Глава 1Название: Наизнанку
Автор: mingus
Жанр: общий
Категория: дженогет
Персонажи: Панси Паркинсон; на втором плане: Миллиссент Булстроуд, Луна Лавгуд, Джинни Уизли, Теодор Нотт, Драко Малфой, Дафна Гринграсс
Рейтинг: PG-13
Отказ: поиграюсь и положу на место
Саммари: Панси Паркинсон – «плохая» девочка. В общем-то, это – ключевой момент.
Предупреждения: сленг, POV Панси, подозрения на ООС, на авторе фанфега природа отдохнула как следует
Размещение: сообщите, чтобы я удивилась)
Автор благодарит Т. Ч. за одну нагло позаимствованную фразу;)
_______________________________________________________________________
/Место для понтового эпиграфа/
[1]
Это не та история, которую я в старости буду рассказывать внукам. Если б могла, я вообще никому её не рассказывала бы, но проблема в том, что держать язык за зубами я не умею. Если у кого-то в жизни иногда случаются моменты, когда они ляпают что-нибудь во вред самим себе, то у меня вся жизнь состоит из таких оговорок. Так что лучше я всё выболтаю сама, чем потом вы услышите эту историю, художественно приукрашенную каким-нибудь литературно подкованным треплом.
Началась вся эта муть из-за Миллиссент. Во всяком случае, мне нравится так думать.
Меня и Миллиссент считают лучшими подругами. Смешно даже, как мало нужно для того, чтобы люди составили о чем-то свое мнение… На первом курсе нас с Булстроуд посадили за одну парту, и пару недель мы по инерции везде таскались друг за дружкой хвостиками, чтобы не заблудиться в этих дурацких школьных коридорах (среди первокурсников тогда очень любили рассказывать страшилку про одну заплутавшую шмакодявку, которая провалилась в люк-ловушку и долго подыхала, гния заживо в сыром подземелье, поедая крыс и слизняков в надежде, что добрые преподаватели ее скоро найдут. Финал страшилки зависел от настроения рассказчика). Вскоре Миллиссент мне жутко надоела своим басовитым блеянием и манерой громко шмыгать носом примерно раз в четыре минуты, и я закатала ей в волосы жвачку с вечным вкусом, чтобы она меня возненавидела и отстала на долгие-долгие годы. Но мои надежды не оправдались.
- Ты же не нарочно, я знаю, - проблеяла Миллиссент, пытаясь отскрести со своей черепушки ярко-голубую субстанцию, состоящую из жвачки и моих слюней, - ты не хотела.
- Нет, тупица, я хотела! Я это специально, ясно тебе?
- Ох, Панси, перестань. Ты, наверное, просто перепутала меня со спины с кем-нибудь еще, - пропыхтела Миллиссент.
Перепутала, как же. Уже тогда, на первом курсе, Миллиссент была гораздо крупнее большинства мальчишек, и перепутать ее можно было разве что с Крэббом или Гойлом, и то при очень большом желании, потому что у последних никогда не было косичек. Сейчас нам обеим по пятнадцать, а Миллиссент выше меня на полторы головы (я не такая уж и коротышка), носит лифчики пятого размера и легко может поднять за шкирку любого, кто не наел больше ста пятидесяти фунтов. При всем этом Миллиссент не лишена некоторой грации и плавности движений. Люблю смотреть, как она грациозно семенит по заледеневшим тропинкам к теплицам, периодически взмахивая руками для равновесия, словно упитанная чайка…
После того случая со жвачкой я подумала, что такой дивный экземпляр нельзя отдавать в чужие руки. И поэтому мы с Булстроуд сидим за одной партой, вместе ходим в совятню, караулим друг друга в общем душе – чтобы не подглядывали мальчишки, - по вечерам расчесываем друг другу волосы, а на лекциях составляем списки самых привлекательных однокурсников– в общем, занимаемся всей той ерундой, которой занимаются подружки. Но за пять лет, что я знакома с Миллиссент, меня ни разу не потянуло поговорить с ней, что называется, по душам.
Зато на фоне Булстроуд я гораздо привлекательней, чем рядом с той же Дафной Гринграсс, к примеру. И это, по-моему, в женской дружбе играет далеко не последнюю роль.
В
то самое утро, когда мы шли на завтрак, именно Миллиссент с присущим ей изяществом запнулась о порог Большого Зала и всеми телесами налетела на Лунатичку Лавгуд, которая тащила свои птичьи косточки к столу Равенкло.
Лавгуд упала на четвереньки, а все содержимое ее сумки вывалилось на пол в лучших традициях жанра. Куча сизых луковиц, учебники в обложках диких расцветок, связка намертво запутавшихся стеклянных бус, ворох изрисованных бумажек и еще куча несуразного хлама, которому у меня нет цензурного наименования.
- Смотри, куда прешь, глиста! - рявкнула бордовая от смущения Миллиссент. Еще бы ей не покраснеть: свидетелем досадного конфуза стал её обожаемый Теодор Нотт, сидевший с ближнего к выходу края нашего стола. Нотт вообще, как я заметила, везде садится так, чтобы вход был в поле его зрения, а выход - в зоне досягаемости.
- Извини, но это ты меня толкнула, - Лавгуд улыбнулась и, не поднимаясь с колен, стала запихивать своё барахло обратно в сумку, - ничего страшного, с каждым может случиться. Я не обижаюсь.
Кто в своем уме будет мило улыбаться Миллиссент, когда та в бешенстве от того, что только что в очередной раз опозорилась перед Теодором Ноттом? Что ни говорите, а у Лавгуд точно не все боггарты в шкафу. Если у неё вообще есть шкаф.
- Слушай ты, малахольная… - начала было закипать Миллиссент, но тут я заметила кое-что крайне интересное, и схватила Булстроуд за рукав:
- Тихо! Отстань от неё.
- Панси, ты чего? – изумленно выдохнула Миллиссент. – Это же Лавгуд!
Я опустилась на корточки рядом с Лавгуд и стала подавать ей тетради, одну за другой. Луковицы пусть собирает сама.
- Спасибо, Панси Паркинсон, - сказала Лавгуд, выпрямившись. Некоторое время она молча таращилась на меня, будто ожидала услышать «Да пожалуйста, всегда рада помочь!», потом развернулась и побрела в другой конец Зала.
Мы с Миллиссент заняли свои обычные места, неподалеку от Малфоя и Нотта.
- Что на тебя нашло? Ты выглядела просто жалко, будто какая-нибудь Грэйнджер, – гудела Миллиссент мне в ухо, пока я задумчиво тыкала ложкой в тыквенный пудинг. Он волнообразно колыхался, и я вспоминала летние уроки верховой езды. У наставницы миссис Фукс, когда она пускала лошадь в галоп, точно так же колыхался пышный бюст, которому позавидовали бы даже рембрантовские красавицы. Я не извращенка, но я почему-то не могла не пялиться на эту гротескную грудь. Наставница потом уволилась, очевидно, заподозрив меня в нехороших наклонностях.
- Заткнись, - прошипела я, - должна же я была как-то её отвлечь?
- От чего отвлечь? – Миллиссент намазала тост толстым слоем масла, покосилась на Нотта, страдальчески вздохнула и отложила тост.
- Я стащила у неё вот это.
- Стащила кусок обугленной деревяшки?
- Это обломок волшебной палочки, Булстроуд. Понимаешь, о чём я?
Миллиссент пару раз моргнула и осторожно потрогала обломок пальцем. У неё красивые длинные пальцы и ухоженные ногти. Пожалуй, это единственное, чему я завидую у Миллиссент. В моём же случае… Это, в конце концов, просто унизительно – в пятнадцать лет красить ногти только для того, чтобы их не грызть…
- Если честно, то не очень, - призналась она.
Я закатила глаза и положила украденный обломок во внутренний карман мантии, рядом со своей волшебной палочкой.
- Ну и дура, - отмахнулась я и принялась за пудинг, старательно отгоняя от себя мысли о том, что я сейчас в некотором смысле ем модель груди миссис Фукс.
- Панси… Это же воровство, - тихо сказала Миллиссент.
- Ну и что? – пожала я плечами.
- А если ей это нужно? Если Лунатичка заметит пропажу, она точно догадается, куда это подевалось, - не отставала Миллиссент.
- Ну и что? – снова сказала я. – В любом случае, мне это нужно, а у Лавгуд это бессмысленно валяется в куче дерьма. Вот и вся мораль, Миллиссент. Вещи, как люди, должны приносить пользу.
Миллиссент ничего на это не ответила.
* * *
Я обожаю лекции по истории магии. Серьезно. Если бы их не было, их стоило бы придумать.
Мы с Миллиссент обычно сидим на предпоследней парте (в этом году меня пытались пересадить куда-нибудь поближе к преподавательскому телу – как же, я ведь теперь староста! – но ничего у них не вышло. Я на предпоследней парте сидела, сижу и сидеть буду, и можете удавиться, если вас это не устраивает). На самом деле, все тщательно продумано: прямо позади нас расположились Нотт с Забини; через проход, за соседней партой, подперев бледную щеку рукой, восседает Драко Малфой, а от случайных взоров Бинса мы надежно защищены широкими спинами Крэбба и Гойла.
