Ученик волшебника

В Большом лесу

Посвящается Mor


Когда очередной камень просвистел у самого уха, Джон понял, что дела его — хуже некуда. Вон там — веснушчатый Барри, это он кинул, рядом — смешной Сэм-нос-картошка... но теперь Джону было не до смеха. Не разбирая дороги, он кинулся бежать; в спину ему что-то кричали — он различил среди мальчишеских голосов визгливый голос Толстой Марты — но уже ничего не слушал. Он несся напролом через кусты ежевики, чувствуя, как все лицо покрывается царапинами и был не в силах остановиться — ужас гнал его дальше. Наконец он добежал до ручья, который в округе называли ручьем короля. Ручей был не шире и не глубже десятка других, протекавших через граничащий с крестьянскими полями лес, но рассказывали, будто сам Ричард-Львиное Сердце поил в нем коня, когда возвращался домой, в Англию. Джон не задумался о названии ручья, а направился к знакомому с детства броду.

Едва отдышавшись от бега, он все же шел быстро, стараясь не оглядываться. Врпочем, преследовать его, он знал, никто не будет — мало ли дел у сельчан — кому нужен сирота Джон, сын горшечника и деревенской дурочки Джилл, которую за глаза называли ведьмой... Он и в самом деле не знал, куда теперь идти, но пока дорога под ногами, он пойдет куда глаза глядят — а там, пожалуй, дойдешь до самого края Большого леса...

Что было за дальней опушкой леса ни Джон, ни другие мальчишки поселка Грейвуд толком не знали. Знали только взрослые, да и то не все — кузнец да двое местных "богачей", владевших низенькими крестьянскими лошаденками и изредка путешествовавших в соседние деревни. Кузнец — тот бывал даже в замке, а вот хозяин замка, наверно, ничего не знал о Грейвуде. Через Грейвуд, случалось, проходили чужаки, но почти никогда не оставались на ночлег. Их никто и не приглашал — мало ли, кто ходит, куда и зачем... Джон, бывало, с ощущением восхитительной смеси страха и любопытства, смотрел из-за приоткрытой двери на молчаливую фигуру человека, закутанного в плащ, с капюшоном, надвинутым на лицо, чтобы укрытся от моросящего дождя или сырого тумана, устало или бодро идущего вдаль — смотрел, пока не получал подзатыльник от матушки Мэйбл и грубоватый, но дружелюбный совет заняться делом. А однажды прямо через поселок проскакал во весь опор всадник. Мальчишки потом спорили до хрипоты — кто клялся, что блестели золотые шпоры, а кто — что это были монеты на поводьях, но все точно видели ярко-красный плащ и длинный меч на боку конника, который, должно быть, прискакал по той самой дороге, на которую вышел сейчас Джон. А вдруг он снова встретит того всадника на необыкновенном, огромном коне...

Так размышяя, мальчик шел вперед. Пережитый страх затаился и, поскольку вокруг никого не было и сквозь неплотную листву придорожных деревьев ярко светило сентябрьское солнце, Джон начал подумывать, что не так уж и плохо — отправиться в путешествие. Тем более, что в последнее время, несмотря на доброту Мэйбл, житья в поселке ему не стало.

Джон понятия не имел, сколько ему лет, а было ему лет двенадцать. Маленький, худой, черноволосый — он сразу выделялся среди жителей Грейвуда, да и всей округи. Все бы ничего, но с детства с ним происходили странные вещи. Пока он был маленький, старухи говорили Мэйбл, что ребенок проклят, и что лучше бы она бросила его у ворот замка. Но куда же матушке Мэйбл ездить в замок, да и к Джону она привязалась — ее дети умерли, а сама она давно овдовела. Так они и жили вдвоем, до этого самого дня, когда он... взлетел. Он так и не понял, как оказался в воздухе, у вершины высоченного дуба — он ведь только представил, что едет в замок на лошади старого Робина и для пущего сходства оседлал ветку...

Погрузившись в раздумья, Джон бодро шагал по лесной дороге, довольно широкой, хоть и местами поросшей травой. Он и не заметил, как тени удлинились и в воздухе сгустилась сырость, как постепенно смолкло веселое чириканье синиц и овсянок и уханье вяхирей и в лесу наступила тревожная тишина. Джон добрался до небольшой полянки и остановился, увидев, что дорога раздвоилась. Тут он почувствовал, что очень устал и давно уже голоден, а зловещая тишина и сгущавшиеся сумерки нагоняли жуть. В воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветра и внезапный шорох в прошлогодней листве заставил Джона чуть ли не подпрыгнуть и в страхе обернуться. Сердце застучало, и он сказал себе: "это только землеройка, она боится меня больше, чем я боюсь ее". Но ему вспомнились жуткие рассказы, были и всяческие небылицы о лесе, во множестве слышанные от старших. Напряженно вглядываясь в полутьму между стволами деревьев, мальчик шагнул в сторону той дороги, которая показалась более широкой и хоженной, как вдруг прямо над его головой пронеслась большая, черная тень. Джон вскрикнул и, в ужасе закрыв голову руками, повалился на землю. Внутри него все сжалось в комок. Наконец он приподнялся и тут же отпрянул, увидев у самого своего лица огромного, черного как ночь ворона. Птица наклонила голову, наблюдая за мальчиком одним черным и блестяшим, словно бусина, глазом. Увидев, что Джон смотрит на него, ворон громко каркнул. Мальчик застыл — в деревне говорили, что вороны — слуги злых волшебников и по приказу тех выклевывают людям глаза, надобные для тайных зелий. Ворон снова закаркал и, потянувшись клювом к лапке, отцепил от нее какой-то предмет, заблестевший в последних лучах солнца, пробившихся через буковые стволы. Бросив ношу на землю, ворон боком запрыгал в сторону, не переставая наблюдать за Джоном, а тот завороженно смотрел на невиданную вещь — золотое кольцо с вправленным в него зеленым камнем. Не осознавая, что он делает, и словно забыв о страшной птице, Джон протянул руку к кольцу. Лишь только пальцы коснулись металла, в глазах у него потемнело и неведомая сила потянула его вверх.

Башня Магистра

Если бы Джона попросили описать тот перелет, он бы, наверно, сказал, что его будто сунули в мешок и, перевязав веревкой вокруг пояса, протащили зе нее через дымовую трубу. Но длилось это всего несколько мгновений и, не успев опомниться, Джон повалился на голые камни в месте, которое не только раньше не видел, но даже и не мог себе представить. Здесь вовсю бушевало ненастье и с небес лился потоками ледяной дождь. Где-то внизу шумели волны, но почти ничего не было видно — закат скрывали грозовые тучи и на землю стремительно надвигалась ночь. Над головой Джона загрохотал гром и, закрыв ладонями уши, он растерянно оглядывался вокруг, ищя, где бы укрыться. Тут он заметил, недалеко от места, где он упал, ступени, вырубленные в пологой скале, а подняв голову, увидел на вершине горы черной громадой, чернее даже ночного грозового неба, выделяется замок или башня, у подножия которой находилось еше какое-то строение. В окне этого дома, слегка мерцая, горел свет.

Поднявшись по ступеням до самого верха, Джон в нерешительности остановился. Башня, таинственная и грозная в сполохах молний, нависала над головой и оттого даже простая деревянная дверь одноэтажной пристройки, перед которой он стоял, казалась неприступной. Но тут, под порывом холодного ветра, мальчика пробрала дрожь и, почувствовав, что до нитки промок, он поднял кулак, чтобы постучать. В тот самый миг дверь бесшумно открылась и Джон увидел у порога высокого человека с прямыми, до плеч, волосами цвета воронова крыла, одетого в темную робу и серый дорожный плащ с откинутым капюшоном. У него было смуглое, продолговатое и худое лицо с длинным, с горбинкой, носом и очень темные глаза с внимательным и цепким взглядом.

— Входи, — сказал незнакомец и шагнул в сторону, пропуская Джона внутрь.

Продрогший мальчик робко переступил порог и хозяин жестом поманил его к очагу, над которым был подвешен круглый чугунный котел. Дверь за ним так же бесшумно закрылась, оборвав завывания ветра и шум удалявшейся грозы. Комната, где очутился Джон, казалась небольшой и немного тесной, но на самом деле это впечатление рождалось из-за множества шкафов и стеллажей, расставленных вдоль стен, и связок трав, свисавших с потолка. Правда, Джон толком не смотрел по сторонам — все его внимание занимал ярко пылавший очаг. Он с наслаждением вытянул руки к огню и обернулся к впустившему его человеку. Словно угадав его вопрос, тот сказал:

— Я — Аспасий, слуга и помощник хозяина этой башни. Это он призвал тебя сюда.

Джон все еще дрожал и совсем не знал, что ему ответить. Происходившее было похоже на сон — такой, когда до самого пробуждения кажется, будто все взаправду.

— Ночь ты проведешь здесь, а завтра предстанешь перед Магистром.

— Благодарю, господин, — наконец проговорил мальчик.

Аспасий, судя по всему, был по природе немногословен. Достав из шкафа сухую одежду и одеяло, он молча указал Джону на тюфяк в углу, возле самого очага. Немного подумав, он ушел в дальний угол комнаты и вернулся с зажженной свечой (такого в Грейвуде почти не видали) и ломтем хлеба, который вручил Джону. Только тогда тот ощутил вполне, насколько он устал. Переодевшись, он съел свой ужин и сразу же заснул, завернувшись почти с головой в одеяло. Последнее, что Джон увидел, перед тем как закрыть глаза, был силуэт Аспасия, который, склонившись, что-то помешивал в котле.


Ученик волшебника

Джон проснулся рано и, сев на постели, изуменно огляделся вокруг. Еще до того, как он открыл глаза, ему подумалось: какой же это был удивительный сон! Но он находился там же, где заснул — в необычной комнате, наполненной запахом засушенных трав. Утренний свет, проникая сквозь витражное окно, лежал на светлом, дощатом полу голубыми, желтыми и зеленоватыми пятнами, а за окном громко пели птицы. Протирая заспанные глаза, мальчик искал глазами вчерашнего незнакомца, но его нигде не было. Тогда он встал и, сложив одеяло на тюфяке, как учила его приемная мать, обошел помещение, с любопытством разглядывая полки стеллажей и расставленные на них предметы – невиданную, сложную посуду, разноцветные камни и множество книг (их, на самом деле, было не так уж и много, но Джон за всю свою жизнь видел всего только одну). Подойдя к двери, ведущей наружу, он хотел было открыть ее, но та не поддавалась, как бы сильно он не толкал. Ни дверной ручки, ни замка, ни какого-либо крюка на двери не было. Вдруг, негромкий голос за спиной Джона произнес:

— Alohomora!

Дверь тотчас же открылась и, обернувшись, Джон увидел Аспасия.

— Доброе утро, господин! — нашелся мальчик, хотя такое неожиданое появление его сильно испугало.

— И тебе доброго утра. Пойдем, я покажу тебе источник, а после провожу к Магистру, он ждет тебя.

Они вышли во двор и Джон зажмурился от яркого дневного света. Ясным, погожим утром окресности башни выглядели совсем не так, как в предыдущий вечер. Дверь флигеля была обращена к югу, с этой стороны склон горы полого спускался в долину, поросшую густым еловым лесом. Вдали, за лесами, Джон увидел гряду холмов. Справа он увидел озеро – большое, по-видимому глубокое, и на этот раз совершенно спокойное, оно отражало синеву неба и окружавшие его с трех сторон скалы.

— Это – Лох-Имэйн, — пояснил Аспасий, словно угадав, о чем думает Джон. – Идем.

Они спустились по каменным ступеням, по обеим стронам которых цвела лаванда. За рядами синих цветов располагалось множество грядок со всевозможными травами, перемежавшихся рядами невысоких кустов. Внизу Джон услышал шум небольшого ручейка и вскоре, когда они прошли немного по узкой тропинке, показался источник – струя чистой воды лилась из каменного горлышка, сделанного в форме изящной ящерки. Вода скапливалась в круглой чаше, выдолбленной под источником, а из нее вытекал быстрый ручеек, который весело звенел в своем каменном русле, а чуть ниже терялся в зарослях вереска.

Когда Джон умылся в источнике, Аспасий повел его снова наверх, к башне. Вход в нее был с запада – высокая, но довольно узкая каменная дверь, к которой вели несколько крутых ступеней. Аспасий поднялся первым и негромко произнес непонятные Джону слова. Дверь открылась и, войдя, они стали подниматься по винтовой лестнице. На каждые двенадцать ступеней приходилось узкое окно. Башня была очень высокая и Джон совсем уже выбился из сил когда его спутник наконец остановился перед дверью из черного, лакированного дерева.

— Говори правду. – без предисловия сказал Аспасий.

Прежде чем Джон что-либо понял, черная дверь отворилась и, сам оставаясь на лестнице, Аспасий подтолкнул мальчика вперед. Джон оказался в небольшом чертоге с высоким потолком и четырьмя окнами, выходившими на четыре стороны света. Перед ним стоял, слегка сгорбившись, седоволосый старик, закутанный в длинный фиолетовый плащ. Лицо его, с высоким лбом и густыми бровями над глубоко посаженными глазами, казалось красивым, хотя его пересекали морщины и наполовину скрывала длинная, почти до пола, белая борода. Джон молча смотел на Магистра: не зная, что ему делать и что говорить, он решил ждать, когда к нему обратятся. Вдруг наступившую тишину нарушил шум крыльев и в окно влетел ворон, точь-в-точь такой же как тот, которого Джон встретил в лесу.

— Я узнал, что ты проявил некоторые способности, — неожиданно заговорил старик. — Как тебя зовут?

— Джон... господин.

— Их всех, кажется, зовут Джон или Джек, — тихо проворчал старик, а потом, обращаясь к Джону, сказал: — Отвечая, прибавляй "Магистр". Ты понял?

— Да, Магистр.

— Хорошо. Но Джоном я тебя называть не буду. Отныне ты — Джеймс. Чем занимались твои родители?

— Я... Мой отец был горшечник... Магистр.

Брови Магистра слегка приподнялись, но тут ворон, сидевший на подоконнике, громко закаркал — Ах да, вдова Мэйбл... Что же, ты не рыцарь, и не стоит долго думать над твоим прозвищем. Таким как ты трудно жить среди людей – сказал он Джону. Согласен ли ты стать моим учеником и постичь премудрость, к которой оказался способен от рождения?

Джон совсем растерялся, но понял, что если он хочет остаться здесь, то должен согласиться. Идти ему было некуда к тому же, надо сказать, он побаивался таинственного хозяина башни.

— Да, – почти прошептал он.

Немного помолчав, старик снова пристально посмотрел на Джона и, в конце концов, сказал:

— Тогда подойди ко мне.

Когда Джон сделал шаг в его строну, Магистр вытянул вперед правую руку и торжественно произнес:

— Я беру тебя в ученики, и отныне твое имя — Джеймс Поттер!

Джон, теперь уже Джеймс, ничего не почувствовал, но его переполняло волнение – в его жизни, несомненно, происходили невероятные перемены.

— Скажи, Джеймс, ты не находил моего кольца?

Мальчику сразу вспомнилось чудесное, блестящее кольцо с изумрудом, но после того как он перенесся к башне, он его больше не видел.

— Вспомни, подумай.

Джеймс усердно вспоминал все, что с ним происходило в предыдущий день – кольцо, наверное, дорого Магистру, раз он так хочет его найти... Внезапно он с уверенностью ощутил, что кольцо должно быть у него в кармане. На нем была одежда, в которую он переоделся перед сном, но, повинуясь чувству, он сунул руку в карман и, к своему изумлению, вынул перстень. Не раздумывая, он протянул его Магистру.

— Хорошо, — сказал тот, беря кольцо.

Внезапно свет, идущий из восточного окна, померк. Невольно обернувшись, Джеймс увидел возле подоконника, на котором до того сидел ворон, непонятно откуда появившегося Аспасия. Тот помотрел на мальчика и слегка улыбнулся, впервые за все это время.

— Salve, Magister! – обратился он к старику.

— Аспасий, я поручаю тебе обучить Джеймса Поттера началам мудрости. Я буду время от времени проверять, каковы его успехи. Когда он будет знать достаточно, я сам займусь его обучением.

— Да, Магистр.

— Теперь идите.

Помощник и ученик Магистра вышли на лестницу и начали спускаться вниз. У Джеймса слегка кружилась голова от всех этих необычайных событий и оттого, что он еще не завтракал, но сердце его радостно стучало и он с надеждой ждал, что же будет дальше.



Гобелен королевы Джиневры

Прошел месяц с тех пор, как Джеймс стал учеником Магистра. Под руководством Аспасия он обучался грамоте и узнавал множество удивительных вещей об окружающем мире. Чтение и письмо давались ему нелегко; помощник волшебника усаживал его за книгу или пропись с раннего утра и только ближе к полудню они вместе завтракали и Джеймс получал разные другие задания. Больше всего он любил сопровождать Аспасия, когда тот направлялся в аптекарский сад. Уже наступил октябрь и по ночам земля порой покрывалась инеем, но многие растения еще цвели – в саду были особые клумбы для трав, цветущих в определенное время года и даже в определенный месяц. Объясняя Джеймсу жизнь растений, их целебные и магические свойства, обычно замкнутый и молчаливый Аспасий оживлялся и рассказы его очень занимали мальчика.

Постепенно, наблюдая за тем, как черный ворон взлетает на вершину башни, снова спускается вниз и исчезает за флигелем, Джеймс разгадал секрет своего наставника – тот умел превращаться в птицу. Вообще же, мало по малу, мальчик привыкал к волшебству и всяческим необыкновенным вещам. Но хоть он и затвердил слово "alohomora", дверь во флигель никак не желала ему повиноваться. Застав его как то за очередной попыткой, Аспасий сказал, что всему свое время и что одних только слов для магии недостаточно — с того дня Джеймс стал еще усерднее выполнять все задания, с нетерпением ожидая, когда же Магистр научит его колдовать.

Однажды утром, когда Джеймс корпел над очередной прописью, Аспасий вошел в комнату и велел ему сходить в сад за ягодами можжевельника. Бодро вскочив, Джеймс вприпрыжку побежал вниз по ступеням, радуясь перерыву в занятиях. Спустившись в ту часть сада, где рос можжевельник, он заметил, что из долины поднимается тонкая струйка дыма. Джеймсу до этого казалось, что места вокруг башни Магистра, необитаемы на много миль вокруг — может, сюда забрел странник и развел костер на опушке леса? Но времени раздумывать об этом у него не было – найдя нужный куст, мальчик принялся собирать сизые ягоды в небольшой холщовый мешочек, который теперь всегда висел у него на поясе. Вернувшись к башне, он с удивлением увидел на поляне у флигеля самого Магистра и, приблизившись, низко поклонился. В ответ Магистр сказал:

— Здравствуй, Джеймс Поттер. Ты хорошо показал себя за это время и я доверяю тебе свое первое поручение. Вечером я и мой помощник отлучимся — ты должен будешь остаться в башне и следить за порядком в верхнем покое.

Джеймс от волнения не знал, что сказать и только оторопело смотрел на волшебника который, не дожидаясь ответа, начал спускаться к источнику.

Когда на закате Джеймс подошел к двери башни, та сразу же сама собой, открылась и он поднялся в покой Магистра. Возле окна он увидел Аспасия, в его сером плаще и с вышитой зеленым орнаментом по черному фону дорожной сумкой на плече. Магистр стоял у большого стола, спиной к двери.

— Ты останешься здесь, — сказал он, обернувшись. – Видишь этот сосуд?

Волшебник указал на стол, где на серебряном блюде горел необычный синий огонь, а над ним был установлен небольшой медный треножник, поддерживающий прозрачный пузырек, до половины заполненный темно-красной жидкостью. Неожиданно жидкость стала розоветь; тогда Магистр щипцами достал из глиняного горшочка желтоватый кристаллик и бросил в пламя: оно ярко вспыхнуло и верхушки голубых язычков на мгновение окрасились в изумрудно-зеленый цвет. Жидкость снова потемнела и Магистр продолжил:

— Твоей обязанностью будет поддерживать огонь и следить, чтобы раствор не остыл. Ты понял?

— Да, Магистр.

— Смотри, больше ничего не трогай и не засни.

— Да, Магистр.

— Теперь – до свидания.

Сказав это, волшебник вышел на лестницу, за ним последовал Аспасий. Прежде чем закрыть дверь, он обернулся к Джеймсу и негромко сказал:

— Посмотри на подоконнике, там кое-что есть для тебя. И не бойся.

Когда дверь закрылась, Джеймс услышал два негромких хлопка но, как ни прислушивался, не смог расслышать удаляющихся шагов.

Оставшсь один, он подошел к западному окну – солнце уже опустилось за далекий горный хребет и на бледно-желтом небе ровно и ярко горела планета (Джеймс уже знал, что она называется Венерой); боковым зрением он уловил выше, в темно-синем уже небе, мерцание первых звезд. На подоконнике стояла корзинка, накрытая клетчатой салфеткой. Внутри, к великой радости Джеймса, оказались толстая восковая свеча, несколько яблок и кусочек сыра. Комната уже почти погрузилась во тьму и, подойдя к столу, Джеймс с опаской поднес свечу с синему огню, но фитиль затрещал и свеча зажглась самым обычным пламенем. Тут жидкость в пузырьке стала светлеть и Джеймс торопливо, неловко орудуя щипцами, кинул в огонь новый кристалл. Убедившись, что все в порядке, он пристроил свечу на столе и принялся за еду. Потом он стал осматривать комнату, в которой до этого никогда не находился так долго и совершенно один. Напротив стола был очаг, который, похоже, очень давно не топили; напротив очага, под высоким балдахином с плотными, светло-лиловыми занавесками, должно быть, находилась кровать, а между восточным и северным окном — огромный книжный шкаф. Подойдя к нему, Джеймс стал с любопытством рассматривать корешки книг – оттиснутые на них переплетенные буквы и непонятные золотые и серебряные знаки в неровном свете, казалось, жили своей жизнью; на мгновение мальчику даже показалось, что из шкафа доносится тихое перешептывание. Вдруг за спиной он услышал треск: обернувшись, Джеймс с ужасом увидел, что раствор уже сильно побледнел. Ругая себя на чем свет стоит, он кинулся к столу. Решив больше не отходить от огня, Джеймс забрался на высокий стул с резной спинкой и, покосившись на пузырек, принялся повторять по памяти не очень понятные ему стихи, которые ему было задано выучить.

Через некоторое время Джеймсу наскучило этоо занятие, и его внимание привлек большой, в человеческий рост, гобелен, украшавший стену позади стола. Поерзав на стуле, он решился взять свечу и подойти поближе: на гобелене была изображена процессия дам и рыцарей, путешествующих через густой лес. За ними на мулах и осликах ехали слуги, по обочине дороги рыскали огромные охотничьи собаки, а всю картину обрамлял затейливый узор из переплетенных цветов и ветвей. В самом центре, на сером коне с серебристой сбруей, ехали дама, чьи золотисто-огненные косы, затейливо обернутые вокруг головы, были похожи на корону. Джеймсу не доводилось видеть ничего подобного – удивительно прекрасные, светлые лица, яркие одежды и красивые кони – забыв обо всем он рассматривал их, пытаясь прочитать надписи, вышитые серебряной нитью над головой каждого участника кавалькады.

