Что было когда-то…
Джеймс и Сириус не могли обойтись без очередной неуместной шутки. На сдвоенном уроке травологии с хаффлпаффцами они устроили целый концерт, заставив безобидные соцветия солнечных петуний сперва просто петь, а потом уже и орать во всё горло о прелестях одной рыжеволосой колдуньи, что училась вместе с ними на Гриффиндоре. Желающих остановить цветы, потому что пели они отвратительно, производя жуткую какофонию, было множество. Но главная прелесть колдовства Поттера и Блэка заключалась в том, что чем больше людей пытаются заткнуть цветы, тем сильнее они начинают выть.
Римус только неодобрительно качал головой, он знал, что любая попытка унять развеселившихся друзей будет бесполезна. Питер хихикал вместе с остальными, получая от представления только удовольствие. Он любил такие проказы своих друзей, но не забывал консультироваться у Люпина, что делать дальше. Джеймс работал для своего главного зрители – для Лили Эванс, Сириус же просто всю свою жизнь любил быть в центе внимания, а помощь лучшим друзьям он считал своим первейшим долгом, поэтому он не мог не принимать участия в затее. Но на Лили не действовали «примитивные и тупые» шутки Джеймса, а тем более, организованные вместе с Блэком. Она лишь презрительно водила чуть курносым носиком, не обращая внимания ни на того, ни на другого гриффиндорца, ни на их «хор». Не дождавшись конца занятий, профессор Спраут, дав домашнее задание на полтора свитка, отпустила всех учеников раньше времени, собираясь сама расправиться с этими растениями и их дикими воплями.
Римусу и Лили, как старостам гриффиндорского факультета, пришлось остаться после занятий и отчитаться перед профессором Спраут за инцидент. Друзей он уже отослал обедать, пообещав, что нагонит их.
- Лили, я объясню ей всё сам, - начал он, решив взять всё на себя. Профессор на какое-то время вышла из теплицы, и прибираться они остались вдвоём: - А ты можешь идти на обед. Я справлюсь, - заверил он однокурсницу, уже хотевшую ему возразить.
Когда она уже была у двери, Римус остановил её словами, чтобы она была помягче с влюблённым в неё Джеймсом, ведь влюбляясь, люди глупеют. Не увидев на её лице презрения, Люпин со вздохом отвернулся и принялся за работу.
Вернувшись, профессор оценила шутку влюблённого студента и, только посмеявшись над ней, не сняла с организаторов этого спектакля баллов в наказание.
Через некоторое время Римус уже был свободен и поспешил в замок на обед.
У самых дверей, ведущих внутрь замка, он случайно столкнулся со старшекурсницей из Равенкло. Она появилась так неожиданно, будто бы упала с неба прямо перед ним. Люпин прежде никогда не видел эту девушку, хотя он, как староста, был знаком едва ли не со всей школой. Да и сейчас вряд ли бы он её заметил, если бы она не выронила сумку и книги, что держала в руках.
- Ох, прошу прощения, я такая неуклюжая, - затараторила она, опустившись на колени и торопясь собрать книги и вывалившиеся пергаменты с каменного пола.
- Вы ни в чём не виноваты. Извините меня, это я вас не заметил. Давайте, я помогу, - извинялся Римус, присев вслед за ней. Неловкость сковала движения, и они несколько раз сталкивались руками у одной и той же книги. Помогая девушке, Римус краем глаза рассматривал её. Неудивительно, что он никогда прежде не обращал на неё внимания, она выглядела совершенно непримечательной. Длинные русые волосы были заплетены в две тонкие косички по обеим сторонам головы, серые глаза были чуть на выкате и чуть раскосые, лёгкая россыпь веснушек на обыкновенном ничем непримечательном круглом личике. Худенькая фигурка и не по размеру большие руки, длинные пальцы и неровные ногти – всё это делало её нелепой.
Едва её рука случайно коснулась его, как она выронила все свои вещи вновь, и каким-то странным потусторонним голосом, переходя на громкий отчётливый шепот, заговорила:
-
Уйдёшь ли ты в тот день из дома в замок, оставив за порогом самое дорогое, когда начнётся начало конца, то не вернётся из вас уже никто. Ни ты, ни она, - Римус выронил книги, что успел собрать, и непонимающе, даже испугано, воззрился на девушку. А она, закашлявшись, снова стала самой собой.
- О чём вы? Куда не вернёмся? – настороженно, спросил Люпин. Он не мог понять, пошутила ли она над ним или всё то, что она сказала, было правдой. Но девушка лишь недоумённо, но вежливо смотрела на него в ответ.
