Бездна

Глава 1

Пролог.
Говорят, что бездна Вселенной, царящая над нашей головой, находит своё отражение в душе каждого человека. Бездна без света, без тепла, без жизни. Но лишь те, кто окончательно теряет надежду, чувствуют на своей коже её ледяное дыхание и могут ощутить Тьму её присутствия в своей душе. И не каждому из них хватает сил вернуться к Свету.

Мне не нужно ни первого снега,
Ни хрустальных дворцов января.
Наша жизнь – бескрайнее небо
Без волнений. Без чувств. Без огня.


Часть 1. Осеннее небо. Нарцисса.

Месяц холодный тебе не ответит,
Звезд отдаленных достигнуть нет сил...


Смотреть можно долго. Смотреть можно бесконечно. Застыть и смотреть. Стать льдом и всё равно видеть. Как хочется иногда замёрзнуть. Превратиться в искристый снег. Белый-белый, мягкий, как твои волосы. Родной мой. И ничего не чувствовать. Ничего не помнить. Просто смотреть. Видеть пламя. Видеть жизнь.
На столе горит свеча. Всего одна. Поэтому ей не под силу развеять сгустившийся вокруг мрак. Сумрак. Навязчивый, липкий. Как страх, опутавший сердце удушающим дурманом отчаяния.
Тихо-тихо. Сон. Всё спит.
Не спит. Смотрит. На пламя. На крохотный язычок света.
Жизнь. Надежда.
Кажется, если погаснет свеча, то умрёт и надежда. И можно будет замёрзнуть. Навсегда.
Тьма. Одиночество.
Мрак клубится, выползает чёрными сгустками из каких-то потаённых недр комнаты. Чёрным полотном стелется у её ног, окутывает со всех сторон, что-то нежно шепчет, убаюкивает. Уговаривает погрузиться в долгожданное забвение.
Без волнений.
Где ты? Как ты? Самый любимый, родной, близкий. Муж.
Одна. Совсем. Плохо…
Бледные до синевы руки сжаты. Длинные белокурые пряди откинуты за спину. Сидит в старинном кресле с высокой резной спинкой неестественно прямо, напряжена, словно все струны её души натянуты до предела. На лице пляшут оранжевые отсветы пламени. В глазах – не пролитые слёзы.
«Тише-тише, Цисси, не плачь. Блеки не плачут» - голос Беллы.
Помнит и потому не плачет.
«Слёзы – удел слабых. Плачут лишь побеждённые и покорные»
Она не покажет слёз. Она не покорится всепоглощающему отчаянию.
Она не слаба.
Холодная, гордая, расчётливая…
Молчит. У стены тихо тикают часы. Два часа, полтретьего, три…
Ночь крадётся по коридорам Малфой-мэнора. Ночь и тишина. Тишина обступает Нарциссу со всех сторон. Кажется, стоит ей только протянуть руку и она дотронется до этих хрустальных капелек. Тишины.
Как сквозь плотную вату: тик-так, тик-так… И всё стихает.
Остаются мысли. И темнота.
Ночь, его нет. Нет.
Она не верит в чудеса. И не читает сказок. Она никогда не верила в чудеса и никогда не читала сказок.
Даже своему сыну. Своему единственному ребёнку.
Может, зря? Возможно, всё было бы иначе?
Свеча. Крошечный огонёк. Слабый источник тепла.
Слабая надежда. Исчезающая надежда.
Что может сейчас спасти её? Её разрушающийся на глазах мир?
Чудо?
Ничего. Ни-че-го.
Нет в мире силы, способной противостоять Тёмному Лорду.
И не будет.
Холодная, гордая, расчётливая…
Понимает. Она всё понимает. И она всегда это знала. Именно поэтому её запястье уродует чёрная метка. Чёрное так не подходит белому.
Усмехнулась, едва заметно. Самым краешком губ. Грустно усмехнулась, мрачно. И снова – в душе лишь скорбь, лишь страх. Замершее лицо. Маска. Пальцы ещё сильнее сжали палочку.
Чёрное на белом. Закат вместо рассвета. Смерть вместо любви.
Как они были молоды… Как безрассудны. А теперь? А теперь у них просто не было выбора. Либо служба, либо - смерть. Третьего не дано.
Тёмный Лорд. Он никому не верил и никого не прощал. Не простит и сейчас.
Она не верит в чудеса. Чудес не бывает. Лишь крики обречённых, боль, страх – теперь это их мир. Новый мир. Мир без права выбора.
Не верю. Убьёт... Погибнет…
Судорожный вздох больше похожий на всхлип. Колыхнувшееся пламя, единственной зажженной свечи. И тихое шипение. Шипение рассекаемой тишины. Громко, оглушительно громко тикают часы, отсчитывая мгновения бесконечной ночи.
А слёз нет.
Блэки не плачут… Блэки не плачут… не плачут… не плачут…
Повторяет про себя. Так надо. Только так. Это поможет ей сохранить рассудок. Не упасть в пропасть, образовавшуюся в её душе. В пропасть, веющую могильным холодом. В пропасть безумия, одиночества. Туда, где больше нет и никогда не будет света.
А здесь пока ещё есть свет. Есть надежда…
Сын, её сын.
И Люциус. Любимый, единственный. Муж.
Он жив. Она знала, он ещё жив.
Азкабан. Дементоры. Люциус…
Сын. Мальчик с глазами цвета зимнего рассвета.
Тёмный Лорд…
Но об этом лучше не думать. Она запрещает себе думать об этом.
Женщина устало опускает голову на скрещенные руки.
Нарцисса ждёт. Ждёт возвращения сына. Ждёт и надеется.
Тик-так… Пять часов. Пять часов утра.
Тишины больше не было. Тишина умерла вместе с ночью. Утро разрезало, разорвало её на кусочки. Разбило на тысячи звенящих в предрассветной пустоте осколков.
Звон этих осколков проник в сознание Цисси. Она закрыла голову руками, пытаясь заслониться, в слабой надежде задержать, спрятать кусочек ночной тишины, безвременья…
Звон превратился в смех.
В смех маленького мальчика с разлетающимися серебряными волосами и глазами цвета пасмурного неба.
Нарцисса стояла у раскрытого окна.
Муж. Подходит к ней. Встаёт рядом и смотрит на смеющегося сына.
Выше. Выше!
Люциус обнимает её. Тёплые руки. Целует в макушку.
И нежно, мягко сознание щекочет мысль: семья.
Проснулась.
Комната в рассветных сумерках. Погасшая оплывшая свеча.
Погасла. Надежда… Жизнь…
Её охватывает паника. Сердце сжимает невидимая ледяная рука.
Резко встаёт, пытаясь прогнать смертельный холод, расползающийся по венам. По чистой, «голубой» крови. Подходит к окну и смотрит на хмурый рассвет. На крохотные капли дождя, разбивающиеся об оконное стекло, мутным серебром стекающие вниз. Дотрагивается до стекла, на мгновение задерживает руку. Холода не чувствует. Уже.
Без чувств.
Сзади с тихим шорохом открывается дверь. Оборачивается. Осеннее небо. Обречённая решимость во взгляде.
- Драко? - спокойно, с полувопросительной интонацией.
- Тёмный Лорд поручил мне задание. – Пауза. Долгая. В десять ударов сердца. – Я должен убить Альбуса Дамблдора.
Пасмурная высь закружилась над головой, вихрем пронеслась по сознанию, повеяло холодом. И тогда Нарцисса закричала. Это был крик отчаяния, боли, страха… Последняя надежда на чудо умерла. Тёмный Лорд не просто не прощал. Он мстил.
- Хорошо. – Тихий голос, всё то же спокойствие во взгляде синих глаз. Устало улыбнувшись, опускается обратно в кресло. – Тебе позволено рассказать мне подробности?
И ледяная бездна радостно раскрыла объятия.
Без огня.

