Глава 1***
Вы когда-нибудь видели огни большого города? Это необъятное море, эту лавину, этот водопад света? Вам приходилось стоять, задрав голову в небо и пытаться объять огромный город? Мне раньше – нет. Я никогда не думала, что окажусь тут. Я никогда не могла представить себе, что стану такой. Что из практичного ребенка превращусь в романтика-взрослого. И уж точно мне никогда не приходило в голову, что я буду так одинока в этом мегаполисе – в Нью-Йорке.
Глава 1.
Каждый мой день начинается одинаково – я с трудом встаю с кровати, умываюсь, завариваю себе крепкий сладкий чай и выпиваю его с плиткой шоколада. Наверное, я скоро стану коричневой и сладкой, как эта плитка. Потом, не торопясь, одеваюсь, причесываюсь и выхожу на работу. Она находится на другом конце города, так что пока я до неё добираюсь, успеваю и выспаться, и почитать любимую книгу, и устать от шума. Нью-йоркское метро – аттракцион не для слабонервных. В нем, как и в джунглях, выживает сильнейший. Впрочем, это вообще главная черта этого города. Странного, огромного, непонятного, любимого и ненавидимого мной города. Я живу в нем уже почти двадцать лет, и за это время так и не сумела понять, что же он для меня значит. Вот сейчас, утром, я его просто не выношу. Меня раздражает все – люди, голоса, шум, толпа. Я зла и могу нагрубить без причины. А когда я на работе и смотрю на мир с высоты сотого этажа, я люблю этот город. Он виден как на ладони, его жители суетятся где-то внизу, гул не долетает до моего окна, и все просто прекрасно. Я сразу же превращаюсь в терпеливую, отзывчивую и внимательную женщину, которой по сути дела и являюсь. Ещё есть вечернее путешествие до дома, но я обычно так устаю, что сил на эмоции не остается. Поэтому вечером я к городу равнодушна. А потом наступает ночь, и моя страсть к городу просыпается. Огни, огни, кругом огни… шум меня привлекает, жизнь бурлит, все кажется таким настоящим и прекрасным. Да, наверное, поэтому я до сих пор не сбежала из этого сумасшедшего «Большого Яблока». Наверное, поэтому он смог стать мне домом. Только в этом доме я одинока.
Это утро мало отличалось от предыдущих. Только вот незадача – я забыла купить себе шоколад, так что на завтрак пришлось обойтись чашкой чая. Быстрый взгляд в зеркало – просто чтобы удостовериться, что я не сильно изменилась. Нет, не изменилась. Так странно – последние лет двадцать я почти не меняюсь. Внутренне, наверное, да, а вот внешне…любой, кто посмотрит на меня, даст мне не больше двадцати пяти лет, и даже мимические морщинки, которые отвоевали право на жизнь, не могут изменить впечатление. Почему это происходит – я не знаю. В моей жизни слишком много такого, что я не могу понять. И это ещё не самая большая загадка.
Так вот, после взгляда на зеркало я всегда чувствую некий прилив гордости – многие ли женщины выглядят так шикарно в сорок лет? Хотя я не уверена, что мне сорок. Я не знаю, сколько мне конкретно лет, но где-то в этой области. Впрочем, это не так уж и важно.
Мой гардероб всегда строгий. Несмотря на романтичность моей натуры, я не люблю ярких цветов и вызывающих нарядов. Наверное, остаток практичного детства. Моя память странно устроена – я помню, каким я была человеком до катастрофы, но я не помню ни где я жила, ни своих друзей или родителей. Я знаю только, что я была очень умным и целеустремленным ребенком, мечтала о карьере и… о победе. Какой именно – я не знаю. Но это было моей мечтой. Жаль, я так не узнаю, осуществилась ли она. Мне хочется верить, что да.
Так вот, этим утром я, одевшись в свой любимый серый костюм и захватив зонтик (небо было противного грязно-синего цвета), нырнула в наш подземный город. Почему-то он раздражал меня больше обычного, и пару раз я довольно резко высказала свое мнение о нем и его обитателях. Я никогда не сквернословлю, но некоторые не самые приличные фразочки иногда проскальзывают. Каждый день обещаю себе начать с этим бороться, и каждый день откладываю на потом. Впрочем, думаю, вам это знакомо.
Глоток воздуха, пусть грязного и пыльного, был для меня подобен живительной воде – моя злость в нем растворилась. В конце концов, это мой город! Да, пусть меня опять всю затолкали и помяли, но он же мой, а не чей-то другой. А свое мы любим всегда, каким бы плохим оно ни было.
Я работаю журналистом. Работа довольно интересная, но все равно не то, чего бы мне хотелось. Иногда я мечтаю стать великим ученым, а иногда актрисой. Наверное, все то, чего у меня не было в детстве (то есть наивность и умение мечтать), воплощается во мне сейчас. Это смешно, но я безумный романтик. Я люблю сидеть на своем рабочем месте, смотреть в окно и мечтать. Мечтать обо всем: о любви, о детях, о другой жизни, не такой скучной, как у меня. Иногда за этим делом я провожу больше времени, чем за написанием статьи. К счастью, вечер сегодня наступил быстро.
Метро было переполнено. Оно всегда такое, но сегодня был просто кошмар! Когда меня окончательно прижали к двери, я огрызнулась не слишком вежливо:
— Аккуратнее, вы в общественном транспорте, а не в Лексусе! – честно, я была уверена, что в шуме меня никто не услышит, но холодный голос прозвучал прямо над ухом:
— Когда вы потеряли свое воспитание, мисс Грейнджер?
Я оглянулась. Ко мне обращался мужчина довольно непривлекательной внешности. Он был намного выше меня, что усиливало неприятные ощущения.
— Как вы меня назвали?
— Так, как вас зовут.
Я поняла, что он меня спутал с кем-то. Это не моя фамилия. Поэтому я просто опустила глаза и вышла на следующей станции. Повезло, что это именно моя станция.
Дорога домой была сегодня слишком длинной. Из головы все не выходил тот мужчина. Возможно, он знал меня раньше? Наверное, стоило заговорить с ним и узнать. Я так долго искала людей из своей другой жизни и тут упустила такой шанс! Злость на свою глупость развлекала меня до самой квартиры.
После душа и конфет стало легче. Нет, он просто обознался и все. Я научила себя не ранить свое сердце. Я научилась блокировать все неприятные мысли. А сейчас блок никак не хотел помочь мне. Звонок в дверь оторвал меня от самобичевания. Я никого не ждала, но кто-нибудь из моих друзей мог прийти и без предупреждения. На пороге стоял человек из метро.
— И зачем вы убежали, позвольте узнать? – прошипел он сквозь зубы.
Я опешила от такой наглости. Да что он себе позволяет? Я никогда не убегаю! Да и было ли от кого! Я уже собиралась высказать ему все это в лицо, но мрачный взгляд пригвоздил меня к месту и лишил дара речи.
— Что молчите? Вас ищут ваши друзья, учителя, газеты, а вы преспокойно живете себе и ни о ком не думаете! Не слишком вежливо, вам так не кажется?
Дар речи вернулся. Правда, хватило его только на один вопрос.
— Кто вы?
— Издеваетесь или сошли с ума?
Я знала точно, что не издеваюсь, поэтому поняла, что сошла с ума. Хотя нет, мне надо успокоиться и поговорить с ним. Просто и вежливо, как я умею это делать.
— Сэр, дело в том, что я лет двадцать тому назад потеряла память…и не помню ничего, – кое-что я помнила, но ему об этом знать совсем не обязательно. – И если вы знали меня в юности, я буду очень рада познакомиться с вами…, – договорить мне не дали.
— Вам стерли память? – он спросил это резко.
— Что значит «стерли»? Я просто попала в автокатастрофу, и все. Сильно ударилась головой, не более того. Так вы знали меня раньше?
Он молчал. Просто внимательно, с ног до головы, оглядывал меня. Это очень неприятно, честное слово. Я чувствовала себя как на осмотре у врача, а у врачей я бывать не люблю.
— Да, знал, – соизволил ответить он.
— И? Кто вы? – неужели это произошло? Неужели я сейчас узнаю, кем я была и как жила? Неужели эта тайна, так отвлекавшая меня, сейчас раскроется?
— Ваш бывший учитель, – мне показалось, что он планировал ответить что-то другое, но в последний момент передумал.
— О, и вы до сих пор меня помните? – если бы я преподавала в школе, я бы забыла своих учеников сразу же, как они получат дипломы.
— Вас трудно забыть, – он криво усмехнулся. – Вы были чрезвычайно настырной девчонкой, мисс Грейнджер. И хотя в школе я вас терпеть не мог, сейчас я рад, что нашел вас.
Тут я поняла, что мы так и стоим на пороге, а входная дверь все ещё открыта, и мой сосед косо смотрит на нас, открывая свою квартиру.
— Проходите, – пригласила я его. – И давайте нормально познакомимся – вы знаете мое имя, а я ваше нет.
— Северус Снейп, – ничего знакомого. Никогда раньше не слышала о нем. Но он мой преподаватель… а кто знает о людях больше, чем их учителя? Наверное, только ангелы на небе.
— Джуд Нортон, – представилась и я. Да, он меня знает под другим именем, но мне оно не понравилось. А может, я слишком привыкла к этому.
— И как же мне вас называть? – он скинул плащ и повесил его на крючок.
— Просто Джуд, – я ненавижу формальности. Будь моя воля, я бы и его называла Северусом. Но, боюсь, он не одобрит.
Мы прошли на кухню. Раньше, когда я представляла встречу со своим прошлым, я продумывала все те вопросы, которые непременно задам. А сейчас все они вылетели из головы, да и вообще, мой голос куда-то сбежал.
— Итак, Джуд, давно вы живете в этом городе?
— Уже да. Я, наверное, и раньше тут жила…или нет?
— Вы жили в Лондоне.
Что? Я жила в этой сырой дыре и умерла от вечного тумана? Я жила среди этих чопорных англичан? В этот момент я почти почувствовала радость, что судьба закинула меня в Америку.
— Вижу, вас данный факт шокировал, – на его губах играла легкая улыбка. – Имеете что-то против столицы Туманного Альбиона?
— Нет, – соврала я. – Просто мне трудно представить себя живущей где-либо, кроме Нью-Йорка.
Мы молчали, пока я заваривала чай. Я уже молила небо, чтобы Снейп начал задавать вопросы или рассказывать, но его, казалось, тишина ни капли не тяготила. Я поставила перед ним чашку и села напротив.
— Ну? Не стремитесь узнать, кем вы были раньше?
— Настырной девчонкой? – с сомнением пробормотала я.
— Это мое субъективное мнение, которое к делу отношения не имеет. Вам рассказать, или сами спросите?
— Расскажите, – я откинулась на спинку стула. Что ж, здравствуй, прошлое.
Глава 2Глава 2.
Моя голова шла кругом. Как же все просто и банально! Умная, правильная девочка, гордость родителей, ушла однажды из дома и не вернулась. Все. Обо мне он мало рассказал – по его словам, в школе мы почти не пересекались. Зато он знал моих друзей слишком хорошо. И он пообещал мне, что пришлет их в ближайшее время. Откровенно говоря, меня удивило то, что в детстве я дружила с мальчишками – сейчас мои отношения с мужчинами можно назвать непростыми, но в этом, скорее всего, виноват мой дурацкий характер. Раньше он был лучше, это точно.
— Я бы и рад сообщить вам больше, но не знаю. Только ваши родители… они умерли.
— Оба? – мой голос был безжизненным.
— Да. Пожар. Спасти никого не успели, – он говорил отрывисто, стараясь не ранить меня. А я никак не могла разобраться в своих чувствах – я никогда не знала этих людей, они мне были никто. Но больно было все равно. Как будто бы ампутировали конечность – её уже нет, но все равно болит.
— Я не лучший рассказчик. Уверен, от ваших друзей вы узнаете намного больше.
— Да, конечно.
Опять молчание. Такое тяжелое и неловкое.
— Не плачьте.
А я не заметила, как слезы полились.
— Не буду.
— Это все было очень давно. Теперь ничего не исправишь и ничем не поможешь.
— Я знаю, – короткие, рубленые фразы облегчали боль. – Вы живете в Нью-Йорке? – мне просто необходимо поговорить о какой-нибудь чепухе. Просто чтобы расслабиться.
— Нет, я тут по делам. Услышал вас в метро и узнал голос.
