Завтра мы будем жить

День первый. Отрицание

Авторы: Шейра&Maria-mia-Maria
Название: «Завтра мы будем жить»
Пейринг: ГП/ДУ, РУ/ГГ, НЛ/ЛЛ, БУ/ФД, вся семья Уизли
Жанр: драма
Размер: миди
Рейтинг: PG-15
Саммари: есть пять стадий принятия смерти. Мы пройдем через них все и тогда, может быть завтра, мы снова будем жить.

-1-
Площадь Гриммо, 12.

«…и ты все еще продолжаешь мне сниться.
Каждую ночь. Там, во сне, мы разговариваем. Ты рассказываешь истории из своей жизни, а я смеюсь. А потом просыпаюсь и больше уже не могу смеяться. Я живу теперь в твоей комнате, где все стены обклеены фотографиями. С них мне улыбаются и счастливо машут руками мертвецы.
Я каждый день выхожу на прогулку. Ну, по правде говоря, выходил раньше. Вчера и сегодня я оставался дома. Чувствую себя слишком уставшим для прогулок, хотя вроде бы ничего особо не делаю… Пытался помочь Критчеру с уборкой – потом долго объяснял, что вовсе не хотел его обидеть и что совсем не имел в виду, что он не справляется. Убедил, но от уборки пришлось отказаться. Думаю почитать со скуки какой-нибудь учебник. Может, по Зельям?.. Теперь, когда Снейп мертв, кажется, они уже не вызывают такого отвращения.
Ну ладно, пока. Может, еще напишу.
Гарри».

-2-
Нора, комната Рона Уизли. Письмо, найденное под столом в виде смятого клочка бумаги.

«... Раньше мне очень не нравилось, что у нас всегда все толпились и что дом, по-моему, ни на секунду не замолкает. Постоянно что-то падало, разбивалось, взрывалось, кто-то на кого-то кричал, смеялся, хлопал дверьми. Гарри называл это "у вас всегда весело", а мне иногда хотелось спрятаться под кроватью от этого дурдома.
Я бы отдал все деньги на свете, чтобы у нас опять стало как прежде. Как будто кто-то резко запретил шуметь. Мы даже разговариваем теперь на порядок тише, если вообще разговариваем. Мы разучились смеяться. Кажется, что если кто-нибудь улыбнется, то обязательно небо упадет на землю или все гиппогрифы разом вымрут. Билл и Чарли живут дома – и это несмотря на то, что Билл женат. Они считают, что так они поддерживают маму. Дерьмово у них это получается, должен тебе сказать. Да у всех нас с этим проблемы. А мама очень сильно похудела и постарела. Она постоянно что-то готовит, убирает, стирает, гладит и не отпускает нас никуда одних. Будто ей кажется, что если кто-нибудь из нас останется вне ее поля зрения, то с ним обязательно что-то случится. Боится не уследить...
Большую часть времени все сидят в своих комнатах по одному. Я не знаю, что делают остальные, а я лежу на кровати и стараюсь ни о чем не думать: ни о том, что ты не отвечаешь на мои письма, ни о том, что мама сегодня выглядит еще на несколько лет старше, чем вчера, ни о том, что от Джорджа я не слышал ни слова уже неделю. Просто не думать. Иногда получается. Иногда нет. Жаль.
Ночью ко мне пришла Джинни. Ночь отличается от дня тем, что днем ты лежишь на одеяле, а ночью – под. Я услышал скрип открывающейся двери. На пороге стояла Джинни, моя маленькая сестренка, в одной ночнушке и босиком. Она долго смотрела на меня, а потом подбежала и дала мне пощечину. Моя маленькая сестренка, а у нее, я тебе скажу, не самая легкая рука. У меня до сих пор щека красная.
- Ты чего? – спросил я ее, одновременно пододвигаясь, чтобы она села на кровать. - Пол холодный, залезай.
А она заплакала, села рядом и начала колотить меня по плечам.
- Вы просто уехали, уехали, и я целый год не знала, где вы. Ничего вообще о вас не знала, ни-че-го. Ты представляешь, что я придумывала себе каждый вечер, перед тем как заснуть?! Ты представляешь, сколько человек в Хогвартсе каждый день обсуждали, что вы наверняка погибли? Вы - мой старший брат, моя подруга и Гарри.... А ты? Ты был у Билла и ничего мне не передал, никого не предупредил, что вы живы, никого. Я целый год вас ждала, целый год...
Я прижимал ее к себе, пока она не успокоилась. Мою младшую сестренку наконец-то прорвало. Все эти дни после битвы за Хогвартс она была очень сильной, она всегда была рядом с мамой и почти не плакала. Только один раз, на похоронах Фреда, я видел ее слезы. Я восхищался ею, но знал, что скоро все ее эмоции должны выплеснуться. Скоро она должна закричать. Это же моя малышка Джинни, я знаю ее с пеленок.
Джинни ушла только под утро. Я так ничего и не ответил. А на следующий день она опять была рядом с мамой, улыбалась всем за завтраком и пыталась склеить нашу большую семью. Я все-таки очень горжусь ею, малышкой Джинни.
Как твои родители?
Приезжай, пожалуйста, я очень скучаю.
Я буду ждать ответа, хотя ты все равно вряд ли ответишь.
С любовью,
Рон".

Письмо, отправленное Роном Уизли Гермионе Грейнджер.

"Дорогая Гермиона!
Я надеюсь, у тебя все хорошо и твои родители простили тебя за то, что ты стерла им память и отправила в Австралию.
Я сейчас в Норе, как и все мои братья. Мама была бы рада, если бы ты приехала к нам на пару дней погостить. У Гарри все хорошо. Джинни простудилась.
Буду ждать ответа,
Рон".

-3-
Площадь Гриммо, 12.

«Дорогой Сириус!
Господи, как же это глупо. Пишу тебе по два-три письма в день, но, кажется, мне больше не с кем поговорить. Пытался написать Гермионе, но не получил ответа. Трижды. Вначале думал, что письма не дошли, а теперь понимаю, что она просто не хочет со мной разговаривать. Я ее не виню. То, через что им пришлось пройти из-за меня, – ужасно.
Писать Рону или Джинни я не решаюсь. Правда, сама Джинни пару раз написала. В первом письме говорила, что у них сейчас в доме только одна почтовая сова, которая принадлежит Рону и постоянно чем-то занята. Обещала приехать. Во втором, пришедшем тем же вечером, извинялась и объясняла, что мама ее не отпустила. Наверное, миссис Уизли права. Я это заслужил.
Чтобы совсем не сойти с ума, написал Невиллу и Луне. Ответа пока нет.
Но, знаешь, Сириус…»

-4-
Из переписки Невилла Лонгботтома и Луны Лавгуд.

«…и, кстати, Луна, мне тут написал Гарри. Так, ничего особенного, просто «привет, как у тебя дела». Рассказывает, что у него все хорошо. Критчер (это его домовик) прекрасно готовит луковый суп, а около его дома очень красивый парк. Только меня немного смущает одна фраза… Она, вообще-то, замазана, но я разобрал с помощью заклинания (зачеркнуто: бабушка помогла). Гарри говорит, что Гермиона не отвечает на его письма. Я ей тоже писал пару дней назад и тоже без ответа. Ты не в курсе, что с ней случилось?
И, кстати, представляешь – бабушка подарила мне редчайшее растение. Называется…»

Из ответного письма Луны Лавгуд:
«…не знаю, что с Гермионой. Может быть, стоит просто съездить ее проведать, раз она не отвечает на письма?..
Конечно, я слышала об этом растении. Описывая его свойства, ты забыл о том, что его опавшими лепестками питаются морщерогии нарглы. Может, когда бутоны отцветут, пришлешь их мне?
Луна».

-5-
Нора, комната Джинни Уизли. Из дневника.

«…а на улице жара, лето.
Ночью я все-таки разревелась на плече у Рона. Накричала на него, влепила пощечину, а потом разревелась. А ведь я обещала себе, что не буду плакать. Всего неделю назад.
Мерлин, с того дня, как мы уехали из Хогвартса, прошла всего неделя. Семь дней. Ну хорошо, семь с половиной. Мир вокруг сходит с ума.
Мама ушла в уборку. Сегодня утром принесла мне очередную партию только что постиранных вещей. Тех, из которых я выросла года три назад. Все остальное она стирать давно закончила. Интересно, а до ползунков дело дойдет?
Папа на работе. Постоянно. Говорит, что у Министерства много работы по восстановлению «мира и порядка». Но, кажется, он просто боится приходить домой. Впрочем, на фоне остальных они с мамой более чем адекватны.
Остальные – это Джордж, Рон и я. Хотя про нас мало что можно сказать. Мы ничего не делаем. Рон целыми днями лежит на кровати, уставившись в потолок. И это Рон, Рон! Да он не способен и пяти минут усидеть на одном месте, не умерев при этом от скуки! А сейчас – сутками. И никто ничего не замечает. Все слишком заняты собой.
Джордж не выходит из своей комнаты. А в комнату Джорджа никто не входит. Я пробовала пару раз постучаться, но никакой реакции. А чары на дверях слишком сильны, чтобы я смогла их взломать. Если бы мама или папа… Но они не пытаются. Я все думала, что же Джордж ест. Но однажды увидела, как мама оставляет еду перед дверью. И, честно говоря, у меня не хватило мужества подойти к ней.
Мама минут десять там стояла, глядя на дверь. Потом развернулась и, немного пошатываясь, ушла в сторону кухни, бормоча что-то про лимонный торт. А дверь слегка приоткрылась и, когда тарелки с едой вплыли в комнату, абсолютно беззвучно захлопнулась вновь.
Билл и Чарли еще держатся. Но я же вижу, что они совсем не хотят быть здесь. Билл постоянно пишет Флер, а Чарли куда-то пропадает – каждый день, в одно и то же время. Наверное, у него тоже есть девушка. Когда они только приехали к нам, три дня назад, они еще были нормальными. Разговаривали не шепотом, пытались смеяться. Теперь нет.
Перси… Перси извиняется. Постоянно. И, безусловно, именно он побеждает в нашем новом соревновании под названием «давайте не будем смотреть друг другу в глаза».
А я… Все почему-то думают, что я очень сильная. Что я помогаю маме, поддерживаю разговор. Но на самом деле у меня просто не хватает мужества остановиться. Задуматься хоть на секунду. Потому что, кажется, в ту же секунду я лягу и умру.
А я не могу.
Я обещала Гарри, что у нас все будет хорошо. Всего семь, ну хорошо, семь с половиной дней назад.
А теперь вся семья ходит, опустив голову, боясь пересечься взглядами, а я начала вести этот дневник, потому что мне надо хоть кому-то рассказать о том, что творится вокруг. Я хотела съездить к Гарри, поговорить с ним, но мама не отпустила. Сказала, что пока слишком опасно, что многие Пожиратели еще на свободе. И так при этом смотрела, что я не посмела ей перечить.
А на улице жара, лето. Только никто не играет в квиддич возле дома».

-6-
Где-то в маггловской части Лондоне. Внутренний монолог Гермионы Грейнджер.

