Листопад

~ Пролог ~

Название: Листопад
Автор: КОТ
Жанр: джен, драма, АУ
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Сириус Блэк, Ремус Люпин, Джеймс Поттер, Северус Снейп, Лили Эванс, Регулус Блэк, Минерва МакГонагалл, Альбус Дамблдор и все-все-все.
Дисклеймер: Персонажей выдумала Дж.К.Роулинг. Идея данного фика принадлежит Кассии. Мои лишь исполнение и детали.
Саммари: Меняем прошлое, чтобы спасти настоящее? А знаем ли мы на самом деле, чем это может нам обернуться? Людские судьбы как листья на ветру, неизвестно куда их занесет случайный порыв. Стоит хорошенько подумать, прежде чем решиться на подобную «шутку со временем», а горе и скорбь в этом деле не лучшие советники.


~ Пролог ~


Желтая листва сплошным слоем покрывала влажную осеннюю почву. Холодный ветер трепал голые ветви деревьев, срывая с них редкие оставшиеся кое-где листья, которые, подхваченные порывом, кружились над тихой, спящей землей. Лишь черные вороны, отчетливо видимые на фоне серого небосвода, удерживались на скелетах деревьев и каркали. Хриплые монотонные крики этих птиц звучали тревожно и уныло.

Несколько опалых листьев кружились у ног человека, одетого в коричневую мантию, потертые бежевые брюки и старые кожаные сапоги. Как только ветер немного затих, листья улеглись на каменное надгробье, возле которого остановился человек. Он присел на корточки и рукою сгреб листву с камня. На белом мраморе были выбиты слова:

Джеймс Поттер
27.03.1960 – 31.10.1981
Лили Поттер
30.01.1960 – 31.10.1981

Сгорбленная фигура человека, застывшего над надгробьем, казалась воплощением скорби. Ремус Люпин еще раз провел рукой по холодному белому камню, под тяжестью которого покоились его лучшие друзья. Два любимых им человека.

– Простите меня, – тихо проговорил он. – Я не спас вас.

За год, прошедший с момента их смерти, Ремус многое успел обдумать. Он в одиночку прошел все круги ада и самобичевания. Лишившись в одночасье всех своих друзей, оказавшись в эмоциональной пустоте, он первое время не верил. Ни в смерть Лили, Джеймса и Питера, ни в измену Сириуса. Он ни во что не верил. Но факты говорили за себя. Факты в виде этого камня и лежавших под ним тел. У Питера Петтигрю не было даже могилы. Сириус мало что оставил от несчастного Хвоста…

Ремус сжал кулаки. Ногти до крови впились в ладони. Но он не чувствовал боли. Всё заглушало тупое, болезненное чувство пустоты внутри. В тот черный час он узнал, что причиной гибели его друзей был Сириус Блэк… Сириус Блэк, человек, которого он всегда ценил и считал чем-то вроде родного брата. Нет, конечно, до дружбы Сохатого с Бродягой ему было далеко. Эти двое были не просто братьями, а братьями-близнецами. И осознавая это, становилось еще больнее при мысли о том, что именно Сириус оказался предателем.

Когда Ремусу рассказали об аресте Сириуса за убийство Питера и несколько десятков магглов, он не поверил. Сказал, что это провокация Пожирателей Смерти, что Блэка пытаются очернить. Когда появились сведенья о том, что именно Сириус, как Хранитель тайны Поттеров, выдал их Волдеморту, Ремус возмущался и говорил, что это наглая ложь. Он ходил к Дамблдору и требовал пересмотра дела. Требовал публичных извинений. Требовал разрешения поговорить с Сириусом. Требовал проверить Сириуса на наличие проклятия Империо. Требовал. Требовал. Требовал.

Но Дамблдор разумно заявлял, что Ремусу в его довольно шатком положении оборотня не стоило вмешиваться в столь громкое дело. Уверял, что расследование ведется по всем правилам. Объяснял, что улики говорят за себя, и никакого Империо на Сириуса никто не накладывал. Сообщал о множестве свидетелей, собственными глазами видевших, как Блэк убил Петтигрю, о том, что его схватили на месте убийства с палочкой в руке.

Ремус не верил. Не хотел верить. Он не мог поверить, что Сириус Блэк мог убить Питера, предать Джеймса и Лили Поттер. Ремус не верил, что он мог предать собственного крестника. Сириус был так привязан к малышу Гарри. Не мог он поступить так вероломно и подло. Это просто в голове не укладывалось!

«Ежедневный Пророк» с явным увлечением ухватился за эту историю. Она месяцами не сходила с первых полос. Вплоть до приговора Сириуса к пожизненному заключению в Азкабан.

– Мне очень жаль, мистер Люпин, – сказал тогда Дамблдор. – Случается, что мы ошибаемся в людях. И принимаем за друзей…

Ремус не дослушал его, выбежал из комнаты и несколько часов бесцельно слонялся по городу. Ему не верилось, что он мог так ошибиться в человеке, которого он знал с одиннадцатилетнего возраста. Конечно, у Сириуса случались припадки ярости. Он не был святым. Он даже не был добрым. Но он никогда бы не предал своих друзей.

Или предал бы?

Может быть, он, Ремус, не заметил какие-то тревожные знаки? Может, тот Сириус Блэк, которого Ремус, как он думал, знал, уже давно исчез, уступив место некому незнакомцу?

Конечно, после окончания Хогвартса они несколько отдалились друг от друга. Джеймс всё больше времени проводил с Лили, особенно с рождением сына. Питер всё пропадал где-то по своим делам. Сириус с головой ушел в работу мракоборца. И Ремус, незаметно для себя самого, оказался один. Нет, друзья всегда были рядом. Всегда готовы прийти на помощь или просто посидеть вместе за кружкой пива. Но ощущалась некая новая дистанция…

Наверное, именно поэтому Ремус не почувствовал приближения катастрофы. Он знал, что Волдеморт охотился за Поттерами. Он знал, что они скрывались. Но он и понятия не имел, что в их ряды закрался изменник.

Он должен был заметить, что с Сириусом творилось что-то неладное. Это ведь не могло случиться неожиданно и молниеносно. Должны же были быть какие-то признаки!

Ремус вспомнил о происшествии со Снейпом… Его всякий раз передергивало, когда он думал об этом. Сам-то он ничего не помнил о том случае под Гремучей ивой, так как был тогда не вменяемым, однако по рассказам друзей выходило, что Сириус заманил Северуса в логово к оборотню – к Ремусу. Желая Снейпу смерти. Попытка убийства. Вероломство. Предательство.

Сириус Блэк так и не раскаялся в том происшествии. Тогда всё списали на юношеское безрассудство. Но что, если это был знак? Знак того, что дремало в Блэке. Всегда.

Газеты твердили, что нельзя забывать о наследственности… Сириус из чистокровного рода черных магов. Разве такое могло не оставить своего отпечатка?

Ремус не читал подобные статьи. Он давно уже сделал для себя вывод, что наследственность ничего не определяет. Всё дело в воспитании. Со своей природой всегда можно бороться. Уж он-то знал это не понаслышке.

И всё же, получалось, что Сириус где-то оступился? Позволил своей темной стороне взять над собой верх? Но как? Когда? И почему это осталось незамеченным?

Ремус видел в этом свою вину. Он был слишком ослеплен своей дружеской привязанностью. Он не желал видеть очевидное. Вот в чем дело. И именно поэтому он был тоже повинен в смерти Джеймса, Лили и Питера. Он смог бы спасти их всех и Сириуса тоже, если бы только заметил всё вовремя.

За этот год он многое обдумал. Он осунулся, плохо ел и еще хуже спал. Стоило закрыть глаза, как его настигали кошмары, в которых он никогда ни кого не мог спасти. Так же как и в действительности. Единственный его оставшийся в живых друг сидел в одиночной камере Азкабана. Да и не был он больше его другом. Ремус так и не навестил его ни разу. Он просто не мог себя заставить посмотреть в глаза тому человеку, старанием которого он лишился всего, что было ему дорого все последние десять лет. Ремус боялся увидеть в серых глазах Бродяги упрек: «Что ж ты меня не остановил, друг, когда еще не было поздно? Что ж ты не помог мне? Не помог нам?»

Вся вина лежала на нем. Ремус чувствовал ее груз каждой клеткой своего тела. И неправда, что время лечит. Это не так. Раны лишь затягиваются, но остаются столь же болезненными, как и в первый день.

Вороны с криком сорвались с крон деревьев и полетели куда-то вглубь кладбища. Ветер разносил их голоса вместе с желтой листвой.

– Простите меня, – прошептал Ремус надгробию, шмыгнул носом и потер рукой глаза. Целый год он жил в агонии и одиночестве с бременем невысказанных слов и непосильной ношей своей вины. Он с отчаянной нежностью провел пальцами по белым мраморным буквам, и его худая спина затряслась от беззвучных рыданий.


~*~


Хэллоуин 1982-го года был для Ремуса Люпина унылой порой. Сновавшая в вечерних сумерках ребятня в карнавальных костюмах не могла прогнать скорбное выражение с его лица. Праздничная суета вокруг никак его не касалась. Стараясь защититься от холодного ветра, он кутался в поношенную дорожную мантию.

В одном украшенном в честь праздника фонарями в виде тыкв, гирляндами из тряпичных летучих мышей и фигурками карикатурных ведьм, домике мерцал в окне зловеще-оранжевой оскал вырезанной тыквы. Именно к этому домику с аккуратной лужайкой перед входом и белым деревянным заборчиком, явно служившим не частью охраны здания, а лишь в декоративных целых, Ремус и направлялся. Перед входом он разминулся с гурьбой соседских детишек, уходивших со своей добычей сладостей.

Ремус постучал бронзовым дверным молотком в белую входную дверь, которую тут же отворили.

– Мистер Люпин? – спросила старушка в шерстяной накидке. Она и без праздничного костюма выглядела как прототип той самой фигурки старой ведьмы, стоявшей на лужайке.

Ремус кивнул.

– Заходите, – улыбнулась ему хозяйка дома, пропуская внутрь.

– Вы уверены, что хотите этого? – переспросила она, когда Ремус уселся на диван в простенькой, но чистой гостиной. Старушка пытливо вглядывалась в лицо гостя.

Ремус кивнул.

– О, вижу, для себя вы всё уже решили, – покачала головой хозяйка. – Но я вас предупреждаю. Шутки со временем очень плохи!

– Да я и не собираюсь с ним шутить! – прорычал Ремус. – Давайте уже ваше снадобье.

Старушка вздохнула и полезла в один из ящиков комода.

– Одиннадцать лет – это очень много. Даже один год – это уже много. Слишком много для хроноворота…

– Знаю. Если бы хроноворот потянул, я бы здесь не сидел, – перебил ее Ремус. Он нервничал, понимая, что собирается совершить один из самых необдуманных поступков в своей жизни. Хотя, может быть, как раз и наоборот. Ни о чем ином он не думал так долго и тщательно. Он вернется назад и всё исправит. Он всех спасет. Он искупит свою вину.

– Вот, – с гордостью в голосе сказала старушка, показывая пузырек со светящейся рубиновой жидкостью. – Зелье Возврата Во Времени. Сварено специально для вашего путешествия. Половину выпьете сегодня вечером. Вторую половину, когда захотите вернуться назад. Но не позже чем через сутки. Иначе останетесь в прошлом.

– Ясно, – кивнул Ремус, протягивая руку. Но старушка проворно убрала пузырек из зоны его досягаемости.

– Пятьсот галлеонов, – строго потребовала она.

Уже давно смирившись с разорением, Ремус достал из кармана предназначенные ей деньги и отдал ведьме, которая тут же принялась их пересчитывать.

– Если что, я вам ничего не продавала, – предупредила она, отдавая зелье. – За такое варево меня лет на десять в Азкабан посадят.

Ремус кивнул. «Шутки со временем» на самом деле были весьма опасны и незаконны.

Оказавшись на улице, он вдохнул холодный осенний воздух и решительно выдохнул.

Да, он всё решил.

Где-то в задворках сознания маячила тревожная мысль о том, что он сошел с ума, что он поступает глупо и неверно. Но Ремус гнал сомнения прочь с решительностью обреченного человека. Он слишком устал от бессонных ночей и своего горя, не желавшего утихать. В голове пульсировала постоянная жгучая боль. Она не покидала его с тех самых пор, как был арестован Сириус.

Нет, Ремус Люпин слишком долго ничего не предпринимал. И его бездействие, его проклятая склонность быть наблюдателем событий, а не активным участником их, привело к таким трагичным последствиям. Хватит. Он должен сделать всё, что в его силах. Он должен их спасти, предотвратить эти бессмысленные смерти, спасти своих друзей. Всех четверых – Джеймса, Лили, Сириуса и Питера. И себя самого.

Переодетая зайчиком девочка, пробегая мимо, бросила беглый взгляд на Ремуса и испуганно отшатнулась. Ребенка испугало лицо этого странного человека. Откуда ей было знать, что человек тот стоял на грани, что он потерял себя и весь свой мир? Откуда ребенку знать, какого ощущение того, что у тебя нет будущего? И единственная возможность его обрести – это совершить преступление, изменить ход времени и прошлое? Девочка-зайчик, топча беленькими кроссовками желтые листья, побежала дальше вдоль улицы, а Ремус Люпин, судорожно и тяжело вздохнув, трансгрессировал в Хогсмид.


~*~


В замке Хогвартс пир по случаю Хэллоуина был в самом разгаре. Ученики четырех факультетов весело и оживленно болтали за празднично накрытыми столами в Большом зале, освещенном сотнями тыквенных фонариков, парящих в воздухе под крышей зала – ночным небом с несметным количеством звезд.

Профессор МакГонагалл встретила Ремуса у входа в замок. Она, как всегда строгая и собранная, остановилась на пороге, наблюдая за поднимавшимся по мраморным ступеням гостем. Хоть Филч, несомненно, и подметал регулярно лестницу, ветер успел нанести палой желтой листвы, которая теперь была разбросана в живописном беспорядке. На этом фоне темно-зеленая мантия декана факультета Гриффиндор выглядела особенно по-осеннему.

Если ее и потряс вид своего бывшего ученика, то она, проявив свойственную ей деликатность, никак этого не показала. За год, во время которого они не виделись, он сильно переменился, резко постарел.

Ремус уже не помнил, когда он в последний раз нормально спал, мысли его были воспалены и сумбурны, взгляд тревожный. Он не был похож на себя прежнего, спокойного, благоразумного молодого человека.

– Мистер Люпин, с праздником, – улыбнулась Минерва МакГонагалл, глядя на него с вежливым беспокойством. – Профессор Дамблдор на пиру. Присядете к столу? За учительским еще есть место.

Ремус покачал головой:

– Я бы лучше подождал директора в его кабинете, если можно.

Трансифигураторша кивнула и, жестом указав магу следовать за ней, поспешила по коридору. В здании школы Волшебства и Чародейства было тихо и пусто. Все находились в Большом зале. МакГонагалл ступала мягко и совершенно бесшумно. Ремус невольно подумал, что раньше не замечал этой ее способности. Она шла чуть впереди него, всего на шаг опережая, светлые волосы затянуты в тугой пучок на затылке, время от времени бросала на него пытливые взгляды, но ничего не спрашивала.

– Директор скоро будет, – ободряюще улыбнулась МакГонагалл, оставляя Ремуса в кабинете Дамблдора. Разбуженный феникс Фоукс на своем насесте зашевелился, крякнул и захлопал крыльями.

Ремус натужно улыбнулся. Минерва еще раз вгляделась в его лицо, чуть наморщив лоб. Она явно что-то хотела сказать, но промолчала, и бесшумно выскользнула за дверь. Ремус расслышал тихий шелест винтовой лестницы, спускавшей преподавательницу вниз, и закрывшуюся за ней дверь, позади которой на свои места уселись горгульи.

Кабинет Дамблдора будто бы никогда не менялся. Всё те же стеллажи с книгами и всяческими магическими артефактами, как и в годы его обучения в Хогвартсе. Всё те же портреты бывших директоров и директрис на стенах. Меч Годрика Гриффиндора над креслом директора и старая распределяющая шляпа на полке.

Взгляд Ремуса остановился на шляпе. Старая, поношенная, сморщенная… Решающая столько судеб каждый год. Сейчас она лежала на полке безжизненная и такая обыкновенная на вид.

Наверное, подумал Ремус, он всё-таки успел сойти с ума за этот год. Иначе как он мог решиться на то, что он собирался сейчас сделать? Ремус Люпин так не поступал. Ремус Люпин не какой-то там недальновидный придурок. Ремус Люпин знал, что такое заботиться о последствиях. Наверное, так ощущается безумие. Как отголосок того момента, когда ты теряешь себя и всё свое существо, превращаясь в зверя. Когда разум ускользает, и ты не можем уже остановить того, что происходит, не можешь остановить себя самого…

Как только в руке Ремуса оказался пузырек с рубиновой жидкостью, на него внезапно нахлынуло спокойствие. Не сводя глаз с распределяющей шляпы, он выпил половину зелья, закупорил пузырек и, моля, чтобы старая ведьма ничего не напутала, закрыл глаза.

Мир закружился. Не надолго, на долю секунды.

Ремус распахнул глаза и увидел перед собой всё тот же кабинет, те же портреты и книжки, меч Гриффиндора на том же месте на стене, старую шляпу. Только теперь за окном не стояла ночь, а виднелся ровный послеполуденный свет. Ремус несколько раз моргнул и огляделся. Всё было так же, как и в той комнате, в которую его только что привела МакГонагалл, однако, если присмотреться, то замечалась разница. Чуть уловимая, но всё же разница – то какой-то предмет лежал на другом месте, переплет какой-нибудь книги выглядел новее и аккуратнее, то пыль не покрывала какую-то поверхность.

Да, это определенно было иное время.

