Слабость

Глава 1

Название: Слабость
Автор: oVerdoze (rokershaAK@yandex.ru), Звуки (Faire-rire@rambler.ru)
Бета: Gennadia (GennadiaD@rambler.ru)
Категория: гет
Пейринг: Беллатрис Лестрейндж, Гарри Поттер, Люциус Малфой, Темный Лорд, Регулус Блэк
Рейтинг: pg-13
Жанр: Romance, drama, OOC, AU, POV Беллатрис Лестрейндж
Размер: Мини
Статус: Закончен
Саммари: Иногда нет ничего прекраснее наивности чужой надежды. Вот, правда, про свою Белла предпочитает помалкивать.
Примечание автора:
1.Достаточно нудный, местами пафосный фик меланхоличного содержания.
2.Посвящается Ривера. Думаю, вам понравится.
Дисклеймер: все права принадлежат Дж. К. Роулинг



1. Подземелья

Белле не нравится, когда её трогают. Белле не нравится Люциус Малфой – ни как маг, ни как клише. Более того, Белла уверена, что верхняя пуговица её черного платья терпеть не может этих мягких, теплых рук, что так часто теребят и без того отшлифованные поверхности. Белле не нравится, когда её тревожат. Белла не любит прикосновений и лишних слов.

По крайне мере Том знает об этом. Это успокаивает.

Белла жутко устала стоять в пропахшем сыростью и томлением зале. Тишина в подземельях сковывает. Липнет к телу. Некоторые сходят с ума. Беллу это не интересует. Она лишь надменно и четко отбивает чуть угловатым носком исшарканной туфли ритм чужого сердцебиения.

Белые маски выпрямили спины, они замерли в страхе. Белла не носит белый цвет. У неё одна личность. Иногда, она точно знает, они поражаются её чопорности и наглости. Плевать.

Ещё минут двадцать - и можно уйти.

Их тела дрожат так, что она уже не может спокойно держать палочку. Хочется ударить Нарциссу в лоб. Она ближе всех. И тогда они грудой сложатся - рухнут, забирая свою пыль и вздохи. Груда. Бесполезные атрибуты. Том знает.

Белла считает минуты.
Долго. Слишком долго.

Наконец-то начались перешептывания и шорохи. Слышны движения. Ещё чуть-чуть - и начнется давка. Сброд. Еще немного - и они аппарируют. Веки опускаются.

Белле не нужно смотреть. В следующий раз она заткнет уши. Монотонно. Странное слово. Мо-но-тон-но. Слишком громкий звук «н».

Раз. Два. Три. Рано, но попробовать можно.

Все ещё тут. Стайками вьются около. Даже дети воспитаны лучше.

Явно лучше.

Том раздражен.

Нужно как можно скорее снять эти туфли. И выбросить. Они жмут. Нет желания тратить на них магию. Просто выбросить. Сразу же после собрания.

И почему Лорду никогда не приходят подобные мысли? Просто, быстро, оправданно. Оп-ти-маль-но.

Оп-ти-маль-но. Вновь слишком звонкая «н». Нужно быть критичнее к этому слову… Всякое бывает.

Белла вновь закрывает глаза от нетерпения. Скорее. Скорее же!

Еще секунда - и она плотно закрывает уши ладонями. С обеих сторон.

В то же мгновение холодные тонкие пальцы бьют её по ладоням. Не сильно. Резко. От этого воздух кажется ещё холоднее. По телу бегут ненавистные мурашки. Белла зевает, оголяя красноватую глотку.

Карие глаза с яростью распахиваются. И вся раздражительность упирается в тусклое, почти лишенное линий лицо сестры.

Её взгляд уже устремлен в пол. Не-ин-те-рес-но. Цисса бесхарактерна, а многие её движения инертны и зависят от импульсов, от страха. Белла вновь зевает – слишком холодно.

Цисса нерешительно, с опаской чуть наклоняет голову вперед, с усердием и безразличием шепча на ухо слова, имеющие в себе лишь сплетни и желаемую видимость. Белла не слушает. Ей скучно. Она ещё раз зевает, аппарирует.

Белла устала. Ей уже давно пора спать.
Она забирается в мягкую, холодную – как и все в этом доме – кровать, прячет палочку под подушку и начинает прислушиваться к звукам Мэнора.
Уже на грани сна Том желает ей приятных снов и долгой ночи.



Глава 2

2. Мэнор

Белле снятся странные сны. Она их, конечно же, не запоминает – к чему ей чужая блажь? Даже наоборот, в незнании Белла видит свое благословение и любовь Лорда.

