Я знаю, кто убил ее

Глава 1

Название: Я знаю, кто убил ее
Автор: rose_rose
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: мини, 2228 слов
Пейринг/Персонажи: Альбус Дамблдор/Геллерт Гриндевальд, Аберфорт Дамблдор
Категория: преслэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: три версии гибели Арианы Дамблдор. Которая из них истинна?
Дисклеймер: Роулинг — роулингово, мы просто замышляем шалость.
Примечания: фик написан для команды ГП на Зимнюю фандомную битву 2013 на дневниках. Автор благодарит великого японского писателя Акутагава Рюноскэ за идею.


Альбус


Записка: «Профессор Дамблдор, прошу Вас прибыть в министерство завтра в 10:00. Его Величество и мистер Черчилль будут ждать нас в 11:00. До этого хотелось бы обсудить с Вами некоторые детали берлинской операции». Подписи нет, и так понятно.
Раз.

Статья в «Новейших чарах» за февраль 1945 года: сенсационное изобретение — Приоре Инкантатем, заклинание, позволяющее определять предыдущее, сотворенное той же палочкой. Великая находка для криминалистики.
Два.

И книга по маггловской истории. В ней рассказывается об одном маггловском племени, которое расправлялось с пленниками с поистине маггловской пугающей рациональностью: им разрезали пятки, насыпали в разрезы щетину, а потом забинтовывали и давали срастись. Щетина оставалась в шрамах навсегда, и несчастные могли с грехом пополам ходить, но никак не бегать.
Три.

…Иногда мне кажется, что обычный рабочий беспорядок на моем столе — это древнегреческий хаос, в котором практически уже зародился разум. Иначе почему он неизменно выносит на поверхность подборки текстов, которые трудно рассматривать как случайность?

Записку, разумеется, принесла сова. Но вот все остальное…

Завтра — король, маггловский премьер-министр и министр магии. Послезавтра — Берлин.

Шесть лет я избегал этой встречи. Или сорок семь лет. Как посчитать.

Аберфорт меня так и не простил. Я не знаю, простил ли себя я. Наверное, поэтому я и отправляюсь наконец в Берлин. Чтобы, если удастся, наконец перестать быть как пленник с вросшей в пятки щетиной.

Сорок семь лет я пытаюсь осознать, что тогда произошло. Мерлин, за это время мы стали стариками — я, Аберфорт… Геллерт.

Первые месяцы он писал мне, но я не отвечал, и в конце концов письма прекратились. Я не очень представлял, что ему писать.

Так же, как не очень представлял себе, что сказать ему в нашу последнюю встречу. Не тогда, когда перед нами лежала мертвая Ариана, — тогда каждый из нас и так сказал слишком много.

— Ты предаешь нас! — крикнул мне Аберфорт.

— Он был бы счастливее, если бы вас не было! — крикнул ему Геллерт.

В этот момент я увидел лицо Арианы, застывшее в немом ужасе и неверии, — и, мне кажется, я сам на какую-то секунду застыл так же, как она.

Еще несколько вспышек — и все было кончено. Колдомедики вызвали авроров, те долго читали заклинания над телом сестры, водили палочками, допрашивали нас с Аберфортом. Геллерта к тому времени и след простыл. В конце концов следователь, пожав плечами, сказал, что следы магического воздействия они обнаружили, но чье заклятие послужило причиной смерти — установить невозможно.

— Хотя внезапное исчезновение мистера Гриндельвальда наводит на определенные мысли, — добавил он. Тем не менее, дело закрыли. Думаю, при тогдашнем развитии магической криминалистики даже в присутствии Геллерта невозможно было бы что бы то ни было доказать.

А ночью мне в окно постучали.

— Альбус, только не вызывай авроров, — сказал Геллерт, отпуская водосточную трубу и перекидывая ноги через подоконник.

— Пожалуйста, уходи.

