Маги стихий

Пролог.15 лет назад

Любовь - это смысл, ради чего мы пришли сюда. Любовь выше всех эмоций, это стихия, которая может многое. Сравнить любовь можно только с другой силой. Со смертью.(c)

На каминной полке в небольшой комнате размеренно тикают часы. В такт им за окнами шумит ливень. На улице гроза, и лампа под потолком уныло мигает от перепадов напряжения. На диване перед низеньким журнальным столиком сидит темноволосый мужчина, сжимающий в руках письмо. Письмо той, которую он любит больше жизни.

Ему не нужно вглядываться в строчки, чтобы прочитать Её послание, он успел уже выучить его наизусть. Несколько строк, всего несколько строк, написанных таким родным и до боли любимым почерком. Несколько строк, терзающих его душу и разрывающих на части его сердце. Мужчина рад бы их забыть, но каждое слово будто вырезано на внутренней стороне его век. Стоит ему на миг закрыть глаза – и строки письма вновь всплывают перед ним. Неумолимые, безжалостные и тем более жестокие, что написаны Её рукой.

«Дорогой Северус!

Я знаю, что поступаю жестоко по отношению к тебе, но не сказать тебе об этом было бы бесчестно. Я и так молчала слишком долго. Вот уже почти год, как я замужем за Джеймсом Поттером. Хотя, думаю, ты слышал об этом. Скорее всего, тебя потрясла эта новость – ты ведь знаешь, в школе я недолюбливала Джеймса, но поверь, он изменился. Стал… серьёзнее, что ли. У нас с ним будет ребёнок. И… я, наверное, люблю его. Так, как не любила никого на свете. Так, как никогда не любила тебя…. Извини, за эти жестокие слова. Я понимаю, что причиняю тебе ими боль, но…. Лгать тебе?! Никогда! Прости меня за мою невольную жестокость, за нашу разрушенную дружбу. Для меня ты навсегда останешься нежно любимым другом.

Искренне твоя,
Лили»

Длинные тонкие бледные пальцы безотчётно сминают письмо. Мужчине кажется, что у него вырвали сердце и теперь вместо него зияет огромная кровоточащая дыра. Дыра, которая не зарастёт никогда. Разумеется, он знает о Её свадьбе. Он слышал об этом от Дамблдора. Старик, рассказывая про свадьбу, так светился от счастья, что Северусу хотелось убить его. Но мужчина сдержался. Он сумел выдавить из себя кривую и кислую улыбку. Кажется, он даже бросил дежурные и сухие слова поздравления, нелепого и безжизненного. Лишь вечером у себя дома он впервые в жизни напился до полузабытья и позволил себе раствориться в своём горе и отчаянье, проклиная всех на свете. Всех, кроме Неё. Он до глубины души был уверен, что Она не сама вышла замуж за проклятого Поттера, что Её заставили. Или что все вокруг ошибаются, и этой свадьбы никогда не было….

И вдруг, словно гром среди ясного неба, это письмо. Оно не было принесено совой, нет! Он нашёл его сегодня утром в грязи возле порога. Только чары не позволили незапечатанному конверту размокнуть в холодной и глубокой луже. На конверте неровным торопливым почерком было написано: «Северусу». Сердце мужчины упало, когда он узнал этот почерк. В душе отчаянным огнём вспыхнула надежда. Но первые же предложения вонзились острым клинком ему в душу. А между строк словно читалось нежелание Лили встречаться с ним и Её боязнь, что кто-то узнает об их дружбе….

Мужчина опускает голову на сцепленные в замок руки, в которых зажата истерзанная бумага. Как цинично напоминать ему о дружбе, вонзая нож в спину! Какой замечательный подарок на его день рождения! Лучше просто не бывает!

За окном всё так же равнодушно шумит дождь, серый, бессмысленный и тоскливый, как жизнь Северуса. Где-то вдалеке гулко грохочет гром, но сквозь плотную пелену ливня не видно вспышек молний. На каминной полке всё так же спокойно тикают безжалостные часы, продолжая отмерять уходящие мгновения жизни мужчины, неподвижно застывшего на просевшем диване. Он смотрит в одну точку и ничего не видит перед собой. В его голове раз за разом прокручиваются Её слова, заставляющие ноющее сердце болезненно сжиматься. Как Она может видеть в нём только друга своего детства, когда он испытывает к Ней такие чувства?! Северус мечется, не зная, как думать о поступке Лили. Как о хладнокровной и равнодушной жестокости? Или как о случайных неосторожных словах? В конце концов, когда-то он тоже сказал Ей слова, в которых позже раскаялся. Может быть, Она сейчас тоже раскаивается?

Тик-так, тик-так…. Сколько времени прошло? Минута или час? Ему всё равно. Равнодушие и оцепенение почти полностью завладевают им, когда раздаётся стук входной двери, напоминающий о том, что он снова забыл запереть дверь и поставить заклинание от нежелательных посетителей. Резкий звук вырывает его из глубокого транса и заставляет посмотреть на незваного позднего гостя. Им оказывается молодая темноволосая женщина. Холодные крупные капли градом стекают с её длинного чёрного плаща и вьющихся волос. Она окидывает взглядом комнату и укоризненно качает головой.

- Ты из принципа не хочешь сделать хоть какое-то подобие комфорта?

- А ты из принципа не хочешь оставить меня в покое? – в тон ей отвечает он, неприязненно глядя на её фигуру. Он не желает никого видеть, и, в особенности, её. Надоедливую, привязчивую и раздражающую до крайности. А она терпеливо пропускает его ледяной тон мимо ушей и, резко выдыхая, заключает:

- Понятно. Ты не в настроении.

Он молча отворачивается от женщины, ясно давая понять, что разговор окончен и ей пора домой. Но она предпочитает делать вид, что не понимает намёка. Он слышит её быстрые шаги и чувствует её холодную от мороза руку на своём плече. Мантия пропитывается дождевой водой, которую женщина не успела стереть с руки. Его первый порыв – сбросить её руку, но потом мужчина понимает, что это будет выглядеть ребячеством, и её ладонь остаётся на его плече. Впрочем, через мгновение она сама убирает руку.

- Ты совсем забыл своих друзей, Северус.

- Не помню, чтобы ты входила в их число, Беата, - не поворачиваясь, холодно сообщает он. Он не видит, а чувствует, как Беата грустно качает головой и садится в кресло напротив. Ему неприятно, но он молчит. Она тоже ничего не говорит – ждёт, что разговор начнёт он. Между ними повисает молчание, тягостное и давящее. Наконец, она не выдерживает и прерывает его.

- Что с тобой случилось? Опять она?

Северуса передёргивает от затаённой тихой неприязни в голосе собеседницы. Он поворачивается к ней и с ненавистью глядит в карие глаза женщины, сидящей напротив. А затем медленно и раздельно, так, чтобы она поняла, произносит:

- Не. Смей. Так. О. Ней. Говорить.

Беата пожимает плечами, но какая-то тёмная тень мелькает у неё в глазах. Но она исчезает так же быстро, как появилась, а женщина мягко говорит:

- Не будем ссориться, Северус, ведь у тебя сегодня день рождения.

Он равнодушно пожимает плечами, давая понять, что его это не волнует. Однако женщину это не останавливает.

- Я пришла поздравить тебя. И подарок принесла.

Она извлекает откуда-то пакет и вынимает из него бутылки коньяка. Одного взгляда Северусу достаточно, чтобы понять: перед ним дорогой и хороший коньяк. Мужчина переводит взгляд на гостью. Откуда у неё столько денег?

- Не расскажешь, где достала? И главное, откуда взяла деньги?

Беата улыбается и отвечает – слишком быстро на его взгляд:

- Это не важно. Пусть это будет мой маленький секрет.

Северус не настаивает. Меньше всего на свете ему хочется знать её секреты. У неё их слишком много для него одного. И вряд ли они приятные.

Женщина разливает коньяк. Мужчине не нравится, что она хозяйничает в его доме, но вслух он ничего не говорит. И от коньяка не отказывается. Сегодня, точно так же, как и почти год назад, ему хочется напиться так, чтобы не вспомнить даже своего имени. Поэтому он молча терпит своеволие гостьи. А когда она решает остаться, только устало машет рукой: вступать в бессмысленные дискуссии с Беатой он не желает.

Они молча пьют коньяк с шоколадом, неожиданно найденным у Северуса в буфете. Мужчина невидящим взглядом смотрит в окно на тусклый дождь, а женщина смотрит на него. В молчании проходит минута за минутой. Коньяк горячей волной распространяется по венам, и в голове у Северуса мелькает подозрение, что Беата принесла не простой магловский коньяк. Впрочем, алкоголь тут же уносит все сомнения прочь. Мужчина переводит взгляд на женщину и замечает:

- Наверное, нам уже хватит.

- В самом деле? – весело спрашивает она, и по её слишком радостному голосу он понимает, что собеседница уже пьяна. – А я хочу ещё коньяка. От него мне становиться весело.

- Нет, - твёрдо возражает он, пытаясь привести мысли, спутанные выпивкой, в порядок. Возможно, сказывается практика Пожирателя, потому что на третий раз у Северуса более-менее получается.
– Нет, - медленно повторяет он. – Тебе уже точно хватит.

Беата хмурится, словно пытаясь понять, что он ей только что сказал. Затем не спеша встаёт из-за стола. Но потом, передумав, садится обратно.

- Я не уйду.

- Это ещё что за новости?! – сухо интересуется Северус, чувствуя, как тело расслабляется против его воли. «Нет, она явно принесла коньяк, магического производства! Но зачем она тратила столько денег?» - удивлённо думает он.

- Северус, - говорит она, глядя на него на удивление трезвыми глазами. – Ты сегодня был таким расстроенным из-за неё?

- Извини, но уж это не твоё дело! И тебе действительно пора! – холодно огрызается он. Вдруг женщина наклоняется и поднимает что-то с пола. Мужчина с ужасом понимает, что это письмо Лили. И когда он успел его выронить?

- Верни! – приказывает он, сам удивляясь жестокому ледяному тону. Но Беата перед тем, как отдать ему бумагу, успевает прочитать несколько строк.

- Я так и думала, - сообщает она собеседнику. – Это всё из-за неё! Скажи, Северус, ну, что в ней такого?

- Замолчи! - цедит сквозь зубы мужчина. – Замолчи и убирайся вон из моего дома!

Но Беата вновь поступает непредсказуемо. Она садится рядом с ним на диван и целует его. Он чувствует её горячие сухие губы на своих губах, но не отвечает ей. Поэтому поцелуй выходит каким-то рваным и нервным. Женщина отстраняется и горько смеётся.

- Скажи, Северус, что в ней есть такого, чего нет у меня?

- Беата, ты пьяна…, - он пытается свернуть этот неловкий диалог, вышедший из-под его контроля, но она вцепляется хрупкими пальцами в его мантию.

- Нет! Ответь мне!

Она вновь пытается его поцеловать, но он отталкивает её.

- Прекрати! Прекрати немедленно! Не делай того, о чём потом пожалеешь, - упрашивает он Беату, пытаясь отцепить её пальцы от своей мантии, но женщина держится за него с силой, которую он даже не подозревал в её хрупких руках.

- Ты её любишь, - шепчет Беата, словно в лихорадке. – Почему ты её любишь? Что в ней такого? Объясни! Чего мне всегда не хватает? Чего мне недостаёт, чтобы меня любили те, кто мне дорог? Чего?!

Она почти кричит, не замечая слёз, струящихся по её щекам.

- Меня никто никогда не любил просто так! Мой отец даже не пожелал увидеть меня, моя мать бросила меня в семье своего брата! И ты…. Я ведь так люблю тебя! Почему ты не видишь этого, Северус? Почему ты не любишь меня? За что?

Её голос становится всё тише, пока она не смолкает совсем. Он больше не пытается отцепить её пальцы от своей мантии, хотя сейчас это не составило бы труда. Но он почему-то не может.

- Северус, - тихо произносит Беата. – Заставь меня поверить. Заставь меня поверить, что кто-то может полюбить меня. Прошу тебя.

Так легко согласиться. Так легко сказать «да». Мысли путаются, а разум застилает алкогольный туман. «Не сопротивляйся, - шепчет кто-то внутри. – Просто представь на её месте другую. Ту, которую ты желаешь по-настоящему. Если ты не можешь обладать ею в реальности, то пусть у тебя будет хотя бы иллюзия обладания». Северус прикрывает глаза и вздыхает. Беата пахнет почти, как Она. Почему он раньше этого не замечал? И волосы у неё почти, как у Лили. И он, поддаваясь на уговоры внутреннего голоса, впервые предавшего его, обнимает Беату.

Эту ночь им не забыть никогда. Ночь вкуса сладкой лжи, приправленной горькой правдой. В той страсти, с которой они ласкали друг друга, не было ни любви, ни тени влюблённости, ни похоти. Это была страсть, порождённая отчаяньем и болью. Её отчаяньем и его болью. Он навсегда запомнит её горький от слёз поцелуй, потому что она – не Лили. А она никогда не сможет забыть его руки и губы, потому что он – не её. Всё это лишь волшебная иллюзия, которую они придумали себе сами. Остановись мгновенье, ты прекрасно….

Тик-так, тик-так…. Вы слышите, как уходят драгоценные секунды вашего сладостного самообмана? Вы чувствуете, как время утекает водой сквозь пальцы? Пора очнуться ото сна и вернуться в реальность. Тик-так, тик-так….

Часы равнодушны к людским чувствам. Время не останавливается никогда. Сладкий бред разбился на тысячи осколков, когда они лежали, обнявшись, и вдруг он прошептал:

- Лили…. Я люблю тебя.

Он не видит, а, скорее, чувствует, как она вскакивает и начинает одеваться. Кажется, она плачет. Но он молчит и не делает ничего, чтобы утешить свою недавнюю любовницу. Он не виноват в её слезах. Не он придумал эту ложь.

Она решительным шагом направляется к двери, а он даже не смотрит в её сторону. Лишь перед выходом она замирает на секунду, после чего бросает, не зло, а как-то устало:

- Забудь о ней. Она тебе не принадлежит. Для тебя она умерла.

Хлопок закрывшейся двери звучит, словно выстрел. Он знает, она больше не вернётся и никогда не переступит порог его дома. Разве не этого он желал? Но на сердце почему-то тяжело.

От рокота грома тихо дребезжат стёкла. На улице гроза, и под потолком мигает лампочка от перепадов напряжения. А на каминной полке всё так же размеренно тикают часы, отмеряя время….


Глава 1. Начало

Часто правильной дорогой оказывается та, на которую трудней всего вступить.
Франсуа Мориак

Ослепительно жаркое солнце лениво освещало один из небольших пригородов Лондона. Раскалённые лучи медленно скользили по стриженым кронам деревьев, по высохшим газонам, по крышам одинаковых аккуратных домиков, отражались в стёклах яркими бликами. В домах натужно гудели кондиционеры, пытаясь остудить горячий и сухой воздух, врывавшийся в комнаты.

В гостиной одного из таких домиков в кресле сидела высокая и стройная женщина лет сорока. Её звали Селеста Принстоун. Когда-то она была настоящей красавицей, и сейчас сквозь лёгкую сеточку морщин на лице и почти незаметное серебро седины на густых каштановых волосах светилась её красота, приглушённая усталостью. Эта женщина четырнадцать лет назад купила здесь дом и поселилась со своими племянницами – сёстрами-близняшками, дочерями её покойной кузины. Селеста с грустью посмотрела на каминную полку, где рядом с мерно тикающими часами стояла простая деревянная рамка с магической оживающей фотографией. С неё на женщину смотрела молоденькая красивая девушка-шатенка с сияющими от счастья карими глазами и улыбалась. Селеста провела пальцем по гладкому дереву рамки, вспоминая последнюю свою встречу с кузиной. На глаза невольно набежали слёзы. Прошло уже пятнадцать лет, но смерть сестры до сих пор отзывалась болью в душе Селесты. А подрастающие племянницы лишь усугубляли грусть женщины. Селеста посмотрела на улыбающееся лицо кузины и прошептала:

- Мне так тебя не хватает. Прошло пятнадцать лет, а мне до сих пор снится, как ты умираешь. Я не могу не винить себя в твоей смерти. Мне иногда кажется, что если бы мы с тобой не поссорились тогда, то всё было бы по-другому. Знаешь, Лиз и Джен всё чаще напоминают мне тебя. Они так же, как и ты любят лезть, куда не просят, абсолютно меня не слушаются, и отказываются пользоваться волшебной палочкой. Я смотрю на них, и мне кажется, что ты жива. Вот только ты никогда не увлекалась экспериментами. А они целыми днями просиживают в подвале и изобретают разные зелья или возятся с магловскими реактивами. Кстати, как-то слишком тихо. Надо бы найти их.

С этими словами женщина вышла из гостиной и пошла к лестнице, ведущей в подвал, который её племянницы гордо именовали лабораторией. Внизу было намного прохладнее, чем в самом доме, поэтому мисс Принстоун почти не сомневалась, что Лиз и Джен находятся там. Женщина остановилась перед прочной дубовой дверью, на которой кнопками было приколот листок с надписью: «Бывают такие идеи, которым тараканы в голове аплодируют стоя». Селеста покачала головой, пряча улыбку, а затем постучала в дверь.

Элизабет и Дженнифер Принстоун играли в карты, сидя на деревянном столе. Сёстры имели пугающее сходство. Они казались зеркальным отражением друг друга. У обеих бледная кожа, тонкие черты лица, коротко подстриженные чёрные волосы и огромные тёмно-карие глаза. Даже синяки и ссадины появлялись у сестёр на одном и том же месте. А когда девушки начинали одновременно говорить, у их собеседника появлялось стойкое ощущение, что с ним говорит один человек. Сёстры Принстоун обожали экспериментировать с разнообразными зельями и смесями. Химия и биология были единственными предметами, в которых они преуспевали. Правда, не всё выходило так, как хотелось бы близняшкам. Не всегда у девушек были необходимые для той или иной реакции компоненты и реактивы. Но Лиз и Джен не сдавались и упорно повторяли неудавшийся эксперимент раз за разом. А магические способности помогали им в этом и позволяли создавать такие смеси, которые не получались у маглов. Однако, несмотря на то, что Лиз и Джен уже исполнилось по пятнадцать лет, у них до сих пор не было волшебных палочек. Более пяти сотен лет назад это никого не удивило бы. В те времена в семье Принстоун, как и в большинстве чистокровных семей, колдовать с помощью палочек было не принято. Детей с самого детства учили контролировать магию без помощи посредников. Чистокровные маги не нуждались в посредниках, чтобы творить магию. Беспалочковая магия была доступна любому из них, надо было лишь приложить определённые усилия, чтобы обучиться ей. Но после появления первого Тёмного Лорда – предшественника величайших Тёмных Лордов Геллерта Грин-де-Вальда и Волан-де-Морта – в конце XIV века древняя традиция колдовать без палочек начала медленно умирать. Маги, колдующие без помощи посредников, вызывали подозрения, за всеми чистокровными кланами следили, и Принстоуны – далеко не самая могущественная семья, не имеющая ни титулов, ни власти, ни больших денег, ни связей – была вынуждена приспосабливаться к новым традициям и соблюдать новые законы. Со временем почти все чистокровные семьи позабыли про беспалочковую магию, а те, которые ещё помнили о прежних временах, предпочитали молчать. Древние манускрипты без дела пылились на полках в тайниках, защищённых сильнейшими проклятиями. Среди полукровок и маглорожденных эта магия стала считаться достоянием сильнейших тёмных магов. Семья Принстоун забыла про такой вид магии, растворившись среди миллионов волшебников и исчезнув из списков чистокровных. Но около тридцати лет назад юная Принстоун – мать Элизабет и Дженнифер – нашла старые дневники своих предков, где описывались приёмы колдовства без посредников, и научилась творить магию без палочки. Её дочери наотрез отказались пользоваться палочками, поэтому их тётушка долго не могла решиться отправить племянниц в Хогвартс, боясь накликать на себя и девочек беду. Вместо этого женщина отдала сестёр в магловскую школу. Но, к сожалению, беспалочковая магия имела один неприятный побочный эффект. Если ребёнок из чистокровной семьи учился этой магии самостоятельно, то никто не мог гарантировать, что он сумеет полностью контролировать свои магические способности. Поэтому сёстры за пять лет сменили десять школ. Директора этих школ предпочитали замалчивать причины, по которым исключили учениц, но и оставлять девушек в школе они не собирались. Впрочем, как и любых подростков, Элизабет и Дженнифер это не волновало.

Итак, в тот солнечный августовский день сёстры играли в карты, спрятавшись от жары в подвале. Духота и горячие солнечные лучи действовали на близняшек удручающе: Лиз и Джен одолевала лень. Делать было нечего, экспериментировать и гулять по пеклу не хотелось, поэтому целыми днями близняшки Принстоун сидели в своей лаборатории, играя в «дурака». Магловские карты слабо потрескивали от магического крапа, меняя масти и достоинство. Игра была в самом разгаре, когда в дверь постучали. Элизабет подняла голову и посмотрела на сестру. Дженнифер со вздохом кинула карты на стол, признавая поражение, а затем крикнула:

- Входите!

Дверь открылась, пропуская в лабораторию сестёр Селесту. Тётушка огляделась и строго поцокала языком, заметив неубранные вещи.

- Лиз, Джен, вы же девочки! – устало вздохнула тётя, глядя на племянниц. – Я, конечно, понимаю, что вам необходим творческий беспорядок и всё такое, но… Вы хотя бы раз в месяц убираетесь здесь?

- Разумеется, - обиженно ответила Лиз.

- Не заметно, – строго отрезала Селеста и потёрла переносицу. Интересно, её мнение хоть когда-нибудь станет для девушек авторитетным? Она тяжко вздохнула. Не воспитывать сироток – преступление, воспитывать – сущее наказание. Как же всё сложно.

Женщина ещё раз внимательно осмотрелась. Никаких следов химических реактивов, зелий или смесей видно не было. Все компоненты и вещества были убраны в шкаф и расставлены по полочкам. Мисс Принстоун немного успокоилась. Хоть в чём-то её племянницы аккуратны.

Лиз и Джен настороженно следили за осматривающейся тётушкой.

- Тётя Селеста, - осторожно позвала Дженнифер. – Что Вы ищете?

- Последствия ваших экспериментов, опасные для жизни, - сказала тётя, сурово поглядывая на племянниц. Девушки переглянулись.

- Мы уже целый месяц ничего не делаем и не изобретаем, - мрачно ответила Элизабет. Тётушка хмыкнула:

- Интересно, почему, когда вы ходите в школу, вас каждый день тянет что-нибудь изобретать? Но зато как каникулы, так вы забрасываете все эксперименты.

- Неправда! – хором возмутились близняшки, но Селеста лишь отмахнулась.

- Правда, правда. Вы как будто вознамерились сжить со свету учителей всех ближайших школ. С таким послужным списком вас не хотят брать ни в одну школу! Соседи обходят наш дом стороной, считают вас хулиганками! Ну, что вы, как дети малые? Если не можете контролировать магию, пользуйтесь палочками!

- Ни за что! – в унисон отчеканили сёстры. – Тётя, Вы не понимаете! Вы сквиб и не можете нас понять!

Селеста поморщилась от упоминания о том, что она сквиб. Самое страшное быть не маглом, а сквибом. Расти в магической семье и не уметь колдовать. В душе Селесты всколыхнулась лёгкая зависть к тем, кто может пользоваться магией, и ощущение собственной неполноценности. С трудом женщина подавила непрошеные чувства в себе. Заметив промелькнувшую в глазах тётушки боль, девушки почувствовали себя виноватыми.

- Простите, тётя….

- Мы не хотели….

- Извините нас…, - наперебой заговорили близняшки.

- Ничего страшного, - сухо ответила тётушка. – Вот что дорогие мои, мне надоело краснеть перед директорами школ из-за вас! И надоело постоянно искать вам новую школу! Это кого угодно сведёт с ума! Поэтому я подумала и решила…

Сёстры переглянулись. Что бы тётя ни решила относительно их судьбы, ничего хорошего от её решения девушки не ждали.

- И решила отправить вас в Хогвартс, - торжественно сообщила племянницам Селеста. Лиз и Джен настороженно взглянули на тётушку, ожидая, что она сейчас скажет им, что всё это лишь шутка. Но Селеста Принстоун молчала. Тогда Джен сказала:

- Тётя, Вы ведь это не серьёзно, правда?

- Нет, - отрезала тётушка. – Я абсолютно серьёзно.

- Нас не возьмут, - заметила Лиз. – Мы слишком взрослые, чтобы начинать учиться магии.

- Возьмут, - «успокоила» племянницу Селеста. – Я поговорила с Альбусом Дамблдором, объяснила ему суть проблемы, и он согласился сделать для вас исключение и взять на испытательный срок. Поймите, девочки, я устала от ваших выходок. К тому же, вам необходимо нормальное обучение нормальной магии. Хогвартс славится своими выпускниками. Я уверена, вам там понравится. Поверьте, ваше баловство беспалочковой магией до добра не доведёт. Вам необходимо стать обычными волшебницами. К тому же, ваше владение заклинаниями далеко от совершенства, а в Хогвартсе вам помогут отработать известные заклинания и выучить новые.

Близняшки кивали в такт словам своей тёти. Настроение было испорчено. Не то чтобы им совсем не хотелось ехать в школу магии, но и особым желанием попасть туда они не горели. Поездка в Хогвартс означала строгие рамки для колдовства. Хотя с другой стороны Лиз и Джен были не против научиться чему-нибудь новому. А колдовство с помощью волшебных палочек было для них таким же новым, сложным и диковинным, как для других беспалочковая магия. Кроме того, сёстрам было жаль тётку, которая, хоть и частенько ругала их, но всё же искренне любила. Поэтому, выслушав монолог тётушки, Элизабет сказала:

- Ладно, тётя. Мы поедем в Хогвартс, раз уж Вы договорились. Но ничего обещать не можем.

Селеста посмотрела на племянниц. Ей казалось, что девушек придётся уговаривать намного дольше.

- Отлично, - протянула она, подозрительно поглядывая на близняшек. – В таком случае завтра пойдёте в Косой переулок покупать всё необходимое для школы. Сегодня вечером к вам прилетит сова с письмами.

На пороге Селеста обернулась и заметила:

- Да, и если в вас вдруг вновь проснётся тяга к экспериментам, постарайтесь не разрушить дом.

- Хорошо, тётя, - пропели в унисон сёстры, провожая тётушку взглядом.

Когда дверь за женщиной захлопнулась, Лиз и Джен посмотрели друг на друга.

- Ну, и что ты об этом думаешь? – поинтересовалась Дженнифер.

- А что я могу думать? – развела руками Лиз. – Похоже, мы окончательно достали тётку, раз она решила нас сослать, куда подальше. Хотя я, в принципе, не против.

- Знаешь, - задумчиво произнесла Джен. – У меня такое чувство, будто это всё неспроста. Что мы должны там быть именно в этом году.

- Не мели ерунду, - хмыкнула Элизабет. – У тебя вечно какие-то предчувствия, но ни одно пока не сбылось. С чего бы сбыться этому?

- Ты старше, тебе виднее, - вздохнула её сестра. Но в глубине души Джен всё равно была уверена: что-то происходит.

***

Гарри Поттер лежал на траве перед домом своих родственников-маглов. Августовское солнце медленно клонилось к горизонту, а жаркий летний день плавно переходил в душный летний вечер. За целый день ни дядя Вернон, ни тётя Петунья о нём не вспомнили, что можно было считать удачей. Всё лето Гарри провёл в напряжённом ожидании войны, но Волан-де-Морт словно испарился. Временами юноше начинало казаться, что происшествие на кладбище ему приснилось, и только неотступно следовавшее за ним видение смерти Седрика Диггори, напоминало гриффиндорцу о том, что возрождение Тёмного Лорда – правда.

Гарри встал с газона и вышел за калитку. Новостей сегодня больше не будет, а возвращаться в дом, где тебя не рады видеть – не самое приятное, поэтому парень решил прогуляться. Гарри медленно и бесцельно шёл по идеально чистым улицам Литтл-Уингинга, равнодушно глядя на пожелтевшие газоны и пыльные машины соседей. Горячий воздух обжигал лёгкие, а на темнеющем небе не было видно ни облачка. Впереди показалась детская площадка. Где-то там должен быть Дадли со своей бандой, избивающей очередного десятилетку, не вовремя перешедшего им дорогу. Желанием встретиться с кузеном Гарри не пылал, поэтому он, развернувшись, собрался, было, уйти, как вдруг возле качелей ярко полыхнуло алое пламя, и послышался характерный хлопок трансгрессии. Любопытство пересилило вполне естественное желание немедленно бежать, куда глаза глядят. Недолго думая, юноша перемахнул через невысокую номинальную оградку и быстрым шагом направился к качелям. Они раскачивались, словно от ветра, и негромко поскрипывали, будто жалуясь на свою тяжёлую жизнь. На первый взгляд никакого намёка на странное происшествие. Но, присмотревшись, Гарри заметил под качелями тонкий, будто выжженный, круг. Опустившись на колени, парень коснулся рукой чёрного контура. На пальцах остался сухой порошок, чем-то напоминающий золу. Гарри задумчиво растёр его между пальцев. «Не к добру это. Что-то должно произойти». Стоило ему об этом подумать, как поднялся лёгкий ветерок и стёр чёрный круг. Юноша удивлённо поднял взгляд. Откуда взялся ветер? Но ещё сильнее парень удивился, когда обнаружил, что ветер дует только возле него. Аккуратно подстриженные деревья, обрамлявшие детскую площадку, не колыхались. Гарри машинально схватился за палочку, но тут же выпустил её из рук, обжёгшись. Его волшебная палочка раскалилась так, что держать её было практически невозможно. «Что, чёрт возьми, происходит?!» - подумал Гарри, но найти ответ на свой вопрос он не успел. За его спиной послышался звук множества шагов, а затем раздался голос Дадли:

- Поттер передо мной на коленях! Это надо запомнить! Что ты здесь делаешь, урод?

Гарри, не желая радовать кузена ещё больше, быстро вскочил на ноги и повернулся. Дадли, ставший за лето ещё толще и с трудом влезавший в свою старую одежду, язвительно ухмылялся, разглядывая маленькими поросячьими глазками брата. Ухмылка придавала его жирному лицу ещё более глупое выражение, чем обычно.

- Какая тебе разница, Большой Дэ? – огрызнулся гриффиндорец.

- Разве тебе не положено быть дома и готовить ужин? – поинтересовался Дадли, сжимая кулаки. Гарри, заметив это, начал искать пути к отступлению. Драться с Дадли и четырьмя его дружками, явно горящими желанием кого-нибудь избить, гриффиндорцу не хотелось. Но ядовитая ухмылочка на лице младшего Дурсля заставляла юношу поддразнивать кузена.

- По-моему, твои папочка и мамочка не очень хотят меня видеть у себя в доме. Вот я и решил избавить их от своего присутствия. Кстати, с каких это пор ты Большой Дэ? – Гарри понимал, что напрашивается, но настроение было таким паршивым, что было уже всё равно. – Совсем недавно ты был малюсеньким Дадликом. Или твои друзья не в курсе, как зовёт тебя твоя мамочка, когда укладывает тебя по вечерам в кроватку?

Дадли побагровел, чем только усилил своё сходство со свиньёй, и начал медленно наступать на Гарри.

- Ну, всё, Поттер, ты покойник!

Но побить ненавистного брата Дадли не успел. В один миг на детскую площадку опустилась кромешная тьма.

- Что ты сделал?! – испуганно взвизгнул Дадли, но его голос перекрыли вопли его друзей, бросившихся врассыпную.

- Я ничего не делал! – рявкнул Гарри, лихорадочно соображая, что могло произойти, но мысли разбегались, как тараканы. И только когда жара, совсем недавно выматывающая людей, вдруг превратилась в промозглый холод, до юноши дошло: на них напали дементоры.

- Дадли, бежим, скорее! – схватив кузена за липкую толстую ладонь, гриффиндорец потащил его прочь от детской площадки. От ужаса и неожиданности Дадли совершенно не сопротивлялся, и Гарри почти без труда заставил его бежать. Юноша метнулся в узенький проход между гаражами, в котором когда-то впервые встретился со своим крёстным. Это был самый короткий путь до дома Дурслей. Страх, усилившийся, когда вокруг погасли фонари, подгонял гриффиндорца. В ушах стоял леденящий кровь свист.

Неожиданно Гарри споткнулся и упал. Дадли мешком рухнул сверху, не давая кузену встать.

- Дадли, слезь с меня! – заорал гриффиндорец, пытаясь выбраться из-под брата. – Слезь с меня, живее и беги! Беги к дому!

Повторять дважды не пришлось. Дадли неуклюже вскочил и вразвалку побежал вперёд. Гарри тоже поднялся и только тогда к своему ужасу понял, что где-то обронил палочку. Страх был настолько силён, что юноша никак не мог вспомнить, где он выронил её. Метрах в десяти от парня раздался визг Дадли и звук падающего тела. В ушах зазвенел громкий предсмертный крик матери, а это означало, что дементоры совсем рядом.

- Акцио палочка! – даже не крикнул, подумал юноша. На крик уже не оставалось никаких сил. Он не ожидал никакого результата. Ещё ни разу он не видел, чтобы какой-нибудь маг колдовал без помощи волшебной палочки. Но внезапно к вящему удивлению гриффиндорца в его ладонь скользнуло тёплое дерево. Ещё более удивительно было то, что в темноте волшебная палочка Гарри светилась голубоватым светом, складывающимся на дереве в причудливый узор. Думать над этим феноменом гриффиндорец не стал, а развернулся к дементору. Тот медленно приближался к юноше, словно неумолимая смерть. Но теперь Гарри не боялся его. Страх перед страхом, мучивший юношу два года, исчез. Подняв палочку, парень уверенно произнёс:

- Экспекто Патронум!

Он не вызывал в памяти никакого счастливого воспоминания. Ему они были не нужны. Гарри твёрдо знал: он сможет уничтожить дементора. Именно уничтожить, а не прогнать. Свет, вырвавшийся из палочки, на миг ослепил юношу. Палочка в руке раскалилась до предела, казалось, что она сейчас сгорит. Когда заклинание погасло, а перед глазами Гарри перестали плясать цветные чёртики, парень с удивлением обнаружил, что лежит на земле. Попытка встать закончилась ничем. Слабость во всём теле не позволяла даже повернуться на бок. Палочка лежала рядом, самая обыкновенная и ничем не примечательная. Краем глаза Поттер заметил входящую в проход миссис Фигг, и схватил волшебную палочку, собираясь спрятать её в карман, но пожилая женщина удивила его, воскликнув:

- Не прячь палочку! Дементоры могут вернуться!

Несмотря на удивление, Гарри всё-таки смог выдавить из себя:

- Они не вернутся.

- Мне бы твою уверенность, Гарри, - покачивая головой, произнесла миссис Фигг. – Что же теперь скажет Дамблдор!

- Дамблдор? - силы частично вернулись к парню, и он сумел сесть, изумлённо глядя на соседку. – При чём здесь Дамблдор?

- Как это при чём здесь Дамблдор? – переспросила миссис Фигг. – Неужели ты считал, что он оставит тебя без присмотра?

«Вообще-то, именно так я и считал. Нет, даже не считал. Знал», - язвительно подумал гриффиндорец, но вслух сказал:

- Разумеется, нет. Миссис Фигг, а где Дадли?

- Прямо за твоей спиной, - ответила пожилая дама. Гарри обернулся и обнаружил своего совершенно обалдевшего двоюродного братца.

- Что это было? – с трудом выдавил из себя Дадли.

- Дементоры, - пояснил Поттер, удивляясь собственному спокойствию. – Это такие демоны, которые высасывают из человека всё самое хорошее, а под настроение ещё и душу.

«Нет, со мной определённо что-то не так, - решил юноша. – У меня и моего брата чуть душу не забрали, а мне шутить охота. Или это такая реакция на стресс?»

- Миссис Фигг, а откуда Вы знаете Дамблдора? – осведомился гриффиндорец, убедившись, что Дадли начал переваривать полученную информацию. – Вы ведь вроде не волшебница.

Гарри знал ответ пожилой соседки ещё до того, как получил его.

- Я сквиб, Гарри. Дамблдор периодически связывался со мной. А в этом году поручил мне охранять тебя.

К последнему заявлению Гарри отнёсся весьма скептически. Интересно, как сквиб его защитит? Но мысли парня были прерваны Дадли, который осознал всё сказанное кузеном.

- Так у нас чуть души не высосали?

- Браво, Дадли. С логикой у тебя всё в порядке, - вздохнул юноша, иронично глядя на брата. Затем Гарри встал. Силы восстановились не полностью, но стоять на ногах и идти гриффиндорец мог.

- Дадли, вставай. Я тебя поднять не смогу.

- Зачем? – удивился Дурсль.

- Как это зачем? Ты что, собираешься здесь ночевать? – поинтересовался Гарри. Дадли неистово затряс головой. – Тогда поднимайся, и пойдём.

Дадли, пошатываясь, встал.

- Миссис Фигг, Вы будете нас провожать? – спросил Поттер, глядя на пожилую женщину. Та кивнула. Гарри хмыкнул и пошёл вперёд.

Через несколько минут юноши пришли к дому номер четыре. Миссис Фигг заторопилась.

- Гарри, я прошу тебя, никуда не уходи из дома. Я не могу остаться с тобой, мне нужно сообщить о произошедшем Дамблдору. Он убьёт Наземникуса Флетчера!

С этими словами соседка удалилась, а Гарри повернулся к брату.

- Большой Дэ, не стой на пороге. Заходи и чувствуй себя как дома.

«Очевидно, я пережил сильный стресс. Шутки из меня так и лезут. До сих пор остановиться не могу. Остряк-самоучка, блин!»
Постояв немного на улице, Гарри вошёл в дом. Тётя Петунья и дядя Вернон уже хлопотали над Дадли, которого тошнило. Юноша аккуратно обогнул кузена и прошёл в гостиную. К счастью, о нём пока не вспомнили, так что можно было подумать обо всём, что произошло сегодня. Гарри рухнул в кресло.

«Итак, что мы имеем. В Литтл –Уингинге неизвестно откуда появляются дементоры, целью которых, судя по всему, являюсь я. Незадолго до этого что-то возникает на детской площадке. Что бы это ни было, оно тут же исчезает, оставляя после себя только круг из золы. Тогда же моя палочка начинает вести себя странно. Ещё откуда-то берётся ветер, причём персонально для меня. Затем я вдруг открываю в себе необычные способности колдовать без палочки. Кстати, смогу ли я повторить этот фокус? Было бы неплохо».

Гарри положил палочку на журнальный столик и пристально посмотрел на неё, мысленно приказывая переместиться к нему в руку. Но палочка осталась глуха к приказам хозяина. Тогда Поттер попытался призвать волшебную палочку, произнося заклинание вслух. Тот же результат.

«И что в таком случае было там в переулке? Как я смог призвать палочку? Или мне это показалось? Может, я просто поднял её и приписал это своим способностям? Ладно, об этом подумаем позже. Итак, на меня нападают дементоры, и я отражаю их атаку, не используя счастливые воспоминания, хотя они обязательны для Патронуса. Кому рассказать – не поверят. Я и сам себе не верю. Но это было именно так. Более того, я почему-то уверен, что тех дементоров я уничтожил, но откуда эта уверенность, я и сам не знаю».

Размышления юноши были прерваны шорохом совиных крыльев. Серая сипуха покружила немного над головой адресата, после чего скинула на него письмо и, ухнув, вылетела в ночь. Гарри взял в руки конверт и повертел его. На конверте стояла печать Министерства Магии. Гриффиндорец вскрыл письмо, мысленно недоумевая, что Министерству понадобилось от него. Из конверта выпал лист пергамента, на котором аккуратным деловитым почерком было написано:

Уважаемый мистер Поттер!

Согласно нашим сведениям, сегодня в 10.23 Вы нарушили Указ о разумном ограничении волшебства несовершеннолетних, использовав в присутствии магла заклинание Патронуса. За это Вы исключаетесь из Школы чародейства и волшебства «Хогвартс». В ближайшее время к Вам явится представитель Министерства, дабы уничтожить Вашу волшебную палочку.
Кроме того, мы извещаем Вас о необходимости Вашего личного присутствия на дисциплинарном слушании, которое состоится в Министерстве Магии 12 августа в 9 часов утра.

Искренне Ваша
Муфалда Хемелкирк
Сектор борьбы с неправомерным
использованием магии

Гарри побледнел, медленно сжимая пергамент в руке. Этого не может быть! Ему всё снится. Это ужасный сон, только и всего. Громогласный рёв дядюшки над ухом заставил Гарри вздрогнуть.

- Я так и думал, что это ты что-то сделал с нашим Дадликом. Но, судя по тому, что я прочитал, справедливость уже восторжествовала. Надеюсь, тебя посадят.

- Не надейтесь, - процедил Гарри, лихорадочно соображая, что же теперь делать. Сотня дементоров казалась ему не таким страшным уделом, как письмо одной министерской служащей.

- Что ты сказал, мальчишка?! – возмутился дядя, багровея.

- Я сказал, не надейтесь, - членораздельно повторил юноша, вставая с кресла.

- Ты куда?!

- К себе в комнату, - ледяное спокойствие Гарри, больше похожее на ступор, в который парень погрузился после прочтения письма, начинало давать сбои. Юноша понял, что ещё чуть-чуть, и его терпение лопнет.

- Зачем?! – поинтересовался Вернон, подозрительно поглядывая на племянника.

- Не ваше дело! – рявкнул гриффиндорец, обходя дядю. Но Вернон Дурсль сделал шаг, преграждая Гарри путь. Юноша вытащил палочку из кармана и направил на дядюшку.

- Лучше отойдите, - посоветовал парень. Вернон побледнел, но остался на месте.

- Тебе нельзя колдовать, - напомнил он племяннику, но Гарри лишь хмыкнул:

- Вам не кажется, что мне уже нечего терять? Меня ведь уже исключили.

Дурсль мигом отошёл в сторону, и Гарри поднялся в комнату. Разумеется, он не собирался накладывать заклинание на дядюшку, хотя порой хотелось применить Круциатус или Аваду.

В комнате Гарри уже ждала сова с запиской в лапе. Не ожидая ничего хорошего, юноша отвязал письмо. Оно оказалось от Дамблдора. Очевидно, миссис Фигг уже связалась с ним. В своей записке Дамблдор говорил, что всё уладит, и просил Гарри оставаться в доме родственников и не совершать глупостей.

- Я всё лето только и делаю, что торчу в доме у дядюшки и не совершаю никаких глупостей, - сообщил Гарри письму, и тут же подумал, что разговаривать с куском пергамента ненормально. Наверное, сова тоже так считала, потому что в ответ на слова юноши, она сочувственно ухнула и улетела в открытое окно. Парень захлопнул раму, кинул записку и волшебную палочку на стол и, не раздеваясь, упал на кровать. Усталость и пережитые тревоги давали о себе знать, смыкая веки юноши и путая его мысли.

Спустя несколько минут Гарри, несмотря на все треволнения, спал, как убитый. Палочка, одиноко лежащая на столе, слабо мигнула, освещая тёмную комнату и лицо своего владельца. На дереве появились изящные узоры, на миг сложившиеся в никому не известный герб и исчезнувшими в ту же минуту. На письменном столе в доме номер четыре по Тисовой улице снова лежала самая обыкновенная волшебная палочка.

***

В тот самый момент, когда Гарри Поттер сражался с дементорами, сёстры Принстоун сидели в комнате и вертели в руках конверты из Хогвартса, обозревая немаленький список необходимых вещей и учебников.

- Как мы всё это сможем донести до дому? – спросила Лиз у сестры. Ответом ей была тишина. Элизабет подняла голову и недовольно посмотрела на близняшку.

- Джен, да что с тобой сегодня? То рассказываешь мне про какие-то предчувствия, то не слушаешь, что я говорю. Что случилось?

Дженнифер нервно пожала плечами и промолчала.

- Дай-ка угадаю, опять твои предчувствия, - закатила глаза старшая Принстоун. – Слушай, Дженни, все твои ощущения – бред чистой воды. Успокойся и поменьше прислушивайся к себе.

Сказав это, Элизабет отложила письмо на стол и потянулась. Потом соскочила с подоконника, на котором сидела до этого и пошла к двери. На пороге она обернулась и сказала сестре:

- Я пошла к себе в комнату. Ложись-ка спать. Это самый лучший способ избавиться от твоих заскоков. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, - ответила Дженнифер закрывшейся двери. Девушка встала с кровати и подошла к окну. Солнце уже село, и на улице было темно. На тёмном небе поблёскивали редкие звёзды и узкий серп месяца. Джен, прижавшись носом к прохладному стеклу, смотрела на освещённую тусклыми фонарями улицу. Там не было ни души, но младшей Принстоун всё равно казалось, что из темноты за ней следят чьи-то нечеловеческие глаза. Девушка вздрогнула и отошла от окна подальше, задёрнув предварительно шторы. Джен понимала, что сестра права, что всё это лишь пустые бредни, без толку лезущие ей в голову, но в глубине души она понимала, что куда больше верит своей интуиции, чем Лиз. А сейчас шестое чувство подсказывало ей, что за их домом следят, а где-то далеко происходит что-то опасное и неправильное. Что там кому-то плохо. Кому-то, что по какой-то причине важен для неё. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, девушка умылась, переоделась и забралась в кровать, сильнее кутаясь в одеяло.

Дженнифер не знала, сколько прошло времени, но ощущение неправильности и предчувствие беды вдруг пошло на убыль, а потом исчезло совсем. Девушка улыбнулась, с облегчением вздохнула, уверенная, что беда миновала их семью, и, закрыв глаза, уснула.

Неподалёку от дома Принстоунов в гуще подстриженных кустов зажглись кровавые глаза ночного гостя. Они пристально следили за гаснущими окнами. Когда дом погрузился в сонную темноту, существо прислушалось к чему-то, удовлетворённо заурчало и растворилось в темноте куста. Ещё несколько секунд в гуще листвы горели красным пламенем глаза, но затем исчезли и они.


Глава 2. Косой переулок и прочая чертовщина

От автора: // - разговоры на змеином языке

Магия всего лишь трюк, обман зрения и случайность с целью обмануть людей. Однако те, кто видят магический трюк, наслаждаются тем, что их обманули.(c)

Следующее утро выдалось ясным солнечным и ещё более жарким, чем предыдущее. Солнце словно вознамерилось спалить Великобританию дотла. Раскалённые добела лучи жгли пожухлые и пожелтевшие газоны возле магловских домиков. Ртутный столбик термометра упрямо полз вверх, не желая падать ниже отметки двадцать градусов. Люди, который день безвылазно сидевшие в домах, проклинали жару и поглядывали на небо в надежде на то, что оно прольётся на землю дождём. Но высокое голубое небо было абсолютно безоблачным.

Но даже подобная погода не могла испортить сёстрам Принстоун настроение. Предвкушая поход в Косой переулок, девушки были готовы закрыть глаза на что угодно. И на близящуюся поездку в Хогвартс, и на отвратительную овсянку тёти Селесты. Позавтракав, Лиз и Джен поднялись в комнату Дженнифер, чтобы переодеться. Вслед им из кухни неслась громкая просьба тётушки одеться прилично и не заставлять её краснеть перед соседями. Сёстры со вздохом выгребли из своих шкафов всю одежду, которая там была, и подвергли её критическому отбору. После недолгих споров они сошлись на вполне приличных чёрных джинсах, абсолютно нормальных синих однотонных футболках и на совершенно обыкновенных чёрно-белых кроссовках. Прихватив сумки и письма со списком необходимого, Элизабет и Дженнифер спустились в гостиную к тёте. Селеста, увидев племянниц, всплеснула руками:

- Вы когда одеваетесь, думаете или нет?

- А что не так? – удивились сёстры, оглядев друг друга с ног до головы.

- Всё не так. Никакой практичности. На улице жара, а они оделись в чёрное и тёмно-синее. Нет надеть что-нибудь светлое!

- Тётя, - перебила Селесту Лиз. – В конце концов, нам с близняшкой в этом по улице ходить, а не Вам.

Тётя собиралась возразить племяннице, но затем тяжело вздохнула и махнула рукой. С племянницами было невозможно спорить. Девушки были из тех людей, которым надо обжечься, чтобы понять: спички – не игрушка.

- Ладно, вас всё равно не переубедишь, - сказала Селеста. – Значит так, в Косой переулок попадёте через Дырявый котёл. Где он находится, точно не знаю, я там никогда не была, но для вас найти его не составит труда, волшебникам он должен виден. Деньги возьмёте в Гринготсе. Вот ключ от сейфа вашей матери, смотрите не потеряйте, иначе не видать вам денег, как своих ушей. У гоблинов с этим строго. Деньги забирайте не все, вам как-никак три года учиться. Несмотря на то, что пойти я с вами не смогу, я обязательно проверю, что вы купили. Поэтому покупайте в первую очередь то, что нужно, а потом можете зайти в аптеку и купить всё, что вам надо для ваших зелий. Но, Мерлина ради, не покупайте кровь единорога и другие редкие компоненты. Всех денег из сейфа моей кузины не хватит, чтобы их оплатить. Обязательно зайдите к Олливандеру, он делает лучшие волшебные палочки во всей магической Великобритании. Постарайтесь не показать, что вы палочки видите впервые в жизни. Купите себе сов, без них вы не обойдётесь, а наша бедняжка Молли стала уже слишком стара, для того чтобы работать почтальоном. Не нарывайтесь на неприятности, помочь я вам не смогу. И, пожалуйста, ни в коем случае не ходите в Лютный переулок. Не уподобляйтесь своей матери, ни к чему хорошему прогулки по этому переулку её не привели. Вы меня слышите? Пообещайте мне, что ни за что не пойдёте туда!

