Задание 8

Джен

Команда ДЖЕН

Название: Закрытая дверь
Жанр: Драма
Герои/пейринг: Джинни, Трелони — главные, Невилл — второстепенный
Рейтинг: PG
Саммари: О бесценном даре, убийцах и смерти. О том, что можно сделать для тех, кто пока жив, и плате за это.
Примечание/предупреждение: Говоря о лжепрорицателях, Джинни цитирует Лема.
Иллюстрация к фику: http://www.hogwartsnet.ru/fanf/konkurs/8_gen.jpg


Время пить кофе

Джинни и сама не поняла, что произошло с хрустальным шаром. Будто невидимая рука взяла его с фарфоровой подставки, подкинула один раз в воздухе и с яростью швырнула в стену. Трелони только взвизгнула: «Мисс Уизли!», как осколки разлетелись в стороны, — на счастье, никого не задев.
Если это чья-то шутка… Джинни резко обернулась. Одни смотрели на неё с искренним беспокойством, другие — с болезненным любопытством, которое испытываешь тогда, когда что-то неприятное случается не с тобой. Но никто не выдал себя.
— Кто это сделал? — со злостью спросила Джинни. Кто-то из Равенкло, не будут же гриффиндорцы лишать баллов собственный факультет. — Кто это сделал?
Луна успокаивающе сжала её ладонь.
— Мне показалось, что это была ты.
Почему не кто-то из её вездесущих тварей? Почему Луна забыла о них именно сейчас?
— Нет. Это не могла быть я.
Она умела контролировать свои эмоции, чёрт возьми. Она не могла разбить хрустальный шар только потому, что… никаких особых чувств предсказание у неё не вызвало. Как можно было к Трелони и её выдумкам относиться серьёзно?
— Минус девять баллов с Гриффиндора, — прошептала прорицательница, теребя бахрому на своей облезлой шали, и быстро добавила, когда Джинни опять собиралась повторить «Это не я»: — …за разговоры на уроке. А также сегодня в восемь вечера жду вас на отработке.
Все знали, что отработок Трелони ещё никогда никому не назначала.

Они встретились возле кабинета трансфигурации: у Невилла только что закончилось занятие, у Джинни — ещё не началось.
— А что было до того, как… — Невилл неловко запнулся, — кто-то… разбил шар?
— Она предсказала мне смерть, — усмехнулась Джинни. — Ты спрашиваешь, словно не знаешь Трелони. Она увидела в шаре Грима, естественно. Какая неожиданность. Но это не повод мне выходить из себя, это не повод, — предупредила она. Пусть только попробует заикнуться, что она разбила этот дурацкий шар.
Невилл вздохнул. Плотнее прижав к себе книги, он сделал полшага вперёд и тихо спросил:
— Значит, отработка в восемь вечера?
— Да, но я успею, — уверенно ответила Джинни. — Без меня не надо ничего предпринимать, пожалуйста.
Она чувствовала, что сегодняшний день был необыкновенным, безумно важным. Интуиция подсказывала — всё, что они ни свершили бы, должно было принести особые плоды. Не могла же всё испортить какая-то бестолковая прорицательница! Трелони назначила отработку в восемь вечера, тогда как в двенадцать наступал комендантский час, после которого ни выйти, ни войти в гриффиндорскую башню было нельзя.
С Луной Джинни встретилась на сдвоенном зельеварении и ещё раз потребовала, чтобы та ни в коем случае ничего не делала без неё. Потребовала так настойчиво, что не заметила, как бросила в котёл в два раза больше болиголова, чем требовалось по рецепту, и факультет за это лишился ещё пяти баллов.
С Невиллом Джинни встретилась в гриффиндорской гостиной в семь часов вечера. Он старательно писал сочинение по трансфигурации.
— Не надо ничего предпринимать без меня, — в который раз повторила Джинни.
— Не буду, — уверил её Невилл и, видимо, для того чтобы она окончательно убедилась в его искренности, в полушутливом жесте прижал к сердцу перепачканные в чернилах руки. — Клянусь.

