Глава 1Лампочка, отвратительно потрескивая, безостановочно мигала, от этого рябило в глазах, и начинала раскалываться голова. А еще посетители. В палате их трое: молоденькая девушка, переведенная из хирургии (у них там мест нет, все переполнено), со сломанной рукой и сотрясением мозга: покаталась на мотоцикле с приятелем; светловолосая, чуть полноватая, улыбчивая женщина лет сорока с подозрением на инфаркт, которое, как выяснилось сегодня, не подтвердилось; и она сама. Каждый раз думая о нынешнем своем положении, она еле заметно усмехается, но в усмешке этой слишком много горечи: Эйлин Принц, потомственная волшебница и здесь – в маггловской больнице для бедных! Дожила. Впрочем, сама виновата, чего уж там. Тем более, что она давно уже и не Принц,. За двадцать шесть лет, прожитых под маггловской фамилией Снейп, стала, можно сказать, самой что ни на есть настоящей магглой. Так что жаловаться не на кого.
Эйлин отвернулась к стене и закрыла глаза, притворяясь спящей. Во-первых, не мешала мигающая лампочка, а во-вторых, так она лишена счастья созерцать лица соседок по палате и их родственников, которые толкутся тут с утра до вечера. А самое главное –это избавляет ее сочувствующих взглядов: к ней ведь никто не приходит. Ну разве что соседка, миссис Стенли, забежит раз в неделю минут на десять, больше Эйлин ее общество выносить не в состоянии – и все. Собственно, благодаря Деборе Стенли она тут и очутилась. Та лично вызвала «скорую помощь», когда Эйлин, на беду свою, стало плохо прямо в магазине. Дебора отвела ее домой и вызвала врачей, которые долго объясняли ей что-то про резко подскочившее давление, что это может быть очень опасно, а потом отвезли ее сюда. Они как-то там называли обнаружившеюся у нее вдруг болезнь, но она не запомнила, да и плевать ей было на их слова. В «Мунго» наверняка ей помогли бы быстрее и лучше, но сказать об этом Деборе и приехавшим врачам… Тогда ее, пожалуй, упекли бы в другую больницу. Поэтому она уже больше недели вынуждена лежать здесь, проходить какие-то дурацкие осмотры и пить еще более дурацкие маггловские таблетки. Да одно единственное правильно сваренное зелье – и все прошло бы за два дня! Но про зелья тут тоже нельзя даже заикаться. И палочка дома осталась. Впрочем, она так редко ею пользовалась, что почти совсем отвыкла от нее за столько лет.
Словом, всего этого с лихвой хватало, чтобы в рождественский вечер настроение было отнюдь не праздничным, не говоря уж о том, что у нее не было поводов для веселья уже очень-очень давно.
- Мэм, - кто-то позвал ее и осторожно тронул за плечо, - мэм…
Эйлин вздохнула и обернулась: рядом с ее постелью стоял черноволосый мальчик лет семи и, смущенно улыбаясь, протягивал ей мандарин.
- Это вам, мэм, возьмите, сегодня же Рождество! Поздравляю вас, вот! – выпалил он на одном дыхании.
- Спасибо. Я и забыла…
- Наверное, очень плохо болеть, да еще в праздник? – не унимался ребенок. – Тетя Джейн тоже болеет, - кивнул он в сторону полной светловолосой женщины, занятой сейчас разговором с мужчиной, похожим на нее как две капли воды и невысокой женщиной – копией малыша, стоявшего сейчас перед Эйлин.
- Болеть вообще плохо.
- Нет, только в праздники и каникулы, а когда в обычный день – то можно. В школу ходить не надо!
- Ты не любишь школу?
Мальчик посмотрел на нее так, словно она сморозила чудовищную глупость.
- А что там хорошего-то? Постоянно что-то спрашивают, а когда я ответа не знаю, мисс Роджерс кричит на меня, и Дик постоянно дразнится, и…
Эйлин улыбнулась.
- Мой сын тоже не любил ходить в магл…в школу, когда был таким как ты.
- А сейчас он любит?
- Сейчас…не знаю. То есть…он уже закончил школу. Давно.
- А где он? Он придет к вам?
- Не знаю, малыш. Мы…ты понимаешь, мы с ним поссорились. Он ушел из дома, и я давно уже его не видела.
- Я тоже один раз с Дэном поссорился. Дэн – это самый мой лучший друг. Ему новый пистолет подарили, а я сказал, что ничего в нем особенного нет. А он как даст мне по голове. Учебником. Больно было. Три дня с ним не разговаривали. А потом Дэн пришел и говорит: «Давай помиримся», ну мы и помирились. И вы помиритесь. Он придет, вот увидите.
- Да, малыш, ты, безусловно, прав.
- Дэвид! Дэвид, иди сюда, не мешай человеку отдыхать! – позвала мальчика тетя.
- Как тебе не стыдно! – к ним подошла мать Дэвида. – Если будешь тут мешать всем, больше не придешь навестить тётю! Совсем себя вести не умеешь! Извините, пожалуйста, - повернулась она к Эйлин.
- Ничего, мы очень мило побеседовали. У вас замечательный сын!
- Сорванец он замечательный! Ладно, идем, нам уже пора.
- До свидания, Дэвид, спасибо тебе. За мандарин, - сказала Эйлин.
- До свидания, - кивнул ей Дэвид и побежал прощаться с теткой.
Уже в дверях он обернулся и, помахав Эйлин на прощание рукой, сказал:
- Он придет, обязательно придет, вот увидите, сегодня же Рождество!
Эйлин грустно улыбнулась и покачала головой.
- Утомил он вас? – улыбнулась Джейн. – Вы уж простите…Его оставить не с кем, вот и…
- Я бы вообще не пускала сюда детей. И такую ораву родственников разом. Голова от них ото всех болит, - недовольно пробурчала девушка со сломанной рукой. - Тут больница как никак.
- Не пойму, зачем возмущаться? Ребенок вел себя тихо и никому не мешал. Повторюсь: у вас очень милый племянник, и очень добрый, – обращаясь только к Джейн, сказала Эйлин, после чего отвернулась к стене и снова закрыла глаза. Слушать дальнейшую перепалку соседок по палате не хотелось. Хотелось забыться сном, чтоб открыть глаза – и было бы утро. Еще один день прожит. Но сон не шел, мешала мигающая лампочка. А еще воспоминания, которые всегда приходили, как только за окном начинало темнеть.
Эйлин Принц от природы была довольно замкнутой и необщительной. Самыми неприятными детскими воспоминаниями для нее были дни, когда в доме отца проходил какой-нибудь званый обед, и друзья семьи приводили с собой сыновей и дочерей, с которым полагалось показывать свои игрушки, играть вместе и заниматься прочей ерундой. Меж тем как Эйлин предпочитала тишину своей комнаты и интересную книгу. В Хогвартсе у нее тоже практически не было подруг, ей претили бесконечные их рассказы о балах в поместьях, новых платьях и поклонниках. Как можно часы напролет сплетничать о такой чепухе? Нет, на родном Слизерине у нее сложились довольно хорошие отношения с однокурсниками. А Теодор Нотт, к примеру, и Кристиан Паркинсон, так те вообще буквально по пятам за ней ходили, чем раздражали ее несказанно. «У тебя, Принц, сразу два поклонника, тебе везет», - ухмылялись однокурсницы. Но она только плечами пожимала. Поклонники, как же! Все, что нужно этим двоим – это хорошо написанные эссе по зельям и заклинаниям! Потому они за ней и таскаются, зачем еще она им нужна?
Эйлин никогда не питала иллюзий по поводу своей внешности и знала, что красавицей ее никто никогда не назовет. Не то, чтобы это особо ее расстраивало, но...это избавляло от иллюзий, что поклонники будут ходить за ней толпами и падать к ее ногам из-за неземной красоты.
«Зато ты умная!» - говорила Кэролайн Джонс – пожалуй, единственный в Хогвартсе человек, с кем у Эйлин сложились дружеские отношения. На что она только усмехалась и недоуменно пожимала плечами.
Кэролайн училась в Хаффлпаффе, на одном курсе с Эйлин. Они познакомились на первом сдвоенном уроке зельеварения, когда Кэролайн не справилась с простейшим, на взгляд Эйлин, заданием и чуть не взорвала свой котел. Если бы Эйлин, сидевшая рядом, вовремя не подсказала смешной девчонке с длинной светло-русой косой, что иглы дикобраза в зелье нужно добавлять до того, как зелье прокипит, то Хаффлпафф потерял бы баллы, а сама Кэролайн пострадала бы. Этот случай заставил ее проникнуться к слизеринке неимоверной симпатией, граничащей с восхищением. Эйлин сама себе удивлялась, но ее почему-то тянуло к веселой заводиле Кэролайн, и к пятому курсу девушки стали лучшими подругами. Эйлин, никогда раньше не жаловавшая шумные компании, стала часто гостить у Кэролайн на каникулах, и они замечательно проводили время. Там, среди магглов, она, как ни странно, чувствовала себя комфортнее, чем дома, просто потому, что там ей были по-настоящему рады. Домой же ехать не хотелось совершенно, потому что дома был отец, который за целый день, бывало, удостаивал дочь одной единственной фразой вроде: «В таком платье, дорогая Эйлин, выходить к столу просто неприлично. Изволь переодеться». А еще там была Линда – вторая жена отца. Матери Эйлин лишилась будучи совсем еще маленькой – в семь лет. Тогда должен был родиться ее младший брат и, как с гордостью говорил отец, наследник их древнего рода, но, увы, долгожданный ребенок родился мертвым, а через сутки не стало и самой Стеллы Принц. Ровно через год после ее смерти отец женился на Линде, Эйлин посчитала это предательством, и обида на отца не прошла и по сию пору, хотя его давно уже нет на свете. Обиднее всего было то, что на дочь отец совсем перестал обращать внимание, он был занят только Линдой. Когда пришла пора ехать в Хогвартс, Эйлин была несказанно рада, теперь она, наконец, вырвется из этого дома.
Когда же она приезжала на каникулы домой, Линда начинала вдруг заниматься ее воспитанием, кое выражалось в чтении длинных и нудных проповедей о том, «как молодой девушке из приличной семьи следует себя вести и с кем общаться». Эйлин ее почти и не слушала, а смотрела в окно и думала о том, что осталось совсем немного, скоро она снова вернется в школу.
- …и уж тем более, неприлично для представительницы древней фамилии общаться со всякими грязнокровками! Ты совершенно не разбираешься в людях, дорогая, я просто убеждена, что общение с этой…
Эйлин огрызалась, что, дескать, она сама разберется, с кем ей общаться, а с кем – нет, что приводило к еще большему возмущению мачехи.
- Вот, Себастьян, полюбуйся! Это все дурное влияние - девчонка совсем от рук отбилась!
- Эйлин, дорогая моя, - встревал отец, - не надо дерзить маме, она желает тебе добра.
Устав он споров, она бросала отцу: «Это бессмысленный разговор. Извините, мне нужно идти», - и быстро уходила из комнаты, не дожидаясь новой перебранки. Последующие дни Эллин старалась не попадаться отцу и Линде на глаза.
После окончания Хогвартса они с Кэролайн не могли уже видеться так часто, как раньше. Кэролайн устроилась секретарем в Министерстве в отделе по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов, и пропадала на работе целыми днями. Эйлин же, вопреки воле отца, который считал, что наследнице Принцев необходимо выйти замуж за достойного человека и заниматься исключительно мужем и детьми, нашла место в аптеке в Косом переулке, где два раза в неделю дежурила и готовила зелья на заказ. Иначе говоря, занималась любимым своим делом и чувствовала себя вполне счастливой. На ворчание отца она старалась не обращать внимания, а на возмущения Линды ей было откровенно наплевать. Ее заработка хватило на то, чтобы снять небольшую квартиру в Лондоне, и таким образом Эйлин была освобождена от необходимости ежедневно общаться с отцом и мачехой. Она навещала их два раза в месяц по выходным и присылала подарки на Рождество и дни рождения. Отец, в конце концов, был вынужден смириться и уже не заводил разговоров на тему «дорогая моя, тебе не пристало вести подобный образ жизни», и Эйлин вздохнула свободно.
С подругой она виделась не часто, но регулярно переписывалась. Через год после окончания Хогвартса Кэролайн вышла замуж за своего однокурсника Эдварда Тодда, оставила работу, и подруги практически совсем перестали встречаться, да и писать друг другу стали реже: семья и домашние заботы отнимали у Кэролайн все свободное время. Эйлин же была занята только работой, вечера же она предпочитала проводить в одиночестве, дома за книгой. Так прошло года четыре.
В один прекрасный она получила от Кэролайн приглашение провести Рождество у нее дома, и Эйлин, обрадовавшись возможности снова встретиться с подругой, с радостью согласилась.
Праздник удался на славу; небольшой дом в пригороде Лондона, где жила теперь Кэролайн, был полон гостей. Некоторых Эйлин знала: бывшие хаффлпаффцы, однокурсники Кэролайн и Эда. Остальные же были приятелями Тимати – брата Кэролайн, магглы. Помнится, Кэролайн некогда, когда только-только начинала учиться в Хогвартсе, очень удивлялась, что у них в семье она одна волшебница, а брат почему-то оказался лишен необычайного дара, как и их родители. Это было удивительно и необычно. Она очень любила вспоминать о том, как впервые начали проявляться ее способности, и как потом выяснилось, что она на самом деле колдунья. Эйлин пожимала плечами, ну да, такое случается, маглорожденных волшебников и волшебниц пруд пруди – что тут удивительного-то?
Она не любила большие компании, так как быстро уставала от шума и суеты. Поэтому, когда хозяева решили устроить танцы и завели громкую музыку, у Эйлин уже через пять минут разболелась голова, и она, стараясь, чтобы никто не заметил, решила тихо выйти во двор – проветриться. У самой двери, когда она взялась за ручку, она вдруг почувствовала, что кто-то тронул ее за плечо и незнакомый голос спросил:
- Простите, мисс, вы не танцуете?
«Нет!» - почти уже сорвалось с губ, но, обернувшись, и, взглянув в темно-карие глаза стоящего перед ней незнакомого мужчины, сама не понимая почему, ответила:
- Танцую.
- Тогда разрешите пригласить вас?
