Пролог или Лис, которого не приручили«- Пожалуйста… нарисуй мне барашка!
- А?
- Нарисуй мне барашка…»
В отличие от нерадивого летчика, оказавшегося в пустыне, баранов Сириус рисовать умел. Это вам не удавы, проглотившие слонов, и не слоны, проглоченные удавами. А бараны… Гордые животные с сильным, выносливым характером. Вот только Маленький принц любил маленьких и слабых барашков. Маленьких и слабых Сириус тоже рисовать умел… Только не любил... Где это видано, чтобы аристократы барашков рисовали?
А еще Маленький принц любил розы. Точнее розу, одну единственную, свою… У Сириуса было много роз, но не было той самой, нужной, родной розы… Наверное, она тоже зябнет где-нибудь на далекой планете… И это хорошо, гораздо лучше, чем постоянно заботиться о ней, жертвовать собою во имя ее… И рисовать барашков. Да, намного лучше, чем рисовать барашков. А розы все-таки не хватало…
Странный был Маленький принц, и Сириус был чем-то на него похож… Он ведь тоже упал с неба… И он жутко боялся за свою розу, кто ж знает, может ее съест какой-нибудь барашек? Но он этого не знал… Не хотел знать и жутко гордился этим.
И не менее странным был этот человек, Антуан де Сент-Экзюпери, вроде бы серьезный, взрослый... Правда, маггл… А с магглами постоянно что-то происходит… Рем говорил, что господин Сент-Экзюпери исчез в лазурном небе, просто растворился в бескрайних просторах матушки Земли… И не было найдено ни его следов, ни обломков неведомых Блэку самолетов… Наверное, он отправился к Маленькому принцу…
А Сириус остался здесь… Он, кстати, тоже упал с неба… Но покинуть Землю, увы, не удается… Просто мы в ответе за тех, кого приручили…
И эта мысль согревала его самолюбие, ведь приятно чувствовать себя хозяином тех, кто об этом не подозревает… Это так здорово знать то, чего не знают другие...вот Мародеры об этом и не знали (куда уж им!), и поэтому они так легко приручились, а Сириус, как хитрый Лис, был неприручен… Это он приручал…
Хотя на каждого Лиса найдется свой Маленький принц…
И мудрый Сент-Экзюпери об этом знал… Мир магглов тоже полон чудес…
Небо над Хогвартсом было чистым, прозрачным. А земля под ногами сырой и темной. Но гулять было приятно, и Сириус медленно, с ленцой, ходил по берегу большого озера. Где-то вдалеке сновали ученики, а здесь был только он один.
Сириус Блэк.
И какое ему дело, до тех, кто далек от его маленькой тайны?
Хотя остальным и до Сириуса, и до его "большой страшной тайны" не было никакого дела.
Заучка Эванс ссорилась с Поттером, а тот всячески над ней подшучивал. И оба были довольны. Ей льстило то, что Джеймс уделяет ей внимание, а ему – что она верит его маленькому представлению. Обману, если от этого кому-то станет легче... К сожалению, мало кто подозревал, что ложью называется та же правда, но только чужая… И, наверное, поэтому и Эванс, и Поттер были по-своему правдивы. Поттер понимал, что эта маленькая ложь приносит выскочке большое удовольствие… Но это было правдой каждого. И кто сказал, что они обманывали? Если только себя…
Недалеко от сладкой парочки стоял Питер. Он растерянно смотрел на друга, но сохранял вид благодушный, даже немного смущенный, и, возможно, довольный.
Петтигрю был небольшого роста, коренастым пеарнем, с короткими русыми волосами, жесткими, чем-то напоминающими шерсть крысы… Хотя характер его был совсем не крысиным… Не хватало хитрости и подлости.
Питер был для Блэка открытой книгой, много раз перечитанной и оттого скучной, даже чем-то раздражающей… Хотя книгами нельзя пренебрегать, вдруг пригодится… Хотя, кому такое добро нужно? Ну ладно, пускай стоит, глядя большими влюбленными глазами на Эванс... И пускай ссорятся те двое, пускай.
Не жалко. Ничуть.
Не надо. Ничего. Совсем.
- Тошно мне от вас, ребята, - вслух сказал Блэк, но они его не слышали… Слишком далеко, слишком искренне, чтобы это слышать…
Грустно вздохнув, скорее из жалости к себе, чем от лирического настроения, Сириус побрел к раскидистому дереву, расположенному на холме… Сухая, пожелтевшая трава неприятно шуршала под ногами. И от нее отдавало запахом грязной, сырой земли…
Осень, как никак...
Осень Сириус не любил, слишком скучно, слишком холодно. А вот Рем любил, он вообще все любил. Оттого и сидел на земле, мечтательно запрокинув голову вверх.
- Не боишься простыть? – насмешливо, не без пренебрежения спросил Сириус у сидящего под деревом Рема.
Тот поднял на него уставший взгляд. Полнолуние уже прошло, но он все никак не мог прийти в себя после очередного превращения…
- Нет, - спокойно ответил он, глядя Сириусу прямо в глаза… была у него такая манера, смотреть в глаза собеседнику… И это жутко выводило и смущало… Чувствуешь себя... прирученным… А Сириус приручен не был… Ведь не на всякого Лиса можно найти Маленького принца…
До поры до времени…
- Хорошая погода, солнечная, - заметил Рем. У англичан принято говорить о погоде, когда не знаешь, о чем сказать…
Сириус усмехнулся, но ничего не ответил…
Лучше молчать, когда не знаешь, что говорить, - думал он, и разговоры о погоде казались ему какими-то скучными, пустыми…
Да и Ремус думал так же… Но правила приличия должны быть соблюдены...А потому разговор о погоде должен был состояться...
Хогвартские часы пробили один раз, и это было странным… Потому что было только одиннадцать часов утра. Видимо, сбой...
И это раздражало… Сириуса вообще все раздражало… Как в первый день своего обучения в Хогвартсе… В этом плане он ничуть не изменился… И это тоже было хорошо. И радостно от того, что есть в этом нестабильном мире такая стабильная единица, как Сириус Блэк. А главное он один, ему не надо преклоняться перед своей розой, как это делал Маленький принц…
Он свободен от этого…
Потому что не приручен.
Как тот Лис, которого, в конце концов, приручил Маленький принц…
Но и Маленького принца приручила роза, та единственная и неповторимая…
Ремус встал с земли, быстро отряхиваясь, судорожно поднимая раскиданные по траве пергаменты и книги. Сириус наблюдал за ним не без злого удовольствия. Вот как засуетился...
- Нам пора, - как бы извиняясь сказал Люпин. – На урок надо… Часы прозвенели...
- Они прозвенели один раз, а значит уже час дня… - заметил Сириус довольно. – А после часа у нас занятий нет.
Ремус пожал плечами и пошел, ему не хотелось спорить…
«Время – странная стихия. То оно тянется невыносимо медленно, то оно летит, и нам за ним не угнаться. Время – стихия, подвластная лишь смерти, ее вечный друг и соратник. Это самый безжалостный палач, который никогда не опаздывает к началу казни и которого нельзя подкупить… Время – это вечность, – думал Блэк, сосредоточенно глядя в окно. Уже светало, а он все никак не мог уснуть. - Есть только этот миг, две с половиной минуты, которые живет человек. Это забавно, люди думают, что живут на этой планете восемьдесят-сто лет, а на самом деле, для этих холодных гигантов проходит всего две-три минуты. И так будет всегда».
--------
Лис - имя персонажа (лиса) сказки "Маленький принц" Антуана де Сент-Экзюпери
Memento mori«- Когда настанет вечер, накройте меня колпаком. У вас тут слишком холодно. Такая неуютная планета. Там, откуда я прибыла…
Она не договорила. Ведь ее занесло сюда, когда она была еще зернышком. Она ничего не знала о других мирах. Глупо лгать, когда тебя так легко уличить!»
По мирам путешествовать он любил и умел: да чего там уметь – просто закрой глаза да попытайся уснуть. А дальше… надейся на удачу. Ведь сны бывают такими привередливыми!
И все же, каждый сон хранит в себе множество парадоксов, которые бывают намного логичнее даже самой неоспоримой логики реальности. И хоть выражение «логичнее логики» звучало криво, некрасиво, даже с какой-то претензией на обостренное понимание этого «большого непонятного мира», Сириусу придуманное им определение нравилось. А главное: точно и со вкусом.
Вот только от этой логичности порой становилось тошно. И вот сейчас он брел по своей маленькой планетке, громко думая, что на этот раз из-за кошмара отдохнуть ему так и не удастся. Громко думать он научился в этих же снах, и понял: чем громче думаешь, тем лучше получается изменить образ своего мира… Других миров он не знал, лишь свой… Но и этот был весьма разнообразен…
Но на этот раз от его громких мыслей мир не менялся, даже наоборот: чем громче разлетались его мысли, тем незыблемее, мрачнее становился видимый им сон… На то они и кошмары, чтобы опровергать логику… Будь бы Сириус Ремом Люпином, он бы высчитал по звездам точную формулу заклинания, которая при особом миге равноденствия смогла бы прогнать этот кошмар и восстановить на его планете старый незнакомый мир. Но Сириус был не Ремом, да и над головой звезд не было: лишь черная бездна… А какого рожна она забыла в этом сне, здесь даже Ремус Люпин не разберет… А он еще тот зануда…
Наверное, самым страшным в этом кошмаре была тишина. А Сириус не любил тишину… Слишком уж страшно было оставаться с со своими мыслями наедине. А в миг затишья от них бывает «ох» как тошно….Вот и сейчас: мир гудел и колебался, томимый этим неприятным затишьем, о котором говорят в дешевых дамских любовных романах, что оно стало чем-то «материальным», и лишь непонятно откуда взявшийся Биг Бэн не колебался и не гудел – он лишь стоял, как показалось Сириусу, выше бездны, выше томимого тишиной сна, выше парадокса и логики. Он просто существовал. Времени ведь ничего не нужно…
Дамских романов Сириус не любил читать, да и не читал из-за нехватки сил и времени. Зато читала Фрау Зилке – женщина обучавшая его с пяти лет немецкому и весьма корявому французскому… Она была некрасива. Она была неухожена. И ей было тридцать восемь лет – тот возраст, когда у любой женщины шансы найти себе спутника жизни практически равны нулю. Но это не мешало некрасивой Фрау мечтать и надеяться, что когда-нибудь она встретит своего Гюнтера, с положенной ему кружкой немецкого крепкого пива «Францисканер». Подобные мелочи были просчитаны у нее, и если б в жизни Фрау встретился предначертанный судьбой Гюнтер, но без «Францисканера», то она даже не заметила бы его. А лишь потому, что это не соответствовало бы ее представлениям о прекрасном принце. Принца она все же встретила, и сбежала с ним, так не научив Сириуса ни французскому, ни немецкому…
А в общем, это был их маленький секрет…
Вдруг гул усилился. И Биг Бэн пробил дважды… Что-то начало падать и рушиться, исчезать, но Сириус не понял, что. Слишком уж он был поглощен воспоминаниями о глупой доброй Фрау… Хотя напоследок, перед тем как проснуться, он вдруг подумал, что, возможно, рушится его мир…
Маленький, но все же его…
И это было грустно, даже если их последняя встреча была омрачена кошмаром…
-----------------------------------------------------------
- Понятие «ведьма» происходит от древнешвейцарского или древненемецкого «Hagaxusa» – то есть та, что сидит на заборе. Поначалу мужчин и женщин в равной степени обвиняли в колдовстве. Но в разных областях складывалось различное представление о колдунах и ведьмах…
В 1090 году три бедные женщины вызвали ужасную ярость жителей города Хоттим. Их обвиняли в том, что по их вине умирали люди, и поля не приносили хорошего урожая. Женщин схватили и подвергли испытанию водой. В средние века судьбу обвиняемых было принято вверять Божьему суду. Тот, кто пройдет испытание водой, должен быть отпущен, ибо он считался невиновным. Считалось, что вода не приемлет нечистую силу…
Сириус, усмехнувшись, поднял голову и сонно посмотрел на профессора Бинса. Монотонный голос учителя усыплял, и, наверное, от этого убаюкивающего шепота урок казался бесконечным. Уже не было ни желания, ни сил, записывать эту лекцию. И Сириус нагло спал, отложив перо и пергамент. Все равно профессор Бинс не заметит…. Слишком он уж мертвый…
Джеймс, наблюдая на тихими мучениями друга, лишь довольно ухмылялся. Сириус же лишь охал и сопел, стараясь заставить друга хотя бы раз посочувствовать ему…
Друг и так каждый день, ежесекундно, сочувствовал ему, но сегодня решил проявить небывалую стойкость духа и великое свинство… А почему? Просто. Из вредности.
- Постарался бы ты сосредоточиться на лекции, - лениво начал Поттер, наклонив голову набок… - Должен же кто-то помочь написать мне эссе по этой теме…
- Шел бы ты к Эванс, - пробурчал Блэк и для убедительности даже улыбнулся. В знак дружбы… А насколько она прочная… в этом еще стоит разобраться… - Она и поможет… После общения с ней ты становишься на редкость сообразительным парнем… Я вот думаю, может мне тоже в рыжий перекраситься?
- Сам к ней и иди, - ухмыльнулся Джим. – Сегодня я отдыхаю от ее общества. Скажу тебе, она зануда, похлеще нашего Ремуса. А ее самомнение… В общем я лучше просижу на лекциях Бинса всю свою жизнь…
- Не зарывайся…
- По мне так, наша шутка зашла слишком уж далеко, - мрачно заметил Джеймс. – Знаешь, несмотря на то, что она слишком много о себе возомнила, нельзя так.
- Как?
- Просто нельзя.
От этой фразы захотелось рассмеяться, нагло, громко, чтобы каждый слышал, даже мертвый профессор Бинс.
- Зря жалеешь, хотя ты тоже хорош, возомнил себя невесть кем…
Джеймс ничего не ответил… Лучше было промолчать, все равно не поймет. А разве дружба имеет значение?
------------------------------------------------- ---------
На небе появились первые звезды.Сириус сидел под деревом и глядел куда-то вдаль, вдыхая холодный свежий воздух. Иногда он вставал и подходил к воде, которая, будто зеркало, отражала ночное осеннее небо.
Подул ветер, и в дуновении ветерка он услышал голос, тихий и скрипучий, нарушающий эту чарующую тишину:
- Nascentes morimus. Memento mori…
Издалека послышался непонятно откуда взявшийся звон часов.
Они пробили три раза…
............................................
Примечание автора.
Хоттим - немецкий город на реке Изер.
Nascentes morimus - рождаясь, умираем.
Memento mori - помни о смерти.
