Глава 1Название: Вначале был сыр
Автор: Almond
Бета: **Nimfadora**
Тип: джен
Герои: брат Совок, брат Прищепка, брат Огарок
Рейтинг: G
Жанр: юмор
Размер: миди
Саммари: Братья Великой Ложи Духовного Озарения и Избавления от Греха Крохоборства затевают коварный замысел.
Примечание: Написано Baffi в подарок на Новый год.
Размещение: с моего разрешения (Almond.86@yandex.ru)
Глава 1
— Проблема сыра, — напомнил Крошкун.
Собрание только началось, и все, как обычно, были приятно взволнованны новым заседанием. Три раза в день, что у мышей равнялось по человеческим меркам трем разам в неделю, Верховный Магистр Крошкун собирал свою ложу в заброшенной дыре под третьей ступенькой крыльца. Здесь было таинственно темно, сухо и удобно: старый Сковорода регулярно подметал пол и предоставлял арендаторам свой чайник.
Сейчас, испив чай с наперстков, братья Великой Ложи Духовного Озарения и Избавления от Греха Крохоборства с новыми силами внимали учению.
— Главное для нас — это сыр, — продолжал Великий Магистр. — Сыр по питательности не уступает салу, однако, мы не считаем сало престижным.
— Ага, верно, — откликнулся брат Сухарь. — Никто не говорит «Умру за сало!» Это просто неприлично.
— Мой кум всегда хвастается... Знаете, любит этак помажорить с куском сыра в лапках на сельской ярмарке, — вставил брат Прищепка.
— Твой кум вроде как помер? — уточнил брат Огарок.
— Вот я и говорю: мажорит, значит, мажорит, а ведь другие-то не просто так на него смотрят... И сыр отняли, и его... того-этого...
— Так намазал бы он его клеем или гуталином... У меня папаша всегда говорил...
— Братья, братья, — нетерпеливо перебил брата Сухаря Верховный Магистр. — Я имел в виду... разумеется, это все душещипательно и захватывающе, но я имел в виду другое. Проблема сыра. Он один, а нас много. Колония из ста пятидесяти мышей, не считая родственников Коврижки, которые всегда к нему на Рождество прибегают. Нас много. Но братья... — Верховный Магистр сделал эффектную паузу. — Братья, мы же с вами представляем власть.
На его морде засияла широкая, многозначительная ухмылка, которая зеркально отражалась на мордах братьев. Осознание своего превосходства... хоть в чем-то... доставляло щекочущее удовольствие... Ну, вот примерно как погрызть кусок сахара за спиной толстяка-кондитера в чайной на Деверелл-Стрит. Сахар в таком случае втройне слаще, господа, поверьте нашему слову.
— Мы вправе решить, — продолжил Верховный Магистр, — как, когда и главное — кто будет делить наш сыр в день Рождества, когда Она вынесет его на праздничный стол.
— Получается, ты уже сказал — когда, — заметил брат Огарок.
— Получается, что да. Сыр хранится в холодильнике, а с нами нет брата Жгута...
При этих словах у всех братьев поникли уши, а в животе кульбитом перевернулся съеденный ленч. Брат Жгут был лучшим в деле взламывания холодильников — этих огромных складов всякой снеди, островов и райских уголков вкуснятины, мест, где все мыши мечтают покоиться после кончины. Брат Жгут был настоящим профи. Один он разбирался в непонятных проводках, один он мог безошибочно выбрать из них тот, перегрызание которого приводило к разгерметизации морозильной камеры. Люди спешили чинить холодильник, а мыши пользовались его открытой дверцей. Брат Жгут был лучшим... Достаточно вспомнить его легендарный прием — перелет на сосисочной нити из поддона на пол с замороженной вишней в пасти и веточкой петрушки в хвосте...
Славный он был, Жгут. Грры может гордиться своей победой.
— Жгута с нами нет, — мягко прервал тишину Верховный Магистр, — и, значит, единственно, когда мы сможем выкрасть сыр, так это в момент, как Она выставит его на стол.
— Вот раньше были столы... — мечтательно начал брат Огарок. — Не чета нынешним. Скатерть до пола... ткань грубая, накрахмаленная и белая, по такой одно удовольствие взбираться.
— А бахрома! — воскликнул брат Прищепка. — Вы помните, всегда была бахрома?
— Раз — и ты уже наверху, — поддакнул брат Сухарь.
— А уж качаться на ней...
— Да-да, вот было времечко...
— А сейчас... какой-то новомодный гладкий материал, и не зацепиться. А если и зацепишься, потом не отцепишься, — проворчал брат Мочал, толстый и солидный мыш, всегда усаживающийся на самом удобном месте, под вентиляционной трубой.
— Искусственный шелк... шерсть потом никуда не годится, — покачал головой брат Огарок.
— Или вообще клеенка...
— Ой, не говори!..
— Ребристые узоры так и впиваются в брюхо, а хвост вообще...
— Братья, братья! — властно начал Верховный Магистр. — Давайте вернемся к сыру. Обсудим план действий. Со временем уже определились, осталось решить, кто из нас тот Избранный, который отправится туда... совершит сей подвиг.
Всеобщий вздох.
— Так надо кого-то избирать? — в ужасе воскликнул брат Прищепка.
— Ты нам ничего не говорил... Это же такая ответственность! — недовольно покачал головой брат Мочал.
— Выбрать его...
— Снарядить...
— Матушку его поддержать...
— Поминки после устроить...
— Так-так, братья! — возвел руки Верховный Магистр. — К чему столько пессимизма? Избранный мыш — это национальная гордость, если хотите, и мы все должны понимать, как это почетно — лично выбирать его.