- Конечно, - кивнула Эйлин и протянула ему руку.
- А вы танцуете гораздо лучше, чем я, - усмехнулся кавалер.
Танцевал он, конечно, не блестяще, но Эйлин тоже не могла похвастаться редкостным умением. Скорее всего, ему просто хотелось завязать разговор с молчаливой партнершей.
- По правде сказать, я совсем не умею этого делать, - продолжал он. - Да и, честно признаюсь, не люблю.
- Вот как? Тогда мы с вами единомышленники, я тоже не могу сказать, что питаю слабость к танцам. Но вы довольно неплохо танцуете, - польстила Эйлин - А почему же вы тогда…
- Ну, я вижу, вы одна сидите, вот и захотел с вами познакомиться. Вы подруга Кэролайн, ведь так?
- Да, мы вместе учились в Хог…в школе.
- А. Тим говорил, что это какая-то особенная школа, где его сестренка учится. А мы с Тимом в колледже вместе учились. Потом он, правда, бросил.
Эйлин, не зная, что ответить, кивнула.
- Тобиас Снейп, - представился ее новый знакомый.
- Эйлин Принц, - улыбнулась она ему.
После танца Эйлин засобиралась домой, она устала и, кроме того, завтра она обещала отцу, что навестит его. Кэролайн, зная, что уговаривать подругу бесполезно, взяла с нее обещание прийти к ним в гости после Нового года, тогда толпы гостей не будет, и они смогут вдоволь наговориться. Уже в прихожей, когда она одевалась, ее окликнули:
- Эйлин!
Она обернулась.
- Уже уходите? – с явным сожалением спросил недавний ее кавалер.
- Да, Тобиас. Мне пора, а завтра я должна…поехать (чуть не ляпнула «аппарировать», конфуз бы вышел) к отцу.
- Но ведь уже поздно. Как же вы…одна… Разрешите, я провожу вас, - выпалил он.
На языке вертелось: «Я прекрасно обойдусь и без провожатого», но, снова встретившись взглядом с темно-карими глазами Тобиаса Снейпа, Эйлин, словно под гипнозом, кивнула и ответила:
- Да, конечно, если вас это не затруднит.
- Ну ладно, Эйлин, вижу, ты в надежных руках, - подмигнула наблюдавшая за этой сценой Кэролайн. – До скорого. Увидимся.
- Пока, Кэри, - Эйлин чмокнула подругу в щеку.
- Идемте, - повернулась она к Тобиасу, торопливо натягивавшему пальто.
- Миссис Снейп! – вернул ее из воспоминаний голос медсестры, делавшей традиционный вечерний обход, - Миссис Снейп, лекарство!
Она поставила на маленький прикроватный столик склянку с таблетками, которыми непрестанно пичкали ее здесь и стакан воды.
- Благодарю вас, - отозвалась Эйлин, садясь на постели и потянувшись за таблетками и водой.
- С Рождеством, - неожиданно мягко улыбнулась медсестра.
Эйлин никак не могла запомнить, как ее зовут: Кэтрин, Кэрин? А, впрочем, какая разница.
- Спасибо. И, мисс, нельзя ли сделать так, чтобы эта лампочка… - но медсестра уже не слушала ее, направившись к постели девушки с сотрясением мозга.
Эйлин вздохнула, выпила лекарство и, улегшись поудобнее, снова отвернулась к стене.
Рождество…
Тогда тоже было Рождество…
Тобиас изъявил желание проводить ее домой, но обоим почему-то не хотелось расставаться, и они еще долго, до самого рассвета бродили по ночным улицам. Он рассказывал ей о своей семье: матери Тобиас, как и Эйлин, лишился еще в раннем детстве, он ее совсем не помнил. После гибели отца в сорок втором году, он остался совсем один, его воспитывала тетка – родная сестра матери. Год назад не стало и ее.
Эйлин в ответ рассказала о своем отце, о Линде, о том, что каждый раз, навещая их, она чувствует себя там чужой.
Они расстались у дверей ее дома, когда уже начало светать, договорившись о новой встрече тем же вечером.
Отцу Эйлин написала, что не сможет навестить его, так как у нее срочный вызов на работу.
К Кэролайн на Новый Год она тоже не пошла, как обещала, отговорившись плохим самочувствием: Тобиас пригласил ее в кино. Она не запомнила ни названия фильма, который они тогда смотрели, ни сюжета – ничего, кроме ощущения сильной горячей руки Тобиаса, которая легла к ней на плечо и притянула к себе.
Две с половиной недели прошло с момента их знакомства, а Эйлин казалось, что они знакомы уже много-много лет. А еще отчаянно хотелось, чтобы это длилось вечно, чтобы он всегда был рядом.
Тем вечером Тобиас зашел за ней домой, чтобы отвести ее в кафе, где, как он сказал, подают самые лучшие пирожные с кремом. Потом он признался, что взял в долг у Тимати, только чтобы сводить ее туда.
Почему-то он пришел на полчаса раньше оговоренного накануне времени, и Эйлин, разумеется, еще не успела переодеться и «навести красоту». Она оставила Тобиаса в гостиной, а сама ушла в спальню.
- Эйлин! – застегивая новое платье, услышала она голос Тобиаса.
В гостиной его не оказалось, он звал ее из кухни.
О, Мерлин! У Эйлин подкосились ноги, как она могла забыть?! На кухонном столе она оставила вчерашний номер «Ежедневного пророка», специально вчера в Косой переулок выбралась, и – самое ужасное – в раковине мылась накопившаяся за три дня гора немытой посуды, заклинание Эйлин наложила буквально за пять минут до прихода Тобиаса.
Она бросилась на кухню. Побледневший Тобиас расширенными глазами смотрел в раковину.
- Эйлин, что…что это?! Как…
- Тоби, сядь, пожалуйста! Сядь. Вот сюда, к столу. – Она протянула ему стакан воды.
- Выпей. Вот так. Прости, я должна была, наверное, сразу тебе сказать, но…случая не было, и я не знала, как ты к этому отнесешься. В общем, ты только…ты не сошел с ума, это все… Короче говоря, дело в том, что я…волшебница, Тоби.
Последующие полчаса она рассказывала Тобиасу о мире магов, о Хогвартсе, министерстве магии, о своей работе в аптеке, зельях и заклинаниях.
- Черт возьми! Невероятно! Это просто невероятно, – глухо проговорил Тобиас, когда она замолчала. – Выходит, и сестра Тима, подружка твоя тоже…ты же говорила, что вы учились вместе. В этой вашей школе, да?
Эйлин кивнула.
- Да, Тоби. Кэролайн тоже волшебница.
- Но…Тимати – он же обычный человек, я хочу сказать, не маг, а ведь он ее брат, как же так?
- Она магглорожденная волшебница. Иногда в семьях магглов, ну, то есть, не магов (мы так их называем) рождаются волшебники. Почему так происходит, я не знаю. И, пожалуй, наверное, никто не знает, это…удивительно.
- А ты?
- Я? Нет, я…вся моя семья – маги, не знаю уж даже, в каком поколении, если ты это имеешь в виду.
- Но как ты оказалась…
- Мы с Кэролайн с первого курса дружим, я же тебе рассказывала. Я часто бывала у нее в гостях. А с отцом мы не ладим, это ты тоже знаешь. Я ушла из дома и живу здесь. Но…если ты теперь не захочешь со мной…общаться, то…я пойму, - тихо закончила Эйлин, не глядя на Тобиаса.
- Ну что ты, Эйлин! – Тобиас встал со стула, подошел к ней и обнял за плечи. – Просто это…немного неожиданно, сама понимаешь, не каждый день… Черт! Даже слов подобрать не могу, как мальчишка какой! Это ж просто как в сказке, так ведь? Никогда бы не подумал! А тебе-то со мной…ну, родные твои, знакомые, они не против, что мы с тобой…все же я не такой, как вы. А ты только что сказала, что секретность и все такое.
- Мне наплевать, что подумают, и что скажут мои родственники. Ведь я тебя…Мне с тобой очень хорошо, Тобиас, мне никогда ни с кем не было так хорошо, - смущенно улыбнулась она, опуская глаза.
Тобиас притянул ее к себе и, крепко обняв, прошептал на ухо:
- Мне тоже, Эйлин. Но ты уж меня так больше не пугай, хорошо? Я подумал, что все –тронулся!
- Не буду, - виновато взглянула на него Эйлин.
- Так мы идем? Или ты передумала?
- Идем, - улыбнулась она.
Они шли по улице, казалось, совсем не обращая внимания на разыгравшуюся непогоду: на улице в тот день было очень холодно, сильный ветер пробирал буквально до костей, да в довершение всего еще и пошел мокрый снег.
- Эйлин, - как-то неуверенно начал Тобиас, - понимаешь, завтра кончается мой…отпуск. В общем, мне нужно возвращаться домой, в Манчестер. И…я не знаю, но, наверное, каждый день видеться мы уже не сможем.
- Ты забыл, что я ведьма, Тоби? - рассмеялась Эйлин. Мы сможем видеться каждый выходной. Если ты захочешь меня видеть, разумеется, - смутившись, добавила она. – Я смогу аппарировать прямо к тебе домой.
- Так это же здорово, Эйлин! Я и не подумал. Ну, разумеется, я хочу этого. Если тебя это не затруднит, конечно.
- Конечно, нет. Просто мне нужно точно знать, куда именно аппарировать, поэтому в первый раз, наверное, придется, чтобы ты проводил меня, показал свой дом.
- Вообще-то, я думал уехать сегодня вечером – семичасовым поездом, и если ты свободна…
- Для тебя – всегда, Тоби. А сейчас, ты знаешь, я замерзла. Может, пойдем ко мне? Время еще есть, я бы тебя чаем напоила с печеньем. Мне Кэролайн прислала - ее кулинарный шедевр.
- Ну что ж, идем!
Чай пили в маленькой гостиной Эйлин, наслаждаясь теплом и потрескиванием дров в камине. Болтая о всякой ерунде, они не заметили, как пролетело время и за окном давно уже стемнело. И только когда часы на каминной полке пробили девять, Тобиас опомнился и как ужаленный вскочил с дивана.
- Вот черт! – выругался он. – Уже девять!
Он кинулся, было, к двери, но уже на пороге резко остановился.
- Извини, пожалуйста, это я тебя заговорила, - отозвалась Эйлин, - совершенно забыла о времени.
- Да не извиняйся! Сам должен был соображать. Плохо, что на поезд я опоздал. Следующий теперь только утром. А Тимати со своей подружкой уже уехали куда-то к ее родителям, и ночевать теперь, видимо, придется на вокзале.
Эйлин встала с дивана и подошла к нему; в тусклом свете пламени камина, освещавшим комнату, его глаза казались черными, бездонными, словно два омута. Сама не веря собственной смелости, она положила руки ему на плечи и опять, как тогда, в самую первую их встречу, словно под гипнозом сказала:
- Зачем же на вокзале, Тоби? Ты можешь остаться у меня.
- Эйлин, - еле слышно прошептал он, притянул ее к себе, и в ту же минуту весь остальной мир перестал существовать.
Глава 2Эйлин вздохнула и перевернулась на другой бок. В палате было (наконец-то!) темно и тихо, все уже спали. За дверью, в больничном коридоре, тоже стояла полная тишина. Лишь изредка слышались чьи-то шаги, видимо, дежурных медсестер. В незанавешенное окно палаты было видно, как в свете уличного фонаря тихо падают на землю крупные хлопья снега. Настоящее Рождество.
Сон не шел, и это было более чем привычно. Оживающие в памяти одно за другим воспоминания не желали отпускать ее.
Эйлин не покидала уверенность, что если бы вдруг сейчас, по какой бы то ни было причине, возникла необходимость вызвать патронуса, то она воскресила бы в памяти именно те рождественские дни уходящего 1958 года: лондонские улицы, полумрак кинотеатра, рука Тобиаса, лежащая на ее плече и та их самая первая ночь. Или же любой день из последующих нескольких месяцев, когда на работе время тянулось так мучительно медленно, и каждый вечер – от понедельника до пятницы – был пустым и холодным. И какой радостью были наполнены выходные, проведенные вместе в маленьком домике Тобиаса в Спиннерс-Энд.
Если бы знать тогда, что все закончится очень быстро, что скоро нежность в его взгляде исчезнет без следа, словно по волшебству, и сменится сначала раздражением, а потом неприязнью и откровенной злостью.
Впрочем, даже сейчас, думая об этом, она не могла сказать, согласилась бы она что-то изменить в прошлом. Все-таки, пусть и недолго, но она была счастлива.
Зима пролетела быстро, уступив место весне, которая в том году была на удивление теплой.
Их встречи с Тобиасом продолжались. Эйлин проводила у него все выходные, а иногда ей удавалось выбраться в Спиннерс-Энд и на неделе. Оба они упивались с каждым днем все больше разгоравшейся страстью и, казалось, что даже расстаться на минуту для них было самой настоящей пыткой. По крайней мере, Эйлин считала дни до встречи с возлюбленным (ей очень нравилось называть его про себя так), неделя казалась ей неимоверно длинной, а выходные такими короткими. Дома у отца она бывала теперь от силы раз в два-три месяца, со знакомыми и даже с Кэролайн почти не общалась – всего пара писем за все время, прошедшее с Рождества. Все ее мысли занимал один только Тобиас.
В апреле Эйлин поняла, что их бурный роман принес свои плоды. И плоды эти очень скоро станут заметны окружающим. Сначала она несказанно обрадовалась, а потом испугалась: как к этому отнесется Тобиас? Не сочтет ли он ее пустой и легкомысленной особой, не думающей о последствиях. Или того хуже, что она хочет привязать его к себе. Проведя подряд три бессонных ночи, ворочаясь с боку на бок, она твердо решила рассказать Тобиасу все как есть, а там – будь что будет.
Она плохо помнила, как пережила ту казавшуюся бесконечной неделю. Субботнего утра – того времени, когда они договорились встретиться – Эйлин не дождалась и аппарировала в Спиннерс-Энд в пятницу после обеда, пришлось отпроситься с работы, все равно от нее там толку не было. Приготовление зелья от боли в суставах требовало внимания и максимальной сосредоточенности. А сосредоточиться на чем-то, кроме предстоящего разговора с Тобиасом, все равно не поучалось.
