Из клетки

Глава 1

Название: Из клетки
Фандом: Гарри Поттер
Автор: Almond
Тип: гет
Герои: Чарли Уизли, Габриэль Делакур
Жанр: Роман. Чистой воды.
Рейтинг: PG-13
Отказ: Отказываюсь.
Предупреждение: Ну роман.

Когда кто-то показывает пальцем на небо, только дурак смотрит на палец (с)

Глава 1. Неживая

Вряд ли ее можно было сравнить с драконом. Даже самым совершенным. Скорее Габриэль напоминала Чарли красный шелковый пояс, каким местные красавицы повязывают свои тонкие талии поверх узорчатых блузок. Гладкий и безудержно яркий. Неживой.

Габриэль звонко смеялась, красиво вскидывая голову и встряхивая роскошными пепельными волосами. Габриэль, несомненно, оказывала ему особое внимание. Она была гладкой и безудержно яркой. Неживой.

Чарли иногда думал, почему его тянет к ней. Не то чтобы его мысли были подчинены этому вопросу, но иногда Чарли приходило в голову – как Габриэль украсит его мир? Не украсит? Просто если сравнить оба эти понятия: привычный мир Чарли и Габриэль, не найдется ни одной точки соприкосновения. У Чарли все стабильно и удобно, так, как он хотел, чтобы было, — экзотика, трудовые будни, риск и драконы. Нежная, такая нежная, что и дотронуться боязно, Габриэль могла все разрушить. Ради нее привычный мир нужно ломать. Чарли иногда думал, когда вспоминал, что его тянет к ней, — стоит ли игра свеч? Ради Габриэль — столь совершенной. Почти неживой.

Габриэль, прикусив губу, смотрела из окна Норы на хохочущего Чарли. Он и муж Флер, ее смешной и серьезный деверь, устроили сражение: колдуя, сталкивали между собой обеденные столы. Вечером миссис Уизли затеяла грандиозный обед в честь приезда Чарли. А ведь Чарли в последние полгода… ну ему вообще не было смысла уезжать, чтобы через две-три недели снова возвращаться. Словно и забыл про своих драконов. Габриэль покачала головой и отошла от окна, сердито задернув занавеску.

Порой ей казалось, что Чарли действительно испытывает к ней что-то. То, как он смотрит на нее, можно с твердостью, и Габриэль была в этом убеждена, назвать нежностью. Но нежность уж больно часто сменялась равнодушной задумчивостью, а то и раздражением. Особенно злым бывал его взгляд, когда Габриэль начинала ему улыбаться, смеяться, вторя ему, или над его шутками, признаться, почти всегда не смешными. Начинала смотреть на него сквозь полуопущенные ресницы. Чарли поджимал губы. Однажды, когда Габриэль робко коснулась его руки, он, смерив девушку презрительным взглядом, вышел из комнаты. Получилась безобразно неловкая сцена, даже Рон с присущим ему тактом счел нужным это заметить.

Габриэль забралась с ногами на кровать, стянула волосы в небрежный пучок и попробовала сосредоточиться на одном забавном заклинании, которому ее стала учить Гермиона после долгих и нудных уговоров. Называлось это заклинание — Легилименция, и ничего хорошего от его применения, насколько поняла Габриэль, ее не ждало. Но иногда ей очень хотелось знать, что о ней думает Чарли. Его действительные мысли. О своих же действительных мыслях о нем ей знать не хотелось. А также о том, что она в нем нашла. Почему влюблена как маленькая дурочка до обожания. Он угрюм, никого кроме своих драконов не видит, и старше ее лет на десять. Правда, он красив. Сердце при одном на него взгляде болезненно замирает и начинает биться с секундным опозданием. Наверное, это очень заметно, поморщилась Габриэль, стараясь перестать думать о Чарли. Она хотела очистить свой разум, чтобы, по словам Гермионы, перейти уже к освоению легилименции. Флер вскинула брови, но вовремя погасила смешок, когда Габриэль с жаром сказала ей о том, как Чарли красив. Этот разговор случился ни с того, ни с сего, а может, даже не разговор, нет, просто неуместная реплика Габриэль. Странно, что никто этого не видит. В семье Уизли Билл и Джинни считались красивыми людьми, но разве никто не замечает, что Чарли прекрасен… как гордо он вскидывает подбородок, когда начинает сердиться, как блестят его голубые глаза, как хитро он смотрит порой, как идет ему тонкий шрам на переносице. Он ходит, словно король, его сильные руки прорезают голубые вены, и единственное, что хочется Габриэль, когда он находится рядом — дотронуться до него.

