Не знаю, чего про Лонгботтомов рассказывать

Ну я не знаю, чего рассказывать-то… ну, про баню – что там рассказывать? Ну иду я, значит, из бани. Морда крааасная! Не знаю, почему после бани она у меня такая красная… У Дамблдора вот не красная… У Снейпа не красная... у него вообще все черное, даже Метка… не, не буду про это рассказывать…
Вот раньше Слагхорн у нас работал – у того да, после бани морда красная была. Это еще тогда было, когда старая баня не сгорела – вот от нее у него и была морда красная. А как баня-то сгорела, так Слагхорн на пенсию ушел. Ну понятно, какой смысл работать там, где и в баню-то не сходишь. Школьники вон в душевых маются, у них после этого морды синие, а не красные. Только сопли там морозить, в душевых-то. Я уж своих студентов, с Гриффиндора которые, раз в месяц в баню загоняю, чтобы погрелись. Вот как станут у них морды красные, тогда выпускаю.
Слизерин не трогаю, нет. Потому что к гриффиндорцу завсегда его форму приложить можно, чтобы увидеть, красная у него морда али еще не красная, выпускать его из бани али нет. А к слизеринцу что прикладывать, когда у него форма зеленая? Так что если только они мне случайно попадутся, с гриффиндорцами вместе, тут уж я сортировать их не буду. Тем более их как в баню загонишь, они все одинаковые. Нигде на них в бане не написано, с Гриффиндора, со Слизерина ли.
Вот как я баню новую строил еще, я тогда в деревушку ту ходил, где Лонгботтомы живут. Ну в бане попариться чтобы – а что мне, пропадать, если баня-то наша сгорела? Вот такая беда вышла… я даже на девчонку эту подумал, из Блэков которая. Шибко она меня не любит почему-то. Все из-за нее истории какие-то случаются.
Ну, иду я, значит, из бани. Морда у меня красная. Чистый весь, полотенце себе на шею повесил. Сохну потихоньку. Настроение отличное – а чего ему, настроению, не быть? Чистый же. Иду, никого не трогаю. Вижу, у Лонгботтомов дерутся. Нормально, хорошо дерутся – ну, у них работа такая, у Лонгботтомов, драться чтобы. А мне чего драться? Я же чистый весь. Запылюсь еще.
И тут – она! Девчонка эта Блэковская. Она, говорят, из Лестранжей теперь, но я-то вижу. Ой, не любит она меня! Сам не знаю, за что. Ну разве что за то, что я у нее с руки Метку пемзой оттер. За что тут не любить-то? Благодарить надо. Она же в школе еще училась тогда, а в школе татуировки не положены. Ко мне ее Слагхорн тогда привел. Дай, говорит, ей отработку – она у меня уже все котлы погнула. Какие заклятия она к ним применяет, я, говорит, и знать не хочу. Ну а как я дам отработку? Лес там валить, дрова колоть – девчонку не поставишь. Я говорю: за что тебя? А она говорит: за Метку. Ну я и подсобил. Чтобы больше отработок у нее не было. Чего она так вырывалась тогда, я не знаю.
И вот я иду – из бани, значит. И она бежит мне встречь. И как Круциатусом меня приласкает! Ну хорошо у меня мама из великанов, меня такое почти не берет. У другого кого уже мозги бы в трубочку свернулись. Я ей говорю: ты вообще соображаешь? Ты чего делаешь-то? Я иду из бани, никого не трогаю. Вы деретесь, я не мешаю. Вы же по-честному, четверо против двоих. Вот если еще Августа присоединится, тогда вам четверым абзац-ханум. А так я мимо иду.
Настроения моя упала сразу куда-то. Нет, ну нормально – ты идешь из бани, а тебе такие подарки! А тут еще и ее муж бежит. Брата бросил, приятеля тощего своего бросил – их же там Лонгботтомы затопчут сейчас. И тоже меня – шандарах! Ексель-моксель, у меня аж в глазах потемнело.
Я рукой так пошарил вокруг себя – а их обоих нету уже. Убежали. Ну, мне тоже обидно – мне такой аванец выдали, а я на сдачу только воздух щупаю. Тут-то я дубочек и подломил под корень под самый. Они бегут, а я вроде как в городки. Первым дубочком промазал, только зря хату разворотил. А вот вторым аккурат в речку их снесло. И тех, которых Лонгботтомы били, зашвырнул я туда же. Да и Лонгботтомы под руку подвернулись. Ну это чтобы они там все вместе были, чтоб никому не обидно.
Тут коллеги, которые у Лонгботтомов, спохватились наконец. Чпок, чпок – аппарируют вокруг. Я уж сначала думал, бутылки открывают – ну, подрались ведь уже, теперь отметить полагается. А они этих Лестранжей прямо из речки в Азкабан тащить собираются.
Тут я, конечно, уже в дыбки встал. Я говорю, вы чего, совсем без понятия? Там, в Азкабане, холодно – меня как-то в мае туда случайно законопатили, так я весь продрог, а теперь уже ноябрь месяц. А они, Лестранжи то есть, уже в речке насиделись. Их теперь в баню надо, для сугреву. Куда морозить-то еще. Я их в бане обработаю веничком, всех троих за раз – любая дурь из головы выветрится.
В общем, так вышло, что и авроров я в речку загнал, чтобы на своей шкуре почувствовали, о чем я им толкую. Потом выпустил, конечно, веревкой увязал и в баню всех отнес, с Лестранжами вместе. И веничком их там попарил. Сам тоже второй раз попарился, раз уж все равно пришел. Чистый стал – до скрипа прям. Ну и за ними проследил, чтобы морды у них стали красные. Пива еще на камни плеснул – хлебушком запахло, солодом, душа радуется. И заповедал им всем хотя бы до святок не драться.
Только Лестранжи меня так и не любят почему-то. Вот такая несправедливая вышла у меня с ими история.