Тобиаса дома не было, он еще не вернулся с работы. Чтобы убить время Эйлин перемыла всю грязную посуду, скопившуюся на кухне, вычистила пиджак Тобиаса, небрежно брошенный на спинку кровати в спальне, и застелила постель (Тобиас, видимо, опаздывал, поэтому оставил кровать незаправленной). Время шло, а его все не было. «Возможно, задержался на работе», - успокаивала себя Эйлин, хотя на деле не находила себе места. Часам к десяти она совершенно извелась, в голову лезли всякие ужасы, и чтобы хоть чем-то занять себя, она сняла с полки какую-то книгу, зажгла ночник в спальне и, поудобнее устроившись в кресле, решила немного почитать. Очень скоро она увлеклась: история о молодом французском моряке, которого по ложному доносу обвинили в тяжком преступлении, и без суда отправили в тюрьму, чем-то напоминающую Азкабан, необычайно ее заинтересовала. Когда этот самый моряк в тюрьме случайно познакомился с другим таким же заключенным, и они решили вместе готовить побег, она почувствовала, что очень устала. Глаза слипались, Эйлин уже не могла разобрать ни строчки.
Ее разбудил поцелуй в щеку. Стряхнув с себя остатки сна, она обнаружила, что лежит на застеленной ею несколько часов назад кровати, а Тобиас аккуратно приподняв ее, пытается положить ей под голову подушку.
- Ой, прости, Эйлин, я разбудил тебя.
- Тоби, ты…мне очень нужно с тобой поговорить, я ждала тебя, а тебя все не было, и я…
- Мы с Тони зашли в паб после работы, посидели немного, расслабились, сама понимаешь, завтра же выходной. А ты ждала меня тут целый вечер, да? Соскучилась? – обняв ее, прошептал он ей на ухо. – Это просто здорово, что ты пришла сегодня, Эйлин, я тоже так скучал по тебе.
- Тоби, постой…не надо, - она попыталась увернуться от его поцелуев, - подожди, Тоби, я хотела…мне нужно кое-что тебе…
Тобиас ее не слушал:
- Я всю неделю думал только о тебе, - поцелуи становились все настойчивее, а его руки уже расстегивали на ней блузку.
- Тоби, послушай, - но Эйлин ясно сознавала, что ни сил, ни желания сопротивляться его натиску у нее нет, а разговор может подождать до утра.
- Эйлин…в общем, я вчера немного перебрал, Тони пригласил пропустить стаканчик, вот и…
Тобиас выглядел растерянным и смущенным, и Эйлин улыбнулась: таким она видела его впервые.
Они пили чай на его крохотной кухоньке; было уже далеко заполдень, для завтрака, конечно, немного поздновато, но уснули они только на рассвете.
Эйлин отставила чашку, тянуть дальше просто не имеет смысла: сейчас или никогда, в конце концов, она здесь именно для этого.
- Ничего, Тоби, все в порядке. Послушай, мне нужно кое о чем тебе рассказать. Я, собственно, поэтому и пришла вчера, мне хотелось поговорить с тобой как можно скорее.
Тобиас тоже отставил недопитый чай в сторону.
- Что-то случилось? – обеспокоено спросил он.
- Да. Вернее…нет. То есть…да, я понимаю, что была слишком беспечна, есть же специальные зелья, я должна была…но теперь уже поздно. Одним словом, Тоби, я…у меня будет ребенок.
Повисло долгое молчание. Эйлин казалось, что, наверное, даже на улице слышно, как стучит ее сердце. Наконец Тобиас поднялся со стула, обошел стол и встал у нее за спиной, положив руки ей на плечи.
- Эйлин, - начал он, но она резко вскочила со стула и повернулась к нему. Перед глазами все вдруг поплыло от застилавших их непрошенных слез.
- Это твой ребенок! – голос предательски дрогнул. – Твой! У меня никого больше не было, ты ведь знаешь. Я… мне ничего от тебя не надо, если ты не захочешь…
- Подожди, Эйлин, – перебил ее Тобиас, - постой. Я же не заставляю тебя… И не говорю, что отказываюсь. Как ты могла подумать? Просто я думал…думал сделать тебе предложение, но для начала мне хотелось…Я думал, накоплю денег, выкуплю этот дом, чтобы он был наш, понимаешь! Я хотел…быть достойным тебя. Еще полгода, самое большое - год. Это было бы подарком на свадьбу. А теперь, ну, что ж, придется теперь так. Будем считать, что я сделаю тебе подарок позже. Ну, если ты, конечно, согласна выйти за меня, - смешался он.
- Тоби! - просияла Эйлин и бросилась ему на шею.
Свадьбу запланировали на конец мая, и по обоюдному согласию было решено обойтись без шумного праздника и всяких церемоний. Обоим казалось, что это совершенно ни к чему, учитывая, к тому же, положение Эйлин.
А ей, меж тем, предстоял еще один важный разговор, от которого она заранее не ждала ничего хорошего. И, как оказалось, совершенно справедливо.
- Ты в своем уме? – с трудом сдерживая ярость, спросил отец, когда она сообщила о предстоящем замужестве.
- Я не понимаю, папа, что…
- Не понимаешь?! – взревел Себастьян. – Полюбуйтесь-ка, не понимает она! Дрянь! Ты же весь наш род позоришь! Как я буду людям в глаза смотреть?! – бушевал он. – Линда была права, она меня предупреждала, что дружба с грязнокровками до добра не доведет, и вот - пожалуйста! Моя дочь, чистокровная волшебница, спуталась не знамо с кем! Слыханное ли дело, замуж она собралась! За кого?! За грязного маггла! Что бы сказала твоя мать? Нет-нет, я запру тебя дома и выбью из тебя эту дурь! Можешь даже и не мечтать…
- Папа! – не выдержала Эйлин, прервав его бурные излияния, – я не хочу с тобой ссориться, но я все равно выйду за него. Мне не нужны ваши с Линдой разрешения, поучения и нотации. Я, если ты заметил, давно уже живу своей жизнью. Просто потому, что тебя я перестала интересовать, когда в твоей жизни возникла Линда.
- Да как ты смеешь?! Мы все для тебя делали! Ты думаешь, после смерти Стеллы мне было легко?! Но, тем не менее, я старался делать все, чтобы ты ни в чем не нуждалась.
- Я благодарна тебе за это, папа, но сейчас я уже выросла.
- Судя по всему – нет! – рявкнул отец. – Хватит! Я больше не намерен обсуждать это! Выброси этого маггла из головы, даже заикаться больше о нем не смей!
- Я беременна.
Отец побледнел и схватился за сердце.
- Что?
- Я беременна, отец. От Тобиаса.
- Ну, ничего, - неожиданно спокойно сказал Себастьян Принц, - ничего. Эта беда поправима: есть же зелья, ты неплохо в них разбираешься, и сама могла бы приготовить. А потом мы просто забудем обо всем этом.
- Нет, папа, я не буду этого делать.
- Что ты сказала?
- Я. Не буду. Этого. Делать. Папа, – медленно проговорила Эйлин.
- Будешь! Ты будешь делать то, что я сказал, девчонка, - взревел отец. – Мне не нужны грязноквровые маггловские ублюдки!
- Я не буду этого делать! – звенящим от слез голосом повторила Эйлин. – Если тебе не нужен твой собственный внук, значит, я тебе тоже не нужна. Собственно, последние годы ты вел себя именно так! Тебе не было дела, как я живу, чем я живу! А сейчас вдруг ты озаботился моим состоянием. Да и то, не мной, а чистотой своей крови, которую я, видите ли, осквернила.
- Вон! Вон из моего дома!
- Не надо так кричать, папа. Я уйду, мне ведь больше ничего не остается, верно? - горько усмехнулась Эйлин и кинулась вон из комнаты.
Уже когда она взялась за ручку двери, отец окликнул ее
- Эйлин! Если ты сейчас уйдешь, то потом уже не вернешься! Я тебя на порог не пущу, запомни: как только ты выйдешь за ворота, с этой минуты у меня нет больше дочери!
- Я запомню, па…мистер Принц! - ответила Эйлин, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал.
Потом она долго рыдала в гостиной у Тобиаса и никак не могла остановиться, вспоминая ссору с отцом и его слова, сказанные напоследок. Тобиас сидел рядом, неловко гладил ее по спине и повторял:
- Ну, Эйлин, ну не надо. Все образуется, успокойся. Я слышал, в твоем состоянии нельзя нервничать, ну, не плачь, я же с тобой. И все у нас будет хорошо, вот увидишь.
Эйлин вздохнула, приподнялась и протянула руку, чтобы взять с прикроватного столика стакан с водой: в горле вдруг пересохло и захотелось пить. Утолив жажду, она снова откинулась на подушки и, положив руки под голову, некоторое время изучала причудливые тени на потолке; в свете уличного фонаря за окном видно было, как медленно падали крупные хлопья снега – настоящая рождественская ночь. В самом деле, тот малыш прав: в такую ночь и впрямь хочется настоящего чуда. И тем больнее сознавать, что никакого чуда в твоей жизни уже не случится.
Все будет хорошо. Так удобно спрятать за этими словами безысходность, так хочется поверить, что все действительно наладится, все невзгоды – временны, и все пройдет.
Ей тоже тогда хотелось верить этим словам. В то время еще не было повода сомневаться в них, да и потом она еще долгие-долгие годы будет уверять себя, что «все образуется», «все будет хорошо», хотя где-то в глубине души понимала, что «хорошо» уже не будет.
А сейчас в этом и вовсе не осталось никаких сомнений.
Поначалу она часто задавалась вопросом, где, когда, как и самое главное - почему все пошло наперекосяк. Но до сих пор так и не смогла найти ответа на этот вопрос.
Впервые они поссорились через неделю после свадьбы. Вернее, если уж быть совсем точной, то еще чуть-чуть, и они поругались бы прямо свадьбе, но Эйлин каким-то чудом сумела сдержаться.
Хоть Тобиас и согласился с ней, что никакой шумной вечеринки по поводу их бракосочетания устраивать не стоит, тем не менее, в тот теплый майский день их дом в Спиннерс-Энд наводнили какие-то совершенно незнакомые ей люди: соседи, сослуживцы и знакомые новобрачного, чьи имена Эйлин не запомнила. Гости до глубокой ночи произносили тосты «за здоровье молодых». В разгар торжества к ней подошла какая-то размалеванная девица и, не представившись, выдала: «Вот уж не думала, что Тоби наконец-то женится, он же был всегда убежденным холостяком. У нас тут многие к нему клеились, и – ничего. Как вам это удалось, не пойму», - добавила она с плохо скрываемой завистью.
- Впрочем, - продолжила она, уже отойдя от Эйлин, но так, что бы та расслышала, - я бы не обольщалась, что это надолго.
- Обязательно было устраивать этот бедлам? – раздраженно спросила мужа новоиспеченная миссис Снейп на следующий день, левитируя вымытую посуду в шкаф. – Ты же сам говорил, что никого не будет!
- Не сердись, - не отрывая глаз от летящих тарелок и чашек, ответил Тобиас, - они же мои друзья, а тут такое дело – свадьба. Они обиделись бы, если б я им не сказал.
- Кто та вульгарная девица в темно-бордовом платье? – резко спросила Эйлин.
- Что она тебе наплела? – побледнел вдруг ее муж.
- Ничего особенного, - пожала плечами Эйлин, - удивилась только, что ты на мне женился. Так кто это?
- Это…Деби Райт. Она живет на соседней улице. Мы с ней когда-то…ну, в общем, ты понимаешь. Но я уже полтора года как порвал с ней, она сейчас с Тони гуляет. Энтони Стэнли – сосед напротив. Не сердись.
Эйлин тогда вдруг ни с того ни с сего, захотелось расколотить к Мерлиновой бабушке всю только что вымытую посуду. Ведь можно было ей раньше рассказать. И самое главное – зачем он позвал эту Деби Райт? На их свадьбу! Она еле сдерживала себя, чтобы не закричать.
- С ее стороны это было явной наглостью заявиться сюда.
- Забудь о ней! То, что было – ничего не значит. Ведь теперь у меня есть ты, - Тобиас притянул жену к себе и поцеловал в губы. И тут же вся злость и обида моментально испарились.
Какое-то время молодые супруги наслаждались прелестями медового месяца, пока в один прекрасный день не грянула буря. Собственно, Эйлин и предположить не могла, во что выльется ее желание сделать мужу приятный сюрприз. Она помнила, о чем он говорил ей в тот вечер, когда сделал предложение: что собирается выкупить дом Спиннерс-Энд, и что на это ему потребуется «самое большое год». Тщательно все обдумав, миссис Снейп пришла к выводу, что ждать целый год нет никакой необходимости, да и сбережения Тобиаса останутся при нем, они ведь смогут еще пригодиться и для других нужд, тем более, очень скоро семью ожидает пополнение.
Выбрав время, когда муж был на работе, Эйлин аппарировала в Косой переулок, без труда отыскала ювелирную лавку мистера Юлиуса и, пережив унизительный допрос и жалостливо-снисходительную улыбку хозяина – да, она действительно нуждается в деньгах, да, ее замужество – это не слухи, нет, она не захочет выкупить – продала материнские драгоценности. Принадлежавшие некогда Стелле Принц – матери Эйлин - изумруды в золотой оправе с бриллиантами: колье, браслет, серьги и кольцо, - единственное, что она взяла, уходя из отчего дома. Она не решилась бы на подобный шаг, но обстоятельства крайние. Да и Тобиас будет доволен. Посему Эйлин почти без сожаления продала колье и обменяла золотые галеоны на весьма внушительную пачку маггловских фунтов, которую тем же вечером торжественно вручила мужу.
- Где ты взяла столько денег? – недоуменно воззрился на нее Тобиас.
- Продала мамины драгоценности. Ты же сам сказал, что хочешь выкупить этот дом, и что тебе нужен еще год…
- Да, но при чем здесь ты, и твои деньги?
- Теперь нам незачем ждать, мы выкупим дом сейчас, а твои сбережения нам пригодятся, когда родится ребе…
- Ты уже все решила, да? Так быстро! – перебил ее Тобиас. – А меня ты не догадалась спросить, прежде, чем продавать свои побрякушки?! – закричал он.
