Глава 1Название: Один день вместо
Автор: Almond
Бета: Элла-Энн, Сара Хагерзак, vlad_00
Герои: Гарри Поттер, Тонксы, Дурсли, Аластор Моуди
Жанр: общий
Рейтинг: G
Саммари: Написано на "HP-Ficathon 2010" для Русалки с СЮРпризом.
Заявка: «Очень хочу почитать что-нибудь из детства Гарри, можно совсем альтернативное. Если канонное, то непременно какое-нибудь приключение, хотя бы на один день. Например, каким-нибудь непостижимым образом Гарри оказывается в доме Андромеды Тонкс и проводит некоторое время с Дорой. Ему четыре годика, Доре 11. Например, девочка случайно находит плачущего малыша где-нибудь на улице и пытается развлечь, показывая свиной пятачок, а потом Гарри хотя бы на один день Тонксы забирают к себе. Хотелось бы чего-нибудь по-детски наивного и веселого, естественно, волшебного».
Автор решил описать более поздний период: Гарри - десять, Тонкс - семнадцать.
Предупреждение: АУ
Дисклеймер: Да.
Глава 1
— По-оттер!
Гарри независимо спрятал руки в карманы.
— По-оттер? Поттер-Поттер-Поттер! Выходи, не прячься!
Игривый тон вкупе с басовитым тембром голоса принадлежали Чертову коротышке Банни и производили гнетущее впечатление.
Становилось тоскливо, хоть плачь, как бывало, когда Дурсли уезжали, надолго оставляя Гарри одного. Тогда он радовался своему одиночеству, пока не наступала ночь. Ведь ночью всегда страшно. Весь мир, казалось, вымирал, сохранялись от него только заблудшие радиоволны, случайно забредшие в телевизор Дурслей, и жизнерадостный до испуга ведущий многочасового выпуска телемагазина делался далеким эхом давно умершего человека. Жутко.
Но надо отдать должное: Чертов коротышка Банни и без своего голоса производил гнетущее впечатление. Например, ростом, четырнадцатилетием и общей комплекцией, сильно похожей на тот идеал, к которому стремится Дадли. Свое прозвище он получил не из-за выпирающих зубов и скверного характера, как можно было подумать, а из-за того, что всегда носил на мясистом запястье крутой браслет из шкурки домашнего кролика, которого в педагогическом порыве подарили ему родители. Браслет Чертов коротышка Банни смастерил себе сам — и прошел все стадии его производства.
— По-оттер, ну где же ты? Я хочу с тобой играть.
«Уж скорее — тобой», — зловещая и вовсе непрошеная мысль сделала свое дело — сбила Гарри весь его независимый настрой, заставив снова чувствовать себя тем, кем он являлся. То есть странным, щуплым, причудливо одетым очкариком.
Гарри вытащил руки из карманов, согнулся и рысцой двинулся в сторону старых гаражей, принадлежавших когда-то муниципалитету, а потом выкупленных частными лицами для своих неведомых целей. Цели так и остались неведомы, ведь гаражами отныне никто не пользовался и они стали исключительно популярным местом для собраний различного рода уличных банд, отдельных праздно шатавшихся личностей, а также местной стайки бомжей. Гарри здраво рассудил, что уж там он найдет спасение от Чертова коротышки Банни.
Он ошибался.
— По-оттер, вот ты где.
— Вот он я, — пробормотал Гарри и медленно обернулся.
Позади, покачиваясь, стоял Чертов коротышка Банни. Его толстые губы растянулись в радостной улыбке, а пальцы, похожие на сосиски, смяли пустую баночку от пепси.
— А теперь, По-оттер, — он с достойным восхищения упорством коверкал это имя, артикулируя на согласных, что уже являлось преступлением, как решил про себя Гарри, — мы будем играть. Ты сядешь на асфальт, прижмешь к себе руки и ноги — и смотри, чтобы без острых, как ить, углов — и попробуешь притвориться, что ты мяч.
Гарри утомленно вздохнул:
— А дальше ты будешь играть в футбол?
— А дальше я буду играть в футбол...
— Моим уродливым тельцем, похожим...
— Твоим уродливым тельцем, похожим...
— На костлявую, беспомощную, как ить, жабу.
— На костлявую, беспомощную... ты что, мои мысли читаешь, По-оттер? — Чертов коротышка Банни подозрительно сощурил крошечные глазки.
— Я выучил.
— Что выучил? — подозрение во взоре Чертова коротышки Банни достигло критической точки.
— Ты же повторяешься.
И Гарри пожал плечами. Что было очень зря, ведь Чертову коротышке Банни именно этот жест помог понять, что над ним смеются... почти. Он кивнул себе пару раз, осклабился и, широко распахнув объятия, двинулся на Гарри.
— Я тебя хорошенько отлуплю, По-оттер-трусишка, как прыгучую, скользкую, эм, пучеглазую, как ить, жабу.
— Привет.
Чертов коротышка Банни резко затормозил. Ему вдруг показалось, что кто-то ухватил его за мизинец правой руки — неведомое до сих пор ощущение. Очень медленно он повернул голову.
На него смотрело странное создание. По крайней мере, таких он еще не встречал. Оно было маленького роста, вертело в руках какую-то палку и нахально жевало жвачку, время от времени надувая розовые пузыри. Огроменные: в них, как ить, жаба могла свободно уместиться и тут же сдохнуть. Вроде как оно — девочка, если то, что на нем было надето, — это платье. Правда, девочки таких сине-желтых в полоску платьев не носят... или плащей? А еще у нее были торчащие во все стороны розовые волосы и наглый взгляд.
