Кто я без тебя?

1.



Автор: salsa passion
Бета: Mijakodori - с 1 по 5 главы
Рейтинг: PG-13
Жанр: роман/приключения
Главные персонажи: Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, Рон Уизли
Саммари: Жизнь человека: его цели, желания, достижения, люди, окружающие его. Написано под песню группы «Tokio». AU: дом Поттеров цел, и он – единственный в Годриковой Лощине. Странный фик, просто: «я иду навстречу солнцу, я дышу порывом ветра, в голове одни вопросы и ни одного ответа».



Кто я без тебя?



1.



Я иду навстречу солнцу,
Я дышу порывом ветра,
В голове одни вопросы
И ни одного ответа




Иногда просыпаться становится тяжело, особенно когда не хочешь этого. Если тебе всего семнадцать, а тебе нужно спасти мир, то во сне намного спокойнее и не хочется лишать себя призрачного чувства защищенности. Но отгородиться от мира и жизни нельзя, поэтому каждое утро твои ноги спускаются с кровати, правая рука берет с тумбочки очки, а левая взъерошивает волосы.
Иногда по утрам тебя встречают солнечные лучи, и ты радуешься, потому что они напоминают тебе солнечные волосы твоей мамы, жаль, ты не помнишь ее лицо, обращенное к тебе, когда ты просыпался. Тебя будил топот Дадли по лестнице или визгливый голос тети Петунии, стучащей в твою дверь. Хорошо, что сейчас обычно ты сам выныриваешь из сновидений или тебя будит твой лучший друг. Иногда ты бывал счастлив. Когда ты пошел в маггловскую школу, эти моменты стали такими редкими, что были просто чудом, ты боялся поверить в их реальность и никогда не задумывался над тем, что такое счастье.
А когда люди вырастают и им становится труднее, у них появляется вредная привычка – размышлять о смысле жизни, о своем предназначении, о любви, дружбе, счастье.
Мозг, нагруженный немыслимым чувством ответственности перед близкими людьми и всем миром, сам ставит барьеры: замкнутость, недоверие, сдержанность в эмоциях. Нужны ли они для счастливой жизни – ты не можешь решать, у тебя уже просто нет выхода.

Когда ты понял, что вырос? Когда Снейп убил Дамблдора? Когда исчез в арке Сириус? Когда на твоих глазах зеленый луч пронзил Седрика? Когда ты узнал жестокую правду, что отца предал один из лучших друзей? Когда убил василиска и уничтожил один из хоркруксов Волдеморта? Когда не дал похитить философский камень? Когда узнал, что ты волшебник? Когда Дадли впервые унизил тебя? Когда тебя подбросили на крыльцо к Дурслям? Когда твой счастливый детский мир был разрушен смертью родителей? Или когда ты родился? Ведь пророчество существовало всегда, просто откровение пришло в один из моментов вечности.

Ты совершеннолетний волшебник, семнадцать лет назад ты впервые вдохнул, а сегодня что-нибудь тоже произойдет впервые. Может быть, ты поймешь, что, когда Рон улыбается, веснушки на его носу смешно морщатся или то, что у Гермионы есть привычка заводить непослушные пряди волос за уши, и при этом она выглядит обезоруживающе беззащитно. А, может быть, ты уничтожишь Волдеморта? Или попробуешь пирожки с черникой? Нет, ты увидишь могилы своих родителей.

Ты хочешь отправиться туда один. Все волнуются: миссис Уизли вздыхает и нервно теребит мантию, бледные губы Гермионы сжимаются в тонкую полоску, Рон низко опускает голову, приехавший Люпин все еще пытается тебя переубедить, хотя уже понимает, что это невозможно, Тонкс молча смотрит на тебя.

Тебе указывают на портключ – старую лопату во дворе. Ты еще не полностью осознаешь, что тебя ждет, поэтому улыбаешься и говоришь, что все будет хорошо. Только улыбка чуть натянута.

Ты протягиваешь руку к черенку лопаты, чувствуешь шершавую поверхность под пальцами и в последний момент замечаешь взгляд миссис Уизли, она чуть двигается в твою сторону, будто желая остановить или пойти с тобой, но вихри магии уносят тебя. Вокруг все вертится, желудок поднимается к горлу, ощущение давления на все тело, а потом трава под коленями и ладонями. Ты медленно поднимаешься, очень медленно, потому что боишься увидеть то, что тебя ждет здесь.

Воспоминания.
Воспоминания, которых у тебя нет.
Но ты можешь домыслить, представить.

Твое сердце замедленно бьется в груди, но удары сильные и громкие, и с каждым шагом становятся еще сильнее. Рядом небольшой яблоневый сад, на деревьях блестят зреющие яблоки. Возле деревянного крыльца выложены камнем давно заросшие клумбы. Плющ вьется по водосточной трубе, тянется к большим закрытым окнам. Дом на краю небольшого магического городка. Годрикова Лощина. Ты поднимаешься по деревянным ступенькам, каждая скрипит по-особенному. Одна будто говорит: «верный», другая: «смелый», третья: «мы любим», верхняя сломанная ступенька протяжно шепчет: «Гарри, милый», когда ты соступаешь с нее, она тише стонет «Гарри, Гарри…»

О чем ты думаешь? О родителях, их смерти, о своем далеком детстве? Может быть, ты жалеешь, что не можешь ничего вспомнить из твоего первого, самого счастливого, года жизни?

Ты достаешь из кармана ключ и медленно вставляешь его в замочную скважину, поворачиваешь и вздрагиваешь от сухого щелчка замка. Давно не смазанная дверь протяжно скрипит, впуская в дом свежий воздух и солнечные лучи.
Ты заходишь внутрь. После зноя на улице в доме кажется холодно. По коже бегут мурашки, спертым воздухом тяжело дышать, пыль щекочет ноздри. Ты медленно ходишь внутри дома, озираешься по сторонам, сжимаешь руки, шепчешь что-то.
Выцветшие обои на стенах, поскрипывающие половицы. Ты смотришь на фотографии, стоящие на каминной полке, мама и папа приветливо улыбаются с них. Некоторые снимки совсем старые: черно-белая фотография усатого мужчины и женщины в старомодном платье с ребенком на руках и еще несколько таких же. Ты улыбаешься, разглядывая их. Может быть, ты смог понять, кто этот малыш: твой папа или твоя мама.
Кухонный стол, шкаф с посудой, по-заброшенному аккуратно задвинутые стулья, длинный диван в гостиной, большой камин, бордовый ковер, лестница наверх – все слишком родное, все слишком незнакомое…

Нет смысла находиться здесь, и ты уходишь. Родной и одновременно чужой дом, - это смешение чувств тяготит. Ты быстро сбегаешь с крыльца, ступеньки скрипят: «Мы скучали… »

Полдень, дом обращен входом на юг, и ты видишь, как его окна ярко вспыхивают в солнечных лучах. Но в нем нет ощущения жизни и уюта, все находится в запустении. Когда ты огибаешь дом, много мыслей крутится в твоей голове: ты пытаешься представить, как вы жили здесь, как мама сбегала по крыльцу, как они с папой сидели у камина, как пили чай на кухне и смеялись; а потом ты думаешь: пройдут годы, и, когда ты будешь готов, ты поселишься здесь и тоже будешь счастлив.
За домом растут яблони и вишни, много заросших клумб, в высокой траве виднеется выложенная камнями тропинка. Ты медленно идешь по ней, вдыхаешь свежий, теплый воздух. Возле луговых цветов жужжат шмели и пчелы, мимо стремительно проносятся мухи и стрекозы, где-то поют птицы. Здесь замечательно, как бы ты хотел жить в этом доме. Непрошено в сознание закрадываются картины детства, которое у тебя могло бы быть: ты с мамой и папой сидишь под одной из вишен, вы гуляете в саду, сидите на крыльце, собираете спелые яблоки, родители на день рождения дарят тебе велосипед, мама целует тебя на ночь и желает сладких снов. Ты сжимаешь зубы: этого не было и не будет, а все из-за человека, возомнившего себя великим, из-за темной тени, не знающей, что такое жизнь. Идя по этой тропинке, ты понимаешь, что ты намного счастливее Волдеморта, ведь у тебя была родительская любовь и ты чувствуешь: она и сейчас с тобой; у тебя есть любовь и преданность друзей, а у него - только призрачное бессмертие, которое тебе под силу разрушить. Волдеморт убивает без жалости и сомнений, но ты его не боишься, потому что он жалок в своей слабой попытке заменить самое прекрасное, что есть на свете - простые человеческие чувства, фантомом власти над жизнью и смертью.

Деревья расступаются, и ты видишь два белых надгробных камня. Пение птиц стихло, или это ты позабыл обо всем мире и не слышишь ничего? Ты медленно подходишь ближе, ты чувствуешь эту энергию, ей просто пропитано все вокруг, она сочится из земли, шелестит в деревьях, чувствуется в ветре. Ты ощущаешь их присутствие, будто бы они рядом. Хочется оглянуться, но это абсурд, это невозможно, они не могут быть здесь. Но тебе кажется, что, прикоснувшись к могильной плите, ты почувствуешь тепло руки мамы. Камень теплый, он всего лишь нагрет солнцем, но ты-то не знаешь этого, а может быть, ты прав. Кто знает?
Ты вырываешь высокую траву, закрывшую могилы, - она жесткая и режет тебе руки. Из особенно глубокого пореза капает кровь. Ты вытираешь палец. Кажется, будто принес какую-то жертву. Зачем? Ну а зачем ты прикасаешься к теплым могильным плитам и снова шепчешь что-то, рассказываешь родителям о себе, о жизни, говоришь, как ты скучаешь по ним, и слезы текут по щекам, а ветер высушивает их, гладит тебя по голове, шепчет ответ, но как ты ни прислушиваешься - не можешь различить слов.

Два белых могильных камня с датой рождения и смерти. Было бы слишком жестоко помещать на надгробные плиты улыбающиеся и машущие руками колдографии умерших. У магглов обычай еще более жесток: с крестов и плит смотрят неулыбающиеся, хмурые лица, и не хочется верить, что это горячо любимый тобой человек изображен на этой фотографии, что он же лежит отгороженный полутора метрами земли.

Ты долго сидишь у могил родителей. Слезы больше не стекают по щекам. Когда заходит солнце, ты уже улыбаешься, чувствуешь в себе новые силы, будто бы родители наполнили тебя своей любовью. Небо меркнет, поднимается прохладный ветер, сад шумит листвой, ты молча прощаешься с мамой и папой и, не оборачиваясь, идешь по каменной тропинке. Ты еще вернешься сюда.
Ты думаешь о людях, окружающих тебя. Ты благодарен судьбе за друзей, за счастье, что тебе есть куда вернуться.
В руке шершавый черенок лопаты, магический вихрь выбрасывает тебя в сад семейства Уизли. Ты сидишь на траве, смотришь на небо, на деревья. Вроде бы все такое же, но теперь ты понял, что твой дом - там. Ты любишь Нору, но твоя душа в Годриковой Лощине. Ты улыбаешься своим воспоминаниям и идешь к крыльцу. Даже ступеньки здесь скрипят не так: «Уизли», «весел», «рады», «уют». Ты толкаешь входную дверь и, развернувшись, смотришь на заходящее солнце. Странное чувство легкости и счастья на душе, смешанное с глубокой грустью. Но ты улыбаешься, твоя жизнь и твое счастье впереди. Все еще впереди.




Кто ты без прошлого?




2.



Наконец всё изменилось,
Разделилось - до и после.
Я ловлю себя на мысли:
Кто я без тебя?




Как понять себя? Это очень сложно, намного сложнее, чем давать советы другим, размышлять об их чувствах, спасать мир. Вот ты был на могиле своих родителей, ты почувствовал магию, исходящую от их надгробных плит, - о ком из окружающих тебя людей почему-то подумал? Можешь пока не признаваться, когда ты будешь готов, ты вспомнишь это, ты поймешь, ты осознаешь.

В тот вечер никто не мешал тебе, никто не приставал с расспросами, даже Рон притворился, что спит, когда ты вошел в комнату. Ты разделся, снял очки, забрался под одеяло, но мысли все еще витали в Годриковой Лощине. Сон забрал тебя, когда ты думал о саде, но это видение не растаяло. Ты был на той поляне, но вместо двух белых камней там стояли мама и папа. Они обняли тебя, потом вы сели на траву и долго о чем-то говорили. Ты был счастлив и улыбался во сне. С утра солнце осторожно разбудило тебя, сновидение рассеялось, ты не запомнил его, лишь что-то безмятежно счастливое осталось в душе.
Нора жила своей жизнью, все остались прежними, но ты изменился, стал вдумчивее относиться ко многим вещам. Например, Джинни ни разу не подняла на тебя глаза за обедом, но ты заметил, что она хотела этого, просто не позволяла себе. Джинни замечательная, солнечная, у нее прекрасная копна рыжих волос, она немного похожа на твою маму. Говорят, люди часто ищут возлюбленных, похожих на родителей, – это твой случай?

Семейство Уизли начало готовиться к свадьбе Билла и Флер. Тебя, Рона, Гермиону и Джинни обязали украшать дом. Вокруг царила суматоха, постоянно раздавались возмущенные возгласы Молли: «Осторожнее! Ровнее! Не так, Артур, не так! Боже, Рон, откуда растут твои руки?! Куда делись приглашения?! Когда Чарли приедет? Пора возводить домик для гостей, где, по-твоему, будут спать наши французские родственники, на чердаке?! Джинни, оставь в покое зеркало, ты просто прекрасна, лучше уберись на кухне! Джордж, раз приехал, займись делом и придумай ковырялку для носа, чтобы не занимать руки! Это просто невозможно! Артур!!... »

Когда вы украшали лестницу, откуда-то выпала хлопушка, оставленная близнецами, и грохнула так, что Джинни вскрикнула, а Гермиона с табуретки упала к тебе на руки. Несколько секунд замешательства, потом Рон, тактично кашлянув, помог девушке спуститься и отвел на кухню. Ты уже давно замечал что-то происходящее между ними, но этот жест показался тебе перебором со стороны Рона, вы ведь друзья и ты не целоваться к Гермионе лез. Погрузившись в свои мысли, ты не заметил пристального взгляда Джинни.

- Как ты? – она тронула тебя за плечо.

- Я? Все нормально, а ты как?

- Я чуть-чуть испугалась, - она ласково улыбнулась.

Ты восхитился своей силой воли: ты научился управлять зверем в своем животе, он не смог заставить тебя нагнуться и поцеловать ее.
Ты кашлянул и принялся расправлять гирлянду из белых бумажных ангелочков, продолжая искоса посматривать на Джинни.
Тебе нужно знать, что девушка будет в безопасности, иначе ты не приблизишься к ней.

Конечно же, самые главные вопросы решались в последний день перед свадьбой. Билл в организации праздника участия не принимал, постоянно трансгрессируя из дома в больницу Святого Мунго, стараясь подлечить, насколько это возможно, свои шрамы, чтобы они стали менее заметны. Миссис Уизли готова была впасть в отчаяние, но рассудительный Чарли, приехав, успокоил ее и помог решить почти все проблемы.
Наконец настал день свадьбы. Через портключ, установленный во дворе, стали прибывать гости. Из волшебных ракушек, разбросанных по саду, лилась негромкая музыка, под тентами были расставлены столы.
Настал момент венчания, гости собрались возле свадебной арки, установленной возле клумбы с цветами. Хорошо, что возле Норы был большой сад, где смогло разместиться всё и все. Когда гости расселись, раздался мелодичный звон колокольчиков, и в воздухе над дорожкой, ведущей к арке, появилась карета, запряженная тремя белоснежными крылатыми лошадьми.
Флер любила эффектные представления.
Карета опустилась на землю, и из нее вышли три подружки невесты в бежевых платьях: Габриэль, Джинни и одна подруга Флер из Франции. Они подбросили в воздух мерцающую белую пыльцу, и из дверцы кареты показалась Флер. Все застыли. В этот день всем стало понятно, что слухи верны: в невесте действительно течет кровь вейлы. Хорошенькая светлая головка, украшенная белоснежной лилией, блестящие локоны, падающие на хрупкие плечи, легкая дымка фаты, почти не скрывающая лица, не слишком пышное платье с серебристыми узорами, облегающее стройную фигуру.
Ты еще не видел настолько красивых людей. Рядом Рон открыл рот от удивления и восторга.
Флер с гордо поднятой головой подошла к арке, дойдя до Билла, она озорно ему улыбнулась. Шрамы хоть и немного зажили, но все еще уродовали симпатичное лицо жениха. Билл, просто светясь счастьем, не отрывал взгляда от своей невесты.
Рон чуть привстает на стуле, чтобы лучше видеть: ему не досталось места в первом ряду, и он сидел с друзьями во втором.
Высокий крепкий священник с седой бородой начинает церемонию.

- Посмотри, посмотри, какие Флер и Габриэль красивые, - шепчет Рон на ухо тебе.

Ты видишь это и очень рад за них всех.

