Глава 1Глава 1. Однофамильцы и родственные души.
« Однофамилец – тот, кто носит с кем-то одну и ту же фамилию, не состоя с ним в родстве»
- толковый словарь.
POV Шарлотты.
Мой отец всегда любил повторять, что имя человека играет в его жизни особую роль. Оно, мол, предопределяет его судьбу, влияет на поведение, контролирует мысли и поступки. Отец говорил, что у имени есть так называемая карма.
- Как Вы лодку назовете, так она и поплывет, - частенько добавлял он, посмеиваясь. Папа любил изучать толкования имен; ему был интересен их перевод, значение, происхождение. Иногда он часами мог сидеть в библиотеке и читать про какое-нибудь редкое имя. Порой он даже засиживался там до поздней ночи. Помню, когда я была еще ребенком, я очень любила спускаться к нему в библиотеку: отец, как правило, сидел в своем старом кресле около камина и читал. Тогда он казался мне очень смешным: папа сосредоточенно смотрел в книгу, слегка нахмурившись, а его губы постоянно шевелились, словно он проговаривал каждое написанное слово. Но стоило ему заметить маленькую дочку, притаившуюся за дверью, как на его губах начинала играть озорная улыбка, а в ослепительно голубых глазах появлялись смешинки. Он небрежно поправлял волосы и, потерев подбородок, шутливо говорил:
- Шарлотта, не пристало юной леди по ночам шататься по дому, - отец откладывал книгу в сторону и, когда я все-таки высовывалась из-за дверного косяка, улыбался. – Раз ты совсем не хочешь спать и бродишь по дому без дела, то, может, поможешь мне разобраться в происхождении некоторых интересных имен?
И я забегала в комнату, забиралась к отцу на колени и внимательно слушала его рассказы о дальних странах, народах, живущих там, и чудных именах, которые носили эти чужеземцы. Мне нравился папин голос: низкий, бархатистый, мягкий и такой спокойный. Частенько я засыпала прямо у него на руках, убаюканная очередным рассказом; а иногда он разрешал мне самой покопаться в своих книгах, попробовать самой объяснить происхождение того или иного имени. Это была наша любимая с отцом забава.
Я знала, что он безумно гордится тем, что его дочь переняла его страсть к ономастике (наука, изучающая толкование имен – прим.ав.). Отец никогда не говорил мне об этом, но я понимала это и без слов: сколько радости доставляли ему наши ночные посиделки в библиотеке! А сколько восхищения читалось в его взгляде, когда я впервые сама купила книгу для домашней коллекции!
Отец всегда называл меня «маленькой королевой». Не принцессой, а именно королевой. Стыдно признаться, но поначалу я даже обижалась на него: уж больно громким казался мне этот титул. Чуть позже, правда, я поняла, почему он называл меня именно так.
Однажды, во время одного из наших ночных заседаний в библиотеке, папа попросил меня помочь ему: нужно было достать книгу, посвященную французским именам. Конечно, задача была проще некуда; только вот том этот стоял на самой высокой полке, и снять его оттуда ребенку было очень сложно. Попробовав залезть на стул, я поняла, что до полки все равно не достаю.
- Папа, книга слишком высоко, - обиженно сказала я отцу, указав на нужный томик. – Мне не достать.
А отец в ответ лишь усмехнулся:
- Так воспользуйся лестницей, - он поправил очки на носу и подмигнул мне.
Повернув голову, я увидела лестницу, и глаза мои округлились до ужаса: какой же высокой и опасной показалась она мне тогда! Сколько же там было ступенек!
- Но, папочка, там же высоко! Я боюсь…, - промямлила я в ответ, опуская глаза, словно стыдясь своей слабости.
- А я думал, что ты моя маленькая королева; а они ведь, как известно, ничего не боятся, - со вздохом сказал отец, снова вернувшись к книге. – Вот если бы ты была настоящей королевой, ты бы смогла перебороть страх и забраться туда.
Он улыбнулся мне из-под очков, словно дразня меня и одновременно наблюдая, какой будет моя реакция. А я, вздохнув и нервно сглотнув, полезла вверх по лестнице, стараясь не смотреть ни вниз, ни на улыбающегося отца. Как же мне тогда было страшно! Добравшись до нужной полки и схватив книгу, я начала свой путь обратно; а спустившись, отдала книгу отцу.
- Постой, Шарлотта, - произнес отец мягко, словно извиняясь за все то, что сказал пять минут назад. – Я попросил тебя достать эту книгу не просто так, - он поманил меня к себе. – Ты никогда не думала, почему я называю тебя «маленькой королевой»? Тебе это не казалось необычным? – папа озорно улыбнулся. – Вот именно в этой книге, - он указал на томик, - и кроется ответ на этот вопрос.
Я удивленно посмотрела на отца и недоверчиво приблизилась к нему. А он просто усадил меня к себе на колени, широко улыбнулся и открыл книгу на заложенной ранее странице. Надо сказать, что я никогда прежде не видела этой книги и не встречала пометок в книгах отца; тут же была исписана целая страница. Его мелкий и убористый почерк показался мне тогда набором тайных символов: я не могла разобрать ни слова. А отец провел пальцем по своим записям, улыбнулся, словно вспомнив что-то хорошее, и спросил меня:
- Ну что, ты готова к открытию еще одной тайны?
- Да! – я широко улыбнулась и уставилась в книгу. Но увидев имя, толкование которого нам предстояло узнать, в недоумении уставилась на отца.
- «Шарлотта (фр.) – мужественная, королевская», - прочитал отец и улыбнулся мне. – Теперь ты поняла, почему ты никогда не сможешь стать принцессой? Дочка, ты стала королевой, как только родилась, - он обнял меня и нежно поцеловал в лоб.
А я сидела у него на коленях, слушала его рассказ о том, как они с мамой выбирали имена мне и моему брату, и старалась запомнить как можно больше. Именно тогда я впервые поняла, что имя и правда влияет на поведение и характер человека.
Но узнать истинную карму имени мне предстояло не скоро…
**
- Эй, Браун! – я машинально обернулась, услышав, как кто-то назвал мою фамилию. В коридоре толпилось множество студентов, и понять, кто именно окликнул меня, было весьма проблематично. Увы, попытаться повернуться в такой толчее было опрометчиво: какой-то умник, хаффлпаффец, судя по галстуку, чуть не выбил у меня из рук стопку книг, которые я должна была вернуть в библиотеку. Он налетел на меня с такой скоростью, что я едва удержалась на ногах. Но это был не конец: за тем парнишкой последовало еще двое ребят, которым все-таки удалось сбить меня с ног. На этот раз книги удержать не удалось.
- Эй! Смотри, куда идешь! – прикрикнула я вслед ребятам, но их уже и след простыл. Тяжело вздохнув, я нагнулась, чтобы собрать упавшие книги, и, наконец, смогла разглядеть того, кто выкрикнул мою фамилию. Только вот, оказалось, звал он вовсе не меня: симпатичный высокий блондин с большими каре-зелеными глазами стоял, прислонившись спиной к стене, а около него, кокетливо улыбаясь и накручивая крупный светлый локон на палец, крутилась девушка с моего факультета. Лаванда Браун.
С самого первого дня моего пребывания в школе эта девочка была моей головной болью. Забавно, но даже в среде чистокровных волшебников встречается такое явление, как однофамильцы. И хотя процент таких случаев был ничтожно мал, именно я оказалась в числе тех самых «избранных». Дома меня всегда называли по имени, а оказавшись в школе, я столкнулась с тем, что тут лишь близкие друзья пользуются именами; во всех остальных случаях обращаются исключительно по фамилии. Это было странно и очень непривычно.
Но настоящей проблемой моя фамилия стала тогда, когда я выяснила, что курсом старше учится еще одна Браун. Ее звали Лаванда и, если верить мнению большинства моих знакомых, девочки легкомысленнее и глупее в стенах Хогвартса не училось еще никогда. И вот с тех самых пор и началась череда ошибок: из-за фамилии нас частенько путали и преподаватели, и ребята. Пожалуй, единственным местом, где я справедливо могла считаться единственной Браун, была библиотека. Дело было в том, что я, как и мой отец, могла часами торчать там, подыскивая интересную книгу, а моя однофамилица туда не заходила вообще, слава Мерлину!
Хотя, пожалуй, проблема была не только в этом. Из-за фамилии далеко не все хотели со мной общаться: по мнению многих, я не могла быть не кем другим, как копией своей ограниченной однофамилицы. Поэтому вот уже четвертый год мне каждый день приходилось доказывать всем и каждому, что я не имею ничего общего с Лавандой. Кроме фамилии, конечно же.
Ситуацию усугублял и тот факт, что мы учились на одном факультете; моему брату-близнецу Виктору повезло куда больше: во-первых, он мальчик, во-вторых, он был студентом Рейвенкло. А мне, учащейся на Гриффиндоре, приходилось каждый день сталкиваться с путаницей, возникавшей в девяти случаях из десяти. Вот тебе и карма имени.
- Не переживай, Шар, - часто повторял мой брат. – Поверь, стоит тебе зарекомендовать себя должным образом, и тогда Лаванду будут сравнивать с тобой, а не наоборот. Что такого в том, что она старше? У тебя оценки лучше. И ты, в отличие от нее, знаешь, где у метлы перед, а где – зад.
А я лишь смеялась вместе с ним и надеялась, что когда-нибудь смогу доказать окружающим, что я не копия Лаванды.
**
POV Джинни.
Октябрьское солнце светило, но уже не грело. В спальне было тихо; мои соседки по комнате, должно быть, еще видели десятый сон, когда я решительно встала с кровати и, стараясь никого не разбудить, направилась в ванную комнату. Не столько для того, чтобы принять душ и почистить зубы, сколько для того, чтобы подумать. Странное дело, но в последнее время я стала замечать, что мне часто хотелось побыть одной. Чтобы подумать. Но еще чаще мне нужно было время, чтобы подготовиться. Подготовиться к тому, что я увижу тебя.
Я не могла сказать, что со мной происходит; просто в твоем присутствии я начинала теряться, смущаться – одним словом, вела себя не так, как должна была бы. Будто я не я. Это казалось не просто странным; это было, откровенно говоря, дико. И вовсе не потому, что я не могла заговорить с тобой, или сесть рядом или находится с тобой в одном помещении.
Просто до тебя я реагировала так только на одного человека. И одна лишь мысль, что ощущения, что я испытывала в твоем присутствии и те чувства, которые я испытывала к тому человеку, имели общую, сходную природу, пугали меня до смерти.
Просто потому, что твои волосы не были иссиня-черными, а твои глаза - не зелеными; ты не носила очков и не дружила с моим братом; но самое ужасное в том, что ты не была парнем.
Я давно поняла, что мне нужно было бы с кем-то поговорить обо всем этом, но вот только с кем? С Роном? Он бы точно не понял и либо рассмеялся бы, либо прибил бы меня. С Гарри? О, мы не были настолько близки, да и едва ли он был столь сведущ в любовных делах, чтобы давать советы. Может, Гермиона? Пожалуй, единственный подходящий вариант. Но была ли она способна понять меня? Да, кричать, как Рон, она точно не стала бы; но могла ли она помочь мне? Был еще вариант – близнецы. Хотя нет, это я погорячилась.
И хотя я не могла сказать, с чего все началось, я отчетливо помнила то утро, когда впервые посмотрела на тебя по-новому. Я пришла на завтрак вместе с ребятами и, как всегда, тут же отсела чуть поодаль от них, чтобы поздороваться со своими однокурсниками. Тогда-то я и заметила тебя: ты сидела около Брайана Честертона и улыбалась, читая какую-то книгу. Помню, мне это показалось очень странным: до тебя за таким занятием я заставала разве что Гермиону, но ты не была на нее похожа...
А потом к тебе подсел мальчик с Рейвенкло, отвлекая от чтения каким-то забавным разговором, отчего вы оба тогда рассмеялись. Ты отложила книгу в сторону и взяла его за руку. А потом он повернулся ко мне лицом и я заметила, насколько вы похожи: те же волнистые волосы цвета верескового меда, те же каре-зеленые глаза, тот же овал лица и матовость фарфоровой кожи... Он ведь твой брат, не так ли?
Присев на краешек ванны, я ждала, пока она наполнится. Теплая вода расслабляла тело и приводила в порядок мысли – как раз то, что мне было так необходимо. Пожалуй, вечером стоило бы поговорить с Гермионой. А пока…
А пока я готовлюсь к тому, что совсем скоро снова увижу твои каре-зеленые глаза…
Глава 2Глава 2. Люди встречаются…
POV Шарлотты
Сколько я себя помню, моим самым любимым временем года была именно осень. Весь мир вокруг менялся до неузнаваемости: тускнели свежие и сочные краски лета, а на смену холодному голубому и зеленому приходила теплая и насыщенная золотисто-коричневая гамма. Кто сказал, что осенью природа выглядит скучно? Как раз наоборот; она предстает во всем своем великолепии, во всей яркости своих дивных красок. Природа, по сути своей, феникс. И именно осенью, накануне своей кончины, она, словно феникс, завершающий свой цикл, выглядит особенно яркой и живой. Это чувствуется во всем: и в пестрой листве, кружащейся на прохладном ветру; и в самом ветре, местами порывистом, как бунтующий подросток, но чаще всего медлительном и спокойном, словно он не уверен в собственных силах; и в небе, обычно низком и затянутом облаками молочно-белого цвета. Природа словно готовиться умереть, а переждав холодную зиму, возродиться вновь.
Солнце все реже показывается на небосклоне, погожих дней становится все меньше, да и сами дни становятся короче, уступая место холодным ночам. Утром часто можно наблюдать плотную белесую пелену тумана; именно в это время я любила просыпаться. Но встав с кровати, я никогда не спешила умыться или принять ванную; гораздо приятнее было залезть на высокий каменный подоконник и, устроившись поудобнее, прильнуть к прохладному оконному стеклу. Из окна около моей кровати открывался потрясающий вид на окрестности Хогвартса: на опушке Запретного леса стояла хижина Хагрида, над трубой которой поднимался легкий дымок; гладь Черного озера была скрыта плотной дымкой утреннего тумана; а вдалеке виднелось поле для квиддича.
