Когда всё станет на свои места

Глава 1

— Не плачь, — кто-то легко коснулся моей руки.
Сквозь пелену слёз я едва различала черты лица говорившего. Это был священник.
— Скоро всё станет на свои места, — добавил он.
Я замотала головой из стороны в сторону, закусила губу и отвернулась.
Вокруг стоял жуткий гул: рыдания мужчин, причитания женщин, отрывистые всхлипы, надрывной плачь. Я была одной из немногих сохранявших относительное самообладание. Сил придавало знание того, что на данный момент я единственная, кто мог помочь Рону. Гарри предстояло беспокоиться о Джинни. Она сидела, обхваченная его руками, и молча раскачивалась взад-вперёд. Гарри беспокойно оглянулся на меня, затем указал взглядом на Джинни, давая понять, что не знает, чего ожидать от неё в следующий момент.
Гроб Фреда стали медленно опускать, и в следующую же секунду Джинни сделала попытку броситься к могиле. Рон, стоявший справа, громко взвыл, ухватился за моё плечо и разразился рыданиями. Впереди нас началась какая-то суета. Миссис Уизли потеряла сознание. Стоявшие сзади неё мистер Уизли и Билл вовремя подхватили женщину и отнесли подальше от могилы, решив не приводить её в чувства, пока всё не будет кончено. Джорджа не было на похоронах: врач сказал, что рассудок его помутился временно. Бедняга всё время повторял, что, если Фред не может вернуться, тогда он сам пойдёт к брату. Чарли остался с Джорджем дома. Перси стоял в отдалении с каменным лицом и, казалось, потерял связь с происходящим.
С похоронной церемонией было покончено. Но нам предстояло пробыть здесь ещё не один час. Я огляделась вокруг. Собрались сотни людей: накануне было решено всех погибших в битве за Хогвартс хоронить в один день на этом кладбище. Мы кинули по горсти земли и отошли от могилы Фреда, ожидая своей очереди попрощаться с Римусом и Тонкс.
Хлынул дождь. А люди всё не уходили, всё перемещались от одной вереницы к другой, чтобы оказать последнюю дань уважения усопшим.

***

В ночь, последовавшую за похоронами, я плохо спала. Мне снилось, что от нескончаемого ливня земля на кладбище превратилась в сплошную, однородную жижу, и, будто спасаясь от потоков воды, я бегу не разбирая дороги, но внезапно проваливаюсь одной ногой в могилу, и меня засасывает, как в болото. Я хватаю ртом воздух и просыпаюсь.
Я обнаружила себя в Норе в кресле возле кровати Рона с флаконом успокоительного зелья наготове. В доме не было слышно ни звука. Я потуже перевязала халат и спустилась на кухню. Ещё будучи на лестнице, я заметила, что за кухонным столом кто-то сидит. Миссис Уизли молча перебирала в руках часы, указывающие местоположение её детей и мужа. На секунду я замешкалась, малодушно размышляя о том, чтобы незаметно вернуться в комнату, но женщина подняла на меня глаза.
— Миссис Уизли, вам заварить чай? — сказала я первое пришедшее в голову, пытаясь определить, не помутился ли её рассудок.
Она с трудом сфокусировала на мне взгляд, затем минуту молча глядела, начиная всё тяжелее и тяжелее дышать, пока не разразилась жутким криком:
— Поганая девка! Дрянь паршивая! Как можешь ты пить чай, когда мой сын мёртв? Чёрствая, расчётливая тварь! В тебе нет души, нет сердца!
В этот момент вниз по лестнице сбежал мистер Уизли и, крепко обняв супругу, потащил её обратно в спальню, попутно извиняясь передо мной.
— Ущербная! Несчастные дети у такой матери! Я лучше умру, чем позволю, чтобы ты была матерью моих внуком! — всё ещё доносились её крики с лестницы.
Наутро миссис Уизли неоднократно извинялась, объясняя произошедшее тем состоянием, в котором находилась после смерти сына. Я отвечала, что не стоит. Но мы обе знали, что это был единственный раз, когда она сказала правду о том, что думает насчёт наших с Роном отношений.
Её ночное бодрствование вскоре стало для нас привычным. Она могла просиживать ночи напролёт в комнате Фреда, разговаривая с ним, или аккуратно складывать его одежду, перебирать детские фотографии. Скорбь по сыну превратилась у неё в некоторое подобие ритуала. Казалось, она упивалась ею, усматривая в ежеминутной боли свидетельство того, что помнит Фреда. Более того, каждый, кто по прошествии некоторого времени выказывал хоть малую толику хорошего расположения духа, сразу же попадал под нещадный террор. Я в число неугодных была зачислена автоматически: я не была его родственницей, а следовательно, априори не могла чувствовать и сотой доли того, что чувствовала она. Я ощущала себя лишней в этом доме, но положение было таково, что кто-то должен был временно заменить хозяйку, поэтому я беспрекословно выполняла все поручения миссис Уизли, порой даже абсурдные.
Шли месяцы, а ничего не менялось. Вечера мы проводили, неизменно сидя за кухонным столом в полном молчании. Рон, растравленный миссис Уизли, порой тихо плакал. Джинни благодаря Гарри держалась и потому просто сидела, обняв его. Мистер Уизли делал вид, что читает, глядя поверх газеты куда-то вдаль. Джордж, по настоянию врача, временно отбыл в коттедж «Ракушка» к Биллу и Флёр: дома всё напоминало ему о брате. Чарли вернулся в Румынию. Перси всё время пропадал на работе в Министерстве.
Последние несколько недель мне казалось, что я начинаю постепенно сходить с ума. Постоянно подавляемое собственное горе, смешанное с неизбежной необходимостью наблюдать за страданиями любимых людей, казалось, всецело овладели мною, вытеснив все остальные эмоции и мысли. Осталась только нескончаемая череда этих страшных дней.
В чувство меня приводили редкие разговоры с Гарри, в чём я не могла ему признаться. Будучи в том же положении, что и он, положении обязанного, я не могла взвалить на него ещё и собственную боль. Он был сильным, как никто из нас. Он пережил смерть Сириуса и Дамблдора стоически и молча, и одному Богу известно, как. Но в тот момент, прежде всего, он был обязан Джинни.
Поход к родителям я решила отложить до лучших времён, оправдывая тем самым собственное малодушие. Я боялась того, что могла увидеть, и это окончательно погубило бы меня. Но прошло уже более полугода с момента прибытия в Нору, и откладывать этот день на потом и дальше уже было нельзя: родители, лишённые малейшего воспоминания обо мне, всё больше углублялись в свою новую жизнь.
Мы коротали очередной вечер, сидя за кухонным столом в молчании. От запаха стряпни миссис Уизли меня начинало мутить. Я встала и быстро зашагала к выходу. Вдохнув холодный воздух, я вмиг почувствовала облегчение. В одночасье меня придавило грузом накопившейся за все эти месяцы усталости. Впервые за это время так явственно ощутив её, я осознала, что шок окончательно прошёл. Настал черёд невыносимой боли утраты, которая навсегда останется, то утихая, то разгораясь вновь.
Я опустилась на крыльцо. Рядом присел Гарри, обнял меня, и я впервые за всё это время позволила себе заплакать. Мы так и сидели, будто на шестом курсе, когда он утешал меня после памятного поцелуя Рона с Лавандой в гостиной Гриффиндора.
— Скоро зима, — тихо сказал он, продолжая гладить меня по голове. — Больше нельзя ждать. Отправляйся к родителям. Миссис Уизли понемногу приходит в себя.
Он немного помолчал и добавил:
— Мы все приходим в себя.
Я трансгрессировала той же ночью после того, как все отправились спать. Гарри обещал мне сказать Уизли, что я отбыла рано утром.

Глава 2

Я, как и ожидала, нашла родителей там, куда сама внушила им отправиться, наложив Обливейт, — в Автралии. Преодолевая последние метры до их дома, я в который раз размышляла о том, как много произошло за время нашей разлуки, и о том, что же из произошедшего стоило им рассказывать. Пожалуй, за последний месяц это был главный вопрос для меня. Я решила ограничиться тем, что война окончена, и мы победили. Но даже эта жалкая отговорка сразу же выдала бы меня матери: нежелание говорить она истолковала бы правильно, и начались бы постоянные расспросы. И даже если бы я так ничего и не рассказала, то это всё равно не помогло бы. Я знала, что стала мало похожа на их прежнюю Гермиону. Очевидно, они заметят перемену и будут страдать сами, видя мои страдания. Я была убеждена в том, что мои родители не покинули бы меня, но помочь они тоже ничем не могли. Мы бы просто беспомощно смотрели на страдания друг друга, всё больше растравляя себя.
Так ничего и не решив, я свернула во двор. На лавочке у крыльца сидела мама. При виде её на глаза сразу же навернулись слёзы. Стало невыносимо жаль себя, захотелось немедленно обнять её и горько заплакать. В этот момент из дому вышел отец. На минуту забывшись, я что есть сил припустилась по дорожке из гравия к крыльцу. Слёзы текли по щекам, я громко всхлипывала, некрасиво, как в детстве, растягивая рот.
— Девушка, вам нужна помощь? — обратился ко мне сбитый с толку отец. — Дорогая, зайди в дом. Тебе не стоит волноваться, — он открыл перед матерью двери.
Она выглядела взволнованной и хотела ему что-то возразить.
— Позаботься о Гермионе, — опередил её отец.
На секунду я потеряла дар речи, силясь понять, как они могли помнить моё имя.
Мать приподнялась со скамьи, откинула плед. Я сразу же заметила округлившийся живот. Вмиг всё стало на свои места. Отец говорил вовсе не обо мне. Мать погладила живот, повернулась спиной и зашла в дом под его укоризненным взглядом. Я ловила каждое её движение, всматривалась в каждую чёрточку её лица, и, казалось, смотрела бы вечно, но дверь закрылась, ко мне повернулся отец.
— Присядьте, — он указал рукой на лавочку, на которой только что сидела мать. — Нужно вызвать полицию? — спохватился он.
Я отчаянно замотала головой из стороны в сторону, давясь слезами.
— Да что стряслось? — отец начинал терять терпение.
Я зарыдала вслух, повалившись на него.
— Девушка, минуту, я принесу валерианы. Только, прошу вас, тише. Вы так некстати … застали мою супругу. Видите ли, она очень мнительная и без того, а сейчас ещё и беременна... — отец старался быть как можно более корректным. Но было понятно, что его лепет предназначался только для того, чтобы заставить меня замолчать, а лучше — исчезнуть.
Когда он вошёл в дом за успокоительным, я рывком встала и что есть мочи припустилась по улице.
У родителей всё вернулось на круги своя. У них должна была родиться маленькая Гермиона — единственная недостающая составляющая их жизни после моего ухода. Им вовсе не был нужен магический мир с его послевоенным временем, тяготами утрат и бесконечно долгим трудом во имя возрождения былой жизни. Да, пожалуй, в тот памятный день, когда я ушла с Гарри и Роном, свою дочь они потеряли навсегда. Приобретя меня сейчас, они потеряли бы ещё больше.
Я в который раз дивилась тому, как всё-таки легко заставить себя что-либо сделать. В тот момент нужно было всего-лишь передвигать ногами, чтобы сохранить счастье и покой своей семьи.

Глава 3

Я неспешно возвращалась из Косого переулка, купив все необходимые ингредиенты для Морфеева зелья. Это была обычная поздняя лондонская осень. В туфлях хлюпала вода, тонкие струйки стекали по волосам и мантии. Порывы холодного ветра сбрасывали с головы капюшон. Я шла и всматривалась в светящиеся окна чужих квартир, испытывая странную смесь горечи и спокойствия. В свете фонарей был виден густой туман. Казалось, если открыть ненадолго одно из этих окон, то туманом наполнится вся комната, постепенно он станет осязаемым и задушит, придавив к полу. Я ненавидела осень. Благо, это был последний ноябрьский день.
Я отперла дверь и, не зажигая свет, прошла к окну. Эту квартиру я арендовала на третий день после памятной встречи с родителями. Найти её мне помог Том, хозяин «Дырявого котла», в котором я жила до этого. Квартира находилась на отшибе Лондона, окна её выходили на заброшенный парк, да и комната в ней была всего одна, служившая одновременно гостиной, прихожей и спальней. Но всё же это был лучший вариант из того, что можно было найти в столь сжатые сроки. В ней было всё необходимое: старый круглый стол возле окна, одноместная кровать справа от него, накрытая потёртым пледом, два стула и вешалка у входа. Жилую комнату от кухни отделяла арка почти во всю стену. То, что комнаты были настолько маленькие, а также тот факт, что хозяйкой была соседка слева, наталкивал на мысль, что эта, так называемая, квартира — всего лишь отделённые от соседней гостиная и кладовка. Последняя служила санузлом. Назвать это место ванной не поворачивался язык.
Я высыпала на стол оставшиеся в карманах монеты: 1 сикель, 3 кната — до конца недели должно хватить. После войны я не испытывала материальных трудностей, но тратила деньги очень экономно. Я и сама не знала, для какого такого особого случая берегла их. Казалось, просто оставляла на лучшие времена, когда они смогут принести и пользу, и удовольствие.
Я повернулась лицом к зеркалу: спутанные грязные волосы, серая кожа, непривлекательная худоба, старые потёртые джинсы и растянутая розовая толстовка на молнии. Надобности поддерживать красоту не было. Кроме как в Косой переулок за ингредиентами для зелий и за продуктами в лавку через дорогу, я никуда не выходила. О том, чтобы устроиться на работу, я даже не думала. И дело было вовсе не в том, что мне было сложно её найти.
Буквально на следующий день после победы над Волан-де-Мортом, не успели мы ещё похоронить погибших в битве за Хогварст, ко мне начали слетаться десятки сов с предложением заработка. Вопиющая бестактность торгашей и прочих желающих разжиться кучей галлеонов на моём имени поначалу ужасно злила. Мадам Малкин предлагала стать лицом её осенне-зимней коллекции мантий. Поступало множество предложений из Минестерства занять руководящие посты, но я прекрасно понимала, что назначение Героини Войны начальником отдела становилось для чиновником своеобразным иммунитетом и моего непосредственного вмешательства в работу не предполагало, а скорее наоборот.
Дело было совсем в другом. Страшное проклятие — потерять вкус ко всему. Всё то, что раньше было важным, теперь стало лишним и чрезмерно обременительным. Набор механических действий, расположенных в определённой последовательности, в совокупности составляющих жизнь. Мне непонятно было предназначение жизни в целом, потому что я не любила её. И никто не мог убедить меня в том, что всё это имеет какой-то смысл, потому что никто не в силах заставить другого полюбить.

