Дети Стихии

Глава 1

Автор: Дима Блэк
Бета: Отсутствует. Появится — буду премного благодарен.
Название: Дети Стихии
Саммари: Лорелей — типичная представительница стражей Огня. Когда-то давно совет Стихий вынес ей приговор, назначив самое суровое наказание. Однако по его окончании выясняется, что девушка полностью лишена памяти. С помощью своего друга она учится заново жить в этом удивительном, сотканном из стихий и магии мире. Но вскоре Лорелей понимает, что здесь у каждого есть свои секреты и тайны, и одна из множества — причина ее несправедливого осуждения. Она пытается выяснить, кто и за что ее когда-то предал, а отношения между четырьмя королевствами тем временем постепенно накаляются...
Жанр: Общий/Приключения/Роман.
Тип: Основной — гет. Возможны смутные и прозрачные намеки на слэш и фемслэш.
Рейтинг: PG изначально, впоследствии может завышаться, что будет указано и о чем будет предупреждено.
Размер: Макси.
Статус: В процессе.
От автора: Первое. Знающих людей могут порадовать или, наоборот, огорчить имена многих персонажей. Некоторая часть из них была в свое время позаимствована из игры "Heroes of Might and Magic IV", о чем автор говорит сразу и прямо, другая часть придумана с легкой руки музы.
Второе. Поначалу сюжет может вызывать некоторые вопросы, что естественно, ибо создавать новый огромный мир с нуля вместе со всеми подробностями - работа сложная и кропотливая. Автор честно будет стараться осветить непонятные аспекты как можно подробнее в последующих главах, тщательно все разжевывая и стараясь порадовать читателя понятностью. Если все равно возникают какие-то вопросы, можете задать их в комментариях. Все будет учтено и впоследствии исправлено.
И третье, заключительное. О значении комментариев мы все знаем, но не все пишем. И все же автор настоятельно просит не игнорировать его просьбу: все создается только ради удовольствия читателей, и было бы нелишним знать, что они думают по поводу сюжета и развивающихся событий.



Это было странное место под холодным серым небом, безучастное солнце которого освещало множество ледяных глыб, стоящих на растрескавшейся бурой земле. Если присмотреться, то было хорошо заметно, что во многих из них такие же странные люди, на лицах которых на долгое время застыло выражение ужаса, боли, отчаяния. Внимание мог привлечь вон тот хрупкий парень, открытые зеленые глаза которого излучали презрение и насмешку, а губы кривились в ухмылке. Или та девушка с неестественно белыми волосами, величавая и спокойная, увешанная большим количеством синих браслетов, четок и бус. Лед, в который они закованы, прозрачен, он холодным светом искрится под безразличным солнцем и совершенно не тает, сохраняя тела тех, кто оказался заперт в его объятиях.
Но больше всего внимания привлекал яркий огненный росчерк крыльев парня, сидящего на камне и задумчиво смотрящего на застывшую перед ним девушку. С рыжими волосами, дерзким и непокорным выражением лица, она словно изнутри растапливала свою ледяную темницу; она была заданием этого парня. Он ждал уже несколько часов, пока лед растает окончательно, чтобы взять когда-то наказанную советом Стихий девушку и вернуть ее в тот мир, в котором она родилась, законы которого однажды нарушила. Ее наказание длилось три с половиной тысячи лет — высшая мера, но парню этому упрямо казалось, что это не так уж и много, когда стражей живут в десятки раз дольше.
Солнце поднималось все выше и выше, восходя в зенит. Парень подобрал ноги, с неудовольствием смотря на лужу воды, растекавшуюся от замерзшей во льду девушки, которая сейчас выглядела так, словно застыла на мгновение в причудливой позе. На ее теле оставался лишь тонкий слой льда, который стремительно таял, давая ей свободу… Еще через несколько минут она глубоко вдохнула и рухнула на землю. Парень вздрогнул, будто очнувшись от дремы или какого-то раздумья, и кинулся к ней, бережно поднимая на руки, не обращая внимания на воду, и на то, что сама девушка была мокрой, как будто только что вынырнула из озера. С тихим стоном она открыла глаза.
— Больно…
— Очнулась? Это хорошо, я уже начал переживать, что ты не придешь в себя, — он чуть улыбнулся, обнажая ровные белые зубы.
— Да… кто ты? — лиловые глаза девушки едва заметно озарились интересом, снова придавая ей живость. Можно было сказать, что она любуется парнем. Внешний конец ее бровей удивленно дрогнул, когда она увидела за спиной своего спасителя крылья. Они показались ей большими, мягкими и очень странными, чужеродными. — Ты интересный…
— Не помнишь? — его улыбка в какой-то момент стала грустной. Возможно от осознания того, что наказание отняло у нее всю память, а может быть, они когда-то встречались в прошлой жизни. — Я Кэлистар.
— А кто я?
Глаза Кэлистара, напоминающие два солнца тем, что были такие же большие и яркие, округлились от удивления.
— Ты и это не помнишь?.. Это не есть хорошо. Что-то не так пошло.
— Слушай, умник, — тихо произнесла девушка, закрывая глаза и морщась от боли во всем теле. — Скажи, как меня зовут и достаточно пока будет.
— Твое имя Лорелей. Я… наверное те, кого ты знала раньше, могли называть тебя просто Лорой. Лорелей слишком длинное имя, как мне кажется. Хоть и красивое.
— Ну что ж, уже кое-что.
Кэлистар поднял девушку на руки, вставая в полный рост и услышав, как она тихо ахнула, когда голова закружилась.
— Фу, какое мерзкое имя, — она слабо улыбнулась, явно храбрясь и пытаясь казаться более сильной, чем была на самом деле. — Если ты и дальше будешь рядом со мной, я не хочу, чтобы мое имя как-то сокращали. Только Лорелей и точка.
— Хорошо, — он отвел крылья далеко назад, выпрямляя спину, разминаясь или потягиваясь. — Ты помнишь еще хоть что-нибудь?
— Когда ты говоришь, то в голове шевелится что-то странное. Воспоминания, может… — Кэлистар оторвался от земли, взмыв в воздух несколькими сильными взмахами крыльев, крепко прижав к себе вновь от головокружения ахнувшую девушку, которую держал на руках, как невесту. Через несколько минут она сглотнула с усилием и слабым голосом продолжила. — А еще я помню, как ты мне сказал, что тебя зовут Кэлистар, да, я это очень хорошо помню, — губы Лорелей растянулись в улыбке и она тихо засмеялась.
— Ты бы поспала, пока мы летим, итак много сил на разговоры со мной потратила… — с улыбкой ответил парень, смотря куда-то вдаль и чуть щурясь от встречного ветра. — После трех с половиной тысяч лет заточения вот так просто силы не восстановить.
— Не хочу, у тебя руки горячие, — Лорелей попыталась капризно надуть губы, и потом произнести что-то еще, но тут лиловые глаза закатились, и она провалилась в безмятежный сон.


Холодно, очень холодно. Темно. И тихо. Это жутко и девушке кажется, что теперь так будет всегда. Она чувствует, как этот пронизывающий все ее тело холод постепенно отнимает у нее дыхание, слух, сознание. Она напрягается, пытаясь пошевелиться, но терпит в своей попытке унизительное фиаско. Хочет открыть глаза, но видит перед собой всю ту же непроглядную тьму. Ужас, от которого хочется громко кричать, захлестывает с головой.
— Нет! Это несправедливо! Она невиновна и вы все это знаете! — надрывающийся голос становится все тише и тише, когда слух девушки постепенно угасает, и он вроде как даже знаком ей. Но какой голос в кошмарном сне не кажется знакомым?
«Помогите мне, ради Огня, умоляю!», — проскальзывает в ее сознании единственно верная и возможная мысль, а потом жуткое ощущение того, как сердце замедляет свой ход, предавая ее и останавливаясь, заставляет девушку с тяжелым стоном проснуться, срываясь на крик.
Комната, в которой Лорелей проснулась довольно просторная и уютная. Все убранная в золотистых, солнечных тонах, с огромным окном, за которым хорошо видно безумно синее небо, вселяющее в душу надежду, что все когда-нибудь будет хорошо. Кровать, на которой она теперь уже сидит, тяжело дыша и все еще дрожа от страха, чувствуя в горле противный комок, а в мышцах ватную слабость, очень большая, двуспальная. В этой светлой и нежной комнате она бросается в глаза кровавым росчерком, обтянутая алым шелком. Подушки, простынь, одеяло — все однотонное, сливающееся друг с другом. Через несколько минут Лорелей, постепенно успокоившись, приподняла одеяло, робко под него заглядывая и отмечая, что она все же не в чем мать родила. На ней ночнушка точно в тон постельному убранству, весьма скромная.
Лорелей поднялась с кровати, откидывая одеяло, и вдруг поняла, что ночнушка не столько скромная, сколько короткая, и наклониться хоть немного вперед для девушки будет ужасно смущающим.
Однако о том, что такое настоящее смущение, она узнала секунду спустя, когда резная дверь из красного дерева резко распахнулась и в комнату вошел Кэлистар. Он замер на мгновение, явно не ожидая увидеть Лорелей в таком состоянии, а потом улыбнулся широко и открыто.
— Ты чего тут забыл? Разве это не моя спальня? — она хмуро одернула ночнушку, ведь та, кажется, сейчас сама собой задерется.
— Ты наглеешь прямо на глазах, — довольным тоном сообщил парень. — Значит, в себя уже приходишь. Это классно.
— А я из себя и не выходила вообще-то.
— Да. Я со стопроцентной вероятностью могу сейчас сказать, что ты та еще штучка! А уж в гневе, наверное… — он театрально закатил глаза, томно вздыхая. — Ах, какая женщина, а!
— Иди ты! — внезапно психанула девушка. — Приперся тут какого-то…
Договорить ей не дали. Кэлистар быстро оказался рядом, хватая ее за плечи и насильно конвоируя к зеркалу. Лорелей замолкла, с чувством легкого отторжения, недоверия и удовлетворения одновременно рассматривая свое отражение в зеркале.
Лицо овальное, пропорциональное, чуть заостренное к низу; кожа чистая, мягкая, будто за ней кто-то ухаживал каждый день, хотя выглядит она лет на шестнадцать, а это значит, что она тот редкий случай, когда у девушек нет никаких проблем с кожей. Глаза просто невероятные, она смотрела на их отражение долго и пристально, пытаясь уловить и запомнить этот цвет, которому не может дать название. Он светлее и насыщеннее фиолетового, ярче лилового и темнее пурпурного. Ресницы и брови, что немного удивило девушку, черные как смоль, а волосы рыжие, словно огонь из костра сошел на ее голову, заставив волосы вспыхнуть так ярко и вызывающе. У нее пухлые губы, причем нижняя чуть больше, но это весьма гармонично смотрится на ее лице. Лорелей улыбнулась своему отражению немного недоверчиво, придирчиво оценивая улыбку и отмечая, что зубы стоят вполне себе ровно, хотя ее и напрягло то, что вместе с ними проглядывает и десна. Следуя каким-то своим женским соображениям, она решила, что это некрасиво и улыбка с ее лица тут же исчезла, заменяясь привлекательной усмешкой, когда взгляд заскользил по отражению ниже.
У Лорелей хрупкие ключицы, которые заметно выделяются. Ее посетила заманчивая мысль положить в эту ямочку между плечом и ключицей какую-нибудь ягоду — например, вишенку, — чтобы та оказалась как раз напротив сонной артерии, внешне незаметной, чтобы чувствовалось живое биение крови внутри. Плечи свои девушке показались немного широкими, и это тоже вызвало ее неудовольствие. Дальше она разглядывала свою фигуру, делая для себя вывод, что вполне себе ничего, приемлемо, хотя грудь, например, могла бы быть и больше, а ноги немного длиннее. Последний факт вдруг особо ее смутил, особенно когда выясняется, что Кэлистар, стоящий за правым плечом девушки, выше ее аж на пол головы. «Или даже не ноги, а рост в целом. Ноги тоже ничего так, симпатичные вроде, прямые…», — мимолетом подумала Лорелей, мысленно ставя себе пометку лучше разглядеть собственное тело, когда никаких посторонних в радиусе десятка метров от нее наблюдаться не будет.
Но больше всего ей понравились запястья и кисти рук с будто нарисованными светло-синими венами. Тонкие пальцы придавали ладони вид миниатюрный и женственный. На среднем пальце правой руки она заметила золотое кольцо. Рассмотрев его ближе, Лорелей увидела, что оно исписано простенькими узорами, а в середине находится углубление в форме правильного треугольника — там надежно закреплены три маленьких прозрачных камушка.
— Я хотел тебя кое с кем познакомить, — тихо произнес Кэлистар.
— С кем? Со своими родителями? — с сарказмом спросила Лорелей.
Парень деликатно прокашлялся.
— Нет, с теми, с кем ты еще полторы тысячи лет за одной партой просидишь!
— Так мне переодеваться?
— Нет, я, конечно, не против, чтобы ты так пошла, — он едва слышно засмеялся, покусывая губы и стараясь сдержаться. — Но все же да, лучше переодеться.
Лорелей отошла к двери и приглашающе открыла ее:
— Тогда позвольте вам выйти вон.
— Позволяю, — любезно ответил парень, испаряясь за дверью и прикрыв ее за собой. — Я тебя тут подожду.
— И чтоб без подглядываний…
Было очевидно, что вся мебель в этой комнате была выполнена одним и тем же мастером или группой мастеров. Одинаковые узоры, при длительном рассмотрении которых начинало рябить в глазах, покрывали как дверь, так и шкаф, обнаружившийся в спальне; они изрезали кровать, заползая под простынь и спускаясь по ножкам к полу. Тот же орнамент был и на подоконнике, и на столике, стоящем скромно в углу. Выдержанность стиля показывало так же и то, что был использован один и тот же материал — красное дерево.
Решительно распахнув дверцы шкафчика, Лорелей тут же сделала шаг назад, освобождая место на полу для одежды, которая, когда-то небрежно кинутая внутрь, теперь поспешила вывалиться. Критично осмотрев кучу на полу и все то, что в хаотичном порядке было спешно понабросано на полочки и вешалки, девушка заметила, что юбок в ее гардеробе явно не предлагается. Мысль об этом почему-то согрела душу, навеяв что-то приятное из прошлой жизни. Лорелей не чувствовала ни капли сожаления из-за того, что среди такого множества одежды не находится весьма важной для девушки детали, да и не беспокоило это ее сейчас. Гораздо больше эмоций вызывала общая пестрота нарядов. Шкаф словно горел алыми майками, черными шортами, оранжевыми футболками, кислотно-желтыми джинсами и совсем уж убойными, вызвавшими отчего-то нежный смешок, тыквенной расцветки кроссовками, скромно приткнувшихся где-то в самом углу, сразу под коротким платьем с жилеткой. От узкой поперечной черно-красной полоски на комплекте в глазах начало пестрить.
— Кажется, мне не терпелось выделиться из толпы? — тихонько пробормотала девушка себе под нос. — Не стремно ли мне было в таком выходить на улицу? Не косились ли на меня как на шизанутую дурочку?.. — то и дело вопрошала она у самой себя, натыкаясь в своем шкафу на что-то такое, что снова и снова заставляло улыбаться.
В конечном счете, Лорелей остановилась на аметистового цвета футболке, на груди которой был нарисован вульгарный фиолетовый цветок, и на темно-пурпурных джинсах. Глянув в зеркало, она недовольно нахмурилась. Огненно-рыжая шевелюра в образ совершенно не вписывалась, а переодеваться, искать что-то в этом хаосе заново ей было лень. Но ровно до тех пор, пока взгляд не споткнулся о тыквенные кроссовки.
— Идите к мамочке, хорошие мои, — нежно улыбнулась девушка, садясь на корточки, чтобы взять кроссовки, а потом и вовсе плюхаясь на пол, довольно вползая в обувь. От шнурков приятно и очень сильно пахло персиками. — Соскучились, спасители мои ненаглядные? Простояли без дела три тысячи лет? Теперь можно и развеяться немного.
Выйдя из комнаты Лорелей постаралась как можно более мило улыбнуться Кэлистару, но тут же вспомнила о том, что ее улыбка в зеркале ей не понравилась и поспешно напустила на себя деловой вид. Одновременно с этим ей сильно хотелось посмотреться снова в зеркало, оценить, как она выглядит.
— Я думал, ты больше копаться будешь, — парень улыбнулся, прекращая своим плечом подпирать косяк двери и направляясь по коридору.
— Я заметила, что тебе определенно вредно думать, — парировала девушка.
— Как-то ты больно быстро приходишь в себя, — с усмешкой бросил Кэлистар через плечо, сбегая по лестнице. — Наверное, я правильно сделал, что решил тебя представить нашей группе.
Лорелей ничего не ответила, почувствовав внезапно какую-то ее саму испугавшую нервозность. Ну, это вполне логично, чтобы познакомиться со своей группой, он уже как-то вскользь упоминал, что она еще долго будет учиться. Но девушка чувствовала, что она слишком отрезана от воспоминаний о прошлой жизни, слишком мало знает о мире, в котором очутилась; а ведь Кэлистар явно считает, что она не помнит только людей!
Они спустились на первый этаж, и вышли из здания. Лорелей, услышав множество голосов вокруг себя, старалась идти прямо, высоко подняв голову, безуспешно ища в себе чувство превосходства над окружающими. Напротив того здания, которое они покинули, стояло еще одно. Светло-бежевое, четырехэтажное, с большими окнами. От, по-видимому, жилого корпуса его отделяло метров пятьдесят импровизированного парка. Солнце припекало, птицы радостно что-то щебетали в вишневых кустах, а Лорелей шла за своим провожатым, не обращая ни на что внимания.
— Учебный корпус, помнишь? — Кэлистар обернулся к ней со своей неизменной теплой улыбкой, как только они зашли в бежевое строение и тут же оказался прижатым к стене.
— Слушай!.. ты! Я абсолютно ничего не помню из того, что со мной было в прошлой жизни! Все, что я знаю — это твое и свое имя, что у меня явно хреновый характер, и что мы зашли сейчас в учебный корпус! — прошипела девушка. — Ах да, ну и еще то, что мне полторы тысячи лет учиться с теми, кого я, возможно, знала до того, как какой-то недоумок решил меня замуровать на три с половиной тысячи лет в глыбу льда!..
— Ты… — парень растерянно посмотрел на нее. — Просто ты вела себя так, как будто… как будто все идет так, как надо. Ты показалась мне прежней. Лорелей, прости, я не думал, что… нет, черт, что-то определенно не так, потому что ты должна помнить все кроме своих прежних контактов…
Лорелей медленно выдохнула и на шаг отошла от Кэлистара.
— В общем так. Я ничего не помню. Это раз. Что я хамло редкостное, я поняла. Это два. А теперь, пока мы стоим тут, и рядом нет никого, кто бы увидел эту странную сцену, ты мне объясняешь все! От начала и до самого конца! — внезапно разозлилась она. — Я не могу и дальше жить только с той информацией, которую получила после того, как пришла в себя. Я рехнусь просто!
— Хорошо. Хорошо, — повторил зачем-то два раза парень и, взяв Лорелей за руку, повел ее за собой на второй этаж учебного корпуса. — Сейчас ты просто знакомишься с такими же, как и ты, и понимаешь, что у тебя ангельский характер. Ты киваешь с умным видом и отпускаешь язвительные замечания, повторяешь все то, что делаю я, а потом… а потом мы возвращаемся в твою… нет, мы идем в мою комнату, смена обстановки будет полезна, и я тебе рассказываю все.
Они остановились возле темно-ореховой двери, ровной, без узоров и резьбы.
— Готова? — он открыл дверь и сквозь проем в коридор ударил яркий солнечный свет, проникавший в само помещение через большое окно напротив.
Лорелей глубоко вдохнула и сделала шаг навстречу своей новой старой жизни.


Во вполне обычном кабинете оказалось не так много людей. Лорелей поймала себя на мысли, что ожидала гораздо большего. Там находилось всего две девушки и столько же парней. Вот только то, как они выглядели, заставило Лорелей убедиться в том, что ее вещи выглядят вполне мило и невинно, по сравнению с этими чудаками.
Первым, на кого упал взгляд Лорелей, оказался щуплый худой парень, едва ли выше ее самой. С матово-персиковой кожей, чуть темнее, чем у самой девушки, его глаза, казалось, сливались со всем остальным телом, имея почти в точности такой же цвет. Он перехватил ее взгляд, и тонкие губы тут же скривились в ухмылке, словно на Лорелей уже был поставлен жирный крест. Одной из отличительных особенностей, если не считать темно-багровые крылья за его спиной, являлась чалма на голове, которую он, судя по виду, носил довольно давно и не особо ухаживал — она приобрела землистый серый оттенок, хотя ранее, возможно, была лимонного цвета. По крайней мере, что-то такое в ней смутно угадывалось.
— Флэйм, — коротко бросил парень в сторону Лорелей, тут же отводя равнодушный взгляд в сторону окна.
Девушке внезапно подумалось, что он похож на карманника или домушника. Внешне неброский — по сравнению с ее рыжими волосами или ярко-персиковым цветом кожи Кэлистара Флэйм бы выглядел совершенно непритязательно, если бы не чалма на голове.
— Наш местный ворчун и забияка, — тут же насплетничала одна из девушек. С округлым личиком и широкой доброй улыбкой, она была на пол головы ниже Лорелей. — Меня зовут Айдан!
Айдан тоже имела головной убор — забавный фиолетовый чепчик на голове мешал понять, какого цвета у нее волосы, но вот большие, в обрамлении пурпурных ресниц фиолетовые глаза были заметны очень хорошо. «А глазищи-то! — с внезапной завистью подумала Лорелей. — На пол-лица!» Айдан была настолько живой, словно у нее внутри прятался вечный двигатель. За те несколько секунд, что Лорелей провела в кабинете, она уже успела мазнуть влажной тряпкой по угольно-черной доске, поправить стулья за первой партой центрального ряда, фыркнуть на Флэйма и так ослепительно улыбнуться Кэлистару, что тот, внезапно стыдливо опустив взгляд в пол, больше на нее не смотрел.
— Хафир, — буркнул второй парень, тоже отводя взгляд в сторону. Его идеальный внешний вид — черные шорты, черная футболка, черные сандалии на босую ногу — нарушал только черный ирокез на голове, торчащий там совершенно дико.
— Балда недружелюбная! — внезапно вспыхнула Айдан, оказываясь рядом с широкоплечим Хафиром и со свей силы толкая его маленькой ладошкой в грудь.
Естественно, что такому исполину, он был выше Айдан на полторы головы, это никак не помешало, разве что высокомерное выражение его лица стало еще более высокомерным, а в глазах промелькнул гнев. Лорелей на мгновение испугалась, что он сейчас сорвется и просто раздавит как букашку маленькую и хрупкую Айдан, но этого не произошло. Процедив сквозь зубы нечто маловразумительное, он дернул плечом раздраженно и отошел к окну.
Второй вспыхнула последняя девушка. Под стать Хафиру, высокая и мощная, с широкими скулами и ланьими глазами, загоревшимися яростью, она кинулась к нему, внезапно отвешивая тяжелый подзатыльник. Хафир резко обернулся и в какой-то момент взгляды их перекрестились. Лорелей ощутила, словно две шпаги настороженно соприкоснулись и тут же отпрянули.
— Скотина ты, а!
— На себя оборотись-ка, — рявкнул Хафир. Темно-золотые глаза — этот цвет потом Лорелей про себя обозвала «цветом экстаза», недобро загорелись. Между ним и той девушкой, что ударила его, повисла секундная, очень напряженная тишина, от которой, казалось, даже воздух потрескивает, как огонь в полуночном лесу, а потом он снова отвернулся к окну, а она, метнув на него последний разгоряченный взгляд, отошла к Айдан.
— Тасита, — тихо произнес Кэлистар, представляя последнюю незнакомку Лорелей.
— Очень… мило. Знаешь, ты был прав, я просто ангелочек.
— А по тебе не скажешь, — резко обернувшийся Флэйм одарил девушку пошловатой улыбкой. — Сотню живцов даю — ты горячая штучка.
— Это наезд? — притворно-ласково осведомилась Лорелей, принимая боевую женскую позицию: перенеся вес тела на правое бедро и упираясь в него ладонью. Ее захлестнуло волной чего-то горячего, живого, будоражащего; чем-то таким, что требовало активных действий, болезненных и острых словесных выпадов. — У меня в волосах запуталось, конечно, второе солнце, но тебе в любом случае не светит, детка!
— Хочешь проверить? — он улыбнулся быстро, и как-то по голодному облизнулся.
— Только через мой труп! — внезапно влез Кэлистар.
Хафир, явно все внимательно слушавший, с нехорошей усмешкой обернулся, прямо посмотрев на защитника.
— Правда? Ну, так за чем же дело стало?..
— Эй, ребята, ну вы бы еще подрались из-за меня!
— Они могут, — внезапно громко расхохоталась Айдан. Закрыв лицо руками, она тихонько взвизгивала от смеха, чем вызвала неодобрительно поджатые губы Таситы вкупе с ее недовольным взглядом.
— Поздравляю, ты влилась в нашу дружную огненную компанию, — кашлянул Кэлистар, по-прежнему стараясь не смотреть на все громче и громче заливающуюся смехом Айдан. Однако его терпение оставляло желать лучшего. — Айдан! Ради Огня, прошу тебя, заткнись! — почти взмолился он.
Девушка внезапно замолчала, как-то подбираясь, словно ребенок, которого ни за что ударили по лицу, и надула губы.
— Что, опять за свое, да? Опять меня стесняешься? — с быстро вскипевшей обидой произнесла она. — Ух, как бы… прям даже… Хафир! — она, моментально переместившись по кабинету, ткнула его ладошкой в грудь.
— Козел ты, — с ленивой насмешкой закончил за Айдан плечистый парень.