Эйлин опешила, меньше всего она ожидала, что Тобиас так отреагирует – она ведь как лучше хотела!
- Тоби, я не понимаю…
- Вот именно. Ты ничего не понимаешь! И не соображаешь!
- Но я хотела помочь! – борясь с подступившими слезами, прошептала Эйлин.
- Мне не нужны подачки! – Тобиас так шарахнул кулаком по столу, что зазвенели не убранные после обеда чашки. – Я, черт возьми, мужчина и сам могу содержать свою семью! Может быть, у вас принято брать деньги у женщины, но я не какой-нибудь там… И не позволю так себя унижать! Понятно?
С этими словами он вылетел из кухни, громко хлопнув дверью.
Эйлин медленно опустилась на стул и заплакала, закрыв лицо руками.
- Эйлин, ну, прости меня! – через полчаса Тобиас, остыв, вернулся на кухню, где и застал безутешно рыдающую жену.
- Не плачь, - он опустился перед ней на колени, взял ее руки в свои, - не плачь, малышка! Ну что ты, успокойся.
- Я не хотела тебя обидеть, - всхлипнула Эйлин, - я хотела…подарок…ты же сам говорил! Я просто подумала, что это уже не мои деньги! Не только мои. Они наши. Я же твоя жена, ведь так? Я как лучше хотела, а ты…
- Ну, извини, правда, я не хотел тебя обидеть. Прости. Ты права, так действительно лучше, мы выкупим его сейчас. Ведь ребенок тоже потребует много затрат, и то, что мне удалось отложить, тоже пойдет в дело. Не расстраивайся, я на самом деле не знаю, что на меня нашло.
Эйлин улыбнулась сквозь слезы и обняла мужа за шею.
Глава 3Интересно, который теперь час? Эйлин в очередной раз перевернулась на другой бок и закрыла глаза. Все-таки надо попытаться заснуть. Она не отказалась бы сейчас от Зелья сна без сновидений, да что толку мечтать об этом здесь! Можно конечно попросить маггловские таблетки, но она знала, что они не помогут. Года два назад ее тоже вдруг отчего-то начала мучить бессонница, и миссис Стенли, которой она пожаловалась, что третью ночь проводит без сна, дала ей какие-то пилюли, якобы прописанные ей ее врачом. Следуя предписанию, она приняла «одну таблетку за два часа до отхода ко сну» и все равно не сомкнула глаз ночь напролет.
- Мам! – помнится, презрительно фыркнул Северус, - ну чего ты хочешь от каких-то маггловских таблеток! Придумала тоже! - Он скрылся за дверью бывшей кладовки, которая служила ему чем-то вроде домашней лаборатории.
Тем же вечером он вручил ей флакон с зельем со словами:
- На вот. Не забудь - пять капель на стакан воды. Спокойной ночи, мам!
В ту ночь она спала как младенец.
Эйлин вздохнула: нет, вот теперь она точно не уснет до самого утра.
Северус. Нет, все-таки она плохая мать. Просто никудышная! Потому что во всем, что случилось, виновата она одна.
Та ссора с мужем из-за денег не осталась единственной. Эйлин не понимала, почему, но с тех пор мелкие перебранки возникали теперь между ними очень часто. Причем, как правило, из-за всякой ерунды, и проходили всегда по одному и тому же сценарию: Тобиас, обычно будучи не в духе, срывался на нее по самому пустячному поводу, она же, не в силах снести обиду, начинала огрызаться, и через десять минут оба уже забывали о причине разногласия, поскольку заняты были только тем, что выясняли, кто прав, кто виноват. Кончалось все тем, что несколько часов супруги не разговаривали друг с другом, но, в конце концов, мирились. Поводом для ссоры могло послужить что угодно – от переставленного в угол журнального столика (Эйлин посчитала, что там он будет смотреться лучше) до недосоленного или пересоленного супа. А еще Тобиас почему-то начинал раздражаться, когда она при нем использовала магию. Раньше он просто изумленно наблюдал за тем, как она колдует, выказывая лишь недоумение и любопытство, граничащие с восхищением. Теперь же его это почему-то выводило из себя.
- Ну наконец-то! Я уже заждалась тебя, ты сегодня поздно, - поприветствовала Эйлин мужа дождливым осенним вечером.
- Работа, Эйлин, работа, – раздраженно откликнулся Тобиас, - будь она не ладна!
- Что-нибудь случи…
- Давай не будем об этом, хорошо? Я очень устал и хочу есть.
- Мой руки, все давно готово.
- Что это? – Тобиас скривился, будто проглотил живую лягушку.
- Овощное рагу, ты же сам…- часто-часто заморгала Эйлин, пытаясь не расплакаться.
- А ты вообще в курсе, что на свете существует соль?
- Прости, пожалуйста, - смутилась Эйлин, - сейчас, - она достала из кармана палочку, - Акцио, соль! Вот.
- Черт! – вздрогнул Тобиас. – Никогда, наверное, не привыкну к этим фокусам, - пробормотал он, взяв у жены солонку, и добавил:
- А просто встать и взять по-человечески ты не могла?
- Но…так же удобнее, - пролепетала Эйлин.
- Просто глупо! Чего уж проще-то: протяни руку и возьми! Раз уж ты живешь здесь, то могла бы вести себя как все нормальные люди. Не говоря уже о том, что кто-нибудь однажды увидит это, а я не желаю, чтоб про мою жену начали распускать всякие слухи! – с грохотом отодвинув стул, Тобиас встал из-за стола.
- Куда ты? А как же обед?
- Обед? Спасибо! Я уже сыт. Это твое рагу даже свиньи есть не стали бы!
Он вылетел из кухни, оставив Эйлин безутешно рыдать над тарелкой давно остывшего рагу.
Два часа спустя Тобиас вернулся и долго просил прощения и клялся всеми святыми, что больше никогда не повысит на жену голос. Эйлин…поверила, как верила потом – каждый раз, когда муж приходил мириться после очередного скандала. В ту пору ей действительно хотелось верить, что эта ссора - действительно последняя, и больше этого не повториться. Она даже оправдывала Тобиаса: у него, как ей стало известно, неприятности на работе, он слишком взвинчен из-за этого, вот и срывается. Но все наладится, все будет хорошо. Тем более, скоро должен родиться их ребенок.
Эйлин усмехнулась. Дура! Какой же непроходимой дурой она была! Уже тогда – по тем «первым звоночкам» могла бы понять, что вовсе не знает человека, за которого вышла замуж. Тобиас обладал сложным характером, да еще, ко всему прочему, они оказались слишком разными людьми, и им очень трудно было ужиться вместе. Увы, она поняла это слишком поздно, а в то время успокаивала себя с каждым разом становившейся все более и более бессмысленной фразой: «Все образуется». Ей казалось, что еще чуть-чуть терпения и…
Но время шло, а отношения их лучше не становились, скорее, наоборот.
Эйлин думала, что с появлением ребенка все изменится но, увы, она ошиблась.
В очередной раз будущие родители умудрились поругаться буквально за несколько дней до рождения Северуса.
Тобиас прожужжал жене все уши, что «если будет девочка, то назовем ее Патрисия, в честь моей матери, а если мальчик – Джеймсом, в честь отца». Не то, чтобы Эйлин была против, но ее раздражало, что Тобиас говорит об этом так, словно все уже решено и не подлежит сомнению.
В конце концов, ей это надоело, и она взбунтовалась.
- И почему именно в честь твоей матери? - спросила она в один прекрасный день, когда Тобиас вновь завел старую песню «как мы назовем нашу дочку» (видимо, он очень хотел, чтоб родилась девочка, потому что о дочери разговор заводил чаще).
- Я просто подумал…
- А мне не нравится имя Патрисия! Но вообще-то, это совершено неважно, я просто уверена, что будет мальчик.
- Вот и прекрасно, - начал было Тобиас, значит…
- И я назову его Северусом, - игнорируя слова мужа, продолжала Эйлин.
- Как? – вытаращился на жену мистер Снейп.
- Северус. А что такое?
- Ну уж нет! Я хочу, чтобы моего ребенка звали по-человечески!
- А я не хочу, чтобы его звали Джеймсом, или как ты там еще напридумывал!
- Да таких имен вообще не бывает! Черт знает, что такое! Северус.
- Если ты, Тобиас, никогда этого имени не слышал, это еще не значит, что «такого не бывает», - ехидно заметила будущая мать. – Да будет тебе известно, что это древнее имя, которое даже носил какой-то император. Кроме того, так звали моего деда, и именно так должны были назвать моего младшего брата, который умер в младенчестве. И я хочу, чтобы так звали моего сына. В конце концов, когда он пойдет в Хогвартс…
- О, господи! Он еще даже и не родился! Откуда ты вообще знаешь, что он будет…таким…как ты, и пойдет в эту вашу школу?
- А ты полагаешь, что мой сын будет сквибом? Вот уж дудки! Он же Принц! Пусть и наполовину. И вообще, Тобиас, хватит! Я устала. А решения я не изменю, слышишь? Я НИКОГДА не назову своего сына Джеймсом!
- Да ну тебя! – махнул рукой Тобиас. – Делай что хочешь.
Возможно, он надеялся, что когда ребенок появится на свет, Эйлин передумает, однако она не сдалась, и муж был вынужден уступить.
Когда родился Северус, у его отца начались проблемы на работе, что отнюдь не добавляло семье спокойствия, поскольку, будучи человеком вспыльчивым, Тобиас без труда находил повод сорвать злость и досаду на жене.
В один прекрасный день ему, как и многим другим работникам ткацкой фабрики, значительно урезали зарплату, мотивируя это какими-то финансовыми проблемами. Дескать, хозяева несут убытки, продукция не раскупается. На деле же, и это выглядело гораздо правдоподобнее, все объяснялось тяжелым нравом Тобиаса. Денег едва-едва хватало на продукты, и в результате Эйлин была вынуждена продать браслет матери, чтобы купить ребенку все необходимое, что вызвало недовольство мужа.
- Откуда это все? – изумился Тобиас, когда в один прекрасный день пришел с работы и обнаружил вместо старой детской кроватки, извлеченной откуда-то из недр кладовой, и наспех отремонтированной и покрашенной, бело-голубое чудо с кружевным пологом стоимостью, как он быстро прикинул, три его месячные зарплаты, если не больше. В довершение этого безобразия, кроватка оказалась волшебной: как только малыш начинал плакать, она начинала покачиваться. Довершала картину куча погремушек, и разных детских вещичек еще, по меньшей мере, на три-четыре зарплаты.
- Купила в Косом переулке, - невозмутимо ответила супруга.
- Понимаю, что не из воздуха сотворила, хотя с тебя станется, я спрашиваю, где ты взяла деньги?! – начал раздражаться Тобиас.
- Продала мамин браслет.
- Что? У тебя совсем с головой плохо? – уже не помня себя, кричал Тобиас. – Мы еле-еле концы с концами сводим, ты же прекрасно знаешь, что у меня сейчас с работой не ладится. И денег я получаю меньше, так что приходится экономить на всем, а ты тут корчишь из себя миллионершу и спускаешь кучу денег на какую-то дребеднь!
- Ты же мне ни гроша не дал, - вспылила Эйлин, - вот и пришлось все сделать самой. В конце концов, это мои деньги, и я сама решаю, на что их тратить!
- Дура! – заорал Тобиас. – Нам скоро есть будет нечего, а ты…
- Если ты еще не заметил, то у нас теперь, в некотором роде, есть сын! И ему, между прочим, нужна одежда, нужны игрушки и да! – нужна новая кроватка! Или, может быть, прикажешь заворачивать его в кухонное полотенце и укладывать спать в эту развалюху, которую ты нашел на помойке!
- А если ты еще не заметила, то мы живем не во дворце! Давно бы уже пора отвыкнуть от замашек доченьки богатого папочки и жить по средствам!
- Свои средства я буду тратить так, как сочту нужным, Тобиас! И не кричи, пожалуйста, ребенка разбудишь!
На сей раз была очередь Эйлин хлопать дверью. Оставив Тобиаса одного в гостиной, она ушла в спальню. Баюкая маленького сына, которого, разумеется, разбудили громкие голоса, она приговаривала:
- Тшш…тшш, тише, Северус, тише! Не надо плакать. Видишь, твоя мама не плачет, не плачет, - смаргивая слезы, повторяла она, - ничего, это пустяки, он поймет! Успокойся, сынок, не плачь, мой хороший, не надо!
Потом они с Тобиасом, разумеется, помирились, пообещав, что больше никогда-никода…
И оба забыли о своем обещании на следующий же день.
Эйлин перевернулась на спину; да, похоже, сегодня она точно не уснет.
На кровати напротив неожиданно заворочались, и сразу же вслед за этим раздался слабый шепот:
- Миссис Снейп, вы не спите? – позвала ее девушка, у которой было сотрясение. – Простите, я разбудила вас.
- Нет, что вы, - Мерлин великий, как же ее зовут? – я не спала.
- Видимо, днем выспалась; знаете, доктор сказал сегодня, что к концу недели, скорее всего меня выпишут! Жду не дождусь! – тараторила девчонка. - Поедем с Терри в Париж, мы давно уж собирались, а вчера он сказал, что уже заказал билеты, представляете? Подарок на Рождество! Вот я все лежала и думала, представляла, как мы…ой – вдруг осеклась девушка, услышав, как вздохнула во сне ее соседка справа, - извините, пожалуйста, не буду отвлекать вас глупой болтовней. А то перебужу всех. Простите. Спокойной ночи! – она замолчала, и минут через десять уже спала сном младенца.
Эйлин улыбнулась: небось, уже гуляет по Монмартру в обнимку со своим Терри. Дай-то Мерлин, чтобы сон этой девочки сбылся, и чтобы он никогда не обернулся кошмаром. Она вздохнула, в отличие от этой молоденькой красотки ее донимали отнюдь не грезы о Париже и грядущем медовом месяце.
Глава 4Обычно с течением времени люди узнают друг о друге больше и сближаются все теснее, однако ж, у Эйлин с мужем почему-то все было наоборот. Чем дальше, тем меньше они понимали друга, а ссоры и скандалы в их доме стали уже привычными.
Сейчас Эйлин понимала, дело не в том, что они оказались не только слишком разными, а (и это – самое главное) в том, что они оба просто не пытались понять друг друга. Никто не хотел уступить. И, разумеется, как это всегда бывает в таких случаях, сильнее всего страдал ребенок.