Поджав под себя ноги, я любовалась пейзажем: все-таки была в осени какая-то загадочная красота, преображавшая мир вокруг до неузнаваемости.
**
- Шарлотта, - повернувшись, я увидела довольно ухмыляющуюся физиономию своего брата. Виктор спускался по лестнице, поправляя на ходу воротничок рубашки и завязывая галстук. Я помахала ему рукой в знак приветствия, а он, поравнявшись со мной, по привычке клюнул меня в щеку.
- Как спалось? – ехидно поинтересовалась я, когда мы сели за стол, и брат сделал несколько глотков чая. Судя по его внешнему виду, вчера он неплохо отдохнул в компании друзей: волосы торчали в разные стороны, глаза были заспанными, а лицо слегка припухло.
- О, потрясающе! – чуть не поперхнувшись чаем, отозвался Виктор. – Мерлиновы кальсоны, как же хочется есть! – нахмурившись, он потер живот и, увидев блюдо с тостами, взял себе парочку.
- Мне кажется, тебе стоит завязать с этими полуночными пьянками и посиделками, - саркастически заметила я и принялась намазывать вишневый джем на свой тост.
- Да неужели? – выпучив глаза, пробубнил брат с набитым ртом. Он и сам прекрасно знал, что его образ жизни сказывается и на здоровье, и на успеваемости, но не собирался ничего менять. Бросив взгляд в сторону стопки книг, лежавшей на столе рядом со мной, Виктор многозначительно вздохнул и принялся за очередной тост с медом, пятый по счету.
- Знаешь, сестренка, мне иногда кажется, что тебе не помешал бы один такой вечерок с друзьями и алкоголем. Все-таки тебе уже не пять лет, - он глотнул чая. – Во всяком случае, мне кажется, что общение с живыми людьми тебе не повредило бы. Так, чисто для разнообразия, - Виктор снова усмехнулся, бросив взгляд на книги, после чего получило одной из них по голове.
- А мне кажется, братик, - тотчас ответила я, откладывая книгу в сторону, - что если взять тебя и меня, а потом поделить это пополам, то получится один нормальный человек.
И мы оба рассмеялись, уставившись друг на друга.
- Ладно, что у тебя с утра? – Виктор облизал пальцы и полез в сумку за своим расписанием.
- Эмм, Трансфигурация, а потом Зелья, - потянувшись, ответила я.
- Отлично, тогда увидимся на Зельях, - улыбнулся брат, и, чмокнув меня в щеку, встал из-за стола. - У меня сейчас Чары, а на урок к декану лучше не опаздывать. Пока!
Виктор помахал мне рукой и вышел из Большого Зала. А я так и осталась сидеть за столом и думать над его словами. Может быть, мой пустоголовый братец прав, и мне тоже стоит развеяться? Для начала, было бы неплохо прекратить постоянно сидеть с книгой в углу, начать шататься по замку, по окрестностям; вдруг познакомлюсь с кем-нибудь? А если не получится?..
- Привет, - раздалось у меня за спиной, и я машинально повернула голову: невысокая рыжеволосая девочка села рядом со мной и широко улыбнулась.
- Привет, - повторила она, усмехнувшись.
- Привет, - ответила я удивленно; от неожиданности язык присох к небу. Не то, чтобы я боялась людей или сторонилась их – просто появление Джинни Уизли показалось мне немного странным. Конечно, мы были знакомы (все-таки учились на одном курсе), но за все четыре года совместного обучения не перекинулись даже парой слов: она, чаще всего, проводила время в компании своего старшего брата и его друзей, практически полностью игнорируя своих однокурсников. Разве что Луна Лавгуд, студентка с Рейвенкло, была исключением. Джинни тоже не пользовалась особой популярностью среди ровесников: все прекрасно помнили ее странное поведение на первом курсе. Пожалуй, в чем-то мы с ней были похожи: обе прослыли на своем курсе одиночками; обе общались со своими братьями и их компаниями.
Почувствовав, что пауза затянулась, я постаралась улыбнуться девочке как можно дружелюбнее. Должно быть, у меня получилось, потому что Джинни протянула мне руку и сказала:
- Меня зовут Джинни, - она улыбнулась, словно только что рассказала безумно смешную шутку.
- Шарлотта, - я пожала ее руку в знак приветствия.
Вот так вот, с улыбки и нетвердого девичьего рукопожатия началась новая глава в моей жизни.
**
POV Джинни
Когда мы вошли в кабинет Трансфигурации, занятие должно было начаться с минуты на минуту. Заметив одну свободную парту в первом ряду, я дернула Шарлотту за руку, привлекая ее внимание. Та лишь кивнула в ответ, и мы заняли свои места.
Не заметить шушуканье, сопровождавшее нас от самого Большого Зала, было просто невозможно: казалось, что внимание всех студентов теперь приковано исключительно к нам. Мне стало немного не по себе от одной лишь мысли, какие гадости могут начать шептать за нашими спинами, но стоило мне бросить взгляд на Шарлотту, идущую рядом, как все мои опасения растаяли, как туман над Черным озером: на ее губах играла безмятежная улыбка, а в глазах прыгали озорные смешинки. Казалось, что она просто не замечала комментариев наших однокурсников. Но поймав мой взгляд, девушка удивленно нахмурилась:
- Что случилось? Что-то не так? У меня джем на носу? – она опасливо потерла кончик носа.
- Да нет, все в порядке, - улыбнулась я в ответ и хотела сказать что-то еще, но тут в класс вошла профессор МакГонагалл, и в кабинете воцарилась тишина. Декан прошла к доске и, бросив взгляд на класс, ненадолго задержалась на нашей парте; судя по всему, то, что мы с Шарлоттой сели вместе, произвело на нее впечатление. Поймав мой взгляд, она тепло улыбнулась и начала урок.
Я никогда не могла похвастаться умением концентрироваться на чем-то одном, но сейчас я, честно говоря, даже не пыталась слушать профессора. Слава Мерлину, занятие было лекционным, а не практическим. Шарлотта сидела слева от меня и писала конспект лекции, внимательно слушая МакГонагалл, в то время как я полностью погрузилась в воспоминания об утренних событиях.
Я совершенно не понимала, что произошло со мной тогда, за завтраком в Большом Зале; похоже, что меня просто переклинило. Стоило Шарлотте сесть за гриффиндорский стол в нескольких шагах от меня, как все мое внимание внезапно оказалось приковано к ней. И хотя из-за шума голосов я не могла разобрать фраз, которыми она обменивалась с братом, по их лицам было видно, что они оживленно обсуждают что-то веселое. Удивительно просто, до чего же они были похожи! Внезапно я почувствовала легкий укол зависти: мне тоже хотелось сидеть с ними, смеяться над чьей-нибудь глупой шуткой, или просто болтать о какой-нибудь ерунде… А еще лучше было бы просто пригласить эту парочку к нашей компании! Отчего-то я была уверена, что у нас много общего; к тому же это была бы идеальная возможность просто поговорить с Шарлоттой.
- Джин, ты идешь? – Гермиона встала из-за стола и стала собирать книги в сумку.
- Нет, я чуть попозже пойду, - улыбнулась я в ответ. – Увидимся за обедом, хорошо?
Гермиона кивнула и, поторапливая Рона и Гарри, направилась к выходу. Удивительно, но практически одновременно с Гермионой из-за стола поднялся и брат Шарлотты; сказав ей что-то напоследок и поцеловав в щеку, он торопливо покинул зал. Ну что, Джинни Уизли, сейчас или никогда!
Зачем я тогда ляпнула это нелепое «Привет» - для того, чтобы просто соблюсти формальности, или для того, чтобы обратить на себя ее внимание? Может, вообще не стоило тогда подходить к ней? Не проще ли бы было, например, «случайно» столкнуться в дверях? Или одолжить перо на первом же уроке?
Хотя какая разница? Главное, что первый шаг был сделан.
Я бросила взгляд на Шарлотту: внимательно слушая преподавателя, она не заметила, как испачкала мочку уха в чернилах, заправляя выпавшую прядку волос за ухо. Это было так мило и нелепо, что я не смогла сдержать улыбки.
Заметив мой взгляд, Шарлотта улыбнулась в ответ, и было в ее улыбке что-то такое, отчего на душе у меня сделалось легко и спокойно.
Глава 3Глава 3. Песня победителя.
POV Виктора
В свое время я столкнулся с одной очень интересной книгой; несмотря на то, что читать я никогда особо не любил, небольшой томик в потрепанном бумажном переплете привлек мое внимание. Трудно сказать, что в нем было особенного: судя по всему, изданию было не больше десяти лет, и хотя картинки на обложке слегка потускнели, а местами так и вообще стерлись, оно не выглядело ветхим или дешевым. Книга выглядела зачитанной. Должно быть, именно это и показалось мне интересным: отец всегда предпочитал книги в твердом переплете, и на фоне фолиантов и дорогих букинистических изданий томик в бумажном переплете выглядел странно. А еще он был зачитан до дыр. В прямом смысле этого слова: сзади обложка была кое-где порвана, а открыв книгу, я заметил несметное количество пометок отца. Я точно знал, что отец никогда не пишет в книгах. Удивленный своей находкой, я взял книгу со стола и, забравшись в отцовское кресло, открыл ее на первой странице. То, что я прочитал, произвело на меня неизгладимое впечатление.
Книга была посвящена близнецам: как идентичным, так и таким, как мы с Шарлоттой. Там было множество статей, посвященных уходу за беременными; заклинаниям, которые не стоило применять во время беременности; рациону и привычкам будущих мам. Далее были приведены комментарии и советы колдомедиков и колдоакушерок. Одним словом, это было самое обыкновенное пособие для будущих родителей. Я уже думал отложить книгу в сторону, когда заметил в оглавлении пункт, который показался мне сначала очень странным: он был посвящен так называемым «хорошим» и «плохим» близнецам. Прежде я никогда не сталкивался с такими терминами, да и название показалось мне очень интересным.
Оказалось, что согласно мифу, распространенному в мире волшебников (как потом стало ясно, магглы тоже утверждали что-то подобное), в каждой паре близнецов один ребенок являлся «хорошим», а другой «плохим». Пораженный своим открытием, я замер на месте. «Хорошим» считался тот близнец, который был умнее, решительнее и добрее; «плохим» же – неуверенный к себе, ревнивый и склонный к самоутверждению за счет других. Я просто не верил своим глазам: неужели каждую пару близнецов можно поделить таким образом? Дочитав главу, я закрыл книгу и отложил ее в сторону; полученная мною информация была настолько шокирующей, что я просто не мог понять, как такое вообще возможно. А самое главное, что если такое разделение существует на самом деле, то кто из нас «плохой»: я или Шарлотта?
В ту ночь я не смогу уснуть; постоянно ворочался в кровати и думал. Почему-то я был совершенно уверен, что в нашем случае «плохим» был именно я. А как иначе? Шарлотта любила читать, была папиной любимицей, неплохо летала на метле, и, хотя никогда не была душой компании, всегда находила себе занятие по душе и практически сразу же становилась лучшей в новом начинании. А у меня уже тогда в голове гулял ветер. Но самое главное – глубоко в душе я завидовал сестре.
Той ночью я понял две вещи: во-первых, каждый человек сам кузнец своего счастья, нужно просто найти свою дорогу; а во-вторых, как бы я не завидовал сестре, я всегда буду любить ее больше жизни.
Тогда мне было всего семь лет…
**
- Эй, Браун, что, сопли подтираешь? – трое долговязых прыщавых подростка, гадко ухмыляясь, подошли к маленькому первокурснику, сидящему в углу факультетской гостиной. На коленях у мальчика лежала огромная книга, больше всего напоминающая энциклопедию; парнишка внимательно читал ее, медленно переворачивая пожелтевшие страницы. Казалось, он не обращает никакого внимания на появление старшекурсников и их резкие комментарии в его адрес.
- Ты что, мелкий, оглох?! – один из подростков подошел к креслу, в котором сидел Виктор, и нагнулся к нему. – Я с тобой разговариваю, мелюзга…
Ребята одобрительно рассмеялись, тряся головами и вторя своему товарищу; а мальчик, казалось, вообще не слышал их: он продолжал читать, подперев щеку кулаком.
- Эй, Бен, - обратился один из верзил к парню, нависшему над Виктором, - похоже, он глухой…
- Нет, - раздраженно отозвался Бен, стиснув зубы так, что у него на шее появились желваки, - он просто очень умный и очень храбрый, да, Браун? Ты ведь у нас чистокровный, аристократ… Ты на самом деле не больше, чем мусор, Браун.
Наверное, последние слова были лишними: ярость Бена сменилась удивлением, когда он увидел выражение лица Виктора. Боялся ли он? Ни капельки; на губах у одиннадцатилетнего ребенка играла гадкая ухмылка, спародировать которую не смог бы ни Бен, ни один из его дружков; в глазах читалось раздражение, словно эта кучка мальчишек отрывала его своей болтовней от важного дела. Все эти далеко не детские эмоции, которые выражало лицо Виктора, заставили Бена и его дружков немного отступить. Однако хулиганы понимали, что если дело дойдет до каких-то конкретных действий, то перевес будет на их стороне: они старше, опытнее, знают такие заклинания, которые малышу-первокурснику и не снились, а что до физической силы, то справиться с Виктором смог бы даже самый мелкий из хулиганов, Филиус Бранч.
- А что если…, - Бен гадко ухмыльнулся и кивнул дружкам, указывая на книгу, которую читал Виктор. В гостиной все равно никого не было: кто застукает их или заступится за малыша с первого курса? Никто. – Инсендио!
Книга, лежащая на коленях у малыша, загорелась ярким пламенем под воодушевленные крики хулиганов. Первокурсник скинул книгу на пол и спокойно произнес, направив палочку на фолиант:
- Агуаменти!
Огонь был потушен, но настоящий пожар, пожар ненависти, только начинал разгораться в сердце Бена.
- Левикорпус! – крикнул подросток, и Виктор тут же повис в воздухе головой вниз. Дружки Бена, восхищаясь талантом своего предводителя, начали громко улюлюкать и присвистывать.