— Чего? — рыкнул Чертов коротышка Банни.
— Хорошим мальчикам полагается здороваться.
— Чего?
Создание снова надуло пузырь.
— Чего? — повторил Чертов коротышка Банни, разворачиваясь к нему всем корпусом и угрожающе вытягивая шею.
— Но это самый оптимистичный вариант. — Оно с возмутительным чавканьем втянуло в себя пузырь. — Тебе не пора домой?
— Да кто...
— ...я такая? Позволь представиться — Нимфадора Тонкс, с нынешнего дня твой персональный кошмар.
Чертов коротышка Банни задумался и внимательно осмотрел свой мизинец, который по-прежнему стискивали тоненькие пальчики. На одном из них был занимательный перстенек с черепом.
— Как ить? Эй, вали отсюда, пока я не разозлился!
Нимфадора подмигнула Гарри. В следующую минуту — он не понял, что произошло и как — но в следующую минуту Чертов коротышка Банни лежал на асфальте, прижимая к груди правую руку и что-то нечленораздельно вскрикивая, а Нимфадора, пряча загадочный предмет, похожий на палочку барабанщика, в рукав, шла к нему. Гарри даже не успел решить, испугаться ему, или, напротив, пожать храброй барышне руку (а второго ему хотелось гораздо больше), как Нимфадора легонько толкнула его в плечо:
— Ну что, малыш?
— Спасибо, мисс... миссис...
— Меня зовут Тонкс, помнишь? — она вновь подмигнула ему. — А насчет этого кабана — пустяки. Хочешь, научу секретному приему?
Гарри с сомнением глянул на Чертова коротышку Банни:
— Спасибо, но я, наверное, не рискну.
— Проводить тебя до дома? Эти гаражи довольно опасное место для магг... для маленьких мальчиков. Даже тот тип, за которым я гналась, должно быть, уже сильно пожалел, что забрался сюда, — она мечтательно улыбнулась. — Где ты живешь?
— Спасибо, Тонкс, — Гарри старался как можно незаметнее пригладить растрепанные вихры и одернуть кошмарный свитер Дадли, чтобы тот не пузырился на локтях. — Но, наверное, не нужно, я легко дойду сам, здесь неда...
— Стой!
Гарри подпрыгнул от неожиданности.
— Что это? — Нимфадора напряженно всматривалась в него.
— Что «что»?
— Так ты — Гарри Поттер?
Гарри отступил на шаг: в широко распахнутых темных глазах Нимфадоры плескался восторг на грани сумасшествия.
— Откуда вы знаете?
— Тебя все знают! — воскликнула Нимфадора, и на мгновение Гарри показалось, что она сейчас стиснет его в объятиях. — Ты же Гарри Поттер!
— Вот он я, — во второй раз за сегодняшний вечер согласился Гарри.
Нимфадора несколько секунд смотрела на него, потом шагнула, порывисто обняла и выпалила:
— Для меня большая честь встретить тебя. Как в школе-то обрадуются, когда я им всем расскажу... наш инструктор точно мне не поверит, он такой... ты не представляешь, какой он подозрительный, вечно твердит, что нужно верить лишь в то, что можно увидеть его глазом... и мама. Мама вообще удивится, да и папа. Слушай, Гарри, не хочешь пойти к нам в гости, а?
Мальчик смущенно откашлялся.
— Мне очень... Нимфадора, но...
— Я — Тонкс.
— Тонкс, откуда вы меня знаете?
— Да тебя каждый знает! Ты же Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил!
Видя испуг на лице Гарри, Нимфадора решила пояснить:
— Ты — наш герой.
— Наш?
— Наш — то есть, волшебников, конечно! — Нимфадора подумала и добавила: — Ты же тоже волшебник.
Испуг Гарри начал ее беспокоить.
— Вот он я, — пролепетал Гарри, улыбнулся слегка безумной улыбкой, круто развернулся и бросился бежать. Чертов коротышка Банни, гаражи и розоволосая девица, а еще...
— Гарри!
Он остановился.
Эта забавная Нимфадора и не думала за ним гнаться. Просто стояла и звала его.
Неправильно. Сумасшедшие, по мнению Гарри, так легко от добычи не отказываются.
Он повернулся и извиняюще развел руками:
— Наверное, к вам пойти не получится, меня же Дурсли потеряют. Не то, что их это как-то обеспокоит, но потом тетя Петунья будет очень сердиться.
— Правда? Гарри, я тебя не обижу. И мне очень жаль, что, оказывается, ты не знал, что ты волшебник. Кто такие Дурсли? Хотелось бы поговорить с ними.
— Дурсли — это мои дядя Вернон и тетя Петунья, — рассеянно отозвался Гарри. — А еще есть кузен Дадли. Они забрали меня к себе, когда родители разбились в автокатастрофе... Тонкс, я не волшебник. Этого не может быть.
— Волшебства не может быть?
Нимфадора была очень серьезна.
— Нет, — смутился Гарри. — Ну, наверное. Я просто Гарри, Гарри Поттер. Я не могу быть волшебником.
— Но ты волшебник, — пожала плечами Нимфадора. — Это все знают, и, наверняка, знаешь и ты. Ты просто забыл. Говоришь, Дурсли воспитывали тебя после того, как твои родители погибли в... как ты это назвал?
— Автокатастрофа.
— Да, — Нимфадора окинула его странным взглядом. — Знаешь, Гарри, думаю, тебе обязательно нужно побывать у нас в гостях.