Ремус встретился взглядом с круглым внимательным глазом Фоукса. Птица наклонила голову набок и тихонько вскрикнула, будто бы приветствуя возникшего из ниоткуда мага.

– Привет, – пробормотал Ремус. – Не подскажешь, какой сейчас год?

Феникс молча дернул головой и расправил крылья.

– Так я и думал, – хмыкнул Ремус, разглядывая бумаги на столе директора. В данной ситуации не было ничего преступного в том, чтобы подглядеть в чужие записи. Самое главное преступление он уже совершил, несанкционированно отправившись назад во времени. Судя по письму Дамблдора, лежавшему на самом верху бумажной кипы, рецепт Зелья Возврата Во Времени был составлен правильно, и сегодня первое сентября 1971 года.

– Отлично, – улыбнулся Ремус Фоуксу. Птица наблюдала за ним со сдержанным интересом. Фениксу было мало дело до этого странного бледного человека с темными кругами под глазами и тяжелым взглядом. Когда маг снял с полки распределяющую шляпу и принялся колдовать над ней, бормоча заклятия, Фоукс спокойно засунул голову под правое крыло и заснул.

Распределяющая шляпа в руках Ремуса нагревалась, впитывая волшебство. Взмахнув напоследок волшебной палочкой, маг оглядел древний головной убор придирчивым взглядом – внешне она ничуть не изменилась, и положил шляпу на место.

Портреты директоров на стенах наблюдали за ним. Ремус не беспокоился об этом, зная, что даже если бывшие директора что-нибудь поведают Дамблдору, это ему ничем не грозило. Ведь никакого злостного проклятия на распределяющую шляпу он не накладывал, лишь легкое заклятие программирования магического артефакта. Шляпа лишь единожды скажет одно единственное нужное ему слово, даже не заметив подвоха.

Устало вздохнув, Ремус подошел к окну. В чистом небе быстро уносились вдаль облака. Ветер гонял волны по озеру, из которого на секунду высунулся гигантский кальмар, сразу же вновь ушедший под воду. Над осенним Запретным лесом, листва которого уже начинала желтеть, пронеслись несколько черных теней – фестралы на охоте. Мирная картина осеннего дня, состоявшегося более одиннадцати лет тому назад.

Ремус безо всякой радости усмехнулся. Почему он решил, что именно так всё исправит? Он и сам не знал. Просто так ему показалось надежней. Чтобы в самом начале изменить ход событий. Чтобы предотвратить измену. Какая измена, если нет самой дружбы?

До острого слуха оборотня донесся звук отодвигаемых внизу горгулий. Директор возвращался в свой кабинет.

Ремус достал из кармана мантии пузырек с остатком временного зелья. Поднося его к губам, он почувствовал острый укол потери. Собственными руками он перечеркнул все годы дружбы. Но зато сохранит несостоявшимся друзьям жизнь и свободу. Чем не выгодная сделка?

– За ваше здоровье! – пробормотал Ремус и осушил пузырек.

Мир закружился.

Закружились в вихре несколько желтых листьев, подхваченных порывом ветра. Как только он ослаб, листва медленно осела на подоконник.



~ Глава 1 ~

Сириус Блэк читал маггловские книжки. Много читал. Из вредности. Не таясь. Напротив, даже демонстративно, сидя в парадной гостиной дома номер двенадцать на площади Гриммо. Он удобно располагался на кожаном диване или в высоком кресле с темно-зеленой обивкой под портретом Финеаса Найджелуса, закидывал ногу на ногу и раскрывал книжку в яркой бумажной обложке, так не сочетавшейся с общим декором комнаты.

Матушка, конечно, бесилась и сжигала книги, но Сириус уже на следующий день обзаводился новыми экземплярами. Это было проще простого, так как домовые эльфы не смели ослушаться приказа хозяина и покорно носили ему запрещенную лектуру. Особой забавой для Сириуса было посылать за маггловскими книгами Кикимера, который кряхтел, сокрушался, но неизменно таскал откуда-то книжки.

Матушка всерьез сердилась, называла сына «паразитом» и «мерзопакостным отродьем», грозила изгнанием из лона семьи и просто порчей. Сириус нагло улыбался ей в лицо, стряхивая с брюк остатки только что испепеленной ею книги, и неспешно поднимался к себе в комнату.

В очередной раз, поднявшись на верхний этаж и захлопнув за собой дверь, Сириус, не снимая ботинок, повалился на кровать и принялся глядеть в потолок. Свечи в патронах люстры еще не зажги, и по серебристо-серым шелковым обоям расползались странные тени, возникавшие в падающем из окон свете. Сириус резко вскочил и занавесил окна длинными бархатными портьерами. Комната тут же погрузилась во мрак. Мальчик опять улегся, закинув ноги на резное изголовье кровати.

В отчем доме было нестерпимо скучно. Пыль и неизменный порядок, заведенный в этих стенах, казалось бы, еще со времен четырех Основателей, въедались в зеленые обои и ковры, покрывали собой антикварную мебель, старинные гобелены и картины давно умерших художников, изображавших чуждые новому времени лица и нравы.

Библиотека тоже не отличалась современностью. Труды древних великих магов соседствовали с фолиантами по магической истории и книгами заклятий. Их черные, темно-коричневые и бордовые корешки с потертыми серебряными и золотыми надписями заполняли собой не один книжный шкаф. От этих громоздких томов веяло пылью, затхлостью и стариной. Каждую страницу заполняли давно ушедшие из этого мира маги и их громоздкие свершения, такие же давние, как традиция, по которой к ужину принято спускаться в парадной мантии, даже если за столом сидели лишь родители и два сына. В отличие от этой однотонной, серой действительности маггловская литература казалась глотком свежего воздуха. Тут обычные люди, не обладавшие даже магической силой, жили себе, любили, воевали и умирали.

Сириус извлек из-под подушки очередной томик в желто-зеленой обложке и в свете волшебной палочки принялся рассматривать книгу. Картинка не двигалась. Изображенный на ней ветреный пейзаж застыл, оставляя после себя ощущение незавершенности. Хотелось потрясти книгу, чтобы привести картинку в движение. Но это было бесполезно, как Сириус уже узнал на собственном опыте. Название гласило «Над пропастью во ржи». Наверное, именно такое поле и было на картинке. Сириус понятия не имел, что такое ржа. На обороте напечатана цена: £3.99. Фунтов Стерлингов… Сириус хмыкнул. Маггловские деньги. Он не знал, сколько это будет в нормальной магической валюте. Но всё это – и недвижимые картинки, столь нелепые и тревожные, и странные деньги, на которые не купишь даже шоколадной лягушки – казалось ему удивительно занимательным.

Со скрипом отворилась дверь, и в темную комнату упала полоса света из освещенного канделябрами коридора. Сириус повернул голову и увидел маленькую мальчишескую фигуру, замершую на пороге.

– Мама говорит, ты опять оскверняешь наш дом, – тихо проговорил мальчишка. – Она кричит на эльфов.

Регулус был маленьким для своего возраста, болезненным и хилым. В восемь лет иные парнишки уже вовсю ищут неприятности на свою пятую точку. Сириус и сам был таким, не только в восемь, но и раньше. Его брат же, избалованный и изнеженный материнской опекой, которую она, очевидно, решила не расходовать на первого сына, а всецело приберечь для второго, рос кротким и тихим ребенком.

Вот и сейчас, стоя в двери комнаты старшего брата и теребя край белой рубашки, выбившийся из-за пояса брюк, Регулус с явным испугом в голосе добавил:

– Кажется, она одного убила…

– Эльфа? – не сдерживая смеха, спросил Сириус. – Что ты дергаешься, малявка? Она же их по поводу и без давит.

Регулус стеснялся собственного испуга. Он не любил показывать перед старшим братом слабину. Ведь чаще всего Сириус не упускал случая поиздеваться над ним. Однако сейчас старший брат явно был в хорошем настроении, как всегда, когда ему доводилось взбесить мать, вызвать в ней бурю эмоций. Так что благодушный Сириус поманил мальчишку к себе, позволив поглядеть на книгу.

Ведь еще Сириус извращал юное поколение, в частности, своего младшего брата Регулуса, читая ему отрывки и особо увлекательные места из маггловских книг. Причем делал он это не столько из желания позлить матушку (которая, естественно, злилась и старалась оградить Регулуса от вредного влияния), сколько из потребности поделиться с кем-нибудь своими интересами.

Регулус был благодарным и хорошим слушателем. Он не перебивал брата, а если вдруг забывался и отвлекался, то получал от него подзатыльник. Но случалось такое редко, ибо Сириус читал выразительно, и младший брат чаще всего сидел с открытым ртом, не пропуская ни слово и глядя на Сириуса с преданным блеском в глазах.

Сириус читал о магглах, которые, как оказалось, тоже жили полной волнений и приключений жизнью. И не раз Регулусу хотелось крикнуть: «Ну, как же так можно без палочки?!» или «Я бы его Ступефайем!» Однако мальчик молчал, уводимый голосом брата к чужим берегам и странам.

Когда Регулусу исполнилось восемь, Сириус одно время очень любил книгу «Пролетая над гнездом кукушки». Странная это была книжка, непонятная и наполненная кучей неизвестных слов. Парню потребовалось достаточно много времени, чтобы разобраться с чуждым лексиконом.

«Лоботомия» – это, как пояснил Сириус, «нечто вроде заклятия Обливайте, только куда действеннее и страшнее. Заставляет человека забыть даже то, что он человек. Империо выглядит на этом фоне гуманно».

Регулуса так и не понял идею маггла Кена Кизи. Ведь МакМёрфи-то потерял всё! Какой тогда прок ему был выступать против тех, что был сильнее его?

– Дурень, – ответил на его вопрос Сириус, легонько постучав брата по голове. – Он пожертвовал собой ради того, чтобы иные могли стать свободными.

– А смысл, если сам он не мог? – не понял Регулус, упрямо хмурясь.

– Смысл в том, что он дал пример сопротивления, – отрезал Сириус тоном, дававшим понять, что тема исчерпана. Регулус добросовестно обдумал этот ответ…

Тишину нарушали лишь тиканье часов, шуршание перелистываемых Сириусом страниц и скрип деревянных половиц, которые скрипели сами по себе от старости, хоть Сириус и любил пугать Регулуса тем, что это, мол, шаги невидимых призраков-убийц, кровожадных чудищ, подкрадывавшихся к спящим.

Регулус спал поперек кровати на подушках, посапывая во сне, как щенок.

За занавешенными окнами стояла уже глубокая ночь. Дом давно погрузился в сон, лишь где-то сновали по комнатам эльфы, убираясь и подготавливая всё для следующего дня.

Сириус, зевнув, отложил книгу. В скромном свете палочки он растолкал брата.

– Иди спать в свою комнату!

Регулус, ворча и спотыкаясь в темноте, побрел к себе.


~*~


Поезд мчался по сельской местности, огибая холмы и устья речушек. Вокруг буйствовала осень, окрасившая леса в оранжевые, красные и желтые цвета.

Сидя в купе Хогвартс-Экспресса, Сириус Блэк с аппетитом поедал шоколадных лягушек, разворачивая их, не глядя скидывая коллекционные карточки на сиденье рядом с собой, и отправляя сладости себе в рот. Перед ним на столике было разложено приличное собрание разнообразных лягушек – из молочного, белого и из горького шоколада, с миндалем и фундуком, с изюмом и с кокосовой стружкой. Сириус предпочитал молочный шоколад. Много его не съесть за раз, но зато он очень вкусный, тает во рту и оставляет после себя сладкий привкус. И пятна на пальцах. Сириус, немало не стесняясь, вытер руку об обивку сиденья.

– Слушай, можно мне твои карточки забрать? – тихо спросил сидевший рядом пухленький мальчик с пепельными волосами. Он уже давно с жадностью смотрел на с таким пренебрежением сваленные в кучу богатства Блэка, и теперь, наконец поборов стеснительность, заискивающе улыбался ему.

Сириус, жуя, повернулся к мальчику, оглядел его с ног до головы, от чего тот явно смутился. Питер Петтигрю ему не нравился. Ему не нравилась его манера угодливо скалиться и глядеть с такой тошнотворной покорностью, будто бы он был не магом, а домовым эльфом. Так и хотелось стукнуть его первым попавшим под руку предметом.

Сириус задумчиво посмотрел на стопку карточек на сидении. Он давно не собирал карточки, ему это наскучило. Чаще он просто отдавал их Регулусу, у того были три коробки из-под обуви, наполненные карточками с разными знаменитыми волшебниками. Изображенные на карточках маги приветливо махали и поблескивали улыбками.

– Нет, – просто ответил он и стряхнул их на пол купе.

– Ты что? – вырвалось у пухленького Питера. Глаза округлились от изумления и шока. Он даже порозовел от избытка чувств и кинулся подбирать карточки.

– Я же сказал «нет»! – повысил голос Сириус и взмахом волшебной палочки сжег карточки прямо под носом у испуганного Петтигрю. Этому фокусу он научился у матери. Огня было совсем мало, что исключало возможность пожара, зато объект воздействия целиком превращался в прах. Так и сейчас на полу остались лишь несколько еле заметных горсточек пепла. Питер обижено глянул на жующего Блэка и обреченно уселся на место.

Потянувшись за лягушкой, Сириус встретился взглядом с сидевшим напротив черноволосым мальчиком в очках. С Джеймсом Поттером они тоже познакомились в поезде. Вот этот не смотрел как раболепный эльф, напротив, карие глаза за стеклами очков горели здоровым задорным блеском. Только сейчас в них читалось еще и осуждение.

– Это было мерзко, – заметил Поттер и взял со столика одну из шоколадных лягушек Сириус. Взял без спроса, но Блэк не возражал.

– Разве? – усмехнулся он. – По мне, так мерзко то, как он бросился подбирать их с пола.

Питер отвернулся.

Джеймс молча пожал плечами, достал лягушку из обертки и принялся разглядывать коллекционную карточку.

– Мерлин, – констатировал он. – У меня их уже пять штук дома. Петтигрю, хочешь?

Моментально позабыв все обиды, Питер ликующе обернулся к Джеймсу и закивал. Сириус усмехнулся.

– Держи, – добродушно подмигнул Поттер, отдавая карточку. Петтигрю с радостью взял ее и стал с увлеченностью маленького ребенка рассматривать.

Сириус хмыкнул, разворачивая очередную лягушку. Молочный шоколад приятно таял на языке, и во рту разливалась такая сладость, что уже становилось приторно и противно.

– В Слизерин? – вдруг воскликнул Поттер, переключив свое внимание на двух ребят, сидевших в углу купе, которых Сириус до этого даже не замечал, теперь же с вялым любопытством оглядывал.

Худенький, черноволосый мальчик затравленного вида и рыжеволосая девочка с зареванными глазами; видать, уже плачет по дому. Тоже первогодки, они до сих пор сидели и тихонько беседовали о чем-то своем, пока Джеймс не обратил на них внимание.

– Кто это тут в Слизерин хочет? Я бы сразу из школы ушел, а ты, Блэк? – со смехом спросил его Поттер. Сириус не улыбнулся.

– Вся моя семья училась в Слизерине, – ровным голосом ответил он.

Поттер удивленно охнул.

– Понятно, откуда у тебя эти слизеринские замашки, – рассмеялся он.

– Может, я нарушу семейную традицию, – криво усмехнулся Сириус. – А ты бы куда пошел, если бы выбирал сам?

– В Гриффиндор, как мой отец! Там учатся храбрецы, – вскинул подбородок Поттер. Черноволосый с длинным носом фыркнул. Джеймс резко обернулся к нему.

– Тебе что-то не нравится? – с вызовом спросил он, прожигая мальчика взглядом.

Заморыш даже ответил. Сириус не думал, что он и глаза-то поднимет. А нет, не струсил, ответил с неумелой наглостью в голосе:

– Почему же? Если хочешь быть храбрым, а не умным…

– А ты куда думаешь попасть, если в тебе нет ни того, ни другого? – бросил ему Сириус. Поттер расхохотался, оценив реплику. Довольный произведенным впечатлением, Сириус ожидал реакции заморыша, но не дождался, так как поднялась рыжеволосая плакса. Вся красная от возмущения девочка, явно лишенная чувства юмора и болезненно чувствительная, неприязненно зыркнула на Джеймса и Сириуса и гордо отчеканила:

– Пойдем, Северус, поищем другое купе…

Сириус переглянулся с Поттером, и они хором завыли, захохотав над этой нелепой парочкой. Петтигрю тоже подвывал, но получалось у него скорее жалобно.


~*~


Церемония распределения первогодок по факультетам школы Волшебства и Чародейства Хогвартс отличалась особой торжественностью и пышностью. Под вечер, когда все ученики и учителя собирались на праздничный ужин, приуроченный к началу нового учебного года, под высоченным потолком Главного зала, стены которого будто бы уходили в бесконечную высоту, зажигались сотни белых восковых свеч.

Как только ученики второго по седьмого курса, громко и радостно переговариваясь и делясь свежими еще воспоминаниями прошедшего лета, расселись по столам своих факультетов, в зал заходили учителя, занимая свои места за учительским столом. Звонкие юные голоса около двух сотен ребят напоминали птичий щебет, там и тут слышался веселый смех. Последним всегда заходил директор. С его появлением ученики заметно притихали.

Директор, окинув зал благосклонным взглядом голубых глаз, садился в высокое кресло, стоявшее ровно посередине за учительским столом и различимо возвышавшееся над креслами остальных преподавателей. Место рядом с ним пустовало. Тут ученики как правило замолкали, и в наступавшей тишине Альбус Дамблдор с видимым удовольствием провозглашал:

– Церемония распределения начинается!

Своим видом директор при этом напоминал ребенка, впервые очутившегося на цирковом представлении. Он явно наслаждался церемонией и с предвкушением ожидал ее начала. Глядя на Дамблдора, некоторые из учеников тоже заряжались его настроением и взволновано глядели на пространство между учительским и факультетскими столами, как на пустую сцену перед началом представления.

