Задание 15

Джен

Команда ДЖЕН

Название: «Свобода»;
Жанр: общий, зарисовка;
Герои: Гермиона Грейнджер, Нимфадора Тонкс, Сириус Блэк, Молли Уизли;
Рейтинг: PG;
Саммари: Сириус объясняет Тонкс и Гермионе, как получить желаемое;
Примечание/предупреждение: Зарисовка, просто зарисовка, момент, блик на стене, солнечный зайчик без претензий :).


…- Ребенок не просил, чтобы его рожали на свет. Не выбирал жизнь в этом мире. Поэтому он волен делать все, что ему вздумается. Вот это я предъявляла своим родителям, когда мне было лет четырнадцать. – Тонкс накручивала на палец прядь ярко-красных волос, задумчиво улыбаясь призраку своего упрямого отрочества.

- А они что? – поинтересовалась Гермиона.

- А ничего, - хихикнула Тонкс. – Папаня обычно хлопал себя по пузу и просил проверить, осталось ли на кухне пиво. А мама… ну, она так по-особому поднимала бровь и предлагала мне начинать прямо сейчас.

- Что начинать?

- Делать, все что вздумается. Как правило, желание сразу пропадало.

- Девочки, там, на кухне! – позвала откуда-то из недр дома Молли Уизли. Эхо её голоса, отражаясь от сыроватых стен фамильного особняка Блэков, прозвучал сюрреалистично.

- Мы! – хором отозвались Гермиона и Тонкс. В углу что-то зло прошебуршало - Кричер, наверно.

- Потолките орехи грецкие, пожалуйста, а? На второй полке, шкафчик справа!

- Потолкём, то есть, потолчем, - пробормотала Гермиона, поднимаясь на цыпочки и открывая дверцу шкафчика. Та была неудобно-тяжелой, из мореного дуба, и как только домашние эльфы справлялись в свое время с этакой тяжестью?.. Впрочем, у них ведь есть своя магия, а прочее никогда не волновало прежних хозяев этого дома. Главное – помпезность, во всем, включая мебель на кухне, куда Блэки вряд ли вообще заходили…

Впрочем, Сириус, наверно, заходил. Забегал с ухмылкой до ушей, воровато оглядываясь, забирался на приставной табурет и загребал с полок засахаренные фрукты, конфеты, мармелад. Устраивал их у себя за пазухой – и все. «И был таков», - как пишут в сказках.

Представив себе маленького Сириуса-пакостника, Гермиона невольно улыбнулась. Да, не слишком этот образ совпадал с тем мрачноватым мизантропом, что жил сейчас на верхнем этаже дома 12 по Гриммо-плейс. Не совпадал, но подходил. А это вещи разные.

- Чему улыбаешься? – поинтересовалась Тонкс, ставя перед ней ступку и толокно. Они были украшены рунической резьбой, на которую Гермиона взглянула с неким подозрением.

- Да так, подумалось тут… - она все-таки высыпала ореховые ядра в ступку: черт с ним, если эта посудина черномагическая, Муди её прощупает своим чудо-глазом. – Твоя мама же в Слизерине была?

- Ну, да. Как, в принципе, все Блэки – кроме Сириуса.

- А они с Сириусом дружили в детстве. Мне Гарри рассказывал.

Тонкс задумчиво положила в рот один орешек.

- Знаешь, она на эту тему никогда особо не распространялась…

- Дружили, дружили, - раздался с порога хриплый голос. Сириус собственной персоной. – И правильно делала, что не распространялась, скажу между нами. Я бы о себе тоже не очень-то болтал.

Хохотнув, он извлек из-под стола запыленную бутылку коллекционного вина, которую вчера перетащили с десятком других из полуобвалившегося погреба.

- Хотел Кричера попросить принести, а потом понял, что лучше сам схожу, чем буду лишний раз созерцать его мерзкое рыло, - пояснил Сириус, вытаскивая пробку, и игнорируя возмущенный взгляд Гермионы. Он собрался, было, начать глотать прямо из горла, но замешкался с гримасой чего-то похожего на отвращение на лице. Подвинул к себе кружку, вылил в неё вино до краев и ополовинил одним махом. И неожиданно обратился к Тонкс:

- А знаешь, что считаю я? По поводу всех этих просьб о свободе и прочей ерунде?

- Ты что, подслушивал? – спросила Тонкс после секундной паузы. Сириус снова засмеялся:

- Я Клюва кормил возле открытого чердачного окна, а через него слышно все, что этажами ниже, если там тоже окна нараспашку. Как, вон, у вас тут, на кухне. Так знаешь, что я считаю?

- Нет, - ответила Гермиона, словно бы он обращался к ней.

- Я, в детстве, конечно, таких манифестов, как Тонкс, не делал, - Сириус подлил себе еще. – Про свободу самовыражения и так далее. Я просто…

- …методично крушил все вокруг, - подсказала Тонкс. Сириус кивнул и отсалютовал ей кружкой.

- И, в конце концов, - продолжал он, - я заработал-таки то, о чем мечтал, пардон за пафос, больше всего на свете. Дали мне свободу.

- Сво… - Гермиона потрясла головой. – Ты же сбежал.

- Ну да. Сбежал. И избежал. Не только жизни аристократа, полной этих, как их… - Сириус прищелкнул пальцами, - праздности и сладострастных удовольствий, но и порчи в спину. Понимаете, что я хочу сказать, девчонки? Я так достал семейку, что они даже не стали меня проклинать. Они предпочли выжечь меня с фамильного древа и забыть, как страшный сон. Никаких угроз, запугиваний, попыток спастись от позора и прочей ерунды. Я получил свободу, при этом не ни разу не возопив прямым текстом: «А пошли вы все нахрен!»

Тонкс воззрилась на родственника, хлопая глазами, и поинтересовалась:

- Так это был камень в мой огород?

- Именно! – воскликнул Сириус, потрепал её по голове и удалился в приподнятом настроении, прихватив бутыль и кружку.

- Никогда не думала, что скажу это, - заметила Тонкс, глядя ему вслед, - но…бедные Блэки.

Гермиона фыркнула, закусив губу, и принялась, наконец, толочь орехи. Очень скоро обе девушки заговорили о какой-то посторонней ерунде. Их голоса в этой темной кухне звучали, возможно, чуть чужеродно – Гермиона и Тонкс замечали это после каждого особенно громкого взрыва хохота. И невольно понижали тон, будто бы стушевавшись.

«Хотя что это мы? Вряд ли с особняком Блэков когда-либо случалось что-то похуже юного Сириуса», - подумалось в какой-то момент Тонкс.

Конец.


Слеш

Команда СЛЕШ


Название: Useless
Жанр: драма
Герои/пейринг: Северус Снейп/ Сириус Блэк, Альбус Дамблдор
Рейтинг: R
Саммари: «Человека определяют не заложенные в нем качества, а только его выбор». А если этот выбор идет вразрез со всем остальным? А если поставленная задача кажется чем-то несуразным? А если ничего не остается, когда ты в итоге выбираешь неправильно?
Примечание/предупреждение: смерть главных персонажей (одного - добровольная, хотя это неоднозначное утверждение). Частичное АУ.

1993 год, июль.

Вспышки. Короткие безжалостные вспышки, слабые проблески сознания, слишком мимолетные, чтобы за них зацепиться и попытаться что-то понять. Но это не имеет значения, пока что-то отчетливо тянет вперед, к цели. Лапы, почти не ощущая холода камня, бесшумно скользят по полу. Животное, скрытое темнотой, незаметно для посторонних глаз, и, если не вглядываться, можно счесть, что это всего лишь игра отблесков единственного чадящего факела.

Однако худого черного пса, пробирающегося по коридорам, не волнуют ни темнота ночи, ни скудность освещения. Он ползет, прижимаясь брюхом к полу. Спокойно, выверенно, без лишних рывков. Инстинкт медленно ведет собаку к выходу, не давая сорваться и бегом преодолеть оставшееся расстояние.

Тут опасно.

Пес не знает, почему так, да это ему и неважно. Просто опасно, а, значит, надо уходить отсюда, не доискиваясь причин.

Поворот, за ним – еще один. Последний длинный коридор выводит его наружу, и теперь лапы ощущают твердую шершавую землю. Впереди – мерцающая в лунном свете гладь пролива, какая-то… маняще-отталкивающая. Пес останавливается у самой кромки и быстро трогает лапой воду. Сердито фыркает, видимо, она действительно холодная. Затем оглядывается на мрачное здание и, не мешкая более, с размаху бросается в ледяную воду. Холод не сковывает его движений, пес усиленно гребет лапами, отдаляясь все дальше и дальше от Азкабана – тюрьмы для волшебников, откуда, как всегда считалось, нет выхода.

Он не знает, сколько времени проводит в воде, пока зоркие глаза не замечают далекую полоску берега. Пес, почуяв долгожданную цель, начинает грести сильнее, и земля все быстрее и быстрее приближается к нему.

Выбравшись на берег, он отряхивается, капли стеклянными осколками летят во все стороны, земля вокруг сразу становится мокрой. Пес не знает, куда бежать дальше. Ему очень хочется есть: баланда, которая попадала в желудок последнее время, далека от представления о сытной пище. И хочется найти какой-нибудь навес, потому что с неба начинают падать холодные капли. Дождь усиливается, совершенно не собираясь стихать, а пес стоит под ливнем и мокнет, лапы коченеют от холода, и он, наконец, срывается с места, устремляясь на север.

***

Ряды серых пригородных домов сменяются городскими улицами, там и тут начинают мелькать броские рекламные вывески, сливаясь для пса, бегущего по ночному городу, в одно нечеткое ярко-рыжее пятно. Запахи еды преследуют его, но найденные в урнах объедки жалки и только сильнее разжигают собачий голод.

Редким прохожим нет никакого дела до облезлого пса, уныло трусящего по обочине. Где-то громыхает клубная музыка, слышится пьяная ругань, звенят многочисленные бутылки, раздается довольный хохот. От хохота пес вдруг вздрагивает и застывает на месте, мгновенно забывая о своем отчетливом намерении идти вперед.

Какие-то давние неприятные ассоциации с этим раскатистым дребезжащим звуком. Какие-то воспоминания, безжалостно ускользающие, стекающие, как капли с лоснящейся шерсти...

Он поспешно трясет головой, потому что возникшая на задворках сознания привычная мысль о еде быстро затмевает все остальные.

Найденный в одном из мусорных баков китайского ресторана кусок мяса становится для тощего пса манной небесной. Голод временно утолен, бодрость ненадолго возвращается, и он вновь переходит на бег, потому что город с пустынными ночными улицами и диким весельем неподалеку ему совершенно не нравится. Потому что нельзя останавливаться. Потому что надо продолжать бежать, даже если от гравия, сменившего асфальт, начинают болеть лапы.

***

Следующее место, остающееся в памяти, – не то маленький город, не то большая деревня. Скопище домов, уютные магазинчики, скромные, отнюдь не кричащие вывески. И дорожки здесь пес находит удивительно приятными - песчаными, без колючего гравия или твердого асфальта. Он довольно фыркает.

Снующие туда-сюда люди поначалу не замечают его, тощего и облезлого. Но вот какой-то мальчишка тянет женщину, идущую рядом с ним, за рукав и довольно восклицает:

- Мам, смотри, какой замечательный пес!

Женщина оборачивается, шурша пакетами с покупками, и впивается взглядом в «замечательного пса». А пес с надеждой смотрит на нее.

Ее глаза широко распахиваются, но мать мальчика не может выдавить из себя ни слова, она просто пораженно смотрит на собаку. А пес, решив, что приглянулся этим людям, делает пару маленьких шажков вперед.

И тут она словно просыпается и быстро, испуганно тараторит:

- Пойдем, Мэтью, пойдем скорее. Мерлин мой, только Грима нам сейчас не хватало!

- А что такое «Грим»? – ребенок заинтересованно смотрит на мать. Он явно не собирается никуда двигаться. Наоборот, мальчик тянет ее прямиком к облезлой собаке.

- Пойдем, - настойчивее повторяет женщина, рассеянно гладя мальчишку по голове. – А ты, - она поворачивается к псу, – давай, иди отсюда. Уходи, уходи, - женщина машет в сторону собаки объемистыми пакетами. – Ну же!

Он обреченно скулит и, повернувшись, бредет в другую, безлюдную сторону, провожаемый двумя взглядами: одним потерянным и расстроенным, одним - чрезвычайно испуганным. Через некоторое время он понимает, что давно оставил позади эту странную деревню.

***

Продираться сквозь лесную глушь, когда ветки безжалостно хлещут по глазам, а хвост запутывается в колючем кустарнике, невыносимо сложно. Остается только тихо скулить и, торопливо зализав кровоточащие царапины, сбавлять темп, потому что на бег просто нет сил.

Пес идет по незнакомым местам уже несколько часов, инстинктивно свернув с дороги в лес. И теперь он отчетливо чувствует, что пройти осталось совсем немного. В воздухе по-прежнему витают ароматы травы, коры деревьев, запахи животных, обитающих тут. Но их уже перебивают затхлость неухоженных улиц, гниль от невидимой, но явно близкой реки и… слабовыраженный запах присутствия человека.

Перед глазами вместо гущи стволов и проклятого кустарника возникает маленькая неприглядная поляна, а за ней - прямо по линии горизонта - располагаются одинаковые и столь же неприглядные домишки. Над всем этим мрачным «великолепием» подчеркнуто гордо возвышается старая труба.

Пес, пройдя пару грязных кварталов, уже не тычется носом в брошенную обертку от жареной рыбы или старую пустую банку. Он знает – еды здесь нет. Хоть район и не заброшен, это – не кишащий людьми город, тут нечего искать. Лапы ноют немилосердно, он наугад сворачивает направо и останавливается.

Угрюмый проулок не настораживает, не внушает опасения, но и не дает пьянящего чувства бесконечной свободы. Запутавшись в собственных ощущениях, пес настороженно осматривается.

Дорога тут вымощена плоским булыжником. Кровли домов изрядно покосились, краска давно облезла, а крыльцо дома, расположенного к нему ближе всего, вообще еле держится. Но он устал, слишком устал, чтобы искать другое место для отдыха. Отсюда всегда можно уйти. Только бы передохнуть немного, уткнуться носом в лапы и не подниматься несколько часов.

Пес медленно семенит мимо нескольких домов и, выбрав наименее неприглядный, с тихим выдохом ложится на крыльцо. Собачье чутье подсказывает: это место не так заброшено, как кажется на первый взгляд. Но бесконечная ходьба и сбитые лапы окончательно отбивают у него всякое желание прислушиваться к своим ощущениям. Пес складывает лапы перед собой и опускает на них морду. В такой позе он и засыпает.

Просыпается пес от несильного толчка и следующего за ним изумленного ворчания:

- Это еще что такое?

Он осторожно приподнимает голову. Солнце светит слишком ярко, лучи бьют по глазам, но пес понимает, что прямо над ним возвышается человек, который, очевидно, чем-то недоволен. Интересно, чем? Почему?

- Кто тебе дал право валяться на моем пороге?

Он с трудом поднимается - лапы сильно ноют – и, пошатнувшись, кубарем скатывается с крыльца.

Человек неприязненно оглядывает худого пса, шерсть которого висит клочьями, а лапы заметно повреждены.

- Я не собираюсь пускать тебя в дом. Еще ни один, - заминка, - пес не переступал порог дома Северуса Снейпа.

