Недвижимость

Глава 1. Приплыли.

Посвящается всем членам магического
и немагического сообществ,
которых испортил квартирный вопрос.

Вечерело. Теплый июльский дождь мелкой моросью прибивал дорожную пыль. Свинцовые тучи медленно ползли по небу, и лишь на горизонте виднелась ярко-оранжевая полоса света. Счастливая чета молодоженов уныло брела по дороге навстречу закату.
Закончилась война. Остались позади поединки со смертью, отбиравшей друзей, опасности и битвы, страх и отчаяние, леденящие душу и лишавшие воли. Они возвращались с войны…Там они нашли друг друга, там они были счастливы.
***
Самый опасный темный волшебник всех времен (ну, по крайней мере, современности – добавляли те, кто, несмотря на старания профессора Бинса, дружил с историей) был повержен. Радость и ликование, охватившие магическое сообщество, были еще более сильны, чем тогда, 16 лет назад, когда Темный Лорд сгинул в первый раз. Особенно у тех, кого теперь в «Пророке» называли «героями Второй войны» – членов Ордена Феникса и «людей Дамблдора», которые знали больше других и принимали личное участие в битвах с Волдемортом и его приспешниками. Это был венец всех их мечтаний, осуществление того, во что даже не позволяли себе верить все это время люди, выполнявшие миссию, которую возложил на них когда-то самый великий волшебник столетия, погибший за год до их триумфа.
Война унесла много жизней, и не было такой семьи, которая не понесла бы потерь. Смерть близких и знакомых людей преследовала всех, кто выжил. Кроме того, в стране царила разруха: Брокдейлский мост и ураган в юго-западных графствах были только началом вселенской катастрофы. По всей Англии (и не только) прокатилась серия взрывов домов, которую приписали действиям террористов; на многие прибрежные города обрушились небывалые смерчи и цунами; разрушительные ураганы стали настолько обычным делом, что население немагической Британии было охвачено эсхатологическими ожиданиями. Волшебное же сообщество и вправду было близко к концу света, и теперь окончание войны и избавление от ужасов последних месяцев было так невероятно, что не все успели осознать его.
Тем временем в министерстве властвовал хаос. Часть здания была разрушена в ходе последних трагических событий, и, гордо зияя развороченной частью стены, словно боец полученными ранами, министерство едва не навлекло на своих граждан еще одну беду. Дело в том, что над местом, где осыпались стены, вверху, на лондонской улице, начал проваливаться асфальт, и злополучное здание чуть было не обнаружили маглы. Избежать катастрофы удалось чудом, так как в пылу последних битв с Волдемортом заниматься отвлечением маглов от странного поведения улицы, которая вдруг начала проваливаться в тартарары, было некому. На фоне этих событий расторопная группировка в министерстве, устроив небольшой переворот, добилась отстранения Скримджера от должности, который, как говорилось в выступлении лидеров «министерского бунта», «бросив все усилия на войну, почти допустил обнаружение магического мира маглами, а, следовательно, не сможет стать гарантом стабильности и эффективного налаживания мирной жизни». На пост министра был выдвинут малоизвестный, но красноречивый и проворный Пигмалион Назус, прозванный в народе Пигги. Он взял курс на преодоление кризиса, в котором находилась страна, и восстановление благосостояния граждан. В частности, в связи с разрушением изрядного количества домов волшебников, которые остались теперь без крова, была принята программа интенсивного жилищного строительства. Раньше испокон века волшебники сами строили себе дома, но теперь, в связи с исключительностью ситуации, со строительной инициативой выступило правительство. Визенгамот, большая часть членов которого ушла в лучший мир, не высказал на этот счет определенного мнения, и новый министр с завидной энергией принялся за осуществление проекта…
***
Но нашим героям не было дела до министерских игр. Они знали, что вместе с немногими отважными вырвали мир из когтей смерти и зла и будут жить долго и счастливо.
Свежим июльским утром сонные улицы небольшого городка Литтл-Честера будил звонкий смех худенькой девушки с розовыми волосами, похожей на подростка. Она ловила первые лучи восходящего солнца, прыгала и кружилась. Вслед за ней бежал высокий худощавый мужчина средних лет. Его каштановые волосы, осыпанные сединой, развевались по ветру, а осунувшееся от тревог и скорбей лицо было так по-детски радостно и безмятежно, как, наверное, не бывало и в детстве, искалеченном тяжелым недугом.
Улица заканчивалась небольшой буковой рощицей, вдоль которой вилась едва заметная тропинка, ведущая к заброшенному дому. Местные жители обходили этот дом стороной. Когда-то там жила семья. Странные они были, нелюдимые. Еще при жизни стариков такое рассказывали, во что мало кто верил, но все побаивались и не любили то место, а, когда хозяева умерли, еще хуже стало.
Странная парочка подошла к роще. Поставив старенький серо-зеленый чемодан и клетку с совой, они разулись, взялись за руки и отважно ступили босыми ногами с асфальтовой дороги на влажную траву. Утро разгоралось. Оранжевый солнечный диск, не успев оторваться от земли и набрать высоту, жарил землю, обещая знойный день. Двое бодро шагали по траве, наслаждаясь ароматным воздухом лета и утра, мира и жизни, любви и надежды. Они строили планы, мечтали и торопились свить свое гнездо.
Мужчина постепенно замедлил шаг, безмятежная улыбка исчезла, и тень пробежала по его лицу. Он нерешительно дергал полу старого коричневого плаща.
– Ты знаешь… – смущенно проговорил он. – Нет, ты даже не представляешь, как я жил. Понимаешь, там все так запущенно. Мои родители были небогаты, а я… Я ничего не принес в этот дом. Там даже мебели почти нет. Я продал ее… – мрачная складка между бровей становилась все глубже.
– Брось, ты опять за свое. Какая ерунда. Мы победили! Волдеморт мертв. А у нас все наладится.
– Я не должен был… Зачем я… – бормотал мужчина, а она тянула его за руку по направлению к дому.
В это время они заметили человека в серой мантии, радостно и деловито идущего к ним навстречу. Впереди него плыли ворота.
– Утро доброе! – воскликнул незнакомец. – Да принесет победа радость в ваш дом!
– И вам того же!
– А я вот ворота купил. Сами знаете: разруха! Сомнительная там компания засела, скажу я вам, – тихо прибавил он, оглядываясь в сторону дома. – Что делать, приходится иметь дело с такими, – мужчина скрылся за деревьями, и раздался негромкий хлопок.
– Вот видишь, Ремус! Люди снова налаживают жизнь, залечивают раны, замазывают дыры.
Ремус опять остановился. Глядя в землю, он медленно произнес то, о чем постоянно думал в последние дни:
– У меня даже нет работы. И вряд ли кто-то согласится взять на работу такого, как я. Как мы будем жить?
– Ничего, зато у меня есть работа и небольшие сбережения в Гринготтсе – мои родители откладывали понемногу. Да что это с тобой?
– Ты достойна лучшего! Ты не должна губить свою жизнь в этом ужасном месте с таким, как я! – в отчаянии выпалил он. – Я вел себя безответственно, это было затмение, я позволил себе забыть, что радости нормальных людей для меня недопустимы! – Ремус лихорадочно метался, заламывая руки и прижимая к груди свои старые ботинки. – Теперь я вполне взял себя в руки! – воскликнул он, судорожно схватив ее за плечи. – Нимфадора, ты должна идти!
– Куда? – растерянно спросила Нимфадора.
– К родителям. Ты должна забыть обо мне и жить своей жизнью. Я не хочу, чтобы ты шла со мной дальше!
– Ты с ума сошел?! Что ты говоришь?! Да как ты можешь?.. – Ее волосы вспыхнули ярко-малиновым цветом. – Ну уж нет! Я не собираюсь это слушать! Мы немедленно идем домой!!! – Она исступленно трясла его за ворот мантии, а потом потянула за собой. Он покорно поплелся, смущенно бормоча:
– Нимфадора, я же хотел, как лучше… Я хочу, чтобы ты была счастлива. Нимфадора, одумайся…
– И не называй меня Нимфадорой! – в азарте кричала она, волоча свою бесценную добычу к дому. – Ты знаешь, я терпеть этого не могу!
– Как же тебя называть?.. – вопрошал Люпин, нерешительно воззрившись на свою молодую жену.
– Люпин!!! Тебе прекрасно известно, что с недавних пор меня зовут именно так!
Он рассмеялся. Счастливые супруги подошли к старому дому Люпина, где вместо ворот их приветливо встретила огромная дыра в заборе.
– Здесь что-то не так, – задумчиво протянул Ремус. – Да, конечно, здесь были ворота…
– Что делать, война.
– Нет, подожди… Тот мужчина с воротами. Я только теперь понял. Это были наши ворота!
– А такой приличный на вид… – разочарованно протянула Нимфадора. – Странно, куда смотрит министерство? По идее, они уже должны зафиксировать правонарушение. А значит, – бодро прибавила она, – с минуты на минуту прибудут из отдела Обеспечения магического правопорядка.
Люпин с сомнением покачал головой, как будто не разделял подобного оптимизма в отношении оперативности действий министерства.
Во дворе царил полный хаос. Дворовые постройки были не просто разрушены – они были разобраны на доски, гвозди, кирпичи и прочие полезные в хозяйстве вещи и сложены кучками. Здесь же была выставлена та немногая мебель и утварь, которой стыдился нерадивый хозяин. Остальное пространство занимал строительный мусор, не годный к употреблению: под ногами валялись подгнившие доски, осколки кирпича и штукатурки, дранка, пронизанная мелкими гвоздиками, грозившими впиться в ноги каждому, кто потеряет бдительность. Всюду желтели клочья пергамента, старые тряпки, изъеденные докси, дырявые котлы и множество добра, которое годами бережно собирается и хранится, но выбрасывается горами, когда в дом приходят жить другие люди. Дом являл собой плачевное зрелище: крыша его бесследно исчезла, обнажив скелет стропил, некоторые окна сохранились, но других как не бывало, пустые глазницы оконных проемов безжизненно смотрели на своих хозяев, часть стены была разобрана, а кирпичи аккуратно сложены рядом. Дом умирал. В общем, дома уже не было — были руины.
– Что же это?! – воскликнул Люпин в полном смятении. – Я приходил сюда неделю назад, в прошлое полнолуние – все было на месте. Дом мой – старый и ветхий, но он был целым.
Нимфадора молча смотрела на развалины – к такому она была не готова – и ее волосы из бледно-розовых плавно превращались в грязно-фиолетовые.
– Может, удастся его отремонтировать? – неуверенно сказала она. – У меня есть небольшие сбережения...
Тут внутри дома послышались голоса, и раздался оглушительный треск.
– Кто там? – вскричал Люпин и кинулся к дверям, на ходу выхватывая волшебную палочку.
Дверь тут же растворилась, и на пороге, кряхтя и ругаясь, появилась группа вурдалаков. Они тащили огромную доску.
– Пошевеливайся, Нестор! – ворчал старый вурдалак с землисто-серой сморщенной кожей. – Клиенты скоро будут, а у нас еще ничего не готово. – А вот и еще клиенты, – пропел он тошнотворно-сладким гнусавым голоском. – Тедди, я их встречу.
Положив доску на землю, двое вновь зашли в дом. А старик, елейно улыбаясь беззубым ртом, представился:
– Мистер Хупу, к вашим услугам. Что желаете? В цене сойдемся.
– Что здесь происходит? – гневно вскричал Люпин.
– Что же вы так нервничаете, голубчик? Товар у нас отменный – никто не жалуется. По теперешней дороговизне приличного человека только мы и выручаем.
– Чем это вы здесь торгуете? – подозрительно поинтересовалась Нимфадора, приобретая ярко-фиолетовую окраску.
– Пожалуйте, окошки имеются, двери, доски, мелочь всякая. Вот кровли, к сожалению, уже нет. Зато кирпичиков наберем, сколько потребуется, – ласково объяснял мистер Хупу, обращаясь исключительно к Ремусу.
– Стало быть, это вы мой дом разрушаете?! Ах вы прохвосты, немедленно убирайтесь отсюда!
– Какой твой? Ишь, раскомандовался! Ты тут не шуми, а то быстро тебя вышвырнем.
– Это мы вас сейчас вышвырнем и сдадим в Азкабан! – Люпин взмахнул палочкой, а мистер Хупу стрелой ринулся в дом, плаксиво причитая:
– Тедди, они нападают!
На пороге появился невысокий коренастый вурдалак с узким лбом, массивной челюстью и свойственным его породе землистым цветом лица. Глумливо улыбаясь и слегка растягивая слова, он вынырнул из-за дверного проема и закричал:
– Эй вы, что скандалите?
– Это наш дом, и, если вы сейчас же его не покинете, мы вас сдадим властям!
– Да лаадно, – протянул тот, кого называли Тедди, – мы ж тебя не гоним, оставайся. Мы охотно примем тебя в свою компанию, заходи. Вот девчонка нам твоя некстати. Но ничего, потом избавимся.
– Инкарцеро!
Однако Тедди ловко увернулся, спрятавшись за дверью. В это время послышались голоса за забором. Во двор вошли двое бедно одетых подростков.
– Нас мать прислала за досками, – объяснил один из них Люпину.
Тедди вновь появился в дверях:
– Извини, это ко мне. Все готово, сейчас вынесем.
Мистер Хупу и молодой вурдалак, бледный, худой, с прозрачной кожей и старыми озлобленными глазами, вынесли доски, судя по всему, бывшие полом, а Тедди пересчитывал деньги.
– Что же нам делать? – растерянно проговорил Ремус.
– Почему до сих пор никто из министерства не явился и не пресек этот наглый грабеж? – возмущалась Нимфадора. – Я думаю, надо связать их и послать сову в отдел Обеспечения магического правопорядка.
– Да, только не будем пугать детей. Похоже, они отдали этим бандитам последние деньги, – сказал Люпин, погрузившись в грустные мысли.
После того, как ушли мальчишки с половицами, во дворе появилась старушка, заказавшая окно и горсть ржавых гвоздей. Выдав гвозди сразу, Тедди пообещал окно к вечеру.
– Мой дом разбирают у меня на глазах, – констатировал Ремус, – но эти люди… У них нет денег, чтобы купить новое. Я слишком хорошо знаю, каково жить в бедности, чтобы отбирать у них последнюю надежду на лучшее.
Тем временем довольный Тедди пересчитывал деньги и отдавал распоряжения своим компаньонам. Ремус и Нимфадора переглянулись.
– Инкарцеро!
Знойное солнце палило нещадно. Да, день выдался жаркий. Кто бы мог подумать, что после исполнения долгожданной мечты не найдут они покоя? А счастливое чувство победы, жизни и надежд на будущее будет отравлено роковым стечением абсурдных случайностей.
Связанные вурдалаки лежали в тени дровяного сарая. Мистер Хупу скулил, Тедди гнусно шутил, а Нестор озлобленно щерился. Нимфадора послала сову в министерство, сообщив о преступлении, и супруги зашли в дом. Содранные половицы, разобранные стены, пустые окна, небо заглядывает сквозь щели в потолке. Вот где была настоящая разруха.
– Тяпа! – Люпин подобрал среди прочего хлама игрушечного страуса. – Он был моим любимцем в детстве, – Ремус обнял страуса, присел на пол и впал в глубокую задумчивость.
«Отчего же до сих пор нет никакой реакции на наше письмо?» – мучилась Нимфадора. Время перевалило заполдень. Они ничего не ели, но больше хотелось пить. Посидев немного с мужем, она обулась и отправилась на поиски воды. «Что же пили здесь эти пройдохи? Ах, да.... Лучше об этом не думать».
– Акваменти, – найдя какую-то посудину, волшебница наполнила ее водой и, утолив жажду, решила сходить в магловский магазин за едой.
– Эй, ты! – Крикнул ей вдогонку Тедди. – Думаешь, кто-то за нами придет? Министерству сейчас не до нас. Они там власть делят. Каждый боится свое место потерять. Развяжи нас – мы и вас в долю возьмем, и тебя, так и быть, оставим.
– Тьфу, уроды! – Нимфадора, брезгливо поморщившись, вышла со двора. Вурдалаки, обождав немного, истошно завопили, вызвав Люпина из глубин его памяти.
– Что случилось?
– Слышь, брат, развяжи его, – умоляюще хныкал Тедди. – Ему совсем плохо: старик.
Мистер Хупу закатил глаза, хрипел и испускал пену изо рта. Сердце Люпина сжалось. Он снял заклятие со старика и поспешил ему на помощь. Но, споткнувшись о какую-то часть своего бывшего дома, Ремус с налета наступил на дранку босой ногой, взвыл от боли и неожиданности, а затем получил щедрый пинок от мистера Хупу, вполне оправившегося от жестокого приступа падучей, и что-то тяжелое рухнуло ему на голову.
Нимфадора возвращалась домой со свежим батоном. Она зашла во двор – здесь что-то определенно изменилось. Кровавые следы на земле, палочка Ремуса, пленники исчезли! В следующую секунду, получив удар по голове, она упала и провалилась в темную пустоту.
Очнулась она на кухне. День клонился к закату, пахло дождем, в комнате было сумрачно. Думалось трудно. Тело затекло, голова болела. Руки и ноги не шевелились. Кажется, она связана. Да, именно так. Рядом лежал Ремус. Перед ней нарисовалась глумливая физиономия Тедди.
– А, проснулись, голубчики? Жаль, заняться вами некогда. Большой заказ. Ну, ничего, ночью потолкуем, – вурдалак ушел. Судя по звукам, они разбирали стену.
– Что делать?
– Это я во всем виноват, – с мучением выдавил Ремус. – Я знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, но пошел по легкому пути на поводу у своих желаний. Я втянул тебя во все это. Я негодяй, я эгоист, – повторял он, словно терзаемый пыткой.
– Подходящее время ты нашел для самобичевания! – ехидно процедила жена. – Как нам выбраться отсюда, где наши палочки? – лихорадочно частила она.
– Увы, мы погибли. Это я погубил тебя.
– Может, попытаемся что-нибудь сделать? Пока они заняты стеной, попробуем ослабить веревки.
– Я чудовище! Я убил самого дорогого мне человека. Зачем ты не послушалась меня?..
Ее волосы полыхали малиновым цветом. Молча стиснув зубы, она извивалась на полу, пытаясь ослабить веревки. В этот момент появился Хупу. Он торопливо накинул на пленников какую-то тряпку, приказав лежать тихо. Тедди завел на кухню очередного клиента, видимо, интересовавшегося котлами.
– От таких, как я, нужно бежать… Я сам должен был убежать от тебя, Нимфадора, – отчаянно шептал Ремус.
– Не называй меня Нимфадорой!! – выкрикнула она.
– Э, что это там у вас? – спросил знакомый голос.
Они закричали, но Тедди уже уводил покупателя из кухни, а его подельники разыграли драку, вопя на весь дом, один громче другого.
– Мальчики дерутся, – меланхолично пояснил Тедди, – бывает…
Проводив покупателя, разъяренные вурдалаки ворвались на кухню. Однако расправы удалось избежать – пришли за кирпичами. Осыпав жертв угрозами, аферисты занялись торговлей. Вдруг из оконного проема пахнуло перегаром, потом показалась чья-то рука, нечесаные волосы, и перед ними уже целиком явилась фигура их старого знакомого.
– Мисс Тонкс, это вы?
– Люпин! – обиженно буркнула Нимфадора.
– Наземникус! – обрадовался Ремус.
– И ты тоже здесь?
– Развяжи нас скорее.
– Будет сделано. Я тут котлишек прикупить заходил… Слышу, голос знакомый. Потом тоже и палочки, думаю, зачем вурдалакам?
– Ты видел наши палочки?
– А то! Про это потом. Вы сейчас в окно полезайте.
– Может, просто трансгрессировать?
Наземникус испуганно замотал головой.
– Куда?.. – простонал Люпин. – Да и палочки наши здесь.
– Они сейчас кирпичи считают, нужно поторопиться. Там со стороны леса забор разобран.
Три тени, пригибаясь к земле, ползли в сторону рощи. Пробежав немного по лесу, они присели у куста, из-под которого их спаситель выволок бряцающие мешки.
– Как это вы попались? – поинтересовался Флетчер.
– Долгая история. Они наш дом разбирают.
– Не понимаю, почему молчит министерство? Нужно послать сову и заявить о нападении. Они нас чуть не убили.
– С министерством сейчас лучше не связываться. У них там свои дела. Новый министр обещал стабильность и прогресс. Они там новые порядки наводят.
– Самое время заявить о нарушении порядка.
– Дело ваше. Вот палочки. Я, как увидел, думаю, дело плохо. Я их, конечно, позаимствовал, а сам пошел вас искать.
– Что же ты молчал? Мы бы им устроили!
– Знал, что вы шуму наделаете, а мне лишний шум ни к чему. И вам туда идти опять не советую. Ну, я пошел.
– Спасибо, друг!
– И еще одна просьба: одолжи сову до завтра.
– Ладно, счастливо вам!
Хлопок, и Наземникус исчез.
– Куда идти?..
– Я все-таки пошлю письмо в министерство. Никто не наблюдает за порядком – даже на жалобы не реагируют! Мы чудом остались живы!
– Это я во всем виноват.
Тучи затянули небо, моросил мелкий дождь. Они брели по улице, завернувшись в единственный плащ. Они не знали, куда им идти.
***
Двое сидели на придорожном камне и смотрели на узкую полосу заката. Измотанные недавними злоключениями, они вяло спорили.
– …Нет. Теперь мы должны вернуться и выпереть их оттуда! – говорила Нимфадора, яростно тряся серыми волосами.
– Мы это уже обсуждали, – устало откликнулся Ремус. – Только что мы чуть не погибли по моей вине. Я не позволю себе снова рисковать твоей жизнью.
– Ты, кажется, забыл, – натянуто-спокойным тоном осведомилась Нимфадора, но ее волосы вдруг резко превратились из серых в фиолетовые, что не предвещало ничего хорошего, – что из нас двоих я работаю аврором?
– И потом, какой смысл выгонять их из этих руин? – как будто не услышав ее последней фразы, поспешил добавить муж. – Жить там и раньше было трудно, а теперь совсем невозможно. И никто из нас даже приблизительно не знаком со Строительными чарами.
– Нет, ты не хочешь туда идти, потому что сомневаешься в моих способностях! – Нимфадору несло. – Ты считаешь, что я, имея при себе волшебную палочку, не могу справиться с шайкой каких-то жалких вурдалаков! Послушай себя: «Я не позволю себе снова рисковать твоей жизнью!» Ты не только забываешь о том, что я вообще-то тоже могу принести в этом деле некоторую пользу, – тут она издала горький смешок, – но вообще считаешь меня пустым местом!
– Я просто хотел сказать, что это не целесообразно…
– Прекрасно, если ты не хочешь идти, я отправляюсь туда одна!
Она решительно рванулась к лесу, Люпин ринулся за ней:
– Это глупо! Нимфадора, вернись!
– И не называй меня Нимф… – но тут семейный совет был прерван сразу двумя событиями, со скоростью снежной лавины в горах обрушившимися на дружных супругов: в лоб Нимфадоре с мягким шорохом ткнулась сова, а Ремус почувствовал на себе чей-то тяжелый пристальный взгляд. Он обернулся и заметил в густом подлеске, неподалеку от того места, где они сошли с дороги, голубоватый свет, который в ту же секунду погас, и черная тень метнулась в глубину леса.
– Ремус, – потерянно произнесла Нимфадора, протягивая мужу свиток, перевязанный фиолетовой лентой, – это бред какой-то…
«Дорогая миссис Люпин! – значилось в письме. – Сообщаем Вам, что в настоящее время все члены отдела находятся на экстренном совещании у министра, посвященном проблеме преодоления жилищного кризиса. Просьба не беспокоить работников министерства по поводу Ваших домашних разборок.
Эмма Рэдиш, секретарь отдела Обеспечения магического правопорядка. С победой!»
– Да, – с безнадежной улыбкой протянул Люпин, – министерству, как всегда, нет дела до таких, как мы.
Тихо ухнув, на плечо Нимфадоре села сова Наземникуса Флэтчера. С надеждой разорвав фиолетовую ленту, молодая волшебница распечатала свиток:
«Дорогая миссис Люпин! С прискорбием сообщаем Вам, что Вы дважды безосновательно отвлекли работников министерства от архиважных мероприятий, направленных на благо общества.
На основании приказа министра за № 4 «О лицах, препятствующих проведению правительственного курса на восстановление, стабилизацию и прогрессивное развитие магического сообщества» Вы подвергаетесь взысканию в виде штрафа на сумму 50 галеонов.
Эмма Рэдиш, секретарь отдела Обеспечения магического правопорядка. С победой!»
Супруги переглянулись. Удар в спину, полученный от министерства, переполнил чашу нелепостей, приключившихся с ними за этот день.
– Ты был прав, – подавленно вздохнула Нимфадора. – Придется отправляться к родителям. Нам нужен отдых.
– Это единственный путь.
Его глаза сияли тем особым лучистым светом, который знала только она. Нежно обняв жену, он говорил, что любит ее, что до конца своих дней сохранит в своем сердце эту летнюю ночь, которая пахнет лесом, дождем и …
– Прощай, – он отвернулся.
– Почему прощай? – уже не в силах что-либо соображать, с улыбкой спросила она.
– Тебе нужно поторопиться, уже поздно.
– Да, да, конечно.
– Прощай!
– Подожди, я ничего не понимаю… Почему?!
Он мрачно смотрел на желтый месяц, пробивавшийся сквозь просветы в облаках.
– Ты ведь пойдешь со мной?.. Ответь же!
– Я не могу… Не заставляй меня повторять вновь и вновь то, что сама прекрасно знаешь. Я не могу жить среди людей… тем более среди маглов… тем более у твоих родителей!
– Они все поймут, они помогут нам. Мы что-нибудь придумаем.
– Все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Не уговаривай. Я остаюсь.
– Прекрасно, – устало парировала она, – тогда я остаюсь с тобой!
Ремус знал, что ее не переспорить, и совсем не хотелось затевать новую перепалку. Она не понимает, какие опасные ловушки ждут их на этом пути, и вообще, каково жить с оборотнем. Но других путей, похоже, не осталось… Один бы он перебился, бывало и хуже, но водить ее по притонам самого жалкого отребья – исключено.
– Как скажешь. Если ты хочешь взять с собой балласт, «я к Вашим услугам».
– Ремус! – Нимфадора повернула к нему заплаканное лицо.
– Только прошу тебя, не говори обо мне родителям. Так будет лучше, поверь.
– Хорошо, – она взяла его для верности за руку, и в следующую минуту они стояли на улице Уорвика.



Глава 2. Под знаменем "Мантикоры".