Внезапно его кольнула тревога – спину как будто сверлил чей-то пристальный взгляд, хотя не было слышно ни единого звука, кроме потрескивания горящей свечи. Мальчику стало страшно, но при мысли о данном поручении он заставил себя резко обрнуться и тут же в испуге прижался к стене: прямо напротив него, на спинке стула, сидела большая ушастая сова и, не мигая, наблюдала за ним. Прежде чем Джеймс успел опомниться, сова отцепила клювом что-то, прикрепленное к ее лапке, взмахнула крыльями и совершенно бесшумно вылетела в южное окно. Джеймс разглядел, что птица принесла свернутый пергамент. Он решил не прикасаться к письму и обернулся чтобы убедиться, что не повредил изумительную картину — и вдруг увидел прямо перед собой ту самую даму-королеву, только теперь она стояла перед ним во весь рост и ее распущенные волосы скрывали платье до пояса. Она смотрела прямо на него, печально и внимательно, но как будто со властью требуя чего-то; губы ее двигались и Джеймсу, который не смел отвести взгляд, показалось что непонятные слова стали доноситься до него как будто из-под воды. Фигура женщины выступала уже за пределы полотна, становясь при этом не ярче, а призрачней; за ее спиной, наоборот, все оживало и слышалось пение охотничьих рогов... тут ноги Джеймса подкосились и он, едва успев оттолкнуться от стены, упал, больно ударившись об угол стола и разбив несколько стоявших близко к краю стклянок.

Когда Джеймс очнулся, было еще темно. Он увидел склонившееся над его лицом лицо Магистра, которое показалось ему каменным, и оцепенел от тоски и ужаса – его наверняка прогонят... Но Магистр поднялся и, не обращая внимания на бледного как полотно Джеймса, проговорил, отворачиваясь к окну:

— С ним ничего не случилось. Я был прав, когда говорил, что он увидит. Но это должно подождать — сова принесла письмо, новости с юга. Сейчас идите вниз и приготовьте все, я должен немного отдохнуть.

Поднимаясь, Джеймс едва чувствовал свои ноги, а левая ладонь сильно болела – на ней был глубокий порез от тонкого осколка.

Не зная, что ему сказать, мальчик смущенно пробормотал:

— Простите меня, Магистр. Я не выполнил задание. — но тут же осекся.

Волшебник стоял перед разбитыми стеклами, положив правую руку на грудь, и тихо, сосредоточенно произносил странные, не складывающиеся в предложение слова (Джеймсу послышалось среди них что-то вроде «vitrum, instante, reparo»). Мальчику показалось, что осколки, медленно сближаясь, срастаются друг с другом, и он завороженно наблюдал за происходящим – но тут стоявший за его спиной Аспасий дернул его за рукав и прошептал:

— Идем.

По пути Джеймс совершенно пришел в себя и смог выведать, что ночью видел гобелен королевы Джиневры — больше Аспасий ничего не рассказал, зато объявил ошеломляющее известие:

— Со следующего дня мы переселимся в хижину у источника — племянница Магистра, леди Ровена, будет гостить в башне до первых холодов.


Гости магистра

На следующее утро зарядил холодный и неприятный осенний дождь. Помогая Аспасию переносить нужные вещи в хижину, Джеймс размышлял о том, как же сыро и неуютно им будет в этом новом доме и пытался угадать, какой окажется леди Ровена. Дождь размывал песчаные садовые дорожки и мальчику стало казаться, что никто вовсе не приедет, но в середине дня погода переменилась, неожиданно, как это бывает в горах. Когда Джеймс завончил работу, небо было почти совсем ясным и, взбежав наверх, к башне, он стал глядеть вокруг – не видно ли чего-нибудь необычного. Внезапно он заметил высоко над лесом две темные точки, быстро приближавшиеся к их горе.

Джеймс не отрываясь следил за их приближением и вскоре уже смог разглядеть, что точки эти – невиданные крылатые существа. Головы и крылья у них были орлиные, туловища — лошадиные, но вместо передних ног были львиные лапы. Чудища стали снижаться над башней и, раньше чем Джеймс успел сообразить, что делать, в его ушах засвистел ветер, поднятый мощными крыльями, и один из зверей пронесся прямо над его головой, едва не задев ее лапами, на которых красовались длинные и очень острые на вид когти. Джеймс в ужасе вскрикнул и пригнулся, а зверь, сделав крутой вираж вокруг верхнего этажа башни, приземлился возле флигеля. Второй сел поодаль, у подножия каменной лестницы. Тут только Джеймс заметил на спине зверя всадницу.

Сорвав скрывавшую лицо маску, она легко соскочила со спины чудища и, сложив на груди, поклонилась своему скакуну. Дождавшись ответного поклона, наездница и быстро зашагала к башне. Тем временем со второго зверя спустилась другая девушка, еще не снявшая маски – Джеймс разглядел только пышную корону светлых волос и длинный, желтовато-зеленый плащ. Она тоже поклонилась, но не отошла, а принялась гладить зверя по голове, словно не обращая внимания на огромный, страшный клюв.

Поровнявшись с Джеймсом, дама в фиолетовой мантии, снимавшая на ходу плотные кожаные перчатки, кинула их мальчику со словами:

— Магистру о нашем прибытии уже известно. Гиппогрифов привяжи в лесу, но прежде напои.

Неловко попытавшись поймать перчатки, Джеймс уронил, окончательно смутился и, покраснев, нагнулся, чтобы поднять, но она, больше не обращая на него внимания, подошла к башне. Там она обернулась и звонко крикнула другой:

— Идем же, Хельга! Ты навестишь его потом, я должна срочно видеть дядю!

Ее спутница помахала на прощанье гиппогрифу и побежала наверх, прыгая через ступени. По дороге она приветливо кивнула Джеймсу который, уже придя в себя, на этот раз не забыл низко поклониться.

Не успели гостьи войти в башню, как за спиной Джеймса послышалось хлопанье крыльев и сразу же затем – легкие шаги. Обернувшись, Джеймс без особого удивления увидел Аспасия – тот выглядел хмурым и озабоченным.

— Гиппогрифов ты, конечно же, видишь впервые – сказал он мальчику. – Запомни, они страшны не только на вид – один удар клюва или лапы может убить человека, — но если оказать им почтение, они будут тебя слушать. Запомни: прежде всего надо поклониться, и всегда смотри им прямо в глаза. Идем, поможешь мне снять поклажу и привязать их.

Джеймс молча кивнул и пошел за Аспасием, чувствуя, как усиливается противная слабость в коленях Но его опасения были напрасны – гиппогифы то ли были добрее, чем о них считали, то ли почувствовали к Джеймсу особую симпатию. Вдвоем с Аспасием они сняли с гиппогрифов тяжелые сумки, висевшие на перекинутых через спины ремнях, и, напоив животных у источника, отвели их на небольшую, окруженную березами поляну у самой опушки леса, где и привязали их к самым толстым стволам.

Когда они вернулись к башне, уже наступили ранние осенние сумерки.

– Надо отнести сумки внутрь, – сказал Аспасий.

Ноша была тяжеловата даже для него самого, не говоря о Джеймсе, которому и одна сумка показалась неподъемной. Отстав, он попытался волочь ее за ремень, как вдруг незнакомый голос за его спиной медленно и четко произнес:

— Wingardium leviosa!

Сумка тут же словно потеряла вес и, на мгнвение повиснув в воздухе, медленно поплыла к двери флигеля. Подпрыгнув от неожиданности, Джеймс обернулся и увидел на последней ступеньке каменной лестницы высокого человека, на вид средних лет, с каштановыми, с проседью, волосами до плеч, бородой и голубыми глазами, как-то пронзительно сморевшими из-под кустистых бровей. На нем была перехваченная поясом голубая рубаха до колен, темно-синий, вышитый серебряными звездами плащ и остроконечная шляпа. В вытянутой руке держал блестящий деревянный жезл, которым указывал на сумку.

Аспасий опустил свою ношу и почтительно, но ничего не говоря, поклонился незнакомцу. Тот, улыбнувшись, кивнул в ответ и сказал:

— Приветствую, многоуважаемый Аспасий! Зачем же вам и вашему помощнику так утруждаться по пустякам? Ведь вы владеете искусством магии.

— Приветствую и вас. По моему мнению, не стоит использовать столь благородное искусство по пустякам, о досточтимый сэр Парсифаль – ответил Аспасий.

— Что ж, не время для спора, но, с вашего позволения, я выручу этого юношу: задача ему явно не по силам.

Аспасий пожал плечами и, на мгновение замешкавшись, снова поднял сумки и понес их к флигелю, словно решив игнорировать все дальнейшие действия сэра Парсифаля. Джеймс, напротив, чуть ли не с раскрытым ртом наблюдал за тем, как его сумка плавно полетела и, обогнав Аспасия, опустилась у двери; вслед за первой отправилась вторая а за енй – сам сэр Парсифаль.

— До встречи, друзья мои! – с этими словами он, весело подмигнув Джеймсу, взмахнул жезлом и растворился в воздухе.

Войдя вслед за Аспасием в дом, Джеймс не переставал думать о новом загадочном госте. Размышления его прервал голос волшебника:

— Сегодня вечером соберется малый магический совет, леди Ровену опередили тревожные вести. Ничего не говори, пока тебя не спросят, чего, скорее всего, и не случится. И выполняй все поручения гостей.

Надо ли говорить, что Джеймсу безумно хотелось узнать побольше и о совете, и о страшных новостях, и о гостях магистра! Но, зная характер наставника, он решил потерпеть и постараться все увидеть и услышать самому. Они поднялись наверх и вошли в покой магистра — хозяин башни и леди Ровена стояли у окна, о чем-то беседуя, а сэр Парсифаль внимательно рассматривал гобелен на стене — к изумлению Джеймса, тот как-то потускнел и казался словно неживым. Леди Хельга зажигала свечи, невероятным образом повисавшие прямо в воздухе.

Магистр обернулся к вошедшим, приветствуя их, и взгляд Джеймса приковал к себе амулет на его груди, который до этого, очевидно, всегда был скрыт под мантией – это был округлый винно-красный камень, вделанный в оправу в виде замысловато переплетающихся серебряных ветвей.

— Солце почти зашло – обратился Магистр к гостям. – Я объявляю начало совета магов, Визенгамота.

Услышав это, Ровена отошла от окна и села на кресло у стола; ее примеру последовали остальные, только Джеймс, не зная куда ему деться, остался возле гобелена и сел прямо на пол, чтобы быть как можно незаметнее а самому все видеть и слышать. Летающие свечи сами собой образовали круг над столом и маги начали разговор на непонятном Джеймсу гортанном языке, и мальчику ничего другого не оставалось, как вслушиваться в мелодичные слова и разглядывать собравшихся.

Леди Ровена сидела по правую руку от магистра. Эта невысокого роста молодая женщина была неуловимо похожа на птицу – и легкими, порывистыми движениями, и острыми чертами в целом миловидного лица — в особенности крупным, похожим на загнутый клюв, носом. Леди Хельга, сидевшая рядом с ней, казалась моложе, а широкое, румяное лицо с высокими скулами и голубыми глазами излучало добродушие.

Постепенно разговор перерос в спор между Парсифалем и Магистром: их взгляды едва не высекали в воздухе искры и Хельга беспкойно смотрела то на одного, то на другого, словно и вправду боялась, что начнется поединок; остальные внимательно слушали разговор. Неожиданно Ровена прислушалась и подняла руку, призывая всех к молчанию.

— Enfin!* — сказала она.

Через несколько секунд и остальные услышали стук копыт, и вскоре в дверь постучали; не дожидаясь ответа в комнату вошел, слегка запыхавшись, новый гость – высокий, темноволосый рыцарь в алом плаще.

— Приветствую тебя, Годрик! – сказал магистр. — Я надеялся, что ты и Салазар прибудете вместе.

— Увы, магистр, я не встретил его. Но я проезжал через деревню там, в долине, по ней словно прошло войско гуннов... Мне показалось, что я видел кошмарных тварей, похожих на привидений в отватительных лохмотьях. – продолжил он, помедлив. — Вы знаете, что мне неведом страх, но от них исходит какой-то холод, будто могильная тоска...

— Это они! Если они приближаются к человеку, то убивают, не оставляя следов. Они захватили почти всю округу Йорка, и насылают на простецов безумие, хотя те их не видят. – сказала Хельга.

— Dementori – почти про себя сказал Аспасий, но Парсифаль, сидевший рядом с ним, переспросил:

— Как вы сказали, Аспасий?

— Древние говорили – quem vult perdere, prius dementat.** – нехотя ответил тот.

— Mais d’ou viennent ils?*** — задумчиво проговорила Ровена.

— Мы все знаем, что древние языки лежат в основе магии, а нынче все считают единственно достойным объясняться по-нормандски, но прошу вас, о достойнейшие маги, давайте говорить на старом, добром английском! – добродушно, но с тенью насмешки перебил Годрик.

— Отлично сказано, мой друг! И, главное, искренне. – ответил вместо волшебницы Парсифаль. — Это означает, что я прав – очевидно продолжил он начатый ранее спор; Мы не можем больше бездействовать! Простецы не могут противостоять смертному ужасу, да и направлен он на самом деле не на них. А маги рассеяны, большинство из них не знает даже своих настоящих способностей и искушается трюками, за которые их преследуют.

— Я знаю, Парсифаль, к чему вы это говорите. Я не изменил своего мнения. Заклинания – тончайшее искусство, требующее проникновения в самую суть вещей, требующее глубочайших познаний, требующее терпения и мудрости, без которых сами знания – ничто... Вы же хотите изобрести набор простых формул, доступных каждому профану – Парсифаль, понимаете ли вы, к чему это приведет?!

— Я также знаю, что магия требует познаний – и они должны быть у каждого волшебника! Но люди погибнут от бессилия, пораженные безумием – достанет ли нам времени десятилетиями обучать их терпению?!

На мгновение оторвав взгляд от волшебников, Джеймс вдруг заметил, что дверь на лестницу открыта и в тени проема стоит, внимательно прислушиваясь к разговору, никем кроме него не замеченный человек в длинном зеленом плаще с низко надвинутым капюшоном.

— Так что же, дадите всякому жезл, пусть начинает колдовать? Вы первый — безумец.

— Простите меня, магистр, но с вами я согласиться не могу.

— Так не соглашайтесь. Но знайте: темные силы идут вашим путем. Никто не должен вынести то, что я говорю, за пределы этой башни, однако уже созданы на погибель всем три заклятья, грозящие порабощением и гибелью всякому человеку.

— Кем же? О ком вы говорите, досточтимый Магистр? Кто этот могущественный маг, о котором мы, судя по всему, не подозревали? – Годрик, уже давно нетерпеливо порывавшийся что-то сказать, наконец улучил возможность встрять в разговор.

— Больше ни слова об этом, Годрик. – отрезал Магистр.

Наступила тревожная тишина, которую прервал голос мага, притаившегося в тени:

— Прошу простить меня, о благородные сэры и леди, я не смог прибыть вовремя.

Все обернулись в сторону двери и запоздавший гость магистра, скинув капюшон, поклонился и шагнул в круг света.

________________________________
* Наконец-то! (фр.)
** Кого [Юпитер] хочет погубить, того лишает разума (лат.)
*** Но откуда они? (фр.)


Зимние разговоры

Леди Ровена и леди Хельга не уехали с наступлением первых холодов, так как продожали приходить тревожные новости. Опоздавший к началу совета сэр Салазар рассказал о нападении дементоров на Йорк, также путешествующим в южных землях грозила опасность, и леди Ровена сочла неблагоразумным возвращаться к матери в Нормандию. Таким образом, сэр Годрик и сэр Салазар отбыли на следующее утро после совета, обе же дамы остались гостить в башне.

Осень незаметно переходила в зиму – по ночам земля покрывалась инеем, дни становились все короче и короче и ветер завывал все тоскливей и тоскливей. Занятия продолжались – Джеймс постигал грамматику и начала риторики, изучал хроники прошлых времен и писания древних авторов. Порой башню навещал сэр Парсифаль, которому, оказалось, принадлежал небольшой домик, спрятавшийся в лесу; иногда он, к большому неудовольствию Аспасия, принимал участие в занятиях. Магистр не препятствовал такому вмешательству, благодаря которому Джеймс узнавал много интересного о всевозможных волшебных зверях и птицах и уже с нетерпением ждал обещанного похода в заповедные места, где водились единороги. Аспасий делал вид, что все это его нимало не волнует, но изредка срывал гнев на домашних эльфах леди Хельги, Метте и Йеппе, которые, по его словам, из-за родства с норвежскими троллями были глупы и нерасторопны (что, конечно же, было совсем не так).

Однажды утром Джеймс проснулся один и стал прислушиваться к тишине раннего утра, удивляясь, что его не будят и оттягивая момент, когда придется вылезти из-под одеяла и, стуча зубами, быстро надеть теплый плащ и сапоги и пробежаться к источнику за водой, чтобы напоить гиппогрифов — озеро Лох-Имейн замерзло в начале декабря, а из источника по-прежнему текла искрящаяся струя воды, уходящая под тонкий, полупрозрачный лед. Ветер, накануне сотрясавший весь их небольшой домик, стих, а через маленькое окошечко под самым потолком сочился слабый свет; наконец он окончательно проснулся и, одевшись, вышел наружу: все вокруг было погружено в торжественную тишину и покрыто чистым, белым снегом, казавшимя голубым в предрассветных сумерках; снежные шапки на ветках словно сами по себе теряли равновесие и мягко падали вниз, оставляя ямки в глубоких сугробах. В сторону башни уходила одинокая цепочка следов, обрывавшихся в нескольких футах от порога хижины.

Ко внутренней стороне двери был приколот лоскуток пергамента – записку от Аспасия. К его изумлению, она содержала поручение найти дом сэра Парсифаля и отнести ему сверток, лежащий в сундуке с запасной одеждой; сверток оказался небольшим, но неожиданно тяжелым – такой и правда не унес бы Седрик, сова Парсифаля. Закрыв дверь, которая была заколдована так, что сама запиралась на какой-то невидимый замок, Джеймс, утопая по колено в снегу, побрел в сторону леса, мимо поляны, где был соружен на зиму навес для крылатых скакунов.

По дороге он вспоминал недавний визит сэра Салазара и гадал, не связано ли с новыми вестями его сегодняшнее поручение. Сэр Салазар обращал мало внимания на Джеймса и, похоже, недолюбливал Аспасия, зато сэр Годрик, к которому Джеймс успел почувствовать уважение и искреннюю симпатию, считал его своим лучшим другом. Салазар вызывал почтение своей мудростью и был безукоризненно учтив, всегда умея найти верные слова для каждого собеседника; но порой его светлые глаза становились непроницаемы, как два озера, покрытые прочным льдом, и в них смутно чудилась какая-то таинственная бездна.

Запыхавшись и изрядно вымокнув, мальчик добрался, наконец, до протоптанной кем-то в снегу узенькой тропинки – всего две или три цепочки следов, ведущих вглубь леса. По ней он дошел до самого дома Парсифаля, до того занесенного снегом, что он был похож на огромный сугроб. Джеймс постучал и сэр Парсифаль, открыв дверь, радостно пожелал ему доброго утра, приглашая войти. Джеймс впервые был в этом доме и поэтому с любопытством разглядывал небольшую, уютную комнату: на деревянных полках вдоль стен было расставлено множество диковинных вещиц, а на широких подоконниках у полукруглых окон стояли горшки с растениями, среди котрых он с удивлением увидел цветущие темно-красные и розовые розы. Потолок был низкий, с потемневшими, покрытыми угловатым орнаментом балками, а в глубине комнаты ярко горел большой очаг.

Джеймс вспомнил про свое задание, и вручил Парсифалю сверток, заметив, что тот слегка нахмурился и поспешил спрятать посылку. После этого Парсифаль пригласил Джеймса погреться у огня и стал расспрашивать, как он жил до того, как попал к Магистру. Джеймс рассказал о Грейвуде и о том, как он бежал из деревни. Парсифаль живо заинтересовался происшествием с дубовой веткой:

— И ты не разу больше не пробовал летать?

— Нет, сэр. Я вовсе не умею, в тот раз это само получилось, и я просто испугался, что разобьюсь.

— Верно, но это может стать неоценимым умением, уверен, тебе стоит овладеть им! Постой, возьми хотя бы метлу. Accio, метла! — воскликнул он, оборачиваясь.

Джеймс подпрыгнул от неожиданности, когда стоявшая в углу метла мигом подлетела к сиденьям у очага. Парсифаль, осмотрев ее, вручил мальчику:

— Ну-ка, попробуй! Только не пробей потолок.

Неуверенно Джеймс оседлал длинную, гладкую ручку метлы, оканчивающуюся вырезанной на дереве лисьей головой. Он попытался представить себя всадником, однако ничего не произошло, и он виновато посмотрел на Парсифаля. Но тот ничуть не смутился:

— Главное — не сомневайся, что получится – сказал он.

Джеймс закрыл глаза и вдруг вспомнил погожий день, когда впервые увидел гиппогрифов. Представив себе, как огромный зверь проносится над самой крышей башни, он слегка подпрыгнул... тут он, наверное, и в самом деле пробил бы или потолок, или, что вернее, свою голову, если бы Парсифаль вовремя не ухватил его за щиколотку.

— Великолепно! – весело воскликнул он. — Джеймс, ты обязательно должен упражняться, хотя уверен, твой учитель нечасто дает тебе роздых.

— Я попробую, сэр...

— Вот и славно. Подозреваю, что не всякая метла одинаково пригодна для такого дела – моя, как видишь, не совсем простая. Но ничего. Я на досуге поразмыслю, в чем тут секрет. А теперь тебе, должно быть, пора идти.


***
У входа в башню Джеймс увидел Аспасия и сэра Годрика, державшего под уздцы рослого, белого, как снег, коня в богато украшенной сбруе. Аспасий был в дорожной одежде и, по-видимому, только что вернулся. Спросив, выполнил и Джеймс задание, он приказал ему позвать эльфов и позаботиться о коне, а после вернуться для занятий. День вошел в обыкновенное русло, но Джеймс чувствовал, что все эти недели вокруг происходит что-то важное — и очень обрадовался, когда вечером его позвали наверх.

Подходя к двери верхнего покоя, Джеймс услышал музыку. Первое, что он увидел, войдя в покой, была леди Хельга, стоявшая у пылающего очага и взмахами небольшого, изящного жезла дирижировавшая свирелью, флейтой и двумя небольшими лютнями, совершенно самостоятельно игравшими, слегка подпрыгивая в воздухе. Аспасий расположился с книгой в дальнем углу и время от времени отмахивался от подлетавшей сликом близко свечи; Джеймс сел рядом. Магистр и леди Ровена сидели возле окна, по обе стороны небольшого квадратного столика, выложенного мозаикой из черных и белых квфдрфтов. Искусно выточенные каменные фигурки передвигались и вступали в бой друг с другом; сэр Годрик сидел рядом и следил за игрой. Все же, несмотря на мирный уют зимнего вечера, Джеймс уловил скрытую тревогу на лице каждого волшебника.

Инструменты закончили мелодию и Годрик, поклонившизь Хельге, сказал:

— Благодарим вас за ваше несравненное искусство! Ничто так, как музыка, не рассеивает грусть и беспкойство. Не правда ли, Ровена?

Та не ответила: напряженно глядя на доску, она нервно постукивала по полу ногой, обутой в красивую, вышитую бисером туфлю.