- Ну что, малыш Браун, каково оно? Вид сверху лучше? Видишь Лондон? – смеялись они, в то время как Бен лишь гадко улыбался. Наконец-то он поставил заносчивого мальчишку на место! Пусть теперь знает, что когда к нему обращаются старшие, нельзя их игнорировать, а уж тем более строить гримасы типа той, что состроил этот крысеныш.
- Либеракорпус! – Виктор проговаривал контрзаклинания с таким спокойствием, что когда его ноги вновь коснулись земли, хулиганы прекратили смеяться и лишь поглядывали на первокурсника с опаской (уж этого-то заклинания он точно знать не мог!). Глаза Бена налились кровью: да что вообще воображает о себе эта мелочь?!
- Риктусемпра! - крикнул он, взмахнув палочкой.
- Протего! – если бы заклинание попало в цель, то Виктор бы скрючился, борясь со щекоткой. Но малыш вовремя поставил защиту, и оно отскочило рикошетом в сторону того самого Филиуса Бранча, который упал на пол и стал метаться, умоляя кого-нибудь остановить невидимые руки, щекочущие его.
Бросив взгляд на приятеля, зачинщик дуэли стиснул зубы. Бен не стал тратить драгоценного времени на раздумья: этого малыша нужно было срочно отправить на пару дней в больничное крыло, пусть даже ценой наказания. Ему было все равно, отправят ли его в подземелья к мерзкому Снейпу, или в Зал Наград начищать кубки под присмотром Филча; самое главное – показать первокурснику его место.
- Петри…, - закричал Бен, целясь в Виктора.
- Экспелиармус! – решительно произнес Виктор, и палочка выпала из руки старшекурсника. Заклинание, которое он начал произносить, так и повисло в воздухе. Хулиганы в ужасе уставились на мальчика: ему удалось победить их предводителя, студента, на счету которого было не только несколько настоящих дуэлей с однокурсниками, но и десятки малышей, над которыми он любил потешаться таким образом. Бен стоял с открытым ртом и, не моргая, смотрел на своего противника: сколько ему лет? Одиннадцать? Двенадцать? Тогда откуда он знает заклинания, которые только что использовал? Этого нет в программе первого курса, за исключением, может, парочки.
Отступив в сторону, Бен поднял палочку с пола.
- Меня зовут Виктор, - спокойно произнес мальчик, подойдя к нему ближе, и, посмотрев на присевшего парня сверху вниз, добавил, - будет лучше, если ты больше не будешь приставать ко мне.
Сказав это, Виктор поднял с пола книгу, которую читал, и снова забрался в синее кресло. Парни с открытыми ртами наблюдали за тем, как он открыл книгу и принялся читать. Наверное, кто-то спас Филиуса от очередного приступа щекотки, потому что он выскочил вперед и, тыча пальцем в Виктора, крикнул:
- Ты! Откуда ты знаешь все эти заклинания? – все глаза тут же устремились в сторону мальчика, который оторвался от чтения и, усмехнувшись, ответил:
- Я хочу стать мракоборцем.
Посчитав этот ответ исчерпывающим, хулиганы развернулись и вышли из гостиной.
**
Несмотря на то, что уроки профессора Снейпа никогда не пользовались особой популярностью у студентов, Виктор всегда посещал эти занятия с большим удовольствием. Причин для этого было несколько: во-первых, ему на самом деле очень нравилось зельеварение; а во-вторых, для того, чтобы стать мракоборцем, нужно было иметь определенный балл по этому предмету на экзаменах, и балл этот был довольно высок. Поэтому Виктор каждый раз исправно писал чудовищно длинные эссе, словно соревнуясь в этом с Гермионой Грейнджер, посещал все занятия и, конечно же, старался успевать по этому предмету лучше всех на своем курсе. К его чести стоило бы добавить, что ему это удавалось, причем, весьма успешно: его ответы и приготовленные им зелья, как правило, оценивались профессором высоко, и после каждого занятия у Снейпа число сапфиров в копилке Рейвенкло росло. Однокурсники, конечно, удивлялись, видя старания Виктора, но так как едва ли кто-то из них мог соперничать с ним, они предпочитали помалкивать и не отпускать комментариев по этому поводу, довольствуясь очками, которые Браун зарабатывал для их славного факультета.
Многие справедливо предполагали, что на занятиях Снейпа Виктор не замечает ничего вокруг – настолько он увлечен рассказом профессора и приготовлением зелья. Но они ошибались на его счет, собственно, как и те хулиганы, рискнувшие пристать к нему на первом курсе: юноша видел и слышал все, просто хорошо умел фильтровать информацию и уделял внимание только по-настоящему важным вещам; остальное, по его мнению, было лишним и только отвлекало от дела.
Заметив сестру в толпе гриффинорцев, он помахал ей рукой, подзывая к себе. Шарлотта увидела брата и, махнув ему в ответ, стала двигаться ему навстречу, продираясь сквозь толпу беснующихся однокурсников.
Профессор Снейп умел появляться эффектно: никто не видел, как он вошел в кабинет; никто не слышал его шагов; зато все услышали, как захлопнулась дверь. Воцарилась тишина. Шарлотта, увидев профессора, нервно сглотнула и, послав брату виноватую улыбку, поторопилась занять свое место. Виктор, поймав, взгляд сестры, проследил за ее действиями: вот она обогнула парту и села на свое место, а рядом…
Рядом села Джинни Уизли. Виктор усмехнулся: кажется, его сестренка начинала взрослеть – вон, уже подружку себе нашла. Надо отметить, что его совершенно не смутило то, что из всех своих однокурсниц его сестра выбрала именно младшую Уизли: Джинни была смышленой девочкой с хорошим чувством юмора. Кроме того, он был уверен, что у девушек много общего – чего стоит только один квиддич!
Еще раз улыбнувшись своим соображениям на этот счет, юноша поднял глаза на доску и стал внимательно слушать профессора Снейпа.
Глава 4Глава 4. Богатые и могущественные.
POV Шарлотты
С того самого дня, когда я получила письмо, оповещавшее о том, что я зачислена на первый курс Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, жизнь моя начала стремительно меняться. Конечно, далеко не все интересные события произошли в один день, но отрицать тот факт, что Шарлотта Браун до зачисления и после – совершенно разные люди, было бы глупо. И дело было, отнюдь, вовсе не в новой одежде, покупке палочки или выборе подходящего котла (хотя все это мне безумно нравилось): должно быть, именно тогда, получив письмо, я мысленно перешла на новый уровень, перевернула новую страницу в книге своей жизни. И, поверьте, с каждым днем книга эта казалась мне все интереснее и интереснее.
Получив долгожданное письмо, я сначала и представить не могла, что нужно делать: родители, понимавшие, что значат письма, которые получили их дети, радовались не переставая; почти неделю наш дом был полон гостей – друзей и родственников, спешащих поздравить новоиспеченных студентов; но ни я, ни Виктор не имели ни малейшего понятия о том, что будет дальше.
Говорят, что почти все дети из семей чистокровных волшебников начинают свое знакомство с Хогвартсом с раннего детства, впитывая знания и информацию о школе с молоком матери. Должно быть, подобная ситуация могла бы сложиться и в нашем случае, но родители редко касались темы школы, так что мы с Виктором вряд ли бы узнали что-то, если бы я не обнаружила в отцовской библиотеке старинную рукопись « Хогвартс: История», а Виктор проводил чуть меньше времени с дядей Бартемиусом. Оба источника информации оказались весьма и весьма полезными: в книге было приведено множество интересных фактов, а дядя Бартемиус, слывший непревзойденным рассказчиком, постоянно делился воспоминаниями о своих школьных годах. Старший брат отца, он любил потратить часок-другой на чаепитие с любимыми племянниками, а заодно поведать какую-нибудь байку или легенду, так или иначе связанную с Хогвартсом.
Например, дядя рассказал нам о гигантском монстре, когда-то жившем в замке; о призраках, которые, по его словам, всегда были довольно милыми и словоохотливыми. Мы с Виктором узнали и про обитателей Запретного Леса, и про опасность, скрывающуюся в водах Черного озера; но самой любимой у дядюшки Бартемиуса всегда была легенда, непосредственно связанная с семейством Браун. По его словам, в нашей семье по отцовской линии всегда рождалось четное количество детей: ровно половина из них поступала на факультет Рейвенкло, а другая половина - на Гриффиндор. И никто еще ни разу не поступил на два других факультета. Такая вот своеобразная традиция.
- В свое время я носил галстук в красно-золотую полоску, - любил посмеиваться дядюшка Бартемиус, устроившись в кресле со стаканчиком огневиски. В отличие от отца, он любил вспоминать свои школьные годы: дядя рассказывал нам и о своем первом дне в школе, и о первых экзаменах, и о полетах на метле, и том, как играл за загонщика в сборной своего факультета. - А вот ваш отец учился на факультете мудрецов, Рейвенкло.
- Так что же, на Гриффиндоре дураки учатся? – улыбаясь, как-то спросил его Виктор.
Дядюшка Бартемиус, всегда мягкий и спокойный, в тот момент полностью преобразился: щеки его налились краской, в глазах появился озорной блеск, а губы застыли в хитроумной усмешке.
- Нет, - чуть помедлив, ответил он, нагнувшись к Виктору. – Гриффиндор – факультет храбрецов. А они, как подсказывает мне жизненный опыт, совсем не дураки.
Дядюшка перевел взгляд на меня и как-то загадочно мне улыбнулся. Как оказалось позднее, неспроста.
**
В обеденное время в Большом зале, как правило, невозможно было протолкнуться: голодные студенты стекались со всего замка с единственной целью – заморить червячка перед началом следующих занятий, а заодно поболтать с друзьями и однокурсниками. Ограниченные во времени, они торопливо бросались на еду, уплетая за обе щеки все, что успели приготовить домовые эльфы, денно и нощно работавшие на кухнях. Говорят, что половина блюд, ежедневно подаваемых в Хогвартсе, были изобретены еще Хельгой Хаффлпафф, которая славилась не только трудолюбием, но и добротой.
Для меня Большой зал неизменно ассоциировался с шумом голосов, громким лязганьем столовых приборов, топотом ног и ужасной толчеей; а еще с потрясающе вкусными запахами, которые так и манили. Странное дело, еда, которую нам подавали в школе, мало чем отличалась от того, что мы все ели дома, но именно тут, в огромном зале с заколдованным сводчатым потолком, длинными деревянными столами и скамьями, все казалось намного вкуснее и ароматнее. Даже самые простые сырные пироги с грибами, словно по мановению волшебной палочки, превращались в изысканные произведения кулинарного искусства. Магия все-таки!
Но в тот день Большой зал поразил меня своей тишиной и пустотой: вместо привычного шума и толчеи на входе он встретил нас с Джинни негромким методичным лязганьем небольшого количества столовых приборов и редкими возгласами. Казалось, что Рождественские каникулы уже начались, и половина студентов разъехалась по домам. Периодически тишину разбавлял чей-то негромкий голос; сначала мне показалось, что даже еды на столах значительно меньше, чем обычно. Факультетские столы практически пустовали: за одним только гриффиндорским столом сидело не более двадцати студентов. Осмотревшись, я поняла, что за другими столами народу было еще меньше.
- Сегодня отбор, - тихо шепнула Джинни мне на ухо и, взяв за руку, потянула в сторону гриффиндорского стола. Следуя за ней, я попеременно переводила взгляд с одного стола на другой. Как же я могла забыть об отборе?
Несмотря на то, что официально сезон игр по квиддичу начинался одновременно с началом учебного года, то есть в сентябре, первые матчи, как правило, проходили в середине октября. Причина была на редкость проста: не войдя в колею после летних каникул, студенты не могли не учиться, не тренироваться. Так что в начале октября обычно проводился отбор в команды (если это, конечно, было необходимо), а затем начинались матчи.
Бросив взгляд на факультетские столы, я заметила, что меньше всего студентов сидело за столами Хаффлпаффа и Слизерина: неужели Монтегю решил немного обновить состав команды? Он, что, и правда считает, что это поможет ему обыграть Гриффиндор?
- Джинни, ты куда? – удивленно протянула я; мы уже поравнялись со столом нашего факультета, когда она внезапно поднялась на цыпочки и, увидев что-то, потянула меня вперед за собой. Мне стало немного не по себе: стараясь не отставать, я тоже приподнялась на носочки и, увидев, куда меня ведет подруга, легонько дернула ее за руку в знак протеста. Увы, то ли Джинни неправильно поняла меня, то ли вообще не обратила внимания.
Я никогда не считала себя трусихой; застенчивой – да, малообщительной – да, но вот трусливой – никогда. Практически все свои страхи я переборола еще в детстве, в тот самый день, когда по просьбе отца полезла за книгой; с тех пор я испытывала волнение, лишь думая о своих родных. Каждый раз, начиная волноваться или нервничать, я вспоминала слова отца, сказанные в тот вечер, и страх улетучивался. Мне не было страшно, ни когда я получила письмо в одиннадцать лет, ни когда оказалась на платформе перед Хогвартс – экспрессом. И хотя как раз на первый год моего обучения в школе пришлись происшествия, связанные с монстром из Тайной Комнаты, я не стала малодушно поддаваться общей панике и писать родителям, умоляя забрать нас с братом как можно быстрее, несмотря на то, что речь шла о настоящей опасности.
Бесконечные же казусы и путаница, связанная с моей фамилией, сделали меня застенчивой: хотя я и не избегала общества своих однокурсников, они редко обращали на меня внимание, периодически отпуская не самые лестные комментарии в мой адрес, а иногда даже делая мелкие пакости. Но и с этим я научилась мириться, предпочитая проводить время либо в гордом одиночестве, развлекая себя книгами, либо в компании своего брата и его друзей.
Появление Джинни в моей жизни тем утром можно было смело внести в список чудес, произошедших со мной, но как расценить знакомство с «золотым трио»?
В то время как я гадала над причиной такого поведения своей новоиспеченной подруги, мы поравнялись с двумя ребятами и девушкой, сидящей напротив них. Один из парней, долговязый и такой же рыжий и веснушчатый, как и Джинни, о чем-то оживленно спорил с девушкой; второй, следя за перепалкой друзей, спокойно жевал сырный пирог с грибами, изредка усмехаясь чему-то своему. Он выглядел спокойным и расслабленным и, судя по всему, даже получал некое удовольствие от того шоу, которое устроили его товарищи: они то шипели друг на друга, то манерно вскидывали руки вверх, то переходили на крик, бросая друг на друга злые взгляды. Рыжий парень периодически поворачивался к соседу, словно прося подтвердить его слова, и, получая кивок в ответ, вновь возвращался к дебатам.
