Глава 1БЕЧЕНЫ ПЕРВЫЕ ДВЕ ГЛАВЫ! ЗА ЧТО ВЕЛИЛЛЕ ОГРОМНОЕ СПАСИБО!:)
Я когда впервые с Сириусом столкнулся, как-то сразу понял, что спокойные деньки для меня закончились. Не в том смысле, что он будет на меня наседать, и я света белого не увижу, а совсем даже наоборот. Я нутром тогда почуял, что мы скоро сойдемся. У него такая нахальная рожа была, мимо которой пройти невозможно. Волей-неволей оглянешься.
Мы сцепились уже на платформе, не успев в вагон зайти. У меня шнурок развязался, и я, чертыхаясь, принялся его затягивать потуже. Согнулся в три погибели, ничего вокруг не замечаю. Родители сказали, что вперед пойдут, типа, чтобы я их догонял быстрее. Мне-то что, пусть идут, я же не маленький, чтобы в трех соснах заблудиться. Только собрался разгибаться, чувствую - по спине скользнуло, легко так, словно кто-то оттолкнулся как от трамплина. И сразу чьи-то подошвы об пол шаркнули. Я башку задрал, смотрю: стоит, ухмыляется. И, главное, вины за собой не чувствует совершенно. А ведь мог мне ненароком и шею свернуть. Спортсмен, чтоб его! Нашел препятствие…
- Извини, - говорит, - я спешу.
И с места не двигается, застыл как вкопанный. Ждет реакции.
Ну, я ему реакцию и показал. Поднялся, тележку с чемоданом пинком в сторону отодвинул, чтобы пространство освободить, значит.
- Куда? – спрашиваю. - На встречу с Гудвином?
Он озадачился, видимо, не читал этой сказки. А я от нее в детстве оторваться не мог, хоть и маггловская книжонка. Родители мои – народ демократичный, никакой трагедии в том не видели, радовались даже, что сын к знаниям тянется.
- Он же тебе мозгов обещал отсыпать, - поясняю, надувшись от самодовольства. Со мной всегда так, когда я понимаю, что знаю больше, чем кто-то другой.
- Черт, а я и забыл, - ухмыляется он, - за мной просили не занимать. Так что тебе вообще ничего не светит.
Вот после этой фразы я и взбесился, не знаю, почему. Наверное, не ожидал, что он сможет выкрутиться. А получилось, что я сел в лужу, а он меня уел. Влегкую, не напрягаясь.
Это как-то само собой произошло. Кулак из кармана птицей вылетел, рассекая воздух. Не хочу сказать, что я неврастеник и себя не контролирую. Просто случается иногда так: драка на пустом месте возникает. Вроде бы без причины. Слово за слово, и концов потом не найдешь. Хотя, вообще-то он нарывался. Скорее всего – специально. Почву прощупывал. Есть такой тип людей, им пока по физиономии не съездишь, они тебя условно за слабака держать будут. Причем совершенно неважно, насколько сильным получится удар и получится ли вообще. Здесь главное – участие.
Я не целился, но если бы целился, то, конечно, метил бы в скулу. Костяшки врезались в подбородок. Звук получился глухой. Это только в фильмах челюсти хрустят как кукурузные хлопья, в жизни все по-другому. Ну или, может, я не так уж хорош, как хотелось бы думать. Вообще-то я всегда был не дурак подраться. Врать не буду, всякое случалось: и битым нередко ходил, но особо по этому поводу не скулил. Зачем? Мне одиннадцать, но я же не идиот, понимаю, что всегда найдется тот, кто сильнее.
Толкались мы минуты три. За это время и я успел отхватить, порядочно, но не смертельно...
И тут раздался свисток. Не тот, возвещающий об отправлении поезда, другой. Я даже сначала подумал, что это у меня в ушах звенит.
- Контролер! – орет этот ненормальный, с которым мы только что валялись в пыли, и дергает меня за рукав. - Бежим!
- Контролер чего?
- Ничего, дурья твоя башка. Вернее, не знаю я, что он контролирует, наверное, следит за тем, чтобы наши при выходе с платформы с магглами не столкнулись. Вон он идет. К нам. Тебе проблемы нужны?
А мне только того и не хватало для полного счастья, что быть пойманным каким-то потным мужиком за пятнадцать минут до отъезда.
- Бежим, - согласился я.
И мы рванули с низкого старта, волоча за собой грохочущие тележки. Бог ты мой, какие же они тяжелые и неповоротливые!
Наверное, нас любой мог догнать, если бы захотел, кроме этого толстого, одышливого контролера с седыми усами. Он и без тележки бежал так, что сразу стало понятно – ни черта у него не выйдет.
Я немного расслабился, перестал нервически дергать тележку, и она тут же покатилась быстрее.
- Меня Джеймс зовут, - хриплю я, путаясь в собственных ногах.
