October and April

Глава 1

Автор: Сэриэль
Жанры: роман/ангст/драма
Пейринг: основной Гермиона/Билл; присутствует Билл/Флёр и Рон/Гермиона.
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: все принадлежит тете Ро – кроме моей больной фантазии)
Предупреждение: скорее всего, ООС героев. Но я постараюсь по максимуму передать их характеры. Это касается и Билла – так как в книге его описывали не очень-то много, в моем фанфике он получился именно таким, каким я его представляю.
Содержание: пробыв некоторое время в «Ракушке», Гермиона понимает, что влюблена в Билла. Но она опасается своих чувств и не хочет рушить счастливую семью. Но алкоголь, ожидание и зашкаливающие эмоции делают свое дело – и Билл уже не может смотреть в глаза своей любимой жене…
Размер: миди.
От автора: на написание этого фика меня вдохновила песня October and April в исполнении Rasmus и Anette Olzon. Так что если вы хотите прочувствовать настроение моей писанины, не ленитесь, прослушайте эту композицию.)
______

Октябрь и Апрель.
Пролог.

ГЕРМИОНА.

…Я до сих пор помнила это ужасное лицо, искаженное неистовой злобой и поистине животной улыбкой. Оно часто являлось ко мне в кошмарах. И я захлебывалась жутким криком, просыпаясь на мягких белых подушках.
Я помнила, как она, кровожадно ухмыляясь, выкрикивала «Круциатус» и нацеливала палочку мне в грудь. Помню, как отчаянно сопротивлялась, до крови кусала губы, чтобы не закричать. Потому что она сразу бы поняла, что я – слабая. А разве это было не так? Конечно же, я слабая. Сильные смогли бы смотреть в эти налитые кровью глаза, и смело надеяться на лучшее. А я не могла – боялась…

Я смутно помнила, как появились Рон и Гарри, как началась пальба непростительными заклятьями вперемешку с Экспеллиармусами. Еще хуже помнила, как мы трансгрессировали с громким хлопком – бедный Добби, ведь он до последнего защищал нас... Зато очень хорошо запомнила мягкую кровать и красивое обеспокоенное лицо Флёр. А еще с ней был Билл… Его лицо было искажено гримасой ярости.

После той кошмарной ночи прошло ровно два дня, но я до сих пор боялась спускаться в кухню одна. Обычно в роли проводника выступала Флёр или Луна. А иногда и Билл – он аккуратно держал меня под локоть и старался заставить улыбаться. Но у меня плохо получалось, да и он улыбался как-то натянуто. А разве могло быть иначе, когда за тобой охотятся Пожиратели Смерти и Волан-де-Морт в придачу?

Флёр наоборот всегда была весела и беззаботна, она напоминала мне сказочную фею или что-то в этом роде. Когда я отказывалась от завтрака, она ласково гладила меня по руке и просила что-нибудь съесть, в противном случае, она обидится. «Ге’гмиона, если ты не будешь куш’ать, то я очень обижусь!» - упрямо повторяла Флёр и смешно надувала губки, от чего легкую апатию как рукой снимало, и я принималась за завтрак. Все, что она готовила, было великолепным, однако аппетит вернулся ко мне не сразу.

…Гарри и Рон постоянно справлялись о моем здоровье, но я утверждала, что все в порядке. Единственным человеком, кто знал о моих настоящих чувствах и переживаниях, был Билл. Каждый вечер он заходил ко мне в комнату и непринужденно разговаривал со мной, прося рассказать ему о той ночи. Я долго отпиралась, но, в конце концов, выдала ему все, чувствуя, как дрожат мои плечи при упоминании об этом. Билл лишь сердито качал головой и по-семейному обнимал меня, как бы успокаивая. А я послушно утыкалась ему в плечо и украдкой вытирала слезы, катящиеся по щекам и неприятно щекочущие кожу. Только Билл знал, как тяжело было мне после пыток Беллатрисы Лейстрендж. И мне было приятно осознавать, что он понимает и сочувствует мне.

Так прошло несколько дней. Постепенно ко мне стала возвращаться прежняя веселость, щеки обрели нежно-розовый румянец. Вечерние посиделки с Биллом стали проходить все реже и реже, но поначалу я не думала об этом. Он и так уже многое знал о том, чего не знали ни Гарри, ни Рон. А о чем же было еще разговаривать?

Иногда, правда, Билл звал меня к теплому камину, и мы долго-долго болтали о всякой ерунде. Наш разговор всегда начинался с обсуждений прошедших дней, решений о конкретной дате предстоящего ухода – Гарри уже объявил об этом – а заканчивался россказнями Билла о его учебе в Хогвартсе. Флёр рано ложилась спать и не мешала нам, а Рон и Гарри постоянно что-то обсуждали, и, как я считала, говорили мне не всю правду. «Ты ведь девчонка, Гермиона, - говорил мне Рон, усмехаясь. Слово «девчонка» из его уст звучало как оскорбление. – Не беспокойся понапрасну!»

Но я продолжала настаивать на своем, утверждая, что должна знать ровно столько же, сколько и они. Иногда мои просьбы доводили до ссор между нами, и единственным, кто мог умерить мой пыл, был Билл.

А почему? Странно…

Именно после всего этого, я поняла, что Билл очень хороший и умный человек, который мог успокоить даже буйного соплохвоста – правда, он не проверял мою догадку на деле – и что он совсем не похож на Рона, внутри – лоботряса и эгоиста. Он был гораздо выше его, и тем самым заслужил мое уважение и восхищение.

И кто знал, что когда-нибудь это восхищение перерастет в более глубокое чувство?..

Глава 1.
Like hate and love
World's apart
This fatal love was like poison right from the start
Like light and Dark
World's apart
This fatal love was like poison right from the start ©

- ‘Арри! Билль! Рон! Ге’гмиона! Луна! Дин!

Этот звонкий крик раздался в «Ракушке» одним погожим солнечным днем; именно в такие дни появляется желание бесконечно долго валяться в постели, подставляя заспанное лицо теплым лучикам солнца, невесть чему улыбаться и прокручивать в голове что-нибудь приторно-сладкое, что поднимет настроение не весь оставшийся день. Ощущать тонкий цветочный аромат, идущий от белоснежно-белых простыней, попивать благоухающий кофе, прислонившись к подушке… Но разве такое возможно, когда хозяйка «Ракушки» именно Флёр?

- Ге’гмиона! – сурово вскрикнула она и с громким треском открыла дверь. – Почему ты все еще спишь?

Я лишь смущенно улыбнулась и села на кровати, жмурясь от солнечных бликов, играющих на золотом ожерелье Флёр. Как же она была красива! Я слышала, как ночью во сне, Луна шептала, что хочет быть такой же. И я полностью понимала её. Не зря ведь Билл выбрал в жены именно эту француженку.
- Флёр, но сегодня такое чудесное утро...

Мой слабый протест её не убедил, и, уперев ручки в бока, Флёр приблизилась ко мне. На её лице застыло сердитое выражение, словно бы кто-то сказал ей какое-нибудь гадкое слово.
- Ге’гмиона! Завт’гак уже готов! И Билль п’госил, чтобы ты спустилась ‘ганьше!

Я вздохнула и послушно слезла с кровати. Видя, что её приказу подчинились, Флёр потрепала меня по голове.
- Вот и хо’гошо! Ско’гее одевайся и спускайся в кухню! Билль о чем-то хотел по’гово’гить с тобой.

Она лучезарно улыбнулась и подала мне чистую белую блузку, пахнущую маргаритками. Затем встала на цыпочки и полезла в шкаф, что-то бормоча себе под нос.
- О, Mon Dieu! Где же эти culottes?..

- Флёр, не беспокойся, я сама найду то, что мне нужно, - я направилась к шкафу и мягко улыбнулась француженке, которая слегка удивленно посмотрела на меня. – Спасибо за заботу…

- Oh, – Флёр фыркнула. – Былё бы за что! Вы же гости в «’Гакушке», а я ‘гада помочь гостям! По к’ганей ме’ге, таким, как вы. Вот мсье К’гюкохват…

Но я уже не слушала её, дав этим понять, что сосредоточена на поиске каких-то там culottes. Вроде бы, это слово означало «штаны» или «брюки», но французский я знала на начальном уровне, поэтому перевести было трудно.

Поняв, что она здесь больше не нужна, Флёр удалилась из комнаты и с громким криком: «Рон! Почему ты до сих по’г не готов?» помчалась вперед по коридору. Послышались гневные ругательства на французском, приглушенное бормотание Рона и громкое чиханье Дина. А затем все смолкло.

Джинсы я нашла быстро – они были чисты и идеально заштопаны Флёр. Никаких следов от налипшей грязи и запекшейся крови, словно бы на самом деле ничего не было. И только тяжкие воспоминания вгрызались в мозг и заставляли снова и снова вспоминать ту ужасную ночь – самую страшную в моей жизни…

«- Я спрашиваю еще раз: где вы взяли меч? Где?!

- Нашли… Мы его нашли… Пожалуйста, не надо!

Очередная вспышка. Дикая, животная боль и яростные отблески в бездонных черных глазах…

- Ты лжешь, паршивая грязнокровка! Вы забрались в мой сейф в банке! Правду, говори правду!

Еще одна порция острой боли. И крик, мой собственный жуткий крик…

- Что еще вы взяли? Что еще вы там взяли? Говори правду, не то, клянусь, я тебя зарежу вот этим кинжалом!

Снова боль… А затем еще один истошный вскрик Беллатрисы:

- Что еще вы там взяли, что еще? ОТВЕЧАЙ! КРУЦИО!..»

Теперь мне было не так страшно вспоминать минувшие события, но все равно хриплый голос Беллатрисы Лейстрендж преследовал меня на протяжении многих ночей. И когда я просыпалась в холодном поту, рядом всегда оказывалась вечно спокойная Луна, которая начинала рассказывать мне что-то веселое. Я видела, что ей тоже очень и очень грустно, но она держалась. И я должна держаться. Что бы ни случилось.

- Ге’гмиона, - тут же донеслось снизу, - ско’гее спускайся!

Улыбнувшись про себя, я закончила одеваться и, выскользнув в коридор, направилась вниз, на кухню. Мне очень нравилось в «Ракушке» - здесь было светло, тихо и красиво. Под стать хозяйке и хозяину коттеджа. Из окон открывался невероятный вид на зеленый сад, с благоухающими розами, а если приглядеться повнимательнее, то можно было увидеть голубую кромку моря. Я часто смотрела туда, когда оставалась в гостиной в полном одиночестве. Это успокаивало и проводило мысли в порядок.
Наконец я достигла кухни и вошла в неё, молча кивнув на дружные приветствия. Несмотря на то, что сегодня мое настроение было более или менее приличным, я не хотела влезать в разговоры и обсуждать план выхода. Во-первых, Гарри все равно многого не договаривал, а во-вторых, я просто была не в силах представить, как мы покинем это место. Я знала, что нужно было обязательно уничтожить крестражи и победить Волан-де-Морта, но мне не хотелось уходить... Здесь было все то, о чем я мечтала на протяжении всего нашего долгого путешествия по поручению Дамблдора. Вкусная еда, теплая постель, хорошие друзья.

А еще здесь был Билл – умный собеседник и просто великолепный человек.

Пару минут мы завтракали молча; Флёр что-то напевала себе под нос на французском, Луна читала взятое с книжной полки пособие по уходу за растениями. Лишь Гарри и Рон заискивающе переглядывались, но я старалась не обращать на это внимания. Пока Билл, который сидел во главе стола, не перестал жевать и не подался вперед, рассматривая гостей. По одному выражению его лица можно было понять, что он настроен решительно. И даже Флёр, собравшаяся что-то ему сказать, замолкла и закусила губу, усиленно делая вид, что рассматривает свои наманикюренные пальчики.

- Так, - старший Уизли сложил пальцы в замок и обвел взглядом присутствующих, остановившись на нас троих. От одного его взгляда по моему телу пробежались странные мурашки, которые мне захотелось подавить, - я долго молчал, но теперь сдерживаться не имеет смысла. Гарри, как скоро вы покинете «Ракушку» и отправитесь в свое «странствие»? Не думайте, что у вас получиться улизнуть незаметно – мы должны знать, когда и, желательно, куда вы идете.

- Да какая разница, Билл? – Рон отложил вилку в сторону и перекопировал действия брата. – Это не ваше дело. Это касается только нас троих и никого больше.

- Да, Рон прав, - подал голосок робкий Гарри, и когда все взгляды переметнулись на него, он смущенно улыбнулся. – Мы не хотим подвергать опасности ни одного нашего друга…

- Но ведь мы все – одна семья, ‘Арри! – Флёр грустно вздохнула и прижала руку к груди. - Мы обязаны вам помочь! Конечно, Билль сказал мне, что вы отказываетесь гово’гить о деле, кото’гое по’гучил вам мсье Дамблёдорр, но это ничего не меняет! Oh, неужели вы не понимаете, что мы п’госто хотим облегчить вам ваш путь к уст’ганению Того-Кого-Нельзя-Называть?! Я – член О’гдена! И ваша защита – моя п’гямая обязанность!

- Флёр права! – Билл сурово нахмурился и привстал из-за стола, не сводя взгляда со своего младшего брата. – Вы совсем еще юнцы! А Дамблдор…

- Дамблдор велел нам сделать то, что поможет победить Лор… Того-Кого-Нельзя-Называть. И если он поручил это дело нам, то мы должны…

- Но вы ничего не должны, Гарри! – подал голос Дин, который до этого опасливо взирал на разразившийся спор. – Вот именно, что не должны. Потому что Дамблдора уже нет, но даже несмотря на это, было бы очень неразумно поручать свергнуть Того-Кого-Нельзя-Называть обычным студентам. Ведь на вашем месте мог оказаться любой из нас, даже я!

- Ты ничего не понимаешь, Дин! – пробормотал Рон и снова принялся за еду. – Никто из вас ничего не понимает…

- Мы понимаем только то, что отпускать вас одних – ни в коем случае нельзя, - настоял на своем Билл. – Да что вы…

- Билл, мы знаем, на что идем! – возразил Гарри и тяжело вздохнул, морщась, будто бы от боли. Скорее всего, опять шрам… - Если бы не знали, то ни за что не отправились бы на выполнение последней воли Дамблдора.

- Но Гарри…

- Билль, успокойся!

- Флёр!

- Флёр права, Билл, перестань вести себя как…

- Как ты разговариваешь со старшим братом, Рональд?!

- Билль! ‘Арри, скажи что-нибу’ть!

- Но я…

- Гарри, послушай меня, это о-пас-но!

- Билл, прекрати!

- Давайте ве’гнемся к завт’гаку!

- Флёр, я еще не закончил…

- Билль, все ‘газгово’гы после завт’гака!

- Но я же сказал, что еще не закончил!

- Не к’гичи!!!

За столом воцарилась долгожданная тишина. Луна продолжала меланхолично водить пальцем по строчкам, Гарри, Рон и Дин угрюмо уткнулись в свои тарелки. Флёр торжественно улыбнулась, разъяренный Билл выругался сквозь сжатые зубы, но на стул не сел и не вернулся к поеданию вкуснейшего стейка. Вместо этого он снова осмотрел сидящих за столом и неожиданно остановился на мне. А потом как-то странно прищурился и наклонил голову в бок, по направлению к двери. Его губы бесшумно произнесли всего два слова – «надо поговорить».

Я кивнула и, доев завтрак, выбралась из-за деревянного столика. Поблагодарив тяжело вздыхающую Флёр и одарив притихших мальчиков взглядом – я чувствовала, что он получился далеко не снисходительным – я направилась вслед за Биллом, указывавшим на дверь, которая вела на улицу. Мы синхронно открыли её и вышли на залитую солнцем лужайку; глава семейства мягко улыбнулся и повел меня к кованной калитке, за которой скрывался вход в сад. Я никогда еще не бывала там, только разглядывала его из окна гостиной. Наверное, там было очень красиво. Флёр ведь около часа рассказывала нам, как трудилась не покладая рук, лишь бы на той земле выросло что-нибудь хорошее.

Да, я не ошиблась. Там было не просто красиво. Это место было поистине волшебным – повсюду кусты с розами: красными, розовыми, белыми, бордовыми, желтыми, даже синими – наверное, такой вид получился благодаря порошкам для удобрений, которыми любила хвалиться мадам Стебль. Трава была изумрудно-зеленой и аккуратно подстриженной, кое где прятались маггловские «фонтанчики». А маленькая, покрашенная в белый беседка, которую я сначала не заметила, была оплетена виноградом. Внтури стояли две скамьи и стеклянный столик для двоих – именно туда Билл и указал, когда мы только-только вошли в сад.

Послушно просеменив к ней, я уселась на широкую скамью и положила локти на стол, зачарованно наблюдая за огромными цветами и вдыхая их душистый аромат. Старший Уизли, заметив, как заинтересовал меня сад, только усмехнулся:

- Ему еще далеко до сада в Хогвартсе. Вот там-то есть, где разгуляться…

- Не правда, - я повернулась к Биллу и встретившись с ним взглядом, неловко улыбнулась. – Здесь даже лучше. Уверена, Флёр много сил потратила на этот райский уголок.

- О да, - Билл рассмеялся и подпер подбородок рукой, влюбленно смотря в пространство. – А ведь когда мы только сюда переехали, на месте этого «райского уголка» был неухоженный огород – как говорят магглы. Флёр действительно умница, что добилась такого результата.

Я понимающе кивнула, хотя почувствовала, что сердце всегда как-то странно сжимается при упоминании о жене Билла. Раньше со мной никогда такого не было. И это было вторым обстоятельством, которое довольно сильно пугало меня – после пыток Беллатрисы, конечно.

