ПрологНад Хогвартсом висел густой туман. Молочно-белый с утра, днём он стал грязно-серым, словно сотни дементоров стояли вокруг замка, готовые высосать тепло и радость. Чуть приоткрытое окно кабинета директора покрылось испариной, серебряные приборы, расставленные на полках и столиках, выглядели серыми в тусклом свете дня.
Звенящую тишину комнаты нарушал только тихий треск поленьев в камине. Настроение у людей, сидевших за столом, было под стать погоде за окном. Даже сидящий на жёрдочке феникс нахохлился и спрятал голову под крыло.
— Чудовищная история, — вздохнул Гораций Слагхорн. — Я не ожидал такого даже от него.
— Особенно от него. Как он мог так поступить с другом? — мрачно процедила Минерва МакГонагалл. — Альбус, какую формулировку мы поставим в приказе об отчислении?
— Отчисления не будет.
Деканы Гриффиндора и Слизерина переглянулись, а затем посмотрели на своего начальника со смесью изумления и раздражения на лицах.
— Тебе не кажется, — холодно спросил Слагхорн, — что твоё потакание Гриффиндору переходит все возможные границы?
— Его факультет не имеет ни малейшего значения. Любого другого гриффиндорца за такую выходку я исключил бы немедленно. Дело в нём самом и в его личной ситуации.
— Уход из дома? — зельевар фыркнул в усы. — Большое дело. Пойдёт и попросит прощения у родителей.
— Ты в это веришь? — спокойно спросил Дамблдор. — Ты близко знаком с тремя поколениями этой семьи. Может ли кто-нибудь из них уступить, если считает себя правым? Особенно если он действительно прав?
Подумав несколько секунд, декан Слизерина покачал головой.
— Я мог бы поговорить с...
— Мне неприятно это признавать, Гораций, — перебила коллегу МакГонагалл, — но главная проблема действительно в самом Блэке. Он слишком самолюбив и горд, чтобы принять помощь от кого бы то ни было из родственников.
— Именно поэтому он останется в школе, — продолжил директор. — Мы не можем выгнать мальчика на улицу и подтолкнуть его на кривую дорожку. С его характером и талантами он способен очень далеко по ней зайти...
— Ну что ж, — Слагхорн поднялся. — Я не в восторге от твоего решения, но раз оно принято, то я здесь больше не нужен?
— Да, Гораций, — отозвался Дамблдор. — Я думаю, что Северусу тоже надо сделать выводы из этого происшествия.
Молча кивнув, зельевар вышел из кабинета.
— Я согласна с Горацием, — МакГонагалл показала на дверь. — Я понимаю твою позицию, но мне это решение тоже не нравится. Выходка Блэка очень далеко за гранью обычных школьных шалостей. Какое наказание, кроме исключения из школы, может быть адекватно содеянному?
— Пока не знаю, Минерва. Этот инцидент — следствие того, что Сириус совершенно не умеет держать себя в руках, оценивать последствия своих действий и думать до, а не после. Наказание должно быть таким, чтобы он всему этому научился. И это, как ты понимаешь, будет не разовая акция. У нас есть время до восьми вечера, чтобы продумать первый этап.
Декан Гриффиндора скептически поджала губы и прищурилась.
Глава 1Ночь тяжела, словно дыхание вечности. Пронизывающий ветер хлещет в лицо, разбиваясь о маску мотоциклетного шлема. Холодно. На такой высоте холодно даже летом. Я лечу со скоростью сто пятьдесят миль в час, досадуя, что из моего железного коня не выжмешь больше. В голове бьётся единственная мысль: «Мерлин... пусть я окажусь мнительным идиотом... ну могут же у Питера быть свои дела...» Наконец, внизу появляется знакомый шпиль церкви в Годриковой Лощине. Снижаюсь. Удар о землю едва не вышибает меня из седла. Я бегу к знакомому дому... поздно. Часть второго этажа будто срезало гигантским ножом, как раз на том месте, где была детская. Я своими руками отдал их Вольдеморту... Я всё равно что убил их всех — Лили, Джеймса, Гарри...
Скрипит дверь, и раздаётся надрывный детский плач. На пороге появляется огромная фигура, бережно прижимающая к себе истошно орущий свёрток. Неужели?
— Хагрид, что здесь случилось?
Он громко шмыгает носом.
— Сам-Знашь-Хто заявился. Джима убил, Лили убил, а Гарри вот... выжил. Шо-то с ним у злыдня не так пошло. Пропал он вроде как.
Я смотрю на крохотное личико. На лбу — шрам, похожий на руну Соулу. Руну воли и успеха. Здесь произошло что-то действительно странное... потом. Сейчас некогда забивать себе голову размышлениями о Вольдеморте. Надо позаботиться о Гарри.
— Не дрожи ты так, — огромная тёплая рука ложится мне на плечо.
— Отдай его мне. Он мой крестник, я за ним присмотрю.
Хагрид яростно мотает головой.
— Дамблдор велел его к тётке отвезти.
— Зачем?
— Не знаю. Но раз велел, значит, надо. Ему видней.
Хорошо, пусть так.
— Возьми мой мотоцикл.
— Спасибо.
— И вот ещё, — рывком стаскиваю с себя кожаную куртку. — Заверни в неё Гарри, там холодно.
Я отвожу его к мотоциклу, дожидаюсь, пока он заведёт мотор и взлетит. Потом возвращаюсь к дому и захожу внутрь. Тело Джеймса лежит почти у порога, застывшие глаза смотрят в потолок. Я опускаюсь на колени рядом с ним и беру его за руку. Ещё тёплая... Прости меня. Я хотел как лучше, мне казалось, что придуманный блеф защитит вас со стопроцентной надёжностью, а в итоге мы переиграли сами себя. Прости.
Я закрываю ему глаза и поднимаюсь на ноги. Что дальше? Гарри в надёжных руках. Питер... за тобой огромный счёт, подонок. Ты за это заплатишь... И не мне одному — Лунатик тоже имеет право на месть. Я и так виноват перед ним, что заподозрил его в предательстве... Но тут память, словно издеваясь, подсовывает мельком увиденную во время бешеной гонки картину: луна смотрит угрюмо, как глаз рассерженного дракона. Полная луна*. На смену мысли о Реме приходит другая: нельзя судить по словам Хагрида, что случилось с Вольдемортом. Может быть, это просто какой-то трюк. Не факт, что война уже закончилась, а крысёныш слишком много знает. Заскочу в Хогвартс и предупрежу Дамблдора о предателе. Это не займёт много времени.
В Годриковой Лощине было сухо, а в Хогсмиде льёт, как из ведра. Я аппарирую прямо в центр глубокой лужи и оказываюсь по щиколотку в воде. Вылезая оттуда, оскальзываюсь на мокрой земле и сильно ударяюсь коленом обо что-то твёрдое. Я превращаюсь и ныряю в подземный ход, ведущий на пятый этаж — сейчас важна скорость. Знакомый путь кажется нескончаемо долгим, но вот, наконец, и оборотная сторона зеркала. Я открываю проход, вылезаю в коридор и прихрамывая иду к кабинету директора, оставляя за собой потёки воды и грязные следы. Нога подводит, когда я уже почти у цели — поскользнувшись на прилипшем к подошве комке глины, я падаю. От удара больным коленом о каменный пол из глаз сыплются искры. Рядом раздаётся тихий скрежет — горгулья-привратник отъезжает в сторону.
Первое, что я вижу, когда ко мне возвращается зрение — нацеленную в лицо палочку. Дамблдор. Он выглядит спокойным, но холодная ярость в глазах вот-вот превратит меня в кусок льда.
— Я слушаю тебя, Сириус.
Я молчу. Я просто не в силах что-то сказать. Горло словно перехватило обручем, мысли разбегаются, как тараканы...
— Почему ты выдал Лили и Джеймса Вольдеморту?
Обруч лопается.
— Я не предавал... — слова царапают глотку.
Директор слегка наклоняется и пристально смотрит мне в глаза. Я чувствую лёгкое давление в висках и как наяву вижу сцену десятидневной давности: мы втроём сидим в гостиной Поттеров, и я объясняю Лили и Джеймсу, что для роли Хранителя я слишком очевидная фигура. Лучше выбрать кого-то менее заметного. Пусть это будет Питер.
— Вы изменили решение в последний момент...
Давление в голове исчезает. Он опускает палочку и протягивает мне руку, помогая встать. По телу проходит волна тёплого воздуха, одежда высыхает.
Кое-как добравшись до кабинета, я плюхаюсь в ближайшее кресло, вытягиваю ногу и накладываю лечебное заклинание. Боль начинает стихать. Теперь надо подождать несколько минут, пока чары закончат свою работу. Откидываюсь на спинку кресла, краем глаза замечаю, что Дамблдор переговаривается с кем-то через камин. Когда он завершает беседу, я поднимаюсь на ноги.
— Спасибо за заботу, сэр. Мне пора.
— Нет, Сириус, ты никуда не пойдёшь.
— Но я должен найти...
Он перебивает меня:
— Ты уже совершил одну ошибку. Я не позволю тебе натворить ещё больше глупостей.
Мягкий синий свет бьёт в лицо, и я проваливаюсь в забытьё.
Когда я прихожу в себя, в кабинете темно. Часы показывают без четверти двенадцать, значит, я провалялся здесь около суток. Время ушло, словно вода в песок, мои шансы добраться до предателя опустились до нуля. Чёрт бы вас побрал, профессор, вместе с вашей заботой! Вы предусмотрели всё — сильнейшие Сонные Чары, наколдованный диван, мягкий плед... и палочку мою куда-то спрятали. Связали по рукам и ногам. Я могу только сидеть и ждать, когда вы меня выпустите. До крови закусив губу, чтобы не завыть в голос, я подхожу к окну.
Небо ясное, и луна заливает траву холодным серебристым светом. Я почти вижу три тени, бесшумно скользящие по полю. Волк, олень и пёс. Они никогда больше не сойдутся в этом мире, олень ушёл навсегда. Остался маленький оленёнок, у которого никого нет, кроме меня. И крыса, подло напавшая со спины. Избежавшая расплаты, потому что я решил проявить благоразумие...
Я слышу, как открывается дверь, и в кабинете загорается свет. Я оборачиваюсь. Вошедший Дамблдор направляется к полке и берёт какой-то прибор. Рем тяжело опирается на дверной косяк, а затем, шатаясь, подходит к столу и опускается в кресло. Я никогда ещё не видел его таким бледным — даже губы одного цвета с бескровным лицом. Бедняга, вот кому сейчас совсем плохо — узнать такие новости после полнолуния... Я тихо сажусь рядом.
— Держись, Лунатик.
Он с отчаяньем смотрит на меня из-под полуопущенных век.
— Почему вы мне ничего не сказали?
— Прости меня, — я отвожу глаза. — Я считал, что предатель — ты.
Рем роняет голову на руки. Дамблдор, закончив возиться с прибором, занимает своё место напротив нас.
— Где Гарри, как он?
— Всё в порядке, он у родственников.
— Когда я смогу его забрать?
Директор слегка хмурится.
— Его будут воспитывать дядя и тётя.
Удар под дых.
— Как вы могли? Я его законный опекун, этого хотел Джеймс! Почему вы всё решили за моей спиной?
— Поверь мне, Сириус, это сделано только в интересах Гарри.
— Мы вам верим, сэр, — Лунатик пинает меня под столом. — Но Сириус действительно имеет право знать, почему вы так поступили. Гарри ему не чужой.
Дамблдор молчит, прикидывая что-то в уме. Затем он начинает говорить — медленно, с расстановкой, будто отвешивая каждое слово на невидимых весах.
— Сейчас весь волшебный мир празднует избавление от многолетнего ужаса. Но Вольдеморт ещё вернётся. Я не знаю когда — через пять, десять, пятнадцать лет — но этот день обязательно настанет.
— Почему вы в этом уверены? — перебиваю я.
— Я просто знаю. Есть... способы привязать душу к земле. Вольдеморт ими воспользовался. Гарри выжил потому, что Лили закрыла его собой. И, чтобы эта жертва не оказалась напрасной, у мальчика должна быть защита крови. Крови его матери, текущей в жилах её сестры.
Мат в один ход. Защита Крови — один из самых мощных инструментов магии. Столько я крестнику дать не смогу... И не посмею усомниться в словах Дамблдора, поставив на кон жизнь Гарри...
— Но хоть видеться с ним мне можно?
— Да. Пока даже без ограничений. Правда, для этого тебе придётся договориться с его опекунами.
— Что значит «пока без ограничений»?
Директор вздыхает.
— Дети растут быстро. И начинают задавать вопросы. Нам придётся очень тщательно отмерять, что и когда говорить ему. Рано или поздно Гарри придётся столкнуться с испытаниями, которые нам и не снились. Он должен быть готов к ним, от этого зависит его жизнь. Любой промах в его воспитании может оказаться роковым. В том числе и несвоевременно полученная информация.
Этот козырь мне тоже крыть нечем. Будь оно всё проклято, но он прав. Моя ошибка уже стоила жизни Лили и Джеймсу. Я не могу рискнуть, зная, что за следующую, если я её совершу, придётся расплачиваться Гарри.
— А Питер? Он арестован?
В лице Дамблдора что-то неуловимо меняется — он будто стареет лет на двадцать за один миг.
— Я ещё вчера передал в Министерство информацию, что Питер — Пожиратель Смерти. Его преследовали авроры и почти настигли...
— Почти?
— Прогремел взрыв. Погибли двенадцать человек — двое авроров и десять маглов. А от Питера нашли только палец.
Отчаяние и злость разрывают меня на куски. Какого чёрта я не поддался вчера первому порыву и отправился в Хогвартс?!
— Зря я вообще пришёл сюда! Я должен был поймать этого предателя, пусть даже в одиночку!
— Он специально подгадал всё к полнолунию! — цедит сквозь зубы Рем. — Чтобы помешать мне пойти с тобой, Сириус.
Дамблдор качает головой.
— Поверьте старому человеку, мальчики: месть — это игра, которая никогда не стоит свеч. Убийство, даже совершённое во имя самых справедливых целей, непоправимо корёжит душу, и поэтому сведение счётов не приносит радости. Питер наказал себя сам. Возблагодарите судьбу, что она позволила вам не замараться. Забудьте и живите дальше.
— Если бы я достал его, то все эти люди были бы живы! — огрызаюсь я.
— Возможно. Но и ты мог погибнуть вместе с ними. Или в этом взрыве обвинили бы тебя — никто не ожидал, что Питер способен на такое мощное заклятье. И в этом случае ты был бы обречён, потому что вы с Джеймсом никого не предупредили о сделанном выборе. Нет, Сириус, если я и могу сейчас чему-то радоваться, так это тому, что ты научился хоть немного обдумывать последствия своих поступков.
Намёк понятен. Помимо моей воли перед глазами встаёт сцена, разыгравшаяся в этом кабинете пять лет назад.
Я потерял счёт времени, сидя в кресле напротив директорского стола, тупо изучая затейливый узор на ковре и проклиная свой длинный язык. В ответ на вопросы, задаваемые ровным и спокойным тоном, удаётся выдавить два-три слова. Хочется провалиться сквозь землю, желательно рассыпавшись перед этим на мелкие частицы.
— Завтра, точнее, уже сегодня в восемь вечера я жду тебя здесь, Сириус. С ответом на вопрос, какие твои недостатки привели к этому поступку.
— Зачем?
— Чтобы решить вопрос о твоём наказании.
Эта реплика заставляет меня оторваться от изучения ковра и посмотреть в лицо Дамблдору.
— Но разве это не решено?
— Пока нет, — невозмутимо отвечает он. — А какое наказание считаешь справедливым ты сам?
Я снова опускаю голову.
— Исключение из Хогвартса.
— Я рад, что ты это понимаешь. Но отчислять тебя из школы я не собираюсь.
«Пора в больничное крыло, — мелькает мысль, — у меня точно глюки».
— Я знаю, что тебе некуда идти. И понимаю, что гордость и самолюбие не позволят тебе ни примириться с родителями, ни принять помощь от других родственников. Я не могу допустить, чтобы ты оказался на улице, предоставленный сам себе. Надеюсь, ты используешь данный тебе шанс. А теперь иди.
Аукалась мне та история до самого выпуска. Да такими методами, что можно было боггарта пению выучить. Жёстко, точно... и, похоже, результативно. Что-то же заставило меня пойти сюда, а не бросаться, очертя голову, в погоню за Питером.
— Уже поздно, идите. Вам надо как следует отдохнуть. Послезавтра похороны Лили и Джеймса. Можете воспользоваться камином.
— Рем, давай ко мне, — приглашаю я. — Не хочу оставлять тебя одного.
— Я так плохо выгляжу?
— Краше в гроб кладут, — ответ, возможно, не очень тактичный, но зато честный.
Мы выходим из камина в гостиной моего дома. Лунатик, как всегда, слегка морщится, окинув взглядом царящий в моей холостяцкой берлоге бардак. Своё скромное жилище он поддерживает в идеальном порядке. На стене висит фотография с нашего выпускного — мы вчетвером стоим у входа в замок, в руке Джеймса зажат снитч. Снимаю её и прячу в ящик. Не могу... просто не могу смотреть в эти лица, предателя и его жертвы. Выхожу на кухню за бутылкой огневиски. Когда я возвращаюсь, из носика стоящего на столе чайника поднимается пар, а Лунатик, сгорбившись, греет руки о чашку. Я сажусь напротив.
— До сих пор не могу поверить, что мы были так слепы... Жаль, что Червехвост сдох сам.
— Ты уверен, что он действительно сдох? — неожиданно спрашивает Рем. — Тела-то не нашли.
— Ты полагаешь...
— Мог. Мы очень сильно недооценивали нашего крысёныша... Попробуй выяснить все подробности про этот взрыв.
— Хорошо, Фрэнка расспрошу.
— Если ты увидишь лазейку, через которую могла ускользнуть крыса — значит, Червехвост жив.
— Да с чего ты так уверен?
— Разговор с Дамблдором навёл на мысли. Он ведь не сказал нам прямо, что Питер мёртв. А если он начинает говорить сложно о простых вещах, то на это стоит обратить внимание. И что-то слишком настойчиво он предостерегал нас от мести.
— Откуда ему знать про наши забавы в полнолуние?
— Не знаю. Я просто нюхом чую, что он сказал нам меньше, чем ему известно.
Это действительно веский аргумент. Без всякой иронии. Мы не раз убеждались, что сочетание хороших мозгов с чутьём оборотня позволяет Рему просчитывать на сто ходов вперёд.
— Что ты будешь делать, если этот предатель действительно не сдох?
— Дамблдор прав, что даже самое справедливое убийство пачкает душу, — тихо отвечает Лунатик. — Но в данном случае мне наплевать на его правоту. Если Питер жив, я лично позабочусь о том, чтобы исправить эту несправедливость.
— Не «я», а «мы», Рем.
— Мы, — повторяет он. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Он ложится на диван, укрывается пледом и закрывает глаза. Плеснув себе огневиски, залезаю на подоконник и прислоняюсь горящей щекой к холодному стеклу. Что ж, профессор Дамблдор, крестника вы у меня отобрали. Да так изящно, что мне осталось только поджать хвост и беспрекословно подчиняться всем вашим командам. Но своё право на возмездие я вам не отдам. Если Питер действительно жив, то он получит по заслугам.
*На самом деле, 31.10.81 полнолуния не было. Но надеюсь, читатель простит автору эту маленькую неточность, сознательно допущенную в интересах сюжета.
Глава 2Утром во вторник, в день похорон Лили и Джеймса, неожиданно ударяют заморозки, слишком ранние для Англии. Мы с Ремом являемся на церемонию первыми, и когда мы идём через кладбище Годриковой Лощины, на тропинке за нами остаются две цепочки следов на белом инее. Изо рта валит пар, а вековечная тишина погоста давит на уши...
Слава Мерлину, отпевания не будет. Сейчас эта формальность уже не обязательна для соблюдения приличий. Возможно, в Средние Века волшебники действительно верили в бога, но к Лили и Джеймсу это не имеет никакого отношения. Мы верили в свои силы, в удачу, друг в друга, а небеса оставались лишь источником пьянящей радости полёта, чувства безграничной свободы... Крещение их сына было уступкой родителям Лили да ещё, пожалуй, хорошим способом наделить меня неким официальным статусом, который упрочил бы мои права действовать при необходимости от имени Гарри...
Рядом с вырытыми могилами — грубо сколоченный помост, на котором стоят два гроба. Волосы Лили, пушистым облаком обрамляющие её лицо, выглядят темнее, чем я их помню, на фоне его мертвенной белизны. Непокорные вихры Джеймса не укротила даже смерть... Сохатый, друг... Я видел его разрушенный дом, я стоял над его мёртвым телом и своими руками закрыл ему глаза, но я до сих пор только умом понимаю, что его больше нет. А сердцем я всё ещё не могу принять это до конца. Где-то глубоко живёт безумное, за гранью реальности, ощущение розыгрыша. Мне кажется, что вот сейчас, через мгновение, Джеймс вскочит со своей страшной постели и скажет, хохоча во всё горло: «Ну что, поверили?» Я отругаю его на все корки за дурацкие шуточки, а потом... а потом мы, разумеется, помиримся. Как всегда. Это ощущение не разрушает даже прикосновение к ледяной щеке, когда я подхожу, чтобы взглянуть ему в лицо в последний раз. И только бросив в его могилу горсть земли и услышав, как она шуршит по крышке гроба, я полностью осознаю, что всё кончилось. Совсем. Рядом со мной опустело место, которое уже никто и никогда не займёт — место лучшего друга, названого брата... Огонь в камине, у которого мы мечтали на старости лет смешить внуков историями о нашей лихой мародёрской юности, будет гореть для меня одного...
— Мистер Блэк!
Скрипучий голосок проезжается по барабанным перепонкам, словно ржавая пила. Стоящий передо мной сморщенный человечек с пергаментной кожей и глазами, из которых, наверное, вместо слёз льются чернила, протягивает мне конверт.
— Что это?
— Через месяц здесь же, на кладбище, состоится церемония официального открытия памятника семье Поттеров. Вы приглашены.
Я молча беру конверт и прячу в карман. Ну что я буду ему объяснять? Не пойду я смотреть на этот памятник. И постараюсь не замечать его, приходя на могилы друзей. Будь его автор хоть сто раз гением, он не сумеет показать в мёртвом камне настоящего Джеймса Поттера. С мятежным огнём в крови и открытым сердцем, вольного и верного. Мне не нужны никакие мемориалы, кроме собственной памяти...
На официальный приём, чествование героев войны, мы, разумеется, не идём. Хотя зовут довольно настойчиво. Это действо, к концу которого все забудут, зачем собрались, устроенное, чтобы надутые болваны произносили напыщенные речи, не имеет ничего общего с нами и с нашей утратой. Мы с Ремом до ночи сидим у меня в гостиной и методично накачиваемся заранее припасённым огневиски. Редкий случай, когда алкоголь помогает. У меня не было слёз ни в ночь трагедии, ни на похоронах, и невыплаканное горе уже который день струится по жилам, словно смертельный яд. И после второй бутылки судорожные пьяные рыдания наконец-то вымывают хотя бы часть боли. Остаток вечера проходит словно в тумане, и единственное, что я помню — мощный, берущий за душу голос, который поёт: «Show must go on…»
Когда я просыпаюсь утром, из кухни тянет мятой и анисом. Лунатик даже после пьянки пташка ранняя и явно уже успел заняться противопохмельным зельем. И действительно, когда я выхожу из комнаты, он разливает по кружкам дымящуюся тёмно-зелёную жидкость.
— Пей, Сириус. Время для горя кончилось. Теперь пора действовать.
Эти слова — наверное, последнее, чего мне не хватало, чтобы собраться. Да, время действовать. И просто — жить дальше. Бессмысленно упиваться горем, пора проснуться. Если я откажусь от всего, что ценил Джеймс, его это вряд ли порадует...
— Ты прав. Дело номер один у нас Гарри. И мне нужна твоя помощь. Я не знаю ничего о маглах и об их мире, я не представляю, как вести с ними серьёзные дела...
— С этим лучше подождать. Дай бедной женщине привыкнуть к новой ситуации. На неё очень многое свалилось: наша война отняла у неё сестру, и теперь ей придётся растить ребёнка со способностями, которых она боится. Месяц-полтора её лучше не трогать. А потом мы пойдём к ней вместе.
— Как скажешь.
— А со вторым делом ты пока сам управишься. Для начала нам нужны подробности о последнем преступлении Питера.