Я перечитываю этот абзац уже седьмой раз… или восьмой? Сбилась со счета. Все из-за мамы. За последние два часа она четыре раза позвала меня на завтрак. Ну вот опять.
Я занята сейчас, я должна прочитать сегодня вторую главу!
И не только пробежать глазами, естественно. Это же Зелья. Для них нужна постоянная бдительность. Аластор Грюм. Опять. Моя сентиментальная натура. Не время плакать и вспоминать прошлое, надо просто собраться и двигаться дальше. Вперед, как можно быстрее.
Ну вот, снова отвлеклась, придется перечитать страницу. Я повторила программу первых шести курсов и, наконец, перешла к новому материалу. И вот прямо с утра все из рук валится, все постоянно меня отвлекают. Почему даже родители не хотят понять, что учебу нельзя откладывать на потом? Я ожидала от них большего благоразумия, не могут же они думать, как Рон?!
Рон. Его сова тоже заставила меня отвлечься. Пишет какую-то ерунду. Обижается, что я не отвечаю. А я всего лишь забыла. И это - абсолютно не повод на меня злиться. Конечно, он даже не вспоминает о домашнем задании. Ему не приходится всю ночь корпеть над учебником по Трансфигурации, чтобы разобраться в теме. Неужели он считает, что пропуск всего седьмого курса не привел ни к каким последствиям? Это глупо.
Но все же надо написать ответ. И я непременно это сделаю. Может, когда закончу с Зельями. Или вечером, перед тем как лечь спать. Хотя перед сном я еще хотела почитать монографию Паркера о ядах, основанных на драконьей крови. Так что, пожалуй, отвечу завтра. Как только проснусь. Обязательно.

-7-
Площадь Гриммо, 12.

«…и тогда Дамблдор сказал мне, что смерть – это всего лишь очередное приключение. Вот так и закончилась история о философском камне. Странно, что я раньше тебе не рассказывал.
Ну ладно, у меня пальцы устали писать, так что про тайную комнату уже завтра. И, знаешь, Сириус…
А, черт, не важно.
Скучаю,
Гарри».


День второй. Гнев

-1-
Из переписки Невилла Лонгботтома и Луны Лавгуд.

«Луна,
знаешь, мне все это время казалось, что мы медленно, но верно катимся в пропасть. Теперь я думаю, что ошибался – мы уже там.
Когда ты написала, что собираешься съездить к Гермионе, я решил повидаться с Гарри. Мы договорись встретиться в маггловском Лондоне, чтобы поесть мороженое. Он сказал, что это здорово – наконец-то просто посидеть в кафе и ни о чем не думать.
Вначале все шло нормально, мы разговаривали, вспоминали школьное время, хотя Гарри, если честно, выглядел немного замученным. И один раз… это было очень странно. Я рассказывал ему о тебе, а он вдруг застыл, глядя в пространство и словно не слыша. А потом схватил перо (я давал ему свой адрес для каминной связи, так что оно валялось на столе) и начал что-то быстро записывать. Когда я поинтересовался, что он пишет, он покраснел и, сказав, что это неважно, убрал листок в карман.
А потом… Луна, я правда не знаю, что произошло!
Мы уже собирались уходить, и я спросил у Гарри, что он планирует делать дальше. И он так разозлился! Вскочил, наорал на меня, что мы все его достали, что с него хватит, и чтобы все оставили его в покое! А потом развернулся и умчался, прежде чем я успел что-то ответить. Не понимаю, что с ним творится.
Мне кажется, война убила в нас всех что-то очень важное, и теперь мы только делаем вид, что пережили ее. А на самом деле – мы все еще там, для нас еще ничего не кончилось, мы все еще сражаемся. Как минимум – в своих снах. Мне иногда снится, как я убиваю ту змею. И, гораздо чаще, как мне не удается ее убить. И как я горю.
Ладно, не важно, не обращай внимания.
Как у тебя дела? Как прошло с Гермионой?
Невилл».


-2-
Площадь Гриммо,12.

«Дорогой Сириус!
Знаешь, мне все это время казалось, что мы медленно, но верно катимся в пропасть. Теперь я думаю, что ошибался – мы уже там.
Только что я первый раз в жизни поссорился с Невиллом. Мы встретились с ним в маггловской кофейне недалеко от Косой аллеи. Я просто не могу сейчас появляться в волшебном мире.
Я всегда был популярен, особенно когда мне было одиннадцать. Тогда я был «новинкой года», и все вокруг начинали перешептываться, завидев меня. Потом я стал появляться в мире магов чаще и ко мне привыкли. Но сейчас… я боюсь выходить на улицу - на меня все смотрят. Постоянно. Сотни глаз направлены в мою сторону, и мне остается только идти, старательно рассматривая дорогу под ногами, чтобы не встретиться с кем-нибудь взглядом. Я не хочу видеть их глаза: глаза родителей, детей, братьев, друзей, учеников, жен, врагов тех, кто погиб в этой войне. Я. Не. Хочу.
Так вот, сегодня я поссорился с Невиллом. Мы сидели за столиком на террасе и ели мороженое. Было очень жарко. Это лето вообще очень жаркое, даже не жаркое, а душное. В этом городе не хватает воздуха, просто нечем дышать. Мы сидели на террасе, а мимо проходили люди, много-много людей, они практически бежали, боясь опоздать, наверное. А мы с тобой уже набегались, да, Сириус? Нам можно и отдохнуть.
Ах да, сегодня я поссорился с Невиллом. Мы разговаривали, и он спросил, что я собираюсь делать дальше. Так легко и просто. Словно я еще недостаточно сделал, словно я не имею права просто пожить для себя. Какого черта? Я выполнил свое предназначение. Хватит. Они больше не вправе ничего требовать от меня. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, я не хочу больше миссий. Я. Не. Хочу.
Представляешь, я даже снес вазочку с мороженым, а оно растаяло и по столу начало растекаться большое коричневое пятно… Коричневое…. Значит, мороженое было шоколадным. Надо же, я не заметил. А я ведь не люблю шоколадное мороженое… а ты?
Черт, на меня уже начинают кидать косые взгляды. Действительно, я странно выгляжу в маггловском Лондоне с пером и куском пергамента. Ладно, пойду домой.
Кажется, впервые радуюсь тому, что там меня никто не ждет.
Мне просто нужно побыть одному».

-3-
Нора, комната Джинни Уизли. Из дневника.

«Мне все это время казалось, что мы медленно, но верно катимся в пропасть. Теперь я думаю, что ошибалась – мы уже там.
Я все время думаю, что это дурной сон. Что это кошмар и что я сейчас проснусь. Но я не просыпаюсь. И снова плачу, хотя обещала себе держаться.
Сегодня я поссорилась с Гарри. И я не понимаю, как это произошло.
Я все-таки уговорила маму отпустить меня, но, когда я пришла, Гарри не было дома. Критчер сказал, что он ушел с кем-то встречаться. Я еще подумала, что это точно не Рон. Может, Гермиона? Потом нашла записку от Невилла, с предложением увидеться в три часа. Было уже пять, так что я решила дождаться Гарри. И поднялась в его комнату.
У него все стены увешаны нашими фотографиями. Рон, Гермиона, я, Луна, Невилл… Вся АД, преподаватели, Орден Феникса, другие ученики. Многие взяты из «Пророка». Того самого спецвыпуска. «Они погибли за Хогвартс».
Я загляделась на фотографии и не сразу заметила, что пол завален свитками пергамента. Мерлин, я не поверила своим глазам, когда присмотрелась. Это все были письма. Письма к Сириусу. И, Мерлин, половина из них написана так, будто он и правда ждет ответа.
Я знаю, что не должна была читать.
Но я не смогла остановиться.
А потом подняла глаза и увидела стоящего в дверях Гарри.
- Что ты здесь делаешь? - тихо спросил он, глядя на меня. Я хотела объяснить, что просто решила его подождать, хотела извиниться, но с языка сорвалось другое.
- Зачем ты пишешь все это? – я кивнула на письма.
Он пожал плечами:
- Просто так. Ничего особенного.
- Гарри, ты… - начала было я и не смогла закончить. Что я собиралась ему сказать? Что, пока он сидит здесь с этими письмами, моя семья рушится? Что мой брат – его лучший друг – целыми днями лежит на кровати в своей комнате, а когда мама пытается сделать ему замечание, кричит, что он уже взрослый, что он сражался с Вольдемортом и не надо обращаться с ним как с ребенком? Что...
- Что – я? Что же ты не договорила? – будто отвечая на мои мысли, зло переспросил Гарри. – Я сошел с ума? Ты это имела в виду, верно?
И тогда... Я не хотела этого говорить, честно, не хотела. Но меня так разозлили его слова, его резкий тон и злой взгляд.
- А если и так? – высокомерно переспросила я, поднимаясь с пола.
Гарри дернулся, будто его ударили. На мгновение закрыл глаза, а когда открыл их – в нем словно больше не было ничего от моего Гарри.
- Если так, боюсь, ты опоздала, - не глядя на меня, холодно бросил он. – Рита Скиттер давным-давно сообщила, что я сумасшедший. Можешь пойти к ней и обсудить это. Уверен, вдвоем вы напишите отличную статью.
Потом он развернулся и вихрем унесся куда-то, я только услышала, как в глубине дома хлопнула дверь. А я встала, дошла до камина и отправилась домой.
Мы думали, что победили. Что выжили и что все теперь будет хорошо.
Ошиблись.
Все мы погибли в битве за Хогвартс. Остались только какие-то люди с нашими телами и воспоминаниями.
И, может быть, так даже лучше».


-4-
Из переписки Невилла Лонгботтома и Луны Лавгуд.

«Невилл,
знаешь, мне все это время казалось, что мы медленно, но верно катимся в пропасть. Теперь я думаю, что ошибался – мы уже там. Иногда я думаю так же.
Я все-таки съездила к Гермионе. Я считаю, нужно срочно что-то предпринять, потому что Гермиона явно оказалась жертвой мозгошмыгов. Помнишь, я рассказывала тебе о них? Мой папа доказал их существование около года назад, и вот теперь они атаковали нашу Гермиону.
Знаю, звучит странно. Я сама не могу в это поверить. Чтобы наша Гермиона, умница, лучшая ученица, и вдруг не смогла с чем-то справиться? Видимо, это какой-то новый вид мозгошмыгов, и даже она еще не умеет от них защищаться.
Я приехала к ней после обеда, Гермиона сидела в своей комнате и даже не согласилась погулять со мной. Кстати, ты читал о том, что третий закон Фрэнка Гельтера о трансфигурации живого в неживое имеет несколько толкований? Надеюсь, что да, потому что Гермиона говорила о нем около часа. Так что если и нет, то спроси у нее, я думаю, что она не забудет этого из-за мозгошмыгов. Она долго рассказывала мне об уроках, если честно, я не поняла и половины из того, что она сказала. Я не раз пыталась заговорить с ней о нас. О Роне, о Джинни, о тебе, о Гарри. А она… она как-то судорожно переводила разговор на другую тему, я даже не замечала как. А еще я спросила, не встречали ли они во время своих странствий морщерогих кизляков. Понимаешь, мне бы это очень помогло в моих исследованиях. А она начала кричать, она долго кричала, что она была так рада моему приезду, ведь со мной можно было обсудить все, что она выучила. Она кричала, что я задаю слишком много бесполезных вопросов, что я копаюсь в прошлом, чего делать ни в коем случае нельзя. А еще она назвала меня сумасшедшей. Ты знаешь, Невилл, многие считают меня сумасшедшей. Я же Полоумная Лавгуд. Многие говорят так, но не друзья.
Так что это мозгошмыги. Несомненно. Думаю, стоит написать Рону, чтобы он нашел какой-нибудь выход.
Луна».