— Ага, как же!
— Вот брата Тяпку помните? В последний раз он отправился на очень опасное задание и...
— Уф, началось! Сейчас будешь трындеть о великом походе брата Тяпки...
— Нет, так никуда не годится. У меня крутит живот, и хвост зудит — это верный признак...
— Несварения желудка?
— Нет. Моя мама всегда говорила: «Огарок, сынок, если зудит хвост, значит, тебя пытаются на что-то подписать. Немедля бери лапки в лапки и бегом оттуда, нечего тебе чужие заботы на себя взваливать».
— Круто! И это все означает зуд в хвосте?
— Ну так...
— Все, заткнитесь все! — рявкнул Великий Магистр. — Сыр. Просто думайте о сыре.
И все начали думать. Все-таки сыр был такой штукой, о которой хотелось размышлять постоянно и без всякого приказа. Но сейчас... в глазах каждого мыша можно было увидеть отражение свежего, сочного, покрытого капельками жира дырчатого сыра. Сыр — это единственное, за что стоит умереть. Да.
— А теперь, — деликатно прокашлявшись, продолжил Верховный Магистр, дождавшись максимальной концентрации сырных кругляшей в глазах братьев. — Предложим кандидатуры.
— Да, — общий шумный выдох.
— Их должно быть, по меньшей мере, трое.
— Да, — благоговейный шепот.
— Самых сильных, умных и исполнительных мышей!
— О!
— Брат Огарок, брат Совок и брат Прищепка.
— Да... что?!
— Что-то не так, брат Огарок?
— Почему я?!
— А почему не ты? — спокойно сказал Верховный Магистр.
— Иди сам!
— Я бы пошел. Правда, братья, мне за вас стыдно, — укоризненно шевеля гигантскими усами, Верховный Магистр говорил тихо, кротко и проникновенно, и это действовало на братьев ошеломляюще, заставляя их корчиться от стыда, чего Верховный Магистр и добивался. Он знал, что таким тоном обычно ведет свои беседы госпожа Совесть. — Я бы пошел и почел это за великую честь. Но понимаете, я — Великий Магистр, я не могу жертвовать собой! Это будет неслыханно безответственно, чтобы я рискнул своей жизнью, потому что мне нужно думать о вас, братья, и о нашей ложе. Нет, такое безрассудство недопустимо, как бы я ни хотел быть безрассудным. Я должен заботиться о вас. Вот ты, брат Прищепка, скажи, разве ты не чувствуешь гордости за меня?
Брат Прищепка растроганно хлюпнул носом.
— Чувствую, Верховный Магистр.
— А ты, брат Огарок?
— Я... это...
— А ты, брат Мочал?
— О да.
— Я... это... подождите, я хотел...
— Вот видите, какого единства достигла наша мысль? — умилился Верховный магистр, повысив голос. — Решено, на задание отправляются брат Совок, брат Прищепка и
брат Огарок. Обсудим детали.
Троих названных братьев вытолкали вперед, они выстроились в рядочек, брат Огарок — на полшага назад, демонстрируя независимость характера, пусть она, независимость, являлась в его случае вещью абсолютно абстрактной.
Верховный Магистр с гордостью обозрел Избранных. Какие они все молодцы! Подтянутые, носы кверху, хвосты трубой, лапки по швам. Взгляд у всех прямой и целеустремленный, преисполненный решимости идти вперед, а у брата Огарка — решимости смотаться. Верховный Магистр вздохнул. Нет в мире совершенства, и если что, брат Огарок погибнет смертью храбрых.
— Братья мои, — торжественно начал Верховный магистр, — настал великий час. Больше собраний не будет, по крайней мере, до тех пор, пока сыр не окажется в наших лапах. Итого: через три дня Она устраивает пир. Сыр вынесет перед десертом. Знаете, люди предпочитают портить его вкус всякими сластями. Братья... Избранные мои! — вскричал Верховный Магистр. — Запомните, сыр нужно взять до того, как Она совершит кощунство: нарежет его кубиками, чтобы запивать... боже, вы только вообразите,
запивать наш сыр вином! Мы не должны этого допустить. Будет большой перерыв между тем, как она выставит сыр и приведет гостей обратно. Вы ведь знаете, что Она всегда таскает гостей в свою зимнюю оранжерею. Не знаю, что им там делать, все равно ничего там они не едят, я проверял. За этот промежуток вы, наши Избранные, должны успеть.
— У меня вопрос, — поднял лапку брат Прищепка. — Если я не ошибаюсь, речь идет о
нашем сыре?
— А о чем еще может идти речь? — раздраженно осведомился Верховный Магистр.
— О таком здоровом кругляше... здоровенном просто? — допытывался брат Прищепка.
— Ну и?
— Ага! — брат Прищепка оглядел братьев веселым взглядом.
— Давай, говори, не строй из себя Избранного, — посоветовал ему брат Мочал.
— А что говорить? Как мы должны его красть?
— Лапами.
— Придурок...
— Можешь Грры попросить.
— Вы что, идиоты, не понимаете? Мы — мыши, нас трое, а сыр здоровый.
— И что?
— О-о! — застонал брат Прищепка от недогадливости братьев. — Мы. Мыши, — с расстановкой начал он. — Сыр. Большой. Лапы маленькие. Мы не сможем ни поднять его, ни притащить. Теперь дошло? — он с сарказмом кивнул брату Мочалу.
— Это проблема, — согласился тот.
