***Братья снова спорили. Голоса их, громкие и сердитые, взрезáли тишину, точно ножом. Ровена, сверкая чёрными глазами и строго хмурясь, битый час пыталась их успокоить, но братья были непреклонны: каждый стоял на своём.
Один, раскрасневшийся в гневе предводитель храбрецов, хотел видеть в замке высокие башни. Другой, сжавший зубы и готовый зашипеть змеей — помышлял о подземельях. Оба нужны были друг другу, оба могли объединить силы и достичь желаемого быстрее, и оба были совершенно одинаково упрямы.
В полутьме Большого Зала блеснула сталь: решить, чье желание сбудется первым, предполагалось, конечно же, в битве.
— Пусть рассудит жребий! — воскликнула Ровена, бросаясь вперед.
Встала точно меж братьями, стройная, строгая. Прошила взглядом каждого — оба замешкались и отступили. На время.
Напиток в чаше дразняще поблескивал жидким янтарём. Хельга зажмурилась и втянула носом запах — летний, медовый, пряный.
Пригубила и подумала, что надоело ей сидеть в огромном пустынном зале и слушать перепалки, лучше бы пойти сов навестить или прогуляться в тишине по этажам. В тишине и одиночестве.
Восьмой этаж подходил для променада лучше всего — там не было даже портретов.
Восьмой этаж хранил тайну, созданную ею, маленькой волшебницей, ищущей уединение и уют; точно знающей, чего она хочет.
Восьмой этаж одарил замок секретной комнатой.
***
Коридор, освещённый дрожащим светом факелов, каменным змеем вился из тьмы во тьму.
За спиной то и дело мерещились шаги, и Том, украдкой оглядываясь, вздрагивал и холодел. Ноги ныли от быстрого бега, ботинки, за последние полгода ставшие тесноватыми, нещадно натирали, а по спине, мерзнущей в нетопленном зáмке, ползли мурашки. Его найдут, рано или поздно, найдут… Но не сейчас. Сейчас стоило постараться быть тише и незаметнее и, конечно, надо открыть дверь, которая никак не хотела больше появляться.
— Спрячь меня! — прошептал Том, сжимая в потных ладонях свои сокровища. Позолоченный Плюй-камешек с отбитым уголком, огрызок Всецветного карандаша (может писать даже невидимым цветом) и король из набора волшебных шахмат, что никак не мог успокоиться и больно кололся короной.
Стена оставалась неизменно гладкой и ледяной, словно насмехалась над Томом. Хотелось выругаться и треснуть по ней кулаком — но он знал, что это ничего не даст.
— Я хочу спрятать свои вещи! — добавил Том так тихо, что сам себя еле услышал.
Швы меж кирпичами засветились и, следуя за бегущими вспышками, оформились очертаниями двери. Самой последней появилась резная ручка.
— Наконец-то!
Дверная ручка обзавелась зубами и мстительно цапнула его за пальцы.
Он сделал шаг вперёд и едва сдержал крик: этой комнаты никак, никак не могло здесь быть!
Прямоугольная спальня, восемь кроватей с металлическими решётками, стëртый дощатый пол. Тайник под половицей… Эту комнату Том покидал словно победитель, чуть не лопаясь от гордости, стискивая в руке зачитанное до дыр письмо. Ту комнату он хотел забыть навсегда.
Вот только она, как оказалось, осталась с ним.
***
— Какое красивое… Что это там, вдали?
Ровена бледной ладонью огладила чудесную раму. Подправила диадему, украшавшую изысканную причёску. Гладкое озерцо зеркальной поверхности мерцало в предрассветной дымке.
— Я вижу мирное будущее, сестра. А что видишь ты — мне неведомо, — отозвалась Хельга.
Ровена печально вздохнула и развернулась спиной к манящим картинам.
— Я тоже вижу то, что никогда не сбудется. — В голосе её слышалась вековая мудрость и печаль — до того бесконечная, что хватило бы на тысячу лет. Не оборачиваясь, она прикрыла глаза, словно очень устав. — Я долго думала и решила, что нам надо спрятать зеркало.
Хельга удивлённо вздернула брови, но не стала перебивать.
— Если Годрик заглянет в него, то увиденное его погубит. Зеркало выпьет его силы, его магию… Никому не пожелаешь такой судьбы.
Хельга грустно кивнула и взмахнула правой рукой — ни к чему волшебные палочки, когда в твоём распоряжении целый океан магии — и рама опустела.
— Замок большой, — лукаво улыбнулась она. — Зеркало появится там, где в нём будут нуждаться.
— А комната? Её мы тоже скроем?
Сестры — одна высокая, другая пониже, — ненадолго застыли. Хельга приложила ухо к стене: кладка показалась тёплой и живой, как и сам зáмок.
