День первый. Песчаная буря.Первый холодный день зимы не принес Блейзу Забини ничего нового, если не считать пары морщинок на лбу. С тех пор, как Драко со Снейпом заварили всю эту кашу, прихлопнув старика-директора, Блейз редко спал по ночам. Как только в спальне гас свет, из-под пологов кроватей, словно опавшие листья, шуршали разговоры. Говорили обо всем: о том, что скоро Тот – Кого – Нельзя - Называть вернется, и тогда всем грязнокровкам придется плохо; о том, как смог Драко решиться на такой поступок. Нет, вслух все восхищались Малфоем, но прячась под теплое одеяло, каждый радовался, что все это прошло мимо него. Ведь у них был путь назад - у Драко же его больше не было...
Блейз, как близкий друг Малфоя, принимал непосредственное участие в этих крамольных беседах, но было одно «но». Говорил он вовсе не для того, чтобы удовлетворить любопытство своих однокурсников, и не для того, чтобы показать свою осведомленность. Блез говорил просто чтобы говорить. В такие моменты его темно-карие глаза становились почти черными, и весь он словно подбирался, как делают это дикие кошки перед прыжком.
Мысли Забини были далеко от темы убийства Дамблдора. А если говорить точнее, то все они крутились вокруг верхнего ящика его тумбочки. Там, заботливо завернутый в платок, лежал локон светлых волос. Блейз с нетерпением ждал той минуты, когда утихнут последние разговоры и можно будет вынуть драгоценный сверток. Тогда он наслаждался игрой лунного света на локоне, старался уловить его запах... И, конечно, не спал всю ночь.
Зимнее серое утро началось как обычно: долгие попытки подняться с постели, пресный завтрак в Большом Зале, скучные лекции. Но вот удивительно: чем ближе становился вечер, тем больше оживлялся Блейз. И ровно в пять часов Забини взял свои книги и уверенным шагом направился прямо в библиотеку. Минуя шепчущихся однокурсников, он угрюмо шел по коридору. «Не находишь, что Блейз стал гораздо привлекательнее?» - Пэнси глядела вслед удаляющемуся слизеринцу. «Нахожу, - Милисента улыбнулась. - Эта усталость ему очень идет. Просто вершитель мировых судеб».
На пороге читального зала Блейз распрямил спину и зашагал так, как и подобает гордому слизеринцу. Мадам Пинс кинула на него суровый взгляд, напоминавший о том, что библиотека сродни святилищу, в котором надо хранить почтительную тишину. Да и как здесь можно было вообще говорить, если сам библиотечный воздух был полон книжной пыли, а вокруг сидели лишь напряженно зубрящие студенты, которых не интересовало ничего кроме поведения докси в брачный период... Тусклое освещение и деревянные лавки тоже никак не располагали к болтовне. Только и следи за тем, как бы не насажать заноз в мягкое место. А сама мадам Пинс! О, верный цербер хогвартской библиотеки и недреманное око справедливости и порядка! Чего стоят один ее ровный, словно линейка, пробор и сухонькие ручки, похожие на паучьи лапки. Блейза она невзлюбила еще с первого курса, когда он разорвал пополам какую-то книжонку со сказками. Это было в ее глазах гнуснейшим из преступлений; и сейчас, когда Забини снова зачастил в библиотеку, она не спускала с него глаз ни на минуту.
Блейз скользнул по мадам Пинс равнодушным взглядом, его интересовало совсем другое... Так оно и есть! Полоумная уже тут. Сидит на своем любимом месте, согнув ногу под совершенно невероятным углом. И эта тонкая, словно у кузнечика, нога, кажется, вот-вот переломится пополам. Забини с огромным трудом отвел тяжелый взгляд от девушки и направился к давно облюбованному местечку. Юноше с его ростом не составляло большого труда дотянуться до самой верхней полки. Там стояла уже начатая им книга.
