Глава 1Весна – это особое время года, называемое поэтами и романтиками порой пробуждения природы от продолжительного зимнего сна. И не согласится с этим лишь глупец.
Должно быть, увеличение продолжительности светового дня, голубизна чистого неба и свежая зелень, тут и там пробивающаяся сквозь толстый слой промерзшей земли, каким-то удивительным образом влияют на настроение и эмоции людей. Разве наслаждаясь легким теплым ветерком или первыми, еще слабыми и словно неуверенными в своих силах, солнечными лучами, не хочется влюбиться?
А тем, кто уже обрел свое счастье, непременно хочется еще и еще раз громко заявить о своих чувствах сладким поцелуем, трогательным признанием или неожиданным подарком, просто так, без особого на то повода.
В Англии весна всегда наступает неожиданно; казалось, еще вчера лужайка перед домом была укрыта плотным слоем сероватого снега, а около входной двери высился сугроб, а сегодня на деревьях уже появляются первые почки.
Но, так или иначе, весна пришла: в ваш город, сад, дом, а самое главное, в ваше сердце.
И история, о которой пойдет речь дальше тоже произошла весной.
**
Косой переулок издавна был самой оживленной улицей не только магического Лондона, но и, должно быть, всей магической Англии: здесь всегда было многолюдно, и толпа порой была такой разношерстной и разнообразной, что можно было лишь диву даваться. Кто-то спешил на работу, кто-то делал покупки, торопливо перебегая от одного магазинчика до другого. Гоблины, вечные хранители богатств магического мира, сновали туда-сюда, деловито задрав свои крючковатые носы; маленькие волшебники и волшебницы организовывали небольшие заторы, собираясь около витрины той или иной лавки. Пожилые волшебницы, опираясь на высокие посохи или аристократически трости, гордо вышагивали вдоль рядов с различными ингредиентами для зелий, а молоденькие сплетницы задорно хихикали, устроившись с чашечкой кофе в уютном кафе.
Казалось, жизнь кипит тут сутки напролет.
Вот и утром, несмотря на ранний час, в переулке уже было очень шумно и многолюдно: торговцы открывали свои лавки, гоблины спешили на работу в Гринготс. Кое-где появлялись первые покупатели, ранние пташки, лениво слонявшиеся от одного магазинчика к другому.
По улице, не торопясь, двигалась небольшая процессия из четырех взрослых ведьм и одной маленькой девчушки, на вид лет трех. Колдуньи что-то оживленно обсуждали, эмоционально жестикулируя и громко смеясь, а девочка крутила головой направо и налево, постоянно дергая за руку одну из волшебниц.
- Мамочка, что это такое? А это? – малышка указывала пухлым пальчиком то в сторону одной витрины, то другой; при каждом повороте ее очаровательной головки облако мелких черных кудряшек вздрагивало, а густая прямая челка так и норовила попасть в глаза юной волшебницы. Шедшая с ней рядом молодая женщина широко улыбалась в ответ, отвечая на каждый вопрос маленькой дочки. Сходство матери и дочери было очевидным: те же мелкие кудряшки (только у женщины они были светло-каштановыми), те же большие, в пол лица, карие глаза с золотистыми искорками, тот же маленький слегка вздернутый носик.
Казалось, каждый ответ матери, малышка предвосхищала новым вопросом: не успевала женщина рассказать, чем торговали в одной лавке, как неугомонная девочка уже тыкала пальчиком в другую витрину, вопросительно глядя на маму и ее подруг.
- Тут покупают мантии, Оли…, - начала отвечать женщина, когда дочь спросила ее про лавку мадам Малкин.
- Мамочка! А тут? – судя по всему, предыдущий вопрос был уже забыт; девочка тыкала пальчиком на лавку мистера Олливандера.
- Гермиона! – воскликнула одна из колдуний, шагавших рядом. – Она просто твоя копия!
И молоденькая женщина с длинными прямыми рыжими волосами звонко рассмеялась, немного сощурив серо-голубые глаза.На ее аккуратно очерченных губах играла безмятежная улыбка, а на ресницах дрожали крохотные слезы, выступившие от смеха. В левой руке у нее была небольшая дамская сумочка, а правая заботливо гладила уже заметно округлившийся живот.
- Тетя Джинни, - девочка поравнялась с женщиной и, немного насупившись, прогнусавила, - а на кого я должна быть похожа, если не на маму?
В голосе трехлетнего ребенка прозвучал такой недетский вызов и надменность, что все четыре ведьмы, не сговариваясь, прыснули от смеха: как же иногда маленькая Оливия Снейп была похожа на своего отца!
- Оливия, вот сейчас ты просто вылитый папа! – усмехнувшись, отметила высокая ведьма с длинными блестящими черными локонами. Алые губки сложились бантиком, и она послала малышке воздушный поцелуй.
- Правда, тетя Пэнси?
- Правда-правда, - ответила колдунья, утвердительно покачав головой, да так энергично, что маленькая черная шляпка чуть не упала.
Девочка удовлетворенно улыбнулась и повернулась к другой волшебнице:
- Тетя Луна, а я правда похожа на папу?
Невысокая волшебница с длинными платиновыми волосами, ярко-голубыми глазами чуть навыкате и фарфоровой кожей добродушно улыбнулась маленькой девочке, отчего в уголках глаз у нее появились морщинки:
- Да, дитя мое, - она взяла малышку за другую руку, а потом, повернувшись к подругам, шепотом добавила, - особенно, когда сердишься.