Холод могильный везде тебя встретит
В дальней стране безотрадных светил...*

* А. Блок


Глава 2.

Часть 2. На дне. Сириус.
В зарешеченное оконце не видно луны. Луна вообще редкий гость в этой камере. Здесь чаще просто темно. Непроглядно.
Худого человека, съёжившегося на холодном каменном полу, этот факт нисколько не удивляет. Он вообще начал сомневаться в том, осталась ли у него эта поразительная способность – удивляться.
Что могло его удивить здесь? Пожалуй, только лишь то, что, кажется, он до сих пор не сошёл с ума. Но этот факт за десять лет успел настолько приесться, что даже с большой натяжкой на роль удивительного не тянул.
Мужчина мотнул головой. Движение вышло более похожим на собачье, нежели человеческое.
От двери явственно потянуло холодом. Сириус вздрогнул и через мгновение на его месте уже лежал чёрный пёс с грязной скатавшейся шерстью.
Блохи. Заели.
Пёс неторопливо зевнул. Хотя холод уже начал донимать его, Сириус всё же не торопился выказывать каких-либо эмоции на этот счёт. Он знал один секрет…
Из камеры напротив раздался дикий, безумный вопль. Послышался лязг отпираемого засова и через мгновение всё стихло. Лишь через полчаса после этого крика Сириус осмелился принять человеческий облик.
Он знал один секрет. Когда дементор рядом, нельзя чувствовать. Нужно стать пустым, равнодушным человеком. Либо обернуться животным. Хотя, конечно, обернуться камнем было бы в высшей степени предпочтительнее. Но, увы, тогда возникал другой закономерный вопрос: как можно называть здравомыслящим человека, воображающего, что он – каменная глыба?
Бродяга улыбнулся своим мыслям.
В голове было пусто. Пустота была холодной, но привычной, и после стольких лет казалась даже какой-то уютной, настолько, насколько могла быть уютной пустота в Азкабане. И лишь одна мысль маячила на самой грани сознания. Сберечь и наказать.
Нет, - человек улыбнулся. – Сириус Блэк ещё не сошел с ума.
Эти две задачи отнюдь не относились к одному человеку. Это были две совершенно разные цели, которые за десятилетие ожидания взаперти самым логичным образом слились в одну. Именно так. Наказать и сберечь. Не иначе. Сберечь и наказать. Только так он сможет отомстить за погибших друзей, и только так он выполнит то, на что согласился одиннадцать лет назад, став крёстным Гарри.
А пока - он пёс, когда холодно. И он не человек, потому что тепло здесь не бывает.
Потому что надо выжить, пока он не придумал, как выбраться отсюда. И не сойти с ума. Потому что сидя здесь, совсем не хотелось потерять свою последнюю способность: удивляться тому, что больше удивляться нечему.
Иногда он кричит ночами. Но это – непозволительная роскошь для него. Потому что когда он кричит по ушедшим и отвернувшимся друзьям, он открывает душу и дементоры высасывают последние капли тепла, что ещё остались в ней. И тогда он, собрав всю свою волю в кулак, просыпается. Сворачивая свои чувства в тугой клубок, прячет его в самый дальний уголок сознания, заботливо укрывает чёрным покрывалом, чтобы никто не нашёл, никто не смог подобрать в них ключик к его растерзанной душе. И тогда дементоры уходят от его камеры, явно разочарованные его бесчувственностью, они спешат туда, где бьются и стонут во сне другие заключённые.
Это был его ледяной ад. Его персональная преисподняя. Он был на самом дне. Он был так глубоко, что даже не видел света над головой.
Но кто сказал, что в аду нельзя жить?
И только из-за врожденного блэковского упрямства или по каким-то другим, ему самому не ведомым причинам, Сириус ещё был жив. И сохранил в своей душе остатки подаренного когда-то ему человеческого тепла.
И, пожалуй, была ещё одна причина, почему он не смирился. Он видел выход. Выход со дна. Из ледяного безмолвия. В полной темноте выход этот отчётливо виднелся: тонкая светящаяся нить, уходящая и теряющаяся на невообразимой высоте. И у неё было имя.
Гарри.


По безнадёжному пути,
По непонятным мне приметам
Пусть повезёт тебе найти
То, что сгорая станет светом.
Brainstorm


Глава 3

Часть 3. Колыбельная. Гарри.
Все мы одиноки. Но одинокие дети – одиноки вдвойне.


