Темные короли

Глава 1

Название: Темные короли
Фандом: Хроники Нарнии
Жанр: приключения/любовный роман/драма
Герои: Белая Колдунья, Эдмунд Пэвенси, Питер Пэвенси, король Айсерд и другие
Рейтинг: PG-13
Саммари: Требуется немалое мужество, чтобы противостоять врагам. Но еще больше мужества нужно, чтобы противостоять друзьям. ГП и ФК

«Бремя мира лежит на наших плечах. Мы должны быть свободны от всех правил. Нам предназначена высокая и одинокая судьба».
Джадис, королева Нарнии


ПРОЛОГ

Надпись на тронном камне Чарна, Короля Королей

Два короля и две королевы. Так повелось издревле: правителей Чарна должно быть четверо. От короля Элохима, который женился на златокудрой Идиль, шла Старшая линия: она называлась Старшей, ибо Идиль была первой женой. Она рано умерла, и Элохим женился во второй раз на королеве Сорлоис, что правила островом, названным ее именем. От этого союза пошла Младшая линия королей Чарна.

Король Элохим любил своих детей одинаково и сделал их всех королями и королевами. В золотом замке Короля Королей стояли четыре трона, чтобы Двое из Старшей линии и Двое из Младшей линии занимали их и правили вместе. Он думал, что так навечно сохранит мир между ними и в своем королевстве.

Время шло. Поначалу Старшие и Младшие были дружны, с любовью правили сообща королевством Чарн. Они были прекрасны и владели искусной магий, и им все казалось простым, и они сами знали только простые радости, не желая большего. Но постепенно мир менялся. Он старел, в нем копились знания, а груз истории становился все тяжелей. Опыт заставлял людей и других существ, думать, что жить им скучно. Их ничто больше не интересовало и не радовало, они чувствовали себя пресыщенными жизнью.

И тогда жители королевства стали искать способы удовлетворить скуку. Они становились все жаднее, все завистливее, и правители стали поглядывать на соседние страны с ненавистью и вожделением. Начались войны.

Династия королей Чарна держалась дольше всех, но и она поддалась всеобщему смятению.

Короли оставались прекрасными, но с каждым новым поколением души их делались все чернее, сердца — ненасытнее, а умы — искуснее. Могущество их возрастало, но направляли они его не на добрые дела и не на заботу о поданных, а на личную славу, на завоевание соседних земель и сеяние смуты.

Город Чарн, столица их королевства, превратился в рассадник страха, и гнусные дела творились в нем, и все жители его были скверны душой, а на месте прекрасных садов в городе теперь был только камень.

Этот мир клонился к своему закату, и династия величайших его королей пала.

Последними были Старшие — король Айсерд и королева Айрис и Младшие — король Джадар и королева Джадис.

Это Четырехглавие славилось своей жестокосердностью, ненавистью друг к другу и необузданной жаждой власти.

Каждый имел собственную армию и выжидал момента, чтобы уничтожить остальных трех, но пока весь мир не пал под властью владык Чарна, их деяния были по-прежнему общими.



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОСВОБОДИТЕЛИ НАРНИИ. Глава 1. Королевская охота

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОСВОБОДИТЕЛИ НАРНИИ.

Глава 1. Королевская охота

Стоял погожий весенний денек. Огромное старое солнце Чарна пригревало первую нежную травку и распустившиеся золотые крокусы, а ручейки истаявшего снега весело бежали в мутные воды рек.

Джадис в своих покоях разглядывала карту мира, размышляя какие чужеземные города легче всего ей подчинятся, а с какими — лучше повременить. Комнату заливал усталый свет, оттого Джадис хотелось спать, и она с трудом сдерживала зевоту, когда прозвенели сигнальные колокольчики.

Джадис подняла голову. Всего нужно опасаться, и сестру с братьями особенно, но сейчас она была наготове: если пришли враги, им следует поостеречься.

В покои вошел ее сводный брат, король Чарна, Айсерд Великий. Он тоже держался настороженно, и его подбородок был вскинут точно так же, как у Джадис, однако он был старше и считал себя сильнее, потому опасался меньше.

— Мы отправляемся на охоту, сестра, — вежливо сказал он. — Не хочешь к нам присоединиться?

— Кто мы?

Айсерд удивленно посмотрел на нее:

— Мы — короли Чарна, не будь глупой.

— Опасно выезжать всем четверым. На нас могут напасть, и тогда придет конец всей династии. Об этом никто не подумал? — с сарказмом спросила Джадис. — Не мудрено — вы все еще дети.

Тут нужно сказать, что в чем-то Джадис была права, хотя ей, как самой младшей из королей и королев, довольно глупо было заводить разговор о возрасте.

В ту весну они правили всего четвертый год, и Джадис было шестнадцать, что и по людским понятиям юный возраст, не говоря уже о мерках великанов. По их мнению, Джадис была еще младенцем. А так как в ней текла часть великаньей крови, ей было обидно, что ее считают слишком маленькой для трона. Ее старшим брату и сестре было тридцать и двадцать шесть соответственно, единокровному Джадару — двадцать, а их Четырехглавие являлось самым молодым поколением королей и королев за всю историю Чарна.

— У Айрис день рождения, — сдержанно сказал Айсерд, делая вид, что не замечает грубости Джадис. — Она хочет в подарок Белого оленя. Помнишь, он исполняет любое желание поймавшего его? Оленя видели в наших краях, и мы отправляемся на его поиски. Если не хочешь, можешь оставаться. Джадар едет с нами.

Теперь, когда стало ясно, что ее братья и сестра отправляются охотиться на чудесного оленя, а она одна остается дома, Джадис, разумеется, захотела ехать с ними.

Будь она поопытнее, она бы осталась и, воспользовавшись отсутствием остальных королей, заняла бы своими войсками Замок королей. Но Джадис была еще молода, и конечно, в ее душе разгорелась жажда самой поймать оленя, чтобы он воплотил ее заветное желание: стать императрицей мира.

— Я поеду с вами, брат, — ласково улыбнулась Джадис. — Хочу порадовать Айрис, милую мою сестренку.

Айсерд все понял, но опять же не подал виду. Честно, у него были свои планы на эту охоту: он удалит сестер и Джадара из Чарна, и к их возвращению город будет занят его людьми: самым верным и отважным он доверил эту миссию. Тем, кто служил ему лишь из-за денег — так боялся Айсерд заговоров и того, что город захочет избавиться от всех своих Королей и Королев.

Уже оказавшись у дверей, он добавил:

— Не бери с собой ничего лишнего, охота будет долгой, не нужно обременять себя поклажей. — На деле Айсерд боялся, как бы Джадис не прихватила с собой слишком много оружия. — Будем ждать тебя через час у Черных ворот.

Правители покинули Замок королей и выехали из Чарна.
За королями и королевами следовала свита, не такая уж многочисленная, потому что братья и сестры опасались друг друга.
Они ехали, обвешанные оружием, и даже дамы взяли с собой острые мечи, а кони у всех были сплошь боевые, чтобы и их можно было использовать в возможной стычке.

Лес вокруг Чарна давно вырубили, но близ недальних холмов сохранилась небольшая рощица — часть некогда обширных лесов. В ней короли и королевы никогда не бывали, и именно там королевские егеря заметили Белого оленя.

Мощенная красным булыжником дорога петляла вдоль холмов, пока не оборвалась у широкого ручья. Дальше в горы вела лишь узкая неухоженная тропка. Королевская охота пересекла ручей и двинулась по ней; они не разбредались, ехали плотным строем, так как по преданиям давным-давно в лесу обитали диковинные создания, полулюди-полузвери. Чудовища сгинули в незапамятные времена, но страх перед ними остался, и если бы не Олень, вряд ли короли отважились прийти сюда.

Правители Чарна углубились в лес, невольно чувствуя почтение к древним узловатым деревьям с толстыми стволами, столь высоким, что кроны их далеко-далеко вверху полностью закрывали от путников усталое белесое небо.

Лес был стар и болен, но все же продолжал жить — спокойно, неспешно, достойно. Молодых деревьев и подлеска здесь не было, и плотный дерн из жестких серых листьев окружал голые стволы.

Созидательная тишина разом упала на пришельцев, словно лес неторопливо размышлял о том, о сем, не переживая эмоций, и мешать ему в этом деле не следовало.

Они медленно ехали мимо деревьев, поначалу подчиняясь желаниям леса, однако вскоре Айрис велела что-то слугам, Джадар громко рассмеялся над шуткой придворной дамы, и последние чары леса спали, когда Айсерд затрубил в свой золотой охотничий рог, возвещая о том, что правители Чарна пришли в свои владения. Джадис подхлестнула коня, и ринулась вперед, чтобы намного обогнать братьев и сестру и быть первой. Охота началась.

Вскоре рог затрубил во второй раз: Айсерд увидел Белого оленя. Айрис, Джадис и Джадар повернули своих коней следом за старшим братом, через несколько минут все четверо оставили свиту далеко позади.

Кони скакали по огрубевшим листьям все дальше и дальше вглубь леса, где то и дело мелькал отблеск серебряных рогов оленя, а Айрис даже видела однажды белоснежный силуэт, исчезнувший так быстро, что это можно было принять за чары.

Внезапно деревья расступились, и короли и королевы выехали на небольшую поляну, посреди которой росло самое огромное дерево, какое они когда-либо видели. Его ветви свисали до земли, а ствол оказался таким толстым, что вздумай они взяться за руки, то все равно не смогли бы обхватить его.

Кора дерева была старая и сморщенная, но все же дерево выглядело молодым или, по крайней мере, зрелым, потому что большие и тонкие листья сочно блестели зеленью, и оно все было усыпано неведомыми плодами, напоминавшими золотые монетки.

— Давно нужно было вырубить лес, — сказала Джадис, когда они подъехали к дереву поближе. — Он одряхлел и стал бесполезным. Хотя, признаться, это дерево мне нравится. — Она дотронулась белыми пальцами до листьев. — Оно вызывает какое-то смутное чувство... вроде воспоминаний и воспоминаний радостных.

Остальные промолчали, хотя все чувствовали то же самое. Точно кто-то тихо позвал их.

— Решено, — наконец улыбнулся Айсерд. — Вернемся — я велю вырубить этот лес.

— Или я велю, — склочно вставила Айрис.

Джадар, нетерпеливо теребя поводья, позвал:

— Идемте, а то олень скроется.

— Но я хочу попробовать эти плоды. — Джадис устала, в чем признаваться не хотела, и ей нравилось перечить Джадару. Его она не выносила — возможно, оттого что они были очень похожи.

Младшая королева сорвала ближайший к ней плод.

— Стой!

— Да, Джадар прав. Что у тебя за манера пробовать на вкус все, что видишь? — брезгливо сказала Айрис, хотя ей тоже очень хотелось вкусить плоды чудесного дерева.

— Идемте отсюда, — поддержал Айсерд, а сам тихонько сорвал ягодку, чтобы после скрытно от братьев и сестры съесть ее.

И Джадар тоже хотел, но ему нравилось возражать, а еще — злить Джадис, зная, что она все равно не послушает, но погневается изрядно. Джадар находил ее очень смешной, когда она гневалась.

— Вы, что, мне указываете? — На белых скулах Джадис появились алые пятнышки злости, и она медленно поднесла плод к губам, не сводя презрительного взора с Джадара. Тот хмыкнул и, приподнявшись на стременах, сорвал самую крупную и сочную ягоду, до которой мог дотянуться.

Айсерд вынул из-за пазухи сорванный плод, а Айрис с деланным равнодушием попросила:

— Айсерд, сорви и мне.

И когда брат исполнил ее просьбу, добавила:

— Если уж вы хотите подвергать наши королевские жизни опасности, вкушая незнакомые плоды, я не могу остаться в стороне — это будет нечестно по отношению к родственной крови.

Айсерд скривился от ее слов, настолько они были лживы, Джадар расхохотался, пряча лицо в гриве своего коня, а Джадис процедила:

— Как мило, сестра.

В эту минуту Джадис ее ненавидела.

Поднялся ветер; листья, устилавшие поляну, вторили ему странным жестяным звучанием, и кони беспокойно переступали копытами, пятясь к стволу дерева, под его густую крону.

— Ну что же... — шепнула Айрис и откусила кусочек от плода.

Остальные тут же последовали ее примеру, и как только все четверо проглотили золотые ягоды, они исчезли, оставив после себя лишь краткое призрачное сияние лиц и одежд, испуганных коней, поляну с единственным еще растущим древом Чарна и серебряный блеск вспыхнувшего как звезда Белого оленя, который быстрее молнии пересек поляну и исчез, точно так же, как исчезли они.


Глава 2. Замок дракона

Лес был странным и совсем непохожим на лес Чарна: не казался сонным, равнодушным, ленивым, но жизнь бурлила в нем, как хлопотливые пчелы в улье. Лес был наполнен звуками: пением птиц, шелестением сочных, самых разных форм и расцветок, листьев, жужжанием мириада насекомых. Деревья — могучие, юные — не затеняли травы и лиловые колокольчики, папоротники и белые лилии. Воздух был густ и свеж, а солнце сияло ровно. Оно было меньше и ярче солнца Чарна, его свет был золотым, как ягодки волшебного дерева, и оно казалось намного жизнерадостней.

Королям и королевам Чарна было страшно в этом лесу. Но постепенно страх ушел. Теперь они оглядывались со все возрастающим любопытством, и каждый находил это место привлекательным: в первую очередь, из-за ощущения силы и обновления, что оно давало. Каждый чувствовал себя, словно проснувшимся от душного сна или сбросившим с плеч незримый груз, который пригибал к земле. Они не понимали, что с ними произошло, но знали, что этот лес настолько же сильнее леса Чарна, насколько прекраснее его. Они очутились в мире, полным силы — для королей и королев Чарна этого было достаточно.

Правители переглянулись, но никто не задал вопроса, опасаясь показаться глупым, а когда Айсерд обошел ближайшие деревья, небрежно срезая мечом молодые березки, и нашел прогалину, тянувшуюся вдоль деревьев, они пошли за ним следом, точно зная, что лес когда-нибудь кончится, они окажутся на свободном пространстве, и тогда уже выяснят, где очутились.

Путь был долгим. За это время Айрис испачкала подол платья соком трав и очень злилась, потому шла, безжалостно вдавливая встречавшиеся на пути анютины глазки острыми каблуками в землю.

Джадис тоже красо ты чудесного леса только раздражали: зеленые ветви лезли в лицо, серебряные паутинки липли к обнаженным рукам, прическа растрепалась от ласкового душистого ветерка, а оттого, что она прихватила с собой уйму тяжелого оружия, Джадис страшно запыхалась и теперь мечтала только об одном — чтобы этот проклятый лес наконец кончился.

Братья же не тужили: шли быстро и легко, рубя на пути ветви, кустарники, травы и цветы.

— Что это? — Джадар остановился, занеся меч для удара. Удар предназначался невысокой тоненькой осине, чьи нежно-зеленые листья дрожали, словно от страха или от ветра.

— Дерево, что еще.

— Пойдем, брат.

— Вы не понимаете! — Меч в руке Джадара дрогнул, и солнце блеснуло на его сияющей поверхности. — Это не дерево. Секунду назад здесь стояла девушка.

— Тебе померещилось, — нетерпеливо сказала Джадис. — Ну же, идем.

Джадар нехотя отпустил меч и двинулся за остальными, то и дело оглядываясь, но осина так и оставалась осиной, и он вскоре убедил себя, что ему действительно померещилось.

Наконец прогалина вывела их на опушку, и они уверились, что и в самом деле с ними произошло что-то, к чему они не приложили ни малейших усилий. Они оказались в мире, совершенно отличном от Чарна. Ни в одном уголке родного края не было такой сочной травы, таких алых зонтиков изящной герани, такого лазурного неба и, конечно, такого солнца. Сейчас оно предстало перед ними во всей красе — сияло над дальними холмами, и всего света солнца Чарна не хватило бы и на один луч этого юного, задорного светила.

— Какое удивительное место, — прошептала Джадис.

Залитые солнцем холмы простирались перед ними; широкая река, то появляясь, то исчезая, отливала коричневым у их края. На горизонте темнел еще один лес, и королям и королевам вздумалось достичь его: в этом мире все стремилось к движению, и они невольно ощущали эту тягу и в себе. Хотелось идти вперед и вперед, все дальше, к горизонту.

Они спустились по отлогому холму и оказались в лощине, покрытой густой, мягкой травой и белыми, похожими на звезды, цветами.

Идти оказалось настолько приятным занятием, что Джадар живо скинул охотничьи сапоги и пошел босиком. Недолго думая, Айрис последовала его примеру.

Они поднялись на следующий холм, когда солнце почти село, и длинные тени, легшие на лощины, обесцветили их и сделали холодно-серыми. Айсерд подумал, что пора искать место для ночлега: бродить новью в этой чудесной, но незнакомой стране было бы безрассудством.

И как только он собрался сказать об этом остальным, Айрис, убежавшая вперед, крикнула:

— Смотрите, там замок!

Действительно, у срытого или просто пологого холма, к скале из беловатого камня «прикреплялся» небольшой замок. Он казался продолжением холма: камень его составлявший был зеленым с коричневыми прожилками, стены закруглялись, и не имели ни одного острого угла, а башенки и балконы выглядели сглаженными.

— Здесь есть король, — задумчиво произнес Айсерд.

Джадар заметил:

— Вряд ли это королевский замок — он слишком мал.

— Я хочу знать, кто живет в нем. — Джадис, не дожидаясь ответа, быстро зашагала вниз по склону.

— Сестра, не спеши. Мало ли кто может там быть.

Джадис фыркнула:

— А на что нам магия, глупец? Мы можем превратить этот замок в пыль одним прикосновением.

И ускорила шаг.

Братья молча последовали за ней, а Айрис, прикусив губу, обхватила себя руками, словно защищаясь от чего-то. Неясная тревога вдруг поднялась в ней. В замке чувствовалась великая мощь. Странно, что остальные ничего не замечают.

Но она, помедлив, все же сбежала с холма и присоединилась к братьям и сестре.

К замку не было дороги, и можно было подумать, что он нежилой, однако фиолетовые штандарты, свисавшие с его стен, говорили об обратном.

Чем ближе они подходили к замку, тем явственнее открывалась им их ошибка: замок вовсе не был небольшим. Он оказался огромным.
И холм, у которого он стоял, отнюдь не был срытым: здесь находилась возвышавшаяся к небу скала, а шпили башни, круглые или вздутые как шары, почти сравнялись с ней высотой.

— Что это за место? — Джадис немного утратила свою уверенность при виде такой мощи.

— Мне оно нравится. — Айсерд сузил глаза.

Джадар добавил:

— Оно вполне для нас. Замок огромен, так и мы немаленького роста.

— Говори за себя, — одернула его Джадис.

На деле, в свои шестнадцать она считала себя самым несчастным в плане роста созданием. Правители Чарна, носители драгоценной великаньей крови, должны быть высокими, намного выше своих поданных и подавлять их величием, как в прямом, так и переносном смысле. Но на беду, потомки великанов росли отлично от людей: они подрастали, прибавляя сразу несколько дюймов за короткое время, чтобы потом долго оставаться неизменными. В последний раз Джадис выросла в возрасте двенадцати лет, когда за месяц прибавила сразу двенадцать дюймов. Следующий цикл должен был наступить, когда Джадис исполнится двадцать, а пока она со своими пятью с половиной футами была на голову ниже Джадара, почти вполовину — Айсерда, и что самое обидное — даже Айрис она была ниже настолько, что той не составляло труда вполне обоснованно зазнаваться по этому поводу.

Джадис мечтала вырасти выше Айсерда, чтобы потом, когда она станет единоличной правительницей Чарна, переставить статуи братьев и сестры в Зале Памяти на второе, третье, четвертое места, а свою выдвинуть вперед, во главе всех изваяний Королев и Королей Чарна.

— Думаю, мы должны войти и проверить, кто живет здесь.

— А когда проверим, убить его.

— И сделать замок своим, — закончила подоспевшая Айрис.

Они вошли в замок: деревянные резные ворота не были заперты и казались несоизмеримо маленькими по сравнению с громадой замка.

Им пришлось миновать множество залов с высокими сводчатыми потолками и окнами от пола до потолка, благодаря которым помещения были залиты закатным сиянием. На пути не встретилось ни души: замок упорно продолжал казаться заброшенным, не будучи таковым.

Наконец правители Чарна достигли внутреннего двора, где зеленела трава, а в фонтане из статуи какого-то морского гада в каменную чашу изливалась вода, столь весело и маняще, что Айсерду, Айрис, Джадару и Джадис сразу захотелось напиться с дороги.

Джадис как раз зачерпнула воды, как на двор упала тень.

С неба спускался дракон, как две капли воды похожий на легковых драконов Чарна, но больше и грузнее, и совсем не имевшего смирного вида последних. То был, по меньшей мере, тысячефунтовый, с необычайно длинным хвостом зверь, покрытый иссиня голубой чешуей. Его кожистые крылья были полусложены, когда он садился на траву у фонтана, однако их кончиками он все равно доставал до балюстрады, окаймлявшей двор.

Айсерд выхватил меч, Айрис выпустила из своего охотничьего лука стрелу; Джадар и Джадис же не стали спешить: если чудище, как и его родичи в Чарне, умеет дышать огнем, то первым на пути у него находится Айсерд — спалит его, у них все равно на всякий случай наготове магия.

Но дракон лишь развернул голову и уставил на них огромный лиловый глаз.

А стрела Айрис отскочила от его чешуи, не причинив ему вреда и даже беспокойства.

Дракон очень медленно моргнул, и прежде чем братья и сестры предприняли еще одну попытку атаки, превратился.

Перед изумленными королями и королевами предстал довольно пожилой, чуть полный мужчина, одетый в синее платье, подпоясанное роскошным поясом. Никакого оружия при нем не было. Впрочем, к чему оно дракону?

— Добро пожаловать в мой дом, достопочтимые путники, — произнес он. — Я — сэр Дракон, хозяин замка.

У него был низкий приятный голос, а на лице светилась широкая дружественная улыбка... однако, расположения ни то, ни другое у королей и королев Чарна не вызвало.

— Мы владыки Кровавокаменного Чарна, столицы Чарнской империи, — отвечал Айсерд. — Я Старший король Айсерд. Со мной Старшая королева Айрис и Младшие — король Джадар и королева Джадис.

— Не слыхал я что-то об областях таких под названием Чарн, — нахмурился сэр Дракон. — Должно быть, где-то на островах. Ну что же, добро пожаловать, ваши величества. Вы в Нарнии проездом, или дела какие здесь?

Короли и королевы переглянулись, и Айсерд, поудобнее перехватив меч, спросил:

— Что такое Нарния?

— Шутить изволите? — сэр Дракон рассмеялся. — Нарния — это место, где ваши королевские величества пребывают.

— Так это страна?

— И еще какая! Благословенный край, любимое детище Аслана — вот что это за страна. Но что мы во дворе стоим? Признаться, давненько у меня не было столь знатных гостей, я вот и запамятовал о правилах приличия, — засуетился сэр Дракон. — Идемте, дорогие гости, идемте!

Он поспешил в одну из арок, ведущих во внутренние покои, и Айсерд, Джадар, Джадис и Айрис, недолго думая, пошли следом. Опасно, конечно, идти за незнакомым человеком... существом, но необходимо побольше узнать об этом неведомой Нарнии.

Сэр Дракон привел их в самый большой, какой они здесь видели, зал и усадил на стулья с высокими спинками, стоявшие у одной из стен. Стулья были единственным предметом мебели в зале, но здесь и они казались лишними. Портьеры от пола до потолка из сиреневого бархата скрадывали все звуки, а факелы в бронзовых держателях излучали мягкий свет, так что правители Чарна более или менее чувствовали себя уютно и даже почти безопасно, что не мешало им держать все многообразие прихваченного с собой оружия наготове.