Ночь, улица, фонарь...В Гриффиндорской гостиной горел тусклый свет. Монотонно тикали часы, трещали дрова в камине, тревожно перешептывались портреты. Они недовольно глядели на зажженный огонь, своим треском и светом мешающий им спать. И на юношу, нарушившего их покой… Да что там… Не Покой, а неспешное Существование…
Их Существование…
Он сидел в большом кресле напротив камина, лениво перелистывая страницы какой-то старой книги, изредка прислушиваясь к ночным шорохам.
Но все было тихо, лишь назойливо тикали часы.
Страницы книги были приятными на ощупь: плотными и шершавыми. И пахло от книги почему-то гранатом и мятой… И Сириусу вдруг показалось, что так пахнет история… Терпко и изысканно, без лишней роскоши, но с оправданным осознанием своего превосходства над всем миром…
И тихое тиканье часов было под стать мерному шагу Истории мира… Истории сегодняшней…
И он бы все отдал, лишь бы сидеть так всю жизнь, перед большим камином, слушать треск дров, тиканье часов, листать пожелтевшие страницы книги и существовать так же неспешно и безмятежно, как существуют эти портреты… И чтобы никто никогда ни за что не нарушил этой идиллии…
Кто ж знал, что этой идиллии не удастся существовать вечно?
- Готовишься к ночной вылазке?- Питер подошел незаметно, добродушно глядя на друга, ласково ему улыбаясь. Но почему-то Сириусу эта улыбка показалась какой-то надменной, с едва сдерживаемой издевкой, полной презрения и чувства собственного превосходства. Нет, не умел он понимать и ценить доброту окружающих, не привык или не был приучен.
Хотя когда-то мама улыбалась так же, ласково и нежно, от души… Улыбалась, да не в этой жизни, и не ему… А кому-то другому. Маленькому пятилетнему мальчишке… Кажется, его тоже звали Сириус…
- Вообще-то, я читаю, - Блэк тоже улыбнулся и кивнул на книгу. Улыбка получилась приторно-сладкой и холодной. И Питер поежился, будто это сладкое и холодное вылили ему за шиворот. – Или не заметно?
Петтигрю пожал плечами и прошелся по комнате, устало оглядывая все по сторонам. «Господи, еще два долгих года до окончания школы, два нескончаемых года… Надоело…». Добродушно-радостное выражение сменилось каким-то потерянным… Угнетал его этот угрюмый дворянин…И одновременно вызывал восхищение.
- Во сколько выходим-то? – тихо спросил он, скорее желая заполнить неловкую паузу, чем действительно узнать о подробностях ночного путешествия.
- А мне откуда знать? – Сириус вальяжно расселся в кресле. Ему был противен этот глупый наивный парень. Была противна его добродушная улыбка, его взгляд, жалостливый и безвольный. А еще Сириуса бесило то, что Питер Петтигрю стал равноправным членом мародерской компании… – Ты у Поттера спроси, ему же больше всех надо…
- Как будто тебя это не касается…
Питер хмыкнул и подошел к камину:
- Удобно делать вид полного непричастия… - сказал тихо, но без страха, даже как-то отстраненно, безразлично.
Сказал и попал в самую точку. Сумел-таки найти слабое место, крысеныш…
Самое неприятное для человека осознавать свою трусость, свою никчемность. Трусость еще можно победить, но от этого осознания никуда не деться, можно только убежать. Но где гарантия, что убежать удастся? И вот, на протяжении семи лет, Сириус и пытался бежать, и бежал от всего, что ему напоминало о своем бессилии: от матери, от своих проблем и даже от Питера, которого ненавидел только потому, что, находясь рядом с Петтигрю, он ощущал их сходство не внешнее, но внутреннее. Ощущал и понимал, что Питер в чем-то даже лучше него: он, по крайней мере, не бежит от себя, не прячется от своих проблем, а спокойно смотрит им в лицо…
И что с того, что он трус и тряпка?
- Удобно прятаться за спины друзей, когда не можешь дать сдачи слизеринским придуркам, или унижаться перед всеми, кто в чем-то превосходит тебя, - серые глаза зло сверкнули, сердце бешено забилось. Слабая попытка реабилитировать себя… «А ведь прав, зараза»…
- Я хотя бы не скрываю, что трус, - Питер грустно улыбнулся скорее себе, чем другу, продолжая смотреть в камин. "Будто мысли читает..."
- Отойди, ты свет загораживаешь, - недовольно процедил Сириус, злобно оглядываясь вокруг.
- Пожалуйста, - Питер снова встал за спинку кресла.
- А лучше… выйди вон, ты мне мешаешь… - и кто сказал, что дворянином быть плохо?
- Ну, полноте вам, Ваше Сиятельство, - Джеймс вошел в гостиную и радостно подошел к другу. - Не тратьте нервы понапрасну, лучше поглядите какая ночь! Грех ссориться в такое чудное время!
- Грех отвлекать от чтения… - пробурчал Сириус, закрывая книгу.
- А что, мосье Ремус, Наше Высочество опять украло у вас букварь и теперь пытается самостоятельно научиться читать? Так вы не расстраиваетесь, сударь, это не так страшно, как кажется в первый раз… - Джеймс весело подмигнул Сириусу, который изо всех сил старался сделать мрачный, недовольный вид… Джеймс всегда мог подбодрить, повысить настроение. Солнечный человек, пускай даже немного наивен, но все же...
- Да нет, сударь, я нисколечко не испугался, даже надеюсь и вас научить когда-нибудь… Думаю, что к следующему году смогу читать по слогам. И все-таки, как низко завидовать человеку, если он в чем-то превосходит вас!
- Может, пойдем уже? – тихо спросил Ремус, пытаясь побороть зевоту. – И так спать хочется, еще вы со своими церемониями…
- Да ладно тебе, Лунатик, ты же оборотень! Ночь должна действовать на тебя бодряще, - Джеймс похлопал друга по плечу, но тот лишь обреченно вздохнул…
- Она и действует на меня бодряще. Сейчас бодро поднимусь наверх, так же бодро доберусь до своей кровати и залягу до утра. Как вам такое путешествие?
--------------------- --------------------------- ---------
- Может, все-таки мантию наденем? – с надеждой спросил Питер, пытаясь разглядеть в темноте лица друзей.
- Ты, по-моему, и так в мантии, - едко заметил Сириус. – Или ты хочешь, чтобы мы все вчетвером в одной ходили?
Питер замолчал, немного смутившись:
- Я имел в виду мантию-невидимку…
- Опять боишься? – Блэк не смог сдержать злорадной ухмылки. – Да ты не волнуйся, телесные наказания в Хогвартсе отменили еще в 1509 году. Правда поговаривают, что Филч, несмотря на запрет, продолжает пытать в подземельях учеников, нарушающих устав в школы. Любит он провинившимся кровь пускать, знаешь ли…
- Очень смешно, - Питер отвернулся и принялся разглядывать свою обувь.
«Вот и славненько, - подумал Сириус, сонно глядя в окно. – Чем бы дитя не тешилось».
А за окном перезрелой грушей свисал над озером красный месяц. Значит, к холодам и ветру, - вспомнил Блэк слова старого дворецкого, когда-то работавшего в Блэковском доме. Тогда родители еще не были столь ярыми сторонниками соблюдения древних традиций рода. Жалко, что после появления в доме Кикимера старика уволили, а маленькому лорду запретили общаться с ним…
- Джеймс не появился? – спросил Сириус у Рема. Тот лишь зевнул и покачал головой. Блэк вздохнул. Все-таки надо было лезть с ним. Но не так-то просто пересилить свой страх высоты. – Надо было составить ему компанию…
- Не думаю, что с Джимом что-то случится… Вентиляционная шахта неглубокая, да и не думаю, что там будет что-то интересное. Джеймс сам в этом убедится… Осталось только его дождаться…
- Конечно, если он не застрянет в этом каменном мешке и не умрет от нехватки воздуха.
Сириус снова посмотрел в окно. Но за окном не было ни озера, ни крутобокого неуклюжего месяца, ни звезд, лишь бездна...
В ушах вдруг зазвенело, и голова закружилась, ноги подкосились. Слабо охнув, Сириус оперся о стену, пытаясь развязать темный галстук, который, казалось, образовал плотное кольцо вокруг шеи, перекрывая необходимый организму воздух. Откуда-то появился Джим, начал что-то кричать, Ремус, удивленный, стоял где-то в стороне, испуганно глядя на темный силуэт друга…
Но ничего не было: ни холодных, каменных стен Хогвартса, ни друзей, ни темноты… Было лишь странное синеватое сияние, да неприятный гул тишины, пропасть над головой и шаткие плиты под ногами.
Вдруг гул в голове стих, галстук ослаб, и Сириус снова смог различать темные силуэты друзей.
- Все нормально… - как-то неуверенно начал он. – Правда, все нормально, я просто… галстук сильно затянул.
Но они, кажется, ему не поверили…
----------- --------------- -----------------
Арка – странное место… Она навязывает тебе иллюзию, пока уничтожает твой мир. Зачем она это делает? Непонятно. Наверное, чтобы уберечь от ненужного страха скорой смерти. Или… или наоборот, чтобы упиться своей силой и, дав надежду, отнять ее в тот самый момент, когда понимаешь, что мечта вот-вот готова стать былью…Но есть нечто неподвластное этой всеразрушающей силе… Ведь сама Арка существует до тех пор, пока Биг Бэн не пробьет тринадцать раз….
Мне совестно оттого, что пью или ОборотеньОт автора: первые две главы были переписаны. Так что советую сначала их перечитать. Готовлюсь к экзаменам, поэтому пишу редко. За что и прошу прощения. Я рада, что у меня есть такие терпеливые читатели. Спасибо вам за все.
«На следующей планете жил пьяница. Маленький принц пробыл у него совсем недолго, но от этого ему стало совсем невесело».
Когда они вошли, Ремус сидел на полу и рассматривал выстроенные перед ним полчища бутылок. И смеялся, обхватывая голову руками. Глаза его были чуть приоткрыты, и на губах блуждала странная, отрешенная улыбка. А впрочем, на лице застыло выражение беспредельной, даже какой-то беспробудной радости.
Смеялся долго, может быть, впервые так искренне. Для себя. И так безнадежно, с каким-то безумным отвращением. К себе. А, может быть, он впервые был так счастлив. Не каждый же день удается удивить столько народу.
- Докатились, - мрачно заметил Джеймс.
- Докатились, - эхом отозвался Рем, перестав смеяться. Он замолчал, устало глядя на Мародеров, и смотрел неприятно, с отвращением. – Достали. Как же вы меня достали. Ненавижу, - сказано было с чувством…. тоже искренне. – Шли бы вы…
- Слышишь, Джим, нас, похоже, гонят, - Сириус подошел к Рему и рывком поднял его на ноги, тот попытался оттолкнуть друга. Но был слишком пьян, и сам чуть не свалился на пол. От него пахло огневиски и коньяком. И это был неприятный запах. Горький и горячий…
И этот запах напомнил Сириусу отца. Он тоже так пах, когда приходил ночью пьяный. И пахло от него огневиски и женскими духами. Не такими как у мамы, легкими и утонченными, едва уловимыми, а тяжелыми, приторно сладкими, до вульгарности насыщенными. Он тоже громко смеялся, угрожая перебудить весь дом. А наутро, тихий и угрюмый, он виновато смотрел на маму. Будто бы извиняясь. Но ей, похоже, не было дела до его извинений.
- Тебе же нельзя, - хмуро заметил Джеймс. – Завтра полнолуние, что говорила мадам Помфри?
- Плевать я на нее хотел, и на это ваше «нельзя». Какое мерзкое слово, однако. Вам так не кажется? Нет? Ну что ж, значит, это только мое мнение! – он снова засмеялся, повиснув у Блэка на плече. Смеялся до тех пор, пока не начала кружиться голова.
Сириус поморщился. Вид пьяного Рема вызывал у него отвращение. Он вообще не любил пьяных. Впрочем, отца он тоже не любил. За то, что предавал маму… Хотя в их отношениях сам черт не разберется.
- И так год за годом… - Рем, наконец, смог встать на ноги и, пошатываясь, дошел до своей постели. – Каждый месяц, каждое полнолуние. Надоело.
- Так ты из-за этого… - протянул Сириус снимая мантию. Она теперь тоже пахла огневиски… Придется выбрасывать. А жаль, она была его любимая... – Думаешь, из-за этого стоило напиваться?
Он обошел кровать Рема и насмешливо посмотрел на друга.
- А думаешь, нет?
- Конечно, нет, - рявкнул Сириус. Наверное, он никогда не был так возмущен. – По-моему, это эгоистично и неблагодарно с твоей стороны так себя вести. Не забывай, что именно из-за тебя мы стали анимагами. Из-за тебя мы потратили уйму нервов и свободного времени, чтобы не оставлять тебя одного в полнолуние… Думаешь, нам было легко?
Этот небольшой монолог был произнесен с особым чувством. Профессионально. А главное – реалистично. Так реалистично, что Сириус сам поверил в то, о чем говорил. И даже оскорбился за подобное пренебрежение к их трудам.
- Из-за меня ли, Сириус? – Рем отвернулся. – Спокойной ночи ребята…
Немного кружилась голова, и тошнило. Конечно, напиваться – не выход. Но и держать все в себе было невозможно…А значит, пить стоило. И вслух, наконец, было сказано то, чего бы обычный «паинька Ремус» никогда не сказал бы. Не оттого, что боялся (хотя от этого тоже), а оттого, что этим он бы задел чьи-нибудь чувства…
Ему осточертели брезгливые взгляды мадам Помфри и суровые лица учителей, которые жадно ловили каждое его движение. Ведь втайне учителя надеялись, что мохнатая проблема по кличке Ремус Люпин в скором времени покинет Хогвартс…И так каждый день…
Ему надоели друзья, которые воспринимали полнолуние, как отличный повод продемонстрировать свои блистательные анимагические способности и нашалиться в меру. Наверное, его болезнь была хорошей причиной пренебречь школьными правилами и законом магического мира. Но такие мелочи никогда не останавливали Мародеров. На то они и Мародеры, потому что умеют разворовывать души…
Но больше всего Ремус ненавидел себя. Потому что себе полностью не принадлежал. В его теле было два существа: он и зверь, страшный и злой. Говорят, оборотни к концу жизни сходят с ума. Потому что зверь все же одерживает верх… Неужели, его ждет та же участь? Эта болезнь и так много забрала у него.
Постоянно один. Так лучше умереть. Так будет легче. И плевать на то, что сейчас о нем думают Мародеры. Главное, что сейчас он уснет, а завтра будет страшный день…
……………….
Джеймс осторожно накрыл спящего Рема одеялом. Тот недовольно замычал, закрывая голову руками.
- Оставь его, - хмуро приказал Сириус. – Пускай спит. Кто знает, может набросится на нас завтра ночью…
- Зря ты так, - заметил Джеймс. – Надо понимать, что для него каждое полнолуние испытание…
- Ты за него еще бутылки убери, Дева Мария ты наша.