-5-
Кладбище возле Хогвартса, монолог Чарли Уизли.

- Привет, братишка. Да, я снова здесь. Ты бы, наверное, пошутил по этому поводу. Сказал бы, что я превращаюсь в Перси – такой же занудный и пунктуальный. С тех пор, как мы после похорон вернулись из Хогвартса, я прихожу сюда каждый день, в одно и тоже время. Я только не понимаю, почему они не приходят. Как будто им все равно! Они… они ходят, опустив глаза, не обращают внимания друг на друга, а некоторые еще и врут.
Это я о Билле, братишка. Он каждую ночь уходит к себе домой, к Флер, и я вовсе не против, но зачем ему понадобилось лгать? Она его жена, и он вполне может встречаться с ней, не таясь. Или, если уж на то пошло, позвать ее к нам. Но нет. Он предпочитает каждое утро смотреть маме в глаза и говорить, что отлично выспался. И это еще не самое плохое.
То, что происходит с Джорджем, выше моего понимания. Вернее, нет, Джорджа-то я как раз понимаю. Но мама с папой! Их сын заперся в своей комнате и ни разу еще оттуда не выходил! А родители ведут себя так, будто это нормально. Я сунулся было к нему, хотел поговорить, но не сумел взломать заклинания на двери. Наверное, что-то из ваших последних разработок. Мама с папой смогли бы. Но нет, что вы! Маме нужно перестирать все старые вещи, в которых мы давным-давно не ходим, а папа вдруг стал крайне необходим на работе. И всем плевать, что их сын и брат уже неделю не выходит из комнаты!
Впрочем, ладно. Прости, братишка, я ведь не для этого сюда пришел. Просто вспылил. Забудь.
Я только хотел сказать… Мне не хватает тебя, Фред. Так не хватает. И им, я знаю, тоже. Пусть даже они слишком напуганы, чтобы просто подумать об этом.
Я люблю тебя, братишка. Как и они.
Мы ведь все-таки семья.


День третий. Вина

-1-
Площадь Гриммо, 12.

«Победа ничего не исправит.
Ты понимаешь, Сириус?
Мы так долго мечтали о мире, а теперь я думаю, что было бы лучше, если бы я погиб вместе с Вольдемортом. Как Дамблдор. Как Люпин. Как т… Тонкс.
Вчера я поссорился с Невиллом, а потом и с Джинни. Я не могу перестать думать об этом.
Мне всегда казалось, что, как только мы победим, все сразу станет хорошо. Я ошибался, Сириус. Победа не отменяет ужасов войны. Победа не перечеркивает того, что мы пережили.
Я вернулся домой и обнаружил в своей комнате Джинни. Она сидела и читала мои письма. Мои письма к тебе, Сириус. А потом она подняла глаза – и я понял, что она считает меня сумасшедшим. И…
Боже, Сириус, я не хочу даже вспоминать, что я ей наговорил. Как бы она на меня ни смотрела, Джинни этого не заслужила. Но я не могу просто пойти и извиниться. Без меня ей будет лучше.
Она сильная, моя Джинни. Она сильная, правда, Сириус? Она справится, забудет меня и найдет другого. Того, кто сможет сделать ее счастливой. Того, кто поможет ей забыть войну.
Я не смогу.
Я словно груз, понимаешь, Сириус? Словно мешок с песком, привязанный к ноге утопающего. Я долго думал, что все мы медленно, но верно катимся в пропасть. Я ошибался.
Это я качусь туда, Сириус. И тяну их за собой.
Так же, как тянул на войну».

-2-
Нора, комната Джинни Уизли. Из дневника.

«Как лучше начать письмо, в котором не знаешь, что написать? Дорогой Гарри? Гарри? Любимый?.. А дальше?
Просто: “Прости меня? За то, что читала твои письма. За то, что назвала тебя сумасшедшим. Я, правда, так не думаю. Не знаю, зачем я это сказала. Так что прости, ладно? И забудь. И пусть все станет как раньше”.
Как глупо. Будто это возможно.
“Дорогой Гарри, вчера мы наговорили друг другу много лишнего. Думаю, нам стоит встретиться и обсудить все еще раз в спокойной обстановке. Может быть, ты зайдешь сегодня вечером?”
Нет, слишком официально. Слишком безразлично.
“Я люблю тебя. И… прости”. За то, что все это время меня не было рядом. За то, что я даже не заметила, что тебе плохо. За то, что не помогла.
За то, что почти забыла о тебе, хотя ты тоже моя семья…»

-3-
Нора, внутренний монолог Молли Уизли.

Мы снова собрались вместе за одним столом, вся наша большая семья. Только без Фреда. И без Джорджа. В этой войне я потеряла сына, а кажется, что потеряла двоих.
Сегодня даже Артур пришел. Я очень редко его вижу теперь. Я рада, хотя и знаю, что он работает в ночную смену, а значит опять уйдет после ужина. Он говорит, что это необходимо, ведь нужно восстанавливать мир после войны: многие здания разрушены, нелегальные организации распространились по всей стране, экономика пришла в упадок. Восстанавливай мир, Артур, твой ужин всегда будет ждать тебя на столе, и тебе останется только взмахнуть палочкой и произнести согревающее заклинание. Восстанавливай мир, Артур, только когда-нибудь ты придешь домой, оглянешься и поймешь, что ты забыл восстановить свою семью. И согревающее заклинание будет уже бесполезно.
Я не могу оторвать взгляд от пустого стула на другом конце стола. Двух пустых стульев. Я вижу, что Джинни обеспокоенно смотрит на меня, но ничего не могу сделать. Наверное, я плохая мать. Вместо того чтобы поддерживать своих детей, я молча смотрю на пустой стул в другом конце стола. Два пустых стула.
Джинни улыбается. Она старается улыбаться все время, и мне порой кажется, что именно эта улыбка не дает мне свалиться в пропасть. Все считают, что Джинни очень хорошо держится. А я знаю, что ей просто страшно, страшно остановиться. Я помню, шестнадцать лет назад я чувствовала то же самое. Шестнадцать лет назад мы уже учились переживать войну. Учились жить заново. Я никогда не прощу себя за то, что теперь этому учатся мои дети. Я смотрю на Джинни, и мне стыдно за то, что за столом улыбается она, а не я. Мне стыдно. И я снова перевожу взгляд на два пустых стула в другом конце стола.
Перси проливает чай на скатерть. Перси постоянно что-то проливает, ломает и разбивает в последнее время. Это так на него не похоже. Педантичный и спокойный Перси - он слишком торопится, пытаясь всем угодить, пытаясь искупить вину за свое предательство. Я вижу, он ненавидит себя за то, что его не было рядом. Я должна сказать ему, что его никто не винит и, главное, я его не виню. Ведь того, что он был с нами в Хогвартсе и здесь все эти летние дни, достаточно для нас всех. Перси проливает чай, Джинни улыбается, Артур взмахивает палочкой, чтобы убрать пятно. А я перевожу взгляд на два пустых стула в другом конце стола.
Наверное, я все-таки плохая мать. Я никогда так не считала, но это лето абсолютно мне не удается. Нора всегда была домом, который все любили, теплым и уютным, а семейные ужины шумными и продолжительными. Теперь я вижу, что Билл пытается быстрее доесть свой суп, чтобы выйти из-за стола. Я знаю, что мысленно он не со мной, а совсем с другой женщиной. Но я предлагаю Биллу добавку, и он соглашается. Хотя я не думаю, что он действительно хочет есть. Наверное, я плохая мать, но мне достаточно двух пустых стульев за этим столом.
Я не понимаю, что происходит с Чарли. Мне кажется, что он не хочет нас видеть. Он обижен на нас, а может, только на меня, а может, на стейк, который он сейчас с остервенением разрезает на мелкие кусочки. Я не знаю, на что именно рассержен мой сын. И не уверена, что действительно хочу это знать. Он каждый день куда-то исчезает. Я делаю вид, что не замечаю, но каждый вечер около семи я не могу оторвать взгляд от двери. И, кажется, сердце начинает биться только тогда, когда она открывается. Я просто боюсь, что он не вернется. Уйдет, как обычно, в пять из дома - и не вернется в семь. И даже в восемь. Не успеет к ужину, чтобы занять один из стульев за столом.
С правой стороны от меня сидит Рон. Я не видела его практически год, но иногда мне кажется, что прошли десятки лет. Из моего младшего сына он превратился в героя войны: смелого, стойкого, выносливого и такого невыносимо взрослого. Рон всегда говорит, что у него все хорошо, но я же вижу, как часто из его комнаты вылетает Сычик с письмами и как редко он приносит назад ответы. Я спросила его, как дела у Гарри и Гермионы, и выяснила, что у них все нормально. Интересно только, что такое это «нормально». Надо пригласить их в Нору. Или нет, нам необходимо просто немного отдохнуть и разобраться в себе. Нельзя погружать ребят в атмосферу нашего дома. Это только усугубит положение… А может, я просто боюсь, что они займут два пустых стула на другом конце стола.
Кто-то должен прекратить все это. Кто-то? Как малодушно. Я должна прекратить это. Больше никто не сможет. Нужно открыть всего одну дверь – желтую, с синими пятнами, третью дверь налево по коридору. Дверь в комнату близнецов. Нет, комнату Джорджа. Но я знаю, что сегодня я снова поставлю тарелку на пол под дверью. Я, наверное, никогда не смогу открыть эту проклятую дверь. Это моя вина.
Сегодня мы снова собирались вместе за одним столом, вся наша большая семья. Только без Фреда. И без Джорджа. В этой войне я потеряла сына, а кажется, что потеряла двоих.


-4-
Министерство Магии, внутренний монолог Артура Уизли.

Прости меня, Молли.
Опять ночная смена, опять пустота с моей стороны постели, опять зеленое пламя в камине. Опять ожидание – и тайные взгляды на часы, когда ты думаешь, что никто не видит: как там я поживаю? Не грозит ли мне смертельная опасность?
Прости меня, Молли.
Ты всегда была сильнее меня. Ты держишься. Ты ушла в рутину, в домашнюю работу, в стирку и роскошные обеды, но ты продолжаешь держаться. А я… Я не могу.
Прости меня, Молли.
Я обещал тебе, что мы справимся. Я соврал. Никакого «мы» не будет. Это ты, ты пытаешься что-то сделать, борешься за семью, за детей, за меня. А я спрятался на работе и трусливо стараюсь не замечать твоих слез.
Прости меня, Молли.
Но когда я думаю, что однажды Джордж выйдет из своей комнаты и, глядя мне в глаза, спросит, почему я не защитил его брата… Все что угодно, Молли, все что угодно – но только не это.