А сэр Дракон тем временем хлопотал об ужине для высоких гостей. Он сбегал на кухню и принес льняную скатерку и корзину с едой; постелив скатерть прямо на пол, достал каравай душистого хлеба, пару головок сыра, овощи, фрукты и в последнюю очередь большой горшок, укутанный полотенцем. Когда он снял с него крышку, по залу растекся чудесный запах тушеного мяса.

— У вас нет слуг? — высокомерно изогнув бровь, бросила Джадис.

— Чего нет, того нет, — ответил сэр Дракон, расставляя тарелки и раскладывая вилки. — Я, понимаете, больше в своем основном облике пребываю, человеческий мне Аслан даровал, чтобы я мог на королевских приемах присутствовать. Как-никак, я Хранитель Королевских ключей. — Сэр Дракон приосанился. — Но когда дома, предпочитаю быть в старой доброй драконьей шкуре. Меня и местные таким знают. Так что слуги мне без надобности, я, если хотите знать, больше на свежем воздухе обедаю. Но Пруденс — это озерная нимфа, моя соседка — иногда захаживает, и мы с ней ужинаем вместе, я вот потому и держу тут обычную снедь. Сегодня ее приглашал, но она нынче на меня в обиде. Женские нервы.

— Вы что-то сказали о короле?

— О короле? Нет, что вы!

Айсерд расслабился.

— О королях и королевах Нарнии, — сэр Дракон лучезарно улыбался.

На лицах правителей Чарна застыло одинаковое печальное выражение, какое бывает у мышей, что впустили в амбар, полный зерна, но забыли оставить входную дверь открытой — напротив, пудовый замок повесили.

— Так повелось. — Сэр Дракон, с аппетитом жуя свежий огурчик, дружелюбно оглядывал гостей. — Мы сотню лет жили в ожидании, когда к нам, в Нарнию, явятся два сына Адама и две дочери Евы и освободят нашу страну от злых чар прежней правительницы. У нас сто лет была зима, представляете? А все Колдунья. Она захватила Нарнию, воспользовавшись отсутствием великого Аслана, и стала называть себя королевой Нарнии, хотя какая из нее королева, коли Аслан ее не короновал? И у нас, нарнийцев, было пророчество, что придут короли и королевы из людского племени и воцарятся в светлом Кэр-Паравеле, Кэр-Паравеле Четырехтронном, и в Нарнии наступит мир.

— Четырехтронном, говоришь? — задумчиво повторил Айсерд. Глаза Айрис блеснули.

— Точно. Уже восемь лет как король Питер, король Эдмунд, королева Сьюзен и королева Люси восседают на них, и все это время Нарния процветает. Их величества мудры и справедливы, не то, что Колдунья, они заботятся о своих подданных. Конечно, я им помогаю, — скромно добавил сэр Дракон. — Я же Хранитель Королевских ключей, правда, я уже говорил?..

Он встретился взглядом с Джадаром и осекся. Темно-синие глаза того смотрели холодно и равнодушно, словно обладатель их не был способен чувствовать эмоции... стылые глаза. При этом Джадар улыбался, и от его улыбки сэра Дракона передернуло: улыбка Джадара есть неестественное: взяли свет, добро и развратили ради шутки.

— Уважаемый, — негромко позвала Айрис. Сэр Дракон перевел на нее испуганный взгляд. — Где сейчас ваши короли и королевы?

— В Кэр-Паравеле, замке у моря. — Сэр Дракон нервно облизнул губы. — Но, может быть, приступим к трапезе? Знаете, мясо мне всегда удается... а вы ведь здесь проездом, да? Хотели Правителей Нарнии увидеть? — его голос звенел надеждой.

Джадис медленно сказала:

— Да, мы очень хотим увидеть их.

И сэр Дракон все понял.

Это понимание было настолько абсурдным, что он предпринял робкую попытку спастись:

— О, это совсем не сложно. У меня есть портрет их Величеств. Во-он, за той портьерой, висит картина, достаточно лишь дернуть за шнурок... — Сэр Дракон успел сделать несколько шагов, прежде чем Айсерд, одним прыжком оказавшись рядом, вонзил меч в его спину.

— Благодарим вас. — Джадар аккуратно обошел тело, приблизился к портьере и дернул за шнурок.

Бархат легко скользнул, раздвинувшись, и взору королей и королев Чарна предстала картина, искусно сложенная из разноцветных камней и изображавшая четырех молодых людей в прекрасных, необычного кроя, нарядах: двух юношей и двух девушек. Джадис и Айрис поспешили встать рядом с Джадаром; Айсерд, вытерев меч о полу платья сэра Дракона, присоединился к ним.

Крайним справа на портрете был высокий светловолосый король, державший в руке великолепный меч и щит с изображением льва. Рядом стояла темноволосая, очень красивая королева, с луком и боевым рогом в руках. За ней была самая юная королева с веселым, улыбчивым лицом, державшая фиал, сияющий алмазом. А крайним слева стоял темноволосый юноша, пониже и поуже в плечах первого. В руках у него ничего не было.

— Короли и королевы Нарнии... — вполголоса произнесла Джадис.

— Они совсем еще дети.

— Айрис, мы сели на трон еще раньше.

— Я думаю, — перебил Айсерд, — мы оказались здесь не случайно. Кэр-Паравел Четырехтронный... это о чем-нибудь и говорит, правда?

Они переглянулись.

Под телом сэра Дракона на светлом полу растекалась черная в свете факелов кровь.



Глава 3. Вызов


— С чего начнем? — бодро поинтересовался Джадар.

Айсерд убрал меч в ножны и оглянулся:

— Для начала осмотрим замок.

— Разойдемся? — невольно поежилась Айрис. Ей не хотелось оставаться одной: замок по-прежнему пугал ее.

— Трусишь, да?

С ухмылкой на губах Джадис отошла от нее и двинулась к выходу из зала.
Она не стала дожидаться остальных, но оказавшись в темном коридоре, все же вытащила меч. Путь ее лежал в Западное крыло.

Когда они обошли замок, побывав и в самых высоких его башнях, и спустившись в подземелья, где Джадар обнаружил родник, короли и королевы Чарна снова собрались у фонтана.

Дом сэра Дракона им понравился: роскоши, конечно, не хватает, но зато везде сухо и светло. Хозяин замка предпочитал высокие потолки, аскетическое убранство и огромные окна: сказывалось предпочтение своему основному облику. Это пришлось по нраву потомкам великанов.

К тому же замок был хорошо укреплен, скала защищала от круговой осады, а местоположение на гористой местности — от возможности подката осадных орудий. Крепкие стены помогли бы пережить штурм, а благодаря источнику можно было держать осаду бесконечно долгое время. Айсерд, Джадар и Джадис рассматривали удобство замка сэра Дракона в первую очередь с военной точки зрения: пока это не обговаривалось, но у каждого в сердце крепла уверенность, что войне быть.

Первой об этом сказала Джадис:

— Мне нравится этот мир, эта страна, и я уверена, вам тоже. Здесь столько силы, я чувствую ее буквально в каждом вдохе, на кончиках пальцев, слышу ее. Мы попали сюда не зря. Наш Чарн изживает свое, и, должно быть, боги решили помочь ему и отправили нас, правителей, в Нарнию. Мы завоюем ее, и сила этой страны достанется нашему миру.

— Я соглашусь с тобой, сестренка, в кои веков, — подхватил Джадар. — Здесь два короля и две королевы. И нас cтолько же. Но кто они по сравнению с наследниками великого Элохима, в чьих жилах течет священная кровь самого Ашшура, императора великанов, которые огнем и мечом прошлись по Чарну, отстаивая свое право называться его владыками?

Айрис сузила глаза:

— Вы гладко все говорите. Мне ваши речи по нраву, спорить не стану, я сама полюбила этот край, из которого можно черпать и черпать силы. Но мы здесь новички, а, как сказал этот полудракон, жители Нарнии любят своих правителей. Как мы можем начать войну против них, будучи одни? Пусть они и слабы, но все же... признайте, милые мои родичи, нам четверым придется объединить усилия, стать заодно. Быть, скажем, настоящим чарнским Четырехглавием, чтобы сразить их.

— Думаю, ради общего блага, это будет сделать не так трудно, как ты думаешь, сестра, — серьезно сказал Айсерд. — А что до союзников — юные короли и королевы правят здесь лишь восемь лет, а прежде власть столетие находилась у Колдуньи. Неплохо было бы выяснить, что с ней сталось... возможно, ее стоит использовать. Но в любом случае — в Нарнии просто не могло не остаться тех, кто настроен против нынешних правителей. Сто лет — это вам не шутка. И еще... — он помолчал. — Знаете, я просто уверен, что мы здесь оказались не зря. Джадис, права. Кэр-Паравел Четырехтронный предназначен нам. Но я вовсе не думаю о возрождении Чарна. О нем нужно забыть, как об отрезанном ломте. Я хочу править здесь.

Айсерд вогнал острие меча глубоко в расселину между камнями, и холодный свет взошедшей луны отразился на дрожащем лезвии.

— Значит, решено, — медленно произнес Джадар. — Мы объявляем войну Кэр-Паравелу, брат.

— Замок Дракона станет нашей цитаделью, — продолжила Джадис. — Я хочу, чтобы он назывался Ламборра.

— Победа? Так тому и быть, — отозвался Айсерд.

Айрис закрыла глаза: ее согласия не требовалось.

***

Весть о том, что замок Дракона захватили чужаки, разнеслась по Нарнии быстро, только вот нужных ушей она не достигла: Кэр-Паравел не ведал о возникшей угрозе.

В то лето Питер, Эдмунд, Сьюзен и Люси были заняты приятными хлопотами. Приближалась великая дата: замок Кэр-Паравел собирался праздновать свое тысячелетие. Готовились к этому событию все нарнийцы, от мала до велика. Было приглашено множество заморских гостей, а королям и королевам впервые пришлось столкнуться с организацией такого масштабного мероприятия, и хотя забот был полон рот — чего стоила только отправка экспедиции в далекую Землю Дафферов за волшебными трубками, выстреливающими многоцветными искрами! — им никогда не бывало так весело.

Люси говорила, что Аслан обязательно вернется на празднество.

Кэр-Паравел прихорашивался и наряжался, и у его обращенной к морю стены бобры и гномы специально для празднества построили чудесную беломраморную террасу.
Барсуки и лисы принесли туда земли, птицы добыли семена самых красивых цветов, а зебра нашла великолепный саженец дуба.
Сьюзен и Люси разбили на террасе сад. Наяды выложили синими блестящими камешками узор на перилах и бордюрах, а дриады сплели гирлянды из неувядающих цветов и свесили их со ступенек навстречу морю — получился райский уголок, где все располагало к отдыху, миру, дружбе и веселью. Здесь каждый нашел бы для себя занятие, и ни за что бы не почувствовал себя лишним. Мистер Тумнус дождаться не мог праздника, чтобы сыграть на своей флейте и станцевать вместе с дриадами и фавнами среди благоухающих цветов под шум моря.

Был день летнего солнцестояния, день рождения Кэр-Паравела, когда террасу, замок, да и всю Нарнию накрыла тень.

***

— Две сотни минотавров — это население одной их деревни. Вниз по течению реки до самых болот всего три таких селения, — Джадар, удобно устроившись в кресле с подносом фруктов в руках, непринужденно закинул ноги в мягких охотничьих сапогах прямо на стол и докладывал Айсерду результаты своей поездки.

Неделю назад старший король, взяв на себя командование (это не решалось, но спорить никто не стал — не время пока), отправил Джадара в дикие области северо-востока, в край болот и пустошей, где, по слухам, затаились Темные существа. Они не воевали против коронованных Асланом детей Адама и Евы, потому их оставили в покое: формально все Темные существа, следуя чувству прагматизма и самосохранения, являлись подданными нарнийских правителей, подписав соответствующую присягу.

У сэра Дракона не было слуг, чтобы добывать информацию, но он вовсе не был отрезан от мира: как поняла Айрис, разбирая его бумаги, все сведения доставлялись мышами. Донесения так и подписывались: «Сэр Мышь из рода Хвостокруток» или «Мистер Мышь из Лукошира». Вероятно, это были псевдонимы, ведь не может быть, чтобы обыкновенные полевки... как оказалось, может.

Айсерду и Джадару стоило немало труда успокоить визжащих сестер, когда в замок заявилась мышь при шпаге, тот самый сэр Мышь из рода Хвостокруток, принеся сэру Дракону новую порцию слухов и сплетен. Сэра Дракона он, конечно, не застал, зато сразу угодил под заклятие подчинения Айсерда, и теперь все мыши — разумные, говорящие — шпионили, собирали сведения уже для Айсерда, Джадара, Айрис и Джадис.

— Я разговаривал с дожами всех деревень, — продолжал Джадар. — Двое согласны пойти за нами. В ближайшее время они соберут ополчение и придут в наш лагерь. С третьим же вышла заминка. Ему потребовались гарантии.

— Какие могут быть гарантии на войне? — удивился Айсерд. — Он либо воюет на нашей стороне и тогда, возможно, жизнь для его народа станет чуточку лучше, либо воюет на стороне нарнийских детей и умрет вместе с остальными.

Джадар пожал плечами:

— Я пытался ненавязчиво дать ему понять, что в тихом уголке он в любом случае не отсидится. Раз мы пришли в Нарнию, войне быть. Он считает, что сейчас минотаврам приходится худо, но все же им разрешают жить в Нарнии, а если они вновь вступят в войну, то — дословно: «Жизнь наша станет горше редьки. Лучше уж сразу тогда бежать из Нарнии... а когда убежим, нас тут же вырежут. Не любят чужеземцы нарнийцев, монстрами нас считают».

— Так чего он хочет? — резко спросила Джадис.

— Дож сказал: «Чуть-чуть свободы».

— Мы им предоставим свободу. — Айсерд хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. — Нужно подготовить манифест, Айрис, специально для племени минотавров. Займись этим, мне не хочется терять таких союзников.

— Обещания вольностей, земель, свободного передвижения, — начала перечислять Айрис, загибая пальцы. — Разрешение нести военную и гражданскую службу, получать чины и регалии. Что еще?

— Нужно донести до дожа мысль, что правители Чарна никогда не проигрывают, — сказала Джадис. — Мы намного опытнее и искуснее в делах управления королевством и ведения войн. У нас за плечами многовековая родословная властителей великой империи. А они, как сказал нам сэр Мышь, не более чем обыкновенные люди.

— Хорошо, с минотаврами ясно. — Айсерд с хрустом потянулся. — Подведем итоги: за две недели весть о нашем прибытии и захвате замка Дракона разнеслась по всей Нарнии и, как выяснилось, у многих вызвала сочувствие. К нам присоединились семь семейств великанов Харфанга, гномы, некоторые звери. Нетопыри, гарпии, оборотни и прочая нечисть пока медлит.

— Жители Великой Пустыни согласны поддержать нас, если мы отдадим им Южную равнину, — добавила Айрис, разглядывая одну из карт Нарнии. — Тогда к нам присоединится еще тысяча воинов.

Джадис еле слышно фыркнула.

— Тебя что-то не устраивает? — моментально вскинулась Айрис.

— Как-то слишком легко у нас появляются союзники, вам так не кажется? — обратилась Джадис к Айсерду и Джадару, игнорируя Айрис.

Айсерд потер белый лоб, устало прикрыв глаза.

— Юные правители неплохо управляют королевством, но они совершили немало ошибок. Понимаете, когда укрепляешь власть, необходимо пролить некое количество крови, отрубить несколько голов — с одной стороны, с другой — ввести пару-тройку реформ, хотя бы для видимости улучшающих жизнь народа. А короли восемь лет занимались тем, что раздавали чины своим приближенным. Они, скорее, номинальные правители; единственное стоящее дело, что они совершили — истребили бывших сторонников Белой Колдуньи. Но и здесь допустили промах — взялись за дело слишком рьяно. А еще никто из нынешних королей и королев не владеет магией. В своем могуществе они упираются на загадочного Аслана, который давным-давно ушел, — Айсерд умолк, погрузившись в раздумья.

— Весь этот длинный монолог был к чему? — дерзко поинтересовалась Джадис.

Джадар не выдержал и расхохотался. Так как в это время он пил вино, он подавился, закашлялся, разлил напиток себе на камзол, и потому совсем не обиделся, когда Айрис, обозвав его неряхой, демонстративно пересела в другое кресло.

— К тому, дорогая сестренка, — тихо сказал Айсерд, — что Темные существа, недобитые и, что главное, обиженные на правителей Нарнии тянутся к нам, ибо чувствуют в нас магию. Сильную, темную, разрушающую. Они идут за нами, потому что родны нам. Надеюсь, тебе все понятно? Да или нет, мне все равно, так как разговор окончен.

Его ноздри раздувались от гнева, а голубые глаза смотрели на Джадис не мигая, и все, что ей оставалось, это покорно склонить голову.

Да, здесь в их магические силы словно вдохнули жизнь. Видимо, Нарния — страна, где любое начало — касается оно души, разума, тела или способностей — проявлялось ярче, становилось сильнее, словно с речных жемчужин смывали наносную грязь.

В Нарнии все росло и приумножалось, будь это добро или зло.

Короли и королевы Чарна чувствовали себя сильнее, чем когда либо, но вот досада — со всеми ними так случилось в равной мере. Скажем, сейчас Джадис ощущала в себе силы столько, что ее хватило бы бросить вызов Айсерду, оставайся он прежним Айсердом, каким был в умирающем Чарне. Но ее и вполовину не хватит на то, чтобы Джадис могла переступить дорогу старшему королю здесь, в Нарнии.

Джадис холодно улыбнулась в ответ на усмешку Айрис, вставшей позади Айсерда и положившей узкую ладонь на его плечо, и вышла из зала совещаний с высоко поднятой головой.

***

Светила полная луна, и такая ночь была лучшим временем для романтических прогулок и худшим для авантюр, подобной той, что затеяли короли и королевы Чарна. Впрочем, теперь они называли себя Освободителями Нарнии, и у стен Ламборры располагалось почти тысячное войско из самых разнообразных существ. Семье великанов под лагерь отвели ближайшие холмы, а деревья — древние, сплошь в сучьях, злобного нрава — пришли и встали лесом совсем неподалеку, так что все Семихолмие до самых водопадов на севере теперь называлось волостью Темных королей.

И Айсерд решил, что может выгореть. Он собрался бросить открытый вызов обитателям Кэр-Паравела.

Они стояли на скалах Острова-Стража и смотрели на бледные огни: Кэр-Паравел казался огромной свечой посреди темного безмолвия. На террасе, обращенной к острову, света было больше — оттуда доносились песни, взрывы хохота, обрывки громких разговоров. Словом, нарнийцы вовсю праздновали день летнего солнцестояния, или, вернее, уже ночь, тысячелетие основания Кэр-Паравела, когда Аслан оставил отпечаток своей лапы на тронном камне, и этот камень заложили первым в фундаменте замка.

На Острове-Страже стоял маяк, горевший день и ночь. Говорят, свет его был той же природы, что и у Неугасимого Фонаря в западных лесах. Но сейчас Маяк не светил — Темные короли потушили его.

— Пора начинать, — негромко сказала Айрис. Ветер растрепал золотые косы, и волосы облаком развевались вокруг ее головы. Прозрачно-голубые, как у всех потомков Идиль, глаза пылали. Она была похожа на морскую богиню, восставшую во гневе вершить суд над родом людским.

Поднимался шторм, но в Кэр-Паравеле этого не замечали.

— Возьмемся за руки, — предложил Джадар. Он волновался, ибо не был уверен в правильности их поступка. Джадис вложила свою ладонь в его.

— Я позвала черных грифонов, — произнесла она. — Мы сразу окажемся в Ламборре.

Айрис покачала головой:

— Остров-Страж погибнет быстрее, чем твои грифоны прилетят.

— Ты предлагаешь другой выход?

— Нет, но...

— Тогда, пожалуй, лучше все же положиться на меня.

— Ты не понимаешь. Сейчас и так вокруг полно магии, и если ты добавишь еще и Призыв черных грифонов, реальность просто не выдержит. Неужели так сложно подумать? К тому же мы так и не разобрались, что за тайная магия правит этой страной.

— Я, в отличие от тебя, хотя бы решение проблемы ищу, а ты сразу готова лапки кверху поднять и сдаться без боя!

— Когда это было?

— Хватит, — сказал Айсерд.

Он стоял чуть впереди, у самого края обрыва, и ветер швырял волны прямо ему под ноги. Айсерд смотрел на пока еще безмятежный замок; ему казалось, что он почти различает в глубине террасы каменную арку, ведущую в широкий зал без стен, где возвышаются четыре каменных трона... почти различает лица королей и королев, восседающих на них.

Теперь он повернулся к притихшим сестрам и кивнул им:

— Пора.

За его спиной к небу взвилось призрачное пламя, накрывшее террасу. Взвилось и спало. Никто не успел опомниться, разве что песни фавнов разом стихли, как терраса беззвучно развалилась на куски.
Мелкий, не больше ногтя, щебень остался лежать внизу на скалах или ушел глубоко под воду, а на месте террасы ныне зиял черный оскал. Потом раздался крик, к которому присоединились другие, горький плач. Обитатели замка поняли, что произошло.

Айсерд вытер покрытый испариной лоб.
Его тошнило, но он знал, что нельзя ни в коим разе показывать свою слабость. Не перед родными.

— Первый ход, — еле слышно произнес он, всеми силами пытаясь унять дрожащие руки — напряжение вышло закрайним, даже если учесть насколько его магические способности усилились в Нарнии.

Айрис подошла к нему; просто встала рядом. Она знала, это ему поможет.

— Приближается!

Волна, порожденная магией и обрушением террасы, неслась от берега к острову, с каждым ярдом становясь все выше. Джадис и Айсерд одновременно вскинули правую руку: первая для того, чтобы призвать черных грифонов и исчезнуть с острова, второй, чтобы, собрав последние крохи сил, создать в холодном черном небе огненную надпись:

«Мы, Темные короли, бросаем вызов владыкам Кэр-Паравела!»


Глава 4. Крепость Королей

Если прижать ладонь к парапету, можно ощутить глухой гул, идущий, казалось, с самых корней замка.

Ничего таинственного. Это парочка минотавров мерно вколачивают железные столбы с остро заточенными верхушками по всей площади холма, на котором возвышается Ламборра.

Приготовления к обороне шли полным ходом. На вершинах дальних холмов были выставлены дозоры, а все Семихолмие пестрело палатками и шалашами: Айсерд решил сосредоточить свое разновидовое войско в одном месте, оставив, правда, людей из Великой Пустыни дожидаться приказа в редколесьях востока — их отряд решили использовать как запасной.

— Какая замечательная весть! — Айрис растянулась на кушетке в одном из залитых солнцем залов и жмурилась точно сытая кошка. — Вы знаете, короли и королевы Нарнии ждали, что на празднество вернется Аслан. Но этого не произошло.

— Я слышал, он очень своенравный кот, — отозвался Джадар, полировавший свой новехонький щит.

После долгих раздумий братья и сестры отказались от герба Чарна — меча, раскалывающего солнце. Они решили оставить свой родовой герб и девиз: «В деснице моей — власть», добавив изображение черного дракона в знак своей первой победы в Нарнии и противопоставления гербу нарнийских королей, на котором, как известно, был изображен Аслан. Все же дракон подревнее и помогущественнее будет льва, что бы Аслан не думал.

