Глава 1- Гарри, ты поговорил с Минервой?
Это был первый же вопрос, который задала Джинни, едва он аппарировал домой и стянул с себя верхнюю одежду. Гарри смущенно посмотрел на жену, пристраивавшую на вешалку плащ, и с заминкой ответил:
- Нет... Извини, но сегодня было так много работы, что я... Совершенно вылетело из головы. Я же рассказывал тебе, мистер...
Но Джинни уже стояла перед ним, уперев руки в бедра – поза, не предвещавшая ничего хорошего, и молодой мужчина вздохнул, зная, что сейчас начнется вполне предвиденный, но от этого не менее неприятный разговор. Дело в том, что последнее время у супругов возникли разногласия по одному вопросу. По правде говоря, ни один здравомыслящий волшебник не углядел бы предмета для спора, во всяком случае, если он хотя бы раз видел Дэниела.
Их сын появился на свет в первый месяц новорожденного мира, когда шок от жестокой войны, сократившей численность магического населения втрое, был так велик, что победа теми, кто остался в живых, не воспринималась, как повод для буйной радости, будто маги не верили, что свершилось наконец долгожданное событие, и больше не надо бояться ни за себя, ни за близких. Министерство пыталось организовать какие-то празднества, но народ реагировал вяло и без энтузиазма. В каждой семье имелись погибшие, а пик кровавой бойни пришелся как раз на последний заключительный период войны, поэтому на триумфальные шествия у людей не осталось сил - ни моральных, ни физических. Гарри не слишком дергали журналисты и чиновники, как он опасался, и оставили в относительном покое. Молодые люди поселились в опустевшей Норе: единственная оставшаяся в живых Уизли и Великий Гарри Поттер, уже-совсем-не-мальчик-которого-тошнило-от-звука-собственого-имени, поэтому, когда сразу после рождения Дэниела они поженились, юноша взял фамилию жены. По поводу их запоздалого бракосочетания в прессе промелькнула было статья Скиттер о нравах победителей, но как-то очень быстро исчезла вместе с самой журналисткой и другими ее публикациями.
Первые два года прошли, как в немного сумбурном, не очень четком, но вполне безмятежном сне. Молодые супруги не знали проблем с деньгами – Гарри выплачивали неплохое содержание, а потом по его просьбе приняли на должность Артура в министерство.
То, что их сын болен, стало понятно еще, когда он был совсем малышом. Возможно, какие-то специфические признаки можно было заметить с самых первых месяцев жизни младенца, но ни Джинни, ни Гарри не обратили внимания. Это был их первый и, как вскоре выяснилось, единственный ребенок, тетушек, бабушек и прочих опытных кумушек рядом с ними не оказалось, поэтому поначалу оба чувствовали себе вполне счастливыми - в те мгновения, когда взаимная нежность и редкая, но мелькавшая иногда на личике ребенка, улыбка словно отделяли их и от прошлого, и от настоящего. Однако, когда подросший малыш продолжил игнорировать игрушки, по-прежнему предпочитая им разглядывание собственных ручонок, молодые родители насторожились. Но диагноз врачей восприняли с одинаковым бесстрашием. Среди детей страдающих аутизмом встречаются гении, а если такой ребенок – маг, то это только значит, что он еще более незауряден, чем остальные дети. И жизнь постепенно вновь вошла в свое русло. Семья продолжила движение вперед сквозь все невзгоды, чтобы им ни служило причиной: мучительные ли воспоминания или же столкновения с не знающей снисхождения и жалости действительностью, словно маленький смелый кораблик, на свой страх и риск пересекающий океан. Джинни занималась Дэниелом, Гарри работал, а малыш неожиданно нашел себе увлечение. Мальчика заинтересовали простые карандаши и свитки пергамента, причем, чем просторнее были последние, тем больший энтузиазм они вызывали у ребенка. Сначала Дэниел прочерчивал на них какие-то непонятные знаки, закорючки или же рисовал неровные линии и зигзаги. Потом стало очевидно, что малыш пытается рисовать, и уже годам к четырем это занятие принесло свои плоды. У мальчика стали выходить настоящие картины, и с каждым годом они выглядели все более совершенными. Окрыленная Джинни купила ему как-то самый полный набор великолепных и дорогущих красок, нанеся этим ощутимый ущерб хлипкому бюджету семьи, но к ее разочарованию мальчик остался равнодушным к подарку, по прежнему всему прочему предпочитая карандаши.
Гарри любил сына, но в отличие от Джинни, рисунки ребенка восторга у него не вызывали. Со странной навязчивостью мальчик изображал почти на каждой картинке какого-то печального и очень худого человечка с пронзительными глазами. Поначалу Гарри тешил себя надеждой, что это случайное совпадение, некий герой из сказок, которые Джинни читала мальчику перед сном – даром, что ребенок в это время водил взглядом по потолку, будто и там что-то мысленно рисуя. Однако, когда недавно он обнял Дэниела, и рассеянно заглянул мальчику через плечо, сомнения по поводу излюбленного персонажа мальчишеских фантазий отпали. На него с карандашного наброска прямо глаза в глаза смотрел профессор Северус Снейп. Гарри помнил, как перехватило дыхание, как стол перед глазами покачнулся и поехал в сторону. Меньше всего он был готов таким вот образом вновь встретиться взглядом с этим человеком –
рассматривая рисунки своего больного ребенка.
- Гарри, ты обещал, что поговоришь с Минервой еще на той неделе! Сегодня уже среда, а ты так и не нашел времени. А между тем нам надо подумать о будущем Дэниела. Ему необходимо общество других детей, ровесников...
Что ж, иногда имеет смысл говорить правду, какой бы неприглядной она ни была, иначе не растерявшая остатков оптимизма женушка просто так не расстанется со своей безумной затеей.
- Джинни, милая, пойми же, что дело даже не в том, согласится ли Минерва взять его в школу. Допустим, она согласится. Но ты подумай, нужно ли это мальчику? Дети бывают очень жестоки к тем, кто как-то отличается от большинства, его могут начать дразнить, обижать...
- Снивеллус! – вдруг выкрикнул Дэниел
Гарри и Джинни оба вздрогнули так, будто сквозь обоих прошел разряд сильнейшего электрического тока и с недоумением – Джинни, и ужасом – Гарри, уставились на собственное чадо, появившееся в дверях. На губах мальчика блуждала довольная улыбка.
- Снивеллус, - повторил мальчик и протянул им рисунок. Гарри первому удалось завладеть листком. И снова ему в глаза уставился бывший учитель, только на этот раз профессор был изображен в школьной мантии и в возрасте лет пятнадцати. В печальных глазах черноглазого ребенка явно затаилась боль и обида.
- Дэниел, скажи, откуда ты знаешь это слово: Снивеллус? – не рассчитывая на успех, спросил Гарри – сын редко поддерживал диалог.
- Они так называли его, Снивеллус, - невозмутимо пояснил мальчик.
- Они? Кто они?
Но Дэниел потерял интерес к беседе и, равнодушно развернувшись, неторопливо проследовал в комнату.
Глава 2Северус Тобиас Снейп был оправдан по решению Визенгамота спустя полгода после окончания войны. Тогда абсолютно всем, кто его знал, неожиданно стали приходить длинные письма от Альбуса, в которых неугомонный старик подробно и очень логично приводил не только доказательства невиновности «дорогого Северуса», но и детальные описания его выдающейся деятельности на благо, счастье и благополучие всего магического мира. Первое время Гарри читал письма внимательно, испытывая глубокое уважение к бывшему директору, да и боль от потери, хотя и притупилась, но все еще давала о себе знать. Однако после десятого послания стал их нещадно рвать, но это не помогло, и молодому человеку пришлось таки прочитать обо всех подвигах двойного агента в мельчайших подробностях. Почерк проверялся серьезнейшими экспертами в министерстве, был подтвержден, и неестественно бледный и измотанный Скримджер сделал публичное и официальное заявление, что Снейп не только оправдан, но и срочно разыскивается министерством, чтобы вручить ему орден Мерлина первой степени. После этой речи нашествие писем прекратилось, Снейпа, опасаясь рецидива жутковатого и многих доведшего до нервного расстройства инцидента, бросились разыскивать с невиданной в послевоенном магическом мире энергией, но все усилия оказались напрасны. Двойного агента и второго после Гарри героя магического мира не нашли.
А Гарри с тех пор потерял оказавшийся зыбким покой. Не проходило и дня, чтобы он так или иначе не вспоминал о Снейпе, не задумывался о нем... Его охватывали самые противоречивые чувства. На смену ненависти поначалу пришло раздражение, которому в немалой степени способствовали сочинения Альбуса, а потом странная тоска, не проходившая с годами, а только принимавшая разные причудливые формы. То мрачное удовлетворение при мысли, что все-таки не убил Снейпа, как хотел, что не подвернулся ему профессор под горячую руку в пылу какого-нибудь сражения. То откровенная злость на нелюбимого учителя – почему провоцировал в нем, Гарри, ненависть, ведь провоцировал же, как иначе можно назвать все его придирки и кривляния? Но все чаще молодого человека охватывало тревожное, не дающее покоя желание найти, встряхнуть скользкую сволочь за грудки и заставить извиниться за свое невыносимое поведение в прошлом, а лучше вынудить принять извинения самого Гарри, и пусть попробует не простить... А иногда Гарри снилось, что он по-хорошему, по-человечески разговаривает со Снейпом, что они смеются, что Снейп улыбается его сыну, а Дэниел Снейпу, но не рассеянно, как обычно, а живой улыбкой здорового ребенка. Тогда Гарри просыпался совсем расстроенным, потому что с пробуждением приходило понимание того, что снилось слишком желанное и потому несбыточное.
***
Погруженный в невеселые мысли Гарри шел по тесной улочке деревеньки Хогсмидт. Под ногами, едва касаясь темно-серых и коричневых камней, таял снег. Минерва, конечно же, с радостью согласилась принять Дэниела в Хогвардс. Она буквально просияла, едва уловила суть просьбы своего бывшего студента, будто ждала этого разговора. Но Гарри по-прежнему было тревожно. Болезнь мальчика проявлялась слишком явно, одиннадцатилетние дети могли оказаться не готовыми его принять... Да и было что-то странное в состоянии Дэниела. Временами он казался совершенно нормальным, только несколько замкнутым, а самые тяжелые периоды приходились как раз на те дни, когда у него выходили особенно удачные рисунки со Снейпом. Все это было более чем необычно, и ныне покойная тетушка Петунья назвала бы это сглазом. Может, Снейп проклял его таким образом? Найти бы ублюдка и заставить ответить за все, плевать, что там насочинял Альбус! Человек может быть подонком, даже если свершает подвиги. Вот Питер, например. Он закрыл собой Гарри от последнего заклятия Темного Лорда, и если бы не его жертва – неизвестно, как бы все обернулось. Душа человека – потемки. Душа же бывшего профессора вообще явление в равной степени и сомнительное, и загадочное.
- Гарри!
Молодой человек вздрогнул и поднял голову. Перед ним стояла очень худенькая высокая молодая женщина. Даже случайный прохожий счел бы странной улыбку на ее осунувшемся лице, если бы этот прохожий соизволил удостоить девушку вниманием – одетая, будто второпях и в первое, что подвернулось под руку, она не производила впечатления сколько-нибудь привлекательной особы. Собранные на затылке в строгий пучок волосы, темные круги под глазами, неновая и черная, как крылья вороны, мантия - делали ее классической иллюстрацией к нелестному определению «синий чулок».
- У меня для тебя новости, - быстро заговорила молодая ведьма, едва Гарри успел поздороваться с ней и улыбнуться в ответ. Для него Гермиона по-прежнему оставалась одним из самых приятных и обаятельных в магическом мире людей. И он помнил, какими влюбленными глазами смотрел на нее Рон, в те немногие месяцы, когда они были вместе. – Мы можем зайти к Фортескью, как раз стоим напротив. Там все и обсудим.
Гарри рассеянно огляделся. Действительно. Мороженица была от них буквально в двух шагах.
- Да, конечно, - кивнул Гарри.
Они зашли в уютную пахнущую ванилью глубину кафе и устроились за одним из многочисленных одиноких столиков – у студентов еще были занятия, а праздные граждане предпочитали в такую промозглую погоду греться у теплого домашнего очага.
- Навещал Минерву?
- Да, - скованно ответил молодой человек. Ему не хотелось делиться причиной, по которой он заглянул в Хогвартс.
- Это по поводу Дэниела? – осторожно спросила Гермиона.
- Да... В сентябре он пойдет в школу.
- Но это же прекрасно, Гарри! Я уверена, что общение со сверстниками пойдет ему на пользу и растормошит немножко.
- А вот я как раз не уверен, что это правильное решение. Он плохо подготовлен к школе, у него отсутствует интерес ко всему, кроме собственных рисунков. Вспомни, даже у тебя были проблемы с некоторыми сверстниками, - при этом замечании Гермиона едва заметно улыбнулась, - хотя в упрек тебе можно было бы поставить только экстремально умную голову. В его же случае...
- Перестань. Не надо нас сравнивать. Я была невозможной всезнайкой, а Дэниел славный мальчик. Ну что ты хмуришься? Детей больше раздражают те, кто задирает нос. Ты знаешь, я, кажется, начинаю понимать, почему Снейпа могли не любить в школе...