***

Утром я была разбужена стуком в окно. Я с трудом отперла прогнившую оконную раму и впустила в комнату большую, холёную сову. Конверт был скреплён министерской печатью. Ожидая очередного предложения временно побыть клоуном, я раскрыла его. По тону письма не сложно было догадаться, что сам Кингсли, хоть оно и было составлено от его имени, не имел к нему ни малейшего отношения. По всей Англии проводились послевоенные реконструкции, поэтому, разумеется, времени на составление писем у Министра не было.
В письме же значилось, что меня как человека уважаемого и, бесспорно, высоконравственного Министр магии имеет честь пригласить для участия в качестве присяжного в судебном рассмотрении, так называемых, «дел Пожирателей смерти» и содействия вынесению справедливого приговора. Далее излагалось требование сообщить своё решение до 9 часов следующего дня (чтобы без промедления приступить к выполнению обязанностей) во избежание принудительной доставки для дачи разъяснений относительно причины несвоевременного оповещения и, собственно, самого предложения.
Дело в том, что сразу по окончании войны Министерство, пытаясь восстановить авторитет, всеми возможными способами привлекало к сотрудничеству Героев Войны, родственников погибших, пострадавших и просто тех, кто оказал посильную помощь в борьбе против Волан-де-Морта. К тому же, после смерти Темного Лорда больше ничего не опасавшийся люд дал волю своей мстительности. Смена одного Министра не изменила всей системы. Министерство не гнушалось применять весьма популярный в те времена поцелуй дементора к Пожирателям. Причём, как выяснилось позже, многие из осуждённых совершали злодеяния под действием Империуса. Порой осуждали совершенно непричастных, стараясь улучшить отчётность. В стране царил полный хаос. И потому не возникало ни малейших сомнений, что моё наличие среди присяжных рассматривалось как залог однозначного ожесточения наказания, а следовательно, повышения уровня популярности Министерства, и не более.
Я оставила письмо на столе и, глубоко погрузившись в собственные мысли, поплелась на кухню. Взмахнула палочкой, отправив чайник на плиту, пробормотала «Инсендио», призвала из пустого шкафчика заварку и вернулась за стол уже с чашкой чая в руках. Яркие лучи декабрьского солнца освещали комнату, ветви дерева, росшего почти у самого окна, отбрасывали тень на полированную поверхность шаткого стола. Я отхлебнула чай и принялась задумчиво перечитывать полученное письмо.
Благодаря рассказам Гарри мне совершенно ясно представлялась картина «справедливого» суда над обвиняемыми: тёмная круглая комната, дементоры, ужас на лицах подсудимых, сдержанное ликование чиновников. В последнее время приговор часто приводили в исполнение на месте: камеры Азкабана были переполнены. Затем тела просто выносили из зала суда, позволяя родственникам забрать их.
Я призвала пергамент и перо, чтобы написать ответ. Но это был не единственный сюрприз на сегодня. Не успела я черкнуть и пару строк, как снова раздался стук в окно. Серая сипуха держала в клюве конверт с сиреневой печатью.
Нынешний директор Хогвартса Минерва МакГонагалл сердечно приветствовала меня (насколько считала это допустимым в официальном письме) и приглашала со следующего семестра занять должность преподавателя трансфигурации и, следовательно, декана Гриффиндора в связи с тем, что, как показала полугодовалая практика, она не в силах совмещать все должности лично.
Решение было очевидным.

Глава 4

Утро следующего дня выдалось солнечным и холодным. Ёжась, я плелась по Косому переулку. Стараясь отсрочить момент приближения к цели, я свернула во «Флориш и Блоттс». «Чудовищная книга о чудовищах», «Основы защиты от темных искусств», «История магии» Батильды Бэгшот… В школьные годы учебники были ключом к разгадке любой тайны. Всё, что требовалось, это найти нужную страницу, и ты уже знаешь, как поступить. Перед глазами замелькали воспоминания бесконечных поисков в библиотечных книгах нужной информации, гостиная Гриффиндора, огонь в камине, дремлющий над «1000 магических растений и грибов» Рон… В последнее время я предпочитала Ремарка.
В зал суда я вошла последней. Там меня ожидало «приятное» новшество — ни одна скамья не пустовала. Желающих поглазеть на расправу не останавливало даже присутствие дементоров. Я немедленно вызвала Патронуса и прошла к единственному пустому месту справа от главенствующего на заседании судьи. Обошлись без формальностей: Перси просто кивнул мне. Я не знала, чего ожидать. Фред умер у него на глазах. И назначить его судьёй было очень опрометчивым шагом со стороны Кингсли, хоть и вполне предсказуемым: Перси имел большой опыт работы в Министерстве.
— Слушается дело Люциуса Малфоя. Прошу ввести подсудимого в зал суда, — громко объявил секретарь.
— Какая удача, стало быть, — подмигнул мне Перси. — Не так ли, Гермиона?
Я не была готова к такому повороту событий. Но едва осознав суть предложения, получено вчера, я уже знала, какое решение приму. И теперь мне ничего не оставалось, кроме как выполнить его.
Секретарь огласил список военных «заслуг» Люциуса. Затем настал черёд Перси:
— Люциус Малфой, вы согласны с выдвинутыми против вас обвинениями?
В зале мгновенно воцарилась тишина.
— Я как основатель благотворительного фонда помощи жертвам Второй магической войны, бывший член попечительского совета школы чародейства и волшебства Хогвартс, неоднократный делегат Министерства на международных конференциях со всей честностью и благородством, свойственными почтенному, чистокровному роду Малфоев, заявляю, что всё это полная… — Люциус выдержал эффектную паузу, — ложь.
Перси пришёл в ярость. Люциус, наслаждаясь произведённым эффектом, саркастически улыбнулся. Красный до кончиков ушей от такой наглости, Перси минуту пытался найти подходящие слова. Мне стало понятно, что Люциусу заранее известен исход дела, точнее выражаясь, он был очевиден, поэтому, стараясь покончить со всем этим, как ему казалось, достойно, он ничем не рисковал.
— Итак, ты как лживый трус, подлец и перебежчик имеешь наглость отрицать?! — Перси, наконец, нашёлся, что ответить.
— Перебежчик, — будто что-то припоминая, протянул Люциус. — До боли знакомое вам слово, не так ли, господин судья? — Перси вспыхнул от ярости. — Искупаете собственные грешки перед собой же или перед покойным братом? Вся суть состоит в том, чтобы не бежать на сторону противоположную той, на которой твоя семья. Усвой этот урок, мальчишка, — выплюнул он.
Перси сорвался с места и вмиг очутился лицом к лицу с прикованным к креслу Люциусом.
— Что ж, думаю, ничто не мешает нам привести приговор в исполнение немедленно, — прошипел он.
В дальнем конце зала вскрикнула женщина — Нарцисса. Рядом с ней стоял бледный, бледнее обычного, Драко. Безотрывно глядя в одну точку перед собой, он наощупь нашёл в кармане пиджака платок и молча протянул его матери. Я быстро перевела взгляд. Было выше моих сил видеть, как человек гибнет на глазах у собственных жены и сына. В следующий миг дементоры ринулись к Люциусу, стали терзать его, высасывая радость. Толпа, наконец, осознала, что происходит, и плач Нарциссы потонул в воплях ликования.
— Ваша честь! — прокричала я, стараясь перекрыть гул толпы. — Ваша честь, позвольте обратиться, — сказала я уже спокойно, предварительно применив Силенцио.
Дементоры, почуяв неладное, заметались, стараясь быстрее привести приговор в исполнение, и уже обхватили голову Люциуса и разинули пасти. Перси повернулся ко мне. На его лице читалось недоумение.
— Я думаю, что всё же кое-что мешает нам привести приговор в исполнение немедленно.
Перси махнул дементорам рукой, заставляя остановиться, и гневно воззрился на меня, ожидая вразумительного объяснения.
— Мы не провели процедуру голосования, ваша честь.
Минуту в зале стояла гробовая тишина: присутствовавшим понадобилось время, чтобы вспомнить об истинной цели нашего пребывания здесь. Перси нечего было возразить.
— Что ж, пойдём простым путём, — он усмехнулся. — Те, кто «против», поднимите руки.
Чуда не произошло. Я была одной из немногих. Я мельком взглянула на голосовавших: не исключено, что двое из них находились под действием Империуса. Без сомнения, остальные были куплены. Перси онемел, увидев мою руку. Минутное замешательство стоило ему ещё нескольких голосов. Заметив мою руку, некоторые ещё неопределившиеся присяжные принимали мою сторону. Всё-таки я пользовалась в магическом мире неопровержимым авторитетом. И всё же, как мне показалось, голосов было мало.
— Теперь, мисс Грейнджер, нам ничего не мешает, я надеюсь? — с наигранной любезностью обратился ко мне Перси.
—Вы забыли о тех, кто «за», ваша честь.
— Прошу. Вы её слышали, — перешёл он на крик.
В воздух взметнулось приблизительно равное количество рук. Секретарь, подсчитывавший голоса, в замешательстве обернулся к Перси. Тот сдвинул брови и, тыча пальцем, стал самостоятельно пересчитывать руки. Воцарилась тишина. Присяжные переглядывались друг с другом. Всё ещё слышался плачь Нарциссы. Внезапно из зала раздался возглас: «Оправдан». Поднялся неимоверный шум: присутствовавшие изумлялись произошедшему, неистовствовали или просто обсуждали увиденное.
Чтобы избежать разговора с Перси, я заспешила к выходу, по пути огибая кресло, предназначенное для подсудимых. После неудавшихся поползновений дементоров Люциус был без сознания. Я мельком глянула в дальний конец зала: Нарцисса бросилась вниз по ступеням к мужу, Драко всё ещё смотрел впереди себя, постепенно осознавая произошедшее. Его заметно трясло, мышцы лица подрагивали. Через мгновение он резко опустился на скамью и обхватил лицо руками.
Я свернула в коридор, ведущий к лестнице на девятый уровень, и что есть мочи припустилась прочь.

Глава 5

Когда я трангрессировала в свою квартиру, солнце уже почти опустилось за горизонт. Я резко села на кровать. Меня пробирала мелкая дрожь.
Для Люциуса идея чистокровности вовсе не была самоцелью, а жестокость — способом самовыражения, как для Беллатрисы. И будь то Люциус или же любой другой Пожиратель, уже не было никакого смысла в том, чтобы убивать его. Азкабан послужил бы вполне справедливым наказанием. Но Перси даже не рассматривал заключение, как возможную кару, проиграв сегодня всё.
Мерлин, и сколько ещё раз мне придётся спуститься в зал суда №10, чтобы исполнить всё, что было в моих силах, для спасения жизни собственных врагов? Хотелось схватить пергамент и чернила и отправить сову Гарри с просьбой не оставлять меня одну в этой неравной схватке с ожесточённой и потерявшей последнее сострадание толпой. Но вчера утром Гарри, наверняка, получил такое же письмо из Министерства, что и я. И если он смог отказать им, то мне он вряд ли отказал бы, поэтому было бы чудовищным малодушием просить его делать то, чего он, очевидно, не хочет. Похоже, даже он после всего произошедшего не смог пересилить себя.
Внезапно распахнулась дверь. Очевидно, погружённая в собственные мысли, я забыла её запереть. На пороге стоял Драко Малфой. Я рывком встала с кровати, нащупывая в кармане палочку.
— Я пришёл высказать благодарность от имени своего отца и всей нашей семьи. Сейчас он в больнице Святого Мунго, поэтому не может сделать это сам, — он говорил сухо и быстро, явно стараясь покончить с этим как можно скорее.
Его лицо я видела плохо: ослеплённый лучами закатного солнца, он прикрывал глаза одной рукой. Осознав, что опасаться нечего, я повернулась к окну, чтобы задёрнуть шторы.
— Не смей поворачиваться ко мне спиной, когда я говорю с тобой, грязнокровка, — прошипел он.
Я застыла от такой чудовищной неблагодарности. Похоже, мой сегодняшний поступок остался для него незамеченным. Я начинала закипать. Хотя, по правде говоря, мне было безразлично, поблагодарит он меня или нет. Я делала то, что была должна, и вовсе не ради такого «приятного» бонуса.
Нащупав палочку, я резко повернулась к нему, желая наградить Ступефаем или же чем-то менее безобидным, — я ещё не решила. Но он уже стоял в шаге от меня, больно схватив за руку, в которой была палочка.
— Час назад я едва не потерял отца навсегда. И он попросил меня сказать тебе эти поганые несколько слов. И усвой своей тупой грязнокровной башкой, что я их скажу, даже если буду говорить уже с твоим трупом, — только Драко Малфой умел говорить «спасибо» так долго и так мучительно, причём для нас обоих.
— В общем, ты уяснила цель моего визита, — он не стал повторяться.
Не понятно, почему он не ограничился первыми двумя предложениями и сразу же не отбыл восвояси. Мне стало смешно.
Уже на пути к выходу Малфой обернулся и окинул комнату презрительным взглядом. Я сжалась от стыда за своё скромное жильё.
— И что же теперь мешает вам жить счастливо, победители? — последнее слово он выплюнул.
Затем демонстративно вытер ноги о коврик перед выходом из квартиры. Я всё-таки выпустила в него Ступефай, но Малфой уже пересёк порог и трансгрессировал.
Я в гневе заметалась по квартире. Люциус оставался верен себе: соблюдение формальностей было для него не менее важным, чем, пожалуй, десяток магловских жизней, не то что одна моя. Я грустно усмехнулась собственной глупости. Общественность начала мстить Пожирателям, только когда была полностью убеждена, что у них не осталось ни единого шанса защититься или бежать. Это не была война, пусть даже самая грязная и нечестная. Это была расправа над уже поверженными. И глупо было ожидать от Пожирателей раскаяния или готовности к примирению. А единичные случаи их сопротивления растравляли общественность ещё больше. Опьянённая собственной силой, она так же не слышала и не желала слышать призыва к примирению. Сейчас моя затея казалась попросту абсурдной.

***

На улице уже было темно, когда раздался стук в окно. Ещё одной благодарности от Малфоя я бы не вынесла, даже в письменном виде. Я глубоко вздохнула, опуская руки в успокаивающем жесте, и зажгла свет. На подоконнике сидела серая школьная сипуха.

«Дорогая мисс Грейнджер,
Ваш отказ меня нисколько не обидел, хотя я огорчена, что не смогу работать с Вами рука об руку в Хогвартсе.Но я горда тем, что моя воспитанница имеет силы выполнить свой долг перед общественностью и остаётся верной себе даже в эти нелёгкие времена.
Примите мои искренние пожелания терпения, жизнестойкости, твёрдости и последовательности в решениях. Действуйте словом, а не силой. Так Вам, наверняка, посоветовал бы покойный Альбус Дамблдор.
И помните, что двери Хогвартса для Вас всегда открыты.

С уважением, Минерва МакГонагалл.»