Великий лев занимал все мысли Темных королей. Они знали, что эта сущность... скажем, соизволившая принять облик льва, была покровителем Нарнии и, даже говорят, ее создателем. Он привлек в это место древнюю магию. Вера нарнийцев в Аслана была безгранична. И что самое плохое: именно Аслан помог детям Адама и Евы одержать победу и именно он венчал их на царство. С этим фактом не поспоришь, а в умах нарнийцев понятие о божественности царствия королей и королев не выкорчуешь. К тому же Темные короли слегка опасались, что Аслан может внезапно вернуться. В самом деле, слегка, потому что не знали, насколько тот силен. А так как себя они привыкли считать могущественнее всех, самоуверенность защищала их получше всяких щитов.
Насколько они поняли из всех сведений об Аслане, добытых верными прислужниками, Великий лев приходил только тогда, когда Нарнию ждали великие перемены.

— Сейчас он не пришел, — Айсерд не мог скрыть широкой улыбки. Не столько он опасался детей, вскарабшихся на троны, сколько их покровителя. — Это не просто замечательная, это великолепная весть. Айрис, нам нужно подготовить новые манифесты. Что-то вроде: «Великий Аслан гневается на сыновей и дочерей Адама и Евы. Он недоволен тем, что тысячелетний Кэр-Паравел Четырехтронный занимают короли, неспособные править Нарнией».

Джадис прыснула: Айсерд нарочно говорил гнусавым голосом с драматическими интонациями.

У всех было отличное настроение: успех в Кэр-Паравеле невероятно воодушевил Темных Королей. Пожалуй, завоевание Нарнии — это самая легкая военная кампания в практике каждого; сторонников с каждым днем становилось все больше, сопротивления — все меньше.

Айсерд интуитивно понял, что Темные существа тянуться к ним, чувствуя родственность. На деле было даже проще: по законам той самой, так и не разгаданной Тайной Магии, что пронизывала Нарнию, любое создание, обладай оно черной душой, или отступившись хоть однажды, выпадало из блаженного мира, что сотворил когда-то Аслан. И если в Нарнии появлялась злая сила, эти «отщепенцы» приобретали уверенность в жизни — вполне явную, черную и надежную. Они начинали понимать, в чем состоит их долг — верой и правдой служить Темной стороне. Так в Нарнии соблюдался баланс добра и зла: чего-то больше, чего-то меньше, и каждый на своем месте. Нарния была моделью идеального устройства мира, где до прихода детей Адама и Евы не подозревалось, что добро не всегда белое, зло — черное, что между ними сотни оттенков и нюансов этих оттенков, и что люди имеют свойство меняться.

К счастью, Айсерд всех этих тонкостей не ведал, ему достаточно было видеть результат, а результат превзошел все ожидания. Их армия уже насчитывала три тысячи воинов, и скоро вся Нарния должна был стать владениями Темных Королей.

Джадис не слыла великим стратегом и мыслителем, но лучше всех понимала идеи брата. Айрис предпочитала не размышлять, пока есть кто-то, кому можно доверить это дело.

А вот Джадар некоторых планов старшего брата не одобрял:

— Это слишком рискованно. Мы не можем так рано рассредоточивать наши силы.

Айсерд возразил:

— Думаю, этих самых сил у нас достаточно.

— Наши позиции не надежны. Разведка доносит, что короли и королевы Нарнии объявили военный сбор. Тебе это не о чем не говорит?

— Давно бы пора, — хмыкнула Джадис.

— Согласен. — Айсерд со скукой глядел на Джадара.

Тот взорвался:

— Глупцы! Это говорит о том, что наша разведка ни черта не умеет! Войско они собирают — все. Координаты, количество, состав — никаких сведений.

— Мы о них ничего не знаем... — протянула Айрис. — Это странно, правда. Но военное преимущество...

— Только не говори мне снова о военном преимуществе, я уже слышал. Айсерд хочет разделить армию и занять долину, где находится Каменный Стол. Построить там крепость не составить труда, здесь Айсерд прав. Но это будет, как сорвать платья с королев в людном месте, — такой позор смывается лишь кровью.

«Кто о чем», — закатила глаза Джадис.

— Нарнийские короли не позволят нам взять Каменный Стол. И я этому нисколько не удивлюсь. Если бы, к примеру, враги вошли в Храм Ашшура в Чарне, я бы сделал все, чтобы они захлебнулись в крови.

— Мы разгромили Кэр-Паравел. Сотни тварей погибло. Что же они не наступают?

— А я считаю, — вставила Джадис, — что мы должны укрепиться в долине Каменного Стола. Оттуда до Кэр-Паравела пара миль, мы сможем держать нарнийских королей в напряжении.

Айрис в свою очередь добавила:

— Это, конечно, дерзкий шаг, но оно того стоит. Главная святыня нарнийцев окажется в наших руках — и даже верные королям Нарнии волей-неволей задумаются.

Джадар молчал, барабаня пальцами по подлокотнику кресла. У него было, что возразить, но возражать в компании дражайших родственников бесполезно, давно пора бы свыкнуться. Правда, сдаваться легко он не собирался:

— Все это хорошо на словах. На деле же — я уверен, нельзя разделять силы, дабы подразнить нарнийских королей... именно подразнить — с военной точки зрения захват Каменного стола абсурден. — Джадар холодно улыбнулся. Почему бы не доставить себе толику удовольствия и не спихнуть Айсерда на твердую землю?

Айсерд тихонько вздохнул. Иногда хочется вернуться в прошлое и придушить Элохима, прежде чем тому пришла светлая идея чарнского Четырехглавия. Может... конечно, пока это не разумно... но все же, может, плюнуть на разум и избавиться от остальных? Айрис пусть останется, а Джадар и Джадис...
Нет. Нужно взять себя в руки. Без них — всех троих — он не справится.

— Каменный Стол можно взять и небольшими силами. Соберешь себе отряд, Джадар. Там есть сеть подземных ходов, начать можно с них. Они соединены с Великой рекой — здесь и здесь, — Айсерд показывал точки на карте, делая вид, что не замечает, что Джадар не обращает на карту никакого внимания. — Возьмешь столько воинов, сколько потребуется. Занять нужно всю долину, до самых лесов.

— Будут еще пожелания, мой вождь? — желчно спросил Джадар, так не сдвинувшись с места и не подойдя к столу с картами и планами.

— Упустишь Каменный Стол — живым можешь не возвращаться, — мило улыбнулся Айсерд.

Пока братья сверлили друг друга взглядами, сестры благоразумно помалкивали: каждая думала о своем. Джадис — о перспективах, открывающихся перед ней, если она отправится вместе с Джадаром на завоевание Каменного Стола; Айрис — об Айсерде.

***
Военная кампания по захвату Каменного Стола не потребовала много времени и сил. Все как предполагал Айсерд. Отряд Джадара и Джадис, состоявший из минотавров, волков, гномов и гарпий буквально смял горстку жителей — всего-то две семьи гномов да колония бобров. Можно сказать, и не заметили.

Над строительными лесами будущей крепости затрепетали на ветру стяги Темных королей. Долину патрулировали волки, в построенных сторожевых башнях были расставлены караулы из крепких гномов. Минотавров Джадар и Джадис приберегли для личной охраны.

Джадар по-прежнему был настроен скептически, хотя прошло три дня, как черный дракон на белом фоне сменил золотого льва, а Кэр-Паравел молчал. Он отправил гонца к Ламборре с просьбой прислать еще войска; сам же спешно укреплял Крепость Королей, а также подземные ходы. Ход, по которому его отряд проник в крепость, был разрушен, воды Великой реки отведены, а стены залов и подземных коридоров Джадар и Джадис упрочнили с помощью магии — на поиск соответствующего заклятия ушли считанные часы, просто взяли из воздуха. Нарния такую возможность предоставляла.

Джадар высылал дозоры к видневшимся как на ладони белоснежным стенам Кэр-Паравела, но тревожных вестей не было: дозорные возвращались, разводя руками — Кэр-Паравел тих и спокоен. Это молчание Четырехтронного замка и тревожило больше всего. Даже Джадис. А ведь она поначалу упивалась знанием, что Крепость Королей — сильная, несокрушимая, стоит лишь немного тут поработать — принадлежит теперь ей. Сразу так решила: крепость моя, пусть даже никто из родных об этом не знает.

Прошла неделя, Кэр-Паравел по-прежнему был тих. Джадар начал было успокаиваться, как...

Такое случается почти всегда.

Ночную тишину пронзил звук рога. Нарнийцы напали неожиданно, в час волка — перед рассветом, когда самый сон, как и Темные короли нападали. В этом их тактика совпала.

***

Джадар проснулся внезапно как от толчка. Стояла темень и тишина, и была в этой тишине неуловимая тревога. Так затихает разбойник перед налетом.

Джадар встал и подошел к окну. Срытая долина, далекий лес, дорога, мощенная новехонькой брусчаткой. Над всем этим разлита чернильная синева, на востоке выцветшая: там занимался рассвет. В угол обзора попадал смазанный треугольник — верхний остов сторожевой башни. Блики ее дозорных огней играли на лице Джадара. Караул не спал, все спокойно... блики становились ярче... тени заметались по комнате... слишком ярко... к дьяволу! Джадар высунулся в окно, чуть ли не по пояс, высматривая дозоры. Так и есть! Сторожевая башня была объята пламенем.

Джадар, чертыхаясь, отскочил от окна и принялся спешно натягивать одежду. Только схватил прислоненный к кровати меч, как наконец раздались долгожданные звуки рога. Крепость Королей подняла тревогу.

Он выбежал из спальни, с какой-то злорадной радостью отметил белое лицо Джадис, пристегивающей к поясу меч, и присоединился к бегущим по коридору гномам.

Нарнийцы пробились через главные ворота. Иначе сторожевая башня не была бы разрушена: поджечь ее могли стрелы или грифоны, вот только гарпии, что несли дозор, не допустили бы этого. Если, конечно, их всех не перебили. Но в любом случае: башни горели снизу, значит, нападающие подожгли их с земли. Как они пробились через минотавров?..

Вскоре Джадар понял как. За внешними стенами на всем протяжении долины от крепости до леса были нарнийцы: красная с золотым форма, серебряные шлемы, щиты — все это блестело в свете пожаров — и множество мечей.

«Они взяли крепость точно так же как и мы — массовостью», — отстранено подумал Джадар, наблюдая за схваткой. То, что уже взяли — это неоспоримо, защитников крепости и не видать, их смяли, стоптали. Рев минотавра... кажется, его звали Клавин... его боевой топор, точно...

Джадар почувствовал сильный удар в спину.

— Что ты медлишь?!

А потом увидел черные косы Джадис, выбившиеся из-под шлема: сестренка пронеслась мимо него, спеша в самую гущу сечи.

— Стой, дура! — Джадар перегнулся через парапет. — Уходим через подземные ходы!

Но Джадис не слышала. Ее пьянил вид схватки, разум заволокла ярость... все напускное, и так бывшее лишь тонким налетом, стерлось в одночасье, и жестокость, с которой ее далекие предки-великаны топили в крови родной Чарн, проступила на ее заострившемся лице. Сейчас хотелось убивать.
Она рубила направо и налево, чувствуя себя на своем месте, и стоны раненных и хрипы умирающих были лучшим подтверждением этому.

Без шансов, Джадар это видел, она — нет. Загремели звуки рогов: незнакомый призыв, на чистых, холодных тонах, и сражавшиеся у главных ворот расступились: в схватку вступили личные алы королей и сами короли — Питер Великолепный и Эдмунд Справедливый. С их появлением резня — а то была именно резня... при таком соотношении сил по-другому и не назовешь... — стала вовсе беспощадной. Джадар, не оглядываясь, обухом меча разбил лицо подскочившему сзади фавну и бросился во внутренние покои.

Пора уходить. Джадис... он бросил последний взгляд на схватку, но тоненькой фигурки было уже не видать... сплошное красное с золотом... да смилуется великий Ашшур над ее душой.

Джадар больше не стал медлить. Сестра — жива она, мертва — уже в прошлом... да и не была она никогда его заботой, скорее, наоборот. Он бежал вглубь крепости, убивая или уклоняясь от встретившихся врагов и своих, которые, обезумев от страха, тоже пробивались к подземным ходам.

Первую стрелу, пролетевшую мимо, он не заметил. От второй уклонился, ну а последующий град стрел довершил дело — Джадар остановился и обернулся. Благодаря кольчуге и магии ни одна стрела его не достала, однако преследовавшегося его лучника следовало подождать, раз он так настаивает.

Кентавр, с самой недружелюбной физиономией, что Джадару доводилось здесь встречать, так и просился на удар мечом с острасткой. Однако чудище отступило в сторону, и в узком коридоре показался человек в запачканных кровью, помятых доспехах. Его лицо было молодо и утомленно — именно такие сравнения пришли на ум Джадару при взгляде на Эдмунда, короля Нарнии. Эдмунд шел к Джадару неторопливо, и была в этой неторопливости некая предопределенность — какая, Джадар пока не понимал.

Он поднял меч и двинулся навстречу.

— Ты один из Темных королей? — успел спросить Эдмунд, прежде чем Джадар обрушился на него.

Никогда... удар, отпрыгнуть... не разводи... зайти за спину, подсечка... разговоров... уклониться от удара... перед тем... уйти в защиту, удар... как убивать. Джадар отпрыгнул в сторону, уходя от меча Эдмунда, в ложном маневре занес руку над головой... маневр был угадан. Эдмунд встретил удар именно там, где это нужно было, мечи зазвенели, сталкиваясь, блеснула сталь, и в короткой вспышке Джадар увидел в узком окне восходящее солнце, разом ухнувшее вниз...

Тело Джадара грузно осело на пол, и голова, скалясь, откатилась к стене. Эдмунд, тяжело дыша, несколько секунд смотрел на нее, потом закрыл глаза и кивнул кентавру. Они продолжили свой путь в подземные ходы.



ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КЭР-ПАРАВЕЛ Глава 5. Новый день

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КЭР-ПАРАВЕЛ

Глава 5. Новый день

Пробуждение было неторопливым: Джадис словно выныривала из роскошного бассейна в своем замке. Она всегда любила неспешно подниматься на поверхность, смотря на потолок, где выложенный сапфирами тритон проступал сквозь воду все четче, сверкая белозубой улыбкой...

Джадис открыла глаза: на сводчатом потолке не было тритона, да и потолок вовсе не был потолком ее купальной комнаты. Высокий, с неброской лепниной по краям, он успокаивал взгляд светлыми тонами. Бежевые стены, простые, без украшений, разве что имевшие держатели для факелов, сделанные то ли из золота, то ли из похожего на него металла; открытое окно, в которое лил солнечный свет и легкий ветер. Комната была наполнена шумом моря.

Странно, она ничего не помнит. Последние минуты боя выпали из памяти напрочь; все смешалось в одно — лица, мечи, крики — и только кровь стучала в висках, когда ярость наполняла, казалось, каждую пору ее тела... потом все оборвалось.
Где она? Хочется верить в лучшее, но... похоже, в Кэр-Паравеле.

Джадис попробовала сесть, и тут же болевые рецепторы дали о себе знать, вопя во все глотки. Да... одно из тошнотворных воспоминаний услужливо вышло на передний план... так и есть... она пропустила удар, и кентавр сломал ей руку... или плечо?

Попытка проверить не принесла ничего хорошего, только добавила новую порцию боли. Однако Джадис поняла, что ее лечили, и лечили относительно умело. Поддерживающей повязки пусть и не было, зато рука от локтя до ключицы была перевязана чистой повязкой и, судя по сильному травяному запаху, под ней было какое-то снадобье.

Джадис слегка привстала, опираясь на локоть. В комнате не было никакой мебели, не считая кровати и стула, на котором аккуратно было разложено платье непривычного кроя. Дверь напротив окна имела отчетливо символический вид: она, конечно, закрыта, но это еще не означает, что обитатель комнаты может чувствовать себя в безмятежности или хотя бы уединенно.

Кроме того, Джадис была обнажена. Кто-то гостеприимно снял с нее всю одежду. Это добавляло уверенности, что нужно поскорее встать и одеться, несмотря на боль. Даже напротив: приняв боль во внимание. Если сразу не убили, а привезли к себе домой, поселили в обычной комнате, а не бросили в темницу, обработали раны — все к одному, «имею на вас виды», как говаривал дедушка каждому из семиста пэров, приглашая их на обед, где и перетравил всех, списав все на государственную измену. Тогда это модно было.
Раздетая она будет, одетая — по большому счету неважно, когда ее потащат на допрос... только эта причина на ум и приходит, объясняющая ее присутствие здесь... но королеве Чарна перед врагами нужно предстать во всем великолепии. Борись до конца, и пусть весь мир летит в тартарары — для Джадис это были не пустые слова.

После нескольких попыток ей удалось сесть на кровати. Она уже опускала ноги на бежевый пушистый ковер, едва справляясь с накатившей дурнотой, как замок в двери щелкнул, и в комнату вошел Эдмунд.

— Я хотел сначала прислать слуг, но вспомнив вас в бою, решил прийти сам, — Эдмунд, справившись со смущением, придвинул стул к себе и оседал его, не сводя с Джадис внимательного взгляда.
Она тоже открыто разглядывала его.

— Благодарю за честь, — нейтрально, и не дает возможности диалогу: то, что нужно для начала, пока не знаешь, как себя с ним вести.

— Не стоит. Как ваша рана?

— К чему такая забота? — не сдержалась Джадис.

Плечо и рука болели невыносимо.

— Если вы умрете от сепсиса, нам от этого никакой пользы, — последовал невозмутимый ответ. — Ваше имя — Джадис, вы одна из Темных королей — так ваша четвертка прозвала себя. Как вы думаете, они согласятся покинуть Нарнию в обмен на вашу жизнь?

Джадис молчала. Все труднее было хранить высокомерное выражение лица... стало бы чуточку легче, позволь она себе ссутулиться, закрыть глаза... хотя бы прикусить губу.
На лбу выступила испарина... еще чуть-чуть и она потеряет сознание от боли, и тогда никакого допроса не состоится и все отложится еще на несколько блаженных часов.

— Вам трудно говорить, я вижу. Должно быть, вы потревожили рану. Я позову лекаря... чуть позже. Сначала вы ответите на мой вопрос.

— И не подумаю.

— Мы отправили письмо в Ламборру в то же утро, но ответа все еще нет... так что же? Ваш брат пойдет на наши условия?

— Он скорее съест свою корону, чем откажется от плана, — еле слышно сказала Джадис. Уже неважно сохранить достоинство... лицо ее исказилось страданием... стало неважно... но...

— Вы сказали: в то же утро... все еще нет ответа. Сколько времени я здесь?

— Два дня.

— Два дня?!

— У вас серьезная рана.

— Спасибо, что напомнили.

— Кто вы?

— Вы же сами сказали, я — Джадис, — новая вспышка гнева украла драгоценные крупицы сил. Боги, еще немного, и она будет умолять его позвать лекаря!..

— Откуда я вас знаю?

— Вы не знаете меня, — затем смысл вопроса достиг сознания: — Ваша разведка...

— К черту разведку! — Эдмунд сузил глаза. — Я твердо знаю, что встречал вас прежде, но не помню, где и когда. Ладно, это потом. Так вы уверены, что ваши братья и сестра не пойдут на перемирие в обмен на вашу жизнь?

— Конечно.

— Прямо-таки конечно?

— Да. Послушайте, да они только рады... — Джадис запнулась. Какая же она дура! Собственными руками роет себе могилу! Он пользуется... думать становится все труднее... теперь у нее нет козырных карт... вообще никаких нет... боль затопила с головой...

— Они... — едва ворочая языком, сказала Джадис, — придут... если вы не отпустите, они придут, и вы погибнете...

Она закрыла глаза.
Эдмунд некоторое время смотрел на нее, затем встал и отправился за лекарем.

Любопытно...

Лекарь — молодой фавн с небрежными манерами, цинично смотрящий на мир в общем и на себя в частности, скептически поджав губы, поменял повозку, добавляя в снадобье легкий галлюциноген — его собственное новаторство! — и Джадис перестала мучить боль. Вместо этого ее принялось преследовать странное создание о коротких ножках, с головой дракона и крыльями бабочки, невыносимо розового цвета.
Через час, счастливо убежав от кошмара, Джадис открыла глаза и, к своему большому огорчению, увидела, что Эдмунд все еще здесь.

— Вам лучше? — участливо спросил он.

Джадис вместо ответа скривилась.

— Вижу, что да, — заключил Эдмунд. — Теперь перейдем к делу. Вы считаетесь пленницей нарнийских королей, моим военным трофеем. Так как вы одна из наших врагов, и успели причинять нам немало зла... знаете, я не склонен прощать день летнего солнцестояния и смерть бобров у Каменного Стола... и убийство сэра Дракона... многого не склонен. Хорошего отношения не ждите, хотя традиции призывают относиться к пленникам со снисхождением. Однако мы люди чести — у вас это понятие в ходу? — и никто пытать вас не будет. Как выздоровеете, вам придется ответить на ряд наших вопросов. Для вас открыты несколько комнат, вы вольны гулять в саду.

— Какая честь! — фыркнула Джадис.

— И не малая, — согласился Эдмунд. — Питер, верховный король, собирается использовать вас в переговорах с вашими родственниками. По мне — идея заранее обреченная на провал, судя по вашим отзывам о своей родне. Но думаю, вас можно изучить и понять, что за напасть свалилась на наши головы — я о вас, самозваных королях, решивших, что коли они владеют магией...

Джадис выпрямилась.

— Мы не самозваные. — Ноздри ее раздувались от гнева. — В наших жилах течет королевская кровь, наши предки были владыками великого Чарна, мы короли мира, владыки Короля Королей, а вы, простолюдины, лишь по воле случая сели на троны — оказались в нужный момент в нужном месте, ха!

— В Нарнию никто не попадает случайно.

— Это еще одно доказательство, что мы, короли Чарна, призваны в Нарнию, чтобы сменить вас! — Джадис откинулась на подушки, смотря гордо и торжествующе, не подозревая, насколько беззащитно она сейчас выглядит.

Эдмунд утомленно вздохнул:

— Тебя не убьют.

— Я должна благодарить за это?

— Думай, как знаешь. — Эдмунд поднялся со стула. — Только тебе очень повезло, что я добрался до тебя раньше, чем мой капитан. А вот для твоего брата, возможно, лучше было, если бы случилось наоборот.

Джадис осеклась.

— Так что запомни, тебе оказали милость. Постарайся быть за нее благодарной.

— Что с моим братом? — крикнула Джадис.

— Я убил его, — сказал Эдмунд и аккуратно закрыл за собой дверь.

***

Через два дня Джадис стала выходить из комнаты. За это время благодаря стараниям и новаторствам фавна рана стала беспокоить меньше. Нарнийские короли больше не почтили ее своим приходом, если честно, к ней даже слуг не посылали, и Джадис приходилось довольствоваться редким общениям со своим лекарем.
Как только Джадис смогла вставать с кровати, она сразу же произвела «ближнюю разведку»: осмотрела дверные замки, задвижки на окнах... за окном, кстати, открывался чудный вид на море и острые скалы внизу. Не найдя ничего утешительного, Джадис пребывала в скверном расположении духа, и фавн был безжалостно третирован приказами, начиная от указания приготовить ей ванну, заканчивая пожеланием немедля сменить занавески, на что, впрочем, он не обращал ни малейшего внимания.
Из-за недостатка информации (у фавна и слова лишнего невозможно было вытянуть) Джадис не могла придумать стратегию своего поведения с нарнийскими владыками. Она решила пока меньше говорить и наблюдать, выискивая уязвимые места, пробуя угадать планы, а потом, возможно, и попытаться... но это потом, пока рано загадывать. Ее ближайшая цель — немного информации об обитателях Кэр-Паравела, в идеале же — сбежать отсюда.

