Сириус Блек. Какого это, быть чистокровным.

История одного мальчика.

Площадь на улице Гриммо на первый взгляд была самым обычным местом, все еще сохранившим в себе традиции старого Лондона. Те же мощенные крупным камнем дорожки, те же беседки, скрытые от любопытных глаз зелеными стенами живой изгороди, те же люди в аккуратных костюмах, прогуливающиеся вдоль улицы и интеллигентно беседующие о прелестях и невзгодах жизни. В прелестную картину старого Лондона не вписывались лишь высокие серые стены жилого квартала, чуть дальше по улице. Но в августовский день начала нашего повествования еще и погода выдалась на редкость скверная: промозглый ветер пробирал до костей, а ливень придавал еще большее уныние и без того безрадостной картине. Люди прятались под зонтами и спасались от ветра, поднимая воротники пальто и плащей и, кутаясь в шарфы. Каждый ворчал себе под нос, что погода ужасна и совсем не соответствует середине августа. Вот налетел особенно яростный порыв ветра и люди заспешили, мечтая спрятаться от сырости и холода в солнечных и теплых стенах какого-нибудь помещения. И никто из них не обращал внимания на дома, которые тянулись вдоль улицы вплоть до самой площади сплошной серой стеной, на фасаде которых менялись лишь номера. А зря, так как на домах нависающих прямо над площадью не хватало номера. За домом номер 11 шел дом под номером 13, а между ними была глухая стена. Все проходящие мимо люди этого не замечали, а если и замечали, то лишь пожимали плечами и шли дальше. Все говорило о том, что дома номер 12 здесь просто нет, но он был. Хотя неправильно было бы назвать это строение домом. Огромный замок из черного камня, облицованного темно-зеленым мрамором, скрывали от посторонних глаз защитные чары, настолько мощные, что проходящие маглы ни только не видели, но и не чувствовали присутствие в этом месте еще одного дома. В замке было множество комнат, их было настолько много, что полный осмотр имения занял бы ни один день. Но в данный момент нам нужна только одна комната, одна из множества на третьем этаже, с большой двойной дубовой дверью с серебряными ручками, отдаленно напоминающими змей. За массивной дверью скрывалась просторная комната, интерьер которой был выдержан все в тех же серебристо-зеленых тонах, однако уныние и тоска, которые, казалось, можно было потрогать руками, висели в воздухе бесплотным, серым маревом. Краски помещения казались блеклыми и скучными, гобелены и портьеры дряхлыми и безвкусными, а массивная кровать на серебряных ножках вообще не вписывалась в интерьер. Обитатель этой огромной, мрачной комнаты стоял перед большим зеркалом в раме, увитой змеями, и смотрел на свое отражение, отчаянно пытаясь найти в нем хоть что-нибудь приятное глазу. Обитателю комнаты на вид было лет десять, а может чуть больше, но в черных глазах читались сдержанность и высокомерие, совсем не присущие мальчишкам этого возраста. Паренек скептически рассматривал парадную мантию из черного шелка с серебряной вышивкой, в которую был одет, и с каждой секундой понимал, что все больше ненавидит этот дом и все что с ним связанно. Неожиданно в дверь постучали, да так громко, что мальчишка подпрыгнул, а потом чуть слышно чертыхнулся.