Зелья сна без сновидений уже давно не помогают, не вызывая ни привыкания, ни вкус чертополоха в смеси с полынью. Бесконечное томление чужих криков, усталости от рейдов и безликих убийств, тоска - забытая и загубленная - лечатся лишь с помощью магии Тома…

…Когда-то давно, Белла не помнит, чья жизнь была у неё на тот момент, страх перед сном, перед добровольной смертью лечился принуждением, руганью, иногда рукоприкладством матери. После метки все прошло, и черная пустота манила зачастую гораздо яростнее серой жизни.

Правда, иногда, совсем редко – вот и сегодняшнее утро шепчет об этом - остается сгусток чувств, воспоминаний, тоски и забытых желаний. Пару секунд Белла с усердием пытается понять в одно мгновение промелькнувшую память. Сновидения – сплетения словно чужих судеб - кажутся отдаленно знакомыми, как забытые мечты – исчезли, оставшись.

Хотя в этом чертовом доме, с этими чертовыми родственничками, с этим чертовым Люциусом Малфоем, который только что неуклюже мялся около её кровати и чьи мягкие прикосновения до сих пор греют щеки, можно ожидать чего годно.

Именно с этой мыслью глаза Беллы открываются.

Белле нравится просыпаться под звон колоколов небольшой церквушки близлежащего городка. Ровно в полшестого она оглядывает комнату: потухший камин, полки со стекляшками и книгами, гобелены, зеркала, небо окон и неизменные два бокала вина у изножья кровати, один из которых пуст лишь на половину. Жаль.

Люций уже ждет в своих ваннах. Белла не любит умываться. Утро и так слишком сухое. К тому же пресного супруга кукольной сестры не так уж просто вытерпеть при его скупой настойчивости и чопорной глупости. Дураков проще принять, чем идти против их надменности.

Чужая самовлюбленность губит, ибо тщетны попытки доказать свое превосходство, его проще купить – Люциус не всегда помнит об этом. И потому пробы душераздирающей нежности ролей отца, опекуна и любовника настойчиво демонстрируются и воплощают свою бесплодность лишь перед Беллой. Той Беллой, что так по-девичьи добродушно и безразлично смотрит на чужую жизнь, как на ещё одну глупую сказку, рассказанную в детстве бездарным талантом идеальной сестры.

Перед Беллой не страшно. У Беллы воробьиная кость и воронья внешность. Она знает. Люциус говорит, что это не имеет значения. Белла думает, что он врет. Хотя нет, скорее не договаривает. Дело в том, что все эти мысли теряют свою суть, когда она окунается в теплые, мыльные воды, скрещивающие с собой как запахи, так и чужие руки.

Люциус - неудобный любовник. Белла не знает никого, в ком бы с той же успешностью смешивались концентрированная, можно сказать, выстоянная глупость мягкого характера и дерзкий напор невинных требований.

В такие моменты Белла спрашивает себя, зачем ей нужна эта слабость, но, так и не найдя очевидного и оправдывающего вопрос ответа, забывается.

Забывчивость. Странное чувство для заключенного Азкабана. Нет бывших пленников, нет будущих, а потому этот этап жизни никак не заканчивается, перенося изматывающее чувство утраты, чувство лишения и отчужденности, безаргументированные крики и тоску на все события, произошедшие уже вне каменных стен.

Так или иначе, Белле просто нравятся запахи утра, пены и тепла чужого тела. Главное – во всем этом нет обязательств и пустых ожиданий.

При появлении домовиков с уже готовыми полотенцами и платьями – ровно в семь часов восемь минут - каждый из магов, не оборачиваясь, исчезает за своей дверью.

Для каждого свой коридор. Без перекрестков и пересечений. Без ненужного хлама прошлого и мимолетного.



Глава 3

3. Завтрак

С завтрака начинается новая глава. Новая жизнь, при которой начисто забываются пар и тени одинокого утра. Серия эпизодов под названием «совместная трапеза» неизменно сопровождается бледными столами, стульями, отбеленным серебром и накрахмаленными рубашками, за которыми непременно следует всепоглощающий запах черного, крепкого чая, терпкого настолько, что кажется, что даже пыльный бархат штор и краска стен пропитаны им до основания.

Все чаще и чаще Белла склоняется к мысли, что завтраки глупы по определению. Глупы не потому что отнимают уйму утреннего времени и непременно дорогостоящи, ибо ими хочется наслаждаться скромно «тет-а-тет», пробуя на вкус, очерчивая губами контуры момента, что гордо и самострадальчески зовется жизнью, нет. Все дело в том, что ровно в семь тридцать одну вас знакомят с вашими родственниками.

Ничего особого, поверьте опыту Беллы. Хотя переживать эти моменты вновь и вновь достаточно утомительно. График расписан по минутам. А вам ужасно хочется разрушить, разорвать в клочья, выплеснуть бурю, скопившуюся во всех вас – вас четверых.

Всё начинается с первого приветственного поклона – тут Белла хочет повториться: ни-че-го осо-бо-го. Абсолютно ничего. Но старт дан, а конец придет лишь при наступлении следующего утра с очередной порцией головоприкладства. Особенно надменно эта часть выполняется Драко.