В дом № 53 по улице Мимоз позвонили. Андромеда Тонкс открыла дверь. На пороге стояла ее единственная дочь: влажные от дождя серые волосы бесформенно топорщились, красноватые глаза, грязь на лице. За ее спиной стоял босой мужчина средних лет в заплатанном плаще.
– Нимфадора, детка! С Победой! Здравствуйте, Ремус, – она приветливо улыбалась.
– А, молодые пожаловали. Очень рад. Располагайтесь, ребята, – мистер Тонкс звонко чмокнул дочь в щеку, лихо хлопнул по плечу зятя, потрясая его руку в приветствии.
– Мам, пап, мы поживем у вас немного? – деланно непринужденным тоном спросила Нимфадора.
– Да, разумеется, сколько хочешь, детка, – радушно ответила мать.
– Отлично, – потирая руки, радовался Тед. – А то мы тут совсем закисли.
Отмывшись, отъевшись и залечив раны, молодые супруги расположились на ночлег, наконец, найдя покой в этот неспокойный день. Утром за завтраком Нимфадора рассказала о превратностях прошедшего дня, о том, что в связи с «жилищным кризисом» цены возросли и снимать жилье в Лондоне им теперь не по карману, о странностях нового правительства и многих других житейских вещах. Только о войне ветераны молчали: на все вопросы матери они шутили, улыбались, меняли тему, но едва заметная тень болезненно пробегала по их лицам.
– Штраф 50 галеонов – это грабеж! – кипятилась Андромеда.
– Не знаю, что и делать. Наверное, придется взять в банке. Задерживать нельзя.
– Это же твоя месячная зарплата! Грабители. Ремус, а вы где работаете?
– Пока нигде, – смущенно ответил тот.
– Жаль, – поджав губы, думала вслух Андромеда. – Надо вам, голубчик, что-то подыскивать. А то по теперешней дороговизне Нимфадора вряд ли сможет вас содержать.
– Да, непременно, – краснея, отвечал зять.
Нимфадора с застывшим лицом смотрела то на мать, то на мужа.
– Гол!!! – зычно завопил Тед в гостиной.
В следующую минуту он забежал на кухню.
– Дочка, наши забили! – он взял свою порцию омлета. – Рем, ты что тут сидишь? Наши играют.
– Спасибо, Тед, мне лучше заняться поисками работы.
– Успеешь. Я так мечтал, что Нимфадора однажды вернется домой и приведет хорошего парня, с которым можно сыграть в шахматы, посмотреть футбол, поболтать по-мужски.
– Тед, дай человеку поесть спокойно, – недовольно проворчала теща.
– Там и поешь. Не обращай внимания на ворчливую Энди. Пойдем, Рем, – Тед схватил тарелку зятя и побежал к телевизору.
– Вам бы обуться не помешало, – скептически заметила Андромеда. – Aкциo старые кроссовки Теда!
Ремус растерянно посмотрел на жену. Тесть так энергично предлагал свою дружбу, что Люпин не мог отказать ему, подозревая, что из долгожданного друга может легко превратиться в злого врага, грубого и нелюдимого. Он поплелся за Тедом, а голову сверлила мысль, мучавшая его давно и так откровенно высказанная тещей.
– Что-то твой муж не торопится искать работу, – качая головой, откомментировала Андромеда. – Ты ему объясни, что… – донеслось вслед из кухни.
– Мама!
Хорошенькое начало.
– А почему вы не хотите почитать «Мантикору»? Там можно найти все, что угодно. Я всегда ее читаю, – Андромеда протянула дочери толстенную газету.
На газете остановимся подробнее, ибо с этого момента именно она стала жизненной осью молодой семьи на долгие месяцы. Вокруг газеты были сосредоточены их главные интересы, газета приносила долгожданные новости, обнадеживала, вдохновляла, сулила заманчивые перспективы и не давала отчаяться после очередного крушения. Так начиналась жизнь под знаменем «Мантикоры».
История газеты началась в старое доброе Средневековье. Первые издания, которые можно считать предками «Мантикоры», появились еще в XII веке и по древности вполне могут перещеголять даже предков «Ежедневного пророка». Первоначально это были листки, содержащие информацию о торговле. Кроме того, для потехи публики и привлечения читателей торговцы сообщали общественности о необычных происшествиях, магических дуэлях, свежих сплетнях маленького мира волшебников. Выпустить такие реляции они старались к каждой очередной ярмарке, и люди, собираясь на торг, с азартом расхватывали увлекательные листки. Позднее появились первые печатные издания, а также были изобретены новые иллюстративные чары специально для печати, оживлявшие изображения на газетах, подобно тому, как раньше на рукописях. К XVI в. сложились газетные рубрики о недвижимости, животных, магическом транспорте, пропажах, поиске работы, ценных артефактах для коллекционеров и любителей старины и о многом-многом другом. В течение нескольких веков газета постоянно совершенствовалась и видоизменялась, в ней появлялись новые разделы и исчезали старые, уже не актуальные для данного исторического момента. Кстати, а почему «Мантикора»? Это, надо полагать, было одной из шуток сэра Томаса Арчера, волшебника-издателя, которому приписывают слегка сумасшедшую идею изобретения этого названия, ибо в самой газете ничего такого уж дикого и хищного не наблюдалось, да и не наблюдается по сей день – только мирные объявления. Название газеты всего лишь представляет собой первые буквы названий входящих в нее рубрик. А именно: М – магические животные, А – аптечные товары, Н – недвижимость (над этим разделом чаще всего склонялись алчные взоры наших героев), Т – транспорт, И – инвентарь, К – книги, О – одежда, Р – работа и, наконец, А – антиквариат.
Почитав газету, было решено вести поиски по нескольким направлениям. Ремус искал работу (во время войны указ, лишавший оборотней права на труд, был отменен), а Нимфадора отправила письма специалистам по Строительным чарам, не оставляя надежду восстановить старый дом Люпинов. Мастера строительного искусства присылали письма с яркими картинками, иллюстрирующими их работу. На солнечных лужайках, утопая в роскошных клумбах, красовались аккуратные домики, дома и домищи самых разнообразных стилей и направлений. Их счастливые хозяева, улыбаясь, демонстрировали внутреннее убранство, обустроенное всевозможными атрибутами современного магического комфорта. К рекламным проспектам прилагались подробные сметы стоимости проектов, работ и материалов. Минимальная сумма, необходимая для стройки, составляла 3000 галеонов. Банковские сбережения Нимфадоры, собиравшиеся в течение 22-х лет, составляли 2200 галеонов, а после уплаты министерского штрафа сократились еще на полтинник.
Идею о строительстве пришлось с сожалением отвергнуть.
Через несколько дней Люпину удалось найти работу в издательстве «RO’S MEN», которое при поддержке нового министра монополизировало все печатное дело в стране, являясь рупором правительственного курса. Платили мало (10 галеонов в месяц), но молодожены были очень рады, а поскольку недельный отпуск Нимфадоры заканчивался, вскоре она тоже вышла на работу.
Надо сказать, жизнь с родителями нельзя было назвать ни тяжелой, ни безмятежной. Тед Тонкс, «рубаха-парень», человек с легким характером, общительный и неряшливый, искренне радовался, когда в доме собиралось много народу. Он души не чаял в дочери, и она росла папиной девочкой. Он радушно принял зятя, проводил с ним много времени и считал хорошим парнем. Он был маглом, но давно привык к волшебным штучкам и вообще, кажется, не вышел из того возраста, когда ничему не удивляются. В нем было что-то детское, и Люпин рядом с ним чувствовал себя стариком.
Андромеда была совсем другого склада. Приветливая и добродушная, она имела известную долю ехидства. С заботой и участием она постоянно делала колкие замечания, едкие намеки, двусмысленные комментарии. В родственниках, друзьях, соседях, случайных прохожих она умела замечать какой-нибудь недостаток (надо сказать, совсем не надуманный) и с чувством собственного превосходства указывать на него окружающим. Дом и хозяйство Андромеды содержалось в идеальном порядке. Она ходила за мужем и дочерью по пятам и мановением волшебной палочки наводила порядок, смиренно пожимая плечами («Чего от них ждать?»). Вся жизненная позиция тещи, как очень скоро понял Люпин, сводилась к фатальной и несокрушимой уверенности в собственной правоте во всем, от малого до самого глобального, и такой же непоколебимой вере в неспособность окружающих понять хотя бы малую толику того, что понимает и знает она. Но с этим она уже за всю свою жизнь, видимо, смирилась и даже не пыталась донести до них свое знание и понимание, даже в общих чертах, ибо они все равно понять не способны. С зятем, как и со всеми, она была вежлива и любезна, но, без труда отыскав в нем недостатки и слабые места, между прочим, не упускала случая их отметить. Не в меру совестливый Ремус жестоко мучился непрерывной мысленной жвачкой и, переваривая эти мелкие шпильки и подколы, приближался к июльскому полнолунию.
Но главной целью, вокруг которой крутились все остальные, были поиски жилья. Вот уже третью неделю семья Люпин начинала утро с чтения «Мантикоры» и рассылки писем по адресам, а после работы отправлялась смотреть жилища. Не без удивления было обнаружено, что с непосредственными хозяевами жилья связаться не удается. Все объявления подавались «домовыми конторами», которые после «нового курса» на интенсивное строительство росли, как грибы, и взвинчивали и без того высокие цены. Так они познакомились с особым видом магов, невероятно похожих между собой при всем разнообразии внешности, характеров, профессиональных способностей и прочего, будто слепленных из одного теста. Волшебники типа «магус риелторус» отличались безупречным платьем, сложной прической и длинными, заботливо обработанными и ухоженными ногтями (для представительниц женской половины). Последний пункт, видимо, играл решающую роль в мастерстве риелторусов, ибо таких изощренных ногтевых фантазий Люпины не встречали ни до, ни после «домовых походов». Изображения, украшавшие ногти сотрудниц домовых контор, представляли собой своего рода рекламу: фигурки улыбались и подмигивали, уютные дома манили покупателей под свои роскошные своды, а бегущие буквы настойчиво требовали что-нибудь купить. Весь внешний облик, голос, манера говорить и, конечно, без меры пускаемые в ход Прелестные чары навязчиво подталкивали покупателей к приобретению предлагаемой недвижимости. Но, просмотрев все доступные варианты, молодожены поняли, что найти приличное жилье с их средствами будет чрезвычайно трудно. То, что они могли купить, требовало такого капитального ремонта, который, по их подсчетам, стоил бы не менее 250 галеонов. Строительными чарами они не владели даже на уровне самоучителя, а стройматериалы даже в волшебном мире стоят денег.
Сегодня они отправлялись смотреть очередной дом. Объявление гласило: Милвич, дом, 1 эт., 3 ком., отдельн. двор, защита midi, без камина. 2100 г. Судя по описанию, предложение хорошее, но, наученные горьким опытом, супруги не обольщались. В захолустном поселке у старой мельницы их ожидала миловидная волшебница среднего роста, источавшая почти что зримыми потоками Прелестные чары. Зная повадки магус риелторус, Ремус и Нимфадора молча скомандовали: «Северио!», защитившись от предстоящего натиска.
– Здравствуйте! Вы Нимфадора? Очень приятно. Меня зовут Терция, – и, не умолкая ни на секунду, она повела их по улицам поселка. Медно-рыжие пряди ее волос, собранных на затылке, весело подпрыгивали, на ногтях играло лучами яркое летнее солнышко, озаряя зеленую лужайку.
Долго петляя, они, наконец, подошли к цели. Прямо посреди улицы, окруженный магловскими домами, в какой-то яме стоял домик средней ветхости, неумело окрашенный в розовый цвет. Спустившись, они прошли по узкой полосе между домом и соседским забором шириной не более 3-х футов, именуемой двором, и вошли в прихожую, служившую одновременно и кухней. Окон не было, в котле кипело что-то, подозрительно напоминавшее дурманящее зелье. Худой сутулый человек с отсутствующим взглядом стоял у печи.
– Здравствуйте! Мы пришли, – с невозможно широкой улыбкой выпалила Терция.
Человек никак не отреагировал на посетителей и продолжал бездумно помешивать зелье. Вчетвером они с трудом помещались на кухне.
– Мы пройдем, посмотрим, – вопросительно-утвердительно сказала их проводница и, не удостоившись ответа, повела клиентов дальше.
Три маленьких комнаты располагались «трамваем». «Пол прогнил, – отметил про себя Люпин, – окна нужно менять, стены и потолок ремонтировать капитально. Крыша потерпит. Ближе той мельницы, видимо, трансгрессировать нельзя – маглы близко».
Навстречу вышла женщина с растрепанными волосами в оборванной мантии:
– А, пришли, – хрипло сказала она, тупо смотря куда-то сквозь стену.
Рядом с ней стояли два ребенка лет 3-х и 5-ти неопределенного пола, т. к. оба были подстрижены почти налысо. Чумазые и сопливые, они исподлобья смотрели на незнакомцев. В последней комнате на железной кровати без матраса лежал мальчик лет восьми. Он не спал и не обращал внимание на происходящее, только молча смотрел в потолок. Нимфадору слегка затошнило, то ли от странного семейства, будившего самые противоречивые чувства, то ли от удушливых паров зелья, наполнявших дом. Она заторопилась к выходу, к живительному воздуху и свету.
– А где вода? – поинтересовался Ремус.
– Вода совсем рядом, – затараторила Терция, – через дорогу.
– Как через дорогу? Это же магловский поселок! – так всегда: газета обещала что-то обнадеживающее, но на деле открывалось множество нюансов, рубивших все мечты на корню.
– Да, но вот, как бы, – замялась Терция, – за эту цену с водой во дворе у нас ничего нет. Зато есть прекрасное предложение, – тут же переключилась она. – Немного подороже, но вода в доме. – Она протянула пергамент, с объявлением: Олдхэм, дом, 2 эт., 3 ком., отдельн. двор, сад, плодовые деревья, хоз. постройки, вода в доме, кап. ремонт, камин, защита maxi. Недорого. – Можем посмотреть прямо сейчас, – солнышко с каждого ногтя ярко блеснуло в глаза клиентам и тут же вновь обратилось к зеленой лужайке.
Супруги переглянулись и мужественно согласились: вдруг это будет именно их дом, хотя впечатление от увиденного угнетало, и хотелось лететь куда-нибудь подальше, неважно куда, лишь бы с ветерком.
Следующий дом тоже располагался в небольшом поселке. Бежевая краска на нем местами облупилась, обнажив разноцветные слои предыдущих ремонтов, и без труда можно было догадаться, как выглядел дом на протяжении последних 10 – 15 лет. Так что впечатление создавалось веселенькое. Дом был окружен небольшим садиком с несколькими фруктовыми деревьями и малиной вдоль забора, под окнами цвели петуньи.
– Вот, смотрите. Прекрасный домик. Деревянный колодец, уборная, – между домом и забором, рядом с калиткой притулилась стандартная будочка из почерневших грубо сколоченных досок. – Очень хороший вариантик.
Переступив порог, они столкнулись со старой грузной ведьмой.
– Деньги есть? – поинтересовалась она, агрессивно тряся седыми волосами.
– Мы пока только смотрим, – растерявшись от неожиданности, уклончиво ответила Нимфадора.
– Нечего тут ходить! – выкрикнула хозяйка низким голосом. – Приносите деньги – тогда и смотрите!
Тут вмешалась Терция и, пустив в ход все свое обаяние, смягчила гнев хозяйки.
– Смотрите, – недовольно ворчала та, – такого прекрасного дома не найти. Даром отдаю.
Пол прихожей был ниже уровня земли, поэтому входящему приходилось преодолеть пару ступень, но не вверх, как это бывает обыкновенно, а вниз. Вообще прихожая, видимо, была неумело пристроена совсем недавно и, не отштукатуренная изнутри, обнажала неровную кладку. Первая комната средних размеров своим единственным окном выходила на север и смотрела под козырек крыльца, от чего в ней было темно (вероятно, всегда). Слева располагалась крошечная кухня (ей хозяйка почему-то особенно гордилась), а в центре кухни – люк в полу, ведущий в подпол (главная достопримечательность). Справа – закрытая дверь во вторую комнату. Старуха, проворно подскочив, резко дернула и отворила дверь:
– Тут люди пришли, а вы – сидите, – победоносно пробухтела она.
Из комнаты смущенно вышла молодая пара. Растрепанные волосы и наспех натянутые мантии свидетельствовали о том, что посетителей они не ждали и, к удовольствию старой ведьмы, были застигнуты врасплох. Люпины, скользнув сочувственным взглядом и больше стараясь не смотреть в их сторону, бегло оглядели маленькую комнатку.
– А где третья комната? – спросил Ремус.
– А это, по-вашему, что? – возмутилась хозяйка, указывая на прихожую.
– Понятно. А камин?
– Я кому кухню показывала?! Вот, смотрите, – старуха неистово замахала руками в сторону вытяжной трубы над печкой.
– В самом деле? А я принял его за вытяжку.
Саркастический тон окончательно вывел ведьму из себя.
– Ходют тут всякие целыми днями, – едва сдерживая гнев, цедила старуха себе под нос, – и никто не покупает.
– Где вода, «хоз. постройки» и «кап. ремонт»? – не унимался досужий покупатель, которого было не так просто взять на испуг.
– Вода в колодце! – завопила хозяйка. – Где же ей еще быть?! Делать им нечего, только таскаются по чужим домам.
– Написано, в доме.
– А это, по-вашему, что? Улица?! Нужны они мне тут, как собаке палка. Мне деньги нужны! – объясняла сама себе ведьма.
Далее выяснилось, что «кап. ремонтом» следовало считать криво поклеенные обои в безобразный «цветочек», обрывавшиеся неровными краями вдоль дверных и оконных проемов, а «хоз. постройками» – тот самый колодец и туалет. В общем, вариант не плохой. Несмотря на то, что ни один из указанных в рекламе пунктов не соответствовал действительности (наверняка, и степень защиты от маглов гораздо ниже, чем заявлено), дом был вполне пригоден для жизни. Вода во дворе – это приемлемо. По крайней мере, не придется носить ведра с соседней улицы, что считается непосильным трудом и у большинства современных маглов, изнеженных благами цивилизации, и уж совсем не годится для волшебников, не привыкших к физическому труду.
– Сколько стоит? – этот вопрос, давно крутившийся на языке, никак не удавалось задать: Терция всячески обходила его и уводила разговор так далеко, что долго было возвращаться, а хозяйка твердила о фатальном несоответствии цены ее замечательному дому.
– 2300 галеонов.
Нимфадора сникла. Здесь можно жить. Но не получится – это опять не их дом.
– Хорошо, мы подумаем, – с достоинством выдержал Ремус очередной удар. – Всего доброго.
– Я так и знала, что они ничего не купят! Знаю я таких. Моя бы воля, я бы вас быстро на место поставила. Терпи вас целыми днями. Ходют тут, ходют… – вслед доносились свирепые вопли оскорбленной старухи.
С чувством глубокого опустошения Ремус и Нимфадора возвращались домой. Так бывало всегда. Утром – запах свежей печати, новенький газетный листок, заманчивые перспективы и ожидание неизвестности нового дня, а вечером – крушение иллюзий, тоска, почти отчаяние, косые взгляды родителей и желание скорее забыться сном, чтобы с надеждой встретить новое утро.
После июльского полнолуния жизнь Люпинов осложнилась и, казалось, хуже быть уже не могло. Если в начале поисков бесконечные скитания по чужим приютам озаряло светлое чувство надежды, то теперь «домовые походы» превратились в идею-фикс. Вытравив способность радоваться и огорчаться, надеяться и отчаиваться, гневаться и смеяться в глубины сознания, они сосредоточили всю свою волю на заветной цели. Нимфадоре иногда приходилось одной ходить по адресам, так как Ремус все чаще стал задерживаться после работы, впрочем, у него были свои проблемы…
Склонившись над газетой, молодожены с проворством опытного рыбака выуживали из ее недр новые предложения:
1) Глостер, кварт., 2/3 эт. нов. дома,, 2 комн., все уд., ремонт, камин, дымоход – огнеупорн. керамобазальт, защита maxi. 2250 г.
2) Оуквуд, дом, отд. двор, 2 комн., все уд., камин, кап. ремонт, защита mini. 2150 г.
– Первый номер для нас дороговат, но, может, удастся у кого-нибудь занять до моего жалования. Вдруг будет что-то подходящее.
– Подозрительно дешево, – усомнился Ремус.
В Глостере их встретил высокий стройный брюнет с обворожительной белоснежной улыбкой, оказавшийся сотрудником домовой конторы «Мерлин и К».
– Добрый день, – молодой человек наградил клиентов преданным лучистым взором широко распахнутых глаз. – Гиацинт, к Вашим услугам, – и Гиацинт неморгающим влюбленным взглядом молча уставился на Нимфадору, словно пытаясь влезть к ней в душу.
– Ремус Люпин, – холодно представился Люпин, прервав затянувшуюся паузу. – Позвольте Вам напомнить о цели нашей встречи. У нас мало времени.
– Да-да, конечно! Наша цель…э-э-э…то есть наш дом… – нечленораздельно затараторил Гиацинт, краснея и часто хлопая своими густыми ресницами.
– Именно, – уточнил Ремус, пристально глядя на сотрудника «Мерлина», – потрудитесь проводить нас к дому.
– О, разумеется, – с услужливым видом промямлил тот, бегая вокруг Нимфадоры и путаясь в полах мантии.
Предмет исканий наших героев, воздвигнутый не более месяца назад, был втиснут между какими-то магловскими домами и, по словам Гиацинта, построен в рамках министерской жилищной кампании. В подъезде приятно пахло свежей штукатуркой и немного краской. Миновав первый этаж, посетители постучались в массивную дверь. На пороге показалась маленькая, худенькая ведьма лет 70-ти, не утратившая с годами ни блеска в глазах, ни быстроты в движениях, ни остроты в речах, а запах нового дома сменил разнообразный букет лекарственных зелий.
– Здравствуйте, Изма, – с восторженным огнем в глазах загадочно молвил Гиацинт.
– Ждравштвуйте, молодой человек, – умильно прошамкала она. – Между прочим, у меня в доме принято шнимать гряжную обувь, – назидательно добавила Изма, обращаясь к покупателям. – Подобные мелочи вшегда бежошибочно укаживают на вошпитание.
Разувшись, клиенты осмотрели квартиру. Просторная прихожая, две небольшие комнаты (кстати, не проходные) оклеены обоями, отдельная кухня, отлично отделанные ванная и туалет, аккуратный камин и действительно облицованный дымоход. Супругов впервые охватило новое чувство: хотелось остаться здесь и не уходить никуда.
– Нам очень понравилась ваша квартира!
– Пождравляю ваш ш этим, – съязвила хозяйка.
В окно влетела сова и, испачкав натертый до блеска пол, села на плечо Гиацинту.
– О, Изма, тысяча извинений! – смущенно пролепетал он. – Я с совой лучше выйду, – молодой человек суетливо метнулся к двери, делая много лишних движений.
– Не волнуйтешь, юноша! Это такие мелочи! Вы шебе не предштавляете, каким вышоким духом и колошшальным интеллектом обладает Гиачинт! – добавила старуха, закатывая глаза, когда объект ее восторгов скрылся за дверью.
– Да, он очень мил, – сухо согласился Ремус. – Мы купим вашу квартиру. Завтра же мы можем дать задаток.
– Ешли ш вами не проижойдет какой-нибудь нешчаштный шлучай, – неожиданно ведьма разразилась вульгарным смехом.
– Надеюсь и вас увидеть завтра в добром здравии, – учтиво ответил Ремус. – 50 галеонов из 2250 вас устроят в качестве задатка?
– Моя квартира штоит 3000 галеонов.
– КАК?! В объявлении указана другая цена.
– Это штарая чена. Теперь она вожрошла. Недели череж две я буду продавать квартиру еще дороже.
– Нас не устраивает это жилье, – Ремус резко развернулся к выходу. – Всего доброго.
– Как хотите, – презрительно пожала плечами хозяйка.
Нимфадора открыла дверь и столкнулась Гиацинтом, который, отправив письмо, возвращался в квартиру. Он залился краской и, исполняя сложный танец, то уступая дорогу даме, то пытаясь взять дверь штурмом, окончательно перегородил проход. Не выдержав, миссис Люпин нервно отошла в сторону, уступив место своему супругу.
– Он так харижматичен, – умилялась старая ведьма, глядя на эту немую сцену. – Друг мой, непременно жаходите еще, – прошамкала Изма вдогонку Гиацинту.
– Она всегда так, – сложив брови домиком, оправдывался Гиацинт, – вначале называет одну цену, а когда видит, что людям нравится, требует дороже.
Пережив еще одно крушение (пока что самое жестокое), Люпины двинулись навстречу новому. Очередной дом располагался на окраине поселка, что само по себе было уже хорошо. Издалека он напоминал вросший в землю сарай, облагороженный новенькими блестящими водостоками и обшитый деревом. Процессия вошла во двор – небольшую площадку примерно 6x6 футов. Через входную дверь посетители попали прямо в ванную с низким потолком, служившую, между прочим, прихожей и туалетом.
– Все удобства в доме, – с придыханием рекомендовал Гиацинт. – Посмотрите, какой прекрасный ремонт! Камин, новый паркет, новые окна, обратите внимание на зеркало! – он задержался у зеркала и, заметив крошечный прыщик, с ужасом прикрыл его рукой и не отпускал, пока не расстался с клиентами.
Действительно, ванная была выложена плиткой, на стене встроено огромное зеркало, которое, видимо, считалось главной изюминкой интерьера. Из ванной одна дверь вела на малюсенькую кухню, а другая выходила во внутренний дворик, который был меньше первого. Далее начинался собственно дом, т.е. жилая его часть. Две смежные комнатки были оклеены обоями, пол покрыт новым паркетом, маленькие окна прорезаны почти под потолком, полстены занимал наспех прилепленный камин. Несмотря на ремонт, в доме витал странный неприятный запашок. Свежевыбеленный потолок имел какую-то ступенчатую форму. «Ступенями», скорее всего, были балки, поддерживающие крышу, но располагались они как-то хаотично. В тех местах, где балки отсутствовали, Нимфадора могла стоять ровно, и до потолка оставалось еще несколько дюймов, но под «ступеньками» приходилось опускать голову. Трудно все время думать о том, чтобы не удариться головой и непрерывно наклоняться и распрямляться в зависимости от рельефа, а потому Нимфадора, рассматривая особенности жилища, не связанные с потолком, несколько раз врезалась (в последний раз даже набила шишку и ссадину). Ремусу было легче. С его ростом выпрямиться не удавалось ни в одной точке пространства, и он знакомился со своим потенциальным домом, согнувшись на одну треть.
Нимфадора сердито вышла во внутренний дворик, быстрым движением палочки удалила шишку и собиралась исцелить ссадину.
– А что это вы делаете? – раздался скрипучий голос из-за забора.
– Да так, голова зачесалась, – ответила волшебница, покрутив палочкой в волосах. – «Чудесно, защиты от маглов почти никакой».
– Ды мы тут живем рядом, – продолжала словоохотливая старуха, опершись о забор. – А вы что, купить хотите?
– Да, присматриваем, – улыбнулась Нимфадора, прикладывая к ссадине лист подорожника.
– Это ж был свинарник Уильямсов. Тут какие-то странные были. Купили, значит, в конце ихнего огорода свинарник и курятник, – радостно делилась местными секретами соседка, – отремонтировали – теперь продають.
– У Вас кровь?! – воскликнул участливый голос над самым ухом Нимфадоры.
– Пустяки, – небрежно отмахнулась она, – это устраняется элементарным заклинанием.
– Правда? – Гиацинт сделал круглые глаза и опять проникновенно уставился на собеседницу. – Очень интересно. Какое там заклинание? Надо нам как-то это обсудить. Где бы, как бы нам это обсудить?
– А что тут обсуждать? – не поняла Нимфадора.
Вышел Ремус. Поскорее отделавшись от Гиацинта, супруги растворились в лунном сиянии летней ночи.
Свежий выпуск «Мантикоры» вновь обнадежил бездомную пару: Саммерхаус, дом на опушке леса, рядом озеро, двор, сад, хоз. постройки, 2 комн., все уд., камин, в отл. сост., защита maxi. 2250 г.
Сова, отправленная по адресу, принесла неожиданные новости: ответ пришел от хозяйки дома. Мелькнула надежда, что за их деньги без посредников удастся купить что-то приемлемое. Ремус работал в назначенное время, и Нимфадоре пришлось отправиться на встречу одной. На лесной опушке ее встретила крупная дама лет пятидесяти в зеленой бархатной мантии и причудливой шляпке. Здоровая полнота, розовый румянец, неиссякаемая энергия и врожденная способность привлекать внимание позволяли сказать о ней «кровь с молоком».
– Миссис Каламандра Силли, – представилась она приятным грудным голосом и повела показывать жилье.
Аккуратный голубой домик на высоком фундаменте с первого взгляда казался крепким, надежным и ухоженным: новая крыша, большие окна, ни единой трещинки в стенах. Поднявшись на высокое крыльцо, Нимфадора оказалась в небольшой прихожей, налево кухня, направо ванная, далее две огромные смежные комнаты с высоким потолком и старинным камином. Внутренняя отделка не была ни новой, ни роскошной, но все сияло чистотой и уютом. Показав дом, миссис Силли повела знакомить покупательницу со своей усадьбой. Над двором, вымощенным булыжником, раскинулась виноградная беседка, а по его периметру были разбиты чудесные клумбы. Казалось, ни один цветок, произрастающий в этих широтах, не избежал внимания хозяйки. За забором, отделявшим двор от хозяйственной части, раскинулись ухоженные грядки, не знакомые ни с вредителями, ни с сорной травой, зато поражавшие неопытных садоводов урожаем овощей, ягод, магических растений, лечебных трав, плодовых кустарников. Каждую грядку окружали низенькие бордюрчики, между которыми пролегли ровные мощеные дорожки. Хозяйственные постройки включали колодец, теплицу, совятню, курятник, чулан, подвал, сарай для метел и инструментов. В конце участка был разбит фруктовый сад, выходивший на песчаный берег небольшого озера. Этот самодостаточный микрокосм, где не было ни единого дюйма пространства, не тронутого заботливым участием хозяев, был гармонично вписан в дивный, забытый людьми уголок природы.
– Все это сделал мой покойный муж. Я сейчас живу у дочери и хочу продать этот дом, пока он не обветшал, – хозяйка охотно посвящала случайную знакомую в подробности своей личной жизни. – О мой Гелиодорус! – она закатила глаза к небу и театрально взмахнула рукой. – А у вас муж-то есть? – неожиданно поинтересовалась она.
– Да, – ответила удивленная покупательница.
– В таком доме без мужчины нельзя. Я потому и продаю. Мой бедный Гелиодорус умер у меня на руках. О, это такая драма! Милочка, вы даже не представляете.
Каламандра Силли, присев на скамейку, не то, чтобы рассказывала о своей жизни, скорее изливала чувства, хлеставшие потоками в разнообразных направлениях.
– А все-таки, муж у вас есть?
– Да, мы недавно поженились. Ищем порядочное жилье. Мне очень понравился ваш дом, лучшего молодой семье и желать нельзя, – искренне отозвалась Нимфадора.
– Я тоже скоро выхожу замуж. Мы будем жить у моего будущего мужа. Это такой необыкновенный мужчина! – Каламандра вновь пустилась в дебри своих сложных чувств и переживаний. Нимфадора слушала и поддерживала беседу, опасаясь вновь обмануться. Все было слишком хорошо.
– Вы просите за дом 2250 галеонов? – на всякий случай уточнила она, улучив подходящий момент.
– Да. Вы знаете, сейчас все заполонили эти домовые конторы. Из-за них такая дороговизна. Я ни в коем случае не хочу с ними связываться и подпишу договор о продаже только в нотариальной службе министерства. Пусть лучше люди купят подешевле. Я такая. Ах, какое безобразие творится кругом! – заламывала руки хозяйка. – Я даже уступлю вам 50 галеонов. Вы мне понравились. Я считаю, лучше продать хорошим людям, чем позволить этим хищникам наживаться на чужом несчастье, – расчувствовавшись, миссис Силли прослезилась.
Во двор вошел Ремус. Миссис Силли, наградив потенциального покупателя оценивающим взглядом, взлетела с легкостью, неожиданной при ее пышных формах, и провела блиц-экскурсию, изящно паря над своими владениями.
– Мы можем завтра же заключить договор и перевести на ваш счет деньги.
– О нет! Я беру только наличные.
– Тогда завтра мы дадим задаток, а всю сумму выплатим послезавтра. Нужно время, чтобы забрать деньги из банка.
– Очень хорошо. Значит, встретимся завтра в полдень, – кокетливо взмахнув ресницами, согласилась хозяйка. – Как только я получу задаток, сразу же отдам ключи. Завтра можете вселяться. Буду ждать вас в министерстве магии у фонтана.
– Отлично! Всего доброго. До завтра.
В висках стучало, не хватало воздуха. Что это было? Неужели они, наконец, нашли свой дом? Неужели этот сказочный locus amoenus станет их миром? Может быть, это сон или жестокий обман? В самый критический момент, за два дня до августовского полнолуния, когда они почти отчаялись и сочиняли для родителей малоубедительные планы, казалось, произошло чудо. Обуреваемые радостью, они боялись поверить и еще больше боялись, что их надежны рухнут.
– Как успехи? – спросила мать.
– Мама, мы нашли! Завтра покупаем.
– Вовремя, – хмыкнула Андромеда. – Очень рада за вас, детка! Рассказывай. Что там?
У Ремуса отлегло от сердца: ни подозрительные взгляды Теда, ни едкие намеки Андромеды не испортили ему настроения. Несмотря на приближающееся полнолуние и жестокое разочарование, постигшее его накануне, он впервые в жизни не грыз себя (даже самым совестливым иногда нужно отдыхать от обструкции).
На следующий день без четверти двенадцать Люпины ожидали миссис Силли в условленном месте. Минуты тянулись невероятно медленно. «11.55 – еще рано», – утешались они. Полдень, 12.10, 12.30 – никого. Все молчали. «Очевидно, она не придет. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Может быть, случилось что-то непредвиденное?» Шумно хлопая крыльями, подлетела старая взъерошенная сова и принесла почту:
«Здравствуйте, милочка! Сегодня я не смогу с Вами встретиться. Я должна срочно увидеться со своим женихом. Это такой мужчина! Ох, милочка, если бы Вы только знали, какие противоречивые чувства обуревают бедную вдову.
P.S. Наш договор остается в силе, можете без сомнений забирать деньги из банка. Встретимся завтра в 12.00 в том же месте.
Ваша Каламандра Силли».
Червь сомнения, исподволь точивший их планы и мечты, мгновенно вырос, окреп и продолжил свои труды с утроенной силой. Однако и надежда умирать не собиралась. В любом случае, у них есть занятие: нужно взять деньги в банке. Будет уж совсем нелепо, если хозяйка придет на сделку, а они явятся с пустыми руками, потому что засомневались.
Вступив под сень белоснежного «Гринготтса», супруги поднялись по ступеням и вошли в холл, провожаемые подозрительными взглядами гоблинов-швейцаров в обеих дверях банка. Зрелище, которое представилось их глазам, не внушало оптимизма. К каждому из сотни гоблинов, сидящих за длинной стойкой, стояла огромная очередь, минимум, человек по двадцать.
– Здесь что, вся магическая Британия сегодня решила получить деньги? – ошарашенно воскликнула Нимфадора. – Такого не было даже в самый разгар войны с Волдемортом!
– Новый курс… – прозорливо откомментировал Ремус себе под нос, так что его никто не расслышал.
Подойдя к краю толпы, выглядевшей самой маленькой из всех (хотя в ней было не меньше двадцати человек), они погрузились в ту особую, ни с чем не сравнимую обстановку, которая царит в очереди и очень скоро доводит стоящих в ней людей до состояния борьбы за существование и настойчивых попыток осуществления естественного отбора. Когда примерно через два часа подошла их очередь, Люпины уже приобрели необходимую кондицию, при которой достижение заветной цели (конца очереди) казалось событием, равным по значению взятию неприступной крепости, невероятным подарком небес, в который даже не верилось. Такое простое действие, как снятие денег в банке, в нормальных условиях воспринимавшееся бы как нечто обыденное, само собой разумеющееся, благодаря стоянию в очереди и царившему везде духу недоступности для простых смертных бесценных услуг этого заведения, виделось им теперь совсем в другом свете. Но это было только начало.
Ремус и Нимфадора достигли, наконец, работника банка, сидящего за стойкой и, судя по виду, заряженного предыдущими клиентами таким свирепым настроем, который не позволял ассоциировать его даже с гоблинской расой, и так не отличающейся доброжелательностью к людям, а скорее с недоросшим представителем какой-то особо агрессивной породы драконов. Гоблин оценивающе посмотрел на Люпинов своими маленькими злобными глазками и враждебным тоном спросил:
– Что Вам угодно?
– Мы хотели бы взять деньги из нашего хранилища, – ответила Нимфадора.
– Посмотрим, – с недобрым смешком протянул гоблин, взяв какой-то толстенный фолиант. – Фамилия? – презрительно добавил он.
– Миссис Люпин.
Гоблин принялся изучать бесконечные списки, которыми были заполнены страницы книги. Просмотрев страниц десять, он поднял взгляд на клиентов:
– Вы заказывали деньги на сегодня? – прошипел он, скрипя зубами.
– Нет, а что, надо зака…
– Повторяю еще раз, для всех! – заорал гоблин не своим голосом, вскакивая с места и потрясая кулаками на очередь и особенно на стоявших ближе всех Люпинов. – ДЕНЬГИ ЗАКАЗЫВАТЬ ЗАРАНЕЕ!
– Но раньше…– попыталась встрять Нимфадора, на всякий случай отходя подальше от нервного банковского работника.
– Что было раньше, идите, расскажите Скримджеру! Согласно новому министерскому курсу прогрессивного развития магического сообщества, – Ремус переглянулся с женой, – банк не выдает крупные суммы, и вообще любые суммы, – поправился гоблин, – по первому требованию! Слишком много тут желающих получить деньги! Капиталы банка нужны строительным компаниям для осуществления антикризисной программы! – торжественно изрек он заученную фразу.
– То есть наши капиталы, которыми правительство пользуется в своих целях, а мы даже не можем их забрать, – уточнила пожилая волшебница в синей мантии и внушительных размеров шляпе.
– Если хоть кто-нибудь еще будет здесь качать права, – проскрипел важного вида гоблин, видимо, представитель администрации банка, подоспевший к месту разгоревшейся свары, – банк сегодня немедленно прекращает обслуживать клиентов. У меня насчет этого есть четкие инструкции министерства. Недовольные могут подавать свои жалобы в Визенгамот, – прибавил он со злорадной ухмылкой.
– Вы посмотрите, деньги им подавай, явились! – никак не унимался гоблин за стойкой.
– За сколько дней необходимо делать заказ? – спросил Люпин, загораживая жену от рвущегося в бой гоблина.
– Вы вообще читать умеете? – завопил тот, брызжа слюной. – Все правила заказа и получения денег специально для таких, как вы, вывешены на стенде, – он махнул рукой на стену справа от себя. – И вы были последние, кому я объяснял сегодня это! – надсаживался гоблин, призывая в свидетели очередь и своих коллег, тоже занятых неблагодарным делом разъяснения наглым клиентам незаконности их притязаний.
На выходе из банка их ожидала нечаянная радость. Навстречу шагал высокий рыжеволосый молодец, при ближайшем рассмотрении оказавшийся Биллом Уизли – человеком, который в той, другой жизни сражался с ними плечом к плечу и был их другом. Как давно это было! И было ли? Затянутые в водоворот бытовых проблем, они давно не виделись с друзьями.
– Какими судьбами?
– Пришли забрать деньги, но у вас тут новые порядки.
– Да, это из-за антикризисной программы. Министерство и частные застройщики берут много денег для инвестиций в строительство.
– Расскажи о себе. Как вы живете? – совсем не хотелось говорить о деньгах, политике и своих злоключениях с жильем.
– Весело живем: Флер опять беременна, Гугон подрастает. Мама и Флер все время спорят, как правильно заботиться о ребенке, чему его учить и как воспитывать. Совсем задергали мальчишку.
– Гугон? Прости, Билл, я что-то никак не пойму, как зовут твоего сына? Я слышу каждый раз разное…
Билл рассмеялся:
– Мы с Флер хотели назвать сына Ги, в честь прадедушки, но мама упорно звала внука Хьюго, ничего не желая слушать. Упрямо твердила, что я поддался иностранному влиянию, но с ней этот номер не пройдет. Жена моя тоже не сдавалась. В конце концов, папа, чтобы положить конец этой нелепой войне и не травмировать ребенка, предложил примирительный вариант.
– Да, действительно весело, – сочувственно согласились супруги, живо представив, что кроется за этим маленьким, но содержательным эпизодом из жизни большого и дружного семейства.
– Мы решили отделиться от родителей и вложили деньги в долевое строительство. А вы-то как?
– Мучаемся квартирным вопросом, – коротко ответил Ремус, – как Рон поживает?
– Завел себе невесту. Она у нас целыми днями пропадает. Маме опять не нравится, у нее были другие планы… Но, думаю, они поженятся.
– Рад за Рона. Быстро он решился.
– Он вовсе не решился, он еще не догадывается об этом, но, по-моему, эта девушка его никогда не отпустит. Так что родители и без нас не соскучатся, – Билл спешил, и, простившись, все погрузились в пучину житейского моря.
В последний день перед августовским полнолунием снова пришлось попросить выходной на работе. Утреннее посещение банка мало отличалось от вчерашнего визита. Так и не достигнув цели, но дойдя до кондиции, они отправились на встречу с миссис Силли без денег. Каламандра, опоздав на четверть часа, выскочила из камина в атриум.
– Я так взволнована… Я очень тороплюсь… и не могу говорить, – она едва переводила дыхание. – Встретимся сегодня в восемь вечера… – взволнованная и разгоряченная, она резко развернула свои пышные формы и понеслась к выходу.
– Постойте! Вам нужно только поставить подпись. Это очень быстро, – Люпины бросились за ней вдогонку.
– Простите, мне некогда… мой жених будет волноваться… Вы что, не можете подождать несколько часов?
– Если Вы передумали продавать или хотя бы сомневаетесь, скажите нам об этом. Для нас очень важно знать, можно ли рассчитывать на этот дом.
– Я что, похожа на сволочь? – она круто развернулась на бегу и посмотрела исподлобья, обиженно надув губки. – Мы обо всем договорились, и мое слово так же надежно, как все эти подписи. Жду вас в восемь, – и она исчезла.
Жестокие сомнения, возросшие до размеров приличного удава, терзали душу, но, чтобы убедиться в их обоснованности или опровергнуть, победив змия, нужно было пройти весь путь до конца. Впрочем, на мысленную жвачку не было ни времени, ни сил, ибо остаток дня им пришлось провести в гигантской соковыжималке, именуемой Гринготтс. Пройдя ряд изощренных тестов на вшивость, к вечеру супруги забыли, кто они, зачем забирают деньги из банка, какой сегодня день, месяц и время года. Сознание жгла лишь одна безумная цель, но, несмотря на колоссальный волевой порыв, проникнуть в подземелье банка так и не удалось.
Совершенно измотанные и подавленные покупатели явились на сделку в надежде, что миссис Силли согласится взять задаток и подождет несколько дней остальную сумму. Каламандра опять опаздывала. Прождав полчаса, чиновник из административной службы, с большим трудом согласившийся явиться на работу в столь поздний час, собрался уходить, а Люпины не знали, что делать дальше. В этот критический момент явилась почта:
«Я подумала и решила, что нам с моим будущим мужем все-таки лучше будет поселиться в моем доме. Будьте счастливы!
Каламандра Силли».
Тупо и бездумно пара волшебников брела по улице Мимоз. Они не могли сказать, почему пришли именно сюда, и зачем. Способность что-либо соображать и чувствовать, утерянная еще в банке, окончательно покинула их после краха песочного замка, еще вчера казавшегося вполне реальным, а сегодня вмиг уничтоженного мощной волной прибоя. Ноги по привычке принесли их домой.
– Что-то случилось? – испуганно спросила Андромеда, выбежав в прихожую.
– Ровным счетом ничего. Совсем-совсем ничего, – ответила дочь голосом магловской заводной игрушки, посмотрев на мать невидящими глазами.
– В чем дело? Нимфадора, отвечай! – она панически схватила дочь за руку и потащила на кухню.
Тед, вышедший на шум, стоял в дверях гостиной, а Люпин машинально побрел в свою комнату. Вдруг Ремуса словно окатило кипятком. Кровь, ударившая в голову, отбивала в висках жуткое слово: «ПОЛНОЛУНИЕ!» Жар, охвативший все тело, говорил о том, что роковой момент близок. Он резко развернулся на середине лестницы и, как ошпаренный, полетел к выходу. Однако вырваться на свободу не удалось.
– Куда это ты собрался, любезный друг? – спросил тесть, прикрывавший собою входную дверь.
– Я… Мне надо… Это срочно… – он соображал с трудом, голова кружилась, в пекло, терзавшее его тело, подбросили горючего.
– Я давно наблюдаю за тобой и скажу тебе вот что, – многозначительно ответил Тед, – если ты сейчас уйдешь, то можешь не возвращаться. Моя дочь не заслуживает такого мужа!
Ремус метался по прихожей, судорожно хватаясь за одежду, будто желая ее сорвать:
– Отойди! Ты не понимаешь! Я очень опасен! – кричал несчастный оборотень, великими усилиями собирая остатки разума.
– Папа! Немедленно выпусти его!
– Вот это ты верно заметил… Отойди, дочка, – Нимфадора схватила отца и что-то исступленно орала, но ее никто не слушал.
В этот момент их оглушил душераздирающий вопль, а проворная Андромеда, воспользовавшись тем, что муж, отстраняя дочку, немного уступил свои позиции, быстро приказала двери открыться, и последняя капля здравого рассудка толкнула Люпина, на глазах обраставшего шерстью, к выходу. Тед замер и, потрясенный, смотрел, как серый волк, перепрыгнув через порог его дома, растворился в серебряном свете лунной ночи. Нимфадора, глядя ему вслед, тихо сползла по стене. Она еще долго молча сидела на полу, прикусив палец, а крупные горячие слезы текли по щекам. Она слишком устала, чтобы думать. Она знала только одно – он не вернется.

Глава 3. Старый друг лучше новых двух.

Бывший профессор зельеварения сидел в убогой хижине, собственноручно сооруженной с помощью пособия по Строительным чарам для начинающих, лежавшего неподалеку, под названием «Как забить гвоздь». Вечерело. В полумрак хижины просачивались золотисто-розовые лучи заходящего солнца и запахи лета, травы и земли, вечерней росы и распускающихся ночью цветов. Но вся красота и благоухание, весь покой и тишина летнего вечера как будто смеялись над хозяином этого жалкого жилища: он был глубоко несчастен.
Свесив над старым, залатанным местами котлом свои черные сальные волосы, профессор (или, точнее, экс-профессор, но позвольте называть его профессором) помешивал зелье и бормотал себе под нос:
– Гнусный оборотень! Только его мне не хватало! Они всегда появляются, чтобы растоптать и испоганить все, что стоило моих трудов и стараний. Я надеялся, что хотя бы сейчас, – в этом «сейчас» было столько горечи, что, казалось, несчастный задохнется от нее, – они оставят меня в покое. Но нет! Ему оказалось мало места в мире, и понадобилось явиться именно сюда, чтобы перепакостить все, что я с таким трудом собирал и готовил.
Шмыгнув носом и подлив в котел какой-то красной жидкости, Снейп продолжал:
– Мало того, что приходится использовать этот поганый магловский мусор, – он с отвращением покосился на несколько бутылок из-под пива, которые стояли среди многочисленных пустых и немногих полных пузырьков и склянок. Быстрым взмахом палочки он трансфигурировал пивные бутылки в реторты. – Но эта сволочь разгромила весь собранный мной за месяц запас!
– Саламандрова кровь! – тоскливо простонал зельеделец. – Единственное, что каким-то чудом уцелело после того, как поганый вервольф здесь порезвился, – однако, судя по тому, что в стоявших на полу у обиженного профессора нескольких котлах уже булькали готовящиеся зелья, кое-какие ингредиенты после разгрома своего «кабинета» он, видимо, уже успел достать.
– Серная печень! Лунный камень! – продолжал скорбный список Северус, скрипя зубами. – Жабий камень! Бесценный пузырек с Лахезисом!.. Проклятый насморк! – обратился профессор к своему носу, тщательно подсушивая его волшебной палочкой.
– Плотоядная тварь! И все бы это ничего, но зачем он сожрал мое бычье мясо?! Сырое мясо должно настаиваться ровно месяц, – четко продиктовал он, будто читая лекцию. – Оставалось всего три дня, и можно было бы готовить экстракт! Но нет! Вервольф слопал его, не сморгнув!
– Тергео! – яростно выпалил профессор, задыхаясь от насморка и направляя палочку на свой нос.
Встав, он подошел к другому котлу, в котором кипело оранжевое зелье, и, подлив туда яда медоносной пчелы, растертого с молочным сахаром, помешал три раза по часовой стрелки и один раз против, затем добавил несколько капель экстракта паучьего яда Aranea Diadema.
Здоровье профессора в последнее время, надо сказать, заметно пошатнулось. Порой он вздрагивал и озирался, тыча во все стороны волшебной палочкой, глаза его часто были красными от слез, а еще он завел привычку разговаривать с самим собой. И проклятый насморк. После гибели Волдеморта кучка оставшихся в живых пожирателей во главе с Беллатрикс Лестрейндж разнесла в щепки его дом. Работы у него не было, жилья тоже, не было и друзей, по крайней мере, он был уверен, что нет такого человека, который бы ему помог. Да и никогда не стал бы он унижаться до того, чтобы просить у кого-то помощи. Идти ему было некуда, всю жизнь он провел в Хогвартсе и, по правде говоря, не представлял себе, как он будет жить теперь, когда все цели были достигнуты, все ужасы позади, а он после всего этого, к несчастью, остался жив. Он планировал подать прошение о должности преподавателя в Хогвартс, но сейчас идти наниматься на работу было бесполезно. После недавних трагических событий директор Минерва МакГонагалл лежала в больнице св. Мунго с тяжелой травмой. Целители обещали вернуть ее школе к началу учебного года, а до возвращения директора подавать прошение было некому.
Кроме того, он был уверен, что его не примут. Несмотря на то, что теперь всем была известна правда о его роли в той войне, которую они пережили, он знал, что они все равно ненавидят его, что и МакГонагалл, и другие преподаватели, и члены бывшего Ордена Феникса смотрят на него как на прокаженного, едва не передергиваясь от отвращения. Эта мысль доставляла ему какое-то мрачное упоение – ведь он и сам понимал, что уже год, как ему нет больше места в мире живых.
Тем не менее, он был жив. И, думая о своей бесцельной отныне жизни, не представлял себе ее без своего любимого Хогвартса, своих любимых зелий, своих болванов-студентов, своего любимого факультета и (что делало его жизнь окончательно бессмысленной) своего любимого Директора. Дойдя до этого пункта в размышлениях (а точнее, в том замкнутом суицидальном кругу, в котором постоянно крутилась его мысль, не в силах остановиться), он всякий раз доставал висевшую на груди цепочку с медальоном, доставшимся ему от прадедушки Фридриха Принца, раскрывал его, смотрел на его содержимое, что-то бормотал, а потом долго рыдал, прижимая к себе медальон. Но мысли о самоубийстве после этого почему-то на время покидали его.
Скитаясь по природе, профессор в то время, когда не мучился приступами отчаяния и сенной лихорадки, всецело предавался науке, подражая своему любимому Теофрасту Бомбасту фон Гогенхейму.
– Я знаю, зачем он сюда приходит! – бухтел Снейп. – Я понял, что он вернется, чтобы в память о своем разлюбезном дружке довершить то, что они затеяли на седьмом курсе! Я знаю, что он заметил меня тогда в лесу.
– Вервольф ты наш домашний! – злобно сверкнув глазами, прибавил Северус. Но, услышав собственную фразу, вдруг вспомнил, что она относится к тому, другому миру, в котором для него еще было место, а у его жизни – смысл. В глазах защипало, и он потянулся было к своему медальону, но, словно удержавшись от искушения, отдернул руку и решительно занялся содержимым котлов, в одном из которых отвар белой чемерицы нужно было смешать с двумя унциями порошка из скорлупы ореха птицесерда и добавить три капли эфирного масла из цветов Arnica Montana.
«Интересно, почему его не было вчера?» – вернулся к старой теме профессор.
– Я приготовил ему радушный прием, – сообщил он вслух банке с паучьими лапками, злорадно потирая руки. – Кстати, надо пойти проверить, не забыл ли я поставить Капканные чары в этих чертовых кустах, – пробормотал Снейп, глядя на высокие кусты сирени, возвышавшиеся около бывшего забора, от которого, благодаря стараниям трудолюбивых вурдалаков, уже ничего не осталось, – кажется, я их пропустил. Но ничего, если он явится, то под вечер – уж я-то знаю его расписание наизусть!
С этими словами он направился к двери своей осажденной крепости, бормоча на ходу:
– Если оборотень надумает проскочить со стороны ворот, его ждет приятный сюрприз, а вот если со стороны леса, я повеселюсь еще больше, – хотя, надо сказать, такой отзыв был несколько преувеличенным для бывшего родового гнезда Люпина, поскольку никаких ворот здесь уже месяц как не наблюдалось, и о месте их прежнего расположения говорили только две неглубокие рытвины, оставшиеся от воротных столбов.
– Да, неплохо было бы также, если бы он попал прямо на это место, перед дверью, – продолжал Северус доставлявший ему, видимо, немалое удовольствие монолог, посверкивая глазами, открывая эту самую дверь и глядя себе под ноги, – здесь я приготовил…
– Ну вот я и пришел, – эта непонятно откуда взявшаяся фраза вдруг прервала самозабвенную речь зельевара, так и не дав ему досказать, какой же сюрприз ждал непрошенного гостя, вздумавшего ступить на очищенную от травы площадку перед дверью, и повисла в воздухе.
Медленно, оцепенело, будто в кошмарном сне, Северус поднял голову, словно заранее зная, что увидит, и взгляд его наполнился отвращением и злобой.

