«я была потеряна, пока не обрела себя в тебе,
я увидела ту грань себя, которую боялась увидеть.»
Мастерски вырезанные листочки на раме старинного зеркала притягивали взгляды. Ажурные завитки сливались в хитром сплетении, обвивая его края, словно беря зеркало в свои заложники. Филигранно выполненные узоры не позволяли поверить, что это работа человека, даже больше — маггла. Ещё одна причина, почему предмет роскоши так явно привлекал к себе внимание гостей Блэк-мэнора — это его стоимость не меньше десятка миллионов галлеонов. Зеркало было изысканным, собственно, как и всё в доме Поллукса Блэка, слывшего рьяным коллекционером антиквариата. Каждый раз, посещая поместье, гости приходили в восторг от его коллекции: вазы времён известнейших китайских династий, редкие экземпляры холодного оружия со всего света, настенные часы лучших мастеров эпохи Просвещения, тиары с бриллиантовыми камнями, принадлежавшие королям то ли Франции, то ли Англии, фарфоровые павлины в натуральную величину с элегантным рисунком на хвостах и сияющими изумрудами на месте глаз.
Андромеда смотрела на своё отражение в зеркале и ощущала себя тем самым павлином, ещё одним чарующим экземпляром в коллекции своих отца и деда. Андромеда могла бы перечислить детали «этого экспоната». Густые вьющиеся волосы каштанового цвета, всегда собранные, как и полагалось, в замысловатую причёску. Большие зелёные, совсем как те самые изумруды, глаза, слегка подкрашенные по последней моде. Длинный, но аккуратный нос, это в маму. Чуть более широкие, чем полагалось бы для девушки, скулы и губы, это в папу. То были черты лица, которые она могла бы описать. То были её вводные данные, наравне с фамилией Блэк, статусом представительницы благородного дома и званием студентки Слизерина. Вот как можно было описать Андромеду. Но за всем этим девушка никогда не могла увидеть себя. Она смотрела на своё отражение и видела лишь зеркальную поверхность. Разглядывать листочки на раме, пожалуй, было веселее.
— Энди, почти все гости уже прибыли! Родители начинают сердиться, так что иди скорее. Сколько можно крутиться перед зеркалом?! Мерлин, ты порой хуже Цисси! — Беллатрикс остановилась в дверях и недовольно сложила руки на груди. Конечно, это ведь был день её помолвки с Лестрейнджем, и все вокруг должны были делать то, что хотела она.
К семнадцати годам Андромеда ненавидела, когда её называли Энди. Ещё больше она ненавидела тон, которым с ней всегда разговаривала её старшая сестра. И вовсе она не крутилась перед зеркалом, ведь его она тоже ненавидела…
Внутри Андромеды жило столько ненависти, она чувствовала её с самого детства. Ненависть жила в пренебрежительном отношении к домовым эльфам, в садистских требованиях гувернанток, что воспитывали маленьких сестёр Блэк, в подслушанных разговорах родителей. Для ребёнка Энди была чересчур хорошо обучена манерам поведения и плохо моральным принципам.
Летом перед её поступлением в Хогвартс дядя Альфард привёз из Африки какое-то чудное карманное зеркальце, что было обрамлено угольно-чёрным эбеновым деревом. Он по секрету шепнул на ушко маленькой Энди, что оно показывает, насколько человек прекрасен на самом деле. Но Андромеда не увидела в своём отражении никаких отличий.
Глядя в подаренное дядей зеркало, Андромеда тихонько плакала, сидя в пустой спальне в слизеринских подземельях. Шляпа лишь посмеялась над её желанием попасть в Рейвенкло, а о двух других факультетах не могло быть и речи. Неужели она не была достаточно умной? Неужели все в ней видели просто красивую картинку? Неужели ей место среди всех этих высокомерных и тщеславных волшебников? Белла сказала бы, что она дура, раз плачет по этому поводу. Энди аккуратно вытерла мокрые дорожки со щёк, вдруг старшая сестра решила бы зайти к ней в комнату, так что нельзя показываться ей в таком виде. Из зеркала на Андромеду смотрела хорошенькая девчонка с покрасневшими глазами. Заплаканная, но всё равно хорошенькая. Подарок дяди Альфарда со звонким треском ударился о стену и, отскочив от неё, упал на пол, рассыпаясь на мелкие осколки.