Сегодня все шло своим чередом: я доделывала домашнее задание по трансфигурации, Миллиссент томно вздыхала (Теодор Нотт рядом, руку протяни, а смелости не хватает даже для того, чтобы обернуться и завязать непринужденную беседу), Малфой глубокомысленно пялился в окно (я-то знаю, что он просто спит с открытыми глазами), Крэбб и Гойл, одинаково откинувшись на спинки стульев, не подавали признаков жизни, а Забини и Нотт о чем-то тихо переговаривались. Я была занята трансфигурацией, а вот Миллиссент, видимо, вовсю грела уши, поскольку минут через пять сунула мне записку: «Теодор и Блейз обсуждают планы на эти выходные. Может быть, это мой шанс?»
- Какой на хрен шанс, ты о чем? – прошептала я в ответ, с неохотой отрываясь от расшифровки схем превращений. – Что у нас вообще в эти выходные?
- Хогсмид, - последовал лаконичный ответ.
- Ну… может быть, это и шанс, - покривив душой, сказала я.
Давайте будем объективны. Теодор Нотт – это вам, конечно, далеко не Забини, но и не Гойл какой-нибудь. Относительно симпатичный и неглупый парень. А какой симпатичный неглупый парень пригласит в Хогсмид нашу Миллиссент, которая как раз не отличается ни умом, ни сообразительностью? Нашу Миллиссент, которая носит туфли сорок третьего размера, обильно потеет и безмерно любит пончики с масляным кремом, от которых ее то и дело всю обсыпает? Мы, конечно, тут все волшебники, однако, в чудеса надо верить умеренно.
- Эй, Булстроуд, - донеслось сзади. – Миллиссент!
Хм. Или я всё же чего-то такого не вижу в Миллиссент? Чего-то притягательного, интригующего, а?
- Да? – Миллиссент развернулась так стремительно, что стул под ней издал даже не скрип, а предсмертный вопль, от которого вздрогнул и проснулся Драко Малфой.
- Позови Паркинсон, - со смешком попросил Нотт.
- А самому никак? – Миллиссент с обидой поджала губы и демонстративно обратилась ко мне: - Панси, там просто жаждут твоего внимания!
- Ну чего?! – тихо взвыла я. Похоже, мне не дадут спокойно разобраться с трансфигурацией. Я обернулась и смерила Нотта неприязненным взглядом из-под челки. – Чего тебе надо?
- Пойдешь со мной в Хогсмид, Паркинсон? – растянул тонкие губы в паскудной улыбке Нотт. Вот ведь засранец. На меня ему плевать, но он прекрасно знает, что моя подруга пускает по нему полуметровые слюни (об этом, если говорить откровенно, знает весь факультет как минимум). Похоже, мальчику стало скучно, и он решил стравить двух девочек. И, если я сейчас срочно что-то не придумаю, Миллиссент вечером закатит мне грандиозный скандал. Миллиссент в истерике – это отвратительное зрелище, а я - эстет, и не терплю отвратительных зрелищ.
- На фига ты мне сдался, Нотт? Я иду с Малфоем, - сказала я и вернулась к трансфигурации.
- Что-о? – недоверчиво протянул Нотт.
- Что?! – потрясенно выдохнула Миллиссент.
- То! – припечатала я и до конца лекции больше не реагировала на внешние раздражители.
* * *
Мне не нравится, что наша гостиная – в подземелье. Да, конечно, вы скажете, что настоящие слизеринцы любят подземелья, полумрак коридоров и все такое, но мне больше по душе исправно работающие камины, тёплые постели, наличие окон и очень-очень высокие потолки, как у нас в поместье. К тому же, из-за того, что упаднически роскошное слизеринское общежитие расположено прямо под озером, потолки то и дело отсыревают. Позавчера на голову какого-то ушастого второкурсника сверху свалился кусок лепнины, а в нашей спальне недавно видели мокрицу. Честно признаюсь – я визжала громче всех. Но, с другой стороны, если бы не мои вопли, неизвестно, когда ещё обновили бы все эти подсушивающие заклинания, без которых воздух в спальнях влажный, как на подступах к болоту.
Я уже поставила ногу на ступеньку лестницы, ведущей в женские спальни, как меня кто-то бесцеремонно схватил за капюшон мантии.
- Мне тут сообщили, что я, оказывается, иду с тобой в Хогсмид, Паркинсон. Что-то не помню, чтобы я тебя приглашал.
- А я и не говорила, что ты меня приглашал, Малфой, - фыркнула я и слегка ударила его по руке, чтобы он отпустил мой капюшон. – Я сказала, что мы с тобой идем в Хогсмид. Ни слова о приглашении.
- Это ультиматум? – усмехнулся Драко.
- Как тебе угодно, - передернула я плечами. – А что ты ответил на это, можно узнать?
- Сказал, что так оно и есть, - прищурился Малфой. – Должно быть, у тебя были веские причины для вранья, Паркинсон.
- О, думаю, ты согласишься, что Миллиссент Булстроуд – очень веская причина! – ухмыльнулась я.
- Да, вес и правда солидный, - согласился Малфой, отводя взгляд.
- Слушай, никто тебя не домогается, - поморщилась я, - просто пройдемся под ручку до деревни у всех на глазах, и свободен. Считай, расплатишься со мной за проверку эссе по травологии.
- Идет, - кивнул Малфой. Я уже была на самом верху лестницы, когда он крикнул мне вслед: - Кстати, Нотт мне за всё это чуть глаз волшебной палочкой не выткнул!
* * *
По-моему, библиотека – это лучшее, что есть в Хогвартсе. Там всегда, за исключением предэкзаменационного массового психоза, мало народу. Еще там очень тихо (даже во время этого самого психоза). А я люблю, когда рядом нет никого, кто бы насиловал мне мозг нытьем, сплетнями и пустопорожними разговорами. Мадам Пинс ко всему этому вряд ли склонна. Во всяком случае, я от нее еще не слышала ни одного сложносочиненного предложения…
- Паркинсон!
Рано или поздно это должно было произойти. Не могла же я вечно прятаться за стеллажами от приступов депрессии… Или могла? Обидно, черт возьми. Но на голос Мадам Пинс не похоже. Совсем не похоже.
- Я к тебе обращаюсь, Паркинсон!
Нет, только не она. Рыжая нелепость в подержанной мантии шагала прямо к моему столу, зажав в кулаке волшебную палочку.
- Отвали, Уизли. Здесь воздух полон информации, которую твои скудные мозги никогда не смогут переварить.
- Воровка, - прошипела Джинни Уизли, наклонившись прямо к моему лицу так, что я видела все ее плебейские веснушки. – Верни то, что стащила у Луны. Немедленно.
- Иди на хрен. Я ничего не брала у этой Лунатички, - огрызнулась я, вот только боюсь, что голос мой звучал недостаточно уверенно.
- Да неужели? – прищурилась мелкая Уизли и наклонилась еще ближе. – А как насчет обгорелого обломка старой волшебной палочки? Палочки матери Луны? Кстати, что это мы тут так увлеченно читаем? – Уизли быстро схватила книгу со стола. – Ну надо же. «Все, что вы хотели знать о волшебных палочках». Какое совпадение, а, Паркинсон?
- Дай сюда! – я вскочила на ноги и отобрала у нее библиотечный том. – Я не поняла, ты что, почетный делегат? У Лавгуд от горя отнялись ноги, и она не может притащить свой зад, чтобы обвинять меня хрен знает в чем лично? Я не собираюсь выслушивать всякий бред ни от выскочки в обносках, ни от ее стукнутой подружки! Ясно? – я с силой толкнула мелкую Уизли в плечо. Она чуть пошатнулась и сделала шаг назад. С ненавистью посмотрела на меня исподлобья:
- Паркинсон, какая же ты тварь. Эта жалкая деревяшка – одна из немногих вещей, что остались от миссис Лавгуд. Зачем она тебе, Паркинсон? Поиздеваться над Луной?
Зачем? Что, Уизли, так мне все тебе и выложить? Так мол и так, на остаточную магию из вроде бы непригодных палочек очень и очень большой спрос на волшебном черном рынке. Особенно - среди сквибов, которых год от года все больше и больше, потому что чистокровные семьи вырождаются из-за близкородственных браков? И что мне нужны деньги, которые родители ни за что не дадут: они всегда спрашивают, на что я собралась тратить накопленные галеоны Паркинсонов. А если они как-то узнают,
зачем мне эти деньги…
- Я ничего не брала у Лавгуд, - делая ударение на каждом слове, повторила я, глядя мелкой Уизли прямо в глаза. – Для особо трудных повторяю: не брала. И за оскорбление старосты факультета Слизерин – пятнадцать баллов с Гриффиндора.