Священник говорит что-то о любви и верности, но, кажется, его слушает только миссис Уизли. Жених с невестой улыбаются друг другу, гости любуются ими, Рон продолжает возиться на сиденье. В конце концов, Гермиона не выдерживает и, перегнувшись через тебя, одергивает друга.

- Вкусно пахнешь, - шепчешь ты на ухо девушке, когда твоих ноздрей достигает слабый, какой-то солнечный, аромат, исходящий от нее, – и прическа у тебя лучше, чем у Флер.

Ты говоришь так просто и искренне, что Гермиона, не выдержав, благодарно улыбается в ответ:
- Спасибо, - она заводит за ухо выбившийся из тонкого золотистого ободка локон.

Рон, выглядывая из-за твоего плеча, ревниво наблюдает за вашей беседой:
- Я тоже так думаю, - вклинивается он, - и еще у тебя платье красивое.

Гермиона кивает головой и шепчет:
- Спасибо.

Ты улыбаешься и поднимаешь глаза к арке, Джинни смотрит на тебя. Она такая хорошенькая сейчас: с высокой прической, открывающей шею, в этом воздушном бежевом платье. Тонкие ручки сжимают красивую белую лилию, которая своими нежными лепестками прикасается к ее груди. Обнаженные плечи выглядят такими хрупкими, что хочется прикоснуться к ним, спрятать в своих руках. Зверь в животе предал тебя, ты отворачиваешься и смотришь на арку.

- А теперь расскажите друг другу о своей любви, чтобы все близкие вам люди, собравшиеся здесь, знали о ней и были счастливы за вас, - ласково обратился к молодым священник.

- Флер, ты самый прекрасный, самый горячо любимый человек в моей жизни. Я не знаю, что дать тебе в зарок моей любви, ведь ты уже забрала мое сердце.

Миссис Уизли и еще несколько женщин умиленно вздохнули.

- Билл, мне гово’гили, что я холодна, бездушна и не умею любить. Так вот все они ошибались. Если я к’гасива, это не значит, что я пуста. Я полюбила самого лучшего человека на свете. Ты живешь вот здесь, - она прикоснулась ладошкой к левой стороне груди, - и будешь жить там и в беде, и в счастье.

Ты улыбнулся, Рон вздохнул, Гермиона заправила непослушный локон за ухо, когда священник произнес:
- Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту.

И под одобрительный возгласы гостей Билл поднял фату и мягко коснулся губ Флер.

В воздух взвились два шара и, взорвавшись, рассыпались дождем серебряного конфетти. Гости ахнули и, встав со своих мест, стали аплодировать в честь молодоженов.
Эти крошечные серебряные бумажки были всюду: искрились на траве, на одежде гостей, в волосах каждого.
Ты подумал, что сама Флёр - серебряного цвета: красивого, элегантного и прохладного. А Джинни? Она оранжевая: притягательная, страстная и смелая. Это оказалось интересным, и ты стал подбирать цвета для каждого. Рон желтый: светлый, радостный, – и немного коричневый: сомневающийся в себе, способный на самопожертвование. Гермиона брусничного цвета: стремительная, упрямая, хрупкая. А какого цвета ты сам? Ты задумался над этим, но так и не смог понять.

Свадьба была прекрасной. Все смогли на один день забыть обо всех горестях и бедах волшебного мира, о каждодневной угрозе жизни каждого волшебника и маггла. Когда человеческая жизнь висит на волоске, почему-то очень хочется жить, понимаешь, сколького не попробовал, как много не успел, не достиг, тогда острее чувствуешь потребность дышать и видеть небо, радостные лица родных и друзей.

Нора не смогла вместить всех гостей, – тебя, Рона, Гермиону, Джинни, Тонкс, Люпина и близнецов отправили на площадь Гриммо. Вновь полет через портключ, и вот вы в старом особняке Блэков. После смерти Дамблдора здесь еще никого не было, Орден Феникса не собирался, и в доме царит запустение. Люпин и Тонкс отправились наверх, приготовить комнаты, вы с друзьями сели на кухне. На столе слой пыли – все было так недавно, а уже подернулось пленкой времени. Ты задумался о Сириусе, два года назад он сидел здесь и лающе смеялся, а потом навсегда исчез за покрывалом арки. Когда тебе сказали, что он умер и его не вернешь, ты готов был сойти с ума от безысходности, боли, отчаяния, ты мучился, скучал, а сейчас эти чувства притупились, они подернулись вот такой же пылью. Ты можешь спокойнее говорить о Сириусе, сердце больше не сжимается в груди от одного воспоминания о битве в Министерстве.
Сейчас ты сидишь, ковыряешь угол стола и думаешь, что ты бесчувственный предатель, из-за того, что больше не изводишь себя мыслями и воспоминаниями о крестном. Но разве время не должно лечить раны, помогая жить дальше, стремиться вперед? Да, лечит, но все же оставляет рубцы от потерь, поэтому ты сейчас сидишь и усиленно бередишь шрам на своем сердце, но он зарос и больше не кровоточит, лишь - тупая, ноющая боль утраты.

Близнецы и Рон рассматривают какую-то цветастую коробку, Джинни что-то взволнованно шепчет Гермионе, а ты сидишь и смотришь на них. О чем ты думаешь? О них, ставших твоими самыми близкими людьми в этом мире, о сегодняшнем вечере или завтрашнем дне, а может быть, твои мысли витают где-то далеко?
- Комнаты готовы! – доносится из коридора звонкий голос Тонкс.

Все встают и направляются в коридор.

- Только будьте осторожнее: ничего не уроните…

Раздался грохот. Ты за Фредом выскочил в коридор, Тонкс растянулась на полу среди рассыпавшихся старых зонтиков. Ты с Роном помог девушке подняться под душераздирающие вопли проснувшейся мамаши Блэк.

- Помнила же, что здесь надо быть осторожнее, - проворчала Нимфадора.

На лестнице показался взволнованный Люпин:
- Поднимайтесь в свои комнаты, я успокою портрет. Ложитесь спать, вы все вымотались за день.

- Может, вам помочь? – спросила Гермиона.

- Нет, нет, не стоит, - качает головой Люпин, - я один справлюсь быстрее.

Ты последним поднимался по лестнице и смог разглядеть глубокие тени под глазами Люпина, его осунувшееся лицо, опущенные плечи. Он был таким усталым, но даже не столько физически, сколько душевно: потухший взгляд, безвольные движения.

Твое сердце сжалось. Ты обернулся, когда миновал лестницу, и увидел, как Тонкс с Ремусом пытались набросить покрывало на портрет, причем мужчина все время хотел отстранить девушку, но она лишь усиленнее старалась помочь и все больше мешала. Заворачивая за угол, ты заметил, что, когда Люпин схватил ее за руку, оба вздрогнули.

Странно, они любят друг друга, но не вместе. Почему жизнь всегда выкидывает такие вот шутки со своими игрушками-людьми, почему водит за нос, маня счастьем, но не подпускает к нему ближе, чем на расстояние вытянутой руки?

Пожелав всем спокойной ночи, ты с Роном зашел в отведенную вам комнату. Вы стянули мантии и забрались в кровати. Прикосновение прохладной простыни вызвало крохотные колющие иголочки по всей коже. Ты глубоко вдохнул и подумал, что каждый дом пахнет по-особенному, будто отражая характер своих хозяев. В Норе всегда витал вкусный запах, главной нотой в котором была засушенная миссис Уизли облепиха, она была разложена повсюду, и на плите часто булькал странный на вкус облепиховый компот. Особняк Блэков пах не так, здесь поселились тяжелые запахи пыли и старой ткани, иногда казалось, что дом относится к своим гостям с презрением, будто желая вытолкнуть их из себя. Энергия, копившаяся в его стенах веками, не дарила уюта, а вызывала какое-то тоскливое чувство.

Вопли мамаши Блэк не прекращались. Ты буркнул Рону, что пойдешь глотнуть воды, и направился вниз. Выйдя из-за поворота, ты раскрыл рот, чтобы предложить помощь, но Люпин как раз накинул на портрет черное покрывало, закрепил его приклеивающим заклинанием, и все стихло.

Они не заметили тебя. Тонкс обернулась к мужчине и пристально вгляделась в его лицо:
- Посмотри на себя, Ремус, ты иссушил себя без любви.

- Зато с тобой все будет в порядке.

- Ты думаешь?

- Я знаю.

- Ты ничего не знаешь, старый глупый оборотень.

- Ты сама ответила на свой вопрос.

- Я не задавала его, просто ты твердишь это в оправданье своей трусости, как заезженную пластинку.

- Я боюсь лишь за тебя.

- Боишься сделать меня счастливой?

- Тонкс…

Оба уставились в пол, молча стоя рядом.

- Скажи, ты радовался сегодня?

- Да, я очень рад за Флёр и Билла.

- Почему?

- Они нашли свое счастье.

- Тогда почему ты избегаешь своего?

- Тонкс, это другое…

Девушка грустно рассмеялась:
- Знаю, знаю! Он все же не стал оборотнем, он молодой и здоровый, а я, я, я, я… только одно сплошное глупое «Я»! – она в истерике схватила его за ворот мантии.

Мужчина попытался ее успокоить, но девушка вырвалась.

- Ты дурак - выдохнула она сквозь слезы, - глупый дурак!

А потом резко поцеловала его, в мимолетном порыве позволив себе просто следовать своим желаниям. Крепко обняла его, прильнула так сильно, что Люпин не смог отстраниться. Он стоял, не сопротивляясь, но и не отвечая ей.

Тонкс прервала поцелуй:
- Почему, почему ты так мучаешь меня?

- Прости, я… просто я…

- Пожалуйста, больше никаких «я». Умоляю тебя, Ремус, - прошептала девушка.

Она провела своей маленькой рукой по его русым волосам, в которых уже появилась седина, потом пальцем коснулась щеки, носа, губ:
- Я люблю тебя.

Люпин молча посмотрел на Тонкс, а потом осторожно взял ее лицо в ладони, ты не расслышал, но по их лицам совершенно точно понял, что он прошептал ей то же самое.

Тонкс дотянулась и помогла им с Люпином схватить свой яркий кусочек счастья, осталось лишь не выпустить его из рук.

Жизнь чертовски короткая штука, лучше хоть несколько лет, недель, секунд быть счастливым, чем все время жить в покое.

Ты не стал спускаться вниз, а тихо вернулся в вашу с Роном комнату. Твой друг отвернулся к стене и уже похрапывал. Все действительно вымотались за этот день. Ты снял очки и забрался под одеяло. Тело блаженно расслабилось, но в голове заметались мысли, не давая уснуть, но усталость взяла свое.

Тебе показалось, что прошло всего несколько секунд, а солнце уже настойчиво светило в глаза, и чья-то рука трясла тебя за плечо.

- Гарри, проснись, - ласковый голос.

- Мммм…

Ты открываешь глаза, рядом с твоим лицом – лицо Гермионы.

«А у нее на носу маленькие веснушки, странно: впервые заметил», - пронеслось в твоей голове.

- Скоро нужно будет возвращаться. Люпин и Тонкс сейчас делают портключ до Норы.

- Хорошо.

Девушка отошла от тебя и склонилась над другим другом.
- Рон, вставай, - потрясла она за плечо мирно сопящего парня.

- Нет, ма… еще немного…

- Рональд, поднимайся давай.

- Все, я встал, я встал, - Рон сел на кровати.

- Собирайтесь скорее, - Гермиона скрылась за дверью.

Услышав хлопок, Рон, все так же не открывая глаз, упал на подушку и вновь засопел.
Ты улыбнулся: этот трюк стар, как мир, а на него все еще покупаются.




Кто ты без уроков жизни?



3.




Глоток дождя попал мне в горло,
Я захлёбываюсь счастьем,
Я живу, я плачу снова,
Я как роза на песке в своей тоске.
В твоей любви я раскрываюсь,
Я вишу на волоске, я потеряюсь без тебя




Иногда нападает такая жуткая апатия, абсолютное нежелание что-либо делать, что хочется отгородиться от всех и вся, забиться в свой крошечный мирок и просто побыть одному. Ты сейчас чувствуешь нечеловеческую усталость: так надоело нести на своих плечах надежду всего магического мира. Безумно хочется оказаться в непроницаемой скорлупе, ощутить чувство полной защищенности, а вместо этого предстоит поиск хоркруксов и бесконечные испытания: тебя, твоих друзей, вашей удачи и выдержки.
Все это очень скоро ждет тебя, потому что в одном из коридоров особняка Блэков ты обнаружил пергамент с заголовком: «Хоркруксы» и адресом: «Дом в Горчичной Долине» в правом верхнем углу листа.

Ты помогал Гермионе найти Живоглота, вы все бегали по дому, пытаясь обнаружить несносного кота. Ты шел по одному из коридоров, когда под ноги тебе кинулся пушистый рыжий котяра, ты от неожиданности отпрянул к стене и сбил портрет какого-то темноволосого мужчины. Картина упала на пол изображением вниз, на обратной стороне был прикреплен кусок пергамента, ты оторвал его. В твоих руках оказался старый пожелтевший лист, испещренный неровным почерком. Ты быстро пробежал его глазами и понял, что судьба помогла тебе: там были указания Регулуса Блэка относительно хоркруксов. Ты посмотрел на портрет. Темноволосый мужчина, чем-то смутно напоминающий Сириуса, покосился на тебя и снова замер, сложив руки на груди.

Как манна небесная, как свет маяка в буре.
Как еще описать чувство, охватившее тебя тогда? Судьба редко преподносит такие подарки.

Утром следующего дня камин в Норе три раза вспыхнул, ты с друзьями отправился в дом в Горчичной Долине. Вихрь закружил тебя, заставил зажмуриться. Ты первым вышел из старого осевшего камина.

Затхлый воздух, пыль щекочет ноздри. Ты стоишь в какой-то чудовищно захламленной комнате, вокруг - магические приборы, тумбочки, полки, стопки книг и газет, в углу стоит покрытая паутиной плита, рядом с ней - продавленный выцветший диванчик. Дом крошечный: только эта комната, маленькая спальня и чердак. Ты с друзьями все внимательно осматриваешь. Кругом хаос, а на столе стопки немного измятых, покрытых пылью пергаментов. Ты просматриваешь их, и сердце подступает к горлу – здесь все о хоркруксах Волдеморта. На первом листе набросок медальона Слизерина, описание места его нахождения и дата, кода он был уничтожен. Ты дрожащими руками откладываешь этот пергамент и берешь следующий: там - рисунок чаши Хельги Хафлпафф, тоже место нахождения и дата. Ты боишься поверить этим пожелтевшим листам, но сердце уже поверило, оно неистово бьется в груди. Кровь приливает к щекам, своим стуком отдается в ушах. Ты хочешь, чтобы это было правдой, поэтому уже веришь. Следующий пергамент: песочные часы Ровены Рэйвенкло - рисунок, место, дата. Ты берешь другой лист: кольцо Марволо, набросок слабый нет ни места, ни даты. Но Дамблдор уничтожил этот хоркрукс, поэтому ты облегченно вдыхаешь.

Ты с замиранием сердца переворачиваешь новый лист.
Пусто.
Пергамент пустой, чистый и желтый, как пожухший цветок чистотела. Обидно.
Гермиона и Рон стоят рядом и ловят каждый твой жест.

Ты смотришь на них и загибаешь пальцы:
- Медальон, - мизинец коснулся твоей ладони.
- Чаша, - безымянный палец.
- Часы, - средний.
- Кольцо, - указательный.
- Дневник Тома, - большой.

Ты сжимаешь кулак:
– Этих хоркруксов нет, они уничтожены. Дамблдор говорил, что Волдеморт мог заключить свой хоркрукс в змею Нагайну, верную слугу, что всегда при нем. Остается найти лишь последний, седьмой.

Вы с друзьями расходитесь по комнате, внимательно просматривая бумаги, книги, газеты. Гермиона приоткрыла окна, иначе просто невозможно было бы дышать в этом старом, пропыленном доме; ветерок стал залетать внутрь, ворошить бумаги, шелестеть страницами открытых книг.
Ты, Рон и Гермиона очень устали к вечеру. Перед глазами уже плавали черные точки, шеи затекли, в животах урчало от голода, но вы упрямо просматривали толстенные фолианты, свитки пергаментов и горы книг, собранные в этой комнате. Слишком тяжело, их слишком много, - думаешь ты и захлопываешь труд очередного волшебника:
- Нам пора в Нору, завтра вернемся сюда снова.

Миссис Уизли страшно волновалась, даже несмотря на оставленную вами записку о том, что вы отправились на Диагон аллею по просьбе Хагрида. Что ж, ей придется привыкнуть, потому что вам нужно будет еще не одну неделю разбирать документы, собранные в том маленьком доме.

День за днем, неделя за неделей.
«Глаза боятся, а руки делают».
Человек может сделать многое, даже если изначально не верит, что это возможно.