Наконец-таки собрав все её книги и пергаменты, они поднялись с каменного пола. Римус отдал ей последнюю книгу, что поднял с пола, и, попрощавшись, поспешил в Большой Зал к друзьям. Там он всё им рассказал, но Сириус и Джеймс посоветовали ему не обращать внимания на всякую чушь. И в веселых шутках друзей он забыл обо всем и пришёл в себя.
Через какое-то время Люпин вспомнил об этой девушке, но попытки найти её не увенчались успехом. Закончив Хогвартс, она больше так ни разу и не попадалась ему на пути. И тогда он выкинул это из головы, посчитав несущественным, непредназначенным ему и для его ушей.
Что есть…
Скажи ему все двадцать лет назад, что он женится, он бы ни за что не поверил и долго бы смеялся над шуткой этого человека в компании лучших друзей. А сейчас это было так странно, так ново и так неожиданно для него, для оборотня с тридцатилетним стажем, переставшего мечтать о счастливой жизни уже очень давно. И чтобы на это сказали Лили и Джеймс? Сириус бы, наверное, долго смеялся, а потом желал бы быть с ней настоящим мужчиной, ведь Дора была его любимой и единственной племянницей.
А сейчас его жена была в соседней комнате, она прихорашивалась перед их первой брачной ночью, его Нимфадора Тонкс-Люпин, его просто Тонкс. Нескладная, неискушенная, необычная, но такая энергичная, молодая и совершенно удивительная девушка. Испытывал ли Римус к ней любовь, он сам не мог определить однозначно, была какая привязанность и безмерная благодарность, граничащая с жалостью к ней и к самому себе. Она не будет с ним счастлива, для семейной жизни он слишком труслив и совершенно неопытен. Ей бы кого-нибудь другого, с более богатым опытом в плане секса и с более современными взглядами. Да и не время сейчас: война в самом разгаре, но она не хотела слушать ни его, ни своих родителей, Дора хотела стать официальной церемонии, официального обращения «миссис Люпин».
И Римусу на какой-то короткий миг показалось, что, может быть, он сможет составить счастье этой девушки, ведь он ещё не стар, ведь она любит его, ведь он…
Стоя сегодня рядом с ней перед священником, Римус был почти счастлив. Он смотрел на свою невесту, давал клятвы любить и уважать. И тут он вспоминал о дне другой свадьбы. Это был день бракосочетания Джеймса и Лили. Такими счастливыми он их не видел никогда в жизни до этого. Римус, Сириус и Питер тогда провели с молодожёнами целый день с раннего утра и до позднего вечера, поддерживая, помогая, сочувствуя, проявляя все свои дружеские чувства им и для них.
Это было ночью, когда на торжестве остались самые выносливые, то есть они втроём, родители Джеймса и ещё несколько гостей, все те, кто, так или иначе был причастен к созданию сегодняшнего праздника. И вусмерть пьяный Сириус, повесив ему руку на плечо, тихо, но очень отчётливо негромко произнес:
- Лунатик, никогда не женись, дружище! Ты наше мохнато-лохматое чудо, и счастлив ты будешь только с нами, мародёрами! – его полушутливый-полусерьёзный тон рассмешил тогда Римуса. Но он знал, что в словах верного друга есть истина. И по прошествии стольких лет он оказался прав, как бы ни было это горько…
Школьные годы своей жизни и последующие за ними Рим не забудет никогда. Он будет до самой смерти благодарен директору Дамблдору и своим верным друзьям, Джеймсу Поттеру, благородному Сохатому, и Сириусу Блэку, вечному Бродяге, за их поддержку, за их веру и за их настоящую, крепкую дружбу. И Питеру… А что Питер?! он оказался под стать своему анимагическому образу - крысе, самой настоящей помойной гнусной крысе. И почему, Рим, самый разумный, самый здравомыслящий и рассудительный из них, не понял этого раньше всех, не догадался, а подставил себя и Сириуса, погубил Джеймса и Лили…
Дьявол! Это было, чёрт знает сколько времени назад, а боль и стыд продолжают точить его на протяжении всех прошедших лет! И даже после полного снятия с погибшего Сириуса всех обвинений. А ведь он сам долгое время верил, что Бродяга – предатель, что всё случилось из-за него и по его вине. Знать бы правду раньше, может он смог бы помочь другу! Но нет у жизни сослагательного наклонения. Римус так навсегда и останется дураком, глупым наивным дураком!
