ДженКоманда ДЖЕН
Название: Закрытая дверь
Жанр: Драма
Герои/пейринг: Джинни, Трелони — главные, Невилл — второстепенный
Рейтинг: PG
Саммари: О бесценном даре, убийцах и смерти. О том, что можно сделать для тех, кто пока жив, и плате за это.
Примечание/предупреждение: Говоря о лжепрорицателях, Джинни цитирует Лема.
Иллюстрация к фику: http://www.hogwartsnet.ru/fanf/konkurs/8_gen.jpg
Время пить кофе
Джинни и сама не поняла, что произошло с хрустальным шаром. Будто невидимая рука взяла его с фарфоровой подставки, подкинула один раз в воздухе и с яростью швырнула в стену. Трелони только взвизгнула: «Мисс Уизли!», как осколки разлетелись в стороны, — на счастье, никого не задев.
Если это чья-то шутка… Джинни резко обернулась. Одни смотрели на неё с искренним беспокойством, другие — с болезненным любопытством, которое испытываешь тогда, когда что-то неприятное случается не с тобой. Но никто не выдал себя.
— Кто это сделал? — со злостью спросила Джинни. Кто-то из Равенкло, не будут же гриффиндорцы лишать баллов собственный факультет. — Кто это сделал?
Луна успокаивающе сжала её ладонь.
— Мне показалось, что это была ты.
Почему не кто-то из её вездесущих тварей? Почему Луна забыла о них именно сейчас?
— Нет. Это не могла быть я.
Она умела контролировать свои эмоции, чёрт возьми. Она не могла разбить хрустальный шар только потому, что… никаких особых чувств предсказание у неё не вызвало. Как можно было к Трелони и её выдумкам относиться серьёзно?
— Минус девять баллов с Гриффиндора, — прошептала прорицательница, теребя бахрому на своей облезлой шали, и быстро добавила, когда Джинни опять собиралась повторить «Это не я»: — …за разговоры на уроке. А также сегодня в восемь вечера жду вас на отработке.
Все знали, что отработок Трелони ещё никогда никому не назначала.
Они встретились возле кабинета трансфигурации: у Невилла только что закончилось занятие, у Джинни — ещё не началось.
— А что было до того, как… — Невилл неловко запнулся, —
кто-то… разбил шар?
— Она предсказала мне смерть, — усмехнулась Джинни. — Ты спрашиваешь, словно не знаешь Трелони. Она увидела в шаре Грима, естественно. Какая неожиданность. Но это не повод мне выходить из себя,
это не повод, — предупредила она. Пусть только попробует заикнуться, что она разбила этот дурацкий шар.
Невилл вздохнул. Плотнее прижав к себе книги, он сделал полшага вперёд и тихо спросил:
— Значит, отработка в восемь вечера?
— Да, но я успею, — уверенно ответила Джинни. — Без меня не надо ничего предпринимать, пожалуйста.
Она чувствовала, что сегодняшний день был необыкновенным, безумно важным. Интуиция подсказывала — всё, что они ни свершили бы, должно было принести особые плоды. Не могла же всё испортить какая-то бестолковая прорицательница! Трелони назначила отработку в восемь вечера, тогда как в двенадцать наступал комендантский час, после которого ни выйти, ни войти в гриффиндорскую башню было нельзя.
С Луной Джинни встретилась на сдвоенном зельеварении и ещё раз потребовала, чтобы та ни в коем случае ничего не делала без неё. Потребовала так настойчиво, что не заметила, как бросила в котёл в два раза больше болиголова, чем требовалось по рецепту, и факультет за это лишился ещё пяти баллов.
С Невиллом Джинни встретилась в гриффиндорской гостиной в семь часов вечера. Он старательно писал сочинение по трансфигурации.
— Не надо ничего предпринимать без меня, — в который раз повторила Джинни.
— Не буду, — уверил её Невилл и, видимо, для того чтобы она окончательно убедилась в его искренности, в полушутливом жесте прижал к сердцу перепачканные в чернилах руки. — Клянусь.
Джинни разрезала пакет и отложила ножницы. Перевернув его над стеклянной банкой, она принялась пересыпать туда чай, не прекращая оглядывать полки.
Кулинарный херес. Конечно. Ведь Трелони так много пекла.
Коньяк, понятное дело. Без него кофейная гуща всегда немного привирала.
Ром. А с ромом чаинки, без сомнения, точнее предсказывали будущее.
Бедная Трелони. Сколько у неё всего было настоящих предсказаний? Два? Три? До чего ж гениальная провидица! Куда уж до неё знаменитой Кассандре.
Джинни стало даже жалко Трелони. Ей же всё время приходилось сравнивать себя со знаменитой прабабкой, постоянно думать о своей посредственности, о том, что Дамблдор взял её на работу только из жалости. Без сомнения, поэтому прорицательница и пила — чтобы обо всём забыть. Поэтому и зажгла сейчас все эти курительные палочки, чтобы не чувствовался запах хереса или… чем она там сегодня баловалась?
Жестоко? Зато правдиво.
Джинни чихнула. Благовония, ими пахло сильнее, чем днём, — сандал, ваниль и что-то ещё — мешали дышать и вместо успокоения вселяли только чувство беспокойства. Хотелось быстрее уйти отсюда, но Трелони, как назло, придумывала задание за заданием. Да некоторые ещё как. Заставляла вытягивать из колоды карты. Совсем с ума сошла. Не просто так даже Луна называла её
немного странной.
Закрыв банку и выкинув пустой пакет в мусорное ведро, Джинни взглянула на настенные часы: почти десять. Сколько ещё она должна торчать здесь! У неё совсем не осталось времени.
— Профессор, — позвала Джинни и хмыкнула, представив, что ещё могла заставить её сделать Трелони. Может, распутать узелки на шёлковых верёвочках? Может, разложить птичьи косточки по бархатным мешочкам? — Профессор, всё готово.
Трелони сидела за своим обычным местом и раскладывала пасьянс. Видимо, будущее, которое она не видела, было так увлекательно, что не позволило ей ничего услышать.
— Всё готово, — громче сказала Джинни, нетерпеливо постукивая носком ботинка по полу.
Трелони достала из колоды восьмёрку пик, с задумчивым видом повертела её в руках, положила к остальным картам и только затем подняла на Джинни затуманенные алкоголем глаза:
— Выпейте со мной кофе, мисс Уизли.
— Что? — Ей показалось, что она не расслышала.
— Выпейте со мной кофе, мисс Уизли, — повторила прорицательница. — Вам незнакомо слово «кофе»?
От изумления и злости Джинни не нашла, что ответить. Чувство же, что сегодняшний день был особенным, медленно таяло с каждым ударом настенных часов.
С каких это пор пить кофе стали в десять после полудня?
Время гадать на кофейной гуще
— Предскажите мне что-нибудь, профессор Трелони, — сказала Алекто. Не попросила, а приказала. С таким же выражением лица, с каким Сибиллу когда-то проверяла Амбридж. Значит, интересовалась не предсказаниями, а попросту искала повод унизить прорицательницу, о которой кто-то уже рассказал.
— Мне очень жаль, но я не в силах. — Она надеялась, что выглядела хоть чуточку огорчённой. — Предсказания не слушаются команд извне, они являются только тогда, когда сами того желают.
— Бросьте, — Кэрроу протянула ей маленькую, изящную руку. — Предскажите, когда я умру.
Сибилла, разумеется, могла бы приложить усилие и сочинить что-нибудь более или менее правдоподобное, но не для Пожирателя. Как бы она не предсказала вместе с тем и собственную смерть. Они всегда провоцировали, и при общении с ними нельзя было предугадать, откуда последует удар.
— Я не могу прочесть по руке. Не сейчас, я имею в виду, — быстро добавила она.
— Как же так, — нарочито расстроенным тоном проговорила Алекто. — О вашем таланте предсказывать то, что никогда не сбывается, слагают легенды.
Она громко, в голос рассмеялась, и два равенкловца, проходивших мимо, оглянулись на них и прибавили шаг.
— Не родился ещё предсказатель, который хоть раз не ошибся, — спокойно, ведь насмешка была ожидаемой, ответила Сибилла, надеясь, что Алекто не вспомнит… не вспомнит хотя бы о Кассандре Трелони.
О ней так и было написано в учебниках по прорицаниям: «Кассандра Трелони никогда не ошибалась».
А с предсказаниями Сибиллы всё обстояло не так-то просто. Наверное, многие были настоящими. Просто она не всегда была уверена в их толковании, часто ошибалась — то ли от страха, то ли от природной рассеянности. Но с каких пор это стало причиной, чтобы называть её бесталанной? Часть она выдумывала, потому что собственных ей постоянно не хватало. Ведь все знали, что значимость прорицателя зависела от количества предсказаний. Но это не было поводом, чтобы считать её бездарной.
— Помните ли вы, Минерва, как я предрекала, что в этом году Хогвартс постигнут несчастья?
Кроме них, в преподавательской никого не было. Пожиратели смерти
проводили занятия — Сибилла сверилась с расписанием лекций, иначе бы сюда не пришла. Она вообще предпочла бы не спускаться с башни прорицаний, пока убийцы жили в Хогвартсе, но вынуждена была присутствовать на собраниях, как и все остальные профессора. А также, если честно, её иногда посещало желание выпить с кем-нибудь чашечку кофе.
— Что вы говорите? — отозвалась Минерва, не отвлекаясь от работ студентов.
— Ещё я предвидела пугающие перемены, — Сибилла придала голосу, по возможности, налёт таинственности. Так ей всегда казалось, что её слушали более внимательно и более доверчиво.
— Да? — Минерва обвела красными чернилами в сочинении целый абзац.
— Пугающие перемены, несчастья, — с чуть заметным раздражением повторила она, кружка в её руках задрожала, и кофейная гуща изменила рисунок, но в нём всё равно угадывался Грим. — Посмотрите, сейчас всё сбылось. Мы работаем и живём рядом с убийцами!
— Тише вы, Сибилла, ради всего святого, — шикнула на неё Макгонагалл. — Вас могут услышать.
А потом добавила, помрачнев, непривычно жёстким тоном, что уж слишком часто многоуважаемая профессор Трелони предсказывала беды другим, и мог прийти тот час, чтобы все они сбылись для неё.
В последнее время она действительно чаще, чем раньше, замечала Грима. Он виделся ей в зеркальном отражении, в кофейной гуще, в узорах чаинок и расплавленном воске. О Гриме она читала по звёздам, и во всех тенях, которые отбрасывали свечи, ей мерещился он. Однако никто ей не предзнаменовывал несчастья. Она просто путалась в толкованиях, или дело было в выпитом вине, или слишком часто думала о смерти — забыть о ней сейчас было невозможно.
