Tertium non datur

Глава 1

Название: Tertium non datur (лат. «Третьего не дано»)
Автор: polina_pavla
Бета: Хильда
Дисклеймер: на чужое не претендую, но сюжет мой
Пейринг: Джеймс П./Бри Э., Скорпиус М./Роза У.
Жанр: drama, romance
Рейтинг: пока PG-13, а дальше посмотрим
Саммари: Прошло девятнадцать лет со времени падения Тёмного лорда. Магический мир постепенно оправляется от последствий войны, а школа чародейства и волшебства Хогвартс ожидает прибытия новых учеников, и среди них не только дети молодых ветеранов и их школьных недругов, но также девочка, история семьи которой неизвестна никому.
От автора: Серию книг о Гарри Поттере я перечитала не раз, однако знакома всего с четырьмя фиками по этому фэндому, так что с чистой совестью заявляю, что ничьих идей не заимствовала. По причине же плохого знакомства с фэндомом я не могу и оценить, насколько оригинальны сюжет и идея моей истории. В любом случае искренне надеюсь, что она найдёт своих читателей.

Глава 1.

Ex ungue leōnem*.

Ленивая осень в тот год никак не хотела вступать в свои права. Вот уже наступило первое сентября, однако ни один листик на кустах и деревьях не показывал хоть каких-то признаков увядания. Даже воздух был чутким, звонким, разогретым, так что спешившие по проходам вокзала Кинг-Кросс люди носовыми платками или же голыми ладонями смахивали выступавший на лбах и шеях пот. То тут, то здесь раздавались сетования на нетипично жаркую погоду и рассуждения на тему глобального потепления. Раздражение пассажиров и их провожатых было настолько велико, что они, вопреки обыкновению, не замечали то и дело проходивших мимо престранных субъектов, толкавших перед собой тележки с тяжёлыми чемоданами и клетками с совами и иным зверьём помельче. Не знали они, и что среди этих чудаков была семья некоего Гарри Поттера, так как в их мире – мире магглов – это имя что-то значило только, пожалуй, для нынешнего премьер-министра и парочки предыдущих.
- Я знаю, что дядюшка Джордж снабдил тебя предостаточным количеством своих «сувениров», – сурово шептала красивая рыжеволосая женщина старшему из троих бодро шагавших рядом с ней детей.
- Мам, ты же несколько раз проверяла мои вещи, – робко возразил мальчик, но всё же не смог скрыть лукавой усмешки, заставив тем самым улыбнуться отца и младшего брата.
- И всё равно я знаю, что как-то ты эти вредилки припрятал. Уж, думаю, мой братец этому тебя научил. Если нам придёт письмо из школы, в котором говорится, что ты набедокурил…
- Твоя мама хочет сказать, чтобы ты, совершая шалости, был осмотрителен и не попадался. По крайней мере, не в первый же месяц, – перебил раздосадованную женщину муж, чем вызвал тихие смешки своих детей. Женщина было повернулась, чтобы отчитать и мужа, но натолкнулась на до невозможности выразительный взгляд, говоривший, во-первых, «дорогая, запрещать бессмысленно, нам всё равно не уберечь его от шалостей», во-вторых, «давай не будем лицемерами и вспомним о том, что сами, мягко говоря, отнюдь не всегда соблюдали правила». Безмолвное послание супруга было настолько красноречивым, что Джинни ничего не оставалось, как пробурчать: «Да, не в первый же месяц». Джеймс расплылся в ещё более широкой улыбке, а Гарри не без добродушной иронии подумал о том, как же сильно порой его жена походит на собственную мать. Подмигнув сыну, он похлопал его по плечу и подтолкнул в сторону барьера, разделявшего девятую и десятую платформы.
Восемнадцать лет минуло с того дня, когда Гарри Поттер при поддержке друзей и соратников одолел Тёмного Лорда. Жизнь магического общества вошла в привычное русло. Многие поражались тому, как быстро зарубцевались раны, оставленные войной, которая, так или иначе, затронула почти все семьи волшебников Великобритании, и не только её. По всей стране были установлены памятники в память жертв террора и войны, а также чествующие героев, к числу которых не без некоторого сопротивления определённой части волшебников были отнесены и Сириус Блэк с Северусом Снейпом.
Последователей Волдеморта разыскивали ещё долгие месяцы после битвы за Хогвартс, хотя никто из них вовсе не выказывал намерений отыскать своего господина, а лишь спасал собственную шкуру, не думая ни о достоинстве, ни о чести своей семьи, за которые так ратовали и которые так превозносили Пожиратели смерти.
Было принято немало новых законов, упразднено несколько старых, Министерство магии обновилось почти наполовину; к службе привлекли множество молодых, талантливых людей, многие из старых чиновников, вроде Долорес Амбридж, понесли разной формы и степени наказания: от домашних арестов до заключений в Азкабане.
Хогвартс, принявший на себя основной удар, был восстановлен в первую очередь и первого сентября того же года принимал новых и старых учеников. Это было своеобразным символом того, что, несмотря на разруху, несмотря на потери, несмотря на не до конца изживший себя ужас, жизнь продолжается, и если на Британских островах есть уголок безопасности и спокойствия, столь необходимых юным чародеям и их родителям, то Хогвартс полон решимости вновь взять на себя эту роль. Как и всякое наделённое магическими силами живое существо (коим, собственно, и являлся), он быстро исцелился не без помощи старых преподавателей и нового директора школы – Минервы Макгонагалл.
Вот и в этот год одна из старшейших и величайших школ волшебства с нетерпением, преисполненным достоинства, ожидала прибытия учеников.