Несколько минут мы молчали, прислушиваясь к пению соловьев в роще и рокоту моря. Билл задумчиво перебирал свои длинные медные волосы, собранные в хвост, а я выводила пальцем какой-то узор на стеклянной поверхности столика. Видя, как дрожат мои ладони, я испытывала внутренний дискомфорт – ну что,что же со мной происходит?

- Ладно, я хотел поговорить вот о чем, - в итоге произнес Билл и улыбнулся мне краешком губ. В такие моменты его хоть и обезображенное, но по-прежнему красивое лицо становилось еще красивее; и даже шрамы становились не так заметны. – Ты, я так понимаю, не расскажешь мне о том, куда вы собираетесь?

Его шутливый тон вызвал на моем лице насмешливую улыбку, однако мне пришлось отрицательно покачать головой.

- Нет, Билл, это действительно очень серьезно. Конечно, сегодняшняя перебранка за столом была слишком уж чересчур… Но Гарри прав – мы не можем позволить кому бы то ни было рисковать собственными жизнями из-за того, что поручил нам Дамблдор. Ведь он знал, на что шел, когда велел Гарри продолжить его дело…

- Продолжить его дело? – Билл удивленно вскинул брови и слегка подался вперед. – Уже интереснее…

- Ну, то есть… - я замолчала и обозлилась на саму себя. Кто же меня за язык тянул? Но делать нечего, придется продолжать. – Я не совсем это имела в виду. Конечно, профессор Дамблдор знал о том, что нас ожидает, и если бы не Снейп… То сейчас ничего этого бы не было. Ну, или по крайней мере нам было бы легче. А что до помощи, то я уверена – не стоит. Правда, Билл, не нужно нам помогать…

- Да, ты права, - Уизли задумчиво закусил губу, а затем тяжело вздохнул. Уголки губ, которые всегда были приподняты и готовы к улыбке, вдруг резко опустились, а руки сжались в кулаки. – Но, несмотря на то, хочется вам или нет, помощь все-таки понадобится. И очень скоро.

- Что ты хочешь этим сказать? – я не на шутку испугалась подобной перемене в его настроении. – Что значит «помощь понадобится очень скоро»? Билл, ты же прекрасно слышал, Гарри и Рон отрицательно настроены на любое проявление героизма и стремления помочь в трудную минуту. Да и я поддерживаю их. Но что могло случится, если ты так говоришь?

- Пожиратели, - только и выдохнул Билл, опустив голову и стиснув зубы. – Много Пожирателей неподалеку. Сегодня на рассвете прибыл Патронус от Тонкс – они уже побывали в их окрестностях и теперь двигаются в другую сторону. Как оказалось, в нашу – то есть, неподалеку от «Ракушки». Я думаю, этим способом они пытаются отыскать дома многих членов Ордена. И теперь Флёр… Тонкс сказала, что нужно уничтожить этих сволочей – оказывается, их не больше шести. Люпин вызвался идти, но ему понадобился напарник. И этим напарником выбрали мою жену.

- Флёр?! Но почему её? Она же… - от волнения у меня перехватило дыхание. – Неужели не нашлось других? А как же ты? Ты ведь мог отправиться вместо неё!

Я не успела вовремя прикусить язык, и слова, которые неосознанно пришли в голову, сорвались с губ. Я не хотела, чтобы Билл шел на расправу с Пожирателями. Но и Флёр не могла приблизиться к ним даже ни на метр – она ведь такая красивая и хрупкая… А что если что-нибудь случится?

- Гермиона, если бы все было так просто, я бы давно отправился с Ремусом и прищучил эту поганую свору, - Билл грустно усмехнулся. – Но я не могу переубедить Флёр. Наверное, сейчас ты будешь возмущаться и кричать, что я идиот, но мне не хочется ссориться с женой и тем более лишать её того, чего она хочет всей душой. Будь то Малфой-мэнор в качестве загородного домика в подарок.

- Она хочет отправиться убивать Пожирателей? Но это безрассудно! Неужели Флёр не осознает всей опасности? – я чуть не задохнулась от возмущения. – Билл, так нельзя! Пусть они найдут кого-нибудь другого!

- Да, хочет. И прекрасно осознает, что может случиться в случае провала, - Билл апатично проследил взглядом за летящей в небе чайкой. – Но она не желает сидеть дома и ничего не делать, пока в мире творятся такие ужасные вещи. Она действительно решительно настроена на сегодняшнюю вылазку. И сколько я её не переубеждал, я слышу все одно и то же: Билл, я нужна Ордену. Я хочу быть ему полезной. Хочу помочь Гарри, Гермионе и твоему брату в борьбе против темных сил. Хочу и все тут!

Билл порывисто выдохнул – не иначе, как новое ругательство. А затем закрыл лицо руками и прошептал:

- Я не могу просто взять и сказать ей: ты обязана сидеть дома, а не бороться с Пожирателями. Я не могу запретить ей того, за что она так настойчиво борется. Может быть, когда-нибудь ты поймешь, каково это. А сейчас я выгляжу, скорее всего, как трус и слабак…

- Нет, это не так! - не вполне осознавая, что делаю, я коснулась медно-рыжих волос Билла и осторожно провела по ним ладонью. Он встрепенулся, однако не отнял рук от лица и не сказал ни слова. Подстегнутая этим, я наклонилась к нему чуть ближе. - Все будет хорошо, Билл. Флёр сильная, она сможет, я уверена.

Он некоторое время молчал, а затем положил свою теплую ладонь на мою – прохладную от страха – и снова мягко улыбнулся.

- Я знаю. Она-то сможет...

Я улыбнулась в ответ и повернула голову в сторону коттеджа; из приоткрытого широкого окна, завешанного светло-розовыми шторами, доносился мелодичный голосок Флёр – она что-то пела. Я сразу же представила, как сегодня ночью она будет сражаться бок о бок с Люпином, и содрогнулась от ужаса. Словно прочитав мои мысли, Билл ободряюще сжал мою вспотевшую ладонь.

- Не волнуйся. Если хочешь, сегодня мы вместе будем ждать её возвращения.

Я обернулась к Биллу и залилась смущенным румянцем, однако он был слишком озабочен, чтобы заметить это. Вместе с ним ждать Флёр… Возможно, мои мысли слишком эгоистичны и полны корысти, но я не была против. Ведь я не претендовала на Билла, а всего лишь симпатизировала ему. И, наверное, это разные вещи.

- Да, действительно. В таком случае ни тебе, ни мне не будет так страшно. А Рон и Гарри знают о том, что Люпин и Флёр…

- Нет, не знают. И я попросил бы тебя ничего им не говорить. Нет, конечно это не какая-нибудь там тайна, но все-таки лучше подстраховаться. Неизвестно, что придет в голову этим "героям".

- Это точно, - я улыбнулась, представив, как вытянется лицо Гарри, если он узнает о том, что Пожиратели находятся неподалеку от «Ракушки». Конечно, все это очень опасно, но мне не было страшно. Потому что я была уверена в Люпине и – кто бы мог подумать – во Флёр. А еще рядом Билл – опасаться нечего. Надеюсь…

- Думаю, это все, можешь идти. Прости, что отнял у тебя время, просто мне было необходимо хоть кому-то рассказать о...сегодняшнем наступлении. Тогда жду тебя в гостиной с наступлением вечера. Я буду рад такому собеседнику.

Билл подмигнул мне и, расслабленно прислонившись к колонне беседки, прикрыл глаза. Но отдохнуть ему не удалось. Из коттеджа донесся звук разбитого стекла, а затем яростный крик Флёр:

- Билль, ско’гее иди сюда!!! Зачем ты повесиль туда этот cauchemar?!

Билл звонко рассмеялся и покачав головой, поднялся из-за столика. Пробормотав что-то вроде «ну за что мне это?», он улыбнулся мне и поднял указательный палец вверху:

- Не опаздывать!

Выйдя из беседки, он быстрыми шагами направился к дому, что-то крича в ответ на гневные ругательства Флёр. А я еще десять минут сидела не шелохнувшись, опасаясь, что все это сон. Правда, не известно какой – сказочный или кошмарный...


Глава 2

Предисловие: Прошу прощения у читателей,что вторая
глава получилась короткой и несколько сумбурной.
Уверяю Вас,так нужно исключительно для завязки.)
Оставляем отзывы - тапки приветствуются.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Глава 2.
Развей эти горьковато-сладкие чары надо мной.
Я отдал себя в руки судьбы.. © Apocalyptica, The Rasmus & Him – Bittersweet

БИЛЛ.

- Флёр, где ты?

Я вошел в коттедж и прислушался к доносящимся сверху звукам – негромкому перезвону стеклышек и грозному перешептыванию, которое изрыгало проклятия. В этом вся моя жена – оно кого угодно за пояс заткнет. Только попробуй встать у неё на пути – снесет, как ураганом.

- Флёр?

Я поднялся наверх и прошел длинный коридор, по пути рассматривая таблички, висящие на белых деревянных дверях. Комната Луны – и Гермионы, в том числе – отчасти говорила сама за себя: ну кто еще может прикрепить к дверному косяку странного вида предмет, который изредка вспыхивал и противно шипел? Сама же Луна говорила, что этот «талисман» отпугивает каких-то там докси. Но откуда им взяться в нашем доме – ума не приложу.

За дверью Рона и Гарри ничего не было слышно, впрочем, как за дверью Дина тоже. Видимо, они были в другой части дома. Честно говоря, сейчас мне было все равно, где они находились. Были проблемы и посерьезнее. Например, сегодняшнее задание моей жены.

- Билль, я здесь!

Из-за угла показалась взъерошенная и раскрасневшаяся от злости Флёр; в руках она держала осколки старой антикварной люстры, подаренной моей матерью несколькими неделями раньше. Моей жене она не совсем понравилась, но французская доброжелательность заставила мило улыбнуться и поблагодарить свекровь за столь «чудесный» подарок. Правда, после того, как мы прибыли в коттедж, люстра была немилосердно запихнута на чердак. Сегодня-то утром я и нашёл её, решив повесить эту старинную вещицу в нашей спальне, считая, что тем самым обрадую Флёр – моя память почему-то вычеркнула те часы, когда любимая жаловалась на этот подарок. Вот и поплатился – люстра разбита, а я еще и виноват.

- Флёр, какая же ты у меня неаккуратная, - я чмокнул сердитую и тяжело дышащую жену в щеку, беря крупные прозрачные осколки в свои руки. – Смотри-ка, теперь мама очень расстроится…

- Билль, п’гости, но эта lampe совсем не подходит под наш инте’гье’г! Мне очень не хочется ‘гасст’гаивать Молли, но эта insipide…* Зачем ты её туда повесиль?!

- Я думал, что тебе понравится. Прости, у меня совсем вылетело из головы то, что ты… не любишь подобные вещи.

- Я люблю такие вещи! Но этот светильник не в моем вкусе!

- Хорошо, хорошо, - я примирительно улыбнулся и, сложив осколки на персидский ковер, лежащий на полу, вынул из кармана рубашки волшебную палочку. – Репаро!

Ослепительная вспышка – и люстра как новенькая. Флёр придирчиво проследила за моими манипуляциями, однако ничего говорить не стала. Думаю, ей показалось, что я вернул эту вещь к жизни, лишь бы снова повесить в комнате. Моя милая, глупенькая Флёр…

- Отлично. Теперь ты можешь снова убирать этот «светильник» на чердак – или куда тебе вздумается, - убрав палочку обратно, я красноречиво посмотрел на свою жену. Та презрительно фыркнула и, подобравшись, грациозно приподняла люстру над полом – довольно ловко для такой хрупкой особы – а затем сделала несколько шагов вперед, скрывшись за углом. Раздался негромкий хлопок двери.

Мой недоуменный взгляд был вполне обоснован – и затем я направился следом за ней.

- Ну что опять не так?..

Я потянулся к позолоченной дверной ручке и потянул её на себя. Тихий скрип и шуршание по ворсистому ковру нарушили тишину, окутывающую спальню. Внутри, как я и ожидал, находилась Флёр, сейчас укладывавшая люстру в большую картонную коробку, в которой раньше лежала папина коллекция штепселей. Весь её вид выражал гордую неприступность и оскорбленное достоинство – что было мне не совсем понятно. Неужели я что-то не так сказал? Как же трудно с этими françaises*…

Я подошел к ней сзади и приобнял за тонкую, «осиную» - как любят говорить магглы - талию. Флёр не стала сопротивляться, лишь тяжело вздохнула и неуловимым движением руки заправила серебристую прядку волос за ухо. Меня обдало легким шлейфом розы и жасмина – а затем она положила свою голову мне на плечо и закрыла глаза, закусив нижнюю губу. Руки, накрывшие мои, были прохладными и вспотевшими. А тонкие пальчики неуловимо подрагивали.

- Билль… Мне ст’гашно…

- Почему? – я окинул Флёр удивленным взглядом, поцеловав в висок. – Это из-за Пожирателей? Но никто не заставляет тебя идти.

- Нет. Не из-за Пожи’гателей… - Флёр приоткрыла свои небесно-голубые глаза и открыто, со всей присущей только детям наивностью, заглянула в мои. – Я боюсь, что что-то может пойти не так. Нет, я уве’гена в своих силах, п’госто ‘Гемус… Тонкс же бе’геменна! Вд’гуг ей что-нибудь понадобится? Я бы могла с’гажаться одна, Билль! Может, стоит поп’госить Люпина изменить свое ‘гешение?

Мое тело словно онемело. Я прекрасно знал, что моя жена безрассудна, как и все француженки, но чтобы настолько… Сражаться одной, с толпой Пожирателей! Нет, это было чересчур. Даже более того – это было смертельно опасно. Ей ли не знать?

- Откуда этот героизм, Флёр? – я убрал руки с её талии и направился к окну, пытаясь унять совершенно не к месту разбушевавшийся гнев. – Тебе прекрасно известно, что я не одобряю твоего стремления к участию в сегодняшнем сражении. А ты только все усложняешь…

- Но это для меня очень важно, Билль! Почему ты не хочешь этого понять?

- Потому что ты не создана для такого, Флёр.

- Неужели я должна сидеть дома и пытаться делать вид, что ничего не п'гоисходит?! - Флёр со свистом втянула носом воздух. - Vous êtes incorrigible!*

- Все может быть… - пожав плечами, констатировал я и, отгородив шторку, принялся усиленно делать вид, что меня интересует пейзаж за окном. Мне не хотелось продолжать эту перебранку – иначе я наговорил бы в адрес Флёр такого, за что мне было бы стыдно на протяжении всей жизни. – Мне больше нечего тебе сказать.

- Оh, ces hommes!*

Флёр сразу поняла, что я был далеко не в духе. Она молча прошагала к шкафу, извлекла оттуда что-то серо-черное – боковым зрением я смог определить, что это был плащ – и двинулась к двери. Уже открыв её и переступив порог, она решила повернуться ко мне. И собравшись с силами, твердо произнесла:

- Я отп’гавляюсь к Тонкс. ‘Гемус должен быть там. Увидимся завт’га…

Затянувшаяся пауза и облизывание пересохших губ.
- Если все п’гойдет отлично.

Флёр хотела сказать что-то еще, но слова затерялись в судорожном вздохе и быстром топоте туфель. Я не повернулся и ничего не сказал в ответ: ни слов прощания, ни пожелания скорейшего возвращения – не было сил.

Медленно тикали настенные часы, показывая два, три, четыре часа… После безмолвного просмотра в никуда – местность за окном меня вовсе не интересовала, я закрыл штору и двинулся к выходу из спальни. За это время мои мысли пришли в более или менее надлежащий порядок. И я понял, что совершил грубую ошибку. И если некоторые можно было исправить, то эту – навряд ли. Потому что уже поздно. Флёр ушла, а я даже не смог её остановить. Куда делось мое семейное упорство,хотел бы я знать?..

Почти достигнув выхода, я неосознанно перевел взгляд на нежно-персиковый ковер, на котором остались маленькие вмятины от тонких каблуков жены. Именно там, на полу, валялась потерянная Флёр брошка в виде цветка – мой подарок на свадьбу.

Наклонившись, я поднял брошь и, убив несколько секунд на её просмотр, положил в карман пиджака. Флёр непременно вернется. И я верну её ей.

А сейчас мне ничего не оставалось, как спуститься в гостиную, достать из старинного буфета пузатую бутылку старого коньяка, взять в руки ментоловую сигарету, и присев в глубокое кресло у окна, наслаждаться горько-сладким привкусом моего исступленного ожидания. Час, два, три… наступили сумерки. А затем мир окутала ночь. И сейчас, именно в эту чертову ночь, Флёр и Люпин, облаченные в черные плащи с палочками наготове, пробираются к раскинувшемуся логову Пожирателей Смерти. Вдвоем. Без чьей-либо помощи.

Я перевел затуманенный алкоголем взгляд на горящий и весело потрескивающий дровами камин, зажал губами горьковато-соленый фильтр и прикрыл глаза, стараясь выбросить из головы лихорадочный блеск, мелькающий сегодня днем в светлых глазах Флёр; я впервые чувствовал себя так, словно меня осквернили или унизили перед бесчисленным человеческим обществом. А может, так оно и было – я сам унизил себя в своих глазах.

Вдруг из прихожей послышался легкий скрип не смазанных петель и чьи-то гулкие шаги по паркету. Может, Флёр? Я встрепенулся и довольно неумело обернулся, чуть не опрокинув бокал с янтарной жидкостью.

Вошедшая – это была девушка, хоть кружащаяся комната и вселяла сомнения – окинула меня пораженным взглядом и ускорила шаг, приближаясь к креслу, на котором я топил в коньяке шипящий голос моего благоразумия. Её обеспокоенные черные глаза бегали от бутылки к сигаретам, а губы произнесли всего три слова:

- Что случилось, Билл?