Эта фраза не предполагала возможности выбора. А Гарри подумал, что один день, проведенный не дома, он заслужил. Завтра ему исполнится десять: пусть поход в гости к Тонкс станет подарком. Она, конечно, расстроится, когда окончательно поймет, что ошибается и никакой он не волшебник... но сердиться она не станет, Гарри знал. У нее взгляд добрый, и улыбка добрая, а лицо самое красивое, какое Гарри случалось видеть — оно интересное, живое и улыбчивое, и она не хмурится и не морщит носик, когда рассматривает его. А ведь это обычная реакция взрослых на Гарри. Правда, она не совсем еще взрослая... но издеваться над ним, как друзья Дадли или одноклассники Гарри, тоже не станет. Точно. И ее волосы похожи на клубничную жвачку.
— Хорошо, — Гарри улыбнулся, впервые смело посмотрев Нимфадоре в глаза. — Только ты не обижайся, когда поймешь, что я не волшебник.
Ему очень не хотелось ее разочаровывать.
Нимфадора подошла к нему и крепко взяла за руку.
— Не отпускай мою руку, малыш.
Гарри бы это и в голову не пришло.
Глава 2— Мам, смотри, кого я привела!
Полукруглая дверь, выкрашенная синей краской, медная ручка, начищенная до блеска, и, самое главное, дверной молоток, оказавшийся самой настоящей лисой, только крохотной, ярко-красной и металлической, — эта картина была единственным, что Гарри удалось четко запомнить из пережитого им вороха событий. Вроде он держался за руку Нимфадоры, как она просила, а потом... вроде его закрутило, завертело, смяло и просунуло через садовый шланг. Вроде бы.
Нимфадора открыла дверь и втолкнула Гарри в прихожую своего дома.
— Мама!
— Сначала помоги мне слезть, — раздался приглушенный голос.
Противоположную стену прихожей от пола до потолка занавешивала тяжелая сиреневая штора, а на стремянке возле нее стояла женщина в защитной маске и с большим флаконом в руках.
— Опять докси? — спросила Нимфадора, освобождая пояс фартука матери, зацепившийся за ступеньку стремянки.
— Им определенно пришлись по вкусу шторы дяди Альфарда. Уж не знаю почему... есть подозрение, из-за запаха румынских сигар. Здравствуй, — улыбнулась миссис Тонкс Гарри.
— Мама, позволь познакомить тебя с Гарри Поттером.
Нимфадора, не глядя, вытянула руку и придвинула Гарри к себе.
Гарри решил, что вопрос: «А вы тоже меня знаете? Как удивительно», совершенно не нужен по причине бестолковости. К тому же широкая улыбка на лице мамы Нимфадоры погасла.
Миссис Тонкс несколько секунд молча смотрела на него, потом встрепенулась, кивнула сама себе и снова улыбнулась:
— Добро пожаловать в наш дом, Гарри.
Ему никто никогда не говорил «Добро пожаловать». А ведь это настоящее убежище волшебников. И полукруглая дверь, и лисица с подозрительным взором, и прихожая, и загадочные докси, и, самое главное, она — хозяйка дома. Настоящая волшебница. Такая, как в той книжке, что ему удалось украдкой пролистать в школьной библиотеке, пока миссис Мид выдавала учебники старшеклассникам, — да, именно такая волшебница помогала маленькой красивой королеве Озме из страны Оз. Немудрено — королева же была феей. Феи нисколько не разбираются в людях, всего лишь исполняют мечты. Миссис Тонкс просто ускользнула от сказки, Гарри сразу понял, потому заговорщически подмигнул Нимфадоре, чтобы она знала, что он все понял и что теперь можно не скрывать: ее мама — настоящая волшебница.
— Мам, Гарри не знает, что он волшебник.
— Сначала мы поужинаем. Гарри, проходи в гостиную, не стесняйся, — ласково велела миссис Тонкс, отступив в сторону, чтобы дать ему пройти. И незаметно удержала Нимфадору за рукав, когда та, спотыкаясь о порог, уже почти догнала Гарри.
— Что с ним? — прошептала миссис Тонкс. — Он очень худой. У него затравленный взгляд, суетливые движения. Будто чуть-чуть — и он бросится наутек.
Ее пальцы мяли старинные тончайшие кружева ручной работы, нашитые на обыкновенный передник, из тех, что на большой фабрике мастерят суровые работницы, используя для этого клеенку со странным покрытием и вставки с непременной улыбающейся уткой в качестве украшения.
— Мама, он не знает, что он волшебник, — повторила Нимфадора. Это было самым невозможным, что могло случиться.
— И это тоже.
— Я отправила Шизоглазу патронуса.
— Он поверит? — миссис Тонкс в отличие от дочери не разделяла ее оптимизма по поводу подозрительности Аластора Моуди. — Если бы сказали, что самый знаменитый волшебник не знает... даже я... даже любой... я бы очень удивилась.
— Шизоглаз придет.
Миссис Тонкс и Нимфадора обменялись понимающими взглядами, какими обмениваются генерал и солдат за пару секунд до взрыва, затем обе выдохнули, и Нимфадора поспешила в гостиную.
Миссис Тонкс еще долго смотрела на дверь.
Мальчик-Который-Выжил явно и в настоящее время всего лишь выживает. Сколько ему лет? Завтра тридцать первое июля, значит, почти десять. А выглядит он от силы на восемь. Что же... да его свитер на два размера больше. А то и на три. И очки сломаны.
Нимфадора обязательно должна во всем разобраться.