- Я-то уберу…
- С тебя станется…
В спальню поднялся Фрэнк Лонгботтом. Аккуратно перешагивая через разбросанные бутылки, он подошел к Мародерам.
- Ребят, а что случилось? – тихо спросил он.
- Ты о чем? – спросил Сириус, рассматривая свои руки. Фрэнк огляделся по сторонам, будто бы указывая на тот хаос, что творится в спальне.
- Так ты про это? – Блэк усмехнулся. – Ты не обращай внимания, просто у нас тут оборотень напился.
В спальне наступило молчание. Питер уронил бутылку, и та разлетелась вдребезги. Джеймс схватил увесистый том «Истории магического мира» и запустил ею в Блэка. Тот, издав странный смешок, лишь с интересом наблюдал за траекторией падения книги. Джеймс немножко переоценил свои силы: книга, пролетев над головой Сириус ударилась о стену и с характерным стуком шмякнулась на пол.
- Там еще учебник по ЗОТИ лежит, - улыбнулся Блэк, кивком указывая на тумбочку.
- Какая же ты тварь, Блэк, - прошептал Джеймс.
- Спасибо, что хоть сообщил, Поттер, а то без тебя бы не догадался…
Питер украдкой смотрел на друзей, суетливо собирая осколки с пола, не смея сказать ни слова.
- Ребят, не хотите говорить – не надо, - удивленно говорил Фрэнк, - Я не настаивал….
Сириус засмеялся: нравился ему этот хлюпик Лонгботтом… Где же еще найдешь такого? Неплохо было бы над ним поиздеваться. Когда-нибудь… как-нибудь... Как можно скорее...
- Расслабься, - улыбнулся он ему и, оглядев присутсвующих, добавил: – Спокойной ночи ребята, умрешь с вами от скуки, ей-богу…
………….
Оказалось, что его мир потихоньку погибает, становится меньше… И кто же знал, что во всем виноват Биг Бэн, который слишком уж неожиданно появился в его жизни… Часы пробили пять раз.
Ma roseОт меня: Выполняю просьбу моей самой верной читательницы Анилы и ввожу в повестование Розу. Надеюсь, вы поймете, кто это.
Предупреждения: 5 глава содержит элементы гета и намеки на инцест.
Приятного Вам чтения!
P.S.
Приношу свои извинения за задержку главы. Выдался жуткий период, полный маленьких недоразумений. Но с противной Фортуной я разобралась, и приковала Музу к стулу...
................
А она и правда была красивой. И что-то особенное, по-девичьи нежное было в каждом ее движении, взгляде, слове. Говорила она тихо, медленно, как бы обдумывая каждую фразу, пробуя ее на вкус, будто оценивая со стороны. И в этом тоже была какая-то своя неоценимая прелесть.
Тихо плескалась вода в озере, шелестела листва под ногами. Листья были потемневшими и грязными. И, как казалось Сириусу, пахли осенью и холодом. Но и в них было приятно романтическое настроение угасания, тихой грусти, милой жалости к себе. Ностальгия прошедшего.
Тогда тоже был Хэллоуин, и они с мамой отправились на прогулку. Старый дворецкий покорно шел за ними, напевая незнакомые, но уж очень родные народные мотивы. Маленький Сириус удивленно смотрел на старика Мюррея.
- Что это? – удивленно спрашивал он у матери. Но maman молчала, громко фыркала и морщила нос и оттого, наверное, чем-то напоминала ежика.
Ботинки увязали в мягком сыром грунте, и грязь гадко хлюпала под ногами. Маленькому Сириусу было тяжело идти, слишком быстро устали ноги, и, наверное, от этого он постоянно ныл и просился домой. Мама же не обращала на это никакого внимания, уверенно шагала вперед. Она была расстроена, что papa опять куда-то ушел. Но не подавала виду. А дворецкий лишь смеялся и называл его плаксой, и говорил, что лорды никогда не плачут. И это «никогда» и по-отечески добрый хриплый смех старика Мюррея особенно отчетливо запомнился Блэку. Ему ведь жутко не хватало отца…
- Ты так и будешь на меня смотреть? – Белла подошла к нему слишком близко, так близко, что Сириус ощутил легкий запах лаванды и камфорного масла. Он продолжал смотреть на нее. И она рассмеялась, сморщив маленький острый носик. - Когда ты так смотришь, мне кажется, что ты задумал нечто противное…
Она знала его. И, наверное, от этого он становился для нее еще интереснее. Что-то в нем было. Что-то особо темное, зловещее, гордое. Он был для нее байроновским персонажем всегда демонически-таинственным, всегда одиноким. И этот темный ореол придуманного ею же образа манил ее еще сильнее.
- Ну что ты, ma cher, смотреть на тебя одно удовольствие, - устало заметил он, отвернувшись. – Зачем пожаловала?
Не любил он, когда что-то не удавалось держать под контролем.
Как он там говорил: Нет ни одного чувства, которое нельзя подавить?
Впервые чувство подавить не удавалось.
Пока что.
Она странно улыбнулась, и большие темные глаза засверкали недобро, страшно. И в этой улыбке, и в сумасшедшем блеске больших темных глаз было что-то до вульгарности красивое. Цвета ее глаз он не знал, не замечал, или просто не хотел замечать. А темными называл для собственного удобства.
- Тебе от ma tante, - Беллатрикс протянула ему письмо. – Только учти, это в последний раз. Я тебе не почтовая сова, и если у тебя с madame Black проблемы, то разбирайтесь в них сами.
Письмо было распечатанным. А такое он даже ей не мог спустить с рук.
И это вывело его из себя…
- Еще раз такое повторится – убью, - прошипел он, вырывая из ее рук конверт. Беллатрикс охнула и сделала шаг назад. Слишком неожиданны были перепады его настроения. А он бы и правда убил, если бы такое повторилось. Не в его привычке кидать слова на ветер.
Она посмотрела на него серьезно. И даже пошлая игривая улыбка сползла с ее губ. Большие темные глаза сузились и теперь угрожающе блестели из-под густых черных ресниц.
Блэк не стал дожидаться, когда разразится буря. И, возможно, это было самое верное решение.
…………………………………………
- Мистер Блэк, - голос старика Мюррея доносился откуда-то сбоку. – Мистер Блэк, быстрее!
Мальчик посмотрел на маму. Она лишь улыбнулась:
- Ну чего ты ждешь? Беги давай, - сказала она ему ласково, легонько подталкивая вперед.
И он побежал.
Ежик был маленький, и не такой уж колючий. Значит, врала эта некрасивая Фрау. И держать в руках его было приятно. Иногда он странно фыркал и громко начинал дышать, но потом на какое-то время затихал, удивленно глядя своими маленькими глазками-бусинками на маленького лорда. Старик Мюррей улыбался и трепал мальчишку по голове. Он любил маленьких детей. У него у самого был внук. Сверстник Сириуса.
- В эту пору они слизней под листьями ищут, - тихо объяснял он ребенку. – Хорошая для них пора настала. Недолгая правда, но хорошая…
В этот момент ежик снова громко фыркнул и запыхал, как паровоз… Смешно и радостно.
- А я смогу его забрать? – тихо спросил он у матери. Мадам Блэк ничего не ответила, лишь грустно улыбнулась ему и покачала головой. Ей не нужны были животные в доме. Но ребенку это не объяснишь. Слишком мал, чтобы понимать…
- А почему? – не унимался он.
- Потому что у него тоже есть дом, и если ты заберешь ежика, его родные больше никогда не примут его, - поучительно сообщил старый дворецкий. И в тот момент он показался маленькому лорду очень-очень плохим человеком.
- Но не значит ли это, что его родные не любят ежика? – тихо спросил он, однако, ежика отпустил.
Старик пожал плечами и покачал головой. Это был очень умный маленький лорд.
- Так все же, приняла ли семья того ежика? – тихо спросил Сириус. Но никто не ответил.
Земля была сырой и холодной. И лежать на ней было неприятно, но и вставать лень, хотя он сам не раз говорил Ремусу, что это чревато последствиями.
- Жалко пальто, - подумал Блэк лениво. – Теперь выкидывать придется… Новое покупать…Лень…
Был Хэллоуин, и, наверное, оттого Сириус в Хогвартс не спешил. Зачем сидеть за шумным столом, что-то говорить и заставлять себя смеяться? Ему нравилось одиночество. А сидеть среди этих глупцов…
Нет, это удел таких, как Поттер… А с ним они не разговаривали уже больше недели… В принципе, как и с другими Мародерами. Не таким был Сириус, чтобы начинать мириться первым.
Он же Лис, как никак, которого пока никто не приручил.
Хрустнула ветка, и то ли от неожиданности, то ли от нахлынувшего страха Сириус вскочил, судорожно оглядываясь по сторонам. Жутко заболела спина – похоже, он все-таки ее застудил, пока лежал на земле. И от этой тянущей боли движения его были смешными, неловкими.
Из ближайших зарослей отделилась тень, и Блэк замер, удивленно глядя на нее. В кармане была палочка, но достать ее он почему-то не догадывался.
- Вот ты где, - она была за спиной, и Сириусу казалось, что она улыбается. – Люциус говорил, что ты выкинешь подобное, и будешь весь вечер прятаться в Запретном лесу.
- Ты напугала меня, - тихо заметил Блэк, продолжая всматриваться в темноту.
Он боялся повернулся, и, может быть, впервые им овладела институтская робость, граничащая с полуобморочным состоянием. Так волновался только Питер или Фрэнк Лонгботтом перед тем, как заговорить с кем-то…
- Неужели? – она подошла к нему слишком близко и, обняв его, уткнулась носом в его спину. – Неужели ты боишься меня?
Она шутила, она над ним смеялась. Обидно, и жутко раздражает, но Блэк все же заставил себя улыбнуться и сказать:
- Не представляешь как… - сказал правду, между прочим.
Настала неловкая пауза.
Стоять было тяжело, ноги устали, да и спина затекла. И ему это порядком надоело…
Белле это тоже надоело. И она отошла, бросив на прощанье едкое замечание:
- Не больно ты нужен своим Мародерам.
……………………………………………………
Ночью болела спина. Уснуть не представлялось возможным. Двигаться было еще больнее, но это было лучше, чем пытаться лежать, прислушиваясь в темноте к своему организму. Иногда он слышал странное завыванье ветра, и чей-то тихий вкрадчивый голос называл его по имени…
Спуститься по лестнице не представлялось возможным. И все-таки он попытался. Последним, что помнил Блэк, была тягучая боль в спине и звук падающей вазы.
«Наверное, это была тень», - невпопад подумал он перед падением
ВоронОт автора (от меня то есть): Эта глава делится на две части: на основную и на небольшое приложение.
Так что приятного прочтения)))
Довольный и разнеженный от недельного ничегонеделанья, Сириус лениво потянулся в кровати. Под одеялом было тепло и уютно. И пахло в Больничном крыле настойками трав и таблетками – сухой жесткий запах. Как раз под стать Поппи Помфри - женщине невыразительной, до безобразия скупой на проявление каких-либо чувств и эмоций. Тонкая, жилистая, высокая, со строгим осуждающим взглядом и возмущенно поджатыми губами – она и выглядела чересчур строго, и оттого нелепо.
Она недовольно поставила перед ним чашку с какой-то дурнопахнущей жидкостью и выразительно посмотрела на него.
- Я должен это выпить? - Сириус возмущенно поглядел на кружку.
- Похоже что так, - ответила она, по обыкновению качая головой. – Если это не поможет… знаете, мистер Блэк, у меня появилось плохое предчувствие, что вы останетесь тут жить до конца учебного года.
Сириус ничего не ответил, лишь поднес чашку к губам. Жидкость на вкус оказалась приятной, с чуть сладковатым привкусом. И, наверное, это зелье было самым приятным на вкус из всех тех, которые ему давала за последний месяц мадам Помфри.
- Вы уже месяц тут лежите, - холодно заметила она.
Сириус не ответил, он предпочел сделать вид, что не расслышал, и, отвернувшись от надоедливой мадам, закрыл глаза. То, что надо, чтобы почувствовать себя счастливым.
Ему не нужно было света, не надо было лишних движений, да и авантюризм ему надоел, хотелось просто: лежать, да не о чем не думать, хотя бы раз. С Джеймсом было все по-другому, и под него приходилось постоянно подстраиваться, создавать видимость бурной деятельности, стараться быть активным.
Правда, с Джеймсом они больше не общаются… И не в том дело, что Поттер за весь этот месяц, проведенный в Больничном крыле, ни разу его не навестил, а в том, что Джим все время пытается его изменить. А быть измененным Блэк не хотел.
Измениться – возможно, но не поддаваться чужому влиянию. Он же не Питер!
А раз так, прощай светлая мародерская дружба, прощай дорогое прошлое. И все те шесть лет перечеркнуть не жалко. То лишь время, и потому с ним расстаться не тяжко. Тяжко убрать воспоминания.
И жалко, что за весь этот месяц Джим ни разу его не навестил.
Лишь Люпин пару раз наведывался к Сириусу, но это понятно, Люпин же святой. Правда, надолго оставаться у него не получалось. У мадам Помфри аллергия на оборотней, а Рем не любит создавать неудобств.
Он же святой…
...............................................
Сириус и сам не понял, как здесь очутился.
Но ни удивления, ни испуга он не испытал. Лишь приглушенную подавленность и легкую сонливость. И как-то приятно и успокаивающе действовал на него глухой, матовый гул тишины, а голубой свет серых заржавевших фонарей заставлял его чувствовать лишь немую тоску. Она была где-то глубоко, под сердцем, такая тяжелая и далекая.
Туманная тоска.
Биг Бен был позади. Там, за спиной. А здесь раскинулось и вширь и вглубь большое мертвое кладбище. И даже ветви деревьев, нависшие над однообразными почерневшими надгробными плитами, были сухими, безжизненными.
Сон ли это? Теперь он понимал, что это не сон, да и не реальность. Что-то между, что-то, что обычному человеку не понять, а он и не понимал…
Тоска внутри бешеной крысой заскреблась внутри, закружилась голова, и Блэк посмотрел вниз, прямо на надгробье, над которым он стоял.
Крыса внутри закопошилась, заскреблась еще сильнее.
«Сириус Блэк: 1960 – 1996 – данный момент, скоро будет приравнен…» - безжалостно, будто чеканя каждое слово, гласило надгробье. А Сириус и не думал, что так скоро.
А он и не знал, что такое может быть, но в каждом сне есть своя логика. Вот только можно ли это назвать сном?
Фигуры ангелов, полуразрушенные, местами перебитые, глядели на него строго и даже как-то безжалостно, осуждающе.
Сириус Блэк.
Сейчас он чувствовал себя постаревшим, словно ему не семнадцать, а сорок. И жизнь вроде бы прошла… И все благодаря этой… Этой…
Благодаря чему он знал, но вспомнить не мог. И это что-то было очень важным.
