Цена свободы

Пролог

Они стоят шагах в двадцати от поезда, среди высокой травы и легких полевых цветов – темная голова и светлая. Мне совсем не хочется идти туда… даже не слыша их голосов, я знаю, о чем их разговор – ведь совсем скоро мы будем дома, в Двенадцатом…

И мне больно от того, что я собираюсь сейчас сказать.

- Вы славно поработали… когда приедем, продолжайте в том же духе, пока не уберут камеры, и все будет в порядке.

В неловко повисшей тишине ловлю растерянный взгляд небесно-голубых глаз... что ж, все пути к отступлению отрезаны.

Совсем скоро все изменится. Они ведь еще ничего не знают. Не знают ни о Сенеке, ни о Тринадцатом, ни о неумолимо грядущих безрадостных переменах. Они не понимают самого главного: да, они выжили, они победили... но они не свободны.

И кто знает, во что обойдется им их свобода?


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДОВЕРИЕ. ПИТ

Глава 1

Он замер в дверях. Невысокий, коренастый и светловолосый. Смотрел на загаженный пол, на потрепанные обои, на немытую посуду – сколько там она уже стояла в раковине… сутки, трое? – и на едва продравшего залитые глаза хозяина дома. Смотрел и молчал. Ментор знал, что можно убить словом… но неожиданный гость сейчас убивал его своим молчанием.

Ну, скажи же хоть что-нибудь…

- Не надоело еще? – коротким кивком обведя валявшиеся под ногами пустые бутылки, спустя бесконечно долгую минуту, наконец, уронил Пит, и Хеймитч незаметно облегченно выдохнул.

- Только начал, - крякнул в ответ он и демонстративно громко срыгнул.

После их триумфальной победы прошла неделя… или уже месяц? Вернувшись домой, он снова остался наедине с собой – и снова запил, потеряв чувство времени. Он-то надеялся, что теперь сможет спать спокойно… ведь здесь не было ни змеиных глаз президента Сноу, ни дурацких революционных фантазий Плутарха Хавенсби. Не было недовольных нотаций Эффи Бряк и строгого зеленого взгляда Цинны. Не было рыжеволосой безгласой, стильных и дорогих шмоток и личного мини-бара. Не было трупа Сенеки на его совести.

Здесь не было ничего и никого – ни кошмаров, ни его трибутов… его победителей.

Последний раз он видел их обоих в день прибытия, на перроне станции – держась за руки, Китнисс и Пит приветливо махали встречающей их ревущей толпе. Эдакий хэппи-энд… Если бы он не слышал их разговора накануне, то принял бы все за чистую монету: и эти их широкие демонстративные улыбки, и блестящие от счастья – или от разочарования? – глаза.

Но он все слышал.

Если Хеймитч подсказывал тебе сейчас... значит, на арене тоже. Вы с ним сговорились…
Все было только ради Игр. Все, что ты делала…
Еще разок… для публики?

Он мог бы разбить голову о стену, но все равно этот мальчишка не принял бы ни слова из его оправданий. Да он и не стал оправдываться… он не мог смотреть парню в лицо после всего того, что натворил в Капитолии за его спиной. За их спинами. Тогда ему казалось – он поступал разумно и единственно верно… но здесь, дома, у него внезапно открылись глаза. Только здесь он понял, что был неправ, что мог бы пораскинуть своими пропитыми мозгами и придумать лучший выход. Для них и для себя.

Поздно сожалеть. Дело сделано.

Теперь ему оставалось только ублажать выпивкой свою совесть. Чем, кстати, он весьма успешно и занимался. Напрасно распорядители и чиновники надеялись на его присутствие на пышном банкете в честь победителей, на показательных торжественных празднествах с благотворительной раздачей щедрот Капитолия полуголодному Двенадцатому дистрикту или на церемонии вручения ключей от домов в Деревне Победителей его новым соседям… в тот день он даже не вышел на порог своей заросшей грязью конуры – так он называл свой дом… подобие дома. Еще вчера он был рад, что его одиночество закончилось, а сегодня мечтал никого и никогда больше не видеть.

Черт бы их подрал, этих несчастных влюбленных… да-да, так им и передайте…

Именно поэтому он не питал никаких иллюзий насчет того, чтобы увидеть кого-либо из них на пороге своего дома в ближайшую сотню лет. Но, видимо, он совсем не разбирается в людях, потому что не прошло и десятой доли из отведенного им срока, а его соседи уже вспомнили о своем менторе.

Исподлобья он смотрел, как Пит развернул полотенце, которое все это время держал подмышкой, прихрамывая на свою новую ногу, подошел к столу и положил на относительно чистый угол его содержимое – еще горячая булка белого хлеба источала умиротворяющее тепло. От его дерганой и неуверенной походки Хеймитчу вдруг тупо захотелось завыть… но он только скрипнул зубами и язвительно скривился в подобии улыбки.

- Пусть сначала остынет, а то заработаешь несварение, - игнорируя его гримасы, сухим бесцветным голосом предупредил Пит, доставая откуда-то из-под стола бумажный пакет с продуктами. – Твоя доля. Из Капитолия.

- К черту Капитолий и к черту несварение! – насмешливо отмахнулся ментор, отломил хрустящую корочку и сунул ее за щеку. Свежая выпечка, свежие продукты… значит, сегодня первый день подарков… значит, все-таки месяц… В течение целого года после победы раз в месяц дистрикт-счастливчик получал подачку из столицы: зерно, масло и всяческие деликатесы на подобие яблочного сока или мясных консервов на каждого своего жителя. А победители получали свою пожизненную пенсию. По всей видимости, Пит уже успел побывать в мэрии, где ему вручили первую кипу пестрых цветных бумажек, гордо именуемых деньгами, а на обратном пути забрал из муниципалитета свою долю провизии. Интересно, а кто и когда приволок сюда его пакет?

Зерно, масло, консервы… лучше бы эти болваны прислали ему спирта…

- Это еще не все… вот, я принес тебе выпивку, - словно читая его мысли, парень полез за пазуху и вытащил оттуда второй сверток. Подчеркнуто-осторожно снял с него дешевую оберточную бумагу.

«Бэйлиз», роскошное капитолийское пойло…

Снова Капитолий… вот дьявол!


- И это ты называешь выпивкой?
Стеклянные полупустые глаза смотрят на меня… сквозь меня. От их обладателя разит тяжелым многодневным перегаром. Удивленно рассматриваю этикетку на темной пузатой бутылке в своей руке.
- Что не так? Это первая, которая подвернулась под руку…
- Тебе еще учиться и учиться, - ворчит он, неизвестно откуда доставая подозрительно-мутный, заляпанный пальцами стакан. – Садись!
Ставлю бутылку на грязный обеденный стол. Он переводит пустой и бесстрастный взгляд на мою находку, со знанием дела сдирает обертку с пробки и натужно пытается вытащить ее.
Сажусь напротив. Молчу. Зачем я здесь?
- Видимо, хочешь напиться вместе со мной, - не отрываясь от своего увлекательного занятия, усмехается он в ответ моим мыслям. Пробка, в конце концов, сдается, и по кухне разливается приторный запах чего-то сладкого.
- По-моему, это твой любимый белый ликер, - хмурюсь и в замешательстве пожимаю плечами.
- Ну да… только этим особо не напьешься, - с сожалением бормочет он, мечтательно прикрывая глаза и принюхиваясь к горлышку. Отбираю у него бутылку и наливаю полный стакан – чтоб уж наверняка! Он внимательно наблюдает за мной - его глаза уже не такие пустые, как минуту назад, – и тихо беззлобно хмыкает:
- Тупица… это нужно пить маленькими порциями из красивого бокала, накрошив в него льда… смаковать в приятной компании друга или у домашнего очага с любимым человеком, наслаждаясь каждым моментом. Хотя, – он кривится и дергает подбородком, - куда мне рассуждать об этом… глупо, верно?
Нервный смешок. Я смеюсь. Действительно глупо. Мне следовало зайти к Риппер.
- Не до нее было, - думаю, он понимает, что я имею в виду всего лишь старую ведьму.
- По правде говоря, от этой дряни меня уже тошнит, - он понимающе кивает, потом достает из-под стола точно такую же, но уже пустую бутыль. Стискиваю зубы – значит, и здесь меня сделали?
- Ну, и каково это, хотеть напиться? – интересуется он, с любопытством разглядывая меня, как подопытного кролика. Молчу, потому что мне нечего сказать. Зачем я здесь… да какая, к черту, разница - зачем?
- Это такое правило – обязательно исповедоваться перед первой в жизни попойкой? – глухо огрызаюсь в ответ. Он хмыкает, потом пододвигает свой стакан, делая жест налить и ему. Отрицательно качаю головой – по-моему, с него на сегодня хватит.
- Дело твое… но думаю, выпивка – всего лишь повод. Ты просто хочешь поговорить. Вот только не со мной.
О чем поговорить? О Голодных Играх? О кошмарах, все еще преследующих меня? О приторном запахе обмана и лжи повсюду, даже в этом столичном ликере? Наверно, все мои мысли у меня в глазах, потому что он уверенно отбирает полный стакан из моей дрожащей руки, залпом выпивает его и, закашлявшись, осторожно отодвигает бутыль подальше.
- Тебе это не нужно. Поверь. Молодость зачастую слишком категорична.
Откуда эта вселенская мудрость в опустившемся пьянице? С тоской смотрю на пустую посудину, на старого ментора напротив, только что опередившего меня, и изнутри холодной волной поднимается беспричинная ярость, долгие недели копившаяся в груди. Хочется заорать в полный голос: какого черта ты, умник, думаешь, что можешь выбирать за меня? Решать, что мне нужно, а что нет?
Разве можешь ты понять – почувствовать! - во что превратилась моя жизнь?!
А он молчит и не сводит с меня внимательных серых глаз... неужели у всех из Шлака, черт подери, такие глаза?! Под его пронзительным и колючим взглядом напряжение внутри меня лопается, как надувной шарик. Разбивается вдребезги, как та самая проклятая ваза в Тренировочном центре. Разлетается на осколки, как мое глупое влюбленное сердце. Дзы-ы-ынь! – и внутри снова оглушающая пустота.
Вижу горькую ухмылку напротив – и внезапно совершенно отчетливо осознаю, что за этим нескончаемым пьянством и язвительным безразличием прячется глухая тоска.
И четверть века одиночества.
Какой же я кретин…
Он ведь тоже победитель – он все прекрасно понимает… и все чувствует.
Ровно на мгновение мне вдруг становится нестерпимо больно. И стыдно. Конечно, я не стану орать – это совсем не в моих привычках. Кого мне винить? Несчастного пьяницу, прожигающего насквозь этим своим молчаливым сожалением? Или ту, которая спасла мне жизнь… которую даже сейчас я все так же безоговорочно люблю - и одновременно почти ненавижу? Нет причин истерить: не они меня обманули - я сам себя обманул… легковерный дурак, я ведь так мечтал обмануться!
Поднимаю глаза на своего несостоявшегося собутыльника – он по-прежнему молчит и лишь вопросительно кивает на стакан.
- Нет, не буду. В другой раз.
- Правильно… а я выпью, - он наливает себе и криво усмехается, обращаясь куда-то в пустоту. – Когда еще оба моих трибута вздумают навестить меня в один и тот же день…
Мне дико и больно видеть, как он давится, заталкивая в себя опротивевшую за долгие годы выпивку. Пытаясь отдышаться и вытирая рот рукавом грязной рубашки, он замечает мой сочувствующий взгляд, и в прозрачно-серых глазах вспыхивает злое веселье.
- А вот этого не нужно… идущий на смерть приветствует тебя, да, Мелларк?


- Красивые слова. Сам придумал? – парень откинулся на спинку стула и вопросительно поднял брови. На лице – никаких эмоций, только сокращение мышц.

- Шутишь? Это все Цинна – перед нашим отъездом из Капитолия он всучил мне одну забавную хреновину, - покачнувшись на стуле, ментор наклонился под стол – краем глаза заметив, как мальчишка рефлекторно дернулся следом за ним – и, подняв с пола валявшуюся там деревянную копию короткого обоюдоострого меча, положил его перед собой. По всей длине широкого, отполированного до зеркального блеска лезвия замысловатым шрифтом вилась надпись на незнакомом языке.

- Знаешь, что она означает? – чисто механически спросил Пит, отводя глаза на темную бутылку на краю стола.

- Понятия не имею. Небось, очередная аристократическая заморочка Мастера.

Так и не дождавшись ответа, ментор проследил за отрешенным взглядом собеседника – и понял, что тот хотел задать ему совсем другой вопрос.

- А насчет выпивки… она заходила час назад, - не сдержавшись, брякнул он. – Странно, что вы разминулись.

- Хорошо, что разминулись, - дрогнув, сухо отрезал Мелларк, рывком поднимаясь из-за стола и шагнув к распахнутому окну. Хорошо так хорошо, покорно кивнул Хеймитч. Он был даже рад такому раскладу – его не прельщала перспектива в такой прекрасный, черт подери, день оказаться между молотом и наковальней.

- Больше ты ничего не хочешь узнать? – ментор шкурой чувствовал сотни незаданных вопросов. Хотя, что это он? Слишком рано для откровений. – Валяй, я сегодня в подходящем настроении, чтобы поболтать.

- Скажи мне только одно – ты хоть рад, что мы выбрались? – еле слышно спросил Пит, задумчиво уставившись на кромку леса на горизонте и машинально теребя в руках еще не остывшее после свежего хлеба полотенце. Было в его подчеркнуто-спокойном голосе что-то такое чужое, такое холодное, и Хеймитч вдруг отчетливо вспомнил тот день, когда наивно понадеялся стать однажды для этого мальчишки чем-то большим, чем просто наставник.

Криво усмехнулся – глупые мечты старого дурака…

После того, как ты обошелся с ним, чудо, что парень вообще заглянул сюда.

- По правде говоря, я больше рад, что вы с малышкой займете мое место, и у будущих трибутов Двенадцатого, мать их дери, появятся, наконец, новые менторы, - он не сводил с затылка Мелларка внимательного взгляда, никак не вязавшегося с язвительной иронией в сиплом пропитом голосе. – Мне, знаешь ли, выше крыши хватило последних Игр… никогда не думал, что спасать ваши трибутские задницы окажется настолько хлопотным занятием!

Ну, давай же, разозлись, в конце концов – кричи, топай ногами, бей посуду… я же вижу, как это мучает тебя!

Пит порывисто обернулся, и ментор заметил колючую злость в его взгляде. Куда, черт подери, подевалась из этих глаз прежняя и такая привычная ему теплая солнечная синева? На старого ментора смотрели сейчас два кусочка холодного-холодного льда. Давай, парень, выпускай-ка своих демонов, горько усмехнулся Хеймитч – лучше выплесни свою злость на старого пьяницу, чем изрыгай проклятия на собственную светлую голову!

- Значит, мы теперь новые менторы? - даже не изменившись в лице, сухо спросил Пит. Вот это выдержка. – Ладно. Ну, и когда мы начнем?

На мгновение ему показалось, что он ослышался.

- Начнем? – тупо переспросил он, громко удивленно икнув.

- Ну да… ты должен объяснить, как быть ментором.

- Что это вдруг тебе приспичило? Еще целый год впереди…

- Хочу быть готовым к тому, что меня ожидает, – огрызнулся Мелларк, - такой вариант тебя устроит?

- К этому нельзя подготовиться, - шумно выдохнул ментор. - Но раз ты настаиваешь, то мы, конечно, начнем… вот только не раньше, чем ты станешь доверять мне.

- Стану-доверять-тебе? – парень едко поморщился. Хеймитч напряженно всмотрелся в ледяные глаза напротив. Вы обманули меня, вы оба, яростно кричал ему небесно-голубой, обжигающий злостью взгляд, а теперь ждете, что я и дальше буду изображать идиота? – Ты, что же, решил, что я могу вот так легко все простить? – не сдержавшись, вспылил Пит, и в его надрывном возгласе мелькнули первые настоящие эмоции – удивление и обида. Нет, так не пойдет.

- Заметь, я не прошу твоего прощения, - будничным тоном лениво отозвался ментор, – я говорю лишь о доверии. Ты должен научиться доверять мне… снова доверять мне – только тогда мы с тобой сможем о чем-то договориться.

- А она… Китнисс? – уронил, словно сплюнул, Пит.

Китнисс… ментор натянуто усмехнулся. Разговор с ней вышел еще короче – она просто положила на то самое место, где стояла сейчас темная пузатая бутылка, свежепойманного кролика, поставила рядом такую же посудину в такой же оберточной бумаге и, сухо коротко кивнув, молча вышла за дверь. Вот и поговорили. Он только успел крикнуть ей в спину: «Зверя-то убери!», но она даже не обернулась. Спрашивается, она, что, тоже злилась на него? Она-то за что? За то, что он спас ее голову от участи головы Главного Распорядителя?

Чертова девка… отцовский характер…

- Боюсь, именно ты окажешься в результате последней надеждой будущих трибутов Двенадцатого, - поразмыслив минуту, отозвался он. Пит вопросительно поднял брови – на этот раз его удивление выглядело настоящим.

- Я?

- Именно ты, парень, - утвердительно кивнул ментор. – Потому что сможешь наступить на себя ради других… а она – нет. Наша девочка вообще редкая зануда и эгоистка.

Кажется, Пита зацепили его слова – он вернулся к столу и неуверенно положил руки на спинку стула, словно раздумывая, садиться ему или нет.

- Садись-садись, - беззлобно усмехнулся Хеймитч, отламывая еще один большой кусок хлебной корки. – Ты же пришел сюда не просто, чтобы принести выпивки старому ментору, верно? Ты собирался поговорить – вот и поговорим.

- Ты неправ насчет… Китнисс. Она ведь вышла вместо Прим, - игнорируя его жующую физиономию, возразил парень, упрямо продолжая стоять напротив. Умолк на мгновение, а потом добавил уже тише: - И пришла за мной…

Болван, он, что же, опять защищает ее?!

- Это другое, - отмахнулся ментор с набитым ртом. Дожевал и продолжил: – Малышка – это семья, это святое. А вы с ней… хм, это вообще отдельная история. Можешь не верить старику, но я знаю, о чем говорю. Сможет ли Огненная Китнисс точно так же стать грудью за других людей? Я в этом не уверен.

- А я, значит, смогу?

- Ты – это ты, - прокашлявшись, буркнул он, поднимая взгляд. Пит пристально смотрел на него, и в самой глубине ледяных голубых глаз плескался неуверенный интерес. Хоть что-то, уже не так зябко.

- Пошли-ка прогуляемся, парень… что-то здесь жутко воняет, - неожиданно для самого себя Хеймитч решительно поднялся из-за стола. Его тотчас повело в сторону, и он ухватился за стул, заставляя себя держаться ровно и прямо. – Не то провоняешь всем этим смрадом, а мне потом доказывай Генри, что я не спаивал его сына.

- Отец тебе не поверит.

- Поверит. Мне все верят… работа такая…

Они вышли на задний двор – причем ментор едва не съехал с крутого крыльца носом вперед – и неторопливо пошли вдоль ограждения в сторону редких деревьев, служивших для Деревни Победителей своего рода защитой от чрезмерно любопытных городских глаз. Прерванный разговор не клеился – Хеймитч отчаянно пытался не упасть, то и дело цепляясь носками древних растоптанных ботинок за каждый попадавшийся на пути бугорок земли и придерживаясь рукой за несчастную шаткую изгородь, а Пит молча прихрамывал рядом, стараясь подстроиться под дерганую менторскую походку.

- Ну, о чем еще ты хотел поговорить? – прерывая молчание, нашелся, наконец, ментор.

- Она не любит меня, - задумчиво уронил Пит. – И никогда не любила.

Вот оно что. Ментор поморщился. Тоже мне, нашел, с кем рассуждать о любви!

- И это все, что тебя волнует? – съязвил он, приготовившись к взрыву эмоций. Ничего подобного – Пит даже не вздрогнул от его насмешки.

- Допустим, - отозвался он. – Я просто пытаюсь понять.

- Не пытайся, не выйдет… не дорос еще, - скривился Хеймитч. – Так и не понял? Нашему солнышку не нужна любовь. Ей нужна опора. Эдакая стена за спиной, твердая и нерушимая. На которую можно опереться, к которой можно прислониться, которая сможет поддержать, защитить, согреть, укрыть от холода и ветра.

- У нее уже есть такая стена.

- Ты говоришь об этом парне из Шлака? – Пит с видимым усилием кивнул. - Он другой. Возможно, стена – да, но не опора.

На самом деле плевать ему было на Хоторна и на всех остальных, но он знал, нутром чувствовал, что нужно было сказать сейчас этому знакомому и одновременно незнакомому мальчишке, шагавшему рядом.

- И что мне делать?

Хеймитч Эбернети, спаситель мира… охренеть просто...

- Для начала докажи малышке, что достоин ее. Что можешь быть нерушимой опорой, камином, в котором она сможет разжечь свой огонь… черт возьми, Мелларк – заставь ее заметить тебя!

- Можно заставить человека заметить тебя, но нельзя заставить его тебя полюбить.

Он сказал это ясно и просто, будто беседовал о погоде, но ментор прекрасно видел, как нелегко дались парню эти такие простые слова.

- Не жди, что счастье само упадет с неба, - хлопнув подопечного по плечу, иронично посоветовал он. И выразительно хохотнул: – С неба, знаешь ли, обычно падает только птичье дерьмо!

Пит вспыхнул и прокашлялся.

- Мы вроде говорили о менторстве, - уходя от темы, напомнил он.

- Да, менторство, мать его дери, - Хеймитч задумчиво скривился. Этот парень да еще, пожалуй, Цинна – вот и все, с кем он мог позволить себе быть настоящим. – Что ж, смотри и слушай, сынок. Первое правило: прежде всего ты должен научиться запирать на замок все свои эмоции… все до единой. Твои эмоции – твоя слабость.

- Но без эмоций нельзя! – возразил было Пит.

- Нельзя показывать, насколько ты слаб! Неумение собраться – тоже слабость, - жестко парировал ментор. – Вот сейчас, например, ты не управляешь собой – значит, ты слабак.

Пит яростно стиснул зубы… но промолчал. Так держать, парень, мысленно похвалил его Хеймитч.

- Дальше, второе… Драться умеешь?

- Извини…?

- Драться. Кулаками. По физиономии… ну, и еще куда дотянешься.

Пит остановился, огляделся и заметил старый нож, торчавший в одной из валявшихся неподалеку досок.

- Нет, - искоса проследив за его взглядом, предупредил ментор, - твои фокусы с ножами я уже видел... ловко, но это не наш случай. Как насчет боя без оружия, голыми руками?

- Ничего, что в прошлом году в школе у меня было второе место на турнире по борьбе? – усмехнулся Мелларк.

- Я не о школе говорю. Я говорю о драке, настоящей, где никто не смотрит на правила и техничность. И где некогда любезничать… и некогда думать.

- А какое отношение драка имеет к менторству? – удивился его собеседник.

- Самое прямое… - он порывисто обернулся к стоявшему за спиной спутнику, сделал короткий выпад, один прямой молниеносный удар тыльной стороной левой кисти в упрямо выпяченный мальчишеский подбородок... потом по светловолосой макушке склонившейся головы... совсем несильно, чтобы ненароком не покалечить бывшего своего подопечного… от неожиданности атаки Пит не удержал равновесия, падая на здоровое колено и неловко подворачивая вторую ногу, - ... отношение. Запомни – ты каждую минуту должен быть готов драться за своих трибутов.

- Ч-черт! – охнул парень. – Ты же правша!

- Кто тебе это сказал? – первым порывом было протянуть руку, чтобы помочь встать, но вместо этого ментор сделал шаг назад, потряхивая набитым запястьем. Пора мальчишке научиться принимать удары… и вставать после них. Самому. Еще пригодится.

- Как-то так, - уронил он. С трудом поднимаясь, Пит растерянно-сердито вскинул глаза. – Чему удивляешься? По-твоему, старина Эбернети только с бутылкой умеет управляться?

Он лениво наклонился, чтобы вытащить нож из доски - и вдруг, не разгибаясь, метнул его прямо из-под руки. Вжи-ик! - и тот уже покачивался в стволе тощей сосенки шагах в десяти от них.

- И как-то так.

- Ловко, - после минутного молчания колко отозвался Мелларк, повторяя его же слова.

- Да, отец учил когда-то…

- Я не о броске, - прихрамывая, Пит подошел к дереву и с некоторым усилием вытащил нож из пропитанной смолой коры. – Ловко же ты всех дурачишь – и наивных подопечных, и мудрый Капитолий. Рукопашная, ножи… какие еще будут сюрпризы?

А еще я зубами могу порвать глотку за каждого из вас, едва не вырвалось у Хеймитча, но он лишь хмыкнул и растянул губы в усмешке:

- Больше никаких сюрпризов. С сегодняшнего дня гарантирую кристальную честность со своей стороны, - и протянул-таки руку для пожатия. Внимательный взгляд уперся в злые и холодные глаза молодого человека. – Мы вроде договорились, что будем учиться доверять друг другу?

- Насмешил. Ты хоть знаешь, что это такое - честность? Доверие? – с горькой иронией в дрогнувшем голосе поинтересовался Мелларк. Под его тяжелым взглядом ментор поежился и неопределенно повел плечами.

- Вот ты и покажешь, – продолжая натянуто усмехаться, совершенно серьезно ответил он.

Глава 2

Он с трудом продрал глаза. Сфокусировал взгляд, натужно пытаясь определить свое местонахождение. Облезлые выцветшие обои, пожелтевший календарь на стене, клочья пыльной паутины в углу… ага, значит, он дома. Больше того, в своей спальне. Отлично, уже кое-что. С усилием повернув голову, он уставился в замызганное окно: судя по царящему за ним полумраку, только-только наступал рассвет. Новый день. Прекрасный повод выпить.

Шатаясь и хватаясь руками за мебель, он кое-как добрел до чулана и распахнул створку заветного шкафчика, с тоской разглядев в глубине одинокую бутылку. Последняя в этом месяце. Черт. Хреново. Голова гудела и раскалывалась – вчера он приговорил точно такую же в одно лицо, и сегодня это лицо настойчиво требовало похмелиться. Впрочем, его пьянка накануне тоже началась с безобидного опохмела… после позавчерашней…

Его внимание привлек пожухлый пучок тонких колосьев, одиноко валявшийся на полу возле задней двери. Он потер руками помятое лицо. Кажется, его оставила здесь вчера эта безобидная тронутая малышка, внучка Салли… Сальной Сэй… старуха иногда готовила для него. Он попытался вспомнить вчерашний разговор. Что-то очень важное… раскрашенные букеты колосьев… праздник урожая… нет, что-то еще… самое главное!… конец ноября… День благодарения… он сплюнул и криво поморщился – какой кретин придумал такое идиотское название?

Кого и за что он должен был благодарить?

Упершись руками в косяк двери, он тупо уставился на соседский домик за аккуратной белой изгородью: чистенький дворик, свежевыкрашенная терраса, кружевные занавески на окнах, венок из таких же колосьев над парадным входом. В нескольких комнатах горел свет, и за занавесями мелькали смутные тени. Хозяева уже на ногах – в такую-то рань? Хотя чему удивляться… они оказались ранними пташками, эти его новые соседи. Эвердины. Эль, Прим и колючка Китнисс. Последняя, наверняка, опять в лесу… не единожды уже, вскакивая среди ночи в холодном поту, он брел в темноте на кухню и заставал свет на заднем крыльце дома напротив. Казалось бы, за каким чертом она по-прежнему таскалась туда? Ее ежемесячного призового фонда с лихвой хватало на всю семью… но она упрямо сбегала из-под присмотра и практически каждый день еще засветло уходила в лес. Положа руку на сердце, он понимал ее – там, среди диких зверушек, его девочка чувствовала себя в гораздо большей безопасности, чем здесь, среди цивилизованных людей…

Его сонные мысли прервало какое-то движение на заднем дворе дома напротив. Он пригляделся - за белой изгородью темнел странно-знакомый силуэт. Непонимающе сдвинул брови и болезненно поморщился. Ему это снится? Капитолийский автомобиль?! Здесь, в Двенадцатом... в Деревне Победителей?!

Пора завязывать с пьянками, приятель, тряхнув головой, пробубнил он себе под нос – тебе уже и здесь Капитолий мерещится…

Вернувшись к заветному шкафчику, он на минуту задумался... а потом достал ту самую, последнюю бутылку. Старый добрый самогон старухи Риппер. Без долгих сомнений вытащил зубами пробку, сделал пару обжигающих глотков и привычно закашлялся – да уж, поистине адское пойло!

Это тебе не белый ликер, Эбернети…

Он так и не понял, как вырубился за кухонным столом и сколько времени провалялся на нем… но в какой-то момент где-то далеко хлопнула входная дверь, и он с легкостью узнал знакомые шаги. У него не было ни сил, ни желания отрывать от стола тяжеленную голову и любезничать со своей гостьей. Проще было притвориться спящим.

- Вставай! – сквозь полудрему и храп гаркнул прямо над ухом звонкий недовольный голос, а маленький острый кулачок пребольно ткнул его в плечо. Сейчас, разбежался… он дрогнул, но в ответ захрапел еще громче. Оставалось только надеяться, что его глубокий сон выглядел достаточно убедительным. Спать, уткнувшись физиономией в кухонный стол, уже давно стало его любимой привычкой – редко когда ему удавалось рассчитать свои силы и доползти-таки до кровати.

Он спрятал в локоть пьяную ухмылку – ну-ка, пусть попробует сдвинуть его с места!

- Хеймитч, вставай! – удары становились сильнее. Вот же настырная зараза! – Сегодня начинается Тур победителей!

Вот оно, то самое главное… Тур победителей! Он едва не застонал. Это что же, уже сегодня вечером капитолийский экспресс увезет его подопечных и всю команду Двенадцатого в сомнительно-увеселительное путешествие по Панему, из одного дистрикта в другой, где несчастных влюбленных будут выставлять на потеху толпе? Их будут приветствовать, как величайшую ценность нации, как приветствовали из года в год всех их предшественников. И превозносить так же, как превозносили всех остальных… в присутствии тех, чьи дети, в отличие от них, так и не вернулись.

Одно и то же. Раз за разом. Из года в год…

Ему не дал додумать шквал ледяной воды, внезапно обрушившийся на гудевшую от сегодняшних мыслей и вчерашней попойки голову. От неожиданности он взвыл и, отчаянно матерясь, вскочил с места, отшвыривая ногой стул. Рука привычно ухватилась за рукоятку бессменного спутника… он вскинул нож, отбиваясь от невидимого нападавшего, обернулся…

Твою ж мать!!!… Китнисс!!!

- Какого черта ты здесь делаешь?! – утирая текущие по лицу ледяные струйки, рявкнул он. Наверняка, душ был делом ее рук – девушка сидела на корточках на подоконнике и зорко наблюдала за ним. Дура, мысленно обругал ее ментор – а если бы он метнул эту хреновину в ее сторону?

- Ты сам велел прийти и разбудить тебя за час до приезда телевизионщиков, - поведя плечами, настороженно отозвалась она.

- Чего?

- Правда, сам, - не сдавалась девушка.

Да, верно, он просил… но не так же!

- Почему я весь мокрый? – недовольно пробубнил Хеймитч, оглядывая себя. Вот тебе и притворился спящим… От выходки с водой он совсем забыл, что хотел сказать ей еще пару минут назад.

- Никак не могла растолкать, - словно издеваясь, Китнисс растянула губы в подобии вежливой улыбки. – Знаешь, если тебе так нужна мамочка, в следующий раз проси Пита…

- О чем меня надо просить? – раздался из прихожей знакомый голос.

Если бы он не смотрел на нее, то, пожалуй, и не заметил бы этого выражения, на сотую долю секунды мелькнувшего в прозрачных глазах. Острый стыд, смешанный с паникой. Так-так, похоже, ему предстояло собственными глазами увидеть обратную сторону всей этой их мыльной оперы… Слегка прихрамывая, Пит подошел к столу, положил на привычное место буханку еще теплого хлеба и протянул руку. Ментор спрятал горькую усмешку – явно не для того, чтобы поздороваться.

- Разбудить меня без радикальных мер, грозящих воспалением легких, - проворчал он, отдавая парню нож.

Пит улыбнулся, просто и легко, почти по-настоящему – и у ментора вдруг потеплело внутри. Этот спокойный, сильный и полный здоровья молодой человек совсем не походил ни на голодного, больного мальчишку, которого Хеймитч спасал там, в Капитолии, ни на обиженного ребенка со злыми ледяными глазами, которого распекал и учил жизни здесь, в Двенадцатом. Его взгляд уже не был таким колючим, голос не резал сотней лезвий и, главное, он улыбался... за три месяца, что прошли с их разговора по душам, закончившегося по старинке дракой и метанием ножей, это была, пожалуй, первая искренняя его улыбка.

Стягивая через голову мокрую, откровенно грязную рубашку, ментор задумчиво наблюдал, как парень ополоснул нож самогоном из валявшейся на полу бутылки и теперь уверенными движениями нарезал хлеб. Принимая из рук Пита горбушку, – надо же, запомнил! - Хеймитч тайком глянул на замершую на кухонном подоконнике Китнисс – на ее лице была написана явная растерянность.

Так-так, неужели наша буйная малышка растеряна?

- Угощайся, - кивнув на нарезанные ломти, бесцветным голосом предложил ей Пит.

- Нет, я поела в Котле, - так же бесцветно отозвалась она. – Но все равно спасибо.

- Пожалуйста.

Ментор с интересом оглядел их обоих. Ну и ну... Куда подевались воркующие голубки? И что, ему предстоит проехать с этими сухарями через весь Панем?

- Бррр! – передернув плечами и отшвыривая рубашку в кучу хлама в углу, он иронично покачал головой. – Похоже, старика-ментора ожидает уйма работы... придется здорово над вами попотеть перед выступлением.

- Куда уж больше? – отводя глаза, огрызнулась Китнисс. – Лучше помойся, Хеймитч.

Он спрятал усмешку, глядя, как она ловко спрыгнула с подоконника и легким шагом направилась через лужайку к своему дому.

- Опять подначиваешь ее? – услышал ментор из-за спины.

- Даже не собирался, - пожав плечами, он обернулся и подмигнул Мелларку. – Кстати, спасибо за хлеб.

- Я был у отца в пекарне, это от него, - под ироничным внимательным взглядом парень отвел глаза и огляделся. – Через час приезжают стилисты – Цинна, Порция… и Эффи… ты не хочешь прибраться здесь? Кто-нибудь из них наверняка заглянет к тебе в гости.

Хеймитч досадливо скривился. Дьявол их всех раздери, а ведь так и будет! И если презрительно зажатый тонкими пальчиками носик Мисс-Вселенской-Глупости он как-нибудь переживет, то строгий зеленый взгляд Мастера… мда, для Цинны, конечно, не тайна, что Двенадцатый та еще свинья, но одно дело представлять масштаб свинства и другое – оказаться в самом центре этого масштаба!

- Помочь?

Ментор удивленно вскинул брови.

- Соскучился по грязной работенке? – съязвил он. – Давно не убирал за свиньями?

- Давно, - спокойно отозвался Пит. – С тех самых пор, как съехал из дома… так помочь?

Хеймитч растерянно огляделся. Да тут работы на неделю, а парень собирается управиться за час?

- Покажешь, где у тебя мешки для мусора? – сняв куртку, Пит деловито закатал рукава рубашки. Ментор фыркнул.

- Да вся моя конура – один сплошной мусорный мешок… неужели не видно?

Он говорил совершенно серьезно, но парень неожиданно прыснул и тихо рассмеялся. От его смеха, такого искреннего и такого живого, ментору неожиданно стало легко на душе. Значит, не все еще потеряно, если мальчишка может веселиться над несмешными шутками старого пропойцы.

- Так что там с мешками? – смутившись собственного веселья, переспросил Мелларк.

- Поищи в чулане под лестницей, все самое ценное я держу именно там! – иронично посоветовал Хеймитч.

- Ладно, а ты пока открой остальные окна, пусть твой мусорный мешок хорошенько проветрится, - в тон ему отозвался Пит, выходя из кухни в прихожую.

Он и не думал, что все настолько запущено, но после часа практически непрерывного таскания набитых мусором мешков в бак на заднем дворе он мог точно сказать, какого цвета пол у него в доме. Вытирая уже вымытую посуду более-менее приличным полотенцем, Пит только раздавал ему указания – что куда сложить, что куда поставить, что из брошенной где попало и как попало одежды безоговорочно выбросить, а что отнести в ванную. Ворча под нос все известные ему нелицеприятные шахтерские ругательства, ментор уже кучу раз пожалел, что впустил в дом этого тирана. Да президент Сноу рядом с ним просто душка…

Президент Сноу!

Он выронил из рук очередной полный мешок прямо посреди гостиной. Так вот о чем он собирался переговорить с Китнисс, пока та не окатила его ледяной водой! И вот откуда показался ему смутно знакомым силуэт позади дома Эвердинов – черный бронированный роллс-ройс с тонированными стеклами и гербом Панема на передней решетке! Но… какого черта… что мог делать в таком захолустье, как Двенадцатый дистрикт, сам Кориолан Сноу?!

- Эй, хозяин! Где ты там застрял? - услышал он голос Мелларка. В посветлевшую голову ударила паника – нельзя, ни в коем случае нельзя, чтобы мальчишка заметил его состояние! Ментор подхватил с пола оброненный мешок, поспешно затолкал обратно выпавшие из него тряпки и бутылки и выглянул на кухню. Глаза машинально метнулись к распахнутому окну – нет, отсюда ничего не видно...

- Это последний, сейчас выброшу и вернусь, - стараясь говорить как можно спокойнее, ответил он на вопросительный небесно-голубой взгляд Пита. Хвала чертям, что он взялся сам выносить свой свинарник – только от мусорных баков за домом можно было разглядеть подозрительный черный автомобиль за забором соседей!

- Давай, а то мне уже пора! – крикнул ему вслед Пит.

Уже закинув ношу в бак, Хеймитч увидел: дверь на задний двор открылась, пропуская наружу несколько здоровенных детин в строгих черных костюмах. У него взмокли ладони и перехватило дыхание, когда позади широких спин он разглядел знакомые белесые волосы… дьявол! И Мелларк, как назло, собрался идти к себе… ох нет, только не сейчас!

- Погоди, парень! – запыхавшись, окликнул ментор стоявшего уже у парадных дверей подопечного. - Уборка уборкой, но ты упустил из виду самое главное - помочь мне с выбором костюма!

Он нес откровенную ересь, и любой дурак бы это понял… но Пит даже не удивился его странной просьбе – только улыбнулся и пожал плечами.

- Я, конечно, не Цинна, но если ты настаиваешь…

Конечно, он настаивал! Он был готов продемонстрировать мальчишке и содержимое своего скудного менторского гардероба, и даже – при острой необходимости переодевания! – собственное непрезентабельное брюшко, лишь бы задержать его хотя бы на десять минут! Впрочем, выбор в шкафу на самом деле был невелик: если бы Цинна не вынудил его забрать с собой пару костюмов из того великолепия, в котором он щеголял в столице, гардероб состоял бы сейчас из нескольких замызганных рубашек и растянутых на коленках штанов.

- Мне нравится этот, - растерянно и осторожно Пит провел ладонью по рукаву одного из пиджаков. – Я помню, ты был в нем на первом интервью... на Круглой площади.

Да уж, такое не забудешь… памятный был момент. Послушно кивая и даже не слыша его слов за грохотом собственного сердца, ментор изобразил довольную мину.

Интересно, они уже свалили или еще нет?

- Сорочку сам подберешь? – шутливо улыбаясь, спросил парень. Ухмылявшийся минуту назад Хеймитч только и смог, что коротко кивнуть, и Пит изменился в лице: – Что с тобой? Тебе плохо?

- Да нет, мне хорошо, - наигранно отмахнулся ментор, - просто очередное похмелье…

- Теперь я могу идти? – голубые глаза Пита светились веселым удивлением. Конечно, старый ментор рассмешил его – то спит по пьяни в блевотине, то, как кисейная барышня, не может определиться с костюмом для выхода! Хеймитч кивнул. Что ж, будем надеяться, что его пронесло.

Уже открыв входную дверь, парень на ходу обернулся и, кивнув на него, посоветовал:

- И надень рубашку – Эффи не перенесет подобного зрелища.

На мгновение ментор забыл обо всех тревогах. Да уж, Пит Мелларк умел подколоть не хуже его самого!

Достойная замена, Двенадцатый… лишь бы, как ты, не запил…

Он вернулся в гостиную и огляделся. Надо же, каким это чудом мальчишке всего за час удалось придать его загаженной годами берлоге вид жилого помещения? И главное – как он сам, старый матерый засранец, позволил какому-то пацану так запросто командовать собой? Хеймитч тихо рассмеялся, вытащил из шкафа относительно чистую рубашку и только успел просунуть руки в рукава и накинуть ее на плечи, как в дверь тактично постучали.

- Давайте уже, кто там такой вежливый?

- Извини, я отвык входить без стука, - услышал он знакомый ироничный голос. Цинна! Ментор порывисто выглянул в прихожую – Мастер замер у порога, снимая перчатки и изящным движением стряхивая с коротких темных волос хлопья первого снега. Он поднял на хозяина дома зеленые глаза – в них плясали знакомые бесенята.

- Не ожидал, Двенадцатый?

- Однако, вовремя мы управились, - усмехаясь, Хеймитч шагнул навстречу. Первым его порывом было сгрести капитолийского друга в охапку… но, припомнив свой, мягко говоря, затрапезный внешний вид, он лишь приветственно протянул руку.

- После такой долгой разлуки я ожидал как минимум братских поцелуев, – улыбнулся молодой человек, принимая его пожатие.

- Я, как обычно, дурно пахну, - саркастически предупредил ментор, оглядев себя, – а ты же не захочешь появиться у своей музы с таким душком?

Внимательный взгляд Мастера скользнул по измятой рубашке, засаленной майке, еще сырым после ледяного душа мешковатым брюкам, и он вздохнул и обреченно закатил глаза.

- Позволь мне оставить при себе мысли относительно… этого, - Цинна усмехнулся и сделал неопределенный жест в его сторону. – Надеюсь, хотя бы один приличный костюм у тебя найдется?

- Конечно, Пит уже даже решил, который.

- Так как, пригласишь гостя в дом или оставишь стоять на пороге? – поинтересовался молодой человек.

- Черт подери, Циний Лукреций, ты мог бы и не спрашивать об этом!

- На самом деле я шучу – я только хотел поздороваться с тобой и заодно взглянуть, во что превратился мой друг без моей чуткой опеки, - продолжал иронизировать Мастер. По всей видимости, он пребывал в прекрасном расположении духа, и ментор поймал себя на мысли, что непроизвольно улыбнулся ему в ответ. Ровно на мгновение, пока не вспомнил черный роллс-ройс с гербом на решетке.

- Там снаружи... ты не заметил ничего особенного? – осторожно спросил он. Продолжая улыбаться, Цинна выразительно поднял брови.

- Если не принимать во внимание две подготовительные команды, дюжину всяческих помощников, десяток репортеров и кучи чемоданов с новыми нарядами для наших ребят на вашей общей лужайке – нет, ничего такого.

Вот и хорошо, облегченно выдохнул Хеймитч – выходит, вся эта братия благополучно разминулась с неприятностями в виде президентского эскорта.

- Куча капитолийцев и куча шмоток… что ж, лети к своей музе, - усмехнулся он, кивая в сторону соседнего дома, - и постарайся придать этому никчемному существу товарный вид – нам предстоит тяжелая работенка.

- Никчемному существу? – молодой человек удивленно рассмеялся. – Ты это о чем?

- Иди-иди, сейчас сам увидишь.

- Кстати… - уже открыв дверь, Цинна обернулся и строго взглянул на его распахнутую на груди рубашку.

- Да-да, я в курсе, она не перенесет подобного зрелища! - саркастически буркнул ментор. И этот туда же! Мастер спрятал улыбку и, примирительно кивнув, вышел за дверь. Хеймитч тихо выругался – с чего вообще они оба решили, что эта глупая кокетка объявится в его конуре? Это просто смешно… да он готов был спорить на что угодно, в сегодняшнем расписании Мисс-Вселенской-Глупости определенно не было графы «лекция старому пьянице»!

Спорить было особенно не с кем, но, тем не менее, ворча под нос, он побрел в ванную комнату. Уставился на себя в зеркало… мда, Цинне было чего испугаться. Нечесаные космы, висящие грязными сосульками, заросшая осунувшаяся физиономия, фиолетовые синяки да мешки под красными глазами… да ты редкостный красавчик, Двенадцатый! Такому не грех и моралей прочесть. Открыв кран с холодной водой, он плеснул пару раз на опухшее лицо, попытался пригладить волосы, снова глянул в зеркало.

Черт подери, да кому какая разница, как он выглядит?!

Уже стоя под душем и намыливая голову, он снова подумал о высокопоставленном госте Эвердинов. Насколько ему было известно, президент Сноу в жизни не ездил дальше Пятого дистрикта - всех остальных он считал жалкими неудачниками, недостойными его внимания. А тут на тебе – нищий Двенадцатый, да еще и тайно, в сопровождении самых-самых близких цепных псов… что бы это означало?

Он тряхнул головой, смывая пену. Единственным способом узнать всю подноготную этой истории было переговорить с Китнисс.

Причем чем быстрее, тем лучше.

Глава 3

И все-таки она пришла.

Он как раз стоял перед приоткрытой створкой шкафчика, прислушиваясь к доносящемуся снаружи шуму и гвалту, и пытался разглядеть в мутном темном стекле собственное отражение, чтобы повязать последний, чудом уцелевший в гардеробе шейный платок, когда входная дверь без стука распахнулась. Он уже даже открыл рот, чтобы высказаться было о проходном дворе, в который превратилась его конура, обернулся… да так и остался стоять в немом недоумении.

- Уже готов? Удивительно, - окинув быстрым взглядом относительно чистую прихожую и даже не взглянув на него, Эффи деловито прошла внутрь и положила на комод подбитые белым мехом перчатки. Странное сочетание – почерневшее от сырости дерево и дорогая лаковая кожа. Совсем, как мы, внезапно подумалось ему.

- Надо же, кого я вижу – неужели Эффи Бряк? – отгоняя глупые сравнения, саркастически поприветствовал ментор свою неожиданную гостью. – Не слишком ли много чести моей жалкой персоне?

- Да, Двенадцатый, я тоже не слишком рада видеть тебя – ты ведь это собирался сказать? – тряхнув локонами новой прически, она проигнорировала его колкость и полезла в сумочку за своим бессменным блокнотом. Коротким уверенным жестом вырвала из него лист и положила на комод. – Вот, наше расписание на сегодняшний день. Даже не надеюсь на твое содействие в решении организационных вопросов, поэтому будь любезен, постарайся хотя бы не опоздать на поезд.

Это была она – и не она… привычно яркая и непривычно сердитая. Со странным тянущим чувством ментор исподтишка разглядывал ее новый образ. И ее парик – оранжевый, как спелая тыква... дурацкий цвет! Дурацкий костюм, дурацкий макияж... чертово капитолийское пугало! Что она себе возомнила? Что может вот так запросто раздавать ему свои ценные указания? Хватит с него одного командира - Пита Мелларка!

- Вообще-то я сегодня в отвратительном настроении, поэтому могу и помочь, - вдруг ни с того, ни с сего брякнул он. Капитолийка выжидающе прищурилась, потом повела плечами.

- Интересный расклад… в тебе внезапно проснулась совесть, и ты решил быть полезным? – избегая его взгляда, колко отозвалась она, лениво растягивая слова на капитолийский манер. Подумала минуту и снисходительно кивнула: - Что ж, кое-что я, пожалуй, могу тебе доверить... большого ума там не понадобится.

Хеймитч сдержанно фыркнул, и его внезапно затрясло от смеха. Ну вот, теперь он узнавал свою напарницу!

- Невысокого же ты мнения о моих умственных способностях, женщина, - посмеиваясь, он подошел к ней и оглядел с головы до ног. - Кстати, если не секрет, какой это непревзойденный гений нарядил тебя овощем? Если ты старалась ради меня, то боюсь тебя огорчить - это совсем не твой цвет да и мне гораздо привычнее был ядовито-розовый...

Эффи вскинула на него сердитые глаза, и ровно на мгновение он смешался – что бы он там ни язвил о ее наряде, но глаза ее по-прежнему были глубокими и синими, как вечернее небо над Капитолием.

- Уже бы и линзы в тон напялила, - мысленно обругав себя за излишнюю лирику, вместо рвущегося с языка комплимента добавил он. - Хотя нет, хватит с меня и огородного парика... то еще зрелище!

- И почему меня это совсем не удивляет? - закатив глаза, женщина деланно-разочарованно вздохнула. - Ничего нового, Двенадцатый – как всегда, хамишь… мог бы для разнообразия хоть раз сказать, что я хорошо выгляжу.

- Извини, дорогуша, но пока на тебе эти капитолийские шмотки, у меня язык не повернется назвать тебя красоткой, - он чувствовал, что со своими шуточками ступает на шаткую почву, но уже сам собой нес какой-то бред. - Другое дело, окажись ты без них...

Эффи вспыхнула, одарила его испепеляющим взглядом, а потом лицо ее озарилось приторно-сладкой улыбкой, и она елейно проворковала:

- Так бы сразу и сказал, что спишь и видишь меня нагишом.

- Бррр! - он передернул плечами. - Мне, знаешь ли, хватает кошмаров и без обнаженки, тем более твоей.

Они уставились друг на друга насмешливыми взглядами.

- А знаешь, женщина, - шагнув вплотную, иронично пробормотал он, не сводя с нее глаз, - когда ты огрызаешься и не читаешь моралей, то нравишься мне гораздо больше.

- Надо же, какая приятная неожиданность... я, оказывается, хоть когда-то тебе нравлюсь, - так же иронично ответила она, машинально поправляя узел платка на его шее. Хеймитч шумно выдохнул, заставив ее скривиться. Ну да, утренний самогон.

- Пора бы привыкнуть, что я ужасно пахну, - заметив ее сморщенный нос, примирительно уронил он, делая шаг назад.

- Пора бы…

Не хватало только, чтобы ее потянуло сейчас на очередные откровения…

Хеймитч перехватил ее оценивающий взгляд. Да, следовало отдать должное выбору Пита – это иссиня-серое творение Мастера определенно делало из ментора человека. По правде говоря, в своих ежедневных пьянках он и забыл, каково это – чувствовать себя по-человечески. Что ж, ему пора было выбираться из затянувшегося запойного отшельничества. Поездка по стране в сопровождении такой мегазвезды модного мира, как Цинна, накладывала на старого пропойцу определенные обязательства – после своего оглушительного триумфа в Капитолии в качестве стилиста Огненной Китнисс Мастер ни за что не позволил бы ментору Двенадцатых показаться перед всем Панемом затрапезным провинциальным алкашом.

- Так что там за поручение для моего небольшого ума? – прокашлялся и напомнил он.

- Да, поручение, - Эффи тряхнула локонами, отводя глаза, пролистала блокнот и вырвала из него очередной лист. – Вот… пока мы будем готовить детей к съемке первого выхода, забери у вашего мэра сопроводительные документы. Здесь список всех необходимых бумаг. Он должен быть в курсе, я предупреждала его еще месяц назад.

- Ну, дорогая, ты доверишь мне такое ответственное дело? – заметив, как строго сдвинулись тонкие нарисованные брови, он не смог удержаться от небольшой шпильки в ее сторону. – А если вдруг мне вздумается забрести на обратном пути в какой-нибудь трактирчик, чтобы пропустить лишнюю рюмочку?

- Вот именно поэтому ты поедешь, а не пойдешь, - выразительно фыркнув, Эффи кивнула куда-то наружу. Проследив за ее кивком, ментор заметил служебный автомобиль Шона Андерси прямо перед парадным крыльцом. – Или ты наивно решил, что я добиралась сюда пешком аж от самого вокзала?

Ну, разумеется, он не мог допустить такого даже в самых смелых фантазиях – Эффи, бредущая по раскисшей грунтовой дороге Двенадцатого дистрикта...

- Даю тебе на все это, - она мельком глянула на часики на изящном запястье, - максимум полтора часа. Не управишься вовремя - в Одиннадцатый пойдешь пешком!

Он примирительно кивнул - ему совершенно не улыбалась перспектива застрять здесь и отпустить своих ребят в Тур победителей в одиночку.

По всей видимости, Эффи выдала личному водителю мэра самые что ни на есть четкие указания: в ответ на угрюмое приветствие Эбернети он вытянулся по струнке и выпучил глаза, распахивая перед ментором заднюю дверцу автомобиля. Эк же умела быть устрашающей эта несносная капитолийская женщина, весело подумал Хеймитч, если ее гнева настолько боялись совершенно не подвластные ей люди!

Он застал мэра в рабочем кабинете, том самом, в котором регулярно, раз в месяц, получал свою менторскую пенсию. Судя по телефонной трубке в руке и строгому выражению на лице обычно радушного Андерси, мэр вел сейчас не самую приятную беседу. Хеймитч вопросительно кивнул, на что хозяин кабинета молча указал ему на стул напротив себя.

- Разумеется, мы все контролируем. Никаких срывов не предвидится - все отгрузки будут произведены точно по графику, - спокойно ответил он в трубку. Как интересно, подумал ментор - неужели Капитолий так беспокоился за своевременность отправки угля? Он уже не в первый раз за свою жизнь задавался вопросом, за каким еще чертом был нужен высокотехнологичной столице Панема самый что ни на есть обыкновенный уголь не самого лучшего качества... и не мог найти на свой вопрос никакого более-менее разумного ответа. Однажды, правда, он спросил об этом своего приятеля мэра, на что получил неопределенное пожатие плечами - по-видимому, Андерси и сам не был в курсе применения главного полезного ископаемого своего дистрикта.

Мэр говорил своему невидимому капитолийскому собеседнику что-то еще, но ментор уже слушал его вполуха. Мисс-Вселенская-Глупость своим эффектным появлением отвлекла его от невеселых размышлений о загадочном черном автомобиле, но теперь, терпеливо ожидая, пока Шон Андерси решит все вопросы, он снова вспомнил о силуэте Кориолана Сноу за широкими спинами его личной охраны. В первый раз за свои четверть века менторства Хеймитч Эбернети видел, чтобы президент лично навещал победителя. И не просто победителя... он с таким же успехом мог заглянуть и к Питу Мелларку, но, по всей видимости, его интересовала только она.

Огненная Китнисс.

Это было не просто рискованно - это было невероятно! Всего однажды, девять лет назад, Хеймитч застал единственный в истории приезд президента Сноу в Одиннадцатый дистрикт - в тот год он сам в первый и в последний раз оказался в гостях у своего приятеля, старого доброго Рубаки. Ментор отлично помнил сверхмеры предосторожности и почти карантинный режим, который был установлен в дистрикте на время визита Сноу. Элитные спецподразделения из Второго, тройной кордон, металлодетекторы на каждом шагу, сотни миротворцев в штатском, рассеянные в толпе жителей Одиннадцатого во время торжественного митинга - любое, даже самое незначительное нарушение правопорядка, вроде громкого выкрика или выстрелившей не вовремя детской хлопушки с конфетти, каралось так, словно это была, по меньшей мере, государственная измена. Тогда-то он и увидел впервые роллс-ройс президента - шикарный иссиня-черный автомобиль проехал по центральной улице города в сопровождении десятка мотокаров, увешанных флажками с гербом Панема. На его вопрос насчет того, не проложили ли по такому случаю прямую автомагистраль из самого Капитолия, Рубака иронично рассмеялся и шепнул по секрету, что, вероятнее всего, автомобиль президента вместе с ним самим доставил сюда планелет, приземлившийся где-нибудь вне дистрикта и вне зоны видимости рядовых его граждан.

И вот теперь Сноу появился в Двенадцатом - тайно, без армии миротворцев, без снайперов на всех близлежащих крышах, без проверки каждого первого сортира в дистрикте и тройного оцепления Деревни Победителей? Вот так запросто зашел позавтракать и поболтать к девочке, выставившей всемогущий Капитолий посмешищем на весь Панем, а потом так же запросто, тихо и незаметно, выбрался из Двенадцатого под самым носом у прибывших в тот же день стилистов и их шумного сопровождения - телевизионщиков и репортеров? Ради чего… и главное – как? Неужели за пределами Двенадцатого его тоже ожидал невидимый планелет? На какой-нибудь базе, где-то далеко в лесу… а если и ожидал – кто мог увидеть его? Только те, кто имел смелость выходить за ограждение. Такие же, как Китнисс, охотники-нелегалы. Хеймитч поднял на Андерси задумчивые глаза. Интересно, а мэр - мог ли он знать об этом визите? И если знал - сказал бы ментору или нет? В конце концов, он не был для Эбернети таким уж близким другом, чтобы делиться со старым пьяницей подобной секретной информацией.

Нет, бессмысленно расспрашивать его, поразмыслив минуту, сказал себе Хеймитч – вряд ли Андерси был в курсе этой невиданной выходки президента.

- Извини, - повесив трубку, мэр примирительно поморщился, - положение обязывает.

- Понимаю, - ментор коротко кивнул и протянул ему листок Эффи. - Вот, моя кошмарная капитолийская напарница велела забрать у тебя все эти документы.

- Почему же кошмарная? - невесело улыбнулся Андерси, направляясь к служебному сейфу. - Если закрыть глаза на то, что она каждый год приезжает на Жатву в таком виде, словно у нее в этот день свой личный праздник, с ней вполне можно иметь дело - по крайней мере, с бумагами она справляется на удивление неплохо.

Он открыл сейф и достал из него две пластиковые папки с тиснением в виде символики угольного дистрикта, перетянутые по углам эластичной лентой. Личные дела победителей.

- Могу я взглянуть? - иронично поинтересовался Хеймитч. - Или это государственная тайна?

- Насколько мне известно, нет... по крайней мере – не для тебя, - выразительно усмехнулся мэр, подавая ему документы. - Но ты не узнаешь отсюда ничего нового: если у Капитолия и есть какие-либо претензии к нашим ребятам, они хранятся точно не в моем сейфе.

Ментор понимающе хмыкнул - тактичный и благоразумный мэр Двенадцатого дистрикта умел сказать многое, не говоря при этом ничего лишнего.

- Был запрос? - только и уточнил он. Андерси молча кивнул. - Давно?

- Спустя месяц после вашего возвращения. Они затребовали почти такой же список плюс сведения о родных и близких... всех родных и близких.

Вот же дьявол, молча чертыхнулся ментор – Капитолий серьезно подошел к вопросу! Всех родных и близких – это могло означать только одно. Если с Мелларками все было более-менее очевидно, то из всего списка «родных и близких» Китнисс Эвердин на данный момент лично Хеймитча больше всего смущал этот парень из Шлака. Гейл Хоторн. Учитывая страстный роман, разыгранный на Арене подопечными Эбернети, молодой человек с такой яркой мужественной внешностью никак не вписывался в образ просто «близкого друга». А если еще учесть, что он не собирался улыбаться, любезничать с капитолийскими камерами и подыгрывать несчастным влюбленным, ментору пришлось вспомнить слова Прим и выставить Хоторна кузеном Китнисс. Их спасло внешнее сходство - темные волосы, серые глаза, смуглая кожа.

И вот теперь выходило, что и Капитолию, и конкретно тому, кто делал запрос, было доподлинно известно, что никакой он к чертям не родственник.

- И еще, насчет твоих ребят, - в темных глазах мэра ментор прочел немое предупреждение. - Я, конечно, в курсе, что Пит умница и Китнисс осторожна, но... присматривай там за ними. За ними обоими.

Уже уходя, Хеймитч обернулся – только, чтобы попрощаться, – и вдруг заметил в глубине муниципального сейфа еще одну белую папку. Вполне обычная и безобидная папка, если бы не такая знакомая ментору сойка-пересмешница на ее обложке.

На обратном пути он попросил водителя завернуть в Котел, клятвенно пообещав, что вовсе не собирается пьянствовать. Время близилось к обеду, и вряд ли те, кого он хотел застать, были еще там... хотя - чем черт не шутит? Его встретила однорукая старуха Риппер: еще издали завидев своего любимого покупателя, она привычно полезла под прилавок за очередной дозой.

- В другой раз, - он хмуро огляделся. - Скажи мне лучше, уважаемая, что, сегодняшний улов уже весь распродан?

Старуха удивленно потерла морщинистый лоб. Тут было чему удивляться, прежде ментор никогда не интересовался охотниками и их добычей.

- Так справили уже эти дела, - озираясь по сторонам, уклончиво прошамкала в ответ она. - Завтра приходи, дружочек, с утра да пораньше...

Завтра будет уже поздно, с досадой подумал Хеймитч - через несколько часов он будет в сотне миль отсюда.

- А сама ты, - он понизил голос, - не слышала ничего необычного сегодня... какие-нибудь там разговоры, новости, сплетни? Я знаю, эти ребята не из болтливых, но мало ли?

- Да всякое говорили. Дичи стало меньше, Крэй угрюмее обычного, над лесом видели планелет...

Вот оно! Значит, все-таки планелет? Ментор со свистом выдохнул и скривился в усмешке.

- Так и планелет? Скажи еще, капитолийский - в нашей-то беспросветной глуши?

- Обижаешь, сынок, - глаза старухи пронзительно сверкнули из-под седых всклокоченных бровей. - Или уже забыл, как говаривал твой отец? Хочешь понадежнее что-то спрятать - лучше глуши места нет!

Отец... Хеймитч почувствовал, как внутри зашевелился колючий ледяной комок. Неужели эта столетняя ведьма помнила еще его отца? Прошла чертова уйма лет с тех пор, как он слышал его наставления... да и слышал ли?

- Ладно, будем считать, что ты меня здесь не видела. И держи свой старый язык за зубами, - хмуро посоветовал он, на что Риппер глухо фыркнула и растянула рот в ужасающей беззубой ухмылке.

- А как же, сынок, а как же...

Он вернулся вовремя. Выбрался из машины и огляделся - на общей лужайке перед домами победителей полным ходом суетились операторы, техники, осветители: они таскали туда-сюда свое оборудование, устанавливали свет, все эти лампы, камеры и прожекторы, стараясь успеть отснять сюжет до приближавшейся метели. Под их ногами первый выпавший снег превращался в грязную кашу, а затем и в хлипкую грязь. На вежливый совет водителя надеть что-нибудь потеплее шелкового костюма Хеймитч пренебрежительно отмахнулся. К черту снег и метель – ближайшие полчаса он как-нибудь да продержится, а завтра уже будет в Одиннадцатом, где ему точно не понадобятся теплые вещи!

- Сколько у меня есть времени? - поежившись и поднимая воротник пиджака, окликнул он первого попавшегося навстречу техника, пытаясь перекричать невообразимый гвалт, стоящий вокруг, на что тот пожал плечами и три раза поднял растопыренную пятерню. Пятнадцать минут. Ладно, пожалуй, он не станет соваться к Китнисс, где, наверняка, вовсю хозяйничает сейчас тыквоголовая Эффи, а заглянет лучше к Мелларку, решил для себя ментор.

Пит мерил шагами надраенную до блеска прихожую. Он обернулся на звук открывшейся двери и натянуто улыбнулся вошедшему.

- Уже пора?

- Спокойно, у нас есть еще аж пятнадцать минут, - иронично усмехаясь, Хеймитч оглядел подопечного. Довольно хмыкнул, узнав в стильных брюках и сочно-синем пушистом джемпере золотые руки Порции. - Хорош, нечего сказать!

- Ты тоже неплох. Хоть выглядишь по-человечески, - парировал Пит. Подумал мгновение и поинтересовался: - Не зря прибирались?

- Не зря, - нехотя крякнул Двенадцатый. - Если бы не ты, парень, сгорать бы мне со стыда.

- Что там? - вопросительно кивнул Мелларк в сторону дома Эвердинов.

- Метель, - делая вид, что не понял вопроса, безразлично отозвался ментор, стряхивая с волос пушистые хлопья первого снега. Пит прищурился, поджал губы, но переспрашивать не стал. А мальчишка-то ловит на лету, довольно подумал Хеймитч.

- Куда ты задевал этих капитолийских мартышек? - поинтересовался он, прислушиваясь к гомону, доносящемуся откуда-то из глубины дома.

