Из пепла

ЧАСТЬ 1: ВОСПОМИНАНИЯ. 1 глава

Я открываю глаза, и вижу перед собой всепоглощающую тьму. Перевожу дыхание и ощупываю ладонью вспотевший лоб. Глаза постепенно привыкают к темноте, я начинаю различать окно и прикроватную тумбочку. Значит, я дома, в Двенадцатом дистрикте, и взрыв зажигательной бомбы был кошмарным сном.

Откидываюсь на подушку и прислушиваюсь к собственному биению сердца. Так проходит минута, две, пять, а пульс все бьется в висках так быстро, словно я вновь убегаю от переродков.

Внезапно, перед глазами всплывает удивленное лицо Прим. Она безмолвно произносит мое имя, а затем исчезает в огне.

Я не пытаюсь уснуть. Знаю, что на сегодня лимит кошмаров исчерпан. Столько дней прошло с тех пор, как я вернулась домой, а мое психическое состояние, вопреки надеждам доктора Аврелия, не улучшается совсем. Скорее, наоборот – в Шлаке я ухожу на дно, в пучину образов и теней тех, кого навсегда забрал Капитолий. Я знаю, что не могу поправиться в Двенадцатом – одна, без мамы, Прим, Гейла и Пита. Моего Пита, а не этого чужого парня, который принес каравай прошлым утром. Я даже не уверена в том, сможет ли он сдержать себя и не убить меня случайно, окажись я рядом с ним. Но хуже всего не это, а то, что, судя по всему, он меня боится.

Как смешно получилось – Огненная Китнисс сжигает себя изнутри. И почему только Питу, а не мне делали инъекции яда ос-убийц? Может быть, я тоже хочу все забыть?

Но я все помню. Каждую деталь, каждое слово и жест.

Дальше, я скидываю одеяло на пол. Поднимаюсь с постели и зажигаю лампу. На часах чуть больше трех часов ночи. Спускаюсь в кухню и завариваю чай. В моем доме есть целый пакет чая. И не только он. По сравнению с другими жителями Шлака, я живу припеваючи. В кладовке стоит мешок с картофелем, ящики с луком, капустой и прочими овощами. Есть даже корзина яблок. Точно такими же пайками снабдили Хеймитча и Пита. Все потому что в Двенадцатом мы – небожители, обитатели Деревни Победителей, выжившие в Голодных играх.

Как не назови - все мы вознаграждены за то, что смогли пережить остальных. Мало кто знает, что на самом деле, мы не счастливчики, а сломанные Капитолием пешки. При одном упоминании про Игры, сердце снова начинает ускорять ритм. Голодные игры, созданные в память о бунте Тринадцатого дистрикта, породили новый бунт и восстание против Капитолия во всем Панеме. И все это из-за меня. Из-за меня уничтожили Цинну и Порцию, из-за меня стерли с лица земли Двенадцатый дистрикт и из-за меня погибла Прим.

В отчаянии, мои мысли бродят по кругу. Но сейчас я, по крайней мере, могу, более ли менее рассудительно думать.

Итак, подведя итоги – Двенадцатый дистрикт буквально возрождается из пепла, восстанавливается подача электроэнергии (не без помощи Бити), раз в несколько дней нам привозят еду. Я помогаю, чем могу. То есть, деньгами. Знаю, этого хватит не на многое, но все же, лучше так, чем просто сидеть у камина, запершись в холодном темном доме.

Я знаю, что мне нужно чем-то заняться. Охота не выход. В лесу слишком много мест, которые напоминают мне о прошлом, которое не вернуть. Мама работает в Четвертом, Гейл вряд ли когда-нибудь сюда вернется. Из близких у меня остались только облезлый кот Лютик, Сальная Сэй, вечно пьяный ментор Хеймитч и Пит, который уже не близкий, а так…

Нужно как-то жить с этим дальше. Я допиваю чай, ставлю чашку на стол и подхожу к окну. Сквозь неплотно задвинутые шторы я вижу, что в соседнем доме тоже горит свет. Странно, значит, Питу тоже не спится? Может быть, его, как и меня мучают кошмары? В любом случае, мне этого не узнать.

Вспоминаю дни до Бойни, когда мы с ним засыпали вместе, крепко обнявшись, защищая друг друга от всех бед. Со вздохом выключаю свет и поднимаюсь обратно, в свою спальню. Ложусь в холодную постель и смотрю в темный потолок, не смыкая глаз. Пытаюсь представить, что прежний Пит рядом со мной, но ничего не получается. Начинаю напевать знакомые песенки. Так я убегаю от кошмаров до рассвета. А как только первые солнечные лучи закрадываются в комнату, подрываюсь с кровати и ухожу прочь. Подальше от душных стен. Подальше от самой себя.




Останавливаюсь только перед порогом, для того, чтобы снять с крючка куртку и взять лук и стрелы. Затем быстро выхожу на улицу. В лицо ударяет прохладный весенний ветерок. Он веет с Луговины. Невольно ежусь, осознавая, что теперь это место из зеленого луга превратилось в общую могилу для жителей Двенадцатого дистрикта. Меня отвлекает тихий треск. Возможно, я и не услышала бы его, но у меня слух охотника. Поворачиваю голову и вижу Пита. Он стоит не далеко от моего дома, так что на мгновение мне кажется, будто он собирался ко мне зайти.

Бледный, с темными кругами под глазами, Пит еще меньше похож на моего Мальчика с хлебом.

- На охоту? – внезапно спрашивает он.

- Да, хочу подстрелить пару белок, - вырывается у меня.

Пит кривится. Я вижу, насколько ему тяжело справляться со своими чувствами ко мне, поэтому решаю не задерживаться и добавляю:

- Нужно успеть до прихода Сальной Сэй.

Поворачиваюсь для того, чтобы уйти, но вдруг слышу:

- Я иду в город по делам. Может быть, составишь мне компанию?

По телу проносится электрический разряд. Я – само внимание. Неужели мне все это снится? Но ведь я давно не видела таких «нормальных» снов. От удивления, я ничего не могу сказать, только киваю головой и продолжаю путь.

Пит идет за мной. Было бы правильно продолжить беседу, но я никак не соображу, о чем нужно говорить. Все-таки, разговоры - не самая сильная моя сторона. В голове крутится всего одна мысль – нужно было причесаться.

Наконец, я решаю спросить:

- Что за дела в такую рань?

- Хочу забрать посылку на станции, - отвечает он, - Собираюсь продолжить дело своего отца. Буду печь хлеб.

Мальчик с хлебом. Я замираю на месте. Перед глазами возникает пекарня и разрумянившийся мистер Мелларк, тайком от жены покупающий у меня дичь. Прихожу в себя после того, как Пит уже поравнялся со мной.

- С тобой все хорошо? – неуверенно спрашивает он, вглядываясь в мое лицо.

Ловлю на себе его взгляд и вздрагиваю. Я хочу сказать, что со мной не все хорошо, что я не знаю, как жить дальше и попросить его обнять меня. Может быть, тогда мне станет чуточку легче. Но вместо этого, опускаю взгляд в землю и киваю головой. Я же вижу, что он держится от меня на расстоянии.

Оставшийся путь мы проходим молча. Когда мне нужно повернуть на едва заметную тропинку, ведущую к Луговине, я ухожу вперед. Вокруг так тихо, что не слышно даже шелеста ветра. Только вдалеке стучит чей-то молоток, и доносятся обрывки фраз. И вдруг:

- Удачной охоты.

Поворачиваюсь назад и вижу его. Пит стоит на повороте дороги и смотрит на меня. Его взгляд – такой родной и теплый. Руки он прячет в карманах куртки, светлые волосы растрепаны… Сердце пропускает удар и больно сжимается в груди.

- Спасибо. И тебе удачи.

Я оборачиваюсь назад и продолжаю путь. Солнце быстро поднимается над горизонтом. Впереди – жуткая, навевающая безмолвный страх Луговина, а за ней лес. Позади – Пит и целая бездна раздирающих душу мыслей. Поправляю лук и ускоряю шаг. Двенадцатый дистрикт больше не мой дом. Сойка попала в клетку, из которой нет выхода – как не бейся о прутья.

Глава 2

Раньше лес успокаивал меня и дарил надежду. А сейчас, я хочу лишь одного – поскорее что-нибудь подстрелить и покинуть его. Призраки прошлого живут здесь едва ли не на каждом бугорке и за каждым кустом. Куда не ткнись – то отголоски фраз, то тени улыбок и жестов Гейла. Он любил лес так же, как и я. Здесь, не таясь, рассказывал мне о своей ненависти к Капитолию, делился планами побега и звонко смеялся над моими нелепыми шутками. Теперь его здесь нет. Гейл смог убежать от своего прошлого. А что же я?

Первая после возвращения охота явно не идет. Я чувствую слабость и не могу зайти слишком далеко. Прохожу едва ли дальше, чем в прошлый раз. Двигаюсь тяжело и громко дышу. Кажется, распугала всю дичь – меня слышно за километр.

Внезапно, замечаю за деревом косулю. Задерживаю дыхание, вскидываю лук с заранее приготовленной стрелой и замираю. Со мной происходит что-то странное – я держу ее на прицеле, но не могу отпустить тетиву. Я не могу ее убить.

Я не потеряла навыки. Я теряю ощущение реальности. Перед глазами встает сцена гибели Прим. Кажется, я ощущаю жар от взрыва оставшихся парашютов. В голове возникают странные мысли о том, что я снова должна убить президента Сноу. Говорю себе, что все это позади, и я охочусь в лесу, но мысли застилает пелена. Я смотрю на руки, и мне кажется, что в них не мой старый лук, а высокотехнологичный лук, созданный Бити. Я готова поклясться, что чувствую его вибрации.

Мне нужно убить Сноу. Но я не могу! Я вроде бы знаю что-то важное… о нем, Коин и Прим! В ушах появляется странный шум.

Он нарастает с каждой секундой. Бросаю лук на землю и закрываю уши руками. Шум не прекращается, и, кажется, от него вот-вот лопнет голова. Такое впечатление, что в ней поселись осы-убийцы.

Я пытаюсь опуститься на траву, но теряю равновесие, цепляюсь ногой за какой-то корень и падаю вниз. Шум в голове вытесняет боль. Вскрикиваю и пытаюсь подняться на ноги, но мой организм безнадежно ослаб и просто меня не слушает. Перед глазами пляшут разноцветные блики, я кладу голову на влажную землю и ощущаю, что холодная тьма полностью заполняет сознание.



Прихожу в себя, словно выныриваю из пустого колодца и оглядываюсь по сторонам. Я лежу лицом вниз. Трава щекочет щеку. Но вперемешку с ее запахом, я ощущаю еще один хорошо знакомый – запах крови. В левом виске ощущается боль. Кривлюсь и пытаюсь подняться. Не так уж это и легко. Особенно, с учетом того, что я потянула лодыжку. Прислоняюсь к широкому стволу ближайшего дерева и смотрю на ветки над головой. Сквозь листья пробиваются солнечные лучи.

Судя по положению солнца, сейчас уже перевалило за полдень. Значит, Сальная Сэй давно приходила ко мне домой, чтобы приготовить завтрак. Возможно, сейчас она ищет меня в Шлаке, а может быть и не обратила внимания на пропажу – сама ведь зазывала меня в лес на охоту. Вот только в прошлый раз все это плохо закончилось. Да и в этот не лучше. В конце концов, я решаю вернуться в Деревню Победителей.

Аккуратно поднимаюсь на ноги, ощупываю лоб. Кровь засохла, значит, рана не опасная. В нескольких метрах от себя нахожу лук и колчан со стрелами. Поднимаю их, и, цепляясь за ветки деревьев бреду по знакомым тропинкам.



До поваленного ограждения, отделяющего лес от Луговины остается всего ничего. Я облегченно вздыхаю, и делаю еще несколько неуклюжих шагов, как вдруг, ветер доносит до меня чей-то крик. Я прислушиваюсь и мгновенно определяю, что кричали за деревьями, в стороне от меня. Снимаю с плеча лук, вставляю в него стрелу, и, стараясь двигаться как можно тише, спешу вглубь леса. Пробегаю несколько метров, затем останавливаюсь, перевожу дыхание и снова прислушиваюсь. Тишина.

Я уже сомневаюсь в реальности происходящего, когда слышу чей-то отдаленно знакомый голос:

- Дальше не пойдем. Здесь легко можно заблудиться.

- Скорее всего, Китнисс здесь нет, - соглашается с ним второй.

Они говорят обо мне! Я опускаю лук и выхожу из-за деревьев. На небольшой опушке стоят старик Брут и, я не верю своим глазам, мой вечно пьяный ментор Хеймитч.

Несколько мгновений мы, молча, смотрим, друг на друга, а затем, Хеймитч произносит короткую сварливую речь и идет ко мне.

- Вот ты где, солнышко! А мы решили, что ты сбежала! – раздраженно произносит он.

- Я охотилась, - объясняю я, переминаясь на здоровую ногу.

- Ну что же, на этом наша маленькая спасательная миссия закончена, - пожимает плечами Хеймитч и обращается к Бруту, - Возвращайся в город, а мы с Китнисс немного потолкуем о жизни.

Старик Брут кивает и скоро скрывается в ветках деревьев. Мы с Хеймитчем, молча, стоим на месте. Я смотрю на землю, изучая траву под ногами.

- Ну, и что с тобой произошло на этот раз? – грубо спрашивает ментор.

- Я охотилась, - повторяю я.

- А что с ногой и с этим, - он подходит ближе, и легонько дотрагивается пальцем к моему виску.

Я вздрагиваю от боли, но твердо стою на ногах.

- Кое-что пошло не так, - поднимаю взгляд и сверлю им Хеймитча, - По-моему, я больше не могу охотиться.

Он хмурится и повторяет свой вопрос:

- Так что случилось?

- Попыталась подстрелить лань, а вместо этого, потеряла контроль над собой и отключилась… - хмуро подытожила я.

Хеймитч вздохнул и протянул мне руку.

- Пойдем, отведу тебя домой. От тебя одни проблемы! Зачем ты только полезла в этот лес?

- Тоже, самое, я могу спросить у тебя! – я злюсь, но все, же хватаю ментора под локоть и мы потихоньку идем из леса.

- Пошел бы я куда-то, если бы не эти двое! – огрызается он и замолкает.

- Кто? – удивляюсь я.

Мне интересно, кто это так забоится обо мне. Хеймитч молчит, словно взвешивая все «за» и «против», а затем неохотно произносит:

- Сэй пришла утром к тебе домой, и не застала там никого, кроме тощего ободранного кота. Она тут же отправилась к Питу, чтобы узнать, не у него ли ты. А когда оказалось, что тебя там нет, вернулась к тебе, обнаружила пропажу лука и поняла, что ты пошла на охоту. Когда ты не вернулась в положенное время, Пит забил на сполох и пришел ко мне. Стал просить, чтобы я тебя поискал…

Я на мгновение замираю на месте. К горлу поднялся ком – значит, Пит все еще беспокоится обо мне. Может быть, он все вспомнил?

Гоню подальше тщетные надежды и спрашиваю у Хеймитча:

- А ты вот так сразу согласился пойти за мной в лес?

- Скажи еще, что тебе не нужна была помощь, солнышко! – ехидно улыбается ментор.

- И все же. Почему ты согласился? Я не видела тебя уже несколько дней, - не унимаюсь я.

- Ну, парень принес мне кое-что похмелиться. Сказал, что отдаст, если схожу за тобой. В Шлаке с этим туговато. Вот я и согласился, - не особо убедительно говорит Хеймитч.

Мне кажется, он сам хотел помочь мне. Знает ведь, что попадать в переделки – мое любимое занятие. А Пит… я знаю, почему он сам не пошел в лес. Во-первых, он совсем его не знает, а во-вторых, кто я для него теперь?

- В любом случае, спасибо, - живо отзываюсь я, и прищуриваюсь от яркого света.

Мы, наконец-то, вышли из леса. В обычный день, для этого мне требовалось от силы пять минут.

- Скажи спасибо выпивке! – поправляет меня Хеймитч, - И пообещай, что не скоро сунешься сюда снова.

- Посмотрим, - только и говорю я.



Остальной путь от Луговины до Деревни победителей, мы проходим молча. Я все больше ощущаю головную боль, и под конец мечтаю только о прохладном душе и тугой повязке на ногу. По пути, я замечаю людей, суетящихся на стройке новых домов. Все вокруг зеленеет и цветет. Весна наконец-то пришла в Двенадцатый Дистрикт.

Когда мы доходим до моего дома, Хеймитч отпускает меня, и указывает на дверь:

- Сэй оставила тебе обед.

Я кривлюсь от одного упоминания о еде. Но, к счастью, никто не проследит за тем, съем я нехитрую стряпню или выброшу ее в помойное ведро.

Хромая иду к порогу, когда Хеймитч снова окликает меня:

- Солнышко, смотри, кого принесло!

Поворачиваюсь назад и второй раз за день замираю на месте. Это Пит. Он смотрит на меня каким-то странным взглядом. В нем читается удивление и… испуг? Ах, да, у меня же кровь на лбу!

Выдавливаю из себя подобие улыбки. Сама не знаю, зачем я так странно реагирую. Пит молчит, но продолжает всматриваться в мое лицо. Да отвернись же ты! Как будто мне мало всего, что я пережила за последние полгода! Но все же, я снова чувствую тепло в груди.

- Спасибо!

Вот так, сама не знаю, кому я это сказала – Питу или Хеймитчу. Скорее всего, обоим. Хотя Питу хочется сказать намного больше. Но он все еще молчит, поэтому я просто захожу в дом и закрываю за собой дверь.

Глава 3

К ужину приходит Сальная Сэй, помогает мне отмыться и хорошенько смазывает рану на лбу какой-то вонючей мазью, которую находит у меня же дома. Я кривлюсь, но не запрещаю ей прикасаться к себе. Она только шепчет что-то о несчастном ребенке, но не говорит ничего про мою неудачную охоту – может Хеймитч уже все ей рассказал? Хотя, сейчас он, наверное, неразлучен с долгожданной бутылкой. В Шлаке туго с выпивкой, ума не приложу - где Пит ее достал? В любом случае, выходит, Сальная Сэй сама догадалась, что я не хочу вспоминать про события в лесу.



В знак благодарности, я, хромая, спускаюсь вниз, следом за ней и поддерживаю разговор о создании в Двенадцатом дистрикте фармацевтического центра. Мне кажется, это действительно не плохо – люди, такие как папа и Гейл, больше не будут лезть под землю и погибать ради того, чтобы семья едва сводила концы с концами.

Сэй ставит чайник на огонь и заставляет меня сесть за стол. Я заправляю за уши влажные волосы и молча, смотрю за окно на сгущающиеся сумерки. Тем временем, Сэй замечает, что Лютик выдирает что-то из тумбочки и находит мой несъеденный завтрак.

- Китнисс! Ты снова ничего не ела!

Я неуверенно поднимаю на нее взгляд и неожиданно для нас обеих, улыбаюсь. Она стоит посреди моей кухни, и так грозно смотрит на меня! При этом я знаю, что Сэй не злится, а волнуется. В последнее время, мне очень не хватает таких обыкновенных семейных мелочей, как заботы.

Сэй смотрит на меня, как на ненормальную и собирается что-то сказать, когда до нас доносится стук в дверь.

- Кто-то пришел, - констатирую я, но при этом не сдвигаюсь с места.

- Мы еще поговорим об этом, когда я вернусь! – Сэй кивает на кота, пытающегося открыть выставленную на пол кастрюлю, и уходит в прихожую.

- Ну, что, добился своего, прожорливая тварь? – злобно огрызаюсь я.

Лютик смотрит на меня, словно оценивает мою способность дать сдачи, и когда видит, что я ни на что не способна, открывает облезлую пасть и шипит.

- Ах, ты! – я вскакиваю из-за стола и рывком приземляюсь рядом с ним.

Правда, сделать ничего не могу. Этот грязный оборванец – единственная ценность, оставшаяся мне от Прим. Несколько мгновений кот лениво смотрит на меня, а затем, переводит взгляд на порог. Я вспоминаю, что мы не одни, резко выпрямляюсь и встречаюсь взглядом с… Питом?

Он держит в руке тарелку с какой-то выпечкой и неуверенно смотрит на меня. Я, в свою очередь, размышляю над мотивами его визита, и отбрасывая в сторону предубеждения, не нахожу ни одного повода, чтобы не пустить его. Да, собственно говоря, он уже пришел.

- Ну, чего ты стоишь? Проходи, садись, будем пить чай! – позади него возникает Сальная Сэй, и проталкивает Пита к столу.

Я ожидаю, что он откажется и, оставив тарелку, уйдет домой, как делал это обычно, но Пит подходит к столу, отодвигает стул и садится. Он улыбается Сэй и благодарит ее, словно ничего и не случилось. Словно передо мной тот самый Мальчик с хлебом.

- Китнисс, а ты чего стоишь? Садись, продолжим нашу беседу, - говорит Сэй, возвращая меня к действительности.
Делать нечего. Я тоже подхожу к столу и занимаю свое место. Мне неловко – только бы она не начала говорить про свою находку.

- Давай дождемся, пока Пит уйдет, - предлагаю я.

- Нет, уж, моя милая! Мы решим этот вопрос сейчас! Ты или немедленно начнешь есть, или я прекращу сюда приходить! – грозно заявляет Сэй.

Я впервые вижу ее такой злой. Куда подевалась та милая отзывчивая старушка?

Пока я думаю над более-менее логичным ответом, который будет содержать короткое объяснение о нежелании моего организма принимать пищу, Пит неожиданно поворачивается ко мне и спрашивает:

- Это правда?

Мне становится не по себе. Так непривычно слышать его тихий спокойный голос. Хотя, какой же он спокойный? Кажется, Пит встревожен. Ну, вот, и снова это выражение лица – второй раз за день. Я стараюсь избегать его взгляда, и начинаю говорить:

- Только сегодня. Обычно Сэй кормит меня до отвала!

- Насильно! – возмущается женщина, наливая в чашки заварку. – И только по несколько ложек! Конечно, у тебя нет сил даже на то, чтобы поохотится!

Прекрасно, теперь я разозлилась не на шутку. Мало мне было Хеймитча, так теперь еще и она лезет не в свое дело!

- Это не касается моего питания, - бормочу я и встаю со своего места, - И это вообще никого не касается!
- Куда ты, девочка? – спрашивает Сэй.

- Спать, - отзываюсь я и уверенно прохожу мимо стола.

Не могу поверить, что мы разыграли перед Питом настоящее представление! Как будто это хоть как-то его касается.

Но вдруг, я останавливаюсь. Чья-то рука держит меня за свитер. Поворачиваюсь и вижу, что Пит перегнулся через спинку стула и пытается меня удержать.

- Может, побудешь здесь еще немного? – спрашивает он и неуверенно убирает руку.

Это движение пробуждает в моей памяти сразу несколько воспоминаний, наверняка, скрытых в его сознании.

- Я принес рулеты с джемом, - добавляет он, не замечая, что при этом я вздрагиваю.

- Вот именно, куда это ты собралась? – Сэй насильно усаживает меня за стол, на этот раз ближе к Питу.

Я не сопротивляюсь. По большему счету, мне все равно, что еще она может сказать. Гнев прошел, и ему на смену пришло безразличие. Пока Сальная Сэй расставляет чашки и выкладывает на тарелки ароматные рулеты, я посматриваю на соседа по столу. Ему неуютно, но он хорошо держится. Сейчас он выглядит лучше, чем при нашей последней встрече в Капитолии. Я снова вздрагиваю, вспоминая день казни президента Сноу. Смотрю перед собой, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, и замечаю, что Пит наблюдает за мной. Отворачиваюсь и спрашиваю у Сэй:

- Что теперь будет с Котлом?

Она садится на свое место, берет в руки чашку и начинает рассказывать, что на месте нелегального Котла теперь будет официальный рынок – одобренный мэром павильон для продажи продуктов и вещей. Пит то и дело вставляет свои комментарии. Я откусываю небольшой кусочек рулета, смотрю в свою чашку и молча, слушаю ее. Мне неловко сидеть рядом с Питом, и я думаю о том, когда же закончится этот вечер. Кажется, он тоже не слишком хорошо себя чувствует, потому, что пару раз за вечер посматривает на меня и сильно сжимает край стола. Наверное, сдерживается, чтобы не зарубить меня кухонным ножом.

В конце концов, через полчаса Пит и Сальная Сэй собираются уходить. Я облегченно вздыхаю и, хромая, провожу их до двери. Мне кажется, что этот день не закончится никогда.

Пит смотрит на мою ногу, но вместо серьезного замечания, шутит по поводу того, что теперь хромает не он один. А я все никак не могу понять, чем заслужила его присутствие здесь и хорошее расположение ко мне.

Перед тем, как ступить в ночную темень, Сэй говорит, что придет завтра утром и проследит за тем, чтобы я съела весь свой завтрак. Я согласно киваю. И тут слово берет Пит:

- Я тоже приду завтра утром. Принесу хлеб и составлю компанию Сэй. Из тебя не очень хороший собеседник.

С этими словами он улыбается и уходит, а я так и остаюсь стоять на пороге. Глотаю свежий ночной воздух и прокручиваю в голове его слова. Все это похоже на воспоминание из далекого прошлого. Только раньше дома меня ждали мама и Прим, а теперь ночные кошмары.



Ночью я снова пытаюсь уснуть, но жуткие воспоминания, то и дело заставляют меня просыпаться в холодном поту. Еще и Пит… сейчас он так похож на того робкого мальчика, за которым я наблюдала до Голодных игр. И этой ночью я не могу думать ни о ком, кроме него.

Сегодня было слишком много Мальчика с хлебом. Если так будет каждый день – как мне быть? Неужели, у Сойки в клетке снова появился напарник?

Глава 4

Мои руки крепко сжимают чашку с чаем. Кажется, сегодня погода нарочно не выпускает меня из дому. С самого утра идет проливной дождь. Небо над Двенадцатым Дистриктом затянуто серыми облаками. Холодный ветер пробирается в рукава и за воротник старой кожаной куртки. Я сижу на крыльце своего дома и пью чай. Из приоткрытого кухонного окна до меня долетает запах стряпни Сальной Сэй. Сегодня она ведет себя так же, как обычно, так что я надеюсь, она не будет следить за тем, чтобы я поела. У меня по-прежнему нет аппетита.

Зеваю, оглядывая серый пейзаж вокруг. Я не спала почти всю ночь. Проваливалась в сон, но тут, же выныривала из него, зажатая в крепкие тиски кошмаров. Только теперь мне не просто снились Прим, Финник и остальные – в мои сны вернулся Пит. Во сне мы с ним стояли на цветущей Луговине, а в следующий момент он становился переродком, и душил меня посреди высохшей равнины.

Я проснулась, уткнулась лицом в подушку и попыталась отогнать страшное видение подальше от себя. Но ничего не получилось. Поэтому, я просто встала с постели и пошла в душ. Смыла с себя остатки сна, кое-как причесала свалявшиеся волосы и заплела простую косу. Затем, оглядела свое отражение, и, обнаружив темные круги под глазами, вчерашнюю ссадину и едва заметные следы от ожогов, почему-то вспомнила Цинну. Что бы он сказал, глядя на меня? Расстроился? Взбодрил?

С этими мыслями я сидела в гостиной и слушала, как шумит дождь. Затем, пришла Сальная Сэй, и я, заварив себе чай переместилась на улицу.

В конце концов, как ни страшно делать это перед самой собой, но я должна признать – мне нужно попытаться вылезти из этого кошмара, и Пит, единственный человек, который мог бы мне помочь. Он – мой шанс поверить в свое существование. Нужно только убедиться в том, что мое существование возможно рядом с ним. Пусть не в качестве возлюбленной – так хотя бы, друга.



Я вижу его, едва он показывается из-за угла своего дома. В его руках что-то большое, завернутое в ткань и целлофан. Наверное, теплый хлеб. Он идет, осторожно ступая на протез, чтобы не поскользнуться на мокрой земле. Пит погружен в свои мысли. Надвинутый на светлые волосы капюшон закрывает часть лица, а губы двигаются, словно беззвучно шепчут что-то ветру. Я невольно заглядываюсь на него.

Когда Пит поднимает голову и замечает меня, я поднимаю в воздух свободную руку и неуверенно взмахиваю ей. Хоть бы это не показалось ему слишком раскрепощенным жестом. Но с другой стороны, это ведь просто соседское приветствие. Тогда почему Пит так удивлен? Когда он поднимается на порог, я вскакиваю на ноги и изо всех сил сжимаю обеими руками несчастную чашку. Как быть? Кажется, он вполне спокоен. Может быть, Пит смог полностью преодолеть капитолийскую «охморенность»? Может он все помнит?

Как же тяжело говорить в такой непринужденной обстановке, зная, что за вами не наблюдают камеры и вас не связывают никакие обещания. Но что поделаешь? Нужно закончить начатое. А для этого нужно что-то сказать…

- Доброе утро, - коротко говорю я, глядя куда-то за его плечо, - Ты все-таки пришел?

- Доброе утро, - повторяет он, стряхивая с себя капли дождя, и снимает капюшон, - Сегодня ты выглядишь лучше, - кажется, я слышу в его голосе… нежность?

Я встречаюсь взглядом с голубыми глазами Пита и тороплюсь пропустить его в дом. Приветствие закончилось. Вздыхаю и прижимаю чашку с остывшим чаем к груди – кажется, мое сердце вот-вот выпрыгнет наружу.



Сальная Сэй суетится на кухне. Она рада видеть Пита куда больше, чем меня. Я с облегчением замечаю, что Пит, не потерял своего обаяния. Он улыбается и снимает целлофан с принесенной им выпечки. В нос ударяет знакомый аромат. Просто восхитительный аромат. Да это же… передо мной красуется целый поднос моих любимых сырных булочек! Я подхожу к столу и протягиваю руку к блюду. Беру булочку, и вдруг понимаю, что ужасно проголодалась.