— Вы кто, Избранные или рядовые мыши?! — взорвался Верховный Магистр. — Для чего вам ваш ум, смекалка, хитрость, Избранность, наконец? Придумаете что-нибудь, у вас еще три дня впереди, за это время можно уйму дел переделать... Да за это время можно жениться, развестись, снова жениться, а вы! Братья, где же ваше чувство собственного достоинства? — грозно воззвал к братьям Верховный Магистр.
Тишина.
— Это что-то вроде фигурок для теста? — робко поинтересовался брат Совок.
— Что?.. — неуверенно переспросил Верховный Магистр, думая, что, верно, он ослышался, или брат Совок сошел с ума от переживаний.
— Просто, понимаешь, — торопливо начал брат Совок, — моя жена... Сушка, ну вы все ее знаете... Так вот моя жена Сушка говорит мне, когда я прихожу под утро... Понимаете, брат Сковорода делает такой чудесный ликер... Он мой свояк, между прочим... Так вот под утро я приношу ей фигурки из теста, забегаю после брата Сковороды в булочную на углу, там муки навалом... Знаете, у меня всегда была тяга к творчеству. И вот принесу, значит, ей фигурку из теста, ну как подарок, понимаете? А она мне говорит: «Твое отстоинство мне на фиг не нужно» и швыряет в меня пивными крышками.
Он замолчал, погрузившись в воспоминания.
— А, братья, — брат Совок оглядел вытянутые морды мышей. — Так мы сможем украсть сыр с помощью фигурок для теста — этого самого отстоинства? — он осекся, встретив взгляд с Верховным Магистром, в котором было неистовое желание утопить брата Совка в миске Грры. — Или как? — пискнул он напоследок и заткнулся.
— Еще придурки есть? — через несколько секунд потрясенной тишины мрачно вопросил Верховный Магистр.
Все дружно покачали головами. Брат Совок, чувствуя себя крайне смущенно, грыз свой хвост.
— Значит, договорились, — подытожил Верховный Магистр. — Всем заниматься своими делами и ждать великого дня нашей победы, а вам, — он ткнул перст с острым когтем в сторону Избранных, — пойти и придумать, как взять наш сыр. В день Ч он должен быть у нас, как вы это сделаете — ваши проблемы. Собрание объявляется закрытым. Все свободны.
Глава 2— Ну что?
— Вроде спит.
Брат Огарок, брат Прищепка и брат Совок, пройдя за три дня курс усиленной физической подготовки и обсудив план действий, попрощались с родными и отправились в свой поход.
Выкинув по пути венки и букеты из четного числа цветов, они бежали к месту вожделения мышей, туда, где происходят великие битвы, разгораются страсти... туда, где всё или ничего — либо ты уходишь с победой и с лакомым кусочком в лапах, либо навсегда остаешься на поле брани, мирно перевариваясь в желудке Грры.
Кухня обладала невероятным магнетизмом; мышей тянуло к ней, и они шли, несмотря на смертельную опасность. Умопомрачительный драйв и приз в виде вкуснятины казались достойным оправданием смерти авантюристов.
А тем более, если речь идет о сыре. Все внутренние преграды сметались в одночасье, страхи забывались, словно по мановению волшебной палочки, а мыслительные процессы вырубались, как дальнобойщик после двенадцати пинт увеселительного. Лишь где-то в районе мозжечка мигал огромный восклицательный знак, чтобы мышь ни на секунду не забывал о своем предназначении — идти к сыру.
Все остальное было неважно.
Трое Избранных успешно прокрались в кухню, и брат Совок аккуратно повис, удерживаясь хвостом, на ручке духовки.
Так вышло, что щелей и норок в столь притягательном для мышей месте было до обидного мало. Она в этом смысле была строга: Ей не нравилось, что порой продукты или пропадают, или метятся отчетками крохотных зубов, и Она предприняла на этот счет решительные меры. Потому братьям пришлось воспользоваться духовым шкафом.
Брат Совок наблюдал за Грры.
Этот ирод предпочитал дрыхнуть на кухне, где тепло и сухо, и можно иногда выпросить у Нее что-нибудь съестное: здоровый, короткошерстный котяра, с донельзя наглой мордой, развалившись, лежал на хозяйском стуле, наполовину свесив лобастую голову к полу.
Он любил дом, кухню, этот стул. Он любил кушать и спать, любил, когда хозяйка не лезет к нему попусту, лучше вовсе не обращает внимания. Его устраивало, что она кормила его, никаких «утю-тю» он не признавал. Другое дело, что ничего поделать с этим он не мог, разве что смерить тискавшую его хозяйку многозначительным взглядом: «Какие все люди, а ты в особенности, отстающие по всем фазам, куда вам до котов, ну почему я должен это терпеть, благослови господь мою ангельскую душу, немедленно дай мне молока!»
Кота звали Томас, в честь героя из «Том и Джерри», как понял кот, однажды подслушав разговор хозяйки с подругой. Но ему было все равно, как называла его хозяйка (Томас, Том, Маси, Масик, Томасик, бесконечные «сик, сик, сик»), у него имелось свое нормальное кошачье имя, люди же вольны были придумывать, что им угодно.
Грры спал. Сыр пока что был в холодильнике, гости веселились в гостиной, через несколько, продляющихся вечность, минут Она придет за ним и отнесет к столу. Но за это время нужно успеть избавиться от Грры.
План был прост и изящен. Брат Прищепка, как самый маленький и юркий, должен был отвлечь Грры на себя, выманить его к двери на улицу, а уж там... Там Грры ждало большое счастье.
Приманивание этого счастья взял на себя брат Огарок.
...Брат Совок счел нужным начинать.
— Первый пошел, — пропищал он и махнул лапкой.
