Глава 1« Знаю, что он умер! Что ж, по-твоему, я не знаю, что ли? И все равно
я могу его любить! Оттого что человек умер, его нельзя перестать любить,
особенно если он был лучше всех живых, понимаешь?»
«Над пропастью во ржи», Дж. Сэлинджер
- Анж, золото мое серебряное, ну я прошу тебя, постарайся. Для меня это очень важно.
Миссис Анжелина Уизли, в девичестве Джонсон, нарезала в кухне лук-порей. В ответ на просьбу она громче застучала ножом, показывая, что приняла к сведению. Но проситель был настойчив.
- Анж, кошечка, ты слышишь меня?
- Джордж! – молодая женщина резко обернулась. – По твоей милости я не могу приготовить ужин! Ты уже перечислил все существующие ласкательные прозвища – заканчивай! Сказала же, постараюсь.
Так бы и закидала его нарезанным луком!...
- Прости, прости, - муж положил ей руки на плечи, поцеловал в затылок. – День сегодня был тяжелый, в магазине шкаф упал ни с того, ни с сего. Помнишь, тот огромный, у входной двери. Чудом никого не задело! Ладно, не бери в голову! Пойду подышу в сад.
Анжелина стояла неподвижно до тех пор, пока не хлопнула входная дверь. После чего обессилено присела на край кухонного стола.
Джордж становился вредной занудой, только когда нервничал или был сбит с толку. А сейчас, из-за ее беременности он и нервен, и сбит, и ее, Анжелину, сбивает абсурдным требованием родить ему близнецов. Супруг, похоже, всерьез считал, что она по ночам скрупулезно, клеточка за клеточкой собирает их будущего ребенка.
- Что ж так скромно, всего лишь близнецы! Заказывай сразу тройню – блондина, брюнета и рыжего. С фиолетовыми глазами! Мне это раз плюнуть!
Джорджа ирония жены не устраивала. Он говорил всерьез так редко, что выходил из себя, если кто-то пытался подшучивать над избранной темой.
- Ты – будущая мать! Будущие матери всегда знают заранее, кто у них родится!
- А вот я не знаю! Я не чувствую! Мне, значит, не досталось материнского инстинкта!
Что говорить, Анжелина росла в семье, состоящей из одних мужчин: отец-одиночка, двое дедушек-вдовцов, братья – еще и уже не женатые, многочисленные дядья-холостяки. Просто удивительно, как все они ухитрились так размножиться! Но ведь даже мужское окружение не смогло превратить Анджелину в «парня». Во всяком случае, в стопроцентного. Она хорошая жена, хорошая хозяйка и наверняка будет хорошей матерью. И ей начхать на пол и количество детей, потому что она обожает их скопом, не размениваясь на собственные амбиции. Мужских амбиций без того хватит на двоих.
Анжелина фыркнула, заправила за ухо выбившуюся каштановую прядь, а затем, подумав, отвела от окна занавеску и выглянула в сад.
Джордж стоял, опершись спиной о старую яблоню и скрестив ноги. От закатного солнца его рыжая голова казалась объятой пламенем. Женщина не могла видеть лица мужа, только быстро двигающуюся соломинку, зажатую в его зубах.
Анжелина против желания улыбнулась. Она еще смеет жаловаться! Глупая! Стоит только оглянуться назад, чтобы понять, насколько мелочны проблемы сегодняшние. Давно, давно… Тысячу лет назад, никак не меньше…
***
Братья Уизли были первыми, кого она увидела, когда на подгибающихся ногах, маленькая и перетрусившая, шла к столу своего нового факультета, Гриффиндора. Две пары смешливых золотистых глаз – явно чересчур для впечатлительной первокурсницы. Анжелина нутром почуяла родственных, озорных натур.
С тех пор началась долгая и продуктивная дружба. Но – ох и бурная! Джонсон придерживалась твердого мнения, что, не останавливай она вовремя неуемных братьев, тех вышибли бы из Хогвартса давным-давно. Так или иначе, каждый день бурлил весельем. Девчонка с ума сходила по близнецам, они умели насмешить ее как никто другой.
Время шло. И вот уже отражение в зеркале льстит взгляду хозяйки, и золотистые глаза друзей заблестели по-иному, и разговоры Фред с Джорджем повели туманные, за которые немедленно схлопотали по физиономии. Не потому что разговоры эти были неприличными, а потому что вызвали у Анжелины досаду. Она поняла: детство кончилось, больше не кинуться близнецам на шеи с визгом, встретившись в вагоне Хогвартс-экспресса. Много еще чего не сделать.
Зато недостатка в сплетнях точно не стало. Кумушки с курса самозабвенно раздували пламя. Анжелина живет с Фредом, разбивая сердце Джорджу – это омерзительно. Анжелина живет с Джорджем, разбивая сердце Фреду – это омерзительно. Анжелина живет и с Фредом, и с Джорджем одновременно, разбивая сердца им обоим – это омерзительно вдвойне.
Сплетники могла варьировать до бесконечности, так как все равно не различали близнецов. Тоже дурость! Два совершенно разных человека! Фред - более решительный, более цепкий, не ведающий страха. Именно благодаря Фреду воплощались в жизнь неисчислимые безумные проекты братьев. К тому же, он старше на восемь минут (Семь с половиной! – Восемь! – Я тебе говорю, семь с половиной! Не прибавляй себе лишнего! – Восемь! Не завидуй!).
