1.Едва мои ноги коснулись почвы, покрытой красноватым ковром прелой от дождя листвы, и легкие наполнились свежим, влажным горным воздухом, пропитанным ароматом осени, я почувствовал себя дома. Впервые после того, как покинул стены Хогвартса навсегда.
Перекинув через плечо свою старенькую Молнию, я неторопливо направился по едва вытоптанной тропинке сквозь лес, в сторону видневшегося сероватыми бликами среди полуголых осенних деревьев озера. Небо над головой тоже было почти равномерно серое, хотя я знал, что за ними – солнце, подсвечивающее желтым белоснежные горные вершины облаков, и это осознание еще не до конца покинуло меня.
Чемодан больно бил по ноге и оттягивал руку. Правое плечо и шея болели, но я, словно получая какое-то садистское удовольствие, даже и не подумал переложить его в другую руку, поскольку это сподвигало двигаться быстрее, позволив отложить любование ландшафтом. Новые незнакомые места быстро начинали казаться давно родными. Наверное, даже слишком быстро. Гермиона бы сказала, что это подсознательное стремление полностью абстрагироваться от прошлого, давая возможность словно начать жизнь заново. Быть может.
В конце концов, кто сказал, что я начинаю все заново? Просто это очередной этап в жизни каждого – оперившись, вылететь из гнезда, чтобы обосноваться на новом месте. Только слабые пугливо отползают на сантиметр от насиженного места, лишь создавая иллюзию самостоятельности, говорит Джинни. Наверняка она имела в виду своего непутевого брата, но вряд ли он тогда придал ее словам какое-либо значение, не говоря уже о том, чтобы принять их на себя. Рон в последнее время вообще редко прислушивается к близким…
А вот почему именно богом забытые места Грампианских гор? Ну что ж, тут и Гермионы не надо, чтобы ответить: если я хочу иметь что-то и стать кем-то, то только благодаря тому, что я умею и кем являюсь, забыв о том, кем я был и что совершил. Сумбурно, но верно. «Пророк» писал, что Гарри Поттер снова всех удивил, на что Драко Малфой заметил, что «Гарри Поттер снова всем показал». Признаться, мне было приятно слышать такие слова, особенно от этого человека, пусть многие присутствующие по-привычке восприняли этот выпад как оскорбление в мой адрес.
А лес все больше редел. Под ногами чуть хлюпало: видимо, недавно прошел дождь – вся листва пропиталась влагой. Впереди уже виднелась дорога, почти перпендикулярная моей тропинке, где листья уже успели смешаться с грязью и превратиться в единую гнилостную массу – по ней часто ходили. Мне то и дело капало на голову, левую линзу очков уже пересекала водяная дорожка, мешавшая нормально видеть, но мне даже нравилось. Если это и есть пресловутая грампианская погода – свинцовые небеса и бесконечные осеннее-зимние дожди – то меня все вполне устраивает. Благодаря прессе практически каждый знает, как называется моя любимая квиддичная команда, но то, что Гарри Поттер не любит солнце, вряд ли смогли бы предположить даже близкие друзья.
Вообще, прогулки на природе по колено в грязи и с тяжеленным чемоданом в руке как-то располагают ко всяким умным мыслям, зачастую даже философского содержания. Я умудрился пройти с дюжину футов по дороге, заглядевшись на чуть подернутую рябью зеркальную гладь озера, прежде чем услышал за спиной чертыханье и сердитый оклик.
- Мистер! – меня нагнал высокий мужчина средних лет. Аккуратные прямоугольные очки почти съехали с переносицы, некоторые пепельно-каштановые пряди челки прилипли ко лбу, словно он догонял меня в течение последних пяти минут. – Вы – Стрейндж?
Ах, да. Вот почему я не отзывался так долго – сознание еще не привыкло к новому имени.
- Да, - я, наконец, догадался поставить чемодан на землю, - а вы, наверное, мистер Фриман?
Мужчина отработанным резким жестом поправил очки и выпрямился, услышав свое имя. Он был слишком высок и слишком худ. Я почему-то представлял своего будущего наставника мужчиной постарше, крепкого телосложения, душевно улыбающегося сквозь бороду. Кем-то вроде Хагрида, что ли. Или даже Дамблдора…
- Не люблю встречать новичков в лесу, - ворчал Фриман, бодрым шагом направляясь вперед, я послушно ковылял следом, волоча за собой чемодан. – Они почти всегда перемещаются не туда. Недавно вот паренька два дня искали. Ведь каждого предупреждают: сюда аппарировать небезопасно. И только единицам хватает ума, чтобы поверить на слово… Стрейндж? Вы не можете идти быстрее?
Прогулки, кажется, не получится. Я бормочу: «Конечно, мистер Фриман» и дальше левитирую весь скарб за собой. Шея ноет, холодный ветер приносит с озера ледяные брызги, заставляя плотнее кутаться в шарф, мышцы ног болят после долгого перелета. И я уже хочу побыстрее забраться в помещение.