Это действительно просто. Фрэнка Лонгботтома я знаю с детства — чистокровный маг и дальний родственник, он считался более-менее подходящей компанией для наследника Блэков. Надо всего лишь пригласить его на дружескую беседу, которая, собственно, покажет, есть ли у нас это второе дело. Я вытаскиваю из ящика лист пергамента и чернильницу и царапаю короткую записку.
— Мунин! Яви сюда свою пернатую персону! Ты мне нужен.
Мой умный ворон, сидящий на жёрдочке в углу, хитро смотрит на меня, а затем многозначительно косится на окно. Вчерашнее похолодание сменилось оттепелью, и на улице прыщет мелкий противный осенний дождь.
— Я понимаю, что тебе лень. Но надо. И недалеко, к тому же, всего-то в Министерство и обратно. Так что давай, не капризничай.
С видом большого начальника, который снисходит до одолжения мелкой сошке, мой письмоносец пикирует на стол.
— Кар-р!
Рем берёт с полки пакет корма, по-дружески подмигивает птице и предлагает кусочек. Мунин, принимая угощение, почти с нежностью трётся клювом о его ладонь, Лунатик аккуратно чешет его между глаз. Взаимопонимание у этих двоих полное. Чувствую что-то вроде ревности — кормлю этого проглота крылатого всё же я, а чтоб он ко мне относился хоть вполовину так хорошо!
— Хватит ему уже, разбалуешь, — удерживаю я Рема от того, чтобы скормить жадной птице третий кусок. — И пакет с кормом последний, а надо что-то оставить на его возвращение.
Ворон снова недовольно каркает. Я привязываю ему к лапе записку и распахиваю окно.
— Давай, одно крыло здесь, другое там. И принеси ответ, даже если придётся клюнуть Фрэнка.
Разрешением клюнуть адресата я несколько реабилитируюсь в глазах Мунина, он существо вредное. Проводив взглядом улетающего приятеля, Лунатик встаёт.
— Я пошёл. Часов с трёх буду дома, так что как поговоришь с Фрэнком, давай ко мне.
Закрыв за ним дверь, я возвращаюсь в комнату, достаю из ящика фотографию с выпускного и вешаю на место. Время прятаться от прошлого тоже прошло. Я снова могу стоять с ним лицом к лицу.
Мунин возвращается примерно через полчаса. С ответом. Получив законное вознаграждение, он позволяет мне отвязать от лапы письмо. На официальном бланке допроса — прыгающие строчки:
Привет!
Ты весьма кстати — сослался на твою записку и сказал начальству, что сегодня у меня не одна встреча с агентом, а две. Воспользуюсь как предлогом, чтобы смыться пораньше — Шизоглаз в последнее время совсем озверел, мы домой заполночь приходим. Жду тебя в четыре в «Дырявом Котле».
Незадолго до назначенного времени аппарирую на Диагон-аллею. Конечно, можно было бы и прямо в трактир, но хочется пройтись — выветрить остатки хмеля и просто настроиться на предстоящий разговор. Вокруг ещё видны следы войны. Конечно, это не разбитые стёкла и не вывернутые фонарные столбы — такие вещи чинятся моментально. Но нет-нет среди сверкающих витрин, которые самые нетерпеливые хозяева уже начали украшать к Рождеству, мелькнёт одна заколоченная. Или фотография в траурной рамке рядом с товарами. Эти следы окончательно сотрутся ещё очень нескоро...
Когда я прихожу в «Дырявый Котёл», Фрэнк уже ждёт меня за столиком в углу. Он изменился за последние несколько месяцев — в уголках глаз залегли морщинки, появились первые седые волосы... чёрт, а ведь он всего на четыре года старше меня. Тяжело ему далось это время — как и Джеймс, он знал, что его семья может оказаться на прицеле у Вольдеморта. Сделав Тому знак «как обычно», подсаживаюсь к нему.
— Привет. Как дела?
— Привет. Дела наши скорбные, аврорские. Вчера Моуди со Скримджером всем отделом растаскивали. Шизоглаз ему пообещал палочку кое-куда засунуть, да поглубже. И много всего другого, чего я при дамах повторять не стану, — он кивает на соседний столик. Две девушки тут же начинают строить нам глазки.
— Кто такой Скримджер? И за что на него Шизоглаз взъелся?
— Новый заместитель Моуди, три месяца как назначили. Там, где мы Петтигрю пытались взять, командовал он. И по его недосмотру в самом опасном месте оказался совсем зелёный пацан. И погиб.
— Кто?
— Ты что, газет не читал? Хотя извини, понимаю, тебе не до того было. Дерек Трекуолл.
Мерлин! Я думал, что за последние дни чаша боли переполнилась, но оказывается, там есть ещё место. Дерек Трекуолл, мой однокурсник... Нескладный долговязый парень из Хаффлпафа. Полный искромётного юмора комментатор квиддичных матчей — трибуны выли от хохота над его прибаутками. Мы сдружились на почве любви к шуточкам, квиддичу и волшебным животным. Он мечтал изучать магическую ветеринарию, а пошёл в авроры — потому что, как он сказал, «время такое». Невозможно поверить, что он мёртв... Светлая тебе память, Дерек, вольная душа... Твой счёт, предатель, вырос ещё на один пункт...
— Я тебя, собственно, как раз и хотел расспросить об этой истории поподробнее.
Фрэнк морщится.
— Зачем тебе эта грязь?
Ожидаемый вопрос. И отмазка у меня уже готова.
— Фрэнк, я сам хотел до него добраться. И очень жалею, что не вышло. Он троих моих друзей убил, сволочь... Так хоть представлю себе в красках, как он сдох. От очевидца оно живее будет.
— Экий ты кровожадный. Хорошо, слушай, хотя я вряд ли что-то добавлю к написанному в газетах. Мы организовали засады в нескольких местах, где могли обнаружиться Пожиратели. В последний момент нам дали ориентировку ещё и на Петтигрю. Когда он появился на этой улице, мы сразу поставили антиаппарационный купол, а потом Алан Брэкли предложил ему сдаться. Петтигрю поозирался, заметил, что окружён и бежать не выйдет, и устроил взрыв. Мы первый раз с таким столкнулись. Видимо, у него со страху совсем крыша поехала. Алана, Дерека и десятерых маглов — насмерть, — он тяжело вздыхает. — И ещё человек пятнадцать ранено.
— А почему только палец нашли? Даже если его разорвало в клочья, они же должны были быть где-то рядом?
— А в канализацию всё ухнуло. Вместе с палочкой и одеждой. Там маглы какие-то работы вели, люк был открыт, они даже огородили это место. Палец рядом с ним и нашли. Не будем же мы в дерьме ковыряться, чтобы выкопать оттуда всё остальное.
Вот оно! Открытый канализационный люк! Лазейка, в которую могла ускользнуть крыса...
Допив огневиски, Фрэнк со стуком ставит стакан на стол.
— Пойду я. Раз уж удалось в кои веки с работы вырваться, так хоть с ребёнком пообщаюсь. А то Алиса ругается, что сын скоро забудет, как папа выглядит. Счастливо.
— Пока. Спасибо за рассказ. Алисе от меня привет.
Он уходит. Расплатившись с Томом, я возвращаюсь на Диагон-аллею — надо зайти в зоомагазин, купить корма Мунину. Я люблю бывать там даже просто так, наблюдать за жизнью его обитателей. Жаль, нельзя превращаться в общественном месте, с некоторыми из них было бы весьма любопытно перекинуться парой слов. Увидев меня, продавщица любезно улыбается — постоянных клиентов она бережёт.
— Как обычно, мистер Блэк?
— Да.
Она уходит в подсобку. Облокачиваюсь на прилавок и рассматриваю экзотических пурпурных жаб в аквариуме. Что-то трётся о мой рукав — чёрная кошка. Точнее, ещё котёнок — месяца четыре, не больше. Явный полуниззл. Хм... ну-ка, иди сюда, киса... Я чешу её за ушком, в ответ раздаётся довольное мурлыкание. А это идея... В охоте на крысу кошка может сослужить добрую службу. Тем более такая умная, которой я в собачьем облике вполне могу растолковать, чего мне от неё надо. Продавщица возвращается с пакетом.
— Скажите, а эта кошка продаётся? — зверушка ложится на бок, подставляя для почёсывания пушистое брюшко.
— Да, пятнадцать галлеонов. Будете брать?
— Да, пожалуйста.
Уменьшив пакет с кормом и устроив за пазухой вторую покупку, аппарирую к Рему. Он опять переехал примерно месяц назад. Убогий магловский квартал в Ист-Энде, облупленный многоквартирный дом, кучи мусора во дворе. Откуда-то доносится пьяный ор и пронзительный женский крик. Тёмная лестница провоняла мочой и тухлятиной, стены расписаны корявыми непристойностями. Какой парадокс, что мой друг, стократ более опасный, чем любой из местных подонков, одновременно ещё и самый приличный человек в этом доме...
Когда Рем открывает дверь, котёнок высовывает голову и шипит.
— Мягколап, ты живодёр! — сердито заявляет Лунатик. — Зачем ты сюда кошку притащил? Знаешь же, что они меня боятся!
— Я её по дороге купил. Ничего, переживёт, — отвечаю я, заходя в квартиру.
В коридоре слабо пахнет лимоном — Рем, по своему обыкновению, опять что-то надраивал.
Войдя в комнату, устраиваюсь у стены. Лунатик, скрестив ноги, садится на пол у окна на максимальном расстоянии от меня — животных он любит, и не его вина, что не все они отвечают ему взаимностью.
— Узнал что-нибудь?
— Узнал. Жив наш гадёныш... Когда он появился на той улице, там люк канализационный был открыт, палец рядом лежал. Вот туда-то он и ушёл.
— С-с-сука! — по одному этому слову видно, как зол сейчас Рем. Ругаться он начинает только в крайних случаях. — Четырнадцать жизней за его грязную шкуру...
— Так, ладно. Искать-то его где?
— Давай порассуждаем. Вести жизнь дикой крысы он явно не будет. Холодно, голодно и опасно. А Питер всегда был трусоват и любил комфорт. По той же причине он вряд ли подастся за границу, чтобы начать с чистого листа в человеческом облике. Языков он не знает, накопить на безбедную старость однозначно не успел, а своим горбом пробиваться у него кишка тонка. Остаётся вариант пролезть к кому-нибудь в домашние питомцы. В волшебную семью в Англии.
— А почему не к маглам? И не питомцем у волшебника за границей? Безопаснее же.
— Я прочёл всё, что пишут об исчезновении Вольдеморта, — Рем указывает на пачку газет на подоконнике. — И обнаружил весьма важную деталь: его палочка исчезла. Бьюсь об заклад, что Питер был со своим господином в Годриковой Лощине, выслуживался... А раз Дамблдор думает что Вольдеморт ещё вернётся, то и Червехвост рассчитывает на то же самое. Поэтому и палочку хозяйскую уволок. Ему больше всех известно, что случилось на самом деле. Так что логичнее всего спрятаться поближе к центру событий, чтобы держать руку на пульсе.
— Допустим. Тогда следующий вопрос — как искать?
— Прошерстить волшебные зоомагазины, их мало. Выяснить, кто регулярно покупает крысиный корм — даже если он подался в смешанную семью, кормить его там будут магической едой, она лучше магловской. А потом искать на основе этой информации.
— Как? Не будем же мы вламываться к людям в дом, накладывая на их питомцев Заклинание Истинной Сущности!
— Да хоть кошечку твою запустить. Как назовёшь, кстати?
— Немезидой. Но это ж мы до второго пришествия копаться будем!
— А у тебя есть способ лучше?
— Вот если б магией...
— Ну извини, нет такого заклинания, которое позволяет вычислить анимага в животном облике, да ещё и сквозь стены.
— Значит, придумаю!
Лунатик усмехается.
— Мягколап у нас по мелочам не разменивается и лёгких путей не ищет. Полюбить — так королеву, воровать — так миллион, а предателя искать — так решив попутно задачу Грейса!
Мерлинову матушку! Об этой задаче на нумерологии упоминали вскользь, только Рем мог запомнить... Вроде считается, что у неё нет решения...
Кошка начинает беспокойно скрестись за пазухой. Я встаю.
— Я пошёл. Ребёнок кушать хочет и не только, наверное...
— Пока.
Вернувшись домой, первым делом обустраиваю Немезиду — трансфигурирую старую газету в лоток и ставлю на кухне две миски. Затем превращаюсь в собаку и озвучиваю ей правила поведения: дела делать только в отведённом для этого месте, когти точить на крыльце о столбики. И не лезть к Мунину — боюсь я в данном случае не за него, а за неё, знакомство с мощным клювом для такой малышки может оказаться фатальным. Умная девочка тут же демонстрирует, что дважды ей повторять не надо — бежит к лотку и образцово-показательно в него писает. В награду за понятливость кладу ей в миску кусок мяса. Ворон дожидается кормёжки терпеливо и снисходительно — понимает, видимо, что о маленьких заботятся в первую очередь.
— Молодец, — я даю ему лишний кусок сверх обычной порции. — Не обижай её, ладно?
Мунин смотрит на меня с видом «поучи свою бабушку спичку в иголку превращать». Насытившаяся Немезида сворачивается клубком у камина и засыпает. А я обдумываю следующий шаг в наших поисках. Надо будет почитать про задачу Грейса. Ведь иногда, если как следует побиться головой о каменную стену, в ней обнаруживается дверь. Или хотя бы лаз.
Глава 3Следующие несколько недель я занимаюсь делом, которое в наши школьные годы считалось недостойным настоящего мародёра — безвылазно сижу в публичной библиотеке. Читаю многочисленные труды о задаче Грейса, точнее, о второй её части. Первая давно решена, и на основе этого решения создано Заклинание Двойной Сущности, позволяющее определить наличие у человека ипостаси животного. В Министерстве его используют для выявления оборотней и нелегальных анимагов. А на попытки решить вторую часть сам великий Грейс потратил пятьдесят лет и ничего не добился...
Заклинание Двойной Сущности показывает низшую ипостась внутри высшей, животное в человеке. Но наоборот не получается. Никто не знает почему, но проявленная низшая сущность надёжно маскирует высшую. Я продираюсь через ряды формул, чтобы придти к одному и тому же во всех трудах выводу: вторая часть задачи не решается. Но, несмотря на это, меня не оставляет ощущение, что где-то совсем рядом кончик нити, потянув за который я размотаю клубок...
Когда я прихожу домой, в очередной раз просидев в библиотеке до закрытия, Немезида встречает меня недовольным мяуканием и демонстративно притворяется, что сейчас будет драть когти о моё любимое кресло. Приходится превратиться в собаку и поиграть с ней, что при обычном беспорядке в моём жилище довольно затруднительно для меня и крайне увлекательно для неё. Наконец, она угомоняется. Я разжигаю камин, сажусь на пол и смотрю на пламя — это успокаивает и помогает сосредоточиться. Кажется, пора сдаваться. За три недели я не сдвинулся с места ни на шаг, единственный результат — что я, похоже, скоро заболею от этой работы. Голова раскалывается, перед глазами прыгают чёрные мушки... Отказавшись от идеи принять болеутоляющее зелье, я просто ложусь спать. Немезида пушистым шариком устраивается у меня в ногах, согревая ступни, а потом я проваливаюсь в сон.
Коридоры. Повороты. Тупики. И вновь бесконечные коридоры — тёмные, узкие, с липкой холодной плесенью на стенах. По полу бежит крыса. Здесь её родной дом, и ни две ноги, ни четыре собачьи лапы не дают мне преимуществ. Много раз мне кажется, что вот-вот, ещё чуть-чуть, и я схвачу её. Но она опять ускользает. Крыса дразнит меня — то показывает отрубленный палец, то пролезает сквозь какие-то щели, заставляя сделать крюк по запутанному лабиринту, чтобы хотя бы просто увидеть её... Или превращается в Червехвоста, который издевательски хохочет мне в лицо... В очередной раз голый крысиный хвост мелькает совсем близко, я протягиваю руку — но пальцы вновь хватают пустоту...
— Сириус, не трать понапрасну время и силы...
Я оборачиваюсь на знакомый голос. Джеймс совершенно не изменился — всё те же буйные вихры и задорные огоньки в карих глазах... Он подходит и крепко обнимает меня.
— Как же я рад тебя видеть, Мягколап...
— Сохатый, — говорю я, когда он отступает на шаг, — но я должен поймать эту крысу...
— А я тебя и не отговариваю. Я на твоём месте тоже считал бы, что должен. Просто ты делаешь это неправильно. Так ты никогда ничего не добьёшься. Пойдём, я покажу тебе, как надо.
Он нажимает на какой-то выступ, и в стене появляется дверь. Перед нами самый обычный школьный класс — стулья, исписанные парты... Джеймс подходит к доске.
— Вот, смотри...
На доске появляется несколько строк. Формулы.
— Что это?
— Ключ. Который поможет тебе сделать следующий шаг, — он улыбается. — Мне пора, дружище. Поцелуй от меня Гарри и обними Лунатика.
Яркая вспышка света ослепляет меня.
Я просыпаюсь как от толчка или ведра холодной воды на голову. Увиденные во сне формулы горят перед глазами, словно выжженные огненными письменами. Бросаюсь к столу и записываю их. Часы на башне соседней церкви отсчитывают пять ударов. Я никогда не встаю в такую рань, а чтобы разобраться с этой неожиданно полученной подсказкой, нужна свежая голова. Но все попытки вновь заснуть оказываются безуспешными и, проворочавшись с боку на бок около часа, я сдаюсь. Приготовив кофе, придвигаю к себе листок и внимательно изучаю его. Прочитанное за последние недели чётко встаёт перед глазами, и некоторое время я просто не разрешаю себе поверить, что действительно держу в руках конец нити, ускользавший от меня всё это время. Невозможно... но, тем не менее, реально. В нескольких коротких строчках — решение задачи Грейса.
Я поднимаю голову. Встретив мой взгляд, Джеймс лукаво подмигивает мне с висящей на стене фотографии. Я никогда не верил в вещие сны — и я был неправ. Прошедшая ночь доказала это слишком убедительно. Там, где сейчас мой друг, открываются любые тайны... Он дал мне ответ на нужную загадку, он сказал, что на моём месте тоже хотел бы найти предателя... это не может быть случайным совпадением! Что ж, посмотрим, как воспользоваться полученным ключом...
Я не новичок в составлении заклинаний — для Карты Мародёров мы с Джеймсом придумали их штук тридцать, хоть и не очень сложных. И теперь, снова и снова перечитывая решение, из которого должно родиться новое заклятье, я чувствую знакомую волну вдохновения, которая подхватывает и несёт в неведомые дали. Это словно прикосновение к самым сокровенным тайнам волшебства. Суть открывающейся перспективы постигается не рассудком, но всем существом — ты просто чувствуешь, как направить мощные потоки магии на достижение нужного результата. На этом первом, самом важном этапе создания новых чар подробности неважны. Мир сужается до размеров письменного стола, а рукой, кладущей строки на пергамент, будто бы водит кто-то незримый и гораздо более могущественный, чем ты сам...
Когда я отрываюсь от работы, на часах уже восемь. Вечера. Черновой набросок, общий план будущего заклинания готов. Встряхиваю головой и выхожу на кухню. Надо ненадолго отвлечься, а потом оценить результаты свежим взглядом. Кормлю Немезиду и Мунина, немного играю с кошкой, завариваю чай, а потом возвращаюсь к своим записям. Так, что тут у нас? Работать только на определение человеческой сущности в животном заклинание не будет, это я много хочу... В обе стороны оно будет работать, что тоже неплохо... А вот так делается поправка на способ связи сущностей, что позволит отсечь оборотней... конечно, это усложнит расчёты, но для наших целей весьма нелишне... Стоп, а это ещё что такое?
В следующий момент я чувствую себя так, будто со всего размаху врезался лбом в каменную стену. Ещё раз вдумчиво перепроверяю свои выводы — да, всё точно. Я поставил рекорд по влипанию в дурацкие ситуации. Решил задачу, над которой двести лет бились лучшие умы, и придумал новое заклинание... которым не смогу воспользоваться. По-научному это называется Эффект Личностной Помехи. Редкое явление, когда какие-то особенности личности заклинателя препятствуют использованию чар либо искажают их действие. С этим хорошо знаком Лунатик, даже я знаю десятка полтора заклятий, которые не работают у оборотней. Но впервые вижу, чтобы такой эффект создавали способности анимага. Закон подлости в действии, ведь Заклинание Двойной Сущности работает без всяких ограничений...
Ох. Решить одну проблему, чтобы сразу столкнуться со второй, столь же серьёзной — это только я мог. Но факт, однако, налицо: нам нужен третий партнёр. Человек с довольно редким талантом изобретателя заклинаний, который начисто отсутствует у Рема. Способный помочь мне с расчётами, которых для чар такого уровня нужен целый том, и взять на себя всю практическую часть дела, испытания и шлифовку. И достойный абсолютного доверия, потому что в его руках будет моя свобода. И где его взять?
Так, ладно... что-то я слишком разогнался. Начинать надо не с этого. Говорят, что сумасшедшие считают себя абсолютно нормальными. Может быть, от жажды возмездия и напряжения последних недель я просто спятил? И логика, которую я вижу в нескольких строчках решения — всего лишь мираж, плод моего больного воображения? Но вот в чём я уверен железно, так это в абсолютной нормальности Рема. И к тому же он подлинный ас нумерологии. Если в этих формулах есть ошибка, Лунатик её найдёт.
— Есть новости? — спрашивает он, когда я переступаю порог его квартиры.
— Есть. Правда какие — большой вопрос. Возможно, у меня глюки. Или мне вообще пора на вечное поселение в Мунго. В палату для душевнобольных.
— В смысле?
Я молча протягиваю ему листок. Рем внимательно читает — один раз, второй, третий... Затем он швыряет пергамент на стол, бросается к книжным полкам и вытаскивает несколько толстых томов. Я тихо сажусь в углу — когда Лунатик зарывается в книги, его лучше не трогать. Минут через сорок он, наконец, поднимает голову и смотрит на меня с совершенно ошалевшим видом.
— Сириус, у тебя не глюки и ты не сошёл с ума. Ты действительно решил задачу Грейса. Как?
— Во сне увидел.
Рем скептически хмыкает.
— Мягколап в своём репертуаре. Шуточки шутит.
— Я серьёзно. Мне сегодня приснился сон, в котором я гонялся за Питером и никак не мог поймать. А потом пришёл Джеймс, отвёл меня в класс и написал на доске эти формулы. Я обычно забываю сны, а этот запомнил. И записал. А ещё Сохатый сказал, что на моём месте тоже хотел бы изловить эту крысу. Если решение правильное, то это действительно он помог нам...
— Ну и дела... И что теперь?
— Я знаю, как составить заклинание, чтобы найти этого предателя. Но нам нужен третий партнёр.
— Зачем?
— Возни с расчётами там будет до фига. Грейс почти год потратил на обсчитывание Заклинания Двойной Сущности, а моя идея на порядок сложнее. В одиночку у меня может уйти несколько лет. А главная засада в том, что с практикой я вообще ничего сделать не смогу. Эффект Личностной Помехи.
Лунатик тихо свистит.
— И кого же нам попросить? Флитвика? — неуверенно говорит он. — Я ведь тебе даже с расчётами не помощник, это ж надо представлять конечный результат...
— Ты ещё Дамблдора предложи, — фыркаю я в ответ. — Который нам скорей всего головы поотрывает за идею отомстить.
— Тогда из всех, кого мы знаем, остаётся только один человек...
— Читаешь мои мысли. Сопливус. Дожили, называется...
Рем запускает пальцы в волосы и задумывается.
— Значит, придётся наводить мосты. Это я беру на себя. Правда, быстрого результата не обещаю...
— Я не люблю ждать, Лунатик, но деться некуда. Ты должен добиться не только его доверия, но и возможности полностью доверять ему. Провести несколько лет в Азкабане в мои планы не входит.
— Понимаю. Ладно, выше нос. Уж если ты решил задачу Грейса, то и с этой новой проблемой мы справимся. Не таких раскалывали.
Я скептически хмыкаю.
— Не веришь? Зря. Для оборотня, который хочет жить в нормальном обществе, умение находить подход к людям значит гораздо больше, чем для обычного человека. И за три с половиной года взрослой жизни мне пришлось очень много в этом практиковаться. А на Снейпа, по-моему, есть хороший крючок...
— Какой?
— Они с Лили много лет дружили. И мне кажется, что с его стороны чувства в итоге стали более чем дружескими. Возможность расквитаться с погубившим её предателем должна его заинтересовать...
