Глава 1. Каллидора Блэк.Название: Jeunesse doree*
Автор: Альена
Бета: Диана Шипилова
Герои: семейство Блэк.
Пейринг: Каллидора Блэк/Харфанг Лонгботтом, Седрелла Блэк/Септимус Уизли, Чарис Блэк/Каспар Крауч.
Рейтинг: G
Направленность: Гет.
Саммари: А ведь когда-то Блэков в Хогвартсе было побольше, чем Уизли…
Отказ: не мое.
*[фр.] — Золотая молодежь.
Глава 1.
Когда у Арктуруса и Лисандры Блэк родилась третья дочь, отец семейства не был особенно расстроен. Сыновья нужны только для того, чтобы не дать исчезнуть фамилии. И что бы ни говорил любой будущий отец о своем крайнем недовольстве, если жена не подарит ему сына, любят и балуют они именно дочерей. Видимо, по той простой причине, что девочка вырастает, чтобы уйти из своей семьи, тогда как мальчики остаются, чтобы продолжить свой род. А люди всегда ценят больше то, что могут потерять.
Фамилии Блэков исчезнуть определенно не грозило. В новом поколении было уже четыре мальчика. Поэтому Арктурус и не стремился произвести на свет долгожданного наследника и жену не винил.
А уж после того, как три едва рожденных малыша умерли еще до того, как их успели занести в семейное Древо Блэков, а через несколько месяцев после смерти последнего он лишился еще и жены, Арктурус и вовсе смирился с тем фактом, что растить сыновей ему не дано.
Обижаться на судьбу, когда у тебя есть три красавицы-дочки, было, по меньшей мере, глупо. Так что Арктурусу оставалось только смотреть, как его девочки взрослеют. Слишком быстро взрослеют, наверное.
— Чари, Дори! А ну прекратите подглядывать!!! — Каллидора Блэк недовольно смотрит на шестилетнюю родную и пятилетнюю двоюродную сестренок. Кассиопея — лучшая подруга и советчица — дергает Дореа за бант на спине платья, заставляя сестру оторваться от увлекательнейшего занятия — подглядывания за взрослыми в замочную скважину.
— Ну Касси… — ноет та, отстраняясь от двери.
В карих глазах застыло самое что ни на есть обиженное выражение, заставившее всех рассмеяться. Дореа была самой младшей из присутствующих в этой комнате. И не было ничего удивительного в том, что ей многое прощалось.
Но Каллидора все же старается сделать строгое выражение лица.
Сейчас она старшая. И должна приглядеть за остальными. Пусть даже здесь и есть Касси, которая младше всего на четыре месяца.
— Это некрасиво, дети.
— Ой, как будто ты сама не ребенок! — Это уже возмущенно высказывается Элли — Седрелла Блэк — оторвавшись от чтения очередной книги.
— Да уж постарше вас! — Каллидора гордо вздергивает чуть курносый носик, показывая свое отношение к неразумным «малышам».
— Нашла чем гордиться, — ехидство Элли видно даже Дори и Чари, которые едва слышно хихикают, спрятав улыбки в маленьких ладошках.
Каллидора зло смотрит на сестру.
Кассиопея кладет свою тоненькую ладонь ей на плечо в примиряющем жесте.
Трагическую паузу прерывает открывшаяся дверь. И показавшаяся на пороге фигура Поллукса — брата Касси и Дори.
— Я надеюсь, вы тут не деретесь, девочки?
Из-за Поллукса выглядывает его жена — Ирма. Ее располневшая фигура скрыта от посторонних глаз просторным платьем, а бледное лицо выглядит довольно усталым.
— Поллукс! — Дори кидается к брату. Тот подхватывает младшую сестренку на руки и продолжает подозрительно смотреть на остальных. Особенно на Каллидору.
Та с непроницаемым лицом смотрит на него.
Элли опускает глаза в книгу, не желая посвящать двоюродного брата в их ссору.
Ирма устало опускается на диван, стоящий возле окна, и прикрывает глаза. Касси осторожно присаживается рядом, обеспокоенно смотря на жену брата:
— Ты в порядке?
— Она в порядке, — Поллукс подходит ближе, все еще не спуская с рук Дори. — Просто приемы mon l’oncle чересчур утомительны. Даже если ты чувствуешь себя превосходно.
Ирма чуть заметно хмурится, стараясь не смотреть на мужа.
Касси и Каллидоре всегда было ее немного жаль. Ирма Крэбб была младше Поллукса Блэка на год. И влюблена с самого детства. Правда, не в него. А в деньги. Девушки семьи Крэбб не получали из наследства ничего, а Ирма всегда была довольно-таки амбициозной. Поллукс же никогда не обращал на нее внимания. Для него она была всего лишь подругой детства, ребенком, почти еще одной младшей сестрой.
История же их внезапной свадьбы была очень «темной» и для детских ушей не предназначенной. Но, как они слышали, конечно же, совершенно случайно, на свадьбе Ирма уже была в положении. Естественно, любви Поллукса к ней это не прибавило. Скорее наоборот…
Сейчас Поллуксу было восемнадцать. И у него в скором времени должен был появиться наследник. Или наследница.
Собрать всех членов семьи Блэк в одном помещении было довольно непростой задачей. И единственным человеком, которому это всегда удавалось, был Арктурус Блэк. Но иногда случались поводы, для которых трудиться, чтобы отыскать заблудших родственников, было ненужно.
Таких поводов было три: рождение, свадьба и похороны.
В этот раз поводом стало последнее событие.
Финеас Блэк, отец пятерых детей, об одном из которых лучше не упоминать, скончался в своем доме.
К удивлению большинства, это была самая банальная смерть, от старости. К удивлению, потому что обычно Блэки своей смертью не умирали.
Дети, еще неделю назад спорившие на празднике, непонимающе толпились возле Ликорис. Девушка не спешит объяснять им что-либо. По ее мнению, дети должны были оставаться детьми в любых ситуациях. Даже дети Блэков. Да и рассказывать о смерти любимого дедушки ей не хотелось…
Единственным человеком, который моментально все понял правильно, была Каллидора. Старшая из сестер, она прекрасно помнила, что в похожие черные платья их одели после того, как отец сказал, что мама больше никогда не придет.
Да еще и Кассиопея, в памяти которой тоже остались события трехгодовой давности.
Подошедший Регулус попытался улыбнуться детям, а потом чуть приобнял сестру за плечи, что-то неслышно прошептав ей на ухо.
Их старший брат — Арктурус, названный так в честь отца Каллидоры, Элли и Чари, — также подошел к ним. Его жены не было. Юная миссис Блэк осталась дома, вместе с малышкой Лукрецией.
Он неодобрительно посмотрел на обнимающихся сестру и брата.
А потом перевел взгляд на детей.
Пять девочек и один мальчик настороженно смотрели на него.
Он вздохнул и почти испуганно огляделся вокруг.
Вероятно, именно этот испуг и смогла уловить Элладора. Сестре дедушки Финеаса явно было тут неуютно. Она подошла к кучке жавшихся друг к другу детей и просто сказала:
— Пойдемте. Нечего вам тут делать.
Дети провели у Элладоры больше недели.
Почему-то возвращаться домой из ее небольшого, но безумно уютного дома не хотелось.
Каллидоре нравилось бывать у тети Элладоры. Именно эта удивительная женщина не жалела времени, чтобы вдалбливать в их головы французскую грамматику. И именно у нее всегда находилось время, чтобы выслушать все их детские секреты и обиды.
Наверное, Элладора и была единственным человеком, который видел слезы внучатой племянницы. И ту это вполне устраивало.
А еще в дом к Элладоре приходили просто так, посидеть и поговорить обо всем на свете.
Естественно, большинство было вместе с детьми. Поэтому дом Элладоры был еще и тем местом, где дети могли познакомиться еще до того момента, как встретятся в Хогвартсе.
Элладора счастливо улыбнулась, когда увидела, как Каллидора довольно спокойно разговаривает с Харфангом Лонгботтомом. Разве довелось ли бы кому-нибудь увидеть подобное в Хогвартсе? Она точно знала, что нет.
А вот Дори чем-то определенно недовольна.
По крайней мере, выражение ее личика счастливым назвать было нельзя.
— Дурак!!! — Девочка зло смотрит на мальчишку, сидящего рядом, а потом еще и бьет его книгой, отобранной у возмущенно вскрикнувшей Элли, по голове.
Чарлус Поттер потирает рукой макушку, все еще держа в другой ладони голову куклы. Тело несчастной игрушки валяется в траве рядом с Дори.
— Сама такая! — Мальчишка явно не спешит каяться в содеянном.
— Ах так? — Дореа снова замахивается книжкой. Но сделать ничего не успевает, потому что Абрахас Малфой, который до этого момента весьма спокойно смотрел на ссору новых знакомых, отбирает у нее орудие предполагаемой драки и отдает ее Элли, кивающей в знак признательности. Мариус — брат Дори — качает головой и уводит Элли подальше от них, чтобы досмотреть книгу.
Каллидора не особо волновалась, когда подходила к Распределяющей Шляпе. Она прекрасно знала, на какой факультет она попадет.
Слизерин.
Блэки всегда попадали на Слизерин.
Ну… почти. Конечно же, бывали и исключения. Например, такие, как Исла, которая потом вдобавок еще и сбежала с магглом.
Но Каллидора прекрасно знала, что те случаи к ней определенно не относятся.
Но ей почему-то было немного обидно, что тот милый мальчик, с которым она так часто общалась у Элладоры, попал на Гриффиндор.
Совсем немного.
— Каллидора? — Лонгботтом неуверенно смотрит на девочку. Точнее, не на нее, а на эмблему факультета Слизерин на ее мантии.