Гарри сидел на кровати, поджав под себя ноги. В чулане под лестницей было пыльно и пахло старыми вещами. Гарри поёжился, словно от холода. Этот запах никому не нужных, заброшенных в самый дальний угол вещей сопровождал его всю сознательную жизнь. Он сам чувствовал себя именно таким: брошенным и никому не нужным. Поэтому испытывал ко всем ним: стулу с покосившимися ножками, старому детскому одеялу, шаткой кровати, потрёпанному плюшевому медвежонку, которого он заботливо держал на коленях, особую привязанность. Словно они были живыми и нуждались в том, чтобы он скрасил их одиночество на этой обочине жизни. Эти старые вещи были его единственными друзьями.
Ведь это так свойственно детям: наделять предметы душой, особенно когда им не хватает тепла в окружающих людях.
Но мальчик, сжимающий старую игрушку, не задумывался над этим. Дети в столь юном возрасте вообще не склонны облекать свои мысли в слова, анализировать то, что происходит с ними. Но, сохранив ещё в своей душе младенческую чистоту, очень чутко реагируют на окружающий мир.
Сегодня ему было особенно грустно.
Мальчик тихонько спустил ноги с кровати. На цыпочках подкрался к двери и приоткрыл её.
В холле было тихо и темно. Лунный свет, заливавший гостиную, сюда не проникал. Гарри прислушался. Тишина стояла во всем доме. Лишь тихий женский голос что-то напевал наверху.
Гарри тихонько, стараясь как можно тише ступать босыми ногами по паркету, подкрался к первой ступеньке лестницы. Здесь он остановился и прислушался. В доме по-прежнему стояла тишина, нарушаемая тихим, едва слышным, напевом. Значит, его ночные перемещения пока остались незамеченными. Порадовавшись своей удаче, словно почувствовавшей грусть Гарри и потому решившей быть с ним доброй, он продолжил подниматься по лестнице. Пройдя ещё шесть или семь ступенек, мальчик замер и посмотрел наверх. На площадку второго этажа из открытой двери детской комнаты падал зелёный свет ночника. Мелодия стала отчётливее, стоя здесь, уже можно было разобрать слова. Тётя Петунья пела Дадли колыбельную.
Гарри присел на ступеньку и, привалившись к стене, стал слушать тихий тётушкин голос. Это была традиция. Традиция, о которой не знал никто, кроме Гарри. Каждый вечер, когда все в доме ложились спать, он пробирался сюда, чтобы послушать, как тетя поёт для его двоюродного брата. Голос её в такие минуты становился необычайно нежным и ласковым, и Гарри, закрыв глаза, представлял, что это его мама поёт ему колыбельную.
Иногда он подолгу вглядывался в кусочек зелёного света, размытым пятном окрасившим стену. И когда он долго смотрел, не моргая, ему начинало казаться, что на зелёном появляются какие-то золотые искорки. Что-то ему это напоминало. Эта зелень с золотыми точками была словно эхо из прошлого. Осколок чего-то тёплого, нежного, заботливого… Что-то напоминало… Но что? Он решительно не помнил.
Гарри любил эти минуты. Лишь тогда вся его тоска по несбыточному куда-то уходила.
Он переставал думать о том, как погибли его родители, гадать, кем они были, как выглядели (ведь он даже не видел ни одной их фотографии!), и как бы сложилась его жизнь, если бы папа с мамой были живы. Это были те редкие минуты его жизни, когда он был по-настоящему счастлив.
Но мгновения эти не могли длиться вечно. И очарование развеивалось, как только тётушка заканчивала петь. Когда Гарри слышал, как она, шурша пышной юбкой, поднимается с кровати сына, он тут же поспешно и тихо спускался с лестницы и, вернувшись в чулан под лестницей, неслышно прикрывал дверь.
Но сегодня всё произошло не как обычно.
Гарри разбудил крик тёти Петуньи.
- Негодный мальчишка! Что ты здесь делаешь?!
