Побег

Глава 1

От автора: Это, конечно, не юмор, но надрыва тут, надеюсь, нет. Подобный фик я уже начинала писать, но он мне не понравился и я решила написать иначе, поэтому кому-то новый вариант, наверняка, покажется скучным, но уж не обессудьте - пишу, как хочу:):) Этот уже почти закончен, но выкладывать буду по кускам.

В общем-то, это - дань, одна из многих, моему непроходящему, маниакальному обожанию Сириуса Блэка. Пытаюсь выйти из очередного творческого кризиса, занимаясь бумагомаранием на свою любимую тему - пишу как могу - в силу своих скромных способностей Сразу предупреждаю - фик безпейринговый.

ЗЫ: просьба не спрашивать в отзывах про другие фики - я их не забросила, все, что я должна к фикатону закончить, я, разумеется, закончу. И не спрашивайте, почему я тот вариант не закончила - я очень рада, что кому-то нравилось, но я просто не могу дописывать то, что не нравится мне самой.


Даже самый лютый зверь имеет каплю жалости, а я не имею и, значит, я - не зверь.

( У. Шекспир, "Ричард Третий")

*****

Тюрьма Азкабан - это большая крепость на маленьком острове. Остров этот находится на севере Шотландии, так близко, что с верхней башни Азкабана видны знаменитые шотландские холмы - вид очень красивый и живописный, жаль, полюбоваться некому. Этот островок так мал, что даже если бы он не был скрыт от маглов, они бы его на карту ни за что не нанесли - ведь не наносят же они рифы и большие подводные валуны, а клочки суши такого ничтожного размера для них, считайте, те же валуны.

Островок, если бы кому-нибудь захотелось взглянуть на него сверху, будто разделен на две половины: одна - каменная, другая - лесистая. С восточной стороны берега острова скалистые, неприветливые и мрачные. Огромные острые камни и отвесные утесы стерегут подступы к острову, а волны и ветры безуспешно бьются в могучие каменные глыбы во время штормов и приливов. Сразу за скалистым массивом, если двигаться на запад, вы увидите единственную местную достопримечательность - крепость Азкабан. История ее таинственна и зловеща, а ее тайны стерегут каменные горгульи и клыкастые монстры, глядящие на остров сверху пустыми каменными глазами. Говорят, замок этот много столетий назад принадлежал одному темному магу Азку, который был не лучшим волшебником, но страшным негодяем. Каких только жутких историй о нем ни сохранилось - от нездоровой страсти к пыткам до кровавых жертвоприношений с расчленением младенцев. Впрочем, верить или нет - решайте сами, только помните, что в те темные времена в первом можно было обвинить любого удачливого воина, а второе подозрительно смахивает на выписку из обвинительных протоколов Инквизиции, о которой во времена Азка никто и слыхом не слыхивал.

Как бы там ни было, согласно легенде, мерзавство Азка было столь велико, что демоны Мрака дементоры однажды захватили его замок со всеми обитателями и попировали на славу. Азк, разумеется, принял от них страшную, мучительную смерть через поцелуй, а затем, когда его бессмысленная, пустая туша им надоела, был выброшен с восточных скал в бушующее море, куда до этого, не выдержав издевательств, кинулся не один десяток его крепостных - особливо женского пола. Затем, спустя какое-то время, в этот замок явились Слизерин и Гриффиндор - легенда гласит, что они, якобы, сокрушили дементоров и связали их страшной магической клятвой, пригрозив, в случае неповиновения, низвергнуть их обратно во Мрак, их исторгший. С тех пор они стали служить магам, которые, в свою очередь, дозволили дементорам жить на земле, и пообещали им пищу и вотчину. С тех пор замок Азка Злокозненнейшего превратился в темницу, дементоры занялись любимым делом и сделались сыты и довольны, а в магическом мире воцарилось подобие порядка. Ров и подвесной мост убрали в 19 веке за ненадобностью - министр Прауд решил отказаться от средневековой дикости, сказав, что мысль о рве угнетает, а с узников Азкабана вполне достаточно дементоров.

Такова восточная половина острова. Западная половина гораздо привлекательней - почти сразу же за крепостной стеной начинается жиденький лес, который заканчивается на западном берегу маленькой пристанью - пожалуй, самой страшной из всех пристаней, не смотря на аккуратный вид. Страшной, потому что к этой пристани люди причаливают умирать - сюда, под охраной авроров Министерства, подвозят будущих заключенных Азкабана.

В лесу на западной половине острова не водится никакая крупная живность - разве что крысы, полевые мыши, кроты, змеи и насекомые. Птиц на острове нету - ни лесных, ни морских. Любая птица скорее упадет в море, лишившись сил, или разобьется об острые камни, чем осядет в лесу рядом с Азкабаном.

Климат на острове плохой. Здесь всегда дует сильный ветер, почти каждый день идут дожди - когда проливные, когда мелкие, моросящие. Небо здесь затянуто темно-синими тучами или тоскливыми, серыми облаками. Остров магическим образом защищен от наводнений, волны и приливы не вымывают грубый, сероватый песок, здесь не случается оползней, хотя единственная дорога, ведущая через лес, вечно размыта, а мох всегда вязкий и мокрый. Солнце показывается здесь ранним утром и во время заката - где оно пропадает целый день - неизвестно, зато луна по ночам то и дело мелькает среди рваных туч.

Но узникам нет дела до красот острова, его легенд, флоры, фауны и ландшафта. Они не видят ничего кроме четырех плесневелых каменных стен грубой, средневековой кладки, толстой кованной двери и небольшой решетки в ней, через которую можно при желании выглянуть в темный коридор.

Крепость разбита на несколько секторов. Самый нижний - подвальные помещения - отведен во владение скудного тюремного персонала человеческого происхождения. Здесь время от времени появляется тюремный врач, здесь же находится кухня с поваром - толстым, циничным ирландцем, пьющим без просыху. Иногда, когда он напивается особенно сильно, он решается выползти на первый-второй этажи и, ползая по коридору, горланит севшим, спитым голосом:
- Давайте, ребята, не мучайтесь - сдохните побыстрее…. Избавьте нас всех от мучений! Не для себя - для вас стараюсь! Сдохните побыстрее, пожалуйста.

Но те, кто находится на первом и второй этажах, сдыхать как раз не собираются. Здесь помещают тех, кто обвинен в незначительных, но все же слишком нехороших проступках, от которых штрафом не отделаешься, и осужден на небольшие сроки - до 5 лет Азкабана. Дементоров на первом-втором этажах почти нет: они появляются не чаще одного раза в два дня, и не задерживаются подолгу около камер. Узников двух первых этажей Азкабана кормят служащие - для этого в Азкабане имеется два работника, задача которых трижды в день развезти по камерам тюремную баланду. Дежурство здесь пользуется у дементоров плохой славой - здесь не попируешь, и хотя счастливых воспоминаний тут хоть отбавляй, употреблять их без меры запрещается Магическим Уставом Азкабана. Этот Устав - самое неприятное в жизни дементоров. Он навешивает на них массу ограничений, которые они должны соблюдать согласно своей клятве. Например, согласно пункту 17 главы 3 Устава они не имеют права вступать в контакт с людьми-служащими и вообще попадаться им на глаза.

Поскольку дементоров на первом и втором этажах почти что нет, с ума тут никто не сходит. Каждый день узников выводят на прогулку в узкий тюремный двор, и хотя из-за высоких крепостных стен здесь видно только серое небо над головой, это уже лучше, чем ничего. Раз в два дня организуют мытье подогретой водой - магическим образом она опресняется и нагревается до разумной, комфортной температуры. Регулярно поставляют средства гигиены, да и кормят получше. Камеры здесь организованы иным образом, чем на верхних этажах: вместо одной из стен - той, что выходит в коридор - здесь решетки, с такой же решетчатой дверью. Благодаря этому, узники могут без особых проблем переговариваться друг с другом и даже знать в лицо своих ближайших соседей. Обычно все заключенные знакомы друг с другом по этажам: на этаже проводится перекличка, а затем, по предварительной договоренности, узники знакомятся друг с другом на прогулке.

Именно для первых двух этажей и держат в тюрьме подавляющую часть человеческого персонала - делается это для того, чтобы свести контакты узников с дементорами к минимуму. В общем и целом, условия жизни тут хоть и непростые, но все же терпимые, с ума тут никто не сходит и поэтому, когда повар ползает по коридору, умоляя их сдохнуть поскорее, они смеются, кривляются, швыряются в беднягу тем, что попадется под руку, и требуют, чтобы им налили того же самого.

Следующие два этажа отведены тем, чьи сроки значительно больше - до 20 лет, но все же ограничены. Тут все на порядок хуже - дементоров тут куда больше, еду по камерам развозят именно они, персонал же оставляет тележку с мисками и большой кастрюлей баланды в условленном месте - на площадке запасной лестницы - и спешит оттуда смыться. Смертность тут гораздо выше, как и процент психов - до конца своих сроков более или менее в сознании дотягивают немногие. Но все же, такие случаи - не редкость.

Но все это - цветочки. Даже волшебные палочки тех, кто осужден на ограниченные сроки, не ломаются, а складываются в специальное хранилище в сейф с номером заключенного, и возвращаются владельцу на выходе. Страшные истории про Азкабан основываются совсем не на противной, но терпимой житухе узников четырех нижних этажей, а на том, что выше. А выше - начиная с пятого этажа и заканчивая самыми верхними башнями - содержатся те, кто отправлен Визингамотом в бессрочное плавание. Сюда-то людей и привозят умирать, и чем быстрее это случится - тем лучше, потому что смысла в выживании у здешних заключенных нет. Здесь они проводят остаток своих дней, а будет он большой или маленький зависит только от них - от их здоровья, психического и физического, и от упрямства.

Камеры здесь меньше по размеру, темнее и холоднее - оно и понятно, даже магическим образом прогреть всю крепость невозможно, и чем выше вы находитесь, тем вам холоднее. С сыростью тут тоже никто не борется - во многих камерах капает с потолка, а сырые каменные стены покрываются плесенью. Примерно десятая часть заключенных умирает здесь от туберкулеза в первые год-два своего пребывания в тюрьме.

Тюремный персонал здесь не появляется вообще никогда, зато дементоров тут хоть отбавляй, а вот в Уставе о заключенных верхних этажей сказано, наоборот, преступно мало. Там сказано, что приносить им баланду следует первые три месяца трижды в день, независимо от того, едят они или нет. Далее, по прошествии трех месяцев, Устав предписывает дементорам кормить заключенного только в том случае, если он не отказывается принимать пищу - чтобы не переводить на психов зря ценнейшие продукты. Все остальное - прогулка на балконе площадью шесть квадратных метров в сопровождении дементора (но не чаще раза в неделю и не дольше получаса), душ раз в неделю, простейшие средства гигиены и прочие нехитрые радости жизни, Устав предписывает предоставлять только по требованию заключенного.

В этом смысле работы у дементоров здесь немного - редкий заключенный будет требовать себе прогулку или зубную щетку. Во всяком случае, после первого года заключения, об этом не просит никто.

Почти. Потому что в одной из верхних башен Азкабана вот уже 12 лет сидит человек, который упорно требует себе самых комфортабельных условий, которые только может предоставить ему тюрьма и, насколько это возможно в его положении, изводит стражей Азкабана своими капризами. Если бы у дементоров было чувство юмора, и если бы они могли говорить, то непременно отвечали бы ему: "Скажите, а нет ли еще чего-нибудь, что персонал Азкабана может сделать для вас?".

В Азкабане многие орут, особенно поначалу - зовут свою мать, воют, кричат "за что?" да "почему?", но, как правило, к концу второго месяца всякие вопли стихают, сменяясь тихой возней, бормотанием, легкими постукиваниями по стенам и прочими признаками отмирающего рассудка. И только этот узник - заключенный камеры номер 579 - орет стабильно каждый день, вот уже 12 лет. Но он не стонет и не вспоминает родителей. Он подходит к тяжелой, кованой двери, бьет в нее кулаком со всей силы и орет в маленькое, зарешеченное окошко, выходящее в коридор:

- Завтрак!
- Обед!
- Ужин!

Если бы дементоры были одухотворенными существами, они бы глубоко вздыхали и, понурившись, несли бы ему его баланду. А так они несут ее с гордо опущенными капюшонами, верные своей клятве соблюдать Устав.

Но и это еще все. Каждую неделю узник орет:
- Гулять! - и
- Мыться!

Каждые два месяца он орет:
- Зубной порошок мне!

Каждые полгода он орет:
- Щетку мне!

Дважды за время своего заключения - а тому уже минуло 12 лет - он орал:
- Подать новую робу!