Но в школе существовало одно зеркало, которое Андромеда не смогла бы разбить. На втором курсе в одном из пустых классов Хогвартса она случайно нашла одно необычное зеркало, что было завешено тяжёлым покрывалом. Кто и почему туда его спрятал, Блэк не знала. Но с того дня слизеринка регулярно приходила к нему, словно зеркало заколдовало её. В отражении она всё так же видела себя, привычные линии лица, всё тот же разрез глаз и размер губ, но за этой картинкой было нечто большее. Что именно, Блэк не могла сказать, но это «нечто большее» ей нравилось. Однако долго любоваться собой Энди всё равно не могла. Она боялась, что рано или поздно отражение разочарует её. Она ненавидела чувство разочарования.
Ненависть — это то, что ей прививали в детстве. Её и её сестёр учили ненавидеть грязнокровок, бедняков, глупцов, страшил. Ведь представители их рода были полной противоположностью: аристократы с идеально чистой кровью, с огромным состоянием, с лучшим образованием и с привлекательной внешностью. Андромеда не хотела никого ненавидеть, но не могла по-другому, ведь она не знала другого пути. Она была потеряна. И в итоге стала ненавидеть ещё и себя.
— Это отвратительно, Тонкс! — воскликнула Андромеда, когда увидела портрет, который нарисовал её однокурсник с Пуффендуя. — Ты ужасно рисуешь, и это вовсе не похоже на меня!
— Однажды я напишу тебя так, что тебе понравится, — с вызовом посмотрел на неё Тед. Для третьекурсника он был чересчур смелым.
— И не смей разговаривать со мной! — Блэк не нашла, что ещё ответить этому выскочке-грязнокровке. Она ненавидела его и этот дурацкий портрет. На нём она выглядела совсем не так, как в зеркале.
— Тогда я буду рисовать молча, — Тонкс улыбнулся, и в его улыбке не было ни тени насмешки или притворства. Андромеда подумала, что никто из её окружения не умел так.
Тягучее напряжение моментально улетучилось из класса, вытесненное волной оглушительного смеха четверокурсников, когда из платяного шкафа выскочил боггарт Андромеды. Как вообще можно бояться разбитого зеркала? Но Энди было совсем не весело. Сверкающая поверхность с противным звуком трескалась всё сильнее и сильнее, но осколки не осыпались на пол. Они были словно намертво приклеены к огромной деревянной раме, так напоминавшей зеркало, что стояло в комнате у Поллукса Блэка. Острыми краями осколки вдавливались всё глубже, казалось, что они вонзались Андромеде в самое сердце.
Контр-заклинание не сразу слетело с губ Блэк. Палочка нервно дрожала в её руке, а в голове ожесточённо крутились шестерёнки, пытаясь придумать, во что бы такое смешное можно превратить разбитое зеркало. Наконец, сотни маленьких осколков окрасились в различные цвета и закрутились, отбрасывая яркие блики, совсем как диско-шар.
— Где же представительница величайшего и благороднейшего рода могла увидеть маггловский диско-шар? — задал вопрос Тонкс, когда Андромеда проследовала к нему в конец очереди.
— У меня богатая фантазия, — неприятные покалывания от пережитой ситуации всё ещё расползались по её телу.
— Жаль, что только фантазия. Кстати, в жизни шар крутится совсем по-другому, а не так, как ты наколдовала, — пуффендуец сделал многозначную паузу, вынуждая Блэк повернуться к нему. — Знаешь, я бы мог тебя сводить на дискотеку.
Андромеда лишь недовольно закатила глаза. Она ненавидела танцы. Но она никогда не была на маггловских танцах. И ей правда хотелось бы посмотреть на их диско-шары.
— Чего бы ты ни боялась увидеть, там не появится ничего, чего не существовало когда-либо в реальности, — шёпотом продолжил говорить Тед, наклонившись к ней ближе.
— Может быть, я боюсь себя? — он был так близко, что Андромеда могла разглядеть своё лицо в глубине его зрачка.