Гарри открыл глаза, посмотрел на возвышавшуюся над ним тётушку и с удивлением обнаружил себя сидящим на полу. То ли роль сыграло то, что он переутомился за день, помогая тётке по хозяйству, то ли колыбельная так повлияла, он просто-напросто уснул на лестнице.
- Почему ты сидишь здесь?! Чего ты ждёшь? – продолжала между тем тётя, не сбавляя тона.
Гарри съёжился под её взглядом, не решаясь поднять глаз.
- Тише, дорогая. Ты разбудишь Дадлика, – по лестнице, шаркая домашними тапочками, спускался дядя Вернон. – Из-за чего шум?
- Этот мальчишка, - продолжала тётя возмущённым шёпотом, из-за чего голос её стал похож на шипение змеи, в нём не осталось и тени той нежности, с которой она пела колыбельную, - не хочет объяснять мне, почему он сидит здесь на лестнице посреди ночи.
Дядя нахмурился и одарил Гарри полным презрения взглядом.
- Что ты здесь делал? – прогудел он над самой головой мальчика. – Отвечай!
Гарри наконец решился посмотреть на них.
- Я…я… - от страха он начал заикаться. - я… я просто… слушал, – последнее слово он произнёс одними губами.
- Слушал? – в недоумении переспросила тётя.
- Я слушал, как вы поёте, – торопливо пояснил Гарри.
- Как я пою? – Петунья, не скрывая своего удивления, посмотрела на Гарри и перевела взгляд на мужа.
Мальчик тоже посмотрел на дядю. И в ужасе отпрянул к стене.
Вернон склонился над мальчиком, притянул его к себе за ворот растянутой майки и прошипел ему в самое лицо, брызгая слюной:
- Зачем? Я тебя спрашиваю, гадкий ты мальчишка! Зачем?!
- Это … это было так… как будто сказка… - испуганно пролепетал Гарри. - как будто.. волшебство…
- Волшебство!! – взревел дядя.
- Тише-тише, Вернон. Дадли спит… – попыталась успокоить тётя мужа. Но Вернон её не слушал. Он, бешено вращая глазами, наступал на Гарри.
- Не смей, больше никогда не смей! Произносить в моём доме подобных слов!
Гарри начал пятиться вниз по лестнице, словно зачарованный глядя в лицо дяде. На предпоследней ступеньке он оступился и, потеряв равновесие, с грохотом свалился на паркет в холле. Гарри больно ударился головой об пол, и старенькие очки слетели с его носа. Но удар словно вывел его из оцепенения. Гарри вскочил на ноги, метнулся к своему чулану и быстро запер дверь изнутри.
- Волшебства нет! Запомни это! И чудес тоже не бывает! – гремел дядя над его головой.
Но это продолжалось недолго. Раздалось шлёпанье босых ног и высокий капризный голос кузена Дадли. Обстановка мгновенно переменилась. Тётя Петунья начала причитать над сыном и повела его обратно в постель. А дядя заметно сбавив тон, но так, чтобы было слышно в чулане, произнёс:
- И чтобы подобного больше не повторялось!
После чего раздалось шарканье домашних тапочек, хлопки закрываемых дверей и всё стихло.
Гарри устало сполз на пол и заплакал.
Он плакал тихо, лишь иногда еле слышно всхлипывал, размазывая по щекам горячие слёзы. Он плакал так, как не плакал уже давно. Даже когда двоюродный брат бил его, в слезах его не было такого горя и безысходности. Это была не боль от ушиба, не боль от обиды. Это была тоска. Тоска по тому, чему отныне не было места в его жизни. Тоска по его разрушенной сказке, его придуманному, созданному, а теперь исчезнувшему миру, его нескольким минутам счастья. По отобранным дядей минутам, по разрушенному тётей миру.
Он плакал горько и долго. Лицо его раскраснелось от слёз, щёки жгло, губы стали солёными.
Он плакал, и никто его не утешал.
Лишь когда мальчик совсем обессилел от слёз, сон заботливо забрал его под своё крыло.
Так окончился очередной день маленького несчастного волшебника Гарри Поттера. Мальчика, Который Выжил.