И я вполне мог бы излить ей душу и поделиться тем, что я – неисправим, как отрапортовала сегодня Флёр. Но не смог. Лишь глупо улыбнулся и вернулся к мерному вливанию обжигающей жидкости в себя. Никогда так много не пил. Да и не курил, в общем-то.

А рассказывать я ей ничего не буду. Она ребенок и ничего не поймет. Несмотря на то, что самая умная ученица на своем факультете.

Да и не нужно это тебе, Гермиона Грейнджер. Какое тебе дело до того, что происходит у меня на душе?..
_____
*Insipide – безвкусица
*Françaises - француженками
*Vous êtes incorrigible! – Ты неисправим!
*Оh, ces hommes! - Ох уж эти мужчины!


Глава 3

Предисловие: Третья глава получилась несколько... странной,на мой взгляд.Хотя я старалась для вас,дорогие читатели.)
Перед прочтением хочу обратить ваше внимание на несколько нюансов:
1) Если вы считаете, что Гермиона как-то быстро призналась в любви, то должны внимательно перечитать фанфик.
Я писала, что это чувство не появилось из воздуха. Оно вполне обосновано. И промежуток времени перед признанием прошел достаточный.
2) Если вы считаете, что Билл идиот, так как посмел предать Флёр и поддаться слабости - то тут тоже все обосновано.
Он был пьян. И не вполне давал себе отчет в своих действиях.
Ну, и еще он слишком благороден. А за это можно запросто поплатиться.
Спасибо за внимание, приятного чтения ^^
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Иллюстрация к главе: http://i076.radikal.ru/1003/2e/a86992e0d6c2.jpg
Качество плохое,но тема понятна.

Глава 3.
I’m not your love,
I’m not spending nights tripping and flying.
It’s not okay,
But I do not care anyway for it all. © Roman Rain – Higher, Higher

ГЕРМИОНА.

- Что случилось, Билл?

Я осмелилась приблизиться ближе к нему и заглянуть в затянутые алкогольной дымкой глаза. Он был действительно пьян. Безнадежно пьян. Неужели с этим человеком я разговаривала сегодня утром?

Он расплылся в широкой и довольной улыбке, словно Чешырский кот из сказки об Алисе в Стране Чудес. Взял в руки тонкую сигарету и покрутил в пальцах, делая вид, что о чем-то размышляет. А в следующую секунду наклонился ко мне – так близко, что я невольно задержала дыхание. В нос ударил запах коньяка, смешанный с запахом табака. Мне почему-то захотелось ударить его. Не больно, а так… слегка. Ударить за то, что он вел себя как настоящий глупец.

Да, сейчас я считала его настоящим глупцом. Но это все равно не опускало его в моих глазах.

- Видишь ли, Гермиона, ты еще слишком юная для того, чтобы спрашивать о таких вещах. А я слишком глуп, чтобы рассказывать о них. Я просто хочу… расслабиться. И не думать о том, что моя жена сейчас… там.

Он неопределенно махнул рукой и влил в себя очередной бокал. Сколько он выпил за все это время, что я смотрела на него? Не иначе, как полбутылки коньяка, если мерить так субъективно. Да и выкурил не меньше двух сигарет. Кажется, я начинала понимать, что творилось у него на душе – однако получить ответ от самого Билла было бы более рационально.

Я снова посмотрела на него – пристально, изучающе. Обвела взглядом каждую черточку его лица, каждую складку на рубашке, каждый выбившийся из хвоста волос… Он был так беспомощен, одинок и потерян – что если бы не преграда в лице массивного подлокотника, я бы обняла его. Смешно… сначала хотела ударить, а теперь обнять. Какое же странное это чувство – симпатия. С Виктором Крамом все было по-другому. Он привык брать инициативу в свои руки – первый приглашал меня на прогулки вокруг Хогвартса, первый предлагал тему для разговора, первый решился на признание в любви. Но теперь я действительно не знала, что делать.

Мне было неудобно. И вместе с этим страшно. Ведь Билл – взрослый женатый человек, у него великолепная супруга, счастливая жизнь. И чувства к нему были чем-то из ряда вон выходящим. Разве не так?

- Я попробую понять, - я произнесла это тихо, опасливо глядя на неожиданно замершего Билла. – Это ведь из-за того, что ты отпустил Флёр одну, да? Но ты же сам говорил, что не хочешь лишать её того, чего она хочет. Так ведь?

Старший Уизли докурил еще одну сигарету и стряхнул пепел в импровизированную «пепельницу», которую сейчас весьма удачно заменяла сложенная в кулек старая газета. Кажется, «Пророк». Да, выпуск недельной давности, с рассказом о жутких переменах в Хогвартсе.

- Из-за Флёр… - задумчиво прошептал Билл, глубоко вздыхая и переводя взгляд на противоположную стену, на которой плясали причудливые тени, отбрасываемые языками пламени из камина. – Она очень… своенравная особа. Предложила сражаться с Пожирателями в одиночку, якобы из-за беременности Тонкс. «Вдруг что-нибудь случится?», «Люпин должен быть рядом с ней», - он довольно удачно перекопировал её манеру речи. - Знаешь, Гермиона, это невероятное чувство – понимать, что можешь отговорить жену от таких поступков, но при этом не делать этого.

Билл говорил что-то еще - невнятно, растягивая слова, заливаясь пьяным смехом. А я думала о «красавице Флёр Делакур», которая несколько лет назад участвовала в Турнире Трех Волшебников, и сейчас так безрассудно сражалась с приспешниками Темного Лорда. Мне даже не хотелось думать о том, что было бы, если б она все-таки отговорила Люпина от вылазки и отправилась одна. Хрупкая, сияющая, волшебная. Но… нет. Не думать об этом. Люпин очень благородный человек – он ни за что не бросил бы товарищей в беде.

- Наверное, да, - все заготовленные слова куда-то исчезли – пришлось глупо согласиться. – Но я никогда не испытывала таких чувств.

А может быть и испытывала – не помню. В любом случае, я правда не знала, что ему ответить.

- Ты очень хороший человек, Гермиона, - Билл встал с кресла и, шатаясь, подошел к тому месту, где сидела я, присаживаясь передо мной на корточки. – И ты очень мудрая для своего возраста. Я нечасто говорю такие слова, так что знай: ты – первая, кто это слышит.

Он смешно улыбнулся и накрыл мою ладонь своей – я сразу же ощутила немного грубоватое тепло его кожи. И у меня возникло смутное чувство нужности кому-то. Даже страх перед будущим стал не таким осязаемым, как раньше. Он растворился в теплых глазах Билла.

Не знаю, каким было мое лицо в этот момент, но неожиданно я почувствовала такую всепоглощающую нежность к этому человеку, что чуть не потеряла рассудок. Все мое существо бунтовало против всего этого, но я ничего не могла с собой поделать. Меня слишком сильно тянуло к Биллу. Я в нем нуждалась.

Он, кажется, понял, что что-то не так, потому как убрал свою ладонь с моей руки и внимательно заглянул мне в глаза. Веселые огоньки, до этого подобно светлячкам мерцавшие в его умном взгляде, неожиданно потухли, сменившись чем-то другим. Но чем, я не смогла понять. Ведь так пристально разглядывать человека было не вежливо, и не тактично. Мне пришлось отвести взгляд, лишь бы случайно не раскрыть своих истинных чувств.

- Гермиона, - снова начал он, улыбаясь и пьяно смеясь, чем ввел меня в заблуждение, - со мной что-то не так?

- В каком смысле? – я осторожно посмотрела на него, заливаясь смущенным румянцем. Как хорошо, что он его не видит… - Я… не совсем понимаю…

- Ты уже целую минуту пристально разглядываешь меня, - Билл склонил голову в бок, продолжая самозабвенно улыбаться. – Вот я и спрашиваю – что со мной не так.

Мне захотелось провалиться сквозь землю от стыда. Или, по крайней мере, отодвинуться от Билла как можно дальше. По спине пробежал какой-то опасный холодок, словно бы я наткнулась на дверь, за которой проходило собрание Пожирателей.

- Нет, все в порядке. Просто я… немного устала, - пришлось соврать и почему-то вжаться в кресло. Билл тоже это заметил, и снова подался вперед, наверное, таким образом считая, что установит между нами дружеский контакт «глаза в глаза».

Именно в этот момент я поняла, какого это – находиться в обществе человека, с которым тебя никогда ничто не будет связывать. И от осознания этого мне почему-то стало больно.

- Если ты устала, давай я провожу тебя до твоей спальни? – Билл, словно ребенок, возвел глаза к потолку. – Конечно, я буду немного расстроен тем, что лишусь такого интересного собеседника… но когда Флёр вернется, я обязательно дам тебе знать.

Флёр…

А ведь и правда – скоро она вернется, и я никогда не смогу воспользоваться представившимся мне шансом. Сказать Биллу о моих чувствах к нему. Пусть он сейчас сильно пьян, но… скорее всего, на следующий день он ничего не будет помнить. Снова будет со своей женой, снова будет кричать на Рона и Гарри из-за сложившихся обстоятельств, снова будет разговаривать со мной – вот так, как сейчас. Ничего не изменится.

Просто мне станет легче оттого, что я все-таки признаюсь ему.

- Нет, спасибо, не стоит… - я глубоко вздохнула и улыбнулась Биллу, внутренне собираясь с силами. – Я не смогу уснуть, пока не увижу Флёр собственными глазами, и не удостоверюсь в том, что с ней все в порядке.

Он кивнул, заметно радуясь из-за того, что не останется в одиночестве.

- Хорошо, как хочешь. Но если захочешь спать, то сразу же…

Сейчас или никогда. Я сжала кулаки, собираясь признаться и тем самым подставить себя под унижение.

- Билл… - мне пришлось зажмуриться, чтобы не видеть выражение его лица. – Мне нужно кое-что сказать тебе.

Билл не договорил того, что хотел сказать – но я вполне поняла его. Вместо этого он встал с корточек и подвинул кресло, устанавливая его напротив моего стула. Затем сел в него и внимательно посмотрел на меня, дожидаясь продолжения.

- Да, конечно, - он взял в руки бокал со столика, наполняя его остатками коньяка. – Я внимательно тебя слушаю.

Мне никогда не было так трудно признаться кому-то в своих чувствах. Виктор Крам, Рон – которого я когда-то ревновала к Лаванде – с ними было по-настоящему легко, и если бы я решилась на отважный шаг, то непременно сделала бы это. Но сейчас, когда выхода не было, а старший брат Рона так смотрел на меня – в ожидании – я поняла, что пропала.

Но я же сама хотела этого?..

- Билл, мне… немного нелегко… и неудобно…

- У тебя что-то случилось? – Билл смотрел на меня поверх бокала, в котором плескалась темно-янтарная жидкость, переливаясь в свете камина. – Говори, не стесняйся. Все мы одна семья.

- Нет, у меня ничего не случилось, - я опустила взгляд, делая вид, что рассматриваю носки своих кроссовок. – Но есть одна вещь, которая меня пугает. И вместе с этим я не могу скрывать её.

Я решила говорить загадками, чтобы облегчить ту информацию, что как снег на голову свалится на Билла. Но такой реакции я не ожидала – он поставил бокал на широкую ручку кресла и стал моментально серьезным – будто бы я была преступником, застигнутым врасплох.

- Это связано с Пожирателями или Лейстрендж? – он скрестил пальцы, переводя взгляд на круглое окно. – То-то я думал, почему ты в последнее время такая… неживая.

Он глубоко вздохнул.

- Ладно, говори, как есть. Я жду.

Если бы я смогла воспользоваться Маховиком Времени, то перевела бы время на несколько недель назад – туда, когда меня первый раз подвергли пытке. Я лучше получила бы сотню Круциатусов, чем оказалась бы здесь. Но… что ведь не делается, все к лучшему?

- Пожиратели и Беллатриса тут не причем. Это вообще не касается войны, - вздохнув, я поднялась со стула и подошла к камину, словно желая броситься туда после своей речи. Пламя – буйное, рыжевато-красное, почему-то придало мне сил. – Я хотела сказать, что… люблю тебя, Билл. Действительно, люблю…

Не знаю, как он сейчас выглядел – я встала к Биллу спиной, пряча свое горящее смущением лицо – но в гостиной воцарилась такая объемная тишина, что если бы стоило действительно захотеть, то можно было бы потрогать её рукой. Казалось, будто и сам камин стал трещать намного тише. Единственное, что нарушало эту тишину – бешеный ритм моего сердца, к которому я прислушивалась, лишь бы унять дрожь во всем теле.

Я призналась. Но от этого мне стало страшно.

Но еще более страшно стало тогда, когда я почувствовала на своих плечах его руки.

БИЛЛ.

- Я хотела сказать, что… люблю тебя, Билл. Действительно, люблю…

Мне показалось, что я ослышался. Но когда я посмел повернуть голову в её сторону, то увидел, как она обхватила себя руками, будто бы боялась своих слов.

Она… любит меня?

Эта юная, совсем еще девчонка, которая оказалась замешанной в войне, до которой еще не доросла – влюбилась во взрослого, двадцати шестилетнего мужчину, годившегося ей пусть не в отцы, но в старшие братья точно. Влюбилась, в то время как на неё свалилось столько тяжелых испытаний, что ни один человек, прибывая в здравом уме, не смог бы так стойко их выдержать?

Я был повержен. И не знал, что ответить на её искренние слова. Ведь я любил только одну женщину. Только её. Только Флёр Делакур.

Но я не мог позволить Гермионе страдать. Только не из-за меня – обезображенного урода, неисправимого циника… у неё впереди вся жизнь. Так зачем ломать её из-за такого человека, как я?

- Гермиона…

Я поднялся с кресла и, боясь споткнуться, на нетвердых ногах направился к тому месту, где стояла она. На фоне каминного огня её фигура была тонкой, робкой, поистине девичьей. На секунду я остановился, осматривая её. Ребенок. Юный, но старающийся показаться взрослым. Серьезный, но при этом чувствительный и самоотверженно любящий.

Не знаю, что я хотел показать своими действиями, но что случилось, то случилось – я подошел к ней вплотную, почти чувствуя, как по её телу волнами проходит дрожь. Положил свои руки ей на плечи и прижал к себе словно маленькое дитя, пытаясь доказать, что её чувства не будут растоптаны или осмеяны. Я в действительности не хотел этого – смеяться над ней. Потому что прекрасно понимал, какого это – безнадежно влюбиться в человека не «своего» круга.

- Гермиона, ты и в самом деле что-то чувствуешь ко мне? – я развернул эту хрупкую девичью фигурку к себе, заглядывая в большие, влажные от слез, черно-карие глаза. На несколько мгновений мне показалось, что в них проскочило что-то, похожее на грусть; но она быстро опустила голову, стараясь не встречаться со мной взглядом.

- Д-да… прости, пожалуйста…

Она всхлипнула; может быть неосознанно, но вполне громко. И я тут же почувствовал себя малолетним пацаненком, каким был, когда первый раз отправился в Хогвартс – беспомощным перед ближайшим будущим. Беспомощным перед всем.

- Простить за твою любовь? – я смог улыбнутся и приподнять Гермиону за подбородок, делая так, чтобы она видела мое лицо, видела, что я не лгу и не насмехаюсь над ней. – Гермиона Грейнджер, это самая глупая фраза, которую я когда-либо от вас слышал.

Она улыбнулась, заливаясь смущенным румянцем. А на меня нашло что-то дикое. Иначе как можно было объяснить то, что я внезапно наклонился к ней и прошептал:

- Знаешь, если бы я был на десять лет моложе, то непременно ответил бы тебе взаимностью.

Она еще сильнее зарделась, закусила губу, не сводя с меня робкого, но по своему мудрого взгляда. В этот момент с неё словно сошла вся показная серьезность – она была обычной девушкой, терзаемой противоречивыми чувствами. Такой же, какой была Флёр на нашем первом свидании; такой же, как и моя самая первая девушка – старшекурсница Аманда.

И я проклял всю эту любовь, все эти «возвышенные чувства». Почему кто-то должен быть счастлив, а кто-то страдать, не смея наблюдать за этим счастьем?

Эти мысли – странные, в некотором роде – сделали свое дело; к тому же, алкоголь напрочь уничтожил спокойный и уравновешенный голос, который всегда звучал в моей голове в случае опасности. И я решил сделать Гермиону хоть на несколько минут счастливой. Хотел, чтобы она не чувствовала себя такой потерянной и грустной, какой она была сейчас.

Мерлин, если бы я знал, что сделаю это, то не напивался бы до такой степени.

…Последнее, что я помнил, был её поцелуй – робкий, неумелый, опасливый. А затем все словно провалилось во тьму.


Глава 4

Глава 4.
Однажды ты узнаешь, что такое настоящая любовь, она и горькая и сладкая; я думаю, горечь для того, чтобы лучше оценить сладость. ©

БИЛЛ.

Перед глазами все кружилось. Еще больше я убедился в этом, когда рискнул приподнять голову и осмотреть место, в котором я так неудачно заснул. Все слилось в единое пятно – поэтому я снова упал на что-то мягкое, закрывая глаза и боясь пошевелиться.

Виски нещадно ломило; я смутно помнил, что делал вчера, но, кажется, я пил. Пил довольно много, если быть точным. Кажется, это был старый ирландский коньяк, подаренный отцом на нашу свадьбу с Флёр…

Стоп. Флёр?!