Джинни переводила взгляд с одного юноши на другого, оценивая ситуацию; видимо, она поняла, что ее брат слишком занят выяснением отношений с подругой, чтобы обратить внимание на появление сестры. Вздохнув, девушка решительно опустилась на скамью напротив второго юноши и, все, что мне оставалось делать, это сесть рядом с ней.
Заметив нас, парень поднял голову и, слегка тряхнув ей, чтобы убрать непослушную челку, широко улыбнулся. Сложно сказать, что удивило меня больше: искренность и доброта его улыбки или знаменитые зеленые глаза, о которых каждую ночь плакала моя соседка по комнате Мадлен Честертон. В них не было и капли того тщеславия, о котором периодически шептали студенты Хогвартса; зато в них плясали озорные огоньки, выдававшие в этом тихом и скромном пареньке личность, склонную к авантюризму.
- Привет, - продолжая улыбаться, произнес он, переводя взгляд с Джинни на меня. В его голосе я заметила нотки удивления и легкого недоумения.
- Привет, Гарри, - ответила Джинни, косясь в сторону старшего брата с таким лицом, словно намеревалась подговорить Гарри наложить на него Летучемышиный сглаз. – Я бы хотела познакомить тебя со своей подругой. Это Шарлотта, - улыбнувшись, Джинни указала парню на меня. Юноша еще раз перевел взгляд с младшей Уизли на меня; буквально на секунду мне показалось, что он был слегка обескуражен поведением Джинни, но улыбка, мгновенно появившаяся на его губах, прогнала все мои тревоги и опасения.
- Очень приятно, Шарлотта, - сказал он, протягивая мне руку через стол. В его голосе не было ни напряжения, ни снисхождения; только дружелюбие и, наверное, некая заинтересованность. Пожимая мою руку, юноша подался немного вперед: так у меня появилась возможность получше рассмотреть лицо знаменитого однокашника. С виду Поттер был обыкновенным парнем лет пятнадцати-шестнадцати, невысокого роста с иссиня-черной копной волос, торчащих в разные стороны, и большими ярко-зелеными глазами, прячущимися за стеклами очков. Шрам, оставленный Тем-Кого-Нельзя-Называть, был прикрыт густой челкой, которая постоянно падала гриффиндорцу на глаза. Одним словом, если бы я не была в курсе всего, что пережил этот юноша, едва ли подумала бы, что это герой магического мира; скорее уж, посчитала бы его обыкновенным подростком, чьи будни были посвящены урокам, квиддичу, друзьям и девушкам.
Поймав на себе изучающий взгляд, Гарри немного отстранился, продолжая улыбаться; мне же сделалось до того неудобно, что я выпустила его руку и отвела глаза.
- Мне кажется, я тебя помню, - улыбаясь, начал Гарри, сосредоточенно сдвинув брови. – Это не ты летала в прошлую субботу утром над полем для квиддича? С тобой вроде еще мальчик какой-то был…, - задумчиво произнес юноша, потерев кончик носа большим пальцем. Джинни перевела взгляд на меня, продолжая улыбаться.
- Да, - неуверенно ответила я, - это мы с братом летали…
Я вспомнила то ясное сентябрьское утро, когда вытащила брата немного полетать на самом рассвете; странно, но мне тогда казалось, что мы с братом были единственными, кто так рано проснулся.
- Ты хорошо держишься на метле, - с видом знатока заметил Гарри, переводя взгляд на Джинни. Та в ответ лишь кивнула, удовлетворенно улыбнувшись. – За кого чаще всего играешь?
Теперь в его глазах читалась не только заинтересованность, но и некий азарт: парень ухмыльнулся, придвинувшись чуть ближе к нам с Джинни, и теперь постоянно переводил взгляд с одной на другую, словно продумывая тактику игры, в которой мы с ней должны были участвовать.
- Я редко играю, - словно оправдываясь, протянула я, - но вообще-то я охотник. По крайней мере, играю я именно за него.
Губы Поттера расплылись в довольной улыбке.
- Это просто отлично! – негромко вскрикнул он, стукнув кулаком об ладонь. – В этом году две наши охотницы выпускаются, - пояснил Гарри, - поэтому, понятное дело, я подыскиваю новых игроков.
Мой язык присох к небу; должно быть, я сплю. Мне что, только что предложили стать членом команды по квиддичу? Я удивленно посмотрела на Джинни: но та лишь взяла меня за руку и ободряюще улыбнулась, слегка кивнув головой.
Тем временем Поттер, почувствовав, что нашел не только потенциального члена команды, но еще и единомышленника, разделяющего его интересы, принялся заваливать меня вопросами, так или иначе связанными с квиддичем. Казалось, что ему интересно все, начиная с возраста, в котором я впервые села на метлу, и заканчивая эмоциями, которые испытала, узнав о победе Ирландии в Чемпионате Мира.
- А за какую команду ты болеешь? – поинтересовался юноша.
- За «Холлихедских Гарпий», - гордо ответила я, бросив взгляд на Джинни.
Еще до этого, на Зельеварении, мы с ней разговорились на тему увлечений и, конечно же, коснулись квиддича. Оказалось, что у нас много общего, в том числе и любимая команда. Я честно призналась, что бредила этой командой с раннего детства, следила за их успехами в турнирных таблицах, безумно гордилась, когда кто-нибудь из «гарпий» попадал в сборную, и тайком мечтала когда-нибудь вступить в их ряды. Джинни тоже любила именно эту команду и, нарезая шкурку бурмсланга, рассказала мне о том, что однажды даже поссорилась с Роном, который всегда болел только за «Пушки Педдл».
- Ну, как я понял, все девочки за них болеют, - посмеиваясь, протянул Поттер и бросил взгляд на часы. – Ого, мне пора! Было очень приятно познакомиться, Шарлотта, - Гарри улыбнулся и встал из-за стола. – Увидимся, Джин, - кивнул он и направился к выходу.
Оставшись наедине с подругой, я постаралась посмотреть на нее как можно выразительнее: странное дело, мы были знакомы всего один день, но я чувствовала, что знала ее всю жизнь. Глупо и ужасно прозаично, но это был именно наш случай. И я была совершенно уверена в тот момент, что она поняла меня правильно.
- Джин, ты это специально, да? – усмехнулась я, делая глоток тыквенного сока из высокого серебряного кубка.
Девушка, стараясь не рассмеяться, попыталась невинно спрятать глаза в пол; щеки ее налились краской, уголки губ дрожали, сдерживая смех.
- Эй, Джин, Шарлотта! Жду вас обеих завтра на поле для квиддича в семь утра! – голос Гарри почему-то заставил нас обеих дружно рассмеяться.
**
А в нескольких шагах от хохочущих девушек за столом сидел юноша с волосами цвета верескового меда и улыбался. В тот день его сестра сделала самый важный шаг в своей жизни. И он был настолько рад за нее, что решил вечером снова напиться в компании своих друзей.
Глава 5Глава 6. Сладкие сны и кошмары.
Смеркалось. Небо над слегка колыхавшейся гладью моря постепенно темнело, сливаясь с водой; лишь на самом горизонте можно было еще заметить светло-розовую полоску заката, бросавшую яркие блики. Солнце уже практически село; лишь в нескольких местах его лучам удавалось пробиться сквозь наступающую темноту вечернего неба. С моря дул прохладный ветер, поднимая небольшие волны. Кое-где на небе была уже заметна россыпь звезд; а тонкий болезненно бледный серп луны, готовясь с наступлением ночи вступить в свои права, скорее походил на облако удивительной формы.
На волнах около самого берега колыхался небольшой деревянный плот; освещенный лучами заходящего солнца, он казался сделанным из золота высшей пробы. Мерно покачиваясь, он, словно замер на месте, не двигаясь ни к берегу, ни от него. На плоту, держа в правой руке деревянное весло, стояла девушка, одетая в длинное белое платье. Ее волосы цвета верескового меда были распущены и, падая волнами ей на плечи и грудь, отливали золотом. Большие каре-зеленые глаза девушки были печальны, в них читались боль и какая-то печальная решимость; уголки пухлых нежно-розовых губ были опущены вниз. Казалось, что еще мгновение, и красавица на плоту расплачется. В левой руке он нервно сжимала один единственный цветок – незабудку.
По колено в воде, прямо перед плотом, стояла еще одна девушка. Ее длинные прямые рыжие волосы были собраны в неаккуратную косу и перевязаны красной лентой; в лучах заходящего солнца они казались огненно-янтарными. Она была одета в прямое платье того же покроя, что и девушка на плоту, только оно было темно-зеленым. В ее широко распахнутых серо-голубых глазах стояли слезы: во взгляде читались боль, страдание, страх, но в нем не было и капли того печального смирения, что читался во взгляде другой девушки; в сложенных вместе руках был зажат крохотный белый розовый бутон. Рот девушки был слегка приоткрыт, словно с ее губ вот-вот сорвется крик или плач.
Внезапно подул сильный ветер, и картина стала меняться: серп луны стал принимать более яркие очертания, звезд на небе стало в несколько раз больше, а полоска заката на горизонте стала едва заметной. Плот начал медленно двигаться в сторону горизонта, с каждой минутой удаляясь от берега все дальше и дальше. Девушка на плоту подняла глаза на свою подругу, стоявшую по колено в воде, и грустно ей улыбнулась. Ничего не сказав, она бросила незабудку на воду и оперлась обеими руками на весло.
Рыжеволосая девушка, до этого не двигавшаяся с места, увидев, что плот начал движение, попыталась последовать за ним. Ее лицо исказилось от ужаса, из глаз хлынули слезы, а с губ сорвался крик. Вот вода стала уже ей по грудь, и тогда она поплыла. Но чем яростнее становились ее гребки, тем быстрее отдалялся от нее плот, унося ее подругу навстречу последним лучам заходящего солнца.
Вскоре плот скрылся из виду, и лишь незабудка, плавающая на поверхности, напоминала о том, что произошло здесь.
**
POV Джинни
Я проснулась в холодном поту. Мое дыхание сбилось, пульс скорее напоминал барабанную дробь, а в широко распахнутых глазах стояли горячие слезы. В горле мешался сухой ком. Нервно оглядываясь по сторонам, я села на кровати: слава Мерлину, все мои соседки спали крепким сном.
Пытаясь нормализовать дыхание и избавиться от противного кома в горле, я по обыкновению потянулась к прикроватной тумбочке, на которой стоял стакан с водой. Рука машинально скользнула по подушке – та была мокрой насквозь от слез. Все еще трясясь от страха и удивления, я дотянулась до стакана и, сделав пару глотков, спустила ноги вниз в поисках тапочек. Немного успокоившись, я решила, что лучше всего было бы пойти в ванную комнату.
Пробираясь к ванной для девочек, я еще раз была приятно удивлена тем, что несмотря на не слишком поздний час, практически все девочки спали: лишь из общей гостиной слышались тихие голоса. Мне стало немного спокойнее. Закрыв за собой дверь и включив воду, я подошла к окну и прислонилась горячим лбом к холодному стеклу.
Что это только что было? Что это за странный сон? Что он означает?
Конечно, мне и раньше снились кошмары, но этот сон… Он был какой-то особенный. Там не было чего-то откровенно пугающего, уродливого или мерзкого, от чего у тебя вся спина покрывалась бы гусиной кожей. Нет. Тот сон был пугающим в самом простом, прямом, бытовом смысле слова: в сцене, разыгрывающейся в нем, было столько боли, тоски, печали и горечи потери, что хотелось плакать. Да.
Именно плакать. Это был не столько страх, сколько боль.
Закрыв глаза, я скользнула лбом по стеклу: почему-то меня не покидала мысль, что девушки из этого сна похожи на меня и Шарлотту; я не могла объяснить, было ли это сходство лишь внешним, или имело какую-то другую, более глубокую природу. На мгновение мне стало страшно: а вдруг это своеобразное предостережение?
Я открыла глаза и отодвинулась от стекла. Мои мысли стали медленно проясняться; постепенно успокаиваясь, я почувствовала, что краски сна начинали меркнуть, а образы девушек, таких знакомых и в то же время таких неизвестных, стали терять очертания. На смену этим нереальным картинкам пришли более чем реальные кадры из жизни. Воспоминания. Самые свежие. Ты.
Я закрыла глаза и еще раз прокрутила в памяти весь день: с момента нашего знакомства до пожелания друг другу спокойной ночи. Наверное, это был один из самым лучших дней в моей жизни, Шарлотта! Потому что он целиком и полностью был твоим. С тобой. О тебе.
Как можно быть такой милой? Я задавала себе этот вопрос уже несколько сотен тысяч раз, но никак не могла найти ответ. Ведь ты знала меня, знала мое имя, происхождение; думаю, ты даже оценки мои знала. Но при этом ты внимательно слушала мои рассказы о себе, своей семье и друзьях, не прерывая, не переспрашивая. Ты смеялась над моими шутками и сочувствовала, когда я говорила о чем-то грустном. Неужели, тебе было интересно? Или ты тогда просто притворялась?
Нет. Просто ты, Шарлотта, ангел. А им несвойственно ни лгать, ни притворяться.
А сколько нового я узнала о тебе! Ты ведь скрытная, хотя оно и понятно: зачем говорить, если никто не спрашивает. Знаешь, а ведь ты совершенно не похожа на Лаванду; какой дурак вас спутает? Я бы вот не спутала никогда. По одной просто причине: Лаванда – пустышка, а ты… Ты наполненная. Раньше я думала, что читать книги по истории магии может только Гермиона; и пишут их только для таких, как она. А ты словно открыла мне глаза на реальное положение вещей: раньше мне казались интересными разве что квиддич и уроки ЗОТИ. А теперь передо мной был огромный мир, неизвестный и непознанный. Шарлотта, ты научила меня дышать. А сколько общего оказалось у нас с тобой! Один только квиддич чего стоит!