Джинни разрезала пакет и отложила ножницы. Перевернув его над стеклянной банкой, она принялась пересыпать туда чай, не прекращая оглядывать полки.
Кулинарный херес. Конечно. Ведь Трелони так много пекла.
Коньяк, понятное дело. Без него кофейная гуща всегда немного привирала.
Ром. А с ромом чаинки, без сомнения, точнее предсказывали будущее.
Бедная Трелони. Сколько у неё всего было настоящих предсказаний? Два? Три? До чего ж гениальная провидица! Куда уж до неё знаменитой Кассандре.
Джинни стало даже жалко Трелони. Ей же всё время приходилось сравнивать себя со знаменитой прабабкой, постоянно думать о своей посредственности, о том, что Дамблдор взял её на работу только из жалости. Без сомнения, поэтому прорицательница и пила — чтобы обо всём забыть. Поэтому и зажгла сейчас все эти курительные палочки, чтобы не чувствовался запах хереса или… чем она там сегодня баловалась?
Жестоко? Зато правдиво.
Джинни чихнула. Благовония, ими пахло сильнее, чем днём, — сандал, ваниль и что-то ещё — мешали дышать и вместо успокоения вселяли только чувство беспокойства. Хотелось быстрее уйти отсюда, но Трелони, как назло, придумывала задание за заданием. Да некоторые ещё как. Заставляла вытягивать из колоды карты. Совсем с ума сошла. Не просто так даже Луна называла её немного странной.
Закрыв банку и выкинув пустой пакет в мусорное ведро, Джинни взглянула на настенные часы: почти десять. Сколько ещё она должна торчать здесь! У неё совсем не осталось времени.
— Профессор, — позвала Джинни и хмыкнула, представив, что ещё могла заставить её сделать Трелони. Может, распутать узелки на шёлковых верёвочках? Может, разложить птичьи косточки по бархатным мешочкам? — Профессор, всё готово.
Трелони сидела за своим обычным местом и раскладывала пасьянс. Видимо, будущее, которое она не видела, было так увлекательно, что не позволило ей ничего услышать.
— Всё готово, — громче сказала Джинни, нетерпеливо постукивая носком ботинка по полу.
Трелони достала из колоды восьмёрку пик, с задумчивым видом повертела её в руках, положила к остальным картам и только затем подняла на Джинни затуманенные алкоголем глаза:
— Выпейте со мной кофе, мисс Уизли.
— Что? — Ей показалось, что она не расслышала.
— Выпейте со мной кофе, мисс Уизли, — повторила прорицательница. — Вам незнакомо слово «кофе»?
От изумления и злости Джинни не нашла, что ответить. Чувство же, что сегодняшний день был особенным, медленно таяло с каждым ударом настенных часов.
С каких это пор пить кофе стали в десять после полудня?


Время гадать на кофейной гуще

— Предскажите мне что-нибудь, профессор Трелони, — сказала Алекто. Не попросила, а приказала. С таким же выражением лица, с каким Сибиллу когда-то проверяла Амбридж. Значит, интересовалась не предсказаниями, а попросту искала повод унизить прорицательницу, о которой кто-то уже рассказал.
— Мне очень жаль, но я не в силах. — Она надеялась, что выглядела хоть чуточку огорчённой. — Предсказания не слушаются команд извне, они являются только тогда, когда сами того желают.
— Бросьте, — Кэрроу протянула ей маленькую, изящную руку. — Предскажите, когда я умру.
Сибилла, разумеется, могла бы приложить усилие и сочинить что-нибудь более или менее правдоподобное, но не для Пожирателя. Как бы она не предсказала вместе с тем и собственную смерть. Они всегда провоцировали, и при общении с ними нельзя было предугадать, откуда последует удар.
— Я не могу прочесть по руке. Не сейчас, я имею в виду, — быстро добавила она.
— Как же так, — нарочито расстроенным тоном проговорила Алекто. — О вашем таланте предсказывать то, что никогда не сбывается, слагают легенды.
Она громко, в голос рассмеялась, и два равенкловца, проходивших мимо, оглянулись на них и прибавили шаг.
— Не родился ещё предсказатель, который хоть раз не ошибся, — спокойно, ведь насмешка была ожидаемой, ответила Сибилла, надеясь, что Алекто не вспомнит… не вспомнит хотя бы о Кассандре Трелони.
О ней так и было написано в учебниках по прорицаниям: «Кассандра Трелони никогда не ошибалась».