— Ну, посмотрим.
Я должен верить, что Рему действительно удастся подобрать ключик к Снейпу. У меня нет выбора — придётся рискнуть и пойти ва-банк, чтобы двигаться дальше. Я не могу отказаться и не принять руку друга, протянутую из-за той черты, откуда нет возврата...
Глава 4Понедельник день тяжёлый. Сегодня это особенно верно — Рем, наконец, дал добро на поездку к опекунам Гарри. Надеюсь, он действительно знает, что делает. Судя по рассказам Лили, её сестра очень похожа на моих драгоценных родственников...
На улице морозно и солнечно, и сугробы лежат мягкими пуховыми шапками. До праздника ещё десять дней, но это уже настоящая рождественская погода, которая так и манит выбежать в поле и от души поваляться в снегу. А потом вернуться в тёплую комнату, сесть у камина и жарить на огне сосиски. Или просто смотреть на пламя. Но ушло время, и нет больше компании, с которой это действительно хорошо было делать...
Лунатик будет ждать меня у «Дырявого Котла» в час. Он сказал, что самое подходящее время для разговора с Петунией Дурсль — середина дня, когда её муж будет на работе, а детей она уложит спать. На первый раз придётся добираться до этого Литтл-Уингинга на «Ночном Рыцаре», а потом поищем укромное место, куда можно аппарировать.
Несколько минут сумасшедшей тряски, и мы на месте. Маленький опрятный городок — аккуратные дома, словно выстроенные по линеечке, ровно подстриженные живые изгороди, даже рождественские украшения — одинаковые. В воздухе разлита чинная уютная скука, откуда-то тянет сладким запахом сдобы с корицей.
Нужная улица находится буквально через пять минут. Дом номер четыре — застывшая в камне фраза: «Мы такие, как все!» Стремление не выделяться сквозит в каждой черте — от чисто выметенной дорожки до свежей ровной штукатурки на стенах. И лишь одна трогательная деталь отличает двор от двух соседних — детские качели и забытое рядом красное ведёрко.
Рем осторожно стучит в дверь — раз, другой, третий... Наконец, нам открывают. Стоящая на пороге женщина похожа на Лили, как фестрал на феникса. Светлые волосы уложены в тугой пучок, под тяжестью которого, кажется, вот-вот сломается длинная шея. Она окидывает нас враждебным цепким взглядом.
— Добрый день, миссис Дурсль, — вежливо говорит Лунатик. — Это я вам звонил.
Она колеблется, но всё же предлагает нам войти. В доме чистота, какой я не видел даже в родовом гнезде Блэков. Как же она управляется без эльфов и магии? Вылизанная гостиная уставлена фотографиями пухлого ребёнка со светлыми волосами. Больше всего он напоминает обтянутый оборками кваффл. Когда хозяйка указывает нам на кресла, Лунатик демонстративно складывает руки перед собой, глазами подав мне знак сделать то же самое.
— Зачем вы пришли?
— Поблагодарить вас. И предложить помощь.
— Заберите от нас мальчишку — это будет самая лучшая помощь! — с ожесточением отрезает Петуния.
— Мы были бы рады. Но это невозможно, и вы сами знаете почему, — Рем смотрит на неё с искренним участием. — Мы понимаем, что вы не видели ничего хорошего от нашего мира. И тем больше мы ценим, что вы всё же согласились взять на себя такую ношу. Мы хотим облегчить её.
— Что могут предложить такие... как вы?
— Например, в значительной мере избавить вас от тех, — он слегка медлит, подбирая нужное слово, — странностей, которые рано или поздно проявятся у Гарри.
Она презрительно кривит губы.
— Мой муж считает, что строгое воспитание поможет выбить из него всю эту дурь! И я с ним совершенно согласна!
— При всём уважении к вам и вашему супругу, вы ошибаетесь. Вы же умная женщина, миссис Дурсль, и сами понимаете, что эффективный способ лучше простого. Точнее, того, который только кажется простым — строгость и от вас потребует лишних усилий.
Открытая неприязнь сменяется настороженностью и лёгким проблеском интереса. Видимо, никто раньше не делал комплиментов её умственным способностям. Посмотрим, насколько Рем ей польстил...
— Что же по-вашему будет лучше?
— Ровное и спокойное отношение. Чем меньше у мальчика будет поводов бояться или сердиться, тем меньше шансов, что вам придётся столкнуться с его странностями. И общение с нами, — Лунатик слегка улыбается. — Мы такие же, и наше присутствие может пробудить его особенности. Вдали от вас.
Петуния задумывается. Я будто вижу весы, на которых она взвешивает свой страх перед магией и отвращение к ней — и вероятность того, что Рем сказал ей правду, а значит, его предложение поможет обеспечить безопасность её семье. А если подбросить на эту чашу ещё кое-что? То, что одинаково ценят и маглы, и волшебники?
— У вас, наверное, появились и другие сложности, — я тщательно копирую тон Лунатика. — Вы сидите дома с детьми, работает только муж... Будет справедливо, если мы избавим вас от дополнительных расходов?
— Где вы возьмёте нормальные деньги?
Сработало!
— Это не проблема. Вам надо только назвать сумму.
— Две тысячи фунтов в месяц. Банковским переводом.
Рем смотрит на неё с лёгким удивлением.
— Вы уверены, миссис Дурсль? А налоговая?
— Это моё дело, — несмотря на резкий тон видно, что знакомство кого-то из «этих ненормальных» с магловской жизнью для неё неожиданность.
— В таком случае — как вам будет угодно. Дайте нам номер счёта, и через несколько дней деньги будут у вас.
Она выходит в соседнюю комнату и через несколько минут возвращается с бумажкой, которую Лунатик аккуратно складывает и убирает в карман. Мы встаём.
— Можно нам увидеться с Гарри?
— Не сегодня. У него ветрянка, — видимо, у меня на лице написано такое беспокойство, что она даже снисходит до объяснений. — Ничего страшного, этим болеют все дети. Через неделю он уже будет в порядке.
— И тогда можно будет? — придётся играть по её правилам.
Она пожимает плечами.
— Да. Вы же, наверное, захотите сделать ему подарки на Рождество?
— Конечно. Спасибо, миссис Дурсль. Всего доброго.
Когда за нами закрывается дверь, Рем с облегчением вздыхает.
— Всё вышло гораздо проще, чем я ожидал. Она не фанатичка, это радует.
— Зря ты обещал ей деньги уже через несколько дней. Я же не разберусь за это время, с какой стороны подступиться к магловскому банку.
— А тебе и не надо, это моя часть дела.
— А ты знаешь как?
— Я, если ты забыл, полукровка. И спасибо маме, она позаботилась о том, чтобы мне и в мире маглов было неплохо. Я о нём знаю гораздо больше, чем преподают на магловедении, и нужные документы у меня есть.
— Что бы я без тебя делал, Рем... Спасибо.
— Не за что. Сегодня уже поздно, а завтра утром отправимся сначала в Гринготтс, потом в магловский банк, — он достаёт из кармана бумажку. — Интересно... Похоже, что Петуния ведёт какую-то свою игру...
— С чего ты взял?
— Счёт у неё не в местном отделении, а в лондонском. Впрочем, это не наше дело.
Это точно. Нам и без её хитростей забот хватает. Так... а какую сумму мне надо будет снять?
— Две тысячи этих... как их... фунтов — сколько в галлеонах?
— Около тысячи.
Ничего себе! Курс, конечно, может меняться, но по нынешнему за пятнадцать лет придётся выплатить около двухсот тысяч. Почти половину наследства дяди Алфарда. И ведь расходы на Гарри этим не ограничатся, да ещё и самому жить на что-то надо...
— Значит, начинаю искать работу.
Рем пожимает плечами.
— Какие проблемы? Аластор же говорил, что с орденским опытом тебя он даже без Академии возьмёт.
— К чертям аврорат. Я пёс вольный, не люблю, когда мною командуют. Я готов с этим смириться только ради Гарри. И только если уверен, что всё действительно делается ради его блага.
— Тогда ищи. В этом деле я тебе, к сожалению, ничем помочь не могу.
Мы находим укромный уголок в парке, который не просматривается с дорожек, и оттуда аппарируем на Диагон-аллею. Вернувшись домой, собираю газеты за последнюю неделю и начинаю изучать объявления о работе. Министерство, какая-то юридическая контора, ферма... всё не то... В очередной раз перевернув страницу, натыкаюсь на рамку, в которой текст выделен особым шрифтом. Набор в Гильдию Охотников. Который бывает в лучшем случае раз в десять лет.
Гильдия Охотников... Всего двадцать четыре человека, лучшие из лучших, элита, не знающая себе равных в преследовании тёмных тварей и обезвреживании черномагических артефактов. Голубая мечта почти любого маленького волшебника. Джеймс в детстве просто бредил ею. А в моей семье имя Кастора Блэка, возглавлявшего Гильдию в прошлом веке, произносилось едва ли не с большей гордостью, чем имя его внука Финеаса Нигеллуса. У них фантастически сложные вступительные испытания, но если я их пройду, то лучшего и пожелать нельзя. Охотники ни от кого не зависят — и это привлекает меня даже больше, чем неплохие деньги. Придвинув к себе перо и пергамент, я пишу заявку. Шансов немного, но почему бы не попробовать?
За два дня до Рождества я отправляюсь выбирать подарки. Сначала на Диагон-аллею, а затем в магловские кварталы, в магазин игрушек. Здесь шумно и многолюдно, я не без труда протискиваюсь вдоль полок. Бесконечные ряды кукол, плюшевых мишек, машинок... Мерлин! Ещё один такой случай, и я всерьёз задумаюсь о покупке хрустального шара... Словно знак судьбы, на самом верху стеллажа — красавец-олень гордо вскинул рогатую голову, а рядом с ним, положив голову на лапы, устроился пушистый длинноухий чёрный пёс. А чуть ниже сидит серый волк с добродушной ухмылкой на морде. Я ещё нескоро расскажу тебе, Гарри, сказку о мародёрах, у которой из-за маленькой подлой крысы оказался такой печальный конец. Но память об их верной дружбе будет с тобой с самого детства.
Когда я появляюсь в Литтл-Уингинге, Петуния смотрит на меня настороженно, но уже не так враждебно, как в первый раз. Сухо информирует, что получила деньги, забирает игрушки и разрешает мне, наконец, повидаться с крестником. Я жду минут десять, пока она оденет его. Очевидно, что по крайней мере часть присланных денег честно потрачена на Гарри — на нём новая ярко-голубая курточка со смешным медвежонком на спине.
— У вас два часа, — говорит она, застегнув последнюю кнопку и сунув в руки Гарри совок.
Я беру его на руки, и мы идём в парк. Когда я опускаю его на землю, он бежит к качелям, забирается на них и смотрит на меня. И радостно визжит, когда я раскачиваю его, ещё раз подтверждая, что унаследовал от отца страсть к полётам. Идёт снег, липкий, мягкий и почти тёплый. Будь Гарри постарше, можно было бы слепить снеговика. А сейчас, когда я снимаю его с качелей, он просто садится на корточки и начинает сосредоточенно ковырять снег совком. Падающие с неба хлопья оседают на курточке, и, стряхивая их в очередной раз, я замечаю, что ткань промокла. Высушить бы его, но... Строка в коротком письме от Дамблдора: «Пока не применяй никакую магию в присутствии Гарри». Я даже не спрошу почему. Значит, так надо. Один раз я уже попробовал не послушаться...
Недели за две до Хеллоуина Джеймс вернулся из Хогвартса мрачнее тучи. «Дамблдор предложил использовать Заклятие Доверия. И себя в Хранители Тайны. Он говорит, что где-то рядом со мной предатель. Один из вас, представляешь? Кто — ты? Рем? Малыш Пит — это ж вообще со смеху лопнуть?! Я всем вам верю, как самому себе. И поэтому Хранителем будешь ты. Согласен?»
Если бы я попытался уговорить его не рисковать и принять предложение директора, то в конце концов Сохатый уступил бы. Так и надо было сделать. Или хотя бы закрыть их собой! А я, идиот, подозрениями стал делиться! Что в тихом омуте черти водятся, а Лунатик начал слишком часто куда-то исчезать... Да ещё и решил придумать план похитрее. Выдумал. Своими руками отдал их этой твари! И теперь — всё не так. Всё! Гарри на прогулке должен был бы кататься на игрушечной метле над мягкими сугробами или, заливаясь хохотом, теребить длинную шерсть Мягколапа. Лили прятала бы улыбку за напускной строгостью, а Джеймс лепил бы снежки и раскрашивал бы их во все цвета радуги. Так было бы правильно. А если уж и представить себе это сцену без кого-то, то без меня. Но на могильной плите — их имена, не моё. Им, а не мне пришлось платить головой за мою глупость и самоуверенность! И местами не поменяешься, хотя это было бы только справедливо! Есть лишь одно оправдание тому, что я ещё жив... Вот оно, пыхтит рядом, зачёрпывая совком липкий снег и складывая его в кучку. Я нужен Гарри. Маглы, у которых он живёт, будут видеть в нём воплощение зла. В нашем мире на него уже смотрят как на идола. А просто любить живого маленького человека буду только я. И ещё Рем, конечно.
Гарри оглядывает результаты своих трудов и недовольно надувает губы.
— Зя!
— Что, слишком маленькая горка получилась? Ничего, сейчас поправим, — я встаю на колени рядом с ним и начинаю сгребать снег в кучу. Угадал — он весело смеётся, а затем вдруг утыкается головой мне в плечо.
— Тя!
— Не «тя», а Сириус, — я беру его на руки и поднимаю с земли совок. — Пошли домой, оленёнок. Ты весь мокрый, простудишься ещё, да и время у нас вышло.
Он смотрит на меня с интересом.
— Си?
— Да. Сириус. Для тебя — только так.
Петуния внимательно разглядывает племянника, будто ждёт, что после общения с волшебником у него должны появиться лишние конечности или что-нибудь в этом роде. И, кажется, с облегчением вздыхает про себя, увидев только мокрую курточку.
— С наступающим Рождеством, миссис Дурсль.
Она медлит, но всё же отвечает прежде чем закрыть дверь:
— И вас с наступающим Рождеством.
На сочельник в этом году выпадает полнолуние, и я приглашаю Рема в дом дяди Алфарда. Тихое место в глухой провинции в Уэльсе, где на несколько миль вокруг нет человеческого жилья — как раз то, что нам нужно. Самое камерное Рождество в моей жизни, самое пронзительное — ведь мы планировали встречать его совсем не так... Рем уходит незадолго до восхода луны, а когда она выплывает на небо во всей своей гордой красе, я превращаюсь и выбегаю на улицу. Под лапами поскрипывает снег, а звёзды задорно подмигивают с чёрного шёлкового купола. Незаметно подкравшийся Лунатик опрокидывает меня в сугроб. Мы боремся, а потом несёмся наперегонки через поле, сверкая серебристыми искорками на шкурах и глотая вкусный и свежий морозный воздух.
Мы останавливаемся на опушке, чтобы отдышаться. От чёрно-голубых теней под сенью деревьев веет древними тайнами, почти как в Запретном Лесу. Мы с Лунатиком всегда хорошо понимали друг друга в зверином облике, как пёс и волк, дальние родичи... И сейчас, глядя ему в глаза, я вижу, что мы представляем себе одно и то же — легконогую тень, скачущую рядом с нами через нетронутую снежную целину...
Глава 5После Рождества мы не торопимся возвращаться в Лондон. Рем на свежем воздухе всегда быстрее приходит в себя после полнолуния. А я решаю задержаться, чтобы порыться в богатой библиотеке дяди. Восьмого января я приглашён на испытания Охотников. Вспоминая всё, что я читал о них, спотыкаюсь на одном из первых этапов. Боггарт. Я ведь даже не знаю, какой он у меня сейчас. Не видел ни одного с тех пор, как нас учили бороться с ними на уроке ЗОТИ. Но я давно перерос тот детский страх, а смеяться над тем, чего я боюсь теперь, вряд ли будет так же легко, как в тринадцать лет. Когда жизнь ещё не напугала по-настоящему.
После смерти дяди бОльшая часть комнат так и стоит запертая. Наверняка где-нибудь за это время завёлся боггарт. Мне даже не приходится долго искать — в кабинете рядом с библиотекой я слышу характерный стук из стоящего в углу шкафа. И я гораздо меньше уверен в себе сейчас, чем перед уроком на третьем курсе. Что бы ни предстало передо мной, я ещё не представляю, как превратить страшилище в посмешище...
Дверца шкафа открывается, и я впервые вижу наяву то, что не раз заставляло меня просыпаться в холодном поту. Шесть лет назад этот кошмар стал последней каплей, заставившей меня порвать с семьёй. Он вышвырнул меня из жарко натопленного дома на Гриммаулд-плейс в неистовую вьюгу в три часа ночи. У боггарта моё лицо, холодное, жестокое и равнодушное. Для этого Сириуса Блэка нет ни любви, ни дружбы, ни света. Из его палочки вылетают зелёные вспышки. Смертельное Проклятие во всех, кто мне дорог — Лили, Джеймса, Рема, Гарри... Я отшатываюсь.
— Нет!
Дверь в комнату распахивается. Мгновенно осознав, что происходит, Лунатик встаёт между мной и шкафом.
— Ридикулус!
Серебряный шар превращается в таракана и шлёпается оземь. Рем загоняет боггарта на место.
Кто сказал, что гриффиндорцы ничего не боятся? Колени подкашиваются, и я сползаю по стене, чувствуя, как липнет к спине рубашка. Я никогда не был полностью уверен, что я не такой... Это даже не просто страх, а какой-то запредельный ужас...
— Успокойся, это всего лишь боггарт.
— Я не знаю...
Сам я вряд ли что-то понял бы из такого объяснения. Но Рем понимает.
— Зато я знаю, — он садится на пол напротив меня. — Нет в тебе этого, Сириус. Я бы почувствовал.
За привычку доверять его интуиции я цепляюсь, как утопающий за соломинку...
— Ты же всегда умел смеяться над собой, Мягколап.
— Но ты сам говоришь, что это не я...
— Не ты. Но в твоём облике. Как бы ты это назвал?
— Идеальный Блэк... Таким он должен быть по мнению моей семейки.
— Помнишь, ты описывал нам, каким тебя хотела видеть твоя мать?
— Гусем надутым. Но гуси не жестокие...
— Зато злые. Знаешь, как щиплются!
Ему удаётся насмешить меня. Хорошая идея, стоит попробовать. Я встаю, и Рем отходит в угол. Я направляю палочку на дверь шкафа и до хруста стискиваю зубы, глядя в лицо своему бездушному отражению.
— Ридикулус!
Гусь получается славный, толстый и важный. И почему-то слизеринских цветов. Это действительно забавно. Я смеюсь, чувствуя, как распускается тугой клубок в груди, Лунатик тоже фыркает — и боггарт исчезает, растворившись струйкой дыма.
— С чего ты вдруг решил узнать, какой у тебя боггарт? — интересуется Рем.
— Хочу попробовать пройти испытания Охотников.
— Хороший замах. Удачи.
Он уезжает на следующий день, а я остаюсь. Изучаю способы обезвреживания черномагических ловушек — моей орденской практики не хватит для уровня Охотников. В Лондон я возвращаюсь только в день испытаний. У меня пятеро конкурентов, все старше меня минимум лет на десять. Они даже не скрывают насмешки — «куда ты лезешь, мальчик, давно ли с тебя в Хогвартсе баллы снимали?» Ничего, мы ещё посмотрим, кто кого... На полосе препятствий, которую предстоит пройти всем участникам, у меня свои преимущества.
Ждать своей очереди приходится долго — придя к семи утра, я захожу в лабиринт только около двух. С порога — тестовое заклинание на присутствие чёрной магии. Есть, в углу определённо ловушка. Одна из самых распространённых — она взрывается, заставляя жертву на несколько минут полностью терять ориентацию в пространстве. Когда я её обезвреживаю, появляется отверстие в стене, откуда вылетает боггарт.
— Ридикулус!
На месте моего чудовищного двойника переваливается зелёно-серебристый гусь. Я загоняю боггарта обратно в дырку, и стена вновь становится ровной.
Двигаясь дальше, я чувствую себя големом, которому задали определённую последовательность действий. Вход в очередную комнату, проверочное заклинание, обезвреживание ловушки и борьба с тёмным существом. Или сначала какая-нибудь тварь, а потом уже подвох. Некоторые существа, которых я вижу, слишком редки, чтобы быть настоящими, но иллюзии очень качественные, не отличишь. Не только вид, но и звуки, запахи, эффекты — как вживую. Коготь мантикоры, от которой я не успеваю увернуться, рвёт рубашку и рассекает руку.
За очередной дверью — темнота и морозный холод. Силы начинают вытекать, как вода из треснувшего стакана. Хочется бросить палочку, сесть на пол и просто принять то, что ждёт впереди. Всё хорошее отодвигается за край земли, а дурное врывается в память с натиском взбесившегося дракона: разрушенный дом в Годриковой Лощине, навсегда побелевшие лица Лили и Джеймса... Немного привыкшие к темноте глаза различают движущиеся сгустки мрака, которые чернее окружающего фона. Дементоры. Врёте, твари, я вам так просто не поддамся! Ведь до гнусного предательства и разрытой могилы было это — коридор в Мунго, приветливая пухленькая целительница, с улыбкой объявляющая счастливому Джеймсу, что у него родился мальчик...
— Экспекто Патронум!
Мягколап — моя вторая половина, мой самый верный друг — бросается вперёд, заставляя дементоров отступить. Становится светло, проверочное заклинание показывает, что никаких ловушек нет, и я просто открываю следующую дверь. Это конец испытаний — в комнате нет никого, кроме крепкого мужчины средних лет с блокнотом в руках.
— Надо же, — он ухмыляется, глядя на меня, — я был уверен, что тебя вытаскивать придётся.
— Дементоры настоящие были?
— Иллюзии, конечно, где мы настоящих возьмём? Иди. Если прошёл, то результаты получишь через пару недель.
Я прихожу домой уже затемно, в шесть часов. Мои надежды провести вечер, спокойно валяясь на диване, разрушает приколотая к двери записка. Бисерный почерк Андромеды:
Сириус, я заходила утром и не застала тебя. Когда вернёшься, пожалуйста, сразу же отправляйся к нам, это очень важно.
Впервые в жизни я понадобился любимой кузине настолько срочно. Что у неё стряслось? Аппарировав к дому Тонксов, замечаю в окне на втором этаже детскую головку с фиолетовыми волосами — слава Мерлину, это хотя бы не с Дорой. Менди открывает дверь — бледная, глаза припухшие, из аккуратной причёски выбилось несколько прядей...
— Что случилось?
— Проходи, не здесь же разговаривать...
Она затаскивает меня в гостиную и чуть ли не силой сажает в кресло.
— Ты газеты сегодня читал?
— Нет, ушёл рано, а как вернулся, сразу к тебе. Да скажи ты толком, наконец!
Кузина молча протягивает мне утренний выпуск «Пророка». Всю первую полосу занимают огромная фотография и надпись под ней: «Знаменитые авроры Лонгботтомы в критическом состоянии доставлены в больницу Святого Мунго после нападения сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть».
Меня начинает трясти. Фрэнк, Алиса... как?! Ведь война закончилась, всё уже стало налаживаться... Менди продолжает что-то говорить, но я улавливаю только одну фразу, последнюю:
— Не могу поверить, что моя сестра оказалась способна на такое...
— Белла?
Она переворачивает страницу и показывает мне нужную строку: «На месте преступления арестованы супруги Родольфус и Беллатрикс Лестранг, Рабастан Лестранг и Бартемиус Крауч-младший».
— Тварь! — я намертво сцепляю руки в замок, чтобы унять дрожь. — Извини, Менди. А где Тэд? — у него сейчас должны быть самые точные и полные новости.
— В Мунго, разумеется, его ночью срочно вызвали на работу. О, а вот и он, — из коридора раздаётся шум. Тэд входит в комнату и швыряет на стол тот же самый номер «Ежедневного Пророка», который мне только что показывала его жена.
— Чёртовы писаки! С ночи по больнице шныряли, как у себя дома, вынюхивали! Пришлось Кишечно-Опорожнительным пригрозить.
— Голодный? — заботливо спрашивает кузина.
— Слона бы съел.
Менди уходит на кухню разогревать обед.
— Тэд, как они?
Он смотрит на меня исподлобья.
— Это служебная информация, которую можно сообщать только родственникам.