Дочитав, я положила письмо на стол, постояла ещё немного, опираясь о него руками и закрыв глаза, затем отправилась чистить мантию для завтрашнего похода в Министерство. Покончив с этим, вернулась в постель, но сон не шёл. В голове всё ещё эхом отдавались слова Малфоя «что же теперь мешает вам жить счастливо, победители?».
По окончанию войны я неоднократно пыталась возродить это чувство. То острое ощущение счастья, которое, порой, вызывало слёзы. Для того, чтобы его испытать, не нужно было лишней атрибутики или особого повода. Оно появлялось совершенно внезапно, но было явственным и неоспоримым. Это не было простым осознание того, что на данный момент всё именно так, а не хуже, как могло бы быть. Это было будто сбивающее с ног ощущение жизни, красота окружающего мира, проступившая самыми яркими красками. Можно бесконечно оправдывать его отсутствие тем, что мы прошли войну, вешать на себя ярлык потерянного поколения. Но ведь были моменты, когда я испытывала его даже в военные времена. Суть была совершенно в другом — прошло детство. Конечно, было бы кощунством сравнивать войну и зрелость, но они имеют неоспоримое сходство. Они калечат: война — тела, зрелость — души. Они убивают: война лишает жизни, зрелость — её ощущения. После войны я насильно «давила» это чувство из себя, я обессиливала в попытках, но тщетно. Испытываемое было не более похоже на прежнее счастье, чем искусственные цветы похожи на живые. Детство ушло навсегда, а вместе с ним и прежняя я.
За этими мыслями я и сама не заметила, как заснула.

Глава 6

Последовала череда судебных заседаний. Каждый раз я брела по тёмному коридору в зал суда № 10, каждый раз приходила последней, каждый раз ёжилась при виде дементоров на входе и каждый раз поднимала руку, голосуя «против». Казалось, Перси уже перестал удивляться тому, что мы не союзники, и теперь просто смотрел на мою руку с холодным презрением. Судя по тому, что я перестала получать редкие письма из Норы, миссис Уизли уже знала и теперь относилась ко мне не иначе, чем Перси. Отношение остальных Уизли было для меня загадкой, но я верила в благоразумие Артура, доброту Джинни, бесхитростность Рона и уповала на то, что по прошествии необходимого времени они примут мою сторону. Гарри же, тот самый Гарри, который когда-то спас жизнь Хвосту, убийце своих родителей, я знала, оставался на моей стороне.
Я по-прежнему замечала в числе присяжных нескольких находящихся под действием Империуса. Были те, которые стабильно голосовали «против», когда судили родовитых Пожирателей, и «за» во время суда над «пешками». Я не сомневалась, что они куплены, и весь этой театр только для того, чтобы их не разоблачили. Были же среди присяжных и мои единомышленники: одних я сумела убедить, другие изначально не были кровожадны. Но не это я считала своим главным достижением за прошедшее время. Мне удалось вернуть в зал суда Свод законов.
Сразу после назначения Министром Магии Кингсли распорядился поменять весь судейский состав Визенгамота. Помня о случившемся с Пием Толстоватым и многими другими министерскими работниками, он опасался, что судьи тоже могли быть под действием Империуса. Нужно отдать ему должное: такая стремительная смена состава затруднила отступление Пожирателей, но только сначала. Ничто не мешало им купить нынешних судей или же, использовав оставшиеся связи, применить Империус. И если прежние члены Визенгамота, почтенные, образованнейшие старцы, хотя бы имели понятие о Своде законов магического мира, то нынешние псевдосудьи мало что в этом понимали. Поэтому мне приходилось нередко допоздна засиживаться дома за Сводом, квалифицируя содеянное Пожирателями, чтобы позже выступить с «оправдательной», как выражался Перси, речью. Так несколько раз осуждённые были приговорены к пожизненному заключению. Но и это уже было победой.
В очередной раз я сидела в своей квартирке за шатким столиком, обложившись многочисленными книгами и листая Свод законов в поисках прецедента или же статьи, способной оправдать Стэна Шанпайка. Шансы у бедолаги были невелики. Стэн был вовсе одинок, и Эрни был единственным, кто собирался свидетельствовать в его защиту. А Пожиратели не стали бы лишний раз навлекать на себя подозрения столь гуманным решением суда. Откровенно говоря, им было безразлично, что случится с Шанпайком.
Раздался негромкий стук в дверь. Я оторвалась от книги, гадая, кто мог прийти так поздно. Было около полуночи. Видимо, хозяйка квартиры проверяла, всё ли в порядке. Я всё же взяла палочку, подошла к двери и спросила: «Кто там?». Но ответа не последовало. Постояв немного в нерешительности, я всё-таки отперла дверь и застыла в изумлении. На пороге стоял Драко Малфой. Он едва заметно улыбнулся.
— Разрешишь войти? — Малфой был сама учтивость.
Всё ещё пребывая в замешательстве, я повиновалась, давая ему пройти.
Нужно сказать, что выглядела я ужасно: круги под глазами от ночных бдений за книгами, растрёпанные волосы, руки в чернилах.
— Малфой, тебя пока что не судили, так что я не вижу повода для очередной благодарности. Хотя и не обещаю, что меня будет за что благодарить, — я, наконец-то, нашлась, как отреагировать на его приход.
— Да ладно тебе. Неужто святая Грейнджер не сможет совладать со старыми обидами и пощадить доброго, но заблудшего Драко Малфоя? — его явно забавляло моё замешательство и смущение.
Он прошёл за стол и вальяжно уселся на один из стульев.
— Прекрати. Не лучшее время для визитов, знаешь ли. Так что говори, что хотел, и проваливай, — я редко одерживала победу в словесных дуэлях с Малфоев ещё со времён школы, поэтому решила сразу перейти к делу.
— Странно, а я думал, что тебе будет весьма не на руку особенно в свете твоей последней бурной деятельности, если бывший Пожиратель заявится сюда среди бела дня с букетиком ромашек и пирожками к чаю.
Я скорчила рожу.
— Ладно, к делу так к делу, — он вмиг стал серьёзен. — Мы наблюдали за тобой довольно продолжительное время. Знаешь ли, слухами земля полнится. И пришли к выводу, что оправдание моего отца не было единичным актом милосердия с твоей стороны.
Малфой был по-прежнему бледным, круги под глазами говорили о недосыпании, но в противовес мне он выглядел хорошо: как всегда, тщательно отутюженная домовиками мантия, фамильный перстень на пальце.
— Эй, Грейнджер, ты ещё здесь? А я ведь говорил, что нужно посылать к тебе Гойла, иначе ты можешь потерять дар речи от моей ослепительной красоты и так и не вымолвить ни одного слова.
Я оторвалась от созерцания его наглой физиономии, злясь на саму себя.
— Пожиратели хотят сотрудничества, — продолжил Малфой.
Я онемела, но всё же опустилась на стул напротив него.
— Я же сказала, чтобы ты переходил к делу, Малфой, а не развлекал меня шуточками, к тому же весьма сомнительного качества.
Он тяжело вздохнул, закатывая глаза.
— Я знал, что это будет непросто. Ну, давай же, сообрази своей умненькой головой. Наверное, не очень приятно быть неуверенной до последнего момента в исходе дела. Ты не знаешь, кто «свой», а кто «чужой». Мы же предоставим тебе необходимую информацию. От тебе требуется только делать то, что ты делаешь, и по возможности повлиять убеждением или чем там у вас, гриффиндорцев, принято, — он опять закатил глаза, — на других, чтобы повысить вероятность оправдания. После же вовремя нас оповестить о результатах.
Повисла пауза. В первые мгновения я готова была залепить ему пощёчину. Сотрудничество с Пожирателями! Невиданная наглость — предлагать мне его. Но не в их ли пользу я действовала всё последнее время? Сейчас в защите нуждались именно они. И, пожалуй, уж такова была моя сущность, я вынуждена была согласиться. Преимущества были очевидны.
— С этим разобрались. — Я выдохнула. — Но какова твоя выгода, и с каких это пор ты стал дипломатом?
— Мой отец говорит, — он едва заметно вздёрнул подбородок,— что крайне неразумно было бы обрывать род Малфоев из-за Второй магической войны, поэтому, чтобы последующие поколения и мы в том числе могли жить на наших землях,— «наших» он подчеркнул, — мы не хотим остаться одни в решающий момент. Сотрудничая с проигравшими, имеешь меньше шансов, но всё же имеешь их. Вскоре после падения Тёмного Лорда мой отец созвал уцелевших Пожирателей и предложил им своё покровительство в обмен на сообщённые и целенаправленные действия. Это первое. Второе: как ты понимаешь, после оправдания было бы неразумно ему лично прибывать к тебе с предложениями такого рода, поэтому временно я заменяю отца.
Я молчала.
— Пойми, Грейнджер, Пожирателям нужны пути для отступления, не более, — он впервые за всё время разговора посмотрел на меня. — Вот имена тех присяжных, о которых тебе беспокоиться не стоит.
Он положил пергамент на раскрытый Свод законов.
— Дело Стэна Шанпайка, кажется, на очереди? Статья 1989. В этом древнем Своде, — он хмыкнул, — можешь не искать: внесена буквально на следующий день после окончания войны. Как понимаешь, мой отец побеспокоился о многом заранее, — Малфой самодовольно ухмыльнулся. — Запоминай, Грейнджер: «Поручительство Героя Войны или другого благонадёжного сторонника правых сил во Второй магической войне как основание для помилования». Пусть этот водитель, Эрни, кажется, поручится за Шанпайка. Это единственно возможный способ. Мы руку прикладывать к этому не будем.
Он развернулся и стремительно зашагал к двери. Не дойдя двух шагов, Малфой остановился и, не оборачиваясь, сказал:
— Сведения будешь передавать через меня. И обзаведись, наконец, камином. Совиная почта не самое надёжное средство связи.
Через мгновение раздался щелчок трансгрессии.

***

На следующий день заседание длилось непривычно долго — несколько часов. Стэна оправдали: Эрни поручился за него.
Когда же я уставшая и измождённая около полуночи вернулась к себе, то застала на пороге домовика в полотенце с фамильным гербом Малфоев. Эльф пропищал, что хозяин Драко велел ему получить разрешение на то, чтобы соорудить в моём доме камин. Я мигом добилась от хозяйки согласия (похоже, она даже была рада такой очевидной прибыли: съём квартиры с камином стоил гораздо дороже) и впустила своего гостя. Вскоре прибыли другие домовики. Эльфийская магия действительно творила чудеса. И к вечеру у стены причудливым образом красовался резной камин в стиле Елизаветинской эпохи. Я усмехнулась поразительной наивности и добросовестности этих домашних помощников. Похоже, иначе работать они попросту не умели. Столь неуместный в моей квартире, камин всё же понравился мне. Я наложила на него несколько заклятий от непрошеных гостей и начала готовиться ко сну. Перси дал понять, что в ближайшие дни в преддверии Рождества слушания временно прекращаются, поэтому я могла позволить себе такую небывалую роскошь как полноценный сон.

Глава 7

Утром меня разбудил стук в окно. Я нехотя встала, поёжилась и отперла оконную раму. Почтовая сова принесла «Ежедневный пророк». Я дала ей кнат и развернула газету. Почти всю первую страницу занимал снимок изувеченного и лишившегося чувств человека, которого волокли под руки два дементора. Сверху значилось: «Пойман Родольфус Лестрейндж». Я развернула газету.

«Родольфус Лестрейндж, один из наиболее приближённых к Тёмному Лорду Пожирателей, был пойман этой ночью с помощью подложного портала при попытке бежать из Англии.
Слушание дела отложено до завтрашнего дня. По имеющимся на сегодня данным Пожирателю грозит смертная казнь, не применявшаяся со времён Указа о замене смертной казни поцелуем дементора. В списке жертв Родольфуса Лейстрейнджа — Фрэнк и Алиса Долгопупсы, Фред Уизли…».

Стало понятно, чем вызван мой временный отдых. Перси опасался, что я могу воспрепятствовать казни. Оставалось загадкой только то, почему слушание отложено до следующего дня. Мне казалось, что Перси захочет поквитаться с Лестрейнджем на следующий же день после поимки. Закрадывалась мысль, что рассмотрение дела пройдёт всё же сегодня, а прессу ввели в заблуждение, чтобы избежать посторонних глаз ну и меня в том числе.
Я заметалась по комнате в поисках палочки, на ходу одеваясь. Меня ни капли не удивляло, что Лестрейнджа задержали при попытки бежать из Англии. Серьёзно изувеченный во время операции «Семь Поттеров» и лишившийся жены во время битвы за Хогвартс, он вряд ли был в силах бороться за то, чтобы остаться на своих землях подобно тому, как это делали Малфои.
Внезапно пламя в камине вспыхнуло зелёным. Вмиг там показалась голова Малфоя.
— О, Грейнджер, ты уже знаешь. С добрым утром!
Я дивилась, как Малфою удаётся сохранять такой невозмутимый вид в тот момент, когда сейчас, возможно, казнят хорошо знакомого ему человека—мужа тётки.
Я что-то невнятно прошамкала, по привычке прибегая к простому магловскому способу чистки зубов.
— Отправляйся сейчас же к МакГонагалл. Она проходит свидетелем по делу Лестрейнджа. И убеди не давать показания против него. Пусть скажет, что не видела, кто убил пятого или четвёртого, какой он там по счёту, Уизли.
Задача была явно непосильной. В принципиальности МакГонагалл не было равных, как и в честности, впрочем, тоже. Я попыталась возразить, объяснить это Малфою.
— Если не отправишься ты, то придётся мне взяться за это дело, — и с этими словами он исчез.
У меня не возникало сомнений, что он выполнит обещанное, будь то Обливейт или Империус.
Я заметалась по комнате с удвоенной скоростью, вмиг изменив пункт своего назначения.