— Ты что-то хочешь? — Резкий вопрос срывается с ее губ, заставив его сжаться.
— Да. — Он все-таки берет себя в руки и уверенно смотрит ей в глаза.
— И что же?
— Я хочу, чтобы ты перестала видеть во мне врага. Мы не враги, Каллидора, — Харфанг осторожно берет ее руку в свою ладонь.
— Ты гриффиндорец! — Голос звучит почти обвиняюще.
— Разве гриффиндорец — это уже не человек? — удивленно смотрит он прямо ей в глаза.
— Но так было всегда, что…
— Каллидора! — перебивает ее мальчик. — Скажи, а тебе никогда не хотелось нарушить правила?
— Хотелось, — едва заметно улыбается она.
— Тогда сейчас самое время. Так как? Снова друзья?
Каллидора чуть прищуривает глаза, когда смотрит на него, но потом все-таки уверенно произносит:
— Да. Друзья.
Каллидора всегда была предметом гордости отца. Смышленая девчушка, быстро превратившаяся в умную и сдержанную девушку. Арктурус понимал, что рано повзрослела она фактически из-за него, из-за того, что он не сумел уделить им то внимание, которое нужно было девочкам, оставшимся без матери.
Но сейчас он уже не мог сделать ничего.
Каллидора выросла.
— Отец? — Девочка чуть удивленно смотрит на вошедшего мужчину.
— Дора…— Он замечает, как морщится дочь, услышав подобное обращение. Она никогда не любила, когда ее называли так, как маленького ребенка. Но Арктурус продолжает:
— Дора, ты помнишь, что в этом году в Хогвартс поступает Элли?
— Превосходно помню, le pere, — хмурится Каллидора. И Арктурус прекрасно знает почему. Отношения между его старшей и средней дочерьми никогда не складывались. Первая слишком стремилась к тому, чтобы все вокруг подчинялись правилам, тогда как вторая была чересчур своевольна. И точек соприкосновения, кроме уверенности в своей правоте, у них не было. А это вряд ли могло поспособствовать установлению дружеских отношений.
— Ты знаешь, о чем я собираюсь тебя попросить?
— Je ne sais pas, papa, — в этот момент Арктурус почти уверен, что дочь над ним просто издевается, но на ее лице абсолютная серьезность.
— Я хочу, чтобы ты присмотрела за Элли. Она слишком взбалмошна и может попасть в неприятности.
Каллидора кивает, не то соглашаясь с его словами о роли неприятностей в жизни сестры, не то с тем, что она за ней присмотрит…
Сквиб. Каллидора еще не до конца осознала, что именно означает это слово. Да и как Мариус, с которым они вместе росли, который всегда был где-то рядом, который был так же увлечен магией и книгами, как и Элли, может быть сквибом?
Сквиб — это ненормально.
Сквиб — это то, что никогда не могло случиться в их семье.
Все были в шоке.
А больше всех — Элли, которая не так давно обсуждала с Мариусом, что они будут изучать на первом курсе.
И вдруг — сквиб.
И понимание, что в этом году в Хогвартс поедет только один человек из Блэков.
— Bonjour, la tante, — вошедший в комнату Мариус привычно здоровается. Элладора радостно обнимает его и усаживает за стол.
— Как дела, Мариус? — Она смотрит на бледное лицо мальчика. — Почему ты сегодня без сестер? Где они?
Мальчик замирает на секунду, а потом почти легкомысленно пожимает плечами.
— Не со мной.
— Почему? — Элладора недоуменно хмурит брови.
— Потому что со мной теперь нельзя. — Мариус утыкается взглядом в налитый в чашку чай.
— Что значит «нельзя»?
— Потому что я теперь не Блэк, — не поднимает глаз мальчик.
— А кто же ты, Мариус? — Судя по голосу Элладоры, она пытается перевести этот разговор в шутку.
— Никто.
А вот мальчик предельно серьезен.
— Что случилось? — из голоса женщины исчезают последние шуточные интонации.
— Я сквиб, тетя Элладора. Теперь вы понимаете? — Мариус наконец поднимает на нее свои глаза. Абсолютно пустые. Абсолютно холодные.
И Элладоре в третий раз за свою жизнь становится страшно. И горько.
Дори и Касси отправили к дяде — подальше от семейной трагедии.
Но если Кассиопея прекрасно понимала, что именно случилось с братом и почему мать третий день не выходит из комнаты, то Дореа не осознавала ничего.
Восьмилетней девочке просто хотелось поиграть с братом, который всегда, казалось, был где-то рядом, а сейчас почему-то, как и мать, сидел в комнате. За тем исключением, что он, в отличие от нее, не плакал навзрыд. Просто сидел, уставившись в одну точку.
Но и Дори, и Касси было одинаково страшно.
Кассиопея сидит за столом, пытаясь сделать работу по зельям, заданную на лето.
Буквы расплываются перед глазами так, что невозможно ничего прочитать.
Дверь открывается, и в нее заходит Каллидора.
— Касси? — Она подходит и встает спиной к окну, так, чтобы видеть лицо подруги, сейчас склоненное над книгой.
— Что? — Кассиопея опускает голову еще ниже, чтобы не смотреть в глаза Каллидоры.
— Как ты? — В голосе девочки слышатся искренние забота и взволнованность.
— А как должна? — Касси, наконец, поднимает глаза. И с вызовом смотрит на двоюродную сестру.
Та молчит.
Каллидора осознает, что сейчас она не может понять подругу. Потому что Мариуса она, конечно, знала с самого детства, но никогда не была с ним особо близка. Сейчас понять Касси сможет разве что Элли.
Но та не хочет ни с кем об этом говорить.
Каллидора чуть опускает голову и спрашивает:
— Что теперь будет с Мариусом?
Касси задумчиво смотрит на перо несколько минут. Но потом все-таки отвечает:
— Ничего. Его отправят в какую-то частную маггловскую школу. Говорят, она довольно неплохая. По крайней мере, так утверждает дядя Герберт.
— И все? — Каллидора чувствует, как облегчение помогает расслабить плечи.
Но Касси резко поднимает голову и смотрит прямо на нее, жестоко добавляя:
— Нет, не все. Его еще выжгут с фамильного Древа. Естественно.
Каллидора любила молчать рядом с Харфангом.
Он был очень похож по характеру на Элладору. Поэтому рядом с ним было легко.
А еще он никогда не спорил. И Каллидоре, привыкшей доказывать свою правоту всем, кто ее окружал, будь то сестры, отец или друзья, было почти странно находиться рядом с Харфангом. Первое время.
А еще Каллидора и Харфанг были единственными друзьями среди представителей их враждующих с основания Хогвартса факультетов.
Собственно, остальные могли бы сказать много чего не особо хорошего по этому поводу, если бы…
Если бы они не знали о характере мисс Блэк.
И если бы они были уверены, что она не подарит им какое-нибудь не особенно приятное заклинание из библиотеки Блэков, о которой на Слизерине, да и на Гриффиндоре, ходили легенды. Еще после ссоры Сириуса Блэка с каким-то гриффиндорцем, имя которого молва не сохранила.
— И чего им надо? — Лонгботтом недовольно обводит взглядом однокурсников, периодически кидающих на их парту косые взоры.
— Интересно, — шестикурсница факультета Слизерин увлеченно читает рецепт.
— Почему?
Каллидора отрывается от резки корней для зелья и едва заметно усмехается:
— Ну как ты не поймешь? Они же на нас ставки делают: когда мы с тобой поссоримся.
— Но зачем? — Харфанг удивленно смотрит на соседку по парте.
— Потому что наша дружба — это нонсенс, — бросает та, а потом оборачивается к Кассиопее, сидящей сзади, чтобы спросить что-то про зелье.
— И какие ставки? — заинтересованно произносит юноша.
— Ну… некоторые говорят, что я тебя отравлю, — парень передергивается от такого предложения и настороженно оглядывает девушку, — некоторые, что ты будешь моим верным слугой до конца своих дней, — девушка насмешливо усмехается, — а некоторые, что мы поженимся сразу после школы.
Харфанг на несколько минут задумывается.
— Последний вариант мне нравится больше.
Из рук Каллидоры выпадает нож…
Письмо о смерти Элладоры было как снег на голову в середине лета.
Каллидоре всегда казалось, что она вечна. Элладора, выглядевшая в свои восемьдесят максимум на пятьдесят пять, просто не могла умереть.
Просто не могла.
Элладора погибла случайно. Просто оказалась не в том месте и не в то время.
А Гриндевальду, возомнившему из себя великого волшебника, было как-то все равно, кем именно была эта женщина, пришедшая на открытие нового маггловского приюта.
Была ли она чистокровной волшебницей или обычной магглой.
Каллидора возненавидела этого выскочку окончательно.
А вот Чарис, наоборот, говорила, что тетя сама не должна была помогать этому сброду. Что она сама виновата. Каллидора надеялась, что в младшей сестре говорит исключительно юношеский максимализм. Ей не хотелось даже думать, что Чари поддерживает идею Темного Лорда.
Каллидора не любит плакать при всех.
Поэтому она и сидит сейчас в одном из заброшенных классов, которых в Хогвартсе было немало.
— Каллидора?
Девушка, услышав голос за спиной, вздрагивает.
— Харфанг, что тебе нужно? — она торопливо стирает мокрые дорожки со щек.
— Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
— Убедился?
— Нет, — уверенно отвечает Харфанг, смотря прямо в глаза подруге.
— И что дальше? — отворачивается девушка.
— Ничего. Я просто тут посижу.
Парень присаживается на пыльную парту.
— Зачем?
— Люблю старину. А эта комната настоящая древность. Думаю, что археологи многое бы тут нашли под этим жутким слоем пыли.