Габриэль потерла глаза кулаками. Точно маленькая девочка. «Если будешь тереть так сильно, кожа быстро состарится и появятся морщины», — мама часто повторяла, и Габриэль привыкла ее слушать. Но сейчас все равно, что она быстро состарится и морщины будут. И вообще… мама говорила, что Габриэль у нее красавица, что весь мир ляжет у ее ног, что мужчины станут сражаться за одну ее улыбку. Нет, это Флер красавица, и за нее действительно сражались, а вот Габриэль… наверное, она просто привлекательна? Не красива. И можно спокойно тереть глаза, не расчесывать волосы, когда лень, носить удобные, а не соблазнительные вещи, потому что в любом случае она для Чарли не достаточно хороша.

В этом году Габриэль заканчивает школу. Она очень хотела переехать после в Англию окончательно и жить рядом с сестрой, но теперь, когда Чарли зачастил домой, придется подумать о другом. Все же это была не самая лучшая идея последний год доучиваться в Хогвартсе, как бы сильно не отличалась в лучшую сторону программа седьмого курса. Так не вышло бы этой отчаянной влюбленности в Чарли.

Грохот разрушаемой мебели наконец прекратился, и это значило, что нужно было спускаться вниз. С утра, как Чарли приехал, Габриэль старалась реже выходить из своей комнаты, чтобы ненароком не встретиться с ним. Она заливалась краской при одном воспоминании: вот Габриэль выскакивает из постели и в своей дурацкой пижаме с котятами бросается вниз, едва услышав голос Чарли. На Пасху их отпустили домой, вернее, не отпустили, но дали такую возможность, и Габриэль от нечего делать отправилась в Нору. Разве она знала, что Чарли приедет! Впрочем, если бы знала, тем более понеслась бы в Нору, не дожидаясь даже праздничных выходных.

Чарли обнимал свою мать, когда Габриэль чуть ли не кубарем скатилась с лестницы. Наверное, вид у нее был еще тот, наверное, как у дикой кошки – волосы растрепаны, щеки горят. Да и пижама. Ее сшила мама в приступе творческой деловитости, а так как это было ее первое творение, пижама получилась странной. Длинные рукава приходилось закатывать, а в штанах, казалось, можно было спрятать по кролику. Но Габриэль оценила теплоту и общую «коконость», потому частенько надевала пижаму, особенно в сырые и холодные ночи, как эта. Чарли, медленно подняв голову, из-за спины миссис Уизли посмотрел на нее, и Габриэль готова была сквозь землю провалиться.

Миссис Уизли, улыбаясь, отстранилась от сына и отвернулась, чтобы повесить его вымокший под дождем плащ. И тут Габриэль… она не понимала, как такое произошло. Она двинулась навстречу Чарли. Наверное, на тот момент у нее было лицо круглой дуры. Чарли просто шел в гостиную, он ведь уже кивнул Габриэль, поприветствовав, а она… через секунду Габриэль оказалась рядом, прямо перед ним, и взглянула снизу вверх на его бесстрастное лицо широко распахнутыми глазами, в которых наверняка не было ни капли мысли, одно сплошное обожание. Чарли напрягся. Если бы Габриэль могла в тот момент соображать, она бы почувствовала это напряжение, оно ведь буквально растеклось в воздухе, сгустилось так, что стало почти осязаемым.

Габриэль сделала еще один шаг и… споткнулась о дорожную сумку, которую Чарли поставил перед собой. Если бы он не поймал ее, она бы пропахала носом весь щербатый пол в доме миссис Уизли. Чарли ловко поставил Габриэль на ноги. Молниеносно отдернув руки. Так, словно боялся запачкаться.

— Детка, приведи себя в порядок и спускайся завтракать вместе с нами, — подбодрила Габриэль подоспевшая миссис Уизли.

Бледная, как привидение Габриэль смогла только кивнуть. Она повернулась и стала медленно подниматься наверх, спиной чувствуя взгляд Чарли. Оказавшись на последнем пролете, девушка опрометью бросилась в свою комнату, ту самую, которую прежде занимал Рон. И только тщательно задвинув хиленькую задвижку, Габриэль позволила себе расплакаться.

