Пёс и его цепь

Глава 1

Часть 1. Арка

Изгибом клинка полыхая в ночи,
Затравленный месяц кричит.
Во тьме – ни звезды, и в домах – ни свечи,
И в скважины вбиты ключи.
В домах – ни свечи, и в душе – ни луча,
И сердце забыло науку прощать,
И врезана в руку ножом палача
Браслетов последних печать.
Г.Л.Олди, отрывок из «Баллады Ночного всадника»

Где-то когда-то его звали Сириусом. Пёс не помнил, где и когда. Но имя осталось в памяти.
Так было надо. Он не знал, почему.
Те, кто служил этому серому миру, приходили регулярно. Иногда псу казалось, что он видит краешком глаза тени, скользящие по тёмным выщербленным стенам. Серое на сером. Давным-давно, в другом месте, он тоже хрипло облаивал расплывчатые силуэты. Но те были чёрными.
Что такое чёрное, пёс знал. Иной цвет, отличный от здешних бесконечных вариаций одного и того же. Его цвет.
Местные тени шептали о покое. О возможности лечь и слушать шуршание пепла, запутывающегося в твоей шкуре. Об обновлении, возрождении, ясности целей и задач... Пёс взрыкивал и заставлял себя перебирать лапами быстрее. Просто так. Чтобы не поддаться бесплотному шёпоту.
Тени отставали – до следующего раза. По ним можно было определять время. По ним – и пеплопаду.
Раньше пёс, которого звали Сириус, пытался вспомнить хоть какие-нибудь описания здешних краёв. Он попал сюда через Арку в Отделе тайн Министерства Магии. Stupefy от дорогой кузины Беллы... и бесконечное падение, крик, переходящий в вой, гудящий в ушах ветер...
Все знания о странном артефакте сводились к одному: отсюда никто не возвращался. Остальное – догадки, фантазии, откровенный бред, выдаваемый за научные теории. Многомудрые волшебники терпеть не могли, когда что-нибудь не поддавалось объяснениям. Арка была вызовом, а кабинетные теоретики не оказались готовы его принять. Посему – Отдел тайн и забвение.
Сириус быстро прекратил ломать голову над происхождением и особенностями странного портала, из которого он в собачьем облике вывалился в другой мир. Проще и разумнее показалось заняться исследованием этого самого мира.
Унылая, серая тоска.
Странные слова «Отдел тайн», «кузина Белла», «Stupefy» скоро перестали иметь значение. Нет, он помнил, что означает каждое из них... Но действительно важным осталось только имя. И цвет. Почему-то Сириус страшно хотел увидеть чёрное где угодно ещё, кроме собственной шкуры.
Если он поддастся теням, то станет серым. Как они. Как всё за Аркой.
Пёс храбро вступил в лабиринт, поначалу представлявшийся бесконечным. Позже Сириус решил, что местность просто время от времени меняется, сообразуясь с какими-то своими, непонятными законами. Изменения не были глобальными, да и забавными, честно говоря, тоже: куча серого песка превращается в серый же, поблёскивающий гранями в рассеянном свете, куб; винтовая лестница от пола до потолка – из ниоткуда в никуда – становится серыми гардинами, осыпающимися грязными клочьями от первого же прикосновения... Ерунда, в общем. Ничего толкового.
Но куда бы Сириус ни шёл, рано или поздно коридор изгибался блудливой кошкой и выводил его в огромный зал с бесконечно стремящимися вверх серыми колоннами.
В других частях лабиринта всегда был потолок; здесь его разглядеть не удавалось. Раньше пёс недоумевал, откуда берётся ровное освещение, такое же, как везде, если стены расходятся идеальной полусферой, по периметру которой можно идти очень долго – он пробовал. Потом вопросы исчезли. В самом деле, ну имеет ли значение очередной сумасшедший выверт лабиринта? Что он, Сириус, выгадает, если решит эту задачку?
Иногда казалось, будто ответ принесёт надежду выбраться из серого мира.
В последнее время всё больше охватывало безразличие.
Посреди зала в круглую ванну серого мрамора безостановочным потоком с невидимого потолка валился пепел. Он кружился в воздухе неопрятными хлопьями, никогда, впрочем, не пересекая границ мраморного бассейна. Куда пепел девался потом, Сириус не знал. Зрелище вызывало у него гадливость, и пёс не приближался к мерзкому сердцу лабиринта.
Хотя просили. Очень просили.
Голоса в зале усиливались многократно. Тени шныряли по стенам, маленькими вихриками закручивали пепел в воронки и спирали, шептали о счастье и тут же плакали, умоляя Сириуса сделать правильный выбор. Тени звали к себе. Пёс раздражённо рычал и удирал из зала в один из множества коридорчиков, начинавшихся за крайними колоннами. Отбежав на порядочное расстояние, он укладывался спать.
Так и жил, решив для себя: утро – это приход теней, вечер – зал с пеплопадом. Когда-то он пробовал делать когтями зарубки на стенах, отмечая течение времени. Но серое, шероховатое вещество легко процарапывалось и так же легко зарастало. Сириус быстро забросил бесполезное занятие.
В пище и воде он потребности не испытывал, да и спал, скорее, по традиции. Однажды бодрствовал около пяти самоназначенных суток – ничего, не устал. Сон был таким же бессмысленным ритуалом, как и пробежка по лабиринту. Здесь рассудок не имел значения. Просто давным-давно чёрный пёс ходил на двух ногах.
И его звали Сириус.
И он боролся.