- Сириус, - радостно орет он мне в самое ухо.
И мы несемся вперед, продираясь сквозь толпу, хотя нам давно уже ничто не угрожает.
На бегу я не мог нормально соображать, но одно знал точно: теперь он от меня не отвяжется. Откуда это знание пришло, я понятия не имел, только ни в чем и никогда я еще не был так непоколебимо уверен.
Остановился я лишь когда отец меня окликнул, грозным таким, рыкающим басом. Это у него не природное, то есть обычно он говорит нормальным голосом, бас прорезается только если он чем-то взвинчен. Видимо, мое долгое отсутствие заставило его поволноваться. С чего бы, интересно? Я ведь не телок какой-нибудь, чтобы он меня повсюду на веревке водил, не отпуская ни на шаг.
- Иди, - великодушным тоном разрешил Сириус и так на меня взглянул, что впору было удавиться. - Встретимся в поезде. В четвертом вагоне, идет?
- Почему в четвертом?
- Люблю это число, - хмыкнул он.
Повернулся и пошел, точно так оно и надо.
Я стоял и пялился ему вслед, пока он окончательно не скрылся из виду.
Вздохнув, я шагнул к папе.
Опять нравоучения. Нельзя. Не смей. Не трогай. И не надоело брюзжать? Ладно бы еще он и в самом деле так думал, ведь нет же! Просто ему нравится быть «отцом». Грозным, чтобы все боялись.
Да когда же это наконец кончится! Сигнальте быстрее… Я готов ехать. Лучше уж – в неизвестность, чем тут остаться и задохнуться от родительской опеки.
Глава 2«Хогвартс-экспресс», что о нем можно сказать? Обычный поезд, на маггловскую электричку похож. Я знаю, я ездил… Правда, этот – больше. Если представить, что люди, катающиеся в электричках, – это семечки, а сами электрички, ну допустим, – корнишоны, то экспресс скорее на тепличный огурец смахивает, здоровенный такой, только без пупырышек.
Даже не знаю, откуда в моей голове столько бредовых сравнений? Мама говорит, что это абстрактное мышление так себя проявляет. Не только у меня – вообще у всех, даже у магглов. Я не спорю, ей виднее. Должна же она хоть в чем-то лучше меня разбираться, не в квиддичных же правилах, в самом деле. Тут я тоже не большой знаток, но хотя бы смысл улавливаю.
И кстати, почему такая полезная штука, как пупырышки, досталась в ходе эволюции каким-то огурцам? Это несправедливо. На кой они им нужны? Вот если бы наши ладони были ими снабжены, то ручки чемодана нипочем не выскальзывали бы.
Наклоняюсь, подбираю чертов чемодан. В нем одни только тряпки и пара ботинок, но весит это все… до черта весит! Говорят, муравей способен поднять груз в разы превышающий его собственную массу. Нет, все-таки эволюция – полная фигня. Или я чего-то не понимаю…
Четвертый вагон. От головы поезда идти до него, как до Сахары, особенно учитывая тяжесть вещей. Но я упрямый. И, наверное, немного двинутый. Иначе не поплелся бы. Сириус, скорее всего, тоже двинутый. Поэтому не стоит упускать возможности присмотреться к нему повнимательнее. Таким, как мы, следует держаться вместе.
Пока я думаю, где он может оказаться, Сириус сам меня находит. Первая же дверь плавно отъезжает в сторону, и он выскакивает, с бешено горящими глазами…
- А, - хмыкает, едва ли не разочарованно, - это ты. Ну, заходи.
Я не зашел – протиснулся, потому что этот псих так и продолжал стоять в проеме. Посторониться ему даже на ум не пришло.
- С чего это ты на людей кидаешься? – спрашиваю. Чтобы хоть что-нибудь спросить. О чем с ним говорить - не представляю, а ехать еще сотню миль.
- Да есть тут один придурок. Кажется, староста. Все время заглядывает. Тебе ничего не нужно? Не холодно, не жарко, не скучно? Хочешь в другое купе перейти?
- Что за тип? – деловито интересуюсь. Просто если по окрестностям бродит маньяк-жополиз, я должен быть в курсе.
Сириус закатывает глаза к потолку. Видимо, тот его уже порядком успел достать со своей заботой.
- Не знаю, привязался и все.
Я искоса смотрю на него. Врет. Но это его дело, не хочет говорить правды – не надо. В любом случае, я ничего не теряю. Если мы сойдемся, то он рано или поздно расколется, а нет – так меня вообще это не касается. Доедем до школы, и – «Асталависта, детка».
Поначалу разговор шел туго, со скрипом. Потом наладился. По чести, я больше ржал, чем говорил. Зато Сириус разливался соловьем. Только одной темы избегал – своей фамилии. Мне это показалось странным. Но в остальном он был забавный, и я закрыл глаза на все странности его поведения. Приятели на дороге не валяются, а друзьями мы можем и не стать. Тогда зачем заморачиваться лишний раз?