— Выручай-комната сама решит, для кого становиться зеркалом, а от кого — скрыться.
— А если не она, а её саму лишат силы? Взломают?..
— Как и всё живое, она сумеет защититься. — Хельга любовно огладила изумрудную обивку кресла, в котором отдыхала после долгого дня. — И сможет восполнить утраченное.
***
— Покажи мне, где найти Хранилище для обряда.
Зеркало не отражало ничего, кроме статного бледного до прозрачности юноши в темной мантии, что холодно взирал на посетителя из мерцающих глубин.
— Дай мне Хранилище, способное вместить осколок души.
Диадема с россыпью иссиня-черных камней сверкнула в отражении, и Том на миг ощутил тяжесть металла на собственном лбу. По ту сторону стекла появилась знакомая комната. Та самая, с восемью кроватями. И тайником под половицей.
Он ненавидел эту спальню, что появлялась перед ним за дверью на Восьмом этаже. Но больше хранить сокровища было негде.
***
— Зачем ты это сделала? Зачем?!
Как же он сердился! Черт, неужели непонятно, что этот учебник ему нужен? Закинуть его в Выручай-комнату оказалось не просто шуткой. Лили, конечно, вряд ли знала, что всё так обернётся, но от этого он злился не меньше. Проклятая комната словно сожрала учебник по зельям!
— А зачем ты начал переписывать каждый рецепт, Сев? Это опасно! И твои эти… эксперименты с заклинаниями — они могут привести к несчастному случаю!
Покраснев от гнева, Лили упëрла руки в боки, тем самым демонстрируя, что отступать не планирует ни на полшага. Рыжие пряди огненными всполохами светились в вечерних сумерках.
— Его там нет!
— Конечно, нет! — фыркнула Лили. — Выручай-комната не показывает и никогда не отдаёт обратно опасные предметы! Магия замка в курсе, что ты творишь с этим учебником!
— Но я… — Северус с обидой покосился на стену, — я не делал ничего опасного. Или плохого. Наука не оперирует такими понятиями, как "плохо" или "хорошо".
— Ты мне зубы не заговаривай! — обычно милая и спокойная подруга укоризненно покачала головой. — Учебник ты не получишь. Советую тебе успокоиться.
Круто развернувшись и взмахнув полами мантии, она гордо удалилась, как никогда уверенная в своей правоте.
Сев честно выждал, пока шаги стихнут в отдалении.
— Ага… На том свете успокоюсь.
Ладно. Как же всё-таки открыть эту дверь?
Зажмурившись, он изо всех сил подумал об учебнике. О том, как ему нужны были все эти записи на полях, выводы, расчëты, формулы. Всё то, на что он убил столько вечеров, да и ночей. Украв у себя же силы и время.
— Я хочу обратно свою книгу, чтобы… э-э-э… — великий Мерлин, Северус никогда не умел чётко озвучивать свои желания. — Чтобы вывести нужный рецепт. Там все мои записи. Отдай.
Стена лукаво мерцала, но дверь не показывала. Снейп зашипел от досады, прошёлся вдоль кирпичной кладки, постучал кончиком палочки по тому месту, где обязана была появиться дверная ручка.
Вокруг было пусто. Оставалось лишь надеяться, что за углом не прячется никто невидимый в одной знакомой мантии.
— Тебе, смотрю, всю правду подавай.
Тонкие запястья, солнечные зайчики в рыжих прядях. Северус, расскажи ещё о Хогвартсе. Чистый, незамутненный восторг во взгляде, восхищение простейшим фокусом с левитацией листьев.
Если… если Лили снова увидит, что он может, то она (ну пожалуйста, пожалуйста), отвернется от этих своих богатеньких приятелей. Этих заносчивых пустозвонов, глупых выскочек. Так ведь?
— Отдай мне книгу. Дай мне шанс, — он, Северус Снейп, должен стать для Лили больше, чем другом, ведь она непременно поймёт, оценит, вспомнит, как было вначале. Если он вернёт чёртов учебник!
Дверь скрипнула и приоткрылась.
***
— Забери её… Войди и забери.
Фиолетовый тюрбан, тяжёлый, отсыревший в осеннем воздухе, давил на виски́. Жаль, снять его получится нескоро.
— Я оставил её там на время, но так и не смог забрать. Теперь это сделаешь ты.
Квиринус едва удержался, чтобы не застонать от досады — Хозяин который вечер требовал вынести из тайника какую-то дурацкую диадему, но вот незадача — дверь не появлялась.
— Что за промедление? Тебе неясен приказ?
— Я д-думаю, д-думаю, как мне пробраться в комнату! Зáмок не пускает меня!