— Моя дорогая Ровена, следует быть учтивей. – заметил Магистр.

— Прошу прощения, Магистр, а также у вас, Годрик. Игра, впрочем, проиграна! – с этими словами она встала и подошла к огню.

— Аспасий, прошу тебя составить мне партию – сказал Магистр, после чего его помощник занял место Ровены.

Сэр Годрик и Ровена раположились в креслах у камина и Хельга, заметив Джеймса, позвала его к себе.

— Скажи, Джеймс, ты владеешь музыкальными инструментами?

— Нет, леди.

— Жаль! Вдвоем у нас получилось бы лучше, а сэр Годрик спел бы Песнь о Прюитте Уэльсском!

— Боюсь, леди Хельга, достойный Аспасий чего добрго решит вовсе изъять музыку из квадривиума*. – с хохотом заметил Годрик. – Разве что вы сами возьметесь обучить мальчика.

Джеймс с беспокойством взглянул на своего учителя, но тот пропустил реплику рыцаря мимо ушей

— Почему же Салазар не приехал с вами? – спросла Ровена.

— У него все таинственные дела на юге. Я бы сопровождал его и на бой с драконом, но он весь последний год словно избегает меня. Я не в обиде – лишь бы он тайком не сразился со всеми драконами, не оставив мне ни одного!

— Вы все шутите.

— Что же мне остается, прекрасная леди Ровена, обреченному на одиночество? Разве только самому обзавестись учеником.

— Не будь в Британии дракнов и великанов, вас не спас бы от скуки и целый университет.

— Браво! Увы, я не противник вам в словесном бою. Но берегитесь, прекрасная леди, прникнуться мечтами сэра Парсифаля.

Ровена промолчала.

— На совете Салазар был так угрюм, что я, право, не узнала его. – задумчиво сказала Хельга. – С каких пор он все время пропадает на юге?

— С недавних. Я сам иногда просто не узнаю его – но, должно быть, недаром на его гербе змея – мудрость Салазара растет, и оттого он становится скрытным и осторожным.

— Недурное толкование, – в этих словах Ровены промелькнула насмешка. — Вы забыли серебро – чистота и правдивость, и зеленое поле – свобода и изоблие. Уж не стремление к знаниям и свободе вы называете угрюмым нравом?

— Молю вас, не гневайтесь, о достойная леди. Позвольте в ответ на ваши жестокие упреки составить ваш герб и оправдать свою славу герольда!

Годрик поклонился и продолжал:

— Я выбрал бы для вас орла – к гордости вашей, красоте, и мудрости ничто не подошло бы более! Нападающий орел на лазурном фоне.

— Благодарю за лестный для меня выбор. Что же, лазурь требует от меня великодушия – я принимаю ваш герб. – с улыбкой отактила дама, церемонно кивая.

— Составьте герб и мне, Годрик, прошу вас! – Хельга едва не захлопала в ладоши. – Если он мне понравится, я уговорю отца принять его!

Поле вашего герба – золото, цвет ваших дивных кос и ваших добродетелей, его дополнит цвет мудрости и терпения — черный цвет. А животное – барсук: кто как не он так трудолюбив, доверчив и настойчив.

При этих словах Ровена нахмурилась, Хельга же, напротив, звонко рассмеялась и поблагодарила Годрика, который расплылся в довольной улыбке.

— На этом, боюсь, я должен буду вас покинуть, час уже поздний. – сказал он и, снова поклонившись дамам и Магистру, вышел из покоя.

Почти сразу же после его ухода дамы простились с Магистром и отправились вниз; тогда Магистр подозвал Джеймса к себе и, внимательно посмотрев на него, сказал:

— Тебе еще необходимо многому учиться, прежде чем ты будешь готов узнать тайны магии, но настало время тебе начать тренироваться в простом колдовстве. Магический амулет необходимо заслужить и не каждый маг в течении всей своей жизни удостаивается такой чести. Что же касается тебя, то сейчас тебе нужен жезл – за ним вы с Аспасием отправитесь в Лондон. Однако сперва нужно узнать, с какой силой связаны твои магические способности, и в этом поможет то зелье, за которым ты следил по моему поручению однажды осенью — напиток настаивается, как видишь. очень долго, но теперь он готов как раз в срок. Запомни увиденное и расскажи мастеру Олливандеру, который изготовит твой жезл.

Джеймс молча кивнул, тайком проглатывая комок в горле. Аспасий тем временем откупорил небольшой сосуд, стоявший на столе, и перелил его содержимое в серебряный кубок, который поднес Джеймсу; напиток цветом был похож на вино, но казался намного гуще.

— Пей!

Изо всех сил стараясь не зажмуриться, Джеймс одним длинным глотком выпил все до дна: вкус был горьковатый и вяжущий, но больше мальчик ничего не почувствовал.

— Хорошо, – кивнул Магистр – Доброй ночи.

Спускаясь по лестнице, Джеймс не выдержал и с беспокойством спросил:

— Но ведь я ничего не увидел!

— Увидишь, — только и ответил, не оборачиваясь, Аспасий, шедший впереди него с фонарем.

Оказавшись в хижине, Джеймс ощутил, что на него навалилась небывалая усталость и, едва он укрылся одеялом, как ему показалось, что он медленно проваливается куда-то в темноту.

В темноте звучала музыка: звонкий мужской голос пел песню, и Джеймс начал понемногу различать слова:

День миновал, вечерний час подходит,
Но меч враги не вкладывают в ножны.
«Пресьоз!» — вскричал вождь гоблинов надменно,
А Прюитт «Монжуа!» в ответ бросает громко.
По голосу один узнал другого,
Сошлись они на середине поля.
Тот и другой пускают в ход проклятья,
Одно другого гибельней намного.
Вот с корнем вырваны вокруг деревья,
Вот змеи на врагов, шипя, напали,
Но невредимы остаются оба.
Одна лишь смерть конец положит бою.
Аой!

Джеймс открыл глаза и приподнялся на локтях: он лежал на поросшей травой поляне, окруженной высокими деревьями, сквозь кроны кторых пробивался яркий солнечный свет; через лес проходила дорога, и все громче доносился мерный перестук копыт нескольких лошадей и голос певца. Песня неожиданно умолкла и раздался тревожный звук рога; лошади перешли в галоп и через несколько секунд мимо мальчика вихрем промчалась кавалькада ярко одетых всадников, показавшихся ему похожими на тех, которых он видел на волшебном гобелене.

Неожиданно солнце скрылось и Джеймсу стало страшно, хотя он и не успел толком ничего разглядеть. Цепкий страх не отступал и мальчик вдруг услышал за спиной шипение змеи; не успев обернуться, он почувствовал боль от укуса; в глазах у него помутилось и он снова навзничь повалился на траву, не в силах пошевелиться или закричать. Змея медленно заползала ему на грудь.

Тут Джеймс услышал шум крыльев и, как будто сквозь туман, увидел огромную, золотисто-красную птицу – ее перья казались ему языками пламени и от них нельзя было оторвать взгляд. Птица, схватив мощным клювом змею, села рядом с ним и, наклонив голову, роняла слезы на его укушенную руку, пока боль не утихла. Тогда огненная птица взлетела в небо: она выросла до гигантских размеров и деревья, качались, словно на ветру, от взмахов ее крыльев.

_____________________________
* квадривиум – курс черырех свободных искусств (из семи), включавший арифметику, геометрию, астрономию и музыку; изучался после тривиума – грамматики, риторики и диалектики (Магистр и Аспасий явно не ограничивались упомянутыми дисциплинами, к тому же могли менять порядок их изучения – прим. автора)

Благодарю Кивин-ку за подробное описание гербов и разъяснение их символики (на форуме хогвартс.нэт)!


В Лондоне

Поездка в Лондон откладывалась всю зиму — теперь не только Аспасий, но и сам Магистр то и дело пропадал по неведомым Джеймсу таинственным делам. Дамы довольствовались обществом друг друга и услугами домашних эльфов, так что мальчик, заданий у которого стало намного меньше, мог без устали упражняться в полетах и навещать лесной коттедж.

Понемногу в воздухе стали ощущаться перемены: снег за день становился все более липким и тяжелым, а лед на озере с каждым днем был все тоньше и тоньше. Наконец, обрушив на башню несколько свирепых метелей, зима сдалась. Небо прояснилось и солнце ярко светило и ощутимо грело, по склонам горы сначала тайком, скрываясь под коркой льда, а потом — уверенно торжествуя победу, побежали ручьи талой воды. Вскоре Джеймс нашел под кустами лещины, на самой опушке, островок цветущих подснежников. Магистр и его помощник вернулись из своих странствий и почти сразу леди Ровена и леди Хельга попрощались с ним и отбыли домой — с приходом весны, казалось, отступили тревога и опасность и в королевстве воцарился мир, полный радостных весенних забот.

Теперь Джеймс почти все свое время проводил в лесу — то вместе с Аспасием разыскивая ранние цветы, то вместе с Парсифалем слушая голоса прилетающих птиц. Когда ясное мартовское небо плотно затянули легкие, серые облака, то и дело проливавшиеся прохладным дождем, а набухшие почки и уже готовые раскрыться бутоны замерли в ожидании, Парсифаль с загадочной улыбкой обьявил, что приближается весеннее равноденствие. Аспасий и Магистр на неделю заперлись в верхнем покое а Джеймс, оставшись без опеки, из-за дождливой погоды проводил время за чтением — сказания о короле Артуре, Мэрлине и рыцарях круглого стола были самой новой книгой из тех, что находились во флигеле и, по его мнению, самой интересной. В конце недели он почувствовал неясное беспокойство, усилившееся к вечеру; ночь выдалась необыкновенно теплой и Джеймс долго с восхищением смотрел на яркие звезды, пока его не одолел сон. На следующее утро первое, что он увидел, прибежав в сад, были деревца дикой сливы, покрытые множеством белых, удивительно ароматных цветов. В тот же день его призвал к себе Магистр.

Пришло время долгожданного путешествия! К большому сожалению Джеймса, вместо поездки на конях или гиппогрифах им предстоял перелет при помощи волшебного кольца. На рассвете следующего дня они с Аспасием поднялись наверх и Магистр, встретив их, указал на перстень, лежащий на столе.

— Мы должны дотронуться до него одновременно, — пояснил Аспасий.

Магистр подал сигнал и Джеймс второй раз в своей жизни почувствовал, как его затягивает в тесную пустоту.

Через мгновение он снова ощутил под ногами землю, но не удержался и с размаху уселся прямо в заросли хвощей, покрывавших илистый берег незнакомой ему широкой реки. Аспасий ловко приземлился рядом и протянул ему руку.

— До города нам надо пройти еще около мили, — сказал он.

Пробравшись сквозь густой ольшанник, они вышли на торную дорогу и пошли по обочине. Солнце поднималось все выше и Джеймс с радостью глазел вокруг. Неожидано Аспасий замедлил шаг и сказал:

— Когда мы войдем в город, смотри, говори поменьше и ни словом не обмолвись о Магистре или о ком-либо из его гостей. Простецы могут быть не только невежественны, но и опасны.

С этим Джеймс спорить не стал, памятуя камни, которыми его провожали в Грейвуде.

— А в Лондоне много волшебников? — спросил он.

— Не слишком. Пожалуй, даже меньше, чем где-либо в королевстве.

— Почему волшебников так мало?

— Тысячелетиями любой, кто начинал постигать искусство магии, посвящал себя ему целиком. Достигнув мудрости и приобретя опыт, он брал себе немногих учеников из детей простецов, которые рождались способными к вошебству — таких, как ты. Затем постепенно появились семьи волшебников, в которых знания передавались из поколения в поколение и тшательно оберегались от посторонних — они становятся все знатнее и богаче и дорожат чистотой волшебной крови. Те же, кто родился с волшебным даром, но не нашел себе учителя — не волшебники. Дар только обращается против них самих, их преследуют и отовсюду гонят.

— А у Магистра было много учеников?

— Ты – седьмой.

Джеймс некоторое время шел молча, обдумывая услышанное. Он хотел еще о многом спросить, но тут они вышли из леса и Аспасий остановился, указывая вперед:

— Смотри! Это Лондон. Там, на берегу, стоит лондонский Тауэр.

Джеймс увидел возвышающуюся на берегу крепость, похожую на мрачного стража, а за ней — город, раскинувшийся по обе стороны реки. Чем ближе они подходили, тем сильнее ощущалась тяжеловесная мощь крепости и Джеймс с любопытством разглядывал толстые серые стены и массивные башни. Вдруг за стенами замка раздался возглас – то ли приказ, то ли сигнал, и тотчас с недовольным криком в воздух взмыли потревоженные черные вороны.

Вскоре на дороге стали все чаще попадаться люди и Джеймсу показалось, что он попал в незнакомый ему мир.Oн глазел по стронам, разглядывая двухэтажные дома, построенные из целых, распиленных вдоль дубовых стволов, и оттого стоявшие прочно, но вкривь и вкось; несмотря на ранний час, на улице было шумно: впереди вели вьючных лошадей, чьи подковы громко стучали по мостовой, люди громко переговаривались, неожиданно раздался предупреждающий окрик и по улице промчался всадник. Джеймс старался не упустить из виду своего спутника, но то и дело оглядывался, замечая что-нибудь новое и интересное.

На несколько минут они задержались у собора святого Павла — пока Аспасий размышлял о чем-то, Джеймс с восхищением, задрав голову, смотрел на устремленный в небо шпиль и разглядывал притаившиеся в нишах каменные статуи. Потом они довольно долго пробирались по узким улочкам, пройдя мимо королевского креста и ньюгейстской тюрьмы пока, не вышли почти к самой окраине (Джеймсу показалось, что его наставник нарочно сделал крюк, словно запутывая — то ли его, то ли кого-то еще). Остановившись возле узкого двухэтажного дома крытого черпицей, Аспасий три раза постучал. Прошло около минуты, прежде чем дверь приоткрылась на пол-дюйма и приглишенный старческий голос вопросительно признес:

— Кто вы?

— Пришельцы с севера.

— И кого же вы ищете?

— Нам нужен мастер Олливандер.

Дверь открылась шире и на мгновение показалась сухая, старческая рука, сделавшая приглашающий жест.

Войдя, они оказались в темноте — на первом этаже дома не было окон, и только через несколько мгновений в двух шагах от Джеймса засветился голубоватый огонек; в его свете мальчик увидел бледное, покрытое морщинами лицо старика. Когда хозяин поднял небольшой жезл, от которого исходил свет вверх, освещяя комнату, Джеймсу показалось, что глаза старика слегка светятся сами по себе.

— Приветствую тебя, мастер, — с поклоном сказал Аспасий, когда старик осмотрел вошедших.

— Приветствую, Аспасий. Чем я могу служить почтенному Магистру? И кто это с тобой?

— Новый ученик, ему нужен жезл.

— А-а... — в голосе мастера послышалось удовлетворение. Он прищурился и снова внимательно оглядел мальчика. — Что же, пройдемте.

Он повел их вглубь неожиданно просторной комнаты, к ступенькам, ведущим на второй этаж. Но, вместо того, чтобы подняться, Олливандер пошарил рукой по стене и, неразборчиво пробормотав несколько слов, слегка постучал по ней своим жезлом. В стене медленно открылся проход, за которым виднелась узкая винтовая лестница.

Наверху они оказались в небольшой комнате с круглым окном в потолке. Вдоль стен раполагались стеллажи с книгами и небольшими ларцами, а прямо под окном стоял стол, уставленный непонятными инструментами и разного размера резными ящичками.

— Он принимал эликсир вещего сна?

— Да.

— Хорошо. Тогда расскажи мне, что ты видел, — обратился он к Джеймсу.

Пока Джеймс описывал сон про огненную птицу, мастер, не отрывась, смотрел на него и время от времени кивал.

— Феникс. Да, феникс... Что же, это много говорит о тебе. И змея — твой противник и пролкятье... — задумчиво произнес он, когда рассказ был окончен. — хотя я не толкователь снов. Протяни правую руку.

Мастер принялся измерять предплечье и ладонь Джеймса.

— Поручение достойного магистра — честь для меня. Но мой подмастерье погиб во время восстания против лорда-канцлера, так что раньше завтрашнего вечера изготовить жезл я не успею. — измеряя, старый мастер умудрялся что-то записывать, причем Джеймс все никак не мог уследить за пером и шелковым шнурком с узелками, который тот бысро прикладывал то к ладони, то к плечу — казалось, что то один, то другой предмет действует сам по себе.

— ... наше семейство много десятилетий живет в этом доме, — продолжал Олливандер, — но Лондон становится все беспокойнее. Мой старый друг Силверсливз предупреждал о недовольстве баронов. Да, плохие, плохие времена...

Аспасий молча положил на стол кошелек, который тут же исчез в одной из шкатулок. Старик проворчал еще что-то а затем, словно придя в себя, проводил гостей обратно на первый этаж.

— Не оставайтесь здесь. И прошу вас — не приходите раньше срока.

— Разумеется. До встречи, мастер.

Дверь приоткрылась и они вышли на улицу, жмурясь от яркого солнечного света. Аспасий посетил несколько обыкновенных лавок и приобрел несколько щипоток каких-то редких специй, небольшое чеканное блюдо и несколько ножей с костяными рукоятками — при этом все покупки необьяснимым образом помещались в его небольшой дорожной сумке. Пройдя мимо таможни, они снова вышли к реке в месте, где оба берега соединял единственный мост. С моста Джеймс залюбовался видом на город и даже квадратная башня Тауэра, украшенная королевским знаменем, показалась ему величественной, а не мрачной.

На другом берегу стояли дома победнее, не было видно ни одной высокой башни или острого шпиля. Свернув с главной улицы, путники углубились в задворки и вскоре оказались возле небольшого дома, напоминавшего трактир или кабак, с вывеской, гласившей "Голова пса".

— Для простецов это — местечко с самой дурной славой, так что держи язык за зубами. Но здесь мы будем в безопасности, — сказал Аспасий и без стука вошел внутрь. Джеймс вошел следом.

Первый этаж трактира состоял из длинной комнаты с низким, закопченым потолком. Окон почти не было, а посередине стояли два длинных, грубо сколоченных стола. Однако некоторые потуги на роскошь — вроде потертого ковра и железной люстры, свисавшей с потолка, — свидетельствовали о том, что в пиршествах, проходивших в этом зале, принимали участие не только населявшие левый берег рыбаки.

Не обращая внимания на растрепанную девицу, сидевшую у камина, Аспасий прошел вглубь комнаты и вышел во внутренний двор — Джеймсу показалось, что по дороге тот вынул свой жезл и что-то прошептал. Как бы то ни было, во дворе их сразу же встретила невысокая, круглая как тумба женщина с рябым лицом — увидев их, она широко улыбнулась и указала на крытую галерею второго этажа.

— Прошу, прошу. Давненько не встречали таких гостей, — сказала она и, перейдя на шепот, добавила: — Сайлас, чтоб ему пусто было, никак не хочет превратить дом во что-то приличное, но зато никто ни о чем тут не спрашивает. Наверху все как было, все на своем месте.

— Спасибо, Мариса. Вниз мы спускаться не будем, — ответил Аспасий.

Поднявшись наверх, они вошли в небольшой чуланчик, который, как показалось Джеймсу, вовсе не имел двери, по крайней мере снаружи. В нем едва помещалась пара тюфяков и небольшой столик — на него Аспасий водрузил свою дорожную сумку и первым делом извлек из нее толстую книгу. Это само по себе было неудивительно, но когда он достал следующую, Джеймс от изумления раскрыл рот. Впрочем, удивление скоро сменилось досадой — появление книг означало, что учеба не отменяется и прогулок по городу пока больше не будет.

— Оставайся здесь, а мне нужно еще кое-что купить. И не расхаживай по этому дому, а то может случится какая-нибудь неприятность.

Сказав это, Аспасий вышел, а Джеймс с грустью поглядел на пыльный стол и тяжело взодхнул.

Солнце и огромный, манящий город за окном никак не давали Джеймсу сосредоточиться и, как он ни старался, учиться не получалось. "В конце концов," — подумал он, — "выходить мне не запрещено." Утвердившись в этой мысли, он выскользнул из чулана и пробрался во двор. Марисы там не оказалось, зато посередине, возле бочки с водой, он увидел двух женщин, казалось, только что подравшихся друг с другом. Джеймса они не заметили, продолжая грубо переругиваться, а он тем временем выскользнул на какую-то незнакомую улицу. Пообещав себе не уходить далеко и запоминать дорогу обратно, Джеймс пошел вперед.

Вдруг совсем рядом раздался пронзительный крик. Из узкого закоулка выскочила девушка с перекошенным от страха лицом; едва сделав два шага вперед, она со стоном повалилась на землю, а Джеймс в ужасе застыл, не в силах издать ни звука. Синее полуденное небо словно выцвело и из-за угла повеяло холодом, который становился все сильнее — Джеймс увидел, как при дыхании из его ноздрей вырывается облачко пара. Он упал на колени и тут прямо над его головой пронеслась серая тень — словно привидение в каких-то отвратительных лохмотьях. Потом — другая. Последним, что он запомнил, был истошный, долго не смолкавший крик младенца в ближайшей лачуге — потом свет померк и настала тишина.

Внезапно в мир вернулись звуки и мальчик почувствовал на лице тепло солнечных лучей — тени пронеслись мимо. Не теряя времени, он пополз вперед — подальше от угла, за которым исчезли призраки. Наконец страх отпустил и Джеймс смог подняться и побежать. Улица оборвалась, выведя его к берегу реки: неподалеку были вытащены две рыбацкие лодки а чуть подальше сушились сети. Джеймс подошел к воде — блики волн слепили глаза, необычный, соленый привкус южного ветра смешивался с резкой вонью от разбросанной вокруг чешуи и каких-то обрезков; вокруг не было ни души.

Он понял, что заблудился, оставалось только попытаться найти дорогу самому или спросить о трактире "Голова пса", чего делать, судя по всему, не следовало. Но было необходимо узнать, что случилось с девушкой, на которую напал призрак — что-то подказывало ему, что это было ни что иное, как существо со зловещим незванием "дементор". Он пошел обратно по узкой улочке, то и дело останавливаясь, но ни холода, ни тоскливого страха больше не ощущал.

— Он ушел? — ножиданно раздался голос у него за спиной.

Джеймс резко обернулся и увидел ту самую девушку — почти девочку, лет пятнадцати, с огненно-рыжими волосами. Она выглядывала из полуоткрытой двери какого-то домика и внимательно рассматривала Джеймса.

— Я больше не видел... это.

— Кого?

— Эту... серую тень.

— Надо же, — девушка прищурилась. — Ты не из Лондона. — вдруг резко сказала она.

— Нет, я с севера, — нашелся Джеймс.

— Ясно. Подойди ближе.

Цам не зная отчего, Джеймс послушался и девушка продолжала:

— Ты должен проводить меня в Тауэр, я живу там со своим отцом.

— В крепости?!

— Да. Меня зовут Эшлинг.

Джеймсу имя показалось странным, но девушка грозно смотрела на него, вздернув подбородок, и он прикусил язык. Решив, что представляться самому не стоит, он спросил:

— Ты знаешь, что это было? Их много Лондоне?

— Знаю — это духи смертного ужаса. Их не видят, — добавила она загадочно.