1960 – 1996 – данный момент…
Тень отделилась от ангела, и медленно подошла к Блэку. Она была какой-то слишком живой, тонкой и некрасивой. Слишком… такими не должны быть тени. Хотя бы из уважения к представлениям, которые сложились о тенях.
Этой тени на какие-либо уклады, традиции и штампы было наплевать.
Она вообще жила для собственного удовольствия. И это Блэка раздражало…
Тень подошла к нему слишком близко и, жалостливо заглядывая в глаза, сказала:
- Ты же почти догадался… - голос был тихим, далеким. И казалось, что она действительно искренне волнуется за Блэка. Только ему это не надо.
И тень это поняла. Она вообще хорошо знала людей. Ведь тени тоже были когда-то людьми. Они и сейчас люди, но только с половиной души.
Сумасшедшие.
Странники миров.
……………………………..
Птица ль, демон ли ада -- воскликнул я -- прочь!
Возвратись же опять в мрак и в бурную ночь!..
Не оставь здесь пера в память лжи безотрадной,
Одинокий приют мой покинь навсегда,
Вынь из сердца разбитого клюв кровожадный!
Ворон крикнул опять: "Никогда!"*
Громкий, чей-то звонкий голос постепенно возвращал его к реальности. И глаза невольно открылись.
Джим ходил по комнате весело глядя в потолок декларировал «Ворона» Эдгара По.
И от этого стало еще обиднее и грустнее.
- Я тут спал, - заметил сурово Блэк.
- Ага, мадам Помфри говорит, что ты уже целый месяц так живешь, неужели ты все-таки решил испробовать на себе те конфеты?
Решил. И как оказалось их новое изобретение было очень хорошей вещью. Но отвечать Сириус не стал. И так все ясно.
- К тебе Регулус заходил, но ты спал, - заметил Джим.
Сириус вздрогнул: он не любил младшего брата. Но лишь потому, что боялся причинить ему боль. И, наверное, потому, вздохнув, он ответил:
- Ну и черт с ним.
А остальное уже не имело значения.
……………………………………
И над дверью моей неподвижно с тех пор
Блещет ворона черного демонский взор,
В бледных лампы лучах силуэт его темный
Предо мной на полу распростерт навсегда,
И из круга той тени дрожащей огромной
Не воспрянет мой дух никогда!**
Примечание автора: "Ворон" в переводе Пальмина Лиодора Ивановича
Бонус:
Творчество мистера Блэка.
Посвящено его триумфальному падению с лестницы.
Посему автор снимает с себя ответственность за данное "произведение искусства"
«Если у вас болит голова, ноют кости, тянет спину, а на лбу появилась большая шишка…
То вы определенно упали с лестницы. Что же делать в такой ситуации? Прежде всего не расстраивайтесь: падение с лестницы вполне обычная вещь, и каждый в своей жизни хотя бы раз испытывал на себе сие чудотворное влияние падения со ступенек. Чем же вы лучше остальных? Правильно – ничем.
Взбодритесь. Соберите волю в кулак и начните думать. Не получается? А вы попробуйте. Еще, еще. Давайте-давайте, не Смерти же мне с вами дожидаться! Это не так сложно, как вам кажется в первый раз. Так! Я вам не в няньки нанимался. И никаких возражений, дорогой читатель. С чего-то же надо начинать… Вот, получается? Не так-то уж трудно, правда? А волю в кулак собрали? Правильно!
И что вы решили делать, мой дорогой читатель: кричать на помощь? или самоотверженно, превознемогая усталость и боль встать и идти дальше? Что? Дорогой читатель, а я не говорил вам, что вы без сознания?
Какие мы из этого выводы сделаем?
Что значит «нефиг по лестницам шляться»? Я, между прочим, могу обидеться… А вы видели меня в гневе?
Нет, с таким настроем каши не сваришь… И вы совсем не видите плюсов своего положения? Нет? А сотрясения мозга у вас, случаем, нет?
Дорогой читатель! попрошу не выражаться. Я, знаете ли, очень обидчив. И могу замолчать. Навсегда….
Вас это не пугает? Нет?
Значит так, дорогой читатель, представьте себе, как облегчило вам жизнь это падение. Отдохнете недельку дома, займетесь самосовершенствованием. Станете чемпионом мира (ну или хотя бы страны) по спортивному возлеганию на кровати. Друзья, родные и близкие будут ходить перед вами на цыпочках, исполнять любое ваше желание, а враги возненавидят вас еще сильнее, ревностно завидуя вашему успеху. Как вам такая перспектива? Не радует? Нет?
Эх, сложно с вами, дорогой мой читатель… А знаете, что я подумал: лежите-ка вы здесь, надейтесь на чудо. А я пойду, пожалуй. Скучно тут с вами. Только встаньте с пола, он холодный. Я знаю, что вы в обмороке, но себя беречь надо.
С уважением,
Ваш Сириус Блэк»
Добро пожаловать домой, мистер Блэк!С 23 февраля Вас, дорогие мои читатели.
..............
А мамино письмо он прочитать забыл… за что и расплачивался.
Оно лежало на тумбочке возле кровати, пыльное и масляное на ощупь. Неприятное, пахнущее чем-то старым, несуществующим. Мертвым.
Зря Бэлла его распечатала. И теперь поздно что-либо менять. Мамаша – кремень-баба, если уже что решила… В общем, это Рождество он проведет в кругу своей семьи, нежеланной и ненавистной, так сказать…
В данном случае, чем больше пафоса и романтических суждений, тем лучше. И сейчас Сириус вел и чувствовал себя подобающе. Что и говорить, а его охватывали мысли достойные героя любого романа, написанного в духе романтизма. Атмосфера трагического пафоса в комнате достигла своего апогея. А фразам «Родители меня не понимают и ненавидят», « Я один», « к чему все эти маски…» не было предела. Можно сказать, что мистер Блэк много читал последнее время, а посему мысли и суждения писателей-романтиков он знал хорошо. Чем и пользовался…
Какой способный мальчик!
И тень это очень забавляло. Она никогда не хныкала, потому что лишена была и отца, и матери, и даже сестер с братьями. Быстро выросла. Жила своей жизнью… А он? Взрослый человек, но ведет себя…
Эх!
Молодые люди в минуту своего расстройства бывают занудами, ей-богу. И нам стоит благодарить Бога лишь за то, что они говорят нам далеко не все из того, что думают или чувствуют. Иначе разобиженным речам их не было бы ни конца, ни края. Из слез обиды и уязвленного самолюбия образовалось бы целое море. И упаси Господь, попытаться остановить такую разошедшуюся стихию…Трудно быть подростком – неблагодарное это дело.
Хотя мистер Блэк завис в этом возрасте надолго…
И поэтому тень, осторожно оторвавшись от стены, незаметно шмыгнула в щель между дверным косяком и стеной, предоставив не замечавшему ее Сириусу дальше поддаваться меланхолии.
«С Богом, милый. Только стресс плохо влияет на цвет кожи, способствуют появлению прыщей и аппетита. Ты же не хочешь растолстеть?» - шепнула лишь она ему напоследок.
Но он ее не заметил.
В прочем, Сириус долго нервничать себе не позволял. Слишком уж крепка была его любовь к самому себе. Но для удачного завершения своей маленькой драмы, он снова сел на кровать и взял письмо, начиная вновь и вновь его перечитывать.
Что было в письме? Всего одна строчка: Встретимся на Рождество.
Сухо, четко, достойно. У его мамаши был талант на такие письма. Хотя, как давно замечал Сириус, сама она была особой сухой и малосимпатичной.
- Хозяин? – прохрипел домовик, подходя к Блэку ближе. Сириус поморщился: до чего же вонючая скотина! И вскочив с кровати, с удовольствием пнул его. Пнул сильно, и домовик со странным стоном откатился к стенке, но ничего не ответил.
Его безропотное отношение к происходящему было чем-то вроде зависимости. Он уже привык к тому, что для окружающих его жизнь не представляет никакой ценности, и эта мысль если не доставляла ему какое-то мучительное счастье, то давала многочисленные поводы ночью, пока никто не видит, долго и муторно жалеть себя, нежно целуя окровавленные пальцы, и теребить разорванное ухо.
Кикимер, забившись в угол, украдкой смотрел на молодого хозяина. Что и говорить, а Блэки были плохо знакомы с понятием гуманности. Хотя на домовых эльфов оно не распространяется. Смотреть на тонкие, перебитые в кровь фаланги пальцев было неприятно. Но ко всему привыкаешь.
- Хозяин прикажет Кикимеру собирать вещи? – спрашивает тихо. И это Сириуса раздражало, видимо, мало мамаша эту тварь била… сильнее надо. До смерти.
Сириус ведь тоже Блэк. И он гордился этим. Быть Блэком – все равно, что владеть миром. А серые кардиналы всегда были в почете.
- От тебя несет, - процедил Сириус, с ненавистью глядя на домовика. Но тот стерпел.
Что взять с ребенка?
Поджав уши, эльф лишь покорно подошел к чемодану и, жалостливо повизгивая и вздрагивая от боли, неловко начал складывать многочисленные брюки и рубашки. Сириус наблюдал за его мучениями не без удовольствия. И ухмыльнувшись, заметил: - Только кровью не испачкай.
--- ---- --- --- ---- --- --- ---- -----
Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох… вдох…
Он чуть не закашлялся, но все же подавил в себе этот позыв. Во рту стоял привкус неприятного сухого дыма. И это курят магглы?! На этот раз сдержаться не удалось и он закашлялся, громко, страшно. Где-то глубоко, внутри, было горько и неуютно.
Надорванное состояние, подавленное.
Пепельно-белый, невесомый дымок приятно кружился в воздухе, а в легких он был невыносимо тяжелым, чем-то лишним, мешающим свободному дыханию.
Регулус, будь он неладен, смотрел на брата с беспокойством и восхищением. Сириус всегда был для него чем-то, к чему следовало стремиться. Но старшему брату до него, увы, не было дела.
Сложно было сказать, каким был Сириус ребенком. В нем определенно было что-то хорошее. Добросердечность, жизнерадостность, например. Слишком активен, пожалуй, но такими бывают все нормальные дети. А еще он умел сострадать и любить. Но вседозволенность, безнаказанность, постоянная опека со стороны взрослых сделали его крайне самонадеянным, эгоистичным и черствым. Проблема стара как мир, но какому миру нужны такие люди? Любовь, как оказалось тоже портит.
Мальчик привык быть для матери вся и всем. Но такого не может быть, если в семье два ребенка. От соперника надо избавляться. Что маленький лорд и попытался сделать. Регулус получил шесть ударов камнем по голове, правда, как заметил дядя Альфард, совершенно случайно. Да и то, только потому, что солнце в тот день светило слишком ярко, и мальчику надо было быть внимательнее, прежде чем заходить в воду. Связь между солнцем, рекой и шестью ударами объяснена не была.
Но как потом мрачно заметил старик Мюррей, разводя костер в камине, все было сделано лишь для того, чтобы оправдать маленького гаденыша. Сириус был оскорблен, а старик за свою необдуманность и был уволен.
Как говорится, за правду.
Кажется, были в этой истории и положительные моменты: смерть миновала младшего Блэка, но старший брат с тех пор недовольно игнорировал его. Он не любил, когда что-то указывало на его ошибки. Да еще это мучительное чувство… Чувство вины?
Это было десять лет назад. Но память - самая ценная вещь…
Блэк продолжал еще вдыхать неприятный серый дым, недовольно вспоминая неприятные эпизоды своей жизни. Что там говорил дядя Альфард? «Будешь потом смеяться, вспоминая?».
Не смешно. Стыдно.
Дверь открылась с характерным ноющим скрипом. Классика жанра: старый особняк, скрипучая дверь, шаткие ступени. Он ненавидел этот дом… Так ненавидел, что…
- Ты долго стоять будешь? – Валбурга недовольно оглядела его и сморщила носик. Как ежик.
Сириус моргнул, еще раз. Сигарета в руке медленно тлела. И Валбурга смотрела на своего сына снисходительно, до уничижительности слащаво.
Самое приятно только начинается! Добро пожаловать домой, Сириус Блэк.
Рождественский бал у СатаныПредупреждение: в этой главе автор выражает сугубо личное мнение, основанное на его наблюдениях, и он ни в коем случае не желал осквернить чувства верующих. Представителям сексуальных меньшинств и поклонникам слэша не советуется читать эту главу.
С уважением, автор.
..............................
- Слышишь? – Регулус прижался к брату еще сильнее, и тот недовольно заворочался, засопел, всем видом показывая свое неудовольствие.
Внизу, на первом этаже, кричал отец, кто-то двигал мебель и звенел посудой. Мама молчала. И Регулус представил ее, такую красивую и высокую, гордую, с потухшим, безразличным взглядом, устремленным в противоположную стену. Она не любила ссоры, она была к ним равнодушна, а посему, как и все женщины, тяжело переживала их. Но только тогда, когда ей выпадала возможность побыть одной.
- Слышишь? – повторил свой вопрос Регулус. На глазах выступили слезы. Маму жалко. И папу. Всех.
Сириус зло выдохнул, будто бы собираясь с силами:
- Слезь с моей кровати, - ответил гневно. От него пахло мятой, медом и молоком, а еще клубничным шампунем, который, по приказу мамы, был помещен во все ванные особняка Блэков на площади Гриммо.
- Почему? – Регулус уткнулся носом ему в шею.
Сириус всегда любил темные цвета и духоту. И потому в комнате было очень темно и очень душно. У него всегда все было «очень». Не комната, а склеп. Громко тикали часы:
- Тик-так, тик-так, тик-так…
А лунный свет пытался проникнуть через массивную тяжесть плотных бархатных занавесок. Тиканье часов начинало раздражать.
И почему ему никогда не бывает дела до Регулуса? Наверное, потому, что старший брат считает его слабым. Никчемным. Ребенком. Не понимает, что ему, Регулусу, больше всего на свете хочется повзрослеть. Стать частью жизни Сириуса.
И Регулус уже все решил. Благо на него обратила внимание местная шайка чистокровных волшебников, которая держала в страхе практически весь Лондон и его окрестности. И он все давно решил: он пополнит ее ряды, станет сильнее, научится убивать.
Убивать… при этом слове сжалось сердце, что-то зашевелилось внутри, и страх противной зубастой крысой неловко вылез наружу. « Господи, да я ж не… я ж не хочу убивать. Не буду, не могу. Противно… страшно… не по нутру… Но…»
Часы тикали спокойно и тихо, то и дело повторяя: трус, трус, трус. В комнате стало холодно. Или ему это только показалось? Тишина.
Сириус зашевелился и, наконец, смог встать.
- Люмос! – слабый огонек озарил комнату. Портреты средневековых красавиц с большими томными глазами недовольно открыли глаза, но промолчали, глядя на их хозяина неласково и с обидой. А Сириус усмехнулся зло и лениво: - Проваливай отсюда, Рег. И до утра не попадайся на глаза. Это я тебе как брат советую.
