Глава 1— Гермиона! — забавный рыжеволосый юноша уже не в первый раз пытался обратить на себя внимание девушки с потрепанной книгой в руках. — Хватит на нас обижаться! Иначе я буду звать тебя Герми. Или Миона! Как тебе такое сладкое имечко? Как у героини в твоих любимых женских романах. Или…
Договорить он не успел — справа на него обрушилась та самая книга, подняв едва заметное облачко пыли.
— Фу! Гермиона! Где ты взяла это старье? На ней хотя бы паутины нет?
— Джордж, я не читаю романы. Ни женские, ни мужские. Но если будешь меня провоцировать, то начну читать и пересказывать тебе содержание в подробностях.
— Ну, если это касается и постельных сцен, тогда я согласен! — Джордж Уизли едва успел увернуться от второй порции книжной пыли. — Все, все! Я больше не буду!
Гермиона скривилась, но все же заметно расслабилась. Близнецы появились в Хогвартсе накануне днем со всеми присущими им атрибутами – глупыми шутками и розыгрышами. Под раздачу последних успела попасть и она — и до сих пор краснела, вспоминая о прошлом вечере... Может ей и не стоило делать замечания по поводу их умственных способностей, но такой гадости со стороны Уизли она никак не ожидала!
Фред и Джордж все-таки решили закончить образование официально. Хотя чего уж там: это решение целиком и полностью принадлежало миссис Уизли. Что для этого пришлось сделать мистеру Уизли, история умалчивает, но все же распускает некоторые слухи: отцу рыжего семейства впервые пришлось воспользоваться служебным положением в столь личных целях, а затем, что еще более неслыханно, прибегнуть к банальному шантажу некоторых своих коллег. В итоге Совет попечителей проголосовал «за», Дамблдор изначально был «за», а тех, кто «против», собственно, и не спросили.
Молодых Уизли обязали заново ознакомиться с программой седьмого курса и сдать предварительные зачеты – успешно, разумеется, – и лишь потом экзамены. Весьма порадовал близнецов тот факт, что все это предстояло сделать самостоятельно, в условиях так называемого экстерната. И радовались не только они, но и часть преподавательского состава, а также некоторое число тихо страдающих студентов, которым не по нраву были уизливские шутки, а может шутки вообще — кто знает, сколько будущих темных гениев воспитывалось в Хогвартсе в настоящее время.
Вот поэтому Уизли и сидели сейчас в гостиной Гриффиндора, стараясь загладить вину перед их серьезной подругой.
Накануне серьезная подруга Гермиона Грейнджер была не в духе от того, что подслушала разговор двух четверокурсников. Точнее, от содержания этого разговора. Она как обычно делала домашнее задание, погрузившись в кипу свитков и учебников, а двое милых мальчиков сидели неподалеку на диване и вполголоса обсуждали старших представительниц своего факультета. Когда Гермиона «не вошла» ни в категорию «классные», ни в разряд «симпатичные», да и вообще не удостоилась никакого упоминания, она огорчилась. То есть разозлилась. Сначала на мальчишек, а затем на себя — за такие недостойные и неуместные эмоции. И почему-то именно в этот момент Фреду и Джорджу взбрело в голову подобраться к Гермионе поближе и сделать весьма сомнительный комплимент по поводу чернильного пятна на кончике ее носа. Ее нос при этом покраснел, а рот высказал гадким Уизли все, что его обладательница думает об их вообще ничем не запятнанных мозгах.
Близнецы юмор оценили и перед ужином решили пошутить в ответ. В результате нескольких взмахов палочкой и приглушенных хихиканий гермионина юбка слегка приподнималась сзади, приветствуя удивленных представителей противоположного пола, которым посчастливилось проходить мимо. Сначала Гермиона просто оглядывалась, но понять причину смеха не могла. Затем, заподозрив неладное, попыталась ощупать свою спину на предмет нахождения там лишних предметов. Помог Рон: подошел сзади, схватил волшебную юбку и сдавленно поинтересовался:
— Гермиона, сейчас такая мода?
У кого был больший шок: у Рона, сраженного предательством гермиониной юбки, или у Гермионы, которую держал за подол младший Уизли да еще и модой интересовался, — сказать сложно, но в результате они весь вечер и весь следующий день старались друг друга избегать. По какой-то причине неловко было обоим. И эта неловкость никуда не собиралась исчезать…
— Гермиона, ты не видела нашего братца? — Фред решил, что опасность миновала, и можно вести себя как ни в чем не бывало. — Гарри сказал, что его нет в спальне. Не знаешь, где он?
— В библиотеке, — буркнула Гермиона, вовсе не собираясь так легко их прощать.
Близнецы засмеялись. Джордж даже попытался придать выражение восторга своему лицу.
— Твое чувство юмора определенно прогрессирует. Еще пара уроков, и тебе найдется местечко в нашем магазине.
Вот это было напрасно. При напоминании об уроке последовал уже сложившийся ответ: Джордж снова получил порцию книжной пыли и теперь сидел, потирая макушку.
— У тебя тяжелая рука, Гермиона! Ты же лишишь меня остатков разума!
— Меня радует, что ты это признал, — она заметно подобрела. — Я видела Рона час назад, он заходил в библиотеку. Может быть, хотел найти там журналы по квиддичу. Кто знает, что его туда привело…
Гермиона не упомянула о том, что именно этот факт заставил ее развернуться и пойти в противоположном от библиотеки направлении. Ее очень смущало то, что ее это очень смущало. По-другому и не скажешь. Она, конечно, не собиралась заниматься самообманом и прекрасно понимала, откуда растут ноги у этого неоднозначного чувства, но это знание и ставило ее в тупик. Представить кого-то из своих знакомых в роли друга сердца было, в общем-то, несложно. Под такие «примерки» попадал и Гарри, и Джордж, и Фред, и даже Перси Уизли, в чем Гермиона даже себе самой не призналась бы. Ну и Рона она не обделила. И даже почти этого не стеснялась. Она ведь нормальная девушка, а для нормальной девушки и мысли подобные вполне нормальны. Тем более обычно они мимолетны, и результаты этих мысленных экспериментов, основанных лишь на простом любопытстве и некоторой доле фантазии, никак не отражаются на отношениях в реальности. Для Гермионы — точно.
Как-то летом, в «Норе», Джинни под впечатлением от прочитанной ею книжки, повествующей о невозможных страданиях и пылкой любви молодой ведьмы и маггловского садовника, поделилась с Гермионой своими соображениями по поводу их дальнейшей жизни. «Было бы замечательно, — сказала она, — если бы я вышла замуж за Гарри, а ты за Рона».
Гермиона поперхнулась чаем, забрызгав страницы «Популярной нумерологии», и с сомнением глянула в распахнутое окно, за которым Гарри и Рон бегали друг за другом с какими-то бобмочками. Проследив за Роном с ярко-зеленой кляксой на лбу, она потрясла головой и аккуратно вытерла капли с учебника, нежно погладив открытые листы.