- Обещаем, - хором ответили сёстры, глядя на тётушку честными глазами.

- Ладно, - тяжело вздохнула Селеста. – Тогда можете идти. И, пожалуйста, не задерживайтесь. Чтобы к пяти были дома. Желательно, конечно, раньше, но я знаю, как вы любите гулять, поэтому не настаиваю на вашем немедленном возвращении. Можете побродить по Косому переулку. Но, я вас умоляю, ни за что…

- Не заходить в Лютный переулок, - закончили за тётю близняшки. – Мы поняли, тётя. Ни за что, ни под каким предлогом мы туда не пойдём. Тётя, Вы так волнуетесь, словно на войну нас собираете. Мы всего лишь идём за покупками. Не переживайте так, всё будет хорошо.

- Ладно-ладно, не буду, - вздохнула Селеста. – Возьмите немного денег на проезд на каминной полке. Удачного вам дня.

- Спасибо. Пока, тётушка, - крикнули на прощание сестры, и вышли из дому.

Спустя сорок минут девушки шли по городским улицам. Вокруг них жил своей жизнью шумный и беззаботный магловский Лондон. Палящие лучи солнца лениво скользили по блестящим бокам проезжающих мимо машин, окнам строгих офисов, отражались в стёклах медленных и степенных автобусов. Асфальт, плавясь под ногами, дышал жарой. Люди, волей случая оказавшиеся на улицах, обмахивались бумажными веерами или воротниками в тщетной попытке охладиться. Сёстры, пробираясь сквозь толпы прохожих, тщательно разглядывали стеклянные сверкающие витрины магазинов, ища крошечный невзрачный магический бар под названием «Дырявый котёл». Лиз и Джен обнаружили его между большим книжным магазином, пестревшим красочными обложками книг, и магазином дисков, обещавшим тысячу музыкальных новинок. Сам бар выглядел тёмным, запущенным, обшарпанным и совершенно непохожим на известное заведение. Скорее, он напоминал кабачок девятнадцатого века в бедном квартале Лондона.

- Что-то этот «Дырявый котёл» не внушает мне доверия, - протянула Джен, изучая несколько покосившуюся вывеску.

- Ну, мы же не собираемся там останавливаться, - пожала плечами Элизабет, решительно направляясь к двери.

- Это верно, - буркнула Дженнифер, следуя за сестрой. – Но ведь кто-то проводит свой досуг в этом заведении.

Однако, к удивлению сестёр, внутри бар оказался хоть и тёмный, но не такой запущенный. Скрипучие деревянные полы были натёрты, старенькие шаткие столики чисто вымыты. За барной стойкой стоял унылый лысый человечек и протирал тряпкой тускло поблёскивающие в слабом свете стаканы. Людей в «Дырявом котле» оказалось немного. Они сидели за столиками по двое-трое и что-то негромко обсуждали. Судя по «Ежедневному Пророку» в их руках, предметом обсуждения были статьи этой газеты. Близняшки сумели уловить лишь обрывки диалогов. В них мелькали «врун», «...а Вы уверены, что они говорят неправду?», «...Тот-кого-нельзя-называть не мог возродиться», «А я всегда знал, что Дамблдор ненормальный…» и всё в том же духе. Заинтригованные услышанным, сёстры подошли к барной стойке. Лысый человечек на миг оторвался от своего занятия, взглянул на новых посетительниц, а затем, поняв, что девушки не собираются ничего заказывать, грустно вздохнул и вернулся к протиранию стакана.

- Извините, - сказала Лиз, присаживаясь на скрипучий табурет рядом с барной стойкой. – Мне неловко отрывать Вас от работы, но не могли бы Вы уделить мне и моей сестре пару минут.

Человечек ещё раз грустно вздохнул, посмотрел на стакан, а потом на девушек.

- Да, мисс, - пробормотал он. – Я Вас внимательно слушаю. Вы хотите что-нибудь заказать?

- Нет-нет, - поспешила вмешаться Джен. – Мы просто хотели узнать. Все эти люди…. О чём они говорят? Что такого написано в «Ежедневном Пророке»?

- Разве вы не читали? – во взгляде лысого бармена читалось неприкрытое удивление. – Я думал, что об этом слышали все.

- Мы не выписываем «Ежедневный Пророк» и живём в магловском районе, - пояснила Элизабет. – Поэтому все новости до нас с опозданием.

- Если вообще доходят, - добавила Дженнифер.

Бармен сочувственно кивнул, но вместе с тем было заметно, что он рад случаю поговорить. Очевидно, ему было не с кем обсуждать новости.

- Вы наверняка слышали о нападениях Пожирателей Смерти во время Чемпионата мира по квиддичу с год тому назад.

Сёстры переглянулись. Около года назад тётя что-то говорила о каком-то нападении. В тот день она была очень сильно взволнована и даже собиралась переехать, но потом несколько успокоилась и решила повременить с переездом. Близняшкам тогда так и не удалось добиться от тётушки более-менее внятного ответа на вопрос, что произошло. Селеста отвечала весьма туманно и постоянно уходила от темы. В конце концов, девушки смирились с тем, что ничего путного они не узнают и отстали от тётки, рассудив, что если произойдёт нечто действительно серьёзное, то она непременно им об этом расскажет. И вот теперь спустя год им говорят, что это было нападение Пожирателей Смерти!

- Допустим, слышали, - уклончиво ответила Лиз. – Но какое отношение к настоящему имеет то нападение?

- Имеет, мисс, имеет. Не самое прямое, но всё же…. Дело в том, что существует мнение, что на преступление Пожирателей толкнула проявившаяся Чёрная Метка.

- Клеймо Того-кого-нельзя-называть, - кивнула Джен.

- Именно, - подтвердил лысый человечек. – А то, что эта Метка проявилась, означает что?

- Что? – переспросили близняшки.

- То, что Сами-знаете-кто восстал из мёртвых, - бармен произнёс эту фразу с таким торжеством, словно он собственноручно возродил пресловутого Тёмного Лорда.

- Разве это возможно? – недоверчиво поинтересовалась Дженнифер. – Поправьте меня, если я не права: Гарри Поттер уничтожил Сами-знаете-кого.

- Всё верно, - кивнул человечек. – В том-то всё и дело, что Метка лишь косвенное доказательство. Но затем в Хогвартсе был проведён Турнир Трёх Волшебников. В конце последнего испытания Гарри Поттер внезапно появляется на стадионе перед толпами зрителей с Кубком и трупом своего соперника, Седрика Диггори, и, как заведённый, повторяет, что Тот-кого-нельзя-называть вернулся, а мистер Диггори был им убит.

- И? – одновременно спросили сёстры.

- И ничего, - развёл руками бармен, снова берясь за стакан. – Ему сначала вроде бы все поверили, а потом «Пророк» стал писать о том, что всё это ложь, что Дамблдор и Поттер выжили из ума, что Сами-знаете-кто покоится в могиле.

- А кому верить-то, «Пророку» или Гарри Поттеру? – полюбопытствовала Дженнифер. – Как узнать наверняка, вернулся Тёмный Лорд или нет?

- Вы его так не называйте, мисс, - понизив голос, посоветовал бармен. – Так его называли только Пожиратели Смерти. Не стоит искать лишних неприятностей. А что касается веры…. Ваше дело, мисс. Кому хотите тому и верьте.

- Спасибо и на этом, сэр, - поблагодарила Элизабет, потянув сестру за футболку. – Мы, пожалуй, пойдём.

- Доброго вам дня, мисс, - откликнулся человечек, не отрывая взгляд от стакана.

Ловко лавируя между столиками, сёстры пересекли полутёмный зал бара и подошли к неказистой на вид двери, выводившей на задний двор. По словам тётушки, именно там располагался проход в Косой переулок.

Дверь с негромким скрипом открылась, выпуская близняшек на залитый солнечным светом дворик. Прямо перед ними высилась кирпичная стена, по обе стороны от которой стояли мусорные баки. Сёстры приблизились к стене, пытаясь отыскать в ней хоть какой-то намёк на проход. Однако стена была очень крепкой и слишком высокой, чтобы перелезть через неё. Девушки приуныли. В своём рассказе тётушка каким-то образом забыла о волшебной стене. А может быть и не знала о ней.

- И? – вздохнула Лиз. – Что будем делать?

- Ты у меня спрашиваешь? – хмыкнула Джен, глядя на сестру. – Я могу предложить только одно: вернёмся обратно в бар и спросим у кого-нибудь.

- Вам чем-нибудь помочь, мисс? – раздался за спиной девушек вкрадчивый голос. Лиз и Джен обернулись. На них с лукавым блеском в глазах смотрело существо, отдалённо смахивающее на мужчину со спутанной копной рыжих волос. Этот человек не внушал доверия: было в нём что-то отталкивающее, заставляющее сомневаться в его честности и добропорядочности.

- Вы кто? – не очень вежливо поинтересовалась Дженнифер, пока Элизабет тщательно изучал неожиданного помощника. На лице существа расплылась подобострастная улыбка.

- Старина Наземникус к Вашим услугам, мисс. Чем я могу Вам помочь?

«Только одним: избавьте нас с сестрой от своего общества!» - хотелось сказать Джен, но вместо этого она вежливо улыбнулась, памятуя об их с Лиз проблеме.

- Не могли бы Вы, сэр, показать мне и моей сестре, как попасть в Косой переулок? - попросила она. Наземникус улыбнулся ещё шире.

- Разумеется, мисс. Необходимо только коснуться волшебной палочкой здесь, здесь и здесь.

На глазах у изумлённых девушек кирпичи в стене начали стремительно двигаться, превращаясь в высокую арку, ведущую на залитую солнцем многолюдную улицу, вымощенную булыжником.

- Да, - выдохнула Элизабет. – Нам с тобой, близняшка, такому ещё учиться и учиться. Сэр, спасибо Вам, я прямо не знаю, как Вас благодарить…, - начала она, но запнулась на полуслове, не обнаружив странного человечка.

– Куда он делся? – спросил Лиз у сестры.

- Не знаю, - пожала плечами та. – Я не видела. О, чёрт! – вдруг воскликнула младшая Принстоун. – А, ну, стой! Ворюга!

- Ты куда? – недоумённо поинтересовалась Элизабет, бросаясь за сестрой.

- Лиз, нам нужно найти этого Наземникуса! – сказала Джен. – Он у меня деньги украл! И,… Ладно бы только деньги. Но он ещё и колечко прихватил, - добавила она, чуть не плача.

- Какое колечко? – переспросила Лиз.

- Мамино. Ну, то, которое нам тётя дала, помнишь? Тётка ещё сказала, что это вроде как семейная реликвия, передаётся из поколения в поколение уже несколько веков. И вот его украли….

- Растяпа! – воскликнула старшая сестра. – С чего ты взяла, что кольцо и деньги украл Наземникус? Может, ты сама их где-то потеряла.

- Нет, - упрямо возразила Джен. – Я точно помню, что буквально минуту назад кольцо было на мне, а деньги в кармане.

Элизабет тяжело вздохнула. Ругать младшую сестру, которая и так едва сдерживала слёзы, не хотелось, но и утешить её было нечем. Кроме того, было жаль кольцо – единственную вещь, которая осталась сёстрам от покойной матери.

- Даже если так, - произнесла Лиз. – Даже если это действительно он тебя обокрал, где мы его теперь найдём? – И она выразительно окинула взглядом многолюдную улицу.

- Давай у кого-нибудь спросим. Вдруг Наземникуса видели, - в глазах Дженнифер светилась отчаянная надежда. Элизабет хотела возразить, но не стала. Вместо этого она подошла к стоящему в сторонке от оживлённого движения скучающему старичку. Старичок с неослабевающим вниманием рассматривал прохожих, будто они были ценными и редкими экспонатами выставки. Заметив направляющуюся в его сторону девушку, он оживился.

- Интересно было бы узнать, чем старый ворчун может помочь столь юной леди? – с весёлым блеском в глазах поинтересовался старичок.

- Вы не видели здесь невысокого рыжего мужчину? – спросила Лиз.

- Его зовут Наземникус, - добавила Джен. – Может, Вы такого знаете?

Старичок склонил голову чуть набок и задумался. Затем улыбнулся и спросил:

- Вы о Наземникусе Флетчере спрашиваете, юные леди?

- Мы не знаем его полного имени, - хором ответили близняшки. – Он представился Наземникусом, вызвался помочь пройти через арку, а потом обокрал.

- Да, это он может, - согласился старичок. – Только, боюсь, милые барышни, придётся вам попрощаться с теми вещами, которые он у вас украл. Скорее всего, он их сейчас продаёт кому-нибудь, если уже не продал.

- А где он торгует краденым? – спросила Джен, сжимая кулаки.

- Где-где, в Лютном переулке, разумеется, - ответил старичок так, словно это было известно всем.

- Не подскажете, где расположен вход в Лютный переулок? – попросила Дженнифер. Лиз схватила сестру за руку.

- Ты что, Дженни, с ума сошла? – прошептала Элизабет. – Мы же обещали тётушке, что не пойдём туда.

- Лиззи, неужели ты не хочешь вернуть мамино кольцо? Ты только представь, как тётя расстроится и рассердится, если узнает, что мы его посеяли!

- Ваша сестра права, милая леди, - вмешался в разговор близняшек старичок, обращаясь к Дженнифер. – Лютный переулок – это не место для увеселительных прогулок. Там очень опасно, и никто не поручится за вашу безопасность и жизнь.

- Всё равно, - упрямо тряхнула головой Джен. – Покажите нам, как попасть в Лютный переулок. Близняшка, ты со мной?

Лиз вздохнула. В глазах Дженнифер пылал знакомый старшей Принстоун упрямый огонёк. Младшую близняшку уже было не переубедить.

- Куда я денусь. Не могу же я бросить тебя одну.

Старичок удивлённо посмотрел на сестёр, а затем покачал головой.

- Сколько лет наблюдаю за людьми, но так и не смог понять природу человеческого разума, - вздохнул он. – Что ж, юные леди, если вам так угодно, я покажу вам дорогу. Но, боюсь, это будет последняя глупость в вашей жизни. Идите прямо по улице. Увидите аптеку, поверните направо. Там будет проход, он и выведет вас в Лютный переулок. Желаю удачи. Она вам понадобится.

- Спасибо, сэр, - в унисон произнесли сёстры и пошли вперёд по переулку. Старичок какое-то время глядел им вслед, а затем покачал головой и вернулся к наблюдению за проходившими мимо магами.

***

Наземникус Флетчер мрачно разглядывал свою скудную добычу. В руках вор держал магловские деньги и изящное колечко. В кармане у девчонки, которую он обчистил, не оказалось ни одной магической монеты. Конечно, можно было пойти в Гринготс и обменять магловские шиллинги и пенсы на магические сикли и кнаты, но, во-первых, вряд ли Наземникус смог бы выручить приличную сумму, а, во-вторых, гоблины не жаловали ловкого вора. Флетчер угрюмо вздохнул, пряча деньги в карман и поднося поближе к лицу колечко. На руке девушки оно выглядело необычным и дорогим, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что ничего особо ценного в кольце нет, кроме тонкого серебряного ободка. Даже искусно сделанная красная роза на кольце оказалась не из рубина, а из какого-то неизвестного Наземникусу, но явно не очень дорогого камня. Флетчер вгляделся в колечко внимательнее. На внутренней стороне ободка были написаны какие-то слова, но разглядеть их без помощи увеличительного стекла не представлялось возможным. Вор сжал кольцо в руке и решительным шагом направился в Лютный переулок к одному своему знакомому, который мог бы оценить колечко.

Лютный переулок встретил Наземникуса недружелюбно, впрочем, Флетчер уже привык к этому. Косые, а порой и кровожадные, взгляды обитателей мрачной магической улочки уже давно не пугали вора. Здесь трудно было расслабиться по-настоящему, но зато только в Лютном переулке Флетчер всегда мог сбыть краденые вещи. Воровство здесь было не только вполне обычным делом, но иногда и единственным способом добывать себе денег на пропитание. Хозяева местных обшарпанных лавчонок никогда не интересовались, где именно их клиент достал товар, и всегда неплохо оплачивали действительно стоящие вещи или редкие ценности. В одну из таких лавочек и направлялся Флетчер. Нужный ему магазинчик располагался почти в самом конце Лютного переулка. Тёмное невысокое здание с грязными тусклыми витринами и покосившейся вывеской, с которой уже давным-давно стёрлось название. Наземникус толкнул деревянную дверь. Над его головой противным дребезжащим звоном звякнул колокольчик, и мужчина вошёл в полутёмное помещение. На шатких деревянных стеллажах лежали самые разнообразные вещи, ценные и не очень. За прилавком возникло движение, и из темноты на свет шагнула высокая полная женщина лет тридцати пяти-сорока с толстой огненно-рыжей косой.

- Добро пожаловать, - начала, было, женщина, но заметила Наземникуса и нахмурилась:

- Земник, ты что ль?

- Добрый день, Мери, - поприветствовал мужчина хозяйку лавочки.

- Кому как, - мрачно отозвалась Мери, поправляя косу.

- Что случилось? – поинтересовался Флетчер.

- Что-что, - пробормотала женщина, выходя из-за прилавка. – Не заходят ко мне, не покупают. Денег почти нет, за аренду платить скоро нечем будет. Моя лавка переживает не лучшие свои времена, Земник, сам знаешь. Все ходят к этому пройдохе и выродку, Горбину! А он и рад! Видел бы ты, какие цены он заламывает! Половина его товара не стоит тех денег, которые он требует! Но, как бы то ни было, моих покупателей этот гад отбил! Будь он проклят! Чтоб ему икалось до самой смерти, а потом и на том свете!

Наземникус спокойно выслушал тираду хозяйки магазинчика. Женщина вот уже несколько лет каждый раз говорила почти одно и то же, и Флетчер выучил её речь практически наизусть.

- Ну, – буркнула Мери. – А ты с чем пожаловал? Только не говори, что соскучился по мне. Ни за что не поверю!

- А если я и вправду соскучился? Соскучился по тем восхитительным дням и ночам, что мы провели вместе, – лукаво усмехнулся Наземникус. – Я ведь люблю тебя, Мери.

Женщина горько рассмеялась.

- Не ври, Земник. Ты любишь только деньги, только их металлический звон и их драгоценный блеск. Могу поспорить на свою лавчонку, ты и сегодня пришёл ко мне за деньгами.

- Что ж, не стану спорить. Ты как всегда проницательна, Мери, – улыбнулся вор. – У меня есть одно любопытное колечко. Могу тебе его продать, если захочешь.

- Сначала покажи, - деловито потребовала Мери. Наземникус разжал кулак и продемонстрировал свою добычу собеседнице. Женщина взяла кольцо и цепким профессиональным взглядом осмотрела его. Колечко тускло поблёскивало в свете свечей. Наконец, Мери положила кольцо на прилавок и посмотрела на Флетчера.

- Ты издеваешься, Наземникус?! Красная цена этому колечку – не больше десяти галеонов!! И то только потому, что серебро хорошо выглядит! Ты стареешь, Земник, теряешь хватку. Приносишь мне какую-то ерунду!

- Не кипятись, Мери, – поспешил успокоить собеседницу Флетчер. – Там есть какие-то слова на ободке. Посмотри, что там написано. Вдруг там что-то, что поднимет цену этой безделушки.

Женщина вздохнула, но взяла кольцо и лупу. Пока Мери тщательно разглядывала колечко, Наземникус стоял рядом, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

- Ну, что там написано? – поинтересовался он.

- Маргарет Принстоун. 1627 год. И как будто герб или инициалы чьи-то, не разглядеть, - неторопливо ответила Мери. – Что ж, Земник, считай, что я тебя на первый раз простила. Можно будет набить цену за это колечко. Всё-таки ему больше трёх сотен лет.

- Значит, ты его покупаешь? – обрадовался Наземникус.

- Покупаю? – с усмешкой переспросила женщина. – Нет, Земник, я его забираю просто так. И не смотри так на меня. Считай это компенсацией за моральный ущерб и за то, что ты принёс мне низкосортный товар.

- Ты обманщица, Мери!! – возмутился Флетчер, сжимая кулаки и делая шаг вперёд.

- Я? Что ты! Я ничего тебе не обещала, это ты что-то придумал. Надеюсь, ты не растерял остатки здравого смысла и не полезешь драться со мной. Ты ведь помнишь, что проклятиями и Непростительными я владею лучше тебя? Я смогу убить тебя раньше, чем ты достанешь палочку!

Наземникус издал странный горловой звук. Секунду он подумывал о том, чтобы напасть на наглую мерзавку, но затем резко развернулся и вышел, хлопнув дверью. Колокольчик зашёлся лающим звоном. С одного из стеллажей что-то упало с глухим стуком и покатилось по полу. Мери усмехнулась.

- Ах, Наземникус, Наземникус, ты всё такой же вспыльчивый. И всё также абсолютно не разбираешься в вещах, не можешь отличить истинную ценность от простой безделушки, - прошептала она, после чего вышла в соседнюю комнатку и вскоре вернулась оттуда с небольшой деревянной коробочкой-пеналом. Воровато оглядевшись, женщина с величайшей осторожностью открыла коробочку. Внутри на куске ткани лежали два изящных кольца. Оба, словно братья-близнецы, походили на то колечко, которое принёс хозяйке магазина Флетчер: тонкие ободки из серебра и розы, сделанные настолько искусно, что казались живыми. Но только на тех кольцах, что лежали в коробочке у Мери, цвели не красные розы, а белая и чёрная. Женщина бережно положила к ним находку Наземникуса.

- Забавные вещицы, - пробормотала она, ни к кому не обращаясь. – По отдельности обычные в меру дорогие украшения, без сомнения красивые, но абсолютно бесполезные. Но зато когда вы вместе….

Не договорив, Мери закрыла коробочку и отнесла её обратно в небольшую комнатушку, расположенную рядом с торговым залом. По лицу женщины блуждала улыбка. Господин будет доволен.

***

Элизабет и Дженнифер медленно брели по Лютному переулку. Несмотря на то, что в Косом переулке светило солнце, раскрашивая магазины и лавочки в радужные цвета, здесь царил сумрак. Он властвовал над всем в Лютном переулке: в витринах магазинов, в камнях мостовой, в лицах и какой-то обречённой, усталой походке людей, – везде был сумрак. Девушки старались держаться как можно ближе друг к другу и вздрагивали от каждых неосторожных и злых взглядов, проникающих под кожу, словно острый нож. Где искать Наземникуса с краденым колечком, сёстры представляли смутно.

- Что здесь забыли столь милые девочки? – раздалось откуда-то сбоку. Лиз и Джен обернулись и шарахнулись в сторону от закутанной в засаленную мантию старухи. Из-под капюшона сияли каким-то маниакальным блеском глаза. В иссохших ручонках старуха сжимала кривую сучковатую клюку.

- Так что вы здесь делаете?

- Мы…, - Лиз на секунду запнулась, а затем продолжила:

- Мы ищем одного мужчину, Наземникуса Флетчера. Может быть, Вы его знаете, мэм?

Старуха с любопытством посмотрела на девушку.

- Мэм? – проскрипела она. – Да, давненько ко мне так никто не обращался. Но никаких Флетчеров я не знаю. Да и зачем он вам, деточки?

- Он украл у нас… кое-что важное, - ответила Дженнифер, оглядываясь по сторонам. Она уже жалела, что настояла на своём глупом решении пойти в Лютный переулок.

- Кое-что важное, говоришь? – хрипло переспросила старуха. – Хоть я и не знаю никакого Наземникуса, думаю, я смогу дать вам кое-что очень важное.

- Да? И что же? – осторожно спросила Элизабет, не уверенная, что хочет услышать ответ старухи.

- Ну, разумеется, - подтвердила её собеседница, вытаскивая из-под подола корзину. – Я могу продать вам человеческие головы. Да, человеческие головы! Что может быть важнее голов?! Куда же вы, деточки?

- Простите, - пробормотала Джен, пятясь от сумасшедшей старухи и тяня за собой сестру. – Но мы, пожалуй, пойдём.

Близняшки ускорили шаг, стремясь поскорее уйти от старухи. Им вслед неслось её хриплое карканье:

- Человеческие головы! Покупайте человеческие головы!

- Как здесь найти этого вора? – прошептала Лиз, окидывая взглядом толпу. – Такое ощущение, что кругом одни ненормальные.

- Вы совершенно правы, прелестное создание. Но они в этом не виноваты. К сожалению, жизнь в Лютном переулке не сахар, и каждый выживает, как может, - из ближайшей подворотни вышел мужчина в потрёпанном костюме и галантно склонился перед девушками. В его глазах при виде сестёр зажегся неприятный плотоядный огонёк.

- Что Вам надо? – спросила Элизабет, делая шаг назад. – Тоже хотите продать нам человеческие головы?

- Я этим не занимаюсь. У меня есть дела поинтереснее, - мягко возразил мужчина. – Но я слышал, вы разыскиваете Наземникуса Флетчера. Могу показать вам, где он сейчас. Проследуйте, пожалуйста, за мной.

И он указал рукой на тёмную и грязную подворотню. Лиз сделала, было шаг в его сторону, словно заворожённая, но Джен удержала сестру, заметив голодный взгляд, с которым мужчина смотрел на их шеи.

- Вы лжёте! – ровно сказала Дженнифер, радуясь тому, что её голос звучит не испуганно. – Никуда мы с Вами не пойдём! Отстаньте от нас!

Мужчина помрачнел. Выражение лица слетело с его лица, будто ночной каприз. Теперь в нём не было ничего, кроме жажды и холодного мрака, царившего в его глазах. Он сделал шаг вперёд, вынуждая девушек отступить.

- Что ж, раз так, то я буду вынужден….

Но договорить он не успел. Толпа вдруг всколыхнулась, и над ней пролетел чей-то крик:

- Спасайтесь! Авроры!

Маги, наводнявшие переулок, бросились врассыпную. Мужчина направился к близняшкам, но его смыла человеческая толпа. Дженнифер сориентировалась первой.

- Быстрее, Лиз, бежим!

Сёстры кинулись к выходу из Лютного переулка. В самом переулке была настоящая паника. Люди расталкивали и сбивали друг друга, пытаясь скрыться. Через пару мгновений после предупреждения в переулок ворвались авроры. Началась сумятица и давка. Вокруг слышались чьи-то крики, кто-то плакал, кто-то молил о помощи. Но, к счастью для сестёр, никому не было дела до двух пятнадцатилетних девчонок, зачем-то пришедших сюда. Пользуясь всеобщей суматохой, девушки с трудом пробрались к выходу из Лютного переулка. Со всех сторон их толкали, пару раз чуть не сбили с ног и не затоптали, но близняшки смогли добраться до арки, разделявшей Косой и Лютный переулки. И снова им повезло. Несмотря на то, что на выходе стоял отряд авроров, на близняшек никто не обратил внимания. Лишь один раз по ним скользнул равнодушным взглядом молодой парень, но тут же отвернулся. Но, только оказавшись в Косом переулке, сёстры Принстоун смогли вздохнуть свободно.

Переполох в Лютном переулке никак не повлияла на плавное течение жизни переулка Косого. Здесь всё так же не спеша прогуливались маги, сияли солнечными бликами витрины магазинов, звенел чей-то смех. А за спиной сестёр бесновалась обитель ненависти и мрака.

- Да, Косой и Лютный переулок – небо и земля, - произнесла Лиз, вытирая чуть дрожащие вспотевшие ладони о джинсы.

- Жаль, только мамино колечко так и не вернули, - грустно вздохнула Джен. Элизабет сердито посмотрела на сестру.

- Скажи спасибо, что живы остались! – раздражённо ответила старшая Принстоун. – Да и то, не факт! Представляешь, что нам устроит тётушка, если узнает, что мы были в Лютном переулке?

- Прости, Лиззи, - младшая сестра виновато посмотрела на старшую. – Ты была права, не надо было нам туда идти.

- Ладно, - примирительно сказала Лиз. – Что сделано – то сделано. Пойдём лучше в Гринготс. Мы и так потеряли много времени.
Дженнифер кивнула, и сёстры пошли к белоснежному зданию банка, возвышавшемуся над маленькими магазинчиками.

У высоких отполированных до блеска бронзовых дверей девушек встретил гоблин. Он окинул потенциальных клиенток суровым взглядом, а затем распахнул дверь. Прямо перед сёстрами на следующих, серебряных, дверях была выгравирована надпись, предупреждающая посетителей о грешной сути жадности. Близняшки распахнули эти двери и оказались в мраморном просторном зале. В нём было тихо и немного пустынно. За высокими конторками сидели серьёзные гоблины и постоянно что-то взвешивали, оценивали, записывали. Люди, ходившие по залу, старались вести себя как можно тише и незаметнее. Они даже разговаривали почти шёпотом. Сёстры с нескрываемым восхищением и благоговением смотрели на мраморное великолепие банка.

- У меня просто нет слов, - произнесла Лиз, осматриваясь. – Интересно, Букингемский дворец изнутри так же выглядит?

Джен лишь пожала плечами, с удивлением разглядывая всё вокруг.

- Юные леди, - вдруг послышалось рядом с сёстрами. – Чем я могу вам помочь?

Девушки резко повернулись на голос и увидели хмурого гоблина, сидевшего за ближайшей конторкой и терпеливо взирающего на ошеломлённых посетительниц.

- Добрый день, сэр, - одновременно произнесли близняшки Принстоун. – Мы пришли, чтобы взять денег из своего сейфа.

- У вас есть ключ? - поинтересовался гоблин, чуть приподнимаясь. Элизабет вопросительно посмотрела на Дженнифер. Ты кивнула.

- Должен быть.

Покопавшись в сумке, Джен с победной улыбкой извлекла на свет маленький серебряный ключ, похожий на ключики от музыкальных шкатулок, и отдала его гоблину. Пока тот со всей тщательностью изучал ключик, сёстры, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, разглядывали окружающих магов. Двери Гринготса постоянно открывались и закрывались, пропуская новых посетителей. На этот раз в двустворчатые серебряные двери медленным и ровным шагом вошёл безмятежный старик в очках-половинках и лиловой мантии и направился к той конторке, перед которой стояли сёстры Принстоун. Последние с интересом разглядывали пожилого мага, с удивлением узнавая в нём Альбуса Дамблдора. Когда Дамблдор оказался возле конторки, Джен робко спросила:

- Вы – профессор Дамблдор?

- Да, - улыбнулся ласковой отеческой улыбкой волшебник. – А вы я полагаю мисс и мисс Принстоун? Селеста мне именно так вас и описывала.

Реплика Дамблдора была прервана вежливым покашливанием гоблина. Сёстры посмотрели на него.

- Всё в порядке, мисс, - сообщил гоблин, выбираясь из-за конторки. – Следуйте за мной. Вы подождёте, мистер Дамблдор?

- Разумеется, мой дорогой Грюнбах, - безмятежно улыбнулся профессор, поглаживая бороду. Гоблин кивнул, принимая слова клиента к сведению, после чего прошествовал к одной из дверей. Девушки поспешили за ним.

За дверью оказался узкий каменный коридор, освещаемый горящими факелами. Дорога круто уходила вниз, изгибаясь головокружительными и причудливыми поворотами. На полу были уложены маленькие рельсы, по которым, слегка погромыхивая, к девушкам и Грюнбаху выкатилась тележка.

- Прошу вас, леди, - произнёс гоблин, указывая на тележку. Сёстры забрались внутрь, следом за ними залез Грюнбах, и тележка тронулась.

Стремительная гонка по подземелью доставила близняшкам невероятное удовольствие. Куда там магловским американским горкам! Они и в сравнение не шли с этой сумасшедшей поездкой! Рельсы причудливо петляли по подземным лабиринтам, резко поворачивая в сторону в самый неожиданный момент. Мимо Лиз и Джен проносились каменные стены с белыми соляными разводами, похожими на искусные узоры, и острые пики сталактитов и сталагмитов. Грохот тележки эхом отдавался от стен и потолка, и создавалось ощущение, что по тоннелю несётся поезд. Единственной неприятностью путешествия был холод, который усиливался по мере того, как гоблин и девушки спускались вниз. Ледяной воздух бил в лицо и так и норовил забраться за шиворот и побольнее ущипнуть за кожу. Внезапно тележка остановилась, и Грюнбах объявил:

- Приехали! Ваш сейф номер 664.

Сёстры выбрались из тележки и увидели небольшую дверь в стене. Грюнбах, тем временем, достал из-за пазухи серебряный ключик и вставил его в замочную скважину. Ключик легко повернулся в ней два раза, и дверь бесшумно распахнулась. Близняшки ахнули, увидев выложенные аккуратными столбиками золотые, серебряные и бронзовые монетки.

- Это всё наше, Дженни? – тихо спросила Лиз, не в силах оторвать взгляд от свалившегося на них богатства. Джен лишь кивнула. Гоблин молча стоял рядом. Он привык к любому проявлению чувств посетителей Гринготса: и к разочарованию, и к немому восхищению. Девушки медленно, словно боясь, что деньги исчезнут, зашли в сейф.

- Ты только подумай, Лиззи! – воскликнула Дженнифер. – У нас, оказывается, столько денег, а тётка давала нам на неделю всего лишь пару фунтов*!

Элизабет, деловито наполнявшая сумку галеонами, сиклями и кнатами, ничего не ответила. Через пару минут она вышла из сейфа.

- Думаю, этого нам хватит, - сказала Лиз, забираясь в тележку. Джен села следом, и Грюнбах повёз девушек обратно.

Снова оказавшись в главном зале банка, Лиз и Джен увидели всё ещё не ушедшего Альбуса Дамблдора. Он встретил их понимающей улыбкой, пожелал приятных покупок и напомнил о том, что занятия в Хогвартсе начинаются первого сентября. Девушки вежливо улыбнулись ему в ответ, пообещали приехать в школу вовремя и вышли из банка.

Дамблдор некоторое время постоял, глядя вслед своим новым ученицам, затем удовлетворённо улыбнулся и повернулся к гоблину.

***

- Куда теперь? – спросила Лиз, когда сёстры вышли из книжного магазина «Флориш и Блоттс». В руках у девушек были сумки с купленными учебниками, ингредиентами для зелий, своих и школьных, и мантиями. Теперь Элизабет выжидающе смотрела на сестру, которая держала в руках список необходимых покупок.

- Тётушка очень сильно настаивала на том, чтобы мы купили сову, а то старушка Молли уже не способна долететь даже из дома до нашей изгороди, - напомнила Джен. – Поэтому логичнее всего отправиться в зоомагазин.

В маленьком магазинчике «Волшебный зверинец» стоял невыносимый смрад. Возле стен были расставлены клетки со всевозможной живностью, и все животные считали своим долгом напомнить о себе. Шипение, уханье, писк, мяуканье – всё сливалось в невообразимый шум. Ведьма-продавщица была занята, объясняя что-то какому-то незадачливому клиенту, и сёстры бесцельно бродили между клетками, когда вдруг Лиз замерла.

- Что случи…, - начала, было, Джен, но проследила за взглядом сестры и замолчала. Прямо на близняшек из аквариума смотрела кобра. Неподвижный взгляд её янтарных глаз завораживал и притягивал.

- Лиззи, - осторожно позвала Дженнифер сестру. – Ты же ведь не собираешься её покупать, правда?

Лиз не ответила. А когда она открыла рот, раздалось тихое шипение. Джен испугано вздрогнула и оглянулась. К счастью, на сестёр никто не обращал внимания. Дженнифер слегка успокоилась, не оставляя, впрочем, попыток воззвать к здравому уму сестры. Способность разговаривать со змеями Элизабет обнаружила случайно, когда сёстры вместе с классом ездили в заповедник. Тётушка, узнав, что одна из её племянниц каким-то образом оказалась змееусткой, чуть не упала в обморок. В тот день она взяла с Лиз клятву, что та никогда больше не будет говорить со змеями. С большой неохотой, старшая из близняшек пообещала это тётке. Дженнифер знала, как тяжело было Элизабет держать слово. И сегодня она не смогла удержаться от соблазна.

- /Здравствуй/, - сказала Элизабет, глядя на змею. - /Я Элизабет, а как зовут тебя?/

Змея заинтересовано посмотрела на девушку.

- /Я Алессандра, но этим именем меня называют редко. Эти люди вообще не знают, как меня зовут/, - сообщила кобра. - /Знаешь, Элизабет, я так редко вижу Говорящих людей. Последний раз это произошло два года назад. Меня тогда только привезли сюда, и как раз тогда пришёл этот мальчик. Гарри Поттер. Он, правда, не разговаривал со мной, но я почувствовала в нём Говорящего. У него была очень необычная аура. А теперь появилась ты. Как-то это странно/.

- /Что странного?/ - удивилась девушка.

- /Я уже говорила, что Говорящие встречаются редко. Многие из нас их вообще никогда не видят. А я вдруг встречаю тебя, и именно тогда, когда вокруг что-то происходит/

- /Что?/

- /Откуда я знаю/, - раздражённо ответила Алессандра. - /Я не могу разобраться в своих чувствах, тем более, сидя в этой клетке!/

- /Хочешь, я заберу тебя отсюда?/ - спросила Лиз.

- /А ты можешь? Я не разбираюсь в человеческих деньгах, но мне всегда казалось, что я стою довольно дорого. Не украдёшь же ты меня?/ - в глазах змеи мелькнула насмешка. Элизабет не нашлась, что ответить. Алессандра действительно стоила недёшево. Девушка посмотрела на сестру.

- Только не говори, что на самом деле собралась покупать эту змею, - попросила Джен, умоляюще взглянув на близняшку. Но надежды Дженнифер не оправдались.

- Сколько у нас осталось денег? – спросила Элизабет. Джен страдальчески вздохнула, но назвала сестре сумму. Лиз покосилась на ценник. На змею денег бы хватило, но вот на сову….

- Боюсь, Дженни, что нам придётся ехать в Хогвартс со старушкой Молли, - сказала старшая сестра. – Я не могу оставить Алессандру здесь.

- Какую ещё Алессандру?

- Её, - пояснила Элизабет, кивая на змею.

- Ты с ума сошла! – прошипела Дженнифер не хуже змеи. – Ты представляешь, что нам устроит тётя, когда увидит эту твою Алессандру?!

- Представляю, - вздохнула Лиз. – Но я всё же рискну. И хватит об этом. Если ты не забыла, ты у меня в долгу за Лютный переулок.

Джен хотела возразить, но посмотрела на сестру и промолчала. Лиз всё равно не откажется от своей идеи. Девушки направились к прилавку. Если ведьма-продавщица и была удивлена необычным выбором посетительниц, то виду не показала, продав сёстрам змею.

- У нас остались только волшебные палочки, - сообщила Дженнифер, когда девушки вышли из «Волшебного зверинца». – Пойдём к Олливандеру?

Лиз кивнула в знак согласия, и близняшки отправились в магазин волшебных палочек.

Магазинчик Олливандера находился в маленьком обшарпанном здании. С некогда золотых букв «Семейство Олливандер – производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры» давно уже облетела позолота. В пыльной витрине на выцветшей подушке лежала одна-единственная палочка.

- Да-а, - задумчиво протянула Дженнифер. – И это самый лучший и знаменитый магазин во всей магической Британии...
- Оно и видно, - хмыкнула Лиз. – Ну, что зайдём?

- А куда деваться? – развела руками Джен, и сёстры, толкнув дверь, вошли в магазин.

Внутри было тихо, пыльно и скучно. Хозяина нигде не было видно. Наверное, он затерялся в лабиринтах шкафов, на которых громоздились аккуратными стопочками футляры с волшебными палочками.

- Тихо, как в морге, - шёпотом сказала Элизабет, нервно озираясь. – Интересно, где мистер Олливандер?

- Не знаю – ответила Дженнифер, вставая на цыпочки и пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Сзади раздалось вежливое покашливание. По спинам девушек пробежали мурашки, настолько странно прозвучал тихий и спокойный голос в абсолютной тишине магазина. Сёстры повернулись и увидели сухенького пожилого человека с необычными глазами. Они словно бы светились изнутри.

- Извините, сэр, - в унисон пропели близняшки. – Мы Вас не заметили...

Старичок взмахом руки прервал их.

- Не стоит - не стоит, - негромко сказал он. – Вы юные Принстоун. – Это прозвучало как утверждение. – Что ж... Я помню вашу мать. О, Беатрис Принстоун! Кажется, только вчера..., - начал, было, Олливандер, но, заметив, как помрачнели сёстры, замолчал.

- Странно, - после небольшой паузы продолжил он. – Я ждал вас намного раньше.

- Мы… Мы покупали палочки в другом магазине, - нашлась Лиз. – Но они сломались, и теперь нам нужны новые.

- Да-да, разумеется. Какой рукой Вы держите палочку, мисс Принстоун? – спросил старичок, обращаясь к Джен. Девушка сначала растерялась, а потом буркнула:

- Правой, - и чуть тише, чтобы Олливандре не услышал, добавила:

- Наверное.

- Что ж, мисс Принстоун, попробуйте для начала эту. Дуб, внутри сердце дракона.

Дженнифер осторожно взяла палочку из рук мастера. Не почувствовав ровным счётом ничего, она, ощущая себя полной дурой, взмахнула палочкой. Никакого эффекта.

- Значит, эта палочка Вам не подходит, - Олливандер ничуть не был расстроен неудачей. – Тогда попробуйте вот эту. Осина, двенадцать дюймов, своенравная и хлёсткая. Внутри шерсть единорога. Она не очень сильна, возможно, именно поэтому эта палочка уже почти сто лет не может найти себе хозяина. Я не думаю, что она Вам подойдёт, мисс Принстоун, но попытка, как говорится, не пытка. Возьмите.

Джен взяла палочку в руки, уверенная в том, что и на этот раз ничего не произойдёт. Но волшебная палочка у неё в руках внезапно потеплела, и у девушки возникло ощущение, что эта палочка всегда принадлежала ей и только ей. Видимо, Олливандер тоже это понял.

- Неожиданный выбор, мисс Принстоун, весьма неожиданный. Тогда, может быть, Ваша сестра попробует палочку, которая так же, как и Ваша около сотни лет не может найти себе хозяина.

С этими словами продавец на несколько секунд скрылся между стеллажами, после чего принёс Лиз коробку.

- Вот, держите. Клён, одиннадцать и три четверти дюйма, упрямая и жёсткая. Внутри чешуя дракона. Прошу Вас, мисс Принстоун, возьмите.

Элизабет крепче взяла палочку, и гладкое дерево мигом нагрелось в её руках. Ощущение родства и единения затопило девушку. Нет сомнений, эта палочка всю свою жизнь ждала только её.

- Ну, что ж, юные леди, я рад, что эти палочки нашли вас. Пусть они не очень сильны, но думаю, что другие вам и не нужны. Желаю удачи.

- Спасибо, сэр, - поблагодарили странного старичка близняшки и вышли из магазина.

- Какой необычный человек, - произнесла Элизабет, косясь на магазин. Затем она посмотрела на часы. Стрелки показывали половину пятого.

- Дженни, если мы не поторопимся, то не успеем вернуться домой вовремя.

Собрав все свои покупки, сёстры поспешили домой.

Поздно ночью, когда дом Принстоунов окутала ночь тьма и тишина, а близняшки видели уже десятый сон, тусклый лунный луч аккуратно раздвинул шторы и проник в комнаты Лиз и Джен. Он косо освещал орнаменты на коврах, разбросанные кое-где вещи, раскрытые книги и учебники, пока не добрался до письменных столов, на которых лежали только что купленные волшебные палочки. Луч ласково коснулся палочек, и они, словно повинуясь немому призыву, неярко засветились мертвенным голубоватым светом. На дереве расцвёл причудливый узор рун, у каждой сестры свой. Мирно спящие девушки даже не заметили этого. Лишь одна Алессандра, когда на неё упал тусклый свет от палочки Элизабет, подняла голову и долго смотрела неподвижным взглядом на волшебную палочку хозяйки. Но затем лунный луч растаял ночной дымкой, и свет рун погас. На столе снова лежали обычные волшебные палочки, купленные близняшками Принстоун в лавке Олливандера.

Глава 3. Тайны семьи

I believe in nothing
Not the end and not the start
I believe in nothing
Not the earth and not the stars
I believe in nothing
Not the day and not the dark
I believe in nothing
But the beating of our hearts
I believe in nothing
One hundred suns until we part
I believe in nothing
Not in satan, not in god
I believe in nothing
Not in peace and not in war
I believe in nothing
But the truth of who we are
30 Seconds To Mar – This is war

Гермиона лежала поверх клетчатого пледа на кровати у себя в комнате и думала. Около двух месяцев назад Рон прислал ей письмо, в котором обещал, что её скоро заберут в такое место, о котором ему нельзя говорить. Никогда в жизни Гермиона не отказывалась побыть с друзьями, но, получив письмо Рона, внезапно отказалась от идеи провести это лето вместе с ним и Гарри. Под укоризненным взглядом Сычика девушка сочинила ответ другу, где говорилось, что она вместе с родителями улетела в Испанию до конца лета. Это была не совсем ложь. Её мама и папа действительно собирались лететь в Испанию этим летом, но потом у них возникли неотложные дела, и поездку пришлось отложить.

- Но Рону ведь необязательно об этом знать, правда? – доверительно интересовалась Гермиона у Сычика. Но тот лишь сердито ухнул в ответ, забрал письмо и улетел, растворившись в голубом дрожащем от жаркого марева небе.

С тех пор прошло немало времени, но чувство смутного беспокойства не оставляло девушку. Она просыпалась с ним, с ним она ложилась спать. Какая-то мысль, навязчивая идея, касающаяся Рона, преследовала Гермиону всюду. И сейчас, лёжа на кровати и вслушиваясь в уютную тишину дома, гриффиндорка пыталась разобраться в собственных ощущениях.

Невыносимая жара, стоявшая на улице с самого начала лета, казалось, плавила стекло в оконной раме. Сквозь призму окна, причудливо преломляясь косо падали на кровать солнечные лучи. Гермиона щурилась от света, попадавшего ей в глаза, и пыталась понять, что произошло с Роном. А в том, что с её другом что-то произошло, девушка не сомневалась. Весёлый, живой мальчик, верный и добрый друг, каким Рон Уизли был на первом и втором курсе, вдруг стал превращаться в колкое, неуживчивое мёртвое подобие самого себя. Нет, не так, поправила саму себя Гермиона, пока ещё не начал, но первый шаг уже сделан. Если она ничего не предпримет, то Рон изменится до неузнаваемости.

Изменения в характере друга проницательная Гермиона начала замечать ещё на третьем курсе. Тогда они были совсем незначительные, мелкие: то Рон обижался на неё за то, что она не успела проверить все его домашние задания, то злился на неё и на Гарри за то, что они не подождали его, то ворчал, что он не нужен своим друзьям.… Эти перемены настроения были у него редки, и гриффиндорка даже не могла предположить, что к четвёртому курсу они станут прогрессировать. Самым неприятным поражением для девушки стало отношение Рона к Гарри в самом начале Турнира Трёх Волшебников. Гермиона не позволила себе ни на секунду усомниться в честности Поттера, приняв на веру его слова о том, что он не клал своё имя в Кубок. Зато Рон вместе с остальной школой объявил Гарри, и без того ошарашенному необходимостью участвовать в Турнире, бойкот. Попытки Гермионы поговорить с рыжим другом ни к чему не привели: Рон обвинил подругу в предвзятом отношении. Девушка долго пыталась доказать Уизли, что он ошибается, но добилась лишь того, что Рон накричал на неё. В расстроенных чувствах Гермиона ушла и не разговаривала с другом до тех пор, пока он не извинился. Но с того момента такие всплески ярости у Рона стали частыми. Он не конфликтовал с друзьями на виду у всей школы и вообще довольно редко ругался с Гарри, который простил друга за предательство и стал относиться к нему, как прежде. Зато Гермиона частенько становилась причиной злости рыжего друга. Порой девушке казалось, что Уизли придумывает повод, чтобы поругаться с ней. А уж ругался Рон подолгу и со вкусом, предпочитая делать это так, чтобы Гарри не услышал. Уизли иногда буквально ядовито шипел подруге на ухо, словно змея, и тогда гриффиндорке начинало казаться, что не Гарри говорит на змеином языке, а Рон. Расстраиваясь и пытаясь сначала объяснить Рону его неправоту, Гермиона со временем научилась игнорировать выпады друга, отключаясь от его едких комментариев, которым порой мог позавидовать Снейп. Девушка никогда не рассказывала Гарри об своих с Роном ссорах, не желая доставлять другу ещё больше проблем. Сама же она искала способ снять проклятие, которое кто-то наложил на её друга. Гермиона искренне сочувствовала Рону. Будучи по натуре доброй девушкой, она буквально воспринимала выражение: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Она перерыла все книги в библиотеке, в секции общего доступа, но не нашла ничего утешительного. В Запретную секцию девушка сунуться не решилась, прекрасно понимая, что если она даже и найдёт там способ освобождения Рона, то этот способ будет либо запрещённым, либо слишком сложным даже для неё, либо потребует человеческую жертву. В безобидные книги из Запретной секции Гермиона не верила.