— Удачи им.
— Да.
На похороны Элладоры пришло необычайно много народа.
И снова была небольшая кучка потерянных и не понимающих происходящего детей — Лукреция, Валбурга, Альфард, Орион и Сигнус. Сейчас они были возле Каллидоры и Харфанга, которые практически не разжимали ладоней.
Они прекрасно понимали друг друга.
Вот только к этим детям никто не подойдет и не скажет, что им здесь не место.
Каллидора чувствовала себя ужасно.
Одиннадцатилетняя Дори подошла к ним и потрепала по черной макушке двухлетнего Ориона. Девочка выглядела очень усталой.
— Как ты? — Каллидора посмотрела на кузину.
— Нормально. — Дори чуть нахмурилась. — Мариус приехал, ты знала?
— Нет, — Каллидора отрицательно качает головой. — Как он?
— Говорит, что хорошо, — девочка хмурится еще сильнее. — Мама даже не захотела его увидеть. Говорит, что у нее только один сын.
— Глупо.
— Я тоже так думаю. Мариус же не виноват, что он… — Дори замолкает, не решаясь произнести это слово. Кажется, они его вообще опасались говорить. Будто бы это что-то изменит.
— Каллидора! — подошедшая Элли окликает старшую сестру.
— Что?
— Тебя зовет papa.
— Хорошо. Присмотрите за детьми.
Они с Седреллой уже перестали ссориться. Что им делить, если у каждой своя жизнь?
Глава 2. Седрелла БлэкАрктурус Блэк с самого юного возраста говорил, что для репутации важен размах, а не итог. Так стоило ли удивляться, что именно к его семье, представляющей собой небольшую частицу благороднейшего и древнейшего семейства Блэков, было такое уважение и почтение во всей магической Британии и не только? Каким-то образом он сумел сделать так, что в его доме бывали одновременно и истинно чистокровные, и довольно таки «простые» волшебники. Да что уж тут говорить и пытаться что-либо доказать? Достаточно сказать, что под крышей его дома однажды одновременно были Септимус Уизли и Бертран Малфой. И что самое удивительное, они при этом не пытались оскорбить оппонента или устроить магическую дуэль. Правда… после определенных событий ноги представителя семейства Уизли в его доме не было. И не будет.
— Добрый вечер, Бертран. — Арктурус Блэк радостно здоровается с мистером Малфоем.
Тот протягивает руку и чуть склоняет голову в приветственном жесте:
— Добрый, мистер Блэк.
— Как отец, как брат? — Мужчина жестом указывает на кресло, стоящее возле камина.
— Замечательно. И тот, и другой.
— А как Абрахас? Давно он у нас не был. Девочки соскучились.
— Готовится к Хогвартсу. Правда, я не знаю, зачем моему племяннику готовиться к этому. Он ведь пойдет на один курс с вашей двоюродной племянницей.
Мужчина кивает в ответ:
— Да-да, Дори тоже идет в Хогвартс в этом году. И сын Поттера, кажется.
При упоминании этой фамилии Бертран едва заметно морщится, как будто от зубной боли.
— Да, я помню.
Разговор прерывает вошедшая Каллидора.
— Дочка, поздоровайся с Бертраном.
— Здравствуйте, мистер Малфой, — кивает девушка.
— Рад вас видеть, мисс Блэк.
— Ты что-то хотела, Каллидора?
— Да. Там… пришел Септимус Уизли…
Девушка говорит очень осторожно, наблюдая, как изменяется лицо Малфоя при упоминании об Уизли.
Арктурус тоже внимательно смотрит на него.
— Спасибо, милая. — Мистер Блэк смотрит на Бертрана и неуверенно предлагает: — Пойдемте, Бертран.
— Да, мистер Блэк, — мрачно соглашается молодой человек.
Когда они проходят в гостиную, они видят там Септимуса Уизли и Седреллу Блэк, которые увлеченно что-то обсуждают. Четырнадцатилетняя девушка восторженно смотрит на молодого мужчину, который старше ее всего на какие-то десять лет. И Арктурусу совсем не нравятся подобные взгляды.
Седрелла Блэк всегда любила читать.
Ей казалось, что книги могут дать ей все, чего нет в реальном мире. Поэтому к четвертому курсу она перешла еще и на маггловских писателей.
Другое дело, что теперь ей стало абсолютно не с кем это обсудить.
С Каллидорой ей было не о чем разговаривать вообще.
Впрочем, так же, как и с Кассиопеей.
Чарис совершенно не интересовалась не то что маггловской литературой — она и самих магглов считала не стоящими своего внимания существами.
Дореа была еще слишком мала.
А единственный человек, с которым она могла бы обсудить что-то маггловское — Мариус — был безумно далеко. Им оставалось только писать друг другу письма. Причем очень осторожно, чтобы другие не увидели и не заинтересовались.
Каково же было ее удивление, когда на одном из приемов отца почти незнакомый рыжеволосый парень едва слышно прошептал строку из Шекспира.
Свечи, парящие над гостями, бросают блики на цветные витражи, вставленные в зале вместо окон.
Элли смотрит на танцующих гостей и родственников: тетя Виолетта и отец, Поллукс и Касси, Каллидора и Харфанг, Регулус и Ликорис… и еще с десяток пар кружатся под восхитительно красивую мелодию.
Сама она стоит возле одной из колонн. Ей не хочется танцевать.
Куда интереснее не участвовать, а наблюдать.
К счастью, немногие с ней в этом согласны. Разве что Дори и Абрахас о чем-то беседуют на залитой солнцем лужайке за окном. И как подозревает Элли, Дореа снова жалуется на Чарлуса Поттера. Она терпеть не может этого мальчишку еще с того момента, как тот сломал ее куклу. Да еще и какой-то незнакомый юноша, представленный отцом как Септимус Уизли.
Элли едва удерживается от громкого смеха, когда видит, как министр («Господин министр, Седрелла!» — возникает в голове настойчивый голос, до боли похожий на Каллидорин), приглашает на танец Ликорис, по лицу которой можно прочитать все ее мысли.
Впрочем, Регулус, судя по его выражению лица, тоже не особо доволен.
Рыжеволосый хмыкает рядом и еле слышно произносит:
— А башмаков она еще не износила…*
Элли вздрагивает от неожиданности и откликается:
— Неправда, Ликорис не была замужем!
Рыжий оборачивается и удивленно смотрит на нее.
— Вы знакомы с творчеством Шекспира?
— Конечно, — кивает Элли.
— Это поразительно!
— Почему же? — улыбается девушка.
— Мало кто здесь знает маггловских поэтов, вы не находите? — возвращает ей улыбку юноша.
— Значит, мы исключение.
— Весьма счастливое, надо сказать, — задумчиво смотрит на Элли молодой человек. А потом протягивает руку, ладонью вверх. — Септимус Уизли.
Элли кладет свою руку ему на ладонь, и он осторожно прикасается к ней губами.
— Седрелла Блэк.
— Так что же из творчества этого удивительного поэта вам нравится больше всего?
— Это очень сложный вопрос, мистер Уизли. Неимоверно сложный…
Каллидора Блэк и Харфанг Лонгботтом поженились шестнадцатого июля тысяча девятьсот тридцать третьего года.
Надо сказать, что кое-кто с обоих факультетов существенно обогатился на их свадьбе.
Как шутила Элли, они жутко разочаровали две трети Слизерина тем, что Каллидора не отравила Харфанга. И жутко осчастливили две трети Гриффиндора по той же причине.
Дори была с ней совершенно согласна.
Касси — подружка невесты — говорила о чем-то с Бертраном. И казалась удивительно спокойной, хотя раньше мужчин она особо не жаловала.
Элли же была просто счастлива.
Потому что она могла, наконец, познакомить Септимуса с Мариусом, которого все-таки тоже пригласили на свадьбу.
— Мариус!!! — Элли радостно вскрикивает, когда видит знакомую светловолосую макушку кузена. — Как я рада, что ты приехал!
— Эл! Я тоже безумно рад! — Он широко улыбается и крепко обнимает подругу. — Было жутко сложно пробиться из Франции к вам. Говорят, что Гриндевальд становится сильнее…
— Мариус, — перебивает его Седрелла, — может, не будем сейчас об этом?
— Прости, — юноша виновато улыбается, — просто я привык мыслить в рамках международных отношений. Частные школы — это редкостная гадость.
— Почему? — она удивленно смотрит на друга.
— Просто от них что-то необратимо меняется в мозгах, — широко ухмыляется он.
За что и получает маленьким кулачком в плечо:
— Да ты просто надо мной издеваешься!!!
— Прости, Элли. — Все было бы хорошо, вот только в голосе молодого парня нет ни капли сожаления. — Кстати, ты не собираешься мне рассказать про этого Септимуса Уизли? А то у тебя последние два года все письма так или иначе сводятся к этому человеку. Мне уже стало интересно, знаешь ли.
— Болтун! — обреченно возводит глаза к потолку девушка.
— Пагубное влияние маггловской культуры, — пожимает плечами юноша. — Так ты собираешься знакомить меня с твоим новоявленным Петруччо**?
Элли грозно смотрит на кузена, внутренне понимая, что взгляд пропадет впустую.
Укоризненно вздыхает.
Но потом все же отвечает:
— Собираюсь. После церемонии. Каллидора нас убьет, если все пройдет меньше чем идеально.
— О да. Характер у Каллидоры не сахар. Мне жалко этого несчастного, который согласился жениться на ней…
— Мерлин, Мариус. Ты действительно болтун. Лучше бы ты молчал!
— Прости, Элли.
Арктурус знал, что взрослые дочери приносят очень много проблем.