На эту сцену выходили ряды маленьких, слегка перепуганных первоклассников, большими глазами озиравшихся по сторонам. Они неизменно выглядели очень юными и беспомощными. Неуклюже и робко входившие в незнакомый и внушающий священный трепет зал, мальчики и девочки явно чувствовали себя не в своей тарелке. Кое-кому везло, и он, оборачиваясь к учительскому столу, встречался с одобряющей улыбкой Дамблдора или иного учителя. Такому ученику невольно отлегало от сердца, он начинал улыбаться и понимал, что всё не так уж и страшно, как могло показаться на первый взгляд.

Сириус Блэк был одним из таких счастливчиков. Черноволосый мальчуган с пытливыми серыми глазами, выйдя с толпой других детей в ярко и празднично освещенный Главный зал, принялся с интересом и долей беспокойства вертеть головой, отмечая и сидевших среди учеников привидений, и замершие в воздухе свечи, не истекавшие воском, и забавно чихнувшего профессора с пышными усами. Оглядывая учителей за столом, Сириус встретился взглядом с Дамблдором. Длиннобородый маг добродушно улыбнулся, и мальчик невольно расплылся в ответной улыбке. Лицо директора было Сириусу отлично знакомо, хотя бы по коллекционным карточкам – Дамблдоров в коробке Регулуса набралось аж семь штук. Директор кивнул куда-то вперед, и Блэк обернулся в указанную сторону. Как раз вовремя чтобы увидеть следующую часть представления.

Минерва МакГонагалл с прямой спиной и гордо поднятым подбородком вносила в зал старенькую табуретку, на котором расположилась еще более древняя и невзрачная остроконечная шляпа. Этот магический артефакт ученики видели лишь один раз в год – первого сентября. И торжественность этого момента всякий раз чуток нарушалась волной шепота.

Кто-то из младших учеников привстал, чтобы лучше разглядеть вносимый предмет. МакГонагалл поставила табуретку перед толпившимися первогодками.

– Распределяющая шляпа, – Дамблдор пояснял это не залу, а лишь стоявшим перед учительским столом первоклашкам. Для остальных же не было секретом, что эта старая, видавшая виды шляпа из темного, кое-где протертого до серости, материала и есть тот самый, легендарный магический артефакт. Всем присутствующим она была прекрасно знакома, все они когда-то надевали ее.

Дальше следовала ежегодная песнь шляпы. После ее окончания ученики и учителя радостно аплодировали, а бедные первогодки удивленно хлопали ресницами и с открытыми ртами глядели на магический головной убор. Песня всякий раз производила впечатлением своим пафосом и значительностью.

Потом в руках МакГонагалл появлялся пергаментный свиток. В зале воцарялась абсолютная тишина – было слышно, как скрипнул стул под кем-то из преподавателей. Всё внимание оказывалось прикованным к профессору. А она, надев на нос очки с прямоугольными стеклами, разворачивала свиток и читала первое имя.

Названный, вздрогнув и побледнев, или же наоборот покраснев от смущения, выходил вперед, садился на табуретку. Профессор опускала ему на голову шляпу, и та после короткого молчания произносила название факультета. Счастливый ребенок направлялся к столу, за которым ему предстояло сидеть последующие семь учебных лет.

– Блэк, Сириус, – раздался голос профессора МакГонагалл. Взволнованные первокурсники переминались с ноги на ногу, испуганно глядя на длинные столы факультетов и сидевших за ними учеников. Над их головами всей своей громоздкостью нависал вечерний небосвод.

Сириус вышел вперед и присел на табуретку. МакГонагалл сдержанно улыбнулась и надела ему на голову шляпу. Бесформенная и пахнувшая стариной, она опустилась мальчику на глаза, милосердно скрыв от его взора полный зал, обращенный теперь на него лишь одного.

– Ну-с, – Сириус вздрогнул от звука чужого голоса у себя в голове. Потом до него дошло, что говорила распределяющая шляпа.

– Ну-с, – повторила она скрипучим голосом. – Храбрый малый, Блэк… Жестокий, свободолюбивый, сообразительный… Куда ты хочешь?

– Не в Слизерин, – подумав о своей матери и той истерики, которую она закатит, если он не попадет на факультет своего рода, прошептал Сириус. Шляпа молчала.

– В Гриффиндор, – вспомнив о Поттере, добавил мальчик. Шляпа молчала.

Сириусу показалось, что в распределяющей шляпе что-то щелкнуло… Какой-то механизм, которого там и быть-то не могло. Шляпа молчала. И безмолвие это было таким сплошным и безжизненным, что Сириус даже засомневался, слышал ли он вообще голос шляпы, или ему это почудилось. Он расслышал одинокий кашель кого-то из учеников. Молчание шляпы затягивалось. И тут, будто бы с нее спало какое-то наваждение, шляпа вновь ожила и звонким голосом произнесла на весь зал:

– СЛИЗЕРИН!

Освободившись от тяжести древнего головного убора, Сириус, зажмурившись на ярком свету, встал с табуретки и повернулся в сторону слизеринского стола, ученики за которым радостно шумели, приветствуя его. Проходя мимо ряда ожидавших своей очереди на сортировку первоклашек, Сириус с кривоватой ухмылкой кивнул Поттеру. Но тот лишь сжал губы. Гордый без пяти минут гриффиндорец не любил слизеринцев. Сириус, разозлившись, отвернулся и упрямо зашагал к своему столу.

Какой-то высокий парень освободил ему место рядом со старостой факультета, в котором Сириус без труда узнал своего дальнего родственника Люциуса Малфоя. Этого белобрысого парня трудно было с кем-то спутать, да и не стоило. Малфой ненавидел, когда его не узнавали, и мог надолго отбить у незадачливого знакомого желание путать имена и лица.

– Блэк, – Люциус улыбнулся краешком рта. Эту его фирменную ухмылку Сириус находил откровенно нелепой. – Добро пожаловать!

Сириус тряхнул головой в неком подобии кивка. Между тем распределение продолжалось.

– Не то, чтобы мы сомневались, – доверительным тоном, но во всеуслышание сидевших рядом слизеринцев, продолжил Люциус. – Но когда молчание шляпы затянулось, мы почти что начали тревожиться за тебя.

– Блэки учатся в Слизерине. Закон такой, – не глядя, бросил Сириус.

Люциус неопределенно хмыкнул. Сириус окинул его быстрым взглядом и заметил насмешливую ухмылку, сильно его разозлившую.

Блэк не мог похвастаться хорошим отношением с Малфоем. Манеры Люциуса его всегда раздражали. Да и мать вечно приводила его в пример. «Люциус учится на Слизерине». «Люциуса приняли в факультетскую команду по квиддичу». «Люциус стал старостой факультета». «Люциус стал капитаном команды по квиддичу». «Люциус сдал СОВ без единого Выше Ожидаемого». «Люциус помолвлен с Нарциссой». Слушая всё это, Сириус твердо решил не поступать в Слизерин, ни за что не становиться старостой, не играть за команду по квиддичу и сдавать все экзамены на одни Выше Ожидаемого.

И вот он уже на одном факультете с Малфоем. Слава Мерлину, хоть помолвка с Нарциссой ему точно не грозила. Сириус мрачно усмехнулся. Его кузина, такая же светленькая, как и ее жених, сидела за этим же столом. К слову, Нарцисса была одной из немногих блондинок в семье Блэков, обычно отличающихся темным цветом волос. Особенно забавен тот факт, что обе ее сестры темноволосые. Сириус не раз слышал, как мать с другими дамами обсуждали эту странную данность и строили самые нелицеприятные для Друэллы Блэк, матери Нарциссы, догадки. Муж Друэллы, Кигнус Блэк, брат матери Сириуса, был шатеном. Впрочем, Сириус никогда не прислушивался особо к этим сплетням, справедливо находя их скучными, мелочными и полными еле прикрытой зависти.

Нарцисса, заметив взгляд кузена, снисходительно ему улыбнулась. Она была почти на два года старше Сириуса, и поэтому чувствовала себя рядом с ним чуть ли не взрослой. Это не делало ее более приятной в общении. Нарцисса принадлежала к тому типу людей, которых воспитывали в полной уверенности того, что мир крутиться лишь вокруг них, что нет никаких иных причин для существования вселенной, кроме как исполнения их прихотей и желаний. Сириус и сам временами грешил подобным восприятием действительности, но старанием родителей скоро убеждался в неверности такого подхода. Поэтому ему было еще любопытней узнать, что же случится с его милейшей кузиной, когда ее иллюзии разрушатся. Мальчик усмехнулся с мрачным злорадством. Нарцисса тряхнула своей самой большой гордостью – длинными светлыми волосами, и отвернулась.

С другого конца стола Сириусу улыбнулась вторая его кузина, еще не окончившая школу, Андромеда Блэк. Она ничуть не походила на свою младшую сестру, внешне больше напоминая старшую, Беллатрикс. Такие же темные волнистые волосы, карие глаза, правильные черты лица. Как и Белла, Андромеда была красивой девушкой. Но по характеру они разительно отличались. Если Белла с ранних лет вела себя как светская дама и с энтузиазмом готовилась к предназначенной ей семьей и традициями роли, то Андромеда, напротив, кидалась из крайности в крайность, всю свою подростковую жизнь пробуя на прочность оковы отчего дома.

Сириус улыбнулся ей в ответ. Андромеда была его любимой кузиной, единственной из этой троицы с которой можно было нормально беседовать. Да и всякий раз, приезжая на площадь Гриммо, она не забывала привезти Сириусу какую-нибудь приятную мелочь, от карты маггловского метрополитена Лондона до книжек Льюиса Кэрролла и джинсов-клеш с нарисованными цветочками и надписью «Make love not war».

Андромеда шаловливо подмигнула мальчику и отвлеклась на своего соседа, что-то прошептавшего ей на ухо. Сириус еще раз окинул взглядом учеников, собравшихся за слизеринским столом… Знакомая компания. В таком обществе он вращался с рождения.

Слизерин, так Слизерин. Не то, чтобы он сам сомневался. В душе он ожидал такого расклада. Он же Блэк, у него родословная как у приличной породистой собаки. Только обидно, что мать опять победила. Не получилось нарушить семейные традиции. Видать, и правда существовал такой закон, по которому Блэки учились в Слизерине. Испокон веков. И против породы не попрешь… Почему-то от этих мыслей становилось до боли тоскливо.

Сириус наблюдал за тем, как радостный Поттер отправился в свой вожделенный Гриффиндор, с ним же там оказались Петтигрю и рыжая плакса. А длинноносого заморыша определили в Слизерин. Очевидно, сегодня все получали то, что заказывали. Все, кроме него, Сириуса Блэка, образцового представителя своего семейства. Мать будет в восторге…


~ Глава 2 ~

По-осеннему пестрый Запретный лес неспешно избавлялся от красной, желтой и оранжевой листвы. Порывы ветра срывали ее с веток и кружили коричневые сухие листья в прохладном воздухе. Приближалась зима.

Подземелья факультета Слизерин не были такими уж мрачными. Здесь не обитали крысы, не пахло сыростью и никаких темниц для узников никогда не водилось, как бы не пугали подобными прелестями первокурсников. На самом деле, в общей гостиной Слизерина было довольно уютно, по своей остановке она чем-то неуловимо напоминала библиотеку на втором этаже дома номер 12 на площади Гриммо. Здесь вдоль стен тоже стояли книжные шкафы, сами же стены были покрыты зелеными шелковыми обоями со змеившимся узором. Если долго глядеть на этот рисунок, начинало казаться, что он шевелится, вьется и расползается по стенам. Но в этом было даже что-то приятное, медитативное. Кожаные кресла и диваны отличались легкой потертостью и удобством. Заплывшие воском настенные светильники из витиеватого чугуна горели днем и ночью.

Единственным, но существенным минусом слизеринской гостиной являлось отсутствие окон и тем самым дневного света. Сириус, с раннего детства полюбивший полумрак, не испытывал никакого дискомфорта, но другие первогодки сильно переживали и предпочитали проводить свое время за пределами подземелий.

– Ничего, привыкнешь, – презрительно отмахнулся Малфой, когда хныкавшая первоклассница с русыми кудряшками пожаловалась на темноту. Девочка обижено надула губки. А староста даже не отвлекся от своей книги.

– Сделай, чтобы было светлее! – потребовала первоклашка. Малфой удивленно поднял глаза. Выражение его лица говорило больше любых слов. Однако девочка, очевидно, не отличалась особой понятливостью.

– Ты хоть знаешь, кто мой папа? – шмыгнув носом, спросила она грозно.

– Ну, и кто же он? – насмешливо осведомился староста, неспешно отложив раскрытую книгу на колено.

– Мой папа работает в министерстве! – гордо заявила кудрявая девочка.

– Мой тоже, – усмехнулся Малфой, теряя интерес к беседе и вновь принимаясь за чтение.

Девочка капризно топнула ножкой и пригрозила:

– Я пожалуюсь моему папе, и он твоего уволит!

– Скорее уж наоборот, – теряя терпение, вздохнул Малфой и, даже не глядя на нее, рявкнул: – Отстань от меня!

Девочка обижено хныкнула и выбежала из комнаты. Несколько слизеринцев с вялым интересом поглядели ей вслед.

– Спорим на десерт, что девчонка еще на этой неделе домой попросится? – спросил наблюдавший за старостой старшекурсник своего приятеля. Тот расхохотался:

– Два десерта, что Малфой ее дня за три доведет.

– Идет! – согласился первый и со злорадной ноткой в голосе обратился к Люциусу: – Малфой, ты правда не знаешь, кто ее папа?

Староста перевел на него скучающий взгляд.

– Начальник отдела по надзору за каминной сетью, – пояснил тот и рассмеялся.

Люциус ухмыльнулся, склоняясь обратно к своей книге. Мелкие начальники всегда так много о себе мнили, что это передавалось даже их отпрыскам. Люциус сделал про себя заметку сбить с маленькой мисс Арабеллы Уолтерс спесь. Для ее же блага – тяжко ей придется в жизни, если вовремя не поставить ее на место. А уж это Малфой умел как никто другой. Этим редким искусством он овладел от своего отца, председателя совета по карательным мерам при министерстве магии. Иначе он вряд ли стал бы старостой факультета и заслужил бы такое безоговорочное уважения слизеринцев. Здесь никто не станет ценить тебя без оснований на то.

– Точно дня три, – кивнул своему приятелю старшекурсник, взглянув в лицо Малфоя и расплывшись в злорадной ухмылке. Парни прошли мимо группы учеников, столпившихся вокруг шахматной доски.

Сириус Блэк, сидя в углу гостиной в одном из серых кожаных кресел, играл в магические шахматы с Андромедой. Вокруг старшеклассницы вилось несколько ее ровесников. Парни то и дело подсказывали ей, что выводило темноволосую девушку из себя.

– Мерлин! Пруэтт, заткнись ты уже! У меня своя голова на плечах есть, и я умею играть в шахматы! – взревела в очередной раз Андромеда, прожигая парня гневным взглядом карих глаз. – Уйди отсюда, ты меня бесишь!

– Я ж помочь хотел… – улыбнулся неудачливый ухажер и отошел.

– Кто тут еще думает, что я не в силах сама справиться с одиннадцатилетним мальчишкой? – Андромеда обвела горящим взором двух оставшихся парней. Те промолчали.

– Пошли вон! – велела Андромеда, и парни послушно ретировались.

Сириус насмешливо взглянул на сестру. Она, наморщив лоб, смотрела на доску.

– Что, трудно быть главной красоткой школы? – с кривой усмешкой спросил он. За те полтора месяцев, что он учился в Хогвартсе, Сириус много времени провел с кузиной и успел заметить, какой популярностью она пользовалась.

– Это как сказать, – усмехнулась в ответ Андромеда. – Слон на Е7! – Под ее пристальным взглядом слон неторопливо тронулся с места и занял намеченную позицию. – С одной стороны это дает определенную степень свободы в обращении. Но с другой… – Девушка подняла на него глаза, в которых виднелась искра веселья. – Да ты и сам это через пару годков узнаешь.

Сириус не стал спорить. Ему с ранних лет говорили, что он красивый. Согласно семейное легенде, еще целительницы в родильной палате восхищались его серыми глазами. Он давно уже воспринимал комплименты по поводу своей внешности как нечто само собой разумевшееся.

– Ладья на А5. Шах…

– …И мат, – рассмеялась Андромеда, пока черная ладья Сириуса громила ее короля. Она ласково потрепала брата по голове. – Надо было слушаться этих умников. Всё-таки выиграл у меня одиннадцатилетний мальчишка.

– Мне уже двенадцать, если тебя это утешит, – усмехнулся Сириус. Впрочем, девушка не выглядела огорченной; она умела проигрывать, наверное, потому что случалось это довольно редко.

– Реванш? – предложил Сириус, сгребая шахматные фигуры в коробку. Но одного взгляда на сестру было достаточно, чтобы предугадать ее ответ.

– Нет, братец, мне некогда, – Андромеда сорвалась с места и умчалась, чмокнув мальчика на прощание в щеку.

Сколько Сириус себя помнил, она всегда напоминала ему вихрь – стремительная, легкая на подъем и никогда не знаешь заранее, куда ее занесет. Стоило Андромеде Блэк появиться на горизонте, как привычный уклад жизни рушился и мир становился с ног на голову. Это случалось постоянно. К примеру, когда Сириусу исполнилось семь, Андромеда не иначе как при помощи некого страшного заклятия уговорила его мать отпустить мальчика в город. Они полдня катались на маггловском метрополитене, выскакивая чуть ли не на каждой станции и оглядывая вестибюли, толпы магглов и прочие забавные нелепости. Сириус еще полтора месяца бредил этой вылазкой за пределы магического мирка семейства Блэков.