- Герми! Не надо снова заводить разговор о Снейпе. Я не хочу о нем слышать.
- А вот и напрасно. Между прочим, по нелюбви ко мне студентов я могла бы с ним соперничать. Ну вот, теперь ты смеешься. Не веришь? Не проходит недели, чтобы я не находила у дверей собственного кабинета карикатуру на себя или какой-нибудь обидный стишок. А все потому что я считаю Защиту серьезным предметом и не позволяю относиться к нему, как к веселому аттракциону. Сначала я пыталась обучать их по методу нашего дорогого Ремуса, но оказалось, что это годится только на первых порах и на контрасте. Потом все дружно начинают стоять на ушах...
- Я очень сомневаюсь, что ты зачитываешь всему классу глупые статьи из желтой прессы, заставляя студентов желать провалиться сквозь землю, или случайно разбиваешь... Ну, я хотел сказать, не засчитываешь результат, сама же создавая ситуацию, чтобы подросток ошибся.
Гермиона улыбнулась.
- Знаешь, Гарри. Это примечательно, что ты помнишь о нем каждую мелочь спустя столько лет.
- Очень может быть, но если мы зашли сюда, чтобы в очередной раз побеседовать о Снейпе... – молодой человек раздраженно дернулся, не делая, впрочем, попытки подняться с места, а скорее выражая этим жестом протест.
- Не сердись. И я не просто так завела о нем разговор. Ты знаешь, что я подрабатываю в министерстве. Всемагический Музей Памяти Жертв Войны, о котором я тебе говорила... - да, представь, я не считаю эту идею безумной - требует средств, а жалования учителя недостаточно... Ну, да неважно. Понимаешь, Гарри, так получилось, что меня определили на ту же должность, что и когда-то твою маму, и я даже теперь занимаю ее кабинет. Лет двадцать назад там затеяли было ремонт, хотели его расширить, но потом стало не до этого, кабинет закрыли и забыли о нем. Только эльфы следили, чтобы он совсем не зарос паутиной. И вот, представь себе. Сейчас после войны о нем вспомнили, возможно, в связи с введением меня в должность, не важно, а важно то, что мне поручили разобрать пылившиеся там бумаги, часть определить в архив, часть списать...
- Ну, и что?
- Минутку терпения. Итак, вчера мне в руки попалась одна тоненькая тетрадка, на которой аккуратным девичьим почерком было выведено: Лили Эванс.
Гарри, который до этого уже вполне благодушно, но без особого интереса слушал ее болтовню, резко подался вперед и приглушено воскликнул:
- Герми! Это, видимо, дневник мамы. Я знал, что должно было остаться от нее что-то серьезнее немых колдографий! Он при тебе?
- Конечно, - бросив на Гарри насмешливо-снисходительный взгляд, отозвалась девушка. - Я хотела зайти к вам, а тут как раз ты попался мне навстречу.
Гермиона сняла со спинки стула объемную малопривлекательную сумку с потертыми боками и извлекла оттуда конторскую папку.
Глава 3- Вот миновал Чайлд-Роланд этот коридор и подошел, наконец, к высокой и широкой двустворчатой двери. Она была полуоткрыта, и когда Чайлд-Роланд открыл ее настежь, то увидел чудо из чудес, - таинственным голосом читала Джинни сидя по-турецки в изножии кровати Дэниела, когда Гарри тихонько вошел в спальню сына.
На Джинни красовалась синяя футболка и уютные потертые джинсы. Гарри очень любил, когда она так одевается дома – маггловская одежда ей очень идет и делает ее такой родной и очень молодой. Вот и сейчас он подумал, что они с сыном больше напоминают братика и сестричку, чем солидную мамашу и ее сына. Уютная люстра с оранжевыми кистями мягко освещала комнатку и задумчивое личико Дэниела. Гарри заметил, что глаза ребенка расширились и перестали блуждать, тогда мужчина приблизился, но Джинни быстро обернулась к нему и приложила к губам палец.
- Перед ним был огромный просторный зал, потолок которого подпирали толстые и высокие колонны. Золотые и серебряные, они были покрыты резьбой, а между ними тянулись гирлянды цветов из бриллиантов, изумрудов и разных драгоценных камней...
Дэниел снова заводил взглядом по потолку, но медленнее, чем обычно, и Гарри почти увидел, как скучная белая поверхность расцвела красками и засверкала россыпью разноцветных самоцветов. Он улыбнулся, склонился к жене, коснулся губами подставленной для поцелуя щеки и почти умиротворенный направился к себе.
То, что сын прислушивается к сказкам, которые читает ему Джинни – хороший знак, решил он. В любой другой день Гарри думал бы только об этом, но сегодня ему не терпелось уединиться у себя – жена спала в комнате сына, так повелось с его рождения, а когда они поняли, что мальчик болен, не стали ничего менять. «Хотя в скором будущем нужно будет приучать мальчика спать в одиночестве, это не дело, тем более, если он пойдет в Хогвартс», - это была последняя на сегодня мысль бывшего Поттера о собственной семье, когда он закрывал дверь своей спальни. Не раздеваясь, он забрался на кровать, прислонился спиной к ковру, украшавшему стену, и немного дрожащими руками разместил на коленях тетрадку – простую, тоненькую – явно маггловскую и, скорее всего, школьную. Он не стал рассказывать Джинни о встрече с Гермионой, да жена могла бы и не услышать, так радовалась, что сына приняли в Хогвартс, и со дня на день ему пришлют сову... И вот теперь нужно только перевернуть страничку и услышать, пусть не голос матери, но ее мысли.
- Лили Эванс, - шепотом прочитал он зачем-то еще раз надпись на обложке и раскрыл дневник.
«У меня появился друг. Я никому не хочу о нем рассказывать, потому что он очень странный, и он – НАСТОЯЩИЙ! Его зовут Северус Снейп...»
Рука Гарри так дернулась, что он едва не порвал хлипкую обложку. «Ну да, Гермиона же говорила, что не спроста вспомнила о Снейпе, а потом рассказала об этой тетради, а я... Совершенно вылетело из головы», - в смятении подумал зеленоглазый мистер Уизли, нервным жестом поправил очки и стал читать дальше. Если бы он видел себя со стороны, то был бы очень удивлен смесью эмоций отражавшейся в процессе чтения на его лице, потерявшем уже привычную многим серьезную угрюмость. Он то улыбался, то хмурился, то шептал что-то себе под нос и даже разок хлюпнул носом, к счастью так и оставшись в неведении о собственной слабости.
- У меня появился друг. Я никому не хочу о нем рассказывать, потому что он очень странный, и он – настоящий, - читал Гарри торопливым шепотом, хотя собирался медленно вчитываться в каждое слово. – Его зовут Северус Снейп.
***
Все началось с того утра, когда к нам в школу пришел новый мальчик. Нашим ребятам он почему-то сразу не понравился, и они избили его в тот же день. Мне было его очень жалко, и Джессике тоже. А Маргарет сказала, что таких всегда бьют. И начала нести какую-то ерунду, что, мол, сразу видно, что слабак. Тощий такой, что любой мальчишка его лет - вдвое толще кажется. Правда, он высокий. «Ну и что? – насмешливо заявила Маргарет. – Ты его руки видела? Да такими руками нельзя драться, они ж у него вдребезги разобьются о тупые физиономии наших парней!» Не очень я поняла ее логики, если честно, хотя в чем-то она, пожалуй, права. Едва он вошел в класс, как сразу стало ясно, что он... другой, необычный какой-то. Одет вроде бы нормально, но во все черное. Штаны на нем болтаются, а рубашку он не заправляет, что немного нелепо выглядит. Нос у него большой, а волосы слишком длинные для парня. У нас есть ребята, которые длинные волосы носят, но у Снейпа они, как у девочки, до плеч спускаются. Вот ему на перемене и стали «разъяснять», что у нас так не ходят. А он... Нет бы промолчать или хотя бы менее ехидно возражать, да еще и кому – Джону! Его у нас даже старшеклассники побаиваются. «Это так же глупо, как садиться с размаху голой задницей на ежа», - прокомментировала Маргарет поведение новичка. Джессика смеялась, а мне совсем было не до смеха. Что же получается, если ты парень и слабый, значит молчи, даже если тебя оскорбляют?
Но на следующей же день выяснилось, что странности только начались. Во-первых сам новенький мальчик явился в школу здоровехонький, на лице ни царапинки. При этом он держался с таким независимым видом, будто и не было ничего. Только насмешливо зыркнул в мою сторону взглядом и уселся за первую парту у окна – а это место Джонни, между прочим. Пока мы с девочками пытались представить себе, что останется от тощего новенького, когда вернется хозяин парты, пришла учительница и велела соблюдать тишину.
Мы с Джессикой весь урок прокрутились – пересчитывали наших мальчиков. Их всего трое осталось, вернее всего трое пришли на урок. А вот ни Джона, ни парней из его развеселой компании мы не увидели еще целый месяц. Что с ними случилось, нам так никто ничего и не объяснил. Снейп с того дня вел себя тихо, можно сказать незаметно. Даже когда поправились ребята и вернулись в школу. Только они его больше не трогали, а Джонни вообще с тех пор прочно обосновался на задней парте...
А потом где-то месяца четыре тому назад я заметила, что он словно следит за мной. Маргарет, которая в нашей маленькой компании самая наблюдательная, заявила, что Снейп в меня влюбился. Я почему-то покраснела, как маленькая, хотя чувствовала, что она не права. Новенький каким-то чутьем догадался, что я тоже не такая как все, и что я тоже неправильная.
Это давно началось - понимание, что со мной что-то не так. Петунья утверждает, что с самого моего рождения семью преследуют неприятности, и что это из-за меня папу уволили с хорошей работы, но мама сердится, когда она так говорит и утверждает, что папины неудачи никак с моим рождением не связаны. Не знаю, кому верить. Дело в том, что когда я родилась, у нас в доме стали происходить странные, или, как выражается Петунья – аномальные, вещи. То ни с того ни с сего начинает капать с потолка, когда на улице жара и сушь, то наоборот - вспыхивают и загораются важные папины бумаги.
А мама говорит, что я как раз принесла в дом счастье, что папа именно благодаря мне ушел из страховой компании с должности, от которой очень уставал, и хотя и зарабатывает сейчас намного меньше, но зато хорошо спит, и характер стал у него прежний – легкий и веселый.
Как-то мама читала мне сказки об эльфах, феях и всяких волшебниках. Я очень люблю старые сказки и рассказы про волшебство, и вот, когда мне было семь лет, я придумала игру, что я – фея. Петунья надо мной смеялась, но я не обращала внимания, потому что моим подружкам-соседкам игра понравилась. Мы стали собираться втроем и играть, что мы все – волшебницы, что ходим в школу, где нас учат колдовать, и это было интересно, тем более что я заметила, что если сосредоточиться, то действительно можно... ну, колдовать. Сначала я думала, что все могут, если захотят, перемещать предметы, менять их цвет и величину. Но потом я поняла, что это не так и очень расстроилась. Я никому не стала рассказывать о том, что умею. Только Маргарет и Джессика знают, что волшебство существует, но они думают, что это у них самих получается, когда мы играем в школу. Когда мы совсем выросли, мы стали скрывать наше открытие ото всех, хотя и не было особого смысла. Все равно никто нам не верил. Но это была наша тайна – тайна на троих.
«Лили, мы будем сегодня играть?» - шепотом спросила меня Джессика на большой перемене. Я кивнула, и у обеих моих подруг заблестели глаза. На перемене нам разрешают гулять в огромном саду перед школой, мы часто втроем уединяемся в самом неинтересном для остальных детей уголке – там нет ни качелей, ни скамеек, ничего, кроме низеньких кустиков, где мы втроем якобы играем в чаепитие. Остальные девочки над нами смеются, но давно не обращают на нашу троицу внимания, что нам только на руку.
Вооружившись игрушечной посудой под презрительные взгляды одноклассниц, мы пошли к своему излюбленному месту. В этот раз мы пытались оживить чахлое деревце, посаженное этой весной и не прижившееся. В результате совместных, а точнее моих усилий, его тонким сухим веточкам удалось вернуть блеск, но по-прежнему оно стояло голеньким среди украшенных нежно-зеленой листвой соседей. Оглядевшись и убедившись, что на нас никто не обращает внимания, мы достали волшебные палочки. Да, у нас, как и положено волшебницам, есть такие, я сделала их из ивовых прутиков, а потом мы их раскрасили красками, и получилось красиво.
Я достала свой прутик и полузакрыв глаза зашептала «заклинания», точнее я просто просила деревце проснуться, потянуться ветками к небу, а корнями глубже уйти в землю. Как обычно Маргарет и Джессика последовали моему примеру и тоже стали что-то самозабвенно шептать. Мне уже казалось, что я сама превратилась в деревце, что я тянусь к небу и пью сладкие соки из земли, и что вот-вот я выпущу зеленые листочки чтобы...
«Эванс, ты серьезно считаешь, что с помощью этого прута ты как-то поможешь несчастному растению?» - раздался прямо у меня над ухом чей-то прохладный насмешливый голос. Мне показалось, что мне за шиворот вылили стакан ледяной воды, я вздрогнула и обернулась. На меня смотрел Снейп.