Джордж – воплощение легкомыслия и непосредственности. В его голове порой вспыхивали идеи, но, если к ним своевременно не подкинуть дровишек, угасали словно спички, брошенные в колодец. Джордж был подспудно зависим от брата. Анжелина часто подмечала – ЕДИНСТВЕННАЯ! -, как он сжимал руку Фреда в минуты беспокойства.
Два пустозвона, идеально дополняющие друг друга. О чем бы там не трепались болтуны, Анджелина воспринимала близнецов исключительно как друзей. И точка. И никаких гвоздей. Prima, любовь опошляет дружбу, secundo, жизнь все равно решит по-своему.
Жизнь решила.
***
Что началось потом, знает каждый волшебник от мала до велика. Возвращение Волдеморта, Пожиратели смерти в Хогвартсе, оборотни на улицах, погромы… Это напоминало кошмарный сон, которому не видно конца и края.
Анжелина не помнила, кто рассказал ей о смерти Фреда. Помнила только, как подкосились ноги под тяжестью навалившегося вдруг несчастья. Где-то в виске быстро-быстро запульсировало: «Нет. Нет Нет.» А рядом другая мысль, та самая, от жизни, расставляющей приоритеты: «Фред. Не Джордж. Фред. Не Джордж. Не Джордж. НЕ ДЖОРДЖ!»
Воплощение легкомыслия…
Не Джордж!
Словно спички, брошенные…
Не Джордж!
Сжимает ру…
Не Джордж!
Туман в глазах и в голове рассеялся нескоро. Сквозь него Анжелина неясно видела искаженные горем лица семьи Уизли и многих других, когда они вместе шли вслед за гробом.
Фред лежал, неузнаваемый, непохожий на себя. С нелепо зачесанными назад волосами и еще таящейся в углах губ улыбкой.
У Джорджа был вид человека, которого случайно занесло на похороны и который принужденно делает скорбное лицо. В его глазах же горели озлобленность и неверие, точно мир играл с ним очень мрачную шутку. Лишь когда люди по очереди стали подходить к гробу и прощаться, Джордж вдруг отступил назад и беспомощно ухватил подругу за руку.
- Я не хочу! Я не могу! Вы не можете! Он не умер! Я ведь жив!...
С кладбища его силой утаскивали Билл и Чарли. Анжелина бестолково суетилась рядом, не зная, чем помочь.
Последние обломки войны скрывались в земле.
После похорон Джордж снова впал в апатию. Но Анжелина, успевшая обрести ясность мышления, понимала: рано или поздно разразится такая буря, что впору будет лезть на стены. Разразится неизбежно, и сваливать это на бедных мистера и миссис Уизли, которые и так только что потеряли сына, было бы последним свинством.
Джонсон действовала по наитию. Она убедила Молли Уизли: Джорджу необходимо какое-то время пожить вне дома, где любая вещь напоминает о потере, необходимо сменить обстановку. Несчастная мать находилась в подавленном состоянии, поэтому не нашла аргументов для протеста. Неоценимую услугу оказал Невилл тем, что разрешил занять дом, ранее принадлежавший его родителям. Так Анжелина и Джордж стали затворниками в маленьком особняке в самом глухом уголке Англии.
Год. Целый год Джонсон прожила на горящей под ногами земле. Год непрерывных истерик – изо дня в день, из месяца в месяц. Джордж то метался как обезумевший по дому, изрыгая проклятия и сокрушая все, что попадалось под руку (прости, Невилл), то бессильно выл, скорчившись в углу – когда не осталось ни слез, ни сил. Он пытался топить разум в огневиски – организм безжалостно отторгал спиртное.
Анжелина держалась молодцом, хотя спокойствие и присутствие духа сохраняла лишь чудовищным напряжением воли. Она без единого слова собирала осколки, вытирала разлитый суп, заваривала успокаивающий травяной сбор, который не помогал им обоим.
Первые седые волосы появились у нее, когда она однажды зашла в комнату, отведенную Джорджу, и увидела веревочную петлю на люстре, а его самого – внизу, на коленях, разбросавшего руки. Это было так… страшно…сначала…. За один год Анжелина семь раз в последнюю минуту удерживала осиротевшего близнеца от самоубийства. Добавить к этому нечего.
Заставить Джорджа поесть или попить приходилось силком, заставить поспать – просто невозможно. Парень совсем исхудал, осунулся, глаза запали. Ничего в нем не осталось от прежнего, веселого, беззаботного Джорджа. Он лежал на диване, истаявший словно тень, и смотрел куда-то в пустоту. Сердце Анжелины тщетно дробилось от сострадания.
- Чего ты хочешь? Чего? – отчаянно вопрошала она, глядя его лоб и щеки и пытаясь напоить отваром. – Скажи мне, чего ты хочешь! Я все сделаю.
Джордж перевел взгляд на нее.
- Я хочу к Фреду. Приведи ко мне Фреда, - внезапно попросил он по-детски жалобно.