Впервые за долгие годы оказавшись на платформе девять и три четверти, Джинни и Гарри на пару мгновений замерли, почувствовав, как их буквально сминает любовная нежность к красному паровозу, уже начавшему бодро пыхтеть, и к самой этой счастливо-волнительной обстановке, полной предвкушения и ожидания. На миг они забыли о том, что явились сюда вовсе не для того, чтобы самим отправиться в Хогвартс. Из кокона приятных мыслей их вырвал негромкий вскрик:
- ’Арри! Билль, смат’и, там ’Арри и Джинни.
Приветственный возглас Флёр, к сожалению, привлёк внимание не только тех, к кому был обращён. Теперь все присутствовавшие, так или иначе, смотрели на главу семейства Поттер. Некоторые, чтобы не показаться невежливыми, хотя и безуспешно, изо всех сил старались не выказывать своего любопытства, иные же беззастенчиво пялились, не находя в этом занятии ничего предосудительного.
Поэтому-то никто не заметил пару, скромно стоящую в дальнем конце платформы. Статная женщина, юность которой давно отцвела, однако величественная, терпкая красота вовсе не увяла, обнимала одной рукой, тесно прижимая к себе, хрупкую девочку лет девяти-десяти. Даже те, кто многие годы был знаком с ними и провёл в их компании немало времени (а таких людей было немного), с трудом мог обнаружить фамильное сходство. Тронутые сединой, каштановые волосы дамы, выглядывавшие из-под чёрной вуали, слишком ярко контрастировали с пепельными локонами её юной спутницы, а голубые глаза, по-прежнему ясные и пронзительные – с чёрной радужкой, подобрать достаточно подходящее сравнение с которой мог бы только один человек из ныне живущих – Гарри Поттер, видевший тёмные воды проклятого озера, наполненного уродливыми и пугающими телами живых мертвецов.
Вот только он не глядел на ребёнка, а, изо всех сил стараясь игнорировать досаду из-за пристального внимания и неприкрытого любопытства окружающих, сосредоточился на собственных отпрысках, старший из которых в этот год впервые садился на Хогвартс-экспресс. С женой и детьми он подошёл к семье шурина, дочери которого в этом году предстояло учиться на шестом курсе, а младшему сыну – на четвёртом. Рядом с Мари-Виктуар увивался крестник Гарри – семикурсник Тед Люпин. Собственно провожая его на Хогвартский поезд шесть лет назад, Гарри в последний раз и был на этой платформе. Вскоре к этой большой компании присоединился и Перси со своим небольшим семейством: он, в душе сочтя пример своих родителей дурным, был отцом всего одного ребёнка – сына, названного в честь героически погибшего брата. В действительности очень немногие оценили этот порыв Перси, и особенно он разочаровал Джорджа, бесспорным любимцем которого был Джеймс. Несчастный Фред-младший никак не мог оправдать ожиданий своих родственников: единственный из всех Уизли он, как и его мать, учился на Когтевране, и хотя был успешен в учёбе, не блистал ни по части спорта, ни по части проказ. Конечно же, его любили, но присутствовала в этой любви немалая доля жалости и горечи.
С появлением Перси беседа не то чтобы расклеилась, но утратила ту непринуждённость и некоторую даже игривость, став плоской и формальной: взрослые, нарочито игнорируя пристальное внимание, которое оказывалось зеваками одному из них, стали обсуждать предстоящие семейные сборы в «Норе» по случаю дня рождения дедушки Артура, а дети о чём-то шептались в сторонке.
Вскоре Джеймс, взятый под опеку старшими родственниками, сел на паровоз, как положено любящему сыну, высунулся из окна и начал махать своим родителям и брату с сестрой, пока те не исчезли из виду.
Что чувствовал в этот момент сам Гарри Поттер – неизвестно, вот только можно с уверенностью утверждать, что грусти в его мыслях было больше, чем радости: тоски по собственным школьным годам, по тому месту, которое до сих пор считал своим первым домом, по той атмосфере непринуждённости, ощущаемой тогда и только тогда, когда находишься среди «своих», среди равных, среди тех, кто способен тебя понять, когда сам ты ещё совсем не знаешь, с чем имеешь дело. Начал скучать Гарри и по своему старшему сыну, с ясностью понимая, что с этого дня Джеймс, которому большую часть последующих семи лет предстояло прожить на другом конце страны, станет всё более отдаляться от него, обретая столь желанную им самостоятельность, пока совсем не зная, что она под собой подразумевает и что за собой влечёт. Ещё Гарри самую малость завидовал сыну, завидовал всем тем опытам, с которым Джеймсу только предстояло познакомиться, всем тем открытиям, которые предстояло сделать, и приключениям, которые его ожидали, потому что детство и юность – сами по себе приключения, тем более если проводишь их в таком месте, как Хогвартс.
Когда на следующий год чета Поттеров впервые отправляла в Хогвартс уже второго сына, необычная пара из женщины и девочки, которая, к слову, не слишком-то изменилась, вновь явились на платформу девять и три четверти. И если бы не мантия, в которую в этот раз была облачена младшая, то можно было бы подумать, что они вовсе не покидали этого места.
Они, так и оставшись никем незамеченными, простились друг с другом просто и довольно сухо: бегло поцеловав свою юную спутницу в щёку и пожелав ей удачи, женщина поправила вуаль и направилась к выходу, так ни разу и не оглянувшись. Впрочем, девочка, очевидно, ничего другого и не ждала, так как сразу же двинулась к одному из вагонов, волоча за собой огромный чемодан и клетку с птицей. Забравшись в совершенно пустое пока купе, она без помощи посторонних разместила на багажной полке свою тяжёлую поклажу и села в уголок у окна, достав книгу и принявшись её изучать.