А с предсказаниями Сибиллы всё обстояло не так-то просто. Наверное, многие были настоящими. Просто она не всегда была уверена в их толковании, часто ошибалась — то ли от страха, то ли от природной рассеянности. Но с каких пор это стало причиной, чтобы называть её бесталанной? Часть она выдумывала, потому что собственных ей постоянно не хватало. Ведь все знали, что значимость прорицателя зависела от количества предсказаний. Но это не было поводом, чтобы считать её бездарной.
— Помните ли вы, Минерва, как я предрекала, что в этом году Хогвартс постигнут несчастья?
Кроме них, в преподавательской никого не было. Пожиратели смерти проводили занятия — Сибилла сверилась с расписанием лекций, иначе бы сюда не пришла. Она вообще предпочла бы не спускаться с башни прорицаний, пока убийцы жили в Хогвартсе, но вынуждена была присутствовать на собраниях, как и все остальные профессора. А также, если честно, её иногда посещало желание выпить с кем-нибудь чашечку кофе.
— Что вы говорите? — отозвалась Минерва, не отвлекаясь от работ студентов.
— Ещё я предвидела пугающие перемены, — Сибилла придала голосу, по возможности, налёт таинственности. Так ей всегда казалось, что её слушали более внимательно и более доверчиво.
— Да? — Минерва обвела красными чернилами в сочинении целый абзац.
— Пугающие перемены, несчастья, — с чуть заметным раздражением повторила она, кружка в её руках задрожала, и кофейная гуща изменила рисунок, но в нём всё равно угадывался Грим. — Посмотрите, сейчас всё сбылось. Мы работаем и живём рядом с убийцами!
— Тише вы, Сибилла, ради всего святого, — шикнула на неё Макгонагалл. — Вас могут услышать.
А потом добавила, помрачнев, непривычно жёстким тоном, что уж слишком часто многоуважаемая профессор Трелони предсказывала беды другим, и мог прийти тот час, чтобы все они сбылись для неё.

В последнее время она действительно чаще, чем раньше, замечала Грима. Он виделся ей в зеркальном отражении, в кофейной гуще, в узорах чаинок и расплавленном воске. О Гриме она читала по звёздам, и во всех тенях, которые отбрасывали свечи, ей мерещился он. Однако никто ей не предзнаменовывал несчастья. Она просто путалась в толкованиях, или дело было в выпитом вине, или слишком часто думала о смерти — забыть о ней сейчас было невозможно.
Сибилла точно знала, что со всеми убийцами, чтобы выжить, стоило существовать в мире, лучше всего — вообще не показываться им на глаза. Если же общества Пожирателей нельзя было избежать, их стоило терпеть, ничем не показывая свои истинные чувства.
— Попробуйте, профессор Трелони, розги, — нараспев, с обманчивой мягкостью в голосе проговорила Алекто. — Возможно, порка — как раз то средство, которое рождает настоящих прорицателей.
Сибилла, пересилив брезгливость, взяла их в руки и сдержанно поблагодарила. Отказать в этом Кэрроу она побоялась. А то, что она приняла розги, ни к чему не обязывало. Бить она никого не собиралась.
Алекто, поправив подушку, присела за столик на первом ряду и посмотрела в хрустальный шар: они уже были подготовлены для завтрашнего занятия.
— Я вам не помешаю? У вас, наверняка, сейчас лекции.
— Как сказать…
«Нет» говорить не хотелось, чтобы Кэрроу не расценила это как приглашение остаться. Лучше бы поскорее покинула класс. Розги же жгли руки, и Сибилла желала быстрее избавиться от подарка — засунуть его подальше в нижний ящик стола, с глаз долой.
— Как видно, вас мало пороли в детстве, что вы даже не знаете точно, если ли сейчас лекции или нет. — Алекто посмотрела на неё снизу вверх, склонив голову набок, и Сибилла почувствовала, как от намёка щёки вспыхнули.
— Как насчёт смерти? — Кэрроу провела ногтями по поверхности хрустального шара. — Вы уже видели мою смерть? Или посмотрите сейчас? Когда я умру, профессор Трелони?
— Нет, — Сибилла вздрогнула. Когда же она оставит её в покое? — В последнее время такие видения являются ко мне очень редко.
— Да? — Алекто приуныла. — Вот незадача. Вы предсказали студентам столько смертей, как жаль, что они не сбылись. Однако всё равно я очень-очень хочу составить вам протекцию перед Тёмным лордом. В вас скрывается нереализованный убийца, профессор Трелони.
Она никому — никогда — не желала на самом деле смерти.
Просто все эти пророчества о несчастьях казались ей более значительными, сильнее воздействующими на окружающих, чем всякие выдумки о счастливой жизни.
Но кому сейчас надо было это рассказывать? И в ответ на глупую шутку Сибилла лишь через силу улыбнулась:
— Я искренне сожалею, но я не вижу вашей смерти.
После этого впервые за долгие годы, то ли от действия алкоголя, то ли от разговора с Алекто, ей приснилась Кассандра. Она сидела за низеньким столиком, застеленным белым полотнищем, и раскладывала игральные карты. Её пальцы, по-старушечьи костлявые и скрюченные, были унизаны перстнями с драгоценными камнями. Их матовый лиловый блеск гипнотизировал Сибиллу, и она, замерев на стуле и боясь вздохнуть, зачарованно наблюдала, как гадала прабабка. Наблюдала долго, до тех пор, пока чёрный большой пёс беззвучно не подходил к Сибилле и не клал лохматую голову ей на колени.