Нимфадора этим и занималась. Разбиралась «во всем». Самое актуальное на настоящий момент из этого «всего» — попробовать понять, как снять каминные щипцы со щиколотки, не сломав их. Щипцы были серебряными, дорогими маме как память — когда-то именно ими прапрабабушка Виолетт угрожала тогдашнему министру магии. Может быть, щипцы были частью их с министром отношений, Нимфадора не задумывалась, но сейчас здесь, в настоящем, эта часть ей порядком досаждала. Например, тем, что все время попадалась ей под ноги.
— Тебе помочь? — вежливо просил Гарри.
— А? А нет, все в порядке. — Раздался треск разрываемой ткани. — Когда наступает ночь, они иногда перебираются к приятелю в соседнюю клетку и устраивают заговоры.
— О! — Гарри прижал нос к прутьям клетки и с удвоенным любопытством принялся рассматривать толстых крыс в ней. Две крысы держали друг друга за хвосты, третья, самая круглая, лениво прыгала через импровизированную скакалку. При этом она в упор глядела на Гарри и явно красовалась, делая временами сальто или прыгая на одной ноге.
— Какой заговор?
В соседней клетке спала розовая морская свинка.
— Думаю, планируют подраться с садовыми гномами. Их Йо-йо подговаривает, — с нежностью ответила Нимфадора.
Морская свинка резко распахнула глаза.
— Йо-йо — это такая игрушка. У Дадли есть. Она скачет на резинке, и еще это хорошее оружие. Так считает мой кузен, и его мнению можно доверять. Оно, да, больно бьет. Он приделал к ней гайку, которую потом дядя Вернон у него отобрал, ведь он снял ее с его машины, — бодро поведал Гарри, не сводя взгляда с крыс. — Они тоже волшебные? Ну, то есть, я знаю, что волшебные, но они могут разговаривать?
— Крысы? Вряд ли они скажут что-то хорошее. Не то воспитание.
— Было бы здорово, если бы умели. Я хочу узнать, о чем они думают, — задумчиво продолжал Гарри.
Круглая крыса фыркнула.
— Рассказывай, малыш. — Нимфадора сидела на диване, пристально вглядывалась в вихрастый затылок, будто хотела немедленно проникнуть туда, в голову Гарри, и прочесть его мысли. Или подглядеть.
— Я точно не знаю, но мне кажется, что вот эта, что прыгает — она просто набирает форму. И я ей понравился. А те две... ты права, они все что-то замышляют.
— Гарри, посмотри на меня, — тихо сказала Нимфадора.
Он обернулся, готовясь извиниться за свои выдумки. Тетя Петунья ненавидит их, выдумки. Может быть, и волшебники тоже?
— Гарри, случается так, что когда ты сильно боишься, происходят необыкновенные вещи?
Гарри удивленно глядел на нее.
— Ну, бывает, что болит шрам, но тетя Петунья говорит, что это нервное.
— Нет, Гарри, очень необычное.
— Я быстро бегаю.
— Это понятно. А еще? Например, когда тот толстяк обижал тебя... он ведь обижал тебя раньше? — Дождавшись кивка, Нимфадора продолжила: — Когда ты его сильно боялся, не случалось ли с ним что-нибудь необычное? Смешное, может? Плохое?
Необычное. То есть совсем не то, что подразумевают дядя Вернон и тетя Петунья, когда говорят: «Завтра воскресенье. Можно надеть другой галстук. Достать выходной столовый прибор. Проснуться позже, пойти втроем в парк». Плохое? Да.
— Вспоминаешь? — Нимфадора энергично расчищала диван от думок-подушек — в волнении они улетали у нее к углам комнаты — чтобы вошедшая с подносом миссис Тонкс могла накрыть на стол. — Ты просто забыл. Если очень-очень постараться, обязательно вспомнишь.
— Что я волшебник?
— Конечно. — Тонкс потянулась к миссис Тонкс за большим подносом с пирожками — миссис Тонкс не успела отпрянуть назад, и Нимфадора смахнула несколько на пол.
— Но это не так.
Нимфадора подняла пирожки и непринужденно закинула их в клетку с Йо-йо.
— Все так.
— Однажды бульдог тети Мардж загнал меня на дерево, — Гарри было, правда, жаль ее разочаровывать. Но обманывать, или притворяться, что он тот, кем не является — он себе ни за что не простит. Нимфадора похожа на фею Озму. Ее нужно оберегать. — Я никогда так не боялся. Но ничего необыкновенного не произошло. Если только не считать, что Дадли отказался в тот вечер от пятой порции мороженого... что с тобой?
Ярко-розовые волосы Нимфадоры выцвели до невзрачно-серого цвета.
— Идемте к столу, — быстро сказала миссис Тонкс. — Гарри, садись рядом со мной. Давай я тебе положу. Любишь мясные булочки? Вот, возьми пирог с курятиной, Дора у нас его просто обожает.
Гарри повернул голову и тепло улыбнулся Нимфадоре, она ответила ему не менее теплой улыбкой. И зажмурилась изо всех сил, потому что вернуть волосам прежний цвет никак не получалось. Если максимально сосредоточиться... нет.
После ужина, когда Гарри решил, что с нынешнего дня его самыми любимыми яствами станут пирожки с мясом и тыквой, пирог с патокой и любимый пирог Нимфадоры (Гарри даже показалось, что у него щеки лоснятся, так он сыт), миссис Тонкс и Нимфадора убрали со стола и сложили подушки на диван.
Потом миссис Тонкс достала из кармана палочку, взмахнула ею, и — Гарри смотрел во все глаза — в маленьком камине загорелось яркое пламя.
— Нравится? — спросила миссис Тонкс. — Ты скоро тоже сможешь так. Какой у тебя любимый цвет?
