Глава 1Родольфус никогда не любил Беллатрису.
Он в принципе не мог полюбить кого бы то ни было в классическом понимании этого чувства. Возможно, он родился таким, возможно, умение любить — это то, что достается с рождения. Кто-то называл это даром, Родольфус — проклятьем. Он сам выбрал свою дорогу — дорогу к смерти. Жизнь всех людей катится к одному, но прежде, чем кануть в реку забвения, Родольфус собирался навести шуму.
На него никогда и никто не давил. Семья не могла повлиять на жизнь Родольфуса да и не требовалось. Родственники с упоением наблюдали, как их чадо уверенно идет именно в том направлении, которое им нужно. Да и семья ли была это? Лейстренджи жили закрыто и обособленно, даже друг от друга. В доме вечно было тихо, и каждый заперт в своем теплом и безопасном до поры до времени углу. Нужно жить по канонам, предписанным предками — нужно следовать за темной магией. Многие делали это, потому что обязаны, потому что ты родился с фамилией Лейстреджей — это клеймо на тебе, до конца твоих дней. Родольфус шел, потому что магия манила его, она тянула его к себе, а он был счастлив прикасаться к ней и быть ее частью. Магия бушевала вокруг него, пускала ростки прямо в его душу. Израненную, возможно, уже мертвую, но сильную в своей жесткости.
Он умел ненавидеть. Ненавидеть всех, ненавидеть каждого, кто приближался к нему, кто существовал на этой планете. Все вокруг делили людей: на богатых и бедных, магглов и волшебников, а Родольфус не делил. Будь его воля, он бы уничтожил их всех, но нужно было следовать за господином. Его он тоже ненавидел. Сам не знал почему.
А ее он не любил никогда. Жена, совершенно случайно закравшаяся в его жизнь женщина, кажется — что она может изменить в его жизни? Сколько еще людей живут вот так фиктивно и по договору? Десятки или сотни пар? Оказывается, может. Беллатриса могла что-то делать с ним. Он сопротивлялся ей и своему внутреннему, невозможному желанию поддаться. Белле нравилась эта игра, она наслаждалась ей. Их жизнь была одной сплошной борьбой за выживание.
Иногда только, сквозь покров усталой и уже привычной ненависти, пробивалась капля неуместного, глупого сожаления. Жаль, конечно, иногда Родольфусу до чертиков хотелось полюбить Беллатрису. По-настоящему, жарко и неистово, так же неистово, как он способен ненавидеть этот мир. Ему, правда, хотелось полюбить ее, как все «нормальные» люди обычно это делают. Носить на руках и в тысячный раз повторять, что он никогда и никому ее не отдаст. Не получалось. Что-то внутри него, что-то холодное и непоколебимое не пускало к заветному чувству. Родольфус не хотел бороться с самим собой — это все равно что пытаться убежать от своей же тени. Родольфус принял ту раздробленность своей души, что мешала ему существовать, как раньше, стабильно. Он просто жил и не любил ее. Он был от нее зависим.
Беллатриса ему даже не нравилась. Не нравилась расчетливой и холодной части его сознания, которую он привык слушать. Она в целом, она как личность не вызвала совершенно ничего нового или необычного.
Она нравилась ему по частям.
Родольфусу нравилась ее родинка на лбу. Он, возможно, конченый фанатик, но родинки для него были чем-то священным или сакральным. Каждая родинка — это история, каждый шрам — это отметина, который говорит о многом. Люди по своей натуре скучны, но в таких мелких, казалось бы, незаметных деталях — все-таки есть кроха магии. Магии, которая зовет Родольфуса к себе.
Белла часто распускала свои тяжелые черные волосы и закрывала эту родинку. Ее в целом красивое лицо бледнело без этой единственной черты. Ее волосы ему тоже нравились, но когда они лежали по плечам Беллы и не мешали ему любоваться главным.
Родольфусу нравилась Беллатрисса поздно вечером.
Устало опустившись в старое кресло, она наливала чашку крепкого кофе и надолго затягивалась сигаретой, пуская дым кольцами. Запах этих сигарет душил Родольфуса, он терпеть не мог табачную вонь, но оставался ради того, чтобы посмотреть, как Белла пускает дым в потолок. Вся комната плавала в полумраке, иногда слышалось тихое, горячее дыхание ведьмы, ее приглушенный хрипловатый смех. Изредка она выплывала из дыма и, глядя, прямо в глаза Родольфусу, в его темные зрачки, в пучине которых утонуло немало народа, говорила какие-то глупости. Это были именно глупости, полнейшая бессмыслица, но Белла, наверное, и сама понимала, какую чушь несет. Это тоже была часть игры. И Беллатриса прекрасно умела блефовать.