— Альбус, послушай, тебе нельзя здесь оставаться. Мне очень жаль, что все так случилось, но — давай уедем. Я понимаю, не сейчас — после похорон. После того, как Аберфорт придет в себя. Только не хорони себя здесь. Ты погибнешь.

— Пожалуйста, уходи, Геллерт.

— Мы с тобой завоюем мир, поставим его с ног на голову и обратно. Может, в том, что Ариана погибла, есть смысл… — Он, наверное, увидел выражение моих глаз и остановился. — И я люблю тебя.

Вот так просто. Это был Геллерт, и его «я люблю тебя» звучало одновременно как приказ и как уведомление о высочайшей милости, но он сказал это.

И я не смог в ответ спросить его, он ли убил Ариану. Впрочем… в глубине души я, наверное, и так знал ответ.

Я просто сказал:

— Я тоже люблю тебя, Геллерт. А теперь уходи, иначе я вызову авроров.

И на этом мы расстались на сорок семь лет.


Глава 2

Аберфорт


Альбус заходил вчера.

Сказал, что отправляется в Германию.

Мне, видимо, нужно было что-то ответить. Я и ответил:

— Удачи.

Он посмотрел на меня так, будто я плюнул ему в лицо. Прошелся по бару, остановился перед портретом Арианы. Всякий раз, как Альбус к нему подходит, мне хочется запустить ему в голову пивной кружкой. К счастью, он это делает редко.

Но вчера он превзошел самого себя:

— Ты был прав тогда, Аберфорт. А я ошибался, и это стоило ей жизни. И я до сих пор несу груз этой вины.

— Вон отсюда, — сказал я и взялся за палочку. — Вон из моего бара.

Он, кажется, удивился. Но понял, что я не шучу, и все-таки ушел.

Иногда я не знаю, что хуже: то, что мой брат убил нашу сестру, или то, что он — лицемерный самодовольный ублюдок.

Он всерьез считает, будто я считаю, будто ее убил этот немецкий хлыщ. Великий Мерлин.

Я старый дурак с козой и грязным баром, но все-таки не такой идиот, каким меня всю жизнь считает Альбус. Я знаю, кто убил ее.

Зачем Геллерту Гриндельвальду было убивать Ариану? Я раскусил этого красавчика, едва увидел его. Лакированные штиблеты (это у тетки в деревне-то!), девчачьи кудри и бездна гонору. Столичная штучка, задери его мантикраб, звезда Годриковой Лощины. Это чучело ни разу в жизни ни минуты не думало ни о ком, кроме себя. На кой ему сдался Альбус? У него в Берлине таких, поди, пачками.

Это Альбус смотрел на него, как ребенок на шоколадную лягушку. Он прожил дома две недели после маминых похорон и уже не знал, куда себя деть, ходил из угла в угол как потерянный. Мне было даже жаль его, хоть я и злился — мне казалось, он не о маме горюет, а о том, что не поехал со своим приятелем в кругосветное путешествие.

А тут — это чудо, которое выгнали из Дурмштранга пинком под зад.

— Альбус нас больше не любит, — сказала как-то Ариана. Ее было не обмануть, она всегда видела все как есть.

А потом у нас в доме стали появляться карты. Магические карты всяких стран и городов. Вообще-то Альбус привез их с собой, но поначалу убрал подальше. А теперь они стали расползаться по всем поверхностям в доме — вместе с книгами. В своей комнате ему было тесно. Ему вообще было у нас тесно.

Я ведь прямо его спрашивал, собирается ли он уехать с этим своим немецким хахалем, и он сказал: «Нет». А я сказал: «Можешь уезжать».

Понимаете, в том-то все и дело. Можно подумать, я не знал, что рано или поздно он нас бросит! Не этим летом — так следующим. Какая разница. Да мы и без него неплохо обходились. Я пытался ему это объяснить, но без толку. Он придумал себе, что мы — его долг, и упорно гнул свою линию. Это-то меня и бесило больше всего. Если бы он оставался с нами потому, что заботился о нас — да ладно обо мне, об Ариане! — но ведь нет. Ему, если по-настоящему, было на нас плевать, но он считал, что так надо.