Сибилла точно знала, что со всеми убийцами, чтобы выжить, стоило существовать в мире, лучше всего — вообще не показываться им на глаза. Если же общества Пожирателей нельзя было избежать, их стоило терпеть, ничем не показывая свои истинные чувства.
— Попробуйте, профессор Трелони, розги, — нараспев, с обманчивой мягкостью в голосе проговорила Алекто. — Возможно, порка — как раз то средство, которое рождает настоящих прорицателей.
Сибилла, пересилив брезгливость, взяла их в руки и сдержанно поблагодарила. Отказать в этом Кэрроу она побоялась. А то, что она приняла розги, ни к чему не обязывало. Бить она никого не собиралась.
Алекто, поправив подушку, присела за столик на первом ряду и посмотрела в хрустальный шар: они уже были подготовлены для завтрашнего занятия.
— Я вам не помешаю? У вас, наверняка, сейчас лекции.
— Как сказать…
«Нет» говорить не хотелось, чтобы Кэрроу не расценила это как приглашение остаться. Лучше бы поскорее покинула класс. Розги же жгли руки, и Сибилла желала быстрее избавиться от подарка — засунуть его подальше в нижний ящик стола, с глаз долой.
— Как видно, вас мало пороли в детстве, что вы
даже не знаете точно, если ли сейчас лекции или нет. — Алекто посмотрела на неё снизу вверх, склонив голову набок, и Сибилла почувствовала, как от намёка щёки вспыхнули.
— Как насчёт смерти? — Кэрроу провела ногтями по поверхности хрустального шара. — Вы уже видели мою смерть? Или посмотрите сейчас? Когда я умру, профессор Трелони?
— Нет, — Сибилла вздрогнула. Когда же она оставит её в покое? — В последнее время такие видения являются ко мне очень редко.
— Да? — Алекто приуныла. — Вот незадача. Вы предсказали студентам столько смертей, как жаль, что они не сбылись. Однако всё равно я очень-очень хочу составить вам протекцию перед Тёмным лордом. В вас скрывается
нереализованный убийца, профессор Трелони.
Она никому — никогда — не желала на самом деле смерти.
Просто все эти пророчества о несчастьях казались ей более значительными, сильнее воздействующими на окружающих, чем всякие выдумки о счастливой жизни.
Но кому сейчас надо было это рассказывать? И в ответ на глупую шутку Сибилла лишь через силу улыбнулась:
— Я искренне сожалею, но я не вижу вашей смерти.
После этого впервые за долгие годы, то ли от действия алкоголя, то ли от разговора с Алекто, ей приснилась Кассандра. Она сидела за низеньким столиком, застеленным белым полотнищем, и раскладывала игральные карты. Её пальцы, по-старушечьи костлявые и скрюченные, были унизаны перстнями с драгоценными камнями. Их матовый лиловый блеск гипнотизировал Сибиллу, и она, замерев на стуле и боясь вздохнуть, зачарованно наблюдала, как гадала прабабка. Наблюдала долго, до тех пор, пока чёрный большой пёс беззвучно не подходил к Сибилле и не клал лохматую голову ей на колени.
Мисс Уизли без интереса разглядывала молочную дымку, заполнявшую хрустальный шар. Вряд ли она могла там что-то узреть. Судя по оценкам, она не входила в число тех избранных, которым был дарован дар предвиденья.
— Что вы видите там, милая?
— Слишком расплывчато, — ответила Уизли, безразлично пожав плечами.
Как будто не могла приложить усилия, чтобы… хотя бы соврать.
— Слишком чётко, — отрезала Сибилла.
— А что там? — Уизли бросила на неё быстрый взгляд и пнула локтем мисс Лавгуд, которая уже открыла рот: вот эта всегда хорошо притворялась, что ей были интересны прорицания. — То есть…
вы там что-то видите, профессор?
— Разумеется. Я вижу всегда. — Сибилла не сдержалась и высокомерно фыркнула.
Хотя с хрустальными шарами она всегда не слишком ладила, и сейчас уже сомневалась, что ясно видела в них будущее, кроме… В памяти всплыло расплывчатое воспоминание: Кассандра хвалит её, но Сибилла не радуется, а плачет.
— Я вижу, что случится сегодня… — торопливо сказала она, для драматического эффекта дотрагиваясь кончиками пальцев до хрустального шара.
И дым рассеялся.
Лонгботтом корчился на полу от боли… словно под Круциатусом… без сомнения, под Круциатусом, а Уизли смотрела не на него, а прямо в глаза ей — нет, тому, кого Сибилла не видела, — и говорила. Ничего не было слышно, ничего нельзя было разобрать. Только один раз, когда Уизли разъяренно выхватила волшебную палочку и выкрикнула заклинание, Сибилла прочла по губам: «Кру-ци-о». Рука, маленькая, изящная, рука Алекто, направила на Уизли волшебную палочку, и с зелёной вспышкой дым вновь заполнил шар.
Сибилла отняла от него пальцы и, пошатнувшись, отступила на шаг.
Видение длилось считанные мгновения. Может, ей показалось? Привиделось из-за душного воздуха или чего-то ещё.
Не могла же она… Не могла, в самом деле, так чётко и ясно видеть чью-то смерть.
Сибилла растерянно огляделась по сторонам. Все молча наблюдали за ней. Уизли, скрестив на груди руки, скептически усмехалась.
— Неужели я умру? — спросила она.
Зелёная вспышка ведь могла быть от другого заклинания? Ведь могла же Кэрроу ответить на «Круцио» каким-то другим заклинанием, а не «Авадой Кедаврой»?..
Только разве такое существовало? И Алекто… Алекто ведь была способна на убийство и без такого повода.
Неужели на самом деле Сибилла видела?..
— Профессор Трелони, я умру? — повторила Уизли, улыбаясь.
До чего же глупая девчонка! До чего же глупая.
И отчаянно смелая, как все гриффиндорцы. Ведь она была способна насолить Пожирателям? Кто, если не она, должен был состоять в той самой «Армии Дамблдора»?
— Вы умрёте, — бесцветным голосом ответила Сибилла и облизнула пересохшие губы.
Студенты зашумели, как будто до этого никто не слышал, как она предсказывала несчастья. Или на всех так подействовала её прямолинейность и голос, в котором не было обычной театральности.
— Все когда-нибудь умирают, — спустя паузу легкомысленно заметила Уизли.
Ей должны были поверить. Поверить сейчас. Никто ведь не знал, как часто раньше она выдумывала.
— Вы умрёте сегодня, — жёстко сказала Сибилла. — Я. Видела. Это.
Она на самом деле никому не желала смерти. Неважно, сколько раз до этого она говорила о ней. Всё было ненастоящим. Не таким, как сейчас.
— Если только… — Уизли нахмурилась. — Вы знаете, говорят, что лжепрорицатели сами реализовывают свои предсказания.
И она будет считать себя убийцей, если ничего не сможет изменить. Главное не то, сколько она предсказывала смертей до этого, главное, что она сделает для тех, кто был ещё жив.
Сибилла сжала волшебную палочку, и хрустальный шар, повинуясь невербальному заклинанию, взмыл с фарфоровой подставки вверх.
А настоящие прорицатели сами могут их изменить.
— Что вы делаете?
Минерва выглядела так, будто готова была разбить все оставшиеся хрустальные шары. Кто-то из гриффиндорцев уже рассказал о случившемся своему декану. Сибилла боялась этого, поэтому спряталась в башне прорицаний, но не успела закрыть люк заклинаниями… Мерлин, как же глупо было скрываться от собственной подруги.
— Вы хоть понимаете, — процедила сквозь зубы Минерва, — как всем нам сейчас тяжело? Как тяжело студентам? И вы со своими… фантазиями…
— Нет, — набравшись храбрости, прервала её Сибилла. — Я на самом деле видела…
— Хватит выдумывать, — отрезала Минерва. — Решили, что сейчас особо хорошее время для ваших обычных… предсказаний?
— Вовсе нет! Вы не понимаете…
— Всё я прекрасно понимаю, — ответила Макгонагалл. Её взгляд не выражал ничего, кроме жалости.
Сибилла склеила хрустальный шар «Репаро», но магия уже ушла из него, и он превратился в бесполезную пустышку. Множество таких продавалось в Косой аллее, но Кассандра когда-то давно научила её распознавать подделки.
Стоило выкинуть или ещё сгодится? Ведь студенты всё равно не видят будущее. Какая им разница?
Сибилла положила хрустальный шар на стол и толкнула. Он медленно подкатился к бутылке с вином и легонько стукнулся об неё.
Изменить будущее, ничего, в общем-то, не делая, было не так и страшно. Это не выйти навстречу какому-нибудь монстру — на такое Сибилла никогда бы не решилась.
Она взяла бутылку и выплеснула остатки хереса в бокал. В шкафу было ещё две непочатых, но стоило ограничить себя, ведь Уизли скоро придёт на отработку. Сибилла уже зажгла благовония, чтобы девчонка не почувствовала запаха. Да ещё добавила щепотку толчёных чёрных бобов, отчего-то они отпугивали Грима — лучше, чем херес. Не хватало ей сейчас только этого.
Одним глотком Сибилла выпила вино и отставила от себя пустой бокал.
В окно нетерпеливо постучали. Только сейчас она обратила внимание, что на подоконнике сидела сова и время от времени ударяла клювом в стекло.
Сибилла некоторое время смотрела в окно, не понимая, что от неё требовалось, потом с трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, пошла открывать.
В письме мелким почерком было всего лишь две строчки:
«Профессор Трелони, что же Вы меня обманули.
Разве какая-то студенточка более достойна Ваших предсказаний, чем я?».
Подпись отсутствовала, но и так было понятно, от кого оно. Алекто никогда не успокоится и не оставит её в покое. Сибилла сначала хотела выкинуть письмо и забыть, что его получала, но потом вернулась за стол, достала из ящика пергамент и письменный набор, обмакнула перо в чернилах и принялась сочинять ответ:
«Я видела и Вашу смерть, профессор Кэрроу».
Часы показывали, кажется, два, на столе стояла одна чашка, а в мае Сибилла родилась — любимый месяц.
«Вы покинете эту бренную землю второго мая следующего года. Не помню от чего, поэтому сожалею. Какой-то несчастный случай, что ли».
Она дунула на чернила, чтобы они быстрее высохли, но кляксы только расплылись, и небрежно свернула пергамент.
Не прошло и четверти часа, как школьная сова вернулась с ответом.