-5-
Нора, комната Билла Уизли.

«Любимая!
Сегодня я не смогу навестить тебя. Я уже шел по коридору, когда услышал плач из маминой комнаты. Я должен остаться, чтобы поддержать ее. Хотя я сомневаюсь, что действительно решусь с ней заговорить.
Я чувствую себя предателем каждый раз, когда убегаю к тебе по ночам. Каждый раз, когда крадусь по темному коридору босиком, чтобы никто не услышал. Каждый раз, когда падаю в нашу постель и прижимаю тебя к себе. Каждый раз, когда за завтраком говорю, что хорошо спал.
Я чувствую себя предателем каждый раз, когда думаю о том, что ты одна. Что ты просыпаешься в пустой постели, что убираешься в нашем доме, что ждешь меня каждый день – а я снова не прихожу.
Прости, любимая. Дай мне еще пару дней. Я боюсь оставить их одних, хотя от меня, наверное, мало пользы. Прости, я знаю, что ты плохо себя чувствуешь в последнее время, но я не могу прийти сегодня. Только не в этот раз.
Люблю тебя,
Билл».


День четвертый. Депрессия

-1-
Из переписки Невилла Лонгботтома и Луны Лавгуд.

«Привет, Луна.
Мне сегодня написал Джастин. Джастин Финч-Флетчли из Армии Дамблдора, помнишь его? Говорит, что ему всю ночь снилась битва за Хогвартс. Что это ужасно. И все его письмо… В нем прямо чувствуется подтекст: «Я боюсь сегодня ложиться спать». Я ответил ему, что все будет хорошо.
Но, по-моему, я начинаю понимать Гарри. Как когда-то – вроде бы, на пятом курсе?.. – он срывался на нас ни с того ни с сего. Наверное, нам это тогда только казалось. Думаю, у него были причины.
Я очень сочувствую Джастину, правда. Но… это всего лишь кошмар. Один-единственный.
Помнишь, я рассказывал тебе о своих снах? Я тогда сказал, что это не важно.
Я соврал.
Луна, они сводят меня с ума. Мне снится… Нет, я не хочу об этом говорить. Я не хочу об этом думать. Это не просто кошмары, Луна. Это… как тот сон про змею, о котором я тебе писал. Альтернативные концовки, варианты развития событий. Такие реалистичные. Такие… похожие на правду.
Сны, в которых ты умираешь. Сны, в которых Гарри не приходит в себя. Сны, в которых Тот-Кого-Нельзя-Называть побеждает.
А потом я просыпаюсь и долго пытаюсь вспомнить, что происходит на самом деле, а что - во сне. Где реальность – а где кошмар.
Я не знаю, что мне делать, Луна. Совсем не знаю.
Невилл».

-2-
Нора, внутренний монолог Джорджа Уизли.

Неделя. Прошла уже чертова неделя.
Чертова неделя, как я один.
Нас всегда было двое. Фред и Джордж. Джордж и Фред. Близнецы Уизли. «Опять эти Уизли», - вздыхали учителя. «Вы двое!..» - возмущенно кричала мама.
Нас всегда было двое. Я все еще не могу поверить, что я один.
Я все еще жду, когда в комнату зайдет Фред и возмущенно воскликнет: «И ты поверил!»
Но он не заходит.
Я наложил на дверь все запирающие чары, какие знал, только чтобы не ждать этого каждую секунду, но все равно жду, а Фреда все нет и нет.
Никого нет.
Иногда я слышу голоса за дверью в нашу комнату. Пару раз, кажется, смех. Впрочем, они очень быстро затихают. Так, словно кто-то говорит: «Эй, ты забыл, кто за дверью?.. Тише, нельзя его беспокоить».
Они боятся меня. Они проходят мимо – и боятся. Они разговаривают между собой, смеются и – боятся.
С самого детства нас всегда было двое. Джордж и Фред, Фред и Джордж. Близнецы Уизли.
Теперь я один. Совсем один, потому что они боятся посмотреть мне в глаза. Совсем один, потому что наша комната теперь – запретная территория, на которую нельзя заходить.
А, впрочем, не наша, а моя комната.
Комната Джорджа Уизли.
Ведь Фред мертв, и я впервые остался один.


-3-
Нора, внутренний монолог Перси Уизли.

Иногда мне снится, что все это был кошмарный сон. Мое предательство. Битва за Хогвартс. Смерть Фреда. Последние полторы недели дома, где никто не смотрит друг другу в глаза.
Иногда мне снится, что это был просто кошмар.
Иногда мне снится, что я просыпаюсь.
Но каждый раз звонок будильника заставляет понять: пробуждение было сном, а кошмар – реальностью. И я встаю, одеваюсь, иду на работу, потом возвращаюсь домой, помогаю маме с ужином, а затем с уборкой и мытьем посуды. И всем остальным тоже – если попросят.
Впрочем, они редко это делают. Мы вообще мало разговариваем. Каждый старается подольше оставаться один. Больше всего Рон и Джордж, конечно.
А Джинни снова начала вести дневник. Она думает, никто не знает. Но я как-то заходил к ней, хотел спросить, не нужна ли какая-нибудь помощь, и увидел его лежащим на столе. Я не стал ей ничего говорить, зачем? Пусть думает, что ее тайна остается тайной.
Раньше в нашей семье невозможно было хранить секреты.
Теперь – не так.
О нас часто говорили: «Сумасшедший дом»; раньше это была просто шутка.
Иногда я смотрю на окружающих, и мне кажется, что все вокруг меня сходят с ума.
А иногда я просто пытаюсь понять, что же видят они, глядя на меня?

-4-
Площадь Гриммо, 12.

«Поздравляю, Сириус.
Я, наконец, избавился от портрета твоей матери. Теперь никто не будет кричать «грязнокровки» и «предатели крови» на весь дом, теперь можно спокойно шуметь в холле. Тебе бы это понравилось.
Ты можешь гордиться мной, я сумел заткнуть Валбургу Блэк. Я кричал на нее минут десять, не останавливаясь ни на секунду, так, что она просто не могла вставить ни слова. Мне кажется, что я никогда так не кричал. Думаю, в тот момент я даже не понимал, с кем разговариваю на самом деле. На месте миссис Блэк я представлял себе всех: Джинни, Рона, Гермиону, Дамблдора, Фреда, тебя, миссис Уизли, Снейпа, Беллатрис, Волдеморта. Знаешь, возможно, ей никогда даже не пробовали возражать. Просто потому, что незачем, потому, что это всего лишь портрет. Ведь это глупо – разговаривать с портретом.
Она даже не пыталась ответить мне, просто смотрела… твоими глазами. Я понял, что никогда не вглядывался в этот портрет. Никогда. А ты ведь очень похож на свою мать. У тебя ее глаза. Точь-в-точь. И, не переводя дыхание, я выплеснул ей в лицо целое ведро только что наколдованного красковыводителя. И твоя мать превратилась в одно большое растекающееся пятно. Да-да, твоя древняя чистокровная семья сделала все, чтобы портрет нельзя было уничтожить, но забыла о таком простом маггловском способе, хотя, возможно, она и не знала о нем. Даже смешно. Странно только, что тебе это не приходило в голову… или, может, приходило?
Знаешь, а ведь портрет твоей матери – это, пожалуй, самый живой портрет из всех, что я видел. О нем никогда даже не говорили, как о картине. «Привет, Гарри. Я вижу, ты уже встретился с моей матерью», - помнишь, Сириус? Всегда только так: «Заткните эту чертову истеричку!», «Да замолчит она когда-нибудь или нет?!», «Критчер позаботится о Госпоже», - и ни слова о том, что это всего лишь мрачный портрет на стене в холле.
Вот так просто, проходя мимо по коридору, я убил твою мать, Сириус. Потому что она смотрела на меня твоими глазами.
Прости, Сириус».

-5-
Из переписки Невилла Лонгботтома и Луны Лавгуд.

«…приезжай завтра ко мне. У меня есть прекрасный травяной чай, а под диваном в моей комнате живут охлы – это духи, отгоняющие плохие сны. Я люблю иногда поспать на нем после обеда. Уверена, тебе тоже понравится.
Луна».

-6-
Нора, комната Джинни Уизли. Из дневника.

«Кажется, не только у нас с Гарри проблемы.
Последние полчаса Рон ходил туда-сюда по всему дому с совершенно ошарашенным выражением лица, сжимая в руке какое-то письмо. А потом вдруг резко остановился, несколько секунд смотрел в одну точку и аппарировал, бросив письмо на стол.
Наверное, у меня страсть к чтению чужих писем.
Оно было от Луны. Она писала, что навещала Гермиону. И, если бы я не знала Луны, я бы решила, что все, что там говориться, – ложь. Это не могла быть Гермиона.
Точно так же как вчера не мог быть Гарри.
Не мог быть Рон – лежащий на кровати в своей комнате, огрызающийся на родителей, на Билла, на Чарли, на меня.
Не мог быть Джордж, которого я видела в последний раз… Когда? Сразу после возвращения из Хогвартса? Выходил ли он за эту неделю из своей комнаты хотя бы раз? И пытался ли кто-нибудь, кроме меня, зайти к нему? И пыталась ли на самом деле я? Или просто делала вид?
Это не мог быть Перси, всегда такой важный и высокомерный, а сейчас не поднимающий глаз и готовый в любой момент всем услужить.
Это не…
А, ладно.
Могла ли это – всю неделю – быть я?..»

-7-
Дырявый Котел, монолог Рона Уизли.

Повтори. Да нет, Том, нормально. Нет, мне еще не пора остановиться. Я дойду до дома, Том. Не надо писать моему отцу. Да успокойся ты, Том. Лучше скажи, у тебя была когда-нибудь девушка? А лучший друг? Вот и у меня, кажется, были. А теперь? Я не получал от них ни строчки уже больше недели. «Привет, Рон, у меня все хорошо, я скучаю» - кажется, не сложно? Я не знаю, Том. Не знаю, почему они молчат.
Мы всегда были вместе. У меня накопился целый ящик писем от Гермионы за прошлое лето, и это учитывая, что половину каникул мы провели вместе. А тут – ни строчки. Именно тогда, когда она больше всего нужна мне. Она ведь поцеловала меня, представляешь, Том. Прямо перед битвой. Неужели это ничего не значит? Или наоборот?
Повтори. Ты знаешь мою маму? Да-да, та самая Молли Уизли. Та, что убила Беллатрис. Я боюсь за нее. Она изменилась. Да нет, не тогда, когда убила ее, позже. А может, наоборот, раньше. Она постарела, ты даже не узнаешь ее, я уверен. Она постоянно что-то делает, а я не понимаю зачем? Ну зачем мне моя квиддичная форма сейчас, Том?
Повтори. И Гарри… да Том, Гарри Поттер. Я тоже помню его мальчишкой, Том, не перебивай меня. И он не удосужился мне написать за это лето. Решил, что наши пути разошлись? Или заперся в своем маленьком мирке и не хочет высовывать нос на улицу? А, я знаю, он меня боится. Да, Том, сам Гарри Поттер – меня. Он обидел мою сестру. Я видел, она пришла в слезах. Она думает, что я не догадался, но я же не идиот. Где еще она могла быть? Он у меня ответит за это, Том. Самовлюбленный ублюдок. Думает, что ему все можно. Можно плевать на меня, можно обижать Джинни…
Да повтори ты уже, Том. Видишь, стакан пуст. Да дойду я до дома, дойду. Хотя… мне ведь нельзя домой. Если мама увидит меня в таком состоянии… Том, а у тебя нет свободной комнаты? Черт. Ну, я пойду. Какая тебе разница, Том. Я не знаю.
В прошлом году знал бы, не раздумывал бы даже на прошлой неделе. А сейчас? Я еще посижу, Том? Закрываешься? Тогда пойду. Куда? Как будто у меня есть варианты. Пора ведь, в конце концов, определяться.
Да… с победой тебя, Том.