Я предпринял новую попытку разлепить веки и принять сидячее положение, превозмогая боль в голове. Мысль о жене сразу же привела меня в чувство – неужели я смог на какое-то время забыть о ней? Ни смотря на алкоголь, я должен был ждать её и никуда не уходить из гостиной, даже если бы сон сморил меня окончательно. К тому же, если бы так и случилось, Гермиона точно бы разбудила меня…

Я заново осмотрелся. В окна лился слабый серо-голубой свет, извещавший о приходе рассвета; маленькие языки пламени, лизавшие почти сгоревшие дрова в камине, не давали никакого тепла. Гермионы поблизости не было – неужели она ушла? А может, за это время что-то случилось? Но… разве такое могло произойти? Кажется, мой сон длился всего-то несколько часов…

Вдруг по левую сторону от меня раздался тихий вздох. Сначала мою голову посетила мысль, что все это могло мне просто померещиться. Но когда взгляд упал на то, что издало этот звук, в голову прорвались разноцветные образы, которые до этого никак не желали проясняться.

Камин. Признание и слёзы. Поцелуй, объятья... а следом...

Да, я хотел сделать Гермиону счастливой. И, похоже, я выполнил это желание слишком буквально…

Помимо моей воли, меня охватил страх. Я совершенно не представлял себе, как я мог так поступить с этой юной девушкой, учитывая то, что я еще и женат. Я был противен себе. Я ненавидел себя за вчерашнее.

Что я скажу ей, когда она проснется? Как объясню все случившееся Флёр? Я не мог не признать, что то, что произошло, ничто иное как предательство. Предательство чувств к моей жене, предательство клятвы, произнесенной перед алтарем. Да что там говорить, я предал наш брак. И сделал это так легко, что от осознания этого выворачивало наизнанку.

Я подмял под себя диванные подушки и попытался выявить хоть какую-то логику в сложившейся ситуации. Стыдно признаться, но я её не видел. Как не видел и того, что произойдет после – когда проснется девушка с каштановыми волосами и вернется Флёр. Если вообще вернется…

Попытавшись выкинуть эту жуткую мысль из головы, я нащупал почти пустую бутылку, на донышке которой плескалось еще несколько сантиметров коньяка. Я тут же возненавидел этот карамельный цвет, этот пряный запах, дурманящий и окрыляющий одновременно. Но, чтобы хоть как-то уйти от реальности, я влил в себя горько-сладкие остатки жидкости, не переставая чувствовать всепоглощающую вину за содеянное.

Лучше бы вчерашнего вечера вообще не было…

Приведя себя в божеский вид – а именно забрав волосы в низкий хвост и застегнув пуговицы на черной рубашке, я принялся устранять улики вчерашнего действа. Бутылки были тщательно спрятаны в старую коробку, которую я все равно собирался выбрасывать, подушки разложены на диване и креслах, а в камине горел новый огонь, освещая серо-черную комнату мягким оранжевым светом. К Гермионе же я вообще боялся подходить, считая, что та может запросто проснуться и, потупив взгляд, извинится за то, что произошло. Нет, я не винил её… она ни в чем не виновата. Это юность, гормоны, это война, без возможности нормально жить и существовать. Во всем виноват именно я. Именно я и тот хреновый коньяк, полностью затопивший мои мозги.

Из моего горла вырвался слабый смешок. Надо же, неужели я еще могу улыбаться?

Гермиона заворочалась во сне, что-то тихо шепча. Я неосознанно подался вперед, рассматривая её узкие плечи, худые, с выступающими ключицами. На правом плече родинка, а внизу россыпь микроскопических золотистых веснушек. Мои губы сложились в некое подобие ухмылки, а перед глазами встала Флёр. Идеальная, утонченная, холодно-мраморная, с бесподобной белой кожей и серебристыми волосами. У неё почти не было родинок – разве что на руке и на шее – а про веснушки она даже не ведала. Помнится, она так смешно дотрагивалась до моей небритой щеки и улыбалась, словно маленькая: «Билль, что это у тебья?», а я отвечал: «Веснушки, Флёр». Моя жена тогда так удивилась, однако сказала, что эти «весьнюшки» ей очень нравятся. Ведь у неё никогда не было таких, у подруг из Шармбатона тоже. Эти француженки были словно фарфоровые куколки – без единого изъяна. А Флёр была самой-самой.

- Гарри, я не хочу… уходить… не хочу…

Я напряг слух и снова перевел взгляд на девушку, лежащую передо мной. Её губы шевелились роботизировано, словно на автомате. В уголке глаза наметилась прозрачная слеза, неспешно катящаяся по смуглой щеке. У меня появилось безумное желание убрать её, однако она могла проснуться. А я этого не хотел. Боялся.

Но оставлять Гермиону здесь было равносильно самоубийству. Скоро будет шесть часов утра, Рон в это время всегда просыпается и идет на кухню пить молоко. Как боец в армии, честное слово! Но он-то и является главной проблемой – что, если его путь будет вести не на кухню, а в комнату, сюда? И что я ему скажу, когда он увидит свою подругу, мягко говоря, в не совсем пристойном виде?

Я задержал дыхание, прислушиваясь к окружающим звукам. С крана в кухне капала вода, на улице шумел ветер, кричала чайка. Но больше ничего не было слышно – кроме отрывистого шепота и бесшумных всхлипов в подушку, издаваемых Гермионой. Тогда я поднялся на ноги, одной рукой приподнял голову спящей девушки, а второй обвил согнутые колени. Поднялся и, тихо и осторожно, чтобы не разбудить свою ношу, направился к лестнице, ведущей наверх.

Гермиона была очень легкая, почти невесомая. Волосы львиной гривой разметались по груди и моим рукам, переливаясь медно-рыжим в отблесках камина и горящих на ночь ламп. Я спокойно поднялся наверх, не забыв остановиться и прислушаться, а потом двинулся к комнате Луны, которую разделяла и Гермиона.

Первое время я колебался, боясь, что та странная девочка может услышать дверной скрип и проснуться. А проснувшись, увидеть весьма интересную картину – Билл, держащий спящую гриффиндорку в одной тонкой футболке. Но я послал эти мысли прочь, поудобнее обхватив Гермиону и медленно потянув на себя ручку. Дверь, к слову, почти не скрипнула. Видимо, сегодня она была благосклонно настроена ко мне.

Но лучше бы, честно говоря, она скрипнула. Тогда я, может, не испытывал бы такие угрызения совести, увеличившиеся в миллионы раз из-за давящей тишины.

Шаг, еще один, мелкий, медленный. Перешагиваю валяющийся на полу котелок, мягкую игрушку в виде белого медведя. Дохожу до устланной кровати и кладу Гермиона туда, не забыв прикрыть пушистым алым пледом с изображением рычащего льва. Она перестала плакать и бормотать, лишь вцепилась тонкими пальчиками в края подушки, словно в спасательный круг. Я несколько секунд наблюдал за ней, после чего вышел в коридор, не забыв прикрыть дверь и просканировать «ауру» дома, удостоверившись в том, что защитные заклинания на месте и никого из посторонних не наблюдается. Когда я это сделал, то тут же спустился вниз, намереваясь сварить себе кофе и сесть у окна, дожидаясь жену.

Но мне не было суждено этого сделать – потому что входная дверь с громким стуком отворилась, впуская в прихожую ледяной ветер с каплями мороси. В предрассветной дымке, мелькнувшей в проеме, нарисовался стройный темный силуэт, а затем он ринулся ко мне, обвив шею и всхлипывая.
Я вдохнул запах неожиданного гостя и почувствовал, как глаза тоже странно щиплет, будто бы в них попала кислота. Меня окружили розы, маргаритки и гортензии, исходящие только от неё одной.

Я сморгнул что-то мокрое, а в следующую секунду прижал крохотную фигурку к себе, зарываясь в серебристо-белые волосы.

Флёр. Живая. Любимая…

ГЕРМИОНА.

Когда Билл ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь и спустившись вниз, я открыла глаза, до боли закусывая губу.
Мне хотелось плакать. Хотелось, чтобы вся та боль и отчаянье, затопившие меня, испарились, вылились через эти соленые струйки. Хотелось, чтобы меня перестало рвать на части, чтобы голос, ехидно шептавший: «Получила свое, детка? Тебе, наверное, хорошо, да? Ты разрушила молодую семью, испортила все. Испортила, испортила, испортила…» перестал звучать у меня в голове, каждым словом раня в самое сердце. Хотелось исчезнуть из этого дома, пахнущего морской водой. И хотелось просто вычеркнуть вчерашние часы из памяти, лишь бы не искушать себя снова и снова.

Да, я не скрывала, что желала того, чтобы Билл стал моим. Я убеждала себя в том, что мы похожи, что мы непременно нашли бы общий язык. Что если бы я была старше, я смогла бы понравиться ему. Но я никогда не хотела рушить его жизнь, рушить его любовь к Флёр. Ведь они созданы друг для друга… это я поняла только сейчас, наблюдая за ним из-под опущенных ресниц.

Наверное, Билл думал, что он сохраняет бесстрастное выражение лица, тщательно прячет тревогу во взгляде. Однако я все видела – видела все эмоции, какие вызывают в нем мысли о жене. Он переживал, он боялся её потерять. А я… я поступила ужасно. Думала, что если я признаюсь ему, мне станет легче.

Но мне не стало легче. А совсем наоборот…

Я приподнялась на локтях, слезла с кровати и дошла до подоконника, чуть не споткнувшись о забытый мною же котел. Села на холодную мраморную поверхность и прижала ноги к груди, вглядываясь в окружающую местность. Небо было безжизненно-серым, огромные тучи плыли куда-то вдаль, унося с собой паутинки молний недавней грозы, произошедшей не так далеко от "Ракушки". В прозрачные круглые стекла бесшумно били маленькие капельки – похоже, снаружи моросит. А дорога, ведущая в поле, была черной-черной, словно выжженной костром.

Вдруг мне показалось, что по этой черной дороге кто-то бежит – тоже черный, и очень маленький. Ветер колышет светлые волосы, еле заметные в таких окружающих тонах, а в белой руке, выглядывающей из-под широкого рукава, кажется, заметно что-то длинное. Может, волшебная палочка? Похоже на то… с кончика срываются серебристые искры, вспыхивая подобно светлячкам.

Странный гость пробежал еще немного, споткнулся и упал лицом в грязь. Я неожиданно вскочила, поддавшись обоснованному порыву – пойти и помочь. Но путник уже успел подняться, продолжив свой путь.

Тут-то я и поняла, что он бежит к "Ракушке".

Меня охватил лютый страх – а вдруг это удравший Пожиратель? Вдруг он нашел этот коттедж и теперь желает убить всех нас? Я знала, что на этот дом наложено заклятье Доверия, но мало ли… предателей на свете много. Я встала на колени, вглядываясь в окно, и приготовилась было кричать, будя всех – но тут человек откинул капюшон, и я увидела длинные волосы, почти белые отсюда. Палочка – а это точно была она – описала занятную фигуру, после чего вспыхнула розовыми искрами и потухла. А гость, подняв полы плаща, ринулся к двери.

Я охнула и плюхнулась обратно на подоконник, часто-часто моргая.

Флёр вернулась.

Точно в подтверждение моих слов, снизу раздался хлопок двери, завывание ветра. А потом судорожный всхлип, внезапно потонувший в тишине. Наверное, её встретил Билл… наверное, он обнимает её, чтобы убедиться, что она жива…

Я слабо улыбнулась, помолившись о том, чтобы с Флёр все было в порядке. А потом спрыгнула с подоконника и на цыпочках вышла в коридор, намереваясь увидеть её. Лишь бы увидеть, понять, что она с Биллом, что у неё все получилось. Лишь бы пожелать им счастья…

Когда-то Джинни спросила меня, что я буду делать, если моя любовь останется безответной. Тогда я только посмеялась над ней, сказав, что мне ничего не нужно. Я думала, что в жизни самое важное – знания и хорошая работа, позволявшая бы содержать свою семью. Но после встречи с Биллом я изменила свои взгляды на жизнь.
Жаль только, что Джинни оказалась права… и жаль, что я не знала ответа на её глупый вопрос.

Перепрыгнув через две ступени сразу – благо, тряпичные балетки это позволяли, я подкралась к прихожей и притаилась за углом, прислушиваясь к тишине. Может, они уже ушли? Но ведь я достигла этого места достаточно быстро…

И тут я услышала шорох плаща. А потом Билл громко охнул, сделав шаг назад.

- Флёр, что с тобой?

Внутри все сжалось. Неужели все-таки что-то случилось? Может, она ранена? Или ей плохо? Пожалуйста, не молчите, продолжайте…

- Все хо’гошо, Билль. Это п’гойдет, не об’гащай внимания.

Голос Флёр был тихим и вздрагивающим – она плакала. Плакала от радости, плакала потому, что вернулась. Я тоже с трудом проглотила угловатый комок, вставший в горле, и втянула носом спертый воздух.

Дышать, дышать, не выходить…

- Как ты можешь говорить об этом так спокойно? – взревел Билл, снова подходя к жене – я слышала быстрые шаги. – Они… эти ублюдки… я убью их! Убью, во что бы то ни стало!

- Нет, Билль, не надо, - захныкала Флёр. Снова шорох и почти звериное рычание, вырвавшееся у старшего Уизли. – Главное, что я в по’гядке. У нас с ‘Гемусом все получилось, слышишь? Двое убежали на восток, однако там тоже были наши люди. Их поймали, Билль! Шестеро Пожи’гателей отп’гавились в Азкабан! Это стоит того, да? Билль, не молчи, п’гошу…

- Да, стоит… - выдохнул Билл, прижимая жену к себе. Я расслышала негромкий хриплый всхлип – неужели плачет? – Я так волновался, Флёр… Я просто не мог представить, что было бы, если бы я потерял тебя. Ты… ты для меня все, понимаешь? Все, Флёр…

- И ты для меня все, ma chere… - прошептала француженка, целуя соленые на вкус губы. – Все на свете…

Они еще немного стояли в прихожей, после чего отправились через кухонный проем к столу. Я выглянула из-за своего укрытия, желая засечь хоть кого-то из них. По щекам катились слезы, грудь разъедала горечь. Было больно, но эта боль была правильной. Я должна была чувствовать боль. Потому что заслужила это.

Вокруг стало еще светлее, поэтому мне удалось четко разглядеть их лица. Билл вытирал глаза рукой, а Флёр обнимала его и улыбалась. Она повернулась в профиль, нежно целуя его в щеку.

И тут моя голова закружилась. Левую сторону личика вейлы пересекала глубокая рана, тянущаяся от уголка глаза до основания губы.*
_______________________
Как вы видите, я внесла некоторые изменения в каноне.
Но не спешите высказываться - с Флёр все будет в порядке.


Глава 5

Предисловие: эта глава будет более позитивной, чем ранние.
И в эпицентр событий будет втянуто гораздо больше персонажей.
Надеюсь, вам понравится. До конца осталось 2 главы, как я думаю.
Спасибо за то, что читаете.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Глава 5.

Когда ты грустишь, мне хочется петь –
И так вот всегда.
Упреком ли, словом захочешь задеть –
Так я не горда.
Ты хмуришься вечно, я так беспечна –
Не быть нам вдвоем.
Мы разные песни поем –
Ты о вечном, а я о земном. © Flёur – Когда ты грустишь

ГЕРМИОНА.

Сегодня утром Луна долго спрашивала, что у меня произошло. По её словам я выглядела ужасно – глаза красные, под ними залегли синие тени, лицо бледное и худое-худое. Она сказала, что я очень грустная, и что такой быть нельзя – своей грустью мы расстраиваем всех своих близких. Но я не могла не грустить, не могла не плакать – а ведь, если посудить, вчера вечером я была безумно счастливой.

Но это счастье было неправильным. Поэтому сегодня меня охватили те чувства, которым было место быть с самого начала.

Я ответила Луне, что мне снова снился кошмар о Беллатрисе Лейстрендж, и что меня очень сильно пугает война. Она понимающе кивнула и сжала мои холодные ладони, пытаясь успокоить. Я очень хотела вырваться из этого её успокаивающего тепла, не видеть этот мечтательный взгляд и добрую улыбку. Но, в конце концов, сдалась. И это очень помогло. По крайней мере, вошедшие в нашу спальню Гарри и Рон ничего особого не заметили.

Зато сказали кое-что такое, что вызвало по моей спине противный холодок:

- Нам надо поговорить, Герми. Только втроем.

Луна обрадовалась, что мальчики меня развеселят, поэтому схватила со стола какой-то сиреневый блокнотик с карандашом и умчалась вниз, зовя Дина. А я осталась под упрекающими взглядами двух моих друзей, которые действовали на меня, как на быка красная тряпка.

Ну почему, почему они пришли говорить со мной именно сейчас?

- Гермиона, ты прости, что мы так рано, просто…

- Ничего, я уже давно не сплю, - я поджала под себя ноги, мысленно добавив: «очень давно», - так что можете не волноваться.

Казалось, мальчики приободрились от этой новости. Рон вздохнул, прошептав что-то вроде: «ну слава Богу, а я-то думал, она устроит скандал…», и уселся рядом со мной, а Гарри остался стоять, сцепив руки за спиной. Почему-то мне не понравилась эта поза – в душу сразу же закралось какое-то нехорошее предчувствие, которое и так не отпускало меня несколько дней. Как оказалось вскоре, я была более чем права – просверлив меня взглядом, Мальчик-который-выжил, произнес:

- Завтра утром надо покинуть коттедж. Нам нужно пробраться в Гринготтс, чтобы взять сами-знаете-что. После чего…

Я прервала сбивчивую речь Гарри, вздохнув так громко, словно весь кислород испарился из этой комнаты:

- Уже завтра?!