«Спасибо, профессор Трелони, за предсказание. Не скрою, что удивлена. Я была уверена, что Вы предскажете мне смерть лет этак через пятьдесят в кругу семьи, и проспорила брату целый галлеон. Но если Вы предрекли мне столь скорую гибель, то будьте готовы ответить за свои слова. Если Ваше предсказание не сбудется, я убью Вас, профессор Трелони».
Сибилла решила, что хереса на сегодня слишком мало, и открыла ещё одну бутылку.
Вскоре, прямо за столом, сложив руки и опустив на них голову, Сибилла задремала. То ли от хмеля, то ли от чего-то ещё ей снова приснилась Кассандра. Она крепко держала её за руку, ногти больно впились в кожу, и, как ни пыталась, Сибилла не могла вырваться. «Моя талантливая девочка, не меняй будущее, если тебе важен твой дар». Дверь со скрипом отворялась, её никто так и не закрыл, не приложил ни малейшего усилия, чтобы закрыть, а с улицы доносился лай, шум голосов и гудки проезжающих машин, и чёрный лохматый пёс поднимался с пола, Кассандра притягивала Сибиллу к себе и зажимала рот. «Это не так важно, как твой бесценный дар, — говорила она. — Собака? Я сама куплю тебе другую, какую захочешь. Только этой дай умереть, раз только что видела её смерть».
Уизли точно назовёт её сумасшедшей, спятившей
алкоголичкой: Сибилла заметила, как та оглядывала полки. Да и хмель не выветрился из головы — девчонка должна была что-то приметить. «Если вы вытянете пики — первым делом переставите книги, если червы — протрёте хрустальные шары, если бубны — займётесь игральными костями, если трефы — отмоете чашки от кофейной гущи, я специально их оставила для вас». Нельзя же было прямо сказать: «Я хочу вам погадать, вытяните карту».
Она всегда соглашалась, что дар предвиденья ценен, особенно когда ты не умеешь ничего другого, кроме как гадать на кофейной гуще. Она признавалась себе, что была не так талантлива, как Кассандра, но знала: вина в этом лежала и на ней самой. Она боялась некоторых предсказаний и всеми силами их избегала. Боялась увидеть чью-то смерть в хрустальном шаре, прочесть по картам, расплавленному воску, игральным костям, рунам, звёздам. Выдумывала о ней пророчества: чем больше фальшивок, тем сложнее отличить настоящее. Потому что однажды ей пришлось бы сделать выбор — такой, который она не сделала в детстве.
Минуты бежали медленно, а Уизли, как назло, справлялась со всем очень быстро. Спешила умереть? Не так-то это было просто. Сибилла решила задержать её в классе прорицаний надолго. Да пусть хоть до двенадцати, если понадобится, когда уже будет поздно возвращаться в гриффиндорскую башню, и ей придётся остаться здесь.
— Всё готово, профессор.
Восьмёрка пик говорила, что слишком рано. Судьба девчонки должна измениться, Сибилла сделает это, даже если лишится своего дара. Он был не настолько ценен, чтобы стоить чьей-то жизни.
— Выпейте со мной кофе, мисс Уизли.
Ведь десять вечера было хорошим временем, чтобы погадать на кофейной гуще. Может, в последний раз, и завтра Сибилла уже не сможет увидеть будущее. Станет такой же пустышкой, как разбитый и склеенный хрустальный шар, и никто не заметит разницы.
Но сейчас она ни о чём не жалела.
СлешКоманда СЛЕШ
Название: Ни ночи без сна
Жанр: Общий/Юмор
Герои/пейринг: Невилл Лонгботтом/Том Риддл, Невилл Лонгботтом Сибилла Трелони
Рейтинг: PG
Саммари: Невиллу снятся странные сны, и если виноват в этом не он - то кто?
Вот уже Мерлин знает какой день профессор Гербологии Невилл Лонгботтом просыпается на мокрых, точно у подростка, простынях. И дело даже не в том, что Невиллу тридцать девять лет. Невиллу Лонгботтому снятся неэротические сны.
Каждый раз, просыпаясь рано утром, он не помнит того, что ему снилось, но потом – скажем, на уроке – перед глазами вдруг предстает картинка из сна. Тогда Невилл поспешно отходит к самому краю теплицы – туда, где растут кустистые растения, чтобы скрыть внезапно появившуюся проблему.
А когда у него глазами возникает картинка, он видит не обнаженную женщину и даже не обнаженного мужчину – он видит змею. А еще – свою занесенную для удара руку и сверкающий меч. И тогда Невиллу становится действительно страшно. Потому что у него встает.
В это ничем не примечательное утро раздражало все, абсолютно все. Слишком яркий солнечный свет, слишком громкие крики учеников, слишком серьезные лица коллег. Невиллу казалось, что он потихоньку сходит с ума, потому что каждый день становился мучительнее предыдущего. Возможно, ему следовало работать еще больше и до поздней ночи, чтобы спать, точно убитому, или принимать зелье Сна Без Сновидений.
Но Невилл боялся признаться не то что кому-то, а даже самому себе в том, что все дело лишь в странных мокрых снах. И, к тому же, вдруг кто-то догадается? Догадается, что иногда, кроме змеи, ему снится Том – очень приятный незнакомец. К тому, что во снах к нему приходит именно мужчина, Невилл привык. Если подумать, ничего страшного в этом и не было. Вот только с Томом они очень долго разговаривали; о чем – Невилл и сам не помнил. Но догадывался, что разговоры с самим собой, даже во сне, – уже диагноз.
Сны становились все отчетливее, и иногда он даже запоминал содержание их с Томом бесед. А тот оказался очень раскрепощенным. Но иногда самого Невилла бросало в дрожь от того, что он слышал. И тогда профессору Лонгботтому казалось, что Том чем-то похож на почившего ныне Волдеморта, пусть тот был чудовищем и ублюдком.
А Невилл отнюдь не считал, что тот, кто ему снился, – ублюдок. Особенно в моменты, когда… Но такие мысли были абсолютно лишними.
Хотя… это было странным. Действительно странным. Ведь иногда Невилл совершенно отчетливо видел, как он отрубает Нагайне ее змеиную голову, как густая черная кровь обдает его фонтаном брызг, и как лицо Волдеморта орошается этой самой кровью… А потом Том говорит: ты убийца, Невилл. Тогда приходит она – совесть. И профессору Лонгботтому становилось очень паршиво, потому что до этого он никогда не чувствовал себя убийцей. Пусть даже убил он чертову змею, в которой была заключена часть души Волдеморта.
И тем не менее, - возражал Том, - он был живым существом.
Но я-то его не убивал! – оправдывался Невилл.
Ты убил его часть – ту, без которой он стал слабее.
Он же остался после этого жить.
Ты бы тоже остался жить, если бы тебе отрубили член.
Он был, в конце концов, чудовищем, - предпринял последнюю попытку оправдаться Невилл, мечась в коконе простыней в полусне.
А что же ты можешь сказать о себе?
Все это для измученного профессора представлялось сущей пыткой, и – вместе с тем – ему нравилось слушать Тома, который так изощренно пытал его совестью.
Очевидно, самому Тому это тоже нравилось. Ведь спустя несколько ночей пытки перестали быть просто муками совести. Невилл возбуждался во сне, мечтая, чтобы его собеседник наконец-то обрел плоть и сделал что-нибудь с ним или позволил сделать что-нибудь с собой. Но потом – он просыпался. Просыпался с жутким стояком и отвратительным настроением. Ведь днем-то Невиллу совершенно не хотелось ничего из того, что он так желал ночью. И – снова – его мучила совесть.
Такой была каждая ночь, и Невилл уже и не помнил, когда он в последний раз спал спокойно. Но прекращать это почему-то не хотелось. Словно он был зависим от Тома, а тот им управлял – причем сознательно. А после таких мыслей идти к кому-то было страшно – упекут в Мунго и навсегда лишат права преподавать. Много ли в Хогвартсе профессоров-шизофреников? В конце концов, мокрые сны – не самое страшное, что могло бы случиться; пост-военные кошмары – куда хуже. И это хоть как-то утешало.
Но сегодняшнее утро было отвратительнее, чем все предыдущие, хотя – можно подумать, куда уж хуже? Сегодня Невиллу не давал покоя чей-то очень настойчивый взгляд, очень жаркий и жадный взгляд. Но стоило ему только посмотреть по сторонам, как все тут же приходило в норму.
- Наверное, это паранойя, - пробормотал Невилл себе под нос, опуская взгляд в тарелку.
И все равно ему казалось, что кто-то на него смотрит. Можно сказать, бесстыдно пялится. Невилл еще раз покрутил головой, но заметил только профессора Трелони, сидевшую за другим концом стола. Интересно, зачем ей понадобилось завтракать со всеми, если она уже который год не выходит из своей башни?
Внезапно директор МакГонагалл наклонилась к нему и прошептала на ухо:
- Невилл, можно тебя кое о чем попросить?
Сердце профессора Гербологии ушло в пятки. Неужели это?..
- Да, разумеется, - ответил он не своим голосом.
- Видишь ли… Ты же знаешь, что Сибилла…
- Кто?
- …профессор Трелони уже который год почти ни с кем не общается. Полагаю, она нуждается во внимании… гхм, молодого поколения, она хочет понять, что ее еще помнят.
- С чего вы взяли? – Невилл наколол на вилку кусочек бекона и устало посмотрел на МакГонагалл. Директор чуть замялась и поджала губы.
- Я так полагаю, потому что она сама мне сказала. Ну, почти. Не думаю, что вас, профессор Лонгботтом, она назвала бы драной кошкой.
Невилл закашлялся, подавившись беконом. МакГонагалл участливо похлопала его по спине, но тут же отдернула руку. Сибилла Трелони, сидевшая за другим концом стола, самодовольно ухмыльнулась.
Невиллу казалось, что это никогда не закончится. Том, зарывшись своими длинными пальцами ему в волосы, говорил что-то странным убаюкивающим тоном – так, что Невиллу просто до безумия хотелось ему верить.
Разумеется, он убийца.
Он убил человека, гениального – того, кого и весь мир не стоит.
Он убил живое существо, со своими мыслями и чувствами; конечно, он хотел бы вернуть все обратно.
Он хотел, чтобы Том перестал издеваться и наконец прильнул губами к…
Невилл проснулся с хриплым стоном и в холодном поту. Почему все это было так страшно? Он бы всем поклялся, что когда Том говорил, его глаза блестели красным, и всего лишь на мгновение Невиллу показалось, что перед ним – Волдеморт. Но в то же самое мгновение он готов был согласиться на все что угодно, лишь бы Том продолжил. Даже воскресить…
Невилл моментально сел в кровати и обхватил голову руками. Может, эти сны – не только плоды его чертова воздержания? Может быть, кому-то нужно, чтобы ему все это снилось, чтобы он, в конце концов… Наверное, надо кому-то сказать, проверить, потому что иначе все может закончиться весьма плачевно. Это Невиллу подсказывала его интуиция, в обычных ситуациях мирно дремавшая где-то в глубине сознания.