---------------------
День 24 декабря, кануна Рождества, выдался неприятным и хмурым, промозглым. И воспользовавшись предпраздничной суматохой, Сириус закрылся в своей комнате с книгой и едой.
Не по-аристократски, как сказала бы его мамаша. И представитель такого древнейшего рода должен всегда вести себя подобающе. Но Сириус ставил себя выше всех этих неприятных рамок, а посему, будучи выше законов разума и морали, был волен поступать так как сам того хотел. И сидя на кровати, перелистывая жирными, намасленными пальцами тонкие белые страницы, он чувствовал себя счастливейшим на земле человеком. Некоторым, впрочем, не слишком много надо для счастья.
А что значит счастье? Все очень просто: счастье это тот миг, когда ты счастлив. Главное: не жить ни прошлым, ни будущим. Главное: просто жить.
Книга была неплохой. Можно было назвать ее даже интересной, если бы не шаблонные характеры персонажей и донельзя наивная и трепетная любовная линия. И не удивительно, что он заснул…
Да, это определенно был сон. И только часы, преодолевая эту тонкую грань, насмешливо тикали: ложь, лжец, ложь… И оставалось лишь устало оглянуться по сторонам, чтобы вновь увидеть внимательный далекий Биг Бэн.
Комната была разрушена, портреты средневековых красавиц - сожжены, а кровать на которой сидел Сириус, просела и была жесткой и неуютной. Красивый и милый сердцу жанр антиутопии, который был представлен в произведении Оруэлла «1984», не хватало только Большого Брата с его внимательным насмешливым взглядом. Откуда-то доносился звук капающей на железные проржавевшие трубы воды. Кап-кап-кап-кап... и вдруг….
Тишина. Она практически шептала и глядела на него своими прозорливыми, сумасшедшими глазищами, заставляя внутренне содрогаться. Он не любил тишину. Боялся, не мог выносить. И словно призраки прошлого, в памяти всплывали черные балахоны, под которыми скрывалось нечто страшное и опасное, забирающее последние толики радости, с длинными костлявыми пальцами. Де.. де… - как бы он не напрягал память, он не мог вспомнить это слово… вот только начиналось оно на это проклятое «Де…». Не получалось вспомнить, не давало ему что-то вспомнить это проклятое слово. И имя тощего мальчишки, зеленоглазого и неловкого.
Тень появилась откуда-то сзади и, сев на кровать, осторожно обняла его, ласково и неуклюже. Первый блин всегда комом. Инстинктивно Блэк дернул плечами, пытаясь высвободиться из цепких, неуютных объятий. Эта тень была ему противна. Ненавистна. И он не привык щадить ничьи чувства, кроме своих.
Тень сделала вид, что ничего не заметила, но как и всякая тень, была крайне оскорблена. Она не любила, когда ее дружбой пренебрегали. И хоть чувства ее были намного далеки от дружеских, она все-таки затаить обиду не смогла.
Трудно стерпеть, когда тебя отталкивают.
- По крайней мере, тебе самому не выбраться, - зло заметила она и, шагнув в темноту, растворилась, оставив Сириуса одного.
Сириус ее не услышал, или не захотел услышать. И оставшись наедине со своими мыслями, он все ходил и вспоминал, украдкой поглядывая в окно, через которое на него неустанно смотрел Биг Бэн.
Тишина нарастала, Биг Бэн загудел. И все остановилось, замерло, будто в предвестии какой-то катастрофы. Но катастрофы не было. Лишь часы пробили семь раз. Громко и неумолимо.
----
- Может спустишься вниз? - Валбурга Блэк медленно подошла к кровати и с насмешкой посмотрела на сына. В ее глазах читалась радость и еще какое-то непонятное нежное чувство. « И все же он не изменился, - подумала она устало.- Такой же… Ежиком обзывался. Жаль, что теперь не дразнится так. Жаль…». А вслух сказала: – Приведи себя в порядок и спускайся вниз.
И он подчинился.
……………
Тускло и несчастливо горели маленькие свечи на раскидистых, пушистых зеленых лапах ели. Да и маленькие фигурки Богоматери и Спасителя, стоящие под ней, были блёклыми, незаметными, напоминающими тени. Но что-то трепетное и родное было во взгляде Марии на своего Сына, что-то родное и близкое. Жертвенное. Любящее.
Но такое чужое.
Сириус не знал, верил ли он в Бога, но признавал, что в тяжелые, отчаянные минуты все-таки упоминал его в своих неловких, нескладных молитвах. Как там говорят у славян: «Пока гром не прогремит, мужик не перекрестится?» Но вера вообще понятие относительное, и верили разве что во времена Иоанна Крестителя.
Хотя вера всегда была довольно выгодным мероприятием. Не ради Великой ли Веры, ради земель святых и богатств несметных святая Инквизиция сжигала ведьм, не ради ли Веры и Славы были организованы Священные Крестовые походы?! Не ради ли Христа, проповедовавшего любовь и в высшей степени гуманность, проливалась кровь людей?! Нет, пренебрежение волею Всевышнего могли выразить только самые преданные, честные, верующие, алчные и в высшей степени лицемерные слуги.
Слишком, грустно да и забавно: все-таки каждый верит в угоду себе, тем самым совершая еще более тяжкий грех. Сириус сам так делал, но ни чуточки в этом не раскаивался. Не та птица.
Тихие, но очень яркие, по-наивному прекрасные Рождественские мелодии сменились более тяжелой, пышной и возвышенной музыкой. Хотя казалось, что может быть прекраснее Рождества. Но большая часть представителей аристократического общества появилась здесь только ради того, чтобы услышать новый набор сплетен, повидаться со старыми знакомыми, потанцевать и набить животы.
Внешне все было до безобразия прилично и целомудренно. Хотя большинство родственников Сириуса были отнюдь не самыми примерными жителями своей страны.
Взять бы хотя бы стоящего в углу пожилого джентльмена, улыбчивого и мягкого на вид. Его имени Блэк уже не помнил, знал только, что тот ему приходится толи двоюродным дядькой, то ли братом троюродной сестры его матери. Да и не много можно было сказать о том старике: богат, женат, имеет четверых детей и около сотни верных слуг. Правда, была одна маленькая придурь… расположен был тот почтенный господин к мужеложству. Но кто на это посмотрит, такое в наше время встречается слишком часто, что нельзя сказать кто оказался в сексуальном меньшинстве…
Самому Сириусу эта развращенность была противна, хоть и говорили, что предрасположенность к представителям своего пола скрывается глубоко в сущности больного человека. Развращенность по-иному, которое надо лечить. И да простит его этот седой джентльмен!
Тетя Друэлла, кстати, скромностью тоже не блистала, умудрялась тайне от общества, но все же крайне открыто для мужа метаться в страсти между двумя жигало – мальчиками весьма слащавыми и глупыми настолько, что ради денег готовы были терпеть приставания со стороны некрасивой, растолстевшей и мужиковатой миссис Блэк….
Дядя Альфард был заядлым картежником, Орион Блэк – бабником. Мама… тут Сириус ничего не мог сказать, кроме того, что балам и светским раутам она предпочитает чтение и посещение театров, и что ни в каких пошлостях она пока еще замечена не была…
Но как бы то ни было, все собравшиеся в этом зале были людьми весьма достойными и уважаемыми.
Тихо и аккуратно горели свечи, и пахло воском и теплом. Сладко и легко. От насыщенного, будто масляного, тусклого света блестели причудливые узоры на стенах, рамы старинных картин и темно-красный лакированный деревянный пол.
Довольный, толстощекий, чрезмерно активный к Сириусу спешил дядя Альфард – тот самый картежник и гуляка, сколотивший, стоит заметить, благодаря азартным играм целое состояние. Племянника он любил и всячески поддерживал, хотя и осуждал за слишком резкое отношение к матери…
- Я, смотрю, ты не веселишься? – заметил он довольно. На что Сириус фыркнул:
- Вовсе нет, - ответил племянник слишком громко. – Мне все здесь нравится: и большое скопление старых толстух и их прыщавых напудренных дочурок, не имеющих ни чувства собственного достоинства, ни чувства стиля.
Шум голосов внезапно смолк, и молодой лорд с удовольствием заметил, что одной лишь фразой ему удалось привлечь к себе всеобщее внимание. Стоит заметить, что этим нелицеприятным поступком ему удалось поднять себя в глазах тех самых «прыщавых и напудренных» барышень. И они, как ни странно, пришли к общему мнению, что Сириус внешне хорош собой, а по характеру напоминает лорда Байрона, которого, впрочем, девицы в живых не застали, но были без ума от его стихов.
- А вы знаете, недавно поцелую дементора был предан какой-то старик, обвиняемый мистером Краучем в пособничестве Пожирателям смерти, - начала Валбурга, чтобы сгладить неловкую паузу. – Бедняга должен был просидеть в Азкабане двенадцать лет, но, увы…
- Мне тоже кажется немыслимым, - заметил Орион, – что Министерство магии не понимает, что идеи Темного лорда стоит принять во внимание...
И все с ним согласились…Кроме Валбурги, которая была вовсе не против нечистокровных волшебников…
Вечер шел своим чередом, и только в одной из комнат особняка, забившись в самый дальний угол, тяжело дыша, сидел Сириус Блэк.
Азкабан. Взрыв. Питер. Дементор…
Кажется то имело место быть в его жизни… но когда же?
А за окном падал снег. Рождество наступило…
Игра воображенияОт автора: глава вышла спонтанно,но что помогло мне привести в порядок концовку.
Все, что пишу внутренне переживаю сама , поэтому пока не выношу идею, пока ее не переварю, стараюсь главу не печатать. Но надеюсь, претензий не будет, приятного прочтения. Все смысловые и фактичееские ляпы сделала намеренно. А где и какие - это уже вам решать.
Ваш Полуденный призрак.
.............
Последнее время все было по-другому: друзья, занятия, их глупые шалости… Все обросло рутиной и потеряло свое былое очарование. Хотя нет: все оставалось прежним, но только он сам изменился…
Наступил февраль.
В Хогвартсе всегда было полно всяких маленьких забытых комнат – слишком пыльных и темных, чтобы в них заниматься, и слишком непримечательных, чтобы у кого-либо появлялось желание проводить в них большую часть своего времени. А время - деньги, как говорится в пословице. И согласитесь: мало кто имеет желание тратить их впустую.
Но именно и в одной из таких комнат и проводил большую часть суток наш герой.
Что-то изменилось в нем самом: это и он сам понимал, устало глядя в маленькое украшенное вульгарными готическими узорами окошечко. Оно выходило во внутренние сады замка, окруженные мощными потемневшими каменными стенами, покрытыми паутиной плюща и еще каких-то растений, названия которых Сириус не мог вспомнить. Похоже, уже давно никто не ухаживал за этим садом, и Блэк вдруг подумал, что неплохо было бы найти путь ведущий в этот сад. И не забыть пригласить туда Беллу.
Правда, для начала он должен убедиться, что в саду нет змей: этих созданий Сириус боялся до жути. А все Антуан де Сент-Экзюпери, и слон, которого проглотил удав…а может, анаконда. Название змеи для Сириуса не имело значение. А вот тот факт, что у магглов были случаи, когда змеи глотали слонов, заставлял испытывать легкую дрожь в коленях и тяжелую головную боль. А что если он не успеет защититься заклинанием? Когда такая вот ненасытная громадина решит его проглотить?
- Да успокойся ты, - заметила устало тень. – Нет там змей, да и не могут они слонов глотать…
Она оторвалась от стены и подошла к Блэку поближе:
- Все это глупые выдумки этого… итальянца, - заметила она довольно.
Сириус возразил, что Сент-Экзюпери был не итальянцем, а французом, и что все, что он написал – отнюдь не глупые выдумки, а накопленный с годами опыт, который ей, всего лишь жалкой тени, не осознать. На что тень оскорбленно ответила:
- А мне-то что? Мое дело простое: жить.
- Просто жизнью сыт не будешь, - заметил Сириус устало. – Простая жизнь не жизнь. Суррогат. Надо чтобы смысл был во всем, что ты делаешь. Надо созидать, пытаться оставить свой след во времени, надо… быть авантюристом, не цепляться за то, что отнимает у тебя дорогие минуты твоего бытия и двигаться только вперед, влекомым своей великой целью.
- А какая же цель должна быть? – она все еще смотрела на него своими огроменными кошачьими глазами, и, кажется, даже поблёкла то ли от удивления, то ли от солнечного света, игриво проникшего в комнату.
- Это от тебя зависит, - гордо заметил Блэк. – Хочешь денег заработать: наращивай связи, путешествий: беги из дома – никто не держит, любви…
- Любви? – нет, бред говорил этот маг. Бред. Смысл самого бытия – бытие. Любви – любовь. А путешествия – дорога. И не важно сколько миль ты прошел, скольких любил, и когда умер. Самое явление жизнь уже счастье. И Счастье большое, не подвластное времени. Остаться в истории? Так история минует, минует время, в котором ты был, и вот уже, считай, не было тебя. И зачем тогда жил?
Жизнь во имя чего… Но не жизнь, потому что…
- А любовь? – спросила тень уныло.
Маг не ответил. Несговорчивые создания эти маги, далекие от природы и глупые слишком.
- Ты все еще не хочешь проснуться? – тень рассеянно улыбнулась, и при этом большие желтые глаза невыносимо сузились.
- От чего? – рявкнул Блэк, вспоминая, как еще сегодня утром Рем зачитывал им какого-то психоло… психо… Фрейда, в общем. Что-то говорил этот маггловский ученый о душевных болезнях. Может эта тень всего лишь плод его воображения? И Рем прав, надо, наконец, перестать много думать?
- Как хочешь, - будто прочитав его мысли, ответила тень. – Но если ты не будешь думать о проблеме, она от этого меньше не станет. Я-то вот реальна, а о своей реальности тебе стоит поразмыслить.
Или все-таки не Фрейд. Рем вообще много рассказывает о том мире, где глупые людишки верят в чудеса и оттого ведут себя, как дети. Постоянно что-то пишут, сочиняют, ищут… Постоянно что-то изобретают и оттого еще более осложняют свою жизнь.
- Ты растворяешься, - уныло заметила тень. – И самое обидное, что ты сам это прекрасно понимаешь.
А он и вправду растворялся. В какой-то момент все эмоции, все чувства его начали притупляться, исчезать. Исчез куда-то былой активный пессимизм, и вместо него появилась апатия, глухая, сладкая, заволакивающая. Разум потихоньку начал очищаться.
И оказалось, что это здорово: ничего не хотеть, ничего не замечать. Но страшно: он даже порой выходил из этого оцепенения и вздрагивал от одной только мысли, что теряет всякий интерес к своему существованию.
