История одного мальчика.Площадь на улице Гриммо на первый взгляд была самым обычным местом, все еще сохранившим в себе традиции старого Лондона. Те же мощенные крупным камнем дорожки, те же беседки, скрытые от любопытных глаз зелеными стенами живой изгороди, те же люди в аккуратных костюмах, прогуливающиеся вдоль улицы и интеллигентно беседующие о прелестях и невзгодах жизни. В прелестную картину старого Лондона не вписывались лишь высокие серые стены жилого квартала, чуть дальше по улице. Но в августовский день начала нашего повествования еще и погода выдалась на редкость скверная: промозглый ветер пробирал до костей, а ливень придавал еще большее уныние и без того безрадостной картине. Люди прятались под зонтами и спасались от ветра, поднимая воротники пальто и плащей и, кутаясь в шарфы. Каждый ворчал себе под нос, что погода ужасна и совсем не соответствует середине августа. Вот налетел особенно яростный порыв ветра и люди заспешили, мечтая спрятаться от сырости и холода в солнечных и теплых стенах какого-нибудь помещения. И никто из них не обращал внимания на дома, которые тянулись вдоль улицы вплоть до самой площади сплошной серой стеной, на фасаде которых менялись лишь номера. А зря, так как на домах нависающих прямо над площадью не хватало номера. За домом номер 11 шел дом под номером 13, а между ними была глухая стена. Все проходящие мимо люди этого не замечали, а если и замечали, то лишь пожимали плечами и шли дальше. Все говорило о том, что дома номер 12 здесь просто нет, но он был. Хотя неправильно было бы назвать это строение домом. Огромный замок из черного камня, облицованного темно-зеленым мрамором, скрывали от посторонних глаз защитные чары, настолько мощные, что проходящие маглы ни только не видели, но и не чувствовали присутствие в этом месте еще одного дома. В замке было множество комнат, их было настолько много, что полный осмотр имения занял бы ни один день. Но в данный момент нам нужна только одна комната, одна из множества на третьем этаже, с большой двойной дубовой дверью с серебряными ручками, отдаленно напоминающими змей. За массивной дверью скрывалась просторная комната, интерьер которой был выдержан все в тех же серебристо-зеленых тонах, однако уныние и тоска, которые, казалось, можно было потрогать руками, висели в воздухе бесплотным, серым маревом. Краски помещения казались блеклыми и скучными, гобелены и портьеры дряхлыми и безвкусными, а массивная кровать на серебряных ножках вообще не вписывалась в интерьер. Обитатель этой огромной, мрачной комнаты стоял перед большим зеркалом в раме, увитой змеями, и смотрел на свое отражение, отчаянно пытаясь найти в нем хоть что-нибудь приятное глазу. Обитателю комнаты на вид было лет десять, а может чуть больше, но в черных глазах читались сдержанность и высокомерие, совсем не присущие мальчишкам этого возраста. Паренек скептически рассматривал парадную мантию из черного шелка с серебряной вышивкой, в которую был одет, и с каждой секундой понимал, что все больше ненавидит этот дом и все что с ним связанно. Неожиданно в дверь постучали, да так громко, что мальчишка подпрыгнул, а потом чуть слышно чертыхнулся.