Солнечный лучик перескочил с кровати на тумбочку, освещая недавнее письмо от Гарри. В этом письме он говорил, что применил заклинание Патронуса и теперь его ждёт слушание в Министерстве Магии. Гермиона написала утешительный ответ, в котором говорила, что исключать его не имеют права в том случае, если он действительно применял заклинание в ситуации непосредственной угрозы для жизни или здоровья. Но куда больше слушания гриффиндорку интересовал другой факт, который её друг так же излагал в своём письме. Гарри писал, что заклинание Акцио сработало у него без помощи палочки, а дементоров удалось не прогнать, а именно уничтожить. В последнее Гермионе верилось с трудом: слишком сильно это противоречил логике и здравому смыслу. Но вот в возможность беспалочковой магии девушка верила. Почему, она объяснить бы не смогла. Может, всему виной наивная детская вера в то, что сильные и могущественные волшебники должны колдовать без палочек. А, может, тот факт, что Дамблдор способен колдовать, не применяя никаких посредников. Гермиона никогда не смогла бы дать чёткий ответ на этот вопрос. Да он ей и не был нужен, ведь факт оставался фактом: Гарри смог колдовать без палочки. Поразмыслив над этим, Гермиона пришла к выводу, что это мог быть кратковременный выброс стихийной магии, призванной защищать своего владельца в тот момент, когда он сам справиться не в состоянии. Иными словами в стрессовой ситуации люди частенько проявляют в себе необычные способности, о которых раньше и не подозревали. При чём, эти способности крайне редко задерживаются у них надолго. Обычно это является лишь адекватной реакцией организма на опасное положение.

Все эти свои идеи Гермиона изложила в ответном письме к другу и отослала его вместе с Буклей. Однако, как и в случае с Роном, девушке казалось, что и в её письме, и в письме Гарри была какая-то недосказанность. Недосказанность неосознанная – едва ли они оба понимали, о чём именно умалчивают. Но Гермиона чувствовала не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Ответ находится глубоко внутри, и надо сильно постараться, чтобы извлечь его на поверхность.

Девушка слезла с кровати, не глядя засунула ноги в домашние тапочки и вышла из комнаты. Солнечный лучик попрыгал ещё немного на её кровати, а потом незаметно выскользнул вслед за гриффиндорка. Спустившись с лестницы, девушка заглянула в гостиную. Родителей там не оказалось. Странно, ей казалось, что они никуда не собирались сегодня. Гермиона вздохнула. Последние несколько дней родители как-то необычно вели себя, исчезая из дома в самый неподходящий момент. Девушка ещё раз вздохнула, ощущая неприятный осадок от того, что мама с папой не сказали ей о своих планах, а затем побрела на кухню. Щёлкнув кнопкой электрического чайника, Гермиона села на табурет и невидящим взглядом уставилась на закипающую воду. Сквозь прозрачные стенки чайника был виден солнечный блик, весело пляшущий на гребне пузырей. Гриффиндорка поражённо моргнула. Затем посмотрела на окно. Чтобы блик попал в чайник, солнечный луч должен был изогнуться под немыслимым углом. Под углом, которого в принципе не существует в природе. Это невозможно. По крайней мере, Гермиона никогда не слышала о подобных природных фокусах.

Из оцепенения девушку вывел резкий и сухой щелчок выключившегося чайника, заставивший её вздрогнуть. Гермиона снова посмотрела на воду. Однако солнечного «зайчика» там уже не было. Он перескочил на стену, застыв светящимся пятном на деревянных панелях. Дождавшись, пока гриффиндорка посмотрит на него, «зайчик» медленно и вальяжно поплыл по стене, явно приглашая девушку проследовать за ним. Гермиона поймала себя на том, что неподвижно стоит, открыв рот, и поражённо следит за маленьким чудом, хотя за четыре года обучение в волшебной школе должна была привыкнуть к магии и чудесам. К магии…. Эта внезапная догадка заставила гриффиндорку метнуться к окну. Но на улице никого не было. За окном был только город лениво и сонно, жмурящийся от жары, словно кот, объевшийся сметаны. В Гермионе волной поднималось глухое раздражение. «Проклятый Надзор! Как я могу защитить себя, если даже не имею права воспользоваться палочкой и узнать от кого?!» Девушка отвернулась от оконного стекла и облокотилась на подоконник. Солнечный «зайчик» добрался до дверного косяка и там замер. Гермиона посмотрела на него, пытаясь убедить себя, что всё это ей показалось, что «зайчик» самый обыкновенный. Просто светлый мазок чьей-то невидимой кистью на двери. Но тут солнечный блик нахально прыгнул на ручку двери, потанцевал на ней, а затем вернулся к дверному проёму. И пару раз мигнул, подзывая девушку. Гермиона ещё раз обернулась и выглянула в окно. Но там, как и раньше, никого не было. Похоже, единственным способом узнать, кто этот неизвестный волшебник, была прогулка вместе с солнечным «зайчиком». В девушке боролись две стороны. Одна предлагала безответственно и бездумно отправиться вслед за бликом, другая – спрятаться и попробовать как-нибудь сообщить Дамблдору об этом странном происшествии. Самым разумным было послушаться логичной и рассудительной стороны, но, то ли в Гермионе действительно было что-то от гриффиндорки, безрассудной и деятельной, то ли в решающую роль сыграла неуверенность в том, что Дамблдор придёт к ней на помощь (И откуда в ней взялось это сомнение?), в итоге девушка решилась следовать за солнечным «зайчиком». Тот как будто понял решение Гермионы, потому что мигнул ещё раз и не спеша поплыл по коридору. Вслед за лучиком девушка преодолела коридор и спустилась по лестнице в подвал.

В подвале родители Гермионы хранили всякий полезный хлам. Такой хлам всегда скапливается в любом доме. Это абсолютно ненужные вещи, которые ещё могут для чего-то пригодиться. Именно для чего-то: никто из счастливых обладателей полезного хлама никогда не ответит на вроде бы простой вопрос: на что им все эти вещи. А мусор, тем временем, продолжает скапливаться, мирно оседая в многочисленных коробках, пакетах и засоряя полки стеллажей.

Подвал Грейнджеров был почти полностью заставлен внушительного размера коробками с самыми разнообразными вещами. Вещи, нужные и ненужные, лежали на полках, под полками, на коробках и в коробках, покрываясь вековой пылью. Мистер и миссис Грейнджер, на памяти Гермионы, собирались навести в подвале порядок миллионы раз, но так и не осуществили эти замыслы. В детстве Гермиона часто играла в подвале в прятки, но чем старше она становилась, тем реже сюда заглядывала. И сейчас, спускаясь вниз вслед за солнечным «зайчиком» девушка, будто заново открывала для себя своё детское место для игр. За тем ящиком у неё была пещера, в которой она пряталась от дракона, как самая настоящая заколдованная принцесса. А вон в той коробке частенько жили её куклы. Наверняка, если хорошенько порыться, то можно отыскать кукольное платьице или шапочка. Погрузившись воспоминания, Гермиона едва не упустила из виду «зайчик». А тот, скользнув вперёд, пометался немного, а затем остановился на одной из коробок. Он явно хотел, чтобы его спутница открыла эту коробку. Гермиона, старательно обходя все преграды на своём пути, приблизилась к коробке. «Зайчик» в последний раз ободряюще мигнул и исчез, слившись с тусклым светом, исходившим от открытой двери. Гермиона потянула на себя коробку. Последняя оказалась неожиданно тяжёлой. Достать её с верхней полки стоило девушке огромного труда. Не удержавшись в девичьих руках, коробка с глухим стуком упала на пол и открылась. Не желая рыться в потёмках, Гермиона пробралась к двери и зажгла лампу. Свет ярким пятном залил подвал. Гриффиндорка вернулась к коробке и осторожно заглянула в неё. Внутри оказались книги. Кожаные переплёты, металлические, похожие на серебряные и золотые пряжки. Книги выглядели преданьем старины глубокой. Подобные фолианты стояли на полках в школьной библиотеке. Гермиона бережно взяла верхнюю из книг в руки, словно боясь, что она может рассыпаться от старости. Но книга осталась цела. Её обложка была покрыта толстым слоем пыли. Гермиона осторожно дунула. С фолианта серым облачком в воздух взвилась пыль. В носу защипало. Поддавив желание чихнуть, девушка аккуратно положила книгу на колени и стала вглядываться в полуистлевшие буквы. «Теория Чистоты Крови. Салазар Слизерин» удивлённо прочитала гриффиндорка. Не веря собственным глазам, Гермиона до боли зажмурилась, а затем открыла глаза. Ничего не изменилось, разве что перед глазами на несколько секунд заплясали чёрные точки. Но в руках девушка по-прежнему держала «Теорию Чистоты Крови». Как мог магический манускрипт попасть в дом маглов? Гермиона ещё раз осмотрела книгу. Как так могло получиться, что она ни разу её не увидела? Ведь в детстве Гермиона проводила здесь довольно много времени и знала каждый уголок. Девушка осторожно, словно боясь, что книга её укусит, начала переворачивать страницы. Бумага под пальцами хоть и казалась хрупкой, но почему-то не рассыпалась, что лишь подтверждало магическое происхождение книги. Текст был рукописным, каждая буковка каллиграфически вырисована и выверена, а каждая заглавная буква украшена изящными завитушками. Один такой фолиант стоил тысячи фунтов стерлингов. Гермиона держала в руках почти целое состояние. А тот факт, что эта книга была написана самим Салазаром Слизерином, в чём девушка нисколько не сомневалась, делал манускрипт бесценным в магическом мире. Но тогда почему этот труд лежит здесь в подвале магловского доме и к нему прикасаются руки грязнокровки, оскверняя его этим? Почему этот фолиант не стоит на полке в библиотеке Малфоев, например, где ему больше пристало бы быть? Почему? На эти вопросы у всезнающей Гермионы не было ответов. Поэтому она осторожно отложила книгу Слизерина в сторону и заглянула в коробку, надеясь найти ответы там. Но вместо ответов нашла лишь новые вопросы. Вслед за «Теорией Чистой Крови» на свет была извлечена не менее древняя книга. Однако сохранилась она куда лучше предыдущей: на её обложке буквы остались почти целыми. «Искусство Истинной Магии» гласила надпись на обложке. Имени автора указано не было, и сколько Гермиона ни старалась, обнаружить имя мага, написавшего этот труд, она так и не смогла. Как и прошлый фолиант, этот был любовно написан вручную, с изящной готической вязью букв. Однако, несмотря на свою древность, «Искусство Истинной Магии» не выглядело дряхлым. Его страницы не были настолько хрупкими, как листы «Теории». Написано было «Искусство» на одном из тех древних языков, которые Гермиона изучала на переводах древних рун. С трудом разбирая по складам слова и пропуская почти целые предложения из-за трудностей перевода, девушка сумела прочитать самый первый, чуть стёршийся абзац книги. В нём говорилось, что Магия, коей в данном труде собирается обучить волшебников автор, является живой мыслящей материей, со своими прихотями и настроениями. Именно поэтому обучиться ей дело нелёгкое, тем паче, что доступна эта наука лишь волшебникам, кровь которых чиста. Едва прочитав это, Гермиона тут же закрыла книгу, и «Искусство» отправилось вслед за «Теорией». Следующей книгой оказалась «История Магии». Вполне возможно, что эту книгу можно было и не считать особенной только из-за красивой обложки и изящной каллиграфии, но автором этого труда числилась не Батильда Бэгшот, как на всех школьных учебниках, а сама Кандида Когтевран. Гермиона бережно провела рукой по корешку книги, с трудом осознавая, какую ценность для магической науки она держит сейчас в руках. Девушка не знала, что ей делать: то ли визжать от восторга, то ли кричать от ужаса. Все три книги бесценны; обладать подобными сокровищами невероятно опасно, а для грязнокровки – опасно вдвойне. Если кто-нибудь узнает, что в подвале Грейнджеров хранятся труды Основателей…. Гриффиндорка не могла, да и не хотела представлять себе, что тогда произойдёт.

Наверху хлопнула входная дверь, и в прихожей раздались приглушённые голоса родителей Гермионы. Девушка торопливо и аккуратно сложила книги обратно в коробку, пообещав себе ещё вернуться сюда и, как следует, всё изучить. Придвинув коробку к ближайшему стеллажу, гриффиндорка выбежала из подвала, погасив свет и плотно затворив дверь. Гермиона даже не заметила, что тени в одном из углов были черней и гуще, чем обычно. Стоило лампе погаснуть, как клубящаяся тьма взвилась чёрной метелью и кругами начала подбираться к коробке. «Наш-ш-ше, наш-ш-ше, наш-ш-ше», - то и дело раздавалось шипение. Окружив короб непроницаемой тёмной стеной, тени разом накинулись на книги. Полыхнул яркий слепяще-белый свет, и клочья тьмы разлетелись по углам. Едва последнее свечение погасло, как со всех уголков подвала снова собрались тени и, на этот раз осторожнее и опасливее, приблизились к коробке. Теперь тьма не рисковала и не приближалась к магическим книгам. Она лишь раздражённо вилась вокруг в диком неистовом танце не в силах подобраться к желанной и лакомой добыче. «Наш-ше, вс-с-сё наш-ш-ше, - слышалось со всех сторон. – Почему он медлит? Мы хотим ч-ш-штобы вс-с-сё закончилос-с-сь быс-с-стрее. Он с-с-слиш-ш-шком медлителен. С-с-слиш-ш-шком. Пока он играется с-с-со с-с-своей влас-с-стью, Тайный Круг замкнётся, и тогда мы должны будем ждать с-с-сотни и с-с-сотни лет. Мы и так с-с-слиш-ш-шком долго ждали, ч-ш-ш-штобы вс-с-сё потерять из-за его с-с-самолюбия, с-с-самомнения и алчнос-с-сти». Разозлённые до крайности, тени вновь предприняли бесплодную попытку подобраться к заветной добыче. И вновь ослепительная белая вспышка отбросила тьму прочь, словно рваную и скомканную тряпку. Но на этот раз слепящая волна магии неуловимо изменилась. Она будто слегка угасла и защищала коробку немного устало. Заметить это со стороны даже сильному магу было не под силу. Но алые глаза теней, наполненные полыхающим адским пламенем, явственно различили эту мимолётную слабость. Торжествующее вкрадчивое шипение наполнило темноту подвала. «Наш-ш-ше, вс-с-сё равно вс-с-сё будет наш-ш-ше. Мы отомс-с-стим. Никто не с-с-спас-с-сётся». Но предпринять ещё одну атаку воодушевлённые слабостью противника тени не успели. Наверху послушались шаги. Кто-то приближался к двери, ведущей в подвал. Тени прислушались, улавливая малейшие колебания воздуха. А затем рассеялись, сливаясь с тьмой, скопившейся в углах. «Это она. Та с-с-самая. Ус-с-строим ей тёплый приём», - прошелестело в воздухе и тут же стихло. Наступила тишина, нарушенная скрипом открывшейся двери.

***

Гермиона сидела за столом и вяло ковыряла вилкой в тарелке. Аппетита не было, но вежливость не позволяла девушке просто встать и уйти. Родители негромко переговаривались о чём-то своём, несомненно, очень важном и заслуживающем внимания, и потому не замечали, что душевного смятения дочери. А она, в свою очередь, игнорировала разговор, невпопад поддакивая, когда в общении отца и матери наступало затишье. Мысли Гермионы были бесконечно далеки. Они находились в подвале, рядом с книгами и коробкой, полной ещё каких-то вещей магического происхождения. Расковыривая куриную ножку, чтобы создать хоть какую-то видимости трапезы, Гермионы лихорадочно пыталась придумать, как сообщить обо всём Гарри. Или Дамблдору. Но лучше всё-таки Гарри. Почему ей в голову пришла мысль о том, что Гарри лучше её поймёт, чем директор, девушка не знала и размышлять на эту тему не желала. Хоть гриффиндорка и была склонна к философским рассуждениям, сейчас она была настроена сугубо практично. Поэтому единственным, что её занимало, был вопрос: как отослать Гарри письмо. Букля давно улетела с её ответом, и прилетать, судя по всему, в ближайшее время не собиралась, а своей совы у Гермионы не было. На мгновение в голове мелькнула мысль, что не стоит беспокоить друга по пустякам, но гриффиндорка тут же отогнала её от себя. Древние книги, написанные самими Основателями, были далеко не пустяками. И ей, Гермионе, грозила нешуточная опасность. Да и не только ей, но и всей её семье. В эту секунду до девушки внезапно дошло, что уже несколько минут родители безуспешно пытаются до неё достучаться. Перед глазами возникло встревоженная мать, на заднем плане мелькало озабоченное лицо отца.

- Милая, с тобой всё в порядке? – мягко поинтересовалась миссис Грейнджер у дочери, проводя рукой по её немного непокорным каштановым волосам.

- Да, мам, всё отлично, - откликнулась Гермиона, вставая из-за стола. – Всё было очень вкусно, большое спасибо.

Сказав это, девушка выскользнула из комнаты. Родители удивлённо переглянулись, а затем синхронно посмотрели на тарелку Гермионы, на которой одиноко лежала разрезанная, но так и не съеденная курятина.

Покончив с обедом, девушка сразу же направилась к входу в подвал. Едва приблизившись к двери, гриффиндорка услышала странный звук, исходящий снизу. Приблизительно так шипят разозлённые змеи перед тем, как напасть. «Откуда в городе могут взяться змеи?» - недоумённо подумала Гермиона. Она ещё раз прислушалась. Из-за двери не доносилось ни звука. «Неужели почудилось?» - изумилась девушка, сама себе не веря. Звук был слишком отчётлив, чтобы быть лишь миражом. Гермиона осторожно толкнула дверь. Ей следовало бы взять палочку, но девушка, получавшая всё лето «Ежедневный Пророк» слишком хорошо была осведомлена о настроении Министерства. Рисковать не хотелось.

Дверь открылась не спеша, всем своим видом показывая, что уж ей-то, степенной двери в обычном магловском доме, спешить некуда. Но Гермионе эта медлительность больно резанула по натянутым нервам. Однако, вопреки всем ожиданиям девушки, из подвала никто не выскочил. Внизу никого не было видно. Гермиона, крадучись, спустилась по лестнице и зажгла свет. Яркая электрическая лампочка зажглась под потолком, безжалостно срывая с темноты её загадочную маску. В подвале было всё так, как оставила гриффиндорка. Все вещи лежали на своих местах, а открытая коробка с магическими книгами стояла, придвинутая к стеллажу. Внимательный осмотр ничего не дал. В подвале Гермиона была одна. Успокоенная, девушка приблизилась к заветным сокровищам. Аккуратно и бережно, словно хрупкие стеклянные статуэтки, выложила девушка древние книги. Под книгами обнаружился слой из старых газет и обёрточной бумаги. Под этой нехитрой маскировкой обнаружились не менее интересные вещи. Первым гриффиндорка извлекла кинжал. Он был вложен в богатые ножны, разукрашенные драгоценными камнями. Камни складывались в узоры, которые вились по всем ножнам и ни разу не повторялись. Несмотря на богатство ножен, рукоятка кинжала была гладкой и бедной. Она была отделана гладкими овальными пластинами, сделанными из жёлтого прозрачного камня – топаза. Отсутствие богатых украшений на рукояти говорило о том, что этот кинжал был оружием, а не украшением к ритуальному наряду. Гермиона осторожно потянула кинжал. Он неожиданно легко вышел из ножен, обнажая лезвие. Оно оказалось длинным, гладким и узким. Лезвие ослепительно сияло под светом лампы. На его гладкой поверхности было выгравировано чьё-то имя. Приглядевшись, Гермиона с трудом разобрала буквы. Они то складывались в слова, то снова разбегались, превращаясь в полную бессмыслицу. Наконец, девушке удалось прочитать имя, написанное на лезвии кинжала. «Пенелопа Пуффендуй». Сказать, что Гермиона была ошеломлена, значит, ничего не сказать. Кинжал Пуффендуй изумил и напугал её не меньше книг. Откуда он мог здесь взяться? Зачем её родители хранят в подвале вместе с книгами оружие? И знают ли вообще её мама и папа о существовании магических предметов? Кроме того, разве реликвией Основательницы была не Чаша? Почему же тогда на кинжале выгравировано её имя? Кинжал заставил девушку задуматься, а хочет ли она знать, что ещё лежит в коробке. Но любопытство и интерес пересилили страх, и гриффиндорка снова заглянула внутрь.

В следующие несколько минут на свет были извлечены: бархатная коробка с драгоценным колье (Гермионе было даже страшно подумать, сколько оно стоит) и музыкальная шкатулка, украшенная на крышке золотом, топазами и сердоликом. Внутри шкатулка была зеркальная. Множество маленьких зеркал, обрамлённых серебряными рамками. Посередине была расположена маленькая изящная фигурка девушки. Поднесся фигурку к глазам, Гермиона разглядела тёмные локоны девушки и её невыразимо грустное и в тоже время матерински-ласковое лицо. Фигурка вращалась под нежные звуки скрипки и флейты, и её воздушное шёлковое платье танцевало вместе с ней. Девушка, зачарованная музыкой и танцем фигурки, не сразу сообразила, что в коробке осталось ещё кое-что. Маленькая коробочка, в каких обычно дарят кольца. Гермиона извлекла коробочку и открыла. Внутри на бархатной подушечке лежало колечко. Оно поражало простотой и красотой. Тонкий серебряный ободок обвивала тонкая ножка жёлтой розы. Роза была сделана настолько искусно, что казалась живой. На миг гриффиндорке показалось, что она дышит, и от едва различимого дуновения воздуха движутся крошечные лепестки. Но мимолётная иллюзия прошла, и роза осталась красиво отделанным камешком. Кольцо притягивало взгляд, и Гермионе показалось, что оно зовёт её. Девушка поднесла колечко к пальцу, намереваясь надеть его, но тут лампочка под потолком виновато мигнула и погасла. Гермиона почувствовала липкий страх, пробежавший по спине мурашками. Темнота наполнилась шипящими звуками. Сначала они напоминали сердитое шипение пустого крана, но потом постепенно превратились в рассерженный голос кобры.

- Не трож-ш-шь, не трож-ш-шь, - шипели бесплотные голоса, и их слова ледяным ядом втекали в уши гриффиндорки.

- Полож-ш-ши на мес-с-сто. А лучш-ш-ше отдай нам. Да, отдай нам вс-с-сё. Книги, вещ-щ-щи, колечко. Отдай по-хорош-ш-шему, малыш-ш-шка Грейнджер.

Почему-то именно тот факт, что бесплотные существа знают её имя, ужаснул гриффиндорку больше всего. Девушка наощупь потянулась за кинжалом. Вряд ли он мог помочь ей в сражении с ничем, но с оружием в руках Гермиона ощутила бы себя увереннее. Тени, разгадавшие её манёвр, метнулись в стороны кинжала. Гермиона вскрикнула, ощутив боль, полоснувшую её по руке. Судорожно сжав в раненной ладони оружие, гриффиндорка прижала руку к груди. Рука была в чём-то тёплом и липком. Только спустя несколько невыносимо длинных секунд, словно превратившихся в вязкий кисель, Гермиона осознала, что у неё по руке течёт кровь. Боль притупилась от страха, полностью завладевшего девушкой. Не осознавая, что делает Гермиона нелепо и неумело выставила перед собой кинжал. Она ни на что не надеялась, но как только плотные тени бросились на неё, кинжал в её руках сам собой вспыхнул и тонким белым лезвием вспорол окружившую гриффиндорку темноту. Из глубины тьмы исторгся нечеловеческий душераздирающий вопль боли. Он безжалостно резанул Гермиону по ушам. Девушка зажмурилась. Она бы с радостью зажала уши, чтобы отрешиться от этого звука, но что-то подсказывало ей, что опускать оружие нельзя.

Через какое-то время свет начал гаснуть, и вопль затих. Гермиона рискнула открыть глаза. Лампа под потолком ровно освещала подвальное помещение. Никаких теней не было и в помине. В руках у девушки лежал самый обычный, хотя и богатый кинжал. Гермиона позволила себе выдохнуть, и только после этого поняла, что всё это время, сама того не желая, сдерживала дыхание. Но стоило девушке расслабиться, как в ушах снова раздалось шипение. Оно звучало тихо, будто издалека, но не становилось от этого менее угрожающим.

- На этот раз-с-с тебе повезло, малыш-ш-шка Грейнджер. Но не надейс-с-ся на такое же везение в будущ-щ-щем. С-с-скоро мы с-с-снова вс-с-стретимс-с-ся. Жди нас-с-с, малыш-ш-шка Грейнджер.

Голоса растаяли, оставив в напоминание о себе только неприятный осадок страха и чёрный налёт в углах, напоминающий золу. Гриффиндорку била мелкая дрожь. Девушка быстро сложила книги и вещи обратно в коробку и задвинула её под стеллаж, закрыв каким-то покрывалом. Она даже не заметила, как несколько капель её крови упали на девственно-чистый лист «Теории Чистой Крови», а затем на гладкой поверхности вздулись кровавые буквы. Гермиона была слишком напугана, чтобы обращать на это внимание. Ей хотелось как можно лучше спрятать коробку, чтобы забыть о ней и о тенях навсегда. Только кольцо в бархатной коробочке перекочевало в карман Гермионы. Пошатываясь и придерживаясь за стены (ставшие ватными ноги не держали хозяйку), девушка выбралась из подвала, старательно пряча от родителей раненую руку. Как она добралась до своей комнаты, гриффиндорка не знала. Она смутно помнила встревоженные лица родителей и свой ответ на их расспросы. Кажется, она соврала про головокружение. Впрочем, это было не так уж и важно.

Только оказавшись у себя в комнате, девушка осмелилась поглядеть на руку. По диагонали коже прочерчивала длинная глубокая царапина, как если бы кто-то полоснул гриффиндорку ножом. Кровь всё ещё шла, вспухая красными крупными каплями. Девушка скользнула в ванную. Промыв тщательно порез, Гермиона вернулась обратно в комнату и перебинтовала руку. Теперь гриффиндорка сидела, морщась от ноющей боли и лихорадочно пыталась придумать, как послать весточку в волшебный мир. Ей нужна была помощь, и чем скорее придёт эта помощь, тем лучше.

За окном раздался птичий крик. Гермиона не помнила, чтобы она когда-нибудь ещё так сильно радовалась Букле. Гриффиндорка открыла окно и впустила белоснежную сову в комнату. Букля важно опустилась на письменный стол и протянула девушке лапу с привязанным к ней письмом. Гермиона открепила послание. Письмо, разумеется, было от Гарри. Её друг писал, что переехал в дом Сириуса, и теперь вместе с Роном, Фредом, Джорджем и Джинни чистит комнаты. Дамблдор собрал Орден Феникса, и они проводят тайные собрания, на которые его, Гарри, не пускают. Гермиона, несмотря на все треволнения сегодняшнего дня, усмехнулась. Между строк читалось возмущение её друга. Но больше всего Гарри интересовало, почему Гермиона отказалась приехать на площадь Гриммо. «Мне сказали, что ты вместе с родителями отдыхаешь в Испании. Но я точно знаю, что ты дома, – писал Гарри. – Почему ты отказалась переехать на площадь Гриммо? С тобой что-то случилось? Или… это из-за Рона?» Гермиона вздохнула. Гарри, когда хотел, мог быть проницательным. Девушка достала лист бумаги, села за стол и начала быстро писать:

«Гарри,

Мне срочно нужно встретиться с тобой и поговорить. Не могу написать, о чём именно: письмо могут перехватить, а мне не нужно, чтобы кто-нибудь, кроме тебя знал о моей тайне.

Думаю, Дамблдор очень серьёзно тебя охраняет. Поэтому, скорее всего, тебе не удастся выбраться в Лондон до 12 августа. Я буду ждать тебя в 12.00 в кафе, которое расположено в двух кварталах от входа в Министерство. Оно там одно, не ошибёшься. Прошу, приходи один. И никому не показывай и не рассказывай про моё письмо. По крайней мере, Рону. Я пока не знаю, могу ли ему доверять. Кроме того, с недавнего времени меня начали несколько смущать поступки директора. Поэтому, думаю, никому не станет хуже, если и он ничего не узнает.

Знаю, моё письмо покажется тебе странным (особенно, мои сомнения по поводу Дамблдора), но скоро ты поймёшь, в чём причина. Пожалуйста, выполни мои просьбы.

Твоя подруга, Гермиона

P.S. Уничтожь моё письмо после того, как прочтёшь его».

Девушка ещё раз перечитала написанное. Письмо напоминало ей отрывок из детективного романа. Видимо, Букля тоже так считала, потому что недоумённо косила янтарным глазом на бумагу.

- За один сегодняшний день моя жизнь превратилась детективную историю, - сказала гриффиндорка, глядя на сову. И, вспомнив про тени, вздрогнула и добавила: - С элементами хоррора.

Букля сердито ухнула. Ей не было дела до проблем подруги её хозяина. Самым злободневным вопросом для совы была еда. Букля была обижена на девушку, которая даже не подумала, что сова может быть голодна.

Гермиона тем временем привязала письмо к лапе Букли.

- Передай это письмо Гарри лично, - сказала гриффиндорка сове. – И постарайся сделать так, чтобы никто об этом не узнал. Хорошо?

Букля возмущённо ухнула и вылетела в окно. А Гермиона ещё долго стояла перед открытым окном, глядела в пустую голубизну неба и думала, думала, думала….


Глава 4. Встречи тайные и явные

...Демоны ни в коем случае не могут овладеть чьим-либо духом или телом и не имеют никакой власти врываться в чью-либо душу, если сначала не лишают её святых помышлений и не сделают её пустой и лишённой духовных созерцаний.
Яков Шпренгер, Генрих Крамер

Рон сидел на стуле и пинал резную ножку просторной кровати. Он чувствовал себя одиноким, лишним и никому не нужным. Честно говоря, это ощущение появилось у него ещё давно, когда он понял, что, увы, не самый любимый ребёнок своей матери. Но тогда он как-то мирился с этим. Более того, он научился находить выгоду в своём положении младшего. Джинни была не в счёт: в виду того, что она девочка, она находилась как бы отдельно от братьев.

Когда Рон пошёл в школу, он знал, что мать и отец ждут от него невозможного. Он должен был умудриться превзойти всех своих братьев. Разумеется, никто вслух об этом не говорил, но в каждом жесте, слове или взгляде родителей Рон видел эту надежду, которая тяжёлым грузом ложилась на плечи мальчику. Единственным, на что мог надеяться Рон, была дружба. Мальчик желал найти друзей, которые смогли бы его понять, поддержать, сумели бы помочь ему. И, как ему показалось, он нашёл таких друзей. Гарри и Гермиону. Но, как выяснилось, друзьям тоже требовалось сочувствие, понимание, помощь и поддержка, а Рон в силу своей несколько эгоистичной натуры был не способен понять это. Более того, во всех своих проблемах он склонен был винить окружающих. Ругать его за это невозможно. Чувствуя себя лишним в собственной семье, Рон привык очернять самых близких ему людей и перекладывать на них львиную долю ответственности. А теперь одними из близких оказались два его сокурсника. И если Гарри ещё мог дать достойный отпор, то на неконфликтную и мягкую Гермиону Рон частенько обрушивал всё своё недовольство. А видя растерянность, непонимание и обиду подруги и всепоглощающее желание помочь в её глазах, парень испытывал гложущее чувство вины и от этого злился на девушку ещё больше.

Когда этим летом от Гермионы пришло письмо с отказом приехать на площадь Гриммо, Рон каким-то шестым чувством сразу же понял: подруга лжёт. Не отдыхает она ни в какой Испании, а сидит дома и по какой-то неведомой ему причине не желает ехать в штаб. Глухая обида сидела в юноше и точила его изнутри, как червь. Она выливалась раздражением, которое рыжий срывал на окружающих. Приезд Гарри только подогрел ярость и злобу в юноше. Друг, сам того не желая, подтвердил догадки Рона насчёт Гермионы. В тот вечер, когда Гарри приехал, первое о чём он спросил, где Гермиона. Когда близнецы сообщили ему, что девушка уехала отдыхать в Испанию, на его лице на одно мгновение, всего на мгновение, отразилось недоумение. Оно быстро исчезло, и никто не обратил на это внимание. Никто, кроме Рона. Изменившийся взгляд Гарри подсказал младшему Уизли, что Гермиона сейчас дома, никуда не уезжала и уезжать не собирается, а Поттер всё лето с ней переписывался. А вчера Рон случайно увидел, как Букля принесла Гарри письмо, которое он читал, воровато оглядываясь. Когда Уизли вошёл в комнату, его друг ловко спрятал письмо. Ближе к вечеру письмо исчезло. Всё это только усилило в Роне разъедающую его ненависть к Гарри и Гермионе. Он считал их предателями, заговорщиками, плетущими против него козни. Злость, как и страх, заставляет нас зачастую сильно приукрашать и коверкать действительность.

Утром, пользуясь отсутствием друга, Рон перевернул все его вещи, но того, вчерашнего, письма так и не нашёл. И поэтому сейчас, сидя на стуле и вымещая раздражение на ни в чём не повинной кровати, рыжий чувствовал себя преданным. Где-то в глубине души парень понимал, что никто его не предавал и не обманывал, но жалость к самому себе уже стала для Рона наркотиком. А довольно слабая воля юноши не позволяла ему сопротивляться желанию жалеть себя. Рон неподвижно сидел, глядя в висящее перед ним зеркало в дорогой раме. С той стороны стекла на него глядел высокий немного нескладный мрачный юноша с растрёпанной рыжей копной волос, бледной россыпью веснушек на лице и потемневшими от затаённой злости голубыми глазами. Парень из зеркала вполне мог бы показаться красивым, если бы не раздражённое выражение лица. Рон встал и подошёл поближе к зеркалу. Стоило ему приблизиться, как отражение подёрнулось мутной дымкой. Казалось, будто стекло занавесили лёгким и невесомым туманным полотном. В мутном сероватом дыме то появлялись, то исчезали неясные тени. Только очертания Рона в помутневшем зеркале оставались более-менее чёткими. Юноша удивлённо смотрел в зеркало, не в силах отвести от него взгляд. Внезапно рядом с зеркальным силуэтом Рона возникла блёклая тень, на миг принявшая очертания Гермионы, на лице которой маской застыла неприятная презрительная улыбка, затем ставшая Гарри, высокомерно глядевшим на друга из-за стекла, и снова превратившаяся в клубящееся нечто.

- Друз-с-сья брос-с-с-сили тебя, не так ли, Рон? Они вос-с-спользовалис-с-сь тобой, а з-с-сатем выкинули, как надоевш-ш-шую игруш-ш-шку.

Парень испуганно обернулся, пытаясь понять, откуда идёт этот странный шипящий голос. Было в этом голосе что-то такое, что завораживало и усыпляло. В нём была холодность арктических льдов, сладость патоки, мягкость бархата. В голосе слышалась нежность хищника, вышедшего на охоту. Он обволакивал вязким дурманом. Рон словно плыл в тяжёлых удушающих волнах голоса, растворяясь в нём.

- Нет, Рон, - прошипел всё тот же голос ему на ухо. – Не отворачивайс-с-ся. С-с-с-смотри в зеркало, с-с-смотри внимательнее. С-с-смотри, мы покаж-ш-шем тебе вс-с-сю правду.

Голосу невозможно было не подчиниться. Рон против своей воли, словно сомнамбула, обернулся к зеркалу и вновь заглянул в его прохладную глубину. Там среди тумана начали проявляться неясные очертания его матери, отца, братьев, друзей….

- Вс-с-се они брос-с-сили тебя. Вс-с-сем им ты не нуж-ш-шен. Вс-с-се они относ-с-силис-с-сь к тебе не так, как ты того зас-с-служиваеш-ш-шь, - вкрадчиво вещал голос, тихо, почти интимно шепча ядовитые слова на ухо юноше. – Они не любят тебя, не ценят тебя. Ты с-с-соглас-сен с-с этим?

- Да, - слабо ответил Рон, не отрываясь от зеркала. Спорить с голосом было невозможно. Глаза юноши смыкались, веки отяжелели, и держать глаза открытыми было невероятно трудно. Голос мягко убаюкивал его.

- С-с-смотри, Рон, с-с-смотри внимательнее. Ты вс-с-сегда был в тени с-с-своего пс-с-севдодруга. Раз-с-све он когда-нибудь относ-с-силс-с-ся к тебе с-с долж-ш-шным уважением? Нет! А обманщ-щ-щица Гермиона? Твоя лж-ш-шивая подруж-ш-шка никогда не ценила тебя. С-с каким выс-с-сокомерием она с-с-смотрела на тебя. А твои родители, твои братья? Ты рос-с ненужным в с-с-собс-с-ственной с-с-семье. А о твоей с-с-сес-с-стрице, о Дж-ш-шинни и речи быть не мож-ш-шет! Ты рис-с-сковал с-с-своей жиз-с-снью, ч-ш-ш-штобы с-с-спас-с-сти её на втором курс-с-се. Раз-с-с-све она поблагодарила тебя? Нет! Вс-с-ся с-с-слава с-с-снова дос-с-сталас-с-сь этому выс-с-скочке Поттеру! Раз-с-све ты зас-с-служиваешь такого обращ-щ-щения?

- Нет, - пробормотал парень заплетающимся языком. Говорить было трудно, язык почти не слушался своего хозяина.

- Раз-с-с-сумеется, нет! Ты з-с-с-сас-с-служиваеш-ш-шь больш-ш-шего! И мы мож-ш-шем помочь тебе, - прошептал голос. – Мы мож-ш-шем с-с-сделать тебя королём, влас-с-стелином. Никто больш-ш-ше не ус-с-смнится в тебе, в твоих воз-с-с-смож-ш-шнос-с-стях! Пос-с-смотри в зеркало, ты хочеш-ш-шь жить так?

Рон мутным взглядом вгляделся в туманное стекло. Среди дымки стали появляться очертания людей, домов, городов. Рон увидел себя. Это был он и в тоже время незнакомый чужак. Откуда взялись эти царственные жесты, эта величественная походка? Когда у него появилась королевская осанка и взгляд, преисполненный чувства собственного достоинства? Высокомерный, величественный взгляд? Почему все люди глядят на него с обожанием и восхищением, как на кумира, как на идола? Рон присмотрелся внимательнее. Справа от него стояла Гермиона и смотрела на него взглядом, в котором светилась рабская привязанность. Ни тени ощущения собственного превосходства в её глазах. Только немое восхищение и раболепие. Сам Рон сидел на троне, его голову венчала тяжёлая золотая корона, украшенная драгоценными камнями, а у подножия трона сидел Гарри, не смеющий поднять на друга глаза. Покорный раб, готовый выполнить любой приказ и не способный оспорить привилегии младшего Уизли. В толпе стояли мистер и миссис Уизли, внимающие каждому слову и каждому жесту своего сына и не отводящие от него полные гордости взгляды. В этом мире господин и Бог – он, Рон. Его слово – приказ, его прихоть – закон. Никто не посмеет оспорить это.

- Ты хочеш-ш-шь, ч-ш-ш-штобы это с-с-стало правдой, Рон? – ласково поинтересовался шипящий голос. – Мы можем с-с-сделать так, ч-ш-штобы вс-с-сё, ч-ш-што ты увидел с-с-стало реальнос-с-стью. Твои предатели-друз-с-сья уз-с-снают с-с-своё мес-с-сто. Парш-ш-шивец Поттер, пос-с-смевш-ш-ший отнять у тебя родителей, как побитый пёс-с-с приползёт к твоим ногам. Предательница Гермиона будет твоей, только помани. Ты хочеш-ш-шь такую реальнос-с-сть, Рон? С-с-скажи «да». Одно только «да», и ты получиш-ш-шь вс-с-сё, ч-ш-што ты увидел в наш-ш-шем зеркале.

Рон неподвижно стоял перед зеркалом и глядел на сладкие иллюзии. Юноша почти чувствовал, как его голову сдавил своей тяжестью ледяной обруч королевской короны. Он совсем не замечал жестокого презрительного выражения, запечатлевшегося на лице его зеркального двойника, и чёрного пламени ненависти и безжалостности, пылающего в глазах того, другого Рона. Он не видел чёрных, будто куски, вырванные из самой Тьмы, теней, скользивших между стеклянными неподвижными фантомами, бессмысленно пялившимися в никуда кукольными глазами. Он видел только королевский трон. И себя, восседающего на нём.

- Да, - едва слышно шепнул Рон. – Да, я согласен.

Раздался сухой мёртвый смех. Так шелестит песок перед песчаной бурей. Смех становился всё громче и громче: от хохота теней звенел воздух. В глубокой пропасти заходилась в дьявольском смехе слепая безжалостная Тьма, предвкушающая падение очередной жертвы.

- Иди к нам, Рон, - услышал юноша. Ноги против воли хозяина сделали неуверенный шаг вперёд, ещё ближе к зеркалу. – Иди с-с-сюда, и поделис-с-сь с-с нами с-с-своим телом, с-с-своим раз-с-сумом, с-с-своей душ-ш-шой.

Шаг, ещё шаг, ещё…. Стекло перестало существовать. Оно растворилось туманной дымкой, и от зеркала осталась одна тяжёлая рама. По ту сторону рамы была лишь Тьма. Сплошная стена Тьмы, в которой вспыхивали алые огоньки – глаза теней.

- Иди с-с-сюда, - шипели тени. – Ближе, ближе.

Глаза, напоминающие всполохи адского пламени, приблизились к лицу Рона вплотную. Юноша, загипнотизированный шелестящими голосами теней, медленно переступил край рамы. Тьма обволокла его и поглотила. Она приняла свою жертву. Внезапно Рон почувствовал, как ледяной обруч болезненно сдавил ему грудь, по капле выдавливая живительный кислород из лёгких. Дышать стало труднее, воздуха катастрофически не хватало. Ноги словно прилипли к полу, а всё тело одеревенело. Парень не мог даже пошевельнуться. Боль и мертвенный холод в груди всё нарастали. Рону стало казаться, что он лежит, не шевелясь в гробу, ещё не мёртвый, но уже принадлежащий Смерти – этой чудовищной, высохшей и пожелтевшей старухе. Тело юноши начало коченеть. Страх от осознания этого прогнал последние остатки недавнего дурмана. Рон попытался вернуться, но тело и не думало его слушаться. Оно превратилось в неподвижную куклу, манекена, и только человеческий разум продолжал метаться в окостеневшей, умершей оболочке. Удушье становилось всё сильнее.

- Нет!!! Я не хочу, не хочу!!! – из последних сил не то выкрикнул, не то выдохнул Рон. Но свой голос он не услышал. Зато тихое торжествующее шипение теней, окруживших его, показалось гриффиндорцу громче звона набата:

- Поз-с-сдно!

От плеяды красных глаз-огоньков отделилась одна пара и стремительно приблизилась к жертве. Ярко-алый всполох, болезненно резанувший по глазам, новая волна боли, молниеносно пронзившая юношу от головы до пят, и Рон потерял сознание.

***
Письмо Гермионы Гарри получил рано утром. Секретность девушки удивила гриффиндорца, но он привык доверять подруге. Кроме того, единственным способом узнать причину этой таинственности была встреча, назначенная Гермионой. Гарри тяжело вздохнул и потёр виски руками. До 12 августа, а значит и до слушанья в Министерстве оставалось всего три дня, а он даже не представлял, что будет говорить, как сможет оправдаться. Юноше не хватало Гермионы, которая могла бы подсказать правильную линию поведения, её уверенности, её спокойствия. Кроме Гермионы помочь мог только Дамблдор, но он словно избегал своего ученика. О визитах директора Хогвартса в штаб Ордена Феникса Гарри постоянно узнавал от посторонних людей. За всё время пребывания в доме на площади Гриммо гриффиндорец ни разу не смог встретиться с Дамблдором. Сначала это вызывало недоумение, затем беспокойство и, наконец, раздражение. Недоверие к директору, появившееся как смутная мысль в начале лета, теперь стало укрепляться. Дамблдор явно что-то затевал и вёл какую-то свою игру. А письмо Гермионы, в котором подруга просила о молчании, доказало Гарри, что не он один сомневается в правильности поступков директора. Поэтому парень, едва получив возможность остаться один, написал на косо вырванном листе всего несколько слов:

«Я обязательно приду на встречу. Жди»

Букля возмущённо посмотрела на своего хозяина, когда тот протянул ей записку. В янтарном взгляде совы читался немой укор. Гарри виновато вздохнул:

- Я знаю, Букля. В последний раз. Честно, - прибавил он, видя сомнение во взгляде своей любимицы. – Пойми, у Гермионы проблемы, и мне необходимо с ней встретиться.

Если бы сова была человеком, она наверняка бы закатила глаза. Но Букля была совой и очень любила своего непутёвого хозяина, поэтому она протянула ему лапой. Гарри благодарно взглянул на любимицу и привязал записку. Букля ухнула и вылетела в открытое окно. Гарри посмотрел ей вслед, а затем закрыл оконную раму и подошёл к письменному столу. Письмо Гермионы вопреки её просьбе всё ещё не было уничтожено. Оно лежало в верхнем ящике стола, отведённом для вещей Гарри. Юноша выдвинул ящик и вынул письмо. Гриффиндорец развернул аккуратно сложенную вчетверо бумагу и снова вчитался в ровные строчки.

« И никому не показывай и не рассказывай про моё письмо. По крайней мере, Рону. Я пока не знаю, могу ли ему доверять. Кроме того, с недавнего времени меня начали несколько смущать поступки директора. Поэтому, думаю…».

Дверь комнаты заскрипела, открываясь. Гарри испуганно вздрогнул и быстро спрятал письмо за спину, судорожно комкая бумагу в руке. В комнату вошёл Рон, сумрачно глядящий перед собой. Гарри был уверен, что друг успел заметить письмо, потому что выражение лица Рона стало ещё мрачнее.

- Всё в порядке? – спросил Гарри первое, что пришло ему в голову. Надо было любой ценой отвлечь внимание младшего Уизли от письма.

- Вполне, - ответил рыжий ледяным тоном, заставляющим сомневаться в правдивости его ответа. – А что ты прячешь?

- Ничего, - быстро ответил Гарри, сжимая бумагу в кулаке. Слишком быстро, с досадой подумал он. Это наверняка подтвердит сомнения Рона.

- Точно? – с подозрением поинтересовался друг.

- Точно. Я пойду, помогу Фреду и Джорджу убраться в малой гостиной, - с этими словами Гарри выскочил из комнаты. Только оказавшись за дверью, гриффиндорец смог перевести дух. Постояв немного, парень спустился вниз. Рон наверняка что-то заподозрил, а значит, медлить нельзя. Выпросив у близнецов Уизли спички, которые Фред и Джордж использовали для каких-то своих экспериментов, Гарри незамеченным выскользнул во двор. К счастью, немногие находившиеся в доме члены Ордена были слишком заняты, чтобы следить за ним. Спрятавшись в тени угла, юноша быстро огляделся, не обнаружив поблизости маглов, поджёг письмо и долго смотрел, как ровные строчки, написанные рукой Гермионы, выцветают, уничтожаемые беспощадным огнём. Когда бумага превратилась в хлопья пепла, разлетевшиеся по улице, парень вернулся в дом. Его кратковременное отсутствие так и осталось незамеченным, что одновременно неприятно удивило и порадовало гриффиндорца. Остаток вечера прошёл относительно спокойно и мирно, если не считать злых подозрительных взглядов, которые время от времени бросал на Гарри Рон. Однако каждый раз, когда Золотой мальчик Гриффиндора пытался заговорить со своим другом и помириться с ним, тот отворачивался и демонстративно начинал разговаривать с соседями по столу. После ужина у Гарри не оставалось уже никаких сомнений: Рон видел и письмо, и то, как Гарри его спрятал. Объясниться с другом гриффиндорцу не удалось: когда они пришли в комнату, Рон, не произнося ни слова, лёг и заснул. Спустя полчаса Гарри последовал его примеру. Юноша разделся, выключил свет и лёг в кровать. Но сон не шёл.

Беспокойство терзало гриффиндорца изнутри и не давало ему покоя. Он волновался из-за неотвратимо приближающегося слушанья в Министерстве, переживал за Гермиону, у которой, судя по письму, появились проблемы, беспокоился за Рона, с которым что-то происходило в последнее время. Время текло невыносимо медленно, словно вязкая смола. Постепенно затих дом на площади Гриммо, 12, стихли голоса маглов и гудки их машин на улице. Мёртвую тишину дома нарушало только угрюмое монотонное бормотание Кричера:

- Грязнокровки! Предатели крови! Они оскверняют дом моей госпожи, моей бедной госпожи! Как бы она расстроилась, если бы была жива!

Чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей, Гарри прислушивался к ругательствам старого домовика. Постепенно они начали отдаляться, смазываться и теперь доносились до юноши глухо, как сквозь подушку. А затем и вовсе стихли. Гарри провалился в бездну кошмаров….

***
Гарри видит мраморные плиты пола, высокие колонны, сводчатый потолок, тонущий в темноте. Юноша находится в каком-то замке, в тронном зале. Из полукруглых стрельчатых окон, занимающих всё пространство стены от пола и до потолка, виден каменистый утёс, седые и суровые волны холодного чёрного, как смола, моря и чёрно-белые стремительные росчерки-чайки, издающие отчаянные, надрывающие душу крики. В центре зала стоит высокий резной трон. Он сделан из дорогого дерева и украшен драгоценными камнями, благородными металлами и вырезанными на спинке изящными узорами. Гарри приходит в голову мысль, что на таких тронах могли бы сидеть короли древности. Возможно, легендарный король Артур когда-то правил на подобном троне. Но сейчас на нём сидит мужчина, закутанный в плащ. На голове капюшон, в тени которого тонут и исчезают черты лица. Гарри кажется, что он где-то уже видел этого мужчину. Юноша силится вспомнить его, но память заволокло густым туманом, и любая попытка раздвинуть дымовую завесу карается болью, пронзающей тело не хуже Круциатуса.