Странно, я никогда не слышала его голоса до этого, хотя он и отвечал на уроках, но тогда даже его ответы ускользали от моего внимания. Он вроде бы присутствовал среди нас, но его как бы и не было. Поэтому его голос показался мне странным и очень взрослым. Я почувствовала себя настоящей дурочкой, растерянно оглянулась на подруг, но те продолжали бормотать что-то себе под нос со счастливыми лицами и словно не замечали, что нас обнаружили за нашим глупым занятием.
«А ты можешь ему помочь?» - раздраженно спросила я, понимая, что стою перед ним красная, как свекла.
Он усмехнулся, точнее его тонкие губы растянулись и скривились, будто змея проползла по подбородку. Я, как завороженная, смотрела на него, все так же вытянув руку с прутиком. Снейп выдернул его у меня, осмотрел и заявил: «Не майся дурью, Эванс. У тебя когда день рождения?» «В июле...» - почему-то шепотом ответила я. «Вот и дождись июля. Тогда у тебя будет настоящая волшебная палочка, и ты сможешь оживить этот веник, если тебе больше не на что тратить свою магическую энергию.» «Какую энергию?» «Магическую. Ты ведьма, Эванс».
Так у меня появилась еще одна Тайна, но только на этот раз она принадлежала только мне.
***
Северус много рассказывает о Магическом мире, о великих волшебниках, не сказочных, а настоящих. Некоторые из них живут и сейчас, совсем рядом, и если мне повезет, я даже увижу их, когда пойду в настоящую школу. Хогвардс.
О Хогвардсе Северус мне больше всего рассказывает, может, потому что чувствует, что я больше всего люблю об этом слушать. Но странное дело. Я верю каждому его слову и знаю, что он колдун, вернее маг...
«Колдун – это глупое маггловское слово, Эванс.»
«А что такое маггловское?»
«Это то, что принадлежит магглам».
«А кто такие магглы?»
«Понимаешь, Эванс, мы с тобой маги. А магглы... Это все остальные».
В общем, когда мой новый друг рассказывает о Хогвардсе, я верю, что это чудесное место существует, но я боюсь. Боюсь, что ко мне не прилетит сова с письмо о моем зачислении в школу, что он ошибся и я... Я стану для него одной из «всех остальных». Он с таким презрением произнес тогда это «все остальные», что мне до сих пор не по себе. Я поняла, что «все остальные» для него – это пустое место. И хотя мне обидно за своих родителей и подруг, но теперь я знаю, что самое страшно – это если он и на меня будет смотреть так, будто меня не существует.
О том, что мы встречаемся, никто не знает. Он умеет устроить так, что подруги и родители уверены, будто я от них и не отлучалась.
Мне интересно с ним и... весело. Это необычно, учитывая, что он и со мной угрюмый, но он умеет шутить. По-своему. В кафе-мороженице он с невозмутимым видом наколдовывает самым вредным официанткам огромные чепцы, а двум нашим одноклассницам, которые нас в этом кафе как-то увидели и стали дразнить «женихом и невестой», отрастил огромные уши. Те, хихикая, посмотрели друг на друга и устроили такой визг, что нам пришлось срочно бежать, чтобы не оглохнуть. Когда мы отсмеялись, я стала допытываться, пройдет ли у них это. Он уверил, что пройдет, и я с облегчением увидела их на следующий день совершенно нормальными, а Северус пропал на неделю. Говорил потом, что у него были какие-то проблемы, которыми он, впрочем, не пожелал со мной делиться.
Так мы встречаемся почти каждый день за исключением тех случаев, когда к нему в гости приходит белобрысый взрослый парень. То, что он тоже маг, я поняла сразу. Он очень странно одевается, как на картинках в книжках, которые я читала, но не это главное. Его, как и Северуса, выдает странный взгляд, будто он смотрит сквозь тебя и еще... От него идет какая-то сила. Понимаю, звучит глупо, но я не знаю, как это описать. Ну, будто воздух вокруг него вибрирует. Вот с этим типом Северус мне запрещает встречаться даже взглядом и не объясняет причины.
***
У меня сегодня случилось сразу два события. Одно замечательное – прилетела настоящая живая сова! И принесла письмо. Что тут началось дома! Ну, в общем... Все хорошо. Только мама почему-то плакала, а папа убежал на чердак успокаивать Петунью.
Я была бы сегодня счастлива, если бы не виделась вечером с Северусом. Не знаю, что на меня нашло, но когда я увидела, что он радуется вместе со мной, он показался мне таким... милым. Я никогда не видела до этого, как он улыбается. Не кривится, как обычно, а именно улыбается. Он стал похож не на колдуна или там, мага, а на волшебника, принца из сказок и я... Я поцеловала его. Дура! Всего лишь в щеку, просто потому что мне было так хорошо с ним в тот вечер, потому что только он по-настоящему понимал, что для меня значит эта белоснежная сова, влетевшая в окно с конвертом, привязанным к лапке. Но он стал, как каменный, едва я прикоснулась к нему губами.
«Никогда больше не делай так, Эванс», - ледяным тоном заявил мне он. Мне показалось, что все вокруг нас стало серым и мертвым только от звука его голоса.
«Почему?» - спросила я сердито и отчаянно.
«Между нами не может быть ничего общего, Эванс. И запомни. В школе не подходи ко мне. Никто не должен знать, что мы друг друга знаем».
Мне захотелось его ударить тогда, но я только развернулась и побежала от него прочь. Мне вслед раздался его крик: «Эванс! Постой! Лили!»
Я остановилась, как вкопанная только, когда услышала, что он впервые, да, впервые, назвал меня по имени.
Он сам подбежал ко мне, как-то виновато заглянул в глаза и забормотал что-то непонятное:
«Мы все равно будем встречаться, я тебе обещаю. Я никому не дам тебя в обиду. Только не станем никому рассказывать... Лили! Да послушай же ты!»
Но я уже бежала от него, обещая себе, что даже близко не подойду к нему больше, даже если он постоянно будет попадаться мне на глаза в загадочном Хогвардсе. Да и зачем он мне? Если я правильно понимаю, эта чудесная школа будет битком набита волшебниками. Не все же они такие самовлюбленные снобы, как Снейп и этот его белобрысый приятель...»
Глава 4Гарри поймал себя на том, что уже достаточно долго и бессмысленно перечитывает последнюю строчку. Он поднял глаза и прижался затылком к мягкому ворсу ковра. Состояние, в котором он находился, было странным. Больше всего подошло бы определение – «будто пыльным мешком по голове ударили». «Снейп и мама дружили в детстве... Вернее мама с ним дружила, а этот... уже тогда проявил свою... свою слизеринскую сущность. Он и общался-то с ней по принципу «на безрыбье и рак – рыба». Бедная наивная девочка... Нашла себе приятеля. Мерлин мой, как же мало я о ней знаю. Говоря откровенно – не знаю ничего».
Гарри тяжело вздохнул и снова раскрыл тетрадку. Теперь он смог немного определиться с собственными ощущениями. Ему было невыносимо тоскливо - так, что заныло сердце. И еще почему-то тревожно. Будто что-то пропустил, не понял в немудреных записях десятилетней девочки. Подумать только... ровесницы его маленького Дэниела.
Хотя, почему он так расстраивается? Ничего сверхъестественного он так и не узнал. И почему раньше не приходила в голову эта простая мысль, что они могли быть знакомы в своем маггловском детстве? Снейп любил говорить гадости о Джеймсе Поттере, но никогда ни одного оскорбительного слова не было сказано в адрес Лили. Почему это не показалось ему, Гарри, странным? Снейп слизеринец, и пусть выяснилось, что он до конца был на стороне Дамблдора, - несколько оригинальным образом, надо заметить... Но он мог бы сказать что-нибудь вроде «твоя мать была невыносимая всезнайка...» или «так же задирала нос, как и твой отец...» Но нет. Ни звука, ни намека. Будто Лили Эванс жила на другой планете, пока Снейп учился в школе. А Слагхорн ее хвалил за успехи в зельеделии. Неужели Снейпа не раздражала грязнокровка, посмевшая превзойти его в любимейшем предмете? Или... Может ли быть такое, что своими достижениями она обязана той же некогда загадочной личности, что и сам Гарри, а именно Принцу-полукровке?
От этой мысли Гарри стало совсем тошно. Он резко встал и поплелся на кухню, чтобы принять успокоительного. И снотворного. Уснуть и забыть вообще обо всем, что узнал. Но рука, будто обрела собственную волю, и, не отдавая хозяину отчета, прихватила тетрадку с собой.
- Так, где тут у нас настойка белладонны. К черту. Помнится, у нас было пиво, - бормотал он, рассеянно заглядывая сначала в шкафчик, потом в холодильник.
«Никогда не подойду к нему больше!» - он почти услышал звонкий девчоночий голос, полный горечи и обиды. «Вот это верно. И нечего к нему подходить. Это ты правильно решила», - думал Гарри, разглядывая пузатую пивную кружку с запотевшими боками, но пальцы теребили тетрадь, будто надеялись, что хозяин позволит им вновь перелистывать исписанные детским почерком страницы, будто они рассчитывали найти там что-то еще, ускользнувшее от внимания.
В конце концов молодой человек сдался. Отпив хороший глоток пива и отодвинув кружку, он положил перед собой тетрадку. И только теперь заметил, что «Лили Эванс» выведено изящным взрослым почерком, заметно отличающимся от того, которым сделаны записи в самом дневнике. Зачем бы маме потребовалось хранить эту тетрадку, если она решила «не подходить к нему больше?» Да еще и подписывать ее спустя годы...
Перед глазами вновь замелькали желтоватые страницы. Оказалось, что дневник заполнен лишь на половину. Могло ли быть такое, что дальше записи велись невидимыми чернилами, как в некоторых запретных книгах? Гарри извлек из кармана палочку и прошептал несколько слов, которые помогли ему когда-то в похожем случае. Но ничего не произошло. Ничего. Молодой человек почти облегченно вздохнул и отпил еще пива. Кто знает, что бы ему еще пришлось прочитать, и хочет ли он это знать...
Мама и Снейп. «Мне не нужна помощь от мерзких грязнокровок!» «В следующий раз я не стану вмешиваться. Кстати, на твоем месте я бы постирала подштанники, Снивеллус.»
Неужели это все, что они сказали друг другу за семь школьных лет?..
- Я хочу знать, - признался Гарри пустой странице в крупную клеточку, но провел по ней ладонью без всякой надежды.
Странно... Он будто почувствовал что-то. Тепло, схожее с дыханием. Гарри снова погладил листок пальцами - уже осмысленно - и зашептал:
- Я хочу знать, хочу, слышишь? Чтобы это ни было, но я должен знать, зачем ты хранила эту тетрадку. Покажи мне...
Его пальцы словно запутались в потоках воздуха, идущего от пустой страницы, и тут он услышал шепот. Тихий, завораживающий, будто произносимый не голосом человека, а его духом.
«Он должен быть у себя... Я давно не заходила к нему – не может же он на меня рассердиться...»
Гарри отдернул руку и нервно вцепился во влажные бока пивной кружки. Почему-то сразу стало очевидным, кто этот «он», который может рассердиться.
- Снейп, сволочь ты этакая. Если я что-нибудь узнаю, что мне не понравится, я тебя из-под земли достану, - возбужденно прошипел бывший Поттер, набрал полную грудь воздуха и снова потянулся к тетради.
Он прислушивался к голосу и упустил момент, когда уютная кухня куда-то пропала, а вместо ее низкого потолка над ним раскинулись высокие своды замка. «Хогвартс», - догадался Гарри.
Стройная девичья фигурка шла впереди него. Девушка, в которой по темно рыжим волосам - огненно-золотистыми в свете факелов - он узнал свою маму, беспокойно оглядывалась и продвигалась очень неуверенными шажками, будто ждала опасности позади себя и не рассчитывала на хорошую встречу там, куда направлялась.
«Как все-таки странно. Я уже четыре года общаюсь с волшебниками, но по-прежнему только его воспринимаю, как настоящего мага. Как так получается?» Ее мысли тревожили Гарри, но в них была явная насмешливо-веселая нотка, и само их звучание напоминало перезвон хрустальных колокольчиков, поэтому он не заметил и сам, как на его губах появилась улыбка и отразилась в зеленых глазах.
«Иногда мне все-таки кажется, что он рад меня видеть, только изо всех сил старается не показывать. Какой же он смешной, даже здесь, среди своих. Да уж, своих... Там был Джонни, тут Джеймс. Ах, Северус, зачем же ты дразнишь их? Неужели так трудно понять, что с ними тебе не справиться. В одиночку. А этот твой белобрысый покровитель, под чьей защитой ты сумел обзавестись недругами и среди слизеринцев, не желая прикусить язычок и научиться наконец помалкивать, закончил школу, оставив тебя самого разбираться с последствиями ваших сомнительных шуточек... Ума не приложу, почему я иду к тебе, рассчитывая на твою помощь? Ты же такой глупый, Северус, даром, что некоторые преподаватели в твоем присутствии боятся случайно что-нибудь перепутать или оговориться. Ты ведь ничего им не скажешь, но бедняжкам достаточно только посмотреть на твою физиономию и увидеть твою неподражаемую улыбку, так не приглянувшуюся мародерам...»