Потом уже, чуть повзрослев, Гермиона иногда позволяла себе отвлечься от познания бесконечно захватывающего мира науки и магии и поддаться типичным подростково-девичьим мечтаниям. На минутку — не более.
Она улыбнулась воспоминаниям и тут же нахмурилась. Даже сейчас, анализируя ситуацию, она не могла представить, как Рон берет ее за руку, целует, прикасается… Нет. Что-то мешало увидеть эти образы, ее сознание сразу же ставило блок, не пускало их, оставляя лишь размытые ощущения. И что самое интересное, не вызывало в ней особых чувств, кроме неловкости. Опять неловкость. Почему же тогда она ведет себя так необычно. Может быть, это реакция на его поведение? Стоп! Гермиона остановилась. Она не может представить, а если может он… Если… если она ему небезразлична в совершенно определенном смысле… Мерлин! Гермиона вдруг поняла, как только что сама все усложнила еще больше. Такая простая и не лишенная основания идея о том, что Рон о ней думает не только как о друге, поставила ее в эмоциональный тупик и напрочь запутала истинные чувства.
Но будучи девушкой разумной и решительной, а также старостой и вообще лучшей ученицей, Гермиона решила оставить в покое на время таких внезапно появившихся «себя и Рона» и заставила подумать себя о чем-нибудь другом. Тем более повод был. Она стояла посреди коридора в самом настоящем тупике, и, что любопытно, не могла понять, где находится.
Глава 2Рон Уизли был славным. В меру симпатичным, в меру добрым, в меру умным. Девушкам он нравился. Рон знал это. Еще на пятом курсе, проходя мимо столов в Большом зале, он поймал на себе заинтересованные взгляды двух студенток. Правда, при этом он споткнулся, чуть не налетел на чей-то завтрак и сильно покраснел, но впоследствии немного подкорректировал свои воспоминания и уже воспринимал сей эпизод как прямое признание женским полом своей мужской привлекательности. В общем-то, на этом долгожданное признание и закончилось, но Рон предпочитал об этом не думать.
В начале шестого курса все стало еще интереснее, когда уже его ровесница, а не какая-нибудь там девочка с младшего курса, улыбнулась ему без всяких хихиканий и перешептываний с подружкой. Хотя кто знает, не «подправил» ли он и этот момент в своей памяти. А ведь Лаванда Браун была признанной красавицей не только их курса, но и всей школы. Что было тому причиной: яркая внешность, легкий характер или просто удачный подбор одежды и аксессуаров — не имело для Рона особой важности. Пусть даже его сразила водостойкая тушь и розовый блеск для губ, Уизли это не смутило бы: ведь это была настоящая женская улыбка, предназначенная мужчине.
Тогда и Гермиона это заметила, и Гарри. Пусть его подруга и проворчала что-то язвительное, а друг лишь ухмыльнулся, Рон знал – это знак чего-то очень важного в его холостяцкой жизни, больших перемен и стремительных взлетов.
Собственно, на первой же большой перемене между занятиями он и взлетел. От подножки, подставленной Малфоем. Коварный слизеринец решил отпраздновать неожиданной пакостью начало учебного года и даже выпил за это — болеутоляющего зелья в больничном крыле, где пришлось закончить славный праздник. Гарри, наблюдавшему полет друга, не понравилось, как тот мягко приземлился на свою сестру, и он опрокинул на довольного Малфоя стоящие рядом доспехи.
Рон быстро забыл об этом инциденте благодаря своему умению не удерживать в памяти ничего плохого. А также благодаря Лаванде, которая так за него переживала, что вызвалась проводить на следующий урок. Зачем это было нужно вполне здоровому Рону, никого из них не волновало, но упустить такой случай было бы кощунством. В итоге на следующий день весь Гриффиндор узнал о новообразовавшейся паре. Источником знаний стал несчастный второкурсник, которому приспичило после отбоя появиться в общей гостиной. Впечатлительному студенту плохо спалось еще очень долгое время…
Рону Уизли было хорошо. По-настоящему хорошо. Как может быть хорошо юноше, мечты и фантазии которого наконец стали осуществляться. Лаванда и правда была как мечта: красивая, чувственная, и, в отличие от девушек из журналов, настоящая. В этом Рон мог собственноручно убедиться. Подпортили праздник души и тела старшие братья, которые так некстати озаботились получением аттестатов. Вот их приколы он не мог выносить ни в каком виде, сразу вспоминая все детские обиды. А поскольку подобные эмоции большой любви не подходят, Рон решил временно избегать общества любимой девушки, дабы не уронить в ее и своих глазах свою столь недавно осознанную мужскую привлекательность.
Рону Уизли было не очень хорошо. Он приготовился к долгому ожиданию того светлого дня, когда братья получат все указания и задания и сгинут из школы в свой магазин.
Рону Уизли стало очень плохо, когда, придя на ужин в Большой зал, он увидел Гермиону. Вернее, ее слишком приветливую юбку. Она была приподнята настолько, что можно было разглядеть резинку чулок. Но не только этот факт заставил его впасть в неожиданный ступор. Неподалеку от выхода стоял Малфой и смотрел на девушку с выражением, совершенно неприемлемым. Он был удивлен. Ни смеха, ни сарказма, ни гаденькой ухмылки. Драко Малфой смотрел на ноги Гермионы Грейнджер, озадаченно нахмурив брови.
Столь нереальная картина никак не укладывалась в голове у Рона, но он очнулся и подлетел к Гермионе с намерением прекратить это безобразие. Как, он не знал, и в порыве взявшейся откуда-то ревности чуть не стянул юбку совсем.
Случай настолько его шокировал, что он не смог рассказать о нем никому, даже Гарри, даже для того, чтобы поставить Малфоя на место. На какое конкретно место, тоже не знал. Он не понимал, что тогда произошло со слизеринцем и с ним самим. Рон вообще-то не был склонен к самоанализу, а тем более – к анализу поступков других людей, но в этот раз превзошел себя, промучившись от распиравших голову мыслей всю ночь и весь следующий день. Он не мог смотреть на Гермиону, боялся заговорить, как будто любой контакт с ней повлечет ужасные для него последствия.
Безнадежные попытки подчинить происходящее логике привели Рона лишь к сильнейшему душевному дискомфорту. Поняв, что хуже уже не будет, он принял важное решение. Кто, как ни староста факультета, лучшая студентка школы и по совместительству причина его душевных терзаний, сможет разобраться в невесть откуда взявшейся проблеме. И храбрый гриффиндорец отправился на ее поиски. Разумеется, в библиотеку.
Глава 3Гермиона с минуту осматривала стену перед собой и не могла понять причину своей заинтересованности. Спустя эту самую минуту она наконец поняла, отчего так насторожилась. В коридоре чувствовалось едва заметное движение воздуха. Вывод напрашивался сам: это был не тупик, а лишь его видимость. Значит, и стена была не совсем настоящая. Гермиона достала палочку и, не рассчитывая на успех, пробормотала заклинание. Но так и есть. Стена была лишь иллюзией, которая исчезла при помощи простейшей магической формулы. Правда, за ней нарисовалась вторая, но теперь ситуация несколько изменилась: та была отдалена ровно настолько, чтобы в поле зрения появилась какая-то дверь.