Сейчас Эйлин жалела об одном: что первой не положила всему этому конец. Ведь тогда, возможно, все было бы по-другому. Хотя, что толку сожалеть о том, что упущено безвозвратно.
За без малого шесть лет совместной жизни Эйлин практически не помнила ни дня, чтобы они с Тобиасом не повздорили. Порою ей казалось, что тот человек, с которым она познакомилась тем рождественским вечером у Кэролайн, и в которого так сильно влюбилась, и ее муж – это разные люди. Тот, первый Тобиас, был внимательным, добрым, страстно влюбленным, а стоило им пожениться, его словно подменили. То, что раньше в Эйлин ему нравилось, теперь раздражало, и он не уставал напоминать ей об этом. Хуже всего было то, что Тобиас стал срывать злость и на сыне. Эйлин заступалась за мальчика, Тобиаса это еще больше выводило из себя, и все заканчивалось очередным бурным выяснением отношений.
Положение усугублялось еще тем, что Тобиас из-за проблем на работе теперь постоянно задерживался, коротая время в ближайшем пабе вместе со своим дружком Тони Стэнли, нередко заявляясь домой навеселе. Сначала это было «пятничной» традицией Снейпа и Стэнли: «Ну имеем мы право расслабиться после рабочей недели?!», - но потом это превратилось в традицию практически ежедневную. От проблем это, естественно, не избавляло, наоборот, прибавило новых: Тобиасу в очередной раз урезали зарплату, а потом и вовсе понизили в должности. Спасибо, хоть совсем не выгнали. Обстоятельство это, разумеется, хорошего расположения духа ему не добавило, а виноватыми почему-то оказывались жена и сын.
- «…и с той поры Волшебная Шляпа, созданная великими Основателями, распределяет учеников по четырем факультетам», - забравшись с ногами на диван, читал Северус, водя пальцем по строчкам. «Историю Хогвартса для детей», подаренную матерью на прошлый день рождения, Северус зачитал уже буквально до дыр.
Эйлин вошла в комнату, на ходу вытирая руки кухонным полотенцем, и, остановившись на пороге, какое-то время с улыбкой смотрела на сына. Она подошла, села рядом и ласково потрепала его по волосам, чуть взъерошив их. Северус раздраженно дернул головой.
- Мам! Не надо меня…лохматить!
- Ну, извини, извини, не буду! – засмеялась Эйлин и обняла сына за плечи.
- Мам, - Северус подвинулся ближе, прижимаясь к матери, - а я, правда, туда поеду? – почему-то шепотом спросил он, указывая на нарисованный в книжке волшебный замок.
- Сев, ну я же тебе уже говорила – обязательно поедешь. Вот исполнится тебе одиннадцать, сова принесет письмо, и мы пойдем с тобой в Косой переулок, покупать…
- Палочку! – радостно заблестели глаза Северуса.
- Непременно! – Эйлин поцеловала сына в макушку. – И станешь ты у меня самым сильным, самым талантливым магом, да?
- Угу, - кивнул Северус. – Только ждать долго, - насупившись, посетовал он.
- Ничего, не расстраивайся, и оглянуться не успеешь, - отозвалась мать.
- Мам, а ты на каком факультете училась?
- На Слизерине, а что?
- Ух, ты! Здорово! «…те, кто умеет добиваться своего» - прочитал он, заглянув в книгу и погладив зеленую с серебром эмблему факультета Салазара Слизерина, нарисованную прямо под портретом великого Основателя. – Я тоже туда хочу. Как ты.
- Да, мой хороший, - кивнула Эйлин и еще раз рассеянно потрепала сына по голове, чем заслужила возмущенное: «Ну, мам!», - впрочем, тут же сменившееся чуть застенчивой улыбкой.
– Пойдем ужинать? – спросила она, бросив беглый взгляд на часы и нахмурившись.
- Пойдем, - пожал плечами Северус.
Ужин прошел тихо и мирно. Северус, уткнувшись в книгу (с привычкой сына читать за едой Эйлин пыталась бороться, но быстро поняла тщетность этой затеи), допивал чай, Эйлин собрала со стола грязные тарелки и положила их раковину. Вдруг громко хлопнула входная дверь. Мать и сын одновременно вздрогнули: это могло означать только одно – глава семьи пришел не в духе. Северус отставил чашку, быстро встал из-за стола и, буркнув: «Спасибо, мам», - бросился вон из кухни. Он уже усвоил, что отцу, когда тот приходит с работы не в настроении, на глаза лучше не попадаться. Однако на этот раз Северус не успел убежать, чтобы спрятаться и переждать бурю у себя в комнате, на пороге он столкнулся с Тобиасом.
- Что ты носишься тут как угорелый? – поприветствовал тот сына. Мальчик еле слышно пролепетал что-то себе под нос и отступил назад, в кухню.
- Это вместо «здравствуй», да, Тоби? – стоя спиной к двери, и не глядя на мужа, спросила Эйлин. Она взмахнула палочкой над раковиной с грязными тарелками.
-Терпеть не могу, когда под ногами путаются, - проворчал Тобиас, сев за стол. – Что у нас на ужин?
- Может, сначала соизволишь объяснить, почему ты явился так поздно? – начала заводиться Эйлин.
- Началось! Имею я право…
- Да! – Эйлин резко обернулась, - Да! Имеешь! В этом доме только ты имеешь на что-то право и делаешь что хочешь! Тебе не кажется, что у меня тоже есть кое-какие права? И в частности – узнать, где тебя носило целый вечер?
- Эйлин, ну хватит уже! Что тут такого, посидели у Тони, пропустили по стаканчику, пока Деби дома нет.
- А предупредить ты не мог? Каждый день одно и то же! Неужели так трудно…
- Вот именно! Каждый день одно и то же: стоит задержаться на пять минут, ты закатываешь истерику! Лучше бы домом занималась и сына своего воспитывала, как полагается! А то задурила мальчишке все мозги своими колдовскими штучками, - Тобиас кивнул на забытую Северусом на столе «Историю Хогвартса».
- Во-первых, сын – и твой тоже. А во-вторых, если «воспитывать», по-твоему, означает кричать на ребенка, чтобы он «не путался у тебя под ногами», то…
- Парень в его возрасте должен интересоваться нормальными игрушками, не знаю, машинками там, самолетиками, а не сидеть с книжками, или слушать твои бредни о какой-то там школе! Кто из него вырастет?
- В сотый раз повторяю тебе, Тоби, может, наконец, до тебя дойдет: наш сын – маг! И я рассказываю ему о том, чему учили меня, и чему он будет учиться, когда пойдет…
- То-то тебе пригодилась вся твоя учеба! Чему вот тебя в этом твоем…Хогартсе научили? Посуду вымыть и то не можешь без своей идиотской палки! – Тобиас со всей силы стукнул кулаком по столу. - Я дождусь сегодня ужина или нет?!
- Успокойся и ешь! – Эйлин поставила перед мужем тарелку и снова отошла к плите подогреть чай.
Тобиас вяло ковырял вилкой рис и кусочки жареного мяса, не съев практически ни кусочка, он отодвинул тарелку.
- Что еще? – раздраженно спросила Эйлин, увидев это. – Ты, кажется, умирал с голоду.
- Нет уж, я сыт, благодарю покорно. Ты, видать, только в ядах своих разбираешься, раз из простого риса и мяса умудряешься приготовить такую отраву, – сварливо проговорил муж.
- Прекрасно! – Эйлин взмахнула палочкой, - Эванеско!
Тарелка мигом опустела. Тобиас вскочил из-за стола, с грохотом уронив стул, и что есть силы швырнул тарелку об пол.
- Ты что, совсем рехнулась?! – заорал он.
- Тебе, похоже, нравится надо мной издеваться, да? – в глазах защипало от с трудом сдерживаемой обиды.
- Истеричка! – Тобиас подошел к ней вплотную, до боли сжал плечи и грубо встряхнул.
- Сначала ты весь вечер шляешься где-то, а потом…Чтобы я ни сделала, тебе никогда ничего не нравится! Что, у твоего Тони жена готовит лучше, да? То-то ты у них постоянно ошиваешься! Ну, да, конечно! – Эйлин уже плохо понимала, что именно она говорит, ей хотелось одного – побольнее задеть мужа, обидеть его. – Деби Райт – это ведь на ней женат твой дружок, да? – наверняка готовит лучше! Повезло Тони, верно? А ты вот, бедняга, просчитался.
- Что ты несешь?
- Завидуешь своему приятелю, да, Тоби? Ему жена и готовит лучше, и…
- Заткнись! – сквозь зубы процедил Тобиас.
- А может, мы с Тони Стенли оба в дураках остались, а, Тобиас? Может, ты со своей Деби вечерами встречаешься где-нибудь, вместе юность вспоминаете?
- Я сказал – заткнись немедленно!
- Что, правда глаза ко…- она не договорила, в тот же миг щеку обожгло, словно огнем. Через несколько минут что есть силы грохнула входная дверь, и вслед за этим наступила звенящая тишина.
Закрыв лицо руками, Эйлин без сил опустилась на пол. Опомнилась она, услышав чьи-то всхлипы. Повернув голову, она увидела забившегося в угол Северуса, утирающего рукавом слезы. Мгновенно вскочив на ноги, Эйлин бросилась к сыну.
- Что такое, дорогой? – она крепко прижала безостановочно всхлипывающего мальчика к себе и, гладя его по спине, тихо проговорила:
- Тише, тише, успокойся. Ну, что ты, не надо, Сев, не плачь. Успокойся, все будет хорошо, вот увидишь.
- По..почему он…тебя…Тебе больно, мам?
- Нет, хороший мой. Не больно. Все хорошо, не переживай. Мы…это просто случайно. Он…папа не хотел, понимаешь, милый, люди иногда…ссорятся…Но…это бывает, - беспомощно лепетала она, не зная, как объяснить сыну, почему они с Тобиасом в очередной раз поругались…
Глава 5Эйлин села на постели: снова захотелось пить. Она протянула руку, взяла стакан и залпом выпила всю воду. Спать по-прежнему совершенно не хотелось, а ворочаться с боку на бок надоело. Эйлин встала и, осторожно ступая, чтобы никого не разбудить, вышла за дверь. В коридоре было пусто и тихо. Часы на столе отсутствующей дежурной медсестры (наверное, празднует Рождество со своими товарками где-нибудь в укромном уголке, а, может, вызвали к больному) показывали без четверти четыре. Еще четыре с лишним часа, до того, как рассветет, проснутся соседки по палате и остальные пациенты, придут врачи и медсестры, словом, - начнется новый день, и память уснет до вечера. Но об этом лучше пока не думать. Эйлин прошла вперед по полутемному коридору до стеклянной двери, за которой была небольшая почти уютная комната: обшарпанный диван, два кресла, журнальный столик со стопкой маггловких газет недельной давности, старенький телевизор, темно-зеленые (слизеринские – шутила про себя Эйлин) занавески на окнах и мерцающая разноцветными огоньками елочка в углу. В этой комнате уже выздоравливающие больные, которым разрешено было вставать с постели, могли посмотреть и обсудить последние новости, почитать, просто поболтать о том, о сем, здесь же зачастую принимали посетителей, навещающих заболевших родственников и знакомых.
Эйлин вспомнила царившую здесь три дня назад суматоху, когда несколько женщин из соседней палаты и два старичка из палаты напротив наряжали эту самую елку и чуть не до хрипоты спорили, подходит ли красный шар к зеленому зайцу или же их лучше не вешать вместе. Глядя на них, Эйлин вспомнила Хогвартс, нарядно украшенный Большой Зал, небольшая, увитая зелеными и серебристыми гирляндами ель в гостиной Слизерина, радостно возбужденные однокурсники и чуть смущенный Кристиан Паркинсон, протягивающий ей перевязанную зеленой лентой коробочку: «С Рождеством, Эйлин! Вот. Это тебе». В коробке был небольшой серебряный кулон в виде змейки. «Я подумал…тебе понравится», - старательно изучая свои ботинки, сказал он. Она рассмеялась, поблагодарила Криса, пожелала ему счастливого Рождества и, вручив свой подарок – только что изданную биографию какого-то полулярного игрока в квиддич (она не помнила, да никогда и не старалась запомнить их имена) – чмокнула в щеку. Кристиан покраснел, как морковка, и, пробормотав слова благодарности, куда-то умчался. Только сейчас, спустя больше двадцати лет, ей почему-то вдруг подумалось, что, наверное, Кристиан хотел тогда не только поздравить ее, этим своим подарком он хотел сказать…А, впрочем, какая теперь разница? От воспоминаний о Хогвартсе вдруг защемило сердце, и она ушла, так и не приняв участие в подготовке к празднику.
Она задумчиво смотрела на елку и думала, что вот эти старенькие, облупившиеся шары совсем не украшают ее. Эйлин снова, в который раз, пожалела, что у нее нет с собой палочки, она заставила бы их блестеть, переливаясь всеми цветами радуги, так же, как раньше проделывала это со старенькими шарами и гирляндами Тобиаса. Это сделало бы елочку по-настоящему нарядной, она не была бы больше такой унылой, подобно длинным гулким коридорами, вечно мигающим лампочкам и облупившейся краске на лестницах. И тогда, может быть, и Рождество в этих стенах не было бы таким тоскливым.
И вслед за этим вдруг вспомнилось Рождество 1970 года.
С утра они Тобиасом в очередной раз разругались в кровь, и муж, по своему обыкновению, испортив ей в очередной раз настроение, ушел в неизвестном направлении. Она так надеялась на тихий семейный ужин, и сердце пело от радости: последнее время их отношения заметно улучшились. Особенно радовало ее то, что Тобиас наконец-то попытался найти общий язык с сыном, и Сев, казалось, был рад этому. Тобиас, например, водил его вместе подружкой в кино, и потом они наперебой рассказывали ей «как было здорово». Дважды Эйлин заставала их мирно беседующими о чем-то, и оба в один голос просили ее не мешать, у них де «мужской разговор». И вдруг – все снова здорово! И как всегда – из-за ерунды. Тобиасу втемяшилось пригласить к ним на обед своего драгоценного Тони с супругой. Дебору Стенли, в девичестве Райт, Эйлин терпеть не могла с той самой вечеринки по случаю их с Тобиасом свадьбы. Все последующие годы, встречаясь время от времени с соседкой, Эйлин отделывалась только дежурными фразами: «Здравствуйте-как-дела-хорошая-сегодня-погода», - хотя миссис Стенли и старалась всячески навязать ей свое общество. Однако, при виде бывшей любовницы мужа, у Эйлин в душе поднималась волна глухой ненависти и раздражения. Она понимала, что ревновать не имеет смысла, но ничего не могла с собой поделать.