Как бы сейчас он был рад встретиться с Питером один на один, посмотреть ему в глаза, узнать причину… Нет, Римус и так всё знает, Питер струсил, он продал за собственную ничтожную шкуру их лучших друзей. Но теперь рядом не будет ни Джеймса, ни Гарри, ни даже Сириуса. Только они – Питер и Римус – старые друзья и враги. И только один останется жив.
Но этой навязчивой идее не суждено воплотиться никогда, так распорядиться немилосердная Жизнь…
Сейчас полуодетый Римус сидел в полутёмной спальне и ждал, когда вернётся Нимфадора. Так глубоко погрузившись в свои мысли, он даже не заметил, как она вошла в комнату.
Дверь открылась, и появилась полуобнажённая Дора. Это их первая брачная ночь, а он даже не знает, как вести себя с ней. Миссис и мистер Тонкс не были рады выбору их дочери, но против её воли они идти тоже не собирались, и свадьба прошла весьма тихо, хотя новость потом каким-то образом просочится в «Ежедневный пророк». Сегодня счастливей всех казался Грозный Глаз Грюм. В своей чёрной старомодной мантии и котелке Аластор даже выглядел лет на десять моложе, чем был на самом деле. Он с жаром поздравлял молодых, усиленно пожимал Римусу руку, желал им обоим счастья, это было так на него не похоже, но от этого не менее приятно. Люпин видел, как тому тяжело после гибели Дамблдора, как он прячет всю боль в себе, желая выглядеть увереннее, чем есть на самом деле.
Кто ж знал, что и его так быстро заберёт к себе Смерть…
- Римус, - позвала Дора, и мужчина встрепенулся. Тонкс выглядела именно так, как если бы она не была метаморфиней, это Люпин почувствовал каким-то подсознательным своим чутьём волка. И цвет волос, и форма милого личика были настоящими. Прозрачный пеньюар не скрывал её небольшую высокую грудь, ровный живот и маленький треугольник тёмных волос ниже пояса. Оборотень встал с кровати, шумно сглотнув, с удивлением смотря на свою ново-обретённую жену. Он не имел ни малейшего представления, с какой стороны подступиться к этому молодому, прекрасному телу, от которого так необычайно тепло стало в животе и так тесно в брюках. Но ему не стоило ни о чём беспокоиться, его Дора знала, что делать.
В неверном промежутке времени…
***
«
Я не Сириус!!! Да, я не Сириус и никогда им не буду! Но я хочу помочь, я ведь могу помочь! Я просто обязан был остаться и им помочь! В память о Джеймсе и Лили, о Сириусе, о том же Дамблдоре! Зря, Поттер, ты отказался от моих услуг!
А моя женитьба была ошибкой! Большой ошибкой, которая стоила мне моего душевного спокойствия! Я попался на удочку к молодой девчонке, у которой молоко на губах не обсохло, а уже туда же, замуж! Да ещё теперь и беременная…и от кого, от нищего оборотня…» - такие мучительные мысли роились у Римуса в голове, когда он стремительно покидал дом на площади Гриммо и его жителей. Он аппарировал, как и нужно было, с последней ступеньки дома номер двенадцать, чтобы у Пожирателей было меньше шансов напасть на него и на тех, кто остался там, за дверью.
Сегодня это получилось у него как нельзя лучше, но Люпин переместился не домой: тягостное обиженное молчание Тонкс он не перенесёт. Это ещё хуже, лучше бы она устроила скандал. Тогда, наговорив друг другу взаимных гадостей, они, может быть, пришли бы к какому-то согласию. Лунатик перенёсся на пустынную улицу маггловского района, что находился где-то на окраине Лондона. Он был здесь один или два раза с Сириусом, когда они поминали Джеймса с Лили и Фрэнка с Алисой, но после его смерти он ни разу здесь не появлялся. Слишком сильной была боль воспоминаний.
«Что я делаю? Зачем? Дора, за что ты так со мной поступилa? Мой сын будет таким же, как я, зверем-одиночкой, который будет терять всегда тех, кого так ценит и любит… Он не должен знать такого отца! Я не хочу этого видеть».
- Сириус! – громко крикнул Люпин, внутренне тая слабую надежду, что, может быть, друг отзовётся или подаст какой-нибудь знак, но верить было бесполезно… - «
Сириус, я окончательно запутался. Дружище, я не знаю, что мне делать…Ты всегда давал стоящие советы, ты поддерживал, когда было плохо! Ты умел нас смешить, отчего же ты ушёл раньше меня?! Отчего ты хотя бы не взял с собой?.. Почему я тогда не сиганул в Арку за тобой?», - Люпин, ссутулившись, подняв плечи, засунув руки в карманы своей тонкой мантии, поспешил к слабо-освещаемому бару, гордо именуемому «Спаситель». Ему хотелось верить, что там на сегодняшний длинный вечер он найдёт спасение в бутылке бренди или коньяка.
