Глава 1Примечание: АУ по отношению к эпилогу ГП и к «Чертополоху» Ассиди. Спасибо Ассиди за ее персонажей, и Redhat - за персонажей и «драклов», которых я нагло одолжила:)
Мама до сих пор говорит, что это – реакция. Я сомневаюсь. По-моему, это просто здравомыслие и чувство самосохранения. В любом случае, от создания Начальной Школы волшебники больше выиграли, чем проиграли. А я – тем более. Потому что именно это милое заведение дало старт моей карьере. Нигде, кроме как в сфере образования, я работать не хотела, а в Хогвартс вчерашнюю выпускницу, без опыта работы и особых достижений, не горели желанием приглашать. Да и нелепо это: только что училась сама и вдруг – профессор Уизли! А так, после трех лет возни с малышней, с рекомендациями Директора Начальной Школы, в Хогвартсе крепко задумались: а вдруг преподаватель по маггловедению им действительно нужен?
А он им был нужен, да еще как. Все та же не дающая маме спокойно спать и общаться с окружающими «реакция» окончательно отгородила нас от маггловского мира; знатоков культуры, обычаев и, тем более, науки магглов стало куда меньше, чем до Войны. И тут – смотрите: умная, молодая, перспективная, с магглорожденной матерью (для бОльшего понимания предмета) и чистокровным отцом (для благонадежности). От добра добра не ищут, вероятно, подумал профессор Поттер, и я была зачислена в штат. Иногда, впрочем, меня посещали не слишком приятные мысли о том, что не последнюю роль сыграла давняя дружба Директора с моими родителями… Но не в моих правилах предаваться пессимизму.
Было забавно и необычно добираться до Хогвартса не на Экспрессе, а через камин в кабинете Директора. А уж сидеть вместе с преподавателями, разглядывая учеников в зале – особенно растерянных малышей – тем более. Мне дали шестой и седьмой курсы, чему я немного удивилась. Впрочем, профессор Поттер охотно пояснил, что маггловедение – продвинутое, так сказать, маггловедение – не является обязательным предметом, посему (после краткого курса, читаемого в Начальной Школе для общего развития) занимаются этим предметом только те, кто решил стать аврором или чиновником Министерства. В рамках все той же «реакции» — вполне логично.
Первый же урок принес мне первое потрясение. Не ознакомившись заранее с журналом и списком учеников, я не успела подготовиться к ожидавшему меня сюрпризу. Надо сказать, что стараниями любимых родителей я неплохо разбиралась в новейшей истории Магического мира, а потому, обнаружив в списке фамилию «Лестрейндж», с трудом подавила желание рвануть к камину и срочно связаться с авроратом. Но трехлетний педагогический стаж не прошел даром: мне удалось собрать волю в кулак и быстро прийти к выводу, что если ребенок здесь, то аврорату об этом давно известно. Жаль, что меня не предупредили. Не пришлось бы детям любоваться на мою богатую мимику.
Помимо Барти Лестрейнджа, в списке наблюдался один Уизли, и в который раз я тяжко вздохнула, размышляя над обширными родственными связями моего семейства, не сулившими мне, как преподавателю, ничего хорошего. Однако в Начальной Школе мне уже доводилось вести уроки у своих родственничков, и они убедились, что добиться снисхождения Роуз Уизли исключительно за счет фамилии невозможно. С этим тоже справимся.
Кое-как проведя занятие у седьмого курса, я добралась до камина и связалась с мамой. Появившаяся в огне голова устало вздохнула в ответ на мой вопрос и посоветовала обратиться к Директору. Мол, профессор Поттер куда лучше объяснит мне, откуда в Хогвартсе взялся ребенок со столь прославленной фамилией. Ждать более подходящего момента для разговора я была не в состоянии и, кипя от негодования, ворвалась в кабинет Директора, с трудом припомнив выданный мне утром пароль. В глубоком старинном кресле у камина сидел Спаситель Магического мира, Мальчик-который-выжил, дядя Гарри, ныне просто директор Хогвартса. Как ни странно, профессор Поттер приветствовал меня вполне доброжелательно.
- Профессор, мама сказала…
Тысяча драклов, более неудачного начала разговора даже трудно себе представить! Я ведь давала себе слово: ни при каких обстоятельствах (кроме, конечно, совсем уж экстремальных) не использовать знакомство Директора с родителями в личных целях!
- Я вас слушаю, профессор Уизли, - невозмутимо произнес хозяин кабинета.
- Лестрейндж… У меня есть студент… оказался… в журнале… Барти Лестрейндж… Мама рассказывала… Они погибли, были Упивающимися…
Очевидно, мои слова не стали неожиданностью. Ответ Директора прозвучал заученным параграфом из учебника, давно уже не интересным ни учителю, ни ученикам.
- У Рудольфуса и Беллы Лестрейндж была дочь. Она родила ребенка от Барти Крауча-младшего — того самого, который преподавал в Хогвартсе ЗОТС под оборотным зельем, притворяясь Аластором Хмури. Очевидно, после казни Крауча – поцелуя дементора…
Директор поморщился, словно коснувшись давно затянувшейся, но всё еще ноющей перед дождем раны.
- …после гибели Крауча она дала ребенку свою фамилию, а тот, в свою очередь, назвал сына в честь собственного отца. Я не вижу ничего странного в том, что наследник старинного британского магического рода учится в Хогвартсе.
- Но, профессор, они же Упивающиеся!
- Кто? Мальчик, родившийся за пару лет до победы над Вольдемортом? Или его сын?