Всё более заполнявшие с каждой минутой поезд люди и шум возвещали о том, что неумолимо близится отправление. Вот и у девочки с книгой вскоре появились попутчики, которые забегали в купе, кое-как бросали вещи, а после поспешно возвращались на перрон, чтобы провести ещё немного времени с близкими.
Но вот окна заволокло паром, раздался гудок, послышались звуки захлопывавшихся дверей, прощальные крики и последние наставления, и поезд тронулся. Ещё с пару минут юноши и девушки стояли в коридоре, глядя на удаляющиеся лица родных и знакомых, но после начали расходиться по купе. Время прогулок по поезду ещё не настало, так как не проехала тележка со сладостями, которую никто ни в коем разе не хотел пропустить, так что школьники принялись возиться с вещами, которые ещё не успели уложить на багажные полки, болтать с приятелями-попутчиками и разглядывать незнакомых соседей по купе.
- Как тебя зовут? – спросил второкурсник с Когтеврана, силясь заглянуть в глаза незнакомой девочке, сосредоточенно читавшей книгу, что вызывало недоумение.
Та положила палец на страницу в том месте, где остановилась, медленно подняла не по-детски бесстрастное лицо и равнодушно ответила:
- Бригитта, – а после вернулась к своему занятию, тем самым ясно дав понять, что не заинтересована ни в продолжении беседы, ни в знакомстве.
До самого Хогвартса больше никто не решился докучать ей расспросами, и даже когда она встала и чинно покинула купе, чтобы посетить уборную, её уход был прокомментирован всего одной фразой: «Какая-то она странная». Замечание хотя и не отличалось остроумием, всё же было довольно точным.
Все школьники, ехавшие на этом поезде, либо были знакомы друг с другом до того, как отправились с платформы девять и три четверти, либо успели познакомиться в пути, или же друг о друге слышали, так как, в целом, английское магическое общество не было таким уж многочисленным и совершенными незнакомцами среди пассажиров Хогвартс-экспресса были только те, кто родились в семьях магглов.
Но Бригитта не была просто «новенькой», она была чужачкой, причём если и не враждебно настроенной, то уж совершенно точно не дружелюбной, и это почувствовали все. Эта девочка, которую ещё нельзя было даже вполне назвать ученицей Хогвартса, уже приложила значительные усилия к тому, чтобы стать изгоем, однако, казалось, это не просто не пугало её, а было желанным. Так что, вернувшись в купе, она достала из сумки пакет с по-маггловски обычным овсяным печеньем и, не предложив никому угоститься, принялась неспешно есть, периодически стряхивая уверенной рукой упавшие на вновь раскрытую книгу крошки.
Присутствие и поведение Бригитты угнетало её попутчиков, поэтому вскоре половина из них отправилась побродить по поезду, чтобы пообщаться с приятелями, освежить старые знакомства и обзавестись новыми, а остальные приняли решение не замечать нелюдимую девчонку.
В соседнем же купе, напротив, было шумно и весело: Джеймс Поттер вводил своего младшего брата и кузину в славное гриффиндорское общество, ведь не смотря на высказанные им на перроне предположения, он нисколько не сомневался в том, в какой именно части замка будет спать Альбус этой ночью и большинство последующих в ближайшие семь лет.
Ещё в одном из вагонов среди, как полагал, будущих однокурсников сидел и Скорпиус Малфой, немного робевший из-за того пристального внимания, которое оказывали ему старшие и опытные ученики Слизерина.
Шли часы, близился вечер и вот уже мягко начали опускаться сумерки, от которых не в силах был убежать даже быстрый Хогвартс-экспресс. Те, кто сел на поезд в магловской одежде, к этому времени успели переодеться в форменные школьные мантии. И все, без исключения, помимо голода начали испытывать и лёгкое нетерпение. У кого-то оно было разбавлено нервозностью, связанной с незнанием того, что ожидает; у кого-то сладкой тоской в предвкушении встречи со вторым домом – школой. Всё чаще школьники принимались ёрзать на своих сидениях или вскакивать на ноги без очевидных причин. И только девочка, сидевшая во втором купе шестого вагона, продолжала невозмутимо читать свою книгу, не выказывания ни малейших признаков волнения.
По прибытии паровоза на станцию «Хогсмид», ученики высыпали на улицу в ожидании завершения своего путешествия.
Как и всегда первогодки в сопровождении Хагрида, тепло поприветствовавшего старых знакомых, отправились к лодкам, а остальные ученики – к каретам с фестралами. Как и всегда раздались поражённые ахи и охи первых, как и удовлетворённые – вторых, когда показались стены и башни Хогвартса. Как и всегда один из первокурсников едва не бухнулся в озеро, а один из старшекурсников стал жертвой пакости Пивза. В общем, всё проходило в соответствии с заведённым сценарием и согласно традициям.
Проплыв по туннелю, начинавшемуся в расщелине утёса и заканчивавшемуся прямо под замком, дети высадились на каменной пристани, боязливо осматриваясь по сторонам. Однако надолго задержаться в этом мрачноватом месте им не довелось, так как вскоре лесничий повёл их наверх.
Вот так зло и проникло в школу, приняв самый обманчивый из всех обликов – неискушённого дитя. Впрочем, не впервые. Однако стены Хогвартса, как всегда, остались спокойны и непредвзяты, гостеприимно приняв Бригитту. А пока ей, как и всем первокурсникам, предстояло самое волнительное мероприятие вечера – распределение на факультеты.  