По крайней мере, мать Лисандры ему не раз и не два об этом говорила, советуя обращать побольше внимания на то, с
кем его дети общаются. Обычно при этих словах она еще и красноречиво кивала на Седреллу.
Но Арктурусу действительно очень даже нравился Септимус Уизли. И он не видел ничего дурного в том, что его дочь общается с довольно-таки образованным молодым человеком.
По его мнению, найти общий язык с начитанной и иногда чересчур язвительной Элли удавалось не каждому.
Арктурус считал, что этот факт как нельзя лучше характеризует молодого Уизли.
А что касается его положения… ну, замуж никого из своих дочерей за него он выдавать не собирался.
Поэтому он и отвечал миссис Яксли, что общение еще не повод для замужества.
Но на дне рождения Элли он понял, как он ошибался.
Мужчина оглядел украшенный зал и танцующую молодежь, большая часть которой были друзьями и знакомыми Элли. Возле столика в углу стояли Каллидора и Харфанг.
Арктурус улыбнулся, когда увидел старшую дочь. Девятнадцатилетняя девушка уже год как была миссис Лонгботтом. И Арктурус уже знал, что в скором времени (точнее: через шесть месяцев) станет дедушкой.
Чарис явно наслаждалась вниманием однокурсников Седреллы, а особенно вниманием Каспара Крауча. Девушки в пятнадцать лет необычайно ветрены. Дореа была возле нее, но привлечь ничье внимание явно не стремилась. Подобные развлечения ее не особо привлекали.
Кассиопея опять о чем-то говорила с Бертраном.
Кажется, эти двое поддерживали весьма хорошие отношения. Причем настолько хорошие, что Арктурус частенько удивлялся, почему они не хотят пожениться. А они действительно не хотели. Рядом с ними был и Регулус, который был однокурсником и другом Малфоя. Он ничего не говорил — только улыбался, наблюдая за эмоциональной беседой Касси и Бертрана. Даже Мариус был здесь и о чем-то говорил с Поллуксом.
И только именинницы почему-то не было нигде видно…
Арктурус чуть нахмурился.
Семнадцать лет — важнейший праздник в жизни любого юного волшебника и волшебницы.
Семнадцать лет — это совершеннолетие.
Семнадцать лет — это возраст, когда исполняются мечты…
С первыми двумя утверждениями в семье Блэков были согласны. А вот с третьим…
Для Блэков семнадцатилетие было временем, когда молодых людей настигало полное представление о долге перед семьей.
Вот только не все этого хотят…
Поиски средней дочери приводят Арктуруса в сад. Точнее, к увитой плющом беседке, построенной еще по приказу Финеаса Блэка для его будущей жены — Урсулы.
Да, Элли в беседке.
Но не одна…
Тихий голос девушки хорошо слышен, потому что музыка из дома не доносится в этот уголок сада.
— Септимус… я давно хотела сказать… — Элли делает паузу.
— Что сказать? — молодой мужчина кажется удивленным.
Седрелла смотрит в пол, не решаясь ответить, но потом все-таки на одном дыхании произносит:
— Я тебя люблю.
Парень ошарашенно замирает. А потом говорит. Спокойно, медленно:
— Элли… ты слишком молода, чтобы точно понимать, о чем ты говоришь. Ты Блэк. Ты дочь Арктуруса Блэка — одного из влиятельнейших людей в Англии. Причем не только магической. А меня зовут Септимус Уизли, Элли. Я сын одного из беднейших волшебников, примечательного только тем, что он чистокровный. Думаю, если бы не это, меня бы даже на порог твоего дома не пустили. — Юноша осторожно дотрагивается до ее лица, стирая мокрые дорожки слез со щек. — Твой отец никогда не позволит нам пожениться, а быть просто любовниками… это не то, что нам обоим нужно, солнце мое. И потом, я старше тебя на десять лет, Элли…
— Это не важно! Мы можем просто уехать, мы можем пожениться тайно, отец тогда уже не сможет нам помешать…
— Элли, Элли! Ты не понимаешь смысла своих слов. Неужели ты готова отказаться от своей семьи? Никогда больше не видеть своих сестер? Не видеть отца?
— Да!!! — почти не задумывается девушка.
— Нет, Элли. Ты еще ребенок, и твои желания — это чистейшей воды эгоизм. Я не могу воспользоваться этим.
— Но… — начинает она.
— Я буду ждать тебя, Элли. Но не сегодня.
Парень резко притягивает ее к себе и целует. А потом отстраняется и быстро выходит из беседки, не заметив стоящего в тени Арктуруса Блэка…
Больше в доме Блэков он никогда не появлялся.
Арктурус ничего не сказал дочери о том, что он слышал ее разговор с Септимусом.
Элли и так вернулась в зал с заметно побледневшим лицом. Несмотря на то, что Арктурус всегда старался следовать семейным традициям, он понимал чувства дочери.
Но потакать им он был не намерен.
Поэтому Септимус Уизли больше не приглашался ни на один праздник в дом Арктуруса.
Мистер Блэк объяснил мистеру Уизли все при личной встрече.
— Здравствуй, Септимус. — Мужчина кивком указывает на место за столиком прямо напротив него.
— Здравствуйте, мистер Блэк, — послушно садится тот.
— Ты догадываешься, почему я захотел с тобой поговорить? — Арктурус проницательно смотрит на парня.
— Нет, сэр.
— Нет? — Мистер Блэк чуть приподнимает бровь в легком удивлении.
— Нет, — отводит взгляд юноша.
— Что ж… тогда я тебе напомню. — Мужчина кивает официанту, наливающему в его бокал вина. Официант отходит, и он продолжает:
— На семнадцатилетие Элли у вас с ней состоялся весьма любопытный разговор… — Мужчина замолкает, давая собеседнику время, чтобы продолжить.
Тот резко вскидывает голову:
— Этот разговор вас не касается, мистер Блэк.
— Ошибаешься, Септимус. Меня касается все, что происходит в жизни моей дочери. Как-никак, она моя дочь.
Уизли делает глоток из стакана с водой, стоящего на столе возле него, и виновато говорит:
— Простите, мистер Блэк.
— Я понимаю твои чувства, Септимус, — задумчиво вертит в руках бокал мужчина. — Но и ты пойми, что я этого не позволю.
— Я понимаю.
— В таком случае я надеюсь, что ты поймешь также и то, что тебе лучше не появляться в моем доме. Никогда.
Парень едва заметно кивает:
— Я понимаю.
Мужчина встает из-за стола:
— Замечательно. Тогда прощай, Септимус.
— До свидания, мистер Блэк.
— Нет, Септимус, не до свидания. Прощай.
На зимние каникулы Элли не вернулась домой. Ее пригласил в гости Мариус, и она уехала к нему, отговорившись тем, что будет у подруги.
Отец согласился.
Мариус жил на каникулах не в школе, а в самом Париже. В этом ему здорово помог все тот же дядя Генри, который и посоветовал именно эту школу.
Элли понравилось во Франции.
В отличие от вечно пасмурного Лондона, Париж сверкал всеми красками двадцать четыре часа в сутки.
А еще она была безумно рада увидеть Мариуса и поговорить с ним.
Несмотря на всю свою болтовню, ее двоюродный брат оставался тем человеком, который всегда мог выслушать ее и понять.
А сейчас Седрелле было просто необходимо с кем-нибудь поговорить.
— Как тебе спектакль? — Мариус с любопытством смотрит на кузину, улыбающуюся каким-то своим мыслям и явно не замечающую ничего больше.
— Изумительно. «Ромео и Джульетта» — это самое восхитительное, что я когда-либо видела, — радостно смотрит на друга девушка.
— Точно? — Он останавливается, чтобы полюбоваться видом с моста.
— В смысле? — Элли удивленно оборачивается и смотрит на кузена.
— Ты какая-то не такая, Элли… — поясняет тот.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Просто… очень молчаливая и задумчивая. А еще ничего не рассказываешь, хотя тебе определенно хочется. Я же вижу, Элли. — Мариус внимательно смотрит на кузину.
— Это сложно сделать… — Она тоже подходит к парапету.
— Главное — начать, Элли.
— Хорошо… — она на минуту замолкает, собираясь с мыслями, а потом продолжает: — Кажется, я совершила самую большую глупость в своей жизни.
— Какую?
— Призналась в любви. — Девушка отрешенно смотрит на воду, текущую внизу.
— Любовь — самое удивительное чувство, которое испытывает человек. О ней не надо жалеть. — Юноша говорит осторожно, боясь спугнуть откровенность кузины.
— А я и не жалею. Я просто говорю, что совершила глупость, признавшись в своих чувствах.
— Нда… сложно это все, Элли.
— Безумно, — слегка улыбается в ответ девушка.
— И что же ответил тебе на это мистер Уизли?
Элли недоуменно смотрит на него:
— Как ты догадался?
— Я не дурак, Элли.
— Ох… прости.
— Так что?
— Что я эгоистичный ребенок, который не понимает, чего он хочет, — в голосе Элли слышится насмешка. — А потом исчез. Я его уже полгода не видела…
— Хм… И ты не пыталась с ним связаться?
— Нет.
— Значит, он прав, и ты действительно ребенок, — Мариус произносит эти слова почти жестоко. По крайней мере, так кажется Седрелле. — Когда ты вырастешь, ты его найдешь.
— Я не знаю, Мариус. Я уже ничего не знаю… — опускает голову она.
— Я знаю. Все будет хорошо, Элли.
— Будет…
— А как Каллидора? Еще не отравила мужа? — резко переводит тему парень.
Элли отвечает только через пару минут, отсмеявшись:
— Замечательно. Хотя, судя по слухам, во время рождения на свет маленького Дориана она грозилась это сделать. Ну, в смысле, отравить.