- Вчера Сэй спросила у меня, знаю ли я какое-нибудь твое любимое блюдо, - пожал плечами Пит, - И я извлек из воспоминаний несколько моментов. В общем, мне показалось, что ты очень их любишь. Правда или ложь?

- Правда, - тихо отвечаю я.

К горлу подступил ком, так что мне кажется, что я сейчас расплачусь прямо посреди кухни. Беру себя в руки и молча, сажусь за стол. Пододвигаю к себе чашку и неуверенно откусываю кусочек булочки. Рот наполняет невероятный вкус. Первые несколько кусочков я проглатываю, не жуя, и только после этого замечаю на себе удивленные взгляды присутствующих.

- Невероятно! – всплескивает руками Сальная Сэй.

Я, молча, кусаю теплое тесто, не обращая на нее внимания. Мне кажется, что я вернулась в прошлое, до Квартальной Бойни. По моему телу разливается тепло. Кто бы мог подумать, что я могу испытывать такой голод?

Вскоре мы все вместе садимся за стол. Я ем уже третью булочку, и смотрю на опустошающийся поднос, прикидывая, не припрятать ли этого лакомства про запас? Но Пит, который все это время наблюдал за мной, опережает мои мысли:

- Не беспокойся, Китнисс, завтра я испеку новые.

Теперь мне не о чем волноваться. Я наслаждаюсь любимым вкусом и компанией друзей. Мы говорим о новой пекарне Пита и торговле Сэй. Мне кажется, что даже дождь за окном не может помешать долгожданным минутам моего забвения.

Как вдруг, из гостиной раздается телефонный звонок. Меня словно пробивает разряд электрического тока. Я начинаю лихорадочно перебирать в голове тех, кто может мне звонить. Пит сейчас рядом со мной, Хеймитч порвал телефонные провода…

- Наверное, это доктор Аврелий, - опережает меня Пит, - Он жаловался мне, что ты не отвечаешь на его звонки. Сейчас самое время.

Мне кажется, что я просто не могу ослушаться человека, который принес мне сырные булочки. Поэтому я послушно поднимаюсь с места, и бреду в гостиную. Пит идет следом за мной. Приблизившись к телефону, я думаю, что это мой первый разговор со времени возвращения в Деревню победителей.

Тем временем, телефон продолжает звонить. Я чувствую волнение. Оглядываюсь на Пита и, поймав его одобрительный взгляд, рывком поднимаю трубку и подношу ее к уху:

- Алло…

- Китнисс Эвердин? Доброе утро!

На другом конце раздается голос, который я хотела бы услышать меньше всего. Особенно сейчас. Я вздрагиваю. Краем глаза замечаю, что Пит, подошел совсем близко. На его лице читается беспокойство, но думаю, что смогу продолжить разговор:

- Привет, Плутарх, что произошло?

Глава 5

Сердце громко стучит в груди, мы с Питом с опаской смотрим, друг на друга, а я в это время, слышу в трубке голос Плутарха Хэвенсби:

- Китнисс, мне нужна твоя помощь. Знаю, что не слишком удобно тебя об этом просить, но ты должна принять участие в съемке первого телевизионного ролика о новой жизни Панема.

Я не знаю, радоваться мне или переживать. С одной стороны, хорошо, что Плутарх не собирается устраивать новые Голодные Игры, но с другой, мне не хочется принимать участие в каких-либо съемках. Тем более, сейчас.

Да и само слово «должна» тоже не внушает мне доверия. Хорошо еще, что это не песенный конкурс, о котором говорил Плутарх перед моим отъездом из Капитолия. Меньше всего я хочу скакать по сцене и петь народные песни.

Пока я терзаю себя мыслями, он продолжает:

- Совсем скоро команда электриков, во главе с Бити отремонтирует подачу электроэнергии во всех Дистриктах, и мы планируем масштабную серию программ с участием выживших воинов, принесших в наши жизни перемены. Вы с Питом – ключевые фигуры. Ты – символ революции, и пусть все не так как прежде, Панем с нетерпением ожидает вашего появления на экранах. Вы должны показать всем на своем примере, как нужно приспосабливаться к новой жизни.

Что он сказал? Приспосабливаться к новой жизни?

- Понимаешь… - я хочу сказать что-то, но тут, же забываю.

Перед глазами возникает моя погибшая съемочная команда. Хочу отмахнуться от воспоминаний, но Плутарх требует своего:

- Китнисс? Китнисс? Ты все еще здесь?

- Да.

- Я звоню тебе лично, потому что хочу, чтобы ты знала, что это действительно очень важно для всех нас. Люди взволнованы, время ликования прошло, и теперь никто не знает, что будет дальше. Но мы-то знаем, и должны показать им пример…

Вот, значит, как. То, что Плутарх звонит мне лично – это большая честь. Он продолжает рассказывать мне о чем-то, но я решаю поскорее закончить этот разговор. Киваю Питу, мол, со мной все нормально. Затем, набираю воздух в легкие и спрашиваю:

- Скажи, я могу отказаться?

На другой стороне трубки повисает молчание, а затем Плутарх выдыхает простое:

- Нет.

Хорошо. На другой ответ я и не надеялась. Глупо было полагать, что меня оставят в покое так просто. Но все же…

- А тебя не смущает, что я официально признана психически больной? – спрашиваю я, упираясь свободной рукой о деревянную тумбочку.

Мне становится тяжело дышать. Этот вопрос – моя последняя надежда. Почему Капитолий не хочет оставить меня в покое? Мое нынешнее существование – погружение в пучину страха и боли. На что я им такая нужна?

- Но ведь тебе уже стало лучше. Правда, же? – спрашивает Плутарх.

Теперь у меня окончательно сдают нервы. Я ударяю кулаком по тумбочке и только собираюсь ответить ему, что мне уже никогда не станет лучше, как чья-то теплая рука мягко забирает у меня трубку. Я вздрагиваю и застываю на месте, когда вижу, как близко ко мне подошел Пит. Он стоит совсем рядом, прижимает и прижимает к уху телефон:

- Привет, Плутарх! Это Пит…

Я выхожу из оцепенения. Сальная Сэй стоит на пороге кухни и с удивлением смотрит на меня. Но я не хочу говорить с ней, и тем более, что-то объяснять. Поэтому быстро прохожу мимо и бегом поднимаюсь по лестнице в свою спальню. Закрываю за собой дверь и без сил падаю на кровать. За окном льет дождь – я слышу, как капли бьют по стеклу. Ударяю по подушке рукой, в которой недавно сжимала телефон. По щекам текут слезы. Неужели, Сойку заключили в неволю навсегда?



Проходит несколько минут, в коридоре раздаются шаги и ко мне в дверь кто-то стучится. Я, молча, смотрю на намокшую оконную раму. Сегодняшнее утро началось слишком хорошо. Но ведь в моей жизни больше нет счастливых дней - нужно было догадаться, что что-то пройдет не так!

Когда стук прекращается, и шаги удаляются обратно, я пытаюсь закрыть глаза и отдаться во власть своих темных липких кошмаров. Но едва в моей голове начинают материализоваться смутные образы, я снова слышу стук. Открываю глаза и раздраженно поднимаюсь с постели. Я думаю о том, что сказать Сальной Сей, чтобы она не беспокоилась обо мне и шла домой, но голос из-за двери опережает меня:

- Китнисс, это Пит. Открой, пожалуйста, дверь.

Это, конечно же, не Сальная Сэй. Но почему он просто не ушел домой, как делал это раньше? Почему Пит уделяет мне так много внимания? Почему я снова думаю, что мне вернули Мальчика с хлебом?

Я подхожу к двери, неуверенно берусь за ручку, но понимаю, что не могу повернуть ее и впустить Пита к себе. Мне кажется глупостью – позволять себе раскисать у него на глазах.

Он теперь другой. Пит не будет лежать со мной в постели, обнимать и шептать, что все будет хорошо. Это он говорил, что ненавидит меня и это его руки сжимались на моей шее в Тринадцатом дистрикте… но это он не дал мне проглотить морник в Капитолии.

Пока мои мысли крутятся вокруг парня за дверью, рука соскальзывает с ручки и повисает в воздухе.

- Я не могу впустить тебя, - говорю я каким-то грубым осипшим голосом.

- Но Китнисс…

- Прости.

Проходит несколько мгновений, но Пит не уходит и продолжает говорить со мной:

- Я обо всем договорился с Плутархом. Сейчас схожу к Хеймитчу – предупрежу его о приезде съемочной группы и заодно напомню о том, что пора уже починить оборванный телефонный провод.

Я опускаю взгляд в пол и киваю головой. Потом вспоминаю, что Пит этого не видит, и спрашиваю:

- Когда они приедут?

- Через две недели. Так что у всех нас есть время для того, чтобы приготовиться к визиту капитолийцев.
Голос у Пита такой мягкий, он что – меня утешает?

Я все еще думаю, стоит ли открыть ему дверь. Но Пит больше не пытается попасть вовнутрь, поэтому я отметаю подобные мысли прочь.

- И это только начало, - Пит говорит, расставляя паузы, словно решает, стоит ли мне об этом знать, - Запись будет проходить в наиболее значимых для революции Дистриктах. Нам придется побывать едва ли не во всем Панеме…

Я думаю о том, что смогу увидеть Гейла. Но мысли о нем быстро скрываются за ужасными воспоминаниями – о Руте, Финнике и остальных невинных людях, погибших из-за меня. А ведь однажды, именно с такой поездки по дистриктам все и началось – вспыхнуло пламя восстания.

- Привет, Тур Победителей, - срывается у меня с языка.

Я говорю это и замолкаю. Пит тоже молчит. Он понимает, что мне больно. Я знаю, что он испытывает те же чувства. Вот бы открыть дверь и впустить его, прижаться к его теплому телу и просто вдыхать его запах.

Но я лишь провожу ладонью по светлому дереву, отделяющему меня от Мальчика с Хлебом. На мгновение, мне кажется, что он делает то же самое, и я даже чувствую вибрацию его ладони.

По моей щеке стекает горячая слеза. Я не тороплюсь стирать ее и просто наслаждаюсь чувством, которое возникло у меня внутри. Оно такое же теплое, как руки Пита, и стучится так же громко, как его сердце, стремясь вырваться наружу и полностью поглотить меня.

Проходит несколько минут и тихий шум дождя за окном снова нарушает голос Пита:

- Мне пора. Навещу Хеймитча. Я оставил твои булочки на полке с чаем. Сальная Сэй еще немного побудет здесь.

- Хорошо, - тихо отвечаю я.

Мне нужно было попробовать впустить его в комнату, но я не могу этого сделать.

За дверью раздается шорох, затем я слышу его тяжелые шаги – Пит аккуратно ступает протезом по скользкому полу. Когда все стихает, я снова остаюсь наедине с собой.



Я хочу быть рядом с Питом.

И на какой-то момент, эта мысль вытесняет все остальные – про Плутарха, интервью и пережитые нами ужасы. Я сажусь на край кровати, бездумно берусь пальцами за косу и расплетаю ее. Потом ложусь в постель, кладу голову на подушку и засыпаю. На этот раз, я не вижу снов.

Глава 6

Дождь шел, не прекращаясь, шесть дней, и только сегодня утром его шум за окном прекратился. Все это время я не выхожу из своей комнаты. Кошмары отступили только однажды, теперь мне снова приходится бороться с ними. Ни день, ни ночь не имеют для меня значения. Вокруг - четыре стены, а за ними клокочущий жестокостью Панем. Страх давит на меня, обнажая былые раны. Его липкие щупальца хватают меня за щиколотки и уволакивают в пучину. И чем больше я думаю о предстоящем интервью, тем хуже мне становится. С каждой минутой я становлюсь все ближе к встрече с прошлым.

Я сижу на деревянном полу, прислонившись спиной к кровати, когда к двери спальни подходит Сальная Сэй и просит спуститься вниз. Я молчу, не хочу нарушать тишину, установившуюся вокруг. Кажется, что любой звук может пошатнуть мое равновесие.

- Приходил Пит, принес сырные булочки, - тихо говорит Сальная Сэй.

Я знаю, что теперь Пит приносит их каждый день. Сэй постоянно оставляет мне под дверью поднос, и я тихонько забираю его, когда понимаю, что она ушла. Я не могу отказать себе в удовольствии – насладится непревзойденным вкусом.



Когда шаги Сальной Сэй стихают на лестнице, я упираюсь на руки, и поднимаюсь с пола. Ноги затекли, так что я едва перебираю ими. Сколько же я здесь просидела? Пару минут или несколько часов? Все равно, для такой как я, каждое мгновение – целая вечность. Я прохожу мимо зашторенного окна, затем, миную тумбочку, в которой храню все самые ценные для себя вещи, и, в конце концов, приближаюсь к двери. Провожу рукой по скомканным волосам – что толку приводить их в порядок? Затем, аккуратно притрагиваюсь к холодной металлической ручке, поворачиваю ее и открываю дверь.

На полу – вымытый до блеска поднос, засланный светлым полотенцем. А на нем – дымящиеся булочки. Рядом – стакан воды. Я выныриваю из комнаты, оглядываюсь по сторонам, затем хватаю поднос и быстро возвращаюсь обратно.

Ставлю булочки на тумбочку, закрываю дверь и только тогда сажусь на краешек кровати, чтобы перекусить. Но как только я протягиваю руку к ароматной выпечке, ко мне доносятся звуки возни внизу.

Я замираю и прислушиваюсь. Сначала мужской голос спорит с Сальной Сэй, затем с еще одним мужским голосом, хлопает дверью, и наконец, кто-то направляется наверх. Я, сама не знаю, зачем, отступаю к окну. И тут, в дверь моей комнаты начинают неистово молотить кулаками. Едва нападающий подает голос, я узнаю его – это Хеймитч.

- Китнисс, открой немедленно! А то я разнесу твою дверь на мелкие кусочки! Видите ли, ей плохо! А кому, интересно сейчас хорошо?! Кому вообще, когда-нибудь было хорошо?! – громогласно восклицает он, нападая на мою дверь.

Я смотрю на шатающуюся ручку и невольно прикидываю, сколько времени мне понадобиться для прыжка из окна. Только не тут-то было. Во-первых, я сильно истощена, во-вторых, я нахожусь на втором этаже, ну и, в-третьих, Хеймитч все равно меня найдет.

- Немедленно ответь мне, живая или мертвая! Слышишь?! Это ты должна ходить ко мне домой, для того чтобы вытаскивать из дерьма!

Я набираю в легкие побольше воздуха и как можно увереннее произношу:

- Уходи, Хеймитч! Пьяный или трезвый!

- Никуда я не уйду! А ты если сейчас же не откроешь мне дверь, я разрублю ее на куски! Топор принес с собой! - добавляет ментор.

- Оставь меня в покое! – кричу я, приближаясь к двери.

- Я все равно выдворю тебя оттуда!

В подтверждение своих слов, Хеймитч вонзает что-то в мою дверь. Прикинув силу удара, я прихожу к выводу, что это действительно топор. Деревянные доски скрипят, когда тот достает его для нового удара. Только этого не хватало. Да что этот алкаш себе возомнил?

- Стой! – кричу я и бросаюсь к двери.



Когда спустя несколько мгновений, я открываю дверь, передо мной стоит раскрасневшийся в меру пьяный Хеймитч, с топором в руке.

- А вот и ты! – ехидно улыбается он.

- Чего тебе? Если пришел за выпивкой, то у меня ее нет.

- Солнышко, не в выпивке счастье, – протягивает он, - По крайней мере, искать ее у тебя я и не собирался. Я пришел сюда по одному важному делу.

Хеймитч нагло проходит мимо меня, приближается к окну и распахивает шторы. Я жмурюсь от дневного света и только собираюсь на него накричать, как он опережает меня:

- А теперь иди сюда!

Ментор хватает меня за плечи и тянет за собой. Я начинаю сопротивляться, но он быстро заталкивает меня в ванную и прижимает чем-то дверь.

- Посиди-ка здесь и приведи себя в порядок! На тебя противно смотреть! – кричит Хеймитч, а после добавляет, - Могла бы и кровать заслать. Девушка же, все-таки…

- Кто ты такой, чтобы так со мной говорить?! – я безуспешно бью кулаками в дверь ванной, - Выпусти меня отсюда! Я буду делать только то, что захочу!

- Я выпущу тебя после того, как ты приведешь себя в порядок. Потом, делай что хочешь – это не моя забота, - повторяет он, - А на вопрос: «Кто я такой?», отвечу – я человек, который дважды спас твою никчемную жизнь! Если бы знал, что ты будешь вести себя, как твоя мать, ни за что не рвал за тебя свой зад!

В моей голове, словно что-то разорвалось. Я неожиданно вспомнила маму. Как она впала в отчаяние после смерти отца. Как не разговаривала с нами, не вставала с постели и мы с Прим едва не погибли от голода. Неужели, я стала похожей на нее?

Я подхожу к крану, открываю холодную воду и мою лицо. Это помогает выйти из ступора и прийти в себя.

- Хорошо, твоя взяла! – кричу я погромче, чтобы услышал Хеймитч и направляюсь в душ.



Спустя полчаса, я не спеша расчесываю волосы, изучая в зеркале свое отражение. Действительно, сейчас я как никогда похожа на свою мать. На самом деле, я копия отца, а на маму всегда походила Прим. Но сегодня я вижу ту же болезненную худобу, те же темные круги под глазами и давно знакомый бледный оттенок кожи. Только на моей щеке еще есть тонкий шрам, спускающийся по шее, за ворот халата. Искусная работа капитолийских врачей не смогла скрыть воспоминание о самом ужасном дне моей жизни. Именно тогда все и началось…

Но я должна забыть! Я должна попробовать жить, а не существовать. Ради тех, кому еще можно помочь. Ради того, чтобы однажды встретиться с мамой или Гейлом и не вызывать у них сожаления. Я хочу проснуться однажды утром и подумать, что я смогла возродиться из пепла!

Кладу расческу на полку, отворачиваюсь от зеркала и кричу Хеймитчу:

- Я готова! Выпускай меня отсюда!

- Открыто! – слышится в ответ.

Я толкаю дверь и с удивлением обнаруживаю, что она действительно не заперта. Оглядываю комнату, и нахожу Хеймитча, лежащим на мой кровати и… поедающим мои сырные булочки!

- Эй, что ты делаешь?! – кричу я, направляясь к нему.

Ментор тут же достает что-то, лежащее рядом и бросает мне. Я быстро ловлю и разворачиваю синюю ткань.

- Что это?

- А на что это похоже? – да он надо мной насмехается!

- На платье, - отвечаю я.

- Тогда надевай его и спускайся вниз, - Хеймитч пожимает плечами и встает с постели. Он бросает в рот остатки булочки, добавляет, - В этом пекаре определенно что-то есть! – и выходит из комнаты.

- Ты забыл топор! – кричу я ему вслед.

- Так возьми и принеси, - слышится с лестницы.



Я надеваю платье, по фасону напоминающее то, что мама дала мне в день Жатвы, и спускаюсь вниз. По пути, я оцениваю убытки, которые нанес Хеймитч моей двери – можно жить, но когда-нибудь я ему отомщу!

Еще с лестницы я замечаю, что в гостиной сидят мой ментор, Сальная Сэй и Пит. Я вздрагиваю при виде последнего - становится стыдно за свое поведение. Но ничего не поделаешь. Когда я появляюсь в поле зрения Пита, он почему-то вскакивает на ноги. Правда, ко мне не подходит. Хеймитч ржет, так что мне хочется хорошенько ему врезать. Сэй всплескивает в ладони и радостно улыбается.

- Я же говорил вам, что топор нужен в образовательных целях, - довольно произносит ментор, - Они не давали мне к тебе пройти! – говорит он, обращаясь ко мне.

Я прохожу мимо него, и сажусь в кресло рядом. Поправляю юбку – кажется, я не надевала платьев целую вечность. На небольшом столе перед нами – свежая выпечка и чай. Перевожу взгляд на Пита, оказывается, он тоже смотрит на мое платье. Мне становится неловко, и я отворачиваюсь.

- Хорошо выглядишь, - невпопад говорит он, - На Жатве ты ведь была в похожем платье? Правда или нет?

Пит продолжает начатую нами в Капитолии игру.

- Правда, - говорю я и замолкаю.

В гостиной повисает молчание.

- Так вот, как только я вышел из дому, чтобы навестить тебя, возникает он и мешает мне идти, - Хеймитч скоро разруливает ситуацию рассказом о походе в гости.

Я узнаю, что про мое затворничество ему рассказал Пит. Как Сэй не давала ему пройти наверх, но Хеймитчу все-таки удалось ее уговорить.

Затем, мы говорим на единственную приемлемую для меня тему – восстановление Двенадцатого дистрикта. Пару раз Хеймитч вставляет что-то вроде:

- Было бы не плохо, поставить на стол и что-нибудь покрепче. А, Сэй?

Время проходит незаметно. Никто не упоминает про интервью, лес или Капитолий, а я стараюсь взять себя в руки и не думать про них без причины.

Нам еще не удавалось собираться таким составом. Мне кажется, что мы похожи на большую семью. От их поддержки становится теплее.



Может быть, больше не случится ничего плохого, и постепенно Сойка сможет подлечить крылья, чтобы взлететь?

Глава 7

Когда на улице темнеет, Сальная Сэй говорит, что ей нужно спешить к внучке. Я поднимаюсь со своего места, чтобы ее проводить и с удивлением замечаю, что Пит поднялся вслед за мной. Он смотрит на меня, затем смущается и садится обратно. Я делаю вид, что так и должно быть, и, молча, иду за Сэй.

У самого порога мы перекидываемся парой слов. Я спрашиваю о ее внучке, а она рассказывает о том, как новая жизнь в Панеме повлияет на ее психологическое состояние. В лучшую сторону, конечно. О моем психологическом состоянии мы не говорим.

Когда за Сальной Сэй закрывается дверь, я несколько минут стою на месте, обдумывая сказанное. Неужели, все правда будет так хорошо, как в это верят обычные жители дистриктов? Неужели мы будем жить в спокойное время без восстаний и войн? Правда ли все то, во что пытается заставить поверить новое руководство страны?

В момент, когда мне хочется убежать в свою комнату и запереться на все замки, я вдруг ловлю себя на мысли, что поведу себя как мама несколько лет назад. Хеймитч прав – к чему тогда все то, через что мне пришлось пройти? Мне нужно быть сильной, чтобы преодолеть свои страхи и попробовать жить дальше. Иначе, я так и не узнаю, что ждет меня впереди.

Я по крошкам собираю свое сознание и возвращаюсь в гостиную. Когда я подхожу достаточно близко, чтобы слышать разговор присутствующих там Хеймитча и Пита, до меня долетают слова последнего:

- … она должна жить дальше. Не ради себя, так хотя бы ради тех, кто отдал свои жизни за нее. Ради Прим, Финника, Мадж… ради меня.

- Не делай поспешных выводов, мальчик, - спокойно вторит ему Хеймитч, - Китнисс не такая. Она никогда не выбросится из окна и не всадит нож себе в живот. Сейчас ей тяжело, но она не сойдет с ума от этого. Если не сошла до сих пор, этого не случится сейчас.

- Да, но этот тур по дистриктам…

- Лишь заставит ее осознать реальность.

Кажется, я услышала достаточно. Хеймитч прав – я готова подтвердить каждое его слово. Мой ментор сделал что-то невозможное сегодня – заставил меня встрепенуться. Хватит. Набираю в грудь побольше воздуха и вхожу в комнату.

- Сэй ушла, - констатирую я.

Пит и Хеймитч кивают, сохраняя непринужденность обстановки. Я удивляюсь тому, как они спелись. То и делают, что плетут интриги у меня за спиной.

- Слушай, у тебя точно нет ничего спиртного, солнышко? – спрашивает Хеймитч.

В ответ я кривлюсь, всем своим видом показывая свое отвращение:

- Я же говорила тебе, что все мои запасы были уничтожены. Откуда самогону взяться в моем доме?

- Очень жаль, но ничего не поделаешь. Тогда я вынужден покинуть ваше общество, - вытирая руки краем рубашки, бормочет Хеймитч. – У меня в доме полно этого пойла и лично я собираюсь закончить этот серый денек парой рюмочек…

- Не уходи? – в один голос кричим мы с Питом.

- Хочешь, я принесу еще булочек? – предлагает он.

- На кой мне сдалась твоя выпечка?- ментор поднимается с места и направляется прочь из гостиной.

- Стой, - я вскакиваю с дивана и бегу за ним.

- Все было прекрасно, солнышко! Особенно твое лицо сегодня днем. Но я должен откланяться, - Хеймитч делает поклон и продолжает путь.

Вообще-то, я не против того, чтобы он ушел. Пусть проваливает на все четыре стороны, только не оставляет меня наедине с Питом! Я думаю, может, стоит сказать ему об этом.

- Да погоди ты! – кричу я, едва мы оказались на пороге, - Ты не можешь уйти…

- Не бойся, солнышко. Пит не набросится на тебя с кулаками, - Хеймитч поправляет выбившиеся от ветра волосы, и я понимаю, что впервые за прошедшую неделю оказалась на улице.

- Пожалуйста.

- Не глупи, ты столько пережила вместе с Питом, а теперь боишься попить с ним чаю! – ржет ментор.

Да что он такое несет? Ничего я не боюсь! Точнее, боюсь, но не этого. Я боюсь своих чувств. Наконец, я осознаю, что совершенно запуталась в себе.

- Замечательно. Спасибо, Хеймитч! Проваливай! – кричу я и возвращаюсь в дом.



Я оставила ментора на улице, но легче от этого не стало. Теперь мне нужно поговорить с Питом. Когда мы с ним оставались наедине в последний раз? Кажется, перед Квартальной Бойней. Словно ничего и не было… Я иду по прихожей, изо всех сил пытаясь не дать Огненному переродку внутри вновь захватить меня. Когда я вхожу в гостиную, Пит стоит возле окна и смотрит в вечерний полумрак.

За окном – одиннадцать домов. Одиннадцать аккуратных лужаек и живых изгородей. Всего домов двенадцать. Двенадцать домов и три сломленных жизни.

Пит качает головой, словно пытаясь отогнать от себя плохое воспоминание. Я смотрю на него, пока он не видит меня, и невольно улыбаюсь. Мне тяжело поверить в то, что мы оба живем – дышим, ходим и говорим. И, похоже, впервые за долгий срок, мой взгляд проясняется.

- Я думаю, было бы неплохо снести Деревню победителей, - неожиданно произносит Пит.

Значит, все это время, он меня видел. Я смущаюсь и подхожу к дивану.

- Что это даст для всех нас? Не лучше ли обеспечить остальных жителей Двенадцатого таким же жильем? – спрашиваю я, присаживаясь на прежнее место.

- Тебе действительно хочется жить в этом доме? – удивленно спрашивает Пит.

Я опускаю голову и думаю, как бы получше объяснить мои чувства:

- Очередное переселение в новый дом ничего бы не изменило. Я теперь одна, я была одна вчера и буду завтра. А в этих стенах, по крайней мере, живут воспоминания. Не самые приятные, зато мои.

Я не сказала еще одной причины – скорее всего, тогда мы с Питом были бы далеко друг от друга. Неизвестно, стал бы он приходить, если бы нас разделяло полгорода. Скорее всего, пару раз, а потом…

- Понятно, - отзывается Пит, - Только ты не одна. У тебя есть Сальная Сэй и Хеймитч.

Значит, меня больше нет в списке его близких друзей. Это больно, но мне нужно было это услышать. Не хочу говорить о себе и задаю давно интересующий меня вопрос:

- Тебя вылечили в Капитолии?

- Не знаю, - признается Пит, - Доктор Аврелий считает, что я здоров. Но он говорит, что я не узнаю этого, пока не столкнусь с воспоминаниями… - он замолкает.

- Обо мне.

- Похоже, что да.

Я разглядываю подол своего платья.

- Но я помню многое, - следующее предложение заставляет меня вздрогнуть, - Как нас выбрали трибутами, как я нашел на арене морник, как Финник откачал меня на Квартальной бойне…

- И про то, как я едва не призналась в любви к Гейлу, когда его высекли, ты тоже помнишь, - вырывается у меня.

Глаза Пита расширяются от удивления. Он подходит ближе и садится в кресло.

- Значит, ты слышала наш разговор у Тигрис? – спрашивает он.

Я киваю и продолжаю смотреть на свои колени:

- Выходит, ты помнишь больше, чем говоришь.

Я умалчиваю главную деталь подслушанного мной разговора. Гейл сказал Питу что я выберу того, кто поможет мне выжить.

- Не на много больше, - печально говорит Пит.

- Тогда может быть, ты хочешь меня о чем-то спросить? – спрашиваю я.

- Нет. Точнее, да, но не совсем, - я ощущаю на себе его взгляд и поднимаю голову, - Ты меня боишься?

Вопрос Пита застает меня врасплох. Я не планировала говорить об этом. По крайней мере, не с ним и не сейчас. Но все же, я решаю ответить:

- Нет. Я не боюсь тебя.

Ответ получился короткий, зато правдивый. Потому что самого Пита я действительно не боюсь.

- Я хочу попросить у тебя прощения, - неожиданно произносит он.

- Не понимаю только за что, – начинаю я, но Пит быстро перебивает меня и выпаливает:

- За то, что чуть тебя не убил.

В доме повисает неловкое молчание. Я понимаю, что только мне под силу сейчас его прервать.

- Ты не должен просить прощения за это. Ты не виноват – это все Капитолий.

- Нет, я должен, - перечит мне Пит, но тут, же замолкает.