Я знал, что рано или поздно он не выдержит, и мне было все равно. Но Ариану было жалко. Я не знаю, почему она его так любила, правда. И что бы он ни делал, она все равно за него цеплялась. Я смотреть не мог, как он огрызается, одергивает ее, не обращает на нее внимания — и как ей больно от этого. Лучше бы он и правда уехал куда подальше.

Вот из-за этого мы и ссорились постоянно. Однажды я не выдержал, закричал ему: «Ты был бы рад, если бы нас не было!» Честно говоря, я надеялся, что он скажет: «Ну что ты такое говоришь!» А он как-то устало пожал плечами и ответил: «Но ведь вы же есть».

Ну вот. А потом… все случилось. Может быть, аврорский следователь и правду сказал: «Случайное заклятье, рикошет». Только сомневаюсь я. Я ведь помню, каким Альбус тогда был. И как хотел, чтобы нас не было, помню. И помню, как он крикнул тогда:

— Ты вцепился в меня и душишь! — а может, и не «ты», а «вы». «Вы душите…»

Иногда мне кажется, что он и сам верит, будто это сделал Гриндельвальд. Я молчу. Ариану все равно не вернешь. Я сорвался только один раз — на похоронах, когда он, такой весь лощеный в траурной мантии, подошел ко мне и сказал:

— Мне очень жаль, Эйб.

Будто я был троюродной теткой какой-нибудь. Я бросился на него — и дальше ничего не помню. Мне потом уж сказали, что я сломал ему нос в двух местах.

После похорон мы десять лет не разговаривали. Он пытался, но я его каждый раз посылал. Сов возвращал, письма жег. Проклятья на него накладывал, когда он появлялся на пороге. А потом… не знаю. Я его ненавижу порой, но у меня никого кроме него нет — только козы.

Хотя, если вдуматься, козы куда как получше людей.


Глава 3

Геллерт


— Геллерт, это был ты? — спросил он меня.

Самое смешное, я сразу понял, о чем он. Прошло почти полвека, и в нас обоих мало что осталось от тех юнцов, которые когда-то пололи грядки тете Батти. Но Альбус Дамблдор по-прежнему оставался Альбусом Дамблдором.

Он стоял передо мной в разбомбленном, горящем Берлине, посреди Европы, превратившейся в адское жерло, которое поглотило миллионы магглов и несколько тысяч волшебников в придачу, — бледный, усталый, постаревший, с сединой в длинных волосах, которыми когда-то так гордился, в аврорской форме, которая выглядела на нем невыразимо нелепо. Он только что выбил у меня из рук Бузинную палочку — самый драгоценный, самый желанный из Даров Смерти. Наверняка обеспечил себе пожизненное место на этих их обожаемых… карточках от шоколадных жаб — или какую там еще гадость они едят. Да. Он стоял передо мной — и его интересовало одно: не я ли убил сорок семь лет назад больную слабоумную девчонку.

Разрази меня Тор.

Впрочем, нет. Он ведь и спросил-то не совсем так.
Он спросил: «Геллерт, так это все-таки был ты?».

Разрази меня Тор дважды.

— Альбус, иди в задницу, — сказал я. Хотя, кажется, я выразился покрепче.

И тогда он стянул мне руки магической веревкой, снял защитный купол и подозвал своих авроров, чтобы меня увели. Все это было так же нелепо, как вся история наших с ним отношений. Так нелепо, что я расхохотался. Прямо там, на глазах у английских вояк, окончательно подтвердив их мнение о том, что я — спятивший маньяк.

Только потом — уже здесь, в Нурменгарде, до меня дошел истинный смысл этой сцены.

Он с первой минуты обвинил и приговорил меня, и при этом — при этом, понимаете ли! — все эти сорок семь лет терзался мыслью, а не он ли все-таки был убийцей. Когда я это осознал, я расхохотался снова. И в третий раз — когда понял, что я пусть и ненамеренно, но все-таки не сделал ничего, чтобы развеять его сомнения.