- Они наверху, пакуют по косметичкам свои орудия пыток.

- А Порция?

- Там же, проверяет гардероб.

Ментор коротко кивнул. Он непременно поздоровается с Порцией, но только позже, когда весь этот сумасшедший дом усядется, наконец, в поезд.

- Ты ведь помнишь обо всей этой романтической истории? Тебе кто-нибудь объяснил, что и как нужно делать? - оглядев парня еще раз, на всякий случай уточнил он.

- Не волнуйся, я справлюсь, - сдержанно выдохнул Пит.


Внимательные глаза скользят по моему сосредоточенному лицу. Это правда, я справлюсь. Чего бы это ни стоило. Ловлю ироничную усмешку… нет, теперь меня так просто не проведешь. Мне есть, с кого брать пример. Я прекрасно усвоил наш первый менторский урок. Никаких лишних эмоций. Никакой «души нараспашку», только то, что должно видеть. Капитолию нужны нежно влюбленные – значит, они получат своих нежно влюбленных. Они хотят, чтобы мы улыбались всем этим камерам – значит, мы будем улыбаться. Китнисс никудышная актриса – значит, мне придется играть за двоих... снова играть за двоих. Снова обманывать Панем. Снова обманывать себя.
- Сможешь притвориться еще разок? – скривившись, осторожно спрашивает ментор. Нет смысла врать – он все видит и все знает.
- Легко, - я и не вру.
Как больно-то…
Давай, Пит Мелларк, соберись. Что бы ты ни чувствовал сейчас, ты не подведешь ее.
В распахнутую дверь врывается пушистый снег, а вместе с ним и помощник режиссера. Он что-то спешно объясняет мне про сценарий и про сцепленные руки, но я не слышу ни единого его слова из-за грохота собственного сердца. И причиной тому не камеры и не прямой эфир. К черту зрителей, к черту Капитолий! Да, я могу обмануть их всех – но какой смысл обманывать себя? Не пора ли признать, что я считаю секунды до того момента, когда смогу, наконец, просто взять ее за руку?
Три, два, один, поехали!
По отмашке капитолийца выхожу наружу и за плотной пеленой всерьез повалившего снега вижу до боли знакомый силуэт на крыльце дома напротив. Короткая белая шубка, ярко-красный шарф. Испуганная и какая-то счастливая улыбка. Китнисс. От внезапно нахлынувшего волнения, смешанного со злостью и облегчением, мне становится больно дышать. Вот оно… и так будет всегда. Смирись. Ты должен. Губы сами собой растягиваются в счастливой гримасе. Спускаюсь с крыльца, делаю несколько шагов в ее сторону... в какой-то момент в изумлении замечаю, как она внезапно срывается с места и бежит, летит мне навстречу, широко раскинув белоснежные руки-крылья. Что с ней… нет - что со мной?! Почему вместо того, чтобы работать по сценарию, я перестаю контролировать себя: подхватываю ее, кружу… не удержав, поскальзываюсь, падаю в только что выпавший пушистый снег – я снизу, она сверху… ее прозрачные, искрящиеся светом глаза совсем близко… а как же сцепленные руки?... в последнюю секунду перестаю понимать, что происходит – потому что через секунду ловлю губами ее дрожащие губы… и мира вокруг больше не существует – есть только она, я, первая метель и этот неожиданный сумасшедший поцелуй, к которому примешиваются мех, снежинки, помада и ее тихий удивленный смех…
Я дурак. Просто дурак. Все это время я изводил себя, заставлял себя злиться, обижаться и игнорировать ее, убеждал себя, что не смогу – не захочу! – простить и ее спасительный обман, и ее заботливую ложь, и ее наигранную любовь. Я чувствовал себя лишним, брошенным, ненужным - ненужным ей, – а сейчас, потеряв от счастья голову, лежу в снегу, целую ее и чувствую глубоко внутри такое спокойствие и уверенность, какого не испытывал еще никогда… Спустя тысячи и тысячи жизней, когда я снова могу думать и дышать, она отрывается от меня, тянет за руку, помогая подняться, и, пряча горящее лицо за веселым испуганным смехом, тащит за собой. Нас перехватывают репортеры, они сыплют вопросами, шутками, поздравлениями, но я ничего не слышу и ничего не чувствую, кроме ее затянутых в ярко-красную кожу перчаток пальцев в своей ладони.
Режиссер требует раздельные снимки, и я вынужден отпустить ее руку. Спиной чувствую чей-то внимательный и цепкий взгляд. Переводя дыхание, оборачиваюсь – так и есть…
- Достаточно убедительно? - надеюсь, мой голос не срывается и не дрожит.
- Очень убедительно, парень… я в тебе не сомневался, - старый ментор разглядывает меня с неподдельным интересом, и его ироничный насмешливый голос неожиданно причиняет тупую боль. – Хорошее начало… продержишься так до Капитолия?
- Легко – и до Капитолия, и после него, - натянуто улыбаюсь в ответ.
- А знаешь, что я скажу тебе, Мелларк? – подходя ближе, он ободрительно стискивает мое плечо, и в его глазах больше нет иронии и насмешки. – Неважный из тебя притворщик…
Удивленно смотрю в его удаляющуюся спину. Но ведь я показал лишь то, что должен был показать… откуда же он, одинокий угрюмый пьяница, мастер притворства и маскарада, знает, что моя счастливая улыбка и блеск в глазах не были маской… и что я не притворялся?

Глава 4

Он в одиночестве развалился на диване в вагоне-ресторане. Не зная, чем заняться в ожидании ужина, ментор лениво рассматривал салон. Обстановка капитолийского экспресса была выполнена в стиле победителей - в огненно-черных с золотом тонах. Он ни черта не смыслил в тонкостях дизайна интерьеров и прочей высокохудожественной ереси, но заметил, что и гостиная, и столовая выглядели гораздо роскошнее, нежели в обычном трибутском поезде: привычно-белоснежные ковры на полу дополняли стенные проемы, затянутые мерцающим шелком неописуемого цвета, обитые белой, черной и красной кожей диваны и кресла, угольно-черные бархатные шторы, обеденный стол и стулья из черного дерева, огромные золотые люстры с подвесками из хрусталя, подсвечники цвета темного золота, золоченый барный столик и золоченые же ручки дверей... Хеймитч поморщился - он был твердо убежден, что все эти излишества были еще одним уколом Капитолия и еще одним способом унизить тех, кому придется провести ближайшие недели в этом окружении. Он осторожно коснулся пальцем изящных подвесок стоящего рядом светильника и брезгливо отдернул руку. Интересно, неужели и он когда-то купался в такой роскоши? С момента его Тура победителей прошла чертова уйма лет, и потому он не мог вспомнить, как выглядел его собственный экспресс.

Особенно если учесть, что на тот момент он не помнил даже самого себя.

Раскинув руки на спинке дивана, он потянулся и шумно выдохнул. Правду сказать, последние пару часов порядком утомили его. Вся эта беготня и суета, показательные фотосеты и фальшивые поцелуи, торжественные проводы и напутственные речи, загрузка по вагонам поезда немыслимого количества людей и багажа, сопровождаемая визгливым командирским покрикиванием Эффи Бряк, потребовали всей его недюжинной выдержки и силы воли. Всего раз ментор имел неосторожность ляпнуть что-то насчет ее чрезмерного педантизма, за что тотчас был пригвожден коротким гневным взглядом к невидимому позорному столбу. Его совершенно не радовало попасть под раздачу, посему он сделал лучшее, что только мог сделать - молча самоустранился: взвалив все хлопоты на ее хрупкие капитолийские плечи, одним из первых пробрался в поезд, нашел вагон-ресторан и, пропустив пару стаканчиков любимого виски, развалился на шикарном кожаном диване. По-хорошему, его должна была мучить совесть за наплевательское отношение к такому серьезному и ответственному делу, как Тур победителей, но ментор дал себе торжественное слово в самое ближайшее время упоить свою совесть до бессознательного состояния.

Чтобы эта дамочка поменьше высовывалась в самый неподходящий момент.

Хеймитч безучастно провожал глазами мелькающие за окном вагона темные силуэты деревьев. Они выехали из Двенадцатого больше часа назад, а картинка все еще оставалась прежней – сплошной нескончаемый лес, окружавший дистрикт на десятки и сотни миль. Постукивая пальцами по черному подлокотнику дивана, ментор тупо смотрел на пейзаж. Мысли то и дело возвращались к проклятому лимузину и упомянутому старухой Риппер планелету. Аэродром? А что, это было вполне вероятно: в таком непроходимом лесу не то что авиабазу – целый Капитолий можно спрятать!

Прерывая его мысли, двери салона неслышно разъехались, и пара безгласых, юноша и девушка в кипенно-белой униформе, вкатили сервировочный столик, на котором ментор разглядел с десяток всевозможных закусок. Он жалобно закатил глаза - начинается... Нищий и голодный, Двенадцатый дистрикт не баловал деликатесами своих жителей, даже таких именитых и обеспеченных, как старый спившийся ментор, и потому каждый год, попадая в Капитолий, он вынужден был снова и снова приучать свой неизбалованный шедеврами кулинарии желудок к тамошним изысканным блюдам. Обычно пытка эта ограничивалась парой недель, из которых большую часть времени он пил, а не ел, но на этот раз все оказалось гораздо хуже: его трибуты вышли победителями, и теперь ему предстояло травиться этой невообразимо вкусной дрянью еще целый месяц.

Наблюдая за манипуляциями безгласых по сервировке стола, Хеймитч задумчиво уставился на девушку, невольно вспомнив другую - рыжеволосую немую капитолийку с теплыми синими глазами. По правде говоря, ментор был удивлен, что ее не оказалось среди прислуги. Неужели она больше не будет шпионить для своего высокопоставленного родственника? Он не питал иллюзий насчет того, чтобы Плутарх Хавенсби со своими бредовыми революционными идеями вот так запросто оставил в покое Огненную Китнисс. Возможно ли, чтобы старый лис упустил такую отличную возможность выяснить настроения в команде Двенадцатых? Хеймитч скривился – зная Плутарха, в это верилось с трудом.

Либо у сенатора Хавенсби нашлись другие надежные осведомители, либо он придумал более простой способ получать свежие новости, внезапно подумал ментор.

Стол уже был накрыт к ужину, Двенадцатый остался далеко позади, когда в столовой, наконец, начали появляться его спутники. Первыми, к немалой его радости, пришли Цинна и Порция. Хеймитч мысленно поблагодарил небеса, что это не оказалась Эффи Бряк – иначе его неминуемо ожидало бы продолжение начатой еще на перроне показательной словесной порки.

- Признайся, Циний Лукреций, ты приложил руку ко всему этому? – вместо приветствия громко поинтересовался ментор, обведя глазами убранство салона, на что Цинна выразительно усмехнулся.

- Заметь, Порция, - он подмигнул сопровождавшей его капитолийке, галантно отодвигая для нее стул, - всякий раз, когда наш друг пытается скрыть свой восторг, он начинает язвить.

Пряча озорную улыбку, Порция заняла свое место за столом и обернулась к сидящему на диване за ее спиной Двенадцатому.

- Я смогла остановить его на предварительных эскизах, макете и конфекции материалов, - в ее темных глазах Хеймитч разглядел пляшущие искры смеха. – Хотя, будь его воля, он лично драпировал бы шелка на стенах в каждом из купе!

- Конфек… что? – удивленно хохотнул ментор, на что Мастер деланно сердито фыркнул и уселся за стол напротив Порции.

- А ты, что же, объявил голодовку? – он сделал широкий приглашающий жест. – Присоединяйся!

- А я хочу дождаться нашу молодежь – надеюсь, они уже очухались от репортеров и телекамер, – усаживаясь по правую руку от Порции, иронично усмехнулся ментор Цинне. Они обошлись без хвалебных приветствий – просто обменялись теплыми радушными улыбками. – Какой оглушительный успех, не находите? Хотя, по правде сказать, лично я ожидал от них грандиозного провала…

Он запнулся и заметил, как его друзья мгновенно изменились в лице.

- По-моему, все прошло отлично, - удивленно кашлянув, Порция нахмурилась и неопределенно повела плечами. – Они держались очень естественно, и я не увидела никакой напряженности.

- Да брось ты, Порция! – со злым весельем отмахнулся Хеймитч. – Тебе не нужно притворяться, здесь все свои!

У него язык чесался поведать этим двоим истинное положение дел, но в последнюю секунду в голове мелькнула мысль о микрофонах – наверняка, по милости Плутарха их было понатыкано здесь предостаточно! Он перехватил напряженный взгляд Мастера, прижал к губам указательный палец и выразительно обвел глазами салон. Потом ткнул пальцем в его сторону, в сторону Порции и демонстративно растянул губы в резиновой улыбке.

- Конечно, все прошло просто прекрасно, - отчетливо проговаривая каждое слово, продолжил он. – Просто дети так волновались перед выходом, что я подумал, не утворят ли они какой глупости.

Цинна полез во внутренний карман пиджака, достал изящную перьевую ручку и, перегнувшись через стол, положил ее на салфетку возле ментора. Хеймитч понимающе хмыкнул – мальчишка понял его с полуслова! «Я понятия не имею, что там нашло на них обоих и с какой дури они бросились так рьяно целоваться на глазах у всей страны, но еще вчера эти двое даже не здоровались друг с другом!» - нацарапал он на салфетке и протянул ее сидящей рядом Порции. Та мельком пробежала глазами, и ее брови изумленно поползли вверх. Она молча удивленно взглянула на Цинну и так же молча передала ему записку.

- Однако они держались на высоте, - прочитав его каракули, так же отчетливо отозвался Цинна, так же удивленно подняв брови. Ментор выразительно скривился и закатил глаза.

- Разумеется – сказывается капитолийское воспитание Эффи Бряк! – успел ответить он, прежде чем за его спиной раздался ее высокий язвительный голос:

- Кто здесь упоминал о воспитании Эффи Бряк? Неужели мой очаровательный напарник?

- Я говорил Цинне, что ты отлично поработала с детьми, женщина, - даже не повернув головы, буркнул Хеймитч, доставая из-за пазухи привычную фляжку. – И что в кои-то веки им пригодились твои дурацкие манеры!

- Видишь, Эффи, не все так плохо, - услышал он из-за спины ироничный голос Пита. – Говорю тебе, он умеет быть вежливым… когда захочет.

Под угрюмым взглядом ментора Эффи гордо задрала голову и процокала мимо него на сторону Цинны. Идущий следом Пит отодвинул для нее стул и тепло улыбнулся сидящей напротив Порции.

- А где же наша огненная малышка? – отхлебнув из фляжки, вопросительно пробурчал Хеймитч, и от улыбки на лице Пита не осталось и следа.

- Думаю, она сейчас выйдет – я несколько раз напомнила ей время ужина, - прощебетала Эффи, не замечая неловко повисшей тишины.

Китнисс появилась в салоне буквально через несколько минут. В отличие от Мелларка она не стала любезничать – просто коротко поздоровалась, молча села за стол и уткнулась носом в тарелку. Ментор исподлобья оглядел ее: еще розовые от мороза и макияжа щеки выглядели неестественно яркими на фоне смертельной бледности обычно смуглого лица. Она вскинула глаза, заметила его взгляд и неловко прикусила губу. Так-так, прищурился Хеймитч – неужели, ей было что сказать своему наставнику?

Он почти не слушал разговоры за столом – отметил только, что и Цинна, и Порция держались естественно и непринужденно: они оба ни словом не обмолвились о его записке и вели себя так, словно были уверены в продолжавшемся бурном романе его подопечных. Пит, как всегда, был безукоризненно вежлив и привычно обаятелен – ментор и не подозревал, что этот парень мог так открыто улыбаться с таким ножом в сердце. Даже глупышка Эффи перестала блистать глупостью и если и вставляла пару реплик, то все они были исключительно со смыслом и по теме разговора.

И в какой-то момент, перехватив непроизвольную улыбку еще несколько минут назад хмурой и бледной Китнисс, ментор вдруг почувствовал, что впервые за долгие годы ужинал в кругу семьи. Это неожиданное открытие настолько поразило его, что неважное с утра настроение стало вообще хуже некуда. Вместе с настроением напрочь пропал и аппетит – он порывисто поднялся из-за стола прямо посередине очередной байки Мастера; промычав под нос что-то нечленораздельное, подхватил с барного столика бутылку и покинул салон под удивленными взглядами всех оставшихся. Что на него нашло? За каким чертом он выдумывает себе каких-то близких? Все эти люди там, в роскошной столовой - просто его временные спутники в вынужденной поездке и не более. Цинна и Порция – звезды шоу-бизнеса, истинные, хоть и лучшие, представители такого ненавистного ему Капитолия, Китнисс и Пит – чьи-то совершенно чужие дети, Эффи… ну, это просто его головная боль…

Он почти допил прихваченную бутылку, когда в дверь его купе осторожно постучали. Ему не хотелось видеть никого из тех, кого он так опрометчиво подпустил слишком близко, но невидимый гость за дверью не собирался уходить – стук становился все более и более настойчивым. Вот черти, даже умереть спокойно не дадут… Он накинул на плечи теплый пушистый халат и нехотя подошел к двери. Распахнул – и в недоумении нахмурился.

- Чего надо? – выдохнув на замершую перед ним Китнисс, сердито заворчал он.

- Есть разговор, - почти жалобно прошептала она. Хеймитч скривился: еще месяц назад он и представить себе не мог разговоров по душам с вечно замкнутой и скрытной Огненной Китнисс.

- Прямо сейчас? – пробурчал он, и девушка порывисто кивнула в ответ. – Нашла время…

Она неопределенно пожала плечами, неловко переминаясь с ноги на ногу и кутаясь в такой же, как на нем, длинный теплый халат.

- Ну? – не сдержавшись, рявкнул он.

Словно услышав его рык, поезд вдруг дернулся и начал тормозить. Он только успел заметить, как Китнисс внезапно побледнела, когда электронный голос прощебетал что-то о дозаправке.

- Не продохнуть в этом поезде, - облегченно выдохнув, небрежно уронила она. Надо же, она, что – боится?

Ментор выразительно глянул на подопечную и понимающе прищурился. Пока поезд стоит, они могли бы выйти прогуляться, дыхнуть свежего воздуха… и заодно поговорить.

- Я знаю, что тебе нужно, - нехотя пробурчал он и, отодвинув девушку в сторону, пошатываясь, побрел по длинному коридору к выходу. Дернул за ручку выходной двери, еще раз… и еще. С третьего раза замок поддался, и, распахнув тяжелую дверь вагона и не разглядев под носом ступеньку, ментор в размаху вывалился в метущие пушистым снегом сумерки.

- Я только на минутку, воздухом подышу, - беззлобно усмехнулся он бросившейся на помощь проводнице в капитолийской униформе и, придерживаясь рукой за вагон, пошел вдоль поезда. Косо глянул через плечо – пробормотав что-то вроде извинений, Кит поспешно топала следом за ним.

У самого последнего вагона он остановился и обернулся.

- Что там у тебя? – на холоде его сиплый голос прозвучал особенно резко.

Под недовольным менторским взглядом Китнисс дрогнула – и тут ее прорвало.

- Утром… у меня был сам президент…

Сбиваясь и путаясь в словах, она принялась пересказывать ментору события, не дававшие ему покоя – и про неожиданный, ни свет, ни заря, визит первого лица государства, и про его рассказ о волнениях в дистриктах, и про абсолютно недвусмысленные угрозы президента в адрес ее «кузена» и прочих близких ей людей… на какое-то мгновение он удивился, услышав в этом списке себя и Пита… и про то, что ждет их всех, если она не справится с заданием Сноу – убедить всю страну в собственной глупости. И собственной безрассудной влюбленности. А он-то, наивный, понадеялся, что обманывать придется только Капитолий... Китнисс все говорила и говорила, и в ее прозрачных глазах мелькало что-то такое, что старый ментор понял – она боится, на самом деле боится! Он вспомнил ледяной взгляд Пита сразу по возвращении с Игр, а потом этот их невероятный, теплый и настоящий поцелуй всего каких-то пару часов назад. Мелларк пытался убедить его в притворстве, но ментор отчетливо видел, понимал – парень не притворялся. Он покорно терпел иглу внутри себя и счастливо улыбался… и по-прежнему был по уши влюблен в эту кошмарную девицу!

А теперь со слов Китнисс выходило, что по ее вине и по вине этих проклятых темно-синих ягод мальчишке предстояло вот так же терпеть всю свою жизнь.

От этих мыслей ментор внезапно почувствовал себя ужасно старым и разбитым. Никто лучше него не знал, каково это – всю жизнь изображать из себя то, чего нет. Быть тем, кем не хочешь быть... и быть с тем, кто тебе безразличен. Или, что еще хуже – с тем, перед кем чувствуешь неоплатный долг и вину. На примере собственной никчемной жизни и жизней тех, кто был когда-то очень давно близок ему, он знал, что такая ложь не приводит ни к чему хорошему.

- Но если у меня не получится? – испуганно шептала тем временем девушка.

- Должно получиться, - отрезал ментор.

- Поможешь мне продержаться до конца путешествия? – жалобно пробормотала Китнисс.

Легко - и до Капитолия, и после него, всплыли в памяти деланно безразличные слова Пита. Черт подери, откуда этот парень мог знать тогда, что его ожидает такая безрадостная участь? Или, может, для него это было бы высшее счастье?

- Нет, Китнисс, поездка – это еще не конец, - устало произнес Хеймитч, потирая опухшее лицо. Она вскинула брови и непонимающе уставилась на него.

- Как это?

Ему не хотелось говорить ей этого, - по крайней мере, не теперь, - но потом он решил, что лучше сразу дать понять, что ее ожидает.

- Даже если сейчас ваш обман выгорит, через несколько месяцев капитолийцы снова вернутся и заберут вас… - он на мгновение запнулся и поправился, - заберут нас на новые Игры. Теперь каждый год вы с Питом будете менторами Двенадцатого. Каждый год эти сплетники и любители чужого грязного белья станут с превеликим удовольствием копаться в вашей личной жизни, разглашая на всю страну подробности вашего любовного романа. Ты надеялась, что все закончится после Тура победителей? Как бы не так! Не хочу огорчать тебя, девочка, но, боюсь, тебе не остается ничего другого, как жить с этим парнем долго и счастливо, до скончания дней…

Он умолк и шумно выдохнул, заметив, как, минуту назад мертвенно-бледное, лицо Кит пошло красными пятнами. Она уставилась на белоснежный горизонт где-то вдали и, казалось, не слышала ни слова из того, что он только что сказал.

- Ты поняла? – чуть повысив голос, переспросил он, и девушка обреченно кивнула.

Он проводил ее до купе – боялся, что она или сбежит в морозную ночь, или же рухнет в обморок где-нибудь прямо по дороге – и уже перед дверью похлопал по плечу и ободрительно пробурчал:

- Знаешь, солнышко, могло быть гораздо хуже, - на что Китнисс дернулась, словно он ударил ее, и поспешно скрылась в своем купе.

Он долго смотрел ей вслед, а потом решил, что самое время выпить еще, пока его пятую точку не потянуло на очередные подвиги.

***

Могло быть гораздо хуже…

Уже окончательно стемнело, а ментор все сидел в еле освещенной гостиной и, слушая перестук колес, задумчиво вертел в руке полупустой стакан с виски. Стыдно сказать, но он соврал малышке – хуже, чем личный визит президента, быть уже просто не могло. Бунтующие дистрикты, штормящий Панем, вынужденный брак… Хеймитч сделал глоток и скривился. Если бы Капитолий захотел просто попугать Китнисс Эвердин, совсем не обязательно было рисовать девочке такую катастрофу, достаточно было использовать привычные, действенные, годами отработанные методы устрашения. Но поскольку на этот раз в дело вмешался лично Сноу, это могло означать только одно – Капитолий и сам не подозревал истинных масштабов опасности, которую представляла для него тощая и упрямая пигалица из далекой провинциальной глуши. Неужели слова Плутарха о революции не были пустым трепом? И Огненная Китнисс своей выходкой с морником так насолила президенту, что тот пустил в ход самую тяжелую свою артиллерию – приватный разговор?

Он допил содержимое своего стакана и уже собрался налить следующий, когда в дверях салона появился Цинна. Потирая сонные усталые глаза, молодой человек удивленно уставился на сидящего в полумраке Двенадцатого.

- Не спится, - уронил ментор в ответ на его вопросительный кивок.

- Мне тоже, - Мастер прошел внутрь и потянулся к светильнику, чтобы добавить света.

- Не нужно, - остановил его Хеймитч. – Не темно и ладно.

- Я и не знал, что ты боишься темноты, - Цинна присел в кресло напротив. Ментор усмехнулся и покачал головой.

- Ну, если мне насрать на сильных мира сего, должен же я хоть чего-то бояться?

Молодой человек задумчиво посмотрел на своего полуночного собеседника.

- Почему всякий раз, когда тебе плохо, ты начинаешь грубить?

- Не только грубить – еще валять дурака, язвить, огрызаться и лезть с головой в неприятности, - Хеймитч потянулся к барному столику за вторым стаканом. – Хотя, если ты не заметил, я всегда себя так веду.

- Из чего я делаю вывод, что тебе всегда плохо, - отозвался Цинна, на что ментор неопределенно повел плечами.

- Не всегда. Иногда бывает еще хуже.

Мастер откинулся на спинку кресла. Вид у него был измотанный, но довольный.

- Набивал шкафы моих победителей новыми тряпками? - заметив темные круги под зелеными глазами своего капитолийского друга, Хеймитч протянул ему наполненный янтарной жидкостью стакан. Цинна колебался ровно минуту, а потом устало кивнул, принимая выпивку.

- Ты же знаешь, что я отвечу, - усмехнулся он, покручивая резной хрусталь в тонких длинных пальцах. - Если ты пытаешься быть любезным, расспрашивая меня о нарядах для Китнисс, то оставь это - я знаю, что тебе нет до них никакого дела.

- Тогда расскажи мне новости из Капитолия, - предложил ментор, сдерживая ленивую зевоту. Цинна коротко усмехнулся.

- Думаю, это тебя интересует еще меньше, - на что Хеймитч безразлично повел плечами. - Что ж, будь по-твоему. Поскольку Игры на этот раз закончились довольно неожиданным образом, капитолийцы по-прежнему делают ставки на дальнейшее развитие событий, а столичный бомонд потирает руки в предвкушении Банкета Победителей - насколько мне известно, пригласительные билеты были распроданы еще месяца три назад. Эффи приложила массу усилий, чтобы организовать и банкет, и весь Тур на должном уровне... - Двенадцатый предупредительно сдвинул брови, и Мастер тотчас сменил тему, - и Капитолий уже выбрал наместника Сенеки.

- Дай угадаю, кто у нас нынче владыка Голодных Игр, - Хеймитч выразительно хмыкнул. - Что-то мне подсказывает, что это сам почетный сенатор Хавенсби.

- Именно так. По распоряжению президента он занял пост Главного Распорядителя и теперь командует всеми организационными вопросами.

Ментор скрипнул зубами и иронично скривился. И почему это не удивляло его? Испытав на собственной шкуре способности Плутарха ко всяческим интригам, он ни минуты не сомневался, что сенатор сделает все возможное и невозможное, чтобы возглавить организаторов любимого детища Капитолия. Его развеселило только одно: знал ли Кориолан Сноу, что во главе Голодных Игр оказался не только самый уважаемый капитолиец, но и самый отъявленный мятежник Панема?

- Надеюсь, Плутарха не постигнет участь его предшественника, - цинично съязвил он, и Мастер закашлялся от его мрачного юмора.

- Поскольку новости из Капитолия вызывают у тебя только злобные шутки, предлагаю лучше посмотреть, как выглядели наши ребята в сегодняшнем эфире, - предложил молодой человек, чтобы как-то разрядить обстановку. Он потянулся за пультом и включил плоский экран, висевший на стене напротив.

- Думаешь, они станут повторять всю эту сопливую романтику? В такое-то время суток? - не то спросил, не то возразил ему ментор.

- Станут, причем не один раз, - переключая каналы, отозвался Цинна. - И кстати, в столице еще нет и полуночи.

Он оказался прав - на очередной вспыхнувшей на стене картинке Хеймитч узнал знакомые ему очертания Деревни Победителей в Двенадцатом дистрикте. Под наложенную звукорежиссером лирическую мелодию и брызги спецэффектов его подопечные падали в сугроб из первого снега и целовались при этом так самозабвенно, словно не было вокруг ни десятка капитолийских камер, ни многотысячного Панема у экранов телевизоров. Какое-то время Цинна внимательно наблюдал за ними, а потом добавил звука и недоверчиво обернулся к собеседнику.

- Хочешь сказать... это всего лишь игра? - почти беззвучно вопросительно проговорил он. Если в гостиной и были понатыканы жучки, то различить тихий шепот Мастера за орущим на весь салон музыкальным сопровождением съемки было довольно сложно - Хеймитчу приходилось буквально читать по его губам.

- С начала и до конца - они не только не сладкая парочка, но даже не просто друзья, - так же тихо отозвался ментор, отчетливо проговаривая губами каждое слово. - Да, друг мой, я вынужден грубить и язвить, потому что это далеко не всё и на самом деле дела наши хуже некуда.

Цинна перевел глаза на экран. Румяная и довольная Китнисс приветственно махала рукой и что-то взволнованно щебетала в камеру, вцепившись в локоть светившегося от счастья Пита. Просто идиллия! Ментор заметил, как Мастер в недоумении нахмурился. Действительно, картинка была настолько хороша, что ее не портил даже нервный девичий смех и искрящиеся паникой стальные глаза. Хеймитч потянулся к барному столику за салфетками и пощелкал пальцами перед носом у Цинны, кивая на его внутренний карман. Мастер молча достал ручку.

"За четыре месяца они не сказали друг другу и десяти слов".

Цинна изумленно открыл рот, на что ментор коротко кивнул на экран и протянул следующую салфетку:

"Все эти поцелуи и нежности - чистый фарс и маскарад".

Молодой человек неопределенно повел плечами и получил следующую порцию откровений:

"И еще у нее сегодня был Сноу. В Двенадцатом. Один"

Тонкие брови Мастера взметнулись так высоко, что, казалось, еще немного - и они окажутся у него на затылке. Он открыл было рот, но Хеймитч сделал короткий упреждающий жест и понимающе хмыкнул - не он ли сам точно так же изумлялся всего каких-то шестнадцать часов назад? Похоже, Цинне нужно было время, чтобы переварить увиденное и услышанное: он задумчиво скомкал все три салфетки, сунул их в карман вместе с ручкой и уставился в телевизор, напряженно разглядывая свою подопечную, ослепительно красивую в белоснежной горностаевой шубке, перевязанной широким ярко-красным шарфом с приколотой к нему золотой сойкой - Китнисс рассеянно кивала в камеру, не выпуская руки Пита и заботливо стряхивая с его светлых волос пушистые хлопья снега, а тот, в свою очередь, что-то рассказывал репортерам, сверкая обворожительной улыбкой. "Посмотрите, какая прекрасная пара!" - шутил из студии бессменный Цезарь Фликерман, и капитолийские зрители в зале визжали от исступления и восторга.

Эх, знали бы они...

В абсолютном молчании мужчины досмотрели трансляцию. Только когда картинка махавших из открытых дверей отъезжающего экспресса Двенадцатых сменилась какой-то дурацкой рекламной заставкой, Мастер выключил телевизор и в повисшей в салоне тишине повернулся к собеседнику. Хеймитч уже приготовился было к любым выпадам в адрес его ребят, но Цинна внезапно удивил его.

- Давно хотел расспросить тебя о броши Китнисс - ты как-то обещал рассказать мне, откуда она взялась, - неожиданно и совершенно некстати уронил он, заставив ментора удивленно крякнуть. Что это с ним? А как же капитолийская прослушка? Да и какая, к чертям, брошь, когда у них есть сейчас заботы поважнее - один президент чего стоит!

- Ну, у этой цацки длинная история, - нехотя пробурчал в ответ Хеймитч, искренне сомневаясь, стоило ли вообще поднимать эту тему.

- Да, однажды ты уже упоминал об этом, но подробностей я так и не услышал, - молодой человек выжидающе смотрел на собеседника.

- Просто это не самые приятные подробности, - ментор устало потер лицо, и в висках отчаянно застучала кровь. - Моя болтовня - не самый лучший способ убить время... хотя, если ты настаиваешь...

Он откинулся в кресле и по старой привычке закинул ноги на маленький пуфик, стоящий рядом. Цинна спрятал улыбку и приготовился слушать.

- Как эта игрушка оказалась на Китнисс, ты уже знаешь - ее прицепила нашей девочке дочка Андерси после Жатвы перед самым отъездом в Капитолий...

- Просто так прицепила? - перебил ментора молодой человек. Хеймитч пожал плечами.

- Ну, насколько мне известно, не просто так, а в качестве талисмана и напоминания о доме.

- Интересные талисманы в вашем дистрикте - изящные украшения из золота высшей пробы, достойные авторства лучших ювелиров Капитолия, - сделав маленький глоток из своего стакана, неожиданно заметил Цинна. - Хотя, возможно, мэру позволительно иметь настолько дорогие вещи?

Хеймитч удивленно уставился на собеседника.

- А эта птичка никогда и не принадлежала Андерси, - он растерянно сдвинул брови. - Это брошка моей напарницы, Мэйсили Доннер, я ведь уже говорил тебе об этом. После гибели на Арене все ее вещи вернули семье. Так птичка и оказалась у Мэри-Энн - она получила ее в качестве приданого, когда выходила замуж за Шона.

- Должно быть, Доннеры были богатым и уважаемым семейством, раз их дочери могли носить старинные золотые броши?

- Да нет же, - отмахнулся ментор, - откуда? Отец Мэйсили и Мэри-Энн держал кондитерскую в городе. Да, дела у них шли неплохо, но не настолько, чтобы позволить себе подобные излишества. К тому же у нас в дистрикте и в помине не было ювелиров...

Он неожиданно умолк, подавившись собственными словами, потом перевел глаза на Цинну и поймал его задумчивый взгляд.

- Тогда скажи мне, дорогой друг, - в негромком голосе Мастера мелькнули странные нотки, - откуда у небогатой девушки из угольного дистрикта могла оказаться такая редкая и ценная вещь?

Хеймитч задумался. Он не слишком хорошо помнил Доннеров - Эбернети никогда не могли позволить себе вкусностей из их кондитерской, - но резонный вопрос Цинны застал его врасплох. Действительно, откуда?

- Понятия не имею, - не слишком уверенно пробубнил он в ответ.

- И ты утверждаешь, что в Двенадцатом никогда не было ювелиров? - ментор коротко утвердительно кивнул, и Мастер поставил свой стакан на подлокотник кресла и придвинулся ближе к собеседнику, опираясь локтями на колени. Его внимательные зеленые глаза мерцали в полумраке гостиной неподдельным интересом. - Тогда меня еще больше удивляет тот факт, что Капитолий не озадачился этим провокационным моментом и позволил вернуть такую уникальную вещицу семье погибшей девушки.

Хеймитч попытался вдохнуть и почувствовал, как противно сдавило внутри.

- Капитолий здесь ни при чем. Это я вынес ее с Арены, - уронил он, отводя глаза и уставившись в пустоту перед собой. Цинна затаил дыхание.

- Как это? - еле слышно спросил молодой человек.

Ментор молчал. Перед его остановившимся взглядом мелькали картинки из проклятого незабываемого прошлого: яркий наливной луг и ядовитые цветы с порхающими над ними пестрыми бабочками, высокая гора со снежной шапкой на вершине, безобидные розовые птички и их длинные острые клювы, пронзившие шею девушки с глазами цвета меда. Ее перепачканные в крови тонкие пальцы из последних сил судорожно пристегивают изящную брошку к остаткам его униформы, и срывающийся тающий голос шепчет: "Вынеси... верни ее... домой..."

Он дрогнул и поднял глаза - Мастер так же молчал и внимательно смотрел на него.

- Я вынес ее на себе, на куртке... я пообещал Мэйсили перед тем, как она умерла у меня на руках, - Хеймитч еле слышно чертыхнулся, потянулся к стакану на подлокотнике кресла напротив и залпом опрокинул остатки выпивки.

- И Капитолий видел ее на тебе? - Цинна тяжело вздохнул и сочувственно покачал головой. - Хотя зачем я спрашиваю - разумеется, видел...

Что-то в его голосе заставило ментора встрепенуться.

- Что ты хочешь этим сказать? - настороженно прошептал он. Молодой человек поднял глаза, и его светящийся в темноте гостиной взгляд заставил старое менторское сердце сжаться в дурном предчувствии.

- Это уже неважно. Ты вынес ее с Арены - и дальше что? Каким чудом она снова оказалась в Двенадцатом дистрикте?

- Ты спрашиваешь так, будто это государственное преступление! - неожиданно для себя самого вспылил Хеймитч. - При чем здесь чудеса? Все вещи погибших трибутов, и их талисманы тоже, всегда возвращают родным!

- Всегда, но не в этом случае, - уронил Цинна и умолк, заметив его прищуренные глаза. – Только не кипятись, ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что подобное украшение и ваш дистрикт - вещи несовместимые. Капитолий не мог допустить, чтобы эта брошка вернулась в Двенадцатый.

- И тем не менее, она вернулась, - все еще настороженно щурясь, упрямо возразил ментор. - Мой наставник забрал ее из Центрального госпиталя вместе с моими вещами - я слышал, что по приезде домой он лично отдал ее отцу Мэйсили вместе с соболезнованиями по поводу гибели его дочери.

- Твой наставник? - Мастер странно усмехнулся. - Мда, похоже, безрассудство - фирменная черта менторов Двенадцатого. Теперь понятно, кто научил тебя влипать в неприятности и создавать себе проблемы...

- Ничему он меня не учил, - с горечью перебил Хеймитч собеседника, и Цинна вопросительно поднял брови. - Просто не успел - он умер через несколько месяцев после моей победы... в Капитолии, как раз во время Тура победителей.

- Причина?

- Без понятия. Что-то с сердцем. Мне на том свете было как-то не до этого, - Хеймитч тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие шквалом эмоции, и сердито встрепенулся: - И вообще, мальчишка, за каким чертом ты вздумал ворошить мое прошлое? Оно прошло, ничего не изменишь - так зачем ты заставляешь меня снова и снова вспоминать то, чего мне не хочется вспоминать?!

- Просто я удивлен твоей беспечностью - не выяснить причин... - начал было Мастер, но ментор порывисто поднялся на ноги и со звоном стукнул пустым стаканом по столу.

- Какого черта, Цинна?! - он повернулся к молодому человеку, и голос его зазвенел отчаянным возмущением. - Мне было всего восемнадцать! По милости собственной глупости и какого-то проклятого топора я потерял семью, близких... всех своих близких!... и я до сих пор не могу простить себе того, что выжил тогда в Центральном госпитале!... а ты теперь требуешь от меня откровений о каких-то цацках?! Да в тот момент мне не было дела до самого себя - а по-твоему выходит, что я должен был выяснять причины смерти совершенно чужого мне человека?!

- Он был твоим ментором, - возразил Цинна. - Возможно, он спас тебе жизнь на Арене.

- Лучше бы он предупредил меня, чем чревато непослушание.

- Как ты предупредил Китнисс?

Ментор умолк, настороженно поднял брови, и Цинна запоздало прикусил язык.

- Да, я предупредил Китнисс, - после минуты молчания отчетливо проговорил Хеймитч, окинув взглядом темную гостиную и сердито сверкнув глазами на молодого человека, - что менторство - не самое приятное занятие. И что на моем посту ее может ожидать все, что угодно!

Мастер виновато опустил голову.

- По этой же причине я был только рад, когда Мелларк заговорил со мной о своих будущих менторских обязанностях, - уже сдержаннее пробубнил Двенадцатый. - Чем больше они будут знать, тем лучше... мало ли, что со мной может случиться из-за моего беспробудного пьянства...

Он запнулся и шумно выдохнул. Не он ли за ужином дал себе слово держаться подальше от кого бы то ни было в этом поезде, а вместо этого изливал сейчас душу перед этим капитолийским мальчишкой, смотревшим на старого пропойцу с молчаливым сочувствием и странным блеском в усталых зеленых глазах? Когда же он, наконец, научится держать свои обещания?! С какой-то злой горечью ментор отмахнулся от виновато молчащего собеседника и, молча кляня себя на все лады, даже не попрощавшись, покинул салон, от души хлопнув напоследок дверью.

- Ну, самое худшее с тобой уже случилось, друг мой, - задумчиво глядя ему вслед, печально прошептал Цинна. - И отнюдь не из-за твоей глупости или какого-то там топора...

Глава 5

Ментор уснул лишь к утру, с облегчением разглядев за окнами бешено мчащегося экспресса первые лучи восходящего солнца. Он не боялся темноты – он боялся тех, кто ночами приходил к нему. Все эти долгие двадцать пять лет он встречал темноту с ножом, но не для того, чтобы прикрыть свою жалкую шкуру от своих же безликих демонов. Его ночные гости были смирными и молчаливыми – они не атаковали его, как злобные переродки с почти человеческими глазами, и даже не причиняли ему боли, как люди в кипенно-белых медицинских костюмах переродков. Они лишь каждую ночь, из года в год, с немым укором и почти садистским удовольствием упивались его страхами. Хеймитч Эбернети давно не боялся Арены, он устал ее бояться – он боялся скорее собственной совести, той самой дамочки, которую усиленно спаивал вот уже третий десяток лет.

А еще он знал: однажды в его нескончаемых кошмарах вместо покорно молчащих мертвых трибутов появится тот, с кем ему придется драться по-настоящему. И он хотел быть готовым к этому поединку.

Когда он с трудом продрал глаза, купе уже было залито солнечным светом. Служебный коммуникатор на прикроватном столике беззвучно вибрировал напоминанием. Одиннадцатый дистрикт, их первая остановка. Родина птички-крохи Руты и здоровяка Цепа, пусть земля им будет пухом. И очередной укол его непотопляемой совести. Судя по коротким теням, скользящим по белоснежному ковру, время близилось к полудню, а значит, он проспал завтрак. Невелика беда – его завтраком обычно бывала добрая порция самогона. Он очень сильно сомневался, что его спутникам понравился бы подобный расклад, и потому решил, что объявиться к обеду будет наиболее разумным. По крайней мере, так у него оставалось меньше шансов надраться в хлам до первого официального выхода.

Выбравшись из душа в одном полотенце, он потопал к платяному шкафу. В какой-то момент в гудящей голове мелькнуло воспоминание об уставших глазах Мастера накануне вечером, и он порывисто распахнул створки. Так и есть, два десятка упакованных темных чехлов. Ох, и устроит же он нагоняй этому гениальному мальчишке, вот только разберется с Одиннадцатым дистриктом… Еще год назад ментор, не задумываясь, выполз бы в общую столовую в измятом халате и с лохматой гривой, но сейчас, более-менее выбритый и причесанный, он выбирал костюм к обеду, молча поминая в адрес своего капитолийского друга не самые лестные ругательства, а мысли его то и дело возвращались ко вчерашним расспросам Цинны. Он вспомнил и этот загадочный блеск в зеленых глазах, и его полувопросы-полунамеки, словно мальчишка знал о Хеймитче Эбернети что-то такое, чего не было известно даже ему самому: ювелиры, Доннеры, старинная золотая брошка в нищем дистрикте, его наставник... Мастер задавал вопросы, на которые у него не было ответа. Или он не хотел его знать.

Да и что было говорить о смерти его ментора, если он даже не потрудился выяснить, кому в Капитолии помешала его собственная старая башка?

Когда он объявился в салоне, Цинна уже оживленно обсуждал с Питом невероятную скорость капитолийского чуда техники – всего за одну ночь попасть из метущего снегом ноября в жаркое и солнечное лето. Неужели они продвинулись на юг настолько далеко? Он нехотя буркнул Порции что-то приветственное, уселся на свое вчерашнее место рядом с ней и исподлобья оглядел остальных.

- Сегодня мы с Китнисс поднялись раньше всех, бедной девочке с самого утра придавали человеческий вид! – оживленно щебетала с другой стороны стола Эффи, кокетливо поправляя свой тыквенный парик и помешивая изящной ложечкой содержимое стоявшей перед ней кофейной чашки. Хеймитч скривился. Интересно, эта невыносимая женщина и дальше собирается выставлять себя в его присутствии непроходимой дурой? Помнится, однажды он пообещал себе больше не задирать ее… но с языка так и рвались гадости, одна колючее другой.

- А мне так хорошо спалось на новом месте, - мечтательно улыбнувшись, отозвалась Порция. – Я даже видела какой-то приятный сон…

- А я в восторге от нового шеф-повара и его кулинарных способностей, - в тон ей продолжил Цинна. – И я даже знаю, чья в этом немалая заслуга…

Словно сговорившись, они оба повернулись и выжидающе уставились на Двенадцатого. Что? Он плохо спал и почти ничего не ел – так какого черта он должен петь дифирамбы Капитолию… или кому бы то ни было еще?

- Что? – вопросительно буркнул он в ответ на укоризненный зеленый взгляд Мастера, перевел глаза на Порцию, Мелларка – и все-таки не сдержался: – Не нужно смотреть на меня с таким щенячьим восторгом – я здесь совершенно ни при чем!

Пит качнул головой и спрятал ироничную улыбку.

- Не слушай его, Эффи, - очаровательно улыбнувшись поджавшей тонкие губы капитолийке, мягко заметил он. – Все мы догадываемся, каких трудов стоило тебе наше прекрасное путешествие, а выбранное тобой меню вообще выше всяких похвал!

Исподлобья Хеймитч успел заметить, как порозовели ее щеки от искреннего восхищения их голубоглазого подопечного. Чертов мальчишка, и кто только научил его сыпать такими комплиментами? Это был явно не ты, Эбернети, криво усмехнулся ментор своим мыслям – тебе бы только драться да ножами махать…

Ему совершенно не хотелось есть, а похмеляться под пристальным взглядом Цинны казалось просто кощунством, поэтому он вытащил из корзинки с выпечкой пышную булку и принялся, как старый грусь, щипать ее на куски, пытаясь отвлечься от лезущих в голову мыслей о вчерашнем разговоре с Китнисс. За этим увлекательным занятием она и застала его - девушка вошла в столовую в еще худшем настроении, нежели была накануне. От нее веяло невообразимой смесью ароматов цветов и фруктов, а кожа и волосы буквально светились изнутри. Добавить бы сюда улыбку… На какое-то мгновение ментор удивленно загляделся на исходящее от нее сияние, потом перехватил такой же зачарованный взгляд Пита и молча обругал себя старым ослом.

Поскольку его победители на ближайший месяц были здесь полноправными хозяевами, еще со вчерашнего ужина все присутствующие единогласно оставили за ними места в торцах овального стола, друг напротив друга. Хеймитч спрятал горькую усмешку – какая, однако, злая ирония… его капитолийские спутники посадили ребят так, как следовало бы сидеть супружеской паре, принимающей гостей. Или это их единогласие не было случайным? Судя по несчастным глазам Китнисс, упрямо сверлящим тарелку с бульоном, ее не слишком обрадовала возможность видеть напротив себя небесно-голубой взгляд своего напарника. Впрочем, Пит тоже всячески старался не пожирать ее глазами так, как прежде: парень улыбался Порции, подбадривал Эффи, беседовал с Цинной… и смотрел при этом куда угодно, только не на ту, которая – Хеймитч был в этом абсолютно уверен! – занимала все его мысли. Когда-то мальчишке достаточно было нескольких фраз, чтобы растопить холод любой беседы, и он смог бы без труда заставить улыбнуться эту девицу, но сейчас, заметив ее молчаливую отстраненность, он так же умолк и уставился в собственную чашку с горячим шоколадом.

А ведь ей совсем не помешала бы сейчас пара теплых слов, внезапно подумал ментор.

- Как спалось, Китнисс? - осторожно обратилась к ней Порция.

- Не очень, - коротко отрезала девушка, не поднимая глаз.

- Сегодня подали твое любимое филе барашка, - попытался вмешаться Цинна, но Китнисс только молча передернула плечами.

Надо же, она не ответила даже своему другу... Хеймитч подобрался, отложил в сторону несчастную покоцаную булку и приготовился к взрыву - что-то в ее стальных глазах говорило ментору, что девочка на грани нервного срыва... как вдруг поезд дернулся, причем так, что огромная хрустальная люстра над их головами надрывно зазвенела всей своей сотней подвесок. Он поймал непонимающий взгляд Мастера. По правде сказать, он и сам ни черта не понимал: летевший, словно птица, капитолийский экспресс вдруг ни с того, ни с сего принялся сбрасывать скорость и, попискивая колесами о рельсы, начал активно тормозить. Ему даже пришлось поддержать накренившийся на спинку стул Порции, пока Пит подхватывал падающую на обеденный стол Эффи. Он с трудом удержал себя от шуточки по поводу ее раскрашенной мордашки, едва не оказавшейся в салатнице, когда поезд окончательно остановился, и в салон заглянула взволнованная проводница.

- У нас небольшая поломка, - виновато залепетала она в ответ на испуганные и растерянные взгляды пассажиров, - непредвиденная задержка... мы простоим не больше часа...

- Не больше часа?! - взвизгнула Эффи, отталкивая поддерживающую ее руку Пита и зеленея от ужаса. - Вы с ума сошли! Вы хоть представляете, чем может обернуться для нас час задержки?!

Она выхватила из своей сумочки органайзер, открыла его на торчащей вкладке и высоким, срывающимся на крик голосом принялась подробно расписывать, как эта непредвиденная задержка повлияет на их дальнейшую жизнь вплоть до скончания века. Но ментор не слушал ее причитания. Он мог поверить во что угодно, только не в поломку. Капитолийские экспрессы не ломались. Никогда.

- Эффи, да всем наплевать! - взвилась Китнисс, отбрасывая с коленей белоснежную накрахмаленную салфетку. Хеймитч перевел на нее укоризненный взгляд: конечно, ему тоже захотелось хорошенько стукнуть свою впавшую в раж напарницу, но он никак не ожидал подобной грубости от Кит.

- Нет, правда наплевать! - ощетинившись, словно маленький сердитый волчонок, девушка вскочила с места и почти выбежала из салона.

Ментор заметил, как дернулся следом за ней Пит, и тут его осенило.

- Спокойно, без паники! - строго рыкнул он на причитавшую навзрыд Эффи и, поднявшись со стула, подошел к Мелларку. - Пока я выясню, что там у них приключилось с их паровозом, ты, парень, пойди успокой девчонку, - Пит вскинул на него удивленные глаза, и Хеймитч ободрительно сжал его плечо. - Давай-давай, сейчас самое время! Ты что-то там говорил старику о доверии - так вот доверяй мне. Делай, что тебе говорят... и когда тебе говорят.

- Сейчас? - старательно хмурясь, вопросительно пробормотал Пит, вставая из-за стола.

- Сейчас, - иронично усмехнулся ментор. - И смени это зверское лицо, мальчишка - оно тебе не идет.

Под понимающими улыбками Цинны и Порции он почти взашей вытолкал Мелларка из салона и сам вышел следом за ним.

- Сейчас? - переспросил парень уже у открытой наружу двери вагона.

- Ты же, вроде, хотел ей что-то сказать? - многозначительно уронил Хеймитч, и Пит вздрогнул - однажды он уже слышал от своего наставника эти слова. - Думаю, самое время перестать изображать обиженного ребенка и высказать девочке все, что тебя мучает. Только на этот раз по совести - ей одной.

Выбравшись из вагона, он легонько подтолкнул мальчишку в направлении удалявшейся по цветущему лугу Китнисс, а сам поплелся к голове поезда. Еще издалека его смутила странная компания возле локомотива - капитолийцы в железнодорожной униформе вперемешку с пастухами в потрепанной одежде... а эти-то что здесь забыли?! Он подошел ближе, когда один из незнакомцев обернулся и порывисто стянул с головы широкополую шляпу.

- Ментор Эбернети... сэр... - шепеляво залепетал он, расплываясь в широкой улыбке, а потом громко надрывно закашлялся. Надо же, и тут узнают его физиономию... Хеймитч саркастически скривился - какой еще, к чертям, «сэр»? Так его еще не оскорбляли даже в Капитолии!

- Что тут происходит? - строго обратился он к одному из капитолийцев, по всей видимости, начальнику поезда - его выделяли едва ли не генеральские нашивки на воротничке наглухо застегнутого форменного сюртука.

- Впереди на путях завал! - вытянувшись в струнку, отчеканил тот. - Еще немного, и сошли бы мы с рельсов к чертовой матери...

Он подавился собственной вольностью и, прикусив язык, виновато выпучил глаза.

- Отставить чертову мать, - сухо отрезал Двенадцатый. - Откуда взялся завал?

- Кто же его знает? - жалобно пробормотал капитолиец, пожимая плечами. - Если бы местные не предупредили нас заранее, даже боюсь представить, что бы было... я уже отправил туда аварийную бригаду... шли бы вы в вагон, ментор...

Что бы было - сняли бы с них головы за срыв Тура победителей... Хеймитч задумчиво уставился на копошащихся в четверти мили впереди рабочих, которым помогали несколько фигур в пастушьих робах - мужчины разбирали наваленные прямо на рельсы старые прогнившие шпалы. Так-так, это вам не сломанное грозой или ветром дерево... кому понадобилось, чтобы поезд победителей застрял перед своей первой остановкой в Одиннадцатом? Неужели Капитолию... или, может быть, самому дистрикту? И каким образом здесь оказались местные? Ментор, конечно, знал, что стада Одиннадцатого дистрикта иногда пасутся и за его пределами - но что делали эти люди аж в полусотне миль от ограждения?

Один из пастухов разогнул спину, распрямил широкие плечи... и ментор изумленно захлопал глазами - Рубака?!

Что за маскарад?!

- Меня здорово укачивает в твоей чудо-железяке, - не сводя глаз со знакомой рослой фигуры, отмахнулся он от капитолийца. - Пойду, проверю, чего там делают твои работники, не то, если мы простоим дольше часа, мою напарницу, чего доброго, хватит удар.

Спотыкаясь и стараясь не привлекать излишнего внимания, Хеймитч побрел вдоль железнодорожного полотна. Он был уже на середине пути, когда смутивший его силуэт обернулся и двинулся ему навстречу.

- Какого черта?! - вместо приветствия зашипел ментор, засовывая руки в карманы брюк, чтобы под сверлящими его спину взглядами капитолийцев не броситься к своему приятелю с дружескими объятиями.

- Как это ты сам сообразил выползти наружу? - игнорируя его сердитое удивление, вопросительно усмехнулся Рубака, картинно склоняя голову и касаясь широких полей прохудившейся шляпы, из-под которых сверкнула его белозубая улыбка. - Нужно поговорить...

- Ни хрена себе у тебя методы - устраивать завалы и останавливать поезда, чтобы «просто поговорить»! - удивленно прыснул Двенадцатый. - Неужели нельзя было дождаться нашего приезда в Одиннадцатый?

- Это единственная возможность перекинуться парой слов - в следующий раз мы сможем увидеться разве что на банкете в столице, - уже серьезнее заговорил из-под шляпы Рубака, не поднимая головы и усердно изображая из себя покорного крестьянина. Хеймитч удивленно поднял брови.

- Вы не встретите победителей ни в одном из дистриктов, - пояснил мужчина. - Распоряжение Капитолия. Я сам должен был уехать еще вчера и только чудом исхитрился задержаться до сегодняшнего утра.

- Неужели из-за меня? - попытался отшутиться ментор, хотя ему было совсем не до смеха.

- Не льсти себе, старый черт - не из-за тебя, а из-за твоей Огненной Китнисс, - выразительно отозвался Рубака.

Вот оно что. Двенадцатый поежился и внезапно горько пожалел, что не обзавелся такой полезной пагубной привычкой, как курение - так у него был бы повод торчать здесь подольше. Хотя ментор знал и другие действенные способы потянуть время...

- Как думаешь, пройдет ли без подготовки мой коронный трюк с блевотиной? - усмехаясь своим мыслям, спросил он, на что Рубака сдержанно прыснул.

- Может, и пройдет, но на твоем месте я не стал бы так рисковать - придется потом чистить этот шикарный костюм... твоя зеленоглазая фея тебе этого не простит!

Это Мастер-то зеленоглазая фея? Хеймитч с трудом сдержал хохот.

- Отлично, я передам Цинне твой привет и наилучшие пожелания, - давясь смехом, кивнул он. - Так ради чего ты так бесцеремонно остановил наш экспресс?

- Я должен был предупредить тебя, - сурово заговорил Рубака, и ментор тотчас забыл про смех. - Одиннадцатый похож на пороховую бочку - достаточно только поднести запал, и рванет так, что мало не покажется никому! Зная твой несносный характер, прошу тебя по-дружески – веди себя разумно и присматривай, чтобы твои ребята тоже держали языки за зубами... а если вдруг приспичит поговорить по душам, тащи свою задницу на чердак Дворца правосудия – это единственное место, где нет прослушки.

- Тот самый, где мы надрались с тобой в мой первый и последний приезд? - уточнил Хеймитч, и Рубака коротко кивнул.

- Найдешь туда дорогу?

- Найду. Внутреннее устройство Дворцов правосудия одинаково во всех дистриктах, а свой я излазил вдоль и поперек еще мальчишкой.

- И вот еще, - Одиннадцатый коротко глянул за спину приятеля и нахмурился. – Используй все свое красноречие, чтобы убедить этих ребят в форме помалкивать о вашей остановке – иначе нам всем не миновать огромных неприятностей.

Хеймитч кивнул. Он и сам понимал, чем грозила всем без исключения пассажирам экспресса победителей эта его «небольшая поломка».

- Люди, которые с тобой… - начал было он, но Рубака коротким жестом остановил его.

- За них не беспокойся – это надежные ребята.

- А ты сам? Как оправдаешься перед Капитолием за собственную задержку? – обеспокоено спросил ментор.

- Это уже мои заботы, - иронично усмехнулся мужчина, снова склоняя голову и касаясь полей шляпы. – В любом случае, я-то получу только за себя, а тебе наваляют за всех. Так что кончай дурить и думай заранее, как прикрыть спину себе и своим ребятам.

Двенадцатый уже открыл рот, чтобы съязвить в ответ, и тут до него дошли слова Рубаки.

- Погоди… ты сказал минуту назад, что в Одиннадцатом – бунт? – сдвинув брови, недоверчиво уточнил он. Рубака фыркнул.

- А как по-твоему – зачем еще я здесь? Только сейчас скумекал? – мужчина скривился в подобии улыбки, но глаза оставались серьезными. – Нет, еще не бунт… но народ на пределе. Не удивлюсь, если они выкинут что-нибудь к вашему прибытию.

Ментор вспомнил разговор с Китнисс и поежился. Значит, президент Сноу не пугал ее. И пока, спрятавшись от всего мира, старый ментор пьянствовал у себя в Двенадцатом, Панем действительно лихорадило.

Охренеть, ну они и вляпались…

- Ладно, я понял, - задумчиво буркнул он и перехватил внимательный взгляд друга. – Спасибо, что предупредил.

- И тебе спасибо, - странным голосом отозвался Рубака, глядя куда-то позади него.

- Мне-то за что?

- За нее…

Обернувшись, Хеймитч проследил за его взглядом и разглядел где-то среди высокой травы темноволосую голову Китнисс, а рядом - светлую макушку Мелларка. Еще разговаривают… уже хорошо.

- Пойду, не то заподозрят, - уронил ментор, невесело усмехаясь Одиннадцатому. – Береги себя.

- И ты береги… вас всех.

Он кое-как доковылял обратно до экспресса – ноги совсем не слушались его. Хотелось послать к чертям все на свете и, как Кит, убежать в поле, упасть там в высокую сочную траву, зарыться в нее лицом и валяться так ближайшую сотню лет.

Ни хрена у тебя не выйдет, Двенадцатый, горько усмехнулся он. Не в этой жизни.

Он притормозил возле локомотива и, сделав главному строгий приказной жест, отозвал его в сторону.

- Надеюсь, что это непредвиденное обстоятельство останется между нами, – испуганно залепетал тот, позеленевший от одного только вида свирепой менторской физиономии. Отлично, молча хмыкнул Хеймитч – ему даже не пришлось поднимать эту тему.

- Если мы успеем в Одиннадцатый к нужному времени… - начал было он.

- Мы успеем! – облегченно выдохнув, обрадовано перебил его начальник поезда. – И я даже не стану регистрировать нашу остановку в путевом журнале!

- А эта хреновина, которая автоматически записывает все данные паровоза?

- Бортовой самописец? – мужчина запнулся и уклончиво отвел глаза. – Не волнуйтесь, с этим я разберусь – есть у меня умелец…

Продолжая наигранно грозно пучить глаза, Хеймитч снисходительно кивнул. Неужели ему попался еще один разумный капитолиец?

- Всем нам еще дороги наши головы, мистер Эбернети, - отвечая на его немой вопрос, многозначительно уронил его собеседник. Головы… ну конечно – только полный идиот не понял бы такого откровенного намека!

- Пойду закончу свой обед, - выразительно усмехнулся Двенадцатый, - пока меня снова не укачало…

Он едва успел вернуться обратно в вагон и, усевшись за стол, пробурчать Цинне и остальным, что проблема с паровозом исчерпана, как в салон вошла Китнисс – держа за руку посветлевшего лицом Пита, она замерла в дверях и, потупив глаза, рассыпалась перед Эффи в подобострастных извинениях. Хеймитч слушал ее, открыв от удивления рот – он и не думал, что эта молчунья знает такие слова! Небось, минут десять с Мелларком репетировала? Он поймал умиротворенный взгляд Пита – судя по его сдержанной улыбке и их переплетенным в пожатии пальцам, мальчишка таки выговорился. Ну и ладно, одной головной болью в его менторской башке стало меньше. Эффи, в свою очередь, приняла ее извинения в не менее высокопарных выражениях, не забыв добавить, что она понимает, какое давление испытывает сейчас бедная девочка, а потом снова привычным командирским тоном начала распространяться о том, как важно, чтобы каждый из них неукоснительно следовал расписанию. Уже закипая, ментор перехватил умоляющий зеленый взгляд Цинны и поспешно сунул в рот остатки булки, лишь бы сдержаться и не высказаться в адрес ее проповеди в еще более крепкой на словцо форме.

Когда, покорно выслушав словесное излияние Мисс-Вселенской-Глупости, его победители вышли из столовой, ментор все-таки не утерпел.

- Очередной пафосный урок хороших манер! - дожевав горбушку и подмигнув Цинне, как можно спокойнее уронил он. Эффи смерила его холодным выразительным взглядом.

- И все? – колко поинтересовалась она. – Так мелко? Больше никаких гадостей?

- Я сегодня не в том настроении, чтобы развлекать тебя своими гадостями, женщина, - он хотел сказать это с иронией, но получилось зло и язвительно. Сидящая рядом с ним Порция настороженно переглянулась с Цинной, но тактично промолчала. В противной абсолютной тишине, внезапно повисшей в салоне, Эффи молча поднялась со своего места и, поджав губы и гордо выпрямив спину, вышла за дверь.

- Что? – уже действительно зло огрызнулся Хеймитч на многозначительное покашливание Мастера. – Что опять не так?

- Знаешь, Двенадцатый, - укоризненно уронил тот, неторопливо вставая из-за стола, - я все меньше и меньше понимаю, что она в тебе нашла.

Черт, только не хватало ему подобных комментариев! Ментор сердито глянул в спину скрывшегося за дверью молодого человека и упрямо уставился в окно.

- Давай, скажи мне, что я старый дурак, - уже гораздо сдержаннее пробубнил он Порции. Капитолийка мягко положила на его руку тонкие прохладные пальцы.

- Зачем, если вы и сами это знаете? – сочувственно вздохнула она.

Уже в своем купе, глядя на собственное непрезентабельное отражение в зеркале, он подумал, что зря сорвался на этой глупой женщине. Действительно, что это с ним? Куда подевалась его выдержка? Терпел же он Эффи Бряк целых десять сезонов – почему бы не собраться с силами и не потерпеть еще чуть-чуть? Тем более, когда впереди маячили весьма безрадостные перспективы в лице бунтующего Панема, по которому им предстояло проехать с фальшивыми поцелуями и лицемерными улыбками на лицах… хотя, может, уже и не лицемерными? Говорили же эти двое о чем-то целых двадцать минут, а потом вернулись, держась за руки – совсем, как в прежние времена? Ментор скривился и захлопнул дверцу гардеробной. Он непременно вызовет Мелларка на откровенный разговор, но для начала им нужно без приключений выбраться из Одиннадцатого дистрикта.