Гарри задумался. Вопрос был не из легких, если учесть... Вот однажды его школьный психолог задал. Учительница рисования, мисс Тайлер, все это устроила. Она любила свободные темы. А Гарри на свободную тему рисовал всякую ерунду, так она сказала. Сказала, что дети не должны изображать себя в лесу, где лес страшный и недобрый, и тянется со всех сторон рваными тенями, или себя на дне реки, с вбитыми в песок кандалами, или себя бредущего по пустому черному шоссе, когда над головой и рядом лишь зло прищурившиеся тучи.
Тогда Гарри сказал психологу, что ему нравится коричневый. А тот вдруг отложил свои записи и велел:
— Твой любимый цвет — это желтый. И рисунки твои любимые — небо, воздух, радость, солнце, допустим. Рисуй щенят и котят. Себя на футбольной площадке, в парке, на катке, в окружении людей. Рисуй, что ты бежишь, а не ползешь. Что летишь. На чем угодно, хоть на мотоцикле.
Гарри согласился с ним. Даже почти решил нарисовать все это. Когда-нибудь.
— Зеленый, — улыбнулся он миссис Тонкс.
— Я так и думала, — кивнула она в ответ. Еще один взмах волшебной палочкой — и огонь в камине вспыхнул изумрудно-зеленым. — Обычно подобное пламя бывает, когда мы путешествуем по Каминной сети, — пояснила миссис Тонкс. — Скоро мистер Тонкс по ней придет, мы его встретим... я добавила золотые искры, что скажешь, Гарри? Но... да, кажется, Аластор уже здесь. Аластор, добрый вечер.
В камине, прямо в изумрудном пламени, как будто ставшем еще изумруднее, появилась некая волчком вертящаяся фигура.
— Как я вам? — Фигура остановилась и, аккуратно стряхивая пепел на дорогущий ковер миссис Тонкс, шагнула из портала в гостиную. — Нимфа, что думаешь? Не будешь больше за глаза обзывать стариком? Чувствую себя
чудесато.
Аластора окружал ореол золотых искр. Местами он распадался, сосредотачиваясь отчего-то на его видавшей виды мантии разными интересными пятнами. А одна особая наглая искра сияла прямо на лбу, делая Аластора похожим на циклопа. Наверняка его это радовало.
— Здорово, парень, — последнее относилось к Гарри, который... внезапно он поверил. Если это сон, как он думал, то сон очень правдивый. Столько чудес, сколько случилось за сегодняшний вечер, ни в одно сновидение не уместится. Значит, это реальность. Только в реальности может быть так страшно.
Стеклянный глаз Шизоглаза бешено вращался.
Глава 3— Все же вам придется со мной поговорить.
— Придется? — тетя Петунья открывала и закрывала рот. Если бы можно было решить, что перед ней товарищи из этой странной компании молодых людей, называющих себя распространителями готовой продукции, тетя Петунья так бы и сделала. Даже самое страшное предположение: товарищи из какой-нибудь, не дай Боже, секты... в данной ситуации не таким уж оно страшным было. Ведь действительность оказалась хуже. А тетя Петунья (что за скверная черта характера!) не могла закрыть глаза на неприятные проявления данной действительности.
Во всем, конечно, виновата Лили. Это же она заставила всех членов своей семьи раз и навсегда поверить, что невозможность — понятие относительное.
На пороге дома стояли не кто иные, как волшебники. Вот в чем факт. Может быть, им удалось бы обмануть Вернона... ужас. Или Диддикинса. Но не Петунью. Петунья таких личностей за милю видела, как бы они ни маскировались. Опять же спасибо Лили. Однако будем справедливыми: маскировкой одеяния товарищей можно было назвать с большой натяжкой. Кривую фигуру громилы обтягивал плащ, какой носят рыбаки на восточном побережье, на голове красовалось надвинутое на один глаз тряпочное кепи. Полагает, верно, что оно придает ему лихой вид. Еще была наглая девица с отвратительной прической, в отвратительном платьице (если это и правда платье) и с отвратительным поведением.
— Прошу прощения, но ничего из вашего «придется» я делать не собираюсь, — пришла в себя тетя Петунья. — Гарри, живо домой.
— Гарри не сдвинется с места, — будничным тоном сообщил Моуди. — Мы могли бы зайти в дом и без вашего позволения, Петунья, вы же знаете. Думаю, вы поняли, кто мы.
Тетя Петунья поджала губы.
— Не хочу иметь с вами ничего общего. Достаточно того, что я вижу каждый день этого мальчишку.
— Надеюсь, вы в курсе, что «мальчишку» зовут Гарри, — вставила Нимфадора. — Это так, для интереса.
— Что там, Тунья? — рядом с тетей Петуньей во всей своей представительности возник дядя Вернон. Он принимал душ... в кои веки решил понежиться после душного зноя в прохладной водичке, и надо же — именно в этот момент в его дом ломятся какие-то типы... и мальчишка с ними... да еще привел их наверняка. Да точно уж!
Придя к этому выводу, дядя Вернон воинственно подтянул пояс халата на своем представительном животе и выдвинулся вперед.
— Итак, господа. Пошли прочь из моего дома. А ты, парень, живо домой! Я с тобой еще поговорю.
— Это как? — Нимфадора склонила голову на бок. — Вы присядете на диван, и Гарри расскажет вам о своих печалях, а вы его выслушаете и поддержите? Поможете потом. В подобном духе происходят ваши беседы? У меня большие подозрения, что нет. Даже не знаю — отчего, а?