И так далее. Он, конечно, сходит в ума - время от времени, скользя по коридору мимо его камеры, дементоры чувствуют, что там находится не человек, а какая-то зверюга - но уж больно медленный этот процесс. Правда, на общем фоне, этот узник кажется безумней всех прочих, потому что не только не желает умирать, но и продолжает жить полноценной тюремной жизнью вот уже 12 лет, ожесточенно цепляясь за свой рассудок.

На остров его привезли совсем мальчишкой. Он не сопротивлялся. На внешние раздражители не реагировал, не разговаривал, ничего не подписывал, никого ни о чем не умолял, смотрел в одну точку и плохо держался на ногах. Начальник тюремного архива, занося его в картотеку, покачал головой и сказал, что парня, похоже, свел с ума один только приговор. Все были уверены, что он не протянет в верхней башне и месяца.

Мальчишку завели в камеру. Он лег на нары на живот, уткнувшись лбом в подушку - плотный комок грязной ваты. И пролежал так неделю: не шевелясь, не разговаривая, не принимая пищи - без сна и жалоб. В конце недели он отключился и проспал двое суток. Проснулся в холодном поту с криком "Джеймс!", и резко сел на нарах, судорожно вцепившись с края тонкого шерстяного пледа, побитого молью. Так он просидел еще 3 часа, тяжело дыша и безумно вращая глазами. К вечеру он успокоился, будто принял важное, непоколебимое решение, и позже умял весь свой ужин со страшной скоростью, и с тех пор не пропустил ни одной кормежки.

Ко всему можно привыкнуть - даже к дементорам и к их магии. И узник 579 привык. Ему стало все равно - главное, не опуститься и прожить подольше: он ел, чаще всего через силу, несколько раз требовал, чтобы его обрили, требовал, чтобы ему дали помыться - и его вели в маленькую комнатку с деревянным полом и обливали там ледяной водой, требовал себе новую одежду и постельное белье, плед на зиму поплотнее и многое другое. Он требовал все подряд и постепенно, за 12 лет, точно выявил, какие из его требований удовлетворяются, а какие нет.

Он обжил свою камеру. Мелкими камнями и мусором, который удалось подобрать, он забил течи в потолке. Этот мусор он тщательно собирал, сгребая его при помощи клочка своей робы, в угол камеры. Затем он отделял то, что может пригодиться от песка и пыли, и раз в месяц требовал вынести бесполезный мусор. Ногтями он соскоблил со стен плесень и мох - зеленые насаждения, конечно, придавали камере некоторую живость, зато и сырости тоже способствовали, а сырость - верный путь к туберкулезу.

Он старался побольше двигаться, чтобы избежать дистрофии и атрофирования мышц. А еще он, на всякий случай, написал на стене угольком свое собственное имя. Чтобы не забыть. Из соображений упрямства.

Сириус Блэк.


Глава 2

В маленькой съемной квартирке в Лондоне нынче было шумно. Разношерстная компания молодых людей - не старше двадцати лет - сегодня праздновала полугодовой юбилей одного маленького мальчика. Его мать - совсем еще девчонка - держала его на коленях и смеялась громче всех. Молодые люди выпили за здоровье именинника лишнего и уже четвертый раз желали его счастливым родителям долгих лет жизни, что звучало довольно нелепо, если учесть их юный возраст. Была здесь и еще одна счастливая пара, и тоже с ребенком на руках: Лонгботомы праздновали юбилей своего сына вместе с Поттерами. Шумная компания гуляла уже около 6-ти часов и останавливаться не собиралась - холостые юноши сходили за добавкой, не испугавшись холодной, зимней вьюги за окном, и, не смотря на поздний час, спать никому не хотелось.

Только один из присутствующих веселился как-то вымученно, и сколько бы он себе не подливал, легче ему не становилось. Будто какая-то тягостная, навязчивая мысль не давала ему покоя.

- Джеймс, в чем дело? - тихо спросил своего лучшего друга Сириус Блэк. Джеймс поморщился.

- Почему ты, когда пьешь, все мешаешь в одну кучу? - сказал он, чуть отстранившись, - Несет от тебя какой-то поганой алкоголической смесью.

- Это мой одеколон, - пожал плечами Сириус, промазал вилкой мимо куска мяса и опрокинул рукавом стакан, - Он французский. "Пьяр Марден"…ни то "Къяр Берден"…как-то так.

- Гадость какая, - пробормотал Джеймс, уставившись в тарелку. Сириус опять пожал плечами, мотнул головой и допил свой виски. Затем он снова обратился к Джеймсу.

- А девчонкам нравится. Я вообще не пойму - почему я веселюсь, а ты - счастливый папаша - сидишь с таким видом, как будто у тебя все родственники умерли в один день? - в этот момент Фрэнк Лонгботтом засмеялся чему-то в голос, и Сириус, хотя шутки не расслышал, засмеялся вместе с ним. Джеймс тяжело вздохнул, толкнул Блэка локтем в бок и шепнул:

- Пошли на кухню, пьяная твоя морда. - и с этими словами он поднялся из-за стола.

- М…надо не завалиться по дороге. А где кухня? - Сириус тяжело встал, опираясь на плечо Римуса Люпина, вышел из-за стола и пошел за Джеймсом.

- Вы куда? - крикнула вслед Лили.

- Сейчас, - отмахнулся Блэк.

На кухне царил ужасающий беспорядок. Дело не только в горах посуды, выросших после смены первых блюд, и следах кулинарных экспериментов Лили в виде подпалин на потолке. Кухня служила Поттерам кладовкой - Джеймс хранил здесь свои старые метлы, магловские лыжи своей жены и санки Гарри, в которые любил запрягать Сириуса. Также здесь стопками стояли старые цветочные горшки, вёдра, швабра, коробка со старой обувью и два ящика отвратительного, жесткого, безвкусного печенья, которым Джеймсу выплатили недостачу по зарплате.

Джеймс подошел к раковине и включил воду.

- Садись, - он указал Сириусу на маленькую табуретку, а сам закатал рукава и склонился над раковиной. Умывшись, он вдруг произнес:

- Помнишь нашу вылазку на прошлой неделе? В Литл Кампинг, к старому особняку Эйвери? - Блэк пару раз растеряно моргнул, - Давай вспоминай. Ты шел с черного хода, мы с переднего….ну? - Сириус пару секунд соображал, затем решительно кивнул.

- Ты тогда чуть Аваду от Нотта не словил. Я помню. Чтобы я забыл такую драку надо что-нибудь покрепче, чем полтора….

- Черт, Сириус. Я вышел оттуда - а у меня вся спина от страха мокрая, - выпалил Джеймс, прервав пьяное бормотание друга.

- Ну и что? У меня тоже. Главное, что не штаны. А спина - это все ерунда, никому не видно. - весело отозвался Блэк, и, чуть не потеряв равновесие, махнул рукой, будто прогоняя мысль о мокрых штанах. Джеймс резко развернулся и схватил Блэка за воротник:

- Слушай, придурок, с тобой сейчас можно говорить серьезно, или ты невменяем? - Сириус перевел взгляд со своего воротника на Джеймса и кивнул. - Ну какие, к черту, штаны? Ты не понимаешь, о чем я тебе толкую?

- Понимаю, - снова кивнул Блэк, - И я тебе об этом же самом толкую. Ты чуть не обделался от страха, но ведь не обделался. В этом храбрость и заключается - когда никто кроме тебя не знает, как тебе страшно на самом деле. А ты себя трусом счел. - Джеймс отпустил воротник Сириуса и сел рядом на стол.

- Не в этом дело. Я после рождения Гарри все время боюсь смерти. Боюсь погибнуть во время вылазки, упасть с лестницы и сломать шею….- сказал он, глядя в маленькое окошко на ночную, зимнюю вьюгу. - Думаю - погибну, а что с ними? Куда им податься?

- У Лили есть родственники. - неожиданно серьезно ответил Сириус. Джеймс обернулся.

- Шутишь? Я этим родственникам даже Лунатика в его лучшем виде не доверю - из жалости к нему. Я говорил с мужем ее сестры - предложил сыграть в квиддич на одни ворота. Теперь они вообще с нами не желают иметь никаких дел. К тому же они маглы.

Они надолго замолчали. Джеймс снова уставился в окно, а Сириус - на собственные ботинки. Голова работала очень плохо, медленно, все, что Джеймс говорил, звучало будто издалека - глухо и размеренно. Как из могилы. Блэк вздрогнул и тряхнул головой, прогоняя эту дурацкую ассоциацию.

- Ты только глянь. - Джеймс соскочил со стола, подошел к двери и стал смотреть сквозь стекло на шумную компанию - Фрэнк как раз размахивал огромными руками и рассказывал какой-то неприличный анекдот, а Рет Каут, толстый парень с Хаффлпафа, облился вином и грязно выругался, не забыв сразу же извиниться перед дамами. - Во Рет дает, - усмехнулся Джеймс - у него каждое второе слово - матерное, а каждое третье - "Простите, девочки".

Сириус поднялся с табуретки, нетвердым шагом подошел к двери, оперся на косяк и взглянул на Джеймса. Тот, не отрываясь, смотрел на свою жену и на то, как она запихивает ложку какой-то густой гадости в рот Гарри, а тот отворачивается, морщится и сучит руками.

- Если со мной что, Блэк, оставляю их на тебя. - произнес он. Сириус от неожиданности вздрогнул. - Я говорю, если я погибну - позаботься о них. - Блэк судорожно сглотнул. Шум и муть из головы будто испарились - слова Джеймса прозвучали звонко и отчетливо. Он на мгновение замер, а потом усмехнулся.

- Ты тупое парнокопытное, Поттер. Что с тобой станется? - Блэк беззаботно махнул рукой и отвернулся. Джеймс схватил его за плечо.

- Запомни - если меня или нас с Лил обоих не станет, ты должен вырастить Гарри. Вырастить, как своего. - Сириус, в раз протрезвевший, кивнул, со страхом глядя Поттеру в глаза.

- Хорошо, выращу. Как своего. - повторил он. - Честно!

Слова зазвучали будто не в ушах, а прямо в голове. Звук нарастал, креп, эхом разносился вокруг. "Выращу, выращу, выращу" звенело в голове, "Выращу как своего". "Как своего"….

Сириус Блэк вздрогнул и проснулся, резко сев на нарах. Руки мелко тряслись. Под потолком камеры гудел ветер, проникающий сюда через узкую щель в верхнем углу, оставленную для проветривания. В эту щель он увидел светло-серое, тоскливое небо.

За стенами Азкабана наступила ветреная, чахоточная зима. Блэк зябко поежился, закутался поплотнее в плед и попытался снова уснуть. Но сон не шел - обещание, данное когда-то давно в пьяном угаре другу, напророчившему свою смерть, по-прежнему звучало в его голове. "Выращу, как своего". Выращу. Блэк горько усмехнулся - Гарри Поттер уже почти совсем вырос и безо всякого участия с его стороны.

Он полежал на боку еще какое-то время, пялясь в каменную стену, а затем откинул плед, резко вскочил с нар, и, по привычке стукнув кулаком по двери, рявкнул в зарешеченное окошко:

- Завтрак!

Слабое эхо быстро разнесло его голос по темному тюремному коридору.



Глава 3

Спасибо всем за отзывы:) Воланда, вряд ли...я про Люциуса - это ж Англия все-таки, а места на нижних этажах для маленьких сроков, а не коммерческие камеры. Хотя, по логике, Люц до суда должен именно там находится... Леди, юмор грустный, потому что грустно это все, но сопели размазывать не умею и не люблю, поэтому так...не пойми что.






"Руки ваши, Блэк, по самый локоть в крови. Честно сказать, рассчитывал на Поцелуй, но, видимо, в другой раз". Так сказал ему на выходе из зала суда Барти Крауч.

Времени на раздумья у Сириуса было полно. Он много думал о насущном - о том, бытие ли определяет сознание или наоборот, о том, каково действие информационного поля, почему люди не летают как птицы и о многом другом. Воспоминаниям он предавался редко - на хорошие вообще наложил вето, потому что если изводить себя ностальгией по утраченной молодости запросто можно свихнуться и безо всяких дементоров. Но кое-что он все же вспоминал. Барти Крауч был, конечно, не прав, но все же не так чтоб совсем. Не по локоть, а, скорее, до запястья.

На совести Сириуса Блэка было четыре трупа. Хотя почему "на совести"? Он не раскаивался. Во-первых, потому что по его глубокому убеждению эти трупы свою смерть заслужили. Во-вторых, он находился при исполнении. В-третьих, это были его враги, а Сириус полагал, что врагов надо уничтожать без жалости и сомнений - убить его прежде, чем он тебя. Все эти разговоры об уважении к врагу и о милосердии были для него пустым звуком - болтовней, сопливой демагогией домашних мальчиков, любящий рассуждать о всепрощении лежа на диване с номером "Пророка" в руках.