Ну вот, так всегда! Как будто ее жизнь и без того не загружена рыжими проблемами и недописанным сочинением по травоведению. Именно сейчас гнусному року понадобилось навесить на Гермиону еще и это! То, что здесь за километр пахнет или, скорее, разит неприятностями, она ни секунды не сомневалась – богатый опыт не позволял.
Опустив перед неизбежностью судьбы руки, а вместе с ними и палочку, Гермиона медленно, будто на что-то надеясь, приблизилась к странной двери. Ничем не примечательная на первый взгляд, и на второй тоже, и на третий, и на четвертый… Пару секунд спустя она поняла, что сверление двери взглядом не поможет, да и делать в ней дырку — не совсем удачная идея. И ненужная вовсе, потому как та была не заперта.
Неожиданно створка двери качнулась, и Гермиона резко отпрянула. Ругая себя за глупый, но вполне оправданный страх, она еще раз глубоко вздохнула и толкнула дверь рукой. Та легко поддалась, и Гермиона увидела небольшое помещение, заваленное хламом. Среди обломков мебели, сваленных в кучу книг, пергаментов, принадлежностей для письма и каких-то разнокалиберных обломков можно было разглядеть письменный стол, старый диван и кресло на трех ножках. Вместо четвертой неизвестный шутник приспособил розовый чайник в виде слоника. Вдоль одной из стен выстроились стеллажи, где в лучшие времена этой комнаты должны были храниться книги, сваленные сейчас огромной кучей на грязном полу. Противоположную сторону занимали картины — парочка тусклых портретов и невзрачный пейзаж.
Похоже, здесь давно не ступала нога человека, и, судя по всему, рука домового эльфа тоже не стремилась здесь побывать. Пыли было столько, что хотелось чихнуть хотя бы ради приличия.
Гермиона поморщилась, глядя на книжное безобразие, и, не раздумывая, подняла ближайшую книгу, оказавшуюся учебником. «Ритуальная магия. Основы». Кое-как стряхнув пыль, она раскрыла его на первой странице, пробежала взглядом по содержанию и списку авторов. Внезапно порыв воздуха развеял ее волосы и зашелестел страницами книги. Гермиона медленно подняла взгляд на окна, одно из которых почему-то оказалось открытым. Оконная створка скрипнула, пропуская крупную серую сову. Птица опустилась на подоконник, клювом отцепила письмо, и, деловито встряхнув перья, удалилась тем же путем.
Гермиона неподвижно стояла, пытаясь успокоиться и умерить бешеный стук сердца. Можно было бы свалить все на разыгравшееся воображение, если бы не коричневый прямоугольник конверта на подоконнике.
Приказ взять себя в руки подействовал. Гермиона вообще любила всякие приказы и правила, обычно они помогали чувствовать твердую землю под ногами и придавали уверенности в собственных действиях. Преодолевая завалы, она допрыгала до окна и осторожно взяла конверт. Абсолютно пустой — без единой пометки снаружи и без письма внутри. Странный такой конвертик... Хотя надо отдать должное ситуации: ложная стена, заброшенная комната, в которой почему-то открыто окно... Письмо без адресата отлично вписывалось в эту картину, написанную рукой неизвестного художника. Или художников. Гермиона не была уверена, что создать подобный хаос под силу одному человеку.
В любом случае, выяснять это она точно не собирается. Одна. А вот с Гарри и Роном — почему бы и нет? Вдруг здесь найдется что-нибудь важное для них всех. Да и книги, куча бесхозных книг!
При мысли о Роне Гермиона на миг вернулась к своим размышлениям и тут же заставила себя переключиться обратно. В конце концов, зачем забивать себе голову ерундой, если можно просто поговорить с ним! Он же не монстр о двух головах и даже не тот противный семикурсник с Хаффлпафа, что вечно пялится ей в затылок в Большом зале. Это же Рон, ее верный товарищ, очень хороший, но просто друг. Наверное…
В свете последнего события ее эмоциональные экзерсисы довольно быстро отошли на второй план. Гермионе хотелось поскорее рассказать мальчишкам о своей находке. Она развернулась и вздрогнула, и тут же вновь обругала себя за излишнюю мнительность. Ну сколько можно пугаться всего подряд! То какую-то сову, то закрытых дверей! Очередная дверца обнаружилась в углу комнаты. Что-то подсказывало, что за ней творится такой же хаос, как и здесь.
Подумав секунду, она сунула книгу с конвертом в сумку, добралась до противоположной стены и потянула резную ручку. Да, сохранностью вещей тут явно никто не был заинтересован. Эта дверь так же легко поддалась, как и входная.
Держа палочку в одной руке, она другой приоткрыла тонкую дверь и заглянула в комнату. Предположения не оправдались. Ничего здесь не валялось, ничего не было разбито или сломано по одной простой причине — здесь нечего было ломать или разбрасывать.
Окно отбрасывало неровные фигуры света на пустую кровать, дверцы такого же пустого шкафа были распахнуты. Гермиона вдруг осознала, как здесь тихо. Ни единого шороха, ни малейшего звука. Мертвая комната. Ни единого следа бывшего хозяина или хозяев. Холодный камин — и тот пустой, будто его никогда не топили. Казалось, еще минута, и она станет частью этой холодной пустой спальни.
Гермиона глубоко вздохнула и, пытаясь стряхнуть с себя странные ощущения, пошла к выходу. Дверь за ней, тихо скрипнув, закрылась.
Уже шагая прочь по коридору, она обернулась, чтобы подтвердить свое предположение: стена-иллюзия была на своем месте, скрывая за собой очередную загадку.
Глава 4Библиотека в это время дня была похожа на муравейник — интеллектуальный муравейник, обитатели которого сновали туда-сюда, от стеллажа к стеллажу, от одного книжного шкафа к другому. Кто-то стоял, с умным видом листая старый фолиант, кто-то пытался без потерь протиснуться сквозь поток сородичей со стопкой учебников. Столы оккупировали группки студентов, активно что-то обсуждающих или уткнувшихся в свои свитки с домашними работами. Добавьте к картинке мантии сплошь черного цвета. Большинство учеников использовали свободные часы до ужина, чтобы решить свои книжно-образовательные проблемы, а вечер посвятить заслуженному отдыху.
Рон замер у входа, окидывая взглядом присутствующих. Похоже, он выбрал не самое удачное время. Даже если он найдет здесь Гермиону, едва ли получится поговорить с ней наедине. Да и как объяснить ей причину, по которой та должна оторваться от очередного своего фундаментального исследования и решать его, роновы, проблемы?
«Извини, Гермиона. Нам нужно поговорить о твоих ногах и о Малфое…»? Почему-то возник образ подруги, выливающей ему на голову чернила. Парень тряхнул головой, будто отмахиваясь от капель, стекающих с волос на лицо. У страха и правда глаза велики.