Услышав прозвище, которое сами себе присвоили отец и его компания, Гарри нахмурился и тут заметил, что они уже стоят у узкой двери в кладовку, видимо, Филча.
Лили осторожно, но с заметным усилием толкнула дверь, пробормотав себе что-то под нос, что Гарри в отличие от ее мыслей не расслышал, и они оказались внутри.
В небольшом помещении было тесновато из-за огромного количества хозяйственной утвари, вроде щеток, ведер и швабр, но довольно светло – сквозь единственное просторное окно лился белый солнечный свет. Посередине на каменном столе стоял котелок, чьи бока лизали язычки пламени. Над котелком вился сиреневый пар и сквозь него на юную ведьму с непонятным выражением взирал очень юный Снейп. Он был похож на того чахлого подростка, которым Гарри его помнил по подсмотренному воспоминанию, только выглядел более уверенным и почти совсем не сутулился. И еще... Молодому человеку показалось, что при появлении Лили черные глаза расширились и стали больше, но тут Снейп спросил:
- Эванс? Тебя никто не заметил? Я не ждал тебя сегодня.
И Гарри с раздражением узнал уже совершенно снейповский надменный голос, от которого у него на затылки встопорщились волоски.
- Нет, конечно. Я, кажется, ни разу не подводила тебя. Что ты делаешь?
Снейп усмехнулся.
- Глупейший вопрос, Эванс. Как видишь – не пляшу и даже не играю на скрипке. Попробуй угадать, чем же я занимаюсь, стоя с палочкой перед кипящим котлом.
- А ты умеешь играть на скрипке? – как ни в чем ни бывало, спросила девушка, совершенно проигнорировав ехидный тон однокурсника. При этом глаза ее весело заблестели.
Снейп же напротив, как показалось Гарри, слегка покраснел.
Гриффиндорец, которому от всей этой ситуации начало становиться весело, насмешливо подмигнул будущему профессору.
- Ты пришла, чтобы выяснить, какие у меня музыкальные таланты? - после некоторой паузы поинтересовался Снейп и очень характерно приподнял бровь, что заставило Гарри расплыться в невольной ухмылке.
«Мерлин мой! И я это... Это чудо боялся? Кого он тут хочет напугать своими гримасами?»
Лили похоже разделяла эмоции невидимого сына, потому что ее губы не покидала улыбка, лишь только она увидела слизеринца, но тут она слегка нахмурилась и серьезно ответила:
- Нет, Северус. Я хотела... Знаешь, Джеральд так и не вышел из больничного крыла. А Марии уже третью ночь снятся кошмары. Она совсем ослабла, бедняжка. Есть еще трое второкурсников, чье состояние беспокоит Помфри. Мне кажется это странным... А тебе?
- Не все справляются с нагрузкой, - осторожно ответил Снейп.
Лили какое-то время смотрела в бесстрастное лицо, потом вздохнула, отвернувшись от Снейпа, и с рассеянным видом стала разглядывать сваленные грудой поломанные прутья от метел. Слизеринец вернулся к своему занятию и начал помешивать варево, но Гарри заметил, что он с явным беспокойством посматривает на девушку, которая направилась к окну и, присев на подоконник, стала чертить на нем прутиком невидимые круги, глубоко о чем-то задумавшись.
Молодому человеку показалось, что оба юных волшебника ведут себя так, будто привыкли к обществу друг друга, причем настолько, что могут просто находиться вместе, занимаясь каждый своим делом. Во всяком случае, Лили будто вообще забыла о Снейпе, а ее мыслей Гарри не слышал. Возможно, потому что они были быстры и сумбурны и не успевали сформировываться в слова. Что же касается Снейпа, то он как раз явно чувствовал присутствие Лили, а взгляды, которые он украдкой бросал в ее сторону, заставили Гарри покраснеть. Несносного слизеринца, который только что изображал тут надменную холодность, совершенно очевидно интересовала мамина фигура, обтянутая школьной мантией, особенно ее заметная верхняя часть. И Гарри совсем бы разозлился, если бы взгляд Снейпа был бы откровенно похотливым, но он смягчался чем-то похожим... на нежность. Или тревогу и, похоже, именно из-за слов Лили.
- Все они магглорожденные, Северус, - заявила вдруг девушка, обращаясь к стене.
Снейп вздрогнул. Отложил палочку и подошел к ней. Теперь Гарри не видел их лиц, только спину Снейпа и мамину руку, вцепившуюся в подоконник.
- Лили, - хрипловатым, но странно притягательным голосом медленно заговорил Снейп, - это может быть совпадение. Насколько я знаю, все они не отличались особыми талантами и действительно могли не выдержать нагрузки. Ты... Ты как себя чувствуешь?
- У меня последнее время часто кружится голова. А вчера приснился кошмар и знаешь, кто в нем был?
- Наверное, я, победивший в нашем с тобой маленьком состязании, затеянном Слагхорном. Между прочим, у меня уже почти готово зелье. А ты так и не приступала к нему. Верно?
- Ах, Северус, я буду только рада, если добрейший старик расстанется наконец с иллюзиями на мой счет. Победа должна остаться за тобой. Это будет справедливо... И ты ошибаешься. Мне снился наш новый учитель, мистер Креспель.
Глава 5Гарри показалось, что спина Снейпа приблизилась к нему, он инстинктивно попятился, но темнота буквально залепила глаза, а в ушах зазвенело. Он схватился за все более тяжелевшую голову, мучительно пытаясь сбросить неприятное и жуткое ощущение, уперся лопатками во что-то жесткое, и тогда морок прошел. Гарри открыл глаза и понял, что снова сидит на кухне в Норе. «Но ведь это не все!» - отчаянно подумал он, уставившись на тетрадь со смешанным выражением разочарования и надежды.
- Это же не все, верно? Пожалуйста, я должен увидеть...
Его пальцы снова заскользили по листку в клеточку, но теперь его поверхность оставалась совершенно холодной. Тогда Гарри догадался перевернуть страницу. Он шепотом просил кого-то – но кого? Невидимых духов, оберегающих от него секреты мамы, или ее саму - пустить его в прошлое, показать все до конца, обещая, что примет все, как есть... И его мольба возымела действие: долгожданный подобный дыханию воздух мягкой волной коснулся ладони...
Это снова был Хогвартс, только сегодня был ясный солнечный день, потому что свет из окон лился живой и веселый. Но странность заключалось в том, что он не видел мамы. Вместо нее в нескольких шагах от себя он обнаружил Снейпа, что не было непредвиденным, но рядом со Снейпом на подоконнике, прислонившись к каменной раме, в позе повелителя вселенной сидел... Драко? Нет. У белокурого молодого человека было то же надменное выражение лица, серые умные глаза излучали ту же уверенность в собственном превосходстве, только в его исполнении это выглядело более естественно, и у Гарри промелькнула печальная мысль, что бедный Драко всего лишь пытался играть чужую мало подходившую ему роль. И сейчас он сам себе удивился, как мог их спутать, потому что даже черты лица Люциуса заметно отличались от черт отпрыска: они были резче и жестче, как бывает у людей, которым с юных лет приходится бороться за место в жизни, глаза же были светлее и казались ледяными.
Но не для того, чтобы лицезреть этого подлого человека, который всегда вызывал у него лишь отвращение, Гарри рвался в воспоминания матери. Совершенно сбитый с толку, он стал лихорадочно оглядываться по сторонам, чтобы понять, что происходит, но тут услышал, как прохладный голос задумчиво произнес, будто продолжая прерванную затянувшимся молчанием беседу:
- Настоящие маги – из Майяр*. Это древний народ, существовавший еще до рождения мира. У них, а вернее, у нас, другая сущность, чем у людей. Когда-то они были очень сильны, и даже человеческий облик могли принимать по собственному желанию, который вовсе не был им необходим. Тогда новорожденный мир был наполнен магией...
Гарри перестал метаться и воззрился на слизеринцев, невольно привлеченный такой странной темой.
- Они были, как боги? – спросил Снейп.
Глаза младшего слизеринца возбужденно блестели, но свой вопрос он задал таким тоном, будто его не особенно интересует ответ.
- Не совсем. Над ними стояли Валар**. Но в ход истории вмешался человеческий род, и магия стала покидать этот мир. Почти все Майяр развоплотились и вернулись к создателю. Но часть осталась, и от них ведут род самые древние и уважаемые семейства. Блэки, Малфои, Принсы...
Гарри презрительно скривился. Понятно, слизеринцы обсуждают, какие они умопомрачительно крутые. Прямо боги, мантикраб их за ногу.
- Ты же говоришь, у них не было человеческого облика... И почему они остались? – любопытствовал тем временем Снейп.
«Я бы не стал на твоем месте разговаривать с этим мерзавцем таким тоном, приятель»,- подумал было Гарри и усмехнулся, когда сообразил, что чуть ли не беспокоится за Снейпа.
- Та их часть, которая осталась, не пожелала больше служить Валар.
- А куда эльфы делись? Настоящие, я имею в виду. И я думал, что Майар были так созданы, что не могли существовать отдельно от своих повелителей, - не унимался юноша.
- Так... Опять какая-то маггловская книжка?
От взгляда, которым старший слизеринец наградил приятеля, Гарри действительно стало не по себе. В нем не было ярости, видимо змеи не испытывают таких эмоций, но в серых глазах обозначилось жутковатое хищное выражение.
Однако Северус - «Мерлин мой, с каких пор он для меня – Северус?» - Снейп и не думал пугаться:
- Да, представь себе, - заявил он с вызовом.
И Гарри поймал себя на том, что впервые юная версия профессора вызвала у него действительно положительную эмоцию. Впрочем, кто бы спорил? У Снейпа было полно недостатков, но трусость в их число никогда не входила. Это то он уже усвоил.
- Я же велел тебе не читать книг наших врагов, - угрожающе прошипел Малфой, все так же пытаясь заморозить Снейпа взглядом.
- Почему они враги? И как тогда, по-твоему, появились магглорожденные волшебники? И кто тогда такие... Как я?
Последний вопрос неожиданно смягчил гнев Люциуса. Он слабо улыбнулся... У Гарри глаза на лоб полезли, потому что это действительно была улыбка. Вот какой гримасы он точно не ожидал у Малфоя увидеть... Люциус же стал терпеливо объяснять:
- Не «по-моему», а по тому, что говорится в магических книгах – магглорожденные – это просто люди, которым передалась часть магической силы, после того как старый мир был изуродован войной и изменился до неузнаваемости. То есть сущность у таких магов – человеческая. Они иные, Северус. И я устал вдалбливать эту простую истину в твою совсем не глупую голову.
- Но они умеют колдовать не хуже многих из... нас. Или вас. Я уже не уверен в своей сущности. И в собственном существовании. Как же тогда могли появиться полукровки?
Тут Люциус рассмеялся, заставив Гарри вздрогнуть, и пусть и снисходительно, но почти нежно, – «Я схожу с ума! Ну надо же, а я думал этот подонок только Круциатусы на людей напускать со смехом умеет» - как младшего надоедливого, но любимого брата, щелкнул Снейпа по носу.
- Все в порядке и с твоим существованием и с твоей сущностью. Есть теория, что полукровки – самые сильные маги. Поэтому многие чистокровные волшебники относятся к вам подозрительно и недолюбливают. Что касается оставшихся Майяр – то их было немного, и они очеловечились, а в наказание были лишены бессмертия и большей части своей силы. А грязнокровки... В том то и дело, что магическая энергия стала перетекать к ним. Оставаясь людьми с их маленькой жизнью, чуждым нам мировоззрением, они отнимают у нас магию, часть которой возвращается к таким как ты.
- Но почему это? Как это происходит?
- Из-за многочисленных войн, в которых гибнут истинные маги, и потому что Майяр – не забывай, пошли против воли собственного создателя, оставшись здесь, отрекшись от своих повелителей ради свободы. То, что происходит, происходит не по вине магглов, но... Единственная возможность вернуть магию – уничтожать магглорожденных волшебников.
«Естественно... Кто бы сомневался? И тебе нравится весь этот бред, Снейп? Как ты можешь все это слушать, а потом... Потом смотреть в глаза моей матери?!»
- И это поможет? – только и спросил Снейп, но Гарри отчетливо уловил в вопросе скептическую горькую нотку.
Люциус отвернулся и уставился в окно.
- Я так понимаю, что все эти вопросы неспроста. Могу я узнать имя прекрасной девы, разбившей сердце моего упрямого кузена?
«Приехали! Так они родственники! Где же мама? Она должна это слышать!»
- Мне кажется, что все это... ерунда, Люциус. Магглов на порядок больше нас. Вы всех их уничтожать собираетесь?
- Нет, естественно. Лишенные магических способностей нас не интересуют. Пока, - обыденным тоном заметил Малфой.
Теперь он снова смотрел на Снейпа, но Гарри показалось, что взгляд Малфоя будто потерял свою непоколебимую уверенность.
Он склонился к Снейпу, который сидел с очень расстроенным видом, и как-то виновато потрепал юношу по голове.