Мариус жалостливо качает головой:
— Бедный Харфанг. До следующего ребенка он не доживет.
Элли усмехается:
— Как знать. Быть может, Каллидора, если не из жалости, то от привычки оставит его в живых.
— Возможно. А как Чари?
— Соблазняет Каспара Крауча.
— На что? — Девушка не может не посмеяться над испуганным выражением лица кузена.
— Ну… пока на то, чтобы он пригласил ее на свой выпускной.
— О-о-о… — протягивает Мариус. — Что ж, удачи ей.
— Да, ей она понадобится. Крауч редкостный книжный червь. По-моему, он даже не замечает, что творится у него прямо под носом.
— Кхм… интересный человек.
— Безумно.
После двух недель общения с Мариусом Элли чувствовала себя намного лучше. По крайней мере, теперь она могла улыбаться и веселиться, не думая каждую секунду о Септимусе, не представляя каждый раз, что он мог бы сказать.
И это, естественно, не могло не радовать ее отца, который уже отчаялся увидеть на лице дочери не усмешку, а улыбку.
А вот Чари Арктуруса не радовала.
Младшая дочь связалась с какой-то не особо хорошей компанией, состоящей из ее однокурсников. Ходили страшные слухи, что эти ребята поддерживали идеи Гриндевальда и собирались присоединиться к нему сразу после окончания Хогвартса.
Она даже поругалась по этому поводу с Дори, которая не желала иметь с теми ребятами ничего общего.
У Арктуруса была единственная надежда на Крауча-младшего, который вроде бы действительно нравился Чари.
Надежда на то, что он сможет хоть как-то на нее повлиять.
Как-то раз они даже поругались с Элли по этому поводу.
Пятикурсница опускается в кресло напротив того, в котором сидит ее сестра.
— Опять читаешь, Элли? — В голосе девушки звучит насмешка.
— Это весьма полезное занятие, Чари. Помогает думать.
— Ох, не смеши меня, Эл. О чем может помочь думать маггловская литература? Я бы поняла, если бы ты читала книги из нашей библиотеки… но тратить свое время на это …
Семикурсница отрывается от книги и удивленно смотрит на сестру.
— К чему этот разговор, Чарис? Ты прекрасно знаешь, что я не считаю магглов убогими и не способными создавать великие вещи.
— Но это же действительно так! От магглов одни неприятности.
Седрелла недоуменно смотрит на младшую сестру:
— Например?
— Например, из-за магглов погибла тетя Элладора, — девушка морщится.
— Чари, тетя погибла не из-за магглов, а из-за Гриндевальда. Если бы он не напал на тот приют, то…
— Если бы тетя не была в том приюте, Элли, то она бы не погибла.
— Неужели тебе не жалко тех детей, которые там были, Чарис?! — возмущенно вскрикивает Элли.
И получает очень лаконичный ответ:
— Нет.
— Неужели ты настолько бесчувственна, Чари?
— Возможно. Но я не хочу жалеть их. Просто не хочу.
Седрелла «росла» еще два года. После этого она, наконец, отважилась снова встретиться с Септимусом. Причем только после разговора с Мариусом, который убедительно доказал ей необходимость их встречи.
Впрочем, на Элли не менее повлияло и то, что в последнее время отец довольно часто заводил разговор о том, что Седрелле давно пора замуж. Как никак, уже двадцатый год пошел.
А Элли не особо хотелось дожидаться того знаменательного момента, когда ее поведут к алтарю, возле которого будет стоять нелюбимый.
Найти Септимуса было довольно легко.
Девушка в дорогой мантии смотрелась в этом месте довольно странно. Как-то не вписывалась в пейзаж, заключающий в себя старый, покосившийся домик с пристроенным уже после вторым этажом.
Элли никогда раньше не чувствовала себя настолько неуверенной, как стоя на пороге этого дома и не решаясь постучать.
Она глубоко вздохнула и потянулась к дверному молоточку, когда дверь распахнулась. На пороге стояла женщина с ярко-рыжими волосами. Она удивленно уставилась на незнакомую девушку.
— Мисс?
— Эм… Здравствуйте, миссис Уизли. Меня зовут Седрелла Блэк.
Женщина приветливо улыбается:
— Блэк? Септимус много о вас рассказывал. Да что же стоять на пороге? Заходите, — женщина отступает в дом и тянет за собой Элли.
Девушка с любопытством оглядывает дом изнутри. Он кажется очень уютным, от него так и веет семейным теплом и заботой.
— Пойдемте на кухню, мисс Блэк. Я напою вас чаем с малиновым вареньем. Ручаюсь, что вы такое никогда не пробовали. Это рецепт моей прабабки. Она эмигрировала из России в свое время, — говорит женщина с широкой улыбкой. И Элли, привыкшая к тщеславию высшего общества, чувствует себя жутко непривычно.
— Спасибо, миссис Уизли. С удовольствием. И, пожалуйста, зовите меня просто Элли.
Женщина удивленно смотрит на девушку, но потом снова тепло улыбается:
— Хорошо. Но тогда и ты зови меня просто Эстер.
— Хорошо… Эстер.
Разговор с матерью Септимуса успокоил Элли. Она довольно быстро поняла, что эта женщина не так проста, как хочет казаться.
Миссис Уизли была красива. Ярко-рыжие волосы и не менее яркие голубые глаза. Септимус явно пошел в нее.
Но, как поняла Элли, Эстер не была из простой семьи. Это было видно по ее манерам. По красивой вышивке, небрежно положенной на камине. По книжному шкафу в углу, заполненном маггловской классикой. Причем не только на английском, но и на французском и немецком.
Но ее руки с застаревшими мозолями показывали, что эта женщина привыкла к труду.
Теперь-то Элли прекрасно понимала, откуда у Септимуса манеры и любовь к чтению…
Входная дверь открылась именно тогда, когда Эстер рассказывала, как их вызвали в Хогвартс в связи с дракой Септимуса с Бертраном Малфоем и Поллуксом Блэком. А Элли даже не и догадывалась по общению между ними о том, что в школе они были непримиримыми врагами.
— Элли?! — Девушка вздрогнула, услышав до боли знакомый голос.
— Salut, Септимус, — она изо всех сил старалась не показать своего волнения.
Эстер, совершенно правильно поняв ситуацию, встала из-за стола и вышла, сказав напоследок:
— Добрый вечер, сынок. Думаю, что вам есть, о чем поговорить с Элли.
На маленькой кухне повисло молчание.
— Что ты тут делаешь, Элли? — спросил мужчина спокойным голосом. Но Элли успела заметить, что его руки слегка дрожат.
— Ты говорил, что будешь ждать меня, Септимус. Ты сказал мне прийти, когда я вырасту. Я выросла. Теперь мне нужно только узнать одну вещь: ты еще ждешь меня? — Элли почувствовала, что ее голос начинает дрожать, и замолкла, ожидая его ответа, как приговора.
— Я не думал, что ты придешь. — Мужчина тяжело опускается на стул напротив нее.
— Это значит «нет»? — Ее голос был почти спокоен.
— Нет. Это значит, что я не воспринимал тебя всерьез. Я должен извиниться за это.
— Мне нужен ответ, а не извинения, Септимус.
— Я всегда буду ждать тебя, Элли. И всегда буду любить.
— Тогда почему ты не появлялся больше двух лет? — нервно сцепила пальцы рук на коленях она.
— Тебе нужно было время. И к тому же твой отец запретил.
— И ты его послушал?
— Мне тоже было нужно время, Элли.
— А сейчас?
— А сейчас я хочу, чтобы ты была рядом.
— Я буду.
*Цитата из монолога Гамлета:
Башмаков она еще не износила,
В которых шла за гробом мужа,
Как бедная вдова, в слезах… И вот — она,
Она! О, Боже! Зверь без разума и чувств
Грустил бы более! Она супруга дяди…
И месяц только! Слез ее коварных
Следы не высохли — она жена другого!
**Петруччо — персонаж комедии Шекспира «Укрощение строптивой», сумевший «укротить» Катарину, с которой Мариус и сравнивает Элли, вспоминая бурное детство.
Глава 3. Чарис БлэкНа следующий день после встречи Элли с Септимусом миссис Яксли смогла с полным основанием заявить Арктурусу: «Ну я же говорила!!!»
Потому что неприметная серая сова принесла им пергамент, исписанный ровными строчками, в которых Седрелла извинялась перед отцом и семьей.
Чарис хмыкнула, заявила, что большего она от Элли и не ожидала, и уехала к Каспару, предоставив остальным переживать семейную драму.
Каллидоре, возившейся с новорожденной дочкой, тоже было не до сбежавшей сестрицы.
Сириус — старший брат Арктуруса — заявил, что если он не вернет дочь в течение недели, она перестанет принадлежать к их семье, и ее выжгут с Древа.
Поэтому Арктурусу ничего не оставалось, как поехать в дом Уизли.
Дверь ему открывает рыжеволосая женщин — очевидно, мать Септимуса.
— Чем я могу вам помочь?
— Я хочу видеть мою дочь, — хмуро окидывает миссис Уизли взглядом мужчина.
— Элли?
— У меня только три дочери, и я знаю, где находятся две другие.
Женщина отступает в дом и громким голосом зовет:
— Элли!
Слышатся шаги вниз по лестнице, и Арктурус видит свою дочь. В таком виде, в каком он никогда раньше ее не видел: с небрежно завязанными в хвост волосами, в длинном выцветшем сарафане. Девушка ошарашенно замирает.
— Отец?
— Здравствуй, Седрелла. Ты собираешься возвращаться домой?
Он видит, как она смущенно отводит глаза, а потом говорит:
— Нет. Мой дом рядом с Септимусом, отец.