Услышав комментарий подруги, три ведьмы вновь прыснули от смеха. А маленькая Оливия, для которой не было никакого Северуса-Снейпа-Мастера-Зелий-Декана-Слизерина-Летучей-Мыши, откровенно недоумевала, над чем смеются взрослые.
Она знала только одного Снейпа – папу; а он вовсе не был мрачным, злым, коварным и инфернальным. Он же папа.
Глава 2Папа всегда веселый: с ним можно поиграть в салочки или в прятки; он читает сказки на ночь, а когда мамы по какой-то причине нет дома, готовит удивительно вкусные блинчики со сгущенным молоком и черникой. С папой можно допоздна возиться в саду, где они с мамой выращивают разные цветы и травы.
На свете было всего две вещи, которые Северус Снейп отказывался делать, даже когда его дочь начинала рыдать в голос: петь и летать. И если с пением удачно справлялась Гермиона, которой медведь на ухо не наступил (чего нельзя сказать о ее супруге), то на метлу маленькая Оливия залезала только под присмотром дяди Гарри, дяди Рона или дяди Драко.
Северус ни разу не повысил на дочку голоса, ни разу не отругал и не отшлепал. Даже когда малышка чуть не разгромила его лабораторию в подвале их дома, отец лишь печально посмотрел на дочь и тяжело вздохнул. Ну не мог он ругать и наказывать родное чадо! Тем более, что при таких генах ребенок не мог не быть любознательным и не в меру любопытным!
Вечерами высокоуважаемое семейство Снейп любило в полном составе собраться в гостиной, и, устроившись у камина с чашками горячего шоколада, Гермиона и Северус рассказывали дочери сказки – и волшебные, и маггловские. Оливия обожала слушать их рассказы: такие яркие, фантастические, они казались реальными!
А ясными летними вечерами семейство устраивалось не у камина, а в саду; постелив на землю большой плед, все трое ложились на спину и рассматривали звездное небо. Гермиона много рассказывала о различных созвездиях, о далеких мирах, где, возможно, живут такие же волшебники. А Северус всегда внимательно ее слушал, иногда переключая внимание дочки на то или иное интересное растение, коих в саду имело множество.
Днем оба супруга работали: Северус был главным редактором «Зельевара», журнала, которой он сам же и учредил сразу после войны; а Гермиона вместе с подругами открыли кафе в Косом переулке.
Оставить ребенка, тем более, такого подвижного и любопытного, одного дома было недопустимо, а в редакции малышка Оливия устроила бы форменный погром, так что каждый будний день дочка отправлялась на работу вместе с Гермионой.
Со стороны может показаться, что такой живой и активный ребенок очень быстро заскучал бы целый день сидеть в замкнутом пространстве кафе: места для игр мало, компании так и вообще нет; повсюду суетятся взрослые, бегая туда-сюда…
Но малышка Оливия была счастлива: она была маленькой королевой в своем личном сладком королевстве! Она знала каждый уголок, каждую кастрюлю, каждый запах и цвет; знала, где лежат бисквиты, где стоят баночки с сиропами и вареньями. Девочка назубок выучила меню кофейни, а иногда мама даже разрешала ей помочь в приготовлении того или иного десерта.
**
Откуда взялась идея с кафе?
Пожалуй, стоит открыть небольшую тайну и пролить немного света на события последних пяти лет.
Идея открыть кафе пришла в голову Джинни Уизли практически сразу же после окончания войны с Темным Лордом. В то время практически все магическое население страны предпринимало меры по восстановлению: кто-то отстраивал дома, разрушенные Пожирателями Смерти; кто-то искал пропавших без вести родственников; а кто-то пытался определиться со своим будущим.
Ни для кого не секрет, что главные герои той войны, вчерашние выпускники Хогвартса, находились в наименее привилегированном положении: многие из них, защищая свои жизни и жизни своих близких, ушли на войну, не задумываясь об окончании школы. Кому они были нужны без аттестатов, без рекомендаций?
Именно тогда Гермиона решила окончить школу, во что бы то ни стало. Несмотря на то, что ее отговаривали Гарри и Рон, мотивируя это тем, что ей, героине войны, совершенно ни к чему бумажка, заверяющая ее способности, девушка вернулась в школу. Джинни и Луна последовали за ней: из-за финального сражения девушки так и не получили аттестатов. Драко, к тому времени ставший близким другом, а, отнюдь, не врагом «золотого трио», тоже вернулся в школу. Что оставалось делать Гарри и Рону?
Они тоже вернулись. Все вокруг постепенно менялось. Жизнь медленно, но уверенно возвращалась в свое русло: те же занятия, каникулы, посещения Хогсмида. И только числа в календаре, да внеурочные работы по восстановлению замка напоминали о том, что произошло.
Именно тогда, на последнем, «восьмом», курсе сформировались четыре ярких пары, три из которых по окончании школы не преминули официально оформить свои отношения, еще раз напомнив своим примером всему миру о том, что даже в самые темные времена нужно не забывать обращаться к свету, а самый яркий свет – это любовь.
Кто-то скажет, что любовь зла. Возможно, это и правда так.
Гермиона Грейнджер, самая умная и талантливая студентка своего курса, окончив школу, сразу же вышла замуж за своего преподавателя, двойного агента, декана Слизерина и одному-Мерлину-известно-еще-кого, Северуса Снейпа. Что именно привлекло юную колдунью в мрачном зельеваре так и осталось тайной, но факт оставался фактом: семьи счастливее и крепче во всей магической Англии еще нужно было поискать.