Красное лицо дяди Вернона побагровело еще больше и добилось-таки своего: теперь оно формой и цветом идеально походило на свеклу.
К тому же тип в кепи вдруг подмигнул ему. Представительность дяди Вернона почувствовала себя крайне неуютно.
— Дурсль, отойди от двери, — мягко велел Моуди.
— Что?
— Тушу свою с порога сдвиньте, — последовали доходчивые пояснения Нимфадоры, вежливой и тихой девушки.
Тетя Петунья судорожно закашлялась:
— Да как вы смеете!
— Риторический вопрос, мэм, не правда ли? — Моуди, не отрываясь, смотрел на дядю Вернона.
А тому подумалось... от этой мысли, конечно же, стало стыдно, но позже, много позже того срока, который он сам определил для явления госпожи Совести в подобных ситуациях. Дяде Вернону подумалось, что, может, зря он вышел из ванной и поспешил на помощь к жене... в противном случае, глядишь, и конфликта бы не было. Хотя, вот парадокс, дядя Вернон любил конфликты. Всласть поорать на кого-то было способом питания его духовно-астрального тела — ему нравилось так думать. Разумеется, ор уже на него воспринимался противоположно: очень-очень тяжело.
От мысли о госпоже Совести остатки представительности дяди Вернона немедленно бросились наутек.
— Ну? — дружелюбно осведомился Моуди. Нимфадора играла прядкой своих розовых волос и, глядя куда-то в сторону, рассеянно улыбалась. Именно ее улыбка больше всего встревожила дядю Вернона. Он шевельнул усами, что у него было признаком крайнего волнения, и отошел в сторону, буркнув:
— Входите.
В гостиной, куда уверенно прошли Моуди, Нимфадора и увлекаемый за ними Гарри, Дадли смотрел телевизор. Шла «Битва талантов», потому должно было случиться что-то поважнее пришествия чужих и странных людей, чтобы Дадли оторвался от передачи. Нимфадора рискнула лишь скинуть его ноги с дивана.
Дядя Вернон переживал. В отличие от Нимфадоры, он не смел присесть... и это в собственном доме, подумать только! Стоял вместе с Петуньей перед наглыми гостями, расположившимися на его диване, как какой-нибудь нашкодивший школьник, и молчал. Слова на ум не шли — вот в чем проблема. Тип в кепи и розововолосая барышня смотрели на них... снисходительно. Да, самое верное определение. Как смотрит, допустим, ученый на какую-нибудь взбалмошную бактерию. И молчали. Специально нагнетали обстановку, точно, уж Вернон знает эти так называемые
психологичные приемы, навидался за свою жизнь.
Через десять минут напряженного молчания волнение дяди Вернона достигло своего максимума. Только этим можно было объяснить следующее:
— Слушайте, вы! Немедленно убирайтесь из моего дома, иначе я звоню в полицию!
И оправдать. Потому что Моуди сделал неуловимое движение рукой, и колени дядя Вернона подсекло кресло, неведомо как подскочившее к нему сзади.
— Мы поговорим. Вернее, говорить буду я. — Моуди наклонился вперед, так что его лицо оказалось вровень с лицом дяди Вернона. — Мы хотим забрать Гарри. Он будет жить в более подходящей для него обстановке.
— Он — мой племянник, — заметила тетя Петунья.
— Мы в курсе, — Нимфадора в упор глядела на нее. Внутренний колокольчик чувства приличия тети Петуньи тревожно затренькал. — Зря вы не сказали Гарри, что он волшебник.
Дядя Вернон и тетя Петунья как по команде поджали губы.
— Это наше решение, — заявил дядя Вернон. — И мы считаем, что оно правильное.
— Вот как?
— Мы не хотели, чтобы он стал ненормальным, как моя сестра, — просто сказала тетя Петунья.
Некоторое время все наслаждались песенкой Боба-Страха, вырывающейся из телевизора Дадли.
— Я знал Лили Поттер, — наконец произнес Моуди, ни к кому не обращаясь и говоря так, точно делая замечание о погоде. — Я знал ее мужа. Они настоящие герои, бойцы, каких мало, сражались до последнего... как вы только посмели?
Он снял кепи.
— Как вы посмели не сказать о них Гарри?
Дядя Вернон и тетя Петунья смотрели в его стеклянный глаз, который видел их насквозь и дробил взглядом их затылки... и с ужасом думали, что никогда не забудут столь
ненормального видения.
— Слушайте, мы воспитывали мальчишку как родного сына! — Дядя Вернон попробовал встать с кресла, но взмахом палочки был усажен в него обратно. — Он ни в чем не нуждался, был сыт, одет, обут. Не понимаю... в чем проблема-то? Хотите забрать его — ради Бога, забирайте. Нам хлопот меньше. Если вы не заметили, у нас есть свой сын, нам еще его на ноги поднимать. Да, Тунья, пусть забирают, скажем соседям, что приехали дальние родственники мужа твоей сестры и...
— А вы знаете, что мы дальние родственники? — перебила Нимфадора.
— Вернон, — тетя Петунья потянула открывшего было рот мужа за рукав, — у Джеймса не было родни. Просто скажите, что вы тоже из этих ненормальных... волшебники. Моя сестра была из вашей шайки, вечно творила Бог весть что, а родители ей потакали, нарадоваться не могли, что у них дочь — волшебница. Но когда она погибла... когда погибла, никто из вас, волшебников, пальцем не шевельнул, чтобы позаботиться о Гарри. И вы, мисс, не думайте перебивать меня! — голос тети Петуньи звенел. — Вы все решили избавиться от него и отправить в привычный, нормальный мир. Вам он, как волшебник, был не нужен, но вы хотели, чтобы я воспитывала его волшебником — вот что получается? Да с какой стати? Он рос в
моем мире. Здесь не пользуются волшебными палочками, не вытаскивают из карманов живых лягушек, не заводят сов и не ездят на малиновых паровозах! — тетя Петунья уже кричала. — Здесь все нормально. Я хотела, чтобы он был приспособлен к нормальностям.