- Ты просто еще слишком мал для таких разговоров... А я все время забываю об этом. Что касается твоей проблемы. Так и быть, я готов сохранить для тебя одну грязнокровку. Кстати, ты так и не сказал, как ее зовут.
Рядом с Гарри раздался приглушенный вздох, он обернулся на звук, но никого не увидел. «Мама в плаще-невидимке отца. Значит, она все слышала. Прекрасно. Только бы эти... Только бы ее не заметили, не догадались». Но на подоконнике царила тишина. Снейп молчал, сжав в ниточку губы.
- Я вижу ты готов сохранить ее имя в тайне даже под пытками. Очень трогательно. Хорошо. Тогда вот тебе мой совет: записывай все, что происходит на уроках мистера Креспеля. И пусть твоя дама сердца поддержит тебя в этом благородном деле. У вас будут доказательства. Для Дамблдора этого достаточно. Я пришлю тебе два самопишущих пера с совой.
- Люциус...
- Надеюсь, у тебя пройдет эта блажь. Не наживай себе неприятностей, не повторяй ошибок собственной матери.
- Люциус, спасибо.
- Я еще не прислал тебе сову, - холодно заметил ему Малфой, но тут он резко повернул голову, прислушиваясь к торопливому топоту чьих-то ног.
Гарри встал на пути Малфоя, боясь погони и совершенно позабыв, что не в его силах предотвратить что бы то ни было в чужих воспоминаниях, но Малфой ограничился только тем, что брезгливо скривил губы и уставился на уже явно испуганного Снейпа.
Однако мистеру Уизли больше не было до них дела. Он бежал за мамой, ориентируясь на дробь ее каблучков.
Примечание: Майяр*,Валар** - "Сильмариллион", Толкиен Джон Рональд Руэл.
Глава 6«Я для него всего лишь мерзкая грязнокровка, и всегда была! Как я не поняла это сразу? Я та, которую Малфой убил бы, как вредное насекомое, но решил оставить, как... Как беспородного щенка позволяют держать, лишь бы потешить ребенка. Нет, намного, намного хуже! Как же все это гадко! И неужели Джеймс был прав на его счет, насчет всех этих слизеринцев, трясущихся о чистоте крови? Среди них нет нормальных людей, и Снейп не исключение. И правильно они достают его! Так ему и надо! И правильно, что именно его среди всех других. Нелепый, жалкий... Ненавижу!»
Эти и другие им же подобные мысли теперь отчетливо были слышны Гарри. Он должен был бы испытывать злорадное удовлетворение, но ему почему-то было тяжело все это слушать.
Вдруг прямо перед ним возникла длинная нескладная фигура. «Снейп!» - успел в панике вскричать Гарри, но слизеринец резко затормозил перед ним, хватая руками воздух, и молодой человек врезался, а вернее прошел сквозь неожиданное препятствие. Когда он обернулся, ожидая увидеть что-нибудь ужасное, например, мерзко ухмыляющегося Малфоя, приготовившегося пытать его несчастную маму, то испытал нечто вроде шока.
Встревоженный Снейп стоял перед ним, обнимая пустоту перед собой, вернее сражаясь с этой пустотой, которая выкрикивала: «Пусти! И не подходи ко мне больше! Я видеть тебя не могу! Пусти же! Запачкаешь свои, ах, чистокровные лапки!»
- Лили, да погоди ты! Я не пущу тебя никуда в таком состоянии! Лили!
Снейпу удалось сдернуть с мамы плащ-невидимку, и теперь они стояли друг напротив друга одинаково взлохмаченные и запыхавшиеся.
- Я пытаюсь найти выход, чтобы помочь тебе. И я помогу.
- Каким образом? Конспектируя Малфоевскими перьями, что происходит на уроках? Да я не вспомню о том, что надо записывать, а перо твоего дражайшего кузена я в руки не возьму!
- Это самопишущие перья, Лили.
- Я не верю ему. Да и тебе теперь не верю. И не понимаю, что тебе вообще нужно от меня? Тебе же ясно сказали, не пачкаться общением с такими ничтожными созданиями, как я. Смотри, наживешь неприятностей.
- У меня своя голова на плечах. И я не разделяю все эти бредовые идеи.
- Да ну? Совсем? То-то у тебя глаза горели.
- Лили, послушай. Наверное, что-то из того, что ты слышала - правда. Но это не имеет никакого отношения... к нам. Мы же с тобой... друзья.
Снейп произнес это с усилием, будто преодолевая в себе что-то, будто высказывая вслух сокровенное. Гарри даже почувствовал к нему подобие жалости, но Лили только обидно и зло рассмеялась, заговорив обличительным тоном:
- Правда?! Неужели?! Не помню, чтобы ты воспринимал меня, как друга. Ты же скрываешь ото всех, что мы общаемся. Боишься Малфоя? Что засмеют свои же?
- Я ничего и никого не боюсь! И ты могла в этом убедиться!
Лили хотела еще что-то сказать, но прикусила язычок.
«Я не понимаю тебя, Северус. Да, тебе не страшна ни физическая боль, ни насмешки... И я действительно не раз в этом убеждалась, но все же ты именно боишься, я чувствую это, но мне не хочется даже думать о том, что пугаю тебя... Я!»
Они смотрели друг на друга: Снейп очень бледный, напряженный как струна и мама, внезапно сникшая и расстроенная.
- Значит, ты все-таки думаешь, что это учитель Защиты? – спросила она вполне нейтральным голосом.
- Да, Люциус говорит, что теперь школу будут преследовать беды именно из-за преподавателей этого предмета, - с облегчением начал объяснять Снейп. – Дамблдор не может его уволить до конца года, но если мы будем отслеживать то, что происходит на уроках, мы получим возможность сами с ним справиться. Кроме того, директору нужны доказательства. Насколько я понял, его отношения с мистером Креспелем не так просты, да и все, кто заболел – поправились и чувствуют себя превосходно. То же, что они стали магглами, министерство не может расценить, как ущерб их благополучию. Они просто вернуться в свои семьи и будут вести обычный образ жизни, как и их родители.
- Может, мне тоже лучше вернуться? – печально спросила Лили, но Гарри уловил в ее вопросе провокационную нотку.
Девушка изучала лицо Снейпа, будто ответ был необходим ей, как воздух. Или она ждала еще чего-то.
«Ну, скажи, что мне лучше вернуться. Или скажи... Скажи же наконец, что я нужна тебе!»
Молодой человек тоже уставился на Снейпа. Тот же молчал, став жалким и похожим на плохо выучившего урок школьника. Несколько раз он облизнул губы, будто готовясь ответить, но не решался, и теперь он действительно заслуживал, чтобы выкрикнуть ему, как это когда-то сделал Гарри, «Трус!», потому что и Лили, и ее будущему сыну было совершенно очевидно, что он не в силах сказать несколько честных и так необходимых сейчас слов.
По лицу девушки пробежала судорога, будто она было готова расплакаться, но она взяла себя в руки и решительно шагнула к Снейпу. Тот беспомощно дернулся, черные глаза распахнулись испуганно и жадно, но он остался на месте. Лили подошла к нему близко- близко, подняла руку и коснулась щеки. Даже со стороны было заметно, что слизеринец весь дрожит, как лист, вот-вот готовый сорваться с ветки от порыва осеннего ветра. И снова смешанная с раздражением жалость охватила Гарри к этому нелепому человеку. Он вспомнил себя с Чжоу, но ведь тогда ему было меньше лет... «Нет, тебе столько же было», - напомнил ему ехидный голосок в голове.
Лили приподнялась на цыпочках, и Гарри почувствовал смущение, понимая, что ему бы следовало отвернуться, но вместо этого жадно всматривался в лицо единственного из двоих, кого ему было хорошо видно.
Щеки слизеринца пылали, он с выражением священного восторга и муки прикрыл ставшие мутными и теплыми глаза, потом склонил голову ниже, отвечая на поцелуй. Гарри видел, как взлетели его руки и, после секундного колебания, сомкнулись у девушки на талии. Сначала неуверенно он провел ладонями по ее спине, а потом стал прижимать ее к себя так, словно хотел с ней слиться воедино.
«Надеюсь, это скоро закончится», - в смятении думал Гарри, гоня от себя навязчивое побуждение провалиться куда-нибудь, потому что боялся снова «выпасть» из воспоминания. До его слуха донесся чей-то откровенный стон, от которого кровь забурлила в жилах – слишком хорошо ему был знаком этот звук, издаваемый молодыми людьми, полными сил и сгорающими от желания. Когда же темнота окружила Гарри, он был ей почти благодарен.
Но в этот раз он, преодолевая головную боль, давление, сжимавшее его со всех сторон, и плохо поддающуюся контролю панику - решительно двинулся вперед, продираясь сквозь абсолютную тьму. И был вознагражден.
Когда наконец он почувствовал во всем теле легкость, то с удовлетворением заметил, что все еще находится в Хогвартсе, только потолок был непривычно низок. Гарри огляделся.
Теперь он присутствовал на уроке, похоже Защиты, суда по обстановке в аудитории.
Он пробежался взглядом по спинам учеников и без труда узнал в двух из них, сидящих рядом, отца и Сириуса. Со смешанными чувствами он приблизился к ним и стал напротив, слившись с впереди сидящими. Он не испытывал восторга, как когда-то, увидев их впервые, когда воспринимал их, как ровесников. Теперь он смотрел на обоих со щемящей нежностью, давно простив им их несовершенство и просто наслаждаясь возможностью любоваться беззаботными улыбками на их лицах. Джеймс что-то нашептывал на ухо Сириусу. Гарри поднял голову, всматриваясь в глубину класса, и разглядел задумчиво и хмуро уставившегося в книгу Ремуса. Питер сидел рядом с ним, беспокойно блуждая взглядом по сторонам, будто от скуки. Молодой человек услышал приглушенный смех и с неприятным предчувствием посмотрел вниз, опасаясь, что дорогие его сердцу люди снова задумали какую-нибудь «шалость». Но те и не думали ни о чем подобном, а из обрывков фраз, которые Гарри смог расслышать, он понял, что они лишь обсуждают квиддич. Мистер Уизли усмехнулся, со снисходительным осуждением. Конечно, отца больше всего интересуют собственные победы, а со своим единственным поражением он вскоре справится. Кстати, о поражениях... Где же мама? Тут Джеймс, воспользовавшись тем, что Сириус, душераздирающе вздохнув, вернул внимание параграфу, бросил жадный взгляд через ряд. И Гарри, мысленно поблагодарив его за эту подсказку, направился к парте Лили.
Девушка вела себя странно. Она делала вид, что внимательно читает учебник, сама же постоянно переводила взгляд себе на колени, где вытанцовывало черное в позолоте перо. Она выглядела встревоженной и явно старалась следить за появлявшимися на страничках в клеточку строчками. «Так, а где профессор?» - деловито спросил себя Гарри и с недоумением отметил, что больше чем кого-либо он хочет видеть именно его.
Но Снейп тут же обнаружил себя, зашипев себе что-то под нос, и мистер Уизли подпрыгнул, потому что выяснил, что он как раз сидел у слизеринца на спине. Молодой человек прошел еще немного вперед и стал теперь разглядывать будущего зельевара, который проделывал те же манипуляции, что и мама. Зашипел же он, потому что пергамент кончился, и ему пришлось в спешном порядке, воровато оглядываясь, лезть в сумку за новым. До слуха Гарри донесся смешок. Он был не очень удивлен, заметив, что это Джеймс толкает локтем Сириуса, и оба тихо помирают со смеху, наблюдая за суетящимся одноклассником, который действительно выглядел презабавно, пытаясь незаметно дотянуться до уползающей от него в их сторону сумки.
«Придурки!» - в сердцах пробормотал Гарри.
- Итак, - раздался у него за спиной очень низкий хрипловатый голос.
Гарри вздрогнул и обернулся. Перед классом в театральной позе стоял невысокий кривоногий человечек с возбужденно блестевшими глазами.
- Итак, вы закончили с теорией, я так полагаю, и готовы продемонстрировать на практике то, что вы вынесли из сухих строк учебника.
Класс дружно одобрительно загудел, Лили и Снейп тревожно переглянулись, а парочка мародеров оставила сумку Снейпа в покое. Чем тот и воспользовался, притянув ее заклинанием к себе и с облегченным выражением доставая оттуда новый лист пергамента.
Гарри с грустной улыбкой наблюдал, как Снейп старательно приготавливает свои нехитрые приспособления, чтобы продолжить слежку.
Идея, преследовавшая его почти с самого начала, как он стал погружаться в чужие воспоминания, сейчас оформилась, и ему уже самому не казалась странной. «А что если бы... Если бы действительно ты не трусил, Снейп? Тогда все было бы иначе... Меня бы не было, или я был бы другим, и ты тоже... Или ты смог каким-то чудом что-то передать мне, поэтому Дэниел рисует тебя. Может быть такое? Может ли мамина любовь сыграть со всеми нами такую шутку? Незаметно взять какую-то частичку тебя и передать это мне? Или я схожу с ума от всех этих неожиданных и странных воспоминаний?»
- Я думаю, Северус хочет нам продемонстрировать своего Патронуса, - нехорошим тоном объявил тем временем Креспель.