— Я тоже родственник, хоть и дальний. И к тому же друг Фрэнка. Пожалуйста...
— Ладно, чёрт с тобой... всё равно не завтра, так послезавтра это будет в газетах. Плохо дело, Сириус, очень плохо. Их несколько часов пытали Круцио. Тяжелейшие ментальные повреждения — они не могут говорить, никого не узнают и вообще почти ни на что не реагируют. И шансов, что они когда-нибудь придут в себя — в лучшем случае один на миллион. Безнадёжно. Кощунственно звучит, особенно в устах целителя, но им, возможно, было бы лучше, если бы они не выжили...
«Алиса ругается, что сын скоро забудет, как папа выглядит». А теперь он никогда этого по-настоящему не узнает. И как выглядит мама — тоже.
Менди зовёт нас обедать. Мы едим молча, даже болтушка Дора ведёт себя тихо, чувствуя подавленное настроение взрослых. Поставив в раковину грязные тарелки, кузина решительно выпроваживает дочь из кухни.
— Через три дня суд, — говорит она. — Я думаю, мне надо пойти... Сходишь со мной?
— Зачем? И почему ты, а не Нарцисса?
— Цисси мне написала... Люциус запретил ей даже думать об этом. И маме сейчас совсем плохо, она с ней сидит.
Конечно, Малфой сам с большим трудом отмазался от Азкабана. Ему совершенно не нужно, чтобы его имя упоминалось по такому скандальному поводу, как суд над Пожирательницей Смерти.
— Вот как? — Тэд хмыкает. — Пожалуй, я впервые в жизни могу с чистой совестью взять пример с Люциуса Малфоя.
— Какой пример? — в глазах Андромеды загорается огонёк, который не предвещает ничего хорошего. Её муж даже бровью не ведёт — видимо, за годы брака выработался иммунитет.
— Как и он, я собираюсь запретить своей жене идти на суд.
— Ты не посмеешь!
— Ещё как посмею. Я не хочу, чтобы ты копалась в этой грязи. Тем более в обществе Сириуса.
— Чем тебе не нравится мой кузен?
— Ничего против него не имею. Но боюсь, он не устоит перед соблазном запустить в Беллу парой Круцио.
— Сириус! — она смотрит на меня почти умоляюще. — Ну хоть ты ему скажи! Она моя сестра, мы не можем...
— Менди, — я не даю ей закончить фразу, — выброси из головы всю эту слезливую чушь! Наша поддержка ей сдалась, как дементору Патронус. Она будет просто счастлива видеть двоих отщепенцев рода, присутствующих при её позоре. К тому же Тэд прав. Фрэнк мой друг. Четвёртый, которого я потерял за последние пару месяцев. И он хуже, чем мёртв. Если я увижу тех, кто сделал с ним такое, я действительно за себя не ручаюсь! Так что никуда я не пойду. И тебе не советую.
Кузина, надувшись, уходит в комнату. Через минуту оттуда доносится её сердитый голос — бедной Доре не повезло попасть матери под горячую руку. Тэд устало вздыхает.
— Какое счастье, что они только двойняшки, а не близнецы...
— Это ты к чему?
— Беллатрикс наверняка посадят пожизненно. А между близнецами связь тонкая, это медицинский факт, они улавливают состояние друг друга. Чувствовать, что происходит с человеком в Азкабане — такого врагу не пожелаешь. Выбью-ка я отпуск да отвезу её куда-нибудь развеяться.
— Хорошая мысль. Ты через три дня работаешь?
— Нет, у меня как раз выходной. Лично прослежу, чтобы она не пошла на суд.
— Если что, свисти, я за ней присмотрю.
— Спасибо.
Когда я прихожу домой, Немезида впервые демонстрирует свою низзловскую сущность — она не требует внимания и не пытается мне надоедать, а просто тихо сворачивается клубком у меня на коленях. Я чувствую себя растерянным. К смерти нельзя привыкнуть, но за прошедшие несколько лет мне не раз и не два доводилось бывать на похоронах друзей и товарищей по оружию. А что делать в этой ситуации? Мать Фрэнка я не видел с раннего детства, родителей Алисы не знаю вообще и заявляться к ним с соболезнованиями будет неуместно... В больницу меня вряд ли пустят, да если бы и пустили — я не уверен, что у меня хватит духу придти туда. Лучше уж видеть могильные плиты, чем пустоту в глазах обманчиво неуклюжего добродушного Фрэнка и сдержанной решительной Алисы...
Глава 6Письмо из Гильдии приходит через три недели после испытаний, когда я уже успел смириться с тем, что не прошёл. Словно чуть запоздавший подарок на день рождения — я принят. Но из-за подписи под извещением к радости примешивается что-то ещё — то ли тревога, то ли досада... «С уважением, глава Гильдии Охотников, Публиус Корнелиус Флинт». Однокурсник и старый друг моего деда. Наводит на не слишком приятные раздумья о том, какую роль могла сыграть моя фамилия, ведь решение за главой Гильдии... А с другой стороны, выбирать не приходится. Мне это нужно — как гарантия собственной независимости и как возможность помочь Лунатику. Охотники обычно не работают в одиночку, а кого взять в напарники — моё личное дело, и никому, кроме Рема, я не доверюсь.
На следующее утро я стою перед старинным особняком на окраине Лондона. Дом выглядит заброшенным — облупившаяся штукатурка, потрескавшиеся ступени, на которых кое-где пробивается мох... Но это только видимость, внутри всё блестит. Поднимаюсь на второй этаж. Кабинет главы Гильдии — в два раза больше директорского в Хогвартсе.
— Здравствуйте.
Невысокий худощавый человек с коротким ёжиком седых волос встаёт из-за стола и, прихрамывая, делает несколько шагов мне навстречу.
— Добро пожаловать в Гильдию.
Пожав ему руку, я оглядываюсь по сторонам. На стене позади стола прибиты головы разных диковинных тварей, некоторых я даже на картинках не видел... А слева от меня — портреты бывших глав Гильдии. А вот и гордость древнейшего и благороднейшего — картина почти в самом центре стены...
— Наследничек, — Кастор Блэк, прищурившись, смотрит на меня с полотна. — Посмотрим, на что ты годишься... Сириус БЛЭК.
— А меня сюда из-за фамилии взяли?!
— Нет, — спокойно отвечает Флинт, заняв своё место за столом и указав мне на кресло напротив. — Мне, конечно, будет приятно учить внука моего старого друга, но выбрал я тебя не из-за этого.
Утешает. Не хватало только, чтобы здесь меня ценили как Блэка.
— Большинство членов Гильдии моё решение не одобряет. Ты показал не лучший результат — работаешь небрежно, не обращая внимания на мелочи, которые в реальном деле могут стоить тебе жизни... Тебе придётся очень постараться, чтобы доказать мою правоту.
— Тогда почему я?
— Ты ещё не вошёл в полную силу, а своим более успешным конкурентам уступаешь не так уж много. Значит, перспективы у тебя гораздо лучше, если поработать как следует.
— Как это — не вошёл в полную силу?
Лёгкий смешок.
— Чему вас только учат? Потенциал волшебника полностью раскрывается не раньше, чем в тридцать лет — и чем сильнее маг, тем позже это происходит. Самому молодому из твоих соперников тридцать восемь. А тебе три дня назад исполнилось двадцать два. У тебя есть ещё вопросы?
— Нет.
— Тогда я задам свои. Представления о Гильдии у тебя только из книг, а в них пишут много всякой чепухи...
— Гильдию создали в конце пятнадцатого века братья О’Донован во время Великой Войны с Вампирами. Изначально — элитный отряд, в котором было две дюжины бойцов, и по традиции Охотников всегда столько же. Они истребляли самых сильных вампиров. После войны ещё почти двести лет Охотники были единственной защитой, пока не появилось Министерство. В этом не врут?
— Правильно. Но это история.
— А сегодня Гильдия занимается борьбой с тёмными тварями и обезвреживает черномагические артефакты, — я подавляю улыбку, — в тех случаях, когда Министерство либо не справляется, либо к нему не хотят обращаться.
— Очень точная формулировка. И что больше интересует тебя?
— Не выношу чёрную магию.
Он хмыкает.
— Гриффиндорец. А что ты знаешь о привилегиях Охотников?
— Ну, по слухам Гильдия не сдаёт своих, и Министерство предпочитает не связываться лишний раз.
— Почти верно. Если у Охотника возникают проблемы из-за его профессиональной деятельности, то он может рассчитывать на поддержку Гильдии. Но в других случаях нет. Ты занял место человека, арестованного за принадлежность к Пожирателям Смерти. Однако это не привилегия, а традиция, которая восходит ещё к братьям О’Донован.
— А что тогда?
— У нас есть соглашение с Министерством, которое даёт нам больше прав, чем рядовым волшебникам. Нам не нужны разрешения на создание порталов, на покупку и применение любых компонентов для зелий и на ношение оружия. Кроме того, у главы Гильдии есть свободный доступ к информации Министерства, связанной с нашей профессиональной деятельностью.
Значит, о Реме он уже наверняка знает. Интересно, насколько основательно меня проверяли...
— Теперь об обязанностях. Все контракты утверждаются Гильдией, и за попытку заработать на стороне мы исключаем немедленно. Десять процентов от гонорара перечисляется Гильдии. Любая информация о нашей деятельности секретна, то же самое относится и к сведениям о заказчиках. За выполнение контракта Охотник отчитывается перед главой Гильдии, в спорных случаях решение принимается всеми членами. Есть вопросы?
— Нет.
— Тогда — в тренировочный зал. Посмотрим, какой ты боец.
Об этом не написано ни в одной книге, но я мог бы и сам догадаться. Дежа-вю, чёрт возьми. Начало нашей орденской карьеры. Тогда Аластор, ехидно ухмыляясь, на первом же занятии раскатал всех нас в тонкий блин. А потом объяснил возмущённому этим издевательством Сохатому, что нам, во-первых, полезно меньше о себе воображать, во-вторых, даже заведомо неравный учебный бой очень многое говорит о человеке опытному глазу. И сейчас будет то же самое — против главы Гильдии шансов у меня нет. А раз из-за моей персоны велись споры, то наверняка и зрители будут. Такому противнику, как Флинт, проиграть не стыдно, конечно, но всё равно, вот так — неприятно.
В зале собралась, видимо, вся Гильдия. В хорошую компанию я попал... Все старше меня как минимум вдвое. Кое-кто смотрит с интересом — например, тот коренастый, что был у выхода из лабиринта. Но в основном нескрываемый скепсис и настороженность. Особенно у одного, который стоит почти у дверей. Даже на фоне остальных Охотников личность колоритная — лет шестидесяти, наверное, совершенно лысый, со шрамом, рассекающим левую бровь и придающим ему сердитый вид. И взгляд как у МакГонагалл, заставшей нас с Сохатым за очередной проделкой. Кажется, я вот-вот услышу голос любимого декана: «Блэк и Поттер! Двадцать баллов с Гриффиндора и неделя отработок у мистера Филча!» Тьфу ты, о чём я только думаю!
Такой тренировочный зал я вижу впервые. Слева от меня амфитеатр для зрителей, а справа — сама площадка. Будь я мантикорой, устроил бы в таком месте логово — остатки крепостной стены, торчащие кое-где кусты, разбросанные по земле валуны и галька... кажется, в одном месте под этими глыбами есть укрытие... И в центре зала ещё и большая лужа. Когда мы заходим под защитный купол, резко становится холоднее — погода уличная. Земля под ногами хлюпает — отлично, значит, к концу поединка я буду ещё и по уши в грязи.
— Правила стандартные для магической дуэли?
— Нет, — отвечает Флинт. — Можешь передвигаться по всей площадке. Допускаются любые заклинания, кроме Непростительных. Желательно невербальные. Разумеется, калечить друг друга мы не будем. Очерёдность ударов не соблюдается. Длительность боя — по мере твоих возможностей.
Он жестом указывает мне на противоположный край площадки.
— Когда будешь готов — подашь сигнал.
Я иду на другой конец зала, попутно рассматривая ландшафт и прикидывая тактику поединка. Итак, между нами будет полсотни ярдов открытого пространства. С одной стороны это хорошо — в запасе несколько секунд для блокирования атак, но с другой, точно такая же фора и у соперника. А в защитных заклинаниях он наверняка намного сильнее. Значит, надо атаковать с ближней дистанции.
Моя стартовая позиция — за руинами крепостной стены. Развалины тянутся вдоль дальней части зала. По углам они возвышаются на добрых три ярда, а высота самой стены — от трёх до пяти футов. Это хорошо, у меня будет и надёжная защита, и возможность маневрировать. Вот только в средней части стена разорвана, словно пробита тараном, так что незаметно перемещаться с фланга на фланг не получится...
После моего сигнала атака следует мгновенно. Ступефай, который я легко отбиваю — это так, для разминки. Скорее что-то вроде приветствия. В ответ я выпускаю подряд три серии огненных шаров. Заклятие, конечно, несложное, но когда на тебя летит сразу полдюжины, сбить их все сложно. Проще отскочить в сторону. Поэтому я выпускаю их веером, с таким расчётом, чтобы отскочив от одной очереди, противник неминуемо оказался на пути другой. Лично я могу уклониться и от четырёх, а вот Флинт в свои годы... посмотрим, какая у него реакция...
Вот это да! Он не пытается сбивать шары или уворачиваться. Лёгкий взмах палочки — и в десяти ярдах перед ним появляется серебристо-туманная лента защитного заклятия, поглощающая огонь. Я всегда считал, что единственный способ защиты — сбить шар на безопасном расстоянии контзаклятием. А о таких поглощающих барьерах я даже не слышал — интересно, какая у них ёмкость?
Увидев, что я закончил атаку, Флинт снимает защиту и посылает заклинание в меня. Понять, что это такое, я уже не успеваю — воздух передо мной словно сжимается в кулак, который наносит мощнейший удар под дых. И в довершение неприятностей я ещё и приземляюсь прямо на груду щебёнки.
Слава Мерлину, что это только учебный поединок. Флинт спокойно ждёт, пока я восстановлю дыхание и встану. Чем же он меня приложил? Я поднимаюсь на ноги и успеваю вовремя отпрыгнуть в сторону, когда противник посылает очередное заклинание. Щебень столбом поднимается вверх, будто в него угодил магловский снаряд. Так, похоже, это что-то из магии воздуха. Я ставлю подряд три полосы фиолетово-красного тумана — невидимый кулак прошивает их насквозь. Значит, моя догадка верна. Правда, полностью прозрачную воздушную сферу я встречаю впервые. Обычно они серебристо-белые, хорошо заметные в полёте. Но ставить против такой сферы соответствующий щит я умею. А вот что делать с защитным барьером, мне пока непонятно. Может быть, попробовать воздушной сферой?
Результат получается очень интересный. Мои заклинания пробивают защиту, но при этом сферы меняют цвет — с серебристо-белого на фиолетовый, почти чёрный. И к тому же теряют лёгкость и подвижность — пройдя через барьер, они грузно шлёпаются на землю, и на месте их падения немедленно расплывается лужа.
Выходит, в основе такой защиты лежит магия воды. Огонь она тушит, а воздух насыщает влагой и утяжеляет до полной неподвижности. А если воду заморозить, а затем как следует стукнуть по ней?
Я поминаю добрым словом Аластора со всеми его придирками и бранью, от которой даже у нас уши вяли. Выпускать серии разнотипных заклятий, к тому же принадлежащих к разным стихиям, он нас научил. Моей следующей атакой он остался бы доволен, наверное...
Сначала короткая серия огненных шаров, чтобы заставить противника установить барьер, затем Замораживающее Заклинание, после него воздушная сфера, разбивающая ледяную стену вдребезги, и под конец снова огонь. Жаль, что на пятую очередь меня уже не хватит — выпустив сейчас две подряд, я бы Флинта сделал. Но такой номер даже Моуди не под силу.
Всё равно неплохо получается. Флинт не успевает поставить новый барьер и вынужден сбивать огненные шары стандартным способом, последний — всего в паре ярдов от себя. Он отшатывается, край мантии запутывается в ветвях торчащего рядом куста... Но реакция у него что надо! Я расслабляюсь всего на полсекунды — и получаю в ответ целую серию воздушных сфер. Даже выставленный щит не спасает. Они летят по какой-то очень хитрой траектории, и в итоге одна попадает мне в спину. Я падаю, перекатываюсь к гроту, и единственное, что приходит сейчас на ум — наш старый школьный трюк. Заклинание трансфигурации неживого в живое. Без прицела и чёткого представления, что во что превращается, шансов мало, но всё же...
С противоположного конца зала раздаются пара крепких словечек и громкий хохот зрителей. Осторожно выглядываю из-за валуна, нависающего над входом. Ничего себе! Не знаю, во что я попал, но наколдовал собаку, которая сейчас висит на левом рукаве мантии Флинта. У него уходит несколько секунд на то, чтобы стряхнуть зверюгу и превратить её обратно в куст. А я за это время успеваю прикрыть вход — к счастью, он тут только один — воздушным щитом. Следующая атака, когда он пытается пробить мою защиту — выигрыш во времени. Достаточно, чтобы придумать, как действовать дальше.
Оставаться здесь нельзя — сейчас он просто разнесёт моё укрытие по камушку и хорошо, если при этом мне по голове не попадёт. Надо выбираться — и я знаю как. Один раз мародёрский приём уже сработал... В своё время Джеймс придумал забавное заклинание — что-то вроде люмоса, который загорается не сразу и на расстоянии. Конечно, Флинт наверняка знает чары мгновенного восстановления зрения, но пара секунд у меня будет.
Я снимаю щит и выпускаю очередь из нескольких заклятий. Вспышки мигают в нескольких разных местах... отлично, значит, противник не сможет вычислить, где я нахожусь... Атака прекращается... пора! Я быстро перемещаюсь от грота к двум валунам рядом с лужей в центре зала. И наблюдаю оттуда, как Флинт, уже пришедший в себя, разбирает нагромождение валунов. Красиво — точно, аккуратно, ни одного лишнего движения... А мне стоит пошевеливаться — дальше настанет очередь и остальных укрытий. Надо подобраться к нему достаточно близко, чтобы он не успел ответить на удар...
Один и тот же трюк не стоит применять дважды. Вспышку я уже использовал, теперь стоит вспомнить об обратном приёме... Затемнение обычно создают с помощью порошка Перуанской Тьмы, но есть и заклинание с таким же действием. Сейчас нет даже смысла тратить силы на то, чтобы выполнить его как следует. Достаточно чтобы воздух хотя бы частично потерял прозрачность и смазывал контуры предметов.
Я произношу заклинание и бросаюсь вперёд. Наверное, со стороны это смотрится удивительно — воздух темнеет, словно вода в глубоком озере, контуры ландшафта за ним дрожат и растекаются... А внутри этого подвижного сгустка мрака временами что-то мелькает.
Флинт реагирует молниеносно — он бьёт заклятиями вслепую, и некоторые пролетают буквально в паре дюймов от моей головы. Я добегаю до ближайшего укрытия, перевожу дух, а потом, снова вызвав облако тьмы, прорываюсь дальше. Мне удаётся повторить это ещё дважды, и, наконец, остаётся последний бросок. Ещё двадцать ярдов — и я его сделаю! Но в этот момент вдруг становится светло —противник всё-таки сумел подобрать контрзаклятие. От неожиданности я останавливаюсь.
Флинт небрежно разносит ближайшие ко мне укрытия. И улыбается уголками рта — чуть сочувственно. Интересно, каким способом он собирается меня добивать? Через пару секунд становится ясно, что он опять выпускает очередь этих хитро закрученных воздушных сфер. Выставлять скользящий щит я умею, но от него мало пользы, если не знать, с какой стороны прилетит следующее заклинание. Я отбиваю одно и каким-то чудом уворачиваюсь ещё от нескольких, а потом на помощь приходит моя вторая сущность...
Это состояние знакомо любому анимагу — за миг до превращения, когда тело ещё остаётся человеческим, а чувства уже обострены, как у животного. Пару раз в жизни мне удавалось зафиксировать его на несколько минут. По желанию не получается, хотя я пробовал — то ли опыта пока не хватает, то ли это вообще невозможно... И сейчас происходит то же самое. Запах мокрой земли и кустарника бьёт в нос, слух улавливает тихий шёпот на трибуне, а главное — по вибрации воздуха я могу точно определить, откуда ждать следующего удара. Я разворачиваюсь и подставляю щит.
Не знаю, сколько времени продолжается этот раунд. С каждой секундой становится всё труднее держаться на ногах. Оказывается, даже просто защищаться, балансируя на грани двух обличий — почти предел моих возможностей. Наконец, я соскальзываю с гребня волны, в глазах темнеет, и, уже теряя сознание, я чувствую удар в грудь, который опрокидывает меня на землю.
Открыв глаза, я понимаю, что встать сейчас не смогу. Болит всё тело, и даже сесть получается только со второй попытки. Флинт терпеливо ждёт, пока я буду в состоянии реагировать на его слова.
— На сегодня с тебя хватит. Держи, — он протягивает мне пузырёк и поворачивается к зрителям. — У кого-нибудь есть ещё вопросы?
Я смотрю на трибуну. Кажется, мои доказательства приняты — скепсис сменился явным уважением. А это дорогого стоит, учитывая, что там сидят лучшие бойцы Англии...
— Приношу извинения и беру свои слова обратно, — лысый со шрамом качает головой. — Фамилия тут только приятное дополнение ко всему остальному.
Остальные молча кивают. Я свинчиваю пробку с флакона, и в нос шибает тухлой рыбой. Самое эффективное Восстанавливающее Зелье — вкус у него ещё хуже, чем запах, но действует почти мгновенно. Через пару минут удаётся не только подняться на ноги, но и вспомнить об Очищающем Заклинании.
— А почему сферы были невидимые?
— В своё время узнаешь. Пойдём, я хочу ещё кое-что тебе сказать с глазу на глаз.
Когда мы заходим в кабинет, он тщательно запирает дверь, а потом поворачивается ко мне.
— Показывай свой второй облик.
Мерлинову матушку, когда?! Но деваться некуда.
— Впечатляет, — невозмутимо говорит Флинт, когда я превращаюсь обратно в человека. — Давно?
— Седьмой год.
Он слегка наклоняет голову набок.
— Шесть лет назад ты учился...
— На пятом курсе.
— Кажется, твоя репутация позора семьи несколько преувеличена, — усмехается мой предок. — Анимаг в шестнадцать лет... невероятное достижение.
— Кто ещё знает?
— Мой друг. И профессор Дамблдор, хотя мы считали, что обманули его...
— Мы?!
— Нас таких трое. Было, — чёрт, конечно, не в его интересах сдавать меня Министерству, но оказаться на крючке просто так всё равно досадно. Хотя даже если бы я подумал о возможной проверке, что бы это изменило? — Что теперь?
Главы Гильдии, бывший и нынешний, переглядываются и чуть заметно улыбаются друг другу.
— Теперь надо позаботиться о том, чтобы ты не оказался в Азкабане за свои фокусы, — Флинт подходит к портрету Кастора, открывает тайник в раме и достаёт оттуда что-то. — Возьми и носи не снимая, — он протягивает мне тонкий серебряный браслет.
— Зачем?
— На нём чары, блокирующие Заклинание Двойной Сущности, — отвечает Кастор. — Моё изобретение.
— А вы...
— Да, тоже был незарегистрированным анимагом... правда, в шестнадцать лет об этом я ещё даже не задумывался. Превращался в ястреба. В то время нелегальная анимагия каралась только штрафом, закон ужесточили позже. Пришлось найти способ защищаться.
О такой удаче я даже мечтать не мог. Королевский подарок. Теперь ради помощи Снейпа не придётся рисковать — а я, по большому счёту, не имею права попасть в тюрьму на несколько лет.
— Спасибо.
— Не за что. Удачи тебе, Сириус.
— На сегодня всё. Иди домой, отдыхай. И запасись Восстанавливающим Зельем, обучение у нас жёсткое. Завтра жду тебя к десяти.
Наутро я понимаю, что совету стоит последовать — тело ноет до сих пор. В аптеке, наверное, очень удивятся, получив мой заказ — такую дрянь пьют редко, стараясь обходиться менее сильнодействующими и более приятными на вкус зельями. Отослав письмо, отправляюсь в Гильдию.
— Пришёл в себя после вчерашнего? — интересуется Флинт.
— Более или менее, — на самом деле, если так дальше пойдёт, то никакое Восстанавливающее Зелье не поможет.