Глава 2

Часть 2. Отражения

... Левая рука – правою,
Ложь у двойника – правдою,
Исключенье – правилом,
Лакомство – отравою.
Огорчаю?
Нет! –
Радую...
Г.Л. Олди, отрывок из «Баллады двойников»

Спать – не самая разумная привычка, особенно в местах, подобных здешним. Однажды Сириусу пригрезилось, будто он снова человек. Нет, не так: призрак самого себя. Он молод, красив и бесплотен. А вокруг шумит Запретный лес.
Приглядевшись, Сириус осознал, что лес не цветной. Серый. Хотя у каждой ветки, каждого листика свой оттенок.
А рядом идут Джеймс, Ремус и Лили.
«Это неправда! – мысли отчаянно метались, пока он смотрел на друзей. Таких живых и таких мёртвых одновременно. – Этого не может быть! Это не они. И не я».
А глаза глядели и не могли наглядеться. Джеймс опять не поправил очки, сидевшие немного косо. Сириус хотел помочь, но не сумел поднять руку. Волосы Ремуса ещё не тронула седина; Лили выступала, словно на балу...
«Но Люпин ещё жив! Всё это злая шутка, обычный кошмар, сейчас я проснусь...»
- Ты такой отважный.
Сириус задёргался в плену сна, будто муха в паутине. Только не Гарри! Только не...
- Ты уже почти там, - это Джеймс. Что он несёт? – Очень близко. Мы так... гордимся тобой.
Бред. Горячечный бред. Гари не умрёт, не может, не должен!
Должен. Сириус увидел в таких родных глазах покорность судьбе. Ярость кипела в жилах, ненависть душила и разъедала. А на губах играла чёртова ласковая улыбка.
Эй, ты, кукловод, управляющий моим телом! Выйди, ну покажись же – и я загрызу тебя сам! А Гарри будет жить, он молод, он так похож на Джеймса...
- Это больно?
- Умирать? Нисколько. Быстрее и легче, чем засыпать.
Гарри, не слушай! Плюнь мне в глаза, ведь мёртвые лгут, чтобы забрать к себе живых. Я вру, неужели ты не видишь фальшь в моей улыбке, неужели не чуешь гнили в словах?
Но крестник слушал, а крёстный ничего не мог с этим поделать. Гарри Поттер шёл исполнять долг, как считал нужным.
Сириусу казалось, что под улыбкой, приклеенной к лицу, видна белизна костей. Запах тлена становился невыносимым.
Чёрный пёс проснулся, когда безносый урод, окружённый сворой прихлебателей, выкрикнул: «Avada Kedavra!» Зелёный луч ударил в грудь крестнику, и призрачные фигуры, окружившие Гарри, разлетелись в разные стороны.
Показалось, или в глазах Ремуса мелькнул стыд вперемешку с облегчением?
«Это не я. И не они. Это только сон».
Но где же тогда реальность?
Неужто теперь существуют лишь лабиринт и пепел?
«Да, Сириус. Оглянись вокруг! То, что ты видишь – это твоя жизнь. Другой не дано».
А может, ну её к Тёмным искусствам – такую жизнь?
Пёс встал. Огляделся. Глухо заворчал. Разогнался и с прыжка врезался головой в стену тупичка, в котором его сморил сон.
Ещё удар. Ещё. Вой, рык, скулёж, короткие взлаивания, скрежет когтей по камню, шёпот моментально слетевшихся теней слились в невообразимую какофонию. Нате, подавитесь! Сириуса Блэка так просто не возьмёшь!
Ещё удар. Ещё. И ещё.
Когда пёс слишком устал даже просто для того, чтобы шевелить лапами, выяснилось: не пострадали ни голова, ни стена.
Абсолютно.
Хоть каждый день устраивай подобное шоу. Полчаса для поддержания тонуса мышц.
Зато тени приблизились. Теперь Сириус видел их очень хорошо. Расплывчатые очертания стали чёткими, строгий серый цвет внезапно начал резать глаза. В воздухе замелькали пылинки; шурша, со стен полетели хлопья пепла. Пёс заскулил, хотел отползти, но путь преградила колышущаяся серая пелена.
Порыв ветра, вспышка – и высокая женщина в сером, безупречно чистом платье кричит, что сопляк опозорил род.
Вспышка – и юноша с гладко выбритыми щеками, до ужаса похожий на самого Сириуса, тихо говорит: «Я так хотел походить на брата... Ради твоего внимания я умер».
Вспышка. Почему у Лили серые волосы?..
Вспышка. Одежда Джеймса запылена до невозможности. «Ты дал нам плохой совет, Бродяга. Очень плохой». Я знаю. Прости, Джеймс, прости...
Вспышка. Двое подростков стараются держаться друг от друга как можно дальше. Они оба угловаты, нескладны и угрюмы. Но у одного из них чёрные глаза. Чёрные!
Воспоминания давят грудь, мешают дышать, а мальчишка цедит сквозь зубы:
- Твоя правда – это действие, Сириус, а твоя логика – это драка. Но когда действовать бесполезно, а драться не с кем – что ты тогда скажешь? Сможешь ли понять чужие правды? Дорос ли до иной логики?
Что я скажу? Что я... сделаю?
Второй мальчишка молчал, опустив голову. Нет, скорее набычившись. Упрямо не желая замечать реальности.
Уже шагнув вперёд, готовясь ответить черноглазому, Сириус понял: он неправ. В собачьем облике говорить затруднительно.
Да и вообще – людям негоже стоять на четвереньках.