В один из вечеров в Горчичной Долине, ты изучал содержимое полок. На корешке одной из книг в кожаном переплете на первой странице было написано: «Дневник Регулуса Арктура Блэка». Кожа истерлась совсем немного, и кажется, что буквально вчера хозяин брал перо и выводил на этих страницах историю своей жизни.

Ты открыл книгу.

Странно, там был другой почерк, нежели на листах пергамента с описанием хоркруксов, он был более неровным и мелким, как на листке сзади картины, но ты смог разобрать неаккуратно выведенные буквы. Ты пролистал дневник, его заголовком было: «Послание для истории». Что-то про детские годы, а потом ты так сильно сжал книгу, что побелели пальцы – Регулус говорил о Сириусе. Ты уже заметил, что повествование в дневнике рваное и хаотичное, похожее на торопливый, сбивчивый рассказ человека о своей жизни, когда остается совсем мало времени. Тебя удивил особенно этот кусок повествования:
«Мой старший брат никуда не годился. Никчемный отступник. Мамаша любила поминать его недобрым словом. Зато как она гордилась мной. Когда я стал Упивающимся, она подарила мне нашу семейную реликвию – руку Славы. Я сильно подвел род Блэков, ведь мне пришлось заложить ее Горбину. Но увесистый кошелек монет стоил того, он послужил нам с Раусом для путешествия в Карпатские горы, где по добытым им сведениям хранилась чаша Хафлпафф. Чаша была уничтожена. Жаль, я не мог рассказать самовлюбленным Нарциссе и Белле о моем успехе в пути к победе над Темным Лордом. Как бы я хотел видеть вытянувшиеся лица моих сестричек, особенно Беллы. Они относились ко мне как к кому-то второго сорта(нажим пера здесь еще больше усилился, а почерк стал неразборчивей). Еще бы, их прекрасные мужья. Они упивались ими. Упивались своими мужьями-Упивающимися. Они не знали, что совсем скоро Темный Лорд падет, благодаря Раусу Артемию Бротту и мне – Регулусу Арктуру Блэку. Я сразу обратил внимание на то, что наши инициалы полностью совпадают. Это показалось мне знаком, знаком какой-то таинственной связи между нами. Да мы и вообще были похожи: оба – из древних, чистокровных, влиятельных родов, даже оба темноволосые. И я не ошибся: он посвятил меня в великую тайну. Все началось почти сразу после моего посвящения в Упивающиеся. Я постоянно видел темного Лорда, более ужасного зрелища не было в моей жизни. Он источал такую темную, великую энергию, что не возможно было не повиноваться. Мы отрабатывали Круцио на какой-то безродной маглянке. Что ж ей пришлось стать одной из жертв этой войны. Но ее крики о помощи, мольба, потом безумный бред снились мне по ночам. Еще в детстве я решил, что обязательно добьюсь власти и могущества, любыми путями смогу доказать сестрам, что я не куча отбросов. Но после ночных кошмаров я понял, что путь Упивающегося не по мне, но назад дороги не было. Я решил накачаться виски в Дырявом Котле, когда ко мне подошел мужчина и спросил мое имя. Сам же он представился Раусом Артемием Броттом. Вот та магическая связь имен. И он рассказал мне о ней, о себе, обо всем.
Ему было пятьдесят, и он был невыразимцем, и уже тридцать лет работал в Министерстве в Отделе Тайн. До этого он много путешествовал и много всего видел, но все время ему не давало покоя предсказание, сделанное ему в юности в Болгарии великой прорицательницей: «Найдешь похожего на тебя человека, с такими же инициалами, так Судьбе угодно. Когда тебе стукнет пятьдесят, будешь готов исполнить свое предназначенье. Ты много знаешь, знать будешь еще больше. Сможешь помочь мальчику со шрамом. Частично прекратишь раскол». Дальше гадалка назвала время и место нашей с Раусом встречи. Все было понятно, кроме какого-то мальчика.
Мое имя оказало мне огромную услугу.
Раус рассказал мне про хоркраксы, откуда ему это было известно, я так и не узнал. Он мало сообщал мне личной информации, только факты и только по делу. Все-таки невыразимцы странные люди. Почему Раус так яростно хотел уничтожить Волдеморта, я не понимал. Упивающиеся не убивали его семьи или друзей, он не стремился к власти. На расспросы он улыбался и говорил: «Хочу знать, чего я стою, парень. Понимаешь?» Что ж в таком случае пост министра Магии был свободен для меня, и я был готов вершить великие дела. Волдеморт стал редко появляться, он и несколько приближенных к нему Упивающихся заняты поиском штаба Ордена Феникса, созданного Дамблдором. Раус говорит мне, что я должен держаться и быть сильным, что уже два хоркракса уничтожены, что ему нужна моя помощь и информация о планах Лорда. Завтра мне и еще пятерым парням приказано разобраться с семьей одного аврора. Надеюсь, в меня не попадет шальное заклятье.
Раус говорит, что нужно оставить послание с адресом этого дома на всякий случай. Как мы оставляем послание, каждый раз уничтожая хоркракс. Да поможет нам Мерлин».

После этого страницы были пусты. Ты хотел поставить книгу назад на полку, когда из нее выпала фотография. Ты взял в руки черно-белый снимок волшебника с волевым подбородком и небольшими умными глазами, рядом, гордо выпятив грудь, стоял темноволосый мужчина из портрета в особняке Блэков. На обороте витиеватым почерком было выведено: «Регулусу Арктуру Блэку от Р.А.Б. Я помогу найти тебе путь на правильную сторону, мой мальчик».

Раус Артемий Бротт уничтожил хоркусы, и, благодаря Регулусу Арктуру Блэку, об этом узнал ты. Дороги судьбы очень извилисты, один шаг в сторону - и все может кардинально измениться.

- Ого! Смотри-ка, что я тут нашел!

- Что там, Рон? - ты отложил дневник и потянулся к свитку в его руках.

- Черная магия: описание сотворения хоркруксов, восстановления тела после смерти, внедрение в него части души. Вот, посмотри.

Ты и Гермиона склонились над свитком:
«Хоркрукс есть тьма, сплетенная с душой великого по силе мага. Дабы извлечь часть своей души, необходимо совершить умерщвление волшебника, ибо его высвободившаяся магическая сила поможет расколу сущности и препроводит часть ее в обладающий особо сильной и древней магией предмет. Убивая, надобно читать заклятие…»

Ты пропустил часть текста.

«…. Дабы восстановить себе тело и жизнь, необходимы кость отца, жертва
слуги и кровь врага, соприкасающегося Лучше: с хоркруксом. Все полагается совершать…»

Буквы расплылись перед твоими глазами: ты был ночью на кладбище во время того черного ритуала. Кость отца Волдеморта, рука Хвоста, твоя кровь. Ты был привязан к надгробной плите старшего Тома Реддла. Вот он – неизвестный хоркрукс.

Цель на расстоянии вытянутой руки, теперь главное – последний рывок.

Ты с друзьями не вернулся в Нору.

- Дом Тома Реддла.
Пламя вспыхнуло в камине.

Если бы стены могли говорить – затертая до дыр фраза, но она слишком правдива, чтобы отправлять ее в мусорную корзину штампов. Огонек на кончике твоей волшебной палочки выхватывает из темноты выцветшие обои, поблекшие картины, старые запыленные лампы на стенах. Перед тобой кресло, в котором когда-то сидел Волдеморт. Тебе кажется, что ты ощущаешь здесь его присутствие, стены, будто пропитанные ненавистью, давят на тебя. Тебя заполняют воспоминания, но ты отгоняешь их прочь. Когда-то здесь жила семья Реддлов, они ели, спали, разговаривали, может быть, смеялись. Они просто жили и не подозревали, как все может измениться для них, не знали о существовании магии и о том, какую злую шутку она сыграет с их жизнями. Неведенье – славная штука. Не знаешь – спишь спокойнее.

Дом очень старый… Интересно, сколько поколений жило здесь? У каждого своя история, свои достижения, свои итоги, свой финал, но все они превратились в пыль на этих светильниках, поблекли в этих картинах и выцвели в обоях. Они стали чем-то неуловимо присутствующим здесь, но канувшим в летопись времени, безжалостно стирающую имена и судьбы простых людей. У этого дома тоже свой запах: здесь поселилось что-то пыльное со стальной нотой, гниюще-сладковатое. Хочется скорее уйти, уйти как можно дальше. Вы сбегаете по скрипучей лестнице, с протяжным скрежетом открывается заржавевший замок. Входная дверь не поддается, не желая выпускать вас. Рон толкает ее плечом, вы вместе напираете на нее.
Раздается тихий-тихий скрип, будто вздох сожаления, и ты с друзьями выходишь во тьму ночи.

Небо затянуто тучами, из них льется слабый свет убывающего месяца, воздух не по-летнему свежий и прохладный, вдалеке шелестят деревья. Ты с Роном и Гермионой медленно идешь меж бледных пятен могильных плит. Три огонька ровно светят вам, но вы трое чувствуете себя неуютно и зябко на старом кладбище.

Тебя снова заполняют воспоминания: кубок-портал, остекленевшие глаза Седрика, холодный могильный камень, к которому ты прижат спиной, трусливый Хвост, лебезящий перед хозяином, полные ненависти красные глаза, боль, пронзившая руку…

- Гарри, - тянет тебя за рукав Гермиона.

Ты выныриваешь из своих мыслей и смотришь на девушку.

- Посмотри, здесь написано: «Том Реддл». Это та могила?

- Да, - через небольшую паузу, во время которой успели промелькнуть все связанные с этим могильным камнем воспоминания, - та.

Какое-то время вы втроем молча смотрите на надпись с датой рождения.
Бедный маггл. Приворотное зелье – жестокая вещь, оно покрывает дымкой сознание, заставляет испытывать ненастоящие, навязанные чувства. Можно ли винить Тома Реддла, что он бросил Мероуп и попытался заново склеить свою разбитую жизнь?


- Нокс, - шепчешь ты, потом вскидываешь руку с зажатой волшебной палочкой, близнецом палочки Волдеморта.

Друзья отступают назад. Из серой массы на небе льется слабый свет, ветер прекратился. Так тихо.

- Диффиндо!


В тебе много чувств и эмоций, и заклятье, вырвавшееся из волшебной палочки, чрезвычайно сильно. Могильная плита впитала в себя красный луч, вокруг разнесся глухой гул. Потом из середины камня показалась змеящаяся трещина, плита начала крошиться на куски, оседать. Раздался сначала тихий, но потом все нарастающий и нарастающий пронзительный стон. За доли секунды камень рассыпался, высвободив сгусток энергии, заключенный в нем. Как будто разряд электричества пронесся над тобой: волосы зашевелились, ты почувствовал будто удар по голове.
Что-то слепяще-белое заполнило собой пространство вокруг, перед глазами все поплыло, растворилось в этом свете.

Тебе показалось, что единственное оставшееся в мире чувство – это ненависть. Этот белый свет был пропитан жестокой, всепоглощающей ненавистью. Стало тяжелее дышать, сердце отчаянно быстро забилось в грудной клетке, казалось, что оно подобралось к горлу, чтобы вырваться.

Под затихающее шипение и гул ты упал. Почувствовав щекой землю, закрыл глаза.

Проткнув дневник Волдеморта клыком василиска, ты уничтожил его воспоминания. В кольцо Марволо Темный Лорд, видимо, поместил бессилие, ведь рука Дамболдора почернела и будто бы лишилась жизни. Когда ты разрушил могильную плиту его отца, вспыхнула и погасла заточенная в камне всепоглощающая ненависть. Что в других хоркруксах, ты не знаешь.

Какое-то смутное беспокойство выталкивает тебя из спокойной темноты. Ты открываешь глаза. Перед тобой взволнованные лица друзей, Гермиона гладит твой лоб, Рон трясет за плечо.

- Все хорошо, - шепчешь ты онемевшими губами.

- Гарри…

- Все правда хорошо. Пойдемте, пора в Нору.

Глубокий, здоровый сон без сновидений мог бы вылечить тебя, но ты мечешься на кровати, сминаешь простыни, сбиваешь тонкое одеяло, за закрытыми веками лихорадочно двигаются глаза, какие-то образы мелькают в сознании: камин, лестница, белые пятна могил. Что-то не дает покоя, мучает, заставляет проснуться. Ты поднимаешься на кровати, трешь глаза. Линии стали четче – ты надел очки. Спускаешься с кровати, подходишь к Рону: друг, раскатисто похрапывая, спит. Беспокойство снедает твою душу.
Что это такое? Не понять, не объяснить. Ты меряешь шагами комнату. Беспокойство не утихает.
Ты забыл что-то сделать, чего-то не закончил. Что-то не так…
«Я ненадолго. Только удостоверюсь, что все в порядке», - мелькает в голове.

Камин вспыхнул, и ты вышел в доме Реддлов.

Стало почему-то легче. Кажется, все – как было… Стоп. Кресло отвернуто от камина.

- Что происходит…

Шелест плаща и шипящее: «мальчишка, как же ты глуп» были тебе ответом.


Кто ты без судьбы?




4.



Впереди темно и страшно,
Я сильней своей тревоги,
Я могу, я выну сердце,
Чтобы осветить дороги.



Ты не знаешь, что будет впереди. Лишь одному из вас есть место в этом мире. Ты или Волдеморт. И кому оно достанется – неизвестно. Ты часто мучался из-за этого, ведь так хочется жить и быть счастливым. По идее, счастье – это всего лишь увеличение в нашем организме эндорфина, но оно дарит наслаждение каждым моментом и стимул стремиться вперед и просто дышать. Вот и ты совсем недавно жил так, будто каждый твой день последний. Ты острее чувствовал все.
Разве до встречи с Волдемортом тебе дарили удовольствие солнечные лучи? Может, они были приятны, но ты не так явно чувствовал их кожей. Ты не так глубоко вдыхал воздух, не так пристально смотрел на окружающих тебя людей, не так сильно интересовался своими и чужими чувствами. Раньше ты так много не понимал…

Волдеморту не близки простые человеческие чувства, но слава и величие – это его наркотик. И он маниакально любит символику, символику величия. Его хоркруксами становились только особенные вещи, предметы с глубоким смыслом.
Его дневник – сущность его молодости, законсервированная в магической книге.
Кольцо Марволо – самая дорогая вещь его деда.
Медальон Слизерина – единственное сокровище его матери, заложенное за жалкие гроши.
Чаша Хафлпафф и песочные часы Ровены Рэйвенкло – магические предметы, принадлежавшие двум другим основателям.
Змея Нагайна – верная слуга, которая всегда рядом.
Надгробная плита отца, из-за которого чистая кровь Салазара Слизерина смешалась с «грязью» - сделав ее хоркруксом, он показал свое величие перед маггловским происхождением.

Волдеморт почувствовал, что его хоркрукс был уничтожен. Хорошо, что ты никогда не узнаешь, каково ему было в эту минуту. В области сердца будто полоснули раскаленным железом и медленно вытянули нить, связывающую с его частью души. Темный маг упал на пол, перед глазами все побелело, лоб покрылся испариной, легкие сжались, сердце отчаянно запульсировало. Когда ты уничтожил могильную плиту, ты испытал одну тысячную часть той боли. Это было страшнее Круциатуса, потому что болело не только тело, но и душа. Но Волдеморт понял, что был уничтожен его хоркрукс, и вскоре один из его слуг переступил через каминную решетку дома Риддлов и зашептал сложное манящее заклятье, которое призывает человека на недавно покинутое им место.

И ты пришел.

Оставшаяся на дне горшка горстка летучего пороха привела ко многим событиям.



- Ты... - вырвалось из твоего горла.

- Глупец, неужели ты ничему не научился? Или ты решил еще раз полюбоваться плодами своего геройства? - бледные ноздри говорившего раздувались, волшебная палочка была направлена в твою грудь.

Ты просто окаменел, никак не ожидая такого поворота судьбы.

- С призывающим заклятьем пришлось потрудиться, мальчишка. Никчемный дурак! Я бы назвал это волей, если бы это не было твоей очередной глупостью. Я, великий Гарри Поттер, не слушаю никого и ничего, с издевкой выплюнул сидящий в кресле Снейп.

Тебе стало жарко, в скованное шоком сознание постепенно проникало понимание того, кто сидит перед тобой.

- Тебе что-то стрельнуло в голову, какое-то беспокойство, да? И ты снова ринулся доказывать себе, что ты герой - мальчишка-который-пока-жив, – бледный мужчина рассмеялся, коротко, с торжеством.

«Убийца…убийца… убийца», - пульсом стучало в твоей голове.

- Ты просто вылитый отец, такой же самовлюбленный, напыщенный, считающий себя…

- Мерзавец, - тихо, зло, но отчетливо прошептал ты.

Снейп замолчал, лицо окаменело, скрывая эмоции, но ты заметил, как дернулась его щека.

- Неблагодарная тварь, - ты не остановился, не дрогнул, - тебе дали шанс начать новую жизнь, а ты как был, так и остался слизнем, ползающим у ног Волдеморта.

- Мальчишка, да как ты смеешь, - с холодной яростью прошептал мужчина.