— Неужели не изменился за столько лет? – у меня хватило сил удивиться.
— Нисколько. Как и внешность.
Тут я обратила внимание на его лицо. На вид я бы дала ему лет сорок пять, но тогда как он мог быть моим учителем? Или он просто так хорошо сохранился? Странная, непрошенная мысль посетила меня: так ведь и я хорошо сохранилась. Ведь и я выгляжу далеко не на свой возраст.
— Хотя вы стали больше похожи на женщину, чем на парня в юбке, - едко добавил он. А я искренне рассмеялась. Мне нравился в нем этот здоровый сарказм. В этом мы были похожи.
— Никогда не думал, что вы рассмеетесь над такой шуткой, мисс…Джуд, - исправился он. – Ваше чувство юмора изменилось в лучшую сторону.
— Вы остановились в гостинице? – вопрос был задан не столько из вежливости, сколько из любопытства.
— Да.
— Оставайтесь у меня пока, а? – мне до смерти не хотелось отпускать человека из моей жизни. Мне просто важно было знать, что он рядом, и что я могу в любой момент задать ему вопрос и удостовериться, что это не сон и не шутка.
— Я вас не стесню?
— Ох уж эти англичане, - я покачала головой. – Мы не такие собственники, так что вы мне не помешаете. Тем более что моя квартира в состоянии вместить огромную семью, не то что двоих.
— Вы живете одна?
— Да.
— Тогда зачем вам такая большая квартира?
— Деньги девать было некуда. Я зарабатываю слишком много для себя. Я не очень люблю покупать много одежды, я непривередлива в еде, я езжу на общественном транспорте... так что мои расходы невелики. А вложение в недвижимость самое надежное.
— Вы финансист?
— Нет, журналист, – его брови взлетели вверх. – Что-то не так?
— Я думал, вы будете либо юристом, либо ученым, но никак не журналистом… Как жизнь меняет людей. Когда-то вы ненавидели газеты и журналистов.
— Все дело в том, что я этого не помню, – мысль о том, что раньше моя работа была мне противна, способна испортить настроение. – Так вы останетесь?
— Раз вы приглашаете – то да. Я улетаю послезавтра утром – у меня самолет.
— Значит, я успею показать вам город! – мне не хотелось отпускать его. Я хочу, чтобы он остался.
— Да, это было бы неплохо..., – он странно посмотрел на меня. Ах да, он же не любил меня. А теперь остается ночевать в моей квартире. Наверное, для него это странно. А вот для меня нет! Я хочу познакомиться с ним поближе. На первый взгляд он показался мне крайне неприятным человеком, но наша беседа изменила это впечатление. Он просто был другим. Сложным, едким, саркастичным, но точно не неприятным. С ним было как-то спокойно. Он будто создавал ауру тишины и защищенности. Хотя чего мне бояться? Как только я услышала свою историю, какой-то страх поселился во мне. Я не знаю, откуда он, но мне страшно. Мне страшно, что Северус уйдет, а вся эта история окажется галлюцинацией. Или фантазией моего больного мозга.
— Пойду постелю постель, – я вылетела пулей из кухни. Слезы вернулись, и я не смогла их остановить. Почему мне так больно? Из-за чего? Все наладилось! Я нашла своих друзей! Все просто прекрасно! Да, все прекрасно, но моя размеренная жизнь никогда больше такой не будет. Теперь я каждую минуту буду думать о том, как прожила бы её, если бы ничего этого не случилось. Если бы рядом были школьные друзья…если бы я жила в Лондоне…если бы стала юристом…если бы…Слишком много вариантов, и все они кажутся мне такими притягательными, такими неординарными, такими интересными…Не то что мой. Мой вариант жизни – это серость, банальность и скука. Работа, сон, встречи с приятелями. Работа, сон, встречи. И так всегда. И романтик, живущий во мне, презирает все это. Ему нужен размах души и полет мысли, а не однообразие и рутина. И теперь я почему-то была уверена, что я сама в себе это убила. Сама подрезала себе крылья, хотя я точно знаю, что нет моей вины в том, что произошла эта проклятая авария.
Я застелила гостю постель и вернулась на кухню. Он сидел в той же позе, что и до моего ухода – руки скрещены на груди, губы сжаты в жесткую линию, а голова слегка наклонена набок. С одной стороны, он выглядел расслабленным, с другой напряженным до предела. Странная поза.
— Ужинать будете? У меня есть запеканка. Ещё могу предложить шоколад, – я робко улыбнулась. Мне всегда казалось, что нездоровая страсть к шоколаду у взрослой женщины до добра не доведет, и я мало кому в ней признавалась.
— Любите шоколад?
— Немного, – соврала и не покраснела. Да, это мой главный недостаток – я вру. Порой много и часто, и подловить меня на вранье невозможно. Да, я знаю, что это ужасно. И иногда я собираюсь с этим бороться. Но теперь уже поздно. Я даже перестала стыдиться этого. Кошмар, правда?
— Что ж, не буду отнимать у вас шоколад, – он хитро ухмыльнулся. – Мне хватит запеканки.
Ужин проходил в молчании. Но теперь это молчание не тяготило меня. Оказалось, тишина не давит, а расслабляет. Я спокойно все обдумывала, а не старалась всеми силами поддержать разговор. И его присутствие не напрягало меня, что вообще-то странно. Я достаточно общительный человек, но чужие люди в доме – это тяжелое испытание для меня. А сейчас мне было легко и уютно.
— Вы завтра работаете? – внезапно спросил он.
— Да.
— Могу я побывать у вас в офисе? – не знаю, что ему понадобилось там, но отказывать невежливо.
— Конечно. Только я ухожу на работу рано, офис далеко от дома.
— Ничего. Я привык спать мало и вставать рано.
— Ну тогда…ванная в конце коридора, полотенца я достала…спальня – вторая дверь налево. Вроде все, – я слабо улыбнулась. Не знаю почему, но я никак не могла определиться, как мне надо вести себя с ним. Легко и раскованно? Смущенно? Строго и отрешенно?
— Да, все. Спокойной ночи, Гермиона, - я недовольно посмотрела на него. – Вас могут звать как угодно, но для меня вы все равно останетесь всезнайкой Гермионой Грейнджер, – с этими словами он вышел.
Утро наступило внезапно. У солнца свои планы, и кто же виноват, что оно уже проснулось, а я все ещё нет. Первый вопрос, который сформировался в моей голове – сон или реальность? Шум воды, льющейся из крана, подтвердил – реальность. Вода сама литься не будет, значит, кто-то моет на кухне посуду. Если бы это были мои друзья, они просто свалили бы её в раковину и оставили до лучших времен. Другое дело гость. Конечно, правильным англичанам противно до глубины души скапливать грязную посуду. Педанты.
Я заставила себя одеться – итак по утрам похожа на пугало, а если выйду в народ в своей пижаме, Северуса хватит удар. Теперь я поняла, почему он решил встать раньше меня – очень умный ход! Так он избавился от весьма неприятного для себя появления передо мной в неприглядном виде.
Мне удалось проскользнуть в ванну незамеченной, хотя я и успела крикнуть «Доброе утро» прежде, чем скрыться за дверью. Не знаю, услышал он или нет, но я свой долг вежливости отдала.
Угощать гостя на завтрак чаем с шоколадом…заманчиво, но не слишком вежливо. Кажется, англичане любят овсянку, которую я не варила лет сто. Что ж, будет овсянка, и я очень надеюсь, что она будет съедобной. Честно скажу – готовить я разучилась. Все успокаивала себя тем, что когда заведу семью, непременно освою эту науку. Ну а так как семьи нет – науки тоже нет.
— Эм…Северус, вы не очень привередливы в еде? – робко спросила я, стоя у плиты. Мне не хотелось его оставить голодным или показаться неумехой в его глазах. Все, что мне удавалось на кухне хорошо – это запеканка и чай. Почти что как у холостяка, у меня только яичницы не хватает.
— Нет. А что такое? – он был гладко выбрит (и где только станок взял?), не выглядел уставшим или невыспавшимся – подтянутый, свежий, как-то неуловимо изменившийся. Я ему даже позавидовала: интересно, он подозревает, как ему повезло?
— Просто я – не самый лучший кулинар на свете. Так что выбор у нас невелик, – я выдавила дружелюбную улыбку.
— Кофе есть?
— Был где-то, – я начала копаться в шкафах, попутно понимая, что убираться на кухне хоть раз в году, но надо. – Да, вот он, – в моих руках старая банка, валявшаяся в дальнем углу Бог знает сколько времени.
Завтрак проходил снова в тишине. Мой учитель не был болтлив, а я никак не могла подобрать тему для разговора. По каким он тут делам? Если я спрошу это, не буду ли я слишком назойлива? Вообще-то, мне такие сомнения не присущи, но рядом с этим человеком я терялась. От него шла волна такой силы, что меня сбивало с ног.
Но время не ждет, и если я опоздаю, никто меня по головке не погладит. Ещё и из зарплаты вычтут. Я, конечно, с голода не умру, но все равно неприятно. Так что пришлось прервать наше милое молчание, вымыть посуду, быстро собраться и выскочить в солнечное утро. Северус шел за мной – мы так и не разговаривали. И все же я решила, что надо узнать о его делах. В конце концов, он может обидеться, что мне не интересна цель его визита.
— Так зачем вы приехали в город, Северус? Кажется, я невнимательно слушала, – я надеялась, что он клюнет на эту ложь.
— Мне надо тут провести пару встреч. Это по работе, – небрежно добавил он.
— Вы все ещё преподаете?
— Нет, бросил это дело уже давно. Мне дороги мои нервы, мисс Грейнджер. Точнее, их остатки.
— Я вам много крови попортила? – как же здорово было идти по переполненной улице и болтать о таких пустяках, важных для меня!
— Вы? Достаточно. Но ваши дружки намного больше, – его губы скривились. – Видите ли, в школе вы были очень правильным ребенком. Вы соблюдали все правила, да ещё и других заставляли делать то же.
— Тогда как я вам портила кровь? – раз я была такой умничкой, чем я ему не угодила? Да ещё и училась хорошо…
— Ваша поднятая рука до сих пор снится мне в кошмарах. Вас было невозможно заткнуть, и вы были уверены, что знаете больше всех, – мне показалось, или он произнес это со злостью?
— Надеюсь, я изменилась, – почти прокричала я – мы вошли в метро.
Его ответа я не расслышала. А может, его и не было.
Кажется, мой офис его впечатлил. Ну ещё бы – светлая комната, где сижу я, я, и только я. Я отвоевала это право с огромным трудом и просто так никому не уступлю. Я не могу работать в шуме, в суете и при большом скоплении народа. У меня полно книг в кабинете – большинство из них я читала, и не раз, но есть и совсем новые. Тут все обустроено так, как нравится мне: то есть, тут нет ни миллиметра свободного пространства.
— Садитесь, Северус, – я указала ему на кресло. Он устало опустился в него и сложил руки на груди. Я же не знала, куда себя деть. Работать не хотелось совершенно, а странное желание Северуса приехать сюда со мной не давало покоя. Я уже была готова спросить его прямо об этом, как он заговорил первым:
— Очень похоже на вас, Гермиона – книги, книги, и ещё раз книги. А пыль вредна для здоровья, - желчно добавил он.
— Я так любила книги? – хорошо, что он сам начал рассказывать. Быть может, вспомнит что-нибудь ещё обо мне.
— Я думаю, вы только их и любили по-настоящему. Хотя нет, – поправил он себя, – вы ещё очень любили ваших друзей. Но я не уверен, что они вам были дороже книг.
— Я уверена.
— Почему? – его рот скривился. Я поняла – он меня злит. Спокойно и целенаправленно. Он хочет вывести меня из себя – пожалуйста. Я тоже умею устраивать истерики, хотя и не люблю этого делать.
— Самое главное для меня — люди. Даже сейчас, когда я стала куда более жестким и опытным человеком, чем тогда, люди для меня важнее. Книги – это всего лишь бумага. Пусть эта бумага намного полезнее некоторых людей, она их не заменит.
— Вы же не помните, что было с вами раньше, – он смотрел мне прямо в глаза. Интересно, почему они парализуют?
— Я знаю себя, Северус. И я никогда не променяла бы книги на друзей. В этом я абсолютно убеждена. А теперь, – я села за свое рабочее место, – вы расскажете мне, зачем вам потребовалось тащиться на другой конец города со мной. Я уверена, вами двигало не праздное любопытство.
— Откуда вам знать?