-Сириус Орион Блек! - Из-за двери послышался холодный, не лишенный стальных ноток, женский голос. - У тебя пять минут, а потом я жду тебя в гостиной, - голос затих, а потом послышался размеренный стук каблуков по мраморному полу. Тяжело вздохнув, парень рухнул на кровать, наплевав на то, что мантия может помяться. Стены из крупного серого камня давили на него, вычурная мантия с серебряными застежками сдавливала горло, мешая дышать, а этот дом со всеми своими комнатами, садами и оранжереями был противен ему до глубины души. Сириус не любил это место не столько за мрачность и вычурность, он ненавидел его за то, что ему здесь никогда не были рады, его не любили, а разговоры о чистоте крови и высоком положении в обществе, нагоняли тоску. Огненная, энергичная душа мальчишки жаждала свободы, но каждый раз натыкалась на серые холодные стены традиций и нравов. Даже родная мать относилась к нему как к наследнику, продолжателю роды, но никогда как к ребенку и родному сыну. У него было все: роскошные имения по всему миру, куча денег, игрушки и вещи о которых только можно было мечтать, но ему это было не нужно. Как и любому ребенку, ему хотелось тепла и понимания, хотелось любви, и он с радостью променял бы все свои богатства на простое «Я люблю тебя» из уст матери. Но, к сожалению, он никогда не услышит эти простые слова. Его мать — Вальбурга Гертруда Блек, была суровой, безжалостной женщиной, помешанной на чистоте крови и всех тех аристократических штуках, которые Сириус терпеть не мог. Сколько бы он не старался, мать всегда была чем-то недовольна. Ведь Сириус, как и любой другой мальчишка, был озорным и непокорным, привычка нарушать правила и ломать устои была у него в крови, а способность попадать в неприятности сопровождала его всю жизнь. Сначала он пытался себя сдерживать, но как только понял, что это бесполезно, попросту наплевал на правила, стал сбегать в магловскую часть Лондона, даже завел пару знакомы среди маглов. В общем, делал все, чтобы вывести дорогую матушку из холодного равновесия. Сириус хранил под кроватью, за завесой простейшего заклятья, отводящего взгляд, стопки магловских журналов и буклетов, плакатов и фото. На почетном месте лежал дорогой сердцу плакат огромной машины, которую маглы, кажется, называли мотоциклом. Мотоцикл привлекал Сириуса мощностью и габаритами, и он мечтал на нем прокатиться, хотя пока ему довелось видеть это чудо техники всего лишь раз. Сейчас Сириус, закусив губу, вспоминал тот день, когда мать впервые узнала о его пристрастии к тому, что по ее мнению считалось позорным и грязным. Тогда ему, кажется, было шесть или семь лет, но точно Сириус не помнил. В памяти осталось только каменное, не выражающее ровно никаких эмоций лицо матери. Она не кричала, не проклинала, не называла осквернителем рода и даже не подняла на него палочку, но в памяти мальчика этот день окрашивала черная краска. Заглянув к сыну в комнату и обнаружив у него в руках плакат с человеком верхом на большой черной машине, Вальбурга молча забрала его из рук сына и медленно порвала на куски. Сириусу на миг показалось, что прошла целая вечность, прежде чем последний обрывок любимого плаката плавно опустился на кремовый ворс пушистого ковра. Не сказав ни слова мадам Блек направила на клочки бумаги палочку и ровным, холодным тоном произнесла...
– Инседио! - а потом ушла, оставив после себя горящую на ковре бумагу и сына, который размазывал катящиеся по щекам слезы. Сириус Блек плакал очень редко, вернее сказать даже никогда за исключением того рокового дня. Даже когда мать наказывала его каким-то заклинанием, известным только ей, но от этого не менее болезненным, он только шипел, покрепче стискивая зубы, но полыхающий кусок бумаги пробудил в нем совершенно недостойные аристократа чувства. Плача навзрыд, зарывшись лицом в подушку, он отчетливо видел на месте обугленного листа свою собственную жизнь, кубарем катящуюся под откос семейных принципов и устоев. Он даже не видел, как в комнату осторожно заглянул Кикимер. Домового эльфа семейства Блек Сириус ненавидел так же сильно как и все так или иначе связанное с родовым поместьем, но ничего не мог поделать с его присутствием. Однако как бы нелестно Сириус не отзывался о нем, но свое дело Кикимер знал. Одним движением сухонькой руки эльф потушил огонь, другим убрал с ковра остатки бумаги и говорящее само за себя угольно-черное пятно от прерванного секунду назад контакта ковра с огнем. Затем Кикимер не говоря не слова растворился в воздухе, оставив плачущего ребенка наедине с собой. Сириус отчетливо помнил, что слезы кончились только спустя пару часов, когда в комнату заглянул Регулус. Пожалуй, брат был единственным, кто вызывал в Сириусе поистине теплые чувства. Он помог тогда трехлетнему брату забраться на высокую кровать и заглянул в по-детски испуганные голубые глаза. Заглянул и невольно улыбнулся той наивности, что в них плескалась.
– Ты плакал? - вопрос из уст младшего брата застал Сириуса врасплох. Яростно помотав головой, он вытер красные, мокрые от слез глаза кулаками и прижал к себе брата. Гладя, медленно засыпающего Регулуса по иссиня-черным волосам, он до боли стиснул свободную руку в кулак и клятвенно пообещал самому себе, что больше никогда не заплачет и сделает все для того чтобы сделать брата счастливым. Вырвавшись из цепких лап воспоминаний, Сириус резко сел на кровати и ухмыльнулся. С той памятной ночи прошло больше пяти лет, а Регулус превратился из малыша в наглого до кончиков ногтей, но как прежде верного брату восьмилетнего мальчишку. А Сириус по-прежнему держал свою клятву, делая все чтобы в брата никогда не полетел луч карающего заклятья. Вспомнив, синяки и ссадины оставляемые по всему телу заклятьем матери, Сириус невольно поежился. Словно в довершение к его мрачным мыслям прямо у него перед носом из воздуха материализовался Кикимер.