— Ты понимаешь, что это твой последний шанс вернуться? — проницательно смотрит на дочь мужчина.
— Да. Я понимаю.
Элли видит, как тяжело вздыхает отец, как его правая рука сама собой ложится на сердце. Она хочет броситься к нему, но он качает головой, жестом говоря, что это не нужно.
— Хорошо, Элли. Я уважаю твой выбор.
Выжигание Седреллы с семейного Древа не произвело на Чарис сильного впечатления. Она знала, что ничем хорошим это увлечение сестрицы магглами не закончится. А уж в сочетании с тем фактом, что Элли продолжала общаться с Мариусом…
Чарис никогда не была настолько наивной, чтобы не осознавать, чем это может закончиться.
Младших сестер обычно или горячо любят и считают невинными детьми, либо не замечают вовсе за более яркими старшими. В отношении остальных к Чарис было и то, и другое. Отец считал ее ребенком. Каллидора и Седрелла, занятые своими собственными проблемами, не замечали. И нельзя сказать, что Чари подобное отношение ранило и не устраивало.
Отец обратил на нее свое внимание только после замужества старшей дочери.
Надо ли говорить, что тогда было уже слишком поздно?
Чарис уже прекрасно все осознавала. И имела на все свое собственное мнение.
Пусть не всегда правильное, она это понимала, но свое.
Мужчина входит в комнату младшей дочери и обращается к сидящей за столиком Чарис:
— Чари, мне сказали, что ты общаешься в школе с какими-то ребятами, которые…
Девушка невежливо перебивает:
— Которые что? Нормальные ребята. В их число входит, между прочим, и Абрахас Малфой, племянник твоего любезного Бертрана.
— Я знаю, кто такой Абрахас, Чарис, — едва заметно улыбается Арктурус. — Твой отец пока еще не настолько стар, чтобы это забыть.
— Прости, — виновато улыбается девушка. — Просто я уже наслушалась нравоучений от Дореа.
— И на какую тему нравоучения? — В голосе отца Чарис слышит тщательно скрываемое любопытство.
— На тему, что «это не хорошо».
— И ты не желаешь это слушать?
— Нет. Отец, я считаю, что могу самостоятельно разобраться в том, с кем я могу общаться.
— Чари, просто ходят слухи, что эти молодые люди поддерживают Гриндевальда…
— Даже если и так, то что с того? — Девушка резко поднимается со стула и подходит к окну. А потом продолжает:
— Я не считаю, что мы должны ходить возле магглов на цыпочках.
— Я тоже так не считаю, Чари. Но пойми: уничтожение — это не выход.
— А их и не надо уничтожать. Достаточно просто подчинить.
— Чари…
— Это только мои мысли, papa, — Чарис почти искренне улыбается отцу. — Это вовсе не означает, что я завтра возьму палочку и начну уничтожать магглов и магглорожденных самостоятельно.
— Я смею надеяться, что нет, Чари. — Голос мужчины кажется спокойнее, чем раньше.
— Тогда тебе не о чем волноваться, papa.
Каспар Крауч был дорог Чарис. К семнадцати годам девушка уже не была настолько уверена, что влюблена в него, но какие-то нежные чувства она к нему определенно испытывала. Иначе как объяснить тот факт, что каждое воскресенье она терпеливо выслушивала его пространные монологи на тему министерства магии?
А она выслушивала.
И не просто пропускала мимо ушей, не запоминая ни слова. Нет, Чари слушала очень внимательно. И, припоминая рассуждения отца на эти темы, старалась дать как можно более полезный совет, опасаясь, что Каспар может влипнуть в какую-нибудь неприятную историю, если его не проконтролировать.
Каспар же этого, казалось, не замечал.
И его неспособность осознавать, что можно говорить, а о чем лучше промолчать, доводила Чарис до дрожащих от ужаса рук.
Особенно, когда он говорил о чем-то рядом с ее «друзьями».
— Да еще и этот Гриндевальд…— начал парень, взяв в руку чашку с обжигающе горячим кофе.
— А что Гриндевальд? — Чарис испуганно оглянулась, чтобы убедиться, что другие посетители кафе не обращают никакого внимания на пару молодых людей, сидящих за столиком в углу.
— От него сплошные проблемы, — Каспар явно не заметил нервозность собеседницы.
— Например?
— Например, из-за его «акций» у министерства не хватает средств, чтобы оплачивать сверхурочную работу аврорам. Хорошо хоть, что они еще надбавку за вредность не просят.
— Это так важно? — недоуменно смотрит на юношу девушка.
— Конечно, важно, Чари! — едва не давится напитком тот, услышав вопрос.
Чарис улыбается:
— Я ничегошеньки в этом не понимаю, Каспар. Прости.
Молодой человек покровительственно смотрит на нее.
— Ничего, девушке и не нужно это понимать. Это проблемы мужчин.
Чарис едва успевает спрятать широкую усмешку, схватив свою чашку и сделав глоток.
— Да.
Чарис боялась за Каспара. С его «везением» он вполне мог найти кучу неприятностей.
Но еще больше она боялась того, что «неприятности» в лице ее «друзей» найдут Каспара, случайно услышав его мнение об их кумире.
А особенно она боялась Абрахаса Малфоя.
Этот юноша вполне оправдывал свою фамилию* и являлся негласным лидером их факультета, несмотря на то, что он был еще на шестом курсе. А подобный авторитет нужно было заслужить.
И Чарис теперь прекрасно понимала, почему Дори свела общение с ним к минимуму, услышав его определение Мариуса. Даже несмотря на то, что тот был сквибом, он все равно оставался родным братом Дореа. Да и, как казалось Чари, уступать привилегию его ругать Дори не хотела никому.
— Добрый вечер, Чари, — Абрахас ждет пришедшую из Хогсмида старосту в кресле возле камина в их гостиной.
— Добрый, Абрахас, — кивает девушка. — Ты что-то хочешь?
— Да, хочу. Ты узнала насчет своего женишка? Он присоединится к нам? — Парень небрежно откидывает с лица непокорную прядь светлых волос.
— Пока нет, Абрахас, — Чарис садится в кресло напротив, не желая стоять перед ним, как будто отчитываясь. — И он мне не жених.
— Почему нет? — приподнимает бровь в недоумении юноша, не обращая внимания на ее уточнение.
— Потому что он работает в Министерстве.
— И именно поэтому он нам и нужен, Чари. Ты что, забыла? — В голосе Малфоя слышится раздражение.
— Нет, не забыла, — пристально смотрит в светло-серые глаза она, поражаясь тому, насколько они не выражают никаких эмоций.
— Тогда в чем дело?
— Нужно еще подождать.
— И до какого же момента мы будем ждать, Чарис? До того, как ты закончишь Хогвартс и выйдешь за него замуж?
— Возможно, что и до этого, — зло усмехается девушка. — Терпение — это добродетель, Абрахас. Ты должен помнить об этом.
Иногда Чарис казалось, что в Малфоях больше апломба, чем фамильной гордости. По крайней мере, Абрахас с первого курса выхаживал по Хогвартсу с видом «Король на прогулке». Выглядело это на взгляд не только самой Чари, но и Дори, крайне забавно. Естественно, Абрахасу свое мнение они сообщать не рвались.
Потому что выслушивать часовой монолог принца в изгнании им не особо хотелось.
Другое дело, что к апломбу примешивалась еще и изрядная доля высокомерия и нетерпеливости.
А Чарис никогда не нравилось чувствовать себя провинившейся школьницей. Тем более перед мальчишкой, который был младше на год.
А уж оттого, что Малфой хотел ее заставить что-то делать, Чарис и вовсе хотелось совершить все, что только возможно, ему назло.
Надо ли говорить, что с Каспаром она не переговорила?
При всех своих убеждениях терпеть подобное отношение она не собиралась.
— Эй, Чарис! — Девушка оборачивается к Малфою, небрежно прислонившемуся к дверному косяку.
— Что ты хочешь, Абрахас? — Голос звучит крайне устало.
— Объяснения.
— И что же я должна тебе объяснить? — Чарис чувствует, как раздражение начинает прорываться в голосе.
— Что ты творишь.
— И что же я творю? — Она произносит это с искренним любопытством.
— Тебе было сказано, что ты должна поговорить с Краучем. Почему ты этого не сделала? — Теперь раздражение звучит в голосе Малфоя.
Чарис внимательно смотрит на него.
— Мне было сказано тобой… а с чего я должна тебя слушать, Малфой?
— Потому что… — парень не успевает договорить, потому что в коридор практически вбегает Лукреция Блэк.
— Чарис! — девочка замечает, что родственница не одна в комнате и испуганно замирает:
— Ой. Я не хотела…
— Все в порядке, Лукреция, — ободряюще кивает Чарис. — Ты что-то хотела сказать?
— Да. Тебя зовет Дори. Там какие-то проблемы возникли. И Дори ругается и говорит, что староста где-то бродит…— девочка явно не может удержаться, чтобы не наябедничать на Дореа, которая сейчас играет роль ее мучителя, занимаясь с ней зельями.
— Спасибо, я сейчас приду.
Первокурсница кивает и почти бегом выходит из комнаты.
Чарис оборачивается к Малфою и смотрит на него с милой улыбкой на лице.
— Прости, Абрахас, но думаю, что наш разговор придется закончить.
Тот злобно смотрит на нее, свистящим шепотом выдавливая:
— Ты еще пожалеешь, Блэк.
На лице Чарис возникает еще более очаровательная улыбка:
— Посмотрим, Малфой.
Слова Малфоя о замужестве были пророческими.
Чарис Блэк и Каспар Крауч поженились через пять месяцев после того, как девушка закончила Хогвартс, 27 ноября 1937 года.