Комната Кэлистара оказалась обустроенной точно так же, как и комната Лорелей, разве что цветовая гамма была иной. Перешагнув порог спальни, девушка удивленно огляделась.
— Не кисло жить в лимонном цвете?
— Нормально, — упал на кровать парень, раскинув руки и похлопав по мандариновому одеялу ладонью, приглашая сесть рядом. — Как ребята тебе? Понравились?
— Да, классные, — согласилась девушка, осторожно присаживаясь на краешек и останавливая взгляд на лице Кэлистара.
Было в нем что-то такое правильное, что подозревалось что-то нехорошее. Однако это могли быть и ее ничем не подкрепленные домыслы. Мозг пытается как-то восполнить абсолютную пустоту в воспоминаниях, вот и придумывает что-то самостоятельно, опираясь на какие-то незаметные для нее мелочи.
— Ладно, что именно тебя интересует?
Лорелей устало вздохнула.
— Все. Начнем с того, кто я такая. Ты знаешь?
Кэлистар перевернулся на живот и приподнялся на локтях.
— Да-а. Вообще-то мне не положено, потому что я знал тебя раньше и мне стирали память после твоего поступка, но теперь так получилось, что перед Распределением ты стала моим заданием, поэтому мне дали краткую характеристику на тебя, — он посмотрел на нее, а потом взгляд его начал блуждать по комнате. — Ты родилась в семье чистокровных стражей огня, далеко на западе от нашей школы. Известно, что твой отец вскоре ушел из семьи, и мать воспитывала тебя в одиночестве. Тебя часто видели на улице в окружении множества мальчишек…
— И среди них был ты?
— Нет, мой дом далеко на севере. На берегу Срединного озера. И вообще не перебивай меня!
— А, ну ладно.
— Так вот, хм… — он ненадолго задумался, вороша память, и только после этого продолжил: — У тебя был младший брат, но он умер еще до своего рождения. Ты этого бы и не помнила, потому что была слишком мала. Училась вполне сносно, но чудовищно безответственно, что крайне возмущало многих, а в двенадцать… — он уставился куда-то вверх и вбок, очевидно что-то припоминая. — А когда тебе было двенадцать тысяч восемьсот двадцать пять лет, ты сбежала из дома. Две недели тебя пытались найти по всей Пустыне, но так ничего и не получилось. По истечении этого срока ты сама объявилась, но только не домой, а во дворец нашей королевы.
— Ну и наглости во мне, — беспечно фыркнула Лорелей, откидываясь на кровать рядом с Кэлистаром.
Тот передернул неловко плечами, словно хотел пожать ими, что было весьма затруднительно сделать в лежачем положении.
— Да нет, ты еще сравнительно уравновешенная. Ну, например, по сравнению с тем же Хафиром или Таситой… это просто бомбы какие-то, — взгляд Кэлистара задумчиво описал дугу на потолке и внезапно уткнулся в люстру. — Да и королева у нас хороша. В общем, она сжалилась над тобой и отправила сюда, в Старшую школу Огня. Отсюда выходят те, кто будет играть самые важные роли в жизни нашего королевства…
— Можно вопрос? — неожиданно для самой себя спросила Лорелей. — Я быстро!
— Валяй, — благосклонно разрешил парень.
— Ты что-то упоминал о Распределении. Что это за птица такая?..
— Сейчас я как раз собирался об этом сказать… Те, кто заканчивают Старшую школу проходят эту церемонию. Вне зависимости от желаний, исходя лишь из глубинного характера стража, он после этого относится к какой-то одной категории. Именно поэтому церемония называется Распределением. Таких категорий не так-то много… нет, не так, — его темно-персиковые брови на мгновение сошлись на переносице. — Во время Распределения каждый страж получает шкатулку. Там содержится предмет, который символизирует ту категорию — профессию, к которой он отныне будет причислен. Серый увесистый камень означает, что страж становится пограничником. Его задача — охранять границы своего королевства, и, если потребуется, умереть первым, когда начнется вторжение. Как правило, такие стражи — неконфликтные надежные ребята, верные и стойкие. Если кому-то попалась чернильница, то это едва ли не самое мирное и одновременно тяжкое, что может выпасть стражу. Те, кто получил чернильницу, становятся наставниками. Тоже довольно сдержанные и терпеливые, потом они поднимаются по служебной лестнице, занимая высокие чины при дворе своей королевы. Один из них всегда становится новым монархом королевства.
Лорелей сидела тихо, внимательно слушая Кэлистара и более не перебивая его. Она чувствовала, как с каждым словом, сказанным им, пробелы в ее памяти постепенно исчезают, снимая тяжкий груз беспамятства и позволяя мозгу заняться привычным делом — усвоением и переработкой получаемой информации. Девушке становилось все легче и легче, когда она понимала тот мир, в котором очутилась, и она, ни о чем не беспокоясь, полностью мыслями углубилась в рассказ Кэлистара.
— Самое интересное, что стать им не хочет никто. Это очень тяжкая ноша. И только те, кто может ее выдержать, потом принимают в свои руки такое высокое звание. У нас, стражей Огня, у единственных не может быть избран на эту роль тот, в ком есть тщеславие и властолюбие. Ни разу за всю историю существования Огня престол не был захвачен насильно, отвоеванный кровью и муками. Какой-то части стражей выпадает огненный кинжал. Это, скажу я тебе, удивительное оружие… у нас в учебном корпусе где-то есть один, позже покажу. Если тебе попадется такой кинжал — ты становишься воином Огня, тем стражем, который сражается за жизни мирных людей. Особенно много кинжалов выпадает сразу перед войнами… быть воином непросто. Лично я бы не смог им стать, прекрасно осознавая, что каждый день я могу лишиться жизни.
— А я бы смогла, — легкомысленно ответила девушка. — Не нужно ни о чем печься. Тебе отдают приказ, и ты просто идешь и выполняешь его, не спрашивая, зачем это нужно, потому что ты сам осознаешь, что твоя смерть, твоя кровь и твои страдания — защита твоего королевства, твоих близких и твоей стихии.
Кэлистар грустно улыбнулся.
— Да, ты бы смогла. Таких, как ты, чаще всего выбирают воителями. Рисковая, бесстрашная, ты бы, наверное, смогла выпутаться из любой ситуации. Но ты им не станешь.
— Это почему это? Потому что девушка?
— Пол не имеет значения, — парень сел на своей кровати, и, помолчав несколько секунд, обернулся к Лорелей: — Ты бы смогла убить? Неважно, виновна жертва или нет — тебе дан приказ, и ты должна его выполнить, пусть даже ценой собственной жизни.
Девушка вдруг потеряла запал, опуская взгляд в пол и скользя по литой плитке. Внутри нее отчетливо рождалось чувство того, что на такое она не способна. Умереть за бравое дело самой ей было бы куда проще и предпочтительнее, чем перерезать кому-нибудь горло огненным кинжалом или, выстрелив из арбалета, вогнать стрелу с тяжелым болтом кому-то в грудь, зная, что сейчас сердце, порванное изнутри и истекающее кровью, ударится последних два или три раза, а потом остановится, виноватое в том, что не смогло выдержать такого удара и продолжать биться, качая кровь, а не захлебываясь в ней. Лорелей подняла голову, чтобы дать ответ Кэлистару, но тот, вовсе этого ответа не ожидая, продолжил говорить.
— Есть еще стеклянные шары. Кто-то говорит, что они хрустальные, но на самом деле это обыкновенное стекло идеально шаровидной формы. Их получают натуры утонченные, ранимые, немного не от мира сего. В общем, те, кому под силу будет осязать тонкие материи между мирами, чтобы предсказывать будущее. Зато точно известно, что перед тем, как развязать войну, у противоборствующей стороны, на которую нападают, выкрадывают всех стражей, получивших недавно этот знак. Просто молодые более восприимчивы, им проще понять, что произойдет. И последний символ — перо пегаса. Идеально белое, даже сияющее, навевающие мысли о непогрешимости…
— Ты говоришь так, как будто видел такое перо… — томно уронила Лорелей, очевидно передразнивая Кэлистара, интонация которого стала трепетно-возвышенной.
— Я видел пегасов, — уже обычным голосом произнес парень и невозмутимо продолжил, хотя было заметно, что кончики его ушей стыдливо покраснели. — В общем, эти несчастные становятся послами.
— А почему несчастные-то? Классно, по-моему. На мир посмотреть можно, разнюхать что-то о соседних королевствах…
— Девять из десяти визитов послов за границу, в особенности во дворцы монархов, заканчиваются смертью самих послов, — без эмоций пояснил Кэлистар. — Это, знаешь, как пушечное мясо.
— Ой, жуть какая. Что-то мне вообще перехотелось проходить процедуру Распределения.
Кэлистар усмехнулся невесело.
— В свои неполных тринадцать тысяч лет ты считала иначе, раз сбежала во дворец королевы и вымолила у нее разрешение учиться здесь. Разумеется, ты прошла все необходимые тесты, и, с учетом того, что общий багаж знаний был довольно впечатляющим, тебя приняли. Все считали, что это был единичный случай, поскольку такого не было давно, двести, возможно триста тысяч лет… но потом твоя история повторилась еще ровно семь раз.
— Да ну? Я так популярна? — умиленно спросила Лорелей.
— Нет. Те семеро ничего не знали друг о друге… ну, почти, — голос его виновато съехал в сторону, но потом вновь вернулся в прежнее русло. — Одно могу сказать точно: решение сбежать и поступить в точности так же, как сделала ты, все семеро принимали совершенно независимо друг от друга. В течение последующих двух недель все прибыли по дворец, получили высшие возможные баллы за вступительные тесты и оказались запертыми в этом учебном концлагере.
— Все-то ты знаешь, — недовольно как-то протянула девушка, наматывая на пальчик прядь своих рыжих волос. — Сейчас, небось, и имена всех этих теперь уже восьмерых, начиная с моего мне скажешь?
— Лорелей, Кэлистар, Айдан, Флэйм, Тасита, Хафир, Лавос и Мартина, — спокойно произнес парень и, смотря на широко раскрытые от удивления лиловые глаза той, что носила первое имя из списка, с тем же непрошибаемым спокойствием начал пояснение. — Да, это все ребята из твоей группы. Из нашей. Лавос вечно пропадает на тренировках, а Мартина сейчас на очередном свидании. И, кстати, я всех перечислил ровно в том порядке, в котором эти непоседливые детки атаковали своими гениальными умами дворец Ее Величества, — голос в конце стал любезно-язвительным.
Лорелей подумала, что совершенно не ощущает в себе гениального ума. Ботанение за учебниками ее в данный момент не привлекало совершенно, а фанатизм в учебе показался отвратительным.
— Какая гадость, — только и сказала она.
Все гениальные мысли куда-то стремительно разбежались. Кэлистар, видя это на лице девушки, снова улыбнулся тепло и хотел сказать что-то еще, но дверь в его комнату вдруг распахнулась резко, позволяя ворваться заливистому, высокому смеху Айдан.
Следом за круглолицей девушкой шла Тасита. Заметив Лорелей возле Кэлистара, она улыбнулась ей как-то по-доброму.
— Опять захомутать кого-то решил? — насупилась Айдан, совсем как маленькая. На ней все было матово-фиолетовое — кроссовки, виднеющиеся носки, бриджи и спортивная майка, явно мужская, что смущало ее мало и выглядело очень привлекательно. — Не разрешишь забрать Лорелей на короткую пролетку?
Айдан перевела взгляд на рыжую девушку и улыбнулась ей так мило и располагающе к себе, что Лорелей бы готова была согласиться на все, смотря на эти нежные девичьи ямочки, появляющиеся на щеках Айдан даже при малейшем шевелении губ.
— Летную прогулку? — деликатно переспросил Кэлистар, почувствовав, как от незнакомого слова «пролетка» внешне изящная и слабая ручка Лорелей вцепилась в его запястье с чудовищной силой, оставляя на персиковой коже парня красные болезненные полукружья от ее острых ногтей.
На девушку внезапно дохнуло паникой. Летная прогулка — на чем они летать будут? На драконах? А если они выяснят, что она не знает даже, какого размера существуют драконы и существуют ли они в этом мире вообще? Или их Флэйм с Кэлистаром катать будут — о, у них она совершенно отчетливо видела крылья… вот только где они у последнего теперь? может, они отстегиваются?.. Тогда как управлять ими? Тонкие пальчики сильнее впивались в запястье парня, и, надо отдать ему должное, тот и мускулом не повел, выдавая, что испытывает хоть какие-то неудобства. Сама Лорелей явно не осознавала того, что сейчас делает, в полной остроте и совершенстве осознав только то, что без Кэлистара она окажется совершенно беззащитной.
Кэлистар посмотрел на часы, висящие сразу над дверью.
— Думаю, парни сейчас как раз на развалинах находятся. Вы же не будете против, если я с вами дойду?
Айдан привстала на носочки, прокрутилась вокруг себя и разулыбалась. Лорелей выдохнула тихо и, только теперь почувствовав, где находятся ее пальцы, поспешно разжала их, отдергивая руку от Кэлистара. Она была безмолвно благодарна ему за то, что он вот так ненавязчиво смог остаться еще на какое-то время вместе с ней.
Вставая с кровати, она украдкой скосила взгляд на его руку. Из оставшихся на запястье парня отметин медленно сочилась кровь, наполняя оттиск полукружий, а кожа вокруг была воспаленной и покрасневшей от боли. Этот вид только еще более усилил благодарность Лорелей к Кэлистару, но примешал чувство вины за те неприятные ощущения, что ему пришлось претерпевать.


Увидев, как выглядели развалины, Лорелей поняла только одно: им зря дали такое неприятное название. Судя по всему, когда-то здесь стояло массивное строение из серого камня, с огромными дубовыми воротами и высокими башнями. К сожалению, сейчас от этого осталось только несколько стен, да пара башень.
Они шли по широкой дороге, выложенной гравием и щебнем, которая вела прямо к тем тяжелым дубовым воротам, окаймленным металлическими пластинами. Наверное, сразу при входе за них можно было оказаться в небольшой полукруглой зале — Лорелей видела, как позади этих ворот начинается высокая башня, которая постепенно сужалась к своей вершине, образуя шпиль с небольшой площадкой на своем пике. С такого расстояния было сложно понять, насколько велика эта площадка — может, пару ладоней, а может, чуть больше. Две сохранившихся башни стояли на равном удалении от каменного шпиля, и на той, что была справа, девушка увидела две небольшие фигурки. Одна из них подошла к краю, столкнула с зубца камушек. Оглянулась, всем своим видом выражая насмешку, и вдруг ласточкой прыгнула вниз, широко раскинув руки в разные стороны и грозясь вот-вот встретить грудью землю.
Лорелей остановилась в ужасе, делая шаг назад и чувствуя, как по венам внутри нее растекается что-то очень холодное и липкое, отчего хочется кричать. Глаза словно остекленели, а рот распахнулся в беззвучном крике — маленький темный росчерк словно в замедленной съемке мчался к земле, и, кажется, только ее беспокоило это: Айдан и Тасита, смеясь чему-то своему, продолжали спокойно идти вперед, и лишь Кэлистар, что-то поняв, внезапно потянул Лорелей на себя, одной рукой прижимая крепко к себе, а другой запечатывая рот.
— Без криков, барышня, спокойно, — услышала она над ухом его тихий, немного напряженный голос. — Флэйм любит такие штуки. Сейчас распахнется и взлетит.
Стремительное падение Флэйма продолжалось. Оно закончилось бы плачевно, но Кэлистар оказался прав — щуплый парень распахнулся. За его спиной всплеснули багровые мощные крылья, принявшие на себя весь удар встречного потока воздуха, на мгновение заставляя его замереть, а после мягко направляя вверх. Флэйм тяжело, как поднимающийся с земли орел, взмахнул крыльями, набирая высоту, а потом, плавно опустив левое крыло на несколько градусов ниже, мягко завалился набок, описывая над развалинами что-то, что можно было бы назвать кругом почета, если бы было кому его оказывать, и если бы он был способен на такое сложное чувство.
Сердце Лорелей колотилось от испуга так бешено, что ей казалось, будто оно сейчас болезненно и судорожно сожмется, задыхаясь, и остановится вовсе.
— О, небо… как такое возможно?
— Вот черт, надо было нам отказаться от этой затеи, если ты и этого не помнишь!
Девушка всхлипнула, ее трясло. А раздражение, змеиным шипением прозвучавшее в голосе такого невозмутимого и спокойного Кэлистара заставило ее почувствовать себя вконец во всем виноватой и никчемной.
— Ладно, устроим тебе ускоренный курс по пролетке… — он понизил голос, звучащий уже со своим обычным чуть теплым спокойствием. — Вопросы?
— У всех эти крылья есть?.. — шмыгнув носом, как-то отрешенно спросила девушка. Глаза ее настороженно вперились в спины ничего не подозревающих, идущих впереди одногруппниц.
— У стражей Огня и Воздуха — у всех поголовно, у метисов этих двух стихий тоже, а вот при смешении крови с Землей или Водой раз на раз не приходится.
— Как мне их… заставить появиться?.. а одежда как?.. там прорези нужны? А взлетать?
Кэлистар посмотрел на нее. Лорелей в этот момент раз и навсегда поняла, что терпение этого парня, наверное, не имеет границ, в особенности по части тупых вопросов. В особенности от нее.
— Ты тише будь… какие прорези?.. Не заморачивайся вообще на этот счет, — кожа на переносице забавно сморщилась. — Распашкой называется быстрый и безболезненный процесс материализации крыльев. Все что тебе нужно — почувствовать их у себя за спиной, принять то, что они всегда — часть тебя.
— О, так все оказывается совсем просто, — с сарказмом произнесла Лорелей. Как оказалось, она быстро отходила от любого шока. — Кстати, один Флэйм может выкидывать такие штуки?
— Из нашей группы может только он, Хафир и Лавос. Флэйм берет финт размером своих крыльев, Хафир – мощностью, а Лавос – редкой формой, а оттого особо высокой пилотажностью.
— Редкой формой? Насколько редкой?
— Мне показалось или я слышу в твоем голосе нотки ревности? — Кэлистар с насмешкой посмотрел на девушку. Было заметно, что он уже не один раз уверился в том, что каждая девушка считает, что она единственная, неповторимая и вообще самая в своем роде редкая и уникальная. Однако насмешка показывала и то, что малое количество представительниц слабого пола такими качествами отличаются.
— Тебе показалось!..
— Тогда, да — довольно редко, но это встречается. Примерно в три раза реже, чем метисы Огня и Земли, и так же часто, как и наличие у таких… уродов… крылья.
— Ооо…
Вслед за парящим над развалинами Флэймом с башни вниз нырнул и Хафир. Он не стал дожидаться, пока земля окажется от него на настолько рекордно близком расстоянии, и распахнулся раньше. Однако он был тяжелее предыдущего парня, поэтому скорость его падения была на порядок выше. В синем небе пыхнуло вороным всплеском его удивительно мощных — это было видно даже с такого расстояния — черных крыльев. Он ударил ими по воздуху сразу, но скорость и масса тела сделали свое дело — первые два удара прошли вхолостую, и Хафир на это тягучее мгновение просто замер в пространстве, а потом неожиданно легко и непринужденно пошел свечкой вверх.
Айдан и Тасита обернулись, как по команде, с любопытством смотря на Лорелей. Сама же девушка глубоко вдохнула, резко останавливаясь и чувствуя, как ее снова захлестывает паникой. Весь ее сарказм Кэлистару сразу показался обидным и неуместным — а если он решит больше ей не помогать, что тогда? Наверное, это будет катастрофа, — мысленно ответила она сама себе.
— Вы… начинайте без меня, а я пока… ну…
— Ну да, три тысячи лет собственных крыльев не видеть — я бы тоже нервничала перед полетом, — мило улыбнулась Айдан, и, развернувшись, быстро побежала по направлению к развалинам.
Через несколько секунд за ее спиной совершенно беззвучно появились два темно-аметистовых крыла, которые она поставила параллельно земле, продолжая бежать. Встречный воздух ударил по внутренней стороне крыльев; круглолицая девушка подпрыгнула и оказалась высоко в небе, плавно набирая высоту без единого взмаха, на одной только воздушной тяге. Тасита не стала так выделываться. Она с короткого разбега, всего в несколько шагов, подпрыгнула вверх, уже в прыжке материализовав крылья, и громко захлопала ими, быстро набирая высоту, держа курс на центральный шпиль развалин.
— Слава Огню, ушли, — Кэлистар вздохнул так облегченно, словно с его плеч упала семитонная глыба.
— Айдан сказала про эти три тысячи лет… мне будет сложно взлетать, да? — с внезапным бессильным отчаянием спросила Лорелей, смотря вслед так легко парящей литой Тасите, которая на земле казалась слишком тяжелой и неповоротливой.
— Мы будем пользоваться экстренными методами, — она спиной почувствовала его улыбку. Такая же улыбка бывает у людей, которые уже готовы совершить какую-нибудь гадость во благо другим. Это ни с чем невозможно было спутать. — Будет немножко страшно, но тебе понравится, обещаю.
Раньше, чем Лорелей успела что-либо понять, он крепко схватил ее за талию… а потом земля мелькнула где-то внизу, за развалинами обнаружилась яркая запятая небольшого озера и небо оказалось настолько близко, что внезапный восторг вспыхнул в груди девушки, исторгнув оттуда тихий восторженный писк. Огненные крылья парня были всюду и сразу, они казались ей большими и надежными, и, обманчиво поверив в эту надежность, Лорелей расслабилась. Кэлистар же отпустил ее, позволив девушке, распахнув рот в диком беззвучном вопле ужаса, свободно падать вниз.
— Кэлиста-а-ар!!! — собственный крик оглушил Лорелей и напугал одновременно.
Сердце бешено заколотилось в груди, судорожно сжимаясь, почти до боли, снова и снова ударяя по груди изнутри, кажется, мечтая пробить ее и вырваться наружу, ускакать как можно дальше от этого кошмара. Небо смешалось с землей, снова где-то мелькнула яркая запятая озера, которую перерезало что-то черное, направляясь к ней. Перед испуганными лиловыми глазами пронеслись огненные крылья Кэлистара, но спасения все так и не было…
Время замедлилось. Каждый удар сердца гулом колокола отдавался в висках. Глотку сжало холодной когтистой лапой страха. До земли оставалось совсем немного. Лорелей зажмурилась, отчаянно желая, чтобы все это оказалось кошмарным сном, чтобы она сейчас проснулась в своей постели, живая и невредимая; однако она понимала, что если сейчас никакого чуда не произойдет, и ее просто размажет на такой скорости о твердую жесткую землю. В какой-то момент она вспомнила слова Кэлистара — все, что от нее требуется, это просто почувствовать крылья за своей спиной. Принять то, что они часть ее жизни. Но как это сделать, когда даже поверить в то, что сейчас она может выжить — нереальная, недосягаемая мечта?..
Порывом ветра ударило по лопаткам. Она продолжала падать вниз, кувыркаясь. Однако после того как ее снова перевернуло, девушка продолжала чувствовать за своей спиной что-то странное. Будто живое, покорно ожидающее того, чтобы его позвали. Время остановило свой бег, и она очень отчетливо ощутила, как у ее лопаток появилось продолжение. Узкое, сильное, выходящее за пределы тела, потом оно стремительно расширялось. От девушки полыхнуло безумной надеждой. Что-то всеобъемлющее и родное распахнулось за ее лопатками, выгнувшись, принимая на себя упругий удар воздуха. Дыхание перехватило, когда на земле, которая была всего в нескольких десятках метрах, она увидела свою тень: что-то большое, в несколько раз больше ее самой, раскрылось за ее спиной, замедляя падение. Крылья поднялись вверх, и в этот бесконечно счастливый и прекрасный момент Лорелей почувствовала, как раздвигается бахромка на перьях, пропуская воздух, а потом смыкается, и ее крылья с силой опускаются вниз…
Голова закружилась. Что-то черное пронеслось совсем рядом — Хафир, выравниваясь, резко ушел вниз, опасно затормозив возле самой земли, падая до этого на нее камнем, и снова, сработав раз крыльями вхолостую, легко пошел вверх. Лорелей замерла, позволяя своим крыльям нести ее и лишь прислушиваясь к своим ощущениям. Она поняла, что это не она сейчас спасла себя — это что-то внутри нее, то, чему принадлежит вся она, и по милости чего она существует, спасло ее, позволило расправить крылья, мягко направив вверх. Лорелей и крылья существовали словно два отдельных, существующих рядом организма. Глубоко вздохнув и прочувствовав всю полноту вновь ожившего времени, она с силой ударила по воздуху, последовав вслед за Хафиром.
— А ты молодец, справилась, — усмехнулся он, замедляясь и позволяя нагнать себя.
Лорелей скосила взгляд, замечая, что ее крылья едва ли не вдвое больше и шире, чем его. Однако его выглядели более мохнатыми и мощными.
— Я думала, мне конец, — она улыбнулась как-то робко, явно не ожидая от него похвалы, но вот за одну встречу ставшего привычным высокомерия — запросто. — Даже, если честно, не поняла особенно, что произошло. Просто они вдруг появились и толкнули меня вверх.
— Так всегда бывает, — кивнул Хафир. — Святое Пламя, да у тебя просто огромные крылья, — он засмеялся. — Мне бы такие и я был бы лучшим летуном во всем королевстве!
Лорелей немного скептично созерцала его черный, вызывающе торчащий ирокез. На сердце как-то потеплело от его слов. Одновременно с этим она с удовлетворением отметила, что его бахвальство никуда не делось. Хафир есть Хафир.
Скользящий полет оказался куда как проще парения. Поджав крылья, держа кромку с второстепенными маховыми параллельно своему телу, они стремительно рассекали соколиную высь, улетая прочь от развалин. Из-за этого Лорелей плохо могла определить, насколько велики ее крылья. Можно, конечно, было перейти на парящий полет, но если бы она расправила их на всю длину, самыми кончиками перьев ловя потоки воздуха, то Хафир бы оказался на малопригодном для нормального общения расстоянии.
Он махнул рукой, показывая, что пора разворачиваться, и ушел в крутое пике. Внешней стороной своих крыльев, куполом вздымавшуюся в таком положении, он случайно задел грудь и живот девушки. Она замерла на мгновение, пораженная той силой, которую почувствовала в его черных перьях, той мощью, которую они скрывали.
Опустив левое крыло, она ушла в крутой поворот вслед за ним, а после, экспериментируя, сложила их, камнем падая на землю. Вытянув как можно сильнее вдоль тела, чувствуя в них молодую силу, она развела их в сторону, так, чтобы они ребром рассекали воздух, не замедляя ее. Ветер бил в лицо, наждаком стесывая кожу и выжимая слезы из глаз. Еще одно резкое движение крыльями — ветром ударяет во внутреннюю сторону и ее снова подбрасывает в небо…


На земле ее встретил завистливый взгляд Флэйма. Вытянув правое крыло, Лорелей с интересом оценила его длину.
— Метров пять. Это рекорд, — уверенно произнес Хафир.
— Да уж, куда моим четырем… — буркнул Флэйм.
— У меня чуть меньше двух и от этого еще никто не умер! — веско произнес Кэлистар. — Размер иногда только мешает пилотажности. Хотя с такими размерами ее коньком будет скоростной полет и резкие повороты, без пробоев вхолостую, как у тебя, Хафир. Ты только мощью берешь, иначе бы давно впечатался в землю.
— Да ладно вам, — фыркнула Лорелей и, явно красуясь, махнула крыльями, не взлетая, но поднимая с земли пыль и сухие травинки. — Признайте, я вас по всем параметрам сделала!
— Ну, разве что форма обычная, — буркнул Флэйм.
Хафир громко и выразительно хмыкнул. Подойдя к девушке, он молча сложил ее крылья так, что она оказалась бы в коконе, если бы перья из-за длины не упирались в землю, выгибаясь и рискуя сломаться.
— Эй! Больно!..
— Вверх вытяни!.. Еще сильнее!.. сгиб не трогай, представь, что ты в домике… умница! Вот, Флэйм, видишь?
Лорелей неуютно дернулась, резко расправляя крылья. Она еще не знала, о чем таком нужно подумать, или что ощутить, чтобы они исчезли, а быть ходячей выставкой для кучки одногруппников ей не улыбалось.
— Полностью закрывает, даже нырять можно. Ни шеи не сломаешь себе, ни промокнешь, — Айдан улыбнулась. Лорелей не выдержала и внутренне оттаяла, видя эти милые ямочки на ее щеках.
— Ладно, в сравнении с недавно ощипанной курицей ее полет с большой натяжкой можно было назвать достойным, — послышался со стороны равнодушно-презрительный баритон.
Лорелей резко обернулась и увидела незнакомого парня. Вспотевший и немного лохматый, со страстным блеском в темных глазах, он был привлекателен настолько, что даже правильность черт лица Кэлистара гасла в сравнении с ним. Такие же лохматые, как и его волосы, темно-бурые, словно попавшие в око урагана, крылья демонически нависали над ним. Белая майка со свежими следами травы и земли. Рельеф мышц рук, по которому одиноко скатывалась капля пота. Прядь волос спала на лицо, доставая примерно до переносицы и надвое рассекая лоб.
— Мне даже стыдно, что тот, кто так летает, имеет самую редкую форму крыльев, — усмехнулся Лавос. — Даю сотню живцов — ты получишь перо пегаса, и тебя прикончат на первом же задании, заживо закопав под землей.