Вместе они вышли на широкую улицу, ведущую к мосту. Эшлинг прекрасно знала дорогу; выйдя на людную улицу, она подяла подбородок и спрятала руки в разрезы, сделанные по бокам верхнего платья. Джеймс послушно шел за ней, одновременно сгорая от любопытства и опасаясь окончательно потерять своего учителя.

День давно перевалил за полдень когда они подошли к Тауэру и остановились неподалеку от ворот. Вдруг ворота открылись и из крепости выехала группа всадников- Джеймс с удивлением заметил среди них светловолосого мужчину в зеленом плаще, его было трудно разглядеть позади других, но мальчик был уверен, что это сэр Салазар. Прежде чем Джеймс успел о чем-либо спросить, Эшлинг сунула ему в руку небольшой металлический предмет и, помахав на прощанье, побежала к открытым воротам. Стражник, узнав девушку, впустил ее внутрь, и ворота закрылись.

Джеймс остался один. Оставленный ему подарок оказался небольшой круглой бронзовой застежкой, узор которой напоминал расправившего крылья лебедя. Невдалеке торжественно пробил колокол, ему в ответ зазвучал другой, подальше. Приколов брошь так, чтобы ее скрывал плащ, Джеймс огляделся вокруг: единственным знакомым ему ориентиром был мост, но, повинуясь не то странному предчувствию, не то просто любопытству, он медленно пошел вдоль крепостной стены, разглядывая укрепления замка. Дойдя до берега реки, он увидел, что пройти дальше вдоль стены ему не удастся, нужно было возвращаться и придумать, как отыскать дорогу обратно. Как следует испугаться Джеймс еще не успел, ему казалось, что все непременно устроится наилучшим образом. О том, что скажет Аспасий, узнав, что он ушел со двора трактира, мальчик старался не думать. Бросив последний взгляд на воду и собиравшееся на западе облака, подсвеченные последними лучами солнца, он хотел было повернуть в сторону города, как вдруг краем глаза заметил трещину в массивной стене замка. Обернувшись, Джеймс со страхом увидел, что трещина или щель действительно появилась там, где ее точно не было еще минуту назад и, кроме того, стремительно растет. В мгновение ока спрятавшись в прибрежном ракитнике, Джеймс продолжал следить за стеной, в которой образовался узкий прямоугольный ход. Затем послышалось гулкое эхо шагов и на берег вышел Салазар. Он очертил жезлом контуры отверстия и оно тут же пропало, а в том самом месте от стены отделился серебристый призрак, постепенно принявший форму огромного орла. Вместо птичьего крика раздался взволнованный женский голос: слов Джеймс не понял, но узнал голос леди Ровены. Закончив говорить, птица растаяла в воздухе, а волшебник, быстро оглядевшись, стремительно зашагал прочь от Тауэра. По тому, как менялось его лицо, Джеймс понял, что сообщение призрачного вестника вначале ошеломило его, а затем сильно разгневало.

Не осознавая, что он делает, мальчик тайком последовал за Салазаром, однако, когда они оказались на пустынной уже к тому часу улице, ему негде было спрятаться и он отстал, успев только заметить, как рыцарь повернул в сторону церкви Святого Лаврентия.

Не успел Джеймс оглядется вокруг и сообразить, куда он попал, как на его плечо легла чья-то рука и знакомый голос тихо, но грозно произнес:

— Я полагаю, на сегодня ты увидел достаточно нового.

По дороге в "Голову пса" Джеймс тщетно пытался оправдать свои похождения — Аспасий не мешал ему рассказывать, но ни разу не проявил интерес и даже не повернул головы в его сторону. Довольно скоро они оказались во дворе трактира; в нижней зале горели факелы и свечи, слышались громкие голоса и женский смех, время от времени переходящий в визг. Когда Джеймс и Аспасий поднялись наверх, у Джеймса напрочь пропала охота что-либо обьяснять — он и так чувствовал себя кругом виноватым, и к тому же очень устал. Понуро уставившись в пол, он ожидал кары, однако вскоре с ужасом понял, что худшим наказанием было именно упорное молчание его спутника; не зажигая свет, Аспасий засветил кончик жезла и указал Джеймсу на его постель.

Всю ночь Джеймсу снились беспокойные и утомительные сны: события прошедшего дня мешались с догадками и тревогами; во сне он то бежал от жутких призраков по лабиринту незнакомых улиц, то вслушивался в речь серебристой птицы, говорившей на этот раз по-английски, то вглядывался в узор, изображающий огненных лебедей, среди которых ему чудились черты девушки с рыжими волосами.




Возвращение в Лох-Имейн

Джеймс проснулся от того, что его трясли за плечо. Мгновение прерванный сон боролся с действительностью и он оглянулся, боясь увидеть где-нибудь в углу серую тень. Уже было совсем светло, но вместо вчерашнего яркого солнца в окно проникал равномерный, сероватый свет — небо было пасмурно.

Едва он успел одеться, как Аспасий сказал, что пора идти — им предстоял путь на противоположную окраину Лондона. Во дворе трактира не было ни души, на улицах тоже было немноголюдно, а плотные, низкие облака, казалось, приглушали все звуки города. Они пересекли мост и направились вдоль реки; Джеймс узнал промелькнувший невдалеке шпиль Святого Павла — незнакомый, чужой город уже упел незаметно пустить корни в его сердце и он радовался, узнавая увиденные накануне улицы и дома. Таких, впрочем, было немного — вместо того, чтобы углубится в город, они вышли на окраину и продолжили путь вверх по реке.

Наконец, после двух часов ходьбы, Джеймс увидел впереди небольшой приток с поросшими ивняком берегами. Здесь уже ничто не напоминало о близости города, воздух был насыщен влагой и запахами речного ила и густых прибрежных трав; легкие порывы ветра приносили дурманящий аромат цветущей черемухи.

— Мы почти у цели, это — река Тайберн, — сказал Аспасий.

Пройдя еще немного, они оставили Темзу, пересекли дорогу, ведущую в Челси и вошли в лес. Небольшая тропа вела вглубь, но вскоре оборвалась у каменной ограды, покрытой мхом и настолько древней, что она казалась частью самого леса. Едва они остановились, как часть стены стала меняться — неровные камни, шурша, раздвинулись, и перед ними возникла низкая арка, за которой виднелся сад.

— Нас здесь ждали? — спросил Джеймс.

— Разумеется. Это место почти столь же древнее, как утерянный остров друидов, оно подчиняется мыслям того, кто его унаследовал — хозяин ждет нас, поэтому мы смогли войти.

В середине сада стоял небольшой домик, до самой крыши обросший плющом, на пороге которого их встретил пожилой человек, закутанный в коричневый шерстяной плащ. Его лицо было покрыто загаром и словно сморщено, до того глубокие моршины его покрывали.

— Здравствуй, Аспасий! — радостно и бодро приветствовал их хозяин.

Старик пригласил их внутрь и тут же, ничего не спрашивая, указал на деревянный пюпитр, на котором лежала большая раскрытая книга.

— Рад тебя видеть снова. Вот то, за чем ты пришел — читай, а я пока поработаю, я только неделю назад вернулся в Британию. Ты, мальчик, сядь здесь. — он указал Джеймсу на стул у стены.

В небольшой комнате было светло и очень прохладно — ни очага, ни камина не было, только в одном углу стояла запылившаяся жаровня с углями, которой, очевидно, пользовались только зимой. На полках вдоль стен стояли тома книг и лежали свитки пергамента. Долгое время в комнате были слышны только шелест перелистываемых страниц и скрип пера — старик сидел у окна и переписывал в длиный свиток записи, сделанные на клочках пергамента и какого-то другого материала. Замысловатые трели соловья за окном и мягкий, серый свет убаюкивали, Джеймсу очень хотелось выйти в сад, но он боялся спросить разрешения. Наконец, хозяин поднялся и, свернув свой пергамент, сказал Аспасию:

— Прервем наши занятия, я закончил самое неотложное и хотел бы с тобой поговорить.

Из небольшой ниши в стене он достал небольшой деревянный ящичек и три глиняные чашки, которые поставил на стол у окна, потом, подозвав Джеймса, вручил ему странную посудину, похожую на железный котелок с приделанной к нему изогнутой трубкой, и велел набрать воды из бочки у двери.

— Из этой египетской смеси приготовляют чудесный инфузиум, добавил он, хитро прищурившись.

Когда Джеймс вернулся, в чашки уже были насыпаны сухие, темно-красные листья и какие-то высушенные ягоды. Мигом вскипятив воду, старый маг разлил ее по чашкам и по комнате распространился легкий, приятный аромат. Хозяин и Аспасий заговорили по-латыни и Джеймс, хотя и изучал этот язык, мало что понимал — он разобрал, что хозяина звали Эктон Куерцинус, а речь шла в основном о его путешествии в какую-то далекую страну, откуда он совсем недавно вернулся. Мальчик с опаской пригубил горячий напиток, который оказался очень кислым и так обжег ему язык, что на глазах выступили слезы; зато старшие волшебники пили его с удовольствием, ведя неторопливую беседу. В конце концов они поднялись и вышли в сад, к великому облегчению Джеймса, последовавшего за ними.

В саду Куерцинус показал им небольшой кустик с сердцевидными листьями и одной-единственной гроздью лиловых бутонов, некоторые из которых уже раскрылись в маленькие цветы с четырьмя лепестками — Джеймс никогда не видел такого диковинного растения.

— Смотри, — обратился к нему Аспасий. — Такого нет ни в одном саду Британии и Нормандии, это оттоманская Сиринга

— Да, куст впервые зацветет в этом году, — с улыбкой добавил Куерцинус. — Надеюсь, Аспасий, ты еще посетишь этот сад через несколько лет, я надеюсь, что смогу вырастить храмовое дерево из Же-джиан. Я смог привезти только семена. Впрочем, приходи раньше! Надеюсь, книга помогла тебе, хотя я не могу понять замысел Магистра. Я никогда не встречал таких существ, а теперь по всей Британии ползут какие-то жуткие слухи.

Немного помолчав, он добавил:

— Недавно я видел в Лондоне Салазара и даже хотел расспросить его, но из него не вытянуть ни слова, чем-то он очень занят.

Джеймс заметил, как при упоминании имени Салазара Аспасий кинул на него острый взгляд и понял, что теперь его истории о вчерашних событиях, возможно, поверят. Внезапно небольшая, темно-коричневая сова с перьями-ушами на голове, бесшумно спикировала на плечо Аспасия и клюнула его в ухо. Зашипев от боли, тот быстро отвязал от ее лапки записку и сова улетела.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил Куерцинус.

— Срочное поручение от Магистра, боюсь, мы должны спешить в Лондон. Благодарю тебя, Эктон!

— В добрый час. Только не идите вдоль реки, лучше открыто пройти по дороге — такие теперь времена.

— Мы так и сделаем.

С этим Аспасий и Джеймс откланялись. Хозяин проводил их до каменний стены, снова бесприпятственно пропустившей их, и Аспасий быстро зашагал вперед, так что Джеймс едва поспевал за ним. Когда они подошли к городу, день уже клонился к вечеру. Ноги у Джеймса заплетались от усталости, но он старался не отставать, понимая, что случилось что-то важное и, по-видимому, плохое.

Когда они вышли на перекресток возле Королевского креста, Аспасий остановился, видимо, решая как поступить.

— Вчера ты сказал, что видел сэра Салазара у Тауэра и последовал за ним. Ты можешь сказать, куда он пошел? — спросил он.

— Я потерял его из виду, когда он был возле Святого Лаврентия.

— Вот как! Слушай внимательно. Я должен найти его, но взять тебя с собой не могу. Иди в дом мастера Олливандера и жди там, ты понял?

Джеймс кивнул и Аспасий, резко развернувшись, быстро направился в сторону набережной. Оставшись в одиночестве, мальчик огляделся: все вокруг казалось пугающе чужим и он освершенно не знал, куда ему идти. Догнать учителя казалось единственным спасением — он побежал к реке, но знакомой фигуры в сером плаще нигде не было видно, только в темнеющем небе, едва различимая на фоне облаков, парила черная птица.

Он побрел обратно. Перед глазами то и дело мелькали красные круги, а ноги стали как ватные — целый день он почти ничего не ел. Остановившись на незнакомой площади, он увидел посередине что-то вроде фонтана или источника, и стал с жадностью пить, черпая воду ладонью, пока на площади не появились женщины с ведрами для воды; тогда мальчик отправился дальше. Понемногу к нему возвращалась уверенность и он стал вспоминать дорогу, по которой они шли в прошлый раз. Вспомнить, по которым из узких улочек они проходили, он не смог, но, взяв верное направление, вскоре нашел дом Олливандера.

Старый мастер долго рассматривал Джеймса из-за едва приоткрытой двери, прежде чем впустить, и, повелев ждать внизу, отправился наверх, оставив мальчика в полной темноте. Минуты тянулись бесконечно. Как только стих звук шагов, тьма напонилась едва слышными шорохами; шорохи сначала были слышны по углам комнаты, но потом, становясь все отчетливее, стали приближаться к месту, где стоял Джеймс. Он пытался сказать себе, что это только мыши, но звуки все больше становились похожи на перекликающиеся голоса и Джеймс меньше всего хотел встретится с их обладателями, которые, казалось, медленно окружали его. Дрожа от страха он шагнул вперед и упершись коленями в какой-то сундук, тут же вскочил на него. Голоса сердито зашипели и придвинулись ближе. Вдруг Джеймс ощутил что-то горячее на груди и, ощупав рубашку, отцепил от нее брошь. Все звуки разом стихли: в окружающей темноте бронза немного светилась, как светятся догорающие в очаге угли и на металле то появлялись, то исчезали огненные узоры.

Наконец снова послышались шаги и из секретного хода вышел мастер, держа в руке слабо светящийся жезл. Джеймс быстро спрятал застежку и соскочил с сундука — впрочем, старик ничего не заметил.

— Подойди ко мне, — сказал он Джеймсу. — Я изготовил тебе жезл из бука и пера феникса. Двенадцать дюймов, будет в самый раз. Возьми его в руку и взмахни!

Джеймс взял гладкий жезл, слегка более тяжелый, чем казалось на вид, и несмело поднял руку.

— Ну же.

Не зная толком, что надо сделать, мальчик резко описал правой рукой круг и тут же из кончика жезла посыпались красные и золотые искры.

— Отлично! Что же, мой труд на этом окончен.

Мастер замолчал и начал подниматься по обыкновенной лестнице. Джеймс растерялся:

— Мастер Олливандер... разрешите мне подождать у вас до возвращения Аспасия, — пробормотал он.

— Жди здесь, если хочешь, — на лице старика промелькнула неприятная улыбка.

С этими словами мастер погасил огонек на кончике жезла и, прежде чем он успел отвернуться, мальчику снова показалось, что глаза старика слегка светятся в темноте. Как только Олливандер скрылся, Джеймс кинулся к двери которая, к счастью, оказалась открытой, и выбежал наружу. На улице стемнело и он побежал к Тауэру — почему-то уверенный, что Салазара и Аспасия найдет именно там. Остановившись недалеко от ворот, он отдышался и, заметив у ворот удвоенную стражу, свернул к реке. Пройдя по берегу до того самого места, где он видел Салазара, Джеймс прислушался. Ворота оттуда не были видны, но было слышно, как перекликнулись стражники, как открылись ворота и как по дороге в город промчалась лошадь. Через несколько мгновений в стене открылся проход и оттуда выбежала Эшлинг.

Увидев Джеймса, она не удивилась, а быстро спросила:

— Ты ждешь мага, который превращается в черного ворона?

— Да, — ответил Джеймс, не успев спросить себя, откуда она могла это знать.

— Они разговаривали с Гонтом...

— С кем?

— ...он только что уехал отсюда, — не ответив, продолжала девушка, — они спорили о чем-то, я только услышала, как Гонт сказал, что леди Ровена уже в Нормандии и выйдет замуж. Потом тот черноволосый маг очень рассердился... Я сразу поняла, что это он превратился в ворона, потому что видела незнакомую птицу, да и иначе попасть в замок было нельзя. Так вот, стража услышала и побежала на шум, тот прератился, а Гонт, кажется, его заколдовал.

— Заколдовал?

— Он остался вороном, но летать не может.

— Что же делать?!

— Ты можешь привести кого-нибудь на помощь? Воронов в замке много, никто не заметит, а я пригляжу.

— Магистр сможет его расколдовать. Но как я попаду в башню?

— Ты знаешь, что это? — спросила Эшлинг, вынимая из прикрепленного к поясу кошелька платок, в который было завернуто кольцо с изумрудом.

— Это же кольцо Магистра! Оно переносит...

— Конечно, вот я и не беру его руками, — перебила Эшлинг. — Возьми его!

Джеймс колебался, но ничего лучшего ему в голову не приходило.

— Спасибо тебе, твой подарок спас меня сегодня, — сказал он смущенно, протягивая руку к кольцу.

— Ты ведь тоже спас меня. Смотри, не теряй зестежку, она зачарована для защиты от многих темных существ. Только не от... тех.

— Прощай. — Джеймс взял кольцо и через мгновение уже стоял у западного окна в покое Магистра.

В башне было совсем темно. Осторожно сделав несколько шагов к двери, Джеймс наткнулся на перевернутый стол и сердце его сжалось от дурного предчувствия. Внимательно оглядевшись вокруг, он увидел вся мебель опрокинута, книги в беспорядке разбросаны на полу а гобелен исчез со стены. Джеймс подбежал к двери но, едва он открыл ее, снизу, с лестницы, на него дохнуло холодом и он почувствовал знакомый уже тоскливый ужас — сомнений не было, внизу поджидали серые призраки... Холод усиливался и мальчик в страхе захлопнул дверь, в надежде что она задержит дементоров, но понимая, что оказался в ловушке.

Глаза привыкли к полумраку и Джеймс стал искать, чем запереть дверь. Холод проникал уже в сам покой и через несколько минут дверь стала приоткрываться. Джеймс оцепенел и был не в силах двинуться с места; вдруг он увидел на полу длинный посох, который раньше всегда стоял в углу, возле ложа, и в его голове молнией сверкнула отчаянная мысль — он подбежал к окну и, в тот самый миг, когда дверь распахнулась и в проеме показалась фигура с надвинутым на лицо капюшоном, оседлал посох и выпрыгнул из окна.

Ветер засвистел в ушах и Джеймс понял, что разобъется: черная земля приближалась с бешеной скоростью. Вцепившись обеими руками в посох, мальчик закрыл глаза и вспомнил свои упражнения, которые обыкновенно заканчивались падением в мягкий сугроб. Изо всех сил он потянул палку на себя и каким-то чудом, всего в двух футах от земли, развернул ее и снова взмыл вверх.

На миг его переполнил дикий восторг от неожиданного спасения; мальчик сделал кувырок в воздухе и при этом чуть не упал, в глазах у него потемнело и снова поплыли красные круги. Тогда он выровнялся и полетел над лесом, прочь от башни. Посох летел ровно, но все время норовил перевернуться вокруг своей оси, так что Джеймсу приходилось прилагать немало усилий чтобы не упасть; одновременно он напряженно вглядывался в лежащий внизу лес, стараясь увидеть дом сэра Парсифаля. Неожиданно среди черных елей проглянула поляна, на которой белыми пятнами выделялись цветущие вишневые деревья, и Джеймс снизился над домом, надеясь увидеть в окнах свет. В окнах было темно, но он все же подошел к двери и постучал. Незнакомый женский голос нараспев произнес:

— Кто ты?

Джеймс оглянулся, — голос, казалось, шел не из дома — но вокруг никого не было. Он ответил:

— Я — Джеймс Поттер.

Немного помедлив, голос снова спросил:

— Если ты — Джеймс Поттер, скажи, что может волшебник сделать с дубовой веткой?

Джеймс в недоумении смотрел на дверь, пока его не осенила догадка:

— Он может на ней полететь!

— Правильно Джеймс, входи, — ответил голос и дверь сама собой открылась.

В доме было темно, но, как только дверь снова закрылась и щелкнул волшебный замок, Джеймс почувствовал себя в безопасности; набредя в темноте на ворох лежащих на полу одеял, он рухнул на них и тут же заснул.


Путь к побережью

Рано утром Джеймс проснулся и обследовал дом: казалось, Парсифаль уже давно там не бывал. В кладовке он нашел немного сухарей и, поколебавшись, отсыпал часть себе в сумку — как и все, кого он знал дома, Джеймс считал, что взять немного без спросу не зазорно, если ты голоден.

Выйдя на порог он зябко поежился: с гор дул резкий, холодный ветер; зато небо было ясным, а в лесу вовсю пели птицы. Страхи вчерашнего дня отступили, но не оставляла глухая тревога о неизвестно куда пропавшем Магистре и оставшемся в Лондоне Аспасии. Джеймс задумался, о том, что же ему делать дальше и шагнул в сад. На пороге лежал забытый посох — не думая, он поднял его и перекинул из руки в руку. Джеймс прошел между рядами цветущих вишен, под которыми белели ландыши, и остановился на краю поляны — решение созрело. Быстрым шагом он вернулся в дом и нашел метлу с лисьей головой на рукоятке.

Дверной замок щелкнул у него за спиной и тут же екнуло сердце: что его ждет вперди, Джеймс не знал. Он облетел дом кругом и резко взмыл над верхушками деревьев, направляясь в сторону башни. Метла слушалась не в пример лучше посоха и вскоре показалось озеро — но, чем ближе он подлетал, тем меньше верил своим глазам. Что-то было не так, но только подлетев совсем близко Джеймс наконец понял, что случилось: в стене, от крыши и почти до самого основания башни, зияла глубокая трещина, а лекарственные травы в саду уныло колыхались, бурые и поникшие — как будто ночью вдруг ударил лютый мороз.

Снижаться Джеймс не стал — даже при свете дня становилось не по себе от царившего на холме запустения. Вместо этого он решил долететь до опушки леса и попытаться что-нибудь разузнать. Взлетев высоко-высоко векбо, он оглянулся: дух захватывало от красоты озера, далеких гор и бесконечного лесного простора внизу. Зато наверху было намного холоднее. Мальчик повернул метлу на юг, так, что горы остались за спиной, и понесся вперед, подгоняемый ветром.

Внизу сквозь густые еловые заросли то и дело проглядывали синие озера. Вдруг на берегу одного из них полыхнуло пламя. Ни дороги, ни хотя бы маленькой хижины Джеймс не увидел, но все же решил посмотреть, что это было такое. Он забрал вправо и плавным полукругом опустился почти к самым верхушкам елей, так ничего и не заметив. Вдруг за его спиной раздался оглушительный рев. От неожитанности он потерял равновесие — метла завертелась и рухнула вниз, запутавшись в ветвях. Джеймс, больно ссадивший бок, зацепился за ветку и, затаив дыхание, со страхом ждал, что она вот-вот подломится. К счастью, сук оказался крепким и, немного подождав, Джеймс осторожно огляделся. Внизу сквозь стволы виднелось что-то блестящее и слышалось мерное, довольное ворчание огромного зверя. Джеймс оставался на дереве, не смея пошевелиться, пока не перестал чувствовать свои ноги; ворчание не прерывалось, но мало-помалу в лес вернулись обычные звуки — птичий гам и легкие шорохи. Стараясь не шуметь, мальчик размял затекшие ноги и, шипя от боли в боку, слез с дерева. Едва коснувшись земли, он схватил метлу и, уже взлетая, увидел наконец спрятавшегося на маленькой полянке дракона: тот был покрыт золотистой и изумрудной чешуей, его кожистые крылья сложены на спине, а огромные, когтистые лапы что-то ревниво обхватывали. Но только Джеймс хотел было подлететь поближе, как бока чудища вздрогнули, а хвост беспокойно стукнул по земле, мальчик поспешил улететь подальше.