Глава 3

Часть 3. Вызов

Подставить скулу под удар сапогом,
Прощать закадычных врагов.
Смиренье, как море, в нем нет берегов –
Мы вышли на берег другой.
В душе — темнота, и в конце — темнота,
И больше не надо прощать ни черта,
И истина эта мудра и проста,
Как вспышка ножа у хребта.
Г.Л.Олди, отрывок из «Баллады Ночного всадника»

Человек слегка покачивался – он всё-таки сильно устал. Кроме того, слишком долгое пребывание в звериной шкуре нарушило координацию.
Пустяки, да. Но мешает.
Одежда человека была пропылена насквозь. Множество оттенков серого перемешалось на ней. Кожа мужчины тоже казалась серой – возможно, из-за тусклого света. Седина в волосах напоминала смесь соли с перцем.
В серых глазах притаилась боль.
Сириус Блэк протянул руки к высокой женщине.
- Мама...
- Как вы смеете? – начала очередную гневную тираду Вальбурга Блэк, но хриплый, лающий смех сына перебил её.
- Оставь. Я знаю, я виноват. Ты тоже, но... речь сейчас не об этом.
Вальбурга потрясённо замолкла.
- Наверное, я слишком много думал о себе, о своём благополучии. Знаю, это свойственно всем Блэкам, но... мне в особенности, верно? Я не оправдываюсь, мама, я прошу прощения. И говорю, что могу простить тебя. Независимо от твоего решения.
Неуверенная улыбка, так не похожая на прошлое наигранное веселье, тронула губы Сириуса.
- Да... я могу. И прощаю.
Женщина молча шагнула вперёд. Тени шуршали в пепельной завесе, и их шёпот резал воздух сильнее криков, но Вальбурга Блэк встала напротив сына. Узкая ладонь коснулась мужской руки – и спустя миг одного из призраков прошлого не стало. Сердце зашлось неистовой болью, Сириус с трудом удержался на ногах. Вот она какова – плата за свободу?
Ничего. Выдюжим.
Разве кто-то обещал, что будет легко?
Мужчина с единственной белоснежной прядью в беспросветно-чёрных волосах повернулся к следующей тени.
- Регулус Блэк, я был плохим братом... очень плохим, всё верно... и я виноват перед тобой. В этом – виноват. Но дорогу себе ты выбирал сам. И знаешь... попытка вышла недурственной. Вряд ли я справился бы лучше. Так что, наверное, я тобой горжусь...
После мимолётной паузы Сириус уверенно кивнул:
- Да, я горжусь тобой, Регулус Арктурус Блэк. А ты можешь обо мне думать, что угодно.
Когда сердце снова обожгло, пришлось схватиться рукой за стену.
- Джеймс, Лили... Я дал вам дурной совет. Но истинной трусостью, настоящим моим предательством было не это. Я заперся в Азкабане, терзался своей надуманной виной, а Гарри тем временем страдал. Вот за это прошу прощения. Остальное оплачено.
- Ремус, так легко было счесть тебя – оборотня – предателем. Извинишь ли меня, старый друг?
- Гарри...
- Кричер...
- Альбус...
Они уходили один за другим, прощающие или прощённые, любящие, ненавидящие, равнодушные... Получившие своё и отдавшие чужое.
А седой мужчина с несколькими чёрными прядями в волосах отпускал их, хотя отчаянно желал бы оставить. Перекинуться словечком-другим, вместе посмеяться над глупым пеплопадом, исследовать все лестницы из ниоткуда в никуда...
Но каждому – своё.