- Зовите меня Генри, - Фриман изобразил подобие улыбки, словно с трудом растянув губы. Наверное, он сильно замерз, ожидая меня. Почувствовав укол совести, я прибавил шаг, несмотря на протестующую боль мышц.
- Ладно, Генри, - Приятное имя. Человек рядом переставал казаться кем-то незнакомым и официальным, - тогда и я – Вилл.
Далее мы шли молча.
Дорога начала уходить влево от озера, снова углубляясь в лес. Хотя, после Запретного Леса, непросто даже в мыслях называть так эту рощицу почти голых невысоких деревьев, уже даже не закрывающих кронами небо. Даже сквозь частые кустарники местность проглядывалась довольно далеко. Я снова начинаю сравнивать все с Хогвартсом, в данном случае – не в пользу грампианского леса, хоть и известно, что чуть глубже – старая дубрава.
- Послушай…эээ…Вилл, - Фриман полуобернулся ко мне, - ты вообще откуда? Где учился? Как вообще попал в эту дыру? – на последних словах он фальшиво хохотнул. Наверняка это место ему действительно дорого.
- Дом моих родителей – в Годриковой Лощине, - Осторожно ответил я. Надеюсь, о моей легенде действительно позаботились. В противном случае мне опасно выдавать анкетные данные Гарри Поттера. – Недавно закончил Хогвартс.
- О, Хогвартс, - Генри улыбнулся, словно вспомнил что-то очень приятное. – А именно?
Я понял, что он имел в виду.
- Хаффлпафф, - мне стало еще больше не по себе.
Генри же улыбнулся еще шире.
- Мой родной факультет… Стало быть, ты видел финальную битву? – Заинтересованно. Чуть сочувствующе.
- Нет, - поспешил ответить я, - в тот год меня в школе не было. Смутные времена…
- О, - Генри не удалось скрыть разочарованные нотки. – Что ж. Возможно, тебе крупно повезло.
Мне следует лучше продумать свою историю. Чтобы никто из моих будущих…знакомых не сумел провести параллель между не столь давно ушедшим в подполье народным героем и новеньким парнишкой, особенно учитывая некоторое внешнее сходство. Хотя, даже удивительно, как меняют человека отросшие волосы, похудевшее лицо и очки другой формы. А по шраму меня больше никто не сможет узнать…
Мы снова молчим. Становится даже странно, как мы сможем общаться ежедневно? А ведь рядом со мной идет опытный сельский колдомедик.
- А вы? – Я сделал паузу, чтобы подышать на озябшие пальцы. – Какими судьбами в Фениксе?
- По призванию, - с усмешкой ответил тот: - Когда-то мне просто захотелось убраться подальше ото всех, куда-нибудь, где есть горы, грозовые небеса и северное море. А попал сюда. И прижился, Мерлин побери! Уже никто из старожилов и не вспомнит, что Генри Фриман – чужак из Ирландии.
«Надеюсь, что скоро они позабудут и кто такой Гарри Поттер», - думал я.
«Все-таки бежишь от себя», - спокойно констатировал холодный чужой Голос в моей голове.
За деревьями уже виднелись дома. Темные треугольные крыши чуть возвышались над куцеватой красно-рыжей листвой.
Мы вышли на мощеную булыжником дорогу почти неожиданно. По обеим сторонам дороги, между домов, кое-где даже почти врастая в старые стены, тоже красовались темные осенние деревья, создавалось впечатление, будто деревушка примостилась прямо посреди леса.
Генри широко шагал, периодически махая рукой в сторону того или иного прохожего в знак приветствия. Колдуны и волшебницы Феникса оценивающе разглядывали меня, хотя, наверняка я был не первый грязный и замерзший чужак за последнюю неделю.
Мимо то и дело мелькали витрины магазинов и вывески – никакой пестроты, но особое очарование магии все равно накладывало отпечаток. Я снова задумался и заметил, что Фриман остановился перед дверью очередного неприметного паба, лишь врезавшись в его спину. А левитируемый чемодан по инерции мягко ткнулся в спину мне.
- Осторожнее, Вилл, - Генри кивнул на вывеску в форме птицы над дверью. – Запомни: «Песня феникса». Нам сюда.
Дверь открылась с легким скрежетом. Даже колокольчик звякнул как-то ржаво и дребезжаще. Но внутри паба было удивительно уютно – в камине пылал огонь, массивные столики светлого дерева были покрыты грубоватой темно-рыжей скатертью, закопченные окна создавали иллюзию вечного вечернего сумрака. Полный краснощекий колдун, протиравший стаканы за барной стойкой, добродушно отсалютовал грязной тряпкой в ответ на приветствие Фримана.
- Твой, Генри? – он приветливо оглядел меня с ног до головы. – В Академию?
- Ага, - тот встал во весь рост, чуть не задев головой керосиновую лампу под потолком, - поставь свою метлу за дверь.