Брат Прищепка бухнулся на колени.
— Ты что?! — заорал брат Огарок. — Давай, беги, ну же!
— ...и я всегда был хорошим мышем, ты же знаешь, потому не оставь меня в час испытаний...
— У-у, как ты меня бесишь!
— ...острый глаз, недрогнувшая рука и скорые ноги — да пребудет все оно со мной...
— Ну все, ты меня достал!
— ...проползу на коленях от крыльца до калитки, аминь.
Брат Прищепка вскочил, уворачиваясь от цепких лап брата Огарка, и пулей промчался мимо застывшего в изумлении брата Совка, спеша к Грры.
Брат Огарок и брат Совок в ужасе переглянулись и осторожно вылезли из духовки.
Брат Прищепка взял хороший разгон; напоминая маленькую серую молнию, он пронесся через всю кухню и затормозил только возле стула Грры.
Кот видел девятый сон; наполовину свесившись со стула, он повернул морду к потолку и блаженно жмурился, а его роскошный толстый хвост расслабленно свисал к полу. Хвост и был мишенью брата Прищепки. Поплевав на ладони, он подпрыгнул, вцепился в шерсть, немного покачался на хвосте, затем, широко распахнув зубастую пасть, что есть силы впился в выбранное местечко, чуть не перекусив хвостище пополам.
Грры взлетел в воздух с басовитым ором, брат Прищепка последовал за ним.
— Пора, — констатировал брат Совок и махнул лапкой. — Второй пошел.
Брат Огарок не спеша двинулся к двери. В принципе, он вполне тут независимый, отправился в это мероприятие исключительно на добровольных началах, а так мог бы и не ходить. Потому пусть спасибо скажут, что он с ними. Он сам по себе, брата Огарка еще никто никогда в неволю не загонял. Захочет — уйдет, и вообще он...
— Да шевелись ты!
— Уже лечу, брат Совок, — брат Огарок перешел на бег трусцой и достиг двери. Осторожно приподняв шторку на дверце для кошек, он выглянул наружу.
Огромный пес-пинчер* бдительно косился выпученным глазом на дверцу. Увидев морду брата Огарка, глаз задергался, и пинчер, подпрыгнув, бросился на дверцу. Безрезультатно, как обычно, — брат Огарок успел спрятаться. У Психа была лишь одна извилина — это хорошо, и еще более хорошо, что она зачастую брала отпуск. Псих был неописуемо туп и никак не мог догадаться, что через эту шторку
можно было залезть в дом.
Дикий шум позади, топот больших и маленьких лап, глухие удары о предметы мебели тел, заносимых на поворотах, означали, что Грры, ведомый братом Прищепкой, приближается.
Брат Огарок торопливо высунул лапку за шторку, показал Психу неприличный жест, за что был награжден странными звуками (последовательно: Псих задохнулся от гнева, пытался прокашляться, тихонечко взвизгнул, кинулся тараном на дверь), и отскочил в сторонку, прячась за метлой, прислоненной к двери.
Брат Прищепка несся со всех лапок, Грры гигантскими прыжками скакал за ним.
У двери брат Прищепка резко свернул в сторону, брат Огарок натянул лежащую на полу тонкую бечевку, и Грры со всей дури угодил в ловушку — подсечный бечевкой, он кубарем вывалился наружу.
Брат Огарок вместе с подоспевшим братом Совком тут же опрокинули метлу, и она наглухо забаррикадировала дверцу для кошек.
Трое Избранных переглянулись, затем, не сговариваясь, поднялись по древку метлы и уставились в окно...
...Грры налетел прямо на Психа, а тот ничуть не удивился подарку судьбы. Сцепившийся комок через секунду с яростным шипением расцепился, противники вытаращились друг на друга. Да, Грры был больше, а значит, сильнее Психа — это правда. Но в данном случае решающее значение имело то, что у Психа темперамента было больше. Темпераментность в деле драки играет важную роль. А еще важнее взаимная нелюбовь.
Глаз Психа дернулся разок, другой, и пинчер с тявканьем кинулся на Грры. Грры, решив, что сейчас самая пора перестать стоять в известной боевой позиции номер один (выгнуть спину, распушить шерсть, выкинуть из мягких подушечек лап любовно заточенные когти), приник к земле. Глаза Психа налились кровью.
Грры сконфузился. С мяуканьем, как он надеялся, преисполненным подвергающей в ужас грозности, Грры начал медленно отступать назад. В его оправдание можно сказать, что однажды он уже пробовал показать Психу пару приемов — надавать когтистой лапой по мордасам, но, чувствительно получив по таковым, больше решил с ним не связываться.
Псих душераздирающе взвыл — то был старинный боевой клич пинчеров, заставляющий врагов забрасывать текущие дела и быстренько отправляться искать лучшей доли где-нибудь на противоположном крае света, и Грры, подскочив в воздух на добрые полфута, с поразительным для такой туши проворством помчался к ближайшему дереву. Псих с глухим рычанием последовал за ним.
Братья вновь переглянулись, пожали плечами и скатились с метлы на пол.
— Вот мы молодцы! — восторженно прошептал брат Огарок.
— Так... через минуту Она придет за сыром, — брат Совок был собран и спокоен.
— Гости? — в тон ему поинтересовался брат Прищепка.
— Нет, правда же, молодцы?
— Она положит сыр на стол и сразу же поведет их в оранжерею. То есть по плану — через четыре минуты, — просмотрев свои записи, уточнил брат Совок.
— Мы та-а-кие молодцы! Просто ух!
— Возвращение?