Рон и Гарри обменялись красноречивыми взглядами, будто бы сомневались в моем душевном здравии. Я же дожидалась ответа, сгорая от нетерпения и отчаянья.

- Герми, мы же… - поймав мой озлобленный взгляд (ненавижу, когда сокращают мое имя!), Рон очаровательно зарделся. Очаровательно в том смысле, что это было в духе пустоголовых дурочек вроде Лаванды Браун. – Мы же говорили на эту тему неделю назад, и ты была согласна. Неужели забыла?

Мне показалось, что комната перед глазами начала плыть. Я покачнулась, облокотившись о подушку, и сдавленно прошептала, стараясь не замечать обеспокоенных взглядов друзей:

- Нет, но… может, стоит придержать наш уход хотя бы на день?..

Гарри подошел к кровати, на которой сидели мы с Роном, взял мою руку в свою и покачал головой, лишая меня последней надежды. Надежды остаться здесь подольше, надежды еще несколько часов быть с Биллом. Надежды объясниться с Флёр и сказать ей, что она – лучшая жена на свете. Рон тоже как-то разочарованно посмотрел на меня, словно они знали, почему я не хочу уходить отсюда. Но они не могли знать, я уверена в этом. Ведь я старалась тщательно скрыть свои чувства к самому старшему из Уизли.

- Гермиона, мы и так надолго задержались здесь, - Гарри погладил кожу на моей ладони своим пальцем – немного грубым, но теплым. – Мне тоже не хочется идти в Гринготтс, подвергать вас опасности… но так нужно. Мы должны победить Волан-де-Морта, чего бы нам это не стоило.

- Я знаю, Гарри… но может быть…

- Нет, Гермиона, - в голосе Рона послышались властные нотки. – И вообще, с каких пор ты стала такой неуверенной? Соберись! Ты же мозг нашего «Золотого Трио»! Давай, не строй из себя маленькую крошку…

Мне захотелось возмущаться – долго и действенно. Рон уже понял это, отшатнувшись от меня, как от огня. Гарри только рассмеялся над этим, словно сейчас мы не рисковали собственными жизнями, а просто сидели в уютной гостиной Гриффиндора, шутя и болтая. От воспоминания о школе на меня накатила тяжелая волна грусти, которую с трудом удалось подавить.

Вздохнув, я сложила руки на груди.

- Я никого из себя не строю, и, между прочим, я прошу остаться здесь подольше не просто так. Подумайте, мы недавно вырвались из лап Пожирателей, наделав при этом столько шуму! Да нас в каждом плохо растущем кусте ищут!

- Но ты же прекрасно знаешь, что нам придется уничтожить эти крестражи. Войны не избежать, Герми. Так что давай, урезонь свое упорство и просто готовься к завтрашнему дню.

В комнате воцарилась тишина, Гарри и Рон неотрывно смотрели на меня. Они дожидались ответа, дожидались моего решения. Однако я прекрасно знала, что от него ничего не зависит. Мы все равно отправимся в этот чертов Гринготтс, чтобы украсть чашу Хельги Хаффлпафф. Так зачем и вправду терять время? Проще уступить…

Поэтому я ожесточенно кивнула, признавая поражение, и попросила мальчиков выйти из комнаты, чтобы собраться. Они пообещали зайти через час, чтобы захватить меня на завтрак и заодно переговорить с Крюкохватом насчет меча Годрика.

Как только дверь за ними закрылась, я ринулась к письменному столу и извлекла оттуда обычный тетрадный лист с черным простым карандашом. Быстро черкнув пару строк, я вышла в коридор, осматриваясь по сторонам. Было пусто. Как раз то, что нужно.

Найдя спальню Билла и Флёр (судя по голосам, они находились там), я сложила листок втрое и просунула в щель между дверью и косяком, после чего быстро вернулась обратно в свою комнату, уткнувшись лицом в колени.

Мне нужно было поговорить с ним и расставить все точки над «i». Обязательно.

БИЛЛ.

- Билль, как ты думаешь, что мне надеть к завт’гаку?

Я повернулся к Флёр, которая кокетничала перед зеркалом и одновременно с этим успевала рыться в шкафу с одеждой, выгружая на двухспальную кровать то рубашки, то платья. Она делала вид, что все в порядке, что это такое же обычное утро, как и всегда. Но я прекрасно понимал, что это – самое ужасное утро в моей жизни. И дело было не только в Гермионе, которая, по словам Рона, уже бодрствовала. А в том, что мою жену ранили. Её посмели ранить.

Все то время, что она рассказывала мне об их вылазке с Люпином, я не мог оторвать взгляда от левой половины её лица, на которой красовался уродливый рваный шрам. Он так не сочетался с её воздушностью и красотой, так портил её правильные черты лица и гротескно выделялся, что руки сами собой стискивались в кулаки. Я был необыкновенно зол – и это еще мягко сказано. Я был в отчаянии. Нет, не потому, что теперь Флёр такая – она красива, она божественна, я никогда бы ни бросил её, что бы ни случилось. Ей ведь было… больно. Да, очень больно. Но она продолжала улыбаться и веселиться, шутя насчет своего нового «украшения». «Гово’гят, что ш’гамы ук’гашают мужчину, Билль? Да, гово’гят п’гавильно. А насчет женщин ничего не известно?»

Вот и сейчас – на лице беспечная и беззаботная маска, белозубая улыбка и бесконечный поток слов. А в душе – боль и страх, которые нет-нет, да промелькнут в этих ясных глазах. Мне очень хотелось, чтобы Флёр никогда не чувствовала этого – мне хотелось защитить её от внешнего мира, словно несмышленое дитя. Но это не всегда получалось – уж такой характер у моей жены…

- …П’гедставляешь, а я и гово’гю – Тонкс, ты так оча’говательно смотришься в этом комбинезоне! И животик у тебя такой п’гек’гасный! А она – знала бы ты, Флё’г, как тяжело с этим п’гек’гасным животом! Я так смеялась, честное слово!.. Билль, а вот мне бы пошел такой же животик?

От последующей перемены разговора и следующего за ней вопроса, я отшатнулся от окна, словно увидел там летящую Хвосторогу. Флёр хихикнула, заметив это, но потом повторила свой вопрос, уперев маленькие кулачки в изящные бедра:

- Так пошел бы или нет? Не томи-и-и-и, Билль! Мне ошень инте’гесно! Вд’гуг я буду казаться тебе толстой и непово’готливой? О, это ‘газобьет мне се’гдце!

Она забавно сконфузилась и воздела руки к потолку, не скрывая лукавого блеска в глазах. А потом снова посмотрела на меня и подошла ближе, обвив ручками мою шею.

- Ну, скажи!

Честное слово, я не знал, что ей сказать. Слышать подобный вопрос был так странно… и вместе с этим мне показалось, что в её словах был скрыт какой-то смысл. Может, ей захотелось ребенка? Я с трудом сдержал улыбку, представив маму Флёр – деловая, заботливая, смешная-смешная. Как моя мать. Точная копия.

- Наверное пошел бы. Ты и с животиком будешь очень-очень красивой.

Флёр радостно взвизгнула и поцеловала меня в губы – я не успел отвернуться. В памяти снова нарисовалась картина вчерашнего вечера – камин, коньяк, Гермиона… мне стало дурно, и я нехотя высвободился из её объятий. Она надула губки и сдвинула брови, становясь похожей на двухлетнего карапуза.

- Флёр, мне нужно в туалет, ты же не против?

Её звонкий смех вызвал на моем лице счастливую улыбку – так улыбаются только безумно влюбленные юнцы.

- Конешно-конешно, Билль! – Флёр прикрыла ротик ладошкой, не переставая хохотать. – А я-то подумала, что тебе не н’гавится мой поцелуй!

- Как он может не нравится? – нарочито сердито осведомился я, не выдерживая и целуя её в правую щечку. – Он самый прекрасный на свете!

- Ладно, ду’гашка, беги. Пе’гсидский кове’г мне еще ошень до’гог!

Я расхохотался, щелкнув жену по носу, а затем быстрыми шагами направился к выходу из спальни. На душе было так легко, снова внутрь меня поместили связку воздушных шаров, наполненных гелием. И если бы не земная гравитация, я точно бы взлетел. Взлетел, и продолжал бы летать, думая только о Флёр…

Но моя легкость длилась недолго. Как только я открыл дверь и переступил порог, мне под ноги упала сложенная бумажка в крупную клетку, испещренная мелким торопливым почерком. Подняв и развернув её, я уткнулся в запись, чувствуя, как шарики внутри лопаются, придавленные увесистыми камнями.

«Билл, прости меня за вчерашнее. Ты не представляешь, как мне жаль.
Нам нужно поговорить, это срочно. Встретимся в семь вечера в саду? Г.Г.»

- Билль, почему ты остановился? Там что-то есть? – голос Флёр прорвался до меня, словно через пелену. – Ау, Билль?

- А, да нет, все в порядке. Просто косяк… немного покоцан, я заметил. Надо бы сменить… но ладно!

Я ощутил прилив крови к щекам, засунул руки в карманы и торопливо направился к лестнице, ведущей вниз. В голове крутились только мысли касательно того, о чем Гермиона хотела поговорить.

Почти спустившись, я расслышал мелкие шаги в коридоре и тихое бормотание Флёр:

- Косяк как косяк! И что с ним не так?..

ГЕРМИОНА.

Первую половину дня мы только и делали, что сидели в комнате Гарри и Рона, составляя план действий на завтра.
Оборотное зелье было полностью готово, нужные волосы тоже имелись. Я с ненавистью посмотрела на черные кудри, лежащие в небольшой склянке, а затем перевела взгляд на Гарри. Тот пожал плечами, извинившись:

- Извини, Гермиона. Ты прекрасно знаешь, что тебе просто необходимо преобразиться в Беллатрису. Мы же так решили, помнишь?

- Точнее, так решили вы, - не удержалась от язвительного комментария я, однако Рон и Гарри вместе с ним заодно проигнорировали мой выпад, обсуждая тактику и стратегию проникновения в сейф Лейстренджей. Я же не слушала их, потому что знала все это наизусть. Принять зелье, изменить Рону внешность, спрятать под мантией Гарри, и отправиться в Гринготтс. Там нам поможет Крюкохват, и когда чаша будет у нас, мы покинем банк, трансгрессируя в Хогвартс.

И все бы ничего, если это было бы не так опасно.

После того, как мы n-ое количество раз повторили составленный план, Билл позвал нас на обед. Изначально я не хотела спускаться в кухню – ведь это значило то, что я увижу бедняжку Флёр. Буду прятать от неё взгляд, мысленно прося прощения. Буду украдкой смотреть на Билла, бессловесно шепча: «прости». И буду фальшиво улыбаться, лишь бы не вызывать подозрений. Все это не прельщало меня, так что я собрала свой рюкзак, повесила его на плечо и сказала, что проведу день в своей комнате. Но Рон сделал такие щенячьи глаза, что я просто сдалась. И отправилась вместе с ними вниз, прислушиваясь к бешеным ударам своего сердца.

Тук-тук-тук… Билл, Билл, Билл…

За столом сидела только Луна, что-то рисовавшая в блокноте. Увидев меня, она заискивающе улыбнулась (будто бы знала какую-то страшную тайну), а потом поинтересовалась, не грущу ли я больше. Гарри и Рон осведомились, конечно, что у меня произошло, но я не ответила. Потому что в проходе стоял Билл, а я не могла оторвать от него глаз, чувствуя себя мышкой, загнанной в угол проворным котом.

Глупой, глупой серой мышью…

- Всем привет, кого не видел, - Билл по-хозяйки прошел в теплую кухню и встал у плиты, приподнимая крышку алюминиевой кастрюли. – Как спалось?

- Очень хорошо! – Луна ответила первой, но, наверное, чисто из вежливости. – Мне снилось то, что Гарри победил Того-кого-нельзя-называть. Это был такой чудесный сон… а вот Гермиона, похоже, совсем не выспалась. Она была такой расстроенной, когда я встала с кровати…

Иногда мне хотелось высказать Луне все то, что я о ней думаю. И это был как раз один из тех моментов.

- Правда? – Уизли-старший словно нехотя посмотрел на меня. – Почему, хотел бы я спросить?

Рон и Гарри, до этого молчавшие, тоже посмотрели на меня в ожидании ответа. А мой взгляд был прикован только к Биллу, осторожно посматривающему на меня из-под опущенных ресниц.

«- Билл, прости. Умоляю, прости.

- Ты не виновата, Гермиона. Не нужно раскаиваться.

- Нет, я так не думаю… во всем, во всем только моя вина! Ты не должен чувствовать себя предателем… я не хочу, чтобы ты чувствовал это.

- Наверное, уже поздно напоминать мне об этом.

- Прости…

- Ты уже говорила.

- Все равно прости.

- Прощаю»

Билл вдруг улыбнулся, я тоже. Наш немой диалог, кажется, вселил в нас уверенность и дал силы на то, чтобы вернуться к прежней жизни. Он еле заметно покачал головой, словно спрашивая: «чего молчишь? Мы ждем ответа», а я, вспомнив, что все еще молчу, покраснела и как-то ломко рассмеялась:

- Все в порядке, не стоит беспокоиться. Должно быть, это просто стресс от минувших событий…

Рон ехидно улыбнулся, продолжив свой непринужденный разговор с Гарри, Луна ободряюще подмигнула мне и продолжила рисование. А Билл принялся гремить тарелками, накладывая гостям вкусный ужин.

…Ближе к вечеру из спальни спустилась Флёр. На удивленные вопросы и ужасающие вздохи она отвечала одно и то же – что ночью, когда ей не спалось и она выбралась в сад, на неё напал какой-то зверь, оставивший вот эту красоту. Луна поверила сразу же, принимаясь делать предположения одно другого краше, Дин развел руками, бросив: «все может быть», а вот Гарри и Рон странно прищурились, но не произнесли ни слова. Даже если они и догадались, это не имело значения. Самое главное, что Флёр была жива.

Мы вкусно поужинали, еще раз поразившись кулинарным дарованиям вейлы, после чего отправились в гостиную, чтобы посидеть у камина и поболтать на всевозможные темы. Я забралась на любимое глубокое кресло, поджав под себя ноги, и принялась слушать рассказы Билла о том, как он впервые встретил Флёр (к слову – попросила рассказать об этом Луна). Сердце ныло, рана внутри кровоточила, но я, тем не менее, была рада. Рада тому, что у Билла и Флёр все в порядке. И тому, что моя любовь к нему не разжигала ревности к его жене. Нет, иногда, когда я смотрела на сияющую в свете камина француженку, я ощущала укол чего-то болезненного, но она так невинно улыбалась и смотрела на меня, что я сдалась. Я попала под эти чары, и поняла, какого Биллу.

Эта женщина никогда не станет той, к которой он потерял бы интерес. Они – словно две половинки чего-то целого…

- А потом я встретил Флёр в Гринготтсе, - Билл с романтичной улыбкой на губах смотрел куда-то в потолок. – Честное слово, я был так удивлен, что при первой встрече с ней потерял дар речи!

- Но не столько удивлен, сколько с’гажен моим п’гигодным обаянием, - подытожила Флёр, нахально усмехаясь. – Я до сих по’г помню твой взгляд – ты был влюблен, ma chere!

- Влюблен, - согласился Билл. – Так вот…

Но договорить ему не дал громкий стук в парадную дверь. Все, кто находился в гостиной, подскочили как ужаленные на своих местах. Билл моментально оказался на ногах, выхватив палочку, я, Гарри и Рон тоже. Крюкохват, который к тому времени только спустился, нырнул под кофейный стол, замерев, будто бы статуя.

- Всем тс-с-с-с… - Билл приложил палец к губам, делая шаг вперед. Палочка нацелена прямо в дерево, на уровне маггловского глазка. – Кто там? – спросил он уже громче.

- Я - Ремус Люпин! – произнес громкий голос, слегка дрожащий и колеблющийся из-за ветра. Флёр прижала руку к груди, Луна подскочила к ней и положила ладонь на хрупкое плечо. Я покрепче сжала палочку – это мог быть двойник. Запросто. – Я оборотень, женат на Нимфадоре Тонкс, адрес коттеджа "Ракушка" назвал мне ты, Хранитель Тайны, и приказал приходить только в экстренных случаях!

- В экстренных случаях… - вейла побледнела, словно мел.

- Люпин! – Билл ринулся в прихожую, к двери, и одним рывком открыл её, впуская гостя. Тот переступил порог гостиной весь бледный и измученный, будто бы его пытали. Я ахнула в один голос с Флёр – та начинала мелко дрожать.

Но Ремус даже не думал пугать нас. Его губы вдруг сложились в широкую улыбку, и он радостно крикнул:

- У нас мальчик! Мы назвали его Теддом, в честь Дориного отца!

В помещении воцарилась тишина, прерываемая лишь треском дров в камине. А в следующую секунду я не выдержала и возопила так громко, что все собравшиеся вздрогнули:

- Что?! Тонкс! У вас родился ребенок?

- Да-да, родился! – ошалело заорал Люпин, чуть ли не подпрыгивая от нахлынувших на него чувств.

Это была та новость, которой нам так не хватало. Все грустные мысли улетучились без следа, о войне не могло быть и речи. Билл скрылся в подвале и скоро принес бутылку красного вина, разлив его по бокалам, Флёр, Луна, Дин, Рон и Гарри продолжили поздравлять радостного Люпина, который, кажется, совсем сошел с ума от счастья. Он ежесекундно восклицал: «Ребенок! Здоровый, крупный! И волосы, как у Доры!», описывал нам маленького Тедди во всех красках и опрокидывал бокалы с вином, принесенные Биллом.