Он проработал аврором всего два года, но за это время у него сложилась определенная репутация. Когда захват было необходимо произвести осторожно, когда кто-то из врагов обладал ценной информацией или ему было отведено место в дальнейших планах Министерства, Сириуса Блэка оставляли на улице для подстраховки. Когда же речь заходила о штурме, и было сказано, что живых оставлять необязательно - вот тогда его назначали руководителем операции.

Он ни разу не использовал магию для убийства.

Первым был некий Макнайр - ублюдок, незаконорожденный сын Макнейра. Они с еще двумя прихлебателями Волдеморта заперлись в старом свинарнике - дело происходило загородом - и держали оттуда оборону. Когда же авроры прорвались внутрь, драка завязалась врукопашную, безо всякой магии, потому что в свинарнике было слишком мало места и слишком темно - велик был риск попасть заклинанием в своего. В пылу драки Блэк схватил здоровенный камень с земли и проломил им Макнайру череп. Макнайр скончался на месте, не приходя в сознание.

Вторым стал Розье - это произошло как раз за год до падения Волдеморта. Тут все было более ювелирно - авроры штурмовали один из его фамильных особняков. Места там было - хоть отбавляй, но Розье это все равно не спасло - он отбросил Блэка в стену, тот при падении разбил лицо и пришел в такую ярость, что позабыл все заклинания. С рёвом он кинулся на Пожирателя, который как раз собирался заавадить одного из авроров, и ударил его острием волшебной палочки в печень. Розье умер до прибытия целителей.

Третьим был некто Карс - имени Сириус не знал. Да и фамилии, признаться, тоже - узнал только после опознания и установления личности убитого. Этого он задушил. Волшебную палочку он выронил, поэтому запрыгнул на Карса со спины и душил его до тех пор, пока тот не умер.

Как звали последнего Сириус не знал. Бились в доме маглов, которых неизвестный прикончил за несколько минут до прибытия авроров. Покойный магл, видимо, грозил неизвестному ружьем, которое, к счастью, оказалось заряжено и именно оно, с легкой руки Сириуса, неизвестного и прикончило. Блэк находил это забавным - вероятнее всего, покойник относился к магловскому оружию чересчур пренебрежительно. Опознать труп не удалось - он попал неизвестному в лицо.

Таковы были заслуги Сириуса Блэка перед Министерством. Он вспоминал о них не потому, что раскаивался и уж тем более не потому, что считал свое заключение возмездием за эти убийства. Этими воспоминаниями он заполнял бреши в своих раздумьях - чтобы в голове не образовывалась пустота, иначе туда может полезть ностальгия по детству, школе, и старым друзьям. Кроме того, воспоминания об убийствах при исполнении не были счастливыми, но, в то же время, приносили глубокое удовлетворение.

Резко похолодало. Подступила паника, в голове сделалось пусто и страшно. Он сглотнул комок, вставший в горле, и поплотнее закутался в плед - в конце концов, он к этому давно привык. Паника, трясучка и тяжелая, гнетущая депрессия означали, что по коридору в темноте скользит дементор. За годы заключения он выработал тактику поведения с ними - с жуткой тоской, безнадежностью и страхом он боролся при помощи визуализации. Поначалу он просто повторял про себя, что это все неправда, весь этот страх ненастоящий, это всего лишь магия дементоров. Говорил сам себе, что он либо сбежит, либо его дело пересмотрят - кто-нибудь подсуетится, возмутится, докопается до истины, и вовсе не все самое лучшее у него осталось позади. Но магия на то и магия, что эти утешения ему мало помогали. Ужас и безысходная, гнетущая тоска вызывали панику и от этого мысли в голове путались и придумывать речь для самого себя с каждым разом становилось все труднее. Поэтому теперь он прибегал к визуализации - ложился на спину, закрывал глаза и воображал себе какой-нибудь предмет. Например, салатную миску. Представлял, какова она на ощупь, какая у нее форма, что на ней нарисовано. Вертел ее и так и сяк в своем воображении, и непременно отбрасывал любые ассоциации с теми салатными мисками, которые он видел до этого - она непременно должна была быть новая, придуманная с нуля. Так он лежал, не шевелясь, и старался дышать глубоко и размеренно, игнорируя панику и страх.

Сегодня он визуализировал сахарницу. Он как раз дошел до узоров на крышке, когда услышал лязг и скрип ржавых дверных петель. Он открыл глаза и развернулся лицом к двери - в проеме, со связкой ключей в длинных, будто покрытых проказными струпьями пальцах стоял дементор. "Выйди" прозвучал у Сириуса в голове приказ тюремного стража, и Блэк послушно слез с нар и вышел в коридор.

Коридор башни был довольно короткий и заканчивался узкой винтовой лестницей непомерной длины. Дементор шел впереди. Блэк старался не смотреть на черное, развивающее тряпье, парившее перед ним, и сосредоточился на ступеньках лестницы - узеньких и таких скользких, что навернуться и сломать себе шею на них не составляло никакого труда. Едва ли дементор его подхватит в случае необходимости. И это замечательно, с усмешкой подумал Блэк, потому что сломать шею гораздо приятней, чем прикоснуться к этим серым, склизким ладоням. Он брезгливо поморщился и вновь сосредоточился на ступеньках.

Миновав лестницу, они свернули направо и долго шли по коридору, слабо освещенному факелами. Когда до цели оставалось совсем немного, Блэк, наконец, сообразил, что к чему - его привели фотографироваться. Колдография с него снималась каждый год и подшивалась к делу. Правда, каждый раз дата фотосессии менялась.

- Вот черти! - хрипло рассмеялся Блэк и закашлялся, - Не могли сказать заранее? Я бы красоту навел.

Его голос прозвучал в каменном коридоре резко, громко и противно как воронье карканье. Дементор шутки не понял - он распахнул перед Сириусом толстую деревянную дверь и пропустил узника внутрь.

Местная фото-студия представляла из себя маленькую и совершенно пустую комнатку. Из мебели здесь были только низенькая табуреточка и треножник с волшебной фотокамерой. Зато здесь было то, чего не было в других помещениях - человек. Маленького роста, полный молодой человек с козлиной бородкой, жидкими усиками и мелко трясущимися от страха руками. Сириус удивленно уставился на фотографа.

- А где Бат? - фотограф вздрогнул и уронил какую-то бумагу, судя по всему - список заключенных, которых он должен был сегодня сфотографировать. Обычно в Азкабане фотографировал некий Бат Стемплер - старый алкоголик, невпечатлительный и циничный. Работы у него давно не было, а тому, кто согласится пофотографировать в Азкабане, платили очень хорошо. Такую сумму можно было долго пропивать и хотя, по его собственному признанию, Бат всю жизнь гнал огневиски, пришлось ему овладеть искусством обращения с фотокамерой. Бат был простой человек, с огрубевшим, но добрым сердцем и с ним можно было поговорить - хотя бы те несколько минут, что длилась фотосессия.

- Ч-что? - заикаясь, промямлил новенький, отрываясь от своих бумажек.

- Где Бат Стемплер? - терпеливо повторил Блэк.

- Он…у-умер. - пискнул парень, - Умер в прошлом году. Сердце…так мне сказали. - Сириус ничего не почувствовал. Он равнодушно пожал плечами и произнес:

- Жалко. А ты кто такой?

- Бакки… - тихо сказал фотограф и принялся возиться со своей фотокамерой.

- Бакки?! - Блэк расхохотался, - Ну и тупое же у тебя имя! В школе не дразнили, а?

- Я сквиб, - надувшись, ответил Бакки. Он немного осмелел - видимо понял, что заключенный 579 вполне в своем уме и не собирается растерзывать его на кусочки.

- Еще и сквиб. - неделикатно поморщившись, заявил Блэк, - Ты женат? - Бакки кивнул в ответ. Затем подошел к большому белому пакету, прислоненному к стене, и вынул оттуда деревянную табличку с тюремным кодом и номером 579. Когда он наклонялся, из его кармана выпала маленькая металлическая пластинка, которую он торопливо подобрал, сдул с нее пылинки и положил на место.

- Тюремный жетон? - спросил Блэк. Бакки снова кивнул. Тюремный жетон выдавали всем посетителям и некоторым служащим тюрьмы в обмен на документы, которые возвращались им на выходе. - На твоем месте я бы вцепился в него мертвой хваткой и выпустил бы из рук только дома. А то посеешь, и тогда рабочий день твой может затянуться…. - Блэк оскалился и убрал с лица длинные, черные патлы. Бакки передернуло и он, стараясь держаться от Сириуса подальше, передал ему табличку с номером.

- Поднесите к лицу, пожалуйста. - Сириус поднес. - Уберите с лица волосы и смотрите в объектив. - Сириус послушно выполнил просьбу фотографа, склонил голову на бок и улыбнулся. - Не улыбайтесь, пожалуйста.

- Это почему? Улыбка некрасивая?

- Не положено. - буркнул Бакки.

Пара секунд ожидания, треск в фотокамере и Бакки разогнул спину.

- Готово. Я закончил. - с этими словами он взял с табуретки список и зачеркнул в нем одно имя.

Блэк кинул ему обратно табличку с номером и, заведя руки за спину, направился к двери, где его поджидал сопровождающий дементор. На пороге он обернулся и сказал:

- Придешь домой, Бакки, расскажи своей жене за ужином, что Сириус Блэк никогда не убивал 13 маглов. Хотя… - Бакки замер в полусогнутом состоянии и изумленно воззрился на Сириуса, - Хотя не скажу, что он вообще никого не убивал. - Блэк оскалился, подмигнул опешившему фотографу и быстро вышел из комнаты.



Глава 4

К определению свободы стремились многие выдающиеся умы - куда более выдающиеся, чем Сириус Блэк. Но обратиться к результатам их измышлений и плодам их трудов он не мог. Поэтому, путем длительных, мучительных раздумий, он выработал единственно верное определение, идеально подходящее для его случая.

Свобода - это возможность выбрать место своего пребывания, продукт своего питания, место оправления нужды и выражение лица. Каждая из этих составляющих свободы ограничена - не только для него - но и для всех остальных. Так, например, пребывать можно не где угодно - за пределами солнечной системы не сможет находиться даже самый свободный человек на свете. Питаться тоже можно не всем, а смена выражения лица ограничена физическими возможностями лицевых мышц и даже самый свободный не сможет заглянуть себе в ухо без помощи посторонних предметов.

Исходя из этих соображений, получалось, что Сириус в определенной степени свободен. Он может выбирать место своего положения внутри камеры, может выбирать из тюремной баланды то, что считает наиболее вкусным, а морды может корчить какие пожелает - жаль, оценить некому.

Или все-таки есть ценители?

______

- Бартоломью, нельзя ли побыстрее с этим покончить? - тихонько сказал невысокий человек в котелке своему долговязому спутнику. Бартоломью Перкинс числился начальником Азкабана, хотя видели его в тюрьме не чаще раза в месяц, а также во время министерских инспекций, подобных этой. Однако эта от всех прочих отличалась. Вот Сириус Блэк не далее как сегодня утром недоумевал, с чего бы это он проснулся в таком славном расположении духа, а ответ, между прочим, лежал на поверхности. Всех дементоров выгнали из замка и поставили на улице по периметру крепости, чтобы они своим видом и запахом не портили пищеварение высокому начальству, прибывшему нынче в Азкабан. Сегодняшнюю инспекцию производил лично министр Фадж. "Это вызвано…необходимостью" - так он объяснил Перкинсу, пребывавшему в растерянности по такому случаю, свое личное участие в проверке. На самом же деле, полторы недели назад в Министерство поступила жалоба от Патрика Гойла, которого задержали за незаконное хранение темномагических артефактов и препроводили на первый этаж Азкабана до выяснения обстоятельств. Он жаловался на нечеловеческие условия содержания, на нарушение презумпции невиновности, отвратительную еду, при приготовлении которой не учли особенностей его желудка и на многое другое. Огромное письмо с полным перечнем претензий мистера Гойла легло в понедельник утром на стол министра Фаджа, и не просто легло, а стараниями Люциуса Малфоя, который, судя по красивому почерку и высокопарному стилю изложения, его и составил. Даже не потрудился дать Гойлу его переписать - Фадж сам слышал, как, выйдя из его кабинета в коридор, мистер Малфой заявил Патрику, что ни за что не позволил бы ему испортить такой прекрасный, грамотный текст своими каракулями. Но что поделать? Жалоба поступила, ходатайство Люциуса Малфоя тоже поступило, скандал возник и грозил разгореться в полную силу, и поэтому министру Фаджу пришлось срочно инспектировать Азкабан.