Главный герой войны против Темного Лорда, Гарри Поттер, тоже не стал затягивать и сделал предложение своей давней пассии Джинни Уизли на Выпускном Балу. Отношения парочка оформила через месяц, несмотря на многочисленные вздохи и переживания Молли Уизли.
Драко Малфой и Полумна Лавгуд объявили о своей помолвке на свадьбе Гермионы и Северуса, а поженились тайком на следующий день, чем повергли в шок родителей Драко, планировавших роскошное торжество по такому случаю.
Но эти, отнюдь, не самые обычные союзы меркли в сравнении с четвертой парой, официально заявившей о своих отношениях перед самым окончанием школы.
Если Гермиона нашла свое счастье в крепких объятиях декана Слизерина, то Рон Уизли обнаружил его в заносчивой и хитрой Персефоне Паркинсон, которая в школьные годы выпила немало его крови. Лучший друг Поттера и лучшая подруга Малфоя решительно наплевали на все условности, принятые в магическом обществе, и сняли уютную квартирку в центре магического Лондона. Два года все волшебное общество Великобритании следило за ними, ожидая помолвки, но так и не дождалось: пара упорно не собиралась официально оформлять свои отношения.
Слухи по этому поводу ходили разные: то родители потенциального жениха были против брака, то родители невесты не одобряли ее выбор; то они поссорились, то расстались, то изменили друг другу. Газетчики во главе с Ритой Скитер выдавали по несколько причин в час, а счастливая пара лишь смеялась, читая новые статьи, полные откровенного бреда и пустых сплетен.
Да, именно им, таким разным и далеким друг от друга, удалось, в своем роде, обмануть систему. Они сделали то, что до этого себе не мог позволить не один волшебник вне зависимости от чистоты его крови и происхождения.
**
Кафе под простым и хорошо запоминающимся названием «Четыре ведуньи» открылось в Косом переулке два года назад и тут же привлекло к себе немало внимания: мало того, что хозяйничали там героини второй Войны против Темного Лорда, так еще и подавались безумно вкусные десерты, оригинальности которых позавидовал бы даже Флориан Фортескью.
Чего только не смешивали хитроумные колдуньи! Каждая из четырех дам привнесла в меню какие-то особенности той кухни, на которой она росла, так что с чисто маггловскими блюдами и ингредиентами соседствовали магические; классические рецепты в умелых руках приобретали новое прочтение и исполнение. Не сказка ли?!
Сначала девушки хозяйничали в кафе вчетвером – сами готовили, сами обслуживали, сами мыли посуду и кухню. Но их заведение очень быстро стало пользоваться популярностью, и справиться с огромным количеством посетителей они уже могли. Наняв несколько домашних эльфов в помощники, молодые колдуньи смогли слегка расслабиться.
Еще только приобретя кафе, девушки распределили обязанности: готовит Гермиона, Пэнси ведет всю бухгалтерию, Джинни общается с посетителями, а Луна отвечает за оформление зала и всего остального, связанного с этим. И хотя у каждой было множество хлопот, они частенько помогали друг другу, «сменяя» друг друга на посту.
После войны эти четыре совершенно разные девушки удивительным образом сблизились. Играла ли тут свою роль война, которую они прошли бок-о-бок, или виной всему были близкие отношения между их половинками, никто толком и не знал. Они просто были вместе. Из врагов они сделались подругами. Девушки были совершенно разными, и, пожалуй, только у Гермионы и Джинни было какое-то общее прошлое; но, тем не менее, представить их двоих без Пэнси и Луны было практически нереально.
Работа сблизила их еще сильнее. Они все делали вместе, сообща. И, на удивление, никто из них не тянул на себя одеяло: всех устраивали полученные роли.
Глава 3**
Последние пять лет своей жизни она отдала ему. Безвозмездно. Целиком и полностью. Он изменил ее жизнь, сам того не подозревая: научил понимать простые вещи, прощать, любить, доверять, уважать. И ненавидеть – этому он тоже ее научил. Но самое главное, что он научил ее жить. Заново. После всего того, что произошло в ее жизни, его появление казалось настоящим чудом.
Иногда ей казалось, что если бы его не было в ее жизни, то она бы наверняка умерла: если не от рук Пожирателей Смерти, питавших ненависть ко всему семейству Паркинсон после того, как отец Пэнси отрекся от Темного Лорда, то просто от страха за свою жизнь и жизнь своих близких. За тот год, что длилась война, Персефона Паркинсон поняла одну вещь: есть люди плохие, злые и жестокие, а есть хорошие, добрые и заботливые, настоящие друзья. И происхождение волшебника или чистота его крови тут роли не играют.
Как она поняла это? Ведь Персефона всегда была слизеринкой до кончиков волос и привыкла опираться на совсем другую идеологию: ту, которую поддерживали во всех чистокровных семействах. И пусть она не всегда знала, кто хороший, зато всегда знала, кто плохой. Все шесть лет, что девушка проучилась бок-о-бок с «золотым трио», она ни разу не сказала в их адрес ни одного хорошего слова; вместе с Драко Малфоем они мастерски строили козни надоедливым гриффиндорцам. Им это нравилось.
«Тогда» это было «правильно». А потом? Наверное, все изменилось в тот вечер, когда ее отца ранили.
Меркурий Паркинсон никогда не был хорошим человеком: приняв в шестнадцать лет метку, он верой и правдой служил Темному Лорду, преследуя, пытая и убивая людей, которых Лорд считал «неугодными». Будучи еще совсем юнцом, Меркурий даже участвовал в суде над отрекшимся от идей Волан-де-Морта, и именно ему выпала «честь» выпустить смертоносную зеленую вспышку в самое сердце волшебника. Наряду с Малфоем и Лестренджами, он был любимцем Темного Лорда, а это многое значило в те времена.