- Трус, - ты помнил, как привел Снейпа в бешенство всего одним словом.

Снейп вскочил, это дало тебе секундное преимущество. Но ты даже не вспомнил о волшебной палочке, лежащей в кармане мантии, которую ты надел перед полетом в дом Реддлов. Ты просто набросился на бледного мужчину с сальными черными волосами. Слепая ярость, а потом боль. Снейп оказался быстрее. Ты почувствовал вкус крови во рту, потерял равновесие.
Мужчина толкнул тебя на пол.

- Круцио!

Каждая клеточка вспыхнула адской болью, тело заломило, по нему прошла судорога.

- Круцио!!

Боль острее, сильнее, безжалостней. Еще немного и можно не выдержать. Когда невыносимо больно, хочется сдаться на милость этой боли. Нервные импульсы, бегущие по окончаниям, бьют по мозгу, будто вожжи по голой спине, проникая, разрушая все глубже.
Адская боль сводит с ума.

- Дамблдор – глупый старик! Ты понимаешь, что теперь ты совершенно беззащитен перед Волдемортом? Круцио!!!

«Убийца… Ненавижу!»

Что-то изменилось: боль больше не была такой пронзительно-острой. Ты, тяжело дыша, смог приподнять голову, в которой все плыло. Сердце, как бабочка в руках, билось в груди. Собрав последние силы, ты выплюнул:
- Ничтожество…

- Круци…!

Ты не слышал, как скрипнула дверь.

- Северус, – вошедший тронул Снейпа за руку, – ради Мерлина, оставьте мальчика, - залебезил знакомый голос. – Хозяин зовет вас.

Повисло молчание. Ты смог приподняться на локтях. Хвост с опаской смотрел в лицо Снейпа. Северус резко развернулся и, взмахнув черной мантией, вышел из комнаты. Этот жест напомнил тебе уроки зельеварения: те же движения рук, взмахи мантии, когда профессор шел по классу, та же ненависть, только сейчас все обнажилось, открылось и выплеснулось наружу.
Хвост бросил на тебя взгляд и позвал кого-то. В комнату зашли Упивающиеся. Питер призвал твою волшебную палочку, потом двое схватили тебя за плечи и трансгрессировали.


Тебя ведут по длинным коридорам, чадят факелы, по стенам скользят тени. Заломленные за спину руки ноют, тело болит, из разбитой губы капает кровь. Но физическая боль заглушается ужасом своей беспомощности перед Волдемортом. Ты трясешь головой, отгоняя мысли о грядущем, сжимаешь зубы и молча смотришь вперед.
Тебя заводят в полутемную комнату. Ты еще не видишь его, но чувствуешь огромную негативную энергию. Ты упрямо смотришь вперед, глаза привыкают к полумраку. В комнате несколько рядов Упивающихся Смертью, ты стоишь в середине этого полукруга. От противоположной стены медленно отделяется тень. Стражники отпускают тебя и присоединяются к остальным.

Волдеморт полностью закрыт бархатным темно-зеленым плащом. Из-за игры света его лицо выглядит как белая маска.
Темный Лорд медленно приближается к тебе.
Ты молча смотришь на него, твои ноздри раздуваются, руки сжимаются в кулаки, но ты не двигаешься. Ты понимаешь, что за складками плаща укрыта волшебная палочка. Это испытание. Волдеморт хочет поглумиться над твоей яростной попыткой броситься на него. Ты не совершишь ошибку во второй раз. Ты не доставишь ему этого удовольствия, но эмоции начинают предавать здравый смысл. Перед тобой убийца твоих родителей, Седрика, многих других людей и волшебников, отдавший приказ убить Сириуса и Дамблдора. В душе поднимается ярость, белая, клокочущая. Ненависть толкает вперед, заставляет сжать руки вокруг бледной шеи, сдавить, повалить в пыль и разбить мерзкое лицо, узнать какого цвета кровь в венах проклятого тысячами волшебников темного мага.
Стоп. Там твоя кровь. Перед глазами всплывает ночь на кладбище: могильные плиты, Упивающиеся Смертью в черных масках, Хвост, Волдеморт, мертвое тело Седрика, потом слияние палочек, и – тени родителей…

Гнев заполняет твой разум.

В голове мелькает проваливающийся в арку Сириус, это вязкое чувство ожидания, что он вот-вот появится с другой стороны, но лишь слабо качается завеса, навсегда отгородившая от тебя крестного.

Ты дышишь рвано, сильнее сжимаешь кулаки. Разум готов отключиться и дать волю звериным инстинктам – раздавить, убить, уничтожить.

Ты вновь видишь череп-метку, на секунду замершее в воздухе тело и неистовую погоню за двумя предателями.

А все из-за него, стоящего буквально в двух шагах, смотрящего на тебя с презрительной улыбкой. Но ты безоружен, беспомощен. Волдеморт убьет тебя, если ты бросишься на него, а Упивающиеся здесь специально, чтобы видеть его величие и твою жалкую слабость. Ты смог побороть свой гнев и ненависть, запереть их в рамки разума, и теперь ты презрительно смотришь на Темного Лорда. Волдеморт будет выглядеть трусом, если просто убьет безоружного врага. Его усмешка слабеет, уступая место привычной ненависти.

- Вот мы снова встретились, Гарри Поттер. Все твои защитники мертвы: мамочка и папуля давно отдали Богу душу, Сириус покоится на дне арки, - его голос наполнен холодным презрением, - старик Дамблдор с помощью моего верного слуги, - Волдеморт указал рукой на Упивающегося справа от себя, - превратился в кусок белого камня.

Гнев снова охватил разум, налил тело силой, но ум приказал держать себя в руках, иначе у Волдеморта будет повод просто убить тебя на глазах у своих слуг, на глазах Снейпа.

Ты холодно посмотрел на Темного Мага, ничем не выдавая клокочущей внутри ненависти. Лишь перед глазами все плыло, а тело ныло от невыполнимого желания порвать бледное лицо в клочья.

- Грустно, да? Мамочку, наверное, уже съели черви…

Со всех сторон раздался хохот Упивающихся, который оборвался, когда взорвались лампы на стенах.
Ты и в детстве мог под действием сильных эмоций колдовать без волшебной палочки, а сейчас гнев просто переполнил тебя. Пламя, оставшееся без защиты стекла, дрогнув, погасло. Ты успел заметить замешательство и испуг Упивающихся и то, как Волдеморт резким движением выхватил из складок темно-зеленой мантии палочку:
- Люмос максимо!

Лампы загорелись магическим огнем. Вокруг зашептали, зашелестели мантиями Упивающиеся Смертью, все затихло, когда Волдеморт прошипел:
- Мальчишка… Ты уничтожил два моих хоркрукса, совсем недавно авроры убили мою змею, даже не зная ценности ее жизни. Плоды моих многолетних трудов сведены на нет. Следующей ночью ты умрешь. Убив тебя, я обращу меч Гриффиндора в свой хоркрукс. Теперь, когда Дамблдор почил с миром, - с издевкой произнес он, - похитить эту реликвию не составило труда. Ты станешь первой жертвой на моем новом пути к бессмертию. Признай мою силу, поклонись мне, и ты отдашь мне душу без пыток.

Ты молчишь, и, не моргая, смотришь на него, показывая, что не боишься.

- На колени, щенок!

Ты холодно улыбаешься.

- Мальчишка, ты сдохнешь, как все твои близкие…

Тебя снова охватывает всепоглощающая ненависть. Магическое пламя начинает шипеть, по комнате разносится странный гул.

- Империо!

Твоя воля окрепла, будто закаленное железо, под действием ненависти. Ты даже не шелохнулся, хотя заклятье Волдеморта было невообразимо сильно. Ты презрительно улыбаешься и выше поднимаешь голову. Тебе нечего терять: ни жизни, ни веры, ни надежды, ни силы – ничего нет в твоих руках. Только воля.

Лицо Волдеморта искажает ненависть, рот мерзко кривится:
- Круцио!

Несколько спазмов сводят тело. Боль пронзает каждую клетку, каждый сустав, орган, кость. Перед глазами одно сплошное белое пятно. Кажется, будто тебя вывернули наизнанку. Но ты стоишь. Удивительно, но даже твои колени не подкосились. В тебе слишком много такой же ненависти. Она, будто слизь, будто кокон, защищает тебя от разрушительности направляемых в тебя заклятий, ослабляет их действие, не позволяет сломаться.
Когда сердце возвращается из горла в грудную клетку, ты глубоко вдыхаешь и просто испепеляешь Волдеморта полным ненависти взглядом. Тебе показалось или Темный Маг отшатнулся?

Бледные, узкие ноздри на его лице раздуваются:
- КРУЦИО!

Он лучше умеет ненавидеть. Как бы искренен в своем чувстве ты ни был, он ненавидит лучше, он живет этим, а ты нет. И ты, согнувшись, лежишь на полу. Боль перекрывает кислород, неистово стучит в висках, ломит в каждой мышце, темными пятнами плывет в глазах, заставляет до скрежета сжимать зубы.

- Завтра ночью ты превратишься в мой хоркрукс. А теперь бросьте его в камеру. Все – вон!

Ненависть разрушает тело, превращает разум в белый лист, стирая с него любые другие краски, будь то серые, темные, мрачные или ясные, яркие, светлые, не важно, они стираются.
Ненависть белого цвета.

Тебя бросили на холодный пол камеры. Тело еще ноет от пережитой боли, безумно хочется заплакать, завыть от безысходности, но ты не позволишь себе этого. Ты не шевелясь лежишь и смотришь в потолок. Вокруг непроглядная темнота и пустота в мыслях.
Но постепенно мозг заполнился хаотичным мельканием образов, воспоминаний и чувств. Ты будто проживаешь всю свою жизнь заново. Ты улыбаешься каждому светлому воспоминанию, сердце щемит, и теплые слезы текут по щекам, когда в памяти всплывают образы двух самых лучших друзей.

Ты лежишь так всю ночь.

Боль затихла, в зарешеченное окно проникли первые лучи солнца. Тело затекло, плечи ноют. Ты, сжав зубы, поднимаешься и встаешь посередине камеры, по которой проходит слабая дорожка света.
Ты, жмурясь, смотришь на огненный диск.
Ты скоро умрешь, а солнце еще не одну тысячу лет будет дарить жизнь этой планете. Ты – песчинка во Вселенной, крошечная часть всего сущего, на тебе не зиждется мироздание, но ты не просто безликая пыль, ты особенный. Ты увидел свой цвет. Ты не только зеленый – цвета надежды, веры, стремления, ты стал еще и синим – окрепшим, сильным, решительным, а в самой-самой глубине твоей души – брусничная сердцевина.

Ты удивленно поднимаешь брови.

Да, внутри тебя живет не оранжевый, а брусничный.

От удивления ты перестал жмуриться, и солнце ослепило тебя. Перед глазами поплыли белые и темные пятна, а через несколько секунд за плотно закрытыми веками ты увидел вьющиеся каштановые волосы, вздернутый нос с крошечными веснушками и большие карие глаза. Этот образ вспышкой заполнил твое сознание.
Ты не смог подобрать слов, чтобы описать твое состояние, но это озарение.
Ты сел на пол и взъерошил свои волосы.
А ведь побывав на могиле родителей, ты первой подумал именно о Гермионе. Почему?

«Мерлин, я…»

На четвертом курсе ты влюбился в Чжоу. Красивая экзотичная девушка, тебя тянуло к ней: все время хотелось снова увидеть ее лицо, прикоснуться к волосам. Ты безумно смущался и терялся в ее присутствии. Твой первый поцелуй был с ней. Как потом ты описал его Гермионе? «Влажный».
Странно, да?
Твое подростковое увлечение быстро прошло. Так часто бывает: несозревшие душой люди тянутся к красивым людям, несмотря на то, что их внутренняя сущность им совершенно не подходит. Это прошло, как легкая простуда, как насморк после того, как промочишь ноги.
Этим увлечением судьба преподнесла тебе испытание, ты прошел его, выучил урок – смотреть на душу людей, а не только на их внешность.

На шестом курсе в твоем животе зарычал зверь. Тебе исполнилось шестнадцать, ничего удивительного в том, что твое тело проснулось, ты почувствовал влечение к Джинни. Нет, это чувство не было только прихотью гормонов, но ты больше хотел, чем любил ее. Вы почти не говорили по душам, ты чаще целовал и обнимал ее. Джинни, конечно, замечательная: храбрая, умная, страстная, смелая; но в глубине твоей души не засветился оранжевый огонек, огонек ее цвета. Судьба научила тебя еще одной важной вещи: больше любить душой, чем телом. Ведь тело всегда может измениться, с годами постареть, а душа – она и есть сущность человека, она постоянна, она вечна.

Кем была для тебя Гермиона? Самой близкой подругой, верным товарищем. Но самое главное, что она была единственным человеком, всегда понимающим тебя.
Что нам нужнее всего в этой жизни?
Кто-то скажет – богатство, кто-то назовет славу, другой – любовь, талант, дружбу, успех, удачу. Но зачем все это, если вас не поймут люди? У человека есть талант, но его не понимают, он отвергнут другими. Есть богатство, слава, успех, удача, но нет рядом того, кто бы понял и разделил счастье от этих вещей. Тогда зачем они? А дружба и любовь разве возможны без понимания? Без понимания человек одинок.

Смелая, решительная, гордая, самоотверженная, умная и внутренне неуверенная в себе, такая хрупкая Гермиона понимала тебя.

Лучи стали мягче, оранжевый свет прощально вспыхнул и уступил место мягким желтым и чуть розовато-брусничным тонам. Пыль кружилась в воздухе. В камере стояла полная тишина, а из зарешеченного окна доносились звуки пробуждающейся жизни: где-то вдалеке пели птицы, шумели кронами деревья.
Интересно, мир был так же счастлив, как ты? Тебе не узнать ответа.

Ты сидел и улыбался. Лучи восходящего солнца согрели твое тело, а рожденные чувства – душу. Хотя любовь к Гермионе всегда жила в тебе, просто раньше ты не был готов принять ее.
Это преображение души было похоже на эволюцию, на осторожный, но решительный выход древних земноводных на сушу, они, видевшие до этого только один мир – мир холодный воды, вдруг узнали, что такое солнце, увидели новые цвета, незнакомые их не влившимся в ход эволюции сородичам, смогли расправить легкие кислородом, научились дышать.

Ты, сидя на холодном полу камеры, изменился. Ты стал одним целым с Гермионой, растворился в ней, тебя больше нет без этой девушки, ты нашел в ней нечто постоянное – ее сущность, ее душу, и через нее полюбил весь мир.

Ты улыбаешься. Ты счастлив.

«…люблю тебя, Гермиона».





Кто ты без любви?




5.



Я последний или первый,
Я герой или убийца,
Что скрывают мои лица,
Кто я без тебя?





Пронзительные лучи заполнили всю камеру. Ты сидишь на полу. Твои волосы все такие же взъерошенные, а вот глаза другие. Ты повзрослел. Ты, наконец-то, смог понять себя.
Раньше всегда был кто-то, готовый защитить тебя, отдать свою жизнь за спасение твоей: родители, Сириус, Дамблдор. А теперь ты понял, что сам, не задумываясь, отдашь свою жизнь, всего себя за друзей: за Гермиону, за Рона. Ты по-настоящему полюбил и, когда понял это, стал взрослым. Ты наполнен счастьем и грустью, отчаянием и верой, безысходностью и решительностью. Скоро все закончится, а пока лишь ожидание…

Солнце уже заходит, а ты в одиночестве сидишь и смотришь в окно под потолком.

Протяжный скрип открывающейся двери. Он принес тебе одновременно облегчение от того, что ожидание закончилось, но в то же время ты не готов умереть, ты хочешь наслаждаться жизнью, ты любишь, ты просто жаждешь продолжать любить. Ты еще никогда не был так счастлив, никогда еще не дышал так глубоко. Не хочется умирать сегодня: луна слишком яркая, слишком много звезд, слишком жадно хочется вдыхать прохладный воздух. Ты понял свои чувства, а у тебя хотят отнять шанс стать счастливым…

Несколько коридоров, серая лента из стен, пятна дрожащего пламени факелов. Тебе хочется закрыть глаза, воскресить в памяти те пронзительные утренние лучи, то озарение, то счастье. Но кинолента не останавливается, не возвращается назад. Жизнь идет в режиме «Play», ты лишен в этом выбора.

Закончились коридоры, факелы, шаги, подошло к концу время.
Тебя завели в тот же зал, что и вчера.

Упивающиеся ничего не знают о хоркруксах: когда ты вчера стоял здесь, Волдеморт прошипел о них на серпентаго. Он слишком умен, чтобы доверять свою жизнь своим, может быть, временным, соратникам.

В зале неподвижно-душный воздух. Между Упивающимися протискивается Хвост в глупой цветастой шапке и в маггловских коротких штанах. В его руках пачка блестящих билетов, он осипшим голосом выкрикивает:
- Единственный раз в этой жизни! Казнь знаменитого Гарри Поттера! Не упустите свой шанс, возьмите билет, который будет напоминать вам, что вы видели, как великий Темный Лорд убьет мальчишку!
По залу разносится хохот Упивающихся.
Ты сжимаешь зубы и смотришь на Петтигрю.