- Как скажете, министр. - учтиво склонив на бок продолговатую, яйцеообразную голову, произнес Перкинс, - одну камеру верхних башен осмотрим и все. Какую предпочтете?

- Ах, Барти… - тяжело вздохнул министр, снимая котелок и вытирая платком вспотевшим лоб, - моя бы воля - никакую. А так - на твой выбор. Только давай кого-нибудь поразумнее, а то не хочу опять слушать про слепых мышек….

Перкинс кивнул, свернул направо и жестом пригласил министра следовать за ним. Они дошли до узенькой винтовой лестницы, и Фадж, окинув ее взглядом, страдальчески охнул.

- Опять карабкаться…. Я уже слишком стар для всего этого. - Перкинс изобразил на лице несогласие и недоумение, - Да-да, Барти. Я неплохо сохранился, но вот колени…и ничего не помогает. Мучаюсь от ревматизма, как обыкновенный магл. - кряхтя и охая, министр поднимался вслед за Перкинсом по лестнице, ведущей в верхние башни тюрьмы.

Поднявшись, они несколько минут стояли на лестничной площадке, и Перкинс терпеливо ждал, пока высокое начальство справится с одышкой. Министр же снова утер лоб платком, надел на голову котелок и кивнул.

- Ну пошли, Барти. Кого ты мне покажешь?

- Сириуса Блэка, сэр. Он находится в камере номер 579.

Фадж остановился, как вкопанный. Он с изумлением воззрился на Перкинса, что-то соображая, и брови его поползли вверх.

- Сириус Блэк? Барти, я же просил кого-нибудь понормальней! - надрывно воскликнул Фадж, в отчаянии всплеснув руками, - Блэк сидит уже где-то…13 лет! Я думал, что его уже давно нет в живых!

- Жив, - кивнул Перкинс, - и прекрасно себя чувствует. Сидит 12 лет, с вашего позволения, и пока что он - самый нормальный из наших пассажиров, обитающих на верхних этажах.

- Правда?

- Блэк - своего рода феномен. Он…Да, впрочем, что это я? Следуйте за мной, господин министр, сейчас вы и сами все увидите.

Перкинс быстро зашагал по короткому коридору Северной башни, остановился перед массивной, кованой дверью и вынул ключи. Фадж не разглядел в темноте, что он сделал, но узкое, зарешеченное окошко на двери расширилось и находилось теперь как раз на уровне лица министра.

- Блэк! К тебе пришли! - рявкнул Перкинс и отошел в сторону, - Прошу, министр, общайтесь, сколько пожелаете. - ироничная, нехорошая улыбка тронула узкие губы Перкинса, но Фадж этого в темноте не заметил. Он подошел к окошку и заглянул внутрь.

Камера 579, как, впрочем, и подавляющее большинство камер в Азкабане, была плохо освещена. Единственными источниками света была узкая, зарешеченная щель под потолком, оставленная, видимо, для проветривания да это самое пресловутое окошко на двери, через которое в помещение проникал тусклый свет факелов, висящих в коридоре.
В этом тусклом свете Фадж увидел худого человека, сидящего на нарах по-турецки. Лица его не было видно, но вот узник заправил за ухо длинные, спутанные патлы и в темноте сверкнули его глаза. Жутковатое зрелище - только по этому лихорадочному, нездоровому блеску и можно было догадаться, что в камере сидит живой человек.

- Сириус Блэк? - осторожно спросил Фадж. Узник не отреагировал - он продолжал внимательно рассматривать лицо министра. - Я - ми-ни-стр Ма-гии, - отчаянно артикулируя, громко и по слогам принялся объяснять несчастный инспектор, - КОР-НЕ-ЛИ-УС Ф-А-Д-Ж, - еще громче и медленней произнес он. - А ВЫ - СИ-РИ-УС Б-Л-Э-К! - Фадж услышал, как Перкинс подавил смешок. А что смешного? Он министр, а не психиатр и не обязан знать, как правильно общаться с сумасшедшими.

Сириус Блэк насмешливо склонил голову на бок и развернулся к двери в анфас. Министр смог разглядеть его лицо - бледное, невероятно худое, с впавшими щеками и горящими глазами. Лицо казалось совершенно неподвижным - тонкая кожа так туго обтягивала кости, что, казалось, улыбнись Блэк, и она лопнет. Будто в гладкий, мертвый череп вставили два живых, блестящих глаза.

- ВЫ - С-И-Р-И-У-С Б-Л-Э-К, - повторил министр, стараясь не концентрироваться на лице заключенного.

- О-па, - вдруг хрипло гаркнул Блэк, - Первая хорошая новость за 12 лет! - Фадж от неожиданности подпрыгнул. Голос был похож на воронье карканье, только ниже…хриплое, низкое воронье карканье, будто Блэк всю свою жизнь пил горькую и курил крепчайший табак.

- Эм… - министр замялся. О чем говорить с Сириусом Блэком он не знал. - КАК. ВАШЕ. СА-МО-ЧУВ-СТВИЕ?! - еще громче, не переставая артикулировать и помогать себе руками, спросил Фадж. Блэк поморщился.

- Сэр, не надрывайтесь, а то лопните. - как ни в чем ни бывало, произнес Блэк, - Я ведь спятил, а не оглох.

Перкинс, стоявший сбоку от Фаджа у стены, деликатно кашлянул, стараясь скрыть таким образом смешок. Министр растерялся, но Блэк избавил его от необходимости задавать следующий вопрос.

- Рад, что вы спросили про самочувствие. Тут слишком темно - от этого портится зрение, - Блэк принялся загибать пальцы, - слишком сыро - от этого болят суставы, слишком много сквозняков - от этого случается туберкулез, слишком плохо кормят - от этого случается язва и портится желудок… .- он резко замолчал и уставился на Фаджа, - А почему вы, собственно, не записываете? Я ДЛЯ КОГО ТУТ РАСПИНАЮСЬ?! - яростно рявкнул он. Фадж вздрогнул и на шаг отступил от двери.

- Не сметь грубить Министру Магии! - гаркнул Перкинс, выходя из тени и заглядывая в окошко. Блэк взглянул ему в глаза и деланно писклявым голосом проговорил:

- А то что? Поцелуешь? - Блэк сложил губы бантиком и закрыл глаза. В общем-то, он был прав - дальше того, куда он уже залез, бывает только Поцелуй дементора, и никаких других наказаний для него не предусмотрено.

- Чертов псих. - буркнул Перкинс и отошел от окошка. Блэк хрипло рассмеялся.

- Пойдемте отсюда, Барти. - чуть дрожащим голосом сказал Фадж. Перкинс кивнул.

- Подождите. - произнес Блэк, - У вас тут еще читальни нет. Министр, у вас случайно не завалялся где-нибудь в кармане дамский роман?

- Нет, Блэк. - резко ответил министр, - У меня только номер "Пророка".

- Сойдет. Я надеюсь, там все еще печатают кроссворды? Сто лет их не разгадывал. Кидайте его сюда! - Фадж вопросительно взглянул на Перкинса и тот утвердительно кивнул, разрешая отдать узнику газету. Фадж подошел к окошку и уже собирался просунуть между прутьями номер "Пророка", но Блэк его остановил:

- Кидайте. А руку сюда не просовывайте - отгрызу. - без тени улыбки произнес он.

Газета упала на пол около двери, а министр развернулся на каблуках и поспешил прочь. Перкинс кинулся за ним.

Уже после инспекции, прощаясь на пристани, Фадж сказал Перкинсу, горестно качая головой:

- Я ведь помню его мальчишкой, когда он учился в школе. Неприятный был ребенок… - министр замолчал, подыскивая подходящих эпитет, - Распущенный такой, несдержанный, капризный. А как подрос, так и вовсе превратился в сущий кошмар - заносчивый и жестокий был мальчик. Ох, Мерлин… - тяжело вздохнул Фадж, залезая на борт лодки, - Могли бы и сразу догадаться, да кто же знал….

Перкинс стоял на пристани еще около пяти минут, учтиво кивая головой и махая рукой вслед лодке. Затем он сплюнул в серый песок, развернулся и быстро зашагал в сторону крепости.



Глава 5

/Жесточайшее АУ, братья мои.:):):):) В книге сказано, что Сириус сбежал, когда дементор открыл дверь, чтобы его покормить, но это мама Ро загнула, имхо. Просто смешно - вы подумайте, что было бы, если бы в тюрьме, даже волшебной, каждый раз при кормежке открывали двери. Для кормежки в дверях есть специальное окошко, так что в этой части я малеха поменяла канон. И еще - тоже жесточайшее АУ. В каноне сказано, что Сириус видел, как Барти Крауча дементоры ПОХОРОНИЛИ, но я лично не могу представить себе дементоров с лопатами, заботливо копающими могилу. Может, они еще своими руками надгробный памятник соорудили? И в землю закопали и надпись написали. И речь произнесли. Так что в моем варианте событий Сириус, сказав, что Барти похоронили, просто пощадил бедные гаррины нервы/





На гладком камне в углу около двери Сириус Блэк вёл календарь. Эту привычку он завел еще в первый год своего заключения, когда понял, что начинает терять временнЫе ориентиры. Однажды он спросил у тюремного врача, какое нынче число и месяц и с тех пор не пропустил ни одного дня. На самом деле, все числа, месяцы и годы для него были совершенно одинаковыми, но вести их строгий учет было совершенно необходимо, чтобы не терять связь с внешним миром и связь времен в собственной голове.

Благодаря этому календарю, который он вел угольком на камне, он знал, когда наступает Рождество, и в этот день всегда развлекал дементоров и других заключенных громким, но хриплым и фальшивым пением рождественских гимнов.

А еще он знал, сколько ему лет и всегда отмечал свой день рождения. Имеется в виду, отмечал про себя, а не праздновал. Но, даже не смотря на это, он очень удивился, когда ему исполнилось 30 лет. А где его 25? А куда делись 27? Черти вынесли их в каминную трубу? В тот день он вспомнил, что на свадьбе Поттеров заявил Джеймсу, что женится ровно в 30 - не раньше, но и не позже, а если не будет подходящей пассии - женится на первой, которая согласится. Интересно, дементоры - они все мужского пола или женщины тоже попадаются…? На этот вопрос он ответа так и не получил и поэтому пришлось ему нарушить еще одно обещание, данное Джеймсу Поттеру незадолго до его смерти.

У него были все основания гордиться собой. Орать и выть ему, как это ни странно, никогда не хотелось. Правда, хотелось кое-чего поопасней - уйти в себя, но и этого он себе не позволял. Вот, например, вёл календарь. А еще иногда слушал своих соседей - за 12 лет комплект сменился и поначалу, прежде, чем они затихали, их можно было послушать.

------

- Мама…мамочка… - этого недомерка привели вчера ночью. Шел третий год заключения Сириуса Блэка в Азкабане и на днях он отметил про себя свое двадцатипятилетие. Этот нытик, наверное, - подарок ему на юбилей от тюремной администрации, потому спать под его вой совершенно невозможно. - Мамочка! Мама!

Блэк, который вот уже час ворочался на нарах, закрывая голову подушкой и безуспешно пытаясь уснуть, резко откинул плед, вскочил на ноги и с размаху треснул ногой по двери.

- Заткнись!!! - рявкнул он в окошко, - Мамочка тебе не поможет! Дай мне спать спокойно!

- Мамочка…мамочка…

Блэк взвыл и повалился обратно на нары. Чуть успокоившись, он заложил руки за голову, уставился в потолок и приготовился слушать про мамочку. И, к слову, не услышав ничего путного, вспомнил про свою. Наверное, сиротой быть все же лучше, чем иметь мать, про которую можно с уверенностью сказать, что она тебя не любит. Без каких-либо особых причин, без семейных тайн, а просто и ненавязчиво не любит. Наследник? Ты ей вроде как и не наследник, хоть и первенец. Не продолжатель рода, а первый блин, который комом. Собственно, за что? Нет, он был плохим мальчиком, тут все понятно, но ведь его поведение - не первично. Однажды, когда ему было 8, он спросил об этом у матери напрямую, мол, почему ты, мама, меня совершенно не любишь? Мать сидела в кресле у огня, закрыв ноги пледом, и читала. Оторвавшись от книги, она взглянула на сына поверх пенсне и, равнодушно пожав плечами, миролюбиво ответила:

- Не знаю, Сириус. Ты только родился, а мне уже было как-то все равно. Мне тебя принесли, а я смотрю - ничего особенного. Наверное, во мне тогда еще спал материнский инстинкт. Понимаешь, о чем я? - Сириус не понимал. Слова матери его, почему-то, совершенно не задели. Он нахмурил бледный лоб, почесал репу, пожал плечами и, как всегда беззаботный, равнодушный и легкомысленный, пошел обратно в свою комнату.