¬– Я с тобой сыграю.

Сириус поднял глаза на остановившегося рядом с его креслом одноклассника. Тощий, невысокий для своего возраста, белолицый брюнет с серо-зелеными глазами учился с Сириусом на одном курсе, но они пока что не обменялись ни словом. Даже имени его он не знал. Сириус не стремился заводить друзей. Общение со сверстниками его интересовало не больше, чем зубрежка заклинаний и рецептов зелий, которой тут предавались в свободное от занятий время.

Слизеринцы ничем не отличались от тех людей, что собирались порой в доме Блэков или встречались ему на семейных празднествах. Это были такие же магические отпрыски магических семейств, лица большинства которых Сириусу казались смутно знакомыми. Наверное, он всех их успел уже когда-нибудь увидеть у Малфоев, или у Ноттов, или еще у кого. Не исключено, что со всеми ними он состоял в каком-нибудь запутанном, дальнем родстве. Скукотища…

– Ты кто? – без особого любопытства спросил Сириус.

– Эйвери, – ответил мальчик и сел в кресло напротив. – Сыграем?

Сириус еще раз окинул его взглядом. Подумал о ненаписанном докладе по Зельеварению, заданном к завтрашнему дню, и прикинул, что перспектива сыграть еще одну партию в шахматы прельщала его куда больше.

– Давай, – кивнул он, позволяя фигуркам из слоновой кости расходиться по своим местам.


~*~


Эйвери предпочитал, чтобы его называли по фамилии. Он терпеть не мог свое имя, казавшееся ему нелепым и дурацким. Сириус так и не сумел выведать в честь какого такого выдающегося волшебника был назван его новый приятель. Честно говоря, ему это и не было так уж интересно. Он знал, что сам он получил имя Сириус в честь своего предка, жившего несколько веков тому назад.

– Идиотская привычка давать своим детям эти бессмысленные старомодные имена, – равнодушно заметил Эйвери, когда однажды за ужином об этом зашла речь.

Сириус отрезал кусочек венского шницеля и, обмокнув его в брусничное варенье, отправил в рот.

– Это всё для того, чтобы лишний раз показать свой статус, свою обособленность от магглов, – отозвался он, жуя.

Эйвери кивнул, придав своему лицу презрительное выражение. Сириус нахмурился.

– Не любишь магглов? – внимательно глядя на Эйвери, спросил он. Тот лишь пожал плечами, не отрываясь от еды. Он был умным парнем. Как и Сириусу, ему было уже двенадцать, когда он поступил в Хогвартс. Эйвери родился в декабре и провел лишний год в отчем доме на попечении домашнего учителя, какого-то отставного философа, привившего ему тягу к рассуждениям. Вот и сейчас ответ на простой вопрос обещал стать длинным и основательным. Этим он временами забавлял Блэка, временами наоборот раздражал, в зависимости от настроения Сириуса.

– Да плевать мне на них, – хмыкнул Эйвери. – Вот что меня на самом деле бесит, так это нездоровое стремление передать свою непричастность к ним. Будто бы магглы так важны, что надо ставить их во главу стола, будь это даже ради того, чтобы показать насколько мы от них отличаемся.

Сириус задумался. Он никогда не задавался вопросом, почему в его семье не жаловали магглов, почему нельзя было водиться с глязнокровками. Он просто принимал это как данность и использовал, чтобы насолить матери. Он из чувства противоречия разговаривал на улице с магглами, тащил в дом маггловские штучки и читал маггловские книжки. Но никогда не пытался вникнуть в причину негативного отношения к ним. Мальчик подцепил вилкой картошку, зажаренную до хрустящей корочки. Дома такую вкуснятину не готовили. Матушка с недоверием относилась ко всему жаренному, считая подобную еду вредной для здоровья. Поэтому на площади Гриммо подавались лишь вареные и тушеные блюда. Мерзости, которые приходилось есть изо дня в день. Сириуса передернуло при одном воспоминании о домашней стряпни, и он с воодушевлением захрустел золотистой картошкой.

– Будто бы они мера всего, – продолжал Эйвери. – Разве маги не понимают, насколько они сами себе противоречат, возвышая своим вниманием ненавистных и недостойных им?

Отвлекшись и потеряв нить разговора, Сириус взглянул на приятеля:

– Слушай, ты сейчас вообще о чем?

Эйвери поднял глаза. В невозмутимом взгляде промелькнула искорка злости, потухшая так же стремительно, как она возникла. Мальчик легонько нахмурился, но его лицо тут же приняло привычное безучастное выражение. Эйвери никогда не отличался яркой мимикой, хоть Сириус и догадывался, что под этой непроницаемой маской кипели нешуточные эмоции.

– Я о том, что маги поступают глупо, так яро отстаивая свое превосходство над магглами, – пояснил Эйвери ровным голосом.

– А, пожалуй, – безразлично кивнул Сириус, запихнув в рот очередную порцию вкусной жареной картошки. Только вот немного недосолено. Блэк потянулся к соли. Но хрустальная солонка с металлической крышечкой вспорхнула со стола и отлетела вне зоны его досягаемости. Сириус, оставшись ни с чем, почувствовал вспышку внезапно проснувшегося гнева. Он проследил за полетом солонки, оказавшейся в руке у сидевшего напротив слизеринца, в котором мальчик узнал сальноволосого заморыша из поезда, Северуса Снейпа.

Хилый и мрачный слизеринец уже успел заработать статус зубрилы, чудака и зануды. Невозможно было увидеть его когда-либо не погруженного в чтения магических фолиантов. На уроках он первый поднимал руку, стоило учителю задать какой-нибудь вопрос. Большинство заработанных первокурсниками для Слизерина баллов приходилось на его счет. Если бы он учился на Когтевране, то одного этого уже было бы достаточно, чтобы заслужить уважение одноклассников. Однако слизеринцам не так легко угодить, и Северус, чья фамилия никому ничего не говорила, воспринимался как выскочка и слабак. Учился бы он на Пуффендуе, то однокурсники, видя его шаткое здоровье, постарались бы поддержать его. Но на Слизерине слабость не вызывала сочувствия, а напротив – агрессию. Если кто-то слабее тебя, то твоя священная обязанность показать свое превосходство. Ходили слухи, что Снейп не чистокровный волшебник. Ему в лицо бросались оскорбления, и он сделался изгоем.

Сириус, хоть и не принимал участие в типично слизеринских забавах, тоже не общался с черноволосым. Просто потому что недолюбливал зануд, да и вообще мало с кем общался. Ему было всё равно, пока дело не касалось его самого.

Даже за трапезой не отрываясь от книги, Снейп, не глядя, призвал соль при помощи Акцио и теперь щедро солил картошку. Сириус секунду недобрым взором понаблюдал за его действиями, потом достал из кармана волшебную палочку и, направив ее на солонку в руке Снейпа, пробормотал заклинание. С негромким хлопком металлическая крышечка испарилась, и всё содержимое солонки разом бухнулось в тарелку Снейпа. Тот не сразу заметил случившееся. Лишь дочитав абзац, он удивленно поднял глаза и уставился на гору соли, под которой скрылась его еда.

Сириус усмехнулся и обратился к Эйвери, кивнув в середину стола, где стояла еще одна солонка:

– Передай соль. Пожалуйста.


~*~


Уроки по полетам на метлах, как и большинство других предметов, традиционно проводились в объединенных группах Слизерина и Гриффиндора. О том, как возник именно такой состав, история умалчивает, но некоторые ученики считают, что это было заведено из вредности. Ведь ни для кого не секрет, что факультеты Слизерина и Гриффиндора испокон веков испытывали друг к другу непримиримую вражду и соперничали по любому поводу. В этом их отношении было что-то мистическое, лишенное логике. Казалось, что на учеников факультетов каким-то магическим образом передавалось взаимоотношение двух основателей, в честь которых и были названы факультеты.

Историки до сих пор спорят до хрипоты, были ли Годрик Гриффиндор и Салазар Слизерин когда-либо дружны. В дошедших до нашего времени документах встречаются самые противоречивые сведенья. Одно же доподлинно известно: Слизерин и Гриффиндор большую часть жизни провели в непрерывных распрях и соперничестве. На поле брани, во владении искусством магии и даже в личных материях. Оба они состязались за благосклонность одной и той же дамы, Ровены Когтевран. Порой дело у глубокоуважаемых волшебников доходило до кровавых сражений.

Неумение мирно ужиться, как древнее проклятие, передавалось каждому новому поколению гриффиндорцев и слизеринцев. Существует легенда, что причиной этому поведению и служило самое настоящее проклятие, наложенное Когтевран, уставшей от бесконечных ссор двух магов, и которое должно было привести их в чувство. Помогла ли эта крайняя мера или нет, легенда не уточняет. Однако вражда Слизерина и Гриффиндора всё еще жива в учениках Хогвартса. Конечно, всегда наблюдались исключения из правила, парочка учеников, не участвовавших в межфакультетских дрязгах, впрочем, их в каждом поколении ничтожно мало.

Уроки по полетам же предоставляли богатую почву для соревнований и соперничества.

Профессор Трюк, молодая преподавательница полетов и ярая фанатка квиддича, опаздывала на первый урок в этом учебном году. Она редко опаздывала, а когда такое случалось, то сильно переживала, резко краснела и тихонько ругалась себе под нос. Особенно ее в такие моменты удручала невозможность трансгрессировать на территории школы.

Учительница быстро спустилась по лестнице и выбежала во двор, где проходили первые ознакомительные занятия с метлами у первокурсников.

– Дети, доброе у… – начала она, но резко запнулась при виде открывшейся ей картины. Профессор Трюк похолодела, волосы встали дыбом. В голове пронеслась перепуганная мысль: ее уволят. Лишат права преподавать. Ее посадят в Азкабан.

Над двором замка бешено мчались две фигурки на метлах. Они вытворяли неслыханные па и всячески старались переплюнуть друг друга в способности переломать себе шею. Преподавательница приняла бы их за сумасшедших старшеклассников, решивших повыпендриваться перед новичками, если бы не хрупкое телосложение и маленький рост, выдававшие в летчиках первокурсников.

– Без рук! – проорал один из трюкачей, выпустив древо метлы и широко раскинув руки. Цепляясь ногами, он перекувырнулся в воздухе и победоносно уставился на второго мальчика. Тот расхохотался и повторил тот же трюк, в конце описав живописную дугу вокруг соперника.

Оставшиеся на земле однокурсники восторженно завопили.

– Поттер! Поттер! – скандировали гриффиндорцы. Слизеринцы не отставали, крича:

– Блэк! Блэк! Блэк! Блэк!

Профессор Трюк споткнулась о свою выпавшую из рук метлу. Она не сводила глаз с метавшихся в воздухе мальчиков. Ей казалось, что они в любую секунду сорвутся вниз и камнями полетят на мощенный булыжниками двор.

– Сейчас же спускайтесь! – завопила она, срываясь на визг. Ей удалось перекричать толпу. Первоклассники притихли, а герои дня неспешно спустились на землю. Оба черноволосые, растрепанные и раскрасневшиеся, они слезли с метел и, тяжело дыша, уставились друг на друга с неприкрытой неприязнью.

– Я тебя сделал.

– И не надейся.

– Мистер Поттер! Мистер Блэк! – заорала профессор Трюк, подбегая к мальчикам и борясь с желанием дать обоим по хорошему подзатыльнику. Вместо этого она схватила их за руки и потащила в сторону замка, на ходу яростно отчитывая их. – По 50 баллов с Гриффиндора и Слизерина! Да вы хоть понимаете, что могло с вами случиться?! Без учителя не смейте даже прикасаться к метлам!

Провинившиеся ученики молча волочились следом, с трудом поспевая за ней. Уже в дверях преподавательница вспомнила об остальном классе и, обернувшись, прикрикнула:

– Ждите меня! На земле!

Растревоженная, бледная как смерть, Трюк не умолкала до самого кабинета директора. Оказавшись перед седобородым волшебником, сидевшим за своим письменным столом, учительница продолжала возбужденно причитать, требуя то исключения учеников, то собственного увольнения, а то и введения вновь телесных наказаний.

Прослушав минут пять этого сумбурного монолога, Дамблдор все-таки перебил ее:

– Профессор Трюк, успокойтесь. Кто-то пострадал? Кто-то погиб?

Перепуганная учительница покачала головой:

– Нет.

Директор довольно улыбнулся:

– Прекрасно. Возвращайтесь на урок. Я разберусь с этими малолетними преступниками.

Тяжело вздохнув, Трюк поблагодарила его и вышла. В кабинете повисло тяжелое молчание. Дамблдор внимательно вглядывался в стоявших перед ним учеников. Те притихли, опустив головы. Они впервые оказались в кабинете директора и поэтому робели.

Среди первокурсников ходила молва о необычных способностях директора. Якобы он без труда читал мысли учеников, угадывал их тайные помыслы и мотивы.

– Вы ведь могли разбиться, – заметил Дамблдор. – Мир лишился бы двух волшебников, а мистер Филч – душевного покоя. Ведь именно ему пришлось бы убирать двор после вашего падения.

Мальчишки недоверчиво поглядели на директора. Тот в свою очередь внимательно, но без всякого осуждения взирал на них. По какой-то известной лишь ему одному причине профессор Альбус Дамблдор в то утро находился в превосходном расположении духа. Хорошее настроение витало вокруг него, как облачко только что выпущенного трубочного дыма.

– Хотите лимонных долек? – спросил директор, кивнув на коробочку со сладостями.

– Спасибо, – пробурчал Джеймс и потянулся за долькой. Сириус молча отправил мармеладку в рот. Мальчики ждали продолжения выговора. Блэк съел еще пару долек, подчеркнуто игнорируя косые взгляды Поттера. Ожидание затягивалось. Выяснилось, что Дамблдор и не собирался их отчитывать. Вместо этого он улыбнулся и сказал:

– Так, вам объяснили, что вы поступили неправильно и глупо. Баллов вы тоже уже лишились. Что ж, летать вы умеете, так что уроки полетов посещать вам не обязательно. А вот вместо этого… – Дамблдор открыл ящик стола, достал оттуда две книжки в темных обложках и положил их на стол рядом с лимонными дольками. – Вместо этого вам не помешает выучить правила безопасности полетов. Ваше задание – выучить собранные здесь правила. Наизусть. Я вас потом проверю.

Повинуясь неуловимому жесту или же одной лишь мысли старого мага, книжки оторвались от письменного стола и оказались в руках мальчиков.

– Свободны, – улыбнулся Дамблдор и, поправив очки-полумесяцы на носу, принялся листать какие-то бумаги.

Джеймс кивнул и повернулся к выходу. Сириус же взял еще горсть лимонных долек со стола, поглядел на директора, ожидая осуждающего взгляда, которого однако не последовало, и сунул мармелад в карман.

Когда ученики уже были у двери, директор добавил:

– Еще раз зайдите к профессору Трюк, вдруг она захочет назначить вам отработки.

– Придурок ты, Блэк, – оказавшись вновь в коридоре, фыркнул Джеймс Поттер.

Первокурсники быстрым шагом, то и дело со злостью поглядывая друг на друга, направлялись в сторону двора.

Сириус жевал. Ему было глубоко безразлично, что этот напыщенный гриффиндорец думал о нем.

– Сам ты дурак, – лениво огрызнулся он. – И летаешь как девчонка!

– Повтори! – взвыл Поттер, резко остановившись. Он вплотную придвинулся к Сириусу и свирепо глядел на него из-за стекол очков.

– Летаешь ты как трусливая, неумелая, неловкая, глупая, маленькая девочка, – медленно, выделяя каждое слово, проговорил Сириус, холодно глядя очкарику в глаза. Ситуация начинала его веселить. Вывести Поттера из себя ничего не стоило, он заводился с пол-оборота. Достаточно сказать любую чепуху, которая могла бы каким-либо образом задеть этого гордого гриффиндорца.

– Гадюка ты, слизеринская, – Поттер аж раскраснелся от праведного гнева и сжал кулаки.

Сириус выковырнул из зубов остатки мармелада:

– Катись ты, Поттер, я с девчонками не дерусь.

– Разве у вас, черных, есть хоть какие-то принципы? – Чувствовалось, сколько сил гриффиндорцу стоил сдержанно-издевательский тон.

Сириус хмыкнул и без предупреждения ударил.

К профессору Трюк они заявились в синяках и ссадинах. В ответ на ее вопросительный взгляд Сириус ляпнул что-то про директора и наказание. Учительница сделалась мертвенно-бледной и чуть не упала в обморок. Она даже не назначила отработок.


~ Глава 3 ~

За всё время существования школы волшебства и чародейства Хогвартс на факультете Слизерин учились лишь чистокровные волшебники; с двумя исключениями. Впрочем, об этих самых исключениях мало кому было известно и для широкой общественности слово «слизеринец» всегда означало «чистокровный волшебник», более того, для многих слово «слизеринец» являлось синонимом «благородных кровей».

Высшие слои магического сообщества Великобритании, подобно королевским династиям, ревностно оберегали свой замкнутый мирок и заключали браки лишь среди своих. Это почти шизофреническое стремление к обособленности и закрытости привело к тому, что, уже начиная с семнадцатого века, фактически все чистокровные волшебники Англии были кровными родственниками и, чтобы избежать вырождения, опять же подобно членам королевских семей, вынуждены были искать себе пару в заграничных родах, сравнимых по происхождению. После притока свежей иностранной крови, который длился почти два столетия, магический высший свет Англии породнился со всеми рыцарскими династиями магов материковой Европы и смог вновь замкнуться на себе, начиная новый цикл на пути к неизбежному вырождению.

Но, несмотря на родственные связи между всеми без исключения слизеринцами, особо дружественной атмосферы на факультете не наблюдалось никогда. Ученики неизменно делились на фракции, время от времени возникали коалиции за или против кого-либо, да и сама жизнь факультета напоминала вечные парламентские трения, будто бы специально подготавливая юных слизеринцев к будущей работе в министерстве магии.