За своим самокопанием он и не заметил, когда поезд снова тронулся. Его вернули к действительности проплывающие за окнами фруктовые сады и золотые поля, протянувшиеся насколько хватало глаз. Мужчины, женщины, дети в соломенных шляпах от солнца распрямляли спины и провожали глазами пролетающий мимо них капитолийский экспресс. Горячая пора, сбор урожая. Значит, на площади перед Дворцом правосудия будет не так уж много народу. Уже лучше – после слов Рубаки его слегка потряхивало от одной только мысли об озверевшей толпе.

Вокзал Одиннадцатого удивил его отсутствием цветов и бравурных маршей. Он даже не успел сориентироваться, как группа из восьми миротворцев едва ли не под дулами автоматов препроводила всю команду Двенадцатых к бронированному фургону. Он заметил искреннее недоумение на лице Цинны как раз перед тем, как тяжеленные дверцы захлопнулись прямо у них перед носом.

- Можно подумать, мы какие-то преступники, - презрительно фыркнула в полумраке фургона Эффи, рефлекторно хватая его за рукав… и тотчас отдернула руку с такой поспешностью, будто ухватилась за раскаленный уголь. Ментор разглядел светящиеся в темноте глаза Китнисс - и вдруг подумал, что со своим нытьем не успел сказать ни ей, ни Мелларку и пары напутственных слов. Он перехватил спокойный и уверенный небесно-голубой взгляд, и Пит ободрительно улыбнулся в ответ на его тревожно сдвинутые брови.

Что ж, в конце концов, этот мальчишка умеет говорить связнее, чем ты умеешь думать, старик, напомнил себе Хеймитч.

Несмотря на то, что начальник поезда не подвел его и они прибыли точно по расписанию, вся церемония была расписана буквально посекундно. Ментор и Цинна только выбирались из фургона, а Эффи уже подталкивала в спины его подопечных, и какие-то ребята в костюмах звукооператоров прямо на ходу навешивали на них микрофоны. Ему и его капитолийским спутникам весьма недвусмысленно указали на проходную комнату с большим экраном на стене. Собственно, ментор и не претендовал на место в первом ряду, но мысль о том, что Китнисс окажется один на один с близкими Руты и Цепа, почему-то всерьез беспокоила его.

- Там будет Пит, он сможет поддержать ее, - ответила на его опасения взволнованная Порция. Ну, Мелларк, на тебя вся надежда…

Пока дети произносили на экране громкие признательные речи, он решил оглядеться. Так и есть, точь-в-точь такая же комната была и в их собственном Дворце правосудия. Поскольку никому из снующих повсюду миротворцев не было никакого дела до сопровождения победителей, Хеймитч позволил себе небольшую вольность: выглянув в коридор, он обнаружил мраморную винтовую лестницу, ведущую на второй этаж. Если его не подводила его пропитая память, прямо над ними располагался еще десяток комнат, одну из которых наверняка приготовили для чествования победителей, потом пара путаных узких коридоров, несколько лестничных пролетов и целый ряд дверей. И, тем не менее, он не сомневался, что сможет найти то самое место, о котором говорил ему Рубака – что-то подсказывало старому ментору, что оно ему понадобится.

Он как раз вернулся обратно в комнату, когда с экрана раздался дрогнувший от волнения голос Пита:

- Понимаю, это ни в коем случае не восполнит ваших потерь, но мы решили отдавать пострадавшим семьям месячную часть нашего с Китнисс выигрыша - ежегодно, пока будем живы.

Двенадцатый едва не поперхнулся собственным вдохом. Что творит этот мальчишка? Неужели мало, что они с девочкой и без того первый прецедент в истории Игр – так теперь ему вздумалось поиграть в благотворительность? Ментор скрипнул зубами, расслышав, как толпа, собравшаяся на площади, изумленно и взволнованно зашумела в ответ на его слова. А потом заговорила Китнисс… и снаружи повисла такая мертвая тишина, словно все несколько тысяч человек разом перестали дышать. Она говорила что-то о Цепе и о мертвой крошке с черными глазами-угольками, доверительно обращаясь к их семьям, но Хеймитч слышал в ее словах не только благодарность – и чувствовал, как там, за стеной, поднималось и нарастало что-то мощное, неудержимое и неконтролируемое. Китнисс выговорилась, умолкла, и вдруг в звенящей тишине раздался легкий негромкий свист, всего четыре ноты. Затаив дыхание вместе с сотнями других, он смотрел на экран и видел, как неподвижная минуту назад толпа внезапно ожила: один за другим жители Одиннадцатого дистрикта повторяли древний прощальный жест дистрикта-соседа – прижимали к губам три пальца левой руки, а затем протягивали их навстречу хрупкой темноволосой девушке на трибуне… черт подери… что делает эта ненормальная?! Это так она пытается подавлять инакомыслие?! Так вот о чем говорил ему Рубака… эти действия людей на площади не могли быть случайностью, тысячи человек не могли вот так слаженно и одновременно делать одно и то же!

Какой же он кретин…

Одиннадцатый дистрикт ждал его девочку. И был готов к их приезду.

Хеймитч только успел открыть рот, чтобы выругаться, и в этот момент экран дернулся и зарябил помехами, а спустя несколько минут снаружи раздался сухой резкий звук, подозрительно похожий на…

- Выстрел, - еле слышно выдохнул он, поймав испуганный взгляд Порции. Потом порывисто обернулся к Эффи и коротко твердо отрезал: - Без истерик, женщина. И никуда отсюда не высовываться.

- Китнисс? – напряженно прошептал побледневший Цинна.

- Вряд ли. Неразумно и слишком рискованно.

За дверью послышался грохот солдатских сапог. Он шагнул навстречу, сжимая зубы и кулаки. Что происходит там, снаружи, после того, как капитолийцы отключили трансляцию? Миротворцы получили приказ открыть огонь? А Китнисс, Пит – где они? Черт подери, что натворили эти дети?! И он тоже хорош – его друг рискнул собственной головой, чтобы донести до него новости, а старый пьяница так беспечно проигнорировал его предупреждение!

В ответ его мыслям двери распахнулись, пропуская внутрь его бледных, как бумажный лист, подопечных, чтобы тотчас захлопнуться за их спинами.

- Что случилось? – бросилась им навстречу Эффи, и ровно на одно мгновение ментор различил в ее деланном визгливом голосе настоящее беспокойство. – После прелестной речи Китнисс у нас почему-то пропала связь, а потом Хеймитчу померещился выстрел. Я ему говорю: чепуха, но сама думаю – кто знает? Психов на свете полно.

Он даже не рассердился на ее вранье – настолько убедительно импровизировала эта кошмарная женщина, изображая сейчас привычную детям кудахтавшую по поводу и без курицу-наседку. Хвала чертям, ей не пришлось объяснять правила игры!

- Ничего не случилось, Эффи, - ровным голосом отозвался Пит, продолжая удерживать в своей руке дрожащие пальцы почти зеленой Китнисс. – Какой-то старый фургон газанул.

Фургон, говоришь? Хеймитч пристально вгляделся в ясные голубые глаза Мелларка. И тут же, опровергая его слова, из-за двери отчетливо раздался еще один выстрел, за ним второй.

Времени на раздумья не оставалось.

- Вы оба – за мной, - коротко скомандовал ментор, распахивая двери в коридор.

Он привел их в комнату наверху, как раз над той, где команда Двенадцатых только что смотрела трансляцию. Потолок зала, украшенный лепниной из натюрмортов и ангелочков, уходил на высоту двадцати с лишним футов. На стенах в фирменных темных чехлах Мастера висели вечерние наряды. Повсюду стояли огромные вазы с вычурными букетами, и цветы источали насыщенный, почти ядовитый запах, от которого вошедшая следом за Питом Китнисс начала хмуриться и отчаянно тереть глаза. Без лишних слов ментор сорвал с обоих микрофоны и засунул их под подушку стоящего в центре комнаты дивана, а потом, прижав палец к губам, повел через другой выход в полумрак запасного коридора. Он шел быстро, иногда поворачивая, иногда толкая очередную скрипучую дверь. Завяжи ему сейчас глаза, он прошел бы весь этот лабиринт вслепую – коридоры Дворца в Одиннадцатом отличались от Двенадцатого лишь цветом побелки на стенах.

Наконец они добрались до места – в тупике очередного прохода Хеймитч с умилением разглядел ту самую стремянку, которую сто лет назад приволок сюда лично сам мэр, пытаясь выудить из-под купола двух надравшихся в хлам здоровенных мужиков, оравших на весь дистрикт что-то неприличное в распахнутое настежь чердачное окно. Ментор молча кивнул удивленному Питу и сделал знак забираться наверх. Потом дождался, пока тот затянет на чердак напарницу, – глазеть девчонке под юбку было неприлично даже для старого пропойцы – и поднялся следом. Пинком закрыл люк и только потом, обернувшись, рявкнул:

- В чем дело?

Вообще-то, он не собирался рычать на них, но и сюсюкать и любезничать у него сейчас не было ни времени, ни желания. Подобравшись, будто на экзамене, Мелларк спокойно и без лишних эмоций принялся пересказывать ему все, что случилось на площади: как прозвучали четыре ноты, как зрители молча приветствовали их с Китнисс, как они замешкались на веранде и как стали свидетелями убийства несчастного старика, подавшего толпе условный знак. Значит, выстрел ему не померещился.

- Что здесь творится, Хеймитч? – тревожно спросил парень. Ментор перехватил просительный стальной взгляд и скривился. А он-то надеялся, что у девочки хватит мозгов открыться своему напарнику там, в поле, без посторонних ушей!

Ну уж нет, солнышко, отдувайся теперь сама…

- Лучше ты ему расскажи, - обернувшись к Китнисс и подняв брови, выразительно уронил он, скрещивая руки на груди.

Она одарила ментора испепеляющим взглядом, на мгновение поджала губы, а потом сухим и подрагивающим то ли от страха, то ли от возмущения голосом заговорила о визите Сноу, о волнении в дистриктах и даже о поцелуе с Хоторном, который застукали вездесущие капитолийские шпионы. Последнее ментор, кстати, совершенно упустил из виду и теперь слушал, как в первый раз.

- Мы в большой опасности… вся страна в опасности из-за моей выходки с морником, - пошатнувшись, девушка присела на край пыльной тахты, закрыла руками лицо, и сквозь тонкие пальцы полился сбивчивый шепот: – Я должна была все исправить во время Тура, уверить сомневающихся, что тронулась от любви, остудить страсти… а вместо этого – что получилось? Трое убиты, а все, кто пришел сегодня на площадь, будут наказаны.

Не только пришедшие на площадь, с горечью подумал Хеймитч. Капитолий не станет мелочиться и искать виновных. Весь Одиннадцатый дистрикт поплатится за своеволие.

- Выходит, и я подлил масла в огонь, со своими деньгами, - процедил сквозь зубы Пит, и ментор успел заметить блеснувшую в небесных глазах ледяную ярость. Парень порывисто отвернулся и вдруг одним резким движением сбросил на пол оказавшуюся под рукой старую настольную лампу. – Пора уже прекратить эти игры! Вы двое шушукаетесь, делитесь тайнами, а меня даже не посвящаете – словно я невменяемый тупица или слабак, недостойный доверия!

Ментор фыркнул и возмущенно уставился на Мелларка. Ну да, можно подумать, мальчишка сам никогда не секретничал с ним? А как же ночь перед первым интервью в Капитолии? И, кстати, их шушуканье было не менее серьезным! Он уже собрался шуметь и возмущаться, но вместо этого виновато прикусил язык. Доверие… не он ли пообещал парню честность со своей стороны? Не он ли добивался его доверия? И вот снова подвел его. Хеймитч отвел глаза - он отлично представлял себе состояние своего разбушевавшегося подопечного. Пит Мелларк ненавидел вранье. Мальчишка мог бы простить все, любую слабость, любой недостаток – только не ложь. Потому что лжи ему уже хватило выше крыши.

- Это не так... - начала было оправдываться Китнисс, пока ей в ответ не полетели осколки еще какой-то статуэтки.

- Именно так! – сверкнув глазами, огрызнулся Пит. – Китнисс, у меня в Двенадцатом тоже остались родные и друзья. Думаешь, их это не коснется? Или после всего, что мы вместе пережили на Арене, я до сих пор не заслуживаю обыкновенной правды?

- Ты всегда был хорош и надежен, Пит, - решился вступиться за девочку Хеймитч. - Так умно вел себя перед камерами. Я не хотел ничего портить.

- И переоценил мои способности. Сегодня я все угробил, - в сердитом голосе Пита появилась злая боль. – Что теперь будет с родными Руты и Цепа? Я подарил этим людям светлое будущее? Да им повезет, если они доживут до вечера!

Лучше бы он не говорил этого... Ментор вдохнул и почувствовал, как внутри холодным узлом скрутилось противное ощущение вины. Это не Мелларк их угробил, а он сам – там, в поезде, ему не стоило изображать из себя шпиона, мать его дери! Вместо того чтобы выяснять отношения с Эффи Бряк, лучше бы он объяснился со своими ребятами начистоту!


Снова тайны, снова ложь. Чего еще я не знаю? Когда же, наконец, эти двое перестанут делать из меня идиота?! Внутри все кипит. Я и не подозревал, что могу чувствовать такую ослепляющую ярость. Ловлю виноватый взгляд ментора и вспоминаю наш урок – запереть эмоции… как их запереть, если они сбивают с ног? Захлестывают неуправляемой волной? Если я не смогу собраться, то просто захлебнусь этой дикой злостью, заливающей мой разум. И утону. В прозрачных внимательных глазах наставника появляется уже знакомое мне выражение – смесь возмущения и стыда. Потом глаза вспыхивают, и на небритых скулах начинают отчаянно ходить желваки. Я на пределе и готов ко всему, но вместо того чтобы кричать и сотрясать кулаками воздух, ментор просто молчит.
Смотри и учись, Пит Мелларк.
Отвлечься. Сосредоточиться.
Осколки вазы на полу блестят в солнечном свете, в воздухе кружатся пылинки.
Сдержаться. Подняться на ноги. Выплыть.
- Хеймитч, он прав, - роняет Китнисс. - Зря мы молчали. Даже тогда, в Капитолии.
О чем это она? О своей фальшивой любви на Арене? Мне до сих пор горько и больно, и я не уверен, что смогу когда-нибудь освободиться от этого мерзкого ощущения использованной и выброшенной игрушки… но сейчас не время для мальчишеских обид. Зачем она таится от меня? Неужели не доверяет мне… все еще не доверяет мне?! На этот раз из-за ее лжи могут погибнуть люди – ее семья, моя семья, семьи тех, кого мы оба только что подставили под удар нашим глупым благородством! Неужели эти двое не понимают, что теперь мы рискуем не только собой, но и всеми, кто окружает нас… верит в нас?!
Ментор морщится и по-прежнему молчит. Ну разумеется, это не первый его секрет. А чего я ожидал? Хотя стоит отдать ему должное – молчать он умеет гораздо лучше меня.
- На Арене вы тоже как-то общались? Не обращая внимания на меня? – не могу не спросить, хотя заранее знаю ответ. Глубоко внутри жгучая раскаленная лава ярости переплавляется в ледяное спокойствие. Китнисс поспешно отводит глаза. Снова будет лгать?
- Нет, - она отрицательно качает головой. Голос ровный, без тени вранья… хотя смогу ли я разобрать ее вранье? Не уверен. – Публично нет. Просто я догадывалась, чего он хочет, по прилетевшим или не прилетевшим подаркам.
- Что ж, у меня такой возможности не было, - покрываю ледяное спокойствие броней сарказма. - Мне ведь не присылали подарков, пока не появилась ты.
- Знаешь, что, парень… - не сдержавшись, возмущенно начинает Хеймитч. Знаю. Помню, как сам просил его советов, как требовал от него дурацких клятв, как с дрожью в голосе умолял спасти ту, без которой не представлял своего существования. И до сих пор не представляю. Какие претензии? Она жива… он сдержал слово.
Теперь моя очередь показать им обоим, чего я стою.
- Не трудись. Знаю, - ментор едва заметно кривится от моего насмешливого голоса. - Тебе пришлось выбрать одного из нас, и я сам хотел, чтобы это была она. Но теперь все иначе. На улице умирают люди, и сколько еще погибнет, если мы не справимся? Я лучше Китнисс держусь перед камерами, мне не нужны советчики. Мне нужно только одно: знать, во что ввязываюсь!
И что еще я должен сказать, чтобы донести до них очевидные истины?!
- С этого дня недомолвкам конец, - сухо обещает ментор, отводя глаза на Китнисс. Это я уже слышал. Я верил их словам, я прощал им свою боль. Я доверял им свое сердце.
Смогу ли доверить снова?


- Да уж, надеюсь, - распахнув люк, едко бросил Пит, выбираясь с чердака. Хеймитч поморщился – мальчишка не удостоил и взглядом ни своего наставника, ни свою напарницу.

- Ты правда выбрал меня? – растерянно прошептала у него за спиной девушка.

- Ага, - только и смог сказать он, оборачиваясь.

- Почему? - в ее стальных глазах светилось искреннее недоумение. - Ведь он тебе больше нравился.

Ментор молча усмехнулся. Он мог бы рассказать этой удивительной колючей девчонке, что такое любовь, преданность и слово, данное самому себе… но предпочел промолчать. Когда-нибудь – возможно, но не сейчас.

- Нравился, - покорно кивая, вместо этого согласился он. - Но, если ты помнишь, до изменения правил я и не надеялся вытащить вас обоих. А Пит так усердно тебя защищал... Вот мне и пришло на ум: если три человека приложат столько усилий для спасения одного, этот один уж точно победит.

- А-а... - только и промямлила Китнисс, удивленно глядя на него, и ментор лишь устало повел плечами.

- Порой приходится делать выбор, солнышко, - глухой голос его выразительно дрогнул. – Если выпутаемся из этой передряги, ты тоже однажды научишься.

Глава 6

Десятый дистрикт встретил победителей бескрайними просторами и бесчисленными стадами крупного рогатого скота. Несоизмеримо больше Одиннадцатого и уже менее жаркий, Десятый со своими желтовато-бурыми прериями и сочно-зелеными саваннами раскинулся от горизонта до горизонта. Сразу за ограждением экспресс замедлил ход, и теперь легкий ветерок с привкусом пряных степных трав и теплого осеннего утра теребил занавеси на приоткрытом окне менторского купе. Уставившись на проплывающие мимо луга, Хеймитч задумчиво вдыхал ароматный воздух. Умиротворяющая картинка животноводческого дистрикта никак не вязалась в его голове со вчерашним происшествием в Одиннадцатом.

После скандала на чердаке они с Китнисс вернулись в ту самую комнату, где ментор сорвал с нее и Пита микрофоны. Их уже ожидала вся команда Двенадцатых, в полном своем составе. Хеймитч приготовился выдумывать оправдания их исчезновению в наиболее безобидных для капитолийской прослушки выражениях, но, как оказалось, Мелларк его опередил. С непробиваемо вежливой улыбкой и неизвестно откуда взявшимся восторгом в голосе парень умилялся их с Китнисс экскурсии, которую любезно провел для них старый ментор, и рассказывал Цинне и Порции об архитектурных особенностях местного Дворца правосудия. Хеймитч прикусил язык - судя по облегченным и посветлевшим лицам капитолийцев, мальчишка не испытывал никаких затруднений со словами, на ходу сочиняя настолько убедительно, что смог ввести в заблуждение и Мисс-Вселенскую-Глупость, и мудрого Мастера, и даже собственного всевидящего стилиста.

Собственно, ментор давно уже не сомневался, что выдержка Пита Мелларка могла дать десять очков форы всем им, вместе взятым.

Пока Китнисс в очередной раз подвергалась издевательствам со стороны своих пестрых птичек-визажистов, Хеймитч застал Пита за переодеванием к торжественному ужину. Как кстати рядом не оказалось Порции – ментору не хотелось откровенничать при ней. Уставившись упрямым сердитым взглядом в высокое зеркало, Мелларк молча застегивал запонки-огоньки на кипенно-белой шелковой рубашке и даже не обернулся на звук его шагов – только его стильно растрепанное светловолосое отражение коротко царапнуло менторское сердце колючими голубыми глазами.

- Ты зря на нее наорал, - прямо с порога начал ментор. Игнорируя его слова, Пит только поджал губы. – Это была моя идея, малышка всего лишь в кои-то веки послушалась меня.

На самом деле он не помнил, говорил ли Китнисс что-то подобное… он даже был почти уверен, что не говорил, – не стал бы он просить ее врать после всех усилий, затраченных на сближение с мальчишкой после их возвращения из Капитолия, – но Мелларку с его юношеской обидчивостью вполне хватит и официальной версии. Пусть и дальше считает своего наставника старым интриганом, он это как-нибудь да переживет.

- Ты обещал быть честным со мной, - напомнил Пит. Хеймитч поморщился – как бы не ляпнуть чего лишнего…

- Обещал, - послушно кивнул он. – Но я не думал, что тебя так заденет мое молчание…

- Ваше молчание, - перебивая, сухо поправил его парень. Быстрым взглядом оглядел комнату, потом обернулся и выразительно поднял светлые брови. – Возможно, ты не знаешь, но иногда оно бывает хуже лжи. И иногда из-за такого молчания могут пострадать люди.

Ментор не стал уточнять, кого именно имел в виду мальчишка, но что-то подсказывало ему, что отнюдь не себя.

Все дальнейшие события вечера вспоминались ему, словно в тумане - и торжественный прием, и розовое в пол воздушное платье Китнисс, и ослепительно яркие вспышки фотоаппаратов, и вынужденная дежурная ухмылка на его физиономии, и сменяющие друг друга стаканы с выпивкой. Одно облегчало мучения его совести - его дети держались на высоте: они появились под руку и, как и положено пылким влюбленным, весь вечер не отходили друг от друга, рассыпая вокруг обворожительные улыбки. Но старый ментор заметил и голубые глаза, горящие гневом, и серые, светящиеся паникой.

Они вернулись в поезд далеко за полночь под вооруженным до зубов конвоем из десятка миротворцев. Ментор умудрился не упиться до чертиков – ему нужна была трезвая голова. Правда, совсем уж трезвой ее можно было назвать с большой натяжкой, но сам факт того, что он самостоятельно передвигал ноги и без посторонней помощи сумел добраться до собственного купе, уже говорил о многом. Он даже успел перекинуться парой слов с Цинной – при всем своем благоразумии и сдержанности Мастер был не на шутку взволнован.

Одиннадцатый дистрикт провожал их гнетущей тишиной и кромешным мраком, и на мгновение в этой темноте Хеймитчу померещились кресты и виселицы. Он мысленно обругал себя... но потом по милости своих пьяных фантазий снова не спал всю ночь. Хотел было пройтись по вагону, но услышал за дверью неровные шаркающие шаги Мелларка – спасаясь от собственных ночных демонов, парень с завидным упорством и усердием разрабатывал свою новую «ногу». Ментор помедлил минуту, а потом предпочел остаться у себя. Рассудительного разговора у них бы сейчас не вышло, а выслушивать вполне заслуженные упреки ему как-то не хотелось.

Его сморило лишь к утру. Он не видел привычных кошмаров – помнил только кроваво-красные пятна на выцветших пастушьих робах и золотистых соломенных шляпах посреди бесконечных полей безжизненного Одиннадцатого дистрикта.

Площадь в Десятом оказалась забита до отказа. Оцепленная по периметру двумя рядами белоснежных мундиров подобно скоту на бойне, толпа хранила гробовое молчание. Неужели все эти люди были в курсе произошедшего накануне? Он был уверен, что Капитолий приложил руку ко вчерашней трансляции, обрезав все лишнее, но и того, что осталось, с лихвой хватало, чтобы разглядеть за внешним покорным спокойствием клокочущую людскую ярость. Сегодня он решил сменить наблюдательный пункт: презрительно фыркнув на недовольные физиономии миротворцев и тактичные предупреждения Цинны, ментор вышел на площадь и встал недалеко от трибуны так, чтобы подопечные могли видеть его. С торжественно-траурным лицом Китнисс прочла свою речь по бумажке, слово в слово то, что с самого утра написал для нее Пит, потом ровным будничным тоном безэмоциональной протокольной фразой поблагодарила Десятый дистрикт за гостеприимство. Его передернуло от дикости ее слов, толпа же сдержанно промолчала в ответ. Вцепившись мертвой хваткой в руку напарника, на деревянных ногах девушка спустилась с помоста и, не оборачиваясь, скрылась в холле Дворца правосудия. Он задержался на пару минут – хотел убедиться, что на этот раз обойдется без выстрелов и кровопролития.

Вроде обошлось.

На банкете он не сводил глаз со своей сладкой парочки, каждую минуту ожидая срыва от нее или подвоха от него. Ничего подобного. Похоже, выдержка Мелларка была заразной – что бы там ни произошло между ними на чердаке в Одиннадцатом, здесь они по-прежнему изображали пламенную любовь: Китнисс в очередном шедевре Мастера буквально висела на локте мнимого возлюбленного, то и дело заботливо поправляя светлые пряди его волос и лишь зябко поводя голыми точеными плечами, а ее избранник ласково улыбался ее томным взглядам и снисходительно принимал поздравления от местной бюрократии, твердой рукой раздавая за обоих многочисленные автографы. Тьфу, ну и цирк! После трех часов подобной клоунады ментор не выдержал и все-таки надрался, причем так, что на этот раз до экспресса его провожала парочка официантов. Упрямо отказываясь идти к себе, он рухнул на черно-белый диван в салоне. Расходясь по купе, Цинна укоризненно покачал головой, Порция сочувственно улыбнулась, а Эффи молча поставила на столик рядом стакан воды с плавающей в нем большой шипучей таблеткой. Что бы он там не думал об этой кошмарной капитолийской женщине, очевидно, она думала о нем гораздо лучше. И гораздо больше.

- Ничего не говори, - сухо буркнула она на его удивленно вскинутый пьяный взгляд. Он покорно кивнул – ему нечего было сказать.

Девятый дистрикт сразил их сотнями высоковольтных рогаток и вырубленными на метр от земли лесами. Они снова вернулись ближе к северу – погода оказалась такой же неприветливой, как дома, в Двенадцатом, и вместо белоснежной горностаевой шубки Мастер одел свою любимицу в длинное огненно-красное пальто мехом внутрь. Стилистам пришлось немало потрудиться, чтобы спрятать от телевизионных камер темные круги под прозрачными стальными глазами – уже вторые сутки Китнисс практически не спала. Еще немного, и она свалится, обеспокоено твердил Цинна. На этот раз он даже не сопровождал их на торжественном выходе – пока Двенадцатые произносили очередные штампованные речи и осматривали жалкие достопримечательности дистрикта, состоящие по большей части из безликих коробок служебных зданий и линий электропередач, Мастер поспешно ушивал в талии благоразумно примеренное с самого утра платье для очередного вечернего банкета.

Банкет прошел как по маслу. Сегодня роль эскорта победителей и по совместительству первой линии обороны добровольно взяли на себя Эффи и Порция. Расфуфыренная по последней капитолийской моде, Эффи блистала манерами и глупостью, опекая своих подопечных так тщательно и настойчиво, что у любого приблизившегося к ним поклонника уже через пять минут отпадало всякое желание слушать ее высокопарный лепет. Ментор молча поблагодарил ее – он ни на йоту не усомнился, что весь произнесенный ею бред был всего лишь очередным спектаклем. Порция, в свою очередь, со стойким воодушевлением рассказывала всем желающим об устройстве Игр. Благо желающих этих оказалось не так уж много – приглашенная на банкет элита не слишком интересовалась обратной стороной ненавистного во всем Панеме телешоу. Сам же Хеймитч безуспешно искал среди гостей прежних победителей или хотя бы действующих менторов.

Но, как и обещал Рубака, таковых не оказалось ни в Девятом, ни накануне у соседей.

Переезд до Восьмого обещал быть дольше обычного, и порядком измотанные тремя предыдущими остановками пассажиры экспресса позволили себе вздохнуть с некоторым облегчением. Цинна потребовал увеличить калорийность обедов для Китнисс и теперь где уговорами, где угрозами пытался заставить свою музу съесть содержимое ее тарелки. Уговоры не действовали, а угрозы выглядели совершенно безобидными, и буквально на глазах Китнисс таяла, а Пит становился все более и более замкнутым и угрюмым. Ментор уже решил, что дети снова поцапались, но в первый же свободный вечер застал их двоих в гостиной – сидя в полумраке перед включенным телевизором, передающим запись банкета из Девятого, его подопечные едва слышными шепотками обсуждали, как все прошло и достаточно ли убедительно они изображали страстно влюбленную пару. Ему хотелось сказать, что для полной натуральности им не хватало самого главного – счастливого выражения на лицах… но он не стал вмешиваться. Чего доброго, его опять пошлют куда подальше. Он сунулся в столовую – и обнаружил там Эффи Бряк: разложив перед собой бумаги, свой фирменный блокнот и трехмерную голографическую карту Панема, капитолийка просчитывала следующие этапы Тура победителей. Тайком наблюдая в слегка приоткрытую дверь купе за ее сурово сдвинутыми нарисованными бровями, ментор вдруг отчаянно захотел сделать для нее что-нибудь приятное. Он жестом подозвал безгласого стюарда и, пересиливая собственную гордость, попросил приготовить для его помощницы чашку ее любимого кофе. Когда через десять минут он молча поставил ароматный напиток на стол рядом с ней, Эффи только и смогла, что растерянно уставиться на него изумленными синими глазами.

- Ничего не говори, - коротко отрезал он готовый вырваться наружу словесный поток. Она нервно сглотнула невысказанное – и послушно промолчала.

Показавшийся на вторые сутки на горизонте Восьмой выглядел жутко и устрашающе: безобразные фабрики, дымящие трубы очистительных заводов и полное отсутствие какой-либо растительности. Распахнутыми в ужасе глазами Китнисс провожала уродливые плоды цивилизации – бесконечные заводы, где-то еще относительно новые, где-то уже заброшенные и глазеющие на пролетающий мимо поезд пустыми пятнами темных разбитых окон. От тяжелого, спертого, пропитанного удушливыми запахами производственных выбросов воздуха не спасали даже кондиционеры, которым был сплошь и рядом напичкан экспресс победителей. Уже не в первый раз ментор ловил направленный в окно задумчивый сердитый взгляд Цинны – в зеленых с золотыми искрами глазах Мастера плескался непонятный ему гнев – и не мог понять причины его молчаливой злости. Неужели благовоспитанный аристократ и истинный капитолиец был настолько возмущен увиденным?

- Прежде мне не доводилось бывать дальше Второго дистрикта, - глухо отозвался молодой человек на вопросительный взгляд Двенадцатого. Ментор понимающе хмыкнул.

- Значит, тебя ждет масса интересного и неожиданного, - невесело предупредил он.

Бурлившая толпа Одиннадцатого оказалась просто цветочками в сравнении с тем, как встречал несчастных влюбленных текстильный дистрикт. При виде его победителей сотни и тысячи человек на разукрашенной пестрыми флагами мрачной площади перед мэрией едва не захлебнулись от возбуждения, сквозь которое явно проступала злость. Жители Восьмого скандировали имя его огненной девочки, но ментор отчетливо слышал в этом многотысячном приветствии не восторг, а призыв к мести. Пока, заикаясь на каждом слове, Китнисс произносила очередную написанную Мелларком речь, ее испуганный взгляд метался по гудящей, будто растревоженный улей, площади, которую уже не в состоянии была усмирить и сотня миротворцев. Стальные глаза пульсировали паникой и отчаянием, и она, сама того не замечая, все отчаяннее прижималась к Питу. И какой кретин сказал, что это безумие можно остановить простыми играми в любовь?

Самые убедительные спектакли не повернули бы вспять эту грозную реку человеческого единства.

Вечерний наряд Китнисс, предназначенный для приема в Восьмом, сверкал россыпью бриллиантов на глубоко-синем бархате. Цинна критически оглядел девушку, поворчал на синяки под ее глазами и категорично отложил платье в сторону, распаковав другое, нежно-персиковое, из струящейся блестящей материи. Сокрушенно охая на прозрачную бледность Китнисс, визажисты добавили блеска на губы и румян на скулы. Ничего не помогало. И Двенадцатых, и их сопровождение захлестывала неконтролируемая истерика: сразу по возвращении с площади ментор хорошенько приложился к бутылке, визгливый командирский голос Эффи поднялся на несколько тонов выше, а всегда выдержанный Пит не находил себе места – после вырванных с мясом крючков на широком атласном поясе брюк Порции пришлось срочно доставать новую костюмную пару. Самой вечеринки Хеймитч не помнил – очнувшись уже в поезде от разрывающей виски головной боли, ментор с опозданием подумал, что не имел права так упиваться в такой ответственный момент.

За завтраком, уже на пути в Седьмой, Эффи посетовала на ужасный цвет лица Китнисс и тактично предложила девушке свое собственное волшебное успокоительное.

- Что? – наигранно захлопала длинными накладными ресницами капитолийка в ответ на удивленные взгляды соседей по столу. – Я тоже человек… и иногда мне тоже требуется фармакологическая помощь.

Этой же ночью, шатаясь по поезду, он впервые услышал стоны и крики Китнисс, доносившиеся из ee купе. Если прежде девочка вообще не спала, то сейчас, приняв лекарство, она отчаянно пыталась вырваться из мутной наркотической пелены, вызванной капитолийскими пилюлями. Одному черту было известно, какие демоны преследовали бедняжку в ее страшных снах… хотя нет, не одному: наверняка, Пита Мелларка мучили сейчас те же ужасы. Хеймитч поделился своим невеселым открытием с Цинной. Самые страшные наши кошмары легко могут оказаться чьей-то сладостной мечтой, с печальной улыбкой философски заметил ему в ответ Мастер.

Обшитый мореным дубом банкетный зал молчаливого Седьмого дистрикта сверкал десятками огней. Столы были накрыты скромнее, чем в Капитолии, но стоило отдать должное местному мэру – он постарался на славу. Оставалось только догадываться, была ли это его собственная инициатива либо чье-то указание сверху. Двенадцатые появились под руку, как обычно – чинно вышли следом за всей своей командой, еще раз поприветствовали присутствующих и поспешили слиться с танцующими. По правде сказать, танец в паре у них получался так себе, и Хеймитч сделал себе мысленную пометку исправить это упущение. Несмотря на витающую в воздухе опасность, он невольно залюбовался своими подопечными: такие юные и прекрасные… если бы не это затравленное выражение бледных напряженных лиц. Вот Китнисс растерянно подняла на напарника светящиеся в полумраке зала глаза, и в них мелькнуло что-то жалобно-умоляющее. Губы ее шевельнулись в беззвучном шепоте, и совершенно неожиданно, наплевав на замысловатую прическу своей «возлюбленной», Пит порывисто запустил пальцы в изящно уложенные локоны на ее затылке и притянул к себе, накрывая дрожащие губы осторожным поцелуем. Вот это номер! Хеймитч поперхнулся очередным глотком виски, поспешно отводя сердитый взгляд. Что еще за дурацкая затея? Они действительно думают, что это сработает?

Через час ему начало казаться, что у его победителей просто сорвало крышу. Если в Одиннадцатом и Десятом они скромно держались за руки, а в Девятом и Восьмом снизошли до осторожных объятий для фотокамер, то сейчас, забыв обо всяких приличиях, беззастенчиво целовались на виду у всех приглашенных. Он знал, что подглядывать нехорошо, но не мог отвести глаз. Что, черт подери, они вытворяют? Вот, опершись на край стола и натянуто кокетливо улыбаясь, Китнисс игриво поманила пальчиком своего напарника. Хеймитч сердито фыркнул – и это та самая колючка из Двенадцатого дистрикта? Очаровательно сдвинув светлые брови, Пит шагнул ближе, она ухватила его за узкие атласные лацканы смокинга и порывисто притянула к себе. Томно выдохнула у самого лица, а потом требовательно прижалась губами к его губам. Отрывая свою «возлюбленную» от пола и поддерживая одной рукой за талию, Мелларк наобум сделал шаг, другой и, не разрывая поцелуя, прижал спиной к ближайшей колонне. Где-то позади ментора с умилением охнула пара женских голосов. Он недовольно скривился – эти игры зашли уже слишком далеко… а игры ли?

- Что это было?! – обрушился он на Пита, едва только они переступили порог гостиной экспресса. Пит сердито нахмурился.

- А как по-вашему? Конечно, ошалевшие от любви неразумные подростки, - его резкий голос с нотками плохо скрытой досады кольнул острее ножа. Хеймитч пристыжено умолк. Вот оно что. Ведь именно этого требовал от Китнисс президент Сноу – доказательств ее безумной влюбленности в этого парня. И вряд ли у девочки это получилось бы без его помощи. Вот мальчишка и подыграл… просто подыграл ей.

От этой мысли ему вдруг стало нестерпимо горько.

- Смотрите, не перестарайтесь, - пробубнил ментор, выразительно хлопнув дверью.

Чтобы добраться до Шестого дистрикта, им предстояло пересечь длинный навесной мост над огромным и роскошным в своей дикой нетронутости озером. На какой-то момент и победители, и их свита напрочь забыли обо всех бедах Панема – настолько поразила и капитолийцев, и привыкших к растительности Двенадцатых естественная природная красота здешних мест. Да, их путь так же окружали леса, но они были совсем другими: несмотря на позднюю осень крона деревьев все еще оставалась золотисто-рыжей. Пит заворожено провожал взглядом разноцветные огненные всполохи кленовой листвы и едва заметно улыбался собственным мыслям.

- Оранжевый – его любимый цвет, - шепнула на ухо ментору Порция, не сводившая глаз со своего любимого светловолосого мальчика.

К обеду вышли не все – только победители, ментор и Эффи. За столом не было ни Цинны, ни Порции: сославшись на большой объем работы по подгонке следующих платьев Китнисс, стилисты попросили обедать без них, пообещав перекусить в купе у Мастера, которое за последние несколько дней успело превратиться в самую настоящую передвижную мастерскую. Ментор знал, что Цинна не любил, когда его работе мешали, и потому даже не стал настаивать.

Уже усевшись на свое обычное место и приступив к первому блюду, Эффи внезапно заговорила о банкете накануне вечером. Хеймитч ожидал бурных восторгов и словесных излияний по поводу обустройства праздника – и потому его несколько обескуражили ее следующие слова.

- Я понимаю, что вы молоды, влюблены и наслаждаетесь нашей поездкой и обществом друг друга, - поучительно начала капитолийка, обращаясь к Питу и Китнисс, - но вчерашнее ваше поведение на банкете было… гм-гм… несколько неприличным…

Он как раз делал очередной глоток из своего стакана – и, поперхнувшись, ошалело уставился на нее. Неприличное поведение? Наслаждаться Туром Победителей? Она, что же, серьезно так думала – особенно в свете всего того, что происходило вокруг? Уж он-то точно знал – пестрая глупышка Эффи все прекрасно видела и все прекрасно понимала… но усердно гнула свою линию, изображая недалекую капитолийскую курицу.

- Несомненно, все эти поцелуи выглядели весьма романтично, - тем временем наставительно продолжала она, - и они, наверняка, понравились капитолийским зрителям, но вам стоило бы вести себя более сдержанно – в конце концов, вы оба еще несовершеннолетние, вам рано думать о… - она запнулась, тактично подбирая подходящее слово, и Хеймитч не выдержал.

- О чем, дорогуша? – хмыкнув, он насмешливо уставился на нее. – О сексе? Давай-давай, скажи это вслух! Несовершеннолетние, говоришь? Значит, умирать на Арене им уже можно, а вот миловаться на виду у восторженной публики – ни-ни?

- Мне бы не хотелось неприятностей, - коротко глянув в его сторону, сухо отозвалась Эффи, натянуто улыбаясь подопечным. – Мы ведь отвечаем за них перед Капитолием – или ты забыл об этом?

Он залпом опрокинул стакан и молча поежился. К черту сильных мира сего – прежде всего он отвечал за этих детей перед самим собой.

- Но разве Капитолию не нужно шоу? - подал голос Пит, не отрывая взгляда от белоснежной обеденной скатерти. – Разве мы не должны развлекать наших поклонников… и остальных тоже? И разве не для этого нас везут через всю страну, выставляя перед дистриктами?

- Дело не только в шоу – важно помнить и о манерах и правилах поведения, - снисходительно обернулась к нему Эффи. – То, что вы победители, еще не означает, что вам многое спустят с рук. И на Арене, и в Капитолии – романтика везде нужна в меру.

Романтика – на Арене? Да что она несет?!


Вижу, что ментор с трудом сдерживается, чтобы не выдать очередную гадость – в слегка окосевшем взгляде прямо-таки пляшет злое веселье. Знакомая картинка. Что-то подсказывает мне, что бедняжке Эффи сейчас здорово достанется. Предупредительно поднимаю брови – не уверен, что его хамоватые шутки понравятся сидящей напротив Китнисс.
- К черту Капитолий и к черту манеры, женщина, - вместо привычных язвительных насмешек подозрительно ровно роняет он, не сводя внимательных глаз, и что-то в его взгляде неожиданно пугает меня. – Просто оставь детей в покое. Хотят целоваться – пусть целуются. А насчет романтики на Арене – интересно, что конкретно ты имеешь в виду? Где это ты узрела романтику – в запахе запекшейся крови, вывернутых наружу кишках или в запущенной гнойной ране? Или, может быть, тебе интересен неповторимый аромат, который источает пропитанная потом трибутская униформа в условиях полной антисанитарии? Или сами трибуты, трое суток находящиеся в замкнутом пространстве, которое не претендует на звание номера-люкс в Ройял Сентрал Таун, где тебе и спальня, и кухня, и сортир – рядом, в двух шагах друг от друга… да-да, я сказал «сортир», не морщи свой капитолийский носик, дорогуша! Тебе вообще знаком запах застоявшейся мочи? Или запах обыкновенного человеческого дерьма?
Мне нечем дышать… зачем он это говорит?! Как можно так хладнокровно и безжалостно озвучивать не самые приятные мои воспоминания – те, от которых я мечтаю избавиться? Все еще сверля меня пьяным… а пьяным ли?... взглядом, он вытаскивает из внутреннего кармана уже знакомую плоскую фляжку, рывком скручивает с нее пробку и, игнорируя стоящий перед ним стакан, делает несколько глотков прямо из горлышка – словно его, как и меня, потянуло на тошноту от собственных слов. Чего он добивается?! Хочет растравить наши души? Бессонными ночами я слышу крики Китнисс – знаю, нас мучают одни и те же кошмары. Мертвые трибуты и живые переродки. Но бывают и другие сны... прошло столько времени, а я все еще не могу отделаться от воспоминаний о нашем убежище на Арене. Да и не хочу. Они – часть меня, они намертво вросли в мое сердце – каждое слово, ощущение, жест… звук, запах… да, они для меня бесценны, но многие из них далеко не так романтичны, как это кажется нашей капитолийской спутнице…
- Так вот знай, детка, - врывается в мои мысли сиплый голос ментора - в нем нет насмешки, только снисхождение и усталость, – гной пахнет трупами, а дерьмо - дерьмом… покрепче вбей это в свою тыквенную голову и больше не приставай к нашим голубкам со своими высокоморальными советами!
Осторожно поднимаю глаза на побледневшую Китнисс – она упрямо смотрит в стену позади меня. Внутри шевелится острое чувство неловкости: тогда, умирая, я не задумывался, что делал, как выглядел или как пах… и говорил откровенные глупости, выпрашивая поцелуи, когда ее буквально выворачивало наизнанку от вида моей раны. Но сейчас все позади, и мне стыдно взглянуть в глаза той, которая была рядом. Я почти уверен, она чувствует сейчас то же самое. Ей тоже есть, что сказать... но, не произнеся ни слова, она встает со стула и поспешно покидает столовую. Перевожу глаза на Эффи. Похоже, на этот раз ментор перегнул палку. Сейчас будет взрыв. Ничего подобного: капитолийка лишь сжимает губы – так сильно, что они вот-вот превратятся в одну тонкую ниточку. И молчит.
Эффи – и молчит?!
- Вообще-то дерьма не было, - кашлянув, неожиданно для самого себя примирительно отзываюсь я, пытаясь улыбнуться и перевести в шутку черный и совсем не смешной менторский юмор. Эффи смотрит на меня долгим тяжелым взглядом, потом поднимается из-за стола и так же, как Китнисс, молча выходит за дверь. Слышу короткий смешок – хозяин плоской фляжки зажал кулаком рот, чтобы не расхохотаться в полный голос. Старый мерзавец, только он может смеяться над подобными шутками! Заглядываю в его пронзительные глаза – и неожиданно вижу в них поддержку и одобрение.
- Поздравляю, Мелларк, - давясь горьким смехом, кивает он мне с другой стороны стола, - ты только что уделал ум, честь и совесть Капитолия!

- Зачем ты так? – отводя глаза в тарелку с горячим, сдержанно уронил Пит. – Реально думаешь, что забавно выслушивать подобное? Все было и вполовину не так плохо…

Ментор хмыкнул. Ох уж эта тактичная лояльность Мелларков!

- Да знаю я, как все было, - угрюмо отмахнулся он. – Ну да, чутка присочинил… но эта женщина утомила меня своими идиотскими высказываниями. Зато теперь, надеюсь, мой следующий прием пищи обойдется без ее компании. И без ее нравоучений.

- Тогда почему бы просто не сказать ей об этом? Без того, чтобы лишний раз не напоминать нам с Китнисс о том, откуда мы выбрались?

- Именно потому, - порывисто поднимаясь из-за стола, сухо отрезал Хеймитч, - чтобы вы оба ни на минуту не забывали, что ваши Игры еще не закончены.

Благодаря его выходке остаток дня прошел в гробовом молчании, а вечером ему досталось от Цинны – видимо, Эффи нажаловалась. Мастер не стал распекать старого ментора, лишь мягко попросил его быть более тактичным и более снисходительным и к своим коллегам, и к своим подопечным. На какой-то момент, сжавшись под строгим зеленым взглядом, Хеймитч даже почувствовал неловкость… и тотчас одернул себя. Нет, никаких соплей. Он не станет жалеть их. Злить, смешить, подначивать – только не жалеть. И на сегодня свою блиц-программу он уже выполнил: выпил дневную норму спиртного и выбесил всех сотрапезников. Теперь оставалось только послушаться Мастера – помириться с Мисс-Вселенской-Глупостью. Обойдя весь поезд, он нашел ее на кухне: Эффи лично контролировала расход продуктов и раздавала указания насчет будущего завтрака. Надо же, как будто без ее кудахтанья эти ребята не накрыли бы утром на стол!

Опершись плечом на стену и скрестив руки на груди, ментор дождался, пока она выйдет за дверь, и скривился в подобии улыбки.

- Уже наябедничала? – насмешливо вскинул брови он.

- Еще не все сказал? – иронично парировала она.

- Долго будешь дуться?

- Сам додумался прийти?

- Конечно, нет – ты же меня знаешь! - Хеймитч усмехнулся и склонил голову, нехотя признавая поражение.

- Я могла ожидать подобного от тебя, но мальчик… ты плохо на него влияешь, Эбернети – будет жаль, если новый ментор Двенадцатого окажется таким же бесчувственным чурбаном, - ровно на мгновение сбросив маску непробиваемой глупости, с горечью отозвалась капитолийка. – А сейчас извини, у меня еще есть масса дел, требующих моего внимания, - и, не дожидаясь его ответа, гордо поцокала по коридору в следующий вагон.

Он раздумывал всего минуту, а потом покорно поплелся следом.

- Послушай, женщина… Эффи… да подожди же ты! Извини его, парень просто сорвался – сама знаешь, обычно он от таких слов в обморок падает!

Она неожиданно остановилась, и он едва не налетел на нее.

- Надо же, ты просишь за него, - обернувшись, Эффи смерила его изучающим взглядом, и в ее голосе не было ни насмешки, ни поучения, - а он час назад извинялся за тебя…

Следующие дистрикты, Шестой и Пятый, выглядели абсолютно одинаково, с той лишь разницей, что в одном из них победителям и их менторам продемонстрировали всяческую транспортную технику, а в другом потащили на экскурсию по мрачным цехам очередного производства – Хеймитч мог поспорить, что ни один из его подопечных даже не понял, какого именно. Энергетики Пятого, как и транспортники Шестого, встречали Двенадцатых хмуро и уныло, с осуждением в глазах и озлобленностью на лицах, и ментор боялся представить, кому именно предназначалась их молчаливая ненависть – всемогущему Капитолию или выжившей Китнисс Эвердин.

После того, как за очередным завтраком девочка вернула Эффи ее таблетки, Хеймитч постоянно и ненавязчиво наблюдал за ней: пил ли, обедал ли, философствовал ли о высоких материях с Цинной и Порцией, он то и дело тайком поглядывал в ее сторону. За последние дни что-то неуловимо изменилось: за столом она неловко улыбалась и пыталась поддерживать разговор; на трибунах уже не дрожала, как прежде, и негромкий голос, произносящий сухие официальные речи, звучал сдержанно и ровно; в свете вечерних люстр лицо ее уже не казалось мертвенно-бледным, и синяки под стальными глазами стали менее заметны. Словно послушавшись наставлений Эффи, они с Питом больше не висели друг на друге, но в их пересекавшихся то и дело взглядах он с легкостью читал нечто большее, чем просто игру на публику. Какой-то маленький личный секрет.

И главное – уже третью ночь подряд, проходя мимо ее купе, ментор не слышал из-за закрытой двери ничего, кроме абсолютной тишины.

Все разъяснилось на следующее утро после того, как они выехали из Пятого. На рассвете, бредя к себе, чтобы вздремнуть хотя бы пару часов, в тамбуре между спальным вагоном и вагоном-рестораном Хеймитч застал Эффи в неизменном тыквенном парике и любимом голубом кимоно и полуодетого Пита – при его появлении они оба умолкли и лишь обменялись выразительными взглядами. Судя по нервным красным пятнам на возмущенном лице капитолийки, он своим появлением прервал не слишком приятную беседу.

- Да вы, как я погляжу, ранние пташки, - лениво зевая, буркнул он, отмечая на часах начало седьмого.

- Пришлось, - сердито отозвалась Эффи, сверкнув глазами в сторону Мелларка. Громко икнув, ментор молча вопросительно поднял брови, и она недовольно поджала губы. – Конечно, ты, как всегда, не в курсе… он снова ночевал у Китнисс!

Снова ночевал у Китнисс? Хеймитч с ног до головы оглядел Пита – от внимательного взгляда не ускользнула ни наспех, через пуговицу, застегнутая вчерашняя рубашка, ни еще влажные после душа растрепанные волосы – и удивленно хохотнул: неужели молодежь решила, что их спектакль с обнимашками и поцелуями все еще недостаточно убедителен?

- Вижу, вы перешли от слов к делу, - едко уронил он, выразительно усмехаясь. – Что ж, дело молодое… смотри только, не обрюхать малышку!

Он хамил нарочно, ожидая в небесно-голубых глазах гнева, каких-то возражений, оправданий, но Пит только подчеркнуто-спокойно спросил:

- Это все? Теперь я могу идти к себе?

Хеймитч спрятал удивленную ухмылку – мальчишка и не думал защищаться. Вот же поганец!

- Ты должен что-то сделать – ты же ментор! – взмолилась Эффи, до боли вцепившись в его локоть. От ее мертвой хватки он поежился и сердито фыркнул.

- Что ты предлагаешь? Выдать парню пособие по обращению с женщинами, – отстранившись, он многозначительно оглядел ее халатик и глумливо хохотнул, – или, может, показать личный пример?

- Придурок, – сквозь зубы прошипела капитолийка, что есть силы пиная его в плечо, – когда же ты, наконец, перестанешь вести себя, как последний придурок?!

- Пока ты поблизости, детка – никогда, – продолжал иронизировать Хеймитч.

- Гм-гм, - пытаясь протиснуться между сцепившимися менторами, тактично кашлянул Пит, сухо растягивая губы в вежливой улыбке. – Может быть, прежде чем поучать нас с Китнисс, вам стоило бы выяснить собственные отношения?

Несмотря на их заговорщицкие шепотки в тамбурах, к обеду уже весь экспресс знал, что несчастные влюбленные проводят вместе не только дни, но и ночи. Пикантная новость распространилась со скоростью лесного пожара. Никто не говорил об этом вслух, но Хеймитч отлично видел многозначительные взгляды, которыми провожали молодых людей и охочие до сплетен пестрые визажисты, и проводники в капитолийской униформе, и даже безгласые стюарды и горничные. Одни смотрели им в спину презрительно, другие сочувственно, третьи вздыхали и охали от умиления. В присутствии Двенадцатых все было иначе – прислуга подобострастно опускала глаза в пол, Цинна тактично молчал, а Порция ободрительно улыбалась. Одна только Эффи никак не могла успокоиться: сунувшись после обеда в гостиную, ментор стал невольным свидетелем неприятнейшего разговора, когда, не стесняясь в выражениях, Мисс-Вселенская-Глупость отчитывала Китнисс за ее легкомысленность и пренебрежительное отношение к такому бесценному сокровищу, как девичья честь. Мата он так и не услышал, но зато понял, что его капитолийская напарница тоже умела быть по-настоящему грозной.

Вот только бунтарский огонек в прозрачно-серых глазах Кит подсказывал ему, что все эти словесные излияния были пустой тратой времени.

Глава 7

Когда на двенадцатые сутки их путешествия в открытые окна экспресса победителей повеяло океаном, ментор даже не поверил - неужели они добрались до Четвертого дистрикта? Хмурый до сей поры Цинна ожил буквально на глазах: уже битых полчаса, стоя посреди их с Порцией импровизированной мастерской, он мурлыкал под нос какую-то незамысловатую мелодию и с дотошностью истинного мастера своего дела разъяснял Вении тонкости вечернего макияжа Китнисс для выхода в Четвертом. Развалившись в кресле в углу, Хеймитч расставлял фигуры на лежащей перед ним шахматной доске и рассеянно слушал доброжелательный и одновременно строгий голос молодого человека - последнего, кто еще мог нормально разговаривать в этом сумасшедшем доме.

После выволочки, устроенной Эффи Бряк поочередно каждому из его победителей, обстановка в гостиной уже второй день напоминала игру в молчанку: Эффи сердито хмурилась и презрительно поджимала губы при одном только появлении Китнисс или Пита, а все старания Порции завязать хоть какой-нибудь разговор заканчивались полным провалом. Один лишь Мастер, как прирожденный дипломат, умудрялся находить общий язык с обеими конфликтующими сторонами. Скрепя сердце Хеймитч даже готов был признать правоту своей капитолийской помощницы – молодежь действительно вела себя необдуманно. Одно дело ворковать и миловаться на публике и совсем другое… а что другое-то? Ну да, несмотря на все запреты и истерики Мисс-Вселенской-Глупости, сегодня утром он снова застал Пита выходящим из купе своей напарницы, – в полурасстегнутой рубашке, с горящим лицом и мокрой взлохмаченной шевелюрой, – но никто доподлинно не мог утверждать, чем именно занимались эти двое ночами напролет.

Чем занимались – в шахматы играли, усмехнулся своим мыслям ментор.

Стоило вспомнить о шахматах, и в голову тотчас постучалась гениальная идея переговорить на этот счет с Цинной. Двенадцатому до зарезу нужен был дельный совет, и Мастер с его абсолютной логикой и рассудительностью был наилучшей кандидатурой на роль советчика. В таком тонком деле нужна была ненавязчивость и тактичность, коей старый пропойца никогда не страдал. По правде сказать, сам он никогда не был строгим моралистом, и уж тем более ему не случилось стать строгим отцом… и он на самом деле понятия не имел, как вести себя в подобных случаях. Менторство накладывало определенные обязательства по общению с подростками, но все прежние его подопечные были для Хеймитча Эбернети не детьми – всего лишь трибутами. Очередным пушечным мясом. Очередными безликими демонами, имена которых он помнил, как свое собственное.

Эти двое оказались первыми, кто нашел путь к его мертвому сердцу.

Цинна выпроводил свою помощницу, поднял раму открытого окна и принялся распаковывать совершенно сногсшибательные наряды Двенадцатых: на один из манекенов он надел невесомое полупрозрачное платье цвета морской волны для своей музы, а на другой – шикарный, иссиня-серый, как штормящее осеннее море, костюм для Пита.

- Белые или черные? – поинтересовался Хеймитч, расставляя фигуры по пустующим клеткам согласно их цвету и рангу.

- Уступаю тебе право выбора, - отозвался Цинна, примеряя к платью Китнисс яркий отрез какой-то прозрачной материи.

- Тогда мои белые.

- Напомни-ка, чем закончилась наша предыдущая партия?

Ментор невесело усмехнулся. В последний раз они сразились в шахматы в ночь перед отъездом Двенадцатых в родной дистрикт. Игра получилась совершенно бестолковой: Цинна постоянно кусал костяшки пальцев, хмурился и пропускал ходы, что выдавало крайнюю степень его волнения, а сам Хеймитч не мог думать ни о чем, кроме как о лишившемся головы Сенеке и о грядущих последствиях этой казни для его новоиспеченных победителей.

- Честное слово, не помню, поэтому выставил ее заново, - признался он, разворачивая доску белыми фигурами к себе. Молодой человек примирительно кивнул и, прищурившись, сделал шаг от манекена.

- По-моему, слишком вызывающе, - бросил он через плечо своему собеседнику, - как ты считаешь?

Хеймитч вскинул брови и выразительно фыркнул – тоже мне, нашел, кого спросить!

- Да, извини, ты прав – я сморозил глупость, - негромко рассмеялся Мастер. – Так что там у нас – просто шахматы или очередной задушевный разговор?

- Одно другому не мешает. Как думаешь, они действительно… гм-гм… спят вместе? – на мгновение замявшись, вопросительно пробурчал ментор, делая первый ход. – Пешка с е2 на е4.

Цинна спрятал усмешку: окажись на его месте кто-то другой, Двенадцатый не постеснялся бы назвать вещи своими именами, но с образованным и благовоспитанным потомком аристократической фамилии старому дебоширу приходилось обдумывать каждое слово и выбирать каждое выражение.

- Мы оба знаем Китнисс. И оба знаем Пита. Думаю, тебе не стоит беспокоиться, - продолжая колдовать над вариантами накидки для платья, примирительно уронил он, даже не обернувшись. – Е7 на е5.

- Лично меня больше волнует мальчишка, - признался Хеймитч, передвигая за Мастера его пешку и угрюмо потирая заросший подбородок. – Черт подери, Цинна, ему же шестнадцать! В этом возрасте гормоны шалят будь здоров… у меня, по крайней мере, шалили. Как бы он не натворил чего по глупости… конь с g1 на f3.

- Ты постоянно твердишь, что мы должны доверять им, – иронично парировал Мастер, выразительно глянув через плечо на своего противника. – К тому же сам знаешь – у нашего мальчика железная выдержка. Конь с b8 на c6.

- Доверяй, но проверяй, всегда говорил мой отец, - фыркнул ментор, переставляя фигуру. – Железная выдержка… ага, как же! А как насчет такой штуки, как физиология? Вспомни свои шестнадцать и представь рядом любимую девушку – ты бы сдержался? И Китнисс тоже хороша – неужели она ни черта не понимает?

Он не кривил душой. Ему действительно сложно было представить, чтобы ночные визиты Мелларка к своей напарнице ограничивались только платонической болтовней о звездах. Ладно бы один раз, ну два… но не которую ночь подряд. Ни один нормальный мужик бы этого не выдержал. Особенно мужик несовершеннолетний. Даже с самым что ни на есть железным самообладанием.

- Китнисс еще невинное дитя, - отозвался Цинна, продолжая разглядывать манекен, и в его мягком голосе мелькнула нежность. – Твой ход.

- Как же, невинное дитя, - Хеймитч недовольно фыркнул ему в спину. - Скорее, провокаторша, а не дитя – какого черта она вообще впускает к себе мальчишку? Нужно быть совершенной дурой, чтобы не замечать, что с ним творится! В любом случае выбор у меня невелик: или девочка редкий сухарь, или мне в скором времени придется нянчиться с прибавлением. При всем моем уважении к Мелларку я бы предпочел первый вариант. Слон f1 на b5.

Обернувшись к столику, Мастер с интересом посмотрел на расстановку фигур на доске и удивленно поднял брови.

- Испанская партия?

- Не понимаю, о чем ты, - ментор пожал плечами. – Так всегда начинал мой отец.

- Мой предпочитал шотландскую… не суть, - молодой человек отложил ткани и присел в кресло напротив. – Ты и сам понимаешь сейчас, что говоришь глупости. Разве дети – не то единственное, чего Китнисс боится больше всего на свете? Ты действительно думаешь, что она окажется настолько беспечна? Плохо же ты знаешь нашу девочку!

Хеймитч тяжело вздохнул. Цинна был единственным во всей их команде, – если не во всем Панеме! – кто понимал Китнисс без слов. Именно поэтому ментор и предпочитал собственным беспочвенным измышлениям его благоразумные советы.

- Мы должны доверять им, - повторил Мастер, сдвигая очередную пешку. – Они уже не просто подростки – они победители. Мы можем лишь подсказать им следующие шаги, но идти дальше им придется самим.

Мужчины успели сделать еще по три хода, когда их игру и разговор прервала Порция – заглянув в купе за костюмом Пита, молодая женщина с интересом уставилась на шахматную доску.

- Вот вы где, - улыбнулась она ментору. – Не хочу отвлекать вас, однако мы прибываем через час. Дети уже готовы, но Эффи нервничает на ваш счет…

Она нервничает, надо же! Хеймитч обреченно закатил глаза: в нынешнем своем состоянии Эффи Бряк напоминала клокочущую лаву вулкана, готовую при первом же удобном случае вырваться наружу, и ему совсем не хотелось оказаться на ее пути.

- Мне придется тебя оставить, - нехотя поднимаясь из кресла, пробубнил он Цинне. – Если эта невыносимая женщина обнаружит меня здесь, я боюсь, эту партию тебе придется заканчивать с кем-то другим.

- Закончим после банкета, - примирительно улыбнулся молодой человек, вставая следом за ним. – Все равно ты снова будешь шататься по поезду и изображать из себя полуночное привидение.

- Прямо бальзам на душу! – иронично хмыкнул Хеймитч и сокрушенно покачал головой. – Эх, и что я буду делать долгими зимними вечерами в Двенадцатом без такого ценного противника?

Выразительно усмехаясь, Мастер повел плечами.

- Тебе стоит подыскать себе другого партнера по шахматам, - посоветовал он. – Как насчет Пита?

- Вряд ли мальчишка отличит пешку от ферзя, - попытался отшутиться ментор, но сама идея показалась ему неожиданно привлекательной.

- Ты все еще недооцениваешь Пита Мелларка, - Цинна выразительно заглянул в глаза своего собеседника. – Научи его, он толковый мальчик. Поверь, это еще не самое страшное, чему тебе придется его учить.

Четвертый дистрикт встретил победителей приливом и легким солоноватым ветром, доносившимся с моря. На вокзале опять оказались одни лишь миротворцы, из чего ментор сделал вывод, что Огненную Китнисс снова ожидал бурный прием. Хвала чертям, на этот раз ко Дворцу правосудия их везли в обычном автомобиле, но девочка все равно опасливо оглядывалась по сторонам. Надо сказать, в Четвертом было, на что посмотреть, и самой выдающейся его достопримечательностью являлась бесконечная водная гладь, простиравшаяся до самого горизонта. Дорога шла серпантином, вдоль каменистого берега, и уже через несколько минут его победители, как самые обычные дети, припав к стеклам машины и забыв обо всем на свете, восторженно разглядывали пенящийся где-то внизу прибой и метущихся над ним белых крикливых птиц.

- Это дальние родственники нашей Эффи – такие же надоедливые и такие же глупые, - иронично усмехнулся Хеймитч на вопрос Пита о том, что это за птицы.