Белла думает, что Люциус воспитал достойного преемника Дома. Даже при всем притом, что наследие глупости и непристойностей отменить забыли. Так же, как забыли предупредить об ответственности и необходимости следовать непонятному вам образу мыслей.

Ну что ж, Белле остается лишь надеяться, что племянничек задумается об этом как минимум в минуту получения метки… хотя бы там. Она бы, в свою очередь, бежала из этого дома, едва заслышав это слово.

Унизительно. У-ни-зи-тель-но.

Да, именно так. Хватит пялиться. Белла считает свою метку клеймом. А Тома… в каком-то смысле – предателем. Слабость. Очередная слабость. Белла просто устала. Но сил на эту фальшь, на этот карнавал хватит.

Тадам! Занавес.

Сцена первая. Каждое божье утро Нарцисса пудрит свой и без того бесцветный носик. Затем следуют духи – нотки гвоздик с ромашками, далее – наряд. Ну, остальное, думаю, вы знаете – туфли, веер, гребень, кольца и так далее по нарастающей. После Циссу заносит. В тот же миг некоторая доля суматошности, искусственно создаваемая Циссой, раздающей попеременно и неугомонно несуразные распоряжения и требования, начинает брать вверх над происходящим. Белла уверена, что сама Цисса собственно не помнит «кому» и «сколько», «что» и «зачем», но определенно знает «как» должны стоять цветы в вазах, как должна быть отшлифована мебель, накрыта скатерть, вымыты окна, как следует готовить блюда и напитки, притом при всем, что сама хозяйка, безусловно, наслышанная об этом из пыльных книг этикета для девочек, не горит ярым желание ощутить свое сумасшествие на себе. Хотя на домовиках она только репетирует, основное же достается Люциусу и Белле. Особенно Белле.

Белла точно не знает, почему терпит все её мерзости. Младшие сестры чересчур некомпетентны.

Дубль два. Люциус тоже сходит с ума, но уже по-своему. Тихо, можно сказать, по-доброму. Белла не думает, что он придает особое значение своему внешнему виду – по крайне мере не одушевляет свои наряды, просто знает, что образ требует соответствия и небольших изменений для поддержания. Всего лишь. Белле никогда этого не достичь. Всего лишь.
Игра в карьеру, на публику, политика – основной круг интересов. Круг, что невозможно разорвать, сцеплен звеньями настолько, что каждый из участников знает общее будущее наперед. Знает, во сколько и зачем, за сколько и почему, где игра перемешана как в картах, так и в золоте. А Люциус уже путается. Как мило.

Когда нет возможности удержать достигнутое, нет сил на борьбу, а есть острое чувство чужого превосходства с примесью издевательства, усмешки судьбы, и дикое чувство безысходности, когда приоритеты рушатся, авторитеты теряют свой смысл или же оборачиваются к вам спиной, вы начинаете пить. Белла точно не знает, что особого в этом видит Малфой, но дурман вина всех сортов и количеств уже давно заменяет ему азарт, семью, власть.

Так или иначе, у него остается неимоверная и невозмутимая Белла. Это даст стимул держаться наплаву, изображать, как говорит Белла – гримасничать. Именно поэтому каждое утро они встречаются вновь. На кафеле плиток, среди горячей воды и пены.

Комплекс номер раз. Драко Малфой. Глупый мальчишка, избравший себе не тех кумиров. Семья может дать ему все. Об этом мечтаю многие, грезят и завидуют большинство. Но ему ведь хочется быть особенным. Не-пов-то-ри-мым. Кишка тонка, идиот. Белла сотни раз говорила ему об этом. Сотни.

Он же желает немого поклонения и страха. Ему нужны чужое восхищение, слава, признание. Черт! Дом Малфоев или даже Блэков мог дать ему деньги, образование, связи, но всю грязную работу нужно делать самому. Как он не понимает? Руки должны быть замараны, иначе никак. Он же избрал метку. Пара дней боли, уязвимости и лихорадки и вуаля – все знают и все молчат, в глазах таится недоверие, негласное повиновение и ложное, Белла знает, уважение.

Белла не помнит, почему все время повторяет эту гнусную, даже жалкую, шарманку слов и заученных выражений. Белла не понимает, отчего ей не все равно, отчего она сразу же слабеет после их разговоров и громких споров.

…

Стук каблуков. Белла забыла выбросить свои туфли. Опять. Им уже полтора года. Она проходит в малую залу, быстрый взгляд – все уже в сборе. Белла занимает свое место за столом, а далее… Далее, если знаешь предысторию, завтрак теряет свое значение, остается лишь момент. Секунда встречи и пара кадров злополучных приветствий.