Время приближалось к полудню. Ветер переменился, и теперь легкую метлу неуклонно сносило к востоку. Джеймс пролетал над речной долиной: он уже порядком замерз спустился пониже. Ласточки, носившееся над самой водой, теперь иногда мелькали всего в дюйме от Джеймсова носа. Сделав короткий привал у речного затона, окруженного высокой стеной тростника, мальчик продолжил путь, не теряя из виду сверкавшую на солнце ленту реки. По берегам стали попадаться поселки — что это за селения и кто в них обитал Джеймс не представлял. На самой подробной карте из всех, когда-либо виденных им среди свитков Магистра, Британия была обозначена на самом краю света, а Скотия и Англия — так и вовсе за краем. Поразмыслив, он решил сначала узнать, что здесь за народ, а покамест заночевать в дубовой роще, в стороне от реки. Спрятав метлу, Джеймс устроился поудобнее на развилке ветвей самого большого дуба и крепко уснул, устав за долгий день.

Проснулся он неожиданно, в середине ночи, и сразу почувствовал, что внизу кто-то есть. Осторожно наклонившись, он увидел среди деревьев серебристую тень и, затаив дыхание, услышал приглушенный перестук копыт. Из-за деревьев вышел, едва касаясь земли, длинноногий конь с пышной, слегка светящейся серебристой гривой и тонким рогом во лбу. Парсифаль не раз рассказывал о единорогах — Джеймс сразу понял, что это один из них. Вдруг уши единорога дернулись, словно он что-то почуял. На мгновение серебристуй конь замер, но тут же прянул, и скрылся из виду. Ночь сразу стала непроглядно-черной, однако, закрыв глаза, Джеймс как наяву видел прекрасное существо. Понемногу, под осторожные шорохи, редкие крики ночных птиц и писк летучих мышей, гнездившихся в дуплах вековых дубов, он снова заснул.

На рассвете Джеймс сразу же отправился в путь: неясное, тревожное предчувствие гнало его вперед, хоть он и не знал, куда. Он сразу поднялся высоко и рассмотрел лежавшую внизу долину: точечки домов с поднимающимся из труб дымом, зеленеющие поля и дорогу, идущую с юга на север. Река стала шире — он летел быстро, и вскоре увидел, как русло разделилось на несколько рукавов. Ветер теперь дул с востока и нес едва знакомый, особый запах. Джеймс взлетал все выше, пока не стало слишком холодно – зато устье реки теперь было видно как на ладони, а впереди сверкала на солнце неоглядная водная гладь. Море. Над устьем с протяжными криками летали стаи чаек, недалеко от берега плыли рыбацкие лодки, а высоко над морем, на крутом берегу, стоял замок, окруженный засеянными полями.

Осторожно приземлившись подальше от замка, Джеймс, немного подумав, спрятал метлу в дупле толстой ивы и зашагал к гавани. Рыбацкий поселок пропах выброшенными на берег морскими водорослями и рыбой — домов в нем было с пару дюжин, но жителей не было видно. Джеймс вскарабкался на обрыв и оказался на большом лугу, где паслись коровы. Неподалеку он заметил троих мальчишек, склонившихся над какой-то игрой. Как только он подошел ближе, они разом подняли светловолосые головы, молча рассматривая пришельца. Смотрели они, впрочем, дружелюбно, и Джеймс первый заговорил:

— Привет вам!

— И тебе привет, — отозвался один из мальчишек, по виду — старший. — Ты, видно, с юга. Куда идешь?

Джеймс чуть растерялся — он понятия не имел ни куда он направляется, ни, собственно, откуда — разве что сказать, что с севера...

— Я потерял спутников... и заблудился. Скажи, что это за замок?

— Это замок Скарборо. А откуда ты идешь?

— Из Лондона, — нашелся Джеймс.

— Вот это да! – хором воскликнули мальчики.

Они обступили Джеймса и стали наперебой расспрашивать про далекий город, про короля и многие друлие вещи, о которых, как выяснилось, Джеймс знал весьма немного. Неожиданно на землю рядом с ними упала тень — над головой Джеймса бесшумно и немного неуверенно кружила сова. Джеймс удивился, что сова летает средь бела дня, и удивился еще больше, узнав в ней Седрика — сову сэра Парсифаля. Старший пастух тоже увидел птицу. Он поманил Джеймса за собой:

— Идем, спрошу для тебя чего-нибудь поесть.

Когда они отошли шагов на двадцать от оставшихся на лугу ребят, мальчик негромко спросил:

— Это твоя сова?

Не зная, что сказать, Джеймс смутился и пробормотал:

— Нет, не моя.

— Но, похоже, она ищет тебя, позови ее.

Сова действительно летела вслед за ними.

Как только Джеймс поднял руку, сова уселась к нему на плечо и щелкнула клювом. К ее лапке было привязано письмо. Джеймс отвязал его, ощущая затылком, что его новый знакомый пристально за ним наблюдает. И Магистр, и Аспасий, да и сэр Парсифаль не раз предупреждали его: "будь осторожнее, негоже простецам знать то, чего они не могут понять".

— Ты уверен, что письмо для тебя? — неожидано спросил Эрик и угрожающе надвинулся на Джеймса — он был на голову выше и шире в плечах.

Резким движением он выхватил письмо, в ответ на что Джеймс, не раздумывая, кинулся на обидчика с кулаками. Но белобрысый мальчуган ловко поставил ему подножку и, повалив на землю, больно заломил руку.

— Клянусь Мерлином! Ты собирался украсть письмо сэра Парсифаля!

— Это было мне письмо, — выдавил Джеймс.

— А кто ты такой? И почему сова не спустилась сразу?

— Не... знаю. Это Седрик, он узнал меня!

— Пускай. Так куда же ты направляешься? — мальчишка прижал Джеймса коленом к земле, а свободной рукой развернул письмо.

— Не знаю.

— Как это?

— Отпусти!

— Сперва скажи, как ты сюда попал, – противник по-прежнему крепко держал Джеймса, не давая пошевелиться.

— Я прилетел.

— Раз так, где твой гиппогриф?

— Я не... я летел на метле, — все еще с трудом проговорил Джеймс, с тоской предчувствуя, что противник ему не поверит.

Однако тот ослабил хватку.

— Так ты — Джеймс Поттер?

— Да. Откуда...

— Прости, зря я так, — помедлив, пастух встал и помог поднятся Джеймсу. — Но это потому, что уже месяц как начали пропадать наши письма, и вообще что-то неладное творится — отец отправил меня сюда, ближе к морю, хотя сестра наотрез отказалась.

— А где вы живете?

— В Йорке. Теперь, раз ты отрпавляешься с сестре, я буду тебя сопровождать и вернусь домой!

— Как это к твоей сестре? Кто она? Дай же письмо-то!

— На! И прости меня. Кстати, меня зовут Эрик.

Джеймс стал читать:

"Джеймсу Поттеру приветствие от рыцаря Парсифаля.
Надеюсь, ты здоров — что жив, ясно, раз ты читаешь послание.
Я был в отъезде и, увы, слишком поздно узнал о случившемся в Лох-Имейн.
Отправляйся на восток, в Йорк, по моей просьбе тебя примут у леди Хельги.
Ты многому научишься - но до того не используй жезл, это опасно.
Надеюсь на скорую встречу, но в такие времена ничего нельзя знать наперед.
Спеши, не оставайся в Лох-Имейн. Будь в послушании у леди Хельги и приветствуй ее и ее отца от моего имени."

— Теперь все ясно! Стало быть, ты — брат леди Хельги. А как я попаду в Йорк?

— Так я же говорю — тетя Гудрун обязательно отпустит меня с тобой, ты же сам не доберешься — то есть, я хочу сказать, вдвоем безопаснее.

— Конечно! — недавняя стычка уже забылась, и Джеймс радовался новому другу.

Эрик отряхнул штанину и махнул рукой в сторону поселка:

— Идем скорее, я познакомлю тебя с тетей.

На пороге добротного дома с окнами на море их встретила высокая, светловолосая женщина. Еще не старое, но уже отмеченное морщинами лицо напоминало лицо леди Хельги. Увидев Эрика и его спутника, она нахмурилась:

— Эрик, почему ты ушел с пастбища? В Йорке тебе не приходилось пасти, но здесь, будь добр, делай, что тебе поручено. Кто это с тобой?

— Простите, тетя. Это — Джеймс Поттер, он должен отправиться в Йорк по поручению сэря Парсифаля.

— Ничего не понимаю. Джеймс Поттер — это ты? — обратилась она к Джеймсу.

— Да, леди.

— Не бросайся словами, — еще сильнее нахмурилась Гудрун. — Так ты знаком с рыцарем Парсифалем?

— Да.

Они вошли в дом.

— Ты его ученик?

— Нет, моим учителем был Магистр, маг из башни у Лох-Имейн. Когда Магистр и его помощник пропали, я отправился в путь, а сегодня получил от сэра Парсифаля письмо.

— Тревожные новости. Эрик, раз уж ты здесь, возьми отнеси обед пастухам. А ты, Джеймс, подожди здесь и покажи-ка мне письмо.

Недовольная мина на лице Эрика быстро сменилась улыбкой. Схватив корзинку, он весело шепнул Джеймсу: "Я мигом вернусь!" и выбежал за дверь.

В доме была всего одна комната с большим очагом из округлых камней. Гудрун отошла к очагу, а Джеймс осторожно присел на скамью и стал рассматривать комнату. Вдоль стен стояли деревянные лари и широкие, застланные мехом скамьи. Посередине - простой стол, уставленный глиняной посудой, покрытой замысловатыми узорами. Деревянная ложка, торчавшая в самой большой миске, что-то помешивала сама по себе.

Не прошло и пяти минут, как в дом ворвался запыхавшийся Эрик, тут же, впрочем, попытавшийся сделать вид, что шел совершенно спокойно.

Гудрун обернулась и подошла к столу. Протянув Джеймсу письмо, она сказала:

— Мой муж, Хаген, не вернется с моря до вечера, так что решать мне. Вы с Эриком отправитесь в Йорк, раз это нужно.

Она вынула жезл и несколькими взмахами убрала со стола все лишнее, а затем, взяв круглый хлеб, отрезала два ломтя.

— Садитесь, а я соберу вам вещи в дорогу.

Когда они съели по тарелке ячменной каши, Гудрун вручила им увесистые заплечные мешки и сказала в напутствие:

— Запомните: вначале держитесь берега Деруэнта, а как только река повернет на юг, идите по старму тракту, не сворачивая в лес.

Как ни хотелось Джеймсу подольше полюбоваться морем, надо было уходить. Попрощавшись с хозяйкой, двое мальчишек отправились в путь.

Лишь только замок и деревня пропали из виду, Эрик спросил:

— А где ты спрятал свою метлу?

— В дупле дерева, у реки.

— Но ты ведь заберешь ее?!

Джеймс почти забыл о метле.

— Думаю, надо взять ее с собой, — сказал он наконец. — Она же не моя, а это не совсем обыкновенная метла.



---------------------------------------------------
Карта мира, XII век (прим. авт.):
http://historymedren.about.com/gi/dynamic/offsite.htm?site=http://www.henry%2Ddavis.com/MAPS/EMwebpages/EM1.html

Йорк

Не теряя времени зря, Джеймс и Эрик направились к реке и нашли старую иву. Джеймс с гордостью продемонстрировал свои навыки, а Эрик смотрел на него, раскрыв рот от восхищения. Стоило тому приземлиться, как Эрик попросил научить его обращаться с чудесной метлой. Джеймс оказался терпеливым учителем, а Эрик — понятливым учеником, но таланта к полетам у него, увы, не было — после множества попыток ему удалось подняться лишь на пол-фута. Однако сам Эрик ничуть не огорчился: раскрасневшись и улыбаясь до ушей, он весело сказал:

— Как думаешь, у меня неплохо получается? Даже жезлом владеть учатся не один год, куда там метлой!

Чтобы не огорчать друга, Джеймс заверил его, что он делает успехи. Пока Эрик в очередной раз пытался оторваться от земли, Джеймс украдкой нащупал за пазухой свой жезл: а если и вправду ему придется еще много лет учиться колдовать? Он вспомнил опустевшую башню на берегу озера, зловещие события в Лондоне, тревожное, полное недомолвок письмо сэра Парсифаля и приуныл.

Небольшое облачко на мгновение закрыло солнце и, посмотрев на небо, друзья поняли, что совсем забыли о времени. Уже давно перевалило за полдень. Ветер пригнал с моря стайки облаков, скопившихся на горизонте в угрожающе-темные тучи. Эрик забеспокоился:

— Нам надо торопиться! — он положил метлу на землю; — Это все я виноват, растяпа, теперь засветло не доберемся до места, где лучше всего заночевать.

— Постой... не доберемся, если будем идти пешком.

Джеймс протянул руку к метле и та, словно в ответ на захватившую его мысль, сама поднялась навстречу.

— Ух ты! Думаешь, мы сможем полететь вдвоем?

— А почему нет? — Джеймс был ужасно доволен своей выдумкой. — Главное, держись крепче. Я постараюсь пониже.

Сначала из затеи ничего не выходило: нарушилось привычное равновесие и метла давала крен, неохотно подчиняясь движениям седока. В результате друзья чуть не нырнули в реку — в последнюю секунду Джеймсу удалось направить метлу так, что все закончилось падением с высоты пары футов. Не отчаиваясь, они снова взлетели. На этот раз Джеймс правил очень осторожно, поднимаясь лишь настолько, чтобы ноги не волочились по земле. Приноровившись, он поднялся выше. Вдруг прямо перед его носом словно ниоткуда вскочила перепуганная косуля — до того она тихо лежала на траве, похожая на небольшой бугорок. Джеймс резко дернул черенок метлы вверх и едва удержался, чтобы не закрыть глаза; сердце трепыхалось где-то в горле. Метла взмыла вверх и сидевший сзади Эрик перевесил — они перекувырнулись в воздухе. К счастью, они были достаточно высоко. Эрик истошно закричал, то ли от страха, то ли от восторга, а Джеймс, у которого потемнело в глазах, все же кое-как выровнял черенок, направляя метлу вдоль берега.

— Ты как? — крикнул он Эрику через плечо.

— Держусь!

И они продолжили путь. Ветер все усиливался: теперь он был теплым и влажным, и пригнал, наконец, низкие, тяжелые облака. Позади осталась дубовая роща, в которой Джеймс ночевал накануне.

— Скоро будем пролетать мимо поселка! — Джеймс старался перекричать порывы ветра. — Наверно лучше, чтобы нас не видели.

— Надо перебраться на другой берег, там можно обойти лесом.

Джеймс повернул поперек реки и их чуть не перевернуло ветром. Приземлившись на противоположном берегу, они нашли широкую тропу, пересекавшую поросший высокой травой луг. Небо заметно потемнело, воздух наполнял густой, усиленный влагой запах трав. Вытянутые головки козлобородника, закрывшись, раскачивались среди травы; закрылись и белые цветы вьюнка, стелившегося по обочинам.

— Будет дождь, — сказал Эрик.

Тропа привела ребят к броду - через него водили скот на пастбище, напротив виднелся поселок. Тут их и застигли первые капли дождя. Они со всех ног побежали к лесу, а едва они успели добежать до опушки, как начался настоящий весенний ливень.

Они устроились под грудой бурелома, поросшего прошлогодним плющем.

— Такой сильный дожь ненадолго.

— Посмотрим. Правда, это хороший, заповедный лес — в этих краях, рассказывают, даже ходят единороги.

— А знаешь, я, кажется, видел единорога на пути к вам, — задумчиво проговорил Джеймс. — Если только мне не снилось.

—- Наверно, снилось, — уверенно ответил Эрик.

Помолчав, Джеймс спросил:

— Ты давно видел леди Хельгу?

— Да уже месяц будет. Отец отослал меня к Хагену и Гудрун, когда снова поползли слухи про...

— Дементоров?

— Что?..

— Нет, рассказывай!

— Призраки-убийцы, зимой они появились на окраинах Йорка, так что даже из дома запрещалось выходить. Никто не знает, откуда взялись такие чудища. Отец говорил, я сам слышал, что если опасность не минует, мы все уедем в Скарборо, а может, и к родным, в Трондхейм.

—- Так ваша семья не из Британии?

— А как же, конечно из Британии, еще больше, чем у некоторых. Наш пра-пра-пра-прадед, Хротгар, высадился здесь вместе с Торкилем Скарди, который основал Скарборо. Потом уже, когда город разрушили, семья переселилась в Йорвик. Это все было так давно, что мы большие британцы, чем сам король! Конечно, рыцарем наш отец стал, когда Хельга уже родилась, но семья наша древняя, а Хротгар обучался колдовству у самого Мудрого Вяйнамейнена. — важно пояснил Эрик.

— Сколько ты всего знаешь... А про сэра Парсифаля можешь рассазать?

— Ну... он никогда не задерживается долго в одном месте, и про себя больше молчит. Родом он, вроде, из Уэльса, а его предок был чуть ли не рыцарем самого короля Артура - только это рассказывают так, а толком ничего не знают. Он великий волшебник, и даже изобретает заклинания.

Сквозь шум дождя Джймс услышал у себя за спиной тихое, деловитое пыхтение и, оглянувшись, увидел небольшое ежиное семейство, забравшееся под поваленный ствол. Вода понемногу просачивалась в их убежище, пахло сыростью и прелыми листьями.

— По-моему, пора перекусить, — сказал Эрик

— Это мысль!

Джеймс уже порядком замерз и проголодался. Они развязали мешки: в них был хлеб, сушеные яблоки и фляги с тыквенным соком, а глвное - плотные плащи.

— Я все не могу понять, — пробормотал Джеймс, жуя ломтик яблока, — как леди Хельга подружилась с леди Ровеной.

— Леди Хельга! — фыркнул Эрик. — Тогда уж называй меня, что ли, сэром Эриком! Да ладно... Отец наш любит разные науки, ну, кроме магии, и хочет, чтобы и мы им обучались, даже сестра, раз она теперь благородная дама. Когда он отправился в Кентербери, послушать внука Ансельма Кентерберийского, он взял с собой Хельгу, чтобы она учила латынь и схоластику. Я пока учусь дома, а там — кто знает... Так вот, в Кентербери сестра встретила леди Ровену — оттуда и пошли все титулы и нормандские словечки. А откуда ты про нее знаешь?

— Она племянница Магистра и гостила у нас вместе с ле... Хельгой всю зиму.

— А-а... Наверно непросто учиться далеко от дома. Ты часто навещаешь родных?

— Да нет. У меня и нет никого — только матушка Мэйбл. Не знаю даже, жива ли она — мало ли что может случиться за зиму.

Эрик не ответил. Дождь понемногу утихал, наконец в лесу стало светлее и где-то совсем рядом с ними раздался посвист и заливистая трель зяблика.

— Пора, — сказал Джеймс.

Он вылез из укрытия и с удовольствием размял затекшие ноги. Солнце уже сияло вовсю, просвечивая сквозь молодую, нежно-зеленую листву. Мальчики вышли из леса и, насквозь промочив одежду, добрели по лугу до приречной тропы. Облако уходило на юго-запад, волоча за собой серый дождевой шлейф, а из-за леса выглядывала неяркая радуга.

— Эй, бежим!

Эрик хлопнул Джеймса по плечу и в припрыжку побежал вдоль берега. Джеймс не сразу понял, в чем дело, но побежал следом. Метла мешала и он порядком отстал. Эрик заметил это и также бегом вернулся.

— Ну что, согрелся? — радостно спросил он, отдышавшись.

— Угу! — oт пробежки и правда стало теплее. — Летим дальше! Только смотри в оба, ты-то лучше знаешь, куда лететь.

Жители деревушки, должно быть, попрятались от дождя - на берегу не было видно ни души. Джеймс смело поднялся высоко в небо - надо было торопиться. Внизу мелькали поросшие камышом отмели, заливные луга и заросли ракитника. Быстро темнело. Из-за облаков заката не было видно, только над самыми лесными верхушками сквозь щель в тучах мелькнуло солнце и его медно-красные лучи отразились в излучине реки.

— Теперь надо свернуть чуть больше к востоку, — сказал Эрик. — Видишь внизу старый тракт?

С юга на север лес пересекала древняя, когда-то мощеная булыжником дорога.

— Буду лететь низко, над самой дорогой, а то скоро совсем ничего не будет видно.

Чем больше они удалялись от реки, тем ближе лес подступал к тракту. В чаще межды стволами дервьев уже было темным-темно и казалось, будто они летят через длинный тоннель.

— Если небо еще прояснится, будет яркая луна, скоро полнолуние, - сказал Эрик.

Теперь они летели футах в трех от земли. В лесу стояла тишина, только изредка кричали невидимые птицы.

— Да, неплохо бы, если бы нам луна посветила, — заметил Джеймс.

— Эй, да я прото дурень. Смотри!

Эрик завозился, доставая жезл.

— Lumos! — крикнул он, и за спиной Джеймса, освещая дорогу, загорелся голубоватый огонек.

— Что это?! — Джеймс не решался обернуться.

— Заклинание света. Меня сэр Парсифаль научил, вроде бы древнее заклинание друидов — они с незапамятных времен используют магические жезлы.

— Научишь меня, когда прилетим к вам?!

— Конечно!

По пути им не встретилось ни души, только лисица, перебегая тракт, сверкнула испуганнынми круглыми глазами. Наконец лес расступился и Эрик спрятал жезл.

— Вот мы почти и в Йорке.

На фоне уже темно-синего вечернего неба черной громадой выделялся холм, на вершине которого возвышалaсь большая башня. Немного подальше можно было различить крепостные стены и дома самого города.

— Вон там — нормандский мотте и башня. Наш дом — у самой городской стены, так что в город заходить не будем. Нас бы и не пустили.

Дальше они пошли пешком. Осторожно обойдя стену, ребята оказались в большом саду, посреди которого стоял двухэтажный дом. Стоило им приблизится к нему, как из темноты раздалось угрожающее рычание.

— Тихо, Брего! Это я, — полушепотом сказал Эрик.

Большой пес подошел, внимательно обнюхал Джеймса, но пропустил их к дверям. Эрик трижды постучал и вскоре дверь слегка приоткрылась; на крыльцо упал луч света и послышался удивленный женский голос:

— Эрик! Как ты здесь оказался! Кто с тобой? — прежде, чем он успел ответить, дверь распахнулась и пожилая женщина со свечой в руке поманила их внутрь. — Скорее, скоре заходите.

— Линэ, это — Джеймс Поттер.

Задвинув тяжелый засов, Линэ обернулась и сказала:

— Здравствуй, Джеймс.

Заперев дверь, она тихо пробормотала заклинание и, убедившись, что оно надежно, добавила:

— Неспроста, верно, вы именно сегодня явились...

Они прошли в просторную комнату, освещенную плававшими в воздухе свечами. Посередине стоял большой стол, во главе которого сидел высокий, богато одетый мужчина — Джеймс догадался, что это и был отец Эрика и Хельги. В его светлых волосах и длинной бороде уже была заметна седина, а загорелое лицо избороздили морщины. По правую руку от него сидела леди Хельга, вокруг стола собрались еще несколько человек. Лица их были тревожны и серьезны. Увидев мальчишек, Хельга удивленно подняла брови и хотела что-то сказать, но только посмотрела на отца.