Пальцы протестующее сжали древко Молнии, но я, скрепя сердце, все-таки послушно сунул ее в темный угол, к остальным.
- Хорошая у тебя метла, - заметил старый волшебник. – Меня Барти Снутер зовут, но для местных студентов я – дядюшка Сну. А вы кто будете, молодой человек?
- Вильям Стрейндж, - по ощущениям с тем же успехом мог сказать: «не ваше дело». Стало как-то мерзко.
- Ну, добро пожаловать в Феникс, Вильям, - Сну потер свою розоватую блестящую лысину, на фоне которой седые бакенбарды казались еще более белоснежными.
Фриман нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
- Давай, Вилл, - поторопил он меня, - направо, вверх по лестнице. Последняя дверь – моя комната, поживешь пока там.
Я взял в руки чемодан и вопросительно взглянул на Генри: вы со мной? Тот качнул головой: иди! – и отошел к барной стойке, облокотившись об нее, но все равно оставаясь выше хозяина паба.
Деревянные ступени приятно скрипели под моими ногами. Мне все никак не удавалось приподнять чемодан на высоту, достаточную для того, чтобы он перестал биться углом о ступени. Какое-то странное чувство овладело мной в тот момент: смесь радости, предвкушения, сомнения, где-то даже нерешительности. Мне необходимо было за пару дней полностью перевернуть свое внутреннее я, вычеркнуть из памяти восемнадцать лет собственной жизни, чтобы достойно сыграть свою новую роль. Почему-то мне вспомнился Снейп, который к финалу своего жизненного пути уже и сам не знал, кто он такой и во что он верит. Что же касается меня, то я не верю в судьбу. Больше не верю…
А вот и нужная дверь. Я пытаюсь открыть ее плечом – не поддается. Я не сразу догадался, что нужно просто повернуть ручку – наверное, сказывается переутомление. Чего уж я точно не ожидал, так того, что комната окажется выдержана в зеленых тонах: у Фримана определенно есть стиль, правда было в этом что-то неуловимо слизеринское. Впрочем, ничего лишнего – узкая кровать у стены, гардероб, рабочий стол, буквально погребенный под кучей свитков пергамента, колб и пробирок всевозможных цветов, форм и размеров. На полках сверху даже красовалась небогатая коллекция заспиртованных уродцев, как в кабинете Снейпа. У противоположной стены – книжный шкаф и кресло, а прямо напротив меня – окно, занавешенное тяжелыми шторами.
Я опустил чемодан прямо на пол, отодвинув ногой к стене. Прошелся по комнате от двери до окна. Остановился. Медленным шагом двинулся обратно. Закрыл дверь. Подождал. Несколько минут мое внимание занимало разглядывание книг и творческого беспорядка на столе Генри, но ждать хозяина становилось все труднее, тем более что я словно ожидал от него каких-то указаний, как будто не имея возможности действовать самостоятельно. В конце концов, я подошел к окну и чуть отодвинул штору, выглядывая. Вздох восхищения от увиденного вырвался почти невольно: так вот какая ты, Магическая академия Гербологии и Зельеварения «Феникс»!
Из окна комнаты Генри Фримана было видно не только Серое Озеро во всем его великолепии, но и могучая каменная крепость, скрытая обычно от глаз обывателей массивом скал. Даже создавалось впечатление, что «Феникс» наполовину врос в горы, опоясывающие озеро и здешние леса. Готический замок – он чем-то напоминал Хогвартс, правда Академии было далеко до того впечатляющего праздничного великолепия его старой доброй Школы Чародейства и Волшебства, хотя, возможно, именно потому, что она выглядела куда как холоднее и мрачней. Темный камень на более светлом, высокие стрельчатые окна, но лишь три полноценных этажа: замок будто плавно вырастал из скалы, уходящей острыми глыбами в зеркальную гладь озера. Мне удалось насчитать всего две крупные башни и несколько маленьких. Только возникало смутное подозрение, что большая часть Академии располагалась внутри скалы, поз землей, возможно даже – под водой…
- Нравится? – Я резко дернулся и обернулся – в дверях стоял улыбающийся Генри.
- С вашей стороны нет деревьев, - заметил я невпопад, не желая признаваться, что пока еще не совсем уверен в своем отношении к новой школе.
- Да, - мужчина задержал на мне взгляд неуловимо дольше, чем следовало, и, снова резким жестом поправив очки, подошел сзади. – Поэтому-то я тут и живу – потрясающий вид. Но уже через неделю, - он повел рукой в сторону окна, - мы будем по ту сторону озера.
А я бы с удовольствием остался по эту. Хотя, было в этом что-то…такое величественно мрачное, заставляющее праздные мысли покинуть голову, уступив место холодному гордому покою. Разве ты не этого хотел, Гарри Поттер?
На стекло с той стороны упала крупная дождевая капля, разбившись о прозрачную гладь сотней крохотных блестящих точек. Пару секунд спустя таких капель стало четыре, а еще мгновением позже все стекло заволокло косыми водяными росчерками.