- Хвост, станцуй нам, чтобы привлечь зрителей на шоу, – раздается из другого конца зала.

Питер затравлено смотрит на приближающегося Темного Лорда и начинает нерешительно притопывать ногами.

- Нет! Танцуй быстрее! – Волдеморт направляет на Хвоста волшебную палочку. – Таранталегра!

Хвост начинает дергаться, его руки и ноги выводят замысловатые па, тело совершает волнообразные движения, глупая цветастая шапка слетает, билеты ярким конфетти рассыпаются по полу.

Петтигрю предатель, но тебе… жаль его.

Волдеморт останавливает заклятье, Хвост падает на пол прямо возле твоих ног. Питер поднимает голову, в его глазах слезы. Тебе показалось, или он одними губами произнес: «Прости меня».

Вокруг Упивающиеся, в нескольких метрах стоит его главный кошмар – Волдеморт. Боггарт Питера наверняка стал бы Темным Лордом, не даром же Хвост возвел свой страх перед ним в целый культ. Он с детства благоговел перед сильными мира сего и боялся их. В школе центром его вселенной были Сириус, Джеймс и Ремус. Они покровительствовали ему, и он чувствовал себя в безопасности, а потом началась взрослая жизнь. Его защитники превратились в просто друзей, а в то неспокойное, опасное время ему как никогда прежде требовалось покровительство. Предав своего лучшего друга, став причиной его смерти, он, был поглощен страхом, животным и всепоглощающим. Все эти семнадцать лет Питера терзало чувство вины, но страх не давал искупить ее, мучительно подавлял волю и заставлял сначала тихо сидеть в шкуре ручной крысы, а потом прислуживать Волдеморту. Какая ирония! Крысы лучшего друга Гарри Поттера. Знаменитый мальчик по его вине был лишен родителей, но этот же знаменитый мальчик спас его жизнь. За два года, что он провел рядом с Гарри, Питер успел привязаться к нему, он так напоминал Джеймса. Но все это время страх подавлял все, а чувство вины и понимание своей ничтожности давили на сознание. Что же сильнее в этом человеке: привычка или разум? Гарри спас жизнь Петтигрю. Магический долг нельзя не вернуть. Питер так устал жить в страхе…

Хвост шмыгнул носом и поднялся.
- Вызови его на магическую дуэль, он не сможет отказать, - шепнул мужчина, поднимая с пола глупую цветастую шапку.

Ты удивленно посмотрел на Петтигрю, тот, опустившись на колени, начал подбирать с пола разлетевшиеся билеты.

Волдеморт медленно вышел на середину зала. Он все еще желал унизить тебя перед своими слугами, еще больше возвыситься над победившим его когда-то врагом.
Темный Лорд все еще был в чем-то человеком.

- Ну, мальчишка, я сегодня чрезвычайно добр, - по залу разнеслись смешки Упивающихся, - твое последнее желание? Попрощаться с мамочкой? О, я забыл, что мамочки-то уже нет. Может быть с папулей или Дамблдором? А обнять Сириуса? Все мертвы, все мертвы, какая жалость…. Не волнуйся, скоро ты увидишь их всех.

Упивающиеся послушно захохотали.

Волдеморт подошел к тебе вплотную, сжимая в одной руке волшебную палочку, а в другой меч Гриффиндора.

- У меня есть последнее желание, - ты посмотрел ему в глаза.

Волдеморт скривился:
- Только не думай, что я пощажу тебя, разрешу перед смертью повидаться с друзьями или что-либо в этом духе.

- Я вызываю тебя на магическую дуэль.

Как у тебя хватило смелости бросить эту фразу в лицо Волдеморта с такой уверенностью?

Несколько почти неуловимых мгновений ты видел удивление и растерянность на лице Темного Лорда, а потом вновь презрение и ненависть:
- О, у нас есть дуэльная площадка, Поттер. Можно немного развлечься перед твоей кончиной. Что ж, трансгрессируем, нас ждет небольшое, но, надеюсь, яркое шоу.

С сухими хлопками Упивающиеся исчезли, Волдеморт стремительно приблизился и, схватив за плечо, трансгрессировал вместе с тобой из зала.


Вы в центре большой площадки, располагавшейся на небольшом возвышении. Ты оказался возле дуэльного камня, рядом трансгрессировал Питер, сжимая в руках свои яркие бумажки.

Волдеморт отошел от тебя и лениво произнес:
- Поскольку я не думал, что ты настолько глуп, чтобы пытаться сразиться со мной, то твоя палочка уничтожена, так что, мальчишка, если кто-то из моих слуг любезно согласиться одолжить тебе свою…. Люциус, как ты смотришь на это предложение?

- Не хочу запачкать свое орудие искусства, повелитель.

- Тогда, может быть, Северус? Ты ведь хорошо знаком с мистером Поттером.

- Мальчишка слишком глуп и бездарен, он может повредить волшебную палочку, мой Лорд.

- Жаль. Боюсь, тебе придется колдовать своими знаменитыми очками или шрамом. А сейчас ты станцуешь или споешь нам на пару с Хвостом. Как вы на это смотрите?

Раздались одобрительные возгласы Упивающихся.

- Вот его палочка, повелитель, - дрожащим голосом произнес Питер, - я… я забыл отдать ее Северусу для уничтожения.

- Что?! - зло прошипел Волдеморт, не заметив, что перешел на серпентаго.

Снейп считал себя похожим на Волдеморта. Он был прав. Оба они не могли вынести клейма «трус» на себе. Поэтому он ничего не сделал, когда Хвост протянул тебе волшебную палочку, влажную из-за вспотевших от страха пальцев.

Ты схватил родную палочку так крепко, будто от этого зависела твоя жизнь. Хотя разве это было не так?

Все вокруг – такое темное, светят только воткнутые по краям площадки факелы. Ветер очень слабый, и пламя почти не колеблется, не шелестят деревья вдалеке. Под ногами голая, утоптанная, неживая земля, и на небе ни облака. Теплая, спокойная августовская ночь. Хотя вдалеке уже показалась слабая предрассветная полоса. Ты хочешь увидеть, как она разрастется, захватит весь горизонт, займет все небо. Кажется, совсем рядом от площадки в этой темной синеве падает светлая точка.

«Я хочу еще хоть раз увидеть Гермиону».

Говорят, желания, загаданные на падающую звезду, сбываются.

Кажется, совсем недавно ты видел, как Гермиона сосредоточенно взмахивает волшебной палочкой и одна из всего класса поднимает в воздух перо, как прекрасно трансфигурирует предметы на уроках у МакГонагалл, как помогает тебе обучать Армию Дамблдора. Она все делает с душой и старанием, и у нее получается. Сможешь и ты.

Волдеморт презрительно смотрит на тебя:
- Ну, Поттер, покажи, на что ты способен.

Ты стоишь, мучительно ища выход. Постараться трансгрессировать?

Как перышко чиркнуло по мыслям.

- Слабак! – зловеще рассмеялся Волдеморт. – Ты позвал меня на дуэль затем, чтобы позорно трансгрессировать? Посмотрим, что еще есть в твоей голове…. Хм….
Ты пытался выстроить мысленный барьер, но нервы были на пределе, эмоции лились через край. Воображаемая стена рушилась. Темный Лорд смял твою преграду. В голове замелькали образы: детство, издевательства Дадли, спасение крестного, дементоры, подступающие к тебе, смерть Седрика, Сириуса, Дамблдора. Потом Волдеморт будто сменил направление, в твоих мыслях всплыли: Нора, семейство Уизли, первый поцелуй с Чжоу.

Ты дернулся, желая закрыть, спрятать свои мысли, но Темный Лорд лишь холодно усмехнулся.
Он легко ворошил твои воспоминания.

Джинни, ваши поцелуи….

«Нет!» Ты не дашь ему увидеть эти воспоминания.

Темный Лорд нахмурился и усилил натиск.

Сцена вашего расставания с Джинни возле могильной плиты Дамблдора. Что-то хаотично замелькало в голове, а потом четко и ясно всплыл образ Гермионы: ее глаза, волосы, губы, нос с крошечными веснушками, твои чувства, твое счастье.

Ты не стал прогонять Волдеморта из твоей головы, потому что увидел его лицо.
Том Реддл стоял, глубоко пораженный своим открытием. Он не отрываясь смотрел на тебя. Кажется, в его глазах мелькнула боль? Зависть? Непонимание?

Ты открыл свои мысли, позволил ему узнать, что такое любить.

Лицо Темного Лорда странно искривилось. Его красные щелочки глаз болезненно сузились, будто от взгляда на солнце. Он отступил на шаг от тебя, но ты не выпустил его из своих мыслей, а, наоборот, толкнул глубже.

Предрассветные лучи коснулись вас, как в воспоминаниях, так и в настоящем.

Волдеморт резко вдохнул.

Твои воспоминания сейчас всецело заполнило одно чувство. Одна мысль.

Любовь.


В тебе больше нет ненависти, она исчезла. Через свою любовь к Гермионе ты любишь весь мир. Смотря в лицо Волдеморта, ты видишь маму с папой. Ты так любишь их, они обрели покой, ты подаришь успокоение израненной, погубленной ненавистью душе. Волдеморт никогда не любил, он не знал даже самой святой, материнской любви. Он пуст и холоден, в нем нет огня жизни, в нем есть лишь тлеющий страх смерти. Поэтому он и стремиться к бессмертию, он не понимает, что есть вечные чувства, которые никогда не умирают, и хочет обрести вечную жизнь тела. Это все равно, что заменить свет солнца слабым огоньком спички.

Ты любишь его. Смешно? Всего день назад ты бы рассмеялся в лицо человека, сказавшего такое. Но сейчас твою душу переполняет светлая жалость, ведь Волдеморт глубоко несчастен. А жалость – часть любви. Именно светлая жалость, а не снисходительная презрительность. Ты чувствуешь его загнанную ненавистью, растерзанную убийствами несчастную душу маленького, брошенного всеми мальчика, которого не научили любить.

Ты даруешь ему освобождение.

- Авада Кедавра, - ты чуть слышно шепчешь, но луч, вырвавшийся из твоей палочки, необъятен, огромен, он не ядовито-зеленого цвета, он почти белый с мягким отсветом весенней травы, твоих глаз, твоей души, надежды.

Волдеморт не успевает ничего сделать, луч пронзает его грудь. Он, продолжая смотреть на тебя, оседает на траву. Его глаза больше не красные, они раскрываются шире, и на секунду в них вспыхивает другой цвет. Зеленый. Они будто приобретают надежду, что смерть - не конец существования, а начало чего-то другого, высокого, неизвестного людям. А потом его глаза закрываются.

Твоя палочка рассыпалась в руке. Будто вызванное тобой сильнейшее заклятье впитало в себя всю ее магическую силу. Ты легко выпускаешь ее прах из руки, поднявшийся ветер уносит его, и ты не жалеешь. Может, частичка пера феникса, заключенная в ней, вернется к своему законному владельцу и сможет совершить новое благо?

По площадке разносятся возгласы удивления, возмущения, затем ненависти и ярости. Кто-то непонимающе мечется, кто-то подбегает к телу Волдеморта, кто-то направляет на тебя волшебные палочки.

Зачем бояться? Мы умираем всего лишь раз. Но и живем тоже один.

Ты не шепчешь: «Люблю тебя, Гермиона», не проклинаешь жестокую судьбу, не клянешься отомстить. Ты просто смотришь, как солнце поднимается из-за горизонта. Ты в последний раз наслаждаешься его лучами, согреваешься своими чувствами. Ты глубоко вдыхаешь.

Какое чистое небо.

Какое высокое чистое небо.





Кто ты без веры?




6.


Глоток дождя попал мне в горло,
Я захлёбываюсь счастьем,
Я живу, я плачу снова,
Я как роза на песке в своей тоске,
В твоей любви я раскрываюсь,
Я вишу на волоске, я потеряюсь без тебя.





Так странно стоять на вытоптанной, мертвой земле и думать о вечности. Каково это - умереть? Ответа нет, ведь никто еще не вернулся, не пересек в обратном направлении эту зыбкую грань между жизнью и смертью, жизнью и пустотой или, может быть, жизнью и бесконечностью.

Упивающиеся хватаются за спрятанные под одеждой метки. Ты не видишь этого, но их кровь бежит по венам и артериям, разнося яд впитавшегося в кожу Черепа. Люди кричат, в панике срывают маски, пытаются скинуть черные плащи. Они не понимают, что происходит. Какая-то странная ломящая боль распространяется по их телам.
Кровь циркулирует, совершая большой круг кровообращения, и достигает сердца, пульсирующий мешочек мышц начинает беспорядочно сокращаться. Кровь бежит по малому кругу и омертвляет легкие. Люди в черных масках хватаются за грудь, хрипя, падают на землю, по телам пробегают судороги, ноги конвульсивно дергаются, бьются о землю, изо рта капает кровь, руки скребут по ребрам, пытаясь заставить расправиться легкие, вдохнуть кислород.

Ты в ужасе смотришь на их агонию, отступаешь, пятишься назад, спотыкаешься о скорчившегося на земле Северуса. Его сальные черные волосы растрепаны, лицо блестит от пота, глаза невидяще вращаются. Он пытается схватить тебя за мантию, но ты отталкиваешь его и ползешь назад.
Отчаянный женский стон. Беллатрис Лестрейндж пытается порвать одежду на груди, царапает кожу, а потом начинает захлебываться идущей изо рта кровью.
Где-то здесь бьются в предсмертной агонии Люциус Малфой, старшие Крэбб и Гойл, Нотт, все, у кого на руке есть Череп-метка.

Ты ползешь назад, потом поднимаешься, но вновь спотыкаешься о кого-то и скатываешься по небольшому склону вниз. Склон покрыт травой, а внизу грязь. Но ты облегченно выдыхаешь. Все это такое живое.

Волдеморт решил забрать Упивающихся Смертью с собой – создавая метку он особым заклятьем заключил в нее яд. Когда Том Реддл умер, связь прервалась, и яд убил каждого с черным магическим Черепом на руке. Все-таки мания величия Волдеморта не знала границ. Как фараоны в Древнем Египте забирали на тот свет все, что принадлежало им, включая верных слуг, заживо похороненных вместе с ними, так и Темный Лорд позаботился о том, чтобы не остаться без компании в аду.
Скатертью дорога, "повелитель".

Сердца остановились, прекратилась агония, замерли тела, лишившиеся жизни.

Из разжавшейся ладони Петтигрю вылетели блестящие бумажки и закружились над площадкой. Ветер подхватил их, разметал по долине.

Все замерло.

Ты остался один. Ты победил.


Ты плачешь? Да, спасительные слезы счастья текут по твоим щекам. Волдеморт мертв, война закончилась, ты жив и лежишь в грязи, но с таким наслаждением сжимаешь в кулаках влажную землю, что, кажется, ничего больше и не нужно, только вдыхать этот неповторимо-свежий воздух, ощущать под пальцами грязь и задыхаться от света, наполняющего грудь, от всеобъемлющей любви. Тебе ничего сейчас не нужно, никакой зверь не рычит в твоем животе и не требует никого целовать, ты просто хочешь увидеть или хотя бы воскресить в памяти непослушные каштановые волосы, тонкие руки, большие карие глаза, услышать ее голос. Ты счастлив, потому что есть человек, которого ты любишь. На губах расползается улыбка, а на душе безумно легко. Небо просто прекрасно: это второй восход счастья в твоей жизни, и он наполнен самыми простыми красками. Солнце – огромный светящийся шар, медленно поднимается из-за горизонта, по небу расплескались пятна и потеки голубого, желтого, оранжевого. Перистые, рваные облака неподвижно приветствуют солнце. И ты улыбаешься им всем. Легкий ветер теребит твои волосы, ласкает горячие щеки, путается в складках мантии, он напоминает тебе о непрекращающемся движении жизни. Когда край солнца отрывается от горизонта, ты встаешь, стряхиваешь землю со своей одежды и понимаешь, что испытания не закончились, что нужно найти путь домой.
Ты поднимаешься на площадку: вокруг перекошенные лица, замершие тела, остекленевшие глаза. Ты в ужасе отворачиваешься и уходишь прочь от этого места.

Твоя любовь хранит твой рассудок.

Палочка навсегда исчезла вместе с твоим врагом, но даже в мыслях не промелькнуло взять те, которые принадлежали Упивающимся, орудия пыток не для тебя. Ты должен сам справиться, сам найти дорогу. Несмотря на усталость, ноги идут, упрямо отдавая попеременное лидерство друг другу.
Что за магия поддерживает твое тело? Что не дает тебе сдаться и умереть от голода среди незнакомых холмов? Это то страстное, горячее желание жить. Все эти три дня ты питаешься только этими чувствами. Рассветы и закаты сменяют друг друга, а у тебя только одна цель - выжить ради нее. Скудные съедобные растения, дожди и редкие ручьи помогают тебе, и ты идешь вперед.