Обычно Рождество они встречали втроем: неприхотливый ужин и обмен нехитрыми подарками. Гостей же, во всяком случае, с тех пор, как они поженились, не приглашали ни разу. И вот, спустя десять лет, Тобиас, ни с того, ни с сего, решил поиграть в хлебосольного хозяина, хотя лишних денег в доме, разумеется, не было.
- Тебе не кажется, что мы не на столько богаты, чтобы устраивать пирушки? – Эйлин не теряла надежды отговорить мужа от глупой затеи.
- Неужели в тебе заговорила бережливость? - Тобиас даже не пытался скрыть издевку. – Не прошло и десяти лет!
- Просто твоя идея не кажется мне удачной, только и всего, – стараясь казаться спокойной, сказала Эйлин. - Ты же знаешь, я не выношу жену твоего приятеля. Впрочем, я уже привыкла, что ты со мной не считаешься.
- А ты? Ты со мной считаешься? – взорвался Тобиас. - Я уже устал просить, чтоб ты оставила все свои фокусы. Хотя бы стирать и мыть посуду за это время могла бы научиться, как все нормальные люди!
- Какое это имеет отношение…
- Прямое! Ты же специально не желаешь слушать, что я говорю, и все делаешь мне назло.
- Хватит, Тоби! Я это слышала уже сотни раз!
- Вот и выслушай в сто первый, может, поймешь!
- И ты тоже послушай, может, и до тебя дойдет, что я НЕ ХОЧУ видеть эту потаскушку у нас дома!
- Опять! Что за идиотская ревность?! Миллион раз уже было сказано: все, что у меня там с ней было, давно быльем поросло, мы с тобой еще и знакомы-то тогда не были! Я получил, наконец, премию, могу я устроить…
- Конечно, - перебила его Эйлин, - выбросить деньги на вечеринку с Деби Райт – это не раздумывая! А то, что сыну давно уже нужна новая обувь – это тебя не волнует!
- Ну, надо же, опомнилась! Вот и купила бы ему новые ботинки, а то перед людьми стыдно, ходит как бродяжка какой! Эта его подружка, и та, небось, уже стесняется с ним гулять.
На звук закрываемой входной двери - Северусу надоела родительская ругань, и он ушел на улицу, как поступал в последнее время практически каждый раз, когда мать с отцом начинали выяснять отношения – оба не обратили никакого внимания. Скандал набирал обороты.
- Я бы купила, если бы ты дал мне денег. Да только вот половина тех грошей, что ты принес в прошлом месяце, ушла на то, чтобы раздать долги и заплатить по счетам! Еле-еле хватило, чтобы не умереть с голоду. На что, по-твоему, я должна была покупать одежду и обувь? Бесплатно, знаешь ли, даже в маггловких магазинах мне никто ничего не дал бы!
- Продала бы свои финтифлюшки! Все равно лежат без дела.
- Эти, как ты выражаешься, «финтифлюшки», принадлежали моей матери, Тобиас. Я и так распродала уже почти все. Может, ты забыл, но дом мы выкупили именно на мои деньги. И потом, в следующем году Северус поедет в Хогвартс, и я обязана буду приобрести ему все необходимое.
- Значит, на еду тебе не хватает, а на эту вашу колдовскую лабудень ты готова выбросить кучу денег. Дура! Мне, между прочим, тоже не помешали бы новые рубашка и брюки, а ты думаешь все о какой-то ерунде!
- Но ты же у нас мужчина, - припомнив давнюю ссору, прищурилась Эйлин, - ты сам способен содержать семью, и подачки от женщины – ниже твоего достоинства. Или ты уже пересмотрел свои принципы?
Тобиас побледнел и сжал кулаки.
- Замолчи!
- Никудышный из тебя мужчина получился, Тоби.
- Заткнись, идиотка!
Удар был несильный, но Эйлин, подавшись назад, споткнулась, оступилась и упала, больно ударившись коленом. Всю злость Тобиаса мгновенно как рукой сняло.
- Эйлин, - он наклонился к ней, помогая встать.
- Не трогай меня! – отпихнула она его.
- Я помогу. Эйлин, прости…
- Не прикасайся ко мне! – закричала она. – Убирайся к дьяволу, видеть тебя не могу!
С трудом, опираясь о стоящий рядом стул, она встала с пола, прихрамывая - болело ушибленное колено - ушла в спальню и заперлась на ключ. Видеть мужа и разговаривать с ним в ближайшие несколько часов, а еще лучше – лет, не хотелось. Но уже минут через десять в дверь осторожно постучали:
- Эйлин, открой! - раздался голос Тобиаса. – Ну, послушай, извини меня, я не хотел.
- Катись ко всем дементорам! - крикнула она. – И дружка своего прихвати вместе с женушкой.
За дверью что-то неразборчиво пробурчали, вслед за этим послышались торопливые шаги, и все стихло.
Через час, успокоившись, и все тщательно обдумав, она решила, что, наверное, зря накричала на Тобиаса и вообще затеяла эту глупую ссору. Пусть приглашает этих Стенли, ну, посидят час-другой и уйдут. Эйлин открыла дверь и позвала мужа:
- Тоби!
В ответ – ни звука, кажется, дома никого не было. Она вышла в прихожую: пальто Тобиаса на вешалке отсутствовало. Так и есть - ушел. Она вздохнула и прошла на кухню, где несколько минут бесцельно смотрела на накрытый стол.
Настроение было испорчено, стало ясно, что никакого праздника не будет.
-Мам! – вдруг раздался из прихожей голос Северуса.
- Да, Сев, я здесь, - отозвалась она и вышла навстречу сыну.
- С Рождеством, миссис Снейп! – улыбнувшись, поприветсвовала ее Лили Эванс, подруга сына.
С этой девочкой он познакомился год назад, она, как оказалось, тоже была волшебницей. Эйлин была рада за сына, в конце концов, теперь он проводил дни в обществе подруги и не сидел целый день дома, слушая их с Тобиасом ежедневные перебранки. Да и Тобиас перестал ворчать, что «у сына совсем нет друзей – это ненормально». Эйлин обычно отмахивалась от мужа, у нее у самой не было ни друзей, ни подруг, пока она не пошла в Хогвартс, и она была уверена, что когда сын пойдет в школу чародейства и волшебства, там он быстрее найдет себе приятелей среди детей волшебников. Здесь же общаться было попросту не с кем: старшие ребята – дети соседей из близлежащих домов – в свою компанию «мелюзгу» не принимали, в школе Северус тоже не смог ни с кем поладить. В маггловскую школу, надо сказать, Эйлин отдала сына, скрепя сердце, после жуткого скандала с мужем. Сама она считала, что Северусу абсолютно нечего там делать, но Тобиас все же настоял, чтобы он «был как все нормальные дети». В первый же день Северус вернулся домой с разбитым носом, напрочь отказался рассказывать, что произошло, но на следующее утро заявил, что никуда не пойдет. Тобиас принялся кричать, что отволочет его туда силой, от этого у Северуса произошел стихийный выброс магии, в результате которого с оглушительным грохотом рухнул книжный шкаф в гостиной, только чудом не зашибив и отца, и сына. Отпоив мужа и ребенка успокоительным, Эйлин вытолкала Тобиаса на работу, а сама потом полдня пыталась дознаться у сына, что же все-таки произошло, ничего, впрочем, от него не добившись. На другой день Тобиас заявил, что или сын идет в школу, или он возьмет ремень, и никакие «выкрутасы» с падающими шкафами Северусу не помогут. Сыну пришлось подчиниться, и все было спокойно до тех пор, пока в начале декабря Тобиасу не позвонила на работу (дома телефона у них не было) какая-то дама и, представившись директором начальной школы, поинтересовалась, почему сын мистера Снейпа уже несколько месяцев не посещает занятия. Выяснилось, что Северус просто уходил из дома, вроде бы в школу, а на самом деле целый день слонялся по улицам. Естественно, дома разразился жуткий скандал, разъяренный Тобиас опять схватился за ремень и грозился вытрясти из сына душу, однако Северус все равно стоял на своем и кричал, что отец может убить его, но он все равно никогда не пойдет больше туда, где его дразнят «нищим уродом» и «ведьминым отродьем». Кроме того, когда ему будет одиннадцать, он все равно поедет в Хогвартс, и «глупая маггловская школа» ему совершенно не нужна.
- Это ты виновата! Это все твое воспитание, ведьма чертова, совсем парню голову заморочила! - напустился Тобиас на Эйлин.
- Перестань, Тоби! – оборвала она его. – Я с самого начала была против этой затеи и видишь – я оказалась права. Всему, что потребуется в Хогвартсе, в вашей школе его не научат, значит, нечего ему там делать.
Тобиас сердито сплюнул и, поняв, что проиграл, буркнул: «Делайте что хотите».
На следующий день Эйлин, прихватив волшебную палочку, отправилась в школу побеседовать с директрисой и при помощи самого простого Конфундуса убедила ту, что из-за серьезной болезни ее сын вынужден находится на домашнем обучении.
Жизнь потекла по-старому.
В один прекрасный день Северус познакомился с этой Лили Эванс и чрезвычайно к ней привязался. Ну что ж, тем лучше, в школу они поедут вместе, и обоим будет проще освоиться там.
- С..спасибо, Лили, - улыбаясь через силу, проговорила Эйлин.
Северус хмуро посмотрел на мать.
- Отец сказал, что ночевать не придет. Мы встретили его только что. Он к Стенли пошел. Мам, вы…
- Все хорошо, Сев, - перебила она сына. – Ну, что же вы стоите в прихожей? Проходите, Лили. Давайте я вас чаем напою.
- Да мне бы…- начала было Лили, но, поймав умоляющий взгляд Северуса, кивнула и повернулась к Эйлин. – Да, конечно, спасибо, миссис Снейп.
Втроем они пили чай с вишневым пирогом, Северус упросил мать в который раз рассказать о Хогвартсе: «Ну, мам, пожалуйста! Лили ведь не слышала, ну расскажи что-нибудь». Вспоминая старые школьные истории, которые Лили слушала с горящими от восторга глазами, а Северус самодовольно улыбался, поглядывая на нее, как бы желая сказать: «Вот видишь, я же тебе говорил», - она словно заново переживала такие теперь далекие и бесконечно дорогие годы, проведенные в волшебном замке. После обеда сын потащил подругу показывать старые котлы и ингредиенты для зелий, которые Эйлин держала в шкафу в кладовой, на ходу объясняя ей процесс приготовления уменьшающего раствора: «Это самое простое, тут нет ничего хитрого». Эйлин улыбнулась: сын сел на любимого конька; о зельях он мог без остановки говорить часами.
Настроение заметно улучшилось, вечер казался теперь уютным, и ощущение праздника вернулось и не желало покидать ее.
Потом Лили засобиралась домой, сказав, что родители уже заждались и наверняка волнуются, Северус ушел ее провожать. Когда он вернулся, они до поздней ночи просидели в полутемной, освещаемой только светом ночника, комнате, и Эйлин рассказывала сыну об огромной сверкающей елке в гостиной отчего дома, которую они наряжали с мамой, и о заснеженных дорожках сада, по которым они так любили гулять вместе.
Эйлин грустно улыбнулась. Вспоминая тот вечер, она всегда грустно улыбалась, потому что это было, пожалуй, самое счастливое Рождество за последние годы.
Она зябко поежилась, надо было хоть халат накинуть, прежде чем выходить в коридор. Не хватало только простудиться, тогда она точно никогда не выберется из этой чертовой больницы.
В коридоре по-прежнему не было ни души; Эйлин вернулась в палату и снова улеглась в постель, поплотнее закутавшись в одеяло, чтобы быстрее согреться.
Глава 6Скорее бы уж рассвело, что ли. Бесконечное блуждание по лабиринтам собственной памяти уже начинало утомлять, но вместе с тем, воспоминания никак не желали отпускать ее.
Интересно, почему все важные и значимые для нее события связаны с Рождеством?
И чьею колдовскою волей было устроено так, что чаще всего радоваться празднику не получалось. Всегда находилось что-то, чтобы помешать ощущению счастья и предвкушению чуда. Знакомство с Тобиасом, пожалуй, исключение из правил, хотя сейчас она и в этом готова была усмотреть влияние Рока, ведь по злой иронии судьбы, окончательно расстались они именно на Рождество.
Северус тогда учился на втором курсе, и Эйлин со дня на день ждала приезда сына на каникулы. Тем солнечным морозным днем она пошла по магазинам: нужно было купить индейку. Перед праздником народу везде было очень много, и она задержалась дольше, чем планировала. Войдя в дом, она обнаружила на вешалке пальто мужа и нахмурилась. Наверняка примется сейчас ворчать, что она ходит бог знает где, а обед до сих пор не готов. Она вошла в комнату, да так и застыла на пороге. На кровати лежал старый потрепанный чемодан, а Тобиас стоял у раскрытого шкафа и спешно снимал с вешалок свои вещи.
Обернувшись на звук шагов жены, он замер, и с минуту оба, не отрываясь, смотрели друг на друга. Эйлин опомнилась первой:
- Тоби…Что…что ты делаешь?
Он смутился и, раздраженно швырнув рубашку на кровать, подошел к жене.
- Эйлин, послушай, нам…надо с тобой поговорить.
- Что случилось?
- Сядь, пожалуйста, и выслушай спокойно.
- Что случилось?! – ни о каком спокойствии, разумеется, речи не шло, Эйлин чувствовала, что происходит что-то непонятное, и ее это тревожило.
- Я…ухожу, Эйлин.
- Куда? – с трудом выдавила она.
Вместо ответа Тобиас тихо произнес только:
- Прости меня.
- Я ничего не понимаю, Тоби, объясни, что происходит, куда ты собрался?