Собрав жалкие остатки решимости, Рон побрел вглубь библиотеки, заглядывая по пути за стеллажи и высматривая знакомую шевелюру. У самых дальних столов студентов заметно поубавилось. Зато прибавилось мрачного настроения — ровно на одну белобрысую человеческую единицу.
Рон застонал про себя, проклиная свою неокрепшую от постоянных стрессов психику. Малфой, как назло, попался именно там и именно в тот час, когда Рону просто противопоказано было подвергать себя дополнительным переживаниям.
Малфой был явно чем-то встревожен, и, судя по замершему в одной точке взгляду, не прочел ни строчки из раскрытого учебника. Воображение Рона услужливо напомнило о недавнем происшествии, и он мысленно добавил пунктик к странному поведению Малфоя. И почему-то ни разу не подумалось, что к Гермионе это не имело никакого отношения. Как же, мозг Рона давно отрепетировал команду: хорек ведет себя странно — хорек задумал зло — нейтрализовать хорька, пока Поттер и Друзья не пострадали. Рон не сомневался, что на этот раз пострадать может его подруга — вон как он на нее смотрел и даже не оскорбил, гад этакий.
Рон протянул руку и, не глядя, схватил с полки первую подвернувшуюся книгу. Так же, не отвлекаясь на обстановку, подтянул стул, сел за ближайший стол, раскрыл книгу и приготовился к изучению врага. Может, Рону и казалось, что все его маневры четки и не привлекают внимания, но со стороны он больше походил на дерганого неуравновешенного подростка, коим и являлся в этот момент.
— Рон, с тобой все в порядке?
Он вздрогнул и повернул голову: рядом сидела Джинни, с любопытством разглядывающая брата.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он наконец, не забывая кидать подозрительные взгляды на противоположный стол, за которым сидел объект его наблюдений.
— Я здесь пишу эссе. Видишь? — Джинни показала на раскрытые книги и пергамент перед собой. — А вот что здесь делаешь ты?
— А я что, не могу делать то же самое?! — возмущенно прошипел тот. — Почему я не могу прийти в библиотеку и спокойно написать сочинение? Я, знаешь ли, тоже умею писать и читать!
— Ну да, — Джинни хмыкнула, потянулась к книге Рона, которая лежала вверх тормашками, и перевернула ее. — «Пособие для мастера зелий»?
Возмущение куда-то враз исчезло. Рон пригнулся поближе к сестре и сознался:
— Я слежу за Малфоем.
Джинни перевела взгляд на слизеринского старосту и снова посмотрела на брата.
— У вас созрела очередная кампания против злобного и ужасного Малфоя? А тебя, как самого неприметного, отправили в библиотеку, дабы никто уж точно ничего не заподозрил?
— Джинни! Ты покричи погромче! А то вдруг он чего не расслышал! — Рон перешел на свистящий шепот.
— Знаешь, это уже не только не смешно, но и заслуживает жалости. У вас троих хроническая малфоемания. Он же обычный студент, ну да, самовлюбленный придурок, но все же обычный!
У троих! Знала бы она, какие непосильные муки приходится сносить брату аж целых двадцать четыре часа. Хотя… Почему бы и нет. Рон вдруг понял, кто может ему помочь. Он вынужден был признать, что его сестренка обладает вполне здоровым рассудком, правда, сразу же забывал об этом при виде ее очередного кавалера.
— Гарри и Гермиона здесь не при чем. Точнее, почти не при чем…
И Рон поведал сестре причину своего появления в библиотеке. Джинни выслушала его историю со всем смирением, к которому обязывали кровные узы.
— Нет, ты понимаешь, что он что-то задумал! — возбужденный шепот перемежался со сдавленными вскриками. — И сейчас, смотри, он на нас даже внимания не обратил! Сидит, уставился перед собой, как будто нас здесь нет!
Джинни вздохнула:
— Тебе стоит поменьше его преследовать, мания величия, оказывается, заразна.
— Ты меня не слушала? Я же тебе объясняю…
— Рон, Малфой, он кто, по-твоему? Да, да, я знаю все его определения, — Джинни раздраженно перебила брата, которого вопрос явно воодушевил, — я имею в виду, что он сейчас из себя представляет? — и, глядя на явные затруднения Рона, продолжила: — Он молодой шестнадцатилетний парень и сколько бы он ни кичился своей особенностью, с точки зрения физиологии он ничуть от тебя, например, не отличается.
Джинни снова жестом заставила брата замолчать.
— Смотри. И попробуй только сейчас сказать что-нибудь или сделать, — с этими словами она поднялась из-за стола и позвала: — Малфой!
Тот вздрогнул и поднял глаза, в которых тут же, как и положено приличному малфою, появилось презрение.
— Чего тебе?
— Ничего, — Джинни как ни в чем не бывало подошла к стоящему неподалеку стеллажу и приподнялась на цыпочки, доставая с верхней полки книгу.
Рон, чувствуя что-то наподобие дежа-вю с примесью тихого ужаса, наблюдал, как взгляд Малфоя скользнул за девушкой и на несколько секунд задержался на ее ногах. Затем внимание Драко переключилось на окно, за которым небо давно поменяло цвет на вечерний. Будто опомнившись, он вскочил и, схватив свои вещи, быстро скрылся с гриффиндорских глаз.
Рон еще некоторое время смотрел в проем между стеллажами, где только что скрылся недавний «объект». Он молчал. Может, правду про него говорят некоторые, и он на самом деле дальше своего носа не видит? Рон слегка вздрогнул, когда весьма довольная Джинни села рядом и попыталась утешить:
— Не переживай. Просто ты так привык доверять ярлыкам, что забываешь взглянуть на происходящее вокруг себя без привычных посредников, без своих очков, уж не знаю, какого они у тебя цвета…
Рон, казалось, не слышал сестру, погруженный в какие-то свои мысли. Он молча встал и пошел к выходу, сжимая в руке пособие по продвинутому зельеварению.
— М-да. Ушел в себя и заблудился, — Джинни вздохнула и продолжила свою работу.
Глава 5Время близилось к ужину, но ни Гарри, ни Рон в гостиной не появлялись. В конце концов Гермиона решила отправиться в Большой зал одна. В одном из коридоров она наткнулась на Джинни Уизли. Подруга ползала по полу, собирая в сумку рассыпанные тут и там перья, свитки, какие-то мелочи и, что странно, цветные карандаши.
Гермиона подобрала книжечку со странным переплетом, которая оказалась чем-то вроде записной книжки. Необычно толстые корочки выглядели еще более массивными за счет незначительного количества страничек.
— Мое главное сокровище в этом учебном году, — Джинни усмехнулась, поднимаясь с колен, — личный способ бороться с воспоминаниями… Странный, не находишь?
— Да уж, бороться с воспоминаниями, не давая себе о них забыть, это более чем странно, — Гермиона улыбнулась. — Что здесь произошло?
— Ты не поверишь — Малфой. Вылетел из-за угла. Последствия сама видишь, — Джинни застегнула сумку и отряхнулась.
Гермиона удивилась:
— А что тут удивительного? Это же Малфой.