Честно, я думала, что она на меня сейчас кинется – так ее перекосило.
- Сегодня в час ночи в туалете плаксы Миртл. Я тебе очень советую принести с собой то, что ты украла, Паркинсон, - выговорила Уизли и пулей вылетела из библиотеки.
Кажется, я вляпалась.
Глава 2/Все-таки это будет миди. Что-то я не в силах так быстро расстаться с Панси.
Спасибо Робби – голосу моей совести, страдающему локхартизмом/
[2]
В этом есть что-то невыносимо постыдное, мерзкое, но в то же время катастрофически правильное и необходимое. Я о подглядывании.
Одна из кучи проблем слизеринцев – ханжество. Среди нас каждый второй – рафинированный ханжа, готовый часами нудеть о манерах, сдержанности и «истинном аристократизме», который, по моему мнению – мнению такой же аристократки, кстати,– только выеденного яйца и стоит. А что, давайте презрительно фыркать в сторону хохочущих за обедом гриффиндорцев и держать тяжеленные кубки с соком, оттопырив пальчик, это же так естественно… А вечером в мужской спальне играть в «двадцать одно» на раздевание. Почему-то, держа карты, никто не отставляет в сторону мизинец. И не поджимает губы при виде чьих-нибудь не первой свежести носков. Ну да, какой смысл строить из себя элиту, если вокруг нет благодарной публики? Какая из нашего поколения аристократия, я вас умоляю… Аристократ остается аристократом, даже сидя на унитазе. И к сорока годам сходит с ума от запертых внутри самого себя эмоций. Я не хочу свихнуться к сорока годам.
Я хочу дожить до девяноста лет, чтобы целыми днями сидеть в кресле-качалке, пафосно курить трубку, стебаться над внуками и сочинять матерные поэмы про очередного министра магии.
Или же наоборот – умереть, не дожив до тридцати трех. Другие варианты не рассматриваются – у меня сейчас юношеский максимализм.
Пока мне, к счастью, жалких пятнадцать лет, и я этому безумно рада. Самый идиотский возраст. Самое время подглядывать за парнями в ванной. И не буду врать, будто мне стыдно и все такое, не дождетесь – мне нисколько не стыдно. Надо получать удовольствие от нарушения запретов, пока эти запреты еще имеют хоть какой-то смысл. Держу пари, что, когда морально, физически и юридически созрев, я буду созерцать ню какого-нибудь гипотетического возлюбленного на законных основаниях, я не испытаю и половины того удовольствия, которое испытываю сейчас, сидя в крошечной каморке, примыкающей к ванной старост. Попасть в нее можно только по тайному ходу, что начинается прямиком от женского крыла общежития Равенклоу (это дает основания полагать, что сама Ровена была большой любительницей поглазеть на омовения коллег-основателей. Лично я в этом уверена. И очень благодарна старосте Равенклоу Эшли Фут, рассказавшей мне об этом милом коридорчике и о способах попасть в него, не заходя в их башню). Ход длиннющий, пока доберешься до места, успеешь стать законченным клаустрофобом, но оно того стоит: в чуланчике метр на метр – табуреточка; сядешь на табуреточку, произнесешь заклинание – и вуаля! Теперь все, что видит русалка на картине, видишь ты. Ровена Равенклоу и впрямь была очень умной и изобретательной теткой.
Надо сказать, что очень и очень немногие хогвартские девицы знают об этой каморке. Впечатлительным болтушкам, коих в нашей школе прискорбное большинство, об этом не расскажут. Так что я имею полное право собой гордиться.
И, разумеется, ни один парень не осведомлен об этом наблюдательном пункте. Ни один мужчина. Думаю, даже если МакГонагал в свое время бегала сюда поглазеть на свою первую любовь, она об этом расскажет разве что под Империусом…
Короче. Сгорбившись, я сижу на ветхой табуретке, что может превратиться в труху в любую секунду, и, то и дело сдувая лезущую в глаза челку, смотрю бесплатный любительский стриптиз. Увы, на сцене не Забини (в этом случае я бы получила самое что ни на есть эстетическое удовольствие), не Нотт (все хочу понять, что в нем такого нашла Миллиссент), а Малфой. Что тоже, в принципе, не так уж и плохо. Тощеват немного, но ничего. Не суповой набор – и на том спасибо.
Если честно, то я сюда пришла вовсе не для того, чтобы поглазеть на, кхм, мальчишескую спину и прилагающееся. То есть, конечно, и для этого тоже, но сегодня это для меня носит скорее успокаивающий характер. Немного тут помедитирую и отправлюсь агитировать Миллиссент и Дафну, чтобы они пошли со мной на стрелку (не будем ханжами, именно так это и называется) в туалет Плаксы Миртл.
А что? Уизли не говорила приходить одной. Уверена, что и она подыщет себе компанию…
Хоть бы один месяц прошел спокойно. Но говорят, что спокойными бывают только мертвые и паралитики. Так что пусть уж лучше у меня все будет как всегда…
* * *
В туалете Миртл просторно и очень сыро. Наверняка полно мокриц.
Я ненавижу мокриц.
- Ну что? – вздыхает Джинни Уизли. Она стоит, прислонившись к облезлому косяку, и нервно крутит в ломких пальцах волшебную палочку. – Не тяни резину, Паркинсон. Мы все не очень-то горим желанием попасться.
Какой контраст, оказывается, между Уизли-днем и Уизли-ночью. Днем она просто пышет праведным гневом, обостренное чувство справедливости и желание помочь своей шизанутой подружке так и прут изо всех щелей. А ночью у нее такое лицо, будто ее смертельно достали и я, и школа, и Лунатичка Лавгуд, что сейчас стоит рядом с ней, забывая моргать и чуть покачиваясь вперед-назад. Кажется, когда люди вот так вот постоянно покачиваются, это называется яктацией и свидетельствует о психических отклонениях… Ха, какая неожиданность – у Лавгуд психические отклонения. Ну-ка, все быстренько сделали удивленные лица.
А Уизли, похоже, работает на солнечных батарейках. Которые сейчас почти разрядились.
- Отдай обломок палочки Луне, Па-аркинсо-он, - не выдержав столь спокойной, почти дружеской атмосферы собрания, Уизли зевает. Она прикрывает рот узкой ладонью и чуть отворачивается, но это нас не спасает. Снежный ком зевоты накрывает собравшихся с головой. Мне ужасно сводит скулы, над ухом со смачным подвыванием разевает рот Миллиссент, манерная Гринграсс судорожно сжимает челюсти. И только Лавгуд все так же с безучастным видом накручивает на палец прядь длинных, немного спутанных волос. Наверное, слюна воображаемых тварей дает иммунитет к зевоте, иначе я не знаю, как объяснить такую сверхъестественную сопротивляемость…
Абсурд. Пять девчонок собрались поскучать в заброшенном туалете после отбоя. Потоптаться с ноги на ногу, кинуть на оппозицию пару вялых угрожающих взглядов, промямлить что-то невнятное… Самая странная разборка из всех, в которых мне довелось участвовать за все школьные годы. Бывали и вопли с визгами, когда между противниками, которые усиленно делают вид, что вот-вот кинутся друг на друга, держится дистанция в несколько футов минимум; бывали и попытки выцарапывания глаз/выдирания волос; один раз даже пафосная магическая дуэль по всем правилам была – что для девчонок совсем не типично, скажу я вам, дуэли – это скорей прерогатива парней. Но сегодня… Идиотизм ситуации бьет все рекорды.
- Паркинсон! – снова окликает меня Уизли, нехотя отлипая от полюбившегося ей косяка. – Верни, что стащила, и тихо-мирно разойдемся. Твоя свита того и гляди уснет на месте, - она кивнула в сторону отчаянно зевающих Булстроуд и Гринграсс.
- Так это была такая психологическая атака? – я деланно приподнимаю бровь. – Секретное оружие Уизли – заразная зевота?
В этот раз Уизли не поддается на провокации. Она молчит, скучающе постукивая себя по бедру волшебной палочкой, и при каждом ударе из кончика палочки вылетает хвостатая искра, такая же рыжая, как все Уизли.
Четверокурсница Дайлис, которой «посчастливилось» повздорить с мелкой Уизли, рассказывала, что эти искры – не очень хороший знак.
- Я не могу вернуть, - я позорно не выдерживаю вербальной паузы.
- Почему? – Лавгуд впервые за вечер открывает рот, и ее тихий голос словно стелется по кафельным стенам. Лезет прямо в уши. – Почему не можешь, Панси? – она, не мигая, смотрит на меня с легким удивлением. Наверное, когда из глаз Лавгуд исчезнет эта извечная поволока удивления, она станет тем, что принято называть «нормальным, абсолютно нормальным волшебником без соплохвостов в голове». Надеюсь, вы понимаете, о чем я, потому что я сама не совсем понимаю…
- У меня ее нет, - равнодушно пожимаю плечами. Я ведь даже не вру, у меня и правда уже нет этой закопченной деревяшки. Сова – быстрая,
приторговывающие знакомые нашлись на удивление скоро, и теперь под матрасом (ну да, архиоригинально, не спорю) лежит не обломок, а увесистый мешочек с золотом. Сегодня, засыпая, я буду воображать себя лепреконом…
- Паркинсон, прекращай отпираться! - вскипает Уизли, моментально прекращая зевать. – Мы все знаем, что украла ты.