Глава 4

4. Коридоры темниц

Люциус сопровождает Беллу к Лорду. Коридоры подземелья замка так же однотонны, как и шелковые обои наверху. Тот же тусклый свет факелов, те же исшарканные гобелены с одинаковыми сюжетами и образами, та же пыль и стужа камня. Правда, запахи свертывающейся крови, пота, застоявшегося ужаса чуть портят общее впечатление. Но так может показаться только на первый взгляд. Белла уже не мыслит свою жизнь без этих терпких, чуть стертых от кратковременности моментов.

Белла гордо, под руку с Малфоем, шествует вдоль узких коридоров, чередующихся то кирпичной кладкой, то железными прутьями, то сыростью и влагой, то пресностью и сухостью. Настроение пары приподнятое, можно сказать, пропитано энтузиазмом и предвкушением. Семейные остались дома, и они дурачатся, как дети. Люциус облачился в свою традиционную мантию и маску, туго завязал Белле корсет и прикрепил свою изумрудную запонку под тонкий подклад платья свой кузины.
Катакомбы Мэнора пусты, встреча с Господином состоится через несколько минут, остальные аппарируют прямиком в главный зал. Люциус свободно флиртует с Беллой. Именно сегодня она позволит многое, он знает. Сегодня для каждого из Упивающихся смертью наступил переломный эпизод. Его давно ждали, давно надеялись.

Неуловимый Гарри Поттер наконец-то пойман.

Белла чуть надувает губки – жаль, что не она это сделала. Ей бы хотелось увидеть его лицо. Наверно, оно было бы точно такое же, как и у недоумевающей четы Лонгботтомов перед пытками. Да, скорее всего. При этой мысли Беллы чуть прикусывает свой язычок.

К сожалению, Люциус воспринимает это, как еще одно приглашение. Хотя… Белла явно ждет развлечений, предвкушая. Мягкие тонкие губы впиваются в открытый рот, медленно покусывая. Чуть дрожащими руками Люциус обхватывает её затылок, усиливает поцелуй, спуская пальцы к оголенным ключицам. Упершись ладонями в мужскую грудь, Белла разрывает их губы. Люциус, нежно прикасаясь к коже, обводит контур её шеи, ушей, щек, губ. Подмигнув, Белла аккуратно стягивая перчатки, одну за другой.

Еще один поцелуй. Спина Беллы жестко, с силой упирается в прутья бесчисленных камер, тонкая нога обхватывает талию Люциуса. Шнурки черного платья умело рвутся, оголяя костлявое тело. Мурашки мгновенно покрываю тонкую кожу Беллы. Она даже думает, что…

Вздох.

Иллюзия потеряна. Люциус отдаляется, его губы произносят молниеносное Nox, и оба мага вглядываются в темноту глухой камеры. Девушка с бледным лицом, копной каштановых волос, устало, чуть непринужденно всматривается в их лица, что похоже на своеобразный ответ, угрозу. Немую, невысказанную причуду – она улыбается.

- Гермиона Грейнджер, грязнокровка, сумасшедшая, - констатирует Люциус, чуть прищелкивая языком. Глупые слова звучат столь четко и разборчиво, что Беллу оглушает. Вдоль коридоров до сих пор звенит «Гермиона Грейнджер», «Гермиона Грейнджер». Белла не помнит, сколько прошло времени, она лишь чувствует взгляд кузена, взгляд этой девицы и, крепко держась руками за прутья клетки, просунув голову между решеток, повторяет, тихо, пробуя на вкус: «Гермиона Грейнджер, сумасшедшая». Наконец-то она вспомнила это имя. Имя, которое она не единожды пытала. Имя, что когда-то принадлежало этому телу, лицу и глазам - глазам, что стали лишь темнее, грязнее и порочнее.

Да, Белла помнит. Вот же она! – изгибается под её проклятьями, кричит, просит, стискивает зубы, но просит. И как только Белла могла забыть? Неужели это было так давно? «Когда, Люциус?» - немой вопрос обращен к мужчине. Но он уже не смотрит, связка ключей безучастно теплится в его ладони. Тонкие ноги Грейнджер осторожно, с шорохом подбираются ближе к туловищу, руки скрещиваются в замок. Вставленный ключ со скрипом отрывает завинченные перекладины, прутья клетки распахиваются. Он входит. Его черная мантия тут же сливается с темнотой коморки – для Беллы он перестает существовать.

Белле неприятно. И даже от чего-то больно. Белла не может сказать точно, от чего? Но предательство прощать разучилась еще в детстве. В далеком детстве. Это очень просто, забывать свои слабости, помнить чужие промахи, и злиться, злиться, ожидая новых ошибок для последующего удара. В такие моменты Белла очень остро чувствует потребность причинить свою боль другому. Всегда.

А еще Белла очень любит томить в себе это чувство, накапливая, взращивая… Ведь только так мать может любить своё дитя.