- Прости, - повторил он, - я должен был давно уже тебе все рассказать. Я…у меня есть…в общем, я встретил другую женщину. И ухожу к ней.
Она прикрыла глаза рукой. Какой-то бред. Дурная шутка, наваждение. Это неправда. Он не может поступить с ней так. Они вместе уже столько лет, она привыкла, что Тобиас всегда рядом. Да, они часто ругались, но это же ничего не значит, ведь она…она все еще любит его. У нее же, кроме него и сына, никого нет на всем белом свете.
- Что? – выдохнула она.
- Так будет лучше, Эйлин, пойми. Мы…одним словом, у нас с тобой давно уже все разладилось. То, что было когда-то – это прекрасно, но все это осталось в прошлом. Я больше так не могу.
Боль, обида и ревность душили.
- И кто, позволь узнать, эта потаскушка? Деби Райт?
- Эйлин, ради всего святого! Деби давно замужем, у меня с ней никогда ничего не было, не считая той интрижки в молодости.
- Тогда кто она? И давно ты к ней таскаешься?
- Эйлин, перестань! Не надо истерик, я прошу тебя! Давай расстанемся по-хорошему, этот дом – твой, вы с Северусом останетесь жить здесь.
- Как благородно! – всплеснула руками Эйлин. - Я, видимо, должна быть тебе по гроб жизни благодарна за такую щедрость!
- За дом было заплачено теми деньгами, что ты выручила с продажи золота твоих родственников, так что я не имею….
- Ты предал меня, Тоби! Понимаешь, предал! И ты можешь сейчас так спокойно говорить о такой ерунде?
- Я не понимаю…
- Вот именно! Я…я же…я всем пожертвовала! Я поругалась с отцом, порвала со всеми знакомыми, даже с Кэролайн - своей подругой! Я ушла, совсем ушла из того мира, где родилась и выросла. И все это – ради тебя! – уже не помня себя, кричала Эйлин. – А ты…ты… Да ты мне всю жизнь испортил! Затащил в эту дыру, а теперь бросаешь тут одну.
- Ну, знаешь! Это просто-напросто смешно! Я тебя «затащил»? Я?! Да ты же сама, первая, на меня вешалась!
Эйлин задохнулась от возмущения:
-Что?! Я?! На тебя?! Вешалась?!
- А что, разве не так? Через неделю после знакомства прыгнула ко мне в постель!
- Да как ты…как ты смеешь?!
Это не просто удар в спину, это гораздо хуже. Эйлин оторопела от такого чудовищного заявления, а Тобиас, окончательно потеряв над собой контроль, продолжал издеваться.
- Что, там у вас на тебя никто не позарился, раз ты на первого встречного, как ты выражаешься, маггла бросилась? А потом решила привязать меня к себе ребенком.
Нет, нельзя, нельзя сейчас плакать. Эйлин что есть силы, до боли, сжала кулаки, вонзив ногти в ладони.
- У тебя десять минут, Тоби, чтобы собрать свое барахло. А потом – убирайся, куда глаза глядят, только сделай так, чтобы мы с тобой больше не встречались. Никогда, понял?
- Эйлин, - смешался Тобиас, видимо, сообразив, что сказал лишнее. Он протянул руку, намереваясь погладить ее по плечу.
– Эйлин, я не хотел…
Она покачала головой и попятилась.
- Не прикасайся ко мне! Собирай вещи и уходи, пока я не прокляла тебя, Тобиас Снейп. И лучше забудь, что у тебя когда-то была жена. А о том, чтобы видеться с сыном – можешь и не мечтать, понятно? – она все же сорвалась на крик. – Пусть твоя шлюха нарожает тебе новых!
Эйлин круто повернулась на каблуках и стремительно вылетела из комнаты.
Слез не было. Боли, обиды, ревности, ненависти она уже не чувствовала, в душе не осталось ничего - одна только пустота. Эйлин не помнила, сколько прошло времени, с тех пор, как муж ушел, и она осталась в доме одна. Она не ела, не спала, никуда не выходила, молча лежала на диване, отвернувшись к стене, и ни о чем не думала.
В чувство ее привел звонок в дверь, она нехотя поднялась и пошла открывать.
- Мам, ты дома? А…что-нибудь случилось? Я звонил, звонил…
Северус вошел в дом и обеспокоено уставился на нее.
Великий Мерлин! Как она могла забыть? Она же обещала встретить его, он же писал, что приедет на Рождество.
- Северус, прости, дорогой, я…не смогла приехать на вокзал, извини, меня, пожалуйста, - виновато взглянула она на сына. – Как ты добрался?
- Отец Лили подвез. Мам, с тобой все в порядке?
Она не ответила, молча развернулась и ушла в комнату. Северус, не раздеваясь, прошел следом и присел на диван рядом с ней.
- Мам, что произошло? – не отставал он. – Вы опять с отцом…
- Отец ушел, Северус. Совсем ушел, понимаешь? – всхлипнула она и, уткнувшись лицом в подушку, наконец, разрыдалась, выплескивая наружу всю накопившуюся в душе горечь.
Эйлин плакала и все никак не могла остановиться. Словно откуда-то издалека она слышала голос сына, чувствовала его легкие прикосновения. Северус гладил мать по голове и, видимо, растерявшись, и не зная, как следует себя вести в такой ситуации, твердил только:
- Мам, ну ты чего? Ну не надо, мам!
Черт знает, что такое, теперь стало почему-то жарко, и Эйлин откинула одеяло. В коридоре послышался шум, чьи-то торопливые шаги и громкие голоса.
- А? Уже утро? – встрепенулась девушка, мечтавшая о поездке в Париж.
- Что случилось? – проснулась тетка мальчика, который днем угостил Эйлин мандарином.
Она встала с постели и натянула халат. – Пойду, посмотрю, что там случилось.
- Эх, жалко! На самом интересном месте, - посетовала девушка, - такой сон снился!
- Привезли кого-то в реанимацию, - доложила вернувшаяся «разведчица». – Шуму-то наделали, всех перебудили, - недовольно проворчала она.
- Который час? – спросила Эйлин.
- Почти пять. Без трех минут.
- Благодарю вас.
- Давайте спать, до утра еще далеко.
Женщина легла обратно в кровать. В палате опять воцарилась тишина, и уже через несколько минут все, кроме Эйлин, снова спали.
«Ну, ничего, скоро уже утро», - подумала она. Пожалуй, спать теперь не имеет смысла, все равно, часов в восемь начнется утренний обход, все проснутся, и можно будет, наконец, отвлечься от тяжелых воспоминаний.
Пожалуй, после развода с Тобиасом, ссора с сыном и его уход – это самое неприятное, что ей довелось пережить.
Поначалу, сразу после того, как Тобиас оставил их, они с сыном заметно сблизились, чаще проводили вместе вечера, когда Северус приезжал на каникулы, он охотно (чего раньше за ним не водилось) рассказывал ей об учебе, о своих приятелях, и самое главное – конечно же, о Лили. Собственно, она занимала все мысли сына: Лили сказала, Лили придумала, Лили решила, Лили не довольна, что он дружит со слизеринцами, но она просто ничего не понимает, Лили защищает «этого негодяя» Поттера, - и так далее, и тому подобное. Некий Поттер «с дружками» тоже довольно часто возникали и в рассказах Северуса, и в случайно услышанных пару раз его разговорах с Лили. Эйлин не обращала тогда на это особого внимания: обычные школьные споры. Больше того, Эйлин поддерживала сына, она видела, что Северусу нравится эта девочка, а тот молодой человек, судя по всему, был его соперником. Да и вражда Гиффиндора со Слизерином началась не вчера.
Но, несмотря ни на что, на летних каникулах Северус почти все время проводил со своей подругой, иной раз они допоздна засиживались у них, в Спиннерс-Энд, обсуждая какие-то свои дела.
После окончания пятого курса сын вернулся домой мрачнее тучи, заперся у себя в комнате, где сидел целыми днями, практически безвылазно, и упорно отказывался отвечать на расспросы матери.
- Похоже, твой отец был прав, - заметила Эйлин, убирая со стола тарелку сына; к обеду тот даже не притронулся.
- Что? – рассеянно переспросил Северус.
- Я говорю, что твой отец был прав, я, наверное, и впрямь готовлю сущую отраву.
- Мам, ну что ты говоришь?
- Тогда почему ты вот уже который день ничего не ешь?
- Я не хочу.
- Северус, что с тобой?
- Ничего, мам, все в порядке.
- Сев, я не вчера родилась, я же вижу. Что произошло? С Лили поругались, да?
- Ничего не произошло, говорю тебе, отстань от меня!
Он бросился к себе в комнату. Эйлин вздохнула и, не собираясь сдаваться, пошла следом.
Северус, ссутулившись, сидел на кровати, закрыв лицо руками.
- Мам, уйди, пожалуйста! – глухо проговорил он, не поднимая головы.
Эйлин подошла к нему, села рядом и нежно провела рукой по его волосам.
- Ну, что такое? – тихо спросила она. – Что с тобой?
Он покачал головой и прошептал:
- Она теперь не захочет…никогда. Я сам …сам…теперь…уже не простит. И все из-за этого чертова Поттера. Ненавижу! Всех их ненавижу! – прокричал он, вырвался из ее объятий и убежал.
Эйлин еще раз глубоко вздохнула.
Потом, немного успокоившись, сын рассказал, что серьезно поругался с подругой. Он обидел ее, не со зла, разумеется, просто «этот недоумок Поттер с приятелями специально все подстроили». «Я просто уверен в этом!», - словно ища ее поддержки, повторял он.
Естественно, она успокаивала его, твердила, что все обойдется, просто надо подождать. Больше Эйлин не расспрашивала сына об этом, раз он сам не желает рассказывать - значит, так нужно. Она сама терпеть не могла, когда пытались лезть в душу. Пройдет, в конце концов, все меняется, они еще дети, раз сто еще успеют поругаться и помириться. Вспомнить хоть их с Тобиасом. Однако же Лили за все лето не пришла к ним ни разу, и было не похоже, что сын с ней встречался, хотя Эвансы жили неподалеку.
Осенью Северус уехал в Хогвартс один, писал ей редко, а на Рождество не приехал вовсе, сообщив, что его «пригласили друзья». Эйлин даже обрадовалась тогда, что у него наладились отношения с однокурсниками. На летних каникулах он прожил дома две недели, а потом, снова получив «приглашение от друзей», исчез из дома практически до осени. Конечно, было немного обидно, но с другой стороны, мальчик вырос, ему наверняка скучно сидеть с ней целое лето. Она была спокойна, потому что фамилии Эйвери, Розье и Мальсибер были ей хорошо известны – мальчики из уважаемых семей, а значит, ничего плохого с сыном не случится.
Через год Северус закончил Хогвартс и снова написал ей о приглашении друзей, и что какое-то время проведет у них. Домой он вернулся только в середине сентября, сказал, что ему предложили место зельевара в аптеке при госпитале святого Мунго, и он принял предложение. Работа отнимала у сына много времени, домой он приходил только ночевать, даже в выходные куда-то исчезал, отделываясь неизменным: «Мам, у меня дела».
Приближался канун Рождества 1978 года. Эйлин выбралась в Лондон за подарками, да и просто прогуляться по праздничным улицам, развеяться.
- Эйлин? – окликнули ее на выходе из кондитерской. Она обернулась и с минуту недоуменно разглядывала худую изможденную женщину в черном пальто, пока, наконец, не вспомнила:
- Кэролайн?!
Бывшая подруга улыбнулась.
- А я уж подумала, обозналась, вот так встреча!
- Я безумно рада тебя видеть, - искренне ответила Эйлин.
Они зашли в кафе, где за чашкой ароматного капучино, Эйлин рассказала Кэролайн обо всем, что произошло с ней с тех пор, как они виделись последний раз.
- Ну да что мы все обо мне. Как ты? Как Эд?
Кэролайн побледнела и закрыла глаза.
- Эда убили, Эйлин. И Эвелин – нашу младшую дочку – тоже. Ей было всего девять, - она достала из кармана платок и вытерла слезы.
- О, господи! – одними губами прошептала Эйлин. – Кэролайн, мне очень жаль, прими мои соболезнования.
- Ты себе не представляешь, какой это кошмар! – отозвалась Кэролайн.
Она принялась рассказывать, и чем дальше, тем больше Эйлин приходила в ужас. Нет, она, конечно, читала время от времени «Ежедневный пророк» и была в курсе, что происходит в мире. Но все же, как там ни крути, она жила среди магглов, и потому все идеи некоего темного мага, чье имя теперь произносить было не принято, казались ей просто блажью очередного жадного до власти и славы фанатика. В конце концов, разговоры о превосходстве чистокровных в гостиной Слизерина не смолкали еще и во времена ее учебы, да и отец, помнится, очень любил порассуждать на эту тему. Ей никогда не было до всего этого никакого дела, поскольку политика Эйлин не интересовала. То, что за словами этого нового темного миссии стоят еще и дела, и такие чудовищные – оказалось новостью. Кэролайн со старшей дочерью, Мэри, уехали в гости к бабушке с дедушкой, а Эдвард был вынужден остаться дома - не отпустили с работы. Младшая дочь, как на грех, приболела, и Кэролайн оставила ее дома с отцом. Когда они с Мэри вернулись, дом был разрушен, а в небе висела Черная Метка – знак, который Пожиратели смерти оставляют после себя, как свидетельство своих «подвигов».
Встреча с бывшей одноклассницей и ее рассказ совершенно выбили Эйлин из колеи, и домой она вернулась в подавленном состоянии.
Северус, видимо, ждал ее, потому как стоило ей только ступить на порог, он вышел в прихожую.
- Ты дома? – улыбнулась Эйлин. – Давно вернулся?
- Часа два назад. Мам…мне нужно кое-что тебе сказать.
- Хорошо, дорогой, только давай сначала хотя бы чаю выпьем, я очень устала, - отгоняя зародившееся в душе нехорошее предчувствие, сказала Эйлин.
Горячий чай немного успокоил ее и придал сил.
- Так о чем ты хотел со мной поговорить? – спросила она сына.
- Мам, видишь ли, я, наверное, буду вынужден уехать.
- Уехать? Но…куда?