Иллюзий Джадис не питала — Айсерд не будет рисковать, чтобы вызволить ее. И на предложение верховного нарнийского короля он тоже не пойдет. Ей нужно все решать самой.
Как ни странно, это ее успокоило. Когда судьба в твоих руках, а ни в чьих-то еще, всегда чувствуешь себя увереннее.

В простом платье гулять было прохладно: с моря постоянно дул ветер. И все же в свою комнату Джадис не спешила. В небе над головой, вместо каменных сводов, ей виднелась свобода.

Не спешила она и по другой причине.
В конце небольшой витой лестницы был поворот, всегда в густой тени, который заканчивался широким проемом в залитый солнцем садик. Невысокая стенка, сложенная из белых, обкатанных морем камней, ограничивала его; здесь были кадочные деревья — апельсиновые, персиковые и рододендроны, множество вазонов, горшков с яркими цветами, а из кашпо, висевших на трех миниатюрных фонарях, каскадом спускались пышные шапки традесканций, петуний и спаржи.
В садике было хорошо — стены мешали обзору, но зато создавали иллюзию крохотного, полного красок мирка.

Нарнийские королевы часто поднимались сюда по крутой лестнице, вырубленной прямо в скале. У калитки на лестницу дежурила неусыпная стража — грифон, и Джадис испытывала немалое облегчение (из-за чего ей было стыдно), что калитка прячет ей от его немигающих, ярких, очень внимательных глаз.

Королева Сьюзен и королева Люси игнорировали Джадис. Они вежливо кивали ей, проходя мимо, садились в плетеные кресла у фонарей... старшая обычно читала, а младшая, живая и милая, рисовала. Иногда они принимались живо беседовать, шутить, смеяться, совершенно не смущаясь присутствия Джадис. Или шептались... Джадис думала, что о ней. Порой она ловила на себе их полные любопытства взгляды. Больше королевы Люси.

Джадис приходилось слушать разные пустяковые разговоры... боги, о чем они только не говорили! О серьезном, как-то: войны, захват земель, приобретение власти — ни слова. Им были интереснее жизнь бобров, новые краски для рисования и лорды Орландии, подумать только!

Джадис сидела на скамье, идеально выпрямившись, напустив на себя высокомерный и скучающий вид. Она изнывала от зависти. Хотелось прикоснуться к чужому cчастью... а лучше присвоить его себе... а не получится — сломать.

Джадис почти все время находилась в садике, ждала прихода королев... если те не приходили — злилась, приходили — злилась снова... но в этом случаем к злобе добавлялась грусть.

Вскоре королевы заговорили с ней — дружелюбно, искренно интересуясь ею самой, а не тем, какую информацию могут из нее вытянуть. Почему-то Джадис это сразу поняла. Она знала, как поступит, если такое случится, у нее давно был выработан план. Джадис с милой вежливой улыбкой отвечала на их вопросы и спрашивала сама, смеялась над их шутками, и сама шутила. А много позже поймала себя на мысли, что ей это делать легко. Джадис даже забывалась и смеялась вполне искренно. Но вспомнив, она корила себя, и тогда ее смех звучал еще громче, чище и прекраснее. А Сьюзен и Люси находили ее хорошенькой. Именно так и называли меж собой: «Ну и хорошенькая она, и не подумать, что одна из тех, кто погубил несчастного сэра Дракона!.. Ведь совсем еще дитя...»
Джадис чувствовала их покровительственное отношение и злилась еще больше.

Король Питер и король Эдмунд почти не появлялись в Кэр-Паравеле, больше разъезжали, собирая и сосредотачивая войска, и как поняла Джадис, укрепляли Каменный Стол — судя по редким обмолвкам Сьюзен и Люси, они занялись достраиванием Крепости Королей... Ух, и плод их — ее! — трудов украли! На севере Нарнии было неспокойно, и нарнийские короли подумывали о походе на Ламборру. Пока у них что-то застопорилось... возможно, Айсерд и Айрис устроили еще пару сюрпризов.
Все это Джадис додумала сама из крох информации, и чем она очень гордилась, потому пропускала мимо ушей упоминания о том, как она, Джадис, похожа на кого-то, о ком вспомнить Сьюзен и Люси не могут... все это казалось Джадис несущественным.
Существенным она находила приезды в Кэр-Паравел королей, в частности, Эдмунда Справедливого, который, как она сразу решила, считает ее личным своим врагом. Будто она у него страну завоевала. Будто уже.

А еще он имел привычку всячески подчеркивать, что она, дескать, «трофей». И хмыкать над ее шутками. И пытливо смотреть на нее, когда она заливалась колокольчиком, чтобы очаровать Сьюзен и Люси... иногда и старшего Питера заодно. Питер, кстати, очень приятный... у него добрая улыбка и он очень прилично держится для простолюдина.
А вот Эдмунд... с ним всегда только противопоставление... а вот Эдмунд совсем не был приятным. У Джадис зрело нехорошее чувство, что он все ее мысли знает и прекрасно понимает ее притворство. А еще при разговоре с ним ей никак не удавалось держать себя в руках, и Джадис боялась, что вот из таких бесед он узнает о ней, об Айсерде и Айрис, о Чарне, обо всех их планах гораздо больше, чем из всех официальных допросов, устраиваемых Питером.
Это очень настораживало: в отношениях с Эдмундом Джадис оставалась собой.


Глава 6. Пленница

— Твои родственники готовятся к штурму Кэр-Паравела, — без предисловий заявил Эдмунд, решительным шагом войдя в садик и нарушив тем самым почти совершенную идиллию: Джадис, Сьюзен и Люси чаевничали и обсуждали явившихся на военный смотр лордов Орландии — они втроем наблюдали за ними с балкона. Причем, Джадис восторги Люси по поводу лорда Колина вполне разделяла. Она вообще в то утро была в отличном настроении и действительно наслаждалась такими, казалось, пустяковыми разговорами.

Вот только Эдмунд все испортил.

Джадис холодно смотрела на него. С какой стати она должна смущаться? Из-за того, что он обвиняет ее?

— С чего ты взял?

— Эдмунд, брат мой, — позвала его Сьюзен. — Неужели разведка принесла дурные вести?

— Это мои предположения, — ответил Эдмунд, продолжая буравить Джадис взглядом. — А они, как правило, оказываются верными. Сейчас для Темных королей соотношение сил благоприятное — помощь из Орландии будет в Нарнии только через две недели. Я бы на их месте... не правда ли, Джадис, это благоприятный момент?

Джадис промолчала.

— Эдмунд, не волнуйся, — Люси похлопала брата по руке. — Знаешь, Аслан не позволит, чтобы с Нарнией что-то плохое случилось.

— Уже позволил. Им ведь дорога в Нарнию открылась?

— И теперь ты считаешь, что можно все ваши военные планы и хитрости при мне обсуждать? — Джадис сузила глаза. — Это очень глупо. Я же враг, Эдмунд, не правда ли?

— Джадис, не говори так! — воскликнула Сьюзен. — Эдмунд просто... ты ведь столько рассказывала о своей семье, и никто тебя... в общем, поверь, никто тебя ими не пеняет.

— Родственников не выбирают, о да...

— Эдмунд!

— То, что ей позволено ходить везде по замку, слушать разговоры...

— Джадис — наша гостья, Эдмунд, — нахмурилась Люси.

— Она — пленник! Она — одна из убийц сэра Дракона, не забыла?

— Джадис вовсе не убивала его сама, — возразила Сьюзен. — Это все ее брат.

— Конечно, она так говорит, — сказал Эдмунд тихо и, покачав головой, вышел из садика.

Сьюзен и Люси огорченно переглянулись. Эдмунд иногда бывает несносным... ну просто ужасно. И Джадис как расстроилась!.. Побледнела вся, и глаза такие грустные... вот-вот заплачет.

— Джадис, пожалуйста, не обижайся на него, — робко сказала Сьюзен. — Он просто очень любил сэра Дракона.

Джадис резко встала:

— Простите меня.

У нее на самом деле блестели глаза, и хотелось плакать... от злости.

«Она», «ей»! Как будто Джадис нет, будто о неодушевленном или о плебейке говорит! Джадис выбежала из садика и быстрым шагом двинулась к покоям Эдмунда. Даже если ей было запрещено свободно ходить по замку, никому и в голову бы не пришло ее остановить. Летящий топор ведь не остановишь?..
Пленник! Трофей! Да сколько можно!

Джадис замерла у входа в комнаты Эдмунда, перевела дух, оправила платье и постучалась. Ее впустил стражник-гном, угрюмый в точности как Эдмунд. Окинув Джадис неприязненным взглядом, он прогремел доспехами в сторону скрытой пологом полукруглой двери, и через секунду Джадис было велено войти.
Эдмунд полулежал на кровати, закинув ноги в сапогах тонкой кожи на подушки, и даже не подумал встать, дабы поприветствовать даму. Джадис поджала губы. Вот что значит отсутствие не то, чтобы должного воспитания — вообще чувства приличия!

— Откуда я тебя знаю? — вдруг спросил Эдмунд. Его взгляд сквозь полуопущенные ресницы создавал обманчивое впечатление благодушия, хотя на деле рассматривал он Джадис с «приязнью» горожан, заметивших сборщика податей.

— Прости?..

— Я тебя определенно знаю. Встречал когда-то. Видел во сне. Особенно когда ты вот так вскидываешь подбородок и щуришь глаза... знаешь, в твоем лице тогда знакомая жестокость проскальзывает.

— Может быть, это оттого, что ты постоянно думаешь, не затеяла ли я новые козни?

— Может быть... — рассеянно отозвался Эдмунд, думая о своем.

Джадис приосанилась.

— Я больше не пленница. Твои сестры и Питер хорошо ко мне относятся, называют гостьей. Питер даже готов был меня отпустить. Но когда переговоры с Айсердом не заладились, я сама не захотела.

— Любой бы на твоем месте не захотел, — пожал плечами Эдмунд. — Находишься в самом стане врага: тут тебе и отношение, и новости на блюдечке преподносят. Я тебя насквозь вижу — ты не меньше своих родных хочешь стать королевой Нарнии.

— Ну и что, что хочу? — запальчиво крикнула Джадис. — Я рождена королевой! А ты почему-то решил на меня все ваши неудачи свалить... во всем я виновата, раз в твоей власти нахожусь!

— Ты еще дитя совсем...

— Никакое я не дитя!

***
Джадис не понимала, что ее беспокоит. Что-то неясное, гудящее... змейкой вертящееся на краешке сознания.

Айсерд и Айрис даже виду не подали, что узнали ее. Вообще знают. Скользнули взглядом и все.

На них был тяжелый пурпур — обнаженные белые руки особенно четко видны были на его фоне. И короны. Массивные, золотые короны королей Чарна — с кровавым рубином на навершии. Когда успели выковать? Когда одежды сшить? Жезлы — обоюдоострые, длинные, с тайным клинком внутри, в чём Джадис уверена была. Королевские жезлы правителей Чарна... когда успели смастерить?

А она перед ними в простом белом платье с непокрытой головой... вылитая простолюдинка. Правда, Сьюзен и Люси, королевы нарнийские, тоже в платьях простого кроя, и на головах их тоненькие изящные короны... Джадис вдруг решила, что так намного красивее. И благороднее. Она вскинула голову, по-новому взглянув на своих родственников.

Встречу сторон решили устроить неподалеку от Каменного Стола, на поляне Танцующих фей. Прежде между послами было заключено сердечное соглашение, что короли Нарнии и Темные короли гарантируют друг другу безопасность.

Они говорили медленно, торжественно. Диктовали условия, при которых Кэр-Паравел должен капитулировать и при которых единственно возможно становление мира в Нарнии. Джадис узнавала все те выражения и обороты, какими пользовались владыки при захвате королевств Чарна. Только интонация надменнее. Не удивительно — такого дивного края, как Нарния, им завоевывать еще не приходилось.
Они отказывались покидать страну. Они утверждали, что им подчиняется весь север Нарнии вплоть до Великих водопадов. Они предъявили верительные грамоты многих народов Нарнии, присягнувших им. Они говорили о том, что восстанавливают Замок Колдуньи и о пришедших к ним в союзники людей Великой Пустыни.
Чего они не упоминали, так это о просьбе отпустить Джадис, одну из королев Чарна. Только изъявили желание забрать тело Джадара, дабы «с почестями похоронить наследника Сорлоис в завоеванной правителями Чарна великой Ламборре».

Джадис надеялась... почти уверена была, что хотя бы гордость не позволит родичам оставить ее в плену. Она ведь их крови, а за кровь они способны были мир отдать... по крайней мере, так ей представлялось раньше. А на деле... Айсерд был действительно мудрым правителем — ради достижения своей цели готов был поступиться многим. И честью в том числе.

А Питер, Эдмунд, Сьюзен и Люси молча слушали. Не возмущались, не перебивали, не задавали вопросов. Когда Айрис, выйдя вперед, читала пространный манифест «Об освобождении угнетенных от ужасающего ига детей Адама и Евы», Питер поднял ладонь.

Мгновенно упала тишина. И тогда Питер произнес всего три слова: «Вы будете разбиты»; он встал, не дожидаясь ответа, и так, стоя, смотрел прямо в блеклые глаза Айсреда, в то время как придворные вокруг суетливо поднимались, шурша одеждами, и пробирались к выходу.

Аудиенция закончилась, а Джадис даже не удалось взгляда родных поймать, как она не старалась. Айрис резко свернула свой свиток, Айсерд улыбнулся ледяной улыбкой; они вышли из Тронного зала, и шлейфы их мантий, подбитые золотом, вились за ними по каменному полу.

Короли и королевы Нарнии и Джадис остались наедине с мыслями о нависшей и уже готовой обрушиться угрозе.

***
Джадис тихонько наблюдала за Эдмундом во время завтрака на террасе. Ей очень нравилась традиция нарнийских королей завтракать вместе: улыбаться друг другу, желать доброго утра, приходить на одинаково любимую всеми террасу, увитую звездчатым клематисом и садиться за большой круглый стол, где уже шипел и плевался кипятком пузатый чайник, стояли молочник, чашки и блюдца, а миссис Бобриха — Джадис пришла в полный восторг от ее блестящей и шелковистой шерстки и слегка опешила, когда миссис Бобриха стала называть Джадис «милочкой» — угощала их чудесным пирогом с патокой.

Непривычно было вот так встречать день, когда обычно твои утра начинались со смотра личных войск и прикуски на ходу кофе да печеньицем.

Солнечные лучи — причудливые, словно разводы дождя на стене, из-за ажурной сети клематиса — падали на лицо Эдмунда, исчеркивая и искажая. Эдмунд был хмур. Как и Питер, который рассеянно отковыривал еживички с пирога.

Сьюзен и Люси же обсуждали с миссис Бобрихой запасы замка на случай обороны.

Джадис пыталась вслушаться в их разговор, но то и дело ее мысли возвращались к Эдмунду. И было легко бросать на него украдкой взгляды, благо он сидел напротив нее. Эдмунд вызывал у Джадис — ей пришлось это признать и назвать именно так — острое любопытство, потому что... скажем, в этом нет ничего зазорного, в том, что он интересен ей, ведь Эдмунд наиболее опасен и загадочен из всех четверых... к тому же он не проявляет к Джадис ни малейшего расположения, в отличие от остальных. И он убил Джадара.

Когда в очередной раз Джадис подняла голову, она застыла с ложкой конфитюра в руке. Эдмунд, сложив пальцы у подбородка, открыто рассматривал ее. И не было в этом взоре ни капли приязни, одно сплошное раздражение.

— Эдмунд!

— Да? — встрепенулся он и перевел взгляд на Сьюзен.

— Ты не слышишь, что я говорю? — в ее голосе был укор.

— Прости, я задумался.

— Кэр-Паравел не приспособлен к долгой осаде. Здесь нет ни запасов пресной воды, ни хранилищ для еды, ни укрытий для женщин и детей. Миссис Бобриха говорит, что здешние подвалы совершенно не подходят для таких вот нужд.

— Кэр-Паравел возводился не для этого, — заметил Питер. — Его ни разу не штурмовали, Четырехтронный замок благословлен самим Асланом, даже Белая Колдунья не смела предъявить на него права.

Эдмунд покачал головой:

— Она и не могла этого сделать. Колдунья появилась в Нарнии в момент, когда Аслан создавал этот край и когда писались здешние законы магии. Некоторые вещи оказались после невозможными как для нее, так и для Аслана.

— А кто эта Белая Колдунья? — вдруг спросила Джадис. — Вернее, я знаю, кто она, сэр Мышь рассказывал нам, но мне любопытно... а как она...

— Мы очень редко упоминаем о ней, — перебила Люси, с неудовольствием глядя на Питера.

— Да, она была воплощением зла.

— Коварна и очень жестока.

— При ней в Нарнии царил вечный холод.

— Ее звали так же, как тебя, — это сказал Эдмунд.

Джадис смотрела на него во все глаза.

А Эдмунд снова подумал, как же она похожа на Колдунью... он понял это во сне и проснулся от вскрика... те же надменно изогнутые брови, изящная линия носа, белая кожа. Тот же холодный взгляд. И все же... это не она. Он очень смутно помнил Белую Колдунью, образ лица ее отложился в памяти лишь знанием, что оно было поразительно красиво и жестоко. Но у этой Джадис, королевы Чарна... ее лицо внушает скорее желание защитить, столь трогательно-наивно Джадис порой смотрела, говорила, злилась и смеялась. Жестокость проскальзывала, это да... но впечатление создавалось забавное, как Джадис не надеялась на обратное. Он знал, что она хочет казаться грозной. Как ребенок, который хочет быть взрослым.

— Думаю, нам нужно покинуть Кэр-Паравел, — откашлявшись, произнесла Сьюзен в наступившей неловкой тишине.

— А где мы скроемся? Где спрячем народ? И что, ты серьезно думаешь, отдать Кэр-Паравел эти пришельцам? Не бывать этому, клянусь Асланом!

— Питер, ты не так понял. Я предлагаю отвести женщин и детей в безопасное место. Люси и Джадис позаботятся о них. А я останусь с вами защищать Кэр-Паравел.

— А почему я тоже не могу остаться? — вскинулась Люси. — И вообще... я знаю, что Аслан не допустит падения Кэр-Паравела. Он спасет нас при штурме.

Питер устало вздохнул. В этом вся Люси. Она всегда верит в лучшее, в чудо, когда, казалось, чуду нет места. Если бы Аслан хотел... или мог, он бы не допустил того, что случилось в день солнцестояния. И смерти сэра Дракона не допустил бы. И чтобы в Нарнию зло пришло.

— Зло не победить одной верой. Как правило, для этого бывает нужна еще и армия.

Питер перевел недоуменный взор на Эдмунда. Эдмунд хмуро смотрел на него.

«А ведь мы тоже пришли... мы навели собственные порядки, сделав счастливой лишь половину Нарнии — ту, что была угнетена при Колдунье. И все дело в том, что остальных мы сделали несчастными. Мы для них ”пришлое зло”, — вдруг прошелестел внутренний подлый голосок. — И совсем неважно, кто победит. «Хорошие» и «плохие» различаются только тем, кого больше ждут».
Во рту остался привкус дешевого мыла.


Глава 7. Крепость Аслана

Дорога через Великий Лес, славившаяся своей непроходимостью, угрюмостью и общей дремучестью, обернулась веселой прогулкой.

Во-первых, от Кэр-Паравела до самого Каменного Стола была расчищена широкая просека: расчищена самими деревьями, которые за ночь расступились, встали в ряд, а также озаботились изгнанием вглубь чащи деревьев с черным сердцем — сердцем, что тянулось к Темным королям.

Во-вторых, идти было действительно весело, несмотря на то, что поводом к уходу из Кэр-Паравела стало ожидание штурма. У кентавров, гепардов, медведей, бобров, единорогов и лошадей, других зверей — все женского пола, все с маленькими детьми — был задорный, боевой настрой, а подвозы с провизией, медикаментами и оружием, идущие следом, добавляли уверенности, что все будет хорошо.

Да и зачем печалиться? Разве их мужья и отцы не справятся с какими-то чужаками, будь они сколь угодно сильны и сведущи в магии? Кэр-Паравел благословлен самим Асланом, его защитники непобедимы. Просто, чтобы лишний раз не давать защитникам лишнего повода для беспокойства о своих родных... только потому женщины и дети уходят в безопасный Каменный Стол, где полным ходом идет строительство крепости, где есть великолепные подземные залы и свой источник, и где никто не сможет причинить им вред. Чтобы мужьям и отцам было к кому возвращаться.

Правда, дриады все до одной остались: родные деревья они покинуть не могли.

И никаких причин для волнения нет, ведь с ними в Каменный Стол направляются светлые королевы Сьюзен Великодушная и Люси Отважная. А также заграничная королева, одна из Темных владык, но брошенная ими и перешедшая на правильную сторону. Совсем дитя еще, небось, ведать не ведала, что родичи творят. А ведь какая красавица! И скромная, держится позади пресветлых Сьюзен и Люси, глаза потупив. Голову белое покрывало оттеняет, ну точно с кожей ее белоснежностью соперничать хочет, а на грудь черные косы спускаются.

И сам король Эдмунд Справедливый с ними едет. Хочет, чтобы действительно все хорошо обернулось: и проследить за укреплением крепости на Каменном Столе собирается, и сестер своих, если надобность такая возникнет, защитить.

И сомнений в победе нет. Все будет хорошо.

***
Что ее потянуло подняться на опорный пост, она не знала. Стояла душистая ночь, бархат неба был вышит звездами, складывающимися в незнакомые созвездия, и было чудесное время для любования подобной красотой. Но как это часто случается, люди оказались другого мнения.

Опорный пост представлял собой остов башни, достроенный до второй площадки из пяти; каменные изваяния львов по ее углам Джадис казались монстрами и пугали, несмотря на всю прелесть ночи.

И Эдмунд. Он сидел на парапете, вполоборота к ней, смотрел вдаль, в сторону насторожившейся Ламборры. Эдмунд сам был стражей, всеми мыслями устремившись сейчас на разгадывание замыслов и планов врага.

— Эдмунд. — Она подошла к нему. — Эдмунд, они не решатся штурмовать Кэр-Паравел. Айрис отговорит.

У нее пропала почва под ногами. Раньше все казалось простым и ясным: мир предназначался ей, и она всегда была уверена в своих мыслях и чувствах. Не случалось такого, как сейчас... точно она смотрит на себя со стороны, удивляется тому, что видит, и в то же время знает, что это «что» — правильно абсолютно.

Эдмунд, не поворачиваясь, протянул руку и нашел ее ладонь. Она была холодная, холоднее камня, на который он опирался.

— Эдмунд, зачем вы привезли меня сюда? Это Крепость Королей, моя крепость.

Он отпустил ее руку.

— В первую очередь здесь находится Каменный стол, — его голос был горьким до едкости. — Ты знала? И здесь твоя предшественница, самозваная королева Нарнии, потерпела свое полное поражение. Джадис, Белая Колдунья, проиграла еще до Великой Битвы, когда только вонзила нож в сердце Аслана.

Он повернулся к Джадис, и она вздрогнула, увидев, каким темным огнем полыхают его глаза.

— Так Аслан погиб? — прошептала она.

На краешке сознания скользнула одна неясная мысль.

— Аслан жив. Он воскрес, потому что Колдунья была не способна понять одну простую вещь: иногда спасается тот, кто умирает ради других, а не тот, кто уничтожает мир, ради себя самого.

— Я не понимаю тебя.