__________________________
*лат. «По когтям можно узнать льва».

Глава 2

Homo locum ornat, non homĭnem locus.*

Шагая по проходу между столами в большом зале, на ходу подняв голову и зачарованно вздохнув, неопытные первокурсники могли увидеть тёмное, словно кто-то перевернул пузырёк с синими чернилами, ровное небо в густых сумерках. Окружавшие их люди и предметы были по большей части незнакомы, а потому казались до дрожи таинственными. И весёлый гомон, и игриво пляшущие в воздухе свечи, которые оставляли огненные отблески на золотой посуде и оконных стёклах, – всё это вовсе не нарушало торжественного очарования момента, а напротив, усиливало его, превращая неровную колонну спотыкающихся через шаг первогодок в праздничную процессию, целью которой был простой деревянный табурет да старая шляпа, казавшиеся некоторым особенно впечатлительным детям ни много ни мало, а троном и венцом, с которыми им предстояло познакомиться поближе, как только будет пропета традиционная песня, и заместитель директора профессор Флитвик начнёт объявлять по списку тех, для кого этот год станет первым в Хогвартсе.
Первой распределение предстояло пройти розовощёкой и пухленькой Боанн Аддерли, попавшей на Когтевран, следом за ней шёл тёмноволосый Эйден Албертсон, зачисленный на Пуффендуй, после – его однокурсник Гвидион Берч. Была определённая доля злой иронии в том, что первой, зачисленной на Гриффиндор, оказалась никто иная как Бригитта Эрцбергер – та самая девочка с книгой и печеньем, которая оттолкнула первого же пожелавшего познакомиться с ней в поезде человека. Она была поражена решением шляпы, так как искренне полагала, что окажется на факультете змей. Сама кровь в ней, казалось, взывала к тому, чтобы занять место за столом под зелёными знамёнами, но шляпа рассудила иначе, поэтому Бригитта, не показав своего смятения, медленно направилась к столу, стоявшему слева от входа в зал. Девочку тепло поприветствовали новые однокурсники, принявшие её неотзывчивость за волнение и не ставшие ей докучать.
Тем временем, распределение на факультеты продолжало идти своим чередом, и профессор Флитвик добрался до середины списка быстрее, чем это могло показаться стоявшим в шеренге первогодкам.
- Малфой, Скорпиус! – перекрыл голос заместителя директора царивший в главном зале нетерпеливый гомон. К тому времени, как белокурый мальчик присел на табурет, за слизеринским столом предполагаемые однокурсники поспешно освободили ему местечко. Все полагали, что Скорпиусу, как и всем Малфоям, было на роду написано учиться на факультете змей, но, видно, и у старой Шляпы имелось чувство юмора, притом довольно жестокое, так как спустя пару секунд она выкрикнула: «Гриффиндор!».
В зале мгновенно установилась тишина. Неизвестно, для кого это решение шляпы стало наибольшей насмешкой: для самого Гриффиндора, его студентов (бывших и настоящих), или отца Скорпиуса. Даже Минерва Макгонагалл недоумённо выгнула бровь. Маленький Скорпиус был настолько смущён, что, будто по инерции, подался было к столу, где сидели те самые ребята, которые как равного приветствовали его в поезде. Но профессор Флитвик остановил его, положив руку на плечо, и слегка подтолкнул в сторону гриффиндорского стола, где Скорпиуса встречали враждебно глядевшие однокурсники, ни в какую не хотевшие принимать его в своё общество, и только Бригитта, не выражая эмоций и будто из механической вежливости, слегка подвинулась, освобождая ему место рядом с собой.
- Спасибо, – испуганно прошептал Скорпиус, усаживаясь рядом с ней; она же, не поворачивая головы, лишь едва заметно кивнула. За столом установилось атмосфера, густую тяжесть которой не смог смягчить даже факт зачисления на факультет Альбуса Поттера и Розы Уизли.
Кажется, во время именно того, самого первого для Скорпиуса пира в Хогвартсе, кто-то из гриффиндорцев зло прошипел фразу, которую тут же подхватили за столами Пуффендуя и Когтеврана и которая преследовала младшего Малфоя почти до самого окончания школы: «Слизеринский змеёныш проник на Гриффиндор». И хотя в ней заключалось скрытое и беспочвенное обвинение в жестоком коварстве, которого Скорпиус не заслужил, всё же она ясно выражала мысль, которую разделяли все: ему не было места нигде, кроме Слизерина. Однокурсники младшего Малфоя не стали раздумывать над тем, что шляпа отправила его на Гриффиндор не без причины, не для того, чтобы поиздеваться над ними. Слизеринцы также легко забыли о том, что ещё совсем недавно с удовольствием принимали его в своей компании. Он стал своим среди чужих и чужим среди своих.
Храбрецы-гриффиндорцы быстро превратили его в объект травли, участия в которой не принимали только его непосредственные одноклассники – те, с которыми он делил спальню в общежитии: Исидор Уоллис, Джек Хейг, Говард Фаулер и Альбус Поттер. Объяснялось это, вероятно, тем, что тот же Исидор тоже чувствовал себя чужим на факультете, так как его дед, отец и старшие братья учились на Пуффендуе, Джек и Говард происходили из маггловских семей, а Альбус очень хорошо помнил наставления отца, ясно давшего понять, что преследовать слабых – бесчестно. Однако же эти четверо не пытались предложить дружбу Скорпиусу или хотя бы завести с ним приятельские отношения. По большей части они попросту игнорировали его. Он же, с другой стороны, и не стремился навязать им своё общество, от безысходности посвящая всё свободное время учёбе.
Однако Скорпиус не был единственным изгоем на своём факультете. Вскоре его одноклассники «раскусили» и Бригитту, выяснив, что её недружелюбие вовсе не является следствием скромности и стеснительности, и приписав его спесивости и высокомерию. Людей отталкивало её нежелание общаться, которое она демонстрировала открыто и почти бестактно, а также отсутствие уважения как к однокашникам, так и к старшим студентам. Никто ничего не знал о её семье, откуда она родом, чем увлекается, кроме чтения своих проклятых книг.
Именно в библиотеке и проводили большую часть времени две парии гриффиндорского факультета. Скорпиус скрывался там, чтобы не раздражать своим присутствием остальных одноклассников, Бригитта – чтобы те не раздражали её. Поэтому не было ничего удивительного в том, что вскоре эти двое стали одними из лучших учеников на курсе. Конкуренцию им составляли только Роза Уизли и Альбус Поттер. Однако, в отличие от них, Скорпиус и Бригитта не слышали от одноклассников слов благодарности и восторга за принесённые факультету очки. В целом, то был странный первый курс. Даже Филиус Флитвик тоном, в котором едва заметно улавливалось негодование обделённого собственника, сказал, что гриффиндорцам набора нынешнего года самое место на его факультете – до того выдающиеся достижения они демонстрируют в учёбе.
Однако высшие баллы не приносили радости ни Скорпиусу, ни Бригитте. Казалось, в Хогвартсе не было места этим двоим. Вероятно, именно по этой причине они и начали составлять друг другу компанию сперва только в течение трапез, вскоре на занятиях и, наконец, в остальное время.
Если установившиеся между ними отношения и можно было назвать дружбой, то довольно странной. Они почти не разговаривали, но вопреки этому или, быть может, напротив, благодаря сумели развить удивительное понимание. Первый их словесный обмен был таким:
- Могу я сесть рядом с тобой? – спросил Скорпиус, приблизившись к сидевшей за одним из столов в библиотеке Бригитте.
- Да. И можешь называть меня Бри, – не отрывая взгляда от книги, спокойно ответила та. Скорпиус обрадовался, ведь это значило, что спустя месяц он смог, наконец, найти себе товарища. Поэтому, когда они разъехались по домам на рождественские каникулы, он отправил ей в подарок коробку шоколадных лягушек и новенький учебник по Защите от тёмных искусств за второй курс, так как заметил, что именно этому предмету Бригитта уделяет больше всего внимания. Девочка же, будучи удивлённой жестом одноклассника, решила быть вежливой, поэтому через пару дней в дом Малфоев прибыла сова с посылкой, в которой лежали книга про квиддич и пакет вкуснейших леденцов, которые, как Скорпиус был убеждён, невозможно было достать в Лондоне. С тех пор обмен подарками на Рождество для них стал традицией.