— Ну ты же не вампир, чтобы бояться собственного отражения.
— Не вампир, но то ещё чудовище.
— Красота в глазах смотрящего, — пафосно закончил Тонкс цитатой из модного в те годы маггловского романа «Портрет Дориана Грея». Андромеда узнала фразу, потому что с замиранием сердца, тайком читала эту историю. Но ведь у Грея были совершенно иные проблемы, нежели у неё. Дело же было вовсе не в красоте!
Энди ничего ему больше не ответила, сделав вид, что отвернулась смотреть на боггартов других учеников. Она отметила про себя, что Тед был единственным в классе, кто не смеялся сегодня над её страхом.
В «Королевстве кривых зеркал» было до тошноты весело. Андромеда и представить не могла, что получит такое удовольствие от маггловского парка аттракционов. Вагончики на американских горках неслись быстрее мётел игроков сборной по квиддичу, в тире из ружья невозможно было попасть по мишеням, словно они были заколдованы, а кабинки колеса обозрения двигались без какой-либо магии. И всё равно Энди это казалось волшебным. Тед сводил её на дискотеку, показал маггловскую штуку, называемую телефоном, и прокатил на настоящих поездах метро. Блэк не поняла, как так произошло, но в один момент на пятом курсе она почувствовала, что больше не ненавидит Тонкса. А ещё она поняла, что окончательно потерялась, запуталась во всех этих правилах чистокровных семей. Как Андромеда могла сказать, что правда, а что ложь, если даже зеркала врали? Но обман кривых зеркал в длинном коридоре с зеркалами всех возможных искажений даже нравился. В первом Энди была раздута, словно шарик, а во втором становилась похожа на тростинку — ну прямо мечта Цисси. Другое отражение вытягивало её в росте на добрых семь футов, а следующее, наоборот, превращало в профессора Флитвика. Девушке было смешно от увиденных картин, ведь она знала, что вот это точно не она. Зеркала никогда не приносили ей столько положительных эмоций. Пожалуй, не меньше приятных эмоций вызывал и находящийся рядом Тед.
После её жизнь приняла совсем другой оборот. Андромеда была готова поклясться, что с шестого курса её боггарт уже не принимал форму зеркала, а обращался выжженным пятном на родовом дереве Блэков на месте её имени. Но она была согласна на такой страх. Ради Теда она была готова пойти на такое. Она с каждым днём замечала, как ненависти в её душе становилось меньше. Какой простой и понятной становилась жизнь. Как всё вокруг обретало краски. Она запуталась ещё больше, да. Она потерялась, да. Но чтобы найти свою дорогу, сначала надо заблудиться. По крайней мере, так говорил дядя Альфард. А ему Андромеда была склонна верить, хоть и его сказки про зеркало из Африки были неправдой. Но точно ли неправдой?
Руки Теда всегда были такими тёплыми и нежными. Бережно держа её ладонь в своей, он выводил большим пальцем на её коже какие-то узоры. В его прикосновениях хотелось раствориться. Так, чтобы в целом мире остался только он.
Андромеда и Тед, прижавшись друг к другу, сидели на подоконнике в укромном коридорчике школы. В окно пробивалось яркое весеннее солнце, при таком освещении глаза Тонкса из бледно-голубых превращались в кристально-серые. Они были точно такого же цвета как зеркало. Тед стал её личным зеркалом. И, пожалуй, она была не против видеть своё отражение только в его глазах.
— Говорят, в школе есть зеркало, которое показывает нам то, чего мы желаем больше всего на свете, — задумчиво начал Тонкс.
— Глупости, Тед, я была у этого зеркала. И в нём было всего лишь моё отражение, — улыбнулась Андромеда той самой искренней улыбкой, которой она научилась у своего возлюбленного.
— Получается, сильнее всего ты хочешь увидеть себя?
— Нет, я ненавижу смотреть на себя в зеркале, ты же знаешь об этом, — снова слова «ненавидеть» и «зеркало», снова они стояли в одном предложении.