Дёрнув за ручку двери, Римус, сделал шаг и оказался внутри. То, что представло его глазам совсем не соответствовало такому пафосному названию. Помещение выглядело очень запущенным, столиков было мало, пахло чем-то затхлым, пол был весь усыпан какими-то ошмётками и этикетками, но тут были посетители: какие-то маггловские пьянчуги сидели за несколькими столиками у стены и тихо перешёптывались между собой. Римус, недолго думая, прошёл вперёд и, выбор его пал на стойку рядом с тощим барменом, что без интереса пялился на своего нового посетителя. Люпин заказал у него коньяка и несколько долек лимона, собираясь использовать их, как закуску.
Сделав один глоток, Римус закашлялся: коньяк обжёг горло настолько, что даже лимон не смог помочь. Люпин обхватил голову руками и, какое-то время сидя так, пытался вспомнить в подробностях день свадьбы и последовавшую за ним брачную ночь. Тогда ему казалось, что он делает всё правильно, что он имеет право на счастье и имеет право подарить его и другой, той, что его любила, а теперь он был уверен в том, что он полный дурак…
После второй рюмки пришло странное чувство того, что Гарри оказался во всём прав – он трус, и даже не трус, а самый настоящий трусливый ублюдок, который только может быть на этом свете. Что женщина, которая ждёт от него ребёнка, его сына, сейчас должна быть главнее всего и всея для него, что он должен носить её на руках, что она пытается сделать его маленький мир ярче и добрее, а он сам отталкивает от себя своё крохотное счастье. Что Сириус, тот же любимый, незабвенный и самый верный Сириус в другой раз говорил, что женское счастье – это когда рядом есть муж и дети, когда она знает, что приносит радость, что любит и любима в ответ, что в его объятьях она сможет найти и силу, и успокоение. «
Твою грёбаную ненормальную мать, Бродяга, ты как всегда оказался прав!», - с горечью подумал оборотень, делая глоток из третьей рюмки.
И неожиданно Римус почувствовал, как по щеке побежала слеза, затекая ему в воротник. Но ему не было стыдно проявления своих чувств. Он сейчас стыдился своего необдуманного поступка. Запустив пальцы в преждевременно седеющие русые волосы, он закрыл глаза, чувствуя, что сейчас он слаб, куда сильнее, чем обычно.
Гарри оказался тысячу раз прав, называя его трусом в лицо и не говоря ему ещё миллион подобных нелестных эпитетов: Римус должен вернуться, он должен понять, что один он сломается быстрее, что каким бы он ни был, но он нужен им обоим, и Тонкс, и ещё нерождённому малышу.
Люпин вскочил с места, бросив бармену несколько заранее приготовленных маггловских купюр, и выбежал за дверь.
Его ждала его Дора.
***
Месть не свершилась. Римус не смог добраться до предателя первым, а он так долго лелеял в себе эту надежду! Он жил ей!
Люпин ни одного дня не мог не вспоминать о том, по чьей вине погибли Джеймс и Лили! Кто виноват в том, что балагур Сириус, невиновный Сириус, попал в тюрьму и только после смерти был оправдан! Питер!..
А Хвост уже убит, неважно кем, но не им, не его рукой! Это потом от Гарри он узнает, как всё было на самом деле: как «благородно» повела себя серебряная рука Питера, не слушаясь хозяина, а пока Люпин не мог найти себе места от переполнявших его отчаяния и злобы. И лишь одна мысль удерживала оборотня в доме жены – Дора должна совсем скоро родить. Это будет его ребёнок, его сын! Он будет вторым и последним мародёром, обзаведшимся потомством. Как он боится, что сын унаследует его «мохнатость», но в тоже время Римус мечтает увидеть этого кроху, прижать его к себе, мечтает почувствовать себя настоящим отцом…
Люпин узнал о смерти Хвоста в тот же день, но новость ему принёс yt Гарри или кто-то другой. О кончине Питера ему сказал маленький камушек, что остался со времён школьной поры.