Вот только кто может помочь? Точно не МакГонагалл и не другие преподаватели – они бы подумали, что у него не все в порядке с головой. Хотя, наверное, так оно и есть. Потому что только он может придумать себе воображаемого любовника, а потом думать, что это – возродившийся Волдеморт.
Может, Поппи помогла бы? Нет, он же и так почти каждый день просит у нее зелье Сна Без Сновидений, она точно уже что-нибудь заподозрила.
Нужен кто-то, кто смог бы определить, возникают ли сны сами по себе. Кто-то, кто смог бы ответить на вопрос: Том – реальный человек или только выдумка?
Но подходящего человека он не знал. Разве что… Трелони? Невилл прыснул, представив себе, как чокнутая профессор смотрит в свой хрустальный шар и что-то рассказывает нараспев замогильным голосом. Но у него возникла странная уверенность, что все это – правильно. Ведь судьбу Гарри-то она верно предсказала. А раз в год, как говорится, и палка стреляет. К тому же, Минерва просила…
У Невилла почему-то не возникло мысли о том, что заявиться к одинокой женщине ночью – как минимум странно.
Невилл никогда не любил ни сам кабинет Прорицаний, ни этот чертов люк и веревочную лестницу. Они только одним своим видом вызывали странную тревогу – смутное предчувствие опасности. Не зря его первое занятие в этом кабинете было не очень удачным. Точнее говоря, очень неудачным.
Невилл глубоко вздохнул и громко постучал кулаком по деревянной поверхности люка. Ни через минуту, ни через три ответа не последовало. Он постучал еще раз, продолжительнее и громче. Ему так же никто не ответил, и Невилл уже хотел послать все к дементорам, но зачем-то в последний раз сильно ударил по дверце люка. Та приоткрылась и громко хлопнула, опустившись. От этого лестница покачнулась, и Невилл выругался, едва не упав.
Внезапно в проеме показалось лицо Сибиллы Трелони. Она подслеповато сощурилась, но, заметив Невилла, тут же скривилась в якобы приветливой улыбке. Казалось, она его заранее ожидала. Без очков профессор выглядела менее комично, но все равно очень странно. Она отошла, давая Невиллу возможность пролезть в проем люка.
Оказавшись в кабинете, тот смущенно прокашлялся и хриплым после сна голосом спросил:
- Сибилла, ничего, что я так поздно?
- Ну что ты, Невилл. Проходи, у меня есть чай.
Она быстро ушла куда-то в дебри своего кабинета, где стояли огромные шкафы со всякой ерундой. Ее малиновая шаль развевалась, как мантия покойного профессора Снейпа.
Невилл на ватных ногах пошел туда, откуда раздавался ее голос и грохот столовых приборов. Трелони, закутавшись в свою пушистую шаль, разливала ароматный чай по большим керамическим чашкам.
Невилл сел к столу и тихо заговорил:
- Сибилла, знаете, я к вам по делу.
Трелони помешала ложечкой свой чай и посмотрела на него, сделав очень несчастное лицо. Невилл понял, что его слова она пропустила мимо ушей, и сейчас что-то будет.
- Знаешь, Невилл, - профессор Прорицаний опустила взгляд в чашку, - мне сейчас очень сложно… Сейчас – это после войны. – Она ненадолго замолчала, снова посмотрев на Невилла. – До войны-то у меня была цель…
Вот только сетований на судьбу ему не хватало!
- Какая? – едва не прыснув, поинтересовался он.
- До войны я знала, что мое предсказание кому-то поможет. И я хотела, чтобы мир освободился от…
Невилла передернуло. Вот кто-кто, а уж эта прорицательница точно не может говорить, что помогала во время войны
- Мир освободился и без вашей помощи, - буркнул он себе под нос.
Но Трелони все равно его услышала. Она глубоко вздохнула и начала трагичным голосом:
- Никто не видел! Не видел, как я убила того оборотня. Невилл! – Она накрыла совей сухой ладонью его ладонь и проникновенно заглянула в глаза. – Мальчик, тебе приходилось убивать?
Невилл сглотнул. Это что, какая-то издевка или странное совпадение? Раньше-то он не считал себя убийцей, наоборот – даже гордился тем, что помог уничтожить Волдеморта. А теперь эта Трелони трагически заламывает руки и рассказывает о том, что ее никто не любит. А любить-то за что? Невилл промолчал, уже намереваясь встать и уйти. Все равно ей сейчас не до его просьб.
Она же растолковала его молчание по-своему.
- Вижу, что приходилось. Ты ведь знаешь, что это такое. Знаешь, когда тебя во сне преследует убитый тобою человек…
Невилл поперхнулся. Он уже начал подозревать, что все это – не просто случайные совпадения. Вдруг Трелони и правда знает о его снах и о Томе? Она, как-никак, чертова прорицательница.
- Я думаю, мальчик мой, у нас с тобою много общего…
Профессор снова замолкла, выжидающе глядя на Невилла. Но прежде чем тот собрался задать прямой вопрос, Трелони внезапно подалась вперед и оказалось очень близко к его лицу.
- Ты же понимаешь, как трудно жить в одиночестве? – прошептала она ему почти в губы.
Невилл резко отпрянул, чуть не упав со стула. Неуклюже попятившись назад, он наткнулся спиной на один из многочисленных шкафов.
- Осторожнее! – тонко выкрикнула Трелони и помчалась к нему.
Сначала Невилл испугался, что сейчас она его прижмет и… Но прорицательница всего лишь поймала свой хрустальный шар, который еще чуть-чуть и разбился бы вдребезги. Вдруг она осела на пол и внимательно вгляделась в клубившийся туман, при этом стараясь скрыть шар своей шалью. Невилл и не обратил бы на это внимания, если бы туман внезапно не рассеялся, и не показалась удивительная картина. Он увидел самого себя и Тома, собирающихся…
- Так это?..
- Что? – Трелони подняла на него свои водянистые глаза, стараясь принять как можно более невинный вид.
- Зачем вы все это делали?
- Я? Что я делала?
- Зачем вы, - Невилл замялся, не зная, как все это можно назвать, - насылали на меня эти сны?
- Я ничего не насылала, - серьезно и как могла честно ответила Трелони, - я всего лишь подтолкнула твое сознание к ним. А сама наблюдала.
- И?
- Ну должен же ты был когда-нибудь прийти ко мне! И тогда все было бы как надо.
Она осеклась и опустила голову. А потом очень жалко закончила:
- Я же не знала, что он будет просить о возрождении…
Невилл в изумлении уставился на нее. Неужели она могла как-то сговорится с Волдемортом? Или Волдеморт смог подчинить себе ее волю? И если это так, то получается…
- Так он настоящий?
- Нет. Не совсем. – Трелони поднялась с пола, все еще держа хрустальный шар в руках. – Он сказал, что мог бы помочь мне, если я помогу ему.
У Невилла голова шла кругом. Помогать Волдеморту только ради… ради чего?
- И чем же он мог вам помочь?
- Он пообещал, что если я ему помогу, меня хоть кто-то будет ценить, - совсем тихо произнесла прорицательница и замолчала. А потом почти выкрикнула: - Меня и так от этой башни уже воротит!
Ее спутанные полуседые волосы упали на сгорбленные плечи, и от этого она казалась действительно жалкой. Еще немного – и расплакалась бы.
- А что же надо было Вол… ему?
- Ему надо было поговорить с тем, кто его убил.
- Но я же его не убивал! – воскликнул Невилл, ощущая странное чувство дежа вю.
Трелони пожала плечами. Это смотрелось так, как будто для нее, на самом деле, вообще не имело значения, кто на самом деле убил Волдеморта – Невилл или Гарри Поттер.
- Его мог убить и ты, - она снова замолчала, - потому что под пророчество подходил не только Гарри Поттер.
Невилл глубоко вздохнул и неторопливо направился к люку. Наверное, стоит действительно поговорить с Минервой насчет Трелони. Есть же дети, которые ходят на Прорицания и слушают ее. Что с ними будет через пару лет, если она собственных коллег чуть ли не до сумасшествия доводит? Да и к тому же, не стоит наживать себе врагов, а тем более – сумасшедших врагов. Трелони, сколько бы времени ни прошло, не изменится ни к лучшему, ни к худшему.
Ну что, на самом деле, могло ее изменить? Может, в своей башне она совсем умом тронулась? От одиночества. Но Невилл все равно повторил – может, для Трелони, или для себя, или для Тома:
- Я его не убивал!
Неважно, сколько человек ты убил. Главное, как ты уживаешься с теми, кто еще жив. ©
ГетКоманда ГЕТ
Название: Седина в бороду – бес в ребро…и радикулит в поясницу
Жанр: роман
Герои/пейринг: Люциус Малфой/ Нарцисса Малфой, Сивилла Трелони, Драко Малфой, Скорпиус Малфой
Рейтинг: PG-13
Саммари: Когда тебе немного за пятьдесят, могут возникнуть некоторые проблемы психологического характера. Но семейство Малфоев привыкло справляться со своими проблемами…и иногда не совсем стандартными способами.
1.
Прямо на Люциуса Малфоя смотрел мужчина из разряда тех, на которых при первой же встрече вешают ярлыки породистых, чистокровных, аристократических. Как безумно дорогой выставочный скакун – идеальная внешность, идеальная осанка, идеальные зубы.
На первый взгляд. Потому что на второй взгляд у несомненно призового скакуна становилось возможным различить и сеточку морщин вокруг глаз, и не разглаживающуюся складку на лбу («Признак выдающегося ума», - тут же отметил Люциус), и уже слегка выцветшие, даже для светлых, волосы, и белесые глаза, и постоянно чуть расслабленную спину.
Люциус вздохнул про себя, отложил зеркало и прошелся по кабинету. Выглянул в окно – апрель радовал небывалой для Британии солнечностью, заставляя предположить, что набегающий май вообще побьет все рекорды по хорошей погоде. Снова прошелся по кабинету, погладил пальцами серебряное пресс-папье в форме дракона, потрепал пергаменты, потянулся было снова к зеркалу, но на полпути раздумал.
Посторонний наблюдатель наверняка заметил бы, что Люциуса что-то тревожило, заставляло практически паниковать, и, естественно, не заметил бы, что это что-то он еще не мог сам для себя сформулировать… А может, не хотел.