Отпрыски древних магических родов, они уже были привилегированны от рождения, но всё равно ощущали постоянную потребность в борьбе. Пока еще не в борьбе «за», ведь они ни в чем не испытывали нужды и настоящая конкурентная борьба за ограниченные ресурсы начнется лишь во взрослом мире, а в борьбе «против». И эта воинственность, стремление победить и превзойти, которую они, казалось, впитали с молоком матерей, делала жизнь слизеринцев постоянным полем брани. С первых лет ученики обучались никогда и никому не давать поблажек, использовать слабые места противника, даже если тот являлся твоим соседом по комнате.

– Блэк, ты слишком много о себе возомнил.

Температура в гостиной будто бы упала на несколько градусов. Тишина звенела в воздухе, как натянутая струна, было слышно, как кто-то шумно втянул воздух, а в камине пламя с треском поедало дрова. Слизеринцы молча следили за происходящим.

– У тебя завышенная самооценка и искаженное видение себя, – продолжил Клеменс Уоррингтон, явно наслаждаясь всеобщим вниманием к своей персоне. Он был одним из тех долговязых и нескладных подростков, которые чаще отличались своей неуклюжестью, чем ловкостью, и скорее выделялся проявлением недалекости, чем ума. Сейчас же, стоя посреди гостиной, насмешливо и высокомерно – старательно и неумело копируя мимику и жесты Люциуса Малфоя – глядя на Блэка, тринадцатилетний Уоррингтон чувствовал себя героем. Героем, спонтанно выдвинутым толпой, выражающим мнение всех присутствующих и посему всесильным.

Сириус Блэк, несмотря на свое типичное для Блэков поведение, а может, как раз из-за него, не снискал симпатии слизеринцев. Он был заносчивым, гордым, безразличным и читал маггловские книжки, наплевав тем самым на все негласные правила.

На каждом курсе находились отщепенцы, чаще всего, слабые дети, которые, полностью следуя теории естественного отбора, становились козлами отпущения и мишенями шуток и издевательств остальной школьной стаи. Так совершенно логично, что болезненный и застенчивый Северус Снейп сделался изгоем. Однако с Блэком дело обстояло несколько иначе.

Сириус Блэк не был слабым, он не был жертвой. Более того, при желании и небольшой толики старания он легко мог стать не только полноправным участником, но и вожаком.

Малфой прекрасно видел этот потенциал, и, по правде говоря, именно поэтому Блэк ему не нравился. Люциус не спешил сдавать свои позиции. Он чувствовал в Сириусе соперника, и, несмотря на то, что этот год являлся его последним в Хогвартсе, он не желал отдавать хоть какое-то влияние этому мальчишке. На самом деле, Блэк был бы идеальным кандидатом – наследник древнейшего чистокровного рода и явно неглупый парень. Стоило Люциусу только показать свое расположение к нему, и все бы поняли и приняли, что именно Блэку предстояло стать главным на факультете.

Преемственность власти никто не отменял, а демократии в аристократических кругах всегда была бранным словом.

Тот факт, что мальчишка был первокурсником, не являлся бы препятствием, всегда нашлись бы старшие товарищи из окружения Малфоя, которые поддержали новичка. Как говорится, «короля делает свита», а лишь потом уже наоборот.

Однако Сириус Блэк с первого дня пребывания в Хогвартсе настроил Люциуса против себя. Щенок явно не понимал, что делал. Он не выказывал ни капли почтения к старшим, он игнорировал общие собрания, не принимал никакого участия в жизни факультета и нагло на виду у всех читал непотребные маггловские книжки. Он огрызался в ответ на вопросы, бесцеремонно разговаривал со старостой на глазах у всех и не дорожил факультетскими баллами.

– Типичный Блэк, – презрительно морщился Эвен Розье. – Самодовольный ублюдок.

– Он чистокровный, – встряла Нарцисса, смерив Розье холодным взглядом. – Блэк, по определению, не поможет быть ублюдком.

Розье притих. На следующее утро он нашел в своей обуви двух гадюк, окончательно уразумев, что о семействе Блэк не стоит неуважительно отзываться. По крайней мере, в присутствие ведьм, носящих эту фамилию.

– Ты так много о себе мнишь, Блэк, – бросил Уоррингтон Сириусу.

В кресле у камина спиной к этой сцене сидел Люциус, делая вид, что ему нет никакого дела до разборок младших учеников и он тут совершенно ни при чем. Слизеринец лениво листал какой-то журнал, брошенный кем-то на газетном столике, что-то не шибко интересное о квиддиче и гонках на метлах. Но как только послышался ответ Сириуса, его рука замерла на странице. Голос первокурсника звенел от злости:

– По-моему, это не твое собачье дело, Уоррингтон.

Малфой обернулся. Блэк, явно уверенный в своих силах, глядел на третьеклассника без малейшего испуга, хоть тот и был на голову выше него. Будь Клеменс более сообразительным, он бы насторожился. Но он слишком упивался своей ролью и не заметил, как застыли черты Блэка, как потемнели серые глаза. Он будто бы не почувствовал злость и угрозу, волнами исходившими от мальчишки, сжавшим в кармане волшебную палочку.

Люциус усмехнулся. Блэк и правда сильный маг, а вот Уоррингтон явно дурак.

– Почему же, Блэк, это мое дело, – беззаботно отозвался Клеменс. – Мы слизеринцы ведь все братья…

– Ты бы лучше заткнулся, – оборвал его Сириус. – У меня только один брат. А тебя я вообще не знаю. И знать не желаю.

Уоррингтон слегка опешил, скосил глаза на Малфоя и, заметив его ухмылку, неверно истолковал ее.

– Не желаешь, значит, сопляк неблагодарный? – визгливо прокричал Клеменс. – Тебе надо попочтительней относиться к своему факультету!

– Я сейчас итак до смерти почтительный, – вновь перебил его Сириус яростно. – Будь я менее почтительным, ты бы давно подавился своими словами.

Люциус изумленно приподнял одну бровь. Ситуация становилось всё более занятной. Он заметил, что Уоррингтон вновь растерялся. Этот идиот даже не додумался еще достать палочку, всё стоял посреди комнаты как надутый индюк, в то время как Блэк уже почти вытащил свою. Зная повадки Блэков, можно было не сомневаться, что у него была парочка не очень приятных заклятий наготове. Сестры Блэк тоже появились в Хогвартсе уже с небольшим арсеналом черно-магических фокусов. Но Уоррингтон всё не врубался. Люциус со своего места у камина чувствовал нарастающее магическое напряжение около Блэка, сгущение потоков черной магии. Остальные зрители-слизеринцы тоже это ощутили и благоразумно отодвинулись. Несколько учеников тихонько ускользнули из комнаты. А вот Клеменс всё ничего не замечал.

«Этот долго не протянет», – подумал Малфой и вновь переключил свое внимание на Сириуса. Ему было любопытно, каким проклятием малек сейчас сделает Уоррингтона. Блэк застыл, волком глядя на противника. «Уж не Непростительное ли?», – удивился Малфой. Но тут в дело вмешался слепой случай в образе Андромеды Блэк.

Девушка зашла в гостиную, о чем-то беседуя с Флинтом, и запнулась на полуслове. Она оглядела собравшихся и гневно сверкнула глазами в сторону Малфоя, который в ответ с невинным видом развел руками.

– Да как вам не стыдно?! – Андромеда в миг оказалась между Сириусом и Клеменсом, возмущенно тыча последнего пальцем в грудь. – Ты что накинулся на ребенка?! Твоя дурная башка совсем тебя подвела, Клеменс Сэмюель Уоррингтон? Или ты до такой степени боишься своих ровесников, что только на первоклашек тебя и хватает, а?

Под ее напором Уоррингтон попятился, пока не уперся в спинку дивана. От его самодовольства не осталось и следа, он растерянно моргал и стремительно краснел от стыда и смущения. Напористой Андромеде мало кто мог противостоять.

Поняв, что веселья больше не предвидится, Люциус разочарованно кинул журнал на столик, но вдруг с удивлением понял, что, несмотря на вмешательство семиклассницы, напряжение не исчезло. В воздухе все еще висела давящая черно-магическая энергия, окутавшая Блэка. Малфой поднял голову. В отличие от сдувшегося, красного как рак Клеменса, Сириус был смертельно бледен и натянут как струна.

– Какого черта, Андромеда?! – взорвался он, сделав шаг в сторону сестры. – Я не ребенок и могу сам постоять за себя!

Черноволосая девушка тут же позабыла третьеклассника и обернулась. Она с минуту смотрела на Блэка, сдвинув брови к переносице.

– Мог бы и просто сказать спасибо, – хмыкнула она и, еще раз со злостью глянув на Люциуса, вышла из комнаты. Флинт поспешил за ней.

Сириус же, глядя на жалкое зрелище, которое представлял собой Клеменс, презрительно усмехнулся, прорычал «Потом договорим» и умчался в спальню, по пути зачем-то подпалив диван и взорвав бюст Салазара Слизерина.

«Нервный малый» – фыркнул Люциус, глядя как стройная слизеринка спешно тушила тлеющую мебель.

Бюст Слизерина был зачарован и тут же восстановился, но весь вечер ворчал о падении нравов, ужасной молодежи, которой не помешало бы познакомиться со старой доброй дыбой, и сокрушался о том, что у него нет рук, чтобы держать волшебную палочку, иначе бы он «обучил молодняк хорошим манерам».

Уоррингтон после этого происшествия еще пару недель краснел, сталкиваясь с Андромедой. Люциус узнал, что с Блэком они «договорили» на следующий день перед кабинетом трансфигурации. По словам Эйвери, обошлось без Непростительных заклятий, но Малфой почему-то был уверен, что именно МакГонагалл спасла Уоррингтону жизнь. Однако Люциус и после этого всё равно не мог терпеть Блэка.


~*~


На рождественские каникулы Сириус вернулся в Лондон. В Сочельник в доме на площади Гриммо состоялся ежегодный семейный ужин. Традиционно было заведено, что на Пасху семья собиралась у Кигнуса и Друэллы Блэк, а на Рождество у Ориона и Вальбурги Блэк.

Дом украшался зелеными хвойными ветками и омелой, в столовой и в гостиной ставились пышные рождественские ели, украшенные серебряными гирляндами, блестящими зелеными стеклянными шарами и шишками, крохотными волшебными свечами и бенгальскими огнями. Верхушки елей всегда венчали сверкающие изумрудные шпили, почти достигавшие высоких потолков.

Из чуланов и сундуков на чердаке доставались безвкусные подарки прошлых лет, которые раз в год ставились на каминные полки, чтобы убедить даривших их в том, что их дары ценились. Большего и не требовалось, а, к примеру, о том, что на следующий же день мерзкая бронзовая собачка с бессмысленным взглядом и непонятного пола керамическая фигурка в остроконечной шляпе опять будет изгнана в кладовку, тете Лукреции знать было не обязательно.

С раннего детства Сириус и Регулус очень любили зимние праздники с этой непременной оживленной суматохой, которая ощущалась в обычно тихом доме. Мальчикам нравился запах выпечки, который за день до праздника неизменно просачивался из кухни наверх. Они пробирались в подвальную кухню, где эльфы шумно готовили рождественский ужин, и таскали прямо с противня только испеченные пряники, еще даже не покрытые сахарной глазурью.

Сам семейный ужин не вызывал таких положительных эмоций, как приготовления к нему. Днем двадцать четвертого декабря съезжались родственники. Мальчишек переодевали в белые рубашки с воротником-стойкой, черные брюки с остро выглаженными стрелками и вычурные парадные мантии, причесывали и выпускали к гостям, с которыми надлежало быть вежливыми и приветливыми.

Помимо мерзкой парадной мантии, в которой Сириус чувствовал себя как вырядившийся цирковой фокусник из маггловского романа, и неудобного воротника рубашки, норовившего задушить его при каждом движении головы, Сириус не любил обязательную процедуру приветствия, светские беседы ни о чем и необходимость «держать лицо».

Почему-то стоило ему пойти в Хогвартс, как все прибывавшие родственники стали считать своей обязанностью лично пожать ему руку и спросить, как ему нравилось на Слизерине. Каждый второй просил передать привет декану, профессору Слизнорту, а каждый третий спрашивал, будет ли Сириус играть в квиддич. Чеканя стандартные «Прекрасно, спасибо. Непременно передам. Возможно, позже» и пожимая различные родственные руки, Сириус обнаружил, что быть вежливым и приветливым в этом году стало на порядок труднее, чем в прошлом. Он с завистью поглядел на Регулуса, беспечно подпиравшего стенку в другом конце гостиной. Младший брат, никем не замеченный, разглядывал елку и складываемые под ней подарки в разноцветных упаковках.

– Ну, и как же тебе живется в Слизерине?

– Прекрасно, спасибо, – привычно отрапортовал Сириус, не глядя сжимая протянутую ему руку.

– Парень, ты в порядке? – спросил волшебник, не выпуская ладонь мальчика из своей.

Сириус оторвался от завистливого созерцания Регулуса и перевел взгляд на стоявшего перед ним мага. Мужчине в старомодном темно-синем сюртуке было около тридцати пяти лет, черные волнистые волосы обрамляли тонкое блэковское лицо. Тонкие губы под черными усами улыбались также как и синие глаза, смотревшие на Сириуса хоть и весело, но чуть-чуть обеспокоено.

– Дядя Альфард! – радостно встрепенулся Сириус и еще раз с куда большим энтузиазмом пожал руку волшебника. Дядя Альфард был его любимым родственником. Он был братом его матери и, по ее словам, «вечным ребенком». После окончания Хогвартса Альфард, как нередко принято в аристократических кругах, отправился в путешествие, чтобы посмотреть мир и набраться житейского опыта. Однако его странствие затянулось на почти семь лет и, когда он наконец вернулся в отчий дом, изрядно потрепанный жизнью и уж точно с немалым багажом различного опыта и занятных дорожных историй, выяснилось, что по своей природе Альфард кочевник. «Бродяга», презрительно отзывалась о младшем брате Вальбурга, «Тунеядец, не желающий жить как полагается благопристойному волшебнику».

Тунеядец же этот каким-то образом умудрялся отлично прожить свою жизнь так, как ему того хотелось, не считаясь с приличиями и нормами магического света. Будучи младшим из трех детей, Альфард был любимцем своей покойной матушки, Ирмы Блэк, урожденной Крэбб. От любящей матери ему досталось значительное состояние, которое он при всем желании не смог бы промотать на своем веку. И как бы ревнивая Вальбурга, недолюбливавшая брата и завидовавшего его независимости, не желала, чтобы он обанкротился в своих бесконечных вояжах, это вряд ли случится. Альфард Блэк был хоть и бродягой в душе, но он никогда не был глупцом.

Сириус обожал своего дядю с раннего детства за множество любопытнейших историй и баек, которые тот в изобилии рассказывал, когда гостил на площади Гриммо. За бесчисленные пестрые открытки, которые он посылал племяннику со всех уголков планеты, за сувениры, которые ему привозил, и просто за дружеское участие и легкость общения. Дядя Альфард был так же и любимым дядей Андромеды. И временами Сириусу казалось, что эти двое были очень и очень похожи. Наверное, именно поэтому он сразу же нашел с ними общий язык.

– Ну вот, теперь я тебя узнаю, – кивнул Альфард Блэк. – А то стоял тут с лицом южноафриканского зомби и даже не узнал меня. Я уж решил, что на моего племянника в Хогвартсе порчу навели, или что он научился там делать двойников, – Дядя озорно подмигнул, потрепав Сириуса по плечу. – И теперь он вместо себя двойника на ужин отправил, а сам где-нибудь с новыми друзьями гуляет.

– А что можно делать таких двойников? – оживился Сириус. – А чем южноафриканские зомби отличаются от других? А североафриканские тоже есть?

Дядя Альфард рассмеялся и растрепал чинно прилизанную прическу Сириуса.

– Сколько вопросов, молодой человек! – добродушно отозвался он. – Дай я сначала с твоими родителями поздороваюсь, а потом уж обо всем поговорим.

Дядя отошел к родителям, а перед Сириусом уже оказался очередной гость – бабушка Мелания. Старушка не ограничилась рукопожатием, но со словами «какой ты уже большой мальчик» прижала Блэка своими костлявыми старческими руками к своей дряблой груди и слюняво поцеловала в щеку. От бабушки явственно пахло нафталином. Стараясь не показать своего отвращения, Сириус вытянул губы в улыбку, но тут бабушку уже увели заботливые внуки-наследники Пруэтт.

– Ты выглядишь жутко усталым, – усмехнулась остановившаяся перед ним Андромеда Блэк в красивом платье из темно-красного бархата и в длинных серьгах с агатами, напоминавшими капли крови. Она никогда не отличалась злопамятностью и давно уже простила кузену его ор в ответ на ее заступничество в гостиной Слизерина.

Девушка озорно покачала черноволосой головой, отчего серьги с драгоценными камнями раскачивались, сверкая на свету, и подмигнула: – Почувствуешь всю прелесть взрослой жизни?

Сириус скривился в ответ.

– О, вижу, почувствовал! – рассмеялась Андромеда и, заметив приближавшихся сестер с родителями, добавила: – Эх, черт, Белла идет. Если она увидит, что я надела ее серьги, она меня убьет. Удачи, Сирь!

Сам ужин казался куда меньшей нервотрепкой. Сириуса вместе с Регулусом и прочей малышней посадили за детский стол, чему он был только рад. Андромеде и Нарциссе повезло куда меньше, им приходилось сидеть за столом взрослых и придерживаться куда более строгих правил застольного этикета, чем детям, на которых просто никто не обращал особого внимания.