В общем, я стояла и трагически размышляла о том, почему этой рыжей паршивке родители не говорили, что направлять волшебную палочку на грудь собеседника чрезвычайно невежливо, как вдруг…
Да, это было самое полноценное и тяжеловесное «вдруг» в лице нашего дражайшего декана, которого явно поднял с постели маячивший за его спиной Филч. Представляете, какое восхитительное зрелище открылось старичкам? На авансцене – я и Джинни Уизли, причем последняя недвусмысленно целится в меня волшебной палочкой. В качестве декораций – блаженная Лавгуд в сиреневом сарафане, безупречная Дафна Гринграсс, которая не может выглядеть плохо даже в школьной форме (Мерлин, кто вообще, кроме Гринграсс, мог притащиться ночью в туалет в школьной форме?), и – на десерт! – Миллиссент Булстроуд в пижамной майке с надписью «Touch this», которую я ей подарила на прошлое Рождество.
Да, конечно, вы скажете – таких «вдруг» не бывает. Вернее, они бывают, но только в книжках и только в том случае, если автор не смог придумать, как иначе вывести сюжет из ступора. Однако – вот он Снейп. И вот они мы. И от всей ситуации буквально-таки воняет крупными неприятностями.
Полминуты Снейп с каменным выражением лица созерцал сей дивный натюрморт под аккомпанемент приговариваний Филча на тему «Видите, сэр, мне не послышалось, мне никогда ничего не слышится, я всегда чую, если паршивцы правила нарушают…», а я отстраненно думала о том, почему профессор такой бледный и желчный. Когда я пришла к выводу, что ему хронически недостает витаминов и банальной женской ласки, Снейп наконец совладал с голосом:
- Можете начинать оправдываться. Мисс Паркинсон, вам, как старосте, начинать, - все это, разумеется, было сказано фирменным снейповским тоном «я-представитель-высшей-расы-а-вы-сборище-имбицилов». Ненавижу. В отличие от Малфоя, я никогда не ходила у Снейпа в любимчиках потому, что он – женоненавистник. Я его еще на первом курсе раскусила, когда он за эссе поставил Малфою на балл выше, чем мне. И это при том, что писали мы его вместе…
Вот только не надо говорить, что я – злопамятная, хорошо?
- Видите ли, сэр… - я говорю нарочито медленно и тяну слова, как меня учил все тот же Малфой: «Чем неспешней говоришь, тем больше у тебя времени придумать достойный ответ». – Сэр, я случайно узнала о том, что девочки собрались встретиться здесь в неурочное время. Я не хотела докладывать вам, надеясь сама решить эту проблему, отняв несколько баллов и разогнав их по спальням, но, как видите, столкнулась с некоторыми… трудностями, - заканчиваю я, недвусмысленно покосившись на Джинни Уизли. – Мне жаль, простите.
Мне конец. Мне определенно конец: Миллиссент таращится на меня с изумлением и обидой, Дафна - с презрением, Уизли – с угрозой, а Лавгуд – с разочарованием. Мерлин, ну при чем здесь разочарование?! Чего от меня ждала Лунатичка Лавгуд? Что я буду бить себя пяткой в грудь и клятвенно заверять Снейпа, что это я одна во всем виновата, поэтому давайте вздернем меня на рее, а остальных отпустим с миром? Ага, сейчас… Миллиссент полдня будет изображать преданную и оскорбленную невинность, а потом сама же первой ко мне подойдет, потому что ей деваться некуда: больше с ней никто не общается. На Гринграсс мне откровенно плевать, но она об этом и сама знает… Уизли? А что Уизли? Пару дней надо просто не попадаться ей на глаза, а потом она перегорит, остынет и будет относиться ко мне так же, как раньше – отстраненно и неприязненно.
И какое мне дело до Лавгуд, так ведь?
- По двадцать баллов с Гриффиндора, Равенклоу и Слизерина. Мистер Филч, проследите, чтобы они все немедленно разошлись по общежитиям, - с каменным лицом произносит профессор Снейп. Сейчас он как никогда похож на отощавшего грача. «Грач» обводит нас тяжелым взглядом и добавляет: - Мисс Булстроуд, будьте так любезны больше никогда не выходить за пределы вашей спальни в подобном одеянии.
Миллиссент заливается густым румянцем ото лба до глубокого декольте и неловко пытается скрестить руки на груди.
Мы довольно-таки легко отделались, вам так не кажется?
… Уже лежа в постели, я прижимаю к груди старого вельветового кенгуру и думаю о том, что из меня получился бы неплохой лепрекон. Дома у меня есть зеленые штаны и папина охотничья шляпа.
А остальное сейчас совершенно не важно.
* * *
На следующий день первым уроком была травология. Наверное, забавно наблюдать со стороны, как кучки позевывающих, ежащихся на ноябрьском ветру студентов медленно плетутся к заиндевевшим теплицам, оскальзываясь на замерзших лужах. Кто-то замотался шарфом чуть ли не до бровей, кто-то смешно затянул капюшон зимней мантии… Я половину утра потратила на раскопки чемоданных залежей: хотела найти шапку. В итоге и шапку не нашла, и расчесаться толком не успела. Гринграсс весь завтрак кидала на меня недоуменно-брезгливые взгляды, словно я была вся в проказе или у меня вдруг срослись брови. Дафна встает на час раньше нас – чтобы провести этот час перед зеркалом. Если уж ее коробит от слегка растрепанной меня, представляете, как ее трясет при виде шевелюры Грейнджер?.. Зато Малфой, у которого в портфеле в специальном кармашке лежит расческа, у Гринграсс в почете. Вот такие вот критерии оценки.
… Как только мы более менее равномерно рассредоточились по теплице, профессор Спраут с энтузиазмом объявила, что сегодня мы должны будем выдавливать вот эту гадость из вон той гадости и собирать выдавленное вот в эти прелестные, заляпанные чем-то подозрительным тазики. Счастье-то какое.
Миллиссент, твердо вознамерившаяся не разговаривать со мной чуть ли не до выпускного (делайте ставки, господа, насколько ее хватит), принялась ожесточенно кромсать садовыми ножницами толстые мясистые листья гадости. На каждом листе – гигантский мутный волдырь, который при легчайшем прикосновении лопался и обильно истекал белесой слизью, в которой что-то подозрительно шевелилось. Вот эту самую слизь надо было исхитриться поймать тазиком.
Обычно мы с Миллиссент работаем в паре – независимо от того, в ссоре мы или нет, однако сегодня… Я еще раз глянула на копошащиеся в слизи личинки (теперь я была уверена, что это они и есть), и сделала шаг назад.
Что-то мне нехорошо.
Спраут увлеченно давила волдыри и не замечала, как я бочком пробираюсь к выходу из теплицы. Еще чуть-чуть… Свобода!
- Что, Паркинсон, не вынесла душа эстета, да?
Я неторопливо обернулась. С поднятым воротом мантии Нотт смахивал на трагического героя повести о викторианской Англии. Чахоточный поэт или обнищавший дворянин. А может быть, и тот, и другой сразу… Хм, похоже, у меня мозги замерзли.
- Нотт, я – староста и могу оштрафовать тебя, - скучающе отозвалась я, натянув край капюшона до носа.
- О да, я слышал, сегодня ночью твое положение старосты здорово тебя выручило, - саркастически сказал Нотт и чуть присел, чтобы заглянуть мне снизу под капюшон. – Как легко теперь придумывать отмазки, не так ли, Панс?
- Отвали, - процедила я и зашагала по направлению к школе. Не особо торопясь, если честно. Почему-то хотелось, чтобы Нотт меня догнал и… нет, не извинился, конечно, я за пять лет ни разу не слышала, чтобы Нотт извинялся перед кем бы то ни было… Не знаю. Сказал бы еще что-нибудь столь же вежливо-хамское, как он это умеет.
Наверное, именно потому, что мне этого хотелось, Нотт не стал за мной идти.
Ну и черт с ним.
Глава 3 [3]
А в субботу на завтрак опять был тыквенный пудинг. И какой, спрашивается, смысл вставать, если тебя ждет тоскливый, типа эротично подрагивающий охристый пудинг, всего-навсего чертов пудинг, а не вафли, политые шоколадом? Какая же это суббота? Лучше бы я сегодня последовала примеру Миллиссент, которая в выходные всегда дрыхнет до полудня, а потом встает с отпечатком подушки на щеке, опухшая, но безмерно добродушная и даже, наверное, счастливая.
