Глава 1« Знаю, что он умер! Что ж, по-твоему, я не знаю, что ли? И все равно
я могу его любить! Оттого что человек умер, его нельзя перестать любить,
особенно если он был лучше всех живых, понимаешь?»
«Над пропастью во ржи», Дж. Сэлинджер
- Анж, золото мое серебряное, ну я прошу тебя, постарайся. Для меня это очень важно.
Миссис Анжелина Уизли, в девичестве Джонсон, нарезала в кухне лук-порей. В ответ на просьбу она громче застучала ножом, показывая, что приняла к сведению. Но проситель был настойчив.
- Анж, кошечка, ты слышишь меня?
- Джордж! – молодая женщина резко обернулась. – По твоей милости я не могу приготовить ужин! Ты уже перечислил все существующие ласкательные прозвища – заканчивай! Сказала же, постараюсь.
Так бы и закидала его нарезанным луком!...
- Прости, прости, - муж положил ей руки на плечи, поцеловал в затылок. – День сегодня был тяжелый, в магазине шкаф упал ни с того, ни с сего. Помнишь, тот огромный, у входной двери. Чудом никого не задело! Ладно, не бери в голову! Пойду подышу в сад.
Анжелина стояла неподвижно до тех пор, пока не хлопнула входная дверь. После чего обессилено присела на край кухонного стола.
Джордж становился вредной занудой, только когда нервничал или был сбит с толку. А сейчас, из-за ее беременности он и нервен, и сбит, и ее, Анжелину, сбивает абсурдным требованием родить ему близнецов. Супруг, похоже, всерьез считал, что она по ночам скрупулезно, клеточка за клеточкой собирает их будущего ребенка.
- Что ж так скромно, всего лишь близнецы! Заказывай сразу тройню – блондина, брюнета и рыжего. С фиолетовыми глазами! Мне это раз плюнуть!
Джорджа ирония жены не устраивала. Он говорил всерьез так редко, что выходил из себя, если кто-то пытался подшучивать над избранной темой.
- Ты – будущая мать! Будущие матери всегда знают заранее, кто у них родится!
- А вот я не знаю! Я не чувствую! Мне, значит, не досталось материнского инстинкта!
Что говорить, Анжелина росла в семье, состоящей из одних мужчин: отец-одиночка, двое дедушек-вдовцов, братья – еще и уже не женатые, многочисленные дядья-холостяки. Просто удивительно, как все они ухитрились так размножиться! Но ведь даже мужское окружение не смогло превратить Анджелину в «парня». Во всяком случае, в стопроцентного. Она хорошая жена, хорошая хозяйка и наверняка будет хорошей матерью. И ей начхать на пол и количество детей, потому что она обожает их скопом, не размениваясь на собственные амбиции. Мужских амбиций без того хватит на двоих.
Анжелина фыркнула, заправила за ухо выбившуюся каштановую прядь, а затем, подумав, отвела от окна занавеску и выглянула в сад.
Джордж стоял, опершись спиной о старую яблоню и скрестив ноги. От закатного солнца его рыжая голова казалась объятой пламенем. Женщина не могла видеть лица мужа, только быстро двигающуюся соломинку, зажатую в его зубах.
Анжелина против желания улыбнулась. Она еще смеет жаловаться! Глупая! Стоит только оглянуться назад, чтобы понять, насколько мелочны проблемы сегодняшние. Давно, давно… Тысячу лет назад, никак не меньше…
***
Братья Уизли были первыми, кого она увидела, когда на подгибающихся ногах, маленькая и перетрусившая, шла к столу своего нового факультета, Гриффиндора. Две пары смешливых золотистых глаз – явно чересчур для впечатлительной первокурсницы. Анжелина нутром почуяла родственных, озорных натур.
С тех пор началась долгая и продуктивная дружба. Но – ох и бурная! Джонсон придерживалась твердого мнения, что, не останавливай она вовремя неуемных братьев, тех вышибли бы из Хогвартса давным-давно. Так или иначе, каждый день бурлил весельем. Девчонка с ума сходила по близнецам, они умели насмешить ее как никто другой.
Время шло. И вот уже отражение в зеркале льстит взгляду хозяйки, и золотистые глаза друзей заблестели по-иному, и разговоры Фред с Джорджем повели туманные, за которые немедленно схлопотали по физиономии. Не потому что разговоры эти были неприличными, а потому что вызвали у Анжелины досаду. Она поняла: детство кончилось, больше не кинуться близнецам на шеи с визгом, встретившись в вагоне Хогвартс-экспресса. Много еще чего не сделать.
Зато недостатка в сплетнях точно не стало. Кумушки с курса самозабвенно раздували пламя. Анжелина живет с Фредом, разбивая сердце Джорджу – это омерзительно. Анжелина живет с Джорджем, разбивая сердце Фреду – это омерзительно. Анжелина живет и с Фредом, и с Джорджем одновременно, разбивая сердца им обоим – это омерзительно вдвойне.