Но если чета Лестренджей была фанатиками, которые разделяли мнение Лорда по любому вопросу, жадно внимали каждому слову, которое тот произносил, а Люциус Малфой служил своему господину скорее из трусости, чем из преданности его идеям, то Меркурий был совершенно другим. Он так и не научился разделять идеологию Темного Лорда, зато он смог защитить свою семью. В чем никогда и никто не мог его упрекнуть, так это в любви к жене и единственной дочери. Освоив окклюменцию, он научился мастерски закрывать свое сознание от любого воздействия и подменять свои собственные мысли теми, что были угодны Лорду.
Уже к концу первой войны мистер Паркинсон понял, что лучше будет сдаться властям магического мира. Тогда, еще за несколько недель до падения Темного Лорда, Меркурий инсценировал собственное задержание: он «случайно» напоролся на нескольких авроров в Лютном переулке и «не смог» с ними справиться. Мужчину отправили в Азкабан, а его дело было направлено на рассмотрение Визенгамота. В течение двух недель Темный Лорд являлся к мистеру Паркинсону во сне, желая узнать детали произошедшего в Лютном переулке, но Паркинсон, мастер окклюменции, успешно дурил голову Волан-де-Морту, услужливо подкидывая ему вымышленные сцены сражения с толпой авроров.
Под грифом «Совершенно Секретно» дело бывшего Пожирателя Смерти было помещено в хранилище, куда проникнуть могли лишь члены Визенгамота. Учитывая тот факт, что преступник сдался сам, признался во всем содеянном, «слил» весьма полезную информацию и попросту оказался на удивление честным человеком (допрос проходил с использованием Сыворотки Правды), верховный суд единогласно решил ограничиться домашним арестом сроком в полгода.
И у семейства Паркинсон началась новая жизнь: они были одним из первых чистокровных семейств, сменивших ориентиры после падения Темного Лорда. Быстро восстановив доброе имя и репутацию, Меркурий занял высокий пост в Министерстве Магии. И хотя свою единственную дочь Персефону чета Паркинсон воспитывала в традициях легкого пренебрежения к нечистокровным волшебникам, это скорее была лишь вынужденная мера, предпринятая для отведения глаз. Ни Меркурий, ни его супруга Талия никогда не желали возрождения Темного Лорда; и уж подавно не хотели видеть изуродованным левое предплечье своей дочери.
Пожалуй, больше всего на Пэнси повлияли друзья – такие же дети Пожирателей Смерти, как и она. Общаясь с ними, она начала частично разделять их моральные и нравственные ценности. Нотты, Крэббы, Гойлы, Пьюси – все они были воспитаны в чистокровных семьях; и для них существовала четкая грань между ними и «остальными». Они считали себя элитой.
И только Драко Малфой, единственный отпрыск небезызвестного Люциуса Малфоя, отличался от них. Несмотря на громкое имя, гордое и своенравное поведение, хамоватый тон и ярко выраженное пренебрежение к «осквернителям крови» и «грязнокровкам», этот мальчик был не таким, как большинство его однокурсников. Он, как и Персефона, был воспитан немного по-другому, а его поведение было, скорее, прикрытием, нежели реальным отношением к происходящему. Конечно, Гарри Поттера и его друзей Драко недолюбливал на самом деле; но причина была вовсе не в происхождении, а в простой детской зависти и ненависти. Поэтому он строил им козни, говорил гадости и постоянно старался сделать какую-нибудь пакость. Его самым верным союзником и другом с самого первого дня пребывания в Хогвартсе стала Пэнси, с которой он в детстве разве что на один горшок не ходил.
Оба слизеринца видели в «золотом трио» врагов. Наверное, они бы и продолжали так считать, но началась вторая война, и детство как-то очень быстро закончилось. Малфой и Паркинсон приняли сторону света, хотя по-прежнему недолюбливали Поттера и компанию.
А потом случилось непоправимое: отца Пэнси почти до смерти искусала Нагайна. Должно быть, кто-то из верных Темному Лорду Пожирателей разузнал всю правду о том, что произошло много лет назад. Мистера Паркинсона, находившегося на грани жизни и смерти, доставили в Больницу Святого Мунго. Укусы были настолько глубокими, и в крови у раненого было столько змеиного яда, что колдомедики лишь разводили руками: либо сам выкарабкается, либо нет.
Персефона была в отчаянии: день и ночь она дежурила у кровати отца, держа его за руку, читая ему по памяти сонеты Шекспира, которого Меркурий очень любил. Она пожертвовала своей кровью: кровь Талии не подходила для переливания. Из молодой и цветущей девушки Пэнси постепенно превращалась в бледную тень, в призрак. А потом пришла помощь. Помощь от тех, от кого Персефона и не ждала ее получить.
Однажды ночью в палату к мистеру Паркинсону вошла юная девушка с облаком длинных карамельных кудряшек. Гермиона Грейнджер не только не отвернулась от бывшей однокурсницы; она помогла вылечить и выходить ее отца. С тех пор Персефона пересмотрела свое отношение к гриффиндорцам и к «золотому трио» в частности.
Они стали подругами. И пускай, не сразу, а постепенно; пускай, они еще долго не могли забыть обиды, нанесенные друг другу, но что-то растаяло в их сердцах, что-то поменялось.