Она со мной так и не разговаривает, кстати.
После завтрака я направилась прямиком в библиотеку, чувствуя себя какой-то особо извращенной разновидностью Грейнджер: в этом году я почему-то в библиотеке провожу больше времени, чем половина моих однокурсников, вместе взятых. Я там даже свой стол, что стоит у окна с видом на квиддичное поле, подписала, а столешница снизу вся в моей жвачке. И ножки у своего стула я разболтала так, как мне удобно. То есть обосновалась капитально, и мне это нравится.
До обеда я успела решить восемь задач повышенной сложности по трансфигурации, составить обзор самых важных открытий зельеварения семнадцатого века для Снейпа и перекатать у Малфоя конспект по астрономии. Медаль мне.
А когда я уже складывала свитки с выполненными заданиями в сумку, кто-то легонько тронул меня за плечо. Я обернулась – это была Лавгуд.
Уж не знаю, как долго мы с ней так стояли и молча смотрели друг на друга. Минуты две точно.
У Лавгуд большие, влажные глаза чуть навыкате, и густые-прегустые светлые ресницы. Ланьи глаза, и еще нос очень правильный. Я ни у кого еще не видела такого правильного носа.
Не знаю уж, о чем думала Лавгуд, когда таращилась на меня своими ланьими глазами. Наверное, о том, что на самом деле я – не такая уж плохая, и украла палочку ее матери из-за какой-нибудь кошмарнейшей необходимости, и что сейчас, смотря в ее ланьи глаза, я дико раскаиваюсь и мечтаю посыпать голову пеплом. А я думала только о том, о чем же, интересно, думает она, и еще немного о том, что во всем Хогвартсе не найдется больше никого с таким отменным носом, как у Лавгуд.
- Чего тебе? – сказала я, когда мне немного наскучило разглядывать ее нос.
- А тебе? – выдала Лавгуд.
- Мне – ничего, - немного удивленно ответила я и сделала шаг к выходу.
- И мне ничего, - Лавгуд улыбнулась, но улыбнулась только ртом, а остальное лицо напоминало гипсовую маску. – Мне – ничего. Как обычно, - и, развернувшись, Лавгуд неторопливо направилась к стойке мадам Пинс, которая клевала носом над формулярами.
А мне почему-то стало гнусно. Хуже было бы, только если бы нас неделю кормили только тыквенным пудингом.
* * *
Наверное, пора уже рассказать о том, зачем мне вдруг так срочно понадобились деньги.
Нет, я не проигралась и не задолжала торгашам-нелегалам из Лютного переулка. Я даже не собралась бежать из дома во Францию или на Мальдивы, да и на шикарное белье для первой брачной ночи я тоже не коплю.
Все гораздо более пошло и прозаично. Ладно хоть, проблемы не у меня, точнее, не совсем у меня – у моей старшей сестрицы. Зовут ее, страшно сказать, Кассиопея (хотя, мне ли, Персефоне, над этим ржать?), она умница и красавица, типичная чистокровная девица с отдельной комнатой для платьев, со въевшимися в подкорку безупречными манерами и расписанным чуть ли не по месяцам будущим. Папина любимица Касси, кокетливая скромница, душа светских приемов, пример непутевой мне …
И на тебе – беременная. Совсем чуть-чуть правда, меньше месяца, но все-таки беременная.
Скажите, какой IQ надо иметь, чтобы умудриться залететь от
полукровки? А потом держать все в секрете две недели, прежде чем решиться написать мне. Она, видите ли, опасалась, что я сдам ее родителям…
Хотя, эта мысль, если честно, приходила мне в голову. А что – родители легко и, главное, быстро и негласно уладили бы все эти несуразности (Касси, конечно, небо с овчинку почудилось бы, но зато мне – никакого геморроя). Подобный прецедент уже был в семействе Блэков, так там неосмотрительно раздули из этого скандал на всю Британию - до сих пор расхлебываются…
… На самом деле, такие «оплошности» случаются довольно часто. Просто все, кроме Блэков, молчат в тряпочку и тихо отваливают энную сумму известной в узких кругах целительнице из частного отделения Святого Мунго (держу пари, что у этой дамы побывала треть «невинных» аристократочек).
А Касси не хочет неприятностей. Касси надеется, чтобы мама с папой ничего не узнают, и, значит, не станут запирать ее дома на пару-тройку месяцев, не будут лишать права голоса в их присутствии, и вообще Касси хочет и дальше оставаться «папиной пчелкой», чтобы по-прежнему – новые платья каждые выходные, и чтобы три раза в неделю приходил частный репетитор по испанскому (который, впрочем, все равно уже вернулся в солнечную Испанию, узнав, что скоро станет папочкой).
Касси – трогательное, неземное какое-то существо с милой улыбкой на розовых губках. Думаю, родители скорее ожидали бы такого фортеля от меня, маленькой хамки, которая даже на этих сиропных приемах в ответ на умильные сюсюканья в духе «ах, какая леди растет, вы уже подыскали ей приличную партию, миссис Паркинсон? Присмотритесь к моему сыну…» не погнушается ляпнуть что-нибудь типа «ах, миссис Флинт, мы всенепременно присмотримся к вашему сыну, как только он научится самостоятельно зашнуровывать ботинки. А у кого вы заказывали такое прелестное платье?»… Что-то меня опять унесло в сторону… Так вот – Касси все так любят, а родители – в особенности, и она не хочет это терять.
Так что избавляться от ошибок молодости придется с финансовой помощью безотказной, черт бы все это побрал, младшей сестры.
* * *
Миллиссент догнала меня, когда я шла с ужина в самом мрачном расположении духа – вафлей с шоколадом я сегодня так и не дождалась, - и, еле отдышавшись, очень содержательно высказалась:
- Панси, ты это… ладно, чего там... Да?
- Конечно, Миллиссент, все так и есть. Так, как ты сказала, подруга, - я похлопала ее по плотному могучему плечу. Миллиссент облегченно улыбнулась.
- Что там с Малфоем? – она многозначительно подмигнула и выудила из кармана мантии булочку. Оголодала, бедная.
- Где – там? – вздохнула я, заскрежетав зубами. Ненавижу. Как же я все это ненавижу… Ну неужели домовикам так сложно приготовить вафли в шоколаде? Если бы я получила свою дозу шоколада, я определенно была бы гораздо добрей.
- Ну, вы же в Хогсмид завтра идете! – Миллиссент поиграла бровями. Я едва удержалась от того, чтобы не расхохотаться ей в лицо – так потешно она поднимает и опускает брови, вы бы видели! Две толстенькие мохнатые гусеницы, по очереди встающие на дыбы.
- Ну, идем. И что?
- Вы того... встречаетесь, да? – с придыханием молвила Булстроуд и затаила дыхание в ожидании ответа.
- Миллиссент, это ты «того»! – вскипела я. – Не суй свой нос не в свое дело, ясно?
- Ясно, - довольно кивнула Миллиссент и одним махом откусила треть булки. А я с запозданием сообразила, что, обладая таким складом ума (или что там у нее), как у Миллиссент, мою последнюю фразу можно расценить как почти чистосердечное признание.
- А что там с Ноттом? – поспешила я сменить тему. В разговоре с Миллиссент надо по возможности не использовать сложных предложений. Чем фраза короче и емче, тем быстрей она будет усвоена мозгом нашей милой Миллиссент.
Булстроуд зарумянилась и страстно стиснула пальцами многострадальную булку.
- Он сегодня первый со мной поздоровался, - с тихой гордостью произнесла она. У нее даже живот втянулся от торжественности момента, и осанка сразу стала благородной такой, что я тоже невольно расправила усталые плечи, - и за ужином предложил свою булочку, у него что-то аппетита не было, - она помахала у меня перед носом огрызком несчастного хлебобулочного.
- Поздравляю, - сказала я, покосившись на бренные останки ноттова подарка, - глядишь, на таких космических скоростях, к выпускному он даже первым схватит тебя за задницу. То-то счастья привалит, а?
Миллиссент зарделась и больше на мои провокации не поддавалась. А я подумала, что вряд ли Нотт к выпускному отрастит ладони необходимого размера – такого, чтобы в них поместилась хотя бы половина филейной части Булстроуд.
А вы говорите – примирение это тяжело.
* * *
И все-таки, несмотря ни на что, я не мизантроп. Я ведь люблю людей, то есть, люблю за ними наблюдать – это бывает до крайности забавно. Если мне некого будет презирать, если мне над кем будет глумиться, если мне не при ком и не о ком будет ронять саркастичные комментарии, я тронусь от нехватки самовыражения, превращусь в желчную, неудовлетворенную жизнью и вообще, девицу. Так что, если человечество вдруг резко вымрет, поголовно поумнеет, перестанет беременеть от заезжих репетиторов и научится адекватно себя оценивать, я умру.
Но, судя по нашей школе, я буду жить вечно…
- О чем задумалась, Паркинсон? Что беспокоит юный ум?