А этого новенького мать, наверное, любила. Иначе что он так ее зовет? Вот ему - Сириусу - никогда бы не пришло в голову, оказавшись в беде, вспомнить о матери. С этими мыслями он уснул.

Проснувшись на следующее утро, он обнаружил, что сосед затих. Позавтракав, перенеся очередную атаку дементоров и уняв дрожь в теле, он решил снова заговорить с новеньким.

- Ну что, Мамочка? Надоело завывать? - сосед не ответил, но Сириус и не ждал никакого ответа. - А я вот не выл и не орал, между прочим. Толку-то? Только воздух зря сотрясать. - сосед засопел, а Сириус продолжал, - Прими бесплатный совет - не отказывайся от жратвы, мойся, чисти зубы, а еще веди календарь, чтобы не сбиться со счету собственных лет.

Сириус услышал какие-то странные, хлюпающие звуки - сосед плакал. Сначала тихо, в подушку, потом, минут через 10, выл и рыдал в голос.

- Нет, только не это! - воскликнул Блэк, - Прекрати рёв! Что будет, если вдруг я начну рыдать, а потом кузина Белла в соседней башне тоже устроит истерику, а потом ее муж, а потом мой троюродный дядя прямо под нами? Тут собралась почти вся наша семья! Заткнись - все равно скоро привыкнешь. Только меня зря напрягаешь, - но сосед не слушал. В конце концов, Сириус махнул на него рукой и снова повалился на нары.

На следующий день он предпринял еще одну попытку познакомиться с новеньким.

- Хочешь спросить, зачем я с тобой каждый день разговариваю? - прокашлявшись, спросил Блэк, - Нет, не из сострадания - мне тебя не больше дементоров жалко. Я для себя стараюсь - горло надо прочищать, а то вообще говорить разучусь. Как тебя зовут?

- Барти Крауч, - Сириус вскочил на ноги как ошпаренный.

- Как Барти Крауч?! Какой Барти Крауч?!

Выяснилось, что не тот. Сын честного, справедливого судьи, упёкшего Сириуса до конца его дней, оказался доходнОй - умер, не протянув и года. Отец с матерью навестили его всего один раз, а потом, во время прогулки на балконе, Сириус видел, как тело младшего Крауча, завернутое в мешок, дементоры бросили со скалы в море.

*******

Сегодня, 18 июля, Сириуса Блэка лихорадило. Ему было мало дела, является ли это признаком безумия, накрывшего его в конце концов, но он уже сутки, не отрываясь, пялился на фотографию семейства Уизли в "Еженедельном Пророке". Ступор, похожий на тот, в который он впал в первую неделю своего пребывания в тюрьме, был вызван видом очаровательного питомца счастливого семейства - долговязый рыжий парень с длинным носом с силой стискивал в руке Питера. Старый, добрый Питер…мальчик его любит, наверное, раз взял с собой в путешествие.

Поначалу Сириус не поверил своим глазам. Он сказал сам себе, что таких совпадений просто не бывает, и ему померещилось. Отбросил газету в угол и лег, уставившись в потолок. Только это ему не помогло - мыслями он все время возвращался к фотографии в газете и то и дело поглядывал на нее краем глаза. Ну что случится, если он еще раз посмотрит? Повнимательней? Просто, чтобы окончательно развеять свои подозрения.

Сначала он рассматривал фотографию около окошка в двери в тусклом факельном свете. Подозрения его укрепились. Тогда он встал на нары и поднял газету к щели для проветривания. При дневном свете гораздо лучше можно было рассмотреть мелкие детали, среди которых в скором времени обнаружилось отсутствие у крысы одного пальца. Сириус вскрикнул, оступился и рухнул с нар на пол.

Сутки он пролежал, пялясь в эту проклятую фотографию и, раз за разом перечитывая восторженную статью о невероятной фортуне семейства Уизли. Перечитывал, и каждый раз зависал на одной и той же фразе: "…и младший сын Рональд, который этим летом перешел на третий курс школы Хогвартс, где он учится вместе с Гарри Поттером, знаменитым Мальчиком-Который-Выжил…". Поттер.

- Он в Хогвартсе! - крикнул Блэк и проснулся, свалившись с нар. Его била мелкая дрожь. Он и сам не заметил, как отключился, упав лицом в эту же самую проклятую газету.

Вопрос о том, что делать не стоял. Мысль о побеге, не имеющем никакой цели, казалась абсурдной - зачем? Куда? Как? Ради чего? Но стоило появиться в "Пророке" этой дурацкой фотографии, как на все эти вопросы тут же нашелся ответ и все встало на свои места. Зачем? Чтобы отомстить. Куда? В Хогвартс. Как? Воспользовавшись анимагической трансформацией. Ради чего? Вернее, ради кого - ради Джеймса, Лили и Гарри. И ради себя, разумеется. "Полегчает ли тебе, если ты прикончишь Питера?" спросил он сам себя. "Значительно" был ответ. А если прикончу с особенной жестокостью, чтобы сполна помучился перед смертью - удовлетворение будет практически полным. Разве что утраченной молодости ему все равно не вернуть, но, с другой стороны, убийство Питера поможет более или менее полноценно прожить…зрелость.

Блэк улыбнулся. Одна мысль об убийстве Петтигрю принесла ему глубокое удовлетворение и он, закрыв глаза, уснул и спал в эту ночь спокойно и тихо, как младенец.

Когда он проснулся на следующее утро, в голове уже созрел план действий. Требовалось только одно - чтобы дементор открыл дверь камеры, все остальное - дело техники.

И вдруг ему стало страшно. Нет, не бежать страшно и не страшно попасться, хотя, в случае провала, Поцелуй ему обеспечен. Но это его как-то мало занимало - недаром говорят, что если кто решается на побег, это значит, что на воле у него такие неотложные и важные дела, что, не покончив с ними, жить ему незачем. А дело Блэка было именно таким - ненависть, жгущая его изнутри, была так сильна, так неистова, что не пойди он у нее на поводу, не сделай все возможное для осуществления мести, все равно умрет. Разовьется какая-нибудь болезнь - например, язва желудка. Или простатит. И прикончит его, в конце концов. Так что возможность провала и смерти его не пугала, да, собственно, и сомнений никаких не было. Только где-то под ненавистью и адреналином родился страх. Страшно было выходить отсюда, где он провел 12 лет, где, наверняка, тронулся умом, где привык к такому, к чему человеку привыкать не полагается. Страшно было покидать эту тесную камеру, страшно было думать о том, что придется смотреть на солнце вот так, прямо, а не через узкую щель сквозь тугие, серые облака. Страшно было встретиться с людьми. Разве они примут его обратно? Вот такого, в таком виде? Да кому он нужен! Озлобленная, полоумная, каркающая мумия с трясущимися руками, жаждущая кое-кого задушить. Любой приличный человек в обморок упадет от одного его вида!

Блэк заправил за уши спутанные патлы, будто это должно было придать ему более цивилизованный и приличный вид.

А потом? Даже если представить, что он доберется до Хогвартса, убьет Питера, докажет свою невиновность, восстановит свое доброе имя…. Вряд ли его все сразу же полюбят. Наивно полагать, что они извинятся, покаются, и предложат ему навещать их по воскресеньям. Вряд ли позволят своим детям подходить к нему ближе, чем на пушечный выстрел, а особо впечатлительные барышни станут с опаской переходить на другую сторону улицы, даже если он сделается Министром Магии.

Поэтому ему и было страшно. В Азкабане, если приспособиться, жить гораздо хуже, но куда как проще, чем за его пределами. Однако никаких сомнений страх в нем не порождал - мысль отказаться от побега не возникла у него ни на секунду.

И он сбежал. Просто и быстро. Окинул на прощанье взглядом свою убогую камеру, в которой провел 12 лет жизни, а затем, будто не по своей воле, а по приказанию какой-то силы, которая подталкивала его изнутри, ударил кулаком в дверь и выкрикнул "Мыться!". Обычная волна паники и страха при приближении дементора на этот раз только укрепила его решимость. Лязгнули ключи в замке, заскрипели ржавые петли…раз - и у двери стоит большая, тощая дворняга, два - псина кидается в образовавшуюся щель, три - и зверь уже за периметром тюрьмы. Сириус Блэк сбежал из Азкабана. Он и сам не понял как. Это кто-то другой - молодой, легкомысленный и отчаянный внутри него - сбежал, а он просто последовал за ним.

Забавно. Оказалось, что побег - это просто миг. Мутный, путанный, стремительный миг со свистом в ушах. Миг, когда пространство, остающееся позади тебя, перестает существовать, а то, которое впереди, расширяется и растет, а ты будто гонишься за ним, бежишь быстрее с каждой секундой, разгоняешься и все равно никак не можешь его догнать.

/Со следующей главой малеха задержу - с коннектом плохо, в инет не выйти./

Глава 6

/Циничная сволочь, спасибо:) Сразу видно, что пацан:):):)
Воланда, ну, он сбежал в другую сторону. Там скалы только с одной стороны, а с другой - маленький лес и пристань для доставки новеньких./





Азкабан - не то место где хорошо мечтается. И все же, при известной доле изобретательности, помечтать можно. Например, он часто воображал себе, лежа на нарах с закрытыми глазами, что сейчас он их откроет и очнется в больничной палате. Дело было вот как - во время одной из вылазок Люциус Малфой угодил в него каким-то сильным оглушающим заклятием, его с размаху приложило об стену, он отключился и провалялся в коме целый месяц. Все очень беспокоились: Джеймс навещал его каждый день, молодая медсестра с длинными ногами поправляла одеяло, а целитель в очках и с аккуратной бородкой каждый раз, глядя на него, обеспокоено качал головой. Но теперь он, наконец-то, очнулся. Сейчас он откроет глаза и расскажет грубой, старой, толстой фельдшерице, какая жуткая ахинея ему приснилась - будто Поттеров прикончили, а он загремел в Азкабан. Еще он не забудет рассказать, что, согласно его коматозному сну, ему 34, хотя на самом деле он постарел всего на месяц и ему по-прежнему 22. А фельдшерица в ответ покрутит пальцем у виска, рявкнет, чтобы он не баловался с едой, причесал свои патлы и вообще морально готовился на выписку, потому что нечего таким здоровым кобелям прохлаждаться на больничной койке. Ему вообще через неделю на работу - у Министерства каждый аврор на счету, как-никак - Война. А он на это заржет, швырнет в нее куском хлеба и окончательно доведет старуху до ручки.

Но тут в его мечты всегда вторгался тюремный холод, вой ветра на улице и под потолком, жесткие нары и вонючая подушка. Букет, который даже с закрытыми глазами невозможно игнорировать, и которого никак не может быть в чистой и аккуратной больничной палате св. Мунго. Значит, кошмар продолжается. Значит, он все еще в коме. Ну ничего - тем дольше будет его рассказ, когда он очнется. Тем веселее ему будет потом об этом вспоминать.

Вот и сейчас он также лежал с закрытыми глазами, только на этот раз мечты о больничной койке нарушил мягкий, но сырой и топкий мох под боком, запах леса и шум листвы где-то над головой. Понятное дело, что он не в больнице. Но, великий Мерлин… это уже не Азкабан. Нет этой плесневелой вони, этой вечной темени, этого каменного мешка со всех сторон и протяжных, злобных завываний холодного ветра, норовящего забраться под робу! Это лес - мягкий, шотландский лес, а сегодня - 25 июня. Значит, лето. Значит, он еще не попался. Значит, это солнце - самое настоящее, обычное лесное солнце - греет ему нос и заставляет жмуриться.

Он открыл один глаз и осмотрелся. События прошедшего дня смешались в голове, все было какое-то мутное и свистящее - лучше и отчетливее всего он помнил стук собственного сердца в ушах, в голове, в горле, в животе - повсюду. Что-то мелькает под ногами, что-то происходит позади, но что - этого он совершенно не заметил, и как ни старался вспомнить детали своего побега, его попытки не увенчались успехом.

Кое-что он, правда, все-таки вспомнил. Поднявшись на ноги и от души отряхнувшись, черный пес потянул носом свежий лесной воздух и уловил сильную рыбную вонь. С чего бы? Вчера, соскочив с лодки, он бежал прочь со страшной скоростью до тех пор, пока не рухнул без сил на мох посредине какого-то леса. По-хорошему, надо бы было этот мох разгрести, чтобы не промокнуть, но в тот момент он не заметил ни сырости ни мха - он вообще плохо виде. Мешали желтые круги перед глазами, оглушительный стук сердца и невнятный гул в голове.