— Правда? — Эдмунд пожал плечами. — Ты удивительно на нее похожа. Знаешь, она хотела убить меня. Это Аслан меня спасал, а так жертвой на Каменном Столе должен был стать я, и тогда бы Пророчество не сбылось, и Нарния так бы и осталась под ее властью. — Он невесело усмехнулся. — Главной проблемой... одной из проблем Колдуньи было то, что она не умела видеть перспективы. Вот этой не увидела.

— Похоже, она была очень глупой, — сказала Джадис, просто не зная, что можно на это сказать.

— Похоже.

Эдмунд смотрел на нее... лицо его казалось грустным, одухотворенным и нереальным в свете луны и звезд... странный взгляд, задумчивый... и почему-то волнами накатывает смущение... и хотелось отпустить глаза.
Джадис, конечно, этого не сделала, ведь она королева Чарна.

— Как бы ты поступила на моем месте? — спросил Эдмунд.

— Что?

— Ты бы решилась убить меня?

— Я не...

— У меня отличная возможность избавиться от всех проблем. — Он притянул ее к себе за руки. — Завтра все решат, что ты просто оступилась, упала с башни и сломала себе шею. Это будет легко.

Ей стало больно дышать. Противная слабость овладела всеми ее членами, ноги были ватными, и если бы Эдмунд не прижимал ее к себе, она бы просто... даже оттолкнуть его... ударить?

Его голос был слышен как издалека:

— На моем месте ты бы так и сделала, правда?

Эдмунд прижал ее запястье к своим губам.

— Как бы ты поступила?

Джадис закрыла глаза, когда его губы скользили по руке, лаская белую кожу все выше.

***

Питер пытался сосредоточиться на пространном докладе своего генерала, кентавра Орея, который в виду полного незнания предмета, отнесся к делу серьезно и составил циркуляр в полфута длинной, исписанный мелким почерком его сынишки, со вставками из учебников истории, привидением примеров и легенд в качестве иллюстраций, а также патетическими воззваниями к чести и совести нарнийского народа. Питер с трудом вылавливал в этом ворохе несовместимой меж собой информации крохи важных фактов. И факты были самыми пессимистичными. Во-первых, Кэр-Паравел — больше нарядная игрушка, нежели крепость, и для захвата замка достаточно будет двух-трех шлюпов, атакующих с моря и двух-трех рот, штурмующих с суши. Все. Даже осадные оружия можно не утруждаться с собой тащить, стены из пористого известняка под ударами достаточно тяжелых стрел и так рухнут. Во-вторых, устраивать решающее сражение на холмистой пустоши, перед самым Великим лесом, откуда до Кэр-Паравела не больше полмили — казалось идеальная позиция, — не с кем. Армия Нарнии, стягивающаяся к Кэр-Паравелу, по крайней мере, к войску не относилась. Когда была битва с Белой Колдуньей, воинство собирал Аслан, и то было фактически народное ополчение, все против всех. Теперь же рассредоточенные по всей Нарнии общины, кланы, селения, да и просто жилища отдельных существ попросту блокировались по одиночке летучими отрядами Темных королей.
В отличие от Питера Айсерд имел большой опыт ведения войн, в том числе в странах-не государствах, где обитатели жили в архаичной обособленности, решая все вопросы самоуправлением, где не было ни нормальных дорог, ни отлаженной системы связи, а правителям оставалось довольствоваться фарсом на чиновничий аппарат, зачатками полиции и фактически номинальной властью.

Нарния. То была благословенная страна, где ничего этого не нужно было для мира и процветания. Но для войны и утверждения своего права оказалось необходимым.

Береговые границы и Остров-Страж охраняли лорды Орландии — знакомые с войной разве что по книжкам о рыцарстве.

Питер даже думал... нет, если бы Аслан так хотел, он бы не посадил его на трон, не посвятил бы в рыцари, не короновал бы в верховные короли. Он верил в Питера: Питер найдет выход из любой ситуации.

Но Питер не мог надеяться только на эту веру. Как говорил Эдмунд, нужна еще и армия. Разумнее всего было оставить Кэр-Паравел, укрепиться в Каменном Столе и оттуда атаковать.
Но это было бы тем же самым, что и оставить Нарнию. Тысячелетний замок ждал их, детей Адама и Евы, и они, дети, стали единственными, кто всерьез задумывается отдать его врагу на разрушение. Правда?

***
Правда, Джадис никогда не была трусливой. Однако сейчас боялась выходить из своей комнаты по утрам, потому что знала — весь день ее будет преследовать взгляд Эдмунда. Она тянулась к нему и не тянулась, страшилась... почти решалась — твердо, отчаянно — что не позволит ему так смотреть, садиться рядом, слушать ее настолько внимательно, что она теряла нить разговора, не могла подобрать нужных слов — изящной лести, тонких намеков, скромной и продуманной похвалы — и умолкала.

Сьюзен находила ее манеру внезапно краснеть, как только Эдмунд входил в комнаты, очаровательной.

Джадис огорчало, что она так много думает об Эдмунде. Эдмунд, как оказалось, тоже огорчался... удивлялся... злился? тому, что его мысли занимает Джадис.

Нужно было думать о войне.

Укрепления крепости у Каменного Стола и дозоры возникали с потрясающей быстротой, и Эдмунд очень наделся, что Темные короли обломают свои копья о ее стены.

А Джадис... он умилялся ее притворству, когда она проводила время со Сьюзен и Люси, и самоуверенности и хвастливости, что ничем невозможно было скрыть. Джадис казалась ему удивительно беззащитным созданием. Как раз своими титаническими стараниями доказать обратное.
К тому же он видел, что ей приятны Сьюзен и Люси. Иногда она веселилась, хлопотала и беседовала с ними совершенно искренне. Это было почти трогательно. Еще и потому что она совершенно не отдавала себе в этом отчета.
Эдмунд называл ее про себя «маленькая злючка» и получал немалое удовольствие от мысли, в какой гнев придет Джадис, если узнает об этом.
В гневе Джадис была особенно хороша.

***

— Питер?

Эдмунд удивленно смотрел на брата, приехавшего внезапно под покровом ночи. Его лицо было скрыто капюшоном, тяжелый, суровой ткани плащ надежно защищал от посторонних глаз, а личная ала короля — от притязаний.

Стража немедленно пропустила его и сообщила Эдмунду, хранителю Крепости Аслана, как назвали короли Нарнии укрепления у Каменного Стола, о прибытии верховного короля.

— Мне нужен совет. — Питер снял капюшон и шагнул к брату; он выглядел усталым и измученным. Глубокая складка залегла меж его бровей, а глаза подозрительно блестели в неверном свете факелов — Питер, похоже, находился в нешуточной ярости.

— Что случилось? — спросил Эдмунд позже, когда проводил брата в залу, разжег огонь в камине и откупорил бутылку с вином.

Питер не торопился с ответом. Не сводя застывшего взгляда с пламени, он грел в ладонях кубок с вином. Костяшки его пальцев побелели, так сильно он его, не замечая, сжал.

— Понимаешь, какая штука, — начал наконец он. — Наше королевство наполнено чудесной магией, благословенно любовью великого Аслана и, казалось, одно этого достаточно, чтобы сделать Нарнию безопасной. Мы были детьми, и мы верили, что то — крамольная мысль: «Нарнию можно завоевать». А на деле — нисколько не крамольная. Вполне даже реальная. И сейчас реальные крепости и гарнизоны возводятся в нашей стране, собирается реальная армия, и проводятся реальные учения, и реальный замок Ламборра стал резиденцией врага... реальные пожары, грабежи, разбои. «Сказка столкнулась с былью», — помнишь, мама так говорила? Правда, в другом значении.
Король Айсерд оказался способным вести войну против Нарнии и успешно ведет. А мы... ну что у нас есть? Кэр-Паравел? Пряничный домик! Разрозненное войско? Курам на смех! Лорды Орландии, которые всерьез думают, что утром они быстренько сходят на войну, после ленча — позащищают замок, а вечером — отправятся на званый вечер в компании офицеров с противоположной стороны? К черту! — Питер вскочил, расплескивая вино, и зашагал по комнате. Ощущения собственного бессилия было достаточно, чтобы возненавидеть весь мир.

— Мы верим в Аслана! Мы знаем, что он защитит нас! Но где он? — Питер швырнул кубок в огонь. — Аслан знает, что на меня можно положиться, что я буду бороться за Нарнию до последнего вдоха... но вдруг сейчас он разочарован?.. Вдруг Темные короли правы? И Аслан не хочет, чтобы мы правили? — Питер остановился перед камином, сжав кулаки. — Мой народ сомневается, я чувствую это. И боюсь, я не оправдаю надежд Аслана.

Эдмунд не знал, что сказать. Однако...

— Ведь мы тоже не из Нарнии, — задумчиво произнес он.

— Да, — Питер устало вздохнул. Виски ломило, он не высыпался много ночей подряд. — И они пришли. Мне теперь кажется, что они прибыли нам на смену, что наше время истекло, как когда-то время Колдуньи.

— Нет, Питер, я вовсе не это имею в виду.

Эдмунд встал и подошел к брату:

— Мы пришельцы, мы жили в Лондоне. Нарния — это сказка, куда мы попали, но это значит, что мы не подчиняемся ее правилам. Нам необязательно жить как в сказке, понимаешь? Мы можем попробовать и другие вещи... какими жили у нас. Возможно, Нарния и не может победить, оставаясь Нарнией, но возможно... Питер, возможно, стоит сделать ее чуть менее сказочной.

— Добавить то, чем больно потомство Адама и Евы? — грустно усмехнулся Питер.

— Если оно того требует.

Они не смотрели друг другу в глаза.

***
— ...И они сведущи в магии. Это самое важное.

— Что ты подразумеваешь под словом «сведущи»?

Джадис, Питер и Эдмунд сидели на белых каменных ступеньках одной из главных лестниц, ведущей в подземные коридоры и наблюдали за Сьюзен, Люси и миссис Бобрихой, которые сноровисто штопали носки.

Свода над лестницей еще не было, и всю компанию пригревало ласковое вечернее солнце; а стоило кому-нибудь поднять голову, ему открывался чудесный вид вниз на холмы.

Джадис не умела штопать и она порядком замучила старый носок Эдмунда, нашив на него кучу заплаток и затянув ткань неровными стежками настолько, что он стал похож на изжеванный и выплюнутый трупик какого-то мелкого зверька.
Потому, когда Эдмунд отобрал у нее носки и попросил поговорить с ним и Питером, она с радостью согласилась.

Тема разговора оказалась очень интересной. Нужно было высказать свои догадки насчет того, как Темные короли будут штурмовать Кэр-Паравел.
Уйма предположений пришла на ум практически моментально. Джадис гордилась своей проницательностью.

— К примеру, дома мы могли уничтожить замок, просто прикоснувшись к нему.

Увидев ужас в глазах Эдмунда и Питера, Джадис воодушевилась:

— Здесь, конечно, не так.

Питер немного расслабился.

— Здесь прикасаться не нужно. И на расстоянии действует.

Питер резко выпрямился.

— Так даже армия не нужна? Чего тогда Айсерд ждет?

— Армия нужна. Магия забирает огромные силы, Айсерд после такого мощного колдовства становится непозволительно беспомощным — такое в компании моей дорогой сестренки Айрис просто самоубийственно, — уверенно ответила Джадис.

Лишь спустя минуту она осознала, какая глубокая тишина возникла после ее слов. В этой тишине всполохами проносились мысли... некоторые даже сложились во вполне определенные идеи.

— Непозволительно беспомощным... правда?

Эдмунд мягко улыбался.



Глава 8. Штурм

Алые с золотым львом полотнища хлопали на ветру. День выдался облачным, и вязкий сумрак растекался вокруг, проникая во все трещины и щели, едва не превращаясь в тяжелый туман.

«Тумана только не хватало», — вяло подумала Джадис, стоя на каменном балконе и наблюдая сверху за уходом из крепости алы Питера. Он сам на великолепном единороге ехал позади своих воинов, медленно и грузно, и было видно, что ум его занимают невеселые мысли. Плащ развевался за ним, непокрытая голова была высоко поднята — Питер старался внушить остальным, что он держит ситуацию под контролем. Как всегда. У него сейчас плохо получалось, но дело ведь не в этом, правда?

Джадис смотрела ему вслед со смешанным чувством стыда, раскаяния за свои неосторожные слова, и злости.

Еще бы знать, что же ей теперь делать...

— Простудишься.

Эдмунд, как обычно, подошел к ней совсем бесшумно, как обычно, встал очень близко. Впрочем, она, когда еще Эдмунд поднимался по лестнице, знала, что это он. Такое умение она открыла в себе недавно: Джадис точно чувствовала, что Эдмунд рядом, даже если это «рядом» измерялось милей коридоров, комнат и залов.

Она чуть вздрогнула, когда он накинул на ее открытые плечи свой плащ.

— Никто тебя не заставляет делать это, — голос Эдмунда был спокойным, разительно отличным от того, каким он еще утром спорил с Джадис... и с Питером спорил, убеждая его, что Джадис сможет. Оказывается, это неприятно, когда тебя считают хуже, чем ты есть. — Питер храбрится... почти себя убедил, что то, что он задумал, вполне возможно. Это ему помогает. Может быть, теперь он почувствует себя достаточно уверенным, чтобы противостоять Айсерду.

— Когда ты отправишься в Кэр-Паравел? — внезапно спросила Джадис.

— В начале будущей недели.

— Я поеду с тобой.

— Мы все поедем. Сьюзен заявила, что Люси и без нее здесь прекрасно справится, Люси — что ни за что не останется в стороне, когда «все ее родные будут защищать наш дом». В итоге, в Крепости Аслана за главную остается миссис Бобриха: я не могу приказать сестрам.

— Ты можешь приказать мне, как-никак я...

— Ты наша гостья, — перебил Эдмунд.

— Это очень легко, правда? Оправдать то, что произойдет, такими красивыми формулировками. «Добровольно согласен», «сам вызвался», «она же наша гостья, а значит, просто невозможно, чтобы отказалась помочь хозяевам, даже если эта помощь будет заключаться в предательстве родных».

— Замолчи, — спокойно сказал Эдмунд.

— Конечно.

Джадис смотрела вдаль на уже казавшуюся тонкой золотой лентой алу короля.

Эдмунд вздохнул:

— Возможно, ничего делать не придется: мы справимся сами.

Мимолетная улыбка коснулась губ Джадис. Она повернулась к Эдмунду — смотрела серьезно и внимательно, уже точно зная и не сомневаясь: пусть весь мир летит к Балору, лишь бы лично у нее все было хорошо. Джадис обхватила ладонями лицо Эдмунда, большими пальцами провела по его губам. Теперь она знала, что ей нужно: нужно, чтобы Эдмунд любил ее.

Джадис закрыла глаза, отдаваясь нежным поцелуям.

— Ты всегда можешь отказаться, — отстранившись, прошептал Эдмунд — Я знаю, что ты не...

Она прервала его поцелуем.

***

Штурм начался, как и должно, внезапно.

Корабли — узкие, длинные, с низкой осадкой, больше пригодные для плавания по мелким речкам, нежели по морю — дальней болотистой области, чьи князья согласились помочь Темным королям, окружили флот лордов Орландии, причем о приближении этого окружения те знали еще за неделю.

А Великий Лес еще за неделю был наводнен вражескими лазутчиками. И деревья с дриадами жестоко пострадали от леших и деревьев с черным сердцем. Войско Айсерда подступило к стенам Кэр-Паравела, и даже заранее пристреленные мишени нисколько не уменьшили его численность, ведь над воинством раскинулся невидимый магический щит, надежно защищавший его от попыток отразить атаку.
Айсерд был не только толковым правителем, но и толковым полководцем. Впереди войска Темных королей двигались осадные башни, метательные машины, построенные по его чертежам: в Нарнии не было тягловых драконов, способных везти их, так с этой задачей вполне успешно справились и великаны. Перед башнями шли минотавры, расчищали лес. Затем — лучники и пехота. Конница завершала отряды, а нетопыри и гарпии кружили сверху.

Первые ядра рушили лишь крепостные стены, складывающиеся под их ударами, как и предполагал Питер, удручающе легко. Зато потом настала очередь и внутреннего города. Ядра применялись особые, начиненные каким-то порошком, который, стоило ему коснуться к известняку — прекрасному, легкому камню, что удивительно годился для беседок и пергол, но никак не для крепостных стен — взрывался. Причем, эффектно. Задыхавшиеся в черном дыму защитники так, проклиная, и думали. Это был второй сюрприз от Темных королей. Первый, конечно, магический щит, заставлявший защитников замка стонать от бессилия.

Питер вывел свой отряд из тысячи воинов из укрытия в ближайших скалах, как и задумывалось. Это была стремительная и неожиданная атака, если бы не третий сюрприз. Айсерд и Айрис, оба на черных единорогах, развернули свою конницу и двинулись Питеру навстречу. Конница состояла из людей Великой Пустыни, прирожденных наездников, чьи низкорослые, неказистые с виду лошади славились выносливостью, упорством, а главное — агрессивностью. Да, эти пони могли в случае нужды отгрызть вам ухо. Или руку. До чего дотянутся.

А сюрприз заключался в том, что над всей конницей Айсерда раскинулись чары — странные, пугающие, ибо придавали людям Великой Пустыни немыслимую ловкость, быстроту реакции в сотни раз превышающую нормальную, человеческую, и, казалось, это черные молнии носятся по полю, разя и убивая, а не люди.

Владыки Чарна остановили своих единорогов чуть в стороне и спокойно наблюдали за сражением, за Питером, отчаянно рубившимся с дьявольскими призраками.

Нападающие, как и думалось, увы, с легкостью ломали оборону, Эдмунд из последних сил держал внутренние стены — все это осталось без внимания Темных королей. Гибель Четырехтронного замка — уже случившийся факт, а вот гибель верховного короля — еще нет, потому интересно посмотреть, не так ли?

Сьюзен руководила действиями лучников и грифонов, державших оборону Верхнего замка — сердца Кэр-Паравела. Там, в Тронном зале, вповалку, на каждом свободном месте, лежали раненые — те, кому повезло. Люси лечила их до последнего, а потом отдала фиал с чудесным зельем Джадис и убежала на помощь Эдмунду. Глядя на ее скривившиеся губы, решительные и заплаканные глаза, Джадис не осмелилась ее отговорить. Она осталась здесь, в стонущем и настороженном до боли зале, в полумраке и страхе, и жалела, что не согласилась остаться в Крепости Аслана.

А потом своды Верхнего замка сотряслись — вступила в действие еще одна сила. Джадис сразу поняла, что это за магия — древняя, почти забытая, лишь немного слабее Погибельного слова. Айсерд готовил четвертый, последний, сюрприз.

Джадис знала, что сейчас будет. И если она не ошибается, нужно срочно выбираться отсюда. Она отшвырнула фиал и бросилась из Тронного зала. Сражение переместилось уже в коридоры, потому ей пришлось сначала преодолеть охрану у дверей в зал, а потом стычки, причем, и в том, и в этом случае она воспользовалась оружием — ее сила и умение владеть мечом очень пригодились, пусть и не на помощь родным.

Джадис добралась до балюстрады, окаймлявшей внутренний двор. Здесь за дело взялась личная центурия Айсерда — он собрал ее из минотавров, и сейчас все три их дожа грамотно ломали сопротивление отряда Эдмунда. Сам Эдмунд сражался на балюстраде; он Джадис не видел. Почувствовал. Резко обернувшись, Эдмунд чуть не пропустил удар палаша наскочившего на него минотавра. Его глаза были безумными, и Джадис не стала медлить, тем более и Айсерд всяко не медлит, и, повернувшись, побежала к большой галерее, находившейся в противоположной стороне от балюстрады. Ее окна выходили на внешний двор и были расположены столь высоко, что видна была вся холмистая пустошь, где жители Великой Пустыни громили отряд Питера, где Питер бился насмерть сразу с тремя противниками, где король Айсерд Великий не спеша плел свое самое мощное заклятие, а королева Айрис Златокудрая с мечом наготове охраняла его.

Джадис смотрела на то, как вокруг Айсерда сгустился мрак. Мрак уже поглотил Айсерда... а еще она видела холодное сияние — то Айрис в меру своих способностей поддерживала вокруг себя и Айсерда защиту.

Сейчас Айсерд уязвим. Только сейчас.

Он слабее младенца — магия тянет из него силы. Если ударить, Айсерд потеряет сознание. Или погибнет. Зависит от того, насколько прочна броня Айрис. Они и так слишком распалились, рассредоточились... рассеяли магию, держат и щит, и людей Великой пустыни, уверены, что сил для последнего удара им хватит. И в своей безопасности уверены. Или в Джадис.

Взрыв потряс галерею, и несколько камней проломило ее пол. Джадис не обратила на это внимания.

Интересно, они собираются уничтожить Кэр-Паравел, зная, что она здесь? Или надеются, что осталась в Крепости Аслана, и потому... Да кого она обманывает! Такая великолепная возможность: избавиться не только от врагов, но и от соправительницы... грех ею не воспользоваться. Она бы воспользовалась. Воспользовалась?

Еще один взрыв пошатнул галерею, опасно накренил ее вниз. Джадис сильно ударилась об стену и, шипя от боли, поднялась на ноги. Пока она здесь предается ненужным сантиментам, Айсерд уже заканчивает свое заклятие. И ему, и Айрис дела до нее нет. Давно пора бы с этим свыкнуться.

Голубые искры скатились с кончиков пальцев Джадис и прожгли подол ее платья.

Позади ревели минотавры, и было в их реве столько дикости, что это почти доставляло ей радость, хотя она и понимала, что он означает — личная центурия Темного короля прорвала оборону Эдмунда и вторглась в Тронный Зал. И насколько она знает Айсерда, им был дан один приказ — никто из защитников живым из зала не выберется.

А мрак вокруг Айсерда рассеялся — блеснула ослепительно белая вспышка, из тех, что оставляет отпечаток на сетчатке, вспышка, в которой заключалось древние силы, способные не только разрушать целые города до пепла, но и стирать саму память о них. Осталось Последнее слово.

Джадис закрыла глаза — искры вокруг нее превратились в голубое пламя — холодное и обжигающее, смертельное... однако, черные прорехи то и дело пронзали его: она до сих пор не была уверена.

«Они хотят убить меня».

Ей вспомнилось смеющееся лицо Айсерда, который тянул ее за лодыжку с высоких качелей... он поймал ее, закружил на месте. Джадис было четыре, и она смеялась колокольчиком, как не смеялась больше никогда.

Пламя у ее ног дрогнуло, рассеиваясь...

— Джадис!

Крик, перешедший в отчаянный визг: Люси, метнувшая кинжал в нетопыря, который медленно крался к Джадис, забыла, а может, не знала, что серебро, угодившее вампиру в крыло, болезненно, но, увы, не смертельно. Разве что разжигает смертельную злость. Нетопырь, не издав ни звука, вытянулся в гигантском прыжке и придавил Люси к полу.

И тогда Джадис ударила. Ярко-синее пламя вылетело из галереи, с легкостью разбило призрачную броню Айрис и обрушилось на Айсерда.

Над войском раздался могучий вздох, стены замка задрожали. И все стихло.

А Джадис бросилась на помощь Люси. Она и правда великолепно владела мечом, нетопырь это скоро понял.

***

Щит над армией Айсерда исчез, чем защитники замка очень быстро воспользовались. Люди Великой Пустыни утратили свою стремительность, а поредевший отряд Питера постарался компенсировать малочисленность отчаянием.

Питер разогнулся над поверженным врагом и обратил взор на холл, где на коленях стоял Айсерд, а Айрис торопливо успокаивала взбесившихся единорогов. Разум Питера давно заволок туман, и со зрением творилось что-то неладное: так сражение вокруг виднелось размыто, искаженно, Айсерд и Айрис же напротив — четко и ярко, словно выдвинулись на передний план.