***

Уже минут через двадцать я стояла на заснеженной дорожке, ведущей из Хогсмида к воротам Хогвартса. Деревня была, как и раньше перед Рождественскими праздниками, пышно украшена. На окнах магазинчика «Зонко» развевались гирлянды, опутывавшие каждого проходившего мимо, двери «Трёх мётел» поблёскивали разноцветными огоньками, даже над входом «Кабаньей головы» появилась вывеска с поздравлением. Всё это убранство было до боли знакомым, но казалось, что по снам, не более. От вида заснеженной деревушки на глаза навернулись непрошеные слёзы. Но не было времени на сентиментальные воспоминания, и я ускорила шаг.
Вскоре уже показался вход на территорию Хогвартса, украшенный двумя вепрями. Я заранее отправила МакГонагалл сову с предупреждением о своём прибытии, поэтому ворота беспрепятственно поддались. Из трубы избушки Хагрида шёл дымок. Я припустилась в направлении главных ворот через подвесной мост. По дороге я почти никого не встретила: большинство учеников отправились домой на Рождественские каникулы. Я распахнула ворота и обвела взглядом холл. Справа неспешно перемещались от одной площадке к другой лестницы, прямо передо мной — двери в Главный зал. Я провела рукой по древним стенам замка.
— Здравствуй, Хогвартс, — едва слышно сказала я.
И только тогда заметила, что передо мной стоят два мальчугана-гриффиндорца, по всей видимости, первокурсники, и смотрят на меня снизу вверх, разинув рты. Я устремилась к директорскому кабинету, едва различая за спиной их шёпот: «Это Гермиона Грейнджер, Героиня Войны».
— Здравствуйте, профессор, — я вошла в кабинет после стука.
МакГонагалл спешно встала с директорского кресла и подошла ко мне.
— Здравствуйте, мисс Грейнджер.
Мы обнялись. Перед глазами замелькали воспоминания: МакГонагалл с распределяющей шляпой в руках, её превращение в кошку в классе трансфигурации, обеспокоенное «Поттер, мы не допустим в школу Того-Кого-Нельзя-Называть, пока вы ищете диадему».
— Профессор, с минуты на минуту в школу прибудет Драко Малфой. Пожиратели хотят помешать Вам давать показания против Родольфуса Лестрейнджа.
МакГонагалл в гневе поджала губы. Но прежде чем она успела ответить, из-за её спины раздался до боли знакомый голос:
— Тогда, пожалуй, беспокоиться не о чем, — прямо над директорским столом висел портрет Дамблдора.
Я подошла ближе.
— Рад приветствовать Вас, мисс Грейнджер. А Вы, как я погляжу, всё та же Гермиона Грейнджер, только взрослая, — и из-за его очков-половинок блеснули проницательные голубые глаза.
— Но тогда хотя бы не пускайте его в школу, — я не знала, как их убедить.
— Не пустить ученика в его же школу? Неслыханная низость, как по мне. А что Вы думаете, Минерва? Двери Хогвартса всегда открыты для его учеников.
— И неслыханная трусость к тому же. Драко Малфой зайдёт в эту школу, если захочет, разумеется, — профессор МакГонагалл была непреклонна.
Мне ничего не оставалось, кроме как попытаться остановить его собственными силами. Возникла неловкая пауза. Мы всегда были преданы друг другу, но никогда не были близки. Я поспешила распрощаться, сердечно обняв МакГонагалл, стараясь этими объятиями передать, как сильно люблю её, кивнула портрету Дамблдора и всё той же дорогой устремилась в обратном направлении. Лестницы меняли направление, я спешила, перепрыгивая ступеньки-ловушки. Во дворе я перешла на бег.
Малфой был возле каменного круга, когда я увидела его. Он шёл навстречу, намеренно не замечая меня. Я опустила руку в карман за палочкой, но она выскользнула: Малфой разоружил меня невербально. Тогда я схватила его за плечи, останавливая, и влепила кулаком в нос с такой силой, что он ударился затылком об один из камней. На секунду мы замерли, в изумлении глядя друг на друга. В этот момент кто-то будто щёлкнул пальцами у меня перед глазами. Шотландские горы, окружавшие замок, солнце, клонившееся к закату, каменный круг. Я увидела это всё будто бы впервые с тех пор, как оказалась здесь сегодня. Я вглядывалась в до боли знакомое лицо застывшего и совершенно сбитого с толку Малфоя. На какое-то едва уловимое мгновение я ощутила себя той самой третьекурсницей, спешившей вместе с друзьями на помощь Клювокрылу. И от того, что теперь всё было совсем иначе, на меня накатила тоска. Казалось, под её тяжестью я упаду. Я смотрела на Малфоя, а он смотрел на меня. И не требовалось ничего говорить. Нам и так были понятны мысли друг друга. Хотелось обнять его и выплакать нашу общую боль.
— Её не переубедить, — сказала я охрипшим голосом.
Он закатил глаза:
— Ну почему вы гриффиндорцы всегда такие упрямые? Зачем создавать себе лишние неприятности, когда всё можно разрешить гораздо проще?
Я побрела в направлении озера к тому дубу, под которым жаркими летними днями мы с Гарри и Роном любили болтать о предстоящих экзаменах, квиддиче и прочих пустяках. Под ногами хрустел снег, такой же звук раздавался за моей спиной — Малфой шёл следом. До самого озера мы не проронили ни слова. Я опустилась на один из камней у воды. Малфой тоже остановился и остался стоять у меня за спиной. Солнце уже наполовину опустилось за горизонт.
— Могли ли мы когда-нибудь подумать, что всё будет именно так? — внезапно сказал он.
Я не поворачивалась. По щекам заструились слёзы.
— Безграничное счастье. Помнишь, Малфой, каково это ощущать его? Такое приходится пережить только в детстве. А что же сейчас? А ведь и сейчас нас окружают все те же радости, которые приводили раньше в небывалый восторг. Так вот все они ничтожны в сравнении с умением восхищаться ими.
— В детстве, — по его голосу было слышно, что он улыбается,— жизнь представляется прекрасной, потому что нам кажется, что мы на всё способны — не знаем границ собственных возможностей равно, как и границ житейских благ. А теперь, Грейнджер, мы знаем. Границ не имеет только неизведанное. Жизнь больше не кажется нам чудесной. Она вполне предсказуема и прозаична.
Он немного помолчал и продолжил:
— Преждевременная зрелость как проклятье. В тебе всё ещё живёт желание чуда, но уже нет надежды. Когда-нибудь в будничной рутине мы потеряем и его, окончательно позабыв о том, какими были прежде и чего желали.
— Я даже не помню тот момент, когда увидела мир иначе. Наверное, это понимание приходит с первым пониманием слова «никогда». Существует нечто, чего тебе не изменить никогда, что бы ты ни сделал. У каждого этот момент наступает в своё время. Будь то смерть или окончательное расставание с близким.
Я повернулась к Малфою, но он уже шагал прочь. Я дала ему возможность скрыться из виду. А затем встала и, последний раз взглянув на закат, побрела в направлении выхода с территории Хогвартса.

Глава 8

Ни вечером, ни сутра я не получила никаких известий от Малфоя. Мне стало казаться, что он решил прервать наше сотрудничество из-за своей минутной откровенности. Поэтому я проснулась и как ни в чём не бывало начала собираться в Министерство, намереваясь явиться на слушание дела Лестрейнджа вопреки воле Перси.
Было ещё раннее утро. В коридоре, ведущем в зал суда № 10, стояла непривычная тишина. Я ускорила шаг. Быть не могло, что они привели приговор в исполнение раньше, чем собрались все присяжные. Я толкнула двери. Никого, кроме домовика, убиравшего зал, не было.
— Вы не подскажите, почему здесь никого нет? — обратилась я к эльфу.
От такой учтивости он весь затрепетал:
— Мисс, слушания сегодня не будет. Мистер Лестрейндж погиб этой ночью в камере. На него напали обезумевшие дементоры.
Я застыла, не веря собственным ушам. Домовик, видя мою реакцию, смутился и, будто оправдываясь, залепетал:
— Решётка в камеру, непонятно почему, оказалась незакрыта, вот они и напали…
— Спасибо, — и я не помня себя кинулась прочь.
На выходе из лифта я столкнулась с Перси. Он весело переговаривался с коллегой.
— Только не говори, что ты непричастен, — прошипела я.
Коллега Перси, почуяв неладное, поспешил удалиться.
— Ты это о чём? — наигранно удивился он. — Не я ведь его убивал, — сказал Перси уже тише.
Он зашёл в лифт и уехал, а я так и осталась стоять, дрожа всем телом и отказываясь верить в услышанное.

***

Я вернулась к себе в квартиру. Дрожь всё ещё не проходила. Я разожгла огонь в камине и села прямо на пол перед ним.
Открытая решётка камеры. Как просто и незатейливо! Перси всё-таки привёл приговор в исполнение на следующий день после поимки. Теперь всё стало яснее ясного. Вне всяких сомнений, судебное слушание было отложено ради прошлой ночи, на протяжении которой Лестрейндж находился полностью во власти Перси. И в которую как раз и был казнён.
Я согрелась и начала понемногу приходить в себя, хотя гнев на Перси всё же было не побороть. Близился Рождественский вечер, и мне предстояло ещё хоть как-то создать атмосферу праздника в моей унылой квартирке, хотя желания праздновать совсем не было. Я сделала над собой усилие и уныло поплелась за веником, решив начать с уборки, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей. Признаться, в домоводстве я не была сильна, поэтому всё делала простым магловским способом. В Хогвартсе незаменимыми помощниками в бытовых делах были домовики, а на летних каникулах дома нам было запрещено колдовать. И даже за то время, пока я находилась в Норе, я не освоила множество заклинаний из этой сферы, что вызывало постоянное негодование миссис Уизли.
Приглашения в Нору на Рождество я не получила, чему и вовсе не была удивлена. Всё, что мне пришло, это открытка от Гарри со стандартным типографским поздравлением. Он никогда не был мастаком выражать свои чувства, но я была благодарна ему и за это. Его же рукой значилась только подпись: «Гарри и Уизли». Последнее слово, бесспорно, было дописано им же с целью хоть как-то нас примирить. Бедняга Гарри. Видимо, его это не на шутку беспокоило. Я покончила с уборкой. На очереди был поход в Косой переулок.
Никакого праздничного стола я, разумеется, не накрывала. Так, любимые пирожные и горячее. И то только потому, что я уже давно как следует не ела. Наступил вечер, и было самое время садиться за стол. Я поставила приборы на одного человека и села. Вдруг мне пришло в голову, что в квартире невыносимо тихо. Странно, но я не замечала этого раньше. По всей видимости, мне следовало заранее побеспокоиться о маленьком волшебном радиоприёмнике, но сразу же полезли в голову неприятные ассоциации с нашими прошлогодними поисками крестражей, Рон, постоянно ищущий нужную волну... Я резко встала и направилась к камину, чтобы разжечь огонь. Звук треска поленьев наполнил комнату, и мне стало немного спокойней.
Я вернулась к столу и принялась за еду, но кусок в горло не лез. Тогда я сделала над собой усилие и с удвоенной скоростью, давясь и кашляя, проглотила всё, что было в тарелке, так, как будто это было какое-то классное задание, за которое Гриффиндору присвоили бы очки, и кому, как не мне, нужно было справиться с ним первой. И вовсе ничего сложного в этом не оказалось. Я отужинала в одиночестве за Рождественским столом — небо не рухнуло, Волан-де-Морт не вернулся…
Раздался стук в дверь. Мне стало не по себе от того, что незваный гость явился именно во время мыслей о возвращении Волан-де-Морта. В тот же миг мне стало противно от собственной трусости. Я быстро вытерла рот салфеткой, смахнула крошки со стола и отперла дверь. На пороге был не кто иной, как Драко Малфой. На десятую долю секунды я даже обрадовалась хоть одной живой душе на пороге моей квартиры в этот вечер.
— Не надеялся тебя застать здесь, — не утруждая себя приветствием, сказал он, растягивая слова.
«Надеялся не застать», — хотелось съязвить мне, но, помня о нашем прошлом разговоре, я решила благоразумно промолчать и просто отошла в сторону, уступая ему дорогу.
Он вошёл, принеся на обуви снег, который тут же таял от жара, исходившего от камина. Мы, как по команде, покосились на лужу, образовавшуюся на полу. Желая преодолеть замешательство, я схватила тряпку и начала усердно вытирать воду.
— Разуйся, пожалуйста. Мантию можешь повесить на вешалку у двери, — сказала я.
Он повернулся к двери. И мне вдруг стало страшно, что он уйдёт. Но Малфой всего лишь последовал моему совету.
— В общем, Грейнджер, Рождество или нет, а мы должны быть во всеоружии уже на следующем же слушании. Вот, у меня здесь…, — и он начал рыться в карманах брюк, поочерёдно доставая мятные леденцы, какие-то мелкие и ничем не примечательные вещицы, которые, по всей видимости, были использованными порталами. — Чёрт, забыл, — и он, не поднимая на меня глаз, продолжал вытряхивать уже пустые карманы.
— Как Люциус? — спросила я, подавляя смех, вызванный его отчаянными попытками оправдать свой визит.
— В больнице всё ещё. С ним сейчас мать.
Повисла неловкая пауза. Я так и стояла с тряпкой в руках, боясь оставить его одного хотя бы на минуту.
— Есть хочешь? — нашлась я. — Небось, в больнице не подают праздничный ужин.
Я повернулась к столу, на котором стояла ваза с тремя пирожными и моя тарелка с объедками. Мы прыснули. Вот уж действительно праздничный ужин!
— Присаживайся. Сейчас всё устроим.
И я, посмеиваясь, заспешила на кухню за оставшейся едой. Благо, арка была почти во всю стену, и я видела его боковым зрением. Он чопорно уселся на один из шатких стульев как раз напротив моего. Я поставила на плиту чайник и подала горячее. Он по-джентльменски обслужил сначала меня, а потом себя. Затем вернулся к двери. Глупо было бы думать, что он уйдёт сейчас, но на сердце всё же заскребли кошки. Малфой же всего-навсего достал из кармана флягу.
— Вот, здесь уже немного осталось, но всё же хоть что-то. Фужеры есть? — спросил он, возвращаясь к столу.
— Сейчас посмотрю. Может, хозяйкины остались.
И я начала рыться в кухонном шкафчике, всё ещё поглядывая на него через плечо. Он сидел, выставив одно острое колено из-за стола, время от времени ёрзая и явно не помещаясь. Я и не заметила, когда он успел так повзрослеть: былая подростковая хрупкость всё ещё просматривалась в нём, но вряд ли её мог заметить тот, кто не знал Малфоя так, как я. Сейчас же он выглядел, как утончённый молодой аристократ, на что указывал не только фамильный перстень на руке, но и его осанка, манеры, простой, но подобранный с изумительным вкусом, наряд: чёрные шёлковые брюки и оливковая рубашка, выгодно оттенявшая его бледность и платиновые слегка влажные волосы. Снег на них уже давно растаял, и теперь они были немного взъерошены, что придавало ему той трогательности, которую порой обретает сильный и уверенный в себе мужчина. Заметив мой взгляд, он мигом поправил причёску.
— Вот, нашла, — я вернулась к столу с одним фужером.
— Что, святая Грейнджер не желает опорочить себя распиванием Огненного виски в компании бывшего Пожирателя? — и он, ухмыляясь, плеснул себе остатки из фляги.
Разговор принимал невыгодный оборот.
— Пожалуй, не буду, — просто ответила я, оставив его «выпад» без ответа.
Малфой же, похоже, остался доволен своей маленькой победой. Мы принялись за жаркое.
— Итак, мои родители в Святого Мунго. Почему же ты…, — он не успел закончить.
— Сама задаюсь вопросом, почему я до сих пор не в дурдоме, — сказала я, смеясь как-то слегка нервно, и, предвосхищая его вопросы, решила ответить быстро и кратко. — Перед тем, как отправиться с Гарри прошлым летом, я наложила на своих родителей Обливейт, рассчитывая на то, что вернусь и сниму его. Теперь же в этом нет никакой надобности. Более того, возникла надобность этого не делать, — я решила не вдаваться в подробности и не говорить о том, что теперь моя мама беременна, поэтому просто уткнулась в тарелку, делая вид, что меня чрезвычайно занимает её содержимое.
Он внимательно посмотрел на меня, вмиг соображая что к чему, отпил из фужера и спросил:
— Куришь?
Я замотала головой, борясь с подступившими к глазам слезами. Он открыл оконную раму. Я поёжилась от ворвавшегося зимнего холода. Затем достал из кармана мантии сигареты.
— Спасибо за угощения, Грейнджер. Привстань-ка, — и он отодвинул от окна стол, затем облокотился о подоконник и прикурил от конца волшебной палочки.
Минуту он молча курил. Я же сидела на застеленной кровати за его спиной, смахивая слёзы.
— Моего отца забрали в Азкабан, когда я был на пятом курсе. Хотя ты, наверняка, помнишь, — сказал он, не поворачиваясь, затем стряхнул пепел, покрутил сигарету в пальцах и через мгновение продолжил. — Тогда он впервые сказал моей матери, что, возможно, когда-нибудь настанет момент, и нам придётся официально отказаться от него: объявить в прессе или что-то в этом роде. Дни тянулись, а он так и оставался в тюрьме. Однажды мать пришла с очередного свидания с ним и сказала, что отец отказался встретиться с ней и велел никого к нему не пускать. Тогда же я впервые задумался о том, а смог бы ли я раз и навсегда отказаться от семьи во имя её спасения. Я долго терзал себя этими мыслями, пока не понял, что не буду знать ответ до тех самых пор, пока такой момент не настанет.
— Я думаю, у него попросту не было выбора, — справившись с голосом, сказала я.
— Но вы же победители. Кому как не вам выбирать, как жить?
Сигарета дотлела в его пальцах, он закрыл раму и повернулся ко мне.
— Ты режешь меня без ножа, Драко, — вздохнула я, уже не стесняясь слёз. — Пойми, у нас никогда не бывает выбора. Человек способен поступить только так, как ему свойственно, и никак иначе. Даже сама жизнь видна нам как на ладони. С нами никогда ничего непредсказуемого не случится, потому что мы знаем, как поступим, ещё до того, как судьба ставит нас перед выбором. Уже вообще ничего не случится и не произойдёт, — и я зажала рот рукой, подавляя всхлипы.
Он стоял и некоторое время молча смотрел на меня, держа руки в карманах.
— Ладно тебе, Грейнджер, ты скоро выйдешь замуж за Уизли, нарожаешь ему кучу рыжих детей, — спокойно сказал он. — Ещё многое произойдёт в твоей жизни. Это с нами, — и он суетливо оголил метку на предплечье, — уже ничего не произойдёт. Мы никогда не отмоем свою репутацию и так и будем доживать врагами народа.
— Вам нечего терять, Малфой, поэтому именно вы вольны делать тот выбор, какой вашей душе угодно, — тихо сказала я.
Он ещё немного постоял, затем прошипел: «Хорошо же ты обо мне думаешь», забрал мантию и хлопнул дверью.
Я вздрогнула от стука, забралась с ногами на кровать и сетовала, что у нас с Малфоем, похоже, так никогда и не получится человеческого разговора, пока огонь в камине не догорел, а я так и не заснула в одежде, не меняя позы.