В финальной битве за Хогвартс Персефона и Драко не только спасли от разрушения родные подземелья, но и приняли участие в схватках с Пожирателями Смерти, стоя бок-о-бок со своими вчерашними врагами. В ту ночь Пэнси Паркинсон, мерзкая слизеринка «с лицом мопса», дважды спасла жизнь Гермионе Грейнджер.
Война закончилась, а вместе с ней и вражда между факультетами.
А потом в ее жизни каким-то странным образом появился высокий мускулистый юноша с ярко-рыжими волосами, торчащими во все стороны. Он был скромен, неуклюж и жутко застенчив. Казалось, что даже звание героя войны немного тяготило его. По крайней мере, иногда он говорил ей об этом.
Поначалу они долго не могли найти общий язык: не в силах забыть прошлое, они избегали друг друга. Она отпускала в его адрес колкости, а он начинал шипеть и бурчать всякий раз, когда видел Гермиону, Джинни и Луну в ее компании. Рон отказывался понимать и признавать, что теперь Драко и Пэнси «хорошие», и они друзья.
А потом… А потом они как-то засиделись в общей гостиной после очередной попойки, устроенной Фредом и Джорджем. Обмен колкостями и остротами перешел в пьяный диалог а-ля «А ты меня уважаешь?», а затем уже и вовсе в задушевную беседу. Одним словом, в один прекрасный, хоть и очень пьяный, момент Рональд Уизли обратил внимание на привлекательность «чертовой слизеринки». А Пэнси... Она тоже поймала себя на мысли, что при всей своей напускной гриффиндорской «правильности», Уизли не такой уж и «хороший мальчик», каким кажется. Чуть позже она убедилась в правильности своих умозаключений на его счет.
А на утро, проснувшись («О, Мерлин!») в его объятиях и выслушав несколько жалких попыток оправдаться («Пэнс! Что это такое?! Что вчера было?! Я не хотел! Какого соплохвоста на тебе моя рубашка?!»), Персефона поняла, что все, что случилось накануне, было правильным. Диким, нереальным, а в чем-то даже немного противоестественным, но правильным.
Неделю они шарахались в разные стороны, завидев друг друга.
Неделю Пэнси не спала, прокручивая в голове все, что произошло в ту ночь. Она с ужасом понимала, что ей все понравилось. Более того, ей очень понравилось! Да и сам Уизли с его вечно растрепанными рыжими патлами и ярко-голубыми глазами был весьма привлекателен… И вот когда Пэнси уже задумалась над тем, как бы могли выглядеть их дети, фамильная гордость Паркинсон забила тревогу. Он же Уизли! И пускай они теперь все дружат, что с этого? Да и потом, кто сказал, что ее симпатия не безответна?
Если бы только Персефона знала, что «рыжий и честный» гриффиндорец тоже ворочался в своей постели, вспоминая о ночи, проведенной с холодной и непреступной слизеринкой! Юноша прекратил спать и есть, начал избегать друзей, и верный друг Гарри уж было подумал, что Рон тронулся умом после войны.
Молодым людям потребовалось около месяца, чтобы понять, что то, что произошло между ними, лишь начало чего-то большего.
Однажды вечером, когда вся честная компания собралась в общей гостиной, домовик принес Пэнси маленький клочок пергамента. Широко улыбнувшись, эльф подмигнул слизеринке и исчез. Ошеломленная Пэнси развернула пергамент: она ожидала там чего угодно – угроз, письма из дома или какое-нибудь поручение от Снейпа, все еще бывшего деканом Слизерина – но никак не записку от Р.У.!
«Астрономическая башня, полночь
Р.У.»
Конечно, не нужно было быть Дамблдором, чтобы понять, кто такой Р.У. Вопрос был в другом: с чего вдруг гриффиндорец захотел увидеться с ней?
Между чувствами и гордостью снова началась борьба. И все же Пэнси решила увидеться с Роном. У нее были вопросы к нему, и каждый из них требовал ответ.
Когда преподаватели окончили вечерний обход школы, а большинство учеников разбрелось по спальням и факультетским гостиным, Пэнси, скрытая лишь мраком темных коридоров замка, направилась в сторону Астрономической Башни. Путь предстоял не близкий, но девушка была преисполнена решимости; с каждой минутой, с каждой ступенькой в ее голове все отчетливее звучал ответ на вопрос, мучавший ее последний месяц.
Она не знала, как так случилось, что теперь эта рыжая макушка стала для нее синонимом слова «счастье». И ей это, честно говоря, было плевать на причины. Просто впервые в своей жизни она признавалась самой себе, что влюблена.
Он ждал ее на самом верху башни, на смотровой площадке, повернувшись к ней спиной и облокотившись на перила. Она не видела его лица, но была совершенно точно уверена, что он рассматривает звездное ночное небо. И отчего-то ей очень хотелось верить, что он ищет созвездие Девы.
Легонько ступив на площадку, Пэнси замерла со сложенными на груди руками. Когда она шла сюда, она была преисполнена решимости признаться ему в своих чувствах, а теперь стояла молча, боясь вздохнуть. Во рту почему-то сразу сделалось сухо, а язык прирос к небу.
- Сколько бы я не пытался найти его, у меня никогда не получалось, - сипло произнес Рон, словно почувствовав присутствие Пэнси. – Гермиона всегда ругала меня за невнимательность. Должно быть, я и правда полный ноль в астрономии…
Он медленно повернулся к девушке лицом, все еще держа руки на перилах.
- И часто ты упражняешься в астрономии? – Пэнси наконец-то отмерла и сделала пару неуверенных шагов в сторону юноши.
- В последний месяц каждую ночь, - нашелся с ответом гриффиндорец.