- Дождь, - спокойно констатировал Генри, складывая руки на груди. – А мы-то уже волновались: сильных дождей не было две недели.
Я бы так и стоял, словно загипнотизированный, наблюдая за стекающими вниз по диагонали каплями, но Генри затворил шторы почти перед самым моим носом. Комната погрузилась во мрак. А с самого начала тут не было настолько темно…
- Вилл, - я тряхнул головой, отгоняя наваждение, и повернулся к нему. – Ты будешь ужинать сейчас или позже?
Фриман щелкнул пальцами, заставив керосиновую лампу под потолком загореться, освещая комнату мягким уютным светом.
- Ммм, - я абсолютно не чувствовал себя готовым что-нибудь съесть, не говоря уже о том, чтобы с кем-то разговаривать и даже отвечать на вопросы. – Я думал лечь пораньше…можно? Перелет был нелегким, к тому же я заблудился где-то над валом Адриана…
Генри понимающе кивнул.
- Конечно, - он ленивым движением руки заставил дверцы гардероба распахнуться. – Верхние полки полностью в твоем распоряжении. Можешь пока занять мою кровать – эту ночь я проведу в Академии: мы готовимся принять студентов. Если что-то потребуется – спускайся к Барти. Так, все, вроде… - на этих словах он развернулся уже в дверях, тепло улыбнувшись мне. – Выше нос, Вилл! Ты привыкнешь, поверь мне.
- Да-да, конечно, - я продолжал чувствовать себя как-то неловко, но сумел выдавить скорбную улыбку.
- Тебе никогда не говорили, что ты чертовски похож на Гарри Поттера? – рассмеялся Генри. – Мальчишка на обложках «Пророка» так же страдальчески улыбается.
- Нет, - глухо пробормотал я, когда Генри Фриман уже скрылся за дверью. – Вы первый…
В зеркале на внутренней стороне одной из распахнутых створок гардероба отражался усталый парнишка, сидящий на кровати, свесив ноги. Он едва ли напоминал Золотого Мальчика со старых обложек газет: волосы, когда-то иссиня-черные, а ныне – выгоревшие и потускневшие, были слишком длинными, чтобы так же весело топорщиться в разные стороны, хотя недостаточно, чтобы доставать до плеч. Лицо, ранее по-детски округлое, с ямочками на щеках, к совершеннолетию сильно заострилось книзу, а обрамляющие его по обеим сторонам волосы только подчеркивали линию подбородка. Старые очки-велосипеды уступили место новым, четко прямоугольным, примостившимся чуть ближе к кончику носа, чем нужно, а потому зрительно не увеличивающим зеленые глаза, оставляя им природную миндалевидную форму.
А шрам… На месте старого тонкого шрама в виде молнии был новый. Кожа лба была чуть светлее, но это не было заметно под челкой. Когда я в кровь стесал лоб и часть лица, отметина пропала в мешанине плоти и крови, но словно осталась выжжена на моем черепе навсегда. Пальцы снова неосознанно пробежали по лбу, почти чувствуя характерный рельеф – тонкую трещину в кости под кожей…хотя, возможно, это все время было игрой моего больного воображения.
Да, во мне трудно было узнать Гарри Поттера. Но все же… Привычные жесты изменить куда как труднее.
Я некоторое время фальшиво улыбался своему отражению, пока чужая усмешка легким поднятием уголков губ, наконец, не удовлетворила меня. Еще потренируюсь, но позже. Устало принявшись теснить плечики с мантиями Генри, чтобы разместить свои, я буквально кожей ощущал, что все меняется. Все будет совсем иначе…
«Знаешь, Гарри Поттер, в чем твоя главная проблема?» - Голос сделал ударение на моем имени.
«В чем же?»
«Чтобы принять свое новое я, тебе необходимо принять новое имя. Если ты начнешь эту жизнь как Гарри Поттер, ты и проживешь ее как Гарри Поттер. В чем тогда смысл твоего побега?»
«Это не побег. Я просто иду дальше.»
«Нет. Ты пытаешься убедить в этом себя? Напрасно. Знай, пока ты осознаешь себя Гарри Поттером, твоя игра – фальшь! Осознание того, кто ты есть, идет от имени. Это природа глупых человеческих чувств. Ты будешь жить, не ведая, кто ты такой, ты будешь общаться с людьми, зная, что ты им врешь, ты не сможешь полностью изменить себя, иллюзируя это сокрытием твоей истинной сущности.»
«Я все продумал. Я не раскроюсь. И не отступлю.»
«Тогда ты просто сойдешь с ума, отторгая внушаемый самообман. Это неизбежно, Гарри Поттер.»
«Что же ты предлагаешь?»
«Прими свое новое имя. Прими Вильяма Стрейнджа, и ты станешь им. И со временем ты убьешь в себе Гарри Поттера…»
«Ты давно мечтал это сделать: убить Гарри Поттера, не так ли?» - я мысленно рассмеялся этой иронии.