Только Люциус Малфой внешне успокоился, как дверь в кабинет со скрипом приоткрылась и тут же резко захлопнулась. Привидений и полтергейстов в жилой части Малфой-мэнора не водилось со второй половины девятнадцатого века – именно после того случая, когда его дед, будучи в весьма нежном возрасте, во время одного из ночных незаконных рейдов на кухню заработал легкое заикание. Заикание вылечили, полтергейста извели, призраков бессрочно сослали в подземелья, домашним эльфам сделали нешуточный нагоняй. С тех пор призракам индульгенций, насколько ему было известно, не выдавали, что и насторожило не в меру взвинченного сегодня Люциуса. Разгадка исхода призраков из подвала пришла через несколько мгновений (пришла бы и раньше, если бы глава семейства Малфоев не был настолько углублен в собственные хмурые мысли), как только за противоположный от сидящего Люциуса край стола цепко ухватились две руки. Когда из-за стола начали показываться серые живые глазенки, все предположения Люциуса о привидении, посмевшем потревожить его во время работы, отпали сами собой.
Настроение грозило перерасти в соплохвостообразное, поэтому Люциус не стал особо следить за мягкостью собственного тона:
- Скорпиус Малфой, потрудитесь объяснить, каким образом вы проникли в это помещение?
Двухлетний Скорпиус оставил бесплодные попытки изучить все, что лежало на слишком высоком для его роста столе, оббежал его, ухватил два пальца Люциуса и принялся самозабвенно теребить его за руку.
- Дедуська! – старший Малфой невольно дернулся. – Ты зе мне обесцял сегодня показать лосадку. Я зду, зду тебя, а ты лаботу лаботаес. А я так зду… Ну пойдем узе смотлеть лосадку…
Люциус повернулся к мальчишке и легонько сжал его за плечи:
- Скорпиус, мы договаривались, что пойдем смотреть на лошадей сегодня после обеда?
Ребенок увлеченно кивнул.
- Мы также договаривались, что сначала ты будешь послушным маленьким волшебником и поспишь, а потом, когда проснешься, я поведу тебя к конюшням?
Скорпиус опустил глаза и неуверенно кивнул, а потом резко вскинулся и еще сильнее начал теребить руку Люциуса:
- Я посол спать. Потом спал, спал, спал. Долго спал, – Скорпиус обиженно засопел, – а ты все не плиходил. Вдлуг ты забыл пло лосадку? Ну, посли смотлеть лосадку! Позалуйста, ну, дедуська!
- Скорпиус, – немного поморщился старший Малфой, – я просил не называть меня дедушкой? Называй меня Люциус, Лю-ци-ус.
- Холосо, Люциусь, – усердно повторил ребенок.
- Давай сейчас позовем твою няню, она оденет тебя, и пойдем смотреть на лошадок, хорошо?
- Ула-а! Тинки! – звонко закричал Скорпиус прямо на ухо Малфою-старшему.
- Тиинки!
Эльфийка тут же появилась в кабинете и, узрев обстановку в комнате, испуганно сжалась:
- Тинки сейчас же накажет себя, мистер Малфой! Тинки – очень плохой эльф, Тинки не усмотрела за юным мистером Малфоем, Тинки думала, что он спит…
Эльфийка прекратила лопотать и испуганно уставилась на явно недовольного хозяина.
- Тинки, какого невменяемого гиппогрифа… – Люциус вовремя осекся, когда Скорпиус отвлекся от пресс-папье на совсем не нужный для его ушей разговор. – Отведи Скорпиуса к Астории или Нарциссе и немедленно сюда, поняла?
- Да, хозяин Малфой, – уши у Тинки мелко-мелко дрожали. – Сию минуту, сэр!
Когда Люциус спустился в холл, он сразу же увидел Скорпиуса, нетерпеливо прыгающего вокруг Нарциссы. Его демисезонная уличная мантия развевалась, будто на ураганном ветру. Нарцисса с терпеливой улыбкой что-то пыталась ему рассказывать, но эффект от ее усилий равнялся нулю. Завидев Люциуса, самый младший Малфой бросился к нему и порывисто обнял за ноги, а потом, задрав голову, настойчиво затараторил:
- Тепель мы плавда пойдем смотлеть лосадку?
- Пойдем, – уголками губ Люциус чуть обозначил улыбку, отрывая Скорпиуса от своих ног и протягивая ему руку. – Пойдем смотреть лошадку.
- Надеюсь, нам не придется подбирать ребенку новую няню? – из-за спины прозвучал тихий голос Нарциссы.
- Не придется, – спокойно ответил Люциус. – Но пару дней с ребенком надо будет возиться вам с Асторией.
Нарцисса понимающе кивнула.
Перед выходом из холла Скорпиус снова вырвался, крепко обнял Люциуса за ноги и совершенно огорошил того признанием:
- Люциусь, ты самый лучший в мире дедуська на свете!
Вечером, стоя в ванной, Малфой снова бросил взгляд на свое отражение в зеркале. «Дедуська!» – вспомнилось ему.
«Мне, между прочим, всего пятьдесят четыре, – убедительным тоном поведал он зеркалу и втянул намечающийся животик. – Для волшебника это вообще не возраст».
Как раз во время этого разговора в ванную вошла Нарцисса с небольшой баночкой темного стекла:
- Люциус, давай намажу тебе поясницу зельем на основе пчелиного яда, у тебя же ведь после Азкабана всегда на перемену погоды спину простреливает. Сегодня с утра такое солнце сильное было, а к вечеру дождь начался. Так я намажу? Мне как раз сегодня заказ с зельями прише…
- И в каком таком гороскопе ты вычитала, что мне сегодня надо делать профилактику от радикулита? – леденящим тоном поинтересовался Люциус и вышел из ванной.
«Дедуська!» – в который раз за вечер вспомнилось ему. Люциус Малфой впервые не знал, злиться ему или все-таки смеяться.
2.
Хуже утра, по мнению многих, может быть только утро понедельника, когда надо вставать ни свет, ни заря и сонно брести навстречу трудовой неделе. Впрочем, брести без особого энтузиазма. Но только не в этот понедельник и не в случае Люциуса Малфоя.
После бессонной ночи, полной философских размышлений, виной которых было звонкое "дедуська", в Люциусе с утра пораньше проснулась бурная деятельность. Вместе с деятельностью хозяина проснулся и весь Малфой-мэнор, правда, с куда более скромным энтузиазмом.
Драко с переменным успехом возил ложкой по тарелке с овсянкой, уткнувшись носом в Ежедневный пророк. Астория вместе с Нациссой, изредка позевывая, прихлебывали утренний йогурт. И только Люциус невнятно – и местами фальшивя –напевал что-то вроде боевого марша, намазывая тост маслом. Вокруг суетились домашние эльфы.
Не успела Марси подлить горячего кофе в чашку хозяина, как Малфой-старший стремительно отодвинул стул и направился к выходу из столовой, на ходу бросив сразу всем и никому конкретно:
- Я в фонд "Магическая Британия-3000", к обеду не ждите, поем в Лондоне...
Глядя в растерянные лица Нарциссы и невестки, загадочным тоном добавил:
- Нельзя полностью доверять наемному менеджменту, особенно в делах благотворительных.
И немного погодя, уже из коридора:
- Контроль, контроль и еще раз контроль! Галлеоны лю-юбят сче-от...
Спустя некоторое время Драко оторвался от чтения и поинтересовался у матери:
- Что это с ним?
Нарцисса недоуменно пожала плечами. А Драко, расфокусированно глядя вдаль, философски заметил:
- Когда отец в настроении "вижу цель - не вижу препятствий", ждите проблем... – и снова продолжил обзор утренней прессы.
Как известно всем честно трудящимся в административных структурах людям, ужас от внезапного возвращения супруга из командировки меркнет по сравнению с паникой, вызванной нежданным негаданным появлением на работе самого главного босса. Именно по этой причине понедельник в фонде "Магическая Британия-3000" бил все рекорды. Утром наблюдалось явление учредителя, организатора и главного инвестора фонда – Люциуса Абраксаса Малфоя; а потом бесконечной чередой – а ведь конец квартала еще ой как не скоро – потянулись совещания, вызовы ответственных лиц на ковер с отчетами, хорошо сдобренные быстро наводимым по кабинетам шорохом, имитацией бурной деятельности и лихорадочными поисками всей имеющейся документации.
Саморазогревающиеся чашки с кофе и чаем дымились аппетитным ароматом в компании мухоловок лекарственных, ежовников обыкновенных, морозников черных и прочей горшечно-магической флоры на подоконниках. Из шкафов на столы переместились кипы свитков с документами. Обнаружился перерасход перьев, которые вместе с другими малоценными и быстроизнашивающимися предметами немедленно и лихорадочно в огромных количествах списывал учетный отдел. Стайки служебных записок носились в воздухе с кучностью и скоростью игроков на квиддичном поле во время чемпионата мира, а Прытко Пишущее Перо секретаря от усердия начало ставить кляксы. В общем, все смешалось в благотворительном фонде Малфоев.
Люциус же чувствовал себя превосходно. Градус настроения рос прямопропорционально количеству послеобеденных перепуганных перешептываний в коридорах. Никакой он пока еще не "дедуська", пенсионеры так энергично не работают, и их так благоговейно не боятся. Хотя… В голове немедленно возник пенсионер при исполнении Альбус Дамблдор, вызвав во рту незабвенное послевкусие лимонных долек. Заметно поморщившись, Люциус настойчиво посоветовал себе не омрачать такое утро неудачными примерами. Прислушаться к совету умного человека получилось, только вот осадочек остался.
Домой Люциус вернулся поздно; он долго объяснял Скорпиусу, что устал на работе, и играть они сегодня не будут, пока не появилась Астория и не спасла свекра, уведя ребенка укладываться спать.
Нарцисса – что удивительно – ни слова мужу не сказала, молча подсунув на прикроватную тумбочку баночку с противоревматическим зельем.
На следующий день рабочий энтузиазм Малфоя немного поутих, и он решил для разнообразия заглянуть домой к обеду. Памятуя о том, что движение – это жизнь, Люциус аппарировал не прямо ко входной двери дома, а к воротам, ведущим на территорию поместья – дабы прогуляться, подышать свежим воздухом и полюбоваться небом.
Апрель – райское время для любителей травологии, энтузиастов грядок и ревностных ценителей ландшафтного дизайна. Клумбы с весенними цветами уже требуют первичной прополки, клумбы с летними – неусыпного контроля, розовые кусты – согревающих заклинаний на ночь, а осенние цветы – подготовки клумб к их посадке. Садовые деревья ожидают подрезки сухих веток, а кустарники – фигурной стрижки.