День пятый. Принятие. Часть первая

-1-
Площадь Гриммо, 12.

«Здравствуй, Сириус.
Это мое последнее письмо к тебе. Сейчас только двенадцать, но за это утро мир успел полностью измениться. Я писал, что виноват в том, что потащил их на войну, помнишь, Сириус? Я был не прав. Они сами пошли туда, и сделали это не только ради меня.
Моя вина в другом. Не в том, что я втянул их во все это, а в том, что оставил с последствиями наедине. Но тебе, наверное, уже надоело мое нытье, да, Сириус? И ты прав. Я больше не собираюсь жаловаться на судьбу. Все, что случилось, – уже случилось, но только от нас зависит, разрушит это наши жизни или останется опытом, от которого однажды мы постараемся уберечь своих детей.
Я говорил все это Рону, Сириус. И пока говорил, вдруг, совершенно внезапно, понял сам.
Он пришел ко мне вчера (вернее, уже сегодня) около часа ночи. Впрочем, пришел – это слишком сильно сказано. Скорее – вывалился из камина и заплетающимся языком попытался объяснить мне, что я урод. Я отправил его спать в ту комнату, которая когда-то была нашей. Уложил на его старую кровать и… Это было так странно, Сириус. С момента возращения в этот дом я жил в твоей комнате. А тут… на меня навалилась такая усталость. И я лег прямо там, на ту кровать, на которой спал три года назад, и знаешь, Сириус… Ни разу еще за это лето мне не спалось так сладко, как сегодня – под тихое похрапывание Рона.
А потом я проснулся, разбудил Рона, стянув с него одеяло и прокричав «Подъем!» в самое ухо, совсем как в старые добрые времена, и потащил его на кухню завтракать и пить кофе. И когда на вопрос: «С чего это ты так нажрался?» – Рон покраснел, смутился и невнятно пробормотал что-то, что с некоторым усилием может быть расшифровано как «из-за Гермионы», мне вдруг стало так смешно, Сириус. Я смеялся, наверное, минут пять, не меньше. Рон жутко перепугался, притащил мне стакан воды – но как можно пить и одновременно смеяться, это же невозможно, верно, Сириус?
Пришел я в себя от сильного удара по щеке. И увидел прямо перед собой насмерть перепуганные глаза Рона.
- Все в порядке, - пробормотал я, с трудом переводя дыхание. – Я в порядке, Рон. Просто это правда очень смешно.
- Что именно? – все еще встревожено, но уже спокойнее переспросил он.
- Я все это время думал, что нашей дружбе конец. Что ничего уже не будет как прежде. А тут появился ты – и сразу стало понятно, что на самом деле ничего не изменилось. А значит, все, что я успел выдумать за эти полторы недели, – это действительно только мои выдумки, не больше, - и я снова тихонько рассмеялся от чувства ни с чем несравнимого облегчения. «Наверное, сейчас я смог бы создать самого лучшего Патронуса».
- Я абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь, дружище, - растерянно развел руками Рон, - но я рад, что ты доволен.
И он широко улыбнулся, совсем как раньше. А я похлопал его по плечу и спросил, что же там все-таки с Гермионой.
И Рон рассказал мне, что Гермиона не отвечает на его письма, что он тоже все это время чувствовал, как рушится наша дружба, что вся его семья, кажется, сходит с ума, что вчера ему написала Луна… И пока Рон говорил все это, я мог только смотреть на него и думать, какой же я идиот. Я бросил своего лучшего друга только потому, что испугался – поведение, недостойное гриффиндорца, верно? Я оставил свою лучшую подругу из-за того же глупого страха, для которого не было никаких причин.
Они пошли за мной на войну. Как я мог подумать, что наша дружба после всего этого может просто закончиться?
- Ты должен пойти и поговорить с Гермионой, Рон, - твердо сказал я, когда он, выдохшись, замолчал. И, прежде чем он успел возразить, продолжил: - Ты должен пойти поговорить с Гермионой, а я – с Джинни. Они ведь стоят того, чтобы за них побороться, разве не так?
И я с огромным удовольствием наблюдал, как по лицу Рона расползается улыбка.
- Но помни: Джинни – моя младшая сестра, - строго сказал… или попытался строго сказать Рон. – Обидишь ее…
- Знаю-знаю – буду иметь дело с тобой, - рассмеялся я, подталкивая его к камину. У нас у обоих на сегодня было еще много дел.
Так что… это последнее мое письмо к тебе, Сириус. Да и его я пишу уже скорее по привычке.
Мне все еще не хватает тебя и будет не хватать всегда, но это же не повод отталкивать остальных, чтобы потом сожалеть уже о них?
Я больше не намерен превращать свою жизнь в замкнутый круг, Сириус. Не буду врать – мне, конечно же, страшно, но больше это меня не остановит.
Я пойду и извинюсь перед Джинни. Поговорю с миссис Уизли. Встречусь лицом к лицу с Джорджем. И, может быть, когда я все это сделаю, я смогу наконец-то честно сказать: да, сейчас нам больно, но однажды мы это переживем.
Как я пережил твою смерть».

-2-
Нора, внутренний монолог Молли Уизли.

Как странно. Я не видела его всего полторы недели, а кажется, прошли годы.
Как страшно. Ведь он вряд ли будет молчать, он ведь не просто так пришел. В голове звучат его слова, о которых рассказал Ремус в прошлом году. Родители не имеют право бросать своих детей, пока они не будут вынуждены сделать это, верно? Он пришел сказать то же и мне?
Как глупо. Я взрослая женщина, но я упорно разглядываю узор на скатерти, только чтобы не смотреть ему в глаза. Мы молчим уже, кажется, вечность. Нужно собраться. Нужно уже, наконец, начать этот разговор. Гарри решительный мальчик. Если он пришел, то уже не передумает. Так что надо просто что-нибудь сказать. Можно попробовать зажмуриться – вдруг так будет проще.
- Как ты? – не очень большой подвиг. Но это единственное, что пришло в голову. Стоило, конечно, сказать не это. Он отмахнется своим вечным «нормально» и…
- Я так скучаю по ним, миссис Уизли. И я абсолютно не знаю, что делать дальше. Понимаете, Джинни… - он говорил, говорил, говорил... об их ссоре с Джинни, о разговоре с Роном, о письмах Сириусу. А я вдруг отчетливо поняла, что я дура. Передо мной сидел все тот же Гарри Поттер. Для всего мира – мальчик-который-выжил, для меня – испуганный ребенок на вокзале Кинг-Кросс. Как же я могла об этом забыть. Он пришел не обвинять меня. Он пришел к старой доброй «миссис Уизли». Всего лишь за советом, за помощью, за поддержкой.
Я отвечала, что-то про то, что понимаю, про то, что у него всегда будем мы – я и Артур, советовала поговорить с Джинни. Он слушал меня так, будто я не могу ошибаться, будто не было последних недель. И я поняла, что я все еще миссис Уизли, образцовая мать и любящая жена. И что не только он нуждается во мне. Еще шестеро детей в этом доме ждут, когда я возьму себя в руки и скажу, что все будет хорошо. И пусть они все такие безумно взрослые на вид. Для меня – это всегда дети. Такие же, как и испуганный мальчик на платформе 9 и 3\4.
- Спасибо, миссис Уизли. Я, пожалуй, пойду. Невозможно откладывать разговор вечно, да и глупо это, – Гарри встал из-за стола и направился к лестнице.
- Спасибо, Гарри, – я встала и обняла его. Просто потому, что так надо. Я знала это абсолютно точно, хотя не смогла бы объяснить почему. Точно так же, как много лет назад я знала, что именно нужно сказать, когда Билл упал и разбил колено, когда Чарли не удалось поймать снитч, когда Перси первый раз получил слабо за контрольную. Также, как знала, как вести себя, в те дни, когда Рон поссорился с Гарри на четвертом курсе, когда Джинни плакала по ночам после смерти Дамблдора. Кажется, это называется материнским инстинктом. И это совсем не сложно.
Я растрепала еще сильнее непослушные волосы Гарри.
- Пойдем, милый. Я думаю, нам обоим сейчас предстоит не самый легкий разговор.

-3-
Министерство Магии. Разговор, записанный на диктофон в кабинете Артура Уизли.

Артур Уизли: Министр? Проходите, присаживайтесь. Не ожидал вас здесь увидеть.
Кингсли Шеклболт: Оставь, Артур. Я что, не могу просто зайти к старому другу?
АУ: Ну, я просто подумал… Мало ли что.
КШ: Что это у тебя там?
АУ: Какое-то маггловское приспособление. Вроде бы оно должно записывать разговоры, но я абсолютно не понимаю, как его включить. Как думаешь, что это за зеленый огонек?
КШ: Не имею не малейшего представления.
АУ: Жаль… Так ты просто так зашел или все-таки по делу?
КШ: Честно говоря, скорее второе. Сначала я хотел вызвать тебя к себе, но потом решил по дороге домой зайти сам, сделать сюрприз.
АУ: (нечто неразборчивое, но с вопросительными интонациями)
КШ: Кстати, ты сам домой-то не собираешься? Даже я уже освободился.
АУ (не очень уверенно): Нет, мне еще нужно дописать отчет о заколдованной посуде у одной домохозяйки… Да и с этой записывающей штукой нужно разобраться. Заклятье-то мы с нее уже сняли, но все равно интересно… Представляешь, когда мы ее только обнаружили, она…
КШ (мягко): Вот именно об этом я и хотел с тобой поговорить.
АУ: Что?..
КШ: Артур, ты очень много работаешь в последнее время. Разумеется, я бесконечно ценю твою помощь, особенно в эти послевоенные времена, но, Артур, признайся: за эти две недели ты перевыполнил месячную норму работы.
АУ (холодно): Это плохо?
КШ: Это замечательно. Но теперь, я думаю, тебе стоит просто пойти домой и побыть со своей семьей.
АУ: Думаю, это мне решать, Кингсли.
КШ: Боюсь, что уже нет. Потому что я как Министр Магии выношу тебе особую благодарность за все, что ты сделал ради преодоления послевоенной разрухи, назначаю тебе награду в размере сотни галеонов и даю две недели внеочередного отпуска.
АУ: Кингсли!
КШ: Прости, Артур. Поверь, тебя будет не хватать здесь, и мне действительно жаль, что приходится давить на тебя, но… Твоя семья нуждается в тебе гораздо больше, чем остальной магический мир.