Из кухни доносится звук разбивающейся посуды. Он настолько громкий, что я не сразу понимаю, что произошло. Не сговариваясь, мы с Питом бежим в соседнюю комнату.



Посреди горы разбитых чашек и тарелок сидит Лютик. Он смотрит на нас полным ненависти взглядом и издает противное: «Мяу!». Затем, довольно поворачивается и собирается уходить.

- А ну-ка стой! – кричу я и бросаюсь за ним.

Шаг, два, три, я прыгаю вперед и хватаю жуткого кота за бок. Он вырывается из моей руки, оставляя в пальцах лишь клочок шерсти и злобно шипя, удирает прочь.

- Глупая животина! – злюсь я.

- Китнисс, - окликает меня Пит и указывает на мою руку.

Я смотрю вниз и замечаю на ней растекшееся пятнышко крови. Только теперь я ощущаю боль от пореза.

- Пойдем, - Пит подходит ко мне и неуверенно протягивает руку.

Я протягиваю к нему свою, и он помогает мне подняться. В этот момент я чувствую что-то странное – мне хочется обнять Пита и прижаться к нему. Конечно, этого не происходит, - он даже не смотрит на меня и мы, молча, возвращаемся в гостиную.

Пит оставляет меня одну, но вскоре приходит с коробочкой лекарств и садится рядом. Я чувствую тепло его тела и вижу каждое движение мышц. Когда он принимается доставать из коробки ватные валики и какую-то мазь, я пытаюсь пошутить:

- Кажется, все кроме меня знают, где в этом доме лежит аптечка.

Пит смотрит на меня таким взглядом, словно хочет отругать, но ничего не говорит. Пока он достает из пореза небольшой кусочек стекла, я кривлюсь, - моя новая кожа все еще чувствительнее прежней. И как только я не заметила рану? Затем Пит наносит на нее гадко пахнущую мазь. Я, молча, наблюдаю за ним. Мне хочется ответить на нежные прикосновения его теплых рук, но я еще не сошла с ума настолько, чтобы сделать это.

- Не стоит так переживать. Обычно, порезавшись в лесу, я не бежала домой за медикаментами, - снова завожу разговор я.

- Я бы побежал, если бы был рядом, - серьезно говорит Пит.

Меня словно окатывает кипятком. Кажется, я мгновенно становлюсь пунцовой. Хочется отсесть от него или еще лучше – убежать подальше. К счастью, это делает сам Пит. Он ставит лекарство на место, поднимается на ноги и идет в кухню.

- Я уберу посуду, - тихо произносит он.

Ему тоже неловко? В любом случае, я не собираюсь идти за ним. Мне нужно побыть одной. Я ложусь на диван и слушаю громкий стук своего сердца. Когда из кухни доносится звон разбитой посуды, я понимаю, что ужасно хочу спать. Кажется, если сейчас же я не закрою глаза, то сон поглотит меня против воли. Пит включает воду. Ее тихий шум успокаивает и ласкает слух. Я поворачиваю голову, и некоторое время рассматриваю диванную обивку. Затем, я оказываюсь в лесу, иду вдоль реки с луком в руке. Сквозь ветки деревьев пробивается солнечный свет. Я щурюсь от него и смеюсь. Без причины, как раньше, когда лес вызывал у меня улыбку.



Сама не знаю, когда в лесу стало темно, и послышался душераздирающий вой переродков. Я, бегу вперед, цепляясь за кусты, но они не отстают. Выбора нет – лезу на дерево, чтобы спрятаться от них в ветках, но не тут-то было. Несколько гадких, похожих на волков, скрещенных с обезьянами, тварей скалятся и пытаются вылезти вслед за мной. Я поднимаюсь еще выше – они следом за мной. Мои силы на исходе. Кажется, я уже не смогу спастись. Один из переродков оскаливает зубастую пасть и хватает меня за ногу. Я кричу от дикой боли и, отпуская ветку, лечу вниз. Мой голос становится предсмертным криком Прим…

Местность тут же плывет перед глазами, и прежде чем я понимаю, что это всего лишь сон, он сменяется другим. Вокруг по-прежнему темно, но теперь я в своем доме в Деревне Победителей. Кто-то пытается меня поднять, а я кричу и вырываюсь. Вдруг, прямо над ухом я слышу голос Пита:

- Китнисс, это я. Все хорошо…

Я судорожно цепляюсь за его руку и начинаю плакать.

- Я так устала, - одними губами шепчу я, - Помоги мне…

- Что я могу для тебя сделать? – спрашивает Пит, прижимая меня к себе.

- Не уходи! – прошу я, пытаясь задержать короткое видение.

- Никогда, - отвечает Пит.

Я обнимаю его за плечи. Слезы не прекращаясь, катятся по щекам.

- Я больше не могу охотиться в лесу, - выпаливаю я.

- Не правда, ты можешь, - он гладит меня по спине.

Пит не уходит из моего сна даже через несколько минут. Он обнимает меня и терпеливо ждет, пока закончатся слезы. Когда мне становится лучше, мой Мальчик с хлебом укладывает меня в постель, садится рядом и крепко сжимает мою руку в своих теплых ладонях.

- Не уходи, - повторяю я.

- Не уйду, - словно эхо отзывается он.

Я кладу голову на подушку и чувствую, что кошмары отступают. Наконец-то Пит рядом со мной, хоть это всего лишь во сне. Едва я закрываю глаза, ко мне приходит новое сновидение.



Впервые за долгое время я просыпаюсь не от кошмара, а от того, что мне мешает солнечный свет. Открываю глаза и вздрагиваю. Я лежу на диване в гостиной, укрытая пледом. Под моей головой подушка из спальни. Но самое ужасное – и с каждым ударом сердца я понимаю это все больше, - это Пит. Он спит, сидя на табуретке рядом со мной. Его голова лежит на моих ногах, а мою руку он сжимает в своей ладони.

Моему удивлению нет конца. Значит, это был не сон?
Поделиться…

Глава 8

Я оглядываюсь по сторонам – яркий солнечный свет проникает сквозь раскрытые шторы. Лучи попадают на светлые волосы Пита, и они отдают приятным золотистым блеском. Мне хочется протянуть руку и тихонько дотронуться до них, чтобы снова почувствовать под пальцами гладкие локоны, вдохнуть едва уловимый аромат свежей выпечки… но, я этого не делаю.

У меня есть время, чтобы придумать, как разбудить Пита и спросить, почему он остался у меня дома. Вот только, оказывается, он уже не спит.

Пит просыпается, поднимает голову, и несколько мгновений непонимающе смотрит на меня. Затем до него доходит реальность происходящего, и он вскакивает с места. Хорошо, - теперь я тоже могу подняться на ноги. Откидываю плед и замечаю, что платье безнадежно помялось. Это тебе не удобные охотничьи брюки и рубашка, созданные умелыми руками Цинны – никакой практичности. Наконец, я ставлю ноги на пол и поднимаюсь. Молча, отхожу от дивана к окну, решая, с чего начать. Тишина давит на уши. Тем временем, начинает Пит:

- Доброе утро, - произносит он.

- Почему ты не ушел вчера? – я рублю с плеча и говорю грубее, чем хотела бы.

Возможно, виной всему мой осипший голос. Начинаю думать, не простудилась ли я и вспоминаю, что устроила истерику перед Питом сегодня ночью. Мне становится неловко. Хочется убежать в свою комнату, и изолироваться от окружающего мира, но я все, же заставляю себя взглянуть на него.

Пит застыл в метре от меня. Он не смущен, скорее, обеспокоен.

- Вообще-то, вчера я увидел, что ты спишь и собирался уходить. Выключил свет, и был уже на пороге, когда услышал твой крик. Это было ужасно, и я захотел помочь. Я просто обнимал тебя и пытался успокоить. Как тогда, перед Квартальной бойней, - Пит запинается и спрашивает, - Правда, или нет?

- Правда, - отвечаю я и перевожу взгляд за окно – мне невыносимо смотреть на него, слишком глубоко в сердце находятся те воспоминания, - Спасибо тебе. Только ты действительно мог не жертвовать своим сном ради меня.
Я не говорю Питу о том, как сильно он мне помог, - для этого мне просто не хватит сил. Пусть будет так, как есть.

- Зато теперь мы точно знаем, что я не превращусь в переродка и не убью тебя в любой момент, - пожимает плечами Пит.

До чего же хорошо у него получилось перевести разговор на другую тему. Если бы только не его продолжение:

- Да и сна как такового у меня уже давно нет. Я не сплю, а только маюсь, верчусь с бока на бок. Странно, но сегодня я даже выспался…

Прямолинейность Пита, в который раз застала меня врасплох. Я поворачиваюсь к нему и говорю:

- Как видишь, мне тоже снятся кошмары.

- Что именно тебе снится? - спрашивает он.

Я набираю в грудь воздух, собираясь с мыслями, как вдруг, кто-то тихонько поворачивает ключ в замке и отворяет входную дверь. Это Сальная Сэй. Она несет в руках большие пакеты с продуктами – наверное, сегодня утром снова привозили пайки. Нам с Питом не нужно тащиться на вокзал в самую рань, - пакеты и мешки доставляют на порог к каждому жителю Деревни победителей. На этом преимущества не заканчиваются – наши пайки намного больше и набиты самыми разнообразными продуктами из всех дистриктов. В то время как пайки для остальных жителей дистрикта номер двенадцать содержат лишь самое необходимые: овощи, фрукты и злаки. Властям теперь и так приходится туго – сообщение между дистриктами нарушено, инфраструктуру многих из них нужно восстанавливать с нуля, да и кормить теперь приходится больше ртов - Тринадцатый вышел из тени.

Я вздыхаю и бреду вслед за Питом, который сразу же бросился помогать пожилой женщине с ее ношей. Судя по выражению лица Сальной Сэй, она удивлена тому, что увидела, Пита у меня дома, да еще и в такую рань. Но Сэй, как всегда сохраняет чувство такта и заводит разговор о каких-то мелочах. Рассказывает про то, как Риппер подралась с отцом столяра за свой паек, и просит Пита принести в дом мешок с зерном. Я тут же вспоминаю, что мне оно ни к чему, и с трудом уговариваю ее взять нужное количество себе, а остальное отдаю Питу. Ведь именно он все это время снабжает нас свежей выпечкой.

Пит уходит, для того, чтобы занести домой свои пакеты, и узнать, как обстоят дела с Хеймитчем. Напоследок мы с ним перебрасываемся парой фраз:

- До встречи! Береги себя.

- Хорошо,- и я остаюсь одна.

Теперь мне действительно жаль, что мы не успели договорить.




Сальная Сэй уходит в кухню, раскладывать продукты. Я иду следом и прошу ее взять понемногу всего. В самом деле, зачем мне одной столько еды? А вот у нее есть семья и внучка, которой нужно хорошо питаться ввиду состояния здоровья.

Когда с уговорами покончено, Сэй начинает готовить мне завтрак, а я присаживаюсь за угол стола и, собравшись с духом, говорю:

- Мне кажется, скоро я сама смогу присматривать за домом. Пора уже освободить тебя от этой ноши.

Женщина застывает на месте и поворачивается ко мне. В ее глазах стоят слезы. Я ожидала от нее чего угодно – радости или злости, но только не уныния.

- Ты считаешь, что я прихожу к тебе через силу? – серьезным тоном спрашивает она, - Думаешь, я готовила и убиралась здесь сама того не желая?

- Нет, я не… - начинаю я, но она тут, же меня пресекает.

- Мне, правда, было очень жаль тебя, когда я увидела, в каком состоянии ты вернулась домой. Девочка, которая не побоялась охотиться в лесу для того, чтобы прокормить свою семью, которая без страха пришла в Котел и вызвалась волонтером на Голодных играх, была раздавлена горем, что свалилось на ее плечи! Я знаю тебя уже много лет и за это время ты стала для меня почти что родной внучкой. Я рада была помогать тебе и делить пополам твое горе. А ты думаешь, что я делала все это против своей воли!

Мне становится неловко. Больше того, я думаю, что совсем разучилась понимать людей. Слова Сэй задели меня так глубоко, что я сама хочу плакать. А вместо этого, выдавливаю из себя:

- Прости. Я не это имела в виду.

В кухне повисает молчание, во время которого Сальная Сэй внимательно смотрит на меня. Я стараюсь не встречаться с ней взглядом. Протираю пальцем угол стола и украдкой поглядываю на ее ноги.

Когда Сэй идет ко мне, я вздрагиваю, затем ощущаю, как ее руки обвивают меня сзади. Она обнимает меня и целует в затылок.

- На самом деле, я думала, что ты здесь, потому что тебя попросил Хеймитч или кто-нибудь еще, - говорю я, едва сдерживая слезы.

Что же это такое? Мне настолько себя жаль, что я вот-вот начну плакать.
Наверное, Сальная Сэй догадывается, что ее объятия напоминают мне о маме и сестренке и о тех временах, когда у нас все было хорошо. Тогда казалось, что ничего плохого больше не произойдет. Но, увы…

- Никогда больше не говори, что ты для меня лишняя ноша. Ладно? – спрашивает Сэй.

Я киваю в знак согласия, и она, как ни в чем не бывало, уходит готовить завтрак. Я поднимаюсь из-за стола и бреду в гостиную. Складываю плед и подушку и отношу их в свою спальню. Затем, принимаю душ и переодеваюсь в чистую одежду.

Мои мысли находятся далеко отсюда. Я думаю о словах Сальной Сэй и о том, что меня окружает много хороших людей. На улице светит яркое весеннее солнышко, и я принимаю решение сходить в город.




Я заверяю Сэй, что не пойду на охоту, и демонстративно выставляю на самое видное место лук и колчан со стрелами. Да и брюки с тонкой светлой рубашкой, созданные для меня Цинной, не пригодные для прогулок в лесу. Впрочем, откуда ей знать об этом?

Сальная Сэй говорит что-то о моей худобе, но я лишь обещаю хорошенько покушать после возвращения.

Выйдя из дома, я жадно вдыхаю свежий воздух. Быстро прохожу по дорожке вдоль домов Пита и Хеймитча и покидаю Деревню Победителей.

В городе кипит работа – люди кроют крыши, вставляют в рамы стекло, прокладывают новые дороги и высаживают деревца. Через несколько лет, Дистрикт номер двенадцать трудно будет узнать. Да что там – он уже сейчас выглядит совсем по-другому. Вон две соседки с главной улицы тискают симпатичного малыша. Вокруг носятся две девочки постарше, весело распевая незамысловатые детские песенки. Несколько мужчин дружно смеются над какой-то шуткой. Они больше никогда не полезут в забой, и никто из них не погибнет как мой отец ради того, чтобы прокормить семью.

Время от времени, кто-то замечает меня, и я слышу приветствия:

- Доброе утро, Китнисс!

- Как дела, мисс Эвердин?

Это раздражает. Зато, теперь в моем родном дистрикте не встречают друг друга мрачным кивком головы. Здесь дарят улыбки. Я искренне надеюсь, что люди оживились по всему Панему. Ведь миротворцы больше не запугивают людей, их новая миссия – следить за проведением работ и контролировать правопорядок в случаях драки или кражи. К счастью, сейчас это редкость.

Я захожу в лавку к новому мяснику и покупаю говядину. Мясника зовут Дрейк. Я видела его пару раз еще, когда училась в школе – он старше меня всего на несколько лет. Но теперь он занимает место погибших хозяев. Мы перекидываемся с ним парой слов, и я выхожу на улицу.

- Здравствуй, Китнисс!

- Здравствуйте, - отвечаю я невысокой худенькой женщине с ожогом на лице.

- Решила прогуляться в городе? – спрашивает она.

- Да вот, пополняю запасы, - я указываю на бумажный пакет в руке и спешу уйти прочь.

Ну почему все эти люди считают меня своей старой знакомой? Большинство из них я вообще ни разу не встречала. Поворачиваю за угол новенького дома и слышу позади:

- Китнисс, постой!

Собираюсь дать деру, когда, наконец, различаю в голосе знакомые нотки. Конечно же, это Пит. Я с облегчением поворачиваюсь к нему.

- Тяжелый день? – спрашивает он.

- Просто непривычно, - отмахиваюсь я, - Двенадцатый дистрикт теперь выглядит по-другому.

- Лучше ли? – спрашивает Пит, и не дождавшись моего ответа, продолжает, - Ты куда-то шла?

- Уже возвращаюсь домой.

- Я тоже. Пойдем вместе?

Я, молча, киваю, и мы продолжаем путь. Обратно идем по тому же маршруту.

- А что ты делал в городе? – спрашиваю я.

Пит, молча, смотрит перед собой. Затем, словно приходит в себя и отвечает:

- Я смотрел, как восстанавливают булочную моих родителей.

Я резко останавливаюсь на месте.

- Значит, ты будешь продолжать дело отца? – спрашиваю я.

- Да, ведь кроме него я ничего не умею. Что случилось? - Пит подходит ко мне и непонимающе смотрит прямо в глаза. Я отвожу взгляд.

- Просто я не думала, что это будет так скоро! – вырывается у меня.

Ну, конечно. Теперь Пит переселится в пекарню и будет жить в городе. Он будет слишком далеко от Деревни Победителей и от меня с Хеймитчем. Найдет себе девушку, обзаведется семьей. Почему я не думала об этом раньше? Ему нужна нормальная жизнь! Без истерички и пьяницы в качестве соседей…

К горлу подступает ком и я отхожу в сторону, но Пит хватает меня за рукав.

- О чем ты говоришь? – непонимающе спрашивает он.

- Пожалуйста, отпусти.

Я резко вырываюсь и бегу обратно в город, теряя по пути пакет с говядиной. Все дальше, и дальше, не разбирая дороги. Лишь бы Пит не видел моих слез. Они застилают глаза и не дают рассмотреть местность.

Больше всего на свете, сейчас я хочу оказаться в лесу.

Но вдруг, я слышу сверху какой-то рокот. Это не планолет и не гром. Что же тогда? Я поднимаю голову и вижу, что по недостроенной крыше на меня катятся огромные деревянные брусья. Убежать я не успеваю, только инстинктивно закрываю руками голову.




От сильного удара я теряю равновесие и падаю вниз. Со следующим, меня впечатывает в землю. Я ничего не вижу вокруг. Мне тяжело дышать – наверное, повреждены ребра. Правая нога оказалась зажата между брусьями… Голова раскалывается от жуткой боли. Кажется, я вот-вот потеряю сознание. Изо всех сил, дергаю ногу, пытаясь освободиться из ловушки.

Откуда-то издалека ко мне доносится крик Пита:

- Китнисс, ты там? Отзовись! Скорее, на помощь! Там человек!

- Я здесь… - одними губами выговариваю я и обессилено кладу голову на землю. Мне кажется, что надо мной смыкаются ветки деревьев и лес погружается во тьму. Неужели, это конец?

ЧАСТЬ 2: РЕАЛЬНОСТЬ. 9 глава

Нет, еще не конец.

Из темноты всплывают и тут же гаснут образы. Передо мной проносится вихрь картинок, словно кто-то очень быстро листает красочную книгу. Только на ее страницах – моя жизнь.

Вот мы с папой собираем ягоды на поляне в лесу, а вот уже я здесь совсем одна – пытаюсь подстрелить дичь, и нахожу чьи-то ловушки…

Дальше: теплый хлеб летит в грязь, пекарь покупает у меня белку, мы с Прим разглядываем витрину с красочными пирогами, я поскальзываюсь на пороге школы и задеваю светловолосого мальчика…

Я слышу тяжелое биение собственного сердца. «Тик-так, тик-так»…

«Сначала дамы!» - выпаливает Эффи Бряк и достает листок из девичьего шара…

Цезарь Фликерман спрашивает у кого-то: «Разве краткое счастье хуже, чем никакое?»…

За мной гонятся переродки, расточая вокруг запах крови и роз…

Эффи поправляет парик, накренившийся в бок, и произносит: «Пит Мелларк!»…

- Нет, только не он. Только не Пит, - тихо произношу я.

Каждое слово дается мне с трудом. Что-то в груди мешает дышать. Но я через силу глотаю воздух и продолжаю просить:

- Только не он…

Внезапно, волна боли накрывает меня с новой силой и образы гаснут. Вокруг становится светлее. Кто-то отрывает меня от земли и поднимает в воздух. Я пытаюсь открыть глаза, но все еще ничего не вижу. Похоже, я разбила лоб, потому что по лицу течет что-то горячее. Кажется, будто моя левая нога горит. Из груди вырывается стон.

- Все хорошо, Китнисс, я здесь!

- Пит? – я слышу именно его голос.

Как же больно говорить! Мне нужно сказать ему, что моя нога в огне. Но, кажется, у меня совсем не осталось сил. Меня снова пытается поглотить тьма.

- Это я, Китнисс, все хорошо, - срывающимся голосом говорит Пит, а затем кричит кому-то, - Она ранена, скорее, сюда!

Ранена? Постепенно, я вспоминаю, что со мной произошло. Я была в городе, встретила там Пита, меня привалило древесиной…

Кто-то переносит меня на руках. Я изо всех сил сопротивляюсь подступающей тьме. Вокруг слышатся десятки голосов - вскрики и вздохи сменяются какими-то фразами, смысл которых я не могу разобрать. С каждой секундой голоса становятся громче. Я пытаюсь закрыться от них руками, но голос Пита приказывает мне не делать этого. Я опускаю руки и скоро слышу чей-то крик:

- Его поймали! Он пытался убежать в лес, но миротворцы догнали его на Луговине!

Из толпы доносятся голоса:

- Восстание…

- Месть…

О чем они все говорят? Я хочу спросить у Пита, но слышу, как его голос обращается к кому-то другому. Он говорит что-то обо мне, и я, наконец, понимаю, что это он вынес меня из завала. На этот раз у меня получается его позвать:

- Пит…

- Все хорошо, Китнисс. С тобой все в порядке, - взволновано говорит он, и добавляет, - Давайте скорее!

- Кладите ее сюда! – командует женский голос.

- Нет, - я пытаюсь закричать, но вместо этого получается лишь тихий всхлип, - Пит…

Я хочу попросить его не отпускать меня. Но, кажется, он не слышит меня из-за шума толпы. Мне протирают лицо какой-то мокрой тряпкой. Я чувствую, как кто-то пытается отодрать меня от Пита, и изо всех сил хватаюсь за его руки.

- Китнисс, отпусти меня. Я буду рядом, - обещает он, но я не ослабляю хватку.

В голове крутится мысль – «Однажды он уже обещал мне. И я его потеряла».

- Простите, но у меня нет другого выбора! – этот грубый женский голос действует мне на нервы.

Я не успеваю набрать в грудь воздуха, чтобы ей ответить, как кто-то крепко хватает меня за руку, и в нее впивается игла. Из нее, прямо мне в вену, вытекает какая-то холодная жидкость.

- Нет! – вскрикиваю я, слишком поздно.

Мои руки сами отпускают Пита. Тело перестает слушаться, и меня укладывают на ровную поверхность. Из последних сил, мне удается открыть глаза. Последнее, что я вижу перед тем, как погрузиться в сон – бледное встревоженное лицо Пита.



Мне снится зеленая поляна, сплошь усыпанная цветами. Она похожа на Луговину, только я не вижу ни ее начала, ни конца. Я сижу на траве и вдыхаю легкий аромат разнотравья.

Далеко впереди я вижу Прим. Она танцует в солнечных лучах – светлые волосы заплетены в длинные косы, рубашка сзади выбилась утиным хвостиком.

Я зову сестренку по имени, она застывает на месте и поворачивается ко мне. Наши взгляды встречаются, и Прим радостно улыбается. Я хочу подняться и подбежать к ней, чтобы прижать к себе и больше никогда не отпускать. Но Прим вытягивает вперед свою ручку и отрицательно качает головой. Ее глаза наполняют слезы, но она не перестает улыбаться.

- Нет, не уходи, - шепчу я.

Но Прим молчит. Тогда я неуверенно поднимаю вверх руку и машу ей. У меня просто не хватает духа для того чтобы показать ей знак, которым мы привыкли прощаться с погибшими. Пусть она знает, пусть всегда знает, что для меня моя маленькая сестричка жива, и я помню о ней.

Прим машет мне в ответ. Солнце озаряет поляну лучами, и ослепляет меня. Я продолжаю, не отрывая взгляд смотреть на сестренку, до тех пор, пока она не растворяется в свете.

Мой маленький утенок…



Когда я открываю глаза, чувствую, как по щекам текут горячие слезы. Я помню все, что со мной произошло. И еще, осознаю, что впервые за долгое время Прим приснилась мне не в кошмарном сне. Она пришла… чтобы попрощаться?

Я оглядываюсь по сторонам. Кажется, я у себя дома. Сквозь шторы пробивается розоватый свет – приближается рассвет. Комнату заполняют косые тени. Они ложатся на стену, кровать и на кресло, в котором сидит Пит. Он спит, склонив голову на плече. В руке у него полотенце, а на разделяющем нас прикроватном столике стоит таз с какой-то жидкостью. Мама использовала его для изготовления примочек.

Я делаю глубокий вдох, и с радостью чувствую, что боль в грудной клетке больше не мешает мне дышать. И все-таки, повреждения есть. Наверное, я все же сломала пару ребер. С левой ногой все значительно хуже – она лежит на небольшом возвышении из подушек, но даже во тьме я могу заметить наложенную на нее повязку, сквозь которую выступает кровь. Пытаюсь пошевелить пальцами – безуспешно. Интересно, почему я не чувствую боли? Неужели, кто-то раздобыл в Двенадцатом дистрикте морфлинг? О, нет. Мне лучше не принимать его после того, что случилось в Капитолии.

Несколько минут я лежу, наблюдая за тем, как сквозь шторы в комнату пробираются солнечные лучи и вспоминаю свой сон с Прим. Пытаюсь уснуть вновь, но у меня ничего не выходит. Наконец, я понимаю, что очень хочу пить. Поднимаюсь в поисках воды, но тут, же, со стоном опускаюсь на подушку. Меня начинает тошнить, все расплывается перед глазами. Неужели, у меня еще и сотрясение мозга?

Словно из пустоты, рядом со мной возникает Пит.

- Китнисс, ты слышишь меня? – тихо спрашивает он.

Я открываю глаза и смотрю на него. Постепенно, лицо Пита приобретает четкие очертания.

- Я хочу пить, - тихо говорю я. Мой голос хриплый и какой-то чужой.

Пит бежит в дальний конец комнаты и возвращается со стаканом воды. Он аккуратно приподнимает мою голову, и дает мне сделать глоток.

- Больше нельзя, - объясняет Пит и ставит стакан.

Когда я оказываюсь на подушке, он не спешит убирать руку с моих волос, и нежно проводит по ним пальцами, задевая щеку. Я немного поворачиваю голову, чтобы почувствовать его прикосновение. Пит аккуратно дотрагивается до моего подбородка и проводит рукой вдоль щеки.

Я смотрю в его небесно-голубые глаза и вспоминаю время, которое мы провели в пещере на Голодных играх. Кажется, это было несколько жизней назад. И все же, сейчас все почти так же, как тогда. Может быть, он вспомнит, о наших поцелуях, о дожде и корзине с едой? А может, он уже давно вспомнил об этом?

Спустя несколько минут, Пит убирает руку и ставит себе на колени таз с настойкой. Он смачивает в нем полотенце и прикладывает к моему лбу.

- Это чтобы жар не возвращался, - объясняет Пит.

- Что со мной произошло? – все так же хрипло спрашиваю я.

- Давай поговорим об этом позже, - предлагает он, - Сейчас тебе нужно уснуть.

- Что произошло? – я не собираюсь отступать не получив ответ.

- На крыше здания, мимо которого ты шла, проходили кровельные работы. Несколько человек не смогли удержать деревянные брусья, и они скатились на тебя, - через силу говорит Пит, - Теперь все?

- За кем тогда погнались миротворцы? – снова спрашиваю я, восстанавливая в голове кусочки услышанных фраз.

- Китнисс, это длинная история, - отмахивается Пит, - Дело не в том, как это произошло. Дело в том, зачем ты туда убежала.

Я отвожу в сторону взгляд. Как я могу сказать, что сбежала из-за того, что узнала о его планах на ближайшее будущее? Словно за спасительную соломинку я хватаюсь за свой следующий вопрос:

- Кто приготовил лекарства?

- Тебе оказали помощь новые врачи из штаба миротворцев, - отвечает Пит, - Теперь у нас в дистрикте есть даже специальная машина для перевозки больных. На ней тебя и привезли домой.

Конечно же, это была не моя мама. Глупо надеяться, что сейчас она войдет в мою спальню. Для нее это место – источник ужасных воспоминаний и она ни за что сюда не вернется. На лице Пита отражается сожаление. Кажется, он догадался, о чем я сейчас думаю.

- Они сказали, что передадут твоей маме информацию о случившемся, - зачем-то добавляет он.

- Что у меня повреждено? – вопрос получается коротким, потому что на длинные предложения я пока что не способна.

- Пробита голова, ушиб грудной клетки и открытый перелом ноги, - после короткой паузы отвечает Пит.

- Могло быть и хуже, - замечаю я.

- Не нужно об этом говорить, - Пит аккуратно проводит пальцами по моей ладони, - Тебе нужно поспать.

- Нет, - с некоторой долей сомнения произношу я.

Он продолжает, молча сидеть рядом со мной, и гладить мою руку. Кажется, его тактика по усыплению действует – спустя несколько минут я чувствую, как меня окутывают теплые объятия сна. Хочу спросить у Пита про морфлинг, и еще немного насладится его прикосновениями, но усталость берет свое. Я из последних сил цепляюсь за реальность. А когда понимаю, что это неизбежно, закрываю веки и погружаюсь в светлый сон без фраз и образов.



Когда я просыпаюсь в следующий раз, за окном сгущаются сумерки. Значит, дело к вечеру. Действие обезболивающих лекарств закончилось, потому что я ощущаю резкую боль в виске и в ноге.