— Ну вот, и эта туда же, — Джинни проворчала себе под нос еще что-то и добавила: — Это для тебя ничего удивительного, а для меня дважды столкнуться с ним за один вечер — это уже много.
— Дважды?
— Да, в библиотеке еще. Но это неважно. Скажи лучше, что с Роном?
— А что с ним? — Гермиона попыталась сделать заинтересованное выражение лица, но, похоже, переборщила с мимикой. — Не знаю, — тут же сдалась она, — а ты знаешь?
Джинни снова усмехнулась и покачала головой.
— Могу только догадываться. Мне показалось, это связано с тобой.
— Об этом и я догадываюсь...
— Кажется, ты не очень хочешь говорить об этом? — это прозвучало как утверждение.
Впрочем, Джинни знала Гермиону достаточно хорошо и в ответе на вопрос не нуждалась. Подруга редко делилась переживаниями, пока те не обретали в ее голове четкую форму и полный набор характеристик, начиная с причинно-следственной связи и заканчивая установками по их устранению. Джинни в очередной раз подумала, что Гермиона даже к себе относится как начальник: командует чувствами, приказывает мыслям, управляет эмоциями. В любом случае Джинни была уверена: пока та не решит все для себя сама, она не узнает гермионину версию событий прошлого вечера.
— Я пока не знаю, о чем говорить… правда, — последовал вполне ожидаемый ответ.
— Значит, поговорим о Гарри, — Джинни легко сменила тему, — он такой загадочный последнее время. Чем он занимается с профессором Дамблдором? У него какая-то специальная программа? И почему только у него?
Гермиона засмеялась:
— О нем у тебя куда больше вопросов! Ты не поверишь, но я и здесь ничего не знаю. Он толком ничего не говорит, и, мне кажется, сам еще ничего не понимает.
— Ну ладно, — Джинни улыбнулась, — тогда просто расскажи, как у тебя дела.
Они уже подходили к Большому залу, когда заметили оживление у самого входа.
— Кажется, не очень… — Гермиона побледнела, глядя через головы на открывшуюся сцену.
— Кажется, и у меня тоже…
Девушки кинулись к месту событий, бесцеремонно распихивая учеников. А на этом самом месте лежали без сознания, крепко обнявшись и безмятежно улыбаясь, двое мальчишек.
Гарри безуспешно пытался расцепить друга и врага, а рядом хлюпала носом девочка, в которой Гермиона узнала второкурсницу с их факультета. При виде старосты маленькая гриффиндорка дернулась в ее сторону и принялась оправдываться:
— Я не хотела! Они начали драться, а Малфой чуть в меня Ступефаем не попал! А потом в доспехи, а там первокурсники! Я испугалась, что они еще в кого-нибудь попадут!
— И решила проявить отвагу… — Гарри беспомощно посмотрел на Гермиону. — У меня ничего не получается, ни заклинания, ни вода не помогают. Они в себя не приходят.
Гермиона уже успела немного успокоиться, убедившись, что жертвы гриффиндорской храбрости дышат и умирать пока не собираются. Она повернулась к другу, намереваясь задать единственно верный в такой ситуации вопрос, но ее опередили.
— Что здесь происходит? — Снейп появился в дверях Большого зала вслед за группой старшекурсников. — Хотя и так все ясно. Поттер?
— В них одновременно попали Ступефай и Хахачары, — Гарри нервничал, он переживал за друга, который без сознания лежал у его ног. Малфой в объятиях Рона оптимизма не прибавлял.
Появившаяся вслед за Снейпом Минерва МакГонагалл быстро наколдовала носилки, и профессоры направили несчастную парочку в больничное крыло.
Гермиона, так и не успев ничего произнести, вопросительно уставилась на друга. То же сделала и Джинни.
— Давайте, я все расскажу позже и в спокойной обстановке? — Гарри устало вздохнул и обратился к девочке, которая все это время стояла рядом: — Ты молодец, что пыталась помочь, но кто так разнимает противников? Учи заклинания.
— Я растерялась, я правда не хотела… — казалось, гриффиндорка была готова расплакаться.
Джинни хотела приободрить девочку, но Поттер уже уводил их из толпы в сторону лазарета.
***
Спустя некоторое время ребятам разрешили зайти к Рону. Деканы смогли разделить студентов, и те лежали по разные стороны прохода на больничных койках. Мадам Помфри сообщила, что очнутся они самостоятельно через несколько часов. Гриффиндорцы молча расположились возле Рона, который, к слову, выглядел умиротворенно.
— Я шел на ужин один, — Гарри послушно начал рассказывать, чувствуя, что терпение девушек на исходе, — и не знаю, с чего все началось. Когда я их увидел, они уже кидались заклинаниями друг в друга, а Рон, кажется, попытался его задушить…
Гарри взглянул на соседнюю кровать, где без сознания валялся Малфой.
— В общем, эта девочка, Кейт, если не ошибаюсь, была права, они могли кого-нибудь зацепить. Я хотел их оглушить, а она… Сомневаюсь, что хотела рассмешить, наверное, просто сделала первое, что в голову пришло…
Джинни захихикала. И тут же пояснила, глядя на недоуменные лица друзей:
— Я бы никогда не подумала, что увижу такое. Но Рон… Вы только представьте, что с ним будет, когда он узнает, — девушка уже смеялась. — «Он нашел свое счастье в объятиях врага» — по-моему, звучит очень драматично.
Гарри и Гермиона не стали сдерживать воображение и спустя пару секунд присоединились к младшей Уизли.
Когда воинственно настроенные слизеринцы примчались в лазарет к своему старосте, им почему-то расхотелось выяснять отношения с чокнутыми гриффиндорцами, которые вместо того, чтобы переживать, хохотали над кроватью своего друга.
Глава 6Оставив Джинни дописывать сочинение, Рон выбрался из библиотеки и побрел в сторону Астрономической башни. Думать больше не хотелось. Да и сестренка только что доказала, что у него это получается так себе. Рон вдруг вспомнил старую сказку, которую часто слышал от Билла. Потрепанная книжка с причудливым рисунком прочно поселилась в памяти еще со времен босоногого детства. Мама заставляла старшего брата читать им этот сборник. Билл обычно наспех прочитывал малышне несколько рассказов и неизменно заканчивал одним и тем же. В нем говорилось о трех братьях, которым природа «отсыпала» ума строго по старшинству.
Маленький Рон читать еще не умел, но любил разглядывать обложку, на которой переплетались линии, изгибаясь и рисуя образы волшебников, невиданных животных и растений. У Рона была заветная мечта, о которой никто не знал. Он очень хотел, чтобы у него появился младший брат. Да, именно так. Маленький волшебник был уверен, что это единственно возможный способ избежать участи самого глупого ребенка в семье. Джинни не в счет, она девочка. В сказке ясно сказано — братья.
Может быть, кто-то скажет, что Рон был очень эгоистичным мальчиком, обрекая будущего младшего братишку на незавидную участь. Но это вовсе не так! Ведь кто сказал, что потом никто больше не появится? После может родиться еще братик, и еще, и так далее… Рон искренне хотел, чтобы все были счастливы. Подумаешь, одним ребенком больше, никто и не заметит, вон, как их много…
Рон кисло улыбнулся сам себе. Стратег, чтоб его! Хорошо, он тогда с мамой не успел поделиться своими идеями.