Глава 4

Часть 4. Ничья сила. Северус.

Любовь - великая сила, и такая странная сила...
С. Лукьяненко.

День выдался необычайно солнечным для дождливой осени тысяча девятьсот девяносто девятого года. Как будто последний взмах ладони уезжающего надолго человека. Всего лишь жест прощания. Всего лишь ненадолго раскрытая ладонь на фоне чистого голубого неба, как обещание новых встреч для тех, кто остался.
Прощание...

Северус в задумчивости перекладывал пергаменты на столе, мельком их проглядывая. Яркий солнечный свет заливал весь директорский кабинет, отражаясь рыжими бликами от полированной поверхности стола, полок, искорками светясь во множестве стеклянных сосудов, чашек и колбочек, во всем своём многообразии расставленных по помещению, солнечными зайчиками разбегаясь от тщательно начищенных бронзовых, серебряных и медных поверхностей. Профессор принялся рассеянно крутить палочку между пальцами. Его беспокоила одна вещь... Один единственный факт... Один небольшой изъян в плане.
- Северус?
Снейп вздрогнул, резко обернулся на голос и столкнулся с проницательным взглядом голубых глаз. Дамблдор смотрел на него из-под своих очков-половинок. Во взгляде читался вопрос и даже некоторое недоумение. Зельевар, однако, счёл за лучшее проигнорировать обращение. Он вновь повернулся к портрету спиной и, с совершенно равнодушным видом, возобновил прерванное занятие.
Его не оставляла в покое эта навязчивая мысль...
- Тебя что-то беспокоит, мальчик мой? - Снейп мысленно застонал: воистину Дамблдор не был бы Дамблдором, если бы не умел выпытать из своей жертвы всю необходимую ему информацию. Причём, по части пыток Тёмному Лорду было у кого поучиться. Снейп грустно усмехнулся самым краешком губ: это вам, дорогие господа, не банальное Круцио Волан-де-Морта, это - фирменный коктейль от самого победителя Гриндевальда! Один пристальный взгляд в глаза, несколько приторно-ласковых обращений ("мальчик мой", пфф!), щепотка ничего не значащих будничных фраз ("Чудесная погода, не правда ли?"), горстка ненавистных лимонных долек, от которых вплоть до принятия лечебного зелья мучает изжога и неприятный кисловато-сладкий привкус во рту, не стоит так же забывать о паре-тройке глотков фирменного директорского чая... А теперь тщательно смешайте все эти ингредиенты в котле, полном сочувствия и понимания. И Северус начинал всерьёз сомневаться: а имела ли место вообще та дуэль в сорок пятом? Порой Снейп ловил себя на мысли, что после смерти дотошность и обеспокоенность старого директора судьбами мира начала возрастать в геометрической прогрессии и вот-вот грозилась принять размеры британских островов, накрыв собой не только всю страну со всеми жителями, имеющими несчастье населять её, но и непосредственно самого Северуса Снейпа, нынешнего директора Хогвартса и потому находящегося в столь опасной близости от эпицентра, что даже немедленное бегство не дало бы ни единого шанса на спасение от столь страшной участи.
Однако и последняя фраза Дамблдора не была удостоена ответной реплики. Снейп сегодня явно решил не сдавать позиции так легко.
Было что-то неправильное в идеально выверенном плане старого интригана... Что-то не увязывалось...
- Я вижу, ты решил не обращать внимания на надоедливое дребезжание чудом уцелевшего осколка дряхлого прошлого?
Северус наконец-то повернулся и пристально посмотрел на портрет. Ярко голубые глаза, как всегда спокойно смотрели из-за стёкол очков. На лице старого волшебника не было раздражения. Он улыбался.
Это разозлило зельевара.