— Времени расслабляться не будет. Тебе надо очень многому научиться. Заклинания — боевые, для исследования и поиска, кое-что из арсенала Целителей... Гербология и Магические Существа — особенно последнее, учитывая, что ты этот предмет после пятого курса бросил. Немного Магловедения — иногда нужно бывает выдать себя за магла. Некоторые Зелья. Радует, что самую сложную часть курса для тебя можно существенно сократить... Так что, думаю, в полгода уложимся.
— Какую часть?
— Выживание в полевых условиях без магии. Как ориентироваться на местности, маскироваться, распознавать ловушки и устраивать их, добывать еду и воду... Волшебникам это даётся с большим трудом, обычно уходит не меньше трёх месяцев. А ты, если я не ошибаюсь, почти для всего перечисленного можешь просто воспользоваться своей второй сущностью.
— Не ошибаетесь. Я уже умею слушать инстинкты.
— И долго этому надо учиться? — искренний интерес. Видимо, с Кастором они этот аспект не обсуждали.
— В зависимости от того, как часто используешь свои способности. Самое сложное — научиться отодвигать разум. Иначе просто не услышишь, что подсказывают инстинкты. У меня за шесть лет практики было достаточно, — я поворачиваюсь к портрету предка. — Скажите, а можно по желанию включать звериные чувства, не превращаясь?
— Можно. Но это тяжело и долго, у меня стало получаться только через пятнадцать лет.
Флинт хмыкает.
— Похвальная жажда знаний. Если ты так рвёшься учиться, то предлагаю прямо сейчас заняться более простыми вещами, на освоение которых не потребуется столько времени...
Глава 7Следующие несколько месяцев жизнь сливается в бесконечную полосу усталости. Смешно даже вспоминать, что когда-то нам казались невозможными требования Аластора. На фоне подготовки Охотников все орденские тренировки — просто детские игры на лужайке, а сам Моуди по сравнению с Флинтом — настоящий Санта-Клаус. Я выматываюсь так, что с трудом доползаю до дома. И времени расслабляться, как меня и предупреждали, практически нет — заниматься теорией приходится в основном самому. Единственная отдушина — Гарри. Он привыкает ко мне заново, радуется, когда я прихожу... И когда плачет — удивительно быстро успокаивается, стоит мне взять его на руки. Я ему больше родной, чем тётя.
Одновременно со мной удача улыбается и Рему, хоть и не такая крупная. Ему впервые в жизни удаётся подписать временный контракт на относительно долгий срок — участие в исследованиях в заповеднике на Оркнейских островах. Пару раз в месяц он вырывается на материк на несколько часов, и либо сидит у меня, либо мы проводим это время с Гарри — им надо привыкать друг к другу. Толстый муж Петунии сердито фыркает при нашем появлении, но молчит. Похоже, в этой семье он глава только по названию...
— Нам повезло, — говорит Рем после очередной такой встречи, когда мы, передав моего крестника тётке, идём к парку, откуда можно аппарировать, не привлекая ненужного внимания.
— В чём?
— В том, что ты сейчас так загружен. И при этом можешь видеться с Гарри. Не остаётся времени на то, чтобы накручивать себя из-за придуманной вины.
Совершенно не в стиле обычно деликатного Лунатика — лупить вот так, в лоб. Жёстко и напрямую.
— Рем, прекрати! Это была моя идея, чёрт возьми! Я всё равно что убил их! Так что не надо пы...
— Вот именно, не надо, — он резко перебивает меня. — Твоя была идея. А решение — ваше общее. И где все эти годы было моё чутьё — тоже вопрос хороший. Не стоит тянуть одеяло на себя, Сириус. Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Зачем ты мне всё это говоришь?
— Мы сейчас редко встречаемся, и в этом есть свой плюс — любые изменения сильнее бросаются в глаза. Мне не нравится то, что я вижу. Когда речь заходит о Гарри, ты напоминаешь марионетку. С искренними чувствами, но почти без собственного разума и воли. Пока достаточно любви, а через несколько лет ему нужно будет гораздо больше. Прости, я понимаю, что это тяжело слушать, но кто ещё скажет тебе правду?
Мы доходим до беседки в глубине парка, и Рем, коротко попрощавшись, достаёт портал, который перенесёт его обратно на острова. А я, проглотив первую обиду, понимаю, что он прав. Во всём. Мне действительно повезло, что после изматывающих тренировок времени на раздумья остаётся слишком мало, и я предпочитаю тратить его на позитивные мысли. Чувство вины стало чем-то вроде фона, на который почти не обращаешь внимания. А сейчас, когда я вглядываюсь в него пристальнее, то вижу, что оно изменилось. Стало не меньше, но — другим. Вопрос «что делать» не обсуждается. За всё надо платить, и от висящего на мне долга освободит только смерть. Но на вопрос «как» я могу — и должен! — ответить сам, а не по чужой указке. Лили и Джеймсу вряд ли понравилось бы, если бы я стал только рупором Дамблдора рядом с их сыном. Никто не может быть всегда правым. Значит, мне надо преодолеть страх совершить ошибку и учиться настаивать на своём в отношениях с Дамблдором. И это вряд ли будет легко.
Лето в этом году выдаётся жарким и превращает учёбу в настоящую пытку. В тренировочном зале всегда та же погода, что и на улице. Флинт пользуется чарами, создающими вокруг него прохладу, но категорически запрещает мне делать то же самое, потому что Охотник должен уметь работать в любых условиях. По тем же причинам курс выживания на местности был в конце февраля. Но заниматься заклинанием Адского Пламени в такую жару — это уже форменное издевательство. Как будто мало того, что это чёрная магия, которую необходимость не делает менее отвратительной. На третий день тренировок, когда у меня наконец-то получается полностью контролировать огонь самостоятельно, я чувствую себя выжатым досуха.
— Пойдём, надо поговорить, — Флинт приглашает меня в кабинет вместо того чтобы отпустить домой.
Иногда самые простые вещи способны доставить массу удовольствия. Спокойно посидеть в прохладе и выпить воды...
— Я доволен твоими успехами, Сириус. Учиться мы продолжаем всю жизнь, но я считаю, что тебе уже можно поручить пробное задание.
— Я только за, сэр. У вас есть что-то конкретное?
— Да. Дело срочное и довольно деликатное, — он слегка морщится. — В некоторой степени оно касается меня. У моей жены есть дальние родственницы, две старые девы. Мисс Лаура и Селеста Фитцвильям.
— Сёстры?
— Троюродные. Их поместье неподалёку от Пен-и-Пас, это в Уэльсе. У них в доме завелась бандимана, а когда они попытались её выжить, получилось что-то странное. И опасное. Эта тварь напала на маглов, делом уже заинтересовалось Министерство... Мне удалось притормозить разбирательство на пару дней, и за это время проблему надо решить.
— Я согласен.
— Хорошо. Поскольку ты ещё не Охотник, контракт оформлен на меня, и рассчитываться заказчицы будут со мной. Выполнишь задание — лицензия твоя. А если ты сможешь взять это существо живьём, то можешь считать, что и с долгом за своё обучение расплатился. Порталы туда и обратно я тебе выдам. Всё остальное, как обычно в нашей практике, на твоё усмотрение.
— Как обычно — значит, я могу взять с собой напарника?
— Да. На первый раз обойдёмся без формальностей.
— А дальше что надо будет делать?
— Твой партнёр подписывает лично с тобой договор, который должен заверить я. В качестве подтверждения, что ты действуешь именно как Охотник. Ты, конечно, собираешься работать со своим приятелем-оборотнем? — он качает головой. — Я бы не стал доверять этой породе...
— Скажите ему спасибо, что у вас в Гильдии сейчас есть Охотник-анимаг! — само собой срывается с языка.
— Может быть, и скажу, когда встретимся, — не разберёшь, всерьёз или с иронией. — Хорошо, это твоё дело, — он протягивает мне две коробочки. — В синей портал до Пен-и-Пас, в белой — обратный до Лондона. Иди. Завтра в восемь утра вы должны быть на месте.
Лунатик вернулся всего пару дней назад, и мы ещё не виделись. Но записку со своим новым адресом он мне прислал — знакомые места, тот же убогий магловский район, где он жил осенью. Экономия, будь она неладна... Нет, мы должны выполнить это задание так, чтобы нам аплодировали, чёрт возьми!
Хлопок аппарации распугивает роющихся в мусорных баках котов. На этот раз до обшарпанной двери не приходится подниматься, квартира на первом этаже. Переступив порог, очередной раз чувствую приступ зависти — способность быстро устраиваться на новом месте у Рема просто потрясающая.
— Как дела?
— Как всегда, — он криво улыбается. — Тот контракт закончился, теперь надо искать что-то новое...
— Считай, что эта проблема у тебя решена.
— Каким образом?
— Я же тебе говорил, что прошёл в Гильдию. Охотники в одиночку не работают, и я рассчитываю на твою помощь.
— Ты это серьёзно?
Такой взгляд я у него видел только один раз. На первом курсе, когда мы с Джеймсом, зажав его в клещи, вытащили из него ту самую тайну...
— Конечно. Ты единственный, к кому я могу повернуться спиной в опасном деле. Больше мне некому доверять.
— А у тебя неприятностей не будет? Если узнают, с кем ты работаешь?
— Даже глава Гильдии не может мне указывать, кого взять в напарники. Про тебя ему и так известно, у него есть доступ к спискам. Он намекнул, что не стоит, я предложил тебе спасибо сказать за мои особые навыки — тем и кончилось.
— Он и про анимагию знает?!
— С самого начала. И это хорошо — я там не первый такой умный... В Гильдии есть свой способ защитить нелегального анимага от проблем. Извини, подробностей не расскажу, не моя тайна. Так ты согласен?
— Да. Спасибо.
— Тогда собирайся. Завтра в восемь нам надо быть в Пен-и-Пас. Сейчас, правда, нам ни кната не достанется — это моё тестовое задание, после которого я получу лицензию. И вот потом уже начнутся настоящие дела, на которых мы и заработаем.
— Тогда я без четверти восемь буду у тебя.
— Договорились. Пока.
Когда я прихожу домой, Немезида даже не выбегает мне навстречу. Развалившись на тумбочке рядом с кухней, она только лениво поднимает голову, широко зевает и смотрит на меня почти с упрёком. А когда я подхожу поближе, с обиженным видом удаляется в комнату. Справедливо, со всеми этим тренировками внимания моей живности достаётся немного. Мунину всё равно, он птица независимая и Лунатика любит больше, чем меня, а ей скучно. И сегодня мне опять не до того, чтобы развлекать её, вставать завтра рано. Я задабриваю вредное животное хорошей порцией мяса — обиды обидами, а ужин по расписанию. Когда она, наевшись, начинает умываться, я чешу её за ухом.
— Низзи, может, мне тебя завтра с собой взять? Будешь полуниззлом дрессированным, охотничьим...
Она выгибает спину, мурлычет, а потом кладёт передние лапы мне на колени и пристально смотрит в лицо. А я начинаю всерьёз обдумывать сорвавшуюся с языка шутку. Конечно, бойцовый полуниззл — это смешно, но в качестве разведчика она вполне может пригодиться. Например, залезть на дерево и осмотреть окрестности, а расспросить её потом не проблема... Да и на Лунатика она реагирует уже более спокойно — погладить не даётся, но уже не забивается в угол, когда он приходит. Решено, возьму её с собой.
Утром я сажаю Немезиду в уже уложенный рюкзак и выхожу за дверь. Рем, как всегда, пунктуален.
— Решил кошку дрессировать? — он улыбается, когда Низзи высовает из рюкзака лапу, пытаясь подцепить завязку клапана.
— Мы с тобой на дерево так высоко, как она, не залезем, — я достаю из кармана коробочку с порталом. — Кошка, спрячь свои грабли, а то оторвёт. Рем, на счёт три.
Портал переносит нас к покосившейся и кое-где проржавевшей ограде вокруг запущенного сада. Аллею от ворот до входа в особняк давно не чистили и даже не ремонтировали, я чуть не падаю, запнувшись о выбоину между камнями. На стук открывает домовой эльф, и через пару минут нам навстречу выходят хозяйки. Колоритная парочка. Одна — высокая, худая, чуть вздёрнутая верхняя губа придаёт ей надменный вид. Вторая, наоборот, маленькая и полная, пухлые руки унизаны перстнями. А такой чепец, как у неё на голове, я видел только на портрете своей прабабки... Живая иллюстрация старой доброй Англии, о которой с тоской любили вспоминать в моей семье — чистокровные волшебницы, которые ведут подобающий им образ жизни.
— Доброе утро, мисс Фитцвильям.
— Доброе утро. Как приятно, что нынешние молодые люди не забывают о пунктуальности, — чопорно говорит высокая. — Сириус Блэк — это вы?
— Да, мисс. А это мой напарник Ремус Люпин.
— Очень приятно, — она протягивает мне костлявую руку. — Селеста Фитцвильям. А это Лаура.
Они приглашают нас в дом, и элементарная вежливость не позволяет отказаться от чашки кофе с неизбежным сопровождением в виде светской болтовни. Дамам скучно в этой глуши.
— Как выглядит эта тварь? — мне наконец удаётся перевести разговор на деловую тему.
— Мы не успели её толком рассмотреть. Она большая — это всё, что я могу сказать. И дышит огнём, — отвечает Селеста. — Нашему садовнику удалось пройти по её следу. Милях в пяти отсюда магловский заповедник, она скрылась там.
— Она уничтожила несколько ценных вещей, — Лаура вздыхает и скорбно поджимает губы. — Старинный комод... кресло...
— Лаура, прекрати! — обрывает её родственница.
— Нам пора, — я встаю. — Времени не так много.
— Надеюсь, Публий знает, что делает, — говорит Селеста перед тем как попрощаться.
— Не знал, что домовик может быть следопытом, — удивляется Рем, когда мы выходим за ворота.
— Садовник у них наверняка сквиб. Традиция старинных семей. Эльфы хороши для работы в доме, а с уходом за растениями они плохо справляются.
Пять миль до границы заповедника по таким местам, когда солнце ещё не припекает — приятная прогулка. Но лес нам обоим не нравится. Он какой-то неправильный. А инстинкты Бродяги подсказывают, в чём именно — ни единого звука, кроме шороха ветра в листве. Видимо, эта тварь распугала всё живое в округе. С чем же нам придётся иметь дело?
О том, как её искать, я заранее не подумал. А зря. Все известные мне заклинания применяются только тогда, когда знаешь, что ищешь. Более точно, чем просто «огнедышащая тварь». Можно, конечно, модифицировать, чтобы и по таким параметрам работало, только точность будет меньше... Когда я достаю из рюкзака перо и пергамент, Лунатик хмыкает и уходит куда-то в сторону. Минут через пятнадать он возвращается, держа в руках сучок.
— Нам туда, — Рем машет рукой на северо-запад.
— Уверен?
— Да. У меня свои способы.
Обычно он не отвечает так уклончиво. Странно. Но, думаю, он знает, что делает. Поэтому я просто подхватываю рюкзак и иду за ним. Низзи бежит рядом — похоже, ей здесь тоже не нравится. А через несколько миль, когда кончается прилизанная зона для магловских туристов и начинается настоящий лес, она очень доступно даёт понять, что хочет обратно в рюкзак.
Лунатик периодически останавливается и что-то делает с сучком, который он не выпускает из рук. Несколько раз приходится резко менять направление, и на все эти блуждания по лесу у нас в итоге уходит почти весь день. На опушку мы выбираемся около девяти. Дальше горы, видимо, тварь устроила себе логово где-нибудь в пещере, испугавшись встречи с людьми.
— Скоро стемнеет, пора остановиться на ночлег.
— Уже недалеко, — уверенно говорит Рем. — Если не придётся слишком долго возиться, то завтра к обеду будем уже в Лондоне.
Быстро поужинав, мы ставим палатку и заваливаемся спать, только в последний момент вспомнив о сигнальных заклинаниях. А утром я проверяю, как сработает моя идея использовать Низзи в качестве разведчика. На опушке растёт высокая старая сосна, обзор с неё должен быть просто отличный. Я перекидываюсь. Конечно, общение с животными — это обмен образами, а не словами, но отдавать простые команды и описывать такие же действия тоже можно.
«Залезь на дерево, а потом расскажи, что видела».
«Зачем?»
«Надо».
«Ну хорошо».
Она ловко карабкается по стволу, гораздо проворнее, чем обычная кошка — помогают кривые лапы полуниззла. И спускается самостоятельно, застрять на дереве ей не грозит.
«Что видела?»
«Вода падает. Камин рядом».
«Какой камин?»
«Рядом с водой. Дым».
«А где? Покажи».
«Там», — она машет лапой.
Превратившись в человека, я показываю направление Рему.
— Она там?
Лунатик опять что-то колдует над сучком.
— Да. Хорошая у тебя оказалась идея использовать Низзи.
Уже через четверть часа ходьбы сквозь заросли кустарника мы слышим шум водопада. В конце концов мы оказываемся на открытой площадке у подножья скалы. Несколько кустов, разбросанные тут и там валуны... один из них неожиданно начинает двигаться. За спиной раздаётся шипение Немезиды, и мы наконец-то видим свою добычу. Мерлин и Моргана! Что пили почтенные старушки прежде чем браться за палочки? Мне даже в пьяных кошмарах такое не мерещилось... Больше всего это существо похоже на жабу, но размером с небольшого гиппогрифа, с острыми когтями на лапах и мощным широким клювом. Заметив нас, тварь надувается и выплёвывает огненный шар, за ним следует ещё один. А нам эту прелесть надо доставить Флинту живьём... Ну и что с ней делать?
От идеи гасить её пламя водяными сферами приходится сразу отказаться. Одного заклинания явно не хватит, а если применить больше, то и убить можно. Огненные шары, разумеется, тоже не годятся. Может быть, попробовать оглушить? Рем выпускает очередь Сногсшибателей — нет, этим её не возьмёшь. Шкура у неё, похоже, толстая — заклинания отскакивают, как мячики от стенки. Она только разозлилась — надувшись ещё больше, жаба снова плюётся огнём и прыгает, сократив расстояние между нами вдвое.
От неожиданности я выстреливаю в неё первым, что приходит на ум — воздушной сферой. Совсем прозрачными они у меня ещё не получаются, и тварь, раскрыв клюв, проглатывает шар, словно обычная жаба — муху. Что ж, это по крайней мере заставит её сидеть на месте...
— Рем, давай ты её займёшь, а я пока подумаю, что делать...
Лунатик пожимает плечами и начинает играть с ней, как с котёнком: запускает сферы с разных сторон, иногда по две подряд, сотворяя их разного размера... У него они обычные, серебристо-белые, но так даже лучше. А я лихорадочно соображаю, что же можно придумать. Главная проблема — то, что эта тварь дышит огнём. Перед глазами встаёт картинка из учебника по Уходу за Магическими Существами — анатомия дракона. Железа, вырабатывающая огонь, у самого основания гортани и особые мышцы в глотке, которые выталкивают пламя. Предположим, у этой жабы всё устроено так же... а если парализовать ей горло? Соединять заклинания я уже умею, можно попробовать добавить к сфере Парализующее Заклятье...
Тварь, наглотавшись воздуха, раздувается и уже не обращает внимания на новые приманки. А потом она срыгивает — огонь, разумеется. Но после этого жаба опять готова охотиться. И с третьей попытки у меня получается добавить в сферу Парализующее Заклинание. Тварь судорожно раскрывает клюв, пытаясь плюнуть, но у неё ничего не получается. Мы начинаем осторожно подходить к ней — о когтях и весе этой туши тоже забывать не стоит. Она подбирается, готовясь к очередному прыжку, и Лунатик пользуется моментом — вылетающие из палочки верёвки обвиваются вокруг задних лап твари. Тварь опрокидывается на спину.
— Куда мы её засунем? — спрашивает Рем.
— Клетку какую-нибудь надо...
— Это по твоей части. Ты у нас звезда трансфигурации, — улыбается он.
Я сосредотачиваюсь на Заклинании Материализации. Клетка получается на первый взгляд очень прочная — стальные прутья толщиной с мой большой палец. Мы с Лунатиком обмениваемся удовлетворёнными взглядами. Задание выполнено!
— Ну что, тебя можно поздравить? — обращается он ко мне.
Но в этот же момент тварь ловко перекусывает ближайший прут решётки. Хотя лапы у нее по-прежнему стянуты, а шея парализована, она сжимается в комок и как бешеная юла вращается внутри клетки, быстро щелкая клювом. Ещё миг — и она на свободе!
Целясь в клюв, Рем запускает спутывающее заклятие, от которого тварь ловко уворачивается. Ещё один щелчок, и она освобождает лапы!
— Мерлинова задница! — зло хрипит друг.
— Думаешь, у нее был такой же клюв? — несмотря на серьёзность момента, я не могу сдержать улыбку, представив себе эту часть тела с таким украшением.
— Нет, она была такой же полной, как и та, что сейчас грозит нам! — он поднимает палочку, готовясь отражать атаку твари.
Но жаба, похоже, думает только о спасении. Она быстро сплющивается и вскоре напоминает полуспущенный надувной матрас, а затем с неожиданным проворством проскальзывает в узкую расселину у подножья скалы.
Твою мать! Ушла, гадина! Я со злостью пинаю вывалившуюся из рюкзака флягу. Жалобно булькнув, она улетает в ближайшие кусты, откуда раздаётся громкое возмущённое «мяк!» Разумеется, именно в эти заросли, испугавшись чудовищной жабы, забилась Немезида. Выбравшись оттуда, она садится у моих ног и обиженно смотрит на нас круглыми немигающими глазами.
— Что уставилась? Ты на охоту пришла или куда? Хозяин из сил выбивается, а она дрыхнет по кустам! Давай, делом занимайся!
Рем улыбается.
— Спокойней, Мягколап. Чего ты добиваешься от Низзи? Чтобы она выгнала эту тварь из норы? Она же кошка, а не охотничья собака.
Я пожимаю плечами — действительно, что за глупости я несу? Придётся лезть самому. Это не проблема, конечно, собака туда протиснется, но что дальше? Чёрт его знает, что там внутри, смогу ли я превратиться в человека и достать палочку. А даже если если жаба ещё не может изрыгать огонь, достаточно одного удара клюва, чтобы сломать мне позвоночник или проломить череп.
— Низзи, стой! Ты куда?— услышав за спиной отчаянный вопль Лунатика, я оборачиваюсь и успеваю заметить, как в чернеющем проёме норы мелькает белый кончик хвоста Немезиды.
Времени на размышления нет. Я на ходу превращаюсь в пса и бросаюсь в расселину. Ну кто меня за язык тянул? Когда ж я думать научусь прежде чем пасть открывать?! Из-за моей дурости ещё одно существо, доверившееся мне, может погибнуть. Из темноты раздаются яростное шипение Немезиды и щёлканье клюва твари вперемешку с каким-то странным бульканьем.
Ещё один поворот, и узкий лаз заканчивается. Я оказываюсь в неожиданно большом логове чудовища. Даже в высоту оно футов десять. Быстро превращаюсь в человека и запускаю Люмос. Низзи бегает вокруг жабы, проворно уворачиваясь от разъярённого чудовища. Мне остаётся только подстеречь момент, когда оно опять попытается схватить мою помощницу... сейчас! Быстрый взмах палочки, и между половинками широко раскрытого клюва появляется толстый железный прут. Раздаётся душераздирающий скрежет — тварь запрокидывает голову, силясь его раскусить. Спутывающим заклятием я плотно стягиваю клюв.
— Браво! — Лунатик высовывает голову из лаза.
— Я знал, кого брать в помощники! А ты быстро добрался.
— Натренировался на Оркнейях, — он встаёт и отряхивается. — Наружу мы её не потащим, конечно?
— Зачем? Прямо отсюда и отправимся.
Во второй раз я создаю более основательную клетку — прутья у неё толщиной уже в мою руку, пол и потолок металлические. А клюв и лапы твари теперь надёжно фиксируют цепи.
Я наклоняюсь над Немезидой. Она, как ни в чем не бывало, тщательно вычищает свою гладкую блестящую шкурку. Похоже, она не пострадала и даже не слишком испугалась.
— Извини, малышка, — я глажу ещё влажную от вылизывания мягкую шерсть. — Я был неправ, ты у меня замечательная девочка.
Она блаженно жмурится и мурлычет, вибрируя всем телом.
— Надеюсь, портал потянет такой вес, — я достаю из кармана выданную Флинтом коробочку и открываю рюкзак. — Низзи, давай на место.
Моя храбрая напарница послушно запрыгивает внутрь. Я закидываю рюкзак на плечи и надёжно фиксирую пояс, чтобы он не слетел при перемещении.