- Шел бы ты отсюда, Нотт, - поморщилась я. – Вы все почему-то так уверены, что я не буду снимать баллы со своих, если застукаю в коридорах после отбоя.
- О нет, ты не будешь. Ты предоставишь эту честь кому-нибудь рангом повыше. Тому же Снейпу, к примеру, - эта паскуда еще и улыбается.
- Ты куда-то торопился? – я решила проигнорировать столь изящный намек.
- Да не особо, - пожал Нотт плечами. – Тебя искал.
- Идиотизм. Это еще зачем?
- Миллиссент Булстроуд в тревоге и печали: ее любимая Панси куда-то запропастилась. Вот Миллиссент и беспокоится: а вдруг ее дражайшую Панси поймает какой-нибудь Филч и оштрафует по самое не могу? – подмигнул засранец.
- Мерлин, уже семестр прошел, а она все никак не запомнит, что я - староста… - простонала я. – А ты-то чего поперся меня искать?
- Булстроуд попросила, - осклабился Нотт, улыбаясь от уха до уха.
- А ты, виляя хвостом, ринулся исполнять просьбу… Не смеши, - я пару раз нервно щелкнула пальцами. – Скорее я заявлюсь на пары в пеньюаре.
- Ну ладно, ладно, - Нотт поднял руки вверх, словно сдаваясь, – мне было все равно, куда и к кому идти, лишь бы подальше от Булстроуд. Как-нибудь намекни ей, что у нее мерзкая развратная пижама, при взгляде на которую любой нормальный парень почувствует себя импотентом.
Я не выдержала и расхохоталась. В пустом коридоре мой смех троекратно усилило эхо.
- Ну уж нет, теперь я обязательно скажу ей, что она прекрасна именно в этой пижаме, - выдавила я. – И что тебе этот наряд очень понравился.
- Жестокая ты, Паркинсон, - скорбно произнес Нотт. – Когда там твой обход заканчивается?
- Да прямо сейчас, - я представила себе «сцену соблазнения Теодорчика» и снова захихикала. Все-таки Миллиссент очаровательна даже на расстоянии. – Идем… импотент.
- Поосторожней, Паркинсон, - подмигнул Нотт. – Я могу неправильно тебя понять.
Когда я поднялась в спальню, Миллиссент не спала. Она сидела на моей кровати в своей развратной персиковой пижаме с немыслимым декольте и ждала меня.
- Скажи, я гений! – громогласно прошептала она, так и не дождавшись каких-либо вопросов с моей стороны.
- Ты гений, Булстроуд, - покладисто признала я, стягивая колготки. – И что же такого гениального ты совершила, пока я браво патрулировала коридоры?
- Я сделала вид, будто потеряла тебя. Ну, и под этим предлогом подошла к Нотту. И он – ради меня, представляешь? – пошел тебя искать! Потому что я попросила! – Миллиссент просто светилась от счастья. – Он тебя нашел хоть?
- Нет, - сказала я и задернула полог. – Не нашел.
_________________________________
Миллиссент, Нотт и невнятная Панси на заднем плане: http://s61.radikal.ru/i171/0910/33/ff5adef4c362.jpg (или http://vkontakte.ru/photo32273470_140611163)
Глава 4 [4]
В детстве у меня была куча гувернеров. Вернее, даже не куча, а маленькое стадо.
До того, пока мне не исполнилось пять, они обязаны были таскаться за мной хвостом, как это сейчас делает Миллисент, и следить, чтобы я не уронила что-нибудь или не упала сама; чтобы я не хватала кошек Кассиопеи за хвост, уши и другие выступающие части тела; чтобы не таскала конфеты из буфета и деньги из копилки старшей сестры; чтобы не брала папину волшебную палочку, которую он то и дело неосмотрительно оставлял на письменном столе… Много чего «чтобы не». Работа у стада была неспокойная, отсюда – сильная текучка кадров. Мне интересно было видеть в нашем большом полупустом доме новые лица, и я старалась, как могла.
Маме, как правило, было не до нас с Касси.
Нет, она не пропадала на приемах и не ходила день-деньской по магазинам. Важной научной работой, требующей тишины и уединения, она тоже не занималась. Даже интрижек на стороне у нее, как я сейчас понимаю, никогда не было.
Вообще-то, мама почти всегда была дома. Она не очень любила выходить из своей спальни, даже к ужину спускалась с неохотой и после долгих уговоров.
Иногда я заходила к ней. В комнате стоял тяжелый дух, портьеры были плотно задернуты, а постель расправлена; на журнальном столике всегда можно было увидеть початую бутылку белого вина.
Я подходила к матери – тщательно причесанной и накрашенной, сидящей у туалетного столика в халате поверх ночной сорочки – и осторожно прижималась к ней, уткнувшись лицом ей в живот. В ответ мама, в зависимости от того, сколько она сегодня успела выпить, либо целовала меня и шептала что-то ласковое, обдавая мое лицо несвежим дыханием (я шарахалась в сторону), либо с руганью отталкивала.
Мне кажется, Касси мама любила больше. Наверное, потому, что та никогда не тревожила ее во время запоев.
* * *
- А что ты наденешь, Панси?
- Одежду, Миллисент. Нормальную человеческую одежду.
- Нормальную одежду – на свидание? – Булстроуд, похоже, пришла в ужас от моего кощунственного заявления.
- Это не свидание, милая, - постепенно раздражаясь, процедила я. – Мы о Малфое говорим. Малфои не ходят на свидания. Малфои сразу женятся. Выгодно.
- Ага. Дать тебе мою зеленую юбку?
- Чтобы она феерично упала к моим ногам при первом же шаге? Нет, спасибо.
- Ну Па-анс… Ну ты что такая скучная? – проныла Миллисент.
- Зато ты веселая и жизнерадостная за двоих, - огрызнулась я.
Настроение у меня было ни к черту. Меньше всего в такую метель, как сегодня, мне хотелось тащиться в Хогсмид под ручку с Малфоем. Думаю, когда доберемся до деревни, мы будем похожи на парочку сугробов с ножками. Потом, стуча зубами от холода, зайдем в «Три метлы» и будем оттаивать. Или даже таять. От любви, да.
А все из-за нашей страстной Миллисент. Честное слово, мне Нотта в какой-то мере даже жалко. Приятного мало, когда Миллисент Булстроуд вздыхает по тебе столь шумно, что об этом знает вся школа. Я бы на месте Нотта заработала себе кучу комплексов, а он даже какое-то удовольствие ухитряется получать, изголяется вовсю. Чего только эти несчастные булки стоили… Или то, как он пригласил меня в Хогсмид, тем самым наградив большим раздутым геморроем. Я имею в виду Малфоя, который наверняка не упустит случая по-приятельски подпортить мне выходной.
Мы вышли из школы и встали в конец очереди, которая сегодня двигалась отвратительно медленно: видимо, у Филча случился приступ особой бдительности, и он еще более рьяно, чем обычно, проверял наличие разрешений на посещение Хогсмида.
- Смотри, вон там Нотт с Забини! – Миллисент с высоты своего роста окинула толпу студентов орлиным взором. – Ой, он мне рукой махнул! Нотт махнул мне рукой! Или не махнул? Ну, шевельнул точно!..
- Миллисент, мне все равно, какими конечностями он там шевелит или не шевелит. А ты могла бы визжать потише, чтобы потом за ужином не причитать: «Ой, ну что они ржут, а Панс? Я же ничего не сделала!», - я слегка покривила душой, сказав, что мне все равно. Почему-то подумалось, что Нотт вполне мог так поприветствовать меня. Или не мог.
Черт.
* * *
- Тебе что заказать? – сказано это было таким тоном, будто мы находились в шикарном ресторане (и возле нашего столика почтительно пританцовывал метрдотель с белоснежным полотенцем на согнутой руке), а не в мещанском пабе «Три метлы», где для того, чтобы сделать заказ, нужно протиснуться к стойке через толпу подмерзших студентов и отчетливо проорать барменше, чего же твоей душеньке угодно.
- Ты вообще не обязан со мной тут сидеть. Мы договаривались на прогулку до Хогсмида и все. Там по тебе уже скучают, - я указала на столик неподалеку от нас, за которым сидели Крэбб, Гойл и Нотт. Блейза Забини в пабе не было, но все мы прекрасно знали, в каком кафе с резной розовой вывеской его при желании можно найти.
- О, прогулка получилась что надо, - Малфой откинулся на спинку стула, - жаль только, что я даже своих ног из-за снега не видел, не то что тебя.
- Ты меня и так каждый день видишь, Малфой. Свои ноги, полагаю, тоже.
- Откуда столько язвительности, Паркинсон?
- От сердца, Драко. От самого сердца.
- Так что ты будешь? – какая настойчивость. Далеко пойдет.
- Горячее сливочное пиво, - сдалась я и сняла перчатки. – Очень горячее! – крикнула я ему вдогонку.