Завтрак она, конечно, пропустила.

Глава 2

Глава 2. Фарфор

Ей хотелось спуститься важно, напустив на себя холодность, которая, как она прекрасно знала, ей очень шла. Чтобы лицо было надменным и до дрожи красивым, волосы — гладкими, а белые руки, которыми она небрежно будет поддерживать подол роскошного платья, безукоризненно точеными и изящными. На Чарли обрушится само совершенство, пусть сам увидит. Габриэль замечталась. Вот Чарли оборачивается и замирает, а Габриэль, что говорить, фарфоровая Габриэль, подходит к нему, и все вокруг слышат судорожный вздох Чарли… Только… только у Габриэль ведь нет роскошного платья. И не любит она их. Габриэль носит белые футболки на пару размеров больше, чем нужно, узкие брючки и два ободка, которые, по задумке, как-то должны усмирять ее тяжелые волосы. Ей кажется, это то, что зовется парижским шиком. Флер говорит, что она похожа на ребенка в крестильной рубашке, но Габриэль Флер не слушает. У нее своя голова на плечах. В конце концов, Габриэль решает идти, как есть.

Она вздыхает и с усилием отводит взгляд от старого зеркала, в котором отражается бледное и растерянное создание в той самой футболке на пару размеров больше, чем нужно. Кое-как приглаживая растрепанные волосы вспотевшими ладошками, Габриэль сбегает вниз.

Чарли ест мало, в основном пьет разбавленный водой самогон местного умельца, мистера Парки, который тот гнал из кожуры яблок, терна и некого «облычка», секретом которого ни за что не хотел делиться. Чарли вполуха слушает разговоры родственников, задумчив и рассеян.
Проницательный Билл сказал бы, что Чарли кого-то ждет, к чему-то прислушивается и хмуриться во внезапной тоске, потому что ожидание его затягивается, но Биллу в тот вечер было не до чувств брата. Чарли вертит в руках жухлое яблочко и заставляет себя смотреть прямо на стол, когда к нему приближается Габриэль.

Первое, что не понравилось ему в ней – первое, о чем он понял, когда начал думать о ней – это ее способность поражать, бить в самое сердце, сшибать с ног, заставляя захлебываться в секундном приступе абсолютной беспомощности. Она действовала на него сильнее, чем… Чарли даже сравнение на ум не приходило. Сильнее, чем удар дракона, страшнее, чем его пламя. Он не боялся ее, это было бы неправильно, но то липкое чувство, словно его лишили опоры и подвесили в воздухе, заставляло переносить на нее свой страх. Габриэль прекрасна. Она юна, на десять лет младше его, юна и прекрасна. И влюблена.

Чарли мог бы думать, что знает ответ, почему она решила, что любит его. Он взросл, недосягаем, у него опасная работа и совершенно скверное чувство юмора. Наверное, ей он чудится чем-то вроде нуги – дурацкое сравнение, однако у Чарли всегда было плохо с образным мышлением. Нуга с занудным послевкусием. Чарли не хочет так думать. Ему порой кажется, что то, что он видит каждый день, открывая глаза, – вольеры, посыпанные песком, металлическая сетка вместо неба, перегородки в опалинах и где-то бесконечно далеко – зеленые холмы в сизой дымке – все это сроднилось с ним, стало им самим, а потому не замечаемым. Трудно представить Габриэль, фарфоровую, самостоятельно застилающей постели. Подметающей пол. Кормящей драконов, что не дай Бог.

Чарли не корит себя за то, что бывает дома так часто. Ему почти все равно, что он принимает как должное нелепую влюбленность Габриэль. По-доброму нужно было поговорить с ней, попробовать убедить, что он ей не пара, рассказать несколько историй из его жизни, далеких от романтизма. Может быть, прикрикнуть. Выставить себя законченным идиотом, или напиться как свинья – так, чтобы розовая пелена его исключительности спала с ее глаз, и она перестала думать, что любит его. Но Чарли этого не сделать. Чем можно было объяснить, хотя бы самому себе объяснить, такую черствость — Чарли не хотел себя спрашивать. Габриэль слишком сильно на него действует. Вряд ли такое прощается.Еще был вариант – Чарли стар, и это не о возрасте, а о усталости от жизни, какая, он знает, отравляет многих еще молодых и много думающих людей, потому верит, что равнодушен к Габриэль и к тому, как он с ней поступает. Возможно, это был правильный вариант.