Я слышу чьи-то шаги, и немного поворачиваю голову, надеясь увидеть Пита. К сожалению, это Сальная Сэй. Она подходит к кровати и склоняется надо мной.

- Привет, Салли, - тихо произношу я и выдавливаю из себя подобие улыбки.

На глазах у нее выступают слезы, но Сэй умеет сдерживать себя, и тут, же интересуется, что мне принести. Я прошу еще немного воды.

- Где Пит? – спрашиваю я, пока Сальная Сэй поправляет мне подушку.

- Я уговорила его немного подремать в гостевой комнате. Парень почти сутки не отходил от твоей постели, - от слов Сэй мне становится одновременно неловко и тепло.

Но я не успеваю больше ничего сказать и засыпаю вновь. Последняя мысль, которая посещает меня перед тем, как сон сковывает рассудок:

«Они добавляют снотворное в воду».

Глава 10

Я просыпаюсь от яркого света. Открываю глаза и замечаю, что за окном снова светит солнце. В комнате нет никого, кто мог бы запудрить мне мозги и заставить выпить снотворное. Пользуюсь моментом и разглядываю свою забинтованную ногу. Пытаюсь пошевелить пальцами, но чувствую такую сильную боль, что тут, же замираю. Поднимаю голову – почти не кружится. Провожу рукой по лбу, ощупывая повязку. Кажется, все обошлось – я жива, и вполне дееспособна. Интересно только – что будут делать со мной стилисты из Капитолия? Ведь они должны приехать через несколько дней. Наверное, они сильно удивятся, увидев меня в таком состоянии.

Через приоткрытую дверь, ко мне доносится чей-то разговор. Я быстро узнаю собеседников – это Пит и Хеймитч. Они приближаются к моей спальне и о чем-то оживленно спорят. В конце концов, оба переходят на более тихий тон, но я все равно легко могу разобрать их слова.

- Китнисс должна знать, что ей угрожает опасность. Она не слепой котенок, который требует защиты и сама может за себя постоять, - звучно спорит Хеймитч.

- Да, но ей вовсе не обязательно говорить об этом сейчас! – довольно громко вторит ему Пит.

- Значит, ты собираешься оставить ее одну в Дистрикте номер двенадцать, и не предупредить о том, что несколько десятков психов из Капитолия…

- Нет! – Пит перебивает ментора и, судя по глухому звуку, ударяет кулаком о стену, - Я хочу, чтобы пока Китнисс не окрепнет, эта информация не достигла ее ушей! И сделать это не так уж сложно, учитывая то, что Китнисс не сможет покинуть свой дом несколько ближайших недель!

«Поздно. Эта информация уже достигла моих ушей».

Мне кажется, что легкие сдавил невидимый обруч, и я с трудом делаю вдох. О чем они говорят? Почему Пит хочет оставить меня одну? Что еще за информация? Неужели, кто-то подстроил происшествие в городе? Значит, то, что я слышала, когда меня достали из-под завала – правда. Мне не показалось, что в толпе говорили про беглеца, которого поймали миротворцы и про какую-то месть. Месть – мне?

Постепенно, в голове начинает складываться цельная картинка. Мне хотят отомстить за восстание. Бесконечные муки – вот во что превратилось мое существование после него, а им все мало?

Меня снова поглощает леденящий душу страх. Как в тот день, когда в моем доме неожиданно появился президент Сноу. Потолок начинает плясать перед глазами, описывая кривые дуги. Я пытаюсь сесть в постели, но меня тут, же начинает мутить. Протягиваю руку, чтобы взять со стола стакан с водой, но промахиваюсь, и вижу, как он, предательски звякнув, разлетается на осколки, на дощатом полу.

Дверь в спальню тут же раскрывается, и на пороге появляется Пит. В считанные секунды, он оказывается рядом со мной.

- Что случилось, Китнисс? – спрашивает он немного громче, чем следовало бы.

Я не могу говорить. Закрываю глаза и указываю на прикроватный столик.

- Воды? – снова спрашивает Пит.

Я киваю в ответ, и он тут же исчезает. Едва его шаги затихают на лестнице, в спальню входит Хеймитч. Я полулежу, обхватив себя руками, и загнано смотрю на него. Хеймитч подходит к кровати, берет пустой таз для настоек, и ставит его на пол.

- Давай, я помогу тебе подняться. Тебе нужно хорошенько проблеваться, - говорит он и наклоняется ко мне.

Хеймитч поддерживает меня за плечи, и помогает спустить на пол больную ногу. Я не сопротивляюсь. Голова начинает кружиться сильнее обычного, а легкие сжимает так сильно, что я не могу сделать вдох. И все же, я сажусь. Кое-как наклоняю голову вниз, и понимаю, что Хеймитч был прав.




Когда мой бывший ментор исчезает в ванной, я провожу рукой по покрывшейся испариной шее и с удовольствием замечаю, что дышать стало легче. В этот момент в комнату входит Пит. В руке он несет стакан с водой.

- Это снотворное? – с хрипцой в голосе спрашиваю я.

- Тебе стало лучше, - с облегчением произносит он и добавляет, - Нет. Вообще-то, мне дали снотворного всего на два приема.

Я беру у него стакан, делаю несколько глотков и возвращаю обратно. Ловлю себя на том, что не могу отвести глаз от улыбки Пита. Мне хочется поблагодарить его за доброту и заботу, но в этот момент из ванной выходит Хеймитч и показывает на меня пальцем:

- Дружок, ты пропустил самое интересное! – обращается он к Питу.

- О чем ты? – непонимающе спрашивает тот.

Мне хочется провалиться сквозь землю.

- Лучше помолчи, - тихо произношу я, глядя на Хеймитча. - Как же неудобно сидеть.

В попытке быстро закинуть больную ногу на кровать, я терплю поражение, и, схватившись за грудную клетку, корчусь от боли на глазах у присутствующих. Кажется, будто мои легкие наполнили огненной смесью. Пит оказывается рядом в мгновение ока. Я не успеваю и слова сказать, а он подхватывает меня на руки и быстро укладывает в постель. Хеймитч берет одеяло и накрывает мне ноги.

- В общем-то, ей не стало лучше, - констатирует он.

Пит многозначительно смотрит на ментора. Тот отрицательно кивает головой.

Подумать только – трезвый Хеймитч и Пит, который больше не хочет моей смерти помогают мне после того, как меня привалило деревянными досками. Я спрашиваю себя – не сон ли это? Если это не сон, значит ли, что все действительно так серьезно?

- Думаю, пришло время прояснить ситуацию, - словно в ответ на мой немой вопрос произносит Хеймитч.

- Позволь мне сказать, - тут же перебивает его Пит.

- Я думаю, нам пора прекратить скрывать от Китнисс правду, - заявляет ментор.

- Нет! – категорично выкрикивает Пит.

«О, нет».

Я набираю в легкие больше воздуха и спрашиваю:

- Вы хотите рассказать про людей, которые хотят меня убить?

Слова, слетевшие с моих губ, ножом разрезают наэлектризованный воздух и заставляют обоих замолчать. Мне снова становится дурно, но я сжимаю пальцами простынь и изо всех сил стараюсь держать себя в руках.

- Говори, Хеймитч, - продолжаю я, стараясь не смотреть на исказившееся от боли лицо Пита.

Не тут-то было. Пит садится рядом со мной и, наклонившись ко мне, спрашивает:

- Как ты узнала? Когда? От кого?! – под конец, его голос превращается в крик, и я испуганно отодвигаюсь подальше.

Мне кажется, будто передо мной тот самый переродок, охморенный ядом ос-убийц. Но ведь это не так. Мне нельзя поддаваться своему страху. Нужно говорить с ним.

- Так ведь у меня тоже есть уши, - тихо произношу я.

- Вот видишь! Я же говорил тебе, что рано или поздно она услышит от кого-то! – Хеймитч пододвигает к кровати стул и садится на него.

- Когда ты вынес меня из-под завала, - запинаюсь я, глядя на Пита, - Там были люди. Они говорили что-то про восстание и месть. А еще о том, что миротворцы поймали кого-то на Луговине. Я не смогла бы такое забыть.

- Китнисс, - голос Пита становится мягче, когда он поднимает на меня свой взгляд, - Мы не знаем, была ли это месть. Такой информации пока что нет…

- Хватит уже! – нервы Хеймитча явно на пределе, - Теперь-то нужно все ей рассказать!

«Рассказать что?».

Мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание. Я не понимаю, о чем идет речь, и это неведение пугает меня больше чем собственные кошмары.

Меня пронизывает насквозь холодный взгляд небесно-голубых глаз Пита. Он злится на Хеймитча, и на меня вместе с ним. Пит встает с кровати, и мне кажется, будто стены в комнате пускаются в хоровод. Я пытаюсь зацепиться за реальность, чтобы не упасть в черную бездну своего сознания и резко хватаю Пита за руку. Он садится на место и изумленно смотрит на меня. Я продолжаю смотреть на него, не разжимая руки.

- Хватит с меня тайн. Пожалуйста, расскажи мне, что произошло, - почти шепотом прошу я.

Наконец, Пит откликается на мою просьбу. Он бросает быстрый взгляд на Хеймитча, и обхватывает мою руку своей большой теплой ладонью. Несколько мгновений, мы так и сидим рядом – рука в руке. А затем, Пит начинает свой рассказ.




- В общем-то, вас с Хеймитчем отправили в Двенадцатый дистрикт раньше меня не просто так. Дело в том, что в Капитолии начали ходить слухи о мятежниках – приверженцах президента Сноу, которые организовали подпольные объединения против власти нового правительства. Оказалось, что в Капитолии и в нескольких дистриктах остались люди, которых не только устраивал прежний жизненный устой – но они ему всячески способствовали. Ясное дело, что в их глазах восстание организовывала не Коин, а ты. Передачи с тобой прерывали капитолийские эфиры, ты уничтожала их планолеты и именно ты должна была убить Сноу.

- Выходит, Коин позаботилась о том, чтобы даже если я останусь жива, меня прикончили недовольные жители Панема, - продолжила я его мысль.

- Не говори так, - попросил Пит, - Так вот, когда Плутарх узнал об этом, он бросил все силы на поиск и поимку этих людей, а тебя, вместе с Хеймитчем, отправил домой. Конечно, Плутарх руководствовался не только данной ситуацией. Они с доктором Аврелием надеялись, что в Двенадцатом дистрикте тебе станет лучше.

- А как же Бити, Энни, Джоанна…

- Все кроме Энни остались в Капитолии, - перебил меня Пит, - Ее отправили домой, потому что сочли, что там ей будет лучше в ее положении.

- В каком положении? – удивилась я.

- Ты не знала, солнышко? Через пару месяцев у Энни и Финника родится ребенок, - подал голос из своего угла Хеймитч.

Я покачала головой и уставилась на наши с Питом соединенные руки. Призрак смерти пролег между нами и у меня по коже пробежал холодок. Мне сразу же представился маленький мальчик с медными волосами. Он стоит на берегу моря и сжимает в руке небольшой трезубец для ловли рыбы. Так не справедливо, что Финник никогда не увидит своего ребенка…

- Все в порядке? – голос Пита приводит меня в себя.

Я киваю, и на этот раз рассказ продолжил Хеймитч:

- Твою мать сразу же предупредили о возникшей ситуации и отправили в безопасный дистрикт, так что можешь не волноваться о ней. А Пит не приехал вместе с нами только потому, что ему нужно было окончить курс лечения в Капитолии. Как только доктор Аврелий дал добро, он сразу же примчался сюда.

- А ты почему поехал со мной? – спрашиваю я.

- Я же твой ментор, солнышко! Пожалуй, останусь им до конца, - улыбается Хеймитч.

- Значит, вы знали об этом с самого начала, и не сказали мне, - я снова чувствую себя обманутой.

Что и говорить – как только возникает ситуация, касающаяся моей безопасности, Пит и Хеймитч на высоте. Только вот ложь всегда становится известной в самый неподходящий момент.

- Тебе было плохо. Доктор Аврелий принял решение не рассказывать тебе об этом. И я с ним полностью согласен, - пожал плечами Пит, - Правда, мы не ожидали, что эти люди смогут пробраться в Дистрикт номер двенадцать так скоро. Здесь находится много миротворцев, которые должны обеспечивать нашу безопасность. Да, и в Капитолии было много арестов. По правде говоря, когда Плутарх решил начать съемки программы про жизнь дистриктов, он был уверен, что все уже позади.

- Значит, это не так, - Пит отпускает мою руку, и я тянусь к повязке на лбу, - Но на этот раз все обошлось. А что теперь будет с интервью?

- Я принял решение, отправится в путешествие по Панему без тебя, - вдруг выпаливает Пит.

- Что? То есть, как это, без меня? – я смотрю на него, затем перевожу взгляд на Хеймитча.

В ответ, тот разводит руками и кивает на Пита:

- Я же говорил, что Китнисс не согласится.

- Конечно, не соглашусь! – поддерживаю ментора я, - Мы начали это вместе, вместе должны и закончить.

- Но там, куда мы поедем, может оказаться не безопасно! – начинает спорить Пит.

- Здесь тоже не безопасно, - я запинаюсь, и хорошенько обдумываю свои слова, - К тому же, я не хочу оставаться здесь без тебя.

Мысль об этом давно сжигала мое сознание. Пусть лучше Пит услышит ее сейчас, чем в другой обстановке. Например, когда будет переезжать в новую пекарню.

- Значит, я все сделал правильно, - хлопает в ладоши Хеймитч и поднимается со своего места.

- Что? – в один голос спрашиваем мы с Питом.

- Позвонил в Капитолий и перенес интервью, - довольно отвечает ментор, - А еще, попросил, чтобы мне передали спиртного. Я становлюсь сентиментальным, когда мне нечего выпить с утра пораньше.

Разговор закончен. Пит встает следом за Хеймитчем. Он явно не доволен таким поворотом событий. Но что он может сделать теперь? И самое главное – что теперь делать мне? Как жить дальше, если мир вокруг почти не изменился.

Глава 11

То, что происходит со мной в течение следующих нескольких дней кроме как кошмаром назвать нельзя. Хеймитч больше не появляется у меня дома. Скорее всего, ему удалось раздобыть у однорукой Риппер немного белого, и теперь он не плохо проводит время у себя дома. Пит приходит ко мне раз в день. Он садится на стул, рядом с кроватью, задает несколько вопросов о моем самочувствии и уходит обратно, оставляя меня наедине с пустой комнатой, в каждом уголке которой скрываются призраки прошлого, и как теперь выяснилось, настоящего.

Куда подевался Мальчик с хлебом? На смену ему снова пришел грустный и отрешенный трибут. Хоть он этого и не говорит, я знаю, что Пит, обижен на меня за то, что я приняла решение участвовать в записи интервью. Он ведь хотел уберечь меня от опасности, а я снова бросаюсь в омут с головой. Я вижу это в холодном взгляде его голубых глаз, но не хочу ничего говорить, кроме того, что сказала раньше.

После завала, у меня болит и ноет все тело. Но эта боль не может сравниться с той, которая живет внутри.

На второй день после нашего разговора с Питом и Хеймитчем, мне позвонила мама. Но я не смогла подойти к телефону, поэтому за меня с ней разговаривала Сальная Сэй. Она убедила маму в том, что со мной все в порядке. А я проплакала всю ночь, так и не сомкнув глаз.

Когда утром Сэй нашла меня с распухшим от слез лицом, я спросила, почему мама так поступает со мной. Почему она отвернулась от меня и не захотела разделить со мной горе от потери младшей дочери? Почему она не понимает, насколько сильно сейчас мне нужна? Сэй долго искала ответ, а затем сказала, что мама просто очень боится меня потерять. Потому что я – все, что осталось от ее семьи. И ей нужно время для того, чтобы справиться со своим страхом.

Затем, она поменяла мою повязку и ушла вниз, готовить завтрак, а я осталась наедине с собой.

Я все время лежу в постели и молча, смотрю в потолок. Иногда, повторяю заученное в Капитолии упражнение: «Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне почти восемнадцать лет. Моя родина – Двенадцатый дистрикт. Я участвовала в Голодных играх…».

Я живу только благодаря доброте Сэй. Если бы она не поселилась у меня для того, чтобы быть рядом по первому зову – что бы я делала тогда?



Еще через несколько дней, ко мне приезжают врачи. Двое мужчин и одна женщина, судя по манере речи, та самая, что сделала мне укол морфлинга сразу после того, как я попала под обвал. На них красивые светлые халаты – как на Прим в тот день, когда я видела ее в последний раз. Моя нежная, добрая младшая сестренка тоже стала бы врачом, если бы не капитолийская бомбежка. Все время, пока меня осматривают медики, я лежу, стиснув зубы, и автоматически выполняю их просьбы. Мои мысли крутятся вокруг маленькой худенькой Прим, которая должна была прожить больше меня, а умерла так рано. Среди прочих, у меня снова появляется мысль о том, что мне следовало умереть вместе с ней. Или хотя бы под этим завалом. Или еще тогда – на семьдесят четвертых Голодных играх. Нужно было проглотить морник и избавить свою семью от мук.

Тем временем, над моей кроватью организовывают мини-операционную: устанавливают лампу, готовят какие-то инструменты. Мне говорят, что все пройдет безболезненно и с помощью какого-то специального лекарства меня ненадолго усыпят. Я узнаю, что это не морфлинг, и соглашаюсь. Бригада врачей делает мне укол, и я проваливаюсь во тьму.

Кажется, я прихожу в себя спустя несколько минут и почти сразу замечаю, что с моей больной ноги исчезла старая повязка, а вместо нее от пальцев до щиколотки тянется эластичный бандаж, из незнакомого мне материала. Мне говорят, что благодаря ему, я стану на ноги всего через неделю. Это немало меня удивляет, ведь маме требовалось больше месяца для того, чтобы вылечить больного с такой же травмой.

В конце, высокий темноволосый врач, с капитолийским акцентом, задает мне несколько вопросов и назначает серию дыхательных упражнений для легких. Я интересуюсь, откуда он и узнаю, что оба мужчины приехали утром из Капитолия, специально для того, чтобы мне помочь. Так же оказывается, что за время, пока я была под анестезией, они поработали над моим лбом и теперь рана на нем практически не видна. Оставив несколько указаний касаемо того, как правильно садиться, ложиться и стоять, врачи уходят.

Когда в спальню входит Сальная Сэй, она подпрыгивает от удивления и спешит ко мне, чтобы лучше рассмотреть поразительный результат работы капитолийских врачей. Затем, она помогает мне сесть, и я узнаю, что на этом визит гостей из столицы не закончился – они привезли для меня специальный прибор для ходьбы. Сэй вносит в комнату нечто из тонкого легкого металла, слабо напоминающее деревянный костыль, с которыми ходят в Двенадцатом дистрикте. Я опираюсь на него, и мне удается сделать несколько шагов по комнате. Затем, Сэй помогает мне добраться до ванной, и проводит обратно в постель.

Вечером, когда Сальная Сэй впервые за все время собирается уходить домой, я прошу ее принести из кабинета, в котором мы с президентом Сноу пили чай, коробку с моими вещами. Сэй быстро находит ее, и без лишних вопросов передает мне. Говорит только, что завтра ей придется прийти с внучкой – той самой, что живет в своем мире. Я ничего не имею против и тут же сообщаю об этом. Прилагаю к этому обещание, что со мной все будет в порядке и, снова, остаюсь одна.



Наступает ночь – мое самое ненавистное время суток. В доме просыпаются призраки, - они поскрипывают ступеньками на лестнице, бросают косые тени на шторы, и царапаются в закрытое окно. Я долго сижу в постели и смотрю сквозь сгустившиеся в комнате сумерки на коробку, которую принесла Сальная Сэй.

Наконец, я откидываю одеяло, опускаю больную ногу на пол, хватаюсь рукой за костыль и одним рывком поднимаюсь на ноги. Пути назад нет. Я включаю лампу, подхожу к комоду, провожу пальцами по крышке коробки со своими воспоминаниями и сама не замечаю, как открываю ее. Передо мной лежит папина охотничья куртка, наша книга с рисунками и названиями растений, свадебная фотография родителей, трубка для живицы, присланная Хеймитчем, жемчужина и медальон, которые Пит подарил мне на арене с циферблатом. Ворох воспоминаний, которые я разом пробудила в этот момент, наваливается на меня со всей силой. Но я ждала встречи со старыми призраками, поэтому, мне удается стойко вынести все переживания и без страха поглядеть в лицо своему прошлому.

Я не помню, когда сложила туда папину куртку, но точно знаю, что в коробке не хватает одной вещи. Открываю верхний ящик комода и достаю оттуда одежду, с которой вернулась из Капитолия. Встряхиваю свитер, и вижу ее. Она выкатилась прямо мне в ладонь – моя брошка. Символ революции. Слишком много воспоминаний и слишком много жизней было связано с этой маленькой вещицей.

Кладу золотую сойку в коробку и уже собираюсь ее закрыть, как вдруг, мое внимание привлекает мамина книга с рисунками. Я беру ее в руки, подхожу ближе к лампе, аккуратно сажусь в кресло возле окна и раскрываю первую страницу. Предложение за предложением, я вчитываюсь в выведенные маминой рукой слова, и на короткий миг представляю себе, что вся наша семья рядом со мной. Мамины нежные руки гладят мои волосы, а тихая папина песня уносит вдаль, на полную цветов Луговину, на которой танцует Прим.



Постепенно, сны уводят меня все дальше от родителей и сестренки. Их образы переплетаются в вихре мутных картинок, и вскоре вовсе покидают меня. Во сне, я бегу за ними и прошу задержаться. Но они меня не слышат.

Вскоре, им на смену приходят другие образы – пляж на арене с циферблатом, а на нем дикие пахнущие кровью переродки. Они обнажают свои зубастые пасти и воют, злобно глядя на меня. Их не меньше дюжины, но они не могут меня достать, потому что я сижу на небольшом островке, окруженном водой, а переродки не умеют плавать.

Но вдруг, один из них подается вперед и заходит в воду. Он начинает уверено плыть ко мне, а я сижу, словно зачарованная и не могу пошевелиться. У этого переродка знакомые зеленые глаза – глаза Финника. Когда в моей голове звучит короткое: «Беги!», бежать уже поздно. Финник-переродок выходит на берег…

- Нет, Финн, не делай этого! – отчаянно кричу я, - Ты не такой!

Я пячусь назад, и вхожу по колени в воду. Переродок издает протяжный вой, который тут же подхватывают остальные и резко бросается на меня.

- Финник, нет! – переродок придавливает меня лапами ко дну, и я погружаюсь в воду, - Финник, не убивай меня! – кричу я, задыхаясь.



- Китнисс! – знакомый голос вырывает меня из цепких лап переродка, - Китнисс, это просто сон…

Если это сон, значит, мне нужно проснуться. Я пытаюсь пробраться сквозь толщу воды, отдаляющую меня от реальности и с трудом, открываю глаза. Первое что я вижу – встревоженное лицо Пита. Он сидит рядом, и держит меня за плечи. Окончательно избавившись от кошмара, я понимаю, что лежу на полу. За окном все так же темно, но по подоконнику стучат капли дождя.

- Все хорошо, Китнисс, это был сон, - повторяет Пит и помогает мне сесть.

Я пытаюсь ответить, но из груди вырывается громкий всхлип. Перевожу дыхание, и вытираю рукой покрывшейся испариной лоб.

- Что ты здесь делаешь? – наконец спрашиваю я.

- Спал внизу, прости, что без приглашения. Меня впустила Сэй перед своим уходом, - отчитывается Пит.

Значит, все это время я была не одна.

- Но почему ты не сказал мне, что придешь? – тихо спрашиваю я.

- Это как-то неудобно. Да и я думал, что ты не хочешь меня видеть после того, как я столько времени скрывал от тебя правду, - признается Пит.

- Так вот в чем дело. А я подумала, что это ты на меня злишься.

- Глупости! – на лице Пита появляется улыбка.

Я не могу сдержать радость, и улыбаюсь в ответ. Несколько мгновений мы так и сидим, глядя друг на друга, а затем, Пит вдруг подается вперед и заключает меня в объятия. Я вздрагиваю от неожиданности, но тут, же поддаюсь порыву и обвиваю руками его спину. Как же хорошо – чувствовать тепло его тела, слышать биение сердца и вдыхать его запах. Мне становится так легко, словно частичка меня наконец-то обрела покой.

Проходит время, а я боюсь его отпустить. Мне кажется, что если Пит, разомкнет объятия, обязательно произойдет что-то плохое и он снова окажется за невидимым барьером. Пит тоже не торопится меня отпускать, но все, же первым нарушает молчание именно он:

- Давай я помогу тебе подняться. Тебе нужно поспать.

Я отрицательно киваю головой:

- Не хочу больше спать.

Пит размыкает объятия и смотрит на меня. Я отвожу взгляд в сторону.

- Ты сильно похудела, - вдруг говорит он, - Может быть, позавтракаем?

- Среди ночи? – удивленно спрашиваю я.

- Дело близится к утру, - пожимает плечами Пит, и добавляет, - Пойдем вниз?

- Не уверена, что смогу…

- Не беспокойся об этом. Сделаем так же как прошлой зимой, когда ты вывихнула лодышку, - предлагает Пит.

Вдруг, его лицо искажает знакомая гримаса боли. Он отодвигается от меня и закрывается руками. Я помню, как действует капитолийская охморенность, и никогда не смогу ее забыть. До чего же больно видеть, как Пит страдает из-за собственных воспоминаний.

- Пит, - тихо зову я и протягиваю руку к его лицу.

Тело Пита напрягается, но ему удается выровнять дыхание. Я подползаю поближе к нему, и неуверенным движением провожу по светлой пряди волос. Затем, убираю от лица его руки. Пит смотрит на меня немного затравленно, но его зрачки в порядке, значит, опасности нет. Я, беру его за руку и неожиданно для себя самой начинаю плакать.

- Прости меня, я не хотел тебя напугать, - с трудом произносит Пит.

- Ничего страшного, ты не виноват. Забыл, что ли, что общаешься с ненормальной? - со всхлипом произношу я и отпускаю его руку, чтобы вытереть лицо.

- Глупости, не называй себя ненормальной. Потому что я знаю, что это не так, - Пит окончательно приходит в себя и поднимается на ноги, - Я даже не знал, что не вспомнил кое о чем еще, - тихо, скорее для себя самого произносит он, - И это было вовсе не страшно. Видишь, - я могу держать себя в руках.

У меня не хватает храбрости, чтобы сказать, насколько сильно я переживаю за Пита. Наверное, я никогда не смогу объяснить ему, почему убегала подальше из Тринадцатого дистрикта во время военных действий. Что и говорить – я слабее чем кажусь на первый взгляд, и для многих людей это уже не секрет.

Пит наклоняется ко мне и помогает подняться на ноги. Я поправляю пижаму, осматриваюсь вокруг и нахожу на полу мамину книгу с растениями.

- Ума не приложу, как я умудрилась упасть во сне, - ворчу я, аккуратно поднимая ее с пола.

- Это та самая книга, в которой я рисовал. Правда? – спрашивает Пит и тянется к ней.

- Да. Но я не знаю, следует ли тебе ее смотреть, - нерешительно говорю я.

- Не беспокойся, все уже прошло, - Пит берет ее в руки и начинает листать.

На его лице отображается много эмоций. Он водит пальцем по собственным рисункам и вдумчиво кивает головой. Затем, вдруг закрывает книгу, кладет ее на тумбочку и поворачивается ко мне:

- Прости, я совсем забыл, что собирался сделать. Ну, так пойдем вниз?

- Не уверена, что смогу спуститься, но можно попробовать, - я указываю на прислоненный к креслу костыль.

- Обойдемся без него, - Пит подходит ближе, застывает на месте и осматривает меня с ног до головы.

- Что ты собираешься делать? – спрашиваю я.

- Только не злись, если что, ладно? – Пит быстро подхватывает меня на руки, и делает несколько шагов.

Я вскрикиваю от неожиданности, но тут, же замолкаю. Обхватываю Пита за шею, и мы вместе покидаем ненавистную спальню. Я прижимаюсь к нему и утыкаюсь в плече. Мне кажется, что я снова сплю. То, что происходит со мной не похоже на правду.

- Над твоей ногой тоже потрудились врачи из Капитолия, но все же, моя работает лучше, - смеется Пит, когда мы начинаем спускаться по лестнице.

- Хорошо, что здесь включен свет. Я бы посмотрела на тебя, если бы ты…

- Если бы я упал? - Пит останавливается и резко поворачивает ко мне голову.

Наши лица встречаются в нескольких сантиметрах друг от друга, и я прекращаю дышать, когда чувствую его дыхание на своей коже. К щекам Пита подступает краска, и он быстро отворачивается.

В гостиную мы спускаемся, не проронив ни единого звука. Пит помогает мне сесть на диван и быстренько уходит в кухню. Я его прекрасно понимаю, сама бы убежала куда подальше – лучше всего на улицу. Дождь освежил бы мои мысли и привел в порядок горящее лицо.

- Что ты будешь на завтрак? – неожиданно весело спрашивает Пит.

- Ничего, - бормочу я.

- Значит, я приготовлю что-то на свое усмотрение, - кричит он из кухни, гремя посудой.

Я откидываюсь на спинку дивана и закрываю глаза. Затем, открываю их и осматриваю подаренную Цинной пижаму. Как бы мне хотелось оставить все воспоминания о нем, Финнике, Прим и остальных не только в своей памяти. Я хочу, чтобы их образы навсегда остались на бумаге, так же, как растения в маминой книге.

«Конечно, мамина книга!»

Я набираю в грудь воздух и кричу:

- Пит! Подойди скорее сюда!

Из кухни тут же выскакивает Пит. Он на ходу вытирает испачканные в муке руки, и когда видит, что со мной все в порядке, с облегчением замирает на месте.