Дворец правосудия располагался на центральной площади, выложенной круглыми, обкатанными морем камнями. После грунтовых дорог в Десятом и избитого рытвинами асфальта в Восьмом мощеная булыжником мостовая показалась Двенадцатым чем-то экзотическим. Ментор заметил удивление на лице Китнисс. Еще бы, здесь все отличалось от того, что они успели увидеть прежде: начиная с острого специфического запаха рыбы и водорослей, которым пропитались в Четвертом дома, улицы и даже сами его жители, и заканчивая лицами этих самых жителей - загорелыми и обветренными, закаленными здешней природой и суровым образом жизни рыбаков и мореходов.

Толпа на площади перед Дворцом тоже напоминала море, неспокойное и бурлящее. Еще не шторм, еще не гроза, но уже не лазурная безмятежность. Еще издалека Хеймитч разглядел отдельно стоящую группу в темно-синей униформе. Черт бы их подрал – профи! Неужели курсанты местной Академии решили поприветствовать победителей? Ментор поежился: если уж ему здесь неуютно, то что будет во Втором, чья Академия миротворцев «славится» своими выпускниками на весь Панем? Вот Китнисс и Пит поднялись на трибуну, украшенную государственными регалиями, и людское море зашумело – предупредительно и гневно, как шумит надвигающаяся буря. Пытаясь поддержать своих подопечных, Хеймитч снова спустился в толпу и теперь, засунув руки в карманы брюк, с деланно скучающим выражением на кислой небритой физиономии стоял в первом ряду, прямо перед оцеплением. За звоном в ушах он не слышал официальной речи – знал лишь, что она отличалась от всех предыдущих: умение Пита играть словами в очередной раз помогало его напарнице донести до жителей морского дистрикта что-то свое, особенное, предназначенное только для них.

- Нам повезло, Четвертый решил повременить с кровопролитием и рукоприкладством, - отчитался ментор перед Цинной, ожидавшим свою музу в отведенной для Двенадцатых комнате отдыха. От его слов Китнисс вздрогнула и молча поежилась – отсутствие стрельбы и водометов еще не означало, что здесь было тихо и спокойно.

Банкет начался, как обычно, в десять – и он оказался необычным, как и все остальное. Хеймитч только изумленно присвистнул: на этот раз победителей и их свиту принимали на борту украшенной сотнями бумажных фонариков огромной фешенебельной яхты местного мэра, пришвартованной прямо у набережной, чтобы гости при желании смогли сойти на берег и прогуляться в одиночестве по безлюдному пустынному пляжу… разумеется, под чуткой охраной парочки миротворцев. Праздно шатаясь по палубе среди разодетой элиты Четвертого с любимой выпивкой в руке, он внезапно разглядел в незнакомой толпе знакомое лицо. Мэгз… не может быть… ей, что же, позволили остаться в дистрикте к их приезду?

Мэгги Линн Коэн была единственным из ныне живущих победителей, кого Хеймитч Эбернети называл на «вы». И дело было не в ее преклонном возрасте – если ему не изменяла память, сейчас старушке Мэгз шел восьмой десяток лет – и уж точно не в заслугах перед Капитолием – шестеро из ее подопечных в разные годы становились победителями Голодных Игр, – а в том глубоком чувстве почитания и уважения, которое он действительно испытывал к этой маленькой сухонькой женщине. Ее влияние в Четвертом было поистине безграничным – вот уже десять лет, как она официально покинула пост ментора морского дистрикта, но Хеймитч был твердо убежден, что все ее победители до сих пор прислушивались к ее рекомендациям и советам.

Уж один-то прислушивался точно.

- Искренне рад вас видеть, - подойдя к ее стоящему у парапета креслу и приветственно склонив голову, поздоровался он. Мэгз удивленно подняла седые брови.

- Какая вежливость, Двенадцатый, – улыбнувшись одними глазами, отозвалась она, слегка картавя. – Не пг’илично напоминать даме о ее возг’асте!

- А разве я напоминал? – поддерживая шутливый тон беседы, парировал ментор, опираясь на перила рядом с ней.

- Когда Хеймитч Эбег’нети говог’ит женщине «вы», одно из двух: либо она его мать, либо ей вот-вот стукнет добг’ая сотня лет, - колко пояснила Мэгз, сверкая проницательным взглядом. – Судя по всему, я больше подхожу на втог’ой ваг’иант.

Он только и смог, что коротко усмехнуться.

- У тебя исключительные г’ебята, Двенадцатый, - внимательно глядя на покачивающихся в такт музыке Пита и Китнисс, негромко уронила она. – Финник г’ассказывал мне о них, когда был здесь в последний г’аз.

- Я так понимаю, он и все остальные сейчас в столице, - проследив за ее взглядом, то ли сказал, то ли спросил ментор.

- Все, кг’оме Энни – хоть она и единственная женщина-победитель в Четвег’том, ей нечего делать в Капитолии.

Конечно, он помнил ее, Энни Кресту, победительницу Игр пятилетней давности. Первого и последнего трибута, вернувшегося с Арены с чистыми руками. И съехавшей крышей, горько поправил себя ментор – за все Игры не взявшая в руки даже ножа, бедная девочка тронулась рассудком, когда на ее глазах обезглавили ее напарника. Она победила случайно: после того, как запущенное распорядителями землетрясение неожиданно разрушило дамбу и на Арену хлынули неуправляемые потоки воды, она оказалась единственной из оставшихся в живых игроков, кто умел плавать. Можно сказать, ей и дальше повезло – никто в Капитолии не захотел нянчиться с безумной неуравновешенной истеричкой, и девушку оставили в покое, препроводив в родной дистрикт на попечение старушки Мэгз.

- И что же еще говорил о моих ребятах ваш «звездный мальчик»? – отгоняя невеселые мысли, беззлобно усмехнулся Хеймитч, делая очередной глоток.

- Всякое, - уклончиво отозвалась его собеседница, заставляя его улыбнуться – воистину, своей дипломатичностью Финник Одэйр был обязан именно своему ментору!

- Хотите, я вас представлю? – запоздало опомнился он, на что Мэгз лишь отрицательно покачала головой.

- То, что мне позволено остаться, еще не означает, что мне позволено своевольничать, - сделав предупредительный жест, остановила его она, продолжая задумчиво разглядывать Двенадцатых. – Мне достаточно и того, что я уже увидела. Финн был пг’ав: эта девочка, как огонь, котог’ому необходим очаг – иначе он уничтожит все на своем пути.

Ментор удивленно вскинул брови. И давно ли красавчик Одэйр стал таким наблюдательным?

- Надеюсь, мы встретимся с ним в Капитолии – вряд ли наша гламурная русалка пропустит Банкет Победителей! – фыркнул он. Мэгз выразительно подняла на него свои пронзительные светлые глаза, и на одно мгновение Хеймитчу стало стыдно.

- У каждого из нас своя г’оль, мой мальчик, - снисходительно коснувшись теплой старушечьей ладонью его руки, лежащей на парапете, по-матерински нежно негромко уронила она. – Кто-то пьяница, кто-то сиделка, кто-то игг’ушка. Кто-то огонь, а кто-то – то немногое, что после него остается.

Он не стал больше напрягать свою собеседницу - судя по ее уставшему лицу, Мэгз и без него порядком утомило это шумное мероприятие. Извинившись и сказав напоследок какие-то теплые слова, ментор, пошатываясь, побрел вдоль борта, задумчиво разглядывая отражения фонариков в темной блестящей воде. Четвертый дистрикт со своим пряным запахом моря и обманчивым ощущением свободы странным образом изменил настроение команды победителей: где-то наверху играла громкая музыка, и его спутники, кажется, танцевали и веселились. Вот только ему было совсем не до веселья. У каждого своя роль… Что ж, со своей он пока справлялся.

А вот о роли зеленоглазого любимчика Капитолия мог только догадываться.

Дойдя до кормы, ментор облокотился на поручни и уставился на огни, горящие вдоль набережной. В слегка шумевшей от выпивки голове пчелиным роем гудели мысли, и потому он не сразу услышал голоса на палубе над собой. Один из них, женский, еле слышно выдохнул:

- Нам не стоило начинать этот разговор… это ничего не меняет…

Хеймитч никогда не был сплетником, ему стыдно было подслушивать, и он уже честно собрался тайком убраться отсюда, чтобы не спугнуть говоривших, но прозвучавший следом мужской баритон заставил его передумать:

- Это все меняет. Ты не можешь так поступить. Ему не справиться одному.

Неужели Цинна? О чем это он… и о ком?

- Он прекрасно справляется. Мой перевод ничего не изменит.

Он уже слышал однажды эти сдавленно-строгие интонации. Неудивительно, что он не сразу узнал голос – обычно его хозяйка разговаривала не иначе, как на визгливых повышенных тонах… Черт подери, что все это означало?!

- Говорю же тебе, эта девушка всего лишь помогала нам. И за это поплатилась. Я до сих пор не знаю, что с ней случилось. При всех-то моих связях.

- И он больше никогда не говорил о ней?

- С того дня, как она исчезла – больше никогда.

Клаудиа! Они говорили о Клаудии? Но какого черта… что это с ней - неужели обычная женская ревность? Да это же просто смешно! Он сдавленно фыркнул. Уязвленная гордость требовала уйти и оставить этих двоих наверху в одиночестве... но любопытство оказалось сильнее.

- Я боюсь даже представить, что он мог натворить и что тебя так задело, - снова подал голос Мастер, - но ты напрасно себя изводишь. Я знаю, о чем говорю. Это его язвительное хамство – всего лишь видимость, маска, за которой он прячется от Капитолия. И от тебя.

Его собеседница сдавленно хмыкнула, заставляя ментора нахмуриться.

- Ему не за чем от меня прятаться. Не после того, что он знает обо мне.

- Помоги ему. Потерпи его. Прошу тебя, он не справится в одиночку. Особенно теперь.

Особенно теперь? Интересно, что имелось в виду? Напряжение, царившее в Панеме, его победители, разыгрывающие собственную опасную партию пылких влюбленных... или он сам, позволивший себе роскошь - чувствовать? Где-то внутри вспыхнула ярость. Он больше не мог подслушивать… он попросту не хотел этого слышать. Осторожно, ступая так тихо, как только мог, он пробрался обратно к борту и вернулся на палубу, где гостям уже подали очередную необычность – импровизированный фонтан из шампанского. Повертел головой, разыскивая в шумной толпе своих подопечных, но вместо них заметил спускавшихся с верхней палубы Цинну под руку с Эффи.

Значит, слух не подвел его.

- Где наши ребята? – набросился он на них. Эффи саркастически подняла тонкие нарисованные брови.

- Ты у меня спрашиваешь? По-моему, это ты у нас добренький ментор, который им все спускает с рук, а я – злобная ведьма с замашками тиранши! – едко огрызнулась капитолийка привычным ему высоким голосом и, вырвав из руки Мастера тонкий локоть, поспешила убраться подальше. Еще немного – и она послала бы его к чертовой матери...

От этой мысли ему стало совсем хреново.

- Да что это с тобой? – проводив сочувственным взглядом ее гордо удалявшуюся спину, не сдержался Цинна.

- Что со мной?! – яростно сверкнув глазами, сквозь зубы зашипел Хеймитч. – Со мной этот гребаный, мать его дери, Тур победителей! Со мной двое испуганных подростков и куча высокоморальных капитолийцев! Со мной разъяренный Панем, а на горизонте - всемогущий Капитолий… вот что со мной!

- Успокойся, я сам найду их, - удивленно выдохнул молодой человек, примирительно вскидывая руки. – Только успокойся… и выпей. Вот, как раз для тебя, прелестный фонтанчик… только успокойся.

Он даже не успел возразить или возмутиться, а Цинны уже и след простыл. Черт подери, зачем он наорал на мальчишку? Не потому ли, что все сказанное там, на верхней палубе, было чистой правдой – от первого до последнего слова? Он действительно прятался от них. Ему действительно не справиться одному. И он действительно натворил кучу глупостей, пытаясь побольнее задеть ту, которая всегда была слишком добра к нему.

Завтра он все исправит, клятвенно пообещал себе ментор. Повинится перед Мастером и постарается не раздражать Мисс-Вселенскую-Глупость. И непременно придумает способ растормошить своих подопечных, иначе все оставшееся время Тура победителей эти дети так и будут в одиночку сражаться со своими страхами.

Фонтан из шампанского сделал свое дело: упившись игривыми пузырьками до беспамятства, Двенадцатый отрубился прямо на палубе. Кто и как доставил его в собственное купе, он так и не узнал, потому что очнулся уже в летящем на полной скорости экспрессе только к середине следующего дня. Он пропустил отъезд из Четвертого, но его мучили вовсе не угрызения совести, а похмелье и дикая головная боль.

Зато он точно знал, как заставить улыбнуться Китнисс Эвердин.

Но для начала он решил-таки переговорить с Питом. Не рискнув показываться в столовой в своем помятом состоянии, Хеймитч выловил мальчишку у вагона с его картинами. Хотя все вокруг только и твердили, что о потрясающем художественном таланте Мелларка, ментору стыдно было признаться, что он до сих пор не видел ни одной из его работ. Да и сейчас не собирался смотреть: молча кивнув на дверь, он решительно открыл ее, пропуская Пита вперед, и так же решительно захлопнул за своей спиной.

- И давно ты таскаешься по ночам к малышке? – с места в карьер начал он.

- После твоего красочного описания всех прелестей Арены, - сдержанно ответил Пит.

- Ага, по самым скромным подсчетам уже пятые сутки… и сегодня тоже ночевал у нее?

Пит промолчал, и Хеймитч расценил его молчание как утвердительный ответ.

- Слушай, парень, я не эта капитолийская кукла, - он запнулся и мысленно отругал себя, – и я не собираюсь читать нотаций. И уж точно не стану распекать тебя. Но ты и сам должен понимать, что ведешь себя, как безмозглый безответственный пацан. Которым, кстати, я никогда тебя не считал.

- Это обвинение? – в небесно-голубых глазах Мелларка задрожали уже знакомые ментору колючие льдинки. Он примирительно повел плечами.

- Да нет же, просто дружеский совет…

- И давно мы стали друзьями?

Он не знал, что ответить. Парень был прав: старый пропойца был для него кем угодно - наставником, советчиком, коварным интриганом и плохим примером, но никак не другом.

- Хорошо, пусть не дружеский – менторский…

- А как же все наши разговоры о доверии? Очередной пустой треп? – невесело поинтересовался Пит, и Хеймитч виновато поморщился.

- Доверяй – но проверяй…

- Между нами ничего нет – вы ведь это хотели услышать? – Пит перехватил настороженный неверящий взгляд наставника и, твердо глядя ему в глаза, сглотнул и с видимым усилием добавил: - И никогда ничего не было. И не будет. Но только так она может уснуть… я всего лишь хочу, чтобы она спала без кошмаров.

Ментор удивленно крякнул. Он приготовил кучу слов, веских доводов и убедительных советов, а парень взял и вот так запросто выложил ему все начистоту!

- То есть ты хочешь сказать мне, что делишь с ней одну постель – и между вами ничего не происходит? – иронично переспросил Хеймитч, и лицо Пита пошло красными пятнами.

- Именно так – ничего не происходит, - глухо подтвердил он.

Ментор тихо присвистнул. Выходит, Цинна был прав.

- И как ты справляешься… со всем этим? – искренне удивился он. Мелларк вздрогнул и поспешно отвел глаза.

- Как-то справляюсь… но я надеюсь, вы не станете спрашивать об этом у Китнисс?

Ему только и оставалось, что утвердительно покивать головой. Разумеется, он не станет спрашивать – вряд ли девочка так же запросто расскажет ему хоть что-нибудь о том, что происходит по ночам за дверями ее купе.

- Я тебе верю, - только и смог сказать ментор, ободрительно похлопав Пита по плечу. – А теперь пошли отсюда. У меня есть небольшое испытание для вас двоих, и здесь понадобится все твое самообладание. Ну и немножко помощи остальных. Встретимся через час в салоне.

Ровно через час, чисто выбритый и относительно протрезвевший, Хеймитч поплелся в общую гостиную. Все оказались в сборе: Пит пришел буквально за пару минут до него, Цинна негромко переговаривался с Китнисс, Порция листала модный журнал, а Эффи снова что-то строчила в своем фирменном блокноте. При его появлении Мастер настороженно поднял глаза, ожидая очередной гневной вспышки. Ну нет, сегодня он твердо решил быть паинькой…

- Как насчет урока танцев?

Эффи выронила из рук блокнот и, обернувшись, прищурилась.

- Это что, твоя новая шутка?

- Вовсе нет, - его рассмешило выражение их вытянувшихся лиц. – Я серьезен, как никогда. Вы все видели, как они танцуют… да никак! А теперь представьте себе: Капитолий, Банкет победителей, цвет общества – и эти двое отплясывают провинциальную джигу!

Кажется, его слова возымели эффект – Цинна оживленно улыбнулся.

- А ведь ты прав, друг мой! И какие будут предложения?

- Танго! – отбрасывая журнал, воскликнула Порция. – Самый чувственный и романтичный танец – как раз для пылких влюбленных!

- Лучше румба, - неуверенно отозвался Мастер. – Тоже достаточно чувственный и менее техничный…

- Эй-эй! – порывисто вскакивая с дивана, недовольно запротестовала Китнисс. – Какие еще танцы? Я не умею танцевать все эти танги и румбы… и Пит тоже… Пит?

- Ну и что? – весело парировал ментор, игнорируя брошенный в его сторону растерянный взгляд Мелларка. – Я тоже не умею. Будем учиться вместе.

Он поймал пять пар глаз, изумленно уставившихся на него. Да-да, они не ослышались. Хватит паники и истерик. Он ведь собирался растормошить их? Любые танцы в его исполнении были лучшим способом надорвать животы от смеха.

- Тогда вальс, - поднимаясь со своего места, решительно скомандовала Эффи, направляясь к музыкальному проигрывателю. Она подмигнула ошалевшей Китнисс. – Не волнуйся, деточка, он гораздо проще всего предложенного. Его шаги осилит и твой напарник, и даже ваш уважаемый ментор!

Поколдовав у прибора, капитолийка нажала на несколько кнопок, и в салоне полилась негромкая лирическая музыка.

- Кавалеры приглашают дам! – в ее синих, сердитых еще минуту назад глазах загорелся азартный огонек. – Китнисс, ты начнешь с Цинной, а Пит будет моим партнером…

- Ну уж нет, детка, - хмыкнув, перебил ее ментор. – Мальчишка пусть танцует с Порцией, а ты займешься самым противным учеником!

Он сделал шаг вперед и, вызывающе усмехнувшись, протянул ей руку.

- Кажется, именно так положено приглашать на танец?

Мгновение Эффи колебалась, а потом нехотя шагнула ему навстречу.

- Спины прямые, локти и подбородки параллельно полу! – учительским тоном начала она, осторожно вкладывая пальцы в его раскрытую ладонь и гордо задирая голову. – Кавалеры, левая рука ведущая, правая на спине партнерши, на уровне лопаток! Дамы, соответственно, правая рука ведомая, левая на плече партнера! Основной шаг: правой ногой вперед, левую в сторону, правую приставить, затем левой ногой шаг назад, правую в сторону, левую приставить! Мужчина ведет, женщина следует! И соблюдаем дистанцию… итак, начали!

Он послушно сделал шаг вперед – правда, почему-то с левой ноги – и тут же наступил своей партнерше на носок ее шикарной туфельки. Эффи возмущенно вспыхнула, но сжала губы и стоически промолчала.

Уже через несколько минут в салоне раздались первые смешки: если легкая и бесшумная Китнисс постоянно сбивалась с шага и уже успела порядком оттоптать ноги своему стилисту, то что уж было говорить о Мелларке? Поначалу Хеймитч всерьез опасался, что парень примет его предложение учиться танцам за насмешку над его неповоротливостью, но Пит и не собирался обижаться: со всем своим природным упорством и усердием он снова и снова повторял незамысловатые шаги и повороты и всякий раз виновато очаровательно улыбался Порции, когда сбивался в такта или наступал бедняжке на ногу. Сам ментор побил все рекорды неуклюжести: хотя он сразу почувствовал ритм и в движениях не было ничего сложного, он усердно продолжал изображать эдакого деревенского увальня – то делал лишний шаг, то поворачивал не в ту сторону. Эффи бесилась от его выходок до тех самых пор, пока в какой-то момент, снова делая нарочито неверный поворот, он не подхватил ее подмышки и, приподняв над полом, совершенно правильно повторил все шаги в обратную сторону.

- Ты снова всех дурачишь, - тихо прыснула она, покачав головой. Хеймитч неопределенно повел плечами.

- Я всего лишь хочу, чтобы они спали без кошмаров, - коротко кивнув в сторону смеющихся где-то рядом Китнисс и Пита, повторил он слова Мелларка.

Через час подобных истязаний Эффи смилостивилась над своими учениками: она объявила десятиминутный перерыв и распорядилась, чтобы в гостиную подали фрукты и охлажденные напитки. Облегченно падая на диван, ментор подцепил с подноса виноградную гроздь и принялся жадно запихивать в рот прозрачно-зеленые ягоды с совершенно уморительными ужимками, заставляя всех окружающих давиться от смеха.

Ничего-ничего, ему не привыкать бывать дураком…

- Перерыв окончен, часть вторая! – задорно скомандовала Эффи, постучав вилкой по бокалу. – Пары меняются партнерами! Цинна – Порция, Пит – Китнисс!

Все еще продолжая посмеиваться, ментор успел заметить, как дрогнуло лицо Пита, и его живая и теплая улыбка тотчас стала натянутой. Неужели из-за этого дурацкого танца в обнимку? Парень неуверенно шагнул к своей напарнице, протянул руку, и Хеймитч разглядел, как предательски задрожали его пальцы.

Как-то справляюсь, шепнул вымученный голос в его голове.

Черт побери, и как же он мог так проколоться?!


По напряженной спине бежит тонкая холодная струйка. Я пытаюсь улыбаться и повторять за стилистами их движения… но думаю лишь о тонкой руке, лежащей на моем плече. На какое-то короткое мгновение мне отчаянно хочется поддаться слабости и прижаться к ней горящей щекой. От этой мысли я сбиваюсь с шага, и моя партнерша вопросительно поднимает брови – в ее стальных глазах светится молчаливое сочувствие. Ну да, для нее я по-прежнему неуклюжий городской пекарь…
Чувствую себя жалким и ничтожным.
И выжатым, как лимон.
Какие могут быть танцы, когда от ее близости у меня темнеет в глазах и предательски подгибаются колени?!
- Извини, я, кажется, только что наступила тебе на ногу, - надеясь поддержать меня, шутливо шепчет в ухо Китнисс – и тотчас показательно-громко возмущается: - Сознавайтесь, кто из вас придумал это наказание?
Ее слова вызывают во мне беспричинный нервный смех. Я смеюсь. Бесконечные, бессонные ночи рядом с ней – вот оно, настоящее мое наказание. И настоящее мое счастье. Уже вторые сутки Китнисс, наконец-то, спит спокойно... относительно спокойно: согреваясь в моих руках, она больше не мечется, не кричит и не порывается бежать спасать тех, чьи имена то и дело дрожат на ее искусанных в кровь губах. Пряча лицо в темных, рассыпанных по подушке локонах, я шепчу ей на ухо бессмысленные утешительные слова, безуспешно пытаясь не дышать – боюсь окончательно сойти с ума от запаха ее кожи и ее волос. Спасаясь от своих демонов, она спросонья прижимается ко мне всем телом, зарывается носом куда-то в шею, и мне остается лишь судорожно сжимать зубы. Каждое ее движение в моих объятиях – моя личная маленькая смерть… оно причиняет томительную боль, но я сам выбрал для себя такую участь. Я баюкаю Китнисс, но сам боюсь уснуть. У меня тоже есть свои кошмары... один липкий навязчивый кошмар. Я давно уже не вижу мертвецов и переродков. В моем новом сне только она – в разорванной пижаме, со следами поцелуев и зубов на бледной, светящейся в темноте коже и обжигающим презрением в стальных глазах. Чужая, далекая, холодная. Это мой единственный страх – однажды не сдержаться и потерять ее…
Но если мои объятия помогают Огненной Китнисс выбираться из ее кромешно-черного ада – что ж, я буду и дальше обнимать ее и покорно сгорать в ее руках.
Мой собственный ад – бесстыдно-алый, с пульсирующими в самом низу живота языками пламени – приходит с первыми лучами солнца. Каждое следующее утро кошмарнее предыдущего: с величайшей осторожностью, чтобы только не потревожить драгоценный чуткий сон виновницы моих мучений, выпутываюсь из ее цепких тонких рук и тайком позорно сбегаю в холодный душ. Пронзительно жалящие иглы ледяной воды и долгий сеанс самобичевания и самовнушения перед зеркалом позволяют на какое-то время прийти в себя и вернуться в постель до того, как она откроет глаза.
Это повторяется раз за разом – проснувшись, она искренне удивляется моим мокрым волосам, а я ее откровенной слепоте…
Где-то далеко–далеко высокий взволнованный голос Эффи считает такты вальса:
- Раз, два, три… раз, два, три… шаг, в сторону, приставить! У вас почти получается!
Китнисс сдавленно усмехается, недоверчиво трясет головой. Пряди ее струящихся по плечам волос касаются моего лица… я задыхаюсь… куда подевался весь воздух?!
Вдох-выдох, вдох-выдох… раз, два, три… раз, два, три…
У тебя почти получается, Пит Мелларк. Стисни зубы, спрячь эмоции. Жар в груди и тяжесть в ногах. Головокружение и бешенство. Острый стыд и болезненное желание.
Держись. Еще немного, совсем чуть-чуть – и ты снова сможешь сбежать…
Цинна и Порция одобрительно аплодируют, Эффи хвалит наши шаги, и только старый ментор виновато кривит губы и не сводит с меня сочувственных глаз. Тонкая рука на моем плече машинально касается взмокших волос на затылке, и Китнисс едва заметно сжимает дрогнувшими пальцами мою ладонь. Ловлю теплый благодарный взгляд. Улыбаюсь в ответ – так искренно, как только могу. Сведенные в пружину внутренности не дают вдохнуть. Не знаю, сколько еще смогу это выдержать… Что мне ярость и гнев Капитолия, если эти робкие прикосновения, и эти прозрачные стальные глаза, и эти липкие ночные кошмары давно уже стали ежедневной и самой изощренной моей пыткой?!

Глава 8

Третий дистрикт удивил неожиданно приятной свежестью осеннего дождя. Разделавшись с обедом и смакуя очередную дозу дармовой капитолийской выпивки, Хеймитч прислонился к стеклу, усыпанному мелкими, разбегающимися по углам дорожками капель. Он вполуха слушал восторженный щебет Эффи о прелестях здешнего мягкого климата – даже в начале декабря в Третьем не выпало еще ни единой снежинки! – и машинально разглядывал пролетающие за окном скупые и однообразно унылые кирпичные пейзажи интеллектуального центра Панема.

Что-то изменилось вокруг. Цинна, совершенно не стесняясь незримых капитолийских ушей, в полный голос рассуждал о политике в общей гостиной – той самой, где еще пару недель назад мужчины опасливо обменивались тайными посланиями на салфетках. Порция то и дело в открытую и довольно резко упоминала официальных лиц, так или иначе связанных с Голодными Играми, и даже Мисс-Вселенская-Глупость позволяла себе совершенно неожиданные и весьма недвусмысленные шуточки в адрес некоторых из них. Благоразумно предпочитая помалкивать, ментор слушал своих спутников с нарастающим недоумением. Он еще не мог определить, был ли виновником этих болтливых перемен морской Четвертый с его обманчивым ощущением свободы, критическая точка истерии, которую все они дружно перешагнули накануне вечером, разучивая великосветские танцы под чутким руководством неугомонной Эффи, или неумолимо приближавшийся Капитолий.

Как бы то ни было, первое утро в Третьем оба его победителя встретили в благостном расположении духа: Китнисс одарила Цинну едва заметной улыбкой в ответ на комплимент по поводу отсутствия синяков под глазами, а Мелларк посетовал на мокрую погоду за окном, шутливо пожалев о забытом дома в Двенадцатом зонтике. В сравнении с предыдущим завтраком, прошедшем в гробовом молчании, это был колоссальный прогресс. Каким-то непостижимым образом тема ночных похождений была благополучно замята. Хеймитч подозревал в этом негласном перемирии тайный сговор – по неизвестной ему причине Эффи прекратила свое показательное головомойство, ограничившись только редкими выразительными взглядами, а молодежь, в свою очередь, перестала нарываться.

По крайней мере, этим утром Пит не попался ни одному из менторов.

- Сезон дождей начинается в Третьем с ноября и продолжается до марта, - щебетал где-то за его спиной высокий голос Эффи. – А снег вообще очень редкое явление в Силиконовой долине – за все время ведения метеонаблюдений было зафиксировано лишь десять случаев его выпадения. Да и температура всю зиму держится около шестидесяти по Фаренгейту...

Шестьдесят по Фаренгейту? Да это в Двенадцатом плохое лето, но никак не декабрь! Ментор обернулся, перехватил удивленный взгляд Китнисс и выразительно фыркнул.

- Нам бы такие зимы, да, солнышко? – иронично скривился он.

Она беззлобно усмехнулась в ответ – неповторимо, одними уголками прозрачно-серых глаз, как умела только эта невозможная девица, – и ему стало легче дышать.

- Как насчет краткого курса хороших манер сегодня после банкета? – перебивая восторженный лепет Эффи, подчеркнуто-вежливо поинтересовался ментор у своей помощницы. Сбившись с мысли, капитолийка запнулась на середине фразы и изумленно захлопала глазами.

- Что, извини…?

- Манеры, - пряча издевательскую улыбку, совершенно серьезно повторил он. – Вальсировать мы худо-бедно научились, так что пора заняться лексиконом. Тебе стоило бы объяснить детям, как правильно обращаться в Капитолии к таким старым засранцам, как я, или к таким высоким шишкам, как новый Главный Распорядитель…

- Новый Главный Распорядитель? – словно эхо, натянуто переспросил Пит, и Хеймитч нехотя коротко кивнул.

- Почетный сенатор Хавенсби… тот еще тип, скажу я вам! – он поймал настороженный прищур Китнисс и поморщился. – Извиняй, детка, но и тебе, и мальчишке как будущим менторам еще не раз придется общаться с ним. Хотел бы я оградить вас от подобных знакомств, но это не в моих силах. И потому будет лучше, если вы оба заранее подготовитесь к вашей первой встрече.

Хотел бы оградить… и что опять на него нашло? Он умолк и, повернувшись обратно к окну, мысленно обругал себя всеми известными чертями. Возможно, ему стоило намекнуть девочке, скольким на самом деле были обязаны почетному сенатору оба победителя из Двенадцатого, но, услышав за своей спиной выразительно притихшего Цинну, ментор предпочел промолчать. Всему свое время. Когда-нибудь он непременно расскажет своим подопечным о другой, закулисной стороне их победы… но не сейчас.

Сейчас есть заботы поважнее.

- Он заменил Сенеку? – неожиданно проявила интерес Китнисс. – Я так понимаю, его назначил сам президент?

- Плутарх уже много лет был правой рукой Крэйна, - не сводя пристального взгляда с широкой менторской спины, осторожно подала голос Порция. – Всем работающим на Играх было совершенно очевидно, что он займет его пост, после того как… - молодая женщина запнулась, тактично подыскивая подходящие слова.

- После того как последний лишился головы, – сухо закончил за нее Пит.

- Ну, как-то так, - кашлянув, утвердительно кивнул Хеймитч и, сделав очередной глоток, скорчил гримасу своему отражению в мокром стекле. – Так или иначе, но вам придется подружиться с сенатором – а там уже будем действовать по обстановке…

- Будем? – Пит удивленно вскинул брови и изогнул губы в вопросительной усмешке. – Значит ли это, что ты останешься с нами на своем прежнем посту?

На какое-то мгновение в столовой повисла тишина. Ментор почувствовал на своем затылке настороженные и неверящие взгляды. Черт его дернул!

- Там будет видно, - только и смог ответить он.

По правде говоря, он и сам не знал, почему вдруг заговорил о Главном Распорядителе. Больше не было смысла игнорировать казнь Сенеки – раз уж президент лично соизволил рассказать об этом его девочке, – и потому он решил проверить одно внезапно возникшее предположение. Очевидно, что не к месту разговорившемуся Цинне пришла в голову та же мысль: поскольку Плутарх Хавенсби теперь отвечал за всё и вся касательно организации Игр, и в том числе Тура победителей, сказанное и сделанное в этом поезде в первую очередь проходило через его глаза и уши. И если его призывы к мятежу и потребность в Огненной Китнисс не были со стороны сенатора лишь пустыми громкими словами или ловкой провокацией Капитолия, то опасные беседы команды Двенадцатых будут надежно похоронены в собственном архиве главного мятежника Панема.

Если же нет, они все очень скоро узнают об этом.

Зонтик Китнисс был похож на огромный ядовито-желтый парашют. Безгласый стюард спешно выскочил на перрон и предупредительно распахнул это режущее глаз безобразие у самой двери вагона, чтобы мелкий, но плотный дождь не испортил замысловатую прическу и пестрый наряд девушки по дороге к припаркованному возле здания вокзала новенькому автомобилю, возле которого в одиночестве стоял сейчас неприметный очкарик. Следом за Китнисс под не менее вычурные по цвету зонты вышли Пит, стилисты и Эффи. Выбравшись из вагона последним, ментор подозрительно огляделся: а где, позвольте спросить, орущая толпа, бравурный оркестр и команда с автоматами?

- Очень странно, - задумчиво озвучил его мысли Цинна, удивленно переглянувшись со своими спутницами.

Поёжившись и подняв воротник длинного темного пальто, стоявший возле машины незнакомец решился подойти. При ближайшем рассмотрении он оказался практически ровесником Хеймитчу. Они и внешне были похожи – оба выше среднего роста, крепкого телосложения, с первой сединой на темных висках и вековой мудростью во взгляде. Мельком оглядев новоприбывших, мужчина уверенно протянул руку ментору, по какой-то причине определив его главным в их компании.

- Бити, - коротко представился он. Принимая его пожатие, Хеймитч удивленно вскинул брови, и незнакомец натянуто улыбнулся и машинальным жестом поправил съехавшие на нос очки, усыпанные мелкой моросью дождя. – Извините, забылся – у нас в лаборатории не приняты полные имена… Бенджамин Томсон, к вашим услугам.

Ментор хмыкнул. Это было что-то новенькое – впервые победителей встречал не мэр и даже не местный глава миротворцев, а странный, сдержанный и смутно знакомый Эбернети умник с рассеянными бегающими глазами.

- Сорок первые Голодные Игры, - добавил мужчина, и Хеймитч понимающе кивнул. Победитель. Теперь ясно, почему этот внимательный и в то же время поверхностный взгляд сквозь линзы выглядел таким узнаваемым.

Рыбак рыбака, молча усмехнулся ментор своим мыслям.

- Довольно странно встретить победителя в дистрикте, - неопределенно уронил он.

- Работа, - по-прежнему коротко и вежливо ответил Бити на его многозначительное покашливание.

Всю дорогу к мэрии в лимузине висела неловкая тишина: Двенадцатые насторожено разглядывали тихие и безлюдные улицы города, совершенно непохожие на предыдущие гневно шумевшие дистрикты, а капитолийцы молча удивленно переглядывались, пока их сопроводитель отрешенно изучал экран неизвестно откуда взявшегося планшета. Заметив его сосредоточенно сдвинутые брови, Хеймитч не смог сдержать усмешки – даже выполняя поручение государственной важности, этот человек был далеко отсюда.

Встречавшие победителей на главной площади жители Третьего оказались точной его копией – с той лишь разницей, что одна их половина по большей части не носила очков, а другая оказалась женского рода. Все как один неприметно серые, подчеркнуто сдержанные и молчаливые, «мозговые извилины Панема», как мысленно окрестил их ментор, довольно прохладно приняли поднявшихся на укрытую навесом трибуну вызывающе ярких, одетых по последней капитолийской моде Двенадцатых - словно всех их оторвали от невообразимо важных дел как минимум по спасению мира. Пока Китнисс снова говорила речь, а Пит снова ободрительно держал ее за руку, Хеймитч спрятался от дождя под козырьком фасада Дворца правосудия и теперь тайком разглядывал сотни бесцветных плащей-дождевиков перед ним, тщетно пытаясь найти десять отличий на одинаково усталых безразличных лицах. В какой-то момент, слушая строгий и официальный голос своей подопечной, он внезапно вспомнил трибута из Третьего – того самого хлипкого пацана, сообразившего деактивировать мины вокруг стартовых дисков, чтобы потом использовать смертельно опасное оружие Арены для охраны лагеря припасов профи. Маленький, тщедушный и хромоногий, мальчонка, тем не менее, обладал одним весьма ценным в его родном дистрикте качеством – мозгами.

Жаль только, что они не спасли его от Катона, угрюмо сказал себе Хеймитч.

Монологи обоих победителей для Третьего оказались недолгими, вручение памятных досок закончилось жидкими аплодисментами нескольких специально подготовленных лиц, и уже спустя пару минут двое молодых людей в унылых официальных костюмах услужливо распахнули высокие входные двери Дворца перед эскортом Двенадцатых, поспешно уводя последних с площади – по всей видимости, хмурое молчание толпы далеко еще не означало ее покорности.

Ментор огляделся в поисках сопровождавшего их Бити, но того уже и след простыл.

- Погодите, нас, что, бросили на произвол судьбы? – саркастически поинтересовался он у миротворца, навытяжку замершего у входа, но тот и бровью не повел на его вопрос.

- Господин мэр приносит вам свои глубочайшие извинения в связи с непредвиденным отсутствием на вокзале и на торжественном митинге, - заговорил сухим бесцветным тоном один из серых костюмов.

- Господин мэр примет вас в своем кабинете сразу после того, как его лечащий доктор снимет неожиданный и весьма неприятный для мэра приступ подагры, - вторил ему другой.

Обалдевшая от такого подхода Эффи уже открыла рот для возмущений, но на этот раз ментор опередил ее.

- Да плевать я хотел на болячки вашего мэра! - грозно повышая голос, включил деспота Хеймитч. – Вы серьезно думаете, что моих победителей волнует его гребаная подагра?!

Китнисс и Пит переглянулись и опасливо поежились – никогда еще они не слышали подобного рыка от своего вечно пьяного и безразличного ко всему наставника. Стоявший позади них Цинна спрятал лукавую усмешку – видимо, припомнил другой похожий инцидент в телецентре Капитолия.

- Не кипятись, друг мой, - тактично вмешался он, не без удовольствия отметив побледневшие физиономии представителей мэра, - возможно, мы сможем решить все вопросы без кровопролития, - и, обернувшись к последним, примирительно заговорил: - Насколько мне известно, нам должны были подготовить гостевые комнаты, чтобы победители смогли отдохнуть и приготовиться к вечернему выходу, – первый Серый кивнул, - и посему мы будем очень признательны, если нас сейчас туда проводят, - на что второй Серый подобострастно поклонился и порывисто зашагал куда-то по коридору, делая жест следовать за ним.

- Несколько часов в руках Вении и Флавия ради десяти минут под дождем – и снова переодеваться, - еле слышно выдохнула Китнисс, покорно плетясь следом за продолжавшим держать ее за руку Питом.

Послушавшись ворчаний ментора, его подопечные проигнорировали запоздалое приглашение мэра выпить по чашечке кофе – и на банкете получили его внимания сполна. Мэр интеллектуального Третьего меньше всего походил на лабораторную крысу – он оказался невысоким тучным холериком с нервной улыбкой и одутловатым лицом нездорового желтого цвета. Краем уха Хеймитч расслышал, как Цинна прошептал Порции о каких-то очевидных симптомах его весьма неприятной болезни, но не стал вникать в подробности – всякие разговоры о болячках и врачах действовали на Двенадцатого почище капитолийских пыток. Вместо этого глаза его сами собой нашарили в толпе приглашенных светловолосую голову Мелларка и высокую хитроумную прическу Китнисс. Ментор снисходительно скривился – молодые люди пытались претворить в жизнь танцевальные уроки Эффи.

- Кажется, у них неплохо получается, - проворковал прямо у него над ухом довольный голос капитолийки.

- Можешь собой гордиться, женщина, - иронично парировал он, даже не обернувшись.

Наверняка, Мисс-Вселенская-Глупость ожидала, что он тоже возьмет да и пригласит ее на танец, но он лишь выразительно скрестил руки на груди, демонстративно отгораживаясь от нее и продолжая разглядывать неловко кружащуюся пару Двенадцатых.

- Жаль, - изменившимся холодным тоном отрезала Эффи и, развернувшись на высоких тонких каблуках, удалилась с гордо задранным подбородком. Хеймитч задумчиво посмотрел ей вслед - и тут же тряхнул головой, отгоняя неожиданные мысли.

Никаких сантиментов, Двенадцатый. И никаких танцев. Только не с ней.

Где-то через час, уединившись с барной стойкой и опрокинув полдюжины порций виски, он напрочь перестал распознавать гостей – в отличие от пестрого клоунского Капитолия элита Третьего дистрикта, как и рядовые его граждане, одевалась в сдержанных коричнево-серых тонах. Хвала чертям, облегченно сказал себе порядком окосевший ментор – иначе от ряби в глазах его бы уже стошнило сегодняшним завтраком! Сам банкет ему был неинтересен, если не сказать противен – и он мог поспорить на ящик белого ликера, что его подопечных тоже уже вымотали эти однообразные и наигранные, похожие друг на друга приемы, где, наряженные куклами, они, будто марионетки, вынуждены были раз за разом изображать из себя романтическую пару, безуспешно заговаривая зубы бунтующим дистриктам и ублажая незримого, но зорко следящего за каждым их шагом президента Сноу. Сумасшествие с показательными нежностями и страстными объятиями благополучно изжило себя еще в Пятом, и теперь его дети просто мерно покачивались в подобие танца в такт негромкой медленной музыке и иногда обменивались шепотками или молча ободрительно улыбались друг другу.

Они и не подозревали, что эти редкие моменты искренности выглядели гораздо более убедительными, чем сотня лживых поцелуев.

Заталкивая в себя последнюю на сегодня порцию выпивки, ментор поймал очередную вымученную улыбку Китнисс, адресованную своему голубоглазому лжевозлюбленному, и зябко поёжился. Вряд ли эти дети представляли себе истинный масштаб предстоящего – и уж конечно даже не подозревали, что их надуманная нетленная любовь могла сослужить им обоим хорошую службу. Бунтующие дистрикты? Какие мелочи! В самом скором времени их ожидала столица, и роскошный банкет аж в президентском дворце, и свора репортеров, оголодавших в предвкушении пикантных подробностей романа Двенадцатых. А главное – неприлично богатая и омерзительно порочная капитолийская публика, жужжащая глупостями и жаждущая их чистых душ и их же грязного белья. До конца путешествия оставалось всего два дистрикта, пять суток пути и последняя сотня часов относительного покоя… если, конечно, загнанную глубоко внутрь почти животную панику можно было назвать покоем.

Что ж, старик, обреченно сказал себе Хеймитч, у тебя есть еще целая прорва времени, чтобы подготовить этих ребят к тому, что им предстоит увидеть и услышать в Капитолии.

К середине банкета мэра снова скрутило. Вокруг него забегали и засуетились его подчиненные и прочие официальные лица, и праздник был безнадежно испорчен. Одна лишь команда победителей несказанно обрадовалась такой чудной возможности смыться из этого цирка до полуночи. Уже в поезде, падая на любимый диван в общей гостиной и стягивая с шеи душивший его весь вечер шелковый платок, ментор поинтересовался у Эффи слегка заплетающимся языком:

- Так что там насчет манер – будем учиться?

- Для начала будем приходить в себя! – огрызнулась капитолийка, окинув его пренебрежительным взглядом. Он только фыркнул в ответ – интересно, стала бы эта женщина так же беситься, если бы старый пьяница пригласил-таки ее танцевать?

Уроки манер начались со следующего полудня. Они снова двигались на северо-восток – дождь за окном сменился противным мокрым снегопадом, оставляющим на стеклах поезда подтаявшие и слипшиеся грязно-белые лепешки. Местом общего сбора стал салон: закончив с обедом, вся компания расселась по креслам и диванам. На самом деле Хеймитч не ожидал, что кто-нибудь решит поддержать его шутливое предложение, но он ошибся: даже хмурая и молчаливая Китнисс, вместо того, чтобы, как обычно, сбежать в свое купе, устроилась рядом с Питом на кушетке у заснеженного окна.

Все ожидали Эффи - она отлучилась к себе за якобы жизненно необходимой вещью.

- Этот человек, который встречал нас вчера на перроне - кто он? – неожиданно поинтересовался Пит у ментора, заставляя того поморщиться. Пожалуй, не стоит говорить детям, что это был один из победителей.

- Какой человек? – дрогнув, Китнисс оторвалась от созерцания снежинок, прилипших к стеклу.

- Тот, что встречал нас на перроне, - повторил Пит. Всмотрелся в ее рассеянный взгляд и смиренно выдохнул: - Ты его даже не заметила, да?

- Да что там было замечать – какой-нибудь служащий мэрии, - нарочито небрежно отмахнулся Хеймитч. – Или второй помощник первого заместителя главного механика БСЛ!

- Что такое БСЛ? – заинтересованно улыбаясь, подал голос Цинна.

- Большая Совковая Лопата, – с абсолютно серьезным видом пояснил Двенадцатый, и Пит поспешил спрятать мелькнувшую на лице улыбку.

- А вот и я! – Эффи с шумом распахнула дверь и вошла в салон, с гордым видом неся в руках какой-то огромный фолиант. «Большой энциклопедический свод норм и правил этикета» - прочел ментор на тисненом золотом кожаном корешке и тихо присвистнул: откуда, черт подери, взялась эта книга в экспрессе победителей?

- Ты, что же, всегда таскаешь ее с собой?! – с искренним изумлением выдохнул он.

- С чего бы нам начать, - игнорируя его выпад, скорее сказала, чем спросила капитолийка, усаживаясь в кресло посреди комнаты и раскрывая талмуд у себя на коленях. - Пожалуй, с азов. Дамы вперед, - она улыбнулась Китнисс и повернулась к Мелларку, одарив его покровительственным взглядом. – Итак, мальчик мой, как, по-твоему, я могу обратиться к Китнисс в Капитолии?

Пит растерянно повел плечами.

- Мисс Эвердин, - предположил он, неловко улыбнувшись сидящей рядом напарнице.

- Отлично, будь она официальным лицом… а если более непринужденно?

- Солнышко? – Хеймитч игриво подмигнул подопечной, и ее бледные губы дрогнули в едва заметной усмешке.

- Банально, - коротко отрезала Эффи, даже не повернув головы и продолжая улыбаться Питу.

- Милая? – неловко выдохнул тот, избегая прозрачного взгляда своей соседки. Эффи сморщила нос, но, подумав, снисходительно кивнула.

- Это слишком личное, поэтому лучше милочка, дорогуша или душенька… но ни в коем случае не цыпочка, не мамзель и не чика! – строго начала перечислять она.

- Милочка, да он же и слов таких не знает! – хохотнул со своего дивана ментор, заставляя Цинну и Порцию прыснуть и сдержанно рассмеяться.

- Зато ты, я смотрю, много знаешь, - скривилась в ответ Эффи, и Хеймитч неопределенно хмыкнул.

- Ну, кое-что знаю… но даже я не рискну назвать малышку где-нибудь на приеме у Плутарха шкеткой, сикухой или девахой - из первой она уже выросла, вторая не в ее характере, а на последнюю она не тянет габаритами!

- Следи за своим языком! – взвилась капитолийка, от возмущения едва не подпрыгивая в кресле.

- А что такого? – удивился ментор. На языке плясали колючки одна острее другой. – Я же не сказал терка, шкирла или мокро…

- Достаточно! – поспешно перебивая его, взмолился Цинна, отчаянно давясь смехом. – Давайте остановимся на «милочке» и «мисс Эвердин»!

- Теперь моя очередь обращаться к Питу? – осторожно подала голос Китнисс, заставляя присутствующих удивленно обернуться в ее сторону - никто не думал, что она проявит хоть какой-то интерес к их дурачествам.

- Да, конечно, милочка, - очаровательно улыбнувшись, пропела Эффи. – У тебя уже есть варианты?

- Есть… парочка, - ментор заметил, как девушка легко сжала тонкими пальцами лежащую на кушетке рядом руку Пита. На одно мгновение в ее серых глазах мелькнула смешинка, но она тут же продолжила совершенно серьезным тоном. – Мистер Мелларк, я так понимаю, не подходит… тогда можно чувак, парниша или кореш.

На мгновение Хеймитч опешил. Хотя чему тут удивляться? Эта девочка всю свою жизнь прожила в Шлаке, бок о бок с виртуозно матерящимися работягами, а последние пять лет торговала в Котле, где и не такое можно было услышать.

Что ж, пора и ему блеснуть лексиконом своей бурной молодости.

- Не лажай, цырла, кореш не прокатит - тогда уж лучше паря! – на одном дыхании выдал он, и все, кроме Эффи, рухнули со смеху.

- Что значит «кореш»? – смеясь и утирая брызнувшие из глаз слезы, поинтересовалась у Хеймитча Порция.

- Друг, - перехватив теплый взгляд Пита, ответила вместо ментора Китнисс. - Это значит «друг».

Эффи так и не пришлось воспользоваться своей энциклопедией – не прошло и часа, как компания уже дружно шумела и перебивала друг друга, подбирая общим знакомым в качестве определения ёмкие и колоритные словечки. Досталось всем, кого только смогли припомнить: Мастер стал модернягой и фраером, Порция – тряпницей и фуфырлой, а группы подготовки единогласно обозвали пачкунами и цирюльниками, несмотря на то, что ментор громко возмущался подобной лояльности. Вскользь упомянутому Плутарху Хавенсби пришлось заочно примерить на себя и «владыку», и «командора», и «бугра», хотя Двенадцатый во весь голос настаивал на «главаре» или «старшом». После долгих шутливых препираний не избежавшая такой же участи Эффи снисходительно согласилась на фифу, зато ментор сам с гордостью озвучил свое заслуженное звание алконавта. Дурашливо кланяясь в ответ на смех и аплодисменты, он исподлобья глянул на Китнисс – на порозовевших губах ее играла легкая улыбка, а в оживших стальных глазах мерцали искры.

Какой из него ментор? Да ему следовало быть шутом в балагане!

Озорное хихиканье и овации прервал мелодичный перезвон объявления.

- Второй дистрикт, южная граница, - пропел в невидимых динамиках высокий электронный голос, и все веселье как рукой сняло.

- Приехали, - рефлекторно продолжая улыбаться, совсем невесело уронил Цинна.

Обнесенный уже привычным глазу забором с проволокой, Второй дистрикт по своей площади был соизмерим разве что с Десятым или Одиннадцатым и представлял собой множество небольших деревушек, рассыпанных вокруг главной его достопримечательности – огромной горы в самом центре. Уже проехав шлагбаум погранпоста, Хеймитч мельком глянул в окно и заметил вдали ее размытые снегопадом контуры – сама вершина утопала в тяжелых серых облаках, повисших чуть выше линии горизонта. Насколько он помнил географическую карту Второго, чтобы попасть в столицу дистрикта, железная дорога огибала гору практически по полной окружности, так что через несколько часов ее можно было бы рассмотреть со всех сторон. Творение природы, покрытое непроходимым лесом, полным диких зверей... но ментор отлично знал, что в действительности представляла собой эта вполне обычная на первый взгляд каменная глыба. Самая крупная стратегическая база Панема. Неприступная подземная крепость, напичканная казармами, оружейными складами, залами заседаний, вычислительными центрами, ангарами для планелетов и, самое главное, пусковыми установками ядерных и баллистических ракет.

Средоточие военной мощи Капитолия.

- Мы прибудем на место рано утром, - нарушая висевшее в салоне молчание, осторожно заговорила Эффи. – Так что сегодня, думаю, нам стоит разойтись до темноты – чтобы успеть достойно подготовиться к прибытию, мне пришлось запланировать завтрашний подъем задолго до рассвета.

- Тогда мы можем просто не ложиться, - хмуро пожал плечами Хеймитч. Глубоко внутри противно скребли кошки: если все его старания по поддержанию боевого духа Двенадцатых так легко пошли насмарку от одного только объявления, то что же будет завтра, когда его победители воочию увидят и курсантов-профи местной Академии, которые, наверняка, окажутся среди встречающих, и сам далеко не голодный и не задавленный страхами и бунтами Второй?

Наверное, Китнисс подумала о том же – поежившись, девушка нехотя поднялась с кушетки.

- Я предпочту выспаться перед предстоящей особенно теплой встречей, так что ужинайте без меня,- твердым голосом сказала она. Вежливо улыбнулась стилистам и Эффи, кивнула ментору и, коротко глянув в сторону Пита, направилась к выходу.

- Из чего следует, что ты тоже объявляешь голодовку, чувак, - заметив ее взгляд, колко бросил Хеймитч, поворачиваясь к Мелларку.

- Почему же? – Пит сдержанно усмехнулся, и в его небесно-голубых глазах появилось новое, прежде незнакомое ментору выражение. – Я с удовольствием поужинаю… а заодно и послушаю дельные советы своего наставника насчет завтрашнего дня.

Вечер превратился в игру «вопрос-ответ» - после того, как Эффи, Цинна и Порция закончили с ужином, попрощавшись, ушли к себе и они остались в столовой вдвоем, Пит действительно начал расспрашивать ментора о Втором. Причем делал он это с таким упорством, словно готовился к экзамену – мальчишка хотел знать все о его обычаях, его жителях, условиях жизни, уставе Академии, даже об особенностях географического положения. Насмехавшийся поначалу, вскоре Хеймитч перестал подтрунивать над своим подопечным и с непривычной самому себе серьезностью принялся отвечать на его вопросы и пересказывать все, что знал сам.

- Обычаи? Те же, что и везде, за исключением большей свободы выбора – в пределах забора, разумеется, здесь хотя бы можно выбрать между армией и каменоломней. Условия жизни? Да уж получше наших - по сравнению с остальными дистриктами во Втором люди живут в большем достатке. Ты их увидишь утром – не такие заморыши, как наши, в Двенадцатом… География и климат? Ну, думаю, зима у них тут белая и холодная, а лето зеленое и мокрое…

- А профиль дистрикта? – внимательно слушая каждое его слово, вставил Пит.

- В школе вам, небось, твердили, что Второй дистрикт занимается поставками строительного камня? - потягивая из пузатого бокала ароматный коньяк, вопросительно усмехнулся Хеймитч, и Пит молча утвердительно кивнул. – Что ж, поскольку ты почти уже ментор и имеешь право знать больше обычного школьника, можешь смело забыть об этих байках – всему Панему давно известно, что это лишь официальная версия.

- А на самом деле?

- А на самом деле, кроме добычи камня вот уже семьдесят пять лет Второй дистрикт производит оружие и занимается подготовкой миротворцев, - Хеймитч задумчиво уставился в полупустой бокал. - Здешняя Академия – настоящая гордость Капитолия.

- И все ее курсанты – капитолийцы? – не отставал Мелларк.

- Какое там! – отмахнулся ментор. – Рекрутов набирают по всей стране… и далеко не всегда их поступление добровольно. Сам посуди: принудительное распределение по дистриктам, контракт на двадцать лет и строжайший запрет на брак и семью – не каждый захочет обречь себя на такую жизнь! Одни идут на это ради престижа, другие предпочитают белый мундир тюрьме и долговой яме, – даже не представляешь, сколько капитолийцев живет в долг, и от службы многих спасает только медицинская непригодность! – а недостающих набирают здесь же, из своих. Ты можешь удивиться, парень, но не все они похожи на старину Крэя, особенно поначалу службы!

Он вспомнил молодых миротворцев Двенадцатого – угольному дистрикту перепадало немало отморозков, но среди них случались и вполне нормальные ребята вроде Дария.

- А профи – разве их тоже вынуждают? – после небольшой паузы задумчиво поинтересовался Пит, и ментор досадливо поморщился – перед глазами внезапно всплыло изуродованное переродками тело Катона. Он знал отношение Второго дистрикта к своим трибутам и все прелести жизни профи-победителей, но, сколько ни пытался, не мог понять, как можно было добровольно решиться на подобное – его собственные детские мечты выйти на Игры добровольцем сейчас казались верхом глупости и безрассудства.

- Профи… да нет, эти ребята как раз таки знают, на что идут, - нехотя пробубнил он. – Детей здесь тренируют и учат драться едва ли не с рождения. Для большинства из них тренировки и Академия – это реальный шанс избежать шахт и дожить до старости в достатке… если, конечно, повезет пролететь с Жатвой. А уж если вернешься с Арены – тогда тебя ждет пожизненный почет и благополучие…

И заодно пожизненный ад, добавил он уже мысленно.

- Ты говоришь так, словно гордишься ими, - недовольно сдвинув светлые брови, хмуро перебил своего собеседника Пит.

- Я просто констатирую факт, - философски пожал плечами Хеймитч. – Очень полезное умение, знаешь ли – просто констатировать факты. Здорово выручает, когда нужно принять решение, которое противоречит твоему разуму, - он постучал пальцем себе по виску, перехватил внимательный взгляд Мелларка и ткнул ему в грудь, - и твоему сердцу…

Делая паузу и допивая содержимое бокала, он выразительно умолк, давая мальчишке возможность обдумать и переварить услышанное.

- Ладно, я учту, - спустя минуту размышлений, смягчаясь, с улыбкой кивнул Пит.

- Вот и славненько… а теперь брысь к себе – или где ты там ночуешь, - потягиваясь и разминая шею, устало выдохнул ментор. Поймал удивленно-благодарный небесный взгляд и скорчил в ответ злобную гримасу. – Давай, вали, пока я добрый… не то пойду и наябедничаю Мисс-Вселенской-Глупости – уж она-то вам ввалит!

- Не ввалит, - продолжая благодарно улыбаться, шутливо отозвался Пит, вставая из-за стола. – У нас своего рода перемирие. Пакт о ненападении.

- Какие умные слова на ночь глядя - пакт, перемирие… в политику потянуло? От Цинны умностей нахватался? – иронично крякнул Хеймитч и сделал выразительный жест рукой в сторону двери. – Осталось только до латыни добраться… давай, иди уже, юный политик!

Все еще улыбаясь, уже в дверях Пит порывисто обернулся.

- И тебе того же, - кивнув, ответил ментор на его невысказанное пожелание.

Он так и не пошел к себе – оставив включенным всего один ночник, Двенадцатый бухнулся в широкое кресло и уставился в стену перед собой. Мальчишка со всеми своими «вопросами-ответами» порядком утомил его – и в то же время помог упорядочить и разложить по полочкам в старой менторской башке все, что Эбернети знал о Втором и Вторых. А заодно и все, что он знал о Панеме. Сам того не желая, он вспомнил последнюю ночь на Арене – и последнюю ночь в Круглом зале, когда с замирающим от страха сердцем считал секунды до утра. Он-то думал, что не мог бы бояться сильнее… но сейчас, по пути в Капитолий, увидев все, что он увидел, и зная все, что он знал, ментор подумал, что то было лишь подобие страха. Только теперь ему открылся истинный страх. В ту самую ночь, пока извращенные создания Капитолия рвали на части Катона, хитрый старый лис Хавенсби сказал ему чистую правду: Панем стоял на краю пропасти, в одном крохотном шаге от гражданской войны! Ярый противник всяческих кровопролитий, Хеймитч искренне надеялся на дипломатию, на то, что все как-нибудь устаканится и затихнет… но сейчас со всей пугающей ясностью увидел: его дети – всего лишь повод, запал, эдакий бикфордов шнур, протянутый к огромной пороховой бочке. И никакие даже самые убедительные спектакли двух малолетних победителей не сумеют предотвратить неминуемую гибель старого мира.

Свобода отменяется, Эбернети. Рано или поздно, но ты должен быть готов к этому.

Как и обещала Эффи, задолго до рассвета экспресс ожил и зашевелился. Никто не нарушал его одиночества, но ментор отлично слышал, как хлопали двери соседних купе и вагонов: стилисты готовили очередные наряды, повара – очередной завтрак, а разноцветные птички из подготовительной команды – очередные косметические пытки для его огненной девочки. Интересно, хоть кто-нибудь из них понимал, насколько тщетны были их потуги? Решив, что ему тоже пора, он, пошатнувшись, поднялся из кресла. Нужно было найти силы, чтобы пойти к себе и переодеться. Это тебе не дома, Двенадцатый – ни за какие коврижки на свете он не доставит удовольствия Второму дистрикту увидеть вечно пьяного конкурента еще и замызганной свиньей! Кое-как добравшись до своего купе, Хеймитч с шумом отодвинул дверцу и ввалился внутрь. Не то чтобы он был сильно пьян… даже практически трезв, – ну подумаешь, две-три порции молодого коньяку! – но ноги почему-то категорически отказывались слушаться своего хозяина.

- Стареешь, дружище, - погрозив своему отражению в дверце шкафа, устало пробубнил он, наугад вытягивая вешалку с костюмом.

Когда экспресс уже въехал в город, он вдруг вспомнил еще одну особенность Второго, о которой не рассказал накануне Мелларку – железнодорожные пути здесь проходили прямо по главной улице, скрываясь в недрах той самой неприступной горы. Это значило только одно: не будет никаких машин и вокзалов и не будет даже пяти секунд, чтобы его победители смогли хотя бы перевести дух и привыкнуть к дистрикту, как это было в предыдущих девяти – из открытой двери вагона они сразу попадут на ковровую дорожку посреди забитой толпой центральной площади!

На этот раз он не стал тупить и медлить, как в Одиннадцатом – обнаружив Китнисс и Пита уже у самого выхода, в полной боевой готовности, он взял их обоих за локти и, отведя чуть в сторону, в двух словах объяснил ситуацию. Девочка на мгновение изменилась в лице, но потом подобралась, твердо поджала губы и коротко понимающе кивнула, вцепившись тонкими задрожавшими пальцами в руку своего напарника. Держи ее крепче, успел шепнуть ментор Мелларку как раз перед тем, как поезд победителей выехал на увешанную транспарантами и стягами Панема и Капитолия площадь.

- Всегда, - одними губами ответил Пит, уверенно улыбнувшись навстречу бурлящей толпе.

Глава 9

А потом все рухнуло.

Он понял это, едва вышел следом за Цинной и Порцией из распахнутых дверей вагона. Даже противный мокрый снег, сыпавший на их непокрытые головы, не мог скрыть очевидного – пестривший красками Второй до зубной боли походил на Капитолий. Величественными мраморными колоннадами зданий по периметру центральной площади и гремящим над ней грозным гимном Панема, многократно усиленным сотнями динамиков. Огромными телеэкранами, повторяющими каждый шаг и каждый жест ступивших на красную дорожку несчастных влюбленных, и военным духовым оркестром, ослепляющим десятками надраенных до блеска труб. Размахом и торжественностью приема и количеством встречающего народа. И главное, самим этим народом – не серыми, заморенными голодом жителями Десятого или гневно возмущавшимися работягами Восьмого. Именно об этом он говорил накануне Мелларку… какие уж тут шутки и дурачества? Плетясь позади стилистов с наигранной ухмылочкой на помятой физиономии, ментор кожей чувствовал одно-единственное отличие Второго от возбужденной счастливой толпы в столице – чистую и неприкрытую ненависть, которую источали в сторону идущей следом за ним хрупкой темноволосой девушки и ее напарника сытые и вполне довольные жизнью жители дистрикта. Даже вымуштрованные миротворцы, навытяжку замершие в оцеплении дорожки, презрительно кривили губы, бросая косые взгляды вслед проходящим мимо Двенадцатым.

Одна большая мышеловка, готовая вот-вот захлопнуться за их спинами.

Эдакая генеральная репетиция перед Капитолием.

Последней каплей оказался увешанный длинными белоснежными флагами вычурно-красный, цвета свежей крови, фасад Дворца правосудия прямо напротив остановившегося экспресса. Хеймитча передернуло. Белое и красное, розы и кровь. Почти что государственный символ Панема. И наверху фасада – огромная розетка, изысканно застекленная красно-белой мозаикой.

Всевидящее око Кориолана Сноу.