У девушки померкло в глазах. Что же происходит?! Маленькое сдвоенное солнышко, казавшееся неугасимым и дававшее такой теплый свет всегда, что бы ни случилось… Теперь одна его половина угасла, а вторая гаснет прямо здесь, на глазах, и она, Анжелина ничего, НИЧЕГО не может сделать. Хоть обревись, хоть кричи!
- Фред умер, - вырвалось из самых глубин ее души.
Джордж слегка прикрыл веки.
- Я знаю, - его голос упал до шепота. –Мне все равно. Даже если бы Волдеморт стоял перед моей кроватью, я бы ничего не сделал, потому что это бы ничего не изменило. Я сломался, понимаешь? Мне вообще ничего не нужно. Даже ты. Прости… Я сам себе не нужен. Неважно… Теперь уже всему конец. Лучше уходи и не мучайся.
Чашка с травяным настоем выскользнула у Анжелины из ослабевших рук. Впервые за столько времени Джонсон почувствовала, как что-то в душе крошится и выламывается. Она ощутила себя верным псом, в которого хозяин кинул сапогом.
Девушка тихо встала, незаметно держась за стену, и произнесла:
- Ясное дело. Тебе все равно. Ну так мне не все равно! Я тебе не нужна. Ну так ты мне нужен! Знаешь что? Фред был моим близким другом. И мне тоже больно, если угодно. Но я жертвую собственным горем ради твоего, потому что их размеры несравнимы. И потому что я люблю тебя, дурак ты этакий! И я не обижаюсь на твои слова, и не сержусь, и вообще рта не открываю. И я готова жертвовать собой! И – что характерно – мне ничего не нужно взамен. Но не смей, не смей гнать Анжелину Джонсон. Ты меня не слушаешь! Хочешь, чтобы тебя оставили в покое и дали спокойно помереть! Доводи себя, загибайся - я не пикну. Но не уйду! Понадобится – пробуду здесь еще год, десяток лет, жизнь проведу в этом окаянном доме!!! Пока не перебесишься! Или…
Анжелина шумно втянула носом воздух и ринулась из комнаты. Ночь напролет девушка прорыдала на кухне и к утру была невероятно измученной, совершенно несчастной. Когда будет конец? Когда?! Неужели, лучшего уже не увидишь?! Зачем тогда жить?!
Когда часы пробили семь, Джонсон всхлипнула напоследок, пригладила волосы, сделала пару глотков холодной, горькой заварки (за неимением отвара), обмакнула в чайник пальцы и приложила к покрасневшим векам. Успокоились, собрались, хватит растягиваться ниткой слюны. Раз, два, три. Eins, zwei, drei. Una, due...
- Анж!
Tre.
Чайник укоризненно звякнул и изверг из брюха горку чаинок. Похоже, Невиллу придется смириться с мыслью о перемене полового покрытия по всему дому.
Джордж стоял в дверях, слегка пошатываясь от слабости. Длинный свитер висел на нем как мешок из-под муки.
- Анж, я скотина!
Анжелина качнула головой.
- Неправда.
- Я скотина! И Фред сказал бы: «Джордж Уизли, ты скотина»!
-Я понимаю твои чувства…
- Нет, не понимаешь! – глаза парня вспыхнули на сумрачном, словно опаленном лице. – Если бы понимала, давно бы ушла! Когда упадешь в пропасть без дна и в бесполезной злобе и тупой апатии потащишь за собой каждого, кто тебя коснется – тогда ты поймешь! Я ведь поволок всех вас: мать, отца, братьев, сестру. Тебя. Анж, признайся ты мне раньше, я бы с ума сошел от счастья. Но они…
Он стиснул кулаки.
- Они отняли, что только можно отнять, права на простую человеческую радость! Они решили, что я сам сдохну от одиночества и не стали даже пачкать рук! Ненавижу их, ненавижу! Рано порадовались, что достанут меня из могил! Фред бы горевал по мне там так же, как и я по нему здесь. Я ради него буду жить. И ради тебя, Анж, тоже…
Анджелина сделала несколько неверных шагов и ткнулась носом в пропахший потом и рвотой свитер, как корабль с оборванными парусами, причаливший наконец к пристани после долгих дней урагана.
- Поехали домой, Джордж.
Глава 2Кошке проще всего быть матерью. Полтора месяца – и сразу четверо-пятеро отпрысков. А еще годик – уже бабушка. Общественная задача выполняется с колоссальной экономией времени.
Джейкоб Джонсон, многодетный отец.
По возвращении в «Нору» Анжелина и Джордж до обморока напугали ее обитателей своим видом вырвавшихся из Аида. Джонсон видела себя со стороны грудой битых черепков, подобно той, в которую за год превратилась вся посуда в доме Лонгботтомов. Но, так или иначе, не уставала благословлять день, когда решилась выманить друга из дома. Затворничество стало для него хинным порошком, сумевшим излечить лихорадку вернее хлопотливого кудахтанья и бессмысленных попыток подбодрить.
Теперь каждый раз во время обеда они с миссис Уизли устраивали вокруг Джорджа ритуальные пляски, уговаривая съесть «еще малюсенький кусочек», словно откармливали гуся к Рождеству.
Обустраиванием будущего супружеского гнездышка близнец-одиночка занялся самостоятельно. Гнездышком должна была стать та комната, в которой они с братом жили столько времени. Прежде всего он безжалостно искоренил в ней то, что напоминало о Фреде. Одежда, стопки исписанного пергамента, альбомы, мелкие безделушки и тысяча разных разностей погибла в огне.