После двух или трех бокалов, Ремус назначил Гарри крестным отцом его сына. Последний, вроде бы, был в глубоком шоке, но я очень обрадовалась за него. Мой друг будет отличным крестным, я уверена. Тедди повезло.

Когда первая бутыль была выпита, а лица гостей покрылись румянцем, Билл было отправился за добавкой, но Люпин, сказав, что за Нимфадорой и новорожденным нужен глаз да глаз, покинул коттедж, чуть не забыв попрощаться. Правда, его уход не слишком-то повлиял на всеобщее настроение – и старший Уизли все-таки разлил по бокалам еще красного вина, провозглашая тост за Тедди и его здоровье.

После выпитого мне стало так легко, что я и вовсе не заметила, как Гарри и Билл скрылись на кухне, принимаясь о чем-то перешептываться. Лишь потом, когда Флёр задала вслух риторический вопрос: «инте’гесно, они там еще долго?», я забеспокоилась. Но они так быстро вернулись, что я махнула рукой на опасливые предположения. Скорее всего, Билл просто поздравлял Гарри со статусом крестного отца. Я бы тоже так сделала. А может, спрашивал о завтрашнем… кстати, о завтрашнем. Мне еще нужно было поговорить с Биллом.

Я поймала его через полчаса, когда тот мешал дрова в камине. Наклонившись, и слегка опершись о стену, я, убедившись, что вокруг никого нет и все разошлись по своим комнатам, спросила:

- Билл… мы можем выйти?
Он встал как-то чересчур резко, но встретившись со мной взглядом, предпринял попытку улыбнуться.

- Разговор? Хорошо, идем.

Я тоже ответила на его улыбку, правда как-то не слишком уверенно. И мы отправились в прихожую, намереваясь решить все раз и навсегда.


Глава 6

Иллюстрация к главе: http://s42.radikal.ru/i096/1004/18/7e214eea459d.jpg

Глава 6.

Мы влачим наши дни, да и то, как получится.
А сердце вновь болит - тяжело,
Пусть, не заметишь ты - извини.
Так темно, я не сплю,
О тебе вновь грежу,
Но и ты обо мне вспоминай... © On Off - Futatsu no Kodou to Akai Tsumi (Vampire Knight OST)

БИЛЛ.

На улице было свежо и пасмурно, дул холодный ветер. По полю, видневшемуся из-за калитки, клубами стелился молочно-белый туман. Иногда казалось, словно внутри этого тумана кто-то есть, но я списал все это на употребленный ранее алкоголь. Поэтому, аккуратно прикрыв за собой дверь и пропустив Гермиону вперед, я направился в сад возле дома, считая, что там нас точно нельзя будет увидеть.

Гермиона нервничала, по ней это было видно. Она теребила в пальцах край легкого джемпера и втягивала голову в плечи словно щенок, боящийся получить нагоняй от хозяина. Всю дорогу до беседки, в которой вчера днем я делился с нею заданием, доставшимся Флёр, мы прошли молча. Я не решался заговорить, хотя знал, что должен был. Почему-то я чувствовал себя неуверенно и, самое страшное – я ощущал всепоглощающую вину перед этой юной девочкой. Ведь я не мог ответить на её чувства даже сейчас, хотя ночью поступил с ней совершенно неподобающе.

«Мужчины, - сказала бы Флёр, узнай о том, что произошло. – Вам наплевать на чужие чувства. Единственное, чего вы хотите – это удовлетво’гить собственные пот’гебности!»

Нет, тогда я не хотел удовлетворить собственные потребности, можно сказать, что я её даже не хотел. Все произошло как-то само собой, тем более я не очень хорошо помнил всех подробностей. Одно я знал точно – напиваться вчера вечером было самым наиглупейшим занятием. А неожиданное признание Гермионы только сильнее усугубило ситуацию, напрочь лишив меня контроля над собой.

Конечно, самобичевание тут ни к чему, но тем не менее меня продолжал мучить звучащий в голове голос, вещавший мне о «несправедливости по отношению к жене и девушке, с которой я провел… скажем так, ночь». Честно признаться, все это меня изрядно достало. Раньше я не гнушался из-за подобных вещей, и не старался сейчас. Но эта ситуация прочно засела у меня в голове, не позволяя больше ни о чем думать.

Обогнув небольшую клумбу с какими-то неизвестными цветами, которые так любила Флёр, я и Гермиона вышли на вымощенную камнями тропку, ведущую к беседке. Пройдя еще немного, мы синхронно преодолели пару ступеней и оказались на деревянной круглой площадке. Я сразу же присел на скамью и обратил свой взгляд на Гермиону, собираясь предложить ей примоститься рядом. Но она лишь глубоко вздохнула и отошла к широкому окну, словно избегая меня. Конечно же, я догадывался о том, что она чувствует, и знал, что этот разговор – последний. Так как завтра их уже не будет здесь, а я… а я так и буду жить с огромным чувством вины перед ней и моей женой.

Хотя с Флёр я непременно поговорю об этом. Потому как скрывать все это от неё равносильно лицемерию.

- Ну… - чтобы хоть как-то завязать разговор и разрядить обстановку, говорить пришлось мне. Горло сдавливали невидимые тиски, и голос получился хриплым и ломким – изначально я даже не узнал его. Но молчать, и глупо смотреть друг на друга было неправильным. – Что ты… хочешь мне сказать?

Гермиона грустно усмехнулась и повернулась ко мне, прислонившись спиной к маленькой колонне, обвитой виноградом. Её взгляд был тяжелым и пустым, а смотрел так, что я чувствовал себя ребенком, непонимающим очевидной истины. Конечно, я знал, что она скажет. Но сейчас показывать это знание показалось мне неправильным. Лучше услышать все из её уст, чем догадываться и делать нелепые предположения, оказавшиеся, возможно бы, неправильными.

- Билл… я хотела сказать, что очень переживаю из-за всего этого, - она подняла палец к губам, пресекая при этом мои попытки вставить свое «забудь, все в порядке!». – Действительно переживаю. Думаю, было бы неправильно оставить все, как есть. Мне очень жаль, что вчера вечером я повела себя так глупо.

Гермиона закрыла глаза и порывисто выдохнула, сжимая перекладины беседки тонкими пальцами. По её лицу невозможно было определить ни то, о чем она думала, ни то, о чем заговорит в следующую секунду. Я послушно молчал, не желая перебивать эту стойкую, звенящую тишину, несмотря на то, что чувствовал себя неуютно. Уж лучше так, чем убивать себя мыслями касательно возможного будущего. Этот разговор был действительно необходим нам обоим.

- Понимаешь, Билл, - она приоткрыла веки и оттолкнулась от перекладины, повернувшись ко мне спиной – наверное, для того, чтобы я не видел выражение её лица. – За это утро я успела многое обдумать. И поняла, что было бы лучше, если бы мы сделали вид, что ничего не произошло, понимаешь? Мне очень неприятно от мысли о том, что Флёр… и ты… что вы… что ваш брак может распасться. Ведь во всем виновата только я. Если бы я держала язык за зубами…

Гермиона обхватила себя руками – точь-в-точь как тогда, в гостиной. Спина стала сгорбленной, плечи задрожали. Я искренне понадеялся, что она просто замерзла, а не плакала. Я ненавижу женские слезы, а её слезы – особенно.

Но подойти и успокоить, обнять и прошептать что-то приятное я не мог. Потому что боялся коснуться её. Трус.

- Ты не должен ни в чем себя винить, - продолжила Гермиона, в перерывах между словами жадно глотая свежий ночной воздух. – И не должен беспокоиться за меня. Я сильная, Билл, правда, сильная. Я выдержала попытки Беллатрисы, - её голос дрогнул, - убить меня. Выдержала беспрерывное скитание по лесу. Я выдержу и это. Только, пожалуйста, не вини себя ни в чем. И не покидай Флёр. Только не её, ладно?

Что-то внутри меня обрушилось, вся радость от известия Люпина улетучилась без следа. Такое бывало разве что тогда, когда я чуть не вылетел с работы, и тогда, когда я увидел этот проклятый шрам на щеке своей жены. Мои мысли затопил бессвязный туман, и я, встав со скамьи, подошел к Гермионе и положил ладони на её плечи – я боялся обнять её по-настоящему, чтобы не ранить и без того искалеченную душу. Меня одолело отвращение к самому себе, и я решил, что должен сделать так, чтобы Гермиона больше никогда не думала обо мне. Чтобы она стала по-настоящему счастливой.

- Я люблю Флёр, Гермиона. За это можешь не беспокоиться, я не брошу её, обещаю, - мои пальцы вцепились в плечики Гермионы с новой силой, словно таким образом вселяли ей уверенность в мои же слова. – Но мне не хотелось бы, чтобы между нами была какая-то недосказанность. Я тоже люблю тебя, но… по-своему. Как сестру, как лучшую подругу. Просто пойми, что мы несовместимы – оба циники, оба корим себя на пустом месте. Мы такие разные, как… как октябрь и апрель, например.

Она улыбнулась – я почувствовал это по её расслабившимся плечам.

- И кто же из нас октябрь, а кто апрель?

- Она была апрельским небом, в её глазах горел свет утренней зари…* - напевая своим ужасным басом, произнес я, припоминая строчки из какой-то то ли маггловской книжки, то ли песни. – Ты апрель, Гермиона. Ты совсем еще юная девушка, у тебя впереди безоблачное будущее. А я – я взрослый мужчина с уродливыми шрамами на лице. Я тебе не нужен. И я не смогу стать для тебя тем, кем ты захочешь.

- Он был морозным небом в октябрьской ночи… - прошелестел голос Гермионы, и я понял, что она узнала ту самую песню – или книгу – строчки из которой продекламировал ей я. – Знаешь, Билл, эти шрамы ничего не значат для меня. Но… может быть, в чем-то ты и прав.

Она повернулась ко мне, и я успел заметить её глаза – красные, опухшие. Все-таки плакала. Но, тем не менее, её губы сложились в некое подобие улыбки, а пальцы провели дорожку от левого глаза до подбородка – точно там, где находился самый ужасный шрам из всех.

- Ты очень хороший человек. Я рада, что какое-то время… общалась с тобой.

- Я тоже рад, - я улыбнулся.

- Прости меня. И спасибо за все, Билл.

- Тебе спасибо, - я перехватил её ладонь и успокаивающе сжал, переплетя свои пальцы с её – прохладными и влажными. – Спасибо за твою любовь.

Гермиона кивнула и указала на «Ракушку», окна которой горели мягким, теплым светом. Думаю, таким образом она призывала меня возвращаться в дом – и я не стал перечить, поняв, что наш разговор закончен.

Мне было жаль её, но любить эту девочку-энциклопедию я не мог. В моей жизни уже была женщина, ради которой я, как бы банально это не звучало, сразился бы с самим Волан-де-Мортом. И это еще раз утверждало мою теорию о том, что если человек находит свою половинку – то не может отпустить её до конца.

- Ты иди, а я немного посижу здесь, хорошо? – Гермиона отпустила мою руку и встала возле стеклянного столика, продолжая улыбаться – но я видел, что ей было тяжело. Кивнув, не решаясь произнести что-либо еще, и, пожелав удачи, я направился к выходу из беседки.

Противно? Да, еще как. Противно от осознания того, что ты причиняешь боль другому человеку, который по-своему дорог для тебя. Я молю Богов, Гермиона Грейнджер, за то, чтобы ты и твои друзья выжили в этой чертовой войне. Молю за то, чтобы ты всегда была счастлива. Я попытаюсь вернуть все на круги своя, попытаюсь жить с этим клеймом. Главное, чтобы у тебя все было хорошо.

- Прощай, Билл. Обливиэйт!**

Я слишком поздно услышал заклинание, сорвавшееся с её губ, и ослепительная вспышка, вырвавшаяся с конца её волшебной палочки, все-таки сумела задеть меня.*** Мир перед глазами пошатнулся, руки и ноги задрожали, будто бы это место сотрясало землетрясение в восемь баллов. Голова неожиданно стала пустой – я напрочь забыл, зачем шел сюда.

- Возвращайся домой, все в порядке.

Повернувшись и окинув девичью фигурку с каштановыми волосами удивленным взглядом, я заторможено пожелал Гермионе спокойной ночи, даже не спросив, что она здесь делает, и вышел на вымощенную булыжником тропку, идя навстречу коттеджу.

Что-то в груди ныло и кололо, но я не понимал, что. Моим желанием было подняться в спальню, обнять Флёр и лечь спать, чтобы побыстрее встретить новый день.

От воспоминания о Гермионе Грейнджер становилось грустно.

ГЕРМИОНА.

Вот и все…

Я не думала, что осуществить все это окажется так легко. Завести разговор, вытерпеть его слова, не вздрагивать каждый раз от его прикосновения к моей ладони. Дождаться, когда он повернется спиной и извлечь палочку – не мою – из кармана. Нацелить её на него и произнести заклинание, которое навсегда бы лишило меня Билла.

Но я смогла. Я сделала это.

Дождавшись, когда Уизли-старший скроется за дверью, я упала на скамью и долго-долго сидела на ней, не в силах пошевелиться. Мне казалось, будто бы меня опустошили – выпотрошили все мое существо, как мешок с мусором. Так я чувствовала себя на третьем курсе – когда в Хогвартс-Экспресс забрался Дементор из Азкабана. Все счастье, вся радость – они высасывали все положительные эмоции и оставляли только пустоту. Так чувствовала себя и я. Пустой и бездушной.

Я знала, что то, что я сделала – к лучшему. У них с Флёр все снова будет по-прежнему, воспоминания обо мне сотрутся из его памяти навсегда. Он будет счастлив, у него родится дочь или сын. А я тоже постараюсь быть счастливой. И никогда не буду краснеть в его присутствии.

- Гермиона?

Я оторвала руки от лица, вытерла слезы рукавом джемпера и посмотрела в сторону входа – в проеме стоял Рон, держа в руках целлофановый пакет с бутербродами, оставшимися с ужина. Он неуверенно улыбнулся мне, осмотрел беседку – словно ждал, что я тут не одна – а потом поднялся по ступенькам и замер возле скамьи, где сидела я.

- Ты чего не спишь? Я сяду, можно?

Я кивнула и подвинулась, освобождая Рону как можно больше места. С одной стороны я была рада, что он пришел сюда. А с другой… с другой мне хотелось как можно больше побыть одной, убив время на размышления о поступке, который я совершила совсем недавно. Нет, я не чувствовала себя виноватой. Я знаю, что это – правильно.

- Конечно, садись.

Скамейка дрогнула под весом Рона, раздался его приглушенный вздох. Зашуршал целлофановый пакетик. Рядом с ним я сразу почувствовала себя уютно – даже грустные мысли на мгновение улетучились из головы.

- Будешь?

Я повернулась к нему и посмотрела на бутерброды, лежащие в пакетике на его коленях. Ровно десять штук – скорее всего, он знал, что я здесь, иначе столько точно бы не осилил. Хотя… Рон – это Рон. На моем лице появилась слабая улыбка, когда я вспомнила о его дурной привычке говорить во время еды.

- Нет, спасибо, я не хочу. Ужин был очень плотный.

- Ага. Флёр хорошо готовит, правда?

- Да. Особенно это заметно после наших путешествий впроголодь.

Рон тихо засмеялся, я тоже. Было так странно – сидеть и разговаривать о всякой ерунде, хотя завтра нас ждала очень серьезная вылазка. Проникновение в Гринготтс – вещь опасная. А когда за твою шкуру назначено серьезное вознаграждение, любой неправильный шаг равен позорной гибели.

Я положила руки на колени и устремила свой взгляд на вечернее небо – судя по всему, приближалась полночь. Гарри, наверное, уже спал или еще раз перебирал в голове завтрашний план. Флёр и Билл – от мыслей о последнем я забыла, как дышать – тоже. Насчет Крюкохвата я даже не хотела думать – этот гоблин до сих пор вызывал во мне смутные опасения.

Завтра мы покинем коттедж «Ракушка» и все будет хорошо. Прошлое навсегда останется прошлым, а будущее… надеюсь, оно у нас все-таки будет.

- О чем думаешь? – Рон повернулся ко мне, это я поняла по тому, как зашуршал пакет. Странный вопрос, особенно от него. Но отвечать нужно было, хотя бы элементарно из вежливости и уважения как к другу.

- Думаю о завтрашнем дне. Я боюсь, как бы все пошло не так.

Снова зашуршал пакет.

- Не думай, что ты одна переживаешь, Гермиона. Честно говоря, если бы не эти крестражи, я давно бы свалил куда-нибудь, - он усмехнулся. – Да и вообще, опасно все это. Если ты передумаешь…

- Я не передумаю, - упрямо ответила я, сжав пальцами края скамьи. – Даже не надейтесь.

- Все-таки Шляпа правильно сделала, что отправила тебя на Гриффиндор. Ты настоящая сорвиголова.

- Как и вы, - мягко парировала я, попробовав улыбнуться. Стало действительно легче сделать это. Намного.

К тому же я сильная. Несмотря на слова Билла, и его убеждения.

В беседке снова воцарилась тишина. Где-то вдали шумело море, плавно перекачиваясь волнами; кричали чайки. Стрекотали кузнечики. Вся картина весеннего вечера имела какое-то свое собственное очарование, которое, несмотря на мое душевное настроение, я чувствовала. А рядом с Роном это ощущалось особенно сильно.

- Гермиона… я хотел тебе сказать… - снова зашуршал пакет, и теплые пальцы Рона коснулись моих. – Сейчас, конечно, не самое удобное время… но…

- Т-с-с-с… - я переплела свои пальцы с пальцами моего друга и положила ему голову на плечо, призывая помолчать. – Давай просто посидим, хорошо?

- Эм… ладно, хорошо.