-Сириус Орион Блек! - Из-за двери послышался холодный, не лишенный стальных ноток, женский голос. - У тебя пять минут, а потом я жду тебя в гостиной, - голос затих, а потом послышался размеренный стук каблуков по мраморному полу. Тяжело вздохнув, парень рухнул на кровать, наплевав на то, что мантия может помяться. Стены из крупного серого камня давили на него, вычурная мантия с серебряными застежками сдавливала горло, мешая дышать, а этот дом со всеми своими комнатами, садами и оранжереями был противен ему до глубины души. Сириус не любил это место не столько за мрачность и вычурность, он ненавидел его за то, что ему здесь никогда не были рады, его не любили, а разговоры о чистоте крови и высоком положении в обществе, нагоняли тоску. Огненная, энергичная душа мальчишки жаждала свободы, но каждый раз натыкалась на серые холодные стены традиций и нравов. Даже родная мать относилась к нему как к наследнику, продолжателю роды, но никогда как к ребенку и родному сыну. У него было все: роскошные имения по всему миру, куча денег, игрушки и вещи о которых только можно было мечтать, но ему это было не нужно. Как и любому ребенку, ему хотелось тепла и понимания, хотелось любви, и он с радостью променял бы все свои богатства на простое «Я люблю тебя» из уст матери. Но, к сожалению, он никогда не услышит эти простые слова. Его мать — Вальбурга Гертруда Блек, была суровой, безжалостной женщиной, помешанной на чистоте крови и всех тех аристократических штуках, которые Сириус терпеть не мог. Сколько бы он не старался, мать всегда была чем-то недовольна. Ведь Сириус, как и любой другой мальчишка, был озорным и непокорным, привычка нарушать правила и ломать устои была у него в крови, а способность попадать в неприятности сопровождала его всю жизнь. Сначала он пытался себя сдерживать, но как только понял, что это бесполезно, попросту наплевал на правила, стал сбегать в магловскую часть Лондона, даже завел пару знакомы среди маглов. В общем, делал все, чтобы вывести дорогую матушку из холодного равновесия. Сириус хранил под кроватью, за завесой простейшего заклятья, отводящего взгляд, стопки магловских журналов и буклетов, плакатов и фото. На почетном месте лежал дорогой сердцу плакат огромной машины, которую маглы, кажется, называли мотоциклом. Мотоцикл привлекал Сириуса мощностью и габаритами, и он мечтал на нем прокатиться, хотя пока ему довелось видеть это чудо техники всего лишь раз. Сейчас Сириус, закусив губу, вспоминал тот день, когда мать впервые узнала о его пристрастии к тому, что по ее мнению считалось позорным и грязным. Тогда ему, кажется, было шесть или семь лет, но точно Сириус не помнил. В памяти осталось только каменное, не выражающее ровно никаких эмоций лицо матери. Она не кричала, не проклинала, не называла осквернителем рода и даже не подняла на него палочку, но в памяти мальчика этот день окрашивала черная краска. Заглянув к сыну в комнату и обнаружив у него в руках плакат с человеком верхом на большой черной машине, Вальбурга молча забрала его из рук сына и медленно порвала на куски. Сириусу на миг показалось, что прошла целая вечность, прежде чем последний обрывок любимого плаката плавно опустился на кремовый ворс пушистого ковра. Не сказав ни слова мадам Блек направила на клочки бумаги палочку и ровным, холодным тоном произнесла...
– Инседио! - а потом ушла, оставив после себя горящую на ковре бумагу и сына, который размазывал катящиеся по щекам слезы. Сириус Блек плакал очень редко, вернее сказать даже никогда за исключением того рокового дня. Даже когда мать наказывала его каким-то заклинанием, известным только ей, но от этого не менее болезненным, он только шипел, покрепче стискивая зубы, но полыхающий кусок бумаги пробудил в нем совершенно недостойные аристократа чувства. Плача навзрыд, зарывшись лицом в подушку, он отчетливо видел на месте обугленного листа свою собственную жизнь, кубарем катящуюся под откос семейных принципов и устоев. Он даже не видел, как в комнату осторожно заглянул Кикимер. Домового эльфа семейства Блек Сириус ненавидел так же сильно как и все так или иначе связанное с родовым поместьем, но ничего не мог поделать с его присутствием. Однако как бы нелестно Сириус не отзывался о нем, но свое дело Кикимер знал. Одним движением сухонькой руки эльф потушил огонь, другим убрал с ковра остатки бумаги и говорящее само за себя угольно-черное пятно от прерванного секунду назад контакта ковра с огнем. Затем Кикимер не говоря не слова растворился в воздухе, оставив плачущего ребенка наедине с собой. Сириус отчетливо помнил, что слезы кончились только спустя пару часов, когда в комнату заглянул Регулус. Пожалуй, брат был единственным, кто вызывал в Сириусе поистине теплые чувства. Он помог тогда трехлетнему брату забраться на высокую кровать и заглянул в по-детски испуганные голубые глаза. Заглянул и невольно улыбнулся той наивности, что в них плескалась.