Возможно, за время поездки я бы сложил окончательное мнение о нем, не помешай моему мыслительному процессу ввалившаяся в купе орава. Все правильно, не мог же я ожидать, что мы поедем вдвоем. Но рожа у меня в этот момент, надо полагать, была зверская. Не люблю, когда мне мешают думать… Сириус отреагировал гораздо спокойнее.
- Привет, - говорит. - Сириус, будем знакомы.
Я аж поперхнулся. С чего это он такой приветливый… Может, оттого, что среди них была очень симпатичная, хотя и надутая, девчонка.
Троица, топчущаяся у входа отозвалась нестройным гомоном. Не знаю, разобрал он, как их всех зовут, или нет. Лично я уловил только одно имя – Лили. После этого молчать было как-то неудобно, и я тоже представился.
Они расселись по свободным местам. Девчонка умостилась возле окна. Нос у нее был красный, а по щекам змеились грязные разводы. Наверное, она плакала совсем недавно – в глазах все еще стояли слезы. Волосы рыжие, такого яркого апельсинового оттенка, какой редко встречается в природе. Чаще его добиваются с помощью краски. Широкие светлые брови стоят торчком. Нет, правда. Я такого прежде не видел. Обычно брови лежат волосок к волоску, словно их кто-то нарочно пригладил, а у нее топорщатся.
Я смотрел на нее, сердито хлюпающую носом, и как-то нездорово лыбился, просто не мог удержаться. Губы сами растягивались, образуя широкую, идиотскую улыбку от уха до уха. Ее мрачная серьезность только добавляла мне поводов для веселья…
Глава 3Я как никто, пожалуй, постоянен в своих привычках. Если уж кого-то невзлюблю, то это – навсегда. Дело не в моей принципиальности,- я даже не уверен, что вполне понимаю значение этого слова,- просто так уж выходит. И, честно говоря, я не вижу в этом большой проблемы, думаю, у многих мозги устроены по схожей схеме ... Только они в этом не признаются. А мне скрывать нечего, я честный. К тому же, населения на планете - миллиарды, неужели же я среди этих миллиардов компании себе не сыщу? Так, о чем беспокоиться! Люди, что скулят об одиночестве и равнодушии окружающих, не слишком уперты, только и всего. Я не беру в расчет частные случаи. Если у тебя нет, скажем, ноги или руки, или глаза навыкате, точно у лягушки, или уши под прямым углом к голове расположены, то это, конечно, существенно снижает твои шансы быть понятым… Хотя и не ограничивает их совсем. Но вообще-то я имел в виду нечто иное. Нередко те, у кого все конечности на месте и даже нужного размера, корчат из себя страдальцев похлеще тех, кого природа чем-то обделила. Вот таких-то я на дух не переношу. Само собой, на судьбу и весь остальной мир пенять значительно проще, чем признать, что сам ты – говно человек, и все твои беды именно от этого.
Паренек, вошедший в наше купе последним, хоть и был немного бледноват и ростом тянул скорее на девятилетку, калекой не являлся.
А, значит, церемониться с ним не было никакой нужды. Сомневаюсь, правда, что Сириус не напустился бы на него, и вползи тот на четвереньках, помогая себе расшатанными костылями. Как-то слишком уж хищно он косился на новичка. Могу ручаться лишь за себя...
Не помню, о чем мы говорили до его прихода, но после того как он занял место рядом с Лили и начал что-то ей объяснять свистящим шепотом, общее обсуждение плавно сместилось в сторону предстоящего распределения. Тема как тема, не лучше и не хуже любой другой. Строить планы на будущее – все равно что жвачку жевать, и хвалиться ими тоже самое, что хвалиться надутыми пузырями… Одинаково бестолковые занятия. Пузыри лопаются, планы не сбываются.
С другой стороны, зачем от коллектива отрываться? Могу и свои пять сиклей вставить. Раз уж к слову пришлось.
Рта раскрыть я не успел. Попытался было: тут-то Сириус меня своей слизеринской семейкой и огорошил. Редко кому удается, так запросто, мимоходом, вышибить почву у меня из под ног.
- Вся моя семья училась в Слизерине. У Блэков нет традиции прочнее этой, - тянет лениво, словно его это не касается. Типа, родня – история отдельная, а сам он из другого теста слеплен.
Бормочу что-то в ответ, язык как ватный, с трудом во рту перекатывается. Мне в общем-то неважно, кто его родители.