Когда подали третье и взрослые занялись обсуждением политики, Сириус попытался ослабить воротник рубашки, но у него ничего не вышло. Недолго думая, он вытащил из кармана волшебную палочку и, ткнув ею в ворот, раскрыл рот, чтобы произнести заклинание, но замер, увидев пораженные лица малышей вокруг себя.

– Сириус, ты что? – прошептал Регулус. – Тебе же нельзя вне школы!

– Ну и что? – прошептал Сириус в ответ. – Не впервые.

– Не при свидетелях же, – взволновано сглотнул Регулус.

– Что ж, свидетелей придется убить, – Сириус кровожадно оглядел малышей. Один лишь Регулус понял его шутку, остальные дети тут же испуганно разревелись, подняв такой крик, что у Сириуса волосы дыбом встали. Блюдца с черничным тортом были опрокинуты, безвозвратно испортив скатерть. Малышня отчаянно ревела, размазывая сопли по пухлым личикам.

– Сириус? – спокойный тон Вальбурги Блэк заставил Сириуса побледнеть. Регулус побелел из братской солидарности. – Что здесь произошло?

– Он… – Маленькая Камелия Пруэтт указала тоненьким пальчиком на белого, как мел, Сириуса, молча благодарившего судьбу за то, что он успел убрать палочку обратно в карман. – Он… хочет… нас… убить!

В столовой стало тихо, родители успокоили своих детей, которые теперь лишь хныкали. Все пораженно глядели на Сириуса. Только бабушка Мелания, видимо, не поняла о чем речь. Она с гордой беззубой ухмылкой поглядела на внука и доверительно сообщила молодому Пруэтту: – Вылитый мой свекор Сириус! Видный колдун!

– Ха-ха-ха? – неуверенно проговорил Сириус, избегая взгляда матери. Было совершенно ясно, что он только что испортил семейный ужин. Причем совершенно непреднамеренно. Но испортил, опозорив родителей перед родней и напугав ни в чем неповинных детишек. Мать уже наверняка приближалась к точке кипения. И в данный момент его это даже ни капли не радовало.

Первой рассмеялась Андромеда. Всё взгляды тут же обратились на нее. Некоторые дяди и тети тоже усмехнулись. Атмосфера начала немного разряжаться.

– Думаю, стоит вернуться к великолепному черничному торту, – бросил дядя Альфард, присаживаясь обратно за стол.

– Кто говорил, что чревоугодие – грех, – поддержал его Кигнус, усаживаясь рядом.

Но тут, нарушив все приличия, невозможным голосом, больше напоминавшим взбешенного дикобраза, чем светскую, недавно помолвленную девушку, взревела Беллатрикс: – На тебе мои серьги!

Кигнус Блэк вздрогнул, как от зубной боли. Успокоившиеся малыши вновь ударились в рев.

– Полагаю, тяжко, когда у тебя полный дом женщин, – сочувственно обратился к нему Орион.

Страдальчески вздохнув, Кигнус молча кивнул и потянулся за куском торта.

Андромеда ойкнула и выбежала из комнаты, преследуемая совсем не женственно бежавшей за ней и опрокидывавшей стулья старшей сестрой. Друэлла с криками «Девочки, успокойтесь!» кинулась вслед за дочками. Нарцисса, раздраженно плюхнувшись на стул, картинно надулась.

Регулус ошеломленно переглянулся с Сириусом. Тот пожал плечами. Чинный ужин был окончательно испорчен. И, очевидно, виновник всего этого найдется очень быстро. То есть, он уже найден.

– Сириус Блэк, – ровным голосом проговорила Вальбурга. – Наверх. Сейчас же.


~*~


– Скучно, наверное, все каникулы в своей комнате просидеть, – заметила Андромеда, развалившись в кресле в слизеринской гостиной.

– Есть немного, – отозвался Сириус с дивана. – Зато я избежал многочасовой сцены прощания. Да и дядя Альфард пообещал взять меня летом с собой в Африку. Так что уже совсем не обидно.

Андромеда была достаточно великодушна, чтобы не развивать тему с поездкой в Африку, уточняя, отпустят ли Сириуса в такую даль, да еще и с таким ненадежным в глазах родителей магом, как дядя Альфард.

– И к тому же ты теперь знаменитость, – усмехнулась Андромеда, накручивая на указательный палец черную прядь. – Весь факультет уже в курсе твоего злокозненного покушения на малышню за детским столиком. Некоторые утверждают, что ты пытался убить их, потому что они громко чавкали. Другие уверены, что из обиды за то, что тебя не посадили за стол взрослых. Но все считают тебя маньяком-убийцей.

Кузина беззаботно рассмеялась, болтая стройными ногами, свесившимися с подлокотника кресла.

– Ты ведь шутишь, да? – мрачно спросил Сириус.

– Почти, – игриво подмигнула Андромеда. Она не стала рассказывать брату, что у него теперь появилось издевательское прозвище «гроза малявок». Он итак скоро это выяснит и – в этом она была полностью уверена – не испытает по этому поводу большой радости. – Но бабушка Мелания от тебя в полном восторге. Она доконала Пруэтта рассказами о твоем тезке, отце твоего покойного деда. Он, оказывается, был жутким чернокнижником и чуть ли не заживо варил маленьких детей. И старушка, похоже, в молодости была в него влюблена. – Андромеда вновь рассмеялась. Настроение после зимних каникул у нее было отличное.

– А как дела с Беллой? – ехидно поинтересовался Сириус.

Андромеда фыркнула. – Она мне серьги чуть с ушами не оторвала. Но отец обещал мне точно такие же агатовые. Быть может, даже красивее Беллиных. Так что уже совсем не обидно, – в тон ему закончила девушка. Она задумчиво теребила свои темные волосы, заплетая их в косу. Сириус наблюдал за тем, как белые тонкие пальцы быстро и ловко перебирали пряди.

– О, совсем забыла! – вдруг вспомнила Андромеда и выпустила из рук неоконченную косу. – Я же тебе подарок подготовила! Я была на каникулах в маггловском магазинчике и нашла там кое-что как раз для тебя. – Она порылась в карманах своей школьной мантии и достала палочку. – Акцио подарок Сириусу! – подмигнув брату, кликнула девушка. – Тебе точно понравится! – заверила она.

Сириус был заинтригован. Он привык к тому, что подарки Андромеды, особенно после ее вылазок в маггловский мир, поражали его воображение. И когда в руках кузины оказался некий довольно большой, квадратный и очень плоский предмет, мальчик с нетерпением протянул руки.

– Держи, брат, – Андромеда вручила ему предмет. Он оказался разноцветной картонкой, но тяжелее, чем выглядел. – Это пластинка. Группа называется The Animals. Это маггловская музыка.

– О, – сказал Сириус, разглядывая маггловский предмет со всех сторон. – И как услышать музыку?

Усмехнувшись, Андромеда вылезла из кресла, подошла и взяла у него пластинку.

– Вынимаешь из упаковки, – она вытащила из картонки черный диск. – Ставишь ее на проигрыватель и слушаешь.

– У меня нет проигрывателя, – хмыкнул Сириус.

– Ничего, я тебе свой одолжу, – Андромеда позволила круглой черной пластинке соскользнуть обратно в упаковку. – А в конце года вообще его тебе подарю.

Временами мальчику казалось, что для Андромеды Блэк правила не были писаны. Любую другую слизеринку давно бы уже заклеймили за куда меньший проступок, чем увлечение маггловской музыкой. Но Андромеда спокойно слушала маггловские пластинки прямо в слизеринской спальне девочек. Конечно, соседки по комнате поглядывали на нее косо, но девушке было откровенно наплевать на это. Сириус улыбнулся, разглядывая пластинку The Animals. Он тоже так мог.


~*~


Зельеварение испокон веков считалось сугубо слизеринским предметом. Еще во времена Салазара Слизерина, большого знатока различных ядов и противоядий, сложилась традиция, по которой лаборатории располагались в подземельях, выбранных для своего факультета древним магом, всегда отличавшимся известной практичностью. Неудивительно, что расположение класса зельев, не в последнюю очередь, объяснялось благоприятной для хранения магических компонентов температурой и уровнем влажности, царивших под землей. Впрочем, никому за всё время существование школы не пришло в голову изменить местонахождение каких-либо аудиторий, заведенное еще Основателями. Так же как не нарушалась традиция, по которой преподавателем зельеварения непременно становился выпускник факультета Слизерин.

– Профессор Слизнорт?

Добротный Гораций Слизнорт, декан факультета Слизерин, подошел к столу гриффиндорцев. Русоволосый первокурсник с опаской заглядывал в свой котел.

– Профессор Слизнорт, оно должно быть такого цвета? – Он с сомнением поглядел на учителя. Тот осторожно посмотрел в котел и облегченно улыбнулся.

– Всё верно, мистер Люпин, – Слизнорт доброжелательно потрепал гриффиндорца по плечу. – Цвет правильный. Но если вы сейчас не прибавите огня, зелье у вас затвердеет и станет негодным.

Профессор отвернулся к столу слизеринцев, собираясь похвалить и кого-нибудь из своих ребят. На его глазах Блэк со скучающим видом сыпал в свое зелье порошок из когтей дракона. Порошок из толченных когтей дракона! Мерлин! От этого зрелища от румяных щек преподавателя моментально отхлынула кровь. Конечно, в преподавательской практике часто возникали весьма неприятные моменты. Особенно, когда все время иметь дело с опасными веществами и открытым огнем. Но что кто-то из первоклашек найдет единственный способ превратить безобидное зелье от кашля во взрывоопасную смесь, профессор не предполагал.

– Мистер Блэк! – взволновался Слизнорт и выхватил волшебную палочку. – Вам не кажется, что вы переусердствуете?

– А? – Сириус взглянул на учителя. – Нет.

– В инструкции ясно значится: одна щепотка! – напомнил Слизнорт, быстро поборов первый инстинктивный испуг. – Вы же высыпали чуть ли не четверть банки.

– Мне казалось, так будет лучше, – пожал плечами Сириус.

– Но… – Слизнорт недоуменно покачал головой, опасливо заглядывая в котел Блэка. Он ожидал взрыва в любой момент. Но как ни странно зелье вело себя вполне мирно, если не обращать внимания на подозрительный цвет. – Ваше зелье красное!

– Красивее же, – довольно усмехнулся Сириус.

Сидевший в некотором отдалении Северус Снейп презрительно фыркнул.

– Зелье должно быть бурого цвета, как у мистера Люпина! – Слизнорт вновь покачал головой, указывая на котел гриффиндорца. Сириус окинул беглым взглядом варево и скривился:

– По-моему, омерзительно. На вид как жидкое дерьмо.

Опешивший профессор Слизнорт поперхнулся.

– Мистер Блэк, следите за своей речью!

Класс зашумел. Кто-то захихикал.

– А если добавить больше толченных когтей дракона, то зелье становится красноватым, – заметил Сириус.

– Да, но как же с его побочными свойствами? – возразил Слизнорт, шевеля пышными усами. – Когти дракона делают зелье взрывоопасным.

– Ну, – ответил Сириус и ослепительно улыбнулся. – Пока же ничего не взорвалось.

Зельевар внимательно оглядел слизеринца. У Сириуса Блэка явно имелась склонность к зельям. Это доказывал даже данный эпизод. У любого другого ученика всё бы взлетело на воздух при малейшей передозировки когтей дракона, а у юного Блэка лишь изменился цвет.

– Если вы хотели изменить оттенок, почему вы просто не добавили безвредный краситель? – поинтересовался Слизнорт. Ему, правда, стало любопытно.

– Ага, и ждать часа два пока подействует, – Сириус пренебрежительно махнул рукой.

Слизнорт невольно усмехнулся. Склонность к зельям у юного Блэка хоть и имелась, но вот выдержки и терпения для этого занятия явно недоставало. Так что зельеделом ему быть не суждено. «И слава Мерлину», подумал учитель, еще раз с опасением заглядывая в котел слизеринца, где булькала жидкая взрывчатка. От греха подальше он взмахнул над котлом волшебной палочкой, испарив содержимое.

– Я засчитаю вам это зелье, но в следующий раз, пожалуйста, придерживайтесь рецептуры, мистер Блэк, – заметил он. Сириус равнодушно качнул головой. Очевидно, то, что он только что чуть не взорвал целый класс, его не тревожило. «Истинный Блэк», хмыкнул про себя Слизнорт и, заранее улыбаясь, поспешил к Северусу Снейпу. Уж этот ученик его не разочарует. Снейп был прирожденным зельеваром, и, в отличие от Блэка, ему хватало терпения, так необходимого для успешного приготовления качественного зелья.

Сириус зевнул, прикрыв рот ладонью. Он взглянул на сидевшего в соседнем ряду гриффиндорца. Ремуса Люпина, чье тошнотворное варево ему только что привели в качестве примера. Русоволосый Люпин производил впечатление болезненного, тихого умника. Он казался стеснительным и нелюдимым. На уроках он старался не выделяться, но правильно отвечал на все вопросы, которые ему задавали учителя, хоть сам он никогда и не тянул руку.

Сириус наблюдал за тем, как, внимательно отсчитав необходимое количество, Люпин аккуратно добавлял ингредиенты в свой котел. Хоть Люпин и сидел рядом с рыжей плаксой из «Хогвартс-Экспресса», Лили Эванс, магглорожденной ведьмой, которая в зельях была лучше всех, он ни разу не спросил у нее помощи. В отличие от сидевшего перед ними Поттера, который то и дело оборачивался, требуя консультации Эванс, чем доводил девочку до белого каления. Сириус усмехнулся, когда Поттер обернулся в очередной раз.

– Эванс, помоги, – улыбнулся он рыжей. – Ты же свое уже сварила. А я все на месте топчусь!

– Топтался бы в другом месте! – прошипела Эванс. – Петтигрю тебе помочь не может?

– Ты ж знаешь, что не может, – Поттер сделал широкий жест рукой и задел банку с сушеными поганками, стоявшую на парте Эванс. Банка опрокинулась, и несколько грибов упало в котел Люпина.

– Дьявол! – зарычал пораженный Ремус, быстро снимая котел с огня и резко поворачиваясь к Сириусу. Тот с любопытством заглянул в его лицо и опешил. Обычно спокойные, чуть меланхоличные глаза тихого гриффиндорца горели неподдельной, почти звериной яростью. Или не яростью. Гневом. Или не гневом… Сириус не мог определить ту бурю чувств, которая пылала в этом взгляде. На короткий миг они встретились глазами: серые удивленные и неистовые желтовато-карие. Сириус изумленно улыбнулся гриффиндорцу. Тот же просто отвернулся обратно к Эванс, которая вовсю отчитывала Поттера. Было ясно, что так старательно приготовленное Люпиним зелье непоправимо испорчено.

– Люпин, ты же не сердишься? – беззаботно спросил Поттер. Сириус замер, прислушиваясь к ответу. Голос Люпина звучал спокойно и ровно, ни капли той бешеной ярости, которую только что увидел в нем Сириус:

– Нет, конечно. Ничего страшного.

Блэк пораженно ухмыльнулся. Это ж надо… Выдержки Люпину явно было не занимать. Он же собственными глазами видел, насколько взбешенным был гриффиндорец, когда понял, что вся его кропотливая работа пошла коту под хвост. Он видел его неистовый взгляд, от которого ему и самому стало не по себе. Увидь это Поттер, не стал бы задавать такие глупые вопросы. Но Поттер ничего не заметил. Похоже, никто не обратил внимания, лишь Сириус на краткий миг увидел, что за черти водились в тихом омуте, зовущимся Ремусом Люпиным. Блэк вновь усмехнулся. Это было очень любопытно.

После урока Сириус нагнал Люпина в коридоре. Рыжая плакса, недоверчиво глянула на него и ушла, прижав свои книги к груди. Ремус Люпин спокойно, но с легкой опаской посмотрел на слизеринца. Тот ответил на его взгляд полуулыбкой и представился:

– Меня зовут Сириус Блэк.

– Знаю, – отозвался гриффиндорец. – У нас вместе зелья, защита от темных искусств и трансфигурация. Я Ремус Люпин.

– Да, я в курсе, – усмехнулся Сириус, – на зельях ты блистал.

Люпин еле заметно напрягся. Блэк надеялся на более отчетливую реакцию. Но гриффиндорец хорошо владел собой. Он и глазом не моргнул.

– По-моему, в зельях ты намного лучше моего, – сухо отозвался Ремус.

– Скучный предмет, – пожал плечами Сириус. – Вот защита от темных искусств интересней.

Люпин молча кивнул, выражая то ли согласие, то ли безразличие. В конце коридора застыл Эйвери. Сириус вспомнил, что они собирались вместе пойти на обед.

– Ну, я пошел, – сказал он Люпину. – Увидимся.

Ремус Люпин неопределенно качнул головой.



~ Глава 4 ~

– Ты дружишь с Поттером? – спросил Блэк, сидя рядом с Люпиным на широком подоконнике в коридоре на седьмом этаже замка. Сквозь пыльные оконные стекла падали лучи весеннего солнца, окрашивая все в желтоватые тона.

– Нет, я бы так не сказал, – пожал плечами Ремус. – Джеймс дружит с ребятами постарше. А я сам по себе.

– Я тоже, – кивнул Сириус и поймал парившую в воздухе пылинку.

Ремус Люпин был очень странным ребенком, тихим и, как Сириус уже заметил, болезненным. По меньшей мере, раз в месяц он оказывался в больничном крыле и не являлся на занятия. После этих своих приступов он ходил бледнее обычного, с темными кругами под глазами и с таким несчастным видом, будто бы побывал на краю смерти. Хотя, кто его знал, может, он и правда бывал близок к смерти. Сириус же понятия не имел, чем так сильно болел гриффиндорец. В маггловских книжках встречались такие болезни как чахотка и эпилепсия. Обе они прекрасно подходили к образу Люпина. И обе они были фактически неизлечимы. Может, у Люпина случались эпилептические припадки? Это объясняло бы его слабость и царапины, с которыми он временами появлялся на уроках после пребывания в больничном крыле.