Глава 2

Жизнерадостное чириканье воробьев настойчиво царапало слух рыжей девушки, которая, зарывшись в складки одеяла как можно глубже, старательно пыталась это самое чириканье игнорировать, дабы вымолить себе у Морфея еще несколько сладких минут сна. Однако мелкие пташки не сдавались — одна из них внезапно перепорхнула с вишневой ветки на карниз окна и начала просто омерзительно царапать когтями по металлу. Девушка сжала зубы и, лохматая настолько, что за волосами не было видно ее лица, выползла из своего теплого, но, увы, звукопроницаемого убежища.
С момента прибытия Лорелей прошло две недели, и, надо было признать, что эйфория, не покидавшая ее первые дни, сейчас улетучилась окончательно, не выдержав сурового быта. Расписание в Старшей школе Огня было на редкость жестким, а воспитание — спартанским. Начать с того, что подъем был в шесть утра, в то время как отбой в полночь. Узнав об этом, девушка была жутко возмущена, но как позже выяснилось, стражам Огня было достаточно спать четыре часа в сутки, чтобы выспаться. Стражам Воды — шесть, а Земли целых восемь. В самом подвешенном состоянии оказались стражи Воздуха. Они должна были спать ровно столько, сколько бы им понадобилось для восстановления энергии, и срок сильно колебался. Иные лентяи высыпались за полтора-два часа, а те, кто трудился не жалея сил иногда засыпали почти на сутки. Да, их можно было разбудить, но обыкновенно такое никогда не практиковалось, поскольку не выспавшийся страж потенциально опасен для всех, кто находится рядом с ним. Он хуже контролирует силу стихии, существующую внутри него и мечтающую только о том, чтобы вырваться на свободу и размяться, разгулявшись в полную силу.
— Та стихия, что живет в тебе — дикий зверь, — как-то раз устало объяснял Кэлистар. — И этого зверя необходимо сдерживать, уметь управлять им, давать ему пищу. Когда такого не случается, то в подавляющем большинстве случаев такой зверь просто убивает своего хозяина…
Завтрак был уже через полчаса, и ученики, прекрасно зная о том, что их ждет, старались впихнуть в себя как можно больше еды, даже если им совсем не хотелось есть, или же пища приходилась не по вкусу. К семи утра столовая пустела. У молодых стражей выдавался целый час свободного времени. Обычно они вместе со своими одногруппниками кучковались у кого-нибудь в комнате и болтали о чем-нибудь, но бывало и так, что ночной гуляка, не проспав ночью положенных часов, досыпал их в это свободное время.
Ровно в восемь начиналась теория и практика боя. Любые знания и умения, едва полученные в теории, тут же начинали практиковаться. Обращение с оружием, подчинение себе огненной стихии, физическая нагрузка на все тело… До часу дня учеников гоняли, заставляли тренироваться, формируя силу и выносливость. На теории боя проще всего приходилось Лавосу и Хафиру, а сложнее всего Мартине — кукольно-красивой избалованной девочке, со словно ненастоящей улыбкой и нежным голоском. Такие занятия нравились Лорелей, но были моменты, когда она начинала ненавидеть весь мир, и это были моменты, связанные с ее крыльями. Слишком большие, в бою они были очень уязвимы, будучи материализованными; можно было распахиваться и в самый последний момент, но с такими размерами взлет прямо с земли оказывался тяжелым, и на то, чтобы отработать его до такой степени, чтобы он стал быстрым и более легким, Лорелей бы понадобился не один год усиленных занятий. Слишком нетерпеливая для подобных упорных тренировок, она психовала всякий раз, когда инструктор заикался о работе с крыльями…
В час дня начинался обед. Голодные и измотанные, ученики под завязку набивали желудки горячей едой, а потом, удерживая в глотке отчаянные стоны, шли прямиком на историю и философию. Тут уж у Лавоса и Хафира голова шла кругом, зато Айдан, Кэлистар и Лорелей с удовольствием впитывали в себя новую информацию. Занятия носили лекционный вид: преподаватель что-то вдохновенно вещал, тесно переплетая историю с философией всего мироздания и добавляя географию, а ученики сами решали, записывать им что-то или нет. Лорелей, например, ограничивалась сухими фактами и датами, Кэлистар, с его цепкой на цифры памятью это всегда упускал, зато записывал сложные для его немного приземленного восприятия мысли. Круче всех поступила Айдан, которая… записывала все. Вообще все, каждое слово. Иногда Лорелей всерьез задумывалась, сколько же тетрадей накопилось у девушки за столько-то лет обучения…
Этот предмет был интересен для Лорелей еще и потому, что он открывал для нее этот мир наиболее полно. Если раньше она даже не знала, где располагаются загадочные Пустыни, откуда она родом, то теперь с закрытыми глазами могла нарисовать подробную карту воздушных течений над Срединным озером, параллельно рассказывая о легендах, связанным с Островом, находящимся в центре озера.
Но тут всегда стоило признать, что озеро по своим размерам напоминало нечто среднее между морем и океаном. Озером его называли лишь за пресность вод.
После истории и философии, которые кончались в пять часов вечера, следовали счастливые для всех часы высшего пилотажа, которые посещались по желанию. Учет посещаемости не просто не велся — был строжайше запрещен. Удивительно, но именно туда стекалось наибольшее количество учеников. Два счастливейших часа молодые стражи плескались в воздухе, пока тренер — молодой, очень улыбчивый и обаятельный парень, давал им задания. Те порой были безумно сложными, и иногда даже Хафир с Флэймом, одни из лучших летунов, плохо себе представляли, как такое вообще можно выполнить. Зато сам тренер, имени которого Лорелей так и не узнала, потому что его все называли по кличке — Марс — выполнял все фигуры с такой простотой и изяществом, что вскоре девушка перестала удивляться такому огромному количеству поклонниц у Марса. Самым интересным было то, что никаких наград или поощрения на высшем пилотаже не было. Ученики из кожи вон лезли, стараясь в точности воспроизвести и овладеть хитрым движением только ради того, чтобы увидеть одобрительную улыбку Марса. Увидев ее на первом занятии, Лорелей едва не рухнула, дымясь от счастья, и поняла, что крепко на такую похвалу подсела. Даже такая высокомерная скотина как Лавос выбивался из сил, стараясь порадовать Марса и, когда у него это получалось, то парень просто искрился радостью и самодовольством, напоминая чем-то малыша. Если благодаря чему-то высший пилотаж и был тем предметом, экзамен по которому перед Распределением и сдавался на высшие баллы, то это только из-за (и ради) улыбки Марса.
После высшего пилотажа был ужин. Молодые стражи снова впихивали в себя как можно больше еды, прекрасно осознавая, что поедят вновь они еще очень нескоро.
Сразу после ужина все отправлялись на факультатив. Каждый раз это было что-то новое: то политика и экономика, то прорицания, то астрономия и астрология… Разумеется, список предметов был далеко не бесконечен, и они то и дело чередовались, но, как правило, никто не знал, что будет на факультативе в этот раз. Ученики мучились там всего один час, а потом им предоставлялась полная свобода действий.
Каждое утро, выходя из спальни, Лорелей бросала взгляд на часы и со смешанным чувством обреченности, усталости и глухого раздражения понимала, что увидит их вновь только через двенадцать с половиной часов. Девушка уходила без пяти восемь утра, мягко закрывая дверь и глубоко вдыхая, готовясь вновь нырнуть в бешеный водоворот будней, и возвращалась ровно в восемь тридцать пять, но уже вечера. Официально отбой объявлялся в полночь. Однако на первом этаже, на стенде с расписанием строгим почерком было выведено: «02:00 СПАТЬ ВСЕМ И ОКОНЧАТЕЛЬНО!!!».
Было обидно признавать, но самой нестойкой оказывалась Лорелей, которая частенько ровно в полночь отключалась, а когда совсем не терпелось побыть с одногруппниками, а это значит, полночи болтаться где-то, где весело и хорошо, девушка отключалась сразу после факультатива. Самым же стойким оказался Кэлистар. Он мог подскочить в четыре часа утра, вспомнив, что не сделал задание по факультативу, если таковое имелось, и больше не ложиться спать. Отбой у него в этот же день наступал только в третьем часу ночи, и Лорелей, которой четырех часов для сна оказалось по какой-то причине мало, просто удивлялась, как тот после всего полутора весь день стоит на ногах.
Лорелей была еще более раздражительной, чем обычно. Но даже такая, она признавала, что в этом прекрасном, целиком сотканном из магии мире есть много такого, на что невозможно не обратить внимание.
Кэлистар сдержал свое обещание и показал ей удивительные огненные кинжалы. Лорелей, словно завороженная, долго смотрела на клинок. Металл был будто объят пламенем, но он не резал, а давал свободно проходить сквозь себя. Зато в посторонних вещах он прожигал дыры, поджигая их. Когда девушка, восторженно взвизгнув, вонзила кинжал в дубовую столешницу по самую рукоять, лезвие прошло препятствие легко, как будто это было не сложнее, чем отрезать кусок мягкого масла. Края образовавшегося отверстия вспыхнули, и стол бы рисковал сгореть, если бы Кэлистар, как обычно, тепло улыбнувшись, не провел над разгорающимся пламенем рукой, гася его. Лорелей, забавляясь, несколько раз воткнула кинжал себе в живот, очевидно наслаждаясь тем, что он не причинил ей ни малейшего вреда, и даже наоборот: чувствуя живой огонь внутри себя, она испытывала неимоверное удовольствие. Кэлистар, чуть усмехнувшись, рассказал ей о том, как в очень давние, почти древние времена, стражей Огня любили сжигать на кострах.
— Особенно это любили делать стражи Земли. Разумеется, играя на публику, наши воины громко кричали и извивались, но на самом деле не чувствовали ни толики боли. А то, что огонь не оставляет следов на наших телах, знали во все времена.
Лорелей едва не размурлыкалась, такое у нее стало хорошее настроение, и попыталась играючи ткнуть огненным кинжалом в Кэлистара. Тот внезапно резко побледнел и увернулся. Ударив ничего не понимающую девушку по рукам, он сказал, чтобы она так больше не шутила. И вообще больше ничем подобным в его сторону не тыкала. Лорелей вздохнула, а кинжал покорно отдала.
Однажды перед «окончательным отбоем» они всей компанией забрели в Библиотеку, пытаясь выяснить, кто же был прав насчет Первой Стихийной войны, а точнее, кто оказался прав по поводу тактики одного из сражений. Именно тогда Кэлистар, пошарившись в запыленной и, кажется, давно позабытой секции, принес Лорелей ее личный экземпляр «Энциклопедии предсказаний». Как потом выяснилось, это была на редкость бесполезная книга. Ее особенностью было то, что она могла давать мелкие дельные советы, но исключительно владельцу. В противном случае книга начинала истошно орать дурным голосом. К тому же своенравная книженция каждый раз после полуночи меняла свой облик, и ее приходилось отыскивать среди прочих книг немалое количество времени. Единственным плюсом «энциклопедии» оказалось то, что на последней странице было предсказание, связанное с чем-то важным в жизни владельца. Для Лорелей книга высветила вот что:

«Однажды нарушивший закон
Это увидит и прочтет.
Пусть знает жизнь, что все поставлено на кон:
Умерший раз имя предателя найдет.
Пусть будет путь твой и не быстр, и не прост,
Кто знает, выдержишь иль нет?
Не про предателя задай вопрос —
По пустякам, как хочется тебе».

Лорелей не придала особенного значения строкам. Всем без исключения книга пророчила жуткие испытания, тяжкие события и миллион различных страданий.
И вот сейчас, проснувшись этим субботним утром, Лорелей хмуро скосила взгляд лиловых глаз на «энциклопедию». Как выяснилось совсем недавно, буквально завтра у Айдан должно было случиться день рождения, да и не какой-нибудь там, а целых семнадцать тысяч лет. Несмотря на то, что девушка в такие годы была еще подростком, Лорелей не отпускала навязчивая мысль о том, что семнадцать тысяч — это нереально много. Вот просто семнадцать — нормально. Однако когда она поделилась своими мыслями с самой Айдан, так расхохоталась так громко, что, казалось, ее было слышно на территории всей Старшей школы.
— Семнадцать лет? Я тебя умоляю! — хохотала она. — Не хотела бы я быть таким крошечным младенцем!..
Такая реакция заставила Лорелей усомниться в собственном здравомыслии. После этого пришли размышления о том, что каждая мать, наверное, очень сильно привязывается к своим детям. И что семейные пары живут действительно веками. Думая об этом, она все больше и больше убеждалась в том, что этот мир — настоящий главным образом потому, что настоящими здесь были чувства. Можно изображать любовь месяц, год, два года… но не тысячу лет. И жизнь здесь ценилась намного выше.
Лорелей сползла с кровати на пол, и некоторое время валялась на прогретом солнцем паркете. Свернувшись калачиком и обняв собственные колени, прижатые к груди, она зажмурилась и подумала, что сама себе напоминает большую довольную кошку. От этой мысли хотелось громко размурлыкаться, но этого девушка, увы, не умела.
Через несколько минут она перестала кататься по полу и встала. Как выяснилось еще в первый день, в каждой комнате есть отдельная ванная комната. При мысли о том, что сейчас нужно будет умыться, Лорелей поморщилась. Как и большинство стражей Огня, она не любила воду, но позволить себе ходить грязной она не могла. В итоге каждый поход в душ равнялся для нее своеобразной казнью, когда она долго слонялась по комнате с полотенцем на плечах, хныкала и по тридцать раз подходила к двери в ванную, убеждая себя, что ничего страшного в этом нет.
— Да, не страшно, — пробормотала она, набирая в ладони воду и крепко зажмуриваясь. — Противно!..
Холодной водой окатило лицо, по телу тут же пробежалось полчище мурашек. Лорелей поежилась, снова набирая воду в «лодочку». Ей отчаянно хотелось выть, плеваться и, что еще лучше, забиться в угол. Каждое утро начиналось с этой пытки.
Когда Лорелей вышла из ванной, умытая и явно недовольная, в комнату кто-то постучал. Короткое «тук-тук-тук», вскоре заменилось отчаянным «бах-бах-бах», а потом и жалобным голосом Кэлистара:
— Лорелей, открой! Срочно! Сейчас же, сию минуту!..
— Я в неглеже, — огрызнулась девушка, кидаясь к шкафу.
Кэлистар продолжал барабанить все то время, пока она поспешно впрыгивала сначала в черные шорты, потом стаскивала с себя алую короткую ночнушку, небрежно комкая и кидая на первую попавшуюся полочку. Как назло, именно в тот момент, когда она взяла в руки черную майку, чем-то похожую на те, что так любила Айдан, Кэлистар не выдержал и вломился в комнату. Лорелей взвизгнула и прижала майку к обнаженной груди, тут же повернувшись к парню спиной. Она еще успела отметить, что тот был бледен как смерть. — Сегодня! — выдохнул он. Таким взволнованным его голос еще никогда не был.
Лорелей, все еще стоя к нему спиной, поспешно натянула на себя майку, и повернулась к нему. Ее щеки вспыхнули, когда она поняла, что нахал даже и не подумал отворачиваться.
— Что сегодня, придурок? — угрожающе спросила она.
— Кэлистар! Кэлистар! — донесся крик из коридора, и миг спустя в комнате оказалась еще и Айдан. Заспанная и растрепанная, в светло-желтой ночнушке, достающей ей почти до колен, с кучей кружев на груди, она смотрела на Кэлистара огромными глазами. Темно-золотые волосы рассыпались по плечам. — Сегодня! Сегодня, СЕЙЧАС!.. — выкрикнула она, а потом вдруг расплакалась, и кинулась прочь из комнаты.
Лорелей удивленно моргнула. Кэлистар растерянно посмотрел вслед беглянке, а когда перевел взгляд на Лорелей, из дверного проема послышался лишь слегка озабоченный голос Мартины:
— Что такое? Что за истерики? — спросила она, вальяжно вваливаясь в комнату.
— Распределение, — тихо ответил Кэлистар. — Королева уже в Зале.
Мартина быстро-быстро заморгала, сделала шаг назад, а потом ее колени подогнулись, и девушка, лишившись чувств, упала на пол…

Лорелей колотило мелкой дрожью. Ей казалось: мир сошел с ума. Все куда-то бежали, суетились, то и дело вокруг слышались чьи-то вскрики и нервный плач… Запертая дверь не помогала и тревожные звуки доносились до ушей молодых стражей, находящихся в кабинете.
Они все были там, вся их группа. Лорелей, которая так и не успела переодеться, и даже расчесавшаяся совершенно наспех, нервно крутила кольцо на пальце. Флэйм метался из одного угла в другой, что-то бормоча себе под нос. Лавос, упершийся в стену плечом, внешне почти спокойный, разве что бледнее, чем обычно, и кусающий губы. Мартина, стоящая коленями на подоконнике, широко распахнув окно, и глубоко дыша свежим воздухом. Хафир, сидящий за одной из парт, нервно отстукивающий пальцами по столешнице какой-то ему одному ведомый ритм. Кэлистар, который уже на пятый раз поправлял по линии все стулья, и на восьмой — протирал доску. Айдан, нервно раскачивающаяся взад-вперед, обняв свои колени, сидя на парте. И Тасита, стоящая рядом с Лорелей возле двери, и смотрящая в одну точку на полу широко раскрытыми глазами, полными страха.
— Прекрати долбить, — прикрикнул Флэйм на Хафира.
Широкоплечий парень метнул на Флэйма яростный короткий взгляд и убрал руки с парты, после скрестив их на груди. Он закинул ногу на ногу и теперь нервно дергал стопой.
— А ты кончай ходить из угла в угол, — отрешенно произнесла Тасита. Ее расфокусированный взгляд все так же был устремлен в одну точку.
Флэйм сел на парту рядом с Айдан. Хрупкая девушка продолжала так же раскачиваться, ни на что не обращая внимания.
— Мне страшно, — наконец тихо выдохнула она.
— А кому не страшно, — резко произнес Лавос, пытаясь скрыть нервозность и страх. — Поторопились что-то… рано нам еще Распределение проходить. Мы не пушечное мясо! Времена-то какие!
— Какие? — машинально спросила Лорелей.
Ей казалось, что хоть какой-нибудь разговор позволит разрядить напряженную обстановку в кабинете.
— За три дня до твоего возвращения наш прежний наставник погиб, — ответил Кэлистар за Лавоса, садясь на один из стульев. — Его тело нашли на берегу Срединного озера, в четырех километрах от границы с царством Земли. Как раз напротив того места, где отсутствует цепь вулканов… в том местечке аккурат проход есть...
— Нового нам так и не дали, — все тем же отрешенным, каким-то потусторонним голосом откликнулась Тасита. — И теперь понятно почему.
— Ни к чему новый был, раз Распределение меньше, чем через месяц…
Лорелей впервые слышала о наставниках. Она знала о тех стражах, которые вели у них различные предметы: например пилотаж у Марса, или факультатив по психогенетике у Саллар… Но о таком слышала впервые. Она не видела никаких сбоев в расписании, да и все предметы периодически повторялись, а значит, они были все.
Кэлистар кинул на Лорелей быстрый взгляд. Он, скорее всего, уже понял причину ее внезапного молчания.
— Действительно, смысл в ком-то новом?.. Плакаться в жилетку мы привыкли именно ему, да и не маленькие уже, сами об изменениях в расписании и прочих организационных моментах узнать сможем… а наказывать нас за несоблюдение режима уже бесполезно. Мы одна из старших групп.
— Ох, чую будет кровь, — Хафир сжал кулаки и рывком поднялся со своего места, подходя к Лавосу. — Детки Ильгана с нас шкуру спустят. Они же так гордились тем, что уже такие взрослые, что им всего-то триста лет до Распределения осталось… Мы же с его группой вечно враждовали, — его губы презрительно скривились. — Мелкие завистники!
— А, эти неудачники? — Лавос усмехнулся. — Которые все кичились не столько старшинством, сколько своей высочайшей во всей Школе успеваемостью… Жестоко же мы их обломали, когда все, по рекомендации королевы, лично от нее, сдав в ее личных покоях все экзамены… малолетки, которым и четырнадцати-то тысяч не исполнилось, — он сплюнул куда-то в сторону.
— Они нам и этого не простят, — тихо прошептала Айдан, и на ее глазах снова появились слезы. Она тихо всхлипнула. — В тот раз меня трое подкараулили… я думала, это все…
— Неподходящее время выбрали, — впервые в голосе Кэлистара Лорелей услышала что-то кроме привычного спокойствия и тепла. Такая злоба ее испугала. — Подумать только, если бы я вместе с Хафиром и Марсом с отработки не возвращался тогда…
Дверь резко распахнулась. На пороге возникла Саллар. На вид ей было тридцать пять тысяч лет, хотя на самом деле она всего лишь полвека назад отпраздновала сорок второе тысячелетие. У нее были короткие черные волосы, добрые темно-карие глаза и светло-персиковая гладкая кожа с кофейными веснушками на щеках и носу. Женщина была в строгом бордовом костюме в черную, очень узкую полоску, шедшую наискосок и черных туфлях на низком каблуке. На округлом лице появилась успокаивающая улыбка, когда Лорелей, стоявшая к двери ближе всех, шарахнулась в строну.
— Чего вы? — мягко спросила Саллар. — Все будет хорошо. Я в вас верю!
В ее глазах появилась гордость, когда она посмотрела на Лорелей. Психогенетика давалась девушке легко, как, впрочем, и остальные предметы. Любимицей Саллар ее сделал личный интерес к факультативу.
— Моим-то только через пять тысяч… — Саллар сделала шаг в сторону, освобождая проход.
Первой из кабинета вылетела Мартина, которая за все время пребывания там не сказала ни одного слова. Следом вышел Лавос, а за ним — Лорелей. Остальные потянулись к выходу не столь охотно. Кэлистар вышел самым последним, пропустив вперед внезапно успокоившуюся Айдан. Та шла, высоко подняв голову.
Лорелей отстала, оказавшись в самом хвосте их короткой процессии, и теперь шла рука об руку с Кэлистаром.
— Что за детки Ильгана? — тихо спросила она.
— Ты же слышала, самая старшая…
— Я не об этом, — перебила девушка. — Почему я слышу о них впервые?.. Я уже видела даже группу Саллар, которая прилетала к ней из Средней школы…
— Ах, ты об этом… — Кэлистар чуть нахмурился. — Они полтора месяца назад улетели на затяжную тренировку. Суровые полевые условия, минимум комфорта и информации… сдавали экзамен, в общем. Учебный год кончается через два месяца.
— Так что, учеба еще когда-то и кончается?..
Кэлистар посмотрел на девушку так, словно она ему заявила, что научилась дышать под водой.
— Да. Три месяца отдыха. Остальные девять мы учимся, выходные — суббота и воскресенье… так вот. Группа Ильгана вернулась сегодня ночью. Я как раз уснуть долго не мог, слышал их крики за окном… они уже в Зале, наверное… — парень сглотнул. — Хафир прав, крови прольется много. Эти ребята не из тех, кто привык прощать кому-то обиды и отдавать младшим первенство. Ильган их знатно натаскал, он знает свое дело.
Лорелей вспомнила коренастого, сурового Ильгана, который учил их теории и практике боя.
— Ему достались головорезы какие-то… — продолжал тихим, напряженным голосом Кэлистар. — Королева знает, что Ильган с ними справится. Они в нем души не чают, он же им отца заменил почти. У них в группе каждый второй получал наказание, один вроде как за убийство. Хотя, может, это и слухи, я не знаю. Знаю только, что они все из сложных семей, с родителями проблемы, бедные, много братьев и сестер… они чудом сюда пробились, неудивительно, что готовы нас на драконий фарш искромсать, лишь бы снова стать во всем лучшими.
Лорелей поспешно обдумывала всю услышанную информацию. Узнать правдивость слухов — невозможно, за такой крупный проступок всем постирали память, чтобы это не всплыло. Удивляться такому набору тоже не стоило: все группы старались построить так, чтобы внутри было наибольшее возможное количество одинаковых по уровню жизни и развития учеников.
— А что они хотели сделать с Айдан? — спросила Лорелей уже перед ходом в Зал.
— Неважно, — коротко ответил Кэлистар, но в его глазах снова промелькнула тень злости.
Двери распахнулись. Зал был полон учениками. Самым младшим было на вид как раз те самых четырнадцать тысяч лет, старшие тянули на двадцать. Лорелей крепко сжала ладонь Кэлистара и почувствовала, как тот коротко сжал в ответ ее ладошку. Девушка отдернула руку, и, взяв пример с Айдан, встала прямо, подняв голову и смело смотря вперед. Когда их группу увидели, гул в Зале стих. Толпа расступилась, и они увидели королеву, по обе стороны от которой стояло по четыре подставки. На каждой было по одной темной шкатулке с золотым замком. Больше ничего приметного в них не было.
Церемонный Зал представлял собой восхитительное зрелище. Пол был усыпан раскаленными углями, но стражи Огня стояли босиком, ничуть не опасаясь их жара. Стены увивало растение, больше похожее на ядовитый плющ, но имеющее огромные коралловые цветы с длинными желтыми тычинками. Потолок был настолько высок, что в Зале можно было бы устроить целую воздушную баталию, если бы не дым, витавший под этим потолком. Цветной, он складывался в картины, рисуя историю королевства Огня, и спускался по стенам вниз, увиваясь вокруг цветов.
Лорелей ступила босой ногой на угли и прикрыла глаза. Это было удивительно приятно — чувствовать так рядом свою стихию, которая проникала внутрь ее тела, придавала сил, подпитывала. Ей казалось, что она бы могла без устали пройти любое расстояние, если бы шла по дороге из раскаленных углей, иногда вспыхивающих коротким пламенем, которое тут же угасало.
Они прошли вперед, остановившись в метрах десяти от королевы, и теперь Лорелей могла рассмотреть ее. Примерно одного с девушкой роста, королева имела длинные, полностью закрывающие ее спину и часть ягодиц медно-рыжие волосы и очень светлую кожу. Бледно-розовые губы чуть дрогнули, когда она посмотрела на группу, а яркие зеленые глаза насмешливо и дерзко сощурились. Худые запястья и лодыжки венчали по несколько узких золотых колец-браслетов. Совсем простое платье, на ладонь выше колена, черное, оголяло ее покатые плечи и, наверное, спину. У ног змеей растянулся черный с золотой искрой палантин. Выглядела королева не больше, чем на двадцать пять тысяч лет. И она была совершенно не похожа на стражей Огня, которые не могли иметь настолько светлую, едва ли не белую кожу и зеленые глаза, но она была настолько красивой, что ей невозможно было не любоваться. Никакой короны. Никакой многочисленной свиты. Королева была проста, как ясный день.
— Рада видеть вас всех снова, — ее голос был теплым, даже ласковым. Чистый и звонкий, он разносился по всему Залу. — Признаюсь, каждая моя встреча с любым из вас была по-своему необыкновенной и запоминающейся. Вы все были тогда детьми, но какими!.. Я помню каждого.
Лорелей замерла, вслушиваясь в ее слова. Ее тело охватил незнакомый прежде трепет, а в душе поселился восторг. Девушка чувствовала себя настолько счастливой, стоя напротив королевы и слыша ее голос, что об этом хотелось кричать всему миру.
— Все вы — гордость моего дворца. Вы те, в чьих руках лежит будущее нашего королевства. Вы те, кто принесет на своих крыльях чистоту и независимость.
Королева посмотрела в глаза Лорелей. Девушка задрожала от чувств, переполнивших ее в этот миг.
— Я помню каждого из вас. Каждый миг, проведенный с вами. Закрыв глаза, я могу детально описать вас такими, какими вы впервые прибыли в мой дворец. Взяв в руки чернила и бумагу, я могу с точностью до последней помарки воспроизвести ваши экзаменационные работы. Вы написали их на высший возможный балл. Сделали это тогда, когда еще не достигли того возраста, который бы позволил вам поступить в Старшую школу Огня, — она обвела взглядом восьмерых молодых стражей. — Вы — особенные.
Слева послышался тихий вздох Хафира. Королева коротко взглянула на него и улыбнулась.
— Я помню каждого. Я помню дерзкую девчонку по имени Лорелей, которая прилетела из самих Пустынь, и которая добилась встречи со мной, нахамив охране ворот, а потом разбила нос моему первому министру… — королева снова посмотрела на Лорелей, которая покраснела от стыда, услышав ее слова. — Моя милая Лорелей, я знаю, что ты не помнишь этого момента. Но сейчас важнее то, что его помню я. И я вижу в твоих прекрасных глазах ту же отчаянную, безрассудную дерзость и пытливый ум. Ты была первым огоньком. Ты была первой, кто принял решение и, повинуясь своим смутным ощущениям, бросил очередной вызов судьбе. Я знаю, что ты сможешь найти выход из любой, даже самой безвыходной ситуации, и что никто из ныне живущих не сможет отнять твою жизнь, пока ты сама этого не захочешь. Поэтому, эту шкатулку я дарую тебе.
Звякнули многочисленные браслеты. Нежная рука королевы легко указала на одну из шкатулок, и та, поднявшись в воздух, плавно поплыла по направлению к Лорелей. Девушка взяла ее в руки, не решаясь открывать сейчас. В ногах появилась ватная слабость, пальцы дрожали.
— Я помню усталого, изможденного мальчика, чье имя Кэлистар, — Лорелей почувствовала, как парень вздрогнул справа от нее. — Я помню его рассказ о том, как он почти трое суток провел в небесах, упрямо борясь с жуткой грозой и шквальным ветром, которые были его спутниками, — королева смотрела в глаза Кэлистару. — Я все еще вижу в твоих глазах ту же молчаливую упорность, то же терпение, которые я впервые увидела в твоих глазах, когда ты, разбив окно, рухнул на пол столовой во время обеда. За твое безграничное терпение, понимание и такт, я хочу подарить тебе это.
Королева вновь повела рукой в сторону, и еще одна шкатулка, приподнявшись над своей подставкой, двинулась по направлению к Кэлистару. Лорелей ощутила, как тот случайно коснулся ее бедра, подняв ладони, чтобы принять дар королевы.
— Кэлистар, я знаю, что ты боялся, что этот день никогда для тебя не наступит, — взгляд королевы стал испытующим на несколько секунд. — И отдавая тебе это, я хочу сказать тебе, что ты истинный и достойный сын Огня. Оставайся таким же уравновешенным и понимающим и, когда придет время, ты сможешь укротить самое дикое пламя, подчинив его себе.
С полминуты в Зале царила звенящая тишина. Лорелей слышала лишь свой лихорадочный стук сердца. Она пыталась дышать как можно ровнее и глубже, но у нее ничего не получалось. Ей казалось, что сейчас весь свет мира, вся его радость и торжественность сейчас сосредоточены в этом Зале. Пусть всего две недели назад она не помнила даже своего имени, но уже сейчас она своими глазами видит королеву, слышит ее, принимает от нее тот дар, который и будет тем, что определит ее дальнейшую судьбу. Лорелей раньше и помыслить не могла, что Распределение происходит именно так.
«Так прекрасно и упоительно…»
— Я помню, как с неба на меня упал плачущий комок перьев. Я помню, как он встал с земли, оглядываясь вокруг, — продолжила королева. — Сейчас во взгляде Айдан я вижу ту же безграничную преданность, решимость идти до самого конца, каким бы он не оказался. Ее стойкость помогла ей пройти через то, через что она прошла, — королева на мгновение поджала губы, вперившись в хрупкую Айдан взглядом. — Я знаю, как сложно тебе было, Айдан. Как трудно и тяжело было служить опорой именно такому человеку, особенно когда ты любишь его больше жизни, если ты отважилась пойти по его стопам, даже не зная, куда приведет след. Я горжусь тем, что ты можешь так чувствовать тех, кто находится рядом с тобой и понимать их, и я верю, что однажды это поможет тебе. Этот подарок я приготовила для тебя.
Снова звон браслетов и тихое, едва слышное «спасибо». Королева взглядом нашла среди них следующего, и на ее губах появилась нежная улыбка.
— Я помню мальчика, которого не раз пытались сломить, обмануть, унизить… — в Зале продолжала стоять идеальная тишина, и лишь голос королевы нарушал ее. — Я жалею о том, что не могла лично видеть того, как он упорно противостоял этому. Он каждый раз оказывался прочнее. Его умение лгать позволяло вывести остальных на правду, при этом сохранив себя в тайне. Надменность и отчужденность этого мальчика позволяли ему всегда оставаться самим собой, показывая миру, что он снова проиграл, попытавшись причинить ему боль. И это Флэйм.
Лорелей услышала, как резко выдохнул Флэйм, и, хоть не видела его, но поняла, что тот резко вскинул взгляд, впервые посмотрев на королеву. Он был поражен.
— Дорогой Флэйм, я знаю, каких трудов тебе стоило отрекаться от всего хорошего, что в тебе есть, чтобы выжить, оставшись победителем, а не проигравшим, — улыбка королевы стала чуть шире. — В тот далекий день, когда я увидела впервые, ты обжулил трех стражников у ворот, умело солгав, и смог поставить шах и мат казначею, будучи честным. Твое умение отказываться от всего ради достижения своей бравой цели восхитило меня. Видя в твоем взгляде готовность отдать все, ради сохранения себя и того, что принадлежит тебе, я ничуть не сомневаюсь в своем выборе. Следующий подарок для тебя.
Все повторилось в четвертый раз. Это была лишь первая часть Распределения, лишь четверо получили то, к чему так долго шли.
— Я помню, как впервые увидела человека, который всегда без страха смотрел в будущее, и умел забывать о прошлом, — продолжила королева, снова находя кого-то взглядом и смотря прямо в глаза. — Этот человек всегда умел принимать удары судьбы со смирением, а все происходящее воспринимал как должное. И этого человека зовут Тасита. Тасита, в пасмурное утро нашей встречи я увидела, как на дне твоих глаз горит яростный свет звезд. Ты верила в справедливость моего решения, и надеюсь, что в этот раз ты не будешь разочарована действительностью. Я хочу, чтобы ты и дальше смотрела вперед без страха, воспринимала настоящее без упрека и забывала о прошлом без боли. Но помни, что оно определяет настоящее и формирует будущее… Этот дар отныне только твой, и я желаю тебе использовать время с умом.
Лорелей чувствовала тепло от углей. Наслаждение, которое ей дарили эти небольшие, горячие камушки, невозможно было описать словами. Оно успокаивало и умиротворяло. В какой-то момент время потеряло свой ход.
— Осталось всего трое стражей, все еще не получивших свой дар. Прежде чем продолжить, я хочу сказать, что вас троих объединяет гораздо больше, чем вы думаете. Вас, и еще одного из тех, кто уже получил свой подарок. Вы все необычайно сильны волей и умеете сохранять хладнокровие там, где царит хаос. Вы можете гореть в абсолютной тьме, и согревать в невероятном холоде…
Повинуясь какому-то внутреннему порыву, Лорелей качнула плечом. Она стояла так близко к Хафиру, что смогла его коснуться, будто успокаивая. Секунду спустя его горячие пальцы коснулись ее бедра. Девушка не видела, но чувствовала его едва заметную улыбку.
— Я помню маленького мальчика, жизненным девизом которого были слова: «Огонь, кровь и воля». И я хочу сказать, что этому когда-то маленькому мальчику со смышлеными глазами и очень проницательным умом пригодится та кровь, которая течет в его жилах, тот огонь, что горит в его сердце, и та воля, благодаря которой он когда-то смог выжить, будучи на волосок от смерти, — королева немного помолчала. — Хафир, после того, как ты получишь свой дар, тебе понадобится все твое мужество и все твое обостренное чувство справедливости. Следуй по жизни дальше, не зная ни страха, ни упрека и тогда ты оправдаешь мои надежды. Ты с честью пройдешь все испытания, оставшись верным своему слову, и поэтому это для тебя.
Тихий перезвон браслетов звучал как чарующая музыка. Королева была такой же босой, как и все остальные, а палантин у ее светлых ног медленно истлевал, рассыпаясь пеплом.
— Лавос… ты тот человек, который стремится к победе даже тогда, когда все ведет к проигрышу, — медленно начала королева. Она прищурилась, смотря на парня. — Ты пользуешься каждой ошибкой своего противника, чтобы стать выше, чем ты есть сейчас. Я помню, как ты появился в моих покоях… на рассвете, в полумраке. Я читала в твоих глазах уверенность, желание идти до победного конца и смелость, граничащую с безрассудством. Сейчас я вижу, что ты ничуть не изменился, а потому я ни капли не сомневаюсь в своем выборе. Это твое.
Лорелей жаждала оказаться на месте каждого. Готова была поменяться телами и жизнями со всеми и сразу, лишь бы снова смотреть в зеленые глаза королевы.
— Я называла ваши имена ровно в том порядке, в котором вы пребывали в мой дворец. Мартина, ты была последней. И единственной, кто не силой, умом или хитростью попал на встречу со мной. Ты шла медленно, спокойно и к каждому человеку, который тебе препятствовал, ты находила свой, особенный подход. Ты — ключ от всех замков. Твое будущее лежит здесь… — последняя шкатулка покинула свое место, чтобы оказаться у девушки в руках. — Ты всегда откровенна и честна. Я помню, как ты умеешь обезоружить правдой.
Королева вскинула голову. Ее глаза ярко сверкнули, загоревшись, а голос стал громче и увереннее:
— Каждый из вас прошел свой путь! Я помню всех и каждого, и я уверена в том, что вас запомнит и история. Запомнит вас такими, какие вы есть сейчас! Мартина — непорочная и откровенная, Лавос — уверенный и волевой, Хафир – мужественный и непобедимый, Тасита — проницательная и чувствительная, Флэйм — несгибаемый и сильный, Айдан — верная и решительная, Кэлистар — спокойный и терпеливый. И Лорелей… дикая и непредсказуемая, — королева снова посмотрела в глаза Лорелей, и девушка вновь задрожала от восторга, когда королева продолжила говорить, не открывая от нее взгляда. — Вы те, кто научит мир независимости и храбрости! В ваших руках лежат ваши судьбы, а на ваших плечах лежит ответственность за жизни многих из нас! Ваши крылья должны быть сильны, а характеры неизменны! Вы — особенные, вы те, кого избрала стихия! Никто и никогда не сможет пройти ваш путь за вас. И я, Тора Лацерхан Фларико, королева Огня, с этой минуты и до последнего мига ваших жизней нарекаю вас полноправными послушниками, воителями и защитниками своей стихии! Отныне вы — Стражи Огня!