Спокойный, сочувственный голос Директора вернул меня в настоящее. Из головы мигом улетучились фантазии о подполье Упивающихся, о новом Темном Лорде, поднимающем голову в нашей Школе. Мне стало стыдно за свою горячность. Тоже мне, спасительница магического мира. Вообразила себе невесть что.
Глава 2Все-таки с профессионализмом у меня пока дела обстояли действительно неважно. Я даже не подумала на первом занятии толком познакомиться с детьми: слишком была занята мыслями о возрождении Упивающихся. Дура великовозрастная. Но к следующему уроку приступила уже во всеоружии. И мистера Лестрейнджа тоже не обошла вниманием. Мальчик оказался сдержанным, воспитанным и каким-то на удивление холодным. Слизеринец, что с него взять. Кстати, к зеленой эмблеме факультета мне пришлось привыкать: слизеринцев в моих группах оказалось не так уж мало — что на шестом курсе, что на седьмом. Мне было трудно поверить, что их привлекла стезя авроров; оставалось думать, что родители уже приготовили этим славным мальчикам и девочкам тепленькие местечки в Министерстве. Что ж, во все времена Слизерин славился умением приспосабливаться к обстоятельствам и извлекать из них выгоду. А сейчас чистокровность – не последний плюсик в анкете. Реакция, драклы её за ногу.
- Профессор Уизли, почему вы не дали мне темы для курсовой?
Я обернулась, не успев подготовить ответ. Барти Лестрейндж смотрел на меня сверху вниз, и я впервые заметила, как странно смотрится сочетание огненно-черных глаз и коротко остриженных соломенных волос.
- Зачем?
- Мне это интересно.
И попробуй, откажи. Интересно ему. Шпионим, мистер Лестрейндж?
- Если хотите, можете присоединиться к мисс Уизли.
- Я бы хотел работать самостоятельно. Возможно, вам тоже был бы интересен этот вопрос. Я много читал, и заметил, что в наших источниках содержится на удивление мало информации о маггловских исследованиях, касающихся магии. Современных исследованиях.
Надеюсь, со временем моя мимика станет менее выразительной. Преподаватель, у которого на лице послушно отражается каждый завиток мыслительной деятельности, рискует получить справедливое обвинение в профнепригодности. Особенно, если его ученики так проницательны, как мистер Лестрейндж.
- Насколько я понимаю, вам известна моя родословная. Возможно, именно это стало причиной вашего предвзятого отношения.
Щенок. Наглый надменный щенок. Выродок. Плевать на моё выражение лица. В конце концов, все мои подозрения имеют под собой реальную почву, а вот ему никто не давал права так разговаривать с преподавателем.
- Соблаговолите явиться на отработку к завхозу. Каждый день на протяжении ближайших двух недель, - как можно более ровным голосом сообщила я, закрыв дверь кабинета, повернулась спиной к Лестрейнджу и пошла по коридору.
- Непременно, - раздался позади резкий, но неизменно почтительный голос.
Я не стала проверять, как идут отработки. Но вот удержаться от того, чтобы снимать баллы со Слизерина практически на каждом занятии, было трудно. Барти с того дня держался тихо, со мной не препирался, но что-то в его взгляде меня безмерно раздражало.
Девятнадцатого числа я свалилась на голову домашним в компании Директора, ставшего на этот вечер просто дядей Гарри. Гостей набился полный дом, мама выглядела совсем девочкой, и я случайно увидела, как они с папой целовались на веранде. Настроение стало совсем праздничным. Поскольку по четвергам у меня не было уроков, можно было не возвращаться на ночь в Школу.
- Уффф, - мама встряхнула волосами и присела рядом со мной на ковер у камина. – Все, уже двадцатое. День Рождения закончился, так что теперь будем просто болтать. Что у тебя новенького?
Мы обсудили помолвку Хьюго, посмеялись над дядей Перси, который был до того горд новорожденным внуком, что говорил только о нём, позабыв даже о своем любимом «новом политическом курсе Министерства». Я делилась впечатлениями о работе в Хогвартсе, а потом рассказала маме про Барти Лестрейнджа, и она посоветовала быть сдержанной и терпеливой. Я глупо огрызнулась и больше не затрагивала эту тему.
Возникла она снова помимо моей воли, когда Директор попросил меня остаться после педсовета, и, нервно поглядывая на портрет профессора Дамблдора, рассказал мне о бывшем декане Слизерина. Конечно, я и раньше слышала о Снейпе – профессоре Снейпе, поправил меня Директор, — но такие подробности оказались неожиданным. В свою комнату я ушла далеко за полночь, и долго еще не могла заснуть, думая над его рассказом. История любви и ненависти несчастного шпиона, признаться, поразила меня, и я больше думала о его одиночестве и жалела, что рядом с ним не оказалось умной, понимающей женщины, чем размышляла над своей проблемой. Наутро мне стало стыдно. В конце концов, Директор рассказал мне все это не для того, чтобы пробудить девичий романтизм, а чтобы напомнить: не стоит переносить на детей свое отношение к их родителям. И я дала себе слово постараться быть более объективной к Барти. А заодно и задумалась, почему — в то время как остальные ученики по большей части остались для меня мистерам и мисс — его я мысленно называла только по имени. Сказывалась инстинктивная ненависть к погибшим задолго до моего рождения Упивающимся, носившим ту же фамилию? Нежелание признавать, что этот мальчик имеет право быть наследником своего рода, несмотря на все прегрешения деда, прабабки и прадеда? Возможно.