– Госпожа велела передать, что теряет терпение, и требует от юного лорда Блека его немедленного появление в парадной гостиной. - Не обращаясь, ровным счетом ни к кому проскрипел Кикимер и исчез точно так же как и появился. Тяжело вздохнув лорд Блек, до кончиков волос ненавидящий свой титул, спрыгнул с кровати и лениво поплелся прочь из комнаты. Злить дражайшую матушку своим и без того недостойным поведением и испытывать на прочность ее терпение, которому и так наверняка уже пришел конец, он не собирался. Спускаясь по мраморной лестнице, Сириус жевал жвачку, которую как самый пропащий магл попросту украл на улице у проходившего мимо мальчишки. Ненароком бросив взгляд на огромные настенные часы, висевшие над лестницей, он широко улыбнулся. На прием к Малфоям они катастрофически опаздывали и, это не могло не радовать. Однако стоило ему спуститься еще на несколько ступеней ниже, как улыбку Сириус предусмотрительно сменил на каменную маску безразличия. Еще шаг и он выплюнул жвачку в кулак и приклеил на внутреннюю сторону перил. А через миг с каменным выражение на лице и бушевавшим внутри смехом он появился в гостиной, по которой взад вперед вышагивала его мать собственной персоной. Увидев старшего сына, она шагнула к нему, взмахнула палочкой, отчего помятая в нескольких местах мантия разгладилась, после чего подтолкнула его к камину, возле которого, ухмыляясь, стоял Регулус. Набрав в ладонь горсть летучего пороха, Сириус шагнул в камин и поманил за собой брата, незаметно от матери подмигнув ему. Регулус все понял и, последовав негласному совету брата, набрал пороха в левую руку и шагнул под своды камина. Сириус положил на плечо брата свободную от пороха руку и многозначительно на него посмотрел. Регулус кивнул и, словно по команде понятной только им братья разжали пальцы, высыпая на дно камина струи пороха. Едва последние коснулись мраморной плиты, братья дружно выкрикнули...
– Малфой-Мэнор, - и унеслись прочь в вихре зеленого света. Летя мимо бесконечных каминов, Сириус думал о том, что ждет его по возвращению домой, но мрачные мысли не желали закрепляться в голове и, в глубине души он был им благодарен. Поэтому Сириус решил насладиться сомнительной, хотя и хрупкой свободой, которая предоставлялась ему только во время подобных светских раутов, и покрепче сжал плечо брата.
P.S. Это моя первая проба пера, так что здравую критику выслушаю с удовольствием. Жду ваших отзывов.
Светский раут или второй по списку худший день его жизни.Малфой-Мэнор встретил братьев обилием серебра и мрамора. Чуть приглушенный свет сотен свечей придавал огромному, слегка мрачному и вычурному помещению легкие нотки таинственности. Хотя, казалось, все вещи здесь могли похвастаться такой длинной полной загадок историей, что уступали в возрасте и таинственности разве что самому особняку да людям со стальным взглядом на обрамленных золотом картинах. Десятки глаз, как живых, так и давно покойных внимательно наблюдали за вышедшими из камина мальчиками.
– Лорды Сириус и Регулус Блеки! - Торжественный тон облаченного в парадную, шитую серебром занавеску домового эльфа показался Сириусу донельзя глупым и нелепым. Однако статус, закрепленный за его семьей в высшем обществе, не позволил мальчику даже улыбнуться. Выбравшись из камина, он холодно кивнул всем присутствующим, а затем двинулся к стоящим в самом дальнем углу креслам, буквально волоча за собой брата. Стоило им сделать несколько шагов, как об их присутствие тут же все забыли, так как им на смену пришли новые люди. Еще более торжественным, срывающимся от волнения голосом эльф представил вновь прибывших.