— Интуиция. Вчера я не стала у вас спрашивать причину этого визита, но вы ведь мне расскажете?
— А вот вам просто интересно, – он беззлобно рассмеялся. Я не могу понять перемены в его настроении – ещё минуту назад он пытался довести меня до белого каления, а сейчас пытается завоевать расположение! Где логика?
— Да, мне просто интересно, и я не стыжусь признать это, – я сказала это слишком резко, знаю. Но иногда у меня проскакивает.
— А вы все та же девчонка. Все так же обижаетесь по пустякам, все так же легко надуваете губки. Пора бы вырасти, – он начал говорить это доброжелательно, но на последней фразе в его тоне проскочили жесткие нотки. Странно, скажи мне это кто другой, я бы непременно оскорбилась бы до глубины души. А тут только почувствовала ту самую детскую обиду. Смешную такую, милую и родную.
— Если бы я выросла, это было бы банально. А так – вы можете задеть меня этим. Если бы я выросла, вы бы сейчас сидели не тут, а у себя в гостинице. А так – вы рядом, - не знаю, как эти мысли пришли в мою голову. Не знаю, как они у меня вырвались. Но это произошло, и мне стало страшно – как он отреагирует? Можно ли говорить такие вещи почти незнакомому человеку? За кого он меня примет, интересно мне знать?
— Вам так хочется, чтобы я был рядом? – готова поклясться, он спросил это с удивлением.
— Я…не знаю…просто…я… – я проклинала себя. Да, он задал этот вопрос, и все слова исчезли. Так мне и надо. – Мне просто кажется, что как только вы уйдете, все это пропадет. Окажется, что я просто сплю или болею… Или все это я просто придумала. А я так не хочу. Я не хочу терять ту жизнь. Да, для меня её нет. Но кое-что я помню…
— Помните? Что? – я знала, что ему интересно. Но на его лице не дрогнул ни один мускул.
— Себя. Я помню, какой я была. Но больше ничего. Это очень больно. Я пытаюсь, я так пытаюсь хоть что-то вспомнить. Хотя нет, вру. Я уже много лет ничего такого не делаю. Я все это забыла. Я потеряла себя. Я стала другой, я создала себе образ. И что самое страшное – все это я прекрасно осознаю. Но ничего не собираюсь менять. Самое ужасное, что меня это устраивает. Я как будто не я.
— Вы другая, Гермиона. Нельзя прожить жизнь, и остаться собой. Все мы себя теряем. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Теперь, когда вы все знаете, есть возможность повернуть назад. Но надо ли вам это? – жестко спросил он. Его глаза смотрели прямо в душу, и в них я не видела ничего, кроме твердости и удивительного равнодушия. Не ко мне, а к нему самому.
— Что значит надо? Я ведь…
— Вы другая, Гермиона. Нет, вы Джуд. Гермиона была не такой. Зачем вам ломать себя? У вас своя жизнь, работа, друзья и интересы. Зачем вспоминать то, что не имеет места в этой жизни? Я бы даже не советовал вам встречаться с друзьями… да и нашу встречу лучше забыть, – он сказал это так спокойно и равнодушно, что мне стало страшно. Вот так просто – взять и забыть. Выкинуть. Когда-то я уже выкинула двадцать лет своей жизни. Больше это не повторится.
— Нет. Вы скажете моим друзьям, что нашли меня. Вы же им скажете?
— Нет, – отрицательно качнул он головой.
— Что? Вы не имеете права! – я начала кричать. Даже не знаю, как это получилось – я накричала на взрослого человека. На моего учителя. – Это моя жизнь, и мне решать, как её прожить! А вы…вы ничего не понимаете! Вы ничего не теряли! Вам не отшибло память! Вы скажете им, что я здесь, что я жива! Или я дам объявление в газеты, Интернет и куда только можно! Я сама найду их!
— Вы этого не сделаете, – его голос спокоен до безобразия. Хотя, казалось, дальше уже некуда.– Вы сами никогда этого не сделаете.
— Почему же это?
— Подумайте, – он расслабленно откинулся на спинку кресла, – просто задумайтесь – зачем вам все это? Зачем вам прошлое, когда впереди есть будущее?
— Ещё вчера вы ругали меня, что я не сообщила своим друзьям, где живу. А сегодня уговариваете вообще не знакомиться с ними?! – я просто не могу понять ход его мыслей. Очевидно, мне не дано.
— Ещё вчера я не знал, что вы лишились памяти. А теперь, когда я все выяснил и взвесил, пришел к простому выводу – не стоит ворошить прошлое. Особенно вам.
— Почему особенно мне?
— Поверьте, Гермиона, ваша жизнь не была…сказкой. В ней было много вещей, которые вы непременно захотите забыть, как только узнаете. Я вам не вру. Я просто не говорю правду. Но ваши друзья все расскажут. И вам будет больно. Вы помните, как отреагировали на смерть родителей? А что, если в вашей жизни было много смертей? Зачем вам знать все это? Сами же потом пожалеете.
Я стояла посреди своего кабинета, скрестив руки на груди. Все, что говорит этот человек – правильно. Да, он умеет доказывать и убеждать. Он умеет объяснить все так, что даже мне, по натуре очень упертому человеку, становится ясна его позиция и я её принимаю. Как ему это удается? А вдруг это все ложь? Нет, нет, зачем ему мне врать? Это лишено смысла. Я должна ему верить, потому что он прав. Но только…раз уж я решила ему уступить, ему придется отвечать. На огромное количество моих вопросов.
— Я понимаю, вам трудно с этим смириться, – произнес он внезапно, – но давайте подождем. Попробуйте просто пожить сейчас, разобраться в своих чувствах. Так вы сможете понять, способны ли жить, зная о тайне, но не зная её саму. Если вам не удастся – обещаю, я вам все открою. Я, или ваши друзья, не важно.
Да, заманчиво. Он умеет делать предложения, от которых трудно отказаться. Но от вопросов это его не спасет в любом случае.
—Я согласна. Но у меня есть условия. Они простые, не думайте, – поспешно заверила я его. – Вы просто расскажете мне для начала, зачем вам понадобилось сюда прийти.
— Ключевая фраза тут «для начала»? – он слабо улыбнулся.
— Да.
— Что ж, вы научились из минимума выжимать максимум. Это радует. Раз вы такая прилежная ученица, то – да, хорошо, я отвечу вам на это вопрос. Для начала, – не забыл уточнить он.
— Мне необходимо найти в Нью-Йорке одного человека. К сожалению, времени мало, а город слишком велик. В общем, я отчаялся. А до самолета ещё день. Надо же как-то его провести? Вот я и решил провести его с вами.
Не знаю почему, но мне показалось, что он врет. Нагло и ни капельки не стесняясь. Насчет встречи я ещё готова ему поверить, насчет всего остального – нет.
— Если вы хотите, чтобы я не подала объявления во все газеты, советую сказать мне правду, Северус.
— Я её сказал.
— Нет, вы соврали. И мы оба это знаем. Итак – я вас слушаю.
Он заметно напрягся. Кажется, в нем происходит борьба – сказать мне правду или придумать более убедительную ложь. Хотя я могу ошибаться. Я не самый лучший психолог. Наконец, он вздохнул и посмотрел мне прямо в глаза:
— Никогда не думал, что буду просить помощи у вас, мисс Грейнджер, но придется. Хорошо то, что вы меня совсем не помните, а значит, не презираете. Мне проще будет вам все рассказать. Надеюсь только, вы не вышвырнете меня вон ещё до того, как я закончу.
— Это я вам обещаю – я вас не вышвырну вообще.
— Я бы не был на вашем месте так уверен, – он мрачно усмехнулся.
— Итак, почему я вообще оказался в вашем сумасшедшем городе. Мне на самом деле надо найти одного человека – он должен помочь мне с работой. Его зовут Кристофер Роу, но навряд ли он вам знаком. Я искал его две недели, но найти так и не смог – видимо, старик хорошо прячется в этом муравейнике. Я потратил все те деньги, которые у меня были. У меня нет обратного билета на самолет. А к вам на работу я пришел просто потому, что мне больше некуда идти. По этой же причине принял ваше приглашение и остался ночевать. Теперь можете выбрасывать меня отсюда, – за все то время, что он кратко и сухо рассказывал свою историю, его дыхание не сбилось, выражение лица не изменилось. Как будто он не о себе говорит, а о ком-то постороннем.
— Почему я должна разозлиться на вас? – признаться, этот пункт все ещё оставался неясным для меня.
— Я воспользовался вашим доверием и гостеприимством. Такая удача – я уже отчаялся, а тут встреча в метро с бывшей ученицей. Просто не смог побороть искушение.
— С кем не бывает, – пробормотала я, думая о своих искушениях. – Я не чувствую себя обиженной или оскорбленной, Северус. С кем не бывает. Я на вас не сержусь. Но как же так получилось, что вы остались без средств к существованию?
— Мисс Грейнджер, все дело в том, что две недели назад меня выпустили из тюрьмы, в которой я провел чуть меньше двадцати лет. Тех сбережений, что у меня оставались, хватило на билет до Нью-Йорка и кое-какое существование. Не надо меня жалеть, мисс, – вдруг резко прошипел он.
— Почему вас посадили в тюрьму? – отрешенно спросила я.
— Не уверен, что должен ответить на этот вопрос. Он тоже касается вашего прошлого, а его мы решили не ворошить.
— Именно поэтому не стоит знать правду, да? Потому что там тюрьмы, убийства и боль?
— Да, именно поэтому. Теперь вы понимаете, что так будет лучше для вас же. Просто не задавайте мне те вопросы, на которые я не должен отвечать.
— Скажите хотя бы, какой у вас был состав преступления. Я не спрашиваю, что именно вы сделали, но в общих чертах вы могли бы…
— Я убил человека, – прервал он меня, – и это далеко не самое страшное из моих деяний. Довольны? – злость снова зазвучала в его голосе.
Нет, я не была довольна. Я была благодарна ему за честность. И мне очень хотелось его отблагодарить за неё.
— То есть сейчас вам некуда идти? – зачем-то уточнила я, хотя все и так предельно ясно.
— Нет.
— Могу вам предложить работу. Не совсем то, что вы ищите, но это лучше, чем ничего. Конечно, преподавать вам с такой репутацией никто не даст, но у нас в газете всегда есть работа, не требующая особых навыков… сможете заработать на билет до Лондона. А жить будете у меня – места нам хватит.
Сказала, и испугалась. Не обидела ли я его? Он гордый, это понятно. Он может почувствовать себя оскорбленным. Ведь это очень похоже на подачку. Я знаю этого человека меньше суток, но уже успела понять – жалости он не потерпит.
— Я не вернусь в Лондон – меня там никто не ждет, – его взгляд устремлен в окно, а голос ровный и тихий. Кажется, он не разозлился.
— Тогда можете жить здесь. Зарплата хорошая, да и работа не очень пыльная. Понимаю, жить со мной в одной квартире – это не ваша мечта, но вы сможете со временем снимать комнату. Все лучше, чем жить в порту.
— Мне надо найти Кристофера Роу.
— Мы найдем его. Время не будет поджимать, и мы спокойно сможем искать его, - господи, ну пусть он согласится, просто согласится!
— Зачем вам это, Гермиона? Почему вы так стремитесь помочь мне? Вы меня совсем не знаете. Я вам - никто. Я только что признался в убийстве. И вы не вышвырнули меня, не накричали, не ужаснулись. Вы стали помогать мне. Почему?
— Не знаю, – ответила я просто. – Не могу я вас взять и бросить. Вы…не знаю, может, вы и вправду чудовище, но меня-то это не касается. Почему бы не дать вам шанс? Все имеют на него право. И я хочу вам помочь. Вы мне нравитесь, – определенно, моя голова живет сегодня сама по себе. Я не собиралась это говорить, нет. Но слова вновь вырвались. Проклятье. Надеюсь, он поймет это как-нибудь…иначе.
— Вы странная, Джуд. Вы самый парадоксальный человек, которого я когда-либо встречал, а я встречал многих. И вы первый человек, которому я нравлюсь, – я уже поняла, что когда он злится или напрягается, он называет меня «мисс» или «Гермионой». А когда его настроение повышается на пару градусов, я превращаюсь в «Джуд». Забавно.
— Ну так и оставайтесь. Грех обижать первого человека, которому вы нравитесь, - я покраснела. Нет, я просто самовозгорелась, я это чувствую. Ещё немного, и на моих щеках можно будет жарить яичницу, а, может, даже бифштекс.