Время катилось снежным комом, вот уже счет пошел не на дни, как в начале моего пребывания в Хогвартсе, а на недели, на месяцы. Закончился семестр, и все ученики собрались разъезжаться по домам. Я тоже была намерена провести праздники дома, но на предложение подежурить в школе во время каникул согласилась: я ни разу за время учебы не проводила в Хогвартсе Рождество, и мне стало интересно, как его здесь отмечают. Вместе со мной оставался Директор, к которому должны были приехать тетя Джинни, Джеймс и Лили. Альбус опять где-то пропадал, но клятвенно обещал объявиться двадцать седьмого числа, на свой День Рождения. Третьим преподавателем, никуда не уезжавшим на каникулы, был декан Слизерина, с которым у нас установились приятельские отношения. Профессор Эйвери, принадлежавший к континентальной ветви своего рода, все еще говорил по-английски с легким акцентом, но шутил с легкостью, поразительной для иностранца.
- Моя дорогая мисс Рози, вашими стараниями мои подопечные вынуждены снова одерживать победы на квиддичном поле: иначе Кубка Школы нам не видать, как своих ушей. А слизеринцы, знаете ли, очень честолюбивы, - весело шепнул он мне во время обеда в последний учебный день.
- Много ваших остается в Школе на каникулы?
- Семь человек. Но зато каких! У меня будет достаточно забот.
Не знаю, зачем и почему у меня вырвался следующий вопрос, но я надеялась, что мне удалось задать его максимально непринужденным тоном:
- А Барти… мистер Лестрейндж? Он едет домой?
Эйвери помрачнел.
- Вы, очевидно, не в курсе. Ему, собственно, некуда ехать. Там сложная ситуация: мать живет во Франции, где он и родился, а отец уже много лет судится с Министерством за Имение. Долгое время в Британии думали, что никого из Лестрейнджей не осталось.
- Я тоже так думала.
- Так что… Впрочем, как раз этот ученик мне никаких хлопот не доставляет.
Глава 3Огоньки гирлянд, порхающие по залу; запах свежих еловых веток; призывно подмигивающие под нарядной елкой свертки — это Рождество запомнится надолго не только мне. Лестрейндж сидел за столом, изредка поглядывая на Директора и его жену. Как ни старалась, я не смогла увидеть в этом взгляде злости или ненависти. В нем была только зависть: тоскливая, как вой волка-одинца в полнолуние, неизбывная, как трансформация оборотня, привычная, как утренний взгляд в зеркало. Я тряхнула головой и отвернулась. Ни к чему мне эта чужая тоска, пусть они сами расхлебывают то, что наворотили.
- Рози… можно мне на сегодня оставить церемонии?
Я, улыбнувшись, кивнула, и профессор Эйвери непринужденно продолжил:
- Я очень рад, что вы тоже остались в Школе. Наш коллектив, знаете ли, моя дорогая, нуждается в сплоченности. Да, именно. Мне еще не приходилось работать в столь разнообразном обществе. Говорят, после Войны у вас были сложности с кадрами.
Еще бы, мрачно подумала я. Старики либо погибли, либо ушли на заслуженный отдых. А кто не ушел сам, тому помогли. Реакция, чтоб ее…
- Я считаю, нам совершенно необходимо узнать друг друга получше. Насколько я понимаю, вы преданы своему делу, и не собираетесь оставлять это место?
Я снова кивнула, непроизвольно взглянув на Барти.
- В таком случае, я предлагаю выпить за наше многолетнее успешное сотрудничество!
- С удовольствием.
В свою комнату я возвращалась, пошатываясь. Поттеры, очевидно, решили продолжить праздник в узком семейном кругу, а из-за отсутствия Альбуса я не горела желания к ним присоединяться. При всей моей любви к тёте Джинни, по-настоящему привязана я была лишь к братишке, а он появится только послезавтра. Избавиться от назойливого общества Эйвери оказалось не так просто: он умудрился нагнать меня у самого порога и долго еще говорил о важности дружбы между коллегами для педагогического процесса и репутации Школы. Болтун. Наверняка профессор Снейп отличался от него в этом смысле в лучшую сторону. Впрочем, тот бы не стал уделять много внимания моей скромной персоне. А жаль, люблю сильных мужчин.
Я пожертвовала тактичностью в пользу личного спокойствия и отказалась от предложения выпить наедине чего-нибудь эдакого для закрепления профессиональных связей. Надеюсь, дверью хлопнула не слишком громко. Впрочем, войдя в комнату, я сразу забыла об этом: хоть и стыдно признаваться в инфантильности, но моя любовь к рождественским подаркам ничуть не изменилась с детства. А подарков в комнате оказалось предостаточно: яркие свертки огромной кучей громоздились около камина. Чего там только не было: стопка книг от мамы, янтарная картина от Хьюго, волшебная косметика от тети Флёр и кузин, чудесные новые перчатки от дяди Билла, шарик непонятного назначения от дяди Джорджа, платье (как всегда не того размера) от папы и еще целая куча нужных и ненужных вещей. Я уселась на пол, с наслаждением перекладывая подарки из одной кучи в другую.
Проведя за этим занятием часа два, я уже начала засыпать, когда, наконец, заметила серебристую коробочку на подоконнике. Поскольку подарки от тети Флёр, Виктуар и Доменик я уже благополучно распаковала, а прочие родственники не испытывали симпатии к подобной цветовой гамме, то коробочка меня заинтриговала. Легкое, радостное предчувствие всколыхнулось вечерним конфетти, и я, аккуратно взяв подарок, принялась его с интересом разглядывать, перебирая в уме всех, кто еще мог бы поздравить меня с Рождеством.
В коробочке оказалось зеркальце в осыпанной алмазной крошкой рамке. И записка: «Моей дорогой коллеге на долгую память». Драклов Эйвери!