Но сейчас ей пора к Тому. Она больше не будет ждать Люциуса Малфоя. Он уже давно сгнил в этой чертовой камере.


Глава 5

5. Детство

Белле определенно нравится зависеть от собственного настроения, а не от чужих обязанностей, событий и обстоятельств. Том знает. Белла напоминает ему об этом при каждой новой встрече, каждый раз испытывая на себе действие legilimens, она говорит с ним, показывая, что он для неё значит. Это так просто. Отдавать, ничего не требуя взамен. Очень легко. Том долгие годы учил её этому. Возможно, поэтому она уже не может различить, кто первый инициировал то или иное желание, ту или иную потребность.

Белле нравится думать, что они настолько связаны.

* * *

Белла хорошо помнит свой первый разговор с Томом. Вся их семья – пара родителей и пятеро выродков отправились на долгожданный, насколько Белла знает – так было принято говорить, вечер-ярмарку, любезно организованный четой Гойлов. Правда, на этот раз взрослые отделались лишь кучей красно-белых палаток с парочкой глупых жонглеров, накрашенных балерин в придачу с пуделями и попугаями. Все было таким пестрым и ярким, что у Беллы рябило в глазах.

Предоставленные сами себе дети в своем обычном порядке рассортировались как по группам, так и по развлечениям. Нарциссе выпадал Сириус – лишь её невозмутимость и прямолинейная приверженность этикету была способна разочаровать нахального пустозвона в должном эффекте от очередной вездесущей шалости. Андромеда самозабвенно предоставляла себя самой себе же; как Белле кажется – та просто тихо и верно сходила с ума в своем собственном мирке, не способная ни на дерзость, ни на глупость характера. Без-лич-ная. Да, именно так. Белла не может припомнить ни один её наряд, или же коронную фразу, или же ссору с матерью, с отцом, ни одного крика, ни лица, ни игрушек, даже цвет глаз утрачен временем. Все это Белла помнит лишь потому, что ей всегда доставался Регулус; если Регулус у неё, то другого расклада и быть не может. Определенно.

При любой возможности или же случае Регулус всегда сидел у неё на коленях, как Белле казалось, он просто не мог стоять самостоятельно из-за пухлых ног, живота, рук, да всего тела! Белла ненавидела, когда он, кряхтя, пытался залезть к ней на руки, пачкая её грязью, больно упираясь жесткими подошвами туфель, цепляясь мокрыми маленькими пальчиками. Белла презирала как его желание быть защищенным, так и способ его достижения. А особенно она ненавидела выбор средства получения желаемого – выбор, который неизменно падал на неё. Белла не знала, кого благодарить за столь почетный титул.

Но Белла терпела. Не знала отчего, но терпела. На виду у матери, тетки, Циссы и Сириуса приверженность воспитанию была необходима во избежание очередных и без того регулярно повторяющихся скандалов и ругани, однако, оставаясь нянькой Регулуса в пустующем, как Белла думала – полом, доме по улице Гриммаулд Плейс, она самозабвенно брала его на руки, опускалась в исшарканную обивку кресла, садила к себе на колени, уперев его спину в одну из мягких ручек сиденья, и подолгу, обычно около часа – часа безвольных и слабых для Беллы минут - смотрела, можно сказать, вглядывалась в лицо маленького ребенка. Она видела все его черточки, нетронутое никем усердие и желание понять Беллу, неподдельное любопытство, небоязнь незнания, улыбку – чистую и безмятежную, а еще глаза, неуверенными набегами пробующие разглядеть её лицо в ответ. Да, именно так – он отвечал ей. Не было игнорирования, попытки забыть или же агрессии. Белла прекрасно понимала – ребенок! – этим можно было объяснить многое, но, тем не менее, она любила своего младшего брата. Впоследствии, как бы она ни старалась, он все-таки стал её маленькой слабостью.

После их посиделки принесли свои плоды – все секреты и тайны безоговорочно предоставлялись по велению старшей кузины, беспрекословно выполнялись требования, более того, в этом крылось неподдельное стремление всячески удовлетворить аппетит Беллы, той Беллы, что была, по его мнению, идеальным образцом терпимости, самопожертвования, гордыни.

Первый свой поцелуй он посвятил ей, а точнее трем неизменным качествам, перед которыми он преклонялся, как брат, мужчина, единомышленник. Девушка, что он выбрал, походила на Беллу не только манерами вести разговор, наглостью и нестерпимым желанием высмеять всех и сразу, но и внешностью – темными глазами, бледностью, костлявостью. Однако каждую ночь, закрывая глаза, юный маг видел лишь усмешку родной и любимой двоюродной сестры, именно она и привела его к Лорду… Так же, как и он подтолкнул её к метке.