- Я знаю, чем хочу заняться! Мы с тобой напишем книгу памяти! – начинаю я, - Я буду записывать в ней то, что помню о людях, которых мы узнали за последние несколько лет, а ты будешь рисовать их! Это так же, как с маминой книгой, помнишь?

Пит подходит ближе и садится в кресло напротив:

- Помню, конечно. Но понимаешь, Китнисс, я не уверен, что смогу рисовать теперь, после всего…

- Ты сможешь! И я смогу! Мы выплеснем свои мысли на бумагу, оставим память о тех, кого нет рядом, - продолжаю я, и вдруг замечаю что-то знакомое на тумбочке у окна.

Я колеблюсь всего несколько секунд. Вне сомнений, это охотничья сумка. И она не принадлежит мне. Значит ли это, что… Сердце пропускает удар и начинает громко стучать в груди.

- Китнисс? – Пит следит за моим взглядом и сокрушенно опускает голову.

- Это охотничья сумка, да? – спрашиваю я, мгновенно забывая обо всем на свете, - Но это не моя сумка. Чья она?
Пит продолжает рассматривать свои ноги. Его молчание затягивается и начинает действовать мне на нервы.

- Пит, кому принадлежит эта сумка? – я почти срываюсь на крик, резко встаю на ноги, и, цепляясь руками за мебель, делаю несколько уверенных шагов к тумбочке.

- Стой, - Пит вскакивает с места и преграждает мне путь.

- Хватит уже глупых секретов! – я застываю на месте и смотрю просто ему в глаза; пусть видит, что у меня внутри клокочет ярость, - Что еще ты от меня скрываешь? Чья это сумка, Пит?!

Наконец, он сдается под моим натиском и отходит в сторону.

- Это сумка Гейла, - срывается с губ Пита, прежде чем он поворачивается ко мне спиной.

- Что? – переспрашиваю я, не веря своим ушам.

- Гейл в Двенадцатом дистрикте, Китнисс, - рассеянно говорит он по пути в кухню, - Приехал, как только узнал, что с тобой произошло.

Глава 12

«Гейл здесь? Он вернулся домой?»

Я сажусь на диван и недоуменно смотрю на лежащую в нескольких метрах от меня сумку. Я ведь сразу догадалась, кому она принадлежит. В Двенадцатом дистрикте есть всего один человек кроме меня самой, который умеет охотится в лесу.

Но, что он здесь делает? Почему вернулся именно тогда, когда я, смогла о нем забыть? И если Гейл приехал в Двенадцатый дистрикт, то почему до сих пор не увиделся со мной? Слишком много вопросов.

Я закрываю руками лицо и обессилено опускаюсь в кресло. В сердце появляется какая-то странная пустота. Передо мной вновь и вновь возникает обиженное лицо Пита. Неужели ему так сложно было сразу обо всем мне рассказать? Тогда бы не было этой глупой злости.

На улице хлещет ливень. Я слышу, как капли барабанят по подоконнику. Когда же закончится эта бесконечно длинная ночь? Смотрю на часы и с облегчением замечаю, что скоро наступит рассвет. Интересно, какое сегодня число? Должно быть, конец апреля.

Если бы два года назад Эффи не вытащила на Жатве имя Прим, возможно, я более ли менее спокойно дожила до этого времени. Охотилась бы с Гейлом в лесу, заботилась о сестренке, продавала белок булочнику из центральной улицы. В это время я, скорее всего, готовилась бы вписать свое имя на Жатве в последний раз. Мы получили бы лишние тессеры, и…

Я не знаю, что делала бы дальше. Ушла работать на шахты? Утроилась бы прачкой, как Хейзел? Мне бы нужно было чем-то заняться. Ведь я не смогла бы безнаказанно продолжать каждый день бегать в лес, для того, чтобы потом торговать свежей дичью в Котле. Раньше в Двенадцатом дистрикте было всего две группы людей, которые могли позволить себе такое существование – победители Голодных игр, в лице вечно пьяного Хеймитча и списанные со счетов инвалиды – люди, которые были травмированы на шахтах.

Конечно, у меня оставался бы еще один выход – выйти замуж. За Гейла. Но, что за жизнь бы я прожила тогда? Каждый день сидела дома в Шлаке, в ожидании страшных новостей о том, что под землей произошел взрыв, и тело моего мужа разорвало на мелкие кусочки, так что мне даже некого оплакать на похоронах? А дети? Неужели, я когда-нибудь смогла бы родить Гейлу ребенка?

По телу пробегает холодок. Я бы никогда не смирилась с такой жизнью. Ладно, может быть, смирилась, если бы не узнала, что она может стать другой. Но представить себе жизнь рядом с Гейлом, в Шлаке, после всего, что со мной произошло, я больше не могу.

Я поняла это еще много месяцев назад, после того, как Пит остался на арене Квартальной бойни, а меня забрал планолет. А может быть и того раньше – сразу после нашего возвращения с Голодных игр. Или еще в тот дождливый весенний день, когда он бросил мне подгоревший хлеб…

…я люблю Пита.

Вот так, просто. Я давно сделала свой выбор. И Гейл был не прав, рассуждая о том, что я выберу того, кто поможет мне выжить. Если кто-то становится твоей жизнью, смысл этой фразы исчезает сам по себе.




Из кухни ко мне доносится приятный аромат еды. Надо же, несмотря на недавний конфликт, Пит не ушел. Он не оставил меня одну, и даже наоборот, решил не отступать от идеи приготовить завтрак. Только вот, я все еще злюсь на него за нелепое молчание. И на Гейла, за то, что он так резко исчез из моей жизни, а теперь появился, но до сих пор меня не навестил. А еще, я злюсь на себя, потому что не знаю, о чем говорить с Питом. Хоть бы он не надумал себе чего-нибудь лишнего. Ведь он должен понимать, что Гейл – мой лучший друг, и у нас с ним слишком много общих воспоминаний, чтобы просто взять и отказаться от них. По правде, кое-что я не прочь забыть, но именно эти неловкие моменты нашей близости, смогли расставить все на свои места.

И хотя, несколько прошедших месяцев, проведенных дома изменили многое в моей жизни, мне и сейчас становится не по себе, стоит только представить, что Гейл во Втором дистрикте целует какую-то незнакомку. Ведь он так долго был моим напарником – парнем из леса, на которого всегда можно было положиться, и рядом с которым я могла смеяться, забывая обо всем на свете.

Пит не такой. С ним нас связывают другие воспоминания. И все же, я не могу приказать своему сердцу. Гейл и Пит… Мне пришлось сделать больно одному из них. Я всегда знала об этом, и это произошло. Правда, не так, как я думала сначала.




Я невольно тянусь к своим волосам – когда только они успели отрасти? Прошло не так много времени. Наверное, уже к первым заморозкам у меня будет почти такая же коса, как до взрыва зажигательной бомбы. Сойка-пересмешница понемногу обрастает оперением. А пока, я заплетаю те волосы, что есть. Получается криво, зато, кажется, будто я возвращаю себе маленькую частичку прежней Китнисс.

Заканчиваю плетение, поворачиваю голову в поисках чего-то, чем можно завязать волосы и вижу Пита. Он стоит в дверном проеме и смотрит на меня. Когда наши взгляды встречаются, Пит лишь молча, пожимает плечами.

- Подглядываешь? – спрашиваю я, пытаясь вложить в интонацию как можно больше спокойствия; получается, словно с насмешкой.

- Пришел поговорить, - Пит делает вид, будто рассматривает что-то левее от меня.

- Говори, - я пытаюсь казаться дружелюбной, а выходит холодно и отрешенно.

- Гейл приходил вчера утром. Он спрашивал о твоем самочувствии и рассказал, что приехал в Двенадцатый дистрикт, чтобы помочь Хейзел с переездом, - Пит говорит с натяжкой.

- Ты был здесь тогда? – спрашиваю я.

- Да, - просто отвечает Пит.

- Так почему ты не пустил его ко мне? – вопрос сам срывается с губ, прежде чем я понимаю, что была слишком эгоистичной.

- Он не просил повидаться с тобой! – Пит, наконец, поднимает на меня взгляд, - Хочешь, верь, а хочешь, нет, но Гейл не хотел видеться с тобой! Он только спросил о твоем здоровье, рассказал Салли о своей семье и ушел, - он замолкает, и продолжает после короткой паузы, - Еще, Гейл попросил передать тебе эту сумку. Я не знаю, что в ней и почему он это сделал. Честно говоря, я хотел выбросить ее, как только он ушел, но смог сдержать себя.
Решил, что рано или поздно, ты обо всем узнаешь, и никогда меня не простишь.

Меня словно окатили ледяной водой. Как это – Гейл не захотел меня видеть? Это не похоже на него. Но я тут же ловлю себя на мысли о том, что Гейл даже не попрощался со мной в Капитолии и уехал во Второй дистрикт, заведомо зная, что мы не сможем встретиться. Так что, это вполне в духе нынешнего Гейла. Не того, которого я знала раньше, а Гейла, сломленного восстанием, и мной. В очередной раз думаю о том, какую сильную боль причинила ему одним своим существованием.

- Что ж, - наконец произношу я, - Это было его право.

«Мог бы просто позвонить», - произношу я про себя.

Пит удивленно таращится на меня. Наверное, он не ожидал от меня такой реакции. Я и сама ее не ожидала. Если бы Гейл приехал раньше, я побежала следом за ним, в любую погоду, несмотря на любые увечья. Мне жизненно необходимо было услышать его голос, заглянуть в покрытые серой дымкой глаза. Теперь я знаю, что могу прожить и без этого.

- Ты будешь завтракать? – совершенно невпопад спрашивает Пит.

Я смотрю за окно – начинается рассвет. Согласно киваю головой.

Пит уходит наверх, и приносит мой капитолийский костыль. Я опираюсь на него, и потихоньку перехожу в столовую, где меня ждет восхитительная трапеза – картофельная запеканка и курица под неизвестным мне, но очень вкусным соусом.

Я не спеша, сажусь за стол, и начинаю завтракать. Съедаю всего понемногу, говорю, что не могу больше и без упреков в адрес своего плохого аппетита, покидаю столовую. Пит вообще ничего не говорит. На протяжении всего этого времени, он стоит в стороне, и смотрит вдаль. Словно его мысли заняты чем-то очень важным и далеким.

Только когда я начинаю подниматься по лестнице, Пит, наконец, приходит в себя, и предлагает мне свою помощь. Я соглашаюсь, и вскоре снова оказываюсь в его теплых надежных объятиях. Правда, на этот раз, нет ни шуток, ни замечаний - мы, молча, входим в мою спальню, затем Пит опускает меня на пол, рядом с кроватью, и я сама укладываюсь в постель.

- Спасибо тебе за все, - говорю я, глядя на него.

- Не за что, - очередной сухой ответ Пита начинает меня настораживать.

Но я ничего не успеваю сказать, и он уходит вновь, бросив напоследок:

- Я скоро вернусь…

Когда наступит это скоро? Я, конечно же, сделала ему больно. Я нарушила равновесие, которое возникло в нашей дружбе. Я – причина всех бед у окружающих меня людей.

Я не успеваю, как следует закончить, мысль, как Пит снова появляется в моей спальне. Он, сам не свой, врывается в нее, широко распахнув дверь, бросает что-то на комод, и приближается ко мне. Я испуганно отодвигаюсь назад. О нет, если Пит снова превратился в переродка, мне придется попрощаться с жизнью. Рядом нет никого, кто мог бы мне помочь. Но чем ближе Пит, тем лучше видно, что его глаза выглядят нормально. В них нет ни капли ярости, скорее, они пылают решимостью.

- Пит, что происходит? – я готова к любому ответу – планолеты над Двенадцатым дистриктом, толпа мятежников на пороге моего дома, нам нужно бежать, прятаться, сражаться…

- Ты должна знать! – громко, кричит Пит.

Он быстро приближается к моей кровати, наклоняется, так близко, что мне кажется, будто сердце вот-вот выпрыгнет из груди, и целует меня. Сначала нежно, едва прикасаясь к коже горячими губами, а затем, страстно, пылко, словно ждал этого момента всю жизнь. Я поддаюсь импульсу и быстро отвечаю на его поцелуй. Обвиваю руками шею, и впиваюсь в губы с такой силой, будто неведомая преграда может нас рассоединить.

Сквозь неплотно зашторенное окно пробиваются первые солнечные лучи. Они ложатся на светлые локоны Пита и окружают его золотистым сиянием.

Сейчас, когда рядом с нами нет ни камер, ни людей, ни даже переродков, во мне просыпается давно забытое чувство – теплое и захватывающее.

Мне кажется, что наш поцелуй длится слишком мало, но Пит с неведомой мне яростью обрывает его, вырывается из моих объятий, и выбегает из комнаты.

- Пит, стой! Погоди! – кричу я, вскакивая с постели.

Но, с больной ногой, мне его не догнать. Щеки горят, словно у меня снова начался жар. Я перевожу дыхание и прикладываю руку к губам. Кажется, сердце вот-вот выскочит из груди от переполняющего меня чувства.




Когда я понимаю, что Пит, ушел, мне становится намного хуже, чем было до этого. Я, словно призрак, брожу по комнате, не находя себе места, и постоянно прокручиваю в голове случившееся. Проходит пять минут, десять, полчаса, а я все еще не знаю, что мне делать – рвать на себе волосы и биться в истерике, или радоваться и прыгать от счастья? Ведь Пит любит меня! Значит, он помнит обо всем, что произошло до Квартальной Бойни!

Во время очередной волны эйфории, я подхожу к комоду, чтобы взглянуть на себя в зеркало, и замечаю вещь, которую бросил туда Пит – это охотничья сумка Гейла.

Я дрожащими руками хватаю ее и провожу пальцами по мягкой вычиненной коже. Затем, развязываю узел, такой мог сплести только Гейл, и одним рывком вытряхиваю на комод содержимое.

К моему удивлению, сумка оказывается практически пустой. В ней нет ничего, кроме небольшого конверта. Поднимаю его, надрываю бумагу, и негнущимися пальцами достаю сложенный вдвое лист.

Кажется, раньше я никогда не видела почерк Гейла. Оказывается, он пишет размашисто и с небольшим наклоном вправо. Недолго думая, пока на это хватает сил, я начинаю читать письмо:

«Привет, Кискисс!

Знаешь, писать тебе довольно сложно. Жаль, что мы так и не смогли нормально попрощаться. Нам с тобой лучше не встречаться, но мне нужно кое-что тебе сказать, поэтому, в качестве совета от лучшего друга, я решил передать тебе письмо.

А ты замечательно держишься. Я верил в то, что ты сможешь справиться со своей болью, но все, же опасался некоторых перемен. Теперь, когда я вижу, что все хорошо, я могу спать спокойно.

Но я хочу попросить тебя, не держать злость на мятежников из Капитолия. В Панеме все не так, как ты можешь себе представить – здесь все по-новому. И многие не знают, как приспособиться к такой жизни. Тем более, люди не понимают, что двигало тобой, когда ты убила Коин. Я уверен, что со временем, все наладится. Люди успокоятся и забудут о тебе, о Пите, обо мне. Про всех нас. Нужно только подождать. А с ублюдками, которые пытались или будут пытаться покушаться на твою жизнь, мы справимся – будь в этом уверена.

Еще, я узнал о том, что ты не ходишь в лес. Что произошло? Тебе больше не нравится охотиться, или ты боишься этого? Если второй вариант – правда, то я обеспокоен. Как можно отказаться от любимого занятия так просто? Ты ведь не слабачка, Кискисс, я знаю это уже много лет. Лес это то – чем ты дышишь. В нем свежи воспоминания о твоем папе, о наших с тобой ежедневных прогулках. В нем до сих пор слышится твой смех. Обещай мне, что ты сможешь вернуться туда, вдохнуть полной грудью и стать той, кем ты была и будешь всегда – свободной и сильной Китнисс Эвердин.

Главное - не бойся жить. Будь счастлива.

Мы достигли своей цели – Панем изменился. Его изменили мы!

К письму я прилагаю свою охотничью сумку. Надеюсь, она поможет тебе в лесу.

И еще, я уезжаю, сегодня днем, так, что не пытайся меня разыскать. Сиди дома – и лечи больную ногу.
Береги себя.

Гейл».

Вот так, просто. Без лишних слов. Гейл давным-давно высказался о том, что я рассчитывала прочитать. Ни слова о нас двоих, лишь короткое воспоминание о лесе. Я складываю листик обратно в конверт, и прячу его в коробку с воспоминаниями. Затем, беру сумку Гейла и, прижимая ее к себе, сажусь на кровать. Мне хочется плакать и смеяться одновременно, но я не позволяю себе ни того ни другого.




Гейл прав. Да, я и не держу злость на мятежников. Не в моей власти осуждать этих людей. Ведь я не знаю, что именно толкает их на ополчение против нынешней власти. Взять хотя бы меня саму – практически никто в Панеме не понимает, почему я убила Коин стрелой, предназначавшейся президенту Сноу. А значит, сейчас у меня, наконец, появился шанс расставить все на свои места.

Я поднимаюсь на ноги, аккуратно подхожу к окну и открываю его. В комнату тут же влетает приятный весенний аромат зелени и цветов. Дистрикт номер двенадцать больше не дышит угольной пылью. Мне кажется, здесь начинает пахнуть лесом. Как же я хочу туда! Слова Гейла дали мне уверенность в том, что как только я смогу становиться на ногу, тут же вернусь в лесную чащу. Сама, с ним, или с кем-то еще, я попробую сделать это.

С того момента, как я выбиралась в лес в последний раз, прошло не так много времени. Почему же мне кажется, что меня прежней больше нет? Куда делся огненный переродок, и когда на его место пришла Китнисс, которая научилась смотреть в лицо опасности?

В конце концов, я верю в то, что у меня получится преодолеть свой страх перед жизнью, потому что она перестает казаться мне пустой. Мне никогда не вернуть мертвых, но рядом все, же остались люди, готовые поддерживать меня, сколько хватит сил. Значит, я должна попытаться оправдать их ожидания. Я не буду бояться мятежников. Я снимусь в капитолийской программе Плутарха. Я смогу показать всем сломленным жителям Панема, что в пустоте можно найти искорку огня. Они снова увидят Огненную Китнисс.

Глава 13

Я откусываю кусочек сладкой булочки и смотрю за окно. Туда, где едва держась на ногах от количества выпитого спиртного, бредет Хеймитч. Интересно, куда он направляется? Наверное, за новой порцией выпивки к однорукой Риппер. Даже ментор выходит на свежий воздух. Я его прекрасно понимаю – погода способствует прогулкам. Тепло, в воздухе витает аромат зацветшей под окном яблони. На смену дождю и сырости пришло яркое солнце. Одним словом, весна. Вздыхаю, и осматриваю свою ногу. Как же медленно тянутся минуты!

После произошедших событий мне трудно придерживаться постельного режима. Но хочу я этого, или нет, а некоторое время, мне все же придется его соблюдать. С того утра, когда я в последний раз видела Пита, прошло четыре дня. Он каждый день передает мне свежую выпечку. Ее приносит Сальная Сэй. Но что мне толку от ее компании? Не знаю, что себе надумал Пит, но меня начинает раздражать его поведение. Вчера вечером я даже попыталась ему позвонить, но он так и не подошел к телефону. Если бы не булочки, я решила что он уехал подальше от меня, в какой-нибудь Второй дистрикт.

Отворачиваюсь от окна, и беру в руку свой костыль. С его помощью, я не спеша спускаюсь по лестнице, и прохожу в гостиную. Еще оттуда я улавливаю запах овощной запеканки Сэй и ее тихую речь. Не может быть, чтобы Салли разговаривала сама с собой! Я ковыляю вперед, стараясь как можно быстрее преодолеть гостиную и попасть в кухню. Скорее всего, там Пит. Наверное, он как всегда, пришел тайком от меня…

Но это не Мальчик с Хлебом. Когда Сэй замолкает, я слышу второй женский голос. Сердце начинает стучать быстрее. К тому моменту, когда я переступаю порог кухни, у меня уже не остается никаких сомнений – это Хейзел Хоторн, мать Гейла.



И снова, яркая вспышка воспоминаний из прошлого…

Лес, силки, покосившийся домик на окраине Шлака…

Я делаю глубокий вдох и вхожу в кухню. Возле входа спит Лютик, Сэй, как всегда хлопочет у плиты, а Хейзел сидит за столом и крутит в руках кружку с водой. Как только она замечает меня, поднимается с места и заключает в объятиях.

- Китнисс, рада тебя видеть! Мы все очень волновались, когда узнали, что с тобой произошло. Жаль, что Гейл должен был уехать так скоро…

- У него ведь работа, - тихо произношу я.

- Главное, что с тобой все в порядке. Как ты поживаешь? – спрашивает Хейзел, быстро меняя тему.

- Хорошо.

Я пытаюсь выдавить из себя подобие улыбки, и с радостью отхожу в сторону, как только Хейзел меня отпускает. Кажется, время, проведенное вне Двенадцатого дистрикта пошло ей на пользу. Она выглядит поправившейся, на щеках играет румянец. Я очень рада видеть ее такой. Правда, не знаю, о чем с ней говорить. Меньше всего мне хотелось бы вспоминать о Гейле.

- Почему ты решила вернуться в Двенадцатый? – наконец спрашиваю я, присаживаясь на стул.

- Мы чужие в других дистриктах, Китнисс, - пожимает плечами Хейзел, - Я хочу принять участие в восстановлении Двенадцатого. И чтобы малыши росли здесь. Благодаря стараниям Гейла, нам выделили хороший дом практически в центре…

Хейзел продолжает свой рассказ, а я представляю себе Гейла. Вот, он стоит на Луговине, затем, идет по улицам, где не так давно проходила я, и наконец, поднимается на порог моего дома…

- Китнисс? – я поворачиваю голову и понимаю, что пропустила какой-то вопрос.

- Хейзел спрашивала, какие у тебя планы, - помогает мне Сэй.

Планы? У меня? Я не знаю, как мне прожить до конца этот день, - какие уж там планы? Но все же, есть одно событие, за которое я могу зацепиться.

- Я приму участие в записи программы про восстановление Панема. Расскажу людям о себе, о нашем дистрикте. Думаю, пару недель будет, чем заняться, а там посмотрим, - образно отвечаю я.

- Главное, будь осторожна, - просит меня Хейзел, - Кажется, жить в Панеме действительно становится лучше, - замечает она, - У меня появилась возможность найти себе хорошо оплачиваемую работу, а главное, Гейл не должен за гроши гнуть спину в шахтах.

- Да, это хорошо, - соглашаюсь я, и якобы невзначай интересуюсь, - Гейл не говорил, когда он собирается приехать в следующий раз?

- Думаю, не раньше, чем к первым морозам, - ответ Хейзел полностью меня удовлетворяет.

Я не могу больше слышать о Гейле. Глядишь, сейчас зайдет речь о его женитьбе. Говорю Сэй, что мне нужно принять оставленные капитолийскими врачами лекарства, прощаюсь с Хейзел, которая обещает навестить меня ближе к выходным, и, споткнувшись о потягивающегося Лютика, выхожу из кухни.

Несколько минут я просто стою посреди гостиной. Если Хейзел снова в Двенадцатом, значит, рано или поздно, я точно увижу Гейла. Пусть даже через несколько месяцев. Какой будет наша встреча?




Сальная Сэй приносит обед мне в комнату. Она недовольно качает головой, глядя на меня, и произносит:
- Ты скоро поселишься в этом кресле!

На самом деле, на этот раз я не высматриваю Пита. Я смотрю вслед Хейзел, покидающей Деревню победителей. Интересно, когда, наконец, уберут ограждение, и сравняют наш уединенный квартал с окружающим миром?

- Не преувеличивай. Просто в этой камере пыток, которая называется домом, мне не хватает солнечного света, - объясняю я.

- Почему бы тебе не выйти на улицу? – неожиданно предлагает Сэй.

- И куда же я пойду в таком виде? – я развожу руками, показывая на свою ногу.

- Было бы только желание, - хмыкает она.

- Желание есть. Я хочу… в лес.

Неожиданное откровение вызывает у Сэй легкую заминку, но она быстро приходит в себя и одаривает меня широкой улыбкой.

- Вот и хорошо! Как только с тебя снимут эту повязку, возьмешь с собой Пита и пойдешь в лес. Пусть все будет, как прежде, - радостно произносит она.

- Конечно, все не будет как прежде. Во-первых, если я возьму с собой Пита, он распугает всю живность, и мне просто не на что будет охотиться. Разве что, на пни и коряги. А во-вторых, не знаю, заметила ли ты, но мы с Питом вроде как не общаемся. Но я больше не боюсь идти в лес одна - после короткой паузы добавляю я.

- Не думаю, что ваша размолвка продлится очень долго. Не знаю, что ты сделала парню, но это же совершенно очевидно – он не сможет без тебя…

- Хватит, Сэй, - я прерываю разговор и быстро, насколько могу, поднимаюсь на ноги, - Ты права, мне нужно подышать свежим воздухом.

Я беру в руку костыль, и, опираясь на него, выхожу из комнаты.

- Тебе нужно что-нибудь съесть! – кричит мне вслед Сэй, выбегая из спальни с подносом в руках.

- Я поем на улице, - отзываюсь я.



Отламываю кусочек горячего пирога, и с наслаждением, отправляю его в рот. Затем, делаю глоток теплого чая, и отодвигаю от себя поднос с посудой. Я сижу на верхней ступеньке своего дома и наблюдаю за пустой улицей. Теплый ветерок приятно раздувает волосы, и летит дальше – играет с зеленой травой, запутывается в кронах деревьев, гоняет по пустому участку прошлогодние листья.

Подставляю лицо навстречу солнечным лучам, и закрываю глаза. С губ вот-вот сорвется одна из папиных песенок, но вдруг я слышу чьи-то шаркающие шаги, и быстро опускаю голову. Это не Пит, это в хлам пьяный Хеймитч.

- А, это ты, - разочаровано вздыхаю я.

- И тебе привет, солнышко! – еле шевеля языком, отзывается ментор и продолжает свой путь.

Отходит от моего участка на несколько шагов, затем покачивается, так что я начинаю опасаться за его координацию, и застывает на месте.

- Не пойму, а ты кого ожидала здесь увидеть?

- Иди куда шел, - огрызаюсь я, - От тебя за милю несет перегаром! Ненадолго же тебя хватило.

- Только не надо сентиметов, - Хеймитч замахивается, и рассекает кулаком воздух, словно пытается ударить кого-то впереди, - У самой крыша набекрень!

- Очень смешно, - говорю я без всякого добродушия.

- Мало того, что у самой крыша набекрень, - продолжает Хеймитч, - Так еще и парня мне испортила!

- Пита? Испортила? Я? – хорошо, что мы живем втроем на весь квартал, я кричу так громко, что могла бы переполошить всех соседей.

- А кто же еще? Сидит дома целыми днями! В город не ходит, его там все обыскались…

Хеймитч брезгливо машет на меня рукой, и едва не упав, поворачивается в направлении своего дома.

- Я не причем! – сама не знаю, зачем я прокричала это вслед удаляющемуся ментору.

Во мне вскипает злость – значит, все это время Пит был дома, и даже не подошел к телефону, когда я ему звонила? Но злость быстро сменяется волнением. Все ли у него в порядке, или может быть, произошло что-то серьезное?

Поднимаюсь на ноги, и медленно вхожу в дом. Сэй еще не ушла. Прохожу на кухню, и с порога задаю волнующий меня вопрос:

- Как давно Пит приносил нам выпечку?

- Прошло уже дней пять, - задумчиво говорит Сэй.

- Но ты давала мне горячие булочки сегодня утром!

- Так ведь это я заходила к нему. Каждое утро захожу. Он сам меня попросил. В условленное время выносит выпечку на порог, я забираю ее, и иду к тебе.

Из моей груди вырывается вздох.

- Ну, почему он такой глупый? – едва слышно шепчу я.

- Наверное, он занят чем-то важным.

- Важнее, чем новая пекарня? – я говорю это так резко, что у Сэй не должно остаться сомнений – меня волнует существование пекарни в городе.

В комнате повисает молчание. Я нервно сжимаю край рубашки, пытаясь собраться с мыслями. И вдруг, меня посещает идея! Прежде, чем я решу, что она безумная и не имеет никакого смысла, я произношу:

- Салли, мне нужна твоя помощь…



Прохладный утренний ветерок забирается за воротник. Я плотнее укутываюсь в пошитую Цинной курточку, и уверено иду вдоль улицы. Капитолийский костыль, хоть и упрощает движения, но ступать на больную ногу все же жутко неудобно! На небе лазурными полосками выступает рассвет. Останавливаюсь напротив дома, точно такого же, как и остальные в округе, и нервно вздыхая, поднимаюсь на порог.

Сейчас, должно быть, самое время. Наверное, Хеймитч был прав – у меня крыша набекрень, раз я стою утром на пороге дома Пита. Вчера меня посетила мысль – подкараулить его возле дома. Как дичь в лесу. Застигнутый врасплох он точно не сможет от меня сбежать. Но теперь дичью себя чувствую я.

Нас с ним разделяет всего ничего – входная дверь. Сейчас, когда мои мысли похожи на стаю испуганных птиц, я должна с ним поговорить. Мне нужно выяснить все до приезда съемочной группы из Капитолия…

Но когда Пит откроет дверь, что мне ему сказать?

Я серьезно подумываю над тем, чтобы вернуться домой, и прикидываю, сколько времени мне понадобиться на отступ. Но, в тот момент, когда я нервно разминаю здоровую ногу, в злосчастной двери поворачивается замок и она начинает открываться.