***
В который раз Ремус пришел сюда, он уже не помнил. Это ужасное место, которое и раньше было вместилищем его скорбей и одиночества, а теперь вовсе представляло собой даже не руины, а кучку строительного мусора, каждый раз напоминало ему о том, что он не способен обеспечить своей жене достойную жизнь, и вынужден сидеть на шее у ее родителей. «Нет, это надо прекратить! Этому надо положить конец», – снова повторил он себе фразу, которую твердил весь последний месяц. Особенно после полнолуния.
Тогда он пришел сюда, чувствуя приближение своих мучений, и, увидев, что от его дома совсем ничего не осталось, а мошенники-вурдалаки, сделав свое дело, ушли, с удивлением обнаружил какую-то неумело слепленную из остатков строительного мусора хижину. Гадая, кто же еще обосновался на месте его злосчастного жилища, он вошел туда и заметил, что в углу стоит что-то, напоминающее кровать. Вокруг на уродливо сбитых полках были разложены десятки всевозможных трав и корней, а вся комната уставлена магловскими бутылками из-под пива. На полках он заметил и несколько пузырьков, наполненных чем-то, а на полу стояли разных размеров прохудившиеся котлы, бывшие когда-то его собственностью, выброшенные за ненадобностью вурдалаками, а сейчас кем-то заботливо залатанные.
Не успев хорошенько отрефлексировать увиденное, Ремус почувствовал, что его страдания близки, и плотно закрыл дверь, запечатав ее заклятием, чтобы изолировать себя на ночь и не причинить никому вреда.
Когда утром он пришел в себя, то обнаружил, что лежит в хижине на груде осколков стекла. На полу было разлито содержимое бутылок и склянок. Все вокруг было разгромлено. «Вот и еще кому-то я навредил», – это была первая осознанная мысль. Потом он попытался встать. Все тело болело от ссадин и кровоточило от порезов стеклом, лицо расцарапано, сил передвигаться почти не было. Он выпил свою горькую чашу до дна. До следующего месяца.
Мысль о том, что теперь надо будет вернуться туда, в мир нормальных людей, к милой, светлой Нимфадоре, в дом к ее родителям, показалась ему почти невыносимой. Он вышел из своего ночного узилища, вдохнул свежий утренний воздух, опустился на траву, сжал голову руками и уставился в пространство. Представив себе, как он входит в дом к тестю и теще, Ремус передернулся от отвращения к себе, но тут жуткой вспышкой мелькнула другая мысль: он пропустил сегодня работу! Его выгонят! Его уже выгнали! В полном отчаянии он вскочил и, с трудом собрав остаток сил, трансгрессировал.
Люпин плелся к дому, пошатываясь и пытаясь не упасть. «Только бы никого не было дома, только бы никого не было», – с отчаянной надеждой молил он, подходя к знакомому крыльцу. Но внутри его ждало семейство в полном составе. Как только он зашел в гостиную, на него, чуть не сбив с ног, накинулась с объятиями жена.
– Как ты? Что с тобой? – бессмысленно шептала она, хотя знала ответы на эти вопросы. – Пойдем, пойдем скорее, тебе надо прилечь, все будет хорошо, – приговаривала она, таща его в комнату.
Тед стоял, скрестив руки на груди, и со смесью ужаса и возмущения, видимо, что-то прикидывая, смотрел на зятя. Андромеда сидела в кресле. Пристально глядя на Ремуса, она непрестанно хмыкала, понимающе-ехидно кивая головой. Бросив взгляд на дочь, она дрогнула лицом, и ее глаза наполнились слезами.
Так бы все и обошлось, но папа, видимо, решил, что достаточно изображать скульптурную композицию, и громко осведомился:
– Что все это значит? Может, кто-нибудь мне объяснит? – прибавил он, останавливая взглядом дочь, тащившую мужа в комнату, подальше от опасностей.
– Папа, сейчас не время, прекрати, ты не понимаешь! – заверещала Нимфадора, с ужасом уставившись на отца.
– Да, а, по-моему, это ты кое-чего не понимаешь! – с нажимом выговорил отец. – Хотя, в общем-то, все предельно ясно: твой муж уходит утром, его нет целый день, он не возвращается вечером, шатается где-то всю ночь… А утром приползает в таком виде, будто его волоком тащили через колючие кусты! А что ты на это скажешь?! – выкрикнул он зятю.
– Я… я… – пытался выдавить тот. Что тут можно было сказать! Но жена пресекла его вялое бормотанье.
– Прекрати! Разве ты не видишь?! Я не позволю! – в истерике кричала Нимфадора отцу.
– Нет, вы только посмотрите! А ты что молчишь? – вдруг обратился Тед к жене.
Но та только громче прежнего фыркнула и ядовитым голосом сказала:
– А мне и так все ясно. Хе.
– Что тебе ясно?! – угрожающим тоном поинтересовался муж.
– Мама, не смей! – крикнула Нимфадора, совсем слетая с катушек. – Это наше личное дело! – орала она вне себя, лишь бы только перекричать их, не дать им ничего больше сказать, потому что отвечать на это было нечего. – Вас это не касается!
С этими словами она втащила-таки еле стоящего на ногах мужа в комнату и судорожно захлопнула дверь, будто спасаясь от смерти.
– Я больше так не могу… Не должен… – пробормотал он в полубессознательном состоянии, мешком рухнув на стоявшую, к счастью, рядом кровать, – это не может так продолжаться… ты видишь, все так, как я и боялся…
– Замолчи, – решительно прервала его жена. – Я не буду с тобой разговаривать, пока ты не отоспишься и не придешь в себя. А для начала займемся твоими ранами… – прибавила она, беря палочку и закатывая рукава.
– Да, и я потерял работу. Я же говорил, что таким, как я…
– Все это неважно. Найдешь другую, – супруги явно не слышали друг друга, и каждый говорил о своем. – А насчет родителей не беспокойся. Я что-нибудь придумаю. Однако ты прав… – ее лицо вдруг озарилось отчаянной надеждой, как у приговоренного к смерти, которому за несколько дней до казни сообщили, что появился невероятный шанс спастись.
«Она подумала о газете», – сразу понял Ремус.
– Знаешь, пожалуй, нам действительно надо продолжать искать жилье. В этом единственный выход.
– Но откуда у нас…
– Мы это уже обсуждали: денег у нас, конечно, мало, но все же вполне можно подыскать что-нибудь …э-э-э… приемлемое, – последнее слово, впрочем, было произнесено с таим мучением, что у Ремуса что-то больно сдавило в груди, так что он даже не чувствовал мук истерзанного тела. Ибо после трехнедельного знакомства с предложениями «Мантикоры» ни у кого уже не было уверенности, что найти там что-то хоть сколько-нибудь приемлемое возможно.
– Кстати, завтра должна прийти свежая «Мантикора» – может, на этой неделе нам улыбнется счастье. Я верю, что там можно найти все…
Однако следующий месяц для Ремуса ознаменовался несколько иными поисками. С удивлением обнаружив, что его все-таки не уволили, он каждый день после работы отправлялся к своему бывшему дому в поисках единственного человека, который мог ему помочь. Постоянно терзаясь вопросом, как решить свою проблему, и обдумав все, что произошло в июльское полнолуние, он решил, что в хижине на месте его дома поселился Северус Снейп. Ремус не забыл, что единственным временем, в которое он не испытывал обычных страданий в полнолуние, были именно месяцы преподавания в Хогвартсе, когда Северус варил ему аконитовое зелье. И в его измученном отчаянием сознании родился безумный план. Он должен разыскать Снейпа и попросить его об услуге, точнее – о милости.
Его не пугала мысль о том, чтО обрушится на него, поймай он, наконец, зельедельца. Ему было все равно. После той ужасной сцены в гостиной Тонксов, когда он готов был провалиться сквозь землю и сбылись все его опасения и страхи, ему было все равно. Он готов был на все, лишь бы не видеть больше несчастного лица Нимфадоры, кричащей на своих родителей, и перекошенного от гнева лица тестя, обвинявшего его (и совершенно справедливо – что он еще мог подумать?!) в измене своей дочери.
Поэтому вечер за вечером Ремус отправлялся туда с надеждой, которая, однако, чем дальше, тем больше таяла. Снейпа он ни разу не застал, найти его тоже не представлялось никакой возможности, но он здесь жил – это Ремус знал твердо и продолжал свои бесполезные паломничества.
Возвращаясь, он видел все больше мрачнеющего с каждым днем тестя, «доброжелательную» Андромеду, положившую своим долгом постоянно доводить дочь и зятя, и Нимфадору, которая разрывалась между родителями и мужем. Тед, похоже, был не в восторге от того, что Люпин каждый день задерживается на работе допоздна, и взял привычку следить за ним в надежде поймать его с поличным. Не будь Тед маглом, он бы давно все узнал, но Ремус уже сомневался, чтО хуже в глазах отца его жены: быть оборотнем или быть изменником его любимой дочери, и склонялся к тому, что хуже последнее. Обстановка все больше накалялась. Пытаясь как-то разрешить ситуацию, Нимфадора все силы отдавала поискам жилья. Но при одном взгляде на «Мантикору», ставшую для них теперь путеводной звездой во мраке печальной действительности и одновременно еженедельным приговором, который они читали, всматриваясь в строки объявлений, надежды найти жилье раз за разом вспыхивали и снова угасали после просмотра приемлемых по цене домов и квартир.
Однажды, плетясь по привычной дороге к развалинам своего злополучного дома, Ремус решил прогуляться по лесу, который тоже уже знал, как свои пять пальцев. Огибая знакомые кусты и деревья, он шел, почти не смотря по сторонам, погруженный в мрачные мысли. Вдруг, споткнувшись обо что-то, он упал на землю, больно ободрав руку о колючие ветки, и увидел, что камнем его преткновения оказался Снейп, который, низко склонившись к самой земле, срывал листья какого-то растения. Видимо, поглощенный своим занятием (другого объяснения такой беспечности просто не приходило на ум), он не заметил приближения своего недруга.
Молниеносно выхватив палочку и отскочив на несколько шагов, Снейп прошипел:
– Ты!
– Здравствуй, Северус, – поднимаясь с земли и отряхивая свою потрепанную мантию, ответил Ремус.
– Ты! – Снейп задыхался. – Ты!
– Я давно хочу поговорить с тобой.
– Однако когда ты явился сюда две недели назад, ты явно не в состоянии был говорить! Только выть, – с кривой усмешкой добавил зельеделец, – и крушить мое имущество. Ведь ты за этим прискакал тогда, поганый вервольф!
– Прости, что разгромил твою лабораторию, – вымолвил Люпин, обреченно посмотрев на профессора, лицо которого от калейдоскопа проступавших на нем чувств словно свело судорогой. – Я, наверное, нанес тебе большой урон, – продолжал совестливый оборотень, – но, клянусь, я и не подозревал, кто здесь живет. Если бы я знал, что это ты…
Но последняя фраза будто стала той искрой, которую необходимо было высечь, чтобы последовал взрыв.
– …То я бы уже валялся где-нибудь в лесу с перекусанной глоткой! – процедил Снейп, скрипя зубами. – Но я не предоставлю тебе такой возможности. Ступефай!
Но Люпин вовремя сообразил, чтО собирается сделать долгожданная цель его исканий, и успел сотворить щитовые чары, так что лишь слегка пошатнулся от оглушающего заклятия, которым пальнул в него Снейп.
– Я не собираюсь с тобой сражаться, Северус! – громко крикнул Ремус. – Если после всего, что мы все пережили, мы еще будем поднимать друг на друга руку, – прибавил он вдруг с каким-то прорвавшимся наружу горьким чувством, – значит, Дамблдор погиб напрасно!
Последняя фраза вырвалась помимо воли, что объяснялось, очевидно, экстремальностью ситуации и крайне расстроенным состоянием нервной системы Люпина. В спокойном состоянии Ремус, конечно, никогда не сказал бы такого. Тем более, тому человеку, который стоял перед ним.
От этих слов профессор согнулся едва ли не пополам, словно в него метнули заклинанием, которое он не в силах отразить (что было недалеко от истины), а лицо его, покрывшееся смертельной бледностью, перекосилось, будто от нечеловеческой боли.
– Убирайся, – едва смог прошептать он.
– Северус, прости, – Люпин знал, что все испортил, что затея с самого начала была неудачной, а он обманывал себя, приходя сюда каждый вечер, но не признавался себе в этом, не желая расстаться с иллюзией. А после этих злосчастных слов он понял, что испортил все окончательно. Но, тем не менее, он точно через силу продолжал. – Нам надо успокоиться, – он вздохнул. – Я пришел к тебе за помощью. И все, что я могу – рассчитывать на твое милосердие…
Профессор не понимал, о чем толкует его собеседник, да и не слышал его. Только одна фраза этого поганого вервольфа, без сомнения, для того и сказанная, каленым железом пронзала мозг, словно кто-то начертал ее огненными буквами, и во всем мире остались только эти четыре слова: «Значит, Дамблдор погиб напрасно», а остальное все потускнело, будто стерлось. Невидящими глазами глядя перед собой, Северус поплелся куда-то, краем уха слыша, как Люпин говорит что-то о помощи, о своем несчастном положении, об аконитовом зелье. Он ничего не понимал и не хотел понимать – только чувствовал, как усиливается жуткая, разрывающая на части боль, будто каждая клеточка его ненавистного и почему-то живого тела приносила ему невыносимые страдания. Осознание того, что он жив, заставляло его мучиться, как под пыткой, которой не было конца.
Ремус вдруг осекся и замолчал. Нахмурившись, он с болью во взгляде последовал за несчастным зельеваром, вдруг поняв, что должен делать.
– Северус, – позвал он, – тебе нужно кому-то высказать… Так жить невозможно… Нужно выговорить вслух, произнести – увидишь, насколько станет легче…
– Что тебе нужно? – усталым безжизненным голосом спросил Северус, – у него не было сил даже на то, чтобы дать отпор наглому оборотню. – Быстро говори, что тебе от меня надо, и убирайся, – каждое слово давалось ему с трудом.
Ремус заранее знал, что сейчас произнесет напрасные слова, но терять было уже нечего.
– Я хотел попросить тебя… Пожалуйста, Северус, не мог бы ты… Помочь мне… Приготовить аконитовое зелье… как раньше… – последние слова он прошептал так тихо, что они почти потонули в звуках летнего леса, наполненного шелестом листвы, пением птиц, деловитым жужжанием пчел и мерным постукиванием дятла на соседнем дереве. Его собеседника они, напротив, казалось, вывели из какого-то мертвенного оцепенения.
– Ах вот как?! – дребезжащим голосом закричал он. – Аконитовое зелье? Нашему ручному вервольфу? Как раньше? – тут он разразился сумасшедшим смехом. – Но ты, видимо, забыл, что раньше я варил тебе это зелье по его просьбе, по просьбе и приказу Дамблдора! – выкрикнул он с таким видом, будто произнесением этого имени решил поскорее доконать себя. – А теперь, как ты верно заметил, он мертв – я убил его – и больше некому заставить меня делать это! Да, некому попросить за тебя! – с безумным хохотом и мукой в глазах орал Снейп. – А теперь убирайся, – взяв себя в руки и снова переходя на свой обычный язвительный тон, добавил он. – Однако запомни, что, если ты надумаешь явиться сюда снова, я приготовлю тебе пышный прием! Твоя… хмм… жена, – тут он злобно хмыкнул, – никогда не видела более интересного зрелища, чем то, что от тебя останется после следующего визита в гости, уж поверь мне! – недобро посверкивая глазами, пообещал профессор. – Даже учитывая, что она выбрала себе в мужья оборотня, а это предполагает лицезрение очень необычных зрелищ! – пустив напоследок эту отравленную стрелу, Снейп развернулся на каблуках и быстро зашагал в сторону своей хижины, крепко сжимая в руке какой-то медальон на цепочке.
Люпин вздохнул и подумал: «Ну хоть в себя чуть-чуть пришел. Может, не покончит с собой. Это уже радует». Затем отвернулся и с камнем на сердце отправился домой.
***
– Смотри, что я нашла! – с этим криком Нимфадора выскочила навстречу мужу, радостно обнимая его и исступленно тыча пальцем в газетную строку. Ремус, еще не придя в себя после недавней приятной беседы со Снейпом, положившей конец его надеждам на аконитовое зелье, тупо уставился в газету, которую ему совали в нос, пытаясь сконцентрировать внимание на объявлении. В голове пульсировала только одна мысль: как он переживет полнолуние, которое будет через три дня?
– Здесь что-то темновато, – тут же прибавила Нимфадора, – пойдем-ка лучше в комнату.
«Значит, родители дома», – тут же сообразил Ремус. Молодые в последнее время по негласному правилу, которое установилось между ними само собой, хотя вслух высказано не было, старались держаться подальше от родителей. Войдя в свою комнату, они уселись на подоконник и вместе уткнулись в газету. Этот широкий и светлый подоконник у окна, выходившего в сад, был любим молодоженами, так как напоминал им те счастливые времена, когда они так же сидели на окне в лондонской квартире Нимфадоры (тогда еще Тонкс) и мечтали, как будут жить, когда кончится война, не зная, увидят ли друг друга живыми завтра. Теперь, когда война закончилась, они были живы и женаты, а все дороги открыты перед ними, они сидели на окне дома Тонксов на улице Мимоз, прячась в этом маленьком уголке от родителей и от неразрешимых проблем, в которых они погрязли, и удрученно вчитывались в знакомую колонку объявлений.
– Вот, вот, смотри же! – показала Нимфадора. – Я про это тебе говорила. Ремус наклонился над объявлением и прочитал: «Саммерхаус, дом на опушке леса, рядом озеро, двор, сад, хоз. постройки, 2 комн., все уд., камин, в отл. сост., защита maxi. 2250 г».
Жена унеслась отправлять сову, а Ремус с тоской подумал, что час, когда он больше не сможет находиться в этом доме, неумолимо приближается. Как сказать жене? Это было невозможно. После того, как рухнула сегодня его последняя надежда, в полнолуние ему снова придется уйти, а после этого тесть уж точно не пустит его на порог. Еще хуже была другая мысль: после того, как его с позором выставят на улицу, Нимфадора, конечно, пойдет за ним. А значит, он и жену лишит крыши над головой. Этого он допустить не мог. Идти им некуда, а, стало быть, оставалось только одно. Уйти в этот проклятый день и не возвращаться. И ничего ей не говорить. Да, больше ничего не оставалось – он не мог позволить ей оказаться на улице.
Из этих горьких мыслей к действительности его вернул до боли знакомый голос тещи, доносившийся из кухни:
– А что же, твой муж сегодня не на работе? Или его уже уволили? – прибавила она («со своей обычной ухмылочкой», – невольно подумал Ремус, живо представляя себе эту ухмылочку).
– Сегодня у него выходной, мама, – с раздражением отозвалась дочь, – и тебе прекрасно это известно.
– Ах да, я и забыла! Я просто подумала: странно! Если он работает, почему пришел так рано? А если у него выходной, почему же надо убивать полдня, расхаживая по каким-то… хм… делам, когда можно потратить это время, ходя по новым объявлениям?
– Там не было ничего нового. Только одно. Но по поводу этого я уже посылаю сову, так что никто не терял времени, – доложила дочь голосом, в котором слышались слезы, привязывая письмо к лапке совы. – И вообще, – прибавила она, – ты просто хочешь поругаться и ищешь предлог?
– Поругаться?! А что я такого сказала?! Всего-то спросила, не нашли ли вы чего-нибудь нового! – оскорбленно промолвила Андромеда и, надувшись, вышла из комнаты.
«Это надолго, – подумала Нимфадора, – как минимум, до вечера. Ну и славно, зато, хоть будет молчать! И хорошо еще, что нет папы: по одиночке их вынести еще можно, а вот вдвоем…»
Послав сову по адресу, сулящему такое выгодное предложение, она вернулась в свою комнату и вдруг сказала:
– А знаешь, я придумала, что нам делать в это полнолуние.
Муж с ужасом уставился на нее, гадая, каким это неведомым образом она узнала о его планах. «Кстати, а вдруг она владеет легилименцией?» – вдруг пронеслось у него в голове – они ведь еще плохо знали друг друга, ибо быть друзьями, коллегами, соратниками, даже влюбленными в преддверии свадьбы и быть мужем и женой – это совсем разные вещи. Но он тут же отогнал эту дикую мысль – ведь для легилименции нужен зрительный контакт, а у нее просто не было возможности его установить. Вначале они сидели, уставившись в газету, потом она вышла, а теперь зашла всего несколько секунд назад.
– Да, решено: мы просто скажем, что тебя пригласил погостить на пару дней кто-нибудь из наших… Может, Уизли. Или Гарри. Что скажешь?
– Ну, не знаю, – протянул Ремус. – Вряд ли это так уж естественно выглядит – тогда мы бы должны были отправиться вместе.
– Вот и отлично: я поеду к кому-нибудь погостить – думаю, они будут не против – я им объясню всю ситуацию. А после… э-э-э… всего ты зайдешь за мной, и мы вместе вернемся сюда. Они ничего не заподозрят!
– Твоя мама все знает… Она еще тогда догадалась, в прошлом месяце.
– Но пусть только попробует рассказать папе! – с яростью выкрикнула молодая волшебница. – Если она это сделает!..
– Но ты не должна каждый месяц проситься к кому-то в гости из-за меня… – тихо, но твердо проговорил Люпин.
– Прекрасно, у тебя есть предложения получше? И потом, это же временно, пока мы не найдем жилье.
Предложений получше в наличии не имелось, хотя и это, признаться, было не лишено существенных изъянов, как и показали последующие события. Возложив все свои надежды на дом Каламндры, как неожиданное спасение, явившийся перед ними всего за несколько дней до полнолуния, они отказались от всех своих планов, не обеспечив себе путей отступления в случае неудачи.
***
– …Ну вот я и пришел, – промолвил Люпин, переступая порог. После ужасной ночи, когда он носился где-то по окрестностям Уорвика (Люпин с ужасом думал, что мог натворить за это время), он в каком-то полубредовом состоянии, измученный и израненный, как всегда после своих мучений, отправился к развалинам бывшего дома. Он не отдавал себе отчета, почему пришел сюда. Может, сработала многолетняя привычка его одинокой жизни – именно здесь в течение многих лет он «встречал» полнолуния и здесь приходил в себя после них. А, может быть, дала о себе знать привычка недавняя, но уже глубоко укоренившаяся – месяц, как он приходил сюда почти каждый день. В любом случае, ему больше некуда было идти. После всего, что произошло вчера, он решил уйти от Нимфадоры и постараться, чтобы она его не нашла – печальный, но закономерный (как он и предполагал) итог их совместной жизни. О том, что произошло накануне в гостиной, он даже не хотел вспоминать, изо всех сил пытаясь изгнать эту жуткую картину из своего сознания. Но, к сожалению, одного желания было маловато, и память с издевательской точностью, до мелочей, в подробностях рисовала ему эту сцену.
Поэтому сейчас, находясь на пределе своих душевных и физических сил, Люпин переступил порог злополучной хижины и, не обращая внимания на ее ошарашенного хозяина, решительным шагом прошел в комнату (хотя такое именование было бы слишком пышным для результата освоения пособия «Как забить гвоздь»).
Снейп смотрел на пришельца, с ужасом ожидая, что тот собирается выкинуть. Когда он неожиданно возник на пороге, каким-то неведомым образом преодолев все ловушки, с такой любовью расставленные хозяином (правда, рассчитанные в большей степени на беспорядочно мечущегося оборотня, чем на человека, имеющего возможность спокойно трансгрессировать на тот участок земли, где нет ловушек, но это, правда, как повезет – Люпину сегодня определенно везло), зельевар вначале подумал, что ему конец – незваный гость, без сомнения, пришел его убить. Сама по себе мысль эта была скорее радостная, т.к. он и сам хотел, чтобы кто-нибудь избавил его от тех жутких страданий, которые он испытывал, понимая, что жив. Но только не этот презренный вервольф! Перспектива погибнуть от руки поганого оборотня злила Снейпа, но, похоже, именно это значил лихорадочный и решительный взгляд гостя, в котором читались не сомнения и сложный мыслительный процесс, как обычно, а готовность к действию. «Да, он пришел меня убить – это яснее ясного», – подумал Снейп, нехотя доставая палочку, как будто кто-то сковал все его движения, и почему-то вместо быстро пущенного заклинания спросил с кривой усмешкой:
– Как это понимать?
– Я пришел сюда жить, – был ответ. Вервольф развернулся спиной и нагло повалился на кровать, как будто доказывая тем самым, что никто его отсюда не выкурит, и явил взорам старые кроссовки Теда, в прежние времена бывшие белыми, а теперь приобретшие какой-то неопределенный серовато-желтоватый цвет.
– Что?! – заорал Снейп, почти потеряв дар речи от такой наглости и от того, что его еще не убили. – Что ты еще затеял? – с ненавистью процедил он сквозь стиснутые зубы, подбегая к кровати и впиваясь взглядом в лежащего (вернее – «лежачего») Люпина.
– Я тебе сказал: я буду здесь жить, – ответил тот не выражающим ничего голосом.
– Это мы еще посмотрим! – пообещал Снейп, прикидывая, каким бы заклинанием угостить непрошеного гостя. – Дай-ка подумать, – продолжал Северус, с ненавистью вглядываясь в его лицо, – пожалуй, одного Круцио тебе будет мало… – мечтательно протянул бывший шпион, приложив палец к подбородку и задумчиво глядя на Ремуса, – даа… маловато… Ну ладно, для начала убирайся с моей кровати! Импедимента! – сверкнула вспышка, и Люпина отбросило к двери. Он упал прямо на порог, больно стукнувшись головой о дверной косяк, но продолжал лежать, равнодушно глядя перед собой.
– Ах ты поганец! – отсутствие реакции у гостя, похоже, еще больше взбесило зельедельца. – Ну что ж, раз ты все еще здесь, я, как и обещал позавчера, произведу тебя в такой вид, что твоя жена тебя точно не узнает! – Снейп метался по хижине, сжимая кулаки.
– Вот и славно, Северус, – если бы у Люпина было побольше сил, он бы рассмеялся. – Мне сейчас как раз необходимо, чтобы она меня не нашла, а, если найдет, не узнала.
– Я начну с Круцио, для профилактики, – Северус явно мечтал вслух, – а потом угощу тебя Сектумсемпрой (которую ваш бесценный Поттер пытался использовать против меня!). А потом подвешу тебя (да!), чтобы ты не валялся у меня на пороге и не загаживал мне пол. А потом…
– Делай, что хочешь… Только действуй побыстрее, – безразлично отозвался Ремус. – Я бы предпочел Аваду…
– Нет, – вдруг вдохновившись новой идеей, процедил Снейп, – у меня есть предложение получше! Коль уж ты уничтожил все мои зелья и сожрал самые ценные ингредиенты, то я, пожалуй, испытаю на тебе одну свою новую разработку… Да, зелье от сенной лихорадки – не такое сильное, конечно, как тот бесценный экстракт, для приготовления которого нужно пожранное тобой бычье мясо, – тут он бросил на лежащего бесформенной грудой на пороге Люпина полный отвращения взгляд, – но на первое время пойдет и это.
Ремус слушал эту лекцию о зельях все с тем же отсутствующим взглядом. Судя по его виду, он не сдвинулся бы сейчас со своего места, даже если бы небо рухнуло на землю.
– Ты страдаешь сенной лихорадкой? – очевидно, из всей тирады он услышал только эту фразу. – Как же ты прожил всю жизнь в подземельях Хогвартса? – с неподдельным сочувствием и удивлением спросил поверженный гость.
– Кто тебе сказал, что я там не страдал ей? – с горечью вырвалось у Снейпа. – Но тут же, опомнившись, с еще большей злобой он зашипел: …от слишком большого количества винного камня в этом зелье, по моим предположениям, начинается сильное воспаление слизистой носа, затем отмирание кожных покровов и деформация носа… Потом он просто отваливается, – с торжеством сообщил профессор. – Да, будешь похож на нашего покойного Темного Лорда! И потом, конечно, смерть. Мне нужно выяснить, до какой дозы следует уменьшить количество antimonium tartaricum, а, чтобы это сделать, я испытаю зелье на тебе!
– Давай, Северус. Это, наверное, будет забавная картинка, – меланхолично отвечал Ремус, вполуха слушая мстительные зельедельческие трели.
– Но тебе этого будет мало! – воскликнул Северус, которого смиренное поведение гостя как будто злило больше всего. – Ты уничтожил ингредиенты для самого главного зелья, на которое я так рассчитывал! Так трудно было незаметно выкрасть у маглов мясо, так долго жить с ним бок о бок! Но ты приперся в мой дом и с характерным для тебя и твоих дружков свойством появляться и поганить все вокруг навел здесь порядки!
– Вообще-то, это мой дом, – ни с того, ни с сего брякнул Люпин, пропустив мимо ушей последнюю фразу охваченного праведным гневом профессора.
Избирательная глухота гостя все больше начинала выводить из себя Снейпа. Но, минуточку, что он сказал?!
– Что?!
– Это мой дом, Северус. Поэтому я приходил сюда, когда еще… – тут он запнулся, – в общем, когда я увидел тебя в лесу – ведь это был ты? И потом тоже – я приходил на развалины своего старого дома.
Профессор был ошарашен этим известием, хотя, казалось, список ошеломляющих событий за этот день уже превысил критическую массу. В полной растерянности он взирал на пребывающего в крайней степени смирения Ремуса.
– Да, это был мой дом, – замогильным голосом бубнил Люпин, обращаясь не то к самому себе, не то к сердобольному зельедельцу. – Какой позор!.. У меня был только этот дом – я больше ничего не мог ей предложить. Так стыдно было вести ее сюда…
– Не волнуйся, теперь ты не можешь предложить ей свой позорный дом, – злорадным тоном вставил Северус, закатывая глаза.
– …и вот, когда мы все же пришли, единственная убогая собственность, которая у меня была, оказалась разрушенной. Мой дом, я не могу предложить ей даже свой дом! – причитал Ремус.
– Твой дом! Как бы не так! – перебил Северус, чтобы как-нибудь прекратить эту истерику, которая обещала стать грандиозной, ибо было совершенно очевидно, что на гостя накатил его характерный приступ самобичевания. – Это помещение построил я, а ты убирайся в свои развалины!
Но все было бесполезно: Ремуса понесло.
– Посмотри на мою жизнь! Я не могу обеспечить ее жильем, даже пропитанием! Она содержит меня! Я вредный паразит!
– Первая правдивая фраза, которую я услышал за сегодняшний день!
– Как до этого дошло? Как я допустил такое? В какую жизнь я ее втянул?! В какой нелепой унизительной ситуации она вынуждена жить – она, которая могла бы и должна была бы жить сейчас в свое удовольствие и радоваться жизни!.. Нет, больше выносить это невозможно!
– Ты явился сюда для того, чтобы рассказать мне, что тебя невозможно выносить? – прошипел Снейп. – Это я неплохо себе представляю! – свирепо крикнул он, направляя волшебную палочку куда-то на полки с ингредиентами. – Акцио спонгия! А теперь, сделай милость, заткнись! – он резко подскочил к лежащему в дверях Люпину и заткнул ему в рот какую-то неприглядного вида бесформенную вещь, напоминавшую губку. Потом развернулся и, вылетев из хижины, помчался в сторону леса.
Ремус с удивлением воззрился на предмет, которым ему с таким усердием заткнули рот, но извлечь его не мог из-за крайней слабости. Он только приподнял руку с неимоверными усилиями и тут же уронил ее, как будто она ему больше не принадлежала, а холодный пот, мучавший оборотня после приступа, с удвоенной силой окатил его мерзкой волной. Пролежав так недолгое время, Люпин с удивлением заметил, что грубый прием бывшего коллеги возымел самые благостные последствия: к нему возвращались силы. Ремус отшвырнул губку, встал, вышел на улицу и бесцельно побрел в сторону леса, все еще с трудом волоча ноги и вдыхая ароматный воздух летнего вечера.
Вдруг из-за дерева послышалось какое-то бормотание, и, обогнув частые кусты, он увидел странное зрелище. Снейп сидел на пеньке и, держа перед собой тот самый медальон, который Ремус заметил еще тогда, во время их первой содержательной беседы, что-то обиженно рассказывал ему. «Неужели Северус действительно сошел с ума, бедняга?» – промелькнуло у него в голове. Выглянув из-за дерева, Люпин увидел, что медальон раскрыт, а внутри находится портрет Дамблдора, который, прикрыв глаза, терпеливо кивал на обращенные к нему речи, как будто слышал их уже в сотый раз. До Ремуса, наконец, дошло, кто был постоянным собеседником Снейпа в последнее время. На него нашло странное чувство: ведь, кроме Хогвартса, портретов директора нигде не сохранилось, не считая общих фотографий, пылившихся в альбомах у некоторых членов Ордена Феникса, и ему захотелось посмотреть на этот портрет, каким-то неведомым образом очутившийся у бывшего коллеги. Пошевелившись, Ремус выдал свое местонахождение, и обладатель медальона с ценным содержанием вздрогнул, быстро захлопнул его и повернулся на звук, почуяв недоброе.
– Можно взглянуть на портрет?
– А, это опять ты? Суешь свой нос в мои дела. Нельзя, убирайся, – злобно и испуганно ответил Северус, прижимая свое сокровище к груди и затравленно озираясь. – Это мой портрет.
– Ты с ним разговаривал?
– Не твое дело, с кем я разговаривал! Ты для того вперся в мой дом, чтобы ходить за мной по пятам и вынюхивать, что я делаю? Ничего, друг сердечный, я найду способ от тебя избавиться!
– Ты упустил уже несколько прекрасных возможностей это сделать, но ты прав: пожалуй, еще пара шансов у тебя есть. Кстати, а как у тебя оказался этот портрет?
– Тебя не касается, как он у меня оказался! – прошипел Снейп, окончательно выходя из себя. Но потом, чуть помедлив, добавил – будто не удержался. – Он мне его дал.
– Директор?
– Да, Директор. Не думай, что он ценил тебя больше, чем меня, ручной оборотень! Тебе, как видишь, он ничего не оставил.
– И не удивительно: я ничем не заслужил…
– Да, видно, не так уж много стоила твоя служба, бесценный работник! – с упоением перебил зельеделец.
– Я обманул его доверие, впрочем, как и всех остальных, – горестно вздохнул Ремус. – Хотя ты тогда тоже все провалил – мы оба подвели его.
– Да что ты знаешь об эффективности моей работы?! – заорал Снейп вне себя от ярости, ибо докучливый гость попал в точку. – Все эти годы он поручал мне самые сложные и опасные задания, которые тебе, домашний вервольфчик, и в страшном сне не снились! Да, самые важные задания, – глухо повторил он, вдруг покрываясь смертельной бледностью.
– Согласись, все мы утратили смысл своего существования, когда наши важные и опасные задания потеряли свою актуальность.
– Прекрасно, теперь он читает мне лекции! Очень познавательно, но шел бы ты ради своего же блага тренировать красноречие на твоих новых родственниках! – посоветовал Северус.
– Я уже сказал, что мне некуда идти. И незачем. Единственное, что у меня осталось – этот клочок земли, и, коль уж тебе вздумалось поселиться именно здесь, придется терпеть мое присутствие.
– Всю свою жизнь я вынужден был терпеть ваше присутствие – твое и твоих покойных дружков, – с ненавистью выкрикнул Снейп. – Теперь, когда они преставились, а ты никому больше не нужен, ты пришел сюда, чтобы продолжать отравлять мне жизнь! Думаешь, я не знаю, почему ты явился издеваться надо мной? Почему твоя жена, кстати, не отличавшаяся особыми талантами, избавилась от тебя? – наступал на больную мозоль Северус. – Поняла, наконец, что держать у себя в доме опасную зверюгу – затея неблагодарная и крайне глупая. Но в одном ты ошибся: терпеть твое присутствие я не собираюсь...
– Ты прав, Северус, – перебил Люпин. – С тех пор, как в ту проклятую ночь меня укусил оборотень, жизнь вокруг меня фатально рушится. Зачем я остался жив? Я сожрал и переварил заботу, участие и любовь лучших людей. И все это было бесполезно. Они уходят один за другим, а я остаюсь, чтобы мучить себя и других. Прошу тебя, Северус, прерви этот порочный круг, – взмолился Люпин.
– Хм, с тех пор, как… – задумчиво повторил Снейп, бросив подозрительный взгляд. – Хе-хе, кажется, я знаю, что испытать на тебе. Правда, зелье не вполне готово, но посмотрим… С тех пор, как… – глаза профессора лихорадочно заблестели, и он кинулся к хижине, забежал в нее и принялся судорожно перебирать склянки. – Вот она! Вытяжка чесоточного пузырька, – ласково прижав к груди крошечную реторту, Снейп налил в стакан прозрачную жидкость из бутылки, капнул туда несколько капель вытяжки и торжествующе протянул подошедшему Люпину. – Пей!
– Ты уверен, что это поможет? – усомнился Ремус в смертоносной силе чесоточного пузырька.
– Абсолютно! – подтвердил зельеделец с эвристическим огнем в глазах.
Подопытный выпил сладковатую жидкость и приготовился умереть. Он уставился в потолок с выражением полного отчаяния и безысходности, несбывшихся надежд, несостоявшейся жизни, с мучительным сознанием того, как все могло быть иначе, если бы не та злополучная лунная ночь… Снейп злорадно следил за ним, посмеиваясь про себя. Смерть все не приходила, а на сердце у Ремуса стало как-то светлее, черное отчаяние, точившее душу, немного схлынуло.
– Что чувствуешь? – заботливо поинтересовался маньяк-экспериментатор.
– Полегчало: наверное, конец уже близок.
– Угу, – едва сдерживая смех, буркнул Северус.
– Хотя, с другой стороны, – слегка непоследовательно прибавил Ремус, видимо, озвучив конец какой-то своей мысли, – это малодушие – расставаться с жизнью сейчас, когда столько людей ушло от нас ради того, чтобы мы продолжали верить, надеяться и радоваться жизни, – вопреки ситуации, он вдруг почувствовал мощный приток радости и небывалой любви к жизни. – Ради их памяти мы должны ценить этот дар, хоть и не достойны его. Даже, если нам кажется, что мы находимся на краю могилы.
– Очень трогательно слушать твою предсмертную речь, – горько усмехнулся зельевар, чувствуя, что он гораздо ближе к той самой могиле, чем его подопытный, – но для меня теперь все это не имеет значения. Моя жизнь закончилась с тех пор, как… – он осекся, исподлобья посмотрел на Люпина и решительно испил порцию испытуемого зелья.
***
На закате дня Нимфадора Люпин, отчаявшись разыскать таким экстравагантным образом сбежавшего мужа, явилась к развалинам старого дома на окраине Литтл-Честера. Издали она заметила дымок, поднимавшийся над руинами, и сердце ее радостно забилось: «Он там, я все-таки нашла его. А, может, это вурдалаки? Или еще какие-нибудь маргиналы поселились в заброшенном месте?». Предприняв все возможные меры предосторожности, Нимфадора успешно миновала ловушки Снейпа и оказалась возле странной, но, видимо, жилой постройки. Изнутри доносились тихие голоса: «Это не он, – у нее упало сердце, – здесь поселился кто-то другой». Она резко открыла дверь, направив палочку в темное пространство хижины.
– Нимфадора? – растерянно спросил знакомый голос. – Как ты меня нашла?
Второй голос, услышав последнюю реплику, разразился недобрым скрипучим смехом.
В середине комнаты горел синеватый огонек, над которым в старом котле медленно кипело варево, похожее на грибной суп, на полу стояли грязные тарелки. Слева от очага ютилась узкая жесткая кровать, напоминавшая гроб, а справа – грубо сколоченные полки с книгами, всевозможными стеклянными емкостями и какими-то сложными агрегатами. Возле огня сидели ее пропавший без вести муж и профессор зельеварения, потягивая из стаканов какую-то прозрачную жидкость.
– Ремус! – Нимфадора бросилась к мужу, едва не сбив котел и наступив на ногу Снейпу. – Я уже думала, что не найду тебя! – и она разрыдалась, крепко вцепившись в него.
Люпин обнял жену и не хотел отпускать. Он был так рад, что она рядом, и понимал, что от этого труднее будет расставание. Он не мог ей сказать, чтобы она ушла, да она и не уйдет. Но не могут же они поселиться в землянке Северуса?!
– Этого не хватало! Теперь этот приживальщик решил перетащить сюда все свое семейство!
– Северус прав. Ты не должна здесь оставаться, – осторожно заметил Люпин.
– Ты опять хочешь избавиться от меня?! – тряхнула Нимфадора малиновыми волосами.
– Я только хочу сказать, – оправдывался Ремус, – что, пока мы не найдем жилье, ты можешь пожить у родителей, а я тем временем где-нибудь перебьюсь.
– Меня особенно интересует вопрос, где? – встрял Снейп в семейный разговор.
– Я больше не вернусь к родителям, – категорично заявила Нимфадора. – Это решенный вопрос, и, если ты опять заговоришь об этом, не добьешься ничего, кроме ссоры.
– За что мне это? Я так и знал. Вначале я должен выслушивать их сопливые сентенции, а потом быть свидетелем милых семейных сцен. Что дальше?
– Это я во всем виноват. От меня одни беды, – схватился за голову Люпин, начиная сеанс самобичевания, посещавший его, когда ситуация казалась безвыходной.
– Простейшая логика подсказывает, – не выдержал Северус, – что в данном случае ответ на вопрос «кто виноват»(который, несомненно, очевиден) вряд ли поможет решить проблему. Попытайся направить свои интеллектуальные усилия, – подсказывал он, – в русло вопроса «что делать».
– После всего, что случилось, я скорее умру на улице, чем вернусь к родителям! – совершенно не обращая внимания на скрипучие замечания, кричала Нимфадора.
– Подумай хорошенько, – терпеливо уговаривал Ремус, – я ничего не могу предложить тебе, кроме этой землянки… – Снейп, потеряв дар речи от бесцеремонности непрошенных гостей, взметнул брови и вопросительно уставился на Люпина. – … Кроме того, что здесь совершенно не пригодные для жизни условия, – профессор угрожающе сдвинул брови: наглый оборотень не только влез в его жилище – он в упор не замечал хозяина, – мы все не поместимся в этой хижине.
– Вы только посмотрите, как мило они решили свои жилищные проблемы! – наконец обратил на себя внимание хозяин. – Я что-то не припомню, чтобы приглашал к себе на бессрочное жительство оборотней с семействами! Я больше не желаю участвовать в этом спектакле! Я давно собирался поискать одну очень редкую траву, – объяснял себе Снейп, – сегодня как раз подходящий случай. Можете переночевать в моем жилище, но завтра чтобы духу вашего здесь не было! Кстати, в моем доме не сорить, не трогать книги, не прикасаться к зельям, не … – и Люпины узнали еще о многих «не»возможных действиях в доме зельедельца.
– Спасибо, Северус, – искренне благодарил Люпин. – Ты настоящий друг.
В ответ на это хозяин злобно фыркнул, раздосадованный, что его заподозрили в позорной слабости, тогда как на самом деле ему необходим ценный ингредиент, собирать который можно только в первую ночь после полнолуния, сорвался с места и убежал прочь.
Кое-как переночевав в тесной хижине с гробоподобной кроватью, Люпины проснулись на рассвете, мучимые совестью за выжитого из дому хозяина и вопросом, quo vadis? Получив утреннюю почту, они сидели во дворе и читали объявления о сдаче недвижимости в наем. Со стороны рощи к ним подлетел субъект в черной, развевавшейся на ветру мантии.
– Вы еще здесь? Я так и думал, – критически проскрипел Снейп, но было видно, что он в хорошем расположении духа. – Ничего, я нашел способ от вас избавиться, – радовался зельевар, потирая руки, – я нашел вам жилье.
– Ты?! – Люпин мысленно представил, что бы это могло быть, и насторожился.
– Моя тетка сдает квартиры, – он достал из складок мантии письмо. – Я написал ей, и она согласилась с вами встретиться.
– Профессор, спасибо! – Нимфадора готова была обнять их благодетеля, но тот вовремя отскочил в сторону.
– Если вы вообразили, что я собирался вам помочь, то глубоко ошибаетесь. Я просто решил свою проблему. Вместо того чтобы искать виноватых и утопать в сентенциях, я все взвесил и решил, что это самый надежный способ от вас избавиться.
– Северус, мой дорогой друг! Я твой должник.
– Вовек не расплатишься. Тоже мне, друг клыкастый… Однако на этот раз назвать меня добрым язык не повернется. Хе-хе, вряд ли вы будете благодарить меня, когда познакомитесь с моей теткой. Кстати, у вас мало времени. Она ждет вас ровно в 9.00. Если опоздаете – и разговаривать не станет, – Северус не на шутку взволновался.
– Где ее можно найти? – Ремус протянул руку к письму, но Снейп крепко прижал свиток к груди, опасаясь, что кто-то его прочтет.
Он сбегал в хижину, нацарапал адрес на клочке бумаги и отдал Люпину:
– Торопись, опозданий она не терпит!