— Рем, хватай клетку...
Через минуту мы стоим рядом с офисом Гильдии. Портал выдержал нагрузку, клетка не расщепилась, но втаскивать её в особняк не стоит. Я отправляю главе Гильдии Патронуса — придётся ему выйти во двор, чтобы полюбоваться на своё сокровище. Он появляется довольно быстро и не один — нескольким моим теперь уже коллегам тоже интересно. Все разглядывают жабу с изумлением, кто-то начинает вслух рассуждать, каким образом можно было сотворить такое чудо света... Флинт, обойдя клетку со всех сторон, качает головой и смотрит на нас с одобрением.
— Что ж, с заданием вы справились хорошо, — он протягивает мне свиток пергамента. — Поздравляю, теперь ты полноправный Охотник.
Немезида высовывает голову из рюкзака.
— Мяу!
— Извини, но тебе я лицензию не дам, — серьёзно говорит ей Флинт под дружный хохот окружающих.
— Тебе и контракт не нужен, чтобы со мной работать, — я чешу её за ухом.
— Отметим? — предлагает Лунатик, когда начинается обсуждение вопроса, куда деть клетку.
— Обязательно. Только Низзи домой забросим.
Мы оставляем у меня дома рюкзаки и кошку, и когда я запираю дверь, в памяти всплывает разговор с Флинтом.
— А ведь тебе было обещано спасибо сказать за Охотника-анимага! — говорю я Рему.
— Думаешь, твои секреты вся Гильдия знает, чтобы говорить о них публично? Не сказал и не надо. Куда пойдём? Предлагаю бросить монету: орёл — «Дырявый котёл», решка — «Три метлы».
Выпадает решка.
Глава 8Хлоп! Аккуратно слепленный куличик превращается в кучку песка. Сегодня мы опять гуляем в парке втроём, ловя последние дни летнего тепла — погода стоит удивительно хорошая для конца августа. Гарри с Ремом вот уже полчаса азартно возятся в песочнице. У них состязание: что получится быстрее — созидание или разрушение. Лунатик лепит куличи, а мой крестник, полюбовавшись на его творение пару секунд, с энтузиазмом шлёпает лопаткой. А ещё за это время он успевает несколько раз плюхнуться животом на песок, перепачкавшись с ног до головы, и украсить брюки Рема отпечатками грязной маленькой пятерни. Так что победа пока на его стороне. Кому из них веселее, можно принимать ставки — жаль, что не от кого. Нам пришлось устроить песочницу для Гарри в дальнем уголке парка, куда практически никто не ходит. В последнее время в нашем присутствии у него слишком часто стали происходить выплески стихийной магии, и мы не можем позволить ему играть с другими детьми. Так что единственный болельщик на этом соревновании, а заодно и рефери — я.
Кажется, пора заканчивать — Гарри разошёлся не на шутку. Разметав очередную пирамидку, он издаёт воинственный клич и начинает размахивать лопаткой перед лицом Рема.
— Йем!
— Не «Йем», а Рем, — терпеливо поправляет Лунатик, осторожно перехватывая грозное оружие. — Нельзя! Ты же мне больно сделаешь.
— Йем! — Гарри приземляется на пятую точку, послушно выпустив лопатку.
— Рем! И это я тебя съем! Потому что я страшный серый волк, а ты поросёнок. Сам измазался и меня испачкал! Тебе не стыдно?
Малыш проводит по щеке грязной ладошкой и мотает головой, а мы чуть не падаем от хохота.
— От оленей поросята не рождаются. Только оленята. И вспомни, староста, часто ли ты видел, чтобы Сохатому было стыдно?
Он фыркает.
— Вообще не помню! Но Петуния нас убьёт, если мы ей племянника вернём в таком виде. И будет права, между прочим, ей эту грязь не магией оттирать.
— Нам при Гарри тоже колдовать нельзя.
— Зато при его одежде можно. Сейчас тепло, разденем его, потом отойдёшь в сторону и почистишь.
— Одевать по новой сам будешь, — ехидно говорю я. — Я уже пробовал, он при этом брыкается хуже гигантского кальмара.
— Какой у тебя богатый опыт, Мягколап! Когда это ты одевал гигантского кальмара?
Мы снова покатываемся со смеху. Но дальше, как я и предсказывал, нам совсем не так весело. Гарри охотно позволяет себя раздеть и даже смирно сидит на руках у Рема, пока я занимаюсь чисткой. А вот когда дело доходит до одевания... Этот процесс он не любит с рождения, Лили поначалу приходила в ужас от необходимости его пеленать. Потом приноровилась, а для меня до сих пор загадка — как можно в одиночку натянуть футболку и штаны на ребёнка, который размахивает руками и ногами, словно разъярённая пикси? У нас и вдвоём с трудом получается...
— Мягколап, а ты спрашивал, почему нельзя применять магию при Гарри? — Рем наконец-то застёгивает последнюю кнопку на штанишках и утирает пот со лба.
— Дамблдор считает, что пока Гарри ещё ничего не понимает, наше волшебство может неблагоприятно отразиться на Защите Крови. Случай уникальный, защита нестандартная — лучше не проверять.
— В чём нестандартная?
— Обычная Защита Крови штука мощная, но от смерти не спасает. А для Гарри Дамблдор придумал что-то такое, что может сохранить ему жизнь. Но чтобы это работало, дом его тётки должен быть домом и для него.
Вернув Гарри тётке, мы возвращаемся в парк, но, оказывается, не для того чтобы аппарировать в Лондон. Рем садится на скамью и хлопает ладонью по гладким доскам рядом с собой.
— Садись, поговорить надо. У меня потрясающие новости, — вид у него при этом, как у Санта-Клауса.
— Какие? Давай, выкладывай, не тяни низзла за хвост!
— Я уговорил Снейпа с нами встретиться. Сегодня утром пришло письмо, он нас в семь будет ждать в каком-то кафе в Манчестере.
— Рем, ты гений! Как?!
— Очень забавным образом. И даже Лили упоминать не пришлось, этот козырь мы сохраним на сам разговор. Не знаю, что взбрело ему в голову, но он с января начал публиковать статьи по ЗОТИ. С практикой он, конечно, знаком хорошо, как и с самой Тёмной Магией, но теоретик из него... Заочно мы с ним с зимы и общаемся, я его за каждый ляп мягко, но неуклонно пинал. А три дня назад была конференция, посвящённая юбилею Грейса. Я из любопытства заглянул. Хочешь хохму, кстати?
— Давай.
— Сначала я зашёл на секцию Нумерологии, где, разумеется, обсуждали вторую часть задачи. Там кто-то заикнулся про многомерную матрицу — потом сам не рад был, наверное. Его тут же задавили валом авторитетных ссылок, начиная с доклада Грейса, подытожившего его многолетние исследования, где он очень убедительно расписал, почему этот способ неприменим.
— Получается, мимо правильного решения и сам Грейс прошёл? Класс. Но с увеличением количества плоских матриц суммарная ошибка будет больше, а их там нужно столько...
— Вот именно. А потом я в коридоре заметил Снейпа и отправился его доклад слушать. Тема странная — о влиянии сердцевины волшебной палочки на эффективность применения тёмной и светлой магии. Хотя, может, что-то в этом и есть, статистику он привёл любопытную: у большинства самых известных тёмных волшебников были палочки с жилой дракона, встречались ещё волосы вейлы, шерсть мантикоры и даже такая экзотика, как кожа василиска. Но вот заявлять, что с сердцевиной, взятой от светлого существа, сильным тёмным магом стать нельзя — это слишком. Я к нему подошёл в перерыве и спросил, в курсе ли он, что в палочке у его бывшего хозяина.
— Думаю, Вольдеморт об этом никому не докладывал. А он что?
— Правильно думаешь, этого Снейп не знал. Я ему объяснил, от кого знаю про сердцевину и почему считаю, что палочку не разнесло взрывом и не прибрали министерские. Он подумал и согласился встретиться.
— Лунатик, когда ты лгать научился? Что ты ему наплёл?
— Зачем? Врать у нас ты мастер, это я тебе оставил. Сказал чистую правду: что про сердцевину палочки знаю от Дамблдора, а ты был в Годриковой Лощине раньше авроров. А ещё намекнул, что у тебя свои причины поделиться этой информацией именно с ним.
— Набрехать Сопливусу? Да легко. К тому же, если ты прав и Лили для него что-то значит до сих пор, так он про все палочки на свете забудет, когда услышит, что предатель жив. Вот только странно, что он в эти причины поверил.
— Он же всю жизнь считал себя умнее всех. Наверняка надеется как-то обвести тебя вокруг пальца и вытянуть нужную информацию. Да, и самое главное забыл сказать. Представляешь, он в Хогвартсе.
— Обалдеть! Что он там делает?
— Преподаёт Зелья. Хм... и, видимо, мечтает добраться до ЗОТИ — наверное, потому и развёл всю эту деятельность со статьями. Я, как ты понимаешь, не стал спрашивать, почему его не посадили.
— А зря, вот уж по кому тюрьма плачет...
— Мягколап, а кто бы нам тогда помогал? Нам же лучше, что он не в Азкабане. А раз он в Хогвартсе, значит, отмазал его Дамблдор. И не за красивые глаза.
— Это да. Дамблдор оригинал, конечно, но вряд ли он подпустил бы к детям Пожирателя без серьёзных оснований доверять ему.
— Вот именно. А какие это основания, легко просчитывается.
Рем прав. Уж кому как не нам догадываться, что у Дамблдора были шпионы среди Пожирателей. Снейп двойной агент... С ума сойти! Регулуса, по слухам, убили за одно только намерение покинуть эту тёплую компанию. Что бы там сделали с провалившимся шпионом, страшно даже представить. Вот тебе и Сопливус. Старый Годриков колпак, наверное, впал в маразм, если отправил его в Слизерин...
— Ты можешь снять свою защиту от Заклинания Двойной Сущности?
— Могу.
— Тогда сделай это. Для Снейпа будет лишний аргумент, что мы не шутим.
Браслет я оставляю дома. Мы появляемся в Манчестере в половине седьмого, чтобы найти это кафе. Место явно не из престижных — облупившаяся вывеска, дешёвые пластиковые столы и кресла, стоящие на улице... Курящая у дверей официантка лениво скользит по нам взглядом. Но для наших целей лучшего места не найти. Сюда не сунется ни один волшебник. Снейп ждёт нас за столиком, который от самого кафе отделяет решётчатая перегородка, а от улицы — давно не стриженная живая изгородь.
— Ты действительно был в Годриковой Лощине раньше авроров? — как только мы садимся напротив, он сразу переходит к делу, глядя мне прямо в глаза.
— Да. И не видел ни палочку, ни её обломки.
— И ты знаешь, куда она делась?
— Догадываюсь. Тебе известно, какая защита была на доме Поттеров?
— Заклятие Доверия.
— Тогда ты знаешь, кто забрал палочку. Единственный человек, который мог быть с Вольдемортом, — я с удовольствием смотрю, как он кривится при упоминании этого имени, — в Годриковой Лощине. Хранитель Тайны.
Снейпа перекашивает от злости, его лицо становится похоже на маску какого-то героя японских пьес, которую мне однажды показала Лили.
— Вы издеваться сюда пришли? Думаешь, я не знаю, что Хранителем был Петтигрю? Даже от вас с Поттером я не ожидал такого идиотизма! Что теперь можно узнать, если Петтигрю мёртв?!
Очень хочется дать ему в морду. Спокойно, только спокойно...
— Верно, палочку забрал Питер. От которого нашли только палец. Ты не задумывался, куда делось всё остальное?
— Взрывом разнесло!
— Нет. Палец лежал рядом с открытым канализационным люком. Всё остальное ушло туда, живое и почти невредимое. Питер анимаг. Превращается в крысу.
— Анимаг? — Снейп щурится, потом достаёт палочку и направляет на меня. — Блэк, ты в своём уме? Одно моё слово...
— ...и я окажусь в Азкабане. Я знал, на что иду. Всё ещё думаешь, что мы пришли просто посмеяться?
— Нет, вы точно оба рехнулись! Даже если Петтигрю жив, он может быть где угодно! Сбежал в Австралию, прячется в канализации...
— Чтобы выжить в канализации, надо быть настоящей крысой. Питер это понимает не хуже, чем я. И не для того он устроил взрыв, чтобы потом сдохнуть среди нечистот.
— А если он забрал палочку, — продолжает Рем, — то рассчитывает на возвращение хозяина. Питер единственный, кто видел, что на самом деле произошло. И какой смысл в этом случае бежать из Англии? Ему надо следить за событиями, а это можно сделать, устроившись в семью волшебников. Многие держат крыс как домашних любимцев.
— Собираетесь обыскать все дома волшебников в Англии? Удачи! — Снейп язвительно фыркает. — Но без меня! Я не собираюсь нарушать законы!
— Никто и не предлагает. Твоя помощь нам нужна, чтобы найти Питера магическим способом.
— Считаете себя умнее Грейса?
— Сириус действительно оказался умнее Грейса, — улыбается Рем.
Снейп опять просверливает меня взглядом чуть ли не насквозь.
— Да, я решил задачу. И заклинание составил.
Пауза. И медленно, очень медленно — к злобе примешиваются нотки изумления, совсем лёгкие, чуть заметные...
— Если ты такой умный, то зачем тебе я?
— Везёт мне так, что без тебя не обойтись. Я впервые в истории наткнулся на Эффект Личностной Помехи, который создают способности анимага. Так что сам я это заклинание до ума не доведу, а Рем не разработчик.
— Откуда мне знать, что ты не придумал какой-нибудь бред?
— Сам всё увидишь и оценишь, я покажу тебе записи. Но только после того как услышу твоё решение, что для тебя важнее — отомстить за себя или за Лили.
— Непреложный Обет возьмёшь, что я не сдам тебя Министерству?
— Людям, с которыми я собираюсь работать, я верю на слово.
Он откидывается на спинку кресла и молчит. Минута, две, три...
— Как вам удалось обмануть Дамблдора?
— Никак. Он всё знает.
— И при этом не догадывается, что Петтигрю жив?
— С чего ты взял? — спокойно спрашивает Лунатик. — Разве он говорил тебе прямо, что Питер мёртв?
Снейп на несколько секунд застывает, вцепившись в подлокотники так крепко, что кожа на костяшках пальцев может вот-вот лопнуть.
— Он сказал, что этот подонок наказал себя сам...
— Чистая правда, — усмехается Рем, — которую каждый может понимать в меру своей осведомлённости и представлений о справедливости. Нам с Сириусом он сказал то же самое и очень настойчиво советовал забыть о мести. Принять его идею, что загубленная убийствами душа — это достаточное наказание.
— Значит, вот как... — он раздувает ноздри и шумно выдыхает. — Я с вами. Я обещаю, что не донесу на тебя, Блэк, — Снейп ухмыляется. — Хотя бы потому, что другого подопытного анимага всё равно нет.
Я молча протягиваю ему записи, решение задачи и общую схему заклинания. Снейп чуть ли не утыкается носом в пергамент — он так и не избавился от этой привычки со школьных лет. Минут через сорок он, наконец, поднимает голову.
— Это может сработать...
— Я же тебе говорил. Надо браться за дело, тут расчётов столько, что хорошо, если в два года уложимся...
— Не так быстро, Блэк.
— Какие-то проблемы?
— Записи не должны попасть в чужие руки. По некоторым причинам, которые вас не касаются, я не уверен, что смогу обеспечить это в Хогвартсе. Когда придумаю, что делать, тогда и начнём.
— Я могу решить этот вопрос, — говорит Рем. — Не без доли риска, правда.
— Каким образом?
Лунатик внимательно смотрит на нас обоих.
— Лунная магия. Я заколдую пергамент так, что записи на нём будут видны только тому, на кого настроена защита. Распознать её обычными методами нельзя, а снять не сможет даже Дамблдор, такие чары работают только у оборотней. Надеюсь, вы понимаете, что болтать об этом не стоит.
— Так Волчья магия — не слухи? — резко спрашивает Снейп.
— Нет. Но посвящённых в эту традицию очень мало.
— А в чём риск? — Мерлин, я о таком даже не слышал! Это и есть те самые «свои способы», которые Рем использовал для поиска жабы?
— Проще показать.
Рем достаёт из кармана кусок пергамента и направляет на него палочку. После вспышки заклинания будто сотни крошечных ледяных иголок впиваются в тело. Словно я морозной ночью оказался голым на снегу. Довольно неприятно, хоть и не больно. Снейп морщится, чувствуя, видимо, то же самое.
— Среднему волшебнику такие листы можно хоть в руки дать, он ничего не почувствует. Но чем больше талант, тем выше чувствительность к магическим полям. А Дамблдор не первый год знает моего учителя, и ощущения от Лунной магии ему хорошо знакомы. Если ты попадёшься ему с этими пергаментами...
— Можешь не продолжать, — перебивает Снейп. — Я буду осторожен. Но как ты предлагаешь вообще с этим работать?
— Я знаю, что ощущения не из приятных. Но если настроить защиту на тебя, то их не будет.
— А на двоих настроить можно? — если нет, то как мы со Снейпом будем записями обмениваться?
— Да хоть на троих. Что я и собираюсь сделать. И не стоит каждый раз встречаться здесь.
— И переписываться тоже, — добавляет Снейп.
— Протеевы чары не проблема, к следующему разу придумаю, что можно заколдовать. А вот место встречи... — я начинаю перебирать в памяти возможные варианты. О, а это идея... — Рем, помнишь ту пещерку, где мы после выпускного отрывались? В горах за Хогсмидом?
— Помню. Думаешь, там?
— А почему бы нет? Туда точно никто просто так не сунется.
Мы уходим из кафе и аппарируем ко входу в пещеру. Снейп критически оглядывает крутой склон и одобрительно кивает.
— Удачный выбор. Тогда встречаемся здесь через три дня в то же время.
— Хорошо, пергаменты я к этому времени сделаю. Для этого мне нужен твой волос, — Снейп фыркает, но послушно снимает с мантии несколько волос, а потом исчезает, не попрощавшись.
— Рем, ущипни меня! С ума сойти, у нас опять всё получилось!
— Иногда даже судьба бывает справедлива, — хмыкает Рем. — А праздновать будем завтра, сегодня, извини, занят.
— Тогда давай завтра в «Дырявом Котле»?
— Договорились. Но не раньше девяти. До завтра.
Жаль, конечно, что у Лунатика какие-то неотложные дела. Но мне и без празднования есть чем заняться. Дома на столе лежит письмо из Министерства, официальное разрешение пользоваться мотоциклом. Их выдают в особых случаях, и по собственной воле я бы с чиновными крысами связываться не стал. Но Флинт, узнав откуда-то о моих развлечениях, прозрачно намекнул, что при малейших неприятностях с законом по этому поводу у меня будут куда более серьёзные проблемы с ним. А на возражения, что для меня исключение делать не с чего, последовал решительный ответ, что это не моя забота. Я подал заявку, не особо рассчитывая на успех, но ответ пришёл всего через три недели.
Я отправляюсь в гараж, в котором давно уже без дела пылится мой «Дукатти». Собственно, после того как Хагрид вернул мотоцикл, я им практически не пользовался. Сначала не до того было, затем, когда занялся обучением в Гильдии, не хватало ни сил, ни времени. Самое время вспомнить, какое ощущение безграничной свободы даёт полёт!
Я ласково провожу рукой по хромированной стойке руля, похлопываю по блещущему чёрным лаком бензобаку... Красавец ты мой, застоялся в душном гараже? Ничего, сейчас мы с тобой проветримся. Я проверяю уровень бензина, давление в шинах, работу тормозов. Всё вроде в порядке.
Хотя двигатель заводится с первого же удара кик-стартера, звук мне не нравится. Да и вибрация выше положенной. Я даю полный газ и убеждаюсь, что не работает один из цилиндров. Вероятно, засорилась свеча зажигания. Определяю, какой из цилиндров барахлит, прочищаю свечу, а затем еще довольно долго вожусь с реле-регулятором, добиваясь оптимальной работы двигателя. В конце концов, мне удаётся добиться, чтобы он выдавал все положенные ему лошадиные силы.
Когда я заканчиваю, на часах почти полночь. Но так даже лучше, гонять ночью ещё интереснее, чем днём. Я вывожу своего железного коня на улицу и взлетаю. С высоты открывается потрясающая картина — темноту прочерчивают тонкие лучи фонарей и фар автомобилей, неспешно движущихся по ночным дорогам. Ветер выдувает все тревоги и заботы, я чувствую себя абсолютно счастливым. В небе не имеют значения ни книжные знания, ни магические способности, ни знатность происхождения... Вся эта чепуха осталась там, внизу, а здесь важны только ловкость, хороший глазомер, отменная реакция и крепкие нервы. Кто ты есть и чего ты стоишь...
Через какое-то время я вижу впереди водный поток, серебрящийся в слабом свете молодой луны. Да это же Клайд! Как меня сюда занесло? Резко сворачиваю вправо, и вскоре подо мной расстилается Шотландское плоскогорье. Снижаюсь так, чтобы идти почти на уровне зазубренных вершин. Конечно, это очень опасно — достаточно чуть-чуть зазеваться, чтобы со всего размаха впечататься в каменные громады, обступающие тебя со всех сторон. Но в этом-то и весь кайф!
Откуда-то сбоку раздаётся странный рокочущий звук. Сначала я принимаю его за эхо моего двигателя, но вскоре убеждаюсь, что звук имеет чёткую направленность. Сначала он доносится слева, затем над головой, потом перемещается вправо, и, наконец, сзади, из ночной темноты бьёт луч света и мимо меня проносится мотоцикл. Выходит, я не один тут развлекаюсь?
Сбавив скорость, неизвестный мотоциклист ждёт меня, а затем, оставаясь на месте, резко газует, явно вызывая на состязание. Что, хочешь погонять? Давай, я не против! Кивнув в знак согласия, я подлетаю к незримой стартовой черте, у которой меня поджидаеь соперник.
Мы мчимся в ночной мгле. Вскоре я убеждаюсь, что местность соперник знает намного лучше меня, поэтому я могу рассчитывать только на большую мощность двигателя. На относительно прямых участках я уверенно обгоняю его, но в сложных местах он раз за разом ловко меня обходит. Ага, вот и финиш — на высокой скале с плоской вершиной стоит добрая дюжина мотоциклов. Похоже, их хозяева наблюдают за нашей гонкой — и я покажу всё, на что способен! А способен я на многое... Передо мной вырастает причудливой формы скала. Соперник, едущий сейчас бок о бок со мной, может, и знает маршрут лучше меня, но в скорости реакции он, думаю, мне уступает. У меня остается последний шанс вырваться вперед, и я решаю использовать его по максимуму. Прямо поперёк нашего пути, словно ветка из ствола дерева, торчит большой черный валун. Соперник благоразумно сбрасывает скорость, чтобы поднырнуть под него снизу, а я, добавляя газу, мчусь на препятствие, тщательно вымеряя оставшееся расстояние. Так, ещё немножко, ещё чуть-чуть, пора! Жму на тормоз и одновременно резко выворачиваю руль сначала вправо, а затем влево и, наконец, опять вправо. Мотоцикл становится на дыбы, я едва не налетаю на скалу, но в последний момент всё же беру барьер. До победы уже рукой подать! Но в это самое мгновение из неприметной расселины вылетает мой соперник. Чёрт подери, оказывается, в скале есть сквозная пещера! Но его не спасает и этот трюк, я нагоняю буквально на финише — машина у меня лучше!
Зрители что-то вопят и приветствуют нас поднятыми вверх большими пальцами. Гонка им явно понравилась. Я выключаю двигатель и снимаю шлем.
— Точно, это Блэк! Ты выиграл, Пэл.
Один из зрителей спрыгивает с мотоцикла и подбегает ко мне. Донован Пэлтон, учился в Гриффиндоре на два курса младше меня. Рядом я вижу ещё одно знакомое лицо — Майкл Форрестер, который стал старостой, когда я учился на четвёртом курсе. Сколько мы с ним крови друг другу попортили!
— Привет! Мы тут заключили пари, пытаясь угадать, кто этот лихой рокер. Я поставил на тебя и выиграл.
— Привет, Дон. Говорят, ты был капитаном нашей сборной?
Тот досадливо машет рукой.
— Мне гордиться нечем, кубок мы больше не брали.
К разговору подключается мой недавний соперник.
— Классно гоняешь, хотя, конечно, если бы не твой движок, я бы от тебя ушёл.
— Это Валериус Стронгхолд, — говорит Дон. — Ты вряд ли его помнишь, он лишь в этом году закончил Хогвартс.