Улыбаясь, я присела на краешек ванны; этот день и правда был особенным, и таким его сделала именно ты, Шарлотта. И пусть пока что мы еще мало знакомы, я верю, что впереди нас ждет немало приключений.
Ванна наполнилась. Погружаясь в теплую воду, я на минуту забыла обо всем на свете. А уже потом, вытираясь бархатистым бордовым полотенцем, подумала, что этот сон, пожалуй, не имеет никакого отношения к реальности. Что я, профессор Трелони, чтобы искать тайные знаки во всем подряд?
Глава 6Глава 6. Голова в облаках.
POV Шарлотта
«Одиночество — это социально-психологическое явление, эмоциональное состояние человека, связанное с отсутствием близких, положительных эмоциональных связей с людьми и/или со страхом их потери в результате вынужденной или имеющей психологические причины социальной изоляции»
- энциклопедический словарь.
Практически все четырнадцать лет своей жизни я провела в состоянии одиночества. Конечно, оно не было сродни полной изоляции, как было, например, у Робинзона Крузо, героя одного маггловского романа, но мой круг общения был столь узок и своеобразен, что считать его полноценным не приходилось. Пожалуй, он сводился лишь к горстке родственников; родителей и брата я видела постоянно, а многочисленных дядюшек и тетушек – по мере возможностей. У меня не было друзей в полном смысле этого слова, и на то было несколько причин.
Во-первых, моя семья, почитая вековые традиции, жила в фамильном особняке, который находился загородом; а во-вторых, мои родители не отличались общительностью, а потому даже среди отцовских коллег было не так уж много людей, которые бы часто наведывались к нам в гости. Семьями, в том числе и детьми, обременены были лишь единицы; и даже с теми немногочисленными аристократическими отпрысками я не могла найти общего языка. Так получилось, что половина из них была помешана на чистоте крови волшебников и могла часами говорить лишь об этом, а вторая половина не видела дальше кончика своего собственного носа, а часами слушать о несуществующих талантах какого-нибудь маленького выскочки было смерти подобно. Мне было откровенно скучно в их компании; они казались мне дико не образованными и совершенно не воспитанными; их кругозор больше всего напоминал кедровый орешек, и я совершенно терялась в их присутствии.
В этом плане Виктор был полной моей противоположностью: он мог и умел слушать этих маленьких хвастунов, поддакивая, когда необходимо; он отлично справлялся с ролью гостеприимного хозяина, делясь игрушками и угощением; в конце концов, он запросто мог очаровать и расположить к себе кого угодно, сказав лишь пару слов или дружелюбно улыбнувшись. И именно поэтому брат никогда не был так одинок, как я.
Пусть он лишь играл свою роль, как следует вживаясь в образ; пусть он потом часами смешил меня, пересказывая разговор с очередным напыщенным индюком. Но Виктор и представить себе не мог той ноющей боли в области сердца, которую так часто чувствовала я, оставаясь наедине с самой собой. Ему никогда не приходилось слышать насмешки и гадости в свой адрес. И уж точно мой брат не имел понятия, каково это ощущать себя брошенным и совершенно никому не нужным.
Я рано поняла, что человек – сам кузнец своего счастья. И если я не хочу чувствовать эту боль, не хочу думать о грустном и плохом, то лишь я одна могу изменить ситуацию.
И я стала постепенно замыкаться в себе; однако это не означало, что я отрешалась от всего мира. Просто с тех пор вне зависимости от погоды, настроения или любых других обстоятельств я развлекала себя сама, не дожидаясь приглашения поиграть или поболтать. Новые увлечения и масса свободного времени делали свое: непрочитанных мною книг в отцовской библиотеке становилось все меньше, а на метле я держалась все лучше.
Да, я решительно и совершенно осознанно отказалась от общества отпрысков аристократических семей, зато я приобрела бесценный жизненный опыт, знания и навыки, которые наверняка пригодились бы мне в жизни. И было не важно, шла ли речь о свойствах безоара или каком-нибудь сложном пируэте в квиддиче – я всегда стремилась добиться лучшего результата.
После поступления в Хогвартс моя жизнь резко изменилась: теперь свободного времени стало меньше в разы (школа как-никак), на смену отцовской библиотеке пришла школьная с ворчливой мадам Пинс, а хвастливых индюков вокруг стало как пыли на старинных каменных подоконниках. Тем не менее, оказавшись под сводами замка, я была настолько восхищена всем происходящим, что от восторга у меня замирало сердце. Окунувшись с головой в мир нового, непознанного и неизученного, я совершенно забыла об окружающем мире: учеба казалась мне такой интересной, что на общение с однокурсниками просто не хватало времени. Да и общения, как такового, не было: с самого первого дня меня постоянно сравнивали то с пустоголовой однофамилицей, учащейся на курс старше, то с самой умной (а потому, должно быть, такой непопулярной) студенткой школы, Гермионой Грейнджер. Естественно, сравнения эти больше походили на оскорбления: и девочки, и мальчики, с которыми я училась, регулярно обсуждали мою внешность, любовь к учебе и старательность, отпуская довольно обидные комментарии.
Первое время я тихо плакала, укрывшись под пологом у себя на кровати, когда соседок не было в комнате, или бегала по школе, прячась в женских туалетах. Я не понимала, что делала не так; но я была уверена, что причина такого ко мне отношения была во мне самой. Около года я переживала из-за гадостей, которые мне говорили однокурсники. Замечала ли я тогда, что ни разу не слышала ни одного дурного слова от маленькой рыжей девочки в поношенной мантии?
Я не задумывалась над тем, что именно повлияло на мое отношение к этой ситуации. Просто в какой-то момент я перестала обращать внимание на гадости и колкости, щедро сыпавшиеся в мой адрес. Но это никак не сказалось на моих отношениях с однокурсниками: они продолжали недолюбливать меня.
Но что меня волновало всерьез, так это та ноющая боль в области сердца, не дававшая мне покоя ни днем, ни ночью. И имя ей было одиночество. С каждым днем, что я проводила либо наедине с самой собой, либо с братом, во мне крепло ощущение собственной неполноценности. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что начала сравнивать себя со своими однокурсниками: по многим параметрам я была не хуже них, но вот только… Они были компанией, а я была одиночкой, отщепенцем.
Я видела, как они вместе ели, готовили уроки, шалили, играли в магические шахматы и готовились ко сну; как девочки обсуждали мальчиков, а мальчики квиддич; как дарили друг другу подарки и писали письма; как плакали и смеялись. Вместе.
А у меня не было никого и ничего, кроме брата, метлы да стопки книг из школьной библиотеки.
Что я почувствовала, когда ко мне подошла Джинни: удивление, испуг, восторг, благодарность? Должно быть, все сразу; то внимание, что она мне оказала, было для меня ново, и я не знала, что делать и говорить. А она не побоялась взять на себе инициативу: первая улыбнулась, первая протянула руку и первая заговорила со мной.
С ней я почувствовала себя счастливой и свободной: мало того, что у нас оказалось много общего, так она еще была отличным рассказчиком и слушателем в одном лице. Ей было интересно буквально каждое слово, что я произносила, а на каждый мой вопрос у нее уже был готов ответ – не короткий и пространный, а длинный, подробный, эмоциональный и содержательный. Оказалось, что она помнит меня с самой церемонии распределения, знает о наличии у меня брата-близнеца и, не упустив возможности, рассказала мне о своих братьях. В тот день, пользуясь каждой свободной минутой, мы только и делали, что говорили: об уроках, однокурсниках, детстве и своих семьях, школе и преподавателях, книгах и квиддиче, мире магглов, о котором обе знали немало, своих планах на будущее и самых сокровенных мечтах. Не говорили лишь о том несчастье, которое произошло на первом курсе.
К концу дня у меня возникло ощущение, что я знала Джинни Уизли всю свою жизнь. Словно она была тем самым воображаемым другом, тем ангелом, который всегда был рядом со мной.
Ложась спать в тот вечер, я вспоминала свою жизнь до появления в ней Джинни: она была пустой, неинтересной и безумно однообразной. Зато за один единственный день эта маленькая волшебница показала мне, насколько удивительной и непредсказуемой может быть повседневная жизнь, когда тебе есть с кем обсудить происходящее, когда есть, с кем посмеяться, и кому поплакаться на невзгоды.
Повернувшись набок и засунув руку под подушку, я вздрогнула: рука наткнулась на маленький кусочек пергамента. Приподнявшись на локтях и вынув свою находку из-под подушки, я удивленно уставилась на строчки, выведенные мелким почерком с округлыми буквами.
«Спасибо тебе за потрясающий день, но поверь, завтра будет намного лучше; жду в шесть тридцать в общей гостиной, Джин»
Ну конечно! Завтра же утренняя тренировка, на которую нас пригласил Гарри!
Улыбнувшись, я убрала пергамент в ящик стола и легла под одеяло. Неужели теперь все будет по-другому?
Тогда, лежа в кровати с блаженной улыбкой на губах, я и представить себе не могла, насколько изменится моя жизнь…
**
Светало. Небо, еще совсем недавно находившееся во власти ночи, постепенно приобретало светло-голубой оттенок; на горизонте уже была видна желтовато-оранжевая полоска восходящего солнца. Облака, казавшиеся серебристой полупрозрачной дымкой, медленно таяли в предрассветном небе. Звезды гасли одна за другой, словно по мановению волшебной палочки. Солнце лениво поднималось из-за горизонта, щедро одаривая своим светом землю: там, где его свет соприкасался с поверхностью каких-либо предметов, появлялись золотистые блики, приятно радовавшие глаз. Ясное октябрьское утро медленно вступало в свои права.
Проснуться в такое замечательное утро, несмотря на ранний час, оказалось удивительно просто. Приоткрыв глаза и лениво потянувшись, я подавила зевок и молниеносно встала с кровати: мои соседки, все до одной, наслаждались крепким сном. Тихо и осторожно, стараясь не шуметь, я взяла свои вещи и направилась в ванную.
Контрастный душ освежил и разбудил меня окончательно; впервые за очень долгое время я почувствовала себя выспавшейся, свежей и полной сил. Интересно, в чем была причина такой разительной перемены: в просмотре в команду или в том, что теперь у меня появился друг? Радостно улыбнувшись своему отражению в высоком старинном зеркале, я собрала чуть влажные волосы в высокий хвост и принялась одеваться.
Вернувшись в спальню за метлой, я была приятно удивлена тем фактом, что все мои соседки по-прежнему крепко спали. Радостно отметив собственную организованность и оперативность, я схватила метлу и направилась в общую гостиную.
Джинни уже ждала меня там, удобно расположившись в большом бордовом кресле. Ее длинные огненно-рыжие волосы были собраны в неаккуратную косу, и я заметила пару прядок, выбившихся из прически. Судя по свежему цвету лица, здоровому румянцу и улыбке, играющей на ее губах, Джинни тоже хорошо выспалась; заметив меня, она широко улыбнулась и согнала с колен огромного рыжего кота, который, обиженно фыркнув, не преминул скрыться.
- Живоглот, - улыбнулась она, указывая на кота и поднимаясь со своего места. Я не смогла скрыть улыбки, заметив, что оделись мы практически одинаково; поймав мой взгляд, Джинни звонко расхохоталась.
- Да, только у тебя свитер серый, а у меня – зеленый, - заметила она, поравнявшись со мной. Теперь, когда она была чуть ближе ко мне, я отчетливо разглядела озорных чертенят в ее глазах: очевидно, это утро обещало быть особенным для нас обеих.
- Ну что, пойдем? – задорно спросила я, беря ее за руку. Джинни слегка смутилась и, крепко сжав мою ладонь в своей, кивнула. Покидая гостиную, мы вновь разговорились о «Холлихедских Гарпиях».
Утро с каждой минутой нравилось мне все больше.
**
Когда мы добрались до поля, солнце уже поднялось над горизонтом: кроны деревьев, утопавших в золотистом свете, трепал легкий прохладный ветерок. На улице не было ни души, и только над хижиной Хагрида, по обыкновению, поднималась тонкая струйка сизоватого дыма; кое-где были слышны птичьи трели.
Приблизившись к полю, мы заметили в утреннем небе одинокий силуэт. И было что-то особенно символичное в фигуре юноши, скользящего на метле на фоне ясного голубого неба.
- Должно быть, это Поттер, - задумчиво протянула я, вглядываясь в небо. Джинни, немного отставшая, поравнялась со мной и, посмотрев, куда я указывала, спокойно произнесла:
- Ты права, это Гарри, - она сложила бледную ладонь козырьком, чтобы солнце не слепило глаза. – Только будет лучше, если ты привыкнешь называть его по имени, Шар, - девушка улыбнулась и, взяв меня за руку, повела на поле.
Оказавшись на поле, я едва смогла совладать с нахлынувшими на меня чувствами; я еще ни разу не играла в квиддич на настоящем поле, и один лишь вид огромных трибун, возвышавшихся со всех сторон, чистого голубого неба над головой и яркой, по-летнему свежей, зеленой травы под ногами вызывал у меня дикий восторг. Это все было слишком замечательно, чтобы быть правдой.
- Джин, скажи мне, что это сон, - медленно протянула я, рассматривая стадион со всех ракурсов, беспорядочно крутя головой по сторонам. Подруга лишь рассмеялась в ответ и, сжав мою ладонь чуть крепче, хихикнула:
- О, нет, дорогая! Ты не спишь! Это правда! – и с диким жизнерадостным визгом я бросилась к ней в объятия, совершенно не отдавая себе отчета в своих действиях. Тогда мы больше всего были похожи на двух малолетних поклонниц «Ведуний», волей случая оказавшихся за кулисами шоу своих кумиров: обнявшись, мы прыгали от радости, громко визжа от восторга. Наверное, так могло бы продолжаться еще довольно долго, если бы нас не окликнули.
- Джин, Шар, - Гарри спустился и теперь, держа метлу в правой руке, уверенно двигался в нашу сторону. На его тонких губах играла легкая полуулыбка, а в глазах, скрытых стеклышками очков, прыгали смешинки. – Я так рад, что вы обе пришли, - ухмыляясь, произнес он, переводя взгляд с Джинни на меня, а потом обратно.
- Это тебе спасибо за приглашение, - улыбнулась я в ответ, поднимая голову вверх. Джинни тем временем, выпустив меня из своих удивительно крепких объятий, удивленно посмотрела на Гарри.