— Зáмок следует твоим желаниям, глупый смертный... Кажется, ты просто не хочешь туда попасть. Что? Что тебе мешает? Страх? Желание сбежать? Ах, вот в чем дело… — Хозяин замолк, подбирая слова. — Ты боишься… боишься того, что будет, когда я заберу диадему. Когда мы с тобой станем сильнее.
Квиринус сжался в ужасе: знал, что следует за этим ледяным размеренным тоном. Он снова, снова будет наказан. Круциатус удавался Хозяину без палочки. И даже без собственного тела.
— Надеюсь, это поможет тебе осознать, насколько важны мои приказы…
Стены покачнулись, реальность утонула в неслышном крике и затянулась белым маревом.
На следующий день Квиринус Квирелл заикался сильнее обычного.
***
— Я думала, мы пойдём куда-то наружу, — белозубо улыбнулась Герми.
Рон потупился, предательски алея кончиками ушей.
— Согласилась на свидание, вот и…
— Вот и не ворчи теперь?
— Ну, типа.
Гермиона изо всех сил старалась не рассмеяться — Рон не заслужил такого отношения. Милый, добрый Рон. Знакомый и родной.
— Дверь не появляется. Кажется, мы что-то не так делаем.
— Не так хотим, — Герми фыркнула и уткнулась носом в Роново плечо. Вытянулся, вырос, вот уже на голову выше — чтобы поцеловать, приходиться вставать на цыпочки.
— Рон, я же тебя почти заставила, — с толикой сожаления протянула она, — пойти на это свидание. А ты наверняка хочешь сбежать.
Судя по виду Уизли, носки собственных ботинок для него сейчас были интереснее всего на свете.
— Так ведь? Да?
— Я… — Рон сбился и умолк, виновато закусывая губу.
— Опять ответить за тебя?
— Нет… Я хотел с-сказать, чтолюблютебя.
— М-м-м?
— Я тебя люблю, Гермиона, — Рон окончательно смутился, но нашёл в себе силы говорить. — Но понятия не имею, что надо делать, как себя вести и всё такое. На всяких там свиданиях. Чëрт.
— Значит, мы всё отменим и сбежим подальше, — прошептала Гермиона, потираясь носом о колючий свитер и чувствуя ответные поглаживания по спине.
— С тобой — куда угодно, — ухо опалило горячим дыханием, а от поцелуя оно и вовсе сбилось. И когда только Рон научился так целоваться?
— Я тоже… тоже тебя…
Договорить ей не дали, снова накрыв рот торопливым поцелуем.
***
Выручай-комната горела, гудящие вихри пламени взмывали до самого потолка. Накопленный годами хлам осыпáлся, обломки, щепки разлетались в стороны, заставляя уворачиваться и бежать.
Где-то в самом центре пожара тоскливым аккомпанементом звенел полный боли вопль.
— Мы не поможем ему! Бежим!
Комната менялась на глазах: исчезали вещи, таяла в дыму многочисленная мебель, стекла в дверцах шкафов отчаянно дрожали и, раскалённые, взрывались мириадами осколков. Гобелены на стенах чернели и сползали на пол, чтобы также исчезнуть в чаду и пламени.
Беглецы на метлах покидали обугленную, опустевшую пещеру. От погибшего Крэбба не осталось даже костей — комната уничтожила его целиком.
Метлы скрылись за поворотом коридора: живые бежали от Адского пламени и не могли видеть, как стены комнаты покачнулись, устремились вниз, и вот, уже размером с мышеловку, комната продолжила сжиматься, пока окончательно не исчезла. Зáмок, полуразрушенный, содрогнулся от очередной потери.
***
У покалеченной стены Большого зала перед портретом Хельги Хафлпафф застыло печальное привидение.
— Я говорила тебе, что комнату стоило спрятать, но ты не послушала.
— Ты так и не поняла, сестра, — маленькая ведьма отразила её печаль. — Комната сама решала всё. Что отдавать, что оставить, кому открыться. Я создала её, вложила в неё все свои силы, но и они иссякли. Настало время восполнить запасы.
— Тот бедный мальчик…
— Он сам себя уничтожил, своей неосторожностью. Попался в ловушку собственных желаний.
Среди разбитых, покорëженных башен гулял ветер, заглядывал в чернеющие провалы окон, ворошил забытые на столах книги.
По восьмому этажу он тоже прошёлся, лизнув кирпичи на достопамятном участке стены.
У этой стены ещё долго не стал бы никто останавливаться. И уж точно никто не заметил бы, даже случайно, крошечную, размером с напёрсток, дверцу, что появилась у самого пола почти сразу после пожара.
И ни живой, ни мертвый ещё долго не смог бы открыть эту дверцу, даже без запинки назвав свои самые заветные желания.