-4-
Записка, оставленная на кухне Невиллом Лонгботтомом своей бабушке.

«Ба, я у Луны. Сегодня останусь ночевать у нее. Невилл».

-5-
Министерство Магии. Из служебной записки, отправленной утром Перси Уизли Кингсли Шеклболту.

«…я понимаю, что это не совсем ваше дело, Министр, но я просто не знаю, что мне еще предпринять. Мама совсем отчаялась, хотя и делает вид, что все нормально, да и остальные… Я пытался с ними поговорить, но это не помогает. А вы – Министр Магии, к тому же, как я понимаю, вы были соратниками по Ордену Феникса, может, папа хоть вас послушает?.. Его так не хватает дома.
С уважением,
Перси Уизли».


День пятый. Принятие. Часть вторая

-1.1-
Это была самая длинная дорога в его жизни.
Неторопливыми шагами Рон шел вниз по Меллоу Стрит, собираясь свернуть на Праймс Авеню, а потом пройти прямо через сквер к небольшому двухэтажному дому с ярко красной черепичной крышей. Пожалуй, сложно найти более длинный путь к дому Гермионы Грейнджер. Но Рон всерьез думал о том, чтобы сделать еще один крюк и подойти к нему с другой стороны. Рон Уизли никогда не обдумывал свои поступки так долго, и уже точно никто бы не смог назвать Рона трусом. Но, казалось, эта встреча должна определить все. Пожалуй, еще никогда Рон так четко не представлял себе, что именно он хочет изменить в своей жизни. Окажись он сейчас перед зеркалом Еиналеж, он бы абсолютно точно увидел там… хотя, кто-нибудь знает как выглядит смысл? Победив Волдеморта, вырвавшись из этой постоянной борьбы за выживание, лишившись по дороге многих близких людей, они внезапно потеряли и этот самый смысл. Рон Уизли, Гермиона Грейнджер, Гарри Поттер, весь мир. И все полетело к черту. Оставалось только лежать на кровати и плевать в потолок. Видимо, ждать, когда кто-нибудь постучится в дверь и принесет смысл на подносе вместе с утреннем кофе. Хотя, возможно, смысл не поместится на обычном подносе. Ведь никто не знает, как выглядит смысл.
А Рон знал. Абсолютно точно. И если бы сейчас он совершенно случайно заглянул в зеркало Еиналеж, то сразу бы увидел там знакомые карие глаза, мягкую улыбку и самые невероятные в мире, всегда растрепанные волосы Гермионы Грейнджер.

-1.2-
Это была самая длинная дорога в его жизни.
Невилл шел очень быстро, периодически срываясь на бег, и для него оставалось загадкой, как он до сих пор не упал, споткнувшись о какой-нибудь корень. Ему казалось, что он идет уже целую вечность, а лес все никак не желал заканчиваться.
Невиллу надо было торопиться. Там, впереди, где тропинка, выходя из под тени деревьев, пересекала небольшую опушку леса и заканчивалась у ворот старинного поместья, его ждало кое-что очень-очень важное. И Невиллу хотелось поскорее туда добраться.
Где-то среди деревьев громко закричала какая-то птица. Поежившись, Невилл еще немного ускорил шаги – насколько позволяло сбитое дыхание. «Скорее, скорее», – колотилось в безумном ритме его сердце. «Скорее, скорее», – бормотал он себе под нос.
Наконец, лес закончился. Дрожащей рукой, Невилл вытащил волшебную палочку и распахнул ворота. Почти пробежал по ведущей от них аллее. Но у входной двери замер, не в силах войти. Там, в доме, его ждало кое-что очень-очень хорошее – но Невилл почему-то не решался открыть дверь.
Глубоко вздохнув, словно соглашаясь сам с собой на какой-то компромисс, он поднял руку и постучал. Открыли мгновенно, Невилл даже руку не успел опустить, словно его ждали на пороге. За дверью стояла очень красивая круглолицая женщина, и, как только Невилл ее увидел, у него перехватило дыхание.
Из-за спины женщины вышел высокий мужчина:
– А, сынок! Ты задержался, – улыбнулся он, протягивая руку, чтобы потрепать сына по голове.
– Мама… Папа… – пересохшими от волнения губами, прошептал Невилл. Глубоко вздохнул, расправил плечи и, переступив порог, широко улыбнулся родителям: – Я дома.

-1.3-
Это была самая длинная дорога в его жизни.
Объективно говоря, подъем по лестнице от гостиной до комнаты Джинни, дорогой можно назвать только с трудом, но, тем не менее, это была самая длинная дорога в жизни Гарри. Ну, разве что, дорога до Запретного Леса, когда он шел сдаваться Волдеморту, была все-таки немного подлинней.
Неожиданно Гарри подумал о квиддиче. «Лучший ловец Хогвартса», - так говорили о нем. Маленький, юркий… Быстрый. «Видели бы они меня сейчас».
«Дружище, ты один на один сражался с Волдемортом. А теперь трусишь просто заговорить с девчонкой?», - голос в голове у Гарри был удивительно похож на голос Рона. Кажется, тот и в самом деле говорил что-то подобное. Вроде бы, на четвертом курсе, перед святочным балом. Интересно, сказал бы он это сейчас, зная, что говорит о своей младшей сестре?
Джинни, Джинни.
Гарри поднялся на последнюю ступеньку и замер перед такой знакомой дверью. К горлу на секунду подкатила тошнота. В этот момент Гарри не мог точно сказать точно, чего в нем было больше: страха, что Джинни не простит его – или чувства вины за все, что он ей сказал.
«Ты должен извиниться», – на этот раз голос в голове был явно гермионин. И, конечно, она как всегда была права.
Джинни, Джинни.
Гарри нервным жестом поправил очки. Что он там говорил Рону? Джинни стоит того, чтобы за нее побороться?
Наверное, это было единственное, в чем сейчас, топчась перед такой знакомой дверью, Гарри Джеймс Поттер был уверен наверняка.

-1.4-
Это была самая длинная дорога в ее жизни.

Двадцать семь.

Самая длинная дорога всего в двадцать семь шагов: пятнадцать ступенек до второго этажа и двенадцать налево по коридору. Молли не раз проделывала этот путь: обычно пробегала, чтобы закричать: «Фред! Джордж! Сколько раз вам повторять, чтобы вы не смели ничего взрывать в доме!» и успокоиться, увидев, что с детьми все в порядке. Иногда спешно проходила, занося в комнату чистые простыни, а порой тихонько пробиралась ночью, чтобы, не разбудив маленького Рона, уложить этих несносных мальчишек спать. Но никогда эта дорога не была такой невероятно длинной.

Шестнадцать.

Уверенность в материнском инстинкте рассыпалась на части, оставляя место лишь глупому страху и жалким попыткам подобрать слова. «Мы всегда будем помнить его, но надо жить дальше»? «Прости, что меня тогда не оказалось рядом»? «Я так хочу, чтобы ты вновь улыбнулся»? Все казалось надуманным, неправильным и глупым.

Одиннадцать.

Молли достала волшебную палочку. Чтобы немного отвлечься, стоило подумать о том, какими заклинаниями воспользоваться. Ей пришло в голову, что вполне возможно, она и не сможет открыть эту дверь. Ведь Джинни не смогла, а Джинни очень сильная ведьма.

Пять.

Молли пыталась убедить себя в том, что этот разговор все исправит, а не послужит доказательством того, что их мир рухнул, разбился вдребезги, и собрать его не представляется возможным. Подтверждением бессмысленности происходящего. А вдруг, они уже в пропасти, и выхода нет?

Четыре.

Молли не была уверена. Возможно, именно сейчас стоило развернуться. Может, лучше подождать Артура?

Три.

Или просто взять с собой две чашки чая. Так легче будет начать разговор.

Два.

Молли уже решила пойти обратно. Сходить за чаем, приготовить ужин, постирать, почистить ковры. Она совсем не была готова к этой встрече. «Родители не имеют права бросать своих детей, пока они не будут вынуждены»,- вдруг зазвучал голос Гарри в ее голове. Уверенный голос. Молли посмотрела на желто-синюю дверь комнаты Джорджа и улыбнулась.

Один.

-2.1-
Поднятая вверх ладонь – останавливающий жест – и глаза, направленные примерно на второй абзац страницы триста восемьдесят семь – не самая приятная встреча из тех, что были в жизни Рона. Совсем не та встреча, которую он ждал от Гермионы.
Рон прислонился к косяку и молча наблюдал, как она читает. Он видел эту картину миллион раз: Гермиона и учебник по трансфигурации, Гермиона и очередная книга для легкого чтения, Гермиона и История Хогватса…. Книги всегда успокаивали девушку. Действительно, что может быть более жизнеутверждающим, чем древний фолиант, покрытый пылью веков, к которому прикасались, наверное, тысячи людей – совершенно разных, со своими проблемами, бедами и планами? По сравнению с историей такого фолианта, их жизни – лишь несколько страниц, а может даже строчек. Рона был не согласен с этим, но когда он вообще был согласен с Гермионой в чем-то, касающемся книг?
Сегодня все было не так. Не было умиротворения. Нижняя губа закушена, руки нервно теребят перо, и – Рон прекрасно видел это – с момента его прихода девушка не прочитала ни строчки.
Рон тихо прошел по комнате и присел на мягкое темно-зеленое кресло, стоящее рядом с письменным столом. Наконец, Гермиона повернулась.
- Привет, – почему-то хриплым голосом и очень тихо, так, будто он не разговаривал очень-очень долго, произнес Рон.
- Привет, – она ответила шепотом, посмотрела ему в глаза и вдруг, типично Гермиониным, учительским жестом встряхнув волосы, заговорила: - Ты читал учебник по заклинаниям за седьмой курс? Знаешь, ты мог бы взять его у Невилла, ему он уже не понадобится. Представляешь, я сегодня читала о возможности совмещать заклинания при невербальном колдовстве, и …
- Гермиона… – Рон все еще тихо постарался перебить ее, но девушку было не остановить.
- Огромное значение имеет то, какое заклинание ты берешь за основу. Ведь ты не совмещаешь их равномерно, а как бы накладываешь одно на другое. Вот, например, Томас Слоун считает, что первым, то есть базовым, считается меньшее по своему масштабу заклинание, то есть…
- Гермиона? – Рон повысил голос, но девушка только поднялась со стула и начала расхаживать по комнате.
- …если ты хочешь, например, поднять предмет в воздух и одновременно перевернуть его, то базовым должно быть заклинание переворачивания…
- Гермиона! – Рон встал с кресла вслед за девушкой, но она продолжала вести себя так, будто его не существует.
- …помнишь, заклинание, которое изобрел принц-полукровка? Такой же эффект получится при базовом заклинании переворачивания, а вот если начать с поднятия предмета в воздух, то ты можешь продолжить манипулировать предметом, ведь это заклинание...
- Гермиона! – Рон схватил ее за плечи и заставил посмотреть на себя, - эй, я пришел не разговаривать о заклинаниях.
- А зачем ты пришел? – неожиданно зло ответила девушка, - вспоминать прошлое? Хотел дружно порыдать друг у друга на плече, предаваясь сентиментальным воспоминаниям? Я не собираюсь сдаваться, Рон. Пожалуйста, давай просто забудем. Так будет правильнее. Давай сделаем вид, что этого года не было. Совсем. Я просто… Мы потом вернемся, через несколько лет. Но не сейчас. Сейчас не время… - ее голос, такой уверенный сначала, почему-то затих в конце, и она просто уставилась в одну точку, прямо перед собой, на надпись на футболке Рона, хотя она ни за что бы не ответила, что там на самом деле написано.
Рон продолжал стоять рядом и держать ее за плечи, а потом аккуратно поднял ее голову так, чтобы она посмотрела ему в глаза.
- Посмотри на меня. Просто посмотри. Гермиона, забыть все, что происходило в этом году – это гораздо больше, чем забыть страх, боль и убийства. Мы изменились за этот год, очень сильно. И забыть этот год – это забыть саму себя, забыть Гарри. А еще… это забыть нас. Ты… ты действительно хочешь забыть нас?
Если бы Северус Снейп или какой-нибудь другой легилимент находился с ними в одной комнате, он бы наверняка сказал, что Гермиона, наконец, сняла блок. Но в комнате с ней был только Рон, а он мог бы только сказать, что она вернулась, ну и еще крепко-крепко обнять, прижать к себе и поцеловать в макушку.
А Гермиона вдруг разрыдалась, а ведь она не плакала с тех пор, как… господи, кажется, она не плакала целую вечность. Не проронила ни слезинки на похоронах, на ужине в большом зале после церемонии, дома за эти полторы недели. А тут, наконец, выдохнула.
Совершенно внезапно, глядя в светло-карие глаза Рона Уизли, Гермиона Грейнджер поняла, что все кончилось. И, вопреки, всем ее ожиданиям, стало легче. И еще она поняла, что совершенно не обязательно идти дальше одной. Ведь можно идти с Роном, сильные руки которого прижимали ее к себе.
Прошло около часа, когда Рон посмотрел на свое отражение в зеркале. Оно висело прямо напротив, так что он легко мог увидеть и себя, лежащего на широкой кровати в комнате, и копну растрепанных, самых невероятных в мире волос Гермионы, уютно устроившейся у него на плече. И кто, скажите, пожалуйста, сказал вам, что простые маггловские зеркала не могут показывать самые сокровенные желания?