Белла даже не удивилась, услышав однажды схожую с бредом истину: старшие в ответе за младших. Глупость данную придумал либо опекун, либо слабак, ищущий защиты. Регулус же уже к десяти годам осознал свою ответственность за неприкосновенность Беллы.

Регулус её боготворил.

Нет, Белла определенно не могла назвать себя красивой, безупречной или же просто милой, тому не способствовало ни воспитание, ни сама внешность, ни характер. О заурядности своей никчемной дочери частенько поговаривали оба родителя, Нарцисса, как младшая, с успехом перенимала сии мнения и отношение – тот стиль поведения, способный четко обрисовать границу между такими, как она, и такими, как эти. Во время игр, обедов и салонов Белла часто недоумевала при взглядах или же иных жестов, имеющих в своей природе лишь возвышение трагично увядающего цветка, желательно Лилии или на худой конец Розы, напыщенно и решительно во благо всех присутствующих, изображаемого Циссой, в то время как сама Белла желала лишь контроля и подчинения.

Она очень скоро поняла, что каждой толпе нужна своя кукла, свои забавы и розыгрыши, но еще более четко она понимала условие неприкосновенности, преклонения и даже страха перед азартными и аутентичными владельцами сей массы. Поведение и возможности были столь однозначно заданы, что иногда Белла забывала о том, что вход в помещение начинается там, где заканчивается выход. Иногда ей было страшно.

Белла была сообразительной и живой девочкой, знающей себе цену и имеющей достаточно упертый нрав, чтобы заполучить хоть какую-то возможность, пусть внутренне, но противостоять сложившимся заповедям. Её ирония, насмешливые нотки, дерзкие и пагубные для многих мысли с успехом выполнили не одну миловидную шалость капризного ребенка.

Уже к началу первого учебного года Белла и Нарцисса поменялись местами. Естественно относительно. Ибо Цисса с её живым умком и нотками паники обозначила свой образ возвышенной, утонченной, безмятежной девушки столь непреклонно и твердо, что всем пришлось признать за ней право благородных кровей. Ах да, Белла забыла упомянуть еще одно важное свойство Нарциссы Блэк – она прекрасно умела молчать. Не только при нужных людях или же нужных моментах, а зачастую. За это её обожали. Ведь зачастую много проще вообразить себе необычное, нежели увидеть его самолично. Белла же могла болтать без умолку, резко и однозначно, правду и ложь – всё принималось на веру и утрировалось.

Однако с приближением неминуемого замужества и выпускного лелеянный азарт и самоуверенность напрямую поддавались притязаниям мужа, возможных коллег и неизменной семейки. Белла была вынуждена вернуться на круги своя. Осознание пришло планомерно, ненависть возникла разом. План кропотливо вынашивался не один месяц. Однако случай изменил всё.

В возрасте семнадцати лет, пробуя свои силы с недавно приобретенным омутом памяти, Белле пришлось встретиться со своим давним знакомым. Встреча прошла, мягко говоря, никак, попросту оттого, что встречи, как таковой, не состоялось, а вот разговор имел место быть. Тематика и способ настолько шокировали юную гордячку, что пересказ приставучему и назойливому младшему брату, столь яростно пытающемуся узнать причины негодования и воистину редкого изумления сестры, был осуществлен со всеми подробностями и деталями… ну или почти со всеми – суть и трепет он уловил сполна.


Глава 6

6. Том

Вот и сейчас сердце Беллы трепещет от предвкушения долгожданного события, внутри с новой силой, помня рыдания и самозабвенные, можно сказать, лишенные смысла мольбы злополучной «Гермионы Грейнджер», вспыхивает азарт сродни инстинкту власти, причастности и смерти. Мысль и возможность увлекают настолько, что Белла уже не чувствует ни ноющей боли в ногах – эти туфли не столь уж и важны, ни тошнотворного самочувствия от только что развернувшейся перед ней картины, ни родственничков, ни подчинения.

Есть цель. И есть способ. Есть прямой – длинною в жизнь – коридор, запахи, еле слышно отвлекающие внимание, черное платье, туго стягивающее тело, метка, для которой душа залог, и сама Белла, почти лишенная сна, разума и потребностей. Есть лишь путеводная звезда и блик надежды. В последнее время он становится все отчетливее и отчетливее. Беллу это несомненно радует, хотя и пугает одновременно. Но коридор заканчивается, превращаясь в неминуемый тупик, и шаткие суеверия разрушены…

Почти все главы семей чистокровных магов и волшебниц были собраны в столь малой зале – Гойлы, Блэки, Пьюси, Нотты, Монтегю, Булстроуды, Крэббы, Забини, Флинты, Паркинсоны, Уоррингтоны, Гринграссы - еще несколько единиц и круг вокруг Темного Лорда замкнется. Центр – мальчишка в порванной одежде, израненный, безмятежно спящий под действием заклятия. И еще один круг – внешний – каменные, ничем не отличающиеся от предыдущих, липкие и холодные, отрезвляющие стены темницы - именно тот замок, что сдержит их тайны внутри, сдержит не только силой и страхом, но потребностью к существованию.