На самом деле, получить подарок от симпатичного слизеринского декана было приятно, но непонятное разочарование не дало мне в полной мере насладиться женским триумфом. Я посмотрелась в зеркальце и показала своему отражению язык. Глупо, в конце концов.
- Не от Барти же я ждала подарка, - решительно шепнула я и пошла спать.
Все-таки пить мне однозначно нельзя. Таких снов не снилось, честное слово, лет с шестнадцати — с порхающими в низу живота бабочками и охватывающей ранним утром маятой. Припомнить, что именно мне снилось, я не стала даже пытаться. Вот еще, баловаться. Что я, старая дева? Не так уж много времени прошло с того дня, когда я рассталась с Тео. Еще как минимум полгода можно спокойно прожить без мужчины.
«Только не без такого», - рвануло в гортань сердце, стоило мне взглянуть на мальчишку, стоящего у стрельчатого окна в коридоре. Наверное, похожие глаза были у его знаменитой прабабки — горящие темным огнем, безумные. И совсем неуместные на растерянном, бледном полудетском лице.
- Профессор, я не успел вчера…
Я засмеялась, вспомнив своё разочарование от записки Эйвери. Барти окончательно стушевался, и, сунув мне в руки точно такую же серебристую коробочку, ушел. Вы когда-нибудь получали подарки от своих учеников? А от тех, которые снились вам предыдущей ночью в крайне неприличных ситуациях? Сон вспомнился сам собой, и я порадовалась, что мальчишка не стал дожидаться, пока я разверну подарок. Не думаю, что смогла бы в этот момент «держать лицо». Все-таки с моей мимикой надо что-то делать, это просто недостойно даже обычной ведьмы, не то что хогвартского профессора.
В коробочке была ёлочная игрушка. Легкий, желто-зеленый стеклянный домик, чуть припорошенный снегом. Я вернулась в комнату и повесила его на стоящую в вазе еловую ветку. Счастливого Рождества.
Глава 4Хвала Мерлину, я никогда не была большим специалистом по боевым заклятиям. Да и вообще привыкла больше полагаться на собственные ноги и крики, чем на магию. Так что по Школе разнесся мой оглушительный визг, а прикорнувший на ковре около кровати человек остался цел и невредим. Хотя, по большому счеты, визжать тоже особой причины не было: кто, кроме этого рыжего недоразумения, полез бы с утра пораньше ко мне в спальню?
- Я тоже рад тебя видеть, - сладко потянулся Альбус.
- С Днем Рождения, братишка, - ответила я, треснув его по голове подушкой.
То ли потому, что мы – одногодки, то ли еще по какой причине, но мы сдружились еще в раннем детстве, и с возрастом, не смотря на разные интересы и круг общения, наша близость не уменьшилась. Я давно подозревала, что от меня тут мало что зависело: Альбус попросту сам выбрал себе друга из многочисленной родни. Наверное, даже в колыбели он самостоятельно решал, с кем общаться и насколько тесно. В список «желательных», а уж тем более «особо приближенных» попадали немногие. С годами я всё больше убеждалась, что каждый человек относился к нему именно так, как того хотел Альбус. Странный талант. Думаю, тут замешана магия имен, а для своего младшего сына дядя Гарри приготовил такой коктейль, что мало не покажется. Только третьего имени – Том – не хватало. Хотя Геллерт бы тоже подошел.
- Марш из моей комнаты. Мне надо переодеться, - пояснила я, не решаясь вылезать из-под одеяла в ночной рубашке.
Усмешка на лице Альбуса, заставила меня тяжко вздохнуть, откинуть одеяло и, собрав в кучу сваленные в кресле вещи, отправиться приводить себя в порядок в ванную. Сам он не испытывал ни малейшего смущения, шляясь в моем присутствии в одних трусах (а то и без них). Может быть, он прав, и глупо стесняться того, с кем тебя купали в одной ванне и сажали на соседние горшки.
Заболтавшись, мы пропустили завтрак и опомнились лишь с приходои тети Джинни.
- Так я и думала, - с торжеством в голосе констатировала она. – Вы собираетесь обедать, или раньше ужина вас не ждать?
Мгновенно ощутив жуткий голод, мы наперегонки рванули в столовую. На лестнице я чуть не сбила с ног застывшего на месте Барти и только тогда сбавила темп, вспомнив, что преподавателю не пристало носиться по лестницам, сломя голову.
- Добрый день, профессор, - спокойно поздоровался он и с интересом посмотрел вслед пронесшемуся дальше Альбусу. – Семья Директора в полном сборе?
- Да, вы правы, - кивнула я и быстро пошла за братом, не надеясь, впрочем, его догнать. Добравшись до столовой, мы застали Альбуса уже с аппетитом уплетающим рагу в большой компании. О том, что застали именно «мы», я поняла по быстрому взгляду, который он метнул поверх моей головы. Увы, взгляд не предвещал ничего хорошего. Похоже, братишка вознамерился завести очередного врага. Окончательно пав духом, я обернулась и, как и ожидала, увидела стоящего позади меня с непроницаемым лицом Лестрейнджа. Не было печали.
- Приятного аппетита, - бросил Барти мне вслед и вышел из столовой.
- И чем он тебе не понравился?.. - подкладывая в свою тарелку салата, спросила я.
- Кто? – Альбус невинно взмахнул ресницами.
- Это мой ученик, между прочим. Очень способный мальчик.
- Не сомневаюсь. Интересно только — на что?
Я махнула рукой и принялась за еду. Тем более, продолжать этот разговор на глазах окружающих - особенно вездесущей и обожающей подслушивать Лили – не стоило.