Питер знал, что нужно делать.

Его тело действовало самостоятельно, без участия мозга: ноги устало перемещались, рука судорожной хваткой сжимала меч... жаль, щит он потерял, как и шлем.

Питер шел, все ускоряя шаг, к холму.

***
— Вставай, ну же, вставай! — Айрис оставила бесплодные попытки усмирить единорогов и отпустила поводья, чтобы рухнуть на колени рядом с Айсердом.

Лицо его покрылось смертельной бледностью, золотые пряди слиплись от пота. Он по-прежнему держался за грудь, не давая Айрис разжать его руки и взглянуть на рану.

— Посмотри на меня! — шептала Айрис.

Айсерд поднял на нее застывший взгляд. Он не узнавал ее; казалось, что Айсерд находится где-то очень далеко отсюда.

— Нам нужно победить, брат.

Горькая улыбка коснулась его губ, и Айрис она испугала сильнее всего.

— Не вздумай! — она обхватила похолодевшими ладонями его лицо. — Только не вздумай. Ты не оставишь меня.

— Айсерд Великий, я вызываю тебя на бой! — крикнул Питер.

Он стоял, пошатываясь, на вершине холма, направив на них свой меч, и воинство — и защитники замка, и атакующие — смотрело на них, точно по приказу прекратив битву.

Айсерд жадно вглядывался в лицо Айрис. Секунду-две. Затем оттолкнул ее и тяжело поднялся на ноги.

Одной рукой он по-прежнему зажимал рану на груди. В другой был меч Конлайх, меч всех старших королей Чарна, сейчас казавшийся ему непосильной ношей.
Айсерд и Питер сошлись, и Айсерду удалось даже сдержать первый удар. Потом он упал на колени. Он уже был мертв. Еще тогда, когда слетел с единорога. Солнце Нарнии светило прямо над головой, беснуясь в зените, и солнце было последним, что видел Айсерд, когда меч Питера пронзил его сердце.

Питер бездумно смотрел на поверженного врага, смаргивая ресницами застилавший глаза пот. И на стрелу, ударившую его в спину, внимания не обратил.

Он рухнул лицом вниз, а Айрис сдернув за ногу одного из своих генералов с коня, вскочила в седло и помчалась вниз по холму к спасительному лесу. Из надкушенной губы ее по подбородку струилась кровь, сильные руки тянули и тянули поводья, вспарывая рот коню, и тот заходился в жалобном ржании. Люди Великой Пустыни охраняли Айрис, прикрывая от стрел Кэр-Паравела, а темная волна осаждающих замок отхлынула от полуразрушенного замка, сметая и своих, и чужих на своем пути.

Четырехтронный замок выдержал штурм.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СЕСТРЫ Глава 9. Смятение королей

— Уверен, все будет хорошо. Моей помощи и не нужно, да? — фавн Радин неодобрительно смотрел на Люси. — Ее величество влила в него столько чудодейственного зелья, что я удивляюсь, почему он еще не скачет, как мистер Бобр.

— Мне до мистера Бобра далеко, — улыбнулся Питер и открыл глаза.

В спальне столпились Эдмунд, Сьюзен, Люси, встрепанный Радин и даже мистер Бобр обитал в уголке, сосредоточенно строча что-то в записной книжке.

— Питер!

Все кинулись его обнимать (кроме мистера Бобра опять же).

Дружелюбно похлопав по спине Радина, Питер встретился взглядом с Эдмундом, и тот кивнул. Улыбка вновь коснулась губ Питера.

— Девочки, все, девочки! — Эдмунд легонько потянул обеих сестер за косы, отстраняя их от Питера. — Вы его сейчас задушите. Верховный король желает знать о положении дел в королевстве.

Питер был оставлен в покое. Он сел, опираясь на подушки, повыше и важно спросил:

— Так что о положении дел?

— Кэр-Паравел устоял. Темные короли повержены. Айсерд Великий мертв, королева Айрис бежала. Их войско рассеялось; мы уничтожили тех, кого смогли нагнать, — все это говорил мистер Бобр из уголка, надев свои самые сильные очки и читая записи в записной книжке. — Люди Великой Пустыни ушли сразу, вместе с королевой. Лорды Орландии все же смогли дать отпор тем плоскодонкам, что их окружили.

— Когда уже большинство отплыло, разумно решив, что раз предводительница сбежала, то и им пора, — добавил Эдмунд еле слышно и был награжден негодующим взором Сьюзен.

Питер поморщился:

— Я помню, как убил Айсерда.

— Ты молодец. Мы все гордимся...

— Я его просто добил, как добивают смертельно раненого зверя. Он был уже в агонии, я по глазам видел, — горько возразил Питер.

— Тем более твой поступок достоин одобрения, — раздался тихий, мелодичный голос: в спальне Питера был еще один посетитель, предпочитавший, как и мистер Бобр, находиться в тени.

Эдмунд долго смотрел на Джадис, когда как остальных накрыло гнетущее смущение.

— Джадис, ты так считаешь?

Джадис переводила недоуменный взгляд с него на Люси, Питера и Сьюзен.

— Да, Питер оказал Айсерду услугу, вмиг избавив его от страданий, — ясно и твердо сказала она, и Питер почувствовал себя так, словно его вывалили в грязи.

***

В Нарнию снова пришел мир.

От могущества Темных королей не осталось и следа: источник притяжения магии, сосредоточие темной силы исчезли, ведь Айсерд пал, а Айрис оказалась не способна удерживать Темных существ подле себя.

Разгром у Кэр-Паравела оказался уж слишком сокрушительным — такова была общая точка зрения, и оспорить ее никто не желал. При огромном численном преимуществе, тогда, когда замок был уже фактически взят, свернуть все и сбежать? Нет, военачальник, что проделал такое, никуда не годится. Ни чета Белой Колдунье, которую подобными вещами, как смерть брата, пронять было невозможно, наоборот — пуще бы взъярилась.

А Айрис волновало одно. Она знала, что еще день-два, и это волновать почти перестанет, но пока...

Пока она с отстраненной злостью слушала доклады генералов о распаде войска, о дезертирстве, об уходе целых полков (семей, кланов... а некоторые деревья и по одиночке сошли бы за полк), о вспыхнувших восстаниях в, казалось, надежных областях. Ее смещали, теснили, окружали со всех сторон, все сильнее затягивая петлю... но разве это важно?
Важно будет позже. Сейчас есть гибель Айсерда.

***

— Важно, что вы все против меня! Я вижу это по вашим виноватым взглядам, по тому, как вы обрываете разговор, стоит мне войти. Вы избегаете меня! — Джадис выкрикивала обвинения одно за другим, опершись руками о стол и подавшись вперед, как она делала раньше, когда распинала своих командиров.

Эдмунд, сложив руки на груди, спокойно слушал, не прерывая. Наконец его навязчивое внимание заставило Джадис почувствовать себя неловко и замолчать. А может, она просто выдохлась.

— Теперь скажи — с чего эта вспышка? Насколько я вижу, все относятся к тебе, как прежде. А вообще, Джадис, ты преувеличиваешь. Поверь, сейчас есть хлопоты поважнее, чем прятания по углам и коридорам, лишь бы избежать тебя. Ты все время с нами, это в любом случае проблематично.

— Если мое общество так тяготит, я могу и уйти!

— Джадис, не будь ребенком. Кэр-Паравел еле устоял, огромное число защитников его пало... плач и скорбь пируют на нашей земле. Пожалуйста, прояви больше такта к чувствам других.

— А к моим чувствам? — Джадис чуть не плакала от злости и обиды. — Мои чувства, получается, побоку? Я спасла Кэр-Паравел, спасла Люси, а на меня смотрят так, будто я их уничтожила. Сьюзен и Люси меня сторонятся, а я не понимаю...

Эдмунд вздохнул. Ведь она и правда не понимает. Глядя на ее раскрасневшееся лицо и блестящие глаза, Эдмунд даже испытывал вину. Она так искренна в своем возмущении...

— Джадис, ты убила брата.

— Потому что он хотел убить меня!

— Но ты его опередила, так что счет равный.

— Вы сами меня просили, — звенящим голосом сказала Джадис. — Сами толкнули к предательству.

— Когда? — спокойно спросил Питер, входя в комнату Эдмунда. Дверь была открыта, и он довольно давно слушал гневные обвинения Джадис. За ним робко проскользнули Сьюзен и Люси.

— Когда мы были в Крепости Аслана. — Джадис повернулась к Питеру, вся подобравшись, словно зверь перед прыжком. — Не притворяйся, Питер, что ты не помнишь.

— Я не помню. — Глаза Питера были пусты. — Я лишь просил твоей помощи при защите замка. Никто не принуждал тебя к предательству.

— Да как ты можешь!

— Могу, и Эдмунд свидетель моих слов. Ты убила брата по своей воле.

Джадис чувствовала, что задыхается. Лицо Питера было каменным, голос — уверенным, точно и в самом деле... но это неправда! И он знает, что неправда. Просто, просто...

— Джадис спасла меня! — вдруг вскричала Люси, подбежала к Джадис и обняла. — Ты не можешь обвинять ее — если бы не она, я была бы уже мертва.

...просто он хочет обелить себя.

— Да, Питер, — Сьюзен тоже подошла к Джадис. — Что сейчас обсуждать, скажи? Кэр-Паравел устоял благодаря Джадис. Следует помнить об этом.

Питер игнорировал ее осуждающий взгляд. Он смотрел только на Джадис, и во взоре его был вопрос.

...Руки короля должны быть белы, а деяния чисты, чтобы потомки и не вспоминали... Как легко менять историю, менять факты, менять свое отношение к фактам... перекроить, перестроить на свой лад... оправдать себя перед собой и другими...

Джадис высвободилась из объятий Люси и, вскинув подбородок, взглянула прямо в глаза Питеру, не смущаясь, не стыдясь, как бы ей не хотелось чувствовать себя смущенной и пристыженной.

— Я знаю, что было, — медленно произнесла она. — Но твоя совесть чиста, как ты и хочешь, добрый, светлый король. Моей ошибкой было, что я поверила вам — это моя вина, моя глупость, и это единственное, чего мне следует стыдиться.

Питер на секунду отвел глаза, и Джадис этого оказалось достаточно. Уголки ее губ тронула торжествующая улыбка, но во взор закралась черная тоска. Она поспешила покинуть покои.

Эдмунд грустно смотрел ей вслед. Неосознанная жестокость — не есть ли это та невинность, что только детям дарована? Джадис убила, но нашла себе оправдание, и муки совести ее не трогают. Все просто, как у детей.

***

— Все просто. Поверьте, ваше величество, это единственный шанс.

Айрис провела тонким пальцем по столешнице. На светлом дереве остался темный след. Стало бы легче, если бы он был кровавым.

— Значит, ты думаешь, в замке Колдуньи у меня будет шанс? Укрыться от дозорных, выжить? — она не спрашивала, минотавр Прунус понял, она скорее взвешивала такую возможность.

Прунус откашлялся и продолжил:

— Аслан наложил на замок чары, но вам, ваше величество, под силу будет снять их. Белая Колдунья сосредоточила в замке такую мощь, что Аслану и не снилось, а дети Адама и Евы не поняли этого. Если бы вы...

— Ты пойдешь за мной, Прунус? — перебила Айрис, впервые прямо взглянув на своего генерала.

Тот неловко поклонился, стоя навытяжку перед ее троном.

Айсерд велел изготовить их сразу. Троны красного дерева, напоминавшего кровин, драгоценный камень Чарна. Один для себя, один для нее, Айрис. Он называл ее своей королевой... наедине только так и называл.
Странно, как стало холодно.

— А твоя семья, дож? Ты же так волновался о ней, когда Джадар, — еще одно воспоминание кольнуло ледяной иглой, — просил тебя присоединиться к нам.

Прунус помедлил, прежде чем ответить:

— Я дал слово, что буду служить вам, ваше величество. Мой брат, Отмин, служил могучей Джадис, Белой Колдунье, и оставался с ней до конца. Я остаюсь с вами. Аслану следовало бы помнить, как мало минотавров и как тяжело они переходят в мир иной. Мы сильны, но сила дается нам за плату.

— Я понимаю тебя, — слова Айрис упали свинцом. — Но замок Белой Колдуньи не кажется мне идеальным вариантом. Светлые короли подумают о нем в первую очередь.

— Я не говорю, что это идеальный вариант, ваше величество. Но выбирать не приходится. По крайней мере, у нас появится шанс.

— Шанс выпустить силы, скрытые Колдуньей?

— Да, ваше величество.

— А если я не справлюсь с ними? — равнодушно спросила Айрис, разглядывая узоры на столешнице.

— Значит, такова воля Аслана.

Айрис слабо улыбнулась.

***
Лето, отдохнув, с новыми силами взялось за Кэр-Паравел. Небо над замком распахнулось окончательно синим, распалилось игривым ярким солнцем, и под таким небом совершенно не хотелось думать о печалях. Женщины и дети вернулись; в замок стекались ремесленники со всей Нарнии, и разрушения и раны, нанесенные Кэр-Паравелу, залатывались небывало скоро.

Лорды Орландии, сошедшие на берег со своих кораблей, были усыпаны ласками и восторгами, потому домой не торопились. Миссис Бобриха достала подаренную Дедом Морозом швейную машинку и ремонтировала сорванное и измятое знамя Кэр-Паравела. Мистер Бобр с мистером Барсуком следили за восстановлением знаменитого сада замка, а мистера Тумнуса они отправили на Семь островов за новыми статуями и резными берилловыми колоннами. Мистер Лис поехал вместе с ним.

Радость царила на сердцах нарнийцев. Беда миновала, и теперь любые неурядицы казались несущественными, и хотелось улыбаться, петь и смеяться, и помогать друг другу; грустить по павшим так же сильно и безудержно, но тут же отпускать их, не тоскуя и не зовя понапрасну.

Подобное уже бывало, когда пришел конец могуществу Колдуньи. Сейчас повторялось: нарнийцы победили Темных королей!

Люси, Сьюзен, Эдмунду и Питеру было не до веселья. Им давно уже пришлось отказаться от такой роскоши — чувствовать себя беззаботным. Любая победа несла с собой и новые хлопоты, королям это сразу необходимо усваивать.

Они выдержали. Смогли выиграть за миг до гибели. И им помогла Джадис — ценой предательства родных, убийства.
Так чья эта победа? Добра, зла?
Если бы с ними был Аслан, подобного бы не случилось. Аслан победил Колдунью своей готовностью умереть ради другого. То была победа Добра.
А сейчас, и все — Питер, Эдмунд, Сьюзен, Люси — это знали, вот только обсуждать между собой стыдились, победило зло. Дети Адама и Евы поступили точно по природе своей, как бы Аслан не пытался избавить от сего Нарнию, благословенный край.

Джадис чувствовала себя смертельно оскорбленной. Ей даже никто спасибо не сказал! Можно подумать, легко было совершить то, что она совершила!..
Эдмунд по-прежнему думал... уверен был. В этой наивной себялюбивости есть чистота, им недоступная. У нее все честно, а они увязли в компромиссах.
С них, компромиссов, все начинается. А потом наступает момент, когда с совестью договариваться уже не нужно. Совесть умерла.

— Я женюсь на ней.

— Что? — Питер встрепенулся, выныривая из океана задумчивости, где безмятежно парил, слепым взором смотря на огонь в камине.

Еще один бесконечно долгий день, прочертанный неуемным солнцем, упал за край мира, чтобы назавтра возвратиться вновь. Участия королей в восстановлении Кэр-Паравела особо не требовалось, нарнийцы работали для себя, потому контроль был не нужен. Лишь Сьюзен и Люси благодаря миссис Бобрихе оказались втянутыми в радостную суету, и оттого могли отвлечься от гнетущих мыслей.
Питера волновало, что дозоры никак не могут найти последнюю Темную королеву.
А еще он сердился. Сейчас опасность миновала, Питер понимал, что вряд ли Айрис сможет снова собрать столь могучее войско и вновь утвердить власть над северными областями. Однако сам факт, как легко чужакам удалось поднять половину его, Питера, подданных на восстание... в общем, есть о чем поговорить с Асланом, когда тот вернется. Если вернется.

— Я хочу жениться на Джадис, — устало повторил Эдмунд.

— Эдмунд... — Питер не знал, чем его еще можно огорошить, однако Эдмунд успешно справился с этой задачей.

— Если говорить о делах, о судьбах страны — вести себя как король то есть — нам пора задумываться о будущем. Я свое вижу с Джадис.

Питер прекрасно понимал, что значит подобный упрямый блеск в глазах Эдмунда. Сейчас переубедить его не сможет даже великий Аслан. И все же...

— Эдмунд, мы мало ее знаем. Она пришла в Нарнию вместе с нашими врагами. Она часть их... хорошо, бывшая часть. Но... — Питер говорил очень осторожно, будто ступал по тонкому льду. — Ты любишь ее, это ладно. А ее чувства? Каковы они? Эдмунд, Джадис способна на поступки, которые и представить страшно, не то, что осуществить.

— Я ведь не разрешения спрашивал и не совета, Питер. — Эдмунд улыбнулся, и Питер понял, что возражать действительно бесполезно. — Да, я люблю ее. Не нужно судить Джадис, мы не были на ее месте. Она поступила так, как считала правильным. Не забывай, с кем она росла, и в каком месте ей приходилось жить. Чарн, мне видится, похожим на фашистскую Германию: Джадис очень повезло, что она попала в Нарнию, как и повезло когда-то нам. — Он помолчал. — Не нужно корить ее за то, что она выбрала нас, а не свою родню. Это бесчестно. Уверен, ты понимаешь, о чем я говорю.

Питер не знал, что ответить. Его вдруг страшно заинтересовала вышивка на манжетах.

— Я женюсь на ней. Джадис гораздо лучше нас, а мы прогнили насквозь.



Глава 10. Предложение

В серый предрассветный час, когда засыпают самые стойкие часовые, а птицы и звери наоборот потихоньку разевают глаза в раздумьях что бы поесть, Джадис осторожно шла по коридорам Кэр-Паравела, направляясь в конюшни. Стража, конечно, не спала, но караульные не спрашивали и не останавливали ее — не те у них были полномочия, чтобы так вольничать в присутствии Джадис, гостьи королей.

И все же Джадис старалась обходить посты и не попадаться никому на глаза.

Конюшня оказалась незапертой, да и не к чему это разумным нарнийским лошадям, и Джадис легко вывела из стойла кобылицу Селену. Селена послушно шла за Джадис, не спрашивая ни о чем — еще накануне во время вечерней прогулки поняла, что Джадис задумала. Вот и славно: Джадис находила особенность приятельницы говорить очень мало и только по существу самым лучшим качеством, каким могла обладать разумная лошадь.

Они миновали стражу у ворот — стражникам-фавнам показалось странным, что юная госпожа отправляется на прогулку столь рано, однако вопросов они не задали.

А задать их очень хотелось — Джадис взяла с собой подозрительно полную седельную сумку, меч, охотничий лук и завернутый в сверток роскошный, отделанный аметистами и жемчугами плащ, что сшили для нее Сьюзен и Люси.

Брайан, младший стражник, увидев последнее, все же робко начал:

— Госпожа, а на что?..

— Не твое дело, — оборвала Джадис, накидывая на сверток край мантии и с места срывая Селену к воротам. Стража опомниться не успела, как Джадис и след простыл.

— Ну и вспыльчивая она, — пробормотал Брайн, смущенно переступая с ноги на ногу.

Второй стражник, прищурившись, смотрел в сторону Великого леса, куда направилась Джадис.

— Не нравится мне это, — сквозь зубы сказал он, повернулся и бросился докладывать о случившемся начальнику стражи.

Мало ли, может, чужая королева натворила чего, и сейчас на их глазах был совершен злостный побег...

Джадис ужасно злилась на себя за оплошность. Но разве можно было забыть про плащ? Выставить его на виду, да так, что даже остолопы эти и то заметили... лучше было бы вообще его не брать... но ведь взяла, и жалеть уже бесполезно. Не выкидывать же теперь... как-никак подарок.

Куда податься, Джадис не знала. В планах на ближайшее будущее — добраться до границы с Эттинсмуром, а потом... Потом будь, что будет.

Невыносимо чувствовать себя обманутой, предательницей там, где никто не даст тебе забыть о твоем предательстве. В глубине души зудела мысль, что будь дело в Чарне, никаких сердечных волнений у нее бы не возникло. Угрызений совести вот точно бы не было.
А еще... самое печальное, что они ведь заставили полюбить Кэр-Паравел, полюбить образ жизни, образ мыслей... их самих полюбить. Заставили верить и предали. Ударили ножом в спину! Отняли, забрали разом то, что сами же дали, словно она бесчувственная кукла... словно ей все равно. Поманили, а потом легко отказались от нее.
Она же ужасна. Помогла им, вместо того, чтобы помочь родным. Айсерд и Айрис — уже не родные, враги, но нарнийские владыки этого понять не в силах.
И Эдмунд молчал.

Гнев Джадис испарился так же быстро, как возник. Дальше думать и вспоминать оказалось мучительным. Нестерпимо. Потому она и не будет. Самый легкий способ избежать боли сердца — запретить себя чувствовать. Так лучше.

Великий лес встретил ее тишиной. Деревья еще не успели опомниться после огня и железа, изувечивших их, замерли, не позволяя ни веточке шелохнуться, ни листку упасть. Их хранительницы-дриады робко гладили прозрачными пальцами кору и ветви, шепотом уговаривая деревья проснуться, но те молчали. Печаль завладела лесом. Даже звери и птицы прекратили всегдашнюю суету, угрюмо засев по норам и гнездам, и Джадис думала, что сейчас Великий лес больше всего похож на уставший лес Чарна.

Она ехала медленно, словно ею самой овладела печаль и дрема. Знала, что нужно торопиться, но как-то незаметно для себя все ослабляла поводья, и Селена, чувствуя настроение подруги, перешла на шаг. Они давно уже сошли с главной дороги и ехали теперь по лесу без всяких ориентиров. Джадис примерно знала, в какой стороне находится граница, туда и вела Селену, не заботясь о точности направления. Что до погони — ее не случится. Нарнийские короли рады радешеньки будут, что избавились от нее. Она значительно облегчила им жизнь, что не говори.

Солнце поднялось высоко, когда Джадис выехала на усыпанную белоснежными колокольчиками поляну. Поляна показалась ей очень знакомой.

— Мы ходим кругами, да? — обреченно сказала Джадис.

— Ты узнала это место? Я тоже, — ответила Селена.

— Может, это другая поляна? Просто похожа на ту, прошлую, с колокольчиками...

— Смотри, видишь примятую траву? Здесь ты спешилась, чтобы ослабить мне седло.

Девушка и лошадь мрачно переглянулись.

Потом Джадис тронула Селену, ворча: «Будем постоянно вправо забирать... и как я могла забыть об этом? Айсерд ведь меня учил...» Вспомнив брата, она нахмурилась еще больше, натянула поводья, подгоняя Селену, и с тоской решила, что сегодняшний день испорчен окончательно. Благодаря своему фантастическому оптимизму она почему-то еще надеялась на лучшее, но теперь все больше утверждалась, что надежда эта напрасна.

До сумерек они с Селеной сделали два привала, подкрепившись, отдохнув и поговорив, а к вечеру обе окончательно поняли, что заблудились.

Если бы они по-прежнему двигались на восток, то уже должны были достичь Серебряного ручья — до него от Кэр-Паравела не более дня пути. Но ручья все не было, лес и не думал редеть, и Джадис и Селена уже начали подумывать повернуть назад.