Эрик поприветствовал отца и поклонился ему и всем прочим, Джеймс молча последовал его примеру.

— Здравствуй, — ответил рыцарь. — Почему ты вернулся в Йорк?

— Отец, это — Джеймс Поттер, он прибыл в Скарборо с письмом от сэра Парсифаля, в котором тот указал ему как можно скорее отправиться в Йорк. Тетя Гудрун послала меня сопровождать его.

— Письмо от сэра Парсифаля! — мужчина слегка нахмурился.

Джеймс волновался — то, что Эрик слегка изменил рассказ казалось ему ненадежной уловкой, уж очень проницательно смотрели глаза старого рыцаря.

— Что же, расскажешь мне обо всем утром, теперь час уже поздний. Доброй ночи всем вам. — с этими словами он поднялся, а вслед за ним — все остальные.

Хельга отвела ребят на верхний этаж и, когда они поднялись, молча крепко обняла брата.

— Что случилось? Откуда в доме столько народа? — шепотом спросил Эрик.

— Позавчера на закате появися патронус сэра Парсифаля. Он сообщил что-то очень тревожное, и отец сразу же послал сов ко всем дружественным нам магам. Хаген с сыном прибудут завтра утром. Джеймс, я рада тебя видеть! — с теплой улыбкой обратилась она к гостю.

Он не нашелся, что ответить, только низко поклонился.

— Поговорим утром, а сейчас вы, должно быть, очень устали — такой путь от Скарборо! Почему же тетя Гудрун не могла аппарировать вместе с вами!

Вслед за ними по лестнице подняась Линэ. Она отвела ребят в небольшую комнату и, достав из сундука теплые шерстяные одеяла, постелила им на двух широих скамьях.

— Надо бы вам сперва в баню, — ворчала служанка, — да ничего, спать-то будете без задних ног, а с утра — сразу мыться. Как тебя, Джеймс, поставил бы ты свою метлу наконец!

Сняв плащи, мальчики завернулись в одеяла — Эрик тут же заснул, а Джеймс еще долго лежал, прислушиваясь к звукам незнакомого дома, но наконец и он уснул.

Наутро Джеймса разбудил громкий крик петуха. Он хотел было снова уснуть, но за дверью послышались шаги и в комнату вошла Линэ.

— Доброго утра! Вставайте-ка!

Джеймс со вздохом сел на постели, а Линэ тем временем подошла к Эрику и сдернула с него одеяло.

— Привет! — сказал Джеймс, едва сдерживая смех, так забавно выглядел его растрепанный приятель, удивленно щуривший заспанные глаза.

— А ну-ка, скорее в сад, баню я еще до рассвета затопила, сейчас вода — в самый раз. А как будете готовы, отец вас ждет, он с утра на ногах.

Косые утренние лучи заливали цветущий сад и блестели крошечными радугами в каплях росы, усеявшей траву. Было прохладно, но солце так грело, что день явно обещал быть теплым. Они босиком пробежали вглубь сада, где стоял небольшой домик. Из трубы валил дым.. Внутри и правда было жарко и там их ждали кувшины с горячей и ведро с холодной водой.

Умывшись, и надев приготовленную для них одежду, друзья вышли и направились к дому. Вдруг у них за спиной раздался негромкий хлопок. Джеймс обернулся и в радостном изумлении воскликнул:

— Сэр Парсифаль!

— Молодец, Джеймс, ты уже здесь! — только и ответил волшебник. — Здравствуй, Эрик! Идемте, мне нужно как можно скорее видеть сэра Гунтера.

Растущая луна

Парсифаль стремительно зашагал вперед, так что мальчики с трудом поспевали за ним. Сэр Гунтер вышел навстречу.

— Парсифаль! Наконец ты здесь. Мне удалось собрать всех, кто связан со мной родством или дружбой. Сегодня на рассвете прибыл брат со своим сыном, нет только сэра Годрика и сэра Салазара.

— Что же, они явятся. Хотя бы в этом я уверен.

Они вошли в дом, а ребята незаметно прошли за ними. После взаимных приветствий хозяин дома сказал:

— Время не терпит, но мы дождемся рыцарей Годрика и Салазара.

Собравшиеся негромко переговаривались между собой. За окном послышалось хлопанье крыльев; на карниз опустилась сова и постучала клювом в стекло.

— Седрик, вот и ты!

Парсифаль поспешил открыть окно и сова влетела в комнату. Однако, прочтя про себя принесенное ей письмо, Парсифаль помрачнел:

— Увы, сэр Ауреус Малфуа и его вассалы не присоединятся к нам, он покидает Британию.

— Нормандцы не захотели воевать с нормандцами. Они наверняка заодно – с горечью сказал сэр Гунтер.

— Постойте, — возразил Парсифаль, — еще рано утверждаться в подозрениях.

— Возможно.

Эрик и Джеймс устроились на покрытом ковром ларе у самой двери. Вскоре на пороге залы показались Годрик и Салазар. Сэр Гунтер пргласил всех занять места, а сам сел, как и накануне, во главе стола; на мальчиков никто, казалось, не обратил внимания. Джеймс с любопытством рассматривал гостей и осторожно, едва слышным шепотом, спрашивал у Эрика их имена. Двое сидевших справа от сэра Гунтера были похожи на него лицом и сходно одеты — это были его младший брат Хаген со своим сыном Ингремом. За ними сидели двое братьев — Кэдоган и Кэрадог Прюитты из Уэльса, а прямо напротив Гунтера — невысокий, худощавый человек с огненно-рыжими волосами, сэр Фланнаган из Ньюри, единственный из рыцарей, облаченный не в мантию, а в доспехи. По левую руку от себя Гунтер посадил сэра Парсифаля, а за ним – Салазара и Годрика. Джеймс заметил, что Годрик, вопреки обыкновению, был мрачен, а Салазар выглядел усталым — он был еще бледнее чем обычно, а под глазами залегли темные круги.

— Правда ли, сэр Парсифаль, что мудрец, прозванный Магистром, поселившийся в горах Скотии, пропал без вести?

— Увы, это, должно быть, так. Он не рассказывал мне все о своих подозрениях и догадках, но мне стало известно, что он послал в Лондон своего помощника, который также исчез – вероятно, выполняя поручение Магистра.

— Сэр Гунтер, — обратился к хозяину старший валлиец, — неужели и вправду появился враг, ведущий на войну с Британией призраков-убийц? По всему острову ползут слухи, но до сих пор никто не объявлял войны.

— Нет, война не будет объявлена. Это сговор против одних только магов. Порождения тьмы нашли себе союзника, который сам, боюсь, не знает, что творит.

— Так они разумны? – удивился сэр Кэдоган.

— Да, – неожиданно, опередив Парсифаля, ответил Салазар.

Все обернулись к нему.

— Прошу извинить меня, я прервал вас.

— А почему вы уверены в этом? – спросил его Фланнаган, словно не услышав последних слов.

— Они собираются все вместе и движутся на север. Я был в Лондоне и говорил с де Гонтом.

— Как! – вскричал Годрик.

— Постойте, Годрик, – Гунтер, нахмурясь, смотрел на Салазара.

— Я не знаю ничего о его целях и не в сговоре с ним. Но мне известен способ, как остановить... дементоров.

Когда он произнес это слово, рыцари недоуменно переглянулись и разом заговорили. В общем хоре потонули слова Годрика:

— Если это совет де Гонта, то он немногого стоит!

— Нет, это не его совет, – ответил ему Салазар, слегка приподнимая подбородок. — Со времен, когда мои предки жили в Испании, в нашей семье сохранилось немало знаний, восходящих к волшебству Магриба. — тут остальные тоже стали прислушиваться к его словам. — Существует заклятье, отгоняющее злых духов, не дающее над ними власти, но запрещающее покидать означенные границы. Оно не действует вечно, но должно обновляться потомками наложившего его.

В зале повисла тишина. Вдруг Фланнаган тихо рассмеялся и сказал:

— Да где же можно запереть столько призраков-убийц? Лондонский Тауэр, говорят, и так полон привидений.

Стоило ирландцу произнести слово „Тауэр”, как Джеймс понял, отчего лицо рыцаря казалось ему таким знакомым: он вспомнил Эшлинг. Салазар промолчал, не обращая внимания на насмешку. Вдруг заговорил Годрик:

— Посреди моря, что на востоке от Британии, находится остров, невидимый для простецов, да и не каждый маг может на него попасть. Когда дементоры напали на Йорк, я подумал, что остров можно использовать как убежище, хотя говорят, что это голая и мрачная скала. Сохранился древний свиток, в котором рассказано, как призвать этот остров, чтобы он появился возле берега — тогда запрещающее заклятье можно наложить на его границы.

— Остров Азкабан! — лицо Салазара посветлело — Неужели его и вправду можно вызвать?!

— Да, но только в полнолуние, в час перед рассветом...

Снова помрачнев, Салазар задумчиво закусил нижнюю губу.

— Господа, полнолуние наступит через три дня, — заметил Кэрадог.

— Через три дня! — Салазар обвел взглядом всех собравшихся. — Из Лондона де Гонт направлялся в порт Гримби. Он и его слуги поехали верхом – возможно, через три дня они будут на месте.

— Так он ведет за собой войско призраков? — спросил молчавший до того Хаген.

— Скорее сам идет за ними, — проворчал Парсифаль.

— Разговор об острове и полнолунии похож на план похода, — воскликнул Кэдоган, — и, клянусь Мерлином, это лучшее, что мне пока пришлось услышать.

— Что скажет сэр Гунтер? — спросил Фланнаган.

— Мы много уже услышали, но не все еще ясно. Как может маг защититься от призрака? Чтобы наложить запрещающее заклятье требуется время.

— От дементоров есть защита — чары Patronus. — сказал Парсифаль.

— Не оказалось бы, что отряда в девять человек мало.

— Увы, сэр Гунтер, больше собрать не удастся — многие семьи забыли, а то и вовсе утратили навыки волшебства.

— Вот когда приходится пожалеть, что в Британии так мало учителей магии! — понизив голос, сказал Салазару Годрик.

Тот в ответ только кивнул. Пока прочие обсуждали чары он, закинув ногу на ногу и обхватив руками колено, задумчиво смотрел прямо перед собой.

— Итак, — подытожил хозяин, — у нас есть три дня на совет.

В дверях показалась леди Хельга. Увидев ее, сэр Гунтер кивнул, и она подозвала эльфов, которые расставили на столе кубки и наполнили их вином. Заметив ребят, она знаком поманила их за собой.

Они вышли из дома, жмурясь от яркого света. Солнце пригревало и роса уже исчезла, в саду среди цветов вовсю сновали шмели; золотистые одуванчики как маленькие солнца усеяли лужейки между деревьями.. Из-за близкой городской стены и с проходившей невдалеке дороги доносился обыкновенный шум — крики погонщиков и торговцев, стук кузнечного молота, изредка — ржание лошадей, но дом, казалось, окружала особая, невидимая граница. Джеймсу вдруг почудилось, что сад простирается, словно зачарованный лес, на мили вокруг.

— В чем дело? — спросил сестру Эрик.

— Скоро полдень, эльфы подадут гостям завтрак. Я подумала, не мешает и вам поесть, к столу-то вас не пригласят.

Джеймс вспомнил, что они не ели со вчерашнего вечера, да и тот ужин был более чем скромным. В животе заурчало и он, смутившись, отстал. Его обогнала эльфийка Метте с большой корзиной.

Они устроились на полянке, окруженной кустами уже распускавшейся майской розы. В корзине оказались лепешки, мед и кувшин с молоком.

— Мы с Хельгой любим здесь сидеть, — сказал Эрик, — тут можно даже неплохо спрятаться. Линэ говорит, правда, раньше кустов было больше, только я не помню.

— А я помню, — отозвалась Хельга, — был розовый шиповник и алые дамасские розы — их сажала наша мать. А одним летом старуха Вельса срубила все кусты, кроме белых роз. Все предсказывала несчастье, ходила и бормотала: „Белые, только белые розы... белые розы и много крови.” Той осенью старуха-прорицательница ушла жить в лес, а зимой... мать умерла.

Некоторое время они сидели молча, думая каждый о своем. Хельга задумчиво гладила ладонью траву и, не глядя, взяла в руку головку одуванчика, вытянувшегося в тени розового куста.

— Ой! — она неожиданно отпустила цветок и, очнувшись, смущенно смотрела на него. На месте желтой головки покачивался легкий белый шарик, тут же распавшийся от дуновения ветра, который подхватил невесомые пушинки с продолговатыми семенами и, играя, понес их над садом.

Тогда Хельга отослала Метте и обратилась к Эрику:

— Позволь мне послать твою сову с письмом в Нормандию. Я отправила уже двух, а остальные нужны отцу. Ровена неприслала ни строчки с тех пор, как мы расстались — не пойму, что могло случиться.

— Но леди Ровена в Лондоне... — сказал Джеймс.

— Как?! Ты видел ее?

— Да... нет, то есть, ее саму не видел, это был как-бы призрак, серебристая фигура орла, говорившая ее голосом. Я, правда, ни слова не понял.

— Патронус! Но это значит, она и правда в Британии! Постой, а с кем она говорила?

Джеймс засомневался, стоит ли ему рассказывать о виденном у стены Тауера, хотя лгать Хельге не хотел. Тут со стороны дома послышались шаги. Эрик выглянул из-за куста.

— Салазар и Годрик идут сюда! — прошептал он.

Хельга вскочила и пошла навстречу рыцарям, а Джеймс с Эриком поспешили за ней.

— Годрик, Салазар! Правда ли,что Ровена в Британии?!

Салазар без гнева, но пристально посмотрел на Джеймса, и тому показалось, будто волшебник читает его мысли.

— Уже нет, — ответил он.

— Но она ведь была здесь! Но почему не написала мне, я так за нее беспокоюсь!

— Я полагал, она сообщит тебе... о своем будущем замужестве, — Салазар улыбнулся одними губами.

— О чем?! — хором восликнули Хельга и Годрик.

— Возможно, семья Ровены слишком неожиданно объявила помолвку, она смутилась и едва не совершила очень необдуманный поступок. К счастью, прежде она обратилать ко мне за советом.

— К тебе? И какой... совет ты дал ей? — озабоченно спросил Годрик.

— Разумеется, я убедил ее вернуться в Нормандию и во всем подчиниться родителям, как подобает наследнице древней семьи. В тот самый день в Тауэр явился Найджел де Гонт, он ни в коем случае не должен был ее видеть... Кем бы он ни был, он – родственник будущего супруга.

Тон Салазара был почти непринужденным, но, стоя сбоку, Джеймс заметил, как пальцы волшебника побелели, сжимая край плаща.

— Но ведь... — попыталась возразить Хельга.

— Довольно, прошу вас.

— Боюсь, Хельга, мы должны вернуться на совет, — с виноватым видом вмешался Годрик. — Поверь, Ровена в безопасности. Я пошлю к ней свою сову, она еще ни разу не возвращалась без ответа!

— Спасибо.

Оба волшебника вернулись обратно в дом, а Хельга, чтобы не встречатся с ними, торопливо обошла с другой стороны. Джеймс и Эрик остались одни в саду - еще раз проникнуть на совет они не решились. Тут на крыльцо вышла Линэ и, заметив их, подозвала, одновременно подняв с земли две небольшие чурки и превратив их в плетеные корзинки. Мальчикам было поручено сходить в лес за медвежьим луком. Он рос, как пояснил Эрик, в буковом лесу на холме неподалеку от нормандского укрепления.

Буки уже вовсю зеленели, так что в лесу было прохладнее, чем снаружи. Воздух уже на самой опушке напонял густой запах чеснока и, пройдя немного дальше, ребята принялись рвать мясистые, треугольные листья.

— Это еще ничего, — сказал Эрик, весело подкидывая носком ноги прошлогодние листья. — Вот чего терпеть не могу, так это когда нас с сестрой посылают за семенами. Уж лучше грибы искать.

Джеймс вспомнил, как осенью Аспасий учил его собирать семена - колоски надо было срывать резко, чтобы потом не приходилось отрезать солому, а стручки нежного, тонкого как кружево серебристого астрагала, который рос на особой песчаной грядке, собирались аккуратно и бережно. Семена потом сушили и ссыпали в холщовые мешочки, которые завязывали бечевкой и приматывали к ним небольшие свитки пергамента с названием растения и еще какими-то таинственными знаками, которые Джеймсу так и не успели объяснить. Как и любой деревенский мальчишка, Джеймс знал много растений по именам, но Аспасий строго требовал заучить их по-латыни.

— Возьмите меня в другой раз с собой, я бы помог, — ответил он.

Может, он и правда останется в Йорке? Если же сэр Гунтер не позволит, возьмет ли его с собой в странствия Парсифаль? Или придется возвращаться в Грейвуд? Размышляя так, Джеймс, в пол уха слушая Эрика, двигался за ним вглубь леса.

***

Считанные дни до полнолуния прошли во многих заботах. Сэр Гунтер и остальные волшебники часами совещались, потом упражнялись в чарах и устраивали магические поединки. Вечерами все собирались в зале — наступало время рассказов. Пели и песнь о Прюитте Уэльсском. Джеймс с удивлением понял, что часть ее слышал во сне; теперь казалось, что это было очень давно. Дальше в легенде рассказывалось, как на помощь Прюитту прилетел феникс, как он исцелил раны, нанесенные гоблином, как вождь гоблинов был побежден, но его вассал, ведя большой отряд, застал рыцаря врасплох в узком ущелье и жезл Прюитта сломался, отражая смертельное проклятье...

В первый день совета, после трапезы, сэр Гунтер позвал Эрика к себе и Джеймс, оставшись один, пошел бродить по саду. Он дошел до самой ограды и увидел среди зарослей жимолости старый колодец, накрытый огромной каменной крышкой. Возле колодца стоял сэр Парсифаль, что-то рассматривая. Джеймс обрадовался и подошел к нему.

— А, здравствуй, Джеймс! Ты вовремя. Помнишь, я обещал тебе, что ты научишься здесь колдовать. Увы, никто не может сказать, что нас ждет меньше чем через три дня, но начать все же стоит. Давай займемся прямо сейчас, пока у меня есть немного времени, а позже тебя обучит леди Хельга.

— Спасибо, сэр! Но скажите... я ведь смогу вернуться к Магистру?

— Не знаю. – вздохнул Парсифаль. – Я был далеко от Британии, когда все случилось, а потом направился сразу в Лондон, а оттуда — в Йорк.

— Я был в башне, сэр! Там на меня напал... дементор.

— В башне?! Это плохо. Очень плохо... Но не теряй надежды, Магистр — сильнейший маг!

— Сэр, а кто на самом деле, эти дементоры? Призраки?

— Нет, Джеймс. Не знаю, как тебе объяснить — мы и сами толком не знаем, вернее, до сих пор не хотели знать. Это не души, не нашедшие покоя, нет. Греческий ум Аспасия нашел, пожалуй, вернейшее описание. Только не разум они забирают — древние, говоря „разум” имели в виду тот огонь, который делает человека — человеком. Люди могут терять этот огонь, каплю за каплей, и даже не всегда замечать это — а они тут как тут, дементоры...

Джеймсу показалось, что маг забыл о нем и говорит сам с собой, а тот тем временем:

— Потеря души — горький удел, недаром даже просто оказавшись поблизости от этих чудищ мы впадаем в тоску. Проклят тот, кто вступает с ними в сговор, вызывает зло из тьмы в зримом облике. Сами по себе они — почти ничто, а вот злая человеческая воля может наделить их разумом и формой. Прости, — он улыбнулся Джеймсу, — я, похоже, задумался вслух. Тебе же нужно знать, что дементорам можно противостоять, противостоять всем светлым и добрым, что в тебе есть. И даже если они приняли зримую форму, их побеждает заклинание, вызывающее патронуса. К сожалению, ты еще не скоро сможешь им овладеть.

Он хлопнул в ладоши и бодро сказал:

— Давай-ка посмотрим, что у тебя получится с жезлом.

Джеймс вынул жезл и легонько взмахнул — совсем чуть-чуть, чтобы не вышло, как в мастерской Олливандера. Жезл потеплел.

— Прекрасно, ты правильно его держишь. Начнем с чего-нибудь простого. А, знаю!

Он наклонился, разыскивая что-то на земле, шагнул в сторону и поднял небольшое перышко, которое положил на крышку колодца.

— То, что нужно. Ну-ка, повтори за мной: wingardium leviosa !

— Wingra... wingardium leviosa! — старательно повторил Джеймс, запоздало взмахивая жезлом, из кончика которого посыпались искры.

— Не торопись, взмах и заклинание — одновременно, взмах — вот так, — Парсифаль сначала плавно описал полукруг, а потом резко опустил жезл. — Это заклинание простое, достаточно правильно произнести и сделать верное движение.

— Сэр, почему я никогда не видел жезла у Магистра?

— Хм, видишь ли, настоящая магия — в понимании сути вещей. Если ты видишь, что они из себя представляют на самом деле, ты можешь как бы уговорить их делать то, что тебе нужно. Жезл влияет на вещи и усиливает действие, но не помогает видеть. Магистр потому стал великим мудрецом, что научился видеть – правда, в этом ему помогал и его амулет. А жезлы он считал баловством, больше орудием варваров, чем инструментом для искусных. Боюсь, придется сказать тебе, что между нами не было согласия в этом. — Он помолчал. — Что же, попробуй еще раз.

Джеймс снова и снова пытался поднять перо — то закрывая глаза, то вглядываясь изо всех сил. Наконец оно скользнуло к краю и сердце мальчика радостно подпрыгнуло, но оказалось, что это было просто дуновение ветра.

К ним подбежал Эрик и сказал, что сэра Парсифаля ждут на совете.

— Ничего, — волшебник добродушно хлопнул Джеймса по плечу, — всему свое время.

До крыльца они дошли все вместе. Там они встретили Фланнагана — он стоял, оперевшись на дверной косяк и жевал травинку, которую выплюнул, как только завидел их. Джеймс сунул жезл за пазуху и на солнце блеснула медная застежка; цепкий взгляд ирландца на миг остановился на ней, но тут же скользнул мимо. Он с легким поклоном пропустил Парсифаля вперед и оба скрылись в доме, а ребята побежали наперегонки в совятню.

Наконец наступила ночь, в которую левый краешек луны сравнялся с правым. Луна то пряталась за быстро бежавшими рваными облаками, то то снова выглядывала, заливая беспокойно дремавшую землю ровным светом. Когда до рассвета оставалось два часа, рыцари собрались в зале; Хельга, Джеймс и Эрик украдкой пробрались к двери — ночью никто из них не спа, но сна и не было ни в одном глазу. На столе стоял один-единственный кубок: небольшая золотая чаша с двумя ручками по бокам. Золото поблескивало в свете свечей, окруживших стол. В зале царила тишина. Наконец сэр Гунтер нарушил молчание:

— Доблестные рыцари, как было решено на совете, этот кубок перенесет нас на болото возле Гримби. Пусть все коснутся кубка по условному знаку. Magia verum!

Как только он признес эти слова, все как один дотронулись до чаши и зала опустела. Джеймсу стало так жутко, что он не мог двинуться с места, а Хельга прошла к камину и с глубоким вздохом сказала:

— Теперь остается только ждать.