Скорпиус был чрезвычайно доволен, что у него был кто-то за пределами семьи, с кем он мог разделить бремя обучения в Хогвартсе. Так что когда Драко, нежно любивший своего сына, с тревогой спросил у него:
- Ты завёл друзей в школе?
- У меня есть Бригитта, – твёрдо ответил тот, и с тех пор эта мысль постепенно превращалась для него в некую внутреннюю опору. Он не мог поделиться с Бригиттой своими чувствами, пожаловаться на жестокость одноклассников или попросту посетовать на большое количество домашней работы или головную боль. Да, Бригитта не могла стать для него маяком, светом в оконце или путеводной звездой, но ему хватало и того, что она просто была. Он чувствовал, что она на свой манер пытается защитить его, даже если это было связано всего лишь с желанием избавиться от вызывавшего у неё досаду внимания остальных учеников. Он не знал, действительно ли Бригитта любила одиночество, но именно ему отдавала предпочтение, и Скорпиус был рад, что она разрешала ему делить с ней уединение. Ему нравилась исходившая от подруги аура силы, спокойствия и полного равнодушия, которое лучше, чем что бы то ни было, защищало её от нападок окружающих. Бригитте достаточно было раз направить взгляд чёрных глаз, полных не раздражения или презрения, а безучастности, чтобы у досаждавшего ей человека пропало всякое желание вновь трогать её, так как нет ничего страшнее, чем отрицание твоего существования, а именно это и говорил взгляд девочки: «Ты для меня ничто. Даже не ничтожество, даже не назойливая муха или комар, который зудит над ухом, а просто ничто. Пустое место в буквальном смысле».
Уже через пару месяцев после начала учёбы никто не решался подойти к ней, однако за спиной о ней говорили много. Впрочем, не у многих хватало фантазии придумать что-то помимо реплики: «Какая же она странная!». Бригитта действительно была странной, притом настолько, что странность эта весьма непросто поддавалась классификации и определению. Эта девочка ставила всех в тупик своим поведением, да и её необычная внешность играла свою роль. Если бы не глаза с такими же чёрными и пугающими, как две бездны, радужками, то Бригитта казалась бы совсем бесцветной со своими пепельными волосами и бровями, бледными губами и кожей, на которой не было видно и намёка на румянец.
Глядя на то, как Бригитта проводит часы, склонившись над очередным фолиантом, знакомство с которым ей было явно не по возрасту, та же Минерва Макгонагалл могла бы с любовной ностальгией вспомнить одну из своих любимых учениц – мисс Грейнджер. Однако мисс Эрцбергер, в отличие от Гермионы, вовсе не старалась поразить преподавателей своими знаниями, заслужить их похвалу или расположение. Хотя она блестяще справлялась с письменными работами, всё же никогда не поднимала руку, отвечала только тогда, когда этого просил преподаватель, что случалось нечасто, так как даже учителя испытывали по отношению к ней если не неприязнь, то желание держаться подальше.
Только преподаватель Защиты от тёмных искусств, Мельхиоре Джусти, находил в своём сердце место для сочувствия к Бригитте, хотя та и не выражала никакой потребности в этом. Однако у этого преподавателя имелись причины для подобного отношения к девочке: в отличие от большинства в Хогвартсе он был немного знаком с историей её семьи.
Обратив внимание на Бригитту ещё во время распределения на факультеты, на первом занятии он обратился к ней с вопросом:
- Простите, мисс Эрцбергер, вы как-то связаны с Озуалдами?
- Это девичья фамилия моей матери, – просто ответила та.
- Значит, вы внучка Мадалины и Руадана Озуалд? – высказал своё подозрение профессор.
- Именно так, – всё тем же ровным, бесстрастным тоном, так не подходившим ребёнку, произнесла она, не выказывая ни оживления, ни волнения, как, впрочем, и не испытывая их.
- Насколько мне известно, ваш род давно и очень тесно связан с Дурмстрангом. Довольно странно видеть вас здесь.
- Моя семья сочла, что для меня будет лучше получить образование в Хогвартсе – вдали от традиций Севера.
Что значила последняя фраза Бригитты, не до конца понял даже сам профессор Джусти, однако ученики сделали свои собственные выводы, опираясь на известный факт, что в Дурмстранге всегда гораздо глубже и любовней изучали Тёмные искусства.
Профессор Джусти преподавал Защиту от тёмных искусств вот уже шестнадцать лет, столько же возглавлял Слизерин. Сам он был иностранцем, итальянцем, в Хогвартсе никогда не учился, а потому о противостоянии факультетов, как и об «особой» репутации Слизерина, знал лишь понаслышке, и в этом была огромная польза.
Многие из учеников Хогвартса несли бремя своих отцов: кому-то досталась слава, а кому-то – позор. Конечно, наибольшая концентрация первых наблюдалась на Гриффиндоре, а вторых – на Слизерине.
После той войны, когда никто из старших учеников Слизерина не пожелал остаться и помочь защитить школу, а одна из его учениц предложила выдать Гарри Поттера, на факультете стояло клеймо трусости. И всегда-то довольно обособленные и отчуждённые, теперь студенты Слизерина находились фактически в изоляции, особенно в первые годы после битвы за Хогвартс.
В действительности же количество подлецов и идиотов всегда было равномерно распределено по факультетам. Разница, вероятно, состояла в том, что на Слизерине они были особенно высокомерными, на Гриффиндоре – нахальными, на Когтевране – скрытными, а на Пуффендуе – последовательными.
Первые два года прошли спокойно для Скорпиуса и Бри. Им, конечно, пришлось пережить период, когда их дразнили за неразлучность, называя женихом и невестой, а также пару других неприятных инцидентов, как, например, тот случай на втором курсе, произошедший сразу после рождественских каникул. Бригитта вернулась в школу с престранным украшением – шейным кольцом с россыпью мелких рубинов, при попадании солнечных лучей на которые, создавалось впечатление, будто из горла девочки сочатся капельки крови. Ларита Герни, особенно упорно и последовательно пытавшаяся достать Бригитту, тут же во всеуслышание начала обсуждать это украшение, распалившись и раззадорившись молчанием объекта своих насмешек настолько, что впервые решила коснуться одноклассницы:
- Что это такое? Родственники нацепили на тебя ошейник?! – глумилась она, протягивая руку к кольцу, коснувшись которого тут же была отброшена, словно от удара током, заклятием, посланным Бригиттой.
- Не смей трогать меня! – воскликнула Бри, глядя на противницу. Все, стоявшие в коридоре перед кабинетом Зельеварения, тут же замерли, поражённо уставившись на одноклассницу. Впервые они видели, чтобы она не просто обращалась к кому-то помимо Скорпиуса (да и это происходило очень нечасто), но выражала хоть какое-то подобие гнева. Её голос не дрожал, глаза не были расширены, но сам факт того, что она применила заклятие и высказала требование, говорил о многом.
- Что здесь происходит? – взволнованно спросил выглянувший из-за двери профессор Долгопупс.
- Ничего, профессор, всего лишь небольшое недоразумение, – неожиданно для всех ответил Альбус Поттер, поспешно загородив собой продолжавшую лежать на каменном полу одноклассницу. Невилл с сомнением посмотрел на крестника, но продолжать расспросы не стал.
Это происшествие заставило Лариту на некоторое время оставить в покое Бригитту и её друга, но так ничему и не научило, ведь мисс Герни была упорна, не очень умна, да и ещё эта гриффиндорская смелость, нередко граничившая с безрассудством, так что новое столкновение было лишь вопросом времени, и оно произошло. Однако до конца второго курса Бри и Скорпиус доучились спокойно, всё так же проводя свободное время в библиотеке, не участвуя в шалостях и не нарываясь на неприятности со взрослыми. Они лишь изредка посещали игры по квиддичу, стараясь при этом держаться в стороне от остальных болельщиков.