-2.2-
– Как спалось? – Луна подняла голову с его плеча и мягко улыбнулась.
– Отлично, – Невилл тихонько рассмеялся и обнял ее, крепче прижимая в себе. А потом, не удержавшись, мягко поцеловал растрепанную макушку.
– Я же говорила, охлы отгоняют дурные сны, – пробормотала куда-то ему в плечо девушка.
Невилл осторожно потянулся, стараясь не делать слишком широких движений – все-таки маленький диванчик в комнате Луны был слишком мал для них двоих. А в том, что уговаривать ее поменять его на более внушительную кровать – бесполезно, Невилл даже не сомневался. Какая кровать, что вы!.. У нее же на этом диванчике охлы живут. Он снова тихонько рассмеялся.
– Так что тебе снилось? ¬– поинтересовалась, тем временем, Луна. И, глядя в ее светлые, ясно голубые глаза, не тронутые дымкой сонливости, Невилл вдруг осознал, что все эти – он бросил быстрый взгляд на часы – два с половиной часа, что он спал – она просто лежала рядом, готовясь разбудить его, если что. Сумасшедшая девушка. И – его. Только его. Порой Невилл и сам не мог поверить в такое счастье.
– Родители, – тихонько ответил он. И, увидев, как слегка напряглось лицо Луны, поспешно добавил: – Но это был не грустный сон.
– Не грустный?
– Счастливый, – и он снова поцеловал ее, но на этот раз в губы, а не в макушку. Впрочем, через несколько секунд Луна отстранилась. Перелезла через него, встала, потянулась к одежде.
– Вот видишь! Охлы…
Невилл не дал ей договорить. Одеться, впрочем, тоже не дал. Сумасшедшая, неужели она, правда, думает, что он ее куда-то там отпустит? Схватил за руку и осторожно потянул обратно к себе, в теплые, уютные объятья.
– Это ты – моя охла. Единственная и неповторимая, – пробормотал Невилл себе под нос, прежде чем снова поцеловать ее. «И все-таки, нужно будет попробовать уговорить Луну поменять диван на нормальную кровать», – это была его последняя связная мысль.

-2.3-
– Войдите.
Джинни не стала вставать из-за стола, только повернула голову. Солнечные лучи лились из открытого окна, и в их свете ее волосы казались не рыжими, а золотыми. Тонкий профиль на фоне развивающихся от ветра белых занавесок, простое желтое платье, и только в глазах – усталость. И печаль. И тоска.
И – стоило ей увидеть того, кто застыл на пороге – страх.
– Привет, Джинни, – тихо поздоровался Гарри. И тут же обругал сам себе. Фраза прозвучала глупо и бессмысленно.
Джинни не ответила. Она просто смотрела на него, стоящего в дверях ее комнаты, и неуверенно крутящего в руках связку писем. Грустного, потерянного, почти… робкого. И совсем не похожего на того Гарри, который кричал на нее несколько дней назад.
В глазах этого, нового (а, вернее, старого) Гарри была не злость, а нежность. И, глядя на него, Джинни почувствовала, что ее обида отступает и что вместе с ней уходит страх. Она ведь обещала Гарри, что у нее все будет в порядке. Всего двенадцать, ну, хорошо, двенадцать с половиной дней назад. И она сдержит слово.
– Гарри, прости меня…
– Извини, Джинни…
Они заговорили одновременно и одновременно замолчали на полуслове. Смущенно посмотрели друг на друга, а в следующую секунду рассмеялись, не в силах сдерживать накатившего на них облегчения. Да, возможно, им еще со многим нужно разобраться, но глупая ссора не станет концом их отношений – и это вдруг совершенно четко осознали они оба.
– Я не должна была читать твои письма, – отсмеявшись, серьезно сказала Джинни. – Не знаю, что на меня нашло. И когда ты застал меня там… Мне стало так стыдно, Гарри. А все, что я потом тебе наговорила… Ну, жизнь с шестью старшими братьями давно научила меня, что лучшая защита – это нападение. Прости…
– На самом деле, это я должен извиняться, Джинни, – покачал головой Гарри. Прошел через залитое солнцем помещение, обошел стул и обнял ее – крепко-крепко. А потом подумал, что не отпустит. Просто возьмет – и не отпустит. Хватит уже. Склонил голову, зарывшись носом в рыже-золотые пряди. И только тогда пробормотал: – И не просто за то, что наговорил тебе на площади Гриммо. Ты же понимаешь.
За прошедший год Джинни часто представляла себе этот разговор. В ее воображении Гарри долго и пространно извинялся, говорил, что безумно скучал без нее, обещал сделать все, что угодно, лишь бы она простила его… Ну, и дальше в таком духе.
Сейчас Джинни даже не вспомнила об этом. Да и зачем, когда можно просто обнять Гарри в ответ, вдохнуть его запах и почувствовать, наконец, что все закончилось – не для магического мира, конечно, а лично для нее. Джинни Уизли, когда-нибудь в будущем – Джинни Поттер.
Это она и сказала ему, с трудом сдерживая хихиканье. И ошарашенная физиономия Героя Магического Мира была ей достойной наградой.
– Эээ, Джинни, ты только не пойми меня неправильно… – абсолютно растерянно начал Гарри. Даже объятья от изумления расцепил. – Я не против, и все такое… Но не сразу же, верно?..
И вот тут Джинни не выдержала и расхохоталась. Второй раз за неполные десять минут.
Меньше, чем бывало когда-то. Больше, чем за все прошедшие полторы недели вместе взятые.
Гарри слушал, как она смеется, и думал о том, что, даже если бы она говорила серьезно, он женился бы на ней вот прямо здесь и сейчас. Потому что он-то, может, и не готов, но это все такая ерунда по сравнению с тем, чтобы потерять ее навсегда.
А потом, отсмеявшись, они просто сидели рядом на кровати Джинни и тихо разговаривали. Гарри, стараясь не вдаваться в особо страшные подробности, описал ей их охоту за хоркруксами, Джинни, пытаясь не впадать в уныние, рассказала ему, что творилось в это время в Хогвартсе. И они так заговорились, что сами не заметили, как наступил вечер.
– Надо спускаться, а то мама нас совсем потеряет, – вздохнула Джинни, вставая и потягиваясь.
– Да, конечно, – Гарри согласно кивнул. – Но в начале у меня есть одно дело.
И, в ответ на ее вопросительный взгляд, он снова взял стопку писем, которую несколько часов назад бросил на стол.
– Это все мои письма к Сириусу, – тихо пояснил он. – Хотя я не думаю, что смогу толком объяснить, зачем я вообще их писал.
– Ты не обязан, Гарри, – мягко отозвалась Джинни, беря его за руку.
– Нет, – он помотал головой. – Я хочу, чтобы ты поняла. Когда я только-только вернулся из Хогвартса… Все было хорошо. То есть, нет, мне, конечно, было безумно больно и все такое, но… В остальном все было в порядке. Критчер готовил потрясающие завтраки, обеды и ужины, по дому можно было ходить, не опасаясь, что из шкафа на тебя кто-нибудь прыгнет, а в десяти минутах от площади Гриммо я обнаружил чудесный парк. А потом… Я не знаю, в какой момент это началось. Я просто вдруг подумал о них. О всех тех, кто не пережил последнюю битву. И…
– И ты почувствовал себя сволочью из-за того, что просто остался жив?
– Да. И тогда я начал писать Сириусу. Я… Теперь я думаю, что просто накрутил себя, Джинни. Но в те дни мне казалось, что… Что все плохо и хорошо уже никогда не будет, понимаешь? Не знаю, наверное, мне просто не стоило оставаться одному. Слишком много времени на размышленья. Мне нужно было хоть с кем-то говорить, а обращаться к живым я уже не решался. И тогда я начал писать Сириусу. В конце концов, за все мои шесть лет в Хогвартсе, он был единственным человеком, с которым мне приходилось переписываться.
– Я понимаю, Гарри, – тихо сказала Джинни, сжимая его ладонь. – Правда, понимаю. Что ты хочешь сделать с этими письмами?
– Сжечь, – твердо ответил он. – Не хочу, чтобы их случайно прочитал кто-то еще. Да и я сам… Нет, пусть лучше сгорят. В них нет ничего, кроме страхов и отчаянья.
– И, думаю, я знаю, что должно сгореть вместе с ними, – внезапно сказала Джинни. Подошла к столу, открыла верхний ящик и достала оттуда тонкую магловскую тетрадь. Помедлила мгновенье, а потом решительно опустила на пол – туда, куда Гарри уже положил свои письма.
– Что это? – он удивленно посмотрел на нее.
– Мой дневник, – тихо отозвалась Джинни.
– Ты… расскажешь мне?..
– Может быть как-нибудь потом. На счет три?
– Давай.
Гарри снова взял ее за руку. Свободными руками они подняли волшебные палочки.
– Раз… Два… Три! Инсендио!