Ближе к вечеру камин в кабинете Директора штурмовала дюжина родственников, в том числе мои родители. Последовало вручение очередных подарков. После Рождества от этой процедуры все уже устали – мне всегда было немного жаль Альбуса: мало хорошего в том, чтобы родиться двадцать седьмого декабря, когда застолья и поздравления уже и так успели утомить. Как всегда, не хватало сил и времени на то, чтобы толком пообщаться с каждым. Обидно, конечно, ведь мы не так часто видимся, но я привычно сделала выбор в пользу мамы. Надеюсь, братишка не надумает никуда удрать хотя бы до понедельника и за три дня нам хватит времени наговориться.
К полуночи мне очень хотелось спать, и я удалилась, тихонько попрощавшись с родителями. Ничего невежливого тут не было: им и без меня весело. А Альбуса все равно нипочем не отпустят, да он и сам не захочет уходить так рано — даже для того, чтобы еще часа три не давать мне заснуть своей болтовней. И вообще, пусть спит в той комнате, которую приготовил для него дядя Гарри (я уже заново освоилась с необходимостью мгновенно перескакивать с домашнего обращения на официальное в зависимости от ситуации). Мне удалось незаметно ускользнуть и без приключений добраться до спальни. Вот и ладушки. Хватит и того, что профессор Уизли бегает по Школе, пугая учеников. К чему им видеть своего преподавателя, вприпрыжку возвращающегося к себе и напевающего под нос маггловскую песенку с сомнительной мелодией и еще более сомнительным текстом?
Как только я улеглась в кровать, сонливость как рукой сняло. Ну что за напасть? Взмахнув палочкой, я шепнула «Люмос» и взяла книжку. Новые учебные пособия нашего Министерства — лучшее снотворное. Поговаривали, что весной должна нагрянуть очередная комиссия. Что ж, буду радостно доказывать, что я квалифицированный специалист по тому бреду министерских методистов, который они гордо называют «Рекомендациями по преподаванию дисциплины «маггловедение» в группах, выбравших этот предмет своей специализацией». Кто кого выбрал? И какая, к драклам, специализация по маггловедению в Хогвартсе? Пытаясь найти на страницах почти четырехсот страничного талмуда ответы на эти и многие другие вопросы, я снова заклевала носом и, едва успев убрать свет, задремала. О том, что надо бы поговорить с Альбусом насчет Барти, я подумала уже во сне. Разве это дело — так зыркать на ребенка? Он даже обедать не пошел с перепугу. В ответ на эти мои сбивчивые укоры неизвестно откуда появившийся Барти улыбался и щурился, словно сытый кот на солнышке.
«И ничего я не испугался», — словно хотел он ответить. Просто принял к сведению. Врагов надо знать в лицо, профессор Уизли. «У меня их много, я в этом разбираюсь, Рози, дорогая», — шепнул он и превратился в радостно приплясывающего слизеринского декана. Я открыла глаза, с полминуты бестолково таращилась в темноту, и снова заснула. Приснится же такая чушь.
Глава 5А мотивчик-то где? Где мотивчик? Я терпеливо слушала новые записи из братишкиной фонотеки, безуспешно пытаясь вообразить себя изощренной интеллектуалкой, которая без ума от современного искусства. Увы, получалось плохо.
- С тебя можно писать картину «Прекрасная дева на десятый год заключения в башне», - мрачно заключил Альбус, и музыкальная пытка наконец завершилась.
- Может быть, тебе стоит оставить попытки сделать из меня культурного человека? – робко предложила я.
- Какая уж тут культура в подобной обстановке.
«Он не в восторге от моей работы», — глубокомысленно заключила я и предложила прогуляться до Хогсмита:
- Погода так и шепчет…
- …не жди милостей от природы, купи огневиски самостоятельно, - продолжил Альбус уже более жизнерадостно, и мы отправились в «Три метлы».
Ханна Лонгботтом мило поздоровалась (с нами обоими!) и принялась расспрашивать о здоровье родственников и знакомых. Дело грозило затянуться. После отчета об очередном прибавлении в семействе Уизли (как-то странно ее перекосило при упоминания дяди Перси) я решительно дернула Альбуса за руку и, прихватив со стойки бутылку сливочного пива, пошла к столику.
- Эх, воспитание, - вздохнул братишка, но в этом вздохе слышалось явное облегчение.
- Если я буду каждый раз подробно рассказывать обо всех семейных новостях, то рискую уподобиться очень вежливому ежику из анекдота.
- Ты и так ежик. Вежливый, - буркнул Альбус.
- Только не начинай опять…
Лекции на тему «не водись с кем попало» уже настолько мне надоели, что я даже радовалась скорому отъезду своего воспитателя. Краткий курс новейшей истории с элементами генетики и психологии (я бы даже сказала – психиатрии) – слишком тяжелая кара лишь за то, что я стараюсь не переносить на ребенка отношение к его родне. Впрочем, за мою глупость это наказание вполне достойное: кто меня заставлял рассказывать Альбусу о подарке? Висит себе игрушка и висит — так нет же, дернул низзл за язык! Похвасталась, как меня детки любят. Альбус часа полтора водил хороводы вокруг еловой ветки, пытаясь определить, какая пакость спрятана в этом, безусловно, древнем и темномагическом артефакте. То, что я все-таки приняла этот подарок, я не смогла объяснить ничем, кроме обычной вежливости.
Альбус, как всегда, уселся лицом к выходу и подозрительно туда поглядывал, изображая из себя не то мракоборца, не то параноика, что не так уж отличается одно от другого. Я никогда не могла понять его отношения к тому, что происходит за спиной: ну, ходит там кто-то, смотрит – и что? Но, когда братишка сжал бутылку так, что побелели пальцы, и принялся метать взглядом молнии, я поспешила обернуться. И только поэтому успела кивнуть нахмуренному Барти, стоящему в дверном проеме. Потому что он, едва ответив на мое приветствие, тут же исчез.