Габриэль тихонько садится рядом. Она не специально, просто больше свободных мест нет. Габриэль предпочла бы обедать стоя. Чарли искоса наблюдает за тем, как осторожно она протягивает руку, чтобы взять корзинку с хлебом. Как откусывает белыми зубами от ломтя и тут же откладывает его в сторону. Как выпрямляется и предательски краснеет. Чарли знает, что она замечает его взгляд. Есть в этом что-то необъяснимо трогательное.

— Как дела в школе, Габриэль? — спрашивает он, и сам пугается своего неожиданно низкого голоса.

— Спасибо, как обычно.

— А как у тебя обычно?

— Обычно… — Габриэль бросает на Чарли быстрый взгляд и решает говорить, как есть. Вообще-то ей нравилось придумывать о себе истории, или выставлять себя в лучшем свете, или напускать на себя таинственность. Но с Чарли хотелось быть только настоящей. Наверное, то, что она чувствует к нему, можно назвать настоящим, потому так. — Обычно я весь семестр валяю дурака, даю сотни обещаний и не выполняю их, а потом, ближе к контрольным, беру себя в руки и нагоняю с грехом пополам одноклассников. Выполняю все забытые обещания.

Губы Чарли расплываются в улыбке.

— Такое ощущение, что ты хвастаешься.

— Может быть. А ты, что, никогда не хвастаешь?

— Только тогда, когда говорю о себе правду.

— Вот и я, — пожимает плечами Габриэаль.

Она сама удивляется своей смелости в разговорах с Чарли. Разговаривают они редко, и каждый раз Габриэль ведет себя, как… как штучка. Штучка! Так называет ее Флер, когда сердится. На ее языке это означает, что Габриэль умничает. Будто Габриэль не жалеет, что мелет чушь в присутствии Чарли. Но ведь ничего не поделаешь. К тому же Чарли почти каждый раз смеется.

— Я привез несколько шкур, — сообщает Чарли. — Драконы линяют. Насколько я знаю, их шкурки пользуются большой популярностью у продвинутой молодежи. Вам ведь нравятся всякие куртки, колеты… Если хочешь, можешь выбрать себе понравившуюся. Драконы бывают очень интересной окраски.

Габриэль морщится. Носить одежду из шкуры? Нет, спасибо большое.

— Я не умею шить. Но спасибо, Чарли.

Чарли наклоняется к ней. В его глазах пляшут бесята.

— Мама с удовольствием сошьет тебе куртку.

— Мне не нравятся драконы, — выпаливает Габриэль. — Они чудесны, когда, допустим, в воздухе парят. А одежда из их шкуры – это просто омерзительно.

— Может быть, твоему молодому человеку понравится такая вещь? — вкрадчиво спрашивает Чарли.

— Может быть, — эхом откликается Габриэль, отодвигаясь.

— Ну что ж, — Чарли тоже отодвигается. Его лицо снова становится бесстрастным. — Пригласи его в магазин Уизли, пусть выбирает.

Габриэль отвечает ратерянной улыбкой.

До конца ужина они больше не заговаривают. Когда миссис Уизли выносит огромный заварной торт с ревенем, на небе уже давно сияют тусклые весенние звезды.

Габриэль сидит, съежившись от холода. Сбегать домой за курткой лень, потому что тогда нужно разогнуть согретые ноги. Можно распустить волосы – вот так, и накрыть плечи и спину — вот так, и тогда еще целых полчаса спокойно вытерпеть холод, чтобы послушать разговоры близких, посмотреть на их лица, позавидовать, возможно, любви Билла к Флер. Или нежности Рона к Гермионе. Гарри с Джинни можно только любоваться — Гарри следит за своей женой взглядом, когда та просто проходит мимо.

На плечи Габриэль опускается грубый свитер. Рука Чарли на долю минуты приобнимает ее.

— Почему ты не любишь драконов?

— Они свирепые. Пойми, настоящее волшебство. А у тебя они пасутся в вольерах.

— Мы заботимся о них. Драконы на грани истребления, и таким образом мы поддерживаем их популяцию.

— А мне кажется, вы убиваете волшебство. Словно растираете каменную глыбу в порошок, и делаете из него глину, из которой лепите ручных фарфоровых драконов.