По его расчетам, от воды он убежал довольно далеко. Откуда же несёт рыбой? Пес сел на муравейник и в следующий миг с визгом отскочил в сторону. В голове сразу прояснилось, и, сложив два и два, он понял, что рыбой воняет его собственная шерсть. Пролив между островом и Азкабаном он переплыл в лодке, спрятавшись под большим куском мешковины на корме, прикрывавшем какой-то алюминиевый таз. В этот-то самый таз он и залег, чтобы его было не заметно из-под тряпья. Теперь-то он понял, что от обнаружения его спасло только то, что перевозчик то ли понемногу браконьерствовал, то ли просто занимался несанкционированной рыбной ловлей при помощи служебной лодки, и перевозил свои добычу именно в этом тазу. Поэтому он и спрятал его под мешковину. Поэтому он ни разу за всю поездку не откинул тряпку. Поэтому он старался держаться от таза подальше - чтобы не привлечь чье-нибудь внимание, чтобы не вызвать подозрений. И поэтому теперь шерсть Сириуса Блэка отчаянно воняла рыбой, к тому же, похоже, тухлой.

Пес состроил козью морду, вроде как брезгливо поморщившись, от души чихнул и, оглядевшись и прикинув, с какой стороны пришел вчера, потрусил в противоположном направлении. Не такие уж необъятные леса в старой, доброй Шотландии - если бежать все время прямо, рано или поздно выйдешь к людям.

Хоть бежать от этого становилось труднее, дышал он глубже обычного. Чистый лесной воздух был поразительно вкусным - таким сочным, легким, ароматным, что, казалось, надышаться им невозможно. Какие-то лешаи, мох и трава выглядели такими мягкими и пушистыми, что он один раз не выдержал, разбежался и прыгнул в заросли подлеска. Раздался противный, хлюпающе-чавкающий звук - как-никак, мох, казавшийся сухим и приятным на ощупь, был, на самом деле, мокрым и вязким. Шерсть, недавно высохшая, снова намокла и Сириус, глубоко вздохнув, поднялся на ноги.

Он внимательно прислушивался ко всему, что происходит вокруг. Есть ли за ним погоня? Должна быть, обязательно должна быть. Поэтому он твердо решил в человека превращаться только в случае крайней необходимости, да еще тогда, когда он станет душить Питера - уж очень хотелось, чтобы малютка Петтигрю до самой своей кончины не видел ничего, кроме его - Блэка - лица. "От такого лица можно умереть от инфаркта и безо всякого удушья" - усмехнулся про себя Сириус и еще раз напомнил себе в человека не превращаться. Не стоит без толку пугать добрых шотландских крестьян.

К людям хотелось. Не стоило бы - это да, но ужасно хотелось. Он ведь в собачьем обличье. Собака - друг человека, а Сириус Блэк, беглый убийца отвратительный на вид - его враг, поэтому пса никто не тронет, а, может быть, даже пожалеют. Бродячая дворняга, несомненно, больше заслуживает жалости, чем голодный, оклеветанный беглец. Дворнягу пожалеют дети, взрослые сочувственно подожмут губы - все хотят с ней поговорить по душам, заглянуть в большие, грустные глаза и посочувствовать. Может статься, что дворняге даже дадут поесть что-нибудь более вкусное, чем крысы. Хотя, что может быть вкуснее крыс для Сириуса Блэка? Ни одно бланманже не сравниться для него со вкусом свежей, крысиной крови на языке, треском разрываемой шкуры, да еще под музыку истошных визгов ее обладательницы. Каждая крыса - это почти Питер. Ну почти. Если один глаз прикрыть, а вторым смотреть не на жертву, а куда-нибудь в сторону, то разница вообще не заметна. Сколько Питеров он удавил и сожрал за свою жизнь? Тьму. И ни одного настоящего.

"Черт, надо было его задушить и проглотить еще в школе. Мерлин, кто бы догадался? Да никто! Пропал ученик - и с концами. Выкопали бы ему где-нибудь пустую могилу, и надпись бы на памятнике сделали: "Здесь пусто. Здесь не покоится Питер Петтигрю, потому что он сожран своим одноклассником и навеки похоронен в его желудке", - думал Сириус, неспешно доедая очередную крысу. А, может, это просто большая мышь - откуда крысе оказаться в лесу? Крысы живут рядом с людьми. Подъедают за ними, какают у них в подвалах.

Мерлин, полминуты! Потрать он в школе полминуты своей жизни, чтобы сожрать Питера - сэкономил бы 12 лет! Не говоря уже о том, что Джеймс был бы жив! Проклятье….

Не доев пойманного зверя, он пошел дальше, проклиная свою тупые мозги, которые не додумались до такого простого хода - съесть старину Питера. А косточки выплюнуть.

От этих сладких мыслей боль в ногах сразу ослабела, сон как рукой сняло, а ярость, чуть притупившаяся под влиянием умиротворяющего пейзажа, загорелась с новой силой и заставила ускорить шаг.
______

На второй день лес стал редеть. С каждым часом Сириус все больше удивлялся тому, что еще не пойман. Хотя оно и понятно - дементоры не чувствуют его в собачьем обличии, а он их чувствует, и будь они где-нибудь поблизости, погода не казалась бы ему такой прекрасной, крыса - такой вкусной, а блохи - такими милыми созданиями. Надоедливыми, но очаровательными. Вообще, все живые твари кроме, пожалуй, Питера, казались ему сейчас милашками.

К вечеру он вышел в поле, разделенное на две половины петляющей, асфальтированной дорогой. "Макдивилль прямо по курсу. Поезжайте, никуда не сворачивая, и упретесь прямо в городской базар" - гласил красочный плакат у дороги, на котором был изображен жизнерадостный, краснолицый толстяк. Ну что же, базар так базар. Это даже хорошо - на базаре можно стащить что-нибудь вкусное, послушать сплетни. Но главное - необходимо было точно узнать, где он находится и в какой стороне Лондон.

Еще накануне ночью, прежде чем уснуть на пару коротких часов - дольше спать он себе не позволял, хотя очень хотелось, - Сириус принял решение идти в сторону Лондона. Он объяснял это тем, что оттуда он попадет на платформу 9 3/4, и вдоль железнодорожных путей, прячась по кустам, доберется до школы. Цель его - длинный, рыжий мальчик Уизли, добрый хозяин Питера. Где он проживает - неизвестно, но он точно будет в Хогвартсе

Но было и еще кое-что. Будучи честным с самим собой, Сириус знал, что, скрываясь в Лондоне, он ни за что не сможет сдержаться и не заглянуть в пригород, где живет сейчас Гарри Поттер. Взглянуть на него хоть одним глазком хотелось ужасно - почти также сильно, как растерзать Петтигрю. Казалось, будто он увидит Гарри - и Джеймс оживет, и сам он станет таким, как прежде. То, что Гарри - следующее поколение, ребенок, по возрасту годящийся ему - Блэку - в сыновья, у Сириуса никак не укладывалось в голове. Было такое чувство, что они с Гарри почти ровесники - ну, может, Гарри чуть-чуть младше. На пару месяцев. Как Джеймс.

Адрес Сириус знал - он был там однажды. Поттеры только что сняли квартиру в Лондоне: Джеймс руководил перевозом мебели на новое место жительства, и попросил Сириуса на мотоцикле съездить с Лили к ее сестре - забрать кой-какие памятные вещи. Полетать не довелось - Лили не позволила, сказала, что Петунью это убьет - и теперь Блэк был этому несказанно рад. Он хорошо запомнил, как от Лондона добраться до дома Дурслей, потому что ехали медленно и осторожно - на больших скоростях Эванс начинала визжать над ухом.

Так что оставалось только добраться до Лондона, оттуда - до дома Гарри, и уж только потом - в погоню за Питером.

Таков был план действий. Очень приблизительный, но Сириусу он нравился - оптимистичный и долгосрочный.

С этими мыслями он бодро шел в густой, высокой траве, не теряя из виду дорогу, и временами ему казалось, что не было никакого Азкабана, не было никакого каменного мешка, а он просто однажды, мальчишкой, вылез в полнолуние погулять и так и бредёт уже 12 лет, двигаясь к неведомой цели.



Глава 7

Заметка в "Брадфорт-газзет-ъ" от 30 июля.

"Куда смотрят власти?!
Недавно в розыск был объявлен опасный преступник, сбежавший из мест лишения свободы (название тюрьмы скрывается в интересах следствия - в отношении беглеца возбуждено новое уголовное дело). И вот он уже здесь! Прошлой ночью этот человек напал на жительницу нашего города миссис Пафт, возвращавшуюся домой из круглосуточного супер-маркета. "Я поздно вернулась из загородного дома своих друзей, и решила сходить за продуктами сразу же, не дожидаясь утра", - объяснила полицейским миссис Пафт. Преступник напал на нее на обратном пути. Блэк известен своей кровожадностью - до сих пор остается загадкой, как судебная медицинская экспертиза признала его в свое время вменяемым. Он был осужден за множественное убийство по предварительному сговору с группой лиц 12 лет назад - совершенно понятно, насколько опасен этот человек. Его ночная встреча с миссис Пафт, несомненно, закончилась бы трагедией, если бы ее не спасла…собака! Громадный черный пес, хозяев которого установить не удалось, напал на преступника и тот в ужасе ретировался с места преступления. "Блэк напал на меня из-за угла, схватил за горло и приставил пистолет к моей голове, - с ужасом рассказала нашему корреспонденту миссис Пафт, - Он по всякому грубо меня называл и требовал, чтобы я отдала ему все свои покупки и деньги. Но тут из-за дома выскочил огромный черный пес и прогнал его - он с воплями кинулся прочь! Мне никогда еще не было так страшно!". В награду спаситель получил от миссис Пафт много вкусного - она собиралась взять пса себе, но тот вскоре сбежал.
Спасение Сандры Пафт - это несомненное чудо. Если бы Блэк не боялся собак так сильно, у нее не было бы ни единого шанса. И поэтому нас занимает один вопрос - куда смотрят власти? Почему бездействуют правоохранительные органы? Блэка ловят уже почти две недели! По нашему мнению, мирные жители вправе уже ожидать от поисков каких-то результатов, а, между тем, ответственные за розыск отказываются общаться с прессой и всеми силами утаивают любые детали операции по поимке преступника."

*******

Заметка в "Ужасы НЛО" от 3-го августа.

"Йети - сие есть Снежный человек. И сие есть глубочайшее заблуждение - мирской, обывательский подход к паранормальным явлениям, загадкам и аномальным существам. Ученые, занимающиеся поисками Снежного человека, утверждают, что Йети - это название любого НЕИЗВЕСТНОГО классической науке человекообразного примата. И Йети среди нас! Нынче утром мы узнали, что некий подобный субъект разгуливает…в лесу неподалеку от Лондона! Не в Карпатах, не в Тянь-Шане, а прямо здесь!

Мистер Баклберри - житель небольшого села Праут-вилль, которое находится в ста милях от городской черты - большой любитель собираться грибы и ягоды в небольшом, но довольно дремучем Праутвилльском лесу. Вчера он, по своему обыкновению, отправился за грибами. Как опытный человек, знаток местности, он без страха углубился в чащу. "В этом лесу никогда не было ни волков, ни прочих опасных для жизни зверей, - сообщает мистер Баклберри, - мне страшно подумать о том, что все мы отпускали туда своих детей и внуков! Мне бы и в голову не пришло, что там водится ТАКОЕ!". Что же "ТАКОЕ" водится в маленьком лесу? "Я шел с большим ведром - от дороги я уклонился в сторону, потому что вырос здесь и знаю эту местность как свои пять пальцев. И вот, неподалеку от источника, откуда у нас испокон веков брали воду для мытья больные подагрой, я увидел нечто ужасное! Я не очень разглядел, но, по-моему, это была какая-то обезьяна! Громадных размеров - ростом со взрослого человека, да и не с коротышку, а с высоченного. Все какое-то заросшее - лицо заросшее, шерсть с головы достает до лопаток. Оно, наверное, сбежало откуда-нибудь, потому что было очень костлявое - спорю, что Оно не ест то, что растет в нашем лесу. Костлявое и с проплешинами, облезлое такое: шерсти не было кое-где на морде, на лапах - такое бывает с коровами, если им не хватает витаминов. Кроме того, Оно было замотано в какое-то тряпье". Наш корреспондент с замиранием сердца слушал историю о встрече мистера Баклберри с лесным чудовищем и в конце задал вопрос, занимавший его больше всего:
- Скажите, Оно проявляло признаки агрессивности? Враждебности? Или испуга?
- О, да! Я замер, не мог пошевелиться от страха, а Оно повернулось ко мне, уставилось на меня своими звериными зенками и зарычало! Оно рычало что-то…будто какие-то слова! Что-то похожее на "мясо"…. Я не стал разбираться - бросил ведро с грибами и кинулся прочь. Мне жизнь моя дороже.