Из-за поворота показались ступеньки, ведущие к башне. Пара минут — и он вышел на площадку для занятий астрономией, подошел к парапету и аккуратно на него уселся.
Так что же получалось?
С площадки открывался потрясающий обзор на окрестности замка. Рон вглядывался в знакомую панораму, не в состоянии сейчас оценить ее должным образом.
«Младший вовсе был дурак…». Строчка выползла из недр памяти, услужливо подсказывая ответ на вопрос. Рон рассмеялся. Надо не забыть рассказать Гарри, что у него, Рона, тоже есть пророчество, правда, неизвестно кем и когда написанное.
Наконец он обратил внимание на книжку, которую все еще сжимал в руке. Поборов желание пустить ее на воздушные кораблики, Рон зачем то открыл учебник посередине. Крупный заголовок сразу привлек внимание: «Зелье скрытых талантов». Хм… Вот интересно, какими он обладает талантами? Тем более скрытыми? Рон дальше своих надежд стать звездой квиддича как-то не уходил. А что если он непризнанный гений, скажем, в тех же зельях? Может, просто окружение и воспитание не позволяло ему взять и проявить свои выдающиеся алхимические способности?
Размышления вновь вернулись к семье. Интересно, вот он, Рональд Уизли, мог бы стать другим при иных обстоятельствах? Например, будь он отпрыском богатеньких снобов, был бы тогда похож на Хорька? Рон представил свой гордо задранный к небу подбородок, прилизанные рыжие волосы и расхохотался. Ну вот, настроение поднялось само собой, пора уже расслабиться и выкинуть наконец из головы лишние детали, вроде Малфоя, гермиониных предметов одежды и собственных скрытых способностей. Все же голову Рон привык содержать в порядке — пара-тройка забот, и того достаточно.
Какая-то мысль мелькнула и попыталась исчезнуть, но Рон поймал ее за хвост. «Выкинуть гермионины предметы одежды» получилось как-то двусмысленно и заманчиво… Жаль, Гермиона не оценит. Рон усмехнулся и вспомнил, что вообще-то у него есть девушка. Лаванда! Занятый своими невыносимыми страданиями, он совсем забыл о ней! Вот кто необходим ему сейчас, так сказать, для душевного успокоения.
И Рон, немного успокоившись, спрыгнул с парапета и отправился на ужин в Большой зал с попутным намерением найти Лаванду.
Но судьба не собиралась так легко отступать. Какая-то высшая сила задалась целью перевернуть все роновы представления о мире вообще и окружающих людях в частности.
Сияющие глаза, розовые губы и румянец принадлежали Лаванде. Но не
его Лаванде! А той Лаванде, которая беззастенчиво обнималась сейчас с черноволосым юношей у всех на виду. Кажется, это был пятикурсник с Рейвенкло, но Рону было все равно. Краем сознания отметив, что теперь его не удивит даже Гарри Поттер, танцующий стриптиз на преподавательском столе, Рон развернулся и выбежал из Большого зала.
Кульминация все же произошла. Тот же самый Малфой-который-всегда-и-везде-возникает-не-вовремя в это же время пытался войти в этот же зал, но потерпел неудачу.
Уизли и Малфой оказались на полу друг напротив друга. Случайные свидетели с удивлением могли наблюдать за мальчишками, лица которых в эту минуту были удивительно похожи. Гнев и отчаяние сменились удивлением, затем такой чистой яростью, будто оба в один момент осознали, кто является причиной всех их бед и вообще сосредоточием всего мирового зла.
Как по команде, в руках появились палочки, из кончиков которых полетели случайные, пришедшие на ум первыми заклинания. Рон уворачивался от причудливой смеси из Импедименты и Репаро, и, не успевая удивляться, сам выпускал в противника какое-то чистящее заклинание вслед за травмирующим.
В пылу сражения он сообразил, наконец, что палочка только мешает, и накинулся на Малфоя со смутным, но жгучим желанием изничтожить врага как вид.
В следующую секунду случилось нечто странное, но удивительно приятное. Рона вдруг охватила такая волна облегчения и радости, как будто та самая высшая сила сжалилась над несчастным и враз избавила его от тревог и волнений. И почему-то неуправляемым стало тело. Чувство эйфории не подпортил даже Малфой, который медленно падал на него, улыбаясь так же самозабвенно. Цепенеющие мышцы рук, сжимающие счастливого врага, — это последнее, что чувствовал Рон, проваливаясь в темноту.
Глава 7Сны стали сниться Драко, когда ему исполнилось одиннадцать лет. Не обычные сны — зеркальные кусочки сегодняшнего дня, а те самые особенные сны, которые принято называть вещими. Чуть позже Драко выяснил, что его сны не совсем такие — его сны не о будущем, а о настоящем.
В ночь на пятое июля тысяча девятьсот девяносто первого года Нарцисса Малфой проводила ревизию деловой переписки Люциуса Малфоя. Правда, из оригинального источника эта информация звучала бы куда менее официально: мама читала папины письма.
Драко видел это так же четко, как и потолок собственной спальни, когда внезапно проснулся. Казалось, загляни он через плечо Нарциссы — увидел бы строчки на пергаментах и даже смог бы их прочитать. Но почему-то в тот момент их содержание важным вовсе не было, а вот мама, тайком читающая чужие письма — это, пожалуй, уже серьезный вопрос.
Впрочем, Драко мог и ошибаться в отношении своего «настоящего», как он впоследствии называл свои ночные видения, сна, если бы не помятое вчерашнее мамино платье и не покрасневшие мамины глаза, которые невозможно было не заметить утром за завтраком.
Драко так и не удалось выяснить причину ее любопытства — повода не было. А просто так подойти и задать вопрос в лоб мальчик не решался, потому как неприлично, а правила хорошего тона никто не отменял. Жаль, что эти правила Драко применял по своему собственному разумению: то, что невежливо с родителями, — самое оно со сверстниками и особенно со
всякими там. Но здесь уже ничего нельзя было поделать, издержки воспитания тому виной или наследственные черты характера.
Настоящие сны младший Малфой видел редко: то отца застанет где-нибудь в замке, то снова мать, но как-то все неясно и обрывочно, будто смазанные колдографии. Со временем Драко научился безошибочно определять природу своих снов. Настоящий сон никогда не оставлял ощущения нереальности, а при пробуждении не было чувства «выпадения». Но самое главное — сердце Драко в таких снах билось неровно и очень отчетливо.
Курсе на четвертом стали сниться девочки, обычно это были студентки с его факультета. Иногда настоящие сны смущали, потому что могли застать их невольных участников в постели, а иногда даже в ванной. Но, к счастью или, скорее, к сожалению, мимолетно.
А как-то зимой приснилось совсем уж невообразимое: будто бы группа из четырех девчонок с Панси во главе проводят таинственный ритуал в одном из заброшенных кабинетов.