Почти новенькое издание носило гордое название: "Африка. География и история". Как подобное оказалось в библиотеке школы волшебства и магии, Блейза волновало мало. Скорее всего, это была очередная причуда Дамблдора, который считал, что его студенты должны быть всесторонне развитыми. Юноше было интересно содержание книги, ведь как ни пудрилась миссис Забини, скрыть роскошную шоколадную кожу было невозможно...
Блейз опустился на деревянную лавку так, чтобы можно было видеть острые, смахивающие на сложенные крылья птицы, лопатки Полоумной, и устроился поудобней. "Когда-нибудь я обязательно нахватаю заноз", - решил Забини и героически открыл книгу на восьмой страничке. За последние несколько недель он смог прочитать совсем немного, слишком значимым был отвлекающий фактор в лице Лавгуд.
"Сахара — крупнейшая на Земле пустыня, площадью около 9 065 000 км². Сахара не поддаётся категоризации в рамках одного типа пустыни, хотя преобладающим является песчано-каменистый тип. В Сахаре ежегодно наблюдается около 160 тысяч миражей. Они бывают стабильными и блуждающими, вертикальными и горизонтальными", - гласил первый абзац.
Иллюстрации пустыни резали глаз, почти белый песок ослеплял... Даже снег не казался Блейзу таким белым. В тусклом свете серого солнца пески Сахары подозрительно напомнили ему оставленную утром кровать. Веки предательски задрожали, а голова налилась тяжестью. Чтобы хоть как-то прогнать сон, Забини перевел взгляд на соседнюю лавку и остановился на согнутой спине Полоумной Лавгуд. На остром плечике девушки покоилась растрепанная коса, почти такая же светлая, как песок на картинках. Хрупкое сооружение из чудесных волос скреплялось ядовито-зеленой лентой, при взгляде на которую последние остатки сонливости покинули его.
Да, ее волосы такого же цвета, как песок. Песок - это всего лишь почва. Но эта почва смогла подарить такое сияние нечесаной копне Лавгуд... В первый раз Блейз заметил это на втором курсе, да и саму Полоумную тоже. Тогда она была нелепой девчонкой, повсюду носящейся со своими нарглами и кизляками. Она и сейчас точно такая же, разве что подросла немного. Только Блейз замечал малейшие изменения в ней: новая манера ходить, плавно покачивая бедрами; этот жест, которым она поправляла непослушные волосы - такой изящный, непринужденный... И только Блейз заметил, что Луна больше не та угловатая первокурсница, а юная девушка. «Смотрите! – хотелось кричать ему, - Неужели вы не видите?! Не видите этих изогнутых длинных ресниц, округлых рук. Неужели?!» А все проходили мимо Лавгуд, раздавая ей щелчки и обидные прозвища.
«Полоумная! Полоумная!» - звонкие голоса первокурсников заглушали даже птичий гомон. Забини прогуливался вдоль опушки леса, и неожиданное развлечение в виде травли ненормальной девицы пришлось как нельзя кстати. Блейз подошел поближе. Пять-шесть мальчишек, среди которых он узнал и слизеринцев, окружили Лавгуд тесным кольцом, не давая ей пройти. Один волочил за собой ее сумку, другой воткнул страусиное перо себе в волосы и отчаянно улюлюкал. А в центре всего этого великолепия стояла совершенно невозмутимая тощая девчонка. «Меня зовут Луна. Очень приятно познакомиться», - она повторяла эту фразу словно попугайчик, забавно вертя головой по сторонам. Юноша остановился, чтобы понаблюдать, но вскоре ему стало скучно, и он, бросив на девицу презрительный взгляд, заторопился дальше. Однако отойти далеко Забини не дал пронзительный визг Полоумной. Кто-то из бойких мальчишек, подобравшись к ней, сильно дернул Лавгуд за тонкую косичку. Видно, это занятие пришлось озорнику очень по душе, и он продолжал трепать косу, словно дверной шнурок, не обращая внимания на протестующие крики девочки. Острая, почти болезненная жалость заставила Блейза вздрогнуть. Парой грубых окриков он разогнал мальчишек и велел Лавгуд заткнуться. К его удивлению, Полоумная быстро пришла в себя и принялась проворно поправлять растрепанные волосы.