Он приблизился к Снейпу, и Гарри подумалось, что этот мистер похож на карикатуру самого Снейпа, только взрослого. Он был таким, каким виделся маленькому Поттеру его учитель зельеварения. Крючконосый, неприятный тип, наслаждающийся смущением и замешательством своих учеников, в данном случае самогО незадачливого слизеринца.
Но в отличие от Гарри Снейп быстро взял себя в руки и очень вежливо произнес:
- Да, сэр. Как скажете.
Гарри насмешливо закатил к потолку глаза. «Сама безобидность, конспиратор несчастный».
- Прекрасно, мистер Снейп. Пройдите к доске. Вот так. Класс, тишина! Ну-с, мы все ждем.
В абсолютном безмолвии Северус вытянул руку с палочкой вперед, смешно тряхнул головой, инстинктивно скрывая лицо за неопрятными прядями от любопытных и в большинстве своем недоброжелательных взоров одноклассников, и пронзительным мальчишеским голосом выкрикнул:
- Expecto Patronus!
Из кончика его палочки тут же вырвалось облачко, которое быстро стало принимать очертания белой птицы, как решил поначалу Гарри. Но потом он понял, что это великолепный Пегас, легко опустившийся на серебряные копыта между рядами. Гарри не единственный был поражен, узрев ТАКОГО Патронуса в исполнении Снейпа, и отошел от шока только, когда увидел лица Сириуса и Джеймса. Те даже не смеялись, а с ошарашенным видом пялились на дивное животное.
- Очень хорошо, мистер Снейп, - насмешливо пропел голос Креспеля.
- Ну-с, кто у нас следующий... Желает поразить наше воображение?
Гарри, ухмыляясь, вновь посмотрел на отца и крестного, ожидая, что те сейчас начнут возбужденно обсуждать произошедшее, но с удивлением заметил, что у них, как и у остальных учащихся, был такой вид, будто ничего не случилось. На интереснейшем уроке ребята сидели с будничными скучными лицами и теперь только механически выходили один за другим к доске, демонстрируя своих, большей частью, не очень удачных Патронусов.
Мистер Креспель же совсем потерял интерес к уроку. Он с азартно блестевшими глазами что-то искал у себя в портфеле, который он вытащил из ящика в столе, полагая, что и до него ни у кого нет дела. Только в этом он ошибался. Кроме Гарри за ним следили Лили и Снейп. У них единственных были осмысленные лица, и оба выглядели очень взволнованными.
Мистер Креспель тем временем с безумно загоревшимися глазами извлек нечто, замерцавшее на его темной ладони, на свет и с мерзейшей улыбочкой обратился к Лили:
- Теперь мисс Эванс. Иди сюда, моя славная девочка, - сладким отвратительным голосом предложил он.
Лили встала дрожащая и бледная. Она бросила на Снейпа жалобный взгляд и направилась к доске. Но тут же ее лицо стало таким же равнодушным, как и у остальных одноклассников.
- Вот так, моя очаровательная мисс. Мы все ждем с нетерпением.
Гарри с ужасом увидел, как профессор, вытянув руку, жадным взглядом наблюдает за действиями Лили. Та же, бессмысленно улыбаясь, уже четко произносила:
- Expecto Patronus!
Зеленоглазая уютная кошечка почти сразу обрела свои очертания, шагнув из легкого светлого облачка, и доверчиво направилась к мистеру Креспелю, который склонился, ожидая ее приближения с каким-то прозрачным камнем в руке.
Гарри понимал, что если мамин Патронус, несущий ее магию, попадет в лапы Креспеля, с ней произойдет то же, что и с предыдущими жертвами этого мага. Он с отчаянной надеждой посмотрел на Снейпа, мысленно умоляя его сделать хоть что-нибудь, хотя и помнил, что мама до последнего мгновения своей короткой жизни оставалась ведьмой... Или нет? Теперь он уже ни в чем не был уверен.
Но тут путь беззаботной киске преградила белая тень, и Гарри снова увидел белоснежного Пегаса Снейпа.
- Нет! – взвыл мистер Креспель, отдергивая руку, но было поздно – крылатый Патронус толкнул копытом камень.
Потом стало происходить что-то жуткое. Прекрасное создание затягивалось камнем, как в водоворот, отчаянно пытаясь выбраться и бросая в сторону Снейпа умоляющие взгляды. Лили равнодушно наблюдала за всей этой сценой, а слизеринец, не двигаясь с места и закрыв глаза, в аудитории, наполненной одноклассниками... беззвучно плакал. И никто кроме Гарри не видел этих горьких бесполезных слез, стекавших по худым щекам, и бледных дрожащих губ.
Гарри подошел к нему, горя желанием обнять, не замечая, что сам близок к тому, чтобы разрыдаться. Ему казалось, что он сейчас сойдет с ума от жалобных звуков, издаваемых гибнущим навсегда Патронусом Снейпа, и от непрекращающегося воя мистера Креспеля.
Тут двери распахнулись, в аудиторию вбежал Дамблдор, но у мистера Уизли уже не было сил сражаться с вновь охватившей его слепой черной пеленой. Он понимал, что возвращается домой, но не сделал и попытки, чтобы воспротивиться этому.
Глава 7- Гарри, что с тобой происходит последнее время? - обеспокоено спрашивала его Джинни как-то за ужином, пока большая ложка шустро раскладывала по трем тарелкам овощное рагу.
- Со мной? Все в порядке, дорогая. Много работы. Ты помнишь, я предлагал внедрить некоторые маггловские изобретения в быт магических семейств, - с несколько рассеянным видом начал объяснять Гарри. - Естественно, их надо доработать, приспособить. Представь, как было бы здорово, если бы у нас появился телевизор или мобильные Пегасы...
- Прости... Мобильные - кто?
Дэниел неожиданно вскочил с места и побежал к себе в детскую. Оба родителя, очнувшись каждый от своих мыслей, с недоумением посмотрели ребенку вслед. Однако мальчик быстро вернулся, размахивая очередным листком пергамента. Джинни улыбнулась сыну и, опережая Гарри, забрала рисунок себе. Супругу осталось только настороженно следить за ее лицом. Последнее время Гарри стал очень внимательно изучать работы Дэниела, при этом становился день ото дня мрачнее, и Джинни уже всерьез начала за него беспокоится, но, увы, пока ей не удалось вытянуть из мужа причину его все ухудшающегося настроения.
- Что там? – нетерпеливо спросил Гарри спустя минуту. Его голос прозвучал очень встревожено, потому что Джинни то улыбалась, то хмурилась.
- Все в порядке, милый. Просто куда-то пропал наш загадочный человечек. Смотри, зато какое чудо нарисовал Дэниел!
И это действительно было чудо. На Гарри печальными влажными глазами смотрел великолепный белоснежный Пегас с серебряными копытами.
- Гарри, что с тобой? Ты так побледнел!
- Прекрасный рисунок, Дэниел. Кто это? – вымучено улыбнувшись, обратился мистер Уизли к ребенку.
- Защитник. Он приходит ко мне во сне, и все злые духи убегают. Мне показал его Снивеллус.
- Но у него же есть еще какое-нибудь имя. Почему ты всегда называешь его... так? – тем же ровным деланно невозмутимым тоном спрашивал Гарри.
- Не знаю, - пожал Дэниел плечами. – Он никогда не говорил, как его зовут, но если хочешь, я его спрошу.
- Он всегда отвечает на твои вопросы?
Но Дэниел только равнодушно кивнул овощному рагу и зачерпнул новую порцию. Судя по его розовым раздувающимся щечкам, и аппетит и настроение у мальчишки сегодня были отменными.
Молодой человек молча вернул жене рисунок и поднялся из-за стола.
- Гарри, куда ты? А как же рагу? Ты не съел и половины.
- У меня голова разболелась. Пойду спать, извини, дорогая. Я действительно устал сегодня.
- Да, конечно, - печально отозвалась Джинни и долго еще после ухода мужа грустно изучала рисунок, тщетно пытаясь понять, как столь восхитительное создание могло его расстроить.
Оказавшись в своей спальне Гарри ничком повалился на кровать. За эту неделю он успел увидеть с десяток иллюстраций к воспоминаниям мамы. Было совершенно очевидно, что его собственный сын как-то связан с бывшим профессором, потому что картинки отражали именно эмоции слизеринца. И еще, он знал, что остались две странички, на которых должно было быть запечатлено окончание этой истории, но до сих пор у него не хватило духу вновь стать свидетелем того, что ему не под силу изменить.
Однако Гарри не терял времени даром. Позавчера он добился разрешения посетить огромный архив, где ознакомился со многими газетными выпусками за последнее столетие, включая даже малоизвестные издания с очень коротенькой жизнью. И именно в одной из таких газетенок с пафосным названием «Хрустальное око пророка» он нашел небольшую заметку о том, что в Хогвартсе было раскрыто и предотвращено серьезнейшее преступление. Некий мистер Креспель, учитель Защиты, в результате вовремя принятых мер по спасению учащихся был признан невменяемым и отправлен в госпиталь св. Мунго. В его ладони нашли потемневший камень кровавого оттенка. Специалисты признали в нем очень редкую и считавшуюся утерянной разновидность древних эльфийских самоцветов, предназначенных, для сохранения чудесных свойств былой легендарной эпохи. По утверждению директора Дамблдора мистер Креспель при помощи этого камня вытягивал магическую энергию у магглорожденных волшебников, считая, что он таким образом возвращает ее обратно, в тот мир, из которого она, якобы, была ими позаимствована. Однако плохо отдающий себе отчет в собственных действиях безумец не уследил, как в глубину таинственного древнего камня попала частичка магической энергии волшебника полукровного происхождения, что оказалось губительным и для кристалла, и для слабой психики горе-экспериментатора... Сразу после этой статьи газета была закрыта, хотя Гарри пришел к выводу, что редактор действительно стремился правдиво освещать имевшие место события, что, похоже, несмотря на несколько легкомысленный подбор большинства заметок, оказалось неугодным министерству.
Гарри притянул к себе тетрадку и раскрыл ее на той странице, где Северус прощался со своим Патронусом. Сделать это было не сложно, так как страница выглядела неровной, будто кто-то поливал ее слезами... Молодой человек не мог припомнить, чтобы действительно плакал, да и давно он потерял эту способность, говоря по правде, поэтому, скорее всего, это были слезы его мамы, которая впоследствии перечитывала записанное Малфоевским пером. Как же она отреагировала на жертву Снейпа? Простил ли он ей эту потерю? Не потребовал ли чего-нибудь взамен? «Что ж, смелее, Поттер!», - приказал самому себе Гарри, не замечая, что назвал себя уже несуществующим именем, и привычно заскользил пальцами по новой странице.
Он увидел молодую женщину, которая, закутавшись в теплый платок, сидела у окна расписанного ледяными узорами. В комнате уютно потрескивал камин, а тени беззаботно раскачивались, послушные ритму, задаваемому пламенем. На коленях у Лили – сегодня очень печальной, но как всегда прехорошенькой в огненном ореоле темно-каштановых волос - лежала уже знакомая тетрадь. Мама водила пером по строчкам, но те с секундной задержкой исчезали, как бы впитываясь в поверхность.
Лили с неудовольствием наблюдала за пропадающими буквами, будто это явление ее не только не забавляло, но даже расстраивало.
«Подумать только, еще неделю назад я думала, что счастлива...» - выводило простое серое перышко недолговечные слова. – «Мне хорошо и надежно с Джеймсом. С каждым днем мы становимся все ближе друг другу, опровергая глупые теории, что, мол, постепенно любовь угасает. А через семь месяцев у нас появится малыш... Казалось бы, что еще нужно скромной земной женщине, чтобы не роптать на судьбу?
И надо же мне было, разбирая ненужные старые вещи, найти позабытый детский дневник, которому единственному я доверила историю своей позабытой любви. Мне было странно читать о собственных чувствах к Снейпу, тем более теперь с высоты моих лет, я ясно вижу, что была влюблена в него еще тогда, когда мы были совсем еще детьми. Во мне росло раздражение на себя, на свою наивность, и я уже решила выбросить дневник глупой десятилетней девочки, как вдруг почувствовала, что меня будто куда-то затягивает... И каково же было мое удивление, когда я увидела себя со стороны. Это было похоже на мой опыт общения с Думосборами. Видимо, в результате выброса некой сильнейшей энергии большая часть записей стала невидимой, сплетясь в цепочку воспоминаний.
Я бродила по уже прожитой мною жизни, с болью наблюдая за собой и за... Снейпом. Но мое прошлое чувство к нему вопреки всякой логике оживало и крепло, вытесняя те эмоции, которыми я, казалось, была полна, пока не попала в эту ловушку, подстроенную собственными руками. Я осознавала, что предаю Джеймса, но шла и шла вперед, пораженная тем, как многого я оказывается не помню, и как неправильно понимала, то, что обрывочно сохранилось в памяти. Я открывала нас обоих заново, и он приближался ко мне, как прежде заслоняя всех остальных. Да, он вновь околдовал меня своими печальными и насмешливыми глазами, а ведь я думала, что избавилась от наваждения, именуемого Северус Снейп. Самый нелепый, самый зловещий, самый язвительный и самый притягательный для меня маг во всей магической вселенной. Тот, который первый открыл мне мою тайну и протянул мне руку, кто дал мне знать, что я не одна.