На небе зажглись первые звезды, когда они выехали на небольшую лужайку.

— Ты думаешь о ночлеге? — спросила Селена.

— Я планировала заночевать у миссис Лисицы, на постоялом дворе «Рыбка и котел», — с сомнением сказала Джадис, спешиваясь и беря Селену под уздцы.

— Это если бы мы добрались до ручья. Я тогда бы ужинала овсом и спала на мягкой соломе. — Селена помолчала. — Но мне не на что жаловаться. Трава здесь сочная, ничуть не хуже овса, а спать под открытым небом хорошо, когда погода позволяет. А вот тебе придется несладко, — она скосила на Джадис черный как жук глаз. — Впрочем, порода у тебя крепкая.

Джадис рассмеялась. Пусть и не слишком весело, но зато от души. Селена умела поднять настроение, когда захочет.

Джадис налила в торбу воды для Селены, расседлала ее и занялась собой. Костер она разжигать все равно не умела, так что это к лучшему, что валежника по пути не набрали: возвращаться к лесу желания никакого не было. Так, под светом ясных звезд, Джадис поужинала прихваченным в дорогу сливовым пирогом миссис Бобрихи, расстелила подаренный плащ рядом с Селеной и легла спать.

Проснулась Джадис от того, что рот ей зажала теплая ладонь.

— Маленькая злючка.

Она было вскочила, выхватывая меч, однако руки ее мягко, но сильно прижали к земле, а тот же голос велел:

— Спокойно.

Рядом слышалось раздраженное ржание Селены, но саму ее не было видно — лишь где-то вдали маячили силуэты двух лошадей.

Джадис уже все поняла, потому попыталась придать лицу оскорбленное выражение.

Эдмунд наблюдал за ней. Он отпустил ее и дал встать: сам, скрестив руки на груди, ждал, что Джадис скажет.

— Эдмунд, что ты тут делаешь?

Джадис поправила платье и волосы, и теперь ее пробивал легкий
озноб — то ли от свежести ночи, то ли от волнения. Лицо Эдмунда в темноте было неразличимым, но то, что он злился — в этом сомнений не возникало.

— У меня тот же вопрос. Какого черта тебя понесло в лес? — его голос был спокоен. Джадис зябко поежилась.

— Это мое дело.

— И куда дальше?

— Прости?

— Куда ты собралась? На восток одна дорога — к замку Белой Колдуньи. Ты собралась сбежать туда?

Джадис отступила на шаг.

— Тебя это не касается. — Она обернулась. — Селена!

— Можешь не звать ее, она с Филиппом. Ты хочешь примкнуть к своей сестре?

— С какой стати? — невольно возмутилась Джадис. — Айрис собиралась убить меня, с чего ты взял...

— По нашим сведениям, она скрывается в замке Колдуньи. Мы не можем пробить его защиту, но дозорные донесли, что в окрестностях замка в последнее время заметили нехорошее оживление.

Джадис молчала, вся напрягшись, а Эдмунд буравил ее взглядом.

— Я не хочу больше оставаться в Кэр-Паравеле, — наконец угрюмо сказала она. — Но и к сестре я не примкну... слишком много дурного произошло между нами. Мы теперь враги. Были и раньше, но сейчас не считаем нужным это скрывать. А еду я в Эттинсмур. Так что теперь твой брат, и сестры твои, и ты сам можете не тревожиться — я, такая плохая, не оскверню более своим присутствием Кэр-Паравел, да и вообще Нарнию, — не удержалась от колкости Джадис.

Эдмунд шагнул к ней, и Джадис вдруг почувствовала робость, неизъяснимую и такую сильную, что захотелось немедля бежать. Она развернулась — косы взметнулись двумя черными птицами, — подобрала юбки и пошла, все убыстряя шаг, к Селене. Джадис успела разглядеть двух лошадей гнедой и рыжей масти — Селену, часто, прерывисто дышавшую, и Филиппа, положившую голову ей на холку, прежде чем Эдмунд догнал ее, обнял, прижимая спиной к своей груди. Джадис решила, что дышит сейчас точно так же как Селена, и эта мысль настолько ее раздосадовала, что она встряхнула головой и попыталась скинуть руки Эдмунда.

— Ты не должна была уезжать, — прошептал он ей на ухо.

— Почему? — высвободиться из его рук оказалось делом непростым.

— Джадис, прекрати.

Она рванулась вперед, споткнулась о кочку и чуть было не подвернула ногу, если бы Эдмунд не удержал ее.

— Джадис... — он развернул ее к себе. Его глаза оказались так близко, что Джадис могла видеть свое отражение.

— Я не хочу... я уеду... сейчас же.

Джадис могла поклясться, что дальнейшее было последним из желаемого... и горячие губы, и жадные руки, и ласки, от которых ее тело одновременно горело и обжигалось льдом. Джадис могла поклясться, что так хорошо ей никогда не было... и когда они, обессиленные растянулись на траве, дыхание Эдмунда, гревшее ее плечо, стало единственно настоящим, важным, нужным...

— Я люблю тебя.

***

— А как ты меня нашел?

Наутро, позавтракав земляникой с поляны и пирожками миссис Бобрихи, они двинулись обратно, в Кэр-Паравел.

Филипп и Селена ехали рядом, и Эдмунд и Джадис касались друг друга бедрами: Джадис, ощущая через ткань жар его кожи, чувствовала себя почти смущенной.

— Ты ведь заблудилась, — улыбнулся Эдмунд.

— Не увиливай от вопроса. — Джадис приосанилась. — Когда в следующий раз соберусь сбежать, мне нужно будет знать, на чем я прокололась.

— Никуда ты не сбежишь. Не получится. Ты же плащ с собой прихватишь.

— А при чем здесь плащ? — Джадис посерьезнела.

— Джадис, его Сьюзен золотой нитью прошила, заколдованной — ей лорд Орландии, Перидан, в дар привез целый моток. Кто одежду с этой нитью носит, никогда не потеряется, родные его всегда найдут.

Селена фыркнула, а Джадис решила, что лучше всего сейчас... нет.

— Но...

— Сьюзен тебя членом семьи считает. Забавно, правда? — уголки рта Эдмунда подрагивали.

— Или она хочет держать меня под контролем.

— Может, и так, — согласился Эдмунд.

— Эдмунд, ну хватит!

— Что?

— Хватит!

Он поймал ее пальцы и сплел со своими.

— Иногда ты бываешь таким...

— Неотразимым?

Она тихо засмеялась, пряча лицо в гриве Селены.

— Соберешься сбежать в следующий раз — возьми меня с собой.

— И ты оставишь трон?

Он заправил ей прядку за ушко.

— Я теперь плащ точно с собой не возьму.

— Ну-ну.

— А еще изменницу Селену.

— Филипп только обрадуется.

— И уеду темной ночью, перелезу через ограду, а то стража...

— Джадис, ты выйдешь за меня?

Она встретилась с ним взглядом.

— Да.

Единственно настоящее, верное, нужное.

***
Когда они въезжали в Кэр-Паравел, у главного входа их встречали Сьюзен и Люси. Обе — необычно серьезные, задумчивые стояли на ступеньках высокой лестницы, и подолы их платьев из тонких тканей трепетали на ветру.

Но лица королев тут же разгладились, как только Сьюзен и Люси завидели Эдмунда и Джадис. Сбежав по ступенькам, королевы заключили Джадис в объятия, едва дав ей слезть с лошади. Они обнимали ее, тормошили и целовали, а Эдмунд молчал, понимая, чем вызвано буйство чувств — Люси и Сьюзен ощущали себя ужасно виноватыми из-за бегства Джадис. Им нужно было с ней быть, не отворачиваться от нее, ведь Джадис спасла Кэр-Паравел... и Люси спасла. Джадис выбрала Эдмунда, Питера, Люси и Сьюзен, вот что. За это никак нельзя винить.

— Никогда так больше не делай!

— Джадис, мы так испугались!

— Ну что же ты?

— Пожалуйста, пообещай, что не убежишь больше! Мы поцелуемся три раза, и это станет твоей клятвой.

В сердце Джадис разрасталось тепло. С ними было уютно, спокойно, надежно; их любовь казалась неуязвимой стеной, за которой Джадис ничто не страшно. Никогда не было столько любви, сколько дарили они все — простой, не требующей ничего взамен. Им, правда, очень стыдно, они, правда, боялись за нее. И искренне рады, что она вернулась. Все же было правильным, что Эдмунд вернул ее. Правильным, что она станет королевой Нарнии.

Когда поцелуи, слезы и объятия иссякли, Эдмунд взял Джадис под руку и вошел с ней в замок.

Огромный Тронный Зал с колоннами, устремленными в небо, и четырьмя нарнийскими тронами — резными, из белоснежного мрамора, с высокими спинками, так похожими на троны королей Чарна и в то же время бывшими, несомненно, другими... более древними. В них было больше праведности, наверное, ведь создавались они для простых, бесхитростных людей, а не для свирепых, пусть и благородных кровей, великанов.

В Тронном Зале собрались придворные в праздничных одеждах: лица у всех были светлыми и радостными, и даже Джадис не могла узреть в них скрытую недоброжелательность или того хуже насмешку.

Питер поднялся им навстречу. Его взгляд был задумчивым, но на губах сияла улыбка. Когда Эдмунд и Джадис приблизились к нему, он молвил:

— Рад тебя видеть, брат.

Затем взглянул на Джадис:

— И тебя, Джадис. Кэр-Паравел — твой дом, не взирая на решение королевы Чарна уехать. Мы всегда рады твоему возвращению.

Джадис склонила голову:

— Благодарю вас, ваше величество.

Эдмунд сжал ее пальцы.

***
А потом был пир.

Сьюзен и Люси отвели Джадис в покои, чтобы она умылась с дороги, причесалась и принарядилась. Ее одели в белое платье, точно такое же, как у нарнийских королев, а на голову возложили тонкую изящную корону, над которой всю ночь трудились лучшие гномьи мастера. Бриллианты и лунные камни украшали серебро венца — королевы Нарнии Сьюзен Великодушная и Люси Отважная носили такие же, и Джадис почти не удивлялась подарку.

Она купалась во всеобщем обожании, слушала веселые речи, добрые песни; Питер, Сьюзен и Люси, сидевшие рядом, смеялись и шутили, и Эдмунд смотрел на нее — не наблюдал как раньше, не следил за каждым ее словом и жестом, а любовался. Глаза его сияли. И Джадис это нравилось больше всего в сегодняшнем пире.

Потом маленький паж-фавн дунул в серебряный рожок, призывая к тишине. Тогда Эдмунд поднялся, и Джадис, уже догадываясь, что сейчас будет, последовала его примеру. В груди разгоралось томление, внимание сотни обращенных на нее глаз почти не замечалось, словно не было никого, и они с Эдмундом снова только вдвоем.

— Я, король Эдмунд, властелин Нарнии, святой земли Аслана, прошу руки Джадис, королевы Чарна, дабы наш союз был подобен блаженному союзу первых правителей Нарнии пресветлых Франциска Первого и Елены. Джадис, ты согласна стать моей супругой, королевой Нарнии, и разделить со мной судьбу?

— Я согласна стать королевой Нарнии, твоей супругой.

В окружении любящих тебя людей, в огромном, потрясающим своим великолепием зале, среди множества подданных невозможно сказать иное. Только «да».

***

— Я провожаю тебя до спальни... у нас бы сказали, что мы возвращаемся со свидания. — Эдмунд наклонился сорвать тугую белую розочку с одного из кустов, растущих вдоль дорожки, чтобы бережно вплести ее в прическу Джадис. — Знаешь, в нашем классе мальчишкам, провожающих девушек после школы, завидовали.

Встретив недоуменный взгляд Джадис, он улыбнулся:

— Это давно было. Тебе понравился пир?

— Очень. А ведь вы все точно знали, что я вернусь.

— Да, мы надеялись.

— Надеялись?

— Все равно ты бы от меня так просто не избавилась. — Эдмунд остановился у подножья лестницы, ажурные перила которой были заново вырезаны из белоснежного песчаника. Их сложная вязь отбрасывала тень на ступеньки, превращая тех в черно-серебристую паутину, и когда Джадис ступила на лестницу, выражение ее лица стало неразличимым для Эдмунда.

Она молчала, и он добавил:

— Ты самое лучшее, что случалось со мной. Мне кажется, я знаю тебя всю жизнь. Ты очень и очень напоминаешь мне ту жестокую Джадис, нашего врага. Но именно это помогает любить тебя — я знаю, что ты не она.

— Твои речи прекрасны, — голос Джадис был странен. — Но мне они не по нраву.

Он усмехнулся.

— Я давно уже отметил эту твою привычку подстраиваться под тон собеседника. Какая все же ты хитрюга!

— Эдмунд, я говорю серьезно! — оскорбилась Джадис. — И если... Эдмунд, ты совершенно невозможен!

Он положил ей руки на талию, поднимаясь на ступеньку.

— Ну скажи.

— Что я должна сказать?

— Ты знаешь, — его губы почти касались ее. — Хорошая моя.

Она зажмурилась, подаваясь вперед, когда Эдмунд медленно провел указательным пальцем по ее щеке.

— Эдмунд...

— Да?

— Я люблю тебя.

Она не видела его быстрой улыбки, но знала, что она была.



Глава 11. Белая горлица

Джадис расплетала косы, стоя перед круглым зеркалом в серебряной резной раме. Окно позади было открыто, и тонкие белые занавески до пола поднимались и опускались под ночным ветерком. Горела свеча в глиняной плошке.

«А глаза у меня тревожные», — Джадис со вздохом отошла от зеркала и растянулась на кровати, подоткнув под колени сорочку.

Если закрыть глаза, тревоги не будет. И можно представить, что все хорошо. Ведь есть же сказки, которые детям рассказывают... к примеру, сказка о Ледяной Королеве, мечтавшей о любви земного юноши и похитившей его из родного дома во благо своей мечты. И осталась Королева в итоге ни с чем в своем холодном замке, ибо юноши земные при всем желании в ледяном и сонном царстве жить не могут, как и Ледяные Королевы — среди обыкновенных людей, вместе с их простыми радостями. Вот и не нужно мечтать о несбыточном. Нужно довольствоваться тем, что получаешь.

Джадис заложила руки за голову.

Что ее тревожит? Почему она чувствует... почти несчастна? Почему?

Если закрыть глаза, тревога уйдет. Зато ей на место нахлынет пусть кратковременное и неясное, но все же способное уколоть, видение мечты. Джадис, королева мира. Джадис — императрица. Джадис, наделенная неограниченной властью. В ее случае власть будет действительно неограниченной, она это знала.

Потому глаза закрывать не нужно. Чтобы не жалеть.

Джадис вытянула перед собой руки, разглядывая свои белые пальцы.

Эдмунд. У неё есть он.

Джадис улыбнулась и перевернулась на бок, подкладывая под щеку ладонь и засыпая.

Свеча горела. Круглое зеркало в серебряной оправе исправно отражало блеск пламени. Занавески опадали и поднимались. А белая горлица за ними смотрела на Джадис.

***
Джадис проснулась внезапно. Стояла уже глубокая ночь, и свеча сгорела без остатка, оставив после себя лужицу застывшего воска. Ветер утих.
Джадис медленно, стараясь не делать резких движений, вытянула руку и взяла прислоненный к кровати меч. Села. Ей было страшно. Темнота давила, хотя то была не кромешная, а пронизанная лунным светом тьма. Но в ней полнились тени — неясные, живые — и пятна и полосы света играли с воображением, как хотят.

Четко чувствовалось, что в комнате кто-то есть. Джадис сильнее сжала меч. Если подумать — хотели бы убить, убили давно, когда она спала. А может, не успели? Может. Плохо, что свеча сгорела, не будешь ведь новую искать. Хотя недалеко, пару шагов от кровати, в первом ящике стола с помпезной мраморной столешницей... пару шагов как раз сделаешь, тут-то и кинутся... Великий Ашшур! Джадис даже рассмеялась, правда, тут же оборвав смех. Для чего, спрашивается, ей магия?

Она разжала пальцы, вцепившиеся в батистовые простыни, подняла перед собой руку, сосредоточилась. На ладони вспыхнуло белое пламя, холодное, но яркое, быстро охватившее всю кисть. Джадис встала, высоко держа над головой импровизированный светильник, а в другой руке — отведенный для удара меч. Рукоять была мокрой от пота. Но страха Джадис больше не чувствовала.

Она обошла комнату, осветив все углы, зашла в гардеробную и за ширму, где в пол была вмурована ванна. Никого.

Джадис увидела в зеркале свое напряженное лицо и криво улыбнулась отражению. Какие глупости!.. Резко обернулась.

На подоконнике сидела белая горлица.

Здравствуй.

Джадис сжала пальцы в кулак, убирая пламя, и комната вновь погрузилась в темноту. Возможно, есть шансы... вдруг она не подготовилась? Еще до того, как Джадис взмахнула мечом, разрубая появившиеся в воздухе шелковые сети, сознание учтиво посетила мысль: зря надеешься, это ведь Айрис.

Айрис операции всегда за несколько суток готовит, любую мелочь просчитав. Предусмотрительная. И в темноте видит не хуже, чем при свете.
Ну хорошо.

Джадис отпрыгнула к стене, сбивая спиной зеркало; оно рассыпалось под ногами крошевом, мелким, острым, как-то в раз, будто только и ждало момента.

Под пятками захлюпала кровь, но не до того было — горлица, как и ожидалось, обернулась сводной сестрой. В тонкой кольчуге поверх мужской рубашки, она держала меч и небольшой металлический горшочек: в горшочке — точно, горючь-камень. Айрис стоит слово особое сказать — и все в радиусе десяти ярдов будет пылать синим пламенем. Глаза нехорошо блестят. Либо мстить, либо договариваться пришла. И не знаешь, что хуже.

— Я не причиню тебе вреда. Захотела бы — так и сделала, когда ты спала. Мне с тобой побеседовать нужно, — Айрис говорила громко, не таясь. Значит, вокруг комнаты — заглушающие чары. Предусмотрительная.

— Неужели? С чего бы это? — стена приятно холодила взмокшую спину.

Айрис улыбнулась.

— Я слышала, ты выходишь замуж за Эдмунда Нарнийского. Вот спросить пришла: с каких это пор владыки Чарна заполучают трон через брак? Сколько помнится, императоры короны кровью зарабатывали. Преимущественно, чужой.

Джадис ждала. Это вступление, оно ответа не требует.

— Мне крайне интересно, что они с тобой сделали, — продолжала Айрис. — Не знаю, может, это чары... не верится, что Джадис, наследница Элохима, струсила.

Джадис сузила глаза:

— В чем? В том, что я, в отличие от Айсерда, выбрала верную дорогу? Ты видишь итог, Айрис? Я стану королевой Нарнии, ты же — никто, изгой, а Айсерд и Джадар погибли.

— По твоей вине! — прошипела Айрис, вмиг сбросив с лица маску вежливого сарказма. Затем взяла себя в руки. — Я не мстить тебе пришла, хотя следовало. Айсерда все равно не прощу, ты это запомни, но сейчас... Сейчас придется сжать зубы и работать с тем, что есть.

— Благодарю за откровенность, — усмехнулась Джадис.

— Не передергивай. Ты избалованный ребенок, пытающийся играть во взрослые игры. Хотя бы минимум правил постарайся соблюдать.

Джадис зевнула.

— Есть оружие, способное смести с лица земли детей Адама и Евы, — помедлив, сказала Айрис.

Джадис молчала. Ну не восклицать же: «Вот как!», право слово. И так ясно, что как. Ясно, что страшно.

— В замке Колдуньи мне удалось распутать чары, которые скрывали одно заклинание. Оно по силе равно Погибельному слову, но уничтожает только сыновей и дочерей Адама. Странно, правда? Мне, по крайней мере, так казалось, потому что раз Белая колдунья создала такое заклятие и не воспользовалась им в решающей битве, значит, есть подвох. — Айрис опустила затекшие руки, не сводя однако пристального взгляда с Джадис. — Но ничего похожего на ловушку, найти не удалось. Заклинание хранилось за тремя печатями, под защитой... знаешь, это были довольно умелые и мощные охранные заклятия, рассчитанные на то, что печати сможет сломать лишь сама Белая колдунья: некоторые характеристики исключительно на нее были замкнуты... например, первая печать открывалась кровью... нужна была ее кровь, но я попробовала свою, и у меня получилось.

— Зачем ты все это мне рассказываешь? — перебила Джадис.

Айрис прикрыла глаза:

— Потому что в этом мире ты, Джадис, единственная, кто родственен мне. Как понимаешь, речь идет не о единокровном родстве. Но ты пришла вместе со мной в этот мир, ты королева Чарна вместе со мной. Как бы ты не хотела казаться кем-то другим, играть в добрую семью с нарнийскими правителями, истину не изменишь. А она в том, что ты — Джадис. Джадис Жестокая, императрица Чарна и Чарнских островов!

Удар. Джадис метнула в сестру пригоршню белого пламени, уже не холодного, отнюдь. Шар света разбился о невидимый щит, и комната вздрогнула, оплываясь — освобожденная магия начала свое буйство.

— Демонстрация закончена? — крикнула Айрис сквозь беснующийся вокруг ветер.

Джадис швырнула в нее меч. Он сгорел в воздухе, а черный пепел медленно, наплевав на законы гравитации, поднялся к потолку, складываясь в насмешливую ухмылку. Это было даже красиво, Айрис так искренно считала.

— Ты — кровь и плоть Чарна, умирающего мира! Что для тебя эта сказка, пышущая любовью Нарния? Она чужда тебе. Джадис, послушай. — Айрис взмахом руки заставила ветер утихнуть и подошла к Джадис, держась все же на безопасном расстоянии. Джадис, тяжело дыша, сверлила ее взглядом. — Послушай... я ведь нарнийских королей уничтожу. Мне не нужно на это твое согласие. Я сказала тебе об этом лишь потому, чтобы ты знала: я могла не говорить. Понимаешь? Я чувствую наше родство, а ты нет.

— Где были родственные чувства, когда вы штурмовали Кэр-Паравел? — выпалила Джадис, сжимая кулаки. — Когда отказались от переговоров, чтобы вызволить меня из плена?

Айрис молча смотрела на нее. Задумчиво и разочарованно. Словно знала, что под единственным стаканом — монетка, ибо остальные два уже проверены, а подняв его, обнаружила пустое место. Трудно свыкнуться, что и Джадис теперь — пустое место. Полностью слилась с нарнийцами.

— Король Питер требовал нашего ухода в обмен на твое освобождение. О том, что мы не знаем, как нам попасть домой, Айсерд предпочел не говорить. Сама понимаешь.

— Об этом могла проболтаться и я. Айсерд не мог всего предусмотреть, — возразила Джадис.

— Не настолько он был плохого мнения о твоих умственных способностях.

— А при штурме?

— А при штурме мы не знали, что ты в Кэр-Паравеле, — устало сказала Айрис. Усталость была непритворной, Джадис видела, однако чем она вызвалась: раздражением или апатией понять не могла. — По нашим данным, ты вместе с остальными женщинами должна была быть в Крепости Аслана.

Джадис разжала кулаки. Если допустить, что Айрис не врет...

— Никакое заклятие не могло скрыться от глаз Аслана. Да и дети Адама разрушили замок Колдуньи до основания. Еще Люси рассказывала, что звери, бывшие когда-то у ведьмы в плену, вернулись после битвы именно для этой цели — и камня на камне от замка не оставить. Там твоего заклятия нет.

Допускать нельзя. Ни на секунду. Тогда ведь... белое прекрасное лицо Айсерда встало перед глазами.

Айрис замялась, и Джадис, видя ее смущение, почувствовала себя увереннее.