- Кошмары замучали? – ехидно поинтересовалась девушка, пряча улыбку.
- Я бы так не сказал, - усмехнулся Уизли. – Это, скорее, приятные сны.
Пэнси чуть не споткнулась на ровном месте, услышав это замечание Уизли. Неужели он постоянно вспоминает о том, что произошло между ними той ночью?!
- Д-да? – неуверенно произнесла девушка. – И о чем же эти сны, если не секрет?
Попытка вернуть тот ехидный тон, с которым она начала этот разговор, благополучно провалилась; голос предательски подрагивал, а щеки стали заливаться румянцем.
- О тебе, - спокойно ответил Рон, словно они говорили о погоде.
- А с чего это вдруг я тебе сниться стала, да еще и не в кошмарах? Помнится, не так давно ты меня «мерзкой ведьмой» называл, – промурлыкала Пэнси, приблизившись к Рону. «Если гора не идет к Мерлину, то Мерлин идет к горе», рассудила юная волшебница и опустила бледную кисть, в лунном свете отливавшую серебром, на грудь храброго гриффиндорца.
Она ожидала чего угодно: криков, паники, раскрасневшейся физиономии Уизли, верещащего, что она, мол, попрала его достоинство. Но он лишь ухмыльнулся (и где он только научился этому?!) и слегка приобнял ее за талию.
- Времена меняются, - тихо прошептал он, слегка коснувшись губами мочки ее ушка. Юноша слегка отстранился и заглянул в большие зеленые глаза Пэнси. Что он хотел там увидеть? Мог ли он прочитать там ответы на свои, еще не заданные, вопросы? Одному Мерлину известно.
В следующий момент Рон наклонился и нежно коснулся губ Персефоны. Он ожидал истерики, пощечины, оплеухи или подзатыльника; он был готов даже получить свою порцию «Остолбеней» или «Петрификус Тоталус». А получил лишь поцелуй, нежный, сладкий и легкий, как дуновение летнего ветерка.
Персефона нежно обвила его сильную шею своими хрупкими бледными руками, запустив пальцы в роскошные рыжие волосы. Она и думать забыла о том, что еще полчаса назад мучилась от нерешительности, снедаемая неопределенностью. Гордость сдалась, чувства победили.
Казалось, что их поцелуй будет длиться вечно. Увы и ах, всему на свете, даже самому прекрасному, рано или поздно приходит конец. Рон медленно и осторожно отстранился и, поправив черный локон, выбившийся из прически Пэнси, улыбнулся:
- Я так понимаю, что могу теперь рассчитывать на Вашу благосклонность, мадемуазель? – он игриво повел бровью, слегка склонив голову вбок.
- Хм, - Персефона нахмурила брови, словно задумалась над чем-то серьезным. – Думаю, что Вы, сударь, уже получили ответ на этот вопрос.
Она рассмеялась, а он крепко прижал ее к себе, и их губы слились в еще одном нежном поцелуе. А потом юноша еще долго кружил Персефону на руках, зарываясь в ее черные, как вороново крыло, волосы и нежно шепча одно и то же слово – «моя».
На следующее утро Пэнси, громко зевая и протирая глаза, вышла из спальни Рона.
- О, лала! – цокнула язычком Джинни и улыбнулась Гарри, сидевшему возле нее.
А через два месяца Рон сдал астрономию на «Превосходно».
Глава 4В тот вечер в кафе «Четыре ведуньи» было особенно многолюдно: одна из постоянных посетительниц заведения решила устроить там небольшой праздник по случаю Дня Рождения своего ребенка, который тут же обернулся настоящим пиром для малышей. Маленькие волшебники сновали туда-сюда по увешанному разноцветными гирляндами залу, пели песенки и читали стишки в честь именинника и, казалось, перепробовали все десерты, которые только предлагало меню.
Луна, в пятый раз начинавшая колдовать над цветом стен, который неугомонные детки постоянно меняли, бросаясь Радужными Роликами Умников Уизли, устало потерла виски. Несмотря на любовь ко всем живым существам на свете, юная волшебница уже успела устать от пронырливых малышей и их фокусов. В очередной раз поймав себя на мысли, что при встрече серьезно поговорит с Фредом и Джорджем, она вернулась к своей работе.
Джинни и Пэнси сидели в коморке, служившей офисом, и составляли смету на следующий месяц. Пока миссис Поттер разбирала кипу разного рода квитанций и счетов, Персефона под ее диктовку составляла список заказов, параллельно подсчитывая грядущие расходы.
- Похоже, что в следующем месяце нам понадобится намного больше какао, чем в этом, - задумчиво протянула последняя, листая толстую тетрадь расходов.
- Хм, - недовольно нахмурилась Джинни, - а мне казалось, что нужно будет меньше…
Она наклонилась к списку заказов. Девушки еще раз внимательно проверили расчеты, сгрудившись над толстой тетрадью.
- Мда, ты права, - вздохнула Джинни и вернулась на свое место. Устало потерев лоб тыльной стороной ладони, девушка заправила длинную прядь огненно-рыжих волос за ухо и погладила круглый живот.
Пэнси, замерев на месте, не сводила с подруги глаз; казалось, она даже дышать перестала. Все ее внимание было сконцентрировано на руках Джинни. Вот тонкие бледные пальцы коснулись черного кашемира свитера; вот девушка провела ладонью вдоль округлившегося за последние месяцы живота; вот она словно обняла его, своего еще не родившегося ребенка. Своего сына.