На слово «Снейп» пес реагирует крайне странно – глухо рычит, силясь понять, почему не может вспомнить, где уже определенно слышал этот набор звуков. Но его память обрывочна, она отдаляется, как мираж, и не желает прояснять непонятные моменты.

- Ты еще зубы покажи, - человек ухмыляется, продолжая этот абсурдный диалог с полуживым псом. – Будет выглядеть впечатляюще, особенно если учесть, что ты похож скорее на облезлую кошку, чем на приличную собаку.

Пес не шевелится. «Конечно, - думает Снейп, - шавка просто не может понять всю нелепость своего вида».

Человек достает палочку и начинает снимать охранные заклинания. Пес чувствует, как исчезает магическая вибрация, и радостно топает к приоткрытой двери.

- Нет, - категорично заявляет Снейп, молниеносно преграждая путь, - ты туда не пойдешь. И вообще, исчезни. Я – не любитель собак, особенно настолько жалких.

Дверь хлопает прямо перед носом растерянного пса.
Через пару минут раздается жалобное поскуливание.
Еще через некоторое время – поскабливание когтями по косяку. Отчетливый, раздражающий звук.

- Это уже слишком, - Северус Снейп рывком распахивает дверь и, скрестив руки на груди, раздраженно взирает на ходячее подобие собаки. Фирменный устрашающий взгляд не действует: это чучело не ретируется в испуге, а продолжает стоять на том же самом месте, подобно истукану. – Чего ты хочешь?

Вопреки всякой логике, пес утыкается носом ему в ногу и поднимает лохматую голову. В серых глазах – совершенно ошеломляющие эмоции, обращенные к нему, которые Снейп не привык видеть даже у людей.

Мольба. Страх. И паника.

Северус Снейп с удивлением обнаруживает, что начинает чувствовать себя подонком, обделяющим бездомную шавку какой-то разнесчастной едой. Поскольку чувство весьма и весьма непривычно, от него хочется избавиться. Снейп вздыхает:

- Черт с тобой, сейчас принесу что-нибудь из еды, а потом ты оставишь меня в покое.

Пес довольно виляет хвостом, вероятно, выражая согласие.

Снейп притворяет дверь и направляется в сторону кухни. Теперь он еще и приблудившихся собак будет кормить! Просто потрясающе!

Он шарит на столе в поисках продуктов. Хлеб, мясо, зелень… ну хоть что-нибудь тут есть? Рука натыкается на сверток, обертка с треском летит на пол. Рыба.
Снейп кривится, но потом вспоминает, что все равно ее недолюбливает.

- Вот, держи, - он подходит к двери, которая приоткрыта шире, чем была, и большая часть пса находится внутри, а слабо помахивающий хвост еще на улице.

- Нахал, - беззлобно констатирует Снейп. – И наглец.

«Наглец» быстро уплетает принесенную еду. Зельевар задумчиво смотрит. Какой же он все-таки худющий, такое ощущение, что не ел не то что несколько недель – лет…
Покончив с рыбой, пес виновато косится на него.

«Ты никогда не хотел иметь какое-нибудь домашнее животное? – звенит у Снейпа в голове знакомый голос. – Собаку там или кошку. Сова – это средство доставки писем, и даже если у тебя филин, это – не питомец».

Он вспоминает собственный ответ.

«Мне не нужна кошка, которая будет жалобно мяукать, выклянчивая молоко, или собака, которая будет вылетать в коридор, приветствуя меня. Ты же знаешь – мне чуждо все это. Филин – идеальный вариант. Пишешь письмо и за его доставку платишь едой».

«Но это же так скучно», - девушка смешно морщит нос и несильно ударяет его кулачком в грудь.

Как давно это было? Семнадцать лет назад? Двадцать?

Воспоминание резко обрывается, оставляя вместо себя замершую на пороге собаку. Улыбка Лили тускнеет, и на ее месте вновь оказывается облезлая стена.

Снейп чертыхается про себя. Сколько времени прошло, а такие вот моменты, внезапно всплывающие в памяти, до сих пор причиняют боль. Наверное, потому, что Лили была его единственным другом – первым и последним. Пока этот Блэк с его сумасшедшей улыбкой не оборвал ее жизнь.

Руки сжимаются в кулаки. Хорошо все-таки, что его поймали. Теперь заноза в заднице по имени Сириус Блэк гниет в Азкабане и больше никогда не будет улыбаться. Эта мразь заслужила такое наказание. Жаль, Поцелуй дементора давно упразднили.

Взмахом палочки Снейп убирает украшающий дощатый пол рыбий скелет, потом поправляет мантию и неохотно, словно бы вынужденно произносит:

- Ладно. Если тебе хочется тут торчать – пожалуйста. Дверь в лабораторию я запру, ходячее собачье бедствие мне там совершенно ни к чему. Мешаться под ногами не советую, в противном случае я тебя просто вышвырну.

***

Утро. Какое-то слишком непривычное утро. Ни могильного холода стен, ни мокрой земли. А почему всего этого нет?

Пес поднимает голову и озирается вокруг, готовый в любой момент сорваться, если учует опасность…

Но опасности нет. Стены - но не те, которые он видел бесчисленное количество раз, вместо пола под лапами - жесткий коврик. Человек, что-то ворча, подсунул его вчера псу в качестве подстилки.

Он бредет на кухню, откуда соблазнительно пахнет едой.

Такое подзабытое ощущение утренней еды... Обычно поесть он мог только в определенное время днем… или все же ближе к вечеру? Там, где стены холодили спину, не было ясно, когда день перетекает в сумерки. Отчетливо ощущалось лишь наступление утра.

Пес нерешительно останавливается на пороге и выглядывает из-за косяка. Снейп расхаживает между стульев, бормоча что-то себе под нос. На столе дымится позабытая чашка с горячим чаем.

Пес неуверенно оповещает о своем присутствии. Человек резко оборачивается, но, скользнув взглядом по собаке, выдыхает и коротко кивает на миску в углу комнаты, потом снова начинает просматривать газету, отодвигает в сторону чашку и неверяще качает головой:

- Как? Как он мог сбежать из Азкабана? Там же дементоры, охрана… А Фадж куда смотрел, главный идиот Министерства? «Первый в истории побег», «общественность в ужасе», «министр не отрицает очевидного»… Сириус Блэк, да что ж ты не сдох в Азкабане, а?

Всего два слова. И это – как сигнал. Пружина заводится, маятник начинает раскачиваться из стороны в сторону, бешено набирая обороты, голова гудит, в глазах рябит от картинок прошлого.

На него без предупреждения льются сотни фраз, реплик, диалогов, словно скоростной марафон через всю жизнь, поезд без тормозов…

«Сириус, ну и как там, в Хогвартсе?» - брат заинтересованно смотрит на него.

«Сириус Блэк!» - Дамблдор улыбается. Шляпа, недолго думая, гремит над Большим залом: «Гриффиндор!».

«Блэк, Поттер, Люпин – вы опять не в спальне после отбоя?».

«Бродяга, мне кажется, что с Ремусом что-то не так. Нет у него никакой больной тетки», - Джеймс задумчиво вертит в руках палочку.

«Как ты мог сказать Снейпу про хижину? Ты же чуть не убил его!» - в глазах друга плещется ужас. Люпин странно бледен.

«Сохатый, Хранителем лучше выбрать Питера. На него никто не подумает, сам ведь знаешь – маленькая незаметная… крыса. Его даже анимагическая форма характеризует!» - ему кажется умным такой план. И Джеймс соглашается. Лили рассеянно поправляет ему галстук.

«Как ты мог? Они же были твоими друзьями!» - он орет на Питера посреди площади, не обращая внимания на перепуганных магглов.

Монотонный голос судьи выносит вердикт: «Сириус Блэк приговаривается к пожизненному заключению в тюрьму Азкабан».

«Меня зовут Сириус Блэк. Меня зовут Сириус. Меня…», – его собственный голос в затхлой камере, повторяющий имя день за днем, чтобы не потерять себя.

«Министр, - он хрипит. – Можно газету, вы ведь все равно ее прочли?». Фадж вздрагивает, потому что уже миновал камеру Блэка, и, просунув между прутьями смятые листы, торопливо уходит дальше по коридору.

С первой страницы «Ежедневного пророка» Сириусу улыбается семья Артура Уизли, а на плече у младшего мальчишки... Он не верит глазам и вертит в непослушных пальцах газету, чтобы рассмотреть фотографию получше. На плече у Рона (так зовут мальчика, согласно статье) сидит Питер Петтигрю. Питер, который засадил его сюда на двенадцать лет. Крыса без пальца на передней лапе.

«Он в Хогвартсе. Он в Хогвартсе», - произносит Сириус вслух, не замечая этого, и меряет шагами изученную за долгие двенадцать лет камеру.

В тот раз он безошибочно определяет, когда наступает вечер, он чувствует его приближение, несмотря на то, что в Азкабане нет окон. И Блэк решает, что навязчивая идея выбраться отсюда при помощи перевоплощения в собаку – не счастливое воспоминание, ее не смогут вытянуть дементоры. Остается дождаться вечерней порции еды, и можно проскользнуть между прутьев решетки. Он худой, он пролезет. Пока дементоры будут сбиты с толку тем, что перестали его чувствовать, пока министерские авроры обнаружат пропажу, Сириус Блэк будет уже далеко...

- И чего ты замер над тарелкой? – резко осведомляется Снейп. – Тут тебе не ресторан с обслуживанием. Другого нет.

Пес, вернее, Блэк, вздрагивает, воспоминания исчезают, и теперь он совершенно четко понимает, где уже слышал этот голос и кем является человек, на чьем пороге ему вчера вздумалось уснуть.

«Вот же черт, из всех людей попасть именно к Снейпу… Да, Сириус, тебе везет на неприятные сюрпризы. Ну, и чего ты замер? Дуть отсюда надо, пока Снейп не понял, что к чему».

Эта весьма здравая мысль заставляет его сделать пару мелких шагов к дверному проему, но взгляд некстати цепляется за полную миску. Собачьи чувства явно протестуют против такого идиотизма, как намеренное игнорирование еды.

«Сириус Блэк, ты идиот!»

Мысленный пинок совершенно не помогает. Его борьба с собой не остается незамеченной:

- Эванеско!

Луч заклинания попадает в миску, и еда оттуда немедленно исчезает. Впервые в жизни Сириус благодарен Снейпу, потому что теперь ничто не мешает ему ринуться к двери, как только появится возможность. Проблему выбора решили за него, притом весьма вовремя.

- Ты мне надоел. С виду похож на мешок костей, который должен на задних лапах стоять ради паршивого куска мяса, а ты еще принюхиваешься, выбираешь что-то, когда тут не из чего выбирать. Выметайся на улицу, неблагодарная псина.

Снейп раздраженно швыряет газету на стол, та сбивает чашку, которая со звоном летит на пол. Зельевар, чертыхаясь, не глядя, бросает в дверь «Алохомору» и резким взмахом палочки восстанавливает пустую чашку.

Конечно, ведь пролитое содержимое нельзя восстановить…

Блэк кидается к двери, пока Снейп занят пресловутой чашкой, и несется на всех парах - теперь он знает, куда. В сторону далекого еще Хогвартса, через Хогсмид.

Там Питер. И там Гарри. А, зная Петтигрю, можно ожидать от него чего угодно. Хватило же у того трусости выдать Джеймса и Лили и подставить Сириуса. Значит, хватит малодушия навредить мальчишке. Пускай его считают убийцей, и Гарри не знает, что Сириус Блэк – его крестный, но он должен помочь сыну лучшего друга. Просто обязан. Иначе зачем тогда все это?

***

1994 год, май.

Северус Снейп ненавидит Визжащую хижину с пятого курса. Однако, стоя сейчас в тени деревьев, он приходит к выводу, что проделанный путь того определенно стоил.

В течение года он сопоставлял факты, которые для остальных были просто событиями, не связанными в единую цепочку.

Сначала – назначение Люпина на должность, именно тогда, когда Блэк покинул стены Азкабана, потом – изрезанное полотно перед входом в гостиную Гриффиндора. Конечно же, это был Блэк. Но что он искал? Почему выбрал не ту кровать и напал на Уизли? Годы заключения вытянули из узника остатки разума?

Возможно, но Снейп не верил этому. Кем-кем, а сумасшедшим Блэк не был. Для столь продуманного побега явно нужна здравая голова.

Снейп был уверен, что Люпин помогает старому другу - Мародеры, чтоб их, - но не мог ничего доказать. Дамблдор легкомысленно списывал все его подозрения на детскую вражду и намеренно уходил от ответа. А еще Снейп должен был ежемесячно готовить этому вервольфу зелье, чтобы Люпин никого не искалечил.

Если бы только студенты, внимательно слушающие того каждый урок, знали, с кем имеют дело...

Однако сегодня, придя в кабинет к Люпину, он не застал оборотня на месте. Перо валялось под столом, чернильница была опрокинута… Все говорило о том, что у Ремуса Люпина появились дела куда более срочные, чем необходимость сохранять здравомыслие. И Северус Снейп, недолго думая, обследовал содержимое его стола.

И почти сразу же наткнулся на карту с движущимися точками и более чем понятными надписями под ними.

Люпин направлялся к хижине. А с другой стороны туда же направлялись точки, подписанные «Поттер», «Грейнджер», кажется, «Уизли»… и «Блэк».

Снейп молниеносно вылетел из кабинета, хлопнув старой скрипящей дверью. Добежав до поляны, он не сразу заметил позади Поттера и девчонки-всезнайки лохматого черного пса. А когда заметил, пораженно замер.

Конечно, с того момента, как он обнаружил на своем пороге облезлую шавку, прошло полгода, но Снейп мог с уверенностью сказать, что это – тот самый пес. В «Гримов» и прочую ерунду он никогда не верил. И еще: если верить подписи на карте, то пес – это чертов Блэк.

Значит, вот как он сбежал из Азкабана. При помощи анимагии. Этот раздел Трансфигурации Снейпу никогда не давался. А Сириус Блэк в нем, более чем очевидно, преуспел.

Стиснув палочку, Снейп сосредоточенно наблюдает, как Блэк волочит Уизли к Гремучей иве, потом в лазе исчезают и Грейнджер с Поттером.

Что-то блестит в лучах заходящего солнца, и, убедившись, что рядом никого нет, Снейп поднимает с земли мантию-невидимку.

«Поттеровская вещь. Что ж, прекрасно».

Выждав некоторое время – шпионские привычки, видимо, никогда не исчезнут – Снейп забирается в тоннель, осторожно поднимается на второй этаж, откуда доносятся голоса, останавливается около приоткрытой двери и слышит повествование Люпина о том самом случае на пятом курсе.

- Так вот почему Снейп вас не любит, - пораженно выдыхает Поттер. - Он думает, что и вы участвовали в той шутке.

- Совершенно верно, - зельевар усмехается и одним движением сдергивает с себя мантию. О да, он действительно наслаждается подскочившим от неожиданности Блэком, резко побледневшим Люпином и перепуганной до дрожи в руках Грейнджер.

Сладкий, просто нереальный триумф.

Ощущение превосходства затопляет его, и Снейп позволяет себе утонуть в этом пьянящем чувстве. Вот он, случай поквитаться за все. За унижение, пренебрежение, за то, что Блэк тогда ускользнул прямо у него из-под носа.

Он что-то говорит, но не замечает, что именно. Только реплика Люпина про «старые школьные обиды» выводит его из себя. Путы мгновенно оплетают оборотня.

Для кого старые – а лично он намерен помнить их вечно.