Глава 4. Тётка-Той-Хемульши.

Чета молодоженов поспешно разыскивала в Бристоле указанный адрес. К девяти часам утра они подошли к старинному дому, расположенному в центре города между набережной и статуей Уильяма III. Дверь открыла высокая бесформенная женщина с жирными слипшимися волосами неопределенного цвета. Скрестив руки на груди, она внимательно осмотрела гостей своими маленькими бесцветными глазками, как-то неестественно выпученными на фоне одутловатого лица, обрамленного двойным подбородком, плавно переходящим в плечи.
– Здравствуйте. Мы ищем жилье. Нас направил к вам Северус Снейп.
– Дружба с моим непутевым племянничком не делает вам чести, – покачала головой ведьма, кутаясь, словно паучиха, в огромную черную шаль.
«Неужели Северус сыграл с нами злую шутку, чтобы избавиться?»
– Он сказал, что вы назначили встречу на девять часов.
Колдунья посмотрела на песочные часы, висевшие у нее на груди, и критически отметила:
– Я так и думала. 8.58. Пунктуальностью вы тоже не отличаетесь. Не уверена, что мне подойдут такие квартиросъемщики. Впрочем, пожалуй, возьму вас до тех пор, пока не найду более подходящих. Кстати, вы не представились.
– Ремус и Нимфадора Люпин.
– Хм, где-то я слышала это имя… Я – Людемина Тролль. Проходите, – она развернулась, показав широкую сутулую спину с массивной холкой, и неуклюжей медвежьей походкой повела посетителей в дом.
Большой, некогда роскошный дом был поделен на несколько квартир. На первом этаже правого крыла жили сами хозяева, на втором – их сын с женой и четырьмя детьми. В левом крыле был отдельный вход для квартирантов. Людемина Тролль, урожденная Принц, была замужем за обедневшим отпрыском чистокровного рода Эдвардом Троллем. Всю жизнь она посвящала мужу, он был центром ее забот и главной точкой приложения неуемной энергии этой неутомимой дамы. Однако, как поняли потом Люпины, тех крох хозяйского внимания, которые та отрывала от мужа и дарила окружающим, последним хватало с лихвой.
Миссис Тролль провела квартирантов в гостиную и, усадив на диван, начала разговор:
– Я беру за квартиру 25 галеонов в месяц, оплату прошу производить заранее. Вы в состоянии исполнить мои требования? – с сомнением она покосилась на кроссовки Теда.
– Вполне.
– В какой степени родства вы состоите?
– Причем тут… – начала Нимфадора, удивленная неожиданным поворотом беседы.
– Надеюсь, моя дорогая, вы не думаете, что я поселю в своем доме посторонних мужчину и женщину в одной квартире?
– Мы женаты.
– Проверим. Мое главное условие – безупречный нравственный облик, порядок и аккуратность во всем.
– Об этом можете не беспокоиться.
– Где вы работаете и каков уровень ваших доходов?
– В министерстве… – разговор приобретал нехороший оборот: после августовского полнолуния Ремуса все-таки выгнали с работы.
В этот момент из соседней комнаты раздался капризный, похожий на детский крик:
– Где ты вечно ходишь? Опять ты бросила меня одного!
Хозяйка всполошилась. Выпучив глаза и обливаясь потом, она сделала несколько кругов вокруг своей оси:
– Мой суслик, я уже лечу, – отозвалась миссис Тролль глухим голосом и, неуклюже изображая бабочку, понеслась в соседнюю комнату. – К нам пришли новые квартиранты, пупсик, – оправдывалась она.
– Покажи мне их, я хочу посмотреть! – захныкал кто-то. – Я пойду сам, поставь меня.
– Так лучше. Ты можешь переутомиться, я позабочусь о тебе.
В комнату вошла Людемина с маленьким худым человечком на руках. Вначале они приняли его за ребенка, но это оказался глава семейства. Эдвард Тролль был полной противоположностью своему громкому родовому имени. Сморщенный и усохший, он едва ли достигал трех футов роста. Седеющие волосы, еще сохранявшие следы былой черной масти, постепенно сдавали позиции блестящей лысине, и только длинные вертикальные усы придавали этой фигуре некоторый вес. Хозяйка, усадив мужа в кресло, принялась укутывать его ноги шерстяным пледом.
– Мне будет жарко, перестань, – все в том же тоне сопротивлялся мистер Тролль.
– Суслик, это совершенно необходимо. Ты застудишь ножки, – она пыхтела, страдая одышкой, от чего ее казалось больше, чем есть, и с видом жертвы, отданной на заклание, продолжала нянчиться с мужем.
– Ты мне надоела, ты всегда все делаешь не так. Отстань!
– Не могу. Это мой крест! – она закатила глаза и прижала руки к груди. – Теперь зажжем камин.
– Зачем камин? Не хочу камин.
– Суслик, – назидательно сказала Людемина, – я лучше знаю, что тебе нужно. Посмотри, у нас гости.
– Не хочу гостей, пусть уходят. Почитай мне книжку.
– Прошу меня простить, – захлебываясь от значимости происходящего, сопела миссис Тролль, – но я должна исполнить свой супружеский долг. Мистер Тролль не терпит, когда ему перечат. Вы, моя дорогая, должны это понимать, – обратилась хозяйка к Нимфадоре, сложив брови домиком.
– Ты вечно мне перечишь! – кричал обиженный муж.
– Я зайду к вам попозже, ваша квартира на третьем этаже, – задыхалась Людемина. Она быстро вручила ключи и потрусила к мужу, прихватив на ходу книгу. – Суслик, ты – мой герой, я вся в твоем распоряжении.
Квартиранты поскорее уносили ноги, благодарные мистеру Троллю за то, что он так вовремя прервал допрос, обещавший быть жестким. Тяжелейший кризис их совместной жизни неожиданно разрешился. Молодожены чудесным образом в одночасье нашли приличное жилье и поселились в светлой и чистой квартире на чердачном этаже у двоюродной тетки Снейпа. Так же внезапно решилась и вторая серьезная проблема. Министерство, публично заявив, что в стране «нет порядка», взялось за ликвидацию последствий «некомпетентного правления». Пигмалион Назус открыл новые вакансии в отделе Регулирования магических популяций. На следующий день после заселения к Троллям Нимфадора принесла с работы радостную новость.
– Ремус! – весело прыгала она. – Отдел Регулирования магических популяций набирает специалистов в новый отряд по борьбе с вредителями и опасными существами. Тебе непременно нужно завтра же подать прошение.
– Я в министерстве? Ну, ты скажешь. Они не возьмут меня, – сомневался муж.
– Это еще почему? Ты отлично справишься с этой работой, вряд ли они найдут много таких искусных волшебников, как ты.
– Было бы неплохо, но обычно таких, как я, гонят поганой метлой из всех приличных заведений.
– Вздор! Завтра же пойдем на работу вместе.
– Ты права, стоит попробовать, но, боюсь, усердие министерства скоро обернется против нас, – он знал по своему горькому опыту, что «наведение порядка» в этой стране обычно заканчивается для него гонениями и лишением прав.
Как ни странно, Ремуса приняли на работу с жалованием в 30 галеонов. Жизнь, разлетевшись после полнолуния на осколки, вновь начинала собираться в нечто целое, и казалось, что все не так плохо.
Отселившись от родителей, Люпины ощутили, наконец, чувство, так недолго длившееся после свадьбы, что они вдвоем. Впрочем, в самостоятельной жизни были и свои недостатки. Борцы с темными силами, работники министерства и просто герои последней войны очень скверно владели магией домашнего хозяйства. В первую очередь, пришлось купить множество мелочей, совершенно необходимых для дома (их незаменимые функции выявлялись не сразу, и в первый день бегать за покупками пришлось раз десять). Кстати, получив хорошую работу, Люпин, наконец, обновил гардероб и простился с кроссовками тестя. Во-вторых, оказалось не так-то просто овладеть кулинарными чарами. Из них двоих более опытным оказался Ремус, но и его навыки не заходили дальше скудных холостяцких перекусов.
Теплым сентябрьским вечером после первого совместного рабочего дня супруги соображали вдвоем бутерброды. Все падало и не слушалось палочку, повелительно призывавшую продукты и кухонные принадлежности к порядку. Но, в общем, было весело.
– Что здесь происходит? – вдруг раздался учительский голос хозяйки. – Какая грязь! Я предупреждала вас, что не потерплю беспорядка. Как могут взрослые люди позволить себе так безответственно играть с продуктами, и это притом, что у них нет ничего на ужин?!
– Мы готовим, – нерешительно заметила Нимфадора, прикидывая, к чему это клонит миссис Тролль.
– Вы хотите сказать, моя дорогая, что эти пищевые отходы собираетесь подать на ужин?! Как можно есть такую гадость? – Людемина с каждым словом все больше теряла самообладание и, будто заводная игрушка, кружилась по кухне. – Сами можете есть, что угодно, хотя культура питания характеризует Вас как личность, но Вы замужняя женщина, – ее лицо обильно вспотело, а на бледных щеках желтовато-серого оттенка проступили розовые пятна лихорадочного румянца. – Предназначение женщины состоит в том, чтобы всецело посвятить себя мужу. Он – центр мироздания для жены. Чтобы выполнить эту онтологическую миссию, моя дорогая, Вы должны всецело отдаться заботам о своем супруге, – она завела лекцию на полчаса, бутерброды заветрелись, а предательский запах пищи, пощекотав язык, нещадно грыз желудок.
Ведьма так вошла в раж, что трудно было вставить слово, а внешний вид хозяйки вызывал серьезные опасения за ее здоровье. Окончательно запыхавшись, она сделала короткую паузу, чтобы выпить воды.
– Хочу Вам заметить,
миссис Тролль, что появляться без предупреждения весьма невежливо. В следующий раз попрошу Вас стучать, – поспешил вставить Ремус.
– Ради того, чтобы исполнить женское призвание, я готова идти на любые жертвы. Никакие нормы и требования не могут быть выше женского долга!
– Но это мой муж, и Вы не имеете перед ним решительно никаких долгов. Между тем, Ваше истинное призвание, очевидно, уже скучает.
– Ох! Мистер Тролль! – Людемина бурно выдохнула и тут же исчезла.
– Тяжелый случай…
На этом вторжения хозяйки в личную жизнь квартирантов не закончились. Она бесцеремонно трансгрессировала в самой неожиданной точке квартиры и в самое неподходящее время, разражаясь воспитательной беседой. Вообще она считала себя вместилищем древней женской магии и всячески старалась передать почти забытые секреты семейной жизни непосвященной молодежи. Людемина появлялась во время завтрака или ужина и критиковала их нездоровый рацион, низко развитые кулинарные навыки, неумение содержать кухню в чистоте. Она возмущалась беспорядком в доме, заглядывая в шкафы и под кровати, тщательно изучала туалеты. Она возникала, когда кто-нибудь переодевался, и, глубоко оскорбленная безнравственностью квартирантов, приносила себя в жертву обществу, пытаясь наставить его заблудших членов. Ради этой благой цели она действительно не останавливалась ни перед чем: от скрупулезного контроля над правильным образом жизни нельзя было укрыться ни в туалете, ни в ванной, ни даже во сне, ибо она любила являться по ночам в спальню молодоженов, чтобы проверить, все ли правильно и пристойно.
Квартиру у Троллей можно было рассматривать только как временное пристанище, и Люпины со свежими силами продолжили поиски собственного жилья. Среди уже знакомых объявлений в очередной «Мантикоре» появилось новое предложение: Брилль, дом, 4 комн., двор, сад, хоз. постр., чудесный подвал, уд. в доме, камин, в норм. сост., защита maxi, без посредников, срочно. 2200 г.
Молодожены больше не питали иллюзий насчет жилья «без посредников» – скорее, надеялись на чудо. Ответ на письмо пришел через несколько дней, и, получив долгожданное приглашение, Люпины поспешили на встречу. Цель их визита находилась на окраине поселка в тупиковом проулке со странным названием Вудмен-Энд. Дом оказался последним на улице: его северная стена нависала над крутым каменистым обрывом, а восточная граница участка упиралась в небольшой лесок. Хозяев не было дома. Постучав и поглазев на вожделенное жилье сквозь щели в заборе, разочарованные покупатели повернулись вспять.
– Что вы тут высматриваете? – подозрительно спросила старая ведьма, видимо, живущая по соседству.
– Этот дом продается?
– Да. Хозяйка хочет переехать. После того, как умер ее муж … Мой племянник хотел купить, но это такой дом… – старуха замялась и как-то странно посмотрела на Люпинов. – Он решил, что не справится с этим домом.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, знаете, требуется ремонт, деньги и много еще чего, – колдунья то награждала собеседников многозначительными взглядами, то прятала глаза, явно что-то не договаривая.
– Дом в аварийном состоянии?
– Нет, что вы. Хотя кое-что изменить там, конечно, придется… – им показалось, что в глазах соседки мелькнула насмешка, даже злорадство.
– Мы договорились встретиться с хозяйкой, но никто не открывает.
– Наверное, ушла, – каким-то уклончивым тоном предположила старуха, – знаете, всякое бывает.
Второй визит в Вудмен-Энд оказался более удачным: посетителей опять никто не встретил, но калитка была открыта, и супруги вошли во двор. Уютный, но запущенный сад, несколько клумб, старенькая беседка, колодец, выкрашенный в приятный бирюзовый цвет дом, за которым виднелся огород, заросший сорняками, далее темнела стена леса. Пошел мелкий дождь. Покупатели нерешительно подошли к дому и постучались. Дверь открыла высокая светловолосая ведьма лет пятидесяти в домашней мантии в «цветочек», державшейся на двух пуговицах.
– Вы пришли? – в ее голосе звучало удивление и какой-то зловещий намек.
– Вы нам назначили встречу на это время, – Нимфадора протянула конверт.
– Да, в самом деле, – не то вопросительно, не то утвердительно ответила хозяйка. – Проходите, смотрите… Только у нас тут… Я не совсем готова вас встретить, – и она повела гостей по дому.
Все указанные в объявлении пункты действительно имелись в наличии, и жилище вполне устраивало молодую семью. Правда, дом давно не ремонтировался, но был крепким и содержался в порядке, так что со временем можно было устроить все по своему вкусу. Люпины осмотрели две небольшие проходные комнаты и одну маленькую спальню. Дверь во вторую спальню была закрыта, и, как только Нимфадора приблизилась к ней, хозяйка неожиданно метнулась наперерез.
– Это комната моей дочери. Она сейчас спит, – в глазах хозяйки мелькнул стальной блеск, а ее тонкие губы насмешливо искривились в подобии улыбки.
Вообще хозяйка дома производила тяжелое и противоречивое впечатление. В ее речи и облике было что-то странное, загадочное, пугающее. Она, как и ее соседка, чего-то не договаривала, но при этом не пыталась скрыть свои личные тайны, а зловеще намекала на них. На словах она как будто извинялась за беспорядок, свою неподготовленность к встрече клиентов, но в ее голосе звучала насмешка, вызов и даже угроза.
Люпины обратили свое внимание на потолок с коричневыми подтеками, свидетельствовавшими о том, что необходимо чинить крышу. Но даже этот важный практический вопрос не смог заинтересовать их должным образом, ибо, несмотря на внутренние усилия, мысль назойливо обращалась к таинственной комнате. Двойные створки двери прилегали друг к другу неплотно, и сквозь щель между ними просачивался свет. Казалось, там кроется что-то страшное, живое и не имеющее ничего общего с тем, о чем им было сказано. Отгоняя досужие мысли и стыдясь за неуместное любопытство, покупатели усердно и, пожалуй, чрезмерно долго рассматривали потолок, однако взгляд упрямо возвращался к полоске света из закрытой комнаты. Хозяйка, скрестив руки на груди, отвечала на стандартные вопросы, а в ее глазах и уголках рта играл недобрый смех. Она как будто нарочно дразнила любопытство гостей и наслаждалась их замешательством. Нимфадору не оставляло навязчивое чувство, будто кто-то сверлит ее взглядом. В очередной раз обернувшись к двери, она увидела тень, заслонившую просвет. Ведьма поймала ее взгляд и, загородив спиною комнату, наградила Нимфадору своим жутким пустым и одновременно говорящим слишком многое взглядом. Та отвернулась, стараясь побороть мерзкое чувство тоски и отчаяния, охватившее ее, когда они еще только зашли в дом, и нараставшее по мере осмотра комнат. Непонятный страх, словно отвратительный вязкий туман, вползал в душу, парализовывал волю, сковывал движения. Нимфадору преследовало неотступное ощущение, будто где-то совсем рядом притаилась парочка дементоров.
– Все посмотрели? – осведомилась хозяйка. – Смотрите хорошенько.
– Да-да, – рассеянно ответил Ремус, думая о другом.
– Ясно, – хмыкнула ведьма, – тогда я покажу вам свой подвал, – она развернулась, а в глазах опять мелькнул едва уловимый огонек.
Посетители вышли. К ним быстро приближалась фигура на метле. Через несколько секунд она, лихо спикировав, приземлилась во дворе, оказавшись девушкой лет восемнадцати с взлохмаченной шевелюрой и раскрасневшимися на ветру щеками.
– Где ты ходишь? Я давно тебя жду! – отчитывала девушку хозяйка.
– Мам, прекрати! Подумаешь, задержалась на часок.
– Иди в дом. Потом поговорим.
Колдунья нисколько не смутилась открывшимся обманом. Напротив, она загадочно посмотрела на супругов своими лукавыми глазами и сказала:
– Это моя дочь. А у вас есть дочь? – вкрадчиво поинтересовалась она.
– Нет, у нас нет детей.
– Скоро будут, – прошипела она на ухо Нимфадоре, когда Ремус отвернулся в сторону. – В моем доме великолепный подвал, – интригующе добавила ведьма.
Хозяйка повела Люпинов в подземную часть дома через крытую галерею, пристроенную со стороны заднего двора. Внутри было грязно, пахло сыростью, и где-то над головой сочилась и капала канализационная труба.
– Трубы нужно ремонтировать, – объяснила ведьма. – После смерти моего мужа… В общем, у нас этим некому заниматься.
Вдоль стен стояли ящики и сундуки с овощами, стеллажи со всевозможным хламом, различные магические и хозяйственные инструменты, с потолка свисали гирлянды лука, чеснока, перца, сушеных тараканов, змеиных голов, хвостов тритонов и прочих жизненно важных продуктов. Среди связок сухофруктов Нимфадора вдруг заметила маленькие сушеные пальчики, похожие на человеческие, но определенно разобрать в полумраке подвала было невозможно. Ее охватил безотчетный ужас, стиснувший грудь и разливающий слабость по всему телу. Накативший страх требовал скорее покинуть мрачное затхлое подземелье с угнетающе низким потолком, хотелось как можно скорее бежать из этого жуткого дома.
– Прекрасный подвал, не правда ли? – таинственно произнесла хозяйка. – Здесь вполне можно жить…
Нимфадора незаметно для себя схватилась за рукав Ремуса и направилась к выходу, но оказалось, что проход закрыт. Хозяйка подпирала спиной дверь и прятала руку в складках мантии, в ее облике сквозил едва скрываемый азарт кошки, играющей с мышью, а в глазах неистово плясали серые блики. Нимфадора потянулась к палочке, но в этот момент из огромного сундука, через край заполненного овощами, скатилось несколько кочанов капусты. Ведьма, досадливо прикусив губы, кинулась к месту беспорядка, на ходу заставляя капусту вернуться и быстро захлопывая крышку сундука. Нимфадора судорожно отворила дверь и поспешила на воздух, все еще сжимая рукав Ремуса. Охваченная необъяснимой паникой и стремлением вырваться, она мельком заметила, что перед тем, как захлопнулась крышка сундука, в его недрах шевелилось что-то живое, протягивая землистые конечности сквозь картофельные клубни.
– Что с тобой? – озабоченно поинтересовался Ремус, вглядываясь в бледное лицо жены.
– Не знаю. Наверное, это из-за духоты, – она сама не понимала, что с ней происходит, и в чем причина необъяснимого страха. – «Глупость какая-то. Мало ли, что хранят они в своем подвале, может, это гном залез полакомиться овощами, – успокаивала себя волшебница. – И какое мне дело, кто сидит в этой дурацкой комнате. Она вовсе не обязана посвящать нас в свои семейные дела. Взгляд у нее, конечно, противный, но мы собираемся купить дом, а не породниться с его хозяйкой».
– Заходите еще, – приглашала хозяйка все в той же двусмысленной манере.
– Благодарю. Нам понравилось ваше жилье, мы посовещаемся и, возможно, купим его.
– Совещайтесь, – посмеивалась ведьма, – вы еще не раз придете сюда, – и она опять пригвоздила Нимфадору своим жутким ледяным взглядом. Молодожены быстро пересекли двор, толком не попрощавшись с хозяйкой и спеша поскорее унести ноги. Дождь, за время, пока они смотрели дом, превратившийся в настоящий ливень, в минуту промочил их с головы до ног и грязными серыми струями стекал по мантиям бесприютных супругов.
Поздно вечером, грязные, голодные и промокшие, они вернулись домой. Всю одежду нужно было срочно стирать. Ремус взял на себя ужин, а Нимфадора свалила гору грязного белья в ванную и, трясясь от холода, воевала с мыльными пузырями. Из кухни донеслось возбужденное квохтанье, и через минуту, выпучив глаза и обливаясь потом, в ванную ворвалась миссис Тролль.
– Что вы творите?! Вы хоть что-нибудь соображаете? Я не потерплю в моем доме такого изуверства! – она истошно вопила и буравила Нимфадору тяжелым, полным решимости взглядом, так что той в какой-то момент показалось, что хозяйка кинется в рукопашную.
– В чем дело? – растерянно спросила молодая волшебница, невольно обращая палочку от мыльной пены к своей собеседнице.
– Мужчина на кухне! И она еще спрашивает! Как вы докатились до этого? Мир перевернулся. Никто не чтит древней магии женского служения, на которой мир держится. Скоро небо упадет на землю, и земля перевернется вверх дном, а вы будете болтаться между небом и землей, лишенные почвы под ногами, – Людемина впала в экстаз, сопровождавшийся едва сдерживаемой агрессией.
– Миссис Тролль, – подоспел на помощь Люпин, – успокойтесь. Несмотря на то, что у Вас завидный голос, не думаю, что криком удастся удержать космический порядок.
– Даже если мир рухнет, правила в моем доме останутся непоколебимы, – торжественно ответила хозяйка, слегка умерив пыл, – и я не позволю Вам, моя дорогая, у меня на глазах лишить своего мужа достоинства, превратив его в домашнего эльфа.
– Очень Вам благодарен, но я не нуждаюсь в защите и сам позабочусь о себе, – и Люпин деликатно направил хозяйку к двери.
– Что Вы такое говорите? Вы только послушайте себя. Это же абсурд! Разве может мужчина сам позаботиться о себе?! Вот до чего доводят эти нелепые рассуждения!
– Всего хорошего, поклон мистеру Троллю, – Ремус выставил Людемину за дверь.
Незадачливые покупатели недвижимости давно заметили, что после посещения чужого жилища остается какой-то особый осадок на душе. Как будто атмосфера, царящая в доме (и чаще всего скрытая от посторонних глаз), проникает в душу и исподволь передает дух, наполняющий чужой микрокосм. Как правило, вторжение в мир других людей оставляет тяжелый осадок, и, если за день приходится посетить несколько адресов, сохранить чувство цельности невозможно.
Однако состояние, охватившее наших героев после посещения Вудмен-Энда, нельзя было сравнить ни с чем. По всем параметрам дом можно было считать очень удачным вариантом, подходящим, к тому же, по цене, так как связаться с хозяйкой без помощи риелторусов уже само по себе было редким везением. «Прекрасный дом! Да, очень хороший!» – говорили они друг другу, как будто пытаясь убедить себя в этом, а в сознании неотступно, исподволь захватывая все мысли и, словно яд, отравляя душу безысходностью, разливалось черное, беспросветное отчаяние, причина которого как-то смутно была связана с домом. «Прекрасный дом» постепенно высосал всю радость и надежду, и его образ, со времени визита в Брилль всецело завладевший мыслями супругов, жутким кошмаром постоянно маячил перед глазами. Подавленное состояние нарастало, но никто не признавался, что его причина – тот дом. Перспектива снова оказаться в нем и тем более встретиться с его хозяйкой вызывали смертную тоску и неодолимый ужас, желание никогда не приближаться к этому гиблому месту.
Между тем приближался конец сентября, но Ремус был необычно спокоен. Его жена, напротив, нервничала и с каждым днем становилась все более раздражительной.
– Что мы будем делать в полнолуние? – однажды спросила она.
– На работе будет выходной. Пойду, отсижусь в хижине Снейпа.
– Ты, я вижу, совсем не беспокоишься, – нетерпеливо заметила Нимфадора. – А ведь может всякое случиться.
– На этот раз нет. Северус пообещал мне варить аконитовое зелье, еще тогда, в землянке, как раз перед твоим приходом.
– Это было давно. Он не забыл? – не унималась жена, тревожно заламывая пальцы. – Вдруг он пошутил или передумал? Ты же его знаешь, – никак не могла успокоиться волшебница.
– Я его знаю. Если он сказал, то можно не сомневаться.
Полнолуние действительно прошло спокойно, и через день Люпин вернулся домой вполне здоровым. Состояние Нимфадоры, напротив, в последнее время оставляло желать лучшего. Печеночная лихорадка, мучившая ее после визита в Вудмен-Энд, уступила место все возраставшему нервному возбуждению. Если оборотень был спокоен и полон сил, то его жене после полнолуния становилось хуже с каждым днем. Ее раздражали всякие звуки, прикосновения, малейшие промахи в домашнем хозяйстве и на работе, она начинала трястись и метаться по комнате при виде квартирной хозяйки и встречала шквалом гнева все попытки мужа успокоить ее. Ремус, недоумевавший, в чем дело, вскоре нашел объяснение, догадавшись, что, конечно же, он является причиной душевных терзаний его молодой жены.
– Нимфадора, это я во всем виноват, – заводил он утешительные речи, доводя жену до истерики.
– Сколько можно? – раздраженно отмахивалась она. – Надоело!
– Вполне закономерно, – соглашался Люпин. – Я же говорил, что тебе скоро надоест терпеть старого оборотня без определенного места жительства.
– Ремус, еще слово – и я врежу тебе Инвертумом, – злобно срывалась она.
– Я просто хочу прояснить ситуацию. Я все пойму. Со мной очень трудно. Одни мои ежемесячные кризисы сведут с ума кого угодно…
– Да причем тут твои месячные кризисы, – завопила она, – когда проблема в моих!
– Что? – не понял Люпин и тупо уставился на жену.
– Переключись на некоторое время на мои проблемы, – обиженно пробурчала она.
– Нимфадора, что случилось? Ты заболела? – испуганно забеспокоился муж, наконец сообразивший, в чем дело. – Нужно обязательно обратиться в клинику св. Мунго.
– Никуда я обращаться не буду. Я и так знаю, что со мной… – капризно надувшись, ответила жена.
– Что? – наивно поинтересовался Ремус.
Нимфадора молчала.
– Неужели?.. – его осенила неожиданная догадка, которая пришла бы гораздо раньше, если бы он позволил себе надеяться на это. – Нет, этого не может быть. Ты уверенна?
– Еще спрашиваешь, – Нимфадора опустила глаза.
– Как это могло получиться? – ошеломленно вопрошал муж, бегая по комнате.
Люпин не мог поверить своему счастью. Он всегда знал, что у него не может быть семьи, он вызывает только отвращение у нормальных людей, его невозможно любить и, конечно же, он никогда не станет отцом. Пока Ремус по давно укоренившейся привычке не позволял себе поверить, что он уже женат, любим и нужен своей жене, случилось то, к чему его мысль, измученная бесконечной борьбой, еще и не приближалась. Неужели он станет отцом? Эта новость наполняла сердце радостью, гордостью, какой-то нереальностью происходящего и вместе с тем пугала, налагала бремя ответственности, открывала новую точку уязвимости.
– Нимфадора, ты ждешь ребенка? – с замиранием сердца тихо спросил он, боясь обмануться.
– Да, – она прижалась лицом к его груди.

* * *
Радость родительских чувств не могла заглушить острой потребности в собственном жилье, напротив, проблема усугубилась. Пришлось принимать решение.
– Думаю, нужно покупать этот дом как можно скорее, – взвесив все аргументы, подытожил Ремус.
– Да, нужно, – нехотя согласилась жена.
Они немного помолчали.
– Пошлю сову, – прервал молчание Люпин.
– Да-да… Ремус, – вдруг не выдержала Нимфадора, – меня пугает этот дом. У меня такое чувство, будто там происходит что-то жуткое.
– Да, и мне так показалось, но я старался опираться на рациональные доводы.
– Я тоже, но ничего не могу с собой поделать: чудом вырвавшись из этого ужасного места, я не хочу туда возвращаться.
– Может, в доме хранятся какие-нибудь темные артефакты, или хозяйка занимается черной магией?
– По-моему, и соседка с ней заодно. А вдруг они как-то были связаны с Пожирателями?
– Хотя это всего лишь наши домыслы.
– Это можно проверить. Я, пожалуй, натравлю на нее ребят из нашего отдела.
– Вот это правильно. Ты только сама не ходи.
– Не волнуйся, я приму другой облик. Хочу сама посмотреть, что там творится, – и Нимфадора немного успокоилась на этой мысли.
Вечером следующего дня Люпин первый вернулся с работы и занялся ужином. Входная дверь внезапно отворилась, и в дом ввалился дородный молодец с рыжей бородой. Не говоря ни слова, он направился прямиком в спальню и ничком упал на кровать. Ремус поспешно снял с печи котел, подбежал к пришельцу и встревоженно потряс его за плечо.
– Нимфадора, что с тобой?
– Мне страшно… Она узнала меня, – рыжий субъект повернулся и воззрился испуганным взглядом в потолок. – Она опять сказала что-то о своей дочери, а потом развернулась ко мне и, пристально глядя в глаза, зловеще прошипела: «У Вас тоже будет дочь. Я же говорила, что мы еще встретимся», – Нимфадору трясло.
– Успокойся, – утешал жену Ремус, сжимая в своих руках лапу обливавшегося слезами детины, – она не может причинить нам зло.
В этот момент посреди комнаты нарисовалась Людемина Тролль. Ошеломленно выкатив глаза, она беззвучно ловила воздух ртом, напоминая гигантскую рыбу, выброшенную на берег. Нимфадора и Ремус поспешно встали, приготовившись внимать воспитательной беседе. Выдохнув несколько нечленораздельных звуков, хозяйка исчезла.
– Что это с ней? – убито пробасила миссис Люпин.
– Ты забыла принять свой естественный облик, – объяснил муж.
– Да, в самом деле, – рассеяно сказал детина, превращаясь в маленькую худенькую женщину с серыми волосами, – я так подавлена, что совсем забыла об этом.
– Что-нибудь нашли?
– Абсолютно ничего. Все мирно и пристойно. Она от души поиздевалась над нами в своем неподражаемом стиле и пригласила навещать ее почаще.
– Ну что, будем покупать дом?
– Нет, Ремус, – ее глаза остекленели и наполнились ужасом, – я не знаю, что со мной. Так я не боялась ни на одном, даже самом опасном задании. Я знаю только, что, если мы поселимся в этом доме, я умру.
– Обещаю, мы больше и близко не подойдем к этому дому. Просто забудь об этом, – решительно сказал Ремус. – Съешь шоколадку, – прибавил он, обнимая Нимфадору и гладя ее серые волосы.
Супруги продолжили поиски жилья. Однажды, возвращаясь домой, они встретили миссис Тролль в компании высокой стройной женщины с темно-каштановыми волосами. Та заворожено слушала Людемину и непрестанно кивала.
– Запомни, – поучала старая ведьма, – ты должна неотступно следовать за ним: куда он – туда и ты. Мужчину нельзя оставлять без присмотра ни на секунду!
– Скажите ему об этом. Он не позволяет мне ходить с ним на работу. Говорит, чтобы я смотрела за детьми.
– Дети для женщины – это не главное. Энн уже восемь лет, Мэри – семь, они вполне могут позаботиться о младших. Им как будущим женщинам это только на пользу. Сколько раз тебе повторять! Главное – муж, и ты должна быть все время рядом.
– Он говорит… – начала молодая волшебница, потирая огромный синяк под глазом.
– Какая разница, что он говорит? Слушай, что говорю тебе я. Тебе несказанно повезло. Вряд ли в Англии найдется еще одна такая мудрая свекровь, способная наставить свою невестку в этих вопросах, – тут она заметила Люпинов. – Познакомьтесь, моя невестка, миссис Тролль, – та поздоровалась и сконфуженно прикрыла синяк. – Вот еще одна особа, совершенно не подготовленная к супружеской жизни. К счастью, у вас есть я.
Квартиранты поспешили в дом, а им вслед доносились менторские речи хозяйки и жалобный лепет ее родственницы.
– Он сердится, говорит, я его позорю. Может, вы ему скажете?
– Ему бесполезно говорить. Ты давно должна была понять, что мужчины не в состоянии оценить, что им важно, нужно и полезно. Просто делай, как я сказала. Любой ценой, слышишь, Кларисс, любой ценой! Ты должна идти на любые жертвы!

***
С тех пор, как Ремус узнал о беременности жены, ему не давали покоя тревожные раздумья.
– Нимфадора, – обратился он к жене, наконец решившись озвучить свои мысли, – я думаю, тебе будет лучше оставить работу.
– Это еще почему? – молниеносно взвилась оскорбленная супруга.
– Ты ждешь ребенка…
– Ну и что? Я прекрасно себя чувствую. Нечего делать из меня инвалида! – в последнее время она постоянно вспыхивала по поводу и без повода.
– В данном случае речь идет не о тебе, а о нашем ребенке. Твоя работа опасна и сопряжена с некоторыми физическими усилиями, что в твоем положении может быть вредно.
– Ты просто хочешь запереть меня дома! – злобно заорала жена. – Я знаю, чего ты добиваешься! Хочешь оставить меня в одиночестве, запретить мне общаться с друзьями и иметь хоть какие-то интересы, помимо тебя и этого проклятого домашнего хозяйства, провались оно! Чтобы я целыми днями любовалась только на тебя и мерзкую тетку Снейпа!
– Нимфадора… Ой, извини, Люпин, – поспешил поправиться Ремус, – подумай о ребенке…
– Объясни-ка мне, – поинтересовалась волшебница, скрипя зубами, – в чем конкретно заключается моя неполноценность по сравнению со всеми остальными людьми, которые уходят в отпуск по беременности на шестом месяце? И почему я должна это делать сейчас? – она в истерике металась по комнате и, совершая очередной высокоскоростной вояж, со всей силы врезалась в стол. Пергаментные свитки водопадом хлынули на пол, а стоявшая на столе чернильница, опасно покачнувшись, разбилась вдребезги, окатив Ремуса с головы до ног своим темно-синим содержимым.
– Прости, я не хотела, – взволнованно оправдывалась жена, – я сейчас все исправлю.
Она судорожно выхватила волшебную палочку и взмахнула дрожащей рукой:
– Эрасум! – ничего не изменилось.
Ремус пытался успокоить супругу, но она, вдохновленная идеей своей состоятельности, продолжала выкрикивать заклинания, тыча в мужа палочкой:
– Не мешай! Я выведу это пятно! Эванеско! – на сей раз сработало: пятно бесследно исчезло вместе с единственной мантией Люпина. – Ой!
Как назло, в этот момент явилась миссис Тролль и завопила дурным голосом, что не потерпит мужчин, разгуливающих в ее доме в исподнем, и грозилась выгнать бесстыжих квартирантов. Выпроводив хозяйку, молодожены, измученные борьбой, устало сидели в гостиной.
– На днях ты мне сказала очень правильную вещь, – тихо промолвил Ремус. – Все это время мною руководило желание видеть тебя счастливой, но я не думал, о том, чего хочешь ты. Я думал только о себе. Теперь твой черед переключиться со своих интересов на нашего ребенка. – Выдержав паузу, он продолжал, – если ты хочешь работать, я не имею ничего против. Попросим вашего шефа, чтобы тебя не задействовали в аврорских рейдах. Ты можешь заниматься бумажной работой в отделе.
– Ладно, я подумаю, – обессиленно ответила жена.
На следующий день, обдумав ситуацию, она согласилась на предложение мужа, и Ремус договорился с Кингсли Бруствером о переводе Нимфадоры на щадящий график.
Вечером предстояло неприятное объяснение с Людеминой. Она не впервые обещала выгнать молодую семью, но каждый раз удовлетворялась извинениями, от души покуражившись над ними. Собрав все свое терпение, квартиранты направились в правое крыло дома. Хозяйка обрадовалась нежданно свалившимся на голову жертвам и по своему обыкновению щедро наградила благодарную аудиторию получасовой лекцией. Вдруг, заметив что-то в окне, миссис Тролль, попросила обождать и быстро исчезла.
Гости рассеяно разглядывали колдографии: главным героем экспозиции был мистер Тролль-младший. Его упитанная и самодовольная физиономия, запечатленная в разные периоды жизни, ухмылялась с каждого снимка. Один из них изображал милую семейную сценку: на переднем плане, раскинув свои пышные формы, восседала миссис Тролль. Она держала в руках большую куриную ножку и с сосредоточенно-напористым видом пыталась запихнуть ее в рот какому-то мужчине, в котором Ремус не без ужаса узнал знакомые черты уродливого карлика, сидевшего на горе подушек в соседней комнате и уже начавшего подавать голос, капризно причитая, что «эта эгоистка снова бросила его одного». На траве была расстелена скатерть, изобиловавшая всевозможными угощениями. Видимо, это был семейный пикник. Справа от четы Троллей сидела тощая черноволосая женщина, костлявая и изможденная. Мрачно сдвинув брови, пустым и несчастным взглядом она смотрела в пространство, совершенно не обращая внимания на происходящее. На краю опушки, ближе к лесу, резвилась группа детей. Крупный мальчик лет одиннадцати, в котором безошибочно угадывался мистер Тролль-младший, что-то возбужденно и радостно орал и с азартом охотника, затравившего добычу, держал маленького худого мальчика с черными волосами, заломив ему руки за спину. Ремус пригляделся повнимательнее и узнал в нем своего бывшего однокурсника. Его сердце болезненно сжалось. Да, это был Северус. Вокруг бегала девочка лет восьми с толстыми русыми косами и, презрительно глядя на Тролля-младшего и его жертву маленькими злобными глазками, кидала в последнего навозные бомбы.
Тем временем вернулась хозяйка вместе с молодой волшебницей, похожей на невестку Людемины.
– Это Хэлен, сестра моей невестки, – задыхаясь, объяснила миссис Тролль, – совершенно бестолковая особа. Мне давно нужно с ней поговорить. Ждите. Я с вами еще не закончила, – и она удалилась в свои покои, волоча за локоть испуганную родственницу.
Провинившиеся квартиранты продолжали ждать своей очереди на экзекуцию. Разговор в соседней комнате все больше набирал громкость, перерастая в истошные вопли, главная партия в которых, конечно, принадлежала Людемине. Вдруг послышался нечеловеческий крик (было уже непонятно, кто кричит), затем какие-то громкие удары, будто чем-то молотили в стену. Супруги одновременно вскочили, испуганно глядя друг на друга.
– Что это? – взвизгнула Нимфадора.
– Не знаю, но, думаю, пора вмешаться. Судя по звукам, это может закончиться тяжкими увечьями, – ответил Ремус, решительно направляясь к двери в покои Троллей. – Только, прошу тебя, ты оставайся здесь.
– Непременно, – злорадно пропела Нимфадора и, как только муж скрылся за дверью, бесшумно последовала за ним.
Войдя в комнату, они увидели жуткое зрелище. Их квартирная хозяйка с отвратительным садистским взглядом, живо напомнившим Ремусу ее сыночка на только что увиденной колдографии, исступленно молотила свою родственницу везде, куда только могла дотянуться. Та кричала и безуспешно пыталась вырваться. На голове у нее кровоточила ссадина. Схватив жертву за шиворот, Людемина со всей силы швырнула ее на стоявший поблизости шкаф, пытаясь протаранить головой родственницы его стеклянные створки.
– Суслик, она хочет меня убить! – не своим голосом вопила миссис Тролль, снова прикладывая свою жертву об шкаф. – Посмотри, эта гнусная тварь пытается убить меня!
Мистер Тролль, все так же сидя в своих подушках, был вне себя от счастья. Да, он давно так не развлекался. Злобно поблескивая глазками и хлопая в ладоши, он подпрыгивал на своем высоком «троне» и радостно визжал. Послышался звук бьющегося стекла, и молодая волшебница упала на пол, потеряв сознание. Людемина нависла ней, собираясь продолжить избиение.
– Ступефай! – крикнули одновременно Ремус и Нимфадора, и два красных луча угодили в хозяйку. Она с грохотом повалилась на пол. Люпины бросились к Хэлен и пытались привести ее в чувство.
– Ура! Ура! – вне себя от радости кричал мистер Тролль, словно Пивз, подоспевший к драке. – Где же она, где она? – с безумным блеском в глазах вопрошал карлик, озираясь по сторонам. Проворно подскочив к бесчувственной Людемине, он выудил собственную палочку из кармана жены, где она была всегда запрятана. – Акцио палочка Людемины! – ловко поймав свой трофей, отбившийся от рук муж выбросил его в окно и, продолжая неистово хихикать, направил палочку на супругу. – Мобиликорпус! – трясясь от смеха и подпрыгивая на своих коротеньких ножках, он гонял бесчувственное тело миссис Тролль по комнате, не забывая приложить ее головой об каждую стену.
– Да что ж вы делаете? – закричала Нимфадора, с отвращением следя взглядом за виражами, проделываемыми внушительной тушей квартирной хозяйки. – Что же это за мерзкая семейка!
– Теперь она не сможет мне помешать! – мстительно прошипел мистер Тролль. – Теперь она в моей власти, а не я в ее, как было всегда! – весело добавил он, продолжая благодарить жену за тридцать лет совместной жизни.
– Пойдем отсюда, – Ремус взял жену под руку и, сотворив носилки для Хэлен, все еще не пришедшей в себя, быстрым шагом направился к выходу.
– Надо отправить ее в Мунго, – сказала Нимфадора, как только они вышли из комнаты. – Я позабочусь о ней.
– Хорошо, а я займусь этим разгневанным супругом.
Выходя из комнаты, неожиданно ставшей ареной какой-то нелепой битвы, Нимфадора случайно заметила еще одну колдографию, висевшую на стене. Миссис Тролль, такая же грубоватая и неуклюжая, но гораздо моложе, красовалась в свадебном платье под руку с высоким стройным брюнетом с длинными вертикальными усами. «Не может быть. Неужели этот полный сил уверенный в себе красавец – Эдвард Тролль?» Молодую жену много раз мучили сомнения, посеянные бесчисленными лекциями Людемины. Конечно, манеры миссис Тролль и назидательный пафос вызывали протест, но, возможно, в ее жизненной философии было что-то ценное. Теперь вдруг все стало на свои места: капризный, раздражительный, беспомощный, жалкий и злорадный мистер Тролль никогда не вызывал симпатии, но теперь Нимфадора испытала прилив сочувствия к этому маленькому домашнему кумиру, успешно уничтожавшемуся на протяжении долгих лет мощнейшей лавиной онтологического мужененавистничества.
Оставив несчастную Хэлен на попечение целителей и послав сову ее матери, Нимфадора вернулась домой. Ремус сидел на диване, обхватив голову руками. Увидев жену, он вздрогнул и полным отвращения к себе тоном, который она так хорошо знала, спросил:
– Как себя чувствует Хэлен?
– Уже лучше. Пришла в сознание. Я даже так и не смогла узнать, за что ей досталось от этой… – она не смогла подобрать слова и болезненно поморщилась. – Нас выгнали, да? – добавила Нимфадора, подсаживаясь рядом с мужем и пристально вглядываясь в его лицо.
– Да, – тихо ответил Ремус, отворачиваясь от нее и с болью во взгляде уставившись куда-то в сторону окна. – Когда я пришел туда и привел ее в чувство, она первым делом завопила, чтобы мы немедленно убирались из ее дома, а потом занялась своим нашкодившим мистером Троллем.
– Да по-другому оно и быть не могло. Не надо нам было ходить сегодня к ней. Хотя нет, надо… Она бы убила свою несчастную родственницу, – прибавила Нимфадора, зная, что Ремус сейчас старательно изыскивает повод, чтобы обвинить в этой ситуации себя.
– Это я во всем виновата, – мрачно заявила она тоном своего мужа. – Ведь всю эту кашу заварила я: закатила скандал, уничтожила твою мантию и вызвала необходимость тащиться к Людемине с извинениями.
Люпин удивленно уставился на жену, как будто увидел себя со стороны.
– Или опять скажешь, что это ты виноват? Опять заведешь свою песню? – с вызовом спросила она.
– Вообще-то я сейчас думал о том, как нам теперь найти новое жилье, – улыбаясь, возразил Ремус. – Людемина в конце концов все-таки смилостивилась и дала нам время на выселение до конца месяца. – «Да, супружеская жизнь чревата взаимовлиянием», – подумал он, и мысль эта была почему-то радостная, несмотря на то, что их положение опять стало безнадежным.