Когда-то давно, курсе на третьем, они вчетвером, создали эту безделушку, которая должна была передаваться от одного мародера к другому, в знак значимости друг для друга. Но через год, уйдя к Бродяге, она так у него и осталась. Больше о ней никто и не вспоминал. А после гибели Сириуса, перебирая его вещи на площади Гриммо, Римус нашёл это в старом дырявом носке под кроватью. Сперва он даже не мог понять, что это, а потом очень неожиданно вспомнил. И сжав его в руке, закрыв глаза, поднёс к груди и почувствовал, как вновь с прежней силой забилось сердце. И больше с ним никогда не расставался.
Это был когда-то цветной камушек, поделённый на четыре равных части: рубиновую для Джеймса, сапфировую Сириусу, изумрудную Питеру и ониксовую Римусу. В зависимости от яркости какого-либо из кусочков они должны были узнавать, как себя чувствует тот или иной мародёр. Теперь же на камушке отображалась только часть Римуса, все остальные обесцветились.
***
О, Мерлин и Моргана! Его маленькое дитя! Его сын! Он появился на свет! Его Теодоро! Они решили, что их первенца будут звать именно так, в честь отца Доры…
В первую минуту детского крика Римус чуть не лишился чувств, словно кисейная барышня, но успел схватиться за край стола. Встрепенувшись и обругав себя, он смог отогнать весь дурман. Новоиспеченный папаша находился в соседней комнате, ему не разрешили присутствовать при родах, и очень нервничал. Сесть и сидеть не получалось вовсе, слыша крики Доры, он ходил из угла в угол, вороша волосы на голове, как это когда-то делал Джеймс, заламывая руки – он очень хотел видеть своих жену и сына! Когда его уже начало трясти, Римус всегда такой сдержанный, схватил со стола приготовленную по такому случаю непочатую бутылку огневиски, одним движением откупорил её и сделал большой глоток. Внутренности обожгло огнём, он задохнулся и поперхнулся, откашлявшись, с трудом смог отдышаться. Стало только хуже: перед глазами заплясали чёрные чёртики и ноги стали подгибаться ещё сильнее. Он тяжело опустился на стул, потому что стоять сил больше не было. С помощью палочки он кое-как смог привести себя в порядок.
В комнату к Тонкс его пустила вышедшая оттуда Андромеда, она была бледной и уставшей, но улыбалась, и её улыбка была для Люпина очень ободряющей. Перед тем, как Римус вошёл к жене, Андромеда остановила его, проговорив:
- Римус, у тебя родился очаровательный, здоровый сын, поздравляю тебя, дорогой, - она приобняла его. – Но Дора уже спит, она так устала, не буди её.
Оборотень кивнул и поспешил к приоткрытой двери. Он очень тихо вошёл. Тонкс тут же открыла глаза. Она выглядела очень уставший, но невероятно довольной собой, что Люпин не мог ей не ободряюще улыбнуться. Рядом с ней лежал их крохотный сын. Римус с позволения жены непривычно трясущимися руками взял его и почувствовал, как слёзы наворачиваются ему на глаза.
- Дора… - Люпин больше не мог выговорить ни слова, его глаза говорили всё за него: в них была и необъятная благодарность, и сумасшедший восторг, и невероятное облегчение, и даже какая-то тоска, которая показалась Тонкс очень странной. Римус так неумело держал Тедди на руках, но такое счастье, такое живое тепло разливалось при этом по его телу, что ему было сейчас плевать абсолютно на всё, кроме жены и сына. Их Тедди, этот маленький комочек их чувств, спал, так очаровательно посапывая – для Люпина это было что-то сродни эйфории, когда зашкаливают все чувства и кажется, что ты вот-вот и взлетишь.
А Тонкс с такой не скрываемой радостью следила за мужем, так нежно трепетало в этот момент её женское сердце, что она мгновенно забыла все обиды и готова родить любимому Римусу ещё нескольких таких очаровательных деток, обязательно девочку и мальчика. Лишь бы он находился всегда рядом, всегда с ней и их детьми.
- Дора, - шепотом заговорил Люпин, он всё ещё никак не мог расстаться со своим малышом, - я должен сообщить об этом всем. Я очень скоро буду, я обещаю! - он уже положил ребёнка снова рядом с ней и повернулся уходить, как она, вторя ему таким же голосом, заговорила:
- Рим, наш сын метаморф, он уже успел сменить цвет своих волос, когда он только появился, они были темненькими, - она едва улыбнулась, но этой улыбки ему хватило, - будь осторожен, милый, пока ты не вернёшься, я не усну.
«
Слава небесам, он метаморф!» - пронеслась успокоительная мысль в голове у новоиспечённого родителя, когда он покидал комнату. Теперь его цель – коттедж «Ракушка» и все его жители!