Сириус резко дергается в сторону Люпина, его глаза пылают бешенством. Ну уж нет, лениво думает Снейп, нацеливая палочку в лоб анимага.

Не в этот раз, Блэк. В этот раз ты отправишься к дементорам навсегда.

- Дай мне повод, - слова звучат почти мирно, столь мягка интонация. – Только дай мне повод, и, клянусь, я убью тебя, Блэк.

Тут Грейнджер решает проявить чудеса героизма и встрять между Снейпом и Блэком. Профессор Зельеварения даже не дает ей высказаться. Девчонка, запинаясь, что-то тараторит про ошибку, но Снейп знает, что никакой ошибки нет. Но будет, если эти дети не уберутся с дороги.

Откуда ему было знать, что эти дети решат синхронно ударить по нему «Экспеллиармусом» и разбираться во всем самостоятельно?

Позже, спустя несколько часов, Снейп в Больничном крыле будет бросать обвиняющие взгляды на Дамблдора, понимая, что Блэку – снова! – удалось ускользнуть. Из закрытого кабинета на восьмом этаже. Тут не помогла бы даже анимагия, значит, сам директор позволил Блэку исчезнуть.

Альбус Дамблдор снова не поверил ему. Сколько раз можно доказывать одно и то же, сколько - расплачиваться за старые ошибки таким вот недоверием? И ведь он не мог высказать и десятой доли того, что хотелось бы бросить в это невозмутимое лицо, а потому предпочел довести Министра тем, что настаивает на ордене Мерлина второй степени за поимку беглого преступника.

На самом деле на эту вшивую бляшку для героев ему было совершенно наплевать.

***

1995 год, май.

Темный Лорд набирал силы. Снейп чувствовал это, и суетливость Каркарова в середине Турнира, огрубевший, проступающий все отчетливее рисунок Метки были лишними тому подтверждениями. Весь проклятый круг грозил сомкнуться заново, но Дамблдор в ответ на его подозрения только качал головой, замечая, что когда-то это должно было случиться.

Снейп скрипел зубами от злости и с удовольствием терроризировал первокурсников на уроках. Перепуганные дети то и дело взрывали котлы, путали последовательность добавления ингредиентов, а он с наслаждением снимал баллы с трех факультетов и незаметно следил за тем, как Поттер постепенно продвигался к концу Турнира.

На его взгляд – а шпионской интуиции выгоднее доверять, чем нет – все шло слишком гладко. Нет, конечно, мальчишка чуть не утонул в озере, но скорее из-за своего благородства… тьфу, неуместной глупости.

И еще это ночное происшествие с Грюмом. Поттера там не было, видите ли!
Был; яйцо вряд ли принадлежало Краму или этой Делакур. Что до Диггори, то хаффлпаффец слишком благоразумен для того, чтобы шататься с подсказкой ко второму заданию Турнира по школе среди ночи.

Это только гриффиндорцам закон не писан. Ну, и слизеринцам; однако он вряд ли когда-нибудь озвучил бы последнюю мысль.

Третье задание Турнира подходит к концу. Снейп смотрит на часы. Время.

И где носит этого чертового Поттера? Крам и Делакур давно выбыли. Неужели Диггори оказался тем, с кем пришлось так долго возиться?

Внезапно его предплечье простреливает острой болью. Сделав вид, что наклоняется, чтобы одернуть мантию, он с силой рвет рукав. Треска ткани в общем гаме никто не слышит.

Метка горит. И более чем ясно, что именно означает эта боль. Вызов.

Грюм рядом с ним как-то странно дергается, но, когда Снейп переводит на него взгляд, тот уже демонстративно смотрит в другую сторону.

Видел или нет?

Северус решительно поднимается со своего места и движется в направлении директорской трибуны, расталкивая зазевавшихся школьников. Его провожают изумленными взглядами, но зельевару на это совершенно наплевать. Когда до Дамблдора остается какая-то пара футов, на поле с негромким хлопком возникает Поттер, сжимающий Кубок, и… Седрик Диггори.

Снейпу хватает одного взгляда, чтобы оценить ситуацию, – хаффлпаффец мертв (слишком часто ему приходилось видеть подобное застывшее выражение лица, чтобы ошибиться), а Поттер – в шоке.

Дамблдор смотрит на него. Снейп кивает.

Да, именно так. Уводите отсюда мальчишку, директор.

Однако когда зельевар в свою очередь добирается до места событий, Дамблдор все еще находится там, рядом с Амосом Диггори, неверяще глядящим на сына. Слух с поразительной точностью улавливает среди возбужденного перешептывания и испуганных вскриков отдаленное клацанье, и, обернувшись, Снейп замечает уже почти исчезнувшего в дверном проеме Грюма с Поттером под мышкой.

Поведение Аластора слишком не вяжется с только что увиденной картиной. И Снейп понимает, что все они – и Дамблдор, и Макгонагалл – так и не смогли вычислить того, кто кинул имя Поттера в Кубок. А между тем – вот он.

А дальше: его жесткая хватка на руке директора, чуть выше локтя, и дамблдоровский взгляд, в котором непонимание сменяется откровенным ужасом, и Макгонагалл, которая, не задавая вопросов, бросается с ними по лестнице, чтобы застать не-Грюма, нацелившего палочку на Поттера.

Три «Ступефая» звучат почти одновременно. Снейп усмехается про себя, оценив явную схожесть с ситуацией, имевшей место год назад.

Грюм оказывается вовсе не Грюмом, а Краучем, считавшимся до этого дня умершим в стенах Азкабана. Слухи о его смерти несколько… преувеличены.

Поттера, естественно, отправляют в Больничное крыло. Его тут же окружают друзья и Уизли, пытаясь узнать все и сразу: и как он, и что произошло, и почему погиб Седрик. Гарри ощутимо морщится, Снейп усмехается.

Но когда он вместе с Фаджем входит в Больничное крыло и замечает черного пса рядом с койкой Поттера, улыбка сползает с его лица, уступая место тихому бешенству.

Дамблдор успокаивающе кладет руку ему на плечо. Снейп, не раздумывая, сбрасывает ее.

Это - отличный шанс сдать Блэка Министерству.
Да, он потеряет доверие Дамблдора, но хотя бы расплатится за испоганенную молодость.

- Не стоит, - тихо произносят рядом.

Не поворачивая головы, зельевар еле слышно отвечает, точнее, вопрошает:

- Что он здесь делает, директор? Это же Блэк, черт его возьми, преступник…

- Не все меряется обычными мерками, Северус, - с этими словами директор отходит от него, а вот пес как раз таки поднимает голову. Снейп удовлетворенно отмечает испуг, промелькнувший в серых глазах.

Что ж, видимо, дементорам придется подождать и в этот раз…

- Вы готовы поверить Гарри на слово, директор? – голос Фаджа возвращает его к реальности. Блэк сердито рычит.

Ну, рычи, пока еще можешь выражать свое неудовольствие тем, что имя твоего крестника не везде имеет вес.

А крестник Блэка тем временем не медлит и начинает меланхолично сдавать Пожирателей.

Умный мальчик, прекрасно, молча думает Снейп. Только вот Фадж слишком любит свое кресло Министра, чтобы прислушаться к твоим россказням, даже если они правдоподобны.

И точно:

- Ну не мог он вернуться, Дамблдор, не мог, это же абсурд какой-то…

Абсурд, говоришь? Сейчас будет тебе абсурд, министерский корыстолюбивый болван. С практической наглядной демонстрацией.

Снейп делает два шага вперед. Теперь все взгляды – от любопытных до недоумевающих – прикованы к нему. А зельевар тем временем закатывает рукав мантии и сует Министру под нос свою руку.

Смотри, смотри, и, сделай милость, не говори, что не знаешь, что это такое. А то я за себя не ручаюсь.

Он с удовольствием вываливает Фаджу всю информацию о Метке: способ действия, сам призыв… Разумеется, тщетно. Теперь во взгляде Министра появляются новые оттенки: недоумение и страх.

«Как вы могли, Дамблдор, вообще взять такого… меченого на работу?» - без труда читается в нем.

Сириус Блэк тоже изучающе оглядывает уродливую Метку. Снейп раздраженно одергивает рукав. Пес быстро отводит глаза.

Зельевар с каким-то мрачным весельем смотрит на то, как Дамблдор выпроваживает из Больничного крыла Фаджа, Минерву, Артура Уизли… Он уже знает, что его самого никуда не отправят. А вот Блэк, по-видимому, даже не догадывается, для чего они остаются здесь таким малочисленным составом.

- Сириус, будь добр, прими свой обычный вид.

Ну, конечно.

Что ж, хотя бы не он один чувствует себя не в своей тарелке – Молли подскакивает на стуле для посетителей и круглыми глазами смотрит на человека с плаката «Его разыскивает Министерство».

- Сириус Блэк!

Снейп морщится от истошного женского визга. Между прочим, совершенно не обязательно так реагировать на очевидное.

- Что он здесь делает? – повторяет зельевар свой вопрос, только теперь уже вслух, позволяя ненависти явственно проступить в голосе.

- Его пригласил я, - Дамблдор – олицетворение спокойствия. – Я доверяю вам обоим. Пора забыть старые обиды и поверить друг другу.

Снейп тихо фыркает. Блэк тоже. Одинаковая реакция с этим… псом зельевара совершенно не радует. Кто бы говорил о старых обидах. Год назад – это далеко не старое.

И что мне сделать, Альбус? Поклясться ему в вечной дружбе?

- Пока что я был бы доволен, если бы вы не выказывали друг другу открытой враждебности…

А скрыто, выходит, выказывать можно?

- …Пожмите руки. Сейчас вы по одну сторону баррикад.

К нашему вопиющему сожалению.

- Если не объединимся мы - те, кто действительно понимает серьезность сложившейся ситуации, то у нас просто не останется шансов.

Дамблдор всегда умел убеждать. Очень медленно Снейп и Блэк подходят друг к другу. Сириус мешкает, и Северус, закатив глаза, быстро жмет его руку и отходит назад.

У этой, с позволения сказать, собаки всегда такой заторможенный мыслительный процесс?

- Для начала достаточно, - невозмутимо резюмирует Дамблдор. – Сириус, собери всю старую команду: Арабеллу, Ремуса, Наземникуса… Спрячься у Люпина на время. О штабе поговорим позже.

Блэк кивает, превращается в собаку, толкает лапой тяжелую дверь и резво выбегает в коридор.

- Северус, ты знаешь, что я должен попросить…

Снейпу кажется, что директору и в самом деле жаль, что круг, из которого он с таким трудом вырвался, замыкается снова. Снова шпионаж, вечеринки с Пожирателями, изготовление ядов… Проще было умереть. Милосерднее. Впрочем, если ты нужен директору Хогвартса, о таком остается только молча мечтать.

- Да, директор, - зельевар спокойно кивает и так же спокойно выходит за дверь. И совершенно не удивляется, заметив, что пес никуда не ушел и, по всей видимости, ждет именно его.

- Обойдешься, Блэк, - холодно бросает он и идет по направлению к подземельям. Этот «узник Азкабана» не может превратиться в человека здесь, где его могут увидеть, если не хочет попасть обратно в тюрьму, а разговаривать с Блэком с глазу на глаз Снейпу совершенно не хочется.

Ни сейчас, ни когда-либо еще.


***

1996 год, январь.

Снейп считает, что штаб-квартирой можно было сделать любое помещение, находящееся в распоряжении Ордена Феникса. И родовой дом Блэков подходит под эту категорию гораздо меньше остальных. Разумеется, его мнение никого не интересует.

Дамблдор уже успел обрадовать его тем фактом, что Поттеру придется преподавать окклюменцию. Возражения в сценарии не предусматривались. А потому теперь он сидит на идеально чистой кухне и ждет, когда же Гарри Поттер соизволит оторваться от чрезвычайно важных дел и почтить своим вниманием скромного учителя зелий.

Спокойно посидеть Снейпу не дает Блэк, который входит на кухню, держа в руках распечатанное письмо, и замирает на пороге от неожиданности. Потом он пожимает плечами и садится за кухонный стол. С противоположной стороны.

Молчание затягивается.
Снейп задумчиво постукивает пальцами по столешнице.
Блэк кидает в его сторону раздраженные взгляды, которые тот попросту игнорирует, продолжая воспроизводить гимн Министерству в домашних условиях.
Наконец лохматая макушка гриффиндорца просовывается в дверной проем.

- Сядьте, Поттер.

- Знаешь, Снейп, - Сириус демонстративно отрывается от чтения и начинает медленно раскачиваться на стуле. Северус отмечает, что журнал Блэк держит вверх тормашками. – Я предпочитаю, чтобы ты не отдавал приказов в моем доме.

Поттер приземляется на стул рядом с Блэком. Северус раздраженно морщится от такого малодушия мальчишки:

- Вообще-то, предполагалось, что мы поговорим с глазу на глаз, но ваш драгоценный крестный, несомненно, придерживается иного мнения на этот счет.

- Верно, Снейп, я его крестный, - следует неизменное уточнение.

- Ради бога, Блэк, - зельевар картинно разводит руками. – Я здесь по распоряжению Дамблдора и уверяю, что доволен этим распоряжением еще меньше твоего. Но если тебе так хочется… ощущать себя причастным, не смею мешать.

Стул Блэка с громким стуком возвращается в исходное положение.

- Ты не делаешь ничего полезного для Ордена, Блэк, так что можешь посидеть здесь и принять… активное участие в беседе.

Хотя бы здесь.

Сириус молниеносно багровеет. Северус тут же теряет к нему всякий интерес и поворачивается к мальчишке, мрачно взирающему на их пикировку.

- Директор желает, чтобы вы изучали окклюменцию, Поттер. Поскольку термин, судя по вашему недоуменному и крайне глупому виду, вам незнаком, поясню: вы будете обучаться магической защите ума от внешнего проникновения. Очень… полезное умение, особенно для вас.

- И почему я должен ее изучать? – в голосе – явное возмущение и вызов.

Снейп молча радуется, что Поттера такая перспектива мало радует. Может, удастся выкинуть его из кабинета за безделье? Раз уж не выходит исключить из школы.

- Потому что так считает нужным директор, и не задавайте больше вопросов. Все, что нужно, вам расскажет Дамблдор. Разумеется, об этих занятиях не должны знать. В первую очередь, в Министерстве, а, значит, Амбридж не должна подозревать вас в незаконном практикуме по окклюменции. Это понятно? – дождавшись подавленного кивка, Снейп, словно спохватившись, добавляет. – Да, обучать вас буду я.

- Почему ты? Почему не Дамблдор?

И почему ему везде надо влезть! Хоть что-то может происходить без ведома Блэка? По-видимому, нет.

- Полагаю, решать, кто и что будет делать, – это компетенция Дамблдора, а не твои заботы, Блэк. Уверяю, я не вызывался. Поттер, понедельник, шесть вечера, в моем кабинете. Для остальных – у вас дополнительные занятия по зельям. Всякий, кто хоть раз видел вас на моих уроках, не усомнится в том, что вам это необходимо.

- Постой-ка, Снейп, - Сириус медленно поднимается со стула.

- Видишь ли, Блэк, я спешу. В отличие от тебя, у меня нет бездны свободного времени, - издевка вырывается машинально, Снейп уже устал пререкаться, но не может просто отступить. Это будет означать капитуляцию. А у него еще есть гордость. Пока что.

Сириус рычит слова сквозь зубы, очень напоминая при этом свою анимагическую форму:

- Если я узнаю, что на этих твоих занятиях ты притесняешь Гарри, будешь иметь дело со мной.