- Это же память! – попыталась воспрепятствовать ему Анжелина.
- Память? – Джордж вздернул бровь. – Это барахло? Ты полагаешь, что без него я в считанные минуты забуду о Фреде? Моя память со мной, ее не надо ничем подкреплять.
Он пощадил только три вещи, принадлежавшие брату. Красный шерстяной шарф невероятной длины, в который замечательно было кутать нос, скажем, когда приходилось тренироваться зимой.
Фотографию, сделанную незадолго до памятного бегства из Хогвартса: Фред и Джордж сидят по-турецки под раскидистым дубом, высовывают языки, строят рожи в обычной милой манере.
Сухой и хрупкий кленовый лист. В свое время он, один их сотен других листьев, тронутых желтизной бросился близнецам в глаза, такой первозданно зеленый. Братья пожалели его и унесли из-под дождя в теплый дом. И хранили все это время залогом милого детства, когда жалеешь даже неживые предметы.
Джордж учился жить один, как человек после комы заново учится говорить, есть, одеваться.
Джордж сдерживался, когда хотелось полуобернуться, что-то рассказывая.
Джордж бросал вредную привычку слишком часто говорить «мы» и вводил в речь столь редкое доныне местоимение «я».
Каждый такой маленький шаг давался ему с непосильным трудом. Но зато жизнь постепенно начала входить в мирное русло. На свадьбе Джордж впервые после смерти Фреда рассмеялся. Анжелина, та просто ревела от счастья, как дура.
Вскоре после свадьбы состоялось долгожданное открытие «Ужастиков Умников Уизли». Для всех это стало своеобразным знамением: если веселый магазинчик близнецов снова распахнул двери, значит, дыши ровно. Вторым Умником пришлось стать Рону, и он взялся за дело с невиданным рвением.
Беременность Анжелины стала апофеозом торжества радости над скорбью. Казалось, наступил благоприятный момент, чтобы прервать цепь треволнений, бодро сменяющих друг друга, и воздать должное отдыху.
Например, завалиться на все девять месяцев на тахту с подушкой под поясницей, только и делать, что листать любимые книги и покидывать в рот виноград. Но та же самая судьба, на которую юная Анжелина легкомысленно возложила решение вопроса о поклонниках, теперь снова показала подопечной, как глупо заниматься планированием.
Для начала, мистер и миссис Уизли (первая пара) уехали погостить к родственникам. Справедливости ради стоит отметить, что Анжелина сама насоветовала это свекрови, которая жаловалась на усталость и вконец расшатанную нервную систему. Насоветовала на свою голову, тоже мне, крупный специалист в области неврологии. Вместе с Молли в каминную сеть высквозило тахту, и подушку, и книги, и виноград, и сон до десяти утра. Фигурально, конечно, выражаясь, но легче не становилось. На хрупкие плечи будущей мамы упал небесный свод домашнего хозяйства. Семья была большая, хотела есть не по одному разу в день и мусорила с великой охотой.
Допустим, Билл с супругой и ребенком временно поселились у родителей Флер. Допутим, и Джинни числилась за конторой Уизли лишь номинально. Три четверти своей молодой жизни она проводила в доме на площади Гриммо, в компании одного скромного героя. Такое положение вещей, между прочим, не вполне устраивало миссис Уизли-самую старшую. К счастью влюбленных, Молли всегда считала Гарри человеком без единого недостатка, теперь же, когда его чело венчали невидимые лавры победителя, она вовсе не решалась возражать.
Рон скорректировал ситуацию, вслед за братом опутав себя узами брака. Честь стать миссис Уизли № 4 выпала Гермионе Грейнджер (кто бы удивился!). Именно она, к слову, должна была стать поддержкой и опорой Анджелине, по идее Молли. Но мать многочисленного семейства не учла того, что такая прагматичная девица, как Гермиона, столкнувшись с такой романтичной вещью, как супружество, через месяц все еще смотрит на мир сквозь фату. А посему берет в голову столько глупости, сколько туда влезает. На данном этапе Гермиона была способна только разгуливать по дому в белом платье, петь, составлять букеты и писать в саду весьма неэстетичные пейзажи. Заставлять ее сейчас заниматься сколько-нибудь полезным трудом – все равно, что лить воду в прохудившийся котел. Да и не хватало у Анжелины окаянства топить новоиспеченную жену в грубом быте. Розовые очки сами рано или поздно рассыплются.
Рассыплются - не рассыплются, но… Джордж плюс Перси плюс Рон плюс Гермиона, все они требовали заботы, ласки и стакан горячего молока на завтрак. О какой тахте могла идти речь?
Понимаете теперь, что Джордж со своими свежими идеями насчет рождения детей пришелся как нельзя к месту. Если ребенок хочет сову, ко Дню рождения он доведет родителей до нужной кондиции, когда они будут готовы купить ему хоть горгулью. Если муж хочет близнецов – будьте покойны! – он якобы случайными оговорками и ненавязчивыми, но красноречивыми намеками проймет вас до самых печенок. Но ведь не зайдешь в магазин, не попросишь: «Заверните мне воон тех двух малышей, пожалуйста», не принесешь домой в коробке с ленточкой! Анжелина начинала просто какой-то неполноценной себя чувствовать из-за неспособности повлиять на собственный организм. А может, все-таки способна? Не зря же Джордж просвистел ей уши!