Он даже не сообразил, как добрался до трибуны и будто подкошенный упал на один из специально установленных стульев по правой ее стороне. Глаза сами собой пробежали по ряду сидящих перед сценой родственников и близких погибших трибутов, и от вида троих, один больше другого, здоровенных детин в парадных мундирах, с явной выправкой Академии и холодными серо-голубыми глазами Катона ментору стало совсем хреново. Братья… а чуть дальше явно отец, по-военному коротко стриженный, с каменным выражением скуластого лица и первой сединой на бритых висках. И рядом с ним совсем седой, но еще довольно крепкий старик с почетной пурпурно-золотой лентой ментора через плечо. Марк Порций Катон Старший, краем уха расслышал из-за спины Хеймитч... ну и имечко!... а он и не знал, что дед Второго тоже когда-то победил на Играх. Пять пар ледяных глаз молча сверлили поднимавшихся на трибуну Двенадцатых. Он зябко поежился – если бы взглядами можно было убивать, его дети совершенно точно не доехали бы до столицы.

Впервые Китнисс не могла даже читать по бумажке. Со своего места ментор видел, как его девочка, будто загипнотизированная, смотрела со сцены в глаза родных своего последнего противника и отчаянно боролась с паническим страхом. Он уже мысленно смирился с громким провалом – и тут вдруг заговорил Пит. Без шпаргалок и суфлеров. Сдержанно, уверенно и твердо. О могуществе Капитолия. Об Играх, о традициях, о почетности победы. И о поверженных соперниках, достойных этой победы не меньше самих победителей. Хеймитч слушал его в немом изумлении. Он коротко глянул на семью Катона: мужчины внимали каждому произносимому Питом слову, и холодная ярость на их одинаково презрительных лицах медленно сменялась недовольством, а затем и недоумением. Где и как этот шестнадцатилетний и совсем еще зеленый мальчишка находил свои слова – громкие, но не пафосные? Уважительные – но не лицемерные? Официальные – но цепляющие до глубины души?

Да и мальчишка ли, удивленно спросил себя ментор.

- Надеюсь, на этот раз я ничего не испортил, - севшим от волнения голосом выдохнул бледный, будто бумага, Пит, едва они оказались за закрытыми дверьми Дворца правосудия.

- Напротив – ты был весьма убедителен, парень, - ободрительно положив руку ему на плечо, пробурчал Хеймитч. – Прими мои поздравления: судя по тому, что мы все еще живы, своей пламенной речью ты здорово прикрыл наши задницы!

- Китнисс… ты как? – Пит обеспокоено обернулся к молчащей все это время напарнице и внимательно заглянул в ее остекленевшие от страха глаза. В ответ девушка только нервно сглотнула и неопределенно повела плечами.

- Придется собраться, солнышко, - мысленно поминая чертями проклятый обязательный протокол, сочувственно выдавил ментор, легонько подталкивая ее в спину по направлению главной лестницы. – Давай, иди, передохни… наверху вас обоих уже ждут Цинна, Порция, орава цирюльников и куча новых шмоток. Со своей стороны могу предложить стопарик коньячку – что-то мне подсказывает, что на вечернем приеме будет масса ребят в форме, так что тебе, детка, не помешает пара живительных глотков.

- Спасибо, как-нибудь обойдусь, - пытаясь улыбнуться, еле слышно прошелестела Китнисс, и только сейчас Хеймитч заметил, что она так и не выпустила руку Пита.

Он оставил ребят на попечение стилистов, а сам поплелся в банкетный зал, где уже вовсю суетились организаторы вечеринки, расставляя столы и развешивая гирлянды. Ему не пришлось просить – первый же попавшийся навстречу официант без лишних слов протянул Двенадцатому поднос со стоящим на нем хрустальным стаканом с выпивкой. Залпом опрокинув содержимое, ментор буркнул в ответ что-то бессвязно-благодарственное и поспешил убраться в отведенную для них с Эффи гостиную – в кои-то веки Хеймитч Эбернети добровольно предпочел свою невыносимую помощницу десятку ненавидящих взглядов в спину. Ему повезло, гостиная оказалась пуста. Видимо, Мисс-Вселенская-Глупость раздавала очередные ценные указания поварам на кухне, или сервировке столов, или молчаливым барменам, или хорошеньким официанткам… или еще черт знает кому.

Главное – в ее отсутствие он смог перевести дух и собраться с мыслями.

Коньяк Второго оказался чудо как хорош. Невероятным усилием воли удержав себя от соблазна надраться заранее, Хеймитч зашел к своим подопечным ровно за полчаса до начала банкета. Пит, в шикарном темно-красном смокинге, кипенно-белой сорочке и узких черных брюках уже нервно прохаживался по комнате в ожидании выхода. Спустя несколько минут появилась и Китнисс. Не сказать чтобы сегодня девочка выглядела особенно цветущей, но, увидев ее, ментор удивленно присвистнул: роскошное, расшитое бриллиантами бархатное платье с открытыми плечами своим глубоким синим цветом внезапно напомнило ему усыпанное звездами ночное небо над Капитолием. Именно его Цинна забраковал в Восьмом пару недель назад – уж слишком оно подчеркивало тогда такие же синие круги под прозрачно-серыми глазами своей хозяйки.

- Хоть я и провинциальный алкаш, но должен признать – эта одежка стоит того, чтобы ее выгуляли, - пробубнил Хеймитч в ответ на довольный взгляд Мастера.

Банкет начался с официальной части, которую испортил снегопад на площади снаружи: под чеканную барабанную дробь двое лучших выпускников Академии, юноша и девушка, внесли в зал очередные почетные доски для победителей с витиеватой гравировкой на них. С надменным видом мэр зачитал слова, выбитые на розовых мраморных плитах, и Хеймитч брезгливо скривился: похвалы, пожелания, напутствия… бла-бла-бла… ничего нового, очередное высокопарное вранье. Протокол требовал благодарных улыбок, и ему пришлось представить, с каким удовольствием его колючая девочка разнесет вдребезги свой презент из Второго дистрикта. Вроде помогло – уже через минуту Пит удивленно косился на хихикающего не к месту ментора.

Официальные речи закончились, настал черед личных поздравлений, и Хеймитч отчаянно завертел головой, поспешно оглядывая толпу. От невообразимого количества кроваво-красно-белых фигур у него тотчас поплыло в глазах, но, как ни старался, ни на одной из них он так и не приметил пурпурной с золотом менторской ленты. Чего греха таить, в глубине души он надеялся, что близкие Катона не опустятся до потакания хвалебным тостам, произносимым в честь победителей из нищего угольного дистрикта – но точно так же допускал и то, что как минимум братья Второго не откажут себе в удовольствии полюбоваться ужасом, застывшим в стальных глазах белой, как мел, Огненной Китнисс.

Когда через час никто из них так и не появился, ментор облегченно выдохнул. Никогда еще он не был так рад тому, что ошибся.

Впрочем, мундиров в банкетном зале хватило и без них. Двенадцатый не слишком разбирался в званиях и регалиях, но факт того, что в гражданском оказалась лишь малая часть всех мужчин, говорил сам за себя – Второй показательно щеголял перед приезжими своим привилегированным положением и гордым статусом «средоточия военной мощи Капитолия». Хотя, положа руку на сердце, на данный момент ментору было глубоко плевать на этот самый статус. У него вдруг нарисовалась гениальная в своей простоте мысль: всерьез опасаясь нервного срыва своих ребят, он оставил Китнисс и Пита под присмотром Порции и нехотя поплелся искать Эффи – только с высочайшего соизволения этой невыносимой женщины и ее драгоценного органайзера он мог свести к минимуму необходимое по протоколу время пребывания Двенадцатых на банкете.

Но вместо шумной капитолийки возле одного из столов он наткнулся на странную пару: безупречно элегантный даже в простом черном костюме, Цинна оживленно беседовал с рослым, коротко бритым мужчиной в парадной форме высшего офицерского состава. Завидев Двенадцатого, Мастер широко заулыбался и поманил его рукой.

- Позволь представить, друг мой, - сверкнув глазами, молодой человек указал ментору на своего спутника. – Командующий Центральным корпусом Военно-воздушных сил Капитолия и по совместительству давний друг моего отца, генерал Гай Юлий Грант…

- Ага, почти Цезарь, - бесцеремонно перебивая его, хмыкнул мужчина, коротко приветственно кивнув Двенадцатому. – А вас я знаю. Вы – Эбернети, ментор этих ребят.

- Ага, - в тон ему колко отозвался Хеймитч. – Почти Брут.

На мгновение грозный капитолиец удивленно сдвинул брови, а потом громко заливисто расхохотался, заставив мужчин вопросительно переглянуться.

- Люблю таких, с юмором, - довольно пробасил он, пытаясь отдышаться, и ментор выразительно скривился.

- Какими судьбами во Втором, генерал? - заметив его недовольные ужимки, поспешно заговорил Цинна, продолжая очаровательно улыбаться.

- Внеплановая проверка, Циний, - все еще давясь смехом, уже сдержанным официальным тоном ответил тот. – Капитолий любит, чтобы все было в порядке – особенно если этот порядок так бесцеремонно нарушен.

Бесцеремонно нарушен? Напрочь забыв про Эффи и протокол, ментор машинально подхватил с подноса проходящего мимо официанта порцию выпивки и сделал большой глоток, пряча в бокале вспыхнувший взгляд. Так вот откуда взялось столько мундиров на площади! Капитолий прислал во Второй военных с проверкой – именно в тот момент, когда здесь оказались его взбаламутившие весь Панем дети. Случайность, спросил себя Хеймитч. И сам же ответил – да вряд ли!

Милостью Капитолия он давно уже перестал верить в случайности.

В бокале оказался приглянувшийся ему еще утром бурбон, и деланно-лениво потягивая ароматный молодой коньяк, ментор вдруг решил, что будет совсем нелишним проявить чудеса вежливости и еще немного поболтать с неожиданным знакомцем Мастера.

- Академия или действующая армия? – сделав очередной глоток, с ленивой ухмылкой поинтересовался он, с запозданием подумав предложить выпивку и их собеседнику.

- И то, и другое. Так сказать, совмещаю приятное с полезным, - грубовато хохотнул тот, делая отрицательный жест уже спешащему к ним официанту с подносом.

- И что же из них полезное? – заинтересованно подал голос Цинна.

- Разумеется, армия, - без тени раздумий отрезал генерал. – Мужчине полезна дисциплина, без нее он становится тряпкой, годной лишь для подтирания задниц да мытья сортиров! А дети и Академия – это из разряда приятного, для души. Я бываю там раз в месяц, консультирую выпускников, выбравших для себя военное поприще… ничто, знаете ли, не молодит и не укрепляет дух так, как общение с подрастающим поколением!

Да уж, молодит по полной программе, беззлобно усмехнулся Хеймитч. Глаза его сами собой впились в толпу, напряженно выхватив из нее Порцию и обоих своих подопечных – Китнисс и Пит с вымученными улыбками на несчастных каменных лицах как могли отбивались от восторженных словесных излияний какой-то местной расфуфыренной парочки. Он недовольно нахмурился: судя по растерянному взгляду Порции, им всем срочно требовалась тяжелая артиллерия.

- Ты не мог бы провести нашим победителям небольшую экскурсию по Дворцу? – ментор просительно глянул на Цинну, и молодой человек понял его без лишних слов.

- Прошу меня извинить, генерал, но я не могу отказать своему другу и потому с вашего позволения вынужден ненадолго отлучиться, - чинно отрапортовал он, сверкнув фирменной белозубой улыбкой. – Оставляю вас на его попечение – надеюсь, мужчинам не придется скучать в компании друг друга!

Только после того, как победители вышли из зала в сопровождении обоих стилистов, Двенадцатый смог, наконец, облегченно вздохнуть. Он и сам давно бы сбежал куда подальше, но неожиданное знакомство перекрыло все пути к отступлению. Вдобавок ко всему взыграла его гордость: он никак не мог позволить себе осрамиться перед таким высоким чином и тем самым подвести Мастера, пока тот прикрывал спины его детей.

Делая пригласительный жест к ближайшему столику, ментор дождался, пока его новый знакомый присядет, и бухнулся на соседний стул, откидываясь на спинку и блаженно вытягивая вперед гудящие от усталости ноги.

- Ээм… судя по званию, вы не первый год в армии, - пытаясь заново завязать повисший разговор, неуклюже начал он.

- Я бы даже сказал, не первую сотню лет, – с готовностью отозвался генерал, гордо выпячивая красно-белую грудь, увешанную эполетами и нашивками. – Все Гранты – потомственные солдаты… так же, как все Кары – потомственные бездельники!

- Ну, как оказалось, не все, - оскалившись в ухмылке, едко парировал ментор, выразительно кивая в сторону скрывшегося за дверью зала Цинны.

Мужчина усмехнулся и примирительно пожал плечами.

- Этот мальчик - скорее исключение, подтверждающее правило. Я знаю его с юных лет, он всегда был белой вороной. Очевидно, сказалось влияние деда по отцовской линии… старый маразматик в свое время попил старшему сыну немало крови! Поскольку Циний считает вас другом, вы вправе знать их маленький семейный секрет: до самой своей смерти Кассий Кар был одержим безумными крамольными идеями, и, вероятно, что-то из этой одержимости передалось по наследству и его любимому внуку.

- Крамольные идеи? – все еще усмехаясь, Хеймитч поставил на столик рядом недопитый бокал. В захмелевшей голове внезапно посветлело – случайный разговор на очередной ненавистной вечеринке неожиданно принимал весьма интересный оборот. – Например?

- Свобода, равенство и братство - слыхали о таком? – Двенадцатый удивленно сдвинул брови, и его собеседник выразительно скривился, пафосно цитируя на незнакомом языке. – Liberté, Égalité, Fraternité… да ладно вам, действительно не слышали? А как насчет республики, конституции и прочей дребедени наподобие прав человека – тоже нет?

Одному черту известно, чего ему стоило не рухнуть от изумления со стула... старый дурак, он-то искренне полагал, что интересы зеленоглазого капитолийского мальчишки ограничивались пестрыми тряпками и модными показами! На мгновение прикрыв глаза, Хеймитч мысленно выругался. Да на его больную башку и так свалились беспорядки в дистриктах и неумелые игры в любовь его подопечных - а теперь к ним прибавлялся еще и борец за справедливость… тут и свихнуться недолго!

- Понятия не имею, о чем вы, - переводя сбившееся дыхание, насилу выдавил он.

- Вольно, отставить панику, - снисходительно улыбаясь, беспечно отмахнулся генерал. – Это давняя история, она старше нас с вами, вместе взятых…

Видимо, он собирался сказать что-то еще, но в этот самый момент их разговор прервали громкие фанфары. Мужчины удивленно уставились друг на друга, и в глазах капитолийца вспыхнуло удивление, а в глазах ментора – теперь уже настоящая паника: фанфарами во время Тура встречали только победителей и самых высокопоставленных гостей. Неужели президент Сноу, успел подумать Хеймитч, прежде чем мэр Второго подошел к микрофону и громогласно представил новоприбывшего:

- Почетный сенатор и адмирал ВВС Капитолия Гай Юлий Грант Старший!

Собеседник Хеймитча изумленно запнулся, выпучил глаза и порывисто вскочил с места, уставившись в образовавшийся проход в толпе. Интерес оказался сильнее вежливости, и ментор с нескрываемым любопытством выглянул из-за его спины, пытаясь разглядеть появившегося в распахнутых дверях гостя. Неоспоримое фамильное сходство и седая грива волос, безупречная армейская выправка и кипенно-белый мундир с высоким жестким воротничком, перевязанный темно-синей с золотом почетной лентой Сената – несмотря на кресло-каталку, все выдавало в древнем, но еще подтянутом старике настоящую капитолийскую породу. Довершал картину сопровождавший адмирала молодой вышколенный адъютант с манерами аристократа и внешностью кинозвезды.

- Отец? Какого…?! – недовольно вспыхнул Грант-младший, делая шаг навстречу.

- Старик любит выкидывать подобные фокусы – являться без приглашения туда, куда его не звали, - еле слышно зашептал позади ментора неизвестно откуда взявшийся Цинна, - чем, кстати, страшно злит своего единственного сына… впрочем, сейчас сам все увидишь.

- Не знал, что должен перед тобой отчитываться! - подъезжая ближе, в полный голос пророкотал Грант-старший, и Хеймитч хмыкнул - даже сидя в кресле, старый адмирал смотрел на своего сына сверху вниз, и прямо на глазах неприступный минуту назад капитолийский вояка превращался в робкого нашкодившего мальчишку.

- Но каким образом вы оказались во Втором? – стараясь держать лицо, выдавил тот.

- Тем же, что и ты – или я уже не адмирал Капитолия? - сурово отрезал старик, грозно выпрямляясь в своем кресле и сердито сверкнув глазами. – Или ты решил, что сможешь безнаказанно запирать своего отца в его же доме?

- Отец, прошу вас, оставим семейные сцены, - уже гораздо тише зашептал капитолиец. – Здесь официальное мероприятие, а вы сейчас выставляете меня не в лучшем свете…

- Я выставляю тебя идиотом, - безжалостно перебил сына адмирал. – Зато в следующий раз ты точно не забудешь взять меня с собой… а теперь иди и выясняй, как мы сможем убраться отсюда до полуночи!

Пробормотав под нос что-то невнятное, Грант-младший рассеянно кивнул и послушно направился к выходу.

- А ведь вы могли бы поручить это дело своему адъютанту, - провожая поникшего генерала удивленным взглядом, неожиданно уронил Хеймитч.

- Моему сыну полезно иногда спускать пар, - язвительно прохрипел старик, изучающе разглядывая ментора из-под лихо закрученных седых бровей. – Забавно наблюдать, как он бесится от того, что мне почти сотня лет, а ему никак не стать адмиралом!

Двенадцатый молча вопросительно усмехнулся.

- Тонкости армейской иерархии, - негромко пояснил Цинна, вежливо склоняя голову в приветствии и сдержанно улыбаясь неожиданному собеседнику. – Насколько мне известно, пока Грант-старший жив, Грант-младший не может получить его звание.

- Разве в ВВС Капитолия не может быть двух адмиралов? – совершенно искренне удивился ментор, заставляя Гранта-старшего надрывно закашляться противным скрипучим смехом.

- А зачем плодить высокие чины в небольшой по сути армии? - проницательный острый взгляд старика светился едкой иронией. – Не проще ли сделать их наследными?

- Тем самым вынуждая сыновей идти по стопам отцов, - внезапно осенило ментора, и его собеседник одобрительно качнул седой головой.

- У вас пытливый ум, юноша… чего по виду не скажешь, - иронично фыркнул он, и Хеймитч невольно улыбнулся сомнительному комплименту. – Вот вам еще наглядный пример, - продолжая кривиться в ухмылке, старик указал скрюченным пальцем на стоявшего рядом с ним Мастера. – Насколько мне известно, этот упрямый мальчик тоже мог бы однажды именоваться «его светлостью», но он предпочел собственный путь громкому титулу своего аристократического папаши!

- Вы знаете моего отца? – смутившись от его слов, только и спросил Цинна.

- Берите выше, мой мальчик, - многозначительно прохрипел старый адмирал. – Я знал вашего деда. Что бы ни говорил здесь мой заносчивый сын, Кассий Кар был моим другом – и лучшим человеком из всех известных мне людей!

Гордо задирая седую голову и выразительно поправив парадную перевязь на груди, он с вызовом глянул на Двенадцатого, и рассеянный взгляд ментора неожиданно зацепился за знакомую вещицу, приколотую к темно-синей ленте рядом с одной из медалей.

Маленькую золотую сойку-пересмешницу.

- Довольно рискованно с вашей стороны носить во Втором дистрикте талисман Огненной Китнисс, - осторожно подбирая слова, удивленно заговорил Хеймитч, не в силах отвести взгляда от броши. Было в ней что-то непривычное, особенное, это что-то цепляло и резало глаз… но он никак не мог определить, что именно.

- Простите, юноша, - колко перебивая его, снова съязвил Грант-старший, - но эта вещица не имеет к вашей барышне абсолютно никакого отношения. И если старику и стоит кого-то опасаться по этому поводу, то уж никак не ее.

Ментор удивленно крякнул. Одно дело было увидеть эту побрякушку на какой-нибудь глупой столичной моднице и совсем другое - парадный мундир почетного сенатора и офицера ВВС Капитолия. И хотя старый адмирал никак не вязался в его представлении с символикой опальных победителей, он понятия не имел, о ком другом мог говорить сейчас его новый знакомый.

- Не берите в голову, молодой человек, - снисходительно проскрипел тот уже без прежней насмешки. – Мой возраст и мои заслуги перед страной дают мне право иногда наступать Капитолию на больную мозоль… можно даже сказать, это последнее и единственно доступное мне развлечение - дразнить Кориолана Сноу, - он выразительно поманил удивленного ментора скрюченным пальцем, заставляя его склониться ближе, и шепнул в самое ухо, - но я бы не советовал делать того же ни вам, ни юному Лукрецию…

- Вы будете довольны, отец, я договорился насчет транспорта! - бесцеремонно прервал его предупреждение громкий бас Гранта-младшего. Переглянувшись с Цинной, Хеймитч поморщился и нехотя шагнул в сторону, пропуская генерала к отцу. Как некстати оказалась эта его солдатская исполнительность - Двенадцатый нутром чуял, что Грант-старший вот-вот собирался сказать ему что-то важное!

Но адмирал не стал продолжать, лишь удовлетворенно усмехнулся, натягивая уже знакомое ментору язвительное выражение лица.

- Дисциплина наше все, – тем же едким тоном похвалил он сына и, крутанув колесо кресла, снова обернулся к своим собеседникам. Проницательный старческий взгляд впился в напряженное лицо ментора. – Счастливо оставаться, юноша… и извинитесь за меня перед вашими детьми – кажется, своей высокой персоной я умудрился подпортить им вечер!

- Не думаю, что это их особенно огорчит, - вежливо склонив голову, многозначительно отозвался Хеймитч, и Цинна рядом сдержанно прыснул, пряча искры в глазах.

Мужчины проводили взглядами широкую спину генерала, вызвавшегося лично катить отцовское кресло, и снова переглянулись.

- Подпортить вечер, надо же… да я едва не расцеловал старого черта за его появление! – пробурчал ментор, удивленно качая головой. Потянувшись за очередным стаканом, он перехватил задумчивый взгляд Мастера. – Что?

- Ничего… не обращай внимания, - Цинна растерянно смотрел вслед покидавшим зал Грантам. – Просто было приятно встретить здесь друга своей семьи.

- Интересно только, которого из них, – выразительно хмыкнул Хеймитч.

Со всеми этими знакомствами он даже не заметил, как на часах нарисовалась полночь. Только когда мэр Второго пригласил всех присутствующих на балкон оценить устроенный в честь победителей фейерверк, ментор с облегчением обнаружил, что обязательная часть вечеринки благополучно подошла к концу. Выйдя наружу следом за своими подопечными, Хеймитч задумчиво замер у парапета. Снегопад закончился несколько часов назад, ночное небо было глубоким и чистым. Грянул первый залп, и с площади послышались восторженные вопли - при всей своей неприязни к виновникам торжества жители дистрикта с огромным удовольствием пришли полюбоваться на праздничный салют. Он скосил глаза – Китнисс и Пит слушали рокочущую канонаду и безучастно разглядывали умопомрачительные фонтаны в виде распускавшихся над их головами разноцветных бутонов и расправлявших крылья огненных птиц. На их бледных лицах читалась такая усталость, что он тотчас вспомнил об Эффи и ее блокноте.

- Да, я знаю, - опережая его слова, раздался из-за спины ее приглушенный голос. - Еще пару минут – они выставят оцепление к боковому выходу, и мы сможем покинуть это место.

Он даже не смог придумать никакой гадости – только примирительно кивнул в ответ.

Иссиня-черные мундиры личной охраны мэра сливались с темнотой, и им пришлось двигаться почти на ощупь - но ментор мысленно сказал спасибо тому, кто сообразил обойтись без прощальной шумихи, прикрыв отступление победителей буйством красочного фейерверка. Гости еще вовсю шумели на балконе, охая и ахая на каждый залп, а Двенадцатые и их свита уже тайком пересекали оживленно галдевшую и занятую салютами площадь, благополучно возвращаясь в свой экспресс. Уже у самых дверей вагона, пропуская вперед стилистов и подопечных, Хеймитч разглядел замыкавшую их шествие Эффи и только тогда понял, кому предназначалась его благодарность.

- А мы ведь даже не поцапались сегодня, женщина, - с наигранным сожалением усмехнулся он, подавая ей руку, чтобы помочь подняться в вагон.

- День прожит зря, - иронично отозвалась она, принимая его неожиданную помощь.

Уже на выезде из Второго ментор подумал, что все вышло не так уж плохо: он не упился до свинячьего визга, Пит не нагрубил парочке особенно рьяных поклонниц, Китнисс не сорвалась в истерике, а Эффи не пришлось краснеть за всех них вместе взятых. Генеральная репетиция будущего капитолийского банкета прошла довольно удачно и Двенадцатый даже завел неожиданно полезное знакомство - но это не доставляло ему никакой радости. Скорее, наоборот - Второй дистрикт выжал последние соки и напрочь отбил всяческое желание веселиться даже у такого закаленного циника и пофигиста, как он. Что уж говорить о его победителях... едва оказавшись в поезде, Китнисс и Пит молча разошлись по своим купе, не сказав и двух слов сопровождавшим их стилистам.

- Пусть, - только и уронил ментор, устало отмахиваясь от всяческих расспросов.

А утром за завтраком он понял, что семья Катона сделала-таки свое дело - его девочка сломалась: она не ела, не пила и только молча сверлила глазами скатерть, не реагируя даже на напарника, отчаянно старавшегося хоть как-то расшевелить ее. Парочка едких бородатых шуточек, еще вчера вызвавших бы самое пламенное негодование, сегодня улетела в никуда – девушка только подняла на ментора бессмысленный остановившийся взгляд и через минуту уставилась обратно в нетронутую тарелку.

Ох нет, солнышко, только не сейчас, мысленно взмолился он.

Его спутники тоже пытались разговаривать, но раз за разом их натянутые беседы безвольно повисали в воздухе, пропитанном изысканными ароматами капитолийских блюд с уже привычным каждому горьким привкусом паники. Один только Хеймитч упрямо молчал, поглощая свой завтрак и мечтая как можно быстрее убраться к себе, чтобы залить эту самую панику изрядной дозой лучшей капитолийской выпивки.

Безгласые официанты как раз расставляли очередные деликатесы, когда безучастная до сих пор Китнисс вдруг сдавленно всхлипнула, закрывая руками лицо.

- Нет, ничего не выйдет… все не то! - разобрал ментор сквозь тонкие пальцы.

- Эй, детка, - удивленно крякнул он. – Докатились – ты начала разговаривать сама с собой?

Китнисс рассеянно вскинула голову - судя по выражению лица, она даже не услышала его слов. Молча кивнув собственным мыслям, девушка забормотала под нос что-то невнятное и, игнорируя всякие манеры, вскочила из-за стола и почти выбежала из салона.

- Что это с ней? – Хеймитч оглядел оставшихся и заметил беспокойство на лице Цинны. – Неужели наша огненная малышка струсила?

- Не нужно так говорить о Китнисс, - сурово сдвинув светлые брови, сдержанно подал голос Пит. – Если она и напугана, то совсем не так, как вы думаете.

- Интересно, - усмехаясь, ментор откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, - а как это, по-твоему, я думаю?

- Разве вы не понимаете - она не боится Капитолия, - стараясь говорить спокойно, Пит обвел выразительным взглядом притихших капитолийцев и снова уставился на ментора. – Она боится за тех, кто остался дома. За тех, кто аплодировал ей на площадях Панема. За всех нас, - не сдержавшись, он порывисто поднялся с места, роняя на пол салфетку с колен. – И не смейте называть ее трусихой – кого угодно, только не ее!

- Надо же, какие страсти, - холодно оборвал Хеймитч его жаркий монолог, коротко указав глазами обратно на место за столом. – Сядь и успокойся. Никто и не думает, что она трусиха… по меньшей мере, никто из присутствующих здесь – а на остальных нам плевать, верно? – Цинна сдержанно улыбнулся, Порция и Эффи утвердительно кивнули. - Так что не кипятись, парень, и закончи завтрак – на горизонте последний рубеж, нужно выдержать его с честью. И отнеси малышке ее тарелку - не хватало, чтобы победители бухнулись в голодный обморок прямо на трибуне Первого дистрикта!

Когда Пит с подносом в руках вышел из салона, Хеймитч выждал пару минут, а потом смачно художественно выругался в лучших шахтерских традициях.

- Уф, полегчало… ну, какие будут предложения? – усмехнувшись вытянувшимся лицам своих спутников, он поднялся из-за стола, подошел к барной стойке и демонстративно выставил на нее стаканы для виски. – Шпильки не помогают, шутки закончились… что дальше?

- Возможно, стоит поговорить с ними по-взрослому, - неуверенно предположила Эффи. Четыре пары глаз удивленно уставились на нее. – Что? До сих пор были только нравоучения и дурачества – может быть, пора рассказать детям, что ждет их в Капитолии на самом деле?

- Утешила, женщина, - наливая четыре порции «черного джека», горько хмыкнул ментор. - На самом деле… неужели тебе мало меня в качестве наглядного примера? Предлагаешь познакомить ребят с подноготной красавца Одэйра? Или лучше озвучить им места отдыха Джоанны Мэйсон? Или, может, устроить званый ужин с заморышами из Шестого, сидящими на морфлинге? – он снисходительно фыркнул. – Сама-то хоть поняла, что сказала?

Игнорируя его насмешки, капитолийка повернулась к Цинне и Порции.

- Я всего лишь предлагаю рассказать столько, сколько вы посчитаете нужным, - совсем не своим голосом проникновенно заговорила она, едва заметно ободрительно улыбнувшись стилистам. – Что бы мы все ни думали, эти дети заслуживают правды… хотя бы от нас.

- Эй-эй, ишь, какая шустрая… не так быстро! - громыхнув крышкой, Хеймитч зачерпнул из вазы с фруктами пригоршню ледяных кубиков и рассыпал их по стаканам. – Если мое слово еще что-то значит, то я против… а поскольку я здесь пока еще главный, мое слово что-то значит. Уяснила, детка? – Эффи молча недовольно поджала губы. – И значит, вопрос закрыт! Мне не нужна на Банкете Победителей парочка трясущихся от страха подростков! Они все узнают, со временем, а пока придумайте что-нибудь получше сомнительных откровений!

- Я предлагаю просто поговорить о Капитолии, - подал голос Мастер. – Без страшилок и подробностей, как если бы мы были гидами на экскурсии. Рассказать о достопримечательностях, о наших любимых местах…

- Вот тут я пас, - подавая Цинне выпивку, выразительно перебил его ментор. - Вряд ли Китнисс захочет узнать наши с Рубакой любимые места и услышать, в каких кабаках столицы наливают самое дешевое пойло!

Подхватив еще два стакана, он подошел к капитолийкам. Порция признательно улыбнулась, а Эффи сморщила нос, но обе без возражений приняли свои напитки.

- Я могу поделиться кое-какими профессиональными секретами, - сделав малюсенький глоток, примирительно продолжила рассуждения Мастера Порция, и в ее голосе ментор явно разобрал смешинку. – Кажется, Китнисс у нас интересуется дизайном одежды?

Он выразительно фыркнул. При всем уважении к Цинне большей нелепости сложно было даже представить: Китнисс и тряпки – да это все равно, что он сам и теннисная ракетка Плутарха Хавенсби!

- Ладно, - после минуты раздумий решительно кивнула Эффи, - в таком случае мне тоже найдется, что порассказать!

За окнами сгущаются сумерки, на темные стекла липнут редкие снежинки. Мы снова в гостиной – тем же составом, что дурачились здесь же всего сутки назад.
Но сейчас никому из нас не до смеха.
Как там сказал утром ментор - последний рубеж?
Ровным сдержанным голосом Цинна говорит о каких-то холмах, о парках, о местах, которые нам стоит посетить в Капитолии. Я слышу его слова – но не понимаю ни слова. Китнисс сидит рядом с абсолютно непроницаемым выражением на лице - но я понимаю, что в мыслях она все еще на площади и все еще смотрит в глаза тех, кто так горячо ее ненавидит. Ее, меня и весь Двенадцатый дистрикт. Ободрительно накрываю ладонью холодную руку – и чувствую, как ее бьет мелкая дрожь. Я знаю, она не боится… по-хорошему это мне стоит бояться - но после митинга во Втором в голове только странное ощущение легкости и звенящей пустоты. Нет больше липких кошмаров, нет отупляющей паники. Паника осталась там, в громких словах, сказанных с темно-красной, будто залитой кровью, трибуны…
С легкой полуулыбкой Порция рассказывает о мире моды и дает Китнисс какие-то советы. Ловлю ее всезнающий взгляд – и незаметно улыбаюсь в ответ. Я благодарен ей за участие и за то, что она понимает – ее советы никогда не пригодятся. Осторожно перебирая дрожащие пальцы своей соседки, тайком изучаю ее гордый профиль и ловлю себя на странной мысли, что благодаря ледяным взглядам тех пятерых в форме мне открылось, наконец, очевидное. Наши Игры не закончились… более того – они в самом разгаре. Мы не победители - мы все еще трибуты. И если я хочу уберечь сидящую рядом девушку от участи, уготованной ей Капитолием и лично президентом Сноу, мне придется пойти на крайние меры.
Единственное решение, которое приходит на ум, отзывается внутри ноющей болью…
К моему удивлению, Эффи не шумит и не бранится – только строгим профессиональным тоном советует завести ежедневники и обещает посодействовать с какими-то коммуникаторами. Бедняжка – неужели дрогнуло даже ее официальное бумажное сердце? Еще вчера меня раздражала ее капитолийская заносчивость – но сегодня я вижу, что это единственный способ выжить в том мире, частью которого мы вот-вот станем. Китнисс нервно кривит губы, она искренне пытается улыбнуться, но вместо улыбки получается жуткая маска, способная скорее напугать, чем выразить благодарность. В какой-то момент, упомянув Джоанну Мэйсон, Эффи внезапно запинается и умолкает. Замечаю быстрые предупредительные переглядывания стилистов.
Очевидно, победители – не самая приятная тема…
Очередь Хеймитча. Я уже готов к любым издевкам, но из глубины кресла напротив раздается лишь сухое покашливание. Чувствую на себе цепкий внимательный взгляд наставника. Одного из тех, о ком избегают говорить в нашем присутствии. Победителя. Ментора. Старого помятого пьяницы из Двенадцатого дистрикта. Вот только теперь, после увиденного и услышанного за три недели Тура, я смотрю на него совсем другими глазами. И под задубевшей за четверть века шкурой из едких пошлых шуток, циничного безразличия и вечного пьянства чувствую главное - мертвую хватку, изворотливый ум и непостижимое самообладание этого знакомого с детства незнакомца.
И только теперь, в сутках от Капитолия, я, кажется, начинаю понимать его более чем выразительное молчание.
Что ж, плох тот ученик, который не превзойдет своего учителя. Советы наших спутников не случайны. В них должен быть смысл… иначе старый ментор не устроил бы эти посиделки. Услышать и понять? Запросто - как раз это труда не составит: если я что и умею, то именно замечать мир вокруг себя. Научиться драться? Обязательно - но не ножами и не кулаками... кому, как не победителю, знать, что Капитолий признает одно только оружие – хладнокровие и выдержку! Запереть все эмоции? Наоборот, включить их на полную. Чем там привлек однажды капризную столичную публику наивный провинциальный мальчик? Влюбленностью, доброжелательностью и обаянием? Отлично – но как же далеко ему до своего черствого и хамоватого ментора с его умением думать, способностью видеть и талантом молчать!
Я хотел научиться – я научусь.

Глава 10

После чересчур богатого на впечатления Второго дистрикта Первый проплыл в его голове, как в тумане. Его совершенно не интересовала ни местная география, ни местная специализация, все эти ювелиры, мастера каменных дел или резчики по драгоценным породам древесины – предметы роскоши никогда не имели в его глазах никакой привлекательности. Единственное, что старый пьяница знал о Первом, были имена его победителей. А теперь еще и последних трибутов, погибших от руки его огненной девочки. Марвел и Диадема… ментор надолго запомнит непомерное раздолбайство мальчишки-профи, серебряную стрелу Китнисс в его груди и зеленые, почти человеческие глаза белокурого переродка с выложенной драгоценными камнями единицей на ошейнике.

Они прибыли в столицу дистрикта во второй половине дня. Аккуратный и изящный, даже под грязно-белым снегом Первый походил на пряничный домик, но ничего этого Двенадцатый не заметил. Словно заразившись от своей подопечной ее замороженным состоянием, он что-то говорил, куда-то ходил, что-то делал… осматривал достопримечательности, слушал речи, пьянствовал с мэром… получал подарки, фотографировался с победителями… ссорился с репортерами… но при этом совершенно не соображал, что происходит вокруг.

Его отрезвила только звонкая затрещина, полученная от Эффи – очухавшись в собственном купе, он схватился за вспыхнувшую небритую щеку и возмущенно уставился на ее строго сдвинутые нарисованные брови.

- Слушай-меня-внимательно, - ровным тоном отчетливо повторила она. – Завтра утром мы прибываем в Капитолий. Вечером - интервью у Цезаря, ночью - Банкет Победителей, потом снова Двенадцатый… и все закончится. Всего сутки, Эбернети. Соберись.

Он очень постарался собраться. По крайней мере, когда за завтраком мелодичный голосок невидимой электронной барышни объявил об оставшейся до столицы сотне миль, он уже был абсолютно спокоен. Смакуя обязательную утреннюю дозу, ментор в пол уха слушал последние наставления своей помощницы. По ходу ее болтовни он выяснил, что их разместят в Тренировочном центре, на этаже, предназначенном специально для победителей; что в этом году распорядителям пришлось потрудиться - поскольку победителей оказалось двое, пришлось заново переделывать внутренний дизайн апартаментов, добавляя еще одну спальню, гардеробную и душевую комнату; что Банкет Победителей пройдет аж в «Лебедином замке» – личном особняке президента, – а количество особо приближенных высоких гостей предположительно перевалило за три сотни… и это только те, кому Эффи лично подписывала карточки; что меню вечера утверждал сам Плутарх Хавенсби – а почетный сенатор известный в Капитолии гурман; что специально к их прибытию в столице планировали смягчить климатический режим, чтобы победителям не пришлось давать свое интервью на Круглой площади в шубах и шапках… и так далее, и тому подобное. Только однажды Хеймитч встрепенулся - когда в самом конце своей утомительной речи капитолийка вдруг вскользь упомянула в числе приглашенных несколько знакомых ему имен.

Ментор спрятал ухмылку: несмотря на пафосный тон и надменное выражение ее раскрашенной мордашки он не сомневался, что последнее было сказано персонально для него.

Он плохо представлял себе, что значили ее слова о смягчении климатического режима, пока экспресс не вынырнул из темного, едва подсвеченного туннеля, въезжая в Капитолий. Мельком выглянув в окно, Хеймитч удивленно выдохнул. Каким-то непостижимым образом столица выглядела так, словно оказалась на несколько сотен миль южнее: чистое голубое небо, ни капли снега и ни малейшего намека на декабрь на календаре!

- Только не говори мне, что вся суета ради этих двоих, - коротко кивнув на буквально приросших к окнам Китнисс и Пита, недовольно пробубнил он напарнице.

Картинно закатив глаза, Эффи снисходительно улыбнулась.

- Может, тебе и все равно, в чем появиться вечером перед Панемом, но половина Капитолия точно не разделяет твою точку зрения, - она довольно потерла руки. – И я уверена, что Цинна приберег для всех нас нечто совершенно сногсшибательное!

Совсем, как полгода назад, на увешанном транспарантами и длинными стягами вокзале его детей встречала разноцветная шумная толпа - но на этот раз Пит удержал Китнисс у окна, почти силой заставив приветственно поднять руку навстречу исступленно визжащим капитолийцам. Двенадцатый усмехнулся своим мыслям: похоже, Мелларк решил, что самое время претворять в жизнь его менторские уроки.

- Улыбаемся и машем, ребятушки, улыбаемся и машем, - иронично посоветовал он со своего места.

Пробравшись сквозь сотню фанатов, оживленно скандировавшую что-то неприличное, – это потом уже ментор узнал, что созвучное мужскому достоинству словечко означало в Капитолии пару Двенадцатых, – вся компания поспешно загрузилась в два служебных лимузина: победители, стилисты и менторы в один, подготовительные команды в другой. Обтянутый молочно-белой матовой кожей салон накрыл ментора уже знакомым терпким запахом табака и роскоши. Хеймитч зябко поежился: в последний раз такое же чудо капитолийской техники везло его в Центральный госпиталь – проведать вернувшегося с того света светловолосого мальчишку, сидевшего сейчас как раз напротив него. Он поймал вопросительный небесный взгляд Пита… и вместо него абсолютно ясно увидел перед собой снежно-белую палату, зеленые волосы доктора и собственную подпись на гербовом чеке.

- Здесь должна быть выпивка, - мгновенно отводя глаза, сдавленно прохрипел он Цинне, тыча пальцем на встроенный холодильник позади водительского сиденья.

Залпом проглоченные колючие пузырьки ударили в нос, заставляя его поперхнуться и закашляться. Невольно вспомнилась старая шутка об аристократах и дегенератах, но сейчас ему было не до веселья. Эффи настороженно подала платок, Порция обеспокоено похлопала по спине. Недовольно отмахиваясь и утирая глаза, ментор заметил внимательный взгляд Мастера и мысленно поблагодарил ледяное шампанское, так кстати прикрывшее его внезапные слезы.

Что бы он ни натворил, раскаиваться было уже поздно.

Когда они выехали на оцепленную заграждениями и миротворцами Круглую площадь, там уже вовсю кипела работа. Перед главным входом Тренировочного, на привычном месте, возвышалась сцена, увешанная всевозможной световой и звуковой аппаратурой. Несколько молодых людей в униформе приводили в порядок ряды сидений вдоль центрального проезда, там же сновали подозрительно мордастые ребята в штатском, осматривая каждый закуток будущего зрительного зала. На минуту лимузины притормозили перед перегороженным въездом, пока офицер охраны сверял номера автомобилей со списком разрешенных к доступу. Эффи недовольно пробормотала что-то о чересчур исполнительных кретинах, и Хеймитч невольно усмехнулся – уж кто бы говорил!

- Настоятельно рекомендую служебный вход на первом подземном уровне, - делая отмашку убрать заграждение, подчеркнуто вежливо козырнул миротворец.

- Нас встречают, как самого президента Сноу, - фыркнув, подмигнул ментор почти прозрачной Китнисс, заставив ее побледнеть еще больше.

Пока подготовительные команды обустраивались в отведенных для них помещениях, стилисты разошлись по мастерским, а Эффи повела Двенадцатых в их апартаменты. Сопровождавший победителей безгласый с шумом распахнул тяжелые двойные двери в огромный, отделанный шоколадным мрамором холл, и Пит замер на пороге, оглядывая фешенебельный двухуровневый люкс.

- Что тут сказать - шикарно, - внезапно севшим голосом растерянно выдохнул он, окинув взглядом открывшуюся картину.

- Не просто шикарно – волшебно! – довольно затараторила Эффи, легонько подталкивая в спину ошалевшую от окружающей роскоши Китнисс. – Только представьте себе: четыре спальни, столовая в викторианском стиле, кабинет из белого ясеня, гостиная с видом на Сенат и даже бассейн с гидромассажной ванной и настоящей морской водой…

- Да какая, к чертям, разница?! – перебивая ее восторги, недовольно огрызнулся Хеймитч, входя следом. – Мы в этих хоромах всего на сутки – и ради этого стоило перекраивать планировку?

- … а персонально для тебя отличный бар в кабинете, - пропустив его грубость мимо ушей, уже с меньшим энтузиазмом закончила капитолийка и натянуто улыбнулась подопечным: – Итак, мои дорогие, как насчет того, чтобы выбрать спальни?

Когда спустя двадцать минут она вернулась в кабинет, по пути придирчиво оглядывая интерьер, ментор как раз проводил ревизию напиткам. В предвкушении встречи с президентом его организм срочно требовал лошадиную дозу успокоительного, а лекарства лучше выпивки Двенадцатый не знал. Стакана виски за завтраком и бокала пузырьков в лимузине было явно маловато, и потому, вооружившись бутылками, щипцами и шейкером, он соорудил себе фирменный безымянный коктейль из водки, белого ликера и содовой, доверху засыпал его колотым льдом и только потом подумал, что стоило бы предложить чего-нибудь своей напарнице.

- Не утруждайся, я не пью по утрам, - опережая его сомнительную галантность, иронично уронила Эффи.

Просто отлично. Хеймитч скривился: раз в жизни он захотел угодить этой капитолийской вертихвостке - и мимо! На душе противно скребли кошки – это у него-то, с его непробиваемой шкурой? А все эта невыносимая женщина… в последний раз они оставались вот так, один на один, в прихожей его дома в Деревне Победителей. Весь Тур он умудрялся избегать ее. Иногда случайно, иногда нарочно – но так ему было спокойнее. Он постоянно убеждал себя, что только присутствие Цинны и Порции помогало ему держать язык за зубами и меньше грубить ей. Он часто говорил себе, что лучший способ скрасить горькое одиночество - не изливать душу, а залить это одиночество чем-нибудь горячительным. И иногда спрашивал себя: ну на самом деле, о чем ему говорить с ней, случись ему с ней говорить?

И вот оно случилось.

Цедя сквозь зубы враз потерявшую свою привлекательность выпивку, он мерил шагами кабинет, рассматривал изысканную деревянную обивку стен и попутно краем глаза наблюдал, как его напарница устроилась за огромным письменным столом и достала из стоящего рядом лакового саквояжа рабочий планшет, папки с документами из Двенадцатого, те самые, что вручил ему мэр, и бессменный блокнот. По-хорошему, ему стоило беспокоиться о вечернем выходе победителей или о собственной скорой встрече с Кориоланом Сноу - причиной своих многолетних кошмаров… а еще на горизонте маячила неизбежная стычка с Плутархом Хавенсби в его новой ипостаси Главного Распорядителя Игр - но сейчас Хеймитч не мог думать ни о чем, кроме сидящей в двух шагах от него женщины. Казалось бы, вот она, прекрасная возможность начать разговор… да только он не представлял, с чего начать.

- Вот объясни мне, тупице, зачем им спальни? - так и не найдя достойной темы, сердито забухтел он. - Они ведь и спать-то будут уже в поезде… если вообще будут спать.

- Затем, чтобы дети могли принять душ и переодеться, - игнорируя его ворчание, снисходительно ответила Эффи, раскладывая на столе бланки и бумаги. Ее усталый голос вдруг показался ему таким знакомым, что он невольно подумал: неужели сейчас, наедине, она, наконец-то, перестанет ломать свою привычную комедию?

- А зачем принимать душ и переодеваться, если через какой-то час их будут вымачивать и скрести по полной программе чокнутые разноцветные пугала? – не унимался ментор, упрямо продолжая наворачивать круги по комнате. Эффи развернула блокнот.

- Затем, что так принято, - просматривая свои записи, терпеливо отозвалась она. - Это называется правила гигиены, Двенадцатый. Хотя, возможно, ты слышишь о них впервые.

Он как раз проходил мимо – и замер за ее спиной, сердито уставившись на склоненную над блокнотом кудрявую оранжевую голову. Язык чесался отвесить какую-нибудь гадость, но он только стиснул зубы и сдавленно фыркнул.

- И прекрати рассматривать мою прическу – у меня уже дымится затылок, - почувствовав его взгляд, усмехнулась капитолийка. Невольно улыбнувшись неожиданной шутке, он поспешно натянул прежнее недовольное выражение лица.

- Ты уже в курсе, о чем они будут говорить на интервью Цезарю? - выдержав паузу, не-громко спросила она, все еще перекладывая какие-то бумажки. Вот теперь ему не казалось, в ее голосе действительно слышалось беспокойство.

- Без понятия. Мы это еще не обсуждали, - натянуто ответил Хеймитч. Она обернулась, и ментор выразительно обвел глазами комнату, намекая на микрофоны вокруг.

- А хорошо бы обсудить – меня нервируют их сюрпризы, - медленно, взвешивая каждое слово, пояснила Эффи, вслед за ним внимательно оглядывая стены. Он усмехнулся: какие бы шпильки он не отпускал в ее адрес, эта женщина была редкой умницей!

- Обязательно, как только они примут душ и переоденутся, - копируя ее поучительный тон, он скорчил гримасу и получил в ответ едва заметную полуулыбку. Его так и подмывало улыбнуться навстречу – ему начинал нравиться этот их новый стиль общения.

Какую-то секунду они молча смотрели друг на друга… а потом разом отвернулись, уткнувшись каждый в свое – она в документы, он в пустой стакан в руке. Вот и поговорили.

- В поезде ты упомянула Мэйсон и Одэйра, – неожиданно вспомнил ментор. - Они будут на банкете… в смысле, только они или еще кто из победителей?

- Эти двое точно, за остальных я не ручаюсь, - Эффи запнулась и добавила уже другим, совершенно капитолийским голосом. - Мог бы и не спрашивать - как ты представляешь себе подобную тусовку без Финника?

Хеймитч саркастически хмыкнул. Навряд ли Финник Одэйр смог бы пропустить будущую вечеринку, однако никак не по собственной воле. Красивая игрушка в руках власть имущих, он, как и другие победители, не принадлежал себе. Но случилось так, что ментор знал: бесправный гламурный кумир столичной публики нашел собственный способ как следует утереть нос тем, кто опрометчиво посчитал себя его хозяевами. И некоторая излишняя осведомленность наставника Двенадцатых на последних Играх была наглядным тому примером. Распутный Четвертый, с этой своей крышесносной харизмой и бездной обаяния, на деле оказался настоящим кладезем чужих грязных секретов. Хеймитч мог держать пари, что во всем Панеме не нашлось бы человека, знавшего больше, и даже всемогущий сенатор Хавенсби не мог похвастать подобным. Но главное - зеленоглазый красавчик из морского дистрикта был одним из немногих победителей, кто набрался смелости насолить Капитолию.

И, пожалуй, единственным, кому старый пропойца рискнул бы в случае чего доверить своих ребят.

Усмехаясь своим мыслям, Хеймитч поднял глаза и наткнулся на внимательный синий взгляд - все то время, что он молча разговаривал сам с собой, Эффи исподтишка наблюдала за ним.

- Не вздумай сказать сейчас, что читаешь меня, как открытую книгу, - предупредил он.

Капитолийка задумчиво покачала головой.

- В твоем случае это и легко, и сложно, - негромко отозвалась она. - Легко, потому что твои мысли очевидны, а сложно, потому что неизвестно, чем они могут обернуться.

А он-то думал, что умел притворяться… Прячась от ее проницательного взгляда и молча поминая всех чертей, ментор подошел к окну; бесцеремонно отодвинув в сторону дорогущую штору, глянул на раскинувшийся перед ним Капитолий: справа зеленели макушки Центрального парка, слева рвался ввысь шпиль телецентра, сразу за ним сверкали в полуденных лучах солнца стекла небоскребов. Он опустил глаза, повертел в руках стакан, натужно пытаясь разглядеть на его дне свое помятое отражение, потом снова посмотрел в окно. Вместе с пузырьками, водкой и содовой в голове крутились десятки вопросов, но ни один из них он так и не решился задать вслух - чего-то не мог спросить, чего-то не хотел знать, а что-то просто боялся услышать.

Разговор не клеился, молчание угнетало.

- Между прочим, тебе тоже стоит привести себя в порядок, - нарушая тишину, примирительно подала голос Эффи. Он представил себя со стороны: спутанные волосы, щетина с первой сединой и мешки под опухшими красными глазами…

- И так хорош. Сегодня не мой праздник.

- И все-таки - твой костюм в твоей комнате.

Он только передернул плечами и сердито обернулся.

- Прямо по коридору, вторая дверь справа, - пряча торжествующую улыбку и даже не подняв головы от документов, она выразительно указала на дверь тонким пальцем с вызывающе-ярким маникюром. И добавила колко, совершенно по-хеймитчевски: - Шагом марш. Возражения не принимаются.

На широкой, застеленной шелковым покрывалом постели лежал его наряд для сегодняшнего особого случая: шикарная чернильно-синяя визитка, узкие брюки в тонкую полоску, лимонного цвета жилет, сорочка в тон жилету, сочно-зеленый, в замысловатые загогулины, шейный платок и бархатный футляр с запонками, брелоком и булавкой-жемчужиной для этого самого платка. Рядом с кроватью стояла пара ультрамодных туфель. Мать его дери, в сердцах выругался Хеймитч, заглядывая в платяной шкаф. Обычно лояльный и снисходительный, на этот раз Цинна не оставил ему выбора - гардеробная в отведенной ментору спальне была пуста.

- Быть тебе, старик, капитолийским попугаем, - жалобно вздохнул он и нехотя поплелся в ванную комнату.

Ненавистный капитолийский душ, со всеми его фокусами и заморочками, сегодня оказался настоящей пыткой. Он включил первый попавшийся под руку режим, ничего особенного - но ударившие с потолка кабинки прохладные потоки воды внезапно накрыли его запахом майского дождя дома, в Двенадцатом. Будто удар под дых... Не в силах пошевелиться от нахлынувших эмоций, он уткнулся лбом в прозрачную стенку душевой и, зажмурившись, стиснул зубы. Лишь бы не поддаться знакомым с детства ароматам невзрачных полевых цветов и первой весенней зелени - почти забытым и потому таким болезненным.

Всего сутки, Эбернети. Соберись.

Когда, чисто выбритый и полностью одетый, ментор вышел в гостиную, и Китнисс, и Пит были уже там: в одинаковых винно-красных туниках и черных брюках они чинно сидели на разных концах дивана и усердно делали вид, что заинтересованы интерьером.

- Хорошо, что вы оба на месте, - проигнорировав их подозрительное молчание, с ходу начал Хеймитч. - Как насчет того, чтобы поговорить о предстоящем интервью?

Вообще-то он не ожидал никаких гениальных предложений, особенно от Китнисс, с ее-то никудышными ораторскими способностями, и потому его несказанно удивило, когда девушка первой поднялась со своего места и неуверенно повернулась к нему.

- Я… у меня есть одна идея, - прокашлявшись и сцепив пальцы в замок, негромко начала она, растерянно косясь на напарника.

Пит словно предвидел ее слова – побледнев, он выпрямил спину и нервно сглотнул. Заметив выражение его лица, ментор нашарил позади себя кресло на колесиках и подвинул его поближе. Отточенное годами чутье кричало, что вот-вот случится буря, и он предпочитал встретить ее на якоре.

- Валяй свою идею, солнышко, - примирительно буркнул он, усаживаясь удобнее и закидывая ногу на ногу. - Я весь внимание.

Китнисс порывисто обернулась к напарнику.

- Пит, думаю, тебе стоит прилюдно попросить моей руки, - на одном дыхании выдала она, напряженно вглядываясь в его потемневшие голубые глаза.

Так вот оно что. Ментор поднял на подопечного настороженный взгляд: несмотря на отчаянные старания держать лицо парень выглядел так, будто его только что с головой окунули в ледяную воду.

Ага, скорее в собачье дерьмо, скривившись, подумал Хеймитч.

И прежде гнетущая, тишина внезапно стала острой, как нож.

- Конечно, - через минуту холодного молчания совершенно невозмутимо отозвался Пит, вставая с дивана. – Нет проблем.

- Правда? - облегченно уточнила Китнисс, и ментору отчаянно захотелось треснуть ее. Бессердечная зараза – неужели она действительно не видит, каково мальчишке?

- Правда, - коротко кивнул Пит, старательно избегая взгляда наставника. И, кашлянув, добавил: - Только давай обойдемся без репетиций - мне нужно идти, меня ожидает Порция…

Повернувшись к напарнице, он уже открыл было рот, собираясь что-то добавить – но потом лишь качнул головой и, сдавленно усмехнувшись, развернулся и молча вышел из гостиной. Проводив его взглядом, девушка непонимающе уставилась на тяжело вздохнувшего за ее спиной ментора.

- Что?

- Ничего. Твоя взяла, он согласен, а теперь просто оставь его в покое, - проворчал Хеймитч, мрачно сверля глазами стену перед собой.

- Но он же сам этого хотел, - не слишком уверенно выдавила Китнисс.

- Верно, хотел - только не в виде фарса, - так и не повернув головы, укоризненно уронил ментор. - Для тебя это просто игра, а парень мечтал, чтобы все было по-настоящему.

Даже не глядя в ее сторону, он почувствовал, что от его слов девушка изменилась в лице - совсем как Пит пару минут назад - и, не проронив ни звука, поспешно вышла за дверь. Шумно выдохнув, Хеймитч устало прикрыл глаза рукой. Наверное, ему стоило пожалеть ее, да только он не испытывал жалости - лишь непонятную самому себе злость. Что, детка, не нравится тебе такой расклад? Почему тогда он должен понравиться мальчишке? Смачно выругавшись, ментор порывисто поднялся из кресла. Он не мог больше находиться здесь – он задыхался среди всей этой вычурной роскоши, вынужденной лжи и наигранных чувств. Ему срочно требовался глоток свежего воздуха. И дружеское участие того, с кем не нужно было притворяться.

Уже возле лифта он передумал беспокоить Цинну - Мастеру хватало забот и без его нытья. Соваться наружу не имело смысла, вряд ли ретивые охранники выпустили бы ментора Двенадцатых дальше ограждения, выставленного по периметру Круглой площади. Вместо этого ноги сами принесли его на открытую смотровую площадку Тренировочного центра, расположенную как раз над центральным входом, позади возведенной по случаю торжеств сцены. Обычно людное, сегодня это место пустовало. Сунув руки в карманы брюк, Хеймитч медленно побрел вдоль парапета, рассеянно разглядывая задворки декораций внизу. Он зарекся проветрить голову, но не думать не получалось - мысли то и дело возвращались к словам Китнисс насчет предложения руки и сердца. Отбросив эмоции и взвесив все за и против, он готов был признать, что напрасно ворчал на малышку. Ее идея была не просто хороша - она была гениальна... хотя девочка, вероятнее всего, об этом даже не догадывалась. Одним ударом убить двух зайцев или, в случае Китнисс, одной стрелой двух белок, усмехнулся ментор. С одной стороны, пойти навстречу властям и исполнить прихоть президента Сноу, с другой - заручиться одобрением рядового Капитолия и обезопасить себя и своего напарника от будущих грязных посягательств правящей верхушки Панема... не сам ли Двенадцатый, руками тех же тысяч капитолийцев, сумел вытащить и прикрыть обоих своих победителей?

Ай да солнышко, ай да молодец, удивленно хмыкнул он.

Его размышления нарушила противная вибрация во внутреннем кармане сюртука. Нащупав знакомый служебный коммуникатор, ментор чертыхнулся: только такой старый дурак, как он, мог не заметить вещь первой необходимости под самым своим носом! Ворча на собственную глупость, Хеймитч вытащил его из кармана – на экране светилось входящее сообщение. «Расписание на сегодня», прочел он заголовок и, невольно усмехнувшись, закатил глаза. Эффи, Эффи… что бы он делал без этой женщины? Глаза пробежали по списку, и от улыбки не осталось и следа: ближайший вечер оказался расписан по минутам, но для него были выделены всего два пункта – уточнить места в VIP-зоне зрительного зала для себя, Цинны и Порции и явиться вовремя и в приличном виде к началу ночного банкета. Он сердито сдвинул брови: если верить этой капитолийской занозе, ментор победителей был просто инфантильным идиотом, не способным решить даже самые элементарные вопросы!

Что ж, Мисс-Тыквенная-Голова - еще посмотрим, кто кого…

Следуя полученным указаниям, он не стал никуда соваться и даже, на радость напарнице, удержал себя от пьянки, вместо этого выбрав другой способ убить оставшееся время. Уединившись в дальнем углу площадки, он придвинул к краю крыши широкое плетеное кресло, уселся в него и закинул ноги на парапет. Он хотел всего лишь побыть в одиночестве, но стоило только прикрыть глаза, и его тотчас потянуло на сон – сказались несколько суток бессонного напряжения. Ему показалось, он дремал всего пару минут… но, с трудом разлепив тяжелые веки, ментор разглядел над собой темнеющее небо Капитолия. Надо же, как его сморило на свежем воздухе - был бы на дворе настоящий декабрь, он бы уже замерз на этой крыше к чертовой матери! Спросонья почувствовав движение рядом, Двенадцатый порывисто обернулся и обнаружил позади себя незнакомого безгласого в униформе Тренировочного центра: вежливо улыбаясь одними глазами, молодой человек осторожно потряхивал его за плечо.

- Уже…? – осипшим после сна голосом недовольно выдохнул Хеймитч, нехотя поднимаясь на ноги и оправляя измятые полы визитки. Выспаться не выспался, зато хоть протрезвел…

Безгласый сделал несколько выразительных жестов. Оказалось, его обыскались – пока он мирно спал себе в тихом уголке, Эффи подняла на уши весь Тренировочный. Хорошо еще, миротворцев не подключила... Представив ожидавшую его словесную порку, ментор опасливо вытащил из жилетного кармана брегет. Стрелки показывали половину шестого вечера, до интервью оставалось целых полтора часа - скажите, пожалуйста, к чему было так истерить? Расправляя плечи и сдерживая зевоту, он прислушался. Далеко внизу, у ограждений, уже шумела растущая на глазах толпа. Самые нетерпеливые зрители, прибывшие на площадь задолго до начала мероприятия, кричали, спорили и едва ли не дрались за право первыми попасть на свои законные места вдоль центрального проезда. Его передернуло: и это те самые дружественные капитолийцы, которых он заочно благодарил еще пару часов назад?

Вернувшись в апартаменты победителей, он застал там Цинну и Порцию - закончив с нарядами своих подопечных, молодые люди обессилено развалились в креслах в гостиной и негромко переговаривались, потягивая из высоких бокалов что-то розовое и шипучее. Обернувшись на звук открываемой двери, Мастер облегченно выдохнул.

- Знаю-знаю, уже собрали поисковый отряд, - опережая его слова, Хеймитч снисходительно усмехнулся и прошел внутрь, присаживаясь на диван напротив. - Ну-с, и где наш Главный Надзиратель?

- Если вы об Эффи, то она внизу, за кулисами, раздает последние указания, - устало улыбаясь, подала голос Порция.

- Кто бы сомневался... а дети?

- Каждый у себя, - встряхнувшись, Цинна поднялся из кресла. - Готовы, как никогда.

Молча кивнув, Двенадцатый непроизвольно дернул подбородком. Да уж, как никогда...

- Как думаете, здорово мне достанется за мое исчезновение? - опасаясь дальнейших расспросов, иронично поинтересовался он, осторожно переводя тему разговора.

- Боюсь даже представить, - выразительно поднял брови Мастер, пряча лукавую улыбку. - После того, как ты не явился к обеду, тебя объявили в национальный розыск.

Ментор понимающе хмыкнул. Шутки Цинны всегда были для него хорошей приметой: если молодой человек находил в себе силы смеяться над собой и подтрунивать над другими, значит, дела шли не слишком плохо.

Продолжая усмехаться, Хеймитч оглядел обоих стилистов.

- Стоп, дорогие мои, - только сейчас до него дошло, что капитолийцы все еще были в своей повседневной одежде, - а вы почему не при параде?

- По регламенту нам не придется выходить на сцену - сегодня вечер посвящен исключительно победителям, - пояснила Порция и, указав на свое строгое рабочее платье, шутливо добавила: - По правде сказать, я даже рада, что на этот раз могу обойтись шлейфом покороче.

- За каким чертом тогда меня разодели, как павлина? - насупившись, возмущенно забубнил ментор. - Я чувствую себя дурацким пугалом!

- Каюсь - грешен, не смог удержаться! - озорно рассмеялся Цинна, примирительно вскидывая руки. - Боюсь сглазить, но сегодня ты невообразимо хорош, друг мой... прошу тебя, доставь мне удовольствие - побудь еще один вечер прилично одетым Двенадцатым!

Хеймитч сокрушенно вздохнул: сколько бы он ни изображал из себя строгого наставника, у него не выходило злиться на эту счастливую мальчишескую улыбку дольше двух минут.