Хотя Джинни отказалась узнавать пол будущего ребенка, никто не сомневался, что первенцем у четы Поттеров обязательно будет мальчик.
Пэнси зачарованно следила за движением рук подруги; эти простые, казалось бы, жесты в последнее время приковывали к себе внимание мисс Паркинсон все чаще и чаще. Иногда девушка даже ловила себя на мысли, что ей интересно, каково это – быть матерью. Периодически, когда она засыпала в теплых и таких родных объятиях Рона, ей снились их дети. Почему-то они всегда были рыжими, как отец, но бледными, как сама Пэнси. В ее красочных снах малышей было двое, хотя внешне они были совершенно одинаковыми. Наверное, даже подсознательно Персефона понимала, что рождение близнецов весьма вероятно.
А утром она просыпалась с осознанием того, что ей опять приснился сон, такой живой и реальный, каким только может быть. Стараясь не разбудить любимого, она тихонько вылезала из-под теплого одеяла и бежала в ванную, где запиралась и включала воду, чтобы Рон не услышал ее плача.
Сидя на краю отделанной мрамором ванны, Пэнси рыдала навзрыд, отчетливо понимая, что в ближайшем будущем материнство ей не грозит. У нее работа, Рон вечно занят… Сколько раз она уже начинала разговор на эту тему! И что слышала в ответ? Они даже отношения свои официально оформить не могут, что уж говорить о ребенке!
И тем не менее, Пэнси продолжала мечтать о детях.
- Пэнс, с тобой все в порядке? – Джинни участливо коснулась плеча подруги, выводя ту из транса.
На бледном остреньком личике миссис Поттер читалось сомнение и переживание. Должно быть, Персефона позволила себе выпасть из реальности на несколько минут.
- Д-да, конечно, Джинни, - тут же нашлась Пэнси с ответом и, подарив подруге теплую улыбку, поинтересовалась, бросив быстрый взгляд на кипу бумаг на столе. – Мы закончили?
Джинни ответила улыбкой и коротким кивком. Девушки поднялись со своих мест и, предусмотрительно убрав все документы и письменные принадлежности со стола, оделись и, погасив свет, вышли на улицу.
**
Пэнси в нерешительности замерла в дверях своей же гостиной. Вся та решительность, которой девушка была преисполнена еще несколько минут назад, странным образом испарилась в одночасье. Остановившись в дверях и прислонившись плечом к дверному косяку, Персефона пыталась набраться храбрости для серьезного разговора с любимым. Для очередного серьезного разговора.
Неужели она не знала, что он скажет? Неужели за все то время, что пара вела эти бессмысленные переговоры, девушка так и выучила реплики своего молодого человека? Неужели она все еще верит, что сможет образумить его?
Клочок бумаги, плотно зажатый в тонких музыкальных пальчиках, уже успел пропитаться потом. Мокрый и изрядно помятый, он скорее напоминал кашицу, нежели чек из магазина, коим он и являлся.
Глубоко вздохнув, девушка шагнула в комнату. Пускай она уже не в первый раз поднимет столь важный для нее вопрос; пускай он, тот, кого она любит больше всех на свете, вновь ответит отказом на ее предложение; пускай он даже закричит или обидится на нее. Просто больше ждать она не могла. Ее терпение тоже имело границы.
Выпрямив спину, Пэнси грациозно приблизилась к письменному столу, стоявшему посреди гостиной. Рон сидел и что-то убористо писал в свитке, лежавшем перед ним. Судя по сосредоточенному выражению лица, документ, над которым сейчас работал мистер Уизли, представлял собой нечто очень важное. Самопишущее перо ловко скакало из стороны в сторону, фиксируя каждое слово, надиктованное заместителем главы Аврората.
Окруженный стопками книг и кипами бумаг и свитков, в своем любимом коричневом кардигане и потертых темных джинсах, Рон выглядел домашним и официальным одновременно. Небесно-голубые глаза уставились в потолок, а руки, сцепленные за спиной, поддерживали голову. Казалось бы, как такое сосредоточенное выражение лица может сочетаться со столь вальяжной позой? Рональд всегда был полон противоречий…
- «… в связи с поручением министра Магии», точка, - спокойно произнес молодой человек, и Самопишущее перо ловко записало за ним.
- Привет, - негромко произнесла Пэнси, приблизившись к Рону и нежно опустив руки ему на плечи. – Не отрываю?
Она кивнула в сторону пера и кипы документов на столе.
- Привет, - радостно протянул юноша, расплывшись в улыбке.
Он развернулся в кресле и, поднявшись в полный рост, заключил девушку в крепкие объятия.
- Как прошел твой день? – нежно промурлыкала Пэнси, по обыкновению чмокнув любимого в губы.
- До твоего прихода – весьма уныло, - усмехнувшись, ответил Рон.
Он не лукавил: все утро и полдня он потратил на составление нового приказа, соответствовавшего всем нововведениям, проведенным в министерстве за последние полгода. Гарри, занимавший пост главы Аврората, уже неделю бился над текстом, когда на помощь ему пришел его лучший друг и, по совместительству, заместитель, у которого составление официальных документов затруднений не вызывало.
- Надеюсь, мое появление и правда тебя обрадовало, - кокетливо улыбнулась Пэнси, подарив любимому еще один нежный поцелуй.
-Ты даже представить себе не можешь, насколько, - игриво промурлыкал Рон и крепко прижал к себе девушку. Улыбнувшись, он наклонился и поцеловал Персефону, напоследок слегка прикусив ее нижнюю губу.