Ты ломаешь в кровь ногти, царапаешь пальцы, ноги дрожат от усталости, когда ты поднимаешься на один из самых крутых холмов. Глаза слезятся из-за ветра, но ты видишь небольшой городок, раскинувшийся перед тобой. Последний рывок, последнее усилие, и ты обессилено падаешь возле городских ворот.

Борьба за жизнь, как и понимание своих чувств, сложная штука. Но одно у тебя уже получилось, а значит, ты снова справишься. Старенькая миссис Смит приютила тебя, три дня помогала перетерпеть жар и выходила истощенное тело. Она вытирала испарину с твоего лба, кормила с ложки, осторожно поддерживая подбородок, поила. Иногда ты бредил и звал Гермиону, а молоденькая внучка миссис Смит успела влюбиться в тебя. В пятнадцать для влюбленности нужно совсем немного: тебя нашли у городских ворот, ты никогда раньше не был в этом маленьком маггловском городке, здесь практически не бывает новых людей, ты явился, как таинственный принц, твой образ занял пустующее место ее идеала. Девочка сочинила для тебя стихотворение, капая на бумагу слезами, выводя на белом листке слова о еще неведомой ей страсти, о уже проснувшейся ревности к некой Гермионе, которая наверняка ветрена и просто разбила твое сердце. Девочке снились сны, наполненные тобой, она грезила о счастье и любви. Но в этой жизни часто сны остаются снами, а грезы, являющие собой наше мнимое представление о реальности, разбиваются о настоящую жизнь. Зачем падать с воображаемых вершин, когда даже не вкусил наслаждения от достижения цели, а разбил сердце по-настоящему? Но в своем порыве Хоуп была искренней, и это главное.

Спустя семь дней ты полностью вылечился, тело набралось сил для пути домой. Ты от всего сердца поблагодарил семью Смит, они даже не расспрашивали тебя о том, почему на тебе такая одежда, откуда ты, они были слишком рады твоему присутствию. А ты был им просто благодарен, ты не интересовался их жизнью, их скучным бытом в этом крошечном городке, не спросил, почему они живут только вдвоем с внучкой. Тебе это было не нужно.
Старушка очень расстроилась, когда ты сказал, что уезжаешь. Ты попросил денег на автобус до Лондона, миссис Смит, кряхтя, встала на табуретку, приставленную к серванту, и из сахарницы достала смятую купюру.

Отсутствие ярких эмоций заставляет людей ближе к сердцу воспринимать любые события из их жизни. Ты стал для нее сыном, который утонул пять лет назад. Просто лодка перевернулась в реке, его ударило бортом по голове, а его жена запуталась в веревке, лежавшей на дне. В тот день не было ни сильного ветра, ни тумана, просто у той реки очень неспокойное течение и они, заговорившись, натолкнулись на какой-то камень в воде или попали в воронку, точнее ничего так и не узнали.

Старушка сунула измятую пятидесятифунтовую бумажку в твою руку. Стало стыдно? Еще бы. Ты все вернешь, она может не сомневаться, но сейчас безумно стыдно брать деньги у человека, спасшего тебе жизнь.

Пятьдесят фунтов в кармане и раздобытая миссис Смит маггловская одежда, и этого было достаточно, чтобы верить в свои силы. Ты прощаешься с девочкой, обнимаешь и целуешь в щеку, но не замечаешь, как она вздрагивает от этого. Прощаешься со старушкой, тоже обнимаешь, потом благодаришь, обещаешь вернуться. Уже шуршат по асфальту колеса автобуса, свистит ветер за окном, начинает накрапывать дождь. Дорога навевает сон. Твои веки медленно опускаются, ты дремлешь, прислонившись щекой к стеклу, по которому стекают капли. Ты видишь легкий и красивый сон о Гермионе, о ее волнистых волосах, чуть длинном вздернутом носе, карих глазах, пальцах, испачканных в чернилах. Ты чувствуешь ее присутствие, и тебе уже хорошо.

Легкий весенний дождь закончился. Ты стоишь на автобусной станции, но не знаешь, что тебе делать. Ты впервые в этой точке Лондона. Как искать Гермиону или вход в магический мир? Ты даже не можешь вспомнить название той улицы, где находится паб «Дырявый котел». Ты подходишь к мужчине в сером плаще и спрашиваешь о том, не знает ли он, как тебе добраться до этого паба. Он не знает, ты подходишь к другому, третьему, к какой-то женщине с собакой, к еще одному мужчине. Никто не знает. Все они магглы, тебе не встретился никто, хоть чем-нибудь напоминающий волшебника.

Ты садишься в городской автобус и едешь куда-то, спрашиваешь о пабе там, но никто опять не может тебе помочь. И снова шуршание колес, и свист ветра за окном. Дождь косыми потоками хлещет в стекло, ты выходишь возле какого-то дома с красивым фасадом, напомнившим тебе соседнее с «Дырявом котлом» здание. Это не то место. Дождь усиливается, он давно намочил твою куртку, а ты все идешь куда-то. Пахнет мокрой листвой и свежестью, небо затянуто серыми тучами, ветер шелестит кронами деревьев. Люди, стараясь спрятаться от дождя, бегут по лужам, прячутся под крышами домов, укрываются зонтиками или газетами, а ты просто идешь и наслаждаешься холодными каплями, проникающими в твои непослушные волосы, скользящими по коже, впитывающимися в ткань куртки. Все бегут куда-то, а ты спокойно идешь по влажной мостовой.

Как найти крошечный невзрачный бар в огромном Лондоне? Ты помнишь, что «Дырявый котел» прячется между книжным магазином и магазином компакт-дисков. Осталось лишь найти его.





Кто ты без помощи других?




7.




Глоток дождя попал мне в горло,
Я захлёбываюсь счастьем,
Я живу, я плачу снова.
Я, как роза, на песке в своей тоске.
В твоей любви я раскрываюсь,
Я вишу на волоске, я потеряюсь без тебя





Дождь закончился. Небо еще серое. Каждый вздох, как глоток прохладной, сладковатой воды. Пахнет мокрым асфальтом и листвой. Ты улыбаешься, снова беспричинно, глупо улыбаешься и глубоко вдыхаешь озонированный, легкий воздух.
Ты стоишь на остановке и провожаешь взглядом большой красный автобус. Люди вокруг снова суетятся, бегут, торопятся куда-то. Тебе прохладно в намокшей куртке, но это сковывающее чувство приятно.

Шурша колесами, подъезжает автобус. Ты смотришь на него и гадаешь: стоит сесть или нет. Новые красные двери с блестящими стеклами призывно открываются, а ты все думаешь. За твоей спиной раздается сопение и шлепки ботинок по лужам. Какой-то человек огибает тебя, задев плечом. Мужчина неплохо одет: добротная коричневая шляпа, темного цвета брюки, блестящие ботинки, но вот натянутая на пиджак жилетка не к месту. Ты улыбаешься, а потом, будто опомнившись, заскакиваешь за мужчиной в автобус.
Странно одетый человек берется за поручень, свободной рукой вытирает каплю с носа, оглядывается вокруг, затем осматривает свой наряд и довольный чуть кивает себе головой.

- Маглы носят жилетку под пиджак, - ты наклоняешься к его уху.

Мужчина вздрагивает и недоверчиво смотрит на тебя, потом его лицо расплывается в добродушной улыбке:
- Неужели я опять промахнулся? Ну, надо же…. А ведь так долго выбирал, что одеть. Ох, уж эти маглы и их мода! Молодой человек, вы не представляете, чуть угнался за этим… за …афторобусом!
Усатый мужчина продолжает что-то говорить, но ты уже не слушаешь, тебя всего заполнила радость, в голове мелькают картины счастливой встречи с друзьями, сердце радостно щемит оттого, что осталось совсем чуть-чуть, и ты увидишь Гермиону.

- …а маглы наивно полагают, что идея создать Биг Бэн принадлежит им. Хотя еще сам Мерлин говорил о возможности…

Забавный мужчина во время своего монолога снял жилетку, и сейчас размахивает ей. Автобус с чуть слышным шипением останавливается.

- … и вам не говорили, что королева Елизавета сотрудничает с магами? Поэтому вполне вероятно, что все короли и королевы были осведомлены…

- Извините, мне очень нужно попасть в магический мир. Я потерялся в магловском Лондоне и не могу попасть домой.

- О, как же вы…

- Вы не подскажите, как мне найти паб «Дырявый котел»?

Двери бесшумно закрылись, и красный автобус вновь зашуршал по асфальту. Усатый волшебник почесал за ухом:
- Я не знаю, как до него добраться из этой точки Лондона. Хм, - мужчина перекинул жилетку через плечо, - понимаете, вам лучше выйти и спросить у какого-нибудь магла, как доехать до Уортингтон стрит. Паб находится там, думаю, вы найдете.

- Спасибо.

Ты так и сделал.

Перед тобой книжный магазин, рядом магазинчик компакт-дисков, а между ними небольшой невзрачный бар. Ты с улыбкой толкаешь скрипящую дверь. Посетителей нет, только старый Том лениво протирает стакан за стойкой. Бармен поднял на тебя глаза, твоя челка старательно приглажена и скрывает шрам. Том подслеповато прищурился, но не узнал тебя.
Кто бы мог подумать, что ты будешь так рад находиться внутри темного обшарпанного бара.

- О, может быть стаканчик пива? – оживился Том.

- Нет, спасибо. Мне нужно попасть на Диагон аллею.

- Ааа, - разочаровано протянул бармен и вернул свое внимание стакану.

- Я… сломал свою палочку, вы не поможете мне?

Том неохотно отставил стакан и, кряхтя, направился к стене-входу в магический мир.

«Три кирпича вверх, два в сторону». Ты помнишь слова, которые сказал Хагрид, когда впервые показал тебе Диагон аллею.

Тук-тук – палочкой по кирпичам.
Тук-тук – твое сердце в предвкушении.

Многолюдно. Снуют туда-сюда волшебники, спешат по своим делам волшебницы, торопятся куда-то покупатели. Заколочена лавка Оливандера. На других висят брошюры Министерства, с ярко-красной на тебя взирает грозный Руфус Скриджемер. «Бди и сообщай о любой подозрительной вещи в Министерство! Оно защитит тебя!» - гласила яркая белая надпись под головой, обрамленной густой гривой волос.


Судьба бывает жестокой, может подарить надежду и беспощадно отнять ее, а может спасти и наградить счастьем. Как предугадать дальнейший поворот своей жизни? Астрология, гадания, хиромантия – все относительно и не дает гарантий. Только человек по кирпичику своими действиями и поступками строит Судьбу. Или кто-то свыше диктует план построения? Каждый сам выбирает - во что верить, вот ты даже не задумался над тем, как тебе удалось найти вход в магический мир, ты просто счастлив от достижения цели. И правильно, ведь о столь глобальных вещах можно подумать на досуге, сидя возле уютного камина, возведенного в твоем доме. А пока темп жизни слишком велик, нельзя терять скорость, иначе можно не успеть, не сделать, не совершить чего-то. И ты принимаешь все как есть.


Ты заходишь в один из открытых магазинчиков, к тебе подходит пухленькая улыбчивая продавщица и предлагает котел из новой недавно появившейся на рынке серии «Котлов вечного действия» по баснословно низкой цене. Ты вежливо отказываешься и спрашиваешь о каминной сети в их магазине. Спустя девяносто семь секунд ты берешь в руку волшебный порошок и перешагиваешь через каминную решетку, улыбаешься и четко произносишь:

- Нора!

Магический вихрь закружил тебя, перед глазами замелькало зеленое пламя, каминные решетки, а потом все резко остановилось и ты, споткнувшись о кочергу, упал на пол в гостиной Норы. Из кухни показалась встревоженная миссис Уизли и замерла у двери. Прижав руки к груди, она прошептала:
- Гарри, милый… - и бросилась обнимать тебя.

Когда она успокоилась, ты спросил о Гермионе и Роне.

- Конечно, конечно! Мерлин, мы уже не надеялись! Места себе не находили…. Джинни все глаза выплакала, а Гермиона будто бы завяла вся, погасла и не одной слезинки…. Бедная…. А Рон, а Рон, да это же…. Мы уже и не надеялись… - все причитала миссис Уизли, а потом будто опомнившись громко позвала:
- Рон, Гермиона, Джинни, скорее сюда! Гарри здесь!

Наверху послышался шум, слабый возглас, потом хлопнула дверь. По лестнице сбежали твои друзья и замерли у входа в гостиную. Рон сжал рукой косяк двери так, что побелели пальцы, Гермиона рядом в удивлении застыла, широко распахнув глаза, Джинни выглядывала из-за спин друзей.
Ты видел только Гермиону. Непослушные волосы, вздернутый нос, чуть приоткрытый рот, хрупкие руки, сжавшие край кофты, темно-карие глаза, неотрывно смотрящие на тебя.

Тихо, только тикали старые часы на каминной полке, и дождь барабанил по крыше, пахло пирогами с черникой, а для тебя существовала только Гермиона.

Целый мир оказался внутри тебя, вся Вселенная в твоей грудной клетке. Ты стоял и улыбался, когда девушка опомнилась и бросилась обнимать того, кого потеряла надежду увидеть. Ее волосы, щекочущие щеку, руки, обнявшие твои плечи, горячее дыханье возле твоей шеи. Ты мягко отстранил ее и застыл, заглянув в темно-карие глаза. Ты хотел поцеловать Гермиону, подарить ей свой мир, но во взгляде девушки было не только безграничное счастье, ее брови у переносицы чуть приподнялись вверх.

Внутри нее происходит борьба. Вы смотрите друг на друга всего несколько мгновений, потом Рон сминает тебя в своих дружеских объятьях. До этого он оттолкнул Гермиону, а ты можешь только следить за ее хрупким силуэтом. Потом к тебе бросается Джинни.

Наконец в этом мире вновь появляются слова, Молли громко гонит всех на кухню, Рон кидается расспрашивать тебя о том, что произошло. Ты рассказываешь, как убил Волдеморта, как видел смерть Упивающихся, но ты не переживаешь этих событий заново - в тебе слишком много другого, светлого чувства. Гермиона не отрываясь смотрит в твои глаза, тебе кажется, что в ее взгляде глубокая мольба, желание остановить мгновение. Но время идет, твой рассказ подходит к концу. Заплаканная Джинни хочет взять тебя под столом за руку, но ты мягко уходишь от этого жеста.

Вы все сидите на кухне и с удовольствием уплетаете пироги с черникой.
Миссис Уизли и Джинни плачут, Гермиона молча смотрит на тебя.

Рон откусывает огромный кусок пирога:
- Хог…а фы… профал…

- Рональд, прожуй и проглоти сейчас же! – возмущается миссис Уизли.

Рон делает неимоверное усилие и с громким звуком «Гым» проталкивает кусок в горло, затем, тыкая в тебя остатком пирога, продолжает:
- Так вот, когда ты пропал, мы рассказали все Люпину, а он связался с аврорами. Они отправились в дом Реддлов, но там уже никого не было.

- Конечно, там никого не было, они просто устроили ловушку для меня. Какой же я был дурак.

- Это потому что Гермионы не было рядом, она всегда остужает твой пыл. Без нее, как без рук. Она у нас умница, - Рон погладил плечо девушки, а та, покраснев, уставилась в отполированную локтями семейства Уизли поверхность стола.

Тебя кольнула ревность.

- Гарри, ты, наверное, ужасно вымотался. Уже десять часов, ляжем сегодня пораньше. Мы утомили тебя расспросами. Давайте, все по постелям, а завтра все еще раз обсудим, вернется Артур, я поговорю с ним насчет заявления в Министерство. Давайте, спать-спать! – и миссис Уизли первая удалилась с кухни, за ней ушли Рон и Гермиона.

Ты остался вдвоем с Джинни.

- Гарри, как ты себя чувствуешь?

- Все хорошо, Джинни.

- Ты, - она подошла ближе, - скучал по мне?

- Конечно, я скучал по всем вам, - предательски сосет под ложечкой, так тяжело отнимать у кого-то надежду.

Джинни с болью смотрит на тебя:
- Ты ведь меня больше не любишь? – она всегда была умной девушкой, но это не уменьшает горести ее всхлипа.

- Джин…

- Почему Гарри? Я ведь так люблю тебя! Так сильно!

- Не знаю…

Ты прав ответа на этот вопрос нет.

- …мне очень жаль, Джинни.

Где тот восторг, то счастье, которых ты так ждал? Ты был уверен, что встретишь друзей, увидишь Гермиону и все решиться, ты признаешься в своих чувствах, а вот о том, как это сделать и что будет дальше, ты не думал.


Рон сидит на своей кровати. Ты молча заходишь в комнату, половицы скрипят под ногами, внутри тебя какое-то опустошение и неопределенность.

Рон встрепенулся:
- Ну, как там с Джинни?