Для очистки совести женщина каждый день по пятнадцать минут перед сном сосредоточенно думала о близнецах. Она представляла их, маленьких, умильных, огнеголовых, как у них появятся первые зубки, какие будут их первые слова, какими умненькими вырастут эти мальчишечки – на радость маме – и проказливыми – на радость папе.
Аутотренинги привели только к тому, что близнецы проникли и в Анжелинины сны. Дети взрослели прямо на глазах, становясь невероятно похожими на легендарных братьев и делясь словно амебы. Дом, улицы, Хогвартс – все было запружено близнецами. Когда десятая пара со сладкой улыбкой принялась потчевать профессора Флитвика Икотными ирисками, бедная миссис Уизли не выдержала. С криком вскочила она на кровати и открыла глаза.
Часы сонно тикали. В окно тихонечко постукивала ветка. Блаженное безмолвие. Лишь Анжелина пялилась в темноту и тяжело дышала – разумеется, ей больше нечем заняться!
Всегда чутко спящий Джордж мигом приподнялся на локте:
- Анж, тебе нехорошо?
- Мне? Мне нехорошо?! Мне плохо!!! Ты доконал меня своими близнецами! – со злости Анжелина довольно чувствительно ткнула супруга кулаком в плечо. Ей хотелось произнести гневную обличительную речь, но из пересохшего горла вырвался один жалостный клекот.
- Тебе воды дать? - мирно спросил Джордж, отводя ее руки.
- Не надо! Сама возьму. – Анжелина безуспешно зашарила по тумбочке в поисках волшебной палочки, которая, очевидно, опять затерялась с концами. Воленс-ноленс пришлось встать и босиком идти на кухню (тапки утерялись вслед за палочкой), предварительно грозно заявив Джорджу: «Я тебе устрою!» Как и следовало ожидать, сзади зашлепала еще одна пара босых ног: Уизли мнительно следовал за женой. Вероятно, проследить, чтобы она действительно чего-нибудь не «устроила».
Пока Анжелина жадно пила воду из кувшинчика, Джордж смотрел и машинально потирал рукой искалеченное ухо. Из-за этой травмы приходилось носить длинные волосы, дома стягивая их в хвостик – короткий, куцый и смешной. Во взгляде, что угодно, кроме вины. Вот хитрый паршивец!
Cамое забавное в близнецах…в Джордже, что он никогда не станет взрослым. Никогда , он из тех людей, которым и в семьдесят дают семнадцать.
Когда вы были несознательной первокурсницей, неужели не грезили о каком-то Прекрасном Принце курса этак с третьего? И неужели не вышибало слезу, когда вы встречали его много лет спустя? Черты лица огрубели, словно все прошедшее время каменели под толщей земли. Щеки он прилежно надувает и кашлянуть боится, чтобы не уронить свое ДОСТОИНСТВО (слово, выбитое у него на лбу, как эпитафия). А уж откроет рот… Одно слово: Силенцио.
Джорджа миновала столь пленительная перспектива. Он – вечный подросток, что неистребимо. Его заживо сожгли в прах и пепел – он возродился словно птица Феникс. Он улыбался через силу, смеялся сквозь слезы и – опять-таки как птица: со сломанным и сросшимся крылом – вспорхнул, вспорхнул, вспорхнул и взлетел.
У него потрясающие глаза. Потрясающе золотые, потрясающе прозрачные. Без дна. Без-дна. Бездна. Сердиться на человека с такими глазами низко.
Жажда и ночное бдение из кого угодно сделают философа.
***
Душа требовала выплеснуть наболевшее на любого, кто согласится быть облитым. Доброй советчицей могла бы стать Джинни, которая понимала своих братьев так же ясно, как Анжелина – своих. Но выловить Джинни из бурного потока жизни не представлялось возможным, пока она сама не всплывет на поверхность. Миссис Уизли далеко, ну не с Перси же секретничать. Остается одно…
Анджелина на мгновение замерла с колотушкой для отбивных в руке и быстро глянула на Гермиону. Та подравнивала ножницами букет и пела. Она пела целый месяц без умолку. Анджелина подозревала, что золовка и во сне напевает. Ладно, пусть ее. Скоро очарование пройдет, Гермиона устроится на скучную работу в дурацкое Министерство и будет чахнуть от пыли и постных лиц. Фу, какие глупости! Старик Джонсон правильно воспитал дочь. Ее – дудки! – ни за какие пряники не заставишь идти работать.
- Гермиона! – решилась Анжелина наконец.
- Да. Чего ты хочешь? – ответ девушка переложила на мотив какой-то фривольной песенки.
- Мне надо с тобой СЕРЬЕЗНО поговорить, - интересно, поможет ли сделанный на слове «серьезно» акцент?
- Я слушаю, - для приличия жена Рона сменила мелодию на героическую балладу.
- Мне надо с тобой посоветоваться насчет семейной жизни.
В десятку! Гермиона мгновенно напустила на себя важность, составила ноги коленка к коленке и чинно сложила руки. Даже в глазах что-то нормальное появилось.