Мужчина сидит неподвижно. Он кажется божественной статуей, вырезанной из мрамора, холодного и безжизненного. Перед троном, у ног мужчины на коленях стоит высокая полная женщина. У неё такие ослепительно-рыжие волосы, что Джинни казалась бы рядом с ней лишь тусклой тенью. Женщина склоняется перед троном всё ниже и ниже, сжимая что-то в руках.

Гарри не знает, сколько это продолжается. Во сне нет понятия времени. За один и тот же промежуток могут пройти и секунды, и века. Юноше кажется, что он наблюдает эту немую сцену уже несколько часов, хотя едва ли прошла и пара минут. Наконец, неподвижная фигура на троне приходит в движение. Мужчина наклоняется вперёд, и в каждом его жесте сквозит нетерпение. Он протягивает руку в немом приказе. Женщина поднимает голову, и вкладывает в открытую ладонь мужчины простую деревянную коробочку. Гарри не видит, но чувствует предвкушение победы и восторг сидящего на троне. Он открывает коробочку и заглядывает внутрь. Гриффиндорец видит, как напрягаются длинные и белые, напоминающие паучьи лапы пальцы. Воздух электризуется, как перед сильной грозой.

- Что это, Мери? – этот шипящий голос кажется юноше смутно знакомым. Где-то там, в реальной жизни он слышал его. Он принадлежал….

Резкая боль пронзает Гарри. В голове словно взрывается новогодний фейерверк. Нельзя вспоминать. Это табу. За его нарушение наказывают. Гарри перестаёт предпринимать попытки что-либо вспомнить. Вместо этого он снова смотрит на мужчину и женщину по имени Мери. Она неуверенно поднимает глаза на мужчину и негромко произносит:

- Это то, о чём Вы меня просили, Хозяин. Вы просили принести мне их кольца. И я принесла.

- Ты принесла не все кольца, девчонка!! – в ярости кричит мужчина и вскакивает. Женщина невольно отклоняется назад и прикрывается рукой в ожидании удара. Но его нет. Мужчина просто стоит и тяжело, со свистом дышит. Мери молчит, боясь спровоцировать новую вспышку гнева.

Наконец, тишина нарушается ледяным голосом Хозяина:

- Я дал тебе три месяца, Мери. Три! А ты ничего не сделала!

- Но, Хозяин, - в голосе женщины слышатся плачущие, умоляющие нотки. – Я принесла Вам три кольца….

- Всего лишь три! – перебивает Мери мужчина. – А мне нужны все. Ты слышишь меня? Все! Или ты думаешь приносить мне в месяц по кольцу?

- Нет, - почти шепчет Мери, и Гарри понимает, что она вот-вот расплачется.

- Я больше не могу ждать, - говорит Хозяин тихим голосом, но в тишине его тона куда больше угрозы, чем в его крике. – Ты не выполнила моё задание. И ты должна быть наказана.

- Нет, Хозяин, прошу Вас, нет! Дайте мне ещё месяц! Полмесяца! Ну, хотя бы неделю! – голос женщины срывается на отчаянный истеричный крик. А мужчина едва заметно качает головой.

- Мне очень жаль, Мери, - ласково с доброй отеческой интонацией произносит он, протягивая к ней свою тонкую белую руку. Женщина прерывисто вздыхает, а затем издаёт дикий пронзительный нечеловеческий вопль боли и ужаса. На глазах у Гарри тело Мери охватывает чёрное всепожирающее пламя. Волосы и одежда женщины вспыхивают, как свечка. Обгорелая плоть сползает, обнажая чернеющие от жара и пламени кости. Гарри чувствует, как горлу подкатывает тошнота, и отворачивается, чтобы не видеть чужих мучений. Но дикий вопль Мери стоит в ушах и от него никуда не деться. Несколько мучительно долгих мгновений и крик обрывается, переходя в булькающий звук, а затем стихает. Гарри боится повернуться и увидеть, что осталось от несчастной. Он слышит только негромкий смешок Хозяина и его голос, в котором нет ни капли жалости или сочувствия:

- Ах, Мери-Мери…. Мне, правда, очень жаль тебя. Но ты подвела меня, а незаменимых людей, как известно, нет.

Гриффиндорец слышит шелест ткани, из которой сделан плащ Хозяина, и его шёпот. Мужчина читает длинное и древнее заклинание на неизвестном Гарри языке. Когда Хозяин замолкает, на какое-то время в воздухе появляется лёгкий запах свежести. Гроза закончилась.

Спустя несколько минут юноша заставляет себя повернуться. На полу уже ничего нет. Никаких следов, словно Мери и не существовало вовсе. Посреди зала стоит мужчина, всё так же закутанный в плащ. Постояв немного, он не спеша подходит к большому зеркалу на стене, которое Гарри раньше не заметил. Заглянув в зеркало, гриффиндорец понимает: оно ничего не отражает. По ту сторону стекла была только Тьма. Сплошная Тьма с алыми всполохами огня. Мужчина приблизился к зеркалу и наклонил голову в приветственном поклоне.

- Мери не выполнила моё поручение, Повелитель. Но я клянусь Вам, что сделаю всё для того, чтобы Тайный Круг никогда не собрался.

Тьма в зеркале начинает бесноваться. Тёмная мгла закручивается по спирали, превращаясь в бесконечный коридор. Из глубин этого коридора движется какая-то фигура. Её невозможно разглядеть: силуэт расплывчат, границы фигуры нечёткие. Где-то в глубине души Гарри осознаёт, что видеть истинный облик этой фигуры нельзя. Это опасно.

Силуэт становится всё отчётливее. Там, где у людей находится лицо, у бесплотной тени полыхают два алых огонька. Они обжигают и манят. Взглянув лишь раз в эти глаза, уже невозможно отвести взор. Тень останавливается у рамы, словно наткнувшись на невидимое препятствие. Мужчина в плаще, стоящий по другую сторону зеркала, склоняется ещё ниже.

- Не волнуйтесь, Повелитель, совсем скоро Вы получите тело и власть, приличествующую Вашему положению. Тайный Круг не помешает Вам в этот раз.

- Не с-с-стоит так волноваться, дитя моё.

Только спустя секунду до Гарри доходит, что этот шипящий бесполый голос принадлежит тени. От этого голоса никуда не спрятаться. Он настигнет тебя, где угодно. Он всегда будет рядом, он всегда будет втекать в уши людей ядом сомнения. Гриффиндорец с трудом борется с желанием поднять глаза навстречу зову этого голоса и заглянуть в непроницаемую тьму лица бесплотной тени.

- Ты пос-с-ступил жес-с-стоко с-с этой бедной женщ-щ-щиной, - продолжает, тем временем, голос. – Она ничем не зас-с-служ-ш-шила такую с-с-смерть. И, ес-с-сли уж-ш на то пош-ш-шло, ту жиз-с-снь, на которую ты её обрёк.

- Она не выполнила мой приказ, Повелитель. Она дала шанс Тайному Кругу на воссоединение.

- Ты преувеличиваеш-ш-ш-шь, с-с-с-сын мой. В этот раз-с-с великие Лорды и Леди – члены Тайного Круга – вс-с-сего лиш-ш-шь подрос-с-стки, щ-щ-щенки. Они ничего не знают ни о с-с-своём предназ-с-сначении, ни о с-с-своей С-с-силе. Их легко запугать, ими легко манипулировать. Древние даж-ш-ше не думали, ч-ш-што когда-нибудь пос-с-следняя надеж-ш-шда магичес-с-ского и магловс-с-ского мира попадёт в руки с-с-сопляков. Они не с-с-спос-с-собны контролировать с-с-себя. Они с-с-слиш-ш-шком импульс-с-сивны, с-слиш-ш-шком….

Голос обрывает фразу на полуслове и вдруг резко и отрывисто произносит:

- Нас-с-с подс-с-слушивают!

Мужчина, стоящий перед зеркалом, быстро поворачивается в сторону Гарри. Капюшон слетает с его головы, обнажая бледную кожу, плотно обтягивающую лысый безносый череп, и гриффиндорец встречается с взглядом чужих глаз с узкими прорезями зрачков, как у змеи. Юноша задыхается от ужаса. Он вспоминает этого человека.

- Волан-де-Морт!

Это имя непроизвольно слетает с губ парня. Тёмный Лорд, услышав своё имя, делает шаг в сторону Гарри. Юноша начинает пятиться назад, обо что-то спотыкается и проваливается в темноту.

Сон меняется. Липкая тьма выпускает парня, и он падает на холодный пол. Теперь Гарри стоит в длинном тёмном коридоре с множеством дверей. Но его интересует только одна, та, что в самом конце коридора. За ней спрятано что-то очень важное, что-то, что нужно Волан-де-Морту. Гарри подбегает у двери, стремительно сокращая расстояние между ней и собой. Юноша протягивает руку. Он должен первым оказаться там; он должен увидеть, что там прячут. До ручки двери остаётся всего несколько дюймов. Гарри почти чувствует кожей ладони холод металла, из которого сделана ручка. Он сильнее вытягивает руку и….

***
Гарри проснулся у себя в постели, в доме на площади Гриммо,12 с протянутой в ночную темноту рукой. Что бы ни было за той дверью в чёрном коридоре, оно там и осталось. Над гриффиндорцем стояла, склонившись, чья-то долговязая фигура. Гарри быстро схватил с прикроватной тумбочки очки и палочку, понимая, что вне стен Хогвартса она бесполезна. Правда, с другой стороны терять юноше уже было нечего. Он выставил перед собой палочку, лихорадочно вспоминая заклинания, когда фигура распрямилась и обиженно произнесла:

- Эй, ты чего?! Это же я!

В бледном свете угасающей луны Гарри с трудом разглядел в худощавой высокой фигуре Рона. Младший Уизли стоял возле кровати с неизменно мрачным выражением лица и смотрел на своего лучшего друга.

- Ты громко кричал во сне, - наконец, сказал рыжий, не дождавшись слов от друга. – Я подумал, что тебе приснился один из твоих кошмаров, ну, тех, которые мучили тебя в прошлом году, и разбудил тебя.

Гарри с трудом перевёл дух. Всё это сон. Всего лишь сон, не более того. Тогда почему всё в этом сне казалось ему таким невыносимо реальным? В конце концов, может быть, Рон прав? И этот его кошмар похож на те, что снились ему в прошлом году? Но тогда это означает, что неведомый Тайный Круг существует, а его членам угрожает опасность. Волан-де-Морт не остановиться ни перед чем. Тем более, когда ему что-то надо.

Над головой раздалось сухое покашливание. Это вернуло Гарри обратно в комнату. Юноша вспомнил о Роне, который всё ещё стоял с ним рядом.

- Спасибо, Рон, - искренне поблагодарил друга Гарри. – Не знаю, что бы я без тебя делал.

Было видно, что это не удовлетворило Рона, но, пробурчав что-то невразумительное, рыжий отправился спать. Гарри следовало бы поступить так же, но возвращаться в пучину кошмаров не хотелось. Вместо этого юноша встал, подошёл к окну и приподнял занавеску. На улице занималась заря. Край горизонта уже окрасился в нежно-розовый цвет. Луна и звёзды побледнели и вылиняли. Первые лучи солнца стирали их со светлеющего небосвода. Начиналось утро.

Внезапно краем глаза Гарри заметил какое-то шевеление. Опустив глаза вниз, гриффиндорец пристально всмотрелся в густые кусты, росшие возле дома Сириуса. Они слегка покачивались, как от слабого ветра. Гарри хотел уже отойти от окна, когда в гуще листьев мелькнули и пропали два алых глаза. Юноша прижался носом к стеклу, желая лучше разглядеть происходящее внизу. Но ночной гость растворился без следа. Подождав, пока кусты перестанут шевелиться, Гарри побрёл в ванную. Когда юноша проходил мимо зеркала, глаза вспыхнули снова. На этот раз за стеклом зеркала в дорогой раме, висевшего в комнате. Алые огоньки жадно впились в фигуру юноши, выходящую из комнаты. Когда дверь за гриффиндорцем закрылась, из-за стекла раздалось недовольное раздражённое шипение. Добраться до жертвы оказалось не так непросто. А охотники не любили ждать.

***
Во время завтрака Гарри был непривычно тихим. Он не смеялся над шутками близнецов, не болтал с Джинни и Роном, не возмущался вместе с ними несправедливой невозможности присутствовать на собраниях Ордена. Все его были о недавнем кошмаре. Чем больше он думал, тем сильнее убеждался: этот его сон похож на те, что снились ему в прошлом году. А если это так, то он, Гарри, может и должен помочь тем, за кем охотиться Волан-де-Морт. Для этого ему нужно обсудить всё с тем, кому он доверяет. Кроме того, гриффиндорец почему-то был уверен, что Тайный Круг имеет прямое отношение к чистокровным семьям, а значит человек, с которым он будет разговаривать о своём сне, должен неплохо разбираться в истории чистокровных. Ответ пришёл мгновенно: этим человеком мог быть только Сириус. Гарри покосился на соседей по столу. Его крёстного на завтраке не оказалось. Впрочем, это не удивило юношу. В последнее время Сириус редко появлялся в местах, где скапливалось слишком много народу. Возможно, это было связано с тем, что он чувствовал себя бесполезным рядом с этими людьми. Отсутствие Сириуса на завтраке расстроило Гарри, хотя юноша прекрасно понимал каково это, чувствовать себя бесполезным.

После завтрака немногочисленные члены Ордена потянулись к выходу. Уже у самой двери Гарри удалось отловить Люпина. Бывший преподаватель Защиты от Тёмных Искусств ещё сильнее обносился. Его одежда, казалось, была сшита из заплаток. Лицо выглядело осунувшимся, а под глазами залегли тёмные круги. Рон как-то говорил Гарри, что Люпин никак не может найти работу: никто из работодателей не горит желанием нанимать оборотня. Только Дамблдор и Орден Феникса относились к Римусу по-человечески. Оборотень уже довольно долгое время шпионил для них в стае Фенрира Сивого, верной Тёмному Лорду. Сегодня утром Римус впервые появился в штабе Ордена с тех пор, как здесь жил Гарри. Юноша был уверен, что Люпин знает, где искать Сириуса. Поэтому он и окликнул его у самого порога.

- Профессор, постойте!

Люпин обернулся и несколько удивлённо посмотрел на Гарри. Парень подошёл к нему и спросил:

- Вы не знаете, где сейчас Сириус? Его не было на завтраке, а мне нужно с ним поговорить.

- Скорее всего, он на чердаке с Клювокрылом, - после секундной задумчивости ответил Люпин. Гарри благодарно кивнул. За это он и любил Римуса. Тот никогда не задавал лишних и ненужных вопросов. В отличие от того же Дамблдора.

- Спасибо, профессор. Удачи Вам.

С этими словами Гарри отправился на чердак, искать крёстного.

Сириус действительно оказался на чердаке. Когда юноша поднялся, его крёстный заканчивал кормить Клювокрыла. Гарри какое-то время стоял молча, наблюдая за Блеком. Его крёстный ласково, с осторожной нежностью гладил глянцевые перья гордого гиппогрифа. Гарри вдруг подумалось, что Сириус предпочитает общество Клювокрыла не только из чувства собственной бесполезности в делах Ордена, но и потому, что чем-то похож на это царственное животное. Они оба горды и независимы, и у них обоих одна самая главная мечта – свобода.

Гарри плотно закрыл дверь, ведущую на чердак и сел на стул, стоящий ближе всего. Юноша желал быть уверенным в том, что никто не подслушает его разговор с крёстным. Услышав стук двери, Сириус обернулся. Угрюмая гримаса, искажавшая его лицо, разгладилась, едва мужчина увидел крестника.

- Завтрак уже закончился? – поинтересовался Блек, опуская приветствие. Гарри кивнул, помолчал немного, а затем неуверенно произнёс:

- Тебя не было на завтраке…. Я подумал, что…. А, впрочем, неважно. Сириус, мне нужно с тобой поговорить кое о чём.

- Если ты о слушании в Министерстве, - перебил его Сириус. – То тебе не стоит ни о чём волноваться: Дамблдор сделает всё, что бы с тебя сняли все обвинения. Тем более, такие смехотворные. Ты ведь применял заклинание, чтобы защититься.

- Да, - кивнул юноша. – Но….

«Тебя же Дамблдор не защитил. Он спокойно позволили отправить тебя на десять лет в Азкабан, а потом вместе с министерскими называл преступником и искал везде, где только можно», - хотел сказать гриффиндорец, но, вспомнив благоговейное отношение Сириуса к директору, промолчал. Крёстный сомнения Гарри расценил по-другому.

- Не беспокойся. Всё будет в порядке. В конце концов, если обвинения с тебя не снимут, ты в любой момент можешь приехать ко мне. Будешь жить здесь.

Гарри улыбнулся.

- Нет, я не про Министерство хотел поговорить, - гриффиндорец помолчал, собираясь с мыслями, и, наконец, произнёс:

- Сириус, ты когда-нибудь слышал что-нибудь про некий Тайный Круг?

Блек нахмурился, вспоминая. Спустя пару минут он покачал головой.

- Никогда ни о чём подобном не слышал. Тайный Круг…. Звучит, если честно, бредово. Словно секта какая-то. А почему ты об этом спросил?

Гарри заколебался. С одной стороны он доверял Сириусу, но с другой – Сириус был безоговорочно предан Дамблдору, а доверие гриффиндорца к старику в свете последних событий несколько пошатнулось. Наконец, юноша решился сказать часть правды.

- Мне приснился сон, - медленно, подбирая слова, сообщил он, исподлобья глядя на крёстного. – Помнишь, как в прошлом году? Мне приснился Волан-де-Морт, который говорил что-то про некий Тайный Круг. Я подумал, что если он говорит об этом, то это наверняка какая-нибудь организация чистокровных. Мало ли. Вдруг это что-то вроде Пожирателей Смерти.

Вот так. И не слова про странную Мери, кольца, необходимые Тёмному Лорду и чудовище из зеркала. Юноша замолчал, внимательно следя за реакцией крёстного. Поверит или поймёт, что Гарри о чём-то умалчивает? На ум парню пришли слова Гермионы, сказанные ею в начала прошлого года: «Извини, Гарри, но ты абсолютно не умеешь врать». Однако Сириус безоговорочно верил своему крестнику и не допускал даже мысли, что юноша будет что-то недоговаривать.

- Тебе нужно рассказать о своих снах Дамблдору, - хмуро покачав головой, сказал Блек. – Ни к чему хорошему они не приведут. А если твои предположения верны, и Тайный Круг – это организация, похожая на Пожирателей Смерти, то ты можешь оказаться в опасности.

Гарри тихо вздохнул. Разговор принимал нежелательный оборот. Юноша, может, был бы и рад по душам поговорить с директором: слишком много между ними было недосказанности. Но Дамблдор сам избегал своего ученика. Поэтому Гарри поспешил свернуть общение.

- Хорошо, – сказал юноша, вставая и подходя к двери. – Я обязательно расскажу всё директору. Пожалуй, пойду, помогу миссис Уизли. Не забудь прийти на обед.

С этими словами Гарри спустился вниз. Уже на последней ступеньке он вдруг поймал себя на мысли, что члены Ордена Феникса начинают его раздражать.

***
Разумеется, Гарри не собирался помогать миссис Уизли с уборкой. После неудачного разговора с крёстным он отправился в их с Роном комнату. Рон лежал, как-то странно вытянувшись, на своей кровати с закрытыми глазами. Его кожа казалась неестественно бледной в ярком солнечном свете. Веки были словно вылеплены из воска, а ресницы резко и неприятно контрастировали с изжелта-белой кожей. Гарри подбежал к другу, чувствуя страх. Рон, неподвижно вытянувшийся на постели, казался мертвецом.

Приблизившись к кровати, Гарри осторожно коснулся пальцами щеки младшего Уизли. Кончики пальцев закололо от мертвенного холода. Гарри лихорадочно проверил пульс и дыхание. Но Рон не дышал, и его сердце не билось. Юноша почувствовал липкий холодок ужаса, пробежавший по спине. Его друг был мёртв. Разум, охваченный страхом, безостановочно повторял, что это ложь, а чувства в ответ твердили – это правда. Гриффиндорец отшатнулся от постели, на которой лежал труп. Словно во сне, Гарри, шатаясь, еле двигая ногами, вышел из комнаты. Надо было позвать кого-нибудь на помощь, но юноша не мог даже пошевелиться. Его вдруг охватило безразличие ко всему. Не хотелось ни двигаться, ни говорить. Гарри неподвижно стоял, шокированный гибелью Рона. Почему он умер? Кто его убил? Неужели штаб Ордена Феникса не защищён от Пожирателей Смерти? Если это Пожиратели, то почему убили только Рона? А если не слуги Волан-де-Морта, то кто? Вопросы роились в голове, вызывая тупую пульсирующую боль в висках и головокружение. Время замедлилось, превратившись в вязкий кисель.

Только спустя несколько минут к Гарри вернулась способность двигаться. Не отдавая себе отчёта, юноша открыл дверь, заглянул в комнату…. И остолбенел. На кровати, где ещё совсем недавно лежал мертвец, теперь сидел совершенно живой и невредимый Рон с неизменно недовольным выражением лица. Кожа снова приобрела нормальный оттенок, и только блёклость цвета указывала на то, что ещё несколько минут назад этот парень был белым, как мрамор. Но в остальном младший Уизли выглядел как обычно. Он сидел в пол оборота к окну, и часть его лица тонула в густой тени. Когда Гарри вошёл в комнату, Рон даже не обернулся. Вместо этого он бросил:

- Закрой рот, Гарри! Ты выглядишь глупо!

Гарри послушно закрыл рот и на ватных негнущихся ногах вошёл в комнату. Юноша приблизился к другу и взял его за руку. Рука была тёплой, живой.

- Ты что делаешь? – подозрительно поинтересовался Рон, не поднимая головы и выдёргивая руку.

- Прости, - хрипло произнёс Гарри и кашлянул, прочищая горло. – Мне просто показалось…. А, впрочем, не важно.

Гриффиндорец сел на свою постель и вгляделся в лицо друга. Однако Рон сидел так, что тень от ветки, падающая ему на лицо, скрадывала его очертания, оставляя взамен причудливые теневые пятна. Рон молчал, молчал и Гарри, потому что не знал, что сказать чудом воскресшему другу. Наконец, Рон медленно произнёс:

- Так, что за письмо ты от меня прятал вчера?

Гарри вздрогнул. Этот вопрос он ждал от Рона ещё со вчерашнего дня. На этот вопрос у юноши не было ответа. Что лучше: солгать или недоговорить?

- Письмо? – Гарри прикинулся удивлённым. – Какое письмо? Мне не присылали письма.

- Лжёшь, - спокойно и холодно возразил Рон. – Я точно видел письмо у тебя в руках.

Гарри поразил голос друга, расчётливый и бесстрастный. Рон никогда так не говорил. Он был вспыльчив и импульсивен. Равнодушные без эмоциональные рассуждения были не для младшего Уизли. Медленная речь с чуть растянутыми гласными и слегка шипящими согласными больше подходила Малфою или любому другому чистокровному, чем гриффиндорцу.

- Рон, - осторожно позвал Гарри. – С тобой всё в порядке?

- Разумеется, - несколько раздражённо ответил рыжий. – А вот с тобой всё ли в порядке, Гарри? Ты лжёшь своему лучшему другу. Лжёшь нагло и по-свински. Что случилось с тобой?

Глаза Рона, скрытые тенью от дерева, впились в сидящего напротив друга. Гарри растерялся. Он не ожидал от друга таких слов. «А чего ты ожидал? – язвительно поинтересовался у него внутренний голос. – Что он будет восхищаться тобой? В рот заглядывать? Да, Рон ворчит и злится, но подумай, ведь он имеет на это право. Ты действительно слишком многое от него скрываешь! Не доверяешь ему, злишься на него ни за что! Ты слишком много возомнил о себе! Избранный, как же! Вот так и теряют лучших друзей!» Гарри поморщился. В монологе внутреннего голоса слышались интонации Снейпа.

- Со мной всё в порядке, Рон, - сухо сказал юноша, поднимаясь. – Если кто-то из нас и изменился, то это ты. Я тебя не узнаю. Советую тебе подумать об этом. Я пойду вниз, помогу миссис Уизли с уборкой. И тебе то же советую.

С этими словами Гарри вышел из комнаты и отправился в гостиную, пообещав себе не выпускать Рона из вида. Мальчик-который-выжил не заметил, как за секунду до того, как закрылась дверь, младший Уизли повернулся к свету, и в его голубых, подёрнутых ледяной коркой глазах полыхнуло алое пламя.

Все три дня, остававшиеся до слушанья, Гарри провёл, наблюдая за Роном. Юноша заметил только одну странность в поведении друга. За все три дня младший Уизли ни разу не посмотрел кому-нибудь в глаза. Он старательно прятал взгляд, блуждая глазами по одежде собеседника. Никто этого не замечал, а Рон старательно прятал лицо в тени. На разгадку причин столь странного поведения друга у Гарри уходило всё свободное время. Зато он совершенно перестал волноваться из-за Министерства и подготовки к приближающемуся слушанью. Гарри был не способен продумывать каждый свой шаг. Его коньком была импровизация, так раздражающая Снейпа и слизеринцев. Гриффиндорец предпочитал брать преграды напором. Однажды после его очередной ссоры с профессором Зельеварения Гермиона со вздохом сказала другу: «Гарри, ты ведёшь себя как баран. Вместо того чтобы осмотреть ворота, ты разбегаешься и проверяешь их крепость лбом!» Внутренне Гарри был согласен с подругой, но изменить себя он не мог.

***
Время летело с невероятной скоростью. Три дня смазались и превратились в единый миг. И открыв глаза одним, на удивление, пасмурным утром, юноша вдруг осознал, что времени больше нет. Слушание сегодня. К горлу подкатил горький комок. Ощущения были не из приятных. От страха юношу ощутимо подташнивало.

Гарри спустился вниз в кухню, ощущая себя куклой, набитой ватой. Миссис Уизли как заботливая наседка поставила перед гриффиндорцем завтрак, бормоча что-то успокаивающее. Юноша не прислушивался к словам матери Рона. Он тупо смотрел в тарелку, а в голове у него билась одна только мысль: «А что если не оправдают?». Эта мысль заставляла холодеть руки и замирать сердце.

- Гарри, милый, почему ты не ешь? – раздалось над ухом заботливое кудахтанье Молли Уизли. Гарри послушно взял в руки вилку. Еда была безвкусная и как будто резиновая.

- Волнуешься? – гриффиндорец поднял глаза. Перед ним сидел мистер Уизли, который должен был проводить его в Министерство. Гарри криво улыбнулся, не считая нужным отвечать на этот глупый вопрос. Мистер Уизли ободряюще похлопал юношу по руке.

- Не переживай. Дамблдор знает, что делать.

«При чём здесь Дамблдор?!» - хотелось закричать Гарри, но он промолчал, ограничившись ещё одной кривоватой ухмылкой.

Завтрак прошёл в относительной тишине. Мистер Уизли молчал, очевидно, догадавшись о настроении юноши, а миссис Уизли периодически начинала успокоительно бормотать всякую ерунду. Гарри мрачно молчал, пытаясь справиться с волнением.
После завтрака юноша вместе с мистером Уизли отправились в Министерство. На небе клубились свинцовые тучи, даруя долгожданную прохладу. Солнцу лишь изредка удавалось проникнуть сквозь плотную завесу, но его лучи больше не опаляли пешеходов. Мистер Уизли озабоченно поглядывал на тучи, негромко бормоча что-то про дождь. Гарри шёл, сосредоточенно глядя себе под ноги и стараясь думать не о слушании, а о встрече с Гермионой. Получалось плохо. Мысли о возможном исключении отравляли сознание гриффиндорца, окончательно портя ему настроение.

Гарри не заметил, как они подошли к красной телефонной будке, одиноко стоявшей на оживлённой улице. На дверце будки висело написанное от руки объявление: «Телефон не работает». Мистер Уизли, не обращая на бумагу никакого внимания, открыл дверцу и вошёл в кабину. Гарри, немного поколебавшись, вошёл следом. Отец Рона обернулся:

- Гарри, у тебя не найдётся монетки?

Растерянный юноша пошарил в карманах и извлёк оттуда монету. Мистер Уизли кинул её в прорезь для денег, после чего снял трубку и набрал номер. Кабину наполнил женский голос:

- Добро пожаловать в Министерство магии. Назовите, пожалуйста, ваше имя и цель посещения.

- Я Артур Уизли, - сообщил мистер Уизли. – Сопровождаю мистера Гарри Поттера, вызванного на дисциплинарное слушание.

- Благодарю вас, - ответил всё тот же равнодушный безликий голос, и по металлическому желобку, звеня, скатился значок с надписью: «Гарри Поттер. Дисциплинарное слушание». Гарри взял его в руки и приколол к мантии.

- Желаю вам приятного дня, - снова послышался женский голос, и пол кабины дёрнулся, опускаясь вниз.

Волнение нарастало, усиливаясь с каждой минутой. Всё в Министерстве внушало Гарри неприязнь. Высокий переливчато-синий потолок давил своей тяжестью, стены казались ему слишком узкими и сдавливали виски. Лифт с золотыми решётками выглядел тюрьмой. Свою поездку к кабинету мистера Уизли юноша почти не запомнил: она проходила словно в тумане. В голове билась мысль, прочно засевшая там с самого утра: «А что если…». Кабинет мистера Уизли, напоминающий чулан под лестницей, в котором Гарри провёл своё детство, не позволил гриффиндорцу расслабиться, напоминая о Дурслях, к которым придётся вернуться, если его исключат. Тугой узел в груди постоянно давал о себе знать. Спустя несколько мучительно долгих минут в кабинет вбежал сутулый старый волшебник с пушистой серой бородой.

- Артур, десять минут назад пришло срочное сообщение по поводу слушания Поттера! Они изменили время и место – в десять часов в старом зале суда.

Мистер Уизли подскочил как ошпаренный.

- Гарри, скорей. Мы должны были быть там десять минут назад.

И снова лифты, лестницы, коридоры…. В глубине души юноша был рад тому, что время слушания изменили: ему не придётся мучиться ожиданием и изводить себя ненужными мыслями. В конце концов, юноша с сопровождающим оказались глубоко под землёй в длинном тёмном коридоре, на каменных стенах которого висели факелы в металлических держателях, скупо освещавшие деревянные двери, обитые железом.

- Тебе сюда, - сказал мистер Уизли, останавливаясь перед дубовой закопчённой дверью. Гарри в лёгкой панике обернулся.

- А Вы разве не пойдёте со мной?

- Нет, что ты, мне нельзя, - замахал руками мистер Уизли, начиная пятиться. – Я буду ждать тебя здесь.

Гарри приблизился к двери. Он чувствовал себя так, будто добровольно отправляется в клетку ко львам. Массивная ручка двери была холодной. Почти такой же холодной, как кожа Рона, лежавшего на кровати подобно трупу. Гарри отогнал непрошеные воспоминания и потянул двери на себя. В коридор хлынул яркий свет. В последний раз обернувшись и облизнув пересохшие губы, Гарри вошёл в зал.

***
Дженнифер приснился старый дом тёти Селесты. Этот аккуратный одноэтажный домик, выкрашенный в весёлый канареечный цвет, сёстры видели только на фотографиях в старых тёткиных альбомах. В этом доме, построенном в глуши, вдали от городов, Селеста Принстоун жила во время войны с Лордом Волан-де-Мортом. Здесь она похоронила кузину, здесь началась жизнь близняшек Принстоун.

Джен стоит на чистом крыльце дома и щурится от яркого слепящего света. Вокруг ни души: на многие мили кругом нет ни одного жилого селения. Дверь за спиной девушки приглашающе скрипит, открываясь. Но в скрипе старой двери слышится не только добродушное ворчание. В нём ещё и тихое коварство. Приглашение в западню.

Девушка входит внутрь дома. На улице невыносимая жара, но в комнатах стоит приятная прохлада. Под ногами стелется лакированный паркет, лёгкие кружевные занавески на окнах надувает, как паруса, горячий ветер. Джен переходит из комнаты в комнату, не в силах понять, куда влечёт её неведомая сила, заставившая войти в дом. Комнат в доме немного: гостиная, две спальни, кухня, столовая. Везде нереально чисто и аккуратно. Так чисто, что становится понятно: здесь давно никто не живёт. Настолько аккуратно, что дом кажется безжизненным. Как будто у него украли душу, саму его суть.

Дженнифер заходит в гостиную и останавливается. Сила, тянувшая её куда-то, исчезает. Девушка осматривается. Чем-то гостиная в старом доме тёти Селесты напоминает младшей Принстоун их современную гостиную. Два мягких кресла, покрытых накидками, расшитыми тётушкой, между ними гладко отполированный журнальный столик на гнутых резных ножках со стеклянной тонкой вазой, в которой стоят искусственный розы. Чёрные розы. Камин с тёмно-серой каминной полкой, на которой стоят фарфоровые фигурки, и зеркалом. Дженнифер подходит поближе. Белые, искусно сделанные фигурки кажутся живыми. Джен приглядывается к фигуркам повнимательнее и поражённо ахает: фарфоровые статуэтки точные копии близняшек. Статуэтки стоят друг напротив друга и неподвижно глядят перед собой стеклянными глазами. Но стоит Джен взглянуть в глаза фигурок, как в них вспыхивает алое пламя. Губы фарфоровых сестёр искривляются в дьявольской ухмылке, обнажая чёрные беззубые провалы ртов. За окном стремительно темнеет. Солнце, только что слепившее глаза, гаснет, оставив сосущую черноту. В комнате резко холодает, заставляя девушку задрожать. И в этот момент ярко вспыхивает зеркальное стекло. Дженнифер невольно зажмуривается, закрывая лицо руками. Только спустя несколько секунд девушка решается открыть глаза. Она смотрит на зеркало и в ужасе отшатывается. По ту сторону стекла всё ещё пылает огонь. Огонь всепоглощающего чёрного цвета. Цвета ночи, цвета смерти, цвета ужаса. И там в этом пламени пляшут в диком неистовстве бесплотные тени. С каминной полки на Джен взирают фарфоровые куклы с маской ненависти вместо лица. Они смеются. И тени, там, за зеркалом, тоже смеются. И этот смех леденит душу младшей Принстоун всеобъемлющим ужасом. Дикая пляска теней из зеркала становится всё быстрее, всё более ожесточённой. Они приближаются, затягивая девушку в чёрную бездну. Джен дико кричит, выдираясь из цепких щупалец Тьмы, и просыпается....

***
Дженнифер Принстоун проснулась поздно. За окном стояло пасмурное утро 12 августа, а часы на прикроватной тумбочке показывали десять часов утра. Зевая и всё ещё вздрагивая от воспоминаний о ночном кошмаре, девушка села на кровати. Из окна виднелось противное серое и сырое небо. Собирался дождь. Джен грустно посмотрела на улицу, сожалея об отсутствии солнца. "В моём сне тоже не было солнца." Девушка тряхнула головой, постаравшись выкинуть дурные воспоминания. Нельзя думать об этом. В конце концов, это был просто сон. Просто кошмарный сон.

Девушка осмотрела комнату, ища футболку и шорты. В комнате Джен царил творческий беспорядок. Повсюду валялись книги, тетради, одежда. Найти что-либо в таком бедламе не представлялось возможным, однако Дженнифер прекрасно ориентировалась в собственном беспорядке. Ей казалось вполне логичным искать книгу под кроватью, а блузку на люстре. Футболка и шорты нашлись под столом вместе со школьной тетрадью по алгебре. Отбросив тетрадку в сторону, Джен критически осмотрела одежду и, решив, что она выглядит нормально, оделась.

Умывшись, Дженнифер заглянула в соседнюю комнату. Сейчас ей как никогда требовалась поддержка старшей сестры. В спальне Элизабет царил почти идеальный порядок. Старшая близняшка терпеть не могла, когда её вещи лежали не там, где им положено. Единственным местом, в котором старшая Принстоун терпела бардак, была лаборатория сестёр. Но даже там время от времени девушка предпринимала тщетные попытки разложить всё по местам.

Лиз в комнате не оказалось. Внутри была только королевская кобра Алессандра, мирно дремавшая на аккуратно застеленной кровати. Когда Джен открыла дверь, змея подняла свою плоскую голову и посмотрела на девушку. На мгновение Дженнифер показалось, что в глазах кобры мелькнуло сочувствие. Но всего лишь на мгновение, а затем Алессандра снова опустила чешуйчатую голову на тугие кольца. Девушка, убедившись, что в комнате сестры нет, спустилась вниз.

Дом встретил её тишиной. Ни тётушки, ни Элизабет нигде не наблюдалось. "В том другом доме тоже была тишина, и тоже никого не было." Стараясь не думать о своём сне, Джен зашла на кухню. Там на холодильнике магнитом была прикреплена записка, написанная тёткиным неровным почерком:

«Уехала по делам. Ведите себя хорошо. Овсяная каша на плите»

Дженнифер вздохнула, открепила записку и выкинула её в мусорное ведро. Единственной кашей, которая у Селесты Принстоун не желала получаться, была овсянка, но тётушка упорно продолжала её варить и кормить ею своих племянниц. Поэтому Джен не ожидала увидеть в кастрюльке, стоявшей на плите, ничего хорошего. Её худшие ожидания оправдались: овсянка у Селесты снова не вышла. Уныло поглядев на тёткин кулинарный экспромт, младшая Принстоун ограничилась бутербродами и соком.

Когда девушка закончила завтракать, за окном начался мелкий и противный моросящий дождик. Он еле слышно шелестел за окном, действуя на Джен усыпляюще. Помыв посуду и прихватив с собой яблоко, Дженнифер отправилась в подвал. Скорее всего, Лиз внизу, экспериментирует с каким-нибудь новым зельем.

Внизу было холоднее, чем в остальных комнатах, и руки Дженнифер мгновенно покрылись россыпью мурашек. Джен не могла точно сказать от страха или от зябкой прохлады. Но в голове настойчиво билась мысль: «Там тоже было холодно, когда всё случилось».

«Хватит! – решительно сказала себе девушка. – Ещё немного, и я буду шарахаться собственной тени. Это был самый обыкновенный кошмар, и если я продолжу о нём думать, то просто-напросто сойду с ума!»

Но, несмотря на все увещевания, что-то внутри отказывалось верить в то, что всё это самый обычный сон. Изнутри девушку точил червячок сомнения, противным тонким голосом шептавший ей, что вполне возможно этот кошмар приснился ей не просто так. Чтобы больше не слышать писклявый голосок внутри, Джен вошла в лабораторию.

Внутри было чисто, как в операционной. Ещё вчера Элизабет, заявив, что ей надоело по полчаса искать ингредиенты для зелий и реактивы для опытов и передвигаться по лаборатории вприпрыжку, прибралась здесь, безжалостно выкинув всё лишнее. Дженнифер не мешала сестре наводить порядок, прекрасно зная, что он не продержится больше недели. Но сейчас здесь было чисто на радость тёте Селесте. Возле стола стоял котелок на магическом огне с зельем, над которым колдовала Лиз. Младшая Принстоун почувствовала, как легко становится на душе. Сестра здесь, рядом, она, Джен, не одна! Дженнифер подошла к сестре, села на стол и принялась изучать зелье.

Накануне вечером сёстры провели несколько часов, изучая учебник по Зельеварению, после чего пришли к выводу: большинство зелий, описанных в учебнике можно сделать намного быстрее, а главное, затрачивая на приготовление меньше ингредиентов. Кроме того, из зелий легко можно было исключить наиболее редкие и не встречающиеся в магловском мире компоненты, заменив их травами, о свойствах которых рассказывалось в старых дневниках семьи Принстоун. Правда, существовало одно но: зелья становились намного труднее в приготовлении и требовали от зельевара абсолютной концентрации. Один лишний компонент, одна пропущенная секунда, и даже самое безобидное зелье становилось опаснейшим ядом. Сейчас Лиз готовила Умиротворяющий бальзам – одно из простейших зелий школьной программы. Девушка стояла над котлом, прикусив губу.

Дженнифер не стала отвлекать близняшку, следя вместо этого за её работой. От этого занятия её оторвала Элизабет, которая, не переставая помешивать зелье, сообщила сестре:

- У нас закончился шалфей. Придётся пойти сегодня в Косой переулок и купить его там. Сама понимаешь: та сухая труха, что продаётся в магловских аптеках, нам ни к чему.

Джен посмотрела на свои длинные худые ноги, на которых виднелись жёлтые синяки – напоминания о прошлом походе на магическую улицу и случайной прогулке в переулок Лютный.

- Какой в этом смысл? – поинтересовалась Дженнифер, отрываясь от созерцания ног и мысленно прикидывая, стоит ли рассказывать сестре про сон. – Я сомневаюсь, что в магических аптеках продаётся такой шалфей, который нам нужен. Вполне возможно, что он пригоден для того, чтобы отгонять злых духов, проводить очищающие ритуалы или заменить заклинание Оглохни, но он вряд ли пригодится в зельеварении. Для зелий нужен шалфей, сорванный во вторую ночь полнолуния руками зельевара. В остальных случаях он почти бесполезен. По крайней мере, зельям от такого шалфея будет ни холодно, ни жарко.

- Я знаю, - невозмутимо ответила Элизабет и, не глядя, перевернула песочные часы. – Но у нас нет выбора. Вторая ночь полнолуния будет с 1 на 2 сентября. Шансов сходить за шалфеем у нас не окажется. Никто не выпустит нас из Хогвартса для прогулки по Запретному лесу. И, если честно, я не горю желанием по нему гулять.

- А по-моему, было бы не плохо, - ответила Джен, мечтательно закатив глаза. Её настроение стремительно улучшалось, унося треволнения ночи. Лиз только хмыкнула, взглянув на близняшку, и неопределённо пожала плечами. Несмотря на внешнее сходство, внутри сёстры были абсолютно разными. Живая, весёлая, порой импульсивная и всегда готовая на авантюры Дженнифер и хладнокровная, расчётливая и тщательно продумывающая каждый свой шаг Элизабет. Пламя и вода. Окружающие не могли понять, как две настолько разные девушки могут уживаться вместе, но никто и никогда не видел, чтобы сёстры серьёзно ссорились. Иногда они спорили друг с другом, но ни до взаимных оскорблений, ни до драк, ни до бойкотов дело не доходило. Они всегда всё делали вместе. Вместе играли, вместе проказничали, вместе отвечали за свои поступки. Они казались двумя частями одного целого. Огонь, пылавший внутри Джен, прекрасно дополнял лёд Лиз и наоборот. Различия как будто помогали сёстрам ещё лучше понять друг друга. Каждая из близняшек твёрдо знала, что всегда найдёт поддержку, помощь и союзницу в лице сестры. Поэтому сейчас, глядя на младшую сестрёнку, Элизабет недовольно качала головой, но в глубине души знала, что если Джен всё же решится нарушить школьные правила, то она, Лиз, её не бросит. Как и тогда, в Лютном.

- Не говори ерунды, - бросила старшая Принстоун вслух, не отрываясь от зелья. – Тётка нам этого ни за что не простит.

- А если она ничего не узнает? – лукаво поинтересовалась Джен. В глубине её глаз цвета тёмного шоколада прыгали чёртики. – Не узнала же она, в конце концов, про Лютный переулок.

- Дженнифер, чёрт тебя побери! Хватит молоть всякие глупости мне под руку! – возмутилась Лиз. – Не узнала, но могла узнать. Вечно ты подбиваешь меня на всякие авантюры, а мне потом мучительно больно за бесцельно потраченное время.

- Фу, близняшка, ты такая скучная, - вздохнула Дженнифер. – Я же ведь знаю, что ты ненавидишь соблюдать все эти глупые правила. Ты сама себя обманываешь. Риск – дело благородное. Лучше нарушить запрет и попасться, чем не сделать этого и жалеть потом всю жизнь.

Элизабет тщетно пыталась сосредоточиться на зелье и не отвлекаться на легкомысленную болтовню сестры. Джен была права: Лиз не особенно нравились правила и порядки. Но, в отличие от младшей Принстоун, старшая старалась хотя бы иногда соблюдать их. Она трезво оценивала людей и понимала, что если бы все вели себя, как им вздумается, то мир погрузился бы в хаос. Поэтому кому-то всегда приходится жертвовать и поступаться собственными прихотями ради того, чтобы удовлетворять свои бредовые идеи могли другие. Закон жизни.

- Джен, ты меня отвлекаешь, - медленно и чётко произнесла Лиз. – Давай закончим этот глупый и бессмысленный спор. Всё равно ничего путного из него не выйдет. Каждая из нас останется стоять на своём. Мы пойдём сегодня в Косой переулок, и это не обсуждается, а сейчас лучше помоги мне.

Дженнифер замолчала. Она слишком хорошо знала сестру, чтобы понять, что её тихий и холодный голос не предвещает ничего хорошего. Разговор был окончен, и на этот раз сёстры будут делать всё так, как решит Элизабет. Поэтому младшая близняшка слезла со стола и начала резать ингредиенты.

***
К полудню дождь разошёлся вовсю. По пыльным тротуарам стекали грязные и холодные потоки воды, принося усталому асфальту долгожданный покой. Под ногами возмущённых прохожих хлюпала грязь. Люди редко бывают довольны погодой. Пожалуй, только дети и подростки, способны непосредственно и искренне радоваться и жаре, и морозу, и ливню, и граду. Большая же часть человечества готова проклинать природу по поводу и без. Когда жарко, люди требуют холод, но стоит прийти морозу, как они начинают вспоминать добрым словом жару. Если стоит засуха, то жители городов и сёл буквально молят небо о дожде, но стоит разойтись ливню, как они тут же принимаются ворчать. Вот и сейчас жители Лондона мрачно смотрели на небо, осыпая сквозь зубы проклятьями так некстати разошедшуюся стихию.

Лиз и Джен вышли из «Дырявого котла» и тут же попали в центр разбушевавшегося ливня. Зонт, под которым прятались девушки, промок насквозь, и теперь откуда-то сверху сёстрам за шиворот лилась тонкой струйкой холодная вода. Однако это ничуть не испортило их поднявшееся после покупок настроение. Весело смеясь, девушки сложили зонт и бросились бежать под холодными хлещущими струями дождя. Прохожие расходились в стороны, строго смотрели на смеющихся подростков и укоризненно качали головами. Но девушки этого не замечали, наслаждаясь прохладными каплями дождя, такими долгожданными после длительной засухи.

Наконец, насквозь промокшие девушки добрались до небольшого, но уютного кафе. Спрятавшись от не прекращавшего шуметь ливня под крышей, сёстры заказали пирожные и сок и, пока им несли их заказ, принялись изучать посетителей. Вдруг Дженнифер замерла и дёрнула близняшку за рукав промокшей кофты.

- Смотри, - шёпотом сказала Джен сестре. – Видишь, через пару столиков от нас сидят парень и девушка?

Лиз обернулась и посмотрела туда, куда показывала младшая Принстоун. Действительно, неподалёку сидели среднего роста парень с растрёпанными чёрными волосами и круглыми очками и худенькая девушка-шатенка. Они о чём-то негромко говорили, то и дело, оглядываясь по сторонам.

- Ну, сидят, ну и что? – спросила Элизабет, изучив парочку и не увидев в них ничего интересного.

- Как это, ну и что! – возмутилась Джен. – Ты посмотри на парня повнимательнее. Это же Гарри Поттер!

Лиз снова посмотрела на юношу. Да, действительно, это был легендарный Мальчик-который-выжил. Впрочем, на Элизабет это не произвело должного впечатления.

- Согласна, - сказала она, посмотрев на сестру. – Допустим, это Гарри Поттер. И что дальше? Ты же ведь не кинешься к нему и не потребуешь автограф? Спорю на что угодно, ему наверняка надоела эта слава и ажиотаж возле его персоны.

- Да причём здесь автограф! – отмахнулась Дженнифер, не сводя глаз с парочки. – Меня намного больше интересует, о чём они говорят!

Вежливый официант, большая редкость для маленьких кафешек, принёс близняшкам их заказ. Подождав, пока молодой человек отойдёт подальше, Элизабет склонилась к сестре.

- Надеюсь, ты не собираешься их подслушивать.

- А почему бы нет? – удивилась Джен.

- Дженни, послушай, не делай этого. Во-первых, это неприлично. Во-вторых, вдруг они говорят о чём-то личном. Признаются друг другу в любви, например. И, в-третьих, ты же не будешь применять магию, тем более, беспалочковую, в месте переполненном маглами?

- Беспалочковую магию министерские засечь не могут, - хмыкнула младшая из близняшек. – Поэтому твои последние слова не аргумент.

Элизабет со вздохом поняла, что сестру уже ничто не переубедит. Девушка откинулась на спинку стула и ещё раз посмотрела на Гарри и его подругу.

- Делай, как знаешь, - буркнула, наконец, старшая Принстоун. – Но имей в виду, я в этом не участвую!

Джен весело улыбнулась и тихонько шепнула пару слов. «Omnia audire», - сообразила Лиз. Это было самое простое и потому самое незаметное из всех подслушивающих заклинаний. Именно по причине его примитивности считалось, что отразить его невозможно. Оно накрывало относительно небольшое пространство и позволяло магу, применявшему его, фильтровать разговоры, слушая только то, что ему надо. Глаза Дженнифер затуманились. Заклинание начало действовать.