— Скажи, то, что я сейчас здесь, а ты сидишь напротив меня и терпишь это чудесный дым — ошибка? — она замирала. Кажется, будто ее всерьез волнует этот вопрос, что она ждет на него развернутого ответа. Выждав пару мгновений, пока Родольфус наслаждался ей, Белла запрокидывала голову назад и громко смеялась. Тяжелые волосы спадали с плеч. Родольфус был заворожен и по-своему, по-звериному счастлив.
Она снова уплывала в сумрак комнаты, а он, не отдавая себе отчета в том, что делает, также подавался вперед. Белла управляла им. На расстоянии. Ей нравилось видеть его замешательство, нравилось чувствовать свою власть над ним. Он был не против. Он же все равно не любит ее.
Родольфусу нравилось смотреть, как она спит. Глупая банальщина? Вероятно. Ему в целом было плевать. Кроме нее никто об этом не знал, а то, что осталось в тайне — того не было, верно? Он просыпался гораздо раньше нее, заходил в комнату, где спала Белла, и смотрел, как она лежит совершенно без движения. Белла не хмурилась во сне, ни единый мускул не вздрагивал. Лицо было расслабленно, но Родольфус знал — Беллатриса спит чутко, всегда напряжена, готова к бою. Ее нервы всегда натянуты до предела, он обожал это напряжение и собранность.
— Все любуешься? — она поднимала голову и сонно жмурилась, высвобождая из-под одеяла только одно плечо. Он наслаждался безупречностью ее тела.
Родольфус уходил. В такие моменты он думал, кто вообще придумал назвать их мужем и женой. Они жили в разных комнатах, они понятия не имели друг о друге. Просто он был помешан на ней, а она радовалась его помешательству.
На собраниях их сажали рядом. Так и было положено по умолчанию. В эти моменты они находились близко как никогда, Родольфус снова закутывался в свое фанатичное счастье. Он мог вдыхать запах ее тела — она пахла табаком, дорожной пылью и холодом. Да, у холода есть запах, Он остро ощущал его.
Белла часто, будто бы случайно, касалась его ноги под столом или задевала плечом. Она дразнила его и смеялась над его слабостью.
Всего однажды он поцеловал ее. Это было тогда, в Азкабане, куда он пошел из-за хозяина и немного из-за нее. Возможно, наоборот.
Он любовался ей. Любовался, когда она кричала и смеялась в лицо судьям в зале, когда она, словно королева, шла за дементором, когда она подошла к окну и закричала в него. Счастливо.
— Он вознаградит меня! — она была уверенна.
Родольфус и Белла сидели в одной камере. Дементоры отбирали у них все силы, но никто и не думал сдаваться. Когда было совсем уж плохо, Родольфус брал уголь, что валялся в углу камеры, и хаотично чертил на стене какие-то узоры, а Белла засыпала. В эти бессмысленные черкания Родольфус вкладывал свое смятение, усталость и боль. Он не позволял себе кричать, только изрисовывать стены.
Так однажды, увидев совсем обессиленную женщину на полу, Родольфус начал понимать — он может потерять ее. Теперь это было так реально. Он действительно испугался. А когда, если не сейчас? И он поцеловал ее. Быстро, отрывисто, но вложил туда максимум своих чувств. Свой страх, он ощутил его впервые сейчас, и желание любить. Он очень хотел, просто не был способен.
Беллатриса была чудовищем. Да, она безжалостна и жестока. Не меньше, чем сам Родольфус, но каждый раз, прикасаясь к ней, он чувствовал исходящий от нее холод. Она была изощренным противником, она могла предать кого угодно, кроме своего господина.
Странно терзаться. Странно смотреть, как у твоей жены горят глаза, как все ее существо трепещет перед Темным Лордом. Родольфус не ощущал ревности, только задумчивое, тупое смирение.
Беллатриса никого не любит, как и он. Она фанатичка, она зависима, она без ума от своего хозяина.
У Беллы красивые глаза. Черные, как агат, сверкающие и таинственные, смотрят прямо внутрь тебя и внушают одно — ты бессилен перед ней.
Родольфус не любил Беллатрису. Родольфус любил ее глаза, родинку, жестокость, сосредоточенность, даже надоевший запах сигарет, но не ее. Он изучил ее привычки досконально, но она по-прежнему оставалась для него черным ящиком. Это было невыносимо.
Она умерла на его глазах — быстро и так глупо. Спешно покидая замок, Родольфус лишь краешком сознания заметил, что больше никогда не сможет увидеть ее горящих глаз. Жаль. Он не любил Белатрису, но, возможно, он был напрочь влюблен в ее бездонные глаза, обрамленные густыми ресницами. Ему было плевать на нее, но он бы пошел за этими глазами хоть на край земли, хоть в жерло вулкана, хоть на дно океана, а хоть и в руки самой смерти. Он бы сделал все, только чтобы эти глаза улыбались ему.
Вскоре его тоже настигла роковая Авада.
Умирая, за долю секунды Родольфус подумал, что ему повезло отправиться к ней так быстро.
Жди, дорогая, я уже иду.
Надеюсь, я смогу полюбить тебя на том свете.