Она рассеянно присела на край скамьи, Эрик сел рядом. Джеймс с чувством мучительной неловкости стоял в дверях — ему хотелось утешить друзей, но он не знал, как. Тишину нарушало только потрескивание горящих свечей и звук шагов на втором этаже — Линэ тоже не спала. Неожиданно снаружи послышался нарастающий шум, словно хлопанье огромных крыльев. Все трое выбежали из дома: в саду было темно, луна бледным пятном зависла над самым горизонтом. Шум то удалялся, то снова нарастал, наконец из-за крыши дома вылетела громадная крылатая тень. Гиппогриф с резких криком приземлился и встал на дыбы, так что всадник чуть ли не кубарем скатился на землю, но тут же вскочил и побежал к дому.

— Ровена!

Волшебница, добежав до крыльца, пошатнулась и упала бы, если бы Хельга не подхватила ее под руки.

— Как? Почему ты здесь?

— Скорее, — едва переведя дыхание сказала Ровена, — я должна... видеть Сала... сэра Гунтера!

Никто не ответил, и она, рассмотрев их испуганные лица, прошептала:

— Они уже там?..

За спиной Джеймса раздался голос Линэ:

— Моргана великая, леди Ровена!

— Идем! — Хельга очнулась и, схватив подругу за руку, повела ее залу. — Accio calix!

Подлетевший кубок был наполнен вином. Она протянула его Ровене.

— Прошу тебя, пей!

Та послушно сделала глоток.

— А теперь скажи скорее, что случилось. Что это?! — воскликнул вдруг она, заметив на пальце Ровены перстень с темным, почти черным камнем.

— Мое обручальное кольцо, — глухим голосом ответила Ровена. — Послушай! Де Гонт, родственник моего будущего мужа, как-то узнал о совете... Я подслушала его разговор с Бернардом, и не только разговор — ты же знаешь, что я умею... Семья держала меня почти что в заточении, я не могла вас предупредить.

— О чем?!

— Полнолуние. Поход в Гримби должен был быть началов большого сбора, а теперь это стало засадой. Они призвали оборотней!

— Мы должны найти их! — крикнул Эрик.

Словно только что заметив ребят, Ровена выпрямилась.

— Мы еще може успеть. Хельга, ну же! — продолжал мальчик.

— Даже гиппогриф не летит так быстро. Но мы можем... отец обучил меня аппарировать.

Несколько мгновений они молча стояли, смотря друг на друга — никто не решался что-либо сказать. Брего поскребся в дверь и тихонько заскулил.

— Это опасно, — Ровена задумчиво нахмурилась. — Но ты права, по-другому нельзя.

— Кроме нас некому пойти.

— Сестра, дай мне руку!

— Нет, Эрик, я тебя не пущу!

— А что скажет отец, если я пущу тебя?! Я теперь старший мужчина в доме!

Хельга пыталась возразить, но Эрик уверено взял ее за руку. Джеймс, вовремя сообразив, схватил руку самого Эрика и в ту же секунду почувствовал, как его затягивает куда-то в пустоту.

Остров-призрак

Еще не успев открыть глаза, Джеймс услышал в отдалении рокот грома. Он, Эрик, Хельга и Ровена стояли на невысоком, поросшем травой холме посреди заболоченного луга. Небо было покрыто плотными облаками, изнутри их то и дело подсвечивали красноватые сполохи молний. Дул сухой и порывистый ветер.

— Это какое-то темное волшебство, — проговорила Ровена.

— Глядите!

Эрик, должно быть, указывал куда-то рукой, но ничего не было видно; Джеймс посмотрел вокруг и заметил внизу, вдали от холма, яркие вспышки. Вслед за очередным раскатом послышался волчий вой. Ровена хотела было сбежать вниз, но Хельга удержала ее:

— Стой! Они пока нас не видят...

Снизу тянуло холодом и, несмотря на то, что небо на востоке чуть-чуть посветлело, Джеймсу стало казаться, что утро больше не наступит — его сковал страх, как тогда, в лондонском переулке, он не мог пошевелиться. Несколько волчьих голосов взвыли совсем рядом, у подножья холма. В тот же миг сверху на них стремительно слетели две серые тени — фигуры в отвратительных лохмотьях и лица, спрятанные под капюшонами. Из-за спины Джеймса раздался звонкий голос Ровены:

— Expecto patronum !

Луч света превратился в серебристого орла, который с клекотом набросился на дементоров, разгоняя их ударами клюва и мощных когтей.

— Аой! — радостно крикнул Эрик, но тут же осекся — свирепый вой раздался уже со всех сторон, очевидно, их заметили.

— Это оборотни! Но ведь уже рассвело! — воскликнула Хельга.

И правда, они уже различали друг друга, но вместо утренней зари подбрюшье тучи отражало тусклый, желтый свет.

— Это темная магия. Встаньте кругом, не поворачивайтесь к ним спиной! — скомандовала Ровена.

Молнии и гром чередовались все чаще, а шум боя приближался, почти у самого холма проносились патронусы - серебряный лев, легкая, гибкая ласка, в траве мелькнула светящаяся змейка. В полумраке можно было различить бегущие фигуры людей и волков, между которыми то и дело возникали серые тени. Цвета скрадывались, но Джеймс заметил вдалеке знакомый алый плащ. До боли сжав жезл, он стоял, боясь оглянуться; в голове как по заколдованному кругу неслась одна и та же мысль — что он едва научился заклинанием приподнимать куриное перо, а сейчас на них накинутся стаи оборотней. Скосив глаза, он увидел Эрика: тот стоял, с воинственным видом, напряженно смотря вперед и беззвучно шевелил губами. Не успел Джеймс отвести взгляд, как прямо перед ними возникла оскаленная волчья морда с остекленевшими желтыми глазами; зверь глухо рычал и уже изготовился к прыжку.

— Petrificus totalus! — заорал Эрик, нацелив жезл на оборотня и крепко зажмурив глаза.

Окаменевшая туша повалилась на землю. Одновременно Джеймс услышал за спиной спиной: "Incarcero!" и "Locomoter mortis!"* Молния сверкнула, едва не ударив в холм, и Джеймсу на миг показалось, что он ослеп.

— Скорее, — прямо над ухом торопливо прошептала Хельга, — хватайтесь за руку, здесь нельзя оставаться!

Джеймс не успел толком понять, как он вдруг оказался в густых зарослях тростника. Крики и вой отдалились, но были слышны отчетливо. "Сэр Гунтер, берегитесь!" — голос с ирландским выговором, это сэр Фланнаган. Уже в следующий миг все звуки потонули в очередном раскате грома. Сначала Джеймс почувствовал, что страх отступил: высокая стена сухого тростника, шуршавшего на ветру, окружала его со всех сторон и его бы здесь никто не увидел. Но тут он понял, что остался один — стебли смыкались прямо перед его лицом, ни Эрика, ни волшебниц рядом не было. Он шепотом позвал Эрика, но ответа не последовало; говорить громче Джеймс боялся. Осторожно раздвинув руками тростник, он шагнул вперед; под ногами хлюпало и стоило ему сделать второй шаг, как нога провалилась в яму — он выдернул ее, но осталось противное ощущение холодной воды, уже затекшей в обувь. Шелест прошлогодних листьев и стеблей заставлял его то и дело беспокойно оглядываться; Джеймс все сильнее чуял рядом чье-то недоброе присутствие. Легкий треск — сломался стебель; но он не выдержал и, не разбирая пути, кинулся бежать. Плотные заросли не желали расступаться; бежать по бугристой земле, раздигая тростник вытянутыми руками, было трудно, мальчик то спотыкался о кочки, то проваливался в заполненные водой ухабы.

Ему казалось, что он безнадежно заблудился в этих зарослях, но тут совершенно ясно послышлся возглас: "Homorphus!"** и вслед за ним — лязг перекрещивающихся мечей. Джеймс рванулся вперед — тростник сменил уже новый, этой весной выросший камыш — теперь он увидел, что оказался в нескольких ярдах от холма, на котором они аппарировали. Годрик сражался с огромным волком; вместо жезла у него в руках был меч. Волк кинулся вперед, но клинок ярко сверкнул и голова зверя с покрытой пеной мордой откатилась прочь. Джеймс хотел было позвать рыцаря, но на холме вспыхнуло, тут же погаснув, зеленое пламя и на вершине возник силуэт сэра Салазара.

— Годрик, скорее! — крикнул он, взмахнув жезлом. Голос перекрыл даже грохот грозы.

— Иду! — откликнуся Годрик и тут же исчез, возникнув уже рядом со вторым рыцарем на вершине холма.

Салазар поднял вверх обе руки и описал жезлом невидимый круг — через мгновение круг засветился синеватым огнем. Годрик выкрикивал одно за другим слова заклятья и из его жезла вылетали белые, словно раскаленные искры. Над полем, освещенным молниями и зловещим, тусклым восходом, собиралось еще одно облако — в воздухе кружили дементоры.

С последними словами заклятья тучи разодрала ветвящаяся молния и оглушительный удар грома раздался прямо над полем. Тут же порыв ветра бросил Джеймсу в лицо крупные капли дождя. Дождь приближался стеной и через несколько секунд все вокруг захлестнул поток воды. Но на востоке стало светлее — тучи над лесом редели.
Джеймс обернулся: за зарослями тростника он разглядел морской берег, сливавшийся с водой в пелене дождя; не то посреди воды, не то прямо в воздухе виднелся одинокий остров, над которым как будто клубился дым; дементоры серым облаком вместе с тучами летели на запад, теперь их стая кружила над островом. Последний раскат грома пророкотал далеко над морем, а ливень с новой силой обрушился на землю, и остров скрылся из виду.

Снова посмотрев на поле, Джеймс понял, что бой окончен. Через затопленный ливнем луг к холму спешили трое — мальчик разглядел сэра Парсифаля и побежал за ними. Он догнал их у подножья, но не успел ничего сказать, потому что увидел, что заставило их остановиться. На земле лежал сэр Гунтер а рядом с ним опустился на колени сэр Фланнаган. Волосы ирландца, намокнув, стали медно-красными и прилипли ко лбу; Фланнаган словно не замечал подошедших; невидящими глазами он смотрел вдаль, правой рукой сжимая левое предплечье — из-под пальцев сочилась кровь. Рядом были разбросаны обломки жезла.

С другой строны к ним бежала Хельга. Не обратив внимания на других, она бросилась к отцу, тот приподнялся на локте и попытался что-то сказать, но не смог и снова осел на землю. Парсифаль подошел к Фланнагану и позвал его по имени, разжимая пальцы. Когда это ему удалось, Джеймс увидел, что рукав мантии разодран в клочья а на руке — глубокие следы волчьих зубов.
С холма спустились Годрик и Салазар. Хельга обернулась к ним и ее лицо изменилось:

— Где же Ровена? И Эрик?! — спросила она со страхом.

— Она здесь?! — Салазар невольно шагнул вперед.

Джеймс разглядел вдалеке голубоватый огонек, медленно приближавшийся к ним.

— Может, это они! — вскрикнул он.

Все обернулись в сторону, куда он указывал. Когда огонек приблизился, Джеймс обрадовался — это был lumos. К собравшимся подошли Ровена, Эрик, державший высоко над головой светящийся жезл, и Кэдоган Прюитт. Валлиец нес на руках своего брата который, казалось, был тяжело ранен. Пслышался хлопок и рядом с Годриком возникли Хаген и Ингрем. Лицо Хагена пересекали четыре глубокие царапины — следы когтей.

— Нам нужно возвращаться, — сказал Салазар. — Все оборотни
сбежали, но как бы не явилась подмога.

— Кто бы они ни были, они загребают жар чужими руками, — мрачно сказал Хаген.

— Салазар прав, — отозвался Парсифаль. — Леди Хельга, позвольте, я помогу вам. Mobilicorpus!

Небольшой отряд направился к лесу. Годрик внимательно осмотрел землю вокруг, выбрал бугорок повыше и сказал:

— Здесь, господа! — вынув что-то из-за пазухи, он добавил: — Engorgio!

Перед ними возникла золотая чаша. Молча все встали вокруг нее. Капли дождя стали крупнее и реже, вода, скопившаяся в рытвинах, бурлила и пузырилась. Вдруг пелена туч, уже теснимых восточным ветром, разорвалась и на землю упали лучи золотистого утреннего света.

— Пора, — сказал Парсифаль. — Magia verum!

***

В Йорке их ждала Линэ, тут же принявшаяся хлопотать о раненых и раздавать приказы эльфам. Сэр Гунтер был тяжело ранен мечом но Парсифаль, не найдя следов проклятья, занялся раной, пообещав Хельге, что ицелит ее за неделю. Кэдоган не отходил от постели брата — тот вроде и не был ранен, но словно погружался в глубокий сон; узнав, что на него напал дементор, Парсифаль мрачно нахмурился, но не сказал ни слова. Все остальные расположлись в зале, кроме Фланнагана, так и не вошедшего в дом.
Джеймса послали за горячей водой, забыв, что он не умеет колдовать, так что он затопил огонь обычным способом и долго ждал, пока вода в котле закипит. Тогда-то к нему подошел Фланнаган. Внимательно и настороженно посмотрев на мальчика, он сказал:

— Я еще два дня тому назад хотел тебя кое о чем спросить. Откуда у тебя знак детей Лира? Мне теперь мало что нужно, —он умыльнулся, — но лучше все-таки скажи, потому что эта вещь принадлежит моей семье.

— Это подарок, сэр.

Джеймса немного испугал пристальный взгляд и похожая на оскал улыбка Фланнагана, но он, не отворачиваясь, смотрел ему в глаза.

— Такие вещи дарят только в благодарность за спасение жизни или... — ирландец многозначительно помолчал. — Впрочем, я вижу, что ты не лжешь. — Он вздохнул, и взгляд его как будто опустел. — Мне пора. Брат и его дочь теперь будут жить в замке в Ньюри, там для меня больше нет места. Хотел бы я знать, где оно найдется.

Джеймс так и не нашел, что ответить. Пока он неловко переминался с ноги на ногу, Фланнаган развернулся и пошел к дому.

***

Наступили последние дни мая — жаркие и солнечные. В доме сэра Гунтера из всех гостей оставались Парсифаль, Салазар и Годрик, да еще Джеймс, которого уже почитай что считали членом семьи. Леди Ровена улетела верхом на гиппогрифе вечером в день сражения. Эрик не отходил от сестры и отца, а Джеймс был в полном подчинении у Линэ и потому сновал туда-сюда по всему имению. Пробегая мимо совятни, он украдкой заметил Ровену и Салазара — они молча стояли, словно читая мысли друг друга. Стараясь, чтобы его не заметили, он пошел дальше и только потом не выдержал и обернулся. Тогда он увидел, как Ровена небольшим кинжалом с отделанной серебром рукояткой отрезала прядь волос и отдала волшебнику, а тот бережно вложил ее в медальон, который спрятал на груди.

***

Когда сэр Гунтер встал на ноги, Парсифаль решил отправиться в свой дом возле башни Магистра и предложил Джеймсу сопровождать его.

— Впрочем, нам придется пройти совдем немного, я предполагаю аппарировать до границы леса, что вокруг озера.

Путь через лес и правда занял неполный день — к вечеру они подошли к домику, теперь уже еле заметному среди зелени заросшего сада.

— Сэр, вы пойдете в башню? — с надеждой спросил Джеймс.

— Думаю, да — посмотреть своими глазами. Но прежде я должен увидеть другое.

Дверь на сей раз не задавала вопросов, а послушно открылась в ответ на alohomora. Они вошли в дом — там все оставалось так же, как в день, когда Джеймс отправился в путь на метле.

— Revelio! - волшебник указал жезлом на небольшую нишу в стене, и в ней словно ниоткуда возник треножник, на котором лежал сверток. Джеймс вспомнил его - когда-то зимой он сам доставил его Парсифалю.

— Да, да, это он самый. Осторожно, не дотрагивайся, на нем сильное защитное заклятье, — сказал Парсифаль.

Сам он, едва слышно пробормотав заклинание, взял сверток и осторожно развернул. Внутри, к огромному изумлению Джеймса, был медальон Магистра. Только камень внутри него стал тусклым, словно мертвым, а внутри него виднелась трещина.

— К сожалению, друг мой, я это предвидел, — печально сказал Парсифаль. — Что же, я сохранил порученное мне в сохранности, но, увы, не смог помочь тому, кто меня об этом просил. Пойдем теперь посмотрим и на башню — хотя я уже знаю, чего нам ждать.

Они прошли по знакомой лесной тропинке. В лесу пахло нагретой солнцем хвоей, на ветках вовсю резвились, гоняясь друг за другом, сойки, зеленый мох усеивали белые звездочки седмичника, украшая лес к началу лета.
Когда они вышли из леса, Джеймсу сперва показалось, что они заблудились — он не узнавал знакомых мест. Но стоило ему подойти ближе к горе, на которой стояла башя, он понял, в чем дело — башни больше не было. На вершине холма осталась только груда каменных развалин, уже поросших желтым очитком.

— Что здесь случилось?! — он обернулся к Парсифалю.

— Ты все еще не понял? — тот вздохнул. — Башня была построена особым волшебством, связанным с этим медальоном. Теперь, после гибели Магистра, все, что поддерживалось силой этой магии, разрушено. Магистр передал медальон мне на сохранение, так как еще зимой предчувствовал беду. Медальоном многие хотели бы завладеть, но до сих пор никто не решался противостоять столь сильному магу. Отныне, — продолжил он, немного помолчав, — эта земля принадлежит отцу леди Ровены.

— Так она может сюда вернуться?

— Вполне, только если семья ее отпустит до замужества в такую глушь. Леса вокруг кишат нечистью. Кажется, окрестные простецы, напуганные, да и недаром, волшебными чарами, прозвали этот холм "свиной бородавкой"***...

Джеймс ничего не сказал. Он понуро обошел холм кругом — каменые ступени растрескались, в щелях проросла трава, как будто прошла сотня лет с тех пор, как он был тут в последний раз. Пиная ногой камень, он прошел дальше, к источнику, но, не дойдя до него вернулся. Парсифаль тоже молчал, наблюдая за ним.

— Ты бы не хотел возвращаться домой, — полувопросително сказал он наконец.

Поколебавшись, Джеймс ответил:

— Нет, сэр. Только если посмотреть... если можно, сэр.

— Тогда ты можешь пока жить в Йорке. А там посмотрим, как сложится твоя судьба.

Они переночевали в доме Парсифаля. Джеймс не мог заснуть, слушая шум ветра в соснах и елях и думая, что последний раз, должно быть, оказался в этих краях. Когда он наконец уснул, ему вдруг приснилась Эшлинг. Он видел ее сквозь туман, молочно-белыми полосами нависший над незнакомой ему изумрудной равниной: она ехала на гнедом пони, золотисто-рыжие волосы трепал ветер, а на плече у нее сидел большой черный ворон.


_____________________________________
* связывающие заклинания
**заклинание, заставляющее оборотня снова принять человеческий облик
*** по-английски - "hog's wart"

_______________________________
Дорогие читатели, спасибо вам за то, что читаете этот фанфик! Как вы наверно уже поняли, история близится к концу... Я очень жду ваших отзывов!



На перепутье

С тех пор, как Джеймс поселился в Йорке, прошел почти месяц. Настала жара, деревья зазеленели в свою полную меру и трава на лугах выросла в половину человеческого роста. Все домочадцы сэра Гунтера готовились к солнцевороту – в ночь Мидсоммера все ходили в лес за травами, а после бывал большой праздник.

Хотя весенняя ярмарка давно окончилась и в Йорке было тихо, по городу ползли слухи о том, что бароны собираются установить новый налог, а кто-то поговаривал еще и о войне с королем. Гунтер был задумчив и недоволен – от Эрика Джеймс узнал, что он едва не поссорился с сэром Годриком. Тот сразу после Мидсоммера собирался примкнуть к войскам своего сюзерена, Геральда Уэльсского. Салазар отмалчивался, но как-то все же обронил, что не считает войну простецов, хотя бы и самого короля, делом магов.

За три дня до праздника Гунтер и Парсифаль отправились осмотреть лесную поляну, где гости должны были собраться у костра — необходимо было наложить защитные и укрывающие чары, чтобы это место стало невидимым для простецов. Хельга пошла с ними, чтобы подумать, как украсить поляну, а Джеймс и Эрик увязались следом, пока Линэ не задала им какой-нибудь работы. Закончив с чарами, Гунтер поспешил перенестись в Скарборо, а остальные отправились обратно пешком, выйдя на большую дорогу. Лес кончился и дорога, повернув, нырнула в березовую рощу. Под деревьями было прохладно, высокие, белоснежные зонтики сныти ловили редкие солнечные лучи и вся роща казалась празднично украшенной.

— На нынешний праздник прибудет немного гостей, — заметил Парсифаль. – Война разделяет даже магов.

— Отец, мне кажется, снова задумался об отъезде. Зачем Годрик должен воевать?!

Хельга вздохнула.

— Он считает это своим долгом, а долг — как тяжелый камень.

Выйдя из рощи, все зажмурились от яркого света.

— Я оставлю вас, надо сходить в город, — сказала Хельга.

Она вынула жезл и превратила свои плащ и мантию в блузу из беленой ткани и порыжелое зеленое сюрко*. Повязав на голову платок, волшебница
сломала на придорожном кусте несколько прутиков, сосредоточенно нахмурилась и, неслышно проговорив заклинание, взмахнула жезлом. Прутья удлинились и стали сами собой сплетаться вместе, пока в руке у Хельги не оказалась небольшая корзинка. Парсифаль уважительно поклонился и беззвучно захлопал в ладоши. На дороге перед ними теперь стояла небогатая крестьянка; лукаво улыбнувшись, она сделала неожиданно изящный реверанс и легкими шагами поспешила к городу.

— Мы с вами пойдем садами, — сказал ребятам Парсифаль.

— Сэр, а что такое камни? — спросил Джеймс, когда они вошли в сад сэра Гунтера и Эрик побежал к дому.

— О чем ты? – удивился тот.

— Вы сказали о сэре Годрике, что долг – тяжелый камень.

— Ах, это... Я просто задумался о своем. Но если ты хочешь знать, — волшебник замедлил шаг, — то расскажу. Мы видишь ли, все катим камни вверх по склону горы. А бывает, что и бросаем свой камень вниз, хоть и знаем, что самый маленький камушек может вызвать лавину. Боюсь, — улыбнулся Парсифаль, — это звучит не очень понятно.

— Нет, сэр... А почему надо катить камни вверх? – спросил Джеймс.

— Молодец! Ты задал как раз тот вопрос, на который я все не могу ответить. Если каждый от рождения наделен камнем, то такова его судьба. Отпустишь тяжелый камень и никогда не знаешь, на кого он упадет. А может, все не так. Может статься, зачем-то они нужны нам там, наверху.

Он замолчал. Вдвоем они молча прошли через сад, а как только показался дом, Джеймс мигом забыл про их разговор: у крыльца стоял белый конь, красотой под стать единорогу. Стоило Джеймсу проблизится, как скакун повернул к нему голову и, махнув длинным хвостом, нетерпеливо фыркнул. На коне не было сбруи, но мальчик подумал, что он только что, должно быть, проделал долгий путь. Парсифаль подошел и смело огладил крутые бока лошади:

— А вот и ты! — сказал он с улыбкой. — Я уверен, Джеймс, он тебя помнит, не бойся.