Мисс Уизли без интереса разглядывала молочную дымку, заполнявшую хрустальный шар. Вряд ли она могла там что-то узреть. Судя по оценкам, она не входила в число тех избранных, которым был дарован дар предвиденья.
— Что вы видите там, милая?
— Слишком расплывчато, — ответила Уизли, безразлично пожав плечами.
Как будто не могла приложить усилия, чтобы… хотя бы соврать.
— Слишком чётко, — отрезала Сибилла.
— А что там? — Уизли бросила на неё быстрый взгляд и пнула локтем мисс Лавгуд, которая уже открыла рот: вот эта всегда хорошо притворялась, что ей были интересны прорицания. — То есть… вы там что-то видите, профессор?
— Разумеется. Я вижу всегда. — Сибилла не сдержалась и высокомерно фыркнула.
Хотя с хрустальными шарами она всегда не слишком ладила, и сейчас уже сомневалась, что ясно видела в них будущее, кроме… В памяти всплыло расплывчатое воспоминание: Кассандра хвалит её, но Сибилла не радуется, а плачет.
— Я вижу, что случится сегодня… — торопливо сказала она, для драматического эффекта дотрагиваясь кончиками пальцев до хрустального шара.
И дым рассеялся.
Лонгботтом корчился на полу от боли… словно под Круциатусом… без сомнения, под Круциатусом, а Уизли смотрела не на него, а прямо в глаза ей — нет, тому, кого Сибилла не видела, — и говорила. Ничего не было слышно, ничего нельзя было разобрать. Только один раз, когда Уизли разъяренно выхватила волшебную палочку и выкрикнула заклинание, Сибилла прочла по губам: «Кру-ци-о». Рука, маленькая, изящная, рука Алекто, направила на Уизли волшебную палочку, и с зелёной вспышкой дым вновь заполнил шар.
Сибилла отняла от него пальцы и, пошатнувшись, отступила на шаг.
Видение длилось считанные мгновения. Может, ей показалось? Привиделось из-за душного воздуха или чего-то ещё.
Не могла же она… Не могла, в самом деле, так чётко и ясно видеть чью-то смерть.
Сибилла растерянно огляделась по сторонам. Все молча наблюдали за ней. Уизли, скрестив на груди руки, скептически усмехалась.
— Неужели я умру? — спросила она.
Зелёная вспышка ведь могла быть от другого заклинания? Ведь могла же Кэрроу ответить на «Круцио» каким-то другим заклинанием, а не «Авадой Кедаврой»?..
Только разве такое существовало? И Алекто… Алекто ведь была способна на убийство и без такого повода.
Неужели на самом деле Сибилла видела?..
— Профессор Трелони, я умру? — повторила Уизли, улыбаясь.
До чего же глупая девчонка! До чего же глупая.
И отчаянно смелая, как все гриффиндорцы. Ведь она была способна насолить Пожирателям? Кто, если не она, должен был состоять в той самой «Армии Дамблдора»?
— Вы умрёте, — бесцветным голосом ответила Сибилла и облизнула пересохшие губы.
Студенты зашумели, как будто до этого никто не слышал, как она предсказывала несчастья. Или на всех так подействовала её прямолинейность и голос, в котором не было обычной театральности.
— Все когда-нибудь умирают, — спустя паузу легкомысленно заметила Уизли.
Ей должны были поверить. Поверить сейчас. Никто ведь не знал, как часто раньше она выдумывала.
— Вы умрёте сегодня, — жёстко сказала Сибилла. — Я. Видела. Это.
Она на самом деле никому не желала смерти. Неважно, сколько раз до этого она говорила о ней. Всё было ненастоящим. Не таким, как сейчас.
— Если только… — Уизли нахмурилась. — Вы знаете, говорят, что лжепрорицатели сами реализовывают свои предсказания.
И она будет считать себя убийцей, если ничего не сможет изменить. Главное не то, сколько она предсказывала смертей до этого, главное, что она сделает для тех, кто был ещё жив.
Сибилла сжала волшебную палочку, и хрустальный шар, повинуясь невербальному заклинанию, взмыл с фарфоровой подставки вверх.
А настоящие прорицатели сами могут их изменить.