- Как трогательно, Блэк, я просто в ужасе. Однако, не беспокойся: Поттер весь в отца, критика отскакивает от него, как от стенки горох.

Сириус выхватывает свою палочку. Северус тоже.

Дуэли хочешь, Блэк?

- Я тебя предупредил, Нюниус, - Снейп дергается, услышав подзабытое было прозвище. Блэк удовлетворенно усмехается, заметив эту реакцию. – Дамблдор, похоже, считает тебя исправившимся, но не я. Я тебя лучше знаю.

- Неужели? – зельевар недобро прищуривается. – Так скажи ему, Блэк. Или ты считаешь, что к советам затворника в собственном доме не прислушаются? Пожалуй, в этом ты прав.

- И как там Малфой поживает? Доволен небось, собака, что ты работаешь в Хогвартсе?

- Кстати, Блэк, о собаках, - интонация опасно мягка. – Ты, разумеется, в курсе, что Люциус узнал тебя на вокзале? Это было верхом благоразумия: появляться на платформе и вести там себя так… по-человечески. Любой, у кого есть мозги, догадается, что черный лохматый пес – больше, чем просто собака.

- Полагаю, ты не относишь себя к такой категории, Снейп. Помнится, выводов ты тогда так и не сделал.

Ну все, Блэк, ты допрыгался…

- Прекратите, - орет Гарри, но спорщики не обращают на окрик никакого внимания.

- Если бы я знал тогда, Блэк, что жалкая облезлая псина на пороге – это ты…

- Ты дал бы мне перину вместо коврика? Какая забота.

Дверь отворяется, и голос Артура Уизли, произносящего: «Итак, я абсолютно здоров и…», прерывается. Все с изумлением взирают на немую апокалипсическую сцену: Снейп и Блэк стоят, нацелив палочки друг другу в лицо, а Гарри Поттер тщетно пытается их разнять.

- Что тут происходит?

Хороший вопрос, думает Снейп, разворачиваясь к выходу. Только он предпочитает выяснять отношения без свидетелей. Мальчишка не в счет. Кстати, о мальчишке.

- Понедельник, шесть вечера, Поттер.

Закрывая дверь, он слышит растерянное бормотание Молли:

- И как это понимать? Сириус?

- Молли, да никак. Артур, ты выздоровел? Поздравляю!

Никак. Ладно же.

Дверь хлопает чуть сильнее, чем задумывалось.

***

1996 год, апрель.

Сириус Блэк перевязывает Клювокрыла и облегченно вытирает лоб. Непонятно, как гиппогриф мог распороть себе крыло, но повозиться пришлось достаточно. Он спускается вниз, да так и замирает: из камина на него смотрит очень недовольный Снейп.

Потрясающее зрелище. Пробуждение от полудремы и оцепенения гарантировано.

- Блэк, снимай заклинания с камина и дай мне доступ.

- С какой стати, интересно?

- С такой, болван, что я не могу говорить из кабинета Амбридж и надеяться, что нас не подслушают, - Северус раздраженно смотрит на него. - Ну же, Блэк. Это в твоих интересах.

Сириус рассеянно взмахивает палочкой, Снейп переступает через ограждение, и на ковер сыплется кучка золы. Блэк меланхолично думает, что никогда не любил идеальный порядок и чистоту в своем доме.

- Ну, Снейп, и что там у тебя?

Зельевар тяжело смотрит на него и выдает на одной ноте:

- Твой идиот-крестник уверен, что ты корчишься под пытками Темного Лорда. В Министерстве. И сейчас уже на пути туда.

- Но я-то здесь, - изумленно уточняет Сириус. Слишком все нереально звучит.

- Ты это Поттеру потом объяснишь, как и то, что не стоило игнорировать занятия по окклюменции, какими бы неприятными они для него ни были, - выдыхает Северус, делает пару шагов вдоль камина, о чем-то напряженно размышляя, потом останавливается и пристально смотрит на Блэка. - Собирайся. Аппарируешь ко входу в Министерство.

- Зачем? И потом, я же в бегах, забыл?

Снейп демонстративно закатывает глаза, мысленно сетуя на тупость одного конкретного гриффиндорца:

- Там сейчас нет охраны, потому что там Пожиратели. Отвечая на первый вопрос - ловушка, Блэк, соображай уже. В данном случае в представлении Поттера ты – снова узник. А Лорду нужно пророчество, только и всего. Значит, если Поттер не увидит тебя до входа в Зал пророчеств, то ты уже мало чем сможешь помочь. Я останусь и направлю туда же Орден.

- И зачем тебе это нужно? Лично тебе? Не все ли равно, умрет там Гарри или нет? – подозрительно интересуется Сириус, кладя палочку в карман мантии.

- Я уже столько раз спасал этому бестолковому Поттеру жизнь, что это становится надоедливой привычкой, - не задумываясь, отвечает Снейп.

Блэк кивает, не то принимая эти слова, не то каким-то своим мыслям, и аппарирует.

***

Он идет по пустынным коридорам. Сириус знает - Орден не заставит себя долго ждать. Поворот – и он видит пятикурсников, окруженных Пожирателями, и Гарри, напротив которого стоит Люциус с вытянутой рукой.

Значит, мальчишка все-таки взял пророчество. И собирается обменять бесценную вещь на жизни своих друзей. Как по-гриффиндорски… глупо.

Сириус трясет головой, понимая, что Гриффиндор – это не школа жизни, а школа наивности. Ему понадобилось много лет, чтобы понять: благородство и смелость хороши в меру. Они все равно убьют лишних. Как и всегда.

Он швыряет проклятие в Малфоя, когда за спиной появляются члены Ордена. Завязывается сражение. Сириус добирается до Гарри и велит убираться. Но разве крестник может уйти и оставить его здесь? Сириусу кажется, что он даже тихо посмеивается над собственной наивностью. Да никогда в жизни.

Лучи сверкают над головами, где-то бранится Грюм, чередуя ругань с проклятиями, Долохов пытается дотянуться до Гермионы, Беллатрикс швыряет в Тонкс проклятие, вызывающее сильнейшее истощение организма – Нимфадора без единого звука сползает на пол…

- Гарри, оставайся здесь!

Мальчишка пораженно смотрит ему вслед, а Сириус уже несется по направлению к кузине. Беллатрикс оборачивается и в издевательском приветственном жесте вскидывает палочку. Фанатичный огонь разгорается в ее глазах, губы изгибаются в недоброй ухмылке. Она просто смеется над ним, ненавязчиво подталкивая в сторону Арки, но Блэк слишком поглощен сражением, чтобы заметить этот нехитрый маневр.

Внезапно Белла резко опускает палочку, останавливается в паре шагов от него и смотрит. Как-то… если бы он плохо знал Лестрейндж, то ни за что не расшифровал бы этого взгляда: слабый намек на вину, перехлестываемый еле сдерживаемым триумфом.

Сириус разражается мрачным хохотом:

- И это все, на что ты способна?

Белла опускает глаза, а потом… Короткий взмах – и красный луч попадает ему прямо в грудь.

Завораживающе медленно падая за Арку, Сириус чувствует, что продолжает по-идиотски улыбаться. Она все-таки смогла. Хотя он сам виноват. Так глупо подставиться…

На этом связные мысли обрываются.

***

Несколько дней спустя.

Здесь пусто. Но, как ни странно, не холодно. Блэк идет по каким-то путаным коридорам, сворачивает, попадает из одной комнаты в другую и снова запутывается в бесконечных потусторонних лабиринтах. Впрочем, это единственное, что можно делать за непонятной Аркой, – ходить кругами. Пока не сойдешь с ума от замкнутости пространства.

Впрочем, поспешно трясет головой Сириус, сойти с ума нельзя - ведь он уже умер. Вот только и предположить не мог, что мир загробный будет до боли напоминать ему Азкабан. Однако, если та тюрьма только считалась безвыходной, отсюда выхода и в самом деле нет.

Звуков нет, равно как и ветра. Даже шорох собственных шагов не слышен. Какая-то нереальная, неправильная пустота. Почему-то прокашляться и произнести «Меня зовут Сириус Блэк» не хочется. Тогда сходство будет полным.

Стоило ли менять одну тюрьму на другую?

Еще одна комната. Светлая, неестественно яркая. Посередине стоит стул, словно немое приглашение присесть. Сириус уже поворачивает назад, когда мысль: «А что я теряю, в конце концов?» заставляет его пройти в центр комнаты и усесться на этот самый стул.

Сириус начинает раскачиваться на задних ножках. Привычки – то, что всегда с нами.

- Имя?

Голос доносится откуда-то сверху, и Сириус, как ни старается, не может увидеть собеседника. Чуть помедлив, он отвечает:

- Сириус Блэк.

- Блэк? – долгая пауза. – Вас не должно быть здесь, мистер Блэк. Ваше время еще не пришло.

Разговор начинает занимать Сириуса, и он, фыркнув, невесело парирует:

- Но, как видите, я все же здесь.

- Ошибка, - в голосе ни капли эмоций, такое пустое равнодушие изрядно цепляет. - Сириус Блэк, родился осенью 1959 года, родители Орион и Вальбурга Блэки, до настоящего времени проживал в доме 12 на площади Гриммо, Лондон.

- Верно, - он зачем-то кивает.

- В таком случае, Арка ошиблась, забрав вас. Такое случается крайне редко. С подобной ситуацией мы не сталкивались… веков десять, пожалуй.

- Кто это – «мы»? – неуемное любопытство.

- Об этом вы узнаете позже, молодой человек. Пока что довольствуйтесь незнанием.

Сириус коротко смеется, оценив юмор. Он не черный, он просто… неприменим в обычной жизни. Голос меж тем продолжает:

- Обычно сюда попадают приговоренные к наказанию за тяжкие преступления. Арка - своего рода альтернатива упраздненному Поцелую дементора, однако огласке этот метод по понятным причинам не подлежит. Мы будем вынуждены вернуть вас обратно.

- Обратно? – Сириус замирает. Неужели… Гарри, Артур, Ремус, он снова увидит их?

«А нужно ли это» , - вдруг мелькает мысль. Сириус поражается такому вопросу. Конечно же, нужно. Азкабан и так забрал лучшие годы его жизни, а тут, даже без просьбы, предоставляют… как это говорится? Второй шанс?

Блэк фыркает. «Никогда и ни о чем не просите».

– В мое время? – вдруг поспешно спохватывается он. А что, если можно попасть в прошлое? Не дать Джеймсу довериться Хвосту и…

- Арка, юноша, это вам не хроноворот, - кажется, в голосе наконец-то появились интонации. Поучительные. От этого легче не становится. - Однако, нет, не в ваше время. Иначе создастся временной парадокс. Поэтому вы попадете на год вперед, чтобы из-за вашего вмешательства система не перестала функционировать.

- На год? – неверяще выдыхает Сириус. А что, если за это время что-то случится? Впрочем, у него ведь все равно нет выбора, а отказываться - глупо. Умереть второй раз он всегда успеет. – Ладно. И куда меня выкинет?

- Туда, где продолжится ваш жизненный путь, юноша.

- Очень доходчиво.

Вместо ответа дверь комнаты с протяжным скрипом распахивается настежь. Сириус быстро подходит к ней. За дверью нечто серо-голубое. Вряд ли это небо, и, определенно, не декорация. Но что тогда?

Медленно, как во сне, Блэк протягивает руку вперед, его пальцы касаются… полотна? На ощупь оно совсем не напоминает холст.

И тут же Сириуса подхватывает сумасшедший водоворот, уносит из ярко освещенной комнаты; серое-синее-коричневое - все сливается, чтобы потом ослепить белой вспышкой и выкинуть прочь, мощно ударив о землю.

Грязная улица. Покосившиеся дома. Уже ночь, а на весь квартал – только два фонаря.

Сириус бредет по улице, надеясь понять, куда его занесло, когда задевает ногой скомканную бумагу. Он поднимает ее и, не задумываясь, разворачивает. Это обрывок «Пророка». Июньского номера. Надо же, целый год прошел – а разницы не ощущается. Хотелось бы надеяться, что и в мире ничего не успело измениться…

Однако первые же строчки заставляют Блэка замереть на месте, остановиться, привалившись к стене, и попытаться прочитать черные, чертовски ясные буквы, сложить их в слова и понять, что…
«Убит величайший волшебник столетия… Альбус Дамблдор был… удалось узнать имя предполагаемого убийцы – это Северус Снейп, профессор Зельеварения в Хогвартсе…»

«Снейп». Фамилия гвоздем вонзается в голову, а мысли бешено перегоняют друг друга, спеша оформиться и спутывая выводы…
Вспоминается ясно, броско только недавний диалог:

- И куда меня выкинет?
- Туда, где продолжится ваш жизненный путь, юноша.

- Вот как, - Сириус быстро осматривается и замечает в слабом свете фонаря табличку. «Тупик прядильщиков». – Ну, если мой путь продолжится убийством Снейпа – то Арка чертовски права. Всегда мечтал это сделать, - он мрачно усмехается и, подумав немного, перевоплощается в собаку. Ситуация незавидная – волшебной палочки у него нет, а Снейп не замедлит воспользоваться шансом вернуть случайного воскресенца обратно. С их-то «любовью» друг к другу еще со школьных времен…

Собачий нюх подсказывает – Снейп давно не заходил сюда и явно не аппарировал после «эпизода на башне», как уже окрестили убийство местные журналисты. Но этот дом наверняка слишком ценен для зельевара, чтобы, когда выдастся момент, не забрать свои вещи.

Он подождет. Он умеет ждать. Особенно, если учесть, что на это отпущена почти целая вечность.

Блэк пристраивается недалеко от дома и кладет морду на лапы. Дежа вю.
Когда-то он уже лежал вот так на крыльце Снейпа, надеясь, что его не прогонят.
Тогда позади оставался Азкабан, а будущее представлялось весьма смутно.
Сейчас позади Арка – а дальше?
Собака глухо рычит.
Когда Снейп придет сюда… он услышит.

Время снова течет крайне медленно, как в чертовой тюрьме или же на границе между мирами. Разница лишь в том, что здесь он добровольно, и вместо стен – воздух, свежий, чистый, как после хорошего ливня.

Сириус лениво отмечает, что начал накрапывать мелкий дождик, а сильный ветер тревожит раскидистые кусты. Блэк перебирается под навес их ветвей и продолжает молчаливое ожидание. Секунды складываются в минуты, но для собаки под кустом весь этот отрезок времени – сплошное пятно между «до» и «после». «После», которое пока не наступает.

Проходит, должно быть, пара дней, прежде чем тихий шорох заставляет пса настороженно поднять голову и тут же впиться глазами в резкий профиль Снейпа.

Конечно, эта сволочь не могла не придти. Слишком отсутствие привычных вещей напрягает, наверное. Даже такого, как Снейп.

Зельевар осторожно проверяет защитные чары, наложенные на дом, и довольно хмыкает, прежде чем зайти внутрь. Сириус молча скребет лапой по мокрой земле, не в силах как-то иначе выразить неудовольствие, чтобы не привлечь ненужного внимания. Видимо, авроры сразу поняли, что на снятие этих заклинаний понадобится не один день, при условии, конечно, что дом нужно осмотреть, а не уничтожить.

Снейп выходит из дома и быстрым шагом направляется к границе аппарации, палочкой убрав наиболее заметные следы примененной магии.
Привычка или предосторожность?