Белле очень хочется жить. Она толком не знает зачем – нет явных удовольствий, нет пагубных привычек или же стремлений, у неё не бывает сомнений или же предположений, словом, у неё нет и минуты, чтобы всерьез задуматься над этим – Том занимает все её мысли. Вот и сейчас, едва она переступает порог, как в память и сознание Беллы врывается, не встречая ни сопротивления, ни неприязни, Том.

Том. Белла уже прошла несколько метров, встала на указанное место, огляделась – поймала чужие взгляды и немые приветствия, рассмотрела мальчишку, а заклятие legilimens все ещё держит её.

Белла не может сосредоточиться, не может понять, что именно ищет Том в её голове. Перед глазами встают забытые некогда воспоминания и чувства. Белле тяжело двигаться. Она плохо различает звуки.

Медленно. Очень медленно, секунда за секундой пробегает перед ней её же жизнь. Белла даже думает, что во всем этом должно быть что-то неприятное, но сил - да и желания - злиться и протестовать нет. Нет ни эмоций, ни возмущения. Рельеф жизни распрямляется в бесконечную прямую, еще чуть-чуть - и наступит вечность.

Время кажется чем-то смешным. Она ловит на себе бессмысленный взгляд Люциуса, скользящий с одного Упивающегося на другого – и вновь по кругу. У Беллы кружится голова, хочется смеяться. Через некоторое время она уже перестает замечать движения, жесты других людей. Она может фокусировать свой взгляд лишь на мальчишке и на калейдоскопе смешанных чувств, выпотрошенных из её памяти…

…

Белла приходит в себя уже наверху. Том постепенно, одного за другим втягивает в безмятежную беседу – абсурдные темы сменяют одна другую, а идеально вызубренные уроки этикета и вежливости автоматически срабатывают при любых ситуациях или же людях. Осушаются бокалы за кровь, за Лорда, за хозяина дома, вносят первое, второе блюда, несколько пар танцуют – Белла точно не может вспомнить последовательность происшедшего. Постепенно приходят образы пыток мальчишки – Белла ничего не чувствует – ни азарта, ни отвращения, ни жестокости, ничего… Том благополучно лишил их всех победы, выбора, права – и, тем не менее, все они счастливы, вращаются в том кругу, в котором и должно - те же напитки и манеры, та же роскошь и магия, те же лица, те же разговоры.

Белла забывает вздохнуть. Еще мгновение - и она с шумом втягивает в себя воздух. Голова гудит, все перемешалось – что-то стерлось, что-то забылось, что-то разорвалось, но горькое ощущение обмана осталось. Белла тщетно пыталась уловить ускользающее от нее сомнение, говорящее о лжи, попеременно вглядываясь в постепенно пустеющую залу и изредка поддерживая беседу. Лица и слова собеседников остались глухи к её мольбам.


Тома нигде нет, Белла не может его найти или же почувствовать. Он лишь показал им часть представления, часть правды… Белла не хочет чувствовать себя игрушкой, которой дозволено лишь косвенно учувствовать в насильственной смене декораций. Белла пытается просчитать, сколько на это потребовалось времени, сколько уже они здесь сидят, через сколько он их отправил? Предположение настолько огорчает Беллу, что она самозабвенно отправляется в постель. Слабость клонит в сон.


Глава 7

7. Мальчишка

Белла просыпается посреди ночи от резкой и ноющей боли в затылке. Еще мгновение - и метка зовет к её хозяину. У Беллы едва хватает сил аппарировать в указанное место.

…

Клетка казалась тесной и скрюченной. Кладка камней была неровной, в одном из стыков уходя косым углом вниз. Сами камни так же оставляли желать лучшего – крошились и истирались, впитывая в себя запах, кровь и отчаянье своих жертв. Они были похожи друг на друга, эти жертвы. Любовь к жизни просыпалась в них в самые неподходящие для случая моменты – тем самым они еще больше злили своих палачей, что, безусловно, приводило к более ожесточенным и яростных пыткам. Надежда и желание выжить делали их смерть более стремительной, а жизнь смутной и размазанной. Небольшое решетчатое оконце впускало первые лучи грядущего дня. Рассвет. Белла лишь на мгновение задержала свой взгляд на тонкой полоске утреннего тумана, смутно соединяющего землю и небо горизонта. Этот сгусток холодного конденсата напомнил ей о духах и душах умерших. Однако основной достопримечательность камеры следовало бы считать мальчишку, окровавленного, полуголого, ничком лежавшего на полу коморки.