- Извини, я просто неправильно выразился, я хочу сказать, что не буду жить здесь. Сниму дом в Хогсмиде. Так будет лучше.
- А… но почему? Разве тебе со мной плохо? – вышло как-то по-детски обиженно и жалко.
- Нет, мам, ну что ты. Просто так нужно. Понимаешь, для моей новой работы…
- Сев, я ничего не понимаю. Разве в святого Мунго…
- Мунго здесь совершенно ни при чем, мам. Это…ладно, я расскажу тебе. Ты должна…ты имеешь право знать. Словом, я решил присоединиться к сторонникам Темного Лорда. Сейчас я объясню…
Он восторженно расписывал ей взгляды Темного Лорда и его партии, говорил, какая это честь для него, полукровки, быть в рядах его ближайших сторонников, и как он рад, что будет способствовать тому, что в магическом мире, наконец-то, будет порядок и процветание. Она слушала, а в голове тут же всплывал рассказ Кэролайн об уничтожении ее семьи, а ведь это не единичный случай. Вслед за этим возникла и другая мысль: «Он ошибается! Ошибается! Его обманом заманили в эту…организацию, он сам не понимает, с кем связался, и она не может допустить…».
- Северус, послушай меня, может, не стоит так…сразу. Надо сначала разобраться, подумать.
- Я обо всем подумал, мама, - твердо сказал он.
- Да ты просто не представляешь себе, что происходит. Я сегодня встретила…
- Мам, я не хочу с тобой ссориться, - перебил ее Северус, - но ты меня не переубедишь, я давно уже все решил.
- Убивать и калечить людей? – сорвалась Эйлин.
- Мам, ты что, начиталась дурацких статей в «Пророке»? Никто никого не калечит. Просто Темный Лорд и его сторонники хотят сделать так, чтобы мы перестали прятаться по углам. Если мы во всем превосходим магглов по силе и могуществу, то почему мы скрываемся? Магглы должны знать свое место, а не диктовать нам условия! И у нас будет сила, чтобы доказать это. Темный Лорд даст нам силу! – его глаза возбужденно блестели. - А если при этом прольется кровь… Война не бывает без крови, мама. И установление нового порядка требует жертв. Иначе нельзя.
- Сев, это…ты не можешь… откуда в тебе… - она была совершенно сбита с толку и не знала, что сказать.
- А ты что хотела? – Северус тоже начинал злиться. – Чтобы я вечно прозябал в этой дыре?
- Сев, да пойми ты, этот твой Лорд просто желает дорваться до власти, отхватить кусок пожирнее, а вы верите в его россказни и согласны умирать ради какой-то глупой идеи о «чистоте крови»?
- Это не россказни, мама! И эту «глупую идею» поддерживает весь цвет магической Британии.
- Я, конечно, очень плохо разбираюсь в политике, Сев, вернее сказать, не разбираюсь вовсе, но… Я встретила сегодня одну свою знакомую. Слуги этого вашего Лорда убили ее родных. Мужа и маленького ребенка! Это же…так нельзя! И ты хочешь такого вот… «порядка», Сев?
- Мам, я тебя умоляю, ты просто набралась где-то глупых сплетен и веришь всякой ерунде. Пойми же, все представители древних…
- Между прочим, если верить слухам, что ходили в Хогвартсе, то Том Риддл, как некогда звали Темного Лорда, сам превозносимой им чистотой крови похвастаться не может, поскольку вырос в маггловском приюте! А теперь он вдруг возомнил себя Салазаром Слизерином!
- Что ж, тогда я его очень хорошо понимаю. От магглов ничего хорошего ждать не приходится!
- Что за глупости, Северус?
- Скажешь – неправда? Они же не видят дальше своего носа. Мы сильнее их, но они, даже поняв, на что мы способны, все равно считают нас ненормальными. Конечно, это легче, чем расписаться в собственном убожестве.
- Что ты такое говоришь, господи, мальчик мой, да…ты просто не отдаешь себе отчет в том, что происходит! – она не должна отпускать его к этим людям, она просто обязана убедить его! - Вы все, ярые сторонники «идей справедливости», - просто-напросто глупые мальчишки, которым Риддл задурил головы. Видимо, то, что болтали о нем когда-то – совсем не выдумки. Думаешь, вы нужны ему? Он использует вас, чтобы добиться своего, а потом уничтожит. Как ты не понимаешь?
- Перестань, мама! Это ты не понимаешь ровным счетом ничего. Неужто забыла: «Дура, идиотка, чертова ведьма», - так тебя величал папаша? А ведь ты могла убить его одним взмахом руки. Только он не понимал этого, считал себя умнее всех и думал, что имеет право унижать тебя!
- Северус, замолчи!
- Они все такие, все, неужели не ясно? В той дрянной маггловской школе, куда вы меня отдали, стоило только войти в класс, как они принялись орать, что я «нищий носатый урод». Когда у меня произошел выброс магии, и одного особо настрырного толстяка, который донимал меня больше остальных, отшвырнуло в другой конец комнаты, то все дружно закричали, что я псих. А потом избили, впятером - одного!
- Ты…ты ничего мне тогда не сказал, - жалобно пролепетала Эйлин.
- А зачем? – пожал плечами Северус. – Чтобы папаша в очередной раз сказал, что я «ненормальный» и обвинил в этом тебя? И так всегда и во всем! Даже родители и сестра Лили – они тоже считали ее «не такой, как все» и стыдились этого. Я же видел!
А Лорд Волдеморт хочет только, чтобы этого не было, чтобы восторжествовала справедливость. Да если бы все было так, как он говорит, то тебе, талантливой волшебнице, не пришлось бы хоронить себя здесь заживо из-за какого-то невежественного маггла!
- Этот «невежественный маггл», между прочим, твой отец!
- Есть, чем гордиться!
- Северус! – громкий возглас Эйлин сопровождал звук пощечины.
Только спустя несколько минут напряженной тишины, Эйлин, глядя, как Северус ошеломленно уставившись на нее, стоит, прижав ладонь к щеке, и, поймав его обиженный взгляд, поняла, что сейчас она впервые в жизни подняла на сына руку.
- Ты – моя мать, - хрипло проговорил он, - только поэтому я не ответил тебе. Я думал, уж ты-то должна меня понять, а ты… - его голос был полон обиды и разочарования, – ты тоже меня предашь, да?
- Сев…
- Я всегда знал, что ты любила его больше, чем меня. Поэтому всегда оправдывала и позволяла над собой измываться. А я так…на меня тебе плевать.
Его слова ранили.
- Северус, ну зачем ты так?
Он проигнорировал ее слова:
- Ничего, я еще докажу и тебе, и всем. Они еще узнают… И она тоже, - невпопад прибавил он. - Она еще увидит. Все вы увидите.
- Послушай меня...
- Не надо, мама, - оборвал он ее. - Я уже понял, что я везде лишний. Даже здесь, даже для тебя!
- Прекрати, Сев, - воскликнула задетая за живое Эйлин, - как ты можешь? Я же беспокоюсь за тебя. Не хочу, чтоб ты поломал себе жизнь. Я не хочу, чтоб мой сын стал убийцей!
- Все, хватит. – Северус недовольно поморщился, будто этот разговор его бесконечно утомил. - Я ухожу. Насовсем.
- Северус…
- Не о чем больше говорить, мама! – холодно взглянул он на нее.
- Северус, - Эйлин вскинула голову и в упор посмотрела на сына, слова сами сорвались с языка, - если ты сейчас уйдешь, то можешь потом не возвращаться, слышишь!
- Я учту это, ма… миссис Снейп!
Раздался негромкий хлопок аппарации, и он исчез.
Эйлин, обескураженная, молча стояла одна посреди комнаты и вдруг громко расхохоталась. Она смеялась и все никак не могла остановиться, и смех этот с каждой минутой все больше напоминал рыдания.
Перед глазами вставало разгневанное лицо Себастьяна Принца, а в ушах снова и снова звучал его голос: «Эйлин! Если ты уйдешь, то больше уже не вернешься, я тебя на порог не пущу!», - и собственный голос, прокричавший: «Я запомню, мистер Принц!». Какая ирония! Вот уж действительно, история повторяется, и через много лет ее сын бросил ее так же, как она бросила своего отца, даже с теми же словами.
Поначалу она не верила, что сын ушел совсем, все надеялась, что он вернется, они поговорят, простят те обидные слова, которые наговорили друг другу, и все образуется. Но время шло, а Северус не объявлялся и не давал о себе знать. Она сама написала бы ему, но не знала, куда. Знакомых и друзей в магическом мире у нее практически не было, и она ничего не могла узнать. Оставалось только надеяться, что у сына все хорошо. Ей очень этого хотелось.
Год назад произошло событие, весьма знаменательное для всего магического сообщества. «Ежедневный пророк» восторженно писал о маленьком мальчике, выжившим после смертельного заклятия и окончательно сокрушившим Того-Кого-Нелья-Называть. Волшебный мир ликовал и праздновал победу, одной Эйлин было не до праздника.
Через некоторое время в «Пророке» одна за другой стали появляться статьи об арестах ближайших сподвижников Волдеморта и громких судебных процессах над ними. Дрожащими руками Эйлин раскрывала каждый новый выпуск и с замиранием сердца просматривала статьи, страшась, но в то же время, где-то в глубине души желая увидеть имя сына. Так она узнала бы о нем хоть что-нибудь, неизвестность же была хуже всего. Однако же, за все время, его имя ни разу не было упомянуто в числе схваченных Пожирателей смерти. Это не могло не радовать: значит, он жив, он на свободе. И сразу же острым стальным клинком по сердцу: «Если он вообще еще жив». Но эти мысли она старалась отогнать сразу. Так прошел целый год.
Примерно месяц назад, когда Эйлин возвращалась домой из булочной, она встретила около дома Дебору Стенли вместе с женщиной с соседней улицы, видимо, давней ее знакомой. Эйлин кивнула на приветствие Деборы, поднялась на крыльцо и вошла в дом. Повернувшись, чтобы запереть дверь, она нечаянно толкнула ногой сумку, которую оставила на пороге, рассыпав по полу все покупки. Чертыхнувшись, она принялась собирать вывалившиеся пачки с овсяными хлопьями, как вдруг из-за приоткрытой двери до нее долетели голоса миссис Стенли и ее подруги:
- …пошел по дурной дорожке, иначе и быть не могло. Он в тюрьме, говорю я вам.
- Да будет вам, миссис Хатт.
- Моя дорогая, вы же прекрасно знали Тобиаса, уж про его жену я и не говорю: ни дня без скандала, так что…с такой наследственностью – я ничему не удивляюсь.
Эйлин так и осела на пол. В тюрьме. Эта женщина сказала, ее сын в тюрьме! В Азкабане! Она, возможно, больше никогда его не увидит. И только через несколько минут до нее дошло: магглы не знают, не могут ничего знать ни об Азкабане, ни о том, кого и когда туда посадили. Вслед за этим ее охватила неимоверная злость: да как они смеют распускать сплетни о ее семье! Эйлин встала и что есть силы хлопнула дверью – пусть поймут, что она слышала их, может в другой раз постыдятся нести всякий вздор.
Она прошла в комнату и легла на диван. Очень сильно кружилась голова: наверное, от усталости и от волнения: «Совсем нервы ни к черту стали», - подумала миссис Снейп.
К вечеру ей стало лучше, но подобные приступы слабости и головокружения стали возникать все чаще. Две недели назад ей стало плохо прямо в кондитерской. Дебора Стенли, случайно оказавшаяся рядом, помогла ей дойти до дома, вызвала скорую помощь, и вот она здесь.
Эйлин почувствовала смертельную усталось, словно прошла пешком много миль; веки налились свинцовой тяжестью, и она несказанно обрадовалась, что сон, наконец-то сжалившись над ней, впустил ее в свои сказочные чертоги.
Эйлин торопливо шла по пустым коридорам Хогвартса, ее ждут, поэтому нужно спешить, она и так уже опоздала, здесь ведь так легко заблудиться. Ну, ничего, ведь сын обещал ее дождаться, и, конечно же, он будет рад видеть ее. Вдруг она увидела Северуса, он стоял у статуи какой-то колдуньи вместе с профессором Дамблдором. Эйлин подошла уже достаточно близко, но они не заметили ее. Она окликнула сына, но Северус не обратил внимания, был слишком занят разговором с профессором.
- Я вам объясняю, молодой человек, сейчас неприемное время, - сказал профессор Дамблдор почему-то женским голосом.
- Здесь моя мать, и я никуда не уйду! – с вызовом посмотрел на него Северус.
Она открыла глаза. В палате было светло: новый день уже вступил в свои права.
За дверью раздавались чьи-то голоса, кто-то очень громко спорил, не обращая внимания на ранний час.
- Вы ведете себя неподобающе, юноша! – возмущенно кричал женский голос, судя по всему, дежурной медсестры.
- Я уже сказал вам, что мне наплевать на ваши порядки, и я с места не сдвинусь, пока не увижу ее, - ответил мужской голос, от звука которого у Эйлин часто-часто забилось сердце.
- Северус? – прошептала она, не веря, что это ей не снится.
-…прикажу вывести вас отсюда силой! – не уступала медсестра.
- Посмотрим, как это у вас получится! – вот теперь сомнений не осталось, до боли знакомые интонации.
- Северус! – крикнула Эйлин, ни мало не заботясь, что разбудит соседок по палате.
Она вскочила с послели и, не надев даже тапочек, бросилась в коридор. Рывком распахнув дверь, она застыла на пороге, глядя во встревоженное и отчего-то очень усталое и грустное лицо сына.
- Мам…
Эйлин подошла к нему вплотную и нежно провела рукой по его щеке, как бы желая совсем уж, до конца, убедиться, что это не сон.
У Северуса чуть дернулся уголок рта, словно он хотел улыбнуться, но давно разучился и совсем забыл, как это делается.
Не обращая внимания на изумленный взгляд все еще стоявшей рядом дежурной медсестры, Эйлин крепко прижала сына к себе, словно боялась, что он сейчас испарится, исчезнет без следа, и разрыдалась, уткнувшись ему в плечо.
Душу переполняло чувство бесконечной радости, и сказочной музыкой звучал такой родной и такой дорогой голос сына, как некогда в детстве повторявший:
- Ну что ты, не надо. Не плачь, мам.
THE END