- Хм, а что, никого больше не будет? – удивленно протянула она, поворачиваясь к юноше спиной. Услышав ее вопрос, я тут же обернулась и взглянула на Гарри. Не раз я благодарила Мерлина за свою наблюдательность, но то, что я увидела тогда во взгляде Мальчика-Который-Выжил, граничило с сенсацией: пользуясь случаем, Поттер уставился на Джинни и зачарованно следил за каждым ее движением с такой дурацкой улыбкой на губах, что сомнений не оставалось – будущий герой магического мира явно не ровно дышал к моей подруге. А та, казалось, не обращала на него никакого внимания (как оказалось позже, она и правда не заметила этого).
- Прости? – как-то глухо переспросил Гарри, но тут же поймав мой разоблачающий взгляд, кашлянул и, слегка покраснев, нашелся с ответом. – А, ты про остальных? Девочки немного опаздывают, - парень запустил пятерню в густую копну черных волос, - Кэти что-то понадобилось у мадам Помфри, и они пошли в Больничное крыло все вместе. А ребята…
Договорить Гарри не успел, потому что утреннюю тишину нарушили радостные крики и вопли. Над стадионом пронеслись двое и исчезли за высокими трибунами. Машинально мы с Джинни и Гарри повернули головы в ту сторону. Каково же было наше удивление, когда с совершенно другой стороны внезапно послышалось то же радостное улюлюканье, и двое юношей, синхронно зайдя в мертвой петле над самым центром стадиона, принялись стремительно снижаться, грозясь сбить с ног и нас с Джинни, и надежду всего магического мира.
- … они, как видишь, уже здесь, - рассмеялся Гарри, отходя в сторону. Джинни зашлась в кашле из-за поднявшейся пыли, но вскоре кашель сменился хохотом. Я удивленно перевела взгляд с нее на Гарри, но юноша лишь подмигнул мне и направился к парням.
- С каждым разом все лучше и лучше, - усмехнулась Джинни и, взяв меня за руку, потянула вслед за Поттером. Немного оторопевшая от столь неожиданного появления игроков на поле, я последовала за ней.
- Не волнуйся, - ободряюще улыбнулась Джинни. – Они, конечно, дураки, но…
- … чертовски симпатичные, правда, Фред? – пыль наконец-то осела, и я увидела двух высоких худых юношей, похожих друг на друга, как две капли воды: огненно-рыжие волосы, бледная кожа, россыпь веснушек на носу и жизнерадостная улыбка, которая, казалось, никогда вообще не сходила с их лиц. О близнецах Уизли все преподаватели в один голос (кроме, конечно же, профессора Снейпа) отзывались как о студентах одаренных, но таких шкодливых и непослушных, что все их академические успехи меркли на фоне ужасного поведения. К слову, успехи эти молодых людей совершенно не интересовали, и все свое свободное время братья посвящали созданию магических приколов. Чего только не было в их арсенале: и Безголовые Шляпы, и Блевательные Батончики, и Кровопролитные Конфеты, и Обморочные Орешки, и Лихорадочные Леденцы… Список можно было продолжать бесконечно, а знаменитые Забастовочные Завтраки можно было обнаружить чуть ли не в каждой прикроватной тумбочке. Прослыв жуткими хулиганами, близнецы не скрывали, что в архиве школы найдется не одна сотня или даже тысяча карточек наказаний с их именами.
- Точно подмечено, Джордж, - отозвался один из близнецов, аккуратно сжимая метлу в правой руке. Юноши обменялись взглядами и, улыбаясь, направились к нам. Заметив сестру, оба одновременно ойкнули и рассмеялись, а один из них, поравнявшись с Гарри, спросил:
- Потенциальные новые игроки? – в его вопросе было столько ехидства, что на минуту мне стало немного неудобно. Джинни, заметив мое смятение, холодно ответила брату вместо Гарри, который уже открыл рот:
- А что, боишься, Джордж? – она усмехнулась и крепче сжала мою руку.
Брат медленно смерил младшую сестру взглядом, ухмыльнулся и, потянувшись, заметил:
- Вовсе нет. Как минимум, потому, что нас двое…
- А нас тоже двое! – Джинни кивнула в мою сторону и победно улыбнулась. Джордж, казалось, только тогда понял весь смысл сказанного сестрой и, легонько толкнув брата в грудь локтем, отчего тот недовольно пробурчал что-то, изучающее посмотрел на меня. Я не знала, чего он пытался добиться, так усердно рассматривая меня, поэтому не нашла ничего лучше, чем ответить ему таким же изучающим взглядом. Должно быть, я выглядела довольно дерзко, смотря ему прямо в глаза, потому что левый уголок его губ медленно поднялся вверх, и тонкие губы Уизли постепенно расплылись в улыбке. Юноша еще пару секунд сосредоточенно смотрел на меня, а потом, переведя взгляд на сестру, произнес:
- И с каких это пор ты дружишь с однокурсниками? – Фред, до этого о чем-то увлеченно разговаривавший с Гарри, обернулся и посмотрел на Джинни.
- А с каких это пор ты начал так активно интересоваться моей жизнью? – вопросом на вопрос ответила Джинни, уперев руки в бока.
Близнецы рассмеялись, словно по команде; их смех был таким заразительным, что следом за ними хихикать начали и мы с Джинни. Гарри, до тех пор что-то обсуждавший с Фредом, тоже улыбнулся, наблюдая за словесной перепалкой Уизли.
- Ладно, ребята, - протянул Поттер, когда мы все успокоились. – Я думаю, что раз девочки опаздывают, то можно подождать их. А пока давайте познакомимся, что ли, - он снова запустил пятерню в волосы.
- А ждать никого не придется, - прикрыв один глаз, отозвался Фред. – Девочки сегодня не придут: у Кэти там что-то страшное, ну и остальные…
Он лениво зевнул, а Джордж, до этого стоящий без дела, словно отмер и, повернувшись к Гарри, сказал:
- Так что не вижу ничего ужасного в том, что мы все-таки познакомимся и немного полетаем, - он улыбнулся мне, отчего я удивленно посмотрела в сторону Джинни. – Не просто же так ты заставил нас встать ни свет ни заря.
Потянувшись, в точности повторяя все движения своего брата, Джордж подошел к нам с Джинни; Фред последовал за ним, а поравнявшись с нами, произнес:
- Думаю, родной сестре представляться бессмысленно, - усмехнулся он, переводя взгляд с Джинни на меня, - а вот с Вами я еще не знаком.
Юноша извернулся и, схватив своими длинными цепкими пальцами мою ладонь, прикоснулся к ней губами, умудрившись даже поклониться. Джинни лишь усмехнулась, отвернувшись: она явно наблюдала подобную картину не в первый раз.
- Это вовсе не трудно исправить, - улыбнувшись, ответила я, слегка дернув рукой, предпринимая попытку высвободить ее из цепких пальцев Фреда. – Шарлотта.
- А я Фред, - спокойно отозвался юноша.
- Очень приятно, - я почувствовала, что еще немного, и моя рука затечет.
- А уж как мне приятно, - елейным голосом пропел Уизли, но, заметив негодующий взгляд Джинни, поспешил выпустить мою руку. Ухмыльнувшись, он произнес:
- Потенциальные охотники, да? – он сложил ладонь козырьком, прикрывая глаза от солнца.
- По крайней мере, хотим попробовать, - нашлась с ответом я, наблюдая, как Гарри переминается с ноги на ногу, в очередной раз гипнотизируя Джинни взглядом.
- Попытка – не пытка, - парировал Джордж, подходя к нам. – Кстати, меня зовут Джордж, - он улыбнулся и протянул мне руку. Немного растерявшись, я не придумала ничего лучше, чем уверенно пожать протянутую мне руку и улыбнуться в ответ. В сине-зеленых глазах проскочило некоторое удивление и даже замешательство; на мгновение мне даже показалось, что брови Уизли резко взметнулись вверх, но через секунду наваждение прошло, и, выпустив мою руку, юноша крикнул Гарри:
- Ну что, полетаем? – на его губах вновь заиграла улыбка и, бросив взгляд на меня, он мгновенно поднялся в воздух.
- А почему, собственно, нет? – задорно отозвался Фред и взмыл в воздух. Поймав взгляд Джинни, я быстро оседлала метлу и, оттолкнувшись, поднялась в воздух.
Не прошло и двух минут, как все мы оказались высоко в воздухе: мы с Джинни держались около колец, Гарри нарезал круги над стадионом, а близнецы перекидывались битами.
- Ну что, попробуем сыграть? – взволнованно крикнул Гарри.
- Конечно, - хором ответили близнецы. Поттер спустился вниз, и, выпустив квоффл и бланджеры, вновь поднялся в воздух.
- Начали! – крикнул он. – Я буду вратарем!
И устремившись к кольцам, он стал балансировать в воздухе между ними. Тем временем близнецы, будучи опытными загонщиками, решили, во что бы то ни стало, скинуть с метел нас с Джинни: один за другим они посылали в нашу сторону бланджеры.
- Расходимся! – крикнула я Джинни и пасовала ей квоффл. Девушка, поймав его, устремилась к воротам, где ее уже ждал Гарри. Увы, вратарем надежда волшебного мира был никудышным: Джинни обошла его в два счета и забила наш первый победный гол. Сделав победное сальто, девушка понеслась ко мне с квоффлом.
То, что произошло дальше, не укладывалось ни в какие рамки: один из близнецов послал бланджер прямо в Джинни, и хотя она смогла вовремя уклониться, квоффл выпал из ее рук. Пожалуй, быстрая реакция – второе мое качество, за которое стоило поблагодарить Мерлина: зайдя в мертвой петле, я поймала квоффл и ринулась к кольцам. Мне было все равно, откуда появился бланджер – вовремя перевернувшись в воздухе, я смогла удержаться на метле и не потерять мяч. Забив свой первый гол, я почувствовала, как за моей спиной расправились крылья.
- Хорошая реакция, - крикнула мне Джинни, а Гарри, широко улыбнувшись, дал команду на снижение.
Оказавшись на земле, я первым делом обняла подругу: это утро было настолько потрясающим, что я была готова поцеловать флоббер-червя, если бы это потребовалось. И все это благодаря ей!
- Спасибо, Джин, - шепнула я ей на ухо.
- Не за что, - улыбнулась она в ответ.
Тем временем к нам подошли ребята: Гарри улыбался во все тридцать два зуба, Фред ухмылялся, и только выражение лица Джорджа было сложно классифицировать. На его губах играла какая-то не понятная мне таинственная полуулыбка, от которой мне стало немного не по себе.
- Вы молодцы, - начал Гарри, переводя дыхание. – Я думаю, что вы обе уже застолбили себе места в команде на будущий год.
И он радостно захлопал в ладоши, продолжая улыбаться как ребенок, получивший подарок на Рождество за месяц до праздника. Мы с Джинни вновь обнялись: как-никак, а наша маленькая мечта сбылась.
- Думаю, что теперь самое время умыться и позавтракать, - лениво протянула Джинни, перекидывая руку мне через плечо.
- Абсолютно с тобой согласна, - рассмеялась я в ответ, и мы все вместе отправились в замок, уставшие, но весьма довольные собой.
Близнецы вместе с Гарри ушли чуть вперед и теперь что-то оживленно обсуждали, постоянно поворачиваясь в нашу сторону; Джинни и я шли следом, постоянно останавливаясь, чтобы сорвать ромашку или одуванчик для венков.
- Пожалуй, это самое милое занятие на свете, - тихо произнесла Джинни, нагибаясь за следующим цветком.
- После квиддича, конечно, - хитро улыбаясь, ответила я, и мы обе рассмеялись.
- Джинни! – Гарри обернулся и окликнул мою подругу.
- Я сейчас, - спокойно улыбнулась она в ответ и поспешила к Поттеру. Я медленно пошла следом, но увидев удивительно красивую ромашку, нагнулась, чтобы сорвать ее.
- Ромашка – символ чистоты и искренности, - произнес кто-то, и я, резко поднявшись, столкнулась взглядом с Джорджем. Его сине-зеленые глаза, так поразившие меня еще в момент знакомства, теперь вовсе не улыбались; в них читалась какая-то неопределенность, потерянность и таинственная задумчивость, словно он работал над решением какой-то очень сложной и любопытной загадки. Юноша так внимательно смотрел мне в глаза, что сначала мне стало немного страшно; внезапно он резко отодвинулся и, протянув приглянувшийся мне цветок, улыбнулся.
- Розы пошли бы тебе больше.
И он уверенно зашагал вперед.
А я осталась стоять с сорванной им ромашкой в руках и кучей вопросов, беспорядочно роившихся в моей голове.
Глава 7Глава 7. Странный, странный, странный Поттер.
POV Джинни
Меня разбудил слабый солнечный лучик, пробравшийся сквозь плотно запахнутый бордовый полог. Я проснулась от нежного прикосновения чего-то теплого к моей щеке: оно было таким легким, практически невесомым, что я даже не сразу заметила его. Тихонько повернувшись на бок и подставив мягкому свету все лицо целиком, я натянула бордовый плед чуть ли не до ушей. Блаженная улыбка играла на моих губах, и я поймала себя на мысли, что первое, о чем я подумала, проснувшись, была ты. Мне сразу представились твои длинные волосы цвета верескового меда, разбросанные по белоснежной подушке, сонная улыбка и слегка подрагивающие веки; грудь, прикрытая теплым одеялом, приподнималась в такт твоему дыханию, а левая рука лежала на поясе, в то время как правая была спрятана под подушкой. Я и понятия не имела, в какой позе ты спишь, но мне отчаянно хотелось верить, что я угадала. Мне не хотелось открывать глаза – отчего-то я была уверена, что если сделаю это, то все волшебство момента исчезнет.
А еще я представила, что солнечный лучик, нежно скользнувший по моей щеке, это твой поцелуй. Потому что именно таким я его себе представляла.
Переборов соблазн провести весь день в кровати, я приоткрыла глаза и шумно выдохнула от восторга: вся спальня была залита мягким бордовым светом. Солнце, проникавшее в комнату сквозь тонкое оконное стекло, отражалось от поверхностей зеркал и, находя преграду в плотных бордовых шторах и пологах, насыщалось их цветом.
