Глава 1Осень - время пауков и паутины.
Тонких невесомых кружев из серебристых нитей.
Пауки натягивают свои сети между деревьями, а по утрам на них повисают тяжелые капли росы.
Если бы время от времени выдавалось ясное утро, это даже выглядело бы красиво.
Бесчисленные крохотные капельки переливались бы всеми цветами радуги.
Но тебе хочется, чтобы мир сделался черно-белым.
Случается, после войны люди тоскуют по черно-белому, и ты не стал исключением.
Городская серость возведена в абсолют.
Теперь ты живешь в маггловском Лондоне.
Ты стал забывать, каким бывает настоящий воздух.
Живой.
Не такой, как в городе.
Тот, которым ты дышал дома, в "Норе".
Ты идешь спать, а Гермиона еще сидит над своими книгами.
Или за ящиком, который зовется "компьютер".
Она решила продолжить образование в маггловском мире, и вплотную этим занимается.
Ей нужно многое наверстать.
Утром ты выходишь на кухню, а Гермиона уже там, сидит, примостившись на краешке стула, обнимая тонкими пальчиками чашку с крепким кофе.
На коленях у нее очередная толстенная книга.
Вид Гермионы, проснувшейся раньше тебя, раздражает.
Словно она хочет сказать, что, как мало бы ты ни спал, она спит еще меньше.
И что ты просто зря тратишь время.
Тебе пора на работу.
Тихая жизнь.
Уходящая память.
Ты чувствуешь, что был это сделать.
Ты обещал.
С некоторых пор Министерство Магии - довольно спокойное место.
Теперь это твоя жизнь.
Горы бумаг на рабочем столе.
Единственное, чем ты рискуешь, будучи министерским клерком - так это быть придавленным кипой своих собственных отчетов.
Задохнуться под грудой входящих и исходящих писем.
Получить по голове свалившимся с полки десятифунтовым "…кодексом с комментариями" и сдохнуть, прежде чем тебя кто-нибудь найдет.
Это действительно тихая жизнь, и тебе не грозит никакая опасность.
Даже вечно недовольный начальник отдела, судя по всему, забыл о твоем существовании.
Это тихая жизнь.
Посиделки с коллегами в баре после работы.
А когда кто-нибудь из них вдруг ляпнет что-нибудь вроде: "А помните, еще весной…", то все тут же на него шикают, как будто с вами в одной комнате находится покойник.
Или спящий ребенок.
И в любом случае нельзя громко разговаривать.
Вот тогда они все виновато на тебя оглядываются.
И ты видишь в их взглядах любопытство.
Рукопожатия и разговоры.
Литры чернил и многие футы пергамента.
Министерство упорно сопротивляется проникновению маггловских технологий.
Вдохи и выдохи. Тысячи и миллионы, часы и дни, недели и годы.
Время, которое ты проводишь за письменным столом, обложившись грудой бумаг.
Так пусть твоя боль превратится в деньги.
В жалованье младшего министерского клерка.
Превратится без всяких заклинаний.
Даже магглы владеют искусством таких преобразований.
Вдохи и выдохи.
Кислород и угарный газ.
Когда-нибудь ты умрешь.
Когда-нибудь от тебя не останется ничего, кроме памяти.
И пары строчек в газетных статьях.
И нескольких фотографий.
Внуки твоих братьев будут смотреть на них и спрашивать: "А кто это?"
Это ты.
Это ты, Рональд Биллиус Уизли.
Тебе восемнадцать с половиной лет.
Ты выглядишь усталым и счастливым, что само по себе странно.
Тебе давно пора очнуться от своих снов.
Перестать слышать по ночам голос, говорящий: "Помоги мне. Здесь такой холод.
Такой холод".
Ты знаешь, что там, откуда доносится этот голос, вовсе не холодно.
Там - никак.
Когда-нибудь ты сам в этом убедишься.
Ты не просыпаешься, и этот голос говорит: "Я нашел его. Нашел последний Хоркрукс".
Он говорит: "Это ведь я, Гарри. Ты что, не слышишь?"
И ты не желаешь просыпаться, потому что на самом-то деле тебе очень хочется слышать этот голос.
Ты не захочешь отпустить его.
А пока - продолжай дышать.
В маггловских фильмах, которые Гермиона не слишком любит, зато тебе они нравятся, главный герой избавляет мир от спятившего злодея, спасает отчаянно визжащую девицу, и потом по экрану ползут титры, и герои фильма живут, как будто ничего не и произошло. По крайней мере, тебе так представляется.