Сердце привычно пропускает удар – передо мной стоит Пит в перепачканном мукой фартуке и с подносом c хлебом в руках. Он застывает на месте, оглядывая меня с ног до головы, словно я могла ему померещиться. Но когда спустя несколько мгновений, я никуда не исчезла, на лице Пита начинают появляться эмоции. Он бледнеет, затем на его щеках появляется румянец, и наконец, он неловко делает шаг мне навстречу.

- А где Сэй? – осипшим голосом спрашивает он.

- У нее выходной.

- Так почему ты пришла сюда сама? Я бы…

- Так ведь ты не отвечаешь на телефонные звонки, - слишком уж натянутой получается наша беседа.

- Я, наверное, не слышал.

- Понятно.

И это все? Я лихорадочно перебираю в голове возможные варианты разговора, но на ум не приходит ничего, что не касалось бы его поцелуя, или капитолийцев. В это время, Пит берет с подноса большую буханку хлеба, и протягивает мне. Я не сразу понимаю, что он хочет переложить ее в корзину, которую дала мне Сэй. Перед моими глазами возникает дождливый день, много лет назад, и мальчик с хлебом в руках, от которого я, как и тогда, не могу отвести взгляд. Из воспоминания о чудесном спасении моей семьи, меня выдергивает голос Пита:

- …все хорошо?

- Да, все в порядке, - я хватаю хлеб и прячу его в корзину, - Просто я замерзла. Позволишь войти в дом, погреться?

Пит удивленно вскидывает брови, но быстро приходит в себя и позволяет зайти. Я иду за ним, не в силах сдерживать мелкую дрожь. На самом деле, я не замерзла. Наверное, это от волнения. Я просто поражаюсь своей наглости, которая позволила мне задать такой вопрос. Оглядываюсь по сторонам, когда я в последний раз была в доме Пита? Кажется, во время подготовки к Квартальной Бойне, будто сто лет назад.

В гостиной висят картины, изображающие самые невинные пейзажи семьдесят четвертых Голодных игр – ручей, вид на лес с Рога изобилия и поле, в котором прятался Цеп. Под картиной с лесом, и предлагает мне разместиться Пит. Он, молча, забирает мою корзину и уходит с ней в кухню. Я сажусь в удобное кресло и с облегчением, выпрямляю больную ногу. В доме витает запах свежей выпечки и еще какой-то незнакомый мне аромат. Все здесь кажется таким уютным и теплым, что я расслабляюсь и начинаю зевать.

Через несколько минут, в гостиную входит Пит, без грязного фартука, с печеньем и горячим чаем. Пока он выставляет на стол приборы, я внимательно изучаю его движения – тело напряжено, но он, несомненно, смог совладать со своими эмоциями. Значит, смогу и я.

- Чем ты занимался все это время? – зачем только я задаю такие вопросы.

- Пытался кое-что сделать.

- Тебя обыскались в городе.

- Ты и в городе была? – удивляется Пит.

- Нет, мне рассказали… Хеймитч.

- Это его не качается, - кажется, Пит настроен очень категорично.

- Но ведь пекарня – это важно для тебя…

- Есть вещи важнее пекарни.

На этом разговор закончен. Я сжимаю чайную ложку до тех пор, пока металл не впивается в пальцы. Но тут, же останавливаю себя на мысли, что Пит поглядывает на меня из-под опущенных ресниц, и пытаюсь впихнуть в себя печенье. Не тут-то было, оно комом становится в горле. Я пытаюсь запить его горячим чаем, и обжигаю губы.

- Спасибо за угощение, - как можно спокойнее произношу я, - Но мне пора идти.

Поднимаюсь с места, Пит подхватывается следом за мной.

- Подожди, я кое-что тебе покажу. Если ты не против…



Мы спускаемся в подвал. Пит впереди, я на несколько ступенек сзади. С каждым шагом, неизвестный мне аромат становится сильнее. Когда последняя ступенька позади, Пит включает свет и большое помещение превращается в настоящую художественную мастерскую. Так вот откуда запах, это краски! Повсюду, рядами нагромождены большие и маленькие холсты с изображением сцен из Голодных игр, которые я видела в поезде, во время Тура победителей. На стенах висят небольшие рисунки, сделанные карандашами на бумаге. На них – зарисовки из обыденной жизни – мистер Мелларк месит тесто, брат Пита стоит рядом с какой-то стройной незнакомкой, несколько пейзажей, а дальше – я. Стою возле доски, волосы заплетены в две длинные косички, иду по городу, в отцовской курточке, уверенно сжимаю лук, целясь в Катона.

По телу пробегает дрожь, когда я вижу на одном из рисунков себя с Прим. Надо же, недостаток фото компенсировали рисунки Пита.

- Это… прекрасно, - выдыхаю я.

- Подожди, - Пит проходит между рядами картин, и останавливается возле деревянной треноги, на которую прикреплен очередной холст, - Взгляни на это, - с отвращением в голосе произносит он.

- Что там? – спрашиваю я и подхожу к нему.

Рядом с треногой, на небольшой подставке разбросаны тюбики с краской. Часть из них лежит просто на полу. На палитре смешаны несколько цветов, кисти, опущенные в стакан с какой-то резко пахнущей жидкостью – в стороне.

Я подхожу так близко к Питу, что чувствую аромат его тела. Смотрю на картину на холсте, и едва сдерживаю вздох. Передо мной непонятный вихрь. Толи ветер вздымает вверх пожелтевшие ветки деревьев, толи это пожар, пылающий нереального цвета огнем…

- Видишь? – в довершение всего спрашивает Пит.

Я киваю головой, хотя не могу точно сказать, что именно я должна увидеть. Пит обхватывает голову руками и отворачивается к стене:

- Я больше не могу рисовать.

По телу пробегает холодок.

- Не может быть, - я качаю головой и пытаюсь найти какой-то смысл в его беспорядочных мазках на холсте.

- Я не могу рисовать после капитолийского охмора. У меня в голове все по-другому. Я никогда не стану прежним…

Я поворачиваюсь к Питу, и неловко цепляюсь за его руку. Словно кто-то выбил землю у меня из-под ног. Так вот, чем он занимался все эти дни. Не может быть, чтобы он разучился рисовать, только не это!

Пит застыл, в изумлении глядя на мои пальцы, сжимающие его ладонь. Но мне все равно, что он подумает о моих чувствах.

- Ты можешь, – я заглядываю в его лицо и упрямо пытаюсь найти хоть какие-то признаки веры в свои силы, - Я знаю, ты можешь, можешь, - вновь и вновь произношу я.

Капитолий не мог забрать его талант, как не смог забрать у меня любовь к лесу.

- Пит, давай вместе пойдем в лес! – неожиданно выпаливаю я.

- Что? – кажется, Пит удивлен еще больше, - Но твоя нога…

- Мы не будем заходить далеко. Я уже несколько дней думаю об этом, но не могу пойти одна. Давай сходим туда вдвоем? – не знаю, как именно я помогу ему этой прогулкой, но ведь у меня лес всегда открывал второе дыхание.

- Это плохая идея, - замечает Пит.

Я и сама прекрасно это понимаю, но все же спрашиваю:

- Почему?

- Я не уверен, что смогу заменить тебе Гейла в лесу, - горькая правда слетает с губ Пита, и я понимаю, что пора покончить с его догадками.

- Ты не заменишь мне Гейла, - я замечаю, как тускнеют его глаза, - Потому что мне не нужен Гейл. Только… ты.

С учетом того, что я не сильна в длинных и красивых репликах, думаю, эта фраза может сойти за признание. Это именно то, ради чего я к нему пришла. То, что так долго хранила глубоко в своем сердце и в чем не признавалась самой себе.

Кажется, мои слова, произнесенные так тихо, оглушили Пита сильнее, чем взрыв мины. Он непонимающе смотрит на меня, словно я сказала что-то на чужом языке. А затем, его глаза светлеют.

Некоторое время мы просто смотрим друг на друга. Сейчас я вижу намного яснее, чем обычно, могу различить каждую деталь на лице Пита. Мое дыхание замедляется настолько, что, кажется, еще мгновение, и я перестану дышать. Пит осторожно кладет свободную руку на мое плече, и привлекает меня к себе. Мое сердце начинает стучать с бешеной скоростью. Кажется, будто в моей жизни не было ничего плохого, и я всегда была такой – счастливой. Я выпускаю руку Пита и прижимаюсь ладонями к его груди – чувствую, как громко стучит его сердце, утыкаюсь носом в его плече и ощущаю приятный аромат его тела.

- Китнисс, - шепчет Пит и зарывается лицом в мои волосы; хорошо, что сегодня я не заплела их в привычную косу.
Такая близость нравится мне значительно больше наших наполовину фальшивых поцелуев. За исключением пары тех, что заставили меня сомневаться в своих чувствах.

- Ты ведь вернулся? – тихо спрашиваю я, - Больше не будет «чужого» Пита?

- Никогда, - так же тихо произносит он.

- Я скучала.

- Я тоже.

Я, наконец, отодвигаюсь от него, и еще раз заглядываю в небесно голубые глаза. Кажется, у меня больше не осталось сил терпеть, потому что я поднимаюсь на цыпочки и делаю то, что проделывала сотни раз до этого – целую Пита. Единственная разница в том, что я делаю это не для жителей Панема, а для себя самой.

Губы Пита мягкие и теплые. И он отвечает на мой поцелуй так же, страстно, как когда-то давно, в пещере на залитой дождем Арене. Внутри меня разгорается дикое обжигающее чувство, которое возникает в груди и распространяется по всему телу. Я отрываюсь от Пита для того, чтобы сделать вдох, а затем, снова целую его. На этот раз, наш поцелуй значительно короче. Его прерывает Пит. Он проводит губами по моей щеке, задерживается на шее, и медленно, словно нехотя отстраняется от меня.

- Китнисс, послушай, - он смотрит на меня слегка обезумевшими глазами, берет мое лицо в свои теплые ладони и продолжает, - Я не хочу, чтобы все было как в тот раз, когда мы были марионетками Капитолия. Не нужно спешить…

С трудом, но все же я понимаю, что он имеет в виду. Теперь нам некуда торопиться. Нам не нужно убеждать в чем-то окружающих людей, и тем более, ускорять развитие отношений. Мы можем быть обычными парнем и девушкой из Двенадцатого дистрикта.

- Хорошо, - я киваю ему в ответ, не в силах сдержать улыбку.

Мне кажется, что невозможно чувствовать себя еще более счастливой, чем я в этот момент. Пит улыбается, снова приближается ко мне, и легонько касается губ своими губами.

Кажется, что у нас не осталось никаких забот, и все проблемы можно устранить лишь одной счастливой улыбкой. Мне достаточно взглянуть в бездонные глаза Пита, чтобы осознать, что, не смотря ни на что, я смогла уберечь самое дорогое – свою любовь.

Глава 14

Он теплый и пахнет свежим хлебом. У него сильные руки и очень красивые голубые глаза, в которых хочется утонуть и забыться. А еще, у него необычно светлые волосы и ресницы, словно у жителя Первого дистрикта. Когда на них попадают солнечные лучи, они искрятся золотистым светом. От одного взгляда на него, сердце сначала пропускает удар, а затем начинает стучать так быстро, словно вот-вот выскочит из груди.

Я прижимаюсь к Питу и закрываю глаза, чтобы отстраниться от окружающего мира. Как назло, в его мастерской, словно осколки моих самых ненавистных воспоминаний, повсюду нагромождены картины с изображением Арены. Еще несколько минут назад они почти не привлекали мое внимание, но сейчас, мне приходится вновь переживать моменты смерти Руты, Цепа, и остальных трибутов. Воспоминания роем кружатся вокруг моей головы, пытаясь пробраться в мысли и вдохнуть жизнь в прошедшие события. В довершение, с многочисленных портретов на меня смотрят ожившие мертвецы из Двенадцатого дистрикта. Я прячу лицо в волосах, желая избежать их взглядов, но это не особо помогает.

Как только я собираюсь предложить Питу подняться наверх, чтобы наконец-то покончить с этим, меня опережает едва слышный в подвале телефонный звонок.

Пит без особого желания размыкает свои объятия.

- Мне кажется, стоит пойти туда, и поднять трубку. Вдруг с Хеймитчем снова приключилась какая-то беда? - он улыбается, глядя на меня, и я не могу скрыть улыбки в ответ.

- Что такого может с ним произойти? – шутя, интересуюсь я.

- Мало ли. В день нашего разговора о мятежниках, Хеймитч сначала был трезв, как стеклышко, но тем же вечером мне позвонил портной, и рассказал, что видел нашего ментора лежащего на ступеньках чужого недостроенного дома и распевающего загульные песни. Пришлось мне тащить его домой.

Я смеюсь, и, опираясь на здоровую ногу, иду следом за Питом.

- И почему же он так надрался?

- Сказал, что ему налили пару рюмок белого, в честь отправления в Капитолий покушавшегося на тебя арестанта, - Пит замолкает, - В голове это не звучало так неприятно, - признается он.

- Значит, этого человека отправили в столицу, - тихо констатирую я.

Мне интересно кем он был, и какое наказание его постигло? Как его зовут? Есть ли у него семья? Что толкнуло его на такой отчаянный поступок? Может быть, в Капитолии, по моей вине погибла его жена или ребенок? Я невольно ощущаю на своей коже горячее дыхание огненного переродка. Стараюсь не думать о том, что случилось несколько месяцев назад, а тем более, не хочу, чтобы о моих мыслях знал Пит.

Не говоря больше ни единого слова, мы поднимаемся в дом. Пит подает мне руку и помогает сесть в кресло, а сам спешит к телефону.

- Пит Мелларк слушает.

Я – само внимание. Напрягаюсь как пружина, готовая чуть, что подпрыгнуть на ноги и при необходимости двигаться вперед…

Но Пит поворачивается ко мне, и второй раз за несколько минут, одаривает улыбкой.

- Не беспокойся, Салли. Китнисс со мной. Она… Я проведу ее чуть позже. Думаю, ты можешь не дожидаться ее сегодня. Мы будем вместе. Даже не знаю, смогу ли ее отпустить.

Мне тяжело назвать себя стеснительной натурой, но от последних слов Пита, щеки обдает жаром. Чем дальше, тем сильнее мне кажется, что происходящее – всего лишь сон. Правда, когда мне в последний раз снились хорошие сны?

Пит заканчивает разговор, и возвращается ко мне. Пока он идет, в моей голове, в лихорадочном вихре пролетают сотни наших привычных движений, объятий и поцелуев. Но сейчас, кажется, будто это было в прошлой жизни – до того, как я не успела добежать до Пита на семьдесят пятых играх. Что делать теперь, когда нас не снимают камеры?

Я смотрю на Пита, остановившегося всего в нескольких шагах от меня, и думаю о том, что нам стоит для начала о чем-то поговорить. Вспоминаю старые наставления доктора Аврелия и выкладываю все начистоту:

- Не уверена, что будет правильно говорить об этом сейчас, но то, что ты четыре дня не давал о себе знать, меня встревожило. Я… не хотела бы, чтобы это повторилось.

Пит несколько долгих секунд переваривает услышанное, а затем неловко произносит:

- Китнисс, сегодня ты просто засыпаешь меня признаниями.

- Не могу понять, это обещание больше так не делать, или отмазка? – ну, вот, стоило мне начать, как наш разговор приобретает нотки колкости.

Неужели, я действительно такая… хмурая?

Пит наклоняется ко мне, и несколько долгих секунд смотрит в глаза, словно проверяет собственную реакцию на нашу близость. Затем, он обнимает меня за плечи, и жестом просит подняться с кресла. Садится на мое место, а меня усаживает к себе на колени.

- Можно, мы просто немного так посидим? – спрашивает он.

Я киваю. Хочется сказать, что в последние месяцы мне только это и было нужно, но я решаю промолчать. Кладу голову на плечо Пита, и считаю удары его сердца.

Майское солнце поднимается над Деревней победителей, и заливает комнату яркими лучами. Пит поглаживает меня по спине, перебирает волосы.

- Китнисс, - тихо шепчет он, проверяя, не уснула ли я.

- Я здесь.

- Прости. Я все еще не могу поверить, - оправдывается Мальчик с Хлебом, - Тяжело осознавать, что ты со мной здесь и сейчас, а не в моих запутанных воспоминаниях.

- Прекрати, - я недовольно бью кулаком по его спине.

- Мне действительно тяжело поверить в то, что ты и я… Что мы можем быть вместе. Особенно, после размолвки из-за Гейла.

В другой ситуации, я бы превратила наш разговор в спор о выборе, поцелуях и дружбе. Но сейчас я только тихо произношу:

- Гейл оставил мне письмо. Попросил быть сильной, и не беспокоиться из-за мятежников. Это было скорее обращение из прошлого, чем просьба о встрече. Так что, тебе не о чем волноваться – вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся.

Пит прижимает меня к себе и отрицательно мотает головой.

- Ты увидишь его еще не раз, притом, очень скоро.

- О чем ты? Хейзел сказала, что он не появится в городе до следующей зимы. Да и вряд ли Гейл будет присутствовать на записи нашего интервью.

- Странно, что ты не знаешь об этом. Я думал, он сказал тебе… В общем, он работает во Втором дистрикте на очень ответственной должности. Если бы ты включала телевизор хоть несколько раз в неделю, точно увидела бы его лицо.

Я вспоминаю, что Сальная Сэй говорила мне о чем-то подобном еще в начале весны, сразу после моего возвращения в Двенадцатый дистрикт. Только вот телевизором, я не пользовалась, пожалуй, со времени пребывания в бункерах Тринадцатого.

- И кем же он работает? – я плохо скрываю свое любопытство.

Пит тяжело вздыхает и произносит:

- Управляет отделом по борьбе с мятежниками. Теми, кто на тебя напал, и кто строит планы против Нового Капитолия. Их штаб находится во Втором дистрикте, но Гейл постоянно путешествует по Панему.

Ничего себе – так Гейл стал важной шишкой!

- Вот почему он прибыл в Двенадцатый сразу после покушения.

Мне немного досадно от того, что Гейл был здесь не потому, что волновался за меня, а только из-за своей работы. Но, к моему удивлению, от этой мысли не больно, и даже не грустно.

- Теперь ты не будешь сильно удивлена, увидев его лицо в одной из капитолийских передач, - подводит итог Пит.

Гейл на капитолийском телевидении? Если бы мне сказали об этом несколько лет назад, я бы надорвала живот от смеха. Но теперь все изменилось настолько, что мне кажется, будто я живу в параллельной вселенной.

- Я не собираюсь когда-либо включать телевизор. Капитолийское телевидение действует мне на нервы, - признаюсь я, - Стоит только вспомнить о том, что мне пришлось пережить, хочется сбежать в комнату без окон и дверей, и просидеть в ней остаток жизни. Фактически, я и так заперта в замкнутом пространстве. Они даже суд надо мной транслировали на всю страну! Только вот им и этого мало. Они снова хотят меня видеть. Капитолий не хочет, чтобы я давала людям настоящую надежду! Я нужна им для нового шоу – про сломленных восстанием психов, вроде тех морфлингистов на бойне.

- Ты говоришь как Хеймитч, - Пит отстраняется от меня, и смотрит прямо в глаза, - Они не хотят этого. Им действительно нужно внушить в людей веру, и ты прекрасно об этом знаешь. Тебя признали психически неуравновешенной только для того, чтобы снять обвинения. На самом деле, у нас получится прекрасное интервью – про Огненную Китнисс, победившую свою боль, и ее хромого мужа, наконец поборовшего желание придушить супругу при встрече.

Я улыбаюсь, глядя в лучистые глаза Пита.

- Точно, ведь для всего мира мы ко всему еще и супруги. Счастливое воссоединение семьи.

- Говоря о семье, давно хотел спросить, - взгляд Пита вдруг становится тяжелым, - Как обстоят твои отношения с миссис Эвердин? Она планирует вернуться в Двенадцатый дистрикт?

Вопрос действительно не из легких. Но лучше ответить не него, чем на тот, о котором я сначала подумала, услышав его слова. Мне тяжело говорить о своей семье. За последние месяцы, ею стали Салли, Пит и Хеймитч. А вот мама…

- Она помогает создать больницу в Четвертом дистрикте, - я цитирую слова Хеймитча, которые он сказал мне в планолете, по пути домой, - Ей тяжело находиться здесь, где каждый уголок напоминает о тяжелой утрате. Она передала мне письмо, - я запинаюсь на мгновение, чтобы обдумать сказанное, - На самом деле странно, что все, кто исчезают из моей жизни, оставляют мне только письма, - вздыхаю, переводя дыхание, - Мама писала, что я должна быть сильной и храброй, и что мне нужно ее понять. А еще, что она любит меня, и что я единственный родной человек, который у нее есть. Но, не смотря на это, мы говорили с ней всего один раз. По телефону, сразу после моего приезда. А после того, как ты достал меня из-под завала, мама и вовсе не стала со мной разговаривать…

Слова застряют у меня в горле, и я замолкаю. Моя мать снова сделала это. Она закрылась в себе, как после смерти отца. Я простила ее один раз, но сделать это снова не так легко.

Не в силах смотреть в глаза Пита, я аккуратно кладу голову ему на плечо, и смотрю на давно потухший камин за его спиной. Пит сводит руки у меня за спиной, и прижимает к себе.

- Она просто слишком сильно боится тебя потерять, - успокаивающе шепчет он, - Как-нибудь, когда ты сама этого захочешь, мы позвоним ей и расскажем о том, что с тобой все хорошо. И что Дистрикт-12 восстанавливается после пожара.

- Зачем?

- Чтобы она перестала бояться и поверила в то, что ты – прежняя Китнисс Эвердин.

- Откуда ты знаешь? Может быть, Китнисс Эвердин давно умерла? Может быть, ты говоришь с Огненным переродком?

- Я знаю, что это не так.

Такая простая фраза, но ее может сказать только он. Только Мальчик с Хлебом может мне помочь. Пит начинает поглаживать мою спину, и я снова вслушиваюсь в его ровное сердцебиение. Проходит несколько минут, и я начинаю забывать о своих бедах. Спустя еще некоторое время, я чувствую, как веки начинают смыкаться, и меня сладкой пленой укутывает сон.

Когда Пит переносит меня на диван, и ложится рядом, я боюсь открыть глаза. Кажется, что все это часть сна или приятного воспоминания. Пит обнимает меня, как в прежние времена. Я тесно прижимаюсь к его груди, и слышу:

- А моя семья – это ты.



Я открываю глаза, когда в высокие ставни заглядывают лучи заходящего солнца. Они пляшут в витражах и криво отражаются на стенах. Рядом с диваном, на небольшом деревянном столике лежит записка, адресованная мне. Протягиваю руку и читаю аккуратно выведенные Питом слова: «Я ушел к Хеймитчу. Подожди меня. В кухне есть булочки с сыром».

- Как будто я здесь только ради них, - возмущаюсь я.

Убираю с ног плед и сажусь, глядя на свое отражение в зеркале напротив. Все еще худая, бледная, с кое-как отросшими волосами, я все же немного изменилась. Стала радостнее? Или этот ореол вокруг – просто солнечный свет? Имею ли я право быть счастливой и наслаждаться жизнью, когда близкие люди гниют в земле? Огромным усилием я заставляю себя отогнать прочь темные мысли. Поднимаюсь на ноги, и, опираясь на костыль, иду через гостиную к двери, из дома Пита. Мне нужно увидеть его прямо сейчас, даже если он на другом конце города.

Несколько минут спустя, я уже бреду по тропинке, ведущей к дому Хеймитча. Когда мы с ним виделись в последний раз, я была не очень мила, а он не совсем трезв. Думаю, мы все еще можем называться друзьями. Поднимаюсь на порог, и едва заношу руку, чтобы постучать в дверь, как она открывается сама, и я чуть не ударяю кулаком в грудь ментора.

- Соолнышко! – громко восклицает он, - Пришла убить меня за то, что я позвал к себе на ужин твоего парнишу? Нельзя быть такой собственницей!

Подумать только, он уже в курсе!

- Какого черта ты несешь? – тут же отзываюсь я, - Пит!

Шаркая раненной ногой, прохожу мимо Хеймитча, задеваю его плечом и направляюсь в столовую – наше любимое место для посиделок. Любимое по одной простой причине – здесь он хоть немного разгребает беспорядок, чтобы в хмельном бреду отличить полную бутылку от пустой.

- Тебе стоит пересмотреть свой рацион, - говорю я, заметив груду стеклянной тары в прихожей, - А еще, чаще проветривать помещение.

- Мамочка, не торопись с поучениями, - парирует Хеймитч.

Наконец, мы в столовой. За круглым деревянным столом у окна сидит Пит. Он озадаченно крутит в руках пустую керамическую кружку. Увидев меня, он улыбается и поднимается из-за стола.

- Я же просил тебя подождать меня дома.

- А я не хотела, чтобы ты говорил Хеймитчу про нас, - сходу парирую я.

- Тихо-тихо, солнышко, - Хеймитч кладет руки мне на плечи и с силой усаживает на соседний стул, - Ты же не хочешь отпугнуть Пита своей бестактностью?

- Ты говоришь как Эффи, - с упреком произношу я, а затем обращаюсь к погрустневшему Питу, - Все в порядке, просто это же Хеймитч! О чем ты думал?

- Ну, он единственный близкий нам человек, - пожимает плечами Пит и, наконец, садится рядом со мной, - Тем более, речь зашла о нас с тобой...

- Что еще за речь такая?

- Может сначала чаю? Или чего покрепче? – ненавижу, когда Хеймитч отвечает мне вопросом на вопрос.

- Нет, спасибо, - я смотрю на него, не отводя глаз.

- Ладно. Ваш доктор Аврелий прислал мне письмо, - начинает ментор, - Точнее, сначала он пытался ко мне дозвониться. Перед этим, пытался дозвониться к тебе. Безуспешно. Судя по его словам, единственный, кто продолжает поддерживать с ним связь – это Пит, а он не знает ничего о твоем психологическом состоянии, - Хеймитч пристально смотрит на нас двоих, - В чем лично я сомневаюсь. В общем, накануне интервью, он просит тебя связаться с ним для дальнейшего лечения.

- Началось, - фыркаю я, - Капитолий хочет удостовериться, что со мной все в порядке? Не хотят показывать миру больную истеричку? Раньше надо было думать!

- Китнисс, - Пит спокойно накрывает мою руку своей ладонью, - Так будет лучше не только для тебя, но и для всех нас. Свяжись с доктором. Он не желает тебе зла. Тебе нужно разобраться в себе.

- Не мне одной! – хмурюсь я.

- Говорил же, что так и будет, - смеется Хеймитч и протягивает руку к бутылке напротив.

- Все верно, - продолжает Пит, - потому, я обещаю тебе, что буду стараться рисовать снова, взамен на твой курс лечения. Вдали от Капитолия. Тебе просто нужно будет поднимать трубку, и говорить с доктором Аврелием, - добавляет он.

Я несколько секунд смотрю на Хеймитча, заливающегося самогоном и, наконец, спрашиваю:

- Без этого не обойтись, да?

- Верно, - кивает Пит.

- Что же. Тогда, ладно, - соглашаюсь я.

Хеймитч делает вид, что подавился спиртным от удивления. Пит одобряюще сжимает мою руку. Но, я делаю это не только ради галочки в своем личном деле в Капитолии и даже не ради того, чтобы Пит снова рисовал. Уверена, что скоро он сможет писать картины намного лучше предыдущих. Просто, если я действительно хочу сделать шаг вперед, мне нужно не только снова разжечь в себе пламя, но и научиться поддерживать его.




Когда мы уходим от Хеймитча, на Двенадцатый дистрикт опускаются сумерки. Пит говорит ментору, чтобы тот сократил дозу принимаемого алкоголя, а я молча рассматриваю цветы на его клумбе. Мне хочется поскорее остаться наедине с тем, кого я так долго ждала. Правда, как только за Хеймитчем закрывается дверь, я снова не знаю, что говорить.

- Зачем ты пришла к Хеймитчу? – спрашивает Пит, когда мы оказываемся на дорожке перед домом.

- А зачем ты пошел к нему?

- Подумать только, у вас с ним даже манера речи одинаковая. Отвечаете вопросом на вопрос, - улыбается Пит, - Ко мне зашла Сэй и передала, что Хеймитч хочет меня видеть. Я не хотел тебя будить, потому написал записку и пошел сам.

- Мне не нравится, что вы с ним обсуждаете вещи, касающиеся моей жизни, - свирепо говорю я, - И, кстати, куда это направлялся Хеймитч, когда я пришла?

Пит смеется, обнимает меня за талию и прижимает к себе.

- Он разозлился на меня, когда узнал, что мы действительно хотим быть вместе и собрался в город, сам не знаю зачем. Сказал, что я скрытый убийца, раз позволил тебе находиться так близко. Я-то думал, ему все равно, а он волнуется за твою жизнь.

- Глупости, - говорю я, - Странно, что он так об этом думает. Мне казалось, он сам пытался нас свести. Боится, что если ты придавишь меня, некому будет принести белой, когда ему будет нужно опохмелиться?

- Больше похоже на отцовскую заботу, - улыбается Пит, - И я не собираюсь тебя душить.

- Папочка Хеймитч, - прыскаю я, и мы оба заливаемся смехом.

Время с Питом летит незаметно. Я замечаю, что мы недавно прошли мимо наших домов и направляемся к воротам Деревни победителей.

- Куда ты меня ведешь?

Пит крепче прижимает меня к себе и целует в макушку.

- Я хочу показать тебе мою булочную. А ты, взамен, как-нибудь отведешь меня в лес, и мы попробуем сделать новые записи и рисунки в твоей книге.

Я немного ощетиниваюсь. Значит, пекарня. То самое место, с которого все началось много лет назад, и в котором все может закончиться.

- И что же ты там хочешь мне показать? – как можно спокойнее спрашиваю я.