***
Гарри выскочил из зала суда, переполняемый счастьем. Его оправдали! Его о-прав-да-ли! Не могли не оправдать! До встречи с Гермионой оставалось всего ничего, и единственной проблемой юноши было лишь то, как добраться до кафе без лишних свидетелей. К счастью, мистера Уизли поблизости не наблюдалось. Прячась за спинами судей, Гарри ловко лавировал в подземных коридорах, когда внезапно что-то толкнуло его, и он остановился. Справа от него начинался тёмный коридор с множеством дверей. Коридор из сна. В сгущающейся темноте юноша увидел и ту, заветную дверь, до которой он так и не дотянулся во сне. Парень уже собирался свернуть в этот коридор, когда за его спиной раздался неприятный высокомерный голос, могущий принадлежать только одному человеку.

- Так-так, мистер Поттер. Не успел над Вами пройти суд по одному обвинению, как Вы тут же нарываетесь на другое. Что ж, мистер Поттер, вполне разумно Вам, нарушителю Закона о разумном ограничении использования магии несовершеннолетними, отправляться в Отдел Тайн. А знаете ли Вы, что поймай Вас здесь кто-нибудь, и простым исключением Вы не отделаетесь. Для шпионов предусмотрены отдельные камеры в Азкабане.

Гарри повернулся. Прямо перед ним стоял лорд Малфой и с презрительной насмешкой сверху вниз смотрел на юношу. Гриффиндорец почувствовал, как внутри нарастает раздражение.

- О, ну, разумеется, мистер Малфой. Об Азкабане Вы уж явно знаете больше, чем я. Наверное, уже присматриваете для себя и своей жены уютную двухместную камеру. Или, может, для пособников Волан-де-Морта предусмотрены только карцеры? А что это Вы так вздрогнули? Или Вам не нравится имя Вашего хозяина? Вы настолько трусливы, что боитесь даже услышать о нём? Волан-де-Морт, Волан-де-Морт!

Лорд Малфой резко вдохнул.

- Это ложь! Тёмный Лорд мёртв!

- Тёмный Лорд жив! - парировал Гарри. – Только идиот может считать иначе!

- Этому нет доказательств, - со спокойным высокомерием ответил Малфой.

- Я их найду, - с неприятной улыбкой пообещал гриффиндорец. – Клянусь Вам, я их найду. И тогда Вы совершите увлекательное путешествие в Азкабан.

- Дерзкий мальчишка! Да как ты смеешь!

Но отец Драко не успел ничего предпринять или сказать. За его спиной послышалось вежливое покашливание. Малфой обернулся и встретился взглядом с Министром магии Корнелиусом Фаджем.

- А, господин министр, - на лице Малфоя появилась отстранённо-вежливая улыбка. – Я как раз собирался Вас искать. У меня есть очень интересная для Вас информация.

- Да-да, разумеется, - кивнул Фадж, скользнув холодным взглядом по Гарри. – Вы не против, лорд Малфой, если мы обсудим это в моём кабинете.

- Конечно, не против, господин министр, - улыбнулся Малфой, бросил на Гарри прощальный, полный ненависти взгляд и проследовал за министром. Юноша глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Идти в Отдел Тайн и открывать заветную дверь из сновидения расхотелось. Гарри снова вспомнил о том, что его ждёт Гермиона. Посмотрев на дверь в конце коридора и дав себе обещание вернуться сюда, парень пошёл к выходу.

Гарри удалось выбраться из здания Министерства незаметным. Ему не попались ни мистер Уизли, ни его коллега, мистер Перкинс, и юноша оказался на улице под проливным дождём. Гриффиндорца мучила совесть, когда он представлял, как будет волноваться отец Рона, когда не найдёт его рядом с залом суда. Но Гермиона попросила прийти его на встречу в одиночестве и никому не рассказывать о письме, а Гарри не привык обманывать доверие девушки. Успокоив этим совесть, гриффиндорец отправился искать кафе, в котором была назначена встреча, закрываясь от хлещущих струй дождя снятым пиджаком.

Кафе, указанное в письме Гермионой, действительно оказалось единственным поблизости. Девушка уже была там, и в ожидании друга ковырялась ложкой в десерте. Увидев Гарри, Гермиона улыбнулась, почувствовав, как таят все тревоги. Она больше не одна. Гарри ей поможет. Они вместе решат, как справиться с возникшей проблемой.

- Привет, - широко улыбаясь, сказал Гарри. Он сел напротив подруги и бросил промокший насквозь пиджак на соседний стул.

- Привет. Как прошло твоё слушание?

- Меня оправдали! – настроение юноши улучшалось с каждой минутой.

- Тебя не могли не оправдать! – воскликнула Гермиона. Она искренне радовалась за друга, зная, что Хогвартс значит для него всё.

- Да, - согласился гриффиндорец. – Дамблдор привёл в качестве свидетеля миссис Фигг, ну, ту сумасшедшую соседку, помнишь, я тебе о ней рассказывал. Жаль только, что тебя рядом не было. Я так волновался. Боялся, что у меня ничего не получится. Мне не хватало твоей поддержки. И твоего ума.

Гермиона немного смутилась.

- Скажешь тоже. Ума! – пробормотала она. – Ты прекрасно справляешься и сам, без моей поддержки. Просто ты не хочешь почему-то верить в это. А если бы ты ещё и читал побольше, цены б тебе не было. Был бы умнее, чем я.

- Умнее, чем ты, я не смогу стать никогда, даже если прочитаю все книги в мире, - буркнул юноша. – Ты умеешь анализировать ситуацию так, как я никогда не научусь.

В этот момент двери кафе открылись, пропуская двух девушек, похожих друг на друга, как две капли воды. Гарри задумчиво проводил их взглядом и снова повернулся к Гермионе.

- А как твои дела? Ты какая-то грустная.

Гермиона прикусила губу.

- Не очень хорошо, особенно в свете последних событий.

- Из-за которых ты пригласила меня сюда?

- Да.

- Что случилось, Герм?

Девушка молчала, собираясь с мыслями. Гарри не торопил её. Вместо этого он снова посмотрел на недавно пришедших сестёр. Они сидели через пару столиков от него и Гермионы. Обе девушки были симпатичными худенькими брюнетками и, на первый взгляд, разницы между ними не было никакой. Но уже через минуту Гарри понял, что сёстры абсолютно не похожи друг на друга. Одна сидела спокойно и равнодушно скользила взглядом по окружавшим её людям. Вторая никак не могла усидеть на одном месте. Она постоянно вертелась, то и дело, бросая заинтересованные взгляды на их с Гермионой столик. Гриффиндорцу это не очень нравилось. Каждый раз, когда девушка смотрела в их сторону, Гарри отворачивался, притворяясь, что смотрит в окно. Гермиона же ничего не замечала. Она погружалась в прошлое, с содроганием вспоминая произошедшее. Наконец, девушка заговорила, и гриффиндорец был вынужден отвлечься от наблюдения за странными сёстрами. Именно в этот момент Дженнифер начала плести незамысловатую канву Omnia audire.

- Гарри, - тихо сказала Гермиона, быстро оглянувшись. – То, что я сейчас расскажу, может показаться тебе странным. Ты можешь мне не верить, но всё именно так и было. Всё началось относительно недавно. Дня три назад, если быть точнее. Я сидела на кухне, когда вдруг увидела солнечный блик. Он вёл себя очень странно. Двигался будто сам по себе. Я сразу заподозрила, что где-то прячется маг, хотя никогда раньше о подобных заклинаниях не слышала. Выглянула в окно, но никого не увидела. «Зайчик» никуда не исчезал, и меня разобрало любопытство, куда он может меня привести. Блик заставил меня спуститься в подвал.

Девушка замолчала и выпила воды. Было видно, что она заново переживает тот день.

- Когда я спустилась туда, - продолжила Гермиона, после некоторого молчания. – Блик указал мне на одну из коробок. Я достала её, а там….

Гриффиндорка снова нервно оглянулась, подвинулась ближе к Гарри и шёпотом произнесла:

- Книги чистокровных, одна из которых написана самим Слизерином.

Девушка снова замолчала, давая Гарри время переварить полученную информацию. Юноша долго молчал и, наконец, произнёс:

- А ты уверена в том, что….

- Да, - перебила друга Гермиона. – Абсолютно. Ты просто их не видел. Когда держишь их в руках, не остаётся никаких сомнений. Но там были не только книги. Там ещё лежало множество драгоценных вещей. Но самое главное, там был кинжал Пуффендуй, самый настоящий, в этом я тоже уверена, и вот это кольцо.

Девушка протянула левую руку. На среднем пальце поблёскивало серебряное кольцо, украшенное розой из неизвестного Гарри жёлтого камня. Но юношу больше волновало не кольцо, а длинный порез, пересекающий по диагонали ладонь гриффиндорки и замеченный парнем только сейчас.

- Гермиона, что это? – поинтересовался он, беря подругу за руку. Девушка грустно улыбнулась.

- Слушай дальше, - велела она. – На меня напали. Я их не видела. Почти. Только алые глаза, глаза демонов из Ада. И шипение. Когда они говорили, мне казалось, будто рядом змеиное гнездо. И ещё мне почему-то казалось, что они не имеют плоти. Они просто тени и ничего больше. Однако это не помешало одному из нападавших полоснуть меня по руке, - Гермиона кивнула на порез. – До сих пор не заживает.

- А как ты их прогнала?

- Я и сама не знаю. Помню, что схватила кинжал Пуффендуй. Кажется, угрожала им. А потом был свет, много света. По-моему, они испугались. А вот дальше всё, как в тумане. Помню только, как писала тебе письмо.

Гермиона помолчала, барабаня пальцами по столу, а затем снова лихорадочно зашептала:

- Хотя нет, подожди, я вспомнила! В самом конце, они обещали вернуться. Они говорили, что мы ещё встретимся! Я знаю, они хотят мести! Гарри, мне страшно!

Губы девушки дёргались, а в глазах поблёскивали слёзы. Гарри пересел поближе к подруге и обнял её за плечи.

- Не бойся, Герм. Мы что-нибудь придумаем, честно.

Гриффиндорка всхлипнула и уткнулась лицом в рубашку друга. Её плечи судорожно подрагивали, а юноша, не зная, как её утешить, просто гладил её по плечу и повторял:

- Всё будет хорошо. Вот увидишь, всё будет хорошо.

Когда слёзы девушки высохли, она выпрямилась, нервно комкая в пальцах носовой платок.

- Прости меня, - тихо сказала Гермиона. – Я не хотела. Пожалуйста, Гарри, скажи, что это просто страшный сон. Что я брежу, что я сошла с ума. Скажи, что угодно, только пусть всё это будет неправдой.

- К сожалению, это похоже на правду, - вздохнул парень. – У меня тоже выдались не самые лёгкие каникулы.

Гермиона посмотрела на друга. В её глазах читался немой вопрос. Гриффиндорец вздохнул.

- Да всё ещё серьёзнее, чем мои якобы возможности колдовать без палочки и уничтожение дементоров. Всё началось после твоего письма. Мне приснился странный сон, вроде тех, что снились мне в прошлом году. Мне приснился Волан-де-Морт. Он убил женщину по имени Мери за то, что она принесла ему не все кольца, и теперь некий Тайный Круг может собраться. Потом он то же самое повторил кому-то в зеркале. Гермиона, я клянусь чудовище, с которым говорил Волан-де-Морт чем-то похоже на тех, кто на тебя напал. По крайней мере, глаза у него точно такие же. Так вот, это нечто заявило, что члены Тайного Круга подростки, и они ничего не знают о своей силе. И знаешь, что? Мне почему-то кажется, что одно из колец, которые ищет Волан-де-Морт сейчас у тебя.

Гермиона ошарашенно посмотрела на друга, а тот тем временем продолжал:

- Потом меня что-то выкинуло из этого сна, и мне начала сниться дверь.

Гермиона приподняла брови, и в её глазах заплясали смешинки. Но Гарри явно был не настроен шутить.

- Да, Герм, дверь. А сегодня я выясняю: это дверь из Отдела Тайн. Но и это ещё не всё. Самое жуткое, что случилось со мной за эти три дня. Произошло на следующий день после того, как ты прислала мне письмо. Я зашёл в нашу с Роном комнату, а Рон лежит на кровати мёртвый.

Гермиона сдавленно не то охнула, не то всхлипнула. Но Гарри не стал прерывать свой рассказ.

- Вернее, я сначала подумал, что он мёртвый. Он был холодный, его сердце не билось, он не дышал. Что ещё я мог подумать? Я вышел из комнаты, пробыл в коридоре, наверное, с полчаса, не знаю, я был слишком шокирован, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как время. Потом возвращаюсь, а Рон жив-здоров. Я спросил у него, всё ли в порядке. Он сказал, что да. Потом мы с ним поругались, но это не главное. Я не могу понять, как Рон мог умереть, а потом ожить. Что происходит? Я теряюсь в догадках, Герми.

Гарри замолчал. Гермиона какое-то время сидела молча, а затем решительно выпрямилась и сказала:

- Значит, так. Если мы продолжим без дела сидеть и ждать у моря погоды, ещё неизвестно, чего мы дождёмся. Никто, кроме нас не замечает странностей, творящихся вокруг, значит, только нам под силу разобраться в происходящем. Ты сейчас отправишься обратно в Министерство, тебя наверняка уже ищут. Скажешь мистеру Уизли, что пытался найти его кабинет и заблудился. Вернёшься на площадь Гриммо и будешь следить за Роном: не нравится мне эта история с его таинственной смертью и чудесным воскрешением. Конечно, было бы лучше, если б с ним было всё в порядке, но проверить стоит. А я сейчас возвращаюсь домой и буду изучать найденные книги. Раз они хранятся в моём доме, я обязана их прочитать. Думаю, неспроста я их нашла. Вдруг там будет что-нибудь про этот Тайный Круг. Связываться будем через сову. Только Буклю не используй, её отсутствие будет слишком заметным. Если что-то узнаешь, немедленно пиши. Я поступлю так же. Нам надо продержаться до конца лета. Вряд ли будут ещё какие-то странные события, но мало ли.

- Мы сильные, мы справимся, - сказал Гарри, крепче обнимая подругу. Она опять стала самой собой, собранной деловитой Гермионой. Той самой девушкой, способной применять холодную логику даже в те моменты, когда ей или её друзьям угрожает опасность.

- Да, мы должны. Должны, - нервно повторила гриффиндорка и добавила:

- И последнее. Никто не должен знать ни о нашей встрече, ни о происшедшем, ни о наших изысканиях. Мы не знаем, с кем или с чем связаны эти нападения и происшествия. Поэтому будет лучше, если мы будем молчать. Я вообще перестала доверять, кому бы то ни было. Кроме тебя.

- Я тоже, - вздохнул Гарри. – Не переживай всё будет хорошо.

- Надеюсь, - улыбнулась Гермиона.

Парень с девушкой встали из-за стола, расплатились за заказ и вышли на улицу под дождь. Дженнифер сняла подслушивающий полог. Услышанное отказывалось укладываться в голове.

- Ну, и что интересного узнала? – равнодушно поинтересовалась Элизабет. В любой другой момент Джен не упустила бы случая подколоть сестру, но не сейчас. Сейчас младшей Принстоун было страшно. Страшно по-настоящему.

- Ничего хорошего я не узнала, - отрывисто ответила Джен. – Правду говорят: меньше знаешь, крепче спишь. Я почему-то уверена, что и мой кошмар, и наше потерянное колечко, и то, о чём они говорили – всё это звенья одной цепи.

- Какой кошмар? – удивлённо спросила Лиз. Дженнифер вздохнула, вспомнив, что забыла рассказать сестре свой страшный сон. Вкратце и сбивчиво, младшая из близняшек поведала старшей и ночной кошмар, и всё, что узнала от Гарри с Гермионой. Элизабет слушала молча, не перебивала и не задавала никаких вопросов. Когда Дженнифер замолчала, Лиз перевела взгляд на барную стойку, задумчиво вертя в руках соломинку для коктейля.

- А знаешь, что самое интересное? – поинтересовалась Джен и, не дождавшись вопроса, ответила:

- Кольцо Гермионы как две капли воды похоже на мамино. А значит, наше кольцо у лорда Волан-де-Морта!


Глава 5. Авроры и "Хогвартс-Экспресс"

Семья - вот что важнее всего, вот что заставляет биться моё сердце.
Филиппа Грегори

Жаркое и душное лето медленно приближалось к концу. На горизонте неумолимо маячили первое сентября и поездка в Хогвартс. Последние дни августа выдались особенно жаркими. К полудню улицы буквально вымирали, оставляя под палящим зноем только плавящийся на солнце асфальт да пожухлую траву. Опрятные газоны соседей семьи Принстоун к началу осени превратились в жёсткую сухую солому. Уходящее лето словно стремилось таким образом оставить о себе как можно больше неприятных и неизгладимых воспоминаний.

Сёстры Принстоун откровенно скучали. Все учебники давно были куплены и прочитаны, необходимые вещи найдены, выстираны и выглажены и потому делать было совершенно нечего. От экспериментов пришлось отказаться: у девушек не было времени, чтобы подготовить некоторые ингредиенты, которые они собирались добавить в новое зелье. Единственным, что спасало от полного безделья, был разговор Гарри и Гермионы. Дженнифер уже жалела о том, что подслушала его в кафе. Информация была интересной, волнующей, но, увы, абсолютно бесполезной. Конечно, первые несколько дней после той встречи сёстры провели, пытаясь понять, как магические книги могли попасть к маглорождённой Грейнджер. В конце концов, Джен предположила, что Гермиона может быть если не чистокровной, то, по крайней мере, полукровкой. Элизабет сильно в этом сомневалась, но другого объяснения не предвиделось, потому что гораздо больше сестёр Принстоун занимало кольцо. Правда, тут дело обстояло ещё хуже. Даже если предположения Джен правдивы, и кольцо матери близняшек находится в руках Тёмного Лорда, то девушки всё равно не смогут ничего сделать. Не придут же они, в самом деле, к Волан-де-Морту с просьбой вернуть кольцо? Насчёт своих способностей у сестёр не было иллюзий. Пожиратели убьют их раньше, чем они увидят Лорда. Поэтому близняшкам ничего не оставалось, кроме как ломать голову над тем, зачем тёмному магу могло понадобиться кольцо Принстоунов. Судя по тому, что говорил Гарри, Лорд хотел собрать целую коллекцию колечек, похожих на кольцо мамы сестёр. Зачем? Волан-де-Морт не производил впечатления человека, мирно собирающего какие-то вещи. Тогда для чего ему это понадобилось? Этот вопрос не давал покоя Элизабет, любящей поломать голову над разнообразными загадками, и угнетал деятельную натуру Дженнифер. Младшая Принстоун никак не могла смириться с тем, что что-то необычное и интересное проходит мимо неё и её сестры. Сейчас девушка была согласна даже на ночные кошмары, способные, как ей казалось, хоть как-то пролить свет на происходящее. Но странный сон, приснившийся ей лишь однажды, больше не повторялся. Более того, конец лета прошёл довольно тихо и мирно, слишком тихо и чересчур мирно, на взгляд девушек. Даже Селеста Принстоун, периодически ворчащая на племянниц за отсутствие порядка, стала более терпимо относиться к творчески разбросанным вещам.

Тридцать первое августа принесло долгожданное облегчение. В воздухе чувствовалось приближение осени с её прохладой и дождями. Дышать стало намного легче, хотя тёмные тучи, лениво ползшие откуда-то с востока, заставляли некоторых прохожих устало хмуриться и торопливо проверять наличие зонтика.

Этот день не задался у сестёр с самого утра. Они проснулись в семь утра от крика тёти. Селеста никогда не позволяла себе будить девушек подобным образом. Даже если сёстры опаздывали в школы или на какие-то важные мероприятия, тётка не будила их, справедливо полагая, что опоздав один раз, племянницы станут более пунктуальны. Но накануне первого сентября Селеста внезапно изменила своим привычкам. Громкий окрик тётушки безжалостно резанул по ушам, вырывая сестёр из сладких объятий Морфея.

- Что случилось? – поинтересовалась Дженнифер, выскакивая из комнаты. Она ожидала увидеть, что угодно: горящий дом, воров, потоп, но не обнаружила никого и ничего, кроме сердитой тёти.

- Ничего особенного, - пожала плечами Селеста, хмуро глядя на племянницу. – Просто я решила, что вам пора вставать.

- В семь утра? – скептически спросила Элизабет, потягиваясь и пытаясь пригладить всклокоченные волосы. – В последний день каникул? Тётя, что случилось?

Старшая Принстоун оставила реплику Лиз без внимания. Вместо этого она велела:

- Одевайтесь и спускайтесь на кухню. У нас много дел. А у меня много вопросов, на которые вам придётся ответить максимально правдиво, юные леди.

Девушки недоумённо и растерянно следили за тем, как тётушка спускается вниз. Когда Селеста скрылась на кухне, Дженнифер негромко спросила у сестры:

- Что это было? Какая муха её укусила? Мы же вроде нормально себя вели.

Лиз только неопределённо дёрнула плечами. Её, как и младшую близняшку, удивило странное поведение женщины, но объяснить его девушка пока не могла. Постояв немного возле комнаты, Элизабет вздохнула:

- Ладно, давай вставать.

- В семь утра? – на лице Джен отразился ужас вперемешку с мольбой. Лиз мысленно улыбнулась. Она знала, как её сестра ненавидит ранние подъёмы.

- Да. И советую тебе поторопиться. Ты же ведь не хочешь рассердить тётю?

С этими словами Элизабет скрылась в своей комнате. Дженнифер ещё некоторое время постояла в коридоре, с грустью глядя на закрытую дверь, а затем пошла переодеваться.

Через полчаса одетая и умытая Элизабет взяла в руки щётку и подошла к зеркалу. Оставалось только навести порядок на голове. В стекле отразилась худенькая высокая девушка с вороньим гнездом вместо волос. Лиз вздохнула и начала причёсываться. Внезапно за её спиной раздалось тихое, но довольно явственное шипение:

- /Не нравится мне всё это, госпожа/.

Элизабет не обернулась. Она прекрасно видела королевскую кобру, отражавшуюся в зеркале. Алессандра находилась на кровати, раскрыв капюшон и покачиваясь, как перед броском. Лиз, уже успевшая достаточно хорошо узнать змею, успела заметить в её янтарных глазах предчувствие чего-то нехорошего.

- /Что именно тебе не нравится?/

- /Настроение Вашей тётушки, госпожа/.

Старшая Принстоун поморщилась. Она не любила, когда Алессандра называла её госпожой. Лиз постоянно повторяла это змее, однако та с поистине ослиным упрямством продолжала обращаться к девушке только так.

- /Что такого странного в поведении моей тёти, Сэнди? То, что она сердится? Но ведь она человек, она имеет на это право!/

- /Это странно/, - невозмутимо повторила змея, неподвижно глядя на хозяйку. Лиз отложила в сторону расчёску, удовлетворившись видом своих волос, и повернулась к Алессандре.

- /Послушай, Сэнди, мы всего лишь люди. Это нормально, когда мы злимся или расстраиваемся. Конечно, это не самые наши лучшие эмоции, но я ещё не видела ни одного человека, который никогда бы не кричал или не плакал. Так уж мы устроены. Может быть, тётя Селеста просто устала, или у неё проблемы на работе, или неприятности в магическом мире. Да мало ли причин может быть у её плохого настроения! Так что не стоит драматизировать/.

- /Мне это не нравится/, - спокойно и медленно повторила кобра. Элизабет застонала. Алессандру невозможно было переубедить.

- /Хорошо/, - немного раздражённо ответила девушка. - /Пусть будет по-твоему. Что ещё тебя не устраивает?/

- /Честно говоря, госпожа, я не знаю/, - помолчав, ответила Сэнди. - /Но моя интуиция подсказывает мне, что что-то происходит, а я привыкла доверять своим чувствам. Знаете, мне кажется, Вам не стоит ехать в Хогвартс/.

- /Вот что я тебе скажу, Сэнди/, - вздохнула Лиз. - /Это больше похоже на паранойю. Ну, что со мной может случиться? Кому я нужна? Я же ведь не Гарри Поттер, чтобы за мной охотились толпы Пожирателей во главе с Тёмным Лордом. Всё будет в порядке. Надо просто успокоиться/.

- /Как скажете, госпожа/, - покорно откликнулась Алессандра, чуть наклонив голову. Однако в глазах кобры не было ни тени покорности.

Когда Элизабет спустилась вниз, Джен уже сидела за столом и торопливо поглощала яичницу под строгим тёткиным взглядом. Лиз, пожелав сестре и тётушке приятного аппетита, села рядом. Слова пожелания неподвижно повисли в воздухе. В столовой царила гробовая тишина. Казалось, протяни руку и почувствуешь её ледяные колкие иглы под пальцами. Селеста сидела во главе стола и молча потягивала мелкими глотками остывающий чай, осторожно, словно боясь обжечься, держа фарфоровую чашку двумя пальцами. Несмотря на то, что тётушка старалась держать себя в руках, в каждом её движении сквозило беспокойство. Оно же плескалось в глубине глаз, старательно замаскированное строгостью. Женщина волновалась из-за чего-то, стараясь не показывать этого при племянницах. Элизабет, сидевшая справа от тёти, внешне казалась самой невозмутимостью. На лице и в глазах не отражалось ни малейшего признака волнения. Но за ледяным зеркалом карих глаз скрывалась напряженность. Будучи внешне спокойной и расслабленной, внутри девушка была собрана и натянута, как тугая тетива. Дженнифер несколько нервничала, понимая, что странное поведение тётушки ничего хорошего не предвещает. Джен не умела так же хорошо скрывать свои эмоции, как сестра, но сейчас её волнение почти никак не проявлялось. Младшая близняшка сидела спокойно, глядя в тарелку на унылые остатки яичницы и лишь изредка нервно прикусывая нижнюю губу. Молчание становилось невыносимым, но сёстры прекрасно знали, что не им начинать разговор, а потому терпеливо ждали, когда Селеста заговорит. Наконец, женщина не выдержала:

- Я хотела бы кое о чём с вами поговорить, юные леди. И кое о чём вас спросить.

Девушки быстро переглянулись. Когда тётушка называла племянниц юными леди, обычно не происходило ничего хорошего. Скорее, появлялись проблемы.

- О чём, тётя? – в голосе Лиз послышался осторожный интерес. Селеста мрачно посмотрела на старшую племянницу, а затем произнесла:

- Вчера вечером, когда вы гуляли….

Джен собиралась, было, возразить, что они не гуляли, а искали в близлежащем лесу ингредиенты для зелий, но промолчала, заметив холодный взгляд старшей сестры. Селеста с неудовольствием покосилась на девушек, после чего продолжила:

- Так вот, вчера вечером ко мне пришли авроры.

Дженнифер почувствовал холодок, пробежавший между лопаток. Что аврорам нужно от них? С тех пор, как они с Лиз побывали в Лютном переулке, прошло больше месяца. Не из-за того же случая к тётушке наведались министерские?

- Они спрашивали вас. Не слишком настойчиво, впрочем, - тем временем, говорила тётка. – Я сказала, что вас нет, и я не знаю, когда вы будете. Тогда авроры сказали, что у них нет времени вас ждать, и пообещали вернуться сегодня утром. Не думаю, что им нужно от вас что-то важное, иначе они дождались бы вас. И всё же, я хочу, чтобы вы мне объяснили, что это значит? Может быть, вы знаете причину, по которой вас искали?

Селеста сурово посмотрела сначала на Джен, а затем на Лиз. То, чего женщина боялась больше всего на свете, произошло. По каким-то непонятным для неё причинам дочери её кузины оказались в поле зрения Министерства. Зачем приходили эти авроры? Что таково натворили её племянницы? Как опекун близняшек женщина была склонна в первую очередь подозревать самое худшее. А что если Элизабет и Дженнифер колдовали без палочек? Или при маглах? Мало ли, что они могли сделать. В шалостях и проказах девушки были непредсказуемы. От волнения и переживаний у Селесты Принстоун голова пошла кругом. Всю ночь женщина обдумывала сложившуюся ситуацию, не в силах заснуть. Её мучил страх перед Министерством, перед проблемами, которые могли возникнуть у неё и её племянниц. Разумом Селеста понимала, что ничего особенного пятнадцатилетние девчонки натворить не могли. Вряд ли авроры приходили по какому-то серьёзному делу. Но рациональная сторона заглушалась волнением и беспокойством. Сегодня должны снова вернуться те люди, которые приходили вчера. Что она будет делать? И что будут делать девочки? Селеста посмотрела на сестёр. Дженнифер сидела спокойная, но странно бледная, будто догадывалась, зачем приходили авроры. Элизабет, всё такая же невозмутимая, смотрела куда-то перед собой, озабоченно хмурясь.

- Я жду, - поторопила близняшек Селеста. Джен открыла рот, чтобы всё объяснить, но её опередила Лиз:

- Мы не знаем, зачем они приходили. Единственным логичным объяснением могут быть только события почти месячной давности. Дело в том, тётя, что когда мы с Дженни ходили в Косой переулок покупать учебники, произошло кое-что, о чём мы Вам не сказали. Мы потеряли мамино кольцо, которое Вы нам дали. Вернее, его у нас украли.

Элизабет говорила медленно, тщательно подбирая слова. В голове девушки тем временем калейдоскопом сменялись мысли. Действительно ли, авроры придут, чтобы поговорить о том случае с Лютным переулком? Если да, то почему только сейчас? Какой смысл осуждать её и Дженни за то, что произошло довольно давно? А если нет, то зачем они придут? Что они хотят? Что им говорить? Что сейчас говорить тёте? Хотя с тётей всё понятно. Ей придётся сказать правду. Теперь уже бессмысленно что-либо скрывать. Все эти размышления кружили в голове старшей из сестёр, однако внутренняя борьба никак не отразилась на её лице.

- У нас украл его человек по имени Наземникус Флетчер. Не знаю, настоящее ли это имя. Чтобы вернуть колечко, мы пошли в Лютный переулок. Не падайте в обморок, тётя. Ничего особенного не произошло. Так вот, мы с Джен пошли в Лютный переулок. Но мы его так и не нашли, вместо этого случайно оказались замешаны в какой-то операции, устроенной аврорами в Лютном переулке. Мы сумели оттуда выбраться, как нам показалось незамеченными, купили всё необходимое, а затем вернулись домой. Вот и всё.

Лиз замолчала, вспоминая, всё ли она сказала. Вроде всё. Джен посмотрела на сестру. С одной стороны младшая Принстоун была бесконечно благодарна старшей сестре за то, что она ни разу не упомянула, кто был инициатором этой сумасшедшей идеи. С другой – сам факт того, что Элизабет рассказала тёте про их приключения, несколько злил Дженнифер, ведь Лиз обещала ничего не говорить.

Селеста молчала. Она была обескуражена этим признанием и просто не знала, что ответить. Женщину больше удивляло не то, что племянницы скрыли от неё свою прогулку по Лютному переулку, а то, что им удалось выжить. Она испытывала одновременно облегчение и раздражение.

- Вы с ума сошли, - только и вымолвила старшая Принстоун. Элизабет лишь пожала плечами, а Дженнифер отвела взгляд.

- Но это было давно, - вдруг сказала Лиз. – И я сомневаюсь, что приходили из-за этого. Хотя больше не из-за чего, - ответила девушка на немой вопрос в глазах тёти. – Мы больше ничего предосудительного не сделали.

Тётка собиралась, что-то сказать, но в дверь позвонили. Резкая пронзительная трель дверного звонка разлилась в тишине дома. Селеста встала и пошла к двери, провожаемая взглядами одинаковых карих глаз.

На пороге стояли двое мужчин с сердитыми и немного усталыми лицами. Один из них, который был постарше, был облачён в строгий серый магловский костюм, белоснежную рубашку и серый галстук. Он мог сойти за небольшого предпринимателя, если бы не внимательные цепкие и какие-то бесцветные глаза, мгновенно обежавшие коридор дома и выискивающие возможную опасность. Второй аврор, совсем молодой, был одет в длиннополую мантию светло-сиреневого цвета. Он явно нервничал и постоянно оглядывался на пустынную улицу. Селеста укоризненно посмотрела на него, словно напоминая взглядом о том, что этот район заселён исключительно маглами и мантии здесь неуместны.

- Доброе утро, - негромко поздоровался тот, что был постарше. – Мы к Вам приходили вчера.

- Я помню, - сдержано ответствовала Селеста, не делая никаких попыток пригласить гостей в дом. Однако мужчину это, похоже, не смутило.

- Я ещё не имел чести представиться. Меня зовут Эдвард Браун. Я из Аврората Министерства.

- Очень приятно, - холодно произнесла женщина, всем своим видом давая понять, что ей совершенно неприятно лицезреть этих людей на своём пороге. Но маги опять проигнорировали подобное поведение.

- Мы бы хотели, - спокойно продолжал мистер Браун. – Поговорить с Вашими племянницами, Элизабет и Дженнифер. Я полагаю, сейчас они дома.

- Вы совершенно правы, сэр, - раздались девичьи голоса, и из-за спины Селесты вышли две девушки. Элизабет быстро окинула взглядом пришедших. Мужчины не вызывали у неё доверия. Внутренне девушка заранее подготовилась к пренеприятному диалогу. Дженнифер смотрела на авроров с подозрением и холодностью. Взгляд карих глаз скользнул по фигурам авроров, а затем Джен посмотрела на сестру, надеясь, что та возьмёт инициативу в свои руки. Влипать в неприятности Дженнифер умела превосходно, но выпутываться из них было коньком Элизабет. Лиз мельком глянула на сестру, ободряюще пожала ей руку и снова перевели взгляд на авроров.

- Я рад, мисс и мисс Принстоун, - невозмутимо ответил мистер Браун, делая вид, что не заметил взглядов близняшек. – Ваша тётя наверняка вам сообщила, что у нас есть пара вопросов, на которые мы бы хотели услышать максимально правдивые ответы.

Девушки кивнули.

– Тогда скажите, мисс и мисс Принстоун, вы бывали в Лютном переулке?

- Да, - после некоторого раздумья ответила Лиз. – А что случилось? Разве мы что-то нарушили? Насколько я помню, законов, запрещающих заходить туда, не существует.

Спокойный голос сочетался с тяжёлым ледяным взглядом карих глаз, которым старшая сестра наградила авроров. Под таким взглядом многим её одноклассникам, да и некоторым учителям, становилось не по себе, но мистер Браун проигнорировал его.

- Вы совершенно правы, мисс, - помолчав, ответил он. – Такого закона нет. Лютный переулок успешно защищает себя от посторонних сам. Вы ничего не нарушили.

- Тогда в чём дело? – холодно поинтересовалась Дженнифер.

- Дело в том, мисс Принстоун, что около месяца назад из Лютного переулка пропала торговка краденным, Мери Дженна Смит. Как видите, мы просто ищем хоть каких-нибудь свидетелей, знающих, или подозревающих что-то о её местонахождении, или просто бывших в день её исчезновения в непосредственной близости.

- Уж не хотите ли Вы сказать, сэр, что Министерству Магии есть дело до неизвестной торговки краденным? – язвительно поинтересовались сёстры, одновременно насмешливо выгибая левую бровь. Это был неосознанный жест, своеобразная реакция девушек на откровенную глупость или ложь.

- Неужели Министерство заботиться о жителях Лютного переулка? – ядовито спросила Дженнифер.

- Совершенно верно! Министерство Магии заботиться о всех жителях магической Британии! - возмутился молодой аврор, но тут же смолк, ощутив всю бессмысленную напыщенность своей речи. Мистер Браун хмуро покосился на своего напарника, взглядом приказав тому не встревать в разговор.

- Что заставляет вас думать иначе, мисс и мисс Принстоун? – поинтересовался мужчина у близняшек, чуть нахмурившись.

- То, что мы увидели, когда нам довелось там побывать, - сухо ответила Элизабет. – Когда ваши люди устраивали облаву, на жителей этой улицы, мы с сестрой не увидели никакой заботы в их действиях. Вы ведь наверняка видели условия жизни. Там невозможно жить! Там сплошная грязь и зараза! Не то, чтобы нам было очень жаль преступников, которые нашли приют в этом переулке, но там есть и самые обычные люди. Почему бы не помочь им? Не улучшить их быт, например?

- Я понимаю Вас, мисс Принстоун. Когда мне было пятнадцать, я сам был таким. Мне казалось, что я знаю, как лучше. Думал, что всё в мире должно быть справедливо. Это всё юношеский максимализм, - терпеливо произнёс мистер Браун, но в бесцветных глазах появилось жёсткое выражение. Ему начинал надоедать этот пустой разговор. Почему он вынужден обсуждать с пятнадцатилетними соплячками программу Министерства? Его интересуют только ответы на конкретные вопросы.

- Поверьте, мисс и мисс Принстоун, люди, живущие в Лютном переулке, сами виноваты в том, что они живут в грязи, как крысы. Министерство старается им помочь, но бессмысленно помогать тем, кто не хочет принимать помощь.

- Мы понимаем, - произнесла Дженнифер. – Разумеется, наше прекрасное Министерство прилагает все усилия, чтобы помочь несчастным из Лютного переулка. Извините нас, сэр, за то, что мы с сестрой отняли у Вас время глупой болтовнёй.

Аврор пристально посмотрел на девушку, словно пытаясь понять, не издевается ли она над ним. Но Джен была невозмутима, и прочитать что-либо по её лицу было невозможно.

- Извинения приняты, - наконец, сказал он. – Возвращаясь к моей изначальной цели визита: не знаете ли вы, мисс и мисс Принстоун, где может быть Мери Смит?

- Нет, - ответила Лиз, встречаясь взглядом с мистером Брауном. – Честно говоря, мы никогда её не видели. Но у нас есть предположения, кто может знать о её местонахождении.

- Интересно, и кто же?

- Вор по имени Наземникус Флетчер. Он украл у нас кольцо. Вполне возможно, он был у Мери в день её исчезновения, - ответила Дженнифер. – У Вас есть ещё вопросы? Нам с сестрой надо собирать вещи, мы завтра уезжаем.

- Да-да, конечно. Мы узнали всё, что хотели, - мрачно сказал мистер Браун. С этими словами авроры вежливо раскланялись и удалились.

Едва за мужчинами захлопнулась дверь, как молодой аврор возмущённо воскликнул:

- Почему ты не стал дальше допрашивать этих девчонок?! Они наверняка что-то знают о Мери! Я в этом уверен!

Мистер Браун тяжело взглянул на напарника, и тот затих под ледяным взглядом равнодушно-бесцветных глаз.

- Они ничего не знают о Мери, - медленно и весомо выговаривая слова, произнёс Браун. – Да и откуда им знать? Обычные девчонки из вполне обеспеченной семьи. Зачем им водить знакомство со скупщицей краденного?

- В тихом омуте черти водятся, - немного спокойнее заметил молодой мужчина. – Спросил бы у них про кольцо. Вдруг это нам как-нибудь поможет? Да и кому, как не моей сестре могли его продать?

- Кому угодно, - парировал пожилой аврор, щурясь на яркое солнце. – Тому же Горбину. Ты же знаешь в последнее время дела Мери шли не очень хорошо. Надо искать этого Наземникуса. Я слышал о нём. Ловкий вор, но с трудом сходится с людьми, что неудивительно при его профессии.

Мужчина тяжело вздохнул, а потом посмотрел на поникшего напарника.

- Не переживай, Джейсен. Мы найдём Мери, чего бы нам этого не стоило. Один раз я уже бросил дочь в трудную минуту. К чему это её привело? Нет, больше я этой ошибки не повторю. Я отправляюсь в Министерство, а ты попробуй найти Наземникуса. Он должен что-нибудь о ней знать. Хотя бы раз, но он наверняка бывал в лавке Мери.

С этими словами мистер Браун трансгрессировал в Лондон. Джейсон некоторое время постоял на улице, глядя, как просыпается магловский пригород, после чего исчез с негромким хлопком.

***
Несмотря на то, что незваные гости уже ушли, семейство Принстоун расходиться не торопилось. Селеста с племянницами всё ещё стояла в коридоре и смотрела на закрытую дверь.

- Какие-то они... странные, - наконец, вынесла вердикт Дженнифер. – Особенно молодой. Молчал весь разговор. Один раз сказал пару слов, и всё. Интересно, кто эта Мери и зачем они её так ищут?

- Наверное, она убила кого-нибудь или ограбила. Не верю я в добрые намерения Министерства относительно неё. Тут явно что-то не так, - откликнулась Элизабет.

- А меня больше всего поражает ваша беспечность! – резко сообщила Селеста, отрывая сестёр от размышлений. – Как вы могли отправиться в Лютный переулок! Вы же обещали, что ни за что не пойдёте туда! Вам уже пятнадцать лет, а ведёте себя как пятилетние! Неужели вы не понимаете, что это опасно, что вы могли погибнуть? А обо мне вы подумали? Как вы считаете, что бы чувствовала я, если бы вы погибли? Я обещала вашей матери беречь вас, а вы делаете всё, чтобы попадать в разные передряги! Вы очень меня разочаровали, юные леди! Отправляйтесь в свои комнаты, живо! Надеюсь, вы сумеете собрать вещи без приключений?

На протяжении тётушкиной тирады девушки молчали, поджав губы. Да и что они могли сказать? Селеста была права: они поступили по-детски глупо. Они могли умереть, если бы тогда не появились авроры. Поэтому когда тётя велела им отправиться в свои комнаты, Лиз и Джен молча поплелись к себе. Уже наверху Элизабет наградила сестру красноречивым взглядом.

- Кто говорил, что тётушка ничего не узнает?

- Она и не узнала бы! – возмутилась Дженнифер. – Она не должна была узнать. Это ты ей всё рассказала! Кто тебя просил?!

Девушка почти кричала, а в её глазах сверкало негодование.

- Успокойся, - тихо посоветовала Лиз. Если Джен, когда злилась, повышала голос, то Элизабет напротив начинала говорить очень тихо, едва слышно.

- Никто не виноват в том, что тётя Села всё узнала, - так же негромко продолжила старшая близняшка, убедившись, что сестра её слушает. – Да, я рассказала ей про наши приключения, но поверь, если бы она узнала об этом от авроров, было бы намного хуже. А так всё будет в порядке. Или может быть, мне следовало рассказать ей ещё и о том, кто был организатором этой, с позволения сказать, прогулки? Иди в свою комнату, собирай вещи. Ты знаешь тётю: к вечеру она остынет.

Сказав это, Лиз резко развернулась и скрылась в своей комнате. Дженнифер постояла немного, перекатываясь с носка на пятку, после чего ушла к себе, громко хлопнув дверью.

***
После ссоры близняшек прошло около часа. Всё это время Алессандра бесстрастно наблюдала за тем, как Элизабет кружит по комнате, собирая вещи и перекладывая их с места на место. «Всё-таки люди – странные существа, - подумала Сэнди, кладя голову на тугие кольца. – Всё время волнуются, переживают, нервничают. Может, поэтому они живут не так долго, как мы, змеи?».

- /Госпожа, остановитесь хоть на секунду/, - попросила кобра, не отрывая глаз от Лиз. Девушка устало опустилась на стул, сжав виски руками и прикрыв глаза.

- /Что случилось?/ - поинтересовалась змея.

- /Ничего особенного/, - сухо ответила Элизабет, не поворачивая головы.

- /Если бы «ничего особенного», то Вы бы так не переживали/, - резонно возразила Алессандра, сползая с кровати.

- /Отстань, Сэнди. Поверь, это совсем не твоё дело/, - вяло огрызнулась в ответ старшая Принстоун. Она терпеть не могла, когда лезли к ней в душу. Рассказывать о своих переживаниях, раскрывать перед кем-то свои тайны, откровенничать о чём-то личном? Нет уж, увольте. Особенно сильно Элизабет ненавидела, когда её после этого начинали утешать. Видеть жалость в чьих-то глазах – как это противно! В такие моменты Лиз всегда ощущала себя слабой. А позволить себе быть слабой она не могла. Поэтому предпочитала замыкаться, выставляя вперёд невозмутимость, спокойствие и отталкивающую холодность. Поэтому к окружающим её людям относилась с подозрением и недоверием. Конечно. Элизабет понимала, что так нельзя, что нужно быть более общительной, но ничего поделать с собой не могла. Временами Лиз слегка завидовала сестре, более открытой и легче идущей на контакт. Тётя Села, глядя на младшую племянницу, любила говорить: «Своей коммуникабельностью ты мне напоминаешь мою кузину. Она тоже была такой. Доверяла людям, тепло к ним относилась». Обычно после этого тётушка переводила взгляд на Лиз и недовольно хмурилась, роняя как бы про себя: «И в кого ты такая нелюдимая?» Девушка не знала ответа на риторический вопрос Селесты, а потому со временем научилась пропускать его мимо ушей, смирившись с тем, что она такая, какая есть.

Увлёкшись своими мыслями, Элизабет не заметила, как Алессандра подползла к ней вплотную, продолжая что-то говорить. Старшая из сестёр виновато посмотрела на питомицу:

- /Извини, Сэнди, я задумалась. О чём ты говорила?/

Девушке показалось, что змея испустила тяжёлый вздох.

- /Я говорила, госпожа, что может, конечно, Ваши переживания не моего ума дело, но Вы расстроены, и мне это не нравится/.

Лиз неопределённо пожала плечами.

- /Вы поссорились с сестрой?/ - спросила Алессандра, пристально глядя в лицо хозяйке.

- /С чего ты взяла?/ - поинтересовалась Элизабет, продолжая неподвижно смотреть перед собой и думать о чём-то своём.

- /Я просто слышала ваш разговор/, - ответила кобра, свиваясь кольцами возле стула. - /Вот и подумала, что причина Вашей меланхолии в ссоре. Если вы повздорили, то помиритесь. Не стоит лишний раз трепать себе нервы. Поверьте, у Вас будет ещё немало более весомых поводов для волнений/.

- /Проблема не в этом, а…. Впрочем, неважно. Ты права. Надо помириться с Дженни/.

С этими словами старшая близняшка вышла из комнаты, провожаемая немного печальным взглядом Алессандры.

***
Дженнифер прекрасно понимала, что в их с Элизабет споре она не права. Но это не помогало. Напротив, от ощущения ошибочности собственных суждений Джен злилась лишь сильнее. Она злилась на себя за излишнюю вспыльчивость и резкость, на Лиз за её правоту, на тётушку, которую угораздило так не вовремя обо всём узнать. Раздражение бурлило внутри, ища выход. Дженнифер хотелось что-нибудь сломать, на кого-нибудь прикрикнуть, лишь бы выплеснуть наружу свою досаду и бессмысленную злость. Чтобы хоть как-то успокоиться, девушка принялась убираться в комнате. Джен никогда не любила уборку. Сам факт того, что необходимо раскладывать вещи так, как надо, а не так, как хочется, приводило младшую Принстоун в негодование. Кто и по какому праву решил, что книги обязательно должны стоять на полках или в шкафу, а не лежать под столом или под кроватью? Тем более что под кроватью их проще найти….

Однако сейчас уборка пришлась как нельзя кстати. Однообразная, скучная работа позволяла отвлечься от ненужных мыслей. Надо только сосредоточиться на монотонных движениях и раз за разом повторять ненавистную последовательность действий. Это всегда помогало Джен. Стоило ей приняться за какую-то неприятную, не требующую размышлений работу, как раздражение, злость или просто плохое настроение улетучивались, уступая место спокойствию. Этот раз не был исключением. Усталая, но окончательно успокоившаяся Дженнифер села на кровать. Теперь она могла обдумать ссору с сестрой объективно.

«Нравится мне это или нет, но Лиззи всё-таки права. Не стоило мне на неё кричать. Тётка бы так и так всё узнала. Близняшка поступила правильно. Добросердечное признание уменьшает вину и наказание, и всё такое. К тому же во всей этой истории я виновата. Если бы не была такой растяпой, у нас не украли бы кольцо. Сохранила бы кольцо, не пришлось бы идти в Лютный. В конце концов, если бы я не настояла на этой идиотской идее, мы бы не оказались в такой ситуации. Если бы…. Жаль, что история не терпит сослагательного наклонения. Как бы я хотела всё исправить! А так, как ни крути, я кругом виновата. Всё из-за моей глупости и упрямства. Как ни печально это признавать, но, наверное, Лиззи права, когда говорит, что моя отчаянность граничит с безрассудством, а упорность с ослиной упёртостью. Надо пойти перед ней извиниться».

Стоило Джен об этом подумать, как в её комнату быстрым шагом вошла Элизабет.

- Прости меня, близняшка. Я вела себя, как дура! – одновременно сказали сёстры, обнимая друг друга.

***
Вечером того же дня девушки сидели на диване в гостиной, выслушивая суровые наставления тётушки. Селеста всё ещё сердилась на племянниц за поход в Лютный переулок, но уже значительно меньше. «В конце концов, Лиз и Джен сами себя наказали, - решила женщина, глядя на виноватые лица сестёр. – Они решили развлечься с огнём, но обожглись. В следующий раз они сто раз подумают, прежде чем идти туда, куда не следует». Поэтому, наставляя Элизабет и Дженнифер, Селеста ни разу ни словом, ни намёком не упомянула об утреннем происшествии.