Яркий полуденный свет падал на покрытую мхом землю, просвечивая березовые листья. По синему небу плыло несколько пушистых белых облачков, да был слышен изредка протяжный крик феникса, поселившегося где-то неподалеку.
Восемь новоиспеченных стражей разделились на две компании поменьше — мальчики пошли в одну сторону, девочки — в другую.
Парни некоторое время задумчиво крутили в руках шкатулки. Золотой замок никуда не делся, а как-то открыть дар королевы было нужно. Ключа не было, на несколько простых формул ларец никак не реагировал, даже и не думая открываться.
— Чертова деревяшка! — с досадой произнес Флэйм, щелкая пальцами. Замок вспыхнул и начал стремительно плавиться, золотой лужицей стекая на землю. Шкатулка с сухим стуком приоткрылась. — Гениально, — раздраженно сказал Флэйм.
Он приподнял крышку, и некоторое время смотрел на содержимое шкатулки, словно все еще не веря своим глазам и не веря в то, что вообще произошло и происходит сейчас. Запустив внутрь пальцы, он потянул за кожаный шнурок то, что было внутри.
Из шкатулки показался медальон. Идеально круглый, размером не больше монеты, в центре было такое же круглое отверстие, внутри которого, не касаясь краев, но и не выпадая оттуда, находился бледный полупрозрачный камень. Когда Флэйм коснулся его, он остро вспыхнул алым светом.
— Медальон лжи? — с интересом спросил Кэлистар. — Ну-ка одень его, и скажи правду.
— Я вас всех ненавижу, — камень снова угрожающе засветился красным. — Вы все конченные психи! — еще одна вспышка. — А ты, Кэлистар, самый из всех психов псих, потому что ты сентиментальный придурок, неисправимый романтик и вообще, кажется, тихо в кого-то влюблен, и да, более спокойного идиота я в жизни не встречал!
Камень слабо озарился зеленым. Кэлистар деликатно прокашлялся.
— Думаю, ты веришь в то, что сейчас говоришь. Во всяком случае, мы наглядно убедились в том, что эта штука реагирует на твою ложь.
Флэйм презрительно скривил губы и надел на себя медальон.
— А что еще внутри было? — спросил Хафир.
— Вот что, — Флэйм снова опустил руку в шкатулку и несколько секунд спустя подбросил на руке небольшой серый камень. — Пограничник. Думаю, это по мне.
— Ладно, теперь моя очередь, — вмешался Лавос.
Он не стал щелкать пальцами, а просто легонько стукнул ногтем по замку. Тот вспыхнул и через несколько секунд на земле оказался еще одна лужица расплавленного золота. Лавос открыл шкатулку — внутри нее что-то светилось. Глаза Лавоса озарились удовлетворением и радостью. Он вытащил огненный кинжал и начал с интересом осматривать его лезвие.
Что-то просвистело в воздухе, и вот уже в животе Лавоса застряла рукоять второго кинжала. Он опустил голову вниз, усмехнулся и молча извлек из себя полыхающий клинок. В десяти шагах напротив Хафир с самодовольной улыбкой стоял, и в одной руке у него красовалась открытая шкатулка. Лавос ответил ухмылкой и метнул в парня с ирокезом его кинжал. Тот, явно не раздумывая, перехватил лезвие в воздухе рукой, а после вернул оружие в шкатулку.
Все это время Кэлистар стоял чуть поодаль.
— А у тебя что? — Флэйм сел на землю рядом с Кэлистаром.
Тот пожал плечами. Он молча провел раскрытой ладонью напротив замка. Он, загоревшись, как и предыдущие, расплавился и стек на ногу Кэлистара. Оттуда золото лениво капало на землю, постепенно там застывая. Несмотря на то, что кожа молодого стража соприкасалась с раскаленным металлом, он не чувствовал никакой боли. Крышка бесшумно отворилась. Внутри лежала золотая чернильница.
Внезапно воздух прорезал чей-то дикий, отчаянный вопль. Кто-то кричал, задыхался, набирал воздуха в легкие и снова продолжал кричать. Парни одновременно вскинули головы, прислушиваясь, после быстро срываясь с мест и направляясь на полянку за холмом — туда, где были девушки. И только Кэлистару понадобилось меньше секунды, чтобы узнать, чей же это голос.
— Посол! — отчаянно кричала Лорелей. — Какое несчастье! ПОСОЛ!.. Я не хочу умирать!!!
Крик резко оборвался, и послышались другие голоса, однако разобрать их разговор было невозможно — слишком большим для этого было расстояние. Хафир тревожно вскинул голову, прислушиваясь, а потом, когда полуденный воздух прорезал отчаянный визг Айдан, первым метнулся к девушкам. За ним последовали остальные.
С пригорка парням открылась картина, не столько их удивившая, сколько вызвавшая резкий всплеск злости. Двое гораздо более старших стражей прижимали к широкому стволу березы Айдан, которая отчаянно вопила и брыкалась, пытаясь вырваться, но силы были явно не равны. Еще трое окружали хрупкую Мартину, которая внезапно подобралась, то и дело резко оборачиваясь то к одному, то к другому. Ее маленькая ладонь сжимала бесполезный среди стражей Огня кинжал. Других было около десятка, может, чуть больше, и среди них была только одна девушка: среднего роста, натренированная, с короткими, неровно стриженными темными волосами, в черной одежде. Ее губы кривились в злобной усмешке.
Кэлистар пошарил глазами в поисках Лорелей, но нашел ее не сразу, хотя она была на видном месте. Возле ног девушки лежало белоснежное перо, словно подсвеченное изнутри.
— Это еще что? — ее голос был полон сильнейшего раздражения. На земле Лорелей стояла неловко, как будто ей стоило это больших трудов.
— ПРОЧЬ!
Кэлистар сорвался со своего места, кидаясь к Айдан.
Это послужило негласным сигналом к началу боя.
Лорелей потерялась сразу. Несколько секунд она стояла посреди сражения, словно громом пораженная, но потом один из незнакомых парней, поджарый и высокий, сбил ее с ног и они покатились по земле. Первое, что она почувствовала, попав в настоящую драку — легкое удивление, злость и растерянность. Однако от всего этого осталась только злость, когда по красивому лицу насмешливо мазнуло пощечиной, а потом ее прижали к земле. Незнакомый парень сидел сверху, кривя в усмешке губы. Он вцепился Лорелей в волосы и та, очнувшись от своих эмоций, вскрикнула и вдруг бешено забилась под ним, стараясь сбросить с себя. Поняв, что это бесполезно, она выгнула спину невозможной дугой и изо всех сил оттолкнулась ногами от земли. Неловко перекувыркнувшись через голову вместе с напавшим на нее парнем, она успела еще подумать, что ее задумка удалась и теперь она сверху, что дает ей преимущество. Однако щеку внезапно вновь обожгло пощечиной, а уши заполыхали от унижения.
Резко дернувшись назад, она вырвалась из цепкой хватки парня, в чьих руках осталось несколько ее рыжих волос, которые тут же потемнели, словно обуглившись. Лорелей не стала обращать на это внимания. Она поспешно отступала назад, пока не налетела на еще одного незнакомца, который был настроен крайне агрессивно.
Кэлистару повезло в самом начале. Разъяренный, он с двух прямых ударов вырубил одного нападавшего и оттащил от Айдан второго. Девушка лихорадочно выдохнула, окинула непривычно озлобленного и сосредоточенного сокурсника взглядом и кинулась к Мартине, которая, словно загнанная в круг кошка, металась от одного противника к другому. Они сжимали вокруг нее кольцо, и Айдан с боевым визгом налетела на одного, самого щуплого, со шрамом на лице, сбивая его с ног и разбивая этот круг. Мартина тут же метнулась в образовавшуюся брешь, но второй противник поймал ее за запястье, дергая на себя. Розоволосая резко развернулась и слету неожиданно сильно ударила парня кулаком в лицо. Раздался противный хруст, он с глухим рычанием боли выпустил запястье Мартины и закрыл лицо руками: из сломанного носа хлынула кровь.
На третьего нападавшего из этого круга спиной налетела Лорелей. Испуганно вздрогнула, обернулась и сразу же почти инстинктивно присела, пропуская мощный прямой удар над головой. Быстро зашла за спину парня и, повинуясь какому-то смутному порыву, обхватила рукой его шею, прижимая к себе и сдавливая горло сгибом локтя. Хищник тут же превратился в жертву: он захрипел, вцепившись в руку Лорелей и стараясь хоть немного ослабить ее хватку, забился, судорожно борясь за глоток воздуха…
Флэйм был хладнокровен, действовал быстро, скупо, без лишних движений, как и Хафир, сражавшийся рядом. Если первый парень был неуловимым в силу своего небольшого роста и щуплости, которая давала преимущество в скорости и ловкости, то Хафир следовал правилу: «Лучшая защита — нападение». Там, где Флэйм уклонялся от удара и наносил свои, изматывая противника, Хафир подставлялся, нарочно меняя угол, под которым должна была последовать атака. Защищая едва поднявшуюся с земли Айдан, ногти и пальцы которой были в крови, а из уголка губ сочилась кровь, он плечом налетел на тяжелый кулак того, с кем она отчаянно билась. Нападавший вскрикнул и схватился за запястье, прижимая его здоровой рукой к животу: вся мощь отдачи пришлась не туда, куда он рассчитывал, и что-то внутри не выдержало.
Тасита сражалась как львица, пользуясь другим правилом: «Чем меньше ты в драке боишься за свою шкуру, тем больше за себя опасается оппонент». Краем глаза заметив, как на Хафира, прикрывшего собой Айдан, сбоку несется еще один парень из группы Ильгана, она метнула в его сторону тяжелый стеклянный шар, который зачем-то все время держала в руке. Символ пророка с глухим стуком ударился о голову атакующего, и он, как подкошенный, рухнул на землю.
Единственная девушка в группе Ильгана оглушительно завизжала, со спины кидаясь на Лавоса. С тяжелым выдохом он скинул ее с себя, заставив перелететь через голову. Обуянный яростью от такой подлости, он уже было хотел добить ее, как вдруг его с криком сбил с ног поджарый парень, который первым напал на Лорелей.
— Анкахтарр! Помоги Гархалу!
На крик поджарого обернулась и девушка, и еще один парень, тот самый, что бился с Айдан. Они вместе кинулись к Лорелей, в руках которой продолжал биться тот, кого звали Гархалом. Анкахтарр бросилась на помощь, и, судя по ее виду, она явно намеревалась подпортить личико Лорелей, в то время как парень со шрамом атаковал сбоку.
В следующий миг случились одновременно несколько вещей.
Лорелей тихо вскрикнула, когда ее тело внезапно обдало сухим жаром, и за ее спиной появились огромные крылья, концами достававшие до краев небольшой поляны, разделяя ее надвое. Она тут же подняла их вверх, раздвигая низкие березовые ветви, белая кора которых внезапно начала темнеть от соприкосновения с ее перьями, а потом вспыхнула. Лорелей разжала руки, и Гархал упал на землю. Его тут же что-то невидимое отшвырнуло в сторону от Лорелей.
Едва распахнувшиеся крепкие крылья ударили по лицу и телу поджарого и тот, не выдержав силы удара, отлетел назад, ударившись спиной и головой о березу, к которой еще несколько минут назад двое прижимали Айдан.
И третье — схватка внезапно прекратилась.
Некрасивое лицо Анкахтарр исказилось от ужаса, и она побежала назад, но словно обо что-то споткнулась и упала. Невидимая сила подтащила ее к Лорелей. Вспыхнули ветви березы над их головами, и загорелась трава вокруг: девушки оказались в огненном кругу.
Лорелей чувствовала что-то странное. В ней словно проснулось безумство, ликующее, сильное, ее затопило в жгучей, кипящей радости… запрокинув голову, она громко расхохоталась… девушка чувствовала, как по ее жилам вместо крови течет жидкое пламя, горячее, обжигающее, дарующее ей невероятную силу и наслаждение, она чувствовала восторг той стихии, которая так долго жила в ней и теперь, наконец, получила свободу… Лорелей продолжала смеяться, словно безумная, а Анкахтарр, со страхом смотря на нее, понимая, что происходит, пятилась назад, но не могла ни на шаг приблизиться к границе огня, отделявшей их от других.
По крыльям девушки пробежался огонь, он охватывал каждое перо… вспыхнули волосы, загорелась кожа… Лорелей чувствовала жар, ощущала, как она вся становится единым сгустком пламени, она продолжала смеяться, ощущая в себе власть над всеми, кто ее окружал. Она превосходила их по силам, сейчас она была бесконечно сильна, она вся горела, но это не причиняло ей боли, а только наслаждение, от которого кружилась голова, а смех становился еще громче, еще безумнее… она была огнем…
Другие, оставшиеся за кругом, тоже поняли, что происходит, но не трогались с места. Кэлистар побледнел, его ноги подкосились и он упал на колени. Одной рукой он упирался в землю, а другой держался за живот. С губ сорвался тихий болезненный стон, а потом его вырвало кровью. Айдан бросилась к парню, вяла его за руку, пытаясь поднять и вести как можно дальше от огненного безумия…
Анкахтарр встала на колени, склонив голову перед Лорелей. Из груди некрасивой девушки вырвался сгусток пламени, ударяя в грудь Лорелей, — та на миг перестала смеяться, а потом ее ликование становилось еще более бурным.
Кэлистар, едва вставший на ноги, снова согнулся от боли, и от него тоже отделилась часть пламени, ударила в Анкахтарр, а потом понеслась к Лорелей и слилась с ней. Айдан с жалким видом продолжала тащить его за собой к зданиям школы, но выгнулась дугой, только еще сильнее вцепившись в руку парня, когда и из нее был вырван огонь, вновь унесшийся к Лорелей, сначала пройдя через Анкахтарр…
С равным интервалом из груди каждого, кто стоял в округе, вырывалось пламя, неслось к Анкахтарр и, проходя сквозь нее, стремилось к Лорелей, и ударяло ей в грудь, становясь отныне частью ее. Девушка продолжала смеяться, словно сойдя с ума от тех ощущений, которые ее затопили… остальные стражи смотрели на нее, широко раскрыв глаза, и в их глазах отражался страстный танец разгоравшегося пожара и сотканная из огня фигурка девушки, находившейся в центре круга… И лишь Айдан, чье круглое лицо было мокрым от слез, всхлипывала и тащила за собой Кэлистара, тихо стонавшего от боли, когда его в очередной раз начинало рвать кровью, темной и густой…
Вскоре Лорелей начала затихать. Она не понимала, что происходит, да и не могла понимать: ее разумом в это время завладел Огонь. Стихия вырвалась наружу, утвердила свое право на девушку, поглотила ее на время. Березы потухли. Трава перестала гореть. Пламя, из которого состояла Лорелей, такая величественная и красивая в этот миг, пропало последним. Девушка мягко повалилась в теплую колкую траву, ее рыжие волосы разметались. Внутри нее жарко пульсировала вся сила ее стихии, и это было самое прекрасное чувство, которое она когда-либо испытывала…