Драко сначала ждал, что вот-вот привычно откроет глаза и увидит полог своей кровати, но видение не собиралось его покидать. Обрадованный редкой возможностью подглядеть, Малфой подкрался к ведьмам и испуганно замер: на него смотрела его собственная физиономия, правда, на пару лет моложе. Эту колдографию мама сделала летом после второго курса, и Драко хранил ее вместе с другими в своем альбоме.
Что бы ни задумали эти школьницы, Малфою меньше всего сейчас хотелось продолжать наблюдение. Чем бы это ни было, хорошего явно ждать не приходилось: примитивный приворот еще можно нейтрализовать, а если здесь что пострашнее?
Драко завертелся вокруг, отчаянно пытаясь найти выход из своего сна, но возникла проблема — раньше делать этого необходимости не было, а потому и знания соответствующего тоже не обнаружилось.
Он изо всех сил зажмурился, мысленно заставляя себя переключиться обратно, в свою спальню, в свою ставшую такой желанной постель. Открыл глаза и облегченно выдохнул, но тут же подскочил и заметался по комнате, одновременно пытаясь найти свою одежду и вспомнить, где находится этот злосчастный кабинет.
Интуиция не подвела, и несколько минут спустя Драко уже прислушивался к звукам, долетающим из заброшенной классной комнаты. Малфой прошептал отпирающее заклинание и осторожно приоткрыл дверь. Приглушенный девичий голосок что-то зачитывал, старательно проговаривая сложные слова и завывая время от времени.
Сюжет происходящего в кабинете прояснился без труда, и Драко, демонстративно распахнув дверь, ступил в помещение, словно какой-нибудь шейх в покои своих наложниц.
— Я услышал зов и пришел дать вашему сердцу любовь, а вашей плоти — усладу, — торжественно произнес он, окидывая заговорщиц многообещающим взглядом. Палец с фамильным перстнем указал на девочку в спущенных гольфах и жилетке с вышитым львом: — Ты — радуйся! Пойдешь со мной первая, дабы испытать сладостную боль и незабываемое наслаждение!
Девчонки, и без того перепуганные его внезапным вторжением, на последних словах уже коллективно пятились к стене, а несчастная гриффиндорка с таким отчаянием вцепилась в свою подружку, что та запищала от боли. Этот жалкий звук на миг вывел Малфоя из образа, и Панси быстро сообразила:
— Бегите! Я его задержу!
Школьницы метнулись к выходу и, столкнувшись в дверном проеме, исчезли в коридоре.
Драко перевел взгляд на Паркинсон — та виновато смотрела в ответ, покусывая губы в попытке удержать предательскую улыбку.
— Ну?
— Не злись, сам виноват — нечего малолеток завлекать, — Панси все же захихикала, глядя на хмурого Малфоя.
— А сама ты кто, не малолетка? И никого я не завлекаю, — Драко грозно посмотрел на нее. — Я не виноват, что всякие безмозглые дуры ведутся на твои обещания. Я помню, как ты продавала мои портреты, как на заказ подписывала открытки моим почерком, но такого... — он покачал головой, — такого я от тебя не ожидал… И какая мне нынче цена?
— С этих по галеону, так, для виду.
— И все?
— Драко, не будь таким мелочным, — Панси засмеялась, — эти дуры могут пригодиться в самый неожиданный момент; стоит только напомнить, что за ритуалы они тут проводили, и готово: сделают все, что я захочу. Скажи-ка лучше, как ты здесь оказался?
Драко пожал плечами:
— Не спалось, мимо проходил и услышал. Кстати, а что за ритуалы вы тут проводили?
— Ой, а ты не догадываешься. Взяла отрывок из учебника по латыни и… да, извини, пришлось колдографию у тебя позаимствовать, — Панси заискивающе улыбнулась. — Ты же не сердишься?
Драко привычно закатил глаза:
— А смысл? Завтра сделаешь то же самое, — протянул он, зевая, и предложил: — Пойдем спать, что ли?
Панси убрала с парты свечи и подняла снимок.
— Можно, я его себе оставлю?
— Зачем? Продолжишь практику приворота? А что ты им пообещала-то? Что за ритуал?
Она снова засмеялась:
— Ну, жестокая правда в том, что ты должен будешь на одной из них жениться ровно через пять лет.
— Панси, ты страшная женщина, — Малфой снова зевнул и пообещал: — на тебе я точно никогда не женюсь.
— Ты уверен? С моими-то способностями? — Паркинсон весело прищурилась и скользнула в гостиную следом за Драко.
Глава 8Уважаемые читатели!
Как верно заметили некоторые из вас: "чего-то я не догоняю..." Возможно, это связано с длительным перерывом, возможно - с тем, что в седьмой главе вдруг возник Малфой. Поэтому настоятельно советую перечитать фик сначала, иначе восьмая глава вообще рискует остаться за пределами понимания ))
***
Спустя каких-то пару лет Драко уже мечтал, чтобы его кто-нибудь приворожил, только бы это помогло избежать того, что случилось на прошлой неделе. Убить Дамблдора — это вам не жениться. Может, какой-нибудь убежденный холостяк с этим бы и не согласился, но Драко не был таким холостяком, ему было всего шестнадцать лет и ему было просто страшно. Страшно, что не справится и погибнет сам.
Малфой все чаще видел во сне своего отца – отца и спорящую с ним мать, отца и его товарищей по их извращенным пожирательским играм, отца и Темного лорда. Пожалуй, ничего ужаснее в своей жизни Малфою еще не приходилось испытывать: наблюдать, как несколько фанатичных магов выбирают ему, Драко, задание посимпатичнее, — к примеру, открыть в Хогвартсе проход для пожирателей или подсунуть кому-нибудь смертельный артефакт, — и приписывают ко всему прочему убийство директора. Малфой в ту ночь готов был залезть под кровать, только вот проснуться никак не удавалось, и Драко пришлось за их спинами выслушивать все гениальные в своей маниакальности идеи, которые они для него приберегли.
Через несколько дней кошмар повторился, только уже наяву, и Малфой официально стал в Хогвартсе представителем дружной пожирательской общины. Община пожелала ему удачи, пригрозив парочкой непростительных и жуткой карой за невыполнение миссии, и Драко, воодушевленный трогательными напутствиями, отправился осваивать программу шестого курса и заодно творить великие и ужасные дела в стенах школы.
Драко садился в Хогвартс-экспресс раздраженный, нервный и сбитый с толку. Накануне ему вновь приснился сон, только этот совсем отличался от других — там никого не было. То есть ни одной живой души, да и мертвой тоже — ни людей, ни животных, ни привидений. Сначала. Он отчетливо видел небольшое, но невероятно захламленное помещение, а потом появилась какая-то сова. Она протиснулась между створками открытого окна и скинула на грязный подоконник конверт. И исчезла. А Драко проснулся весь мокрый от пота и готов был придушить себя подушкой, лишь бы избавиться от мучительной головной боли.