Нотт как будто прирос к стулу. Крэбб и Гойл уже не по разу сходили за добавочными порциями пива, а он все сидел, вплотную придвинувшись к столу, и без стеснения наблюдал за мной и Малфоем.
Мне стоило больших усилий заставлять себя не пялиться в его сторону. Еще больше сил требовалось на то, чтобы не потерять нить разговора с Малфоем, который сегодня был на диво словоохотлив.
- Что, прости?
- Я говорю, что наши с тобой отцы в последнее время стали… нет, не дружны. Они стали официальными деловыми партнерами, а тебе известно, что в наших кругах это гораздо более прочный союз, чем дружба…
Мерлин, Малфой не мог еще сильнее хвост распушить?
Мне хотелось спать. При мысли о том, что скоро придется подняться со ставшего родным стула и снова окунуться во влажный холод, к горлу подкатывало сливочное пиво. Голос Малфоя то отдалялся, то приближался, как будто кто-то крутил колесо радиоприемника.
- … Моему отцу ты нравишься, он говорил, что ты нестандартно мыслишь…
- Что? – я с трудом сфокусировала сонный взгляд на Малфое. – Он-то откуда знает?
- Я ему про тебя рассказывал, - пожал Малфой плечами, как будто речь шла о чем-то самом собой разумеющемся.
- Малфой, тебе что, больше поговорить с ним не о чем? Что за бред вообще? – поморщилась я. Знать бы, что имелось в виду под «нестандартным мышлением»…
- Вовсе не бред. Он просил рассказать, какие у нас девушки на факультете… Что такое, Паркинсон? – видимо, мой недоумевающий взгляд все же подействовал, и Малфой на мгновение опустил глаза, слегка покраснев. – Ты же сама все прекрасно понимаешь. Держу пари, тебе тоже не раз терзали уши разговорами на тему «пора бы уже задуматься о подходящей партии для нашей детки». Панси, если ты согласишься, мы убьем сразу четырех зайцев – твоих и моих родителей. Пусть думают, что в Багдаде все спокойно. А там мы уже окончим школу, и ни к чему принудить они нас не смогут…
- Стоп, Малфой! Притормози. Ты что мелешь? На что мне надо согласиться? – все-таки сливочное пиво, каким бы гиперслабоалкогольным оно ни было, здорово размягчает мозги. Уже который раз убеждаюсь в этом…
- Ну, на то, чтобы встречаться со мной. Чтобы от нас родители отстали. Ты же сама недавно жаловалась на то, что тебя чуть Флинту не сосватали.
- А, фиктивно встречаться? – у меня отлегло от сердца.
- Пока – да, а там посмотрим, - Малфой торжествующе заулыбался. – Да шучу я, успокойся. Так что скажешь?
Под прикрытием поднесенной к лицу кружке я покосилась на Нотта. Он что-то увлеченно рассказывал подсевшим к ним за столик четверокурсницам.
- Почему бы и нет? Только не особо трепись об этом, понял?
- Напишем родителям и все, - согласно кивнул Малфой.
Я прекрасно знала, что пожалею об этом сегодня же вечером. Но я была бы не Панси Паркинсон, если бы упустила такую прекрасную возможность утереть нос Дафне Гринграсс, которая в последние недели явно симпатизировала Малфою. Вчера она с издевкой спросила, дарил ли мне кто-нибудь когда-нибудь цветы.
Это банально и жалко, но, согласитесь, такие вопросы очень задевают.
По крайней мере, меня.
* * *
Я проспала ужин. Серьезно.
Вернувшись из Хогсмида, я прилегла отдохнуть – на секундочку! – и проснулась от голода в десятом часу вечера, с приятным удивлением обнаружив, что кто-то, скорей всего, Миллисент, укрыл меня своим одеялом.
Есть хотелось чудовищно: удовлетвориться тремя кружками сливочного пива за целый день организм не желал.
- Проснулась? – улыбнулась мне Миллисент, листавшая очередной каталог из серии «закажи две фигни и получи третью фигню бесплатно. Цена третьей фигни включена в стоимость первых двух».
- Нет, лунатизмом страдаю, - отозвалась я. Интересно, почему мой левый ботинок стоит возле кровати, а правый валяется у двери? – Ты мне ничего с ужина не принесла? Булок каких-нибудь, а?
- Нет, прости, - огорченно протянула Миллисент, переворачивая страницу, - я не подумала даже, извини, Панси… Были кексы, а не булки. Там куча осталась.
- Ладно, - махнула я рукой, - сейчас на кухню схожу…
- Паркинсон? Ты что здесь делаешь?
- Разве непонятно? Ворую кексы с согласия домовиков. Как, похоже, и ты.
У меня талант натыкаться на людей, которых я не горю желанием видеть, в самых дурацких местах. Ну почему, почему именно Нотт, именно сегодня и именно на кухне? Выглядит это глупее некуда, будто мы какие-нибудь оголодавшие хаффлпаффцы (которые на кухне чуть ли не живут, потому что та находится в соблазнительной близости от их общежития). Или, что еще хуже, гонцы, посланные за закуской старшекурсниками.
- Я проспал ужин, - улыбнулся Нотт. – Отогрелся у камина и задремал в кресле, прямо в гостиной. Странно, что ты не видела.
Вот оно что. Я не спешила с ответными откровениями, иначе мы будем похожи на персонажей из маггловских фильмов, которые иногда тайком от родителей смотрит Касси. Ужасно глупые и неправдоподобные фильмы, в которых герои говорят: «Ах, у меня такая же родинка! Брат!», после чего обнимаются, совместными усилиями побеждают злодея и красиво танцуют на его похоронах.
Хотя, если уж честно, я бы не отказалась от того, чтобы разочек обнять Нотта. По-братски.
- О чем вы сегодня так долго беседовали с Малфоем? – не переставая улыбаться, Нотт подошел чуть ближе. Я изо всех сил стиснула пакет с кексами.
- Да так… О родителях. О погоде. О нестандартном мышлении… - Нотт взял меня за руку, я нервно сглотнула и выдернула мгновенно вспотевшую ладонь из его пальцев. – Мне пора, там Миллисент тоскует по кексам. Пусти, - сказала я, хотя меня никто уже не держал.
Из кухни я почти выбежала.
Я быстро шагала по коридору, прижимая к груди эти чертовы кексы, и думала о том, что лучше бы я легла спать голодной. В тот момент у меня не было ни сил, ни желания смотреть на существующее положение вещей с Точки Зрения Панси Паркинсон; я не чувствовала себя ни рассудительной, ни циничной; и единственным, на что меня в тот вечер хватило, было нервное и эгоистично-единоличное поедание всех утащенных кексов за задернутым пологом кровати.
А Миллисент обойдется. Пусть худеет.
Глава 5______________________
Читатель, остановись и подумай!
За то время, пока фик был заморожен, автор успел: пару раз насовсем-насовсем покинуть фандом, разуважать канон, напрочь запамятовать, о чём шла речь в предыдущих главах; вконец облениться, а также частично позабыть правила русского языка и алфавит. Оно вам надо?
[5]
По-моему, одно из самых худших из всех возможных пробуждений, это когда Миллисент Булстроуд – первое, что ты видишь по утру. А если она ещё и не умыта и не причёсана, и судя по всему, даже зубы не успела почистить… Что же такое она ела за ужином.
Лоб и нижняя челюсть у неё одинаковых размеров. Челюсть, пожалуй, даже побольше и слегка выдаётся вперёд, как у троллей. А вот нос маленький, вздёрнутый, веснушчатый. И красный – в спальне холодно.
- Слезь с меня, Булстроуд, - сказала я, морщась. – И никогда больше не вторгайся в моё личное пространство, не почистив зубы.
Миллисент мои слова не смутили.
- Я сегодня такой сон видела, Панс! Хоть бы и не просыпаться никогда! – восторженным шёпотом возвестила она.
Она всё ещё в этой мерзкой пижаме. Наверное, следует сказать, что в ней она напоминает свиноматку?
- Мне снился Нотт, - понизила голос Миллисент, - будто мы танцевали с ним на том Святочном балу, и он обнимал меня и трогал везде… - она зарделась, нос из красного стал багровым.
Нет, не скажу, пожалуй. Нормальная пижамка, пусть носит.
- Поздравляю тебя, дорогая, с твоим первым эротическим кошмаром, - я широко улыбнулась. Даже, пожалуй, слишком широко. – А теперь, сделай милость, уйди с моей постели.
- Надо спросить у Дафны, когда снятся вещие сны! – счастливо выдохнула Миллисент.
- Миллисент, тебе так идёт эта пижама! – я улыбнулась ещё шире.
* * *
И снова – история магии. Бинса и весь белый свет мне застили могучие спины Крэбба и Гойла, Миллисент прилежно сопела, переписывая у меня домашнее задание по заклинаниям, через проход наискосок все так же дремал Малфой, а сзади доносился привычный бубнёж дуэта Нотта и Забини. Это было как раз такое утро, про которое в книжках пишут, что оно «ничего не предвещало». Утро-то, может, ничего и не собиралось предвещать, а Нотт возьми и дерни меня легонько за капюшон мантии:
- Панси!