Белла не знала, спит он или же нет, чувствует за спиной её присутствие или же его сознание плотно сковано магией Тома. Более того, она даже не сразу заметила его тело, не сразу вспомнила его имя… Белла не знала, можно ли считать это её упущением или же плохой памятью, она была уверена лишь в одном – в просьбе Тома доставить мальчишку вовремя. Белла знала о предстоящих казни и ритуале, знала, что так Том добьется желаемого, и сама уговорила себя желать подобное. Том единожды объяснил ей действие и суть его мер, предлагая различные картины будущего и прошлого, при этом неоднократно используя legilimens. Однако Белла не смогла запомнить. Она лишь утвердилась в своем намеренье дать Тому все необходимое.

- Мальчик, - её слова прозвучали слишком звонко и напористо. Изломанное тело дернулось, сжимая плечи, кожа обтянула позвонки. Белла решила не обращать на это внимания:
- Мальчик, который изначально выжил, а в дальнейшем даже пытался бороться. Мальчик, которого неоднократно признавали безумным, в котором видели еще одну угрозу бюрократическому аппарату Магической Британии. Мальчик, предназначенный для казни и скорой смерти. Мальчик, не знавший жизни, не видевший заботы и любви – лишь опека.
Белла смолкла, еще раз прокручивая свои слова в голове, словно пропечатывая их в памяти. Плечи юноши поднимались и опускались с такой быстротой, что у Беллы потемнело в глазах. Она лишь слышала хриплое, ритмичное дыхание, сопровождавшееся всхлипами и кашлем.
- Ты выбрал не ту сторону, Мальчик. Миру нужны легенды. Миру нужны герои. Символы. Никому нет дела до людей и их пристрастий. Вас обоих лишили имен, ты стал и останешься Мальчиком, он – Неназванным. Мы все проиграли.
Зеленые глаза смотрели на неё с жестокостью и презрением. Белле уже начало казаться, что не было только что сказанных ею слов, что все это было только в её голове, а мальчишка… Мальчишка лишь помнил целый список чертовых имен – Лонгботтомы, Грейнджеры, Уизли, Поттеры, Сириус…

Белла присела на пятки, чуть покачиваясь с носков на каблуки: туда - обратно. Поттер был связан, без палочки и без сил. Белла чуть вытянула шею и заглянула в остекленевшие от ненависти глаза. Ей вспомнилась последняя схватка. Хогвартс, приветственная песнь распределительной шляпы смешивалась с криками и заклятиями, цвета всех домов перемешались друг с другом, с дымом, взрывами и трупами. Белые маски были замараны кровью – чистокровной, грязнокровной – не различишь. Погибли многие, многие из достойных родов.

Белла резко выпрямилась, принудительно поднимая мальчишку за шиворот. Как только его ноги почувствовали землю, Белла резко впилась ногтями в его плечо, привлекая чужое внимание. Их взгляды скрещиваются – вспыхивает неприязнь, растет напряжение.

Еще одно мгновение – и Белла смотрит на него снисходительно, чуть улыбаясь, спокойно. Она видит в нем юношескую живость, возможность принять ту радость, что дарует жизнь, видит силу, неумолимую вину, желание мстить, упорство, упрямство, боль и тоску. Всех этих радостей Белла лишена. Том лишил её надежд, она лишила себя памяти, её слабости лишили её будущего. И, тем не менее, она будет жить еще очень долго, еще десятки лет, мирно или в боях – неважно, ничто не тронет её сердце. Он же со всеми его стремлениями и помыслами погибнет, и Белла сама приложила к этому руку.

Белле кажется, что он понимает её без слов. Его черты смягчились, взгляд стал добрее и открытее. Мальчишка смотрит в её лицо, в её суть, понимая – она лишь женщина, знающая эту жизнь, как облупленную, изведавшая, разочаровавшаяся в этом мире, благодаря чему и зациклившаяся на возможностях, тех, далёких, сказочных гранях, что обещаны Лордом. Она нуждается в нём, ждет, возможно, даже любит этого неказистого мальчишку...

Ход её мыслей кажется ей сплошным безумием, невероятным стечением судеб и обстоятельств. Его детская невинность, юный взгляд на жесткий, бессмысленный мир и открытая улыбка счастья – шокируют, манят, вновь будят надежду. Белла хочет прикоснуться к недосягаемому. Всем своим существом она тянется к нему навстречу, ловит каждый его вздох, запах, черту. Через мгновение Белла уже осторожно касается его губ своими, чувствуя, как под ладонью бьется чужое сердце, учащается дыхание. Она чувствует сухость губ мальчишки, впитавших в себя соль слез и пота, видит холод зеленых глаз, слышит сорвавшийся стон…

Отстранившись, Белле лишь удается вымолвить тихое: «Он ждет». Её руки дрожат, яростно сжимая палочку. Поттер судорожно закрывает глаза, облизывает губы, кивает.

Ещё секунда – и Белла, прижав к себе мальчишку, аппарирует к хозяину.