— Что вы делаете?
Минерва выглядела так, будто готова была разбить все оставшиеся хрустальные шары. Кто-то из гриффиндорцев уже рассказал о случившемся своему декану. Сибилла боялась этого, поэтому спряталась в башне прорицаний, но не успела закрыть люк заклинаниями… Мерлин, как же глупо было скрываться от собственной подруги.
— Вы хоть понимаете, — процедила сквозь зубы Минерва, — как всем нам сейчас тяжело? Как тяжело студентам? И вы со своими… фантазиями…
— Нет, — набравшись храбрости, прервала её Сибилла. — Я на самом деле видела…
— Хватит выдумывать, — отрезала Минерва. — Решили, что сейчас особо хорошее время для ваших обычных… предсказаний?
— Вовсе нет! Вы не понимаете…
— Всё я прекрасно понимаю, — ответила Макгонагалл. Её взгляд не выражал ничего, кроме жалости.

Сибилла склеила хрустальный шар «Репаро», но магия уже ушла из него, и он превратился в бесполезную пустышку. Множество таких продавалось в Косой аллее, но Кассандра когда-то давно научила её распознавать подделки.
Стоило выкинуть или ещё сгодится? Ведь студенты всё равно не видят будущее. Какая им разница?
Сибилла положила хрустальный шар на стол и толкнула. Он медленно подкатился к бутылке с вином и легонько стукнулся об неё.
Изменить будущее, ничего, в общем-то, не делая, было не так и страшно. Это не выйти навстречу какому-нибудь монстру — на такое Сибилла никогда бы не решилась.
Она взяла бутылку и выплеснула остатки хереса в бокал. В шкафу было ещё две непочатых, но стоило ограничить себя, ведь Уизли скоро придёт на отработку. Сибилла уже зажгла благовония, чтобы девчонка не почувствовала запаха. Да ещё добавила щепотку толчёных чёрных бобов, отчего-то они отпугивали Грима — лучше, чем херес. Не хватало ей сейчас только этого.
Одним глотком Сибилла выпила вино и отставила от себя пустой бокал.
В окно нетерпеливо постучали. Только сейчас она обратила внимание, что на подоконнике сидела сова и время от времени ударяла клювом в стекло.
Сибилла некоторое время смотрела в окно, не понимая, что от неё требовалось, потом с трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, пошла открывать.
В письме мелким почерком было всего лишь две строчки:
«Профессор Трелони, что же Вы меня обманули.
Разве какая-то студенточка более достойна Ваших предсказаний, чем я?».
Подпись отсутствовала, но и так было понятно, от кого оно. Алекто никогда не успокоится и не оставит её в покое. Сибилла сначала хотела выкинуть письмо и забыть, что его получала, но потом вернулась за стол, достала из ящика пергамент и письменный набор, обмакнула перо в чернилах и принялась сочинять ответ:
«Я видела и Вашу смерть, профессор Кэрроу».
Часы показывали, кажется, два, на столе стояла одна чашка, а в мае Сибилла родилась — любимый месяц.
«Вы покинете эту бренную землю второго мая следующего года. Не помню от чего, поэтому сожалею. Какой-то несчастный случай, что ли».
Она дунула на чернила, чтобы они быстрее высохли, но кляксы только расплылись, и небрежно свернула пергамент.
Не прошло и четверти часа, как школьная сова вернулась с ответом.