Нервозность испарилась. После теплых объятий и нежных поцелуев Пэнси внезапно снова почувствовала ту уверенность в себе, которая, казалось, покинула ее на подступах к гостиной. Улыбнувшись любимому, она почувствовала его руки на своей пояснице. Женщина она, в конце концов, или нет?!
Конечно, она отдавала себе отчет в том, что разговор, начатый сейчас, явно испортит настроение им обоим, но другого выхода у нее просто не было. «Пан или пропал», мысленно заметила про себя девушка и, поддавшись порыву, страстно поцеловала молодого человека.
Должно быть, Рон разделял ее настрой; как только ее губы коснулись его, он тут же ответил на поцелуй. Его руки тем временем блуждали по спине девушки, словно за те пять лет, что они прожили вместе, он не успел изучить ее.
«Сейчас», подумала Персефона и, когда ей все-таки удалось разорвать поцелуй, она внимательно посмотрела на своего избранника. Девушка заглянула в его бездонные небесно-голубые глаза; когда она в последний раз смотрела на него так? Когда в последний раз дарила ему такие пронзительные взгляды?
Решимости теперь было достаточно – Пэнси чувствовала это каждой клеточкой своего тела.
- Рон, - тихо начала она, не отрывая глаз от россыпи карамельных веснушек на его носу, - нам с тобой нужно поговорить.
Конечно, она старалась сказать это как можно мягче; в глубине души она даже надеялась, что ее слова прозвучали немного кокетливо. Однако удивление, мигом отразившееся на лице Уизли, и та пара глубоких складок, что пролегли между бровями, явно говорили об обратном. Вскинув вверх левую бровь, молодой человек изобразил подобие улыбки и, указав в сторону письменного стола и двух стульев, стоявших друг напротив друга, произнес:
- Конечно, давай, - он галантно отодвинул ей стул, а сам расположился напротив.
Пэнси, все еще сжимавшая в руках липкий мокрый комочек бумаги, начала нервно теребить в руках перо, попавшее ей под руку.
- Милый, я знаю, что ты не очень любишь разговаривать, - издалека начала девушка, подняв глаза на молодого человека. – Но то, о чем я сейчас хочу поговорить с тобой, очень важно как для каждого из нас лично, так и для нас и наших отношений в общем.
Девушка сделала небольшую паузу, чтобы дать Рону возможность выразить свое отношение к происходящему. Но он лишь кивнул, предлагая ей продолжить.
- Любимый, мы уже не раз говорили с тобой о том, что нашим отношениям стоит развиться… во что-то, - она нахмурилась, стараясь подобрать нужные слова.
- … новое, так? – закончил за нее Рон, заглянув ей в глаза. Сейчас, пытаясь угадать ее мысли, он выглядел особенно забавно.
- Да, - улыбнулась Пэнси, надеясь, что сегодня вечером разговор наконец-то приведет к чему-то хорошему. – Рон, мне кажется… Эмм, тебе не кажется, что существует кое-что, что могло бы немного изменить сложившуюся ситуацию?
Ей было страшно. Страшно признаться в своих желаниях и в очередной раз услышать в ответ, что он еще не готов к этому. Мысленно скрестив пальцы, Пэнси продолжила:
- Эмм, это «что-то» могло бы сделать меня по-настоящему счастливой…
- А сейчас ты несчастлива? – вот она, мужская логика; бессмысленная и беспощадная. Девушка понимала, что Рон явно тянет, но неужели он еще не догадался, к чему она клонит?
Судя по всему, молодой человек либо не понимал, о чем речь, либо мастерски придуривался, потому что выражение лица мистера Уизли осталось таким же подозрительно-удивленным, что и пять минут назад, когда Пэнси только начала этот разговор. То есть, совершенно «нечитаемым».
Набрав побольше воздуха, девушка напряглась и на одном дыхании произнесла:
- Рон, я хочу ребенка!
Зажмурив глаза, Пэнси была готова ко всему: к крикам, возмущенным воплям, тихому уходу от темы… Но прошло, должно быть, секунд тридцать, а Рон молчал. Открыв глаза, Пэнси посмотрела прямо перед собой: молодой человек все так же сидел на своем месте и смотрел на нее. Только вот выражение его лица изменилось: он больше не выглядел удивленным или обеспокоенным; теперь на его лице читалось, скорее, непонимание и обида. Бросив на девушку взгляд исподлобья, он тихо встал из-за стола и, остановившись около окна, спиной к девушке, заговорил. Его голос показался Пэнси чужим; настолько бесцветным и глухим он был.
- Знаешь, Пэнси, я не могу понять… Ты говоришь, что хочешь ребенка, но ты себе и представить не можешь, что это такое, - он повернулся к ней лицом. – Ты была единственным ребенком в семье, а у меня одних только старших братьев пять штук. Ты можешь себе представить, насколько изменится наша жизнь с появлением ребенка?! Никаких больше твоих вечеринок, никакого шопинга раз в неделю! Никаких посиделок с девочками допоздна! – он уже практически кричал, перечисляя те лишения, которые ожидали беременную девушку.
А потом, словно обессилев, он махнул рукой и вышел из комнаты. В дверях он остановился и тихо сказал, взявшись за дверной косяк:
- Ты же сама к этому еще не готова, Пэнс, - и он вышел из комнаты, оставив девушку одну.
Плакать? Смеяться? Соглашаться? Не соглашаться?
Глубоко в душе Пэнси понимала, что в чем-то Рон прав – их жизнь и правда изменится, если они решатся завести ребенка. Но разве он не понимает, как это важно для нее?
Опустив голову на сложенные руки, Персефона заплакала.