— Ориентировочно через десять-пятнадцать минут Она приведет их обратно.
Брат Прищепка хрустнул пальцами, размял шею как борец перед боем и вопросительно посмотрел на брата Совка.
— Начинаем?
— Нет, мы просто супермолодцы!
— Приступаем ко второй части плана, — подтвердил брат Совок. — И будь добр, брат Огарок, заткнись, пожалуйста.
________________________
* прим. №1. Для мышей все собаки кажутся огромными. Что удивительно, ибо данная особь была раза в два меньше Грры. Но будем справедливы — компенсировало это то, что темперамента в ней больше и тоже в два раза.
прим. №2. Почему Она держала пинчера на улице, не знал никто. Меньше всего содрогающаяся от ужаса улица хотела, чтобы в ней поселялось такое вот создание.
Глава 3Все шло точно по плану.
Хихикающая хозяйка танцующей походкой вошла в кухню, открыла холодильник и ровно в шесть тридцать достала сыр. Сыр. Его величество.
Трое братьев заворожено смотрели на его желтые, покрытые блестящей коркой жира бока, на его верхушку — сочную, хрустящую на зубах... казалось, над сыром сиял нимб. Он светился божественными лучами, и звучал хорал ангелов, и сыр медленно и величественно плыл к ним, братьям, как воздаяние за все их хорошие дела, как самый лучший подарок на Рождество...
Сыр проплыл мимо. Она унесла его гостям, а братья еще долго стояли, оглушенные его ароматом, его видом, предчувствием его вкуса...
Первым опомнился брат Огарок:
— И мы будем есть его долго и счастливо!
Брат Совок вскинулся, наступил на хвост брату Прищепке, и тот тоже пришел в себя.
— Вперед! — скомандовал брат Совок.
Маленький отряд бодро побежал за удаляющимся цокотом каблучков хозяйки.
Гостиная.
Тут нужно сказать несколько слов о дислокации, если это слово примеримо к описаниям украшенных на Рождество комнат. Гостиная напоминала одновременно сувенирную лавку, подушечный склад и ангар для пехоты — столько украшений, диванных подушечек и беспорядка было здесь.
С минуту братья обозревали это безобразие, мысленно прокладывая наименее травматичный для них маршрут и заранее предугадывая пути отступления, словно для них эти самые пути будут... им еще сыр тырить. Затем по одному выбежали из своего укрытия за дверью и заняли позицию, означенную на карте «О_о» — то бишь за горшком с фикусом.
Гости тем временем, подгоняемые шутками-прибаутками хозяйки, толпой двинулись к большим двухстворчатым дверям, ведущим в оранжерею. Дождавшись, когда последний юркий и шустрый человек украдкой хряпнет стаканчик виски, вовсе не разбавляя его содовой, сцапает кусок ветчины и выскользнет из гостиной, братья обратили взоры на стол.
Стол был шикарен. Воплощение мечтаний и чаяний... лучший рождественский подарок... как вариант.
— Да здесь снеди хватит лет... месяцев на восемь, — заворожено прошептал брат Совок, делая неверные, сомнамбулические шаги к столу. Его нос под идеальным ста шестидесяти градусным углом был направлен к столу, глаза остекленели, лапки вытянулись назад, словно крылья самолета, а сам он бежал на цыпочках, чтобы развить максимальную скорость.
— Сыр, — припечатал брат Огарок и с размаху опустил ступню на хвост брата Совка.
— Так... почему стоим? — бодро поинтересовался тот позже, когда потерял равновесие, повалился назад и как-то моментально вспомнил о своем предназначении.
...Братья вереницей побежали к столу.
— Условия идеальные.
— Удача благоволит нам.
Так они отметили консерватизм и хороший вкус хозяйки, накрывшей стол скатертью из великолепного польского сукна, с длинной бахромой, отличной, прочной, на которой братья сейчас и висели.
Взобрались.
Их сокровище возвышалось на столе в окружении всех прочих, вкусных, но недостойных упоминания в нашем рассказе блюд, ибо Его величество Сыр не терпит конкуренции.
Они оглядели его со всех сторон, медленно обойдя сыр по кругу. Сырный дух заставил «в животе бабочек порхать», а сердце тренькать колокольчиком.
Это был лучший момент в их жизни.
— Приступаем, — прошептал брат Прищепка, с благоговением обнимая дырчатый бок.
Брат Совок подпер конец притащенной им ложки под кругляк и стал на позицию.
— «Бета» — готово.
— Принято. «Гамма»?
Брат Огарок не откликался. Он по-прежнему стоял с запрокинутой головой, и его нос подрагивал от окутывавшего его волшебного запаха, а желтая громада, возвышавшаяся перед ним... это рай. То, о чем можно только мечтать, причем, в прошедшем времени, потому что — вот оно, сбылось! Это миллионы, миллионы, миллионы ломтиков сыра, которые выстроились перед ним и вокруг него... Они кружили хороводы, сыпались дождем, пружинили под лапками... Стоит открыть пасть, и рай упадет в нее... и придет блаженство...
— Выйти из транса! Брат Огарок, вспомни себя! Вспомни о долге!
Медленно, очень медленно взгляд брата Огарка стал осмысленным. Слегка. Он опустил голову и увидел сквозь дыру в сокровище озабоченную морду брата Совка, стоявшего по ту сторону кругляша; повернул чуть влево и увидел сквозь другую дыру свирепую морду брата Прищепки. Это его сразу успокоило. Все-таки морда брата Прищепки никак не соответствует представлению о рае.
— Соберись! — рявкнул тот. — Сейчас не время раскисать, солдат!