Глава 9

К утру намело много снега. Я отлежала руку, шея тоже болела. Воспоминания о прошлом вечере вмиг пришли ко мне в голову. Злясь то ли на боль в теле, то ли на себя, я повалилась на кровать лицом вниз. Так я и лежала, вспоминая произошедшее. Меня посетило странное ощущение, что, если Малфой не появится сегодня, то он уже не явится никогда. От этой мысли всё тело почему-то заныло ещё больше. Не было никаких сил подняться с кровати, да, в общем-то, и надобности тоже не было: сегодня, разумеется, никаких слушаний не предполагалось по случаю Рождества, зато в Министерстве намечался банкет, на который я, конечно же, идти не собиралась. Не знаю, сколько я так пролежала, предвкушая ещё один безобразный, лишённый всякого смысла день, желая только одного — заснуть и проснуться на следующее утро. Пока в камине не полыхнуло зелёное пламя, и там не показалась голова Малфоя. Я подскочила.
— Грейнджер, даже не надейся разлёживаться так целый день. Тебе нужно явиться сегодня на банкет.
Я удивлённо уставилась на него, одновременно стараясь пригладить вконец запутанные волосы.
— Там, знаешь ли, — он закатил глаза, — сегодня соберутся все власть имущие, так что не лишним бы было тебе немного разузнать об их планах.
— То есть шпионить? — сама не зная, чему радуюсь, сказала я с напускной возмущенностью.
— О, Мерлин, мне казалось, что всё это мы обсудили ещё в первый раз.
— Во второй, — следуя своей привычной манере, поправила я, припоминая о том дне, когда он явился «благодарить» меня.
Настал его черёд удивляться. Я вмиг залилась краской. И, действительно, почему это я должна помнить о последовательности его визитов?
— Во второй, — просто кивнул он после некоторого замешательства. — Да, и, Грейнджер, я надеюсь, у тебя есть что надеть?
В последнее время я в край обносилась. Я начала перебирать в уме: домашняя растянутая толстовка, такого же вида брюки, деловой костюм, одна весенняя мантия со времён школы и одна тёплая, в которой я проходила всю осень и зиму. Малфой терпеливо ждал.
— Я так и знал, — наконец, не выдержал он. — Знаешь ли, тебе следует выглядеть лучшим образом, — он запнулся, — из возможных в твоём случае, а не как типичный шпион, явившейся на праздник не с целью поразвлечься, а выведать необходимые сведения. Я буду у тебя за час до начала банкета. Надеюсь, этого времени нам хватит, чтобы купить тебе наряд, — и с этими словами он исчез.
Я даже не успела сказать ему, что у меня есть деньги, и в этом нет ни малейшей необходимости. Но тут же смекнула, что так даже лучше. И, как полоумная, забегала по квартире, приводя себя в порядок. Я гадала, был ли это джентльменский жест с его стороны, или же он просто взял на себя все расходы, связанные с делом. Я ринулась к зеркалу завивать ресницы, но глянула на часы. До банкета оставалась ещё уйма времени. Я села на кровать, стараясь успокоиться, но проклятая дрожь в коленях никак не проходила, а в голове крутилась только одна мысль: «Я сегодня увижу его».
— Проклятый Малфой, — громко сказала я и рассмеялась, сама не зная от чего.
За окном кружился снег, на улице всё было белым бело, и мне вдруг показалось, что и в моей квартирке тоже стало как будто светлее.
Я взяла себя в руки и составила в уме чёткий план действий. В этих приготовлениях я и провела остаток времени до его прибытия, между делом сетуя, что так себя запустила.
В назначенное время он прибыл. К тому моменту я уже не могла спокойно усидеть, ожидая его. Малфой смерил меня оценивающим взглядом. Я почувствовала себя на удивление глупо: уложенные волосы, пара косметических заклинаний.
— Вырядилась, как на банкет, — хмыкнул он и протянул руку для совместной трансгрессии.
— Куда мы направляемся? — недовольно пробубнила я.
— В магазин мадам Малкин, — он так и стоял с протянутой рукой. — Ну, мне ещё долго ждать?
— А как мы там появимся вдвоём?
— Грейнджер, давай оставим твои докучливые расспросы на потом, — и он взял меня за локоть.
Мы очутились на самом пороге магазинчика в Косом переулке. Я едва не стукнулась головой о стеклянную дверь. Малфой опять хмыкнул и распахнул двери, пропуская меня вперёд. У меня появилось желание немедленно развернуться и бежать куда глаза глядят. Я и Малфой! Вместе! Покупаем платье! И что после этого обо мне будут думать?
— Ты так и будешь стоять на пороге? — он начал закипать.
— Но как же…? — начала я.
— Послушай, Грейнджер, а чего, по сути, бояться? Ну увидит она нас вместе, ну куплю я это треклятое платье. Я не думаю, что старая барыга захочет лишиться своего постоянного клиента, поэтому рот без надобности раскрывать не будет. Не далее, как вчера я был здесь с младшей Уизли. Ты об этом узнала? Вот видишь. Так что проходи.
Мгновение я смотрела на него, раскрыв рот. Вдруг он громко рассмеялся.
— Какой у тебя омерзительный юмор, Малфой! — только и сказала я.
— К тому же поздно. В магазине никого нет. Так что никто нас не заподозрит в пылкой любви. Или же всё-таки есть в чём, а, Грейнджер? — и он подмигнул, препротивно ухмыляясь.
Я вспыхнула от гнева и резко толкнула двери.
— Здравствуйте, мистер Малфой, — тут же услужливо залепетала мадам Малкин, всё это время наблюдавшая за нашей перепалкой. — Как чувствовала, что прибудет уважаемый гость,— не закрывалась до последнего.
Уже действительно прошло время закрытия.
— Как видела, — пробубнила я, уходя вглубь магазина в поисках наряда.
— Грейнджер, до начала банкета полчаса. Быстрее, или же я выберу тебе платье сам, — послышался за спиной голос Малфоя.
— Что желает юная мисс? — перед моим взором материализовалась хозяйка магазина.
К тому моменту я уже присмотрела сдержанный, но в то же время нарядный светло-серый шёлковый костюм. Но не успела я раскрыть рта, как подошёл Малфой и выудил из груды вечерних платьев какое-то жутко вульгарное бордовое, отороченное мехом и украшенное драгоценными камнями.
— Наденешь это. Сегодня ты должна выглядеть, как обычно, — он подумал и прибавил, — вызывающе и дерзко.
Всё происходящее напомнило мне известную сцену приготовления ко Дню рождения Эшли из «Унесённых ветром», и я впервые за этот вечер рассмеялась.
— Вот этот костюм, пожалуйста, — сказала я, указывая мадам Малкин на свою находку.
Малфой недовольно скривился.
— Ох, Грейнджер, прекрати. Не стоит беспокоиться о благосостоянии самого древнего и богатого рода в Англии. Возьми что-то действительно подходящее для этого случая, и мы в расчёте.
— Вот уж нет, Малфой! Я возьму этот костюм! — заупрямилась я. — Он в меру нарядный. Я смогу его надеть и по любому другому случаю. Так гораздо практичнее, — что бы он понимал, в конце концов!
— Не пойму, Героиня Войны что испытывает какие-то финансовые трудности? — резонно заметил он. — Хотя мне этого, похоже, никогда не понять, — и он принял омерзительно самодовольный вид. — Заверните красное платье,— величественно распорядился он.
— Но это безрассудство, Малфой! — перешла я на повышенные тона. — Серый костюм, пожалуйста.
Мадам Малкин стояла, в замешательстве поглядывая поочерёдно то на меня, то на него. Но всё же манера распоряжаться у Малфоя была отработана годами, поэтому хозяйка магазина взяла у него из рук бордовое, кстати говоря, а не красное, платье, и засуетилась возле прилавка.
— Постой, Малфой, а где же я переоденусь? — осенило меня, и я сдёрнула с вешалки серый костюм, радуясь тому, что теперь мне уж точно никто не помешает, и рванула в примерочную.
Хвала Мерлину, костюм подошёл: длинная прямая юбка струилась почти до самых пят, а блуза, воротник которой застёгивался почти у самого подбородка, была выгодно украшена кружевами. Вот только этот костюм выглядел, как типичный вечерний наряд, а не так, как я рассчитывала. Но менять решение было бы всё равно что признать поражение перед Малфоем. И я накинула сверху мантию, не выходя из примерочной, лишив его возможности позлорадствовать.
— Хвала Мерлину! А я думал, что ты там уснула, — он прошёл за прилавок, чтобы рассчитаться за наряд.
Я же благоразумно заспешила на улицу, подождала Малфоя несколько минут у входа, вспоминая наше бессмысленное препирательство, затем заглянула через стеклянную дверь в магазин, но его там уже не было. Что ж, можно было и самой догадаться, что он трансгрессирует прямо из магазина. Дальше дефилировать вдвоём по Косому переулку не было никакой надобности.
До начала банкета оставалось не так много времени. И я медленно направилась в Министерство, путаясь в юбке на каждом шагу.

***

Я никогда не видела более пышных нарядов, чем на Святочном балу на четвёртом курсе. Поэтому немного переживала, что буду выглядеть в своём костюме немного неуместно на простом банкете. Хотя собравшихся, похоже, это не смущало. «Вот уж действительно только бордового платья не хватает!»,— пронеслось в голове. Похоже, присутствующие выбирали наряд по принципу «чем ярче, тем лучше», а украшения, — руководствуясь правилом «я надену всё лучшее сразу». Подобную безвкусицу было сложно отыскать где-либо ещё. Так что я почувствовала себя немного уверенней на фоне этих разодетых то ли попугаев, то ли сорок.
Покончив с весьма неподходящими для своей миссии мыслями, я взяла с витавших в воздухе подносов бокал и принялась отыскивать взглядом Кингсли. Это была одна из немногих возможностей поговорить с ним насчёт Перси с тех пор, как Бруствер стал Министром. Намереваясь как можно скорее покончить с первой задачей, я начала в уме повторять заготовленную речь и прокручивать все возможные варианты диалога. Но Кингсли стоял в окружении каких-то весьма важных на вид старичков, и я перешла ко второй задаче, решив дождаться своей «очереди» для диалога с Министром. Всё это выглядело до боли комично: я ожидаю возможности поговорить с Бруствером!
Но моё веселье продолжалось недолго: недалеко от меня показалась голова Перси. Он вёл размеренный, но, похоже, весьма увлекательный для него, разговор с несколькими присяжными. Они-то как раз и не входили в число моих единомышленников. Опасаясь попасться Перси на глаза, чтобы не прервать их разговор, я подошла к горячо уважаемой мною коллеге, которая, к счастью, стояла недалеко от мужчин и так же, как и я, в одиночестве попивала шампанское. Мы поприветствовали друг друга, и она начала свой нескончаемый рассказ, как это было ей свойственно. В общем-то ничего удивительного в том, что она до сих пор стояла одна, не было. Вряд ли кто-то ещё мог выдержать этот трёп без особой надобности, хотя, нужно отдать ей должное, человеком она была милосердным. Я изредка кивала в такт её словам, особо не улавливая смысл сказанного, а Перси тем временем в пылу разговора начинал говорить всё громче и громче.
— Так что, уважаемые коллеги, все мы умные люди, к тому же неравнодушные к своим семьям, и прекрасно понимаем, что необходимо исправить ту ужасную несправедливость, которая произошла во время рассмотрения дела Люциуса Малфоя.
Далее последовало переполненное эпитетами описание его злодеяний. Присяжным только и оставалось, что раздуваться от негодования.
— Но ведь нельзя оспорить решение, вынесенное большинством голосов полного состава Визенгамота, — резонно заметил пожилой мужчина.
Как мне было известно, он всегда поступал так, как было разумно, на его взгляд. Как раз он и был одним из «кочующих», как я их называла. Вопрос состоял только в том, что он считает разумным. Или же кто первым его в этом убедит.
— Вы абсолютно правы, как это обычно Вам и свойственно. Пожалуй, самый справедливый судья, господа, — это самый беспристрастный судья, — Перси решил представить его непостоянство и способность легко поддаваться чужому влиянию беспристрастностью, но этим дело не кончилось. — Так выпьем за Вас, — и он поднял бокал.
Меня едва не стошнило.
— Отвратительно, — забывшись сказала я.
— То же самое и я сказала, — поддержала меня неумолкающая собеседница.
Похоже, моя реплика пришлась к месту.
— Верно, оспорить решение в данном случае нельзя, — продолжил Перси, отпив из бокала, — но можно возобновить дело по вновь открывшимся обстоятельствам, — публика затаила дыхание. — Для этого, господа, нынче ночью в поместье Малфоев, местонахождение которого нам любезно открыл ныне покойный мистер Лестрейндж, — Перси скорчил прискорбную мину, — будет направлено два дементора в сопровождении меня лично, — с недавних пор он имел привычку занижать собственную значимость, — чтобы арестовать юного Малфоя. Как Вам известно, завтра ранее обычного в порядке экстренного рассмотрения будет слушаться дело Драко Малфоя. Оповещения присяжным будут разостланы. С той целью, чтобы он не сбежал до слушания, мы его предварительно арестуем, как это позволяет нам закон, — и он кивнул в сторону «беспристрастного» судьи. — Этой же ночью мы оперативно проведём допрос. Если небо соблаговолит, он даст показания против собственного отца. Тогда же мы и пересмотрим дело Люциуса Малфоя.
Не хватало только аплодисментов, чтобы передать воодушевление, написанное на лицах присяжных. Сказать, что я была в гневе, всё равно, что ничего не сказать. Я уже сделала несколько шагов в направлении Перси, намереваясь высказать всё, что думаю, когда вовремя остановилась, сообразив, что лучше ему не знать о моей осведомлённости. Я быстро распрощалась со своей собеседницей, оставив её одну, видимо, только на середине рассказала, и устремилась к выходу. Перси тоже начал прощаться, чтобы, очевидно, быстрее осуществить задуманное. Я рванула в мраморный холл, чтобы скорее добраться домой через камин, но Перси нагонял меня, и я спряталась за статуей в центре зала, пока он не скрылся в неизвестном направлении. Понимая, что рискованно было бы сейчас расхаживать по холлу в поисках камина, поскольку Перси всё ещё мог быть где-то поблизости, я бросилась со всех ног напрямик к лестнице, которая вела к выходу на улицу. Я бежала вверх по ступенькам. Казалось, что они никогда не кончаться. В боку уже начинало колоть, я задыхалась, но сама мысль, что Малфоя этой ночью могут пытать, заставляла забыть обо всём.
Я потеряла минут 10 драгоценного времени, пока выбралась наружу, но даже не это было самым страшным. Я не знала, где искать Малфоя. Совиную почту, как средство переписки, он отмёл в самом начале нашего «сотрудничества». Заявляться через камин в Поместье за секунду до появления дементоров было бы не менее глупо. Слёзы досады подступили к глазам. Мне ничего не оставалось, кроме как трансгрессировать к себе домой.