Однако самое тяжелое открытие ждало меня впереди...
Ах, Северус! Почему же ты молчал? Почему не сунул мне под нос тетрадь, не бросил мне ее в лицо! Ты принес мне в жертву частичку собственной магии, только чтобы сохранить всю мою, а потом... потом ты отдалился от меня, а я смела бросать на тебя холодные презрительные взгляды, когда замечала с какой тоской ты смотришь на нас с Джеймсом. Я видела, что ты страдаешь, но я устала постоянно бороться за тебя, всегда первой делать шаг навстречу, и ждала, когда ты сам придешь ко мне, переступив наконец через свою невыносимую гордыню.
Только теперь я знаю, что произошло на том роковом уроке Защиты. Тогда же я пришла в себя в больничном крыле, у моей кровати сидел Джеймс - такой встревоженный и милый. А тебя нигде не было, ты будто избегал меня. Я же, злясь на тебя, забросила тетрадь подальше.
Теперь все в моей жизни кажется мне роковой ошибкой. Да, Джеймс любит меня и всегда любил, но он и без меня устоял бы в этой жизни на ногах, смог бы стать счастливым, не со мной, так с другой. Ты же нуждался во мне, и теперь мне кажется, что потому я так любила твои глаза, что через них твоя гордая душа просила меня помочь, вести тебя по жизни, так как блестящему твоему уму не всегда по силам отличать белое от черного. Ты пожертвовал мне собственного Патронуса, я же отвернулась от тебя, предоставив самому разбираться с собственной судьбой. И ты разобрался... Безобразно, бессмысленно ее исковеркав.
Стекло, на котором мороз рисовал все новые узоры, глухо звякнуло. Лили осторожно отложила дневник, переместив его на низкий столик и не замечая, как черное с позолотой перо ожило и осторожно поползло к чистым страницам, хищно нацелив на них чернильный острый кончик.
Лили выглянула на улицу и отпрянула назад. Так в полнейшей растерянности и испуге она стояла какое-то время, но потом побежала к двери. Гарри подошел к окну и успел увидеть, как в свете фонаря мелькнул подол черного плаща. Его сердце тревожно екнуло.
- Северус! Ты?.. Зачем ты пришел?.. Я не думала, что увижу тебя еще хотя бы раз! - восклицал голос матери в прихожей. Ответов Гарри не слышал, только какой-то неопределенный шорох и неразборчивое бормотание. Но тут дверь распахнулась, и в комнатку вошел... Северус Снейп. Гарри побледнел, внимательно разглядывая бывшего профессора, который не был похож ни на грозного, но вполне будничного (возможно просто потому что они к нему привыкли) декана Слизерина, ни на мрачноватого, но по своему очень трогательного юношу, к которому Гарри даже стал привязываться, просматривая мамины воспоминания.
В мокром от таявшего снега плаще прямо перед ним стоял настоящий Пожиратель Смерти, но парадоксальным образом он показался Гарри очень... нет, не красивым, а скорее запоминающимся, ярким. Во всяком случае, он сам бы не отказался от такой внешности – в определенные моменты его жизни, это, пожалуй, не повредило бы. С таким человеком даже министр Скримджер не позволил бы себе фамильярного снисходительного тона. «Точно, не позволил бы. Он просто, не долго думая, велел бы запустить в него Авадой!», - охладил свой неуместный восторг Гарри.
Однако мама была и моложе, и по многим причинам уязвимее для неожиданного зловещего обаяния Снейпа. Она осматривала его с жадным интересом, который ей плохо удавалась скрыть.
Очень высокий – выше Гарри, и даже выше, чем мистер Уизли помнил его по школе... Видимо, слуги Лорда отдавали предпочтение сапогам на высоком каблуке, а может, дело было в необычайной даже для Снейпа худобе. Черные глаза, казалось, излучали собственный свет, возможно, такая иллюзия создавалась из-за того, что они были влажными, как бывает от сильнейшего волнения или при болезненном состоянии. Однако кожа поражала не только бледностью, но и чистотой, а черные волосы шелковой волной струились по плечам. «Видимо, его научили следить за собой. Мыть там голову, стирать подштанники...» - безуспешно пытался развлечь себя Гарри. Однако сердце бешено колотилось в груди. Он догадывался, о чем пойдет речь.
- Ты не боишься, что сейчас сюда придет Джеймс, - спрашивала Лили, после того как они успели обменяться любезностями, а на самом деле завуалированными упреками. - Зачем ты пришел, подвергая себя такой опасности?
- Опасности? – насмешливо переспросил Снейп. – Не хочу обижать твоего драгоценного супруга, но я уверен, что, заявившись сюда, большей опасности подвергнется он.
- Как самоуверенно с твоей стороны, Снейп! Ты считаешь, что сможешь справиться с аврором, сумевшим собственноручно обезвредить с дюжину самых известных Пожирателей смерти?
Северус насмешливо выслушал ее тираду. Но, судя по обрывкам мыслей, которые Гарри удавалось разобрать, мама действительно разрывалась между радостью от возможности видеть этого человека и страхом за него.
- Известных, не всегда лучших... – медленно проговорил Пожиратель, безжалостно глядя прямо в зеленые глаза. - Джеймс не придет сегодня ночью, мы оба это знаем. Зачем же напрасно сотрясать воздух? А пришел я вот по какой причине...
Тут Снейп замолчал, видимо подбирая слова, и показался Гарри немного смущенным. Лили тоже это заметила. Она вопросительно приподняла бровь, внимательно вглядываясь в лицо бывшего однокурсника.
- Видишь ли, Лили, - вновь заговорил Снейп, все больше запинаясь. - Хммм... Скажи... семейство Поттеров, случайно, не ожидает... Хммм, пополнения?
- Мне кажется это не твое дело, Сев... Снейп, - слегка вспыхнув, заявила Лили.
Некоторое время они обменивались колючими взглядами, будто вели безмолвную дуэль, но в результате Снейп первым отвел глаза, сделавшись очень похожим на свою юную безобидную версию.
- Мне важно это знать, - признался слизеринец.
- Может, ты тогда объяснишь причину?
Гарри увидел, как длинные пальцы вцепились в подлокотники кресла, и по-прежнему избегая глаз молодой ведьмы, Снейп медленно произнес:
- Я совершил серьезную ошибку Лили...
Тут он замолчал, собираясь с силами, чем и воспользовалась мама, насмешливо заметив:
- Верно, и даже не одну.
- Лили, я должен знать срок... твоей беременности, если она имеет место быть. Это без преувеличения вопрос жизни и смерти.
- Чьей, Северус?
- Твоей. То есть вашей.
Мама нахмурилась, вновь пристально изучая Пожирателя смерти, заметно теряющего в результате этого осмотра всю свою грозность.
- Что ты еще натворил, помимо того, что позволил изуродовать себя меткой? И при чем здесь я?
- Лили... Я подслушал одно пророчество. Понимаешь, когда я... рассказывал о нем Темному Лорду, я и предположить не мог, что оно коснется тебя. А потом я узнал о твоей свадьбе и тогда... Я понял, что мог подписать тебе смертный приговор.
- Северус, я ничего не понимаю. Что за пророчество? При чем здесь моя свадьба?
- В пророчестве сказано, что ребенок, рожденный в июле следующего года победит Темного Лорда, а родится он от тех, кто трижды нарушал планы повелителя. И если все сопоставить... Просто скажи мне... Ведь ты... не ждешь ребенка?
Снейп наконец нашел в себе силы снова посмотреть молодой женщине в прямо в глаза.
Но Лили молчала, продолжая со странным выражением разглядывать бывшего однокурсника. Щеки того лишились неестественной холодной бледности и покрылись неровными розовыми пятнами. Было очевидно, что он страдает от ее безжалостного взгляда, и, как избавления от пытки, дожидается ответа, но она не торопилась облегчать его участь.
- А если бы речь шла о незнакомой тебе женщине и ее ребенке, то ты бы спокойно жил дальше, зная, что из-за твоего донесения ее убьют? Подумаешь, одной магглой меньше... У нас же другая сущность. Как раздавить насекомое, верно?
- Лили, уже поздно корить меня за мои моральные принципы! Для меня все кончилось! – закричал вдруг Снейп, придвигая к ней лицо, в этот миг такое же безобразное, каким оно запомнилось Гарри по урокам зельеварения. – Просто скажи, да или нет! Об остальном я позабочусь!
- Не кричи, - спокойно сказала Лили, медленно поднимаясь.
Гарри с недоумением смотрел на маму. Теперь он верил, что она могла силой своей Любви защитить его от Волдеморта и, по сути, победить Темного мага. Она перестала казаться хрупкой, миловидной молодой женщиной. Теперь она, гордо выпрямившись, стояла перед Снейпом, похожим на заблудившегося ребенка и не смеющим сдвинуться с места. Было очевидно, что он с трудом узнает ту, которую привык защищать, которую всегда считал слабее себя. И он явно по-другому представлял их встречу.
Что же касается самой Лили, то те мысли, которые Гарри удалось разобрать, сначала показались молодому человеку случайными, потом безумными, а потом ему оставалось только, сжав кулаки, усилием воли заставить себя не покинуть воспоминание, решив все разузнать до конца.
- Нет, Северус, не все для тебя кончилось, - очень нежным глубоким голосом возразила Лили.
Ее руки коснулись впалых щек, и уверенно заскользили по коже. Гарри заметил, как глаза Снейпа загорелись, а дыхание участилось. Гриффиндорец мрачно хмыкнул. – И я не буду отвечать на твой вопрос. Мне не нужна моя жизнь в обмен на чужую. Пусть отныне в каждой маггле тебе будет видеться твоя Лили, а в каждом ребенке - собственное дитя.
- У меня нет детей... и никогда не будет, - сумел выдавить из себя Снейп. Он являл собой забавное зрелище... или жалкое, как хотелось думать Гарри. Гриффиндорец злился на обоих молодых людей, которым именно сейчас взбрело в голову потерять представление о долге, обязанностях, да и вообще обо всем. И особенно угнетало то, что инициативу решила взять на себя мама, потому что сальноволосой сволочи это, как и прежде, оказалось не под силу.
Однако ласки Лили молодому Пожирателю явно нравились, и он не столько смущался от них, хотя и это присутствовало, сколько боролся с собственными страстями, которые легко угадывались по взгляду, совсем не целомудренно скользящему по точеной фигурке.
- Ты так уверен? А если я скажу, что считаю иначе? Если я захочу изменить судьбу?
Она склонилась над Снейпом и поцеловала того в лоб. Слизеринец расширил глаза и обхватил ее за талию, немного отстраняясь.
- Лили, не стоит дразнить меня, - прошептал Снейп таким голосом, будто недавно залпом осушил бутылку огневиски.
Однако его руки не позволяли себе ничего лишнего, он только всматривался в ее лукаво блестевшие глаза, то ли спрашивая ее о чем-то, то ли умоляя.
- Иди сюда, - тихо велела молодая ведьма, осторожно выскользнула из объятий и потянула мужчину за руку к двери... Явно не в прихожую, как хмуро отметил Гарри.
- Лили... Ты... Я... – пролепетал Снейп, опять теряясь и, как и Гарри, плохо ориентируясь в происходящем.
«Что, приятель, страшно стало? Думал с тобой играть тут будут в ваши скользкие слизеринские игры? У нас не принято годами морочить голову тем, кого любишь», - мысленно поведал ему Гарри, решив, что не будет воспринимать происходящее, как трагедию. Да и физиономия будущего профессора порадовала его смесью эмоций, каждая из которых означала полную капитуляцию.
- Неужели мне удалось смутить Пожирателя смерти моими моральными принципами? – раздался насмешливый и звонкий голосок матери, когда за ними закрывалась дверь. Ответом же ей было только прерывистое дыхание.
Гарри нервно шагал по комнатке, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. То, что могло происходить за стеной, сложно было отнести к загадкам вселенского масштаба, он только силился понять, зачем ему позволили узнать об этом.
Тут он услышал осторожное царапанье и повернул на необычный звук голову. Черное Малфоевское перо беззаботно вытанцовывало по страничке в клеточку.
«Что оно может записывать? Здесь же нет мамы. О том, как я наматываю тут круги, жалея о собственном непомерном любопытстве?»
С озадаченным видом молодой человек приблизился к столику. Все так же на светлом фоне появлялись и исчезали мелкие ажурные строчки.
«Пусть это будет наше дитя, Северус. Я не знаю, есть ли такая магия, которая способна изменить то, что уже произошло, но чувствую, что в моих силах передать ребенку частичку тебя. Ты всегда будешь помнить о том, что он мог бы быть твоим, и это заставит тебя перестать метаться между светом и тьмой... Вы навеки будете связаны, и вольно или невольно, но всегда будете оберегать друг друга, чувствуя родство. Пусть не по крови, но по духу. Да будет так...»
Перо дернулось и упало на стол с таким видом, будто давало понять, что на сегодня его труды закончились, и оно нуждается в хорошем отдыхе. Гарри решил, что он тоже нуждается в отдыхе... И в покое, чтобы привести в порядок мысли.