Пару раз Сириус обо всем хотел рассказать Джеймсу: и о тени, и о видениях, и о снах с Биг Бэном. Пару раз он даже подходил к нему и даже звал его по имени, но когда тот поворачивался, мог лишь сказать «Ничего». Слова оказывались тяжелыми, намного тяжелее, чем мысли. И, наверное, оттого они застревали комом в горле и никак не хотели вырываться наружу.
Джеймс был лучшим его другом, но никак не мог ему помочь.
Черт разбери, эту душу человеческую со всеми ее заморочками и тайнами, с ее богатой и драгоценной палитрой чувств и с ее страданиями, мыслями, мечтаниями. Устал он от нее, надоело ему, и думать и жить.
Звучало как призыв.
Отчего наступает безумие? От слишком тяжелых мыслей. А, следовательно, он уже безумен. Ах, Джеймс…
- Пусто мне, - заметил он устало.
А тень лишь ответила:
- Зря, радоваться надо, что ты пока жив.
От этого «пока» стало еще хуже.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Ночь. Сад был залит лунным светом, и тихо с легким гулом, убаюкивающее дул ветер. Звезды на небе были хрустальными, прозрачными, чересчур идеальными, и создавалось впечатление, будто кто-то усердной аккуратной рукой медленно и внимательно выводил тонкие заостренные линии. Они не выглядели теперь живыми, скорее игрушечными.
Растительность в саду была вялой, и венчики пышных пионов на ощупь были слишком мягкими, бархатными.
Духота стояла невыносимая.
Она ждала его, такая красивая и гордая, сидя на массивном, поросшим мхом и лишайником валуне. Черные волосы были заплетены в косу, и заколотая назад челка, элегантно подчеркивала высокий широкий лоб. Глаза, так же как и звезды, тоже казались хрустальными, и теперь Блэк не видел в них той особой невообразимой прелести, какой любовался ранее. Тонкие губы казались слишком пухлыми, вдобавок, из-за красной помады над верхней губой были заметны маленькие припудренные прыщики – довольно-таки мерзкое зрелище.
Куда-то делась та грация и плавность линий ее тела, куда-то подевались ее отменный вкус и аристократические манеры. Словом, Беллатрикс Блэк ничем не отличалась от других немногих его возлюбленных.
- Ты опоздал, - заметила она капризно, манерно надув губки. Но дурака валять она не любила, и потому вскоре, после недолгого молчания, лицо ее приобрело все то же скучающее, надменное выражение.
- Ты, как я вижу, не собираешься пополнять наши ряды? – спросила она.
Сириус поморщился:
- Мне все равно на чьей стороне дохнуть. Так останусь я лучше с теми, кто был со мной рядом, а это отнюдь не твой Лорд.
Она усмехнулась. Смешок был грудной, раскатистый, чем-то похожий на рык:
- Дурак, - и выдохнув жаркий воздух, добавила: - За нами победа.
- Победа в чем, Бэлла?- он не глядел на нее и, просто закрыв глаза, он почему-то думал, что для февраля в этом саду слишком душно.
Она задумалась, но ответ не могла найти, а потому лишь сказала:
- Мы должны очистить наше общество от недостойных. И я думала, что прежде всего ты это должен понимать.
- Я? – теперь настала его очередь смеяться. – Бэлла, я никому ничего не должен.
Она фыркнула, а Блэк продолжил:
- Ну, перебьете вы всех грязнокровок. Да, Бэлл-с, перебьете, рабами они не будут, да и вы сами будете настолько глупы, что просто откажетесь взять их в это рабство. А после что?
- Совершенствовать чистоту крови, - глаза ее сверкнули.
- А с кем? – усмехнулся Сириус. – Нас осталось слишком мало. Не с кем будет. Да и зачем?
Она вдруг всхлипнула и по-детски сжала кулачки:
- Мой Лорд гениален, - воскликнула она с жаром. – Он лучше тебя понимает всю необходимость такого ответственного шага.
- Твой Лорд такой же грязнокровка, как и Эванс, - заметил он.- Да и наплевать ему на вас. Он пылает жаждой мести. Да он потом и с вами расправится. Не так разве?
-Откуда ты знаешь? – вскричала она исступленно.
А он ответил:
- Просто помню.
Беллатрикс прищурилась и соскочив с валуна влепила ему с размаху подзатыльник. Он усмехнулся и подумал, что неплохо было бы ответить.
- Я убью тебя, - улыбнулась она сладко.
- Твоя правда, Бэлла, - заметил он. – А тебя – одна из тех, против кого сейчас ты настроена. В этой войне не будет победителей. Одни лишь жертвы.
Он отвернулся и медленно подошел к стене. Магия ли это или сон?
- А для февраля слишком по-летнему, - заметил Блэк улыбнувшись. – Даже снега нет. Странно, ты не находишь? По крайней мере, такого даже магией добиться нельзя. Выходит, тень все-таки частично права.
А в ответ получил только:
- Какая тень, Блэк? С ума сошел?
"Крысеныш"- Как будете жить? – тихо спросил Блэк, судорожно докуривая сигарету, та медленно тлела: докуриваться ей уж очень не хотелось. А что делать? Все равно истлеет…
Джим пожал плечами и хмуро отошел от окна. Было видно, что его положение ему слишком уж не нравилось, да и неприятно было в самый разгар войны сидеть в какой-то хижине, будто заяц трусливый, в то время пока многие его товарищи действуют.
Зеленая вспышка вдалеке. Странный грохот. Хлопок. Неспокойные уж нынче времена. А этого ли они хотели, оканчивая школу? Нет, совсем не этого… Другого, счастливого, светлого. Жизни, если не человеческой, то хотя бы собачьей. Но жизни.
- А если что случится? Вы хотя бы подумали, что вам никого на помощь позвать не удастся? Сидите в этой глуши, - Блэк не унимался, и Джеймс чувствовал, что Сириус их презирает. А отчего же он отказался стать хранителем их тайны. Бродяга просто эгоист, он не любит носиться с чужими проблемами, вот и открещивается от всего, что может быть обременительно.
Это Джим еще мог понять, но неужели Блэку и на ребенка плевать? Он все-таки его крестный как-никак. Крестному же до своего крестника не было никакого дела. Детей Блэк вообще не любил. Их беспомощность раздражала, а невоспитанность… Хотя что еще ожидать от новорожденного Гарри? Никто его этикету не учил, а неплохо бы…
- Чего ты хочешь от меня? – ответил Джеймс, недовольно глядя на прозрачный дымок. – Не мне решать. Не забывай, что мне надо теперь не о своей шкуре печься, у меня еще жена и ребенок. Хочешь - не хочешь, а за каждый свой поступок надо отвечать. Я вот теперь отвечаю. Думаешь, мне приятно здесь сидеть? Слушать истерики Лили, плач ребенка? А я вот терплю. И перестань курить: для здоровья вредно.
- Спасибо, что хоть как-то печешься обо мне, - усмехнулся Блэк, но сигарету не потушил.
- А я не о тебе – о Гарри, - под стать ему улыбнулся Джим.
-А знаешь, Сохатый, на самом деле курение – жуткая гадость, но если привыкнуть, то ничего, хотя после тяжелый привкус во рту стоит…
- Джеймс? – в комнату вошла Лили. За эти полгода она потолстела, подурнела и уже порядком надоела и Блэку, который никогда ее особо не жаловал, и Поттеру, который все-таки великодушно ее терпел и даже иногда был подвержен приступам необъяснимой нежности и человеколюбия. Что касается ее, то Джеймса она любила слепо, страстно, а к Сириусу относилась дружелюбно.
Но этого мало для взаимности…
Он не стал дожидаться, что скажет Джеймс и что ответит она: чета Поттеров ему порядком поднадоела - а раз так, то лучше удалиться по своим делам, к тому же дел выше крыши (или как говорил Рем: как кот наплакал.):
- Удачи, - сказал он им напоследок, уже ухватившись за холодную медную ручку, и исчез.
В глаза ему ударил яркий свет, и даже послышалось тихое въедливое тиканье часов. Размеренное и величественное. Но вскоре оно было заглушено монотонным шумом голосов и звяканьем столовых приборов.
- Бродяга! – кто-то дергал его за рукав пиджака, пытаясь обратить на себя внимание. – Уснул что ли?
На него смотрел Джеймс Поттер, помолодевший, розовощекий и беспечный. Не такой, как мгновенье назад. Недалеко от Джима сидели Питер и Рем, усталые, но тоже очень веселые.
«Мне кажется, или Рем сейчас должен быть в Ирландии, - подумал Блэк, - а Джеймс с Лили в своем убежище…с Гарри. Вот только нет, что-то не так. Они здесь, все рядом, правда, ребенка нет, видно не родился еще.
И как такое может быть: в двух местах одновременно… Нет, в двух временах». А ведь он слышал, сидя там, в их доме, и его мысли и чувства, просто не понимал тогда.
Сириус посмотрел на Сохатого и тут же отвел взгляд. Знал бы Джим, какой ему дружок достался! От себя самого тошно…
- Извините, - прошептал он чуть слышно и встал из-за стола. Питер жадно смотрел ему вслед и, кажется, довольно улыбался. А Рем лишь вздохнул и пробормотал:
- Ему просто надо подрасти.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- Чего тебе надо? – Сириус выглянул из-за шкафа и зло посмотрел на Петтигрю, который, будто вовсе не замечая его недовольства, продолжал стоять у окна. Сейчас он не чувствовал к Хвосту ни жалости, ни сострадания, лишь раздражение и странную озлобленность.
Рука непроизвольно сжалась в кулак.
- Ничего, - спокойно ответил Питер и посмотрел на Сириуса с надеждой, умоляюще. Он отошел от окна и неловко подошел к своему товарищу. Блэк же сделал вид, что не замечает его.
Петтигрю был на две головы ниже его, жалкий и тщедушный, чем-то похожий на плюшевого медвежонка. Двигался он неуверенно, постоянно спотыкаясь, будто ноги мешали ему и оттого, наверное, он так неумело с ними управлялся. Второй Фрэнк, ей-богу. Вот только масштабы не те, да и мозгов будет поменьше…
- Шел бы ты, Хвост? – нервно заметил Сириус, думая про себя, что от слов давно бы пора перейти к действию и отколотить его хорошенько, чтоб неповадно было. – Или давно о тебя ноги не вытирали? Так всегда пожалуйста!
Питер бросил на него суровый взгляд. И, вздохнув, протянул ему увесистый сверток:
- Взгляни, пожалуйста, - прошептал он тихо. – Хочу знать твое мнение.
Сириус усмехнулся и посмотрел на приятеля с сомнением, даже с некоторой издевкой. Однако сверток взял.
В легкую шершавую бумагу, пропитанную маслом, была завернута толстая тетрадь, исписанная неровным мелким подчерком. Повесть Питера Петтигрю, так напоминающая его собственную жизнь. Звалась она очень просто и понятно, слишком похожая на Питера: «Крысеныш». Все было исчерпывающе точно, даже с легким привкусом горечи, реалистично. А главное: без лишнего пафоса и драматизма. Без сцен истерик, признаний любви и без мистификаций.
Так захватывающе, что Сириус не мог оторваться от повествования, лишь изредка поглядывая на часы. Конечно, встречались небольшие речевые ошибки и изъяны, кроме того, Хвост постоянно путался в запятых, не умел отделять сложносочиненные предложения и путался в артиклях…Но это было легкопоправимыми мелочами…
Что-то зашевелилось внутри: то ли злость, то ли зависть – и тетрадь была безжалостно закинута в дальний угол, тоскливо ожидая возвращения своего неуклюжего хозяина.
И стоило Питеру зайти в комнату, выжидающе глядя на Блэка, как тот сказал небрежно и чересчур спокойно:
- Подобного бреда никогда еще не читал. Ты бездарность, Хвост – пора бы тебе с этим смириться...
- - - - - - - - - - - - -
Что-то произошло с ним за такое долгое время. То ли заболел, а то ли правда: граница между сном и явью медленно исчезала из его жизни. И только тень, близкая и смешная, заметила грустно:
- Это была твоя самая большая глупость.
И Биг Бэн пробил долгие десять раз.
Черное зеркалоПред-предпоследняя глава... Ну что поделаешь: тринадцать глав - тринадцать ударов Биг Бэна. И за все эти удары каждый смог пережить свою маленькую трагедию...
.............
На этот раз она умудрилась обойтись без порядком ему надоевших тайн и мистерий. Все было нудно, чинно и в высшей степени благородно, как подобает настоящей тени: вместо слов к делу. И потому, как только строгая Минерва МакГонагалл вошла в класс, с неподкупной сухостью глядя на своих учеников, тень ничего умнее не придумала, как попытаться запустить в нее чернильницей мистера Блэка, который перестав со скучающим видом глядеть в окно, нервно хватался за призрачные пальцы, пытаясь остановить это вредное создание. Тень, однако, разгоряченная и веселая, не желала замечать его протестующий шепот.
- Спокойно, Сириус, спокойно, это всего лишь иллюзия… – засмеялась она и, потеряв интерес к чернильнице, разжала пальцы.
Та с глухим стуком упала на пол – благо из-за крышки чернила на пол не вылились.
- Исчезни, - зло прошептал Сириус, а тень с сожалением глядела на пол, все еще мечтая напакостить поизощреннее.
- Она все равно ничего не видит, - рассуждала тень. – Разве не замечаешь? На мои действия никто не реагирует…
- Потому что ты есть только в моем воображении, - процедил Блэк сквозь зубы. Вышло достаточно громко.
Ученики с передних парт удивленно повернулись и с еле скрываемой насмешкой глядели на Блэка. Кажется, сочувствующе. Но то было торжествующее сочувствие, от которого, впрочем, никто не застрахован: ни аристократ, ни вшивый сквиб, даже грязнокровкам иногда перепадает.
Сириус постарался скрыть усталое раздражение и потому снова, от нечего делать, уставился в окно и просидел так целый урок, упорно не обращая внимание на хитрые уловки тени, которая смотрела на него весело и чересчур нежно. Как-то по-женски. А потом, немного устав от роли влюбленной, начала мурлыкать себе под нос что-то веселое и невнятное, сумасшедшее.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- Рем, я тут подумал, - Сириус осторожно устроился под деревом, рядом с другом, продолжая въедливо смотреть куда-то наверх. – Знаешь, я, кажется, с ума схожу…
Ремус ничего не ответил, лишь открыл один глаз и, улыбнувшись, заметил:
- Я тебе об этом с третьего курса говорю, а ты мне не верил.
Глядел он тепло, по-стариковски, однако, не без иронии. И даже как-то осуждающе… - Ты очень расстроил Питера, - заметил вдруг Люпин. – Я никогда его таким не видел… Может, тебе стоит быть с ним помягче?
Сириуса это разозлило:
- Вообще-то, я тебе сейчас о своей проблеме рассказывал, а ты мне про какого-то Питера! – возмущено прошипел он.