– Лорд Орион Блек и его супруга миссис Вальбурга Блек. - чета Блек выбралась из камина вслед за сыновьями и, Вальбургу тут же утянула куда-то жена ее брата Друэлла, а Орион завел разговор с мужем Друэллы Кигнусом, вежливо приняв, предложенную сигару. Окинув зал беглым взглядом, Сириус незаметно для всех ухмыльнулся: все здесь, так или иначе, приходились ему родней. И глядя на повторяющиеся черты различных лиц, мальчик, в который раз, подчеркнул для себя минусы чистой крови. Убравшись подальше от родителей, Сириус уселся в глубокое кожаное кресло, и сейчас отгонял от себя навязчивую мысль, плюнуть на правила этикета и забраться в кресло с ногами. Регулус ушел за едой и напитками и, сейчас его невысокая фигурка то и дело мелькала между спинами взрослых. С улыбкой глядя на брата, Сириус размышлял над тем, что ждет его завтра и, соизволит ли мать вспомнить, что он через две недели едет в Хогвартс и пора бы наведаться в Косой переулок. Ровно три недели назад он получил заветное письмо, в котором говорилось, что он зачислен в школу чародейства и волшебства Хогвартс. Мать тогда лишь сказала, что безумно счастлива и, хотя он не верил ни ее словам, ни дежурной улыбке, настроение было слишком хорошим, чтобы обращать на это внимание. Мать так же напомнила о том, что все без исключения Блеки заканчивали Слизерин, однако с каждой прочитанной строчкой письма Сириус все крепче убеждал себя в том, что ни за что на свете не шагнет под знамена серебристо-зеленого факультета. Даже если придется умолять шляпу на коленях, но ноги его не будет в мрачных, сырых подземельях. В идеале он мечтал о Грифиндоре, представляя себя в красно-золотом галстуке и в мантии с фирменной нашивкой с рычащим львом, хотя в глубине души понимал, что будет рад даже Пуфендую, лишь бы не отправили в ненавистный семейный факультет. Мысли о Хогвартсе заставили его оглянуться в поисках родственников школьного возраста. Если на считать сестер Блек, здесь были только сын хозяев дома Люциус Малфой и его не менее чистокровный друг Герберт Нотт. Оба парня в этом году перешли на шестой курс и с высоты своего возраста и знаний не обращали на Сириуса совершенно никакого внимания, за что последний был им безумно благодарен. Желания выслушивать нотации слизеринцев и аристократов до мозга костей абсолютно не было. Неожиданно Сириус вспомнил о своих кузинах и перевел взгляд. Сестры Блек стояли недалеко от него и о чем-то разговаривали, совершенно его не замечая. От нечего делать Сириус принялся их рассматривать, так, словно видел впервые в жизни. Старшая из девочек, пятикурсница Андромеда была высокой и статной, длинные каштановые волосы водопадом струились по ее плечам и спине, доставая до колена, а серебристое коктейльное платье и небольшой темно-зеленый клатч выдавали в ней представительницу аристократического факультета. Однако чуть грустный взгляд светло-голубых глаз, говорил, что ей, как и кузену не очень здесь нравилось. Средняя — третьекурсница Беллатриса была разительно не похожа на Андромеду. Едва ли ниже сестры, стройная и элегантная, он выглядела старше своих лет. Густые черные волосы длиной до пояса, словно покрывало лежали на ее спине, а в таких же черных, как волосы глазах плескался лед вперемешку с плохо скрываемым фанатизмом. Белла пожалуй была единственной, кто питал к чистой крови и темным искусствам такой трепет и обожание, которые граничили с безумством. Младшая из сестер Нарцисса была больше чем на год младше Сириуса и, потому он никогда прежде ее не видел, ведь выход в свет был разрешен девочкам высшего круга общества лишь с десяти лет. Мальчикам же разрешали выход в свет по достижении восьмилетнего возраста, поэтому одиннадцатилетний Сириус был завсегдатаям на подобных вечерах. С интересом рассматривая младшую из кузин, Сириус отметил, что она была столь же непохожа на сестер, сколь различны по своей природе мандрагора и ромашка. Светловолосая, сероглазая Нарцисса меркла на фоне сестер, хотя для первого раза держалась вполне неплохо. Отношение Сириуса к сестрам тоже было различным: Меду он любил и уважал, Беллатрикс побаивался и откровенно избегал, а к Нарциссе не питал абсолютно никаких чувств. К сожалению, за исключением брата его нелюбовь к Слизерину поддерживала только Андромеда, которая побоялась пойти против семьи и сейчас очень об этом жалела. Сириус узнал об этом, когда Меда застала его за попыткой превратить змей обрамляющих зеркало в его комнате во львов. Змеи с косматой рыжей гривой тогда здорово ее позабавили. Она поспешила все вернуть на место, пока не пришла миссис Вальбурга, а уходя из комнаты, загадочно улыбаясь, посоветовала Сириусу слушать только собственное сердце. От воспоминаний улыбающегося Сириуса отвлек брат, который уже несколько минут тщетно пытался до него достучаться. Хлопнув Регулуса по плечу, Сириус забрал у него блюдо с фазанами и поставил его на чайный столик, кивком указав брату на соседнее кресло. Взглянув, на взявшегося за приборы брата, Сириус только хитро улыбнулся и, убедившись, что на них никто не смотрит, отломал от фазана ногу и запихнул ее в рот. Быстро обглодав мясо, он бросил кость обратно на блюдо, с довольным видом вытирая руки об обшивку кресла.