- Ты самый близкий мой человек. Мы прошли вместе через столько бед. Могу я поделиться с тобой своей радостью? – спрашивает Пит, - Не Хеймитча же мне туда вести.

Лучше бы отвел его. Я аккуратно освобождаюсь от объятий Пита, делая вид, что мне тяжело огибать мелкие лужи на нашем пути. Мне казалось, что я успокоилась насчет пекарни, но теперь само ее существование доставляет мне дискомфорт и вызывает ревность.

Оставшийся путь мы преодолеваем молча. В городе кипит жизнь. Совсем недавно, на главной улице открыли Дом отдыха для горожан. Оттуда слышится задорная музыка, а в окнах виднеются мелькающие в танце силуэты. Мы с Питом вряд ли смогли бы так просто веселиться. На пороге стоят пары молодых людей. С виду – наших сверстников. Некоторые из них держатся за руки, какая-то девушка мило щебечет что-то о грядущих выходных. Люди строят планы на будущее, пока я блуждаю по закоулкам собственной жизни.




Наконец, мы на месте. Точнее, на том же месте, на главной улице, где раньше находилась булочная семьи Мелларк. Когда-то это место было для меня недостижимой роскошью. Просто стоять здесь и заглядывать в витрины переполненные свежей выпечкой, сладостями и прочей едой, которую не давали по тессерам, было нашим с Прим любимым занятием. Но Прим больше нет, да и пекарня выглядит совсем по-другому. Передо мной большой кирпичный дом с готовой покатой крышей. Кажется, строительство уже завершено.

- Осталось привести в порядок все внутри и повесить вывеску, - подает голос Пит.

- Красиво, - выдавливаю я.

- Давай зайдем внутрь?

Я киваю. Пит открывает передо мной большую деревянную дверь, и я погружаюсь во тьму. Спустя несколько мгновений сзади клацает электрический выключатель и все вокруг наполняется светом. Мы находимся в большой комнате с деревянным прилавком, удобными полками и шкафчиками. Рядом со мной стоят несколько столов и стульев, наверное, для того, чтобы посетители могли перекусить, не выходя их лавки. Сзади виднеется помещение с печками и столами для готовки.

- Здесь очень комфортно, - говорю я.

- Давай присядем, - предлагает Пит.

Я переставляю больную ногу ближе к стулу и аккуратно сажусь.

- Прости, здесь еще нет угощений, - Пит присаживается напротив меня.

- Я здесь не ради еды!

- Ладно-ладно, - улыбается он, - Не злись сейчас, когда мне нужно кое-что тебе сказать. Сегодня был важный и удивительный день. Конечно, в нашей жизни бывали и более важные дни, но этот действительно стоит запомнить.
- Ты заставляешь меня неловко себя чувствовать, - честно признаюсь я.

Каждая клеточка моего тела напряжена, словно я сейчас подстрелю огромную рысь. Пит протягивает руки и сжимает мои ладони. К чему он клонит?

- В общем, я давно заметил, как ты реагируешь на само существование этого места, и хочу прояснить – я не собираюсь жертвовать отношениями с тобой ради пекарни. Пойми, я должен чем-то себя занимать, и, желательно, чтобы это приносило пользу людям. К тому же, это дань памяти моей семье, - Пит такой же, как и прежде, он намного лучше меня, - Я долго думал, стоит ли мне переезжать сюда и что делать дальше со своей жизнью. С самого возвращения домой мне хотелось быть одновременно с тобой и подальше от тебя. Во мне спит зверь, которого я изо всех сил стараюсь подавить.

Сердце колотится быстрее. Я знала, что внутри Пита тоже прячется Огненный переродок, но даже представить себе не могла, что ему хорошо известно, о моих самых сокровенных мыслях.

- Я, наконец, готов сказать, - продолжает Пит, глядя мне в глаза, - Китнисс, ты не избавишься от меня так просто. Мне еще многое предстоит сделать и понять о своих чувствах к тебе, но я точно решил, что не сдамся на пути к твоему сердцу.

Я краснею и чувствую, как в груди появляется приятное тепло. Все мои глупые мысли уходят на второй план. Смотрю на Пита, и понимаю, что он смущен не меньше меня. Наверное, нужно сказать, что «путь к моему сердцу» и так открыт для него, но я просто поддаюсь импульсу, перегибаюсь через стол и целую его. Сначала, Пит пугается моего резкого выпада и пытается отодвинуться назад, но очень скоро он понимает, что я не разъяренный охотник, а обычная девушка из Дистрикта-12, которую он знает еще со школьных лет, и отвечает на мой поцелуй.

Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне почти восемнадцать лет. Сегодня я сама сделала первый шаг. И я счастлива от того, что могу быть вместе с Питом.


В тот же вечер, я звоню доктору Аврелию и прошу его об одном одолжении. Он сразу же соглашается мне помочь и радуется тому, что я наконец-то хочу поговорить.

Глава 15

Едва моя голова касается подушки, положительных эмоций и след простыл! Словно не было в жизни ничего хорошего, а только нескончаемое пекло: Жатва-Голодные игры-Тур победителей-Квартальная бойня-восстание-выстрелы-кровь…

Перед глазами возникают и тут же гаснут самые яркие картинки из прошлого. При этом я слышу звуки борьбы и вижу планолеты так отчетливо, что мне кажется, будто я снова в центре событий.

Когда я бреду по улице Капитолия, под моими ногами растекается ручеек крови. Оборачиваюсь назад, в поисках источника и вижу, что за несколько кварталов от меня, поднимается волна багровой жидкости, около тридцати футов высотой, смывающая все на своем пути. Я понимаю, что она накроет меня меньше чем через минуту, ощущаю гадкий запах ржавого железа и начинаю бежать вперед, чтобы найти лазейку между домами и свернуть в сторону. Только вот между капитолийскими строениями на моем пути нет ни одной прорехи. Конечно, это очередная хитро спланированная уловка местных градостроителей, но от этого не легче. Тяжело дыша, подбегаю к широкой витрине какого-то магазина и пытаюсь разбить стекло. Оно не поддается. Мое время на исходе. Волна крови настигает меня прямо здесь. Я закрываю голову руками и инстинктивно пригибаюсь к земле. Меня не просто накрывает – сбивает с ног потоком сильно пахнущей жидкости. Я задыхаюсь, и падаю на землю. Кровь, которая обтекает мое тело горячая. Значит, совсем недавно она текла в чьих-то венах. Я не в силах плыть. Из моих легких выходит воздух. Хватаюсь руками за горло и чувствую, как сильное течение уносит меня вперед.

Паника нарастает с каждой секундой. Наконец, поток поворачивает в сторону, и мое тело выносит на какую-то преграду. Я уже не способна увидеть это. Только чувствую сильную боль от удара. Это конец. Крепко сжимаю зубы и просыпаюсь.

Я лежу на боку, подмяв под себя одеяло. Подушка скинута на пол. Волосы прилипли к вспотевшему лбу. На нижней губе кровоточащая ранка. Наверное, я прокусила ее во сне. Кое-как перевожу дыхание и аккуратно встаю с постели. За окном еще даже не теплится рассвет. Включаю свет и смотрю на часы – чуть больше трех. Отлично, я снова застряла в собственном кошмаре и теперь боюсь сомкнуть глаза. Правда, к счастью, в этот раз мне не снились мертвецы. Но стоит только вспомнить о потопе, как перед глазами возникает лицо президента Сноу. Я помню этот гадкий аромат роз и крови, окружающий его при каждой нашей встрече. Он и сейчас ощущается в воздухе, словно кто-то распылил в моей спальне специальные духи.

Трясу головой, пытаясь отогнать ощущение беспочвенного страха.

«Я у себя дома, в Двенадцатом. Чего мне бояться?».

Подхожу к окну и неуверенно отодвигаю штору. В доме Пита темно. Значит, сегодня он смог уснуть. Я завидую и начинаю ругать себя за то, что не попросила его остаться со мной. Какая глупость – мне стало стыдно говорить Питу об этом теперь, когда наши отношения такие… настоящие.

«Словно мы не делали так раньше».

Я беру трость и спускаюсь вниз. Нога уже пришла в порядок. Мне кажется, хитрый капитолийский бандаж доставляет больше неудобств, чем полученная травма. Хорошо, что время уже на исходе и скоро его снимут. Как только это произойдет, я стану свободнее.

Захожу в кухню и включаю свет. На месте, которое за столом обычно занимала Прим, спит, свернувшись калачиком, Лютик. Он поднимает морду и тихо мяукает. То ли приветствует, то ли прогоняет меня. Скорее всего, второе.

- А ты быстро очухался! – ворчу я, - Уже забыл, как приполз ко мне в начале весны, весь подранный и еле живой?

К моему удивлению, кот не шипит. Из его горла вырывается звук, отдаленно напоминающий урчание. Неужели, он и правда выказывает мне свою благодарность?

- Что это ты такой добрый с утра пораньше? Того и гляди, сегодня из-за тебя пойдет снег, - я огибаю стул, на котором лежит Лютик и подхожу к холодильнику.

Кажется, в последнем пайке нам прислали апельсиновый сок. Наверное, работа в Одиннадцатом дистрикте уже наладилась. Роюсь в запасах Сэй, позвякивая банками, как вдруг слышу, что кто-то отпирает входную дверь. Лютик настороженно поднимает голову, прислушиваясь к шуму. Я осторожно иду в прихожую. Пока ночной гость копошится с замком, хватаю прислоненный к стене лук, одеваю на него тетиву, вставляю стрелу и готовлюсь к точному выстрелу. Если ко мне заявились мятежники из Капитолия, я дам им отпор. А что, если они тоже пришли с оружием? Перевожу дыхание и стараюсь подавить дрожь в сжимающей тетиву руке.

Проходит несколько мгновений, прежде чем замок податливо щелкает и дверь начинает открываться. Я готова выпустить стрелу. Только вот это не мятежник. Это Пит. Он застывает в дверном проходе, непонимающе глядя на меня – в одной руке завернутый в бумагу хлеб, в другой ключи от моего дома. Я торопливо опускаю лук.

- С днем рождения, - ошарашенно произносит Пит.

- Что?

- Сегодня восьмое мая. Твой день рождения, правда или нет?

Я совсем не слежу за календарем. Неужели, сегодня мне и правда, исполнилось восемнадцать? Похоже на правду. Два года назад, в этот день, я шла подписываться на тессеры. А что же сейчас? Ставлю лук к стене и пожимаю плечами:

- Рановато для поздравлений.

- Просто, я увидел, что у тебя в окнах горит свет и решил наведаться в гости. Не думал, что ты кого-то ждешь, - Пит указывает на стрелу в моей руке.

«Очень смешно!».

- Я не знала, что у тебя есть ключ. А в твоих окнах даже свет не горел. Как я могла догадаться, что тебе тоже не спится? Думала, это мятежники или еще кто…

Пит улыбается. Наверное, моя вспыльчивость его веселит. От его улыбки на сердце становится теплее, хоть я все еще злюсь на него за столь необдуманный поступок. Если бы я пристрелила любимца всего Панема, меня бы снова упекли в тюрьму. Нет, до этого, я бы прикончила себя сама.

- Я долго не мог попасть в замочную скважину в темноте. Нужно было сказать про ключи, прости. Из-за своей забывчивости я едва не превратился в холодный труп на твоем пороге. Хорошее бы получилось начало дня.

- Очень смешно, - бормочу я, - Ладно, проходи, раз пришел. Точнее, спасибо, что пришел, потому что мне уже не уснуть.

Мы вместе входим в кухню. Лютик спрыгивает со стула и крутится у ног Пита, пока тот выкладывает хлеб.

- Что не так с этим котом? Он стал слишком ласковым в последнее время или с ним это только ночью? – спрашиваю я, направляясь к холодильнику в поисках апельсинового сока.

- Я несколько раз приносил ему свежее мясо после того, как возвращался от Дрейка. Наверное, он проникся ко мне симпатией, - добродушно говорит Пит.

- Есть в мире хоть одно живое существо, которое бы тебя не любило? – спрашиваю я, открывая дверцу – вот она, бутылка с соком, стоит на самом видном месте. Как я не заметила ее раньше?

Я беру ее в руку и собираюсь открыть, но тут Пит обхватывает меня вокруг талии и привлекает к себе. Сквозь пижамную ткань я чувствую спиной тепло его торса и невольно вздрагиваю. Он наклоняет голову к моему уху и шепчет:

- Мне все равно, кто в этом мире меня любит. Главное – твои чувства ко мне.

Мальчик с хлебом в своем репертуаре – скажет, как отрежет. Сейчас мне полагается поведать о своих чувствах. Но я молчу. Однажды я уже выпалила Гейлу: «Я знаю», в ответ на его пылкое признание. Боюсь сказать что-то подобное Питу. К счастью, он не требует ничего взамен своих слов и продолжает:

- Я хочу, чтобы ты провела этот день со мной.

- Я тоже этого хочу, - тихо признаюсь я.

Думаю, в делах любовных мне никогда не стать профи. Что ни скажу, фразы, словно не слетают из уст молодой девушки, а выливаются из алюминиевого ведра. Мне просто необходимо научиться говорить нежно и вкладывать в слова свою душу.

- Тогда, с чего начнем? – спрашивает Пит, - Сегодня я сделаю все, что ты попросишь.

Звучит заманчиво, но я предпочитаю остановиться на малом и выбираю самые актуальные желания.

- Хочу выпить этот сок, а затем, - осекаюсь, обдумывая свои слова, - Затем ты обнимешь меня, и я смогу спокойно поспать.



Открываю глаза и чувствую себя по-настоящему отдохнувшей. Меня не беспокоили кошмары. Все благодаря теплым объятиям спящего рядом Пита. Я поворачиваюсь к нему и прижимаюсь поближе, касаясь лбом широкой груди. Сколько времени я мечтала об этом? Крутила в руках холодную жемчужину и пыталась представить, что Пит рядом со мной. Затем знала, что он так близко, но не могла даже приблизиться к нему, а вместо этого бежала в самое пекло, пока не обожгла свои крылья и не упала прямо в его руки.

Кажется, я могу проспать так до самого вечера, но раз сегодня мой день рождения и он готов сделать что попрошу, нужно этим воспользоваться.

Аккуратно освобождаю руку из-под одеяла и провожу пальцами по щеке Пита. Он открывает глаза и несколько мгновений непонимающе смотрит на меня. Затем его взгляд проясняется, и он дарит мне улыбку.

- Так бы каждый день.

Я краснею, но ничего не говорю в ответ. Чего доброго еще предложит мне жить вместе, а я к этому не готова.

- Чем займемся теперь? – Пит привлекает меня к себе и целует в лоб.

Я не сопротивляюсь. Только вдыхаю приятный аромат его тела. В конце концов, я отстраняюсь от него и сама того не замечая улыбаюсь.

- Сначала мы поднимемся с постели, - говорю я под стон разочарования, - Затем соберем немного еды и отправимся на пикник.

- Но ведь земля еще не прогрелась, - перечит Пит.

Ему ли не знать, что я подразумеваю под «пикником» привычную вылазку в лес? И вообще, меня не испугаешь холодной землей. Я и снежной зимой убегала в чащу на весь день, едва восходило солнце.

- Ты сказал, что сделаешь все, что я попрошу. Я хочу провести этот день, как раньше, - требую я, - И хотя сейчас уже не раннее утро, я все равно собираюсь пойти в лес, чтобы провести там большую часть дня, а затем…

Я осекаюсь. Что затем? Даже если сейчас пойду в лес, это будет не так как раньше. На месте Гейла будет Пит, моя добыча никому не нужна, дома меня никто не ждет, а Луговина превратилась в большую братскую могилу.

Закрываю глаза и перевожу дыхание. Мне нужно приложить усилие, чтобы продолжить:

- А затем, мы еще что-нибудь придумаем.

- Ты уверена, что хочешь провести свой день рождения именно так? – переспрашивает Пит, поднимаясь с кровати, - Твоя нога еще не зажила. Мы могли бы…

Я отмахиваюсь от его слов:

- Мы не будем заходить в самую чащу. Тем более, я знаю лес, как свои пять пальцев. Пит, ну же, хватит придумывать отговорки!

Как же ему тяжело понять мои желания! Всему виной то, что мы выросли в разных мирах: я в угольной пыли, он в ярких красках кремов для пирогов.

- Ладно, - Пит недовольно качает головой и бредет к выходу из моей спальни, - Пойду, соберу нам поесть.

Когда я остаюсь в комнате одна, у меня есть время, чтобы еще раз обдумать детали своей затеи. Меня не остановят ни слова Пита, ни собственные страхи. Если хочу жить дальше, я должна их перебороть.

На часах чуть больше девяти. Отлично. Достаю из комода чистые вещи и иду в ванную, чтобы привести себя в порядок. Там быстро принимаю душ, надеваю облегающий тонкий свитер и темно-коричневые брюки – подарки от Цинны, и заплетаю косу из отросших прядей волос. По пути в кухню, подхожу к подоконнику и беру кожаную охотничью сумку Гейла – пусть сегодня она послужит мне напоминанием о его словах. Я не должна бояться леса – это мой второй дом.



Когда мы с Питом выходим за порог, он продолжает закидывать в мою охотничью сумку сандвичи, а я спорю с ним о том, что мне удалось поправиться на несколько фунтов, по сравнению со временем после приезда, когда я почти не могла ходить. О том, что желание к пище во мне пробудил именно он, я пока умалчиваю. У меня за спиной лук и колчан со стрелами – теперь незачем их прятать. Пит смотрит на них и спрашивает:

- Как думаешь, я бы смог научиться стрелять, или даже пробовать не стоит?

Едва я собираюсь с мыслями для ответа, меня перебивает громкий мужской голос:

- Смотрю, вы неплохо спелись вместе!

Мы вздрагиваем от неожиданности и обращаем внимание на Хеймитча. Он стоит, прислонившись к ограде, едва держась на ногах от количества выпитого спиртного.

- Пару лет назад я не мог заставить вас ворковать как влюбленная парочка, а теперь посмотрите на это! – продолжает он.

- Я же просил Риппер не продавать тебе много белого! – возмущается Пит, направляясь к бывшему ментору. Я ковыляю следом.

- Она ничего мне не продает. Однорукая Риппер больше не делает белое на продажу. Доношу к твоему сведению, что она варит самогон только для своих друзей, - Хеймитч машет перед нами рукой, - Она нашла новую работу в городском Доме отдыха.

- Спаивает отдыхающих из-под полы? – прыскаю я.

- Остроумно, солнышко, - ехидничает ментор, - Кстати, с праздником!

- И ты туда же! – возмущаюсь я.

- Девочка из Шлака никак не привыкнет к такой роскоши, как отмечание даты собственного рождения? – дерзко спрашивает Хеймитч.

- Ну, все, хватит! – перебивает его Пит, - Ты в стельку пьян, пора домой.

Он хватает пьяного ментора под руку и тащит в направлении его дома. Хеймитч пытается сопротивляться, но его ослабленная физическая подготовка и в трезвом виде проигрывала силе Пита.

- Я сейчас вернусь! - кричит Пит через плечо.

- Не слишком долго возись с ним! – отвечаю я.

Ментор прав – я не привыкла отмечать свой день рождения, как это делали дети из города. В Шлаке единственным благом в этот день являлось то, что ты мог подписаться на большее количество тессеров и целый год с горем пополам кормить свою семью.

Подхожу к тому месту, где стоял Хеймитч и прислоняюсь к ограде. Только теперь я замечаю, что на кустах, привезенных Питом из леса, после возвращения из Капитолия, распустились нежные бело-желтые цветы. Примрозы. Такие же хрупкие и маленькие, как моя сестренка, получившая от них свое имя. В горле появляется ком. Словно это Прим заставила их цвести под моими окнами в этот день.

Не могу долго смотреть на эти кусты. Отворачиваюсь от них и прохожу чуть дальше, в направлении ворот делающих Деревню победителей закрытой от всего города. Вдалеке я вижу девочку, быстро шагающую в моем направлении. У нее в руках какие-то сумки с вещами, а на лице сияет довольная улыбка. Приглядываюсь внимательнее и узнаю Ливи – мою бывшую соседку из Шлака. Она подросла и немного изменилась внешне, но в целом, осталась такой же жизнерадостной, как раньше. Трудности не сломили ее, чему я несказанно рада.

- О, Китнисс, привет! – добродушно кричит она, завидев меня издалека.

- Привет. Что случилось, почему ты здесь с самого утра? – спрашиваю я.

- Новый мэр выделил нам дом в Деревне победителей, представляешь? – в ее голосе слышатся нотки радости.

Ничего себе! Значит, к нам подселяют соседей. Нашу Деревню не только не собираются сносить, но и наполняют ее новыми жителями. После моего возвращения из Капитолия, я несколько раз замечала, что в соседних незаселенных домах горит свет. Но Сэй говорила, что там временно живут рабочие, занимающиеся восстановлением дистрикта. Впервые на своей памяти я вижу здравое решение жилищного вопроса в Двенадцатом.

- Так мы с тобой снова будем соседями, - стараюсь, чтобы мой голос звучал дружелюбнее и, судя по реакции Ливи, у меня это получается.

- Не совсем, - бойко отвечает она, - Наш дом находится дальше по улице. Китнисс, он такой большой! Намного больше дома дяди, в котором мы жили несколько недель после возвращения!

- Я думаю, что жертва, которую принес твой отец намного больше обычного каменного дома, - честно говорю я. Сальная Сэй рассказывала, что отец Ливи погиб в сражении с капитолийцами, а ее мать осталась одна с двумя детьми на руках. Дом не компенсирует потерю кормильца.

- Но все-таки они помнят о нем. Если бы с ним что-то случилось во время работы в шахте, никто бы нам не помог, - Ливи вмиг становится серьезной.

Прямо как Прим. После моего возвращения с Голодных игр сестру было не узнать. Дети из нищих дистриктов Панема взрослеют за одну ночь.

Я прекрасно помню, как после смерти отца нас смогли прокормить только мои находчивость и ловкость, подкрепленные надеждой, которую подарил мне Мальчик с Хлебом.

- Раньше все было по-другому. Ты права: лучше небольшая помощь, чем никакой, - соглашаюсь я.

К нам подходит Пит. Нежели, он, наконец, справился с Хеймитчем?

- Привет, - он улыбается и подмигивает Ливи, - Как твои дела?

- Спасибо, хорошо, - снова радостно щебечет девочка.

- Это наша новая соседка, - быстро говорю я, - Они заселяют пустые дома в Деревне победителей.

- Отличная новость! – Пит и берет меня за руку, - Давно пора было открыть этот район для других семей.

- Ну, мне пора, а то мама заждалась, - говорит Ливи, и быстро прощается с нами.

Когда мы отходим на достаточное расстояние я спрашиваю у Пита, что он действительно думает о новых соседях.

- Ты же знаешь, мне никогда не нравилась эта изоляция, - отвечает он, - А теперь мы будем не одни. Единственный, кто плохо воспримет эту новость – Хеймитч. Для него, чем меньше народу вокруг, тем спокойнее.

Я улыбаюсь и киваю. О том, что к уединенному заключению, ограниченному кругом самых близких людей я без труда привыкла, решаю промолчать.



Когда мы входим в лес, солнце уже высоко в небе. Я уверенно шагаю по зеленой траве, но Пит все же придерживает меня за руку. К счастью, большую яму на Луговине, в которую скидывали остатки сгоревших тел, уже засыпали землей. Однако по моему телу пробегает холодок, когда мы проходим мимо нее. Я все еще не решаюсь воспользоваться прямой дорогой в чащу и провожу Пита через лазейку в ограждении, которая находится ближе к моему старому дому в Шлаке.

- Это опасно – находиться так близко к лесу и не иметь никакой защиты от диких зверей, - замечает Пит.

- Как будто раньше было по-другому, - отмахиваюсь я, - То, что ты ни о чем не знал, не уменьшало угрозу твоей жизни.

Когда это ограда вокруг Дистрикта-12 была подключена к напряжению? Власть никогда не думала о безопасности людей. Разве что после появления Ромулуса Треда ограждение привели в действие, и то исключительно для того, чтобы поймать меня в лесу. Но и это им не удалось.

- И все же, нужно бы поговорить с Бити, чтобы он что-то придумал, - тихо говорит Пит.

Я молча шагаю вперед. Этот парень очень далек от моих соображений о безопасности.

Чем дальше в чащу мы заходим, тем тяжелее мне становится ступать на больную ногу. Капитолийская трость создает дополнительные помехи при ходьбе, и я оставляю ее в глубоком дупле, в котором когда-то прятала один из луков. Дальше иду, опираясь о деревья или придерживая Пита за руку. В целом, получается неплохо. Когда мы останавливаемся, чтобы перевести дыхание, я замечаю, что Пит с восхищением рассматривает кроны зеленеющие деревьев, мшистые холмики и цветущие кусты земляники.

Весна – прекрасная пора для творческого человека. Особенно, в этих лесах. Сейчас, когда природа полностью ожила после зимней спячки, каждый куст наполнился жизнью. Возле зарослей дикого шиповника проскакал дикий заяц, вдали, за густыми ветками клена видно пасущегося оленя, стая соек-пересмешниц перелетает из одного дерева на другое, разнося какую-то свою незамысловатую песню.

Конечно, Пит не замечает и половины живности – для этого нужен глаз охотника. Да, и многих животных мы с ним попросту распугиваем своими громкими шагами. Но не заметить всех он просто не может.

Атмосфера сейчас совсем не похожа на ту, что была на арене Голодных игр. Сквозь листву пробираются лучи теплого весеннего солнца, мы никуда не спешим и за нами никто не охотится. Я специально держусь подальше от холмов и тех участков леса, где встречала хищников, чтобы оградить нас от неприятностей.

Первое время, восхищение Пита настолько велико, что мы почти не говорим. Только когда я предлагаю остановиться, чтобы поесть, и мы садимся на поваленное дерево, у нас завязывается разговор.

- Какие красивые цветы, вон там, возле камней, - говорит Пит. Он откусывает кусок сандвича и указывает на цветущую камассию. Помнится, несколько раз ее луковицы становились для моей семьи частью ужина.

- Их, кстати, можно есть. Хочешь нарисовать их в аптекарской книге? – аккуратно спрашиваю я.

- Я постараюсь их запомнить, но не могу ничего обещать. Иногда мне кажется, что я просто забыл что-то важное, и как только вспомню это, ко мне вернется способность к рисованию, - рассказывает он.

- Когда-то, в тренировочном центре, ты сказал мне, что научился рисовать, потому что имел дело с пирогами. Может, стоит попробовать глазировать их снова? – спрашиваю я, пережевывая яблоко.

- Можно, конечно. Только сначала нужно определиться с тем, какой пирог печь. Какой бы ты хотела попробовать?
«Лишь бы меня накормить!».

Словно я знакома со всеми их разновидностями! Мне бы подошли и булочки с вареньем, а пирогов Пита я никогда не пробовала.

- Однажды, когда мы с Прим под Рождество гуляли по главной улице, рассматривая сладости, на витрине пекарни стоял пирог, разукрашенный белыми и синими снежинками. Кажется, он был с ягодами, - вспоминаю я, - Мне тогда очень хотелось его попробовать.

- Почему именно его? – спрашивает Пит, - Там было много разной выпечки повкуснее.

- Потому что на нем снег был таким белым, каким я видела его только в лесах и на вершинах гор. В Двенадцатом никогда не бывало чистого снега – весь в угольной пыли.

Он понимающе кивает.

- Было бы хорошо, если бы ваша семья всегда жила по соседству с нами. Я бы мог больше времени проводить с тобой. Еще тогда. Может быть, набрался смелости и рассказал о своих чувствах.

- Тогда бы я выросла обычной девочкой из города, не умела охотиться и распознавать съедобные ягоды. Мы бы проиграли в Голодных играх и не развязали восстание. Все было бы по-другому, - я беру в руку лук и поднимаюсь на ноги, - Отдохни здесь еще немного, а я попытаюсь что-нибудь подстрелить.

Мне не хочется думать о том, что случилось бы, живи я так, как сказал Пит. Несколько лет рядом с ним могли бы стать сказкой. А что потом, когда неподготовленная девочка из Дистрикта-12 попала бы на арену и там умерла? Была бы жива Прим, работал бы Гейл в забое, спился бы окончательно Хеймитч?

Отхожу подальше от Пита, пропуская мимо ушей его слова о том, что мне нужно быть осторожней из-за больной ноги. Она, конечно, болит, но я с полной уверенностью могу сказать, что бывало и хуже. Иду аккуратно, кое-где цепляясь рукой за ветки деревьев.

Едва Мальчик с хлебом скрывается из вида за густыми кустами, я замечаю в зелени травы серо-бурую шерсть. Небольшой заяц притаился в ложбине, словно почувствовал опасность. Но я-то знаю, что это не так, иначе его бы и след простыл. Если сейчас я снова струшу и не пущу в него стрелу, он точно сбежит и мне снова придется возвращаться домой с пустыми руками и заниженной самооценкой. Чего мне бояться теперь? Ведь здесь Пит – пусть и не лучшая защита в лесу, но рядом с ним исчезают мои кошмары. Хватит дрожать.

Поднимаю лук с заранее заготовленной стрелой, прижимаю к щеке тетиву и с тихим свистом выпускаю в цель. Конечно, это не мой фирменный выстрел в глаз, то тоже сгодится. Когда мертвый заяц валится на землю, я подхожу к нему и осматриваю тушку. Стрела вошла недалеко от сердца. Сегодня главное не моя меткость, пусть даже это легкая добыча. Действительно важно то, что я снова могу охотиться. Моя рука не дрогнула. Кладу дичь в сумку, поправляю лук и двигаюсь дальше.

