Глава 1Глава 1. Однофамильцы и родственные души.
« Однофамилец – тот, кто носит с кем-то одну и ту же фамилию, не состоя с ним в родстве»
- толковый словарь.
POV Шарлотты.
Мой отец всегда любил повторять, что имя человека играет в его жизни особую роль. Оно, мол, предопределяет его судьбу, влияет на поведение, контролирует мысли и поступки. Отец говорил, что у имени есть так называемая карма.
- Как Вы лодку назовете, так она и поплывет, - частенько добавлял он, посмеиваясь. Папа любил изучать толкования имен; ему был интересен их перевод, значение, происхождение. Иногда он часами мог сидеть в библиотеке и читать про какое-нибудь редкое имя. Порой он даже засиживался там до поздней ночи. Помню, когда я была еще ребенком, я очень любила спускаться к нему в библиотеку: отец, как правило, сидел в своем старом кресле около камина и читал. Тогда он казался мне очень смешным: папа сосредоточенно смотрел в книгу, слегка нахмурившись, а его губы постоянно шевелились, словно он проговаривал каждое написанное слово. Но стоило ему заметить маленькую дочку, притаившуюся за дверью, как на его губах начинала играть озорная улыбка, а в ослепительно голубых глазах появлялись смешинки. Он небрежно поправлял волосы и, потерев подбородок, шутливо говорил:
- Шарлотта, не пристало юной леди по ночам шататься по дому, - отец откладывал книгу в сторону и, когда я все-таки высовывалась из-за дверного косяка, улыбался. – Раз ты совсем не хочешь спать и бродишь по дому без дела, то, может, поможешь мне разобраться в происхождении некоторых интересных имен?
И я забегала в комнату, забиралась к отцу на колени и внимательно слушала его рассказы о дальних странах, народах, живущих там, и чудных именах, которые носили эти чужеземцы. Мне нравился папин голос: низкий, бархатистый, мягкий и такой спокойный. Частенько я засыпала прямо у него на руках, убаюканная очередным рассказом; а иногда он разрешал мне самой покопаться в своих книгах, попробовать самой объяснить происхождение того или иного имени. Это была наша любимая с отцом забава.
Я знала, что он безумно гордится тем, что его дочь переняла его страсть к ономастике (наука, изучающая толкование имен – прим.ав.). Отец никогда не говорил мне об этом, но я понимала это и без слов: сколько радости доставляли ему наши ночные посиделки в библиотеке! А сколько восхищения читалось в его взгляде, когда я впервые сама купила книгу для домашней коллекции!
Отец всегда называл меня «маленькой королевой». Не принцессой, а именно королевой. Стыдно признаться, но поначалу я даже обижалась на него: уж больно громким казался мне этот титул. Чуть позже, правда, я поняла, почему он называл меня именно так.
Однажды, во время одного из наших ночных заседаний в библиотеке, папа попросил меня помочь ему: нужно было достать книгу, посвященную французским именам. Конечно, задача была проще некуда; только вот том этот стоял на самой высокой полке, и снять его оттуда ребенку было очень сложно. Попробовав залезть на стул, я поняла, что до полки все равно не достаю.
- Папа, книга слишком высоко, - обиженно сказала я отцу, указав на нужный томик. – Мне не достать.
А отец в ответ лишь усмехнулся:
- Так воспользуйся лестницей, - он поправил очки на носу и подмигнул мне.
Повернув голову, я увидела лестницу, и глаза мои округлились до ужаса: какой же высокой и опасной показалась она мне тогда! Сколько же там было ступенек!
- Но, папочка, там же высоко! Я боюсь…, - промямлила я в ответ, опуская глаза, словно стыдясь своей слабости.
- А я думал, что ты моя маленькая королева; а они ведь, как известно, ничего не боятся, - со вздохом сказал отец, снова вернувшись к книге. – Вот если бы ты была настоящей королевой, ты бы смогла перебороть страх и забраться туда.
Он улыбнулся мне из-под очков, словно дразня меня и одновременно наблюдая, какой будет моя реакция. А я, вздохнув и нервно сглотнув, полезла вверх по лестнице, стараясь не смотреть ни вниз, ни на улыбающегося отца. Как же мне тогда было страшно! Добравшись до нужной полки и схватив книгу, я начала свой путь обратно; а спустившись, отдала книгу отцу.