Глава 5. Министерство нам поможет.

Пережив октябрьское полнолуние, молодая семья должна была покинуть свой приют, бывший их домом в течение двух месяцев. В последний вечер, отпущенный им миссис Тролль, Люпины планировали очередной поход по адресам, не особенно надеясь на успех. Ремус задерживался, и Нимфадора, кое-как пережив очередные бесценные откровения хозяйки, нервно ожидала супруга. Она мысленно отчитывала его на все лады, но обрушить на любимого мужа тяжелую артиллерию так и не удалось.
– Где ты… – угрожающе начала жена…
– Нимфадора, я нашел!
– Что?
– Я нашел квартиру.
Нимфадора растерянно смотрела на мужа: с недавних пор она временами туго соображала. К слову сказать, в течение последующих восьми месяцев это досадное явление неуклонно прогрессировало, случаясь все чаще и становясь продолжительней.
– Сегодня явились по вызову к одной старушке, – рассказывал Люпин. – Она подумала, что соседи завели дракона, и просила спасти округу от хищника, пока тот не вырос. Оказалось, дети запускали огненных воздушных змеев. Она ищет квартирантов, и я договорился с ней.
– Это чудо! – Нимфадора облегченно вздохнула и обняла мужа.
– Условия там тяжелые, – тут же начал оправдываться Ремус. – Старушка сдает комнату, так что жить придется с ней в одной квартире. Туалет – во дворе, вода на соседней улице в магловском колодце.
– Ничего, ничего, мы будем искать другое. Главное – завтра мы не окажемся на улице.
Собрав свой скарб, квартиранты покинули гостеприимный дом Троллей и направились в небольшой городок, потерявшийся где-то на севере страны.
– Ох, наконец-то! – обрадовалась маленькая старушонка лет восьмидесяти. – Я боялась, что буду опять ночевать одна. Меня зовут Кнопильда Бэтс. Дай-ка я хорошенько рассмотрю твою жену, – и хозяйка принялась пристально рассматривать Нимфадору. – Вы не переживайте, все у вас образуется.
Во дворе, прямо возле калитки, стоял туалет и радушно встречал каждого гостя, тогда как его задняя часть приветствовала всех случайных прохожих, заменяя собою забор. Люпины удивились такому оригинальному архитектурному решению, однако впоследствии узнали, что это местная особенность. Преодолев узенькую дорожку, молодожены попали в небольшую холодную веранду, служившую чем-то вроде кладовой, далее следовала крошечная закопченная кухня, наполненная запахами помета докси, тараканов и квашеной капусты. Одна из дверей вела в комнату хозяйки, а другая сдавалась внаем.
Им предстояло снова создавать свой мир в маленькой комнатке размером 8 на 10 футов с низким потолком и окном, выходившим на юг.
– Я беру за жилье 1,5 галеона. Вам подойдет? – тревожно спросила хозяйка.
– О, несомненно! – супруги не верили своему счастью (накануне радостный Ремус как-то забыл выяснить этот вопрос).
– Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь. Можете пользоваться моей посудой. Мне в доме одной страшно, вот я и беру квартирантов.
Из соседней комнаты раздались гулкие удары.
– Это часы, – пояснила старушка, – они бьют каждые четверть часа, и я чувствую себя не так одиноко. Так привыкла, что без них не могу заснуть.
В комнате стоял старый шкаф, стол, два стула, книжная полка и железная кровать.
– Кровать-то вам узковата будет, – покачала головой миссис Бэтс. – Нужно расширить, – она вышла и тут же вернулась, словно пастух, подгоняя доски. – Ты их сколоти между собой.
– Adhaereo semper! – Ремус слабо владел специфическими заклинаниями для плотницких работ, а потому мастерил кровать весьма оригинальным способом.
Вскоре образовалась поверхность, напоминавшая столешницу, которая по водружении на кровать в обозримом будущем была призвана стать супружеским ложем.
– Мусор я сортирую на пищевой (его я соседке отдаю для скотины), горящий (этот сжигаю) и остальной. Запомни, – объясняла хозяйка Нимфадоре, указывая на старый залатанный котел и две жестяные коробки. Как выяснилось впоследствии, не все оказалось так просто, ибо миссис Бэтс каждый раз меняла специализацию емкостей и очень переживала, если мусор попадал не по назначению.
Поужинав на скорую руку, квартиранты готовились ко сну.
– Вы только двери к себе не закрывайте, – настоятельно попросила старая ведьма. – Я темноты боюсь.
Квартирные хозяйки всегда придумают что-нибудь оригинальное.
Кнопильда Бэтс оказалась старушкой живой и деятельной. Она общалась со всеми соседями, как магами, так и маглами, и активно участвовала в общественной жизни. Она была старостой улицы и организатором отряда самообороны волшебников во время войны, добивалась в каких-то магловских инстанциях переноса остановки и возглавляла местный клуб игроков в плюй-камни, выписывала множество газет и была в курсе всех последних событий. Все это позволяло ей чувствовать себя полезной обществу, создавало иллюзию причастности к решению государственных вопросов и спасало от одиночества.
Кое-как устроившись на новом месте, молодая семья не оставляла мысли обзавестись собственным жильем. Походы по адресам уже не вселяли надежд, и, если бы не крайняя необходимость, ноги бы их больше не было в этих жутких халупах, от одного взгляда на которые становилось тошно. Почти каждый вечер они мужественно погружались в объятья осеннего тумана, ветра и дождя, спеша на зов «Мантикоры»: Коттедж в пойме реки на 4 хоз., удал. от магл., 3 эт., отд. двор, свобод. план., 2 с/у, камин, без отделки, защита midi. 2025 г.
Ответ на письмо, отправленное по адресу, пришел сразу. Представитель домовой конторы «Дохлый пикси» назначил встречу под деревом в чистом поле, где-то на бескрайних просторах Девоншира. Лил дождь, и покупатели, утопая по щиколотку в слякоти, явились в указанное место. Их ожидала девушка в золотистой мантии и алом плаще с золотыми сердечками.
– Вас приветствует агентство «Дохлый пикси». Меня зовут Лаванда, – она лучезарно улыбалась белозубой улыбкой, что никак не вязалось с унылой погодой и насквозь промокшей одеждой. – Пойдемте, – Лаванда кокетливо развернулась и ввергла клиентов в еще один тур вымешивания грязи.
– Скажите, пожалуйста, – поинтересовалась Нимфадора, поскользнувшись на кочке и шлепнувшись в лужу, – обязательно совершать пешие рейды? И почему нельзя назначить встречу возле нужного нам дома, если он расположен даже не в магловском поселке?
– Неужели непонятно? Если я вам сразу назову адрес, вы можете явиться туда без моей помощи и купить дом без посредников.
Они подошли к странному сооружению, обшитому кровельным материалом и поделенному на четыре части. Продававшаяся квартира оказалась в торце коттеджа, и тепличная пленкой заменяла ей окна, выходившие на живописный гнилой мостик, подвешенный на цепях. Ручей, препоясанный мостом и, видимо, символизировавший указанную в объявлении реку, несмотря на мощное очистительное воздействие стихии, источал зловоние. Присмотревшись, Люпин нашел щель в обшивке дома, через которую на него смотрела гнилая балка, расположенная вертикально в углу здания.
– Дом деревянный?
– Нет, что вы, кирпичный.
– Странно.
Внутри все было грубо, неотесанно и недоделанно, и казалось холоднее, чем на улице, возможно, из-за гулявших по дому сквозняков. Люпины скинули капюшоны и просушили одежду.
– Профессор? – Лаванда широко раскрыла глаза и долго хлопала ресницами.
Ремус быстро соображал, кто эта ярко окрашенная девушка с пышной прической и золотыми сердечками на дюймовых ногтях.
– Лаванда Браун? – с трудом узнал профессор свою ученицу.
– Да. А что вы тут делаете?
– Ищем жилье, как видишь.
Лаванда, демонстрируя свой высокий профессионализм, принялась бойко показывать прелести жилища. На первом этаже подразумевалась прихожая, кухня, ванная и проходная комната с лестницей наверх, на втором – еще одна проходная комната с лестницей, туалет и комната. Третий этаж, по сути, был чердаком без всякого намека на пригодность к жилью.
– Здесь, конечно, придется вставить окна, легко можно перенести стены, перепланировать лестницу, так, чтобы комната была изолированной, можно из одной комнаты сделать две, отделать чердак, – стрекотала мисс Браун.
Действительно, перенести лестницу было легко, потому что грубо сколоченные неотесанные доски различной формы и длины все равно нуждались в замене. Полы второго этажа и чердака представляли собой волнообразную поверхность из необработанных досок разной толщины, окаймленных изъеденной корой, между которыми зияли фигурные щели, и было ясно, что их тоже придется менять. Что касается чердака, представлявшего полный простор для полета архитектурных фантазий, то он настоятельно требовал ремонта. Дождь и ураганный ветер проникали в жилище не только через щели в неумело сделанной кровле, но и находили тайные ходы в треугольном фронтоне. Отопления в доме не было, воды, канализации и камина – тоже.
– Как здесь жить?
– Хозяин гарантирует все удобства. Он обязательно доделает, – золотые сердечки на ногтях отчаянно пульсировали.
– После того, как получит деньги – вряд ли, – покачал головой Ремус.
Отогнув оконную пленку, Нимфадора обнаружила, что толщина стены составляла всего четыре дюйма.
– Какие тонкие стены! – ужаснулась миссис Люпин. – Зимой будет холодно.
– Боюсь, до зимы он не доживет: высокая конструкция с такими стенами скоро рухнет, – отозвался Ремус.
– Что вы, на стены наложено особое заклятие прочности, а внутренняя отделка выполнена из современного материала – последней разработки комитета по экспериментальным чарам – и заменяет полтора фута кладки. Я сама в таком живу – очень тепло и комфортно.
Стены и потолки были так безобразно обшиты каким-то незнакомым отделочным материалом, что острая необходимость все ободрать и переделать заново не вызывала сомнений. Ни практического, ни эстетического смысла в отделке не было, зато она прикрывала от любопытного взора остов здания. Кстати, выяснить, из чего оно состояло, так и не удалось, и пришлось опираться на домыслы и догадки. Сквозь щели в обшивке, достигавшие порой трех-четырех дюймов, неотделанные дверные и оконные проемы и прочие бреши в доспехах дома удалось разглядеть обломки камней, кирпичей и даже досок, вмурованных в кладку. Складывалось впечатление, что «коттедж» слеплен на скорую руку из строительного мусора, и менять придется не только крышу, окна, пол, потолок, лестницы, не говоря уже об отделке, но и сами стены. Когда-то Ремус наблюдал в беднейших кварталах такое явление, как бараки – длинные и узкие дома, напоминавшие свинарники на больших фермах, поделенные поперек на квартирки. Перед ними была разновидность барака нового поколения, с той разницей, что квартиры вытянуты не в длину, а вверх.
Дома их ждала миссис Бэтс в шоковом состоянии.
– Мы все скоро вымрем, – в ужасе объясняла она, потрясая газеткой. – Послушайте, что пишет «Пророк»:
«Мы пережили жестокую войну, унесшую много жизней. Но какова участь тех, кто остался в живых? В отделе Тайн нашего министерства была проведена сложная работа: лучшие специалисты-прорицатели, изучив состояние магического общества, движение планет, кофейную гущу и традиционную демографическую политику правительства, предсказали скорое вымирание волшебников. Естественный бесконтрольный процесс воспроизводства населения не в состоянии восстановить нормальную численность населения магов Британии.
Единственная наша надежда – это активное вмешательство министерства и личное участие господина Пигмалиона Назуса в решении этой жизненно важной проблемы современности».
– Не переживайте, миссис Бэтс, – успокаивал старушку Люпин, – там же сказано, что у нас есть надежда.
В самом деле, через пару дней после серии публикаций с пугающими картинами «ближайшего будущего» хозяйка показала квартирантам свежего «Пророка», на первой странице которого Пигмалион Назус нежно нянчил младенца:
«Ввиду чрезвычайности ситуации министерство приняло новую программу по защите семьи и повышению рождаемости:
господин П. Назус договорился с руководством Гринготтса о предоставлении льготных кредитов молодым семьям для разных нужд;
всем беременным женщинам предоставляется отпуск с первого месяца беременности;
правительство берет на себя заботу о здоровье будущих матерей;
при рождении второго ребенка родители получат 1000 галеонов через 10 лет, а при рождении третьего – 2000 галеонов через 20 лет;
при вступлении молодой семьи в долевое строительство правительство оплачивает 10% стоимости жилья, при условии, что строительная компания имеет личную протекцию министра».
– Министерство нам поможет! – радовалась Кнопильда Бэтс. – С нашим Пигги не пропадешь.
Следующей актуальной темой «Пророка» стали безответственные и жестокие колдуны, позорящие волшебный мир, которые неосмотрительно и без крайней необходимости используют магию в присутствии маглов, некоторые из них даже нападают на маглов, вероятно, являясь недобитыми адептами «пожирательской» идеологии. После нескольких дней сострадания бедным маглам миссис Бэтс была утешена новым указом «О запрещении применения колдовства против маглов», который был вскоре дополнен рескриптами «Об ограничении необоснованного колдовства в присутствии маглов» и «Об ограничении магии в общественных местах».
Что подпадало под определение «необоснованное колдовство», стало ясно в первый же вечер после выхода новых законов. Чтобы облегчить себе тяжелый магловский труд, Люпин пополнял запасы воды преимущественно глубокой ночью. В этот раз, не успел он свернуть на свою улицу, как к нему спикировала возмущенная сова из министерства с сообщением о наложении штрафа за нарушение свежеиспеченного рескрипта.
Третий документ допускал такую вольную трактовку, что штрафы горохом посыпались на обитателей волшебного мира.
***
– Вы, чем ходить по ночам и искать у моря погоды, вступили бы в долевое строительство, – сказала как-то миссис Бэтс. – Это надежно, сам министр гарантирует успех.
– Мы как-то слабо разбираемся в этом.
– Это же новый курс. Все потому что вы газет не читаете. В газетах всегда объясняется, как жить и что делать. Сама-то я так хорошо не скажу, как наш Пигги, так что поищу старые номера.
В старых выпусках «Пророка» Пигмалион Назус в обнимку с Гарри Поттером объясняли все прелести министерской программы, и Люпины выяснили, что катастрофически отстали от жизни. Искать жилье больше не было сил. Может быть, Кнопильда права, и стоит положиться на министерство? Они не верили правительству, на собственном опыте ощутив действие новых программ, но, потеряв всякую надежду, хотелось зацепиться хотя бы за иллюзию. «Мантикора» изобиловала рекламными картинками строительных компаний, и на следующий день супруги отправились в офис организации с романтическим названием «Розовая мечта».
Вкладчики вошли в новенькое здание и погрузились в дурманящую атмосферу розовых интерьеров и удушливого сладкого аромата. Их встретила толстая прыщавая волшебница в нелепой розовой мантии с рюшами и бантами, назвавшаяся Мирандой Флауэрбэдс. Лучезарно улыбаясь, она вцепилась в клиентов мертвой хваткой и поволокла знакомить с предложениями компании. Супруги поняли, что не уйдут отсюда, пока не выслушают всю положенную программу до конца. «Розовая мечта» предлагала, помимо гипотетических квартир в будущих «коттеджах», почти достроенные дома за ту же цену.
– Мы можем посмотреть их прямо сейчас, – предложила Миранда, уже накидывая плащ. – Идемте.
Вскоре они стояли где-то в окрестностях Сент-Нинианса. День выдался солнечный, и после череды холодных осенних дождей сердце радовалось теплу и свету. Возле двухэтажного дома с непокрытой крышей валялся строительный мусор и несколько кучек со стройматериалами. Изрядно вымешанная грязь свидетельствовала об интенсивной работе. Внутри дом был почти готов: прихожая, большая гостиная, кухня, три спальни на втором этаже, чарующий запах свежей штукатурки, только отсутствовали коммуникации.
– Дом почти готов, – гордо рекомендовала сотрудница «Розовой мечты», – все работы закончим в течение недели. Будет проведена вода, канализация, установлены туалеты, ванны, душевые кадушки, отопление, камин ультрасовременной модели «Пекло» с подключением к расширенной сети летучего пороха «Феникс».
О таком доме семья не могла и мечтать, хотелось купить его немедленно. Смущали вопросы: почему так дешево, почему никто до сих пор не купил, а также какова обратная сторона министерской милости.
– Сколько стоит? – еще раз уточнила Нимфадора.
– 2000 галеонов.
– А как насчет скидок молодой семье в рамках правительственной программы? – поинтересовался Ремус.
– К категории молодой семьи относятся только супружеские пары до рождения первого ребенка.
– У нас еще не родился ребенок.
– Если вы не родили ребенка в течение года после вступления в брак, то также не подпадаете под действие программы.
– Со дня нашей свадьбы года еще не прошло.
– Тогда, – с досадой согласилась мисс Флауэрбэдс, – с вас мы возьмем 1800 галеонов. Только вам придется собрать необходимые документы.
Они вышли на улицу и по щиколотку погрузились в вязкое месиво. Им навстречу двигалась процессия следующих покупателей во главе с мисс Браун, одетой во все белое и яростно отбивавшейся палочкой от налипавшей грязи.
– Привет! – крикнула ей Нимфадора.
– Здравствуйте. Вы хотите купить этот дом? – со страхом в глазах спросила она.
– Скорее всего, – ответил Люпин, а Лаванда, поджав губы и нервно тряхнув головой, повела своих клиентов.
– «Розовая мечта» очень популярна, – продолжала затягивать раскинутые сети Миранда. – Если вы хотите купить наш дом, советую заключить договор прямо сейчас. Иначе «Дохлый пикси» его перехватит.
Наступил час икс: либо они рискнут, либо опять останутся ни с чем. Не успев, как следует, все обдумать и переварить, молодожены в каком-то безумном состоянии решили заключить договор, боясь упустить необыкновенную удачу, вдруг свалившуюся им на голову.
– Нам еще нужно деньги из банка забрать…
– Мы можем заключить предварительный договор, и вы внесете задаток, – настаивала на своем мисс Флауэрбэдс, – тогда недвижимость будет закреплена за вами.
Ремус отправился в «Розовую мечту», где следил за составлением договора, а его жена, быстро обернувшись, принесла деньги.
– Вам осталось поставить подписи, – с приторной улыбкой Миранда подала дольщикам перья.
Ремус уже занес руку, чтобы поставить подпись, но в этот момент с гадким криком влетела взъерошенная сова. Она приземлилась прямо на документ и протянула лапу с письмом.
– Кыш, кыш! – с негодованием кричала пухлая дама. – Закончим наши дела, – торопливо заулыбалась она, – а потом займетесь своей почтой.
Ремус попытался отодвинуть птицу, но та победоносно поставила свою метку на договоре. Пока Миранда нетерпеливо переписывала документ, Люпин прочитал письмо:
«Господин профессор! Ни в коем случае не покупайте ничего в «Розовой мечте»! Компания продает одни и те же дома разным людям. За тот, что вы смотрели сегодня, уже шесть человек отдали деньги, но дом никогда не будет достроен.
С уважением, Лаванда Браун».
Ремуса словно окатило кипятком.
– Что случилось? – встревожилась жена.
– Срочное дело. Нужно поговорить, – коротко ответил он, направляясь к двери.
– Стойте! – взвизгнула Миранда. – Все готово. Распишитесь! – она повелительно ткнула в клиентов перьями.
– В другой раз. Мы торопимся, – и, схватив Нимфадору за руку, он поспешил покинуть «Розовую мечту».
В полном недоумении неудачливые покупатели стояли посреди улицы.
– Может, она сделала это нарочно, чтобы продать своим клиентам? – предположила Нимфадора.
– Все может быть. Нужно поговорить с ней.
– Лучше бы мы не получали это письмо! – в сердцах воскликнула волшебница, измученная постоянной необходимостью делать выбор, тем более, что до сих пор выбор только отдалял их от решения проблемы.
– Все к лучшему, – возразил Ремус, утешаясь этой оптимистической мыслью.
При встрече Лаванда Браун объяснила, что хозяйка «Розовой мечты» – не кто иная, как Долорес Амбридж. Ловко пользуясь своими связями в министерстве, она безнаказанно выуживает деньги у несчастных, попавших в ее сети, привлекая их дешевыми, большими и почти готовыми домами.
– Она не достроила еще ни одного дома и никогда не достроит.
– Как же ты показывала этот дом людям? – спросил Ремус, внимательно глядя в глаза мисс Браун.
– Работа… – смутившись, ответила та. – Наше дело – заключить как можно больше сделок. Некоторые домовые конторы не берут на продажу безнадежные объекты, но моя хозяйка ничем не брезгует.
– Почему ты остановила нас?
– Вы мой учитель…Только вы никому не говорите, что я вам раскрыла правду – это против Устава. Гильдия Риелторусов меня сожрет.
– Лаванда, подскажи, – вмешалась Нимфадора, – есть ли надежные строительные компании?
– Поручиться ни за кого не могу. На сегодняшний день лучшая компания – «Пигмалион», но у них все дорого. Они строят замки, поместья, ремонтировали здание министерства. По доступным ценам, – прибавила она, оценивающе взглянув на семейную пару, – неплохо строит «Пожелай-Себе-Дом». Они уже много построили.
Совершенно сбитые с толку подводными течениями мира недвижимости, молодожены вняли совету мисс Браун и отправились в «Пожелай-Себе-Дом». В приемной, внутренняя отделка которой была стилизована под готику, сидела девушка в строгой мантии и аккуратной шляпе, из-под которой топорщилась копна непослушных волос. С тех пор, как они видели Гермиону в последний раз, в ней что-то переменилось. Брови сдвинулись еще строже, суровая складка на лбу обозначилась четче, взгляд выражал такую беспросветную тоску, что, заглянув в ее глаза, хотелось плакать. Но она не плакала уже давно. И не смеялась. Ее лицо словно окаменело, как окаменело ее сердце, разучившееся радоваться и скорбеть и продолжающее биться только благодаря железной воле.
После войны юные герои некоторое время упивались эйфорией победы. Осознав, наконец, что жизнь продолжается, они пытались найти в ней какое-то место. У Гермионы было несколько возможных планов на будущее, но вдруг, приняв решение, в начале сентября она экстерном сдала выпускные экзамены в школе (директор Минерва МакГонагал похлопотала в министерстве об этом чрезвычайном случае) и поступила в Академию.
– Гермиона! Какая радость! Чем ты занимаешься?
– Учусь, точнее, училась, – поправилась девушка. – По новому указу министерства, любое образование после школы теперь платное. Тот, кто не внесет две тысячи галеонов в течение недели, будет отчислен. Я вложила все сбережения родителей в «Пожелай-Себе-Дом», и теперь мне нечем заплатить за учебу, – она была совершенно спокойна, только мрачная тень пробежала по застывшему лицу. – Пытаюсь расторгнуть договор и получить деньги обратно. Но для этого нужен директор, а его нет…
– Да что же это за бред? – возмутилась Нимфадора. – Магов всегда обучали по способностям.
– Для способных есть вариант, – горько усмехнулась студентка, – выделили одно бесплатное место на все факультеты нашего курса.
– Тогда можешь не переживать, – Люпин взял Гермиону за плечи и, пристально глядя в ее затравленные глаза, медленно и четко произнес. – Я знаю, что самая способная и трудолюбивая – ты. Не волнуйся.
– Спасибо, профессор, – с болью в голосе ответила мисс Грейнджер. – А вы хотите вложить деньги в строительство? – проницательно заметила она. – Это самая хорошая компания, я наводила справки.
Такая рекомендация обнадеживала.
В приемную вошла молодая черноволосая волшебница:
– Добрый день. Строительная компания «Пожелай-Себе-Дом» приветствует Вас и предлагает всевозможные варианты жилых помещений, – улыбчиво отчеканила она заученную фразу. – Минимальный взнос – 50 % от стоимости жилья, остальная сумма выплачивается ежемесячно в течение года. Компания гарантирует завершение строительства и вселение жильцов через месяц после заключения договора. Подключение каминов к разным сетевым системам будет произведено за дополнительную плату.
Изучив предложения строительной компании, потенциальные вкладчики выяснили, что могут позволить себе двухэтажный дом со всеми хозяйственными помещениями и собственным двором. Немного поколебавшись, они решили рискнуть: после всего, что они увидели за последние месяцы, перспективы были слишком заманчивы.
– Слышали, что придумал наш Пигги? – вдохновенно стрекотала миссис Бэтс, спеша поделиться новостью с квартирантами.
– Слышали кое-что, – двусмысленно ответила Нимфадора.
– Новая министерская программа должна повысить качество магического образования, – торжественно сообщила хозяйка. – Правительство добивается того, чтобы молодое поколение волшебников поголовно получило высшее образование.
– Угу, – мрачно переглянулись супруги.
– Он – умничка! – Кнопильда любовалась изображением министра в учительской мантии, решительным взмахом палочки раздающего учебники счастливым первокурсникам. – Молодежь – наше будущее.
Не прошло и недели, как счастливые супруги выходили из Гринготтса с увесистым мешочком золотых галеонов. В банке они обратили внимание на высокого темноволосого юношу, слегка сутулившего худенькие плечи. Люпины поспешили, опасаясь потерять его в толпе.
– Гарри?
Молодой человек развернулся. Это действительно был знаменитый Гарри Поттер. Давно не стриженые волосы хаотично топорщились, двухдневная щетина, очки по обыкновению разбиты, мантия помята и перекошена.
– Здравствуйте, профессор, – его грустные глаза немного оживились, – привет, Тонкс.
– Люпин.
– Прости, я по привычке, – до супругов долетел слабый запах перегара.
– Как ты, Гарри? – спросил Ремус, хотя весь внешний вид Поттера красноречиво отвечал на этот вопрос.
– Нормально, – он сконфузился. – Приходил за деньгами. Мне пора. Прощайте, – и герой войны, скукожившись, заторопился восвояси.
В «Пожелай-Себе-Дом» наши герои скрепили договор и расстались со всеми своими сбережениями, дорого купив призрачную надежду.
Дома миссис Бэтс, перепуганная очередной фобией «Ежедневного пророка», сидела в кресле, слушала бой часов и плакала.
– Наконец-то вы пришли. В мире такое творится! В Бирмингеме оборотень покусал ребенка, – сердце Люпина сжалось. – Кто бы подумал, что в то время, когда все маги Британии сплотились для строительства новой жизни, – продолжала Кнопильда, вероятно, цитируя газетную статью, – эти нелюди калечат наше будущее – детишек, – хозяйка опять зарыдала. – И это сейчас, когда мы и так вымираем.
– Не плачьте, миссис Бэтс, – утешал ее Люпин с особым сочувствием. – Я думаю, скоро Пигги издаст новый указ.
Ремус оказался прав, и после нескольких душераздирающих публикаций о кровожадных оборотнях, живущих среди нормальных людей, последовал закон «Об оборотнях», лишавший последних права на трудоустройство в магическом обществе и права обращения в судебные инстанции Визенгамота.
– Молодчина, Пигги! – радовалась миссис Бэтс, а вместе с ней и основная масса волшебников, умело подготовленных к «спасительным и дальновидным действиям министерства».
Положение становилось опасным. Люпин понимал, что рано или поздно правда откроется. Посовещавшись, но, так и не придумав, что делать, Ремус и Нимфадора решили как можно дольше держать все в тайне и продолжали обреченно ждать удара от министерства. Между тем миновало полнолуние, и, радуясь, что все прошло без последствий, приободрившиеся супруги продолжали жить у Кнопильды, мечтая о скором осуществлении своих надежд, которые сконцентрировались теперь вокруг заветного дома в Хогсмиде. «Пожелай-Себе-Дом» обещал построить объект за месяц, а, значит, им оставалось мучиться совсем недолго…
Беда настигла их неожиданно. Однажды, холодным ноябрьским вечером, Люпины возвращались с работы. Землю покрывал легкий морозец, и срывавшиеся редкие снежинки кружились и порхали на фоне темного неба. Взявшись за руки, молодожены радостно шагали по знакомой дорожке, мечтая вслух, как они отделают детскую комнату в новом доме, и ловили серебристые снежинки, любуясь их затейливыми узорами. Увлекшись этим приятным занятием и совсем позабыв о реальности, у самого забора миссис Бэтс Нимфадора вдруг споткнулась обо что-то большое и чуть не упала в находившуюся поблизости слегка подмерзшую лужу.
– Да что это тут… – с досадой начала волшебница, но вдруг запнулась, внимательно вглядываясь в странный предмет. – Ремус, да это же наш чемодан! Что он тут делает?
– Не представляю, но ничего хорошего это нам не сулит, – ответил тот, подозрительно оглядывая местность.
– Посмотри, тут куча каких-то… Ой!
– Да это же все наши вещи! – хором возопили супруги.
Действительно, за забором были беспорядочно расшвыряны все их немногочисленные пожитки: некоторые упакованы в чемоданах, другие вывалены прямо в грязь и хаотично раскиданы в радиусе двадцати футов.
Нимфадора в панике металась между своими разбросанными вещами и пыталась запихнуть их в чемоданы. Ремус быстро направился к дому, но не успел он сделать и трех шагов, как из окна послышался перепуганный до смерти голос хозяйки:
– Эй, ты! Сделаешь еще шаг, и тебе не поздоровится. Только попробуй сунутья ко мне в дом, – угрожающе добавила миссис Бэтс, потрясая палочкой из своего укрытия. Если попытаешься на меня напасть, поганый оборотень, сегодня же будешь в Азкабане. Министерство уже в курсе и взяло мой дом под охрану. А теперь – забирайте свои вещи и проваливайте! – воинственно пропищала Кнопильда. – Нелюди, изверги! – надрывалась старушонка. – Но ничего: я вас вывела на чистую воду! Меня не проведешь! Наш министр вам покажет!
Словно в каком-то диком кошмаре, до конца не веря в происходящее, Ремус развернулся и зашагал прочь. Нимфадора сидела на чемодане и, истерично всхлипывая, перебирала разбросанные в грязи вещи.
– Что случилось, ты можешь мне объяснить, как это произошло?! – рыдала она. – Как она узнала?
Объяснить он не мог. И только лихорадочно пытался придумать, куда им теперь идти. Ответ на все вопросы пришел раньше, чем они могли подумать. Из метельной мглы на голову Ремусу камнем упала сова, протягивая лапку с пергаментом, перевязанным фиолетовой лентой. Он развернул свиток и с ужасом прочел следующее:
«Уважаемый мистер Люпин! Два дня назад на Вас поступило обвинение, что Вы, являясь оборотнем, занимаете вакансию в Отделе регулирования магических популяций, а также проживаете в густонаселенном магами и маглами районе, представляя угрозу для нашего общества. Изучив образцы приложенной в качестве доказательства жидкости, хранившейся на месте Вашего проживания, наши эксперты установили, что эта жидкость является аконитовым зельем, что доказывает Вашу виновность. В соответствии с законом «Об оборотнях», Вы лишаетесь рабочего места, а также подвергаетесь взысканию в виде штрафа на 50 галеонов за факт сокрытия от правительства Вашей опасной природы.
С наилучшими пожеланиями, искренне Ваша, Эмма Рэдиш, секретарь отдела Обеспечения магического правопорядка».
– Старушонка лазила в наших вещах, я давно подозревала, – истерично хохотнув, сказала Нимфадора, с сумасшедшим видом глядя на мужа.
– Пойдем, – коротко произнес тот, взмахом палочки укладывая разбросанные вещи в чемоданы.
– Куда?! – тоскливо простонала несчастная супруга.
– У меня есть идея, – ответил Ремус, направляясь к стоявшему поблизости фонарному столбу.


Глава 6. Пир духа.