Даст Мерлин не увидимся… Просто о таких вещах надо заранее предупреждать. Привет, мол, я сын известной на всю Британию пары отравителей, - или кто они там, родственнички, чтоб их, по материнской линии,- будем дружить… Чтобы дать собеседнику время выдумать какое-нибудь неотложное дело и сбежать. Мне бежать некуда. Да и поздно уже. Поэтому я делаю вид, что все нормально и хлопаю его по плечу. Ухмыляется. Занавесился длинной челкой, молчит. Черт его знает, о чем размышляя.
- А я не прочь попасть в Гриффиндор, - говорю, нацепив на лицо нечто вроде ответной ухмылки, - славный тем, что учатся там храбрецы. И папаня мой – один из них.
Показалось, или ее от этой фразы и впрямь перекосило? Ну, да, я потомственный, и что с того? С каких пор чистая кровь – плохая рекомендация… Да еще бледнолицый дружок ее фыркает, точно котелок на огне, не переставая. Здорово на нервы действует.
- Что-то не устраивает? – спрашиваю, а сам чувствую – сейчас взорвусь. По мне так лучше высказаться, чем сидеть с блаженным видом, думая о том, какие все вокруг козлы.
- Ну, храбрецом прослыть может каждый, - гнусит простуженным голосом.- А в умники кого попало не записывают…
Высказался. Лучше б молчал.
- Тебе ни первое, ни второе не светит, - ласково сообщает Сириус, наклоняясь вперед. – Куда же ты тогда пойдешь, а?
Мальчишка смотрит на него с неприязнью, кривит губы. Скорее всего слова у него есть, и их предостаточно. Но он слишком хлипок, чтобы подкрепить их кулаками. Сириус чувствует это, и я чувствую тоже.
Положение спасает Лили, буквально за шиворот оттаскивая его от нас.
- Пойдем, Северус. Мест в поезде много, - успокаивающе приговаривает, а сама косится на нас с вызовом – попробуйте только вмешаться.
Прирожденная гриффиндорка. Вот кому смелости не занимать.
Северус, значит? Ну-ну…
Они проталкиваются к выходу. Сириус выставляет ногу в проход, мальчишка спотыкается. Удержаться от падения ему удается с видимым трудом. Глаза у него черные и влажные. Наверное, они всегда такие, словно бы слезящиеся.
- До встречи, Нюня! Или тебе НюниУС нравится больше? – Сириус не прекращает смесятся даже когда дверь захлопывается. И я, зараженный этим сумасшедшим весельем, смеюсь вместе с ним, хоть это и дико.
Потом мне вспоминаются строчки «Битлов», как нельзя лучше подходящие случаю, и я, не задумываясь, ору на все купе:
Катятся дни, а он на холме
с дурацкой ухмылкой сидит, спокоен вполне.
Никто с ним не хочет знаться,
все они говорят – "дурак!",
а он им в ответ ни слова. *
Пораженный, простреленный внезапной мыслью, я замолкаю.
- Что? – удивленно спрашивает Сириус.
- Мы только что насыпали ему этот холм. И стоим теперь у его подножья. А он не из тех, кто упустит возможность плюнуть кому-нибудь на макушку. Ну, и кто из нас дурак?
* - Текст песни «Fool On The Hill», перевод А. Секретарева.
Глава 4Не могу долго смотреть на воду. Открытый кран в рукомойнике не считается. А вот заливы там всякие, озера, реки… Только гляну - и сразу мутить начинает. Нет, стоять на берегу еще ничего, терпимо, не то что в шлюпке сидеть и на волнах покачиваться… Не приспичило бы - нипочем бы в эту посудину не полез. И скамьи, главное, скользкие такие, словно их нарочно кто свиным жиром смазал. Я постоянно сползаю, приходится цепляться за бортик обеими руками. У меня в ладонях, наверное, сейчас заноз столько, что из них можно маленький костерок сварганить и жаркое на ужин подогреть.
Озерцо не очень-то глубокое, но круги, те, что расходятся по поверхности воды время от времени, наталкивают на мысль, что какая-то пакость в нем все же водится. Теперь, когда я ее заметил, занозы уже не кажутся мне серьезной проблемой: подковырнуть их кончиком иголки и вытянуть - дело плевое. От плавучей гадины этим не отделаешься, точно говорю.
- Как думаешь, кто тут водится? – толкаю Сириуса в бок.
- Креветка, - отмахивается тот, не поворачивая головы. Он занят: дует в ухо какому-то жирному мальчишке, сидящему слева от него. Мальчишка вертится ужом, пытается отодвинуться подальше, но места слишком мало и ничего у него не выходит.
Вряд ли Сириус что-то против жирдяя имеет, просто ему скучно.
- Ну, чего ты прицепился, отстань,- ноет жирдяй.
Голос у него плаксивый, тонкий – верный признак доносчика и соплежуя. Травить таких опасно, можно нажить кучу неприятностей. Учителя склонны доверять их словам и порой они этим пользуются, беззастенчиво оговаривая всякого, кого только пожелают. А как потом докажешь, что ты не верблюд?