- Ну что вы, профессор. Вы явно себя недооцениваете, - в голосе сквозил плохо скрываемый сарказм. - Называть вас осколком было бы не совсем точно. Вас скорее можно сравнить с невесть как отвалившимся куском континента, грозящего всей земле цунами, извержениями вулканов и наводнениями, а так же неизбежно последующими за этим тектоническими сдвигами.
Дамблдор улыбнулся и шутливо погрозил ему пальцем:
- Это вы меня явно переоцениваете, мальчик мой, - Снейп мысленно поморщился. - К тому же, не увиливайте от ответа. Мне до сих пор хочется знать, что же не даёт вам покоя?
Северус поднялся с кресла, обошёл стол и встал, облокотившись на столешницу. С минуту он смотрел в окно, после чего перевёл свой взгляд на лицо старца и, глядя ему в глаза, произнёс:
- Вам прекрасно известен ответ на этот вопрос, - помолчав, добавил: - то же, что и всегда: Гарри Поттер.
Дамболдор вздохнул.
- Что же на этот раз, Северус?
Снейп нахмурился.
- Я не уверен в том, что у Поттера хватит сил, чтобы пройти назначенный вами путь до конца. Он всего лишь семнадцатилетний мальчишка... Да, не буду отрицать, не лишён некоторых дарований... но всё же... я не думаю, что он сможет, что у него хватит сил...
Северус осёкся, натолкнувшись на взгляд старого профессора. Нахмурившись, Снейп замолчал.
- Вы беспокоитесь за мальчика, Северус? Вы наконец-то увидели то, на что я вам указывал все эти годы? То, что Гарри гораздо сильнее похож на мать, чем на отца.
- Вы ошибаетесь, профессор, - сухо сказал Снейп. - Я не беспокоюсь о мальчике, я беспокоюсь о деле. Я надеюсь, вы не забыли, что согласно вашему плану Поттер должен раз и навсегда покончить с Тёмным Лордом.
- Нет, разумеется, не забыл, - Дамболдор сложил кончики пальцев шатром, - но и сходства вы отрицать не станете?
- Не стану, - буркнул Снейп, подошёл к окну и задёрнул шторы. Яркое осеннее солнце раздражало его глаза, привыкшие к полумраку подземелий.
Всё не то...
Северус опустился в кресло и начал в задумчивости водить рукой по подлокотнику.
Не этот вопрос мучил его... Точнее, не совсем этот...
- Дамболдор, - волшебник поднял на Снейпа взгляд. - что поможет ему?
- Северус? - кажется, старый волшебник был озадачен.
- Да, - между тем продолжал Снейп, словно бы обращаясь к самому себе, - Пусть Поттер - молодой человек, не лишённый храбрости, и что уж там отрицать – некоторых способностей, пусть у него есть друзья, которые всегда помогут. Но между тем, он – всего лишь человек. Что заставит его не остановиться, идти дальше, когда он начнёт терять дорогих ему людей? И что спасёт его, когда всё закончиться? Что поможет ему? У него недостаточно собственных магических сил, веры, он слишком много сомневается...
Взгляд чёрных глаз теперь был обращён куда-то в глубину собственной души.
- То же, что и вам, Северус. То же, что помогает всем нам, пока мы остаёмся людьми.
Неожиданно ласковый голос вывел Снейпа из странного оцепенения. Он поднял одну бровь и вопросительно взглянул на Дамблдора.
- Любовь, Северус. Именно она делает нас людьми. Именно она хранит Гарри и всех живущих на Земле.
Снейп неожиданно зло расхохотался.
- Я правильно понял, - заговорил он сквозь смех, - что вы говорите о том чувстве полной потери контроля над собственными ощущениями и разумом. Об этой слепой силе, которой самой неведомо, что она творит. О силе, которая никому не принадлежит и никому не подчиняется. Которая толкает людей на свершение различных безумств. Во имя которой умирают. Любовь, которая всегда требует кровавую жертву. Вы о ней говорите?
Дамблдор согласно кивнул:
- Любовь – великая сила, и не стоит её недооценивать. Любовь возрождает, дарит вкус к жизни, освещает путь.
- Любовь? - Северус перестал смеяться и посмотрел на портрет. На лице его застыла гримаса боли.
- Любовь, - подтвердил бывший директор, улыбаясь своей обычной искренней и всё понимающей улыбкой.