- Альбус, всему есть предел, - чуть не крикнула я, не на на шутку разозлившись. – Не забывай, что ты приехал в гости. И то, что твой отец – директор Школы, еще не дает тебе права преследовать учеников!
- Кажется, ты опять что-то напутала. Кто кого преследует?
Я смешалась, не сразу найдясь с ответом.
- Старшеклассники имеют полное право сюда ходить. А сейчас вообще каникулы. Что ему теперь, из спальни носа не высовывать, чтобы тебя не побеспокоить?
- Хотел бы я знать, в чью спальню он этот самый нос уже успел засунуть.
Это было уже слишком. Я гневно посмотрела на брата и молча удалилась.
Когда Альбус меня нашел, я сидела на поваленном дереве у озера и пыталась понять, что происходит. Надежды на то, что он мне поможет, было мало, но долго сердиться на этого оболтуса невозможно.
- Ты чего разошлась?
- А ты чего пошлости говоришь?
Альбус вытаращился на меня своими огромными глазищами, будто я начала превращаться в дракона.
- Роуз, с тобой все в порядке? При чем тут пошлости? Я подозреваю, что этот парень любит шпионить.
Не буду объяснять, кем я себя почувствовала. Выхода было два: либо сделать вид, что я об этом и подумала (в конце концов, разве подобные предположения – не пошлость?), либо с радостным смехом упасть в объятия брата. Я выбрала второй. Возможно, просто больше люблю смеяться, чем дуться.
Глава 6Альбус уехал, каникулы закончились. И потянулись скучные, однообразные дни первой половины семестра.
А потом на нас навалилась подготовка ко Дню Святого Валентина. Меня всегда удивляло, почему волшебники, равнодушные к религии, так любят этот маггловский праздник. Может быть потому, что любовь – это просто любовь, даже в нашем магическом мире?
Ученицы меня, признаться, утомили. Пришлось подробно рассказывать о Святом Валентине, покровителе влюбленных, об истории праздника и традициях. Эх, как бы мною пресловутая реакция не заинтересовалась. Сбиваю правоверных ведьмочек с пути истинного. Но валентинки они и до меня писали. А любоваться на вдохновенные лица подростков, для которых все внове: и мечты, и непонятное томление, и вот-он-прошел-поглядел-в-мою-сторону – что может быть приятнее?
Только самой ощутить это предвкушение чуда.
А я его ощущала. И чувствовала себя виноватой. Только не могла понять, перед кем. Перед Тео, с которым мы мирно расстались? Перед Альбусом, которому я так и не сказала всей правды? Перед директором, взявшим меня на работу вовсе не для того, чтобы я влюблялась в учеников? Или перед самим Барти, видеть которого стало сладко и больно одновременно?
Я нещадно гоняла студентов, заваливала их дополнительными заданиями, и ловила себя на мысли, что желанная тема для курсовой, возможно, отвлечет Барти от всеобщего безумия. И от очаровательных в своей свежести старшекурсниц. Украшением зала занялся сам Директор, и, глядя на него, воодушевленно готовящего детям маленькие чудесные сюрпризы, я вдруг захотела увидеть их всех: маму, папу, дядю Гарри и тетю Джинни – какими они были много лет назад. Так же радовались предстоящему балу? Мучались неведением, гадали «согласится – не согласится»? Впрочем, им тогда было не до балов и не до симпатий, ведь шла война.
Ожидаемое четырнадцатое февраля нагрянуло внезапно, словно к его приходу и не готовились почти месяц. С самого утра старшекурсницы устроили суетливую беготню в поисках совершенно необходимых мелочей, без которых, конечно, праздник не состоится. Я выдала страждущим пару десятков булавок и шпилек, сотворила не меньше дюжины заклинаний, относящихся к разделу «женской магии», помогла очистить платье позабывшей все, чему ее шестой год учили, рейвенкловке и устало опустилась на кровать.
«В конце концов, я чужая на этом празднике», — подумалось мне спустя полчаса после начала бала, на который я так и не явилась.
«Но никто не мешает мне прогуляться по крыше», — пришло в голову чуть позже. Ведь это же мечта: профессора заняты, студенты – тоже, да и не придет никому в голову останавливать меня в пустых коридорах, ведь я теперь сама – профессор, и могу делать практически все, что мне заблагорассудится. Придя к этому приятному выводу, я накинула мантию и вышла из спальни.
Февральский ветер не шутка. Особенно в Шотландии. Защищать Хогвартс от капризов погоды никогда не пытались. Либо не догадывались, либо (что более вероятно) считали излишним. Я аккуратно присела на черепичный скат и посмотрела вдаль. Красиво. Страшно, но красиво. В детстве я любила слушать песни ветра. Но заслушаться настолько, чтобы не заметить шаги за спиной – это уже слишком. Обернувшись, я не удивилась. И не обрадовалась. Единственным охватившим меня чувством было смирение. Все будет так, как должно быть. Никто, кроме Барти, просто не мог прийти в эту ночь на мою крышу.
Мы даже не поздоровались. Он присел рядом, ветер сменил тональность, легкий, будто ноябрьский, снежок закружился вокруг, а из зала донеслись обрывки музыки.