Глава 3

Все чувства вернулись внезапно. Лорелей лежала на мягком, в нос резко ударяло нечто, напоминающее перцовую настойку, а слух чутко реагировал на чье-то тяжелое, чуть хриплое дыхание. Девушка лежала некоторое время с закрытыми глазами, стараясь как можно лучше ощущать свое тело. Сердце билось спокойно и размеренно, в каждой мышце чувствовалась уверенная, безмолвная сила, ее собственное дыхание было легким. Она облизала сухие губы. И только потом открыла глаза.
Взору предстал сероватый потолок. И сероватая ширма. А потом и сероватая кровать. Все вокруг было бы идеально белым, если бы в большое окно прямо над ее головой проникал яркий солнечный свет, которого сейчас не было. Лорелей встала с кровати, еще никогда она не чувствовала в себе такого подъема жизненных сил.
Подойдя к ширме, отделявшей ее от остального помещения, девушка с любопытством отодвинула в сторону тяжелую ткань: остальная комната была такая же светлая. Выйдя из-за ширмы, она огляделась и тут же поняла, что находится в больничной палате. Где же еще может стоять столько аккуратно заправленных кроватей разом?
С соседней койки послышался всхрип. Лорелей обернулась и увидела Кэлистара. Память тут же мгновенной вспышкой выдала то, что случилось несколько часов назад: сначала была потасовка с группой Ильгана, где она, наверное, испугавшись, едва не придушила какого-то парня, а потом случилось что-то странное. Девушка еще помнила те жар и удовольствие, но так же помнила, что случилось с Кэлистаром. Она не могла не отреагировать на это… но почему же продолжала безумствовать?
В голове закрутилось множество вопросов, и ни на один из них Лорелей не могла дать ответа. Оставалось лишь спросить у Кэлистара, но если он не захочет разговаривать с ней после произошедшего? Вдруг это она виновата в его внезапной болезни?
Стыд и чувство вины мешали ей подойти к парню и задать вопросы напрямую, в то время как эти самые вопросы, страх и жгучее любопытство не давали оставаться на месте. Неизвестно, чем бы кончилась внутренняя борьба Лорелей, если бы Кэлистар не выдохнул ее имя, слабо шевельнув рукой.
И Лорелей решилась. Она подошла к Кэлистару и присела на край его кровати. Он лежал поверх одеяла, и кисть правой руки свешивалась вниз, обнажив запястья с тонкими венами. Горячими пальцами Лорелей неосознанно провела по щеке Кэлистара, ненадолго остановилась на груди, ощутив лихорадочный стук сердца, и крепко обхватила ладонью его запястье. Парень прерывисто выдохнул и открыл глаза. Увидев Лорелей, он слабо улыбнулся.
— Снова вопросы?..
Лорелей виновато опустила взгляд. У нее с души словно камень упал — раз он заговорил с ней первым, и даже находит в себе силы улыбаться, то не злится на нее.
— Ты прав, — она тоже улыбнулась. — И, я думаю, ты сам знаешь, с чего следует начать, потому что я не знаю, о чем именно мне следует спросить…
— Наверное, о том, что же все-таки произошло… — он тихо вздохнул и закрыл глаза. — Ильганские подопечные совсем рехнулись от зависти и злобы… и недопонимания, надо полагать… Королева их фактически спровоцировала, — он говорил прерывисто, в перерывах глубоко вдыхая, словно на грудь ему что-то давило, а он никак не мог сбросить с себя эту тяжесть. Но говорил. — Она нарушила на церемонии все, что только можно было нарушить.
Лорелей чуть отстранилась назад. Кэлистар надсадно закашлялся, протянув левую руку к тумбочке, на которой стоял стакан, на треть заполненный чем-то прозрачным, светло-желтым. Девушка опередила его: перегнувшись через парня, быстрее дотянулась до стакана и дала сделать несколько глотков жидкости.
Кэлистар благодарно кивнул. Сине-фиолетовый полумрак за окном начал сменяться заревом рассвета и Лорелей теперь могла видеть, как бледное лицо парня постепенно приобретает здоровый цвет.
— Нарушила? — перепросила Лорелей, вспоминая королеву. Безупречная, теплая и ласковая, такая доступная и манящая к себе… В какой-то миг девушку вновь захлестнуло восторгом.
— Да-а… — он выдохнул это с облегчением, ему явно стало лучше. Чуть прикрыв глаза, он продолжил рассказ, не замечая ладони Лорелей, лежащей у него на груди, напротив сердца. — Все должно было быть по-другому. Атмосфера — торжественной, слова — отработанными, традиции — соблюденными.
— Традиции?.. — Лорелей внезапно ощутила себя круглой дурой и очень четко осознала, что задает Кэлистару очень мало вопросов. Или же он дает ей явно неполные ответы, что странно, с учетом того, как он любит четкость, последовательность и полноту знаний.
— Это же просто, Лорелей. Складывай два и два. Всем известно, и тебе в том числе, что дети Ильгана проходили затяжной экзамен, за триста лет до Распределения. И я тебе говорил, что ты — мое задание перед этой же самой церемонией. Я единственный и первый, кто его выполнил, у остальных речи не шло даже о его получении… в группе Ильгана задания еще никто не получал. Это первое: она явно слишком сильно поторопилась по каким-то своим королевским соображениям, чем уже неслабо подхлестнула их, — брови на секунду сошлись на переносице. — Хотя пружина была закручена гораздо раньше, когда мы только все поступили сюда. Слишком много тогда вокруг нас славы ходило, в том числе и дурной, но все знали, что мы — лично от королевы, что само по себе большая честь, что мы маленькие для поступления, что большая редкость, и что нам, фактически, не пришлось ничего такого делать… с точки зрения детей Ильгана. Это был большой удар по их самолюбию. Они затаили обиду. Конфликт постепенно нарастал, но они сдерживались, стараясь нагнать нас упорством и трудолюбием… еще сильнее их жалило наше безразличие к ним.
— А окончательно их добили не только многочисленные поблажки в наш адрес, но еще и поведение королевы на Распределении? — осенило Лорелей. — Она нас помнила, всех и каждого, постоянно это подчеркивала в своей речи… можно сказать назойливо давила.
Кэлистар кивнул. Он дышал уже практически свободно. Ладонью Лорелей чувствовала, что его сердце бьется в обычном темпе, разве что через равные промежутки времени пропускает один или два удара.
— Они не выдержали. И так столько времени терпели, изводили себя… но поддались чувствам до такой степени, что решились на безобразную драку под носом у королевы.
— А может вовсе не безобразную? — задумчиво спросила Лорелей. — Они бы явно выиграли, и дело тут даже не в численном превосходстве. Может, это был продуманный ход? Королева бы узнала, что они сильнее. Могли же они именно этого добиваться?
— Возможно, — ответил Кэлистар. — Однако им помешала одна незапланированная случайность. Случилось то, что рано или поздно должно было случиться… а вернее, уже должно было случиться, но в свете некоторых событий случиться не могло, а оттого терпеливо ожидало своего часа.
Лорелей снова ощутила вину. Однако поняла, что разговор подошел к своей кульминации. И, зная Кэлистара, могла с уверенностью сказать, что мордобой напрямую связан с произошедшим.
— Инициация — момент перехода стража на новую ступень. Происходит примерно в четырнадцать-пятнадцать тысяч лет. Стихия, потаенно живущая в подростке, терпеливо ожидает своего часа. А потом, когда его тело созревает для последующего буйства, она, в момент наибольшего эмоционального накала, вырывается наружу. Овладевает своим хозяином, делая в какой-то момент подчиненным. После инициации понять, кто хозяин, а кто слуга — невозможно.
Рассветные лучи солнца проникали в палату, окрашивая ее в оранжевые, розовые и малиновые тона. Лорелей словно очнулась от долгой спячки, когда, не щурясь, посмотрела на солнце. Очнулась и выпустила правое запястье Кэлистара.
— Это уже симбиоз… — тихо пробормотала она. — И теперь понятно, что раньше этого произойти не могло — я была закована в глыбу льда.
При воспоминании о наказании Лорелей поморщилась. Ей не хотелось думать о прошлой жизни потому, что тогда ей приходилось постоянно думать о том, что она ничего не помнит. Это сводило с ума. И девушка выбрала позицию маленького ребенка, который спрашивает обо всем, что интересно, довольствуется полученной информацией и радостно живет дальше.
— Да, а в момент драки ты испытала сильный стресс. Стихия решила, что ее оболочка, то бишь, твоя жизнь и твое тело находятся в опасности, а значит, есть прямая угроза ей, и решила воспользоваться своим положением до сих пор не инициированной. Это позволило ей убить двух зайцев одним махом: прекратить драку, увеличить твои силы за счет ослабления прочих плюс сам факт инициации.
Лорелей вопросительно посмотрела на парня, и тот поспешил объяснить последние слова.
— Ты ведь помнишь, что происходило?
— Весьма смутно.
— Но помнишь, — кивнул Кэлистар, помедлив. — Надо начать с того, что Стихии всегда нужен проводник. Как правило — уже инициированный страж. В идеале — испытывающий такой же эмоциональный накал, как и ты. Проводником стала Анкахтарр, и ей надо посочувствовать… — на губах парня заиграла усмешка.
Лорелей похолодела. В груди что-то противно сжалось. Неужели и с Анкахтарр по ее вине случилось что-то нехорошее?..
— Подобное притягивается подобным. Вырвавшаяся на волю Стихия отнимает часть сил у тех, кто оказывается рядом. Но эти части должны пройти через проводника, который яростно сопротивляется — у него-то не отбирают небольшую толику возможностей, а высасывают по полной… — Кэлистар немного помолчал, видимо, наслаждаясь тем, как смертельно побледнела Лорелей, поднимаясь с кровати и тут же садясь обратно, когда ноги не выдержали. — Не волнуйся, силы у Анкахтарр восстановились. Даже быстрее, чем ты пришла в себя, но сам процесс отдачи для проводника довольно болезненный… Анкахтарр этого не хотелось… к тому же, она понимала, что тогда между тобой и ней возникнет нерушимая связь. Чего ей, опять же, совершенно не хотелось.
Лорелей закрыла глаза, и некоторое время даже не дышала, восстанавливая разрозненные фрагменты воспоминаний. На одном из паззлов целой мозаики она замечает ужас на лице Анкахтарр и то, как она пятится назад…
— Я чудовище, — тихо выдохнула девушка.
— Ты — мать всего живого, — ответил Кэлистар. — Инициация свойственна только женщинам. Они матери, и они отдают часть своей стихии своему ребенку. Именно они, а не отец. Если рождаются все с одинаковыми способностями, то после инициации девушки заметно выигрывают у парней по части ментальной силы.
— А парни довольствуются силой физической? — не то вопрос, не то утверждение.
— Именно так. Плюсы и минусы в обоих случаях свои…
— А что произошло с тобой? — внезапно резко спросила Лорелей. За резкостью она пыталась скрыть непонятное для нее самой чувство. — Тоже из-за моей инициации, да?
— Возможно, — Кэлистар немного привстал на локтях, и Лорелей тут же убрала руку с его груди, но потом неожиданно упал на подушку с усталой улыбкой. — Я болен. С рождения. Это не заразно, но и неизлечимо. Просто… это просто был очередной приступ… ничего серьезного…
Лорелей не стала ничего говорить. Она вдруг остро ощутила усталость Кэлистара, который всю ночь не спал, изнуряемый болезнью. А теперь, когда ему стало лучше, она накинулась на него с вопросами. К тому же, тема болезни для Кэлистара явно была неприятна, и это девушкой тоже чувствовалось.
Спустя полминуты Кэлистар уже спал. Лорелей поднялась с кровати и направилась за свою ширму, но вдруг ее что-то словно толкнуло в грудь. Она сделала полшага назад, а потом за ее спиной без всякого зова появились крылья, оказавшиеся неожиданно большими для больничной палаты. Прежде чем дематериализовать их, Лорелей внимательно присмотрелась.
Крылья стали еще больше. Ненамного, с учетом их обычной величины, всего на полметра, может, чуть больше… Лорелей подумала, что инициация сделала ее еще сильнее в стихийном плане, а крылья — часть этой стихии, и значит, они тоже стали более мощными, более совершенными.
Впервые осознание собственной силы легло на Лорелей тяжким грузом, вселив в душу глухое отчаяние.

Часам к десяти утра Кэлистар уже пришел в себя окончательно и выглядел так, словно у него никогда и не было загадочных приступов его болезни. То ли хозяйка больничного крыла Лакка так быстро поставила его на ноги, а то ли это была Айдан, которая с рассвета сидела под дверью, уже полностью готовая к празднеству. Как только опасность для самочувствия Кэлистара миновала, девушка уже была готова тащить его на свой самый главный праздник. Семнадцать тысяч лет воспринимались ей очень серьезно и ответственно, хотя веселья от этого дня она ожидала гораздо больше, чем серьезности. Но такова уж была Айдан.
Лорелей вернулась в свою комнату на рассвете, бесшумно покинув больничную палату. Не зная, чем занять себя, она сначала решила почитать что-нибудь историческое, о традициях и древних сказаниях, но уже в комнате поняла, что ей очень лень что-то читать. Вздохнув, девушка прилегла на кровать. Неожиданно для самой себя она уснула.
Когда без четверти двенадцать в комнату спящей Лорелей кто-то забарабанил, она подскочила с кровати как ужаленная, но это не помогло — времени уже не было. Мартина вломилась в комнату, не дав одеть девушке хоть что-то более нарядное и торжественное, и потащила за собой в Церемонный Зал. Единственное, что Лорелей успела сделать — так это сменить шорты на джинсы угольного цвета. Строгих брюк она в шкафу найти не успела. А может, их там и не было вовсе.
В конечном счете, скачка по учебному корпусу закончилась тем, что Лорелей, вся в черном, с копной рыжих волос и тыквенной расцветки кроссовками наперевес оказалась насильно впихнута в Церемонный Зал Мартиной. Сама Мартина уже через секунду затерялась посреди множества нарядных гостей, а Лорелей со всего размаху на кого-то налетела и тут же испуганно сделала пару шагов назад, едва ли не в священном ужасе поднимая взгляд на неожиданное препятствие.
Этим препятствием оказался высокий и очень широкоплечий мужчина с крепкой грудью. Он был чернокож и лыс, а карие его глаза смотрели внимательно и чуть дружелюбно. Через несколько секунд он одновременно тепло и вежливо улыбнулся Лорелей, и от его белозубой улыбки по спине девушки пробежалось полчище леденящих душу мурашек.
— Мое имя Замбу, — представился мужчина, протягивая ей руку и коротко кланяясь.
Лорелей на автомате протянула ему руку для рукопожатия и вздрогнула, когда тыльной стороны ее ладони коснулись чуть прохладные губы. Стоило Замбу чуть отстраниться, девушка поспешно выдернула свою ручку из его широкой ладони. Она, признаться, все еще плохо понимала, что происходит.
— Как ваше имя, прекрасная леди?
«Прекрасная леди» смутилась, только сейчас осознав, что она, вся такая растрепанная и наспех одетая в черную майку на голое тело, джинсы и кроссовки, стоит среди множества торжественно и нарядно одетых гостей. Однако в голосе Замбу не слышалось ни ехидства, ни иронии, ни сарказма.
— Лорелей, — как можно более вежливо ответила девушка, хотя голос ее немного прыгал — дыхание все еще не восстановилось после такого забега.
— Рад знакомству, — ответил Замбу. — Я вас напугал?
— Нет, что вы… — Лорелей захотелось убежать от стыда. Нельзя было так смотреть на него! — Просто… просто это неожиданно…
Замбу медленно кивал ее словам. Он был одет в строгий черный костюм, лишь на несколько тонов темнее, чем его кожа, напоминавшая по цвету шоколад. При одной только мысли о том, что человек перед ней будто бы шоколадный Лорелей широко улыбнулась. Страх и стыд прошли, осталось лишь чувство легкого дискомфорта: она своей одеждой разительно и далеко не самым удачным образом выделялась среди людей.
— Я Страж Земли, — Замбу улыбнулся. Его улыбка кого-то ей мучительно напоминала. Память зудела. Хотелось вспомнить, у кого она когда-то видела такую же улыбку. — Воин. Вчера у вашей группы прошло Распределение, верно? Очень скоропалительное решение, но огненные стражи никогда не отличались особым терпением. Это относится и к вашей королеве.
Лорелей внимательно смотрела на мужчину, пока он говорил. В его голосе по-прежнему не было ни издевки, ни осуждения в адрес королевы. Замбу просто констатировал факты.
— Да, это так… Я посол.
— О, прискорбно.
— Благодарствую, — сквозь зубы процедила Лорелей.
С того самого момента, как Кэлистар рассказал ей про Распределение, она была свято уверена, что все послы — смертники. А после того, как девушка увидела перо пегаса в своей шкатулке, ей становилось дурно при мысли о том, что ее в любой момент могут отправить в соседнее королевство, и что оттуда она уже не вернется, скорее всего. Лорелей старалась не думать об этом, точно так же, как и о полном отсутствии у себя памяти. Так было проще жить.
— Не стоит верить мифам о том, что послов так часто убивают, — спохватился Замбу, поняв свою ошибку. — Да, это не редкость, но если знать, как правильно себя вести, то шансы сохранить голову на плечах довольно высоки!
— И как же себя правильно вести?
— О, если вы попадете в лапы к нашему монарху, то вам будет достаточно лишь очаровательной улыбки в его адрес, — отшутился Замбу. Одновременно с тем что-то в его лице подсказало Лорелей, что его что-то не устраивало в собственных словах.
— Очень мило, — Лорелей заметила, как ближе к центру зала стоят несколько человек, среди которых были Кэлистар и Айдан. Парень что-то рассказывал, а другие, незнакомые ей, смеялись его шутке. Кислое выражение лица сохраняла только девушка в очень закрытом строгом платье почти до пола, неровно стриженная, с сероватым цветом кожи. Она чем-то напоминала Анкахтарр. Встретив ее взгляд, Лорелей поежилась от откровенной неприкрытой ненависти. — Я так понимаю, вы не единственный представитель Земли здесь?
— Разумеется, нет. Здесь так же есть монархи соседних королевств, и Ее Величество, повелевающая Водой, взяла с собой свою неразумную дочь, — Замбу на несколько мгновений нахмурился, но потом его лоб разгладился, и он улыбнулся. — Тоже не самое разумное решение, но тринадцать тысяч лет сидеть взаперти во дворце и прилегающей к нему небольшой территории…
Лорелей ощутила, как жарким стыдом опалило щеки. Короли! Все здесь! А она в таком виде! Девушке захотелось под любым предлогом срочно удалиться, спрятаться в своей комнате, желательно забившись под ванную, и не выходить оттуда до окончания празднества, но тут она наткнулась на радостный взгляд Айдан — та смеялась и чуть щурилась — и желание это моментально иссякло. Айдан наверняка расстроится, когда узнает, что Лорелей ушла с ее праздника.
—…редкая, говорят, способность, — немного задумчиво продолжал Замбу, не замечая, что Лорелей на время полностью ушла в себя.
— Что, простите?
— Я о наследнице Воды. В их королевстве царит матриархат, вы же знаете? Дочь королевы является наследницей. Говорят, первый поцелуй принцессы дарует тому, кого она по собственной воле поцелует, возможность дышать под водой. Все стражи Воды могут делать это, для них это так же естественно, как…
— Как для нас не опасаться огня, — закончила Лорелей за Замбу. — Но это не единственная их способность? Древние легенды гласят, что каждому Стихия дает три первоначальных дара. Это так?
Мужчина ответил ей долгим взглядом.
— Возможно. Вот взять тебя. Ты управляешь огнем. Ты имеешь крылья. И тебе не страшно ничто, что имеет в себе малую толику пламени. Говорят, вы и не моргнете, если вас окунуть в расплавленный металл. Мне всегда казалось бредом последнее утверждение, — в голосе Замбу послышалась заинтересованность.
— Да, конечно. Это так, — Лорелей улыбнулась.
Подойдя к столу, она взяла в руки вилку и крепко сжала ее в руке. На мгновение прикрыла глаза, ощущая, как жидкое пламя течет по ее венам вместо крови, а пальцы становятся горячими настолько, что их прикосновение плавит металл, из которого была отлита вилка. Лорелей согнула ее, размягченную, снова сжимая в кулаке. Когда девушка раскрыла его, на ладони покоилась светящаяся от температуры лужица.
Лорелей опустила руку — металл заструился по пальцам, капая на мраморную поверхность пола, чуть шипя и постепенно там остывая. На коже девушки не осталось никакого следа. Металл стекал так, словно был водой, он не оставлял частичек вещества на ее руке. Замбу коротко похлопал.
— Браво! Браво! — глаза мужчины восторженно сияли. — Однако стоит опасаться девушек, рожденных Огнем, они могут оказаться слишком… горячими!
Лорелей снова улыбнулась. Замбу начинал ей нравиться.
— Тогда почему вы сказали «возможно»? Даров действительно три. Первый — управление своей стихией, второй — неуязвимость для нее.
— Разве неуязвимость? — лукаво спросил Замбу.
Лорелей осеклась.
— А разве нет? Стражи Воды не задыхаются под водой…
— Потому что они ею дышат. Но только лишь. Если стража Воды кинуть в кипяток — он сварится там. А вот Огненный страж — нет. Высокие температуры вам не страшны, но вы тонете, как и все живое, что дышит легкими, а не жабрами. И я бы сварился или утонул, но мне ничего не будет, если меня закопать живьем под землю, — темно-шоколадные губы Замбу снова сложились в улыбку, обнажая контрастно белые зубы. — Не потому, что я не нуждаюсь в воздухе — земля мне не даст задохнуться, она пропустит его ко мне. И все же утверждение о трех дарах спорно. Ты имеешь крылья, которые подарил тебе Огонь. Ты не страшишься высоких температур, неважно, как они проявляются — раскаленный ли это металл, кипящая вода или обжигающее дыхание печи. И ты управляешь своей стихией. Но что, допустим, имею я?
— Вы не задыхаетесь под землей… и управляете своей стихией… и… ну, есть же что-то, заменяющее крылья? И у стражей Воды, наверное, тоже?
— У них — да. Хвост. Как у русалок, только немногим длиннее и гораздо мощнее. Многие Водные стражи всю жизнь проводят под водой. Им нет нужды появляться на суше. И на них распространяется правило трех даров: управление, дыхание, хвост. А стражи Воздуха? Управление, крылья… и все. И у нас — управление, дыхание под землей… и все.
Лорелей озадачилась таким неравенством.
— Существует и другая легенда. Очень старая и многими позабытая… — несколько задумчиво изрек Замбу. — Многие спорят о том, в каком порядке появлялись Стихии. И однозначного ответа не может дать никто. Каждый считает, что его стихия лучше. Сильнее. И втайне этот же каждый считает, что именно он, как никто другой, близок к своей стихии. Особенно это свойственно девушкам…
Лорелей хмыкнула. Размер ее крыльев явно указывал на бешеное количество Стихии в ней. А вот насчет близости можно было поспорить. По мнению девушки, наиболее близок к ней был Кэлистар. Нежный, заботливый, всегда понимающий Кэлистар.
К ним подошел Флэйм, держа в руках бокал с чем-то темно-красным. Замбу спохватился и ушел за напитками, спросив у «прекрасной дамы», чего она желает. «Прекрасная дама» была решительно не в курсе того, какие напитки вообще имеются, но сочла нужным промолчать об этом и пожелать апельсинового соку.
Рядом с Флэймом Лорелей почувствовала себя неуютно. Тот отличился от Замбу и был не в строгом костюме, а в ярком расписном халате, очень широком, но весьма праздничном. Его, в отличие от Замбу, статус никак не ограничивал. На голове была неизменная чалма. Лорелей еще ни разу не видела парня без нее.
— Почему ты не снимешь ее? — кивок на чалму.
Флэйм разве что не поперхнулся. Он бросил на Лорелей быстрый, резко озлобившийся взгляд.
— Это не твое дело, — резко ответил парень. Худой и щуплый, в просторном расписном халате он казался совсем крошечным, хотя в росте ненамного уступал Лорелей. — Лучше поговорим о тебе, м?
— Почему это обо мне? — Лорелей стушевалась и затосковала. Уходить с праздника — верный способ навеки рассориться с Айдан. Подойти к другой группе ей не позволял тот факт, что она никого не знает, да и одета явно не соответствующе ситуации. — Ты гораздо более интересная тема для обсуждения.
— Оно и верно: все неприятное обсуждается с куда большим удовольствием. Это тешит самолюбие трусливых обывателей, — он прищурился, вальяжно отхлебнув из бокала. — А я ведь неприятен тебе, верно? Кстати, классный прикид.
Медальон на его груди слабо осветился зеленым. Лорелей ожидала издевки в его словах, но медальон справедливо полагал, что слова Флэйма — правда, что он действительно считает, что Лорелей выглядит именно так. Классно. От этого девушке стало рядом с ним еще неуютнее. Она скрестила руки на груди.
— Спасибо.
— За правду не благодарят, — Флэйм усмехнулся. — Хотя, скорее не неприятный, верно? Кода ты увидела меня впервые, ты наверняка описала меня другим словом. Оно подходит мне даже больше, пожалуй.
— Вороватый? — чуть раздраженно спросила девушка, сделав крошечный шажок от парня. Она уже пожалела, что отправила Замбу за апельсиновым соком. Вдруг его не оказалось на столах, но он, как истинный джентльмен, будет искать его любой ценой?
— Возможно, — он переступил с ноги на ногу вкрадчивым, кошачьим движением. — Просто удивительно, как легко стражи выдают свои эмоции с потрохами, свои мысли и чувства. Не буду отрицать собственную вороватость… Стражи иногда неправильно употребляют слова, потому что не знают их настоящего значения, однако от этого лишь более удачно попадают в цель.
— Ты странный, — честно ответила девушка. — Нелицеприятный. Не неприятный, ты прав, но нелицеприятный.
— Почему же?
Лорелей не сразу нашлась с ответом.
— Не знаю. Само в голову скакануло. Но откуда ты знаешь, что я подумала другое слово, вместо «неприятный»? Суть-то одна.
Флэйм небрежно передернул плечами.
— Поверхностная, та, которая имеет смысл здесь и сейчас — да, возможно. Но глубинная суть, та, которая вкладывалась в слово изначально, может разительно отличаться. Хотя с таким определением ты попала в цель даже точнее, хотя и не знала об этом.
— Ты меня путаешь.
— Возможно, потому, что я нелицеприятный? — улыбка Флэйма была неприятной. Слишком много в ней было самоуверенности. — Ты знаешь о настоящем значении этого слова?
— Неприятный! — вспылила Лорелей.
На другом конце зала заполыхала занавеска. Ее срочно кинулись тушить.
— Нет. Однако я неприятен потому, что говорю правду вне зависимости от того, нравится ее людям слышать или нет.
Медальон слабо осветился зеленым. Лорелей захотелось сорвать его с Флэйма и выкинуть в окошко.
— Да ну? — притворно удивилась она. — А я вот знаю тебя как личность крайне лживую.
— Я никогда не лгу, — Флэйм посмотрел на девушку сквозь стекло бокала, а потом, сделав глоток, вновь опустил его. — Я вру и обманываю. Но не лгу, никогда.
— Дай-ка угадаю: во всем снова виноваты значения слов?
— Ты умнеешь прямо-таки на глазах, — он неприятно усмехнулся. — Вранье относительно невинно. Обман значительнее. Ложь не прощается, если между лгущим и тем, кто это выслушивает, нет договоренности.
Лорелей поджала губы. Ей хотелось, чтобы Замбу срочно вернулся.
— Продемонстрировать?
— Валяй.
— Смотри на медальон!
Девушка внимательно уставилась на мелкий артефакт. Флэйм завел левую руку за спину.
— За спиной я показываю четыре пальца.
Медальон оставался спокоен.
— Мне нравится твоя фигура.
Медальон слабо осветился красным.
— Я люблю Айдан.
Лорелей зажмурилась от возмущенной ярко-алой вспышки. Когда она вновь открыла глаза, то увидела рядом с собой довольного Флэйма. Тот на левой руке демонстрировал ей два пальца.
— Четыре пальца или два — какая разница? Это неважно. Но медальон покоробил мой обман относительно твоей фигуры. И уж совсем его вывела из себя моя ложь про Айдан.
Лорелей почувствовала себя обделенной. Теперь у нее, как и у всякой девушки, развился тысяча и один комплекс относительно фигуры. А еще эта дурацкая майка на голое тело и джинсы…
Девушка гневно раздула ноздри. В этот же момент подошел Замбу, принесший два стакана сока.
— Важно не то, что ты говоришь, а то, о чем ты думаешь при этом. Медальон игнорирует слова. Он улавливает движения души, — улыбнулся Замбу. — И ты, Флэйм, наверняка был об этом прекрасно осведомлен?
Флэйм промолчал, предпочтя пригубить бокал. В его худых узловатых пальцах пузатая стекляшка смотрелась удивительно гармонично.
— Старый фокус! — продолжил мужчина. — Но вот немногие разгадывают его суть и уж совсем единицы — умеют управлять этим. Но ты, как я вижу, меньше чем за сутки приноровился?
— Вполне, — сдержанно ответил Флэйм. — Я очень мастерски управляюсь со словами, но еще лучше — со своей душой.
— Крайне похвально, — одобрительно прогудел Замбу. Лорелей только сейчас поняла, что у него очень низкий густой голос.
Уже секунду спустя ее мысли были заняты другим. Она держала в руках стакан с соком и машинально помешивала трубочкой, почти не прислушиваясь к разговору Замбу и Флэйма. Если старший страж больше задавал вопросов, то молодой отвечал, крайне сухо и сдержанно, ничем не интересуясь. Казалось, он подошел к Лорелей только для того, чтобы завести этот непонятный разговор о значении слов. Но смысл? Девушка пыталась найти какой-то подтекст в его словах, но упорно не находила. Флэйм был для нее слишком непонятным. Нет, ни не таким как все, а слишком себе на уме. Он говорил, что думал и делал, что хотел, при этом зная больше, чем все остальные. И Флэйм даже не думал как-то показывать, что знает больше.
Если бы они все были марионетками в руках кого-то большого и невидимого, то Флэйм был бы рядом с этим кукловодом: хладнокровно наблюдал, не предпринимая ни единой попытки вмешательства в игру.
Вместе с тем Лорелей ощущала внутренний парадокс. Если характер замкнутого и необщительного Флэйма был ей понятен, то, например, понять открытого и дружелюбного Кэлистара ей не представлялось возможным. Это напрягало.
Кто-то громко захлопал в ладоши. Лорелей встрепенулась и поспешно поставила стакан, из которого ни разу не отпила, на стол. В центре Зала появилась королева. Она вся сияла и улыбалась. Рядом с ней была миловидная девушка, с забавным носиком, кончик которого был слишком округлым, а глаза имели приятный серо-зеленый цвет. Именно она и хлопала, привлекая внимание.
— А теперь — вальс! — крикнула королева.
Флэйм отошел. Лорелей увидела, как из толпы к нему вынырнула Мартина. Жестом пригласив ее, он прошел к центру зала. Гости расходились к краям, освобождая танцующим парам пространство. Замбу коротко кивнул Лорелей одной головой:
— Ну что же, не буду мешать исполнению древней и прекрасной традиции!
И исчез. Лорелей растерялась — как такой высокий и широкоплечий мужчина мог так быстро и бесследно раствориться в толпе? Девушка привстала на цыпочки, ища его, но так и не увидела среди яркой пестроты нарядов его почти черную кожу и белозубую улыбку.
Лорелей почувствовала еще большую растерянность. Рядом с Флэймом и Мартиной уже появились другие пары: Кэлистар с Айдан и Лавос с Таситой. Они все чего-то ждали.
Откуда-то сбоку неслышно подошел Хафир и, манерно поклонившись, протянул Лорелей руку, приглашая ее. Девушка едва слышно пискнула от ужаса, но приглашение покорно приняла. Пока они медленным шагом направлялись к выжидающим парам, Лорелей отчаянно хотела провалиться сквозь землю.
Во-первых, ее внешний вид. Наверное, сейчас все начнут живо это обсуждать.
Во-вторых, танец. Лорелей не умела танцевать вальса — она даже не знала примерных движений.
В-третьих, отсутствие рядом спасительного Кэлистара, зато присутствие эгоистичного и самолюбивого Хафира.
— Я не умею танцевать, — едва слышно шепнула Лорелей, чуть привстав на носочки, чтобы хоть немного сравняться в росте с Хафиром.
— Чушь, мы все семьсот лет подряд танцевали каждый вечер по три часа, такое не забывается, — невозмутимо ответил Хафир.
Они стояли, ожидая музыки. Гости едва слышно перешептывались, но их было очень много. В Зале стоял легкий гул.
— Я не помню этого!
— Ах да… — кажется, парень спохватился, хоть и с запозданием. — Да, что-то ты могла полностью забыть после освобождения, но твое тело-то все прекрасно помнит. Просто расслабься и доверься мне.
Легко сказать — расслабься и доверься. Лорелей чувствовала, как у нее дрожат колени. Захотелось осесть на пол и заплакать. Ну, вот почему именно она попала в такую идиотскую ситуацию? Почему рядом с ней не Кэлистар, который все знает об отсутствии у нее намека на память о жизни до заточения в лед, а Хафир, для которого она «могла забыть что-то после освобождения»?
— Почему я должна танцевать именно с тобой? — сердито прошептала Лорелей.
— Тебя что-то не устраивает? Я лучший танцор, чтоб ты знала, — в голосе прозвучала самолюбивая ревность.
— Ты мне не нравишься!
— А кто нравится?
— Кэлистар!
Хафир издал тихий смешок. Лорелей ощутила, как щеки стремительно краснеют.
— Не в том смысле! Танцевать с ним мне было бы уютнее, чем с тобой. Давай я встану в пару с ним, а ты с Айдан?
— Это невозможно.
— Мне плевать, как это будет выглядеть со стороны, — закипела девушка. Ей было и страшно, и тошно, и упрямство Хафира ее злило. — Зато мне уютнее будет!
— Нас очень давно поставили в пары именно так. Ровно в тот же день, как нашу восьмерку официально объявили одной группой, проходящей обучение в Старшей школе Огня! И твоим партнером являюсь именно я, — прошипел Хафир. — А Кэлистар, к слову сказать, тебе бы все ноги оттоптал!
— С чего ты взял, что мой партнер — ты? — девушку аж затрясло от злости. Ей захотелось прямо при всех разбить нос самоуверенному нахалу.
— Потому что я, холокостовы драконы меня раздери, единственный не помню, кто был моим партнером, и я до твоего появления всегда оставался без пары! Ты танцуешь со мной и точка!
Лорелей захотелось расплакаться от его твердолобого упрямства. Она была зла на него, но в то же время понимала, что сейчас ей больше никто не поможет. И либо она расслабится, предоставив своему телу вспоминать танец, либо случится катастрофа.
— Я тебя ненавижу, — сдавленно произнесла она.
— Я тебя тоже, — ответил Хафир.
Заиграла музыка. Они не двигались, ожидая того момента, когда следовало начать танец. Лорелей зажмурилась изо всех сил, отчаянно представляя Кэлистара вместо Хафира. Возможно, ей казалось, что так довериться будет гораздо проще.
— Сейчас с левой ноги шаг назад, а потом расслабься. Память тела никто не отменял. Да и я помогу, — услышала она негромкий, спокойный голос Хафира. — Пять, шесть, семь, давай!
Лорелей распахнула лиловые глаза, столкнувшись с лишь немного напряженным взглядом Хафира.
Она послушно сделала шаг назад. Потом шаг вперед. Снова назад.
Старалась расслабиться, старалась довериться, старалась не отрывать взгляда от глаз Хафира.
А потом ее мысли засуетились, сотни слов одновременно столкнулись в сознании, вызывая путаницу. Лорелей сбивчиво прошептала: «Ой мамочки, страшно-то как!», и поняла, что танцует. Мерно, в такт музыке, а когда сбивается, ее поправляет Хафир. Направлял, едва заметно подталкивал, подсказывая, куда нужно двигаться или же крепче сжимал ее ладошку в своей, и тогда девушка оставалась на месте, либо заканчивала движение.
Лорелей понимала, что двигалась угловато, немного резко, но это сглаживали плавные, размеренные движения Хафира. Со стороны они представляли собой красивую пару. Единственное, что бросалось в глаза, так это то, что сколь Лорелей была хрупка и миловидна, столь же Хафир был широкоплеч и крепок.
— А теперь постепенно замедляемся… — услышала она его голос спустя несколько долгих минут. — Пять, шесть, семь, стоп.
Лорелей замерла, словно вкопанная. На них обрушился шквал аплодисментов.
Слева она увидела Кэлистара и Айдан. Девушка лучилась счастьем.
Сзади послышался громкий смех Флэйма.
Лорелей закрыла глаза и сжала пальцами виски. Голова закружилась.