Отчего-то мне показалось, что я знала, о чем он хотел мне сказать. Но эта версия определенно была глупой.

К тому же, сейчас мне не хотелось выяснять отношения или что-то в этом роде. Я хотела просто поразмышлять о насущном. И Билле в том числе.

***

Утро встретило нас пасмурной погодой, свинцовыми тучами и слабыми желтыми оттенками где-то за горизонтом, извещающим о рассвете. В окно бил мелкий дождик, напрочь портя более-менее приличное настроение. Видимо, наша «операция», как обозвал её Гарри, пройдет именно по этой погоде. Что ж, очень скверно.

Поднявшись с постели – удалось поспать всего два-три часа от силы – я аккуратно заправила кровать и на цыпочках направилась за своими рюкзаком, лежащим на письменном столе. В конце другой комнаты мерно сопела Луна, изредка ворочаясь и что-то говоря. Я прислушалась и повернула голову по направлению к ней, улыбнувшись. Мне будет её не хватать. Несмотря на её глупую честность и прямолинейность.

Я глубоко вздохнула, покрепче завязала шнурки на кроссовках, осторожно подняла рюкзак в воздух и повесила его на плечо. Совершенно неожиданно из кармана выпал сложенный листок, который я изначально совсем не заметила. Присев на корточки – все так же медленно и неторопливо, чтобы не будить свою соседку – я подняла листок двумя пальцами и развернула, быстро пробежавшись взглядом по тексту. Снова где-то защемило в груди, а глаза застлала пелена из слез.

«Гарри сказал, что завтра утром вы уходите. Не буду спрашивать, куда и зачем, пожелаю лишь удачи.
Береги себя, Гермиона. Буду скучать.
Билл»****

Почему все снова напоминает о нем? Зачем нужно было писать эту записку?

Я порывисто выдохнула и задержала дыхание, снова прислушиваясь к окружающим звукам. Было тихо, даже слишком. Я снова засунула записку в карман джинс, сняла рюкзак с плеча и достала лишь расшитую бисером сумочку, с которой путешествовала все эти месяцы. Меня тут же охватило раскаяние за собственную глупость – смысл было собирать рюкзак, если у меня есть сумка?

Наконец, все было готово, и я, переложив некоторые вещи, вышла из комнаты, шепотом пожелав удачи Луне. Мне показалось, что она тоже прошептала: «и тебе удачи, Гермиона», но я списала все это на утренние галлюцинации.

Спустившись по ступенькам вниз, я забежала в ванную комнату, чтобы принять Оборотное зелье. На это мне хватило ровно пять минут – достав из сумки склянку с зельем и пузырек с волосом Беллатрисы, я быстро смешала эти ингредиенты друг с другом и с отвращением посмотрела на пузырившееся варево. Оно стало черным – черным, словно ночь. И я моментально поняла, что и на вкус эта женщина будет гадкой.

Так и оказалось.

С трудом справившись с тошнотой, я выбралась из ванной и остановилась возле дивана, поджидая Крюкохвата. Часы на каминной полке показывали пять минут седьмого – пора было выходить.

Гоблин не преминул спуститься, однако больших трудов достигло убедить его в том, что я ненастоящая Беллатриса. Через десять минут, если не больше, Крюкховат наконец поверил мне на слово, и мы выбрались на лужайку, покрытую утренней росой.

Гарри и Рон стояли у калитки, которая вела к тропке, за которой барьер заклинания Доверия спадал, и можно было трансгрессировать. Поплотнее запахнувшись в мантию, я смахнула с лица мокрые капли дождя и направилась прямиком к ним, слыша, как сзади меня топочет Крюкховат. Увидев нас вдвоем – в особенности, меня – Гарри скривился, и его рука машинально легла на бедро, где в кармане его брюк лежала палочка.

- Она на вкус такая противная, хуже лирного корня! – пожаловалась я, подойдя к друзьям и достав короткую темную палочку, которая до сих пор работала из рук вон плохо, преданная своей истинной хозяйке. – Так, Рон, иди сюда, я тебя обработаю…

- Ладно, только не забудь, я не хочу слишком длинную бороду, - скривился Рон, кинув многозначительный взгляд на Гарри. Меня это почему-то слегка задело.

- Господи Боже, нашел время думать о красоте!

- Причем здесь красота? – искренне удивился Рон, усмехнувшись. – Она мешает! А нос сделай покороче – мне понравилось, как было в прошлый раз.

Я вздохнула и принялась «мастерить» Рону новое лицо – такое, чтобы от него не осталось прежних черт моего друга. Первым на очереди был нос, который я уменьшила – однако Рону это вовсе не шло. Он был симпатичным и с длинноватым носом, и с губами, верхняя из которых слегка выпирала вперед... От изучения его лица мои щеки залила краска.

- Ну вот, - я придирчиво осмотрела новую внешность друга, сделанною мною, и удовлетворенно хмыкнула. – Как смотрится, Гарри?

Тот долго-долго смотрел на Рона, после чего задорно улыбнулся и вынес свой вердикт:

- Не в моем вкусе, а так – сойдет. Ну что, отправляемся?

Все синхронно кивнули и дружно повернулись к коттеджу, окна которого смотрели прямо на нас. Я сжала пальцами палочку Беллатрисы, все еще не убранную в карман, и перевела взгляд на круглое окошко спальни Билла и Флёр. Мне показалось, будто там кто-то стоит и машет нам. Но это, право, было глупостью.

- Хватит прощаться, - донесся угрюмый голос Рона. – Пора.

Гарри осмотрел меня, непрерывно смотрящую на коттедж, взял под локоть и аккуратно повел к калитке, которую Крюкховат уже успел открыть. Мы пересекли тропку, вышли из зоны заклятия и взялись за руки, собираясь аппарировать в банк.

На этот раз точно все. Билл и Флёр навсегда остались в прошлом. И моя любовь тоже. Нужно уничтожить все неправильные мысли и сосредоточиться на предстоящей вылазке. От неё зависит не только наше будущее, но и будущее Магического Мира.

За всю дорогу, что мы шли до Гринготтса, моя тушь успела растечься по щекам.
_________________________________________

* строчки из песни October and April в исполнении Rasmus и Anette Olzon.

** я долго думала над возможными вариантами - либо лишить Билла памяти, либо оставить все, как есть. Выбрала первое. Так как это больше соответствует канону.

*** заметьте, что заклинание "не попало" в него, а лишь "задело". Следовательно, Билл все еще может вспомнить то, что было.

**** записка была написана в день прибытия Люпина, т.е. до того, как Билл потерял память.


Небольшое обращение к читателям:
Следующая глава будет последней, можно сказать эпилогом всей этой истории. Но дело не в этом. У меня к вам вопрос - стоит ли после окончания этого фика писать сиквел к нему?
Если да, то так или иначе, я не смогу открыть вам все карты - к тому же, призрачный намек на содержании сиквела (если он будет, все-таки) вы сможете увидеть в следующей главе.
Всем спасибо)


Глава 7

Предисловие: ну, вот и последняя глава. Мне было очень приятно писать этот фик, а вам, надеюсь, его читать)
Во второй части POV Гермионы все сводится к диалогу, описанному в 7-ой книги о ГП. Вставить его было необходимо, так как это была часть сюжета. Так что, вы предупреждены.
Сиквел "30 дней июня" выйдет ориентировочно через пару-недель. По крайней мере, первая глава точно :)
Приятного чтения.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Глава 7.
Первый признак любви: у мужчин — не смелость, у женщин — смелость © Гюго В.

БИЛЛ.

Рано утром меня разбудили чьи-то голоса и топот ног, доносившиеся из коридора на втором этаже. Сначала я не стал обращать на это внимания, сославшись на то, что разберутся и без меня, что бы ни случилось. Но когда откуда-то снизу раздался крик Флёр: «но куда они могли пойти?» а потом голос Луны: «может быть, они отправились спасать Хогвартс?», я приподнялся на постели и вздохнул, ища взглядом настенные часы. Они показывали восемь часов утра.

Поднявшись на ноги и натянув брюки вместе с рубашкой, я наскоро заделал хвост и вышел в коридор, поглощенный голосами наших посетителей. Дин открывал одну комнату за другой, словно чем-то озадаченный, а Луна задумчиво кружилась вокруг своей оси и что-то отвечала в ответ на реплики моей жены. Вся эта кутерьма не имела для меня никакого смысла. К тому же, этот гомон раздражал, вызывая в висках наисильнейшую ломоту.

Честно говоря, мне казалось, будто я выпал из реальности как минимум на день. Потому как совершенно не помнил, что я делал вчера и позавчера.

Нет, некоторое я все же запомнил – например то, что Флёр собиралась на вылазку с Люпином, и когда она вернулась, на её лице находилась рваная рана, которая, с помощью странно пахнущей мази, приняла вид затянувшегося шрама. Еще я помнил, что накануне был сильно пьян, и наутро чувствовал себя довольно ужасно. Но больше – ничего. Словно из блокнота моей жизни выдернули лист, содержащий какую-то важную информацию.

- Луна, ты не зна… - на лестнице показалась Флёр, одетая в легкое воздушное платье фиалкового цвета. Оно всегда ей очень шло, но почему-то мне показалось, что в районе живота оно немного… топорщится. Увидев меня, она лучезарно улыбнулась и окончательно взбежала по ступенькам, звонко чмокнув меня в щеку.

- Доб’гое ут’го, Билль! Как спалось?

Я тоже улыбнулся ей в ответ, хотя перед глазами на мгновение встала Гермиона. Почему – неизвестно; только это растормошило меня, окончательно прогнав остатки липкого сна.

- Доброе утро, дорогая, - приобняв жену за плечи, я кинул взгляд на её щеку и с удивлением отметил, что шрам стал гораздо незаметнее. – Относительно неплохо. А почему все носятся здесь, как угорелые?

Она окинула меня таким удивленным взглядом, что я еще раз окончательно убедился в том, что забыл что-то о-очень важное.

- А ты ‘газве не знал? Я думала, ‘Арри или Ге’гмиона сказали тебе… - Флёр закусила губу и посмотрела на Луну, продолжавшую топтаться на одном месте. – Они ушли, Билль. Я п’гедполагаю, что задолго до того, как мы п’госнулись.

- Как ушли? – я недоверчиво посмотрел на комнату Гарри и Рона, потом на комнату Луны и Гермионы, которую они занимали ранее. – Я… а разве я должен был знать о том, что они собирались покинуть наш коттедж?

Флёр фыркнула и положила свою ладошку мне на лоб, вводя в искреннее заблуждение.

- Я думаю, что да; я же видела, что вы с ‘Арри о чем-то гово’гили! Если ты п’гавда не помнишь, тогда ладно…

Я в задумчивости закусил губу, около минуты вспоминал, о чем вообще разговаривал с Гарри за эти недели – об их уходе, о задании Дамблдора, об опасности, нависшей над ними… но больше ничего. Не помню. Абсолютно.

- Наверное, вылетело из головы. Столько всего случилось за последнее время…

- Ты п’гав, - Флёр вздохнула. – Одно ‘гадует – что Тонкс стала мамой. Она такая милая, Билль! И Тедди, я уве’ гена, тоже. Может, аппа’ги’гуем к ним на днях? Очень хочется её увидеть…

Я в очередной раз не мог поверить своим ушам. Тонкс? Родила? Когда? Я снова посмотрел на Флёр, считая, что меня разыгрывают. Она вздохнула, убрав серебристую прядку с лица.

- И это не помнишь?

- Не припоминаю, - честно ответил я, копаясь в недрах своего мозга и по крупицам извлекая хоть какую-то информацию двухдневной давности. Я вспомнил лишь камин, коньяк… и снова Гермиону. Черт, ну что со мной могло случиться, что я забыл целый отрывок своей жизни?

- М-м-м, - констатировала Флёр, глубоко вздохнув. – Тебя словно Обливиэйтом ша’гахнули. Ладно, я пойду готовить завт’гак. Думаю, смысла искать нашу «Золотую Т’гоицу», нет. Они все ‘гавно не захотят, чтобы им помогали…

Моя жена сделала несколько шагов, обогнув танцующую Луну; я рассеянно улыбнулся ей вслед и собрался вернуться в спальню, чтобы застелить кровать. Но вдруг она остановилась и прижалась спиной к стене, внезапно побледнев. Дин, до этого выходящий из комнаты Гарри и Рона, подбежал к ней и принялся озабоченно спрашивать что-то, Луна моментально к нему присоединилась. Я, словно во сне, бегом пересек расстояние до Флёр и сел на колени, беря её прохладные ладони в свои.

- Флёр, что случилось? Тебе плохо?

Она улыбнулась и покачала головой, вынимая свои пальцы из моих рук. Одной ладонью она оперлась о стену, а вторую положила на живот, скользнув подушечками пальцев по воздушной ткани. Я не обратил внимания на этот жест, гораздо больше волнуясь за общее состояние Флёр. Но вот Луна как-то странно улыбнулась и подмигнула мне, когда мое лицо оказалось на уровне её лица.

- Я очень рада за тебя, Билл. С ней все будет в порядке.

После этих слов она погладила Флёр по плечу и поманила Дина за собой, что-то шепча тому на ухо. Я недоуменно смотрел на них, затем, встретив его взгляд, пожал плечами. Но Дин только ухмыльнулся и показал мне большой палец, снова возвращаясь к разговору со странной девочкой.

И что, спрашивается, они имели в виду?

- Билль… помоги мне, пожалуйста, спустится вниз.

Я заторможено кивнул, повернувшись к Флёр, и аккуратно приобнял её за талию, ведя к лестнице. Всю дорогу она держалась за живот, и я подумал, что, возможно, он у неё болит. Но слова Луны и странное поведение Дина этому сильно противоречили…

- Как ты?

Она мягко опустилась на ворсистый ковер и прижалась ко мне, обвив ручками мою талию. Я тоже обнял её и зарылся носом в её волосы, пахнувшие на этот раз зеленым яблоком. Это было так естественно – стоять в обнимку и наслаждаться минутами спокойствия. Но меня мучили сомнения по поводу её самочувствия, тайну которых она пока не торопилась раскрывать.

- Все хо’гошо. П’госто… - Флёр заерзала в моих объятьях и хихикнула, прикусив зубами ткань моей рубашки. – Ты действительно хочешь это слышать?

- Конечно хочу, - серьезно ответил я и слегка отодвинулся от неё; так, чтобы видеть её бледное личико. – Я ведь беспокоюсь за тебя, милая.

- Я ‘гада, - она улыбнулась и в этот момент напомнила мне сказочную фею – прекрасную фею из волшебных сказок. Её ручки нежно погладили живот, а потом сжали мои ладони и положили их туда же – я ощутил внезапную упругость её кожи. – Понимаешь, Билль, я не хотела тебе об этом гово’гить… хотела сделать сю’гп’гиз… - её щеки стали нежно-розовыми, словно лепестки роз, недавно распустившихся в нашем саду. – В общем, я бе’геменна, Билль. Уже два месяца.

Она счастливо улыбнулась, а я стоял, как громом пораженный. В голове не укладывалось, что Флёр… беременна. Тем более, в такое время. И тем более тогда, когда она отправлялась на задание вместе с Люпином. Ведь она рисковала не только своей жизнью, но и жизнью нашего будущего ребенка – ребенка, который, в случае провала миссии, мог бы никогда не родиться.

Мои руки задрожали – наверное, в этом виноват укус Грейбейка. Потому как так бывало всегда – стоило мне разозлиться, как меня охватывало звериное безумие. Волчье.

- Так ты… Флёр, как ты могла? – дыхание стало тяжелым, в голове пульсировала единственная мысль: «она и ребенок могли погибнуть». – Он же... ребенок… вы оба могли пасть от рук Пожирателей, ты это понимаешь?!

Она испуганно сжала головку в плечи и отстранилась. Глаза закрыты, в уголке намечается слеза. Плачет. Я её расстроил.

- Билль, все было бы хо’гошо. Я ведь жива, и наш ‘гебенок тоже, - она любовно погладила топорщившуюся ткань платья. – ‘Гемус не дал бы нам погибнуть. И, пожалуйста, не стоит злиться. Это нек’гасиво.

Я выдохнул что-то вроде отборного ругательства, но моя злоба так же быстро прошла, как и началась. Вместо этого ко мне медленно пришло осознание ситуации – я скоро стану папой. Ста-ну па-пой.

И как я мог не замечать, что моя жена находится в положении?

Вы не представляете себе, каково это – знать, что внутри твоей любимой женщины растет твоя кровь и плоть. Что через некоторое время она появится на свет, и будет ласково называть тебя «папочкой», будет улыбаться именно тебе. Будет засыпать после сказки, прочитанной тобой на ночь, будет делиться всеми своими секретами и страхами. Ты станешь учителем, станешь психологом – станешь отцом. И твой ребенок будет гордиться тобой, едя в Хогвартс-Экспрессе и теребя сумку, собранную родителями – «мой папа Билл Уизли, а мама – Флёр Уизли. Они самые лучшие».

Если бы кроме Флёр меня видел кто-нибудь еще, то имел бы честь лицезреть забавную картину – взрослый, брутального вида двадцати шестилетний мужчина стоит на коленях возле своей жены и плачет, уткнувшись ей в живот. Никто не понял бы меня, и не понял бы, почему Флёр так счастливо улыбается и с трудом сглатывает слезы; не понял бы, почему мы стоим так посередине гостиной среднестатического коттеджа. Никто не понял бы. Кроме нас.

- Ты ‘гад? – тихо спросила она, и я уловил дрожь в её голосе. – Ты ‘гад, Билль?

- Я рад, - кивнул я и поднялся с колен, сжав собственную жену в крепких объятьях. – Безумно рад, Флёр.