И тут-то всё изменилось: Миллисент выронила перо, Малфой моргнул, проснувшись, и повернулся к нам, Забини тонко и не к месту засмеялся, а где-то в сотнях миль отсюда целительница покачала головой и не приняла деньги.
- Что? – а Малфой пялится, пялится пристально, будто между мной и Ноттом завис малютка-снитч. Еще бы ему не пялиться: Нотт никого не зовет по имени, ровно как и его самого никто не называет Теодором или просто Тео. Мерлин, как приторно звучит – Тео. Подставьте таз, я сейчас изойду липким сиропом.
- Ничего. Ты смешно дергаешься, когда пугаешься, - такая широкая улыбка на бледном ноттовом лице выглядела жутковато.
- Ты больной, – прошипела я, отворачиваясь.
Две минуты блаженного молчания. Ровно столько понадобилось Миллисент для того, чтобы отыскать под партой перо, кое-как вытереть платком испачканные чернилами пальцы и сформулировать вопрос:
- Что такое происходит, Панс? Ты меня обманывала?
- И ты тоже больная, - сказала я тоскливо, уставившись на спины Крэбба и Гойла. Рубашки бы сменить обалдуям, воротники в сале.
- Он ведь тогда нашёл тебя, так? И на кухне ты вчера не одна была, мне домовики рассказали, когда я сегодня за добавкой бегала. Я тебе доверяла, ты же моя подруга! – громогласным шепотом укоряла меня Миллисент. Все это здорово отдавало дешёвым бульварным чтивом для альтернативно одарённых барышень, которое так любит Дафна Гринграсс.
Малфой, прищурившись, переводил взгляд с меня на Нотта, который в свою очередь скучающе складывал пергаментных журавликов – у него одного на курсе получалось их оживлять; смех Забини и вербальная атака Миллисент становились совсем уже невыносимыми. Я подняла руку:
- Позвольте выйти, мистер Бинс, мне нездоровится!
Привидение посмотрело куда-то сквозь меня.
- Конечно, мисс Питерсон.
* * *
В последнее время мне все чаще казалось, что я латентая истеричка. И что однажды я, вся такая непрошибаемо-саркастичная, чуть презирающая несдержанных особ, возьму и устану. И зальюсь слезами, и буду непрерывно ржать полтора часа, и швырять вещи в тех, кто подвернется, тоже буду. Что там еще делают истерички, чтобы показать всему миру, насколько им плохо?
Я бегаю от Лавгуд. Или это она преследует меня?
Я затылком чувствую её взгляд во время завтрака, обеда и ужина. Она садится за соседний стол в читальном зале библиотеки. Она выплывает из-за угла во время моих обходов, и у меня язык не поворачивается сказать что-нибудь типа: «Двадцать баллов с Равенклоу, Лавгуд!», я позорно делаю вид, будто не заметила эту малахольную, и сворачиваю в первый попавшийся коридор.
Однако сейчас спрятаться не получится: Лунатичка Лавгуд догнала меня у дверей медпункта и положила тонкую, почти невесомую руку мне на плечо:
- Тебе письмо, Панси Паркинсон, - улыбнулась она, будто я стащила у неё не обломок палочки её матери, а пару летучих шипучек.
- С каких это пор ты у нас сова, Лавгуд? – поинтересовалась я, забирая у неё конверт.
- Тебя не было за завтраком, - пожала она плечами, будто это что-то объясняло. – Извини, мне пора на трансфигурацию. Сегодня мы превращаем летучих мышей в канделябры.
- Да, мне очень важно было это знать, - пробормотала я ей вслед. Она подпрыгивала на ходу, и из-под мантии виднелись гольфы разного цвета.
Конверт я распечатала тут же, едва она скрылась за поворотом. Писала Касси. Целительница не взяла денег, попросила её подождать в приёмном покое, и связалась по каминной сети с нашими родителями.
Аборт ей сделали, лишь когда в лечебницу трансгрессировал пепельно-серый от злости и изумления отец.
Теперь Касси под домашним арестом, и за ней присматривает старая чванливая карга, лицом сильно напоминающая Филча, а маму отец отправил в закрытую клинику, где либо вылечиваются, либо… ну, вы поняли.
Всё было зря, господа зрители. Совсем зря.
Я толкнула тяжёлые двери медпункта.
- Мадам Помфри, дайте мне какое-нибудь успокоительное?
На лекцию я решила не возвращаться.
* * *
- Будешь мои вафли, Миллисент? – спросила я за ужином. Как бы я ни любила вафли и ни лелеяла свою гордость, но Булстроуд демонстративно не обращала на меня внимание весь день, и на неё это не очень-то похоже.
Не то, чтобы мне от этого как-то не по себе. Уверяю вас, мне не горячо и не холодно от того, что Миллисент Булстроуд наконец-таки перестала преданно заглядывать мне в рот и без конца наступать на мои несчастные пятки. Я в этом вижу только положительные моменты.
Но что-то как непривычно.
- Так ты хочешь вафли? Твои любимые, Булстроуд. Я к ним и не притронулась, ты не думай, ничего такого, больше никаких мочегонных порошков,- я легонько толкнула её локтём в бок, на что та лишь гневно засопела и отодвинулась от меня настолько далеко, насколько позволяла длина скамьи.
Прекрасно.
Поднявшись, я изо всех сил шваркнула тарелкой по столу прямо у неё перед носом и вышла из Большого Зала.
Ставлю папину охотничью шляпу на то, она доест эти чёртовы вафли.
* * *
- Что там у вас произошло с Булстроуд? Устроили концерт на потеху всей Школе, - усмехнулся Малфой.
- Мы патрулируем коридоры или обсуждаем то, что тебя не касается никаким боком? – поинтересовалась я, постаравшись, чтобы голос звучал как можно более равнодушным.
- Меня это касается, Панси. Помнишь наш уговор?
- Не смеши, а? Может, мы ещё и контракт заключили, по условиям которого мы должны лизаться на виду у всей школы, ходить под ручку и рассказывать друг другу о всех своих переживаниях, делиться проблемами и конфетами? – фыркнула я.
- Пункты про конфеты и про «лизаться» мне понравились, - Малфой вдруг остановился и многозначительно приподнял левую бровь. Ну, вы это представляете – такой малфоевский фамильный жест, наверняка репетировал перед зеркалом. «Вы так уверены, сэ-эр?... Нет, не так, чуть выше и изящней…»
Я бы рассмеялась, если бы в следующую секунду Малфой не прижал меня к себе, одновременно тычась влажными губами мне куда-то в район носогубной складки, а руками забираясь под мантию.
Ладони у него были ледяные, я чувствовала это даже через рубашку, говнюк чуть ли не до боли сжал мою правую грудь (пощадите, они и так небольшие, что же после этого останется?), а над губой у него, судя по ощущениям, были незаметные светлые, но от этого не становившиеся менее мерзкими усики.
Сейчас меня вывернет. Точно вывернет.
- Отвали, Малфой, - я изо всех сил оттолкнула его, но он лишь сделал шаг назад и облизнл покрасневшие губы. Выглядело это даже забавно, они у него вечно синюшно-бледные, а тут будто Гринграсс одолжила ему свою помаду. – Больше никогда не смей так делать, - прошипела я и зашагала прочь.
- Неужели не понравилось, Паркинсон? – донеслось мне вслед.
Тупой ублюдок.
* * *
Разреветься я себе позволила только в пустой в это время суток совятне.
Я знаю, что эстетичней размазывать сопли по лицу, сидя на каком-нибудь подоконнике – ведь всем известно, что подоконники для того и существуют, чтобы на них реветь, - а не в вонючей загаженной совятне, сидя на куче засохшего помёта, которую Филч почему-то так и не потрудился убрать.
- И это тоже пройдёт, Паркинсон, слышала такую фразу? Соломон был умный мужик и преотличнейший волшебник.
- Ты за мной что, следишь? - огрызнулась я, даже и не думая подняться на ноги или хотя бы вытереть с лица слёзы и сопли.
- Вообще-то, да, - ответил Нотт.
- Тогда какого обвислого Мерлина ты его не остановил, шпион хренов? – всхлипнула я.
- Мне была интересна твоя реакция, - усмехнулся Нотт. Он достал из кармана носовой платок, Мерлин, даже у меня нет с собой носового платка, а у этого говнюка – есть; наклонился и вытер мне лицо, словно я была младенцем, перемазавшимся в тыквенном пюре. Довольно унизительно, знаете ли.
- Ничего не пройдёт. Всё хреново, Нотт, - сказала я, хватаясь за протянутую мне руку. – Всё очень хреново.
- Как скажешь, Панс. У тебя вся мантия в дерьме, знаешь?
- Ага.
- Всё будет хорошо.
- Ага.
fin