«Теперь наши желания совпадают, правда ведь? “Ни один не сможет жить, пока жив другой” – помнишь?»
«Ты мертв.»
«Да, ты прав… И в данном случае я действительно советую то, что будет лучше для тебя, если ты сделал такой выбор, Гарри Поттер…»
«Я больше не Гарри Поттер!»
«И ты снова прав. Откажись от старого, прими новое. Новое имя творит чудеса с личностью человека. Я это знаю…»
«Охотно верю…»
Я заворочался на кровати, устраиваясь поудобнее. Мерный и ровный шум дождя за окном успокаивал. Вода всегда успокаивает, смывает все, освежает, обновляет. Она меняется…изменюсь и я…
«Вильям Стрейндж, - бормотал я в полусне: - Вильям…»
Скоро слова потеряли свой смысл, но я все пытался мысленно связать свое я с холодным, но становящимся таким близким именем. Гарри Поттер – посторонний лохматый мальчишка в очках, Вильям Стрейндж – задумчивый парень, студент Академии, ворочающийся сейчас в своей постели в поисках себя…
Я резко перевернулся на спину и уставился в потолок. Мир вокруг медленно менялся, словно я посмотрел на него чужими глазами. Все мысли, чувства, это было так… невозможно описать. Наверное, что-то похожее почувствовал бы новорожденный младенец, умей он мыслить серьезно. Значит, я смог, я принял…
Отвернувшись лицом к стене, я умиротворенно слушал шум дождя,. Теперь мне больше не казалось, что все будет иначе, потому что уже изменилось. Это мой мир, это моя жизнь, все происходит так, как и должно, смена обстановки, бесспорно, помогла. Рон бы очень удивился, возможно даже, разозлился на меня за то, что я так быстро сумел расстаться с прошлым, а Гермиона бы со знанием кивнула и грустно улыбнулась. Я вижу их лица как наяву, я чувствую теплоту по отношению к ним, но только теперь я один. Я смог, хотя, мне в этом помогли: вода, победившая огонь в моей сущности, и, конечно же…
«Я же говорил тебе.»
«Я ни секунды не сомневался…»
«Ночь поможет. Спокойных тебе снов, Вильям Стрейндж…»
2.Ночь помогла.
Я проснулся с какой-то небывалой легкостью, позволив себе еще минут пятнадцать понежиться в теплой постели и помечтать. Сквозь занавески пробивался свет, но какой-то серый, стоило предположить, на улице снова пасмурно.
Пока я лениво выбирался из-под толстого пухового одеяла, пустой желудок внезапно напомнил о себе неприлично громким урчанием. Я сообразил, что вчера отказался от ужина, лишь несколькими минутами позже, пока натягивал на себя свитер, и сейчас бы не отказался от парочки тостов с джемом.
Внизу, в пабе, по-прежнему пылал в камине огонь, все так же казалось, что за окном вечереет, и настолько вкусно пахло кофе и булочками, что хотелось устроиться за каким-нибудь столиком и никуда не выходить целый день.
Барти суетливо звенел стаканами где-то под барной стойкой, не прекращая при этом беседовать с какой-то приятной пожилой ведьмой в шляпе с орлиным перышком. Я присел на теплую деревянную ступеньку, оставаясь невидимым в тени, и искоса наблюдал за открывающейся моему обзору частью паба. Посетителей было немного: маленькая девочка в углу – разглядеть ее было трудно - и какой-то невзрачный парень с кислым лицом жевал нечто, напоминающее сандвич с половой тряпкой, почти прямо у самой лестницы, подо мной. Я лениво грелся, потягивая носом аппетитные запахи, еще минут пять, а может и больше, прежде чем с неохотой поднялся и спустился вниз, нарочито громко ступая.
- Вилл! – Сну приподнялся над стойкой и добродушно отсалютовал мне пыльным стаканом, - Сегодня на завтрак тосты с джемом, как?
В животе довольно заурчало, похоже, тосты – как раз то, чего мне не хватало этим утром для полного удовлетворения.
- Замечательно, - сдержанно улыбнулся я.
Сну добродушно усмехнулся:
- Ты иди пока, садись, а я тут быстро… - он вытянул шею, заглядывая куда-то мне за плечо: - Гиз, возьмешь под крылышко своего будущего сокурсника?
Обернувшись вслед за его взглядом, я успел увидеть, как девочка дернула черной головой, недовольно кивая. «Сокурсника»?..
- В Академию? – мечтательно протянула дама в шляпе с перышком мне вслед: - Столько новых приятных молодых людей каждый год! Деревня сразу оживает…
Я лишь смущенно улыбнулся ей в ответ и поплелся к столику недружелюбной девочки.