Чарли помолчал.

— Забавно, что ты это сказала. Иногда я думаю отпустить парочку драконов… но это, конечно, безумство, они погибнут на воле.

Габриэль прячет нос в рукаве его свитера.

Глава 3

Глава 3. Три и четверть дюйма

Она больше не собирается идти в дом. Можно просидеть так целую ночь, хотя все взрослые уже ушли. Если рядом.

Чарли обманчиво расслаблен. Он контролирует свое дыхание, которое становится рванным. Глупо сжимать руки в кулаки, ведь это так красноречиво, но именно сейчас пальцы сводит судорогой. Чарли делает вид, что сидит рядом с малоинтересной девушкой и общается с ней по-дружески – наверное, делает больше для себя. Странно, что это его трогает. В другое время ему было бы все равно.

Габриэль и Чарли сидят рядышком на неошкуренной скамье, соблюдая предельно допустимую дистанцию — три и четверть дюйма. Ширина ладони. Грубый свитер Чарли медленно сползает с гладких плеч Габриэль.

Габриэль едва дышит. Она не может взглянуть Чарли в лицо, и ее смущает то, как пристально он смотрит на нее – хоть бы можно было закрыть глаза и просто чувствовать, что он рядом.

— Габриэль, куда ты собираешься после школы? — неожиданно спрашивает Чарли.

Пора прекращать. Чарли пока был не настолько циничен, чтобы посмотреть на себя в зеркало и хихикнуть — а ну его, бабье лето! Зачем волноваться по поводу юной… Чарли опять не шло в голову определение, сравнение… юной красотки? Ему стало не по себе. Габриэль не красотка. Она замечательная. Нежная, маленькая.

Габриэль бросает на него быстрый взгляд.

— Пока не знаю.

— Совсем никаких планов?

— Совсем. Мне кажется, лучше не планировать.

— Почему?

— Вдруг планы расстроятся.

— И, в свою очередь, расстроишься ты, — подытоживает Чарли.

— Не думаю, — возражает Габриэль. — Я никогда не переживаю, когда у меня что-то не получается. Например, сейчас я очень хочу, чтобы один человек сказал мне правду, но не знаю, сбудется ли мое желание, и не буду огорчаться по этому поводу.

Чарли задумывается над единственно верным вопросом: «Какой человек?», или «Правду о чем?».

— Этот человек считает меня никудышной и пустой. Его я раздражаю, — продолжает Габриэль. Ее щеки медленно наливаются румянцем, но говорит она твердо, глядя прямо перед собой. Кажется, щиплет глаза. Не хватало только расплакаться как дуре. — А может быть, он считает, что я заигрываю с ним. Вообще-то он правильно считает, но ведь это не значит, что нужно так…

Она замолкает. Лишние слова жгут язык, но больше Габриэль ничего Чарли не скажет, он, наверное, уже давно потешается в душе.

— Продолжай, — велит Чарли и смотрит на нее настолько внимательно, что ей хочется зарыться в его свитер с головой.

— Что продолжать?

— Какую правду ты ждешь от этого человека?

— Ты будешь смеяться, — категорично заявляет Габриэль и делает попытку встать. Чарли мягко притягивает ее к себе за запястья.

— Скажи, Габриэль, чего ты от него ждешь?

Габриэль заглядывает в его глаза. Ей почти страшно — она не может понять, что значит странное выражение в них, незнакомое… наверное, на нее никто так раньше не глядел. Вроде бы Чарли испуган. А еще голоден. Зол. Влюблен. Габриэль на секунду зажмуривается.

— Не скажу, Чарли. Вдруг ты рассмеешься? Мне важно, как ты к этому отнесешься, но… вдруг ты рассмеешься, — неужели они друг к другу так близко? Три и четверть дюйма. Габриэль изнывает от желания коснуться лица Чарли, а Чарли…

— Хочешь, я скажу тебе правду? — тихо говорит он.

Он почти строг сейчас.

Габриэль качает головой.

— Есть такие люди — никакие, называются, — зло продолжает Чарли. — Большую часть своей бесцветной жизни они заняты тем, что долго и муторно колотят уютную клетку, где могут с полным правом ощущать себя властителями судьбы. И очень непросто их выковырять оттуда. Да и нужды в этом нет, ибо ничего из себя такие люди не представляют, потому и зовутся так. Некоторые начинают думать, мечтать — так ведь нет, никто и звать никак. Внешне они могут казаться лакомым кусочком, да зачастую и кажутся, — брось, это лишь пустая оболочка.