Благодарно улыбаясь, она неуловимым движением волшебной палочки срезала локон и протянула ему. «Спасибо, ты мне очень помог», - прощебетала она и, развернувшись, быстро-быстро зашагала прочь, сутуля плечи.
Блейз повертел в руках прядь, но выбросить почему-то не решился и сунул волосы в карман. Не мог же он признаться сам себе, что ему болезненно не хватает чего-то близкого, простого и нежного - того, что он увидел в этой девчонке. Мать была занята своими кавалерами, а для Драко он всегда был и останется лишь сопровождающим.
Вечером, сидя в спальне, он еще долго рассматривал свой трофей, поражаясь его цвету. Тускло блестевший в мареве свечей локон казался кусочком диковинной ткани.
Блейз, пугливо обернувшись на звук скрипнувшей двери, спрятал подарок Полоумной в тумбочку. Туда, где хранились самые ценные его вещи, вроде перочинного ножа, подаренного отцом, и фотокарточки матери.
Да, тогда он не мог подобрать нужных слов и потом часто ругал себя за то, что оказался таким идиотом - надо было хоть заговорить с ней. А как бы он потом объяснил все Драко? Нет, ему не пристало якшаться с полоумной девицей из Рейвенкло, с посмешищем всего Хогвартса.
Блейз снова посмотрел на картинку в книге, стараясь запомнить фантастический вид песчаных барханов. Да, ее волосы цвета песка, цвета пустыни, цвета Африки. Луна сама и не подозревает об этом. Не подозревает о том, что гораздо ближе к нему, чем это может показаться. Ведь она такого же цвета, как Африка...
Забини никак не мог решить, в чем же сходство между семикурсником - слизеринцем и простушкой – шестикурсницей, пусть даже с факультета умников.
Он совершенно забыл о времени, а ведь Полоумная ровно в восемь всегда уходила, нагруженная свитками и прочим барахлом. Вот и сейчас, глухо стуча каблуками, Лавгуд вышла из библиотеки. Забини вздохнул и направился за ней, минуя грозно сопящую мадам Пинс. Раскрытая на восьмой странице книга была забыта на столе. Блейза ждала очередная ночь без сна, полная бессмысленных разговоров и тяжелых мыслей.
День второй. Зной.Холод загнал Блейза под одеяло. Натужно ревевший снаружи ветер стучал в окно снежной пылью. «Настоящая песчаная буря», - решил Блейз и накрылся с головой. Этой ночью разговоры в спальне закончились довольно рано: зимний холод заставил мальчиков поскорее забраться в теплые постели. В наступившей тишине ясно слышалось мерное дыхание спящих. Забини почти ненавидел их... Благодаря Полоумной он последние полгода провел в каком-то одуряющем полусне.
Холод, холод, холод. Это он выгонял студентов из промозглых аудиторий и заставлял собираться вместе. Сбившись в стайки, девушки готовили уроки; изредка звучал их веселый смех. Юноши оживленно обсуждали последние квиддичные матчи.
Блейз снова был в библиотеке. На этот раз один. Видимо, непогода испугала хрупкую Лавгуд. Читать книгу в ее отсутствие было совсем неинтересно. Забини уныло переворачивал страницы под пристальным взором мадам Пинс. Пронизывающие сквозняки гуляли по библиотеке, шурша пергаментами...
Сквозь тонкий свист ветра за окном Блейз услышал знакомые шаги. Так ходила только Лавгуд: гулко стуча каблуками, словно солдат на марше. Прозрачная, словно привидение, Луна прошла мимо его стола, принеся с собой запах миндальных леденцов и хвойного мыла. И сразу стало так жарко, словно накалился сам воздух. Расправив плечи, Блейз уткнулся в книгу, исподлобья следя за девушкой.