Сплетники могла варьировать до бесконечности, так как все равно не различали близнецов. Тоже дурость! Два совершенно разных человека! Фред - более решительный, более цепкий, не ведающий страха. Именно благодаря Фреду воплощались в жизнь неисчислимые безумные проекты братьев. К тому же, он старше на восемь минут (Семь с половиной! – Восемь! – Я тебе говорю, семь с половиной! Не прибавляй себе лишнего! – Восемь! Не завидуй!).
Джордж – воплощение легкомыслия и непосредственности. В его голове порой вспыхивали идеи, но, если к ним своевременно не подкинуть дровишек, угасали словно спички, брошенные в колодец. Джордж был подспудно зависим от брата. Анжелина часто подмечала – ЕДИНСТВЕННАЯ! -, как он сжимал руку Фреда в минуты беспокойства.
Два пустозвона, идеально дополняющие друг друга. О чем бы там не трепались болтуны, Анджелина воспринимала близнецов исключительно как друзей. И точка. И никаких гвоздей. Prima, любовь опошляет дружбу, secundo, жизнь все равно решит по-своему.
Жизнь решила.
***
Что началось потом, знает каждый волшебник от мала до велика. Возвращение Волдеморта, Пожиратели смерти в Хогвартсе, оборотни на улицах, погромы… Это напоминало кошмарный сон, которому не видно конца и края.
Анжелина не помнила, кто рассказал ей о смерти Фреда. Помнила только, как подкосились ноги под тяжестью навалившегося вдруг несчастья. Где-то в виске быстро-быстро запульсировало: «Нет. Нет Нет.» А рядом другая мысль, та самая, от жизни, расставляющей приоритеты: «Фред. Не Джордж. Фред. Не Джордж. Не Джордж. НЕ ДЖОРДЖ!»
Воплощение легкомыслия…
Не Джордж!
Словно спички, брошенные…
Не Джордж!
Сжимает ру…
Не Джордж!
Туман в глазах и в голове рассеялся нескоро. Сквозь него Анжелина неясно видела искаженные горем лица семьи Уизли и многих других, когда они вместе шли вслед за гробом.
Фред лежал, неузнаваемый, непохожий на себя. С нелепо зачесанными назад волосами и еще таящейся в углах губ улыбкой.
У Джорджа был вид человека, которого случайно занесло на похороны и который принужденно делает скорбное лицо. В его глазах же горели озлобленность и неверие, точно мир играл с ним очень мрачную шутку. Лишь когда люди по очереди стали подходить к гробу и прощаться, Джордж вдруг отступил назад и беспомощно ухватил подругу за руку.
- Я не хочу! Я не могу! Вы не можете! Он не умер! Я ведь жив!...
С кладбища его силой утаскивали Билл и Чарли. Анжелина бестолково суетилась рядом, не зная, чем помочь.
Последние обломки войны скрывались в земле.
После похорон Джордж снова впал в апатию. Но Анжелина, успевшая обрести ясность мышления, понимала: рано или поздно разразится такая буря, что впору будет лезть на стены. Разразится неизбежно, и сваливать это на бедных мистера и миссис Уизли, которые и так только что потеряли сына, было бы последним свинством.
Джонсон действовала по наитию. Она убедила Молли Уизли: Джорджу необходимо какое-то время пожить вне дома, где любая вещь напоминает о потере, необходимо сменить обстановку. Несчастная мать находилась в подавленном состоянии, поэтому не нашла аргументов для протеста. Неоценимую услугу оказал Невилл тем, что разрешил занять дом, ранее принадлежавший его родителям. Так Анжелина и Джордж стали затворниками в маленьком особняке в самом глухом уголке Англии.
Год. Целый год Джонсон прожила на горящей под ногами земле. Год непрерывных истерик – изо дня в день, из месяца в месяц. Джордж то метался как обезумевший по дому, изрыгая проклятия и сокрушая все, что попадалось под руку (прости, Невилл), то бессильно выл, скорчившись в углу – когда не осталось ни слез, ни сил. Он пытался топить разум в огневиски – организм безжалостно отторгал спиртное.
Анжелина держалась молодцом, хотя спокойствие и присутствие духа сохраняла лишь чудовищным напряжением воли. Она без единого слова собирала осколки, вытирала разлитый суп, заваривала успокаивающий травяной сбор, который не помогал им обоим.
Первые седые волосы появились у нее, когда она однажды зашла в комнату, отведенную Джорджу, и увидела веревочную петлю на люстре, а его самого – внизу, на коленях, разбросавшего руки. Это было так… страшно…сначала…. За один год Анжелина семь раз в последнюю минуту удерживала осиротевшего близнеца от самоубийства. Добавить к этому нечего.