— Но это же ложь, — шепчет Габриэль. — Ты нарочно мне так говоришь, чтобы я не верила…

— Это правда, — жестко обрывает Чарли.

— Ты просто не хочешь любить.

— Глупости. О какой любви может идти речь, Габриэль? — Чарли отпускает ее и выпрямляется. — Посмотри на себя.

— Конечно, я кажусь тебе некрасивой, — просто объясняет Габриэль. Для нее этот факт давно стал естественным — она не нравится Чарли. — Но может быть, ты полюбишь меня… просто меня, понимаешь? Не обращая внимания на оболочку, ты ведь так говорил. Я всем нравлюсь, мальчики… ну они считают, что я красивая… вернее, они говорят так… у меня много опыта в общении с парнями и… то есть… я не то хотела сказать! Я просто… еще ни разу не было, чтобы кто-то не восхищался моей красотой, — лепечет Габриэль, не замечая, как сильно стискивает руку Чарли. Она, наверное, красная, как вареный рак, мелет полную чушь, он думает, она жутко развратная и дура, глупая, маленькая дура, и… Боже ты мой… В отчаянии Габриэль опускает голову, пряча нахлынувшие слезы.

Внезапно Чарли обнимает ее.

— Ты кажешься мне самой лучшей, — глухо говорит он, прижимая Габриэль к себе. Ему давно хотелось растрепать ее волосы, погрузить в них ладони — полностью, пропуская локоны сквозь пальцы — но приходится сдерживать себя, снова и снова, потому он лишь осторожно проводит рукой по затылку Габриэль. — Ты создана, чтобы танцевать, входить в богато украшенные залы и слушать восхищенные возгласы людей.

— Зачем ты так говоришь?

— Потому что я все уже решил.

— Глупости! — повторяет Габриэль, нервно смеясь. — Я люблю тебя, ты ведь знаешь. После школы я переберусь жить к тебе, и ты меня не прогонишь.

— Я все решил.

Габриэль слышит неровные стуки его сердца, но пропускает особенно сильный удар. Ей кажется, она онемела.

— У нас был случай, когда ударила молния, и сухое поле загорелось, — будничным тоном продолжает Чарли, когда она поднимает на него испуганные глаза. — Пламя трещало, самое ужасное было в этом. Такой гнусный треск, громкий. Мы не слышали за ним рев сгораемого заживо дракона, который был заперт в вольере. Вот громкий. Я думал отпустить парочку драконов на волю после, я говорил. Но это было бы чистое безумие, им нужен будничный уход, без всякого волшебства, как нам нужна будничная серость.

— Чарли…

— Иди ко мне.

Он обхватывает ее лицо мозолистыми ладонями и целует — терпко, коротко.

Расцепляет вцепившиеся ему в плечи пальцы. Он сейчас бы многое отдал, чтобы прекратить сдерживаться. Ослабить контроль. Усадить Габриэль себе на колени, заставить обнять себя ногами, прижаться всем телом — и целовать так, как хочется.

— Я не приеду до тех пор, пока не буду точно знать, что ты вернулась во Францию, — Чарли отстраняет Габриэль.

— Это нечестно. Ты сам себя делаешь несчастным, — твердит она, не делая попытки вырваться. — И я буду несчастна.

Чарли снова почти все равно. Ему почти легко встать и уйти. Может быть, метнуться назад, если Габриэль заплачет. Но она просто смотрит ему вслед.

— Ты подрастешь и поймешь, что это не так.

— Я уже выросла.

— Не спорь, пожалуйста.

Наверное, Чарли потом подумает: а как бы было? Как будет? Подумает и представит Габриэль через пару лет — чьей-то женой. Счастливой — и до абсурда. Наверное. Было бы справедливо, если бы так оно и произошло.

— Чарли!

Ему не нужно оглядываться.

Габриэль тоже все равно. Пусть решит, что она не умеет быть взрослой, пусть называет ее маленькой и глупой. Потому что это легко очень — когда все равно.

— Ты не сможешь приехать, ведь я никогда не вернусь во Францию. Ты увидишь меня у себя, хорошо?

Чарли закрывает глаза, чувствуя ее дыхание на своей коже.