Спустя полчаса она стояла в компании своей королевы, Замбу, Хафира и некой Эу.
Эу была совсем еще девочкой. Она капризно дула губы, сдувала с лица синюю челку и щурила такие же синие глаза с пушистыми ресницами. На ней было длинное светло-голубое платье, которое она то и дело одергивала вниз, словно то ползло по ней вверх. Ткань была тяжелая.
У Эу была очень светлая, чуть голубоватая кожа. Сквозь нее просвечивали вены и мелкие жилки, было видно, как те пульсируют, качая кровь. Девочка заразительно улыбалась и топала ножкой, когда ей что-то не нравилось. Однако сейчас она почти не улыбалась и уж тем более не топала ножкой.
Объяснялось это тем, что ее левую руку держал Замбу, а правую — королева Огня. Если терпеливого воина Земли можно было доводить до белого каления очень долго, о чем Эу, без сомнения, знала, то вести себя вызывающе и даже просто слишком подвижно в присутствии «Ее Огненности Торы Лацерхан Фларико», как она называла королеву, девочка не смела. Ей казалось, что ее тут же сожгут за дерзость.
Сначала Лорелей не поняла, отчего девочку вынуждены держать важные лица, да еще и за руку, но потом из разговоров она услышала, что Эу — наследница престола Воды. Чуть больше тринадцати тысяч лет подвижная девочка не видела ничего кроме дворца и его двора, а теперь вот ее взяли на бал после Распределения. Эу жаждала свободы и активных действий… но наследнице не положено. Ей было строго-настрого запрещено уходить куда-то от Замбу и, как обращалась Руа, мать Эу, к королеве Огня, Лацерхан Фларико.
Наследница недовольно поджимала губы, фыркала, напоминая маленького жеребенка, и сдувала длинную синюю челку с лица.
Королева тепло улыбалась, отчего Лорелей всякий раз начинала улыбаться тоже, не в силах оторвать взгляда от ее лица. Улыбалась и спокойно разговаривала. Эу фыркала.
— Простите, вынужден вас покинуть, — внезапно коротко поклонился Хафир.
Оглянувшись ему вслед, Лорелей увидела, как он спешит за Таситой, выходящей из зала. Он обогнал молодую пару стражей Земли, перепрыгивая через порог и уже бегом кидаясь вслед за одногруппницей.
На другой стороне зала что-то с грохотом разбилось, послышался высокий женский визг, зовущий Замбу.
Замбу нахмурился и отправился на шум.
— Покорнейше прошу прощения, я только успокою Иксию и тут же вернусь, она такая нервная в последнее время…
Лорелей осталась наедине с королевой. Если не считать фыркающую Эу.
Королева улыбнулась.
— Как чувствуешь себя после инициации? — спросила она.
— Я… о, отлично!
— Я разговаривала с Анкахтарр в ее спальне. Это было примерно на рассвете. Она не злится на тебя, но ей неприятна возникшая между вами связь.
Лорелей опустила взгляд. Ей не хотелось об этом разговаривать, но перечить королеве она не смела.
— Многие не понимают, в чем проявляется эта связь, — королева печально улыбнулась. — И обычно ей рады. Инициация часто связывает двух друзей — как правило, они находятся максимально близко друг к другу. Друзьям, конечно, приятно, что отныне они повязаны друг с другом. Это не навсегда, но невозможно предсказать, сколько длится эта связь. Она может исчезнуть и через час, а может оставаться такой же нерушимой и через тысячу лет.
— А вы знаете, что это за связь?
Королева на мгновение поджала губы, и лицо ее приняло задумчивый вид.
— Догадываюсь.
Эу громко фыркнула.
— Цыц, — строго одернула ее королева. — Иначе следующие тринадцать тысяч лет снова просидишь, не входя за территорию двора.
Наследница обиженно поджала синеватые губы и демонстративно отвернулась.
— Лорелей, у нас еще будет много времени, чтобы поговорить об этом, — мягко произнесла королева, заглядывая в глаза Лорелей. Девушка затаила дыхание, стараясь запомнить этот удивительный зеленый цвет. Она настолько увлеклась глазами королевы, что едва не прослушала ее слова. — Сейчас еще равно говорить, но вы послезавтра на рассвете вылетаете в мой дворец. Распределением ваше обучение не заканчивается, сейчас вы только в самом начале своего пути. Между тобой и Анкахтарр возникла связь, поэтому мне придется взять и ее, и, следовательно — всю группу Ильгана. Он будет сопровождать их, а вас взять под свое крыло я попрошу Марса. На смену ему пришлю кого-нибудь из своего дворца, — королева рассеянно заправила за ухо прядь своих медных волос.
— Мама вернулась, — неожиданно тихим голосом произнесла Эу.
Ее журчащий, словно ручей, голосок, никак не увязывался с задорным блеском глаз и постоянным фырканьем.
— Секретничайте дальше, а я пойду к ней. Она рядом с Замбу.
Рука Эу плавно выскользнула из ладони королевы. Девочка отправилась к поблескивающей шоколадной лысине Замбу приплясывающей походкой.
Королева посмотрела на свою ладонь — та была вся мокрая, словно ее окунули в воду. Не поморщившись, женщина буднично вытерла ладонь о собственное платье.
Лорелей чуть слюной не подавилась от такого некоролевского жеста.
— Мы обязательно договорим, Лорелей. Сейчас я прослежу за Эу. Ее матушка мне не простит, если кто-то наступит на замшевые туфельки наследницы, — улыбнулась королева, и ее улыбка показалась Лорелей усталой.
Хафир возник словно из ниоткуда. Его глаза горели безумным блеском. Он схватил Лорелей за руку и куда-то потащил.
— Пошли быстрее! — голос возбужденно срывался. — Я там такое обнаружил! Тасита показала!
— Какое такое? Погоди, куда ты несешься, двери в другой стороне!
— Окна!
Хафир улыбнулся. За его спиной бесшумно всплеснули два вороных крыла. Крепче ухватив Лорелей за руку, он сорвался с места.
На высоте нескольких метров действительно обнаружились настежь распахнутые окна. Лорелей некоторое время беспомощно болталась в хватке Хафира, который описывал под потолком стремительный круг. Только спустя четыре пятых этого круга до нее дошло, что у нее крылья тоже имеются.
Распахнувшись, она вырвала свою руку. Хафир первым стремительно вылетел из Зала, сложив крылья, чтобы свободно пролететь окно.
Лорелей с запозданием поняла, что не успевает, просто катастрофически. Не успевает сложить крылья, да и смысл в этом? Они слишком большие для этих окон! Девушка зажмурилась и, громко завизжав от ужаса и ожидания боли, вложила в нисходящий мах всю силу, пытаясь экстренно развернуться, взмыть вверх — да что угодно!
Затея с треском провалилась. Левое крыло свободно прошло в окно, а правое зацепилось за его край. Боль оказалась такой сильной, что сил на крик у Лорелей просто не нашлось. Они все ушли на то, чтобы остаться в сознании.
По инерции Лорелей продолжала двигаться вперед — ее вынесло из Зала через окно, но с поврежденным крылом лететь дальше было невозможно. Девушка взмахнула им, и из ее глотки вырвался оглушающий крик боли. Она рухнула на землю, на вывихнутое крыло: раздался противный хруст.
Перед тем, как потерять от боли в сломанном крыле сознание, Лорелей горько успела подумать, что больничная палата отныне — ее дом родной.


Глава 4

Довольно много новой информации. Немного сумбурно, но как есть.
____________________________________________________



Лорелей металась во тьме, не находя себе места от жара и боли. Она чувствовала, что все ее тело вспотело; как перья уцелевшего крыла липнут к влажной коже. Рядом что-то шипело, иногда срываясь на пронзительный визг. Девушке чудилось потрескивание огня и хлопанье крыльев, кожаных, не покрытых перьями. Она мучительно пыталась очнуться, всплывая со дна сознания на поверхность, но натыкалась лишь на толстый слой непрозрачного черного льда.
А потом боль отхлынула. Постепенно, все еще накатывая волнами, но она шла на убыль. Лихорадка ослабела, Лорелей уже не колотило так сильно. Она облегченно вздохнула, когда изнуряющий, чуждый ей жар пошел на спад.
Что-то разбилось, раздался вскрик. Лорелей вздрогнула, вновь попытавшись очнуться, но ничего не вышло. У нее не получалось даже думать связно. Только слух выхватывал отдельные фразы, лишь некоторые из которых доходили до сознания.
— Идиот, не трогай камни в зеркале! — шипела незнакомая девушка.
— Все равно после нас тут ничего не осталось, — отвечал ей другой, мужской. — Рубином больше, рубином меньше — какая к прадраконам разница?!
— Грубиян! — зло шипел первый голос.
А потом были тишина и темнота. Время смазывалось, его ощущение пропало. Иногда Лорелей казалось, что прошло уже несколько веков, но тут же приходило осознание того, что это были лишь томительных несколько секунд.
Вспышка света ударила по глазам внезапно. Лорелей снова вздрогнула, а потом рванулась куда-то, но ее удержали. Перед ее взором возник безукоризненно белый потолок. Запястье обвивало что-то живое, холодное, чешуйчатое.
Первым делом она вспомнила свое имя и тут же успокоилась. А потом опустила взгляд на запястье и едва не завизжала от неожиданности.
На кровати, возле ее бедра, сидел маленький дракон. Он был не больше обычной кошки размером. Правое крыло были по-птичьи сложено и прижато к поджарому боку, а левое свободно свисало с кровати, доставая кончиком до пола. Узкий и длинный, словно хлыст, хвост дракона прочно обвился вокруг хрупкого запястья Лорелей. Точеная головка лежала на передних когтистых лапах, и, если присмотреться, то можно было отчетливо заметить пять пальчиков, соединенных между собой перепонкой. Дракон был пегим, черно-рыжим. Почувствовав движение Лорелей, он вскинул голову, уставившись на нее немигающим осмысленным взглядом серых глаз.
Лорелей смотрела на это маленькое чудо и не находила слов. Она повернула голову влево — на тумбочке, совсем недалеко от ее головы, сидел еще один маленький дракончик. Салатового оттенка, он вольготно разлегся на плоской поверхности и был крайне занят тем, что вылизывал собственное крыло.
— Никогда бы и не подумала, что драконы вылизываются, — сказала Лорелей.
Салатовый дракон вздрогнул и взвился в воздух.
— Ты напугала ее, — произнес черно-рыжий.
Лорелей удивленно воззрилась на произнесшего эти слова.
— Многие удивляются, — дракончик улыбнулся, обнажив острые белые зубы с хорошо заметными клыками. — В простонародье нас называют мелкими болтунчиками. Существует много легенд и преданий о нас, но никто не знает правды. Стражи считают, что мы — чья-то выдумка. Но при этом продолжают суеверно верить в то, что мы являемся вестниками войны, что с нами ни в коем случае нельзя заговаривать. Они верят, что если заговоришь с болтунчиком — он заболтает тебя до смерти.
Лорелей молчала. Она внезапно подумала, что не на пустом месте это суеверие возникло.
— Они нас отстреливали. Из-за того суеверия о том, что мы вестники войн и смерти. Но потом мы начали искусно прятаться. Стражи позабыли о нас. А мы еще помнили те времена, когда драконы и они жили бок о бок, в мире и согласии. Это было очень давно, — продолжал рассказывать черно-рыжий. Лорелей подумала, что болтунчики вполне оправдывают свое звание. — Мы были символом царства Огня. Символизировали всесожжение. Силу пламени — яростную, неукротимую. Но после Первой Стихийной войны всесожжение было связано с тем, что творилось на территории царства Земли, а вместе с этим — и мы. Тогда-то и стали считать, что наше появление — дурной знак…
— Сегодня меня заметили, — произнес салатовый дракон, вернее — дракониха. — На вашем празднике. Какая-то девушка. Пограничница Земли. Она очень испугалась. Стала звать Замбу. Громко кричала. Мы улетели.
— Нас в суматохе еще кто-то заметил, какой-то парень. Потом тебя позвал, но ты в окно вылетела неудачно. Сломала крыло и вывихнула лопатку, — черно-рыжий опустил голову на лапу и продолжил говорить уже так. — Это наша вина была. Если бы не мы — все бы в порядке было. Пришлось искупать ее.
— Мы ядовиты. Смертельно, — перехватила инициативу салатовая. — Капля нашего яда — смерть всему двору вашей Королевы. Тысячи стражей. Многие считают. Что яд наш восстанавливается веками. Это ложь.
— У тебя были очень серьезные раны, и мы потратили все свои запасы. Яд обладает сильными целебными свойствами. Любые раны затягиваются за считаные часы. Болезни отступают, какими бы сильными они не были. Наш яд — панацея.
— И наше истинное имя. Не мелкие болтунчики. Мы панацены. Мы дети Панакеи. Так мы верим.
— Если есть хоть крошечный шанс — наш яд вытащит. Украдет жизнь из лап самой Смерти, — черно-рыжий тихо засмеялся. — Но нас оправданно зовут болтунчиками. Все-то мы тебе уже выболтали. Только с сородичами скучно говорить, а другие животные не умеют.
— Как имя твое?
Лорелей чудилось: это все сон и бред.
— Лорелей, — тихо ответила она.
— Меня зовут Грация. А это брат мой. Дымок.
Девушка медленно выдохнула. Ей отчего-то стало очень сложно дышать.
— Когда ты рухнула на землю, тот парень умчался. Спешил за помощью, но в этот момент здесь не было никого, и мы знали это. А ты бы умерла от потери крови. Или инфекция бы попала — у тебя уже началась лихорадка, когда мы принесли тебя в свою комнату.
— Но… вы такие маленькие, — тихо прошептала Лорелей. — Слово котята…
— Глазам не верь, — резко произнесла Грация. — Мы сильны. Как прадраконы. В нас сила их. Любую тяжесть поднять можем.
— Мы вытащили тебя, спасли твою жизнь своим ядом. Теперь мы связаны с тобой. Куда ты — туда и мы. Теперь мы — твоя панацея.
Лорелей не сдержала нервный смешок. Снова она с кем-то связана? Сначала Анкахтарр, теперь вот два панацена… Жизнь не стоит на месте, а готовит все новые сюрпризы.
— Все это довольно странно слышать… Тем более, от драконов.
Сейчас она видела костяные пластины вдоль позвоночника, которые выглядели очень острыми. Морда так же была сплошь в наростах и пластинах, а там, где, как ей казалось, должны быть уши, были два небольших рожка, тоже острых. Когти, несмотря на маленькие размеры, были смертоносными, загнутыми, кривоватыми. Такие вонзятся в плоть и не опустят, просто не смогут. Только если вырвав кусок мяса.
Драконы были малы, но сильны. Лорелей увидела, как сухой мощью бугрятся мускулы под чешуйчатой кожей. Большие глаза выдавали отличное зрение. На хвосте зазубрина.
Дымок прищурился. Его хвост зашевелился, скользя чешуей по коже Лорелей, и отпустил ее запястье.
— Я слышал, скоро вы отправитесь во дворец вашей королевы? — спросил он. — Не удивляйся, откуда мне это известно. У драконов слишком хороший слух.
— Да. Зачем спрашивать, если тебе известно об этом?
Вместо ответа панацен свернул оба крыла и описал зазубриной на хвосте кривоватую дугу в воздухе. Его серые глаза были очень серьезными.
— Осторожнее будьте, — ответила его сестра. — Дурное грядет. Я чувствую это.