Нет – то, что часть домашних эльфов Малфой-менора была лично аттестована Нарциссой и получила квалификацию садовников, являлось аксиомой. Но иногда миссис Малфой нравилось самой ухаживать за цветами, пропалывать грядки, подрезать кусты, возиться в теплицах с волшебными растениями и проращивать луковицы гладиолусов. В конце концов, у каждого аристократа с большим количеством свободного времени было свое хобби. Вышивать Нарциссе не нравилось – за пяльцами быстро затекали плечи, музицирование раздражало Драко, зельеварение никогда не казалось ей эстетичным. Зато растения Нарцисса любила и с удовольствием с ними возилась, тем более что грязную садовую работу всегда можно было поручить квалифицированным в этом вопросе домашним эльфам.
Сегодняшний солнечный день располагал Нарциссу заняться любимым хобби. Радуясь весенней погоде, миссис Малфой высаживала перезимовавшие в оранжереях корневища георгин. Вокруг нее суетилась пара проворных эльфов с лопатками, пока Нарцисса вылавливала корневища из большой корзины и подготавливала их к посадке.
Преодолевая садовые дорожки, как последнее препятствие между ним и обедом, Люциус внезапно заметил Нарциссу, что-то там снова высаживающую или пропалывающую. Жена показалась ему настолько домашней, настолько отошедшей от света, интриг и динамичной жизни, что эта картина заставила снова зашевелиться в нем чувство приближающейся старости.
Люциус любил свою жену. Люциус действительно любил свою жену, но себя любил больше. Поэтому такая счастливая и домашняя Нарцисса, сегодняшнюю жизнь которой составляли забота о своих цветах, семье и особенно Скорпиусе, тянула его туда, где он больше всего боялся оказаться – на покой. И Люциусу это очень не нравилось.
Обед прошел в холодной и сдержанной обстановке. Сразу после него Малфой-старший напомнил Драко, о том, что у них важная встреча, поторопив сына апарировать в Лондон. Ночевать домой Люциус не вернулся.
3.
Когда Люциус не вернулся домой ночевать, Нарцисса, как могла, уговаривала себя, что у мужа просто была важная встреча, которая закончилась далеко за полночь. Что муж очень сильно устал и просто побоялся расщепиться при аппарации домой. Что портключ забыл в кабинете, а фамильный экипаж по каким-то еще причинам не вызвал. Конечно же, процесс самовнушения проходил неважно, потому что все эти «забыл», «побоялся», «было неудобно» никак не вписывались в портрет Люциуса Малфоя, которого она, к сожалению, слишком хорошо знала для такого рода самообмана.
Правила хорошего тона не позволяли Нарциссе броситься к Драко с расспросами об отце, хотя внутренние ощущения готовы были наплевать на все гласные и негласные, манеры и правила.
За завтраком сова принесла Нарциссе записку со сдержанными объяснениями о сильной загруженности Люциуса работой ближайшие пару недель и о вызванном этим переезде в Лондон.
К обеду, внутренне раскритиковав предполагаемую аргументацию по поводу всей возможной и невозможной занятости мужа, миссис Малфой все-таки решилась на разговор с Драко.
Зашла к нему в кабинет, аккуратно села в одно из кресел у камина:
- Драко, как дела на работе?
Сын поднял голову от бумаг, которые пересматривал, слегка потер руками уши и устало прикрыл глаза:
- Нормально, много документов скопилось, а что?
Нарцисса немного помедлила с вопросом:
- А у отца, правда, так много работы, как он говорит?
Именно этого вопроса Драко больше всего ожидал, поэтому внутренне напрягся – врать матери он не любил:
- Завал фактически… Там кто-то где-то подворовывает, вот как раз ищем место утечки, – опустил он глаза, внимательно рассматривая свои ногти.
«Врет!» – отчетливо поняла Нарцисса.
В воздухе повисла затягивающаяся петлей на их семейном благополучии пауза. Во время которой Драко вспоминал, как отец вчера сухо упомянул о том, что он видит необходимость для себя пожить какое-то время на расстоянии от семьи. Он совершенно отчетливо понимал – такой нехарактерный для Малфоев поступок, отец не мог совершить просто из-за какой-то интрижки, что реальная причина намного серьезнее для Люциуса.
Доверительного разговора с сыном не получилось, поэтому Нарцисса была посвящена только в официальную версию происходящего с мужем.
«Поиски причины утечки денег…сведение дебета с кредитом…как же!» – рвала и метала женщина, понимая, что причина такого внезапного бегства Люциуса из дома имеет мало схожего с нестыковками в бухгалтерской отчетности. Ее семья рушилась по пока непонятной миссис Малфой причине, но разменивать практически тридцать пять лет жизни на что-либо Нарцисса не собиралась.
Характер у неё был деятельным, поэтому надеяться, что она пустит на самотек начинающийся распад собственной благополучной семьи, было бессмысленным.
Поскольку логических объяснений мужниного поведения могло быть много – начиная с депрессии и заканчивая второй семьей на стороне, для плана дальнейших действий по спасению семьи необходим был как можно более подробный список версий и мотивов. Поскольку Нарцисса была волшебницей, существование материй эзотерических она не только признавала, но и не гнушалась искать в них ответы на свои вопросы.
«Чем больше ты информирован, тем больше ты вооружен», – решила про себя миссис Малфой и к уже намеченному плану возможных действий присовокупила гороскоп и совет внутреннего ока профессионального прорицателя.
Профессионала в тонкой науке прорицаний Нарцисса знала только одного, вернее одну. И не то чтобы у нее не возникали некоторые сомнения в компетентности профессора Хогвартса, просто обращаться к недипломированному ЧП «Третий глаз» не хотелось еще больше.
Когда тебе пятьдесят, даже если ты волшебник, волей-неволей начинаешь подводить промежуточные итоги.
Сивилла Трелони особых способностей к нумерологии и прочим точным наукам не проявляла, зато тонкие материи были полностью ее парафией. А мечтания наряду с прорицаниями были самыми, что ни на есть, тонкими материями.
Сивилле Трелони было пятьдесят с небольшим хвостиком. Она все так же учила способных и не очень детей основам прорицания, все так же считала Хогвартс своим домом и не переставала периодически видеть Грима и угрозы смерти, невзирая на победу над Тем-кого-раньше-нельзя-было-называть.
А еще Трелони любила закрыться в своем кабинете после последнего урока, заварить ароматный чай, присесть на мягкий пуфик и, открыв внутреннее око, перенестись в свое скорое будущее. Честно говоря, профессор прорицаний просто мечтала о летнем отпуске и маленькой белой вилле на побережье одного из греческих островов. Тем более, там как раз можно было бы, если подгадать, поселиться в районе Дельф и возродить былую славу античного оракула. Ну, или в самом крайнем случае, закончить начатую лет пятнадцать назад диссертацию о средиземноморских техниках прорицания в Домерлиновский период.
Обычно горячий чай в сочетании с непроветриваемым помещением и ароматическими свечами переносил Сивиллу в жаркий климат Греции, поближе к лазурному морю, нежному песчаному побережью, домику из белого известняка, холмистым зеленым пейзажам … и к новому настоящему пророчеству, которое не позволило бы относиться к профессору со вновь обострившейся в последние годы снисходительностью.
Обычно из мечтаний Трелони вырывало напоминание директора об очередном педсовете и следующее за возвращением из материй тонких в материи мирские воспоминание о ценах на аренду виллы на средиземноморском побережье в сравнении с профессорским жалованием. Жалования, к слову, хватало аккурат на две недели в пансионате для волшебников около маггловского Брайтона. Стоит ли говорить, что лазурным средиземноморьем там даже не пахло?!
В очередной раз закрыв поплотнее люк в свою башню, Трелони заварила терпкий чай и только приготовилась открыть свое внутреннее око, как настойчивый стук распугал весь эфир в округе. Сивилла обратила свой, откорректированный магически усовершенствованными очками, взгляд в сторону ожидаемой совы за окном, которой, впрочем, там не оказалось. Не успела профессор подумать о местном полтергейсте, как стук повторился с большей настойчивостью. Одна из ароматических свечей, закоптив с удвоенной силой, сухо щелкнула остатками фитиля и погасла, явив в последней форме огненной плазмы знаки казенного дома, долгой дороги и непредвиденных растрат. Запоминая очертания внезапно потухшего пламени ритуального предмета в момент восхода первой звезды в пятую восьмую и бормоча что-то про то, что неплохо бы проверить дом Луны, в котором расположилась Венера, Трелони побрела открывать люк башни нежданным посетителям.
На пороге показалась сначала голова, а потом и вся целиком директор МакГонагалл вместе с еще одной светловолосой и смутно знакомой женщиной. Директор подчеркнуто протокольно представила Сивиллу Трелони и Нарциису Малфой друг другу, упомянула настойчивую просьбу Нарциссы о консультации с прорицательницей и поспешила откланяться.
Нарцисса вежливо поздоровалась с профессором и попросила ее составить парный гороскоп на оставшуюся часть года.
- Что вы, милая, – встрепенулась Сивилла, – гороскоп то составить можно, но парный, да еще и на целых восемь месяцев, это практически курсовая работа студента-выпускника, очень большая, очень кропотливая, а, что главное, при такой облачности, как в последнюю неделю, еще и крайне неточная.
- И все-таки, – заметила Нарцисса, – может быть получится составить такого рода гороскоп, пусть даже и с погрешностями? Мне очень необходима ваша крайне квалифицированная помощь, – с ударениями на словах «ваша» и «крайне квалифицированная» добавила миссис Малфой.
Сивилла Трелони очень не любила чужих людей – она и к третьекурсникам, записавшимся на ее курс, привыкала весь осенне-зимний семестр, а уж общение со случайными людьми старалась сводить к минимуму:
- У меня есть альтернатива, – невнятно затараторила профессор, позвякивая многочисленными браслетами, которые всегда теребила, когда волновалась. – У меня тут как раз редкий гималайский сорт чая заваривается, давайте попьем с вами чаю, а я посмотрю потом, что чаинки в вашей чашке покажут…
- Давайте посмотрим, – согласилась Нарцисса, про себя пытаясь просчитать возможные точки воздействия на добросовестность и желание сотрудничать, наличествующие у предсказательницы. – Я, как бы вам сказать, нахожусь в довольно сложном жизненном положении, и мне кажется, что моим последним шансом хоть что-то изменить является обращение к эфиру.
Трелони, понимая, что общение коротким вряд ли получится, занервничала еще больше:
- Конечно, конечно… Прошу к столу, – Сивилла указала на крайний круглый столик и мягкие пуфики вокруг него.