Можно было бы остаться и отследить след аппарации, будь у него палочка. А так…

Блэк в два прыжка пересекает пустырь и валит Снейпа на землю. Тот теряет координацию, и аппарационное поле, сгустившееся было совсем рядом, с тихим треском рассеивается. Северус ругается вполголоса, пока пытается подняться, интуитивно прикладывая руку к спине - видимо, падение было далеко не мягким - и отряхивая мантию от налипшей грязи. Потом, опомнившись, он вскидывает палочку, надеясь увидеть нападающего, – да так и застывает, не завершив движения.

Прямо на него смотрят два собачьих глаза. Серых глаза. Чертовски знакомых, чтобы перепутать их с кем-то другим.

- Блэк, - полувопросительно-полуутвердительно произносит Снейп. Изумление быстро проходит, обдумать все он успеет и потом, сейчас главное – разобраться в причинах, приведших сюда… Блэка.

Собака ощеривается, услышав короткий выдох, и делает шаг по направлению к зельевару, тихо, но угрожающе рыча.

– Прекращай скалить зубы, меня это не впечатляет. Если ты пришел не перегрызть мне горло, будь добр, прими свой обычный вид, - Снейп вздрагивает, неосознанно повторяя слова Дамблдора, сказанные в Больничном крыле два года назад.

Видимо, не он один помнит об этом. Сириус мгновенно перекидывается в человека и нависает над ним, неразборчиво бормоча:

- Да как ты только смеешь… повторять за ним… мразь.

Снейп замечает зажатый в руке Блэка лист газеты с броскими буквами на первой полосе.
Значит, он уже в курсе и, как всегда, сделал скорые выводы. Хотя, почему скорые? В представлении Блэка они вообще – единственно верные. Да и в представлении остальных – тоже.

Ну, и что делать с этим воскресшим псом? Выяснять отношения здесь нельзя; след от аппарации по наводке Блэка могут отследить, а порт-ключа под рукой нет.
Что ж, придется тащить его с собой, как это ни прискорбно. Иначе тут найдут сразу двух покойников.

Бесцеремонно схватив Блэка за плечо, Снейп сосредотачивается, надеясь, что у этого придурка хватит мозгов не метаться, хотя он был бы только рад, если бы при аппарации того расщепило… разумеется, совершенно случайно.

Но анимаг прекрасно понимает, что не в интересах человека, официально уже год как считающегося мертвым, сейчас светиться перед министерскими аврорами: доказывать, что ты – это ты, проходить долгую и утомительную проверку на установление личности, сличать магическую подпись с уже имеющейся в архиве…

Не вырываясь из грубого захвата, Сириус, стиснув зубы, позволяет себя аппарировать, легкомысленно решив, что на месте разберется. Во всем.

***

Для Сириуса Блэка удары о землю в последнее время привычны. И поэтому он совершенно не готов оказаться сразу в прихожей с деревянным полом вместо гравия. Снейп тут же отцепляет от себя вынужденного сопровождающего и, скрестив руки на груди, мрачно роняет:

- А вот теперь, Блэк, я тебя слушаю.

Сириус мельком осматривается, оглядывая окружающую обстановку. Приличная мебель, застекленные шкафы, даже зеркало висит, хотя вряд ли Снейп в него смотрится. Не особняк, конечно, но и не дом в Тупике прядильщиков.

- Что это за место?

Снейп усмехается. Так я тебе и рассказал.

- Это, Блэк, просто дом. Остальное тебе знать необязательно.

Сириус коротко кивает, потому что понимает – от Снейпа все равно большего не услышишь.

- Где Малфой?

Северус недоуменно приподнимает брови, гадая, каким образом этот вопрос пришел Блэку в голову. Впрочем, чтобы разобраться в логике мыслительных процессов собак, по-видимому, нужен не один десяток лет. Поэтому он предпочитает сыграть вежливое удивление:

- Малфой? Не понимаю, о чем ты. Выражайся яснее.

Сириус комкает в руках многострадальную газету и любезно поясняет:

- Драко Малфой, с которым вы позорно слиняли с территории Хогвартса после убийства директора.

- Там, где ему и положено быть, - пауза. - В Малфой-мэноре.

- Что он там забыл?

- Свою семью, полагаю.

Молчание.
Снейпу оно надоедает довольно быстро.
Со вздохом, выдающим крайнее раздражение, он произносит:

- Блэк, давай по порядку. У меня нет совершенно никакого желания с тобой разговаривать, но, в противном случае, полагаю, ты поднимешь шумиху, а меня ищут члены Ордена на пару с Министерством. За время твоего… зависания между этим и загробным мирами многое произошло.

- Ты еще скажи – изменилось, - хмыкает Блэк, прерывая эту вполне мирную реплику. – Ты вот так и не перестал быть язвительной сволочью.

- Амплуа; студенты были более чем довольны – есть кого ненавидеть, - невозмутимо парирует Снейп.

На это Сириусу нечего ответить. Потому что фраза двусмысленна и напоминает о школьном прошлом. Поэтому он задает вопрос, совершенно дурацкий, но умнее в голову не приходит:

- Почему ты убил Дамблдора, Снейп?

Реакция зельевара на эти сорвавшиеся с языка слова более чем странна – он запрокидывает голову и разражается невеселым, мрачным хохотом, глядя в недоумевающее лицо Сириуса.

- Да что же вы ничего умнее спросить не можете? Сначала этот сопляк, теперь еще ты. Напряги свои скудные мозги, Блэк, и подумай сам. Если бы я мог ответить на этот вопрос, то не торчал бы сейчас тут.

- Не можешь ответить, потому что тебя упекут в Азкабан за преднамеренное убийство? – меланхолично уточняет Сириус.

Ну и зачем меня вернули? Неужели только для того, чтобы привести убийцу директора за ручку в аврорат? Так мне Снейп и даст это сделать.

- Нет, тупица. Потому что… Черт с тобой, Блэк, я не собираюсь оправдываться. Ни перед кем. И уж тем более – не перед тобой.

Это – как удар под дых. Как явный призыв к действиям, а не этому вялому обмену язвительными репликами.

Так и будешь стоять, как истукан, или хоть попробуешь перетянуть одеяло на себя?

- Скажи-ка, Снейп, - Блэк ненавязчиво подходит ближе, чтобы успеть выбить палочку из рук противника в случае чего, - что мне мешает прямо сейчас отволочь тебя за шкирку в аврорат?

- Может быть, то, что тебя считают мертвым? Или то, что у тебя нет палочки? – кривится Северус в ответ, отмечая нехитрый маневр.

Предосторожности, Блэк? Как будто я стану рисковать, накладывая заклинания в маггловском районе. Хотя, ты ведь об этом не знаешь. А я не стану просвещать.

- А плевать, - легкомысленно отзывается Сириус. - Свою магическую подпись я смогу подтвердить, и если для того, чтобы засадить тебя в камеру, надо просидеть на заднице целые сутки в отделе регистрации, будь уверен - я это сделаю.

Северус коротко хмыкает, выражая таким образом недоверие, потом интересуется:

- Реализуешь мечту молодости?

- Все намного проще – восстановлю справедливость.

Пауза. Очень неуютное затишье. Ощутимая заминка, перерастающая в осознание.

Блэк только начинает понимать, какую глупость сморозил, когда…

- Занятно слышать это от человека, заживо похороненного в Азкабане за то, чего не совершал, - негромко замечает Снейп, пристально рассматривая Блэка. Под таким взглядом чувствуешь себя соплохвостом в вольере Хагрида.

И Сириус тут же сдувается, как продырявленный маггловский воздушный шарик.

Весь запал куда-то пропадает. Снейп всего несколькими словами напомнил ему о тех годах, которые слились в памяти в один бесконечный кошмар.
Сириус закрыл бы лицо руками, если бы мог. Но – не может, не должен.

Но зельевару словно мало этого молчаливого признания поражения, мало того, что Блэк уже задет, зацеплен за живое, намертво, – Снейп продолжает давить, озвучивая все то, чего Сириус не то что никогда вслух бы не сказал - не подумал бы даже про себя:

- Двенадцать лет, Блэк. Двенадцать, - слова размеренно чеканятся, против воли проваливаясь под корку головного мозга, а проклятый слух с поразительной четкостью улавливает эту тихую речь. - За это время Дамблдор и пальцем не пошевелил, чтобы вытащить тебя оттуда. Посадили преступника – и все, достаточно, довольно. Скажи, за двенадцать лет по твоему делу возобновлялось расследование? Может быть, при даче показаний тебе давали Сыворотку правды? Или применяли легилименцию? Делали хоть что-то, что могло тебя оправдать?

Хватит-хватит-хватит. Снейп, заткнись, или я тебя голыми руками придушу, клянусь, палочка мне не понадобится.

И, как завершающий аккорд, как кульминация:

- Нет, Блэк, ты и сам это знаешь.

Ублюдок - бить напрямую… Хотя, чего церемониться? Мы с ним не друзья-товарищи, чтобы щадить чьи-то чувства.

Снейп думает, что после этих слов Блэк поднимет свою задницу с кресла, в которое он только что по-хозяйски хлопнулся, и уберется отсюда к такой-то матери, желательно насовсем.

Сириус переводит на него раздраженный взгляд, порывается что-то ответить – но может только молча открывать рот.
Сказать и в самом деле нечего.

- Как только тебе наскучит являть собой памятник неоправдавшимся гриффиндорским надеждам, избавь меня от своего присутствия, Блэк.

Раз.

- Тебе нечего мне предъявить, а Поттер со своим рвением «найти предателя» разберется во всем самостоятельно. У него есть и личные счеты: извечное третирование в школе, занятия окклюменцией, провалы на Зельях. Ты же, кроме старой школьной ненависти, не можешь предъявить мне ничего.

Два.

- Ну и последнее: ты до сих пор считаешься убийцей, умершим при непонятных обстоятельствах, согласно министерскому отчету. Даже при посмертном оправдании твоим словам не поверят без весомых доказательств, которых у тебя нет.

Три.

Сириус, тебе только что объяснили, что с твоими претензиями и жаждой справедливости тебя даже на порог аврората не пустят. Ты хоть слово вставишь или так и будешь сидеть, разевая рот?

- Тогда почему ты не сотрешь мне память? – интересуется Блэк, пытаясь реабилитироваться. – С твоей извечной предосторожностью это более чем странно.

И тут же понимает, что попал в точку. Снейп нервно одергивает рукав мантии, не делая никаких попыток достать свою палочку. Неужели…

- Это – маггловский район, а, Снейп? – зельевар молчит, и это убеждает Сириуса в собственной правоте лучше всяких слов. - И твою палочку отслеживает заклинание, используемое по специальному разрешению Министра в отношении особо опасных преступников? Стоит тебе применить банальнейшее «Акцио» - и под окном выстроится отряд квалифицированных авроров, да?

- Верно, Блэк.

Сириус изумленно смотрит на зельевара, а тот с усмешкой добавляет:

- И затем тут найдут сразу двух покойников.

Тишина.

***

- Снейп, у тебя есть что-нибудь, кроме дерьмового сливочного пива? – крик из кухни и раздраженное звяканье переставляемых бутылок, перебиваемое чертыханьем.

- Блэк, отойди оттуда немедленно, - торопливые шаги из гостиной. - Есть скотч, но тебе его предлагать не стану – гриффиндорцы совершенно не умеют пить, а пьяные рулады в твоем исполнении мне ни к чему.

- Прекрати, Снейп, давай, гони сюда бутылку, - отмахивается от его слов Сириус. - На правах хозяина ты угощаешь гостей, между прочим, - веселье Блэка – это какой-то бесконечный черный юмор.

- Разумеется, тот факт, что гость незваный, значения не имеет? – риторический вопрос.

- Именно, - с довольной усмешкой кивает этот поганец.

Северус проходит на кухню и достает скотч. Блэк бесцеремонно отбирает у него бутылку вопреки только что озвученным «правам хозяина». Стакан на кухне находится всего один. Еще есть пара тарелок, две ложки… Стандартный набор человека, годами живущего в одиночестве.

Снейп мрачно смотрит на чертовы блики на стекле, понимая, что трансфигурация так же будет отслеживаться. Но Сириус, похоже, не считает это проблемой: янтарная жидкость наполняет стакан, любезно подталкиваемый под руку зельевару, а бутылка остается в правой руке Блэка.

- Чтоб ты сдох, Снейп, - с явным воодушевлением.

- Аналогично, Блэк, - мрачная, но вполне-таки живая усмешка.

Сириус тут же отхлебывает скотч прямо из горла, при этом даже не морщась.
Позер несчастный.

Бутылка со стуком опускается на стол, правда, ненадолго. Похоже, Блэку глубоко наплевать, с кем и сколько он сейчас пьет.

- Ты собрался надраться? – вежливо интересуется Снейп, меланхолично наблюдающий , как медленно, но верно пустеет бутылка.

- Я собрался как следует отметить свое возвращение, Снейп. И, раз уж не имею возможности сделать это в нормальной компании…

Северус картинно возводит глаза к потолку. В его стакан за последние полчаса не добавилось ни грамма скотча.

- Нюниус, чего не пьешь? – вдруг интересуется Сириус, глядя куда-то мимо зельевара.

Снейп, подавив импульс огрызнуться на давнее прозвище, только вздыхает и в своей обычной манере замечает:

- Даже не знаю, Блэк. Может, потому, что ты забрал единственную бутылку?

- Так пожалуйста, - Сириус с готовностью протягивает ему скотч, и Снейпу приходится перехватить опасно накренившуюся бутылку, чтобы оставшаяся жидкость не вылилась на стол. – А то одному - как-то неудобно, - он еще и улыбается!

- Если ты вспомнил о приличиях и заговорил о моих удобствах, то тебе явно хватит, - скептически роняет Северус, затем рывком ставит анимага на ноги, не обращая внимания на возмущенное ворчание. – Давай, Блэк, двигай в гостиную, там даже найдется софа; вряд ли ты сможешь сейчас перевоплотиться в собаку и органично вписаться в коврик.

- Вспомнил, да? – надо признать, что для такого количества выпитого у Блэка голос еще четок.

- Да я и не забывал, в общем-то, - со вздохом констатирует Снейп. – Говорил же: не умеете вы, гриффиндорцы, пить. И начинаете явно не в той компании.

- Черт! – Блэк опасно покачивается и инстинктивно вцепляется в плечо Северуса, видимо, не хочет расквасить нос.

- Слишком много скотча – уже не праздник, да, Блэк? Давай, двигай отсюда, пока можешь, – плечо под рукой Сириуса напрягается, как будто Снейп раздумывает, оттолкнуть его или нет.

Не отталкивает. Стоит и смотрит.

Тишина становится такой вязкой, что ею вполне можно закусывать.
Снейп презрительно кривится:

- Так ты идешь или все-таки на кухонном полу уютнее?

Но руку, вцепившуюся в его плечо, не убирает. Не убирает.

- Я иду, – Блэк делает крохотный шаг вперед. Теперь они стоят вплотную друг к другу, и Сириус видит огромные, расплывшиеся зрачки зельевара.

«Если это не то, о чем ты думаешь, Сириус, то эту ночь ты снова проведешь на крыльце его дома – по старой памяти».

Вторая рука медленно поднимается вверх, и пальцы одним резким движением сгребают черные волосы на затылке. Блэк отводит руку назад, заставляя Северуса откинуть голову.
Просто, чтобы увидеть его незащищенное горло.