Арктурус был рад, что дочь наконец-то выбросила из головы все сомнительные идеи и согласилась выйти замуж за надежного и умного Каспара.
А еще больше его радовало, что на свадьбе присутствовал только Бертран Малфой, который ни в каких связях со сторонниками Гриндевальда замечен не был.
Каллидора и Харфанг приехали вместе с детьми.
Кассиопея, так до сих пор и не вышедшая замуж в свои-то двадцать два года, ни на шаг не отходила от невероятно похорошевшей за последнее время Дореа, очевидно, следуя наставлениям Виолетты. Виолетта сама приехать не смогла, отговорившись жуткой мигренью, которую не может вылечить ни одно зелье.
Поллукс прибыл без жены, но с детьми, и теперь пытался уследить за излишне деятельными Альфардом и Сигнусом, спевшимися с сыном его, Арктуруса, тезки — Орионом, который успевал к тому же болтать и с Лукрецией, и с Валбургой.
Чарис же не отходила от новоиспеченного мужа.
— Кажется, все довольны, — Чарис с улыбкой смотрела на то, как Дори пытается что-то втолковать племяннице. Валбурга к нравоучениям тети не прислушивалась, что ту очень расстраивало.
Каспар оглядел заполненный до предела родственниками и друзьями зал и кивнул жене:
— Да. По крайней мере, главного украшения любой свадьбы пока, кажется, не наблюдается.
— Какого украшения? — Чари с удивлением посмотрела на Каспара.
— Как какого? — смерил супругу насмешливым взглядом тот. А потом абсолютно серьезно продолжил: — Дуэли, естественно.
— Каспар! — Девушка возмущенно посмотрела на парня.
— А что? Это же традиция! — попытался оправдаться тот.
Только он успел произнести эту фразу, как раздался оглушительный грохот. Грохот ознаменовал падение доспехов в одном из углов зала, зачем-то расставленных отцом Каспара по всему периметру.
Поллукс, стоявший к месту происшествия ближе всех, извлек из-под останков доспехов своего сына и троюродную племянницу. Альфард и Лукреция старались выглядеть крайне виновато.
Каспар задумчиво нахмурился, а потом прошептал на ухо жены:
— Я же говорил! Свадьба без разрушений — не свадьба.
Через полтора года после свадьбы у Чарис и Каспара родился первенец. Мальчик, которого назвали Бартемиус, Барти.
А потом еще и две девочки, погодки — Патриция и Франческа.
Жизнь потекла своим чередом, и у Чарис не осталось времени на мысли о магглах. Трое детей требовали уйму внимания и терпения, которых у нее было не так уж и много. Поэтому чувств на кого-то, кроме детей и Каспара, у нее уже не оставалось.
Чарис практически прекратила общение со всеми старыми друзьями и бывшими однокурсниками, даже с Дореа.
Она лишь краем уха слышала, что Дори вышла замуж за Чарлуса Поттера после смерти отца. Но тогда она находилась во Франции и ждала третьего ребенка, так что приехать и поинтересоваться причинами столь внезапного решения Дори она не смогла. В письмах та казалась довольно счастливой. Поэтому Чарис успокоилась и не стала пытать кузину, полагая, что просто так, от скуки, за ее самого раздражающего человека еще со времен раннего детства она бы не пошла.
О Седрелле она не слышала вообще. Став Уизли, она как будто куда-то исчезла.
Каллидора изредка появлялась, давая советы младшей сестре, как более опытная.
Женщина вошла в комнату к младшей сестре и нервно хихикнула, увидев царивший там беспорядок.
Сама Чарис сидела в кресле возле детской кроватки и невозмутимо читала сыну книжку, всем своим видом показывая, что она выше земных проблем.
— Дети удивительные создания.
Чари слегка вздрогнула от неожиданности и подняла глаза на сестру:
— Чрезвычайно.
— Особенно они удивительны своей способностью создавать тотальный хаос, — широко улыбнулась Каллидора.
Чарис возвела глаза к потолку.
Барти с любопытством смотрел на мать и тетку. Последняя поманила его к себе и, вручив новую игрушку — рычащего, но не пускающего пламя дракона, — шепнула ему на ушко, что он может поиграть с ним в своей комнате.
Чарис облегченно вздохнула.
Обычно оставлять мать с гостями ее сын не любил. Каспар шутил, что он хочет быть в курсе всех событий, так что станет министром магии. Чарис соглашалась.
— Как ты? — Каллидора внимательно посмотрела на сестру.
— Трудно, — та усмехнулась и потянулась к кроватке, чтобы поправить одеяльце на маленькой Фрэнни.
— В первые восемнадцать лет всегда трудно, — легкомысленно пожимает плечами старшая сестра.
Чарис посмотрела на нее с наигранной обидой в глазах:
— Умеешь ты утешить, милая сестрица.
— Ну… у самой так же.
— Мерлин, о чем я думала, когда соглашалась выходить замуж? — Чарис патетично возвела глаза к потолку. Мерлина на нем не наблюдается.
— О том же, о чем и все женщины, — улыбается Каллидора.
Чарис опустила голову на сложенные руки и тихо застонала.
— Ой, не надо об этом.
— Хорошо, — послушно согласилась старшая сестра.
— Расскажи лучше, как там papa.
— Нормально. Только… уход Элли его сильно подкосил, — хмурится женщина.
— Да… интересно, как она там…
— Харфанг узнавал.
— И что? — В голосе Чарис прозвучало любопытство.
— Говорит, что хорошо. Но детей у них пока нет.
— Счастливая.
Как будто услышав слова матери, Фрэнни открыла огромные глазищи и начала плакать.
— О Мерлин. Ну что опять с ней случилось?! — восклицает Чарис, беря дочку на руки.
— Иногда дети плачут просто так, Чари…
Чарис поняла, что именно она чуть не натворила, только после того, как началась настоящая война. Она была в настоящем ужасе, когда читала «Ежедневный пророк». И благодарила Мерлина за то, что Малфой так эффектно отвратил ее своим поведением от служения Гриндевальду. Война — это всегда страшно.
Каспар боялся за жену и детей.
Поэтому он сделал все возможное для того, чтобы отослать их всех как можно дальше от войны.
Тысяча девятьсот сороковой год Чарис не помнила совсем из-за бесконечного ужаса за мужа, детей и братьев.
А в январе сорок первого Каспар, зашедший в их спальню после работы, сказал, что она и дети уезжают в Америку до конца войны.
Чарис знала, что Харфанг тоже предлагал Каллидоре уехать, но та не согласилась, сказав, что лучше отправит детей вместе с сестрой.
Америка встретила Чарис неприветливыми тучами и пронизывающим ветром. А еще бесчисленным количеством магглов, которые, как казалось Чари, были повсюду, и заполняли все пространство своими громкими разговорами и полным отсутствием таких понятий, как вежливость и тактичность…
— Заходите-заходите! — Неприятная полная женщина, не поздоровавшись, затаскивает Чарис в идиотский дом, раскрашенный, как кукольный домик, если бы кукла страдала дальтонизмом. Да еще и с картонными стенами. Чарис брезгливо морщится и вырывает руку из цепкой хватки женщины.
Та, кажется, не замечает выражения лица молодой женщины и продолжает:
— Вот ваш новый дом, миссис Крауч. Надеюсь, он вам понравится.
Чарис неприятно усмехается и иронично заявляет:
— О, не сомневаюсь, Надин.
Впрочем, ирония женщине тоже незнакома, потому что она радостно улыбается, демонстрируя белоснежные зубы, и проходит в первую комнату.
— Вот тут у нас, точнее, теперь у вас, гостиная. Очень уютная, не правда ли?
Чарис оглядывает отделанную без малейшего проблеска вкуса комнату и еле выдавливает едва заметную улыбку:
— Чудесная комната.
Лицо женщины озаряет лучезарная улыбка.
— Еще на первом этаже находится кухня и библиотека. А также гараж. Ну, его, я думаю, вы и сами найдете. На втором этаже — три спальни и ванная комната.
— Благодарю вас, Надин. — Чарис едва заметно кивает, а потом пристально смотрит на женщину.
Та понимает все правильно, наконец-то правильно, и торопливо прощается с новой хозяйкой.
Через несколько минут Чарис остается в доме одна, понимая, что у нее не так много времени до тех пор, пока нанятая няня сможет справиться с ее детьми.
Но ей безумно хочется хотя бы несколько минут побыть одной. В тишине.
Когда второго сентября тысяча девятьсот сорок пятого года состоялась битва Гриндевальда и Дамблдора, Чарис до чертиков надоел маггловский мир. Ее тошнило от бесконечных лицемерных улыбок и глупости окружающих.
Шестилетний Барти видел постоянное раздражение матери, которая казалась такой собранной и спокойной в Англии. В отличие от младших сестер, он превосходно все понимал.
Поэтому он ничуть не удивился, что третьего сентября мать собрала самые необходимые для них вещи и посадила их в самый обычный маггловский самолет.
Только Фрэнни и Пэтти ошарашенно смотрели на непривычно оживленную мать.
Путешествие до Лондона слилось для Чарис в один кошмарный сон.
Но когда они вышли из самолета и увидели разрушенный Лондон… Чарис поняла, что именно
это и было самым страшным кошмаром.
Каспар, похудевший, бледный, встретил их возле чудом уцелевшего дома дяди Чарис — Сириуса. Соседние дома были разрушены упавшими бомбами и взрывными заклинаниями практически до основания.
— Чарис! — Мужчина резко привлек к себе жену, до боли стискивая ее в объятьях.
Чари чувствовала, как предательские слезы катятся из глаз.
— Каспар, я… — она не могла рассказать ему, что она чувствует. Просто не могла.