— Значит, вы хотели?
— Мы думали, что если будем держать парня в строгости, вся эта дурь вылетит из его головы и он вырастет человеком, — то и дело зыркая на Гарри свирепым взором, дядя Вернон решил привнести свой вклад в беседу.
— Гарри — волшебник, — устало сказал Моуди. — Это из головы не выбьешь. И он не простой волшебник, и родители его погибли не в простой катастрофе. Вам прекрасно известно, кто охотился на вашу сестру, Петунья. И кого этот мальчик остановил, вы тоже знаете.
Тетя Петунья не сводила с него взгляда.
— Кхм, — откашлялся дядя Вернон. — В любом случае... да, Тунья, о чем таком он говорит? Впрочем, никакой разницы. — Он оперся ладонями о подлокотники кресла, с силой оттолкнулся от них и встал. — Хотите забрать мальчишку — забирайте. Ему уже десять, вполне себе самостоятельный парень. Самое трудное мы вынесли. Он записан в школу Святого Брутуса, будет учиться там, вы его и не увидите.
Нимфадора вдруг расхохоталась:
— Гарри, ты хочешь учиться в Святом Брутусе?
Гарри никогда еще не слышал такого безрадостного смеха.
— Вы всерьез думаете, что Гарри... вы ведь и не думаете, да, мистер Дурсль? — Нимфадора поднялась с дивана и встала напротив дяди Вернона. Ее розовые волосы приобрели болезненный алый оттенок. Рядом с дядей Верноном она выглядела еще более маленькой, и то, как она выпрямилась и вскинула подбородок, как вызывающе посмотрела, могло произвести комичное впечатление... лишь могло. — Вы относились к Гарри... вы не то, что не любили его, как чужого ребенка. Не родного, как вы говорите. Наверное, ему было бы даже легче, если вы окружили его враждебным равнодушием, правда? А вы задались целью планомерно отравить ему жизнь. У вас это получилось, поздравляю. Гарри будет жить в моей семье. Завтра сюда придут мои родители, они заберут его. Сейчас мы сложим его вещи и... вам не интересно, где он был все это время? Почему вернулся так поздно? Конечно, не интересно, скажите, зачем я спрашиваю, вам ведь... Гарри — волшебник! — внезапно крикнула она, сжимая кулаки. — Самый великий, герой, победивший Того-Кого-Нельзя-Называть. Его родители, Джеймс и Лили Поттер, боролись против Пожирателей Смерти, трижды бросали вызов Тому-Кого-Нельзя-Называть и трижды ускользали от него, пока он сам не пришел в их дом тридцать первого октября 1981 года. Нам это дают на уроках, а вы сделали так, чтобы Гарри не знал? Какие же вы после этого люди! Тот-Кого-Нельзя-Называть убил отца и мать Гарри, но не смог убить его. Что-то в этом мальчике остановило его, и Тот-Кого-Нельзя-Называть исчез. Гарри освободил весь волшебный мир. Он и вас, магглов, защитил, — Нимфадора резко развернулась к тете Петунье. — Что, вы будете говорить, что Лили Поттер не предупреждала вас? Пожиратели убивали магглов ради забавы, и Лили Поттер говорила вам об этом. Как вы могли после этого так относиться к Гарри? Вы поселили его в чулане под лестницей! — она помолчала. — Он ваш родной племянник. Наверное, вы просто ненавидели свою сестру.
От звенящей глухой ярости в ее голосе тетю Петунью передернуло.
— Не рассуждай о том, о чем не имеешь ни малейшего понятия.
— А вы объясните, — прошептала Нимфадора. Ее глаза нехорошо сузились, а пальцы — позже она уверяла Моуди, что рефлекторно, — стиснули палочку в кармане до хруста.
Тетя Петунья повернулась к Моуди:
— Вы не можете забрать мальчика. Гарри остается здесь.
— Думаете, мы позволим? — Моуди улыбался простецкой улыбкой, улыбкой, располагающей к общению, как он сам, верно, думал. — После того, что мы узнали? Через год Гарри будет отправлена сова от администрации Хогвартса, школы чародейства и волшебства, а пока он будет жить у Тонксов. Они хорошие люди, не волнуйтесь, если вы волнуетесь. Нимфа — их дочь.
— Она?! — проследив за кивком Моуди, ужаснулась тетя Петунья.
— Она, — подтвердила Нимфадора. Петунья отвернулась.
— Да в кого они его превратят, если уж
эту ...
— Продолжайте, — радостно велела Нимфадора, после того как хлопнула в ладоши перед лицом тети Петуньи, заставляя ту снова глядеть на себя.
— Опле-лепле-хай-вай-ЛЯУ! — тоненько пропел Дадли, вторя голосу из телевизора. — Трейси и Стэйси прошли во второй тур! Теперь будут готовить новый танец Клецок, Крабов и Чеснокодавилки.
Сам того не подозревая, Дадли добился полного внимания к себе.
— Это здорово, — пробормотал Гарри. — Танец клецок — самое то.
«Наверное, если все закончится смертоубийством... наверное, это еще самый нормальный вариант. Из всех возможных. Ведь дядю Вернона вот-вот хватит удар, и он накинется на Шизоглаза... а Шизоглаз, хоть он и аврор, никогда не сталкивался с разъяренным дядей. А Нимфадора...»