Наверное, это достаточно больно, потому что Снейп с шипением втягивает воздух сквозь сжатые зубы, выдавливая:

- Ублюдок чертов, ты что делаешь? Идиот гриффиндорский… - но его шепот уже не обманывает Блэка, не может обмануть. Потому что он чувствует, ощущает совершенно ясно, четко, безошибочно, как расслабляются мышцы плеча под черной мантией.

Еще одно движение - Сириус толкает Снейпа к стене, не в силах отвести глаз от нежной кожи запрокинутой шеи.
Завораживающее, затягивающее зрелище. Особенно если учесть, что…

Черт! Этот… даже не сопротивляется. Только по-глупому прижимает ладони к шершавой поверхности старых обоев и закрывает глаза.

- Значит, начинаем мы не в той компании? - медленно цедит Блэк, хотя, видя такую детскую, наивную реакцию, ему очень хочется рассмеяться. Глаза закрывать – как будто тогда ничего не случится. Бред, да и только. – А кончаем, значит, в той? – и проводит языком по доверчиво подставленной шее.

Дрожь, которую вызывает у зельевара это простое прикосновение, приводит Сириуса в неописуемый, неконтролируемый восторг. Он на мгновение отпускает Снейпа, а потом снова прижимает его к стене, наваливаясь всем телом, сжимая тонкие запястья.

- От тебя воняет псиной и скотчем, Блэк, – демонстративно морщится Северус.

- Ничего, ты, знаешь ли, тоже не розами пахнешь, Нюниус, – Блэк прижимается ртом к тонким губам зельевара и поражается готовности, с которой тот отвечает на поцелуй.

Волна тяжелого жара прокатывается по всему телу, заставляя Сириуса выгнуться и еще плотнее прижаться к Снейпу, хотя ближе, казалось бы, невозможно. Блэк уже видит его голым и беззащитным, лежащим на полу у своих ног. Эта картинка почему-то оказывается такой нереально-заводящей, возбуждающей до сжимающихся на грубой черной ткани пальцев, что Сириус, не задумываясь, срывает чертовы застежки у мантии, пуговицы рубашки, все, что мешает ему увидеть Снейпа - таким. Открытым.

Северус не сопротивляется, только вздрагивает и судорожно вздыхает, когда очередная укрывающая его бесполезная тряпка оказывается в бесформенной куче на полу.
Наконец ладони Сириуса касаются его обнаженного тела, и Снейп тихо стонет сквозь стиснутые зубы, все еще пытаясь это скрыть. Впрочем, безуспешно.

Блэк отступает на шаг, чтобы полюбоваться открывшимся зрелищем – зажмуренными глазами, разметавшимися черными волосами, матовой белой кожей, бледными ореолами сосков, тонкими руками, все еще судорожно прижатыми к стене - в попытке не поддаться или защититься?

Как ребенок, честное слово, если опустить такую провоцирующую наготу.

«Черт, почему так хочется ударить его по лицу? Сильно, с размаху. Так, чтобы по подбородку потекла тонкая струйка крови. Ему бы пошло…»

А потом он подходит и уже хозяйским, уверенным движением проводит по груди Снейпа, спускаясь вниз, к животу. Северус подается навстречу его ладони, и Блэк чувствует, как часто бьется его сердце, как быстро и прерывисто он дышит. Сириус с поразительной ясностью ощущает собственную улыбку - реакция его определенно радует, а причины интересуют мало, если вообще интересуют.

Интересно, Снейпу, наконец, надоело играть в вежливое безразличие? Плевать.

Сириус ласкает это тонкое податливое тело намеренно жестко, слушает короткие, хриплые стоны, вырывающиеся у Снейпа, несмотря на закушенную нижнюю губу.

Все-таки с этой его привычкой надо что-то делать, шпион хренов, конспиратор недоделанный, тоже мне…

Но этого - все равно недостаточно. Слишком мало. Слишком дразняще близко, чтобы не желать большего. Ему хочется сделать со Снейпом что-нибудь абсолютно невозможное, нереальное, такое, от чего он будет биться и кричать в его руках, просить еще. Хотя опять кажется, что Снейп никогда не сможет умолять. Гордость там, принципы…

Какая, к черту, гордость? Одни ее ошметки, шелуха, уже давно валяющаяся на полу вместе с его одеждой.

И уже на грани самообладания, пока мысли еще складываются в слова, пока еще окончательно не снесло крышу, Блэк снова целует горячие искусанные губы и хрипло спрашивает:

- Ну что, в гостиную, на софу? Или на полу в кухне тебе уютнее? – и смеется отрывисто, по-собачьи, в ответ на тяжелый взгляд из-под длинных черных ресниц. Маленькая изящная месть – простительно. Ему вообще все простительно, потому что это – только игра. Понять бы еще, чья. Впрочем, все равно. Сейчас – абсолютно точно все равно.

И, конечно, они никуда не уходят: к тому времени, как Сириус выпутывается из своей одежды, он просто физически не может никуда идти. Вид Снейпа, распростершегося на собственной черной мантии, его заведенные за голову тонкие руки, напряженно приподнятые бедра и эти, эти вот зажмуренные глаза доводят Блэка до такого состояния, что последние чертовы тряпки он срывает с себя, бессвязно рыча.

Ему наплевать, что это будет – кухня или гостиная, он наслаждается ощущением горячей кожи под своими руками, короткими всхлипами Снейпа, прорывающимися сквозь плотно сжатые зубы, податливостью, с которой он подчиняется его хриплым коротким приказам…
Приказывать Снейпу – в этом есть что-то совершенно безумное, крышесносное.

А потом, когда красная пелена, накрывшая весь мир вокруг Блэка, наконец, спадает, и он снова может нормально дышать и говорить, с его губ как-то сам по себе срывается удивленный вопрос с изрядной долей издевки:

- Сколько же лет ты не трахался, Нюнчик? Что вот так даешь первому встречному?

- Не дольше тебя, крыса тюремная, – удивительно, как быстро этот голос возвращает себе привычные ядовитые интонации. – Если только тебя там дементоры не обслуживали, конечно.

Снейп садится, морщится и быстро встает. Собирает свои вещи и с остервенением вытаскивает из-под Сириуса собственную мантию.

- В гостиную, Блэк, на софу, – шипит он, – и будь счастлив, что не на крыльцо.

И Сириус понимает, что сейчас лучше не спорить.

***

Блэк резко просыпается, лениво поднимает голову и уставляется долгим взглядом в окно. Странно, вроде еще рано… или поздно? В общем, явно не время для бодрствования.

По ту сторону стекла – тьма кромешная, глубокая ночь, и что ж тебя в такое время из сна выдернуло, а, Сириус?

После Азкабана, где заснуть было просто невозможно, он всегда моментально вырубался, и никакие посторонние шорохи не могли его разбудить.
Сон приходил, как по графику. В одно и то же время, каждый раз, наотмашь.
Тогда что не так сейчас?

Нет, Сириус прекрасно помнит этот их… кухонный эпизод, но полагает, что Снейп вряд ли может быть причиной столь непривычной бессонницы. Хотя… да нет. Он уже давно не озабоченный подросток, у которого после классного секса все мысли будут крутиться только вокруг этого.

«Кстати, - думает Блэк, рывком поднимаясь, к слову, с крайне неудобной софы (хозяин этого дома – определенно садист), - о Снейпе».

«Зачем тебе туда, Сириус?»

Блэк только отмахивается от раздражающего внутреннего голоса и прокрадывается – эта его извечная привычка ходить бесшумно – в комнату Снейпа, невольно замирая на пороге, но отнюдь не от стеснения или вдруг проснувшейся совести.

Черт его знает, шпион все-таки, может, у него на малейшую возню мгновенная реакция – Авада из-под подушки.

Но Снейп спит. И причем – Блэк подавляет желание немедленно фыркнуть – с приоткрытым ртом. Выглядит так доверчиво; честное слово, вздумайся Сириусу совершенно по-маггловски задушить его подушкой…

Сириус понимает, что зол. На Снейпа, на то, что тот оказался таким «не таким». Неправильным. Непривычным. Он вчера, конечно, пер с упорством гиппогрифа, и Северусу было как-то не до бурных протестов, но ведь зельевар мог хотя бы попробовать, а так - ерунда какая-то вырисовывается.

Черное, белое - какой неописуемый болван придумал такое глупое деление? А серое куда деть? А этот непонятный порыв? Он ведь не может всерьез хотеть Снейпа. Нет чувств – и не хрен их придумывать, потому что секс – это просто кратковременное затмение, мнимый рай, и порой все равно, когда и с кем. Разрядка там или просто ничем не оправданная похоть – но все это имеет конец. Всегда.

Надо что-то делать, нельзя просто так стоять и смотреть на этот приоткрытый рот, на мерно вздымающуюся грудь, подавляя неуместное желание небрежно и не задумываясь повторить вчерашнее.

Северус Снейп – его личное наваждение. Стоило выйти из-за Арки, чтобы это понять.

Арка.
Это слово оглушает, потому что сразу вспоминается то, зачем его вернули. Уж явно не развлекаться за чужой счет.

Если он все правильно понял – а других вариантов тут и быть не может, – зельевара надо как-то передать Визенгамоту. Каждый должен понести заслуженное наказание. И если Снейп думает, что одноразовый секс с Блэком его спасет… он заблуждается. С чего бы? Есть тут хоть что-то из этого списка: привязанность, дружба, любовь? На последнем слове Сириус ощутимо кривится. Нет, и не будет.

И все же – как можно сдать его и не подставиться при этом самому? Блэк мрачным взглядом окидывает комнату. Письмо в аврорат отпадает. Совы тут нет, да и ненадежно все это – когда его еще прочтут, одному Мерлину известно.

Маггловский район, это маггловский район, вспоминает Сириус то, что выяснил только вчера, и едва не вздыхает от облегчения, найдя выход. Применение магии в таких местах отслеживается, а уж если это будет палочка Снейпа, то сюда немедленно прибудут авроры.

Палочка должна находиться там, откуда ее можно в любой момент достать. Это не понимание логики Снейпа, это просто сам собой напрашивающийся вывод. А, значит, сумбурная мысль про подушку не была такой уж неверной.

Сириус осторожно вытягивает палочку, миллиметр за миллиметром, опасаясь того, что Северус проснется, и ему не составит особого труда понять, какого черта делает Блэк в его спальне посреди ночи.

Наконец, палочка добыта. Дерево непривычно лежит в ладони, а полировка поцарапана. Было бы странно, если бы Снейп со своим прошлым щепетильно относился к оружию, сдувая с него мельчайшие пылинки.

Сириус задумчиво вертит в руках палочку, потом направляет ее на зельевара.

Может, вообще его убрать? Меньше Снейпа - меньше проблем. А в этом случае – вообще их отсутствие.

Но Блэк понимает – до глухого бешенства, до пульсации в висках, шума крови в ушах и далее по списку – что не может, не способен убить безоружного. Не по-гриффиндорски такое. Нечестно.

Принципы-принципы-принципы, когда же они, наконец, забудутся?

Слабенький огонек на конце волшебной палочки неуверенно озаряет комнату. Что ж, «Люмос» - это тоже магия. Остается только тихо уйти отсюда - авроры не заставят себя долго ждать.

Чужая палочка неприятно подрагивает в пальцах, Сириус рассерженно швыряет ее на ковер. Как будто руку жжет… или так проявляется запоздавший стыд?

- Вот как.

Снейп задумчиво смотрит на Блэка, приподнявшись на локте. Удивления в его взгляде, совершенно не сонном, нет. Как будто Северус ожидал именно такого поворота событий.
Кажется, нет нужды что-то ему объяснять. Он знает.

- И что дальше? Неужели ты думаешь, что я буду дожидаться министерских ищеек? – зельевар незаметно подбирается, сосредотачиваясь для аппарации. Еще пара слов, время есть, немного, но есть. – В таком случае, ты просто редкостный глупец, Блэк.

И в этот момент Сириус с поразительной ясностью понимает, что на этот дом не наложены антиаппарационные чары. Естественно, зачем Снейпу их накладывать на свое же место обитания?

Он бросается вперед одним рывком, но вместо обшлага снейповской сорочки пальцы лишь рассекают воздух, ловя пустоту.

Всего какой-то пары секунд не хватило. Обидно, больно, а еще – хочется тут же аппарировать за ним. Тем более, волшебная палочка так и осталась валяться на полу.

Сириус с каким-то отчаянным рычанием взмахивает ей, чтобы понять, куда аппарировал Снейп, потом быстро убирает следы от своих чар. Плевать на применение магии - здесь и так будут авроры с минуты на минуту.

Конечно же, этот изворотливый мерзавец будет перемещаться не раз, путая следы. Но он догонит. Обязательно.

На заднем дворе слышны многочисленные хлопки, звучит заклинание, блокирующее аппарацию из оцепленной зоны, но Сириус Блэк уже далеко. Он с бешеным остервенением, толкающим в спину, подначивающим не останавливаться, аппарирует вслед за Снейпом, понимая, что когда-нибудь тот воспользуется порт-ключом, и цепь оборвется, но все равно продолжает менять одни места-дома-пустыри на другие.

Инстинкт собаки. Преследовать до конца. Почему-то именно сейчас он дает о себе знать.

А в голове меж тем нарастает гул, в глазах рябит, и вспоминаются – слабо, отрывочно, как из прошлой жизни - строчки из учебника по Чарам:

Продолжительная или многоразовая аппарация приводит к быстрому истощению организма…

Пошатываясь, он взмахивает палочкой в очередной раз - и ничего не находит. Отсюда никто не аппарировал. Только если исчезал при помощи порт-ключа.

Тупик. Финиш. Снейп, какая же ты предусмотрительная мразь.

…Побочными эффектами являются потеря координации, несоответствие действий и мыслей...

Он медленно оседает на пол, слабо порадовавшись тому, что это место – совершенно точно магический район, пусть и заброшенная его часть. Это ощущается даже в самом воздухе, особенно после такого бессчетного использования магии.

В конечном итоге, это приводит к коме сроком от нескольких месяцев до нескольких лет, в зависимости от частоты аппарации и интервалов между перемещениями. Кома представляет собой выключение основных функций организма, но не приводит к смерти, напоминая лишь продолжительный сон.

И Сириус Блэк проваливается в темноту.

***

Открыв глаза, Сириус не сразу припоминает, где находится. А потом воспоминания накатывают одной, сметающей все волной: Арка, дом в Тупике прядильщиков, Снейп, скотч, эти бесконечные аппарирования…

Значит, какое-то время он был в отключке. И, если припомнить хотя бы примерное количество перемещений, выводы напрашиваются не самые приятные.

Кое-как приведя себя в порядок, он выходит на улицу, в глаза бьет слепящее солнце, Блэк инстинктивно зажмуривается. Интересно, какое сегодня число? Просто так ведь не спросишь... Газету бы достать, хоть какую-то, а в кармане – ни кната. Он замечает старого волшебника, вяло просматривающего «Пророк» и явно поджидающего кого-то около лавки аптекаря, и вежливо осведомляется:

- Простите, можно посмотреть?

Старичок отрывается от печатной продукции и протягивает ему газету:

- Я все равно уже прочитал, - Сириус понимающе кивает, улыбаясь и что-то говоря в ответ, а глаза тут же впиваются в дату, отсекая все остальное. Слова ничего не значат, потому что взгляд жадно скользит по строчкам, впитывая новую информацию.