- Постой, Шарлотта, - произнес отец мягко, словно извиняясь за все то, что сказал пять минут назад. – Я попросил тебя достать эту книгу не просто так, - он поманил меня к себе. – Ты никогда не думала, почему я называю тебя «маленькой королевой»? Тебе это не казалось необычным? – папа озорно улыбнулся. – Вот именно в этой книге, - он указал на томик, - и кроется ответ на этот вопрос.
Я удивленно посмотрела на отца и недоверчиво приблизилась к нему. А он просто усадил меня к себе на колени, широко улыбнулся и открыл книгу на заложенной ранее странице. Надо сказать, что я никогда прежде не видела этой книги и не встречала пометок в книгах отца; тут же была исписана целая страница. Его мелкий и убористый почерк показался мне тогда набором тайных символов: я не могла разобрать ни слова. А отец провел пальцем по своим записям, улыбнулся, словно вспомнив что-то хорошее, и спросил меня:
- Ну что, ты готова к открытию еще одной тайны?
- Да! – я широко улыбнулась и уставилась в книгу. Но увидев имя, толкование которого нам предстояло узнать, в недоумении уставилась на отца.
- «Шарлотта (фр.) – мужественная, королевская», - прочитал отец и улыбнулся мне. – Теперь ты поняла, почему ты никогда не сможешь стать принцессой? Дочка, ты стала королевой, как только родилась, - он обнял меня и нежно поцеловал в лоб.
А я сидела у него на коленях, слушала его рассказ о том, как они с мамой выбирали имена мне и моему брату, и старалась запомнить как можно больше. Именно тогда я впервые поняла, что имя и правда влияет на поведение и характер человека.
Но узнать истинную карму имени мне предстояло не скоро…
**
- Эй, Браун! – я машинально обернулась, услышав, как кто-то назвал мою фамилию. В коридоре толпилось множество студентов, и понять, кто именно окликнул меня, было весьма проблематично. Увы, попытаться повернуться в такой толчее было опрометчиво: какой-то умник, хаффлпаффец, судя по галстуку, чуть не выбил у меня из рук стопку книг, которые я должна была вернуть в библиотеку. Он налетел на меня с такой скоростью, что я едва удержалась на ногах. Но это был не конец: за тем парнишкой последовало еще двое ребят, которым все-таки удалось сбить меня с ног. На этот раз книги удержать не удалось.
- Эй! Смотри, куда идешь! – прикрикнула я вслед ребятам, но их уже и след простыл. Тяжело вздохнув, я нагнулась, чтобы собрать упавшие книги, и, наконец, смогла разглядеть того, кто выкрикнул мою фамилию. Только вот, оказалось, звал он вовсе не меня: симпатичный высокий блондин с большими каре-зелеными глазами стоял, прислонившись спиной к стене, а около него, кокетливо улыбаясь и накручивая крупный светлый локон на палец, крутилась девушка с моего факультета. Лаванда Браун.
С самого первого дня моего пребывания в школе эта девочка была моей головной болью. Забавно, но даже в среде чистокровных волшебников встречается такое явление, как однофамильцы. И хотя процент таких случаев был ничтожно мал, именно я оказалась в числе тех самых «избранных». Дома меня всегда называли по имени, а оказавшись в школе, я столкнулась с тем, что тут лишь близкие друзья пользуются именами; во всех остальных случаях обращаются исключительно по фамилии. Это было странно и очень непривычно.
Но настоящей проблемой моя фамилия стала тогда, когда я выяснила, что курсом старше учится еще одна Браун. Ее звали Лаванда и, если верить мнению большинства моих знакомых, девочки легкомысленнее и глупее в стенах Хогвартса не училось еще никогда. И вот с тех самых пор и началась череда ошибок: из-за фамилии нас частенько путали и преподаватели, и ребята. Пожалуй, единственным местом, где я справедливо могла считаться единственной Браун, была библиотека. Дело было в том, что я, как и мой отец, могла часами торчать там, подыскивая интересную книгу, а моя однофамилица туда не заходила вообще, слава Мерлину!