— Я имею в виду «настоящую» тебя, Дромеда, — Тонкс никогда не звал её «Энди». — Ты желаешь понять, какая же ты на самом деле. Но как будто ты боишься увидеть какую-то свою грань…
Тед переплёл их пальцы и потянул получившийся замок к губам, нежно поцеловав тыльную сторону ладони Блэк. Он неотрывно смотрел на свою возлюбленную, и ей казалось, что он видел её всю, он всегда видел. Для него Андромеда была не просто набором черт лица, не просто картинкой, она была целостной.
— А что же ты видел в том зеркале? — перевела тему Андромеда.
— Как ни странно… я тоже там видел тебя… — эти слова означали больше, чем «я люблю тебя».
…Мастерски вырезанные листочки на раме старинного зеркала всегда притягивали взгляды. Ажурные завитки сливались в хитром сплетении, обвивая его края, словно беря в свои заложники. Но заложником там была только Андромеда.
— Энди, почти все гости уже прибыли! Родители начинают сердиться, так что иди скорее. Сколько можно крутиться перед зеркалом?! Мерлин, ты порой хуже Цисси! — Беллатрикс остановилась в дверях позади младшей сестры, и теперь Андромеда могла видеть рядом с собой и отражение Беллы.
Они были до ужаса похожи: длинные вьющиеся волосы, одинаковый овал лица, высокий лоб и широкие скулы. Андромеде каждый раз становилось страшно от этого осознания. Она смотрела в зеркало, нервно выискивая отличия. Глупышка, опять она собралась доверять отражению.
Даже на расстоянии в несколько шагов было видно, каким безумием горели глаза Беллатрикс, какой сумасшедший огонь ненависти танцевал внутри них. Ну вот, одно отличие средняя Блэк по крайней мере нашла — в её глазах в последнее время поселились теплота и спокойствие. Старшая сестра зло стрельнула взглядом и покинула комнату, ещё раз напомнив Энди поторопиться.
Андромеда достала пергамент из складок платья, который вручил ей Тед в качестве подарка в последний день их учёбы в Хогвартсе, осторожно расправила края бумаги и принялась рассматривать рисунок. Это был её портрет, нарисованный Тонксом, который, как он и обещал, понравится Андромеде. У него действительно хорошо вышло. Лучше, чем она могла себе представить. Чем больше Блэк всматривалась в своё лицо, тем меньше ей казалось оно чужим. Она больше не видела отдельные детали, она видела всю себя. Тед изобразил её так, как воспринимал только он. Такой, какая она была в нём.
На обороте пергамента неровным почерком было выведено всего два слова. Простой вопрос, но сложный ответ на который заставит боггартов Андромеды выползти наружу. «Давай сбежим?». Старинное зеркало с ажурными листочками на раме с оглушительным грохотом рухнуло на пол после того, как Блэк со злостью толкнула ненавистный предмет роскоши. Это была последняя вещь, которую она ненавидела. На удивление, осколки не разлетелись по всей комнате, оставшись в деревянном каркасе и впившись ему в самое нутро. Андромеда стала одной из немногих, у кого два боггарта воплотились в жизнь.
Единственное зеркало в доме Тонксов висело в ванной комнате. Это было самое обычное зеркало в тонкой металлической оправе. Они купили его на местном рынке за пару фунтов, что равнялось двадцати сиклям, как объяснил Тед Андромеде, которая ещё не привыкла к маггловской денежной системе. Это зеркало Андромеда не ненавидела. И его она не боялась. Она больше не боялась видеть себя. Каштановые волосы оставались просто каштановыми волосами, длинный нос не становился какой-то особенной чертой лица, а зелёные глаза уже не напоминали изумруды глазок фарфоровых павлинов.
Андромеда увидела в себе ту самую грань, что она страшилась с самого детства. Тед сказал, что она называется любовью. В это хотелось верить.
Тед бесшумно подошёл к Андромеде со спины, захватывая её в свои объятия и заставляя вскрикнуть от неожиданности. Вскинув руки, Дромеда разбрызгала воду, которой умывалась. Холодные капли попали им на лицо, вызывая волну заливистого смеха. Тед нежно поцеловал Андромеду в оголившееся плечо.
— Кто-то повесил в нашу ванную зеркало Еиналеж? Я вижу в нём то, о чём мечтал больше всего.
— Я тоже, Тед. Я тоже.