— Я останусь. Но только потому, что выхода у меня все равно нет.
— Вы не можете просто согласиться и не говорить гадостей, да?
— Нет, не могу. И Гермиона Грейнджер это отлично знала.
— Её нет. Вы сами не хотите её возвращать.
— Для меня вы все равно она. С одной стороны, все та же настырная девчонка. А с другой… – он замолчал. Не может описать эту мою другую сторону – сам же сказал, что я парадоксальна.
— Дайте мне ваш паспорт, а я вам дам ключи от квартиры.
— Какая мне от этого выгода?
— Я вас устрою на работу, а вы поедете домой.
Глава 3Глава 3.
Я отнесла паспорт Северуса в наш отдел кадров. По дороге успела рассмотреть фотографию - совсем новая, как и сам документ, выданный месяц назад. Видимо, сразу после выхода из тюрьмы. Странно, никогда не знала, что после тюрьмы дают новый паспорт….
Хорошо, что у нас для устройства на работу не требуются рекомендации! Иначе кто бы его взял…ну ничего, на какую-нибудь должность я его пристрою. Я все-таки у нас главный журналист, так что подберут должность, не расклеятся. К счастью, место наборщика было свободно. Работа не самая чистая, но зато платят достойно. В любом случае, выхода у него нет. Так что потерпит.
Я поняла, что поработать мне сегодня не удастся – голова была забита чем угодно кроме проблем мировой важности. Хотя обычно бывало наоборот. Поэтому я решила поискать в Интернете информацию об этом самом Кристофере Роу. Увы, набралось её немного – ему около восьмидесяти лет, он держит аптекарскую лавку в историческом центре Манхеттена и имеет троих детей. В общем, негусто. И чем он мог помочь Северусу – тоже неясно. Ведь Северус преподаватель, а не фармацевт! И почему он не мог найти Роу? Вот, пожалуйста, адрес в Интернете – заходи и читай! Я поймала себя на мысли, что с каждой минутой загадок становится все больше. К сожалению, отгадки пока нет ни одной…
Домой я пришла неприлично рано. Так рано я приходила только в самом начале моей карьеры, когда имела нормированный рабочий день. Честно, мне стало немного стыдно. Ни одной статьи за день, уход с рабочего места – это слишком даже для меня.
В моей квартире витал запах запеченного мяса. Этот запах сроду не обитал в моем жилище, так что его присутствие было крайне приятным и неожиданным. Наверное, Северус решил питаться чем-то кроме кофе и запеканки. Очень разумно с его стороны.
— Рано вы, Гермиона, - сухо произнес он, когда я вошла на кухню.
— Не было желания работать, - я кинула сумку в угол и опустилась на стул. – Вы умеете готовить, Северус?
— Да, умею. И предполагаю, что лучше вас.
— Это нетрудно. Лучше меня готовит добрая половина мира, - пробурчала я, чувствуя себя виноватой.
— Как поживает моя работа?
— Отлично. Завтра выходите. У нас была свободна должность наборщика. Думаю, вам это подойдет.
— Вполне, - кивнул он, не отрывая взгляд от сковородки, на которой тушились овощи.
— Северус, я нашла Кристофера Роу.
Он замер. Потом медленно повернулся ко мне. В его глазах было не любопытство, а беспокойство. Наконец он спросил:
— Где?
— У него лавочка на Манхеттене. Там был адрес, я его записала. В выходные можем зайти туда…
— Да, обязательно, - он задумчиво смотрел на мою обгорелую сковородку, - вы свободны в выходные?
— Я редко куда-либо уезжаю. Если только встречаюсь с друзьями или иду с коллегами в кафе – отпраздновать окончание рабочей недели. Но на этот раз я ничем не занята.
— Прекрасно. Садитесь ужинать.
Во время ужина я наблюдала за Северусом. На холодном, равнодушном лице были заметны глубокие морщины, под глазами появились синеватые мешки, а вены на шее судорожно вздувались. Что происходит? Ещё сегодня утром этого не было! Создавалось впечатление, что он работал без отдыха неделю и не спал как минимум трое суток. Вдобавок ко всему его руки мелко подрагивали. Совсем слегка, еле заметно. Но я заметила.
- Северус, вам плохо?
- С чего вы взяли? – он даже не посмотрел на меня.
- У вас больной вид. Что случилось, пока меня не было? – да, я не врач, но такие симптомы игнорировать трудно.
- Вам кажется.
Я встала из-за стола и подошла к нему. Прежде, чем он помешал мне, я дотронулась рукой до его лба. Температура 39, не ниже. И он мне будет говорить, что с ним все хорошо? Неужели я кажусь такой дурой со стороны?
- У вас жар, - вежливо проинформировала я его.
- Как начался, так и пройдет.
- Ну уж нет! Сейчас я принесу термометр. Если у вас точно жар, мы начнем лечиться.
- Джуд, сядьте и успокойтесь, - он твердо посмотрел мне в глаза. – У меня такое бывает, и всегда проходит. Просто сядьте и забудьте. Ужин остынет.
Я поджала губы. Какой тут ужин? Если он так халатно относится к собственному здоровью, это не значит, что такое отношение правильно!
- Северус, давайте просто померяем температуру. От этого ещё никто не умирал, честное слово. И это даже не больно.
- Я знаю, мисс, что это не больно, - почти прошипел он. – Можете мерить свою температуру до посинения, мне это не поможет. Да, и жаропонижающее тоже не поможет, - он даже рта мне раскрыть не дал.
- А вы пробовали?
- Не сомневайтесь, - заверил он меня. – А теперь прекратите паниковать. И продолжайте кушать.
Я сделала, как он и сказал, хотя вид этого человека меня пугал. Может, я просто не обратила внимания, что он такой? Может, от потрясения я совсем потеряла голову, а сейчас она вернулась? Может, у меня начались галлюцинации? Господи, не может же весь мир сойти с ума! Куда логичнее, что это у меня проблемы.
- Откуда у вас это? – я неопределенно кивнула в его сторону.
- Последствия тюрьмы. Увы, это был не отель класса люкс, - его голос заметно смягчился. – Джуд, если вы хотите, чтобы мы жили мирно, постарайтесь обращать на меня как можно меньше внимания. Так будет лучше и для вас, и для меня.
- Что там с вами делали? – вопреки его просьбе спросила я.
- Да ничего со мной не делали. Просто двадцать лет не проходят бесследно. Перебои с отоплением, питанием, уборкой…из этих мелочей и сложились мои проблемы. Проживи я в том чудном месте несколько меньший срок, отделался бы заболеваниями попроще. Но это был последний вопрос о том, что вас не касается. Больше я отвечать не буду.
- Вы — человек-загадка. И я просто не могу не задавать вам вопросы, - призналась я ему. - Каждое ваше действие, слово, жест - тайна. Вы даже не представляете, как я хочу её разгадать. Вы меня притягиваете, как магнит железные опилки. И я ничего не могу с этим поделать, - надеюсь, моя привычка говорить правду в глаза не выйдет мне боком. В любом случае, сказанного не воротишь.
- В таком случае запаситесь терпением. В ближайшее время это загадка останется не отгаданной.
- Как и мое прошлое?
- Как и ваше прошлое, - подтвердил он. – Это та информация, которая вам совершенно не нужна для спокойной жизни. Я вам это обещаю.
***
В своей комнате я залезла на подоконник. Отсюда, с высоты, мир казался мне ближе и дороже. Машины, люди, тротуары, автобусы, деревья, киоски – все это было так далеко от моего окна и так близко ко мне. Вот та точка – это книжный магазин. А вот та – трамвайная остановка. А там, вдалеке, огни порта.
Порт. Грязный, шумный, пыльный, пропитанный потом и табаком, руганью и солью. Место, которое приличные люди стараются обходить за километр. Место, которое так нравится мне. Я люблю стоять на пристани и смотреть на мутную воду. На её поверхности плавают пятна нефти, бензина, водорослей и окурков. Я люблю смотреть, как корабли причаливают, как их разгружают, как с пассажирских судов сходят люди и бросаются в объятья родственников. Я люблю наблюдать их слезы сквозь смех, их искрящиеся глаза, улыбки…Но мне больно все это видеть. Ведь понимаю, что меня никто не ждет по ту сторону океана. Да что тут говорить, меня никто не ждёт в собственной квартире. А огни порта такие яркие, такие притягательные…как и огни всего города. Я смотрю на них и думаю: «Каждый огонек – это семья. Это люди со своими проблемами, делами, работой и детьми. Они любят, ненавидят, встречаются и расстаются. Они живут в нашем огромном городе, дышат спертым воздухом, гуляют по выходным в парке. У них есть друзья и враги, увлечения и обязанности. И наверняка они не так одиноки, как я. Наверняка у них есть что-то, что я так упорно ищу, но не могу найти. Нет, вру. Ничего я не ищу. Причем уже очень давно».
Теперь у меня появилась Загадка. И жизнь стала интересной. Пусть моя Загадка вредная, сложная, противная, пусть она не собирается отгадываться, но она же моя. Моя личная загадка! Я радуюсь ей, как ребенок. Мне кажется, что в моем мире кто-то зажег лампочку. Или огонь. Мой огонь большого города.
Глава 4Прошу прощения, что глава маленькая. Но она завершенная, поэтому ничего изменить не могу((((в качестве компенсации обещаю, что в пятницу выложу новую главу (если кто-то в этом заинтересован)
Глава 4.
Выходные пришли. Лично я дождалась их с трудом. Мне поход в лавку Роу казался походом в страну чудес. Хотя вряд ли аптека тянет на такое определение.
Центр нашего города – это парадокс в чистом виде. Рядом с современными небоскребами ютятся ветхие домишки, которые никто так и не смог отсюда выжить. В одной из таких лачуг и была фармацевтическая лавка, которую мы искали. Я нашла её сразу же. Удивляюсь, как Северус не смог её обнаружить за две недели.
Внутри было чисто и пусто. Нет полок, заставленных баночками, скляночками, колбочками и коробками. Пустой прилавок, пустые стены…тут вообще кто-нибудь есть? Тут стояла мертвая тишина, которая давила на уши. Мимо моих ног прошмыгнула кошка. Буквально в ту же секунду открылась задняя дверь, и к нам вышел сухой старичок – видимо, сам мистер Роу.
- Чего желаете, мисс? – он обратился именно ко мне. Кажется, Северуса он просто не заметил.
- Мне…да я…в общем…, - я замялась. Мне-то от него ничего не было надо, но Северус упорно молчал и изображал из себя статую.
- У меня часто болит голова. Вы сможете мне помочь?
- Конечно, - глаза старика сверкнули. – А больше у вас ничего не болит? Быть может, душа? – он пытливо уставился на меня.
- А у кого она не болит, мистер Роу…
- Вы правы, - он снисходительно улыбнулся. – Просто ко мне редко приходят люди, у которых болит всего лишь голова, - смех, чуть надтреснутый, разнесся по помещению. – А вам, сэр, чем могу помочь?
- Здравствуй, Кристофер. Не стоит делать вид, что ты меня не узнал, старый пройдоха.
- Как был грубияном, так и остался, - с удовлетворением произнес аптекарь. – И что же тебе нужно? Не помню, чтобы у тебя болела душа… кажется, её вовсе нет. Или теперь все изменилось?
- Мы оба знаем, что моя душа не нужна никому, кроме меня. А вот антидот пригодится. У тебя есть все лекарства, так что ты мне поможешь, - Северус пристально смотрел на маленького мужчину и говорил настолько уверенно, что мне стало не по себе.
- А я думал, мне удалось скрыться от тебя. Ан нет, ты оказался хитрее! – мне показалось, что данный факт Роу только радует. – Привел с собой молодую мисс.
- Поверь мне, Роу, она уже давно не молодая, - отрезал Северус. – И она тут совершенно ни при чем. Давай сюда мое лекарство, и расстанемся до конца наших дней.
- А, тот старый пузырек, что ты отдал мне на хранение? Право слово, не помню, куда я его дел… Столько лет прошло, Северус! Ты думаешь, я помню, где он?
- Старик!!!! – взревел Северус и схватил того за грудки. – Шутки со мной плохи, ты наверняка это помнишь. Мне нужен ТОТ пузырек. Я не знаю, где ты его возьмешь, но ты отдашь его мне. Он мой, и ничей больше.
- Пусти, - прохрипел мистер Роу. – Пусти, иначе ничего не скажу.