Она была очень маленькой, очень тощей и очень бледной. Глаза – черные-черные, пронизывающие, почти как у Снейпа – выдавали ее возраст: она была явно горазда старше тех 12 лет, которые я опрометчиво дал ей за маленький рост. Для острого ее лица нос был чуть крупнее, чем нужно, с легкой горбинкой – это совершенно ее не красило. Но смотрела она так – остро, пристально – словно глядела прямо в душу. От этого становилось до такой степени не по себе, что возникало трусливое желание развернуться и убежать прочь, как можно дальше от нее. Но я, тем не менее, осторожно опустился на соседний стул.
- Здравствуй… - Я запнулся, не зная, что можно сказать человеку, которому против его воли навязали общение с тобой: - Меня зовут Вилл Стрейндж…
Она поглядела на меня косо – испытующе – но ответила просто:
- Гизма, - девушка отточенным жестом потерла висок: - Не переживай так, я тебя не укушу. Но, позволю себе заметить, ты и правда довольно странный. Для здешних мест.
Я вопросительно поднял бровь, но ответить Гизма не спешила. Еще с полминуты она сосредоточенно размешивала свой кофе.
- Я всю свою сознательную жизнь прожила в Фениксе. Каждый год новая порция жизнерадостных розовощеких молодых людей попадала в плен каменных стен Академии, постепенно теряя интерес к романтике студенчества, общению и прогулкам, все глубже погружаясь в процесс изучения зелий. Но ты – один из немногих первачков, кто приехал с таким настроем, будто учился тут, как минимум, уже пару лет.
- Иногда выбор более чем осознан, - туманно ответил я, заворожено следя за серебряной ложечкой в ее руках. Отвлек меня Барти, точнее сказать – тарелка с ароматными дымящимися тостами, что, подчиняясь заклинанию левитации, приземлилась прямо передо мной. Вазочка с джемом, звякнув, опустилась рядом. Запах еды приятно защекотал мне ноздри, тогда как Гизма лишь поморщилась и уткнулась в чашку своего кофе.
Пока я жевал тост, девушка не проронила ни слова, от этого атмосфера за столиком превратилась из просто неуютной в какую-то совершенно отчужденную, и мне ужасно хотелось пересесть и спокойно позавтракать. Однако Гизма выглядела вполне раслабленной и внешних признаков неудовольствия не проявляла, все думала о чем-то своем. В конце концов, я понял, что с ней вполне можно находится рядом, оставаясь в полном одиночестве, и совершенно необязательно поддерживать разговор лишь потому, что так требуют правила приличия. Это меня устраивало, можно даже сказать, нравилось.
Унылый парень с нездоровым цветом лица, которого я приметил ранее, дернувшись, встал, резким жестом бросил на стол несколько монет и, сильно ссутулившись, торопливо покинул паб, громко хлопнув дверью. Сну неодобрительно пробурчал что-то вроде: «Тихоня - тихоней, а шума наделать умеет…». Дама в шляпе, словно спохватившись, заторопилась следом, улыбнулась нам и вышла, тихонько притворив дверь за собой, но я на нее почти уже не смотрел.
- Это Эйтс, - прокомментировала Гизма: - с третьего курса, и он – дурманенный. Не обращай внимания, если что.
- Какой? – уточнил я, обильно поливая джемом очередной кусочек тоста.
- Работать с зельями очень опасно, многие подрывают здоровье, - она безразлично пожала плечами: - Не выгонять же их…
Мысли о серьезно отравленных ядовитыми парами молодых людях, которые теперь и годны только на то, чтобы посвятить зельям остаток жизни, заставили меня потерять аппетит. Тост пришлось с сожалением отложить.
- Чего скис, Вильям?
Старому владельцу паба, видимо, стало скучно, и он грузно плюхнулся на последний свободный стул за их столиком, вытирая руки о передник. Я и не заметил, как в помещении остались только мы втроем.
- Гиз, не обижай его, - Сну добродушно рассмеялся: - Тихий, скромный парень. Я тебя, Вилл, больше вижу в колдомедицине. Или в школе высшей магии, например, как у мсье Шарм – отличных специалистов выпускают… Но душе, как известно, не прикажешь, в какую область лечь. Почему зелья-то?
Беспардонный, лезет в душу. Хорошо хоть, что по-доброму. Я вздохнул, подбирая слова:
- У меня был хороший пример для подражания. Он был отличным зельеваром, а, как известно, если ты успешен в своем деле, каким бы ты ни был, люди обязаны будут к тебе прислушаться, пусть и не одобряя во всем остальном… Ну, а еще дожди люблю, - ни к чему не обязывающая улыбка получилась натянутой.
- Разлюбишь, - уверенно заявила Гизма: - Сперва устанешь от воды, а потом она начнет тебя убивать. Погибать будешь без солнца. Гнить душевно.
- Гизма! – с укором протянул Сну, но по девушке было видно, что слова подбирать она не привыкла – говорит, как есть. Чувство уважения к новой знакомке начало подниматься во мне.