Сириус не спрашивал Люпина о его здоровье, рассудив, что сам бы он подобным бестактным вопросам не обрадовался. К концу первого курса у них завязались приятельские, но не самые доверительные отношения. Они обменивались книжками, беседовали. Чаще всего болтал Сириус, а Ремус молчал, кивал и изредка вставлял какую-нибудь фразу. Гриффиндорец говорил мало, но всегда к месту и, когда был в настроении, мог рассмешить Сириуса до слез, сам при этом сохраняя спокойное выражение.

– Как ты попал на Гриффиндор?

– Очевидно, я храбрый. А ты как попал на Слизерин?

– Очевидно, я Блэк, – усмехнулся Сириус.

Ремус улыбнулся в ответ. Он редко улыбался. Вначале их знакомства Люпин не улыбался вообще, но со временем улыбка изредка, но всё-таки появлялась на его губах.

Люпин был Сириусу симпатичен. Он не походил на слизеринцев, был спокойным, начитанным и умным. И в нем ощущалась какая-то дремлющая опасность, нечто такое, что было спрятано глубоко в нем, и что однажды краем глаза успел заметить Сириус. Впрочем, больше он ни разу не видел у Ремуса этого странного нечеловеческого взгляда. Сириус уже давно перестал искать проблески непонятного свойства в глазах Люпина. Сначала его привлекло именно это неясное, скрывавшееся под маской спокойствия, но со временем он узнал гриффиндорца чуть лучше, и мальчик ему понравился. А что касается масок, так все мы их носим. Иногда уже трудно определить, где маска, а где истинное лицо. Сириусу казалось, что сам он никогда не видел собственного лица.

– Разве на самом деле есть разница, на какой факультет ты попал? – спросил он зачем-то. Раскрыл кулак и подбросил пылинку обратно в воздух. Она поплыла к полу, мерно раскачиваясь из стороны в сторону в солнечных лучах.

Ремус задумчиво наблюдал за полетом пылинки. Он всегда так серьезно обдумывал любой вопрос, даже самый пустяковый. Сириус помнил, как они однажды пошли на кухню к эльфам и им предложили на выбор пудинг из патоки и сливочный. Так Ремус с минуту размышлял, прежде чем предпочесть сливочный пудинг.

– Конечно, есть, – ответил, наконец, Люпин. – Разница есть всегда. Это как правильная почва для растения.

– Травология, – пренебрежительно отмахнулся Сириус. – Люди не растения. У них же всегда есть свобода воли.

Ремус промолчал. Его русые волосы отливали желтизной на солнце.

– Что, Люпин? – Сириус с ухмылкой ткнул его локтем в бок. – Неужели, ты фаталист?

Ремус нахмурился. Блэк выжидающе смотрел на него. В конце коридора звонко перекрикивались ученики.

– Фатализм для неудачников, – надменно подытожил Сириус, когда молчание затянулось. – Свобода воли есть всегда.

– Нет, – тихо возразил Люпин, медленно покачал головой и больше ничего не сказал, несмотря на пытливый взгляд Сириуса.


~*~


Первый учебный год пролетел быстро и насыщено. Новых впечатлений было много, каждый день таил в себе разнообразные приключения и открытия, от тайного лаза за очередным гобеленом, до стычки с каким-нибудь заносчивым соучеником. После сдачи выпускных экзаменов Андромеда сдержала свое обещание и подарила Сириусу маггловский проигрыватель, клятвенно пообещав отправиться с ним на каникулах в музыкальный магазин за пластинками.

Летние каникулы же прошли буднично и скучно. В Африку с дядей Альфардом Сириуса, конечно, никто не отпустил. Зато семейство Блэк в полном составе отправилось на два летних месяца в свой загородный дом в Чешире.

Орион часто отлучался по делам в Лондон, Вальбурга принимала гостей, Друэллю, Лукрецию или какую-нибудь другую родственницу, оставляя детей на попечение гувернантки, престарелой миссис Маккой, которая любила подремать на солнышке. Несколько раз Друэлла Блэк приезжала вместе с дочерьми. Беллатрикс, как и подобает обрученной молодой девушке, пила чай вместе с матерью и теткой, сплетничая об общих знакомых. Андромеда и Нарцисса вместе с Сириусом и Регулусом исследовали сад. Нарцисса всем своим видом показывала, что общение с мелкими кузенами ниже ее достоинства, и чаще всего оставалась бродить по оранжерее, в то время как ее сестра с мальчиками, заверив миссис Маккой, что приглядит за ними, углублялась в зеленые заросли.

Летнее поместье Блэков было обширным. Величественный трехэтажный дом с облицованным серым гранитом фасадом, колоннадой у парадного входа и просторной террасой над ним, стоял в самом центре земельного участка величиной в несколько десятков акров. Подобная дворцу, летняя резиденция была построена еще прадедом Вальбурги, Максимильяном Бэлстроудом, для его единственной дочери Виолетты, выданной замуж за Кигнуса Блэка, и с тех самых пор носила имя «Домик Виолетты». Даром, что два крыла «Домика» никак не подходили под такое определение. Его окружали многочисленные вековые дубы, ивы и каштаны. Вокруг дома располагался ухоженный английский сад с оранжереей, цветниками, увитыми розами беседками, мраморными фонтанами и небольшим лабиринтом из стриженых кустов выше человеческого роста. Однако стоило отойти от дома и покинуть окружавший его парк, перелезть через чугунную ограду, или же просто обойти ее стороной, благо решетка не полностью отделяла облагороженную часть поместья от дикой, и открывался совсем другой мир. Начинались первобытные зеленые чащи, заросли, не знакомые с рукой садовника, настоящий лес, так манивший юных открывателей, которым, конечно, запрещалась уходить так далеко от «Домика Виолетты». Понятно, что эти запреты их мало тревожили.

Андромеда отлично лазала по деревьям. С заплетенными в косу черными волосами, одетая в синие джинсы и белую футболку, она проворно забралась на раскидистый дуб, обогнав Регулуса и почти так же быстро как Сириус, который уже сидел, удобно устроившись в разветвлении чуть выше.

– Андромеда, как случилось, что Нарцисса уже Малфою обещана, а ты всё ещё без жениха? – спросил Регулус, усевшись на ветке. – Ты же старше ее.

– Да никому я не нужна, – рассмеялась Андромеда.

– Разве? – спросил Сириус, вспоминая толпы поклонников сестры в Хогвартсе.

– Ну, или мне никто не нужен, – пожала плечами Андромеда. – Отец меня не принуждает. Были желающие, но я не согласилась. Замуж нужно выходить по любви. – Она озорно усмехнулась. – А любовь не приходит по приказу.

– А разве любовь и брак – это не одно и то же? – с сомнением нахмурившись, спросил Регулус.

Сириус фыркнул и глянул на брата с неодобрением. Андромеда рассмеялась.

– Нет, – покачала она головой. – Это совершенно разные вещи. Хотя одно не исключает другое.

Сочившийся сквозь листву солнечный свет падал редкими пятнами на лица ребят.

– Думаешь, родители друг друга любят? – спросил Регулус. Находясь в обществе кузины, он всякий раз заваливал ее несметным количеством вопросов, справедливо полагая, что из старших она более склонна отвечать на них, и не отделается от мальчика небрежным «не твоего ума дела», как все остальные.

Андромеда поглядела на Регулуса, тень грусти проскользнула по ее лицу.

– Не знаю, – пожала она плечами. – В их возрасте уже трудно говорить наверняка.

– Не думаю, что они были когда-либо влюблены, – заметил Сириус.

– Почему? – Регулус резко повернулся к брату, опасно покачнувшись на своей ветке.

– Просто так, – буркнул Сириус.

– Неправда! – возразил Регулус. – Они влюблены друг в друга. Иначе нас бы не было.

Андромеда вновь расхохоталась.

– Да ну, – Сириус презрительно сощурился, насмешливо глядя на младшего брата.

– Ну да! – веско ответил тот. – Мне миссис Маккой рассказала, что дети рождаются, когда родители влюблены.

Андромеда прыснула.

– По всему выходит, что наши уже давно не влюблены, – хмыкнул Сириус. – Ты ведь появился целых девять лет тому назад. Или думаешь, они прячут наших младших братьев и сестер в чулане?

На лице Регулуса последовательно сменились несколько выражений: обида, недоверие, испуг, гнев, задумчивость.

– Они правда больше не влюблены? – спросил он Андромеду.

– Откуда мне знать, – ответила она и, видя, что эти слова мальчика не успокоили, добавила: – В браке ведь важна не одна только любовь. Есть еще уважение, привязанность. Долг, в конце концов. Мерлин, Белла же выходит замуж за Лестрейнджа, хотя в школьные годы называла его не иначе как «хмырем». А вот Нарцисса с десяти лет влюблена в Малфоя. И… – Андромеда замолчала, окинув кузенов взглядом темных глаз. Регулус внимательно слушал ее, но не понимал ни слова. Сириус же отстраненно соскребал кору с дуба, явно не прислушиваясь к ее словам. Девушка вновь рассмеялась. – Что это я с вами, малышами, о браке говорю? Видать, у меня солнечный удар. Пошли лучше поиграем во что-нибудь!

– В прятки! – радостно предложил Регулус.

– Идет! – со смехом согласилась Андромеда. – Только, чур, без отслеживающих заклятий! – Она многозначительно глянула на Сириуса. Тот лишь кривовато усмехнулся.


~*~


Возвращение в Хогвартс было одновременно и приятным и не очень. Сириус был рад, вновь очутиться в школе, поменять привычную обстановку отчего дома на больший простор замка, но в этом году в Хогвартсе не было Андромеды.

Прошлым летом она сдала все экзамены, вместе с остальными выпускниками поставила школу на голову во время выпускного бала и, махнув замку в последний раз рукой, уехала в Лондон. Летом она наотрез отказывалась говорить о своих планах на будущее, обрывая все вопросы раздраженно-легкомысленным «Черт, у меня каникулы! Не будем об этой чертовой взрослой жизни!»

Уже в поезде Сириус почувствовал, что ему будет не хватать любимой кузины. Впрочем, вместе с Андромедой школу окончил и Малфой, чему Сириус был только рад. Старостой факультета стал приемник Люциуса, Розье, что никого не удивило.

За окном поезда проносились пожелтевшие рощи.

– Знаешь, Сириус, ты мог бы лицо и попроще сделать, – заявила Нарцисса, сидевшая напротив Сириуса в купе Хогвартс-Экспресса.

Сириус медленно оторвал взгляд от проплывающего мимо пейзажа и устало посмотрел на кузину. Он с самого отъезда с Кингс-Кросса жалел о том, что согласился ехать в одном купе с младшей Блэк и ее друзьями. Какая муха его только укусила?

Наверное, все дело в Эйвери, который с умным видом листал последний выпуск «Квиддичного вестника» рядом с Блэком. В отличие от Сириуса, Эйвери был рад возможности сидеть вместе со слизеринцами постарше. Очевидно, он видел в этом какую-то туманную выгоду для своего социального статуса. В этом Сириус его просто не понимал. То есть, он понимал, что им движет, но никак не мог взять в толк, зачем ему это было нужно.

– Еще проще, и нас с тобой будет не различить, сестрица, – с фальшивой улыбкой отозвался Сириус. Последний час он был вынужден слушать пустую болтовню пятиклассников, наполненную свежими сплетнями, завистью и злорадством. Правда, уже через тридцать минут, его мозг приспособился, стал отфильтровывать особо нудные эпизоды, и желание убиться головой об оконное стекло несколько поубавилось. Ему стоило больших усилий не разругаться с коллегами-слизеринцами еще до прибытия в Хогвартс. То и дело подмывало прервать воодушевленного рассказчика ехидным замечанием, или откровенным хамством. Если в прошлом году от этого его сдерживала Андромеда, в самый неожиданный момент разряжавшая атмосферу шуткой, то теперь ему приходилось справляться самому.

Нарцисса подозрительно нахмурилась, но промолчала. Либо она не посчитала его ответ оскорбительным, либо решила, что выше этого. Но Сириус подозревал, что она просто-напросто не поняла его.

– «Пушки Педдл» вновь продули, – как бы между делом нарушил внезапную тишину Эйвери. – Их капитан полнейший профан. Непонятно, как такое “дарование” попала в команду. Видел их матч с «Оксфордскими Орками»? Позорище…

– О, да, – поддержал его плечистый пятикурсник, который сам играл в факультетской команде отбивающим. – Никогда еще не видел такого невнятного копошения на поле!

Квиддич и политика министерства магии – идеальные темы разговоров в любых магических компаниях. Сириус взглянул на Эйвери, тот улыбался, уткнувшись в свой спортивный журнал.

Когда прибыла тележка со сладостями, Сириус протиснулся мимо продавщицы в коридор. Вокруг тележки быстро собиралась толпа учеников, толкавших друг друга и желавших заполучить свою порцию сахара и шоколада.

Сириус неожиданно вспомнил то мерзкое маггловское лакомство, которым на каникулах угостила его с Регулусом Андромеда – черного цвета и со странным запахом, лакрица. Регулус, откусив малюсенький кусочек, плевался полчаса и обиделся на «отравительницу» до самого ужина. Сириус же лишь удивился необычному вкусу.

Блэк остановился у окна. Сквозь крики и смех детей слышался ритмичный стук колес, будто бы сердцебиение поезда. Дверь соседнего купе резко распахнули, и в проход с воплем «Тебе, Пит, по рангу не полагается!» выскочил какой-то парень. Задев Сириуса, он нырнул в толпу у тележки со сладостями. Блэк через плечо заглянул в открытую дверь купе и заметил Люпина. Тот не особо изменился за каникулы, всё такой же болезненно бледный. Ремус Люпин сидел у самой двери и делал вид, что спит. Сириус легонько постучал в перегородку, отделяющую купе от прохода. Люпин тут же распахнул желтовато-карие глаза. Сириус кивком позвал его в коридор.

– Спал? – спросил он, когда Люпин облокотился рядом с ним на оконную раму.

– Трудно спать, когда едешь в одном купе с Поттером, – отозвался гриффиндорец.

Сириус фыркнул.

– Этот ваш Поттер напыщенный индюк, – пренебрежительно махнул он рукой.

Люпин не ответил, никак не показывая своего отношения к такой точке зрения, даже плечами не пожал.

– Как провел лето? – задал традиционный для первого сентября вопрос Блэк.

– Отлично, – сухо ответил Люпин и замолчал. Сириус усмехнулся. Он мог бы догадаться, что обычного для остальных учеников многословного рассказа в ответ от Люпина не дождешься.

– А ты? – заметив ухмылку слизеринца, добавил Люпин.

– Да как обычно, загородом, в городе, – Сириус скривился. – Ничего такого. Каждое лето одно и то же.

– Блэк, – Сириус почувствовал, что за его спиной кто-то остановился. Судя по голосу, Поттер, отстоявший свою очередь за сладостями. Фамилия Блэк прозвучала как оскорбление. Да, это определенно был он.

– Поттер, – в тон ему отозвался Сириус, не оборачиваясь. – Подрабатываешь мальчиком на побегушках?

Поттер запыхтел.

– Люпин, что ты с этим отродьем общаешься? – потребовал он отчета от своего сокурсника. – Блэки те еще чудовища.

Лицо Люпина стало непроницаемым. Он ничего не сказал в ответ. Сириус тяжело вздохнул и повернулся к Поттеру, встретившись с карими глазами за стеклами очков.

– Какое тебе дело кто и с кем общается? – холодно спросил он. Гриффиндорец с полными руками сладостей стоял в проходе и с открытой неприязнью глядел на него.

– Вали-ка ты отсюда, черный, – настойчиво посоветовал ему Поттер. – Разве тебе не пора поедать маленьких детей и пить чью-нибудь кровь?

Сириус оскалился.

– Зря нарываешься, очкастый, – прорычал он. Блэк не стал доставать волшебную палочку, он не стал ждать, пока Поттер уронит свои конфеты и шоколадные лягушки. Сириус просто замахнулся и ударил его кулаком в лицо. Поттеровские очки отлетели в сторону.

– Мерлин! – воскликнул Люпин и поспешно оттеснил Сириуса от Джеймса. Поттер ойкнул и повалился на спину, рассыпая вокруг себя дождь из конфет и шоколада.

– Нет, Ремус, пусть он мне сдачи даст! – запротестовал Сириус.

– Да, Люпин, не мешай, – поддержал Поттер, поднимаясь на ноги. Под левым глазом у него намечался синяк. Ремус недовольно посмотрел на противников и отошел в сторону.

– Давай, бей, очкарик! – усмехнулся Сириус, раскинув в стороны руки, насколько позволяла теснота вагона. Под ногами мялись сладости. Из ближайших купе высовывались любопытные физиономии учеников. По поезду уже пошел слух о драке гриффиндорца со слизеринцем, и старосты двух факультетов спешили на шум. Люпин удивленно моргнул, сообразив, что Блэк только что впервые назвал его по имени.

Джеймс ударил Сириуса в нос, тот ответил ему тем же. Поттер увернулся, но поскользнулся на мармеладке и растянулся на полу. Тут налетели старосты и принялись их растаскивать. Сириусу под шумок кто-то – он был почти уверен, что это Розье постарался – надавал по бокам. Джеймс Поттер же после этого эпизода демонстративно игнорировал Блэка.


~*~


– Розье тебя не жалует, – заметил Эйвери по пути на Уход за магическими существами. Слизеринцы, кутаясь в теплые мантии на пронзительном октябрьском ветру, шли мимо теплиц. Порывы ветра завывали в разноцветных кронах деревьев.

– Я уж заметил, – хмыкнул Сириус. Как раз за завтраком у него случился очередной инцидент со старостой родного факультета.