Гарри больше всего хотелось сейчас взять Нимфадору за руку и увести отсюда. Чтобы она больше не видела ни тетю, ни дядю, ни идиота Дадли. Ей здесь не место.
— Гарри никуда не пойдет. Он не может жить нигде, кроме нашего дома, — громко объявила тетя Петунья и направилась к дверям.
— Тунья, да пусть выметается!
— Я сказала, нет.
Тетя Петунья, скрестив руки на груди, встала на пороге.
— Прошу вас покинуть мой дом. Гарри остается.
Моуди не тронулся с места.
— Для чего?
— Для того, что так надо.
— Он — волшебник. Вы не сможете больше скрывать это от него.
— Что ж.
Они мерились тяжелыми взглядами.
— В следующем году Гарри пойдет в Хогвартс, — сказала Нимфадора.
— Вряд ли. Мы не собираемся платить за то, чтобы он обучался волшебству.
— Его родители уже обо всем позаботились. Гарри сможет заплатить за учебу и без ваших средств.
— А что будет потом?
— Когда?
— Потом, после вашей дурацкой школы, что с ним будет?
— О чем вы?
— Тот человек, он написал мне письмо, — с нажимом продолжала тетя Петунья. — Сказал, что Гарри будет обучаться в его школе, в Хогвартсе. Насколько я понимаю, именно он ввязал Лили во все это. Вы хотите позволить ему сделать то же самое и с мальчиком?
— Я буду учиться в Хогвартсе, — тихо проговорил Гарри, прежде чем Нимфадора успела высказать Петунье сполна, что она о ней думает. Вернее, не высказать, а наглядно продемонстрировать. — Я уйду из дома, если вы мне не позволите.
— Да ты, парень, совсем обнаглел! — рявкнул дядя Вернон. — Тебе сказали...
Моуди встал, и дядя Вернон моментально захлопнул рот.
— Я поговорю с Дамблдором. Пока Гарри остается у вас, вы — его родственники и вы настаиваете, хотя, знает Мерлин, я не понимаю почему. Здесь есть какая-то странность, в этом вашем решении... нужно разобраться. И будьте уверены, я разберусь. — Здоровый глаз Моуди мрачно вспыхнул. — С этого дня у Гарри будет своя комната. Вы можете не любить его, но относиться по-человечески вы обязаны. И за вашими обязанностями буду следить я.
— Мы что, так просто уйдем? — Нимфадора не могла поверить своим ушам.
— Сегодня — да.
— Но...
— Думаю, Дурсли не возражают, если завтрашний день их племянник проведет в компании друзей. — Моуди не отрывал взгляда от багрового лица дяди Вернона, на котором уже намечалась скверная синева. Обычная реакция на взгляд Моуди.
Нимфадора быстро подошла к Гарри.
— Гарри, хочешь встретить свой день рождения с нами? — спросила она, сжимая его плечи чуть подрагивающими пальцами. Сейчас она напоминала Гарри перевозбужденного обстоятельствами щенка. — Один день вместо выходных с Дурслями... но пока один день, а потом... я все же верю, что профессор Дамблдор что-нибудь придумает, и мы сможем забрать тебя отсюда.
— С радостью!
Она ждала только этого. Чтобы Гарри улыбался и смеялся, как она. Быть счастливым, подобно ей, у него, конечно, не получится, но она... она простит, наверное. Он очень надеялся. Она — пока единственное хорошее, что случалось в его жизни.
— До завтра, парень, — кивнул ему Моуди. Его волшебный глаз по-прежнему сверлил взглядом дядю Вернона. — Да, Петунья... ради вашего блага, я посоветовал бы вам никогда больше не отзываться плохо об Альбусе Дамблдоре. И помните, вы оба... и ты тоже, — Моуди взмахом палочки поднял Дадли с дивана: тот выронил пульт и с ошалелым видом оглядел непонятно как затесавшихся в гостиной посторонних людей. — Я слежу за вами. Всеми троими. Я всегда буду знать, как обращаются с Гарри. И если что... скажем, вам воздастся по заслугам.
— Гарри станет часто гостить у нас, — Нимфадора вымученно улыбнулась Гарри. — Это в любом случае, да, Гарри?
***
Он долго стоял у дверей и смотрел им вслед.
Из дома Тонксов Гарри летел с Нимфадорой на метле, и... Нимфадора видела блеск в его глазах, видела, что он испытывал при полете... чувство неподдельно радостное. Несомненно даже. Тогда он подумал... ну, Нимфадора же — она волшебница, фея, и, возможно, завтра, в день своего рождения, он получит в подарок именно то, чего впервые страстно пожелал.
Они растворялись в выцветающем, уставшем небе жаркого июля. Все больше и больше, все дальше и дальше от Гарри.
Глядя на силуэты ставших дорогими людей... пугающе дорогими — теперь будет очень страшно их терять, — Гарри больше не хотел метлы в подарок, торта, праздника, подарков и гостей. Сейчас страстно желалось, чтобы они не улетали, не оставляли его никогда. Это лучше любых подарков, правда. Чтобы тот день, о котором говорила Нимфадора, продолжался вечно.
Говорят, загаданное сбывается. Хотя бы в мечтах.
Один день вместо целой жизни. А если пожелать вслух? Крикнуть громко-громко, чтобы тот, кто наверху, услышал, усмехнулся, кивнул. Согласился. А один день вместо целой жизни, разве это много? Нет, серьезно — много?..
fin