Приближалось Рождество. Знаменитый Гарри Поттер сидел у камина и тихо сходил с ума. После победы над Волдемортом на него в очередной раз обрушился повышенный интерес магического сообщества, но еще никогда внимание так не раздражало его. В те дни все говорили о юном герое, его приветствовали на улицах, внимательно разглядывали, показывали пальцем, просили автографы, дарили цветы, шептались у него за спиной, о нем писали в газетах. Но что знали эти люди обо всем случившемся? Чего стоила эта победа ему? Кто может заглушить боль утрат и заполнить пустоту в его сердце? Гарри спрятался от назойливой публики на Гриммаулд-Плэйс, и почти не выходил из дома. Миссис Уизли приглашала его погостить, но Гарри отказался. Он ни с кем не хотел говорить, не хотел вспоминать о случившемся, ему претили заботы и радости обыденной жизни. Он хотел побыть один.
Постепенно о нем забыли. Война и победы, герои и подвиги были вытеснены в глубины памяти, и волшебный мир закружила суета «насущных проблем». «Ежедневный пророк» уже давно не писал о Гарри Поттере. Пресса обратилась к таким актуальным вопросам современности, как «преодоление кризиса», «стабилизация», «прогрессивное развитие», «разруха», «новый курс», «позитивность и эффективность» и т. п. Центральной темой «Пророка» стал строительный бум, охвативший страну. В каждом номере рассказывали трогательные истории о несчастных жертвах «предшествующего министерства», ввергнувшего магическое сообщество в разруху, и счастливых обладателях нового жилья, построенного благодаря инвестициям заботливого правительства. Все это мало интересовало Гарри, и газет он не читал, а потому даже не догадывался, что его улыбающееся фото стало знаменем строительной кампании. Вскоре, однако, его заменили портреты министра, красовавшегося в разных ракурсах из номера в номер.
Жизнь возвращалась в обычное русло, а Гарри продолжал сидеть в замкнутом пространстве ненавистного ему жилища, неделями не выходя на улицу. Первое время его навещали Рон и Гермиона, но теперь они редко виделись. Еще летом его друзья в очередной раз разругались (Гарри никогда не вмешивался в их ссоры, лишь бы его не трогали), после чего Гермиона неожиданно решила поступать в Академию. Она и Гарри уговаривала, но тот наотрез отказался. Гермиона с головой ушла в учебу, и они стали реже общаться. Рон, кажется, собирался жениться. Так получилось, что неизменным собеседником Гарри за последние полгода стала мамаша Блэк.
В камине весело плясали языки пламени. Когда-то из этого предательского камина он звал Сириуса… «Нет, нет, не думать об этом. Все позади». Он панически гнал картинки своей жизни, всплывавшие в памяти, потому что не знал, что с ними делать, не мог с ними жить. Все, что было добрым и светлым, осталось в прошлом, и оно никогда не вернется. Зло, преследовавшее его с рождения, погибло навеки, унеся за собой весь его мир. Вся жизнь позади. Боль и тоска остро пронзили душу, и он опять старался не думать о той жизни. Но чем яростней он отбивался от образов прошлого, тем хаотичнее и навязчивее кружили они в мозгу, мучили и сводили с ума. Вдруг пламя взвилось зеленым, и из камина вышла Гермиона.
– Здравствуй, Гарри, – она скользнула взглядом по его небритому лицу и критически покосилась на кучку пустых бутылок из-под огненного виски.
– Привет, – безразлично промолвил тот.
– Ты получил приглашение из министерства?
– Да, где-то на столе валяется.
– Я тоже. Собираюсь пойти. А ты? – ответ был известен, но Гермиона специально явилась в разгар зимней сессии к старому другу (и, увы, единственному), чтобы попытаться вытянуть его из забытья.
Все ее предыдущие попытки заканчивались провалом. Он ничем не интересовался, убегал от разговоров, и даже хорошенько разозлить его никак не удавалось. Она с болью в сердце видела, как Гарри проваливается в бездну, злилась от собственного бессилия и понимала, что ему нужна хорошая встряска. Министр устраивал торжественное чествование памяти Альбуса Дамблдора, приурочив эту акцию к полугодовому юбилею победы, и Гермиона решила воспользоваться таким подходящим моментом.
– Я думаю, ты должен, мы все должны пойти.
– Нет, Гермиона, ты же знаешь, я не люблю этого. Много людей, торжественные речи… – Гарри болезненно поежился.
– Но ведь это день памяти нашего любимого Директора. Он отдал свою жизнь, чтобы мы продолжали жить, радоваться, любить, – почти с отчаянием резала по живому Гермиона. – Он любил нас, и особенно тебя, Гарри, а ты, как последний предатель, ленишься выползти из кресла, чтобы вспомнить о нем добрым словом.
– Я всегда о нем помню, – буркнул Поттер.
– Ты предпочитаешь общество старой карги Вальбурги, – она продолжала наступать: упоминание о мамаше Блэк всегда его немного злило. – Тебе куда интереснее провести вечер в плодотворных дискуссиях, чем встретиться со старыми друзьями, собранными ради памяти Дамблдора!
Поттер колебался. Мелькнувший искрой огонек гнева тут же погас, и Гарри неумело попытался переменить тему:
– Как там Рон?
Попытка оказалась неудачной. Гермиона вспыхнула и поджала губы.
– Не знаю, – сухо ответила она. – Гарри, ты должен с кем-то поговорить, так нельзя, – завела она старую песню, понимая, что момент упущен. Прошу тебя, пойдем завтра вместе.
Он молчал, разговор не клеился.
– Мне пора. Завтра экзамен. Подумай о том, что я сказала.
Гарри задумчиво смотрел ей вслед.
– Как это нас Вас похоже, молодой человек, – раздался ехидный голос со стены, – выставлять напоказ свое позорное существование, гордиться своей деградацией, выдавая Ваше безволие за оскорбленные порывы тоскующей души!
– Отстань, Финеас! – крикнул Гарри и вылетел из комнаты.
И почему этому желчному слизеринскому старикашке всегда удается так вывести его из себя?!
В огромном зале, отремонтированном и украшенном с изысканной роскошью, тысячи свечей, плавая под потолком, танцевали затейливый танец. Здесь собрались едва ли не все волшебники Англии: непрерывный поток вливался в зал через боковые двери и разбивался на множество капель, занимавших свои места в этом живом море. Гарри, сидевший в первом ряду, оглянулся назад. Он был уверен, что все его друзья и знакомые где-то совсем рядом, растворенные в людской массе, но увидеть их не было никакой возможности. Иногда, казалось, мелькали знакомые черты, но тут же, будто нарисованные на прибрежном песке, тонули в человеческом море. На возвышении в передней части зала стояли огромные кресла, искусно украшенные резьбой по дереву, и кафедра для выступлений. Над президиумом висел гигантский портрет Альбуса Дамблдора, украшенный цветами и освещенный хороводом свечей. Вдруг по залу пробежало волнение, и Гарри заметил, как слева вошла странная процессия. Десяток волшебников, судя по внешности и манерам, весьма именитых и высокопоставленных (некоторых Гарри знал), обращались куда-то в центр своей группы с подобострастным видом и деланными улыбками. Шествие поднялось на возвышение, а на кафедру, высоко подняв голову и выпятив нижнюю губу, поднялся маленький человечек в фиолетовой мантии с непомерно длинным носом и маленькими хитрыми глазками, торжествующе поблескивающими в свете тысяч свечей, которого Гарри не сразу заметил среди его окружения. Зал разразился овациями, явно польстившими докладчику. Хитро сверкая глазами, он обвел аудиторию взглядом, говорящим, что их обладатель понимает гораздо больше, чем говорит.
– Я не привык говорить по бумажке, но этого требует протокол, – оправдывался министр задушевным тоном, – и все-таки скажу несколько слов без протокола, – он снял шляпу и небрежно откинул руку в сторону. Тут же рядом с министром, как из воздуха, возник молодой волшебник с густыми черными волосами, стекавшими ему на плечи, и учтиво принял шляпу, получив несколько замечаний.
Пигмалион Назус начал речь о великом волшебнике, способном собрать воедино всех магов даже после своей смерти, о том, как его светлый образ должен стать для всех примером в эти непростые времена строительства новой жизни.
– Это настоящий пир духа! – ни с того, ни с сего победоносно гаркнул министр, так что Гарри даже вздрогнул. – И я приглашаю вас насладиться благоуханием мудрости, чистоты и самопожертвования.
Нужно заметить, что несомненным достоинством нового министра был удивительный чарующий голос. От первого несколько комичного впечатления не осталось и следа: этот мягкий вкрадчивый голос завораживающими струями проникал в душу, растекался, обволакивая самые скрытые уголки сознания, и просачивался в глубины сердца. Эти звуки то взлетали в благородном порыве на самые высокие ноты, то властно сражали врагов спокойной уверенностью, то опускались до шепота и почти умирали. Гарри вскоре забыл, зачем он здесь и что происходит вокруг, мысли, съедавшие его изнутри уже долгое время, отступили, будто дурной сон, он видел перед собой только этого удивительного человека, которому хотелось верить, идти за ним на край света и умереть ради него. Министр закончил речь, и, казалось, жизнь остановилась. Многие украдкой терли палочкой глаза. Зал безмолвствовал.
– Можно поаплодировать, – намекнул Назус все с тем же довольным видом, и благодарные слушатели не заставили просить себя дважды. – А теперь поприветствуем наших почетных гостей, – и председатель перечислял имена заведующих министерскими отделами, иностранных гостей, представителей образования, частных лиц, а зал бурно аплодировал, так что разобрать имена почти не удавалось.
Вторым докладчиком был толстый волшебник с туповатым выражением лица.
– Имя Альбуса Дамблдора для нас имеет особое значение, – брякнул он с таким видом, будто не понимал ни слова из того, что говорил. – В век духовной сумятицы, когда ориентиры теряются, важно выбрать правильное направление. И только мудрый Пигмалион Назус смог прозреть новый курс министерства.
– Благодарю Вас, – умильно протянул министр.
Следующим выступал, кажется, представитель Визенгамота, но его имя Гарри не запомнил.
– Дорогие друзья, – начал он, – все мы, воспользовавшись жертвой Альбуса Дамблдора, сегодня имеем возможность собраться в этом зале, – Гарри уставился на докладчика, думая, что ему это послышалось. – В наше время каждый волшебник должен не просто жить своей жизнью, но и приносить пользу всему магическому сообществу, принимая участие в министерских программах. Особенно хочется подчеркнуть непреходящее значение правительственного курса на преодоление жилищного кризиса. Именно этому учил нас Дамблдор, и министр Пигмалион Назус – верный продолжатель его дела – призывает каждого положить свои силы на алтарь строительства!
– Благодарю за позитивное и конструктивное выступление, – пропел довольный министр. – Все мы знаем, что Альбус Дамблдор был председателем международной конфедерации магов. Почтить его память сегодня приехали иностранные гости.
На кафедру взошел пожилой человек с бесстрастным смуглым лицом, одетый в темно-коричневую мантию и высокую шляпу особого покроя.
– Мы сегодня собрались, – сказал он, с трудом говоря по-английски, – в этот важный и знаменательный для всех день во имя взаимопонимания, взаимодружбы, взаимомира… – в зале захихикали.
В этот момент букет, украшавший портрет Дамблдора, рухнул вниз. Все это время Гарри смотрел на портрет директора и с ужасом видел, что портрет мертв. Он совсем не походил на живые изображения волшебников, а был застывшим и безжизненным, как обыкновенный магловский рисунок. Мертвый портрет причинял столько боли, что Гарри после инцидента с цветами решил больше не смотреть в ту сторону.
– Благодарю Вас. Мы умеем быть вместе и нести свет и истину, – ответил министр дрогнувшим голосом, а все тот же брюнет из свиты Назуса с тошнотворно сладкой улыбкой, будто он объелся мармелада, подлетел и вернул низвергнутый букет на прежнее место.
Далее выступил второй иностранец – молодой человек в оранжевом покрывале, похожий всей своей фигурой на вопросительный знак. Нервно передергиваясь, он шепеляво и картаво частил, и Гарри с трудом разобрал, что мы живем в начале третьей эпохи – эпохи развития и прогресса, на что министр ответил что-то на непонятном языке.
– А теперь позвольте пригласить нашего дорогого мистера Булстроуда. Он не работает в министерстве, но со всей ответственностью откликнулся на зов Отечества.
– Уважаемые соотечественники, дорогой господин министр, – пробасил мистер Булстроуд, тряся своими тройными подбородками, – самое главное, что мы победили. Теперь наша главная задача – развернуть самое широкомасштабное строительство. Не делясь на ваших и наших, мы добьемся колоссальных результатов. Если правительство будет так же щедро инвестировать нашу компанию, мы даем обязательство в ближайшие полгода превысить объем работ в два раза.
– Согласен. Вы не думайте, что он только речи говорить умеет, – доверительно-фамильярным тоном сообщил министр, весело грозя пальчиком аудитории, – это чрезвычайно деятельный человек. Он мне уже на пятки наступает, говорит, что бригада ждет только мановения министра.
– Дорогой господин Назус, – продолжал Булстроуд, – наша строительная компания «Пигмалион» разработала новый рекламный плакат и просит Вашего высочайшего одобрения, – слева от портрета директора нарисовалось изображение Пигмалиона и Дамблдора, которые, засучив рукава и извергая молнии, с безумными взглядами, похожими на инферналов, возводили новый дом.
– Превосходно! – министр похлопал. – А сейчас я хочу предоставить слово очаровательной женщине, которая несет на своих хрупких плечах всю работу нового отдела строительства, – объявил Назус. – За год до смерти Дамблдора она трудилась и сражалась с ним плечом к плечу.
Толстая приземистая дама в отороченной розовым мехом мантии выплыла на трибуну, и Гарри с отвращением узнал Долорес Амбридж.
– Сегодня мы чествуем особого человека, – сказала она по-детски восторженным голосом. – Каким талантливым и харизматичным должен быть тот маг, который смог собрать такое количество народа! Какой духовный подвиг совершают наши великие волшебники, несущие тяжкое бремя судеб человеческих, – Амбридж вдохновенно смотрела на министра. – На смену почившим приходят новые герои, не оскудевает мир мудрецами, – голос докладчицы дрогнул от слез. – И я верю, что спустя немногое время, мы вновь все соберемся, чтобы восславить еще более могущественного волшебника, которому достались не громкие подвиги, а рутинная миссия созидателя нового мира!
– Благодарю! – министр взвизгнул, не в силах сдерживать восторг. – Вы столько делаете для строительства нового мира!
К министру подлетел мармеладный брюнет с огромным букетом роз и вручил цветы Амбридж.
– О! Ваша любезность сравнима только с Вашей мудростью и величием! – звенела Амбридж на невозможно высокой ноте. – Наш любимый министр, позвольте вручить Вам это скромное подношение от лица Вашей преданной почитательницы, – она взмахнула волшебной палочкой, и воспарившая над президиумом картина повисла справа от портрета директора, слегка потеснив его в сторону. На картине Альбус Дамблдор, склонив колено, с идиотским влюбленным взором протягивал венок триумфатора Пигмалиону Назусу. Последний жеманно прижимал одну руку к сердцу, а другой заслонял маленький город, символизирующий мир магов, от надвигавшейся грозы.
– Слово предоставляется главе отдела Обеспечения магического правопорядка, – объявил председатель.
– Поздравляю всех с этим великим днем, – отметил человек, похожий на акулу, – и выражаем признательность министру Пигмалиону Назусу, – на этом речь закончилась.
– Благодарю за то, что вы не так долго, – изливал любезность министр. – А теперь выступит человек, который жестоко пострадал от кровавой руки нашего общего врага.
На кафедру взошел Люциус Малфой, бледный и исхудавший, но, как всегда, элегантный и надменный:
– Я готовил выступление на 5 футов, – с легкой иронией заметил докладчик, – но, если министр сказал: чем короче, тем лучше, буду краток. Избавившись от общего врага, мы должны избавиться от непримиримости и нетерпимости. Построить новое общество можно только, стерев из памяти все, что связывает нас с той страшной эпохой, – Гарри был почти уверен, что при этих словах Малфой презрительно скользнул взглядом по портрету Дамблдора. – Мы вступаем в новую эпоху, и министр Пигмалион Назус будет нашим знаменем в борьбе за это.
– Как кратко и содержательно! А главное – конкретно, – восхищался министр.
В висках Поттера стучали тысячи серебряных молоточков: «Что происходит? Это бред. Может, это я чего-то не понимаю?» Он знал цену министерским играм, но этот абсурд превосходил всякую меру. Собрание, посвященное великому человеку, навсегда оставшемуся для Гарри Директором, превратилось не просто в пропаганду правительственных программ или саморекламу для Пигмалиона Назуса – оно стало сборищем поругания памяти Альбуса Дамблдора. О чем же думает тот человек, за которым какой-нибудь час назад Гарри был готов идти в бой? Человек, так умело вскрывший его измученную душу, проникший туда и притащивший с собой целую толпу бесчинствующих прихвостней. Он закрыл глаза: гнусная свора мелькала и кружилась перед мысленным взором, и с веселой бесцеремонностью, глумясь и рисуясь, словно играя какую-то чудовищную пьесу, топтала и изгаживала все, что было дорого его сердцу. Столь резкого взлета и быстрого жестокого падения Поттер не испытывал еще ни разу. В нем вздымалась такая волна гнева, что еще минута – и всей развеселой компании, так умело «воспользовавшейся жертвой Дамблдора», думал Гарри, доставая палочку, не поздоровится. Но в тот момент, когда Малфой призывал стереть память, оглядываясь на Дамблдора, а Поттер потянулся к волшебной палочке, Гарри вдруг показалось, что директор подмигнул ему с портрета. Картина снова застыла, но юноша был уверен …
– Альбус Дамблдор долгие годы был директором школы чародейства и волшебства, – сообщил ценную информацию Пигмалион Назус. – От Хогвартса выступит заслуженный профессор, подвизавшийся с Дамблдором на ниве воспитания молодого поколения и внесший неоценимый вклад в нашу общую победу.
«Неужели Снейп? – представил самое худшее Гарри.
– Встречайте, Профессор Бинс! – победоносно воскликнул министр.
Профессор выплыл белым облачком из недр кафедры и начал монотонное перечисление каких-то событий, уловить смысл которых не представлялось возможным из-за обильного засорения речи бесконечными датами. Профессор бубнил себе под нос, и зловредные цифры, словно горох, больно били Гарри по голове. Поттер явно недооценил министра: оказывается, могло быть хуже, чем он вообразил. На Бинса невозможно было даже злиться. Своей лекторской манерой он не просто умалял или извращал излагаемый материал – он превращал содержание речи в полное Ничто.
Не выдержав, Гарри тихонько выскользнул из зала и, чтобы убить время, направился освежиться в туалет. Там он умылся ледяной водой, и кокон безумия, пеленавший его мозг уже несколько часов, ослабил свою хватку. Рядом с Поттером стоял тот самый брюнет из свиты Пигмалиона Назуса и, красуясь перед зеркалом, поправлял свои шикарные локоны. Приторная улыбка и услужливый взгляд исчезли без следа, сменившись горделивым взором парящего хищника. В этот момент дверь отворилась, и вошел, точнее, ворвался не кто иной, как Перси Уизли. Он метнулся к брюнету, замер на полушаге, а на лице застыла мерзкая улыбка, которую хотелось назвать «улыбкой смерти». Брюнет, растянув рот в довольной ухмылке, с покровительственным видом поглядывал на Перси. В этих нелепых позах окаменелые скульптуры молча смотрели друг на друга с идиотским шальным видом. Повисла долгая пауза. Гарри испытал резкий приступ тошноты и порадовался близости умывальника. Его посетило странное чувство, будто он бесцеремонно вломился в чужую жизнь в какой-то непристойный момент, и, подавляя мутящее чувство отвращения, под глумливые смешки перспективных кадров министерства вылетел прочь.
Гарри быстрым шагом пересекал атриум, и перед ним завиднелись высокие струи фонтана Волшебного братства. Проходя мимо знакомой статуи, которая когда-то, подчиняясь заклинанию Дамблдора, защищала его от смертоносных лучей, он обратил внимание на лицо волшебника. «Что-то в нем изменилось…» – подумал Поттер. – «Да, раньше у него было другое лицо. Что же не так?.. Стоп, на кого-то он похож… Кого-то он мне напоминает…» – напрягал свою память Гарри. Ответ пришел скоро, ибо с огромного величественного полотна, занимавшего теперь одну из стен атриума, на него смотрели те же хитрые глазки и длинный нос. «Ну конечно! Пигмалион Назус!» – наконец догадался Поттер. Еще он заметил, что новый волшебник уменьшился по сравнению со своим предшественником почти вдвое. Укоротились и все остальные фигуры. Волшебница, лишившаяся всей прежней красы и величия, была подозрительно похожа на гоблина в мантии, кентавр стал чуть пониже пони, гоблин усох до размеров домашнего эльфа, ну а последнего можно было принять за какое-нибудь крупное насекомое. Глава волшебного братства горделиво взирал на своих помельчавших собратьев, высоко воздев свой длинный нос и выпятив нижнюю губу.
Когда Поттер вернулся в зал, речь профессора Бинса подходила к концу.
– Наступил кульминационный момент, ради которого мы все сегодня собрались, – брякнул, не подумав, министр. – Сейчас министерство в лице меня торжественно подпишет договор о сотрудничестве с самыми надежными и ответственными застройщиками нашей современности. Мы обязуемся инвестировать их проекты и обеспечивать правовые гарантии, а они выражают полную преданность Отечеству и обязуются по первому зову откликаться на насущные нужды общества.
В то время, когда министр весьма завуалированно доносил до публики содержание договоров, его помощник, растянув лицо в улыбке так, что оно приобрело овальную форму, создал стол посередине сцены, а двое совсем юных работников министерства из дальних углов подгоняли кресла. Министр сел на одно из них, а другое заняла Амбридж. Рыжеволосый молодой человек в квадратных очках, упоенный ответственностью своей миссии, удостоился подать пергамент, перья и чернила помощнику министра, а тот передал письменные принадлежности далее по инстанции. Стороны скрепили договор, рассыпаясь в любезностях, а потом процедура повторилась с участием Булстроуда и Малфоя, заменявшего директора какой-то компании.
– А теперь, – сообщил Назус с загадочным видом, – немного взбодритесь, потому что человек, который выйдет сейчас на эту сцену – профессор сущностных тайн мироздания нашей Академии… – тихим вкрадчивым голосом продолжал тянуть резину министр, подбираясь к самому главному блюду, которым он собирался попотчевать гостей. В зале воцарилась полная тишина. – Профессо-о-о-ор Джозеф Уиттс! – заорал министр с видом конферансье, объявлявшего гвоздь программы.
Зал взорвался аплодисментами, под которые на кафедру с высоко поднятой головой поднялся худенький пожилой человек в светло-серой мантии. Глубоко посаженные глаза светились живым интеллектом и силой духа. Судя по реакции аудитории, из всех сегодняшних докладчиков он был наиболее популярным в среде волшебников. Гарри где-то слышал это имя, кажется, Уиттс был преподавателем Гермионы.
Тихим скрипучим голосом он начал речь о жизни и смерти, о славе и власти, об истинном уме и безумии, о жизненных целях, об огоньке искания истины, зажигающем сердца, и о Любви, побеждающей все и живущей в людях, готовых ее принять.
– Среди таких людей, умных людей, – подчеркнул профессор, взглянув на президиум, – Альбус Дамблдор, положивший свою жизнь ради жизни других. Кто-то жалеет его? Кто-то безумно думает, что он потерял самое ценное? Ошибаетесь! Он приобрел гораздо больше, чем имеем все мы. Истинное сокровище, сокрытое внутри человека… – в это время министр с недовольным видом что-то шепнул своему помощнику, и мармеладный брюнет бесшумно подлетел к профессору. – …А сказали, можно говорить до вечера, – проскрипел оратор, – простите, мне напоминают о регламенте.
– Говорить можете, но, боюсь, зал опустеет, – сладко ответил министр.
Профессор Уиттс кое-как скомкал конец выступления и, сверкая порозовевшей лысиной, сел на место. Зал разразился бурными овациями, не утихавшими несколько минут. Кое-как успокоив слушателей, министр поблагодарил профессора и заверил в любви. Аудитория снова грянула дружными аплодисментами, явно не желая отпускать докладчика и выражая массовое недовольство грубой выходкой министра. Поттер, человек настороженный и недоверчивый, не сразу принял речь профессора, ожидая подвоха, особенно после недавнего лжеочарования Пигмалиона Назуса, но в конце выступления он всецело разделял настроения публики. Дело было не просто в солидарности толпе и не только в оппозиции министру. Назус прервал оратора в тот самый момент, когда впервые за этот вечер кто-то хотел сказать о самом Дамблдоре и еще что-то очень важное о жизни и смерти. Гарри мало понял, но почувствовал, что если он не узнает того, о чем не сказал профессор, то ему незачем жить, точнее, ему и так было незачем жить, а теперь показалось, будто еще есть какой-то смысл. Это не было то слепое безумие фанатика, охватившее его в начале вечера – это было желание понять, осмыслить, найти. Неужели он никогда не узнает тех важных тайн, на которых держится мир, которые знал Альбус Дамблдор и которые вдруг показались Гарри единственным ценным, что осталось для него на этой земле. Кажется, об этом огоньке жизни в душе человеческой и говорил профессор. Взгляд случайно попал на портрет директора, и Поттеру опять показалось, что тот с улыбкой смотрит на него. В следующее мгновение изображение вновь застыло и не подавало никаких признаков жизни.
– Все, все, – отшучивался министр, – хорошего понемножку. Приглашается коллега предыдущего докладчика, профессор Брукс.
На кафедру вышел крупный мужчина с курносым носом и массивной челюстью и бесцветным голосом монотонно завел невозможно сбивчивую речь.
– Сейчас я не буду вдаваться в подробности, подробности тут, пожалуй, неуместны, – он опасливо взглянул на министра, очевидно, боясь разделить участь своего коллеги, – скажу только, что наше общество всегда раздирали внутренние и внешние враги. Наш профессорско-преподавательский состав всегда… Я имею виду тех учителей, которые бесполезные, бездельники всякие, которые обособлялись всегда от общества, сидели там в своих кабинетах и кельях, непонятно чем занимались, некоторые даже составляли всякие тайные общества, не разрешенные министерством… Их еще предупреждали умные люди: вы зовете к целям хорошим – получите хуже, чем есть. Главная мысль проста – нужно держаться за ту систему мировоззрения, которая традиционная. Это, наверное, главная причина, по которой мы должны вспоминать Альбуса Дамблдора.
– Благодарю за очень яркое и четкое выражение мыслей, – весело издевался министр.
Мармеладный брюнет, взлетев на кафедру, объявил, что вечер памяти подошел к концу, и начал благодарить гостей собрания, но Пигмалион, грубо оборвав его, перехватил слово.
– Не отнимай хлеб у председателя! Я сердечно благодарю всех работников министерства, частных предпринимателей, наших мудрых профессоров, братьев наших меньших, – тут он крепко обнял за плечи сидящего рядом иностранного гостя в оранжевой хламиде, на что тот скукожился и из вопросительного знака превратился в маковый крендель, – и, конечно же, всех вас, мои дорогие волшебники и волшебницы, не поленившиеся отдать дань памяти великому и удивительному человеку современности.
Поттер вылетел из министерства, как ужаленный. Он не помнил, как добрался до дому. Завалив вешалку в прихожей, он метался по дому под ободряющие крики миссис Блэк. Голова кружилось, тошнило, он должен был что-то сделать. Не придумав ничего лучше и вообще потеряв способность думать, Гарри крушил все, что попадалось под руку. Наутро явилась Гермиона. Вчерашняя ярость утихла, но абсурд случившегося не давал покоя. Он давно привык ждать от министерства каких-нибудь подвохов, но это было чересчур. Гарри вышагивал по комнате и, топорща волосы, речитативом вычитывал все, что долго копилось и переполнило его накануне. Гермиона сидела в кресле, соединив кончики пальцев, и терпеливо слушала, но ее глаза выдавали едва скрываемое торжество достигнутой цели.


Глава 7. Расширенный курс магловедения.