Перед беседой со Снейпом пришлось присесть. Сердце отчаянно болело, а губы улыбались, и это была его, Сириуса, живая и правильная улыбка.
Боль пригибала к полу, а казалось – ещё чуть-чуть, и стены лабиринта разлетятся к дракловой матери. Чудилось: никогда ещё он не был так силён.
Так свободен.
- И вопросец же ты мне задал, Снейп. По-моему, я на него ответил. Ну да ничего. Для недогадливых слизеринцев повторюсь. Когда всё случится вот так погано, я постараюсь понять чужую правду.
В чёрных глазах – насмешка. Угу, конечно...
- Слушай, я ж не сказал, что раз-два – и пойму. Я сказал «постараюсь». Вот как сейчас. И в этом – моё действие и моя драка.
Узкие губы кривит ухмылка. Но не издевательская. Задумчивая.
- Кстати, Снейп, о чужой логике и чужой правде тебе тоже бы призадуматься... не помешало. И если б мы оба не вели себя, будто два гиппогрифа в период гона...
Сириус перевёл дыхание и твёрдо закончил:
- Может, оно бы иначе повернулось.
- Может... – интересно, это эхо, или чёртов слизеринец изволил ответить?
- Я с себя вины не снимаю. А ты...
Вот может ли он, Сириус Блэк, простить дементоров, издевательства над крестником, сводящие с ума подначки?
Но Гарри, если чудом выживет, разберётся в своих отношениях с зельеваром сам. Уже не маленький. На атаки Снейпа Сириус тоже отвечал... с энтузиазмом. А сколько раз нападал первым?
Дементоры? Но разве сам Блэк не желал поквитаться с предателем – и плевать на последствия?
Триста драных драклов, так что же это выходит?
- Я тебя не люблю. И вряд ли сумею полюбить. Но... думаю, мы квиты. А если захочешь мне отомстить – твоё дело и твоё право.
Ещё одна усмешка, ладонь находит ладонь...
Сириус Блэк, застонав, привалился спиной к стене. Здесь ни холодно, ни жарко, и это хорошо. Ничто не отвлекает. И губами можно не шевелить.
Для разговора с самим собой необязательно издавать звуки.
«Ну да, малыш, ты – я натворил немало. Есть о чём жалеть, но есть ведь и чем гордиться. Себя я – ты не предал ни разу».
Первый просверк взгляда из-под длинной чёлки.
«И даже не сомневайся. Ты – я не всегда был прав, но, тысяча драных драклов, не ошибается тот, кто ни рожна не делает! Ты не спас близких, но это не значит, что мы с тобой вообще никого не спасли! Ты убивал, но разве ради удовольствия или по чьей-нибудь прихоти?»
Маленький Сириус, всё ещё хмурясь, поднял голову.
«Вот так, малыш! Мы натворили – мы и ответим. И мне куда приятней принять тебя – себя вот такого, чем отсидевшегося в кустах чистенького перед собственной совестью умника. Потому что там совесть и не ночевала.
Ну же, иди ко мне, и давай, чёрт подери, закроем счёт!»
А глаза у парнишки серые. Нет, синие. Нет...
Сириус Блэк сам не заметил, как поднялся с пола. Пыльную завесу перед ним разорвало, словно папиросную бумагу. И там, в сияющем проёме, синело небо, зеленела трава, жарили шашлыки друзья, и Джеймс уверенно рассказывал Ремусу, как правильно воспитывать детей, словно хоть немного в этом деле разбирался. А черноволосый крючконосый тип сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Ну, скоро ты там?
- Скоро... – шепнул совершенно седой мужчина, делая шаг.