Проходит всего треть часа, а я уже подстрелила двух диких фазанов и покусилась на небольшого кугуара, правда, скорее, для защиты Пита. Но он вовремя опомнился и ушел глубоко в лес. Иногда мне кажется, что интуиция у животных развита лучше, чем у людей.

Когда я возвращаюсь к тому месту, где оставила Пита, сердце уходит в пятки – его там нет. Сразу отбрасываю варианты о том, что его утащил на себе гигантский гризли или разорвала на мелкие кусочки рысь. Такого просто не может быть. Он отошел куда-то, вот и все.

Прохожу мимо ствола поваленного дерева, на котором обедали мы с Питом и замечаю, что кто-то выложил на нем стрелку из переплетенных между собой веточек и придавил ее камнем, чтобы не улетела от порыва ветра. Если воспринимать стрелку не как проявление творческой натуры, то она должна указать мне направление.

Теперь мои опасения о том, что Пита унес гризли не такие беспочвенные. Этот парень хоть понимает, что в лесной чаще не безопасно? Он же сам недавно говорил мне о заборе вокруг дистрикта.

Сцепляю зубы и стараюсь как можно быстрее двигаться в указанном Питом направлении. Надеюсь, с ним все в порядке. Пробираюсь по холмам, раздвигая руками густые ветки. Вроде бы, Пит шел именно этим путем – то тут, то там попадаются сломанные кустарники и затоптанные побеги травы.

Когда я выхожу на поляну, тут же понимаю, что это земляничник, который я нашла много лет назад для того, чтобы время от времени радовать ягодами Прим и продавать их мэру Андерси. Солнце находится в зените и ярко освещает небольшую поляну, сплошь усыпанную цветущими кустами. Посреди нее, спиной ко мне, стоит Пит и крутит что-то в руках. Он жив, но это ненадолго!

- Чтоб тебя, Пит! – кричу я, волочась через поляну, к нему навстречу, - Я ненавижу, когда ты уходишь от меня непонятно куда! Здесь же опасно! Ты хоть понимаешь, что тебя мог убить какой-нибудь дикий зверь?! Ты совсем потерял…

Осекаюсь, потому что Пит поворачивается ко мне и протягивает то, что держал в руке. Это не букет цветов и не буханка хлеба. Это сверкающее в ярких солнечных лучах золотое кольцо.

- С днем рождения, - второй раз за день говорит он и улыбается, в то время как у меня внутри, кажется, все замирает. Не слишком ли рано дарить мне обручальное кольцо? Ведь он сам говорил, что нам не нужно торопиться.

- Это что, из Капитолия? – я задаю свой вопрос так тихо, что он едва может его расслышать.

- Это не обручальное кольцо, расслабься, - говорит Пит с некоторой долей разочарования, - Я купил его перед отъездом из столицы. Думал, тебе понравится. Вот и все.

- О, это замечательно, - подхожу ближе и протягиваю руку.

Спустя мгновение, у меня на ладони сверкает золотое колечко. Пит прав, оно вовсе не похоже на мое обручальное кольцо с капитолийских предсвадебных приготовлений. На ободке я вижу искусно вырезанный лук со вставленной в него стрелой. Он такой миниатюрный, но, кажется, я могла бы из него стрелять, стань меньше ростом.

- Разве после моего поступка в Капитолии не запретили все, связанное со стрельбой из лука? – улыбаюсь я.

- Может быть, это последняя вещь с его символикой, - пожимает плечами Пит, - Тем лучше. Значит, это кольцо уникальное.

Ком в горле, возникший после того, как я увидела в его руках это украшение, исчез. Пит не зовет меня замуж, значит, можно расслабиться и не думать о будущем слишком серьезно. Раз так, я надеваю подарок на палец и делаю еще один шаг к своему Мальчику с хлебом. Обвиваю руками его шею и утыкаюсь носом в плече.

- Спасибо, - шепчу так тихо, чтобы мог услышать только он. Хоть рядом никого нет, в моей памяти еще живет эпизод поцелуя с Гейлом, который демонстрировал мне по телевизору президент Сноу, - Прости, что испугалась.

- Глупости. Я понимаю, что ты не готова к серьезным отношениям, вроде настоящей помолвки, - Пит поглаживает меня по спине, - Да и я сам не готов. Посмотри на меня – я же психически неуравновешенный человек.

- Который может меня убить, - добавляю я, - Но и я не промах. Буду целиться в белку – пристрелю тебя и не замечу! – отстраняюсь от Пита и заглядываю в его глаза.

В ярком солнечном свете шрамы на его лице, оставленные огненной бомбежкой видны особенно хорошо. Наверное, мои сейчас выглядят не лучше.

- У меня есть одна мысль, - вдруг смеется Пит, - Я официально заявляю тебе, во избежание подобных ситуаций, что никогда не стану сам делать тебе предложение выйти за меня замуж. Даже, словом не намекну. То есть, когда через сто с лишним лет ты захочешь этого сама, то должна будешь сделать все вместо меня.

- Ты серьезно? – его слова похожи на бред, но в них кроется мое спасение.

- А что, ты не согласна?

- Согласна, конечно! – это значит, что я смогу вздохнуть с облегчением и не пугаться каждого романтического жеста Пита.

- Вот и хорошо, - говорит он и указывает на мою сумку, - А ты что мне принесла?

- Пару свежих тушек, - трясу ею перед его носом, - Нужно только их освежевать.

Пит перехватывает сумку, бросает ее на землю и крепко сжимает меня в теплых объятиях.

- Поздравляю с началом сезона охоты, мисс Эвердин! – шутливо говорит он.



Через несколько минут я сижу на поросшем мхом камне и отделяю заячью тушу от внутренностей с помощью острого охотничьего ножа.

- Я только одного не могу понять – зачем ты пришел на эту поляну, отдать мне кольцо? Знаешь же, я не поклонница сладких признаний на цветущих лужайках.

- Просто это место много значит для меня, - признается Пит, стоящий чуть поодаль, - И единственное место, которое я знаю в лесу.

Его слова заставляют меня задуматься. Когда это Питу доводилось побывать в лесах? Да еще и зайти так далеко.

- Ты бывал в этих краях?

- Да, всего один раз много лет назад. Потому я сам удивлен, что смог его найти.

- Что ты здесь забыл? – не унимаюсь я, - И как пролез под забором?

- Дело не хитрое, если наблюдаешь за кем-то и повторяешь за ним, - пожимает плечами Пит.

- И за кем же ты наблюдал?

- Ну, в общем-то, за тобой.

Такое ощущение, что на меня вылили ушат ледяной воды. Я перестаю заниматься зайцем и непонимающе смотрю на Пита.

- Это случилось за несколько лет до Голодных игр, - рассказывает он, - Тогда нам было по четырнадцать лет. Я долго следил за тобой в городе. Затем, начал ходить за вами с сестрой в Шлак, чтобы посмотреть, где вы живете. Однажды, я заметил, что после школы ты выскальзываешь из дома и идешь на Луговину. Тогда я не осмелился идти за тобой. Но через пару недель, когда в холодный дождливый день ты снова собралась туда, я последовал за тобой. Хотел дать тебе свой дождевик, чтобы не промокла, и может быть заговорить… Я знал, что ты ходишь в лес, потому что мой отец как-то поделился со мной жареной белкой, которую купил у тебя.

Я хотел тебе помочь. Когда ты уже скрылась за ветками, пробрался под забором в том же месте и пошел за тобой. Меня никто не заметил. Наверное, потому, что шел сильный дождь. Я следовал по лесу на достаточном расстоянии, чтобы не потерять тебя из вида. Когда ты вышла на поляну с ягодами, мне пришлось притаиться за деревьями, чтобы собраться с силами перед встречей с тобой. Я представлял, как сильно ты удивишься, увидев меня в лесу… но вдруг, словно из моего кошмара, из-за деревьев появился Гейл. Высокий и сильный, с луком, как и ты. Он что-то сказал тебе, вы засмеялись и покинули это место. Вам не был страшен дождь. А я остался там, за деревьями. Но я тогда не знал, что самое страшное ждет меня впереди. Оказалось, что дороги назад я не помню. Так и блуждал до самой ночи, пока случайно не наткнулся на знакомый пень. Когда пришел домой, отхватил от мамы, - Пит запинается и смотрит куда-то вдаль, - Как все переменилось. Сейчас я здесь, с тобой…

Если раньше я чувствовала себя его должницей из-за хлеба, то теперь мне ужасно стыдно и противно. Мне всегда казалось, что Пит – представитель школьной элиты, но оказывается, он готов был сделать для меня что угодно. Это я ужасно поступала с ним и его чувствами.

- Я просто не знаю, как извиниться перед тобой, - честно признаюсь я.

- Глупости, Китнисс. Это было очень давно, - Пит замечает мое смятение и начинает оправдываться, - Тем более, может, этого и не было. Может быть, это воспоминание – следствие охмора.

Только вот это было на самом деле. Если подумать, я помню этот день.

- Весна в том году была холодная и сырая, и перешла в такое же лето, - говорю я, - Прим сильно заболела, а у нас не было денег на лекарство от воспаления. Когда стало ясно, что мамины травы не помогут, мы с Гейлом договорились пойти в лес и постараться поймать как можно больше дичи на продажу. Он отправился туда чуть раньше, а я за ним. Было очень холодно. Я продрогла до костей. Но перед Гейлом не подавала вида, чтобы не расстраивать его, а то он бы отправил меня домой. Вот как это было.

- Понятно, - Пит подходит ко мне и присаживается рядом.

Так мы и сидим, пока я не заканчиваю разделывать пойманную дичь. Даже если Питу гадко на это смотреть, он не подает вида. Когда я заканчиваю и складываю все в сумку, он поднимается на ноги и подает мне руку.
- Как ты чувствуешь себя после прогулки? – спрашивает он.

- Замечательно, - признаюсь я, - Все благодаря тебе.

- Благодаришь меня за то, что распугал всех животных вокруг и заставил тебя волноваться?

- Нет, за то, что ты согласился помочь мне преодолеть свои страхи. И за то, что не пошел со мной охотиться. Тогда бы мы точно вернулись домой с пустыми руками - отшучиваюсь я.

- В этом я безнадежен, - Пит улыбается и начинает идти вперед.

- Мы еще поработаем над твоими умениями, - обещаю я, - А пока, просто поверни направо, а то ты ведешь нас к склону.

Теперь мы оба заливаемся смехом.

Когда мы выходим на опушку, я нахожу дупло, в котором спрятала костыль и достаю его оттуда. Пит отпускает мою руку, но я позволяю себе догнать его и поцеловать, прежде чем мы покинем лес.



Солнце клонится к земле, когда мы возвращаемся в Деревню победителей. Пит заметно устал, но я не хочу отпускать его домой.

- Давай зайдем ко мне и выпьем чаю, - предлагаю я.

- Говоришь как Эффи, - улыбается Пит, - Конечно, пойдем. Все, как ты пожелаешь.

Мы поднимаемся по ступенькам, отпираем дверь и заходим в дом. Я снимаю оружие и отправляюсь в кухню, чтобы разложить дичь и поставить чайник. На столе стоят несколько коробок. Рядом с ними лежит конверт.

- Интересно, что в них? – спрашиваю я, поворачиваясь к Питу.

- Твои подарки, - говорит он, - Самый большой от меня.

Я нетерпеливо развязываю ленту, перетягивающую коробку и снимаю крышку. Внутри – красивейший торт в зеленой глазури, имитирующей цветочную поляну с аккуратно выведенной надписью: «С Днем Рождения Китнисс!».

- К сожалению, на нем нет снежинок, - говорит Пит.

- Он прекрасен и без них, - искренне признаюсь я.

- Если бы рисовать на холсте было так же легко, - голос Пита теряется в громком стуке в дверь, - Я посмотрю, кто пришел, а ты займись остальными подарками. Их принесла Салли, потому, скорее всего один от нее.

Впервые за очень много лет, у меня выдался хороший день рождения. Я нашла в своей жизни немного равновесия и начала отогреваться в объятиях Пита. И кто бы там не пришел, он не сможет этого испортить.

Беру в руки конверт. Это письмо от мамы. Бережно засовываю его в карман брюк, чтобы прочитать, когда останусь одна. Затем протягиваю руки к маленькой коробке. Как и говорил Пит, это подарок от Сальной Сэй. Баночка малинового варенья, перевязанная красивой бежевой тесьмой. Собираюсь достать ее, как вдруг слышу до боли знакомый жеманный капитолийский выговор и отскакиваю в угол, словно испуганный зверь.

- Где же виновница торжества? – спрашивает незнакомый писклявый голос.

- Она не готова к встрече, - продолжение того, что говорит Пит я не могу расслышать за шумом возни.

Как я могла так сильно ошибаться? Капитолий никогда не оставит меня в покое. У меня кружится голова. Я с трудом дышу. Тем временем, в прихожей слышатся шаги нескольких пар ног.

- Ну, что ты? Я уверен, Китнисс будет рада увидеть нас снова, - произносит более низкий голос.

Раньше, чем его обладатель появится на пороге моей кухни, я уже знаю кто это. Человек, которого я меньше всего хочу видеть у себя дома сегодня, да и вообще когда-либо. Цепляюсь обеими руками за столешницу, чтобы не упасть и изо всех сил стараюсь не заплакать от отчаяния.

Недолго Сойке-пересмешнице довелось порхать на свободе. Скоро ее снова поймают умелые руки и посадят в красивую, но маленькую клетку.

Глава 16

Я хочу, чтобы земля под ногами разверзлась, и в воздух поднялись клубы пыли деревянные доски и обломки мебели, а затем поглотили меня. Я искренне желаю окончательно сойти с ума и никогда больше не общаться с людьми. Если бы я не знала, что физические увечья не лишат меня рассудка, и тем более жизни, то, не задумываясь, всадила в грудную клетку нож, соблазнительно сверкающий бликами заходящего солнца на столешнице, в паре дюймов от моей руки. Но я почти на сто процентов уверена, что меня спасут и излечат, как бывало уже не раз.

Потому мне остается только совладать с собой и продолжать стоять посреди кухни перед заставленным подарками столом. Я жду, пока в комнате появится создатель моего самого страшного кошмара, не в силах унять дрожь и тошноту.

Проходит всего минута или две, пока он появляется на пороге комнаты. Теперь мы с ним дышим одним воздухом.

- Добрый вечер, Китнисс! – добродушная интонация в голосе Плутарха Хевенсби не сулит ничего хорошего.

- Что ты забыл в этих краях? – мой вопрос звучит слишком тихо, чтобы показаться кому-то угрожающим, скорее наоборот – это голос испуганного ребенка.

Тем временем, за спиной Плутарха появляется худенькая капитолийка с оранжевыми локонами и золотыми крапинками на лице. Она охает, увидев меня, пятится назад и врезается в Пита, беспокойно поглядывающего на меня.

- Мы с Вореной и несколькими знакомыми прибыли в Двенадцатый дистрикт специально, чтобы удостовериться, все ли в порядке с твоим здоровьем, - Плутарх улыбаясь подходит к столу и по-хозяйски садится на ближайший стул.

- Ворена? Что случилось с Фульвией? – я сама не понимаю, откуда во мне берутся силы, чтобы задавать вопросы, ведь я еле стою на ногах.

Плутарх хохочет, по всей видимости, довольный тем, что я вспомнила о его помощнице.

- Видишь ли, она занимается кое-каким важным делом по моей просьбе. Проще говоря, Фульфия заслужила повышение.

Значит, делом. Я не могу поверить – у него до сих пор есть от меня тайные дела, в которых, впрочем, я могу играть не последнюю роль.

- В любом случае, о приезде нужно предупреждать заранее, - Пит проходит в комнату и приближается ко мне.

- Но я звонила вашему мен… соседу – Хеймитчу Эбернети. Он должен был вас предупредить, - вмешивается Ворена.

- Похоже, то, что ему починили телефон, не дает гарантии на стопроцентную связь. К сожалению, лично у меня не было на это времени. Сами понимаете – в Панеме есть чем заниматься министру связи, - Плутарх выглядит самодовольным, произнося эту речь.

- Например, замыливать людям глаза, рассказывая, что в стране все хорошо. Несмотря на то, что в дистриктах остались приверженцы Сноу, - устало отмахиваюсь я.

Сначала Плутарх удивленно поднимает на меня взгляд, но очень быстро возвращает лицу прежнюю беззаботную гримасу.

- И это в том числе, Китнисс. Как ты правильно заметила, наш приезд связан в первую очередь с грядущим интервью, которое мы запишем для нашей новой программы о счастливых победителях.

Счастье? Да что я могу знать о счастье теперь, лишившись собственной жизни? После того, как прочитала письмо Гейла и даже сегодня в лесу я думала, что счастье можно вернуть. Поймать его за хвост и укутаться с головой. Я верила в возможность съемки в этой программе даже после того, как получила травмы. Но сейчас во мне что-то сломалось. Я чувствую, как по коже пробегает холодок. Это счастье покидает меня. Хрупкая гармония нарушена. И виной этому гости из Капитолия.

Я собираюсь с силами, чтобы сказать об этом Плутарху, но в этот момент на мое плече опускается теплая ладонь Пита. Он берет слово раньше, чем я успеваю хоть что-то произнести:

- Отлично! Мы все обсудим. Но гостям не стоит торчать в кухне. Эффи бы точно сказала, что это не по правила этикета. Я предлагаю пройти в гостиную и подождать несколько минут, пока Китнисс приведет себя в порядок после прогулки.

- Что же, я не откажусь от чашечки чая, - Плутарх поднимается со своего места и указывает Ворене в направлении гостиной, - Дорога была сложная. Доктор Аврелий устал так сильно, что решил навестить вас завтра. Впрочем, как и все остальные.

Пит подталкивает меня вперед, и мы идем в гостиную следом за капитолийцами.

- Остальные – это кто? – спрашиваю я.

- О, ваша команда подготовки, конечно. Им нужно оценить масштабы работы перед тем, как мы приступим к первой записи, которая, кстати, пройдет в Дистрикте-12.

- Вы сможете рассказать всему Панему о ваших счастливых воспоминаниях! – щебечет Ворена, присаживаясь в кресло. Теперь я замечаю, что между длинной вычурной юбкой и сапогом виднеется кусочек ее левой ноги. Точнее, протеза. Насколько бы искусно он не был сделан, его поверхность не перепутать с настоящей кожей.

Ворена поспешно задергивает подол платья. Правильно. Пусть даже не пытается вызвать во мне жалость.

- У меня не может быть ни одного счастливого воспоминания, пока Капитолий следует за мной, больной или здоровой, по пятам, - грубо отвечаю я, глядя прямо в ее неестественно оранжевые глаза.

Девушка охает и пытается рассмотреть что-то на своих пальцах. А Плутарх Хевенсби с участливым выражением лица провожает взглядом нас с Питом, пока он помогает мне подняться наверх, в свою комнату.



Как только за нами закрывается дверь, я бросаю свой костыль в дальний угол спальни и бессильно опускаюсь на пол. Костыль грохочет, отскочив от стены.

- Послушай меня, Китнисс, - Пит садится на деревянные доски рядом со мной и поглаживает мои руки, - Ты должна успокоиться. Мы с тобой прекрасно знали, что это произойдет. Рано или поздно, к нам приехали бы люди из Капитолия.

- Да, но я не думала, что это будет так сложно для меня. Я снова опускаюсь на дно.

- Я не позволю тебе сделать это.

Меня окутывает приятное тепло от объятий Пита. Он укачивает меня в своих руках, а я даже заплакать от горя и обиды не могу. Наверное, потому, что сама до конца не понимаю причин своего состояния. Сижу, прислонившись спиной к Мальчику с хлебом, и смотрю на темное небо за окном.

Проходит пять или десять минут и тепло покидает меня. Пит разжимает объятия и поднимается на ноги.

- Нельзя заставлять их долго ждать слишком долго, - говорит он и протягивает мне руку, помогая подняться, - Я приготовлю угощения, а ты пока приведи себя в порядок, ладно?

Я молча киваю головой в знак согласия.

- Хотя, такой, лесной охотницей ты нравишься мне больше, - улыбается Пит и серьезно добавляет, - Только не делай глупостей.

«Не делай глупостей», - повторяю я про себя, когда за ним закрывается дверь.

«Не делай глупостей», - звучит в моей голове, когда я стаскиваю грязную одежду и хромая иду в душ.

«Не делай глупостей», - повторяет призрачный голос Пита, когда я достаю из шкафа простое синее платье из мягкой струящейся ткани и надеваю его.

Когда я выхожу из комнаты и начинаю спускаться по лестнице, ко мне долетает отрывок фразы Плутарха:

- … теперь вместе? Похвально. Но ты скажи мне прямо – Китнисс нормально себя ведет в последнее время? Мне кажется, она стала слишком замкнутой и… спокойной.

«Не делай глупостей», - я ступаю еще несколько шагов, и в нос бьет приятный аромат травяного чая.

«Да, кому какая разница?».

- Скажи, Плутарх, к чему весь этот балаган? – уверено спрашиваю я, едва оказавшись в гостиной, - Если вы хотите отправить меня обратно в камеру, скажите сразу!

Все присутствующие вздрагивают от неожиданности и поворачиваются ко мне. Я не вижу лица Пита, но могу представить себе, как он недовольно качает головой. Правда, мне сейчас не до его мнения по поводу моих слов.

- Сначала меня сослали в Дистрикт-12 до особого распоряжения из Капитолия, которое включало в себя мое возвращение при очередной войне. А после появления мятежников, вы приняли решение позволить мне поездить по дистриктам для записи программы вместе с такими же, как и я психами. Защищать безопасность граждан Панема? Зачем это вам? Главное скормить им мнимую правду о том, как хорошо теперь жить!

- Нет, Китнисс. Выслушай меня спокойно, - голос Плутарха такой же ровный, но теперь он звучит на повышенных тонах, - Ты перекручиваешь реальность. Мы не собираемся использовать вас для того, чтобы обмануть жителей Панема. Мы хотим убедить граждан в том, что вы не опасны и существование рядом с вами не ставит их жизнь под угрозу! Ты хоть знаешь, сколько жалоб на соседство с Джоанной, Энорабией или с тобой Капитолий получил за последнее время?

- Но, что такого мы им сделали? – вдруг спрашивает Пит.

Интересный поворот разговора, но я чувствую опустошение после своей бравады. Что бы ни сказал капитолиец, я готова подписаться под этими съемками. Без помощи костыля прохожу к свободному месту на диване, сажусь на него и протягиваю руки к чашке с дымящимся чаем.

- В их глазах ты, мой мальчик, едва не убил свою жену после того, как побывал в лапах Сноу. Она, - Плутарх кивает на меня, - поставила под угрозу жизнь ваших горожан, когда устроили… покушение. Не говоря уже о том, что застрелила Койн. Джоанна набросилась с кулаками на мужчину, который разлил на нее стакан воды. Продолжать?

Я вспоминаю о фобии Джоанны. Она боится воды после жутких пыток в Капитолии. Даже простой выход на улицу во время дождя становится для нее испытанием.

- Полагаю, твое молчание значит, что ты не будешь возражать во время подготовки к записи, - продолжает Плутарх, обращаясь ко мне, - Мы и придумали-то ее только ради вас семерых.

Я молчу несколько мгновений, затем вздыхаю и соглашаюсь:

- Если ты пообещаешь не втягивать нас в дополнительные проблемы и не демонстрировать любопытным зевакам возле каждого Дома Правосудия, то я буду молчать как рыба. Кроме тех моментов, когда нужно будет говорить.

- Вот и славно! – Плутарх берет в руки чашку, - А теперь, с вашего позволения, я наслажусь чаем и великолепным праздничным тортом. Спешить нам теперь некуда.



Мы действительно никуда не спешим. Я считаю минуты в ожидании ухода капитолийских гостей, но их чашки стараниями Пита постоянно пополняются горячим напитком, а тарелки едой.
Ворена, съев один маленький кусочек моего праздничного торта спрашивает о том, кто его испек и, узнав, что это сделал Пит, начинает нахваливать его талант. Он улыбается и благодарит ее за приятные слова. Мне тут же становится не по себе, и я со всей силы наступаю на ногу своего парня под столом. В тот момент, когда на его лице появляется гримаса боли, ко мне приходит осознание того, что он «мой парень» и я чувствую, что начинаю краснеть.

Между тем, Плутарх снова интересуется тем, как складываются наши с Питом отношения. Я цежу сквозь зубы: «Положительно!» и запиваю свой ответ чаем.

Нам рассказывают о том, что Капитолий не имеет ничего общего с тем городом, которым мы его знали. Но глядя на подтянутую кожу Плутарха и золотые узоры на щеках Ворены, мне слабо в это верится. Перемены всегда начинаются с жителей. Посмотреть только на Дистрикт-12. Долгожданная свобода пробудила в нашем грязном шахтерском уголке настоящие перемены. А капитолийцы слишком избалованы для того, чтобы отказаться от своей любимой роскоши. Да, и не считают они ее чем-то плохим, что нужно уничтожить, как арены после Голодных игр.

После этого, разговор снова заходит о нас. На этот раз, Ворена по просьбе Плутарха выдает нам простые инструкции на ближайшие два дня. Завтра мы встречаемся с доктором Аврелием и общаемся с ним по очереди (сначала Пит, потом я) до трех часов дня. Остальное время после обеда отведено для работы команды подготовки. При том, в эту часть графика вписано имя Хеймитча. Я прыскаю от смеха, понимая, что хотя бы в интервью из Двенадцатого, он должен появиться. А значит, Питу придется сходить к нему утром и попытаться привести в себя.

Послезавтра в Дистрикт-12 приедут врачи, которые возьмутся за мое тело. По словам Ворены, починкой ноги их работа не ограничится.

- Затем, мы покинем ваш прекрасный Дистрикт и дадим вам немного времени на самостоятельную подготовку, - завершает Плутарх.

Я прекрасно знаю, что ему пришлось пережить во время существования в Тринадцатом, где даже чашка кофе была запрещенным даром, а за кусок хлеба, вынесенный из столовой, было предусмотрено наказание. Не думаю, что будь его воля, он остался бы в Двенадцатом дистрикте дольше, чем на пару часов.

- Где вы остановились? – спрашивает Пит, поддерживая разговор.

- В отеле для служащих, - оживляется Ворена, теребя оранжевый локон.

- У нас теперь есть отель? - удивляюсь я.

- Да. На главной улице, недалеко от Дома Правосудия. Я покажу тебе, когда пойдем в пекарню, - объясняет Пит.

Плутарх и Ворена выказывают желание посетить новую пекарню Пита вместе с нами, но тот говорит, что работы там еще не завершены, и смотреть пока не на что.

За окном слышится шум колес. В наших краях машины – редкость. Плутарх смотрит на карманные часы и говорит, что это приехали за ними. Время, мол, позднее и гулять на улице самим небезопасно. Капитолийцы благодарят нас за прием, предупреждают, что приедут завтра к десяти и покидают мой дом.



Едва за ними закрывается дверь, я вздыхаю с облегчением. Пит уносит в кухню грязную посуду. Из-под лестницы появляется Лютик и начинает истошно мяукать.

- Смотрю, не мне одной неприятны эти люди, - довольно констатирую я, - И где ты прятался все это время?

Прохожу в кухню, где гремит тарелками Пит, расставляя по местам чистую посуду.

- Спасибо, что помог мне пережить этот день, - говорю я, подавая ему чашку.

- Ты сама справилась с этим, - пожимает плечами Пит, - Когда ты проваливаешься в себя, я не могу тебе помочь. Ты закрываешься, как самый хитроумный замок, созданный Бити, а я не умею подбирать к нему ключи.

Я обдумываю его слова. Сегодня я впервые охотилась с Питом в лесу и наслаждалась своим днем рождения, а затем вдруг выключилась и ушла в себя, забыла обо всем, кроме собственных страхов. Я готова была отказаться от своей жизни, не вспомнила даже о тех, кого люблю и все из-за гостей из Капитолия, хотя они даже не успели ничего сказать. Только присутствие Пита смогло встряхнуть меня. Он повлиял на меня так, что я смогла откровенно высказаться Плутарху как в старые времена и прийти в себя.

- Да. Твои слова не влияют на мое сознание. Но на него влияет твое присутствие, - говорю я, - Тебе достаточно просто быть рядом и я не слечу с катушек.

Пит оставляет посуду, подходит ко мне со спины и прижимает к себе. В который раз за этот день. Я обхватываю его руки своими руками и вновь наслаждаюсь запахом его тела, его теплом и равномерным дыханием. Да, сейчас он действительно рядом. Оставалось бы так всегда.

- Тебе очень идет это платье, - наконец говорит Пит.

- Жаль, что я не люблю такую одежду, - привычно парирую я.

- Знаешь, а ведь тебе придется еще рассмотреть эти подарки, - словно ничего и не было. Пит разжимает объятия и указывает на коробки на столе, - Жаль, что твой день рождения почти закончился.

Действительно. Праздничный вечер получился не таким, как хотелось бы мне. Правда, каким он должен быть я, честно говоря, даже не задумывалась.

- Я хочу спать, - говорю я.

- Что?

- Лучшее окончание дня – это сон.

Пит без лишних слов идет за мной. Мы выключаем свет во всем доме, оставляем только небольшой ночник возле моей кровати. Пит без слов понимает, что я имею в виду под словом «сон». Это значит, что мы должны спать вместе. Никакой неловкости.

Мы обнимаемся. Все, что мне нужно – его присутствие. Пит распускает мои волосы и кладет заколку на прикроватный столик. Его теплое дыхание над моим ухом будоражит и вызывает мурашки по коже.

- Спокойной ночи, - шепчет он и целует чуть ниже мочки.

Проходит несколько минут. Мое сердцебиение приходит в норму, а дыхание Пита становится размеренным и глубоким. Кажется, он уже уснул. Меня саму клонит в сон, но я вдруг произношу:

- Мне не нравится Ворена, - и засыпаю.