— Я... — робко начал брат Огарок.
— Отставить, солдат! За дело! Живо, живо, живо!
Брат Огарок заметался на месте, схватил ложку, поспешно подсунул ее черенок под сыр и встал по стойке смирно.
— На позицию! — скомандовал брат Прищепка.
Брат Совок и брат Огарок взобрались на ложки и...
— Пли!
...и оттолкнулись хвостами от стола. Импровизированные рычаги сработали, сыр начал заваливаться набок, поднимаясь все выше и выше; брат Прищепка стал подталкивать его, позже к нему присоединились братья Совок и Огарок. Наконец, сыр встал на бок.
— Теперь потихонечку... — почему то шепотом молвил брат Совок, и все трое шаг за шагом, обхватывая широко раскинутыми лапами сыр, стали перемещаться по его боку.
— Лишь бы не покатился...
— Не накаркай...
— Вот помните брата Тяпку?
— Опять будешь нам о походе брата Тяпки рассказывать!?
— Не наступи на хвост.
— Еще чуть-чуть...
— Братья!
— На хвост не наступи!
— По-моему, он покачнулся!
— Так, аккуратнее...
— Мамочки!..
— На хвост не...
— Заткнись!
— А-а, засранец! Наступил-таки!
— Все, останавливаемся.
— Сам такой!
Братья обнимали сыр. Передохнув, поохав, они мужественно вздохнули и, перебирая лапками, оставляя на желтой блестящей поверхности следы потных ладошек, покатили сыр к краю стола.
Остановились.
— Ну что, братья? — торжественно начал брат Огарок, после того, как, свесившись с края стола, оглядел окрестности. — Мы Избранные?
— Да! — гордо ответили брат Совок и брат Прищепка.
— И нам все нипочем?
— Да!
— И мы сейчас весело, с песнями скинем наш сыр с почти трехфутовой высоты, и он грохнется с таким шумом, что, скорее всего, люди через секунду будут здесь, потрясая мышеловками, зажигалками, мобильными телефонами с нацеленными на нас камерами... — он небрежно и жалостливо закончил: — Потом, кругляш наш наверняка разобьется... Неинтересно будет... сыры ведь не пружинят... и скатерть такую классную запачкаем и вообще...
Брат Совок и брат Прищепка с открытыми ртами смотрели на него, и по абсолютной бессмысленности их взглядов было ясно, что ими в речи брата Огарка красным жирным курсивом было бережно выделено слово «Сыр», а все остальное — слова, фразы, предложения, много-много всяких букв — с позором изгнано, не успев сложиться в смысл.
— Ты закончил? — робко поинтересовался брат Прищепка.
— Да, — буркнул брат Огарок.
— Хорошо, — нежно улыбнулся ему брат Прищепка и рявкнул: — Ну так, давай, шевелись, не стой столбом! По местам! И взяли!
Сыр с ожидаемым грохотом шмякнулся о пол. Все замерло. Братья вжали головы в плечи, чутко прислушиваясь — не спешат ли сюда люди? Не спешит ли Грры? Псих не спешит, не дай боже?
Все обошлось. Они нервно хихикнули и по одному перевесились через край стола.
Их сокровище, целое и невредимое, раскинулось, если это слово применимо к продукту молочного производства, совершенно по-королевски на пухлой, бархатной думке, предусмотрительно подложенной братьями.
— Ух? — выдохнул брат Огарок.
— Моя идея, — горделиво ответил брат Прищепка.
И они, привязав к хвостам ложки, осторожно скатились по скатерти к сыру.
Оставалась последняя часть плана.
_____________________
Благодарю Stroll за идею мышиного спецназа =)
Глава 4Желтое солнце их сыра со всей возможной вежливостью было спихнуто с подушки.
— Две минуты.
— Готовность номер один.
— А если...
— Никаких «если».
— Но...
— Брат Огарок. — Брат Прищепка остановился, выронил ложку и, уперев лапки в бока, повернулся к остолбеневшему брату Огарку.
После продолжительного молчания брат Огарок набрался смелости спросить:
— Да?
— Что «да»? — брат Прищепка принялся отбивать лапкой дробь по полу.
— Почему мы остановились?
— Ты же что-то сказать хотел. Вот и говори, а то же ужас какой — всю дорогу твои междометия, сомнения и возражения выслушивать, будто наш сыр прямо терпит их, не говоря уж обо мне. Лучше зараз все принять.
— «Альфа», так ведь... — робко встрял брат Совок, но встретив разъяренный взгляд брата Прищепки, резко передумал и сделал вид, что его страшно интересует отковыривание дырочек у сыра.
Брат Огарок примиряюще поднял лапки:
— Я просто заметил, что Психа с Грры не слыхать что-то, нам бы проверить нужно.
— Они утопали куда-то! — рявкнул брат Прищепка.
— К домику для гостей?
— К домику для гостей.
— Но...
— Что еще? — пропищал брат Прищепка.
А пищал он тогда, когда эмоции сильные переживал. Друзья называли такой писк брата Прищепки боевым кличем — каким, должно быть, славные предки мышей врагов встречали в великих стародавних битвах.
Брат Огарок неловко переступил с лапки на лапку:
— Просто они туда не могли убежать, Она ведь его запирает — домик для гостей, то есть, — когда гости приезжают, как раз, чтобы Грры по чистым простыням грязными лапами не лазал.
— И что?
— Ну где они тогда? А вдруг договорились и подле двери нас поджидают?
— Грры с Психом договорились?
Брат Огарок благоразумно промолчал.
— Так нельзя! — вскричал брат Прищепка. — Нельзя быть таким бессовестным, неумным... с какой стати они договариваться станут?!