***

Той ночью Кэлистар спал очень плохо. Он лег для огненного стража довольно рано — в десять вечера, но это отчего-то не помогло. За окном было слишком шумно, в коридоре продолжалась возня. Несколько раз парня посещала мысль о том, что было бы неплохо запереться в собственной ванной — вдруг там окажется намного тише?
Наконец, ему удалось провалиться в сон. Кэлистару снился откровенный бред. Письма, очень много писем, которые окружали его со всех сторон, летали рядом, дразнили, но никак не давали себя поймать. Он гонялся за ними, в надежде схватить хоть одно, и вскоре ему это удалось. Но как только Кэлистара пальцы коснулись конверта, он тут же увеличился в размерах, набух, почернел и упал у ног парня. Это оказалась черная тетрадь, на обложке которой была изображена девушка.
У нее были длинные рыжие волосы почти до поясницы, пронзительные желтые глаза и безжизненные губы, которые не улыбались. За ее спиной нарисованы два совсем маленьких, не больше локтя стража, сероватых крыла. Возле протянутой руки тоскливо вился длиннохвостый феникс. Кэлистар удивился тому, что рисунок на этой тетради не живой — обычно ученики часто забавлялись тем, что оживляли картинки.
Кэлистар открыл тетрадь. Она оказалась довольно пухлой, но самой обыкновенной, в клетку. Страницы были исписаны темными, давно высохшими чернилами, которые уже начали выцветать. Парень заметил среди множества слов свое имя и попытался вчитаться в строки, но тетрадь внезапно вспыхнула, прогорев в одно мгновение, и осыпалась пеплом. Подул ветер, и пепел разметало, смешав с землей и пылью.
Кэлистар услышал голос Флэйма, оглянулся, чтобы понять, откуда его зовут и проснулся.
Голос Флэйма не становился тише, не исчезал. Более того — это явно уже не было сном. Кэлистар поднялся с кровати и вышел в коридор. Флэйм был там, а напротив него стояли трое — девушка и двое парней. В полусумраке Кэлистар не сразу узнал их, но потом память услужливо подкинула в голову имена.
Прямо напротив Флэйма, почти одного с ним роста, стояла Анкахтарр. Она скрестила руки на груди и напряженно смотрела в лицо парня. За левым ее плечом стоял Гархал, тот самый страж из группы Ильгана, которого Лорелей едва не придушила. По правую сторону девушки стоял высокий поджарый силуэт. Кэлистар пытался вспомнить его дольше всего, а потом понял, кто это. Брат Лавоса по кличке Раур. Разговор между ними был явно напряженным.
— Из-за вас у меня связь с этой девчонкой, будь она проклята, — тихо говорила Анкахтарр.
— И что? — голос Флэйма, в отличие от Анкахтарр, был расслабленным, даже, пожалуй, чуть вызывающим. — В этом виноват конкретно я? Я каким-то волшебным образом спровоцировал инициацию Лорелей? Или, может, это именно я махал для вас флагом, призывая напасть именно в этот момент?
— Не огрызайся, — пробасил Гархал. Как было видно, особым умом он не отличался.
Кэлистара все еще никто не замечал.
Флэйм откинулся лопатками на стену, опираясь на нее. Ладони были небрежно сунуты в карманы. Вся его поза выражала полную расслабленность и безразличие ко всему происходящему.
— Гархал, — коротко оглянулась девушка, призывая его хранить молчание, а потом вновь обернулась к Флэйму. — Нет, я веду наш разговор не к тому, что во всем виноват ты, хотя это вполне возможно. Я хочу знать другое.
— Почему небо голубое? Почему Хафир ходит с ирокезом, а я — с чалмой? — с насмешкой и как-то певуче произнес Флэйм. — Почему предметы на землю падают, а птички летают?
— Нет, — Анкахтарр на несколько мгновений подняла вверх левую ладонь, вновь призывая Гархала к молчанию. Как было видно, она хорошо знала его привычки. — Мы не одну тысячу лет бок о бок с вами. Но за это время я так и не смогла понять, кто ваш лидер.
Флэйм усмехнулся, чуть повернув голову в сторону, разрывая зрительный контакт с девушкой. Именно в этот момент он и заметил Кэлистара. Миг помедлив, кивнул ему, и вновь обратил свое внимание к троице Ильгана. Все это произошло так быстро, что больше никто и не думал смотреть в ту же сторону, что и Флэйм, но теперь о присутствии Кэлистара знал его одногруппник.
— Ты прекрасно знаешь правила, Анкахтарр, — все с той же насмешкой продолжил парень. — Лидером становится тот, в ком сил больше. В вашей группе, что естественно, это ты. Потому что ты единственная девушка…
— Не учи меня, — резко произнесла она. — Я в курсе об этом. Количество стихии в теле наглядно демонстрирует размер крыльев. И я бы решила, что лидером являешься ты. И предъявила бы свои претензии именно тебе, потому что в этом случае ты был бы виноват в том, что я повязана с вашей рыжей. Ты знал о том, что она может испытать стресс, который спровоцирует инициацию… Но большей частью своих сил ты обязан Мартине.
— Что ж, тогда я предлагаю пойти к Мартине и пожаловаться ей. Я думаю, она посочувствует твоей связи с Лорелей.
— Лучше молчи, Флэйм, — тихо и зло прорычала Анкахтарр. — Мы прекрасно знаем, как ты некрасиво обошелся с Мартиной.
— Она сама на это пошла, — равнодушно произнес Флэйм.
— Это мы обсудим как-нибудь потом, — оборвал его молчащий все это время Раур. — Сейчас речь не об этом.
Раур, как видимо, был умнее Гархала.
— Ты получил часть своих сил от нее… поэтому ты не можешь быть лидером… — напряженно продолжила девушка. — Но раз уж мы этой чудной ночью встретили именно тебя, то именно у тебя мы и решили спросить, кто же ваш лидер, Флэйм?..
Раур поднял правую руку на уровень пояса, разминая ее. Гархал последовал его примеру. Флэйм выглядел так же расслабленно, но Кэлистар знал его долгое время и мог сказать, что сейчас тот напрягся. Тогда-то Кэлистар и решил вмешаться.
— У нас нет лидера, — громко произнес он, привлекая к себе внимание и подходя к стражам. — Возможно, потому, что у нас долгое время не было самого сильного. Им бы мог стать Флэйм, но частью своей стихии он обязан Мартине. Лидером так же могла бы стать Мартина, но Флэйм лишил ее такого права.
Анкахтарр выжидающе приподняла бровь, смотря на Кэлистара. И он продолжал:
— На роль лидера могла бы подойти Тасита, но она немногим слабее нашего Хафира. Однако и Хафир не стал им. Потому что он не был самым сильным. Анкахтарр, я думаю, ты уже знаешь, что я хочу сказать?
— Лидер — ты? Или Айдан?
— Нет, — он мягко улыбнулся. Его позабавила жажда Анкахтарр, которая уже знала ответ, обмануть себя, во что бы то ни стало. — У тебя на шее очень красивый медальон. Его может носить только лидер. Эта медяшка очень умна и очень своенравна, никто другой просто не сможет одеть ее на себя, как не смог это сделать и Хафир однажды.
— Анкахтарр, — тихо позвал Раур. — Анкахтарр, прекрати строить иллюзии. Можно было давно уже догадаться, когда он сказал, что среди них давно не было самого сильного. Значит, он уже появился.
— И совсем недавно появился у нас только один страж, который имеет в себе просто колоссальную силу стихии, — издевательски произнес Флэйм, отслоняясь от стены. — Знаешь, Анкахтарр, ты живешь в соседней комнате, и наши окна очень близко друг к другу. Мое было распахнуто, твое — тоже. Не буду извиняться за то, что с удовольствием подслушал твой с королевой разговор. Кажется, она назвала Лорелей феноменом? Только подумать, сколько в ней сил… и никто не может понять, откуда. Хотя некоторые, я в этом уверен, знают, почему так вышло.
Девушка отшатнулась от него. Она выглядела так, словно ее внезапно ударили по лицу.
— Ты все знала с самого начала, — добавил Кэлистар. — А теперь, после инициации Лорелей, я думаю, что скоро и в нашей группе на чьей-то шее будет висеть столь же прелестное украшение, как и на твоей. Ты связана с нашим лидером.
Кэлистар тихо засмеялся. Гархал сделал шаг по направлению к нему, и Кэлистар, мгновенно оборвав смех, сделал шаг назад, готовясь защищаться, но между ними внезапно шагнул Флэйм. Миг — и он уже распахнулся, а его крылья плотно перекрыли коридор, не давая никому пройти.
— Назад, — низким голосом произнес Флэйм.
Гархал остановился, рвано выдыхая носом. Флэйм был ниже его почти на голову, но он гораздо сильнее. К тому же он уже Страж, который прошел Распределение, а Гархал — нет. И сейчас, когда Страж распахнулся — Гархал не имеет права его ослушаться.
— Гархал, прекрати, — раздраженно позвал Раур. — Против него у тебя теперь фактически нет шансов. К тому же, мы узнали все, что хотели. Пойдем спать.
Гархал послушался его. Сделал шаг назад и, развернувшись, пошел по коридору. Раур последовал за ним. Последней уходила Анкахтарр, разбитая и униженная.
— Я не просил меня защищать, — Кэлистар выглядел спокойным.
— Не думай, что я сделал это из-за тебя, — Флэйм скривил губы, дематериализовав крылья и оборачиваясь к парню. — Мы друг другу никто.
Медальон на груди слабо осветился зеленым. Кэлистар коротко кивнул и развернулся, намереваясь уйти, когда Флэйм внезапно окликнул его.
— Я сидел с Хафиром, когда эти трое позвали меня, — неторопливо произнес Флэйм, когда убедился, что Кэлистар его слушает. — Возможно, ты захочешь присоединиться к нашей беседе?
— О чем же беседа?
— О прекрасном, — уголки губ чуть дрогнули. — Мы подло сплетничали про Айдан, но это увлекательнейшее занятие прервали.
Кэлистар, казалось, колебался, но имя Айдан заставило его резко принять решение.
— О, ну если ты так настаиваешь…
Комната Флэйма оказалась почти сплошь темно-бордовой. На окнах висели тяжелые шторы, которые сейчас были плотно задернуты. Из под плотной ткани, чуть струясь по полу, едва пробивался слабый свет.
Сам Хафир возлежал на кровати. Да-да, он именно возлежал. На лице было высокомерное выражение, к которому Кэлистар успел привыкнуть за долгих пять тысячелетий. За это время Хафир почти не изменился, разве что стал выше, раздался в плечах и на его голове появился ирокез. Когда парень только начал с ним ходить, возмущению учителей не было предела. Но потом они привыкли, как привыкали постепенно ко всему. Теперь Хафир без торчащих волос казался уже чем-то не таким, неправильным, как и Флэйм без чалмы.
Но Флэйма всегда знали таким. О его прошлой жизни, до попадания в Старшую школу Огня, было мало что известно. Что знали наверняка — у него есть мать и отец, которые не ладят между собой, старшие и младшие братья и сестры. Флэйм был скорее один из младших, чем средним, или тем более старшим.
О Хафире знали куда как больше. Он был из знатного и довольно богатого рода. Единственный ребенок в семье, избалованный и капризный, не знающий отказа. Все в жизни ему давалось легко и просто, стоило только этого захотеть. Хафир мог рассказывать о себе целыми сутками, но именно по этой причине его никто и не слушал.
Кэлистар зевнул в кулак. Он отчего-то совершенно не выспался. Часы на стене показывали половину шестого утра, в это время за окном начинает светлеть, многие стражи скоро проснутся и без будильников, чувствуя восход солнца.
— Довольно странно, что, сплетничая о девушках, вы не позвали Лавоса, — рассеянно произнес Кэлистар, тоже устраиваясь на кровати. Он тут же понял, в чем его промашка, когда Хафир и Флэйм переглянулись.
— Зачем? Чтобы он снова раскритиковал каждую в пух и прах? — спросил Хафир.
Он был извечным защитником девушек. Как бы сильно он на них порой не злился, как бы громко не кричал, но не смел тронуть или сказать чего-то плохого в адрес прекрасного пола. Он был для этого слишком воспитан, но многие считали, что его воспитание слишком уж однобокое.
— Девочки не по его части, — произнес Флэйм, как вдруг в коридоре что-то разбилось и послышался громкий визг. — Что еще такое? — раздраженно рявкнул он, поднимаясь и быстро выходя их комнаты.
Дверь захлопнулась с громким звуком.
Хафир и Кэлистар остались вдвоем.
— Удивительный он, — Кэлистар обернулся к другу. — Я не могу его понять. Ему никто не нужен, он ни к чему не привязывается, никого не любит… Обычно страж ищет какую-то замену. Привязывается к деньгам, делая богатство самоцелью, но Флэйма деньги не интересуют. Его ничто не интересует.
— Ты считаешь его непонятным? — устало выдохнул Хафир. Он откинулся назад, обхватывая руками голову. — Черт, раскалывается… всю ночь не спал, разговаривал с ним… Кэлистар, это тебя понять невозможно. У Флэйма есть какие-то отличительные черты. У него есть эмоции. У него есть поступки.
— И куда же это ты клонишь?
— Все туда же… Это я тебя не понимаю, а не ты его. Ты… ты слишком идеальный и правильный. Никаких изъянов, ни одной лишней эмоции, ни одной странной привычки — вообще ничего! Ты как чистый, пустой лист! До чего уж скрытен Флэйм, мы о нем ничего не знаем, но тебя-то я сколько уже знаю? Четыре тысячи лет? Больше? Пять?
— Четыре тысячи семьсот двадцать три года, — неохотно ответил Кэлистар.
— Какая у тебя цепкая память на числа, — в голосе Хафира прозвучала издевка, и Кэлистар легко поморщился.
— Ну, хорошо, у него есть поступки, которые явно не вяжутся с тем, как он себя преподносит для нас. Например, сейчас он встал между мной и Гархалом, не давая возникнуть очередной безобразной драке… — плавно перевел Кэлистар тему, ожидая, что Хафир поведется.
И он повелся. Отпустил свою голову, в очередной раз поморщившись от боли, и сел на кровати, кинув взгляд на дверь. Некоторое время в комнате царило молчание — оба прислушивались к тому, что творится в коридоре. Слышен был лишь язвительный голос Флэйма, отчитывающий кого-то, но слов было не разобрать. Хафир почесал затылок и посмотрел на Кэлистара.
— Он сегодня сам попросил меня побыть с ним.
Слова, сорвавшиеся с губ, повисли в воздухе, словно не зная, на кого обрушиться в первую очередь: на Кэлистара, который ожидал этого меньше всего, или же на Хафира, который и сам был удивлен тем, что произнес их.
Просить было явно не в духе Флэйма. Он никогда не просил. Он только делал сам, констатировал факты, приказывал, но не просил. Для этого его душонка была слишком черствой и сухой, как считалось, но его любили и таким, давным-давно начав считать своим другом. И только сам Флэйм никого не любил, постоянно как бы вскользь подчеркивая, что они все никто друг другу. Он даже не старался отделиться от остального общества, он был просто автономен относительно него.
Флэйм с легкостью переносил молчание и одиночество. В такие минуты его мозг деятельно работал, создавая в воображении тысячи жизненных хитросплетений, которые бы могли привести его к своим целям, которые, он ярко это показывал, были исключительно корыстными. Флэйм не давал окружающим надежды на то, что в нем есть что-то хорошее, он сразу расставлял все точки над «ё», равнодушно говоря каждому, зачем и почему он, Флэйм, все еще продолжает общение. Или же поддерживает его подобие.
— Прости, я не ослышался?
— Когда его та троица святая позвала, я у него в столе пошарился, — без тени смущения сказал Хафир. — Там было письмо. Оно пришло сегодня вечером.
— И ты его прочитал? Нельзя же читать чужие письма, там может быть личное…
— Именно поэтому я и прочитал его! — не выдержал парень. — Я хотел убедиться в том, что у него есть хоть что-то личное, хоть какие-то чувства! Вы с ним в одном очень похожи — о ваших чувствах никто не знает. Но ты их скрываешь, а у Флэйма, как это традиционно считается, чувств попросту нет.
Кэлистар уставился в пол.
— Если о тебе я могу знать что-то только потому, что знаю тебя безумно давно, то в случае с Флэймом мне приходится читать его же письма, — Хафир раздраженно поджал губы.
— Ты, кажется, все никак не можешь сказать, что же именно там было такого.
Хафир протяжно вздохнул и закрыл лицо ладонью. Он просидел так почти минуту, прежде чем отнять ладонь от лица и ответить.
— У него отец умер. Убили.
Снова тяжелое молчание. За дверью было слышно, как интонации Флэйма становятся откровенно издевательскими. Иногда ему возражал женский неуверенный голос, но тут же замолкал.
Кэлистар смотрел на дверь, не отрывая от нее взгляда. Рассматривал каждую щербинку и царапинку так, словно от этого зависела чья-то жизнь.
— Кто убил? — наконец спросил он.
— Без понятия. Подписи не было. Но это сделал тот, кто прислал письмо.
— О, отлично, осталось только узнать, кто автор сей прелестной новости, — мрачно произнес Кэлистар.
Дверь в комнату раскрылась. Там стоял Флэйм, хмурясь и напряженно смотря на одногруппников. Кэлистар улыбнулся какой-то замороженной улыбкой, словно бы резиновой, обреченно думая, что этот разговор отпечатался на его с Хафиром лицах. Флэйм наверняка обо всем догадается.
— У меня есть две новости. Одна вас позабавит, вторая озадачит. С какой из них мне начать? — он прошел в комнате, закрывая за собой дверь. На этот раз очень аккуратно. — Впрочем, неважно. — Начну со второй, — продолжал Флэйм, подходя к окну, и резким движением раздвигая тяжелые шторы. За окном уже поднималось багряное солнце. — Какая-то особенно одаренная умом девушка, — насмешливый поклон в сторону Хафира, — заявляет, что у нее в комнате разбито зеркало, а из его рамы пропали все розовые топазы.
— А, это Сульпиция.
— Меня не волнует ее имя, — отрезал Флэйм. — Так вот, это была та новость, которая должна вас озадачить. Кому могло понадобиться разбивать зеркала и красть розовые топазы?.. И вторая новость: она говорит, будто видела панаценов.
В комнате повисло вежливое удивление.
— Кого-кого она видела?
— Панаценов, — устало ответил Кэлистар. Он отчего-то все еще хотел спать, как будто и не было раннего отхода ко сну. — Ты прогуливаешь половину уроков истории и философии, Хафир, а там немало интересного говорится о мифах и легендах. Панацены — маленькие драконы, смертельно ядовитые, жестокие и падкие на все драгоценное существа. Считается, что они вестники войны.
— Ааа, мелкие болтунчики что ли? Так бы сразу говорили. А то все панацены, да панацены… — проворчал Хафир.
Солнечные лучи проникали в комнату, освещая ее. Порывом сильного ветра распахнуло окно, и шторки чуть подрагивали на ветру. По плотной ткани пробегали волны. Темно-бордовые тона спальни словно осветились изнутри. Если бы стены комнаты внезапно начали сокращаться, могло бы показаться, что трое парней находятся в чьем-то сердце, живом и сильном.
Из коридора вновь донесся звук бьющегося стекла, и тут же — дикий визг, полный ужаса. Визгу вторил другой, кто-то громко завопил, поднялся грохот. Кто-то бежал по коридору, топая, и за этим кем-то знался кто-то другой, гораздо тяжелее, но споткнулся как раз под дверью и, судя по звуку, упал.
Флэйм раздраженно метнулся к двери, распахивая ее. Возле порога валялась рыжая девушка, прижимающая какой-то мешок к груди. В мешке что-то возилось и шипело, пытаясь вырваться наружу.
Лорелей попыталась подняться с колен, но не успела. До нее уже добежало несколько стражей, и резко подняли на ноги. Это оказалось важной стратегической ошибкой: девушка вырвалась из хватки и помчалась дальше по коридору. За нею шаг в шаг кинулась вторая девушка — с короткими розовыми волосами, худая и угловатая, в просторных штанах, явно пижамных. Флэйм ловко подставил подножку, и розоволосая рухнула на пол, вскрикнув. За Лорелей кинулись остальные, перепрыгнув через розоволосую и отпихнув в сторону Флэйма, продолжая кричать что-то угрожающее.
Когда толпа пронеслась, Флэйм выбежал в коридор, а следом за ним Кэлистар и Хафир. Было уже поздно — Лорелей зажали в угол, постепенно сжимая кольцо. Девушка сидела на полу, прижимая шевелящийся мешок к груди, обхватив его руками. Она подтянула ноги ближе к себе, готовясь как можно дольше не отдавать ценную ношу.
— Что за произвол тут творится? — крикнул Кэлистар.
Мешок яро взбунтовался, зашипел, зарычал, забился. Послышался характерный свист воздуха…
— Не надо! — запоздало воскликнула Лорелей.
Мешок вспыхнул, моментально прогорев в ничто. Из хватки девушки выкатились два шипящих и рычащих шара, один черно-рыжий, другой — салатовый. Маленькие драконы ощерились на толпу, костяные наросты на морде раздвинулись, зрительно увеличивая ее.
Изумрудные глаза Грации сверкали ненавистью, а в пасти был зажат ровный округлый камень.
Кэлистар узнал в камне розовый топаз.
Лорелей дернулась вперед, словно желая схватить драконов и не пускать их. Грация предостерегающе вскинула крылья — вокруг нее рассыпались топазы, до того прижатые крыльями к бокам. Лорелей потянулась дальше, схватив панацена за гребни на спине, и ей это удалось: удержав Грацию, девушка резко притянула ее к себе, не выпуская.
Дымок припал к земле. В серых глазах панацена плясали отблески пламени, губы расползлись в стороны, обнажая белые острые зубы и удлиненные клыки. Крылья он инстинктивно раскинул в сторону, стоило розоволосой девушке сделать маленький шажок по направлению к нему. Из под крыльев рассыпались алые рубины, которые когда-то красовались в раме зеркала Лорелей.
— Не двигаться! — рявкнул Дымок, хлеща себя длинным хвостом с зазубриной по бокам. Каждый раз, как тот ударял о чешую, раздавался странный звук, как будто кто-то бил палкой по листу железа. — Не трогать камни! НЕ ТРОГАТЬ, Я СКАЗАЛ! — оглушающе зарычал он, когда розоволосая снова робко двинулась. — Ни шагу дальше, если жизнь дорога!
— Сульпиция, — сдавленно произнес Хафир. — Иди назад. Медленно.
Грация зарычала, забившись в руках Лорелей. Гребни на ее спине оставляли на ключицах девушки глубокие царапины.
— Никому не двигаться, — выдохнула Лорелей. Кроме Сульпиции никто и не пытался сдвинуться с той секунды, как увидели, кто находился в мешке рыжей девушки. Однако, как выяснилось, обращение было не к стражам, а к панаценам. — Дымок, ты слышал! Замер! Не двигаться! — почти взвизгнула Лорелей.
Она была растрепана и напугана едва ли не сильнее, чем все остальные. Лиловые глаза лихорадочно шарили по толпе вокруг в поисках просвета, сквозь который можно было бы вырваться и убежать. Улететь, куда угодно далеко, только бы улететь от этих страшных мыслей в головах стражей и их полных ужаса взглядов!
Лорелей разговаривала с драконами большую часть ночи. Ей было понятно, чем Грация заслужила свое имя, но вот почему Дымка в свое время назвали именно Дымком, она поняла лишь сейчас. Черно-рыжий панацен раздул ноздри, дыша часто и глубоко. Не прошло и нескольких секунд, как из ноздрей вместе с искрами начал выноситься дым, густой и черный.
Стражи попятились. На местах остались лишь четверо: Флэйм, Хафир, Кэлистар и Сульпиция, которая от шока не могла двинуться. Она только смотрела на розовые топазы и мелко дрожала.
Дымок продолжал расходиться. Что-то в нем глухо треснуло, как в костре. Сульпиция вздрогнула, и панацен резко дохнул пламенем, взвиваясь в воздух. Струя пламени ударила бы по розоволосой, но Кэлистар среагировал почти мгновенно — заслонил ее собой, крепко обнимая. Сульпиция закричала и попыталась вырваться.
Футболку на Кэлистаре спалило почти дотла — остатки тряпья безвольно рухнули на пол. Кожа была безукоризненно чистой, на ней не было ни единого ожога. Сульпиция плакала и рвалась — предплечья, которые немного зацепило, покраснели и припухли. Ожог причинял ей сильную боль.
— Дымок, остановись! — задыхаясь от едкого дыма крикнула Лорелей. — Прекрати!
Снова раздался короткий характерный свист — Дымок вдыхал воздух перед новым залпом.
— Это приказ! — выпалила Лорелей, ни на что уже не надеясь. — Стоп!
Дымок внезапно замер. Грация перестала биться в руках девушки и как-то обмякла, выскальзывая из хватки Лорелей и сворачиваясь рядом в клубочек. Ее брат осторожно выдохнул в сторону тоненькую струйку голубоватого пламени.
— Мне больно, — плакала Сульпиция. — Мне больно! Почему так?
— Хафир, отведи ее в Больничное крыло… — сдавленно произнес Кэлистар.
Широкоплечий парень кивнул и, подхватив трясущуюся от боли и страха Сульпицию на руки, удалился.
— Что это было? — прошептала Лорелей и тут же сорвалась на крик: — Что это было, я вас спрашиваю?!
Дымок опустил голову и как-то сжался, став меньше размером. В его глазах отразилась беспомощность. Когтистыми лапками он начал подгребать к себе топазы и рубины. Хвост затих и лежал на полу без единого движения, словно безжизненный. Вспылив, Лорелей рукой наотмашь ударила по кучке камней. Они разлетелись, застучав по полу. Дымок тут же кинулся снова собирать их, подгребая к себе трясущимися лапками.
Он не понимал взгляда на Лорелей и дрожал всем телом. Рыжую девушку затопило внезапной, острой жалостью к этому существу. Жилистыми лапками Дымок накрывал камушки и подтягивал их к себе, пряча под живот, зажимая между телом и крыльями…
— Их называют сороками драконьего мира… — тихо ответил Кэлистар, сползая вдоль стены и оседая на пол. Он облизал обескровленные бледные губы. — Флэйм?..
Флэйм, собиравшийся уйти, замер.
— Я тебя прикончу, если кто-то из наставников узнает об этом, стукач, — тяжело выдохнул Кэлистар.
— И в мыслях не было, — с ухмылкой ответил Флэйм. — Я всего лишь хотел стащить из лаборатории кое-что интересное, чтобы сказать, что болтунчики — массовая галлюцинация.
— Молодец. Проваливай.
Флэйм прищурился. Подошел к Кэлистару и присел рядом с ним на корточки. Взял его за ладонь и едва сжал. Кэлистар едва заметно поморщился.
— Я одного не могу понять, — задумчиво начал Флэйм. — Ты испытываешь боль. Зачем ты это делаешь? На твоем месте я бы думал о своей шкуре. Либо о том, чтобы рассказать стражам правду.
— О чем ты? — спросила Лорелей, но Флэйм ее проигнорировал.
— Выбор за тобой, — он чуть сильнее сжал ладонь Кэлистара в своей.
Флэйм поднялся на ноги и шагом, постепенно переходящим в бег, отправился в лабораторию.
— О чем он говорил? — снова задала свой вопрос девушка, не отводя жалостливого взгляда от Дымка. Тот уже собрал все камни и теперь старательно избегал взгляда Лорелей.
— Да так, о своем, о девичьем, — впервые девушка видела такую горькую и обреченную усмешку на лице Кэлистара. — Панаценов называют сороками драконьего мира. Они тащат все, что блестит.
— Вранье… — тихо прошептал Дымок.
— Хорошо, они тащат все, что хоть немного драгоценно, — терпеливо исправился парень. — И не могут этому противостоять. Это сильнее их. Когда начался массовый отстрел панаценов — стражи именно такие ловушки и устраивали. Рассыплют в чистом поле в солнечный день горсть сапфиров или рубинов… и мелкие слетаются на них. И получают по стреле в пузо или камнем из пращи по голове.
— Правда это, — едва слышно прошипела Грация. Она смотрела в пол. — Это проклятье. Нашего рода. За заступничество. Четыреста тысяч лет назад. Может, больше. Может, меньше. Мы продажные стали.
Лорелей вздохнула и закрыла лицо руками. Ей чудилось: мир сходит с ума. Она так мало времени провела здесь, но узнает столько всего. Полеты, инициация, стихии… Как это все сложно для нее, сложно и непривычно. Лорелей так и не вспомнила ничего о прошлой жизни. Даже более того, она была уверена в том, что те воспоминания никогда не вернутся.
— Простите нас, — черно-рыжий панацен прижался к полу, неловко подползая к Лорелей. — Мы твои панацены, Лорелей. Остановить нас может только твой приказ. Мы обязаны его выполнять.
— Так вот почему ты тут же остановился, — девушка слабо улыбнулась и протянула к дракончику руку, коснувшись кончиками пальцев его морды. — Кэлистар, что с этой девушкой… Сульпицией?
— Она обожглась. Для стража Огня такое, как правило, невозможно. Огонь нам нипочем, раскаленные вещи — тоже. Даже холода мы практически не чувствуем — нас согревает наше пламя…
Кэлистар закрыл глаза. Его лицо и тело покрылось испариной, он был бледен, а ладонь, которую пожал Флэйм, немного дрожала. Лорелей внимательно смотрела на него, пока не понимая причины такого состояния, но и не решаясь задавать вопрос.
Она вновь почувствовала себя виноватой. Если бы она не разрешила панаценам «прогуляться по Школе», они бы не пробрались в комнату Сульпиции и не учинили там разгрома из-за нескольких топазов. И тогда не получилось бы всего этого…
Кэлистару, кажется, опять хорошо. И снова во всем виновата она, Лорелей! Девушке захотелось удавиться.
— Огонь панаценов для стражей Огня весьма чувствителен. Но только с одной оговоркой, — тут он снова усмехнулся. — Если бы огнем дыхнул не Дымок а, ммм…
— Мое имя Грация.
— А Грация, да, то нам всем пришлось бы прятаться за хрупкими плечами Сульпиции. Улавливаешь мою мысль?
Лорелей только кивнула вместо ответа. Она притянула к себе Дымка и обняла его. Ей было жаль всех — панаценов — сорок драконьего мира — и Кэлистара.
— Тебе больно? — внезапно спросила она. Кэлистар неопределенно улыбнулся, передернул плечами и начал вставать с пола, чуть пошатнувшись. Он все еще был бледен и дрожал. — Флэйм говорил, что тебе больно. И я вижу, что сейчас тебе плохо, хотя не должно такого быть, — настойчиво продолжала Лорелей. — И во время инициации тебе стало очень плохо, я помню. Опять из-за той болезни, да?
— Не исключено.
Лицо Кэлистара было непроницаемым. Лорелей остро ощутила, что подобралась близко к очень важной его тайне.
— Ты мне скажешь, что это за болезнь?
— Тебе как ответить — честно или правильно?
— А ответы разные? — усомнилась девушка.
— Да.
Лорелей замялась. Дымок на ее руках слабо заворочался, прижимаясь головой к груди напротив сердца и замирая, слушая его стук.
— Честно.
— Я не хочу говорить об этом с тобой, — ответил Кэлистар, смотря в ее лиловые глаза. — А теперь ты захочешь правильный ответ, верно? Ты помнишь, что было с тобой в момент инициации, но до сих пор у тебя нет ни единого воспоминания о жизни до того, как ты приняла наказание Совета Стихий. Все должно быть с точностью до наоборот. На твоем месте, Лорелей, это меня волновало больше, чем чужие изъяны…