Эвен Розье, очевидно следую заложенной Малфоем традиции, относился к Блэку с явным пренебрежением. Даже более открытым, чем Люциус. Но Сириус полагал, что это говорило не о том, что новый староста его сильнее недолюбливал, а скорее о меньшей тонкости и дипломатичности Розье. Эвену было далеко до Люциуса по части лицемерия и двойной игры. Но он добросовестно старался; этого у него было не отнять. Всякий раз, общаясь с Сириусом, он улыбался и говорил вежливым тоном, даром, что в этой улыбке даже младенец бы распознал фальшь, а презрительные нотки то и дело проскальзывали в каждой его фразе. Да и не мог он тягаться с Блэком, что старосту изрядно бесило.

За завтраком, на который Сириус опоздал, задержавшись по пути побеседовать с Люпиным, Розье в очередной раз попытался показать всему факультету, как следует относиться к Блэку. Поводом для воспитательной работы стали – как нелепо это ни звучало бы – блины. Всякий раз, когда на завтрак подавались блины с горячим клиновым сиропом, их расхватывали с поразительной быстротой. Вообще-то домовые эльфы готовили всегда достаточное количество вкусностей на всех учеников. Однако, когда на столах появлялось что-либо по-настоящему вкусное, это блюдо редко удавалось попробовать всем желающим.

Так и на этот раз блины с кленовым сиропом растаскали в мгновение ока. Старшеклассники урвали себе несколько порций, на любые претензии отвечая бессмертным «кто успел, тот и съел».

Зайдя в Главный зал, Сириус тут же почувствовал аромат блинов, клинового сиропа и невольно улыбнулся. Усевшись на свое место рядом с Эйвери, он уже взялся за вилку, когда кто-то бесцеремонно забрал у него прямо из-под носа тарелку.

– Что за черт? – поразился Сириус и первым делом от души ткнул вилкой в воровскую руку. Обладатель руки удивленно зашипел от боли и выронил тарелку. Она со звоном ударилась о стакан с тыквенным соком, расплескавшимся. Тонкая струйка сиропа пролилась по столу.

– Чтоб тебя дементоры зацеловали, Блэк! – взревел Розье. – Ты что творишь?!

– Я мог бы тебя то же самое спросить, - возмутился Сириус. – С каких это пор старосты факультета воруют чужую еду? Неужели дела твоей семьи идут так плохо?

Розье яростно уставился на второкурсника, позабыв даже о своей уколотой руке. Эвен тоже опоздал на завтрак и, хоть кое-кто из приятелей и отложил ему порцию блинов, решил мимоходом прихватить еще и тарелку Блэка, тем самым унизив его и показав, что он может это сделать. Ему и в голову не могло прийти, что Блэк станет упираться, да еще и выставит его самого в дурацком свете. А должно было бы прийти в голову. «Малфой бы такого прокола не допустил», подумал Розье и от этой мысли разозлился еще больше.

– Пять баллов со Слизерина, – прошипел он Сириусу в лицо. Но это гаденыша ничуть не впечатлило. Он продолжал нахально улыбаться, придвинул свою тарелку к себе и как ни в чем не бывало принялся за еду. Розье всерьез подумал о том, чтобы наложить на него какое-нибудь неприятное проклятие, но, осознав, что все за столом внимательно за ним наблюдают, заставил себя спокойно отойти, попутно отобрав в отместку тарелку у Снейпа, не посмевшего возразить. Правда, Снейп свои блины уже начал есть, а Эвен не стал бы опускать до того, чтобы доедать чьи-то объедки. Тарелка Снейпа оказался в мусорном ведре. Доказав свою власть хотя бы на изгое Снейпе, Розье принялся за еду.

Северус Снейп даже не поднял голову. Он знал, что сочувствия ждать ему было не откуда, да он его и не ожидал. Пожалуй, лишь один Блэк, только что оказавшийся в той же ситуации, мог бы его понять. Северус осторожно покосился на него, но наткнулся лишь на злобный взгляд серых глаз. Снейп поспешно уткнулся в свою чашку.

Эйвери внимательно посмотрел на сидевшего рядом Сириуса, который ожесточенно и безо всякого аппетита разделывался со своим завтраком. Когда Блэк поднес очередной окунутый в сироп кусок ко рту, Эйвери заметил, что слизеринца буквально трясет от сдерживаемой ярости.

– Я уж заметил, – хмыкнул Сириус, когда они шли на урок Ухода за магическими существами. – Кретин он, а не староста.

– Да, – согласился Эйвери. – Малфой мог бы выбрать себе преемника получше.

– Ну да, – косо усмехнулся Блэк. – Чтобы потом новый староста его превзошел и о нем, Малфое, все забыли! Нет, Люциус не такой. Ему приятней, когда все ругают нового старосту и вспоминают, как здорово было при Малфое. Самовлюбленный…

Эйвери с улыбкой выслушал неблагоприятную и нецензурную характеристику Люциуса Малфоя, в который раз удивляясь способности Сириуса трактовать людские мотивы. Приложив минимум усилий, Блэк мог бы и сам стать влиятельной фигурой на факультете. Эйвери в этом нисколько не сомневался. Не только после утреней сцены с Розье, которого тот осадил играючи. Одна его фамилия давала Сириусу огромное преимущество, которым он, по совершенно непостижимой для Эйвери причине, не желал воспользоваться.


~*~


По-осеннему холодный ветер кружил сухие листья ивы. Воскресный день был пасмурным и неуютным. В такую погоду большинство учеников предпочитало оставаться в помещениях и греться у огня каминов. Но Сириус любил время перед бурей, а в воздухе сейчас явственно ощущалась приближающая осенняя непогода. Быть может, последняя гроза этого года.

– Тебе не кажется, что эта ива как-то подозрительно быстро растет?

– Что? – встрепенулся Люпин, которого приятель вытащил на прогулку, уверяя, что «свежий воздух полезен для здоровья».

– Ива! – повторил Сириус, кивнув на раскидистое дерево. – Андромеда говорит, что год назад тут никакой ивы не было, а потом как раз перед тем, как мы поступили в Хогвартс, она появилась. А теперь только взгляни на нее – здоровая и старая на вид, будто бы ей не меньше десятка лет. Странно, да?

Люпин мельком взглянул на дерево и неопределенно пожал плечами.

– Пошли лучше к озеру, не нравится мне здесь, – сказал он.

Сириус равнодушно согласился.

– Пошли. Но говорю тебе, эта ива очень подозрительна. Как думаешь, может, она выросла на чей-то могиле? – В глазах Сириуса загорелся огонек любопытства. – На могиле древнего могучего колдуна и теперь корни ее питаются его магической силой! Было бы круто.

– Да, круто, – сухо буркнул Люпин и зашагал быстрее.

Сириус с наслаждением вдыхал заряженный предгрозовой воздух, подставлял лицо порывам ветра, которые своей силой на мгновение лишали его дыхания, а потом, чуть успокоившись, развевали его волосы.

– А я читаю новую книгу, – с улыбкой поведал Блэк Люпину. – «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда. Знаешь?

Ремус покачал головой, кутаясь в свое пальто.

– Маггл пишет о магии, – весело продолжил Сириус. – Хотя нет, на самом деле, книжка не о магии, скорее об испорченных аристократах и грехопадении.

– Грехопадение? – переспросил Ремус. – Как в библии?

– Точно! – оживился Блэк, размахивая руками. – Там и дьявол есть! Дьявол-искуситель. Любят магглы, когда их искушают. Судя по всему, только этим этот их дьявол и занимается. Неудивительно, что они боятся магии, если она у них первым делом с дьяволом ассоциируется. Мы маги для магглов чуть ли ни его приспешники.

– Думаю, это было скорее в древности, а теперь… – Ремус пожал плечами.

– Ага, я посмотрю на тебя, когда ты кому-то из магглов скажешь, что ты владеешь магической силой и можешь творить заклятия, - усмехнулся Блэк. – Да они тебя за сумасшедшего примут, а если ты им какой-нибудь простенький фокус покажешь, то будут на тебя как на чудовище смотреть да и разбегутся, оря дурным голосом.

Люпин вздрогнул. Очевидно, от очередного порыва ветра.

– Ты что магглам рассказывал, что ты маг? – глухо спросил он.

– Неа, – отмахнулся Сириус. – Но именно так я себе это представляю. Судя по тому, что пишут их писатели, магглы не самые открытые люди на свете.

– А волшебники, по-твоему, лучше? – с непонятной горечью в голосе усмехнулся Люпин.

– Нет, – отозвался Сириус. – Маги такие же люди. А все люди страдают дурацкими предрассудками и прочей белибердой. Уж я-то знаю, мне эти предрассудки с детства прививали.

Ремус оглянулся и задумчиво посмотрел на гремучую иву, черный силуэт которой отчетливо вырисовывался на фоне темнеющего небосвода. Сириус дружески ударил Люпина по плечу.

– А книгу я тебе потом дам почитать, если хочешь. – Он жизнерадостно улыбнулся приятелю и предложил: – Давай наперегонки до озера, а?

Люпин согласился, и они побежали по пологому склону холма. Сириус что-то орал и хохотал, а ветер подгонял их в спины.


~*~


На следующей неделе Люпин опять заболел. Исчез, как он всегда делал. Не появлялся ни во время трапез, ни на уроках. Никто, казалось, не обратил на это внимания. Люпин всегда был тихим и незаметным, так что неудивительно, что его отсутствие не бросалось в глаза. Последние пару дней он был молчаливее обычного, что всегда было признаком приближающейся болезни.

Блэк с легким удивлением понял, что тревожится за него. Обычно он переживал лишь за себя и за брата. Андромеда и дядя Альфард всегда могли прекрасно позаботиться о себе, и за них никогда не надо было тревожиться. А родители, казалось, никогда не болели, будто бы они железные, или зачарованные. Ведь, наверняка, есть какие-нибудь чары, ограждающие от болезней. Так что за всю свою жизнь Сириусу довелось переживать только за Регулуса, который хворал чуть ли не каждый месяц. Почти как Люпин.

Сириус даже собрался навестить приятеля в больничном крыле, но мадам Помфри его не пустила, заявив, что к мистеру Люпину посетители не допускаются.

– Он, что, такой заразный? – спросил Сириус, глядя на школьную медсестру, преградившую ему путь. Мадам Помфри слегка скривила губы.

– Да, – после небольшой запинки отчеканила она. – Возвращайтесь к своим занятиям, мистер Блэк.

Сириус попытался настоять, но медсестра была непреклонна, и он, раздосадованный такой неудачей, повернулся и зашагал по коридору. За его спиной мадам Помфри прикрыла дверь больничного крыла.

Завернув за угол, Блэк остановился. Он не привык так быстро сдаваться. То есть, он вообще не привык сдаваться. И если у него не получилось попасть к Люпину официальным путем, то попадет другим.

Больничное крыло замка Хогвартс было чем-то среднем между лазаретом и кабинетом целителя. Согласно школьной легенде, первой целительницей в Хогвартсе выступала сама Хельга Пуффендуй, которая сама же и выращивала все необходимые целебные травы. Именно поэтому входов в больничное крыло было несколько. Один главный, расположенный недалеко от главной лестницы, и второй – со стороны теплиц, через который, опять же согласно легендам, всегда приходила к своим пациентам Хельга, использовавшая в своей медицине лишь свежесрезанные травы, еще не успевшие растерять ни крупицы волшебных свойств. Второй вход считался сугубо служебным и учениками он не использовался.

Сириус, не потрудившись надеть пальто, выбежал из замка и направился к теплицам. Ноябрьский холод пробирал до костей, но Блэк надеялся быстро проскочить в помещение. Правда, если это не удастся, и он все-таки вынужден будет померзнуть дольше, подумал Сириус с усмешкой, от возможной простуды будет хоть какой-то прок: он сможет попасть в больничное крыло совсем уж официально, и точно встретится с Люпиным.

За стеклянными стенами ближайшей теплицы вяло копошились первоклашки пуффендуйцы на уроке Травологии. Пробежавшего мимо слизеринца никто не заметил.

Пронизывающий ветер развевал школьную мантию и волосы. Когда Сириус остановился у двери в больничное крыло, он изрядно продрог. Внимательно прислушавшись к шорохам по ту сторону и не услышав ничего подозрительного, он взялся за ручку и с радостью заметил, что дверь не заперта. Быстро проскользнув внутрь, Сириус счастливо улыбнулся: оказаться вновь в тепле было невообразимым блаженством. Даже извечные лекарственные запахи, наполнявшие воздух в этой части замка, не вызывали привычного отторжения.

Сириус, наравне со всеми учениками, не раз бывал не больничном крыле. Ежегодно в первые учебные месяцы Хогвартс настигала волна простуды и гриппа. Ученики чуть ли не поголовно ходили простывшие, шмыгали носами, кашляли и ежеминутно чихали. Школьной медсестре требовалось несколько недель, чтобы справиться с очередной эпидемией. Она снабжала всех приболевших микстурами и лечебными зельями. В особо тяжких случаях прописывала постельный режим. Здоровым ученикам же делалась профилактическая прививка против гриппа. Делалось это совершенно безболезненно, безо всяких игл и уколов – каждому просто выдавалось по кусочку сахара с капелькой горьковатого бесцветного зелья, который полагалось тут же на месте разжевать и съесть.

Здесь, как всегда, царила приглушенная атмосфера и похожая на вату тишина. Сириус сам не совсем понял, почему у него больничная тишина ассоциировалась именно с ватой. Он полагал, что это связано со стерильно белым интерьером, белыми стенами, потолками и полами. Даже шторы на окнах и те были белого цвета. Такое ощущение, будто бы тебя окунули в вату.

Наверное, вата просто казалась ему чем-то очень больничным. Сириус громко шмыгнул носом и тут же замер, вспомнив, что следовало вести себя тихо.

Ни медсестры, ни ее пациентов не было видно. Пройдя из коридора в общую палату, Сириус никого не встретил. Больных сейчас, очевидно, было мало. Это радовало – в таком случае удастся спокойно побеседовать с Люпиным, без назойливых взглядов скучающих соседей по палате. Однако и самого Люпина не было. Обойдя всю комнату и заглянув во все закутки, Сириус удостоверился, что здесь никого не было.

Хмыкнув про себя, он зашел во вторую палату, чуть поменьше. Пройдя несколько рядов пустых, аккуратно заправленных постелей, Сириус с удивлением понял, что и в этой палате Люпина не было, лишь на самой дальней кровати спала какая-то девочка, обмотанная шерстяным шарфом. Сириус ее не знал и будить не стал.

Выйдя вновь в стерильно белый коридор, Блэк растеряно остановился. Он не представлял, где искать Люпина. Медсестра сказала, что он здесь, но к нему нельзя. А теперь оказывается, что его нигде нет. Зачем ей было врать? И куда он делся?

Сириус испуганно сглотнул. Не мог же Люпин так внезапно умереть? А если бы он умер, не стали же они это скрывать? Или стали бы?

Блэк резко выдохнул: Люпин умер. Он же постоянно болел. И если у него была чахотка – то он вполне мог умереть. И никто ничего об этом не знает! Вот почему мадам Помфри так не хотела его пускать. Она пыталась скрыть смерть Люпина!

Почему? Чтобы не травмировать юных волшебников? Или чтобы его смерть не бросала тень на школу и саму медсестру? Некомпетентную медсестру, которая не смогла сохранить жизнь Люпину!

Испуг за приятеля, не успев зародиться, уступил место злости. Сириус был не просто зол, он был взбешен. На Помфри с ее бесполезными микстурами от гриппа. Лучше бы она занималась лечением Люпина, а не тратила свое время на дурацкие ежегодные прививки, которые никому не нужны! Вон Снейп, что до прививки, что после, постоянно ходит сопливый, хрюкает своим огромным носом!

В порыве праведного гнева Сириус решительно направился в кабинет медсестры, чтобы высказать ей всё, что он думает о ее неумении лечить людей, ее вранье и ее загубленной карьере целительницы. А уж о том, чтобы она была именно загубленной, он позаботится. Без стука ворвавшись в кабинет мадам Помфри, Блэк сразу же возмутился:

– Вы убили его! Вы убили Ремуса Люпина!

– Что? – пораженно проговорила побледневшая медсестра.

– Где вы спрятали его тело?

– Что? Мистер Блэк, вы в своем уме? – Совладев с первым изумлением, мадам Помфри быстро взяла себя в руки и взглянула на нахального слизеринца с профессиональной суровостью. – Что вы здесь делаете? И с чего вы решили, что Ремуса Люпина убили?

– Так его же нет нигде, – ответил Сириус и тут же несдержанно добавил: – Вы мне солгали!

– Мистер Блэк, успокойтесь, – строго велела медсестра. – Мистер Люпин жив, но здесь его на самом деле нет. Его… – Она замолчала, видимо, обдумывая, можно ли доверить ему эту информацию, но, взглянув в угрюмые серые глаза второкурсника, продолжила: – Его отправили в Лондон. Не переживайте, мистер Блэк, ваш друг скоро вернется. А теперь, пожалуйста, покиньте больничное крыло. И не смейте больше пробираться сюда без разрешения.

С этими словами она выпроводила Сириуса и захлопнула за ним дверь. Сириус молча уставился перед собой. Люпин жив. Это хорошо. Люпин в Лондоне. Значит, навестить его не получится. Никто не отпустит Сириуса в Лондон. Но всё же странно, что Помфри не сказала ему об этом сразу. Зачем было врать? Сириус, чувствуя, как ярость утихает, убывает, как морская волна после прилива, хмуро зашагал в гостиную Слизерина. По пути ему встретился Северус Снейп, по своему обыкновению уткнувшийся в книгу вечно простуженным носом. И это почему-то так разозлило Блэка, что он намеренно толкнул Снейпа плечом и в ответ на удивленный взгляд сокурсника огрызнулся и обозвал его Сопливиусом. Снейп обиженно сощурил темные глаза и промолчал.