Мне лень встревать, но выбора у меня нет. Сириус еще спасибо скажет, когда поймет, что я задумал. Пока же он зло косится на меня и невнятно бормочет какое-то ругательство…
- Остынь, - говорю я ему, - пошутили и хватит. Зачем зря ссориться с хорошим парнем?
Это я, конечно, хватил. На вид он нисколько не лучше, чем на слух. Жиденький, бледненький и трясется на своей скамейке, словно говяжий студень на подносе.
Сириус оценивающе смотрит на меня, потом хмыкает и кивает. Он вообще сообразительный.
- Ладно, Джим. Как скажешь Джим… - усмехается.
Жирдяй глядит на меня как Синдерелла на принца, аж просиял весь. Я ободряюще улыбаюсь ему – типа все будет шоколадно, дай только срок. Ни грамма лжи. Откуда я знаю, может и впрямь будет? Я его, по крайней мере, не трону, и Сириус, если не дурак, тоже не тронет. А это уже не мало. Интересно, куда он попадет? Десять к одному, что не в Слизерин. Слабоват. И не в Гриффиндор, естественно. Хафлпафф или Рейвенкло, в зависимости от того, насколько хорошо соображалка развита. Но этого так с ходу и не поймешь...
Я протягиваю ему открытую ладонь, называюсь. Сириус представляется секундой позже, но руки по-прежнему держит скрещенными на груди. Пижонит.
- Питер, - пищит Студень. После чего Студнем его называть становится как-то неудобно, даже мысленно.
Питер все время щурится – близорукий, наверное. Или дально-как-это-там… Видит, в общем, неважно. Может, болел в детстве, а может, читал много. Если читал, то, скорее всего не совсем тупица. Ну, и славно. Я прежде с идиотами не общался, а сейчас уже поздно начинать.
Лодка покачивается в такт широким взмахам весел. Берег совсем близко. Замок видится все отчетливее – уже не похож на нагромождение камня с башенками наверху. Выбраться бы поскорее из этой чертовой лодки и пробежаться по траве. Наперегонки или просто так, чтобы ноги размять. Плевать, что нельзя. Мало ли, чем я был занят, когда длинная, напоминающая жердь девчонка разглагольствовала о правилах поведения. Я типа не слышал, и все тут. Не высекут же, в самом деле. А остальное не страшно…
Мы все плывем и плывем. Возможно, это не так уж и скверно – плыть. Главное привыкнуть к тому, что под тобой нет твердой почвы.
Где-то там, впереди, маяча гигантскими светляками факелов, неспешно скользят другие лодки. В какой-то из них сидят Лили и Снейп, наверняка - вместе, они соприкасаются рукавами мантий и смотрят на пологий склон... Мерзость какая.
Я ерошу волосы и подмигиваю Сириусу: не раскисай, мол, еще повеселимся. А Питер это так - ограничитель скорости, чтобы слишком не зарваться.
Глава 5У меня подкашиваются ноги. Я плетусь вдоль прохода, и чувствую, что иду не прямо, как положено, а слегка забирая то вправо, то влево. В животе завывает так, словно я какая-то кошмарная плотоядная тварь невиданных размеров, опаздывающая на ленч. Хотя на самом-то деле я вовсе не голоден. Это все от волнения. Нет, правда, если я нервничаю, мой желудок отчего-то начинает бурлить, и неважно, когда я в последний раз ел – пятнадцать минут или шесть часов назад.
Я стараюсь смотреть только перед собой, чтобы не перехватить чей-нибудь взгляд и не сбиться с шага. Эй, я собрался в гости к волшебной шляпе, передать ей привет?
Старшие, они, наверное, и не хотят ничего дурного… просто изредка поглядывают в мою сторону. А я их в этот момент ненавижу так, как никого прежде не ненавидел, всех до одного. Особенно Сириуса. За то, что его фамилия в списке стоит раньше моей. За то, что он ни капельки не психовал, угодив в Гриффиндор. За то, что я непременно распсихуюсь, если что-то пойдет не так... Но сильнее всего – за то, что он теперь вместе с другими, он уже стал частью чего-то большого, а я все еще чувствую себя одинокой соплей, размазанной по стене.
Поганое ощущение.
А еще у меня дырка в носке, в том, что надет на левую ногу. Красный такой, с желтыми снитчами. Мама собиралась выбросить эту пару, а я надел. Типа в знак протеста. Хочу ходить в дырявых носках и буду, как-то так я ей сказал перед отъездом. Теперь большой палец норовит вылезти наружу, от этого отверстие расширяется… В общем, я идиот. А скоро я буду идиотом со стертой ступней.
- Поттер, Джеймс! – звенящим старушечьим голосом. И ты выходишь вперед. Никого не волнует, дырявые у тебя носки или целые. Всем плевать: на тебя, на твои волдыри, и на твои протесты.