Глава 5

Жизнеутверждающее, специально для Wendelin the Weird, если она это прочитает :)

Часть 5. Идеальное утро. Джинни.

Целый мир придуман...
Целый мир придуманных истин.
Я нуждаюсь в твоём тепле,
Я хочу быть смыслом твоим.

Fleur "Будь моим смыслом"


Утренний ветерок, проникающий сквозь неплотно притворённое окно, надувал белым парусом лёгкие летние занавески. В доме стояла тишина. Сонная тишина тёплого, солнечного утра.
Джинни открыла глаза и с наслаждением потянулась. Затем, слегка повернув голову, посмотрела на мужа.
Гарри ещё спал.
Джинни с нежностью подумала, что без очков он выглядел каким-то по-детски беззащитным. Во сне черты его лица всегда смягчались, из них уходила та вечная напряжённость и обеспокоенность. Волосы казались ещё более растрёпанными, чем обычно, губы слегка приоткрыты, а на шее поблёскивала капелька пота.
Одна рука Гарри лежала на её животе. Джинни улыбнулась, положила свою ладонь на руку мужа и стала нежно перебирать его пальцы.
Она любила утро. Любила эту сонную тишину, ватной подушкой накрывающую окрестности. Спокойствие и безмятежность, словно освещённую лучами восходящего солнца, или навеянную легким дуновением южного ветра.
Каждый раз, стоило ей только отрыть глаза, её охватывало это чувство лёгкой нереальности происходящего, волшебности. И неизбежное очарование раннего пробуждения.
Она ещё какое-то время лежала так, прикрыв глаза, гладя ладонь супруга, наслаждаясь покоем и бездействием, ловя отголоски уходящей ночи: шёпот, нежные прикосновения, поцелуи... тонкие пальцы, скользящие по обнажённой коже... лучик белого лунного света, запутавшегося в чёрных волосах...
Джинни вздохнула. Тихонько, стараясь не разбудить Гарри, выскользнула из-под одеяла. На миг замерла рядом с кроватью, любуясь спящим мужчиной, гибко наклонилась, едва коснулась губами чуть приоткрытых губ Гарри, с нежностью провела по непослушным чёрным волосам.
Она собирала это утро, как мозаику. Как паззл.
Кусочки счастья складывались в одну прекрасную картину идеального утра Джинни Поттер.
Джинни быстро надела свободное бежевое платье, взяла с прикроватной тумбочки свою палочку и вышла из спальни, бесшумно притворив за собой дверь.
По дроге в кухню она заглянула в детскую. Комната была оклеена весёлыми детскими обоями и буквально завалена детскими игрушками. На полу вперемешку валялись и карточки от шоколадных лягушек, и плюшевые звери, и детские книжки, раскрытые на движущихся картинках... А с верхушки шкафа в углу торчала рукоять игрушечной метлы Джеймса, невесть как туда угодившей. Сами же виновники беспорядка тихонько посапывали, каждый в своей кровати. Джинни обошла комнату, поочерёдно склоняясь над каждым из мальчиков. Джеймс во сне раскинул руки в разные стороны, одеяло сбилось куда-то к ногам. Легонько, самыми кончиками пальцев, Джинни дотронулась до его лба, поправила одеяло и на цыпочках отошла от кровати. Подойдя к следующей кроватке, она не смогла сдержать улыбки: Альбус, в отличие от брата, так закутался в плед, что из-под него торчал только вихор чёрных непослушных волос, да ступня, отчётливо выделявшаяся своей белизной на фоне яркой простыни. Нежно поцеловав сына в макушку, Джинни вышла из детской.
Дзинь.
Она шла по дому, отодвигая во всех комнатах оконные занавески, смахивая пыль, прибирая разбросанные Джимом и Алом вещи...
Дзинь, дзинь, дзинь...
Кусочки вставали на свои места, собирая паззл...
В окно постучали. Джинни открыла его, и в гостиную влетела почтовая сова. Миссис Поттер положила в мешочек на лапке совы кнат и развернула Ежедневный пророк.
Краска. Краска... желтоватый пергамент страниц... улыбающиеся лица... и ни одной стоящей новости.
Дзинь.
Когда на сковородке во всю скворчала яичница, а вчерашняя посуда сама по себе мылась в раковине, Джинни взяла неоконченное вчера вязание и присела в лёгкое плетёное кресло у стола. Спицы начали проворно мелькать в воздухе, тонкая мягкая нить сама складывалась в желаемый узор...
- Ма?
Джинни подняла голову и посмотрела на заспанного Джеймса, стоящего на пороге кухни и трущего глаза маленькими розовыми кулачками.
- Ма, - произнёс он плаксивым голоском, подходя к ней.
- Что, малыш? - Джинни погладила его по голове, слегка взъерошив и без того растрёпанные волосы.
- А Ал вчера опять как-то засунул мою метлу на шкаф...
- Ну ты, видно, опять не давал ему заснуть? - раздался голос с порога, и в кухню, улыбаясь, вошёл глава семейства Поттеров.
Он подошёл к Джеймсу, с улыбкой взял его на руки, затем наклонился и шутливо чмокнул в щёку сидящую возле стола Джинни.
- Мама с утра очень занята, - серьёзно начал Гарри, глядя на Джима. - Она готовит всем нам завтрак.
Мальчика это сообщение, видимо, слегка огорчило, его любимая метла ему была жизненно необходима прямо сейчас. Он даже приготовился пустить в ход тяжёлую артиллерию – слезы.
- В таком случае, - продолжил Гарри, и Джеймс решил пока подождать со слезами. - Честь достать твою метлу сегодня предоставляется мне.
И он, весело подмигнув жене, с сыном на руках вышел из кухни.
Джинни проводила их полным обожания взглядом.
Дзиньк! Последний кусочек мозаики встал на место, раскрыв поразительную картину полного и безмятежного счастья.
Тёплого, кристально-чистого утра, овеянного лёгкой свежестью истаявшей под солнцем росы...
Джинни в задумчивости теребила в руках Пророк.
На первой странице сообщалось о том, что Министерство Магии приняло декларацию прав домовых эльфов, разработанную Гермионой Дж. Уизли.
Никаких смертей, никакого горя, никаких происшествий.
Война закончилась. Всё было хорошо.
И утро было идеальным.


Глава 6.

Часть 6. Река времён. Нарцисса.