— Я же сказала, что не понимаю, почему так,— наконец ворчливо ответила Айрис. — Не понимаю, почему это заклятие почувствовала сразу, настолько оно... я бы сказала, в него было вложено много эмоций. Не самых негативных. Мне показалось, я его знаю, магия, составлявшая его, почувствовалась странно знакомой, но откуда взялось это знание и чувство, мне не известно. Однако заклятие есть. Я его использую, Джадис. Можешь предупредить своих новых друзей. Своего жениха, сына Адама, предупредить можешь. — В голубых глазах Айрис плескалась ненависть. — Ничего это не изменит. Заклятие уже при мне, я могу хоть сейчас произнести слово. Но повторяю: хочу, чтобы ты знала.

— И упивалась этим знанием, да? — губы Джадис скривила саркастическая улыбка. Айрис сейчас не опасна, и все равно разговаривать с ней — удовольствия минимум. — Или страдала?

— Продумывала варианты, — серьезно ответила Айрис.

Повернулась спиной. Сумасшедшая.

Отошла к окну, давя каблуками зеркальное стекло, дернула занавеску. Обернулась. Джадис молча глядела ей вслед.
Айрис кивнула — почти печально, если бы норов чарнских правителей позволял демонстрировать печаль, сплела перед собой тонкие пальцы в сложной фигуре и превратилась в горлицу.
Улетела.

Джадис осела по стене на пол, бессмысленно рассматривая израненные ноги.
Она снова одна.

***

— Джадис, лучше давай закажем кружева у фей-прядильщиц Великого леса. Их кружева уникальны, они тонкие, без той суетливой роскоши, что у кружевниц Ташбаана.

— Мне нравится ташбаанские кружева.

— Но все королевы Нарнии выходили замуж в платьях, украшенных феями-прядильщицами.

— Прекрасно.

— Да? Значит, мы договорились. Фата у тебя будет до пола, а по низу разошьем ее речным жемчугом. Получится очень мило.

— Сьюзен, Джадис невысокого роста. Фата до пят... это немного странно будет смотреться.

— Все-то ты, Люси, знаешь! Джадис очень пойдет длинная шелковая фата. Дальше я думаю, лучше взять атлас. Или бархат. Как думаешь, Люси, из какой ткани... под кружево платье из атласа, мне кажется, будет гармоничнее.

— А я думаю, что гармоничнее парча.

— Люси, ну какая парча? Это же пошлость. Атлас. Решено. Что скажешь Джадис?

— А мое мнение требуется?

Молчание.

— Джадис...

— Простите, у меня разболелась голова. Я, пожалуй, пойду прилягу.

— Конечно, Джадис.

— Эти свадебные хлопоты кого угодно утомят. Мы с Люси подберем тебе украшения к платью.

— Это так мило с вашей стороны.

***
Если честно, виновата во всем она одна. Позволила считать себя... она их развлекает? Как ни печально — да. Плохо, что сейчас только это поняла.

Джадис прислонилась лбом к стеклу, глядя на далекое и холодное небо. В Чарне оно вечно кровавым отливало — солнце там умирает — а здесь небо синее. И тянет к этой лазури, и тоскуешь по ней. Слишком далеко. Небо Чарна в этом отношении было роднее. Оно не казалось лучше тебя.

— Грустишь?

Айрис вместо приветствия задает пустые вопросы. Джадис перевела на нее взгляд. Как вошла? Похоже, защита совсем никчемной стала, если она беспрепятственно здесь появляется.

— Я сегодня убила двух егерей, — непринужденно сообщила Айрис, встав рядом. — Тех, что на меня охотились.

— Мои поздравления.

— Прунуса загнали. Насмерть. Долго его по лесу вели, чтобы уж наверняка. Прунус еще говорил, что будет служить мне до конца. Только не думаю, что он имел в виду свой конец.

— Зачем ты пришла?

— Не хочешь позвать стражу? — поинтересовалась Айрис.

— А нужно?

Айрис бледно улыбнулась.

— Эдмунд любит меня, — внезапно сказала Джадис, сама удивившись тому, как умоляюще звучит ее голос.

Айрис молчала.

— Ты не понимаешь...

— Я понимаю, Джадис. Можешь не верить, но это так. Я любила и была любима. Правда благодаря тебе всего этого лишилась. Забавно. — Глаза Айрис блестели.

— Зачем ты пришла? — настойчиво повторила Джадис.

— Дети Адама и Евы умрут. Нарния вновь станет чистой. Желаешь править ею? Единолично?

— Ты хочешь сказать...

— Да, я отказываюсь от притязаний на трон.

На щеках Джадис разлился неровный румянец.

— Я не понимаю.

— Нечего тут понимать, — сказала Айрис тихо. Теперь Джадис точно знала, как она в самом деле смертельно устала. — Я нашла дорогу в Чарн.

Джадис вздрогнула.

— А ты оставайся, правь Нарнией и живи сто лет. Мне будет довольно и того, чтобы мы с тобой больше никогда не встретимся.

И Айрис отвернулась от равнодушной лазури неба.


Глава 12. Бегство

Вечера потекли незаметно, а дни наполнялись радостной суетой — особой, ведь вместе с восстановлением замка случились хлопоты, куда более приятные. Кэр-Паравел готовился к свадьбе короля Эдмунда и королевы Джадис.

Каждый вечер Эдмунд, Питер, Сьюзен, Люси и Джадис собирались в том самом маленьком саду, где Джадис подружилась с юными королевами, где зародилось чувство между ней и Эдмундом. Чувство странное? Несомненно.

Так все больше убеждала себя Джадис, рассеянно слушая разговоры Сьюзен и Люси и отвечая им невпопад или наблюдая за игрой Питера и Эдмунда в шахматы.

Однажды она вдруг, прервав Люси на полуслове, предложила оживить золотые шахматные фигурки. Ей ответом стала настороженная тишина. Потом Эдмунд сказал, что даровать жизнь — это только Аслан может, грешно думать о таком. А Люси ловко обернула все в шутку. Но Джадис долго еще чувствовала на себе задумчивые взоры Питера и Сьюзен.

Эдмунд после обронил как-то, что нельзя быть такой самонадеянной. На что Джадис ответила, что не позволит учить себя. Эдмунд промолчал.

Сегодня Сьюзен играла на пианино, а Люси пела. Остальные слушали, или пытались слушать, так как мистер Бобр и мистер Тумнус громко обсуждали достоинства привезенных последним статуй. Питер то и дело встревал в их дебаты со своими замечаниями, а Эдмунд и Джадис играли в шахматы. Точнее, Эдмунд учил Джадис. Она ему не мешала. Пусть, раз Эдмунду нравится ее совершенствовать.

Джадис была необычайно тиха. Даже обыкновенно вежливой улыбки на устах не было.

«Это не я здесь. Это не я. Просто смотрю на всех издалека, принимаю участие в сцене. Не живу».

Джадис переводила взгляд с лиц на лица, видела их живость, радость, довольство собой и всем миром и удивлялась им, словно видела впервые.

«Это не я».

Ей казалось, что тень оставила отметины на их лицах, в их глазах, и они стали не настоящими, пустыми. Сделанными из мертвого гипса. На них маски смерти: она ведь знала о Проклятии Колдуньи и что Айрис им скоро воспользуется. Лучше бы не знать. Не чувствовала бы себя настолько далекой.
Дети Адама и Евы. Люди.

«Возможно, сама того не подозревая, Айрис нашла лучший способ отдалить меня от них. Я ведь не человек».

В тот же вечер Джадис сказала сестре «да». Не прямо, она не могла этого сделать. Просто когда Айрис, теперь уже каждый день появлявшаяся у Джадис, вновь заговорила о Проклятие Колдуньи и разделе тронов Нарнии и Чарна, Джадис промолчала. Не стала возражать даже тогда, когда Айрис, воодушевившись, стала в подробностях рассказывать свой план. А это равносильно согласию.

Эдмунд чувствовал, что с Джадис творится что-то неладное.

— Ты, верно, утомилась в свадебных хлопотах, — заметил он, когда они гуляли на опушке Великого леса, где мистер Тумнус разбил яблочный сад. Нежные молодые деревья, усыпанные золотистыми яблочками, напоминали Джадис забытый лес Чарна, чудесное дерево и его золотые плоды.

— Почему ты так думаешь? — Джадис сорвала яблоко.

— Мне кажется, в последнее время тебя снедает печаль, — осторожно продолжал Эдмунд. — Словно ты не рада предстоящему торжеству.

— Это не так.

— Знаешь, Аслан вернулся, — Эдмунд был совершенно счастлив, потому не замечал за спокойной улыбкой Джадис страстей, бушующих в ее сердце. — Я получил известие, что он уже в Калеборне. Ему осталось только пересечь пустыню.

— Он будет на нашей свадьбе?

— Думаю, как раз поспеет.

Джадис вонзила ногти в мякоть яблока, вспарывая нежную кожицу, потом, попытавшись скрыть свою несдержанность, спрятала руки за спину и широко улыбнулась.

— Я очень-очень рада, что увижу Великого Аслана.

Эдмунд удивленно взглянул на нее.

— Чему мне быть недовольной? — ласковым тоном продолжила Джадис. — Я выхожу замуж, об этом мечтает каждая девушка, стану королевой — об этом мечтает каждая честолюбивая девушка. Увижу Аслана. Буду всю жизнь жить в Кэр-Паравеле в окружении твоих сестер, склоняться перед верховным королем Питером и растить наших детишек.

— Джадис, объясни! — не выдержал наконец Эдмунд.

— Это приказ?

Он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

— Что с тобой случилось? Мне казалось...

— Поверь, это захватывающе интересно, — перебила Джадис, чувствуя, что еще чуть-чуть, и она нервно расхохочется. — Но зачем говорить? Каждый сам по себе. Нельзя заставить яблоню плодоносить грушами. Не измениться ничего — я все равно останусь собой, а ты — прежним.

— На самом деле, можно.

— О чем ты?

— Можно заставить яблоню приносить груши, — пояснил Эдмунд. — Там, откуда я родом, это называлось прививкой. У профессора Керка в парке на терне рос миндаль, представляешь?

Он улыбнулся, а Джадис нахмурилась.

— Это противоестественно, — заявила она.

— Возможно. Но результат на лицо. Можно стать кем угодно, главное — желание, — Эдмунд задумался. — А еще фантазия. Не всякий ведь додумается груши с яблонь получать.

Он тронул пальцем нос Джадис.

И она поцеловала его, неистово и нежно одновременно, не замечая своих горячих слез. Обескураженный Эдмунд, не зная то ли смеяться ему, то ли огорчаться, крепко обнял ее и попытался что-то спросить, но Джадис, прижав теплую ладонь к его губам, не дала сделать этого.

А потом оттолкнула, и прежде чем Эдмунд успел остановить ее, убежала.

***

Было так тихо, словно мир вымер. Нельзя чтобы ночи упивались тишиной, как сейчас. Одиночество тогда просто душит.

Джадис сидела на своей кровати, так и не раздевшись ко сну. Свечи в серебряных подсвечниках, во множестве зажженные — Джадис точно пыталась компенсировать тишину светом — освещали подвенечное платье, аккуратно разложенное на стуле. Ярды тюля и атласа, золотое шитье и жемчуга. На вкус Джадис слишком кичливо, но так как ее мнением в этом вопросе с самого начала не озабочивались, сейчас она разглядывала его с равнодушием.

Завтра состоится венчание. Завтра же, как уже точно было известно, в Кэр-Паравел прибудет Аслан.

Джадис провела ладонью по шелку покрывала и поднялась. Она не печалилась и не злилась, и до сих пор не знала, что ей делать. Но сейчас тревоги уже не было. Все ее чувства заснули, притихли как перед грозой. Лучше бы навсегда умерли.

В последний раз оглядев комнату, она произнесла заклинание, которым с ней поделилась Айрис и превратилась в горлицу.

Тишина, обрушившаяся на Кэр-Паравел после того, как горлица улетела, стала по-настоящему жуткой.

***

Любые, даже самые обыкновенные чары особливо таинственны, если они свершаются ночью. К примеру, заклинание огня. Куда уж обычнее, всего-то пара пассов, но зато эффект потрясающий. Или чары невесомости. В лунном свете парить — что красивее быть может? А ведь данным заклинанием, любой, у кого есть хоть капля королевской крови, владеет.

Что уж говорить о сложных заклятиях. Или об уникальных. К примеру, о Проклятии Колдуньи.

Луна выцветала, вкрадчиво гася все краски дня и рассыпая серебро на саван ночи; царила на небосклоне над самым замком Белой Колдуньи, чьи руины под этим обволакивающим светом казались костяком сказочного зверя. Ночь спала, и луна пела ей свою колыбельную.

В полуразрушенной башне верные слуги Айрис расчистили от камней и мусора единственную уцелевшую площадку, налили в обсидиановые светильники масла и зажгли яркие огни.

Джадис и Айрис стояли перед широким, осыпающимся окном, выходящим на восток, где у берегов моря раскинулся великолепный Кэр-Паравел.

Кэр-Паравел Четырехтронный. Белокаменный замок, в котором и разрушилось все... будет, о чем помнить всю жизнь.

— Давай же, — настойчиво повторила Айрис, бросая на Джадис обеспокоенные взгляды.

Сестренка волнуется, торопит, мельтешит перед глазами... Джадис вспомнилось, что она точно так же вела себя, принеся однажды Джадис подарок — красивый свиток на гербовой бумаге, исписанный витиеватым почерком Лорда-Канцлера. Нужно было поставить подпись. А с королевы Джадис, в виду малолетства (ей было семь), требовалась лишь закорючка, удостоверяющая твердость ее намерений отказаться от трона. Как же Айрис тогда суетилась, угощая то пахтовым мороженным, то рахат–лукумом — самым лучшим и вкусным, что удалось достать, лишь бы Джадис поставила заветную подпись.

Потом отец велел выпороть старшую сестру, а Лорда-Канцлера казнил. Казнь была роскошной, при огромном стечении народа, которому, понятно дело, объяснили, что Лорда-Канцлера уличили в государственной измене: в продаже побережья островам, кажется.

Неужели Айрис не понимает, что так она напротив только побуждает Джадис отказаться от дела? Не понимает, Айрис всегда была глупой.

Впрочем... наверное, она права. Нужно спешить. Чем быстрее ампутируешь сгнившую ногу... с таким не медлят.

Но Джадис растягивает удовольствие. Свои сомнения она приберегла как раз для этого случая.

Уничтожить детей Адама и Евы... Только слово произнести. Даже страшно от мысли насколько все просто. Совершить поступок, на который уйдут доли минуты, а повлияет он на основы основ.

Готова ли она к этому? Глупый вопрос, конечно, готова. Джадис не боялась никого и ничего.

Но... милые, хорошие Светлые короли Нарнии. Дети Адама. Смешная Люси, прекрасная Сьюзен. Питер Великолепный — в его случае официальный титул соответствует действительности. Он станет настоящим королем, решительным, без сомнения направляющим Нарнию в нужное русло. У него все задатки.
А Эдмунд... Эдмунд.

— Джадис, пожалуйста, поторопись. — Айрис потянула ее за рукав. Поднялся ветер и принес с собой мрак, и обе сестры в легких белых платьях, казалось, светились в этом печальном сумраке, но свет их не внушал добрых чувств. Скорее, еще более чернил мир, заставляя замирать в предчувствие чего-то необратимого. Да, сестры внушали ужас. — Я хочу домой. А тебя ждет Нарния.

— Наверное, нужно спросить тебя, как ты собираешься попасть в Чарн, — равнодушно сказала Джадис.

Айрис прикусила губу, словно размышляя над ответом. Потом достала из кармана засохший золотой плод.

Джадис подняла брови:

— Что-то мне это напоминает. Но откуда?..

— Айсерд, как вышло, сохранил плод, который перенес нас в Нарнию.

— Очень мило с его стороны. Еще более мило, что он не сказал нам.

Айрис передернула плечами и раздраженно спросила:

— Ты так считаешь? А по мне... по мне, — она вдруг замолчала.

— Поняла, да, что он предал всех нас? — флегматично заметила Джадис и отвернулась.

Айсерд всегда знал все на много ходов вперед. Сам придумывал игру, сочинял правила, привлекал игроков... ему доставляло громадное удовольствие дергать за веревочки. Или, скажем, передвигать фигуры на шахматной доске. Можно поспорить на что угодно, у него были запасные планы, и не один. Все тщательно разработанные, продуманные до мелочей. Только Джадис ему просчитать не удалось. Джадис тоже, впрочем, себя просчитывать не умела. Как оказалось.
Вспомнить бы, что случилось с их собственными плодами...

— Джадис, я начинаю, — твердо сказала Айрис.

Джадис обернулась, медленно, нехотя.

— Ты плачешь. — Во взгляде Айрис застыло осуждение пополам с брезгливостью.

Да? Джадис дотронулась пальцами до щеки. И правда. Только этого не хватало. Значит, пора.

— Начинай.

Айрис несколько секунд смотрела на нее, потом кивнула.

Плавно лилось кружево заклинаний, незнакомых, наполненных мощью и страстью... казалось, в них вплетается само время, бесконечный груз лет и веков. Время скрепляло чары, даруя им незыблемую вечность, спокойную, равнодушную: чары никогда не уйдут.

Джадис должна была произнести Слово. Эту честь она выбрала себе сама. Или — это бремя она возложила на себя сама.

Так будет честно, если это выражение применимо к ее сложным, запутанным понятиям о честности. Если кто и предаст нарнийских королей, то это будет Джадис. Они верили ей, она верила им, и, значит, смерть принесет им именно она, а не Айрис. Айрис это сделать легче, и хотя бы поэтому Джадис не позволит. Свою чашу нужно испить до дна.

— Давай же, Джадис!

Нет ничего проще: поверить, что сможешь уничтожить любовь.

— Джадис!

А потом и мира не жалко.

Айрис больно схватила ее за руку. Лицо ее исказилось в бешенстве, и Джадис невольно отшатнулась.

— Если ты сейчас же не скажешь Слово...

— А почему ты сама этого не сделаешь? — вдруг вскричала Джадис, отталкивая ее.

— Дура! Я не могу его произнести, поняла? Только ты сможешь, Джадис Жестокая! Ты ведь и есть Белая Колдунья, идиотка!

Наверное, самое простое: поверить, что это сон. Безумный, страшный. Тогда можно будет думать, что ничего нет.

— Ты не веришь? — Айрис расхохоталась, и марево разъяренной магии, бушевавшей на площадке, и ветер — уже колдовской, смертоносный ветер, и тяжелый мрак были его отражением. — Я как догадалась, чуть с ума не сошла. У меня было достаточно времени собрать все сведения о Белой Колдунье, королеве Нарнии. Джадис! Это же ты. Я не понимаю, как такое случилось, но и не хочу понимать, потому что это безумно. Такое невозможно, мне тошно от одной мысли, что ты... Все время ты!

— Ты и сошла с ума, — прошептала Джадис, пятясь от сестры.

— Заклятие, убивающее детей Адама — твое заклятие, — Айрис шла к ней, с неумолимостью приближающейся грозы. — Слово подчинится только тебе. Давай же, Джадис, ведь это твоя судьба! Нарния должна быть твоей.

Джадис остановилась.

Королева Нарнии. Королева мира. Джадис Жестокая, Белая Колдунья.
Так просто, что боли почти нет.

— Я не буду делать этого, — спокойно сказала она.

Айрис закричала в гневе, выбрасывая вперед руки, чтобы обрушить все призванную смертельную магию на Джадис, но...

— Именем Аслана!

В проеме, ведущим на лестницу, появился сказочный зверь: огромный лев с сияющей золотом шкурой. Айрис вскрикнула и уронила руки, Джадис же застыла.

Она смотрела на Аслана, в его глубокие глаза, не в силах отвести взгляд и точно зная, что сейчас он читает все ее мысли, и что они кощунственны для него. Аслан, Великий лев... с ним невозможно находиться рядом, на него невозможно смотреть, слушать его. Великий лев Нарнии страшит так, как ничто никогда не страшило раньше, и — она знала — не будет в дальнейшем.

А за Асланом на площадку башни вошли короли и королевы Нарнии, Питер Великолепный, Эдмунд Справедливый, Сьюзен Великодушная и Люси Отважная. Их лица были суровы.

«Да они судить меня пришли!» — подумала Джадис, и эта мысль настолько ее рассмешила, что она выпрямилась перед Асланом, вскинув подбородок. Теперь она смотрела в его глаза без страха. Аслан, могучий Аслан... и Джадис, королева Нарнии. Почти королева, осталось немного, и никакой лев, никакая магия ей не помешает, а дети Адама и Евы...

— Джадис, — услышала тихое.

Этого никогда больше нельзя допускать, и она сейчас не допустит... нельзя, чтобы Эдмунд...

Но он обошел сестер, прошел мимо Аслана и двинулся к ней.

И тогда Джадис бросилась к Айрис. Та билась в истерике, однако Джадис удалось разжать ей зубы и заставить проглотить кусочек золотого плода, который вырвала у нее из рук.

Затем обернулась.

Аслан грациозно, медленно, лениво даже, приближался к поверженным королевам Чарна. Наверняка, наслаждаясь своим триумфом. Великий лев... его свет слепил.

Живи вечно, Эдмунд. Я буду ждать.

Джадис рывком сунула себе в рот остаток плода.

Через секунду на площадке полуразрушенной башни замка Белой Колдуньи остались только нарнийские владыки и покровитель благословенного края Великий лев Аслан.



ЭПИЛОГ


Во всех острых башнях, шпилях замка, в его запертых комнатах и душных подвалах властвовала тишина — не звонкая и спокойная, что бывает в лесу, но затаенная, вязкая, точно поджидающий добычу хищный зверь.

Замок был чужд свету и мраку: в нем, проникая во все закоулки и щели, растекался сумрак, отдающий какой-то болезненной синевой.

И в замке Белой Колдуньи вечно царил холод.

Холод не губит, но замедляет течение жизненных соков, погружает в сон без сновидений, когда все застывает, а веселье и радость уходят. Во сне забывается жизнь.

Холод был везде, где проходила Джадис, королева Нарнии, и некогда цветущая Нарния очень скоро стала спящей страной, страной грез, местом, где царила стылая зима.

Деревья спали, а дриады, их хранительницы, распустили свои косы и, накрываясь волосами как одеялом, потчевали у корней. Птицы улетели, а те, кто остался, зябко жались к обледеневшим ветвям и не пели своих песен яркому, но холодному зимнему солнцу. Одни звери прятались по норкам, а другие осторожно крались по лесу, подслушивая и подсматривая. То были шпионы Джадис.

Фавны, кентавры, гномы и минотавры — ее подданные молчали, скромно занимаясь своими делами; королева Нарнии их не трогала, ибо ей они не были интересны. Но когда требовалось их служение, она ждала повиновения. По-другому и быть не могло.

Джадис, Белая Колдунья, жила в своем замке одна. Конечно, ей прислуживали и гномы, и волки; мары шили ей платья, а гигантская паучиха Альма плела для нее ткани, но королеве Нарнии слуги почти не попадались на глаза: она распорядилась, чтобы ее покой под угрозой смерти не нарушался никем, не будь на то особого распоряжения.

Пусто и мертво было вокруг Белой Колдуньи. Ее окружал лед, сверкающий как звезды и прозрачный как горные ручьи, гладкий настолько, что отражал мир, не хуже любого зеркала. Сон крепче смерти сеяла она, а каждый ее шаг отдавал холодом.

Никто не попадает в Нарнию случайно.

И, наверное, самое простое: поверить, что это был сон. Безумный, страшный. Тогда можно будет думать, что ничего не было.