- Я надеюсь на ваше благоразумие, девочки, - строго произнесла мисс Принстоун, особенно подчеркнув «благоразумие». – Колдовать только при помощи палочек! Вы меня слышите? Вообще забудьте о том, что когда-то умели колдовать без них! Ни мне, ни вам не нужны лишние проблемы, к которым подобное баловство приведёт, поэтому постарайтесь вести себя, как следует. Не нарушайте школьные правила! Я не требую от вас неукоснительного соблюдения каждого из них, – это невозможно – но постарайтесь не нарушать каких-либо особо непреложных правил. Как вы понимаете, я имею в виду прогулки в Запретный лес и иже с ними. Туда ходить нельзя не потому, что так хочется учителям, а потому, что там опасно находиться. Не прогуливайте уроки! Вы обязаны получить достойное образование и не позорить меня и всю нашу семью. И, разумеется, никаких экспериментов с зельями и химическими реагентами. Вы меня поняли? Ни-ка-ких. Особенно если учесть, что до того, как вы добиваетесь необходимого результата, ваши смеси не меньше десяти раз успевают взорваться.

- Неправда! – возмущённо возразила Джен, поднимая на тётушку глаза. – Когда мы с Лиззи готовили модификацию ранозаживляющего ускоренного действия, оно получилось с первого раза. А зелье, стимулирующее память, – со второго. И оно, кстати, в первый раз не взорвалось, не прожгло стол, не наполнило дом удушливым газом. Оно просто подействовало не совсем так, как надо.

- О, да, - мрачно ответила Селеста, жестом прерывая племянницу. – Я помню, КАК оно подействовало. И прекрасно помню, что после этого вы попали в больницу с острым пищевым отравлением. Кто из вас первой додумался это выпить?! Как вам вообще подобное могло прийти в голову?! Вам просто невероятно повезло в тот раз. Всё могло закончиться намного хуже!

- Зато мы узнали, что клевер четырёхлистный в соединении с эвкалиптовой эссенцией и порошком из нижнего отростка мандрагоры даёт токсичное вещество, - пожала плечами Элизабет, и в её глазах вспыхнул знакомый Селесте огонёк научно-исследовательского задора. – Кроме того, когда мы заменили порошок мандрагоры на жучьи глаза, а свежевыжатый эвкалиптовый сок развели водой в соотношении не 3:1, а 2:1, то зелье не просто подействовало. Результат превзошёл наши ожидания! Память улучшилась на 40%, вместо ожидаемых 20%, а….

- Так, всё, хватит! – оборвала рассуждения Лиз тётушка. – Меня абсолютно не интересуют результаты ваших изысканий! Всё, что меня волнует, – это ваша безопасность. Поймите вы, я не хочу, чтобы в один далеко не прекрасный день вы вдруг выяснили, что какое-нибудь растение с чем-нибудь толчёным или раздавленным приводит к летальному исходу или превращается в оружие массового поражения! Поэтому пообещайте мне: никаких экспериментов в школе. Обещаете?

Девушки с явной неохотой кивнули. Неудовольствие и неприятие подобного решения тётки сквозило во взглядах внимательных карих глаз.

- Вот и славно. И ещё одно, - на этот раз Селеста смотрела только на Элизабет. – Никакого парселтанга в школе. Не знаю, зачем ты купила эту змею, но я прошу тебя, не разговаривай с ней. Ты всегда была умной и дисциплинированной девочкой, а значит, не будешь вести себя так же безрассудно, как твоя сестра или твоя мать. Ты мне обещаешь?

- Обещаю, - тяжело вздохнула Лиз и, пристально глядя на Селесту, добавила:

– Не переживайте, тётя. Всё будет в порядке.

- Вы говорили тоже самое, слово в слово, когда обещали не ходить в Лютный переулок, - не удержавшись, язвительно заметила тётя. Сёстры виновато промолчали. Крыть было нечем.

- Ладно, - удовлетворённо сказала тётушка. – Забыли. Просто постарайтесь вести себя поосторожнее в следующий раз. Меня рядом не будет, и выгораживать вас будет некому.

- Мы знаем, тётя. И мы Вас не подведём. Честное слово.

- Хорошо-хорошо. А теперь проверьте, всё ли вы собрали, и ложитесь спать. Завтра вас ждёт трудный день.

Близняшки, пожелав тёте спокойной ночи, удалились в свои комнаты. Селеста проводила их грустным и взволнованным взглядом. С самого утра сердце женщины ныло и тоскливо щемило. Плохое предчувствие одолевало её, не давая забыть о себе ни на минуту. Селеста села на диван. На плечи усталостью навалились последние годы с их бедами и проблемами. С магической фотографии, стоявшей на каминной полке, на женщину и одновременно сквозь неё смотрела её кузина. И впервые в жизни Селесте почудилось, что глаза погибшей сестры расширились, будто она увидела какое-то чудовище. В зрачках мелькнули боль, невыразимая грусть и нечеловеческая страх, перемешанный с усталостью. Казалось, что девушка хочет и не может крикнуть: «Помогите мне! Спасите меня и моих дочерей! Спасите нас и спасайтесь сами!». Селеста Принстоун прикрыла глаза и помассировала веки кончиками пальцев. А когда она снова посмотрела на фотографию, видения уже не было. Юная девушка-шатенка как всегда безразлично и безмятежно улыбалась чему-то своему. Обычная фотография. Такая же мёртвая, как и человек, изображённый на ней.

«Это всё нервы. Я просто устала. Просто надо успокоиться, отдохнуть, и всё пройдёт. Визит авроров совсем выбил меня из колеи», - подумала мисс Принстоун. Однако предчувствие чего-то дурного не желало её покидать. И, несмотря на все увещевания внутреннего голоса, женщина ещё долго не могла уснуть, с горечью глядя в чернильное небо последней летней ночи.

***
Северус Снейп устало опустился в кресло, вытянув ноги к весело трещащему огню в камине. Педсовет, созванный Дамблдором в преддверии первого сентября, затянулся до поздней ночи, совершенно вымотав зельевара.

«Старик из кого хочешь душу вытянет своим умением переливать из пустого в порожнее. И своими лимонными дольками», - мрачно подумала Северус, небрежным жестом призывая к себе стакан и бутылку коньяка. В голове уютно гнездилась тупая ноющая боль и вместе с усталостью монотонно пульсировала в висках. Завтра первое сентября – самый чёрный день в календаре. Слизеринский декан поморщился от понимания, что уже к вечеру Хогвартс будет напоминать гудящий улей. Сюда битком набьётся орава бестолковых студентов, у которых после летних каникул всегда пусто и пыльно в мозгах. Северус готов был поклясться, что на первых уроках слышит, как свистит ветер в головах учеников. Снейп тяжело вздохнул, наливая себе коньяк и прикрывая глаза. Бестолковое и гомонящее стадо, которое все называют студентами, – это ещё не самая большая проблема. Завтра вечером здесь снова будет Золотой Мальчик-который-умудрился-выжить-и-теперь-достаёт-всех-вокруг со своей абсолютно бесшабашной гоп-компанией в лице прилипчивой всезнайки Грейнджер и вечно-рыжего и крайне недалёкого Уизли. Северус сделал глоток и сдавил виски руками. Как его угораздило пообещать защищать этого несносного мальчишку? Мужчина снова взял стакан и задумчиво повертел его в руках. Когда он клялся стать защитником Поттера-младшего, он думал лишь о том, что это Её сын. Её плоть и кровь. Её продолжение. Её дитя. Тогда он даже помыслить не мог, что мелкий паршивец станет настолько точной копией своего несносного папаши. Что внешне, что по характеру….

Мастер зелий отогнал напоминающие назойливых мух мысли. Хватит об этом думать! В конце концов, сегодня ещё можно посидеть у огня, расслабиться, выпить коньяка. Дамблдор уже сказал всё, что хотел, вызова от Лорда в ближайшее время не предвидится. Его Темнейшество занят какой-то сверхсекретной операцией, в детали которой его, Северуса, посвящать не намерен. Ну, и чёрт с ним! Как говорится, меньше знаешь – крепче спишь. И сегодня, когда оба проклятых манипулятора оставили его хоть на какое-то время в покое, можно позволить себе драгоценные часы отдыха.

За стенами замка начинался дождь. Редкие капли ударяли в оконное стекло, а затем отскакивали миллиардами ледяных осколков. Небо, и без того чернильно-чёрное, как бездонный колодец, быстро заволокло громадами грозовых туч. Сначала дождь стучался в комнату робко и неуверенно, но потом стихия, вдруг почувствовав себя полноправной хозяйкой, настойчиво забарабанила в окно крупными каплями. Ветер безжалостно рвал в клочья серую вату туч и, надрывая душу, завывал в щели каменной кладки стен. Но в гостиной Северуса уютно гудел огонь в камине, заглушая унылую песню ветра, а по телу зельевара разливался жидким огнём выпитый коньяк. Мужчина потянулся, было, налить себе ещё, но потом передумал. Если он сегодня напьётся, то завтра голова будет раскалываться от боли. И хотя у него есть зелье от похмелья, несколько «приятных» минут ему всё равно будет обеспечено. Северус откинулся на спинку кресла, вспоминая, о чём ещё говорил господин директор на педсовете. Кажется, с этого года в Хогвартсе будут учиться новые студентки на пятый курс. Снейп насмешливо хмыкнул. Хотел бы он посмотреть на этих, с позволения сказать, учениц. Если та больше похожая на стадо баранов толпа, которую он лицезрит несколько лет подряд, ничего не способна выучить или запомнить, то, что можно говорить о девушках, начавших обучение с пятого курса и до этого живших среди маглов и не посещавших магических школ? И, хотя Дамблдор утверждал, что новые ученицы были не совсем оторваны от магического мира и имели представление о предметах, которые теперь будут изучать, Северус всё равно считал, что будет забавно посмотреть на них на первом занятии. Интересно, почему они начинают обучение только сейчас? И почему не с первого курса? Конечно, учиться никогда не поздно, но всё-таки…. Всё-таки проще начать с более простого материала. Северус покачал головой. Либо новые студентки и их опекунша не ищут лёгких путей, либо…. В чём ещё может быть причина столь странного поведения, Снейп понять не мог, но длительная шпионская деятельность не позволяла мужчине забыть об этом. Кроме того, было ещё кое-что, что не давало ему покоя. Как там звали этих девчонок? Элизабет и Дженнифер Принстоун, кажется. Принстоун…. Почему-то эта фамилия назойливо вертелась в голове, тупой свербящей болью вгрызаясь в мозг. Почему? Попытка напомнить ему о чём-то? Но о чём? Северус был абсолютно уверен: он никогда не был знаком с человеком, имеющим подобную фамилию. Не встречался, не общался. И среди Пожирателей людей с такой фамилией точно не было. Возможно, он просто когда-то где-то слышал её. Да, скорее всего так и есть. Принстоун – не такая уж редкая фамилия. Но всё равно её отголосок продолжал эхом отдаваться в голове, настойчиво звучать в ушах, а ехидный внутренний голос неустанно твердил, что он что-то упускает.

Северус встал с кресла и не спеша подошёл к окну. Стихия за окном бушевала всё сильнее и сильнее. Гром разрывал раскатами тишину ночи, ветер сгибал могучие деревья. Окна подземных апартаментов мастера зелий находились вровень с землёй, однако это не мешало дождю разбиваться на мелкие осколки о стёкла. Яркая ветвящаяся молния разделила небо напополам и осветила школьный двор. И в то краткое мгновение, в которое свет заливал всё вокруг, Северус вдруг увидел стоящую неподалёку женскую фигуру, закутанную в чёрный длинный плащ. Но не успел зельевар разглядеть незнакомку получше, как темнота поглотила её. Женщина словно растворилась в ночной мгле, потому что когда следующая молния осветила двор, там уже никого не было. Северус потёр виски ладонями. Незнакомка ему померещилась. Это всё из-за усталости. Он слишком много работает в последнее время. Вот и всё. Зельевар отвернулся от ливня и ветра за стеклом и пошёл в спальню, на ходу расстёгивая мантию. А с каминной полке ему вслед тихо тикали часы – безмолвные и единственные свидетели минут слабости этого всегда сильного человека.

***
Утро первого сентября – чёрного дня календаря – выдалось на удивление пасмурным. И это было тем более поразительным, что ещё днём раньше лучи испепеляли землю, заставляя людей изнемогать от жары. А сейчас серая вата туч лениво ползла по низкому серому небу, загораживая серое унылое солнце, льющее ровный серый свет. Прохладный ветер трепал верхушки деревьев и рвал ещё зелёные листья с живых изгородей. Такое утро вполне соответствовало настроению школьников, которые, проснувшись спозаранку, с сожалением осознали, что лето не вечно, и в школу идти придётся.

Пожалуй, во всём мире существовал лишь один подросток, искренне радующийся началу учебного года и с трепетом ожидающий первого сентября с начала летних каникул. Этот юноша жил в Лондоне, был волшебником и гордо носил шрам в виде молнии на лбу. Разумеется, это был Гарри Поттер.

Но в это серое и хмурое утро он проснулся в дурном настроении. Обычно близкая поездка в Хогвартс вызывала в душе Гарри радостное и волнующее предвкушение. Но не в этот раз. Несмотря на то, что конец лета прошёл в относительном спокойствии и странные ночные кошмары перестали сниться, предчувствие чего-то плохого не оставляло юношу с встречи с Гермионой. Гриффиндорцу казалось, что всё это только затишье перед буре, которая может оказаться намного страшнее Волан-де-Морта и его Пожирателей Смерти.

С того разговора в магловском кафе подруга прислала ему всего одно письмо. Даже не письмо, а лаконичную записку, в которой было всего пять слов:

«Всё исчезло. Осталось одно кольцо».

Гарри чувствовал исходящее от записки недоумение, испытываемое Гермионой. Каждое слово было пропитано им. Он и сам ничего не мог понять. Куда могли исчезнуть ценные вещи и древние книги из подвала Грейнджеров? Что могло с ними случиться? Единственный логичный ответ, приходивший юноше на ум, – книги и ценности были украдены. Но кем? И не значит ли это, что теперь Гермионе угрожает опасность? Остаток лета Гарри с замиранием сердца читал «Ежедневный Пророк», боясь в один прекрасный день наткнуться на известие о гибели подруги или её семьи. Несколько раз юноша порывался бросить всё и поехать к Гермионе, чтобы хоть как-то её защитить, но порыв приходил, и Гарри осознавал, что таким образом он не поможет, а наоборот только навредит подруге. Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как напряжённо ждать известий. Но всё обошлось. Кто бы ни похитил вещи Основателей, он не собирался убивать грязнокровку, по воле рока оказавшуюся хранительницей целого состояния.

Не только волнение за Гермиону составляло дурное предчувствие Гарри Поттера. Куда больше юношу занимало происходящее с Роном. С того памятного дня его лучший друг ничуть не изменился. Он всё так же избегал смотреть в глаза окружающим его людям, стараясь делать это так, чтобы никто не догадался. Говорил Рон медленно, будто с трудом проталкивая слова через горло, слегка растягивая гласные и шипящие согласные. Но, что самое удивительное, за последние две недели никто, ни одна живая душа, кроме Гарри, не заметил изменений произошедших с Роном. Члены Ордена были слишком заняты, чтобы обращать внимание на подростков, чаще всего только путающихся под ногами. Даже Фред, Джордж и Джинни, проводившие с братом и Гарри всё свободное время, не увидели ничего странного в поведении младшего сына Уизли. Лишь Кикимер стал относиться к Рону неуловимо иначе. Гарри не раз замечал, как старый домовик, проходя мимо рыжего парня, позволял себе какую-то странную и несколько презрительную улыбку, в которой, тем не менее, причудливо смешивались подобострастие и жалость. Да ещё миссис Блек иногда обрывала тирады, чтобы проводить гриффиндорца задумчивым колким взглядом. Но можно ли было доверять чутью давно умершей склочной женщины и старому, выжившему из ума домовому эльфу? Гарри не знал и поэтому просто продолжал наблюдения, изнывая от бездействия и от невозможности помочь другу.

На первое сентября в доме на площади Гриммо, 12 царило радостное возбуждение. Взволнованное кудахтанье миссис Уизли смешивалось с бесконечными шуточками Фреда и Джорджа, получивших возможность использовать магию без ограничений, бессмысленным спором мистера Уизли и Джинни, из которого нельзя было понять ни слова, и истошными воплями вновь разбуженной миссис Блек. Гарри тяжело вздохнул и посмотрел на своё отражение в большом зеркале, обрамлённом дорогой рамой. На мгновение юноше почудилось, что за спиной его зеркального двойника мелькнули чьи-то алые огоньки глаз. Гарри тут же вспомнил рассказ Гермионы. У неведомых существ, напавших на неё, были красные глаза. Парень впился взглядом в зеркало, но алые огоньки исчезли. Гриффиндорец так пристально всматривался в зеркальную гладь, что старое зеркало смутилось:

- Я что-то не так сделало?

Гарри с трудом удержал себя от желания осмотреться в поисках говорящего. «Наверное, я никогда не привыкну к этому. Как ни старайся, а я всё равно словно чужой в магическом мире», - с грустью подумал юноша, в последний раз приглаживая непослушные волосы.

- Гарри, милый, иди, покушай блинчиков, - послышался откуда-то снизу ласковый воркующий голос матери Рона.

- Иду, миссис Уизли, - откликнулся Гарри, закинул последние вещи в чемодан и спустился на первый этаж.

В самом тёмном уголке под кроватью зажглись голодные красные глаза. Комнату наполнило недовольное утробное рычание и тихое шипение. Лакомая добыча снова выскользнула из лап хищников. Надо было ждать. А охотники не любили ждать.

***
Элизабет и Дженнифер стояли на вокзале Кингс-Кросс. Тёти с ними не было. Селеста к своему огорчению была вынуждена отлучиться по делам и потому попрощалась с племянницами ещё рано утром, напомнив им об осторожности и хорошем поведении. Девушки оказались предоставлены сами себе. Оставаться в доме они, снедаемые предвкушением поездки в самую знаменитую школу магии, не могли. Поэтому через полчаса после отъезда тётушки близняшки прихватили вещи и деньги и отправились в Лондон. До отправки поезда Лиз и Джен бродили по заполненным маглами улицам, бесцельно разглядывая яркие витрины магазинов и развлекательных центров. За полчаса до отправки поезда сёстры оказались на вокзале и тут же были оглушены непрекращающимся шумом вокзала. Кингс-Кросс был наполнен той жаждой движения и спешки, какая всегда присутствует на вокзалах и в аэропортах. Вокруг сестёр лихорадочно метались люди, стремясь попасть в свой вагон вовремя, а потому увлечённо отдавливая друг другу пятки, толкая соседей в спины и громко крича. Девушек уже не один раз пихнули и пару раз чуть не скинули с тележки клетку со старенькой совой по кличке Молли. Она жила в семье Принстоунов с давних пор. Древняя птица являлась в своё время питомицей матери близняшек, а до неё их двоюродного деда. Вполне возможно, что до него сова-старушка принадлежала ещё кому-то. Молли с огромным трудом переносила письма, летала натужными рывками и издавала усталые хрипы, отдалённо напоминающие уханье. Тётя, вручая древнюю птицу племянницам, долго сетовала на то, что из-за глупости Лиз не может обеспечить сове достойную и спокойную старость. Сейчас Молли, нахохлившись, словно воробей, дремала, время от времени равнодушно взирая на изумлённых маглов, а иногда неодобрительно кося жёлтым глазом очередных представителей семейства Принстоун.

Элизабет и Дженнифер приблизились к барьеру, разделяющему мир маглов и мир магов. Сёстры переглянулись. В карих глазах одновременно отразилось нетерпеливое предвкушение, смешанное с предчувствием чего-то необычного, волнительного,… волшебного. Что ещё могли чувствовать девушки, которые хоть и слышали о магическом мире, хоть и колдовали, но прожили всю свою сознательную жизнь среди маглов?

- Пойдём на платформу, - произнесла Лиз, беря Джен за руку и крепко сжимая ладонь сестры, словно ища поддержки. – А то уже без десяти одиннадцать. Скорее всего, все свободные купе уже заняты.

Дженнифер неуверенно кивнула, и, глубоко вздохнув, как перед погружением в воду, близняшки шагнули сквозь барьер.

На платформе 9 3/4 было не менее шумно, чем на вокзале маглов. Вся платформа утопала в пепельно-белых клубах дыма, испускаемого алым поездом с каждым протяжным свистом. Вместо людей мимо сестёр проходили зыбкие тени, растворявшиеся в дыме едва успев возникнуть. Где-то в тумане безостановочно и уныло бормотал парень, взывающий к какому-то Тревору. С другой стороны кто-то смеялся и весело болтал. Где-то недалеко какой-то излишне волнительный родитель поучал своё чадо. Близняшки одновременно улыбнулись, вспомнив тётушку с её правилами.

- Приветик! – совершенно неожиданно прозвучало за их спинами. Девушки вздрогнули и синхронно обернулись.

- Ничего себе! – поражённо выдохнула Дженнифер, увидев обладательницу голоса. В пелене тумана прямо перед ними стояла белокурая девушка с замысловатой, на грани чудаковатости, причёской на голове. Блондинка обладала водянисто-голубыми глазами чуть навыкате, что придавало ей вечно удивлённый и безмятежный вид. Несмотря на то, что говорила девушка явно с близняшками Принстоун, смотрела она куда-то мимо них, видя за плечами сестёр что-то, известное ей одной. Окружённая плавающими в воздухе облаками пара, блондинка казалась неземным существом. Элизабет и Дженнифер изумлённо смотрели на говорящую, а девушка между тем, мечтательно улыбаясь, продолжала:

- Я вас здесь никогда раньше не видела. Вы, наверное, новенькие? Это странно, потому что в Хогвартс обычно не принимают взрослых. Иногда переводят из других школ, но это редкость. Я ни разу не видела такого. Меня, кстати, зовут Полумна Лавгуд, а вас как?

Полумна говорила не спеша, будто подбирая слова, и в каждой её фразе слышалась та же безмятежная мечтательность, которая светилась во взгляде её голубых глаз. О своём имени девушка сказала как бы, между прочим, очевидно не придавая ему никакого особенного значения. Элизабет и Дженнифер, слушая необычную речь новой знакомой, удивлялись ей всё больше.

- Я – Джен, - ответила, наконец, младшая Принстоун. – А это моя сестра-близнец Лиз.

Услышав своё имя, Элизабет вежливо улыбнулась и махнула рукой в знак приветствия.

- Очень приятно, - всё также со спокойным равнодушием откликнулась Полумна. – Я учусь на Когтевране. А вы где будете учиться?

Сёстры замялись, переглянувшись. Тётя всегда говорила им, что ни один ученик Хогвартса заранее не знает, на какой факультет попадёт. Может быть, Селеста ошиблась?

- Извини, мы думали, что это определяется уже в школе, - сказала Дженнифер, стараясь понять по лицу Полумны, о чём она думает.

- Да, точно, - словно только что вспомнив об этом, ответила девушка. – Я имела в виду, как вы думаете, где вы будете учиться?

Лиз и Джен пожали плечами.

- Я считаю, что Дженни точно будет на Гриффиндоре, - задумчиво произнесла Элизабет. – А я…. Не имею ни малейшего понятия. Наверное,….

Но, что собиралась сказать Лиз, так и осталось загадкой, потому что в этот момент раздался громкий гудок паровоза, напомнивший сёстрам крик раненого кита. Те ученики, которые ещё стояли на платформе, оживились и начали стекаться к входам в вагоны. Образовалась давка. Студенты толкались, пихались, кричали и пытались первыми пробраться в вагон. В безумной толчее и всеобщем гомоне близняшки мгновенно потеряли Полумну из виду. Найти новую знакомую в человеческом море не представлялось возможным, и девушки быстро оставили бесплодные попытки. Хорошенько подумав, они встали в самый конец импровизированной очереди, оказавшись в стороне от давки. Теперь Лиз и Джен могли спокойно дождаться возможности сесть в вагон.

Спустя несколько минут сёстры Принстоун смогли попасть в вагон. Однако найти свободное купе в заполненном студентами «Хогвартсе-Экспрессе» оказалось ещё сложнее, чем войти в поезд. Только в самом хвосте состава девушками было обнаружено пустое купе. Лиз закрыла дверь, положила чемодан на полку и устало рухнула на сидение. Джен, положив свой багаж рядом с вещами сестры, села напротив. Клетка с задремавшей Молли была аккуратно водружена на одно из сидений. По соседству с совой устроилась Алессандра, искусно притворяющаяся спящей. В купе воцарилось молчание. Лёгкий толчок и громкий свист возвестил об отправлении поезда. За окном замелькали, быстро сменяясь, дома и деревья. Некоторое время Лиз и Джен созерцали пейзаж за окном, прислушиваясь к ритмичному перестуку колёс. Первой тишину нарушила Дженнифер:

- Ну, что сестрёнка? Веришь, что мы едем в Хогвартс? Интересно, какой он?

- Тётя же тебе рассказывала про Хогвартс, - ответила, не отрываясь от окна, Элизабет.

Джен лишь махнула рукой.

- Тётушка пересказывала нам впечатления мамы. Сама-то она никогда там не училась. Но это всё не то. Сама знаешь, когда часто о чём-то говоришь, да ещё с чужих слов, каждый раз получается разная история. Я хочу увидеть Хогвартс вживую. По-настоящему.

Лиз усмехнулась, слушая младшую сестры. Ей и самой хотелось увидеть наполненный магией самой природы древний замок, о котором она так много слышала от тёти.

- Зачем зря гадать? – риторически спросила старшая Принстоун. – Приедем и увидим, какой он на самом деле. А пока давай займёмся чем-нибудь. Сыграем в карты, например. Ты сдаёшь. А то поездка, судя по всему, будет долгой.

Примерно через час поездки дверь в купе неожиданно распахнулась. Сёстры Принстоун, не сговариваясь, повернулись к входу, чтобы посмотреть на незваного гостя. Им оказался юноша с холодными серыми глазами и гладкими, словно прилизанными, светлыми волосами. На его лице застыла маска надменного и высокомерного аристократа. А в том, что незнакомец аристократ, Лиз и Джен не сомневались. Об этом говорила и осанка парня, и его движения, и его взгляд. За спиной юноши мельтешили два шкафоподобных парня. На их лицах была написана одновременно покорная обречённость и удовлетворение собственным положением. Похоже, эти импровизированные телохранители если не боготворили блондина, то, по крайней мере, относились к нему с глубочайшим уважением.

Юноша, едва войдя в купе, величаво, с лёгкой брезгливостью и чувством собственного превосходства во взгляде посмотрел на девушек и поинтересовался:

- Вы новенькие?

- Не задавай глупых вопросов, - сухо посоветовала Элизабет. – Ты и так прекрасно видишь, что мы здесь впервые.

- Не смешно, - от голоса юноши ощутимо повеяло холодом.

- А я и не смеюсь, - пожала плечами Лиз, выдерживая взгляд льдисто-серых глаз парня.

- Как вас зовут? – поинтересовался юноша, не обращая внимания на фразу Элизабет.

- Насколько я помню, - заметила Джен. – По правилам этикета первыми должны представляться юноши, а уже потом девушки. Или я что-то путаю?

Блондин поджал тонкие губы, и его лицо исказилось неприятной гримасой.

- Меня зовут Драко Малфой, - растягивая гласные, представился юноша. – Вы слышали когда-нибудь эту фамилию?

- Конечно, - брякнула Дженнифер, прежде чем Элизабет успела её остановить. – Ты сын Пожирателя Смерти, - и тут же осеклась, заметив выразительный взгляд сестры. Малфой побледнел. Вся видимость вежливости вмиг слетела с его холёного лица.

- Мой отец никогда, слышишь, ни-ког-да не был Пожирателем Смерти! Поняла, паршивая грязнокровка?!

Дженнифер оскорблённо вспыхнула.

- Не смей называть меня так! Моя кровь не менее чистая, чем твоя! Немедленно извинись! Такими словами в приличном обществе не бросаются!

- А кто сказал, что вы – приличное общество? И кто разрешил магле говорить мне, что делать? – Малфою явно доставляло удовольствие выводить Дженнифер из себя.

- Успокойся, - прошипела Лиз на ухо разозлённой и расстроенной сестре. Потом девушка встала, повернулась к Драко и, медленно чеканя слова, произнесла:

- Знаешь, что я тебе скажу, Драко Малфой? Да, ты аристократ. Да, ты богатый, знаменитый, а твой отец имеет влияние и вес в Министерстве. Но это не даёт тебе никакого права оскорблять меня или мою сестру. Мне нет никакого дела до того, кто ты и чем занимается твоя семья. И говорить всякие гадости про мою семью я тебе не позволю.

Малфой снова побледнел. Плотно сжатые губы лучше всяких слов говорили о его злости. Но Элизабет сейчас это не волновало.

- Я не угрожаю тебе. Я просто предупреждаю. Я никому не позволю безнаказанно поливать грязью или причинять боль мне или моей сестре. Можешь считать меня самоуверенной, самонадеянной, но я найду способ, чтобы отплатить обидчику его же монетой. Имей это в виду.

Малфой резко выдохнул, глядя на девушку. Потом подошёл ближе и произнёс так тихо, что слышать его могли только сёстры:

- А теперь ты выслушай меня. Ты не самоуверенна, ты просто глупа. Глупа и наивна. Вы даже не подозреваете, с кем хотите связаться. Я способен превратить вашу жизнь в ад. И, если вы встанете на моём пути, я сделаю всё, чтобы она стала таковой.

С этими словами юноша развернулся и вслед за своими телохранителями вышел из купе, громко хлопнув дверью. Стекло в двери жалобно звякнуло.

- Больно нам нужно переходить тебе дорогу, - тихо сказала ему вслед Джен.

В купе снова стало тихо. Мрачноватую тишину нарушал только перестук колёс. Карты лежали на столе, но играть сёстрам больше не хотелось. Разговор с Малфоем совершенно испортил приподнятое настроение, с которым девушки направлялись в Хогвартс.

- Надеюсь, таких, как Малфой, в Хогвартсе немного, - буркнула, наконец, Дженнифер, отворачиваясь к окну. Элизабет промолчала. У неё на этот счёт было другое мнение. А поезд всё дальше и дальше уносил сестёр от дома.

***
Небо за окном поезда стремительно темнело. Первые звёзды сначала робко, а потом всё увереннее и увереннее зажигались на его чернильной глади. Полная мертвенно-бледная луна, раздувшись от ощущения собственной значимости, важно глядела вниз на ярко освещённую алую ленту поезда.

В купе царила суматоха. Студенты, предчувствуя скорое прибытие в Хогвартс, торопливо переодевались в школьную форму. В залитых светом коридорах уже толпились некоторые ученики, жадно выглядывавшие в окна и пытавшиеся увидеть громаду магического замка.

Сёстры Принстоун в своём купе тоже приникли к окну. От яркого света поезда казалось, что за стеклом разлита непроглядная темнота. Но стоило глазам привыкнуть, как на фоне почти чёрного неба стали появляться корявые силуэты деревьев и тёмные холмы. За спинами близняшек подняла голову Алессандра, неподвижно разглядывающая тьму.

- /Скоро приедем, госпожа?/ - спросила она, глядя на напряжённые плечи Элизабет. Девушка молча кивнула, не отходя от окна. И почувствовала, как на её руку легла холодная ладонь сестры.

- Что случилось? – поинтересовалась Лиз.

- Ничего, - прошептала Дженнифер. – Всё в порядке. Просто волнуюсь немного.

Элизабет ободряюще улыбнулась и сжала руку Джен.

- Смотри, Лиззи, - вдруг взволнованно выдохнула младшая Принстоун, указывая куда-то в темноту. Элизабет перевела туда взгляд. На фоне иссине-чёрного неба возвышалась неприступная чёрная крепость. Поезд подъезжал к Хогвартсу.


Глава 6. Распределение

Мы многого лишаем себя, если не верим. Мы лишаем себя продолжения, если перестаем верить. Мы многого не получим, если будем просыпаться без веры…
Эльчин Сафарли

Деревья и холмы, мелькавшие в ярких пятнах света, сменились тускло освещённой старинными фонарями платформой. На железном столбе с коваными завитушками висела, слабо покачиваясь от ветра и уютно, по-домашнему поскрипывая, табличка, гласившая: «Хогсмид». Поезд не спеша и важно начал замедляться, устало стуча колёсами по рельсам, и, наконец, издав громкий протяжный свист, остановился.

В коридорах «Хогвартса-экспресса» толпились почти все студенты. Они выглядывали наружу, с жадностью рассматривая величественные башни волшебного замка, проступающие сквозь ночную мглу. Могущественная крепость, старинный бастион магии гордо возвышался на горизонте, притягивая к себе взгляд. Он не просто создавался с помощью магии. Он был самой магией. Хогвартс казался древним божеством, снисходительно и покровительственно взиравшим на людей. Один его вид внушал зрителям трепет и уважение. Глядя на Хогвартс, легко можно было себе представить легендарного короля Артура и его рыцарей Круглого Стола, собиравшихся в подобном замке и вершивших судьбы своих подданных. Ученики, и первокурсники, и старшеклассники, с восторгом смотрели на свою школу. Сейчас они все вели себя как дети, предвкушающие встречу со сказкой. И пусть часть из них живёт в этой сказке так давно, что волшебство уже не кажется им чудом. Пусть так, но всё же кем бы ни был каждый из учеников, маглорождённым, полукровкой, чистокровным, он всё равно не мог не волноваться, замечая на фоне неба башни Хогвартса. Для студентов это был иной мир – мир, существующий по своим собственным законам, отличным от законов Министерства. Мир, в котором возможно всё. Когтевранцы, гриффиндорцы, слизеринцы и пуффендуйцы стояли сейчас рядом, переговариваясь и смеясь, чтобы потом, выйдя на платформу, распасться на враждебные лагеря.

Стоило Элизабет и Дженнифер покинуть купе, как человеческое море, стремившееся к выходу на платформу, подхватило и понесло их. Едва заслышав скрип тормозов, студенты хлынули из вагонов, расталкивая и поторапливая друг друга. Их разговоры, крики и смех заполняли всё свободное пространство, отражаясь от стен и потолка, вылетая в окна и звеня в коридорах. На платформе, к счастью, ученики притихли и начали торопливо разбредаться в разные стороны. Сёстры Принстоун растерянно остались стоять на месте. Совсем рядом с ними прозвучал бодрый женский голос, легко перекрывший шум:

- Первокурсники, прошу построиться здесь! Первокурсники, ко мне!

- А нам куда, Лиззи? Как думаешь, мы должны быть с первокурсниками или всё же стоит пойти за кем-нибудь из старших студентов? – поинтересовалась Джен у сестры, с интересом разглядывая разномастную толпу и немного неуверенно косясь в сторону голоса. Лиз лишь пожала плечами. Правильнее было бы подойти к учительнице, собиравшей первокурсников и узнать у неё, но студенты, всё ещё выходившие из поезда или просто слоняющиеся поблизости, не давали девушкам приблизиться к источнику голоса. Когда сёстры подошли к причалу, несколько небольших лодок с фонарями на носу уже разрезали чёрную гладь озера.

- Опоздали – вздохнула Элизабет, глядя вслед маленькой флотилии. – Вот проблема и решена. С первокурсниками нам уже точно не получится отправиться. Пойдём искать старшеклассников, согласных нам помочь.

Девушки взяли багаж и двинулись прочь от платформы.

- О, привет ещё раз! Наконец-то я вас нашла, – голос Полумны раздался из-за спины неожиданно, заставив близняшек вздрогнуть и обернуться.

- Полумна, - выдохнув, попросили сёстры. – Ты можешь не подкрадываться к нам сзади? Ты нас пугаешь.

- Правда? – Полумна искренне удивилась. – Извините, я не хотела вас пугать. Обычно у меня это не получается. Даже на Хэллоуин. В основном, все пытаются напугать меня.

- И как? – с интересом спросила Дженнифер.

- Думаю, не очень удачно, - серьёзно ответила Лавгуд. – По крайней мере, мне ни разу не удалось по-настоящему испугаться. Хотя мои однокурсники очень стараются. Всё время придумывают что-то новенькое.

Полумна замолчала, улыбаясь своей странной, немного ненормальной улыбкой, которая в сочетании с серьёзным и грустным взглядом выглядела сюрреалистично. Девушка смотрела куда-то за спины сёстрам Принстоун, изучая что-то заметное ей одной. Возможно, она просто вспоминала очередную шутку однокурсников, которую не смогла понять. Или размышляла о Хэллоуине. Впрочем, с таким же успехом она могла думать о предстоящем ужине или о начале занятий. Прочитать что-либо по её лицу было невозможно.

Лиз первой поняла, что Лавгуд ни мало не смущает тишина и молчание и начинать разговор она не собирается.

- Полумна, - произнесла Элизабет, отвлекая девушку от её пространных размышлений. – Мы с Дженни не знаем, как попасть к замку. Ты не могла бы нам помочь?

Лавгуд удивлённо приподняла брови, как будто поражаясь словам старшей Принстоун, а затем серьёзно кивнула, словно девушки дали ей поручение государственной важности.

- Конечно, идём к каретам.

Сёстры поспешили за новой подругой. А она уверенно и быстро пробиралась к ближайшей карете. Студенты, встречавшиеся на пути девушек, отходили в сторону, как-то странно косясь на Лавгуд. Никто из них не заговорил с Полумной, не ответил на её приветственные кивки. Возможно, такое отношение было порождено ролью местной сумасшедшей, приклеенной к Полумне. Впрочем, девушку это не волновало. На её тонких губах вновь блуждала мечтательная и счастливая улыбка. Казалось, ничто не может поколебать её хорошее настроение. Элизабет с лёгкой завистью подумала, что, наверное, хорошо быть слегка не от мира сего. Та внутренняя гармония, в которой находилась Полумна, делала её самодостаточной, не зависящей от чужих желаний и мнений. Лавгуд не просто была равнодушна к суждениям окружающих – она их не замечала вовсе. Она жила в своём собственном маленьком мирке, настолько отличавшемся от мира окружающих её людей, насколько это вообще было возможно.

Когда сёстры Принстоун в сопровождении Полумны подошли к последней оставшейся свободной карете, возле неё уже стояли студенты. Два парня и две девушки. Гарри и Гермиону близняшки узнали сразу, а вот имена двух огненно-рыжих учеников на ум не приходили. До Лиз, Джен и Полумны доносились их раздражённые и сердитые голоса. Подойдя поближе, девушки смогли выяснить причину спора. Великолепная четвёрка спорила о каких-то лошадях. Вернее, спорили Гарри, Гермиона и рыжая. Поттер яростно доказывал существование неких существ, везущих кареты к Хогвартсу. Рыжая девица была настроена весьма скептически. Это было понятно по её язвительному тону. Гермиона спорила как-то неуверенно. Было ясно, что никаких лошадей она не видит и в их существование едва ли верит. Но с другой стороны она явно доверяла суждениям Гарри, а потому сомневалась в своей правоте не меньше, чем в его. Другой парень, судя по всему, брат рыжей спорщицы, предпочитал отмалчиваться, косо и раздражённо поглядывая на своих спутников. Спор подростков был в самом разгаре, когда Полумна приблизилась к ним.

- Привет, - радостно сказала она, спокойно глядя на собеседников своими невозможно голубыми глазами. Потом она перевела взгляд туда, куда указывал Гарри в своём споре и, чуть наклонив голову набок, медленно произнесла, обращаясь к Поттеру:

– Ты не сумасшедший. Не больше, чем я. Я тоже вижу коней, запряжённых в карету. И в этом нет ничего удивительного или ненормального.

Её мелодичный чуть звенящий голос подействовал на спорщиков. По крайней мере, они замолчали, недоумённо глядя на Полумну. Гарри и Гермиона глядели на неё удивлённо: они явно видели девушку впервые. Парень, стоявший в тени кареты, даже не обернулся на голос Лавгуд, продолжая нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. А вот рыжая сдаваться была не намерена. И, судя по её взгляду, нормальность Полумны она ставила под сомнение. Впрочем, Элизабет и Дженнифер в чём-то её понимали. Никаких коней, про которых твердили Гарри с Полумной, они не видели. Перед каретой была пустота. Джен неуверенно протянула руку. Провела ею в воздухе, словно пытаясь поймать прячущегося невидимку. Но поймала всё ту же пустоту.

- Извини, Полумна, но здесь никого нет, - осторожно сказал Джен, продолжая напряжённо вглядываться в ночной воздух.

- Вот именно, - с жаром сказала рыжая, радуясь внезапно появившейся поддержке. Видимо, она растеряла все доводы. Полумну её напор, однако, не смутил.

- Их видят далеко не все, - спокойно ответила она и залезла в карету.

- Да, только такие, как ты, - раздражённо буркнула рыжеволосая девица, забираясь вслед за Лавгуд в карету. К счастью, Полумна не услышала её слов. Или сделала вид, что не услышала. Парень, топтавшийся в сторонке, быстро посмотрел на друзей и близняшек и залез вслед за рыжей. Гермиона устало вздохнула и повернулась к сёстрам.

- Привет. Меня зовут Гермиона Грейнджер. Думаю, вы догадались, что парень рядом со мной Гарри Поттер, - юноша криво усмехнулся, когда подруга упомянула о его известности в магическом мире. – А другие парень и девушка – наши друзья. Они брат и сестра, Рон и Джинни Уизли.

- Очень приятно, - улыбнулась ей Джен. – Я Дженнифер Принстоун. А это моя старшая сестра – Элизабет, - услышав своё имя, Лиз вежливо кивнула. – Мы новенькие. До этого находились на домашнем обучении, но теперь наша тётя решила, что неплохо было бы сменить окружающую нас обстановку, пообщаться с другими юными волшебниками. Кроме того, она считает, что больше не может давать нам необходимый объём знаний, а нам ведь как-то нужно сдавать СОВ и ЖАБА. Вот она и решила отправить нас в Хогвартс.

- Нам тоже приятно познакомиться, - ответила Гермиона, улыбаясь близняшкам, в то время как Гарри молча рассматривал новых знакомых.

- Пожалуй, нам стоит поторопиться, - добавила девушка. – Раз вы новенькие, вам надо успеть на распределение. Даже странно, что вас не забрали вместе с новичками.

- Мы немного опоздали, - вздохнула Дженнифер. – Поэтому и пришлось обратиться к Полумне за помощью.

Подростки забрались в карету, устраиваясь рядом с Полумной, Роном и Джинни.

Карета увозила ребят всё дальше и дальше, плавно покачиваясь и увязая колёсами во влажной колее. Платформа опустела. Алый поезд издал протяжный прощальный гудок. Но в самый последний момент из клубов пара вырвался сгусток мрака с адским пламенем вместо глаз. Настороженно принюхиваясь, Нечто двинулось в ту же сторону, что и карета, с каждым метром всё больше растворяясь в ночной мгле.

***
В замке подросткам пришлось разделиться. Полумна, Гарри, Гермиона, Рон и Джинни отправились в Большой зал, всё ещё продолжая спорить, правда, вяло, скорее, по инерции. Впечатления от знакомства с этими пятью подростками у близняшек остались самые противоречивые. Гермиона оказалась приятной собеседницей. Она изо всех сил старалась не дать сёстрам почувствовать себя чужими в их компании. Все выпады Джинни по отношению к Полумне девушка старалась пресекать в зародыше, бросая на рыжую подругу сердитые косые взгляды. Гарри в основном молчал, лишь изредка вклиниваясь в беседу. Он был сильно расстроен отсутствием некого Хагрида и всю дорогу до школы строил различные предположения о том, куда он мог деться. У Лиз и Джен возникло ощущение, что таким образом он пытался отвлечь других и себя от мыслей о неведомых лошадях. И всё же дело было не только в этом. Его беспокойство за Хагрида ощущалось почти физически. Гермиона тоже явно нервничала, хотя и старалась успокоить Гарри. Однако её волнение чувствовалось в каждом слове. Джинни периодически вставляла пару общих успокоительных фраз в разговор, но как-то неохотно. И без того шаблонные, слова утешения выходили у рыжей девушки картонными и неживыми. Зато она всю поездку не спускала глаз с Гарри, цепко следя за каждым его шагом и буквально впиваясь взглядом в его лицо. На лице девушки было выражение хищницы, почуявшей добычу. И было видно, что отпускать жертву она не собирается. Полумна в разговорах не участвовала. Оказавшись среди других студентов, она моментально погрузилась в свой собственный мир, о чём свидетельствовала нежная мечтательная улыбка и отсутствующий взгляд. Лавгуд никого не видела и ничего не слышала. Наверное, даже если бы сейчас нагрянул Апокалипсис, девушка не заметила бы его. Но не только Полумна предпочитала молчать и не вмешиваться в обсуждениях Гарри, Гермионы и Джинни. Рон тоже отмалчивался, даже не поворачивая головы в сторону друзей и сестры. Нов молчании Уизли не было той спокойной умиротворённости, которая чувствовалась в Полумне. От него веяло каким-то потусторонним холодом. Это было молчание мертвеца, а не живого человека. Находиться рядом было невыносимо. Тишина, сгущавшаяся вокруг юноши, сводила с ума, давила на барабанные перепонки, выворачивала душу наизнанку. Казалось острые льдинки тишины, окутывавшей Рона, проникают под кожу, замораживая жизнь. От этого безмолвия хотелось кричать, срывая голос, лишь бы рассеять тишину. Но самым удивительным было то, что никто, похоже, этого не замечал. Никто, кроме Гарри. Только он время от времени бросал быстрый задумчивый взгляд на друга, стараясь сделать это как можно более незаметно. Поттер явно догадывался о чём-то, связанном с Роном. О чём-то плохом. И это заставляло сестёр теряться в догадках. К счастью, по прибытии в Хогвартс Рон ушёл вместе с остальными, не задерживаясь на пороге и не глядя на случайных спутниц. Компания быстрым шагом преодолела коридор, завернула за угол и исчезла. А Лиз и Джен остались одни в просторном и ярко освещённом холле. Но не успели девушки, как следует, осмотреться, как к ним подошла пожилая собранная волшебница. Со строгим пучком в простой тёмной мантии она казалась олицетворение порядка и правил.

- Мисс и мисс Принстоун, я полагаю? – сухо спросила женщина у близняшек и, дождавшись их утвердительного кивка, продолжила:

- Меня зовут профессор МакГонагалл. Я вас везде ищу. Вы должны были прибыть ещё десять минут назад вместе с первокурсниками. Честно говоря, я ожидала, что вас приведёт профессор Граббли-Дёрг. К счастью, нам не пришлось откладывать церемонию распределения из-за вашего опоздания.

Элизабет и Дженнифер переглянулись. Несколькими предложениями женщина заставила девушек почувствовать себя злостными нарушительницами школьных правил. Под строгим взглядом преподавательницы хотелось провалиться сквозь землю. Наверняка она без труда поддерживала дисциплину в классе.

- Простите, мэм, - в унисон произнесли Лиз и Джен. – Мы не хотели причинять Вам неудобства. Мы просто не успели подойти к профессору Граббли-Дёрг, и в итоге нам пришлось добираться до Хогвартса на каретах….

Женщина жестом прервала оправдания. Строгая маска на её лице разгладилась. Теперь она выглядела как строгая, но, несомненно, справедливая учительница.

- Не надо оправдываться, - сказала она. – Я вас ни в чём не обвиняю. Тем более, как я уже сказала, вы нисколько не задержали церемонию. Вам, как и всем первокурсникам придётся её пройти, поэтому следуйте за мной. Профессор развернулась и энергичным шагом пошла по коридору. Лиз и Джен поспешили за ней.

МакГонагалл привела близняшек в маленький зал, примыкавший к Большому. Здесь не было окон, и единственным освещением являлись свечи в высоких золочёных подсвечниках и факелы, висевшие в кованых металлических держателях. Света было достаточно, чтобы осветить помещение, но его дрожание и причудливые тени на каменных стенах создавали атмосферу таинственности. Весь зал был заполнен взволнованными первокурсниками. Дети возбуждённо переговаривались, наперебой предполагая, что их ждёт за высокими дверями, но шум моментально стих, стоило войти МакГонагалл. Первокурсники удивлённо посмотрели на сестёр Принстоун, идущих следом за преподавателем. Их изумление было понятно: никогда прежде в Хогвартс не поступали в таком позднем возрасте.

- Я чувствую себя глупо, - прошептала на ухо сестре Дженнифер, косясь на первогодков, не отрывающих от новеньких поражённых глаз.

- А я себя – экспонатом в музее, - вздохнула Элизабет, переводя взгляд на профессора МакГонагалл. Преподавательница обвела находящихся в зале суровым взглядом и, дождавшись тишины, громко произнесла:

- Добро пожаловать в Хогвартс! Сейчас все вы пройдёте следом за мной в Большой зал, где решится, на каком факультете вы будете обучаться. Как вы все прекрасно знаете, у нас четыре факультета. Один из них станет вашим вторым домом на ближайшие семь лет…, - тут профессор осеклась, посмотрев на близняшек. Помолчав, она добавила:

– А в вашем случае, мисс и мисс Принстоун, на ближайшие три года. Продолжим. Вы будете жить и обучаться в этом замке. Подчиняться правилам, установленным здесь. Общаться с другими учениками. За ваши успехи ваш факультет будет премироваться, за проступки с вас снимут баллы. Я надеюсь, что каждый из вас станет достойным волшебником и не опозорит свой факультет.

Женщина ещё раз обвела взглядом будущих студентов, дав им возможность прочувствовать торжественность момента.

- Церемония отбора сейчас начнётся, - сказала, наконец, МакГонагалл. – Следуйте за мной.