Глава 10

Растрёпанная и запыхавшаяся, размазывая слёзы и остатки макияжа, я очутилась на пороге своей квартиры. Я толкнула двери, плача уже вслух.
— Грейнджер, застынь, — Малфой вальяжно расселся на подоконнике с сигаретой в руке. — Я хочу запомнить этот момент, чтобы потом раз за разом просматривать в омуте памяти, — и он, посмеиваясь, выбросил окурок в окно.
— Что ты ржёшь, хорёк?! — проорала я срывающимся голосом, бросилась к нему и обняла.
Он так и застыл со слегка приподнятыми руками, как будто обороняясь.
— Эй, послушай, я же говорил, что нужно брать красное. Так что не нужно теперь рыдать, что твой костюм кому-то не понравился.
Я лягнула его по щиколотке и зарыдала пуще прежнего. Всё пережитое за этот вечер да и за последние полгода рвалось из меня горькими рыданиями. Вскоре слёз не осталось, а он так и стоял с приподнятыми руками, не отталкивая меня и в то же время не делая попыток успокоить.
— А теперь выпей воды и давай по порядку, — наконец, сказал Малфой, когда я, боясь поднять на него глаза, отстранилась.
Присев на кровать и безвольно опустив плечи, я поведала ему всё, что узнала в этот вечер. Он молча слушал, сидя на подоконнике и выкуривая одну сигарету за другой.
— Официального оповещения о том, что за мной придут, я не получал…
— Ещё бы! — вставила я, всё ещё не решаясь поднять на него глаза.
— Так что я вправе находиться ночью там, где посчитаю нужным. Переночую в «Дырявом котле», а завтра явлюсь на слушание как ни в чём не бывало, — сказал он и заспешил к двери.
Признаться, после разыгравшейся сцены я бы была даже рада, если бы он поскорее убрался из моей квартиры. Но такова уж была моя сущность.
— Малфой, — позвала я.
Он застыл уже на самом пороге.
— Я думаю, что тебе не стоит сегодня куда-либо выходить. Не застав тебя дома, они начнут искать. Чего доброго ещё в розыск объявят! — зло рассмеялась я. — Косой переулок не самое подходящее место в данном случае.
Он повесил мантию обратно на вешалку и закрыл двери.
— Но мой отец ничего не знает, — в замешательстве он опустил руки. — Я должен предупредить его.
— Сейчас у них нет оснований задерживать Люциуса. Всё, что нам нужно, это предупредить твоего отца, чтобы он по мере возможностей, — я запнулась, — сделал всё то, что делал раньше перед делами «особого» рода. Я пошлю ему Патронуса с оповещением.
— Да-да, — он начал лихорадочно соображать, — но если они поставили там стражу…
— То, думаю, Нарцисса догадалась бы, как нам об этом сообщить, — спокойно сказала я. — Можешь остаться этой ночью у меня. Здесь тебя точно искать не будут, — выдохнула я и поплелась в ванную.
Я оттирала остатки помады, стоя перед умывальником. Нужно сказать, что вид у меня был жалкий. От причёски не осталось и следа, юбка сбилась набок, полы её запачкались. Но всё это меня почему-то смешило, что я списывала на нервное перевозбуждение. Впервые за последнее время я чувствовала какое-то странное воодушевление. От былого упадка сил не осталось и следа. Мне казалось, что теперь, наконец, я занимаюсь чем-то действительно стоящим. В голове роились мысли. Я застыла с тем выражением лица, которое Рон раньше называл «Гермиона-что-то-придумала-и-ей-лучше-не-мешать».
Послышался стук в двери.
— Я отправил Патронуса.
За своими размышлениями я совсем забыла об этом.
— Гермиона, принести тебе вещи, чтобы ты переоделась? Ты, похоже, забыла их взять, когда пошла в ванную. Там какие-то на стуле висят.
Но я бросилась обратно натягивать юбку.
— Я отправляюсь в Нору, — выпалила я, открывая дверь ногой.
— Послушай, то, что здесь одна кровать, вовсе не значит, что ты должна уходить, — покорно пролепетал Малфой. — Не беспокойся, — он запнулся, — в общем, беспокоиться тебе не о чем. Я всё равно не засну, так что посижу до утра вон там, — он указал на шаткий деревянный стул.
Я же лихорадочно накладывала одно очищающее заклинание за другим на полы юбки. Но она, похоже, была безнадёжно испорчена.
— Хотя, если хочешь, то, конечно, — выдохнул он.
— Спасибо, что разрешил, — выпалила я, всё больше раздражаясь в бессмысленных попытках привести наряд в порядок.
Прорычав от злости, я с размаху села на кровать. Малфой молча стоял рядом, излишне театрально заламывая руки. Я рассмеялась.
— Неужели ты думаешь, Малфой, что проведя половину своей жизни в компании Рона, — я вовремя спохватилась и добавила, — и Гарри, в общем, мальчишек, я буду бояться ночевать с тобой в одной квартире?
Он удивлённо воззрился на меня.
— Тогда к чему этот театр? — холодно спросил он, явно раскаиваясь в том, что недавно так правдоподобно разыгрывал смирение.
— Уж кому-кому, а тебе в искусстве актёрской игры нет равных, — парировала я и указала на его всё ещё сцепленные руки. — Я отправляюсь в Нору, чтобы попросить Гарри завтра поручиться за тебя.
Сложно передать словами то возмущение, которое отобразилось на лице Малфоя.
— Но я забыла свой костюм в магазине мадам Малкин. И теперь мне попросту не в чем идти, — закончила я.
— Поттер не станет, — прорычал Малфой.
— Ладно, делать нечего — пойду так, — и я расправила юбку, на которой сложно было не заметить несколько дыр, прожжённых чередой очищающих заклинаний.
— Надень вот это, — сказал он пугающе тихо и направился к вешалке у входа.
— Твою мантию? — хохотнула я, но Малфой никак не отреагировал на мою шутку.
Плечи его были напряжены. Он рывком снял с крючка свою мантию, за которой висел бумажный свёрток.
— Признаться, не так я рассчитывала получить в подарок платье, пусть и жутко вульгарное, и безобразно бордовое, — пыталась я как-то сгладить возникшее напряжение.
Но Малфой даже бровью не повёл. Он так и стоял, безвольно опустив руки и глядя в одну точку. Я представила, что почувствовала бы сама, если бы о моём спасении пришлось просить ныне покойную Беллатрису. Наверное, нужно было его постепенно ввести в курс дела, а не огорошить своим решением ни с того ни с сего. Мы оба понимали, что другого выхода нет: ранее судимому Люциусу суд не стал бы доверять, на прочих Пожирателей тоже надежды не было, так что, если кто и мог поручиться, то только Гарри. Мы оба понимали это, но Малфою осознавать собственную загнанность в угол и беспомощность, конечно, было гораздо больнее. Казалось, что страшное понимание вдруг обрушилось на него в одночасье, согнув его плечи.
— Ты, конечно же, не мог проиграть в той перепалке, — сказала я уже тише и подошла к нему, беря свёрток. — Но, в любом случае, спасибо.
И я чмокнула его в щеку. От него исходил тонкий, едва уловимый аромат дорогого парфюма. Мы встретили глазами и, казалось, будто впервые увидели друг друга за сегодня. Он смотрел на меня спокойно и немного грустно своими серебристыми глазами, затем медленно поднёс руку к моей шее и поцеловал. Он целовал меня протяжно и осторожно, как будто едва касаясь. У него были холодные руки. Я перехватила одну и сжала, стараясь передать ему своё тепло. И мне хотелось, чтобы это никогда не прекращалось, но через мгновение он отстранился. Я ещё раз посмотрела в его глаза. Мы молча стояли друг напротив друга, и всё вдруг стало просто и понятно. Необычайное тепло и спокойствие разливались по моему телу. Как будто всё в одночасье стало на свои места.
— Я переоденусь, — просто сказала я, взяла свёрток и направилась в ванную.
Надевая платье, я ощущала необычайную уверенность в себе. В тот момент я верила в то, что сегодня всё получится, сама не зная почему. Просто потому что иначе быть не могло. Приведя волосы в порядок, я вышла.
Малфой выкуривал уже неизвестно какую по счёту сигарету. Увидев меня, он обернулся.
— Грейнджер, извини.
Как раз этого я и боялась больше всего.Я посмотрела на него умоляюще, стараясь передать во взгляде, как мне хочется, чтобы всё осталось так, как было теперь после нашего поцелуя.
— Извини, что причиняю тебе столько неудобств, — вовремя исправился он.
Я накинула мантию и направилась к двери. Я не знала, целовать ли его теперь перед уходом. Но он отвернулся к окну, бросив мне скупое «удачи».