То ли всему виной чай, то ли капризы внутреннего ока, но Трелони явственно увидела в чаинках из чашки миссис Малфой до боли знакомые очертания скалистых побережий, бирюзового моря и золотого песка, что и не преминула чуть завистливо, а больше – мечтательно предсказать Нарциссе.
«Вот оно, – тут же подумалось Нарциссе сквозь внутреннюю улыбку. – Вот они, витающие в эфире нотки». Теперь дело оставалось за малым – тактично намекнуть профессору прорицания о характере возможного вознаграждения.
Впрочем, повод для намеков довольно-таки скоро представился. Трелони как раз заканчивала расчерчивать первичный гороскоп по датам рождения, совершеннолетия и свадьбы Малфоев, попутно рассказывая, что чай и звезды указывают на влюбленную светловолосую пару, которая прогуливается по приморскому побережью… как вдруг выражение ее лица из вдохновленного превратилось в мистически-испуганное и она, заикаясь, закончила предсказание:
- Но я вижу, что безоблачного счастья не получится, потому что, – тут Трелони встрепенулась, порылась в бумагах на столике и вытащила свежую звездную карту, любезно предоставленную ей профессором Синистрой, – точно, Юпитер с Сатурном нынче образуют восходящую параболическую кривую, и он уже представил себе рядом с ней закат… – Сивилла в последний раз патетически звякнула браслетами и выразительно замолчала.
- И что? – заглянула прорицательнице в глаза Нарцисса. – Нельзя более точно обрисовать ситуацию?
- Эфир дает весьма неточные ответы, – замогильным голосом произнесла Трелони.
- Сивилла, тонкие материи на то и тонкие, что предназначения можно трактовать, если делает это специалист. Кстати, раз уж вы упомянули вероятную местность развязки… Я думаю, что знаю, где это – у нас есть семейное имение на побережье Средиземного моря, и если бы вас не затруднило съездить туда с нами для более точного составления гороскопа…
Внутреннее око профессора Хогвартса затрепетало в радостном предвкушении, оставив на задворках мысли о малой степени знакомства с состоятельными людьми, которым нужна консультация, и которых эфир избирает для исполнения предназначения.
- Я думаю – голос прорицательницы чуть отдавал потусторонним холодом, – что он видит скорую смерть, если все останется как есть.
«Ужас какой! – подумала Нарцисса. – Это Люциус-то, после Азкабана и Лорда, видит смерть на ровном месте?!»
- Ну, или, – подумав, добавила Трелони, – смерти чего-то или кого-то, каких-то чувств, например, – браслеты снова патетически тренькнули.
«Вот, это уже ближе к делу, – поняла Нарцисса. – Он ко мне охладевает, а из-за этого охладевает и к семье. А смерть у нас, надо понимать, это смерть его любви» – Нарцисса скривилась от собственной пафосности.
- Сивилла, спасибо большое, вы очень помогли нашей, моей, ситуации…правда.
- А…а, – внутреннее око начало стремительно затуманиваться, – а как же более подробный гороскоп? Предсказание, сделанное на скорую руку, согласно эзотерической науке… – договорить Трелони помешала стремительно меркнущая картинка приморской идиллии.
- Мы с мужем официально приглашаем вас на лето в гости, подлечить внутреннее зрение средиземноморским воздухом, – с улыбкой заверила начавшую было расстраиваться прорицательницу Нарцисса.
- Спасибо… – совершенно ошарашено ответила профессор Хогвартса.
Этот день был немного сумасшедшим для Сивиллы Трелони.
4.
Этот день также был немного сумасшедшим и для Нарциисы Малфой – узнать, что муж временно ушел из дома, уличить в лживости официальную версию и подтвердить собственные предположения о возможной сопернице.
Было совершенно понятно, что необходимо что-то предпринимать, другой вопрос ЧТО и, главное, КАК предпринимать. Однако целеустремленность Нарциссы Малфой никогда и ни у кого не вызывала сомнений – упрямства в достижении задуманного ей было не занимать.
«Итак, если муж ушел, совершенно ясно, что мужа необходимо вернуть на путь праведный, – размышляла Нарцисса: – Я не позволю кому бы то ни было просто так разрушать мою семью, даже Люциусу Малфою».
Хорошо бросаться гневными мыслями и деструктивными невербальными заклинаниями, когда планы по спасению семьи построены, претворены в жизнь и от тебя ничего уже в данный момент не зависит. Плохо срываться в момент, когда цель поставлена, а идей для ее выполнения не наблюдается. Именно поэтому миссис Малфой постаралась взять себя в руки и подумать над сложившейся ситуацией трезво. Хоть и неважно, но получалось – сказывались около пятидесяти лет практики протокольного поведения, въевшиеся ей в кровь вместе с происхождением.
Нарцисса Малфой постаралась рассуждать логически.
Во-первых, на союзников рассчитывать ей не приходилось, даже на Драко, который явно покрывал Люциуса.
Во-вторых, ясно, что мотивы ухода мужа зрели в нем не один день – Люциус не был склонен к импульсивным действиям даже в самых экстренных моментах, в отличие от Нарциисы. Это было плохо. Отсюда можно было предположить два варианта: первый – ему приелись отношения с женой, и он от скуки решил найти что-то освежающе-будоражащее, дабы получить порцию новых ощущений; второй – вместе с сединой в бороду, Люциус заработал себе бес в ребро в виде симпатичной молодой ведьмочки. Первый вариант был предпочтительнее. Намного предпочтительнее.
Именно поэтому, вспомнив древнюю магическую мудрость, гласящую, что любая тайна только возбуждает в мужчинах повышенный интерес, Нарцисса – была – не была – решила поиграть в таинственную незнакомку.
Уже позже, когда операция по возвращению Люциуса в лоно семьи вступила в решающую стадию, миссис Малфой поняла, насколько вся логика оказалась построенной только на ее желании достичь успеха и как слабо все это вязалось с реальной вероятностью изменить что-то в лучшую сторону. В общем, весь ее план отдавал инфантильностью и дамскими романами. При этом совершенно непонятно было, куда вдруг подевались вся мудрость, опытность и рассудительность зрелой женщины.
Прийти в ресторан под видом таинственной роковой ведьмы в шляпке с черной вуалью, превратившись под оборотным зельем в томную блондинку с точеными чертами лица, пронестись туманом духов, заколдованных специально для попыток соблазнения, мимо одиноко обедающего Люциуса и усесться за столик напротив было чистой воды авантюрой. При чем немного неуместной – роковой образ соблазнительницы подходил больше прокуренному бару после полуночи, чем тихому ресторанчику во время обеденного перерыва.
Манеры Нарциссы грозились вот-вот придушить свою обладательницу и за тонкие кружевные перчатки, и за мундштук с сигаретой, и за брючный костюм мужского покроя, и за слишком подведенные глаза, и, в конце концов, за огневиски со льдом, заказанный где-то между полвторого и полтретьего дня. «Терпеть не могу эту гадость», – пронеслось в голове у Нарциссы в момент первого глотка из стакана с толстым дном и большим количеством льда.
Однако, по какому-то волшебному недоразумению (не иначе, как на ее стороне сегодня выступал дух старого манипулятора Дамблдора) Люциуса ее появление повергло в замешательство. Причем Нарцисса от всей души надеялась, что это не шок от ее весьма экстравагантного образа, а все-таки неподдельный интерес.
Наступило время завершающих аккордов подготовительной фазы.
Люциусу как раз принесли бифштекс с кровью, когда мимо него к барной стойке ресторана профланировала весьма странная барышня: она была одета слишком по-маггловски для ее несомненно чистокровного магического происхождения, которое угадывалось в лице даже сквозь тонкую черную вуаль, приколотую к шляпке. Своим загадочным вечерним образом, абсолютно неуместным примерно в три часа пополудни, она резко дисгармонировала с внешним проявлением безупречных манер; она божественно красиво курила и безобразно накачивалась огневиски еще до конца рабочего дня, хотя по ее лицу было видно неудовольствие от поглощения такого рода напитка… Она казалась ему сплошным клубком неуместных противоречий, но самое непонятное заключалось в другом – она абсолютно непонятно почему напоминала ему кого-то до боли родного и знакомого. И, хотя он точно не помнил никого, кто хоть чуть-чуть вписывался в ее образ, ощущение того, что он прекрасно ее знает, причем на протяжении многих лет, становилось тем сильнее, чем дольше он в нее вглядывался.
Пока Малфой пытался разобраться со своей внезапной заинтересованностью, совершенно позабыв про бифштекс, странная блондинка допила свой огневиски и направилась к выходу из ресторанчика.
Дальнейшее можно было смело записывать в ряд великих подвигов Нарциссы под номером, идущим сразу после событий финальной битвы с Лордом в Хогвартсе. Как можно более непринужденно и грациозно замаскированная под таинственную роковую незнакомку миссис Малфой зацепилась каблуком за небольшую складочку на ковровой дорожке и совсем неизящно полетела в сторону сидящего за столиком Люциуса.
Малфоевское счастье, видимо, покинуло в тот день Люциуса. Маг, похоже, сглазил проходящую мимо даму, потому что она устремилась в неконтролируемый полет прямо напротив его столика. Рефлексы Малфоя оказались под стать его манерам – он резко вскочил со стула и подхватил падающую женщину, толкнув при этом коленом столик и испачкав белую скатерть остатками красного вина из не удержавшего равновесие бокала.
- Спасибо, – поблагодарила Люциуса незнакомка с чуть уловимым немецким акцентом.
Ее голос был хриплым. «Еще бы, столько курить и начинать употреблять крепкие алкогольные напитки с утра», – подумалось Малфою.
- Не стоит благодарности – Люциус старался говорить как можно нейтральнее и безразличнее, чтобы скрыть свой внезапный интерес к женщине, – миссис…
- Мисс, – поправила его таинственная незнакомка. – Просто мисс.
Этот до вульгарности хриплый голос сводил его с ума…и одновременно напоминал…
- Я думаю, что должна вас отблагодарить, – эти почти неуловимые немецкие нотки в произношении. – Сегодня, в баре этого ресторана, в десять.
С этими словами мисс, просто мисс, развернулась и не менее грациозно, будто это не она только что устраивала здесь тренировочные полеты, вышла из ресторана.