- Ты пользуешься моей добротой, чертенок, - сердито улыбаясь, уронил в ответ он, и Цинна наигранно виновато пожал плечами.

- Заметь, - в его зеленых глазах плясали искры смеха, - ты сам это сказал...

И все-таки он заставил их переодеться, грозясь в противном случае и шагу не ступить за пределы номера. Порция вернулась в длинном струящемся платье невообразимого цвета за-катного неба, с изящно уложенными вокруг лица крутыми локонами. Мастер, как всегда, был в черном, сменив в честь особенного торжества лишь цвет обычно такой же черной сорочки. Тщательно зачесанные непослушные волосы, золотистая подводка на веках и неизменный изысканно-простой костюм - идол капитолийских модниц неукоснительно соблюдал собственный отличительный дресс-код.

Вечер начался без заминок и происшествий. Зрительный зал был забит до отказа, даже в безумно дорогой VIP-зоне не оказалось ни одного свободного места. Вечно молодой Цезарь Фликерман в мерцающем темно-синем костюме, как всегда, блистал шармом и остроумием. Пока на огромных экранах по обеим сторонам сцены друг друга сменяли кадры Арены и Тура победителей, легендарный ведущий легко и непринужденно расспрашивал Двенадцатых об изменениях, произошедших в их жизни после победы на Играх. Сверкая профессиональной белозубой улыбкой, он распевал дифирамбы стилистам, восхищаясь золотым в пол платьем Китнисс и глубоко-антрацитовым смокингом Мелларка. Озорно стреляя глазами, интересовался новыми обязанностями и привилегиями будущих менторов угольного дистрикта и не забыл пройтись по их талантам и увлечениям, нахваливая ультрамодные в этом сезоне картины Пита и будущую коллекцию одежды от Огненной Китнисс. А напоследок, многозначительно подмигнув зрительному залу, пошутил о неких романтических сплетнях, бродящих по Капитолию, и задал победителям тот самый вопрос - о ближайших планах на будущее. Над многотысячной площадью повисла тишина, капитолийцы жадно затаили дыхание, и у Хеймитча внезапно возникло ощущение дежавю. Все это уже было, с горечью подумал он. Та же площадь, тот же ведущий, те же дети. То же чувство тоскливой безысходности в стальных глазах его девочки и та же твердая решимость в голосе вставшего перед ней на одно колено Мелларка.

И тот же взрыв восторга и оглушительный рев публики в ответ на преувеличенно бодрое:

- Я согласна.

А потом наваждение закончилось: под торжественные фанфары на сцену поднялся сам Кориолан Сноу, в неизменно-лиловом сюртуке с неизменно-белым бутоном в петлице, и ментор почувствовал, как предательски задрожали руки и болезненно сдавило под ребрами. Остановившимся, одновременно злым и напуганным взглядом он смотрел, как президент дружески похлопал Пита по плечу и потянулся к Китнисс. Пухлые, неестественно красные губы коснулись бледной щеки девушки, и Хеймитча обдало тошнотворным запахом крови и роз - словно он сам был сейчас на месте своей подопечной. Хотя нет, на ее месте он бы уже бухнулся в обморок - но вместо обморока Китнисс неожиданно посветлела лицом, облегченно выдохнула и расплылась в искренней счастливой улыбке.

- Что-то здесь нечисто, - склонившись к сидящему рядом ниже Цинне, удивленно шепнул ментор. Молодой человек неопределенно повел плечами.

- Дождемся банкета, там и выясним, - так же тихо отозвался он.

Президент поднял руку, призывая исступленно визжащую толпу к молчанию, и Круглую площадь тотчас накрыла послушная тишина.

- А не сыграть ли нам свадьбу здесь, в Капитолии? – растягивая губы в улыбке, предложил он. Китнисс восторженно взвизгнула, порывисто хватая за руку стоящего рядом новоявленного жениха, и Хеймитч недоуменно нахмурился. Что, черт подери, творится с этой девицей?

- О, только оповестите нас заранее! – подмигивая зрителям, шутливо взмолился Цезарь, и молчавший только что зал взорвался оглушительным хохотом. – Ради такого невероятного мероприятия я должен заказать новый выходной костюм!

- Ну, прежде чем назначать дату, нужно побеседовать с миссис Эвердин, - так же шутливо ответил Сноу, обнимая Китнисс за плечи, и ментора передернуло от отвращения. – Может быть, если вся страна пожелает, мы поженим наших влюбленных до наступления тридцатилетнего возраста.

- Но тогда вам придется менять законы, - захихикала девушка, продолжая глупо счастливо улыбаться.

- Надо будет – изменим, - повторяя гримасу Цезаря, заговорщицки подмигнул президент.

Чествование победителей оказалось лишь первым актом крупномасштабного действа: после того, как под шквал аплодисментов Сноу и Двенадцатые покинули сцену, зрителям предстояло невообразимое по размаху светомузыкальное представление с участием многих звезд шоу-бизнеса. Но у ментора и стилистов были другие планы – их уже ожидали в банкетном зале «Лебединого замка». Пробираясь к выходу вдоль ряда расфуфыренных и раскрашенных лиц неопределенного пола и возраста, Хеймитч с умным видом кивал в ответ приветствиям и поздравлениям капитолийской элиты, в душе мечтая поскорее убраться из этого места.

Банкет, который устроили в честь победителей в президентском дворце, превзошел самые невероятные ожидания. Потолок на высоте сорока футов преобразился в звездное небо, посередине между ним и полом, словно на облаках, парили музыканты. Оглядев зал, Хеймитч невольно вспомнил маскарад на Хрустальной террасе: места традиционных столиков занимали такие же диваны и кресла, утопавшие в цветочных композициях, между ними сновали такие же безгласые официанты в белоснежной униформе с подносами, полными бокалов с напитками. В центре огромного зала привычно располагался подсвеченный разноцветным неоном танцпол, а вдоль стен стояли ломившиеся от всевозможных угощений столы. Ментор презрительно поморщился – воистину, еда этим вечером затмевала даже виновников торжества!

Облюбованный Двенадцатым диванчик прятался позади одной из колонн, подпиравших сводчатый потолок. Он не случайно выбрал себе местечко потемнее и подальше от бурлящей весельем публики – здесь опального ментора вряд ли приметил бы хозяин особняка, вздумай ему появиться среди гостей. Сбежав из-под опеки Цинны и предоставив своих подопечных их восторженным фанатам, Хеймитч устроился поудобнее и довольно причмокнул: формально протокол был соблюден, официальные речи закончились, и потому ему можно было расслабиться и наконец-то выпить. Он как раз подносил ко рту первую дозу любимой «кровавой Мэри», когда глаза выхватили из толпы породистый капитолийский профиль и седые виски Плутарха Хавенсби. Ментор вжался в спинку дивана и сполз пониже, прячась за громадными уродливыми листьями какого-то экзотического растения, украшавшего колонну. Он чувствовал, что ему не избежать разговора с сенатором, но к моменту их малоприятной встречи Двенадцатый предпочитал оказаться в менее трезвом состоянии.

Пока Китнисс и Пит переходили от стола к столу, пробуя все новые и новые деликатесы и умиляясь изыскам капитолийской кухни, их наставник с не меньшим воодушевлением занялся дегустацией лучшей столичной выпивки: шампанское, коньяк, водка с соком, вермут с оливкой, ром, снова коньяк… Внутренний голос настойчиво кричал ему о благоразумии, и Двенадцатому пришлось припомнить весь богатый шахтерский лексикон, чтобы заставить его заткнуться.

К черту благоразумие – сегодня он планировал надраться в доску.

После пятой или шестой порции уже невесть знает чего случилось то, что должно было случиться – его пятую точку потянуло на подвиги. Поднявшись на еще крепкие ноги, ментор выглянул в зал. Ну хоть бы одна знакомая физиономия… а где же обещанные его напарницей Джоанна и Финник?... ага, победителей оккупировали самые рьяные поклонники… ладно, ну и черт с ними… Выбравшись из своего убежища, он повернул в сторону танцпола – и нос к носу столкнулся с тем, от кого так успешно прятался все это время.

- Вот и ты, Эбернети,- укоризненно качнув головой, пробасил Главный Распорядитель.

- Сенатор, - заплетающимся языком приветственно замычал Хеймитч, кривя губы в глумливой ухмылке. – Какими судьбами?

Плутарх сдержанно фыркнул.

- Все теми же – тебе ли не знать, – иронично парировав менторскую колкость, он коротко кивнул куда-то в толпу. – Бросил своих детей на растерзание почитателям?

- Эти дети уделали Капитолий – что им какие-то почитатели! – обжигая сарказмом, едко рассмеялся Двенадцатый. Холеное лицо Хавенсби пошло белыми пятнами.

- Ты снова нарываешься на неприятности, - понизив голос, сердито предупредил он. – Вздумал острить в личной резиденции…

- В змеином логове, хотели вы сказать, – язвительно перебил его Хеймитч, заставляя сенатора окончательно позеленеть.

- Прекрати это! – настороженно обшарив глазами зал, сквозь зубы прошипел Плутарх. – Не в этот раз, Эбернети… если тебе не дорога собственная шкура, подумай хотя бы о своих детях – ты ведь в курсе того, в какую ловушку они себя загнали?

Ловушка? О чем вообще речь?

- Он не повелся на их спектакль, верно? – шумно выдохнув, усмехнулся ментор осенившей его догадке. Сенатор сдержанно прокашлялся.

- Верно, - его голос звучал как никогда официально. – И по этой самой причине я повторяю тебе свое предложение насчет Огненной Китнисс… то самое, которое ты так категорично отверг в нашу последнюю встречу.

Сделать из девочки символ революции? Вот же сукин сын… хитрый старый засранец и политик от бога, Плутарх Хавенсби выбрал самое подходящее время, чтобы ударить по самому слабому месту! Со слов сенатора выходило, что трюк его подопечных с предложением руки и сердца с треском провалился. Сноу не поверил их жалким потугам, и, объявив о помолвке на весь Панем, Двенадцатые попались на собственную удочку: теперь, по наступлении тридцати лет, они вынуждены будут вступить в брак на радость всему Капитолию… а на радость президенту это может произойти и гораздо раньше – если, конечно, не случится ничего непредвиденного.

Сдерживая пьяную злость, Хеймитч скрипнул зубами и мысленно отправил Плутарха, Сноу и всех прочих куда подальше. Ну нет, ребята, ни хрена у вас не выйдет…

- Боюсь, ничего нового вы не услышите, сенатор, - чем бы не грозил его отказ, он не собирался сдаваться. – Вы ее не получите – ни сейчас, ни потом. Никогда.

- Выпивка лишает тебя последних крупиц разума, - горько пробормотал капитолиец. – От сумы и от тюрьмы – золотые слова, Эбернети…

- Это угроза? – ментор оскалился в пугающей волчьей ухмылке.

- Нет, - вздохнув, Плутарх отрицательно покачал головой, - это сожаление. Надеюсь, тебе не придется однажды пожалеть о своем решении.

Пожалеть? Двенадцатый дернулся и зашелся в беззвучном лающем смехе.

- Оставьте проповеди, сенатор – благотворительность вам не к лицу, - пряча злую иронию, он примирительно развел руками. – Лучше поговорим о чем-нибудь приятном… к примеру, кто сопровождает вас на этой чудной вечеринке – незаменимый Сократ или, быть может, ваша очаровательная, - у него язык чесался ляпнуть «безгласая», но он вовремя одумался, - рыжеволосая племяшка?

Обдав помятого собеседника более чем выразительным взглядом, Плутарх пренебрежительно фыркнул.

- У тебя устаревшая информация, Эбернети - мой сегодняшний спутник гораздо известнее, - он повернулся куда-то в сторону и сделал короткий приглашающий жест. Хеймитч проследил за его рукой… и едва сдержал рвущееся с языка ругательство: сквозь толпу к ним пробирался знакомый всему Панему зеленоглазый красавец в шикарном белоснежном костюме.

Финник Одэйр, собственной неподражаемой персоной.

- Насколько мне известно, вы знакомы, - иронично усмехнулся Хавенсби, и, растеряв все насмешки, ментор лишь молча утвердительно кивнул. – В таком случае я избавлен от необходимости ломать комедию… Финн, мальчик мой, - меняясь в лице, Плутарх душевно улыбнулся подошедшему Одэйру, - ты не мог бы развлечь своего уважаемого коллегу, пока я решу кое-какие организационные вопросы?

- С превеликим удовольствием, - озорно отозвался Четвертый, кривя красивые губы в распутной полуулыбке.

Только когда сенатор окончательно скрылся в веселящейся галдящей толпе, Хеймитч решился высказать свои колкости вслух.

- Финник Одэйр у нас теперь переходящая регалия Главного Распорядителя? – вместо приветствия едко поинтересовался он.

Игнорируя его сарказм, молодой человек расплылся в обворожительной улыбке. Нет, больше ты меня не проведешь, иронично скривился ментор – за показной распутностью в аквамариновой глубине взгляда своего собеседника он видел теперь его истинное лицо.

- Всего лишь почетный гость, - лениво, на капитолийский манер промурлыкал Одэйр, стрельнув глазами. – Или ты снова не рад мне, Двенадцатый?

- Я всегда рад тебе, малыш. Особенно после того, как ты однажды оказал моим ребятам поистине неоценимую услугу, - продолжая усмехаться, отозвался Хеймитч. – Так что будем считать, что за мной должок…

- Ну что ты, дорогой – какие могут быть счеты между своими? - картинно всплеснув руками, колко перебил его молодой человек. Игриво поманив проходившего мимо безгласого и подхватив с подноса в его руке пару бокалов с пузырящимся шампанским, он протянул один из них ментору. - Давай лучше выпьем за счастливый исход дела!

- Счастливый исход? – невесело крякнул Хеймитч, принимая бокал. – Срань господня, не вижу ничего счастливого!

- Ну да, - язвительно кивнул Финник, сделав маленький глоток. Глаза его окинули зал, на мгновение замирая на танцующих в самом центре Двенадцатых. – Разумеется, ты был бы куда более счастлив, если бы твой милый голубоглазый мальчик сопровождал сейчас не Огненную Китнисс, а прежнего Главного Распорядителя…

Он дернулся так, словно его окатили ведром ледяной воды, и зло уставился на Одэйра.

- Тише-тише, - продолжая улыбаться, предостерегающе протянул Четвертый, не сводя с него пристального насмешливого взгляда. – Я всего лишь позволил себе пофантазировать и предположить другой вариант развития событий…

- Ты все знал, - шагнув ближе, сквозь зубы зашипел Хеймитч. - Знал о Катоне… знал, что Капитолий сделал ставку на него – и ничего не сказал мне. Мог сказать – и не сказал.

- Я сказал тебе больше, чем мог, - спокойно отозвался Финник, делая еще глоток.

Переводя дыхание и пытаясь успокоить колотящееся от ярости сердце, Двенадцатый порывисто отвернулся и хмуро уставился на своих подопечных. Этот несносный гламурный мальчишка был прав: он и так слишком много выболтал своему конкуренту – Сенека, вакцина, кольчуга… не его вина, что старый пьяница оказался туго соображавшим кретином. А что он получил взамен на свои бесценные откровения? Претензии и наезды вместо элементарного «спасибо»...

- Наверно, мне стоит извиниться? - отхлебнув из бокала, нехотя пробубнил ментор.

- Не стоит, - по-прежнему очаровательно улыбаясь, выразительно поднял брови молодой человек. – Я всего лишь хочу, чтобы ты доверял мне.

Доверие? Хеймитч поморщился. Он никогда не был неблагодарным и никогда не забывал долгов. Неожиданно полезный союзник, Четвертый заслуживал доверия – но в свете последних новостей ментору требовался по-настоящему веский довод, чтобы открыться этому франту с язвительной ухмылочкой на смазливой загорелой мордашке.

- Хочешь, чтобы я доверял тебе? – на мгновение он прищурился, задумчиво глядя на светловолосую голову Пита в толпе, а потом язвительно хмыкнул. – Что ж… ты вроде коллекционируешь чужие секреты, драгоценный мой – вот и расскажи мне свой собственный самый большой секрет.

- Чтобы ты имел возможность прижать меня при случае? – подчеркнуто галантно усмехнулся Финник, но его враз заледеневшие глаза обдали Двенадцатого холодом океана.

- Нет, - отрицательно повел головой ментор. – Чтобы я знал мерило твоего доверия.

Машинально улыбаясь, Одэйр окинул внимательным взглядом шумевших гостей вечеринки. Никто даже не смотрел в их сторону – охочим до развлечений и дармового угощения капитолийцам не было дела до двух любезничавших в сторонке экс-победителей.

- Энни Креста, - спустя бесконечно долгую минуту молчания негромко уронил он, глядя куда-то вдаль. Хеймитч сдвинул брови, и, перехватив его недоверчивый прищур, молодой человек еле слышно добавил: - Я продался Сенеке ради трех лишних баллов землетрясения пять лет назад. Она была единственной, кто умел плавать.


Глава 11

Никогда еще на его памяти родной Двенадцатый не выглядел таким торжественным. И таким нарядным. В непритворном удивлении Хеймитч смотрел в окно тормозящего на станции экспресса победителей - и не находил слов. Знакомое с детства, серое и мрачное здание вокзала, два унылых одиноких фонаря на разных концах платформы, затянутый крупной металлической сеткой забор, ограждающий территорию железной дороги от остального дистрикта - все это было расцвечено пестрыми флагами, лентами и плетеными венками из еловых веток и жидких цветных колосьев, что украшали двери большинства домов в городе. Кое-где на колючей проволоке по верху забора виднелись издевательские искусственные цветочки, а обшарпанные грузовые контейнеры с гербами и грозной надписью «Уголь Капитолия», едва прикрытые снегом и гирляндами, выглядели экзотическими архитектурными сооружениями. И когда только они успели подготовиться к их прибытию?

Наверняка, и здесь не обошлось без волшебного органайзера Эффи Бряк, невольно подумал ментор.

Вчерашний полуночный отъезд из Капитолия он помнил смутно: дорвавшись до бесплатной элитной выпивки, старый пропойца сдержал-таки свое слово по части «надраться в хлам». После бог весть какой порции он перестал различать содержимое всех этих высоких, конусообразных, широких или пузатых бокалов, и потому целенаправленно превращал качество в количество. Его буквально донесли до лимузина, потом так же донесли до вагона. В вагон он поднимался сам: громко срыгнув и гордо художественно матюгнувшись, оттолкнул помогавших ему ребят в униформе и, цепляясь носками ультрамодных туфель за ступеньки, раза с третьего или четвертого смог попасть внутрь. Даже с целым носом.

На самом деле, у него была веская причина упиться до белых звездочек. А если точнее, целых две: оставив его на попечение Финника Одэйра, старый хитрый лис Хавенсби заманил-таки Китнисс на танец. Что там нашептывал на ушко его подопечной почетный сенатор Капитолия, Хеймитч, конечно, не слышал, но был уверен, что ничего хорошего. Единственным способом помешать их разговору было бы его собственное приглашение, но он только сдержанно хохотнул, представив реакцию Огненной Китнисс на подобную менторскую выходку. Внутренний голос говорил ему, что сенатор не стал бы сходу раскрывать свои карты шестнадцатилетней девчонке – ага, не на того напали! – и только поэтому Двенадцатый решил не нарываться и не выпытывать у Кит подробности их милой светской болтовни.

Вторая причина была куда приятнее - весь вечер пила с ним на брудершафт, виртуозно высмеивала особенно нелепых гостей вечеринки, а заодно и зорко и ненавязчиво следила за каждым его шагом. Следил, поправил себя Хеймитч. Зеленоглазый красавчик Одэйр устроил старому ментору настоящее состязание в остроумии: на каждую его шутку и колкость у Четвертого находилось две, а то и три, на каждый тост - бокал. К полуночи Двенадцатый уже не единожды пожалел, что не взял с собой диктофона. Из всего обилия одэйровских острот он запомнил лишь одну: после того, как Финник обменялся игривыми поцелуйчиками с парой-тройкой особенно рьяных поклонников, он картинно вздохнул и выдал: «Пьянство и разврат - два самых утомительных занятия!» Еще немного - и ментор уже едва стоял на ногах и практически не ворочал языком, а Одэйр по-прежнему исправно выполнял распоряжение своего нового господина, сенатора Хавенсби, и развлекал в стельку пьяного коллегу. Да еще каким-то непостижимым образом умудрялся сохранять связность речи и разумность суждений, хотя последние пару часов запивал каждую порцию «черного джека» безымянным коктейлем из стильной темной бутылки. Причем определенно не молочным.

- Как только ты держишься? – уже даже не проговорил, а промычал Хеймитч, удивленно глядя на едва захмелевшего Четвертого.

- Это еще один мой секрет, Эбернети, - стрельнув глазами, загадочно уронил Финник. - Подружимся – расскажу.

Уже в поезде, ближе к утру, падая от усталости и привычной своей ночной бессонницы, он успел подумать, что не просто так самый желанный и звездный мальчик Капитолия потратил свой драгоценный вечер на горького провинциального алкаша. И уж точно не просто так заговаривал ему зубы шутками и прибаутками о бурной жизни в столице. Лучше всего запоминается последняя фраза, всплыли в голове чьи-то слова. Хитрец Одэйр пустил в ход десятки фраз, перевел несколько литров выпивки и убил аж четыре часа банкета на то, чтобы из менторской памяти исчезло всего одно имя. Энни Креста, безобидная чокнутая девочка из морского дистрикта. Единственная, кто умел плавать.

Непременно разузнать о ней, дал себе слово Хеймитч, когда, проваливаясь в сон, рухнул аккурат поперек кровати.

Он встряхнулся и снова уставился на разукрашенный, словно капитолийский балаган, пейзаж чумазой голодной родины. Что ж, хотя бы завтра его землякам не придется голодать и унижаться – вместе с победителями в дистрикт возвращался Праздник. Многие из старшего поколения и сейчас помнили этот день – когда-то давно, еще до Восстания и Темных времен, его отмечали в домашнем кругу или с друзьями, если могли себе позволить. Случайно или нет, но возвращение Двенадцатых домой совпало с этой датой: последняя неделя декабря, Рождество - такое же запретное теперь, как и День благодарения с его сладкими тыквенными пирогами, шумными маскарадами и запеченными под хрустящей клюквенной коркой фаршированными индейками… Хеймитч облизнулся и жадно сглотнул. От последнего осталось хотя бы название - Капитолий с удовольствием упивался величием и благодарственными надуманными речами дистриктов в этот день! - и еще те самые крашеные пучки колосьев на дверях домов. Рождество же заменил Фестиваль Урожая, эдакая идиотская и пафосная фикция, навязанная каким-то умником по случаю ежегодного, обязательного к празднованию Тура победителей - никто в Капитолии так и не смог внятно объяснить ментору Двенадцатого, какое отношение имел урожай к концу декабря. От прежнего, веселого и радостного Рождества, с колючими гирляндами из пушистых хвойных веток и общим ночным гулянием с песнями и плясками вокруг елки на главной площади, почти ничего и не осталось. Так было вот уже восемь десятков лет... но в этом году в честь долгожданной победы на Играх угольному дистрикту предстояли публичные торжества за счет столицы, так что у его жителей был шанс, наконец-то, наесться от пуза и, может быть, даже вспомнить счастливые времена. Что до самих победителей и их ментора, то сегодня вечером в особняке Андерси им оставалось пережить еще один, последний в Туре банкет, а ночью и город, и Шлак обещали превратиться в потрясающее зрелище всеобщего празднества и ликования.

На этот раз дотошная и непреклонная Эффи, кажется, сжалилась над ним: смерив укоризненным взглядом его помятую физиономию, она позволила ментору остаться в вагоне и выйти уже после того, как закончатся все протокольные мероприятия на перроне. Подготовительные команды справились за полчаса, Цинна накинул на Китнисс очередную роскошную шубу, Порция укутала Пита в темное пальто мехом внутрь, и под восторженное улюлюканье встречающих земляков его подопечные ступили на родную землю. Хеймитч мысленно поблагодарил небеса за благополучное возвращение в Двенадцатый… конечно, благополучие это было временным и обманчиво-хрупким, но сейчас даже такое затишье казалось ему настоящим подарком. Единственное, о чем он сожалел – что так и не встретил в Капитолии Рубаку. Его терзали мысли о последствиях выходки его подопечных для Одиннадцатого дистрикта. К тому же, он должен был сказать старому другу спасибо.

- Даже не надейся отвертеться от банкета! – сердито прищурившись, предупредительно прошипела Эффи уже на выходе. Усмехнувшись, Хеймитч закатил глаза: перечить ей было подобно самоубийству.

- Куда ж я денусь… иди уже, женщина, - подтолкнув капитолийку под задницу, снисходительно уронил он. – И как ты обходишься без меня в Капитолии?

Она гневно зыркнула через плечо - но уже спустя мгновение хлопала накладными ресницами и очаровательно улыбалась вспышкам фотокамер столичных репортеров, прикомандированных Капитолием освещать последний этап Тура победителей.

Он смог выбраться лишь через час - возбужденно-счастливая толпа на перроне никак не желала расходиться. Бегая вдоль состава, дети с горящими глазами ощупывали зеркальную поверхность капитолийского экспресса, мужчины громко и, не стесняясь в выражениях, обсуждали размах предстоящих ночных гуляний, пока женщины так же громко прикидывали размеры и содержимое завтрашней капитолийской подачки - надолго ли хватит зерна, масла и консервов семье из четырех, пяти или десяти человек. Хеймитч усмехнулся: судя по разговорам, в этот раз угольный дистрикт собирался оторваться по полной за долгие годы забытья и голода!

Конечно, он явился к Андерси, но, едва завидев его в дверях, Эффи обреченно застонала и схватилась за голову.

- Вы только полюбуйтесь! – насильно заталкивая ментора в комнату, отведенную для стилистов, возмущенно выдохнула она. Цинна удивленно обернулся на ее причитания.

- Больше никаких смокингов, галстуков и маникюров, - категорично отрезал Хеймитч, едва только молодой человек открыл рот. – Ты сам сказал: твои правила были в Капитолии, а здесь хоть дедовские трусы. Из уважения к тебе и Порции, так и быть, обойдусь вчерашним костюмом.

- Оставь его, Эффи, - примирительно вздохнул Цинна. - Он и так превзошел самого себя.

- Вот и ладненько, - хмыкнул Хеймитч, с нескрываемым удовольствием засовывая обязательный еще вчера шейный платок в задний карман брюк. - Пока вы тут наводите марафет, я, пожалуй, пошатаюсь по дому, поищу господина мэра… ну, и осмотрюсь заодно, где, что и как.

Шатание по дому началось, как и положено, с буфетной и пары стопочек старого доброго коньячку. Вокруг сновала прислуга, работники мэрии… большую часть из них он знал в лицо… но никто и не думал делать замечания хозяйским замашкам старого пропойцы. Если он немедленно не найдет Андерси, подумал Хеймитч, опрокидывая очередную рюмку, то вечеринка для него закончится, так и не начавшись. Он героически оторвал себя от серванта с разнокалиберными графинами и бутылками и побрел к лестнице. По совету попавшейся по дороге кухарки поднялся на второй этаж, потом на третий. Помнится, здесь располагались спальни хозяев, комната Мадж и кабинет самого мэра. Хеймитч прислушался: в кабинете, за плотно закрытой дверью, работал телевизор. Он на слух узнал заставку промо-ролика Тура победителей и поспешил убраться подальше – за последний месяц ему до смерти осточертело наблюдать за этим дешевым балаганом.

Из спальни Мадж в конце коридора доносились негромкие девичьи голоса. Проклятое любопытство взяло верх – стараясь не издавать громких звуков, ментор подошел к приоткрытой двери и прислушался.

- Благодаря тебе сойки-пересмешницы стали последним писком столичной моды. Хочешь, верну? - разобрал он взволнованный голос Китнисс.

И снова эта птичка… Хеймитч осторожно заглянул в просвет: его девочка, ухоженная и причесанная, в длинном серебристом платье с широкими рукавами, глядя на себя в зеркало, растерянно поглаживала брошку, приколотую на груди, пока подруга укладывала золотые волны волос.

- Не глупи, подарки не возвращают, - усмехнулась Мадж, повязывая волосы праздничной лентой.

- Кстати, откуда она у тебя? – рассеянно спросила Китнисс, и Хеймитч поморщился. Похоже, едва ли не каждого второго в Панеме интересовал этот вопрос: действительно, откуда, черт подери, взялась в Двенадцатом дистрикте такая уникальная безделушка?

- Это теткино украшение, ему уже много лет.

- Но почему именно сойка? – пробормотала Китнисс. – Делать из нее брошку после всего, что случилось во время бунта, что натворили говоруны…

Она запнулась и настороженно глянула на Мадж.

- Знаю, что ты сейчас скажешь, - покачала головой та. – Будто сойки-говоруны - это генетически измененные птицы, специально выведенные учеными Капитолия?

Ментор молча усмехнулся. О сойках в Панеме слагали легенды, одна красочнее и нелепее другой. Одни божились, что эти создания умели запоминать едва ли не целые секретные переговоры в лагерях повстанцев, чтобы потом повторять каждое слово в столичных лабораториях. Другие утверждали, что птички шпионили на обе враждующие стороны, вводя в заблуждение и мятежников, и Капитолий. Третьи доказывали, что, разгадав военную хитрость столицы, повстанцы стали кормить соек такой тарабарщиной, что Капитолий остался с носом, а его крылатые творения - не у дел. И будто бы ставшие бесполезными птицы, среди которых почему-то оказались только самцы, не вымерли с горя и тоски, а быстро – очень по-мужски! - научились спариваться с самками пересмешниц, создав совершенно новый вид.

Хеймитч хмыкнул. Байки для младшего школьного возраста! Сойки-шпионы и вороны-бомбардировщики – как же, истинно-капитолийское оружие… куда уж там планелетам или баллистическим ракетам класса «земля-воздух»!

Бедные оклеветанные говоруны - лично он больше верил в крыс или перебежчиков со стороны повстанцев, чем в модифицированных звукозаписывающих зверушек.

- Сойки – не оружие, - упрямо повторила Мадж. - Как по мне, это просто певчие птички.

- Ага, наверное - птички, которых вешают на древние брошки, - рассеянно усмехнулась Китнисс собственным размышлениям.

Ментор вздрогнул. Древние, разве? Задумчиво сдвинув брови, он снова присмотрелся к сойке - и внезапно отчетливо вспомнил Второй дистрикт и старика Гранта с такой же золотой птичкой на гордо выпяченной адмиральской груди… такой же? Ментор спешно стиснул зубы, сдерживая рвущееся наружу ругательство. Ну вот же оно, то самое, что царапнуло глаз и потом не давало покоя! Брошка Гранта была вовсе не модным сувениром, сделанным талантливыми руками Порции - предельно точной, но все же копией. Адмиральская сойка выглядела точь-в-точь такой же старинной и потемневшей от времени, как и талисман его огненной девочки! Эта вещица не имеет к вашей барышне никакого отношения, загадочно улыбаясь Цинне, обронил тогда старый вояка… практически ткнул ему пальцем в лоб, а он, глупый недалекий пропойца, снова не разглядел очевидного под самым своим носом: обе брошки были изготовлены в Капитолии много лет назад рукой одного и того же мастера!

И зеленоглазый капитолийский мальчишка понял это гораздо раньше Двенадцатого.

- Ну, погоди же, Циний Лукреций, - еле слышно пробормотал Хеймитч, пятясь от двери, чтобы только не спугнуть девичий разговор, - мы еще поговорим с тобой об этом…

Так и не найдя мэра наверху, он уже спускался обратно на второй этаж, когда посреди лестничного пролета на него с разбегу налетел шустрый темноволосый мальчишка. Выпей ментор еще пару-тройку рюмок, и пацан непременно сбил бы его с ног – но сейчас он успел ухватить сорванца за шиворот светлой, относительно новой рубашки и, встряхнув, сердито заглянул в лицо. Надо же, какая знакомая физиономия...

- Вик! – раздался откуда-то снизу сердитый юношеский окрик. – А ну вернись, нам из-за тебя влетит!

- Я так понимаю, один из Хоторнов, - удивленно усмехаясь, то ли сказал, то ли спросил Хеймитч. Бледный, будто бумага, мальчишка извернулся, вышмыгнул из его рук и испуганно понесся вниз по лестнице. Ментор потер колючую щеку и хмыкнул: видать, та еще у него рожа, если бедный пацан едва не наложил в штаны со страху!

- Прекрати носиться, как угорелый! – сдержанно шипел внизу все тот же строгий голос. – Учти, все брату расскажу…

- Там… этот… - пытаясь отдышаться, испуганно залепетал мальчишка. – Ну… этот…

Еще пара ступенек - и прямо возле лестницы, у двери в одну из комнат, Хеймитч увидел, наконец, говоривших: высокий мальчик держал за руку нарядно одетую малышку и отчитывал менторского обидчика.

Он выразительно кашлянул, и дети разом обернулись и подняли глаза.

- Ага, я так понимаю, все трое Хоторны, - иронично фыркнул Хеймитч, поочередно разглядывая каждого из них. Малышка испуганно забилась за спину старшего брата и, обхватив его ручонками, жалобно захныкала:

- Лоли… я боюсь!…

- Не плачь, Пози, я не дам тебя в обиду, - храбро выпячивая грудь, твердо заговорил ее защитник, с вызовом глядя на удивленного ментора.

- Интересное у вас имечко, молодой человек, - спустившись ближе, Хеймитч скрестил руки на груди. – Стесняюсь спросить: Лоли – это сокращенное от чего?

- Вообще-то Рори, - поджав губы, мальчик гневно сверкнул стальными хоторновскими глазами. – А полное - Родерик.

- Ах, Родерик, ах, вон оно как! - сдерживая неожиданный смех, ментор выразительно вскинул брови и протянул руку. – Ну, будем знакомы, Вообще-то Рори – Хеймитч Эбернети…

- Вы - учитель Китнисс! – перебивая его, скороговоркой выпалил младший. – Мы видели, как вы возили ее на Игры! Мы видели по телевизору… не всегда - когда мама разрешала и Гейла не было дома!

- Помолчи лучше, а? - строго шикнул на брата старший, продолжая храбро смотреть на ментора.

- Вик, Рори, Пози – где вы? – раздался снизу обеспокоенный женский голос.

- Поднимайся, Хейзел, они здесь! - перегнувшись через перила, громко позвал Хеймитч, не сводя заинтересованного взгляда с взъерошенной, будто боевые воробьи, троицы.

- Ну, все, - обреченно выдохнул шумный Вик, - сейчас точно влетит…

Через минуту Хейзел появилась на лестничном пролете. Туго заплетенная коса, скромное светлое платье - слишком бедное для банкета в доме мэра и слишком богатое для матери четверых детей. Давно, ох давно он не видел жену Хоторна… вдову Хоторна, молча поправил себя ментор. Когда-то в далекой юности, черноволосая и черноглазая, она блистала красотой и чувством юмора – сейчас же от прежней, юной и прекрасной Хейз, первой красавицы Шлака, не осталось и следа.

- Вот вы где, - заметив детей, облегченно выдохнула она. Перевела глаза на ментора. – Спасибо, что присмотрел за ними.

- Он не присматривал, - обиженно вмешался Рори. – Пози попросилась в туалет. Я спросил у прислуги, нас послали сюда, а потом Вик… - мальчик исподлобья зыркнул на Хеймитча и запнулся, не зная, как выгородить брата.

- … а потом Вик отправился в разведку - искать тебя, - беззлобно усмехаясь его заминке, продолжил ментор, обращаясь к Хейзел, - но меня нашел раньше – вот и вся история.

- Спускайтесь вниз, разведчики, - ласково потрепав макушки сыновей, Хейзел подхватила Пози на руки. Устало усмехнулась Хеймитчу. – И так всегда - стоит только отвернуться, они и рады нашкодить!

- А старший - он разве не с вами? – с запозданием поинтересовался ментор.

- Нет, он приболел, - отводя глаза, уклончиво ответила Хейзел.

- Это из-за Китнисс? - наугад ляпнул Хеймитч, и по вспыхнувшим глазам понял, что попал в точку.

- Нет - просто приболел… к тому же, он здесь будет лишним…

Ну ты и кретин, Эбернети, молча обругал себя ментор - для полного удовольствия капитолийским телезрителям не хватало сейчас только Гейла Хоторна!

Пози снова захныкала, и им пришлось прощаться - коротко и сдержанно, как принято в Шлаке. Пока Хейзел с малышкой на руках спускалась в холл, Хеймитч задумчиво смотрел ей вслед. Уже внизу из столовой навстречу вышла миссис Эвердин… женщины растерянно замерли, мгновение смотрели друг на друга, – сердито и настороженно, как смотрят на старого должника, - а потом Эль сухо кивнула и шагнула в сторону. Есть вещи, которые не забываются, удивленно подумал ментор - сколько бы ни минуло лет, и как бы не потрепала тебя жизнь, друг всегда оставался другом, а разлучница - разлучницей…

Его отвлекла грянувшая из банкетного зала музыка. Ну уж нет, дудки, туда он точно не пойдет – не то его стошнит от фальшивых улыбок и поздравлений! Хеймитч порывисто развернулся, намереваясь сбежать… и тут же нос к носу столкнулся с хозяином дома.

- Тусовка начинается, - иронично скривившись, кивнул он мэру. Непривычно бледный, Андерси только нервно дернул подбородком.

- Начнут без нас, - мельком оглядев опустевший холл, он выразительно показал глазами в сторону буфетной. – Выпьем?

Выпьем? Хеймитч изумленно хмыкнул. Первый раз в жизни он пил с Шоном Андерси в Капитолии полгода назад – и был твердо убежден тогда, что подобного больше не случится.

- Хозяин - барин, - удивленно промычал он, послушно следуя за мэром.

Мужчины спустились на первый этаж, прошли в уже знакомую ментору комнатушку, больше похожую на кладовую, если бы не проходные двери на кухню, и, снова оглядевшись, Андерси быстро и сдавленно прошептал:

- Хочу, чтобы ты был в курсе - в Восьмом объявлена тревога третьего уровня. Только что сообщили в закрытых новостях.

Ментор как раз тянулся к старинному графину – и едва успел подхватить хрустальную посудину, выскользнувшую прямо из-под удивленно разжавшихся рук.

- Что? – он ошалело захлопал глазами. – Какая еще, на хрен, тревога?!

- Такая вот, на хрен, тревога! - не сдержавшись, вспылил мэр. - Что, черт подери, происходит, Эбернети? Что вы там натворили?!

Хеймитч хватал ртом воздух. Перед глазами вспыхнул Восьмой дистрикт – увешанная вычурно-пестрыми флажками мрачная площадь и обезумевшая от ярости и гнева толпа, готовая вот-вот взорваться…

Вот и взорвалась, мелькнуло в посветлевшей голове, и охота выпить пропала напрочь.

- Кто еще это видел? - неожиданно-спокойно спросил он.

- Никто… - Андерси вдруг запнулся и растерянно сдвинул брови, - если только Китнисс – она как раз искала по этажу Мадж и могла слышать сигнал спецсообщения.

Ментор шумно выдохнул.

- Тогда не беда, - удивительно, но он не чувствовал паники. Мэр вопросительно поднял брови. - Если малышка что и узнала, это останется при ней - Китнисс не из тех, кто треплется по пустякам…

- Ты считаешь это пустяком? – сердито перебил его Андерси. Хеймитч неопределенно пожал плечами.

- Разумеется - в сравнении-то с мировой революцией! - с колкой ухмылкой ответил он.

- Не понимаю, чему ты улыбаешься, - уже сдержаннее уронил мэр.

- Да так, - глянув в сторону шумного зала, сокрушенно вздохнул ментор. - Подумалось вдруг – нет ли у господина мэра надежного средства от тошноты?

Поворчав и поохав, он нехотя поплелся внутрь. Лениво покивал приветственной речи Китнисс, пожал руки двум-трем членам попечительского совета, хряпнул рюмочку с главой миротворцев - от последнего ему, как ни хотелось, отвертеться не удалось. Он напрасно опасался банкета - дома все проходило иначе, чем в Капитолии. Здесь не нужно было притворяться, разве что пару раз улыбнуться в камеру шире обычного. Памятуя о предостережении Андерси, Хеймитч весь вечер не сводил глаз с подопечных и видел: не осталось больше ни лживых поцелуев, ни показных игр в нежную влюбленность. Хотя, неукоснительно соблюдая капитолийский протокол, Китнисс все так же держала Пита за локоть, но взгляды их больше не пересекались, а лица новоявленных жениха и невесты были отрешенными и чужими. Никто не приставал к ним с вопросами или просьбами об автографе - все приглашенные прекрасно знали обоих победителей.

То ли дело грядущее народное гуляние: там публика предстояла попроще, напитки покрепче, а языки – подлиннее. Если бы ментор чаще общался с земляками, то представлял бы, сколько раз за прошедшие месяцы особенно охочие до сплетен перемыли все косточки и Эвердинам, и Мелларкам - но, к счастью или к сожалению, свое общение с Двенадцатым Хеймитч Эбернети свел к минимуму еще лет двадцать назад. Его не волновали чужие россказни, половина из которых были откровенными враками, и байки, которыми, будто снежным комом, обрастала невероятная победа обоих его трибутов. За все это время никто даже не поднял глаз в его сторону, хотя он знал, что половина местных болтушек продали бы душу дьяволу за любые мало-мальски занимательные подробности. Почти полгода ментор умудрялся игнорировать всяческие расспросы – но сегодня чувствовал, что ответов не избежать.

К полуночи он придумал, как развлечь самых любопытных – а заодно и самого себя.

- Какие планы на ночь у капитолийской элиты? – пряча пьяный блеск в глазах, он подсел на диванчик к Цинне и Порции. Молодые люди удивленно переглянулись. – Как насчет смертельного аттракциона?

Мастер удивленно вскинул брови.

- По правде сказать, мы как раз собирались откланяться и уйти к себе… - начал было он, но ментор категорично затряс головой.

- Э, нет, друг мой, так не пойдет! – он многозначительно подмигнул Порции. – Не ты ли всегда учил меня помогать друг другу? И не я ли послушно терпел все твои убойные наряды и модные тусовки в столице? – молодой человек непонимающе улыбнулся. – Или ты уже забыл собственный летний триумф на второй день Игр?

- Нет, не забыл, - давясь улыбкой, Цинна скрестил руки на груди, и в уставших зеленых глазах вспыхнул живой интерес. Хеймитч довольно крякнул.

- Отлично, значит, сегодня твоя очередь присутствовать на моем «показе»! – хохотнув на последнем слове, он по-приятельски похлопал Мастера по плечу. - Как ты там говорил - волос не чесать, щетины не брить?

Сдержанно посмеиваясь, Цинна потер абсолютно гладкий подбородок.

- Надеюсь, твой протокол снисходителен к ее отсутствию, - иронично парировал он. – Взамен могу предложить даму… даже двух дам.

- О нет! - закатив глаза, взмолился ментор. – С одной дамой я еще соглашусь, - он тепло усмехнулся Порции, - но не думаешь же ты, что Мисс-Тыквенная-Голова потянется с нами к общему костру?

- К общему костру? – оживленно переспросила капитолийка.

- Представьте себе, я собираюсь устроить вам двоим незабываемое развлечение, - Хеймитч решительно поднялся с диванчика. – Чтобы было потом, о чем посплетничать в звездном Капитолии! Сидите здесь, я скоро вернусь… хотя нет – идите в музыкальный салон и ждите меня там!

Он нашел мэра в вестибюле. Шон Андерси провожал уходящих гостей – несмотря на то что официально банкет был запланирован аж до самого утра, многие из приглашенных не хотели пропустить первый настоящий за долгие годы праздник и традиционный общий костер на пустыре позади муниципалитета.

- На два слова, - вытянув шею и скорчив страшную гримасу, одними губами проговорил он поверх других голов. Изменившись в лице, Андерси поспешно шагнул в его сторону.

- Мне нужна пара тулупов, потеплее, да две пары муклуков, - заговорщицки зашептал Хеймитч. Минуту мэр недоверчиво смотрел на него, - видимо, пытался определить степень опьянения чокнутого ментора, - а потом кивнул куда-то в сторону гардероба:

- Там посмотри…

Он уже направлялся в салон, к месту условленной встречи, нагруженный шубами и сапогами, когда наткнулся на подопечных – Китнисс и Пит о чем-то тихо переговаривались, стоя в распахнутых дверях гостиной. При его появлении они умолкли и обменялись выразительными взглядами.

- Что, опять секреты? – беззлобно заворчал он. – Отстрелялись же вроде…

- Никаких секретов, - поспешно вставила Китнисс. - Я собиралась уйти и просила Пита прикрыть меня перед Эффи.

- И как вы себе представляете свадьбу без невесты? - съехидничал Хеймитч. Пит дрогнул и натянуто улыбнулся.

- Мы свою роль отыграли. Веселиться можно и без нас - не так ли?

Продолжаться кривиться в усмешке, ментор мысленно выругался – за последний час он так расслабился, что напрочь забыл о них! Хвала чертям, здесь не Капитолий! Он коротко глянул на Китнисс в ее серебристом наряде – малышка ведь сможет добраться до дома самостоятельно?

- Мэр любезно предоставил нам с мамой и Прим машину, - словно прочитав его мысли, пояснила она.

- А ты сам? – буркнул он Питу. Пит неопределенно повел плечами.

- Я еще не решил…

- Уже решил, - коротко отрезал Хеймитч, потом повернулся к Китнисс. - Гудбай, детка! Отсыпайся – ты это заслужила, - и усмехнулся Питу, - а ты пойдешь с нами!

С удовольствием перекинув шубы на руки подопечного, он кивнул в сторону салона.

- Неси туда - найдешь там наших уважаемых капитолийцев... - в глазах Пита мелькнуло удивленное непонимание, и ментор поспешно добавил: - Не всех - я не рискну тащить в компанию пьяных шахтеров эту столичную финтифлюшку Эффи!

Китнисс сдавленно фыркнула и опустила взгляд, пряча неожиданную смешинку в прозрачно-серых глазах.

- Костер? – расцветая удивленной улыбкой, уточнил Пит.

- Он самый, - кивнул ментор. – Пусть кутаются в одежки, я принесу обувь - и выдвигаемся!

- Уверен, что Эффи не захочет пойти с вами? - иронично поинтересовалась Китнисс, и Хеймитч насмешливо вскинул брови.

- Эта женщина на дух не выносит лучших представителей Двенадцатого - что уж говорить обо всех остальных!

- Хотя бы предложи ей - иначе она обидится, - продолжая улыбаться, благоразумно посоветовал Мелларк.

Ментор фыркнул. Наивные дети! Должен случиться поистине мировой катаклизм, чтобы мисс Бряк изволила испачкать свои ножки - и свои ушки - грязью угольного дистрикта!

- Не поверите, но мне еще дороги остатки моих мозгов, - усмехнулся он, толкая Пита к дверям салона, - так что давайте оставим смертельные номера капитолийским балаганам.

Когда ментор, Пит и стилисты добрались до пустыря, там уже собралась, по меньшей мере, половина дистрикта. Под ногами колко хрустел снег, а посреди утоптанной сотнями сапог площадки вовсю полыхал огромный костер, сложенный из древних, давным-давно списанных муниципалитетом железнодорожных шпал, пропитанных маслянистой смолой - роскошь, непозволительная в обычные дни. Вокруг костра, визжа и хохоча, бегали увешанные масками из крашеной соломы дети. Капитолийцам пригодилась менторская маскировка - тяжелые лохматые шубы не столько согревали, сколько скрадывали чужаков в разношерстной гудящей толпе. Еще издали разглядев походный продовольственный вагончик с гербом Капитолия, Хеймитч оставил Цинну и Порцию на попечение Пита, а сам поплелся за горячительным. Приметившие ментора земляки уважительно уступали ему дорогу, некоторые умудрялись даже сказать слова благодарности. Он впервые слышал подобное - потому что впервые решился открыто выйти в такое скопление народу - и только кивал, что-то мыча в ответ. В толпе то и дело мелькала форма миротворцев, встречались знакомые лица, доносились знакомые голоса... но он хотел лишь одного – быстрее добраться до заветного вагончика, ухватить пару бутылок капитолийской выпивки и вернуться к своим друзьям.

А возле вагончика его ожидал невероятный сюрприз. Воистину, сегодня щедрость Капитолия не знала границ – столица угощала Двенадцатый дистрикт самым что ни на есть настоящим глинтвейном! Сальная Сэй, оказавшись за главную, едва поспевала наполнять кружки, стаканы и прочие не всегда предназначенные для питья емкости горячим напитком с одуряющим запахом терпкого красного вина, приправленного перцем, гвоздикой и корицей. В отдельной фляге подогревалось лакомство для детей - пунцово-красный виноградный сок с плавающими в нем кусочками миндаля и дольками апельсинов.

- Ментор, - приветственно улыбнулась радушная хозяйка его удивленной физиономии.

- Три взрослых и один детский… - Хеймитч запнулся, сморщил нос и поправился: - Нет, четыре взрослых.

Через минуту Сальная Сэй подала ему четыре темные горячие бутылки, укрученные в хрустящие картонные «воротнички» - из горлышка каждой торчала экзотически-полосатая розовая соломинка. В лучших традициях Эффи Бряк, сгребая в охапку выпивку, невольно усмехнулся ментор, на мгновение пожалев, что не пригласил свою капитолийскую помощницу на бутылочку глинтвейна.

Он уже шел обратно, тайком наслаждаясь ароматами специй и смакуя предстоящее выражение удивления и восторга на румяных от мороза лицах стилистов, когда услышал громкий воодушевленный голос Мастера:

- По древней традиции несколько поколений одной семьи собирались в доме старших на праздничный обед…

Ментор сбился с шага, недоуменно вытянул шею и разглядел Цинну, сидевшего возле костра на невесть откуда взявшемся огромном чурбане. Кутаясь в широкую, с чужого плеча, шубу и озорно сверкая глазами, молодой человек увлеченно рассказывал что-то сгрудившимся вокруг него детям и взрослым. Хеймитч прислушался - судя по всему, речь шла о полузабытом и полулегальном в Панеме Дне благодарения.

- А почему такое название? – полюбопытствовал из толпы смутно знакомый голос.

- Потому что каждый произносил слова благодарности за всё хорошее, что произошло в его жизни, - пояснил Цинна. - После праздничного ужина кто-нибудь из взрослых обязательно спрашивал: «За что же мы благодарны в этом году?» Каждый задумывался о своем, а потом по очереди отвечали - я благодарен за то или за это. Ответы могли быть серьезными или шутливыми, практичными или сентиментальными, со слезами на глазах или с ироничной улыбкой. Наверно, важно было даже не то, что говорили, а то, о чем думали и как откликались на вопрос – с открытой душой, словно оказавшись на мгновение в невидимом храме.

- А гуляния тоже были? – не отставал невидимый ментору собеседник Мастера.

- А как же, - кивнул молодой человек, и лицо его озарила мечтательная лукавая усмешка. – Обязательно проводились парады - красочные и шумные, с масками и куклами, а дома украшали букетами оранжевых, золотых, коричневых хризантем, ветками с ягодами, которые были символом богатого урожая.

Хеймитч удивленно усмехнулся. Он-то надеялся спихнуть на капитолийцев каверзные расспросы своих соотечественников, а вместо этого Цинна тут просвещал бедных шахтеров, читая им лекции по допанемской истории! Ментор протиснулся сквозь кольцо слушателей и с удивлением увидел, наконец, любопытного: напротив Мастера, присев на корточки спиной к огню, устроился Дарий, один из тех, кто симпатизировал Двенадцатому - Хеймитч узнал молодого миротворца по вечно взлохмаченным вихрам, огненно-рыжим в отблесках пламени. Порция и Пит стояли чуть поодаль, в окружении разновозрастной детворы, и, тихо переговариваясь, с не меньшим интересом слушали увлекательный рассказ Цинны.

- Отдельного упоминания стоит праздничный стол, - продолжал тем временем он. - Запеченная в клюкве индейка и сладкие тыквенные пироги, золотые початки кукурузы и яблоки, апельсины и каштаны – чего только там не было! Орехи, сухие листья и гроздья винограда, свисающие с блюд, не только служили традиционным украшением стола, но и олицетворяли собой обилие осенних даров природы.

Кто-то рядом жалобно сглотнул, и размечтавшийся ментор мигом опомнился.

- Очень по-капитолийски – что ни разговоры, все о жратве! - подходя ближе, довольно грубо оборвал он рассказчика. - Лучше признавайся – сам выдумал эти байки?

- Это не байки - это наша с вами история, - мягко улыбнулся Цинна. – Неужели никто в Двенадцатом дистрикте не слышал о «Майском цветке»?


Мои земляки косо переглядываются, на их лицах появляется виновато-сердитое выражение. Откуда бедным шахтерам знать о каких-то столичных цветах? Уверен, Цинна не хотел никого обидеть, но то, что само собой разумеется для него, для многих из нас – тайна за семью печатями.
- Какие еще, к чертям, цветы? – громко возмущается ментор, гремя бутылками в руках.
- Это не цветы, друг мой, - тонко усмехается Цинна, - это корабль с первыми поселенцами… неужели действительно не слышали?
Возле костра повисает напряженная тишина - мало кто сейчас верит в светлые истории о первых кораблях.
- В Капитолии каждый школьник слышал о пилигримах, приехавших в Америку несколько сотен лет назад, - на мгновение Цинна смущенно умолкает, а потом продолжает как ни в чем не бывало. - Пережив беды и лишения, они научились ценить простые радости. Поэтому вкусный и сытный обед в этот день был не просто жратвой, - он укоризненно смотрит на ментора, - а еще и особым ритуалом, символом житейских удовольствий и связи человека с землей, приносящей ему в дар свои плоды.
Шумевшие еще пару минут назад, сейчас люди молчат, переваривая услышанное.
- Школьная программа Двенадцатого не рассказывает об этом... или мы с Китнисс что-то пропустили? - шутливо встреваю я, пытаясь разрядить обстановку.
- Погоди, парень, - коротко глянув по сторонам, одергивает меня Хеймитч и протягивает одну из бутылок. – Пусть говорит…
Цинна продолжает свой рассказ, голос его становится тише, в нем появляются мистические нотки - и, сами того не замечая, люди придвигаются ближе. Забывая о диковинном капитолийском угощении, подходят все новые и новые слушатели, и кольцо вокруг нас ширится и растет. Здесь и шахтеры, и аптекари, и миротворцы, и учителя, и работники мэрии… уже не каждый сам по себе – уже единый Двенадцатый дистрикт. Порция мягко улыбается и незаметно выразительно подмигивает мне. Я понимаю ее взгляд - мало кто сумел бы так же ненавязчиво захватить всеобщее внимание, как это выходит у Цинны.
А он все говорит и говорит, уверенно и вдохновенно улыбаясь людям вокруг. О невероятных трудностях, ожидавших пилигримов, о первой холодной зиме на новом месте, после которой выжила всего половина колонистов, и о местных жителях из племени с непроизносимым названием, вместе с весной появившихся в поселении. Рассказывает историю одного из них, Скуанто, повидавшего мир и лишения и сумевшего примирить коренное население с чужеземцами. Оказывается, как раз ему и обязаны наши предки самым светлым своим праздником: он стал не просто другом и переводчиком колонистов, но их ангелом-хранителем. Он обучил пилигримов маленьким, но жизненно необходимым хитростям жизни на новой земле: особенностям выращивания кукурузы в условиях холмистой местности, используя рыбу в качестве удобрения, и способам лова диких индюшек; научил выращивать табак, бобы и тыкв и отличать съедобные растения от ядовитых; показал родники с питьевой водой, охотничьи тропы и рыбные места. Благодаря его помощи первый урожай на новой земле был обильным, и колонисты смогли запастись достаточным количеством пропитания - у них было вдоволь кукурузы, фруктов и овощей, вяленой рыбы и копченого мяса, чтобы продержаться всю следующую зиму. Тогда-то они и отметили первый День благодарения, вознеся хвалы природе, новой родине, новому другу и самим себе.
Еще горячий, напиток в моих руках источает непередаваемый аромат – как отголосок далекого прошлого. Я слушаю забытую легенду, тайком рассматриваю лица вокруг - и поражаюсь, как буквально на глазах меняется их выражение. Сам того не сознавая, Цинна дарит жителям Двенадцатого бесценное - надежду. То единственное, что сильнее страха. Я знаю - я уже видел, как одна капля надежды сдвигает горы и сплачивает сотни и тысячи людей, как одна искра веры превращает в пламя залитые покорным страхом головешки. Что нам холода и испытания! Наши предки выжили - и мы сможем выжить…
- У этих первых людей был еще один праздник - Самайн, или Хэллоуин, - мои мысли нарушает голос Сальной Сэй, и все как одна, головы слушателей изумленно поворачиваются в ее сторону. - Помню, бабушка рассказывала мне о том, как еще в ее детстве в последнюю ночь октября делили урожай и почитали мертвых. И жгли костры, через которые прыгали люди, чтобы пройти очищение огнем…
Красочные картинки древнего праздника безжалостно крошатся битым стеклом. Она говорит что-то еще, но мое сердце бьется так громко, что я ничего не слышу... Не знаю, что представляют восхищенно открывшие рты малыши - я же вижу Арену… снова вижу Арену. И стену огня, которая движется прямо на лагерь профи. И обожженную наполовину темную косу Китнисс. Мое собственное крещение огнем… наше собственное прошлое, которое однажды, быть может, тоже станет чьей-то легендой.
- Не забудьте про Ночь Матери, - ласково потрепав макушки сбившихся вокруг нее мальчишек, неожиданно добавляет Порция. - Я слышала о ней когда-то в детстве. Мне говорили, так называется ночь перед зимним солнцестоянием - самая долгая и темная ночь в году, когда вся годовая работа закончена и закрома полны. Наступает время подвести итоги и поблагодарить богов и домашних духов за содействие во всех делах в течение года, - она выразительно улыбается мне, - и время освобождения от всех забот и тревог для встречи нового жизненного цикла.
Умолкнув, она обводит слушателей настороженным взглядом – словно стыдится своих слов. В абсолютной тишине, повисшей вокруг, слышно, как потрескивают искрами поленья костра.
- Глупости, - стряхнув задумчивость, громко фыркает ментор, протягивая ей уже остывшую бутылку с глинтвейном. – Тоже мне, нашли повод для благодарности…
- Всегда есть, кого и за что благодарить, - с мудрой улыбкой возражает Цинна, и в свете огня его зеленые глаза вспыхивают золотом. - Не жаловаться, а радоваться. Не сокрушаться об утраченном, а восхищаться подаренным. И верить в лучшее.
Ловлю себя на том, что улыбаюсь. Он прав – сегодня как раз такой день, такой праздник. Время открыть глаза и сердце, чтобы увидеть и узнать тех, кто рядом… увидеть и узнать себя. За что я благодарен в этом году? За Китнисс, за спасение, за новых друзей, за испытания… даже за обман. И восхищен - людьми, которые окружают меня: они заставляют бороться, делают меня сильнее и лучше.
Остается последнее - заново научиться верить.


Где-то позади громыхнуло, и в иссиня-черном декабрьском небе с шипением и свистом рассыпалась тысяча звезд. Фейерверк, в Двенадцатом? Достойное завершение праздника, к тому же здесь такого отродясь не видали! И дети, и взрослые - все испуганно вскрикнули… а уже через минуту визжали и аплодировали, задирая головы и встречая каждый следующий залп восторженным улюлюканьем. Хеймитч снисходительно усмехнулся искренней радости, с которой его земляки смотрели в расцветающее огнями небо – словно видели там такое же яркое и богатое, как столичные шутихи, будущее. Он хмыкнул: зрелище случилось очень вовремя - неизвестно, чего бы еще крамольного понарассказывал тут его капитолийский друг!

- Скоро рассвет, - негромко уронил позади него Цинна. - Мне бы не хотелось, чтобы экспресс победителей вернулся в Капитолий без нас.

- Спасибо за компанию… не столица, конечно, но вышло вроде неплохо, - обернувшись, ментор заметил укоризненный взгляд Мастера. – Что?

- Тебе спасибо, - улыбаясь одними глазами, молодой человек протянул руку для пожатия, и Хеймитч с готовностью ухватился за нее.

- Это был действительно прекрасный вечер, - поддерживая Цинну, кивнула Порция, - но нам и правда пора…

Хеймитч тяжело вздохнул. Следовало бы проводить гостей, но - странное дело! - ему не хотелось уходить отсюда. Не сейчас, когда он совершенно отчетливо ощущал себя не старым забулдыгой и отшельником, а частичкой общего долгожданного праздника. Бутылка в руке еще хранила остатки тепла, в воздухе пахло сладкими апельсинами, пряной смолой и порохом хлопушек, а смеющиеся люди вокруг уже не казались ему незнакомыми чужаками.

- Оставайся, я провожу, - разгадав его заминку, с готовностью вызвался Пит. Ментор и не думал отпираться, лишь криво усмехнулся и пожал плечами – дескать, будь по-твоему!

- Шубы оставь у Андерси! – с запозданием крикнул он в спину уходящему подопечному и уже тише пробубнил под нос: - Не то в другой раз не даст…

По-капитолийски потягивая через соломинку уже порядком остывший, но все равно невообразимо вкусный глинтвейн, он устроился на чурбане, который недавно занимал Цинна, и задумчиво уставился на догорающий костер. На душе было хмельно и весело – и в то же время изнутри грызло странное тянущее чувство, которому он не мог найти названия…

Наверно, поэтому он не сразу заметил их - двух маленьких девочек, замерших шагах в пяти от него.

- Ты спроси, - еле слышно пробормотала темноволосая.

- Лучше ты, - отозвалась ее подружка, опасливо глядя на ментора из-под падающей на глаза белокурой челки.

Хеймитч выжидающе усмехнулся: укутанные в бесформенные серые одежки с чужого плеча, девчонки напоминали сейчас двух маленьких, насмерть перепуганных мышат. А сам ментор выходил большим и страшным котом.

- Смелее, барышни, - вытащив зубами соломинку и сделав глоток прямо из горлышка, дурашливо подмигнул он.

- Ничего он тебе не сделает – сегодня праздник, сегодня можно, - снова пробормотала первая, подталкивая подружку в спину. – Давай, спроси же…

Ментор удивленно нахмурился и поставил на землю уже пустую бутылку. Точно праздник – в кои-то веки кто-то из подрастающего Двенадцатого решился заговорить с ним!

- Не бойся, спрашивай, - ободряюще кивнул он, с умным видом разглядывая малышку.

Девочка потопталась на месте, потом бесстрашно задрала маленький острый носик и протараторила на одном дыхании:

- Аэтоправдачтовыубилисточеловек?

Он поперхнулся пряным морозным воздухом и ошалело уставился на нее.

- Что?

Под его вспыхнувшим взглядом девочка съежилась и коротко глянула через плечо на темноволосую подружку.

- Правда, что вы убили сто человек? – отчетливо проговаривая каждое слово, негромко и твердо повторила та из-за ее спины.

От пьяного и бесшабашного минуту назад веселья не осталось и следа. Ему показалось, что в повисшей мерзлой тишине на него уставился весь дистрикт. Ментор вскинул глаза. Да нет же, просто заложило уши… жители Двенадцатого все так же веселились и дурачились вокруг остатков костра, пока две маленькие девочки со взрослыми лицами молча ждали его ответа. Даже не девочки - всего лишь две бумажки из стеклянного шара… Их не по-детски строгие взгляды внезапно обрушились на него горькой истиной. Что бы ни говорил здесь Цинна о прощении и благодарности - старый ментор не заслужил этого праздника. Четверть века ада, большая часть его жизни, десятки и сотни чужих детей, с номерами с первого по одиннадцатый - их смерти тоже были на его совести, их кровь на его руках… как если бы он сам убил их.

- Кто вам такое сказал? – сдавленно прохрипел он.

- Бабушка, - испуганно пискнула светловолосая, хватая смелую подружку за рукав.

Так вот кем пугают в Двенадцатом дистрикте…

- Больше, - спустя минуту молчания глухо уронил Хеймитч. – Во много раз больше.