— Полминуты осталось, а вы... — побурчал брат Совок.
— Никто нас не поджидает! Не тяни время, «гамма», вперед, сыр не ждет и я тоже, — брат Прищепка повернулся вновь к сыру, обхватил его блестящие бока...
— А вдруг все-таки Грры...
Брат Прищепка вздохнул. Его лапки устало скользнули по сыру вниз и коготки оставили на нем десять ровных дорожек. Он посмотрел на брата Огарка строго, торжественно — как смотрит, к примеру, судья или, о боже, Судия.
Брат Огарок сразу собрался:
— Хорошо, уходим.
И оперся о сыр как можно дальше от брата Прищепки.
Инстинкт самосохранения иногда творит удивительные вещи: молчит, когда надо, голосит, когда не надо, но в случае брата Прищепки он не ошибался ни разу.
Шепотом поговаривают, что в последний раз такой взгляд у брата Прищепки был, когда он уходил отрабатывать дурацкое проигранное пари: пить на пару с Грры молоко. И ведь пил, представьте. Брат Прищепка — вообще чудо в квадрате. Из тех, кто молчит себе, прячется в темном уголке и незаметен до полного слияния с окружающей обстановкой, а в один прекрасный — что редко — момент врывается вдруг в окружающий мир, подобно маленькой, но мощной комете, и мир взрывается, к чертовой бабушке, страшенным фейерверком. Брат Прищепка хранил в себе такой запал.
Ну а «бета» и «гамма» — брат Совок и брат Огарок — решили не рисковать. Все же в лапках — их сокровище, одно это риску претит, всякому риску, в частности, вероятности, что брат Прищепка ей же ей психанет, оттяпает прямо здесь свою долю и будет таков. Из братства его, конечно, с позором изгонят, но дела-то это не изменит — брат Прищепка будет в гордом одиночестве встречать Рождество с вожделенным лакомством в лапках, а брату Огарку и брату Совку придется вдвоем Его величество тащить, и не факт, что дотащат. Точно не факт.
Потому братья помалкивали в ответ на приглушенное ворчание брата Прищепки, временами перебивавшимся им же самим на возмущенный писк: видимо, брат Прищепка вспоминал особо разозлившие его реплики брата Огарка.
Братья помалкивали даже тогда, когда попав на кухню, катили сыр мимо входной двери. А метла, преграждавшая вход для кошек, и сама шторка на дверце для кошек, между прочим, были не на своем месте. Первая валялась в добром футе от двери, а вторая была сорвана и истерзана в клочья.
...Брат Огарок лишь крякнул, когда увидел Грры. Брат Совок прижался к сыру, не в силах поверить, что Его королевскому величеству что-то угрожает, кроме них самих. Брат Прищепка скорбно глядел на представшую взору картину.
Просто в то, что результат твоих трудов оказался вовсе не результатом, поверить трудно. Но так оно и было.
Грры был связан крепко. Умело, старательно. Новехонькими длиннющими свечными фитилями. Котяра лежал на спине, и все его четыре лапы были задран кверху — садюги так и зафиксировали их скрученными. Полный укора взгляд застыл на братьях и утащенном ими сокровище. С Психом же поступили хуже. Ну правда. Потому что впервые Псих был обескуражен или смущен, или испуган, чего быть вообще не могло, ибо храброму пинчерскому сердцу, по причине глупости, не ведом был страх. Песик лежал в уголке, сложив лапки, и неубедительно притворялся, что спит.
А над бывшими врагами, теперь же братьями по несчастью, возвышались шесть здоровенных крыс.
Вцепившись всеми десятью коготками в бока Его королевского величества, братья осторожно повернули встревоженные мордашки к самому мощному крысу с усищами, увидев которые, Верховный Магистр разрыдался бы от зависти. Крыс стоял впереди остальных, эффектно выпятив грудь и отставив лапку, из чего братья решили, что он и есть главный.
— Э-э... проблемы? — начал было брат Прищепка.
Главный крыс задумался:
— У вас или у нас?
— Судя по всему — у нас... — прошептал брат Совок и уткнулся мордочкой в сыр.
Брат Прищепка приосанился:
— Что здесь происходит, а? Кто все эти крысы, и почему наш добрый друг Грры связан? Я требую... ай, ты что, брат Огарок?
— Он хотел сказать, — широко улыбнулся брат Огарок, отталкивая брата Прищепку и выходя вперед, — что мы желаем вам всего наилучшего, приятного времяпровождения, удачи во всех делах. А сами пойдем... — продолжал он неуверенно, оглядывая решительные физиономии крысов. Взгляд какой... ну совершенно бандитский. С прищуром. И накачанные, у двоих вон шерстка на затылках бритая — то ли воровская элита, то ли армия. — Счастливого Рождества? — последняя реплика брата Огарка повисала в воздухе сизым дымом похоронных курительниц, что оплакивают гибель надежд и чаяний.
Крыс вздохнул:
— Пожалуйста, уберите лапы от сыра и сделайте два шага назад.
Братья переглянулись.
— А мы!.. — вскрикнул брат Совок.
— Не хотим... — тихо закончил брат Прищепка.
Ему стало нехорошо, да и раздражительность куда-то делась... вот сколько остроумных реплик придумать можно было бы! А так... брат Прищепка чувствовал, что он окончательно и бесповоротно стушевался. Позор. Кошмар. Хоть в изгнание теперь...