— А какой факультет?
— Равенкло. Да у нас, в «Ночных наездниках» со всех факультетов народ.
— «Ночных наездниках»?
— Да, так наша тусовка называется, — отвечает плотный крепыш с широкой густой бородой и длинными вислыми усами, пожимая мне руку. По-английски он говорит чисто, но с непривычным акцентом. — Я Ник, лидер этих обормотов. Ты меня не знаешь, потому что я из Америки, в Хоге не учился. А вот я про тебя наслышан. Классная тачка. Семёрка «Дукатти»?
Тоже мне, знаток!
— Девятка.
— Ого, серьёзная машина. То-то ты Тронни как стоячего сделал, а у него самая резвая лошадка в нашей конюшне. Жалко будет, если министерские отберут.
— Это мне не грозит, как раз вчера разрешение от них получил.
— Офигеть! — Пэлтон присвистывает. — Такой геморрой! И зачем, так же кайфа вдвое меньше!
— Шеф потребовал.
Вокруг раздаются смешки. Я даже понимаю парней, такой мотив у меня тоже не вызвал бы уважения... если бы речь не шла о Флинте.
— Блэк, с каких это пор ты начальства боишься? — глумливо фыркает Майк.
— Вот посмотрел бы я, кто из вас такой храбрый, чтобы перед главой Гильдии Охотников выёживаться!
— Ты Охотник? — на лице Стронгхолда благоговейный восторг.
Дон хлопает себя по колену.
— Точно! Помнится, был слух, что одного из Охотников в прошлом году прихватили за связь с Пожирателями. Так тебя вместо него в Гильдию взяли? Да, Блэк, я знал, что ты крут, но чтобы настолько...
— Да не слухи, а так и есть на самом деле, — с уважением глядя на меня, говорит Форрестер. — Мне отец рассказывал, там жаркая была схватка.
— Правду говорят, что Охотники — вольные стрелки и никому не подчиняются? — недоверчиво переспрашивает Ник.
— Я и перед главой Гильдии, по идее, только по контрактам должен отчитываться. Но с таким начальником из-за ерунды лучше не задираться.
— Хм, убедил. Ладно, гонять ты умеешь здорово, а что тачку в Министерстве отметил, — он ухмыляется — так должны же у тебя быть какие-то недостатки? Короче, если хочешь, можешь к нашей тусовке присоединиться.
Соревноваться намного интереснее, чем летать в одиночестве. Я принимаю приглашение, и почти до самого утра угрюмые вершины скал дрожат от рёва моторов...
Глава 9Я снимаю дом у маглорождённой волшебницы, внучки художника. Она разрешила мне переделывать по своему усмотрению практически всё, кроме окна в моём кабинете — витража, который создал её дед. Обычный для маглов сюжет, Благовещение — вот только у Девы Марии рыжие волосы и зелёные глаза. И вид, несмотря на скромно опущенную голову, совершенно несмиренный. Я поставил свой рабочий стол под этим окном, чтобы каждый раз, поднимая голову, видеть это напоминание о том, кто помог мне...
Браслет, на который я прицепил Протеевы Чары поверх защиты, нагревается — значит, Снейп наконец-то закончил изучать мои расчёты и можно встретиться. Давно пора, пергаменты я ему и Рему отправил ещё две недели назад, и с его выкладками разобрался сразу же, как только получил. В его результатах всё вроде бы гладко, но с моими они не сходятся. И надо выяснить почему.
Обычно Снейп присылает вызов ещё из Хогвартса, и нам приходится ждать его, но сегодня последним появляюсь я. Лунатик и Снейп явно что-то оживлённо обсуждали до моего появления. И сразу видно, что стол и кресла сотворил не я...
— Наконец-то и Блэк почтил нас своим присутствием, — как обычно, язвительное фырканье вместо приветствия. — Надеюсь, ты хотя бы понял, где у тебя ошибка?
— Вызов надо раньше присылать, до того как ты выходишь из Хогвартса. И я не уверен, что ошибка у меня.
— Правда? То, что мне пришлось подправить некоторые коэффициенты, потому что ты подставил обычные усреднённые значения из учебников — это мелочь. Но объясни мне, зачем ты полез в дебри косвенных счислений вместо того чтобы воспользоваться стандартной методикой для вычисления постоянной компоненты магического фона?
— А ты сам пробовал считать по формуле Уилкисса? Давай, подставь в неё полученные значения.
— И что будет? — ядовито хмыкает Снейп.
— Да ни хрена толкового не будет! — его манера вести беседу выводит меня из терпения. Главное, был бы результат, я бы ещё терпел этот снисходительный тон, а так, впустую терять время на болтовню... — Если бы ты посчитал по этой формуле, то убедился бы, что только постоянная компонента магического фона, излучаемого анимагом, на порядок превысит порог магической самоиндукции. Короче, явный бред и противоречие всем основным законам магии.
— Так я не поленился посчитать.
— Тогда не задавай дурацких вопросов. Формула Уилкисса неприменима для подобных ситуаций. Поэтому мне и пришлось браться за косвенные счисления.
— Ясно, значит, все претензии к Уилкиссу — ему всё равно, он уже четыреста лет как умер. Ты сейчас очень похож на моих студентов, Блэк, у них тоже зелья не получаются, потому что котёл испортился.
— А на нашего высокоумного профессора, конечно, снизошло озарение! Он, наверное, затем и не моет голову, чтобы удобрять мозги!
— Мозги удобряются активной и ежедневной работой, которой я и занимаюсь в отличие от некоторых. У студента ничего не получилось не потому, что котёл испортился, а потому, что он поленился его как следует вымыть. Ну а ты банально напутал с коэффициентами.
Нет, ну какого чёрта я с ним связался?! Помощи никакой, зато гонору хоть отбавляй! И Рем ведёт себя совершенно по-свински — тихо фыркает, явно наслаждаясь нашей перепалкой. Друг называется!
— Ткни пальцем, в каком коэффициенте я ошибся. Или это так, общие рассуждения?
— Да хотя бы в этом, — Снейп тыкает в первую попавшуюся формулу.
Посмотрев на пергамент, я не могу удержаться от смеха.
— Вот уж в этом случае все претензии точно не ко мне. Полагаешь, Брэдли, вычисливший значение константы, был бездарем и тупицей?
— Претензии у меня не к Брэдли, а к Блэку. Ты знаешь, что такое коэффициент, подчеркну, не константа, а коэффициент Брэдли и чему он равен?
— Константа или коэффициент Брэдли — это величина, характеризующая магическую ёмкость плоти и составляющая шесть целых двенадцать сотых безразмерных единиц.
— Уровень познаний четверокурсника. Коэффициент Брэдли коррелирует с объёмом тела волшебника и может колебаться от шести целых девяносто трех тысячных до шести целых ста сорока двух тысячных, и только в школьных задачниках, для упрощения вычислений его принимают в качестве константы со значением шесть целых двенадцать сотых.
— Браво, я восхищён твоей начитанностью, — я расшаркиваюсь. — Только что это нам даёт? Даже если взять значение шесть вместо шести целых двенадцати сотых, это практически не изменит конечный результат.
Снейп смотрит на меня с наигранным изумлением.
— У кого ты украл решение задачи Грейса? Повторяю медленно и громко — коэффициент Брэдли коррелирует с объемом тела волшебника.
— Я и с первого раза тебя услышал!
— Да ну?
— Вы ещё подеритесь, — Лунатик, наконец, решает, что пора вмешаться. — Сириус, какое предельное минимальное значение ты подставил в расчёты?
— Параметры жука, это самый мелкий зарегистрированный анимагический облик.
— А поправку на размеры ты сделал?
Мерлинова матушку! Я подставлял в формулу данные для жука размером со взрослого человека! Неудивительно, что результаты получались дурацкие!
— Я болван! Надо же было столько времени потерять из-за такой глупости!
— Неужели ты наконец-то трезво оценил свои умственные способности? — ухмыляется Снейп. — Объём тела жука на несколько порядков меньше человеческого, соответственно, коэффициент Брэдли будет значительно меньше единицы...
— ...а следовательно, и результат подсчетов по формуле Уилкисса тоже вполне реальный. И не нужно никаких косвенных счислений. Тогда вопрос решён. Надо просто вывести формулу изменений значения коэффициента в соответствии с конкретными значениями для любого животного.
— Так в этом и проблема. Вычислить точное значение коэффициента, просто уменьшив его пропорционально соотношению объёмов тел человека и соответствующего животного, не получится, зависимость нелинейная. Можно конечно по трем имеющимся точкам построить график зависимости для человека, а затем аппроксимировать его на объём животного, но... — он многозначительно замолкает. Можно и так, да. Только в этом случае придётся забыть об универсальности и о чистоте эксперимента, потому что придётся подставлять данные для моего облика. И практическая отладка заклинания с избирательным действием — это просто каторга.
— Нет, это совершенно не годится. И что же делать? Кто-нибудь реально эти кривые обсчитывал?
— Понятия не имею, — Снейп задумывается. — Кажется, на последней конференции, где мы с Люпином пересеклись, я видел у одного из докладчиков подобный график. Как же его звали?
— Юрген Шульце из Бремена, — говорит Рем. — Я попробую с ним связаться.
— Да, это лучше сделать тебе. Мадам Пинс уже и так удивляется, зачем мне справочники по Нумерологии.
Чёрт возьми, должно быть, тошно жить, зная что ты постоянно под наблюдением, что каждый, даже самый невинный поступок рассматривается под микроскопом. Я бы и месяца не выдержал.
— Займёмся. Спасибо, что помогаешь, хотя всё время рискуешь попасться.
Он морщится.
— Я не уверен, что уже не попался...
— Дамблдору? К чему тогда была вся эта возня с пергаментами?
— Не задавай идиотских вопросов! — резко говорит Рем. — Смысл совершенно очевидный.
— Что тебе очевидно, Люпин? — ощеривается Снейп.
— Что мы с тобой в одинаковом положении. И пергаменты, защищённые Лунной магией нам просто необходимы.
Они понимающе переглядываются, а потом Снейп уходит, как обычно, не попрощавшись. Вредно мне с ним общаться, я уже второй раз за день чувствую себя полным идиотом. Или это всё-таки на пользу?
— Лунатик, ты о чём?
— Мне иногда кажется, Сириус, что ты на луне живёшь. Снейп не Эйвери и не Малфой, могли его оправдать вчистую?
— Почему нет, если за него Дамблдор заступился?
Он мрачно хмыкает.
— Ты точно с другой планеты... звезда. Потому что в Министерстве словам предпочитают золото. Снейп под негласным надзором, и в его бумагах регулярно роются, каждый пергамент проверяют детектором — не заколдован ли он так, чтобы скрывать написанное.
— Ты-то откуда обо всём этом знаешь?
— Меня тоже регулярно обыскивают. Всех оборотней по факту причисляют к возможным пособникам Вольдеморта. А поскольку до большинства министерские вообще не могут добраться, то усердие демонстрируют на тех немногих, кто живёт по-человечески. Или хотя бы пытается.
Хороший же я друг — никогда особо не задумывался, как ему живётся с мохнатой проблемой. Понимал, конечно, что у него трудности с работой — но это, оказывается, далеко не всё...
— Хватит об этом, Мягколап. Всё равно ничего не поправишь. Ты не забыл, что нам надо перевод Петунии сделать?
— Помню. Фунты в Гринготтсе я уже заказал, завтра заберу.
— Тогда встречаемся в два на обычном месте. До завтра.
На обычном месте — это в пабе со звучным названием «Королевская Охота». Ник и в Англии не отказывается от своей американской привычки пользоваться достижениями маглов. Он долго смеялся, узнав, что я ни разу не пробовал пива: «Блэк, нельзя быть таким отсталым! Жить в Англии, где варят лучшее на свете пиво, и не знать, что это такое?» Его стараниями я оценил Гиннес, и с тех пор перед походом в магловский банк мы с Ремом встречаемся в пабе, который удачно расположен напротив «Дырявого Котла».
Обычно в два часа дня здесь пусто, а сегодня наш любимый столик уже занят компанией стариков в куртках цвета хаки с какими-то разноцветными нашивками. Судя по оживлённой жестикуляции и громким голосам, они уже успели пропустить не по одной пинте. Взяв себе пива, я устраиваюсь за соседним столиком.
— Лично у меня самый страшный момент приключился не в день высадки, а пару месяцев спустя, уже в Голландии, — лысый толстяк проводит рукой по пышным седым усам. — Как сейчас помню — затаился я у моста с базукой и жду. А на противоположном берегу «Тигр». И он, скотина, знает, что я где-то тут притаился и как только сунется на мой берег, тут же получит дырку в боку. Вот и палит по всему, что шевелится. А я в кустах лежу, дыхнуть боюсь, даже «Господи, помилуй!» сказать не могу!
Разговоры у маглов бывают странные, но этот бьёт все рекорды. Надо же такое придумать — охота на тигра в Голландии! И как! Охотник с музыкальным инструментом (насколько я помню, базука — это такая индийская труба) прячется в кустах, а тигр стреляет по нему из ружья! А самое интересное, что собеседники серьёзно кивают в ответ и верят каждому его слову. Не сдержавшись, я громко фыркаю от смеха. Маглы смотрят на меня, и почему-то особенно внимательно разглядывают рукав моей куртки.
— Вот нахал! — сердито восклицает лысый, обращаясь к своему соседу, которому аккуратная седая эспаньолка придаёт неуловимое сходство с моим предком Финеасом. — Смотри, Джим, у него наша эмблема, и он над нами же смеётся!
— Извините сэр, но я ни над кем не смеюсь и у меня нет никаких эмблем, — я отвечаю очень вежливо, стараясь не провоцировать старого болтуна.
—А это в таком случае что? — он тычет прокуренным пальцем мне в плечо.
— Просто рисунок. Пегас.
— Мальчишка! Он мне будет рассказывать, что изображено на эмблеме десантника? По какому праву ты напялил эту куртку? Это я могу носить такую эмблему, — он показывает на свою куртку с выцветшей от времени оранжевой нашивкой, на которой изображён всадник, оседлавший Пегаса. — Я, потому что это я высаживался в Нормандии, я дрался под Арнемом, я под вражеским огнем переправлялся через Рейн! Ты бы хоть в такой день постеснялся носить чужие знаки доблести!
— Какой день? — Мерлинову матушку, угораздило же меня! Похоже, у маглов сегодня какой-то праздник.
— Ты не знаешь, какой сегодня день?!
— Шестое июня тысяча девятисот восемьдесят третьего года. А что?
Лысый застывает, потеряв дар речи то ли от возмущения, то ли от удивления.
— Ну, нехорошо так, — его бородатый сосед качает головой. — Сынок, как ты историю в школе учил, что не помнишь о Дне «Д»?
Надо же было так влипнуть! Откуда мне знать магловскую историю? Но тут на глаза очень кстати попадается заголовок газеты, забытой предыдущим посетителем на соседнем стуле: «Британия празднует 39-ю годовщину высадки в Нормандии». Нормандия во Франции, значит, речь идет о какой-то войне.
— Вы имеете в виду вторжение во Францию? — надеюсь, что угадал.
— Слава богу! Я тебе всегда говорил, Джек, что нынешняя молодёжь не такая уж и пропащая. Без царя в голове, это правда. Но разве мы в его возрасте были другими?
— Конечно другими! — запальчиво возражает Джек. — В его возрасте ты уже командовал тяжёлым танком!
— А ты стоял на Пегасовом мосту и танцевал джигу, — хохочет в ответ его товарищ.
— У меня была уважительная причина, — сердито возражает лысый. — Немцы нас уже к Орну прижали. Конечно, стояли мы насмерть, но помирать-то неохота. Гляжу, к мосту твой танк приближается, а перед ним вышагивает волынщик и «Отважных шотландцев» играет. Тут не только джигу спляшешь, а и на уши встанешь от радости.
— Да, вот тогда мы и познакомились, — бородатый поднимает бокал. — За боевую дружбу!
Я салютую старикам кружкой.
— Смотри, не парень, а ходячая выставка боевых эмблем! — ещё один из компании ветеранов показывает мне на грудь. — И парашютист, и планерист — всё в одном лице!
Какую ещё эмблему они на мне увидели? Ну да, куртка распахнулась, из-под неё видна футболка, на которой изображён олень...
— Это вы про что?
— «Бык и олени», наша планерная рота! Мы у Пегасова моста первые высадились, а потом и пегасы на помощь прискакали, — компания хохочет.
— Скажешь тоже, прискакали! — возражает лысый. — Полночи к вам пешком по лужам шлёпали! Но вы первые были, факт. Так что знай, — он поворачивается ко мне, — это не просто рисунок, это знак героев!
Положим, для меня тоже это не просто рисунок, но не буду же я им объяснять, что мой погибший друг умел в такое превращаться! Старики возвращаются к своим воспоминаниям и больше не обращают на меня внимания. Я слушаю их разговор краем уха, всё больше недоумевая, куда пропал Рем. Больше, чем на пять-десять минут он никогда не опазывает... Когда висящие за стойкой часы показывают половину третьего, я расплачиваюсь за пиво и ухожу.
Дома Лунатика нет, в «Трёх мётлах» и «Кабаньей голове», куда я на всякий случай заглядываю, его тоже никто не видел. Да что же могло случиться? Если Рем всё-таки почему-то сильно опоздал, то скорее всего отправится ко мне домой.
Едва я делаю шаг к порогу, за спиной раздаётся хлопок аппарации. Лунатик — бледный, как полотно, на запястьях кровоточащие раны...
— Рем, что случилось?
— Я... — он теряет сознание, и я едва успеваю подхватить его.
Я перетаскиваю его в дом и пытаюсь привести в чувство, но минут через пятнадцать становится понятно, что без Целителя не обойтись. Только бы Тэд сейчас был дома! И как сейчас некстати привычка Менди не топить летом камин!
Дверь открывает Дора. Сегодня волосы у неё огненно-рыжие.
— Привет. Смотри, какой у меня котёнок, — она протягивает мне очаровательное пушистое существо, под цвет которого она, похоже, и перекрасилась.
— Красавец. Дора...
— Поиграешь с нами?
— Извини, детка, мне некогда. Папа дома?
— Ну вот, так всегда, — она обиженно отворачивается. — Пап!
Тэд выходит из кухни, что-то дожёвывая на ходу.
— Что случилось?
— Тэд, ты мне нужен, Рему плохо.
— Сейчас.
Он снимает с крючка сумку, в которой, кажется, есть лекарства на все случаи жизни. Целитель — не профессия, а образ жизни. Во всяком случае, для него.
Когда мы возвращаемся ко мне, Лунатик по-прежнему без сознания. Тэд внимательно осматривает его, достаёт бинт, осторожно прикладывает его к ране, а потом капает на кровавое пятно какое-то зелье. Кровь чернеет, и кое-где на ткани сверкают серебряные искры.
— Так, понятно...
— Что с ним?
— Интоксикация серебром. Ты рецепт Заживляющего Зелья помнишь?
— Конечно.
— Тогда начинай варить. Только вместо десяти капель пиявочного сока бери двенадцать, шерсть единорога не добавляй. Остальное так же. Я сейчас домой, возьму пару справочников и вернусь. Камин у тебя растоплен?
— Нет, сейчас сделаю.
Я разжигаю огонь в камине и иду на кухню варить зелье. Слава Мерлину, запас ингредиентов я пополнял совсем недавно, всё есть. Интоксикация серебром... Мерлин, да что же с ним сделали? И кто?
Через час зелье готово. Я охлаждаю его и отношу в гостиную.
— Завари чаю, — Тэд даже не оборачивается. — Я сейчас наложу повязки и приду.
Пар над чашкой пахнет мятой, Тэд любит именно такой чай...
— Плохо дело, Сириус. Концентрация серебра у него в крови почти смертельная.
— Он выживет?
— Будем надеяться на лучшее, но... Я очень мало что могу сделать, только поддержать организм, чтобы сам справился. Серебро, в отличие от яда, нельзя нейтрализовать или вывести. И многое зависит от тебя, я его в таком состоянии даже в больницу перевозить не рискну.
— Что надо делать?
— Во-первых, тебе придётся каждый день варить лечебные зелья — оборотням стандартные не подходят, а у модификаций срок хранения всего сутки. Не все, самые сложные я возьму на себя. А во-вторых, давать их надо будет строго по графику. Пойдём, покажу тебе, как это делать, если больной без сознания.
Несложное заклинание превращает зелье в мелкую водяную пыль, которая облаком зависает над неподвижным телом и через несколько секунд исчезает.
— Впитывается через кожу, — поясняет Тэд. — Если правильно наложить чары, то результат не хуже, чем при усвоении через желудок. А в его случае это даже лучше. Ему ещё вот эти три зелья надо дать — потренируйся, я проверю, как у тебя получается.
После второй попытки он остаётся доволен моими успехами и уходит на дежурство в Мунго. А мне становится страшно. Я полностью отвечаю за жизнь друга, нанимать сиделку нельзя — хватит того, что пришлось посвятить в тайну Тэда... Один раз я уже не справился...
За следующие трое суток поспать мне удаётся всего несколько часов. Тэд невесело шутит, что не отказался бы от такого помощника в больнице — но лучше Рему не становится, результатов от всех моих стараний ноль. Утром четвёртого дня он приносит очередную партию склянок, осматривает Лунатика и мрачно вздыхает.
— Если он не придёт в себя к вечеру, то надежды больше нет. Я после дежурства сразу к тебе.
Я провожаю его и не запираю дверь — боюсь не услышать его стук, когда он вернётся. Дальше день катится по уже привычной колее — котёл с зельем, заклинание, выполняемое через каждые час-полтора по звонку будильника. А в промежутках — только тупое оцепенение. Бой часов. Девять ударов, и за окном уже начинает темнеть... Отпущенный Тэдом срок подходит к концу. То ли мне мерещится от усталости, то ли действительно совсем рядом — тень смерти. Под глазами у Рема тёмные круги, нос заострился...
Лунатик... Ты же всегда был самым сильным из нас! И самым лучшим. Нашей совестью.
После всего, что было, после гибели Джеймса и Лили, я не могу потерять ещё и тебя! Ты мне нужен здесь! Ты не можешь сдаться и уйти! Пожалуйста...
Словно в ответ на эту невысказанную мольбу, Рем открывает глаза. Взгляд мутный, кажется, он даже не узнаёт меня, но всё же хоть что-то изменилось... Тэд появляется буквально через несколько минут.
— Слава богу, очнулся. Лежи, не разговаривай, — такие знакомые по многим часам в больничном крыле интонации. — Выпей вот это.
Рем пытается сесть — значит, всё действительно не так плохо. Я помогаю ему выпить зелье, и после этого он снова откидывается на подушку.
— Заснул, — Тэд забирает стакан. — Ну всё, худшее позади. Когда он завтра проснётся, ему должно быть уже гораздо лучше. Но с расспросами пока не лезь. И не позволяй ему вставать.
— Спасибо. Не знаю, что бы я без тебя делал, наверное, не каждый Целитель возьмётся лечить оборотня...
— Не каждый. Так я и не каждый.
— Менди от меня спасибо скажи.
— За что?
— За то, что нашла себе такого мужа.
Он улыбается.
— Думаю, выбрала она меня не за это. Но передам. Иди спать ложись, не хватало мне только ещё одного пациента в этом доме... Я тебе на столе оставлю список зелий, которые надо давать теперь.
Я отключаюсь, едва положив голову на подушку, и просыпаюсь на следующий день около двух. Как раз вовремя — Рем сидит на диване, спустив ноги на пол, и оглядывается в поисках своей одежды.
— Ложись немедленно! Тебе Целитель запретил вставать!
— Как я здесь оказался?
— Аппарировал к моему порогу и свалился в обморок. Пять дней назад. И только вчера вечером очнулся.
Он ложится и прикусывает губу.
— Как неудобно получилось...
Мерлин, ну что за дурацкая щепетильность! Неудобно ему! Было бы, конечно, очень удобно, если бы я его труп нашёл!
— Выздоровеешь — по шее дам! Неудобно ботинки на уши надевать. Лежи спокойно, а я пойду тебе зелья варить.
— Не надо. Ты можешь смотаться в Эдинбург?
— На Тистл-стрит? Конечно. А зачем?
— Там можно купить все нужные зелья с нормальным сроком хранения. Только мне надо записку написать, просто так с тобой там разговаривать не станут...
Он царапает несколько слов на клочке пергамента и протягивает его мне.
— Найдёшь лавку «Броун и Броун», спросишь миссис Джулию Броун и отдашь записку ей. Она тебе всё даст.