Я, наконец, добираюсь до этого проклятого стула. Сажусь, и не знаю, что делать дальше. Даже куда мне руки сунуть не могу придумать. Сложить на коленях, что ли… И тут на меня с размаху нахлобучивают шляпу. Это все равно, что с ведром на голове сидеть – такая она громадная. Ни черта не видно, душно, и ненормально тихо… В общем-то вполне терпимо, но хотелось бы поскорее разобраться и свалить уже хоть за какой-нибудь стол.
- Ну-ка посмотрим, что тут у нас? – говорит шляпа.
Я молчу.
- Острый ум, но язык еще острее, должно быть. Отвага, благородство…
Я молчу. Потому что всего этого во мне и близко нет. И, честно говоря, даже не знаю, где еще осталось в наше время.
- Безрассудство, леность, вспыльчивость.
- Там очередь, - говорю, - голодная и нервная. А у меня уши вспотели, можно я пойду, а?
- ГРИФФИНДОР! – выкрикивает шляпа так неожиданно, что я подскакиваю на месте, едва не свалившись на пол.
Снова проход, снова взгляды исподтишка, но уже не равнодушные – почти заинтересованные. За гриффиндоским столом хлопают в ладоши и что-то орут. Сириус тоже орет. Тому бедняге, которому он заплевал пол-лица, наверное, не очень радостно, хотя держится молодцом. Ну, может, я его не так уж и ненавижу…
Я даже не успел занять свободное место на скамье, как от группы еще не рассортированных новичков отделилась бледная девчонка со смешно торчащими в разные стороны косичками. Сглотнула и пошла вперед, слегка вихляющей походкой.
Я тут же уставился на нее во все глаза, напрочь позабыв о том, как это неприятно.
- Смотри, смотри, сейчас грохнется, - визжит Сириус.
- Вижу,- хмыкаю я в ответ. – Вот так клуша…
- Эй, детка, зачем тебе шляпа, тут диагноз сразу ясен! – Щеки у Сириуса пылают, как будто ему стыдно за себя, но остановиться он уже не может. - Эй, может, одернешь юбку, а то мы ведь не железные!
Я не понимаю, о чем он, но мне все равно весело. До тех пор, пока я не встречаюсь взглядом со Снейпом, держащим ладонь Лили в своей. У обоих такой вид, точно Сириус плеснул в них помоями.
- Завязывай, - толкаю я Сириуса в бок.
- С чего бы это? – Голос у него спокойный, ровный, люди с такими голосами, как правило, бьют без предупреждения – по дых и с размаху.
- Не хочу в первый же день схлопотать взыскание, здесь с этим строго.
- Трусишь?
- Нет. Но сегодня я не хочу ни во что ввязываться. И тебе не советую, кстати.
- Да ну?
- Подождем до завтра, разведаем, как все устроено. Тогда и начнем отрываться по-настоящему.
Сириус, проследив за моим взглядом, успокаивается. Кивает и чуть насмешливо, но беззлобно говорит:
- Темнила ты, Джим…
А я и не спорю.
Глава 6
- Ну, да или нет?! – угрожающим тоном.
Я даже не сразу понимаю, чей это голос. Бестолково верчу головой, стряхивая на подушку пестрые перышки вперемешку с обрывками такого сладкого, но непродолжительного сна… Нет, меня определенно лучше не трогать до завтрака: мало того, что соображаю я по утрам неважно, так еще и бубнить начинаю что-то невразумительно спросонья – сколько ни старайся, все равно не разберешь. Надо будет рассказать об этой особенности Сириусу, а то вон он уже весь набычился. Как бы снова драки не вышло. Ох, не люблю я этого на голодный желудок…
- Здорово, здорово, - мирно соглашаюсь, сообразив, наконец, о чем идет речь. - Значит, после отбоя.
Сириус, поняв, что наша вылазка – дело уже решенное, начисто теряет ко мне интерес. Отворачивается и лениво тянется к вороху тряпья, кое - как развешанному на спинке его кровати. Потом, поеживаясь, принимается натягивать рубашку, выглядит он при этом довольно забавно: ноги от лодыжек до бедер по-прежнему обмотаны одеялом. Ни дать ни взять – худосочная гусеница, наполовину вывалившаяся из кокона…
- Слушай, Сир, а ты точно не заливаешь?
Он отрицательно цыкает сквозь зубы, не прекращая попыток впихнуть руку в рукав. Молчит, но я знаю, что язык у него так и чешется ляпнуть что-то вроде: «да ты никак сдрейфил, Джимбо, малыш». Пусть только попробует… Вообще-то, если начистоту, то дрейфим мы оба, и порядочно. Но друг другу, конечно, ни в чем таком не признаемся.