Тем временем Луна, приподнявшись на цыпочки, пыталась вытащить из стопки книг какую-то тоненькую тетрадку. Непонятно, о чем она думала, но груда книг вот-вот готова была упасть ей на голову. Забини весь напрягся, приготовившись в случае опасности подставить под фолианты собственную шею. Однако, все благие намерения улетучились, когда края юбки Полоумной приподнялись, обнажая молочно-белую кожу. Кровь прилила к его лицу, а пальцы едва могли удержать невесомую страницу книги... Блейз сглотнул горькую слюну. Жарко. Почти как в Африке. Пожалуй, стоит чуть ослабить галстук и отвлечься. Забини посмотрел в книгу.
«Климат Африки определяется прежде всего ее положением в тропических широтах, преимущественно высокими значениями суммарной солнечной радиации. В соответствии с этим большая часть Африки имеет высокие температуры и по праву считается самым жарким материком». Да какая к черту Африка?! Если библиотека нагревается, словно сковорода, от одного присутствия Полоумной! Еще немного - и начнут гореть книги, плавиться стекла в очках библиотекарши, да и сам Блейз скоро растает, словно эскимо на августовском солнышке. И все это от дыхания, которым она греет свои руки, от ее зарумянившихся скул...
Это какое-то безумие! Жарко смотреть на ее тонкие ноги с острыми коленями, жарко видеть ее маленькие ладошки, горячие, как ветер Африки. Неважно, что мадам Пинс уже в который раз заглядывает ему через плечо, напоминая о том, что неприлично находиться в библиотеке в расстегнутой рубашке. Блейзу просто жарко... Наконец, Лавгуд, выцарапав нужную тетрадку, снова садится к нему спиной. Так гораздо лучше! Не видно ее детски округлых щек, выпирающих ключиц, а самое главное - не мельтешат больше ее белоснежные ладони. Горячие, как нагретое стекло.
«Забини, я же говорила вам, что с этим растением нужно быть осторожней!» - голос профессора Спраут, отражаясь от стеклянных стен теплицы, звучал на удивление резко и неприятно. Блейз недоуменно смотрел на ярко-красный порез, пересекавший ладонь. Рана была похожа на дольку арбуза. Только вместо сока из нее сочилась кровь, много крови. Красные пятна были на рубашке, на белом ангорском шарфе, подаренном бабушкой. Проклятый кактус! Ему было плевать на родословную Забини. «Зря я не взял ножницы, - подумал юноша, с ненавистью глядя на растение. - Чертов сорняк! Искромсать бы тебя!»
А кровь шла не переставая. Запаниковавшая профессор Спраут безуспешно пыталась перевязать его руку. С каждым прикосновением ее неловких жестких пальцев Блейз чувствовал острую ноющую боль в ладони.
Словно из-под земли рядом с профессором выросла Полоумная Лавгуд. Он и не знал, что девчонка околачивается здесь. Да и не узнал бы, если бы МакГонагалл не отправила его на отработку из-за какой-то глупой шалости. Придумал Драко, а отдувался теперь он.
Луна с любопытством заглянула Блейзу через плечо, приподнявшись на цыпочки. Юноша усмехнулся - да, он не какая-то малявка. Высокий, каким и должен быть настоящий мужчина. Самолюбивые мысли вскоре уступили место легкому ознобу. Горячее дыхание девушки грело ему ухо, длинные волосы щекотали шею.
«Тебе надо в больничное крыло! – наконец решила профессор Спраут. - Так много крови! Ума не приложу, что делать! Иди скорее!» Тем временем Лавгуд, вытащив из кармана серый носовой платок, взяла дело в свои руки.