Кто такие маглы, каковы их повадки? Этот вопрос всегда был загадкой для Ремуса Люпина, родившегося в семье волшебников и не увлекавшегося магловедением в школьные годы. Теперь он получил прекрасную возможность включенного наблюдения, которая, несомненно, обогатила его интеллектуальный и жизненный опыт.
Маглы бывают разные, но он познакомился с такой их разновидностью.
В один миг оказавшись с беременной женой на улице и без работы, он сорвал случайное объявление на фонарном столбе. Квартиру сдавали маглы. Страх ночевать на улице толкнул чету волшебников на необычный для магов шаг. Где искать указанный адрес, они не знали. Снег, мороз, сгущавшиеся сумерки и чемоданы с немногочисленным скарбом – все указывало на то, что лучше прибегнуть к услугам «Ночного рыцаря». Люпин махнул рукой, и перед бездомной парой уже стоял знакомый автобус. Они вошли, волоча за собой тяжелые чемоданы, двери затворились и, не успели они сесть на места, тут же растворились вновь.
Магловская квартира располагалась на окраине того же города, за старым заброшенным кладбищем, заросшим мрачными елями. В этом глухом углу не было многоэтажек, и редко проезжал автомобиль, а на лугах, вплотную подступавших к единственной улице, паслись коровы. Место хорошее… В серых зимних сумерках супруги огляделись: все вокруг покрывал снег. Белые волны холодного снежного моря затопили всю землю, и верхушки деревьев, и крыши домов, а снег все продолжал падать огромными легкими хлопьями, и, казалось, хотел поглотить весь мир в своих объятиях. С двух сторон на них смотрели черные бревенчатые дома с высокими крышами и крошечными окнами, выглядевшие подчеркнуто убого на фоне белоснежного великолепия зимней природы. В некоторых окнах горел свет, освещая те же черные стены изнутри. Гнилые покосившиеся заборы поскрипывали на ветру. Лишь изредка попадался домик, знакомый с кистью, краской и заботливой рукой хозяина, и резал глаз своим неприлично веселым видом среди унылых и суровых собратьев.
Путники подошли к большому дому из красного кирпича, выглядевшего просто роскошно на общем фоне. Во дворе, почуяв чужаков, залаяла собака. Привлеченная шумом, из дома вышла хозяйка – невысокая женщина с нездоровой полнотой и болезненным цветом лица, маленькими черными глазками, курносым носом и вздернутой верхней губой. Она вопросительно взглянула на посетителей.
– Здравствуйте! Мы по объявлению! – пытался перекричать собаку Ремус.
Хозяйка деловито представилась:
– Я Пэт.
– Вы сдаете квартиру? – на всякий случай спросил Люпин.
– Нам очень нужно жилье! Мы остались без крова! – прибавила Нимфадора.
– Ой, бедные! Какие же вы бедные! – пожалела бездомных хозяйка. – Конечно, пристроим. Как же?
Немного поодаль оказался другой вход, видимо, для квартирантов. Во двор выходило две двери.
– Здесь вот у меня семья живет, – показала Пэт на первую, – а тут мой покойный брат со своей бабой жил. Он сильно пил – как-то напился и заснул, а сигарету потушить забыл, так и угорел.
Вторая дверь вела в крытую неотапливаемую конструкцию, которая не являлась ни прихожей, ни сараем, и называлась «терраской». «Терраска» с одной стороны соединялась с домом, с другой – со скотным сараем, из которого доносился запах навоза. Квартира состояла из прихожей, ванной, кухни и одной комнаты средних размеров и была бы хорошим жилищем, если бы не последствия пожара. Стены, пол и потолок, местами обгорелые, местами закопченные, отвратительный запах горелых тряпок и перьев и бахрома гигантской паутины, успевшей нарасти после пожара. Жуткое зрелище.
– Мы, пожалуй, пойдем, – уклончиво сказал Ремус, задаваясь вопросом, «куда».
– Да куда ж вы пойдете, на ночь глядя? Зимой-то. Щас, раскладушку принесу и матрас. Ой, – хлопнула она себя по лбу. – Вы же, небось, голодные. Пошли. Чайку попьем.
Оставаться на ночь в этом ужасном месте не очень-то хотелось, но идти было некуда, а ужин сегодня однозначно не предвиделся. Они прошли вслед за хозяйкой. В тесной кухоньке было тепло и грязно. Навстречу вышла девочка лет восьми с рыжими нечесаными волосами, представленная Вероничкой. Она смотрела на пришельцев исподлобья затравленным и одновременно хищным завистливым взглядом. На плите что-то кипело в кастрюле, наполняя пространство паром, смешанным с запахом жареного и кислого. На полу лежал шерстяной ковер ворсом вниз. («Это чтобы не испачкался», – объяснила хозяйка). Все, к чему они прикасались, имело коричневатый налет, и было слегка липким. Пэт разливала чай из ковшика в чашки с отбитыми краями, обросшими темным налетом. К чаю хлебосольная хозяйка подала маринованные «патиссончики» с весьма своеобразным запахом. Ремус вежливо попробовал и вспомнил свой первый поход в Хогсмид и орешки «Берти Боттс» с блевотным вкусом. Нимфадора ограничилась чаем, похожим на отвар из тряпок, и с трудом осилила несколько глотков, стараясь почти не касаться чашки губами. В дверях показался невысокий коренастый мужчина с невероятно узким лбом и массивной челюстью, строгавший огромным ножом деревянную палочку. Его густые брови упирались в короткую стрижку «ежиком», в зубах дымилась сигаретка, а едва прикрытый маечкой торс украшали синие росписи.
– Это Джо, мой муж, он недавно из тюрьмы вышел. Он у меня закодированный.
Джо угрюмо поздоровался, продолжая строгать палочку.
– Держи, – после чаепития хозяйка вручила Ремусу вонючий матрас, переливавшийся такими красками, о природе происхождения которых лучше было не задумываться, а сама подхватила раскладушку и повела квартирантов в горелую часть дома.
– Ты не волнуйся. Купишь завтра красочки, обои поклеишь. Чистенько – и ладно. Вода в доме холодная и горячая, котел топится.
– Котел?
– Ну да, смотри, отличный котел, – указала Пэт на бочкообразную емкость в углу кухни, несколько углубленную в пол и утыканную со всех сторон трубами. – На, зажигай, – она протянула Ремусу маленькую картонную коробочку.
Ремус растерянно посмотрел на жену. Та пожала плечами: со спичками она была знакома, но сложные магловские котлы «зажигать» не умела. Отец не подпускал их с матерью к этому агрегату, объясняя, что они взрываются. Нимфадора взяла спички и протянула хозяйке.
– Лучше вы. Мы не знакомы с этой моделью котла.
Та охотно встала на четвереньки, наклонившись головой ниже уровня пола, чиркнула спичкой и что-то зажгла в маленьком окошке.
– Ой! – Пэт неожиданно вскрикнула и с ужасом уставилась на клетку с совой, – сыч!
– Это не сыч, это неясыть – пояснила Нимфадора, не понимая причину страха.
– А я думала, сыч, – хозяйка подозрительно покосилась на птицу. – Если сыч сядет напротив дома – жди несчастья, а если закликает – готовь гроб!
– Нет-нет, наша сова не имеет ничего общего с сычом, – заверили квартиранты.
Пэт умчалась, и семейство расположилось на ночлег: Нимфадора прилегла на раскладушке, а Ремус бросил матрас на полу.
– Может, действительно не так сложно будет привести этот сарай в порядок? Раз уж я остался без работы, буду целый день заниматься ремонтом. Странные эти маглы, – задумчиво прибавил Ремус, – но душевные…
– Скоро и наш дом будет готов. Перебьемся.
После того как «зажгли котел», в доме потеплело. Завернувшись в одеяла, они согрелись и заснули.
Утром Ремус сбегал куда-то по-быстрому и вернулся с зачитанной книжонкой «Как забить гвоздь?» и школьным учебником по магловедению. Просидев за книгами полдня, новоиспеченный квартиросъемщик отправился за покупками и вернулся с дешевыми обоями, банками белой и коричневой краски, клеем, кистями, ведром и тазиком. В доме его уже караулила хозяйка. Участливая женщина, к ужасу Люпина, схватила «Комету» Нимфадоры и собирала ею паутину. Ремус попытался как-нибудь безобидно выпроводить Пэт, чтобы применить на практике советы пособия, столь популярного среди экс-преподавательского состава школы чародейства и волшебства Хогвартс в эти трудные времена восстановления народного хозяйства, но задача оказалась не из легких. Хозяйка неотвязно ходила за ним по пятам, вероятно, с любопытством ожидая его дальнейших действий.
– Ну что ты ходишь без толку? Начни красить с потолка, потом окна.
Учитывая тот факт, что заклинанием покраски деревянных поверхностей он владел не лучше, чем кистью, а время неумолимо бежало, Ремус решил чисто из исследовательского интереса попрактиковаться в сфере наспех изученного пособия. Смиренно взяв кисть, он начал работу. Забрызгав пол и по локоть испачкавшись в краске, он выслушивал ценные советы заботливой квартирной хозяйки и к вечеру уже неплохо справлялся с покраской по-магловски. К приходу Нимфадоры хозяйственный муж покрасил потолок и окна. Черный цвет сменился на белый, а едкий запах краски вытеснил удушливую гарь.
Грязный и голодный, с носовым платком, завязанным на голове четырьмя узлами (об этом не прочтешь не только ни в одном учебнике, но даже ни в одном специальном исследовании по маглам), Ремус встретил жену. Школа Людемины не прошла даром, и Нимфадора сообразила купить еду. Только приготовить ее оказалось делом сложным. Пэт не собиралась уходить и навязчиво предлагала свою помощь. Кулинарное искусство молодожены за время их совместной жизни кое-как освоили, но вот управляться с ним без помощи волшебной палочки совершенно не умели.
– Ну, как мы работаем? – победоносно интересовалась хозяйка. – Что еще надо? Чистенько – и ладно.
– Отлично! – искренне согласилась Нимфадора, выкладывая продукты.
В глазах Пэт сверкнул алчный огонек.
– А у меня есть грибочки, я принесу.
Тем временем Люпин, видимо, не рассчитывая, что помощника когда-нибудь уйдет, попытался смывать краску водой.
– Кто же краску водой смывает? – рассмеялась хозяйка.
– А чем ее смывают?
– Маслом, чем же еще!
«Вот удивился бы Артур», – подумал Люпин.
– Как это?
– Да что ты, с луны свалился, что ли? Пойдем, научу, – ей явно нравилась учительская роль. Они ушли на хозяйскую половину, а Нимфадора, пользуясь недолгой передышкой, кинулась готовить ужин. Принеся обещанные грибочки и бутыль с какой-то мерзкой субстанцией, хозяйка присоединилась к трапезе. Сами по себе грибочки оказались ничего, но совершенно несъедобными их делало высокое содержание песка, потом еще долго скрипевшего на зубах. Жидкость из бутыли предназначалась для приема внутрь, причем у маглов ее употребление, видимо, считалось сакральным (дальнейшие наблюдения подтвердили эту гипотезу). Отказ расценивался как личное оскорбление и проявление высшей степени человеконенавистничества, а потому Люпину, кое-как оградившему жену от участия в этом священном действе, пришлось отдуваться за двоих. За отсутствие Джо хозяйка долго извинялась, объясняя, что ему нельзя – он закодированный (вероятно, у маглов это являлось какой-то аналогией заклятия, хотя никто из авторов-магловедов не упоминает этот феномен в своих трудах). Наконец простившись с душевной хозяйкой, супруги остались одни. Ремуса тошнило. Интенсивный ли физический труд или голодный день, ядовитые пары краски или священный напиток маглов давали о себе знать, но, с трудом добежав до приобретенного им сегодня «специального оборудования», он долго мучился облегчением желудка. Этой ночью Люпин планировал поупражняться в наклеивании обоев – теперь пришлось отложить обучение до завтра.
Утром болела голова. Опять быстро сбегав куда-то, Ремус вернулся вполне готовый к трудовым подвигам. Он завесил окна простынями, закрыл дверь на ключ и подготовил клей, обои и волшебную палочку. Первый опыт оставлял желать лучшего, но в целом было неплохо. Следующая полоса обоев еще не успела достигнуть стены, когда в дверь вошла Пэт.
– Что это ты окна завесил? – подозрительно спросила она. – Отгораживаешься от нас?
– Хотел подольше поспать.
– А…Обои-то клеишь?
– Как вы вошли?
– Да у меня второй ключ есть, – хозяйка присела и беззаботно грызла семечки.
Ремус понял, что это надолго. Придется опять работать по-магловски. Клеить обои таким способом в одиночку очень неудобно, но к вечеру комната была готова.
После ужина, уже не доверяясь ключам, Люпины запечатали заклинанием дверь и оклеили стены в коридоре. Кухню и ванную достаточно было хорошенько отмыть. Квартира приобрела совсем другой вид, а молодожены с удивлением отметили, что при известной доле желания и упорства можно пережить даже магловский ремонт. Оставалось покрасить пол. Как убедился Ремус, магловский способ для этого совсем не подходил – слишком долго сохла краска. Накануне начинающий маляр встретил Артура Уизли и тот вызвался помочь, ссылаясь на некоторый опыт в этих делах.
Утром на третий день Ремус опять уходил куда-то и вернулся к приходу мистера Уизли. Когда последний узнал об отчаянном поступке старых друзей, его охватил безудержный восторг:
– Скажи, это настоящий магловский дом? И в нем совсем нет ничего волшебного?
– Абсолютно, – улыбался хозяин, знавший слабости своего друга.
– Это же замечательно! И все ваши соседи – маглы? И вы будете пользоваться всеми магловскими приспособлениями?
Артур взглядом профессионала осмотрел жилище и отметил, что такого уникального образчика еще не встречал. Он долго увлеченно рассматривал каждую мелочь и с ребячьим восторгом специалиста, столкнувшегося с «трудным случаем», потирал руки, вскрикивал, поднимался на носки или прищелкивал языком. Здесь он впервые столкнулся с канализационной трубой, пролегавшей не под землей, а примерно в футе над земной поверхностью, и выходившей не на улицу, а через весь огород устремлявшейся куда-то к соседям.
– Какое необычное решение! Странно, почему содержимое трубы не перемерзает? Очень, очень интересно.
Удивление вызывали батареи, нагревавшиеся только сверху, а снизу совершенно холодные (кстати, квартиранты, занятые глобальными проблемами, не обратили на это внимания), скотный сарай, пристроенный вплотную к «терраске» и соединенный с нею дверью. Но особое восхищение вызвал уличный туалет. К слову заметить, в доме уборной не было, и черная деревянная будочка стояла прямо перед входом в дом. Однако главное своеобразие этого сооружения заключалось в том, что традиционной выгребной ямы под будочкой не было. Сзади под отхожее место задвигался деревянный ящик, который по мере наполнения всегда можно было извлечь тем же путем.
– Интересно, зачем здесь ящик? – недоумевал Артур.
– Как зачем? – во двор вышла женщина лет тридцати, снимавшая у Пэт вторую квартиру. – Огород удобрять.
– ???
– А вы что, новые жильцы? Приезжие, что ли? Я – Салли, – и Салли затворилась в вышеописанной будочке.
Ремус и Артур запечатали дверь и принялись за работу. Смешав коричневую и остатки белой краски, они почему-то получили почти розовую, «цвета губной помады». Полы были вскоре окрашены, высушены, запах краски удален, а квартира преобразилась до неузнаваемости. В окно неистово затарабанили. Пэт, не сумев открыть дверь запасным ключом, запаниковала:
– Я уж думала, вы замок сломали. Ты чо это закрылся? – вытягивала хозяйка свою короткую шею, пытаясь заглянуть как можно дальше. – О! Ты когда пол успел покрасить? Как же теперь ходить будете? Надо было половинками красить. Ой! А пол-то высох. Ты чо, ночью, что ли, красил?
– Да, это специальная краска, быстросохнущая.
– Ишь ты. Заграничная, что ли? Нашего-то не покупают, – тут она увидела мистера Уизли. – К тебе гости пришли? Пойдемте к Салли, она обед приготовила.
– Не могу, у меня дела.
– Ну, как хотите. А я есть хочу. За Вероничкой только сбегаю, – и Пэт унеслась, влекомая аппетитным запахом дармовщинки.
– Какие милые люди.
– Да, очень, – задумчиво согласился Ремус.
Вскоре в дом опять ворвалась взъерошенная хозяйка:
– Там мебель привезли! Тебя спрашивают! – вопила Пэт, потрясенная до глубины души.
– Я сегодня диван купил. Нимфадора пока не знает – это сюрприз.
Вслед за Ремусом на улицу вышел не только Артур, и даже не только обитатели их дома, но высыпала вся улица. Видимо, такие крупные покупки – диковинка для местных жителей.
– Что стоишь? Забирай! – проорал грубоватый водитель фургона.
– Выгружайте, пожалуйста, и заносите в дом, – окружающих эта фраза очень рассмешила.
– У нас нет грузчиков, – довольно ухмыльнулся напарник водителя.
– Как же я его понесу? – он донес бы, но ни при всей же улице. Последнюю реплику зрители восприняли как шутку, а водитель – как издевательство.
– А я почем знаю? Мы только привозим.
– Помогите донести, я заплачу.
– Будем мы еще спину ломать. Забирай быстрей, у нас еще заказы есть.
Два волшебника кое-как выгрузили из фургона новенький диван шоколадного цвета и книжную полку. Зеваки не расходились. Ремус и Артур с большим трудом занесли мебель при поддержке одобрительных реплик и ценных советов публики. Хотелось рухнуть на диван и немного прийти в себя после освоения специальности грузчиков по-магловски, но соседи заполонили всю комнату, затоптав до неузнаваемости обновленный пол, и смотрели обновку глазами, руками и прочим…
– Я, пожалуй, пойду, – не выдержал маглолюбивый Артур.
– Приходи к нам с семьей на ужин. У нас сегодня почти новоселье, – Ремус умоляюще посмотрел на друга, потом на незваных гостей.
– Непременно приду, – понимающе ответил тот.
Кое-как выпроводив соседей, Люпин принялся ликвидировать последствия нашествия. Книжная полка мало интересовала маглов, зато диван успели не только испачкать, но и незначительно поломать. Вскоре явилась чета Уизли. Молли, узнав о бедственном положении молодоженов, участливо пришла на помощь: пока мужчины обновляли диван и расставляли книги, она легкими движениями опытной руки принялась за ужин.
После работы молодую жену ждал сюрприз.
– Привет! Я занавески купила. Ремус!– Нимфадора зашла и ахнула, – ты самый волшебный волшебник! – она радостно подпрыгнула и повисла у него на шее. – Молли, Артур! Спасибо.
После затяжного стресса все было просто чудесно, и хотелось праздника.
– Чо, диван обмываете? – неожиданно раздался знакомый басок. – Чо я говорила? Чистенько – и ладно. Щас я за Салли сбегаю, – и Пэт привела с собой Салли, ее мужа Джима и Вероничку.
После того, как гости разошлись, и смертельно усталый Ремус закрыл дверь, опять постучали:
– Я тут вот чо подумала, – вернулась Пэт, – теперь-то эту квартиру можно сдавать гораздо дороже. Так что цену-то я подниму.
Наутро, видимо, обдумав свои перспективы, квартирная хозяйка объявила цену за жилье, которая в пересчете на галеоны возросла с 8 до 25. Никакие просьбы и доводы не могли заставить Пэт изменить решение:
– Если не нравится – уходите. Я себе других найду. Теперь-то моя квартирка куда лучше, чем была. А за эти дни я с вас ничего не возьму.
Что делать? Оставить все свои труды и опять остаться на улице в самом прямом смысле? Это вначале здесь невозможно было жить, но теперь, когда они вложили душу и силы в преобразование пространства, оно стало почти своим. Где они найдут жилище лучше? Тем более что через несколько недель должны построить их дом. Несмотря на вопиющую подлость хозяйки, квартиранты сочли за лучшее согласиться на ее условия.
Так начиналась долгая, долгая зима. Мороз в этом году был сильнее, чем обычно, а снег обильней, но Ремусу Люпину казалось, что время у маглов течет по-другому. Он был почти уверен, что зима у них длиннее, а лето короче, чем у волшебников, хотя ни один магловед не согласится с этим утверждением. Так или иначе, к марту бесконечное, неизменное белое полотно, кутающее землю, так выело глаза, что при виде снега хотелось выть. Однако до марта была еще целая зима…
Справившись с ремонтом в рекордно короткие сроки, Ремус интенсивно искал работу. После указа «Об оборотнях» это было не только трудно, но и не безнаказанно. Тем не менее, приходилось рисковать, так как жалования Нимфадоры хватало с трудом.
Отношения с хозяйкой складывались сложно при всей простоте ее нравов. После того, как квартиранты купили диван, они лишились былого заботливого участия и вместо жалости вызывали у местного общества чувство зависти и отторжения. Но последней чертой, доказавшей отчужденность новых жильцов, были те самые занавески, скрывшие их личную жизнь от любопытства соседей. Пэт и Салли награждали чужаков недобрыми взглядами, при этом продолжали бесцеремонно являться к ним на ужин со своими детьми, если никто другой в это время случайно не приготовил еду. Вдвоем бы Люпины вполне прокормились, но незваные гости значительно сокращали и без того скудный семейный бюджет. Соседи смотрели на новеньких подозрительно: как ни старались молодожены вести себя по-магловски, они были слишком странными для этого маленького мирка. Все знали, что они держат в доме сыча, не ходят объедать соседей – брезгуют, и даже повесили занавески (что это они там делают?). Последний вопрос жестоко мучил все местное сообщество, и ответов на него было множество.
Квартирная хозяйка впадала в особо буйное состояние, когда не могла воспользоваться запасным ключом в любое удобное для нее время. Самым удивительным было то, что в ответ на все претензии ей предлагали открыть и закрыть дверь, и замок послушно работал.
– Отгораживаетесь от нас, – с обидой говорила Пэт, – мы вас приютили, а вы не душевные какие-то.
Интересные результаты дали наблюдения за квартирантами, жившими по соседству. Салли и Джим, видимо, были иностранцами, так как между собой говорили на каком-то непонятном языке, не то диалекте. Применив свои аналитические способности, Ремус вскоре понял, что 50 – 70 % в их речи занимают английские слова, а остальное является всевозможными грамматическими формами трех или пяти непонятных слов, которые произносились ими с различными интонациями, от зверино-бешеных до ласковых и довольных. Вероятно, родной язык Джима и Салли был очень беден, так как комбинации нескольких слов заменяли им от 30 до 50 % английской речи.
Через несколько дней после вселения Пэт обратилась к Нимфадоре:
– Ты, я вижу, культурная. Небось, училась где?
– Училась.
– А где?
– В Академии…
– Ишь ты. Слышь, помоги Вероничке с уроками. Каждый день двойки из школы носит. Училка говорит, если не исправится, на второй год оставит во втором классе. Мы-то девчонку колотили каждый раз, а она все равно двойки носит. Не знаю, что делать. Сама-то я почитала их задачи, ничего не поняла.
Как отказать квартирной хозяйке? И девчонку жалко: родители у нее бестолковые, только на битье способны. Так Нимфадора получила свой первый педагогический опыт. Каждый день после работы она по два часа занималась с Вероничкой, и та делала успехи – четверть закончила на четыре и пять.
– Вот спасибо! – радовалась мать. – А то на второй год, говорит. Мы уж ее били-били, а толку никакого. А репетиторы знаешь, как дорого берут? Еще чего – такие деньги выбросить! Кстати, слышь, с Нового года я цену за жилье повышаю.
– Это почему? – не нашлась, что сказать, ошеломленная Нимфадора.
– Как почему? Новый год. После Нового года всегда цены повышают.
Это был удар. Накануне Рождества их ждали два сюрприза. Утром пришло письмо от родителей, приглашавших молодых в гости на Рождество. К слову сказать, они часто писали и на все лады пытались помириться. В общем, зла никто не держал, все понимали, что разрыв произошел по недоразумению, но испытывать вновь неловкость встречи и вести натянутые разговоры о погоде не хватало мужества. Вечером Пэт притащилась поужинать вместе со странной компанией: двое мужчин, худые, поджарые и беззубые, и женщина с опухшим лицом и синяком под глазом. От гостей, одетых в лохмотья, крепко разило перегаром, слегка заглушавшим запах давно не мытой человечины. Хозяйка прихватила бутыль со скверной ритуальной жижей, после употребления которой гости дико орали, придирались друг к другу, потом передрались, перебив немногочисленную посуду. Люпин вышвыривал гостей поочередно освежиться в снег, но, пока он занимался одним, остальные снова лезли в дом. Разумеется, излишне говорить, что слов посетители совершенно не понимали. Пэт смеялась до упаду и была в превосходном расположении духа.
– Ладно, я спать пойду, а вы тут располагайтесь, – сказала она, зевая.
– Что?!
– Ну да. А чо, вам места жалко, что ли? Они такие же бездомные, как вы.
– Мы не бездомные. Мы здесь живем, мы заплатили за эту квартиру. Никто не удосужился спросить нашего согласия, их даже не на чем спать уложить! – задыхались от вопиющей нелепости волшебники.
– Все у вас не как у людей: «наше», «заплатили», «не спросили», – укоризненно покачала головой пьяная Пэт. – А чо тут спрашивать? Куда ж они ночью пойдут? Мороз на дворе. Эх вы, а еще культурные… – и сердечная хозяйка убежала.
Во время этого содержательного диалога, в очередной раз вскрывшего принципиальную разницу между двумя социокультурными парадигмами, пьяные маглы уже нашли себе ночлег: завалившись втроем в постель Люпинов, они дружно храпели, источая мерзкое зловоние. Супруги были в полной растерянности. Их тоже когда-то пустили переночевать снежной ночью страннолюбивые хозяева, и выгнать этих бедняг на улицу не поднималась рука, но ночевать на ледяном полу в Рождественскую ночь за 35 галеонов в месяц, тогда как в твоей постели храпят вшивые бродяги – это было как-то уж чересчур. Убрав на кухне, Ремус и Нимфадора присели на стулья и задумались. Вскоре муж предложил решение:
– Сегодня пусть ночуют у нас, все равно они на ногах не стоят, но потребуем у Пэт, чтобы завтра же их здесь не было. Второе: нужно пресечь на будущее всякую возможность таких вторжений. С этой целью с завтрашнего дня бесплатная столовая закрывается.
– Тогда они съедят нас.
– Они это сделают в любом случае. Если мы не станем такими, как они, что равносильно съедению изнутри, они будут есть нас снаружи. Выбор невелик. – А сейчас идем в гости к твоим родителям, – добавил он, заметив, что жена старается незаметно поддержать поясницу.
После Рождества та малодушная неловкость, которая отравляла их отношения с родителями, пошла на убыль, а Люпин неожиданно нашел работу. Справедливости ради стоит сказать, что не все маглы были настроены враждебно к волшебникам, поселившимся на их улице. Маленькая аккуратная старушка, у которой покупали молоко, прониклась симпатией к странной парочке и всегда старалась поддержать добрым словом, советом или угостить чем-нибудь молочным. Однажды тетушка Мэгги, завидев Нимфадору, выбежала на улицу:
– Послушай, я смотрю, твой муж все с метлой ходит – он дворник?
– Да вроде того.
– Сын мой говорил, что в их организации дворник требуется. Вот я и подумала… Если, конечно, твой захочет.
Он захотел, работа была нужна позарез. У маглов Люпин никогда не работал, но в этом были свои преимущества: на них не распространялся указ «Об оборотнях», и вообще, вряд ли они догадаются. Платили мало (в пересчете на их деньги 7 галеонов), но это позволило компенсировать повышение квартплаты.
В январе ударили сильные морозы, и подмеченные Артуром особенности жилища дали о себе знать. Батареи, теплые только сверху, грели очень слабо; труба канализации действительно перемерзла, и в ванную приходилось регулярно заливать кипяток; горячая вода поступала в кран из котла, так что купаться нужно было быстро, чтобы не попасть под ледяной душ. И еще многие другие мелочи магловской жизни, как навозные бомбы, неожиданно взрывали покой и иллюзию устроенности бытия.
Квартиранты давно поняли, что Пэт в их отсутствие просмотрела все их вещи – в этом похожи все квартирные хозяйки, будь они магами или маглами. Однако с января они явно заметили, что все их продукты, моющие средства и прочее резко сокращаются. Проведя короткое дознание, Ремус выяснил, что, кроме хозяйки, в их доме регулярно пасется Салли и еще пяток подружек Пэт. Они честно во всем признались, не испытывая ни малейшей неловкости. Они не воровали, а просто брали то, чего не хватало в их хозяйстве, но имелось в соседском:
– Тебе, чо, жалко, что ли? – обиделись они.
С той же душевной бесцеремонностью они поступали друг с другом. Люпин не раз наблюдал, как соседи открывали чужие квартиры ключами, спрятанными из страха потерять где-нибудь во дворе: на гвоздике в сарае, под старым перевернутым ведром, под ковриком у входа и т. д. Лишнего они не брали, но ровно столько, сколько требовалось на данный момент. Выяснив отношения с расхитителями собственности, супруги наложили заклятие на дверь, соединявшую их квартиру с сараем, однако хозяйство продолжало бесконтрольно убывать. Как-то, вернувшись домой, они застали умилительную картинку: выставив окно «терраски», круглая Пэт шаром вкатывалась к ним в дом.
– Привет! А я стирать собралась. За мылом пришла, – ничуть не смутившись, она направилась прямиком в ванную, прихватив все, что ей нужно.
– Пэт, – угрожающе обратился Люпин, – выслушайте меня внимательно. Я категорически запрещаю Вам пересекать границу этого жилища без моего согласия или согласия моей жены, – медленно и четко выговорил он, глядя хозяйке прямо в глаза.
Та немного попятилась.
– Это моя квартира! Где хочу, там и хожу.
– Ошибаетесь, – в его глазах сверкнул холодный серый огонек. – Ваша квартира в другом крыле дома, а за это жилье вам заплачено, и до конца месяца оно – наше.
– Я так запечатаю все двери и окна, – добавила Нимфадора, – что вы не сможете даже стекла разбить. И верните мыло.
– Нелюди, изверги, после всего, что мы для вас сделали!.. – Пэт нехотя выложила мыло. – Подобрали, приютили, кормили, поили… – заголосила она.
– Я требую немедленно оставить нас в покое. Вон! – Ремус властно наступал, и хозяйка сочла за благо поскорее убраться, все-таки прихватив мыло.
После того, как Люпины порвали последнюю ниточку видимости добрых отношений с соседями, им полегчало: состояние перманентного стресса, вызванного полным отсутствием собственной скорлупки, прекратилось, и супруги наслаждались своим одиночеством. Только вот соседи совсем возненавидели чужаков: в конце января кто-то подстрелил их сову, называемую «сычом», а за февраль с них потребовали 35 галеонов. До февраля найти жилье не удалось, и пришлось заплатить.
Приближалась весна. Становилось очевидным, что до марта нужно срочно найти жилье, но все попытки не увенчались успехом. Поселившись у маглов, волшебники рассчитывали в скором времени переехать в свой дом, однако недели превратились в месяцы. Они не раз заходили в контору «Пожелай-Себе-Дом», но там их ждал неизменный ответ: «Подождите еще немного. Через 2-3 недели все будет готово». Причины назывались разные и вполне убедительные: административные проволочки при оформлении необходимых документов, отсутствие на данный момент в продаже тех или иных материалов, снег и мороз, несомненно, препятствовавшие строительству и прочее.
Жизнь с маглами становилась невыносимой. В середине февраля явилась Пэт и объявила, что за март она возьмет с них 40 галеонов, на что получила ответ не беспокоить их до марта. Кризис разразился спустя пять дней. Вечером к ним завалился Джо. С безумным взором и неизменной сигареткой в зубах он потребовал заплатить за март немедленно.
– В натуре, гони деньги! – заорал он, порвав рубаху на груди.
– Тебе за февраль заплачено? Вот и убирайся до марта.
– Ты, говнюк, если хочешь здесь жить, плати сейчас, – он вынул из-за пояса огромный широкий нож, напоминавший абордажную саблю. – Понял?
– Вполне. Вижу только, ты меня не понял. Вон!
– Я без денег не уйду. Если не заплатишь, выметайся немедленно! – Джо нетерпеливо крутил нож.
– Не заплачу. В марте мы от вас съедем, но пока что февраль.
– Мне плевать, что будет в марте. Катись хоть сейчас. Мне нужны деньги, и я их получу, – с этими словами он ринулся с ножом на Ремуса, тот увернулся, получив легкую царапину, а потом почему-то нож сам собой отлетел в сторону.
– Я сяду, но я тебя размажу! – дико орал обезумевший хозяин. – И не таких обламывал, – Джо кинулся в рукопашную, но вдруг, словно от невидимого пинка, резко взлетел, а приземлился уже на улице, прямо в весенней луже, образованной талым снегом и бесценными продуктами разморозки туалета.
Он долго еще пытался барабанить в дверь, но никак не мог до нее дотянуться. Тогда, схватив валявшиеся во дворе обломки кирпичей, хозяин неистово швырял их в окна, но сегодня у него был явно неудачный день – то ли он не мог попасть, то ли камни сами отскакивали от стекол. Излив свой гнев и обессилив, Джо побрел домой, гнусно ругаясь и обещая взять реванш. Отбить атаку сумасшедшего магла было не сложно, но жить здесь дальше в постоянном ожидании какой-нибудь подлости было решительно невозможно. Вскоре после ухода разъяренного хозяина в окно ударилась незнакомая сова. Квартиранты открыли форточку и получили конверт с фиолетовой лентой, не предвещавший ничего хорошего: с них требовали штраф 20 галеонов за нападение на магла. Зная неподражаемый стиль министерства, можно было предположить, что при повторном нарушении с них возьмут 40 галеонов, а потом – еще вдвое больше.
– Что будем делать?
Ремус сидел и молчал. Нимфадора знала, что в эти минуты говорить с мужем бесполезно. Вдруг он решительно встал и сказал:
– Собираем вещи. Нужно убраться отсюда до завтра.
– Куда?
– К твоим родителям.
– Что?! Я не пойду к ним.
– А я пойду. Маглы не успокоятся и будут вымогать деньги любым способом. Теперь вопрос уже не только в деньгах – они будут мстить. Мы знаем, что их главный конек – это подлость, а потому можно ждать всего. Само это уже опасно. Кроме того, любая попытка защититься будет зафиксирована, и наш бюджет просто не потянет содержание Пигги, – кратко изложил ход своих мыслей Ремус.
– Как мы придем к ним после всего, что было?
– Как блудные дети, – Люпин быстро собирал вещи.
– Представь, опять мамины подколы и намеки, папа с извинениями, подозрительными, а хуже, жалостливыми взглядами…
– Ты предпочитаешь улицу, вооруженных бешеных маглов или камеру Азкабана? У родителей мы и наш ребенок будем в полной безопасности.
Нимфадора начала спорить, но Ремус, подхватив собранные узлы, ответил:
– Оставайся, если хочешь, а я отправляюсь к любимым тестю и теще.
– Ладно, я с тобой, – рассмеялась жена. Честно говоря, именно этого ей хотелось сейчас больше всего.
Таким был итог этого уникального научно-исследовательского проекта. Что можно сказать в заключении? Маглы живут грязно и бестолково, точнее сказать, без-умно в прямом смысле этого слова. Они ни о чем не заботятся заранее и никогда не задумываются о последствиях. Живут просто, даже, правильней сказать, просто живут. Каждое новое событие, как то смена времен года, ежедневная потребность в питании и прочие естественные процессы, застает их неожиданно, как гром среди ясного неба, приводит в растерянность и вызывает искреннее удивление младенцев, впервые увидевших мир. Искусство делать выводы и извлекать уроки тоже дается им с трудом, они просто плывут по течению жизни, всегда пребывая в настоящем.
Они чрезвычайно гостеприимны: путник, постучавшийся в дверь зимней ночью, не останется без ночлега, его непременно разместят в каком-нибудь малопригодном для жизни сарае или подселят к семье квартирантов – места не жалко. Вообще эти маглы нищелюбивы и, если имеют больше, чем их соседи, то охотно поделятся. Они готовы себе в ущерб кормить неимущих квартирантов и прощать им долги за квартирную плату. Но если какие-нибудь ненормальные жильцы впадут в излишества: отмоют, а то и отремонтируют хозяйскую собственность за свой счет, маглы непременно поднимут цену за жилье. Теперь ведь оно стоит дороже! Тебе не дадут умереть от голода и всегда накормят «чайком», «грибочками» или «патиссончиками», однако, если ты вдруг разжился какой-нибудь пищей, они даже не обидятся, что их не пригласили к трапезе, а просто явятся, как к себе домой, и все съедят. А потому для всякого, кто столкнулся с ними, есть два пути: либо сесть кому-нибудь на шею, жить впроголодь и забыть о нормальном питании, либо самому регулярно кормить всю округу.
Первого встречного они примут, как родного, и потребуют от него тех же родственных чувств. Они не стыдятся являться друг к другу без приглашения, устраивать публичные семейные сцены и проникать в чужой дом в отсутствие хозяев, если вдруг понадобиться соль, сахар, чай, стиральный порошок, туалетная бумага или что-нибудь еще.
Люди они не злые и общительные. Эта общительность доходит до того, что личные и семейные границы стерты до минимума, и человеку, определяющему себя как личность, остается либо бежать, либо самоуничтожиться. Основными характеристиками самоидентификации данной разновидности маглов являются «доброта» и «душевность», под которыми подразумевается обобществление всей доступной собственности, включая свою, с целью ее дальнейшего более «справедливого» перераспределения.
Эти маглы не были ни хорошими, ни плохими – они были другими. За прошедшие три месяца Ремус Люпин много узнал о маглах, но их тоскующие души навсегда остались для него загадкой.


Глава 8. Draco dormiens nunquam titillandus.

Все вернулось на круги своя, молодые опять поселились в семействе Тонкс — и, надо заметить, вовремя. В конце февраля завершался шестой месяц беременности Нимфадоры, а это значило, что с марта будущая мама прекращала работу. Новый указ министерства сократил пособие для беременных до 15 галеонов, а Ремус продолжал работать дворником у маглов. Платить за квартиру при таком раскладе было нечем. Жизнь с родителями, как известно, имеет свой неповторимый колорит, но после всего пережитого она уже не причиняла столько боли и страданий: и не такое видывали.
Зима близилась к концу. Под теплыми лучами весеннего солнца таял последний снег — вместе с надеждой на собственный домашний очаг. Люпины каждый день наведывались в «Пожелай-Себе-Дом», где секретарша отвечала, что все вопросы в компетенции директора, но последнего никогда не было на месте. Пару раз Люпинам встретился Люциус Малфой, выговаривавший секретарше по поводу безответственности их администрации. Как-то вечером в конце рабочего дня директора случайно все-таки удалось поймать. Дольщики, обязанные в течение года делать ежемесячные взносы, принесли деньги и к удивлению получили положительный ответ на свой избитый вопрос.
– Мистер Малфой, к вам посетители, – доложила ведьма.
– Казильда, меня нет, – недовольно протянул знакомый голос, но было поздно – супруги вошли в кабинет.
Вид директорского кабинета производил гнетущее впечатление: мрачный и холодный, он казался еще темней из-за каменного пола и отделанных серым камнем стен. Тяжелые шторы поглощали уличный свет, и только яркий огонь в камине немного оживлял и согревал пространство. Бледный молодой человек с тонкими чертами лица отвлеченно крутил в руках песочные часы.
Драко окинул взглядом клиентов, вяло усмехнулся, узнав знакомые лица, и безразличным тоном, словно отбывал какую-то повинность, задал дежурный вопрос:
– Что вам угодно?
– Нам угодно знать, когда ваша компания построит обещанное жилье, – пояснил несколько удивленный Ремус. – По договору вы обязаны были закончить строительство еще в прошлом году.
Пока Казильда пересчитывала и сортировала деньги, Драко, продолжая обреченно следить за часами, скривил губы и процедил:
– Никогда. Мы заберем ваши денежки и свалим! – невесело хохотнул молодой человек, издеваясь над бывшим профессором. Секретарша застыла и с ужасом посмотрела на шефа, который продолжал шутить. – Все так делают, а мы что, самые честные? Всего хорошего, рабочий день закончен.
– Зная вашего отца, вряд ли кто-нибудь заподозрит вас в честности, – парировал Люпин.
Малфой вспыхнул, но ответить не успел: в этот момент из камина вышел Люциус.
– Что ты здесь делаешь? – раздраженно спросил он. – Когда ты нужен на работе, тебя сюда не заманишь, а сегодня, в этот важный день, которого я так долго ждал, тебе вдруг приспичило сидеть сверхурочно.
– Пришлось. Клиенты задержали, – небрежно бросил сын.
Люциус, заметив посетителей, энергично объяснил, что рабочий день закончен, и попытался выпроводить их.
– Вы не выполнили свои обязательства, и мы по условию договора требуем возврата денег с надлежащей компенсацией, – настаивал Люпин.
– Не переживайте, все будет исполнено в лучшем виде в кратчайшие сроки. Надеюсь, вы понимаете, что денег вам никто не вернет? – многозначительно пообещал Малфой.
– В таком случае мы обратимся к закону.
– Вот это правильно! – весело одобрил Люциус. – Только учтите, что наша компания имеет прекрасные связи в министерстве, чего нельзя сказать о вас. Помнится, по новому указу нашего дальновидного министра, – он угрожающе понизил голос, – оборотни вообще вне законов человеческого общества. Поэтому советую непременно прибегнуть к помощи министерства. Желаю удачи! – и он проводил визитеров за дверь. – Немедленно идем, они уже пришли!
Драко медленно поднялся с кресла, переложил несколько раз свитки на столе, поправил перья, чернильницу.
– Хватит возиться, – не выдержал Люциус, – ты ведешь себя безответственно.
Отец подтолкнул сына к камину, тот нехотя вошел под свод и исчез в зеленом пламени.
– Мистер Малфой, – обратилась секретарша, – ваш сын говорит клиентам такие вещи! Намекает на то, что мы нарушаем договор и обманываем вкладчиков.
– Глупый мальчишка! Рубит сук, на котором сидит. Неужели он догадывается о наших делах?.. Казильда, – промурлыкал Люциус, – присматривай за ним.
– Да, мистер Малфой. И возьмите деньги, – она протянула увесистый мешочек.
* * *
Родовой замок Малфоев блистал великолепием. В празднично украшенном зале тихо играла музыка, и Нарцисса Малфой в одиночку развлекала гостей. По лестнице спустился сияющий Люциус, следом за ним с кислой миной плелся его сын.
– Ну наконец-то! Мы уже заждались, – краснолицый волшебник мощного телосложения схватил Драко за плечи и хорошенько тряхнул. – Миллисента, полюбуйся на своего жениха. Я же обещал, что добуду его для тебя! – он грубовато подтолкнул юношу к своей дочери.
– Мальчик слишком много работает, – заботливо заметил Люциус. – Нужно беречь себя. Я все время говорю ему об этом.
– Трудолюбие для молодого человека весьма похвально. Есть, кому продолжать твои дела, Люциус. Мне с этим сложнее.
– Надеюсь, в скором времени наши дела будут общими.
– Разумеется. Для чего нам богатство, если не для того, чтобы передать его детям.
– О да.
Люциус долго ждал этого вечера. Для своего единственного сына он нашел лучшую партию: Миллисента Булстроуд происходила из чистейшего рода волшебников, а ее отец был не только богат, но и пользовался особым расположением нового министра. Он чутко уловил направление «нового курса» и удачно попал в струю. Драко, напротив, пытался оттянуть помолвку, как только мог, и теперь, когда этот момент все-таки настиг его, испытывал непреодолимое желание провалиться сквозь землю. Он не видел Миллисенты больше года. Она и раньше не отличалась ни красотой, ни изяществом, ни деликатностью манер, но, встретив ее сегодня, жених вздрогнул. Всегда крупная и упитанная, юная леди, кажется, еще выросла и раздалась вширь, маленькие глазки совсем потерялись на пухлом лице, а ко второму подбородку добавился третий. Невеста проворно подхватила свой трофей и потащила подальше от гостей.
– Мог бы придти пораньше. Я уже ревную тебя к работе, – кокетливо сказала Миллисента, надвигаясь всей своей массой на жениха, каким-то образом оказавшегося без путей к отступлению. Будучи на несколько дюймов выше и раза в два шире, она явно имела преимущество.
– Терпеть не могу работу, но приходится думать о будущем, – Драко поморщил нос с отвращением, вызванным то ли воспоминанием о работе, то ли мыслями о будущем, то ли запахом пирожков, вплотную придвинувшимся к нему.
Мелодично зазвенели колокольчики, приглашая гостей в трапезный зал. Воспользовавшись секундным замешательством невесты, Малфой-младший выскользнул из ее объятий и поспешил к столу в гущу гостей. За ужином Драко почти не ел: его преследовал навязчивый запах пирожков, локализовавшийся совсем рядом. Он старался не смотреть в ту сторону, не смотреть на гостей, а внутри все тряслось и просилось вывернуться наружу. Кое-как высидев ужин и пережив светские беседы в каминном зале, во время которых он не спускал глаз с невесты, избегая давешней оплошности, Драко вышел провожать гостей. Родители застряли на террасе перед домом, рассыпаясь в любезностях, а он нетерпеливо поспешил к выходу, потеряв бдительность от близости скорого конца этого кошмара. Вдруг цепкие руки схватили его за шиворот и увлекли под сень деревьев. Не успев опомниться, он оказался прижатым к дереву пышными формами Миллисенты (хотя в данном случае понятие «формы» слишком далеко от действительности, и речь может идти только о «степени»).
– Как они милы! – восхитилась миссис Булстроуд, заметив эту сцену в саду.
Простившись, наконец, с гостями и почти родственниками, Люциус сиял от счастья:
– Все прошло отлично! Сын, о таком прекрасном будущем для тебя я даже не смел мечтать.
Драко тошнило, голова кружилась, хотелось орать и плакать, хотелось что-нибудь разбить, сбежать и никогда не возвращаться.
– Я полетаю, – сплюнув, он схватил метлу и понесся, куда глаза глядят.
– Что на уме у этого мальчишки? Такой ответственный момент, а ему только бы на метле гонять, – покачал головой отец.
* * *
Люпин прекрасно знал, что Малфой прав, и никакие жалобы властям не решат проблем молодой семьи, но только обернутся новыми несчастьями. Положение казалось безвыходным и оставалось ждать милости застройщиков. Но непредвиденные обстоятельства внезапно повернули течение жизни совсем в другое русло. В самом начале марта Люпины получили странное письмо:
«Уважаемые Ремус и Нимфадора Люпин!
ПОЛИП приглашает Вас на собрание вкладчиков в контору строительной компании «Пожелай-Себе-Дом» 4 марта в 18.00 для выяснения некоторых вопросов с застройщиком.
Президент ПОЛИПа».
– Что бы это могло быть? Что еще за ПОЛИП?
– Не знаю. Наверное, придумали новую игру, чтобы тянуть время и морочить голову досаждающим вкладчикам. Не все же они оборотни.
Несмотря на глубокий пессимизм, дольщики явились в контору раньше срока. Как ни странно, в приемной их встретила Гермиона:
– Профессор! Тонкс! Ой, извини, Люпин, – складка между бровей слегка разгладилась, и ее усталые глаза на мгновение оживились, – проходите в зал заседаний.
– Гермиона, объясни, что здесь происходит?
– Полный беспредел, – пробурчала недовольная Казильда, разбирая бумаги на своем столе.
– Подождите, скоро я все объясню, – многозначительно пообещала Гермиона.
В этот момент в приемную вошел Рон Уизли. Его крепко держала под руку миловидная девушка с русыми, слегка вьющимися волосами, собранными в строгий пучок на затылке. Несмотря на крепкое сложение, она напоминала птенца, то ли благодаря длинной тонкой шее и широко распахнутым глазам, то ли из-за наивного и немного детского выражения лица. Люпин узнал в ней свою ученицу. Кажется, ее звали Мэнди Броклхерст.
– Рональд Уизли? – глаза Гермионы гневно сверкнули, а брови вновь сдвинулись. – Если мне не изменяет память, я тебя не приглашала.
– Здравствуйте, – с приветливой улыбкой сказала Мэнди красивым поставленным голосом.
– Если память тебе действительно не изменяет, я к тебе в гости не хожу, – грубо огрызнулся Рон и, протянув конверт Казильде, вежливо объяснил, – я пришел вместо Поттера. К кому мне обратиться?
– К ней, – секретарша нервно махнула рукой в сторону Гермионы.
– Ты, наконец, бросила учиться? Что, Малфои много платят? – ехидничал Рон.
– Не жалуюсь. Где Гарри?
– Мы пришли на собрание вкладчиков, – объяснила всем Мэнди.
– А он что, тоже с тобой не общается? – наступил Рон на больную мозоль (по правде говоря, после того, как Гарри по совету Гермионы продал дом Сириуса и поселился в семействе Уизли, она вообще ни с кем не общалась). – Ты, как я вижу, выбилась в начальницы, быстро же у некоторых это получается!
– Я талантлива. Проходите в зал заседаний.
– Какая нескромная девушка, – укоризненно заметила пассия Рона, хлопая ресницами.
Рон, галантно расшаркавшись в дверях, что выглядело в его исполнении весьма комично, сопроводил смутившуюся Мэнди в зал.
– Где Гарри? – поинтересовался Люпин, невольно слышавший разговор старых друзей.
– Уехал за границу. Не знаю толком, чем он занимается – говорит, дела. Мы и этому рады, все-таки нашел себе занятие. После полугодового затворничества Гарри озадачился какими-то идеями-фикс. Бегал по библиотекам, сидел в архивах, встречался с разными людьми. А дома все что-то пишет, и прячет, когда заходишь в комнату. Теперь вот за границу подался.
– Гарри с нового года жил в Норе, – многозначительно пояснила Мэнди.
– Смотрите, Билл уже тут, – показал Рон на рыжую голову брата.
В зале заседаний собралось человек двадцать, и вновь прибывшие участники подсели к семейству Уизли.
– Вы тоже попались на эту удочку? – спросила Флер. – У меня на Г’одине такое безобг’азие пг’осто невозможно.
Флер была на последнем месяце беременности. Ее прекрасные глаза, обращенные куда-то вовнутрь, излучали удивительный свет и покой, а движения, слегка замедленные, но от этого подчеркнуто грациозные, придавали ей особенное очарование.
– Тех, кому не нравятся наши исконные традиции, – взметнулась Мэнди, – никто не приглашал на нашу Родину!
– Ваша Мэнди ведет себя по-хамски. Мне это изг’ядно надоело, – высокомерно обратилась Флер к мужу и особенно к Рону, совершенно игнорируя присутствие Мэнди. – Объясните ей, как себя вести в пг’иличном обществе, – и она плавно развернулась к Нимфадоре.
– Флер надеялась родить в новом доме, – пояснил Билл.
– Мне бы тоже хотелось, – призналась Нимфадора, – мы доставляем родителям слишком много хлопот.
– Вы тоже живете у г’одителей?! О!! – Флер закатила глаза, обнаружив подругу по несчастью, и обрушила на нее все, что собирала почти два года.
– Я, между прочим, – опять невпопад вставила невеста Рона дрожащим от слез голосом, – не только их, но и твоя Мэнди.
Флер не удостоила внимания свою потенциальную родственницу, а Билл завел разговор с Ремусом.
– Рон, милый, она почему-то считает себя лучше других, – обратилась Мэнди за поддержкой, – это неправильно.
Рон не нашелся, что ответить и, обняв невесту, шептал ей какую-то утешительную чепуху. Вообще Мэнди была весьма своеобразной девушкой. Несмотря на открытость, беззлобие и чистосердечность, с ней было очень сложно общаться. Она утверждала такие банальные вещи, на которые нечего было ответить, и беседа сводилась к бесконечному «да, ты, безусловно, права».
В зал вошла Гермиона с раздраженной Казильдой.
– Уважаемые вкладчики! – сурово и решительно обратилась Гермиона. – Мы все отдали свои сбережения в «Пожелай-Себе-Дом», продолжаем выплачивать ежемесячные взносы и соблюдаем все пункты заключенного договора, чего нельзя сказать о руководстве строительной компании. Я считаю, что далее терпеть пустые обещания не имеет смысла. Если мы не восстановим свои имущественные права и не принудим застройщиков выполнить обязательства, нашими деньгами будут бессовестно пользоваться, а мы останемся ни с чем. Поэтому предлагаю всем вступать в Правозащитную организацию ликвидации имущественного притеснения, сокращенно ПОЛИП. Вместе нам легче будет добиться успеха.
– Что ты предлагаешь? Как заставить их считаться с нами? Что мы можем сделать? — раздались со всех сторон взволнованные голоса.
– В первую очередь, я считаю, нужно открыто поговорить с руководством… — продолжала излагать свой план Гермиона.
– Как? Его никогда нет на месте! — послышалось со всех сторон.
– Казильда написала директору, объяснив, что в его интересах явиться на это собрание, – ее безрадостные глаза сверкнули недобрым огоньком, а секретарша недовольно передернулась, – и он обещал прийти. Во-вторых, я детально изучила магическое законодательство по интересующему нас вопросу и наш договор со строительной организацией. В случае необходимости обратимся в судебные инстанции Визенгамота, а также подключим общественность через публикации в печати. В-третьих, планируется объединение с вкладчиками, обманутыми другими строительными компаниями...
В этот момент двери резко распахнулись, и в зал ворвался Люциус Малфой. Через мгновение он оказался рядом с Гермионой и в свойственной ему манере с налета брать противника на испуг повышенным тоном потребовал отчета.
– Что здесь происходит? Как вы посмели вломиться в мой офис и устроить здесь какое-то сборище? Все вон!
– Где директор? – твердо спросила Гермиона.
– Чтоо? – он уничижающе посмотрел на нее. – Это еще что? – Люциус с высоты своего роста навис над Гермионой. – Вторжение маглов-малолеток?
– Я спрашиваю, – отчеканила она, – где директор строительной компании и кто допустил на собрание посторонних лиц?
Малфоя душила бессильная ярость от наглости этой грязнокровки, от того, что она не боится, и особенно от того, что труднее всего вынести – от правды. Он действительно был посторонним лицом в этом деле. После освобождения из Азкабана Люциус верно поймал министерский ветер и организовал строительство, однако понимал, что выступать от своего имени рискованно. Первое время пришлось изображать жестоко пострадавшего больного, чья вменяемость вызывала сомнения, а его темное прошлое пугало не только клиентов, но и более влиятельные круги. Поэтому формально контору возглавил его сын, а отец осуществлял реальное руководство.
– Я его заместитель и не потерплю оскорблений в свой адрес! Казильда, принеси Иммунную грамоту.
– Передайте директору, что мы в массовом порядке подаем жалобу в суд. Вы обязаны либо вернуть наши деньги в двойном размере, либо закончить строительство в течение месяца, выплатив компенсацию в размере 10% от стоимости жилья за каждый месяц просрочки.
Казильда подала Малфою фиолетовый свиток, тот взял документ и небрежно протянул Гермионе. Девушка прочла пергамент. Она молчала и, поджав губы, уставилась куда-то в пустоту. Тот, кто не знал Гермиону, подумал бы, что она подавлена и повержена, но ее друзья, узнав решительный и грозный взгляд, сразу поняли – у нее появилась ЦЕЛЬ.
– Полагаю, все вопросы исчерпаны? Можете расходиться, – и Люциус, грациозно отвесив шутливый поклон публике, направился к выходу.
Казильда, гордо подняв голову, засеменила вслед за шефом. Уходя, победитель заметил темную фигуру в дальнем углу зала, мрачно наблюдавшую за происходящим.
– Ты тоже здесь? Очень кстати. Давно хочу сказать, чтобы ты бросил свое бестолковое занятие и перестал забивать голову моего сына всякой чепухой. Он тебя в грош не ставит и терпит из вежливости.
Снейп кисло скривил губы и, не удостоив ответа, проводил Люциуса скептическим взглядом.
– Что в грамоте? – интересовались вкладчики.
– Министр освобождает «Пожелай-Себе-Дом» от всякой ответственности перед законом и от любого финансового контроля в обмен на «неоценимые услуги Отечеству» (интересно, какие?). Все вопросы, связанные с деятельностью компании, находятся в личном ведении министра. Подписано Люциусом Малфоем и Пигмалионом Назусом.
– И что дальше? – вызывающе спросил Рон.
Зал взволновался, отображая разнообразную гамму чувств, однако можно констатировать, что преобладали пораженческие настроения.
– Должен быть какой-то выход, и мы обязаны его найти, – Гермиона напряженно думала.
– Все бессмысленно, – обреченно вздохнула дама в вишневой мантии.
– Бороться с министром – все равно, что против ветра плевать, – кряхтел пожилой волшебник с тростью.
– Ничего дг’угого я и не ожидала. В этой стг’ане совсем не чтят закон.
– Да что тут думать? – нетерпеливо воскликнул Рон. – Надо собраться всем вместе и набить этому Малфою морду! Заодно и второму тоже.
– Ничего более умного, Уизли, я от вас не ожидал, – не выдержало темное пятно на галерке.
– Рон, как ты не понимаешь, это только сыграет на руку нашим противникам, — Гермиона посмотрела на Рона взглядом, выражающим жалость к его непроходимой тупости.
– Ты много понимаешь, – обиделся тот. – Собрала кучу народу, сама не знаешь, зачем. Наверное, чтобы дать возможность этому высокомерному болвану поиздеваться над нами, – никак не унимался Рон. – Интересно, тебе за это хорошо платят, или ты решила заменить им Добби?
– Да заткнись ты! Мешаешь думать.
– Как тебе не стыдно так грубо разговаривать, – вмешалась Мэнди. – Ты же девушка, а ругаешься, как уличная торговка.
Гермиона, сдержав порыв гнева, высказала свои соображения.
– Я думаю, что Малфой ведет грязную игру, и министерский Иммунитет еще раз это доказывает. Если мы покопаемся в документах нашей строительной компании, то непременно найдем, за что зацепиться.
– Я мог бы проследить за финансовыми операциями, – предложил помощь Билл.
– Отлично, — обрадовалась Гермиона.
– Мы же нарушим иммунное право, — возразил волшебник с тростью.
– Есть предложения получше, господа? — Гермиона обвела взглядом зал.
– Путь тупиковый. Если нам удастся раздобыть информацию, мы не сможем ею воспользоваться, – рассуждал Ремус. – Малфой непременно даст делу законный ход, задействует все свои связи, и нас будут судить как опасных бунтовщиков, покусившихся на власть министра.
– Если нас не заточат в Азкабан, то обложат такими штрафами, которые мы не выплатим за всю жизнь.
– Это несправедливо, – Мэнди смотрела на Гермиону своим неизменным ясным взглядом, не омраченным сомнениями в собственной праведности.
– Я покопаюсь в законах – может, удастся найти какой-нибудь повод нарушить иммунитет, — взгляд президента ПОЛИПа становился все более сосредоточенным.
– Вряд ли! Все равно мы будем крайние! — загалдели вкладчики со всех сторон.
– Ха, повод всегда можно найти, – раздался смешок с последнего ряда.
– У Вас есть предложение, профессор? – с надеждой спросила Гермиона.
– Если бы и было, вряд ли я стал бы с вами делиться, – ретировался Снейп.
– Сложность нашего положения состоит в том, – вмешался Люпин, – что, если аферы «Пожелай-Себе-Дом» откроются общественности, Назус бросит Малфоев на съедение публике, устроит показательный суд и что-то в этом роде…
– Вечно вы, профессор, всех жалеете! – выкрикнул Рон. – Лично я многое бы отдал, чтобы эти надменные твари получили, наконец, по заслугам.
– Дело не в жалости, Рон. Как ты думаешь, кому достанутся конфискованные у мошенников деньги, и кто будет достраивать наши дома? – спросил Ремус, поворачиваясь к Рону и Мэнди.
– Наш министр восстановит справедливость, – заверила Мэнди, сама того не подозревая, ответив на вопрос Люпина.
– Вы правы, профессор. Если мы завалим Малфоев, то уже никогда не увидим ни наших денег, ни жилья, – согласилась Гермиона.
Покружив еще немного в замкнутом кругу неразрешимых вопросов, собрание начало расходиться. В приемной Ремус столкнулся со Снейпом. Профессор пребывал уже не в столь плачевном состоянии, в каком мы покинули его более полугода назад: он получил работу в Хогвартсе и внешне выглядел вполне оправившемся от жестоких потрясений и утрат.
– Северус, не ожидал тебя здесь увидеть.
– Бред какой-то! Я догадывался, что это странное собрание никак не связанно со строительством дома, но эта комедия превзошла все мои ожидания. Я попал в студенческий клуб игроков в тайные общества, – кисло процедил Снейп.
– Мне показалось, Северус, тебе что-то известно о Малфоях, – осторожно спросил Ремус.
– Надо же было так выставиться на посмешище! Явиться на митинг любителей поумничать (как всегда весьма неумело)! – не унимался Снейп.
– Ты ведь что-то знаешь…
– Я не намерен это обсуждать, – отрезал Снейп.
– Дело твое, – пожал плечами Люпин. – Ты ни разу не говорил, что решил обзавестись жильем.
– Это была не моя идея, – уклончиво заметил Снейп.
– Очень хорошая идея. У человека должен быть дом.
– Дамблдор тоже так счита... – он осекся, но потом, пережив какую-то внутреннюю борьбу, не сдержавшись, добавил, – МакГонагалл нашла среди бумаг Директора завещание. Он оставил мне часть своих сбережений, – Северус не мог скрыть радость. – А тебе он ничего не оставил? – подозрительно поинтересовался он.
– Нет.
– Я так и думал… – глаза профессора блеснули самодовольным огоньком.
– Рад за тебя. Но, боюсь, все наши сбережения канули в бездонном кошельке Малфоя.
– Это мы еще посмотрим, – злобно буркнул Северус.
– И так все видно. Вряд ли Гермионе удастся найти изъяны в их обороне, – продолжал гнуть свою линию Ремус.
– Где уж ей, – усмехнулся зельевар, – хотя задачка решается очень просто, если учесть, что Люциус не занимает никакой официальной должности в компании.
* * *
Прошел март и наступил апрель, а в жизни Люпинов ничего не изменилось. Нимфадора больше времени проводила дома, погруженная в то особое состояние, доступное только женщинам, когда в одном теле живет две души. Кажется, что ешь, спишь и даже дышишь не только и не столько для себя, а для другого, еще незнакомого, но уже родного и любимого человека; что жизнь твоя больше не принадлежит тебе. Появляются новые черты характера, и до конца не ясно, в чем причина перемен: в особом составе гормонов, или это она — та юная, но цельная душа — дает о себе знать. Из недр сознания всплывают детские кризисы, которые были старательно забыты, но возвращались в виде ночного бреда, открываются необычные способности и закрываются обычные. Нимфадора абсолютно утратила не только дар метаморфа, но и способности к анализу, синтезу, логическую память. Зато избавилась от двух ночных кошмаров и приобрела фотографическую память: она могла дословно воспроизводить любой текст, когда-либо виденный ею, точно сказать, где лежат утерянные вещи, описать любую картинку в мельчайших деталях.
Ремус, кроме работы у маглов, активно включился в деятельность ПОЛИПа. Информация, сообщенная Снейпом, оказалась бесценна, и заговорщики интенсивно занялись шпионской деятельностью. В середине апреля они были готовы к решительным действиям.
Администрация компании больше не удостоила вкладчиков вниманием, и потому в восьмом часу вечера в холл старинного замка Малфоев зашла группа посетителей и потребовала директора «Пожелай-Себе-Дом».
– Немедленно уходите, – поджав губы — точь-в-точь теща Ремуса! — ответила хозяйка. – Вы явились без приглашения, и в этом доме никто не будет с вами разговаривать.
– Мы никуда не уйдем, пока не выясним всех интересующих нас вопросов, – грозно заявила пышноволосая девушка с безжизненными глазами, – располагайтесь, господа. А вам советую поскорее позвать сына, чтобы сберечь свое и наше время, – заявила она Нарциссе.
– Неслыханно! Я сейчас же сообщу мужу, – и миссис Малфой грациозно поплыла по лестнице.
– Что же вы прячете от нас своего сыночка? Или он дрожит от страха? – кричал вдогонку Рон.
– Не суди по себе, Уизли, – раздался голос за спиной Рона. – Что это за паломническая процессия? – Драко вошел в боковую дверь и, сбросив плащ, смотрел исподлобья на публику, похлопывая волшебной палочкой о ладонь.
– Мы пришли предложить тебе сделку: если ты построишь наши дома в течение месяца и выплатишь положенную компенсацию, мы не будем разглашать твоих финансовых махинаций, – Гермиона впивалась взглядом в его серые глаза.
– Я тебе тоже предложу сделку, Грейнджер, – насмешливо процедил Малфой, – если вы немедленно уберетесь, я, так и быть, сделаю вид, что вас здесь не было. В противном случае участь ваша незавидна.
– Прекрасно! Я тебя предупредила. Мы уже нашли издателя, согласившегося взорвать эту бомбу. Вот обрадуется министр, когда узнает о твоих аферах за его спиной, а особенно о том, что он сам имеет к ним прямое отношение, – Гермиона резко развернулась и направилась к выходу.
– Нечего меня запугивать! Плевал я твои статейки! — злобно прищурившись, прошипел Драко.
– Помолчи, Драко. В чем дело? – хозяин дома, явно уже знавший ответ на свой вопрос, словно пантера, в несколько шагов преодолел лестницу и требовал у гостей объяснений.
– Вас это абсолютно не касается, – с расстановкой ответила Гермиона, провоцируя Люциуса.
– Вот как?! Ворвались в мой дом, и думаете, это сойдет вам с рук? – наступал хозяин.
– Мы уже уходим, – «Отлично, он попался», – подумала Гермиона, сверля Малфоя вычисляющим взглядом.
– Отчего же? Теперь я вас приглашаю остаться и изложить свои вопросы и предложения, – Люциус любезно улыбался, его глаза блестели из-под опущенных век.
Доброжелательность Малфоя пугала больше, чем его гнев, и посетители, озадаченные столь разительной переменой в настроении хозяина, нерешительно топтались в дверях.
– Нарцисса, распорядись подать чай, а ты, Драко… – тут отец шепнул что-то сыну, и тот, довольно усмехнувшись, вышел.
– Итак, – торжествующе произнес хозяин, – я слушаю вас.
Активисты ПОЛИПа, приготовившиеся биться, растерянно молчали.
– К вам у нас вопросов нет. Мы пришли поговорить с директором, – «Или мы попались?»
– Не стоит дерзить, э-э… мисс Грейнджер? – небрежно уточнил Люциус. – Я пытаюсь помочь вам, – отечески пристыдил он президента ПОЛИПа.
В зал вошел Драко и кивнул отцу.
– У нас есть достаточно компромата, чтобы испортить вам жизнь…
– О, это не ново, — заметил Люциус, блаженно улыбаясь. — Кто только не пытался это сделать…
– Но мы не сделаем этого, если «Пожелай-Себе-Дом» выполнит все свои обязательства в течение месяца.
– Мы, несомненно, выполним все наши обязательства, – умильно заверил Малфой, – но, боюсь, через месяц для вас это будет уже не актуально. Прошу к столу, – учтиво предложил хозяин.
«Он зачем-то тянет время. Это ловушка. Медлить нельзя!» – быстро соображала Гермиона.
– Если Вы рассчитываете на Иммунную грамоту, то она недействительна! – мисс Грейнджер пошла в наступление.
– ЧТО? — Люциус словно очнулся и с ужасом оглядывал непрошеных гостей, лихорадочно прикидывая, что им известно.
– Договор с Назусом подписал некий Люциус Малфой, который не числится в компании даже дворником, – она выкатывала тяжелую артиллерию. – Мы изучили вашу финансовую деятельность, – выпалила Гермиона, выхватив стопку новеньких фолиантов из рук Билла, – и думаем, что министр прочтет это с большим увлечением.
Люциус побледнел.
– Объясни мне, почему мы должны терпеть этот сброд? – вмешался Драко.
– Сейчас же пошли сову, все отменяется! – прошипел отец сдавленным голосом. – Все вон из моего дома!
– Ты их отпустишь просто так, после всего, что они устроили? – возмутился сын.
– Немедленно пошли сову! – взревел отец. – Ав… А вы – убирайтесь! – он яростно сжимал волшебную палочку, с трудом удерживаясь от искушения пустить ее в ход.
– Держи, – Гермиона вручила Малфою-младшему свой груз.
Глаза Люциуса алчно блеснули, но радость его была недолгой.
– Это копии. Изучай на досуге, господин директор. Мы даем тебе три дня.
Посетители вышли. Люциус провел рукой по лбу и упал в кресло. Его сын, погруженный в свои мысли, прошелся по комнате, резко развернулся, видимо, на что-то решившись и, глядя отцу в глаза, медленно произнес:
– А теперь объясни, чем ты занимаешься за моей спиной.
– Перестань, Драко, – небрежно бросил он, – с каких это пор ты стал слушать вонючих грязнокровок?
– Отвечай, отец, я хочу знать. Ты испугался, я видел. Ты втянул меня в это дело, а сам, как всегда, ведешь какие-то игры.
– Как ты со мной разговариваешь? Ты слушаешь весь этот сброд, а мои слова для тебя – пустой звук?! Я забочусь о твоем благе, я делаю все, чтобы ни ты, ни твои дети никогда не уподобились тем, кто вломился сегодня в наш дом! – Люциус начинал терять терпение. – Я ТВОЙ ОТЕЦ!
– Мой отец, но не я! – ключевая фраза сработала, и Драко словно прорвало. – Это моя жизнь, я хочу жить своей жизнью! Ты всю жизнь указывал, как мне жить и что делать, ты выбирал мне друзей… ты отбирал книги, которые я читал ночью под одеялом, потому что они не попали в утвержденный тобою список! Теперь ты выбрал мне работу и подсунул эту каракатицу Булстроуд, чтобы получить деньги ее отца для своих махинаций!!! – Драко дрожал всем телом и задыхался, ему хотелось кричать, но спазм сковал горло, и вместо крика в отца летел поток сдавленного хрипа. Люциус вскочил и, сжимая кулаки, решительно двинулся на сына. Его обезумевшие глаза заволокла белая пелена, узкие губы исчезли, обнажив крепко стиснутые зубы. Он подошел вплотную к Драко и, почти касаясь его лица, процедил, скрипя зубами:
– Я сказал, и ты будешь делать то, что я сказал, потому что Я – ТВОЙ ОТЕЦ! – последнюю фразу Малфой выкрикнул с бешеным неистовством и изо всех сил так ударил кулаком по стоявшему рядом столику, что тот подкосился и упал. Драко не шевелился. В его груди все сжалось (так бывало всегда), в висках стучало, нижняя челюсть тряслась. Не отводя взгляда, он смотрел исподлобья на взбесившегося отца и дрожащим голосом (он ненавидел себя за эту дрожь) медленно и четко произнес:
– Я больше не буду делать того, что хочешь ты. Это моя жизнь.
Люциус заметался по комнате, не в силах взять себя в руки, но явно отступив перед таким решительным отпором.
– Кто настроил тебя против отца? Отвечай! – быстро выкрикивал он. – Ты попал под чье-то влияние. Кто отобрал моего сына? Эти оборванцы, которые явились качать права? Или, может, жалкий учителишка, сумасшедший неудачник, предатель? Кто внушает тебе эти мысли? – выпытывал Люциус, резко понизив голос от крика до тихого угрожающего шипения.
– У меня своя голова на плечах. Ты считаешь меня полным идиотом, не способным иметь даже собственные мысли! По-твоему, я могу только тупо впитывать твои бесценные наставления либо чьи-то внушения со стороны?
– Это же очевидно! – неожиданно расхохотался Люциус. – Кто-то влияет на тебя и внушает всякий вздор.
– Мне никто ничего не внушает! – крикнул Драко. – У меня своя голова, и мне надоело плясать под чужую дудку!
– Что-то непохоже. Если бы никто не влиял на тебя, ты бы продолжал делать так, как скажет тебе папа, – торжествующе скрипел Люциус.
Лицо Драко вспыхнуло. Отец, заметив, что больно задел сына, продолжал издевательски язвить:
– А может, это Грейнджер? Эта грязнокровка всегда становилась на твоем пути и всегда опережала тебя во всем.
Драко ненавидел Грейнджер. И особенно тогда, когда отец, выставляя его полным ничтожеством, приводил ее в пример, приговаривая, что даже эта грязнокровка смогла чего-то добиться, в отличие от него, Драко. Внутри все клокотало: «Подавись ты своей Грейнджер!» Но отец не унимался.
– Что это ты так яростно сжимаешь кулачки? Где уж мне, старому отцу увядающего рода, тягаться с прелестями магловской выскочки? – наслаждался Люциус бессильной яростью сына. – Ведь она хорошенькая, правда, сын? – лукаво улыбаясь, он продолжал испытывать терпение Драко.
– Да уж получше твоей Булстроуд! – неожиданно выпалил Малфой-младший.
– Так убирайся вслед за ней! – яростно завопил отец. – На помойку, где обитает всякое отребье! Там тебе самое место! Может, грязнокровка научит, наконец, тебя уму-разуму, сам-то вообще ничего не соображаешь!
Тут в комнату вбежала Нарцисса. Страх и отчаяние застыли на ее лице. Она схватила мужа за руки и с беспомощной мольбой посмотрела ему в глаза:
– Люциус, прошу тебя, успокойся.
– Уйди, Нарцисса! – он грубо оттолкнул жену. – Пусть убирается вон из моего дома!
– Люциус, что ты такое говоришь, я умоляю тебя, одумайся! – рыдала она. – Драко, помирись с отцом.
– А, это ты настраиваешь его против меня! Ты всегда встреваешь и выгораживаешь его. Это ты испортила мне сына. Ты такая же, как твоя мать!
Драко, разрываемый гневом, обидами, детскими страхами и каким-то новым чувством свободы, вырвавшимся наружу, дерзко выкрикнул:
– Не смей кричать на маму!
– Ты еще здесь? Ступай к своим дружкам, а то они тебя заждались.
– Так я и сделаю. Ноги моей больше не будет в этом доме. Кстати, обещаю тебе, что разберусь во всех тонкостях строительства.
– Где тебе? – презрительно хмыкнул Люциус. – Ты за свою жизнь научился только бездельничать и перечить отцу. И учти, ты больше не получишь от меня ни кната.
– Отлично. Кстати, ты тоже учти, что как руководитель строительной компании я аннулирую все доверенности, выданные на твое имя. И особенно ревностно я …
– Ты не посмеешь, гнусный предатель!
– Посмотрим, – дверь распахнулась, и на улицу, раздувая ноздри и неистово шурша полами мантии, вылетел Драко Малфой, совершенно не заметив и чуть не сбив с ног досужую мисс Грейнджер. Настроенная довести начатое дело до победного конца, она дежурила с этой целью на крыльце малфоевского дома, вооружившись парой удлинителей ушей.
– Вот именно! – на пороге появился отец. – Ступе…
– Экспеллиармус! – раздалось из-за колонны, и палочка Люциуса отлетела в сторону, не дав ему выстрелить в спину Драко.
Обезоруженный заклинанием и полной неожиданностью, потрясенный, что его издевки над сыном оказались правдой, разгневанный сверх всякой меры Малфой вцепился в пышную шевелюру Гермионы.
– Ступефай! – крикнул, развернувшись, Малфой-младший.
– Бежим! – Драко схватил Гермиону за руку, они выбежали на улицу, и раздался тихий хлопок.
Они стояли у ворот Академии, растерянные и смущенные. Всего лишь час назад никто из них не мог предположить такого поворота. Все это не укладывалось в привычные схемы.
– Спасибо, что помог.
– Я разберусь с отцовскими делами.
– Я думаю, ты прекрасно со всем справишься. Прости. Я слышала…
«Она слышала. Этого еще не хватало!» – хотелось куда-нибудь провалиться.
– Оставь свою жалость для других, – огрызнулся он.
– Раньше я бы пожалела тебя, я теперь вижу, что ты не такой, как твой отец. – Гермиона попала в точку. Привыкший жить в глухой обороне и прятаться за маской превосходства и самодостаточности, вряд ли он решился бы показать себя таким беззащитным и слабым. Да и с кем говорить? Друзей у него не было. Но эта Грейнджер! Та самая Грейнджер, которую он терпеть не мог все эти годы, и это чувство было взаимно – она все слышала, а ему нужно было кому-то рассказать. Теперь уже все равно.
Время перевалило за полночь. Она слушала долгую повесть о жизни благородного семейства, скрытой от посторонних глаз. Она умела слушать. Кто же выслушает ее? Всегда разумная и сдержанная, решительная и деятельная, отзывчивая и понимающая (даже слишком много понимающая), она ведь тоже живая. Кто знает, что ее мучает, ранит, пугает? Известно, что она все сможет, у нее получится, она добьется. Все окружающие готовы возложить на нее свои надежды и проблемы, уверенные, что она не подведет… Она сильная. Как она устала быть сильной! Малфой давно замолчал, и, погруженные в свои мысли, они сидели на лавочке перед роскошной клумбой академического парка.
– Ладно, я пойду, – опомнился Драко.
– Куда ты теперь?
– Не знаю.
Гермиона так прониклась жалостью к себе, что, вернувшись в свою комнату, обняла подушку и горячо разрыдалась – впервые за многие месяцы. Она не осознала до конца, что произошло сегодня – слишком все это было нелепо и необычно, но именно с этого вечера то мертвенное оцепенение, в которое она погрузилась после окончания войны, исподволь стало вытесняться чем-то новым. Гермиона понемногу возвращалась к жизни.