Я машинально оглядываюсь на пустующую койку Люпина, нашего – странного – соседа – из-за – которого – весь – сыр – бор. Да уж, заправлена та идеально, ни единой тебе складочки. Ненормально это как-то, ну, не по-людски, чтобы одиннадцатилетний мальчишка настолько любил порядок. Карандаш у него всегда заточен, чернильница полная, чуть-чуть не до краев, даже учебники пожелтевшими от времени газетными листами обернуты. Может, оно, конечно, и мелочи…Только, он ко всему прочему еще и молчит все время, аж жуть берет. Нет, когда его вызывают на уроке, то он ничего – держится молодцом, а если предмет нравится, то и частить, бывает, начитает так, что не остановишь. Зато в комнате от него ни слова не дождешься, пока напрямую не обратишься. Да и тогда отвечает он односложно, с видимой неохотой, норовя поскорее отделаться от разговора.
Мне, в общем-то, без разницы, пусть живет, как знает, не один такой – психов на свете валом. Главное, чтобы под ногами не путался. А это он умеет как никто другой. Вот, серьезно, я бы уже и думать забыл, не разбуди во мне Сириус определенных подозрений на его счет… То этот Люпин куда-то собирается по ночам, озираясь так затравленно, будто ему по меньшей мере труп закапывать предстоит, - по словам Сириуса, конечно, я-то так ни разу и не проснулся, сколько они меня с Питером ни пытались растолкать, - то воет во сне, точно навылет прошибленный. Чудной, одним словом, навроде Снейпа только чуток менее дикий.
- Джим, а если он совсем того – без тормозов? Может, ну его, а? Вдруг еще поймет, что мы задумали, затаится, а потом из темноты как кинется… С ножницами, - «отмирает» Питер, до этого момента скучающий у окна с постным выражением физиономии и уже полностью собранной сумкой на коленях.
А он ничего, наш Питер, даром что паникер и ябеда по натуре, соображает к кому обращаться. Сириуса образумить даже не пытается. Я хочу ему сказать, что все будет «окей», но вместо этого, сраженный внезапным приступом какого-то дурного веселья, запрокидываю башку и принимаюсь гоготать как конь. И откуда в людях берется эта дремучая глупость, которая время от времени показывается наружу, где она прячется? «С ножницами», тоже мне...
- Бестолочь, – мрачно констатирует Сир.
Тон у него хоть и едкий, но очень спокойный, взрослый. Находит на него что-то такое иногда, разом сметая всю природную бесшабашность. Не иначе как блэковское воспитание дает о себе знать… Я в такие минуты искренне радуюсь, что мне довелось родиться Поттером. Нет, и в принципе ничего против не имею, но порой – особенно проникаюсь, почти что до гордости доходит.
- Ты, Питер, - вещает Сир голосом своей жуткой мамаши, - самая отъявленная бестолочь из всех, каких я видел. Включая кузину Цисси. Если не прекратишь читать под одеялом дебильные маггловские страшилки, то скоро в сортир не сможешь пойти без страха, что из писсуара высунется волосатая рука и воткнет тебе отвертку в… Нет у доходяги-Люпина никаких ножниц, а если и есть, то он их точно не носит с собой и ни в кого втыкать не собирается, даже если этот кто-то тупой и жирный. Как Студень.
Порой я жалею, что не умею быть с Сириусом Блэком откровенным на четверть, в крайнем случая – наполовину. Как будто что-то подмывает изнутри рассказывать ему абсолютно все. Порой я сам себе противен из-за этого. Вряд ли Сир не сумел бы выдумать для Питера другого обидного прозвища, но это было бы выдуманное – Сиром – прозвище. И я был бы ни при чем. А не как сейчас: и причем, и выдумал… Слишком много для одного меня.
Я стараюсь оборвать смех и посмотреть на Сириуса твердо, вроде как осуждающе.
- Сир, - начинаю заунывно, без надежды на успех, - Какой дементор тебя поцеловал?
Он не отвечает. Не хочет, значит, вот и не отвечает, у него с этим просто. Это только я мучаюсь, когда в воздухе висит недосказанность. С Сириусом вечно так: знаешь, что что-то стряслось, а что – понятия не имеешь, и не вытянуть из него, пока сам не захочет, хоть убейся, хоть колесом пройдись.
Но ничего, по дороге в класс непременно разговорю упрямца. А если и не выйдет, то хоть пар выпущу… Драка после завтрака – милое дело.
T.b.c
Глава 7Я медленно закрываю рот. Сказать мне абсолютно нечего, даже не знаю, зачем его вообще было открывать. Наверное, как-то само получилось, автоматически.
Сир был прав.