Глава 5

Ночь выдалась темной. Луна засела где-то в тучах, и лишь изредка сквозь их разрывы проглядывал ее круглый бок или косые белесые лучи, но потом все снова скрывалось.
Здесь, на высоте, было очень холодно, но Лорелей холода, как такового, не ощущала. Она понимала умом, что температура в поднебесье гораздо ниже, чем внизу, в землях царства Огня, где благоухало вечное жаркое лето, однако ее тело никак не реагировало на пронизывающий ледяной ветер.
Совсем недавно они пролетели сквозь грозовую тучу, и теперь ее волосы были немного влажными. В темноте они казались пугающе черными, извивались на встречном ветру и напоминали девушке ядовитых змей, которые сначала завораживали плавными движениями своего тела, гипнотизировали танцем, а потом набрасывались и кусали, впрыскивая в вены, полные крови, смертельный яд. Две минуты страж бился в агонии, ощущая немыслимое жжение, распространявшееся по его телу от места укуса — это занимало примерно полминуты, а остальное время умирал в муках. Таких змей полно водилось в Северной части королевства, где климат за счет близости к Срединному озеру был более влажным, но, к счастью, они никогда не набрасывались на стражей без причины, а перед укусом долго и громко шипели, предупреждая об опасности.
С того момента как Дымок и Грация устроили беспредел, прошло чуть более полутора суток. Тогда почему-то так ничего и не вскрылось, хотя жалобы, полные страха и ужаса, шли королеве пачками. Она лишь улыбалась и небрежно отмахивалась от них, угощая всех недовольных шоколадом. Когда же ее уговорили прислушаться и хотя бы прийти на «место преступления», то в коридорах она увидела пучки дурман-травы, и сомнения отпали сами собой. Кто-то просто подшутил, заговорив траву и подбросив ее в жилой корпус, вот всем и привиделось одно наваждение.
Задержка произошла из-за Кэлистара и Сульпиции, ожоги которых пришлось обрабатывать специальной мазью. Действовала она почти мгновенно, но запах был преотвратным и очень стойким. Большую часть времени парень, все еще бледный и дрожащий, отмывался от этого запаха, не пожелав лететь во дворец в таком виде.
Лорелей опустила взгляд вниз. Она летела на два десятка метров выше всех остальных. Такое решение принял Ильган, чтобы из-за размаха крыльев девушки не нарушать строя. В темноте Лорелей почти никого не видела, но угадывала смутные очертания. Порой она бросала взгляд влево — там, с самого краю ото всех, летел Хафир, чьи черные крылья не были различимы во мраке ночи. С самого правого края летел Флэйм. После Лорелей он был вторым по размеру крыльев, но его лететь выше всех уже не отправили, решив, что это будет слишком.
Облизав пересохшие губы, Лорелей подняла голову. Над ней то и дело были заметны светлые всплески — рыжевато-пепельные крылья королевы, которая летела выше всех, устремив взгляд вперед. Лорелей подумала, что короли других царств, наверное, другие. Амина Лацерхан Руа властвовала водным престолом, но вела себя совершенно по-другому. Она была более высокомерной, последовательной в своих действиях, серьезной. Ее голос был тих и непреклонен, а в общении всегда строго чувствовалась дистанция. Рядом с ней любой ощущал себя представителем совершенно другого, низшего круга. Подле Лацерхан Фларико каждый чувствовал себя равным.
Не они были ровней королеве Огня, но она каждый раз спускалась к ним, чтобы быть наравне.
Лорелей задумалась о престолонаследии Воды. Трон и власть там переходили от матери к дочери, а на территории всей страны, как она слышала, царил жесткий матриархат. Земные владения оказались совершенно противоположными относительно этой политики. Власть передавалась от отца к сыну, но порой часто бывало так, что официальным монархом был наследник, фактическим же — один из приближенных министров. Главой семьи был отец, а не мать.
Лишь о воздушниках она пока ничего не знала. Найти информацию в Библиотеке поленилась, а спросить могла только у Кэлистара, но тот все время был занят. На празднике Айдан стражей Воздуха оказалось катастрофически мало. Она их видела, но не успела толком ни с кем познакомиться. Запомнила только одну строгую женщину, чьи седеющие волосы были собраны в пучок, и молодую девушку с серо-зелеными глазами, милой улыбкой и чуть вдернутым округлым носиком.
Где-то ниже всех летел Марс. Его Лорелей не видела и даже не различала никаких очертаний. Но иногда слышала, как кто-то смеется его шуткам, и в такие моменты сердце сжималось и одиночества и зависти. Ну как же, им там, внизу, хорошо и смешно, они в своей компании, а она должна прозябать выше, в гордом одиночестве, а все из-за крыльев! Девушку успокаивала только мысль о том, что она находится ближе всех к королеве, которая летит в таком же одиночестве, погруженная в какие-то свои мысли. Лорелей несколько раз подмывало подняться выше, сравнявшись с ней, чтобы о чем-нибудь поговорить, но она себя сдерживала. Это выглядело бы очень глупо.
Полет длился уже несколько часов, и скука была просто невыносимой. Порой Лорелей хотелось не просто лететь в пустоту, а сделать хоть какие-нибудь фигуры высшего пилотажа, потом она сумела бы нагнать группу, но всякий раз, словно в ответ на ее мысли, снизу доносился сердитый окрик Ильгана: «Держать строй!», и девушка испытывала жгучее разочарование.
Наконец она, раскинув крылья и планируя, стала осторожно снижаться, заваливаясь на бок. Когда из темноты появился хмурый Хафир, Лорелей бесшумно подлетела к нему и, выбрав момент, сложила крылья, рухнув ему на спину. Руками она быстро обхватила его шею, а ногами бедра, что позволило удержаться, когда Хафир, издав изумленный возглас, сделал в воздухе мертвую петлю, несколько кривую и неудачную из-за мешавшихся ему крыльев Лорелей.
— Тише ты, — зашипела она на ухо. — Это я!
Хафир успокоился и выровнял полет. В этот же момент с неслышимым хлопком крылья Лорелей исчезли, и она удобнее устроилась на широкой спине Хафира, стараясь не особенно давить на основание его крыльев.
— Скучно одной наверху? — понимающе спросил он. Лорелей не видела, но почувствовала усмешку. — С краю тоже не ахти, все слова ветром сносит, и поговорить-то не с кем. Флэйм, наверняка, тоже скучает.
— Ильган такой правильный. Гораздо лучше было бы, если бы он хоть иногда разрешал… ну, хотя бы полетать наперегонки! Лично мне очень сложно лететь, такое чувство, что все тащатся, как улитки.
Хафир громко хмыкнул.
— Да? А Айдан уже из сил выбилась. Я иногда поднимался чуть выше и планировал над ними, услышал, как она Мартине жалуется… это было часа два назад.
Лорелей затосковала.
— Сколько мы уже летим?
— Часов шесть, — раздался рядом новый голос и Хафир взбрыкнул вверх.
Лорелей затылком ударилась обо что-то, что коротко промычало от боли. Хафир, почувствовав этот удар, опустился ниже. Девушка задрала голову и увидела Марса, который прикрывал лицо ладонью.
— Что ты здесь делаешь?
— То же, что и вы. Маюсь от скуки, — невнятно произнес Марс, а потом отнял ладонь от лица. — Кажется, крови нет, — озабоченно пробормотал он скорее самому себе, нежели кому-то еще, а потом вновь обратился к Лорелей и Хафиру. — А вы, погляжу, неплохо устроились! Ты так устала, что взгромоздилась ему на спину, или у вас просто такие нежные отношения?
Лорелей густо покраснела, радуясь, что в темноте этого не видно. Марс улыбнулся.
— Да бросьте, я шучу! Идея, кстати, хорошая. Пойду, пристрою так Айдан кому-нибудь, а то она уже на последнем издыхании бьется.
Он поднял крылья выше, причем левое сильнее, и его плавно снесло куда-то в сторону.
— Шутник… — проворчал Хафир. — Я был бы счастлив, если бы Марс предводительствовал полетом, а не Ильган. Но разве этот старик отдаст кому-то первенство?
Вопрос был, скорее, риторическим, и Лорелей промолчала.
— У меня уже крылья затекают от однообразных взмахов, — Хафир вздохнул. — Вот бы как-нибудь развеяться. Поскорее бы рассвет!
— Зачем это?
— А ты разве еще не поняла? Нас всех держат на коротком поводке, чтобы мы не затерялись во мраке ночи. Дорогу к дворцу знает только Марс, королева и наша группа. Ильган и его прихехешники окажутся там впервые.
Лорелей недовольно поджала губы. Она тоже не представляла, как выглядит дворец и в какую сторону они летят, но предпочла об этом парню не сообщать. В его представлении, она все прекрасно помнила.
— Когда светает, появится шанс, что мы сможем вырваться вперед. Или хотя бы размяться немного, — продолжал Хафир. Было заметно, что мысль о некотором разнообразии его очень занимала. — Но лучше было бы, конечно, оставить всех позади и первыми прилететь к месту назначения…
Сверху донесся смазанный крик. Лорелей прислушалась, досадуя, что не может закрыть рот болтающему Хафиру — просьбу промолчать парень очень умело проигнорировал. Может быть, он и в самом деле не услышал, встречным сильным ветром слова могло снести в сторону, но в этом девушка сомневалась.
Крик повторился, и она узнала в нем собственное имя.
— Я сейчас, — произнесла Лорелей и, распахнувшись, отпустила Хафира.
Ветер ударил по внутренней стороне крыльев, давая прочувствовать упругую и пружинистую силу, вселяющую в душу детский, почти забытый восторг первого полета. Лорелей свой первый полет не помнила, но понимала, что это щекочущее чувство где-то под ложечкой имеет к нему самое прямое отношение.
Королева выжидающе вглядывалась в темноту. Ее светлые крылья и светлая одежда сливались, делая в ночи похожей на обыкновенное смазанное пятно краски на черно-матовом холсте. Саму Лорелей, одежда которой была темно-пепельных и черных цветов, было не различить.
— Я опасалась, что тебя снесет ветром. Или же ты могла выдохнуться и отстать, не заметив этого, — произнесла королева.
Лорелей натянуто улыбнулась, вставая на один курс с королевой, и внезапно задумалась о ее возрасте. Тора Лацерхан Фларико выглядела довольно молодо. В ее внешности угадывалась молодая женщина, едва вступившая в зрелую жизнь, но выглядящая моложе своих лет.
— Марс тоже сейчас спрашивал, не устала ли я.
— Ты не знаешь, почему так? — королева с улыбкой повернула голову, посмотрев на девушку.
Лорелей мотнула головой. Прядь рыжих волос ветром бросило в глаза, полностью застлав их.
— Это все из-за крыльев. С такими большими довольно сложно управиться.
Лорелей ощутила тоску, глухую и безнадежную. Ей совершенно не хотелось так выделяться, и, чем сильнее она пыталась вести себя так, словно она не отличается от других, тем упорнее остальные упирали на эту исключительную особенность. Девушка не имела памяти и, отрезанная от воспоминаний, ощущала себя порой совершенно одиноко, а постоянное напоминание о каких-то ее отличиях это чувство только усугубляли.
— Мне с ними не тяжело. Своя ноша не тянет.
Королева улыбнулась чуть шире и снова устремила взгляд куда-то вдаль, щурясь от встречного ветра.
В повисшей тишине Лорелей почувствовала себя немного растерянно. Ее что, звали только для того, чтобы спросить, не тяжко ли ей обходиться со своими крыльями? Еще бы додумались сунуть в костер, а потом участливо спросить, не жарко ли ей… Ответ был бы отрицательным, и он был единственно возможным.
Мыслями девушка почему-то вновь вернулась к возрасту королевы. Она выглядела необычно молодо, но на ровесницу Лорелей совершенно не походила. Старше, и сразу видно, что намного. В мире стражей даже разница в жалких пять веков ощущается очень остро — слишком многое происходит за то время. А какова разница в их возрасте? Семь тысяч лет? Десять? Двенадцать? С одной стороны, срок безумно долгий, но с другой — годы пролетят незаметно, сменится всего лишь две или три человеческих цивилизации.
Да и сама внешность отличалась от той, которая была привычна Лорелей. Еще ни у одного Огненного стража она не видела таких зеленых глаз. Лишь изредка на самом краю радужки виднелся зеленоватый ободок, неуловимый и светлый, похожий на кончик языка пламени, такого же едва зеленого, быстро исчезающего, но не такая насыщенная зелень. Лорелей много раз пыталась с чем-то сравнить этот цвет, но не получалась. Трава была травянистого цвета, листва лиственного, а изумруды — изумрудного. Глаза королевы были просто зелеными. Яркими, насыщенными, чуть темными, но зелеными. Подбирать красивое сравнение бессмысленно. Он бы все равно в полной мере не передал реальности.
У королевы были очень хрупкие запястья, такие же, как у Лорелей или Айдан, совсем еще молодых девушек, и светлая кожа, сквозь которую просвечивали голубоватые вены.
— Можно нескромный вопрос?
Королева неожиданно тихо засмеялась.
— Ты всегда можешь задать любой вопрос, в этом вся их прелесть. Но не всегда ты получишь ответ.
В воздухе назойливо почувствовался дух Кэлистара.
— Сколько вам лет? — набравшись смелости, спросила девушка.
Королева рассмеялась громче, сильнее смутив этим Лорелей.
— Я стара как мир, Лорелей! Живу так давно, что надоела уже всем вокруг, да и самой себе тоже…
— Но… вы выглядите довольно молодо…
Слова уносило ветром, но королева каким-то образом расслышала бормотание рыжей девушки.
— Ты явно пропустила несколько очень интересных занятий, — произнесла королева. Лорелей устыдилась еще сильнее — она пропустила три с половиной тысячи лет учебы, и только чудом и любознательностью сейчас наверстывала упущенное. — Хотя об этом можно и без уроков знать…
Лорелей взмыла чуть выше, наконец, полностью распрямляя крылья и потягиваясь всем телом. Спина вкусно хрустнула, и девушка опустилась ниже, вновь подгибая крылья и переходя на стремительный скользящий полет подле королевы.
— Вообще-то, это довольно долгая история, но, я думаю, краткий экскурс в историю не окажется лишним! Когда-то давно существовала единая империя Четырех Стихий. Исходя из того, что сейчас у нас четыре отдельных царства, можно понять, что империя распалась… Тогдашний монарх имел дочь, которая унаследовала территории Огня. Самого же монарха не стало в начавшейся резне за власть. Основной проблемой являлось то, что дочери было всего четырнадцать тысяч, и тех неполных, и она не могла управлять государством…
Лорелей обратилась в слух, подбираясь ближе к королеве, насколько это было возможно. Тучи на востоке просветлели изнутри, приобретя сходство со старой слежавшейся ватой. В воздухе запахло дождем.
— Но ее спасло то, что она была мала. Пока другие фигуры с увлечением отгрызали друг у друга территории и конечности, утверждая свою власть, наследницу престола никто не трогал. Ее не воспринимали всерьез, решив расправиться в самую последнюю очередь, и это послужило фатальной ошибкой для них — и великим счастьем для нас, — королева кинула задумчивый взгляд в сторону предполагаемого рассвета. — Наследнице, с одной стороны, хотелось править так же, как правил ее отец. С другой же, она хотела жить, а в живых ее не оставили бы, чтобы никто не мог однажды заявить, что только она имеет право на власть… Тогда она решилась на отчаянный шаг, принеся великую жертву. Она прокляла себя и прокляла свой престол. Скажи, какого рода бывают проклятия? — с внезапным интересом спросила королева.
Лорелей растерялась. За рассказом она уже забыла, что хотела всего лишь узнать о возрасте королевы, и теперь просто слушала, запоминая. Вопрос застал ее врасплох.
— Ну, э… Некоторые проклятий сформулированы так, что их называют благословениями. В обоих случаях идет пожелание, но вот зла или добра, это дело говорящего.
— Верно, — короткий кивок. — Но проклятия по сути своей сильнее, поэтому девочка, исхитрившись, все же именно прокляла престол. Отныне никто, кто имел в себе хоть немного честолюбия или желания властвовать, не мог стать монархом. А тот достойный, кто даже и не ожидал такой чести, но чей характер был закален и готов к любой ответственности, обрекался на вечную муку оставаться таким, каким он был в день своего коронования…
Повисла короткая тишина.
— За месяц до коронации, о которой я и не подозревала даже, я в рощице поймала запутавшегося в чьих-то сетях феникса и начала его распутывать. Нетерпеливая птица одарила меня множеством царапин, они покрывали почти все тело, — голос королевы стал тих и грустен. — В тот день еще две не до конца зажили. Одна на шее сзади, вторая на пояснице. Я уж и не помню, как именно они там появились… но ни одна царапина не исчезла до сих пор. К моменту коронации они были почти закрывшимися, больше похожими на следы когтей маленького котенка, но никак не взрослого феникса. И они никогда не затянутся.
Справа что-то вспыхнуло, а через несколько томительных секунд грянул гром. Внизу послышались восторженные вопли парней и визг девушек. Королева чуть улыбнулась, вновь восстанавливая душевное спокойствие.
— Мне было двадцать четыре тысячи четыреста сорок восемь лет, когда я взошла на проклятый престол, сменив еще одного монарха. И, кстати, девушка, проклявшая его, не могла уже править — в ней была жажда власти, и проклятие бы не пустило ее и на первой ступеньке трона посидеть. Она была очень молода, даже мала, я бы сказала, но уже носила ребенка.
— В неполных четырнадцать тысяч?! — Лорелей ушам своим не поверила.
— Раньше рано выдавали замуж, тем более, если ты наследница империи, — заметила королева. — Предполагалось, что рождение ребенка наследницы сгладит конфликт и укрепит власть, предотвратив распад великой единой державы. У нее не было выбора. Однако этот план не сработал. Девочка умерла при родах спустя трое суток после того, как наложила это проклятие. Вернее, считается, что она умерла при родах, — она саркастично усмехнулась. — Но тогда бы проклятие давно сняли знающие стражи. Родив и передав ребенка в чужие руки, она сама убила себя, тем самым на корню предотвратив любую возможность очистить престол.
— Ужасные времена…
Королева неопределенно пожала плечами.
— Как звали ту наследницу?
— Лахаларр Лацерхан Фламма.
Лорелей повторила про себя это имя, запоминая его.

***

Айдан давно уже выбилась из сил, когда рядом нарисовался Марс с предложением устроить девушку на чьей-то спине. Была предложена кандидатура Флэйма, но Айдан решительно отказалась и пожелала устроиться на спине Хафира. Но он, как выяснилось, был уже некоторое время занят Лорелей, которая подала своим примером такую замечательную идею полета за чужих спинах. В конечном счете, был выбран Кэлистар, отличавшийся особой живучестью и выносливостью. Такая кандидатура пришлась девушке по душе, и она согласилась устроиться на его спине, крепко обхватив ногами и руками. Круглое личико имело крайне довольное выражение. Кэлистар всем своим видом выражал молчаливое благородство и непереносимые страдания, но втайне тоже был крайне доволен. Айдан была очень легкой.
— Ну, вот ты и добилась своего!
— Знал бы ты, как я устала ныть два часа о том, как я смертельно устала и не могу лететь, — фыркнула Айдан и разулыбалась. — Зато теперь все хорошо, правда? С тобой все в порядке? Ничего не болит?
Кэлистар стоически переносил заботу.
— Да, со мной все в порядке, разве что этот встречный ветер в лицо порядком надоел… — со вздохом ответил он. — Это правда, что Лорелей устроилась на Хафире?
— Лично у меня нет никаких поводов сомневаться в правдивости слов Марса.
Парень устало потер переносицу. В последнее время он был сонливым, быстро утомлялся, и на него частенько наваливалось странное состояние, когда хотелось просто лежать в тишине и спокойствии, закрыв глаза и расслабляясь. Он знал, что такое бывает раз в несколько десятков лет, но каждый раз такие периоды становились все более затяжными, и переживать их было сложнее. К счастью, рядом всегда была Айдан, которая могла расшевелить Кэлистара.
Они знали, что многие пытаются понять, какие между ними отношения, но все бесполезно. Несколько раз были крупные ссоры, которые наблюдали все, кто оказывался рядом, и тогда Айдан кричала, что «пора рассказать». Кэлистар только кусал губы и говорил тихое «нет». Девушка психовала, кричала, плакала, билась, но все было бесполезно. Он был непреклонен и ни на какие уговоры не поддавался.
Впрочем, были личности, которые все давно знали, но не разглашали. Зато были бы рады поговорить об этом, перевернув все в душе у Айдан или Кэлистара с ног на голову. Именно по этой причине девушка отказалась от Флэйма. Слишком уж тот любил на живую резать чужие души.
Рассвет разгорался все ярче. Еще несколько раз Ильган сурово окрикивал свою группу, призывая ее «держать строй», но всякое подобие порядка оказалось внезапно разрушено радостно орущим Марсом, которые заложил на глазах у всех крутой вираж. Следом за ним последовал и Хафир, явно красуясь, показывая всем свою силу и мощь, а на его спине восторженно вопила Лорелей. Летать на ком-то оказалось жутко страшно, в крови играл адреналин, но ей это явно нравилось.
Айдан только вздохнула, как вдруг что-то рухнуло на нее сверху. От внезапно усилившейся тяжести Кэлистар провалился в воздушную яму, и все трое — он, Айдан и смеющаяся Мартина — рухнули на двадцать метров вниз.
Девушка ощутила в груди безумное чувство, заставляющее шалеть, пьянеть от восторга. Ей казалось, что внутри все подпрыгнуло, сжалось и перевернулось, когда они падали вниз. Мир представился чем-то цельным, цветным, счастливым, тоже шалеющим от ощущения полета, такого, как будто он был самым первым, когда только-только отрываешься от земли, чувствуешь под крыльями упругую силу воздуха, перья пружинят о него, а все законы гравитации внезапно перестают действовать, потому что можно взлетать свечкой вверх, в то время, как раньше падал стремглав вниз, и жесткая земля оставляла на теле фиолетовые синяки, болезненно отзывающиеся на каждое прикосновение.
— Ну, давайте же! — воскликнула Мартина, уносясь вперед.
Кэлистар выровнял полет и негодующе посмотрел вслед одногруппнице.
— Предупреждать надо же, — буркнул он. — У меня чуть сердце не остановилось!
— Ты такой ворчун, — засмеялась Айдан, ласково целуя в щеку. Парень улыбнулся и, было видно, что растаял, перестав быть таким недовольным и хмурым. — Ты не устал?
— Я в порядке, — снова спокойно отозвался Кэлистар, начав набирать высоту.
Ильган и большая часть его воспитанников все еще летели в строгим строем, в то время как все остальные уже рассыпались в разные стороны, рассредоточившись в совершенно произвольном порядке.
Внизу, раскинув крылья, планировал Флэйм. Кэлистар внимательно смотрел на него, размышляя, как тот отнесся к смерти своего отца, вернее, к убийству, и в каких они были отношениях. Примерно на этом моменте размышлений из кармана Флэйма что-то выскользнуло, словно совершенно случайно, и, трепеща и кувыркаясь, падало ниже. Это было письмо. Ветром его сносило в сторону. Флэйм проводил его взглядом, а потом отвернулся и резко ускорился, уносясь прочь.
Кэлистар уже хотел было поднять голову, как вдруг белый четырехугольник письма закрыли чьи-то огромные черные крылья. Лорелей, поймав письмо и с легким удивлением осмотрев его, небрежно сложила лист и сунула к себе в карман, а потом заложила вираж. На ее лице была улыбка, радостная и счастливая. Кэлистар похолодел. Письмо, в котором убийца рассказывал о пытках и смерти отца Флэйма, оказалось у Лорелей!
Парень хотел снизиться, чтобы попросить отдать письмо, но к Лорелей уже приблизился Хафир. Они оба максимально сложили крылья, чтобы оказаться ближе друг к другу, перешли на скользящий полет и стремительно помчались вперед. Кэлистар выдохнул носом. Он решил теперь, что не будет подлетать к Лорелей — Хафир, наверняка, и сам сможет выманить у нее исписанный лист бумаги.
— Ты ревнуешь? — задумчиво произнесла Айдан.
— Что? — Кэлистар вздрогнул. — О чем ты?
— Лорелей и Хафир.
— Нет, конечно. Что за чушь ты придумываешь? — он улыбнулся улыбкой настолько искренней, что только слабоумный бы поверил в ее искренность. — У них просто много общего.
— Да? Правда? — заинтересовалась Айдан. — И какие же у них сходства?
— Ну… — слова внезапно кончились. Кэлистар лихорадочно пытался найти хоть какую-то общую черту у Лорелей и Хафира, но у него не получалось. — У них обоих черные крылья, — выдавил он, спустя почти полминуты.
— О, это, конечно, очень важно в общении, — вежливо произнесла Айдан и залилась веселым смехом. — На твоем месте я бы… хотя, ладно. Это неважно! Я полетела к Марсу, хорошо?
Тяжесть со спины внезапно пропала. Айдан взмыла ввысь, к Марсу, рядом с которым летел хмурый Ильган, недовольный надвигающейся грозой.
— Дурдом… — тяжело вздохнул Кэлистар, наблюдая за Лорелей.
Ее крылья были даже чернее, чем у Хафира. Если его перья иссиня-черным отблескивали под ярким солнцем, то перья Лорелей поглощали весь свет, который на них попадал. Они летели как можно ближе друг к другу, и было видно, что Хафир рассказывает ей что-то забавное — девушка постоянно смеялась, смотря на него, изредка говорила две-три коротких фразы, на которые он отвечал, и тогда Лорелей вновь заливалась счастливым смехом.
Кэлистар был больше, чем уверен, что Хафир в очередной раз хвастается, рассказывая о своих героических победах и похождениях. Он был настолько самовлюбленным, насколько это было возможно.
Постепенно она смеялась все реже. Между ними завязался оживленный разговор: на каждое новое предложение Лорелей широко улыбалась, кивала и что-то отвечала, оживленно жестикулируя. С такого расстояния невозможно было увидеть все подробности, и Кэлистар немного снизился, продолжая наблюдать. У Лорелей была живая мимика, которая всякий раз ярко показывала все эмоции, когда девушка поворачивала лицо к Хафиру — тогда и Кэлистар его видел тоже, но только одну половину. Лорелей была тонкой, изящной, но издали казалась стальной. В ней не было той мнимой слабости, которая была в Айдан или, например, Мартине, которые выглядели хрупко. Порой, смотря на запястья Айдан, Кэлистар удивлялся, как их еще никто не сломал на жестких тренировках Ильгана.
Лорелей же за себя такой опаски не вызывала. В ней ощущалась сила — и ощущалась особенно хорошо после инициации — спокойная и уверенная, готовая в любой момент, подняться, вспыхнуть адским пламенем, подчиняясь своей хозяйке, если только у той хватит воли управлять той мощью, которой ее наделила Стихия.
Кэлистар не знал точно, но догадывался, откуда в Лорелей столько Огня, и эта догадка его совершенно не радовала. Сама девушка, конечно, ни в чем не виновата. Виновато всегда стечение обстоятельств, а ей просто не повезло быть именно дочерью своей матери, которая делала много ошибок.
Словно почувствовав его взгляд, девушка подняла голову, оглядываясь, и, встретившись с парнем взглядом, широко улыбнулась. Сказав что-то Хафиру, она замедлилась, поднимаясь выше, чтобы оказаться на одном уровне с Кэлистаром.
— Можно совершенно идиотский вопрос? — прокричала Лорелей, борясь с ветром, который на такой высоте был особенно сильным и сносил слова в сторону. — Сколько мне лет?
Кэлистар удивленно поднял, а Лорелей только засмеялась.
— Ну, ты же должен знать, разве нет? — задорно спросила она.
— Семнадцать тысяч пятьсот сорок шесть лет.
— Ооо, я же совсем старуха! А кто самый старший?
— Флэйм! — парень кинул взгляд на Флэйма, безмятежно парившего тремя десятками метров ниже. Он даже и не знал, что его письмо оказалось в чужих руках… — Ему сейчас восемнадцать тысяч семьсот двадцать два.
— Да он же древний! — воскликнула Лорелей.
Кэлистар, который был младше Флэйма на каких-то жалких сто два года, скромно промолчал относительно такого умозаключения.
— Он еще совсем молодой! И почему ты внезапно заинтересовалась своим возрастом?
— Знаешь, это довольно обидно, — улыбка пропала с лица девушки. — Когда ты даже не помнишь, сколько тебе лет. Я ведь даже свое имя не знала. Вот, например, все знают, и Айдан тоже, что ей сейчас ровно семнадцать тысяч, а что я? Я только знала, что мне определенно больше, чем шестнадцать тысяч триста двадцать пять лет.
— Почему именно эта цифра? — спросил Кэлистар, но тут же мотнул головой, давая понять, что не нуждается в ответе, так как сам уже все прекрасно понял. — Да ладно тебе, не огорчайся. Если что, ты всегда сможешь спросить у меня. Все что угодно, — он заглянул в ее прекрасные лиловые глаза. — Правда.
— Я на тебя обижена, — внезапно произнесла Лорелей после короткой паузы. — Из-за того, что ты сказал, что не хочешь со мной говорить о себе. А сейчас говоришь, что я могу спрашивать у тебя о чем угодно. Ты сам себе противоречишь. А я думала, что мы друзья, — она задумчиво на него посмотрела, но в ее взгляде было еще что-то, отчего сердце Кэлистара сжала холодной когтистой рукой страха. — Но это все сейчас неважно… Что такое Лацерхан? Я уже довольно много раз сталкивалась с этим словом в именах стражей, но так и не поняла, что оно значит…
Кэлистар ощутил странную, щемящую боль. Она расползалась под кожей, вместе с тем невесомо щекоча, пульсировала в ладонях и животе. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Слова Лорелей задели его, больно резанув.
— Это… это слово из древнего языка, на нем говорили во время империи Четырех Стихий задолго до того, как она распалась. Оно означает «принадлежащий роду». Ну, вот например наша королева. Ее зовут Тора и она принадлежит роду Фларико.
— Значит, Лахаларр Лацерхан Фламма, это девушка по имени Лахаларр, которая принадлежит роду Фламма? А что значит Фларико или Фламма?
— Обычно это тоже на что-то указывает… при дворе нашей королевы есть воительница, Инга Лацерхан Рух. Она Рух именно потому, что однажды кто-то из ее предков начал разводить этих птиц. Со временем семью стали называть Рух, а выходцев из нее — Лацерхан Рух. Но есть стражи, которые не принадлежат никакому роду.
— Почему?
— Просто… так получается иногда, Лорелей, — выдавил Кэлистар. — Его нет и все. Мне сложно объяснить, почему.
— Ты так и не ответил, что значит Фларико или Фламма, — в голосе послышалось легкое осуждение.
Кэлистар снова почувствовал эту щемящую боль, но ему внезапно захотелось, чтобы она не прекращалась никогда. Просто потому, что она возникает из-за Лорелей.
— Фламма с древнего языка Огня означает «истинное пламя». Лахаларр была стражем Огня, получившей наиболее большое количество Стихии. Ее мать была ифритом, а отец — стражем Огня. Это была уникальная девушка, которая умерла слишком рано к сожалению. В ее жилах билось чистое Пламя. Поэтому Лацерхан Фламма, — тихо произнес Кэлистар. — Сейчас это один из самых чистокровных и сильных родов в нашем царстве. Даже не так, это самый сильный, древний и чистокровный род. Наследников Фламма отличает дерзость, заносчивость, переменчивость, безумие… Они высокомерны, заносчивы. Раньше всегда говорили, что для того, чтобы найти настоящего Фламма — следует поставить перед ним полукровку, — парень усмехнулся.
— И что тогда?
— А ничего. Фламма во все времена ненавидели и презирали полукровок.
— Почему?
Кэлистар только пожал плечами, улыбнувшись Лорелей.
— Ну, вот такие они, эти Фламма, никогда не признавали тех, кто был недостаточно чистокровен. Возможно, всему виной то, что слишком долго они во времена империи находились при дворе, а потом пародия на власть свалилась на Лахаларр, а может, это просто родовая черта характера, кто знает?
— Что ты еще знаешь о них? — с любопытством спросила Лорелей, но тут вновь раздался оглушительный раскат грома, последовавший сразу на вспышкой, и девушке пришлось повторить свои слова.
Парень не стал интересоваться, почему девушка задает столько вопросов. Это было бы определенно лишним. Сейчас от него требовались только ответы, без которых Лорелей начинала теряться, разочаровываться, чувствовать нервозность и неуверенность. Ведь в этом и прелесть всех вопросов — их всегда можно задать. Уязвленный же словами Лорелей Кэлистар уже дал себе слово теперь отвечать на каждый вопрос девушки, только чтобы не видеть в ее глазах этого разочарования.
— Они всегда бунтовали против власти. Бунтовали по жизни. Да и сама жизнь была для них полем для боя, бесконечным восстанием, мятежом… Они первыми ломали систему, ударяя больно и точно, совершали действительно безумные поступки. Их отличала небрежность к государству, к бюрократии с ее непонятными бумагами, они пренебрегали деньгами, считая, что это не самоцель и не ценность даже… Фламма сложно было охарактеризовать по привычной шкале. Где-то они были хорошими, настолько, насколько это возможно. Но в чем-то они вели себя откровенно скотски, нарушая все запреты и правила. Все Лацерхан Фламма жили по своим правилам.
— Откуда ты о них столько знаешь? — с улыбкой спросила девушка.
— О… я шестнадцать лет назад написал большую работу про Лацерхан Фламма для Саллар, — он улыбнулся в ответ, немного робко и зажато. — Это было заданием.
— Сколько ты ее писал?
— Ну… лет семь, наверное?.. — он нахмурился, стараясь вспомнить. — Или шесть. Около того, не помню точно.
— Кэлистар… — Лорелей сделала секундную паузу, набираясь храбрости. — А какой у тебя Лацерхан?
Кэлистар замялся. Лорелей выжидающе смотрела на него, но он молчал, и тогда в ее глазах промелькнуло разочарование. Парень зажмурился — это странное чувство вновь забилось внутри, расползаясь под кожей, почти срывая с губ мучительно-сладкий стон.
— Я как раз из тех стражей, которые имеют только имя, — произнес он.
Слишком больно оказалось видеть разочарование в ее глазах.
Губы Лорелей едва заметно дрогнули, а потом она улыбнулась.
— Ну, тогда и у меня тоже нет Лацерхана.
Кэлистар вскинул на нее вопросительный взгляд.
— Я даже не помню имя своей матери, — она засмеялась, легко и непринужденно. — Я ничего о себе не помню. Как я в таком случае могу принадлежать какому-то роду?
Лорелей поднялась чуть выше и вбок, а потом ее крылья пропали — и она рухнула прямо на спину Кэлистара, устраиваясь там так же, как Айдан за некоторое время до того.
— А ты мне друг, правда же? Мы оба будем без роду и племени, — снова смех.
— Твою мать звали Ланнарх, — тихо ответил Кэлистар, но Лорелей его уже не услышала.
Под ними раскинулись лоскутные одеяла королевских лесов.