Но Рему его возмущение никак не мешало, медленно вздохнув, он по-кошачьи сладко потянулся и, призадумавшись, сказал:
- Знаешь, иногда все несчастья оставляют человека, как только он решает измениться сам. Стать добрее что ли…
- Да ну?
- Ну да, просто вся жизнь и так один сплошной сон, пускай и реальный, но порой просыпаясь от этого сна, мы понимаем, что что-то пропустили. А я могу сказать, чего мы упустили: себя, свое человеческое начало. Вот ты сейчас возвел вокруг иллюзорные стены, заперся в своем мире и скалишься, как кобра, на всех и вся, кто смеет потревожить твое состояние покоя. Да ты, как ребенок, уходишь от своих проблем, и даже не замечаешь, Сириус, что даже если и закрыть глаза и зажмуриться сильно-сильно, проблема от этого не исчезнет, не уменьшится…
- Да что ты знаешь? – Сириус прищурился и усмехнулся. – Что ты знаешь о моих проблемах?
- Только то, что они у тебя от глупых мыслей. Я знаю, что говорю, и могу сказать даже больше: что ты знаешь о настоящих проблемах?
Рем вдруг встал и, по-мальчишески пожав плечами, улыбнулся и пошел, будто и не ссорились и спорили, будто разговаривали о какой-нибудь ерунде, вроде домашнего задания по травологии или решали, куда они пойдут в следующий раз, когда окажутся в Хогсмиде…Чудеса, да и только! Вот только чудес не бывает.
- - - - - - - - - - - - - - -- - - - - -
Он сидел у дерева, красивый и самодостаточный, такой непохожий на других волшебников. И правда, принц, только какой-то не такой: таинственный и мрачный, слишком расчетливый, таких не бывает. Однако этот экземпляр как-то оказался в этом забытом Богом месте. На совершенно чужой ему планете… будто с неба свалился.
Он знал о принце все: что ест, как спит, как сжимает губы, когда сердится, как нежно и ласково улыбается, когда в гневе и как устало смотрит в пустоту, когда сидит вот так, один, не подгоняемый никем.
В нем и, правда, есть что-то собачье, нет, что-то дьявольское, ведь Грим, как он помнил, был Сатаной. И какая разница, что Грим – это анимагическая форма.… Тот же тоже, наверняка, анимаг. Хотя кто этих чертей разберет?
Видимо что-то случилось, если его принц так упорно не желает бежать к своему доброму дружку Поттеру, да и на оборотня наорал… Может, страдает? От чего? – он не знал, знал только, что если страдает, значит, на то есть очень веские основания, а какие – это уже не должно волновать простых смертных. Ведь звезда остается звездой благодаря своей особой недосягаемости и исключительности.
- Петтигрю? – Бэлла подняла бровь и устало на него посмотрела. Она никогда не сердилась, ибо считала это недостойным особы почти королевских кровей. Однако Питер сам не раз видел, как Сириус спокойно и целенаправленно выводил ее из себя, ласково, по-кошачьи мерзко улыбаясь на каждый ее выпад. Бэллу Питер не боялся, кроме презрения она ничего у него не вызывала: слишком высокомерная, слишком пустая, слишком фанатичная… Без ее веры в собственное превосходство она ничто, а следовательно, зачем с ней считаться?
Однако Питер все-таки неуверенно улыбнулся ей и прошептал, угрожающе:
- Ну так что, Бэлла? – кузина Сириуса посерела и поморщилась, с ненавистью глядя на него.
- Неужели ты решил предать своих дружков? – едко спросила она, грех было промолчать.
- Не предать, а доказать им мою преданность…
- Им? – она подняла бровь и засмеялась.- А уж не Блэку ли? По-моему, он один, кто постоянно оспаривает твое право находиться с ними в одном обществе.
- Что сказал Лорд? – перебил ее Питер, чувствуя, как краснеют уши и начинает щипать в носу.
- Сказал, что если хочешь – иди, но знай: назад дороги нет, хотя есть одна, - улыбнулась она. – Ногами вперед…
- Значит до скорого, - улыбнулся Питер и добавил довольно: - все мы там будем, Бэлла, а если и умирать, то уж лучше на стороне победителей.
Она смеялась ему вслед, он был уверен в этом. И только оказавшись в лесу, на первой поляне, он упал на траву и закрыл глаза. Слез не было, было бессилие и обида на проклятого Сириуса за то, что оказался прав: он, Питер Петтигрю, – полное ничтожество и бездарность. Но теперь появилась возможность убедить всех в обратном. Так почему бы не воспользоваться? Все-таки однажды выпадет такой шанс показать Блэку то, чего он добился, а уж тогда они посмотрят, кто достоин жить.
. . . .. . . . . . . . .. . .
Всю дорогу она шла за ним и напевала какую-то песенку. Певунья из нее была так себе: иногда она заметно фальшивила, иногда – неправильно выговаривала слова, из-за чего смысл спетого сильно менялся, и оставалось только что-то ворчать, изредка стараясь перекрикнуть ее вой, или молчать, упорно продвигаясь вперед.
Одним словом: тень.
- Ну? – она вдруг остановилась и перестала петь.
А Сириус отметил, что пела все-таки красиво, эмоционально, хотя в профессионализме заметно уступала.
- Что «ну»?
- Ты сможешь меня выслушать?
- Я весь внимание.
- Нет, - она посмотрела на него. На глаза, кажется, навернулись слезы. И совершенно по-детски, затопав ногами, и энергично покачав головой, тень вскрикнула: - Нет, не так… сможешь ли ты поверить тому, что я тебе скажу?
Она замерла и, тяжело дыша, смотрела на него, будто от того, что он сейчас скажет, будет зависеть ее жизнь. Но Блэк этого не заметил:
- Нет, - ответил он холодно. А потом добавил. – Отстань от меня, займись каким-нибудь делом.
Он и сам не знал зачем он сказал ей это. Ведь ему не хотелось, чтобы она уходила, однако сказанного не воротишь. И играть теперь придется ту роль, какую сам несознательно выбрал. Но тень простит, она всегда прощает и предпочитает не замечать то, что без заведомо ложной скромности оскорбляет ее.
Однако у тени было на этот раз свое мнение. Когда-то ведь она тоже была человеком. А в таком случае, нечто человеческое было даже в ней. Тень вскинула голову:
- Ты не можешь, - заметила она едко. - Ты… - тут она запнулась и, собираясь силами, рывком прошептала: - ведь я же часть тебя.
Будто следуя какому-то театральному сценарию, Сириус вздохнул и заметил ей в тон:
- Ничуть не удивлюсь, если так оно и есть. Ты постоянно следуешь за мной, скоро будешь еще из моей тарелки есть.
Он посмотрел куда-то вверх, на старые скрюченные деревья. И даже показалось, что появились они из мира Биг Бэна. Голубое небо исчезло, лесной шум стих, и Блэк какое-то время всматривался в бездну, раскинувшуюся над ним.
- Но… - тихий голос тени заставил его очнуться. Видение начало исчезать, а почему-то было такое ощущение, что исчезает он сам. – Но я ведь твоя тень…
Тень, конечно же, она. Гадкая ведьма.
- Ну что ж, - усмехнулся Сириус и улыбнулся ласково и тепло, до фальши добро. – Если так, то можешь идти. Ты больше не моя тень. Выбери себе другого хозяина.
Тень сжала губы и, бросив на прощанье злой взгляд, исчезла в ближайших зарослях шиповника, оставив его одного.
. . . . . .. . . .. . . . . …. .. . . . . . . .
Странно было оказаться в своей собственной комнате, заблудившись в лесу. Но еще удивительней было увидеть в зеркале по-стариковски молодого, изможденного мужчину, равнодушно глядящего куда-то вперед. Вздрогнув, Сириус отшатнулся и испуганно посмотрел на свои руки. Они были покрыты морщинами, и через тонкую сухую кожу отчетливо виднелись толстые синие вены. Вот какая она, голубая кровь…
Что-то загудело за спиной, зеркало задрожало и треснуло, не выдержав силы звука. А темная комната куда-то исчезла. В тот же миг исчезать начал и лес, и Хогвартс, виднеющийся за серыми макушками деревьев. Сквозь призму времени в его реальность проник звон ударов Биг Бэна, и все, что окружало Блэка ранее, рухнуло старой ветхой декорацией.
Арка нагло и бесцеремонно вторглась в самостоятельную, казалось, незыблемую жизнь его иллюзии, и теперь раскинулась во всем своем ужасном блеске и великолепии, пропустив сюда и Биг Бэн, монотонно гудящий и отсчитывающий какие-то непонятные движенья времени.
Девять. Десять. Одиннадцать.
Он пробил одиннадцать раз, а потом, заурчав, будто кот, продолжил тихо считать секунды и минуты до предстоящей грозы трагедий.
- А ведь тень была права, - рассеянно подумал Блэк, побледнев и мигом потеряв свою уверенность в себе и в неоспоримости своих действий. Что-то подсказывало ему, что на этот раз сбежать ему не удастся, да и не надо было.
Судьба сыграла с ним, со сбегавшим столько раз от своих проблем, слишком злую шутку, заманив его в то место, откуда не было возврата.
Последние полчаса- Вот ты где?
Тень резко повернулась и изумленно уставилась на него. Во взгляде ее было столько достоинства и неподдельного холодного возмущения, что Блэк на миг устыдился и припомнил свой недавний разговор с нею. Вместе с воспоминанием пришла и крамольная мыслишка: «Может, я ее все-таки обидел?» - и, как оказалось, зависла она у него в голове надолго.
Замявшись и смутившись, покраснев от стыда, Блэк хотел сказать ей что-то. Но как назло – забыл. И теперь, как последний двоечник и хулиган, стоял и смотрел на нее виновато и живо.
- Вас так в Азкабане говорить учили, - не без удовольствия сказала она улыбнувшись. – Ну да, там не забалуешь, там же ваши…
Но, недоговорив, грустно улыбнулась и отвернулась.
- Я ведь вначале думала, что так на тебя двенадцать лет одиночества повлияли… Но нет… А жаль, жаль…
Она села на непонятно откуда взявшийся стул, старый и шаткий, какой-то ненадежный. И он скрипел под нелегким весом тени. Что и говорить, а тень была существом особенным, слишком увесистым . Но пронырливым. И если бы она была человеком, то, наверное, стала бы вором. Маленьким уличным воришкой, с пегими волосами, торчащими в разные стороны. и постоянной детской ухмылкой.
Однако она всего лишь тень – лишь жалкое подобие человека.
Хоть и более достойным подобием, чем он сам.
- Этот день слишком долгий, - голос у нее охрип, и теперь она лишь удрученно шептала, покачиваясь из стороны в сторону… - Не день - ночь… Длиною в год. И жалко, что это все мне снится. Ты мне снишься, понимаешь?
Он не понимал. И от этого непонимания появился еще и страх, медленно перерастающий в панический ужас.
- А ты-то думал, что я только «смутное виденье, миров далеких и пустых»… все как в стихах… Вот только вопрос, кто ты? Кто, если не призрак, такой же, как и я? Кто? – она усмехнулась и встала. – Не знаешь? Вот и я не знаю… Этот сон был слишком длинным. Слишком, что я поверила в его реальность. Тем больнее расставаться. Но сказке свойственно когда-либо кончаться. Скоро Биг Бэн отсчитает двенадцать. И твоя Арка рухнет…
- Не спра-вед-ли-во, - по слогам сказал он. – Ты это понимаешь?
- Справедливо… Принцип бумеранга. Ты ведь сам рушил чужие миры…
- Чушь.
- Разве? – она фыркнула и поморщилась. - Вспомни хотя бы свою мать…
Теперь настала его очередь фыркать.
- Правда? Что я ей сделал? Она сама… да она…
- Она любила тебя. Как никто другой не любил. Понимаешь? Так только мать любит. С болью, с горечью. Но я бы все отдала за такую любовь. Понимаешь? Когда ты сбежал, она день и ночь не отходила от окна, ждала. Ты не приходил. А ведь когда ты оказался в этом… прости не помню, как та крепость называется…
- Азкабан, - подсказал он
- Да, именно. Знаешь, ведь она была единственной, кто пытался тебя оттуда вытащить. Лишь перед смертью она смогла упросить Фаджа, чтобы тебя к ней привезли. Она хотела тебя увидеть в последний раз. А ты ведь не пришел. Тебе было противно. А когда-то ты называл ее ежиком … забавно…
- Бред, - усмехнулся Блэк. – Нелепый и пустой бред. Причем не без излишнего романтизма. Из тебя плохой оратор, рассказчик тоже так себе…
- А Питер? А Джеймс? Регулус? – не унималась она, по-кошачьи щурясь и стараясь заглянуть ему в глаза. – Они ведь тоже тебя любили… А ты изображал из себя Маленького принца и беззаботно выкинул их из своей жизни, будто бы и не было ничего.
- Джеймс мертв, а те два – предатели…
- Нет, в них было больше благородства, чем в тебе… Предательство – это, когда ты, зная, что от тебя зависят люди, не обращаешь на них внимания. Когда ты толькаешь их на подлые поступки…Это слишком сложно….
- Вот именно… сложно…
Она закрыла лицо руками и вдохнула тяжелый, пропитанный ржавчиной воздух. И Сириус понял, что ей так же тяжело здесь находиться, как и ему. Фонари мерцали далеким нежно-голубым светом. И где-то недалеко, за соседним домом, текла Темза. Здесь, помнится, они часто гуляли с матерью и стариком Мюрреем. Вот только жив ли он сейчас? Здесь он гулял и с Сохатым, Лунатиком, Хвостом… И даже пару раз с Эванс… И если пересечь две улицы, то можно найти и старый особняк на площади Гриммо… Его особняк. Его и родителей…
Но это было уже в прошлом. Хотя и осталась какая-то надежда сбежать, Блэк понимал, что стоит один единственный раз остановиться и принять все как есть, может, со страхом. Но принять. И раз в жизни быть честным. Прежде всего с собой и тенью…
- Я ведь умру? Так? – спросил он ее. Ответа не требовалось. Но, черт возьми, ему было необходимо, чтобы тень ответила. Необходимо было слышать голос. И неважно, насколько этот голос человеческий. Главное – родной.
- Не думай об этом, - ответила тень. – У тебя есть еще полчаса. Полчаса жизни. Чтобы запомнить все…
- - - - - - - - - - -
Это были самые длинные и в то же время самые короткие полчаса. И Блэк не знал уже чего хочет больше: чтобы они прошли или чтоб не кончались никогда. Но как назло стрелки Биг Бэна двигались. И двигались медленно, будто наслаждаясь ситуацией. И кто знал, что это был его последний день. Приговоренного к смерти.
Тень умоляла его отвлечься, но Сириус продолжал сосредоточенно считать минуты.
- Тебе пора, - заметил вдруг он, поднимаясь с холодной земли. – Минут осталась.