Люпин – оборотень. Люпин-который-тише-воды. Люпин, который карандашный маньяк-точильщик. Люпин, который спит с нами в одной комнате…
Сир светится, как начищенный галеон или того похлеще. Его радость вызывает у меня беспокойство. Не такое, конечно, как открывшаяся правда о Люпине, но все же, ненормально это – такому радоваться… А если бы оборотнем оказался я. В смысле, что я бы скорее удавился, чем так мучиться, это понятно. Но что бы сделал Сир?
Я снова открываю рот, на этот раз осмысленно, и мрачно цежу:
- Заткнись.
- Ага, щас, - Сир меряет меня презрительным взглядом, встает из-за кустов в полный рост и направляется к Люпину.
Тот сидит голой задницей на траве, измотанный как старатель после неудачного дня, рядом с ворохом одежды и пытается попасть ногой в носок.
- Вот так да, - восторженно говорит Сир, приблизившись к нашему волчку-эксгибиционисту. – Вот так номер!
Люпин поднимает голову. Я все еще выпутываюсь из кустов, поэтому стою чуть поодаль, с такого расстояния невозможно разглядеть выражение чьего бы то ни было лица в полумраке. Но я его вижу, вроде как, это выражение, готов поклясться.
И никогда уже в жизни своей не забуду.
Люпин поднимает голову. Он в принципе мелкий, худосочный, с хрупким девчачьим личиком… Монашка в штанах. Но сейчас на Сиря смотрит не просто Люпин, а какая-то его супер-мега-версия. Чертов-вурдалак-из-преисподней. Серьезно.
- Да чтоб ты провалился, Блэк, - произносит Люпин в сердцах так, что у меня кровь стынет в жилах. Я готов обделаться на месте, если это хоть немного поможет делу, вот честно. В прямом смысле обосраться. Мне страшно до одури.
- Чтоб ты сдох, - говорит Люпин с мукой в голосе и зачем-то начинает снимать почти уже надетый носок.
Я не знаю, может ли он перекидываться по собственному желанию. Не знаю, могут ли оборотни перекидываться дважды за ночь. А ведь один раз он уже туда-обратно на наших глазах. Эффектное, но крайне омерзительное зрелище, должен сказать. Просто: буэээ… Принесите тазик, если не влом.
Ситуация, как сказали бы в романе, сложилась патовая. В смысле, попадос, если я правильно понимаю. В смысле, лучше бы мы спали сейчас в своих кроватках, тупые идиоты, а не шастали где ни попадя. Я столько не успел. Я вообще ни черта ни успел сделать из того, что собирался… Мне рожа Сиря сразу не понравилась, еще на вокзале.
- Чел, это было круто, - говорю, вываливаясь из кустов. Ноги отказываются нести меня на съеденье монстру, но я мужественно иду, ибо – а как еще? – Это полнейший отрыв башки! Я б так не смог.
Что правда, то правда, не смог бы. Сколько ни старайся.
Люпин прожигает меня взглядом. Сир прожигает меня взглядом. Кажется, я физически чувствую, как у меня начинает дымиться макушка.
- Что?! – говорю, обращаясь к ним обоим.
Молчание.
Ничего, видимо. Ничего важного.
Люпин говорит тихо. Всегда. Сейчас его голос тоже едва слышен, но какие же отборные он знает ругательства! И как же по-взрослому они звучат, не смотря на его ломкий голосок. Многострадальный носок отброшен в сторону.
Мне отчего-то стыдно, как не было уже давно. Точно не из-за люпиновской подзаборной брани, я уверен. И не из-за того, что он голый и тщедушный, такой жалко-непристойный сидит перед нами, а мы пялимся на него, боясь моргнуть. Во все глаза. Тут другое. Мы влезли без спроса в его неприглядную тайну. Как будто рылись в корзине для грязного белья, улучив момент, пока хозяев не было дома. Как будто укали его исподнее.
Чего вообще мы добивались этой слежкой? Ну, узнали. Убедились. Не сожрет же он нас теперь. А если не сожрет, что для него, мне кажется, было бы предпочтительней всего, то… Мы расскажем об этом всем? Расскажем Дамблдору? Да ни в жизнь не поверю, что такой крутой волшебник не знал, когда брал Люпина в школу. И за каким чертом нам трепаться. Зачем? У нас есть почти что свой живой оборотень. Осталось его только приручить. Приручить… Да чтоб тебя! Как ни крути – какая-то гнусь получается.
- Ремус, - говорю я как-то неожиданно для себя. Ремус?
Столько неожиданностей, блин, за одну ночь. – Прости, дружище.
- Мы просто хотели знать наверняка, - произносит Сир куда-то в пол, себе под ноги. - Ничего личного.
Люпин бессильно откидывается назад и валится на траву. Не думаю, что он собрался в обморок. Скорее, рухнул от усталости. Его трясет, мне кажется - от беззвучного смеха.
Я прежде никогда не слышал, чтобы он смеялся.