Первые дни в Хогвартсе напоминали все тот же вязкий кошмар. Он ложился спать, видел комнату, сову, конверт и снова просыпался, чувствуя себя взмокшим от страха кроликом с завязанными в узел ушами. От боли удавалось избавиться только лишь под утро.
Даже приятная отдушина в лице Уизли, который попался ему под «горячую ногу» в первый же день учебы, не смогла на этот раз утешить. Малфой готов был выть от ночных пыток, от своей неизбежной участи, от совсем уже нездоровой тревоги, которая не оставляла его ни на минуту и обращала мир вокруг в болотную трясину, от гадкого страха.
Отчаявшись, в один из дней он пошел в больничное крыло, но мадам Помфри лишь покачала головой, не обнаружив совершенно никаких отклонений в его здоровье, но снабдила зельями от боли и для крепкого сна. Стоит ли говорить, что ни то, ни другое ничуть не помогло?
Однажды, в состоянии особенно сильного болезненного приступа, молясь всем богам и предкам заодно, Драко даже пообещал подружиться с Уизли и жениться на Грейнджер, лишь бы избавиться от мучений. То ли боги и предки его услышали, то ли просто настало время нового дня, но боль отступила, оставив Малфоя судорожно дышать на смятых, влажных простынях. На следующую ночь все повторилось снова.
Он целыми вечерами бродил по замку, будто преследуемый неведомой силой, до последнего оттягивая тот час, когда ноги уже от усталости перестанут двигаться, а глаза начнут закрываться. И опять туда, в ту комнату…
Наверное, Драко так бы и сгинул в этом кошмаре, если бы не Панси. Его подруга, судя по всему, вновь замыслила «продать» Малфоя подороже очередной малолетней дурочке и попросила у него всего каких-то несколько капель крови. Драко, находясь в своем обычном нервно-убитом состоянии, разозлился так, что ударил кулаком по стене и вытер разбитые окровавленные пальцы о пергамент, который швырнул Паркинсон.
Он не помнил, куда, как и что его вело, но когда пришел в себя, то увидел перед собой лишь стену. Тяжело дыша, он наклонился на нее, упираясь дрожащими руками в шершавые камни, и в следующую секунду уже падал куда-то в пустоту, даже не успев удивиться как следует. Пустота оказалась всего лишь полом на месте исчезнувшей стены, а перед носом появилась дверь.
Малфой, глядя на ее обшарпанную поверхность, точно знал, что увидит за ней. И не ошибся. Та самая комната, тот же самый хлам и то самое окно. Драко несколько минут заворожено разглядывал его, будто ожидая чего-то, и вдруг сообразил. Достал палочку и прохрипел отпирающее заклинание, потом еще одно, но бесполезно.
Протиснувшись к окну, он нетерпеливо огляделся. Наконец догадался подтянуть к стене старое кресло на трех ножках, подставил под него какой-то металлический чайник и забрался на высокий подоконник. Щелчок задвижки, и ветер, ворвавшись в помещение, чуть не сбил Малфоя с ног.
Драко спрыгнул на пол и, стараясь унять дрожь, уставился в воздух за распахнутыми створками. Ждать пришлось недолго — она прилетела, скинула письмо и упорхнула обратно.
Драко схватил конверт, показавшийся пустым на ощупь. В нем и правда ничего не было, но когда Малфой его развернул, на обратной стороне темного пергамента проступили буквы, медленно сплетающиеся в слова: «когда солнце заходит». И все.
Он в недоумении читал их вновь и вновь, но ничего больше не менялось. Хотя это было не совсем верно, кое-что изменилось очень сильно — этой ночью Драко спал крепко и безмятежно, как под действием самых прекрасных чар.
Следующие несколько дней Малфой каждый вечер приходил в эту комнату, подолгу просиживал у окна и, дождавшись очередного конверта, уходил, накладывая незамысловатое массирующее заклинание на вход. На коричневом пергаменте появлялась все та же строчка, но для Драко она была защитой от его ночных агоний.
Теперь состояние тревоги сменилось постоянными размышлениями. Драко немного успокоился, но загадка не желала его отпускать. В голове крутилось множество вопросов, на которые, увы, некому было дать ответ. Он думал за завтраком, искал решение на уроках, копался в своих снах, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку. Ему казалось, что эти письма как-то помогут ему разобраться и с его так называемой миссией. Но все, что ему удалось отследить, — это время, когда прилетала сова: это происходило ровно тогда, когда солнце заходило за горизонт, и причину, по которой появлялись буквы на пергаменте.
Кошмары кончились, но мысли все сильнее занимали его голову, не отпуская ни днем, ни ночью. Один раз уснуть удалось лишь под утро, но такой сон, который пришел на смену раздумьям, Драко с удовольствием променял бы на очередное видение с пожирателями в главных ролях.
Стоило Малфою задремать, как он оказался в чьей-то спальне, и судя по стойкому аромату, мужской. Драко огляделся, и его прошиб озноб — пять кроватей по периметру круглого помещения, подавляющего красноватыми оттенками обстановки, откровенно намекали на принадлежность этой комнаты студентам заклятого Гриффиндора.
Малфой, сдерживая дыхание, повернул голову и мысленно проклял все тех же богов и предков — на одной из кроватей, бессовестно раскинувшись и сбросив одеяло на пол, развалился младший Уизли. Неуловимый блик лунного света мелькнул в открытых глазах гриффиндорца, и Драко в ужасе отшатнулся. Он быстро закрыл глаза и заставил себя вернуться в свою постель, мечтая о заклятии забвения, хотя совершенно не был уверен в том, что даже сильнейшее заклинание поможет ему забыть оранжевые трусы с желтыми ромашками.
Но, как оказалось, грядущий день приготовил ему очередное испытание. Бессонная ночь не прошла даром: он с трудом отсидел положенные пары и почти в прямом смысле завис в библиотеке, пропустив тот момент, когда сова приносила очередной конверт.
С каким-то дурным предчувствием, он залетел в комнату и замер у входа: конверта на подоконнике не было, а дверь в соседнюю пустую комнату оказалась открытой. Драко прислонился к стене, не веря происходящему. Кто-то был здесь, кто-то забрал его письмо, кто-то будет виноват в том, что его кошмар вернется. Почему-то в том, что это произойдет, Малфой ни секунды не сомневался.
Какое-то время он стоял неподвижно, уставившись в окно, будто надеясь на что-то, а затем вдруг сорвался с места и вылетел в коридор. Не разбирая дороги, не раздумывая, он куда-то бежал, смутно заметив, что по пути кого-то сбил, почему-то оказался у входа в Большой зал и в следующую секунду уже откидывался назад от сильного столкновения с неопознанным препятствием. Когда все вокруг перестало двоиться, Малфой препятствие опознал — оно было отвратительно рыжим, и звали его Уизли.
Ему сразу вспомнились ромашки, и стало так обидно, что слезы навернулись на глаза.
Малфой точно знал, кто во всем виноват — и в сегодняшних невезениях, и в кошмарах, и в том, что в восемь лет ему подарили метлу не самой последней модели, и он собирался это исправить, прямо здесь и сейчас. В руках появилась палочка, и великая битва со злом началась…