«Спасибо, профессор Трелони, за предсказание. Не скрою, что удивлена. Я была уверена, что Вы предскажете мне смерть лет этак через пятьдесят в кругу семьи, и проспорила брату целый галлеон. Но если Вы предрекли мне столь скорую гибель, то будьте готовы ответить за свои слова. Если Ваше предсказание не сбудется, я убью Вас, профессор Трелони».
Сибилла решила, что хереса на сегодня слишком мало, и открыла ещё одну бутылку.
Вскоре, прямо за столом, сложив руки и опустив на них голову, Сибилла задремала. То ли от хмеля, то ли от чего-то ещё ей снова приснилась Кассандра. Она крепко держала её за руку, ногти больно впились в кожу, и, как ни пыталась, Сибилла не могла вырваться. «Моя талантливая девочка, не меняй будущее, если тебе важен твой дар». Дверь со скрипом отворялась, её никто так и не закрыл, не приложил ни малейшего усилия, чтобы закрыть, а с улицы доносился лай, шум голосов и гудки проезжающих машин, и чёрный лохматый пёс поднимался с пола, Кассандра притягивала Сибиллу к себе и зажимала рот. «Это не так важно, как твой бесценный дар, — говорила она. — Собака? Я сама куплю тебе другую, какую захочешь. Только этой дай умереть, раз только что видела её смерть».

Уизли точно назовёт её сумасшедшей, спятившей алкоголичкой: Сибилла заметила, как та оглядывала полки. Да и хмель не выветрился из головы — девчонка должна была что-то приметить. «Если вы вытянете пики — первым делом переставите книги, если червы — протрёте хрустальные шары, если бубны — займётесь игральными костями, если трефы — отмоете чашки от кофейной гущи, я специально их оставила для вас». Нельзя же было прямо сказать: «Я хочу вам погадать, вытяните карту».
Она всегда соглашалась, что дар предвиденья ценен, особенно когда ты не умеешь ничего другого, кроме как гадать на кофейной гуще. Она признавалась себе, что была не так талантлива, как Кассандра, но знала: вина в этом лежала и на ней самой. Она боялась некоторых предсказаний и всеми силами их избегала. Боялась увидеть чью-то смерть в хрустальном шаре, прочесть по картам, расплавленному воску, игральным костям, рунам, звёздам. Выдумывала о ней пророчества: чем больше фальшивок, тем сложнее отличить настоящее. Потому что однажды ей пришлось бы сделать выбор — такой, который она не сделала в детстве.
Минуты бежали медленно, а Уизли, как назло, справлялась со всем очень быстро. Спешила умереть? Не так-то это было просто. Сибилла решила задержать её в классе прорицаний надолго. Да пусть хоть до двенадцати, если понадобится, когда уже будет поздно возвращаться в гриффиндорскую башню, и ей придётся остаться здесь.
— Всё готово, профессор.
Восьмёрка пик говорила, что слишком рано. Судьба девчонки должна измениться, Сибилла сделает это, даже если лишится своего дара. Он был не настолько ценен, чтобы стоить чьей-то жизни.
— Выпейте со мной кофе, мисс Уизли.
Ведь десять вечера было хорошим временем, чтобы погадать на кофейной гуще. Может, в последний раз, и завтра Сибилла уже не сможет увидеть будущее. Станет такой же пустышкой, как разбитый и склеенный хрустальный шар, и никто не заметит разницы.
Но сейчас она ни о чём не жалела.