Пока, отвернувшись, забирался под одеяло, ты буркнул:
- Никак.

- Чего? – не понял Рон.

- Я ее не люблю больше. Прости, - зачем-то добавил ты.

Рон удивленно захлопал ресницами, затем, оскорбившись за сестру, поджал губы.
- Почему? – обиженно поинтересовался он.

- Не знаю. Разлюбил...

- Почему? – упрямо повторил Рон.

- Я не-зна-ю! За что можно разлюбить? Просто не люблю больше.

В комнате повисла напряженная тишина. Ты, укутавшись одеялом, неподвижно уставился в потолок, а Рон хоть и молчал, но через несколько минут начал возиться на своей кровати и сопеть, что выдавала его желание чем-то поделиться с тобой. Наконец он не выдержал:

- Я не знаю, как ты мог так поступить Гарри. Она же тебя так любит! Вы были замечательной парой!

Тебе нечего было сказать.

- Нда…. Бедная Джинни, - протянул Рон.

- Самому тошно, не доставай, а?

- Ладно. Это ваше дело, как говориться, сами разбирайтесь.
Он помолчал немного.
- А мы с Гермионой встречаемся. Когда ты пропал, мы чуть с ума не сошли, места себе не находили, а когда тебя уже три дня не могли найти, мы…

- Что?
Тело оцепенело, показалось, что содержимое грудной клетки оказалось в животе, сил хватило только на жалкое «Что?».

- Мы с Гермионой встречаемся, говорю! – с нажимом повторил Рон. – Когда тебя уже три дня не могли найти, мы с ней в этой комнате сидели. Она все время такая бледная была, себя винила. Вот мы, значит, сидим, а она как на меня посмотрит такими огромными глазищами. Она симпатичная все-таки, да? И говорит: «Рон это же мы виноваты, не досмотрели. Особенно я, мне нужно было понять, что Гарри туда заклятьем могут призвать. Теперь его убьют. А я… а я…». Я взял и поцеловал ее, будто защитить хотел. Она такая печальная была…. А потом мне так понравилось, очень приятно с ней целоваться было, лучше, чем с Лавандой. Гермиона такая жадная была, нетерпеливая, прижалась ко мне и все тоже целовала, целовала…. – Рон мечтательно завел руки за голову.

В комнате тихо. Ни одного звука. Ты боишься даже дышать, боишься нарушить мир тишины и понять, что то, о чем говорит Рон, правда.

- Ты не представляешь, какой я счастливый, - он покосился на тебя. – Мне, конечно, жаль, что у вас с Джинни все, но ведь и у вас потом наладится… может, не друг с другом, - он тактично кашлянул, - но с кем-нибудь другим. Я ведь и не думал, что можно таким счастливым стать. Так классно все: и Гермиона и все вокруг. Что ты думаешь об этом, Гарри?

- Здорово, что вы так счастливы, Рон. Это замечательно.
Кажется, получилось не слишком искренне, но опьяненный счастьем друг не заметил этого.

- Мы с ней ведь часто ссорились, а оказалось, что просто друг другу нравились! Забавно, да? Я помню, когда думал, что ее Живоглот съел мою крысу, ух я тогда разозлился! Вот, думаю, несносная девчонка и свою вину не признает! Ты помнишь, Гарри?

Ты слабо угукнул.

- Ты наверно устал! Я болван! Отдыхай! Спокойной ночи, - и Рон отвернулся к стене, видимо, чтобы было меньше соблазна снова начать разговор.

- Спокойной ночи.
Ты лежал на кровати совершенно пустой, в тебе будто ничего не осталось.



Шесть часов утра. Не спится. Мысли буквально раскалываю голову, а чувства мучают душу. Чашка горячего, крепкого чая в руках и открытая дверь на кухне. Легкий утренний холод и свежесть. Где-то вдалеке поет птица, безветренно и спокойно. Солнечные лучи робко приникают в комнату, яркими пятнами освещают грубый деревянный пол.

Слишком много мыслей.
Ты ссутулившись сидишь на стуле и пьешь обжигающий чай.

- Гарри…

Ты вздрогнул.

- Что ты делаешь здесь в такую рань?

Гермиона. Это Гермиона. Грустно улыбнулся ей.
Саднит нёбо, обожженное чаем.

Девушка кутается в теплый клетчатый плед и ждет ответа.

- Я пью чай.

Гермиона с волнением смотрит на тебя:
- Гарри…

Какое-то время не может подобрать слов.

- Ты переживаешь из-за всего, да? Ты убил Волдеморта, ты победил его, умерли все Упивающиеся, мир свободен, война закончилась, но все это такое сильное потрясение, ты сейчас не можешь привыкнуть…. Или тебя терзает то, что ты убийца? Это не так! Ты просто освободил Волдеморта, освободил его искалеченную душу, ты спаситель…
Она заплакала.
- Гарри, пожалуйста, не терзай себя, ты такой грустный…, я не могу… не могу… когда тебе плохо…

Ты вскочил со стула, желая обнять, защитить Гермиону, вытереть ее слезы, но в нерешительности застыл. Девушка сама кинулась к тебе и заплакала, уткнувшись в шею.

- Нет, нет, Гермиона, все хорошо, все правда хорошо, - ты гладил ее волосы и плечи, уверенно шепча слова успокоения, - все просто прекрасно: война закончилась, Волдеморт и все Упивающиеся мертвы, весь мир свободен, мы все свободны.

Гермиона, всхлипнув, подняла голову с твоего плеча.
Такие большие блестящие от слез глаза. Такие, что твое сердце сжимается и бьется сильнее и чаще.

- Гарри…

Ты теряешься, мысли путаются, желания борются с запретами. Гермиона такая хрупкая, такая прекрасная…

- Ты мой самый лучший, самый близкий… Я тебя… ты самый дорогой человек в моей жизни. Благодаря тебе, всех теперь ждет светлое, свободное от страха будущее.

Будущее…

Гермиону ждет счастливое будущее с Роном.


Думая о чувствах других, мы играем в своеобразное «зеркало» – то, что мы считаем правдой, то и видим.


- Конечно, Гермиона, - ты говоришь спокойно, хотя сердце еще бьется, как бабочка в ладонях, но ты уже говоришь совершенно спокойно. – Вы будете замечательно жить с Роном, у вас будут прекрасные дети. Я… я пожалуй поселюсь на площади Гриммо, а вы будете приезжать ко мне в гости, - ты улыбнулся, почти искренне.


Много бумажной волокиты, много дел и событий прошли для тебя как в тумане. Ты сделал официальное заявление в Министерстве о том, что Волдеморт и все Упивающиеся мертвы, дал эксклюзивное интервью «Придире». Но ты не смог предоставить доказательства: тело Темного Лорда и всех его приспешников. «Ежедневный пророк» выставил тебя хвастуном и лгуном, возвысив честную и добросовестную работу Министерства, но исчезновение нескольких десятков людей, занимавших высокие посты в обществе, обладающих властью, деньгами и связями вызвало множество вопросов.
Ты показал тот небольшой городок, где спасли твою жизнь. Министерство Магии развернуло расследование, прочесало окрестности и сделало громкое заявление о том, что Гарри Поттер – лгун, многих Упивающихся убили сотрудники Министерства, и на страницах «Пророка» прозвучал намек, что Волдеморт исчез благодаря блестящей работе действующего министра магии Руфуса Скриджмера.

Только близкие люди верили тебе, остальные лишь бросали косые взгляды. Ты, как и сказал, поселился в доме на площади Гриммо. Один. Наверное, такова участь героев – спасти целый мир и жить в нем в полном одиночестве. Конечно, тебя навещали друзья, приезжали улыбающийся Люпин и располневшая Тонкс – будущие родители – так трогательно, Рон с Гермионой гостили у тебя.
Но все же гости – явление временное. Ты жил один, сначала не выходя из дома из-за косых взглядов, а потом из-за обожания и всеобщего благоговения перед знаменитым Гарри Поттером – Мальчиком-Глубоко-Несчастном-В-Своем-Одиночестве-Среди-Поклонения-Людей, потому что Аврорат не забросил расследование дела по исчезновению стольких людей и Волдеморта. Авроры день за днем исследовали местность все дальше и дальше от того маленького городка, поиск уже собирались свернуть, когда кто-то наткнулся на блестящую бумажку с надписью: «Билет на казнь знаменитого Гарри Поттера. Цена: один кнат». По этим бумажкам, как по крошкам хлеба, добрались до дуэльной площадки. Благодаря ярким билетам на твою казнь ты стал всеобщим героем, человеком два раза победившим сильнейшего темного мага. Министерство признало свою ошибку и с позором выгнало Руфуса Скриджимера. Тебе предложили пост министра магии, ты бы мог стать самым молодым главой магического мира Англии. Но не стал. Тебе было безразлично, кого назначат на этот пост. Политика – это такая вещь, которую не изменить одному человеку, наверное, поэтому даже сам Дамболдор отказался от этой должности, понимая, что против бюрократии, создававшейся сотни лет, он бессилен, а вот учить детей – это его призвание.
А каково твое призвание? Ты мечтал стать аврором, но сейчас не хочешь этого. Нет смысла, нет цели. Есть только огромное количество бесполезного золота в банке – награда Министерства за победу над Тем-Кого-Уже-Можно-Назвать, но мало кто решается на это.

Особняк Блэков так и не стал твоим домом. Ты безвозмездно отдал его под детский приют. Всю свою награду пожертвовал фонду по защите домовых эльфов, созданному Гермионой, обменяв лишь несколько галеонов на магловские деньги, чтобы доехать до небольшого городка, где тебя ждут и где тебе будут рады, чтобы вернуть долг миссис Смит и чтобы заново начать жить.

Когда нечего терять, берут билет в один конец.

Там ты будешь не знаменитым Гарри Поттером, там ты будешь просто человеком.





Кто ты без поражений?





8. I часть




Глоток дождя попал мне в горло,
Я захлёбываюсь счастьем,
Я живу, я плачу снова





Разочарование – что это? Это когда руки опускаются, не хочется двигаться дальше, когда пропадает путеводный огонек, когда теряется смысл жизни? Вот что ты чувствуешь сейчас?

Твоя любовь дает тебе силы жить. Если бы ты был в своем чувстве собственником, ты бы сдался, потому что она не с тобой, и все ненужным и неважным, но твоя любовь глубже и светлее. Ты сейчас чувствуешь печаль, но ты рад тому, как щемит твое сердце. Ты теперь живешь во всех полярностях, ты не отвергаешь печаль, ты принимаешь всепоглощающую силу этого чувства. В ней ты один на один с собой, своими чувствами. Ты живешь, главное верить…
Разочарование – это потерять надежду.

Ты прожил в доме на площади Гриммо чуть меньше года, а теперь резко меняешь свою жизнь. Темные стены, паутина по углам, безумная болтовня Кричера – все это так надоело, буквально въелось в твою голову. Ты послал письмо Рону и Гермионе, рассказал в нем о том, что тебе нечего здесь делать, что ты попытаешься начать жить заново, что переписка будет невозможной, потому что ты уезжаешь в семью магглов.
Желтоватый листок пергамента – им ты попрощался со своими лучшими друзьями, потому что не нашел в себе решимости сказать им все в лицо.
Это довольно подло, но ты не смог по-другому.


Неловко возвращаться в покинутый дом, к покинутым людям. Ты будто провинился, ведь на самом деле раньше ты не хотел возвращаться, лишь вернуть сто долларов, подаривших тебе надежду на счастье. Тебе будут рады, но на душе скребут кошки, ты неуютно чувствуешь себя на этом старом крыльце. Это не твой мир, но твой разрушен и выбора нет. Так к чему сомнения?

Старый, дребезжащий звонок слышен даже из-за двери. Моросящий дождь шелестит в листве, на земле лужи, дорога превратилась в сплошную грязь. Этот день точно такой же, как тот, когда ты отправился в Лондон за своим счастьем, но не смог дотянуться до него. Дверь открыла миссис Смит. Старушка еще сильнее поседела, осунулась, она близоруко сощурилась и охнула от удивления:
- Мой мальчик!

Она что-то радостно причитала, по морщинистой щеке скатилась слеза. Миссис Смит торопливо вынула аккуратно-сложенный, клетчатый платок из кармана кофты, забыв про свою слезу, вытерла тебе влажный от дождя лоб и счастливо улыбнулась.
- Ох, в дом, в дом, ты же весь промок! Скорей снимай куртку! И к камину, мы с Хоуп его сегодня натопили!

Вы проходите в маленькую уютную гостиную.

- Бабушка, кто там? – раздается с кухни.
Скрипят половицы. Звук замирает, когда ты оборачиваешься.

В дверном проеме застыла большеглазая девушка.

- Ой, - слабо пискнула она и схватилась за фартук.

- Доченька, посмотри, кто вернулся! – миссис Смит счастливо улыбалась беззубым ртом.

- Вижу, бабуля…. З-здравствуй, Гарри.


Вы сидите за столом. Над тарелками с картофельным пюре поднимается пар. Хоуп раскладывает вилки. Она старается скрыть улыбку, но разве можно спрятать тот светящийся шар, который просто освещает ее изнутри?

- Гарри, ты такой хмурый…. М-может, я плохо сварила пюре? - покраснев, шепчет Хоуп.


Сложно оказаться хуже кого-то. Невозможно всегда быть лучшим, всегда оставаться первым, но так тяжело признавать, переживать поражение. Ты любишь Гермиону, а она с другим, оказывает ему знаки внимания, заботы, ласки, любви, в которых ты так нуждаешься. Будто грузило подвесили к сердцу, сначала легкое, но с каждым вздохом все больше наливающееся свинцом, давящее, душащее.
Хочется сесть посередине пустой комнаты и представить, что это весь мир, что больше ничего нет, проблем тоже нет, нет отчаянья, боли. Но все это есть и будет с тобой, пока ты не переживешь их, не победишь, осмыслив, не отбросишь.
Слезы дают некоторое облегчение, тяжелее, когда они не могут вырваться наружу, тогда они вызывают ноющую боль в груди, тянут к земле, заставляют неуверенно согнуться прямую спину.
В жизни столько всего есть, так много интересных вещей, которые теперь безразличны тебе. Просто на них нет сил. Нет уверенности в себе.
Так мерзко ставить себя ниже счастливчика, отнявшего чувство, нужное тебе как воздух. И как неловко думать так о своем лучшем друге…
Он лучше тебя, он превосходит тебя. Ты жалок, никчемен.
Ты не достоин счастья.
Ты хуже…

Рука Хоуп дрогнула.

Хватит.

Ты – это ты.
Ты не хуже, не лучше.
Ты другой, ты уникальный.
У тебя ничего не отнимали, не отбирали.
Так получилось; так, если угодно, распорядилась судьба.
Надо жить дальше, занять предназначающуюся именно тебе нишу.
Все неудачи – это испытания. Нужно с честью преодолеть их, построить себя самому, ведь счастье не дается просто, часто его приходится завоевывать, заслуживать, дожидаться…
Только вымучить счастье нельзя.


- Прекрасное пюре, Хоуп, - ты улыбнулся. – Замечательно готовишь, а кто научил тебя?

У девушки что-то вспыхнуло внутри, что-то сбивающее дыханье и вызывающее румянец на щеках.
Она влюбилась в тебя по уши. Неужели ты не видишь?

- Б-бабушка…. Она замечательно готовит.
- А где твои родители?

- Умерли они, милый. Чуть больше десяти лет назад, тогда…- грустно вздохнула миссис Смит.


Ты живешь в этом городке уже несколько месяцев, всем представили тебя как друга семьи. Ровные улицы, аккуратные газоны, будто игрушечные домики, и небо почти всегда голубое. Миссис Смит устроила тебя на небольшую фабрику на окраине города, ты завел новых знакомых, но все они лишь приятели, никаких друзей.
Хоуп одновременно тянется к тебе и стесняется твоего внимания, как маленький напуганный щенок, которому безмерно хочется ласки. Она не сводит с тебя больших серых глаз, когда ты не видишь этого. Каждый вечер, расчесывая свои медовые волосы, она думает о тебе. Когда ты о чем-то ее спрашиваешь, она теряется и краснеет, поэтому отвечает быстро и сбивчиво, и у тебя складывается впечатление, что Хоуп сторонится, избегает тебя.

Ты начинаешь наблюдать за ней. Тихая сельская девушка, стеснительная, мечтательная, простая. Она не любит читать. Спасаясь от скуки этого маленького городка, она слушает старый бабушкин патефон. Ты постепенно привыкаешь к красивым мелодиям и напевам, льющимся из старенького ящика. Вы начинаете слушать их вместе. Девушка привыкает к тебе, вы начинаете чаще разговаривать, обсуждать музыкальные композиции, дела по дому, она, наконец, решается расспросить тебя о твоей прошлой жизни.

- Я… не хочу вспоминать этого.

Хоуп чуть отпрянула, будто испугавшись твоего ответа или своего вопроса.