Глава 8Он вновь обратился к старым архивам, но теперь его интересовали не газетные заметки, а собрание старинных пожелтевших манускриптов о кровных и магических узах. Ко второй ночи его глаза воспалились и щипали. Джинни шарахнулась в сторону, встречая вернувшегося под утро супруга. И не мудрено – когда в зеркале прихожей он увидел свое отражение, то сам насмешливо поморщился: с бледными осунувшимися щеками и кроваво-красными глазами он очень напомнил себе одного, к счастью уже навсегда, сгинувшего мага. Однако Гарри был вознагражден – нервными худыми пальцами он сжимал клочок пергамента, исписанного его же почерком. Это были необходимые ему по крупицам собранные воедино сведения, объяснявшие странную связь между его больным сыном и пропавшим куда-то профессором. Мистер Уизли не стал возражать, когда жена выхватила влажный листок из его руки. Каждую строчку он и так знал наизусть, а ей этот труд мог подарить надежду.
Пока Джинни оставалась в прихожей и, с трудом разбирая торопливые каракули, вникала в смысл написанного, Гарри добрался до своей комнаты и повалился на кровать. Уснул он мгновенно и видел в смутных грезах неясные тени, исполнявшие полный нежности, страдания и неги танец, и слышал голоса, нашептавшие друг другу запоздалые признания.
«Лили, это же безумие, и мы оба понимаем это... Мы изначально были обречены на расставание. И я не стою твоей жертвы, не заставляй меня пожалеть об еще одной глупости».
«Молчи... Это не жертва. И ты не посмеешь жалеть ни меня, ни о себя. То, что случилось – не исправить, но мы можем позволить себе один глоток счастья, забыв о прошлом и не заглядывая в будущее. Запомни, где бы ты ни был – я теперь всегда буду с тобой, а ты со мной».
«Тогда уходи от него. Я спрячу и защищу тебя. Лили... пойми, тебе угрожает опасность. Моя жизнь и так похожа на существование, теперь же она станет для меня невыносимой. И если хотя бы волос упадет с твоей головы... Что же ты со мной делаешь? Бежим со мной тогда, я тебя спрячу, я никому не позволю причинить тебе зло!»
«Забавный ты... Счастье нельзя спрятать в надежный сундук, его не удержишь в клетке. У него сложная природа, и оно не долговечно. Иногда одна крупица стоит дюжины горстей... Не хмурься и просто помолчи. Хотя бы раз в жизни закрой глаза и не бойся ощутить, что такое головокружительная высота. Я хочу, чтобы ты был там со мной, далеко, далеко, под самыми звездами... Тссс... У тебя соленые ресницы. Я прошу тебя – не говори ни слова... Отпусти себя».
***
- Гарри, выходит, что профессор Снейп – твой отец?
- Ты внимательно читала? Нет, физически - мой отец Джеймс. С профессором мама объединила нас магическими узами. Если бы маги состояли из одной энергии, то тогда - да, можно было бы считать, что мой отец - Снейп... Мне надо найти его. Пока он жив и страдает – Дэниел будет болен. Такая связь сильнее физической.
- Хорошо... – неуверенно пробормотала Джинни. – Но как ты сможешь это сделать, если его уже лет десять безуспешно разыскивает министерство?
- Дэниел должен знать, где он, - уверенно ответил Гарри. – Мы просто отправимся с ним в маленькое путешествие. Дэниел, ты хочешь в гости к Снивеллусу?
Мальчик, который до этого рассеянно водил по каше ложкой, рисуя расходящиеся к краям круги, вскинул голову. Джинни тревожно нахмурилась, Гарри постарался сохранять спокойствие, хотя от ответа сына зависело очень многое.
- Его зовут Северус, - сердито заявил мальчик, заставив обоих родителей вздрогнуть и обменяться быстрыми взглядами.
- Ты же знаешь, где он? – осторожно вступил на скользкую дорожку Гарри.
Дэниел подпер щеку ладошкой и рассеянно пробормотал:
- Там низкие потолки, которые светятся сами по себе и черные люди в белой одежде. И там тоскливо и страшно. Я не хочу туда идти.
- Но ты бы мог только проводить меня. Тебе не придется идти со мной к этим людям, - предложил отец, стараясь, чтобы не дрожал голос от охватившего его азарта.
- Гарри, я против всей этой затеи, - перебила их Джинни, бросая беспокойные взгляды то на ставшего непривычно сосредоточенным Дэниела, то на выпрямившего спину Гарри. - Это может быть опасно, и я не уверена...
- В чем? Рисунки Дэниела для тебя не доказательство? – начиная терять терпение, холодно удивился молодой человек.
Джинни обреченно вздохнула. Этот тон она знала прекрасно.
- Хорошо, тогда мы пойдем вместе, - смирилась она, понимая по опыту, что теперь Гарри вне досягаемости для любых ее самых разумных контраргументов.
Их путешествие заняло не так и много времени. Снейп обнаружился в психиатрической маггловской клинике, где, судя по всему, и обретался все это время. Дэниела и Джинни Гарри оставил в приемной, но когда отходя от них заметил, что сын начал сильно бледнеть, не произнося при этом ни слова жалобы, кивнул жене, и та вышла с мальчиком в садик перед больницей.
У Гарри было странное ощущение – будто он попал в окружение дементоров. На душе было тревожно, и все сильнее его охватывал иррациональный страх, никак не вяжущийся с внешне вполне стандартной больничной обстановкой. Пол был выдраен до блеска, не было окон в коридоре, по которому его повел действительно темнокожий парень, но круглые лампы под потолком давали достаточно света.
Магу и опытному аврору, которым он остался, несмотря на то, что давно перешел с этой должности, оказалось очень не сложно убедить главного врача – полненькую и вежливо улыбавшуюся ему женщину – в том, что он пришел за человеком находящимся в такой-то палате (спасибо памяти Дэниела, хорошо запомнившему цифру 777 – самую ненавидимую цифру «Снивеллуса» из его снов). Все остальное она сделала за него сама: назвала имя «хроника», рассказала, как его привели к ним какие-то родственники в странных костюмах и плащах с капюшонами, подписала все необходимые документы, напрочь забыв об инструкциях и правилах. Однако Гарри эмоционально ощущал явное сопротивление с ее стороны и сделал вывод, что на простых магглов она может оказывать очень сильное воздействие и держать в беспрекословном подчинении персонал. Он вздохнул свободнее, когда женщина привела его к нужной палате и, закрыв за собой дверь, избавила от своего общества.
На узенькой кровати, а вернее - на матрасе, который был брошен на жесткие пружины и неприятно поразил Гарри желтыми пятнами, - сидел тот, кого Гарри еще месяц назад не рассчитывал снова встретить. Снейп даже не поднял головы при появлении посетителя – единственного за все время, пока он тут находился.
На какой-то миг вся затея показалась бессмысленной – как этот жалкий человек, имеющий с прежним Снейпом более чем смутное сходство, сможет помочь его сыну. Живой скелет, почти старик с серыми короткими волосами...
Гарри придвинул к кровати стул и попытался встретиться со Снейпом взглядом, но мужчина никак не реагировал на его присутствие и свое новое имя.
Тогда молодой человек зашептал, приближая свое лицо к самому носу несчастного:
- Снейп... Профессор... Северус...
Его сердце болезненно сжалось, когда пустые черные глаза наконец встретились с его. Гарри напряженно смотрел в их глубину, которую когда-то сравнивал с туннелями, не имеющими конца. Тогда в этих холодных безднах ему мерещились жестокие демоны, там вспыхивал огонь, грозивший любого испепелить на месте. Теперь же он ничего не обнаружил, кроме пустоты.
- Ну, как он? – осторожно спрашивала его Джинни, спустя полтора часа, потребовавшихся на оформление документов и на безнадежные попытки достучаться до сознания Снейпа.
- Мы забираем его к себе.
- Но... Хорошо. Конечно, ему у нас будет лучше, чем здесь.
***
- Дэниел, поторопись, сынок, мы можем опоздать к мадам Малкин.
- Сейчас иду, ма... Северус просит показать ему рисунок с Патронусом!
- Ты же показывал ему все свои рисунки, - возмутилась Джинни, но тут же благосклонно махнула в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, рукой. Пробормотала недоуменно, ни к кому не обращаясь: - Не понимаю, как они находят друг с другом общий язык?
- Джинни, у нас есть еще полчаса. Дай им побыть вместе. Они на долго расстаются.
Миссис Уизли вздохнула и присела рядом с Гарри на диванчик в гостиной.
- Да ты прав, дорогой. Но мы постараемся приводить к нему в гости Дэниела так часто, как только сможем.
Гарри кивнул. Его радовало, что Джинни последнее время перестала относиться к бывшему профессору настороженно и со скрытой неприязнью. Причиной было практически полное выздоровление сына. Мальчик по-прежнему оставался малообщительным, но мог поддержать любой разговор, перестал с опаской коситься на метлу, с легкостью научившись ею управлять. Гермиона же за последние месяцы сумела хорошенько подготовить его к школе и стала для Дэниела кем-то вроде взрослой подруги – настолько хорошо они поладили. Состояние же самого Снейпа угнетало Гарри. Когда-то он мечтал увидеть его побежденным, и что уж греха таить, униженно молящим о пощаде, кающимся... Но теперь он с болью смотрел, как по дому передвигается тень человека, которого теперь он готов был окружить уважением и самому попросить прощение за многое. Только, когда Дэниел был с ним рядом, Северус, казалось, оживлялся, взгляд не казался пустым, и даже редкая улыбка пробегала по тонким губам. Он не доставлял никаких хлопот молодым людям, самостоятельно себя обслуживая. Иногда Снейп настолько поражал Гарри прежней педантичной аккуратностью, что ему представлялось, что профессор притворяется, и он с трудом гасил в себе желание схватить того за плечи, встряхнуть, заставить прекратить ломать всю эту невеселую комедию.
Но теперь он слишком хорошо понимал этого человека. Признаться Снейпу могла мешать его проклятая гордость, с которой только Лили удавалось справляться. Видимо так слизеринцу было легче переносить свою зависимость от бывшего Поттера, пусть даже оба они знали, что их связь взаимна и не ими предрешена.
- Мама! Мама! – со второго этажа раздался оглушительный вопль Дэниела.
Гарри и Джинни сорвались с места, оба боясь даже предполагать, что же могло случиться.
Хорошенько столкнувшись лбами, родители распахнули дверь в детскую.
Дэниел стоял у окна с сияющим лицом, чуть вытянув перед собой недавно приобретенную для него палочку. Снейп прислонился к стене и смотрел прямо Гарри в глаза. Осмысленно смотрел. Сердце Гарри куда-то ухнуло, оставляя пустоту в груди, а глаза изумленно расширились.
Перед ними на толстом пушистом ковре переминался на тоненьких длинных ножках изящный Пегасик. Он неторопливо направился к выступившей вперед и рассеянно потирающей красный лоб Джинни и растаял, оставляя после себя серебристую дымку.
- Кто это сделал? – прошелестел Гарри, обращаясь почему-то именно к безоружному Снейпу.
- Вы как всегда неподражаемы, Поттер, - насмешливо, но четко произнес до жути знакомый голос. – Вы могли заметить, что у меня нет палочки? Патронуса вызвал ваш сын.
- Пап! Это правда я! Профессор давно говорил мне, что мне стоит только попробовать.
«Говорил... Давно... Так», - пронеслось у молодого мага в голове.
Дэниел звонко рассмеялся, подбегая к нему и обнимая несчастного родителя, у которого был такой вид, будто сейчас он хлопнется в обморок.
- И твою реакцию он описал. В ноль! Вот здорово.
Гарри не заметил, как пришедшая в себя Джинни осторожно подозвала к себе мальчика, и как они покинули детскую. Возможно его практичная женушка не желала опаздывать к мадам Малкин, невзирая ни на какие обстоятельства, но скорее - она просто быстро сообразила, что мужчинам не нужны свидетели надвигающегося на них лавиной разговора. В маленькой комнате повисла звенящая от напряжения тишина.
Снейп первым отвел взгляд и будничным тоном заявил:
- Не смею больше угнетать вашу семью своим присутствием. Сегодня же я уйду.
«С какой стати? И куда, интересно. У Вас нет больше ни палочки, ни угла на Спиннерс-Энд. Стоило заговорить, чтобы сразу же начать мне действовать на нервы!» - отчаянно подумал Гарри. Но с удивлением заметил, что ему вполне по силам погасить раздражение.
- Хотите куда-нибудь прогуляться, профессор? – как ни в чем ни бывало предложил он. -Тогда я могу составить вам компанию, а потом мы оба вернемся домой... К нам домой.
Снейп вздрогнул и впился в Гаррино лицо удивленным взглядом.
- А вы... Повзрослели, Поттер, - медленно произнес он.
Но Гарри только чуть пожал плечом и улыбнулся в ответ – просто и искренне, что вовсе оказалось не сложно. Из них двоих именно ему придется гасить приступы мнительности и недоверчивости этого странного человека. Почему бы не начать это прямо сейчас? Тем более что прием возымел действие – Снейп даже немного смутился и несколько севшим голосом согласился:
- Если вы составите мне компанию к мистеру Оливандеру, то я не буду против...
End.