Итак, прошел еще один год. Еще один чертов год, что же он вечно на столько перескакивает? У Блэка даже нет сил удивиться – в глубине души он так и думал. Но вот заметка на второй странице привлекает его внимание, главным образом потому, что там черным по белому напечатана знакомая фамилия. Сириус просматривает нехитрый текст и в немом изумлении сильнее сжимает пальцами страницы, как будто боится, что налетит ветер и вырвет бесценную газету у него из рук.

Снейп пойман при попытке использования порт-ключа, который был сделан директором Хогвартса и, разумеется, по всем правилам зарегистрирован в Министерстве. Поскольку вероятность его использования была довольно высокой, у дома постоянно дежурил отряд авроров. Дежурили, конечно, громко сказано: периодически отрываясь от игры в карты и прочих нерабочих моментов, проверяли дом на наличие изменений в защите. Но в тот раз им крупно повезло. Снейп сопротивления при аресте не оказал, но его все равно оглушили – во избежание. А казнь преступника, Пожирателя Смерти, убийцы Альбуса Дамблдора и так далее состоится завтра на рассвете.

Завтра… Блэк задирает голову и смотрит на это долбаное солнце, которое уже давно перевалило зенит. Судя по всему, около пяти часов пополудни. Времени нет в любом случае.

Блэк отдает старичку уже ненужную газету и бредет в сторону маггловского Лондона. Сириус не хочет, чтобы его узнали, даже случайно. Потому что его нет.

Напиться бы сейчас до зеленых гоблинов. Отчетливое-неотчетливое, просто ясное как стеклышко желание.

Сириус замечает, что уже вышел в немагический Лондон, оглядывается по сторонам. Люди, снующие туда-сюда, - как это все знакомо. С невозмутимым видом он достает из кармана какого-то зазевавшегося мальчишки немного маггловских денег.
Ловкость рук и никакого волшебства. Если ты когда-то был в компании Мародеров, такие фокусы - не проблема.

Блэк заходит в паб и довольно-таки вежливо просит налить ему виски. Обычного маггловского виски. Крепкого, хорошего напитка, в котором можно попытаться все утопить. Жаль, память нельзя залить этим виски. Было бы забавно посмотреть на результат.

Бармен подозрительно косится на него, но Сириус молча вываливает на стойку только что украденную мелочь. Денег даже больше, чем надо.

За окном медленно и торжественно догорает лондонский закат, а он сидит тут и глушит виски в одиночку, как последний алкоголик, пытаясь отцепить, выбросить, оторвать от себя все эти воспоминания.

Не было ничего этого. Не было стонущего Снейпа, не было пьяного вечера, и сцены в спальне – когда во взгляде Снейпа, как в зеркале, против воли отражалось: гнида ты, Блэк… так поступать… – тоже не было.

А завтра… завтра Северуса Снейпа вообще не станет. Вот так просто – не станет. Ну, Сириус, разве не об этом ты мечтал еще со школы? Чтобы чертов слизеринец исчез из твоей жизни? Вот так и воплощаются в реальность старые мечты – с газетных измятых страниц, с закатившегося за горизонт желтого куска «Чеддера», с опорожненного стакана британского пойла.

Да, он мечтал об этом. Только вот и предположить не мог, что когда-нибудь Снейп вольется в его жизнь с неконтролируемой, непонятной силой, так, что все мысли будут путаться, а принципы пойдут далеко и надолго.

И Блэк понимает, ясно, четко, до унылой и непривычной на его лице усмешки, что все просрал - и возможность держать Снейпа в пределах досягаемости, и свою жизнь как таковую.

Он трясет головой в попытке выбросить все это. Не помогает.

Кто ты, Сириус? Твое место в этом мире? В мире, где все празднуют победу, Гарри принимает поздравления, репортеры выражают надежду, что Джиневра Уизли станет достойной спутницей его жизни…
Явиться сейчас туда, где уже давно не ждут? Разумеется, это было бы прекрасным вариантом… пару лет назад. Помпезное возникновение из камина, ошеломленные, но обрадованные взгляды Молли, Гарри, Артура, остальных. А сейчас Блэк знает – нельзя. Вот просто – нельзя, и лезть со своей реальной жизнью в их уже устроенный мир – еще одна ошибка.

Все, что от него сохранилось, – дом на Гриммо, Кричер и память. Светлая и незамутненная. Вот пусть так и остается, потому что тот день у Снейпа – это только их прошлое. Негласное. То, которого вроде и не было. Один унесет с собой этот… эпизод по ту сторону смерти, другой…

Блэк с грохотом опускает бутылку на стол, парочка, сидящая у окна, подскакивает от неожиданности и осуждающе смотрит на него. Счастливые молодые лица: смазливая девчонка и парень, так трогательно держащий ее ладонь. Аж смотреть тошно.

Сириус хлопает дверью паба куда сильнее, чем задумывалось. Он знает, куда идет. Да и что там знать – остается-то, по сути, только одно. Арка забрала его по ошибке, верно. Но если это будет сознательное решение, тем более что Снейп завтра... Сириус обрывает себя. Не время и не место.

Он почти не помнит, сколько ждет, перекинувшись в черного пса, у здания Министерства, подсматривая необходимые цифры кода, не помнит, как наступает вечер и здание пустеет – теперь каждый волшебник стремится пораньше уйти с работы на маленькие праздники по поводу победы. Сириус даже не отмечает момент, когда, стащив зубами палочку у какого-то растяпы из заднего кармана, пробирается к главному входу и идет туда, на девятый уровень, стараясь не думать о том, что все это уже было. Более двух лет назад.

Блэк минует коридоры, оказывается перед входом в Отдел тайн и очень быстро отыскивает нужную дверь.

Большая тускло освещенная комната, в центре которой в мертвой и какой-то непонятно когда ставшей привычной тишине мрачно колышется черный занавес.
Сириус останавливается в нескольких шагах от Арки, глядя, как ткань завораживающе медленно приближается к нему, не дотягиваясь совсем чуть-чуть. Блэк не может сделать этот последний шаг, хотя знает, что так будет правильно, и только равнодушно наблюдает за тем, как неотвратимо трепещется полотно-проход в опасной близости от его ног. Еще, наверное, несколько минут, совсем немного, когда тебе была отпущена вечность, ненужная, лишняя, которой ты просто не заслуживал, умудрившись все испортить. Места здесь уже нет, места там...

Кто знает, кого там можно встретить? Может быть, задорного Джеймса, сияющую улыбкой Лили или же... Нет, он не хочет, не хочет думать о Снейпе! То, что он сделал… Сириус знает, что будет помнить это так долго, как только сможет, будет знать, что Люпин был чертовски прав, когда говорил: "Бродяга, твой бы энтузиазм да в мирных целях. Ну, вот зачем ты снова...".

Серебристая ткань похожа на разгорающееся пламя, стремящееся жадно поглотить его. Блэк усмехается краешком губ, оценив пришедшую в голову ассоциацию. Огонь, камин, жизнь...

Что же, он готов. Сириус расправляет плечи, желая в последние секунды жизни в этом мире запомнить самого себя вот таким: с выпрямленной спиной и дерзким взглядом в засасывающую бездну, уже затронувшую его, разрушающую память, путающую мысли и смешивающую чувства.

"Ты слишком много мнишь о себе, Блэк".

«Бродяга, это было жестоко. Я понимаю – ты не любишь Снейпа, но он мог погибнуть. Сам ведь знаешь, Ремус…».

«Сириус, прекращай задевать его, я тебя прошу. Это… нечеловечно. За что вы так не любите Снейпа?».

«Но раз тебе так хочется… ощущать себя причастным…».

«Черт, Блэк, я не собираюсь оправдываться. Ни перед кем. И уж тем более – не перед тобой».

«Идиот гриффиндорский…».

« Неужели ты думаешь, что я буду дожидаться министерских авроров? В таком случае, ты просто редкостный глупец, Блэк".

Исчезая за Аркой, Сириус думает о том, что вечность в другом измерении - это все-таки много. Может, по ту сторону смерти тоже есть жизнь – кто узнает, если не он?
Кто, если не он, выбрав неправильно, все еще надеется что-то понять?



Гет

Команда ГЕТ


Название: Гордись тем, что имеешь…
Жанр: роман
Герои/пейринг: Сириус Блэк/Гермиона Греинджер
Рейтинг: PG-13
Саммари: А романтические, сентиментальные бредни выкинь, пожалуйста, из головы. Один танец с Виктором Крамом – это все, что тебе было положено. Смирись с этим и гордись тем, что имеешь. И никогда больше ни о чем не проси. Даже в мыслях своих.
Примечание/предупреждение: написан на конкурс «трое в лодке…».



Это лето было не похоже на все другие. Вместо отдыха с родителями или двух месяцев дома с книгами в руках я проводила его на площади Гриммо. Тот, кого нельзя называть, вернулся, а Гарри должен был судить Визенгамот за нарушение Статута секретности, хотя он вызвал Патронуса, чтобы защитить себя и своего двоюродного брата от Дементоров. Это было несправедливо – в случае угрозы жизни волшебника Статут секретности утрачивает первостепенное значение. Но, похоже, это никого не интересовало.
Все было непривычно – и мрачный старый дом, безобразно запущенный, и нервозность людей, которых я привыкла видеть улыбчивыми и доброжелательными. А особенно – холодная тень неуверенности и страха, окутавшая все то, что раньше было для меня источником радости и веры. Волшебный мир оказался вовсе не воплощением сказки, а «взрослая жизнь» - далеко не такой интересной и хорошей, как пригрезилось в тот день, когда мне в руки упало первое письмо из Хогвартса. И вот мне уже, можно сказать, без пяти минут шестнадцать, а я по-прежнему одна и в обнимку с книгой. Может быть, иного мне просто не дано? При рождении на мою долю кто-то большой и сильный, но очень рассеянный, забыл начислить романтики, и эта ошибка так до сих пор и не исправлена. Интересно, к кому можно было бы обратиться с жалобой и просьбой о перерасчете?
Ерунда лезет в голову. Как не стыдно, Гермиона! У твоего друга такие неприятности, а ты, вместо того, чтобы штудировать книгу, мечтаешь, у кого бы попросить личного счастья. Никто ничего тебе так просто не даст – пора бы привыкнуть, черт возьми, и перестать быть сентиментальной дурочкой.
По крайней мере, книга в руках – это привычно. Хорошо знакомое, годами проверенное лекарство от тяжелых мыслей. Мои верные друзья и советчики, книги помогали мне всегда и во всем.
- Где, к чертям собачьим, моя палочка?! – донесся злобный шепот. Сириус Блек собственной персоной. Я вздохнула и обернулась на звук голоса.
- Гермиона? Что ты здесь делаешь в … – он взглянул на часы, - три часа ночи?
- А… да… уроки, - улыбка вышла натянутой. И зачем он сюда пришел?
- Третью ночь? - я прикусила губу. Он откуда знает? - Гермиона, я наслышан о твоих мозгах. И могу сказать одно – все уроки на лето ты давно сделала.
Да уж… По-видимому, врать бесполезно. Сириус почти мгновенно оказался рядом, взял книгу, которую я читала, и понимающе усмехнулся.
- Для Гарри стараешься? – он повертел в руках первый том «Магического законодательства» и снова положил его на стол.
- Хочу помочь его защищать, - в голове словно поселились дятлы. Я почти вдавила пальцы в виски, надеясь, что так будет легче.
- Думаешь, Гарри без тебя не найдет защиты? – спросил Блэк с усмешкой.
- Я волнуюсь за него. Он мне очень дорог. И я хочу помочь ему. Он – мой самый близкий друг!
- Рад, что у моего крестника такой замечательный друг, - грустно усмехнулся Сириус.
На столе появились два бокала. Он протянул один мне.
- Я не пью, - отказалась я.
- Тогда за твоё здоровье, - Блэк залпом осушил бокал. - Знаешь, иногда надо успокаиваться. И спать, кстати, тоже. А то как ты вообще собираешься спасать Гарри, если вдруг возьмешь и упадешь в обморок от истощения? Много от тебя тогда будет пользы? – Блэк лукаво улыбнулся. На самом деле, очень странно было видеть улыбку на его лице. Она всегда была какой-то вымученной.
- Я днем спала час, и мне хватило. Сегодня непременно нужно разобраться с вот этим, - я указала на книгу.
- Знаешь, Грейнджер, тебе стоит быть немного проще. Переизбыток мозгов и рациональности – не самое лучшее, что может случиться с девушкой твоего возраста. Ей не идет вечная серьезность и суровый вид, шестнадцатилетней хорошо бы быть несколько… сентиментальной, что ли. В общем, подумай об этом, раз все равно не спишь, - и он ушел, оставив меня в возмущении и недоумении. Вот уж чьих жизненных советов я не просила, и слушать не собиралась.
***
Но с тех пор, как в доме стало многолюдно, я и Блэк приходим сюда по вечерам, не сговариваясь. Мне слишком нужны тишина и покой, а ему, наверное, такое молчаливое общество. Это уже традиция – перебрасываться парой ничего не значащих фраз и почти не обращать внимания друг на друга. Это же не сложно – делать вид, что все в порядке.
Первые дни мне было неловко, а сейчас я привыкла. Сириус даже начал казаться мне частью этой библиотеки. Одной из книг, которую временами хочется прочитать, но не хватает смелости.
Сейчас я краем глаза смотрю, как он сидит на стуле, чуть сгорбившись, и пьет чай. Я вижу, как его пальцы мертвой хваткой сжимают чашку, вижу острое плечо под тонкой тканью рубашки, прядь черных, как смоль, волос, наискось перечеркнувшую лицо. Но больше всего в глаза бросаются сбитые костяшки пальцев. Когда великий Мародер пьян, он становится не только острым на язык, но и злым, и стенам и мебели частенько достается от его кулаков. А еще он может часами смотреть на колдографию Джеймса и Лили и много-много говорит, обращаясь к этому заколдованному кусочку картона.

Я тогда совсем поздно спустилась в кухню. Он уже был там – в одной руке бутылка, в другой – колдография.
- Такие дела, Джейми. Теперь ничего не бывает хорошо. Я все пью один. А вы там все танцуете… Дьявол! – он швырнул карточку на стол, а пустая бутылка полетела в стену.
Меня он так и не заметил, а я тихонько прошмыгнула обратно в коридор. Потом мне было безумно стыдно. Даже не знаю, за что больше. За то, что стала свидетелем его слабости, или за то, что сбежала. Я почему-то была уверена, что смогла бы… помочь ему, наверное.