— Все хорошо, Чари. — Мужчина ободряюще улыбнулся, а потом отстранился от нее и подхватил на руки дочек. — Надо же, как вы выросли, звездочки мои.
— Папа!!! Мы так скучали по тебе! — Девочки повисли у отца на шее.
— Я тоже скучал, дорогие мои.
Чарис снова увидела своего старого «друга» Абрахаса Малфоя еще через десять лет.
Тот был все так же красив. А еще у него был сын — светловолосый мальчишка с серыми глазами восхищенно смотрел на отца. Чарис было жутко интересно, какая же дура польстилась на красивую обертку, в которой Малфой мастерски прятал все свои недостатки.
А еще в тот же день, в том же Косом переулке, который вновь отстроили после войны, Чари увидела и Септимуса. И тоже с сыном. Видимо, Седрелла все же родила мужу наследника.
И как подозревала Чарис, лет через шесть боевые действия между представителями семейств Уизли и Малфоев вспыхнут с новой силой, едва эти два мальчишки поступят в Хогвартс.
Но с Абрахасом, в отличие от Септимуса, она поговорила.
— Ну здравствуй, Чарис, — обводит ее неприятным взглядом мужчина.
— Здравствуй, Абрахас.
— Как твои дела? — Малфой кивком головы отсылает сына к гувернантке, стоящей в нескольких футах от него.
— Все хорошо. Я не жалуюсь.
— Замечательно. — В словах мужчины нет даже намека на искренность.
— А ты, как я вижу, женился, — усмехается женщина.
— Да.
— И на ком же?
— Это уже не важно, Чарис. Моя жена умерла.
— Ох… мне жаль… — Чарис чувствует что-то, очень напоминающее сочувствие. Но чувство моментально пропадает, едва она замечает искривленные в усмешке губы Малфоя.
— Тут не о чем жалеть. — Мужчина смотрит на сына. — Она выполнила свой долг и родила Люциуса. Остальное уже не важно.
Чарис вдруг резко вскидывает голову и ехидно говорит:
— Знаешь, Абрахас, у магглов существует такое понятие — инкубатор. Место, нужное только для того, чтобы детеныш выжил. Так вот. Это понятие, кажется, тебе прекрасно знакомо.
— Как всегда, необычайно мила, да, Чарис? — усмехается мужчина. — А как твои дети и… — усмешка почти превращается в гримасу, искажающую черты, — уважаемый супруг?
— Замечательно. Твоими молитвами.
— Я рад.
— Я тоже. А теперь извини, мне пора. К мужу.
Она отворачивается и быстро идет к Дырявому Котлу.
Ей хочется никогда больше не встречаться с Малфоем.
На момент смерти Арктурусу Блэку было семьдесят пять лет.
Чарис никогда раньше не задумывалась, что маг может умереть от такой типично маггловской болезни, как инфаркт. Ей было невероятно трудно осознать, что он никому об этом не сказал, не воспользовался ни одним зельем, чтобы это предотвратить. Чарис не понимала, почему. Ей казалось диким, что отец не попросил помощи ни у кого из них. Тем более что в этом же году, несколькими месяцами ранее, погиб Регулус. Глупо, в автомобильной катастрофе. Никто так и не смог объяснить, что он там делал.
Барти едва исполнилось двадцать, и он не вылезал из Министерства. Судя по слухам, в Англии появился новый Темный Лорд. Очевидно, одной войны, унесшей миллионы жизней, всем было недостаточно. По крайней мере, Чарис слышала, что в это дело каким-то образом влезли и Валбурга с Сигнусом. Видимо, на них Абрахаса Малфоя не нашлось.
На похоронах они стояли рядом, и, кажется, были чем-то обеспокоены. Чем-то не относящимся к поводу, по которому они собрались.
Дореа пришла с мужем. Чарлус вырос в невероятно сдержанного мужчину.
Каллидора была с Харфангом и детьми.
На церемонию даже пришла Седрелла. Одна. К ней никто и не подошел, чтобы выразить сочувствие. Кроме Чарис.
Бледная, заметно постаревшая в свои сорок два года, Седрелла стоит вдалеке ото всех. Остальные представители семейства Блэк периодически кидают на нее косые взгляды, но подходить не спешат. Наконец от толпы отделяется женская фигура. Чарис подходит поближе и устало кивает сестре.
— Здравствуй, Элли.
— Здравствуй, Чари. — Седрелла тоже кивает.
— Тебе не нужно было приходить, — в голосе младшей сестры не звучит даже укора. Только какое-то странное безразличие.
— Я знаю. Просто… мне хотелось попрощаться, — Седрелла ежится под пронизывающим насквозь ветром.
— Я понимаю. Вы все еще с Септимусом?
— Да. У нас сын. Артур.
— Я знаю, — отзывается Чарис. — Я видела их в Косом переулке года четыре назад. А как там Мариус? Я о нем не слышала уже много лет.
— Хорошо. Он живет во Франции.
— Продолжает свою политическую карьеру? Он же вроде в школе учился, где к этому готовили…
— Нет, — улыбается женщина. — Бросил. Сказал, что ему еще до войны это осточертело.
— И как же теперь?
— Книги пишет, — усмехается Элли. — Писатель.
Это была их последняя встреча с Элли.
Следующие годы были довольно спокойными. Даже несмотря на то, что впервые прозвучало имя «Лорд Волдеморт». Чарис казалось это ненастоящим и далеким. Будто бы это и не в Англии происходило. Не рядом с ними. И несмотря на то, что в неполные шестьдесят два года умерла Ликорис.
Каллидора стала бабушкой первой. У ее сына, не так давно женившегося на Августе Марен, родился сын Фрэнк, который оказался одногодком сыну Дореа и Чарлуса Поттера, Джеймсу, и сыну Валбурги и Ориона, Сириусу.
Впрочем, Барти сделал ей подобный подарок через каких-то два года после своего кузена. Хрупкая, маленькая Вивьен, вышедшая замуж за сына Чарис, с момента первой встречи казалась ей неземным созданием. И она глубоко сомневалась, что эта девушка сможет родить наследника. Очень уж она была хрустальной. Но через три года после свадьбы родился Барти-младший. Как и все слишком дорого доставшееся, малыш стал единственной радостью Вивьен. Ситуацию усугубило и то, что больше детей у нее быть не могло.
Бартемиус же пропадал на работе. Все старался кому-то что-то доказать. Сына он видел только по праздникам. Да и то не всегда.
И чем старше и своевольнее становился Барти, тем чаще у них с отцом возникали конфликты, о которых не должна была знать Вивьен. И тем чаще Барти бывал у Чарис.
В первый раз мальчик пришел к ней через три дня после своего девятилетия.
— Добрый день, бабушка! — Лучащиеся глаза внука смотрят прямо на Чарис.
— Добрый, родной мой, — улыбается женщина. — А где родители?
— Там… — Барти легкомысленно пожимает плечами.
— Где — там? — Чарис пытливо смотрит на внука, пытаясь понять все по выражению детского личика.
— Ну там… далеко, — огрызается мальчишка, чуть морщась от непонимания бабушки.
— А ты, значит, сам?
— Ну да, — улыбается мальчик.
— И Вивьен тебя отпустила? — удивленно приподнимает брови Чарис.
— А она в гостях у бабушки. Ну… у другой бабушки, — Барти улыбается, вспоминая мать. — Мы с отцом одни были.
— И где он?
— Дома.
— Почему? — Женщина кивает возникшему с громким хлопком эльфу, и тот моментально исчезает, чтобы уже через мгновение на столе, как будто сами собой, появились чайник, чашки и блюдечко с вкусными пирожными.
— Мы поругались. — Мальчик старается быть предельно лаконичным.
— И ты решил переждать бурю у меня? — едва заметно улыбается Чарис.
— Ага, — довольно кивает Барти и берет пирожное, моментально измазавшись в сладком креме. А у Чарис почему-то не поворачивается язык отчитать мальчика за неподобающее поведение. Хотя ее саму за такое нанятая отцом гувернантка заставляла читать толстенную книгу об этикете.
— Сообразительный ребенок, — женщина ласково проводит рукой по растрепанной макушке.
— Да.
Тут уже Чарис не может не рассмеяться:
— А какой скромный!
Мальчишка слегка виновато улыбается.
Женщина внезапно хмурится:
— Но как ты попал сюда один?
— А я Винки попросил. Она хорошая.
Мальчик кивает головой на раскрытую дверь, за которой прячется эльфийка с крайне виноватым выражением лица.
Барти едва пошел на первый курс Хогвартса, когда Чарис умерла. Их с Каспаром убили.
И мальчик не мог понять, почему Министерство, которому дед и отец посвятили все свое время, не смогло их защитить. Он этого не поймет, даже когда повзрослеет.
Каллидора уехала из Англии сразу после того, как с ее внуком и его женой случилась беда. Смерть сына и мужа за два года до этого она еще пережила. Но этого… Она не хотела оставаться в
этом месте. Тем более что она знала, что Августа прекрасно вырастит маленького Невилла. Была уверена в этом.
Поэтому она со спокойным сердцем переехала к дочери в Марсель, где та жила с мужем.
Седрелла и Септимус увидели и первого, и второго внука.
Впрочем, им достаточно было лишь раз взглянуть на огненно-рыжую избранницу сына, чтобы понять, что семейство Уизли цвет волос не сменит еще долгие годы.
Но никто из них не догадывался, что через пятнадцать лет фамилия «Блэк» останется только на старом, потрепанном гобелене. Да еще в памяти. Возможно.
*если кто не в курсе, Малфой — «злокозненный».
От Автора: Спасибо всем, кто читал сей бред.
А еще большее спасибо тем, кто подписался и оставил отзыв.