Коротко звякнул колокольчик, и в паб вошла целая компания молодых людей, оживленно и громко беседующих, перебивая друг друга. Сну виновато развел руками, как бы объясняя, что ему пора, и грузно, чуть хромая, поплелся к барной стойке. Я хотел разглядеть других студентов получше, но моя соседка нетерпеливо дернула меня за рукав.
- Сейчас тут будет балаган, - поморщилась она: - Пошли лучше, я тебе кое-что покажу. Метлу захвати, если есть.
Собственно, ничего против я не имел, поэтому послушно встал и полез в карман за деньгами. Гизма уловила это движение.
- Не вздумай давать Барти на чай, - сурово предупредила она: - Он с тобой неделю потом не будет разговаривать.
- А заплатить?
- За студентов-постояльцев платит Академия, бестолковый, - Гизма одним глотком допила свой кофе и тоже встала, задвигая за собой стул. Она была даже ниже, чем мне показалось сперва: она была намного короче моего плеча, это притом, что я был достаточно невысок для своего возраста. Физиологически Гизма была ребенком лет восьми-девяти, хоть и психологически – как мне все чаще казалось – взрослой женщиной.
Девушка вытащила за лямку из-под стола объемную черную сумку из материала, который мне так и не удалось идентифицировать, и, перекинув ее через плечо, решительным шагом направилась к двери. Я отметил, что ступала она очень тяжело для своего роста и комплекции. Другие студенты заметили нас, некоторые с беззастенчивым интересом принялись разглядывать, но, прежде, чем кто-либо из них решился окликнуть нас с целью познакомиться, Гизма громко попрощалась со Сну, цапнула из угла небольшую черную метлу и быстро вышла за дверь. Я тоже мягко махнул бармену, нащупывая другой рукой древко своей Молнии, и, чуть замешкавшись у двери, вышел вслед за Гизмой на холодный воздух. Мне показалось, что кто-то из компании молодых людей попытался окликнуть меня, но все звуки паба оборвались, стоило мне закрыть за собой дверь.
Ветер сразу же надул мне волосы на лицо, пришлось откинуть их назад жестом, очень похожим на тот, каким мой отец когда-то лохматил свою шевелюру. Осознав это, я резко отдернул руку, впрочем, это, скорее всего, абсолютно ничего не значило.
Гизма стояла, опершись на древко метлы, буквально в паре футов от меня и изучающе глядела на небо, равномерно затянутое серыми облаками.
- Молния? – Она даже не глядела в мою сторону, но успела оперативно оценить мою метлу, это удивило: - Дорогое удовольствие.
- Твою модель я вообще никогда не видел, - заметил я в ответ.
- Это обычный Чистомет, только куцый. Самодельный вариант «для самых маленьких», - с иронией протянула девушка: - Я натираю ее маслами местных ягод, и прутья меняла сама несколько раз…старая она у меня…
Она будто извиняется за свою старую дешевую метлу? Мне стало неудобно.
- Я сам себе еще никогда метлу не покупал. Все дарили другие люди.
- Сам ты не зарабатываешь, - хмыкнула Гизма, внезапно сорвавшись с места и направившись куда-то в сторону от дороги: - Пойдем.
Точно. Здесь никто не обязан знать, что я несчастный сирота. И что мне рассказывать о семье? Я даже не знаю, что это такое, по сути говоря…
- Мои родители – не самые богатые люди, я бы сказал, - мне внезапно вспомнилось, что у Рона тоже никогда не было собственной метлы: - К тому же, каждый год необходимо было собирать в школу всех нас…
- Мог бы не оправдываться. Братья-сестры? – с пониманием протянула Гизма: - Много?
- Никого не осталось, - буркнул я, поняв, что начинаю завираться: - Непосчастливилось оказаться в эпицентре этой чертовой войны.
- Мне жаль.
Было ли девушке действительно жаль, я так и не смог понять по ее голосу. Она вообще говорила очень невыразительно.
- Значит, ты действительно хорош в квиддиче, раз тебе дарят такие роскошные подарки, - заметила Гизма: - И кто-то тебя очень сильно любит.
Я предпочел промолчать, разглядывая желто-коричневую мешанину рано опавшей листвы под своими ногами. Вокруг был редкий лес, Гизма постоянно петляла, так что я не был даже уверен, в какой стороне относительно деревни мы сейчас находимся.
Так влажно было вокруг, так свежо, так прозрачно. Мы шли довольно долго, но почти не разговаривали больше – Гизма была из того сорта людей, с которыми слова излишни. Я предлагал понести ее сумку, казавшуюся довольно тяжелой, но она так многозначительно на меня посмотрела, что я даже не стал настаивать. Какое-то время спустя я почувствовал, что мы пошли куда-то в гору, причем наклон очень резко и круто увеличивался. В конце концов нам пришлось хвататься за деревца и кусты, чтобы не соскользнуть случайно по влажной листве. Гизма шла первой и вдруг внезапно исчезла из моего поля зрения, я ускорился, насколько было возможно, и…неожиданно подъем закончился. И закончился он резким, почти пологим скалистым обрывом прямо под ногами. Чуть левее было небольшое плато, поросшее травой, оттуда мне махнула Гизма.