Неспешная грустная мелодия разлилась по всему Малфой-мэнору. Чистые ноты рождались, заполняли пространство залы, миллиардами осколков отражаясь от стен и потолка, эхом плыли по коридорам, призраками проникая в каждую комнату особняка.
В гостиной дома, у большого чёрного рояля, сидела молодая светловолосая особа. Её пальцы неспешно касались клавиш инструмента. Локоны были убраны в высокую причудливую причёску, так что видна была тонкая белоснежная шея и жемчужное ожерелье на ней. Одета девушка была в лёгкое изумрудно-синее платье.
В комнате ощутимо веяло прохладной сыростью. Высокое стрельчатое окно было приоткрыто, пропуская в помещение терпкий весенний воздух с едва ощутимым запахом жасмина.
Последний отголосок стих. Ещё какое-то время девушка сидела не шевелясь, обхватив руками неприкрытые плечи.
- Браво, Астерия. У вас, действительно, талант.
Астерия Гринграсс резко обернулась на звук голоса. В дверях, прислонясь к косяку, стояла Нарцисса Малфой. Горделиво вздёрнутый подбородок, царственная осанка, надменность во взгляде спокойных голубых глаз…
Нарцисса по широкой дуге обошла рояль, с застывшей возле него девушкой.
– Не откроете мне тайну – кто вас научил? – миссис Малфой заняла одно из кресел возле камина, жестом приглашая Астерию присоединиться.
- О, всё просто, - девушка улыбнулась, устраиваясь напротив, - моя мама.
- Да? – Нарцисса удивлённо подняла бровь. - Недурно. Совсем недурно… - она внимательно оглядела Астерию. – Кем она была?
Щёки девушка слегка порозовели, она опустила взгляд и стала разглядывать узоры на ковре.
- Она преподавала музыку… - Астерия вздохнула и, резко вскинув голову, посмотрела Нарциссе в глаза, - пока не вышла замуж за папу.
- А твой папа…
- Он новый заместитель министра в Министерстве Магии. Мне не было и одиннадцати, когда умерла мама. Я закончила Хогвартс два года назад. Впрочем, вам это, скорее всего, известно, - Астерия помолчала минуту, Нарцисса внимательно наблюдала за её лицом, словно пыталась прочесть по губам следующую фразу, прежде чем девушка произнесёт её. – И я люблю вашего сына, - сказав, Астерия покраснела ещё сильнее.
Нарцисса жадно впилась взглядом в глаза собеседницы. Леггилименция. Астерия даже не пыталась заслониться. А, может, просто не могла. С лица девушки быстро сбежала вся краска, а Нарцисса переворачивала её воспоминания.
Хорошая девочка. Лучшая ученица. Вот похороны матери, пасмурная осень и тоска… Хогвартс. Больничное крыло. Вот Драко. Его колдография. Что это? Поцелуй… Первый в её жизни, видимо. Любит? Действительно, любит… Очень на то похоже.
- Могу извиниться, но я не сожалею, - Нарцисса холодно смотрела на медленно приходящую в себя Астерию. Глаза девушки полыхнули гневом. На какое-то мгновение Нарциссе даже показалось, что та ударит в ответ. Но гостья сдержалась.
- И вы полагаете, что подобная бесцеремонность допустима? – холодно осведомилась она.
- Надеюсь, девочка, ты не ждёшь, что я стану оправдываться? – миссис Малфой усмехнулась. – Я должна была знать с кем собирается жить мой сын. Его счастье – это цель, которая оправдывает любые средства. Могу тебя заверить, что никакой личной неприязни я к тебе не испытываю. Скорее это просто недоверие к словам, как к способу передачи правдивой информации. Так вернее…
- Не знай я истории вашей семьи за последние семь лет, заподозрила бы вас в ненависти к полукровкам, - в голосе Астерии звучал неприкрытый сарказм.
- Умоляю вас, милая… - Нарцисса, не сдержавшись, рассмеялась. – А вы, оказывается, не столь просты, как показались поначалу. Но… - она резко оборвала смех, - если вас что-то не устраивает в этом доме, вас никто не держит. Хочу сказать одно…
Дверь за их спинами громко хлопнула. Обе собеседницы вздрогнули и обернулись.
У входа стоял стройный светловолосый молодой человек.
- Здравствуй, - Нарцисса улыбнулась сыну.
- Добрый день, - Драко подошёл к креслу Астерии, положил руки ей на плечи и улыбнулся, глядя на мать. - Я вижу, вы уже познакомились… Ты не против, - сказал он, обращаясь к Нарциссе, - я заберу у тебя собеседницу? - и уже обращаясь к девушке. – Я покажу тебе пруд Малфой-мэнора, там сейчас чудесно.

Молодые люди покинули залу.
Нарцисса откинулась в кресле и задумчиво пропела последние ноты произведения, которое играла Астерия.
Розовые полосы света заходящего солнца пересекали мягкий белый ковёр комнаты.


Авторская тема на все фики http://www.hogwartsnet.ru/forum/index.php?act=ST&f=65&t=14561&st=0#entry732924