Эпилог.

Драко Малфой исполнил свое обещание, и к середине мая дома были готовы. В качестве компенсации за просрочку к недвижимости были присоединены дополнительные бонусы: во всех домах строительная компания установила камины, подключенные к международной сети летучего пороха. Участки вокруг домов были облагорожены и обнесены заборами, а специалисты «Пожелай-Себе-Дом» по строительным чарам в случае их найма для ремонтно-отделочных внутренних работ должны были предоставить дольщикам пятидесятипроцентную скидку на оплату своих услуг.
Наконец вкладчики были приглашены в офис строительной компании для раздачи ключей.
Войдя в знакомое здание, успевшее за все эти месяцы стать почти родным, Ремус Люпин и его жена направились в кабинет директора. Нимфадора должна была вот-вот родить, и почти не выходила из дома. Муж и родители уговаривали ее остаться, но она настояла на своем – слишком долго ждала она этого момента, слишком долго надеялась, что, переступив порог этого здания, выйдет оттуда с ключами от их дома.
– Мне кажется, мы снова уйдем отсюда ни с чем, – вдруг сказала миссис Люпин, остановившись и тяжело опираясь на руку мужа. – Мы столько раз получали здесь отказ… И я уже не верю, что может быть по-другому. Я, пожалуй, пойду домой, – она нервно передернулась.
– Ну что ты, – успокоительно промолвил Ремус, – ты знаешь, что на этот раз все будет иначе. Ты же затем и пошла, чтобы выйти, наконец, с ключами из нашего любимого «Пожелай-Себе-Дома», правда? – весело прибавил он. – Неужели ты хочешь пропустить этот исторический момент? – Люпин с улыбкой смотрел на жену. – Идем.
В кабинете они застали странную картину. За директорским столом сидели Малфой и Гермиона, уткнувшись носами в какие-то длинные свитки. Мисс Грейнджер сосредоточенно водила пальцем по лежащему перед ней пергаменту и, отмечая нужные места волшебной палочкой, что-то диктовала директору «Пожелай-Себе-Дом». Драко склонился над еще одним документом (судя по виду, это был список вкладчиков) и вычеркивал в нем фамилии.
– …так, подожди, теперь Уильямсы, вычеркивай, – говорила Гермиона, – да, и еще поставь подпись.
«Уж не те ли, которые выдавали свой свинарник за дом?» – чуть не рассмеявшись, подумала Нимфадора.
– Но я их уже вычеркнул, – Драко озабоченно показал на свой список. – Помнишь, это те, которые пришли к десяти. Дом № 4.
– А вот и нет – те были Уильямсоны, а Уильямсы пришли вслед за этим несносным Бруксом, – Гермиона закатила глаза, представляя своего преподавателя.
Парочку вдруг разобрал смех, то ли от наличия стольких вариаций Уильямсов, то ли от воспоминания о профессоре Бруксе. Они подняли глаза от бумаг и увидели вошедших. Те были настолько ошарашены открывшимся им зрелищем, что не успели даже поздороваться.
– Здравствуйте, – поприветствовал их Малфой. Он встал и направился к огромному шкафу из темного дерева, стоявшему напротив стола. – Итак, Люпины, дом № 8. Вот ваши ключи, – Драко любезно протянул им ключи.
– Здравствуйте, профессор! – радостно сверкая глазами из-за стопки бумаг, сказала Гермиона. – Привет, Тонкс! – возмущения не последовало, так как обезумевшая от счастья Нимфадора пожирала глазами свои ключи и с трудом соображала, что происходит.
– Как дела, Гермиона? – спросил Люпин, удивленно глядя на девушку, которая какой-нибудь месяц назад была похожа на привидение, и не узнавая ее.
– Прекрасно! Вот помогаю с бумагами… – слегка смутившись, ответила она, лучась счастливой улыбкой, и сделала очередную пометку в списке.
– Ну что ж, удачи вам, мы пойдем, – и Люпины направились к двери.
На пороге они столкнулись с Биллом.
– Привет, Билл. Как там Флер? – спросила Нимфадора.
– Уже почти оправилась от родов. Но еще не выходит, – сообщил радостный отец.
– Как же вы назвали ребенка? – поинтересовался Ремус.
– На этот раз Флер счастлива, потому что никто не смог ей помешать назвать его Шарлем, как она мечтала.
– А как Молли, смирилась уже?
– О, маме сейчас не до этого. Я думаю, она уже жалеет, что мы скоро съезжаем. У нее сейчас другие проблемы, точнее, проблема, – усмехнулся Билл, – и мне ее действительно жалко.
– Мэнди… – многозначительно протянула Гермиона, и все понимающе закивали.
Билл пошел получать ключи, а дверь снова отворилась, и на пороге появился Снейп. Насмешливо оглядев всю честную компанию, он сухо поздоровался и подошел к Драко.
– Быстрее, господин директор, – с кривой усмешкой профессор перевел взгляд с Грейнджер, деловито отмечавшей очередную фамилию в списке, на Драко, – я тороплюсь.
– Поздравляю, Северус, – сказал Люпин, подходя к Снейпу. – Ну вот, теперь у тебя есть дом. Именно этого и хотел Дамблдор, оставляя тебе свои сбережения.
– У меня много планов насчет этого дома, – отозвался зельевар с довольным блеском в глазах, – и, если ты считаешь, что он нужен мне только для того, чтобы там жить, ты сильно ошибаешься.
– Что же ты собираешься там делать? – недоуменно спросил Люпин, чего и добивался новоиспеченный хозяин жилья.
– Узнаешь через месяц, – все тем же интригующим тоном пообещал Северус.
– Дом № 10, – сообщил Драко, передавая Снейпу ключи.
– А мы в восьмом, – улыбнулся Люпин, – будем соседями.
– Хм, а кто же в девятом?.. Странно… – с подозрением произнес Северус себе под нос и быстрым шагом вышел из комнаты.
Следующими явились Рон и Мэнди, так как Поттер все еще не приехал.
– Извините, что мы опоздали, – начала Мэнди, – но у нас через неделю свадьба, и мы ходили выбирать мне платье, – сообщила она всем.
Рон с видом триумфатора обернулся к Гермионе, но та, счастливо улыбаясь, смотрела на Мэнди.
– О, мои поздравления! Наконец-то вы решились, а то все что-то тянули со свадьбой, – она перевела насмешливый взгляд на Рона.
– Ваши ключи, – Малфой презрительно протянул ему ключи и вернулся к столу.
– Вычеркивай: Поттер, – Гермиона отметила еще одну фамилию в списке.
– Все, это последний, – отозвался Драко, ставя подпись в своем пергаменте. – Вообще-то, мы уже уходим, – прибавил он, глядя на Рона, который, застыв, как столб, непонимающе уставился на эту бумажную идиллию. – Офис закрывается, так что потрудитесь освободить помещение.
Рон тоскливо смотрел на Гермиону и директора «Пожелай-Себе-Дом» и все никак не мог стронуться с места.
– Рон, милый, ну что ты стоишь? Нам нужно еще зайти к мадам Малкин на примерку, – недовольно прострекотала Мэнди и, схватив жениха под руку, с завидной силой поволокла его к выходу.
***
Жаркое июньское солнце освещало зеленые лужайки новой улицы Хогсмида. Земля под неистово-синим, не по-летнему ярким небом купалась в солнечном свете, сверкая сочной зеленью деревьев и пестрым великолепием цветов. Природа, переливаясь всеми красками, была полна радостным ожиданием лета. На новой улице деревьев еще не было, и палящее солнце, отражаясь от блестящих крыш новостроек, озаряло недавно посаженные клумбы, от яркого разноцветья которых рябило в глазах.
Профессор зельеварения проснулся сегодня раньше обычного, и с утра пребывал в необъяснимом и совершенно необычайно хорошем расположении духа, которое не смог испортить даже экзамен у третьего курса. Да, ему был известен смысл того, что в очередной раз произошло сегодня, что происходит из года в год. Для этих тупиц, в пустые головы которых он целый год пытался вложить что-то ценное, экзамен был маленькой смертью. Но профессор знал, что для него экзамен – это большая смерть, очередная ступень постижения того, что, несмотря на его труды и старания, он опять ничему не научил основную массу этих болванов, которые, продемонстрировав свое незнание основных азов, снова убили его сегодня. В который раз. Профессор вздохнул. Что ж, в этом году таких смертей предстояло еще две – остались второй и шестой курсы…
Однако сегодня был необычный день. Сегодня должно было исполниться то, чего он ждал все эти месяцы. Открытие его музея. Музея Директора. И это был один из тех немногих дней (профессор мог пересчитать их по пальцам), которые не были отравлены сомнениями и ожиданием грядущих ужасов или ужасами настоящими… Он задумал это сразу, как только узнал об оставленном ему наследстве, но ждать пришлось долго: получив ключи от дома, он сначала нанял специалистов по строительным чарам, а, когда мастера закончили свою работу, принялся за оформление музея. Сюда попали те немногие портреты, которые остались после смерти Дамблдора, многие его вещи из Хогвартса, пожертвованные новым директором для музея, научные труды, любимые книги и многое другое.
Неделю назад Снейп дал объявление об открытии музея в «Ежедневный пророк» и пригласил всех желающих, указав дату, время и адрес. Пока никого не было. «Вот и славно, – думал Северус, – я знал, что никто из них не придет, и так даже лучше», – успокаивал себя профессор, усаживаясь за праздничный стол, заказывая который, он потратил кучу денег.
– Им нет до вас никакого дела, Директор, – злорадно сообщил Северус всем портретам, развешанным на стенах, – я же говорил, что…
– Северус, поднимайся! Кажется, к тебе гости, – прервал его портрет, висящий напротив окна.
Профессор подскочил и, не то злясь, не то радуясь, что кто-то наконец пришел, побежал открывать дверь.
На пороге стояли Люпины. Он не сомневался, что они все-таки придут и, как ни странно, в глубине души был рад их появлению. Да, натерпелся он от этой семейки! Да и натерпится еще – тем более что теперь они были соседями. «Ну почему мне всегда достается нянчить этого вервольфа?» – по привычке подумал он, но поймал себя на том, что улыбается. На душе сегодня почему-то было так радостно, как не бывало ни разу с тех пор, как… Он не позволил себе додумать эту мысль, и поскорее вернулся к парочке, стоящей перед ним. Вообще-то, теперь их было трое. Бывший недруг профессора держал на руках симпатичного младенца в розовом кружевном одеяле и розовом чепчике.
– А это Перпетуя, – гордо представил Люпин свое чадо.
Перпетуя взирала на мир серьезными ярко-фиолетовыми глазами и была похожа… Снейп чуть не расхохотался – по выражению лица из всех знакомых она больше всего была похожа на Нарциссу Малфой! Что он и не преминул отметить вслух. Нимфадора поморщилась, а Ремус рассудительно заметил:
– Ну, Нарцисса же ее двоюродная бабушка…
Профессор помнил, как однажды, через неделю после того, как они вселились в новые дома, он отправился сюда на выходные, чтобы завершить оформление своего музея, и был разбужен среди ночи какими-то громкими выстрелами. Наученный военным прошлым, он схватил лежащую на тумбочке палочку и, выскочив в одной пижаме на балкон, увидел своего соседа, с воплями «У меня родилась дочь! У меня родилась дочь!» носящегося по Хогсмиду и пускающего из палочки фейерверки. Он всегда подозревал, что этот идиот способен на что-нибудь подобное (хотя больше это подходило для репертуара его покойных дружков), но все же посоветовал ему тогда принять успокоительное зелье, желательно, еще и усыпляющее, чтобы он не перебудил своими воплями весь Хогсмид. Зря он подал голос! Сумасшедший завалился к нему в дом и, крича, что у него родилась дочь, чуть не задушил в объятиях. Унялся новоиспеченный папаша только, когда он пригрозил напоить его зельем Живой Смерти.
Улыбаясь своим мыслям и изо всех сил стараясь сделать свою улыбку как можно более кривой, профессор сказал:
– Проходите.
– Это удивительно! – восхитился Ремус. – Как тебе удалось собрать все это?
– Я, знаешь ли, целый год времени зря не терял, – с довольным видом ответил Северус.
Пока гости разглядывали экспонаты, в дверь снова постучали. Профессор открыл, и в доме сразу стало мало места, потому что семейство Уизли явилось в полном составе.
– Северус, что же ты раньше не сказал, что собираешься открыть музей Дамблдора? – спросил Артур, изумленно оглядываясь по сторонам. – Здесь же собрано все! Мы бы помогли тебе в поисках.
– Хотел сделать сюрприз, – насмешливо ответил хозяин музея, – и потом, здесь далеко не всё: я не имел возможности собрать информацию о директоре за границей. Все, что здесь представлено – это то, что мне удалось найти в Англии. Располагайтесь.
Билл и Флер месяц назад отселились от родителей, наконец переехав в новый дом. Они пришли с детьми. Гугон, из-за имени которого было столько борьбы, был, как две капли воды, похож на мать: тряся своими прекрасными золотистыми локонами и надменно озирая всех огромными голубыми глазами, он важно вышагивал, всем видом выражая значимость своей персоны. Зато у Шарля, который унаследовал имя одного из своих французских предков, из-под чепчика виднелись ярко-рыжие волосы: очевидно, он пошел в папу.
Молли держалась поближе к старшему сыну и Флер и даже взяла невестку под руку. Очень скоро причина такого поведения стала ясна, так как вошли Рон и Мэнди, и тут же повсюду начали разноситься громкие трели новоиспеченной миссис Уизли, комментировавшей все, что попадалось на глаза. «Уизли нашел свое счастье. Броклхерст – как раз то, что ему нужно. Полная тупица!» – подумал Снейп, вспоминая, как однажды на уроке она чуть не довела его до сердечного приступа.
Потом явилась делегация из Хогвартса и несколько человек из бывшего Ордена Феникса. Профессор МакГонагалл, лично приложившая немало усилий для создания музея, коротко поздравила коллегу с успешным завершением трудов и, рассматривая знакомые и незнакомые вещи, погрузилась в воспоминания. Потом, увидев Ремуса с семейством, она радостно устремилась к ним.
– Ремус, у меня есть к вам предложение. Не знаю, как вы на это посмотрите, но я была бы очень рада.
– Я вас слушаю, Минерва, – любезно ответил Люпин.
– Видите ли, у нас так и нет преподавателя по защите… Несмотря на то, что со смертью Волдеморта проклятия на должности вроде бы как больше нет, мы так и не смогли найти достойного кандидата. Весь этот год защиту вели мы с Северусом, в нагрузку к нашим собственным предметам, поделив между собой курсы. Это очень тяжело, да и никуда не годится. В общем, я предлагаю вам эту должность, – МакГонагал с надеждой посмотрела на Ремуса.
– Я был бы очень рад, конечно, тем более что в данный момент я работаю дворником у маглов, – Ремус грустно улыбнулся, – но вы же знаете, что здесь есть…хмм…небольшие проблемы. Во-первых, ученики. Соотношение занятий и полнолуний. Во-вторых, закон «Об оборотнях».
– Отвечаю на все по порядку, – радостно отозвалась Минерва, видимо, продолжая заранее заготовленную речь. – Насчет полнолуний не беспокойтесь. Я буду давать вам выходные. Тем более, Северус, насколько, я знаю, весь этот год готовил вам аконитовое зелье, – прошептала МакГонагалл, оглядываясь на Снейпа.
– Совершенно верно, – улыбнувшись, подтвердил Люпин.
– Ну вот. Что вам мешает спокойно проводить полнолуния там, где вы это делали весь год. В конце концов, Ремус, если вы сумели оградить от опасности в этом отношении вашу семью, то уж оградить учеников будет гораздо проще.
– Ну хорошо. А как насчет министерства? Я не хочу, чтобы из-за меня у вас были проблемы, Минерва.
– О, насчет этого можете не беспокоиться! – гневно воскликнула МакГонагалл, сверкая очками. – Поверьте мне, министерство будет только радо.
– Но как же закон «Об оборотнях»?
– На этот раз они сделают исключение, уж поверьте, – свирепо процедила Минерва, которая при всяком упоминании о деятельности министерства начинала злиться. – Видите ли, никто не хочет идти на эту должность – все по-прежнему боятся проклятия. Думаете, Назус не пытался навязать нам своих перспективных кадров? Еще как пытался, но все они отказались, чему мы безмерно рады. Так что они с руками оторвут любого, кто согласится.
– Ну что ж, если это действительно так, я согласен, – радостно ответил Ремус. О таком он не мог даже мечтать.
В дверь снова постучали. Открыв, Снейп увидел Малфоя и Грейнджер, как всегда в последнее время, нагруженных кипой каких-то пергаментов.
– Здравствуйте, профессор, – хором сказали они, обратив на себя всеобщее изумленное внимание.
– Извините, что так поздно, – оправдывался Малфой, – задержались в офисе.
«Так-так, они уже и на работу вместе ходят, – подумал Снейп и усмехнулся. – Быстро же Грейнджер прибрала его к рукам. Бедный Люциус! – представив физиономию старого друга и бывшего соратника, Снейп рассмеялся, злорадно потирая руки. – А впрочем, так ему и надо».
– Профессор, насчет того дела, – понизив голос, добавила Гермиона, – представляете, у нас все получилось! Мы собрали…
– Мои поздравления, мисс Грейнджер! Не лучше ли будет, если вы поведаете о своих подвигах всем, – перебил профессор, выходя на середину комнаты. – Прошу внимания! – обратился он к гостям. – Мисс Грейнджер хочет сообщить нам приятную новость.
– Дамы и господа, – начала Гермиона, волнуясь и прижимая к груди толстую папку с бумагами, – два месяца назад у профессора Снейпа возникла замечательная идея, которая, однако, тогда казалась неосуществимой. Он сообщил о ней мне и Драко, – на этом месте Рон нервно передернулся, – и мы решили заняться ее воплощением. Итак, мы собрали сто тысяч подписей в поддержку того, чтобы новая улица Хогсмида была названа в честь Альбуса Дамблдора и носила его имя!
Все зааплодировали и заговорили одновременно, а Снейп выразил благодарность мисс Грейнджер и директору «Пожелай-Себе-Дом» за неутомимые труды.
– Чем же вы припугнули министра? – изумилась МакГонагалл. – Помнится, улицу хотели назвать его именем.
– Ну, вообще-то этого хотел мой отец, – смутившись, ответил Малфой. – Но мы, конечно, никогда и ничего не добились бы, если бы не политика министерства. Мы обратились к их же оружию – ведь все это время, особенно после рождественской конференции, имя Дамблдора было у них очередным знаменем правительственного курса, в том числе и строительного.
– Поэтому, когда мы привлекли к делу внимание общественности и прессы, собрали подписи, Назусу ничего не оставалось, как согласиться, – закончила рассказ Гермиона.
– О да, теперь он, несомненно, жалеет, что сделал ставку на имя Дамблдора в своей рекламной кампании, – ехидно вставил Снейп.
Компания зашумела, на все лады костеря Пигги, но тут послышался ясный голос Мэнди.
– И почему вы такой злой, профессор? – поинтересовалась она, укоризненно глядя на Снейпа своими наивными глазами. – Ну ничего, – прибавила она, дружески хлопнув бывшего преподавателя по плечу, от чего тот с ужасом отскочил на другой конец зала, – ничего, это вы еще молодой. Вот постареете – будете добрее. Все с возрастом добреют, – глубокомысленно прибавила Мэнди, – раньше вы были еще злее, я помню.
– Некоторые люди позволяют себе рассуждать о вещах, в которых ровным счетом ничего не понимают, да еще и в непозволительном тоне, – прошипел Снейп, наградив Мэнди уничтожающим взглядом.
– Правда?! – Мэнди еще чаще захлопала ресницами. – Неужели есть такие люди? – с удивлением спросила она. – Никогда не встречала…
Снейп не нашелся, что ответить, а Рон поспешил увести жену подальше. «О Мерлин! Похоже, я недооценил сокровище, которое досталось Уизли, – еще не придя в себя, с ужасом подумал Северус. – Такое я не пожелал бы даже ему».
– Ну что ж, я думаю, больше никто не придет, – сказал наконец хозяин музея. – Приглашаю всех к столу, – сконфузившись, прибавил он и направился в другую комнату.
Но тут в дверь снова постучали. Недоумевая, кто бы это мог быть, профессор открыл дверь. На пороге стоял высокий молодой человек в дорожном плаще. Неуверенно переминаясь с ноги на ногу и сутулясь под тяжестью огромного чемодана, он смотрел на бывшего преподавателя и врага каким-то странным взглядом, в котором читалась внутренняя борьба.
– Поттер? – обретая дар речи, воскликнул Снейп.
«Только не это! – лихорадочно проносилось у него в голове. – Значит, я был прав. Самые худшие мои подозрения оправдались. Это он живет в доме № 9!» Когда неделю назад профессор увидел из окна Поттера, входящего в соседний дом, он еще надеялся, что, может быть, тот пришел в гости к Уизли, ведь на собрания являлся всегда Рон. Но уже тогда его начали мучить сомнения. Теперь ему все стало понятно. «О нет, только этого мне не хватало!» – с ужасом подумал Северус.
– Здравствуйте, п-профессор, – выговорил Поттер глухим голосом и зашел в комнату, решительно поставив на пол громадный чемодан.
– Добрый день, Поттер, – ответил Снейп, а в голове мелькали панические мысли: «Зачем он приволок чемодан?? Он что, собрался здесь жить?!» – в полном затмении предположил профессор, во все глаза глядя на бывшего ученика.
– Профессор, – Поттер решил перейти прямо к делу, – я принес материалы для вашего музея. Здесь все, что я собирал весь этот год… – прибавил он и, поколебавшись несколько секунд, протянул Снейпу свой тяжеленный чемодан.
– Спасибо, Поттер, – сдавленным голосом проговорил профессор, не веря своим ушам и изумленно глядя то на приобретенное сокровище, то на его дарителя. – Проходите.
Гарри поведал всем, как после той жуткой конференции он сказал себе, что должен во что бы то ни стало ради памяти Директора сделать все, чтобы узнать правду о нем и его жизни и рассказать эту правду другим. Для этого он посетил множество стран, поговорил с людьми, которые его знали, изучил все английские и иностранные архивы. Узнав из «Ежедневного пророка», что прямо по соседству с его домом открывается музей памяти Альбуса Дамблдора, он решил передать все свои материалы сюда, чтобы они были доступны всем желающим.
– Но мне тоже нужно будет все это, – прибавил Гарри, глядя на Снейпа и на свой подарок, – я начал писать книгу о Директоре.
– Разумеется, Поттер. Располагайте своими материалами, как хотите, – весело ответил профессор: последнее заявление Поттера порядком его насмешило. – Хотел бы я почитать вашу книгу.
– Молодец, Гарри, – сказал, подойдя, Люпин, – это был очень благородный поступок. Но главное, – тихо прибавил он, – молодец, что смог выбраться… – Гарри понимающе посмотрел на него. – Я горжусь тобой.
– Ну что ж, теперь, я думаю, пришло время вспомнить, для чего мы здесь собрались, – неестественным голосом произнес Снейп: пафосные речи никогда не удавались ему. – Мы собрались здесь, – повторил он, – чтобы почтить память человека, который при жизни…и после смерти, – тихо прибавил он, – делал для нас все… – он запнулся, – делал все, чтобы мы были счастливы и продолжали жить дальше… – Северус замолчал, все остальные тоже безмолвствовали.
– Спасибо, Северус, – вдруг прервал повисшее молчание знакомый голос. – Признаться, трудно было с вами, ребята. Но все не так плохо, как должно было быть на самом деле! – и Директор улыбался со всех своих портретов.