Глава 11

В Нору я попала быстро: они не меняли охранных заклинаний. Но попасть в дом было не так-то просто. На входе меня встретила миссис Уизли.
— Гермиона, дорогая, здравствуй. Ты к Рону? — и она испытующе на меня посмотрела.
— Да, миссис Уизли, конечно, к Рону и ко всем вам, разумеется, — вынужденно улыбнулась я.
— Проходи, милая, на улице холодно, — и только тогда она отошла в сторону, давая мне пройти, при этом, изображая чрезмерное радушие, засуетилась на кухне.
«Ей бы поучиться актёрскому мастерству у Малфоя», — мелькнуло у меня в голове.
— Сейчас чай поставлю. Пирожки, где мои пирожки? — залепетала она.
Я стояла у дверей и молча наблюдала за ней, ожидая приглашения присесть. Не так-то была не способна к работе эта лицемерная карга, чтобы я полгода торчала здесь накануне, как девочка «принеси-подай».
— Мам, кто там? — первым на лестнице показался Рон.
Он был в пижаме. Было уже очень поздно. Видимо, все уже спали, кроме миссис Уизли, которая, как обычно, придавалась ночному мазохизму.
— Гермиона, дорогой, — елейным голосом пропела она.
Рон рванул мне на встречу, но вовремя умерил шаг под негодующим взглядом матери. Миссис Уизли едва заметно кивнула ему.
— Ну, здравствуй, — холодно сказал он, остановившись за шаг до меня, чему я, признаться, была рада.
— А где же Гарри, Джинни и все остальные? — спросила я.
Меня вдруг охватил страх, что Гарри с Джинни за то время, что мы не виделись, могли перебраться на площадь Гриммо в бывший дом Сириуса, и я зря сюда пожаловала.
— Здесь все. Рождество ведь. Только Перси, бедняга, на задании, — ответила миссис Уизли, всё ещё улыбаясь, а точнее говоря, гримасничая.
Я подавила вздох облегчения. После всего произошедшего я и забыла о том, какой сегодня был день.
— Но, думаю, не стоит беспокоить их сегодня. Они уже давно спят. У вас ещё будет время наговориться, — вперившись в меня взглядом, отчеканила «милая» женщина. — Где твои вещи, дорогая? Пусть Рон поможет тебе расположиться.
— Да, конечно, мама, — и он не в силах больше сдерживаться улыбнулся, схватил меня за руку и поволок по лестнице в свою комнату.
Когда он закрывал за нами дверь, я нервно теребила мантию, надеясь, что разговор не займёт много времени.
— Гермиона, дорогая, — он схватил меня за плечи и резко развернул, — как долго я ждал тебя!
И он припечатался ко мне губами. «О, Мерлин, Мерлин! Пусть он отпустит меня!», — взмолилась я. В общем-то, его поцелуи были привычны мне: привычно неуклюжие, привычно слюнявые. Я всё же нашла в себе силы удержаться и мягко отстранилась. К тому моменту он уже стянул с меня мантию. И теперь его глазам открылось платье.
— О, как ты прекрасна! — запыхавшись, затарахтел он. — Как бутон только что распустившейся розы! — и начал целовать меня в декольтированный вырез.
Краем глаза я заметила на столике возле кровати ту самую книгу по обольщению юных колдуний, экземпляр которой он когда-то подарил Гарри. Я испытала смесь омерзения и жалости к Рону.
— Ты никогда не пробовал читать Ремарка? — я вновь отстранилась.
— При чём здесь какой-то Репак? — похоже, он меня не расслышал. — Ты уже со всеми своими делами справилась и теперь вернулась насовсем? — и он начал бесстыдно меня лапать, прижимая со всей своей немалой силой, как ему, по-видимому, казалось, к груди.
Такая невиданная смесь романтики и похоти вывела из себя окончательно, и я как следует двинула его кулаком в грудь.
— Ты что совсем свихнулся?! — заорала я.
— В чём дело? — он недоумевал. — Я твой жених! — он тоже начинал закипать. — Или ты не моя невеста? — на слове «не моя» он сделал акцент.
«Какая удача, что ты всё ещё намереваешься стать моим мужем!» — негодовала я про себя. Но сразу же гнев сменился жалостью. Рон ничего не знал. Ни Перси, ни миссис Уизли ничего не сказали ему, по-видимому, пощадив.
— Я, значит, убеждаю маму не менять защитные заклинания вокруг Норы, чтобы ты смогла беспрепятственно вернуться, если тебе вдруг заблагорассудится, выбегаю из комнаты на каждый шорох, а ты… — он задохнулся от возмущения, — даже не отвечаешь на мои поцелуи!
Хлопнула дверь напротив. Видимо, мы своим криком разбудили весь дом. Кто-то постучал.
— Рон, хватит сходить с ума по ночам! — послышался полный негодования голосок Джинни. — Дай поспать!
— Джинни! Уйди сейчас же, дура ты конченная! — заорал Рон.
Давно я не слышала подобного тона. Дверь резко распахнулась. На пороге стоял Гарри.
— Послушай, друг, сколько можно говорить, чтобы ты не разговаривал так с моей женой? — спокойно сказал Гарри, хотя на его лице всё же ходили желваки.
Тут Гарри заметил меня и бросился навстречу.
— Будущей женой, Поттер! Рано радуешься! — хихикнула Джинни, которая теперь тоже меня увидела.
Мы обнялись.
— Что здесь произошло? — гневно воззрилась Джинни на Рона, уперев руки в бока совсем, как миссис Уизли. Затем перевела взгляд на моё помятое платье. — Всё ясно, — выдохнула она. — Сколько раз тебе говорить, тролль, как нужно обращаться с девушкой?
Я пришла в восторг от такого меткого сравнения и закусила губу, подавляя смех. Рон отвернулся к окну, гневно раздувая ноздри.
— Гарри, нам, пожалуй, пора, — схватила она жениха за руку и поволокла к выходу. — Гермиона, если что, зови. Я быстро вправлю этому идиоту мозги, — и она ободряюще улыбнулась.
— Я скоро вернусь, Джинни, — Гарри выдернул руку.
Я мысленно поблагодарила Мерлина. Гарри всегда был на удивление прозорлив и быстро смекнул, что причина моего столь позднего визита вовсе не желание лобызаться с Роном. Джинни молча закрыла за собою дверь.
— Прости, Рон, — сказала я и вышла из комнаты.
Следом за мной вышел Гарри. Мы молча прошли мимо миссис Уизли, возмущённо воззрившейся на моё платье, которая в тот момент, как мне показалось, думала только о том, что я сейчас засуну Гарри в мешок и украду у её дочери жениха.
Мы накинули мантии и отошли подальше от дома.
— Гарри, мне нужна твоя помощь, — просто начала я.
Я описала всё содеянное Перси, рассказала ему о той ситуации, в которой сейчас был Малфой. Я рассказала ему всё произошедшее за время нашей разлуки, опуская только то, что касалось наших с Малфоем взаимоотношений.
— Гарри, ты должен поручиться за него, — когда я закончила, он смотрел на меня печально и с жалостью.
Казалось, он всё понял и так. Ему не требовалось говорить о том, что сейчас творилось в моей душе.
— Ты ведь не останешься здесь? — спокойно и без тени укора спросил он. — Не сердись на миссис Уизли. Быть может, она как мать знала это ещё с того самого момента, когда ты впервые переступила порог её дома.
Мне было больно смотреть на него. Гарри любил меня, не меньше он любил и Рона. Я положила руку на его плечо, всё ещё ожидая ответа.
— Гарри, ты должен вмешаться.
— Не слишком ли часто в своей жизни я был что-то должен? — он вздохнул. — Пора начинать жить для себя, Герми, — он отвернулся и зашагал к дому.
— Гарри! Гарри! — я готова была умолять, стать на колени, сделать всё, что угодно, лишь бы он согласился, но он просто неспешно закрыл за собою двери.

Глава 12

Я вернулась в квартирку в полном изнеможении. Слёз уже не осталось. Малфой, как и обещал, всё ещё не спал. Я сбросила мантию. В камине горел огонь.
— Драко, нет, — я покачала головой и безвольно опустилась на кровать.
Он просто посмотрел на меня и кивнул. На полу возле окна, столе, подоконнике виднелся сигаретный пепел.
— Гарри, конечно, был нашей надеждой, но не последней, — тихо сказала я. — Я поручусь за тебя. И мы ещё посмотрим кто кого, — и с этими словами я поплелась в ванную, предварительно захватив домашнюю одежду, чтобы переодеться.
Малфой так и сидел, не поворачиваясь.
Когда я вернулась, он расстёгивал ворот рубашки и манжеты, сложив ноги на второй стул и поудобнее устраиваясь на ночь, хотя уже начинало светать. Я не стала расстилать постель, подумав, что это выглядело бы неоднозначно, учитывая всё произошедшее между нами накануне. Поэтому просто легла поверх пледа, укрывшись второй его половиной, и сама не заметила, как уснула, только и успев подумать, что не мешало бы купить хотя бы кресла.

***

— Грейнджер, просыпайся. Твой выход.
Я минуту припоминала все события прошедшего дня, вглядываясь в его лицо.
— Да-да, — спохватилась я и резко встала.
— Не стоит так спешить. Я пойду первым. Ты же явись в назначенное время как раз к началу слушания, чтобы не вызывать подозрений, — и с этими словами он ушёл.
Вот только бы знать, какое время назначено. Постепенно паника всё нарастала. Я была не в состоянии усидеть, поэтому тут же начала собираться, вслух успокаивая саму себя. Не прошло и двадцати минут, как в окно постучала сова. Я опрометью побежала открывать раму. На письме значилась печать Министерства.
«Сегодня на 7:00 назначено экстренное слушание по делу Драко Малфоя.
Просим Вас прибыть в указанное время, чтобы исполнить свои обязанности присяжного».
Далее значилась подпись секретаря и постскриптум извинения за причинённые в связи со слушанием неудобства.
Я посмотрела на часы: без пяти семь. Умно-умно. Вчера на банкете Перси предупредил всех присяжных, в которых был уверен. Остальные же, по всей видимости, получили оповещение за пять минут до начала слушания, как и я.
Благо, я была почти готова. Я быстро надела платье, даже не беспокоясь о том, как глупо буду в нём выглядеть на суде, накинула мантию и отправилась в Министерство через камин, не желая терять ни минуты.
В коридоре, ведущем в зал суда, я уже перешла на бег. Как я и ожидала, в зале не было и половины присяжных: только предупреждённые Перси накануне и ещё несколько, по-видимому, поставленные в известность Люциусом. Следом за мной в зал неспешно вошла моя вчерашняя собеседница на банкете. Другие же себя столь ранним визитом не утруждали. Но не смотря на отсутствие доброй половины состава суда зал был полон. Показная расправа, не иначе. Присутствовали почти все члены Отряда Дамблдора, многие другие ученики, участвовавшие в битве за Хогвартс, которые, как я догадалась, проходили по делу Малфоя свидетелями. В непосредственной близости от присяжных сидели Уизли. Я надеялась увидеть рядом с ними Гарри, но его не было. Я подавила вздох отчаянья. В дальнем конце зала, поддерживаемый Нарциссой, сидел Люциус. Заметив меня, он совсем не изменился в лице, а только прямо и дольше обычного посмотрел мне в глаза, тем самым давая понять, что мы заодно. Я сразу почувствовала себя как-то немного спокойнее и уверенней.
Слушание уже началось. От дверей мне была видна только светлая макушка Малфоя, выглядывавшая из-за спинки кресла, предназначенного для подсудимых. Дементоры рыскали неподалёку.
— Мисс Грейнджер, — громыхнул голос Перси, усиленный Силенцио, хотя в том не было ни малейшей нужды: при моём появлении всё мгновенно стихло.
Миссис Уизли схватила Рона за рукав и начала тыкать в меня пальцем, при этом что-то нашёптывая ему на ухо. Мне показалось, что в воцарившейся тишине я расслышала что-то похожее на «я же говорила, сынок». Миссис Уизли и Перси отложили «момент истины» до этого слушания, решив, что моё публичное «разоблачение» произведёт на Рона гораздо больший эффект. Он же выглядел явно сбитым с толку, хотя уже, по-видимому, выслушал длинную лекцию о том, почему я не могу быть его женой, обо всех моих «злодеяниях» и защите вражеской стороны.
— Вы пришли, как я и предполагал, — продолжил Перси.
Я молча направилась к своему месту.
— Хотя в том не было ни малейшей надобности, — закончил он, не успела я дойти и до середины зала.
— То есть вы уже не скрываете, господин судья, что хотите провести это слушание, собрав здесь только тех присяжных, которые пляшут под вашу дудку?
Перси побагровел. Миссис Уизли с удвоенной силой затыкала в меня пальцем, всё ещё что-то объясняя Рону.
— Я, на вашем месте, подумал бы прежде, чем говорить. А то чего доброго можно решить, что вы, мисс Грейнджер, продались за платье, — и он указал на выглядывавший из-под мантии низ юбки.
У меня внутри всё похолодело. Вне всяких сомнений, он знал, кто и при каких обстоятельствах купил мне это платье. Судя по всему, догадывался и зачем. Не сложно было понять и то, где Малфой скрывался этой ночью. Да вот только им не был известен мой нынешний адрес. Вчера по счастливому стечению обстоятельств домой с банкета я добиралась не при помощи министерского камина. А проследить трансгрессию невозможно.
Я задалась вопросом, кого же на самом деле судили: меня или Малфоя. В присутствии чуть ли не всех моих добрых знакомых и друзей моей репутации должен был настать конец. Шпионка, пособница бывшего Пожирателя. Остальное народ додумает сам. Так я стояла минуту, размышляя, пока не продолжила свой путь к отведенному месту несмотря на слова Перси.
— Мисс, Грейнджер, повремените, — вновь окликнул меня Перси. — Говоря, что вам не требовалось приходить, я имел ввиду, что на то имеется официальное основание.
Я вновь остановилась, находясь теперь справа от Малфоя.
— Вот, — и он взял со стола какой-то документ, — приказ о вашем временном отстранении от исполнения обязанностей присяжного по причине переутомления и лёгкого эмоционального расстройства. Вчера я лично получил его у Министра до того, как вы по неизвестным мне причинам поспешили покинуть банкет, — и он лукаво на меня посмотрел.
Разумеется, Кингсли не мог заподозрить Перси во лжи. Кому, как не Уизли, было беспокоиться о моём здоровье!
Я всё ещё продолжала стоять посреди зала.
— Покиньте зал, мисс Грейнджер, или мне придётся распорядиться, чтобы вас вывели наши стражи, — и он указал на дементоров, которые тут же заметались в нетерпении.
— Да что тут происходит, наконец?! — вскочил на ноги Рон.
— Повремени с расспросами, брат, — не сводя с меня глаз, ответил Перси, — для твоего же блага.
— Если уж наш уважаемый псевдосудья не желает отвечать, отвечу я, — пора было, наконец, всё расставить на свои места. — Что, смерти Лестрейнджа тебе было недостаточно, Перси, чтобы искупить собственное же предательство перед семьёй? А теперь-то ты, наконец, никого не придаёшь! Политика Министерства совпадает с желанием мести, охватившем всю твою семью, как и добрую половину Англии, впрочем, и ты можешь, как и прежде, только теперь уже ничем не жертвуя, продвигаться по службе, попутно заглушая память о некогда содеянном расправой над и без того уже поверженными.
Перси безмолвствовал.
— Да-да, я о тех временах, когда Министерство утверждало, что Гарри — сумасшедший, что ему почудилось, будто Волан-де-Морт вернулся, и ты отвернулся от Гарри, от всех нас, не желая жертвовать собственной карьерой.
— Достаточно! Выведите эту сумасшедшую! — взревел Перси. — Не всем под силу перенести тяготы войны и не потерять рассудок, — добавил он уже спокойнее, обращаясь к присутствующим.
— Иди, — сказал Малфой так, чтобы расслышать могла только я.
— Нет, я останусь! — я вызвала Патронуса. — И мне совершенно безразлично, господин судья, что вы ещё там имеете против меня. Поверьте, сегодня я рискую потерять гораздо большее, чем репутацию.
— Экспеллиармус! — взревела миссис Уизли.
Палочка вылетела из рук, Патронус мгновенно растаял. Дементоры схватили меня под руки.
— Нет! — раздался голос из зала. — Пусть останется. Я хочу, чтобы мисс Грейнджер собственными глазами увидела исход дела.
Какая чудовищная жестокость! Я повернулась. Но это была МакГонагалл. Она направила собственного Патронуса ко мне, отгоняя дементоров, и поспешно спустилась сама.
— Но, профессор, — начал сбитый с толку Перси, — вы же сами слышали её последние слова. Так что вы боитесь потерять, мисс Грейнджер?
— Верность себе, мальчик, — ответила за меня МакГонагалл. — Разве не очевидно? В это тёмное послевоенное время, когда нужно принимать неоднозначные, а порой и очень сложные решения, вы все самоустранились, решив, что ваша миссия уже выполнена: Тёмный лорд побеждён, война выиграна, — повернулась МакГонагалл к присутствующим. — А этих несчастных попросту отдали на расправу незнающим пощады глупцам, — и она, ни капли не смущаясь, ткнула пальцем в Перси. Тот потупил глаза, как, наверняка, делал студентом. — Поймите, наконец, что вы сами же отдаляете тот момент, когда всё станет на свои места. Нам никогда уже не вернуть наших погибших детей, — и она кивнула головой в сторону миссис Уизли. Та выудила из кармана носовой платок и стала промокать глаза. — Но ведь среди тех, кого вы сегодня судите, тоже есть дети, — кивок в сторону Драко. — Такие же дети, только не ваши. Да вот только не бывает чужих детей. И вы ещё можете спасти их. Вы можете спасти каждого, чья судьба оказывается в ваших руках. Помните, что Альбус Дамблдор всегда верил в лучшее в людях и всегда давал второй шанс.
В зале стояла полная тишина. Похоже, даже на присяжных её речь произвела впечатление.
— И я сегодня здесь, чтобы исполнить его волю. Так вот, господин судья, — кинула она пренебрежительно, — я скажу вам, каков будет приговор. Не для того преждевременно погиб Альбус Дамблдор, спасая жизнь этому мальчику, — она указала на Драко, — чтобы вы его сегодня казнили. Я поручусь за него. Надеюсь, этого с моей стороны, — она сделала акцент на слове «моей», — будет достаточно, — и она вопросительно и испытующе воззрилась на Перси из-под своих очков.
— Я лично составлю оправдательный приговор, — холодно ответил тот и отвернулся. — Заседание суда окончено. Все могут быть свободны.
И только тогда зал взорвался множеством голосов. Все обсуждали увиденное. Я сердечно поблагодарила МакГонагалл, и она направилась утешать миссис Уизли, которая всё ещё плакала, сидя на скамье. Драко молча наблюдал за всей этой сценой. Затем посмотрел на меня снизу вверх из-под своей светлой чёлки и, как обычно, прегадко ухмыльнулся. Во всей этой суматохе его до сих пор не освободили. Я протянула руку за палочкой, но в этот момент кто-то крепко обнял меня сзади, затем неловко развернул.
— Бедненькая моя девочка, я даже и подумать не мог, что здесь такое творится, — начал Рон, ни капли не стесняясь того, что Драко нас видит.
Малфой демонстративно отвернулся от нас, насколько это было возможно в его положении.
— Не только здесь, Рон, по всей стране, — спокойно ответила я, про себя удивляясь, как можно быть таким идиотом. — Пострадавшие во время войны от рук Волан-де-Морта жаждут расплаты, — принялась я объяснять заново, всё ещё сомневаясь, понял ли он сказанное МакГонагалл с первого раза.
Похоже, Драко догадался о моих сомнениях и хмыкнул, всё ещё демонстративно отворачиваясь.
— Ну, ничего, теперь-то я точно тебя в обиду не дам, — очевидно, мысли Рона шли в каком-то одному ему известном направлении.
После этих слов он, как всегда, неожиданно и резко припечатался ко мне губами, при этом закрыв глаза и всем своим видом демонстрируя, какое наслаждение доставляет ему поцелуй. Драко, всё ещё отворачиваясь, с каким-то странным остервенением предпринимал заранее проигрышные попытки самостоятельно освободиться от оков. Кто-то, проходя мимо нас, присвистнул. Рон, стараясь усилить произведённый эффект, явно затянул поцелуй. Драко к тому моменту раскраснелся от потуг и начал отчаянно подпрыгивать на стуле, звеня цепями. Я, наконец, вырвалась из объятий Рона.
— Я надеюсь, что теперь мне не придётся ждать тебя до самого дня нашей свадьбы в мае, — хохотнул он. — Пойдём домой прямо сейчас, — в его голосе послышались жалостливые интонации. — Джинни потащила меня однажды по магазинам, будто бы развеселить. Так мы присмотрели неплохие платья тебе и ей, — затараторил Рон, по-видимому, стараясь завлечь меня этим в Нору. — Джинн сказала, что твоё платье слишком строгое, но, по-моему, как раз такое, как ты любишь. Знаешь, она ещё постоянно жаловалась, что очень сложно выбрать вам обеим подходящие платья, чтоб они выглядели «гармонично», — он повёл рукой, изображая сестру. — Играть-то будем две свадьбы в один день.
Я едва улавливала смысл сказанного им, всё это время глядя на Драко. Он же оставил свои попытки и теперь смотрел на меня своими серебристыми глазами. Сложно найти слово, чтобы правильно описать то, что было в этих глазах. Позже я вспомню взгляд людей, потерявших на поле битвы друзей и близких, и пойму, что в глазах Малфоя было то же самое. Пожалуй, этому по сей день не придумали названия.
— Хотя, конечно, можешь выбрать другое, если тебе это не понравится, — вконец растерялся Рон. — Теперь, когда всё, похоже, стало на свои места…
Я не дала ему закончить:
— Нет, ещё не всё, Рон, — вздохнула я, собираясь с мыслями. — Я не отправлюсь сегодня с тобой в Нору.
Он удивлённо посмотрел на меня.
— И завтра тоже, Рон. Понимаешь?
Я уже начала жалеть, что отказалась, настолько жалким он выглядел. Он ещё секунду смотрел на меня молча, затем резко развернулся и быстро зашагал прочь из зала.
— Прости, Рональд, — закричала я вслед.
— Ну же, Грейнджер, беги за ним, иначе ты никогда себе этого не простишь, — сказал Малфой, наклонив голову набок и грустно улыбаясь.
Я поспешно освободила его. Зал уже почти полностью опустел.
— Мисс Грейнджер, примите от меня лично и от имени всей нашей семьи благодарность, — Малфои спустились одними из последних.
Нарцисса всё ещё поддерживала Люциуса под локоть.
— Не стоит благодарности, — в тон Люциусу ответила я.
«Всё-таки они с завидной изобретательностью избегают слова “спасибо”», — мелькнуло у меня в голове.
— Спасибо, — добавил Люциус.
Легилименция, не иначе!
— А теперь, пожалуй, наиболее благоразумно для всех нас будет направиться домой, — он улыбнулся одними уголками губ. — Всего доброго, мисс Грейнджер. Прошу вас, — и он указал мне на дверь, якобы пропуская вперед.
И только когда я пересекла порог зала, послышались сдавленные рыдания Нарциссы, несколько раз произнёсшей имя своего сына.