- Нет-нет, ничего плохого я не делал. Просто… понимаешь, мне пришлось… чтобы спасти многих и… Мне не хочется вспоминать, прости меня. Мне хочется жить спокойно.

- Конечно, я понимаю, - покорно отозвалась Хоуп.

Ты такой таинственный, ты ее герой.

Полгода вы жили спокойно, как брат с сестрой.
Но Хоуп уже почти восемнадцать, она изнывает от любви к тебе.

Вы собирали созревшую в саду сливу. Улыбались испачканными губами, но не говорили друг другу о том, что вокруг рта у вас красновато-фиолетовый ободок, исподтишка улыбаясь этому. В саду пели птицы, безмерно яркое солнце будто кислотой прожигало листву ветвей и лилось повсюду, почти нигде не оставляя тени.
Ты, собрав уже третье ведро, с выдохом уселся на землю, любуясь блестящей на солнце медовой косой девушки.

- Гарри, но мы же не закончили. Вставай, - она потянула тебя за руку, ты легко противостоял этому жесту.

- Неа, - ты улыбнулся во весь рот.
По телу разлились такая нега и лень, что захотелось вообще никогда больше не вставать с прогретой солнцем земли.

- Пойдем, - она потянула сильнее.

- Ни за что, - медленно протянул ты, продолжая улыбаться.
Такая легкость.

Хоуп уперлась в землю и принялась тянуть сильнее:
- Пойдем, пойдем, пойдем!
Девушка уже чуть сдерживала смех.

- Ни за что и ни-ко-гда! Мы же объедимся этой сливой и посинеем!

Хоуп рассмеялась и, перестав тянуть, под действием еще не прекратившегося противостояния твоей руки упала на колени, ткнувшись носом в твою шею.

Она красная, как недозревшая сливина, подняла голову.

- Ты грязная.

- Ты тоже.

Вы оба звонко рассмеялись.
А потом она чуть приблизилась к тебе.
У нее очень нежные, гладкие губы со сладким вкусом.
Первое, что пришло бы тебе на ум при описании этого поцелуя, было бы «сливовый».

Тебе очень нравилось обнимать ее, прижимать к себе, целовать, ласкать. Это было новым чувством, эмоцией в твоей жизни. Это взбаламутило твой однообразный быт в этом городке.
Парни, заглядывающиеся на красавицу Хоуп, быстро разобрались в ситуации и больше не крутились возле вашего дома, теперь к вам заглядывал только твой приятель Джон. Вы часто сидели на кухне или в саду, говорили мало, обычно играли в шахматы, шашки или слушали музыку вместе с Хоуп.
Джон, не высокий, симпатичный, упрямый, всегда, смеялся шуткам Хоуп и сосредоточенно объяснял тебе, как починить кран, как лучше покрасить забор и прочее благоустройство быта.

Каждый день: пробуждение, завтрак, поцелуй Хоуп на прощанье, работа, обед, работа, ужин, встречи с Джоном, поцелуй Хоуп на ночь. По выходным поездки на пикник или работа по дому.
Потом умерла миссис Смит. Она стала совсем старенькая, сморщилась, как моченое яблоко, осунулась, волосы на ее голове превратились в белоснежный пушок. За несколько дней до смерти она слегла, у нее поднялась температура, потом дыхание стало сбивчивым, старушка перестала узнавать окружающих. Хоуп постоянно сидела перед ее постелью на коленях и молча гладила морщинистый лоб, капая на него слезами. В одну из ночей девушка проснулась от сильной жажды.
Тебя разбудили ее истеричные всхлипы. Хоуп рыдала возле постели старушки, гладила ее волосы, целовала остывающие лоб и щеки. Ты подошел и обнял девушку, крепко прижал к себе. Она горячо шептала о несправедливости, жестокости жизни, как же хорошо ты ее понимал.
Для тебя это тоже была большая потеря. У тебя никогда не было бабушки, а с миссис Смит ты узнал счастье быть внуком.

Казалось, ничего не будет так как прежде, но дни сменялись днями, летели листочки календаря на кухне, тебе хорошо знакомо это непрекращающееся движение времени.
Спустя несколько месяцев Хоуп перестала плакать по ночам, когда думала, что ты уже уснул и не слышишь ее всхлипов. Она перестала плакать, когда стала засыпать в твоих объятиях. В одну из ночей ты, войдя в ее комнату, обнял, свернувшуюся калачиком на постели девушку. Она молча лежала, кусая соленый уголок подушки, а потом резко поднялась, уткнулась тебе в шею и разрыдалась в голос. А потом начала жарко, жадно целовать, оставляя на твоих губах соленый привкус и чувство, что это ваше общее горе, и вдвоем нести его не так тяжело.

Жизнь заняла новое русло и потекла по нему.

Вы жили вместе уже три месяца. Все стало привычным и обыденным. Хоуп, Джон, жизнь в этом городе, однообразная работа.

Наверное, самое тяжелое испытание – это скука.
В горе, в беде, в отчаянье можно плакать, проклинать судьбу, но сражаться с этим, бороться, противостоять. А что делать со скукой?
Ты привык всю жизнь жить в напряжении. Детство на Тисовой улице, а потом геройские будни в Хогвартсе. Ты много успел, сделал, совершил. Ты хотел поселиться в Годриковой Лощине, но Хоуп там не место, это не ее дом. Эта простая девушка создана для того маленького городка, где она родилась. Наверное, просто от нее исходит не солнечный аромат, а запах луговой ромашки и срубленного клена. Она замечательного мягкого розового цвета – любящая, милая, нежная.
Ты успел изучить ее всю.
У нее родинка на левом виске, мягкий курносый носик, упрямый подбородок, большие мечтательные глаза. Во сне она трогательно прижимается к тебе и чуть-чуть сопит, у нее мягкие округлые плечи, ласковые нежные руки и очень чувствительный гладкий живот.

Ты мирно живешь в отремонтированном тобой уютном доме, у тебя есть работа, девушка, друг.
Чего же тебе еще нужно?

Умей наслаждаться тем, что имеешь.
Живи, не опуская рук, не смиряясь со скукой.
Ты радуешься улыбке Хоуп, твое сердце начало оттаивать.
Но это ли твое счастье?





Кто ты без надежды?





8. – II часть


Внимание: немного Rская глава! :)
И еще розовосопливая…

***



Я, как роза на песке, в своей тоске,
В твоей любви я раскрываюсь,
Я вишу на волоске, я потеряюсь без тебя





Тихая, размеренная, однообразная жизнь. Один день похож на другой, как рисовые зерна. Закат идет вслед рассвету, Земля вращается вокруг своей оси, постепенно движется вокруг Солнца. И это все. Нет новых эмоций, нет мирного, спокойного счастья.

Ты сидишь на диване. В последнее время ты завел привычку погружаться в воспоминания. Вот сейчас за окном солнце, а в твоей душе идут дожди. В голове все время прокручивается тот день, когда ты ехал в автобусе, слушал шелест капель в листве и был безгранично счастлив, а потом ты понял, что счастье недосягаемо. В ушах будто до сих пор дождь барабанит по крыше, а не чирикают птицы. Ты настолько погрузился в свои мысли, что в который раз не услышал, как Хоуп зовет тебя.

Девушка в голубой футболке поднялась на крыльцо и заглянула в дверь.
Ты все так же неподвижно сидишь на диване и смотришь в окно. Хоуп подходит ближе и садится рядом с тобой. Девушка гладит твои волосы, ты поворачиваешься к ней и смотришь в глаза.

- Ты тоскуешь, Гарри… - тихо шепчет она.

- Хоуп…

- Ты теряешь надежду на счастье. Я могу подарить тебе ее. Ты помог мне узнать, что такое любовь, я так благодарна тебе, и я…

- Я люблю тебя.

- Знаю. Но у любви слишком много проявлений, и только сердце может подсказать, какое именно твое, настоящее. Ты любишь меня, но по-другому. Ты всю свою любовь подарил ЕЙ. Ты ведь любишь… Гермиону? Иногда во сне ты зовешь ее. Я не знаю, какая она, что тебе так нравится в ней, почему ты живешь ею…

Девушка говорила с глубокой грустью, но ни одна слезинка не скатилась по ее щеке. Она беззащитно ссутулила плечи, но голову держала прямо:
- Знаешь, я ведь люблю тебя, но ты несчастен со мной. Я… я не знаю, почему ты тогда вернулся в мой город, что было у тебя с Гермионой?

Хоуп посмотрела в твои глаза, и ты не смог уйти от вопроса, не смог соврать.

- Я никогда еще не испытывал такого чувства, как к Гермионе. Она моя жизнь, я счастлив даже от мыслей о ней, я…

- Гарри, я понимаю тебя...

- Она… вместе с моим лучшим другом.

- Скажи это чувство самое важно в твоей жизни?

- Да.

- Тогда почему ты не борешься за него?

Ты отворачиваешься к окну:
- Потому что… я слаб. Я боялся того, что подумают люди, окружавшие меня, мой друг… Я не хотел рушить их пару, ведь Рон любит Гермиону, а она… не знаю, тоже...

Хоуп погладила тебя по голове:
- Глупенький, - нежно поцеловала в щеку.

Ты грустно улыбнулся ей.

- Борись за свою любовь, не опускай рук, не отчаивайся. Я верю, что ты достоин счастья. Пусть моя вера будет тебе надеждой.


Чужая жизнь так и не стала твоей.


Через несколько месяцев после твоего отъезда Хоуп вышла замуж за Джона. Хотелось бы верить в то, что она действительно жертвовала собой из-за большой любви, отпуская тебя к любимой, но можно только верить в это. Девушка действительно горячо любила тебя, хотя скорее была влюблена, а потом, когда повзрослела, поняла, что ты не ее человек, что ты все еще любишь Гермиону, а Джон – тот, кто ей нужен.
Жизнь, как жизнь.


Одним теплым летним вечером ты стоишь на крыльце дома Гермионы и Рона, в который они планировали переселиться в то время, когда ты собирался покинуть площадь Гриммо.

Небо насыщенно-синее, по-летнему ярко видны звезды, и легкий ветерок шепчет о чем-то.

Но это не так просто. Ты стараешься прогнать мысли и дрожь в коленях, но не можешь. Пахнет цветущим шиповником, этот запах дурманит и успокаивает. Мелодичный звонок заставляет тебя вздрогнуть. Ты решил, что скажешь ей о своих чувствах, несмотря ни на что.

- Кто там? – раздается из-за двери голос Гермионы.

Твое сердце забилось будто бы в горле:
- Э…это Г-гарри.

Секундная пауза, затем щелчок замка.

На пороге стоит самая прекрасная девушка на свете: она немного заспана, возможно, задремала за книгой, непослушные волосы заплетены в уже растрепавшуюся косу, темно-карие глаза блестят в полумраке прихожей. Она удивленно смотрит на тебя, потом заворожено шепчет:
- Гарри…

- Здравствуй, Гермиона.

Она вскрикивает и порывисто обнимает тебя, потом отстраняется, вы неловко целуете друг друга в щеку.

- Как ты оказался здесь? Ты так надолго пропал…столько времени…. Я не ждала гостей, поэтому… немного не убрано. Проходи. Хочешь чаю? Ты мне все расскажешь, да? – она улыбается, так же открыто и искренне, как и раньше.

- Конечно, и от чая я не откажусь.

Ты садишься в гостиной, Гермиона приносит поднос с печеньем и двумя чашками.

- Гарри, расскажи, как ты оказался здесь, ведь ты очень давно не приезжал.

- Я просто решил зайти в гости. Лучше расскажи, как ты живешь, где пропадает Рон.

Девушка посмотрела в открытое окно:
- Мы с ним не сошлись характерами. Мы прожили вместе восемь месяцев, последний был просто адом: постоянные ссоры и ругань. Рон все время предъявлял мне какие-то обвинения, говорил, что я его подавляю, угнетаю, не люблю…

- А это правда?... Что не любишь?

Твое сердце замерло в ожидании.

Гермиона поднимает на тебя глаза:
- Да.

В открытое окно проникает неповторимый запах шиповника, прозрачные занавески чуть колышутся от ветра, где-то поет сверчок. Вы молчите.

- Я люблю тебя.

Она не переспрашивает «Что?», и ты рад этому. Ты ждешь ее реакции. Гермиона молчит, пораженно смотрит на тебя.

- Я… - ее голос дрожит, - так давно… так сильно… люблю тебя, но ты не обращал на меня внимания, и я боялась показать свое чувство, признаться в нем даже себе, я...

Ты сжимаешь девушку в объятьях, целуешь ее щеки, вздернутый нос, трепетно прикасаешься к горячим губам. Гермиона руками обвивает твою шею, отвечает на поцелуй. Сердце так бешено бьется в груди, что его стук отдается в ушах. Твои губы и руки нежны и нетерпеливы. Ты наслаждаешься каждым прикосновением к Гермионе. Ваши движения похожи на какой-то древний, известный всем людям танец, чуть неловкий, но такой горячий и страстный. Ты переплетаешь пальцы с ее, целуешь мочку уха, ласкаешь губами шею. Та, которую ты любишь рядом: ее кожа, солнечный аромат, руки, губы, вся она. Ты растворяешься в девушке с именем Гермиона. Она нежно шепчет:
- Гарри… - сильнее прижимается к тебе.

Вы знаете друг друга почти всю жизнь, но разлука в несколько лет подарила вам свежесть, яркость, пронзительность момента вашей встречи.
Вы нашли искренность любви и ласки, настоящие чувства, которых вам так не хватало.

Когда хочется раствориться в человеке, нет запретов, есть только ваши желания и чувства.
Ты расстегиваешь ее кофту, целуешь плечо, ключицу, ты слушаешь ее тело и желания, и девушка отвечает тем же. Она забирается пальцами в твои волосы, трепетно целует за ухом, проводит ногтями по спине, вызвав легкий холодок на коже.
Вы отдаете себя без остатка.

Меньше одежды и учащенней дыханье.
Смуглая кожа Гермионы напоминает оттенок кофе, разбавленного молоком, а синяя обивка дивана – хрупкий фаянс. Тебе хочется выпить эту девушку до дна, полностью ощутить ее вкус.

Резче вдохи.
Ты ласкаешь ее тело губами, языком, зубами, руками. Ты вдыхаешь солнечный, солоноватый аромат ее кожи и чуть слышно рычишь от желания обладать ею. Твоей. Только твоей.

Ты все глубже.
Она обнимает тебя, приглушенно стонет, выгибает поясницу вслед твоим движениям. Ты чувствуешь безумное наслаждение, горячее пульсирующее напряжение внизу живота. Ты проводишь рукой по ее щеке и жадно целуешь.

Сдержатся. Не оборвать эту сладкую, невозможную пытку.

Ее сбивчивое дыханье опаляет, разжигает тебя. По телу разливается все больший огонь.
Почти свело мышцы, ноют руки и ягодицы, но когда ты вновь и вновь приподнимаешься над Гермионой, кажется, появляется какая-то неистовая животная энергия – обладать.

Девушка приглушенно всхлипывает, ты чувствуешь, как ее тело напрягается, она особенно сильно выгибает спину и восхищенно шепчет:
- Гарри…

Ты чувствуешь волну наслаждения, охватившую ее, и сам выдыхаешь:
- Любимая…

Ты обнимаешь Гермиону, ее голова лежит на твоей груди, вы молча лежите, просто наслаждаясь чувством, когда кажется, что весь мир сосредоточен вокруг вас. Она засыпает, ты тоже погружаешься в сон, но отголоски мыслей еще витают в твоей голове. Но о прошлом, уроках жизни, судьбе, любви вере, помощи других, надежде ты подумаешь потом. Твои глаза медленно закрываются. Твой первый счастливый день подошел к концу. Впереди еще много таких, неповторимых и ярких, как сама любовь.



Пахнет созревшими яблоками. Мужчина с растрепанными волосами и женщина с непослушными вьющимися сидят под раскидистым деревом, рядом играет маленький мальчик. Они переглядываются и улыбаются друг другу.
Они гуляют по саду, сидят на крыльце, мама целует сына на ночь. На День Рождения ребенку дарят велосипед.
Время будто повернулось вспять. Ведь ты – вылитый отец, а улыбка Гермионы так похожа на улыбку Лили.
В доме живет домовой эльф Добби, небольшая комнатка которого забита вязаными носками и шапочками – подарками хозяйки. Он исправно получает зарплату в несколько сикелей и безмерно рад помогать нанявшим его людям.
По Годриковой Лощине теперь часто разносится смех.


***

Гарри починил верхнюю ступеньку крыльца, теперь она скрипит словом «счастье».

***

Человек такой, каким создан природой, сформирован общением с людьми, событиями и испытаниями в жизни. Он не сможет полноценно раскрыть себя в одиночку, человека лепят, мастерят все, кто окружает его: родители, друзья, враги, просто люди, и самое сильное воздействие на него оказывает любовь.

Вопрос: «Кто я без тебя?» можно задать каждому, но только найдете ли вы ответ…
Признаваться в зависимости нелегко.
Но именно в зависимости мы находим счастье.





Кто я без тебя?