Глава 12

Этот костер был необычным – похожий на десятки своих предшественников, он привычно-весело потрескивал смоляными щепками и попахивал сосновыми иголками, и в то же время высокое и неестественно-яркое пламя казалось нарисованным знакомой дизайнерской рукой. Но он-то знал, что костер настоящий – дети, сидящие напротив у самого огня, швырялись старыми шишками в синевато-оранжевые языки пламени, и, вспыхивая снопами искр, шишки шуршали, лопались и мгновенно превращались в облачка пепла. Он уже собрался отчитать ребятню и посоветовать быть осторожнее с забавами и не соваться к огню так близко… как вдруг мирное и обманчиво-ровное секунду назад пламя хищно изогнулось и, будто голодный переродок, вцепилось в мальчишеские затылки. Первыми вспыхнули волосы – темные, белокурые, рыжие; потом занялась одежда – поношенные куртки, жидкие тулупчики, остатки материнских платков... он словно прирос к этому проклятому чурбану, и, онемев от шока и изумления, не мог двинуться с места. Не мог выдавить из себя ни звука, не мог позвать на помощь… не мог помочь сам. Неужели никто не видит?! Хвала небесам, на выручку несчастным детям бежали родители. Он сдавленно выдохнул – и, словно услышав облегчение в его вздохе, ожившее пламя задрожало в беззвучном хохоте, жадно облизнулось длинным оранжевым языком и бросилось на старших, накрывая их головы, руки, тела… задохнувшись от ударившего в нос пепла, еще вчера бывшего старыми шишками и его земляками, он зашелся в крике, надрывая горло, срывая связки - и не издавая ни звука. Вокруг уже горел снег, апельсиновые корки, пустые хлопушки, воротнички от глинтвейна, столичный фургончик, старый учитель, бывшие соседи по Шлаку, Сальная Сэй, ее маленькая чокнутая внучка… а озверевшее пламя продолжало бесноваться и облизываться, пожирая все новые и новые лица…

Из пылающего кошмара его выдернул пронзительный звонок. Обливаясь липким ледяным потом, Хеймитч со звериным рыком подскочил на кровати и отчаянно замахал кулаками, пытаясь отогнать бивший по мозгам запах горелой человеческой плоти – такой тошнотворно-реальный, что желудок тотчас среагировал единственно возможным образом. Он едва успел свесить голову с кровати, как его вывернуло наизнанку экзотической столичной выпивкой вперемешку с чем-то подозрительно-зеленым. Гребаное капитолийское бухло, туда ему и дорога! Проклиная все на свете, он тупо смотрел на омерзительную лужицу на полу, а в ушах по-прежнему бился спасительный трезвон…

Срань господня, что еще за хрень так надрывается в его конуре с самого утра?!

Продолжая цедить сквозь зубы все известные ему ругательства, он кое-как сполз с кровати и поднялся на ноги. Пошатнувшись, коротко огляделся – кровать оказалась вовсе не кроватью, а старым продавленным диваном. Отлично, выходит, он наблевал в собственной гостиной…

С трудом доковыляв до дверного проема, уже лет десять стоящего без двери – боевого трофея очередных зеленых чертей, - Хеймитч поднял взгляд на стену. Потер кулаками опухшие после кошмарного сна глаза. Нет, не привиделось – на стене, как раз напротив гостиной, по совместительству кухни, спальни и столовой – хорошо еще не уборной! – висел новенький телефонный аппарат. Хотя «новеньким» он был скорее по меркам Двенадцатого дистрикта – в Капитолии такой, наверняка, хранился бы в музее или, что гораздо вероятнее, на свалке. Черный, матовый, с наборным диском из прозрачного пластика, а под ним по кругу – циферки от нуля до девятки. Брезгливо разглядывая невесть откуда взявшийся прибор, ментор подошел ближе и обнаружил сложенный вчетверо листок бумаги, прижатый лежащей поверх аппарата трубкой. Он вытащил таинственную записку, развернул… и смачно выругался. «Разобьешь – поставят новый», гласил каллиграфический почерк Эффи Бряк.

Называется, оставил дом без присмотра…

- Надо было взять ее с собой, - вздохнув, пробормотал Хеймитч, повертел в руке снятую трубку – и нехотя вернул обратно. Пусть повисит пока, до следующих зеленых чертей.

Стоило трубке оказаться на месте, как телефон снова зазвонил.

- Какого черта?! - рявкнул он в микрофон.

- Всего лишь проверка связи, - после секундной паузы отозвался мучительно знакомый истеричный голос.

- И когда только ты успела, женщина… – мысленно изрыгая проклятия на кудрявую оранжевую голову, глухо застонал ментор.

- Во-первых, доброе утро! - он без труда разобрал в бодром приветствии привычные деловито-язвительные нотки.

- Ни хрена не доброе, - мрачно буркнул в ответ – в носу еще стоял тяжелый запах призрачного ночного пожара.

- Во-вторых, надеюсь, ты видел записку, - игнорируя его ворчание, поучительно продолжала трубка голосом Эффи Бряк. - Учти – это не моя блажь, а распоряжение Капитолия. Так что советую умерить свой пыл и использовать сей предмет по прямому назначению. И, в-третьих, Капитолий приготовил тебе сюрприз…

- Может, позволишь для начала сходить в сортир? – бесцеремонно перебил Хеймитч очередной занудный монолог. – Или будут еще указания?

- Зачем ты грубишь? – возмутилась на другом конце провода капитолийка.

- А зачем ты звонишь? – огрызнулся он.

- Только чтобы услышать твой голос, - приторно-сладко пропела Эффи, потом выразительно фыркнула и бросила трубку.

- Вот же з-зараза, - процедил он в ответ коротким гудкам отбоя.

Героически пересилив непреодолимое желание заехать пикающей трубкой об стену, ментор подчеркнуто осторожно положил ее на рычаг, мгновение подумал, почесал всклокоченный, липкий от пота затылок и, сняв трубку обратно, оставил ее болтаться на длинном пружинящем шнуре - чтобы только больше не слышать кудахтанья этой глупой капитолийской курицы! Глянул на часы – нет и десяти… чертова баба, он улегся всего-то пару часов назад! А ведь она еще даже не доехала до Капитолия, внезапно подумал Хеймитч, задумчиво разглядывая минутную стрелку. Неужто не утерпела и позвонила из поезда?

Обругав себя за неожиданную улыбку, он поплелся на кухню к заветному шкафчику с заначкой местного «белого ликера» - самопала однорукой Риппер. Уже взявшись за дверцу, вспомнил: дьявол их всех раздери, он же допил все запасы в первый день Тура! Надежда, как известно, умирает последней, и потому он заглянул-таки внутрь: пошарил голодным, требующим опохмела взглядом по пустым полкам и в который раз за утро высказался на чистейшем шахтерском. Ничегошеньки… значит, придется тащиться в Котел.

Ментор хмыкнул – тетка Риппер сегодня, наверняка, обогатится, спасая гудящие головы всех халявно надравшихся накануне!

Не разбирая дороги, он на ощупь побрел в уборную, потом заглянул в ванную. Великосветская опека Мастера не пропала даром: машинально по-цинновски похлопав по физиономии смоченным в ледяной воде полотенцем далеко не первой свежести, Хеймитч по привычке уставился на себя в зеркало. Минуту изучал помятое и опухшее отражение, пытаясь найти в нем вчерашнего столичного щеголя, потом сдержанно покачал головой:

- Праздники закончились, старик. Возвращайся-ка на грешную землю…

Как он и предполагал, Котел гудел, будто растревоженный улей диких лесных пчел – не до конца протрезвевшие и заспанные, его земляки выглядели такими же злыми и агрессивными. У закутка старой ведьмы уже даже собралась очередь – самые болезные спешили подлечиться с утра пораньше. Упившемуся по вине победителей Двенадцатому дистрикту после обеда предстоял День пакетов - долгожданная раздача провизии, но явиться в мэрию в таком виде было чревато как минимум штрафом и административным наказанием. Только Хеймитч Эбернети не опасался дыхнуть в лицо мэру Андерси свежайшим самогонным перегаром - и потому, пристроившись у одного из прилавков на кривом, кое-как сколоченном из старых ящиков табурете, молча матерился и терпеливо пропускал всех страждущих вперед себя. Ему самому не впервой было опохмеляться, но многих из ворчливой очереди он видел здесь впервые.

- Ментор, - нарушил его размышления сиплый голос где-то над ухом. Борясь с внезапным спазмом в висках, Хеймитч осторожно повернул голову и поднял глаза. Ну надо же…

- Начальник, - нехотя приветственно буркнул он. - Какими судьбами?

- Мозги подлечить, - бухнувшись на ящик рядом, коротко уронил глава миротворцев.

Ментор скривился. Полковник миротворческих сил Панема и вот уже второй десяток лет начальник гарнизона Двенадцатого дистрикта, Реджинальд Крэй – «старина Реджи», как звали его за глаза молодые подчиненные – был не самой лучшей компанией на сегодняшнее утро… да и на утро вообще… да и вообще. Не то чтобы Хеймитч имел к нему какие-то личные претензии - по большому счету, плевать ему было на Крэя и на всех подобных, - но остальной дистрикт люто ненавидел и его белый мундир, и пост главного экзекутора, и, главное - его мерзкую манеру посулами и подарками заманивать в постель нищих изголодавшихся девушек. Иногда, выбираясь по вечерам в город, ментор собственными глазами видел, как несчастные создания толпились у полковничьего порога, вымаливая возможность заработать хоть пару монет, чтобы прокормить семью. Как-то парочка совсем отчаявшихся сунулась и к нему – еще бы, победитель, ментор, при деньгах и не совсем еще старик!… он обматерил тощих голодных девчонок сосками и распоследними шлюхами и выставил их за дверь, напоследок сунув каждой за шиворот по купюре и пригрозив в следующий раз заменить деньги хорошей затрещиной. Неизвестно, насколько там хватило его откупных, но больше малолетних желающих ублажить Хеймитча Эбернети в дистрикте не оказалось.

Что до Крэя, то суеверные старики частенько шептались, что в прошлой жизни старина Реджи определенно был бандитом с большой дороги и за какие-то страшные грехи в этой сделался тюремщиком – иначе как тюремщиком нельзя было назвать его положение в Двенадцатом. Карьерного роста здесь не предполагалось по определению, развлечения, кроме запуганных неумелых девиц по ночам, отсутствовали напрочь. Все, что ему оставалось - это играться в свирепого начальника. Первые несколько лет руководства Крэй действительно очень натурально изображал капитолийского деспота: дистрикт не смел поднять глаз выше линии полковничьего голенища, гарнизон ходил по струнке и чистил зубными щетками плац, сортиры и сапоги, а сам полковник являл собой показательный образец воинской доблести и чести. Но, как известно, время - коварная штука, оно точит даже самые неприступные скалы. С каждым годом порки у позорного столба становились все реже, а наказания – все формальнее. Он еще держал подчиненных в ежовых рукавицах, но уже не гнушался прикупить индейку у нелегальных охотников или пропустить стаканчик беленькой у однорукой тетки Риппер.

Если бы ментор чаще общался с земляками, то еще лет десять назад узнал бы о мрачном и грозном полковнике из столицы массу и других, не самых привлекательных вещей. И о брате-близнеце с нетрадиционной ориентацией, якобы отбывающем срок то ли в тюрьме, то ли в одной из психушек Капитолия с диагнозом «параноидальная шизофрения». И о собственной бурной и драчливой молодости будущего офицера самых «мирных» войск Панема с неоднократными нарушениями того самого закона, на страже которого он теперь стоял. И о принудительном рекрутстве в Академию Второго с ее жесткими, а порой и вовсе жестокими правилами, которая превратила неуправляемого юнца в ярого поборника дисциплины. И о ссылке – именно ссылке – в угольный дистрикт за случайно набитую физиономию столичного хлыща, на поверку оказавшегося сенаторским сынком. Но ничего этого Хеймитч, конечно, не знал. Да и россказням о грехах и переселениях душ верил мало - а потому не обращал внимания ни на бабские сплетни, ни на стариковские пугалки. Сидящий рядом человек был для ментора всего лишь очередным капитолийским воякой. Тем более, что внешность главного миротворца Двенадцатого мало подходила разбойнику и бродяге - до того, как лет пять назад Реджи Крэй всерьез подружился с бутылкой, в свои «где-то за сорок» полковник держал себя бравым и подтянутым молодцом.

Ментор незаметно скосил глаза – зато теперь от этого молодца остались разве что погоны.

Гадливо поежившись, он обвел Котел страдающим взглядом. Обнаружил у входа Дария и еще троих миротворцев и только тогда услышал висевшую вокруг мертвую тишину - выразительно переглядываясь, утренние посетители рынка молча обходили и ментора, и ненавистного капитолийца десятой дорогой. Видать, не одного его мутило от подобной компании. Да уж, хороша парочка – победитель и палач… Толпа в закутке Риппер тоже предпочла за лучшее незаметно рассосаться, и Хеймитч указал Крэю вперед себя – лишь бы поскорее избавиться от сомнительного соседа.

- Не смею задерживать, - сорвалось с языка прежде, чем он успел сообразить, что говорит. Мысленно чертыхнулся – тьфу, твою ж мать, нахватался от Мастера словечек!

То ли Крэй был не в духе, то ли не расслышал ядовитого сарказма в менторском голосе, но, будто провинившийся ребенок, он послушно кивнул и поднялся с ящика. На мгновение Хеймитчу показался диким и неуместным кипенно-белый парадный мундир, с какой-то дури напяленный полковником для посещения занюханного полулегального Котла в зимнее воскресное утро. Но спустя минуту он уже не думал о мундире - совсем не по-офицерски сунув за пазуху бутылку беленькой, «старина Реджи» рассеянно провел пятерней по седому виску, зачесывая за ухо обросшую гриву, сдавленно промямлил что-то невнятное и поплелся на выход. Напрочь забыв о головной боли, ментор изумленно смотрел ему вслед - какие черти покусали с утра еще вчера неприступного и грозного главу миротворцев? Или Крэй с какой-то дури решил торжественно отметить вот-вот грядущий дембель?

Наконец настала его очередь. Пересев с облюбованного кривого табурета на такой же кривой стол, Хеймитч положил рядом купюру.

- Две, с собой, - буркнул он хозяйке. Старуха Риппер оживленно закивала всклокоченной сивой головой и тут же скрылась под прилавком.

Ожидая живительную порцию адского пойла, которым в Капитолии не рискнули бы даже травить клопов, ментор услышал шумную брань позади себя. Он оглянулся. В дальнем углу едва не дрались двое забулдыг - уже порядком поддатые, мужики никак не могли поделить оставшуюся скудную выпивку. Цепкий менторский взгляд ухватил рядом темноволосую макушку, камуфляжную куртку, высокие ботинки и еще пустую охотничью сумку через плечо - за соседним столом, устало уткнувшись лбом в скрещенные руки, сидел Гейл.

Это так, называется, он болеет?

- А ну заткнулись оба, - даже не подняв головы, уронил, как отрезал, Хоторн, и пьяные драчуны тотчас притихли.

Надо же, каков… Ментор смерил Гейла рассеянным взглядом - и неожиданно увидел на месте мальчишки собственного отца, такого же темноволосого, сероглазого и замученного шахтами работягу. Девяносто часов в неделю вкалывать в забое ради мизерной зарплаты, а в единственный выходной день тащиться в лес, чтобы прокормить семью. Другие давно бы уже сломались – а этот, гляди-ка ты, еще брыкается!

Хеймитч поморщился. Он никогда прежде не задумывался о таких, как Хоторн… чего греха таить, он вообще о многом не задумывался. Он жил, как жилось: проедал и пропивал казенные деньги и демонстративно ненавидел Капитолий. И иногда оплакивал близких… но чаще жалел себя и упивался своей жалостью. Корчил из себя невинную жертву всех вселенских несчастий. Ментор выразительно сплюнул на хлипкий дощатый поддон - куда как проще валить проблемы с больной головы на здоровую и изображать бывалого, побитого жизнью волка! Вот только никаким на хрен волком он никогда не был… хотя нет, пожалуй, все-таки был. Всего однажды, несколько недель в Капитолии, когда шел по головам и почти что по трупам, строил козни и махинации, крутил деньгами и людьми и безрассудно бросался в интриги, которые еще вчера опасливо обходил стороной. И все это ради спасения двоих детей… а скольких он сумел бы вытащить, очнись он раньше? Ведь сумел бы – оказалось, мог еще кусаться и царапаться старый трусливый пес Хеймитч Эбернети.

Уже полгода, еще с самой победы, эта мысль иногда посещала его, смущая менторский покой - а теперь, после ночных баек Цинны о надежде и благодарении, окончательно окрепла, взбунтовалась и возмущенно потребовала действий. Прежде он завидовал погибшим – все лучше, чем такая жизнь! - теперь же захлебывался в необъятном чувстве вины. Опека над победителями, деньги в муниципальный бюджет - все это было мелко, безлико и незначительно. Ему отчаянно хотелось быть по-настоящему полезным. Ментор косо глянул в сторону Гейла. Не начать ли с него? А лучше не с самого Хоторна – этот гордец не постесняется набить старую менторскую морду за любое, даже самое безобидное предложение помощи…

Хеймитч задумчиво сунулся в карман за очередной купюрой, требовательно постучал по столу стоящим поблизости стаканом, и перед ним чертиком из табакерки нарисовалась Риппер с двумя спасительными бутылками. Он коротко кивнул на стакан. Старуха понимающе забрала пустую посудину, снова полезла под прилавок и через минуту вернулась уже с полной.

- А что, Хейзел Хоторн все так же стирает по чужим домам? – безучастно разглядывая выпивку, будто бы между делом уронил ментор.

- А как же ж, сынок, а как же ж, - прошамкала старая ведьма.

- И много ей платят? – он спросил это машинально, заранее зная ответ.

- Какое там, - выразительно закатив глаза, протянула Риппер. – Едва хватает на хлеб и воду. Вон, на мальчишке все держится.

Хеймитч скривился в усмешке – старая да слепая, а углядела же, как он пялился на Хоторна!

- Да, это… вот еще, - тетка зыркнула по сторонам и поманила его скрюченным пальцем. Сдвинув брови, он наклонился ближе. – Ты, сынок, как-то спрашивал про планелеты… - ментор непроизвольно дрогнул и придвинулся еще ближе. – Видели сегодня эту штуку, аккурат перед рассветом.

Мысли о благотворительности вылетели из головы со скоростью звука. Он с такой силой стиснул зубы, что аж свело челюсть. Тревога третьего уровня в Восьмом, планелет над Двенадцатым в ночь возвращения победителей, парадный мундир Реджи Крэя, единственный раз надетый полковником на получение должности начальника гарнизона...

Что-то противно трепыхнулось и сжалось внутри.

- Еще есть новости? – только и смог выдавить ментор. Риппер неопределенно пожала плечами.

- Сходил бы ты, сынок, в мэрию – провизию бы забрал да с мэром повидался…

Хеймитч вгляделся в помутневшие от времени, но еще живые и дерзкие глаза старухи. Всегда слушай старших, говорил когда-то отец, и, кажется, пришло время внять-таки его советам.

Часа через полтора, рассовав бутылки с самогоном по рукавам когда-то шикарного, но уже изрядно потрепанного пальто, ментор поднимался на крыльцо особняка Андерси. Уже позвонив в дверь, он вдруг подумал, что вероятнее всего не застанет мэра дома - опять же, День пакетов… но за дверью уже слышались легкие торопливые шаги.

- Ментор? – на пороге, кутаясь в пушистую шаль, стояла Мадж.

- Отец дома? – пробурчал он, плотнее запахиваясь в полы пальто – лишь бы девочка не разглядела под ним его затрапезный вид.

- Он в сортировочной, принимает провизию, но скоро должен вернуться к обеду, - девушка сделала шаг в сторону. – Пообедаете с нами?

Он сдавленно фыркнул.

- Обойдусь.

- Мама была бы рада… видеть вас.

Хеймитч с горечью скривился. Мэри-Энн Андерси, точная копия своей сестры - той самой, умершей когда-то на его руках, - была бы рада видеть его? Он покачал головой.

- Не думаю, что это хорошая идея, девочка. Не в этот раз.

Не в этой жизни, мелькнуло в голове.

- Вообще-то я хотел только узнать… э-эм-м… - замычал он, с трудом подбирая слова.

- Пит принес шубы, - вежливо улыбнувшись, подсказала Мадж, жестом приглашая его внутрь.

- Не это… хотя это тоже, - потоптавшись на пороге, он шагнул-таки в прихожую и растерянно замер у входа, опасаясь наследить на чистом, словно только что вымытом полу.

- Вы можете подождать отца в кабинете, - дружелюбно предложила девушка, закрывая за ним дверь. – Я угощу вас его любимым чаем.

Ох уж эта их фамильная вежливость… Хеймитч усмехнулся. Его действительно мучила жажда, но еще сильнее, чем пить, ему хотелось выпить, а рукава видавшего виды пальто как раз прожигали бутылки с куда более приятной ментору жидкостью, нежели чай господина мэра – вот только ему вдруг стало неловко выставить себя полной свиньей в глазах этой милой благовоспитанной девочки.

- Ладно, - подумав, кивнул он. – Без молока и без сахара. И я знаю, куда идти.

Проводив его до кабинета, Мадж отправилась на кухню. Воспользовавшись ее отсутствием, ментор поспешно перепрятал бутылки в карманы, и аккуратно, чтобы только не разбить свой драгоценный груз, стянул пальто и положил его на подлокотник кресла. Мельком глянул на себя в стеклянную дверцу шкафа: опухшая физиономия, мятая несвежая рубашка, затасканные домашние штаны. Мда, бывало, конечно, и лучше – но и хуже бывало тоже.

Чай оказался чудо как хорош. Пока, то и дело поправляя спадавшую с плеч шаль, его собеседница наполняла изящную фарфоровую чашку крепким темным настоем, он осторожно принюхивался к странным, одновременно чужим и знакомым запахам вереска и луговых трав, клубящимся над чашкой, и тайком исподлобья разглядывал радушную хозяйку. Золотоволосая и голубоглазая, Мадж Андерси удивительно походила на мать - Хеймитч еще помнил, как в далеком детстве и он сам, и его чумазые дружки из Шлака дразнили дочерей кондитера «сахарными куколками». Ментор спрятал усмешку. Чего только не скажут глупые мальчишки, чтобы обратить на себя внимание – особенно внимание таких девочек, как Мэйсили и Мэри-Энн Доннер!

Мадж тактично кашлянула, и, опомнившись, он непроизвольно улыбнулся ей в ответ.

- Это лабрадорский чай, раз в полгода папа выписывает его из Капитолия. Как по мне, у него ужасный вкус, поэтому я попросила Бесси добавить мяту, мелиссу и лимонник, - кивнув на заварочный чайник, девушка мягко улыбнулась. Заметила, видать, его гримасы… Иронично хмыкнув, ментор вопросительно поднял брови, и на девичьих щеках зарделись два красных пятна. – Это от Китнисс… она приносила летом из леса…

Продолжая беззлобно усмехаться, Хеймитч отвел глаза - как будто он не знал, что все эти травы послушная и доброжелательная дочь мэра собирала собственноручно, тайком от отца выбираясь за ограду Двенадцатого в сопровождении своей новоиспеченной подружки!

- Вы… вы ведь не выдадите меня? – покраснев еще больше, сбивчиво зашептала Мадж, растерянно прикусив губы.

Перед глазами встали две маленькие испуганные малышки. Аэтоправдачтовы…? Ментор глянул на девушку из-под взъерошенных бровей - и эта сейчас, чего доброго, бухнется с испугу в обморок.

- Непременно выдам, - делая сердитое лицо, по-стариковски заворчал он, давясь снисходительной улыбкой. – Во всех красках распишу Шону, как ты тратила на пьяницу-ментора его драгоценный капитолийский чай.

От дальнейших объяснений их обоих спасла та самая Бесси - старая кухарка мэра, известная на весь дистрикт своим ужасным нравом, заглянула в кабинет, ощупала потрепанного гостя строгим недовольным взглядом и, сдержанно пригладив длинный форменный фартук, попросила мисс «уделить несколько минут вещам, более стоящим ее внимания». Все еще румяная от смущения, Мадж вежливо извинилась, вызвав новую волну ворчливого негодования, – «Тоже мне, велика птица… извиняйся да еще и чаю ему подавай…» - и, осторожно подталкивая грозную домоправительницу в спину, вышла за дверь, оставив ментора в одиночестве.

Теперь можно было осуществить задуманное. Залпом опрокинув содержимое чашки, Хеймитч потянулся к пальто и выудил из ближайшего кармана одну из бутылок тетки Риппер. Торопливо вытащил зубами пробку, налил в чашку до половины и, шумно хукнув, так же залпом запил экзотический чай не менее экзотическим самогоном. С блаженным видом откинулся на спинку кресла – вот так, посидеть без движения минут десять-пятнадцать, и от головной боли останется только кошмарное воспоминание!

Впрочем, совсем без движения не получилось – машинально обведя глазами рабочий стол мэра, ментор углядел наспех прикрытую бумагами папку личного дела. Интересно, о ком на этот раз наводит справки Капитолий? Любопытство пересилило сознательность, и уже через мгновение папка перекочевала на чайный столик. Стараясь не ворочать головой, Хеймитч на ощупь открыл документы и скосил глаза на титульный лист. Моргнул раз, другой, третий… затылок сам собой оторвался от высокого подголовника, а взгляд уперся в служебное портретное фото на первой странице. Короткая фирменная стрижка Академии Второго, плотно сжатые тонкие губы, квадратная челюсть… но самое примечательное – глаза: глубоко посаженные и такие болотно-черные, что не различить зрачков. «Ромулус Тред», - прочел ментор в заглавной графе. Хмыкнул – а это что еще за перец?

Через час ему было уже не до смеха. Изученное вдоль и поперек, личное дело Ромулуса Треда не сулило Двенадцатому дистрикту ничего хорошего. Потомственный вояка, полковник - Хеймитчу отчего-то вспомнились отец и сын Гранты, - Академия Второго, выпускник с отличием - перед глазами мелькнул Катон-старший, - двадцать лет в действующей армии, в послужном списке куча горячих точек и боевых наград – интересно, за какие такие «горячие точки» в мирном Панеме дают «боевые награды»? Да еще и этот острый, как опасная бритва, взгляд – абсолютно чужой и в то же время до жути знакомый. Как пить дать новый начальник гарнизона… неужели ради этого самого знакомого незнакомца Реджи Крэй и напялил сегодня свой кипенно-белый мундир?

Ответы мог дать один единственный человек – мэр Андерси, и потому ментор твердо решил во что бы то ни стало дождаться хозяина кабинета.

Мэр не явился ни к обеду, ни через час, ни через два, ни через три. Мадж благоразумно «забыла» о госте в кабинете, и ментор успел втихаря допить початую бутылку и даже чутка вздремнуть – сказались кошмарный сон и раннее пробуждение.

Он спал бы и дольше, если бы его не разбудил шум и громкий говор в коридоре.

- Общий сбор! Общий сбор у Дома правосудия! – гудел набатом незнакомый мужской голос.

- Что… что случилось?.. – высунувшись за дверь, сонно забормотал ментор спешившей на выход прислуге.

- Плакало мое суфле!... Что случилось, что случилось… вляпался твой мальчишка по самое не хочу – вот что случилось, - снизойдя до неприятного гостя, едко уронила проплывавшая мимо Бесси.

Твой мальчишка… Пит???

Дремоту как рукой сняло.

- Где? – только и спросил он, хватая с кресла пальто и на ходу засовывая руки в рукава.

- И хозяин не явился к обеду!.. Где-где - на площади, ведомо где, - даже не обернувшись, недовольно буркнула из-за плеча кухарка.

Еще издалека он услышал знакомый мерзкий звук – свист плети, рассекающей стылый морозный воздух - и унюхал противный металлический запах крови. Чертыхнувшись, прибавил шагу. Разглядел людей на площади, вокруг пустовавшего обычно позорного столба – и почти перешел на бег…

- Нет!!! – резанул по ушам надрывный вопль Китнисс, смешанный со свистом очередного удара. - Не надо! Вы же его убьете!

Дьявол их всех раздери!!!

Забыв, как дышать, ментор яростно растолкал локтями сбившихся в толпу земляков. Глаза метнулись к безжизненно повисшему телу, за запястья привязанному к столбу. Разодранная плетью рубаха, в кровь и лоскуты располосованная спина, темноволосая макушка, чуть выше – прибитая за шею тощая индейка. Рядом на заснеженной мостовой, заляпанной свежими кроваво-бурыми пятнами - знакомая пятнистая куртка и рухнувшая на колени такая же темноволосая девушка. А над ней - чужая рослая фигура в белом мундире…

Китнисс?! Хоторн?.. А причем тут Пит?

Это теперь тоже «твой мальчишка», Эбернети…

- Стоять! – завидев занесенную для следующего удара руку палача, грозно рыкнул Хеймитч. Шагнул из толпы – и сам едва не свалился на землю, споткнувшись о распростертого на булыжниках миротворца. Срань господня… Дарий? Да что тут творится?!

Ментор наклонился к Китнисс – через левую щеку его подопечной, от глаза до самого подбородка, тянулся длинный ярко-красный след от плети. Интересно девки пляшут…

- Охренеть как замечательно, - мгновение назад клокотавшая внутри паника на глазах превратилась в ледяное спокойствие. Он обернулся - и перехватил уже знакомый черный взгляд Ромулуса Треда. - Малышке через неделю фотографироваться в свадебном платье. Что я скажу ее стилисту?

То ли вояку удивила холодная насмешливость в менторском голосе, то ли он опознал в заступнике известного на весь Панем пьяницу из Двенадцатого дистрикта – но миротворец нехотя опустил плеть.

- Она прервала публичное наказание сознавшегося преступника, - Хеймитч без труда разобрал в желчном голосе привычный капитолийский акцент. Палач из столицы? Ну-ну…

- А мне насрать - хоть бы подорвала Дом правосудия! – почти прорычал ментор. - Посмотри на ее щеку! Думаешь, такой шрам заживет за неделю?

- Меня это не касается, - уже не так уверенно отрезал Тред.

Ах, не касается? Его это даже развеселило. Капитолийский вояка со стажем – а не знает о неприкосновенности действующих победителей?

- Ничё, дружище, щас коснется, - хищно усмехнувшись, угрожающе пообещал Хеймитч. - Вернусь домой - первым делом позвоню в Капитолий. Пусть выяснят, кто вас уполномочил портить прелестное личико моей победительницы!

- Схвачен браконьер. Зачем она вообще вмешалась? - заворчал миротворец.

- Это ее двоюродный брат, - ментор услышал из-за спины привычно выдержанный голос Пита. Обернулся – Пит уверенно шагнул ближе и взял Китнисс за руку, помогая подняться. - А я - жених. Так что если у вас к нему претензии, сначала придется иметь дело с нами.

Хеймитч молча хмыкнул. Героическая картинка! Старый пьяница, тощая девица и упрямый мальчишка - плечом к плечу против абсолютной власти Капитолия... Да их порезали бы на ремни или стерли бы в порошок, если бы не гордое звание победителя Голодных Игр!

Хоть какая-то польза, философски ухмыльнулся ментор, глядя, как перекосило квадратную челюсть нового главы миротворцев от мысли о предстоящей взбучке.

- Осмелюсь доложить, сэр: преступник получил достаточное число ударов - для первого правонарушения, - осторожно вмешался кто-то из подчиненных Треда. - А смертные приговоры приводятся в исполнение особым отрядом.

- Таков местный стандартный протокол? - не сводя с троицы болотно-черных глаз, холодно уточнил капитолиец.

- Так точно, сэр, - отчеканил говоривший, и миротворцы согласно закивали. Хеймитч никогда не слышал о подобном - как и о смертных приговорах в Двенадцатом последние несколько лет, - но отчего-то не удивился их единодушному согласию: старина Реджи не наказывал плетьми и за более серьезные проступки, нежели дохлая индейка, а расстрелов и повешений в Двенадцатом не случалось уже лет двадцать.

Он иронично скривился – насколько он знал, в Котле был свой протокол: если уж кто появится с подстреленной дичью, торговаться за нее до последнего!

- Отлично, девушка, - нехотя процедил Тред. - Забирайте своего брата. А когда оклемается, пусть не суется на земли Капитолия, иначе я лично соберу особый отряд.

Показательным жестом миротворец пропустил плеть через кулак, кольцами наматывая ее на руку. Ментор почувствовал на лице густые капли брызнувшей с плети крови, и в одну секунду холодное спокойствие обернулось животной яростью.

- Не нужно, - еле слышно шепнул рядом Пит.

Сдерживая зверя внутри себя, Хеймитч коротко зыркнул на бывшего подопечного – с силой ухватив его за рукав, Пит отрицательно покачал головой.

- Не нужно, - твердо повторил он, не разжимая руки.

- Гейл! – жалобный стон Китнисс мгновенно остудил желание вцепиться миротворцу в глотку. Хеймитч шумно выдохнул – пусть поживет пока, засранец, у него сейчас есть забота поважнее.

Кто-то из редеющей на глазах толпы подал нож, Пит разрезал веревку на запястьях Гейла, и тот рухнул в объятия метнувшейся к нему Китнисс. Утерев с лица капли чужой крови и сурово отодвинув Пита в сторону, Хеймитч отобрал у него нож и сунул лезвие под нос полумертвому Хоторну. На холодной стали появилась едва заметная испарина, и ментор облегченно выдохнул.

- Отнесем его к твоей матери, - коротко скомандовал он Китнисс. И добавил про себя – не поможет она, не поможет никто.

Не прошло и пяти минут, а на площади уже остались только они да сменщики Гейла, которые вызвались помочь донести товарища до Эвердинов. Вместо носилок мужчины приспособили дощатый прилавок, за пару монет купленный ментором у старушки из ближайшего магазинчика. Осторожно положили потерявшего сознание Гейла лицом вниз, чтобы только не потревожить превращенную в кровавое месиво спину. Поблизости крутилась какая-то девчонка. Оказалось – бывшая соседка Эвердинов, и Китнисс отправила ее к Хоторнам. Хеймитч представил, каково будет Хейзел услышать подобные новости – и поспешил отогнать полезшие в голову мысли.

Не сейчас – сейчас нельзя было ни думать, ни чувствовать.

- Снег приложи, - глянув на пунцовую щеку Китнисс, хмуро посоветовал он.

По дороге в Деревню Победителей ментор выяснил, как все было. После их утреннего пересечения в Котле Гейл отправился в лес, а оттуда - прямиком к дому Крэя. Но вместо ценителя диких индеек, никогда не скупившегося на деньги, наткнулся на нового главу миротворцев. Парень появился со свежей тушкой в руках и, конечно, не смог отвертеться. Тред арестовал его, вывел на площадь, объявил общий сбор, а потом заставил «преступника» публично покаяться перед дистриктом и тут же приговорил к избиению плетью. К тому времени, как ментор и его бывшие подопечные оказались на площади, парню нанесли не меньше сорока ударов.

- На тридцатом он потерял сознание, - хмуро пробурчал один из товарищей Хоторна, и Хеймитч расслышал позади сдавленный выдох Китнисс.

Он хмыкнул. Сорок, надо же… Бравый и грозный на словах, на деле капитолийский вояка оказался никудышным экзекутором. В хеймитчевской юности предшественнику Крэя хватало десяти-пятнадцати ударов, чтобы вышибить из человека дух – прежний начальник не гнушался должности палача и работал с душой да с оттяжечкой, виртуозно и со знанием дела сдирая со спин провинившихся ошметки кожи и клочья мяса. Этот же исхлестал мальчишку вдоль и поперек, расписав его спину почти полусотней шрамов – и, между тем, хвала небесам, Гейл был еще жив...

- Хорошо еще, индейка была одна, - нарушил его мысли все тот же рассказчик. - Появись он там с обычной сумкой трофеев...

- Парень благоразумно соврал, будто нашел ее на территории Шлака: дескать, глупая птица сама перепорхнула через забор, а он всего лишь добил ее палкой, - вставил другой. - Это тоже против закона. Но если бы этот хмырь узнал, что Гейл шастал по лесу с луком, - убил бы на месте.

- А Дарий? – подал голос Пит.

- Он уже на двадцатом ударе сказал, что пора прекращать. Только не так любезно, как Пурния: вывернул Треду руку, и тот его стукнул кнутовищем в лоб. Теперь бедолаге не поздоровится…

Хеймитч сокрушенно вздохнул. Дарий, Дарий... беспросветная глупость - поднять руку на командира! Даже не служивший в армии ментор знал, что подобное нарушение субординации каралось очень сурово. В условиях чрезвычайной ситуации – а ситуация в Двенадцатом чертовски напоминала чрезвычайную! – полковник вообще мог пристрелить обидчика на месте, и никто бы слова ему не сказал. А теперь, если это дело дойдет до суда и трибунала, о дальнейшей судьбе мальчишки страшно было даже подумать...

- Да уж, - тряхнув головой, хмуро уронил он, - теперь нам всем придется несладко.

Миссис Эвердин встречала их на крыльце. Сарафанное радио в Двенадцатом работало на высшем уровне - ментор только сказал: «Новый главный», а она уже вела их на кухню, где Прим поспешно освобождала длинный кухонный стол, превращая его в операционный. Хеймитч давно уже не боялся ни крови, ни ран, но вид раскромсанной спины Хоторна посреди стерильно чистой кухоньки Эвердинов вызвал у него непроизвольный рвотный рефлекс. Он помог переложить мальчишку на стол и шагнул в сторону - дальше за дело брались волшебные руки Эль Эвердин. Сколько таких вот, раненых, больных, почти умирающих, выходила и подняла на ноги эта удивительная женщина! Она бралась за любые травмы, любые ожоги и раны - даже когда официальный терапевт Двенадцатого дистрикта, получивший образование аж в Капитолии, беспомощно разводил руками, - особенно если это касалось тех несчастных, которым не хватало даже на кусок хлеба, не то что на услуги столичного доктора.

Вот и сейчас она колдовала над какими-то травами, припарками и пузырьками; меняла примочки и коротко командовала помогавшей ей Прим – сменить воду, достать марлю, принести корень того или листья этого. Ментор огляделся: Пит растерянно замер у входа, а Китнисс забилась в угол, сжала зубы и кулаки и стеклянными глазами наблюдала за ее манипуляциями.

- Глаз не задело? – не отрываясь от раненого, через плечо спросила миссис Эвердин у дочери. Китнисс отчаянно затрясла головой.

- Нет, - сдавленно пробормотала она, - это просто опухоль...

- Приложи еще снега…

- Ты можешь его спасти?

Молча отжав очередную тряпицу, Эль коротко глянула на Хеймитча, и он без слов понял ее напряженный взгляд.

- Не волнуйся, солнышко, - стараясь не выдать внезапного волнения, отозвался ментор. - До Крэя жителей тоже стегали почем зря, и всех доставляли к ней.

Не поможет она – не поможет никто, отчаянно билось в голове.

Пит стряхнул растерянность и исчез за дверью, а спустя минуту вернулся, неся завернутую в чистый платок пригоршню снега. Он почти насильно усадил Китнисс в стоящее неподалеку кресло и, присев рядом, прижал к ее щеке спасительный холодный компресс. А парень-то соображает, неожиданно подумал Хеймитч – случись с малышкой истерика, у Пита хватит сил и решимости удержать ее от вмешательства.

- Держите, - опомнившись, он сунул ожидавшим в прихожей шахтерам по крупной купюре. Те недоверчиво переглянулись. - Берите - неизвестно еще, что станет с вашей сменой.

Некстати вспомнив о манерах, – или он просто не мог больше смотреть на искалеченного плетью Хоторна? – Хеймитч провел мужчин до двери, но закрыть ее не успел – из мглистой, набирающей силу метели на крыльцо спешно поднималась Хейзел.

- Прямо и направо, - коротко ответил он на ее вопросительный взгляд. Проводил глазами припорошенную снегом косу – и, привалившись к стене, устало опустился на пол. Лучше ему остаться здесь. Четыре женщины на одной кухне – это перебор… пусть даже заняты они совсем не готовкой.

Рука сама собой потянулась к бутылке в кармане так и не снятого пальто. Он уже взялся за горлышко - но перед глазами снова встала раскромсанная в лоскуты спина Гейла, и желание в очередной раз проблеваться стало почти неудержимым. Заодно заныли и собственные плечи, разукрашенные такими же, побелевшими со временем шрамами. Прошло почти три десятка лет, а он еще помнил об их существовании – столичные медики, штопавшие победителя Второй Квартальной бойни, по какой-то причине «забыли» на нем рубцы от миротворческой плети. Тогда, в восемнадцать, он не придал этому значения – теперь же, в сорок, понимал, что таким образом Капитолий оставил на нем свою отметину. Тавро - как на скотине, принадлежащей хозяину…

Из кухни раздался душераздирающий стон, и ментор скривился.

- Добро пожаловать в стадо, Хоторн, - горько хмыкнул он, роняя голову на скрещенные на коленях руки.

- Этого мало, - послышался сдавленный голос Китнисс - и спустя мгновение этот голос сорвался на визг: - Дай же ты ему нормальное лекарство!!!

Ну, началось… Кое-как поднявшись на затекшие ноги, Хеймитч шагнул к кухне. Очень вовремя – Пит уже выталкивал Китнисс за дверь, пока та брыкалась и бранилась отборным шахтерским матом. Ментор знал наилучшее средство от истерик, но сейчас у него не поднялась бы рука отвесить девочке оплеуху. Вместо этого, сокрушенно крякнув, он с размаху перехватил орущую непристойности подопечную под острые коленки и, будто мешок с мукой, одним движением закинул ее на плечо.

- Отпусти, ты!.. - и дальше на менторскую голову хлынул поток таких словечек, что на мгновение Хеймитч даже потерял дар речи.

- Надо же, детка, - едко уронил он, - ты, оказывается, знаешь, как называется эта мужская штуковина…

Ментор заволок орущую Китнисс в ближайшую из комнат и скинул ее на кровать.

- А теперь заткнулась, сикуха - не мешай матери спасать жизнь твоему приятелю, - беззлобно рыкнув на свою ношу, он обернулся к Питу. – Прикрой-ка дверь, парень - судя по запеву, нас с тобой ожидает веселенькое представление…

Представление действительно оказалось «веселеньким»: сначала Китнисс бранилась и кричала, потом брыкалась и плакала, а напоследок просто тихо стонала и сквозь зубы грозила ментору всеми известными чертями и напастями - как будто старого пьяницу могли напугать какие-то девчачьи страшилки? Пит честно пытался удержать ее на кровати, уговаривая и шепча на ухо что-то ободрительное, но Хеймитч отчетливо видел – каждое ее ругательство, каждый всхлип, каждый порыв к тому, другому, без сознания лежавшему за стеной, со свистом опускались на светловолосую голову Мелларка, оставляя внутри кровавые следы почище плети Ромулуса Треда. Когда спустя какое-то время в комнату заглянула Эль, Китнисс уже выдохлась окончательно – судорожно всхлипывая и размазывая по лицу слезы, она даже позволила матери обработать опухшую пунцовую щеку, не грозясь при этом сровнять ее с землей, пока Хеймитч в двух словах пересказывал то, что услышал от шахтеров о происшествии на площади.

- Значит, опять началось, – еле слышно выдохнула Эль, глядя куда-то в пустоту.

Всеобщее примирение нарушил пронзительный звонок в дверь.

- Они его не получат! – аж подскочила на кровати Китнисс.

- Рано брыкаешься – может, пришли за тобой, - проворчал Хеймитч, вопросительно глянув на хозяйку дома.

- Я открою, - коротко кивнув, миссис Эвердин решительно поднялась на ноги. Он пошел за ней – на всякий случай, - Китнисс и Пит увязались следом.

За дверью их ожидал сюрприз – вместо отряда бравых военных Хеймитч углядел одинокую заснеженную фигурку. Он вскинул брови. Просто день потрясений… неужели снова Мадж Андерси?! Ментор с удивлением уставился на знакомую незнакомку. Это была не та девушка, которая еще несколько часов назад с очаровательной улыбкой поила его чаем в отцовском кабинете. У той Мадж не было промокшей картонной коробки в руках, посиневших от мороза губ и лихорадочного блеска в прозрачных, как зимнее небо, глазах. Та Мадж ни в жизнь не решилась бы ночью, в метель, пешком явиться в Деревню Победителей в шелковом домашнем платье и наброшенной поверх шали, слишком легкой для декабря.

- Для твоего друга, - пытаясь отдышаться, она сунула коробку в руки ошалевшей Китнисс. Внутри ментор заметил полдюжины пузырьков со знакомой желтовато-прозрачной жидкостью. - Это мамины. Она разрешила отдать. Возьмите, пожалуйста.

Китнисс только открыла рот, а Мадж уже скрылась в темноте.

- Сумасшедшая, - недовольно буркнул Хеймитч, сердито глядя ей вслед. Обернулся к Китнисс. – Радуйся, детка – это морфлинг. Сейчас парню полегчает.

Уже на кухне, увидев, как Эль ловко управилась со шприцем, и услышав облегченный выдох Гейла, он вдруг почувствовал неимоверную усталость – словно за этот кошмарный день постарел аж на десять лет. У него не осталось сил даже на колкости – иначе он непременно бы высказал какую-нибудь шпильку в адрес чокнутой дочери мэра, сломя голову ринувшейся спасать первого красавчика дистрикта. Вместо этого ментор машинально проглотил предложенный Прим ужин и даже не стал особо сопротивляться, когда Эль тактично посоветовала им с Питом отправляться по домам.

- Позвонишь мне… если что, - вместо прощания уронил он, выталкивая Пита за дверь.

И только дома, зацепившись взглядом за телефонную трубку, безжизненно висящую на шнуре, он внезапно подумал – не об этом ли «сюрпризе Капитолия» порывалась рассказать ему утром Мисс-Тыквенная-Голова?

Глава 13

Всю ночь за окнами ревел и бушевал буран, швыряя в дрожащие под порывами ветра стекла колючие снежные горсти. На улице творилось нечто невообразимое: снег был везде и всюду, он стелился поземками, закручивался в вихри и рассыпался брызгами, сыпал то сверху, то снизу, словно кто-то невидимый наверху, играючи, встряхивал землю и небо, то и дело меняя их местами. Поспешно закрывая внутренние ставни окон, Хеймитч с опаской прислушался к жутким завываниям снаружи. Гнев природы пугал и радовал одновременно - казалось, этот всемогущий «кто-то» таким образом решил дать Двенадцатому дистрикту передышку и возможность собраться с мыслями. Ни один дурак не сунется в такую погоду на улицу, с облегчением решил про себя ментор - никакой государственный преступник не стоил собачьей смерти в сугробе под забором.

Купленный у Риппер самогон внезапно оказался не бесконечным. Первую бутылку он оприходовал еще накануне, в кабинете у Андерси, а утром, выжав последние капли из второй, с опозданием понял, что поторопился: судя по ревущим звукам, доносившимся из-за закупоренных дверей и окон, буря и не думала прекращаться. Интересно, старик, жалобно принюхиваясь к горлышку, пьяно спросил себя Хеймитч - сколько ты сможешь продержаться без выпивки, чтобы не начать гонять по дому очередных зеленых чертей?

О том, чтобы сунуться наружу, страшно было даже подумать.

К обеду опохмел подействовал, в голове немного прояснилось, и он даже смог вспомнить утреннего посетителя – точь-в-точь одного из помянутых им же дураков. А как еще назвать этого чокнутого мальчишку? Только Пит Мелларк мог наплевать на метели и бураны - и ради чего? Хеймитч сердито уставился на булку свежего хлеба на краю вечно грязного кухонного стола. Вдохнул, набирая воздуху для рвущегося с языка витиеватого ругательства… и молча шумно выдохнул.

- Дурак и есть, - с непонятной самому себе нежностью уронил он, отламывая любимую горбушку.

На хлебе сюрпризы не закончились. Нехотя жуя хрустящую золотистую корку, ментор внезапно услышал под ногами характерный шорох, потом удар и звук покатившейся бутылки. Он сунул голову под стол и присвистнул: из-под стола ему навстречу сверкнули черные глазки-бусинки на хитрой серой мордочке. Дожились - крысы… Хорошо еще змеи не поползли в таком свинарнике, хмыкнул Хеймитч, с хмурым интересом разглядывая непрошеную гостью. Почувствовав менторский взгляд, крыса смущенно потопталась на месте, ухватила розовыми лапками оброненный нерадивым едоком кусочек горбушки и вцепилась в него маленькими острыми зубками. Вот же нахал… или нахалка? Ментор пригляделся. Судя по отсутствию под хвостом весьма выразительных атрибутов мужской гордости, его гостья оказалась барышней. Причем барышней воспитанной: в секунду сжевав добычу, она чинно уселась на задние лапки, обвила их длинным серым хвостом и, игриво пошевелив усами, так же заинтересованно уставилась на хозяина дома.

- Нашлась мне тоже соседка, - буркнул Хеймитч, сердито пригрозив грызунье кулаком. - Ну-ка, пошла отсюда!

Крыса возмущенно фыркнула, почти по-человечьи ощерилась в ухмылке и, так же чинно поднявшись, неторопливо потрусила куда-то в угол. Ну точно нахалка! Ментор вспомнил стариковские рассказы о грызунах, наглеющих к войне, и скрипнул зубами: хотелось верить, что это были всего лишь страшилки.

Вдобавок к заботливому кормильцу и хвостатой компаньонке у него появился и добровольный осведомитель. Аж из самого Капитолия. Это вчера он в сердцах решил, что начинать день с излияний Мисс-Вселенской-Глупости - плохая примета… но уже сегодня после третьего же звонка снял трубку и, сонно зевая и похмельно морщась, жевал принесенный Питом хлеб и покорно терпел визгливый высокопарный лепет, по крупицам вылавливая из словесного поноса Эффи Бряк свежие столичные новости.

Надо сказать, первые же из них повергли его в искреннее недоумение. Язык мой – враг мой, мысленно обругал себя ментор: вчера на площади, пытаясь остановить плеть Ромулуса Треда, он ляпнул наугад – и, оказалось, попал в самую точку: по возвращении из Двенадцатого в столицу стилисты победителей действительно вплотную занялись разработкой будущего супер-шоу Капитолия. А именно всенародным - хотя скорее всекапитолийским! - выбором свадебного наряда для Огненной Китнисс. «Одень куклу», едко окрестил эту затею Хеймитч и спросил себя: неужели же всемогущий президент Панема действительно изменит конституцию страны ради того лишь, чтобы потешить самолюбие и поженить этих детей до их тридцатилетия? Сам ментор о задумке со свадебными платьями узнал еще на Банкете Победителей в «Лебедином замке» - случайно подслушал, как Плутарх Хавенсби посвящал Цинну в нюансы предстоящего грандиозного теледейства. Тогда Двенадцатый подумал, что не представляет большей нелепости и что идея Главного Распорядителя не пойдет дальше хмельной великосветской болтовни – теперь же, с удивлением слушая глупый лепет своей капитолийской помощницы, изумлялся масштабу старческого маразма Кориолана Сноу.

Впрочем, мысли о психическом нездоровье первого лица государства он благоразумно оставил при себе.

Хотя, если говорить честно, лепет этой невозможной женщины отнюдь не был глупым. Поначалу он еще огрызался и закатывал глаза, когда она внезапно прерывала свой пламенный пересказ последних столичных сплетен описанием погоды за окном или нового супермодного наряда в ее необъятной гардеробной – но потом его осенило: ну конечно, она ведь не могла говорить иначе! И он тоже хорош – старый, битый Капитолием пес, а напрочь забыл о прослушке! Ему же ясно дали понять, что телефон - высочайшее распоряжение Капитолия… или он, как Плутарх, замахнулся аж на «выделенную линию», свободную от ушей столичных спецслужб? Ну в самом деле, не стала бы эта курица звонить лишь для того, чтобы услышать из его уст очередной сомнительный комплимент! Платья, шоу, погода - все это было просто оберткой, надоедливой шуршащей мишурой для невидимого третьего в их разговоре. Запоздало приняв к сведению свое открытие, ментор перестал ворчать, прислушался - и в потоке бессвязных глупостей, наконец, разобрал то, о чем битый час пыталась рассказать ему далеко не глупая Эффи Бряк.

Очередной «сюрприз Капитолия». Полностью обновленный миротворческий гарнизон Двенадцатого дистрикта.

Сказать, что новость эта выбила его из колеи, означало не сказать ничего. Он даже не сообразил, какую гадость отпустил напоследок, чтобы не лишить болтливую капитолийку удовольствия уже привычно швырнуться телефонной трубкой. Машинально слушая короткие гудки отбоя, Хеймитч натужно потер лоб. Выходит, Ромулус Тред со своим внезапным появлением был только первой ласточкой… Стоп! А планелет, о котором шепнула ему в Котле тетка Риппер - не он ли накануне, под шумок всеобщего празднества, высадил в Двенадцатом новую смену миротворцев?

Наверное, он сломал бы голову вопросами, если бы его не отвлек стук в дверь.

- Дважды дурак, - сердито выдохнул ментор, нехотя пропуская внутрь нежданного гостя. – Только не говори сейчас, что был у Китнисс.

Упрямо пряча глаза, Пит отряхнул с волос и плеч густо налипшие хлопья снега.

- У нее… у них все в порядке, - сдавленно закашлявшись, сипло выдавил он.

- У них у всех? – на всякий случай переспросил Хеймитч. Пит коротко кивнул.

- Ну, а сюда чего пришел?

- Не хотел быть один.

Он как раз собирался высказать мальчишке насчет его умственных способностей… да так и замер с открытым ртом. Снова вдохнул, снова выдохнул, для приличия скривился, проворчал-таки что-то ругательное и махнул в сторону гостиной.

- Валяй. Стул найдешь сам.

Пит вытащил из-за пазухи внушительный прямоугольный сверток и подчеркнуто аккуратно положил его на стоявший у входа комод. Ментор подозрительно сузил глаза.

- Эт-то еще что такое? – ткнув пальцем на неопознанный предмет, он хмуро воззрился на подопечного.

- Меня попросили передать тебе подарок, - неловко поведя плечами, пояснил Пит, снимая промокшую под снегом куртку.

- У меня вроде не день рождения, - иронично заметил Хеймитч, с интересом разглядывая таинственный презент. – Ну, и что там у тебя?

- Сам посмотри.

Он осторожно взял сверток в руки, покрутил, встряхнул. Внутри брякнуло и перекатилось что-то подозрительно знакомое. Ах, вон оно как. Криво усмехнувшись, ментор принялся сдирать обертку, пока не извлек на свет божий ее таинственное содержимое.

- Хм… коробка в клетку – и что?

- Не дури, - в покрасневших после бессонной ночи глазах Пита мелькнула смешинка. - Цинна сказал, ты играешь в шахматы.

- Он-то откуда знает?

- Белые или черные?

- Белые.

Они устроились в гостиной, еще относительно чистой после вмешательства месячной давности. Ментор развалился на любимом продавленном диване, его подопечный, придвинув кособокое сооружение, бывшее когда-то журнальным столиком, сел в кресло напротив, разложил перед собой переносную доску из светлого дерева, достал из кармана сложенный пополам листок бумаги и, сверяясь с ним, принялся расставлять фигуры.

- Играть тоже со шпаргалкой будешь? - ехидно поинтересовался Хеймитч, наблюдая за его манипуляциями.

- Пока да, там посмотрим, - игнорируя менторскую колкость, сдержанно отозвался Пит.

- Правила хоть знаешь?

- В общих чертах.

Похоже, мальчишка твердо решил повзрослеть... Ментор крякнул, покачал головой и, выудив из груды рельефных фигурок белого короля, с умным видом принялся крутить его в пальцах. На обратной стороне подставки, подбитой дорогой кремовой кожей, мелькнул витиеватый тисненый вензель. Однажды Хеймитч уже видел такой же. Он глянул на доску – на торце между замками искусно переплетались замысловатые цветочки-веточки и две латинские «К». Ну, надо же…

- А ты в курсе, что Цинна подарил нам собственные, фамильные и потому бесценные шахматы? - зыркнув исподлобья, уже совсем другим тоном спросил он.

- В курсе, - Пит перехватил внимательный взгляд наставника. - Порция рассказала. Белые - алебастр и слоновая кость, черные - оникс и эбеновое дерево. И стоят, как весь Двенадцатый дистрикт. Твой ход.

- Зачем оно тебе? – Хеймитч вопросительно кивнул на черно-белое поле битвы.

- Считай это очередным уроком менторства.

- А если серьезно?

- Я хочу отвлечься, - в глазах Пита задрожала почти осязаемая боль. - Чтобы не думать.

Хеймитч скривился. Здесь наверняка не обошлось без Китнисс Эвердин. Парень ведь был у нее утром - что же такого он там увидел и услышал? Не просто так он предпочел Эвердинам компанию старого спившегося ментора!

- Это не твой случай, - многозначительно предупредил он, кивнув в окно на соседний дом. – Чтобы не думать.

- Я буду стараться.

Еще месяц назад Хеймитч отпустил бы на счет бесполезности его стараний кучу ехидных шуток и замечаний, а то и вовсе выставил бы безнадежного мальчишку за дверь - но сегодня он обреченно почесал за ухом и безо всяких насмешек сказал:

- Ну, совсем без мозгов тут не получится. Ладно, парень - смотри и слушай…

- Только давай договоримся сразу, - пристально глядя ему в глаза, твердо перебил Пит. - Никаких поблажек. И никакого вранья, даже во благо – я так устал от этого… ты ведь обещал мне кое-что, помнишь?

Точно Китнисс. На долю секунды Хеймитч смешался под непривычно строгим небесно-голубым взглядом подопечного – и спустя мгновение утвердительно качнул головой.

- Ага, помню - доверие… значит, договорились.

Первая партия сложилась вполне удачно. Обычно несдержанный на язык, сейчас ментор благоразумно помалкивал и с нескрываемым интересом наблюдал за новоиспеченным противником, лишь изредка позволяя себе короткие поучительные реплики. Сам того не ожидая, он настолько увлекся игрой, что напрочь забыл и о похмелье, и о жутких завываниях за окнами. Цинна будто в воду глядел: Пит действительно оказался толковым учеником. Он слушался менторских советов и не задавал глупых вопросов; покусывая от напряжения губы, тщательно обдумывал каждый ход и почти не подглядывал в таинственную бумажку, чем немало порадовал своего учителя, не отличавшегося особым терпением и выдержкой в вопросах воспитания молодежи.

На восьмом ходу, зажав вражеского короля в углу, Хеймитч наигранно виновато пожал плечами:

- Шах и мат. Извиняй, парень.

Пит хмуро кивнул и демонстративно положил фигурку на бок, признавая поражение, а потом начал выставлять партию заново. Ментор заметил желваки, заигравшие на широких скулах. Злится, но молчит. Хорошо.

- Уверен? – пряча усмешку, со всей возможной серьезностью уточнил он.

- Твой ход.

Через час спустя десять ходов история повторилась - на этот раз черного короля обложила почти половина белой «армии». Снова шах и снова мат.

- Может, хватит на первый раз? – примирительно поинтересовался Хеймитч.

- Ты обещал - без поблажек, - дернув подбородком, отрезал Пит, заново заполняя игровое поле. - Твой ход.

Вот же упрямый болван, с горькой нежностью усмехнулся ментор, разглядывая взъерошенную светловолосую макушку. Хорошо, будет тебе наука, сам напросился.

Он лениво сдвинул одну из центральных пешек и будто бы между делом уронил:

- Давно хотел спросить тебя про твой подвешенный язык…

Оторвав от доски сосредоточенный взгляд, Пит непонимающе уставился на наставника. Сурово сведенные, светлые брови дрогнули, и в глазах отразилось замешательство.

- Извини..?

- Бла-бла-бла. Твой язык.

- Почему вдруг?

- Ну, знаешь ли, - Хеймитч философски фыркнул, - ментор Двенадцатого всегда был не в меру любопытен - особенно если дело касалось конкурентов. Вы с малышкой в каком-то роде теперь они и есть, вот мне и стало интересно. Китнисс у нас меткий стрелок, в этом немалая заслуга ее отца, земля ему пухом. Но, насколько мне известно, Генри Мелларк редкий молчун - кто же тогда научил тебя так обращаться со словами?

- Никто не учил, - уставившись в окно, рассеянно уронил Пит и сдвинул первую попавшуюся фигуру прямо под удар противника. - Я сам научился.

Ментор выразительно кашлянул и указал глазами на доску, но Пит продолжал задумчиво смотреть на закрытые ставни гостиной - словно видел через них дом по соседству. Хеймитч уныло покачал головой. Что и требовалось доказать.

- Знаешь, можно самостоятельно научиться ходить, сидеть на горшке и держать в руке ложку, - иронично усмехнулся он, делая ответный ход, - но я в жизни не поверю, что умение заговорить зубы Капитолию приходит свыше.

- Ну, не знаю, - Пит повел плечами и попытался улыбнуться. Улыбка вышла натянутой и жалкой. - Я читал… все, что попадалось под руку.

- Читал? – а вот это уже было интересно! – Неужели в Двенадцатом есть, что почитать, кроме дурацких учебников по истории Панема и пособий по обработке угля?

- На самом деле есть. Немного у аптекаря, у мэра, у Картрайтов вообще приличная библиотека – Делли по старой дружбе нашла для меня даже Шекспира…

Ментор как раз потянулся за поверженной ладьей… и замер в ступоре. Какие уж тут, к чертовой матери, шахматы?! Имя автора ничего ему не говорило, но известие о том, что кто-то из его земляков мог хранить дома книги - наверняка, запрещенные Капитолием книги! - была громом среди ясного неба. Он шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Вот идиоты! Дойди эта новость до главы миротворцев - и она обернется для угольного дистрикта такими неприятностями, в сравнении с которыми вчерашняя порка Хоторна покажется безобидным воскресным развлечением!

- А старина Реджи знает об этом? – уже без шуток сипло выдавил он - не хватало только, чтобы вместе с регалиями начальника гарнизона Реджинальд Крэй передал своему кровожадному преемнику еще и подобную прелюбопытную информацию!

- А зачем ему знать? – удивился Пит. – Разве в этом есть что-то противозаконное?

- Эх, парень, - сердито процедил Хеймитч, - я даже не уверен, законна ли эта черно-белая доска – что уж говорить о книгах? И кстати – тебе снова шах и мат.

Пит опустил глаза на доску, хмуро изучая расклад фигур - и вдруг изменился в лице.

- Погоди… я не ослышался? Ты сказал минуту назад, что мы с Китнисс тебе интересны?

Хеймитч сдавленно выдохнул. Хорош старый дурак! За каким чертом он это ляпнул?!

- Хреновый из тебя ментор, - злясь на собственную болтливость, холодно отрезал он и одним движением руки сгреб фигуры с клетчатого поля. - Во-первых, я заговаривал тебе зубы, а ты повелся и профукал партию… да еще и выболтал то, чего мне как бы знать не положено. Как результат - мат на четвертом ходу, даже хуже, чем в первый раз, и наказание для всего дистрикта, окажись на моем месте Ромулус Тред. Соберись, парень, в следующий раз от твоего внимания может зависеть чья-то жизнь…

- Мы тебе интересны? - повысив голос, переспросил Пит.

- … а во-вторых, - дернув подбородком, рявкнул ментор, - тебя не учили не перебивать старших?!

Он рывком поднялся с дивана, пнул ногой несчастный столик, вымещая на безвинной деревяшке свою внезапную ярость. Перехватил внимательный понимающий взгляд Пита - и, не обнаружив в нем ни осуждения, ни страха, так же внезапно сдулся и сник. Вот так всегда. Привет вам, зеленые черти. Зачем, спрашивается, он сорвался сейчас на мальчишке - первом, кто не испугался открыто посмотреть ему в глаза, кто видел в нем не просто старого одинокого пропойцу… и единственном, кому оказались нужны его трижды, мать его, на хрен никому не нужные менторские советы?!

- Брысь отсюда, пока я добрый, - сухо, но уже беззлобно отрезал он в ответ на вопросительно поднятые светлые брови. Пит не стал упрямиться и нарываться. Благоразумие всегда было его лучшей чертой - он послушно сложил шахматы в доску и аккуратно защелкнул миниатюрные замки.