____________________________

*лат. «Человек украшает место, а не место человека»

AN: Вероятно, ещё после первой главы следовало сделать пару пояснений, но лучше поздно, чем никогда. Во-первых, первые три главы – вводные; основное действие начнёт разворачиваться с четвёртого года обучения. Во-вторых, в основном история будет крутиться вокруг двух пар: Джеймса и Бригитты, Скорпиуса и Розы. Уж слишком расплодился клан Поттеров-Уизли, мне не хватит ни сил, ни желания описывать судьбу всех детишек. В-третьих, да, история выйдет мрачноватая. Я всё же не Роулинг и пишу не для детей, хотя и столько смертоубийств, как Джей Кей, не планирую. А вот теперь думайте сами, решайте сами читать или не читать. Но я всё же надеюсь, что читать вы будете :)
Dixi. П.


Глава 3

Curáe leves loquúntur, ingentés stupent*.

Никто не сомневался в том, что Бригитта Эрцбергер полна сюрпризов. Если сперва кто-то и пытался объяснить её нелюдимость тупостью и дурным воспитанием, то успехи в учёбе и любезные манеры, которые она демонстрировала всякий раз, когда это от неё требовалось, разбивали сомнения в её умственных способностях, но оставляли множество вопросов, окружая персону Бри ещё более плотным ореолом таинственности. Ни разу она не упоминала ни о своей семье, ни о доме, ни о друзьях, которые, по идее, должны были остаться там, откуда она приехала. Никто не знал, живы ли её родители, есть ли у неё братья или сёстры и откуда, Мерлин её разбери, она вообще явилась. Если бы кто-то захотел и попытался разговорить её, то выяснил бы, что у Бригитты имеется лёгкий немецкий акцент, но даже Скорпиус, проводивший с ней почти всё время, не знал об этом. Подруга никогда не говорила больше одного предложения за раз, да и это случалось нечасто.
Поэтому-то многие были поражены, когда в ноябре на одном из занятий по уходу за магическими существами, стоило Хагриду подвести всех к особому загону и поинтересоваться, знает ли кто-нибудь, что за создание там сидит, Бригитта почти восхищённо выпалила:
- Ингкел.
Хагрид был удивлён не только тем, что кто-то из учеников признал существо, которое им предстояло изучать в ближайшие недели, а тем, что ответила именно Бригитта, от которой он не слышал ни слова с самого начала занятий в сентябре и о которой то и дело перешёптывались не только ученики, но даже преподаватели Хогвартса.
- Откуда он у вас? Ингкелы почти вымерли, – спросила Бри, продолжая пристально разглядывать чудище, взиравшее единственным глазом с тремя зрачками на с отвращением уставившихся на него школьников.
- Я…это…друг один подсобил, – краснея, объяснил Хагрид. Альбус и Роза расплылись во всезнающих улыбках. Ни для кого не была секретом не только любовь лесничего к странным тварям, но и склонность доставать их не совсем законным способом.
- Встречу с ними считают дурным предзнаменованием! – испуганно воскликнула Эйлин Коу – светловолосая и голубоглазая девчушка с Пуффендуя.
- Как и с фестралами, и всё же дважды в год ты ездишь в каретах, которые они тянут, – спокойно ответила Бригитта, не поворачивая головы в сторону одноклассницы. – Ингкелы совершенно не опасны. В противном случае их не осталось бы так мало, – продолжила говорить она и неожиданно для всех вошла в загон.
- Kommst du ursprünglich aus dem Thüringer Wald?** – тихо произнесла Бригитта, коснувшись указательным пальцем сначала кончика своего носа, а потом и кончика носа создания. Ингкел несколько секунд смотрел ей в глаза, а потом также поднёс один из своих длинных, узловатых пальцев к её носу.
- Что такое ты ему сказала? – спросил Хагрид, влюблённо наблюдая за тем, как его новая зверушка взаимодействует с девочкой.
- Я по-немецки спросила, где его дом, – ответила Бригитта, начиная осторожно поглаживать руку ингкела.
- Он говорит по-немецки?! – с восхищением спросила Роза Уизли.
- Нет. Я просто предположила, что он из тех мест, где говорят на немецком языке, и не ошиблась. Звук речи показался ему знакомым, и он решил довериться мне.
- А чем они питаются? Я предлагал ему разное мясо, но он отказывался, – робко спросил Хагрид.
- Острые зубы нужны ингкелам вовсе не для того, чтобы охотиться. Они едят орехи, шишки, раскапывают коренья и объедают кору с деревьев.
- Что ещё ты про них знаешь? – поинтересовался лесничий, по-настоящему увлечённый информацией, которой делилась Бригитта.
- Ингкелы – очень ценные создания. Найти и приручить такого – большая редкость.
- Чем же так особенны эти твари, кроме того, что на них невозможно смотреть без рвотных позывов? – решился вставить реплику Исидор Уоллис.
- Они поразительны, – тихо прошептала Бри, но все одноклассники, тем не менее, расслышали её. – Слёзы ингкела в отличие от слёз того же феникса сами по себе не исцеляют, но зато во много раз усиливают свойства любых целебных отваров, мазей и микстур.
- И как заставить его плакать?
- Он очень…сострадателен и вежлив и плачет, когда видит, что это делает кто-то другой.
- О, ну в таком случае Хагрид-то предостаточно с него надоит слёз, – весёло пробормотал за спиной Бри Альбус.
- Тридцать очков Гриффиндору за ответ мисс Эрцбергер! – прогудел Хагрид, и его ответ словно заставил очнуться Бригитту. Она резко отстранилась от ингкела, напоследок вновь что-то прошептав ему по-немецки, и вернулась на своё место рядом со Скорпиусом, который, как и все остальные, просто умирал от любопытства, мечтая выяснить, действительно ли Бригитта родом из Германии и откуда она столько знает про ингкелов.
Когда ребята возвращались в замок с урока, Ларита Герни решила, что выпал подходящий случай вновь высказать своё мнение о парочке Малфой-Эрцбергер:
- Какие же они всё-таки чудики! – произнесла она так громко, чтобы её услышали и приятели-однокурсники, и одноклассники с Пуффендуя, и, собственно, те, о ком она вела речь. Скорпиус едва заметно вздрогнул, но Бригитта не выказала никакой реакции – она словно бы до сих пор пребывала в глубокой задумчивости.
- Чудики? – переспросил Говард Фаулер.
- Ну да, – пожав плечами, неуверенно ответила Ларита, не зная, к чему он ведёт.
- Какая же ты дура, Герни! – зло выплюнул тот и резко ускорил шаг. Многие посчитали, что его вспышку вызвала усталость от упорных, глупых и неоригинальных нападок Лариты. Однако те, кто, как и он, происходили из семей магглов, догадались, в чём было дело, ведь и их в детстве сверстники часто обзывали этим словом. Однако девочка не стала долго злиться на Говарда, в которого была влюблена, а, как и всегда, направила свой гнев и ненависть на Скорпиуса и Бригитту. Поэтому-то в ближайшую пятницу, дождавшись, пока те сядут завтракать за гриффиндорский стол, она раскрыла свежий выпуск «Ежедневного пророка» и стала нарочито громко читать:
- О, вы только поглядите. Нынче ночью на шестьдесят седьмом году в своём доме в Кёльне скончался известный целитель Медравд Эрцбергер… – Ларита продолжала зачитывать некролог, отвратительно гримасничая и едва ли не посмеиваясь, однако глаза всех сидевших за столом тут же были обращены к Бригитте. Гениального ума не требовалось, чтобы сложить два и два и понять, что речь шла о её дедушке. С тревогой Скорпиус всматривался в лицо подруги, но оно по-прежнему ничего не выражало. Бри продолжала спокойно есть овсяную кашу со сливками. Он уже почти решился нарушить их негласный договор и спросить у подруги, в порядке ли она, как увидел, что по проходу в их сторону быстро шагает явно встревоженная чем-то Макгонагалл в компании некоего господина. Появление директора привлекло внимание и всех остальных, тем более что она остановилась рядом со столом факультета, который некогда возглавляла, и обратилась к одной из учениц:
- Мисс Эрцбергер, к вам посетитель. У него срочное дело.
- Guten Tag Frau Erzberger. Mein Name ist Klaus Goldmann. Ich…(Здравствуйте, мисс Эрцбергер. Меня зовут Клаус Гольдман. Я…) – с лёгким поклоном произнёс тот самый господин, глядя на Бригитту.
- Ich weiss wer Sie sind (Мне известно, кто вы), – ровным тоном перебила она его, не выказав ни раздражения, ни нетерпения.
- Gut, dann wissen Sie ja vermutlich schon vom Tod Ihres Grossvaters? (Что ж, в таком случае, возможно, вам известно и о смерти вашего дедушки?) – не сумев скрыть лёгкой досады, спросил поверенный покойного Медравда Эрцбергера.
- Ja, das weiss ich (Да), – коротко отрезала Бригитта, взгляд которой скользнул по лицу Лариты Герни, заставив ту поёжиться, словно от неожиданного дуновения прохладного ветерка.
- Ich bin hier um Sie zur Beerdigung, nach Köln zu bringen (Я здесь, чтобы доставить вас в Кёльн на похороны).
- Gut. Ich brauche nicht viel Zeit um zu packen. Geben Sie mir eine Viertelstunde, dann treffen wir uns in der Halle im ersten Stock (Хорошо. Мне не потребуется много времени на сборы. Через четверть часа я встречусь с вами в холле первого этажа), – не меняя ни бесстрастного выражения лица, ни равнодушного тона, ответила Бри и уже было встала, чтобы направиться в гриффиндорскую башню, но была остановлена сочувственным голосом директора школы:
- Принимая во внимание несчастье, которое постигло вашу семью, вы вполне можете взять себе неделю каникул, мисс Эрцбергер.
- Большое спасибо, профессор Макгонагалл, но в этом совсем нет нужды. Я вернусь в понедельник вечером. Оглашение завещания ведь назначено на понедельник? – по-английски обратилась с последним вопросом к поверенному Бри.
- Да. Девять утра понедельника, – холодно ответил он, чувствуя отвращение из-за той чёрствости, которую демонстрировала мисс Эрцбергер в связи с потерей деда. Говорили, будто сам старый Эрцбергер, сын которого умер совсем молодым, был беззаветно привязан к внучке, поэтому-то хер Гольдман не без нервозности ожидавший, что ему придётся иметь дело с безутешно рыдающей девицей, был потрясён реакцией Бригитты и не мог справиться с растущим к ней чувством неприязни. Казалось бы, её поведение должно было быть воспринято им с облегчением, так как чрезвычайно упрощало выполнение порученного ему задания, вот только он никак не мог подавить поднимавшегося из глубин его сухой адвокатской души чувства несправедливости и обиды за человека, великого целителя, единственный родственник которого отказывался даже оплакивать его.
- Значит в Хогвартс я смогу вернуться к вечеру понедельника. До свиданья, – последовала последняя фраза Бри, которой она будто бы ни к кому конкретно не обращалась.
- До встречи, мисс Эрцбергер, – раздался непривычно растерянный голос Минервы Макгонагалл, едва не пожелавшей удачи, но вовремя спохватившейся, припомнив, на какое именно мероприятие отправляется её ученица.
Стоило Бригитте, Клаусу Гольдману и директору скрыться за дверями, ведущими в зал, как Роза Уизли спросила с упрёком:
- Откуда такая жестокость, Ларита?
- Я…А что я такого сделала? – в замешательстве пробормотала та.
- Тебе не кажется, что не стоило вслух читать новость о смерти её деда, да ещё и превращать это в уродливое представление? – настаивала Роза, которой не то чтобы не нравилась Бригитта, а просто было не по себе рядом с ней. С другой стороны, лучшей соседки по комнате и найти было нельзя: тихая и чистоплотная Эрцбергер никогда не разбрасывала свои вещи и не трогала чужие без разрешения (то есть не трогала совсем), а вставая раньше остальных, никогда не шумела и не мешала спать остальным. Да, Бригитта не стремилась заполучить дружбу с популярной и обожаемой всеми (не без причины, кстати) Розой, но и не причиняла никому неудобств.
- Она странная! – защищаясь, фактически перешла на крик Ларита. – Всё время сидит, уткнувшись в книги, водится с этим Малфоем, иногда часами пялится в окно, да ещё и порой ночью украдкой выходит из комнаты. Я же всё знаю! А вы видели её реакцию на известие о смерти деда? Словно ничего такого и не произошло! Она даже не заплакала. У неё нет сердца. Она бессердечная дрянь!
- Фаулер был прав: ты – дура, – не выдержав, прервал обличительную речь одноклассницы Скорпиус и уже подхватил книги, чтобы встать и покинуть зал, игнорируя при этом направленные на него изумлённые взоры, когда перед ним приземлился бумажный самолётик. Это была записка. И странным было даже не то, что она оказалась адресованной Скорпиусу, а то, что отправителем являлась Бри.
- Из-за чего шум? – спросил подошедший Джеймс Поттер. Он знал, что ссоры – явление естественное, особенно в месте, где почти постоянно проживает несколько сотен школьников, вне зависимости от того, наделены они магическими способностями или нет. В другой ситуации он, скорее всего, не стал бы вмешиваться, однако в этот раз увидел, что в сердце бури находятся его родственники, защищать которых считал своим долгом.
- Не из-за чего, – одновременно выпалили Ларита, Роза и Скорпиус. Джеймс выгнул бровь и голосом, полным смеси сомнения и развлечения, заметил:
- Ну, это не выглядит как «ничего», учитывая, что у Розы, Герни и Малфоя сейчас дым из ушей повалит.
- Просто Ларита снова не смогла удержать в закрытом состоянии свой рот, но, ты же знаешь, что у неё хроническая словесная диарея, – ничего толком не объяснив, произнёс Альбус, выразив этим и своё отношение к поступку Лариты, которая обиженно поджала губы и, вскочив со скамьи, бросилась к выходу. После её ухода сидевшие за гриффиндорским столом, почувствовав неловкость, поспешили закончить завтрак и отправиться на занятия. Скорпиус, уже давно отодвинувший от себя тарелку, отчего-то мешкал. Причина его задержки стала ясна, когда он вдруг поторопился догнать удалявшуюся фигуру одной из своих одноклассниц.
- Роза, постой! – мягко произнёс он. Девочка обернулась, изумлённо взглянув на него. За два с лишним года Малфой ни разу не пытался заговорить с ней.
- Чего тебе, Малфой? – грубовато спросила она, чем ещё больше смутила его. Немного помявшись, он ответил, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал по-деловому твёрдо:
- Бригитта прислала мне записку. Она попросила меня, чтобы я попросил тебя взять её домашнюю работу по Зельеварению, которую она забыла. Свиток лежит на подоконнике рядом с её кроватью. Ты не могла бы сделать мне одолжение и принести его?
- Думаю, дядя Невилл, то есть, профессор Долгопупс понял бы, если бы она не сдала работу вовремя, но я, конечно же, помогу, – смягчившись, сказала Роза и, не дожидаясь ответа, развернулась, торопливо направившись в гриффиндорскую башню.
Странное ощущение кольнуло девочку, когда она, обогнув кровать, подошла к подоконнику и прикоснулась к вещам Бригитты – словно ей доверили большую тайну. Пожурив себя за смешные, глупые мысли и вспомнив, что опаздывает на урок, Роза поспешила покинуть спальню. У портрета Полной Дамы её поджидал Скорпиус. Не говоря ни слова, она протянула ему свиток и была вознаграждена тонкой улыбкой и тихим «спасибо». Молча они вместе отправились в подвалы, однако занятия по Зельеварению в тот день были отменены у всех курсов.