Северус поставил его на пол. Я наблюдала за этой сценой со страхом и интересом – лекарства для души? Заветная склянка? Странный старик? Что это такое и из какой это реальности?
- Я продал его. Я продал тот флакон, - с трудом переводя дыхание, ответил аптекарь. – На переезд из Англии сюда мне были нужны деньги, а он щедро заплатил мне… Прости, я не хотел тебя подвести. Ты же сможешь сварить зелье заново?
Северус побледнел. Он и так был бледным, но сейчас цвет его кожи стал странного сероватого оттенка. Он отшатнулся от старика, будто тот был прокаженным, схватил меня за руку и вытащил на улицу. Там, прислонившись лбом к холодной стене дома, он с силой сжал мою руку. Это было так больно, что я заплакала. Однако нашла в себе силы обнять его сзади. Не знаю, сколько мы так простояли. Наконец он прошептал едва слышно:
- Идем домой.
Дома он упал на кровать прямо в верхней одежде и бездумно уставился в никуда. Я робко присела рядом. У меня накопилась целая гора вопросов, но я понимала, что сейчас они неуместны. Их время ещё придет.
Солнце уже зашло, а он так и не пошевелился. Даже ни один мускул не дрогнул на его сером лице. Я не выдержала.
- Северус?
Он кивнул мне.
- Быть может, кофе? Или чаю? Или мне приготовить ужин?
- Бесполезно.
- Что? – непонимающе уставилась я на него.
- Все. Это. Бесполезно.
- Почему?
- Какая разница? Просто это теперь не имеет смысла. Теперь ничто не имеет смысл.
- Что это за склянка, которую Роу продал?
- Это было мое спасение. Теперь его нет. И не могу восстановить состав. Старик убил меня почти так же верно, как пуля.
- Чем вы больны?
- Это неважно. Важно то, что это не лечится. Единственной надежды меня лишили сегодня.
- И сколько вам осталось?
- Год. Два от силы. Больше не протяну, даже если буду стараться. Хотя я итак прожил достаточно…только обидно умирать на свободе. Почему я не умер в тюрьме? – он горько рассмеялся.
Я не могла вымолвить ни слова. Сердце сжалось в комочек из боли, ужаса и жалости. Я вспомнила фразу, которая была моим лозунгом когда-то: «Выход есть всегда!». И тут он тоже должен быть. Плевать уже на мое прошлое, на все загадки, на все проблемы. Северуса можно спасти. Я просто знаю это. Я знаю это так же, как и то, что солнце встает на востоке, а садится на западе. Я знаю, что он будет жить. Знаю.
- Я уеду, как только накоплю на билет, - его голос вернул меня на землю, - не думаю, что теперь мне стоит жить с тобой. В Лондоне я что-нибудь придумаю…
- Почему ты не хочешь жить со мной?
- Ты уже плачешь, - он улыбнулся, - ты же не собираешь плакать на протяжении как минимум года без перерыва?
- Не собираюсь, - я смахнула слезу.
- Именно поэтому я и уеду. Так будет проще тебе… и мне. И я пришлю сюда твоих друзей – должен же кто-то знать, что ты жива и здорова.
- Тебе принципиально, где умирать? – с обидой выдавила я.
- Нет.
- Оставайся.
- Зачем? Какое тебе до меня дело?
- Знаешь, я прожила двадцать лет так, как уже прожила. Быть может, неплохо. Наверное, даже правильно. Я делала все так же, как и другие – завтракала, работала, ужинала. И так – постоянно. Иногда мне становилось грустно, но это быстро проходило. Иногда я хотела что-то изменить. Но все это – фальшь. Это маска, которую я носила. Я не любила и не страдала, я не жила. Я просто существовала. А ты…ты заставляешь чувствовать себя живой, настоящей. Я не знаю, почему так происходит. Я просто прошу тебя – останься. В Лондоне тебя никто не ждет. А здесь есть я.
- Маниакальное стремление спасти весь мир…это так похоже на тебя. Ты всегда стремилась кого-то спасать или защищать. Только раньше ты не объясняла это так… ты изменилась. Так странно смотреть на тебя. Как будто в тебе живут два человека: маленькая Всезнайка и глупый романтик. Иногда появляется ещё и реалистка. Жизнь так меняет людей?
- Наверное. Тебя она тоже изменила?
- Да.
- Останешься?
- Да…
Глава 5Дорогие читатели, прошу прощения, что так поздно выложила продолжение. Уехала в отпуск, а там не оказалось интеренета((( так что теперь обновления будут чаще в качестве компенсациии)))
P.S. Глава не совсем вычитана, в бижайшие дни исправлю
Глава 5.
Я всегда жила одна. А теперь появился в моем доме человек, под которого надо подстраиваться, с которым надо уживаться и по возможности не ссориться. Я училась уступать ему, училась понимать его, разговаривать с ним. Мне кажется, я училась жить заново. Утро теперь начиналось не с будильника, а с тихой фразы «завтрак на столе». Северус решил взять на себя готовку, за что я ему очень благодарна. Правда, от чая с шоколадом на завтрак мне избавиться не удалось, зато мой ужин стал куда разнообразнее прежнего.
Завтракали мы всегда в тишине. У нас не было новостей, чтобы обсуждать их. У нас не было общих интересов. Мы никто друг другу. Но мы живем вместе, и будем жить так до конца. Уж не знаю, до какого конца, но до самого. И эта мысль меня почему-то очень успокаивает.
Ради Северуса я вспомнила, что у меня есть машина. Мне кажется, с его давлением (а у него с ним точно проблемы, это вижу даже я) не стоит толпиться в нашем переполненном метро. Ради него я пытаюсь сделать холодную квартиру уютной. Раньше она меня полностью устраивала, но раньше кроме меня в ней никого не было. А стараться ради себя…может, мне не хватает здорового эгоизма, но стараться ради себя глупо.
Рабочий день проходил как всегда на подоконнике. Я писала статьи, очерки, помогала молодым журналистам и смотрела в окно. Окно стало моим спасением. Когда мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я не выдержу, мой взгляд сам тянулся к нему. Не знаю почему, но теперь суетливый город меня успокаивает. Он помогает мне забыть о конце. Он помогает мне не считать оставшиеся до него дни. Или я просто верю, что помогает.
Моя работа кажется мне неимоверно скучной. Я и раньше не считала её пределом мечтаний, но теперь она стала невыносимой. Как я могла стать журналистом? Чем я думала? Зачем я гублю свою жизнь в этом офисе?
По дороге домой мы разговаривали. Пусть это были дежурные фразы, повторяющиеся изо дня в день, но это был почти разговор. Я интересовалась, как прошел его день, он, отдавая дань вежливости, расспрашивал о моих делах. Потом мы надолго замолкали. Пару раз я пыталась разговорить его, но все это было бесполезно. Он либо односложно отвечал, либо вообще просил не мешать ему думать. Думать о чем? Я даже не знаю, о чем он может вспоминать. Все мои просьбы рассказать хоть немного о его прошлом он игнорирует. Отговорка все та же – в его прошлом слишком много того, чего мне знать не следует. Но мне же так хочется! Ведь мне же интересно!
А вечером мы гуляли. Даже не помню, кто первым принес это в нашу жизнь. Просто как-то незаметно наши вечера стали проходить на улице, на шумных проспектах и в тихих скверах. Мы всегда шагали по городу молча, каждый погруженный в свои мысли. Я думала о нас – обо мне и Северусе. Казалось бы, два совершенно разных, не похожих друг на друга человека живут вместе, работают вместе, проводят все свое время вместе. А на самом деле они так далеки друг от друга! На самом деле, нас ничего не связывает. Ничего, даже эти прогулки. Потому что каждый несет в себе огромный груз боли и разочарований. Мне кажется, что поделись мы этим грузом, нам самим стало бы легче. Но Северус не собирался делиться, а я боялась надоесть ему. И вот, каждый вечер, мы выходим на улицу. Наш маршрут всегда меняется – мы просто идем туда, куда несут нас ноги. Иногда я выходила из задумчивого состояния в самом центре Нью-Йорка, иногда – в глухих окраинах, иногда – в порту. Северусу было все равно, где гулять, но я все же заметила, что шум ему нравится меньше, чем тишина парков. Чем хорош наш город - вечерами его жители обитают не в скверах, а в барах. Они пили, смеялись, ругались, радовались жизни и топили горе в алкоголе. А мы молчали. Только теперь мне кажется, что в этом молчании было больше, чем в их пустой болтовне. Но это теперь. А тогда я училась это великому дару – молчанию.
- Вам скучно, Гермиона, - мы стояли на пирсе и смотрели, как разгружают огромную баржу. Видимо, она прибыла в порт только утром, потому что контейнеров на её палубе было ещё много.
- Почему? – я куталась в шаль – с залива дул холодный, резкий ветер.
- Вы никогда не любили просто молчать, - его губы скривила усмешка,- а слова, которыми мы с вами обмениваемся в течение дня, можно пересчитать по пальцам. Мне кажется, вам не хватает общения.
- Нет, хватает, - несколько резко ответила я. Я боюсь - стоит мне только хоть как-то показать ему, что он мне мешает, надоедает, нагоняет тоску – и он уедет. У него теперь есть деньги, и он может бросить меня. Ничто не держит его рядом со мной, кроме моей просьбы не уезжать. Только мне кажется, что эта просьба для него значит не так-то уж и много.
- Хотите что-то спросить? – проницательно заметил он.
- Вам прекрасно известно, что я хочу у вас спросить. Но вы же все равно не ответите мне.
- За ваше примерное поведение я согласен ответить на пару вопросов. Но только на пару, и только на те, на которые сочту нужным отвечать, - быстро добавил он, очевидно увидев, как загорелись мои глаза.
- Чем вы больны? – честно, меня уже очень давно интересует только этот вопрос. Чем он болен и что ему поможет. Вот и все, и ничего больше мне не надо, я даже не прошу.
- Синдром усталости, - он оперся на парапет, - вам это знакомо?
- Нет такого синдрома. А даже если и есть, то от него не умирают. Скажите правду, - мой голос звучал холодно и отчужденно, как будто меня вовсе не интересует ответ. Господи, почему я не могу добавить в него нежности, заботы, ласки? Потому что знаю реакцию на такие слова. И очень сильно боюсь её.
- Я оставил за собой право отвечать только на те вопросы, на которые захочу. И не надо мне говорить, Гермиона, что у вас плохая память, и вы это забыли.
- Не называйте меня Гермионой, - прошипела я. Эту милую привычку я переняла у Северуса. Не уверена, что мне когда-нибудь удастся избавиться от неё, настолько сильно мы сдружились. – И ответьте только на один вопрос. Клянусь, я не буду ничего больше спрашивать, я не скажу ни слова о своем прошлом. Только ответьте мне на этот вопрос.
- Если я отвечу на него, у вас возникнет целая гора новых вопросов.
- Я не задам их.
- Думаете? Лично я в ваших силах сомневаюсь, - зачем он так ранит меня? Неужели ему это приятно?
- Обещаю.
- Хорошо, - он отвернулся от меня. Теперь его взгляд был прикован к барже. А может, он смотрел в океан. Он смотрел куда угодно, но только не на меня. Почему? – В тюрьме мне давали некоторые…скажем так, препараты. Их надо на ком-то испытывать, и делают это обычно на заключенных. Препараты дают много побочных эффектов, с которыми медицина пока не умеет бороться. У меня было лекарство…да, было. Я предвидел такой исход и смог приготовить его. Но рецепт был крайне сложным, компоненты труднодоступными. И потом, я не смогу сделать то лекарство вновь. Я забыл, как оно делается, - последнюю фразу он произнес одними губами, как будто ему было стыдно за свою забывчивость.
- В чем именно проявляется ваша болезнь? Кроме температуры, давления, слабости и дрожащих рук?
- Боль. Она стала частью меня. Наверное, я бы смог с ней жить, но мой организм не сможет. Ему это просто не под силу.
- Выход должен быть, - твердо произнесла я. Знаю, фраза банальна, но она правдива. Выход есть всегда, даже когда его нет.
- Пора повзрослеть, Гер… Джуд. Вы уже не та маленькая девочка, которая верила в сказки и добро. Добро побеждает далеко не всегда, а даже если и побеждает, то я к нему не отношусь. Не понимаю, почему вы отказываетесь это принять?