- Говори.
- Говори! Да я вся киплю! Честное слово, хочешь нахлебаться горя – свяжись с мужиками. С четырьмя из них я до 11 лет делила кров! Но ничему-то меня жизнь не учит!
- Анжелина, ты кряхтишь, как старая ведьма.
- Ты бы тоже закряхтела, если бы услышала, о чем мне вещает этот стерва-Джордж!
- Анжелина! – Гермиона укоризненно покачала головой. – Что за вульгарные выражения! Говори толком, у меня тоже дела есть!
- У нее дела! Какие, к примеру?
- Какие… Такие! Всякие.
- Ерунда! Послушай же меня! Ты умная, ты в школе хорошо училась. Скажи, как вылечить человека от близнецовой горячки? Я поставила такой диагноз Джорджу. Он доведет меня до судорог!
- Джордж или диагноз?
- Оба вместе. Нет, сначала я старалась обратить дело в шутку. Потом сердилась. Теперь я в отчаянии! Что если Джордж не будет любить нашего ребенка из-за того, что он не близнецы?
- Не глупи, Анжелина! – Гермиона рассеянно махнула рукой. – Насколько я знаю Джорджа, он не сделает ничего подобного. Всего-навсего безобидные предотцовские рефлексии.
- Ха! Надо будет сказать моему благоверному, что у него …рефлексии.
- Я не шучу. Но в одном ты права. Стоит поговорить с ним, объяснить ситуацию.
- Объяснить? Объяснить Джорджу – проще покрыться мхом от макушки до пяток.
- Анжелина! Прости за прямоту, но ты, взрослая женщина, без пяти минут мать…
- Без четырех месяцев, - сварливо заметила взрослая женщина.
- Хоть без трех, - гнула свое подруга. – Ты больше похожа на малолетнего сорванца из Хакни. И внешним видом, и манерами, и речью. Поэтому не жалуйся на мужа – вы идеальная пара.
Веселые дела. Пришла за советом, а получила отповедь. И от кого? От мадам, которая младше ее на два года, к тому же и в мадам-то недавно превратилась из мадемаузели.
- Знаешь что? – Анжелина с независимым видом сунула руки в карманы просторного трикотажного платья – Поосторожней со сравнениями. Если угодно, я родилась и выросла в Хакни. И ничего, как видишь.
Насладиться смущением золовки сполна, к сожалению, не удалось: стрелки с именами «Рон» и «Джордж» переместились на отметку «дома» и снизу послышался протяжный призыв:
- Гермио-о-на-а!
Все. Серьезной беседе пришел конец. С Гермиониного лица в момент смыло признаки разума, как у кошки, которой сунули под нос пузырек с валерьянкой. Она цапнула букет и, прискакивая, устремилась вниз с томным: «Ро-он!». Откуда что берется?
- Анжели-и-на-а! – вторил другой голос, нарочито изломанный.
- Очень смешно, Джордж. Извини, я не запаслась букетом, и прыгать в моем положении затруднительно.
- Очень скверно! Люди должны любить друг друга так, чтобы со стороны было видно. – Джордж явился и выглядел как всегда донельзя расхристанным: мантия распахнута, волосы взлохмачены, за ухом обгрызенное перо. Типичный директор.
За ним рисовались трогательно прильнувшие фигуры Рона и Гермионы, вдвоем держащихся за букет. Хоть уменьшай заклинанием и сажай на торт.
«Ох уж эти роковые Уизли, - подумалось Анжелине. – Если даже умничке Грейнджер так снесло крышу, что взять с меня, малолетнего сорванца из Хакни? Мы, женщины, вообще жутко нетребовательны. Отвечаем на «да» на предложение руки и сердца, начинающееся со слов « Анж, знаешь, что я придумал?»
- Впрочем, я знаю безотказный способ проверить твои чувства, - продолжал разглагольствовать муж, принюхиваясь.
- Что за признак?
- Рисовый пудинг.
- Пардон?
- Рисовый пудинг. Его у нас никто терпеть не может. Кроме меня и… Кроме меня. Пока ты готовишь рисовый пудинг, я не усомнюсь в твоей любви.
Спорим, дедукцию придумали мужчины?
Глава 3 Меня зовут. Я ухожу. Прощай. -
Иду, иду! - Прости, не забывай.
Я, может быть, вернусь еще. Постой-ка.
(Уходит.)
«Ромео и Джульетта»
Вскоре домой вернулись Артур и Молли. Анжелина, облегченно вздохнув, приготовилась рухнуть на благословенную тахту, как ту выдернули из-под нее и подсунули больничную койку: колдомедики вдруг решили, что беременной стоит перед родами полежать на сохранении.
Обидно – самочувствие Анжелины было прекрасным, никакого тебе токсикоза, никакой ломоты в костях, никаких перепадов настроения. Младенец вел себя смирно и не доставлял матери сильных неудобств. Одним словом, пересаженная мандрагора, а не дама в интересном положении. Но нет – каменно-твердая лежанка, книги – лишний возбудитель, в винограде чересчур много глюкозы. Воистину, нет предела насилию над личностью.