Вот такие вот неожиданные встречи сулит нам прогулка по лесу. Не беремся делать никаких выводов, напомним только, что около полугода назад в этом районе из зоопарка исчезли 4 обезьяны - два орангутанга и две шимпанзе. Из слов смотрителя можно заключить, что они были похищены НЛО. Как знать - может быть, представители внеземных цивилизаций имеют обыкновение после опытов возвращать то, что взяли без спросу, на место…?"

******

Худенький, светленький мальчик тоскливо поджал губы и беспомощно развел руками - его любимую скамейку убрали из парка. Мать отпускала его гулять только при условии, что из окон их дома его будет видно, поэтому перебраться на другую скамейку он не мог. Горько вздохнув, он забрался на урну, которая стояла раньше рядом со скамейкой, а теперь одиноко и нелепо торчала на границе между газоном и дорогой. Усевшись на край, он свесил вниз тощенькие ножки в стоптанных сандалиях и, развернув пакет, который до этого крепко прижимал к груди, вынул оттуда большую булку.

- Ты это ешь? - спросил мальчик большого пса, сидевшего рядом с урной. Пес утвердительно кивнул головой. И почему некоторые боятся и не любят собак? Уж они-то получше старшеклассников, вроде Дадли Дурсля. А главное - с ними можно говорить интеллигентно.

Мальчик оторвал от булки большой кусок и протянул его псу.

- Вообще-то, это не моя любимая булка, - громко заговорил мальчик, наблюдая с высоты урны, как пес жует горбушку, - Моя любимая - с изюмом. Но мать заставляет меня покупать эту, потому что из нее, якобы, получаются вкусные тосты, - мальчик пальцем выковырял кусок мякиша, засунул в рот, прожевал и нахмурился, - А, по-моему, совершенно невкусные. И вот эту вот гадость я должен есть каждый день!

Пес оторвался от куска булки и взглянул на мальчика с укором.

- Что смотришь? У тебя есть хозяева? - пес снова покачал головой, на этот раз отрицательно. - Тогда понятно. Тебе, наверное, приходится есть кое-что похуже противных, непрожареных тостов, да? - пес кивнул утвердительно.

Мальчик замолчал. Он болтал в воздухе ногами и разглядывал гравий, которым была посыпана прогулочная дорожка парка. Он хмурил лоб, чесал нос, покрытый бледными веснушками, и о чем-то напряженно думал. Наконец, он сказал:

- Это очень жаль, что ты такой большой. А то я бы тебя взял. Спрятал бы в ящике с конструктором.
-
- Пес энергично замотал головой - похоже, перспектива оказаться запертым в ящике с конструктором его не обрадовала.
- А что делать? - мальчик развел руками, едва не свалившись с края урны, - Мать мне не разрешит завести собаку. А друзей тут никаких - мы недавно переехали, и оказалось, что тут либо совсем мелкота, либо уже взрослые. Вон, брат Дадли Дурсля, Гарри, вроде ничего пацан, но ему уже 13, а мне только 8. Он меня, наверное, презирает за это.

При имени "Гарри" пес встрепенулся и навострил уши, но мальчика эта тема, похоже, не интересовала, да и оживления пса он не заметил. Он что-то усиленно соображал.

- Знаешь, что мы сделаем? - пес, глядящий куда-то в сторону, повернул к мальчику одно ухо, - Если ты тут обоснуешься, я буду тебя регулярно подкармливать. Я теперь знаю, что ты любишь булку. Мясо, наверное, тоже ешь, колбасу.
- МАРК!!! МАРК ЭВАНС!!! - крикнул откуда-то из домов, стоящих неподалеку, сердитый женский голос, - Сколько я буду ждать свою булку и молоко! Уже поздно, давай домой! - мальчик досадливо сморщил худое личико, и оно стало похоже на сухофрукт.
- Это мать. Ты…это… - мальчик почесал затылок, - Блин, забыл. А! Постарайся не попадаться на глаза местным. Они собак и всякую живность терпеть не могут - будешь много шастать, Дурсли или Пирсы вызовут собачью ловилку и прощай молодость! - мальчик соскочил с урны, потрепал пса за ухо и с криком "До завтра!" бегом припустил домой, волоча большой пакет с продуктами. Пес опасливо оглянулся по сторонам, будто в поисках загадочной собачьей ловилки и, от греха подальше, залез под ближайшую скамейку, которую смог найти. Уж кого-кого, а его мамочка не заругает за то, что когда он гулял, его было не видно из окна.

*******
Он пришел в Лондон через три недели. За это время он только дважды превратился в человека, и оба раза оказались неудачными.

В первый раз он превратился в городке Брадфорт. Там, как оказалось, не было ни рынка, ни толкового магазина, где можно было бы что-нибудь стащить, поэтому он, чтобы не прослыть вдогонку к серийному убийце похитителем мясных бифштексов, решил в образе несчастной, голодной дворняги что-нибудь поклянчить. Как раз в это время по улице шла какая-то тетка и волокла пакеты, откуда ужасно вкусно пахло колбасой. Колбасу Сириус всегда любил - даже в школе у него в тумбе всегда лежала палка вареной колбасы, а уж когда оголодаешь…. Ее запах становится совершенно нестерпимым.

Сириус выполз из-под кустов и стал плясать вокруг тетки джигу: махал хвостом, скулил, обгонял ее и садился у нее на дороге, даже сел на задние лапы, как суслик, но все без толку. Ничего кроме "Пшел!" он от старой карги не дождался. И тогда, рассвирепев и придя в ужас от мысли, что колбаса покидает его навсегда, он решился на отчаянный шаг - необдуманный, легкомысленный и очень смешной, не будь он такой грустный. Он забежал за угол, обогнав старуху на несколько метров, превратился в человека и с воплями кинулся на нее. Он схватил ее за воротник, пару раз хорошенько встряхнул и прошипел, что сейчас он будет ее убивать - очень медленно и мучительно. Затем он обернулся, истошно завопил и с криком "Помогите!" кинулся за угол, откуда появился. Там он превратился в собаку, обежал дом кругом и выскочил с лаем с другой стороны. Бедная, глупая магла решила, что храбрый пес прогнал насильника. Вознаграждение было паршивое - большой кусок хлеба и крошечный кусочек заветной колбасы, но это все же лучше, чем ничего. А вот заметка в местной газете на следующий день его возмутила - он взял за правило в любом городе заходить в парк и ложится в ноги тому, кто читает газету - так можно узнать какие-нибудь новости о себе. "Она хотела взять его себе!". Тьфу! Старая корова едва не отпинала его по тощим бокам!

Заметка о его появлении в лесу совсем его убила. Одно дело, когда он сам себе говорит, что паршиво сохранился в Азкабане, и если что-то и осталось от былой гладкой, смазливой морды, то только воспоминание. И совсем другое, когда какой-то дровосек принимает тебя за человекообразного примата, твои волосы называет шерстью, а твои слова - звериным рыком. Сам, конечно, виноват. Забрел в лес, чтобы превратиться и не забыть, как ходить на двух ногах. Специально забрался поглубже, походил, попрыгал на одном месте, повисел на ветке, проголодался и вдруг из кустов появляется старик с грибами. Настроение было отличное, на лице старика и так уже был написан нечеловеческий ужас, вот и решил пошутить - оскалился и произнес: "О! А вот и мясо!". Дед бросил свое ведро и кинул прочь. Грибы Сириус съел, а на примата и дикого, заросшего обезьяна - жертву экспериментов пришельцев из Космоса - обиделся. Все-таки маглы - это, по большому счету, большая гадость.

Теперь он уже второй день торчит на Тисовой улице. Вот он - дом, где жила сестра Лили, вот она - эта сестра, ее муж и сын, вот еще какая-то корова без шеи - одна большая летающая задница. А где Гарри?

Сириус пытался разведать и так и сяк, но ничего конкретного узнать не удалось. Он уже стал подумывать о том, что Гарри, наверное, давным давно сдали в безымянный приют, местоположение которого ему никогда не узнать. А, значит, надо найти какую-нибудь помойку, дождаться первого сентября и идти в Хогвартс.

Но Марк Эванс рассеял его сомнения - Гарри здесь. Может, болен? Днем Сириус лежал под скамейкой и смотрел на дом номер 4 - на двери, на окна, но никаких признаков Гарри Поттера не обнаружил. Ночью бродил по окрестностям в поисках еды.

И вот, наконец, 6-го августа, около одиннадцати часов вечера, Сириус нашел то, что искал. Совершенно случайно.

Он лежал в мокрой после недавнего дождя траве и жевал кусок мяса, который ему нынче вечером любезно пожертвовал Марк. Эти проклятые августовские ночи…по-летнему жаркие дни и по-осеннему холодные, темные ночи. Он промок. Время тянулось слишком медленно - невообразимо медленно. До первого сентября еще почти целый месяц. Месяц бессмысленного блуждания, месяц мучительного ожидания - ужасно хотелось в Хогвартс. Не только потому что там - Питер. Кроме Питера там еще его детство, а, может быть, даже 12 лет жизни, вылетевшие в трубу.

Сириус стал засыпать. Не доев мясо, не потрудившись вылезти из мокрой травы, он опустил голову на лапы и закрыл глаза. Он почти уснул, когда услышал какой-то звон, шорох и приглушенные проклятия.

- Полетай, старая грымза…ноги моей не будет больше…чтоб вам….

Первой мыслью, которая возникла в спящем, измученном мозгу Сириуса при звуке этого голоса, было "Заткнись, Поттер, я сплю". Затем - "Поттер? Как Поттер?", а в следующую секунду он уже вскочил на ноги и высунул голову из кустов.

В тусклом, мерцающем свете единственного фонаря он увидел Джеймса Поттера. А кого еще? Как свои пять пальцев он знал эту манеру засунуть руки в карманы и уставиться на ботинки, попинать паребрик или ближайший камушек, взъерошить волосы и аккуратно поправить очки, съехавшие на кончик носа. Это означает задумчивость и напряг величайшей степени. Конечно, при метле. Ну конечно. Этот парень без метлы по улице не ходит.


Сириус все смотрел и глазам своим не верил. Приглядевшись внимательней, он заметил, что мальчик с большим чемоданом очень худенький - Джеймс никогда таким не был. Заметил, что он немного уже кости, чем Джеймс, что он совершенно растерян и не знает, что делать. Мальчик был какой-то потерянный, вел себя как-то неуверенно, боязливо. Джеймс же, как и он сам, вечно позерствовал - он бы наверняка развалился на тротуаре и стал нарочито громко что-нибудь жевать, улыбаясь сам себе. Своей крутости и лихости - а как же? Сбежал из дому на ночь глядя, послал всех к чертям! Сириус поймал себя на том, что ждет, что мальчик сейчас весело крикнет в темноту что-нибудь вроде "Человек, чаю!" или "Эй! Смотрите - я в новых штанах валяюсь в луже и жру какую-то гадость! Придите и остановите меня!". Но мальчик на тротуаре, похоже, совсем собой не гордился и лениво валяться на асфальте, будто на пляже в Малибу, не собирался - не хотел пачкать штаны. А едой он, похоже, и вовсе не запасся.

Сириус и сам не заметил, как вылез из кустов. Он все стоял и хлопал глазами, пока мальчик, зябко поежившись в огромной кофте, не вынул свою палочку, и не обернулся назад, будто хотел получить разрешение на ее использование и заручиться поддержкой.

Сириус не сориентировался - слишком болезненной и неожиданной для него стала встреча с сыном Джеймса. Мальчик отшатнулся и с криком "Воу!" повалился на тротуар на задницу. Раздался треск, оглушительный визг тормозов и в следующий миг на улице возник "Ночной рыцарь". Сириус поспешно спрятался в кусты.

Когда мальчик залез внутрь и автобус исчез из виду под вопли водителя "Вас ждет большая тряска!", Сириус поймал себя на нелепой, дурацкой мысли: "Гарри еще маленький и неплохо сохранился. Если заняться воспитательным процессом прямо сейчас, то, может быть, через пару лет никто и не заметит, что не я воспитывал его эти 12 лет".

Впереди его ждал долгий путь на север.


Глава 8

- Нет, Римус, - говорили они, - от кого от кого, а от тебя мы нотаций не потерпим!