С этими словами профессор развернулась, распахнула двустворчатые двери и вышла в Большой зал. Следом за ней, построившись парами, поспешили первокурсники, взволнованные и предвкушающие нечто необыкновенное. Замыкали шествие Лиз и Джен Принстоун.

Большой зал поражал своим великолепием. Прямо над головами сотен учеников в воздухе плавали тысячи и тысячи свечей. Их блеск ослеплял и восхищал. Они уходили в высоту, растворяясь в черноте ночного неба. Неба? Сёстры изумлённо смотрели на беспокойный бушующий бездонно-чёрный купол небосвода, раскинувшийся над головами студентов. На нём клубились громады туч, подсвеченные сиянием огней. Время от времени чернильно-чёрное плотно неба разрезали ослепительные ветви молний. Где-то там, под потолком, освещаемые блеском свечей и отсветом молний неторопливо и важно проплывали серебристо-серые фигуры привидений. Некоторые из них спускались вниз, проносясь рядом с шеренгой новичков и заглядывая во взволнованные лица. По обе стороны от сестёр тянулись длинные столы факультетов, заставленные золотыми тарелками и кубками, графинами и блюдами. Над ними рядами висели флаги: алые с золотом над столом Гриффиндора, жёлтые с чёрным у Пуффендуя, небесно-синие с бронзой над столом Когтеврана и глубокого зелёного цвета с серебром над Слизерином. За столами факультетов сидели старшекурсники, разглядывавшие процессию. А впереди на возвышении находился стол преподавателей, во главе которого на кресле, больше похожем на трон сидел профессор Дамблдор, улыбающийся своей понимающей отеческой улыбкой.

Наконец, шеренга первокурсников, замыкаемая Лиз и Джен, приблизилась к трёхногому табурету, на котором находилась старая и довольно потрёпанная шляпа. Вся школа чего-то ждала, затаив дыхание. И вот разрез на тулье открылся, как рот, и Волшебная шляпа запела. И чем дольше она пела, тем неспокойнее становилось на душе близняшек. Они слышали, что обычно Шляпа поёт про качества необходимые на том или ином факультете. Но песня, звучавшая сейчас, тревожным набатом проникавшая в души, не имела ничего общего с этими слухами. Шляпа пела о великих волшебниках древности, по глупости или из-за гордыни нарушивших своё единство. Их могущество вскружило им голову, заставило забыть обо всём, о своём истинном предназначении. И вместе с прежде крепкой дружбой этих волшебников рухнули основы Равновесия, на котором держался мир. Они должны были стать надёжным щитом для всего магического и магловского мира, а стали его погибелью. За их ошибки расплачиваются теперь их потомки столетие за столетием. Век за веком терпит магическое братство сокрушительные удары. Терпит, но не признаёт своей вины. Терпит, выигрывая лишь отдельные бои, но не страшную, кровопролитную и беспощадную войну. И потому магический мир снова ждёт жестокий бой, могущий стать последним.

Распределяющая шляпа умолкла. В зале поднялся недоумённый и отчасти возмущённый гул. Даже преподаватели удивлённо переглядывались, непонимающе взирая на Шляпу. В песне ни разу не упоминалось имён Основателей, тем более, про их факультеты.

- Судя по всему, обычно она себя так не ведёт, - шепнула Джен сестре.

- Похоже на то, - откликнулась Лиз и замолчала, заметив строгий взгляд профессора МакГонагалл. Профессор сурово посмотрела на всех учеников, задерживаясь на долю секунды на каждом. Под её пристальным взором гул мало-помалу стих, хотя недоумение всё ещё светилось в глазах переглядывающихся студентов. Интерес к церемонии распределения исчез.

Добившись тишины, МакГонагалл опустила глаза в пергамент и начала в алфавитном порядке вызывать первокурсников. Шляпа довольно бойко сортировала новых учащихся, распределяя их по факультетам, и вела себя так, словно ни слова не упоминала о грядущей войне. Скоро перед ней остались стоять только Элизабет и Дженнифер, сжимающие похолодевшие от волнения ладони друг друга.

- Сегодня к нам в школу зачисляются ещё две ученицы, - громогласно объявила профессор МакГонагалл, не отрывая взгляда от студентов. Ответом ей было молчание. Студенты ненадолго отвлеклись от обсуждения пророчества Шляпы, обратив свой заинтересованный взгляд на новеньких. Над головами учеников пролетел шёпоток, но довольно быстро утих.

– Они распределятся сразу на пятый курс. Я надеюсь, вы поможете им почувствовать себя как дома. Кроме того, я думаю, что если у них будет что-то не удаваться, вы поддержите их и поможете подтянуть школьную программу.

Прислушавшись к напряжённой тишине и расценив её как знак согласия, профессор продолжила:

- Итак. Принстоун Дженнифер!

Джен шагнула вперёд, чувствуя, как у неё начало стучать в висках и вспотели ладони. От волнения темнело перед глазами. «Главное, не упасть в обморок!» Девушка села на табурет и послушно натянула Шляпу, протянутую ей профессором МакГонагалл. «Интересно, на какого великана был сшит сей галантерейный предмет? Неужели у Гриффиндора была такая большая голова?» - удивлённо подумала младшая Принстоун, когда Шляпа наехала ей на глаза и отрезала ото всего мира. Ответом на этот риторический вопрос ей послужило глубокомысленное молчание. Дженнифер терпеливо ждала, но тишина довольно быстро стала её угнетать. Мало ли что разглядела в её голове старая Шляпа? Может, она и вовсе решила никуда не распределять Джен Принстоун? Не то, чтобы для Дженнифер было важно остаться в Хогвартсе. В принципе, девушка не считала, что что-то потеряет, уехав отсюда. Но мысль о том, что она разочарует сестру и тётю, была для младшей близняшки невыносимой.

«М-м, госпожа Шляпа, может быть, Вы скажете мне что-нибудь?» - мысленно поинтересовалась Джен, впрочем, без всякой надежды на успех. Но Шляпа ей ответила. В голове девушки раздался странный матерчатый и не имеющий возраста голос:

«Ты Дженнифер Принстоун. Младшая сестра Элизабет Принстоун».

«Спасибо, конечно, - растерялась Джен. – Но я имела в виду что-нибудь, касающееся моего распределения».

«Дитя моё, - тяжело и словно устало вздохнула Шляпа. – Если бы я знала, что тебе сказать, то сказала бы сразу, не сомневайся. Но…. Увы, в первый раз я в сомнениях. Не из-за твоих необыкновенных наклонностей, не обольщайся. Уж из-за необычных способностей я сомневалась и не раз. Но всегда более или менее чётко знала, куда отправлю то или иное юное дарование. А вот такого, как с тобой, у меня ни разу не было…. Мне не хотелось бы разлучать вас с сестрой, вот в чём дело. В наше неспокойное время вам всем лучше держаться вместе. Но с кровью, а, тем более, с предназначением не спорят. Я и так допустила слишком много ошибок, распределяя других…. Я не сразу заметила, не сразу поняла…. А ведь именно для этого я была создана. И как была близка к осознанию истину, распределяя других! Но нет. Не сумела».

Дженнифер почувствовала, что окончательно запуталась в пространных рассуждениях Шляпы.

«Постойте, в чём Вы ошиблись? Про каких остальных Вы говорите? Для чего Вы были созданы? Я думала, что Вас создали для того, чтобы Вы распределяли студентов».

«Это не самое важное моё задание. Каждый век я должна их находить…».

«Кого?» - не выдержав, спросила девушка, но Шляпа не ответила.

«Боюсь, я всё же вынуждена буду вас разлучить. Так надо. Совсем скоро всё решится. А пока…».

- ГРИФФИНДОР!

«Стойте! Я так ничего и не поняла! Объясните мне! Прошу Вас!» - мысленно крикнула Джен, но ответа не услышала. Ей ясно дали понять, что её аудиенция окончена. Дженнифер стянула Шляпу и пошла к столу Гриффиндора. Проходя мимо сестры, девушка шепнула:

- Поговори с ней по душам. Она что-то скрывает, я уверена, и, как мне кажется, что-то очень важное.

Лиз, удивлённо изогнув бровь, посмотрела на сестру, а затем задумчиво на Шляпу.

- Принстоун Элизабет!

Девушка подошла к табурету и надела на себя Распределяющую шляпу.

«Добрый вечер, Элизабет, - прошелестело у Лиз в голове, едва ткань коснулась волос. – Тебя наверняка интересует, что я сказала твоей сестре, не так ли?»

«Хотелось бы узнать, - ответила девушка. – Если позволите, конечно».

«Молодёжь-молодёжь, - укоризненно произнесла Шляпа. – Вы хотите всё здесь и сейчас. Вы абсолютно не умеете ждать. А ведь именно терпение – залог успеха. И не просто залог. Зачастую девяносто процентов удачи складываются из этого редкого умения. Учись ждать, Элизабет»

«И всё-таки, что именно Вы сказали моей сестре? Она так странно смотрела на Вас», - мысленно попросила девушка, отчаянно надеясь, что собеседница всё-таки объяснит ей, в чём дело. Увы, надеждам не суждено было сбыться.

«Повторюсь, учись ждать! – наставительно сказала Шляпа, и в её голосе отчётливо послышалось лёгкое раздражение. Древний головной убор не любил, когда его слова подвергали сомнению. – Вы всё узнаете, когда придёт время. Я и так слишком много сказала. А если ты или твоя сестра ничего не поняли, то это означает лишь одно: вы слушаете, но не слышите. Так бывает. Совсем скоро вы всё поймёте».

«Что мы должны были услышать? Что понять? - спросила Лиз. – Когда придёт время? Что мы должны будем узнать?»

«Терпение, юная леди, терпение. Будьте внимательны и осторожны. Слова одни скрывают часто слова другие, а всё что вам с сестрой кажется бесспорным, в первую очередь ставьте под сомнение. Слушайте сердцем, а не ушами. Не верьте тем, кто будет излишне рьяно набиваться к вам в друзья, но и не отталкивайте от себя людей. Помощь вам понадобится и очень скоро. И помните про единство. Вместе вы сильны, а порознь – лёгкая добыча. Это тебе и твоей сестре совет от старой и мудрой Шляпы. Поверь, вы не одиноки. Совсем скоро и остальные всё поймут. А теперь вернёмся к распределению. Итак, моё решение…».

- СЛИЗЕРИН!

Элизабет сняла Шляпу и, прислушиваясь к неуверенным аплодисментам, пошла к столу своего факультета. Она не услышала последних слов Шляпы, прошелестевших ей в след:

- Удачи вам в вашем поиске! Надеюсь, вы объединитесь до того, как случится непоправимое.

Лиз не спеша подошла к столу своего факультета. К этому моменту большинство её сокурсников уже потеряли к ней всякий интерес. Разумеется, ведь ничего особенного в Элизабет не было. Не аристократка, не знаменитость. Скорее всего, даже не чистокровная. А то, что так поздно поступила в школу…. У каждого свои проблемы и скелеты в шкафу, и какая разница, что скрывает в своём шкафу новенькая. Равнодушие к окружающим. Именно этим всегда и отличался факультет Слизерина. Никому до твоих тайн и проблем нет дела. Равно как и до тебя самого. На Слизерине нет друзей, лишь временные союзники, а они не полезут к тебе в душу и не станут тебя утешать. Поэтому единственным человеком, который с неослабевающим вниманием продолжал следить за старшей Принстоун, был Драко Малфой. В его взгляде явственно читалась неприязнь. Видимо, он был совершенно не рад появлению «грязнокровки» на Слизерине. Элизабет кивнула ему, стараясь взглядом показать, что ни ему, ни ей не нужны разногласия и трения. Что было, то прошло. Зачем снова раздувать конфликт? Но, похоже, Малфой не придерживался того же мнения. Напротив, он явно был не против продолжить разговор в поезде. Когда девушка подошла к свободному возле него места, он процедил сквозь зубы:

- Здесь занято.

Лиз скептически приподняла бровь, но ничего не сказала и села подальше. Она спиной чувствовала, как Драко сверлит её взглядом, но не оборачивалась. Ссориться с блондином снова Элизабет не хотела и надеялась, что завтра с утра они смогут наладить отношения. Но особой уверенности в этом у неё не было. Поэтому вместо того, чтобы играть с Малфоем в гляделки, старшая Принстоун изучала преподавательский стол. Дамблдора девушка заметила, едва войдя в зал. С этого момента он ничуть не изменился, даже позу не поменял. Сидя во главе стола, старый маг безмятежно и ласково улыбался, скользя взглядом по студентам. Он выглядел словно добрый дедушка, вновь увидевший горячо любимых внуков. По правую руку от него сидела уже знакомая Элизабет профессор МакГонагалл. Суровая женщина необычно контрастировала с директором. Рядом с директором профессор лишь сильнее казалась самой дисциплиной. Справа от МакГонагалл сидела средних лет женщина с выступающим подбородком и строгой причёской. Та самая Граббли-Дёрг, которая совсем недавно собирала первокурсником возле платформы. Элизабет видела её в одной из лодок, но лишь мельком. Лиз обвела взглядом остальных учителей. Кроме Дамблдора, МакГонагалл и Граббли-Дёрг девушка не знала никого. Она собиралась уже отвернуться, как вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд. Нет, это не Малфой, поняла девушка. В этом взгляде не было ни капли ненависти и презрения. Её скорее оценивали, словно взвешивали на невидимых весах и пытались понять, чего она стоит. Лиз снова посмотрела на преподавательский стол. Она довольно быстро нашла того человека, который изучал её. Напротив стола слизеринцев сидел средних лет мужчина с чёрными волосами, крючковатым носом и пронзительно-чёрными глазами. Именно он пристально разглядывал новую студентку. Разглядывал так, словно хотел заглянуть ей в душу. Девушка напряглась. Она буквально ощущала, как этот человек проникает в её мысли и перебирает ей чувства. Лиз прикрыла глаза и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Медленно, очень медленно ощущение того, что её душу вытащили и теперь внимательно изучают, на лабораторном столе исчезло. Девушка осторожно выдохнула и быстро отвернулась. Очень уж тяжёлым оказался взгляд этого странного человека. «Не хотела бы я разозлить его. Или нарушить его правила», - подумала Элизабет, прежде чем повернуться к соседке. Ею оказалась девушка-брюнетка, слегка смахивающая на мопса. Впрочем, она могла бы показаться довольно милой, если бы не странная смесь обожания и брезгливости, навсегда застывшая на её лице. Она ни на минуту не отрывала влюблённого взгляда от Драко, ловя буквально каждое его слово и почти не дыша.

- Извини, пожалуйста, - сказала Лиз, осторожно трогая её за локоть. Девушка недовольно скривилась и, легонько коснувшись пальчиками мантии Драко, повернулась к новенькой.

- Что случилось? – поинтересовалась она холодным недовольным тоном, всем своим видом показывая, что меньше всего сейчас ей хочется общаться с новой ученицей. Старшая близняшка сделала вид, что не заметила весьма красноречивого взгляда.

- Ты не могла бы мне сказать, что это за преподаватель? – спросила Лиз, показывая на брюнета, сверлившего теперь взглядом кого-то за гриффиндорским столом. Соседка Элизабет насмешливо фыркнула.

- Это же Северус Снейп. Наш декан и профессор Зельеварения.

- Спасибо, - ответила Лиз, не отрывая взгляда от декана. Девушка закатила глаза, показывая своё отношение к новенькой дурочке и, пожав плечами, повернулась к Малфою. Старшая Принстоун не обратила на это внимания. Она продолжала пристально изучать профессора. Он больше ни разу не посмотрел на неё, даже не повернулся в её сторону, но девушка всё равно продолжала ощущать на себе его тяжёлый, проникающий в душу взгляд.

Дженнифер, слушавшая вполуха бессодержательные разговоры и смех однокурсников, время от времени бросала встревоженные взгляды на стол Слизерина. Ей не нравилось то, как смотрел на её сестру Малфой. Ничего хорошего его косые взгляды не предвещали. «Что мы ему сделали? Не стерпели молча его оскорбления? И из-за этого он теперь зол на нас? Какая ерунда!»

- Ты не будешь есть?

Девушка вздрогнула от неожиданности, развернулась в сторону голоса и увидела Гарри Поттера. В его глазах был немой вопрос. Дженнифер хотела ответить, как вдруг у неё перехватило дыхание. Воздух внезапно потеплел. Девушке показалось, что тёплый ветерок взъерошил ей волосы, а в лицо ощутимо пахнуло жаром лета. Она удивлённо огляделась, ища, откуда дует ветер, а когда снова посмотрела на Гарри, то чуть не вскрикнула от изумления и неожиданности. Между ней и Поттером протянулись едва заметные и тонкие звенящие золотые нити. Они опутывали парня и девушку, сплетая вокруг тонкий воздушный кокон и отрезая их от всего остального мира. Джен зажмурилась, отгоняя наваждение, так, что векам стало больно. Открыв глаза, младшая Принстоун с облегчением обнаружила, что и ветер, и нити исчезли. Правда, изумление в глазах Гарри не успокоило девушку, подсказав ей, что всё это было на самом деле.

- Да, разумеется, - Дженнифер, наконец, выдавила из себя ответ на его вопрос. Осмотрев стол, она взяла первое попавшееся блюдо и поспешно отвернулась от однокурсника. Но всё же она никак не могла отделаться от ощущения, что Поттер не отрывает от неё взгляд, словно пытаясь найти объяснение странному происшествию. Однако волновало девушку вовсе не это. Она чувствовала за спиной другого наблюдателя. Его глаза ледяными иглами проникали под кожу, замораживали страхом кровь и выворачивали наизнанку душу, кромсая её словно ножом. И от этих глаз, Дженнифер это чувствовала, было не скрыться. Куда бы она ни побежала, этот взгляд преследовал бы её повсюду. И от этого становилось лишь страшнее. Джен обернулась, желая найти таинственного наблюдателя, но за спиной никого не было. Только клубящаяся темнота, разбегающаяся по углам. «Всё в порядке. Никому до меня нет дела. Я всё придумала. Надо успокоиться, а то так и до паранойи недалеко», - пыталась успокоить себя Дженнифер. Она почти преуспела в этом, но за мгновение до того, как она вновь вернулась к ужину, тьма хищно подмигнула ей, заставив девушку нервно вцепиться в край стола.

Когда студенты немного насытились и были в состоянии адекватно воспринимать информацию, из-за стола встал Альбус Дамблдор. Все разговоры мгновенно смолкли. В Большом зале воцарилась уважительная и отчасти благоговейная тишина. Несколько сотен глаз в ожидании смотрело на директора. А он улыбнулся доброй и понимающей улыбкой, от которой его голубые глаза за очками-половинками заискрились, и начал свою речь. И хотя во взгляде многих учеников читалось явное недоверие к профессору Дамблдору, чувствовалось, что его речь внушает всем присутствующим спокойствие и веру в то, что всё в порядке, что ничего страшного не произошло. Голос Дамблдора умиротворяющим бальзамом лился на душу взволнованных и немного напуганных странной песней Шляпы учеников. Что бы ни происходило в мире, но Хогвартс был и оставался оплотом надежды и спокойной гаванью. Но в тот самый момент, когда директор перешёл к самой интересной для большинства студентов части своей речи, то есть начал рассказывать о квиддиче, раздалось вежливое, но неприятное покашливание. Из-за стола поднялась маленькая полненькая женщина, внешностью своей напоминающая жабу. Ярко-розовый костюм делал её ещё неприятней и неприглядней. Весь её облик вызывал у Джен приступ отвращения. По залу пронеслись удивлённые шёпотки. Студенты были поражены. Никто прежде не осмеливался прерывать профессора Дамблдора. К тому же, ученики, по крайней мере, большая их часть, не испытывали особой приязни к этой преподавательнице. Однако, её это, похоже, не смутило. Не дожидаясь приглашения директора, она вышла из-за стола и растянула губы в приторно-сладкой улыбке.

- Это же Амбридж! – послышалось рядом с Дженнифер. Она обернулась. Гарри смотрел на новую преподавательницу так, будто не верил собственным глазам. Судя по его взгляду и судорожно сжатым кулакам, у него к этой женщине были какие-то личные претензии.

- Что за Амбридж? – поинтересовалась Гермиона.

- Она была на моём слушание в Министерстве и голосовала за то, чтобы меня признали виновным. И, пожалуй, больше всех расстроилась, когда этого не произошло, - пояснил Поттер, не отрывая глаз от женщины. Дженнифер с интересом посмотрела на него. Что ещё за слушание? Его в чём-то обвиняли? Он же Герой магического мира? Разве он не сама непогрешимость? Дать ответы на эти вопросы мог только сам Гарри, но задавать ему их Джен считала некрасивым поступком. В конце концов, она с ним едва знакома. Да и самому Поттеру вряд ли будет приятно вспоминать о слушании. Пока девушка размышляла об этом, Амбридж начала свою речь. Её визгливый с придыханием девчачий голосок никак не вязался с её образом, хотя отлично сочетался с чем-то омерзительно-розовым у неё на голове, похожим одновременно и на бант, и на ленту.

- Здравствуйте, дети, - её приторно-сладкие, тягучие как патока слова царапали слух. – Меня зовут Долорес Амбридж. Как уже сказал профессор Дамблдор, я буду преподавать у вас Защиту от Тёмных Искусств. Разумеется, по программе одобренной нашим замечательным Министерством. Мне так приятно видеть сейчас здесь столь много юных магических дарований...

Её речь кружилась по Большому залу словесным мусором, оседая как пыль на головы учеников. Дженнифер мужественно попыталась выслушать и понять хотя бы половину речи, но потерпела фиаско. Слова Амбридж влетали в уши девушки и тут же рассеивались прахом, не оставляя ничего в голове. Чтобы хоть чем-то заняться, младшая Принстоун осмотрела зал, стараясь отрешиться от назойливого, словно писк комара, голоса женщины. Речь новой учительницы не вызывала никакого энтузиазма у учащихся. Скорее, наоборот, усиливала их отвращение к ней. Насколько тихо было при выступлении Дамблдора, настолько же шумно стало теперь. Студенты довольно быстро теряли нить повествования и начинали заниматься своими делами. Правда, некоторые ученики, не отрываясь, продолжали смотреть на Амбридж, но у них был такой остекленевший взгляд, что сомнений в том, что они не слышат ни слова, не оставалось. Пожалуй, только Гермиона слушала речь новой преподавательницы Защиты от Тёмных Искусств с неослабевающим вниманием.

Элизабет раздражённо смотрела на Долорес. Её противный визгливый голос безжалостно резал по нервам, словно его обладательница водила ножом по стеклу. Кроме того, её речь странным, непостижимым образом выводила Лиз из равновесия. Уловить смысл слов Амбридж было невероятно трудно, если не сказать практически невозможно. Она говорила обо всём и ни о чём одновременно. Её речь была абсолютно бессодержательна в своей кажущейся содержательности. Сухими официальными фразами и скучными, никому не нужными отчётами женщина умело прикрывала истинный смысл своей речи. За словесной шелухой пряталась совсем другая правда. Для большинства студентов Амбридж говорила полную чепуху, бессмыслицу. Но стоило вдуматься в её слова, прислушаться получше, очистить её речь от тусклой мишуры, и всё становилось на свои места: Министерству надо контролировать Хогвартс. Контролировать любой ценой. Для этого на пост преподавателя Защиты от Тёмных Искусств поставили министерскую служащую. Судя по помрачневшим лицам учителей, они это прекрасно поняли. Только Дамблдор оставался безмятежным, внимательно слушая всю ту ерунду, которую продолжала нести Амбридж. Элизабет опустила глаза в тарелку. Смотреть на эту женщину девушке было противно. Может быть, дело было в её розовой кофточке, делавшей её похожей на приторно-сладкую ириску, от которой начинали ныть зубы. Может быть, в том, что новая преподавательница говорила и вела себя так, будто зачитывала знаменитейший философский трактат. А может быть, в её притворно-ласковой ухмылочке, больше напоминавшей оскал людоеда, предвкушающего ужин. Лиз понятия не имела, в чём причина её неприязни, да и не хотела знать. Это было неважно. Но слушать речь министерской служащей и лицезреть её было невыносимо. К счастью, Амбридж уже закончила свою речь и торжественно, если не сказать, торжествующе, посмотрела на студентов. Ответом ей стало гробовое молчание. Затянувшееся молчание нарушил Дамблдор, снова взяв слово:

- Давайте поблагодарим профессора Амбридж за её интересную и содержательную речь….

В ответ на его призыв в зале раздались жидкие и вялые хлопки.

- О, ну да, очень содержательную, - не удержавшись, хмыкнула Дженнифер, провожая Амбридж взглядом.

- Вообще-то, профессор Дамблдор прав, - заметила Гермиона.

- Интересно, в чём? – спросил Гарри, глядя на подругу. – Я выслушал всё, что она пыталась до нас донести, но ничего не понял.

Помолчав, он добавил:

- И даже не говори, что тебе понравилась её речь.

Гермиона тяжело вздохнула.

- Я ни слова не сказала о том, что мне понравилось. Я лишь сказала, что речь содержательная. И кое-что из неё всё-таки можно вынести.

- В самом деле? – удивилась Джен. – И что же, например?

- А то, что Министерство собирается вмешаться в дела Хогвартса! – возмущённым голосом ответила Гермиона. Дженнифер удивлённо посмотрела на девушку, а Гарри мрачно – на Амбридж.

- Фадж мечтает контролировать абсолютно всё! – продолжила Гермиона и, понизив голос, прибавила:

- Кроме того, он побаивается Дамблдора. Нервничает, что директор отнимет у него пост Министра.

- А это возможно? – спросила младшая Принстоун, посмотрев на профессора, как ни в чём не бывало, рассказывающего о правилах набора в команду по квиддичу. – Профессор Дамблдор не выглядит человеком, рвущимся занять пост в Министерстве. По-моему, ему и здесь неплохо.

- Так оно и есть, - вздохнула Гермиона. – Ему предлагали стать Министром, но он отказался, предпочтя остаться в Хогвартсе. Но Фадж всё ещё помнит об этом и боится, что Дамблдор может в любой момент передумать.

К этому моменту директор закончил свою речь, и зал взорвался бурными аплодисментами, то ли выражая радость по поводу окончания официальной части, то ли восторгаясь десертом. Студенты вновь вернулись к своим разговорам о прошедших каникулах, и вскоре за столом Гриффиндора стало шумно. Дженнифер поймала взгляд сестры и весело подмигнула ей. Как показалось Джен, Элизабет в ответ улыбнулась.

Остаток ужина прошёл относительно спокойно. Некоторые студенты мечтали добраться до своих кроватей и хорошенько выспаться перед первым учебным днём. Остальные ждали возможности перенести празднование начала учебного года в Общие гостиные факультета. Так или иначе, но когда Дамблдор объявил об окончании ужина, ученики бодро двинулись к выходу. Гермиона встала с места, мгновенно превратившись в строгую и бескомпромиссную старосту.

- Рон, вставай! – сказала она, укоризненно поглядев на друга. – Мы старосты и должны показать первокурсникам дорогу. Надеюсь, ты не забыл об этом?

Уизли, за весь ужин не проронивший ни слова, встрепенулся.

- Нет, не забыл. Первокурсники, сюда!

Голос Рона заставил Дженнифер вздрогнуть. Хорошее настроение, появившееся во время праздника, растаяло без следа. Девушка посмотрела на рыжего, но он уже направлялся к выходу из зала. Джен проводила его взглядом. Она никак не могла отделаться от неприятного ощущения, что этот голос Рону не принадлежит. Как будто кто-то безуспешно пытался его сымитировать. Но откуда взялось это ощущение у неё, ни разу не слышавшей, как говорит Уизли? Этого Дженнифер объяснить не могла. Она знала точно лишь одно: его голос ей кого-то напоминает. Но вот кого…. Краем уха младшая Принстоун слышала, как подзывает к себе первокурсников Гермиона, как ей изредка вторит Рон. Девушка уже отчаялась вспомнить, когда Уизли внезапно рассмеялся чьей-то удачной шутке. И вот тут Джен вспомнила, где она слышала подобный голос. Вернее, этот смех. Он принадлежал статуэткам в её летнем кошмаре. В нём слышался тот же холод и та же безысходность.

- Ты идёшь? Или будешь ночевать в Большом зале?

Слова Гарри, неожиданно прозвучавшие за спиной, заставили Дженнифер снова вздрогнуть и очнуться.

- Да-да, я иду, - ответила она, на ватных ногах поднимаясь из-за стола и ловя себя на мысли, что, возможно, поездка в Хогвартс была не самой лучшей тётушкиной идеей.

- Тогда идём, - в голосе Поттера послышалось нетерпение. – Все уже ушли. Мы последние.

Девушка растерянно огляделась. Гарри был прав, в зале почти никого не осталось. Не желая ловить на себе удивлённые взгляды профессоров, Джен поспешила за Поттером, уже выходившем из зала.

Всю дорогу Гарри молчал, изредка оборачиваясь, чтобы проверить, не отстала ли Дженнифер. Джен этого не замечала. Она думала только о Роне. Девушка настолько глубоко ушла в свои мысли, что не заметила, как они пришли к портрету Полной Дамы. «Придётся завтра искать того, кто согласиться показать мне дорогу до Большого зала! – с досадой подумала Джен. – Лиззи права. Я растяпа!»

- Ты знаешь пароль?

Девушка удивлённо посмотрела на Гарри и покачала головой.

- Нет. Откуда? Я думала, ты его знаешь.

Юноша тяжело вздохнул, повернулся к портрету и умоляюще посмотрел на Даму. Но та была непреклонна.

- Без пароля хода нет!

- Значит, нам придётся торчать здесь до тех пор, пока не придёт кто-нибудь, кто знает пароль! – Поттер выразительно оглядел пустынный коридор. К счастью, долго ждать им не пришлось. Буквально через пару минут за спинами Джен и Гарри разделось сначала пыхтение, а затем голос:

- Гарри, я знаю пароль! Ни за что не угадаешь! Мимбулус мимблетония!

Дженнифер обернулась и увидела полного парня, бегущего к ним и размахивающего над головой чахлым кактусом. Она вспомнила, что во время ужина он сидел совсем рядом с ней, но вёл себя так тихо, что был практически невидимым. Он практически ничего не говорил, ни о чём не рассказывал, ни с кем не спорил. Неудивительно, что девушка не обратила на него внимания. От созерцания нового знакомого её отвлёк голос Полной Дамы.

- Правильно. Проходите.

Портрет отъехал в сторону, и Джен, Гарри и парень, представившийся Невиллом Долгопупсом, вошли в гостиную.

Внутри было шумно и людно. От обилия алого и золотого у девушки зарябило в глазах. Эти цвета были везде: в флагах с гербом факультета, которыми были увешаны стены, в мягких и удобных креслах, которыми была заставлена гостиная, в коврах, которыми был выстелен пол. В глубине помещения находился камин, в котором яростно гудело пламя. Возле него собралась самая большая компания гриффиндорцев, с интересом следивших за манипуляциями двух рыжеволосых близнецов. Время от времени раздавались восторженные возгласы или овации. Тогда другие ученики, сидевшие в креслах и болтавшие друг с другом о том, о сём, покидали свои места и присоединялись к наблюдателям.

- Интересно, что на этот раз придумали Фред и Джордж? – спросил Невилл, стараясь увидеть что-нибудь за спинами своих однокурсников.

- Наверняка демонстрируют Ужастики Умников Уизли, - пожал плечами Гарри, потом повернулся к Дженнифер и махнул рукой в сторону одной из спален:

- Тебе туда.

- Спасибо, - улыбнулась Джен и, помахав парням рукой, отправилась в спальню. Она бы с удовольствием осталась в гостиной и отпраздновала бы вместе с однокурсниками, но мысли не давали ей покоя. Поэтому девушка предпочла побыть в тишине и одиночестве, чтобы привести мысли в порядок.

В спальне, как и ожидала Дженнифер, никого не было, и девушка заняла кровать возле окна. Её чемодан уже стоял здесь, рядом с клеткой, в которой дремала старенькая Молли. Девушка села на кровать и, просунув палец сквозь прутья клетки, погладила сову по перьям. Молли приоткрыла один глаз и ласково и хрипло ухнула. Младшая Принстоун грустно улыбнулась.

- Интересно, - произнесла Джен, обращаясь то ли к самой себе, то ли к сове. – Что сейчас делает Лиззи? Чувствует ли она то же, что и я?

***
Элизабет сидела в кресле в гостиной Слизерина. Это была длинная просторная комната с низким потолком, выдержанная в изумрудно-чёрных тонах. С потолка свисали серебряные люстры на длинных цепях, свечи которых разгоняли странный зеленоватый полумрак. В глубине комнаты располагался огромный камин, отделанный серовато-серебристым мрамором и украшенный искусной резьбой. Оставляя центр гостиной свободным, возле стен располагались резные мягкие кресла, окружавшие невысокие изящные столики из дорогого дерева. На столах стояли хрустальные графины, украшенные неповторимыми узорами и казавшиеся произведениями искусства, в окружении хрустальных же бокалов. Элизабет выбрала себе кресло, располагавшееся в углу, почти у самого выхода из гостиной. Девушка ощущала себя лишней в дорогой и несколько торжественной обстановке зала, больше приличествующего замку нежели школе. В отличие от однокурсников. Никем не замеченная, Лиз сидела отдельно от остальных студентов-слизеринцев, с интересом наблюдая за ними, за их манерами, за их умением держать себя в обществе. К этому моменту небольшая вечеринка, устроенная Малфоем на правах старосты факультета, была в самом разгаре. Младшие студенты были давно отправлены по своим спальням, а старшекурсники угощались вином, привезённым Драко из дома. Гостиная наполнилась ничего незначащими разговорами, смехом и взаимным обменом любезностями и комплиментами. Лиз заметила, что, даже находясь в неформальной обстановке, каждый слизеринец оставался аристократом до мозга костей. Даже в окружении своих сверстников эти подростки вели себя так, будто попали на светский раут. Девушки-слизеринки могли сплетничать и подшучивать, но при этом они всё равно оставались настоящими леди, холодными, чопорными и неприступными. Юноши, даже будучи слегка навеселе, были истинными лордами, гордыми и независимыми, достойными наследниками своих древних магических родов. Никто из однокурсников Элизабет ни на мгновение не забыл о манерах и этикете. Никто не позволил себе по-настоящему расслабиться и сбросить маску аристократа. Студенты веселились, но улыбки не касались их сосредоточенно-ледяных глаз. Это казалось Лиз удивительным. Её приятели-маглы, с которыми старшей Принстоун доводилось бывать на самодеятельно-организованных школьных вечеринках, никогда не знали меры ни в спиртном, ни в фамильярности. А слизеринцы умело балансировали на грани, не позволяя себе переходить черту. Любой их жест, поворот головы, каждое слово – всё было выверено до мелочи. Они не просто играли свои роли – они сроднились с ними. Из-за этого Элизабет лишь сильнее ощущала себя белой вороной, случайно залетевшей на чужой праздник. Погружённая в эти невесёлые мысли, девушка не сразу заметила направляющегося к ней юношу. Высокий, худощавый, темноволосый с умным и цепким взглядом. Его походка, не лишённая грации, выдавала в нём человека с чувством собственного достоинства. На губах – лёгкая, ничего не значащая вежливая улыбка. В руках парень держал два бокала, наполненных вином. «Сейчас предложит мне выпить», - отрешённо подумала Лиз. Она не ошиблась. Приблизившись к ней, юноша протянул девушке бокал.

- Позволите составить Вам компанию? – поинтересовался он, присаживаясь в соседнее кресло. – Я Теодор.

- Очень приятно. Меня зовут Элизабет, - вежливо улыбнулась Лиз, отодвигая бокал рукой:

- Благодарю за предложение, но я не пью.

- Почему? – искренне удивился Теодор. – Все знают, какие восхитительные вина хранят подвалы Малфоев. Или Вам не нравится красное вино?

- Дело не в этом, - покачала головой Элизабет. – Я просто не хочу. И, пожалуйста, давай…, давайте, - она запнулась на мгновение, не зная, как к нему обращаться. – Давай на «ты».

Теодор хотел, было, что-то сказать, но ленивый голос Драко, легко перекрывший лёгкий гул в гостиной, не дал ему этого сделать.

- Нотт, я вижу, ты развлекаешь нашу мисс Грязнокровку?

Лиз напряглась. Малфой всё-таки решил продолжить начатый в поезде разговор. Но теперь они не на нейтральной территории. Судя по всему, факультет почти полностью принадлежит Драко, а значит, поддержки ждать неоткуда. Однако помощь пришла оттуда, откуда Элизабет её не ждала.

- Не говори глупостей, Драко, - произнёс Теодор, вертя в пальцах пустой бокал. – Ты же знаешь, Шляпа никогда не распределяет на наш факультет грязнокровок. Возможно потому, что догадывается о нашем отношении к ним. Так что Элизабет как минимум полукровка.

- А вдруг именно в этот раз Шляпа ошиблась? – прищурившись, спросил Малфой. – Всё-таки эта тряпка принадлежала Гриффиндору, а он был известный маглолюб. И вообще, что тебе за дело, Нотт? Или ты решил поухаживать за мисс Грязнокровкой? Вот этот парочка – чистокровный аристократ и магла!

Раздались неуверенные смешки. Возможно, если бы Драко шутил только над новенькой, смеялись бы все. Но Малфой оскорблял наследника чистокровного рода, а это считалось недопустимым. Лицо Нотта потемнело. Терпеть насмешки в свой адрес он явно не собирался.

- Прекращай этот балаган, Малфой! – сухо сказал Теодор. – Я понятия не имею, чем тебе не угодила эта девушка, но она теперь одна из нас. И оскорблять её я не позволю!

Дело принимало скверный оборот, и это совершенно не нравилось Элизабет. Нет, конечно, ей было приятно вмешательство Теодора и его желание поддержать её, но…. Вот именно, но. Во-первых, она совершенно не понимала причины, по которой Нотт решил её защищать, а девушка всегда настороженно относилась к людям, чьих мотивов она не знала. А, во-вторых (и это главное), если сейчас она станет причиной ссоры двух чистокровных, то завтра, кроме Драко, у неё появится целый факультет неприятелей. А ей с ними ещё три года бок о бок жить. Нет, определённо, Лиз не хотела конфликтов и ссор. Да, её назвали грязнокровкой. Да, это оскорбление. Да, в магической среде подобное оскорбление считается одним из самых грубых. Да, есть вещи, которые нельзя прощать. Но позволять чужим людям решать свои проблемы? Элизабет считала это ещё большим оскорблением. Это было равносильно признанию в собственной слабости и неспособности защитить себя. Не стоило Нотту вступаться за неё. В конце концов, она не ребёнок, может и сама за себя постоять! Поэтому когда Малфой открыл рот для очередного выпад в адрес Теодора, девушка хлопнула ладонью по столу.

- Хватит! Прекратите!

Драко медленно, очень медленно перевёл взгляд на неё. До этого он даже смотреть на девушку брезговал. Элизабет глубоко вздохнула, глядя ему в глаза. Одного взгляда ей хватило, чтобы понять: что бы она ни сказала сейчас, ничего не изменится. Однако сдаваться девушка не собиралась.

«Спокойно, Лиз, спокойно. Самое плохое, что может случиться, - тебя объявят бойкот. Неприятно, конечно, но терпеть можно. Человек ко всему привыкает. Так что, соберись и вперёд!»

- Я знаю, ты считаешь, что я не имею никакого права обращаться к тебе, – медленно, подбирая каждое слово, произнесла девушка. – Но всё же позволь мне задать тебе пару вопросов.

Ответом ей была тишина. Слизеринцы, не отрываясь, смотрели на новенькую. В их глазах светился снисходительный интерес. Так смотрят на забавную зверушку, выполняющую сложный трюк.

- Ответь мне, Малфой. Что я тебе сделала? – чеканя слова, продолжила Лиз, стараясь не смотреть на остальных зрителей, не отрывать взгляда от глаз старосты. – Просто скажи, что. У тебя ведь наверняка есть причина относиться ко мне именно так. Я уязвила твоё самолюбие, когда возразила тебе в поезде? Я оскорбила тебя этим? Ну, что ж, если тебя действительно задевают подобные слова, то извини меня. Мне не сложно попросить прощения, если ты настолько сложная и ранимая натура. Надеюсь, ты удовлетворён моими извинениями?

И снова тишина. Малфой продолжал молчать, разглядывая Элизабет. Он никак не отреагировал на её извинения, словно ждал продолжения. Девушка глубоко вздохнула:

- Послушай меня, Драко. Мне не нужны проблемы, я ими сыта по горло. Я не собираюсь конфликтовать с тобой. Я не хочу ссор и споров. Ненавижу начинать обучение в новой школе с распрей. Но это не означает, что я буду молча смотреть на то, как ты поливаешь грязью меня или мою сестру. Ты не Бог, Малфой, и не король, хотя тебе явно очень хочется казаться таковым. Но ты должен понять: моя семья – не твоё дело. Не тебе решать, насколько грязна моя кровь. Не тебе судить мою сестру. Я не хочу войны, но есть вещи, которые я прощать не собираюсь. Я не желаю с тобой ссориться, но молча сносить оскорбления не буду. Больше мне нечего тебе сказать.

Тишина стала гулкой и тяжёлой. Она давила на плечи Элизабет и не давала ей дышать. Молчание однокурсников казалось ей громче крика. Тишина оглушала.

Трудно было сказать, почему молчали слизеринцы. На их лицах не отразилось ничего, даже та лёгкая заинтересованность, с которой они слушали Лиз в самом начале, бесследно исчезла. Драко молча смотрел на Элизабет, вскочившую со своего места. Девушка попыталась отыскать в глазах Малфоя хотя бы намёк на его эмоции, но тщетно. Серые глаза Драко были пусты, невыразительны и всё так же скованны льдом безразличия. Наконец, на лице Малфоя появилась кривая ухмылка. Торжество стервятника, предвкушающего пир. Это послужило сигналом для всех остальных. Слизеринцы начали смеяться, отпускать какие-то шуточки, о чём-то говорить. Для Лиз их голоса слились в один сплошной гул. Она слышала только один голос. Голос Драко.

- Необычная речь. Для грязнокровки, разумеется, - он оглядел свою свиту, словно предлагая им посмеяться над этим парадоксом. – Я рад, что ты настолько предана своей семье, - Малфой даже не пытался прикрыть насмешливое издевательство, звучавшее в его словах. – А теперь послушай меня, Элизабет. Я тоже скажу тебе пару слов. Ты тоже не Бог и не король. Ты даже не чистокровная, чтобы иметь право разговаривать со мной на равных. Поэтому не тебе выбирать цену своего спокойствия. И, разумеется, я не собираюсь с тобой торговаться. Я устанавливаю правила, ты подчиняешься. Тебе ясно?

- Вот как, мистер Малфой? А я был уверен, что на моём факультете я устанавливаю правила. Ну, что ж, спасибо, что просветили.

Профессор зельеварения медленным шагом вошёл в Общую гостиную. Разговоры моментально смолкли. Повисла виноватая тишина.

- Праздник окончен, - непререкаемым тоном сообщил Снейп, заглядывая в глаза каждому студенту. – Отправляйтесь по своим спальням. Немедленно. Мистер Малфой, завтра вечером жду у себя в кабинете. Поведаете мне, какие правила на этом факультете устанавливали лично Вы. Не сомневаюсь, что Ваш рассказ будет мне интересен.

Профессор ещё раз обвёл взглядом подопечных, чтобы убедиться, что его слова достигли цели.

- Марш спать!

Студенты поспешили скрыться с глаз рассерженного декана.

- А Вы, мисс Принстоун, будьте добры остаться.

Девушка тяжело вздохнула и повернулась к профессору. Сначала Малфой, теперь декан. Да, учебный год в Хогвартсе начинался крайне неудачно. «Надеюсь, Дженни повезло больше, чем мне», - подумала Лиз, глядя на пляшущее в камине пламя. Смотреть в глаза Снейпу Элизабет не собиралась. Ей хватило ужина и одного его взгляда, чтобы понять: профессор зельеварения – легилимент. Девушка много читала об этом разделе магии. Она была бы не против овладеть легилименцией, но скудных и сухих записей в дневниках её предков явно не хватало для обучения. Как не хватало и опытного преподавателя. Судя по тому, как мало внимания уделяли легилименции предки Лиз и Джен, в семье Принстоун крайне редко рождались способные к этому разделу магии волшебники. Единственное, чему научилась Лиз, – отличать легилимента или человека, у которого есть к этому способности, от обычного волшебника. Эта магия всегда накладывала свой отпечаток на волшебника. Нельзя было научиться проникать в чужую душу и чужие помыслы не изменившись. Взгляд легилиментов всегда был более тяжёлым и цепким и проникал в самую душу. Казалось, что такие волшебники и без заклинания могут проникнуть в твои мысли. Поэтому Элизабет не сомневалась в том, что профессор Снейп с лёгкостью сможет заглянуть в её мысли и воспоминания, если захочет. А она даже не сможет поставить блок.

- Не стойте столбом, мисс Принстоун. Сядьте, - велел декан. Девушка осторожно посмотрела на преподавателя. Он сидел в том кресле, в котором несколько минут назад находился Нотт. Элизабет вздохнула и села напротив. Молчание затягивалось. Снейп не начинал разговор, а Лиз не рисковала говорить первой. Наконец, профессор зельеварения заговорил:

- Итак, мисс Принстоун?

- Я прошу прощения, сэр, - вздохнула старшая Принстоун. Учитель всегда прав. И если он желает поговорить, то надо сразу извиниться. На всякий случай.

- Просите прощения? – насмешливо переспросил Снейп, удивлённо приподняв бровь. – Интересно, за что? Я вроде бы Вас ни в чём не обвинял. За что Вас прощать, мисс Принстоун?

Лиз исподлобья посмотрела на зельевара, пытаясь понять, издевается ли он над ней или, в самом деле, не собирался ни в чём её обвинять.

- Я понятия не имею, сэр, за что, - негромко ответила девушка, так ничего и не решив. – Вам виднее. Вряд ли Вы стали бы оставлять меня без веской причины. И первая моя версия: я нарушила какие-то правила.

- Если Вы и нарушили какие-либо правила, мисс Принстоун, то это были правила мистера Малфоя, не мои, - язвительно заметил профессор.

Помолчав немного, он добавил:

– Похоже, мистер Малфой Вас недолюбливает.

- Это его проблемы, сэр, - равнодушно ответила Элизабет, глядя мимо преподавателя.

- Вряд ли я уйду далеко от истины, если скажу, что сегодня мистер Малфой сделал всё, чтобы превратить свои проблемы в Ваши, - возразил Снейп. – Поэтому я и оставил Вас. Вам не нужна помощь, мисс Принстоун?

Лиз чуть не задохнулась от возмущения. С огромным трудом ей удалось сохранить вежливое, ничего не значащее выражение лица. Мерлин, ну, почему окружающие рвутся её защищать?! Неужели она выглядит настолько слабой и немощной?! К тому же одно дело принять навязанную помощь от однокурсника, и совсем другое – от декана. Это не просто выставить напоказ свою неспособность постоять за себя. Обратиться к Снейпу – значит, признать своё полное поражение, подписать капитуляцию! А делать это Лиз была не намерена. Пусть Малфой выиграл этот раунд. Пусть она слишком сильно подняла ставки и проиграла. Но это не означает, что ей нужна помощь учителя!

- Благодарю Вас, сэр, - сухо сказала девушка. – Но мне не нужна помощь. Я сама справлюсь со своими проблемами. Вам совершенно ни к чему обо мне беспокоиться. И если это всё, о чём Вы хотели поговорить со мной, то позвольте, я пойду спать.

- Нет, это ещё не всё. Есть ещё кое-что, мисс Принстоун, о чём бы я хотел поговорить с Вами.

Элизабет молча ждала продолжения, гадая, о чём же собирается с ней говорить профессор. А Снейп, помолчав, спросил:

- Вы сирота, мисс Принстоун?

Девушка удивлённо выгнула бровь. Трудно было придумать более неожиданный для неё вопрос.

- Да, сэр, - коротко ответила она. Лиз с удовольствием закончила бы на этом обсуждение своей семьи, но взгляд зельевара требовал продолжения, и старшая Принстоун, вздохнув, добавила:

- Моя мама умерла пятнадцать лет назад, и с тех пор мы с сестрой живём у своей двоюродной тёти.

- А Ваш отец? Он тоже умер?

Элизабет напряглась, услышав вопрос. Руки непроизвольно сжались в кулаки, ногти больно впились в ладони.

- Понятия не имею, сэр, - мёртвым глухим голосом сказала она. – Надеюсь, что да.

- Надеетесь? – Снейп внимательно посмотрел на студентку. В его голосе прозвучало искреннее изумление.

- За пятнадцать лет он ни разу не поинтересовался, как живут его дети! Живы ли они, здоровы ли! Он ни разу не пришёл в наш дом! Не написал ни одного письма, не сделал ни одного звонка! У меня только одно объяснение подобной безалаберности – мой отец мёртв!

- Вы слишком импульсивны и эмоциональны, мисс Принстоун, - поморщился зельевар. – И слишком категоричны. Это присуще, скорее, гриффиндорцам. На моём факультете Ваши истерики, боюсь, придутся не ко двору. Вы никогда не задумывались над тем, что Ваш отец просто не знает, что у него есть дети? Вам ни разу не приходила подобная мысль в голову?