Большая рука Блейза не поместилась тогда в маленькой ладони Полоумной, и она, присев на корточки, положила ее к себе на колени. Прикосновение грубой шерстяной ткани, из которой была сшита ее форменная юбка, вернуло Блейза на землю. Впервые он был так близко к ней, впервые заметил крошечные, почти бесцветные веснушки на ее носу, длинные изогнутые ресницы.
Маленькие проворные пальцы безболезненно перевязали рану; Забини казалось, что в тех местах, где они касаются его кожи, остаются красные пятна жара. Он резко вырвал руку и спрятал ее за спину, чтобы Полоумная не заметила, какой магической силой обладают ее прикосновения.
«Пойдем! - Лавгуд быстро поднялась. - Нам почти по дороге, я провожу тебя». Блейз, словно ребенок, согласно кивнул головой и пошел за ней, почти не слушая ее деловитой болтовни. Шаг в шаг, глядя на ее светлый затылок, вдыхая запах миндальных леденцов… Казалось, что прошла вечность.
Забини трясло, словно в лихорадке. Жарко! Он не мог понять, что происходит.
У спален Рейвенкло Полумна еще раз осмотрела его руку и, пожелав спокойной ночи, скрылась за дверью. Блейз, конечно, не пошел в больничное крыло - тем более что кровь уже перестала... Странная лихорадка все не проходила, и он проворочался без сна всю ночь, прикладывая ко лбу то перочинный ножичек, то мокрый носовой платок.
Теперь-то он знал, что это была вовсе не болезнь. Это была засуха, африканская жара. Опаляющая все вокруг, сушащая воздух, отнимающая жизнь. Почти что Африка. Только хуже, гораздо хуже, гораздо злей и безжалостней.
Блейз упрямо смотрел на спину-крючок Лавгуд. Так хочется, чтобы она не оборачивалась! Никогда! Чтобы этот зной так и остался на другом конце библиотеки, пока не высушил его окончательно. Сегодня он решил сам покончить с этим. Лучше уж воспаление легких, чем тепловой удар. Забини решительно поднялся, застегнув рубашку, и пошел прочь, держа голову прямо, как и подобает мужчине. Он знал, что сегодня, как только часы пробьют полночь, странная лихорадка вернется и будет терзать его с новой силой.
День третий. Сезон дождей. Несколько недель без сна совсем измотали Блейза. Он чувствовал себя больным и разбитым. За завтраком Пэнси заботливо предложила ему навестить больничное крыло. «Пошла к черту, Паркинсон», - только и ответил он. Девчонки подняли визг, и ему пришлось уйти, не доев овсянку. Теперь голод давал о себе знать громким урчанием в животе. В суровом молчании, под аккомпанемент желудка, было прочитано еще три страницы.
«Приходя на нагретую сушу, мощный экваториальный воздушный поток в нижних слоях прохладнее тропического континентального (но в верхних слоях последний холоднее экваториального) и, подтекая, поднимает его кверху, вызывая интенсивные конвективные ливни». Блейз нещадно нахмурил лоб - понятие «конвективных ливней» прошло мимо него.
Да и обстановка в библиотеке сегодня не располагала к усвоению новых понятий. Прямо напротив Забини сидел непредсказуемый циклон – Лавгуд. Вот и сейчас она что-то напевала, мерно постукивая ногой в сношенной туфле. «Наверно, читает про своих любимых нарглов... – решил юноша. - Да она куда хуже любых осадков».
В этот день плакал весь Хогвартс - кроме Блейза, конечно. Похороны Дамблдора превратились в нелепый спектакль, сопровождаемый сопением, рыданиями и писком. Он чертовски устал, бессонница стала его постоянной гостьей.