– Ты плакал? - вопрос из уст младшего брата застал Сириуса врасплох. Яростно помотав головой, он вытер красные, мокрые от слез глаза кулаками и прижал к себе брата. Гладя, медленно засыпающего Регулуса по иссиня-черным волосам, он до боли стиснул свободную руку в кулак и клятвенно пообещал самому себе, что больше никогда не заплачет и сделает все для того чтобы сделать брата счастливым. Вырвавшись из цепких лап воспоминаний, Сириус резко сел на кровати и ухмыльнулся. С той памятной ночи прошло больше пяти лет, а Регулус превратился из малыша в наглого до кончиков ногтей, но как прежде верного брату восьмилетнего мальчишку. А Сириус по-прежнему держал свою клятву, делая все чтобы в брата никогда не полетел луч карающего заклятья. Вспомнив, синяки и ссадины оставляемые по всему телу заклятьем матери, Сириус невольно поежился. Словно в довершение к его мрачным мыслям прямо у него перед носом из воздуха материализовался Кикимер.
– Госпожа велела передать, что теряет терпение, и требует от юного лорда Блека его немедленного появление в парадной гостиной. - Не обращаясь, ровным счетом ни к кому проскрипел Кикимер и исчез точно так же как и появился. Тяжело вздохнув лорд Блек, до кончиков волос ненавидящий свой титул, спрыгнул с кровати и лениво поплелся прочь из комнаты. Злить дражайшую матушку своим и без того недостойным поведением и испытывать на прочность ее терпение, которому и так наверняка уже пришел конец, он не собирался. Спускаясь по мраморной лестнице, Сириус жевал жвачку, которую как самый пропащий магл попросту украл на улице у проходившего мимо мальчишки. Ненароком бросив взгляд на огромные настенные часы, висевшие над лестницей, он широко улыбнулся. На прием к Малфоям они катастрофически опаздывали и, это не могло не радовать. Однако стоило ему спуститься еще на несколько ступеней ниже, как улыбку Сириус предусмотрительно сменил на каменную маску безразличия. Еще шаг и он выплюнул жвачку в кулак и приклеил на внутреннюю сторону перил. А через миг с каменным выражение на лице и бушевавшим внутри смехом он появился в гостиной, по которой взад вперед вышагивала его мать собственной персоной. Увидев старшего сына, она шагнула к нему, взмахнула палочкой, отчего помятая в нескольких местах мантия разгладилась, после чего подтолкнула его к камину, возле которого, ухмыляясь, стоял Регулус. Набрав в ладонь горсть летучего пороха, Сириус шагнул в камин и поманил за собой брата, незаметно от матери подмигнув ему. Регулус все понял и, последовав негласному совету брата, набрал пороха в левую руку и шагнул под своды камина. Сириус положил на плечо брата свободную от пороха руку и многозначительно на него посмотрел. Регулус кивнул и, словно по команде понятной только им братья разжали пальцы, высыпая на дно камина струи пороха. Едва последние коснулись мраморной плиты, братья дружно выкрикнули...
– Малфой-Мэнор, - и унеслись прочь в вихре зеленого света. Летя мимо бесконечных каминов, Сириус думал о том, что ждет его по возвращению домой, но мрачные мысли не желали закрепляться в голове и, в глубине души он был им благодарен. Поэтому Сириус решил насладиться сомнительной, хотя и хрупкой свободой, которая предоставлялась ему только во время подобных светских раутов, и покрепче сжал плечо брата.


P.S. Это моя первая проба пера, так что здравую критику выслушаю с удовольствием. Жду ваших отзывов.