И их жизнь даже делается похожей на нормальную.
Ты знаешь, что с тобой этого не случится.
Даже если мир перевернется.
Даже если Лондон сгорит.
Ты еще ни разу не видел такого фильма, где главный герой, тот самый, которому вменялось в обязанности спасти мир, пропал куда-то, и о нем больше никто ничего не слышал..
Люди терпеть не могут неопределенности.
Ты из не из тех , кто приводит мир в порядок.
Напротив, ты считаешь, что править должен хаос.
Тебя раздражает, что твой день теперь расписан по минутам.
Гермиона с тобой не согласна: ей по душе устойчивость и определенность.
Но любая трещина на мостовой свидетельствует в твою пользу.
Когда-нибудь весь ад сорвется с цепи.
А пока сиди и копайся в своих отчетах.
Слушай чужие голоса, трещащие без умолку.
Возвращайся домой по вечерам.
Живи и продолжай дышать.
Прогуляйся до преисподней и обратно, только успей вернуться домой до ужина.
Гермиона Грейнджер простит тебе что угодно.
Кроме твоей смерти.
Это ты должен был погибнуть вместо Гарри, верно?
Ты убедил себя в этом.
Когда Гарри пошел по пути, который он сам себе выбрал, ты отправился за ним.
И ты спрашивал себя: "Кто умрет раньше?"
Этот вопрос заставлял тебя прерываться на полуслове и подолгу смотреть на Гарри и Гермиону.
Но у вас было не слишком-то много времени на раздумья, и вы с ней просто шли за своим лучшим другом.
Весь свой запас слепой преданности ты истратил на Гарри.
"Кто умрет раньше?"
Ты думал, ответ очевиден.
Когда-то очень давно, стремясь выиграть в заколдованные шахматы Макгонагалл, ты пожертвовал своей шахматной фигурой.
И все получилось так, как надо.
Гарри получил возможность двигаться дальше.
Ты думал, что и в дальнейшем следовало поступать так же.
Ведь это ты сказал тогда в Хогвартских подземельях: "Ты должен продолжать путь, Гарри. Не я, не Гермиона, а ты".
И кто виноват, что история снова повторилась?
Иногда ты думаешь, что не стоит так уж беспокоиться о Гарри. Что его место в людской памяти теперь надежно защищено. Что своей ранней смертью (если, конечно, он в самом деле мертв) Гарри успешно откупился от сплетен и бесчисленных домыслов.
Разумеется, это вовсе не так.
И если когда-нибудь Гарри вернется, или его найдут, то, скорее всего, он не будет соответствовать тому образу, который давно уже у всех сложился.
Людям нравятся культы знаменитых и мертвых.
Потому что только мертвые безупречны.
И только на них можно втихую списать свои многочисленные ошибки.
Конечно же, ты ни с кем не заговариваешь об этом.
Ты хранишь Гарри в своей памяти, как в надежно запертом шкафу.
Ты прекрасно помнишь, каким был твой друг: Гарри притягивал к себе опасность, она следовала за ним из комнаты в комнату. И из города в город, пока еще вы были все вместе - Гарри, Гермиона, и ты.
Пока вы искали Хоркруксы втроем.
А потом Гарри покинул вас, и опасность верным псом последовала за ним.
Разумеется, ты говоришь себе, что нельзя было его отпускать.
Но ты помнил о выигранной шахматной партии, и отпустил.
Сны - отработанные предчувствия.
Не пригодившиеся, не нашедшие себе места в этой реальности.
Может быть, ждущие своей очереди.
Именно поэтому ты приучил себя не просыпаться, если услышишь голос Гарри.
Ты думаешь, может быть, когда-нибудь, ты увидишь его, стоящим на пороге твоей квартиры.
Услышишь его голос, говорящий: "Это ведь я".
Но, разумеется, такое происходит не с теми, чья жизнь расписана по минутам.
Поэтому гоблин с ними, с планами на будущее.
С определенностью.
Хватит и того, что времена года сменяют друг друга в устойчивом порядке.
Хватит и того, что ты точно знаешь, как Джинни назовет своего старшего сына, который родится в конце декабря.
Уже скоро.
"Гарри", - скажешь ты ему.
Печаль и страх, всегда выпадающие на долю уцелевшего, отступят, и , кто знает, может быть, совсем о тебе позабудут.
-конец-