Оставшуюся половину рабочего дня Люциус не мог принять решение: идти на так внезапно назначенное ему свидание или нет. С одной стороны, он довольно давно не чувствовал себя настолько молодым, привлекательным и полным сил – а ведь, оказывается, все еще интересовал как мужчина шикарных противоречивых особ противоположного пола. Данный факт убеждал Люциуса в его мужском потенциале намного лучше, чем поставленные с ног на голову семья и бизнес, и с легкостью перечеркивал все когда-либо услышанные им «дедуська!». Но с другой стороны, это было свидание. Свидание с женщиной, которой явно была не Нарцисса. Нет, в магическом мире такие ситуации были не в диковинку, точно так же, как и в маггловском. Но было одно весомое «но» – Люциус был женат счастливо и по любви.
Выбирая между депрессией по поводу приближающейся старости и угрызениями совести по поводу небольшого адюльтера, Люциус остановился на последнем, справедливо заметив, что половинная победа, как правило, излечивает кризис среднего возраста тоже всего наполовину.
В десять вечера Люциус сидел за стойкой бара и, нисколечко не нервно, вертел в руке стакан с огневиски. В десять пятнадцать и в десять тридцать – тоже. Уверенность в себе уменьшалась прямопропорционально уменьшению кубиков льда и самого напитка в стакане.
«Пятидесятичетырехлетний, повидавший многое в своей жизни, а нервничаю, как прыщавый девственник перед той самой ночью», – мысленно отругал себя Малфой. Впрочем, стакан после этой ремарки вертеть так и не перестал.
В десять тридцать пять Малфой вспомнил о том, что в этом ресторане баров ровно, как и этажей, два, и покрылся легкой испариной, вызванной не очень приятной догадкой.
В десять сорок к нему подошел официант и молча передал пухлый конверт.
В десять сорок две, после того как Люциус окончательно решил: «Гулять, так гулять!» – конверт был открыт. В нем оказалась карточка из плотного пергамента, пахнущая, несомненно, теми же духами, что и таинственная незнакомка, а также черная вуаль, которую он уже видел сегодня у нее на шляпке. На карточке торопливым почерком было выведено на немецком языке приглашение пропустить стаканчик-другой в более уютном месте, так же сообщалось, что вуаль – это портключ, который активируется ровно в одиннадцать вечера.
У Малфоя не было обильного мехового покрытия с подпушкой по всему телу, маленького смешного хвостика и длинных ушек торчком, но он совершенно отчетливо чувствовал себя кроликом, которого пригласили на обед к удаву. Враги у Люциуса были, впрочем, как он поспешил предположить, – и экзальтированные поклонницы-эротоманки тоже. «Главное, чтобы не экзальтированные враги-эротоманы», – вдруг подумалось ему. Но это позабытое чувство опасности и эти явные нотки скрытого эротизма сводили его с ума, заставляли чувствовать жизнь настоящую, а не безвкусную, как чары иллюзии. Он вдруг отчетливо понял, что вся предпенсионная хандра – не больше, чем просто отсутствие хоть каких-либо опасных, экстремальных или, хотя бы, неожиданных ситуаций.
Поэтому ровно в одиннадцать часов, на всякий случай переложив волшебную палочку так, чтобы ее можно было выхватить в любой момент, Люциус коснулся черной вуали и почувствовал знакомые ощущения рывка аппарации при помощи портключа.
Нарцисса волновалась, как девчонка перед первым свиданием – вдруг он не придет, вдруг не дождется письма, вдруг не захочет касаться неизвестного портключа, который может выкинуть его в совершенно неизвестное место. Да, Нарцисса немного надеялась на то, что нет у Люциуса никакой склонности к адюльтерам в это время года, и на то, что он просто проигнорирует ее весьма нескромное предложение, но ощущение того, что романтический вечер «незнакомки» с собственным мужем полностью спланирован и разыгран ею, было непередаваемо волнующим.
На часах было десять сорок пять – время «Ч» неумолимо приближалось. Нарцисса в последний раз окинула дорогой люкс маггловского отеля взглядом, проверяя все возможные мелкие неточности в обстановке комнаты – сравнительно небольшая мзда администратору, и в номер никто не войдет до полудня следующего дня; немного магии, и номер превращается в их любимый, хоть и весьма прокуренный, полуподвальный бар в Хогсмиде времен учебы в школе.
Внешность обеденной блондинки-немки продержится ровно до полуночи, зато образ, который она совершенно случайно для себя нашла, останется. Шляпка с вуалью, темный мужского кроя брючный костюм, белоснежная рубашка, темно-бордовые подтяжки и шейный платок в тон, сигарета в мундштуке и огнесивки со льдом в стакане – все это противоречило Нарциссе Малфой, но все это чертовски нравилось таинственной незнакомке.
Люциус оказался в полутемном помещении, на первый взгляд, в баре, абсолютно пустом баре, если не считать его недавней знакомой незнакомки, которая сидела около стойки и все также курила, запивая сигарету огневиски под звуки ненавязчивого танго, которое дополняло атмосферу места. Освещения было ровно столько, сколько необходимо, чтобы не споткнуться, пока идешь к свободному стулу за стойкой – таким образом, место тянуло как на среднестатистический бар, так и на среднестатистический же бордель. Самым поразительным было то, что помещение, равно как и его обитательница, было неуловимо знакомым Малфою – буквально на уровне полустертых условных рефлексов.
Из оцепенения его вырвал охрипший голос:
- Огневиски? Кстати, присаживайтесь, – «просто мисс» указала на свободный стул за стойкой.
- Благодарю, – Люциус присел, находясь все еще в небольшом ступоре от ускользающих от него ощущений и воспоминаний о месте, музыке и женщине.
Довольно долго они сидели молча, слушая музыку, думая каждый о своем и исподтишка наблюдая друг за другом. Она курила. Они оба изредка отпивали по небольшому глотку огневиски.
- Потанцуем? – нарушил молчание ее голос.
Люциус легко кивнул головой, встал со стула и протянул руку в приглашающем к танцу жесте.
Место он вспомнил – оно было точной копией бара, в который они с Нарциссой в пору учебы на последних курсах Хогвартса частенько сбегали на свидания. Теперь, несмотря на показную расслабленность в танце, Люциус пытался вычислить: кто эта женщина, и почему она выбрала именно такой антураж для их встречи.
Постепенно танец захватил Малфоя невероятной интимностью ощущений движения: они с партнершей как будто знали друг друга много лет и вместе с этим оставались незнакомцами. Это, вместе с явной ложью и возможностью разгадки, которая лежала на поверхности, тем не менее, постоянно ускользая, его возбуждало.
В какое-то мгновений танца Люциус развернул партнершу спиной к себе, медленно провел ладонью вдоль ее руки, вдохнул знакомый до боли запах волос и, повернув партнершу обратно, внутренне напрягся, почувствовав, как по загривку начинает пробегать холодок. Сквозь вуаль на шляпке на него смотрела, улыбаясь, Нарцисса.
- Какие-то проблемы? – произнесла она все тем же охрипшим голосом, правда уже без немецкого акцента.
- Никаких, – окончательно прогнав оцепенение, ответил Люциус и развернул заново знакомую жену в следующем па.
Эпилог
Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь незадернутые портьеры, мазнули по лицу Люциуса Малфоя, окончательно прогоняя сон. Часы показывали полдевятого утра.
«Еще одно преимущество неюного возраста – утром долго не разоспишься», – с улыбкой подумал про себя Люциус. На удивление, мысли о возрасте его больше не пугали.
Нарцисса, похоже, была не знакома с такой особенностью возрастных организмов, потому что беззаботно дрыхла, уткнувшись носом в подушку и выставляя на обозрение мужу весьма симпатичную голую спину. Поскольку Малфой не желал, чтобы жена и дальше жила в неведении по поводу данного факта, он подтянулся, сел на кровати, слегка нагнулся вперед, нашел в складках одеяла голую пятку и… Со сдавленным стоном, переходящим в писк, Нарцисса дернулась и сменила свое положение на кровати примерно на сто восемьдесят градусов, нащупала подушку и не преминула бросить ее мистеру Малфою прямо в голову.
Провозившись пару минут в шуточной борьбе, супруги, наконец, угнездились в устраивающем их обоих положении под одеялом:
- Значит, кризис среднего возраста говоришь?!
- Угу, – прокомментировал Люциус, полностью поглощенный занятием, заключавшимся в перебирании прядок волос жены.
- И никаких любовниц, любовников, случайных или постоянных адюльтеров, интрижек и романов?!
- Ни-ка-ких! – Люциус пропустил особенно симпатичную прядку между пальцами.
- И моя семья не рушится?!
- Мантикраб тебя за ногу, Нарцисса Малфой, с чего бы ей рушиться?
- С того, что некоторые решили не ночевать дома! – сердито ответила Нарцисса.
Люциус пожал плечами:
- Всякое случается… Виноват – исправлюсь!
Через некоторое время расспросы возобновил уже Люциус:
- А с образом ты хорошо придумала: таинственность вперемешку с практически явными ложью и умыслом здорово возбуждает… Но вот откуда хриплый голос взялся?!
- Простыла, – тихо ответила весьма довольная Нарцисса.
- Когда успела?
- На днях, как раз когда георгины высаживала. Понимаешь, там солнышко такое обманчивое было, ну я шарф и сняла и мантию расстегнула.
Лицо Люциуса приняло скучающее выражение. Нарцисса шутливо пихнула его в бок.
- Сама догадалась или кто подсказал? – поинтересовался муж.
- Реализацию идеи – сама, а про любовницу подсказали.
- Интересно, кто? – обманчиво безразлично поинтересовался Малфой.
- Трелони, я к ней за гороскопом ходила.
Люциус закатил глаза в немом воззвании к Мерлину по поводу наивности собственной жены.
- Кстати, мы ее этим летом пригласили погостить на нашу виллу в Греции, – с улыбкой добила мужа Нарцисса. – Мы же не посмеем расстроить будущего профессора нашего внука?!
- Как можно, – проворчал Люциус.
- Кстати… – Люциус потянулся к жене, – мне очень понравилось наше небольшое приключение, может, как-нибудь повторим?
Он хотел было поцеловать Нарциссу в подтверждение своих слов о том, что ему очень понравилось, но остановился на полпути с немного подергивающейся левой бровью на слегка искривленном лице.
- А вот и он, – прокомментировала Нарцисса, – радикулит…Поясницу схватило?
Люциус молча кивнул и опустил глаза.
Миссис Малфой вздохнула, взяла с прикроватной тумбочки волшебную палочку и призвала из своей сумочки баночку с противовоспалительным согревающим зельем, тем самым, на основе пчелиного яда.
- Обязательно повторим, и опять это будет для тебя приятным сюрпризом, – нежным, полным любви голосом произнесла Нарцисса, энергично растирая мужнину поясницу зельем: – Вот только приступ радикулита вылечим…