- Я чувствую ответственность! - возмущался он. Сердился, сгребал свои книжки в охапку и, поднимаясь по лестнице, бросал через плечо, - Поэтому чтобы ее не чувствовать, я немедленно иду спать.

И этот латентный хулиган стал профессором в школе! Старый, лунный зомби…Сириус был готов держать пари, что ему это нравится.

Хотя их встреча могла закончится для Блэка плачевно, он давился от смеха каждый раз, как вспоминал о ней. Он явился на платформу за час - проход открывался в 10, сразу после того, как подавали поезд. У него даже возникла мысль забраться туда, спрятаться в туалете и доехать до школы с ветерком, но, едва не столкнувшись нос к носу с новым школьным учителем, он пощадил нервы профессора Люпина - не хватало ему увидеть в писсуаре собачью морду своего старого школьного друга. Бедняга. Сириус его с трудом узнал - он постарел и ссутулился. Немудрено - все эти годы он снова был один. Что с людьми делает время! Пес досадливо и сочувственно покачал головой, совсем по-человечески забывая о том, что по сравнению с ним самим Люпин смахивал на свежий персик.

Дело было так - он лежал на теплом, нагретом солнцем асфальте, высунув язык, и наблюдал за предусмотрительными и организованными школьниками, прибывшими на поезд за час до отправления. Он старался не думать и ничего не вспоминать. В 10.15 по вокзальным часам на платформу вышел человек с большим чемоданом - не заметить его было трудно, потому что народу было еще очень мало, а он, не смотря на внушительный рост и явно не школьный возраст, волочил за собой по асфальту свои пожитки на тележке и никакого ребенка, которого он мог бы сопровождать в школу, поблизости не было. На вопрос кондуктора, он ответил, что едет в школу в качестве преподавателя, а поезд предпочел из ностальгии. Он назвал свое имя и обернулся - Сириус едва успел вскочить и спрятаться за чьим-то чемоданом. Профессор! Профессор Люпин! В былые времена Сириус плевался бы в разные стороны, а теперь порадовался - все-таки, Гарри будет при Люпине. И хоть старый лунатик будет в этом году смотреть в оба совсем в другую сторону, не туда, куда надо, Мародер при Гарри Поттере - это успокаивает.

В половине одиннадцатого на платформе стало слишком многолюдно и он, спрыгнув на рельсы чтобы никто не мог увидеть его из окна купе, миновал поезд и свернул в придорожные кусты. Если поезд доставит детей в школу уже к вечеру, ему пешим ходом туда добираться не меньше двух недель.

**********
Крысы ему надоели. От них мутило. Все-таки, желудок анимага - это не вполне желудок пса. В молодости он как-то пытался сожрать крысу, находясь в человеческом обличье - на спор с Джеймсом - это было отвратительно и сопровождалось похабным смехом, смахивающим на конское ржание, и рвотными звуками. Он съел и вырвал. Теперь его и в собачьем обличье от них рвало, а это означало голод. Заменить крыс было нечем - никаких магловских населенных пунктов на пути следования поезда не было. Была парочка в отдалении, но отвлекаться ему не хотелось, он и так целый месяц прожил посреди магловских помоев, питаясь тухлятиной, костями и ценными, но скудными пожертвованиями доброго Марка Эванса. Поэтому уже вторые сутки он плелся совершенно голодным - единственный плюс в том, что у собак от голода не болит голова, только желудок к позвоночнику липнет. Несколько часов назад он съел мышку, которая, как и трава до этого, приказала долго жить в его животе и попросилась обратно. Похоже, он подхватил от этих тварей какую-то желудочную хворь - не хватало только сдохнуть от голода после всего.

"Хогвартс-Экспресс" шел по красивым местам, но он этого никогда не замечал. Когда он катался на нем школьником, находилось множество занятий поинтересней, чем пялиться в окно, теперь же - когда он плелся вдоль железнодорожных рельсов и глотал голодные слюни - ему было не до видов.

В конце первой недели он понял, что в таком состоянии до школы не дойдет. Он отполз в густые заросли каких-то кустов, рухнул на траву и стал думать. Через час он вспомнил, что в школе, когда подруга соседки Эванс по комнате, толстуха из Хаффлпафа, пыталась похудеть и заболела чем-то похожим на то, что сейчас творилось с ним, Помфри, в наказание за ее глупость, отказалась лечить ее волшебными способами и заставляла пить какой-то раствор. Раствор из подорожника. Эта интимная история стала всеобщим достоянием благодаря слизеринской выскочке, подслушавшей разговор похудальщицы с медсестрой - весь Слизерин при виде незадачливой больной рвал подорожники и предлагал ей их съесть, не заваривая. Сюда бы сейчас пару этих слизеринцев…а так пришлось искать самому. Мерзкие, горькие листья, песок, скрипящий на зубах - и все же он сжевал все, что смог найти. Затем лег на траву на бок и закрыл глаза. Теперь он или поправится или сдохнет прямо тут, не тронувшись с места.

Через сутки он съел крота. Полегчало. А еще через полторы недели он вошел в деревню Хогсмит с южной стороны, и, стащив ночью номер "Пророка" со своей вопящей рожей на первой странице, залез поглубже в пещеру на окраине и уснул, положив газету под голову. Он решил, что в честь торжественного завершения первого этапа, этой ночью он будет спать столько, сколько в него влезет.

*********
А на утро его ждал сюрприз. Усевшись у самого входа в пещеру, при свете дня, он принялся читать статью и поначалу не узнал ничего нового - даже те ужасные эпитеты, которыми его награждали корреспонденты и бесконечные напоминания о том, что он - единственный в своем роде, кому удалось, которые в другой ситуации польстили бы его самолюбию, на этот раз оставили его равнодушным. Вся статья - одна сплошная ода его несовершенным злодействам, а самая ужасная и неожиданная новость сообщается в конце, парой будто ничего не значащих, случайных фраз. Дементоры стерегут школу. Дементоры стерегут Питера! Они охраняют и берегут убийцу он справедливого возмездия, опять встали у него на пути.

Этого он не мог ни ожидать, ни предвидеть. Он рассчитывал на погоню, а никакой погони, оказывается, нет! Их просто выставили вокруг школы, а Дамблдор, наверное, впал за эти 12 лет в старческий маразм, раз подпустил этих тварей к обожаемым детишкам.

Блэк не чувствовал ни страха, ни отчаяния - только злость, бессильную, ослепляющую ярость от очередной чудовищной несправедливости, которая свалилась на его голову. Дамблдор - старый псих с вечно блуждающей, маразматической улыбкой, Гарри…о, Гарри уже небось столько напели о Сириусе Блэке, что он при случае изъявит желание сам удавить злостного убийцу, только хорошо бы, чтобы в этот момент он не оказался между убийцей и крысенышом своего приятеля. Сириус почувствовал жгучее желание нокаутировать своего крестника и тут же устыдился. Выпороть будет вполне достаточно. Заставили бы его в школе писать строчки…"я не должен верить брехунам".

Когда приступ ярости прошел, и он снова обрёл способность трезво мыслить, он задал себе единственно верный вопрос - а почему, собственно, от него охраняется именно школа? С чего Министерство взяло, что он пойдет в школу? Кого именно они там охраняют? Сколько он ни думал, ни к каким выводам придти не смог - в дни после падение Волдеморта он был занят только одним - поисками Питера. Был слеп и глух ко всему, что говорили вокруг, ко всему, что творилось на улицах. Раздавленный горем, обрушившимся на него, он отложил траур на неопределенное время - до тех пор, пока не прикончит Питера. И вот как все вышло.

Гарри? Они охраняют Гарри? Ха! Каким же идиотом они его считают! Будь он "приспешником Сами-Знаете-Кого" - ноги бы его здесь не было, он бы, сбежав, давно уже загорал на пляже где-нибудь на другом конце планеты. Нет, страшный кровавый маньяк восстал из мертвых и пришел не за великим Гарри Поттером - он пришел за домашней крысой его рыжего друга. Об этом в газетах не напишут. Хотя…старику Лавгуду, наверняка, понравится эта история! Сириус вспомнил его журнал, который тот начал издавать еще в школе, и представил себе худенького, не от мира сего Ричарда, который, высунув от напряжения кончик языка, старательно сочиняет очередную статью для школьной стенгазеты. "Садист и живодер Сириус Блэк пришел в Хогвартс, чтобы свернуть шею своему крестнику Гарри, расчленить его, смолоть из него фарш, запечь в пироге и съесть на могиле Сами-Знаете-Кого, обливаясь слезами, но ТАК ЛИ ЭТО?!". Пес тихо заворчал себе под нос, тряхнул головой и выполз из пещеры. Наступал вечер, осеннее солнце уже сильно клонилось к горизонту, а Сириус Блэк пошел гулять в Хогсмит.

********
- Пароль.
- Впусти меня.
- Это не пароль.
- Я не знаю пароля. Я прошу впустить меня без пароля.
- Без пароля хода нет.

Неимоверно худой, высокий человек, закутанный в какие-то лохмотья, убрал с лица патлы и оперся о раму портрета. Он знал, что надо торопиться, но был спокоен. Он тихо прокашлялся и хрипло прошептал в лицо Полной Даме:
- Посмотри на меня. Внимательно, - он говорил медленно, вполне миролюбиво, но в тихом голосе слышалось напряжение, - Я учился здесь, ты меня знаешь. Мое имя…
- Ничего я не знаю. Нет пароля - нет входа.
- Мне надо войти, а между мной и входом только ты. Подумай, - терпеливо сказал он.
- Говори пароль!

Человек обречено вздохнул. Он и не ожидал другого. После скажут, что он рассвирепел, и от злости порезал холст на куски, но это ошибка - ему нужно было войти, и только портрет стоял между ним и его целью. Он вынул из кармана короткий перочинный нож, который украл накануне в деревне: какой-то старик вырезал им что-то по деревяшке, а затем ушел в дом, оставив нож на крыльце.

Он перехватил нож поудобней и всадил его в край холста. Полная Дама завизжала и умчалась. Портреты подняли шум, но прежде чем он докатится до Большого Зала пройдет какое-то время. Он быстро разрезал портрет и почти достиг своей цели, но вдруг услышал детские голоса и топот ног по лестнице. Это было слишком рано. Чертовски рано - праздничный ужин на Хэллоуин на его памяти ни разу не закончился раньше десяти часов. До крови закусив губу, он в ярости пнул портретную раму, и, секунду спустя, большой черный пес мчался по коридору в самое темное крыло замка, где ему был известен каждый угол, каждый сантиметр каменного пола, и где располагался потайной ход, по которому он попал в замок.

На улице было темно. Он добрался до своей пещеры, еле волоча ноги и задыхаясь от ярости. Он вымок, вывалялся в грязи, а с ушей свисала густая паутина, которой зарос подземный ход. Вся работа по самоуспокоению и самоконтролю, которой он занимался целую неделю, прежде чем совершить свою первую вылазку в школу, пошла прахом. Лезть в школу - для него это будто лезть в пасть к дракону, и он рассчитывал, что одной такой попытки ему хватит.

Тяжело дыша и не обращая внимания на паутину, лезшую в глаза, он подводил итоги. Результат получался неутешительный - на свой страх и риск он проник в замок, едва не попался и все совершенно без толку. Сейчас выяснится, что он уже побывал внутри, и тогда Дамблдор усилит охрану еще больше. Каждая следующая попытка будет ему обходиться дороже предыдущей и, в то же время, отказываться от своей мести он не собирался. Он думал об этом. Но не как о варианте своего поведения, а исключительно как о теоретической возможности. Он знал, что того, кто отказался бы, будучи на его месте, он стал бы презирать до глубины души - это преступление против собственной совести, своей личности. В его случае, это будет означать, что Сириус Блэк, каким он был, умер. Сгнил в Азкабане. А он не сгнил. И ненависть, которая душила его на каменном полу пещеры, и разочарование и гул в голове - верное тому доказательство. Идти обратно, пытаться снова и снова было не страшно. Страшно было не добраться, не успеть. Сейчас он был уверен, что, успей он отомстить Питеру, дальнейшая судьба перестанет его волновать.

На мгновение ему показалось, что он снова в Азкабане - холодный осенний ветер задувал в пещеру, каменные стены, каменный пол, и сверху, над головой, тоже камни. Но главное не это - он вдруг почувствовал себя запертым в самом себе: мстительность сверху, ярость снизу, ненависть вокруг. Как там говорится? "Куда бы ты не поехал, больного ты возишь с собой". Так и есть - окажись он в эту минуту где-нибудь за океаном, в теплой постели, разница была бы незначительна. Больной внутри. Он мог даже точно сказать где - в голове и в сердце.