1.Сколько лет они не виделись? Она бы сказала – вечность. Если бы настроение подходящее было. А Квай-Гон Джинн, пожалуй, скажет точно. Он всегда помнит.
- Ты совсем позабыл старых друзей, а, Квай-Гон?
У Талы в глазах – весёлые искорки, хотя голос и звучит нарочито осуждающе.
- Друзьям всегда найдётся место в моём сердце, как бы ни был занят ум. - Квай-Гон улыбается. Быть может, она себе льстит, но Тале кажется, что при ней он улыбается чаще обычного.
- Говорят, ты взял себе второго ученика?
Она спрашивает почти ревниво, но джедаи не ревнуют, - Тала мысленно смеётся над собой и надеется, что увлечённый рассказом и своими мыслями Квай-Гон не обратит внимание на едва заметные перемены в её голосе.
Глаза Квая загораются чем-то, похожим на смесь радости и гордости, когда он говорит о Ксанатосе. Талу всё время никак не оставляет ощущение странной тревоги, но она улыбается. Просто оттого, что он счастлив, и его улыбка сейчас – настоящая.
Он словно постарел вдвое за раз. Оставшись, впрочем, тем же – уж кому, как не Тале б этом судить. Даже улыбается – улыбки его теперь столь редки, что Тала подозревает, что улыбается Квай-Гон только ей, по привычке.
Она бы рассердилась за эту улыбку, если бы не жгучая боль за него и горькая злость на себя: за то, что не поговорила с ним раньше. Быть может, он прислушался бы к ней, как к старому другу.
- Не смей только себя грызть. - Тала кладёт ладонь ему на плечо. Квай-Гон чуть отворачивается – не хочет смотреть в глаза. Или не может. Только после секундного молчания поднимает взгляд. Ему сложно держаться при ней, - вспыхивает мысль. Слишком мало им нужно, чтобы друг друга понять.
- Не надо, Квай-Гон, - тихо говорит Тала, убирая руку и отводя глаза. - Прости, что потревожила тебя.
Он ловит её ладонь – так же порывисто, как и прежде, и вдруг сам ловит её взгляд. И в чистых глазах такая грусть и такой безудержный надлом, что Тала чувствует, как подступает к горлу ком.
- Прости меня, друг мой, - шепчет Квай-Гон. - Спасибо, Тала.
Он сжимает её пальцы, и ей внезапно кажется, что это она ищет у него защиты.
Быть может, странно, но ей не нужна даже Сила, чтобы узнать, что навестить её пришёл Квай-Гон, который наверняка слишком переживает за неё. Тала мысленно усмехается – сама она к своему положению относится иронически, хотя и объективно. Квай-Гон, правда, думает, что ей сейчас трудно. Трудно, конечно. Только больше всего трудно из-за рьяной заботы со стороны окружающих. Почему люди, при всём желании помочь, так плохо видят грань между заботой и излишком, будь они даже и джедаями?
- Прости, что за всеми делами я редкий гость у тебя.
- Ни в коем случае. - Она оборачивается на голос и улыбается. - Не прощу.
- Ты всё шутишь.
- А что, плакать, что ли? - Вопрос звучит почти что с вызовом.
- Сколько я тебя знаю – не могу вспомнить такого случая.
Тала знает, что Квай-Гон улыбается. Видит чуть не наяву. Эта улыбка ей слишком знакома, чтобы ей верить.
- Спасибо, что не забываешь. - Её голос неожиданно сух. - Но сдаётся мне, друг мой, не обо мне стоит сейчас беспокоиться.
Он отворачивается – по привычке, и Тале становится легче. Для него она навсегда останется той же, не печально ослепнувшей рыцарем-джедаем, но просто Талой – порой резковатой, но той, с которой он не может уйти от самого себя и к которой всё равно возвращается.
2.Позади закрывается дверь.
Свернув за угол, Сири делает шаг к стене и прислоняется затылком к холодной поверхности, закрывая глаза. Ничего не произошло, ничего не было.
В глазах начинает щипать.