Глава 13

То, что произошло со мною в тот день, было поистине несравнимым ни с чем. Либо же мне попросту не с чем было сравнивать ни тогда, ни когда-либо после. Едва переступив порог своей квартиры, я сразу же вернулась в Косой переулок, руководствуясь каким-то совершенно сумасбродным решением купить кресла. В антикварном магазинчике я выбрала два жутко дорогих Елизаветинской эпохи подстать камину. По прибытии домой я зашла к хозяйке, выложив ей все деньги, которые остались в карманах, впервые внося плату за квартиру наперёд.
Затем, всё ещё радуясь покупке и то и дело поглядывая на кресла, я принялась за свой внешний вид. Ещё находясь в Косом переулке, я подумывала купить новое платье, но решила, что более подходящего, чем бордовое, мне не найти. Едва покончив с волосами, я внезапно вспомнила об Огненном виски. Пришлось накинуть мантию и, преодолевая некоторое смущение, направиться в ликёроводочный магазин неподалёку от моей квартиры. И только вернувшись домой с виски и ещё кое-какой едой, купленной по дороге, я почувствовала, что смертельно устала. Не снимая платья, я упала на кровать и мгновенно заснула.
Проснулась я среди ночи. Лёжа в кромешной тьме и размышляя, я всё никак не могла понять, почему накануне решила, что Малфой обязательно должен прийти ко мне именно сегодня или же вообще когда-либо. Разве он что-то обещал или же говорил, что любит меня? Спустя некоторое время, вконец измучив себя этими мыслями, я встала и зажгла свет. Машинально поправила платье, причёску и открыла бутылку Огненного виски.
— Постой, Грейнджер, я хочу, чтобы ты запомнила этот день, — Малфой вошёл, попутно разжигая камин. — А виски неплохой, — он взял у меня из рук бутылку, — хоть и не из наших погребов, — не мог не добавить он. — Неси фужеры.
Он был какой-то слегка взволнованный и даже немного суетливый, чего я раньше за ним никогда не замечала.
— Ты куда-то торопишься? — спросила я, принеся из кухни фужеры и садясь в соседнее с ним кресло возле камина.
— Как раз наоборот, — ответил он и наполнил сразу мой, а затем свой бокал.
Мы выпили. Мне виски пришёлся вовсе не по вкусу, и я молча отставила бокал в сторону. Малфой, кажется, этого не заметил. Он сидел как-то необычно тихо и, не отрываясь, смотрел на огонь в камине.
— А знаешь, Грейнджер, в тот вечер, на Рождество, когда я пришёл к тебе, мать очень переживала, что я останусь на праздник с ними в больнице, начала жалеть меня и плакать. В общем, я придумал малоправдоподобную историю о том, что слизеринцы устраивают какую-то вечеринку, хотя ряды Пожирателей к тому моменту уже поредели, и мы не рисковали собираться вместе, чтобы не вызывать подозрений. Но главное, что мать эта история устроила. Я же ещё не решил, направиться домой и провести Рождество в компании домовиков или действительно поехать к одному из знакомых и напиться в хлам. И едва она успела вернуться в палату к отцу, проводив меня до дверей, как ко мне подкатил «Ночной рыцарь». Это, знаешь ли, такой автобус, который является только тем, кому совершенно некуда идти, — он отпил из бокала. — И тогда, Грейнджер, я понял, что куда бы из ранее выбранных мест я ни направился в тот момент, это всё равно, что идти в никуда. Я отпустил Эрни. И пришёл к тебе.
Я молча смотрела на него и не знала, что сказать. Малфой никогда раньше не говорил со мной в таком тоне.
— А я всё гадала, откуда ты знаешь имя водителя «Ночного рыцаря», — только и нашлась я.
Малфой ничего не отвечал. Я встала с кресла и села у его ног. Он ещё немного помолчал и продолжил.
— Знаешь, когда я был маленьким, отец говорил мне, что всё должно быть в этом мире уравновешено. И теперь я, наконец, понял, что он имел ввиду. Есть люди, которые веками, подобно пресмыкающимся, — он грустно улыбнулся, — не зная горя, копошатся, постепенно приводя всё окружающее в негодность, пока не появится один-единственный гриффиндорский выскочка и не спасёт разом весь мир. Да вот только всё уравновешено. И, пожалуй, продолжительное и обыденное счастье множества таких, как я, стоит тебе целой жизни, Грейнджер. А ведь она у каждого только одна. Знаешь, и тогда я подумал вот что, — он опять отпил из бокала. — Когда после меня останется только фамильный перстень и портрет на стене гостиной в поместье, а после тебя — 2 слова в учебнике истории, кто-нибудь задастся вопросом, был ли счастлив их далёкий предок, была ли счастлива девушка, некогда творившая историю? — он взял меня за подбородок и внимательно посмотрел в глаза.
Я всё больше и больше начинала беспокоиться. А он всё так же грустно и спокойно всматривался в моё лицо. Затем наклонился ко мне и поцеловал в лоб. Его грусть передалась мне, и слёзы сами начали катиться по щекам. Тогда Драко прижал меня к себе, положив подбородок мне на макушку, и стал размеренно гладить по спине, успокаивая. Несколько минут мы так и сидели в полной тишине. Я явственно чувствовала, что сейчас он не хочет ни о чём говорить, и поэтому не решалась его о чём-либо спрашивать. Внезапно он резко отстранился и встал.
— Драко? Драко? — я тоже вскочила.
Он отвернулся, надевая мантию. Слёзы катились по моим щекам, а я никак не могла найти подходящих слов, чтобы заставить его остаться. Тогда я, совершенно забывшись, упала на колени и выкрикнула, пожалуй, самое главное.
— Но я хочу быть счастлива! — и закрыла рот рукой, подавляя рыдания.
Он вздрогнул, услышав мой крик, и повернулся.
— Пойми, наконец, — он наклонился, внимательно вглядываясь в мои глаза, — такое счастье не для тебя. Ты бы никогда не простила себя за предательства друзей, а я никогда не простил бы себе того, что заставил тебя так жить. У нас с тобой разное счастье, Грейнджер: мне никогда не понадобиться спасать мир, а ты не сможешь довольствоваться простыми житейскими радостями.
Он направился к двери, а я так и сидела, еле слышно всхлипывая и стараясь запомнить каждую его чёрточку, каждый жест, думая, что когда-нибудь буду счастлива увидеть его хотя бы со спины.
Дверь закрылась. А я всё сидела, глядя ничего не видящим взором впереди себя. Тем временем огонь в камине догорел, и сам камин стал таять в воздухе. Но я вовсе не удивилась. Тогда это казалось вполне естественным.

Глава 14

— А теперь, жених, можете поцеловать невесту.
Изрядно подвыпивший Рон схватил меня за локоть, едва не порвав рукав того самого «строгого» свадебного платья.
Я опустилась на стул, смахивая слёзы. Вокруг стоял невообразимый шум: играла музыка, гости веселились.
— Не плачь, — кто-то легко коснулся моей руки.
Это был священник. Только в этот раз он ничего не добавил. Всё и так уже стало на свои места.

***

Ту ночь я так и просидела на полу, совсем окоченев к утру. Я оставалась в своей квартирке до самого мая и всё ждала его, вздрагивая при каждом шорохе на лестнице, не в состоянии поверить, что он ушёл навсегда. Сознание этого обрушилось на меня в одночасье, когда я однажды, возвращаясь через парк из Косого переулка, увидела женщину, гулявшую со светловолосым малышом. Тогда я окончательно поняла, что никогда не рожу ему такого вот милого и забавно капризного сына. Возможно, у него были бы даже серебристые глаза. Я опустилась на лавочку и впервые за всё это время горько заплакала, наконец, осознав, что ничего больше не произойдёт. Мне было не в первой навсегда расставаться с близкими. Но тот день был последним, когда я всё ещё имела надежду.
Когда же я вернулась в Нору за несколько дней до свадьбы, миссис Уизли, как и все домочадцы, радостно встретила меня и даже принесла извинения. Ещё долгое время после свадьбы она была со мной очень мила, пытаясь задобрить при каждой возможности. Но ничто не могло отвлечь меня от мыслей о Драко. Всё вокруг напоминало о нём: Огненный виски, сигареты, камин. Я бережно хранила в сундуке его единственный подарок — бордовое платье. Порой я и вовсе выбивалась из сил от этих мыслей. Тогда всё это начинало казаться мне очень глупым, и несколько раз я даже порывалась выбросить платье. Но каждую зиму с первым снегом чувство с удвоенной силой возвращалось, пока я, наконец, ни смирилась с тем, что он был моей первой и, похоже, единственной любовью и так навсегда ею и останется. Я так и не выбросила платье.
Когда же я родила Розу, то стала вспоминать о нём всё реже. Иногда, правда, Гарри заставал меня среди ночи тихо плачущей в одиночестве возле камина и, ничего не говоря, просто тяжело вздыхал и садился рядом. С появлением на свет Хьюго я и вовсе погрязла в рутине. К тому моменту в Мракоборческом центре понадобился юрист, и я, имея опыт работы в суде, не смогла им отказать, так никогда и не начав преподавать в Хогвартсе. Времени не оставалось ни на мечты, ни даже на воспоминания.
И хотя иногда мне казалось, что где-то недалеко в толпе на улице мелькает знакомая светлая макушка, я так ни разу и не видела Малфоя с того самого дня, когда он ушёл, пока не встретила сегодня на вокзале Кингс-Кросс девятнадцать лет спустя по окончании Хогвартса. Он едва заметно кивнул Гарри и направился с женой провожать как две капли воды похожего на него сына, кажется, так и не заметив меня. Он выглядел счастливым и вполне довольным жизнью. А счастлива ли я? Наверное, да. Он ушёл, оставив за мной право судить. Право навсегда остаться той самой Гермионой Грейнджер, верной друзьям и преданной себе. И я благодарна ему за принятое тогда решение, потому что сама ни тогда, ни когда-либо позже не смогла бы найти в себе силы принять его.