- До завтра? – то ли спросил, то ли сказал он. Молча проклиная себя на все лады, Хеймитч всмотрелся в ясные голубые глаза. На самом деле, ему следовало бы сказать спасибо за невообразимое количество вещей: за хлеб, за шахматы, за компанию, за разговоры ни о чем и за несколько часов спокойствия и умиротворения. За проснувшееся спустя многие сотни дней чувство собственного достоинства. За ощущение полезности и за возможность вспомнить, каково это – быть нужным.

Но он не умел благодарить – и потому сдержанно фыркнул и кивнул на дверь:

- Без выпивки не приходи. Свободен.

Это потом уже, много позже, доедая ароматный хлеб вприкуску с какой-то мясной консервой из подачки Капитолия, ментор подумал, что неплохо бы тоже кой-чему поучиться у своего подопечного. Например, этой непостижимой мелларковской выдержке и хладнокровию - таким странным и таким удивительным для желторотого юнца. Впрочем, одернул себя Хеймитч, разве не решил он еще во Втором, что с «юнцами» покончено?

Метель бушевала еще два дня - и впервые за долгие годы он наслаждался отсутствием связи с внешним миром. Как бы эгоистично это не выглядело, но у него неожиданно появился собственный маленький закоулок вселенной, где не было ни миротворческих плетей, ни полуживого Хоторна, ни матерящейся Китнисс. Хотя какая-то связь все-таки была - каждое новое утро исправно начиналось с содержательного по смыслу и бесполезного по содержанию звонка из столицы, озорного крысиного взгляда из-под кухонного стола, пышной булки белого хлеба с зарумяненной по спецзаказу горбушкой и многочасовой партии в шахматы. А все этот парень… несмотря на менторский взбрык, назавтра Пит таки вернулся и даже выполнил обязательное условие - принес бутылку беленькой, за что был почетно и едва ли не с лобызанием обозван «отрадой страждущей души». Более того, застав своего наставника за очередной болтовней по телефону, Пит проявил чудеса тактичности и сделал вид, что не замечает совершенно идиотской ухмылки на менторском лице, за что Хеймитч был ему признателен вдвойне.

Еще через день стихия улеглась, оставив после себя порванные местами провода и полутораметровые заносы. Открыв ставни, ментор хмуро щурился навстречу слепящему зимнему солнцу, с тоской наблюдал, как вчерашние шахтеры принудительно-добровольно исполняли обязанности дворников, расчищая дорогу между городской площадью и Деревней победителей – и понимал, что трое суток неожиданного безмятежного счастья закончились, чтобы никогда уже не повториться.

Пора было вспоминать об обязанностях. Для начала набрать Цинну и отложить фотосессию – хотя ментор и не виделся с Китнисс эти три дня, но был уверен, что физиономия у малышки была еще очень далека от рекламной картинки. Номер нашелся на стене возле телефона – десять цифр, каллиграфически выведенных чем-то, подозрительно похожим на… нет, не могла эта женщина потратить на его жалкие облезлые обои свою драгоценную помаду! Телефон оказался служебным - после третьего гудка на другом конце провода защебетал приятный голос, сообщивший ментору, что искомый абонент отсутствует на месте. Хеймитч поморщился. Конечно, он мог бы позвонить напрямую на собственный коммуникатор Мастера, если бы пропитые мозги могли вспомнить его личный номер, в чем ментор очень сильно сомневался. К тому же, он все равно не смог бы пересказать Цинне истинное положение дел, не поделившись этим со спецслужбами Капитолия, и потому не стал посвящать секретаря в причины переноса, сообщил только, что причины эти уважительны.

Большего озвучивать капитолийским «слухачам» ему не хотелось.

Едва он повесил трубку, как телефон снова ожил и забренчал. К счастью, это оказался Пит. Осторожно, подбирая каждое слово, он предложил ментору «выйти на свежий воздух». Хеймитч понимающе хмыкнул. Еще накануне, за шахматами, кивнув на аппарат на стене, он многозначительно напомнил подопечному не распускать язык: чудо капитолийской техники вполне могло работать «ушами» даже в отключенном состоянии. Пит понял наставника с полуслова – и сегодня в самых безобидных выражениях он заговорил о прекрасной погоде, о доме по соседству, о новостях из телевизора, о прошедшем Туре и прочее-прочее-прочее. Но теперь ментор умел слушать – и он услышал.

Прогулка. Китнисс. Восстание в Восьмом.

На самом деле он готовился к этому разговору давно, еще с того момента, как узнал от Шона Андерси о беспорядках в текстильном дистрикте. Потом его добил Пит со своими откровениями насчет побега. Ментор ругнулся – большей дурости нельзя было даже представить! Конечно, это была идея Китнисс, девочка никогда не отличалась особой рассудительностью. Еще и Хоторна с собой позвала, тот уж точно не откажется. Да и Пит хорош, хоть бы головой подумал! Бежать, зимой, куда? О Тринадцатом Китнисс знать не могла, значит, она предполагала укрываться в лесу. И что дальше - замерзнуть в этом лесу к чертовой матери? Или быть разорванной голодными хищниками? Да и как она собралась бежать? В одиночку, бросив своих на растерзание Капитолию - а то, что растерзание неминуемо, Хеймитч знал по собственному опыту! – или с семьями, две женщины и четверо детей? Хорошо, пусть еще он, Хоторн и Пит - хотя ментор и мысли не допускал о побеге, - но все же… Не спеши, а то успеешь, всегда говорил ему отец. И, как всегда, оказался прав. Накрывший Двенадцатый снежный буран и порка Гейла стали почти спасением - они не только отсрочили возможное наказание остальных непокорных, но и дали ментору время подумать, как он сможет отговорить Китнисс. А в том, что отговаривать придется, он не сомневался: удивительно даже, как это малышка утерпела без расспросов аж трое суток! Хеймитчу оставалось только благодарить провидение в лице эвердиновского «кузена» - сам того не подозревая, Хоторн своей располосованной спиной оказал несостоявшимся беглецам огромную услугу.

Его победители явились к полудню. Разумеется, он ворчал и упирался - скорее для порядка, чем из вредности, - но кое-как оделся и поплелся следом за ними. До города все трое шли молча - будто высокие белые стены вдоль узкой расчищенной дорожки были сплошь и рядом напичканы подслушивающими устройствами, - и только когда Деревня победителей скрылась из виду, ментор позволил себе озвучить крутившийся на языке вопрос:

- Итак, мы решили бежать навстречу неизвестности?

Пит молча вопросительно посмотрел на Китнисс.

- Нет, - прокашлявшись, сдержанно отозвалась она. – Уже нет.

И то ладно, с облегчением подумал Хеймитч.

- Нашла в своем замысле кое-какие изъяны, солнышко? – не смог не съязвить он. - Может, есть новый план?

- Нужно поднять восстание! - внезапно выпалила Китнисс.

Он сдавленно прыснул - не от смеха, больше от удивления, - потом не сдержался и действительно захохотал. Ох, срань господня… бредовая по всем меркам идея побега теперь казалась просто цветочками!

- Уф, уморила… мне нужно срочно выпить, - отсмеявшись, он примирительно вскинул руки. – Окей, валяй. Расскажешь потом, как все получилось…

- Ты-то что предлагаешь? – перебивая его насмешки, огрызнулась она.

- Мое дело маленькое - проследить, чтобы свадьба года прошла без сучка, без задоринки, - едко уронил Хеймитч, исподтишка разглядывая ее кипящее негодованием личико, разукрашенное отменным фингалом. - Я сделал один звонок и, не вдаваясь в подробности, перенес фотосессию.

- У тебя телефона нет, - побледнев, выдавила Китнисс.

- Благодаря Эффи уже есть, - усмехнулся ментор. – Представь себе, Мисс-Тыквенная-Голова даже предложила мне стать посаженым отцом невесты. Я сказал: чем скорее, тем лучше.

- Хейми-и-итч! - жалобно застонала она.

- Китни-и-исс! – передразнил он и с усмешкой добавил: – Остынь, детка - у тебя ничего не выйдет.

Она вспыхнула, готовая бросить ему в лицо очередные обвинения, но мельком глянула на открывшуюся глазам картину – и замерла, будто вкопанная.

Этого следовало ожидать. Ментор коротко выругался. Ничего не случится во время бурана… святая простота! Он обвел тяжелым взглядом неузнаваемую центральную площадь: с крыши Дома правосудия свисал огромный плакат с изображением государственного герба Панема, повсюду сновали незнакомые миротворцы в новеньких девственно-белых мундирах – одни маршировали по чисто выметенной мостовой, другие устанавливали пулеметные гнезда на крышах окрестных домов. Однако страшнее всего выглядели новые сооружения посередине площади - огороженный частоколом позорный столб для избиений плетью и виселица.

- Быстро же работает этот Тред, - только и смог сказать он и обернулся к подопечным. – Ну, что, дети - по-прежнему думаете бунтовать?

Словно подтверждая его слова, где-то за спиной раздался глухой взрыв, и в нескольких кварталах от площади к небу взметнулось пламя. Ну, конечно. Котел.

- Надеюсь, там сейчас никого не... – простонала Китнисс, испуганно зажимая рот рукой и машинально хватая Пита за рукав. В ее прозрачных глазах билась такая паника, что у Хеймитча разом отпало желание язвить.

- Вряд ли, - хмуро ответил он. - Этим людям хватило ума убраться подобру-поздорову. Будь ты немного постарше, солнышко, тебе бы тоже хватило. Ладно, пойду загляну в аптеку за денатуратом… надеюсь, вы не наделаете тут глупостей?

Оставив подопечных в компании друг друга, ментор побрел через надраенную до блеска площадь в сторону единственной действующей аптеки Двенадцатого. Спирт был больше предлогом – второй по популярности человек в дистрикте, старый аптекарь не меньше тетки Риппер был в курсе свежих местных новостей. Первым, конечно, был сам господин мэр, но Хеймитч решил не соваться в мэрию - не после героической выходки победителей на площади и волшебной коробки Мэри-Энн Андерси три дня назад. Не нужно компрометировать Шона, поразмыслив, рассудил ментор - может статься, ему и его ребятам еще пригодится лояльность официальных властей.

Оказалось, старик аптекарь только и ждал любознательные менторские уши. Хеймитч не успел произнести и пары приветственных слов, как того будто прорвало: переставляя на полках баночки и скляночки, чтобы хоть чем-то занять дрожащие от волнения руки, он полушепотом принялся рассказывать. О новом гарнизоне и новом полковнике, о закрытых «до специального распоряжения» шахтах, о порченой провизии, о грядущем комендантском часе, об обысках и задержаниях всех хоть сколько-нибудь подозрительных лиц. Затаив дыхание и скрестив пальцы в карманах пальто, ментор терпеливо выслушал о Картрайтах - нет, у них не нашли ничего крамольного, - о Мелларках - Генри вынудили втридорога выкупить со склада откровенно дрянную муку, - об Андерси – особняк мэра напичкали «жучками» по самый чердак - и еще о доброй половине дистрикта. Лишь когда на двери звякнул колокольчик, оповещая аптекаря о новом покупателе, старик умолк, мгновенно изменился в лице и с кислой миной выставил на прилавок квартовую бутыль денатурата. Хеймитч мельком глянул через плечо. Ну, конечно…

Позади него, в дверях, почти навытяжку стояли трое миротворцев. Новенькая форма, начищенные сапоги, стандартная стрижка под ноль… прям на парад! Натянув любимую пофигистическую гримасу, ментор развернулся, оперся локтями на столешницу прилавка и, зевнув, лениво - но очень цепко - оглядел вошедших. Совсем щенята, от силы лет двадцать... зелень пузатая. И какой придурок послал во взрывоопасный Двенадцатый школоту?

- Хеймитч Эбернети… ментор… сэр… - запинаясь, начал один из вошедших - судя по сержантским нашивкам, он был в этой компании за старшего.

- Он самый, - кивнув, ухмыльнулся Хеймитч. – Чему обязан?

- Нам велено… поставить вас в известность… - так же неуверенно поддержал сержанта напарник, тушуясь под ироничным менторским взглядом.

- Хорошо не раком, - едко перебил Хеймитч, и, попрятав глаза в пол, мальчишки-миротворцы разом залились краской.

- … о необходимости удостоверения личности! – на одном дыхании выпалил третий.

- Первый раз слышу, чтобы моя личность нуждалась в удостореве… удостовене… тьфу, твою мать!... ну, короче, в том самом, - продолжая насмехаться, фыркнул ментор. - Надеюсь, это хотя бы не больно?

- Н-нет… конечно, нет, - удивленно вскинул глаза сержант. С картинным облегчением выдохнув, Хеймитч демонстративно громко срыгнул, и безусое юношеское лицо миротворца из красного вдруг сделалось зеленым.

- И то ладно… что-то еще, мальчики?

То ли миротворцы поняли, что над ними откровенно смеются, то ли решили, что обратились не по адресу и толку им не добиться - но, переглянувшись, они только отрицательно покрутили головами и без лишних слов вытолкали друг друга за дверь.

- И что это было? - саркастически поинтересовался ментор у аптекаря. Тот осторожно пожал плечами.

- Умеешь ты пугать детей, Эбернети…

- Они уже не дети, - скривился Хеймитч. - Видел пушки у них на поясе? Одно слово сверху – и эти горе-солдаты наделают в тебе дырок по самое не хочу…

Рассчитавшись за спирт, он сунул бутылку в карман и тяжело вздохнул. Ему до смерти не хотелось тащиться на поклон к Треду, но болотно-черный взгляд нового полковника гарантировал неприятности за своеволие и упрямство надежнее любого капитолийского банка. Умерь гордыню, строго одернул себя ментор. Будешь выпендриваться, накажут - но не тебя, а тех, кто рядом с тобой.

С комендатурой его пронесло: в пустой приемной на месте прежнего адъютанта сидел очередной незнакомый солдатик. При виде посетителя он вскинулся и неожиданно просиял, сбив ментора с угрюмо-язвительного настроя. Сейчас попросит автограф, мелькнуло в голове, когда с обожанием в глазах мальчишка-миротворец пододвинул ему толстенный потрепанный журнал и шариковую ручку.

- Это просто формальность, сэр, - извиняющимся тоном быстро заговорил он. - Таковы правила, я только…

- Да ладно, - нахмурившись, перебил его Хеймитч. – Куда ставить каракулю?

Продолжая восторженно пялиться на ментора, солдатик на ощупь открыл последнюю исписанную страницу. Хмурясь еще больше, Хеймитч пробежал глазами по строчкам, нашел свою фамилию и кое-как черкнул в графе напротив размашистую загогулину.

- И как часто мне придется это делать? – поинтересовался он с кислой миной.

- Пока… раз в неделю… - запинаясь через слово, робко выдавил мальчишка.

Да что ж они все заики такие! Хеймитч вспыхнул - но тут же стиснул зубы.

- Что-нибудь еще? – свирепо процедил он.

- Я… мне… можно тоже… так же? - мальчишка неловко полез в ящик стола и спустя минуту положил перед ментором пожелтевший от времени рекламный буклет. Хеймитч нехотя опустил взгляд - и его передернуло: с глянцевого буклетного разворота на него смотрел… он сам двадцатипятилетней давности!

- Что за хрень… - из легких внезапно исчез весь воздух. – Откуда это..?

- Отец собирает, - расцвел совершенно неуместной улыбкой новоявленный поклонник. - У него есть автографы последних тридцати победителей – кроме вашего… можно?

Мысленно помянув мать всех чертей, ментор нехотя вывел на собственном бумажном торсе стандартное «Пусть удача…» и повторил широкий росчерк из регистрационного журнала. С тяжелым сердцем всмотрелся в поблекшую картинку: даже спустя четверть века безумный взгляд победителя Второй Квартальной бойни прожигал отчаянием и ненавистью. Еще вчера он знал этого парня - сегодня видел его будто в первый раз. Куда все делось..?

- … я был так рад, когда меня распределили сюда, в Двенадцатый, - донесся до него восторженный юношеский голос, - я так хотел увидеть вас вживую… я ваш фанат с десяти лет!

- Еще один дурак, - устало выдохнул Хеймитч. Потер переносицу костяшками пальцев – вот только фанатов ему тут не хватало!

Мальчишка-адъютант растерянно захлопал ресницами.

- Извините..?

Хеймитч заглянул в горящие обожанием глаза и внезапно вспомнил такой же щенячий взгляд его предшественника – Дария. Дьявол… что, и этот туда же?!

- Мой тебе бесплатный совет, пацан, - сдавленно чертыхнувшись, сурово пробубнил он. - Держи свои восторги при себе. Узнает главный - огребешь в два счета. Хватит уже глупых мальчишек на моей совести.

Парень только открыл рот, чтобы высказаться, а ментор уже стремительно развернулся на каблуках растоптанных ботинок, толкнул локтем дверь и почти вывалился наружу. От души выругался - откуда только берутся на его башку эти молодые идиоты? Глупые переростки, идеалисты хреновы… они делают из него кумира по капитолийским буклетам и глянцевым картинкам, даже не представляя, кто он и что он на самом деле! То ли дело родимый Двенадцатый: здесь не то, что дети, здесь каждая собака знает Эбернети, как облупленного, и потому шарахается от него, как от чумного… и правильно делает! От таких, как он, только неприятности и беды… и головная боль… и никакого толку…

Матерясь и кляня себя и всех юнцов на свете, он и не заметил, как добрался до дома – очнулся лишь у порога, обнаружив на своем крыльце Эль Эвердин. Она беспокойно подалась навстречу.

- Китнисс?

- Они оба в городе, у Мелларков… или у Хоторнов, - поднимаясь на крыльцо, пробурчал Хеймитч. – Кстати, о последних – как там твой пациент?

- Меняю повязки, колю морфлинг, - Эль зябко поежилась. - Хотела поблагодарить Мэри-Энн, но боюсь потревожить.

- И правильно боишься, - хмуро кивнул ментор и, вздохнув, поднял глаза. Этой женщине он мог рассказать все, как есть. – Все хреново. На какое-то время лучше не соваться из Деревни… от греха подальше.

- Надолго? – в голубых глазах Эль бился невысказанный вопрос.

- Пару недель… может, больше. Там будет видно.

Никто и представить не мог, что «может больше» затянется на целых полтора месяца. Пока первые недели три Гейл отлеживался у Эвердинов, Пит заходил к соседям только чтобы поздороваться и принести выпечку. Остальное время он в основном проводил у ментора - дома, в городе, ему тоже были не особенно рады. Чтобы развлечь парня, Хеймитч придумал ему занятие: он подрядил бывшего подопечного отловить ту самую крыску, что так нахально обжилась на менторской кухне в отсутствие ее хозяина. Пит начал с простого: однажды утром вместе с булкой хлеба он принес странную конструкцию из проволочной сетки, капканом прибитую на толстую деревянную доску. На вопрос, где он раздобыл такое чудовище, Пит с умным видом заметил, что сей прибор ему одолжил отец - это чудо инженерной мысли не раз спасало пекарню Мелларков от нашествий вечно голодных грызунов.

- Нашу умницу такой фиговиной не проведешь, - криво ухмыльнулся ментор, с интересом наблюдая за установкой капкана в любимом крысином углу.

Как и ожидалось, ничего не вышло: какие только лакомства не подкладывали Хеймитч и Пит внутрь ловушки, серохвостая барышня благоразумно обходила ее стороной. Когда она сменила место проживания, перебравшись из кухни под комод в прихожей, Пит тоже сменил тактику - следующее утро в доме Эбернети огласилось недовольными воплями эвердиновского кота. Коты должны ловить мышей, раз за разом внушали рыжему охотнику и Пит, и ментор, но избалованный вниманием и деликатесами Лютик никак не мог понять, чего от него хотят эти двое, ночами запирая бедолагу в пустой и темной прихожей.

А в Двенадцатом тем временем творилось страшное. Через две недели простоя шахты все-таки открыли, но шахтерам урезали зарплату, удлинили рабочие смены и отправили в самые опасные забои. К концу января ударили морозы, и стало совсем худо. Дистрикт голодал, мерз и болел. Прибывшее в День пакетов продовольствие оказалось наполовину испорченным, а остальной половины не хватило даже тем, кто мог себе его позволить. Начались перебои с подачей света и воды, за малейшую провинность жителей наказывали штрафами и плетьми, дети все чаще подписывались на тессеры. Кухня Эль Эвердин превратилась в настоящий полевой госпиталь – мало того, что позорный столб на главной площади ни дня не стоял без дела, так еще и остальной Двенадцатый отчаянно балансировал на грани эпидемии тифа и туберкулеза. У подопечных Эбернети стремительно таяла припасенная для наставника заначка «беленькой», но старуха Риппер не спешила вылезать из подполья, рискуя окончательно подсадить любимого клиента на дрянной аптечный денатурат. Утренние звонки из столицы тоже не приносили ни прежней пользы, ни прежней радости: Эффи фыркала и сердилась, а если что и говорила, то сухо, коротко и невнятно - либо не могла подобрать нужных слов, либо не решалась озвучивать истинное положение дел, - вместо Цинны отвечал все тот же вежливый секретарь, а Порция вообще была «вне зоны доступа».

И эта изоляция стилистов отчего-то пугала сильнее всех нововведений и новостей.

Одна только неистребимая длиннохвостая крыска с завидным упрямством продолжала тормошить старого ментора, втихаря таская из его провизии лакомые кусочки и шурша в углах по ночам. Хеймитч даже не заметил, но в какой-то момент докучливая соседка стала единственным светлым пятном в каждодневном беспросветном кошмаре. Желание разделаться с чертовкой окончательно испарилось в тот день, когда, кокетливо стреляя глазами-бусинами, Мисс Крыса не сиганула по обычаю под стол, а снизошла до любезно предложенной Питом высохшей горбушки хлеба. Давно уже Хеймитч не видел такой светлой и искренней улыбки на лице своего подопечного. Решение пришло само собой. Не оправдавший доверия Лютик был с позором выдворен домой, крысоловка отправилась обратно в пекарню, а купленный у аптекаря мышьяк так и остался лежать на кухонной полке, тщательно закупоренный в жестяную банку из-под какого-то капитолийского деликатеса - чтобы эта маленькая прожора не смогла до него добраться. С тех пор они встречали Пита вместе - ментор лениво интересовался откуда-нибудь из гостиной: «Чего принес?», а миниатюрная длиннохвостая дамочка в привычной чинной позе восседала на комоде в прихожей и терпеливо ожидала традиционный десерт из подсохших сырных круассанов.

- Давай обзовем ее Китнисс, - предложил однажды Хеймитч, в очередной раз наблюдая, как крыска едва не танцует, выпрашивая у Пита заветное лакомство. - Эта бестия такая же вредная и так же тащится от твоих сырных булок.

Пит сдержанно улыбнулся.

- Уверен, что тебе нужна такая компания? - в дрогнувшем голосе отчетливо прозвучала горечь. Ментор многозначительно фыркнул. – Пусть уж лучше остается Мисс Крысой.

Другим светлым пятном внезапно оказалась Хейзел. После порки на площади и введения комендантского часа и победители, и их близкие стали в дистрикте почти изгоями. И если отказ от помощи Эль Эвердин означал для многих ее земляков неминуемую гибель, то без услуг прачки Хейзел Хоторн можно было и обойтись. Вернувшись в забой, Гейл работал один за пятерых, но его заработка не хватало даже на еду. И потому Хеймитч не удивился, когда однажды Китнисс будто бы между прочим завела разговор о том, чтобы сосватать миссис Хоторн в качестве экономки для ментора. Действительно, не дело победителю жить в навозной яме! Для приличия поломавшись и поворчав, Хеймитч согласился на помощь по дому - тем более что его дому катастрофически не хватало толковой женской руки. Гордец Хоторн благоразумно смолчал на этот счет, и уже через пару дней стараниями Хейзел засраная менторская конура приобрела очертания вполне себе жилого помещения. А уж о том, что Хеймитч Эбернети впервые за двадцать лет ел нормальную домашнюю пищу, и говорить не стоило.

- Пусть твои обедают здесь, - обронил как-то раз ментор, когда в середине дня к Хейзел заглянули младшие дети. И, смешавшись под ее удивленным взглядом, добавил: – Ты готовишь слишком много для меня одного...

Поначалу детвора приняла старого ментора в штыки, и какое-то время ему пришлось прятаться в гостиной, пока Хейз кормила их обедом. Он и сам не собирался заводить друзей из числа Хоторнов, но, видимо, провидению было угодно иначе. Прошел не день и даже не два, но однажды малышка Пози перестала хныкать в его присутствии, Вик разучился зеленеть от страха, а «сэр Родерик», как шутливо обозвал Хеймитч молчаливого и вечно насупленного Рори, начал по-мужски протягивать руку для приветствия. Один только Гейл упрямо продолжал хмуриться и избегать всякого участия, терпеливо снося менторскую заботу о своих близких - но Хеймитч шкурой чувствовал, что терпение это на исходе.

И что вот-вот где-то что-то рванет…

Глава 14

Рвануть-то рвануло, но совсем не там, где он ожидал.

В очередной беспросветно мрачный день, возвращаясь из обжитой за последние недели аптеки, ментор застал на своей веранде прелюбопытную картину. Играя в догонялки со скудным зимним солнцем, Мисс Крыса шустро бегала по обшарпанным перилам террасы, а Пит сидел на ступеньках и, поглядывая на нее время от времени, что-то черкал в новеньком толстом альбоме. На крыльце рядом с ним лежала такая же новенькая коробка дорогущих цветных карандашей.

- Откуда? – вместо приветствия хмуро буркнул Хеймитч, указав на коробку.

- Вчера доставили. Подарок от Порции, - смутившись, отозвался Пит.

Выходит, накануне была доставка из Капитолия. Ментор сдвинул брови. Странно, еще неделя до Дня пакетов… а впрочем, какая разница? Ну-ка, ну-ка, где там его доля? Он потер руки в предвкушении. Каждому свое: мальчишка по-детски радовался карандашам, а старый пропойца так же по-детски будет рад долгожданной приличной выпивке!

Довольно покивав собственным мыслям, ментор заглянул через плечо подопечного и удивленно хмыкнул: по альбомному листу врассыпную бежали легкие, из нескольких штрихов, наброски Мисс Крысы.

- Охренеть… ты, что, рисуешь эту заразу?

- Почему же заразу? – светло улыбнулся Пит. – Она забавная и милая.

- Скорее забавная и жрущая... вот эта похожа, - ткнув пальцем в одну из зарисовок, нехотя буркнул ментор. - Как ты успеваешь, она же носится, точно у нее гвоздь в заднице! Это даже не Китнисс - это Эффи Бряк в чистом виде!

Пряча искру в глазах, Пит вытащил из коробки оранжевый карандаш и озорно пририсовал выбранному эскизу пышный кудрявый парик.

- Да, ты прав, сходство неоспоримо, - давясь улыбкой, согласился он, любовно разглядывая рисунок. – Пожалуй, теперь я буду звать ее Мисс Бряк.

Не хватало только Мисс Бряк в его доме! Хеймитч уже открыл рот, чтобы возмутиться, когда на тропинке, ведущей к боковому крыльцу, показалась Прим.

- Вы не видели Китнисс? – приветственно кивнув, с натянутой улыбкой спросила она.

Ментор поморщился и неопределенно пожал плечами. За последнее время он так часто не видел Китнисс, что даже не удивился вопросу: после того, как в Двенадцатом сменили гарнизон и ввели комендантский час, его подопечная выходила из дому разве что по самой острой нужде. Обычно их встречи случались в аптеке: чаще всего этой нуждой были бинты и корпия, которыми старик-аптекарь снабжал домашний благотворительный госпиталь Эвердинов.

- Я только что из города. В очереди за спиртом ее не было, а больше я никуда не ходил, - едко хохотнул он. Перехватил напряженный взгляд Прим - и уже без шуток поинтересовался: - А что случилось-то?

- Нам привезли платья, - жалобно глянув на Пита, упавшим голосом выдохнула та.

Через несколько минут ментор уже знал все подробности. Накануне утром Эвердинам позвонили из Капитолия и сообщили об «экстренной доставке», а вечером мужчина в форме почтовой службы столицы сдал под личную роспись Китнисс Эвердин больше двадцати коробок с вензелями из белоснежно-огненных лент. В коробках оказались роскошные свадебные платья, те самые, над которыми так усердно трудились в последний месяц Цинна и Порция. Вдобавок к платьям прибыло невообразимое количество аксессуаров, начиная с изысканных туфель и чулок, заканчивая кружевными подвязками и шпильками для волос. Карточка, подписанная рукой Эффи Бряк, гласила о личном одобрении президента… на этом месте Хеймитч смачно выругался и сплюнул – а ведь эта курица ни слова не сказала ему накануне!

Или сказала?

- И? – нетерпеливо буркнул он, когда Прим внезапно умолкла.

- И Китнисс ушла… еще до рассвета, - еле слышно выдохнула девочка.

- Как - ушла? – недоуменно переспросил ментор, краем глаза замечая внезапную бледность Пита. – Куда ушла?

Прим растерянно повела плечами.

- Может, она просто отправилась в город… по делам? – сдавленно предположил Пит.

- Я не знаю, возможно, - Прим вскинула на ментора выразительный взгляд, - но только уже полдень… и в шкафу нет термокостюма от Цинны – а она никогда не носила его даже на охоту.

- Хочешь сказать, - Хеймитч охнул и ухватился за поручень, - что она вообще ушла?

- Она не могла уйти, - порывисто отложив альбом, Пит решительно поднялся на ноги. - Китнисс не настолько…

- Что? – зло оборвал его ментор. – Глупа? Безответственна? Эгоистична? Ты всерьез так считаешь?! Не смеши меня, - вспыхнув, Пит упрямо дернул подбородком. - Ты прекрасно знаешь, на что способна наша малышка ради спасения собственной задницы!

- Она не такая! - небесно-голубые глаза Пита полыхнули неприкрытым гневом. - Она могла бы бросить нас – но не Прим!

Уже готовый топать и материться, Хеймитч лишь шумно выдохнул. В точку – без Прим Китнисс не сбежала бы даже под угрозой расстрела.

- Хейзел там? – он коротко кивнул в сторону кухни.

- Еще нет, она в комендатуре – сегодня же день… - Пит запнулся и внезапно побледнел еще больше.

- … обязательной закорючки, - закончил за него ментор. Внутри все сжалось. - И если Кит не явится в комендатуру до трех пополудни, к вечеру за ней придут. За нами придут.

Минуту они молча смотрели друг на друга.

- Значит, у нас три часа… что будем делать? – сглотнув, глухо спросил Пит.

- Ты, детка, - стараясь говорить спокойно, Хеймитч доброжелательно улыбнулся Прим, - останешься здесь, дождешься Хейзел и выяснишь насчет Гейла – где он и что он… и упасите его черти оказаться не в шахте!

- А вы? – старательно растягивая губы в испуганной улыбке, выдавила девочка.

- А мы наведаемся в город - да, Пит?

На выходе из Деревни Победителей ментор обернулся к подопечному. На языке крутились гадости одна ядовитее другой, и большая часть из них была адресована виновнице переполоха.

- Вы сами учили меня доверять ей, - упреждая его слова, твердо отрезал Пит. – Она не могла уйти. Или она в городе – или с ней что-то случилось.

- Будем надеяться на первое, - сквозь зубы процедил Хеймитч, - потому что иначе я сам с ней случусь!

Залитые с утра мозги напрочь отказывались соображать. Ему пришлось остановиться, зачерпнуть обеими руками пригоршню снега и с силой втереть в опухшую от бесконечных пьянок физиономию. Сюда бы еще холодный душ… Наверно, он сказал это вслух, потому что Пит молча наклонился, подхватил такую же пригоршню и без слов закинул снег ему за шиворот. Загривок обожгло холодом, и ментор встряхнулся и душевно помянул чью-то мать.

- Спасибо, - вместо затрещины буркнул он, покосившись на спутника.

- На здоровье, - без шуток ответил Пит. – Какие будут идеи?

Хеймитч скривился. Идей не было. Зато и паники не было тоже.

- В Шлак тебе хода нету, так что иди к своим, а по дороге заглядывай в лавочки на центральной площади, - понизив голос, сухо и четко заговорил он. - Особо не спеши, пообщайся, где сможешь – но никого не расспрашивай напрямую, только намеками… да кого я учу, ты и сам все знаешь! Последнее время вас с малышкой не очень-то жалуют, поэтому не лезь в бутылку и не нарывайся – это первое. Помни, повсюду глаза и уши: Тред, наверняка, уже завел кучу информаторов по дистрикту - любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда… это второе. И третье: что бы ты там ни разузнал, держи лицо, - ментор заглянул в голубые глаза подопечного. – Сумеешь?

Пит глубоко вдохнул и очаровательно улыбнулся в ответ.

- Так сойдет? – голос его едва заметно дрожал от волнения.

- Сойдет. И прибей эту ужимку гвоздями, - одобрительно кивнув, посоветовал Хеймитч.

- Уже прибил, - продолжая светло улыбаться, без дрожи отозвался Пит своим обычным доброжелательным голосом. Ментор довольно усмехнулся.

- Мда, Одэйр бы сейчас лопнул от зависти… - Пит вопросительно вскинул брови, но он только отмахнулся. – Забудь. Пока ты будешь шастать по лавочникам, я загляну в комендатуру и мэрию и наведаюсь к тетке Риппер – она, небось, уже по мне соскучилась…

- Надеюсь, ты не станешь пьянствовать? – напряженно перебил его Пит. Ментор недовольно нахмурился.

- Я, что, по-твоему, совсем идиот? – он хмуро погрозил мальчишке кулаком и поднял указательный палец. – Слышишь? Под моей пятой точкой тикает бомба – а я стану пить?

- Ты можешь, - горько скривился Пит.

- Могу, - он и не отпирался, - но не стану. Не сейчас.

На подходе к площади они договорились встретиться в пекарне и разошлись - Пит вошел в первый попавшийся магазинчик, а Хеймитч свернул в сторону Шлака. Ему не хотелось идти туда – он еще помнил свой дом, разоренный Капитолием десятки лет назад, - но страх перед призраками прошлого затмил другой страх - перед еще живыми, теми, чья жизнь висела сейчас на волоске.

За четверть века Шлак не изменился ни на йоту. На узких запутанных улочках все так жались друг к другу жалкие шахтерские лачуги… язык не поворачивался назвать их домами – кособокие, кое-как залатанные фанерой, круглый год пепельно-черные от намертво въевшейся в стены угольной пыли. Не поселок, а настоящая пороховая бочка, поежился Хеймитч, пиная носками ботинок такой же черный снег под ногами. Некстати вспомнилось далекое детство и пожар, вспыхнувший здесь однажды в середине лета и за считанные часы уничтоживший пятую часть поселка. Он помнил произошедшее так отчетливо, словно это случилось вчера. Горело все – дома, деревья, заборы, земля… казалось, горел даже воздух. Крыши взрывались фейерверками, искры сыпались на соседние дома, и те занимались мгновенно, будто добротные и такие дефицитные в Двенадцатом спички. Шлак спас ветер – поменяй он в тот день направление, и от шахтерских кварталов осталась бы только горстка пепла.

В носу снова запахло паленым, и ментор поспешно передернул плечами. Тьфу ты, мать твою, лезет же в голову всякая дрянь…

Редкие встречные косились в его сторону так, словно увидели привидение. Немудрено – у людской памяти нет срока давности, и кое-кто из бывших его соседей по сей день шарахался от Хеймитча Эбернети, припоминая, как бесцеремонно Капитолий разделался с их достоянием. Прошло двадцать лет, прежде чем он понял: его оставили в живых не за большие заслуги, не за статус ментора, и даже не в назидание, а только ради галочки, лишь бы было - негоже такому убогому дистрикту как Двенадцатый не иметь хотя бы одного победителя. Что толку поминать прошлое, одернул себя Хеймитч. Будущее куда прозаичнее: если они с мальчишкой не найдут Китнисс в ближайшие два с половиной часа, к завтрашнему утру Двенадцатый дистрикт останется без победителей вообще.

Продолжая пинать снег и бормоча под нос высокохудожественные проклятия, он добрел до крайней улочки – сразу за ней начинался пустырь и усиленное колючей проволокой ограждение. Остановился, прищурившись, огляделся: помнится, малышка упоминала о лазейке в заборе где-то в этих краях. Он почти уже сунулся к забору, когда краем глаза заметил патруль - на фоне кривых черных домишек трое идущих в его сторону миротворцев в кипенно-белой униформе казались живыми мишенями. С каким-то злым удовольствием он представил, как метнул бы в одну из этих мишеней нож – тот самый, из-под подушки – и тут же отогнал кровожадные мысли.

Не истери, старик, спокойно…

- Ментор, - покровительственно кивнул подошедший сержант, и Хеймитч изобразил в ответ глумливую ухмылку. – Странное место для прогулок, не находите?

Не нахожу, мальчики, не нахожу, вертелось на языке. Он лениво зевнул, скользнул глазами по ближайшим домишкам… мясная лавка? Замок на двери?

- Какие, к чертям, прогулки? - поведя плечами, он мотнул головой на запертую дверь. – Раз в сто лет собрался разжиться мясцом – и, оказалось, зря притопал. Пшик, называется.

- Хозяйка в комендатуре, - подозрение во взгляде сержанта сменилось пониманием, и он растянул губы в снисходительной улыбке. – Руба, кажется? Я застал ее в приемной, когда принимал смену - она дожидалась полковника. Не думаю, что она вернется так скоро. Шли бы вы, ментор… не положено здесь посторонним.

- А вы, что же, в отсутствие хозяйки лавку охраняете? От мародеров, что ли? - включив дурака, удивленно заморгал Хеймитч.

Солдатики позади сержанта переглянулись и сдавленно хихикнули.

- Отставить смешки! - через плечо рыкнул сержант и натянуто усмехнулся. - Почему же лавку? Обычный рейд... ограждение дистрикта, опять же…

Он запнулся, чтобы не сказать лишнего, но Хеймитчу хватило и сказанного. Понимающе кивнув, ментор мельком оглядел миротворцев. Бронежилеты поверх униформы, шлемы, автоматы через плечо. Не очень-то похоже на обычный рейд. Он мысленно поморщился: Руба в комендатуре… неужели с доносом? Неужели что-то видела – и поспешила настучать? И Тред, молодец, сукин сын, мгновенно выслал боевой патруль на обход периметра! Ничего не скажешь, оперативно работает, гад…

- Шли бы вы, ментор, - нарушая его мысли, терпеливо повторил сержант и демонстративно положил руку на приклад висящего на плече автомата. – Не положено.

Хеймитч примирительно вскинул ладони.

- Ладно, ладно, ребята, понял, не дурак… был бы дурак – не понял, - он в последний раз пробежался взглядом по забору и нехотя развернулся, собираясь уходить.

- И вот еще что, - после секундного замешательства буркнул ему в спину миротворец. - Предупредите там своих… чтобы не шастали.

Что это было - издевка или желание помочь? Ему нестерпимо захотелось обернуться, чтобы увидеть взгляд, прожигавший дыру между лопаток, - этот взгляд сказал бы ему больше всех слов и предупреждений, - но он только кивнул и поплелся прежним путем обратно, в любую минуту ожидая очереди в спину.

Автоматы молчали - значит, у него еще было время найти свою подопечную.

На обратном пути он решил навестить старуху Риппер - в далекой митчевской юности она жила в квартале от Эбернети, вряд ли что-то изменилось за последние годы. Старательно минуя места, где прошло его голодное, но счастливое детство, Хеймитч подался в обход и внезапно заплутал. Мальчишки, катавшие по улицам грязно-белые комы снега, дунули врассыпную, едва только он открыл рот с расспросами. Напрасно ментор кричал им вслед - никто из шумной ватаги не рискнул заговорить с главным пугалом дистрикта. Пришлось искать самому. С грехом пополам вспоминая дорогу, раза с третьего он набрел-таки на заветную хижину - еще меньше и беднее остальных – и снова увидел замок на двери.

Сегодня определенно был не его день.

Как и было договорено, Пита он нашел в пекарне. Парень помогал отцу за прилавком – даже в эти голодные дни у Мелларков было многолюдно, и лишние рабочие руки пришлись очень кстати. Пит вскинул глаза на тренькнувший дверной колокольчик, и Хеймитч с первого взгляда понял - мальчишка тоже ничего не выяснил.

Ментор кивнул Мелларку-старшему поверх других голов.

- Иди. К тебе, - Генри обернулся к сыну.

- Ничего, я сам, - пробираясь к прилавку, примирительно заворчал Хеймитч, бросая косые взгляды на внезапно притихших покупателей – последнее время Двенадцатый дистрикт не очень-то жаловал своих победителей.

- Я только что из комендатуры, - с ровной улыбкой твердым голосом заговорил Пит. – Видел Треда, он велел напомнить тебе и Китнисс.

Посетители пекарни напряженно переглянулись - как и всегда, когда звучало имя нового главы миротворцев. Хеймитч скривился: надо же, Реджинальд Крэй трудился над созданием устрашающей репутации десять лет, а у Ромулуса Треда на это же ушло меньше трех месяцев! Ментор мог спорить на бутылку беленькой, что старину Реджи и его чисто символические наказания вспоминали теперь не иначе как с затаенной нежностью. То ли дело новенький... Заботливый ты наш, мать твою, мысленно выругался Хеймитч, добавив для верности пару крепких шахтерских словечек.

- Какие новости? – уже зная ответ, на всякий случай спросил он.

- А у тебя? – на мгновение улыбка Пита стала резиновой. С деланным безразличием ментор повел плечами.

- Могло быть и лучше - ни мяса, ни выпивки мне не досталось, - уклончиво ответил он.

- Я видел Рубу в канцелярии – она подписывала какой-то договор… - начал было Пит.

- У нее хотели отобрать лавку, - перебил его робкий детский голос.

Все присутствующие разом обернулись. Из-за спины насмерть перепуганной женщины неопределенного возраста выглядывала смутно знакомая чумазая мордашка. Хеймитч прищурился - не та ли отважная темноволосая мышка, что приставала к нему у общего костра?

Он заставил себя улыбнуться и поманил девочку пальцем.

- Мы живем недалеко, и я сама видела, как к Рубе приходили солдаты, - храбро шагнув навстречу, уже смелее заговорила малышка. – А потом Руба сказала бабушке, что плакала ее лавка – отберут в два счета… правда же, бабушка?

Женщина испуганно огляделась и потянула девочку за рукав.

- Ну что ты болтаешь… чепуху всякую… - забормотала она, пряча глаза. – Мало ли солдат бывает в Шлаке…

- А еще Руба сказала, - вдохновенно продолжала малышка, воодушевленная всеобщим вниманием, - что если не подмажешь, то не поедешь, и ей теперь придется здорово подмазать главному, если она не хочет умереть с голоду!

Хеймитч вскинул глаза и встретился взглядом с Питом.

- Подслушивать старших, конечно, нехорошо, - натянуто улыбнувшись, Пит перегнулся через прилавок и протянул девочке круглую глазированную печеньку. - Надеюсь, ты больше не станешь этого делать? - девочка шустро ухватила лакомство и замотала головой. - И не станешь хвастаться тем, что услышала? – следом за первой печенькой в цепкие ручки перекочевала и вторая.

- Нет, - с обожанием глядя то на сладости, то на Пита, прошептала малышка.

- Обещаешь?

- Обещаю.

Пока Пит задабривал неожиданного осведомителя, ментор сопоставлял факты. Все бы ничего, если бы не слова, оброненные девочкой. Значит, маячившие у мясной лавки мальчишки-миротворцы не имели к исчезновению Китнисс никакого отношения… или имели? Почему-то Хеймитч был почти уверен, что Кит рванула за заграждение - иначе зачем бы ей понадобился термокостюм? А Руба подписывала бумаги – получается, ее оставили в покое? Мясная лавка действительно была для нее единственным способом свести концы с концами - после смерти мужа вдове мясника ничего не оставалось, как занять его место и взвалить на себя совсем не женское дело. Чем же таким она смогла подмазать Треду - неужели особенной вырезкой? Или, быть может, особенной информацией?

В то, что Руба могла сдать главному Китнисс, верить не хотелось.

Разговоры о миротворцах подействовали на покупателей Мелларков лучше ушата ледяной воды – пекарня опустела за считанные минуты. Прикрыв дверь за последним посетителем, Хеймитч уронил себя на стул за единственным столиком. Рука потянулась во внутренний карман. Он вспомнил, что оставил любимую фляжку дома, и сердито стиснул зубы.

- Я заверну тебе булку хлеба, - ровным голосом сказал Пит. Ментор отмахнулся.

- Может случиться, она мне не понадобится, - хмуро огрызнулся он, кусая ногти.

- Она вернется.

- Угу.

Его отчаянно тянуло завернуть богатейший шахтерский загиб - не на мальчишку, просто чтобы спустить пар, - и он уже вдохнул полной грудью и даже открыл рот, но на двери снова тренькнул колокольчик, и матюги повисли в воздухе. Ментор зыркнул через плечо – и облегченно выдохнул: в дверях стоял Гейл Хоторн.

Значит, он не с Китнисс… уже хорошо.

Стальные глаза Хоторна обожгли старого пропойцу плохо прикрытым презрением. Так смотрят на отвратительное насекомое – и терпеть гадко, и прихлопнуть противно.

- Проблемы? – с едкой усмешкой поинтересовался ментор.

- Нет проблем, - сухо ответил Гейл, испепеляя его упрямым мальчишеским взглядом.

Ага, как же, нет проблем. Продолжая иронично усмехаться, Хеймитч лениво откинулся на спинку стула. На самом деле он прекрасно знал причину холодной хоторновской неприязни. Причина эта стояла сейчас за прилавком отцовской пекарни и дипломатично делала вид, что занята упаковкой выпечки для наставника. Интересно, внезапно подумал Хеймитч, что бы делали эти двое, не окажись сейчас здесь старого пьяницы?

Гейл замер в дверях, не решаясь войти, и ментор заметил на нем охотничью сумку через плечо. Удивленно хмыкнул - неужели мальчишка не побоялся Треда и снова сунулся в лес?

- Здравствуй, Хоторн, - сдержанно подал голос Пит, и, задумчиво качавшийся на задних ножках стула Хеймитч едва не потерял равновесие.

- Здравствуй, Мелларк, - неожиданно спокойно отозвался Гейл, заходя-таки внутрь.

Молодые люди замерли по разные стороны прилавка. Не будет тут драки, разочарованно хмыкнул ментор, исподлобья разглядывая обоих. Один слишком гордый, другой слишком обходительный. Один корчит из себя обиженного, хотя знает, что неправ – а другой обижен, но почему-то чувствует себя неправым.

- Пошли-ка, парень, - поднимаясь со стула, лениво протянул он, оборачиваясь к Питу. – Отцу ты больше не нужен. Мы здесь лишние.

Он ожидал, что Гейл ляпнет что-нибудь вроде «лучше я», но тот выжидающе молчал и продолжал сверлить глазами Мелларка-младшего.

- Погоди, - удержав ментора, Пит вопросительно поднял брови навстречу Хоторну.

- Я только хотел сказать… - насильно выдавливая из себя каждое слово, процедил Гейл. – Передайте Кискисс, чтобы не совалась в лес - по ограждению пустили ток.

Дьявол их всех раздери! Пит строго зыркнул на наставника - и готовый бушевать и материться Хеймитч сдержанно выдохнул.

- Откуда знаешь? – только и спросил он.

- Только что от забора, - глянув на него через плечо, нехотя бросил Гейл. - Хотел выбраться - не вышло.

- Хорошо, мы все передадим, - ровным голосом ответил Пит. – Что-нибудь еще?

Гейл помялся с ноги на ногу – видимо, хотел что-то добавить, - но только упрямо тряхнул головой и без прощания вышел за дверь.

Минуту в пекарне висела мертвая тишина.

- Ничего не говори, - кашлянув, предупредительно начал Пит. Хеймитч пожал плечами.

- А что говорить-то? Влипли мы, парень, по самое не хочу, - он обреченно вздохнул. – Пошли по домам, нечего тут ловить.

- А роспись в комендатуре? – напомнил Пит, на что ментор безразлично отмахнулся.

- К черту. Завтра эта загогулина потеряет всякий смысл.

Обратно они брели уже в сумерках - молча и с похоронными лицами. Улицы пустовали, и только на центральной площади у обнесенного изгородью позорного столба Хеймитч разглядел чей-то темный силуэт. Очередной провинившийся земляк висел на веревках почти так же, как однажды висел Хоторн – прикрученный за запястья над головой. Хорошо еще не за шею на виселице… Он дернулся было к столбу, но Пит твердо ухватил его за рукав. Не нужно, без слов говорили потемневшие от гнева и страха небесно-голубые глаза. Он и сам знал, что не нужно, что уже поздно, что не помочь, что самим бы завтра не оказаться на этом же месте… но из груди отчаянно рвалось что-то громкое и несвязное, похожее на бессильное рычание, и невероятных усилий стоило сдержать его.

А по дороге на Деревню Победителей их ожидал настоящий сюрприз: из-за очередного поворота навстречу выплыла не единожды помянутая за день Руба - не в привычном всем и каждому клееночном фартуке, заляпанном застарелыми бурыми пятнами крови, а в потрепанном, но еще вполне приличном пальто с когда-то беличьим, а теперь облезлым воротником. Хеймитч аж присвистнул: ну и ну, вид почти торжественный для нищего Двенадцатого дистрикта! Надо же, молча ухмыльнулся он, захотел бы – не встретил…

- Эбернети, - поравнявшись, она приветливо кивнула ментору. Подмигнула Питу: - А что это вы на пару гуляете – ты, паря, теперь его караулишь?

Еще утром Хеймитч подыграл бы ей, отпустив одну из своих фирменных шуточек, или начал бы расспросы в обход, по-хитрому – но сейчас на хитрости и обходы не осталось ни времени, ни сил.

- Говорят, ты на короткой ноге с новым главным? – без реверансов в лоб бросил он.

- Кто такое говорит? – удивленно вытаращилась Руба. - Плюнь тому в глаз - да разотри, чтобы виделось яснее да болталось меньше!

- Многие говорят, - осторожно поддакнул Пит. – Я тоже в пекарне слышал.

Женщина фыркнула и сердито подбоченилась.

- Ежели Руба кому кусок посытнее поднесла, так сразу и на короткой ноге, - она недовольно покачала головой. - Ну что за народ пошел, абы языками чесать! Меньше баб слушай, Эбернети – они и не такого наплетут!

- А еще говорят, - не унимался Хеймитч, - что видела ты кое-кого утром, а потом сразу в комендатуру побежала…

Он бил наугад, не сводя с грозной собеседницы пристального взгляда – и потому сразу заметил, как дернулось и изменилось ее суровое лицо.

- Никого я не видела, - подумав минуту, отрезала Руба и, подняв глаза, тут же добавила: - А кабы и видела, ирод этот, - она кивнула в сторону площади, - был бы последним, кто прознал об этом - и уж точно не от меня!

- Так видела или нет? - натянуто улыбнувшись, переспросил Пит.

Руба сочувственно вздохнула.

- Не видела, чесслово, - она положила мощную, разработанную мясницким топором руку на такую же мощную грудь. – Зачем мне врать-то? Чай, девчонки не совсем чужие - на глазах росли…

Хеймитч недоверчиво покачал головой.

- А кто говорил о девчонках? – наигранно удивился он.

- А то ж я дура совсем, - колко усмехнулась Руба, - и на лбах ваших читать не умею! Вон мальчишка еще куда ни шло, держится, а на тебе, старый пес, совсем лица нету.

Хеймитч сдавленно выдохнул и уронил голову.

- Не видела я, - уже мягче повторила вдова мясника, понимающе улыбнувшись Питу. – Знаю, что лазает возле меня, но сегодня не видела. Может, в городе где…

- Нет ее в городе, - глухо отозвался Пит, безжизненно глядя перед собой. – Я везде был, всех спрашивал.

- И в Шлаке ее нету, - словно эхо, так же глухо добавил ментор. Руба проохала что-то ободрительное, но он не расслышал ее слов. Еще час назад он придушил бы Китнисс самолично, попадись она ему под руку – сейчас же у него не было сил даже злиться. Ему оставалось только ожидание – то, что он ненавидел больше всего.

Он не помнил, как добрался до дома, как прощался с Питом, как и что говорил молчаливой взволнованной Хейз. Не помнил, как залпом, на одном дыхании, опрокинул початую с утра бутыль очередной дряни – так легко и запросто, словно выпил воды. Влей в него сейчас кварту спирта, пожалуй, он бы даже не почувствовал. Отчего-то вспомнился Пит в тот далекий день с бутылкой капитолийского пойла в руке: приди к нему мальчишка сейчас, он налил бы ему и не один стакан – сегодняшний вечер имел все шансы стать для Пита Мелларка последней возможностью надраться до любимого состояния не менее любимого ментора... И все-таки, куда, черт подери, подевалась эта кошмарная девица?!

- Мне остаться? – уже от двери ровным голосом спросила Хейзел в ответ на его несвязное мычание.

- Иди к своим, - глухо отозвался ментор. – Самое разумное сейчас держаться от нас подальше.

- Не думаю, что это поможет… - начала Хейзел, когда ее перебил зазвонивший рядом на стене телефон. Твою ж мать!

- Меня нет! – успел прошипеть Хеймитч, пока она снимала трубку.

- Слушаю вас, - вместо приветствия сказала Хейзел невидимому собеседнику. Ментор представил на другом конце провода визгливый голосок Мисс-Вселенской-Глупости. Сейчас начнется головомойство… - Его нет, что-нибудь передать?

Он понял, что это не Эффи, по тому, как сосредоточенно сдвинулись брови его экономки – Хейзел напряженно вслушивалась в ответ и медленно бледнела.

- Что? – бесшумно выдохнул он, уже сожалея, что заставил ее солгать.

- Хорошо, я скажу ему, когда он появится, - не дрогнув, ответила Хейзел и без лишних сантиментов повесила трубку обратно на рычаг.

- Что?! – не сдержавшись, почти рявкнул Хеймитч.

- Это был мальчик из комендатуры, который новый адъютант Треда, - ментор мгновенно вспомнил щенячий взгляд поклонника и подписанный для него рекламный буклет. - К Эвердинам идут трое, и у них приказ – до полуночи…

Хейзел запнулась, но ей и не нужно было продолжать - все было яснее ясного. Однако, какая неслыханная щедрость, глянув на часы, успел подумать Хеймитч - победителям дали четыре часа свободы сверх официального комендантского карантина! Напоследок, чтобы прочувствовали… Богатое менторское воображение тотчас услужливо нарисовало свежие трупы на виселице. Нет, им так не повезет - Капитолий приложит все усилия, чтобы близкие Огненной Китнисс ответили за непокорную девчонку по полной программе. Это будет показательная порка не на весь дистрикт – на весь Панем.

Зато теперь он точно знал, что делать.

- Иди к своим, - резче, чем первый раз, повторил он. – Быстро. Гейла из дома ни ногой!

Благодарение небесам, Хейзел всегда была разумной: располосованная спина старшего сына оказалась убедительнее любых страшилок, и потому она только спросила:

- Пит знает?

Пит. Хеймитч вздохнул. Прошло время, когда он стал бы скрывать что-то от мальчишки, надеясь таким образом уберечь его. Прошло время теорий, советов и менторских уроков. Настала пора взрослеть окончательно, принимать серьезные решения и всерьез биться за тех, кто тебе дорог. Семьдесят четвертые Голодные Игры продолжаются, сказал себе ментор Двенадцатого дистрикта, и сейчас ему в очередной раз понадобится подвешенный язык и актерские способности бывшего своего подопечного.

- Мы справимся, Хейз. Уходи.

Когда за Хейзел закрылась дверь, он поднял трубку телефона и набрал номер светловолосого соседа. Пит ответил со второго звонка, словно все это время стоял рядом и ожидал его.

- Уже? – сдержанно спросил он.

- К Эвердинам, сейчас, - Питу не нужно было объяснять подробности.

Заливаясь выпивкой, он успел снять пальто, но одевать обратно не стал. Как был, в мешковатой кофте и столетней давности брюках с вытянутыми коленками, впопыхах подхватил с комода шахматы и, распахнув входную дверь, спешно вышел на террасу. Краем сознания успел удивиться забытым на крыльце альбому и карандашам - какие уж тут, к чертям, карандаши? Где-то позади жалобно пискнула Мисс Крыса – будто прощалась с радушным хозяином и соседом. В темноте по соседству на мгновение вспыхнул прямоугольник распахнутой двери, а еще через мгновение большую его часть заслонил коренастый широкоплечий силуэт.

Они подошли к крыльцу Эвердинов почти одновременно. Молча переглянулись, подняли глаза на хозяйку - Эль ожидала их на пороге, зябко кутаясь в подаренную Цинной роскошную шелковую шаль. Пит позвонил, догадался ментор. Без слов она пропустила соседей внутрь, без слов повела их в гостиную, где Прим неловко пыталась разжечь огонь, чтобы создать видимость тихих домашних посиделок. Пит твердо отобрал у нее спички и, отвернувшись спиной, присел у камина, лишь бы занять руки и спрятать бледное до зелени лицо. Надо было взять с собой длиннохвостую подружку, с опозданием подумал Хеймитч - крыска отвлекла хотя бы малышку.

Ментор только успел выставить партию, как в дверь чинно постучали. Пятнадцать минут... быстро же они добрались… Навострив уши, он слышал, как Эль впустила миротворцев в прихожую, как старший из них, козырнув, так же чинно представился полным именем и званием и в самых официальных выражениях отчеканил, что у него персональное сообщение для Китнисс Эвердин. Маскарад, презрительно фыркнул Хеймитч – тот, кто послал их сюда, прекрасно знал, что девчонки здесь нет.

- Она сейчас… в городе, - заминка в невозмутимом голосе хозяйки была заметна только искушенному, - но я могу передать ей, все, что нужно, как только она вернется.

- У нас распоряжение передать лично, - пробасил незнакомый миротворец. – С вашего позволения мы подождем, - и многозначительно добавил: - Столько, сколько понадобится.


... Из прихожей доносятся недовольные шепотки – после нескольких часов ожидания непрошеные гости, похоже, теряют терпение. Стрелка часов неумолимо приближается к полуночи. У меня колотится сердце, миссис Эвердин нервничает, Прим испуганно жмется к матери. Только ментор спокоен: развалившись в кресле-качалке, будто у себя дома, он картинно зевает и как ни в чем не бывало пересказывает перепуганной хозяйке какие-то столичные сплетни. Но я знаю - это притворство, игра в «кошки-мышки» с теми тремя в форме. Шахматы - отвлекающий маневр: и я, и Прим, и миссис Эвердин понимаем, что от выдержки старого ментора сейчас зависят наши жизни. Он тоже это понимает и потому продолжает разглагольствовать, старательно обходя любые вопросы. Боится, что мы не сможем ответить, как должно?
Я стараюсь не испортить его игру: рассеянно поддакиваю и с умным видом вожу пальцем по столешнице, якобы обдумывая ответный ход. Хотя спроси он меня сейчас, я не смогу ответить - мысли мои далеко отсюда.
Рядом с невидимыми цветами и завитушками рука сама собой выводит ее имя.
Китнисс…
Я не пытаюсь оправдаться - я пытаюсь понять. И ее, и себя. Сейчас, здесь, отсчитывая бесконечно долгие секунды неизвестности, пытаюсь заново осмыслить каждое событие своей жизни, нашей жизни – где и когда я ошибся, что и почему я сделал не так? Пытаюсь вспомнить, что чувствовал всякий раз, провожая глазами длинную темную косу, прыгающую по гордо выпрямленной спине, когда ее обладательница проходила мимо. Неуверенность? Или, может быть, страх? О да, как ни горько признавать себя трусом, но я боялся. Сначала боялся подойти - и не найти правильных и нужных слов… не жалости, но сочувствия. Потом боялся показаться навязчивым – хотя с того самого апрельского утра на школьном дворе шесть лет назад она больше ни разу не посмотрела в мою сторону. Потом боялся не оправдать ожиданий – зачем только я врал себе, ведь никаких ожиданий и не было… Но больше всего я боялся не соответствовать - ее погибшему отцу и ее неожиданному напарнику-охотнику, по которому сохла да и сейчас еще сохнет половина девчонок Двенадцатого дистрикта.
Завидовал ли я? Сознаюсь - завидовал. Тому же Хоторну, который прикрывал ее спину в лесу за забором, куда мне хода не было. Рядом с которым – первым после сестры - она улыбалась и шутила. И чувствовала себя защищенной, чувствовала себя на равных. Я многое бы отдал за его место, но в отличие от Гейла у меня не было даже ее дружбы – лишь две булки с подгоревшей коркой. Не благодарность – обуза.
Ревновал ли я по-настоящему? Вряд ли… скорее, просто сердился. Не на них - на себя. У меня не было права ревновать… у меня вообще не было прав. Помню, как тайком наблюдал за ними обоими, и в сотый, тысячный раз говорил себе, что своим глупым благородством и своим хлебом только все испортил. Она сама определяла свою жизнь, сама выбирала своих друзей. И превыше всего ценила независимость – у меня не было прав подавлять своим вниманием ее свободу. Равно как не было прав делать ее обязанной – ее гордость воспротивилась бы любой моей помощи, придумай я, чем помочь.
Я готов был отдать за нее жизнь – но она приняла лишь буханку хлеба.
Хлеб… иногда я думаю: не окажись она в тот день возле нашей пекарни, кто знает, чем бы все закончилось? Да и началось ли - если бы я не успел помочь, страшно даже представить такой исход. Сейчас очевидно: знай я тогда ее так, как знаю теперь, все было бы иначе. Нашлись бы и нужные слова, и неоспоримые доводы. Вот только жизнь не имеет сослагательных наклонений. Все вышло, как вышло. Не в наших силах изменить то, что уже произошло – можно лишь извлечь уроки и сделать все, от нас зависящее, чтобы не повторить своих же ошибок. Как сказал однажды наш ментор – учение граблями еще никто не отменял...
Словно услышав мои мысли, Хеймитч выжидающе покашливает, и я машинально сдвигаю первую попавшуюся под руку фигуру. Иронично вскинув брови, противник смотрит на меня, на доску - и, укоризненно вздохнув, переставляет моего слона в другую клетку. Неужели он еще может соображать? Я смотрю на часы, на замершую у камина Прим, на партию перед собой… я вижу десяток возможных ходов - не знаю лишь результата. Ментор горько кривится - он-то как раз знает, все десять ходов наперед. Хотя, что это я? Все предельно просто.
Шах и мат, белые или черные.
Пятьдесят на пятьдесят. Вернется – не вернется, предаст – не предаст…
Где-то хлопает входная дверь, заставляя прийти в себя и прислушаться.
- Здрасте, - раздается из прихожей невозмутимый голос Китнисс. Сдавленно выдохнув, Хеймитч сердито закатывает глаза, потирает левый бок и сотый раз за день беззвучно поминает чью-то мать.
Я пытаюсь улыбнуться - и чувствую, как под сердцем, до крови обрезая осколками, ломается и крошится скопившийся за день лед. Где, когда, почему… какая разница, если она вернулась?! В одно мгновение вопросы теряют смысл. Зачем я вру себе? Да, я боялся… но не ее - за нее! Да, я ревновал… и все еще ревную - до одури, до зубовного скрежета! Да, я любил… и сейчас люблю.
И буду любить. Всегда.
Поднимаю на ментора облегченный взгляд - и читаю в его глазах свой приговор. Все-таки ты невозможный мечтатель, Пит Мелларк… и такой же невозможный дурак. К чему все эти твои рассуждения? Не пора ли взглянуть правде в лицо? Наивно надеяться на взаимность и наивно мечтать о свободе. Не той, которая не обременяет узами и обязательствами, а той, которая означает ответственность и возможность выбора. Ты сделал свой выбор еще одиннадцать лет назад… и пусть Капитолий думает, что диктует тебе правила, ты один знаешь истину: не они так решили – ты сам так решил. Ибо пока ты нужен ей – ты будешь рядом. Невзирая на трудности настоящего и неизвестность будущего. В печали и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии. И пусть та, которую ты выбрал, не любила, не любит и не полюбит тебя, но без нее тебе никогда не стать свободным.
Все, что тебе остается - это позволить ей прожить собственную жизнь по собственным правилам.
Не сожалея, не завидуя, не ревнуя. Не требуя благодарности. Не имея никаких прав.
Пока смерть не разлучит вас.
Такова цена твоей свободы.