«Они там, наверное, танцуют, совсем как эти снежинки», — подумалось мне. И в следующее мгновение, когда Барти вдруг встал, увлекая меня за собой, я испугалась. Не скользкой крыши, совсем не предназначенной для медленного вальса, не снегопада или головокружительной высоты, скрывавшейся совсем близко, у края пологого ската, а того, что он прочитал мои мысли. Не леглимент ли этот мальчишка? И, если так, сделает ли то, о чем я его попрошу?
Наверное, все-таки леглимент.
Мерлин Великий, за что мне это? Спасибо, конечно, но как-то не по себе. Касаться губами обветренной щеки, запускать пальцы в непослушные волосы на затылке, прижиматься всем телом и чувствовать уже не чужое тепло сквозь одежду. Все, будто в первый раз. Только этот раз не обманет ожиданием, не обернется неумелыми попытками что-то понять и объяснить, а расцветет в объятиях любимого, как сказочный первоцвет в зимнюю вьюгу.
- Барти…
- Тссс…
Наверное, со стороны это могло выглядеть забавно. Или возмутительно. Смотря с чьей стороны. Но тишина длилась всего несколько минут, за которые я успела узнать, что мне нравятся прикосновения его языка к моим губам, его запах и его сила. Этот мальчик был сильнее меня. И уступать мне не собирался.
- Что вы тут делаете, профессор?
Я потеряла равновесие, и мне пришлось схватиться рукой за его плечо, чтобы не упасть. Было немного обидно, что он отступил, что руки уже сложены на груди, а не обнимают меня. Но, очевидно, пришло время слов.
- Гуляю.
- Одна?
И нечего ехидничать. Я всегда гуляю одна, если рядом нет Альбуса.
- Соскучились тут с нами? Вам кого-то не хватает?
И улыбаться тоже нечего. Я еле сдержала гневную тираду.
- Вы не были на каникулах дома. Скучаете по родителям?
- Нет, - резко ответил Барти. – Им не до меня сейчас. Нам не требуются регулярные семейные сборища, чтобы чувствовать любовь и поддержку своих.
В этих «своих» мне почудилось что-то неприятное, но, памятуя о словах дяди Гарри, я не стала вдаваться в подробности.
Я снова опустилась на мокрую черепицу и, улыбнувшись, дернула Барти за мантию.
- Присаживайся. Так меньше дует.
Поколебавшись, он присел, и я продолжила разговор, положив голову ему на плечо.
- Почему ты Лестрейндж?
Мой вопрос не вызвал удивления. Догадаться, что я ознакомилась с его родословной, не составило для Барти труда.
- Вам будет сложно это понять.
- Разве? Ваш отец – сын Крауча-младшего. Почему он не взял его фамилию?
- Быть потомком преступников куда легче, чем потомком диктатора.
Я вздрогнула.
- Вы так говорите о своем прадеде?
- Так говорю о нем не я, а учебник. Диктатор, тиран, Кровавый Министр. Если верить этой идиотской книге, то можно подумать, что именно Крауч создал и выпестовал Темного Лорда, именно Крауч развязал войну.
- И гробницу Мерлина разграбил, - хмыкнула я.
- Безусловно.
- Мама как-то сказала, что новейшая история – это не наука, а политика, и останется таковой еще лет сто, не меньше.
- Ваша мама – умная женщина. Даже удивительно, как она до сих пор работает в Министерстве.
- Там много умных людей, - возразила я.
- Например, ваш дядя?
- У меня в Министерстве их трое. Какой именно?
- Персиваль Уизли, естественно. Я говорю о вашем родном дяде.
Что ж, пожалуй, Барти прав. Когда речь идет о Уизли, вполне хватит близких родственников. Если углубиться в хитросплетения более дальних связей, то есть шанс остаться в этом лабиринте надолго.
- Хотите, я вас познакомлю? Он любит рассуждать о политике. И о войне. Если удастся избежать упоминания некоторых личностей, то есть шанс, что вы поладите.
- Не беспокойтесь, у меня хватит здравого смысла не заговаривать с вашим дядей о мистере Скримджере, - как ни в чем не бывало успокоил меня Барти, приведя в окончательное замешательство. Для Хогвартского студента из семьи иммигрантов он оказался слишком хорошо осведомлен о том, что не афишировалось даже среди наших близких знакомых.
- Значит, договорились. Я непременно вас познакомлю.
Мне стало холодно и тоскливо. Весь этот разговор, особенно мои слова о дяде, будто свели на нет все, что было раньше.
- Мне надо идти. И вам тоже не стоит тут задерживаться. Ночью будет вьюга.
Я с трудом встала и, пошатываясь, побрела прочь.
Глава 7Уснула я мгновенно и спала без сновидений. Просыпаться утром не хотелось, я с трудом подавила желание удавить будильник подушкой. Впрочем, это легче сказать, чем сделать — подлые часики подмигивали и скакали по комнате бешеным галопом.
- Заткнись… - прошипела я, пытаясь нащупать под кроватью палочку.
- А сегодня пятница, надо просыпаться! Ждут нас на занятиях, живо собирайся – надрывался будильник.
- Не нас, а меня, - заметила я и прервала его завывания заклинанием. – Уффф…
И тут меня настигло воспоминание о прошедшем вечере.
Пойти на урок я не смогла бы ни за что на свете. Больше всего хотелось забиться под одеяло и спать дальше — вдруг окажется, что это все только сон? Вот проснусь заново, и не надо будет трястись от стыда и думать, как бы незаметно добраться до кабинета Директора, чтобы подсунуть ему заявление. В графе «причины увольнения» можно указать «недостойные моральный облик» или «личные обстоятельства». Второе – более приемлемо, первое – более правдиво.
- Мама, - прошептала я, нервно пытаясь проглотить застрявший в горле комок.