Я беру оставленный Тэдом список и аппарирую в Эдинбург. Тистл-стрит намного меньше, чем Диагон-аллея — узкая улица, мощёная булыжником, по обе стороны которой лепятся обшарпанные невзрачные двухэтажные дома. Но народу хватает, многие шотландцы из патриотических соображений предпочитают делать покупки здесь, а не в Лондоне. Нужную лавку я нахожу быстро. Ненавижу такие места — от запаха сушёных трав у меня начинает щипать в носу. На звон колокольчика выходит мужчина лет сорока.
— Здравствуйте, чем могу быть полезен?
— Добрый день. Могу я видеть миссис Джулию Броун?
— Мам, к тебе пришли, — откуда-то из глубины лавки появляется немолодая плотная женщина. Ничем не примечательная внешность, если бы не глаза — от цепкого колючего взгляда мне на мгновение становится неуютно. И странная деталь, совершенно не гармонирующая со строгой старомодной мантией — широкие кожаные браслеты на запястьях.
— Чем могу помочь?
Я молча протягиваю ей записку от Рема. Она хмурится — не поймёшь, гнев это или боль.
— Давайте список.
Через несколько минут на прилавке стоит целая батарея склянок. Чёрт, а денег у меня на всё это хватит?
— Спасибо. Сколько с меня?
— Нисколько. У нас с Ремом свои расчёты, — сейчас она смотрит на меня гораздо более доброжелательно, чем при первом появлении. — Передайте ему, чтобы заглянул ко мне, когда сможет. Пусть выздоравливает.
Когда я возвращаюсь домой, Рем спит. А минут через десять появляется моя любимая кузина. С большой сумкой, что для неё редкость — она даже дамские сумочки не любит, предпочитая пользоваться Заклятием Уменьшения и таскать всё необходимое в кармане мантии. Она по-хозяйски проходит на кухню и начинает выгружать на стол какие-то кастрюли.
— Менди, что это?
— Еда. Ты собираешься больного кормить вот этим? — она брезгливо берёт двумя пальцами коробку из-под пиццы. — Или собственной стряпнёй, которую даже дракон не переварит?
— Где это ты видела дракона, которому я готовил завтрак?!
— Не видела, и слава Мерлину, жалко зверушку. А больного человека тем более. Мне нетрудно приготовить чуть побольше, всё равно семейство каждый день обеда требует.
— Спасибо.
— Не за что. Я пойду, а то Дора без меня весь дом перевернёт.
Когда я снимаю крышку с кастрюли, в животе начинает урчать. Пахнет божественно.
— Рем, есть хочешь?
— Да, — он фыркает. Значит, слышал наш разговор с Менди и наверняка вспомнил ту же историю, что и я. Однажды вскоре после свадьбы Лили и Джеймса мы с Сохатым решили сделать ей сюрприз, приготовив обед. Новоиспечённая миссис Поттер по достоинству оценила наши старания — долго гонялась за нами со сковородкой и с такими выражениями, которых я от примерной старосты школы совершенно не ожидал. Хорошо, что Рем смеётся — значит, дело действительно пошло на лад.
Через неделю Тэд решает, что теперь Лунатика можно и расспросить о случившемся.
— Кто с тобой такое сделал? — закончив осмотр, он садится в кресло рядом с диваном.
Рем криво улыбается.
— С Министерством не поладил.
Что?!
— Как? — Тэд с трудом выдавливает одно слово. Остальные, непроизносимые в приличном обществе, написаны у него на лице.
— Вызвали на комиссию по регистрации оборотней, допрашивали... Я отказался отвечать, были причины. А кресло для посетителей у них такое же, как в зале суда, с наручниками. Только для нас их ещё и серебром изнутри подбили.
— Сколько же они тебя так продержали?
— Не знаю. Долго.
— Комиссия по регистрации оборотней? — ко мне, наконец, возвращается дар речи. — Да кто им дал право пытать?
— Они его сами взяли. Я попробую что-нибудь сделать законным образом.
— Ничего ты по закону не добьёшься, — хмыкает Тэд. — Честно говоря, я бы с удовольствием посадил этих мерзавцев на пару часов в раскалённые наручники... Они же убить тебя могли.
— Спасибо. Но вы и так много для меня сделали. Это мои проблемы, и решать их я буду сам.
Тэд прощается. Закрыв за ним дверь, я возвращаюсь в гостиную.
— Чего они от тебя так хотели? И почему Веритасерум не использовали?
— Сыворотка Правды на нас не действует. А хотели они узнать, где мой учитель.
— И только? А почему ты не сказал?
— Потому что его обвиняют в убийстве. В ближайшей к его дому магловской деревне после последнего полнолуния нашли труп человека, убитого оборотнями. Я точно знаю, что он ни при чём, он у меня был, а это другой конец Англии. Но, если я об этом скажу, на меня ещё и соучастие повесят. И доказать я ничего не смогу.
Ненавижу! Да чем же эти твари лучше Вольдеморта?
— Ну, эти сволочи меня надолго запомнят!
— Спятил? — Лунатик резко садится. — В Азкабан хочешь?
— Рем, а что ты предлагаешь? Утереться и забыть?
— Если у меня ничего не получится — то да, забыть. Ты нужен Гарри. И мне тоже.
Лунатик прав, конечно, оказаться в тюрьме я не имею права. Но если он думает, что я это так оставлю, то сильно ошибается... Как рассчитаться и не нажить при этом неприятности — придумаю!
Глава 10Первое, что делает Лунатик, как только Тэд разрешает ему вставать — тащит меня в магловский банк. А вернувшись домой, звонит Петунии. Понятия не имею, что он ей наговорил, но при следующем моём появлении в Литтл-Уингинге она даже не вспоминает о задержке с переводом. Честное слово, на месте Крауча, который сейчас возглавляет Департамент по Международным Связям, Рем принёс бы гораздо больше пользы!
Тему случившегося в Министерстве мы затрагиваем только один раз, когда я вижу на руках у Лунатика такие же чёрные кожаные браслеты, как у хозяйки лавки на Тистл-стрит. Шрамы от серебра ничем не выводятся...
— Рем, эта Джулия — она тоже...
— Да, — он не даёт мне даже закончить вопрос. — Уже пятнадцать лет. Потрясающая женщина и гений зельеварения, мы все её разработками лечимся. Говорят, Слагхорн уже давно на пенсию просился, и, если бы не это несчастье, она бы нас с тобой учила.
Больше мы к этому не возвращаемся. Как и предсказывал Тэд, Лунатику ничего не удаётся добиться по закону — если бы что-то получилось, он бы мне сказал. А я теперь знаю имена его палачей. Джереми Сельвин, Бэзил Картрайт и Каспар Крауч. Похоже, в семейке Краучей садизм наследственный, Барти Крауч-младший и его троюродный брат Джереми явно из одного теста. Я не понимаю, как к ним подступиться, ударить побольнее. Пока. Когда-нибудь они своё получат. За полтора с лишним года, прошедшие после убийства Лили и Джеймса, я очень хорошо выучил цену старой магловской поговорке «месть — это блюдо, которое подают холодным».
Во второй половине июня Рем чувствует себя уже достаточно хорошо, чтобы вернуться к работе. После очередного задания мы отправляемся в «Дырявый Котёл». Пятница, вечер — в пабе столько народу, что яблоку негде упасть. Оглядываясь в поисках свободного места, я вижу знакомое лицо — за столиком в углу сидит Мэри МакДональд. Последний раз мы с ней виделись на похоронах в Годриковой Лощине. Она изменилась — сделала стрижку, похудела, черты лица стали резче... Это ей даже идёт, в школе она была полновата. Но мне не нравится, что стоящая перед ней бутылка огневиски наполовину пуста, а несколько выпивох уже бросают на неё недвусмысленные взгляды.
— Нельзя её одну оставлять, — я направляюсь к её столику. — Это что же такая девушка напивается здесь в одиночестве?
— О ж-жизни думает, — ну точно, она вдрызг пьяна, вот и язык уже заплетается.
— Всё так плохо? — Рем садится на единственный свободный стул, а я наколдовываю ещё один для себя.
— Ик! И ещё х-хуже!
Нет, так с ней разговаривать совершенно невозможно. Отрезвляющие Чары мне всегда давались хорошо — Мэри трясёт головой, и взгляд у неё становится осмысленным.
— Так что у тебя стряслось? — спрашивает Лунатик. — Ты же вроде хорошо устроилась, в «Пророке» работаешь...
— Тебе бы так хорошо устроиться! — сердито огрызается она. — С твоей щепетильностью тебя бы через неделю стошнило!
— Почему? — я не понимаю, что может быть настолько противного в журналистской работе. Если ты не Скитер, конечно — с ней-то всё понятно, она, как муха, летает по кучам того самого...
— Бывают же на свете везунчики, которым это непонятно! — Мэри насмешливо ухмыляется. — Я работаю в отделе, который пишет о деятельности Министерства. Попросту говоря, мы должны им жопу лизать до самых гланд. Пока я была мелкой сошкой и кропала маленькие заметки, удавалось выкручиваться. А теперь я повыше летать стала, так и требуют больше. То распиши очередной идиотизм как мудрейшее решение, то какого-нибудь старого хрыча похвали, хотя по сукину сыну давно Азкабан плачет! — в её голосе всё больше злости, она явно говорит о наболевшем. Если не перебивать, то можно узнать кое-что интересное... И стоит поставить заглушку, чтобы за соседними столиками не услышали.
— Так говорят, многое можно между строк написать, главное, чтобы таланта хватило, — я сам не знаю, чего больше хочу — поднять ей настроение или поддеть, чтобы услышать ещё что-нибудь.
— А посмотрим, хватит ли у меня, — неожиданно миролюбиво отзывается Мэри, рассматривая золотистые искорки в стакане огневиски. — Задание у меня сейчас как раз для такой проверки... Написать про комиссию по регистрации оборотней. Даже материал для иллюстрации подкинули, закрытое дело... Живёт тётка, торгует зельями... не только разрешёнными. А ещё контрабандой ингредиентов подрабатывает. Свидетелей нет, тётка на допросах молчит, а Сыворотка Правды на оборотней не действует. И обыски результатов не дают, на вид лавка как лавка, я там была. Просят прозрачно намекнуть, что комиссии не хватает полномочий для эффективных расследований. Вот если я...
Конец фразы я уже не слышу. Перед глазами красная пелена...
— Дополнительные полномочия им, сукам?! Когда они уже пытки применяют?!
— Сириус! — Лунатик хватает меня за запястье.
Из-под задравшегося рукава его рубашки выглядывает полоска чёрной кожи — и Мэри этого достаточно, чтобы сложить два и два. В школе у них с Ремом был роман, его секрет она знает. Губы у неё сжимаются в узкую, почти незаметную щёлку, а голубые глаза от ярости становятся почти фиолетовыми.
— Паскуды! Тебя тоже? С меня хватит, я им устрою весёлую жизнь!
— Ты что задумала? — вскидывается Рем.
— Через месяц ежегодная пресс-конференция Министерства. Там сидят все большие шишки, приезжают иностранные журналисты... Задам прямой вопрос Амелии Боунс — разрешила ли её контора применение пыток. Скажу, что мне сова на хвосте принесла, журналистские источники. После публичного скандала им придётся хоть что-то сделать!
— С ума сошла? Не смей! Это болото тебя засосёт — пискнуть не успеешь!
— А ты что предлагаешь? Действовать по закону? Тебе нравится утираться? А не боишься, что однажды они с кем-нибудь перестараются?!
— Мэри, это опасно!
Она морщит нос и презрительно фыркает.
— Я гриффиндорка, а не муха навозная! Дело того стоит, я должна хотя бы попробовать. По крайней мере, не буду чувствовать себя потаскухой.
Рем внимательно смотрит на неё.
— Если ты влезаешь в такие игры, то одну я тебя не оставлю. Ты не боец, кому-то надо будет прикрывать тебя.
— И этим мы займёмся вдвоём, — вот она, возможность отомстить. Публичный скандал. — Я тоже гриффиндорец, а не жук навозный.
— Вот и договорились, — Мэри хищно улыбается. — И на вашем месте, мальчики, я бы подумала, как собственную задницу прикрыть. Вычислить мой источник будет проще, чем Люмос сказать. А ты, Сириус, в курсе, что про тебя болтают в Министерстве?
Настроение окончательно портится. Ещё бы мне быть не в курсе! Как правило, я просто не обращаю внимания на шепоток за спиной, что раз Блэк — значит, Пожиратель, который разгуливает на свободе только по недосмотру Министерства. Но иногда пробивает, как прошлой осенью — когда в Гильдии мне пришлось работать в группе, я пропустил удар с этой стороны. «К тебе есть вопрос. Мы о гибели Поттеров знаем больше, чем рассказывалось широкой публике — ты действительно не был их Хранителем?» И не на всякий случай годится данный тогда ответ — рухнувшая с потолка люстра и вызов на дуэль, брошенный человеку, которому я пока на один мизинец. Левый. Сложись всё по-другому в тот Хеллоуин, я бы не оправдался. Да и не захотел бы, наверное.
— Знаю. И сейчас собираюсь соответствовать репутации. Только рядом с тобой светиться не стоит. Так что для обсуждения наших дальнейших планов предлагаю пойти отсюда в более укромное место.
— К тебе или ко мне? — интересуется Мэри.
— Ко мне. И не домой. Тебе после скандала на конференции надо будет отсидеться где-нибудь. А у меня есть где.
— Дом в Уэльсе? — спрашивает Рем.
— Ну да. Про него только мы с тобой знаем. Дядя, кажется, каким-то образом умудрился его даже не зарегистрировать — во всяком случае, переоформлять право собственности на себя мне не пришлось.
— Тогда пошли, — я снимаю заглушку, и Мэри направляется к стойке, чтобы расплатиться.
— Э-э... Лунатик, а ты не можешь её сам туда отвести? Мне надо домой заскочить, живность накормить.
— Тогда давай мы тебя здесь подождём.
— Не стоит. В том, что мы поболтали и разбежались, ничего особенного нет. А если я уйду и потом вернусь, это будет подозрительно. Я задержусь-то всего минут на пять-десять.
— Ладно, уговорил.
Если я уезжаю на несколько дней, то ставлю над кормушками Низзи и Мунина коробки с кормом и настраиваю заклинание так, чтобы в нужное время хвостатые получили свою порцию. Но сегодня я планировал появиться дома вовремя, а не накормленная вовремя Немезида превращается в тигра. Вот и сейчас, стоит мне переступить порог, раздаётся раздражённое мяукание, которое я уже понимаю даже в человеческом облике — хозяин свинья, потому что пропадал где-то три дня, а сегодня посмел на целых пятнадцать минут задержать ужин.
— Сама такая, — я пристально смотрю в немигающие жёлтые глаза. — Не нравится, иди сама себе на еду зарабатывай. Или мышей лови.
Достав пакет с кормом, я отмеряю нужную порцию и насыпаю в миску. Обычно Низзи, радостно мурча, сразу же подбегает к ней, но сейчас у меня за спиной тихо. И обернувшись, я понимаю почему — она залезла на стол и схватила палочку, которую я туда положил.
— Низзи! Нельзя! Брось немедленно!
Взмахнув хвостом, она взлетает на открытую форточку и спрыгивает во двор. Я выхожу за ней и вижу, что эта хулиганка залезла на верхушку высокого клёна, а палочка лежит в развилке между ветвями. Сучья у него тонкие, мой вес они не выдержат. Пора обзаводиться запасной палочкой для таких случаев... А сейчас надо как-то добыть эту. Я превращаюсь.
«Низзи, отдай палочку!»
«Залезь и возьми!»
«Издеваешься? Собаки по деревьям не лазают!»
«А я добычу не отдаю».
«Прекрати сейчас же! Мне идти надо!»
«А я не хочу. Мне скучно!»
После нескольких минут такой перебранки я понимаю, что добром от неё ничего не добьюсь.
«Низзи, мне Мунина позвать?»
Угроза действует, угрюмого ворона она боится до смерти после того как он выдрал ей клок шерсти за попытку стащить еду из его кормушки. Лёгкое движение лапой — и палочка сваливается к подножию дерева.
Аппарировав в Уэльс, я с удивлением вижу, что Рем и Мэри сидят на бревне на опушке леса.
— Ну наконец-то! Что за шутки? — с лёгким раздражением говорит Мэри.
— Какие шутки?
— Она не видит дом, — отвечает Рем. — Я вижу, но не могу её провести. Что ты тут намудрил с защитой?
— Да ничего особенного вроде... Чертовщина какая-то. Пошли, — я беру её за руку.
Сделав пару шагов, Мэри останавливается.
— Ой. Вот теперь вижу.
— Тогда заходи, — Лунатик отпирает дверь.
— И чувствуй себя как дома, — я делаю приглашающий жест.
Запусти женщину в кухню, она сразу начнёт хозяйничать. Это у них, наверное, на уровне инстинкта. Пока я разжигаю камин, она безошибочно находит шкафчик, в котором лежат чайник и заварка. Через пять минут становится уютно — тепло растворяет сырость заброшенного дома, о котором забыли на несколько месяцев, а Мэри наливает чай, подставив широкую, почти мужскую ладонь под донышко чайника. Вот так же мы собирались в Годриковой Лощине до рождения Гарри... На мгновение кажется, что вот-вот откроется дверь и войдёт Джеймс, бережно поддерживая под руку беременную жену. Но Мэри начинает говорить, и хрупкий мираж осыпается, как снег с ветки.
— Ну и что это было? И что будет в следующий раз — я опять не смогу сюда попасть без тебя?
— Разберёмся, — говорит Рем. — Сириус, какие на доме защитные чары, что могло дать такой эффект?
— Да обычные — антиаппарационные, маглоотталкивающие и... Мерлинову матушку! Этого не может быть!
— Чего?
— Мы с Джеймсом применили здесь Заклятие Доверия. Но его действие должно было прекратиться после смерти Хранителя... Мы ведь поэтому решили, что безопаснее выбрать Питера, а не меня!
— Ты уверен?
— Дамблдор сказал... хотя... он говорил, что не знает точно, не написано нигде...
— Значит, он ошибся. Если вы использовали Заклятие Доверия, то это оно и есть. Видимо, после гибели Джеймса Хранителем стал ты.
— Похоже на то...
— Не просто похоже, а всё сходится. Мэри не видела дом, пока ты не показал. Я видел, потому что был здесь с тобой на Рождество. А её провести не мог, потому что я не Хранитель.
— Тогда о лучшем и мечтать нельзя! На этот раз Хранитель я... — я выучил этот урок. Защищать надо — закрыв собой. Только так.
— Эй! — возмущённо перебивает Мэри. — Тут не все такие умные, как вы! Что такое Заклятие Доверия?
Я коротко рассказываю ей о Фиделиусе, и у неё загораются глаза.
— Класс! Защита действительно лучше некуда. Теперь подумаем, что и как мы будем делать. Сначала после конференции мне надо как можно быстрее слинять из Министерства.
— Сама справишься?
— Да. Сяду на хвост кому-нибудь из коллег. А вот что дальше...
— А дальше надо будет придумать для них какое-нибудь развлечение, чтобы им стало не до тебя. В смысле, членам комиссии, — если бы ещё знать как...
— Есть идеи,?
— Нет. Я пробовал найти зацепку, но пока глухо. Ты можешь раздобыть досье на всех троих? Факты светской жизни, а главное — всякие слухи и сплетни.
— Могу, конечно, — Мэри пожимает плечами и отхлёбывает чай — мадам Блэк, увидев, как она держит чашку, непременно разразилась бы речью о том, почему грязнокровок нельзя и близко подпускать к волшебникам. — Мне нужно три дня.
— Хорошо, тогда встретимся здесь же и обсудим.
— Без меня, — Лунатик отводит глаза. — Расскажете потом, что придумали.
Через три дня полнолуние. Июньское прошло не так тяжело, как опасался Тэд, лечение сделало своё дело, но день до и день после Рем еле ползал, держась за стенку. А цвет лица у него был — как обёрточная бумага в дешёвой магловской лавке. И это не на один месяц, если не год...
Пока Мэри собирает информацию, я внимательно изучаю старые номера «Пророка» — хочу понять, что она из себя представляет как журналист. Впечатляет. Накануне нашей встречи выходит та самая статья, о которой Мэри говорила в «Дырявом Котле». На первый взгляд — официозная демагогия, но окончание убойное, если понимать, что к чему. «Наша недавняя история убедительно доказывает, что в отдельных случаях жёсткие меры могут быть оправданы необходимостью. Конечно, Фенрир Грейбек и Тот-Кого-Нельзя-Называть — фигуры несопоставимые, но на сегодняшний день проблема оборотней — одна из самых острых для магического сообщества. Все мы помним, насколько быстро и эффективно удалось устранить угрозу, исходившую от Пожирателей Смерти, когда Департамент по Законодательств получил широкие дополнительные полномочия». Противно, конечно, говорить правду почти неуловимыми намёками, понятными только думающим и знающим людям...
Заброшенный дом словно бы радуется, что о нём снова вспомнили люди. В прошлый раз никто из нас не вытирал пыль с зеркала, а сейчас оно сияет, как только что начищенное, и выцветший ковёр в коридоре снова играет яркими красками. Мэри поправляет причёску, проходит на кухню и выкладывает на стол пакет со сладостями из «Медового Герцогства». Лили страшно завидовала её способности есть конфеты фунтами и не полнеть.
— Почитал твои статьи.
— И как?
— На мой непросвещённый взгляд хороши. Но если с тобой поговорить, то складывается впечатление, что их другой человек пишет.
Она смущённо улыбается.
— Говорить чисто и правильно я тоже умею. Но детские привычки живучи, когда меня начинает заносить, сразу домашнее воспитание вылезает. Я же из очень простой семьи, мать официантка в портовом кафе, отец матрос... Слышал бы ты, как у нас дома разговаривают!
— Где же ты так писать научилась?
— А это спасибо покойной профессору Ведисон.
— Преподавательнице Прорицаний?
— Я понимаю, блистательные отличники считали Прорицания ерундой для девчонок, — она усмехается. — Но профессор была очень умной женщиной. Она прекрасно понимала, что с даром предсказателя надо родиться и контролировать его невозможно. Поэтому программу она нам давала по минимуму, а всерьёз учила тому, что у маглов называется «прогнозированием» — психология, сбор информации и её анализ... И при проверке эссе обращала внимание на язык, стиль и грамотность. Ладно, хватит болтать, давай к делу. Помимо того, что я накопала, есть ещё свежие новости — вчера объявлено о помолвке между Джереми Сельвином и Полиной Картрайт. Она родная сестра этого Бэзила.
Кажется, вот оно... Насколько я помню, Картрайты только-только дотянули до минимальных критериев чистокровности, семь поколений. Зато сейфы в Гринготтсе ломятся от золота, ведущие производители гоночных мётел в Европе — это серьёзный бизнес. А у Сельвинов в последние несколько лет начались большие проблемы с деньгами. Хорошая сделка. И на этом можно сыграть.
— Извини, заставил тебя лишнюю работу делать. Нам хватит одной этой помолвки.
— Считаешь, это крючок, на который можно подцепить всех троих? — Мэри делает особое ударение на последнем слове. — Каким образом?
— Ты понимаешь, насколько этот брак важен для обеих сторон?
— Более или менее. Сельвины почти разорены, а Картрайты не из старинных семей, но очень хотят в этот круг войти.
— Верно. А в этом кругу вольное поведение обручённой девушки позорит весь клан. И учти, что Сельвины на традициях и чистоте крови помешаны ещё хуже, чем моя семейка. С тех пор как директором стал Дамблдор, всех Сельвинов отправляли учиться в Дурмштранг. А Картрайтам придётся играть по их правилам.
— То есть, скандал затрагивает всех — один жених, второй брат невесты, а третий дед жениха?
— Да.
— Ты хорошо устроился, — она улыбается, — будешь совмещать приятное с полезным.
— Это смотря какая девушка...
— На мой взгляд очень даже симпатичная.
— Посмотрим. Тогда мне нужно досье и на неё — где бывает, чем увлекается.
— Это я тебе до завтра сделаю. Сегодня вечером иду на день рождения к коллеге из «Ведьмовского Еженедельника».
— Тогда до завтра.
После её ухода я внимательно читаю материалы, которые она принесла. Да, другого варианта, чтобы отвлечь от неё всех троих, нет. А в составленном плане есть один большой изъян — он очень не понравится Лунатику. И, боюсь, объяснить ему, что так надо, будет сложнее, чем очаровать девицу.