- Северус, вам знакома теория относительности? – он кивнул. – Все в этом мире познается в сравнении. Для кого-то вы были злодеем и убийцей, но не для меня. Мне вы не сделали ничего такого, из-за чего я должно относить вас ко злу. Может, кто-то вас ненавидит, но у меня нет для этого причин. И мне все равно, кто и что о вас думает.
- Если скажите, что вы выше общественного мнения, мы поссоримся, - предупредил он.
- Нет, не скажу. Но мне оно без разницы. Вы есть вы. Сейчас, такой, какой есть. Не убийца, а человек. Просто человек, самый простой и обыкновенный. Вот и все, - я встала рядом с ним. Солнце уже заходило, и ветер стал совсем холодным. Пора собираться домой, но мне почему-то совершенно не хочется. Я хочу стоять здесь, рядом с ним, желательно прижавшись к его спине, как тогда, у аптеки. Хочу стоять и молчать. Стоять так долго, пока не наступит ночь, пока не появятся на небосклоне бледные звезды, пока не прибудет ночной лайнер из Европы. А потом хочу увидеть яркие прожектора порта, освещающие многочисленные пристани, хочу увидеть огни кораблей, барж, рыбацких суденышек и танкеров. Хочу стоять здесь и не шевелиться. Жаль, что он не хочет.
Молчит. Как всегда, не говорит ни слова. Но и не торопится уходить. Просто стоит и смотрит вдаль. Наверное, мечтает вернуться домой, вспоминает Лондон, свою прежнюю жизнь. Какой она была? Я не знаю. Наверное, не очень счастливой. Тогда почему Северуса так тянет домой? Почему мы так часто приходим в порт и смотрим, как причаливают корабли из Старого Света? Почему мне кажется, что больше всего он хочет сесть на один из них и уплыть, и никогда не видеть меня? Почему, почему, почему…
***
С той ночи что-то изменилось между нами. Да-да, именно ночи. Из порта мы ушли только под утро, дружно прогуляв работу. Я все-таки подошла и прижалась к нему. Не знаю, что он подумал, но не отстранился. Мне было так хорошо стоять рядом ним, чувствовать тепло его тела, размеренное дыхание, прикасаться к его рубашке. Такие мелочи, которые сделали меня счастливой. Я никогда даже не подозревала, что наше счастье состоит из пустяков. Теперь я знаю это точно.
Теперь я учила его жить заново. Учила улыбаться, потом смеяться, радоваться жизни. Учила тому, чего сама делать никогда не умела – встречать каждый новый день с надеждой, в каждом луче солнца видеть свет, в каждой дуновении ветерка – жизнь. Не знаю, надо ли ему все это, но меня он не отталкивал. Мне кажется, та ночь сделала нас намного ближе. Иначе, почему он теперь будит меня не просто словами, но и легкими прикосновениями к плечу? Почему между нами не висит тягостное молчание? Почему он пытается делать то, что ему совершенно не нужно, но важно для меня? Почему вчера во время прогулки по городу он впервые взял меня за руку? Я хотела спросить, и, если бы не мое обещание, то непременно бы спросила. А так я молчу. Молчу и радуюсь тому, что он рядом. Что пока он не улетел, не уплыл и не уехал. Мне так мало надо от жизни…раньше я этого не подозревала.
Осень пришла и к нам. Все парки были засыпаны листвой, зарядили нудные дожди, небо приобрело свинцово-серый цвет. Наши прогулки с Северусом почти прекратились. Все больше времени мы проводим на кухне за разговорами. Мы говорим ни о чем – наверное, о полной ерунде, потому что утром я не могу твердо сказать, о чем шел разговор вечером.
Сегодня опять идет дождь. Город разукрасился в разноцветные зонты, и мне, из окна моего кабинета, это прекрасно видно. Если и есть что хорошее в осени – так это зонты. Они способны скрасить это мрачное время года.
Обычно по окончании рабочего дня Северус заходит за мной, и мы вместе едем домой. Но сегодня его просьба поразила меня:
- Не хочешь погулять? – он спросил это как бы невзначай, повернувшись ко мне спиной и глядя в окно.
- На улице дождь, - напомнила я ему.
- Да, ты права… - его голос стал отсутствующим.
- Нет, если ты хочешь, то мы пойдем, - я поспешила исправиться. Я не хочу его расстраивать. В конце концов, что плохого в том, чтобы промокнуть до костей? Говорят, в юности это самое обычное дело. У меня не было юности, так что я вполне готова прогуляться под дождем сейчас.
- А чего хочешь ты? – он резко повернулся ко мне.
Как же мне хотелось ответить – того же, чего и ты. Но я сдержала себя.
- Мы давно не гуляли. А ведь погода ни в чем не виновата. Так что пошли, - я надела свой пиджак и поманила его рукой. Северус нехотя отошел от окна и приблизился.
- Ты такая странная. Ведь ты ненавидишь дождь. Ты ненавидишь грязную обувь и запачканные брюки. Ты терпеть не можешь мокрых ног и влажной головы. Тогда почему ты согласна?
- Ты не отвечаешь на мои вопросы. Позволь и мне ответить тебе тем же, - я произнесла это скорее для себя, чего для него, но он услышал.
- Я ответил на твой вопрос, - напомнил он.
- Я на этот тоже отвечу. Но позже.
Дождь закончился. Наверное, небо решило пожалеть меня. И откуда Северус так хорошо знает, что именно я не люблю в осени? Не припомню, чтобы мы об этом говорили. Город весь мокрый, улицы блестят от луж, в которых отражается грязно-голубое небо. А мы идем и молчим. Снова. Интересно, почему?
В парке я с каким-то странным удовольствием загребала ногами палую листву. Смотрела на свои идеальные лакированные туфли, на которых так четко видны следы грязи, и не испытывала привычного раздражения. Я ещё никогда не гуляла осенью по парку. Я никогда в жизни не ходила по лужам, и уж тем более, никогда не стремилась испачкать любимую обувь. Северус уже привычно держал меня за руку и, кажется, не замечал моих чудачеств. Я забралась на бордюр и попыталась на нем удержаться. Никогда раньше не ходила по бордюрам. Как только равновесие решило покинуть меня, рука Северуса не дала мне упасть. Так мы обошли весь парк.
Домой мы возвращались поздно вечером. Неоновый свет отражался от мокрого асфальта, бил в глаза, ослепляя их. За все нашу прогулку мы так и не произнесли ни слова. Северус все так же держал меня за руку, а я была счастлива. Для меня этот простой жест значил столько, сколько для иных значат слова любви.
Дождь настиг нас внезапно. Он хлынул плотной стеной, сбивая с ног, выливаясь на нас с небывалой яростью и силой. Северус перешел через улицу и встал около стены какого-то дома. Сюда все же долетали холодные капли, и ветер бил в лицо нещадно. Я замерзла, меня начала бить мелкая дрожь. Будь моя воля, я вросла бы в дом, а так мне приходилось поплотнее запахивать легкий пиджак. Тут сильные руки буквально пригвоздили меня к стене, а через мгновенье горячее тело прижалось ко мне. Руки Северуса расположились по сторонам от моей головы, а я крепко обхватила его за талию. Положила голову ему на плечо и замерла. Нет, не оттолкнул. Только пододвинулся ещё ближе, вжимая в стену. А может, прижимая к себе. В темноте я не могла разглядеть его лица. Что оно выражает? А, в общем, неважно. Терять мне нечего. А даже если и было бы что терять, я согласна. Приподняла голову и поцеловала его. Будь что будет.
Он замер. Так, как будто не знает, что ему делать. Потом робко, слабо ответил. Я не мастер в поцелуях. Нет, я полный профан в этом деле. Но учиться никогда не поздно. Когда я уже хотела прекратить это недоразумение, которое ко всему прочему и не получалось у меня, его губы захватили мои с животной страстью. Мы так и стояли, прижавшись к стене, по нам хлестал дождь, не было видно дальше собственного носа, но нам было это неважно. Или мне одной было неважно. Но он ведь стоит тут и учит меня целоваться, правда же? Это же не сон и не галлюцинации? Слишком хрупким был момент, чтобы быть реальностью. Но даже если я схожу с ума, мне нравится такое сумасшествие.
Я не помню, как мы пришли домой. Дошла ли я сама, или он донес меня? Шел ли все ещё дождь? Светило ли яркое солнце? Мы ушли ночью или днем? Не помню. Первое, что я помню достаточно ясно, это как мы ввалились в квартиру. Я обнимала его за шею, а он целовал меня и пытался в темноте добраться до комнаты. Неважно до какой, главное, чтобы там была кровать. Впервые мне хотелось быть с мужчиной не потому, что этого требовали мои гормоны, физиология, привычка или что-то ещё. Впервые этого требовала моя душа. Она молила об этом, она жаждала близости. Ей было глубоко наплевать на условности, на кучу вопросов и загадок, на гору проблем и на скорый конец. Она хотела быть счастливой, желанной, любимой. Ей так хотелось ласки и тепла, понимания и доверия, что я не смогла ей отказать.
Дверь в свою комнату Северус вышиб ногой. Я никогда бы не подумала, что он, холодный, уравновешенный, спокойный человек будет так желать меня. Возможно, ему просто нужна женщина. Женщина на одну ночь, без лица и без имени. Хорошо, я согласна. С ним я согласна на все. И самое страшное, что я не могу понять, откуда у меня взялась такая покладистость и такое самопожертвование. Я никогда не была такой. Прагматичная, строгая, четкая. Да, иногда романтичная. Но редко! Моя романтика сидела во мне, она ни коим образом не влияла на меня, если не считать глупых фантазий и мечтаний.
Последнее что я помню из этой ночи – его горячие требовательные губы. А возможно, это было первым.
Глава 6Глава 6.
Слабый свет пробивался сквозь темные шторы. Это первое, что я заметила, разлепив глаза. Веки были невероятно тяжелыми, а телом управлять оказалось и вовсе невозможным. В голове царил полный кавардак, и я не сразу смогла понять, почему я сплю не в своей комнате. Потом вспомнила. И испугалась. Северус ушел. Возможно, навсегда. Я проснулась одна – конечно, только любимые люди просыпаются по утрам вместе. Он давно собирался от меня уехать. И я совсем не удивлюсь, если он наконец-то это сделал.
В квартире его не было. Правда, вещи лежали на своих местах, но кто сказал, что он должен их забрать? На кухне я приготовила свой стандартный завтрак – чашка чая и плитка шоколада. Давно я так не ела…ничего, привыкну. И не к такому привыкали.
Работа. Да, надо собраться и пойти на неё, хотя мое отражение в зеркале считало иначе. Странно, за эту ночь оно как бы постарело. Нет, морщинок не прибавилось, а вот глаза…что с ними? Они потемнели. Из карих стали почти черными. Или это зрачок так расширился?
Ещё один беглый взгляд в зеркало, и я понимаю, что ни на какую работу я сегодня не попаду. Буду лежать на кровати, и лопать свой шоколад. Наверное, к вечеру мне удастся убедить себя, что жизнь не закончилась, что все прекрасно и даже лучше. Так я и сделала. Хотя переубедить себя не удалось. Северус уехал, это ясно. Вместе с ним уехала правда о моей жизни. Но даже это мне не казалось таким страшным, как одиночество. Я только-только начала жить, любить, страдать…и все это закончилось в один миг. Как много может изменить всего лишь ночь. Она может изменить все так, что уже не исправить.
Восемь. Обычно в это время мы приходили домой и садились ужинать. Скорее всего, в холодильнике ещё осталась еда, мне хватит. Нет, не хочу вставать. Лучше просто полежу. А утром начну новую жизнь. Жизнь, в которую не пущу никого. Ни друзей, ни врагов. В ней буду только я одна. Эгоистично? Быть может. Глупо? Несомненно. Зато не больно.
- Я думал, ты не будешь так нагло прогуливать работу, - я услышала этот голос сквозь сон. Отлично. Слуховые галлюцинации – это именно то, чего мне так сейчас не хватает. Будто у меня без них мало проблем.
Кровать прогнулась под чьим-то весом, и чья-то теплая рука легла мне на спину.
- Ты все ещё спишь? – куда тише спросила галлюцинация.
- Нет, - да, я знаю, что брежу. Ну и что? Это даже приятно.
- Ты самая бессовестная прогульщица на свете, - шепот раздался около самого уха. Нет, это слишком сложно для бреда. Больная голова не может такое выдать. Я разлепила глаза.
Северус сидел рядом со мной. Спокойное, я бы даже сказала умиротворенное, лицо, грустная улыбка. Такой близкий и такой далекий.