Позади меня земля холмом уходила вниз, в лес, казавшийся теперь достаточно темным по сравнению с серым светом неба – светлым, но не слепящим, приятным для глаз. Далеко внизу расстилалось озеро – ровное, гладкое, огороженное с другой стороны массивом скал, выступ одной из которых полностью скрывал от глаз здание Академии – если бы я не видел ее своими глазами из окна Генри, то никогда бы не подумал, что она может здесь находиться. Судя по открывшемуся виду, мы находились намного правее и выше комнаты Фримана.
- Куда ты так летел? – проворчала Гизма, когда я подошел: - Мог и сорваться.
Я лишь улыбнулся и, достав палочку, высушил заклинанием промокшие штанины и ботинки. Девушка покачала головой, глядя на мои манипуляции.
- Боюсь, тебе придется приобрести специально зачарованную одежду для здешней погоды. Или зачаровать самому, если твой уровень мастерства позволяет. Не будешь же ты каждые пять минут доставать палочку и сушить ноги.
- Ты права, - я по привычке засунул палочку в рукав и повернулся лицом к обрыву: - Это действительно впечатляет.
Гизма расстегнула свою здоровую сумку и вытащила толстый плед, который и расстелила прямо на траве, жестом приглашая меня садиться. Я осторожно опустился рядом, по-детски обняв коленки.
Не могу сказать точно, сколько времени мы так провели: сидя рядом на траве, не сказав ни слова – просто наслаждаясь холодным ветром, запахом влажной листвы и умиротворяющим видом долины Серого Озера. Я много думал – о самых разных вещах: о том, что ждет меня в Академии; об обитателях деревушки на той стороне озера; о том, как можно жить годами в краю, где каждый день дождь и почти нет солнца; о Гизме, прожившей здесь большую часть жизни и, похоже, так и не сумевшей вырасти без солнечного света… А еще я много думал…о Гермионе Грейнджер – грустной девушке с карими глазами из моего прошлого. Я, наверное, и годы спустя сумею вспомнить каждое слово из того маленького прочувствованного монолога, адресованного еще Гарри Поттеру.
«…Если бежишь – беги, Гарри, просто помни кое-что. Некоторые люди созданы, чтобы менять жизни окружающих. Бывает, что встречаешь кого-то, кто определит весь твой дальнейший путь, все поступки и каждый выбор. Есть такие люди, после встречи с которыми нельзя остаться прежним, они приходят и перекраивают весь твой мир под себя. Они врываются в жизни людей, централизуя их вокруг себя, как маленькое солнце. С ними рядом все кажется правильным, есть будущее, есть смысл. Есть такие люди на свете, встретив на своем жизненном пути которых, уже никогда не станешь таким, как был раньше, встретив которых, пойдешь за ними куда угодно или проклянешь все, если не будешь иметь возможности пойти. Но когда такой человек уходит, те, кого он оставил, теряют опору под собой. Они не уверены в своих мыслях, желаниях, поступках, перестают отличать правду ото лжи, а дурное – от блага. Они тыкаются как слепые котята, теряют себя. Так и ты, Гарри, уносишь свет. Ты в какой-то степени в ответе за всех нас: за меня, Рона, Джинни… За всех, для кого ты стал примером, опорой и поддержкой. Мы не сможем остаться такими, как прежде… Но если иначе нельзя – беги, Гарри, беги, но больше никогда не возвращайся. Потому что ты не найдешь того, что оставил…»
Я тогда лишь кивнул и вышел за дверь, чтобы добраться на Гриммуалд-Плэйс, а после бессонной ночи сесть утром на метлу, прихватив свой скудный скарб, и оказаться здесь – на склоне, покрытом ранними желтыми листьями – чтобы дышать дождем Грампиана. Тупая боль в груди – тоска – уже не беспокоила меня. Мне было просто жаль. Всего, что прошло и чего уже вернуть нельзя. Я продлил бы годы в Хогвартсе, если бы это было возможным. Но…
«Не надо. Не стоит жалеть о том, чего больше нет и уже никогда не будет».
«Память не убить».
«Память – такая штука, Вильям… Ведь ты же способен видеть сон, проснуться, но продолжать испытывать чувства от картинки, порожденной твоим же сознанием?»
«И что?»
«Скажи спасибо судьбе, что это было. И иди дальше. Ты мог бы умереть еще будучи младенцем, если бы не твоя мать. Она подарила тебе ту жизнь, ты прожил ее достойно, ты заплатил за нее, исполнив предназначение. И все. Ты свободен. Тебе повезло, что у тебя была возможность выбрать любую судьбу и прожить еще одну чудесную жизнь».
«Я благодарен…»
«Верю».
«Том…а каково это было для тебя – покидать Хогвартс?...»
«Зачем ты спрашиваешь? Все это ты испытываешь сам прямо сейчас…»