Для родов Анжелина постаралась выбрать лучшее время и остановилась на десяти часах утра. Ранний ноябрь. Небо напоминает надушенный шафранно-белый платок, а то, что под небом – позлащенное, неподвижное, опустошенное и стерильно холодное. Женщина придавала большое значение первому эстетическому впечатлению ребенка.
Джордж, следуя древней традиции отцов, мерил коридор шагами, словно новый Сизиф, принужденный катать камень не вверх-вниз, а туда-сюда. Группа поддержки (Уизли в полном составе и Поттер на закуску) расселась на стульях и отчаянно напоминала зрителей на спектакле абсурда. Джинни, та, похоже, действительно считала происходящее необычным развлечением и старалась получить максимум удовольствия. В данный момент она подсчитывала, сколько раз брат пройдет мимо нее.
- Девяносто восемь. Девяносто девять. Сто! Ровно сто, слышишь, Джордж? Не пора ли угомониться?
- Джинни! – шикнул многоголосый хор.
Джордж попросту не услышал сестру, он схватил в клещи пухленькую, жизнерадостную девушку в белой косынке, которая только что вышла из родильного отделения.
- Извините. Там моя жена…Анжелина Уизли. Что с ней? Родила уже?
Девушка рассмеялась:
- Папаша, вы торопите события. Потерпите чуток. Ваша женушка в прекрасном настроении. Просила передать вам, чтобы вы не так громко шаркали ногами и стенали. Она боится, не превратились ли вы тут часом в привидение. Передать что-нибудь в ответ?
- Не надо, я этой шутнице сам потом все выскажу,– мрачно пообещал Джордж.
- Кэт! Кэти! Иди скорей, куда ты пропала? – донеслось издалека.
- Бегу! – откликнулась девушка и напоследок похлопала Уизли по руке. – Кажется, очередь вашей женушки подошла. Не бледнейте! Вернем ее вам живой и невредимой. Попейте-ка лучше кофейку.
Кто нормальный смог бы пить кофе после такого сообщения? Джордж забегал с удесятеренной скоростью.
- Мальчик мой, теперь ты понимаешь, что переживал я. Шесть раз подряд! – доверительно сказал сыну Артур.
- Может, его стулом несильно тюкнуть? – внесла предложение Джинни. – Всем сразу спокойней станет.
- Гарри! – взвыл Джордж. – Сделай, чтобы она замолчала!
- А что? Я ради твоего же блага. Я твои же нервы берегу.
- Гарри!!!
- Джинни!
- Мама! Почему они орут на меня?!
Мгновение – и заполыхала первосортная перебранка. В пылу сражения никто поначалу не заметил, как из родильного отделения вышла другая девушка, тоже пухленькая, тоже жизнерадостная, тоже в беленьком платочке.
- Кто тут папаша Уизли?
Джинни привстала. На ее устах явно трепетало что-то вроде «Сами ищем». Но Гарри своевременно зажал ей рот ладонью и силой опустил обратно на стул.
- Я, - умирающим голосом отозвался Джордж.
- Поздравляю, папаша, у вас двойная радость.
- В смысле…
- В смысле, близнецы. Это, между прочим, совсем не часто случается. Придется немного подождать: детям и мамаше нужен часик отдыху. Я позову, когда можно будет к ним зайти.
- Близнецы! Ух, ты! Она все-таки смогла! – Гермиона от восторга захлопала в ладоши.
- Смогла? Что смогла? Почему все-таки? – засуетилась любопытная Джинни, которая в силу определенных обстоятельств была не в курсе дела.
- Надо чаще дома бывать! Тогда много интересных фактов обнаружится! – влез Рон с нравоучениями.
- Отстань! Гермионочка, милая, объясни мне! Вы о чем-то поспорили?
- Что значит «отстань»? Не говори ей ничего, Гермиона!
Вряд ли хоть одно из этих слов донеслось до Джорджа.
«Я - отец. Я – ОТЕЦ! У меня свои дети! Свои БЛИЗНЕЦЫ!»
Его теребили, обнимали, целовали, а он стоял, задрав голову к потолку. Стоял, пока Перси на радостях не влил брату в рот огневиски.
- Я мы магу! – очнулся тот, откашливаясь. – Ты что? Хочешь, чтобы меня наизнанку вывернуло прямо в приемном покое?!
***
Перед дверьми в палату Джордж замер. Там, внутри его ждала новая, неиспытанная жизнь, где придется взять на себя огромную ответственность. Назад дороги нет. И можно ли ему было выбрать другую дорога?
Смертельно усталая Анжелина дремала, но моментально подняла веки, стоило Джорджу ступить на порог.
- Проходи, проходи, дует из коридора.
- Анж, ты… как?
- Расчудесно. Я целый час наслаждалась давно забытыми ощущениями – лежать на животе. А ты, небось, сто раз в уме похоронил меня? Отсюда видно, как у тебя коленки трясутся.
- Я шучу, значит я существую?
- Это твой девиз. Ох! До чего прекрасно, что колдомедики пока ограничили число моих посетителей! Я должна хорошенько набраться сил, чтобы грудью встретить Уизли всех степеней родства. Добавь сюда же и моих родственников из Хакни. Натуральный караул!
Джордж упреждающе стиснул пальцы жен:
- Анж, мы не о том должны сейчас говорить! Мы теперь родители, понимаешь? Ты – настоящее золото серебряное. Я хотел сказать тебе раньше, но не успел: поверь, мне едино, близнецы наши дети или нет. Она просто наши.