-2.4-
Молли Уизли уже около получаса снимала все возможные и невозможные заклинания с двери своего сына. Самое безопасное место на земле? Вы думали Хогвартс? Похоже, нет. Это скорее комната Джорджа.
Молли понимала, что Джордж не мог не заметить ее попыток. Но он не реагировал, не помогал открыть со своей стороны, но и не мешал. А ведь за то время, что она снимала защиту, он мог наложить сотню новых заклинаний.
Молли убрала палочку, и, даже не постучавшись, решительно открыла дверь.


Эпилог

-1-
- Скорее, скорее, - кричал Гарри, пытаясь одновременно стереть капли дождя со стекол своих очков, - Гермиона, не отставай!
Они летели прямо через лес, который отделял Нору от квиддичного поля, где ребята, наконец, решили научить играть Гермиону.
- Моя девушка обязана отличать финт Вронского от пикирования Бриствера! – заявил утром Рон тоном, не терпящим возражений, и попросил у Билла метлу.
Так они вчетвером оказались на поле. А потом… Гермиона могла смело сказать, что финт Вронского она делать не научилась, как и пикирование кого-то там еще, зато она научилась целоваться в полете, а от этого дух захватывало гораздо сильнее, чем от дурацких финтов. Гарри и Джинни вообще потеряли снитч где-то на восьмой минуте игры. Гарри оправдывал себя тем, что он перепутал правила: он решил, что вместо золотого снитча ему нужно следить за золотыми волосами Джинни и стараться поймать ее как можно быстрее. Они провели на поле около двух часов, но ни одна команда так и не набрала ни одного очка.
Джинни как раз пыталась в полете перебраться к Гарри на Молнию, как начался дождь. Даже не дождь, а настоящий летний ливень. Когда вот только что на небе не было ни облачка, а тут уже льет как из ведра, так, что даже густые кроны деревьев не спасают. Они летели домой так быстро, как только могли, но все равно уже были мокрыми до нитки.
Гермиона и Рон сразу побежали в дом, а Гарри с Джинни еще забежали в сарай, чтобы оставить там метлы и мячи для квиддича.
-Джордж убьет нас, когда заметит, что мы потеряли снитч, - сказал Гарри, пока они бежали к дому.
- Если заметит, - Джинни попыталась сказать это в шутку, тем же тоном, что они разговаривали до этого, но Гарри моментально почувствовал разницу. Она говорила чуть быстрее, отвернувшись в другую сторону, на пару секунд прикрыв глаза – так, будто ей стало очень больно от этих слов.
Гарри резко остановился и притянул девушку к себе.
-Эй, он заметит. Мы же справились, и он не может не справиться, - Гарри провел по ее волосам и улыбнулся, - Все будет хорошо.
- Ты обещаешь? – она смотрела на него так доверчиво, внезапно став такой маленькой и беззащитной. Какая же она все-таки разная, его Джинни.
- Слово гриффиндорца, - Гарри улыбнулся, взял ее за руку и потянул домой, - пойдем, промокнешь. Но девушка осталась стоять на месте.
- А знаешь, я ведь всегда мечтала целоваться под дождем, - сказала она, чуть наклонив голову и хитро улыбнувшись.
Гарри не нужно было повторять дважды. Они стояли прямо перед домом, мокрые насквозь, обняв друг друга. И казалось, что если прямо сейчас у них перед носом возродится Волдеморт, они не заметят. Куда уж тут Рону, который кричал через окно, чтобы Гарри немедленно отлепился от его сестры!

-2-
Гермиона не ест шоколадный пудинг, Рон не будет грибной суп, Джинни откажется есть спагетти, потому что от них толстеют… Ужин должен был быть уже через час, а у Молли ничего не было готово. Казалось, жизнь начала входить в прежнее русло, но она не могла сосредоточиться и перестать думать о разговоре с Джорджем. Все ли она сказала правильно, поможет ли это ему справиться с потерей? Вдруг, суп зашипел, выкипел из кастрюли и начал растекаться по всей плите. Молли вскочила со стула, уронив при этом картошку, которую она нарезала, на пол, и разбив миску с салатом. Палочка, как назло, куда-то испарилась, а тут еще и мясо начало подгорать, только палочка упорно не попадалась на глаза…
-Эванеско. Репаро, - такой знакомый мужской голос прозвучал за ее спиной, - у моей жены беспорядок на кухне? Вижу это впервые. – Артур подошел к столу и начал собирать с пола картофель.
- Ты сегодня рано, - сняв с огня жаркое, и помешав суп, Молли устало опустилась на стул, - потом опять в ночную смену?
- Нет, сегодня я дома, как и следующие две недели, - Артур пристально посмотрел на Молли, - я в отпуске. Представляешь, Кингсли пришел ко мне днем и практически силой отправил меня в отпуск, - Артур опустил глаза, - Молли, прости меня.
-За что?
- За то, что я бросил тебя. Я заставил тебя одну справляться со всем, что происходит в нашей семье. Я закрывал глаза на то, что все разваливается на куски. Я не должен был уходить в работу. Черт, даже Кингсли понимает, что я нужен своей семье больше, чем кому бы то ни было, - Артур, наверное, сказал бы что-то еще, но Молли прервала его.
- Я сделала то же самое: я ушла в уборку, в стирку, в бытовые проблемы, которые абсолютно не важны на самом деле. Я старательно делала вид, что ничего не изменилось. – Молли взяла мужа за руку, - мы все-таки очень похожи с тобой.
- Ты сильнее. Ты всегда была главой нашей семьи. Успевала следить за детьми, рассчитывать семейный бюджет, ухаживать за садом и за домом. Я бы ничего этого не смог. Помнишь, ты даже на пару дней не могла оставить меня с детьми, потому что что-нибудь обязательно ломалось, кто-нибудь из ребят убегал, я не мог уложить Джинни спать или заставить Перси съесть кашу. В итоге, уже через несколько часов ты была дома и пыталась устранить катастрофические последствия моего проявления отцовских чувств. – Артур улыбнулся, вспоминая прошлое.
- Я бы не справилась, если бы за моей спиной не было тебя, правда. – Молли провела рукой по его щеке, - Я… мне так не хватало тебя все эти дни.
Артур обнял жену и тихонько прошептал прямо ей в ухо, так, будто это была большая тайна.
- Я тебя никогда больше не оставлю одну.
Суп опять начал выкипать из кастрюли, но порыв ветра вдруг задул огонь, не потревожив при этом Артура и Молли. А стоящий в дверях Перси тихонько убрал палочку в карман и на цыпочках вышел в коридор. Пожалуй, он, наконец, сделал что-то действительно важное и правильное.

-3-
Ужин был закончен и все выбрались во двор. Рон лениво развалился на качелях, положив голову на колени Гермионе, Гарри и Джинни устроились под деревом на покрывале, Чарли, Перси, Молли и Артур о чем-то тихонько разговаривали в беседке.
Дождь кончился, вновь выглянуло уже опускающееся за горизонт солнце, но теперь все было по-другому. Ушла та изнуряющая жара, которая царила все эти летние дни. И вдруг стало так просто и легко дышать. Глубоко –глубоко, наполняя легкие ароматом мокрой травы и фирменного пирога Молли Уизли, который ожидал своей участи на уличном столике.
Тишину внезапно нарушил хлопок аппарации, и звук шагов Билла, стремительно направляющегося к беседке.
-Эй, ты пропустил ужин, - Рон запустил в брата садовым гномом, с которым играл до этого.
- Я.. должен сказать всем вам кое-что, - Билл выглядел запыхавшимся и очень взволнованным, - я только что из больницы.
За секунду свежесть, которая так радовала жителей Норы, испарилась. Воздух накалился, Рон поднялся с качелей, Молли сжала руку Артура, Джинни испуганно схватилась за футболку Гарри. Тот мир, который они собирали по кусочкам весь сегодняшний день, готов был опять развалиться на части.
Но тут Билл лучезарно улыбнулся.
- Флер беременна. Прости, мама, но ты скоро станешь бабушкой.
Понадобилось несколько секунд, чтобы все осознали смысл его слов. Первая пришла в себя Джинни, которая кинулась на брата, и повисла у него на шее.
- А можно я буду крестной? Ну, пожалуйста, я же твоя единственная сестра!
Когда Билл, наконец, поставил единственную сестру на место, на него налетели остальные – Гарри, Рон, Перси, Чарли, Молли, которая уже успела заплакать, Артур, все еще не верящий в происходящее. Не хватало только…
- Если будет мальчик, может, назовешь его Фредом? – голос, который никто, кроме Молли, не слышал уже несколько дней, заставил Билла резко обернуться.
- Как будто были еще какие-то варианты, братишка, - Билл улыбнулся и сделал шаг навстречу Джорджу, который чуть щурился от солнечного света.
- Ну, ты даешь, старик, - Джордж обнял брата, а потом легко дал локтем ему в живот, - Так вот, значит, чем ты занимался во время войны. А где же счастливая жена?
- Будет примерно через полчаса, она хотела взять какие-то вещи из дома. Я решил, что мы еще пару дней поживем вместе с вами. Хочу порыться на чердаке, поискать наши старые игрушки.
- Мерлин, Билл, я куплю тебе новые, - Джордж закатил глаза, - не стоит так мелочиться.
- Дурак ты. У меня ностальгия, может быть. Да и Флер полезно пообщаться с мамой. Ведь она у нас профессионал в воспитании детей.
Они долго еще сидели так во дворе, пили чай, обсуждали будущее. Потом пришла Флер и привезла с собой пирог, приготовленный собственноручно. Есть его было невозможно, но все усердно давились, желая порадовать будущую маму. Джордж довольно скоро ушел обратно в комнату, но все понимали, что ему просто нужно еще время, довольно много времени, на самом деле.
Солнце давно скрылось, когда Гарри, Рон, Джинни и Гермиона сидели под деревом и играли во взрывного дурака. Всем хотелось, чтобы сегодняшний день никогда не закачивался, но, к сожалению, это было невозможно. В конце концов, окончательно проиграв своему лучшему другу в карты, Гарри задал вопрос, который, наверное, просто боялись задать остальные:
- А что мы будем делать завтра?


Завтра

***
«Уважаемая мисс Лавгуд,
Ждем вас 1-ого сентября в Хогвартсе. Поезд отправляется в 11:00 с вокзала Кингс-Кросс, платформа 9 и ¾. Список необходимых вещей прилагается.
Директор Хогвартса,
Минерва МакГонагалл».

***
«Дорогие мистер Поттер, мистер Уизли и мисс Грейнджер,
Жду вас 1-ого сентября в Хогвартсе. Смею надеяться, что в этот раз вы прибудете именно на поезде, а не на летающей машине или любом другом средстве передвижения.
Список предметов, необходимых в учебном году, прилагается к письму.
Директор Хогвартса,
Минерва МакГонагалл.
P.S. Добро пожаловать домой».

***
1 сентября, Хогвартс, за несколько часов до прибытия «Хогвартс-Экспресса».

Древний замок стоял непривычно тихий в ожидании учеников. Ни топота, ни крика, ни смеха.
Только перешептывались портреты в своих золоченых рамах. Уж они-то знали, что приключения еще только начинаются.