— Помнит... меня?

— Разумеется. Это Гринголет, конь сэра Годрика.

Тогда Джеймс и правда вспомнил белого коня, на котором Годрик, бывало, приезжал к Магистру.

— А где он был раньше?

— Кто знает. Пасется он где ему заблагорассудится, но приходит на зов.

Тут конь так громко заржал, что Джеймс закрыл ладонями уши. Обернувшись, мальчик увидел, что со стороны города к дому быстро идет сэр Годрик. Подойдя к ним, он поклонился Парсифалю и приветливо кивнул Джеймсу, после чего сразу подошел к Гринголету, что-то говоря ему шепотом.

— Так ты и вправду уезжаешь? — спросил Парсифаль.

— Да. Разумно это или нет, но иначе поступить я не могу, — лицо Годрика стало серъезным, почти жестким.

— Я не противоречу тебе, каждый должен поступать по совести. Меня же ждет долгое странствие в германские земли и я боюсь, мы еще не скоро встретимся.

У Джеймса екнуло сердце. Он боялся остаться без покровительства Парсифаля, хотя и был уверен, что по его просьбе отец леди Хельги примет его в свой дом. Рыцари направившились к конюшне — видимо, Годрик не доверял уход за Гринголетом домашним эльфам, а Джейис побрел к дому.

***

Первый в жизни Джеймса Мидсоммер показался ему волшебным сном (в Грейвуде день солнцеворота особо не отмечали, хотя старухи тайком отправлялись в лес за лечебными травами). Самый длинный день в году завершился светлым, ясным закатом; домашние сэра Гунтера и гости его дома засветло собрались вокруг огромного костра на лесной поляне. Хельга украсила ее полевыми цветами и венками из трав и зеленых ветвей. Когда наконец наступили сумерки, то тут, то там стали раздаваться хлопки — прибывали остальные гости. Вскоре вокруг костра собралось больше двадцати магов — Джеймс никогда не видел так много людей в необыкновенных, ярких одеждах, а на головах у некоторых были еще и высокие, остроконечные шляпы.

После приветствий все направились в лес — Эрик потянул Джеймса за собой и они отбились от остальных, забредя в сухой сосновый лес. Белые орхидеи-мотыльки**, словно хрупкие свечки, росли из порыжелой опавшей хвои, источая сладкое, необыкновенно сильное благоухание, стволы сосен качались и слегка поскрипывали на ветру, под ногами хрустел сухой серый лишайник.

— Говорят, что в ночь солцеворота цветут златоглазки, но я ни разу их не находил, — сказал Эрик через плечо.

Набрав орхидей, они спустились с холма, на котором рос сосновый бор, и вошли в по-настоящему темный лес, где листва дубов и редкие ели заслоняли небо, так что не видно было ни одной звезды. Эрик засветил люмос и они нашли узкую тропинку, которая вывела их на большую, заросшую высокой травой поляну. С другой стороны показался мигающий голубоватый огонек и послышались веселые голоса:

— Златоглазки? Нет, не видала я златоглазок, за этим нужно идти к самому Куерцинусу или ходите с Розмари Спраут, они наверное найдут целый букет.

— Да лишь бы не вытащили мандрагору, хотя здесь, на севере, их не найти и в Мидсоммер.

Две ведьмы звонко засмеялись. Увидев ребят, они рассмеялись еще громче и потребовали, чтобы те показали свои травы. Увидев орхидеи, та, что была постарше, весело заметила:

— Что ж, с этим уже не стыдно вернуться к костру, но пойдемте, найдем Хенгиста или сэра Парсифаля, они наверняка покажут что-то необычное!

— Идем! — пискнула вторая. — Мастер Эрик, видали ли в округе великанов?

— Нет, мисс Уизли, не помню, чтобы они тут водились.

Все вместе они направились к берегу реки, где и нашли сэра Парсифаля.

— Миссис Уизли, мисс Уизли, рад вас видеть! Вы вовремя — здесь, на берегу, полно бадьяна — именно такие цветы, распустившиеся на солнцеворот, годятся для всяких ран. А, ребята, и вы тут — идите-ка сюда, только осторожно.

Он повел их к опушке, туда, где стволы деревьев почти смыкались и стояла сплошная темень.

— Эрик, притуши люмос. Видите?

В едва мерцающем свете Джеймс разглядел стелющиеся по земле плети какого-то растения. Желая рассмотреть его поближе, он наклонился и, прежде чем Парсифаль успел сказать "Осторожней!", дотронулся до кожистого листа. Плети взвились вверх и Джеймс в ужасе схватился за ус, сжавший ему горло. Парсифаль и Эрик одновременно воскликнули:

— Lumos maxima!

Вспыхнул ослепительный свет и хватка растения ослабела; Джеймс отбежал назад, к берегу.

— Как ты, Джеймс? — спросил поспешивший следом Парсифаль. — Прости, я сразу не предупредил, это дьявольские силки. В горах ты таких бы не увидел, а здесь они повсюду. Хорошо, что вы не ходили одни.

Джеймс и Эрик молча переглянулись. На шум и вспышки прибежали обе ведьмы по имени Уизли, но Парсифаль уверил их, что все в порядке.

— А я уж было решила, что вы все попались дьявольским силкам! — проворчала старшая ведьма, но тут же радостно показала целую связку бадьяна. — Прекрасно, что мы вас встретили!

Парсифаль поклонился и посмотрел на небо — звезды были по-летнему яркие и крупные.

— Пожалуй, пора возвращаться, иначе все веселье окончится без нас, — сказал он, и все вместе они отправились к поляне, где должен был начатся праздничный пир.

Когда они вышли к костру, почти все остальные уже вернулись. В лесу было прохладно, а здесь от жара огня щеки Джеймса скоро раскраснелись; собранные травы они сложили под деревьями, там же, чуть поодаль от костра, стоял низки столй с глиняными кружками и кувшинами эля и пива. К ним подбежала Хельга, уже надевшая пышный венок из васильков и пшеничных колосьев, и со смехом потащила ребят в хоровод: заиграли заколдованные ею инструменты, которые сами чуть не пускались в пляс, и хоровод закружился, захватывая все новых гостей.

Праздник продолжался до рассвета. С первыми лучами солнца гости один за другим начли прощаться с сэром Гунтером, благодаря за приглашение, и поляна понемногу опустела. Хельга и Гудрун, торопя эльфов, убрали все украшения, столы и охапки трав и, затушив огонь, Парсифаль превратил кострище в ровное кольцо из цветущей сон-травы. Все, кто не в силах был переместиться, зевая, побрели к дому.

***

На утро после Мидсоммера все долго спали, а мальчишек так и вовсе не будили до вечера. За день набежали облака и часам к пяти пополудни полил дождь — на кухне эльфы, под присмотром Линэ, разбирали собранные травы, а все остальные обитатели дома собрались в зале у камина. Хельга негромко пела за шитьем, а мужчины разговаривали, подсев поближе к огню. Эрик с Джеймсом тихонько вошли и уселись было на сундук, возле Хельги, но она тут же отправила их на кухню, обедать и помогать Линэ, так что как ни хотелось Джеймсу послушать, о чем говорили старшие, пришлось уйти. Когда они с Эриком вернулись, за окном темнело. Хельга заколдовала небольшую лютню, на столе стояли кубки и серебряный кувшин, словно оплетенный витиеватым узором. На этот раз мальчикам позволили остаться, но общий разговор закончился — Гунтер обсуждал что-то со своим братом, Парсифаль читал длинный свиток папируса а Салазар и Годрик молча сидели рядом, по-прежнему у самого камина, и изредка перебрасывались фразами. Джеймс вспомнил, что на празднике Салазара не было, и заметил, как заострились черты его лица. Маг осторожно вынул из черного, стянутого серебристым шнурком кошелька что-то, завернутое в темную тряпицу, и передал Годрику, который, едва развернув ткань, тут же аккуратно спрятал предмет за пазуху и кивнул, давая понять, что знает, что это. Затем Годрик, в свою очередь, взял шкатулку, которая стояла на полу возле его кресла, и, открыв ее, стал вполголоса рассказывать, вынимая один за другим флаконы и тут же кладя их на место. Джеймс не мог отвести взгляд от волшебников: зелья, хранившиеся в шкатулке, были ему знакомы, и он понимал, что происходит что-то важное.

***

Годрик позвал его помочь с зельем за пару дней до праздника — он был весел и даже чем-то возбужден: борода заткнута за воротник, жезл так и играл в пальцах... Джеймс никогда не видел, чтобы зелья варились так лихо — Аспасий был скрупулезен и сердился, если малейшая крупица ингредиентов или капля зелья оказывались на столе, а Годрика, похоже, это ничуть не волновало. Он аккуратно взвешивал ценные комочки мумие, похожие на застывшую смолу, но тут же принялся толочь рога камнезуба так, что стол весь покрылся слоем порошка.

— Ничего, потом уберем, — подмигивая сказал он Джеймсу, когда тот хотел вытереть стол. — Джеймс, если я хоть немного знал Магистра, ты научен зельеварению не в пример лучше других мальчишек. Видишь ли, эльфам в этом деле я не доверяю — варить зелья надо самому. Ты согласен помочь?

— Да, сэр, — кивнул мальчик.

Сначала Годрик поручил ему поддерживать огонь под котлом и вовремя бросать в котел клубни цикуты, который можно было нарезать только сразу перед тем, как бросить, иначе нужные свойства исчезали. Потом он снял котел и стал помешивать зелье, отсчитывая сколько раз помешал по часовой, а сколько — против часовой стрелки. Джеймсу перед тем было сказано растворить в чаше воды какой-то белый порошок.

— Только бери осторожно, не пугайся, — предупредил волшебник.

Джеймс осторожно всыпал порошок в воду, каждую секунду ожидая, что все может загореться или вовсе взорваться, но порошок медленно растворялся и вода оставалась прозрачной. Тогда он взял глиняную чашу в руку, а другой рукой стал помешивать воду серебряной палочкой: когда последний кристаллик исчез, чаша в руке вдруг стала ледяной, хотя до того вода давно успела согреться, пока стояла в комнате. Он чуть не выронил ее и быстро поставил раствор на стол, но больше ничего не происходило; Годрик тут же взял чашу и влил в уже остывший котел.

— Спасибо! Главное — все делать вовремя. Теперь я должен попросить тебя сосчитать двенадцать раз по сорок восемь семян мака — знаю, это неприятно, но я бы не справился до вечера, надо еще многое приготовить.

— Разумеется, сэр!

Джеймс охотно выполнял все поручения, только бы не чувствовать себя лишним — еще до известия об отъезде Парсифаля он порой задумывался о том, что будет с ним дальше. Зернышки мака, мелкие как песчинки, разлетались от малейшего дуновения, и Джеймс надолго задерживал дыхание и напрягал глаза — семечек должно было быть ровно сорок восемь и ни на одно зернышко больше или меньше...

Через два часа все было готово — двенадцать отполированных деревянных коробочек, которые дал ему Годрик, были плотно закрыты и стояли на столе, подальше от котла.

— Ты молодец, Джеймс, я, признаюсь, думал, что мы до полуночи не успеем все приготовить. Что же, теперь можно отдохнуть — скажи, чего бы ты хотел в нагаду за помощь?

Джеймс смутился и даже покраснел. Тогда, сам не веря, что говорит это, он ответил:

— Сэр, я хотел бы научиться у вас колдовать. Вызывать патронуса — быстро добавил он, чтобы Годрик не решил, что Джеймсу хочется получить урок по обычным заклинаниям, ведь он давным-давно выучился поднимать веши потяжелее куриных перьев, да и люмос получался довольно яркий.

Годрик поднял брови и скрестил руки на груди.

— Патронус — это сложные чары.

— Сэр, я буду стараться! — Джеймс боялся, что сказал невероятную глупость, но отказываться было бы еще хуже.

Годрик помолчал, а затем улыбнулся Джеймсу:

— Я не хочу отказывать тебе, но не смогу обучить тебя этим чарам до моего отъезда. Если ты согласен ждать, я дам тебе слово, что не забуду о твоей награде, когда вернусь. Если передумаешь, скажи мне до Мидсоммера. Ты согласен?

Джеймс кивнул и поклонился.

***

Годрик уезжал на рассвете следующего дня — ребята видели, как он проверял, цела ли золоченая сбруя Гринголета. Немотря на горячие просьбы Джеймса, Парсифаль и слышать не хотел о том, чтобы взять его с собой в путешествие и Джеймс утешался тем, что может остаться в услужении у сэра Гунтера, тем более, что Эрик стал его лучшим другом.

За час до полуночи Гунтер, пожелав всем доброй ночи, удалился, а вслед за ним и все остальные разошлись по своим спальням. Хельга увела Эрика и Джеймса наверх, хотя они утверждали, что спать совсем не хотят — не смотря на это, Эрик мирно засопел, как только улегся на кровать. Джеймсу снова не спалось – он поздно встал, а в голове роились самые разные мысли и воспоминания. Он корил себя за то, что недостаточно хорошо обучался колдовству, ведь тогда Парсифаль взял бы его с собой, и беспокойно ворочался с боку на бок. Наконец он почувствовал, что должен выйти на двор. Стараясь не наступать на скрипучие половицы, мальчик спустился вниз (ему показалось, что как только он вошел в залу, какая-то прозрачная, слабо святящаяся тень шарахнулась в угол и пропала). В саду было тихо – ночь выдалась ясная и безветренная, только вовсю стрекотали кобылки и изредка ухали совы, выпущенные на ночь из совятни. Проходя мимо конюшни Джеймс услышал как шумно вздохнул и переступил с ноги на ногу большой конь, а затем недовольно фыркнул потревоженный пони.

Врнувшись он с удивлением увидел на крыльце Годрика и Салазара и зачем-то отступил в тень, чтобы его не заметили. Когда волшебники возобновили разговор, было уже поздно — выходило, что он подслушивал, но Джеймс не решался двинуться с места, чтоб ненароком не нашуметь.

— Я бы не стал сражаться за этого безземельного короля.

— Салазар, я прошу тебя... Мы говорили об этом. Твоя честь не пострадает, потому что твои предки прибыли издалека и всегда держались независимо. А я не могу остаться в стороне, хотя многое, что сделал Джон мне и не нравится.

— И не забудь, что биться ты будешь как самый обычный... простец.

— Хватит! Да, я уже слышал слово, которое ты имел в виду. И не произноси его при мне.

— Я и не произношу, Годрик, — Салазар облокотился на перила и смотрел вверх, где на безоблачном небе светился Орион и переливался красными и синими огнями Сириус, — потому что твоя дружба для меня важнее. Но дела короля и баронов, чем бы все ни кончилось, не принесут нам никакого блага. Мы не должны воевать в их войнах, ни как маги, ни как... простецы.

— Тогда мне придется покинуть Британию. Парсифаль тоже всегда говорит, что нельзя колдовать на пользу простецам, правда, по другой причине. Я иногда не могу его понять – как можно просто проходить мимо! Но он, должно быть, мудрее меня... Я обещал тебе и сдержу слово. Хватит об этом! Расскажи, что ты нашел в башне – это Ровена просила тебя?

— Да. Башни больше нет, ее разрушили. И, что бы не говорил Парсифаль, сделали это намеренно.

— Чтобы украсть что-то? Гобелен Джиневры? – спросил Годрик.

— Это сказки, — нетерпеливо отмахнулся второй маг. – Зачарованная картина, показывающая видения.

— Но ведь не все могут увидеть свою судьбу...

— Да, гобелен показывающий тем, кто сам хочет обмануться, если угодно. Свою судьбу теперь решать нам, только нам самим. А Магистр владел гораздо более ценными вещами, Ровена просила если возможно найти книги – их там больше не было.

Джеймс боялся дышать. Он вспомнил, как попал в башню сразу после исчезновения Аспазия, вид разгромленной комнаты, а потом вдруг — кавалькаду, движущуюся через заколдованный лес под звук охотничьих рогов и лицо смотревшей на него женщины, удивительно похожей на девушку с черным вороном на плече, которую он иногда видел во сне...

— Ты говорил с ней?

— Да, теперь зеркала у нас четверых.

— Но что, если ее... если кто-нибудь найдет зеркало? Ты уверен, что вы должны общаться?

— Ровена волшебница, Годрик! И искуснее многих. Я не знаю, о чем ты говоришь, надеюсь, ты помнишь, для чего нам эти зеркала – никаких других целей у меня нет, — отрезал Салазар.

— Прости, — Годрик явно не знал, как загладить сказанное.

Салазар промолчал. Оба рыцаря вошли в дом, а Джеймс еще долго не решался выйти из-за угла. Его мучила совесть и вдрбавок – мысль о том, что до этого он не понимал или не хотел понимать, какие тревоги и какая опасность ждет тех, кто уже стал ему дорог. Он снова вспомнил Мэйбл, вспомнил своего наставника, о котором почти перестал думать, и почувствовал себя совсем скверно. Однако, поднявшись наверх и закутавшись в одеяло, Джеймс твердо пообещал себе прилежно учиться и всем, чем только сможет, помогать леди Хельге и успокоенный этим заснул.

***

Годрик уехал на рассвете следующего дня – Джеймс проспал и долго потом не мог себе этого простить. Вскоре уехал Салазар, а Хельга готовилась к путешествию в Нормандию — Ровена просила ее быть на свадьбе. Сэр Гунтер был недоволен, считая, что доверять нормандцам нельзя да и полет на гиппогрифе в такую дать слишком опасен, Хельга тоже была невесела, но твердо пообещала Ровене приехать.

Последним отбыл Парсифаль — он долго готовился к путешествию, изучая вместе с Гунтером карты каких-то далеких земель. Набравшись смелости, Джеймс попросил волшебника помочь ему побывать в Грейвуде и тот неожиданно охотно согласился.

Они переместились в сумерках, оказавшись у знакомого Джеймсу ручья — на миг мальчику показалоь, что весь прошедший год был всего-навсего сном, но тут загворил Парсифаль:

— Не пугайся, сейчас я наложу на нас чары, которые сделают нас невидимыми, — сказал он, вынимая жезл.

Дрога была пуста и вокруг стояля тишина, только листья дубов шелестели над головой. Без труда найдя знакомый домик вдовы, Джеймс заглянул в крохотное окно: внутри было почти темно, свет шел только от догоравшего очага; возле него на низкой скамеечке сидела Мэйбл, заснувшая за работой — моток пушистой пряжи все еще лежал у нее на коленях. Дом показался Джеймсу еще беднее, чем прежде, а сама Мэйбл сильно постаревшей, и он подумал, что теперь она совсем одна. Парсифаль, казалось, знал о чем Джеймс думает:

— Боюсь, ты не смог бы вернуться, даже если бы хотел.

Джеймс кивнул, забыв, что он невидим.

— Сэр, можно ли что-нибудь сделять, чтобы помочь моей матушке?

— Видишь ли, даже если бы люди не боялись волшебства, оно, увы, не помогло бы им, потому что приносит больше вреда, чем пользы. Хотя, — даже не видя его лица, Джеймс понял, что Парсифаль улыбнулся, — я кое-что придумал. Глядя, как пригибаются к земле травинки, мальчик понял, что волшебник подошел к поленнице и гадал, что же он сделает. Немного погодя тот вернулся.

— Это совсем немного, — тихо сказал Парсифаль, — старушка, пожалуй, ничего не заметит, но дрова будут слушаться... словно по волшебству. Скоро ты и сам научишься этим чарам. Еще одно заклинание для защиты дома — а теперь пойдем. Я и так поступаю вопреки своим же советам.

— Спасибо вам! — прошептал Джеймс.

Они вышли из деревни и Парсифаль снял чары. В последний раз оглянувшись на дома, уже еле видимые в сгущавшейся тьме, Джеймс взялся за плащ Парсифаля и зажмурился — он возвращался туда, где теперь был его дом.



_______________________________________
* длинная верхняя одежда без рукавов
** любка двулистная, орхидея (Butterfly-orchid)


Эпилог

Джеймс отправился с сэром Годриком, оруженосцем и учеником которого стал, когда ему исполнилось четырнадцать, к границам замковых владений — волшебник укреплял и, где надо, заново накладывал защитные чары.

Прошло много лет с тех пор, как Годрик отправился на войну и вернулся с нее — Герард Уэльсский предал короля, а тот бесславно скончался, объевшись немытых фруктов, и Годрик клятвенно пообещал никогда больше не ввязываться в дела простецов.

Джеймс за это время вытянулся и ростом уже почти сравнялся с рыцарем. Его черные, непослушные волосы отросли до плеч, а на щеках пробивалась щетина, которую он пока что старательно сбривал.

Они прошли вдоль опушки леса, где уже начинали желтеть листья берез, и поднялись на предгорье. Закат освещал безлесные, покрытые низкой травой и вереском холмы и замок на берегу озера, поверхность которого, гладкая, как зеркало, отражала розоватые облака. Замок начали строить несколько лет назад, но Джеймс до сих пор изумлялся, глядя со строны на эту громаду, все еще продолжавшую расти — непостжимым образом земля, доставшаяся Ровене в приданое, теперь принадлежала ей, Хельге, Годрику и Салазару (о том, как Ровена этого добилась, ходили самые зловещие слухи), но волшебница настояла на одном: замок строился так, как строили замки в Нормандии, славившейся зодчеством.

Годрик повернулся к Джеймсу:

— Пойдем обратно, здесь все в порядке.

— Да, сэр.

Они спустились с холма и направились в сторону озера. Небо быстро темнело и когда они подошли к воротам замка пришлось засветить люмос. Почти все окна были темны, только одна из башен словно светилась изнутри голубовато-сиреневым светом — это были окна леди Ровены. Джеймс знал, что этот свет будет гореть всю ночь; он не раз задумывался о том, какие тайны скрывает этот покой и чем занимается волшебница с тех пор, как ее супруг погиб в военном походе. От Хельги он знал, что где-то в Нормандии воспитывается ее единственная дочь и все гадал, приедет ли она, когда замок будет достроен.

Войдя внутрь Годрик и Джеймс не стали зажигать факелы, а продолжали освещать себе путь заклинанием. Вдруг бронзовая застежка, которой был заколот плащ Джеймса потеплела:

— Сюда опять пробрались докси, — проворчал он, поднимая жезл повыше.

— Справишься сам? — спросил рыцарь.

— Конечно, сэр!

— Я спущусь вниз, мне нужно поговорить с Салазаром. Завтра приедет леди Хельга, главное очисти от этой пакости ее покои.

Джеймсу прекрасно удавались такие чары — учил его еще Парсифаль, о котором было мало вестей с тех пор, как он отбыл в свое путешествие. Однажды Эктон Куерцинус заглянул в замок, чтобы подарить леди Хельге несколько редких заморских саженцев, и обмолвился, что слыхал о Парсифале на северо-востоке германских земель, но сам его не встретил. Выловив по углам зловредную нечисть Джеймс огляделся и, убедившись, что вокруг никого нет, взмахнул жезлом:

— Expecto patronum!

Большой серебристый олень, гордо вскинув рогатую голову, бесшумно пронесся по коридору и исчез. Джеймс удовлетворенно кивнул и начал подниматься по лестнице, которая, как он рассудил, вела на башню сэра Годрика. Тот, к большому неудовольствию Салазара, испробовал множество чар, заколдовывая лестницы, так что теперь приходилось внимательно следить, куда идешь — один и тот же путь никогда не вел сегодня туда же, куда вел вчера.

Конец