Да, конечно, мама! Я хочу домой прямо сейчас, а уроки сегодня проведет кто-нибудь другой. Например, дядя Гарри. Я обвела комнату взглядом и наткнулась на зеркало, из которого на меня затравлено смотрела унылая физиономия. Нет, так дело не пойдет.
Пришлось встряхнуться, умыться и только потом вернуться к вопросу о дальнейших действиях. Неумытая я всегда соображала куда хуже умытой. Вот и в этот раз решение пришло достаточно быстро: никто, кроме Барти, ничего не знал. А я не могла себе представить Лестрейнджа, под ободряющие замечания приятелей рассказывающего о том, как он целовался на крыше с учительницей. Что ж, уже проще. По пятницам у его курса маггловедения нет. Значит, остается суббота, первые два урока, а потом я удеру домой. Наверное, надеяться на то, что мама сразу со всем разберется и даст нужный совет, было глупо и безответственно, но ведь ей всегда удается находить ответы на все вопросы.
Весь день я скользила по школе, как привидение, стараясь не попадаться на глаза никому, кроме учеников на уроках. Благо, домовики с удовольствием принесли мне обед и ужин прямо в комнату. А с завтраками и так в последнее время не заладилось: то поспать хотелось лишние полчаса, то аппетит пропадал.
В субботу утром подавить панику оказалось проще, хотя встреча с Барти предстояла совсем скоро. Я не стала разрабатывать никакой особенной тактики поведения, просто нацепила на лицо скептическое выражение и на всякий случай закрепила успех безобидным заклинанием Exsanguis. Как и все рыжие, краснела я вовремя и не вовремя, а именно сейчас это было нежелательно.
Заклинание оказалось весьма к месту. Я вошла в класс, стараясь не смотреть на учеников, но, едва заняв место за кафедрой, не выдержала и взглянула туда, где обычно сидел Лестрейндж. Откуда-то справа доносился оживленный шепот – девочки все еще обсуждали бал, а Барти сдержанно улыбался в ответ на заигрывания соседки по парте.
«Надин Симпсон, Гриффиндор», — машинально отметила я.
Он наклонил голову, и девочка протянула руку, чтобы поправить соломенную прядь, упавшую ему на лоб. У меня появились серьезные сомнения в том, что гриффиндорка сдаст экзамен, а сразу вслед за ними – подозрение, что пауза затянулась. Я взяла классный журнал и со всей силы треснула им по столешнице.
- Если вы, молодые люди, считает себя достаточно подготовленными по моему предмету, то я с удовольствием предоставлю вам возможность отдыхать до самых экзаменов. Если же нет, то потрудитесь соблюдать тишину и обратить внимание на преподавателя.
Барти удивленно посмотрел на меня и открыл тетрадь. Использовать служебное положение, чтобы отвлечь мужчину от соперницы, конечно, унизительно, но зато эффективно. Пусть знает, что на своих уроках я не позволю ему любезничать с хорошенькими блондиночками. Жаль, что сейчас преподаватели больше не могут пересаживать учеников по своему усмотрению. Мне было бы приятнее, если бы соседом Лестрейнджа был, к примеру, маленький Финнеган, пусть бы себе на здоровье выясняли отношения между факультетами. Я вздохнула, с тоской посмотрела в окно и начала лекцию.
Два урока промчались совсем быстро.
- Мистер Лестрейндж, задержитесь, пожалуйста.
Надин Симпсон остановилась в дверях, глядя на меня с плохо скрываемым раздражением, но остаться, когда остальные ученики ушли, не рискнула. Что ж, гордость – хорошая штука, особенно если она не позволяет подслушивать. Я наложила на дверь Colloportus и простенькие чары беззвучия. Вряд ли у девочки хватит наглости преодолеть даже такой нехитрый барьер, к тому же, я сразу почувствую ее попытку. Как жаль, что магические способности ничем не могут помочь мне в разговоре с Барти. Да и зачем я его затеяла, этот разговор, мне было непонятно самой.
- Профессор?
- Я хотела… спросить вас, как продвигается курсовая.
- Спасибо, что выписали мне пропуск в Закрытую секцию, но ничего серьезного по моей теме там нет. Да и вообще пока удалось раскопать мало чего существенного, так что вряд ли наш разговор требовал столь серьезной защиты.
Заметил. Кто бы сомневался.
- Вы плохо выглядите, профессор. Надеюсь, в этом нет моей вины?
Есть! Как же мне хотелось закричать, бросить ему в лицо, что да, есть, конечно, только его и ничья другая вина в том, что я сижу тут бледная, как моль, заперев дверь и проклиная ни в чем не повинную девочку.
- Не хотите прогуляться? Снегопад прошел еще вчера, у озера очень красиво.
- Нет, спасибо, думаю, мисс Симпсон с удовольствием составит вам компанию.
- А кто вам сказал, что я позову с собой мисс Симпсон?
Удивление Барти выглядело слишком искренним, чтобы являться таковым на самом деле.
- Я очень догадлива.
- Да, я заметил, - растерянно произнес Лестрейндж с легкой иронией.
- Вы можете идти.
- Спасибо, - улыбнулся Барти и направился к выходу.
- Finite Incantatem.
- Alohomora, - почти одновременно со мной произнес Барти и в придачу к заклинанию резко толкнул дверь. Раздался сдавленный писк. Все-таки девочка оказалась глупее, чем мне казалось.
- Барти!
- Что, профессор? – все с той же улыбкой спросил Лестрейндж, обернувшись.
- Почему вы не были на балу?
- У меня был День Рождения.
На этот раз ушел он, а я осталась. И снова почувствовала себя не очень умной женщиной.