— Медленно, без резких движений, — продолжал крыс спокойно и уверенно, пока остальные крысы окружили братьев, недвусмысленно поигрывая мускулами и зубочистками. — Лапы на виду держите. Таак... — направлял он действия братьев, которые, конечно, делали, что им говорят. Без боя мыши не сдаются, тем более братья Великой Ложи Духовного Озарения и Избавления от Греха Крохоборства. Но... Иногда случается именно такое «но». Оно перечеркивает все остальное, главное — не главное, священное — не священное... сыр, подумать только! Даже его.
Просто брата Огарка, брата Совка и брата Прищепка посетила одна на троих мысль. Да, они готовы умереть за Сыр. Но не готовы вот так сразу, ради небольшой разминки наглых бритых крысов. Ведь какой расклад: братья пусть поборются с превосходящим их и размерами, и количеством, и выучкой противником, погибнут, но это же ничего не изменит — крысы лишь слегка жирок стряхнут, да сыр их все равно заберут, а братья пропадут без толку. Мелочно? Да. Зато честно, и без прикрас. Некоторые точно так поступают, предварительно подогнав под это морально-этическую базу, чтобы никому неповадно было их поступком их же пенять. А братья поступили мелочно.
***
— Ой, что же будет?..
— «Гамма», доложи итог.
— Мне чуток помяли хвост. Грры сильно унижен — кстати, свечные фитили, которыми его связали, довольно приятны на вкус. Освежают.
— Что же с нами сделают!..
— Псих через десять минут, как эти злыдни ушли, прекратил валять дурака и утрусил на улицу, не сумев вынести позора. — Брат Совок почесал нос. — Я видел, как он забился к себе в будку и повесил табличку: «Не беспокоить!»
— Бедные мои лапки! Бедный мой хвостик... бедные ушки! Ох, как же за них оттааска-ают!
— Наверное, будет свод правил поведения Психов в критических ситуациях писать, — застенчиво предложил брат Совок, но, не встретив понимания, вздохнул и подытожил: — А вообще самое главное — это злодейский грабеж.
— Обрисуй, — велел брат Прищепка.
— Они забрали сыр.
— Ыии!
Все тяжко вздохнули и, понурив носы и хвосты, поплелись к духовке. Ну что им еще здесь делать? Пропало. Уже слышны смех и болтовня вернувшихся в комнату гостей; через минуту-две раздастся истошный вопль хозяйки, когда она заметит пропажу сыра. Уже приходит в себя Грры, переставая трясти своей лобастой башкой и вылизывать оскверненные лапки. Уже крысы-бандюки ушли. И правда делать было нечего, к тому же и опасно стало... вернее, уровень опасности уже зашкаливал... да и вообще... О, сыр! Мы потеряли тебя! Ты был ужасающе близко, так близко, что плакать хотелось от твоего сырного духа, а теперь стал ужасающе далеко. И не встретить тебя больше. Все мышиные боги, это была ваша худшее злодеяние. Да.
— А знаете, моя жена Сушка, уверен на все сто, отменный пудинг сготовила, — вдруг сказал брат Совок, когда братья выбрались на улицу, в усыпанный снегом зимний сад, где оловянная луна, хрустящий снег и морозец-трудяга постарались на славу, превратив ночь в настоящую рождественскую. — Могу поспорить на что угодно, вы такой не пробовали.
Брат Прищепка и брат Огарок переглянулись.
— Мой дядя Сковорода мне на прошлое Рождество бутылочку отличного ликера подарил, — отряхнув шерстку, робко добавил брат Прищепка. — Вишневого, «Пьяной вишней» зовется. Дядя сказал, что бутылочка счастливая. Сказал, вишня до того сладкая, что ею самые горькие моменты жизни можно скрашивать. И мне, братья, всегда страсть как хотелось эту сладость попробовать... вот вдумайтесь: «Пьяная вишня»! Вкуснотища, наверное... Давайте, братья, я домой на пару минуточек — и к брату Совку бутылочку прихвачу.
— А я... — брат Огарок задумался. Запасов он не делал из-за нестерпимой душевной склонности все за собой подъедать, а жены, которая бы что-нибудь вкусненькое состряпала, у него не было. И тут его осенило: — Я же раньше в ансамбле народной песни и танца состоял!
Видя испуганные мордочки брата Прищепки и брата Совка, он поспешил пояснить:
— Ну у меня костюмы остались! Такие, с лентами и бубенцами. А еще инструменты.
— Послушай, брат Огарок, мы понимаем, что ты пережил тяжелое испытание, но...
— Да не то! Я вас развлекать буду. На Рождество. Я столько песен знаю — просто ух! И «Мышиная заря наступает погодя», и «Мышка Соня гуляла у мельницы», и «Вперед, на шпажки с оливками!» Еще танцевать могу и на дудочке играть. Весело будет.
Он сиял счастливой беззаботной улыбкой, жизнерадостный и отважный, и брату Совку и брату Прищепке ничего не оставалось, как согласится.
И через некоторое время любопытная луна могла разглядеть на снегу лишь мелкие цепочки следов, разбегающиеся в разные стороны. Если бы луне захотелось последовать по каждой из них, то она могла бы проведать, что две, сделав круг и став значительно более четкими, словно те, кто их оставили, обзавелись поклажей, слились с третьей, чтобы окончательно прерваться у аккуратной круглой норки с половичком у входа и почтовым ящиком. И луне бы тогда обязательно подумалось: «Все как у приличных мышей».
Неизвестно, что подумалось Верховному Магистру, когда он узнал, что сыр братья не достали. Но спустя неделю...
Верховный Магистр Крошкун оглядел свою притихшую паству, огладил усы, откашлялся и провозгласил:
— Проблема сала.