Что бы там ни говорили некоторые, отсутствием воображения я никогда не страдала. Воображение – большое подспорье в учебе. В то время как мои однокурсники засыпали на уроках Истории магии, передо мной разворачивались увлекательнейшие картины. Я едва успевала записывать – какой уж тут сон. Трансфигурация, нумерология, даже зелья – везде умение фантазировать мне пригождалось. Впрочем, когда я рассказала об этом Рону, он мне не поверил. Ему самому фантазия помогала исключительно на прорицаниях, да и то не всегда.
Наверное, поэтому мне так легко было представить, каким Блэк был в Хогвартсе, до всего, что произошло. Воображение рисовало статного, очень красивого молодого человека с ясной улыбкой и глазами, наполненными жизнью. Легко было представить, как они идут по коридорам Хогвартса – он и Джеймс (в моих мыслях – копия Гарри). Молодые, самоуверенные. Оба живые.
Но я открываю глаза – и рядом со мной другой человек. Этот Сириус слишком горд, слишком замкнут, слишком импульсивен, слишком весел… Даже когда он заразительно смеется на кухне в обществе Гарри и Рона, я чувствую, что это – ложь. Грош цена смеху с запредельной тоской в глазах. Или наоборот? Чего ему стоят эти попытки вернуть хотя бы тень безоблачного вчера? Вползти в остывшую шкуру давно умершего человека.
Иногда роль ему действительно удается, и тогда никто и ничто не сравнится с ним. Актерство начинает подпитывать жизнь, и вся атмосфера вокруг заражается этим «ядом веселья». Может случиться все, что угодно – безумные туры вальса в полуночной кухне, рассказы взахлеб о бесшабашных Мародерских проделках, нечто похожее на флирт в лучших куртуазных традициях, поклоны с расшаркиванием, и веселый – о, слишком веселый – хохот над пустяшными шутками. Чего только не было. И я благодарна Сириусу, что в библиотеке со мной всегда он сегодняшний, настоящий.
***
- Неужели уже утро, Гермиона? – спросил Сириус, даже не повернувшись в мою сторону. Я покраснела и решительно прошагала в кухню. Меня раскрыли.
Уже несколько ночей я присматривала за Сириусом, укрывшись во тьме за дверью. Возникшая недавно смутная тревога за него никак не желала отпускать меня. Можно списать все на чересчур богатую фантазию, но мне казалось, что от непоправимого его удерживает очень тонкая нить, и эта нить с каждым днем становится все прозрачнее, все тоньше. И никто вокруг этого не замечает. Или не желает замечать. Так я сама произвела себя в ранг бессменного часового. Как же меня угораздило попасться?

- Нет, конечно, - сказала я, тщательно подбирая слова. - Мне не спится, вот я и решила спуститься и выпить чашку чая.
- Не думал, что чай помогает заснуть, - усмехнулся Блэк, повернувшись, наконец, в мою сторону.
- Лично мне крепкий зеленый чай помогает.
- О как. Может, и мне нальешь? Вдруг это зелье и на меня подействует, - кривая ухмылка, уже слишком привычная на этом лице. Я всей кожей чувствовала на себе его колючий, пристальный взгляд. Словно что-то он хотел спросить, или попросить. Не чай вовсе. Такое, чего я не смогла бы ему дать.
Я протянула Сириусу чашку и села на стул напротив.
- И часто тебе не спится?
«Часто, Сириус, очень часто. Каждый раз, как не спится тебе, у меня сон тоже пропадает. Черт знает, что со мной творится», - вот, что мне хотелось сказать.
- Зависит от настроения, - вот что я сказала, и умолкла. Только вертела в руках чашку, а в голове мельтешили обрывки мыслей - как все это странно, почему такие простые слова застревают в горле, и почему то, что кажется таким значительным и серьезным в одиночестве своей комнаты, при столкновении с предметом размышлений превращается в беспомощный детский лепет.
- Как-то все неправильно, - слова сорвались с языка неожиданно даже для меня самой.
- И что же именно тебе так не нравится? – Блэк склонил голову набок.
- А тебе? – с вызовом спросила я.
- А меня все устраивает, - с выражением абсолютной беззаботности ответил он.
- Ложь! – внезапно стало очень обидно – за свои дурацкие переживания, за ночные бдения, за мысли и фантазии, совершенно не имеющие прав на существование, и от этого, должно быть, такие дорогие. – Только слепой не видит, что с тобой происходит. Ты постоянно в бешенстве, заперт в четырех стенах, готов сорваться на любого, кто тебя заденет. Рядом с Гарри ты играешь роль этакого беззаботного весельчака, но у тебя это плохо получается. Тебя глаза выдают.
Меня понесло. Я вскочила, начала ходить по кухне, размахивать руками. Он же сидел, и, не отрываясь, следил за мной глазами. Молча и почти без движения. Я заставила себя успокоиться и снова сесть. Вцепилась в свою злосчастную кружку так, что пальцы побелели.
- Иногда невыносимо хочется сделать что-то безумное, злое. Выпить бутылку чего-нибудь крепкого, отрезать волосы, сорваться в финт Вронского на метле, запустить в Снейпа котлом. Но я никогда этого не сделаю. При всем желании не смогу переступить через себя. И ты тоже не можешь, но… - я запнулась на полуслове. Сириус резким рывком поднялся, в три шага преодолел расстояние до двери. Там он обернулся и словно выплюнул сквозь зубы:
- Не вздумай! Ничего из этого делать.

***
Это был наш последний разговор летом. Он больше не появлялся в библиотеке, я же взяла себя в руки и перестала пыжиться и выдумывать, что от меня зависит хоть что-то в жизни Сириуса Блэка. Встречи за ужинами и обедами, когда вокруг гомонил разномастный табор, заполонивший собой дом, конечно, не представляли никакой опасности.
Я украдкой изучала его. Как он говорит, как смеется, как преображается его лицо во время разговоров с разными людьми. Теплота и интерес сменяются грустью, холодом, откровенной враждебностью. И иногда я пыталась поймать его взгляд, увидеть, что у него припасено для меня. Но, похоже, для меня у него не было даже взгляда.
Я твердо решила перестать о нем думать. Совсем. Через три дня мы с Гарри и четырьмя Уизли возвращались в Хогвартс. Я очень рассчитывала, что там у меня не будет времени на глупые и пустые мысли.

***
В последнюю ночь на площади Гриммо мне снова не спалось. Джинни давно сопела, свернувшись калачиком, мои же глаза упорно сверлили взглядом потолок. Одеяло становилось то колючим, то слишком тяжелым и теплым, а без него я быстро замерзала. Матрац вдруг превратился в вязкое болото, сплошь утыканное кочками. Я отлично понимала, что все это – результат разыгравшегося воображения и той нервозности, которая не оставляла меня весь день, но заставить себя успокоиться и спать тоже не получалось. В отчаянии я засветила огонек на волшебной палочке, попыталась отвлечься чтением. Вышло только хуже – все мои книги уже были упакованы, но на столике Джинни лежала стопка ярко разрисованных томиков. Любовные романы.
Это был ужас-ужасный. Естественно, никакого успокоения я не получила. Стиль и язык книги были отвратительны, героиня вызывала оторопь несоответствием приписываемых ей автором достоинств и реального поведения и мыслей. А вот герой… Высокий темноволосый красавец, многое перенесший – предательство, гибель близких людей и даже долгое заключение в темнице, но не сломавшийся, а напротив, ставший сильнее и мудрее… Любовные сцены через каждые двадцать страниц (я считала), сопливые стихи эпиграфом к каждой главе. В общем, через полчаса меня уже трясло. Отбросив одеяло и дурацкую книгу, я сунула ноги в тапки и отправилась в кухню в поисках воды. Я рассчитывала, что прохлада и темнота коридоров и холодное питье остудят перегревшуюся голову, и я смогу, наконец, заснуть.
Перед дверью комнат Сириуса я остановилась. Из щели над полом брезжил еле заметный свет. Я стояла и сверлила взглядом медную ручку в виде змеиной головы. В моей собственной голове вертелись какие-то обрывки мыслей и образов. О сусликах, которых гипнотизируют змеи, о енотах, которые под гипнозом сами снимают с себя шкуру и ложатся на разведенный ими же костер. Смутная тень смуглых мужских рук, скользящих по нежному атласу бедра (Господи, это-то откуда!), снова змеи и суслики…
Мои пальцы мягко коснулись змеиной головки. Подушечки мягко погладили ее выпуклую часть, и вот уже моя рука нежно, но твердо охватывает всю целиком…
Ручку! Дверную!
Из темноты донесся какой-то невнятный шорох. Этого было достаточно, чтобы сорвать меня с места. Подхватив длинный подол ночной рубашки, едва не выскакивая из тапок, я мчалась по коридору к лестнице, к своей маленькой, уютной, совершенно невинной спальне. Это было то, что Рон называет «драпать», а глупая авторша романа – «паническим бегством в ночи».
Влетев в комнату, я впрыгнула в кровать и с головой укрылась одеялом.
Господи, какую глупость я чуть не совершила. Вот уж действительно, непрошеный подарочек был бы Сириусу, на ночь глядя. Особенно окажись он не один. Сидят они, скажем, с Люпином, или с мистером Уизли, потягивают Огневиски, и тут на пороге бледной тенью воздвигаюсь я, в ночнушке…
Позор! Позор тебе, Гермиона! Вспомни свой возраст, посмотри на себя в зеркало. Твоя основная задача сейчас – учиться, набирать баллы для факультета, отлично сдать С.О.В. и всеми силами помогать Гарри. А романтические, сентиментальные бредни выкинь, пожалуйста, из головы. Один танец с Виктором Крамом – это все, что тебе было положено. Смирись с этим и гордись тем, что имеешь. И никогда больше ни о чем не проси. Даже в мыслях своих.

Уснуть так и не удалось. Взбудораженные чувства так и не успокоились. Остаток ночи я дочитывала идиотский, совершенно бесполезный роман. К утру сама взялась за перо. Стихи вышли довольно корявые, но уж точно лучше накорябаных в эпиграфах ненормальной авторшей. Я перечитала строчки и решительно смяла пергамент.
Никому и никогда не покажу. Ни за что.

Наутро мы уехали в Хогвартс, как и планировалось. Сириус в облике Бродяги провожал Гарри на платформу. Гарри мой друг, но там и тогда мне впервые захотелось его по-настоящему треснуть. Как можно настолько не замечать чувств близкого человека, быть таким… погруженным в себя? Впрочем, я быстро устыдилась этих мыслей. Гарри – не обычный мальчик, и поводов быть отвлеченным у него предостаточно.
Меня тоже подстерегал удар – исчезли плоды моего ночного бдения. Я точно помнила, что оставила смятый в комок пергамент у изголовья, намереваясь сжечь его утром в камине. Но ничего не нашла, проснувшись. Дверь в спальню была открыта ночью Возможно, листок унес Кричер, если случайно забрел к нам. Я попыталась расспросить старого домовика, но тот быстро ушаркал от меня, громко бормоча свою обычную тираду про грязнокровок.
Будем надеяться, что он бросил злополучную бумагу в огонь. Туда ей и дорога.
***

Вечером 19 сентября сова принесла мне сверток. Там обнаружились свернутый вчетверо листок и старая колдография. Юноша и девушка кружились в танце под осенними листьями, задорно улыбаясь фотографу в объектив.
«Я пью тут один, а вы там все танцуете…»
Джеймс и Лили.
Та самая колдография.
Трясущимися руками я развернула листок. Знакомый почерк сразу бросился в глаза. Мой потерянный пергамент, теперь тщательно разглаженный.
Мои стихи.

Однажды все забыть, уйти и бросить,
Начать все заново, переписать строку.
Чтоб только ветер знал, где тебя носит.
И звезды улыбались на бегу.

Плевать, что не случился ты на свете,
Не важно, что ты выдумка моя.
Одна свеча во тьме не ярко светит,
Я жду тебя, надежды не тая.

Твои глаза тоскою полыхают
Той, что волков по-волчьи учит выть.
И я ищу твой взгляд, всерьез мечтаю,
Что мой неяркий свет поможет жить.

Не знаю, сколько я просидела так. Не отрывая взгляда от присланных вещей, прижав ладони к пламенеющим щекам.
Что же это? Что?
Как это понимать?
На что надеяться?
Значит ли это, что мой небесный бухгалтер нашел-таки ошибку в начислениях, и мне теперь разом выплачивают причитающееся? Или колдография Лили и Джеймса – это указание на то, насколько глупы и наивны мои стихи и чувства в сравнении с настоящей жизнью? Но ведь это тот снимок, с которым Сириус почти никогда не расставался.
Может быть, так он сообщает мне, что снимок ему больше не нужен? А нужно… Что ему нужно?

Я нарисовала на чистом листе огромный знак вопроса. Ответ пришел поздно вечером, и был лаконичным и бессодержательным.

«Позже».

И когда же оно наступит, это позже?


***

Перед самым Рождеством с мистером Уизли случилось несчастье. Его успели спасти благодаря Гарри, но он надолго оказался в больнице. Миссис Уизли, их дети и Гарри снова поселились у Сириуса, чтобы быть поближе к клинике Святого Мунго.
Мне не составило никакого труда приехать к ним на Рождество.

Я не могла понять, что происходит. Наверное, мне надо было радоваться. Казалось, что Сириус действительно ожил. Глаза его сияли. Ни следа натянутости или притворства. Он просто летал по дому, и ненавидимая им прежде уборка так и спорилась. Дом приобретал жилой и уютный вид буквально на глазах – хотя за все лето мы все вместе даже и не приблизились к такому результату. Дом молодел, расправлял плечи вместе с хозяином, потрескивая в такт рождественским песням, которые Сириус распевал во все горло. Понемногу мы – и я, и Гарри, и профессор Люпин, и все Уизли заразились этим настроением.
Одна беда – поговорить с Сириусом никак не удавалось. Эта его новообретенная жизнерадостность оказалась ничуть не худшим щитом, чем прежняя колючесть.

Рождество прошло. Постепенно все возвращалось на круги своя. Чем ближе был день нашего отъезда, тем мрачнее и раздраженнее становился хозяин дома.

Все случилось в день возвращения мистера Уизли из больницы. Назавтра нам предстояло уехать в Хогвартс. Я твердо решила дождаться.

Было уже за полночь, когда Сириус появился в библиотеке. Уселся в привычное кресло справа от меня, бросил локти на стол. Я ждала. Я была готова ко всему, и все бы приняла.
Все библиотеки мира за одну маленькую ясность.

Первым молчание нарушил он.

- Поговорим?
- Давай.

И тишина. Снова эта свистопляска мыслей в голове. Я вздохнула. Что ж, первое слово было за ним. Будь что будет.

- Ты прислал колдографию с Джеймсом. Почему?
- Много думал, - он не смотрит на меня. Голос звучит приглушенно. Огромные паузы – он как будто собирается с силами, чтобы произнести следующее слово. Или мучительно ищет в памяти подходящие.
- Их не вернуть. Ничего не вернуть. Можно орать, можно пить, или, - тут он усмехнулся, - свалиться с метлы в финт Вронского. Прошлое закрыто.
Наконец он на меня взглянул. И от этого взгляда словно ток побежал по коже.
- Ничего не изменить в прошлом, - снова, с нажимом повторил он. – А вот в настоящем есть надежда.
У меня точно покраснели уши. И щеки. И вообще – наверняка вся я целиком стала пунцовой, столько жара поднялось во мне в единый миг. А моими глазами можно было осветить самые темные лондонские переулки – так они, должно быть, горели в эти минуты. Он смотрел на меня, и на лице его начинала играть улыбка.
- Ведь есть? – тихо спросил он.
Я не могла ответить. Только яростно затрясла головой – «Да! Да!». Как она не отлетела, не понимаю. Сириус рассмеялся.
- А ты смелая женщина, Гермиона. Я ведь признанный пьяница, дебошир, да и вообще крайне ненадежный тип.
«Ну и что!» - сияли в ответ мои глаза. Миллион раз – ну и что!
Широкая, бесшабашная улыбка в ответ – как в моих мечтах, или на старых фотографиях в альбоме Гарри.
- Тогда держи.

Мне на ладонь легла монетка-медальон на потертом ремешке. На аверсе угадывалось изображение поджарой собаки.
- Это талисман, на счастье. Мне его подарил дядя, сказал, что такие монеты чеканили когда-то на Востоке. Я с ней с шести лет не расставался. Думаю, она меня берегла.
Он взял мою руку, бережно закрыл ладонь с талисманом.
- А теперь пусть будет у тебя. Чтобы я знал – есть, чего ждать. Даже если ждать придется очень долго.