Что-то надо было делать, просто необходимо. Вот и сейчас он не мог отвести глупого, пустого взгляда от ее маленькой головы. Она сидела рядом с Лонгботтомом, почти касаясь его плечом. С кончика ее носа падали прозрачные капли, вот тебе и Полоумная... Хотелось подойти, утешить ее, приласкать. Странное ощущение, абсолютно новое, но вместе с тем волнующее... После прощания с директором студенты стали расходиться по спальням. Луна, обняв Грейнджер и улыбнувшись остальным, почти что побежала прочь. Забини не хотел оставлять ее одну. Подождав, пока слизеринцы отпустят очередную порцию саркастических шуток в адрес Поттера, он направился следом.
Шаг за шагом он приближался к гостиной Рейвенкло. За время этой безмолвной погони Блейз решил сказать ей всю правду. Правду о том, что он больше не может так; что проклятая бессонница совсем свела его с ума, и только она, Луна Лавгуд, сможет исцелить его.
Приглушенный шепот за углом заставил Блейза насторожиться. Забини осторожно выглянул и замер. Лавгуд стояла, уткнувшись лицом в плечо гриффиндорского увальня Лонгботтома. Плечи ее мерно вздрагивали, а Невилл аккуратно гладил ее по светлым волосам. «Да... Да... Дамблдор был таким замечательным, - всхлипывала девушка. - Еди.. Единственный такой».
Все это показалось Блейзу страшным богохульством: толстяк гладил ее по голове, по тем самым волосам, которые ночами перебирал Блейз, чьей яркостью он любовался... И так пошло, так вульгарно, банально... Просто трепал по голове, словно послушного щенка.
Осторожно, словно боясь самого себя, Блейз пошел в слизеринскую гостиную. Студенты недоуменно оборачивались ему вслед: несгибаемый Блейз Забини шел с низко опущенной головой, словно только что получил хорошую оплеуху,.
Потрескивающий в камине локон издавал отвратительный запах... Проходившие мимо слизеринцы затыкали носы и торопились укрыться в своих спальнях. Блейз жадно, большими стаканами, пил воду и вдыхал эту вонь, будто она могла помочь ему забыться. Да, все решилось! Проклятое наваждение сгорит вместе с локоном, и больше не будет этой бессонницы, этого лихорадящего жара и этих глупых мыслей о том, что они когда-нибудь будут вместе.
Да, клок волос просто сгорел, не оставив ничего, кроме кучки пепла, но это не принесло долгожданного облегчения. Все стало гораздо хуже. Нет, мать не была бы против его встреч с дочерью Ксенофилиуса Лавгуда. Скорее наоборот, миссис Забини любила привлекать внимание к своей персоне. Тем более что Луна была чистокровной, а ее покойная мать даже пользовалась уважением в кругах сумасшедших, но признаваемых всеми ученых. С этим проблем бы не возникло бы, но...
Можно было бы собрать эти светлые, словно песок, волосы в замысловатую прическу, надеть на эти пальцы множество колец с яркими камнями, запереть ее в огромном доме, но... Она бы все равно осталась такой же далекой от него и такой же странной. Она будет так же смотреть в окно наивными глазами, любуясь красотой природы, а он тем временем будет сгорать от черной ревности и желания обладать ею целиком. Ею - непостижимой и недоступной, словно сама Африка.
Голос мадам Пинс вывел Блейза из забытья. «Молодой человек, - проскрипела она, - Я ценю вашу тягу к знаниям, но я тоже должна отдыхать!» Забини окинул библиотеку ищущим взглядом: Полоумной не было... Она, шурша свитками, направлялась к выходу. Торопливо перелистнув еще две странички, юноша закрыл книгу. «Спасибо, - холодно ответил он, - Я завтра еще зайду!» «А позвольте поинтересоваться: о чем вы читаете?» - ехидно улыбнулась библиотекарша. «Африка — континент, расположенный к югу от Средиземного и Красного морей, к востоку от Атлантического океана и к западу от Индийского», - хмуро пробормотал Блейз, глядя в спину удаляющейся Лавгуд. Девушка неловко прыгала на одной ноге, и ее светлые волосы тускло блестели в свете ламп. «Африка...» - еще раз повторил он.