Если бы не её слабость, Оби-Ван бы промолчал. Ему прекрасно удаётся борьба с собой. Он и теперь будет молчать.
А ей придётся помнить.
Сири вслушивается в пустую тишину. Там, через проход, за дверью, он наверняка ещё не ушёл.
Хороша же она будет, если Оби-Ван случайно наткнётся на неё здесь. Хотя нет, не наткнётся. Почувствует.
Только Сири всё не уходит. Лишь стоит и глотает солёные слёзы, сердясь на себя. А где-то глубоко надеется, что всегда такой честный и принципиальный Оби-Ван нарушит обязательство и придёт – так же молча и виновато, как обещал ей не напоминать за этой треклятой дверью за углом.
О событиях на Набу Сири рассказывает Ади Галлия. Вскользь, со светлой горечью. Сири помнит, что Квай-Гон был Ади хорошим другом. Но сама Сири со стыдом осознаёт, что первая её мысль при словах мастера – не о Квай-Гоне Джинне, а о его падаване. И после Оби-Ван не выходит у неё из головы.
Сири захлёстывает болью – ей страшно представить жизнь без Ади, и ей страшно – после стольких лет – за Оби-Вана.
Она встречает его через месяц или чуть позже, когда возвращается в Храм. Сири полуслучайно забредает в его любимый зал для медитаций, и на пороге сталкивается с Оби-Ваном. Рыцарь – уже рыцарь – Кеноби совершенно вымотан и не замечает её. Сири уже собирается возмутиться, но видит его безжизненный взгляд и осекается.
Со стороны кажется, что они медитируют, но на деле оба не могут сосредоточиться и поэтому просто молчат. Оби-Ван молчит – может быть, он просто не ждал её, может быть, от усталости. Сири тоже молчит, потому, что говорить, по сути, нечего. Он погружён в свои мысли, и ей думается, что прошло слишком много времени. Она ругает себя за неджедайский эгоизм, но не может отделаться от чувства горечи – что Оби-Вану слишком не до неё, и её помощь – теперь скорее помеха.
Он встаёт первым.
- Мне следует поторопиться, а то Анакин опять спалит нашу обитель со своими техническими экспериментами.
Сири кивает. У него уже ученик. А она ещё сама ученица.
- Спасибо.
Она вздрагивает и непонимающе оборачивается.
- Мне не хватало такого дружеского молчания.
- Всегда обращайся. - Сири отвечает безразлично, как когда-то. И Оби-Ван улыбается – грустно, одними уголками губ, но она видит его глаза, и на сердце теплеет.
Он касается её руки – почти инстинктивно – и смотрит на неё, словно опасаясь её реакции. Но Сири только светло улыбается в ответ.
- Я рада, что ты жив, - говорит она.
Боль, и не пошевелиться. Только осознание – конец. Довольно бесславный для рыцаря-джедая, не правда ли.
Успеет ли Оби-Ван до того, как всё кончится? Хотя так или иначе – пред собой он останется вечно виноватым. Вечный невезучий. До последнего сдержавший обещание.
А ведь он помнит. Всё помнит, – она чувствует теперь, когда не пытается скрыться от себя самой, особенно остро.
Сири не лгала, когда говорила, что не жалеет о сделанном. Сейчас она может только добавить, что жалеет о том, что осталось несделанным.
Оби-Ван, конечно, приходит. Не веря, что уже опоздал.
Он всё равно бы не успел. Это ведь не он, это даже не Сила, это она сама.
Оби-Ван всё мельтешит и пытается что-то сделать, но Сири останавливает. Она хочет только чтобы он был здесь, единственный раз. Оби-Ван близок к грани – и сейчас Сири видит в его глазах весь страх и безумную надежду. Он стал печальнее, - она сама сказала. А теперь станет ещё печальнее. Но Оби-Ван никогда не перестанет быть собой, - Сири верит в него и потому не боится.
Она смотрит в его бездонные глаза и уже, пожалуй, ни о чём не жалеет. Разве что о том, что Оби-Ван всё-таки будет мучиться из-за неё, и с этим придётся смириться.
Её голос звучит с нежностью.
- Только не переживай уж слишком.