– Ты сейчас похож на пса, который только что стянул из кухни кусок мяса. - шепотом заметил Регулус. Придерживая кости вилкой и ловко орудуя ножом, он доедал второй окорок. Сириус ухмыльнулся и сунул руку в карман мантии.
– А сейчас будет еще интереснее, - беспристрастно заявил он, вынимая одну из дежурных отцовских палочек и пряча ее в рукав. Глаза Регулуса округлились от страха и восторга, а сам он чуть заметно съежился.
– Не надо паники, а то ты меня выдашь, - заметил Сириус, выбирая себе жертву. Брат послушно кивнул и уткнулся в свою тарелку, сделав вид, что ужасно увлечен ее содержимым. Довольно хмыкнув, Сириус, спрятав руку за подлокотником кресла, направил палочку на свою среднюю и самую нелюбимую кузину и, прошептал себе под нос.
– Colore Latruncularius! - рука описала в воздухе изящный пируэт. Полупрозрачный, практически незаметный луч пролетел через зал и коснулся черных кудрей Беллатрисы. А через мгновение торжественность вечера была бесцеремонно прервана ее громким криком. Прижавшись спиной к стене, Белла прикрывала голову руками и пронзительно визжала, совершенно забыв о том, где находится. Причиной ее истерики стали волосы, которые покрылись белой клеткой, после чего стали напоминать шахматную доску. Возле перепуганной Беллы тут же выросла Андромеда, которая взмахом палочки попыталась все исправить, но стало еще хуже. Белые клетки на волосах стали синими, а затем красными. Пока на помощь дочерям спешила Друэлла, Сириус, старательно скрывая смех, наблюдал за Люциусом, который согнувшись пополам, держался за живот и тресся в беззвучном смехе. Рядом с ним, спрятав лицо в ладони, икал от смеха Герберт Нотт. Пока приводили в порядок Беллу, и утешали перепуганную Нарциссу вечер подошел к концу. Провожая гостей, хозяева дома кланялись и извинялись, а их наследник незаметно вытирал выступившие слезы рукавом мантии. Семейство Блек отправилось домой одним из последних, и только после того, как Вальбурга закончила учить брата жизни. Стоило Сириусу ступить на пол родного поместья, как, вышедшая из камина следом за ним, мать схватила его за ворот мантии и потащила вверх по лестнице. Волоча за собой Сириуса, она ворвалась к нему в комнату и бросила сына на кровать. Не дрогнувшей рукой, она выхватила из тумбочки свиток пергамента с тем самым цветовым заклинанием и порвала его в клочки. Затем выхватив из-за пояса палочку, она направила ее на Сириуса и едва слышно прошипела.
– Poena, - спустя секунду Сириус почувствовал боль и стиснул зубы, чтобы не закричать. Тем временем Вальбурга вытащила из его рукава палочку мужа, продолжая поддерживать заклинание. Целых пять минут она стояла над сыном, направив на него палочку, и за это время мальчик не издал ни звука. А затем она ушла, запечатав дверь заклинанием. Сириус все еще лежал и ждал, что наказание продолжится, но поняв, что все закончилось, он осторожно сел. Все тело ныло, как после тяжелой физической тренировки, а на коже проступали синяки и ссадины. Осторожно потрогав пальцем один, самый жуткий на вид синяк на предплечье, Сириус скрипнул зубами от боли. Это заклятие Вальбурга создала сама, странная смесь Круциатуса и магловской плети, штука ужасно болезненная. Стараясь не думать о проступающих ранах, Сириус упал на кровать, раскинув руки и ноги, в надежде избавится от боли. Усталость навалилась на него совершенно неожиданно, заглушая боль. А спустя пару минут мальчик уже спал, полностью одетый в ботинках и мантии поверх не разобранной постели.