Хотя, пожалуй, проблема была не только в этом. Из-за фамилии далеко не все хотели со мной общаться: по мнению многих, я не могла быть не кем другим, как копией своей ограниченной однофамилицы. Поэтому вот уже четвертый год мне каждый день приходилось доказывать всем и каждому, что я не имею ничего общего с Лавандой. Кроме фамилии, конечно же.
Ситуацию усугублял и тот факт, что мы учились на одном факультете; моему брату-близнецу Виктору повезло куда больше: во-первых, он мальчик, во-вторых, он был студентом Рейвенкло. А мне, учащейся на Гриффиндоре, приходилось каждый день сталкиваться с путаницей, возникавшей в девяти случаях из десяти. Вот тебе и карма имени.
- Не переживай, Шар, - часто повторял мой брат. – Поверь, стоит тебе зарекомендовать себя должным образом, и тогда Лаванду будут сравнивать с тобой, а не наоборот. Что такого в том, что она старше? У тебя оценки лучше. И ты, в отличие от нее, знаешь, где у метлы перед, а где – зад.
А я лишь смеялась вместе с ним и надеялась, что когда-нибудь смогу доказать окружающим, что я не копия Лаванды.
**
POV Джинни.
Октябрьское солнце светило, но уже не грело. В спальне было тихо; мои соседки по комнате, должно быть, еще видели десятый сон, когда я решительно встала с кровати и, стараясь никого не разбудить, направилась в ванную комнату. Не столько для того, чтобы принять душ и почистить зубы, сколько для того, чтобы подумать. Странное дело, но в последнее время я стала замечать, что мне часто хотелось побыть одной. Чтобы подумать. Но еще чаще мне нужно было время, чтобы подготовиться. Подготовиться к тому, что я увижу тебя.
Я не могла сказать, что со мной происходит; просто в твоем присутствии я начинала теряться, смущаться – одним словом, вела себя не так, как должна была бы. Будто я не я. Это казалось не просто странным; это было, откровенно говоря, дико. И вовсе не потому, что я не могла заговорить с тобой, или сесть рядом или находится с тобой в одном помещении.
Просто до тебя я реагировала так только на одного человека. И одна лишь мысль, что ощущения, что я испытывала в твоем присутствии и те чувства, которые я испытывала к тому человеку, имели общую, сходную природу, пугали меня до смерти.
Просто потому, что твои волосы не были иссиня-черными, а твои глаза - не зелеными; ты не носила очков и не дружила с моим братом; но самое ужасное в том, что ты не была парнем.
Я давно поняла, что мне нужно было бы с кем-то поговорить обо всем этом, но вот только с кем? С Роном? Он бы точно не понял и либо рассмеялся бы, либо прибил бы меня. С Гарри? О, мы не были настолько близки, да и едва ли он был столь сведущ в любовных делах, чтобы давать советы. Может, Гермиона? Пожалуй, единственный подходящий вариант. Но была ли она способна понять меня? Да, кричать, как Рон, она точно не стала бы; но могла ли она помочь мне? Был еще вариант – близнецы. Хотя нет, это я погорячилась.
И хотя я не могла сказать, с чего все началось, я отчетливо помнила то утро, когда впервые посмотрела на тебя по-новому. Я пришла на завтрак вместе с ребятами и, как всегда, тут же отсела чуть поодаль от них, чтобы поздороваться со своими однокурсниками. Тогда-то я и заметила тебя: ты сидела около Брайана Честертона и улыбалась, читая какую-то книгу. Помню, мне это показалось очень странным: до тебя за таким занятием я заставала разве что Гермиону, но ты не была на нее похожа...
А потом к тебе подсел мальчик с Рейвенкло, отвлекая от чтения каким-то забавным разговором, отчего вы оба тогда рассмеялись. Ты отложила книгу в сторону и взяла его за руку. А потом он повернулся ко мне лицом и я заметила, насколько вы похожи: те же волнистые волосы цвета верескового меда, те же каре-зеленые глаза, тот же овал лица и матовость фарфоровой кожи... Он ведь твой брат, не так ли?
Присев на краешек ванны, я ждала, пока она наполнится. Теплая вода расслабляла тело и приводила в порядок мысли – как раз то, что мне было так необходимо. Пожалуй, вечером стоило бы поговорить с Гермионой. А пока…
А пока я готовлюсь к тому, что совсем скоро снова увижу твои каре-зеленые глаза…