- Ты не уехал? – голос был хриплым.
- А должен был?
- Я проснулась одна... и подумала, что ты все-таки вернулся в Лондон.
- Ты забыла, что меня там никто не ждет, - жестко произнес он.
- А тут?
- А тут есть ты. Парадоксальное существо, которое зачем-то стремится переделать меня и вытащить из трясины. Которое не может сидеть на месте и безучастно наблюдать. Которое сумело меня расшевелить. И которое подумало, что я позорно бежал.
- То есть ты бежал не позорно? – презрительно выплюнула я. Я убивалась весь день, похоронила себя заживо, а он тут! О, если бы я смогла поднять руку, я непременно влепила бы ему пощечину. Искренне и от души.
- У нас сегодня комиссия. Ты же не хочешь, чтобы меня выгнали с работы, и я повис на твоей шее?
- Ты мог оставить записку!
- Я оставил вещи и завтрак на столе. Ты его не видела? – подозрительно спросил он.
Нет, не видела. Я ничего не видела, потому что слезы лились сами. Я даже чай заваривала вслепую. Какой уж тут завтрак.
- Что ты делала весь день?
- Спала, - я откинулась на подушки. – Я спала и пыталась забыть тебя.
- И как?
- Паршиво. Мне не удалось, хотя я прикончила не меньше килограмма шоколада. Ты так прочно связал меня с собой, что теперь мне не отвязаться.
- Я не хотел. Я даже не понимаю, как это получилось, - он задумчиво водил пальцем по моим губам. – Если бы ты знала правду, этого бы не произошло.
- Ты мне её не расскажешь. Более того, я не хочу её знать.
- Вот как? Уже не хочешь? Отчего?
- Зачем? Зачем ворошить прошлое, если есть только здесь и сейчас? Здесь и сейчас я счастлива. И мне совершенно все равно, что было там, двадцать лет назад.
- Я должен тебе рассказать, - твердо сказал он. – Одно дело жить с тобой, гулять с тобой, разговаривать…и совсем другое знать, что ты моя. Я не хочу ничего от тебя скрывать. Только не сейчас.
- Ты расскажешь мне ВСЕ?
- Да. После этого ты точно выгонишь меня.
- Я уже однажды не выгнала тебя. С чего бы мне менять свое решение? Или ты хочешь, чтобы я тебя выгнала?
- Я расскажу тебе, и ты сама все поймешь. Ты всегда была умной девочкой.
***
- Я не хочу ничего понимать, - упорно твердила я. Сейчас, рядом с Северусом, мне все казалось мелким и неважным. И с чего это я решила, что он ушел? Не знаю. Видимо, страх потерять его затмил мой разум. А теперь он здесь, и я не хочу знать, что было раньше. Как мне теперь разница, в конце концов?
- Для меня есть разница. Будешь слушать?
Я кивнула. Хорошо, пусть расскажет. Но это ничего не изменит. Даже если сейчас окажется, что Северус был насильником, серийным убийцей или что-то в этом роде – я не изменю своего отношения к нему. Пусть он даже и не надеется на это.
Через час я сидела на кровати, прижавшись всем телом к нему, и молчала. Нет, мне было что сказать, но язык отказывался повиноваться. У меня был целый миллион вопросов, которые я хотела и боялась задать. А он, кажется, вовсе не собирался помочь мне.
- Это бред. Этого не может быть. Маги, волшебники, оборотни – это все сказки, которые я даже не читала в детстве. Это фантастика, мираж, воображение, - интересно, сколько раз подряд я прокрутила эту фразу в голове, прежде чем произнесла?
- Это правда. Я могу хоть сейчас доказать, - устало ответил он. Рассказ отнял у Северуса много сил – тени под глазами стали заметнее обычного.
- Как? Невозможно доказать то, чего нет! – запальчиво парировала я.
- Ты считаешь меня лжецом или сумасшедшим? – вот так. Поставил вопрос ребром, и промолчать нельзя.
- Ни то, ни другое, - смущенно пробормотала я.
- Тогда скажи мне, чего ты хочешь.
- Ночнушку новую. Эта совсем износилась, - я указала на кусок ткани, который был на мне. Посмотрим, что он сделает.
А он неуловимым движением достал из рукава длинную указку, направил её на меня и взмахнул. Я скорее почувствовала, чем поняла, что хлопок на моем теле сменился на шелк. Опустила глаза и удостоверилась: вместо старой ночной рубашки на мне новый пеньюар. Отлично. Теперь у нас коллективное помешательство.
- Видишь? Волшебный мир существует. Просто обычные люди не подозревают об этом, - спокойно констатировал Северус.
- Предположим. Предположим, что все…это есть, - решила пойти на уступки я. – Тогда почему маг умирает и не может ничем себе помочь?
Это был нечестный вопрос, и я это знала. Но что мне делать? Если мы сошли с ума, то лучше выяснить этот факт сразу же.
- Я забыл его состав, - будничным тоном ответил Северус. Только вот лицо его потемнело.
- А я не верю! Не верю, что человек, способный одну вещь превратить в другую, взял и забыл! Скажешь правду, если ты уж начал нести этот…
-…бред, - услужливо подсказал он. – Это не бред, Джуд. Это святая правда.
- Тогда почему…, - начала было я, но меня резко прервали:
- Конечно, я помню. Я никогда не забываю рецепты. Но дело не в этом. Дело в том, что мне не хватает одного компонента. А без одного компонента лекарство не действует, ты же понимаешь.
— А купить его нельзя? – для меня, выросшей в Нью-Йорке, просто не существует вещей, которые нельзя купить. Просто существует мало денег.
Он неожиданно расхохотался. Никогда раньше не думала, что он так умеет. Только смех слишком горький. Или мне это кажется?
— Ты же не думаешь, что ингредиенты для волшебных зелий продаются в аптеках?
—Нет, я думаю, что они продаются в магических, - язвительно ответила я.
— Этот компонент нельзя купить, потому что он не продается. И не потому, что у него слишком высокая цена. Наоборот, цены этой просто нет. Он настолько дорог и настолько дешев одновременно…любой бы смог его достать, а я – нет.
— И что это такое? - все-таки у него жар. Как бы пробраться на кухню и притащить сюда жаропонижающее?
— Любовь. В том флаконе, что продал старый пень Роу, была капелька крови человека, который меня любил. Этот компонент очень редкий и запрещенный. И я взял его не самым законным путем. Все было бы хорошо, но этот человек уже много лет как мертв. А флакон, который я отдал в надежные, как мне казалось, руки, бесследно исчез. Что самое обидное, никому, кроме меня, пользы он не принесет. Старик наверняка продал его за бешеные деньги, а наивный покупатель получил обычную воду с гадким вкусом.
— Предположим, - снова начала я гнуть свое, и опять меня заткнули.
— Нечего тут предполагать. Почему ты мне не веришь? Я на твоих глазах сотворил волшебство, а ты даже не удивилась! Неужели люди стали такими непробиваемыми? Или ты исключение?
— Вовсе не то я собиралась предположить, - мне, наконец, удалось вставить свое слово. – Неужели нужна кровь именно того человека? Другой не подойдет? – я плохо разбираюсь в этих хитросплетениях, тем более, что подозреваю, что мы сошли с ума. Но выяснить все точно не помешает.
— Подойдет. Кровь человека, который меня любит, подойдет. Проблема стоит за малым, - он грустно усмехнулся. Мне совсем не нравится эта усмешка. Пусть она будет злой, язвительной, презрительной, но только не такой.
— За чем же это?
— Такого человека нет, – отрезал он.
И тут я взорвалась. Мне уже давно хотелось залепить ему пощечину, но сил не хватало. Сил не прибавилось, зато ярости - хоть отбавляй.
— А, так это у волшебников так принято – переспать, и все? И после такой ночи говорить: меня никто не любит? Значит, все мои слова и поступки – просто ради того, чтобы затащить тебя в постель? Значит, я такая хитрая и расчетливая, что специально пригрела тебя, дала работу, переживала, пыталась помочь всеми силами? И все ради того, чтобы переспать? Вынуждена тебя разочаровать, - рявкнула я из последних сил, - на свете есть любовники получше и подоступнее!
Последние слова я кричала захлопнувшейся за его спиной двери. Откинувшись на подушки, я вздохнула: мой мозг окончательно решил подать в отставку, а сердце решило разорваться в клочья. Так мне, дуре, и надо. Для него это был просто ничем не обязывающий секс. А для меня…
Зазвонил телефон. Я подняла трубку, мысленно проклиная весь свет и того, кто придумал это адское приспособление.
— Джуд Нортон.
— О, Джуди, это ты! – чего мне сейчас не хватало, так это глупого верещание одной из моих приятельниц.
— А кого ты ожидала услышать? – наверное, мой голос можно продавать в комплекте с холодильником – вполне сойдет за морозильник.
— Тебя, конечно тебя! Слушай, детка, ты совсем отбилась от жизни! Не пишешь и не звонишь, забросила нас… устраиваешь личную жизнь? Это славно, но о друзьях надо помнить! В общем, дело такое – сегодня наши идут в клуб гулять! У Стефа родился парень, он так этого ждал. Мы все идем праздновать, так что оставь свою личную жизнь на потом, а лучше прихвати её, и иди к нам! Такой праздник пропускать нельзя, ребенок – это подарок! А так как мы с тобой обе неудавшиеся мамаши, пошли завидовать счастливому папаше! - Мел радовалась так искренне, будто это у нее сын родился. – Ну так как, ты идешь?
Терять мне было нечего, меня только что культурно послали. Так почему бы не пойти и не порадоваться за Стефа? Мне-то все равно, а ему будет приятно.
— Где гуляем?
— О, детка, ты наконец-то почтишь нас своим визитом! В «Слепой аллее» через час, договорились?
— Договорились, - я бросила трубку.
Заставила встать себя с кровати, дойти до ванны и вылить на свою голову не меньше пяти литров ледяной воды. Заставила себя высушиться, соорудить прическу, достать веселенькое платье и надеть чудовищной высоты каблуки. Даже заставила взглянуть на себя в зеркало – а что, миловидная дама лет двадцати пяти. Подцеплю кого-нибудь в этом клубе и весело проведу время. А когда вернусь, Северуса уже и след простынет. А потом все же начну новую жизнь – перееду в другую квартиру, сменю работу, выкину телефон… забуду, что был такой человек, как Джуд Нортон. Я уже однажды забыла, что была Гермиона Грейнджер. И ничего, проделаю тот же фокус снова. И буду счастлива, черт их всех подери!
Глава 7Глава 7
Нет, мне все-таки нельзя пить. Казалось бы, что может сделать стакан хорошего вина? Ничего плохого! А у меня уже начала кружиться голова, в неё полезли всякие глупости…Хорошо, что я успела поздравить молодого папочку до того, как выпила этой дрянной жидкости. Веселиться не хотелось, грустить – и того меньше. Очень хотелось проветриться.
Я выскользнула на улицу никем не замеченная. Ещё бы, есть кому до меня дело! Спасибо, вспомнили, пригласили, а там уже неважно.
Я погрузилась в размышления о том, кто я: либо волшебница, либо сумасшедшая. Откровенно говоря, я не очень-то понимаю разницу между этими понятиями. Мне не хотелось в это верить. Мне очень хотелось верить, что этого дурацкого разговора не было вовсе, что я сплю, и мне снится кошмар. И вот сейчас я проснусь, и…
— Рад видеть вас снова, Джуд, - доброжелательный голос вернул меня на грешную землю, - у вас все-таки какие-то проблемы с душой? Она все-таки болит?
Я не заметила, как пришла в лавку старика Роу. Однако, я стою перед её дверьми, а хозяин ласково мне улыбается. Как я могла тут оказаться? Я же шла в диаметрально противоположном направлении!
— Она, наверное, умирает, мистер Роу. И, думаю, её уже не спасти.
— Глупости, деточка, - беззаботно махнул рукой этот странный человек. – Проходи, поговорим. Я все ждал, когда же пойдешь погулять одна… а то при Северусе обсуждать такие вещи не стоит. Но вы в последнее время постоянно были вместе! А мне так надо сказать тебе пару слов… ты, наверное, уже кое о чем догадываешься?
— Только о том, что у меня не в порядке нервы, - буркнула я, усаживаясь на жесткий табурет.
— О нет, ты не права. Все с ними хорошо, а вот с тобой – нет. Девочка моя, неужели ты думаешь, что я мог продать зелье Северуса? Ну, только честно?