Впрочем, что бы я мог ему сказать?

Я не убивал девчонку. И только круглый идиот вроде самого Альбуса мог заподозрить, что это сделал Альбус. Случайное заклятье? Я вас умоляю. Этот английский педант обращался с палочкой, как вышивальщица с иголкой. А значит, остается только один подозреваемый, так ведь? Я знаю, кто убил ее.

Я никогда никому не рассказывал об этом, но за день до того, как она погибла, ко мне приходил Аберфорт. Я уже собирался ложиться спать, когда на пороге появилась тетушка с поджатыми губами и недовольно объявила, что внизу меня ждет «молодой Дамблдор».

Я был уверен, что это Альбус, и скатился вниз по ступенькам в мгновение ока, но молодой Дамблдор оказался действительно «молодым» — то есть младшим. Я честно пригласил его в дом, но он мотнул головой в сторону крыльца.

— Слушай, Геллерт… — Он потоптался на месте и шумно сглотнул. Я не уставал удивляться тому, как мало сходства было между ним и братом. Он сглотнул еще раз и выдал: — Уезжай отсюда.

Я не поверил своим ушам. Но плотина уже прорвалась, и теперь он заговорил быстро-быстро, торопясь выдать все, что там у него варилось в нечесаной голове.

— Уезжай, пожалуйста. Один, без Альбуса. Я же вижу, тебе все равно, а он готов за тобой, как собачка, бегать. Он все время твердит о том, как вы с ним поедете на континент и будете искать то и исследовать это. Я его знаю. Он… нормальный, хоть и зануда и задается вечно. Но ему бы в голову не пришло нас бросить, если бы не ты. А я — я не справлюсь один с Арианой. Понимаешь? Я на все ради нее готов, но один — не справлюсь. Ее заберут в Мунго, в палату для неизлечимых, а там — знаешь, как там? Я слышал, что таких, как она, под Империо держат. Годами. Она там не выдержит, понимаешь! Лучше смерть, чем такое! — постепенно Аберфорт перешел на крик, а под конец своей тирады еще и пару раз мазнул кулаком по скулам, смахивая слезы. Приятного в этом зрелище, прямо скажем, было мало. В ситуации — тем более.

— Разберитесь с этим как-нибудь сами. И знаешь — не ходи сюда больше, — сказал я и ушел в дом, захлопнув за собой дверь. Пастушок остался на крыльце.

Разумеется, обсуждать это с Альбусом я не собирался. На следующий день, когда мы с ним встретились, он поначалу был молчаливее обычного, но постепенно начал шутить и смеяться, как всегда. Нам с ним всегда было весело вместе.

А когда под вечер мы зашли к нему домой, разгорелась та ссора…

Мы быстро перешли на крик, все было шумно и беспорядочно, в воздух полетели заклинания, потом Альбус заорал:

— Если так, то я уйду прямо сейчас! И не вернусь!

Я помню, как изменилось в тот момент лицо его брата. Еще пара вспышек — и все. Впрочем, я не утверждаю, что Аберфорт собирался ее убивать. Может, хотел ее оглушить и сделать вид, что это выплеск ее собственной магии, чтобы задержать брата хоть на время. Может, в ответ на его заклинание у нее и правда случился выплеск. У этой несчастной дурочки, похоже, вообще был большой потенциал.

Интересно, ожидал ли Аберфорт такого эффекта?

Сорок семь лет покаяния, зарытые в землю амбиции, изнасилованная войной Европа — уж наверное, если бы мы с Альбусом взялись менять мир вместе, он помог бы мне сделать это как-нибудь поаккуратнее, — и все открытия, которых мы с ним не совершили, и все новые рубежи, которых не покорили, — все пущено по ветру из-за одной мертвой слабоумной девчонки, которую все равно уже не вернешь. Из-за пешки, куклы, нуля без палочки.

И эти чокнутые англичане еще называют нас, немцев, сентиментальными.



FIN