Теперь все было в порядке. Число два сменило число три – число, окончательно перевернувшее мою жизнь.

***

Поздно вечером я вышел на небольшой балкон и на радостях принес с собой немаленькую бутылку огневиски – оказывается, все это время она стояла в комоде и ждала торжественного случая. Удобно устроившись в деревянном кресле-качалке, я откупорил пробку и с наслаждением глотнул обжигающей жидкости – так хорошо мне никогда не было.

Все это – война, бесконечные страхи, провалы в памяти – все отошло на второй план. Мои мысли крутились только возле спальни, в которой спокойно спала Флёр, обнимая во сне нашего еще не родившегося ребенка. Я улыбался как дурак, перебирая в голове её признание сегодня утром, и не мог не наслаждаться осознанием своего будущего статуса. Отец – это звучит гордо.

Где-то внизу заговорили Дин с Луной, и я зашикал на них сверху – они выходили из сада, держа в руках что-то блестящее. У Дина было такое лицо, словно эта девочка изрядно ему надоела; но стоило ей засмеяться серебристым смехом и, танцуя, направиться к входу в коттедж, он улыбнулся, побежав следом за ней.

Увидев меня, они остановились, и задрали головы вверх. Я снова шикнул на них, но уже не так яростно – все же, не шептаться им, верно?

- Билл, - подала голосок Луна и улыбнулась, когда я приподнялся на своем месте, чтобы видеть её. – Флёр ведь сказала тебе, да?

Я кивнул, с упоением заметив, как обрадовались эти двое.

- Поздравляю вас, - снова продолжила она, светясь в лунном свете, подобно феечке. – Я очень рада, что ты станешь папой! Кстати, я посоветовала бы выбирать тебе имя для своей будущей дочки уже сейчас – много вариантов, это хорошо.

Дин удивленно посмотрел на неё, я тоже. Как она может знать, кого родит Флёр?

- Я говорю серьезно, - словно подтверждая мои мысли, ответила Луна. – Я вижу, что у Флёр будет именно девочка, и очень красивая. Потому что мозгошмыгов в её голове намного меньше, я проверяла. А еще сегодня днем ей на плечо приземлилась радужная хвостатая – это очень редкое насекомое, и если оно садится на плечо беременной женщины, то автоматически подтверждает то, что у неё будет девочка. К тому же, радужная хвостатая всегда передает зародышу свой дар…

Луна не успела договорить, потому что Дин утащил её в дом, а я засмеялся, опрокидывая очередной бокал с огневиски в себя. Девочка, значит? Конечно, я считал Луну странной, но сейчас почему-то поверил ей. И, как бы это было ни удивительно, стал перебирать в голове всевозможные имена.

Анжелика, Мари, Люси, Моник – самые распространенные женские имена во Франции (Флёр не хотела называть своего ребенка английским именем). Помню, она говорила что-то о своей старой подруге Виктуар – ей очень нравилось это имя. А мне нравилось имя Мари. Хм… Мари-Виктуар – звучит чудесно.

Я потянулся за бутылкой, но нечаянно слетел с кресла и оказался на холодном мраморном полу – очевидно, пить больше не надо. С трудом поднявшись и восстановив сносную координацию, я заметил, что на полу валяется какая-то бумажка – судя по всему, она лежала в кармане моего пиджака, который я надел незадолго до выхода на балкон. Наклонившись и подняв записку с пола – там было что-то написано, – я развернул её и быстро пробежался глазами по тексту.

«Билл, прости меня за вчерашнее. Ты не представляешь, как мне жаль»

В голове завертелся водоворот красок – желтые, красные, карамельные, коричневые. Желтый – освещение в комнате, красный – огонь в камине, карамельный – коньяк. Коричневый – её волосы.

Признание; признание, давшееся ей с трудом. Слезы и опухшие карие глаза, тонкие плечики с россыпью золотистых веснушек. Робкий поцелуй, переросший в более глубокий, сорванные свитер и рубашка. Сплетение тел на пушистом ковре, возле огня. Жарко. А от алкоголя кружится голова, и забываешь обо всем на свете.

Потом – стыд. Она плачет во сне, кусает зубами подушку. Волосы рассыпались по рукам, в комнате валяется котелок. Положить её на кровать, уйти, встретить Флёр. Обнять её и поцеловать. Уйти в кухню и на следующий день прятать от неё взгляд – ведь стыдно. И неприятно.

«Нам нужно поговорить, это срочно. Встретимся в семь вечера в саду? Г.Г.»

В саду было прохладно тогда; все-таки вечер. После известия о рождении Тедди было выпито большое количества вина. Гермиона снова обнимает саму себя, стоит в углу беседки и плачет, прося всегда любить Флёр… Разговор, сравнение с октябрем и апрелем, а потом – белая вспышка. Задело не сильно, но помогло.

А теперь – все насмарку.

Я запихал листок обратно в карман, присел на кресло и извлек старые сигареты, которые еще курил в тот вечер. Все кружилось. И хотелось сбежать от боли, разбить костяшки пальцев в кровь – просто для того, чтобы стало легче.

Я все вспомнил.

...Спустя пару минут прибыл Патронус - нужно было возвращаться в Хогвартс. От нашего решения зависело многое; победит ли Лорд, удастся ли Гарри Поттеру свергнуть его, справится ли Орден Феникса. С трудом подавив желание напиться в стельку, я позвал Флёр и трансгрессировал вместе с ней в Хогсмид.

За что я люблю свою жену - это за то, что даже перед лицом опасности она не будет пасовать.

На этой битве я должен буду защищать её и Мари-Виктуар. И Гермиону в том числе.


ГЕРМИОНА.

В Хогвартсе шумно, повсюду крики и стоны – кого-то ранили, кто-то кричит в приступе слепой ярости, кто-то отчаянно зовет друзей и близких. Взрывы и копоть, пыль и вспышки от заклинаний – то тут, то там. Безумно страшно и хочется рыдать, биться в истерике, оплакивая погибших. Хочется забиться в угол и кричать от безысходности – война, война, война. Война, исходом которой будет всего лишь два варианта – победа или проигрыш.

Победа – в случае гибели Темного Лорда. Проигрыш – в случае гибели Гарри Поттера.

Я резко вздрогнула, словно только что проснулась. Окружающий шум вливался в уши медленно, будто бы вода в ванне. Булькал, резал по барабанным перепонкам, пугал – но возвращался. Наверное, меня просто оглушили. А может, я ушла в себя; туда, где все в порядке, где все живы и счастливы.

Но так бывает только в сказке. А чтобы попасть в эту сказку, нам нужно победить.

- Эй, грязнокровка! – позади меня возник высокий мужчина в мантии Пожирателя – маска в руке, во второй зажата палочка. Кажется, я где-то видела его, но не могла вспомнить точнее. – Где твои друзья? Бросили, наверное? Испугались?

Он холодно рассмеялся и нацелил палочку на меня: в глазах – безумие и решимость. Я поняла, что действовать нужно быстро, поэтому сделала молниеносный выпад правой рукой и вскинула волшебную палочку. Единственное оружие, что у меня было.

- Авада Кедавра!

Я целилась не в него, а в стену, собираясь совершить отвлекающий маневр. И он удался. Пока Пожиратель вертел головой и собирался с мыслями, в него отправилось тройное Ступефай – ко мне подбежали Гарри и Рон.

Вспышка полыхнула так ярко, что я испугалась, как бы это не привлекло внимания. Но все было в порядке – мужчина ничком упал на пол, сплошь покрытый белой крошкой, и замер, не шевелясь. Рон подбежал к нему и связал заклинанием, оттаскивая в близстоящую нишу.

Если бы все было так просто…

- Ты как? – Рон подбежал ко мне и перевел дух, осматривая нишу, в которой только что скрылось тело приспешника Волан-де-Морта. – Все в порядке?

- Да-да, - я кивнула и потянула Рона за собой, уводя в более безопасное место – Гарри что-то прокричал насчет диадемы и убежал по коридору, параллельно выкрикивая боевые заклинания. – Рон, вы еще не уничтожили чашу Хельги Хаффлпафф? Что нам делать с ней и другим крестражем?

Он расстроено покачал головой и неожиданно повалил меня в очередную нишу. Я не успела даже вскрикнуть, как увидела, что буквально мимо того места, где стояли мы, пробежала пара Пожирателей Смерти. Рон нацелил на них палочку и произнес невербальное заклинание – но промахнулся, так как они двигались очень быстро.

- Гермиона, крестраж можно уничтожить только мечом Годрика или клыком Василиска, - мой друг выполз из нашего укрытия и подал мне руку. – Но это… стоп. Василиск! – в его глазах загорелся решительный блеск. – Как я раньше не догадался?!

Я несколько секунд недоуменно смотрела на него, после чего на моем лице раcползлась радостная улыбка – точно! Как можно было не подумать об этом?

- Ты просто гений! Скорее в Тайную Комнату!

Рон кивнул и применил Манящие чары – спустя минуту в его руке оказалась немного потрепанная метла. Схватив меня за руку, он побежал вперед, огибая валяющиеся балки и булыжники – нужно было действовать очень быстро.

Пока я поспевала за Роном, то панически крутила головой, выискивая взглядом друзей или знакомых. Я увидела Эрни Макмиллана, Оливера Вуда и Алисию Спиннет – они тоже прибыли сюда с помощью монетки, созданной еще на пятом курсе. Чуть погодя мне встретилась Кэти Белл, зовущая кого-то по имени, а потом Люпин. Он сражался с каким-то Пожирателем, и ему на помощь пришел мужчина – в нем я с ужасом узнала Билла.

Волосы растрепаны, рубашка прожжена сотнями заклинаний. Он выкрикнул какое-то заклятье, и Пожиратель в маске упал на пол, разбив голову о камень. Пол окрасила алая кровь – цвет, которого сейчас было жутко много.

- Билл! – Рон приостановился и посмотрел на своего брата, чье лицо было сосредоточено, как никогда. – Все в порядке?

- Да, в полном, - Билл кивнул, а потом посмотрел на меня. Посмотрел так, словно он никогда ничего не забывал, что заклинание, выпущенное мной, не подействовало на него. – Несколько Пожирателей убиты. Спасибо Флёр.

Внутри все сжалось – неужели и она здесь? Но Рон не дал мне и слова сказать, пожелав Биллу удачи и продолжив наш путь; Уизли-старший прокричал то же самое вслед.

Я надеюсь, что все у него будет в порядке.

***

Рон был прав – огромный полуразложившийся змей все еще находился в Тайной Комнате, а его зубы до сих пор сочились сильнейшим в мире ядом. Аккуратно оторвав пару клыков заклинанием, мы сложили их на пол и извлекли чашу – очередной крестраж Темного Лорда. Изначально я предлагала Рону уничтожить его самому, но он переубедил меня, сказав, что одна лишь я не могла вдоволь насладиться этим зрелищем. Поэтому, взяв в руки длинный желтый зуб, я с ненавистью рубанула им по чаше – раздался дикий вопль, а затем все стихло.

Мы выбрались из Комнаты на метле, после чего побежали искать Гарри. Он нашелся не сразу, всего лишь спустя двадцать минут; но когда нашелся, издал непонятный вопль, подбежав к нам.

- Где вас только носило? – заорал он, чуть не сбив с ног опешившего Рона. Я ни разу не видела его таким злым, разве что после ссор в палатках.

- Тайная Комната, - Рон недоуменно посмотрел на него, приподняв бровь.

- Какая… комната? – Гарри резко затормозил перед нами и посмотрел, как на умалишенных. Если бы не война и не спешка, я бы рассмеялась.

- Это Рон, это его идея! – говорить нужно было быстро, но я все еще не могла справиться с осознанием того, что нам так крупно повезло. – Полный блеск, правда? Когда ты ушел, я спросила Рона, а если мы найдем следующую штуку, как с ней покончим? Мы ведь до сих пор ничего не сделали с чашей. И тут его осенило! Василиск!

- Причем тут…

- Что-то, способное уничтожить крестраж, - пояснил Рон, многообещающе улыбаясь.

Гарри снова осмотрел нас с ног до головы, после чего задержал взгляд на клыках Василиска. Изогнутые, желтые, склизкие – держать их в руках было неприятно, но эффект, производимый ими, того стоил.

- Но как вы туда проникли? – спросил он, переводя взгляд с клыков на Рона. – Ведь для этого нужно говорить по-змеиному!

- Он и говорил, - довольно прошептала я, покосившись на друзей. – Покажи ему, Рон!

Рон подмигнул мне и издал странное приглушенное шипение. Глаза Гарри широко раскрылись.

- Я ведь слышал, как ты открывал медальон, - сказал Рон немного извиняющимся тоном. – У меня получилось не с первого раза, но, - он смущенно пожал плечами, - в конце концов, мы туда вошли.

- Он был просто великолепен! – подтвердила я, рассматривая красного с ног до головы друга.

- Так вы… - на лице Гарри отразилось понимание. – Вы…

- Мы уничтожили очередной крестраж, - Рон достал из-под куртки искореженные остатки чаши Хельги Хаффпафф. – Гермиона разбила её клыком Василиска. Я решил, что должен уступить ей – у неё еще не было случая получить это удовольствие.

- Ты гений! – радостно закричал Гарри. Я очень обрадовалась тому, что он больше не злится.

- Ерунда, - Рон хмыкнул. Хотя я заметила, что он был очень доволен собой. – А у тебя что нового?

В это время наверху раздался взрыв. С потолка посыпалась белая пыль, различать окружающую обстановку стало намного труднее. Я пригнулась и прикрыла голову руками – на всякий случай. Раздался отдаленный крик.

- Я знаю, как выглядит диадема, и я знаю, где она, - торопливо заговорил Гарри, посматривая на потолок, покрывшийся мелкими трещинами. – Он спрятал её там же, где я когда-то прятал свой старый учебник по зельеварению, там, где все веками прятали всякий хлам. Он думал, что кроме него её никто не найдет. Пошли.

Стены вновь задрожали, раздался новый взрыв. Гарри поманил нас с Роном за собой и помчался вперед через замаскированный вход, ведущий в Выручай-комнату. Теперь там было почти пусто – единственными посетителями были Джинни, Тонкс и пожилая женщина в изъеденной молью шляпе. Я некоторое время присматривалась к ней, после чего догадалась, что это была бабушка Невилла.

- А, Поттер, - решительно произнесла она, осматривая нас троих – грязных, заляпанных кровью. – Расскажите нам, что происходит!

- Все целы? – Джинни и Тонкс с полным надеждой взглядом посмотрели на меня.

- Вроде да, - сказал Гарри, не успела я и рта раскрыть. – Остались еще люди в проходе в «Кабанью голову»?

Бабушка Невилла и Гарри завели торопливый разговор, я встала рядом с встревоженной Джинни и погладила её по плечу. Я давно не видела её, и могла с уверенностью сказать, что за это время она сильно похудела. Обычно рыжие волосы с золотым отливом были тусклыми и спутанными, кожа стала невероятно бледной. Тонкс выглядела не лучше – волосы идеально прямые и черные; цвет страха и траура.

Через пять минут бабушка Невилла покинула Выручай-комнату, сказав, что ей нужно помочь своему любимому внуку. Гарри повернулся к Тонкс и ответил ей, что Люпин находится в районе Большого Зала, собираясь вести группу бойцов – она выбралась следом за пожилой женщиной. Остались только мы и Джинни – последняя выглядела решительно, несмотря на то, что искренне переживала за всех нас.

- Джинни, - Гарри мягко посмотрел на неё, хотя я видела, что он не хотел говорить то, что должен был. – Прости, но нам придется попросить и тебя выйти. Совсем ненадолго. Потом можешь заходить обратно.

Джинни радостно кивнула и, пожелав нам удачи, выбежала из комнаты, поспевая за бегущей по лестнице Тонкс. Я усмехнулась, смотря ей вслед. Всего на год младше, а храбрости хоть отбавляй…

- Потом ты должна будешь вернуться в Выручай-комнату! – крикнул Гарри ей вслед, хотя я была твердо уверена, что она не послушает его. – Ты должна будешь зайти обратно!

- Погоди минуту, - голос Рона неожиданно стал резок. – Мы кое-кого забыли!

- Кого? – я посмотрела на него.

- Эльфов-домовиков, они ведь все внизу, в кухне, так?

- Ты думаешь, нам стоит поднять их на борьбу? – спросил Гарри, приподняв брови.

- Нет, - серьезно ответил Рон. – Я думаю, что мы должны предложить им эвакуацию. Мы ведь не хотим, чтобы повторилась история с Добби? Мы не имеем права заставлять их гибнуть за нас…

От неожиданности я выронила клыки Василиска – ведь просто не могло быть того, чтобы это говорил Рон. Рон, который выступал против моей организации на пятом курсе, Рон, которому было неинтересно все, кроме квиддича. Сейчас он по-настоящему изменился – в нем не узнать того лоботряса и шутника, которым он был раньше. Я увидела в нем Билла – человека, не боящегося трудностей. И это вознесло Рона в моих глазах чуть ли не до небес.

Не вполне осознавая, что делаю, я бросилась к нему на шею и поцеловала – по-настоящему, искренне. И, честно говоря, это было совсем как с Биллом. Даже… лучше. Ведь Рон любил меня, я знаю. А он… он тоже нравился мне. И, вполне возможно, что когда мы станем старше, он будет относиться ко мне так же, как Билл к Флёр. И тогда я буду счастлива.

- Нашли время! – донесся до меня возмущенный голос Гарри. – Мы ведь на войне!

Я знаю, Гарри, знаю. Но какая все-таки разница? Я уверена, что все будет хорошо.

И мы обязательно победим.

THE END AND TO BE CONTINUED…