Все мои соседки по комнате спали: кто-то громко сопел, кто-то, разметав волосы по подушке, легонько подрагивал, а кто-то спокойно дремал, видя десятый сон. Я тихо повернулась на живот и, уткнувшись носом в мягкую подушку, прикрыла глаза.
О чем я думала, когда вчера писала тебе записку с пожеланием спокойной ночи? Почему-то сейчас, лежа в своей кровати, вдыхая запах собственных волос, пропитавший подушку, я подумала, что, должно быть, переборщила: и так весь день таскала тебя с собой, так еще и перед сном приставала со своими пожеланиями и благодарностями. А вдруг, ты обиделась? Вдруг, тебя задели мои слова? И не дай Мерлин, я тебе наскучила…
Должно быть, так оно и было, но ты просто была слишком воспитанной, чтобы сказать мне это в лицо. А может, я все-таки ошибалась, и тебе было приятно получить это послание?
Сгорая от стыда за свою минутную слабость и начиная постепенно ненавидеть саму себя, я медленно поднялась с кровати и, взяв все необходимое, отправилась в ванную комнату. И хотя я была практически уверена в том, что моя записка тебя не огорчила и не обидела, где-то глубоко внутри все еще жил червячок сомнения.
Быстро приняв душ и одевшись, я спустилась в общую гостиную факультета. Нетрудно было догадаться, что ранним утром в субботу она пустовала; лишь сдвинутые кресла, немного спертый воздух с ощутимой примесью табачного дыма, да потухшие угли в камине напоминали о том, что еще накануне вечером тут кипела жизнь. Я прошла в гостиную и, заметив кресло, стоящее у окна, отложила в сторону метлу и теплую мантию и присела. Сама того не желая, я умудрилась собраться очень быстро.
Живоглот, кот Гермионы, заметив знакомого человека, тут же подошел ко мне и, не встретив никаких препятствий, прыгнул на колени и свернулся калачиком. Чисто машинально я принялась гладить блестящую медную шерстку зверька, отчего тот начал довольно хрюкать и урчать. Я невольно улыбнулась: хотя мой старший брат Рон терпеть не мог Живоглота, постоянно кричал на него и выражал свою неприязнь множеством других способов, я всегда любила этого чудо-кота. Было в нем что-то домашнее, родное…
Я посмотрела в окно: над школьными территориями медленно поднималось солнце, освещая кроны деревьев Запретного леса, избушку Хагрида, поле для квиддича. На последнем я остановила свой взгляд. Сколько же всего у меня было связано с тем местом…
Призрачные кольца, высоченные трибуны, раскрашенные в цвета факультетов школы, кабинка комментатора – это место всегда казалось мне особенным; оно словно манило меня, звало. Сколько раз я оказывалась там как зритель! Сколько удивительных матчей я видела! Но мне всегда было мало этого: я хотела играть на поле, сама быть непосредственным участником игры, а не сторонним наблюдателем. И вот теперь, благодаря Гарри и удивительному стечению обстоятельств у меня наконец-то появилась возможность показать себя, попробовать, рискнуть. Доказать всем – своим братьям, Гарри, самой себе в конце концов – что я чего-то стою, что я не просто «еще одна Уизли».
Наверное, если бы не Шарлотта, так вовремя очутившаяся около меня и спугнувшая Живоглота, я бы так и осталась сидеть в кресле и мечтать.
То, что происходило дальше, больше напоминало сон, сказку, мечту, но никак не суровую реальность: несмотря на коварство и мастерство моих братьев, нам с Шарлоттой удалось не только подняться в воздух и остаться целыми (загонщики из Фреда и Джорджа были что надо!), но еще и забить два гола – по одному каждая. Я уверенно держалась на метле, уклоняясь от атак бланджеров, а под конец продемонстрировала пару интересных финтов, которые произвели впечатление на Гарри. Конечно, один раз я все-таки сплоховала – упустила квоффл – но кто же знал, что Шарлотта такая молодец и вовремя его подхватит?
Одним словом, уходя с поля, все были довольны собой; лишь Джордж выглядел немного отрешенным по неизвестной мне причине, но я была настолько занята Шарлоттой и собиранием полевых цветов для венков, что решила не лезть к нему с расспросами. Я не особо переживала по этому поводу, потому что привыкла, что близнецы всегда улаживали свои проблемы быстро; в конце концов, если бы он захотел поговорить, я никогда не была против выслушать его и помочь.
Вот что действительно меня удивило, так это то, что меня позвал Гарри.
Мы все уже возвращались в замок; Шарлотта и я решили набрать полевых цветов, чтобы потом сделать из них венки. Конечно, это занятие не казалось мне особенно интересным, но ради того, чтобы побыть с Шарлоттой наедине хотя бы десять минут, я была готова даже поцеловать Малфоя.
Гарри громко окликнул меня как раз, когда Шарлотта заметила удивительной красоты ромашку. Одному Мерлину известно, что я пожелала этому непутевому Поттеру, когда он позвал меня; но деваться было некуда и я, извинившись, направилась к ребятам, шагавшим впереди.
- Джин, - начал юноша, когда я поравнялась с ним и Фредом, - ты сегодня отлично держалась!
На его лице появилась улыбка, которую я тут же про себя окрестила идиотской. Однако в мои планы не входило ссориться с другом и потенциальным капитаном команды по квиддичу, и поэтому, добродушно улыбнувшись в ответ, а заодно и слегка покраснев для виду, ответила:
- Спасибо большое, Гарри, - я посмотрела юноше в глаза. – Мне очень приятно слышать это от тебя.
Фред, шагавший слева от меня, многозначительно присвистнул, услышав мой ответ и, кивнув Гарри, отошел немного в сторону, пробурчав что-то про Джорджа. Надежда магического мира ограничилась в ответ лишь улыбкой, в которой я не могла не заметить смесь удивления и испуга. Неужели знаменитый Гарри Поттер боится остаться со мной наедине? Вот так новость!
- Эмм, я очень рад, что ты прошла это небольшое испытание, - молодой человек продолжал идти рядом, правда, разговаривать со мной, он старался смотреть либо под ноги, либо прямо перед собой. – Сама понимаешь, набирать новых игроков – это большая ответственность. И поэтому я особенно рад тому, что сумел заметить в вас с Шарлоттой талант. Вы на самом деле отлично летаете и играете.
Юноша засунул руки в карманы брюк и поежился от неожиданного порыва ветра.
- А я рада, что дал нам шанс, - тут же нашлась с ответом я, улыбнувшись Гарри. – Ты ведь знаешь, как давно я хотела играть в команде, - я усмехнулась, слегка тряхнув головой. – Поверить только, почти все Уизли играли за Гриффиндор!
Поттер рассмеялся: странное дело, но теперь его улыбка не казалась вымученной или фальшивой; это был искренний смех человека, услышавшего что-то забавное – мягкий, добрый, звонкий.
- Ну, Рон, по крайней мере, еще не играет…, - начал он.
- … Надеюсь, и не будет, - хихикнув, ответила я.
- Послушай, Джин, - Гарри остановился и, повернувшись ко мне лицом, внимательно посмотрел мне в глаза, - ты не против… хм, пойти на следующей неделе со мной в Хогсмид?
Вторую часть предложения юноша произнес так быстро и тихо, что я сначала даже не поняла, о чем он спросил. Должно быть, Гарри посчитал мою задумчивость за отказ, так как тут же добавил:
- Это, конечно, если у тебя еще нет каких-то конкретных планов, - он снова повел плечами.
Ну и что мне было ответить ему на это? Прости, Гарри, но я не хочу идти с тобой в Хогсмид, потому что очень хочу провести время со своей новой подругой, в которую я тайно влюблена? Придумать какую-нибудь отработку или наказание? Или притвориться маленьким рыжим клоном Гермионы и засесть в библиотеке, окружив себя учебниками и пергаментом?
Зеленые глаза надежды магического мира сверлили меня насквозь, и я даже начала опасаться, что на моем лице было написано все то, о чем я думала. Соврать? Нет, я не хотела врать ему; я не хотела ссориться с ним; но с чего он вдруг стал звать меня с собой в Хогсмид?
- Эмм, хорошо, - протянула я и, заметив улыбку на губах старого друга, поняла, что не прогадала с ответом.
- Отлично, - Гарри вынул руки из карманов и, просияв, поинтересовался, - тогда встретимся в холле?
- О, Мерлин! Гарри, экскурсия еще только через две недели! – я рассмеялась, слегка толкнув парня в бок. – Неужели ты уже сейчас начал строить какие-то планы? Это все влияние Гермионы!
- Это его отрицательная сторона, - смеясь, прошептал Гарри, и мы остановились у дверей замка.
Я обернулась: Фред медленно шел за нами, что-то насвистывая себе под нос, Джордж, не торопясь, следовал за ним, а в нескольких шагах от близнецов шла Шарлотта, перебирая тонкими бледными пальцами цветы в букете.
- Кстати, Шарлотта отличная девушка, - шепнул мне на ухо Гарри. – Надеюсь, что вы с ней со временем станете настоящими подругами.
Он улыбнулся и зашагал прочь, оставляя меня наедине со своими мыслями.
В то утро многое казалось мне странным и непонятным: и улыбка Фреда, обращенная к Шарлотте, и Джордж, погрустневший без видимой причины; но самым удивительным было поведение Гарри. Какого соплохвоста он позвал меня в Хогсмид? С чего вдруг?
Мысль о том, что в нем с диким запозданием стали просыпаться чувства к сестре лучшего друга, я старалась выкинуть из головы сразу же.
**
Мы вернулись в замок как раз к завтраку: студенты и преподаватели медленно стекались в Большой Зал. Огромные деревянные двери зала были распахнуты настежь, из самого помещения доносился столь привычный шум голосов, а вместе с ним и манящий аромат поджаренных тостов. Студенты по случаю выходного сняли школьную форму и теперь напоминали стайки разноцветных тропических бабочек. Бегая туда-сюда, они то звали кого-то, то с кем-то громко разговаривали, а некоторые, особо талантливые, умудрялись одновременно с этим еще и есть.
- Не хочешь зайти в спальню переодеться? – спросила я у Шарлотты, как только мы поравнялись с дверьми в Большой Зал.
Девушка подняла на меня глаза и улыбнулась.
- А зачем? – поинтересовалась она, удивленно вскинув вверх левую бровь. В ее руках все еще был зажат букет полевых цветов, и у меня перед глазами пролетели фрагменты из моего кошмара: только сейчас я заметила, насколько были похожи руки той девушки с плота на руки моей подруги. Те же тонкие бледные пальцы с короткими аккуратно подстриженными ногтями, тот же небольшой мозоль на среднем пальце левой руки…
- Да так… вдруг, захочешь освежиться, - ответила я, отрывая взгляд от ее рук.
Но Шарлотта в ответ лишь улыбнулась, слегка тряхнув копной густых волос, собранных в высокий хвост, и, взяв меня за руку, потащила в сторону Большого Зала.
- Только не говори мне, что не проголодалась, - ехидно отозвалась она, проталкиваясь сквозь толпу студентов Хаффлпаффа, покидающих зал. Не найдя, что ответить, я лишь усмехнулась и позволила подруге вести меня к столу нашего факультета.
Несмотря на то, что на толпу студентов на входе, за столами сидело мало народа: как оказалось, большинство ребят пришло сюда просто поболтать, а вовсе не поесть.
Те же, кто пришел утолить голод, спокойно сидели на своих местах, изредка перекидываясь парой-тройкой слов с соседями. Я заметила, как из-за соседнего стола, за которым всегда сидели студенты Рейвенкло, поднялся брат Шарлотты и, увидев нас, помахал рукой в знак приветствия. Забавно, даже в таком, казалось бы, элементарном жесте, он был точной копией своей сестры: вот он поднял руку, правда, правую, слегка отклонил ее в сторону и произвел волнообразное движение, слегка перебирая длинными бледными пальцами. Улыбнувшись нам, он направился в сторону выхода из зала и вскоре исчез в дверном проеме.
Шарлотта остановилась около стола нашего факультета и, указав на два свободных места рядышком, присела, изящно перекинув ногу через деревянную скамью. Заправив за ухо выбившуюся из хвоста прядь волос, девушка удивленно посмотрела на меня: я еще не заняла свое место и стояла на цыпочках, высматривая родные рыжие вихры.
- Джин, если ты ищешь своего брата, то я видела его на входе вместе с Гарри и Гермионой, - спокойно ответила Шарлотта, не поднимая на меня глаз. – Поверь, когда он войдет в зал, он точно подойдет к тебе, - она повернулась ко мне и широко улыбнулась. – Садись, с чем тебе сделать тост?
Девушка взяла в руки тост и серебряный нож и занесла его над подносом с фруктовыми джемами, мармеладом, маслом и медом. Я удивленно проследила за ее действиями и, присев рядом, указала на смородиновый джем.
- Так я и знала, - усмехнулась Шарлотта и принялась намазывать мне тост.
Я же, не отрываясь, следила за ее руками.
- Откуда столько заботы? – с сарказмом поинтересовалась я, не скрывая своего удивления.
- А что? – девушка повернулась ко мне и улыбнулась. – Хочу просто сделать тебе приятно. Разве это плохо?
Я немного оторопела от такого ответа: конечно, в этом не было ничего плохого! Но просто это как-то неожиданно… Хотя…
Я вспомнила поведение Гарри утром, его предложение прогуляться с ним в Хогсмид, и сделала вывод, что либо вчера вместо воды перед сном я выпила какого-то отвара, сделавшего меня сногсшибательной красавицей, либо весь мир просто сошел с ума. Что дальше? Предложение руки и сердца от Малфоя?
- Держи, - Шарлотта протянула мне тост, щедро намазанный джемом; я машинально потянулась, чтобы взять его и случайно коснулась кончиками пальцев ее ладони. Странное дело, наше знакомство началось с рукопожатия, мы постоянно держали друг друга за руки, даже обнимались на поле для квиддича, но еще ни разу прикосновение к Шарлотте не вызывало во мне такого трепета. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок, светлые волоски на руках встали дыбом, а бледная кожа покрылась мурашками. Должно быть, удивление, которое я испытала, отразилось на моем лице, но Шарлотта и виду не подала; она просто посмотрела на меня как-то странно – долго и выразительно – из-за чего мне стало немного не по себе.