Заставить Джорджа поесть или попить приходилось силком, заставить поспать – просто невозможно. Парень совсем исхудал, осунулся, глаза запали. Ничего в нем не осталось от прежнего, веселого, беззаботного Джорджа. Он лежал на диване, истаявший словно тень, и смотрел куда-то в пустоту. Сердце Анжелины тщетно дробилось от сострадания.
- Чего ты хочешь? Чего? – отчаянно вопрошала она, глядя его лоб и щеки и пытаясь напоить отваром. – Скажи мне, чего ты хочешь! Я все сделаю.
Джордж перевел взгляд на нее.
- Я хочу к Фреду. Приведи ко мне Фреда, - внезапно попросил он по-детски жалобно.
У девушки померкло в глазах. Что же происходит?! Маленькое сдвоенное солнышко, казавшееся неугасимым и дававшее такой теплый свет всегда, что бы ни случилось… Теперь одна его половина угасла, а вторая гаснет прямо здесь, на глазах, и она, Анжелина ничего, НИЧЕГО не может сделать. Хоть обревись, хоть кричи!
- Фред умер, - вырвалось из самых глубин ее души.
Джордж слегка прикрыл веки.
- Я знаю, - его голос упал до шепота. –Мне все равно. Даже если бы Волдеморт стоял перед моей кроватью, я бы ничего не сделал, потому что это бы ничего не изменило. Я сломался, понимаешь? Мне вообще ничего не нужно. Даже ты. Прости… Я сам себе не нужен. Неважно… Теперь уже всему конец. Лучше уходи и не мучайся.
Чашка с травяным настоем выскользнула у Анжелины из ослабевших рук. Впервые за столько времени Джонсон почувствовала, как что-то в душе крошится и выламывается. Она ощутила себя верным псом, в которого хозяин кинул сапогом.
Девушка тихо встала, незаметно держась за стену, и произнесла:
- Ясное дело. Тебе все равно. Ну так мне не все равно! Я тебе не нужна. Ну так ты мне нужен! Знаешь что? Фред был моим близким другом. И мне тоже больно, если угодно. Но я жертвую собственным горем ради твоего, потому что их размеры несравнимы. И потому что я люблю тебя, дурак ты этакий! И я не обижаюсь на твои слова, и не сержусь, и вообще рта не открываю. И я готова жертвовать собой! И – что характерно – мне ничего не нужно взамен. Но не смей, не смей гнать Анжелину Джонсон. Ты меня не слушаешь! Хочешь, чтобы тебя оставили в покое и дали спокойно помереть! Доводи себя, загибайся - я не пикну. Но не уйду! Понадобится – пробуду здесь еще год, десяток лет, жизнь проведу в этом окаянном доме!!! Пока не перебесишься! Или…
Анжелина шумно втянула носом воздух и ринулась из комнаты. Ночь напролет девушка прорыдала на кухне и к утру была невероятно измученной, совершенно несчастной. Когда будет конец? Когда?! Неужели, лучшего уже не увидишь?! Зачем тогда жить?!
Когда часы пробили семь, Джонсон всхлипнула напоследок, пригладила волосы, сделала пару глотков холодной, горькой заварки (за неимением отвара), обмакнула в чайник пальцы и приложила к покрасневшим векам. Успокоились, собрались, хватит растягиваться ниткой слюны. Раз, два, три. Eins, zwei, drei. Una, due...
- Анж!
Tre.
Чайник укоризненно звякнул и изверг из брюха горку чаинок. Похоже, Невиллу придется смириться с мыслью о перемене полового покрытия по всему дому.
Джордж стоял в дверях, слегка пошатываясь от слабости. Длинный свитер висел на нем как мешок из-под муки.
- Анж, я скотина!
Анжелина качнула головой.
- Неправда.
- Я скотина! И Фред сказал бы: «Джордж Уизли, ты скотина»!
-Я понимаю твои чувства…
- Нет, не понимаешь! – глаза парня вспыхнули на сумрачном, словно опаленном лице. – Если бы понимала, давно бы ушла! Когда упадешь в пропасть без дна и в бесполезной злобе и тупой апатии потащишь за собой каждого, кто тебя коснется – тогда ты поймешь! Я ведь поволок всех вас: мать, отца, братьев, сестру. Тебя. Анж, признайся ты мне раньше, я бы с ума сошел от счастья. Но они…
Он стиснул кулаки.
- Они отняли, что только можно отнять, права на простую человеческую радость! Они решили, что я сам сдохну от одиночества и не стали даже пачкать рук! Ненавижу их, ненавижу! Рано порадовались, что достанут меня из могил! Фред бы горевал по мне там так же, как и я по нему здесь. Я ради него буду жить. И ради тебя, Анж, тоже…
Анджелина сделала несколько неверных шагов и ткнулась носом в пропахший потом и рвотой свитер, как корабль с оборванными парусами, причаливший наконец к пристани после долгих дней урагана.
- Поехали домой, Джордж.