***
В понедельник Скорпиус весь вечер проходил по холлу, отказавшись даже от ужина, так как надеялся первым встретить подругу, однако безуспешно. На сей раз Бригитта возвращалась в Хогвартс не через Хогсмид, а с помощью летучего пороха и камина в кабинете директора. Вся школа уже спала, когда она тихо вошла в гостиную своего факультета.
На следующий день она, как и всегда, игнорировала раздававшиеся за её спиной шепотки и особенно любопытные взгляды. Даже в её общении с единственным другом не было никаких изменений. Стоит ли упоминать, что все домашние задания были выполнены ею безукоризненно и сданы в срок? Казалось, своим поведением она лишь подтверждала слова Герни о том, что у неё нет сердца. И всё же Скорпиус сочувствовал подруге, решив рискнуть и предложить ей поддержку и участие.
Они сидели в одном из свободных классов. За окном лил дождь, такой плотный, что казалось, будто кто-то провёл кистью по холсту, перед этим обмакнув её в зелёные, ультрамариновые и серые акварельные краски. В полумраке комнаты, освещённой лишь смурым светом, попадавшим с улицы, и парой волшебных палочек, Бригитта казалась особенно бледной – почти прозрачной, словно призрак. Казалось, в Сэре Николасе было больше жизни, чем в ней.
- Как ты? – неожиданно спросил Скорпиус, отрываясь от домашнего задания по астрономии. С минуту Бригитта делала вид, будто не услышала слов друга, и продолжала что-то писать в своём свитке, однако когда мальчик накрыл ладонью её руку, она подняла глаза и произнесла:
- В моей семье не принято выказывать сильные чувства. Мой покойный дед был точно таким же, но я знаю, что он любил меня, и скорблю из-за его смерти. – На этот раз Скорпиуса не ввёл в заблуждение вежливо-бесстрастный тон девочки. Он видел, как едва заметно посветлели её глаза, как в них мелькнула тень какой-то эмоции. И в который раз задался вопросом, является ли это навечно застывшее выражение безучастности лицом или всё же маской? Не чувствует ли Бригитта Эрцбергер вообще ничего, или просто сила её чувств была настолько велика, а воспитание настолько строгим, что она привыкла подавлять и скрывать всякие признаки того, из-за чего могла бы показаться уязвимой и слабой, что выдавало бы её…человечность?
Больше Скорпиус решил не касаться этой темы, но, тем не менее, без слов дал понять Бри, что сочувствует ей и всегда готов оказать поддержку. Она так же без слов дала понять, что ценит это, но не нуждается.
И всё же, несмотря ни на что в Хогвартсе ещё, по меньшей мере, двое преподавателей немного изменили своё отношение к ней, и одним из них был Рубеус Хагрид. Он был огорчён пассивностью Бригитты, которую она демонстрировала на следующем уроке, так как надеялся, что теперь-то сможет заполучить в её лице не только прилежного, но и увлечённого предметом ученика.
В субботу Хагрид пригласил к себе в гости Джеймса, Альбуса и Розу, а также их младших брата и сестру: Лили и Хьюго, тоже ставших студентами Гриффиндора. За чаем и традиционными каменными кексами он развлекал детей байками о том, что вытворяли их родители в годы учёбы в Хогвартсе. Когда время начало близиться к вечеру, а славная компания гриффиндорцев стала неохотно готовиться к возвращению в школу, лесничий как бы между делом (чем, разумеется, никого не обманул), завёл речь о Бригитте:
- Что не так с этой девочкой? – спросил он.
- Ну, как любит повторять Ларита Герни, она в принципе очень странная. Да тут ещё такое дело – дедушка у неё умер, так что она ведёт себя даже тише, чем обычно, если такое вообще возможно, – объяснил Альбус.
- Так это правда? Она внучка Медравда Эрцбергера? – спросил Хагрид, на что Альбус и Роза просто кивнули. – Батюшки мои, горе-то какое. Он ить был очень хорошим целителем, одним из лучших, – тут же запричитал он. – Это Медравд Эрцбергер помог частично восстановить память родителям Невилла.
Теперь младшим Уизли и Поттерам стало понятно, почему в пятницу отменили занятия по Зельеварению и почему профессор Долгопупс ходил такой угрюмый. Наверняка, друг их родителей захотел проститься с человеком, которому был обязан столь многим – возможностью общаться с собственными отцом и матерью и быть при этом узнанным ими.
И хотя ученики Хогвартса получили лакомый кусочек информации о Бригитте, это лишь сделало её персону ещё более загадочной и подогрело интерес к ней. Кое-кто, правда, подуспокоился, решив, что пресловутая странность её объясняется иностранным происхождением, но большинство думало, что у неё есть какой-то большой, тёмный секрет, не зря же она была лучшей в классе Мельхиоре Джусти. Что ж, они не ошибались.
Через пару недель после возвращения Бри из Кёльна на очередном занятии по уходу за магическими существами Хагрид показывал ученикам мату – существо более уродливое и уж точно гораздо более опасное, чем ингкел.
- Кто-нибудь знает, что это? – спросил он, с надеждой глядя на Бригитту, но та лишь в задумчивости смотрела в сторону Запретного леса.
С тех пор на факультете втихую начали делать ставки на то, когда она вновь проявит себя. Однако ждать им пришлось ещё год.

______________________________
*лат. «Малая печать красноречива, великая безмолвна»
**нем. Твоя родина Тюрингенский Лес?