- Извини, - чуть хрипло отозвалась я, забирая тост.
- Ничего страшного, - Шарлотта моргнула, виновато улыбнулась мне и взяла с тарелки еще один тост – уже для себя.
- Извини, что не получилось поздороваться с твоим братом, - виновато сказала я, делая глоток тыквенного сока. – Надо будет потом отыскать его в замке, а то у меня ощущение, что я тебя у него забираю.
Шарлотта рассмеялась и, отложив нож в сторону, повернулась ко мне.
- Поверь, Джин, поздороваться мы с ним уже успели, - не обращая внимания на удивленное выражение моего лица, она продолжила, - мы с ним уже виделись сегодня.
Она сделала глоток сока и откусила тост с медом.
- Когда вы успели? – вырвалось у меня.
- На поле, - беззаботно улыбаясь, ответила Шарлотта, но поймав мой непонимающий взгляд, она решила прояснить для меня ситуацию. – Когда я поднялась в воздух, я видела его, направляющегося на совятню. Каждую субботу мы отправляем домой письма. По очереди. Сегодня был его черед, - она снова откусила тост. – Так что я просто помахала ему.
Я сидела и слушала Шарлотту и не верила своим ушам: я была готова услышать все, что угодно, любую, даже самую дикую теорию о телепатии у близнецов, но это? Неужели все так просто?
- А я думала, что у вас есть телепатическая связь, - выпалила я, заправляя за ухо прядь волос.
- Ну, что-то такое у нас, конечно, тоже есть, - усмехнулась Шарлотта, жуя тост. – Я думаю, что стоит познакомить тебя с ним. Ты не против?
Она виновато улыбнулась и сделала еще один глоток сока.
- Конечно, нет! – радостно бросила я, слегка толкнув подругу в плечо. – Мне будет очень приятно познакомиться с ним. Ты-то уже практически со всей моей семьей знакома!
И мы обе дружно рассмеялись, давясь от смеха тостами и соком.
- Над чем это вы так смеетесь? – Джордж материализовался из неоткуда и присел напротив нас с Шарлоттой.
- Да так, над мелочами жизненными, - бросила я в ответ, продолжая посмеиваться.
- Хм, и что же это за мелочи? – рядом с Джорджем примостился Фред с зажатым в зубах тостом.
- Новая прическа МакГонагалл?
- Волос в овсянке Паркинсон?
- Хорьковость Малфоя?
- Нет, это уже старая шутка, - протянул Фред, перекидывая длинную ногу через скамью и вынимая тост изо рта.
- Тогда я теряюсь в догадках, - вяло отозвался Джордж.
- Не стоит, - парировала я, делая глоток сока.
- Все равно не угадаешь, - Шарлотта подмигнула мне.
- О, Мерлин! – Фред картинно вскинул руки и повернулся к брату. – Мне кажется, или нас только что попробовали спародировать?
Джордж в ответ лишь рассмеялся:
- Успокойся Джред…
- Ты совершенно прав, Фордж…, - спокойнее ответил Фред.
- Удачно спародировать близнецов Уизли…
- … могут только сами близнецы Уизли! – братья стукнули друг друга по рукам и встали из-за стола.
Наблюдать за близнецами всегда было забавно: они так быстро говорили, так активно жестикулировали, и с таким спокойным видом выдавали шутки, над которыми смеялись и стар, и млад, что это всегда вызывало восхищение.
Уже встав из-за стола, Джордж повернулся к нам и спросил:
- Так о чем была речь-то?
- Не поверишь, - протянула я в ответ брату.
Джордж еще раз окинул нас взглядом, словно подозревал в каком-то заговоре, и, улыбнувшись, ушел, бросив напоследок:
- Вишневый джем вкуснее…
- У тебя забавные братья, - шепнула мне на ухо Шарлотта, допивая сок.
- Поверь, это еще цветочки…, - начала я, повернувшись к ней.
- Хм, тогда думаю, что ягодка идет к нам, - хихикнула девушка и кивнула головой в сторону входа; в зал только что вошло «золотое трио» в полном составе: чуть впереди шел Гарри Поттер, сжимавший в правой руке древко своей метлы, за ним торопливо шагала Гермиона Грейнджер, прижимавшая к груди какой-то древний фолиант, а чуть поодаль, слегка хмурый и помятый, шел Рон Уизли.
Судя по лицу брата, спал он мало, а засыпал в мучениях.
- Его кто-то обидел? – тихо спросила Шарлотта, следя взглядом за моим братом.
- Да, природа, - кивнула я и принялась за второй тост.
Гарри, увидев нас, махнул нам рукой и, что-то шепнув на ухо Гермионе, повел своих друзей к тому участку стола, который уже успели занять мы с Шарлоттой. Заметив движение в нашу сторону, моя подруга негромко ойкнула.
- Не волнуйся, - спокойно произнесла я, повернувшись к Шарлотте и накрыв ее ладонь своей. То ли под впечатлением от всего происходящего, то ли от моего неожиданного прикосновения девушка слегка вздрогнула и, бросив на меня удивленно-непонимающий взгляд, приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, но руку свою не убрала. Наоборот, она легонько сжала мою ладонь, переведя взгляд на приближающуюся компанию.
- Все будет хорошо, не бойся, - шепнула я ей на ухо и повернулась к ребятам, которые уже успели поравняться с нами.
«Золотое трио», как их называли в школе, практически везде появлялись вместе: на уроках, на переменах, на завтраках, обедах и ужинах. Исключением, пожалуй, была лишь библиотека, в которой можно было частенько увидеть Гермиону Грейнджер без друзей, но зато окруженную стопками книг.
Ни для кого не было секретом, что без помощи своих друзей надежда магического мира не смог бы преодолеть и половину злоключений, выпавших на его долю: там, где было недостаточно одной лишь силы Поттера, выручал интеллект Грейнджер или смекалка Уизли.
Их дружба не имела границ: они всегда были готовы поддержать друг друга, помочь в силу возможностей. Даже ссорясь или споря, они могли громко выяснять отношения, даже открыто конфликтовать, но никогда еще никто из них не сказал в адрес другого дурного слова. Они были очень разными: все трое выросли в разных семьях, разных условиях, у каждого был свой характер, свои мечты, страхи и желания. Но тем не менее, дружнее них нужно было еще поискать.
Гарри остановился напротив нас и, широко улыбнувшись, опустился на деревянную скамью.
- Еще раз привет, - он потянулся за графином с тыквенным соком.
- Доброе утро, - улыбнулась Гермиона и присела рядом с Гарри, положив книгу на стол.
- Доброе утро, - хором ответили мы с Шарлоттой, переглядываясь.
- Джин, передай, пожалуйста, блюдо с тостами, - Рон, запустив пятерню в рыжие вихры, налил себе кофе.
Протянув брату большую тарелку, заваленную поджаренными тостами, я заметила, насколько Шарлотта была права, сказав, что он выглядел основательно помятым и измученным: блестящие рыжие волосы спутались, глаза припухли, а под ними залегли темные тени. В очередной раз протерев глаза, Рон взял у меня блюдо и, бросив себе на тарелку пару тостов, уставился на них.
- Ты в порядке? – участливо поинтересовалась я, склонившись к брату.
- Да… Нет… Не знаю, - удрученно ответил он и сделал большой глоток горячего черного кофе.
- Может, тебе стоит выпить чего-нибудь тонизирующего? – Шарлотта, до этого молча наблюдавшая за происходящим, потянулась за еще одним тостом и медом.
Гарри озабоченно улыбнулся и налил себе еще сока.
- Понимаешь, - начал он, обращаясь к моей подруге, - мы с Гермионой уже предлагали выпить Тонизирующее зелье, но он…
Юноша повел плечами и, скривив губы, сделал глоток сока.
- Рональд просто слишком упрям, чтобы прислушаться к чьему-либо мнению, - с видом знатока выдала Гермиона, сидевшая по правую руку от Поттера. – Мы предлагали ему несколько вариантов тонизирующих напитков, но он отказался, - девушка отложила в сторону ложку и внимательно присмотрелась к Шарлотте.
- А что с ним, собственно, произошло? – выдавила я, уже всерьез обеспокоенная состоянием старшего брата.
Рональд сидел рядом со мной и, опустив глаза в тарелку, клевал носом, грозясь упасть лицом в овсянку. Только сейчас я заметила, что его лицо, как правило, такое же бледное, как и у меня, приобрело зеленовато-серый оттенок. Последний раз Рон выглядел так плохо на втором курсе, когда произнесенное им заклинание дало рикошет, и ему пришлось целый день просидеть в хижине у Хагрида, отплевываясь слизнями. Сейчас он, конечно, ничем не плевался, но выглядел просто ужасно.
- Он совершенно не умеет распределять свое личное время, вот что, - уныло отозвалась Гермиона, бросив на Рона осуждающий взгляд.
- В каком смысле? – я удивленно вскинула левую бровь, повернувшись к девушке.
- В прямом. Он поздно лег спать, потому что…
- Потому что кое-кто заставил писать меня эссе по Зельям в четвертом часу ночи, - злобно буркнул Рон, поднимая голову. Юноша злобно поджал губы и нахмурился; перед ним все еще стояла тарелка с овсянкой, но, судя по выражению его лица, желания съесть ее каша не вызывала.
- Ах, это я теперь виноватая? – Гермиона театрально повысила голос и злобно сощурила глаза, недобро посмотрев на Рональда.
Гарри, до этого предусмотрительно молчавший, повернулся к нам с Шарлоттой.
- Думаю, что ему лучше дать зелье, иначе он упадет в обморок, - юноша покосился в сторону Рона и Гармионы и, вздохнув, добавил, - хотя, если ему дать зелье, то, боюсь, мы потеряем лучшую ученицу Хогвартса.
Я взглядом проследила за Гарри, и только потом до меня дошел смысл сказанного Поттером: мой старший брат и Гермиона злобно уставились друг на друга, сжав кулаки. В их лицах читалось столько ярости, что я с трудом поборола в себе малодушное желание быстро покинуть Большой Зал в целях моей же безопасности.
- Шарлотта, ты позавтракала? – опасливо поинтересовалась я, легонько толкнув подругу в плечо. Отчего-то мне совершенно не хотелось присутствовать при очередной ссоре Рона и Гермионы, которая совершенно точно закончилась бы победой девушки.
- Да-да, - Шарлотта, как оказалось, тоже наблюдала за моим братом и его подругой. Услышав мой вопрос, девушка быстро поднялась со своего места.
- Гарри, нам пора, была рада увидеться, - негромко сказала я юноше и, встав из-за стола, направилась к выходу из Большого Зала.
- Приятно было увидеться, - улыбнулась Шарлотта и последовала за мной.
- Удачи! – негромко окликнул нас Поттер, махнув на прощание рукой.
**
Когда мы вышли из Большого Зала, часы, висевшие в холле, показывали десять часов. Шарлотта, шедшая все время за мной, бросила взгляд на часы и, поправив хвост, предложила:
- Джин, может, поднимемся к нам в башню? Было бы неплохо принять душ и переодеться, - она многозначительно взглянула на свои джинсы, запачканные грязью, пылью и травяным соком.
- Конечно, - улыбнувшись, ответила я и, взяв предложенную мне руку, направилась вслед за подругой.
Волшебные лестницы Хогвартса, так часто менявшие свои направления, несколько раз попытались обмануть нас, заводя не в те коридоры, но, в конце концов, мы добрались до портрета Полной Дамы и, сказав пароль, очутились в уютной гостиной нашего факультета.
Теперь комната просто кипела жизнью: дрова в камине задорно потрескивали, повсюду слышался смех, радостные крики и громкие голоса. Солнечный свет заливал гостиную. Студенты сновали туда-сюда; кто-то сидел в углу и делал уроки, кто-то играл в магические шахматы, а пара второкурсников, спрятавшись в темном углу, пыталась разгрызть странного цвета конфету, украшенную вензелем W. Стоит ли говорить, чье это было изобретение?
Мы с Шарлоттой поднялись наверх, в свои спальни, договорившись встретиться через сорок минут в общей гостиной. Расставшись с подругой, я вошла в свою спальню: мои соседки, казалось, вообще не собирались покидать своих кроватей. Странное дело, но ни темнота, ни спертый воздух не мешали им спать. Хмыкнув и взяв необходимые вещи, я направилась в ванную комнату, продолжая удивляться поведению соседок.
Как только я повернула краны, в огромную мраморную чашу хлынули теплые цветные струи. Устроившись на краешке ванной, я стала наблюдать за тем, как русалка, изображенная на витраже, ожила и начала причесывать свои длинные голубовато-зеленые волосы, спадающие ей на грудь.
Несмотря на то, что прошло уже несколько часов, видения моего ночного кошмара продолжали преследовать меня, и я не могла перестать думать об этом. Каждый раз, закрывая глаза, я словно возвращалась на тот берег, откуда отчаливал злополучный плот, и чем больше я думала об этом сне, тем очевиднее становилось сходство Шарлотты с той девушкой на плоту.
Почему ты так похожа на нее, Шарлотта? И почему я не могу перестать думать об этом?
Ванная наполнилась, и я, избавившись от одежды, погрузилась в теплую воду. Раньше эта процедура действовала на меня расслабляющее: мыслей в голосе становилось меньше, тело расслаблялось, а настроение поднималось. Но сейчас я поймала себя на мысли, что, даже оказавшись в теплой ванне, я не могла перестать думать о своем кошмаре. Он словно преследовал меня.
Перед глазами снова появился берег моря, девушки, цветы, плот… Я закрыла глаза и опустила голову под воду.
Вот одна девушка попыталась что-то сказать другой; ветер усилился, и плот постепенно начал свое движение навстречу заходящему солнцу… Я резко вынырнула и открыла глаза. По лицу и волосам у меня стекала теплая вода, поэтому я не сразу поняла, что плакала. Нащупав рукой полотенце, я приняла вытираться, стараясь отогнать от себя все мысли, так или иначе связанные с этими ужасными видениями.
Да за что мне все это, Мерлин?!