- Нет, -ответила она. – Не надо. Я останусь.
- Почему?
- Ведь глупо терять мечту? Еще глупее терять надежду. Но мечта… Ей у меня было подчинено все.
- И о чем же ты мечтала?
- О звезде.
Биг Бэн начал бить двенадцать. Земля заходила под ногами. И Блэк чувствовал, как камень, на котором они сидели, начал медленно подниматься в воздух. А внизу рушился его последний мир. Мир снов. Но Блэк уже не глядел вниз. Только вверх, только в бездну, чувствуя как пальцы тени, впившиеся ему локоть ослабляют хватку…
Эпилог или мечта Маленького принцаОт меня: Последняя глава... Финал оставляю полуоткрытым, и даю вам право домыслить, решить, что и как было, что будет дальше. Но заметьте, финал - полуоткрыт, а значит, есть намеки.
Аниле: ну про следующие фики (особенно про ГГ и СБ): хочу показать, что отношение между (20 лет разницы????) ними невозможны, однако этот пейринг проталкивают с удовольствием... хочу показать и доказать, что зря. В своем стиле и манере, конечно. И с долей самоиронии... Кстати, про Джима и Пита буду писать))) Даже про Джеймса есть задумки...
............................................
Она исчезала. А он даже не сразу заметил это. И чем выше в бездну поднималась оторвавшаяся глыба, тем прозрачней и невесомей становилась тень. Ему казалось, что она плакала и по-детски истерично мотала головой, хватаясь за его локоть. И, кажется, звала его. Смерть давалась ей тяжело, наверное, даже тяжелее, чем ему. И понимая всю комичность сложившейся трагедии, тень лишь не могла осознать, как она посмела не уберечь свою мечту. И почему она не сразу разглядела ее? Свою слепоту и неуверенность тень расценила как предательство. Жестокое и холодное по отношению к мечте. И тем страшнее и мучительнее ей казалась жизнь в своем посмертии. А Сириус стоял спокойный и бледный, усиленно хмурясь, ничего не говоря. Он, кажется, гладил ее тонкие пальцы, и смотрел вверх.
Стало темнее, или это его зрение решило сыграть с ним под конец злую шутку? Но свет далеких фонарей уже был недосягаем, и, наконец, наступила темнота. Он хотел было съязвить и сказать, что происходящее бывает только в дамских романах или в ужасах.«И наступила тьма», - писали обычно авторы таких произведений, уверенно считая, что изобрели чего-то новое. Но нового не было. Не было даже старого, лишь заезженное. А, проще говоря, штамп, и из-за него пропадало всякое желание читать подобные книги.
- Сириус... – тихо прошептала тень, а Блэк вдруг понял, что не чувствует ее рук на собственном локте. Им одолела паника. И судорожно, успокаивая себя и ее, он старался нащупать ее лицо, руки, шею, убедиться, что тень не покинет его и будет до конца с ним рядом.
- Не молчи, - попросил он. – Расскажи о себе или о не о себе, как хочешь. Все равно. Главное говори… Это важно.
И она говорила, что любит рассвет и горы, что в Париже всегда смог, а Прага – милый город, хотя ей в нем не очень уютно. Она рассказывала, что ей нравится вкус шоколада и корицы, что ее любимый цвет – красный, а черный она не любит из-за его пустоты. Что ей нравится огонь, и что больше всего она ненавидит прощать, потому что каждая ссора – это предательство, а предателей она не жалует. А еще она очень хотела бы стать человеком, испытать человеческую палитру чувств, жизни, нравов. Увидеть Вильяма Шекспира и, наконец, отыграть золотую цепочку у старика Ницше, которую она ему проиграла, дня два назад.
Блэк не понимал, хвасталась она или пыталась казаться сильнее, но слова ее местами пафосные и излишне романтичные успокаивали, радовали, завораживали. А может, он, наконец, начал мечтать? А ведь он даже не знает ее имени. Стало досадно и даже горько…
- Тень, - прошептал Сириус, когда она в задумчивости замолчала. – А ведь тебя должны были как-то называть?
- Да, - ответила она тихо. И начала вспоминать.
Кажется, прошло много времени. Сколько – он не знал, может быть, минута, или две.
- Ну так как?
Никто не ответил. И вдруг Блэк понял, что тени уже рядом нет.
Голова закружилась.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - --
Секунды текли слишком медленно, или это он потерял чувство времени. Все эмоции в нем ослабевали, и мысли в голове ворочались теперь неохотно, болезненно, тяжело. Похоже, он и сам растворялся.
Кажется, он уснул или, закрыв глаза, завороженно слушал тишину.
Кто-то позвал его, тихо и отдаленно. Потом еще раз, потом громче, и бездна наполнилась голосами. Открыв глаза, Блэк увидел, что пред ним предстал Космос, бесконечно большой, красивый, настоящий и такой далекий. Живой. Со своим, непонятным для человека вселенским порядком. Мимо пролетали кометы, звенели звезды, истошно визжали пульсары и тихо шептались туманности. Перед ним, Блэком, возникали Черные дыры, сверхновые. Умирали галактики и тотчас же из них возникали новые.
И он, наконец, понял. Понял, что жизнь – бесконечна, да и люди сами бесконечны, и, умирая, они становятся частью космоса, уступая свое место другим. Конечно, смерть лишает их возможность думать, действовать, общаться. Но дает она им нечто большее, чем обычные человеческие привилегии – она делает их частью Вселенского порядка. Самой бесконечностью.
Но с прежними привилегиями Блэк не хотел и не мог расстаться. Все-таки право на личность была ему дороже бытия. И он, глядя на калейдоскоп движений, лишь молчал, хмурясь, глядя куда-то вдаль.. И, наконец, он увидел его. Величественный, такой непохожий на всех других, наплевав на законы Космоса, царственно кружился Сириус-А. Собачья звезда. А сзади за ним, незаметно и робко следовал его сморщенный двойник, напоминающий тень. А Блэк и забыл, что Сириус – бинарен.
Жаль, что слишком поздно понял это. Так поздно, что потерял свою тень. А она еще миг назад была рядом, такая родная, такая необычная тень.
И все-таки Космос растворял его. Практически растворил, и стало досадно думать, что это конец. Но досада была недолгой: гулом наполнились звезды, затряслись и, кажется, вывернулись наизнанку Черные дыры, как шары, полопались сверхновые, а пульсары, испуганные замолкли. Биг Бэн, сломав тонкую пленку бытия, начал снова отсчитывать удары.
Один… Два… Три… Четыре…
С каждым ударом становилось труднее дышать.
Пять… Шесть… Семь… Восемь…Девять…
Исчезли чувства, мысли.
Десять… Одиннадцать… Двенадцать…
И с тринадцатым ударом стало темно. И Сириус Блэк исчез…
………………………..
- Сириус? – кто-то толкал его в бок, - Сириус?
И Блэк понял, что снова может дышать, и его пальцы держат прохладный травяной стебель. В глаза ударил солнечный свет, и голова сладко загудела. А когда он попытался сесть, от дремотной муки ослабла рука, на которую он пытался опереться, поднимаясь.
- Я говорил тебе не спать на траве? - Рем смотрел на него строго и раздраженно. А Блэк подумал, что скоро будет полнолуние. И их домашний вервольф снова начал кусаться.
«Снова Арка?» - подумал Сириус с опаской, глядя на старого друга. А если так, то и тень должна быть поблизости. Долго смотрел он по сторонам, сонно моргая и сдерживая зевоту. Но тени не было. Подумалось: «А вдруг все это был сон?», но верить в это не хотелось.
- Рем? – к ним подбежал Джим, растрепанный и бледный. – Ты его нашел?
Ремус кивнул на Блэка, а тот лишь удивленно моргал и пытался встать на ноги.
- Да дружище, - протянул Джеймс, безуспешно помогая ему встать. – Больше я не позволю тебе пить огневиски.
Он по-мальчишески задорно улыбнулся и подмигнул Сириусу. И Блэк вдруг понял, что очутился снова в школьных годах, в Хогвартсе. Значит шанс есть…
- Какой сейчас год? На каком мы сейчас курсе? – хрипло спросил он.
Джим усмехнулся и перевел взгляд на Лунатика.
- Считайте, что это гулянка была у вас последней, - пробурчал Люпин, жмурясь. – Напиваться до беспамятства, знаете ли, свинство.
- Да ладно тебе, - Джеймс отпустил Блэка, и тот снова повалился на землю. – Всем нужен отдых…
- Отдых, - Рем усмехнулся и кивнул. – Это ты отдыхом называешь? Он даже встать не может. Знаете, какая головомойка меня ждет у МакГонагалл?
- Не бубни.
- Конечно! Оставить бы его тут, чтоб потом с пневмонией недельку полежал или с этим… ди-а-бе-том…
Рем замолчал и, поежившись, посмотрел в весеннее небо, полупрозрачное и невесомое. Настоящее. И звезды в нем были живыми, не такими, как в Арке. Подув слабый ветер и запахло сырой землей и свежей зеленью. По-человечески.
- Давно он тут? – Питер подошел к ним слишком тихо, впрочем, как всегда. На то он и крысеныш.
- Наверное, всю ночь проспал, - мстительно заметил Ремус. – Замерз, я более, чем уверен в этом. А надо было меньше пить и контролировать…
- Лунатик, - жалобно прошептал Блэк. – Можешь потише, мне и так плохо…Слишком много мыслей…
Питер вздохнул и протянул Люпину плед, сказав тихо:
- Накинь на него, еще простудится…
И в этом был весь Питер, заботливый, глупый Питер, попавший в ловушку собственного человеколюбия и терпения. Такой искренний и неловкий, смешной… Или, как сказала тень, «благородный»…
Стало обидно и стыдно, даже немного грустно и осталось только попросить жалобно:
- Простите меня, - но даже эта просьба звучала приказом.
Стало тихо, и только Джеймс сказал громко:
- Лунатик был прав, больше ты пить не будешь…
А Питер засмеялся.
- - - - - - - - - - - - - - - - - -
Десять лет спустя
В кафе было слишком людно. Оттого, наверное, и душно. Он не жаловался, он просто констатировал факт. Немолодая толстая официантка с маленьким красным передничком, врезавшимся ей в живот, ходила между столами и время от времени вклинивалась в разговор сидящих за столами клиентов.
Те старались не замечать. И Сириус подумал, что если сейчас она начнет к ним лезть, то он приложит все усилия, чтобы лишить ее работы.
- Пять лет назад закончилась война, - заметил он хмуро, держа в руках большую горячую чашку с чаем. – И что я имею? Пару каких-то вшивых орденов за какие-то вшивые заслуги и две женитьбы. К счастью, неудачные.
- Слишком много «вшивого»? – заметил Питер весело.
- Вот именно, - ответил Блэк, глотая горячий безвкусный чай. Себя было до безумия жаль.
- Не так все плохо, - заметил Джеймс.
- И это говорит мужчина, у которого есть жена, ребенок и приличная должность в Министерстве, - усмехнулся Сириус. В суд надо подать на это кафе. Даже чай приготовить не могут.
- И это комментирует человек, у которого нет ни жены, ни детей, но который является наследником огромного состояния и работает главным редактором какого-то журнала, - передразнил Поттер.
- Не какого-то, а очень популярного издания. И уже не главный редактор, а владелец. Как видишь, дела идут в гору.
- Тогда в чем проблема?
- В том…- «что все уже не то, что не так все должно было быть, что вы живы, а Питер не предатель. Что я не сидел в Азкабане. И, что тени у меня теперь нет и не будет. Погибла. Там, в прошлой жизни».
Но вслух он сказал другое:
- Сегодня состоится премьера книги Питера «Крысеныш», через полчаса, а Петтигрю даже не удосужился у меня узнать где.
Воцарилось удивленное молчание. И только официантка, проходя мимо, сказала Блэку:
- Галстук поправь.
Он, кажется, хотел добиться ее увольнения. Но сейчас ему было не до этого. Презентация книги. Да и надоели ему эти бесконечные склоки. Хотелось покоя.
- Пойдемте, - сказал Блэк довольно. – Зря я что ли весь лондонский свет собирал?
- Зря, - усмехнулся Рем, - зря. Поздно уже, да и спать пора.
- Ничего, днем отоспишься.
- Днем работа.
- Прогуляешь.
Покидая кафе, Блэк окинул взглядом сидящих за столами. И только какая-то девушка с пегими спутанными волосами, торчащими в разные стороны, посмотрела на него устало и сонно, будто и не замечала его вовсе.
Ей надо бы похудеть, подумал Блэк напоследок.
- - - - - - - - - - - -- -- - - - -- - -
Час ночи. Так пробили часы. А он привык им верить. И, наверное, давно бы уснул, если бы не странный грохот и шум дождя, доносившийся с улицы. Блэку казалось, что кто-то тяжелый и ленивый, неловко полз по балкону и пытался открыть окно. Наконец, оно распахнулось. И это что-то, вскрикнув, упало на пол, умудрившись задеть рукой стопку книг.
- Не та жизнь стала, не та, - прозвучал до боли знакомый голос. – Как оказалось, быть человеком не так уж и интересно. По крайней мере, я бы все отдала, чтобы снова стать тенью. И передвигаться на этих ваших ногах не так уж удобно. Представляешь, даже в щель не пролезть. А с магией вообще… хоть «караул» кричи. Да и у Ницше я так и не отыграла золотую цепочку. Говорят, он умер давно. А я как вчера помню…
Кое-как ему удалось зажечь свет.
Тень и правда изменилась… Бледная, худая, со спутанными пегими волосами – такая, какую он и встретил в кафе. А похудеть ей все равно надо, хотелось ему заметить. Да не поймет.
- Можешь помолчать, - неохотно сказал Блэк, стараясь перебить нескончаемый поток слов. И она замолчала, по-кошачьи прищурив глаза. – А раньше появиться недосуг было? Я спал, между прочим.
- Не нуди, - ответила тень весело. – Из-за тебя я человеком стала, так что теперь ты просто обязан меня терпеть. Не знаю почему, но Арка уступила тебе. Может быть, потому что ты впервые проявил смелость?.. По крайней мере, ты жив и просто обязан заботиться и опекать меня. И кормить. Раз восемь за день.
Она присела на краешек кровати и прошептала мечтательно:
- А здесь я спать буду. И вообще, мне нужно книг побольше. И цепочка, золотая.
- Хорошо, - отказываться он и не собирался. Разве, что только для виду. – Но одно условие. Называть тебя я буду „ma Rose“ и, вообще, не шуми. В доме еще родители с братом спят.
Но она его, впрочем, как и всегда, не слушала…
Конец.
P.S.
Спасибо всем, кто читал этот фанфик. Особая благодарность Wendelin the Weird - моей бете, без которой ничего бы не было. Счастья вам и добра. И любви. Без нее даже самая длинная жизнь кажется короткой и бессмысленной.
Полуденный призрак