Анжелина сощурилась:
- Ему едино! Я лезу вон из кожи, беру на себя сверхсложную задачу. И – вуаля! – ты – отец двух очаровательных дочек. Я не слышу слов благодарности!
Удар по голове гигантской тыквой Хагрида был бы определенно менее оглушающим. Вместо слов благодарности Джордж произнес совсем иные слова:
- Дочек? Ты родила дочек?
- Да, дочек. А чем ты удивлен? Мы сюда не соплохвостов приехали разводить.
- Дочки, – одеревенело твердил муж. – Девочки. Сестры.
- Логично. Никогда не встречала сестер-мальчиков.
Джордж несколько раз открыл и закрыл рот как аквариумная рыбка.
- Ну, что смотришь, словно тролль в зеркало? Ты не знал, что близнецы бывают и женского пола тоже? Какое досадное упущение! Всегда говорила: в учебной программе Хогвартса не хватает физиологии.
- Я знал. Но…не ожидал как-то. Близнецы-девчонки! Голова идет кругом!
Анжелина спешно подвинулась, давая мужу место, где сесть.
- Спокойно, предотцовские рефлексии надо побороть, любая Гермиона подтвердит. Пол мы не обсуждали. Потом, я уверена – малютки понравятся тебе с первого взгляда. Они понравились бы тебе и по отдельности. Погоди, сейчас их принесут – увидишь сам.
После отдыха на молодую мать напала редкая разговорчивость, тем более, что супруг не имел сил возражать.
- Между прочим, официально заявляю: я не умею воспитывать девочек. На своем веку я воспитывала только младшего брата.
Джордж, которого разом обуревала сотня разнообразных чувств, счел за благо присоединиться к беседе.
- Мне кажется, надо учить детей тому, чему учили тебя. Чему тебя учили?
- Дай подумать. Два моих старших брата – мастерить здоровские рогатки, драться на кулачках, плеваться на три фута, рассказывать анекдоты – большинство из них я не решусь процитировать даже в компании пьяных кентавров. Хогвартс – о, полезнейшим вещам! – играть в квиддич и носить капроновые чулки. Беременность – расставлять платья в талии. Еще я, правда, могу делать разную домашнюю работу. Но – знаю на горьком опыте – последнему лучше учиться без наставников, иначе быстро опротивеет.
Джордж хотел выразить здоровую критику оригинальным взглядам жены на воспитание, как заметил вдруг, что Анжелина невольно подалась вперед и взгляд у нее стал…пронзительно-счастливым, что ли?
Новоявленный отец обернулся. Позади него стояла сестричка (первая или вторая?) и держала на руках два свертка.
- Познакомьтесь с дочками, папаша, - проворковала она.
Сглотнув ставшую горькой слюну, Джордж слегка испуганно зыркнул на Анжелину. Она мягко улыбнулась и кивнула в ответ.
Последним младенцем, который побывал в его руках, была Джинни. Один младенец на четыре руки. А теперь - двое младенцев, и руки только две Нетяжело, но страшновато. Слишком маленькие, слишком хрупкие…
Близнецов можно различить, когда они подрастут. Новорожденных же – пустая трата времени. Две пугающе похожие восковые куколки: завитушки рыжеватых волос, , склеившиеся рыжеватые реснички. Руки онемели. Джордж не двигался.
Пока не произошло нечто, что помогло отцу сделать последний решающий шаг из прошлого в будущее. Девочка слева смешно наморщилась, зевнула и открыла глазенки. Джордж ощутил, как сердце пропустило несколько ударов. На него смотрели мутноватые, младенчески бессмысленные глаза. Золотые глаза Фреда Уизли. Или Джорджа Уизли?... Быть не может…
-Я назову их Фредерика и Георгина. Фредди и Джорджи. Молчи, если хочешь сказать, что это глупые имена, - подала голос Анжелина. – Это хорошие имена. Они будут помнить, кто шел перед ними. Все будут помнить. Кстати, думаю, ты обрадуешься, когда узнаешь, что я решила отказаться от мысли дать нашим деткам фамилию Уизли-Джонсон. Терпеть не могу фамилий, похожих на название мудреной теоремы
- Фредди и Джорджи, - тихо повторил близнец-одиночка, по очереди прижимаясь щекой к нежным щечкам дочерей.
***
Тоска и скука – вот главные враги братьев Уизли. Мы боремся с ними по мере возможностей. Лично я согласен превратиться в пыль, чтобы набиться в носы всем скучающим и тоскливым. Расчихаешься – невольно повеселеешь.
Фред Уизли (1978-1998)
***
- Джорджи, наши Икотные Ириски замечательно разойдутся в магазине. Держу пари, папа с удовольствием возьмет их в оборот.
- Ага! Маленькое «но»! Их кто-то должен а-про-би-ро-вать. Не желаешь?
- Чтобы полчаса икать, пуская изо рта мыльные пузыри? Слуга покорная!
- Фредди! Глянь! Глянь, кто идет!
- Вижу. Ты слева, я справа.
- Здравствуйте, профессор Флитвик!
- Вы любите ириски?
____________________________________________
Извините, все.