— Я…я не знаю, сэр. То есть оно у вас? И вы хотите убить Северуса? Немедленно отдайте мне эту проклятую склянку!
— Тсс… какая вы шустрая леди. Ведь он, кажется, вас обидел? И вы даже ушли из дому? Однако, готовы помочь ему. Похвально, вы все та же Гермиона. Справедливая, отважная, храбрая…
— Вы меня знали раньше? – с подозрением спросила я.
— Нет. Но слышал о вас. А теперь вернемся к нашей склянке, - миролюбиво предложил Роу. – Итак, она у меня есть, но я вам её не дам.
— Это ещё почему?
— Потому что человек, чья кровь в этом зелье, никогда не любил Северуса так, как любите вы. Именно поэтому я не дал ему заветное лекарство. Ваша любовь вылечит его лучше всех зелий на свете. И вы это знаете.
Старик прав – я это знаю. Только вот Северус не хочет в это верить.
— Я уже стар, Гермиона, и я никогда раньше не принимал решения за людей – в конце концов, это право каждого, провести свою жизнь так, как ему того хочется. Каюсь, впервые отступил от своего правила. Но только потому, что вы его вылечите навсегда, а не лет десять-пятнадцать.
— Откуда вы знаете?
— По вам это видно. Именно по вам, а не по нему. Хотите добрый совет? – я не успела ответить, а он уже начал мне его давать. – Положите свою руку на его грудь. Туда, где его сердце. Но для начала, чтобы было с чем сравнить….приложите к моему, к чьему-нибудь ещё…это совершенно неважно. И тогда вы многое поймете. А если нет – я дам вам эту склянку, клянусь. Причем тогда, когда вы этого захотите.
— Он уже уехал, - мрачно прошептала я.
— Ой ли? Вы это своими глазами видели? Ещё один совет, причем совершенно бесплатный – идите туда, куда вам хочется. Говорят, сердце намного умнее нас. Я, как мастер Душ, вам это подтверждаю. А теперь – идите.
Не успела я опомниться, как уже дотронулась до его сердца, почувствовала легкое тепло и оказалась на улице. В лавке не горело ни одного огня.
Теперь я поняла, что мои ноги живут самостоятельной жизнью, за что я им была благодарна. Пока я обдумывала все, что мне сказал это сумасшедший старик, они несли меня, куда им вздумается. По пути я пару раз как бы случайно натыкалась на людей, касаясь их груди руками. От одних веяло теплом, от других – холодом, от третьих – ничем. Раньше я этого за собой не замечала. Наверное, потому, что никогда не подумала бы, что это что-то значит. Да и сейчас не очень понимала.
Конечно, надо идти домой. Возможно, Северус все ещё собирает вещи, и я успею его застать и остановить… Но пришла я в порт. Так мило – тут все и началось, тут все и закончится. Лайнер из Европы уже причалил. Завтра днем он отправится обратно, и Северус, скорее всего, вместе с ним. Маленькие рыбацкие суденышки сновали туда-сюда по заливу. Их сигнальные фонари прокладывали причудливые дорожки на морской глади. Воздух пропитался запахом рыбы и табака – видно, недавно разгружали баржу. Звезд видно не было – в нашем городе слишком много огней, они затмевают их свет… жаль. Надо будет съездить за город и посмотреть на нормальное ночное небо. И надо продать квартиру и переехать в другой город. Мне всегда нравился Сан-Франциско. Солнце, море, песок, пальмы – красота! Буду валяться целыми днями на пляже и есть мороженое. Моих сбережений хватит на долгую беззаботную жизнь. Куплю себе виллу с бассейном и огромным садом, буду выращивать цветы и рыбок…
— Отличные планы на будущее. Мне нравится твой оптимизм, - голос, прозвучавший за моей спиной, резанул по этой самой спине словно ножом.
— Пришел покупать билет? – как можно спокойнее спросила я. У меня уже был план, простой, как два цента – дотронуться до его сердца, посмотреть, чем это дело обернется, а там действовать по ситуации, то есть – либо убедить его остаться, либо сказать ему, чтобы он забрал свое зелье у Роу. В общем, все честно.
— Да. Корабль уходит…
— …завтра в полдень. Надеюсь, вещи не забыл? Я продам квартиру вместе со всем её содержимым, - мне даже не показалось странным, что он узнал мои мысли. – А впрочем, тебя ведь ничто тут не держит? Так что и вещи, наверное, не важны, - с убийственной холодностью закончила я. Наверное, степень холода только я и оценила.
— Нет, не забыл, - свое отношение к вещам он предпочел не комментировать.
— Не советую ночевать в портовых гостиницах – они даже на одну звезду не тянут, - зачем-то предупредила я. Мне было ясно – домой он не вернется.
— Я и не буду. Погуляю по городу, и все. Я решил, что будет несправедливо уйти, не попрощавшись с тобой. Ты мне очень помогла, и …и я не умею благодарить долго и красиво, поэтому просто спасибо. И прости, - он развернулся, чтобы уйти. Я уже решила сказать ему про Роу, но тут мой язык вновь перестал меня слушаться:
— Можно один подарок на прощанье? – он повернулся ко мне. Я робко приложила руку туда, где находится сердце, а уже через минуту отдернула её с криком. Меня обожгло. Так, словно я коснулась раскаленного утюга, а не человеческого тела. Кожа на ладони покраснела, покрылась волдырями, из глаз потекли слезы боли. Я уже готова была потерять сознание, но прохлада коснулась руки, а ужасное жжение пропало. Северус убрал палочку в рукав.
— Что это было? – недоверчиво посмотрел он на меня.
Я покачала головой. Я сама не знаю, что это такое. Вчера ночью я касалась его груди не только рукой, но и губами. И не через рубашку. И ничего подобного не было! А сегодня…
И тут я поняла. Это было так просто, так ясно, так примитивно! И разговор со стариком, и моя рука, и это чертово жжение, и все-все-все!
— У тебя в сердце так много любви. Ты копил её так долго, что теперь она просто не помещается в твоем сердце, ей там тесно. И она не может выйти, потому что ты ей не даешь. То ли не умеешь, то ли не хочешь. Она разъедает тебя изнутри, это накопленная и нерастраченная любовь, она тебя убивает. Ты поэтому так боишься меня? Поэтому так боишься мне поверить? Потому что не умеешь дарить эту любовь?
Северус смотрел на меня с ужасом. Так, словно я только что влезла в его душу и нагло выпотрошила её до основания. Но клянусь, я этого не делала! Я просто поняла то, что мне следовало давно понять. Но как всегда, озарение приходит слишком поздно.
— Кто тебя этому научил? Кто научил тебя видеть душу человека? – его голос был слаб.
Я сначала не поняла, о чём он спрашивает. Что значит «видеть душу»? Я ничего не вижу, просто понимаю.
Я подняла глаза и посмотрела на него. Смысл слов Северуса стал предельно ясен. Я видела не его. И его одновременно. Это был не тот уставший человек, которого я знала. И не тот, с которым мы гуляли. В нем что-то изменилось. Глаза стали другими, черты смягчились, а на губах играла улыбка. Но настоящий Северус не стал бы сейчас улыбаться. И в его глазах никогда не было столько нежности. И даже его голос был не таким.
Я сильно тряхнула головой, и наваждение спало.
— Так кто тебя этому научил?
— Я была сегодня у Роу, - лучше признаться сразу, не то он меня убьет.
— Интересно, - с угрозой протянул Северус. – И что же он тебе сказал?
— Много чего, - уклончиво ответила я.
— Он к тебе прикасался?
— Скорее я к нему…к его сердцу.
— Все ясно. Старый дурак передал тебе это умение – видеть душу человека. Очень опасная и бессмысленная вещь, особенно если не умеешь ей пользоваться. Попроси, чтобы он тебя научил, - он снова развернулся и пошел вдоль по пирсу.
— Постой! – я все-таки крикнула. Догнала его и сказала то, что обязана была сказать. – Роу тебя обманул, твое зелье все это время было у него. Ещё успеешь до отхода корабля забрать.
— У него? Какой смысл ему врать? – с сомнением спросил Северус.
Я пожала плечами и повернулась к морю. Зачем ему знать правду? Он же уплывает!
— Не ври мне, - в голосе вновь зазвучала угроза.
– А я и не вру, – какая-то бесшабашная храбрость ударила мне в голову. Или это остатки давешнего вина? – Хочешь знать правду – слушай! – злость снова начинала подниматься в груди, и я еле сдерживала себя, чтобы не закричать. – Этот старик, в отличие от тебя, сразу понял, как я тебя люблю! И он поверил, что моя любовь сильнее любви это склянки! Он поверил, а ты нет! Вот и катись в свой Лондон, тебя там никто не ждет! Знай, что и здесь ждать не будут! Это же так здорово, быть сильным и одиноким! Наслаждайся своей свободой! Не буду мешать! – не знаю, зачем я высказала все эти ужасные слова, но мне стало легче. По крайней мере, теперь я знаю, что я сильнее этого.
Мне хотелось прыгнуть в воду, сделать что–то безрассудное и глупое. Пусть моя новая жизнь так и начнется!
И я прыгнула в этот грязный омут, но мне было все равно. Отсюда, из воды, огни были особенно красивы. Они легко дрожали на воде, так ласково искрились…вода холодная, но мне все равно, даже если замерзну до смерти. Это тоже новая жизнь в каком–то смысле.
Сильные руки вытащили меня на пирс, и суровый голос принялся меня отчитывать. При этом он явно не стеснялся в выражениях, но мне было все равно. Мы сидели, как два дурака, свесив ноги с причала и кутаясь в объятьях друг друга. При этом голос продолжал меня ругать на чем свет стоит, не забывая упоминать, что «у гриффиндорцев никогда мозгов не было, но не до такой же степени». А мне было очень хорошо, голос убаюкивал, руки согревали. Уже сквозь сон я услышала:
– Ты не против перед переселением в Сан– Франциско наведаться в Лондон? Твои друзья будут рады узнать, что ты жива и здорова.
– Угу, обязательно, – я устроилась поудобнее, – но сначала ты мне расскажешь, как я потеряла память, как попала сюда и все такое…а потом я подумаю. Может быть.
– Ты шантажистка, ты это знаешь? Да ещё и с таким даром…
– Угу, – веки слиплись, и я провалилась в сон.
Эпилог.
Теперь прошло уже много лет, и эта история стала именно историей, уступив место жизни. Мой дом в Калифорнии – просто прелесть, моя работа – в науке, моя дети – слава Богу, учатся за тысячу километров от меня и не мешают маме наслаждаться жизнью. Нет, вру. Я по ним скучаю. Но я же заслужила маленький отдых, верно?
Моя жизнь – это странный калейдоскоп горя, боли, зла, любви, счастья и нежности. В ней причудливо сочетаются магия и моя прошлая жизнь, аппарация и любимый автомобиль, лаборатория и аптека рядом с домом, палочка и привычка все делать своими руками. Именно это придает ей острастку. У меня два имени и три фамилии, своя лаборатория, трое детей, муж, сад и две собаки. Я стала ещё более легкомысленной, чем раньше, и куда более циничной. Иначе мне просто не выжить среди людей, чье чувство юмора граничит с сарказмом. И мне нравится такая жизнь. Нравится просыпаться утром под звонок от дочери из Лондона: « Мамуль, что мне сегодня надеть? Клянусь, мой гардероб исчезает за ночь!». Нравится получать письма от сына: « Мам, со мной все хорошо. Надеюсь, с папой тоже». Наверное, он заранее заготовил штук сто таких писем и шлет мне их каждую неделю. Нравится, когда младшая дочь звонит черт знает откуда и радостно сообщает, что открыла очередной вид редкого растения и непременно пришлет его мне, как только сможет переправить его нелегально через границу. Я люблю эту суету, этот гомон, этот шум…
Но больше всего я люблю просыпаться под его поцелуи. Легкие, почти невесомые, но такие важные для меня. Люблю, когда он говорит свои ехидные слова, выражая так свою любовь. Раньше он не умел и этого, но ведь он учится. Люблю, когда на болтовню дочерей он отвечает кривыми улыбками, а на письма сына – косыми усмешками.
А ещё я люблю смотреть с ним на Огни. Когда–то они нас свели. Когда–то мы смотрели на них, будучи чужими людьми. А теперь – теперь это наши Огни. Огни большого города. Нашего города.