- Не знает? – тихо переспросила Элизабет, игнорируя замечания по поводу импульсивности. Её глаза потемнели от гнева. – Не знает?! По-моему, сэр, за пятнадцать-то лет можно было узнать о нашем существовании. Если бы он был в этом заинтересован, то наверняка узнал бы обо мне и Джен! А он, скорее всего, даже не общался с нашей матерью во время её беременности! Нет слов «не могу», сэр. Есть «не хочу» и «не буду». Мой отец не захотел или не стал. И если он вдруг объявиться и скажет, что он просто не знал о моём существовании, я не стану его слушать! Оправдания – последний щит слабых. Люди начинают оправдываться, когда не хотят признавать очевидное – свою вину! Когда я была помладше, я мечтала убить своего отца за то, что он не соблаговолил снизойти до нас с сестрой. Сейчас я просто не желаю его видеть. Я думала, что со временем перестану его ненавидеть, но, к сожалению, я ошиблась. Я и сейчас его ненавижу!

Повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня. Лиз прикрыла глаза. Зря она всё это сказала. Нельзя давать волю эмоциям! Нельзя разговаривать на эти темы с чужими людьми! Это её проблемы и проблемы её семьи. И они не касаются никого больше.

- Прошу прощения за мою несдержанность, сэр. Вы, наверное, правы. Я действительно слишком импульсивна. Обещаю, больше подобное не повторится, - тихо произнесла девушка.

- Ничего страшного, мисс Принстоун. Просто постарайтесь в следующий раз рассказывать о своих проблемах не так истерично. Слушатели ни в чём не виноваты, - сухо ответил Снейп, вставая с кресла. Уже возле двери он обернулся, посмотрел на Элизабет, сидящую с виновато опущенной головой и неестественно прямой спиной, и сказал:

- Оправдание – не всегда признак слабости, мисс Принстоун. Иногда это единственный способ не сойти с ума или найти в себе силы бороться дальше. Рано или поздно Вы это поймёте. Просто сейчас в Вас говорит юношеский максимализм. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, сэр, - прошелестел ему вслед ответ.

***
Северус Снейп быстрым шагом вошёл в свой кабинет. Этого не может быть! Этого просто не может быть! Шанс – один на миллион! Скорее всего, он ошибся! Разумеется, это всё игра воображения. Призрак прошлого не мог ожить!

Мужчина подошёл к шкафу, в котором находились личные дела всех студентов Слизерина. Постоял немного, глядя на аккуратно сложенные папки, а затем, решившись, открыл дверь и достал личное дело новой студентки Элизабет Принстоун. Не отходя от шкафчика, декан Слизерина открыл папку. Так, полное имя – Элизабет Сьюзен Принстоун, возраст – 15 лет, сирота, воспитывается двоюродной тётей по линии матери Селестой Мередит Принстоун. Это он и так прекрасно знает. А вот и то, что ему нужно: сведения о родителях. Отец неизвестен, мать – Беатрис Анна Доусон, умерла во время родов. Беатрис Анна Доусон. Почему она?! Почему даже спустя столько лет она преследует его?! Почему не оставит в покое?!

Северус, не отрывая взгляда от имени в папке, подошёл к столу и сел. Он не мог отвести глаза, не мог заставить себя не смотреть в папку. Он всё ещё верил в то, что это всего лишь сон. Нелепый, кошмарный сон. Этого не может быть! Снейп откинулся на спинку стула и с силой потёр переносицу. Плеяда воспоминаний настойчиво роилась в голове, вызывая мигрень. Запах дождя, вкус коньяка с шоколадом, горький от слёз поцелуй. Такой сладкий и желанный обман, разбившийся в дребезги, разлетевшийся на тысячу острых осколков при столкновении с реальности. Беатрис Доусон всего лишь один из этих осколков. Крошечный, льдисто-серебряный и невыносимо острый. Она – призрак прошлого, видение, обман. Она давно умерла. Тогда зачем ему напоминать о тех, горьковато-сладких, украденных у времени мгновениях.

Мужчина закрыл глаза, глубоко вздохнул и сжал виски ладонями. Возможно, это просто совпадение. Просто женщина с похожим именем и похожей судьбой. Такое ведь бывает, правда? Но он прекрасно понимал, что, пытаясь убедить себя в этом, он лжёт самому себе. Пытается заглушить внезапно ставшее острым чувство вины. Оно всегда было с ним, с той самой ночи. Просто он привык, нагрузил себя работой, спрятался от этого чувства. Поверил в то, что его нет. Жалкая нелепая попытка оправдаться, хотя бы перед собой. Проявление слабости. Страх оказаться неправым.

Зельевар открыл глаза и снова посмотрел на листы в папке. Имя Беатрис никуда не исчезло. Оно стояло напротив графы родители, оставаясь немым укором ему. Обвинением, прорвавшимся сквозь толщу лет.

***
Глубоко в недрах замка под кабинетом зельевара пряталось Нечто. Оно довольно урчало, жадно выпивая чувство вины и боль находящегося наверху человека. Нечто наслаждалось сладостью этих эмоций. Оно предвкушало будущую охоту и представляло, как будет пировать, когда охота удачно завершиться. Нечто было уверено: его добыча никуда не денется….


Глава 7. Игра начинается

Всё — не более, чем игра, ставка в которой — жизнь.
Джек Лондон

Джейсен Браун брезгливо огляделся. В мгновения, подобные этому, в кварталах, похожих на этот, он намного лучше понимал Пожирателей, с презрением и ненавистью говоривших о маглах. Невысокие жмущиеся друг к другу дома, похожие на убогих нищих, безжизненно и равнодушно глядели чёрными провалами окон на плохо заасфальтированные и грязные улицы, вызывающе ярко освещённые кабаки, откуда неслись пьяная ругань, песни, поющиеся чьими-то фальшивыми и нетвёрдыми голосами, и звуки драки. В воздухе витал удушливый запах грязи, гниющих отходов и ещё чего-то, отдающего кислинкой. Казалось, всё здесь было пропитано этим запахом, до краёв заполнено этой грязью. Из окна таверны, возле которой стоял молодой аврор, слышались женские вопли, стоны, звон бьющейся посуды и нецензурная брань. Джейсен брезгливо поморщился. Казалось, будто цивилизация обошла этот квартал стороной. Аврор невольно отшатнулся, когда двери открылись, и прямо ему под ноги вывалилось нетрезвое существо, закутанное в какие-то тряпки. Понять какого пола существо и во что оно одето, не представлялось возможным. Оно источало тяжёлый удушливый запах пота и перегара. Существо захрипело, что-то буркнуло сиплым пропитым голосом, свалилось в канаву, полную грязной воды и помоев, и затихло. Джейсен с отвращением покосился на груду тряпья. Неужели это человек? Неужели это достойно зваться человеком? И неужели в таком месте можно не то, что жить, а хотя бы существовать?

Мужчина ещё раз огляделся вокруг. Затем кивнул головой, словно приняв решение, и быстро пошёл вперёд, мимо погасших фонарей, скалящихся осколками разбитых окон пивных и мёртвых домов. Аврор остановился лишь спустя несколько минут перед унылым серым домом. По одной его стене змеилась трещина, деревянные рамы окон растрескались, и ветер, проникая сквозь щели, заставлял тонко и жалобно звенеть давно немытые оконные стёкла. Дом стоял, слегка накренившись набок, и казался абсолютно нежилым. Здесь в этом самом доме Джейсен в последний раз виделся со своей сестрой. Когда же это было? Вчера? А может быть, год назад? Аврор провёл ладонью перед глазами, словно отгоняя ложные воспоминания. Нет, конечно, это было очень давно. Сразу после того, как Мери ушла из их семьи. Джейсен помнил тот день в мельчайших подробностях. Семья Браунов никогда не радела за чистоту крови слишком рьяно, но и браки с маглами, мягко говоря, не приветствовала. А уж отец Джейсена и Мери и в страшном сне не мог себе представить, что когда-нибудь его дочь сообщит ему подобную «радостную» новость. Молодой человек вздохнул, вспоминая свою предпоследнюю встречу с сестрой. Мери пришла тогда, сияющая, словно начищенный кнат. Счастливая, окрылённая, влюблённая. От переполняющей её беспредельной и ничем не замутнённой радости у девушки светились глаза. Когда вечером за ужином отец подозрительно покосился на непривычно радостную дочь и сухим голосом поинтересовался, в чём причина такой внезапной эйфории, та заявила, что выходит замуж. На вопрос кто же этот счастливец, Мери долго не отвечала, смущённо отводила взгляд, теребила край блузки и только после ужина призналась, что её жених – магл. Джейсен навсегда запомнил взгляд отца. Карие глаза Эдварда Брауна словно побелели от ярости. Отец с трудом сдерживал злость и гнев. Он заявил, что не допустит, чтобы его дочь спуталась с маглом, с ничтожеством. Мери пришла в ярость. Она кричала, умоляла и угрожала отцу, но тот был непреклонен. В конце концов, Браун-старшийв горячке ссоры заявил, что если его дочери дороже магл-проходимец, которого она пожелала выбрать себе в мужья, то она может убираться из родительского дома и никогда больше не должна появляться на его пороге. Что Мери – позор семьи. Что такой дочери и врагу не пожелаешь. И что он, Эдвард Браун, скорее откажется от неё и изгонит из рода, чем примет в семью магла. Возможно, Браун-старший надеялся, что Мери испугается его угроз и одумается. Возможно, считал, что семья для юной колдуньи важнее всего. Но он плохо знал дочь. Джейсен хорошо помнит, как Мери, неестественно прямая и бледная, встала из-за стола, за которым сидела во время их с отцом перепалки, и, тихо сказав: «Что ж, пусть будет так. Ты мне больше не отец!», ушла из дома, хлопнув дверью. Эдвард Браун тяжело и опустошённо опустился на стул, постоянно повторяя:

- Она вернётся! Я знаю, она обязательно вернётся.

Но он снова ошибся. Она не вернулась. Ни через день, ни через неделю, ни через месяц. Восьмилетний Джейсен тайком от отца, постаревшего с исчезновением дочери сразу лет на двадцать, искал сестру по всему Лондону, не брезгуя самыми бедными и убогими кварталами. В одном из таких кварталов он и нашёл Мери. Она жила вместе с мужем в крошечном доме, где кроме них обитали ещё три семьи. Джейсен пришёл в ужас, увидев сестру. Она похудела, осунулась и побледнела. В её взгляде читалась усталая обречённость, а когда она смотрела на мужа, в глазах мелькало что-то, похожее на раздражение и злость. Мальчик предлагал сестре вернуться домой, признать свою ошибку, уверял, что отец готов её простить, но Мери отказалась, заявив, что не может простить отцу сказанных им слов, и потребовала пообещать больше никогда не приходить к ней. С тех пор Джейсен с ней не виделся, хотя слышал, что она развелась с мужем, переселилась в Лютный переулок и открыла свою лавочку, в которой перепродавала краденые вещи.

Джейсен потряс головой, выныривая из детских воспоминаний, и снова посмотрел на дом, перед которым стоял. В этом доме, по его сведениям, жил бывший муж Мери. Поиски Наземникуса Флетчера, длившиеся всю прошлую ночь и весь день, не дали никакого результата, и Джейсен надеялся, что бывший муж сестры всё же поддерживал некое подобие связи с Мери и имеет хотя бы какое-то предположение, где она может находиться. Молодой человек открыл пронзительно скрипнувшую дверь и вошёл внутрь. В доме пахло плесенью, мочой и почему-то гниением. Аврор ускорил шаг, ловко переступая через остатки поломанной дешёвой мебели. На полу было что-то разлито, и ботинки Джейсена то и дело прилипали. Он шёл в темноте, ориентируясь на слабое свечение из самой дальней комнаты, дверь в которую была приоткрыта. Джейсен вошёл внутрь, уже понимая, что и эти поиски окончатся ничем. Посреди комнаты лежал труп мужчины. Судя по внешнему виду, этот человек погиб не меньше недели назад. Джейсен скривился от сладковатого запаха, исходившего от разлагающихся останков. Над телом неподвижно застыла Чёрная Метка. Это выглядело несколько странным. Обычно Пожиратели оставляли свою Метку над домом в качестве предупреждения, не говоря уже о том, что о подобных нападениях никто не слышал вот уже четырнадцать лет. Аврор с трудом заставил себя оторвать взгляд от трупа и посмотреть на череп, изо рта которого выползала змея.

«Пожиратели взялись за старое?» – промелькнула в голове Джейсена изумлённая мысль и тут же сменилась другой, заставившей молодого человека похолодеть от неприятных предчувствий:

«Неужели мальчишка Поттер не лжет?!»

Джейсен много слышал от отца о Пожирателях и был уверен: ни один из тех, кто не попал в Азкабан, не рискнёт ни своим положением в обществе, ни своей свободой, если не будет абсолютно уверен в том, что ему есть, чьим именем прикрыться. Что у него есть тот, на кого потом можно всё свалить. Что Тот-кого-нельзя-называть вернулся. Ужас, в который приводила молодого аврора эта мысль, заставлял тело цепенеть. Джейсен мало что помнил о войне, но страх, бесконечный страх кролика, загнанного в ловушку волком, навсегда впечатался в его память. И вряд ли смерть исправила Того-кого-нельзя-называть. Он снова развяжет войну. И всё будет, как было раньше, в другом, страшном мире. И ещё страшнее, потому что потерянные годы наверняка разожгли в Тёмном Лорде неуёмную жажду мести. «Надо обо всём рассказать отцу! Надо убедить Министра, что у Поттера всё в порядке с головой! Надо предупредить людей! Надо ввести в Англии военное положение, найти и уничтожить всех прихвостней Того-кого-нельзя-называть! И на этот раз не верить ни одному их слову!» Мысли метались в голове, не желая приходить в порядок. Но, как бы то ни было, бывший муж Мери был убит, Метка завораживающе переливалась над трупом, а значит последняя ниточка, ведущая Джейсена к сестре, оборвалась. Вместо этого появился страх. И решимость. Молодой человек развернулся и быстрым шагом вышел из дома.

На улице снова начался дождь. Вода стекала по грязным тротуарам, увлекая за собой обрывки бумаги, отбросы и клочья тряпья. Джейсен отошёл от разрушающегося здания, где когда-то жил его зять, стараясь не наступать в лужи, казавшиеся чернильным кляксами на асфальте. Перед тем как трансгрессировать, он в последний раз обернулся и посмотрел на унылое здание. Одно из окон продолжало светиться зеленоватым цветом. «Надо обо всём рассказать отцу!» - ещё раз подумал аврор, словно пытаясь убедить себя в правильности своего выбора, быстро огляделся и исчез, растворившись в темноте лондонской ночи.

Серый унылый рассвет устало бился в окна магловских домов. Затянутое тучами небо равнодушно наблюдало за событиями, происходившими на такой далёкой земле. Оно одно было свидетелем тому, как в комнате разваливающегося магловского дома Чёрная Метка вдруг дрогнула и начала менять свои очертания. За несколько секунд она превратилась в бесформенную тёмную массу, которая распалась на несколько чёрных клубящихся теней. Зеленоватый свет погас, растаяв в сероватой рассветной дымке. Тени заколыхались, в последний раз жадно, словно к живительному источнику, прижались к разлагающемуся телу, а когда отпрянули, оно рассыпалось горсткой праха. Тени удовлетворённо заурчали.

- Хорош-ш-шо. Вс-с-сё идёт хорош-ш-шо. Конец наш-ш-шим мучениям близ-с-с-сок, - прошипели они и беззвучно растворились в темноте.

В тот же самый миг в гриффиндорской башне Хогвартса с криком проснулся Гарри Поттер.

***
Сначала появилась боль, огнём полоснувшая шрам. А затем, спустя несколько мучительно долгих мгновений, появился слух. Чьи-то громкие взволнованные голоса и суетливые метания заглушили его собственный вскрик. С огромным трудом Гарри разлепил непослушные веки. Перед глазами в панике метались расплывчатые тени. Юноша вытянул вбок руку, нащупывая очки. Ощутив ладонью прохладную дужку, парень водрузил очки на нос. И тут же дёрнулся, больно ударяясь головой об стену. Бледное напуганное лицо Невилла, склонившегося над однокурсником, исказила виноватая гримаса.

- Прости, Гарри, я тебя напугал? – и тут же, не давая сокурснику ответить, крепко схватил его за руку и зачастил:

- Скорее, вставай! Идём отсюда, а то сгоришь! Девчонки пожар устроили!

Слова Невилла вились вокруг Гарри назойливыми мошками. В голове всё ещё взрывались фейерверки, шрам ощутимо ныл, и юноша не мог ни на чём сосредоточиться. К тому же, в тот момент, когда гриффиндорец проснулся, в его внутренности вгрызлась боль. Она была не похожа ни на тупую головную, ни на обжигающую, которую ему доставлял шрам. Больше всего она напоминала парню Круциатус, которым Волан-де-Морт щедро угощал его на кладбище. Только наложенный не в полную силу. Боль была терпимой, однако не позволяла юноше даже на мгновение отвлечься, раздирая его тело изнутри и отступая лишь для того, чтобы с новой силой наброситься на жертву. Но всё равно это можно было терпеть. Это можно было скрыть. Во всяком случае, Гарри надеялся, что ему удалось совладать с собой, и Невилл ничего не заметил. И только когда Долгопупс, поняв, что Мальчик-который-выжил никуда идти не собирается, силой потащил его к выходу из спальни, Гарри вдруг понял, что боль – не его. Она приходила откуда-то извне, от кого-то другого. Вместе с болью на юношу тяжёлыми удушливыми волнами накатывал чей-то страх, грозящий перерасти в панику, и чьё-то напряжённое волнение, вызванное переживанием за кого-то близкого. Гриффиндорец чувствовал, что тонет в чужих эмоциях и чужой боли, но отгородиться от них не мог, и потому безропотно позволил Невиллу вытащить себя в Общую гостиную.

В Общей гостиной Гриффиндора творилось что-то невероятное. Такого столпотворения на памяти Гарри не было ещё никогда. Даже тогда, когда Рон посреди ночи разбудил половину факультета своими криками о Сириусе Блэке. Но то, что происходило сейчас, иначе, как светопреставлением, назвать было невозможно. Все куда-то бежали, отталкивая и сбивая с ног друг друга, воздух звенел от чьих-то криков, где-то какая-то девочка пронзительно визжала на одной-единственной ноте. Дверь в спальню для пятикурсниц была то ли открыта, то ли выбита, и оттуда с рёвом вырывалось пламя, жадно облизывая перила и ступени лестницы, ведущей в комнату. Люди, изображённые на портретах, висевших возле спальни, с криками и руганью спешно покидали насиженные места. Гарри с трудом верил в происходящее. Пожар в гриффиндорской башне казался ему чем-то неправильным, необъяснимым, иррациональным. Этого не могло быть, и тем не менее это было. Огонь ревел и гудел, пытаясь вырваться из ловушки комнаты, и уничтожить всё, что его окружало. От жара дрожал воздух, в Общей гостиной висел запах гари и жжёной ткани. Но, несмотря на всё это, Гарри не мог не думать о том, что огонь был красив. Он был прекрасен своей разрушительной, фантастической красотой. Но тут стоящий рядом Невилл дёрнул юношу за руку, увлекая его вслед за толпой.

Вместе с Невиллом Гарри выскочил в коридор. Обезумевшие от страха однокурсники, превратившиеся в неуправляемую толпу, тут же оттеснили Невилла куда-то в сторону. Гарри же так и остался стоять посреди коридора, пытаясь отделиться собственные эмоции и ощущения от чужих. Пробегавшие мимо студенты толкали и ругали Героя магического мира, но юноша словно и не замечал этого. До тех пор, пока одна паническая мысль не пронзила его насквозь. «Гермиона!!» И только теперь он вспомнил, что нигде не видел подруги. Сердце ухнуло куда-то вниз, в животе образовался ледяной ком, а к горлу подкатила тошнота. Чья-то боль, усталость и паника отступили на второй план. Теперь гриффиндорца захлёстывал его собственный ужас от мысли, что с Гермионой что-то случилось. Никакие доводы разума, твердившего о том, что потерять человека в такой толчее – пара пустяков, не могли успокоить парня. Лихорадочно озираясь, юноша бросился на поиски подруги.

- Гермиона! Вы не видели Гермиону? Гермиона! – его крики тонули во всеобщем гомоне. Однокурсники были слишком напуганы и ошарашены происшедшим, чтобы обращать внимание на бестолково мечущегося Героя магического мира, относительно недавно объявленного сумасшедшим. На Гарри не смотрели, на его вопросы не отвечали. У студентов было слишком много своих проблем, чтобы сопереживать чужим.

Волнение нарастало. Что если Гермиона всё ещё там? Что если она не может выбраться? Где помощь? Почему нет учителей? В голове мутилось от страха за подругу и от чужой боли, которая, вопреки всем надеждам гриффиндорца, только усиливалась с каждым мгновением. Гарри резко остановился, словно наткнувшись на стену. Решение созрело моментально. Надо пойти в спальню! Пойти и проверить, не осталось ли там кого! Гарри решительно развернулся к портрету Полной Дамы, голосившей на весь этаж, и тут же столкнулся нос к носу с взволнованной, растрёпанной и полуодетой Гермионой.

- Гермиона! Слава Мерлину! Я искал тебя…, - начал, было, юноша, крепко обнимая подругу, но она прервала его, до боли стискивая в своей ладони его локоть:

- Ты не видел Дженнифер?!

Гарри с трудом припомнил вчерашнюю новенькую и отрицательно покачал головой. Гермиона с беспокойством посмотрела на друга. Её голос дрогнул.

- Точно не видел?

- Точно, - подтвердил юноша. – Не переживай ты так, она наверняка где-то здесь.

То, что он сказал, было разумным. В такой толпе не заметить худенькую и не очень высокую девчонку не так уж и сложно. Но веры в собственные слова у Гарри не было ни капли. И Гермиона в его слова не верила. Будь Дженнифер среди остальных гриффиндорцев, они бы почувствовали. Как и почему именно они вдвоём? Это было неважно. Важным было лишь то, что Гарри уже точно знал, где находится новенькая. И, судя по замершему взгляду Гермионы, она тоже это знала.

- Она осталась в спальне, - едва слышно выдохнула девушка, сжимая локоть друга так сильно, что тому показалось – ещё чуть-чуть, и у него треснут кости. – Где профессор МакГонагалл?! Где профессор Дамблдор?! Где хоть кто-нибудь?! Почему никого нет?! Она же сгорит!

- Сгорит, - машинально повторил Гарри и, выдернув руку из побелевших от напряжения пальцев Гермионы, бросился обратно в Общую гостиную, расталкивая однокурсников. Времени думать или бояться не было. Времени вообще ни на что не было. Счёт шёл на секунды. Чудом преодолев лестницу, ведущую в спальню девочек, Гарри нырнул в огонь.

В первую секунду юноше показалось, что он задохнётся в обжигающем, тягучем как патока мареве. Воздух опалял лёгкие, не давая сделать новый вдох. От жара трещали волосы, по телу тёк горячий пот. Но, несмотря на весь дискомфорт, парень ощущал какую-то неправильность во всём происходящем. Спустя секунду, показавшуюся ему вечностью, он понял, что именно казалось ему странным. Ни разу кожи Мальчика-который-выжил не коснулся огонь. Вокруг Гарри как будто сформировался непроницаемый воздушный кокон, надёжно защищающий от пламени. Куда бы гриффиндорец не шагнул, огонь расступался перед ним, образуя проход. Гарри заворожённо смотрел на стены из ревущего пламени, лижущие остатки кроватей и потолок, рвущиеся наружу из окна и двери. Но, несмотря на всю свою силу, пожар не мог вырваться за пределы спальни пятикурсниц. Кто-то удерживал его внутри, не давая развернуться в полную силу. На мгновение Гарри показалось, что он чувствует бессильную ярость огня, жаждущего больше разрушений и жертв. К ярости примешивалась вспыхнувшая с новой силой боль и усталость, и юноша внезапно понял, что барьер, не дающий огню вырваться наружу, скоро падёт под натиском стихии. Кто бы ни сдерживал пожар, сил у него не хватало, а те, что были, оказались на исходе. Но пошевелиться парень не мог, зачарованный смертоносной красотой огня и дикой весёлой злобой, которой стихия наполняла гриффиндорца. От этого гриффиндорцу хотелось совершать необдуманные поступки, повлёкшие бы за собой хаос. Юношу окружали горящие кровати, погибающая под натиском пламени одежда, распадающиеся на куски пепла книги и чьи-то записи, а он смотрел и не мог оторвать взгляд.

Где-то под ногой лопнуло чьё-то украшение, не выдержав жара и огня. Хлопок привёл Гарри в чувство, протянувшаяся между ним и стихией струна лопнула, и ярость огня, наполнившая гриффиндорца до краёв, ушла так же внезапно, как и появилась. Ярость ушла, но боль, усталость и страх, донимавшие парня с самого пробуждения, остались. Это были боль и усталость обречённого. Кто-то совсем рядом с Гарри всё ещё пытался удержать пожар в пределах одной комнаты, уже зная, что проигрывает, понимая, что сил не хватит. Юноша бросился в ванную комнату.

Дверь рухнула, едва Гарри к ней прикоснулся. Сначала ему показалось, что ванная от пола до потолка наполнена огнём и дымом, и лишь потом он понял, что в центре комнаты есть свободное пространство. Гриффиндорец попытался проскочить огненный барьер, однако пламя и не думало освободить Мальчику-который-выжил дорогу. Стоило Гарри сделать хотя бы шаг к середине комнаты, как огонь тут же замирал, как кобра перед броском, после чего яростно кидался на юношу, пытаясь пробить его невидимую защиту. После трёх неудачных попыток парень остановился. В голову пришла шальная и совершенно невероятная мысль, что огонь оберегает кого-то, кто стоит в центре, ревниво отгоняя всех, кто пытается к нему приблизиться. Гарри почему-то был уверен: там, под защитой взбесившейся стихии стоит Дженнифер. А ещё он знал, что она смертельно напугана и что страх выпивает её до дна, лишая жалких остатков сил. Юноша снова сделал шаг вперёд, но пламя, в отличие от гриффиндорца, не знало усталости, вновь и вновь не давая пройти.

- Хватит! – услышал Гарри свой голос, который с неожиданной лёгкостью перекрыл рёв огня и, казалось, заполнил всю комнату от пола до потолка. – Я не причиню ей вреда! Я просто хочу помочь!

«Что за бред?! – билась в голове лихорадочная мысль. – Я говорю с огнём! Я разговаривая со стихией, как с человеком! Как будто она меня послушает! Как будто она вообще умеет слышать! Может быть, Министерство и Пророк не были так уж не правы, называя меня сумасшедшим?»

Мысль оборвалась в тот момент, когда огонь, притихнув и словно смирившись с присутствием надоедливого гриффиндорца, расступился в стороны. Ошеломлённый Гарри увидел стоящую посреди комнаты на коленях белую как мел Дженнифер. Девушка дрожала от напряжения, было видно, что она вот-вот упадёт. Парень подбежал как раз вовремя, чтобы успеть подхватить Джен. Прикоснувшись к однокурснице, юноша скривился от чужой боли, хлынувшей в сознание. Сил на то, чтобы удивляться тому, как он смог почувствовать то, что ощущала младшая Принстоун, уже не было. В голове как будто взорвался фейерверк, в шрам сотня игл впилась боль. Морщась, Гарри посмотрел на девушку. Как он и думал, огонь не тронул её. Потом юноша перевёл взгляд на лицо Дженнифер, и боль в голове вспыхнула с утроенной силой. Последним, что Гарри увидел прежде, чем потерял сознание, были глаза Джен. Зрачки, радужки, белки – всё исчезло. Глаза девушки были заполнены огнём.

***
Голова гудела набатом. Сознание рассыпалось на миллионы острых осколков, царапавших мозг. Всё тело казалось лёгким и неуправляемым. Во рту сухо, язык ватный и неповоротливый. Веки налились свинцом и отказывались подниматься. Голоса, звучавшие где-то далеко, с трудом пробивались сквозь туман, царивший в голове.

- Что это было, Альбус?

- А как Вы думаете, Минерва? Пожар.

- Пожар?! Альбус, если бы это был пожар, мои студенты бы погибли! Если бы это был пожар, то к тому времени, как подоспела помощь, полыхала бы половина гостиной Гриффиндора, и это в самом лучшем случае! Но сгорела всего одна спальня, а на Гарри и мисс Принстоун нет ни царапины. Когда Хагрид вынес их из огня…. Альбус, я не поверила своим глазам!

- И, тем не менее, это был самый обыкновенный пожар. Скорее всего, кто-то из девушек неудачно потренировался в использовании заклинаний. Поверьте, Минерва, всему есть логическое объяснение….

Голоса начали удаляться, а вскоре затихли совсем. Дженнифер попыталась открыть глаза. Только с четвёртой попытки у неё удалось разомкнуть потяжелевшие веки. «Где-то случился пожар, - безразлично подумала девушка. Мысли лениво и медленно ползли в голове, цепляясь и отзываясь болью. – Судя по всему, в нашей башне. И, похоже, я там была…. Почему я этого не помню? И почему я не ушла из горящей комнаты, как любой здравомыслящий человек?» Превозмогая ватную слабость, поселившуюся в теле, и головную боль, гриффиндорка осторожно огляделась. Она находилась в больничном крыле Хогвартса. Школьной медсестры, которую, кажется, звали мадам Помфри, нигде не было, зато на соседней кровати лежал Гарри Поттер. Юноша хмуро глядел на соседку. На долю секунды, когда их глаза встретились, Джен показалось, что в глазах однокурсника мелькнуло что-то странное. Что-то, похожее на опасение. Но юноша слишком быстро отвёл взгляд, и младшая Принстоун не могла быть в этом уверена наверняка.

Заметив, что девушка очнулась, парень поинтересовался:

- Почему ты не ушла из горящей спальни вместе со всеми? Зачем ты осталась?

«Хороший вопрос, Гарри, - уныло подумала Дженнифер. – Если бы я знала! Никогда не замечала за собой суицидальных наклонностей». А вслух сказала:

- Понятия не имею.

Гарри не выглядел сильно удивлённым.

- Ладно, допустим. Гермиона сказала, что пожар начался с ванной комнаты, а ты в этот момент находилась именно там. Может, расскажешь, почему ваша спальня загорелась?

– Не расскажу. Я не знаю, - отрезала Джен, с трудом ворочая языком. Говорить уверенным тоном, когда онемевшие губы отказываются двигаться, а язык еле шевелиться, было не просто. Девушка было более, чем уверена, что ответ прозвучал на грани слышимости. Однако Гарри услышал.

- То есть как это, не знаешь? – подозрительно поинтересовался он.

- А вот так. Я ничего не помню. И пожар в том числе.

Вот теперь Гарри выглядел удивлённым. Сам он, очевидно, помнил чрезвычайное происшествие в мельчайших подробностях. Тут Дженнифер вспомнила, о чём говорили профессор Дамблдор и профессор МакГонагалл.

- А ты-то сам, что в нашей горящей спальне забыл? – ехидно поинтересовалась младшая Принстоун, но из-за слабости, не желавшей никуда уходить, вопрос прозвучал жалко.

- Я тебя спасал! – раздражённо ответил юноша и отвернулся. Дженнифер стало неловко: «Ну, почему, почему я сначала говорю, а потом думаю?! Сколько раз Лиззи просила меня держать язык за зубами! Ведь ни за что человека обидела!»

- Меня спасал? - несколько растерянно произнесла она вслух. – А… зачем?

- Откуда я знаю! – буркнул Поттер. – Видать, судьба у меня такая всех спасать! А в итоге всё равно оказываюсь кругом виноватым! Надоело!

- Извини, - пробормотала Дженнифер. Услышал юноша её извинения или нет, она так и не поняла, но разговор явно не клеился. Гарри не горел энтузиазмом пообщаться со спасённой им однокурсницей, а однокурсница пыталась привести в порядок мысли.

Дверь открылась, пропуская профессора Дамблдора и немолодую женщину. Увидев, что пациентка очнулась, женщина устремилась к ним.

- Как Вы себя чувствуете, мисс Принстоун? – поинтересовалась мадам Помфри, расставляя на тумбочке флакончики с какими-то зельями.

- Странно, - ответила Дженнифер первое, что пришло в голову, заметив, что директор целенаправленно движется в её сторону.

- Можно поточнее? – холодно спросила целительница, сурово глядя на девушку. Младшая Принстоун тяжело вздохнула:

- Слабость. Поворот головы для меня сейчас – настоящий подвиг. И всё тело ноет, как будто меня долго били.

Мадам Помфри кивнула и деловито начала перебирать зелья.

- Поппи, ты позволишь, я задам несколько вопросов мисс Принстоун? – мягко спросил Дамблдор, улыбаясь на удивление тёплой улыбкой. Медсестра недовольно поджала губы.

- Только недолго, Альбус. Я пока займусь мистером Поттером.

- Не надо мной заниматься! – предпринял слабую попытку сопротивления Мальчик-который-выжил, однако его бунт был моментально подавлен суровым взглядом мадам Помфри и её безапелляционным заявлением, что Гарри её пациент, а значит, будет выполнять её указания.

- Мисс Принстоун, - голос профессора Дамблдора вынудил Дженнифер с сожалением оторваться от наблюдения за безуспешными попытками Гарри отвертеться от лечения.

- Да, профессор Дамблдор?

- Я хотел бы узнать, почему Вы не ушли из горящей спальни вместе со всеми?

Начавшее, было, улучшаться настроение устремилось вниз. Джен снова стало тоскливо.

- Понятия не имею, сэр.

«Сейчас спросит меня, как начался пожар», - обречённо подумала девушка.

- Ладно, допустим, - профессор Дамблдор смотрел так пристально, что младшая Принстоун невольно поёжилась и отвела глаза. – Мисс Грейнджер сказала, что пожар начался с ванной комнаты, и Вы в этот момент находились именно там. Не расскажете, из-за чего загорелась Ваша спальня?

- Не расскажу. Я не помню, сэр, - буркнула Дженнифер, мельком подумав о том, что директор и Гарри задавали одни и те же вопросы абсолютно одинаково. «Сговорились они, что ли?»

- Вы уверены? Точно не хотите ничего мне рассказать? – вкрадчиво поинтересовался директор, мягко улыбаясь. Джен краем глаза заметила, как дёрнулся Гарри, услышав последние слова.

- Нет, сэр. В смысле, я уверена, что ничего не хочу Вам рассказать.

- Ну, что ж, - в глазах Дамблдора на секунду мелькнуло неудовольствие, но он умело и быстро его скрыл. – Желаю Вам скорейшего выздоровления, мисс Принстоун. Если что-нибудь вспомните, то….

- То я непременно расскажу Вам об этом, - устало сказала Дженнифер, мысленно решив, что директор будет последним человеком, кому она что-либо будет рассказывать. Профессор Дамблдор улыбнулся, кивнул мадам Помфри и ушёл. Целительница моментально оказалась возле пациентки.

- У Вас проблемы с памятью, мисс Принстоун?

- Возможно, - рассеянно откликнулась девушка, глядя вслед Дамблдору. Мадам Помфри нахмурилась и налила в стакан какое-то зелье.

- Пейте, мисс Принстоун.

Джен потянулась за стаканом, когда дверь больничного крыла снова открылась, и вбежала бледная и взволнованная Элизабет.

- Да что же это такое! – в сердцах воскликнула мадам Помфри. – Мне дадут спокойно заниматься пациентами?! Мисс Принстоун, почему Вы не на уроке?

- Профессор Снейп разрешил мне не присутствовать на его уроке. Мадам Помфри, не выгоняйте меня, пожалуйста, - старшая Принстоун с мольбой посмотрела на целительницу. Женщина вздохнула и покачала головой.

- Ладно, мисс Принстоун, можете побыть со своей сестрой. Но только этот урок и только при условии, что Вы не будете мешать больным!

- Хорошо. Спасибо, мадам Помфри! – выдохнула девушка и подошла к Дженнифер. Младшая Принстоун виновато посмотрела на старшую сестру. «Если Лиззи сейчас начнёт меня спрашивать, почему я не ушла из комнаты или как начался пожар, то я её убью, клянусь Мерлином!» - подумала Джен. Однако Лиз и не стала ни о чём спрашивать. Вместо этого она села на кровать и крепко-крепко обняла сестру.

- Не пугай меня так больше! – выдохнула Элизабет на ухо сестре. – Не смей меня так пугать!

- Обещаю, - полузадушено ответила Дженнифер, с трудом обнимая Лиз в ответ. Ватные, словно чужие, руки всё ещё отказывались повиноваться, как следует. А Лиз сжимала сестру в объятьях, чувствуя облегчение от того, что Дженни жива, цела, что с ней всё будет в порядке, что она, Элизабет, боялась и переживала совершенно напрасно.

***
Элизабет разбудила внезапная эйфория. От опьяняющего чувства могущества и вседозволенности у Лиз закружилась голова. Девушка долго ворочалась в кровати, пытаясь уснуть. Безграничное и абсолютное счастье никуда уходить не собиралось. Хотелось вскочить с постели и пуститься в пляс, или запеть какую-нибудь весёлую песню, или засмеяться, громко и заразительно, чтобы все узнали, как хорошо быть свободной от всего. Поняв, что заснуть не выйдет, Элизабет вздохнула и села на кровати. Больше всего на свете девушка не любила, когда что-то выходило за рамки логики и её понимания. Но объяснить внезапную, переполняющую её эйфорию слизеринка не могла. Никаких видимых причин для счастья она, как ни старалась, не нашла. «Значит, радуюсь не я», - спокойно решила Элизабет и уже встала, собираясь идти в ванную, как её поразила та лёгкость, с которой она подумала об этом. Ноги подогнулись, и девушка села обратно, чтобы не упасть. «Что значит, не я? – растерянно подумала Лиз. – А кто же? Я не эмпат и не легилимент, я не умею проникать в чужие мысли и считывать чужие эмоции. Хотя, с другой стороны, у меня нет никаких причин для радости. Вчера Малфой фактически объявил мне войну. Тоже мне повод для счастья! Значит, радость всё-таки не моя. Примем это, как рабочую гипотезу». Девушка посмотрела на своих соседок по комнате. Все они мирно спали. Вряд ли счастье, переполнявшее сейчас Элизабет и выводившее её из себя своей нелогичностью, принадлежало кому-то из них. «Надо успокоиться, взять себя в руки и во всём разобраться». Лиз встала и посмотрела на часы, стоявшие у неё на тумбочке. Судя по всему, уже рассвело, но до подъёма ещё оставалось время. «Когда найду того, кто меня разбудил, удавлю собственными руками!» - раздражённо подумала Элизабет, заходя в ванную.

Девушка заканчивала умываться, когда на смену эйфории внезапно пришла боль. И страх. Безотчётный, необъяснимый и такой же нелогичный, как и недавнее счастье, он поселился сосущей пустотой где-то внутри и не желал уходить. «С Дженнифер что-то случилось!» Всё встало на свои места. Счастье принадлежало Дженнифер. Боль и страх, конечно, тоже. Почему всё это почувствовала Лиз? Это не имело никакого значения. Возможно, всему виной была хвалёная телепатическая связь между близнецами. Чем бы это ни было, это не пугало старшую Принстоун так же сильно, как и боль, которую, судя по всему, испытывала сестра. Надо было срочно позвать кого-нибудь на помощь! Надо было бежать к ней! Она сама не справиться! Страх за сестру и страх сестры давил на грудь, мешая дышать, слышать видеть. Девушка не заметила, как проснулись однокурсницы, она не видела ни их косых взглядов, ни их язвительных замечаний. Её младшая сестрёнка была в беде, а Элизабет не могла ей ничем помочь! Стоило девушке подумать о том, что надо бежать на помощь сестре, как ноги налились свинцом. Что-то мешало ей идти в гриффиндорскую башню. Всякий раз, когда Элизабет пыталась повернуть в сторону башни, на периферии зрения мелькали какие-то чёрные бесплотные тени, и ноги как по команде становились ватными и непослушными. Зато, как только она поворачивала в сторону Большого зала, она почти переходила на бег, словно кто-то невидимый толкал её в спину.

Когда Лиз вошла в Большой зал и села за стол своего факультета, боль и страх, принадлежавшие Дженнифер, исчезли так же неожиданно, как и появились. Однако это не успокоило старшую Принстоун, а лишь сильнее напугало. Девушка подняла глаза, лихорадочно пытаясь взглядом найти сестру за гриффиндорским столом. Но Джен, как и следовало ожидать, там не было. Только чем-то напуганные, взволнованные и нервные гриффиндорцы, которые одним своим видом заставляли Элизабет нервничать всё сильнее и сильнее. Чтобы успокоить себя, Лиз попробовала почувствовать хоть какие-нибудь эмоции Джен. Ответом ей была пустота. Девушка не знала, как работает свалившаяся ей на голову эмпатия, а связь, возникшая утром, оборвалась. В голову начали закрадываться мысли, которых старшая Принстоун предпочла бы не слышать. «Неужели Дженни…?»

- Мисс Принстоун, Вы, как я понимаю, в расписании занятий не нуждаетесь?

Элизабет невидяще посмотрела на декана и машинально смяла в руке протянутый им пергамент. Профессор зельеварения внимательно посмотрел на подопечную.

- С Вами всё в порядке, мисс Принстоун?

- Со мной? – собственный голос показался Лиз незнакомым и далёким. – Со мной – да.

- Тогда будьте внимательней! – раздражённо посоветовал профессор Снейп, отходя. – И не сжимайте нож так сильно: окружающие могут подумать, что Вы собираетесь кого-нибудь убить.

Элизабет глубоко вздохнула, досчитала до десяти и выпустила нож из вспотевшей руки. Закрыв глаза и стараясь не замечать насмешливых взглядов однокурсников, девушка постаралась успокоиться. С Джен ничего не случилось, всему есть логическое объяснение, всё будет хорошо…. Но Лиз не верила самой себе.

Остаток завтрака прошёл как в тумане. Девушка не помнила ни как вышла из зала, ни как спустилась в подземелье. Почему она не ищет сестру? Почему ничего не сказала декану? В голове было пусто, словно то, что мешало ей идти за помощью, поселилось в её мозгу и пожирало все её мысли. Оно управляло ею, а Элизабет не могла ему сопротивляться. Голос профессора Снейпа звучал неимоверно далеко. К концу его объяснений Лиз даже не поняла, что они должны делать. Единственное, что осознавала старшая Принстоун – её сестры нет с гриффиндорцами. Её сестры здесь нет.

Страх усиливался. Страх за Джен, страх перед тем, что управляло ей словно марионеткой. Пока Элизабет шла к котлу, она несколько раз на кого-то наткнулась. Закружилась голова. От страха или просто так, девушка понять не могла. Рядом с ней внезапно оказалась девушка-гриффиндорка. Кажется, её звали Гермионой. Она говорила с каким-то незнакомым гриффиндорцем. О чём, Элизабет понять не могла, но её мозг выхватил из всего разговора одно-единственное слово – пожар. «Там был пожар! Дженнифер!!»

- Мисс Принстоун, Вы можете объяснить мне, что Вы делаете?! Или Вы не в состоянии связно говорить?

Голос Снейпа заставил девушку вздрогнуть и сбить локтём какой-то стеклянный флакон. Флакон упал и со звоном разлетелся на осколки. Девушка побледнела.

- Простите, сэр.

- У Вас проблемы с координацией движений, мисс Принстоун?

- Нет, сэр. Это случайность.

- То, что Вы попытались добавить в крайне нестабильный состав иглы дикобраза, тоже случайность?

- Совершенно верно, - Лиз с трудом взяла себя в руки. – Мне такое и в голову не могло прийти.

- Тем не менее, пришло, - сухо заметил декан и, покосившись на осколки, велел:

- Восстановите флакон, мисс Принстоун, и, пожалуйста, будьте внимательней. Мне не нужен второй Долгопупс.

Элизабет кивнула и машинально вскинула руку, собираясь применить простенькое беспалочковое заклинание. Но прежде, чем она это сделала, раздался голос Снейпа:

- Позвольте узнать, для чего Вам нужна палочка? Или Вы научились колдовать без неё?

Декан произнёс последний вопрос в насмешку, но сердце Элизабет пропустило пару ударов. «Это случайность! Он не может знать, и он не знает!» Лиз торопливо, не глядя, протянула руку, чтобы взять волшебную палочку, но вместо этого схватила нож за лезвие. Резкая боль в ладони отрезвила девушку, заставив её прийти в себя. Сосущая пустота в голове исчезла, ощущение того, что ею управляют, тоже. Элизабет осторожно выпустила из руки нож.

- Дайте руку, мисс Принстоун.

Лиз покорно протянула пульсирующую болью ладонь декану. Профессор зельеварения прошептал заклинание, останавливающее кровь, и вздохнул:

- Мисс Принстоун, по-моему, Вам следует сходить в больничное крыло.

Элизабет равнодушно посмотрела на учителя. Страх отступил перед болью, но головокружение проходить не собиралось. Земля под ногами покачивалась, и голос профессора слышался, как сквозь подушку.

- Сходите к мадам Помфри, мисс Принстоун, - громче сказал Снейп. – Идите, Вы свободны.

На этот раз Лиз кивнула, выдернула свою руку из прохладных профессорских пальцев и, кое-как собрав вещи, вышла из класса.

Элизабет понятия не имела, где находится больничное крыло, но, к своему удивлению, нашла его довольно быстро. По дороге Лиз столкнулась с профессором Дамблдором. Дамблдор что-то спросил, и Лиз, кажется, что-то ему ответила, правда, что девушка не помнила. Она помнила только, что, открыв дверь больничного крыла, увидела побледневшую, усталую, но живую Дженнифер! Помнила, что просила мадам Помфри разрешить ей остаться. Помнила, что обняла сестру, крепко-крепко обняла, и боялась отпустить.

- Не пугай меня так больше! Не смей меня так пугать!

- Обещаю, - ответила Дженни, и только после этого Лиз разрешила себе отпустить младшую сестрёнку, не выпуская, впрочем, ослабевших пальцев Джен. И только после этого заметила сидящего на соседней постели и угрюмого донельзя Гарри Поттера.

- А что с тобой случилось? – поинтересовалась девушка, ощущая, как исчезают остатки страха. Правда, головокружение лишь усилилось. Кровать и пол ощутимо покачивались и медленно вращались.

- А ты не знаешь? – похоже, парень был удивлён.

- Нет, - ответила Лиз, подумывая попросить у мадам Помфри что-нибудь от головокружения. Пол то приближался, то удалялся и вообще вёл себя так, как приличный пол вести себя не должен.

- Я твою сестру спасал, - буркнул Поттер, отвернувшись.

- Да? Спасибо тебе большое! Я… я не знаю, как мне тебя отблагодарить. Ты даже не представляешь, как я рада, что Дженни жива!

- Не надо меня никак благодарить, - недовольно проворчал юноша. – Я сделал это не ради награды или ради того, чтобы урвать себе ещё немного славы.

- Я понимаю.

Нет, пол определённо сошёл с ума. Девушка откровенно побаивалась вставать. Под ногами усиливалось ощущение не то корабельной качки, не то полёта в условиях невесомости.

- Лиззи, с тобой всё в порядке? – в глазах сестры явственно читалась тревога.

- Да, конечно. Это же ты что-то забыла в горящей комнате, а не я, - откликнулась Элизабет. Дженнифер обиженно смотрела на старшую близняшку.

- Правильно! – раздражённо воскликнула Джен. – Давайте теперь все припомним мне это! Ну, не знаю я, чего я там осталась! Я и пожар-то не помню!

- Извини, Дженни, я просто до смерти перепугалась за тебя! – Лиз ещё раз обняла и поцеловала сестру и торопливо добавила:

- Я, пожалуй, пойду, а то мадам Помфри рассердится. После обеда ещё раз загляну. Не скучай.

Дженнифер, всё ещё обиженная на сестру и весь белый свет, кивнула. Элизабет неуверенно улыбнулась и встала. Пол скакнул вверх снова, а потолок опустился, словно вознамерившись раздавить девушку. Но старшей Принстоун удалось устоять на ногах. Девушка слегка покачнулась, ощущая себя пьяной, но всё же сумела выйти из медпункта, не упав.

Урок ещё не закончился, но Лиз не хотела возвращаться в подземелья. Лучше всего было сесть где-нибудь и подождать, пока пройдёт головокружение. Именно так и следовало бы поступить, но Элизабет почему-то побрела наугад по бесконечным коридорам и лестницам Хогвартса. Заныла рука, и Лиз почти пожалела, что не показала порез мадам Помфри. Несколько раз девушка споткнулась на совершенно ровном месте, почти ни разу ей не удалось пройти в дверной проём или арку, не ударившись. Пару раз голова начинала кружиться так сильно, что слизеринка чуть не упала с лестницы. Но Элизабет упрямо шла.

Очередная дверь привела слизеринку в женский туалет. Старшая Принстоун, пошатываясь, подошла к раковине и открыла кран, надеясь, что холодная вода поможет ей привести мысли в порядок.

- Он не работает. Никогда не работал, - раздался за спиной девичий голос. Элизабет обернулась. На неё заинтересованно смотрело привидение. Это была девочка с подростковыми прыщами на лице и очками на глазах. Девочка разглядывала Лиз так, будто слизеринка была интереснейшим экспонатом в кунсткамере.

- Я думала, это все знают, - беззаботно продолжило привидение. – Ну, что за этим краном открывается вход в Тайную комнату.

- Правда? – Элизабет предпочла не сообщать призраку, что всегда считала Тайную комнату страшилкой на ночь.

- Ну, да, – у призрачной девчонки загорелись глаза: ей не терпелось рассказать сплетню явно не первой свежести. – Этот вход открыл Гарри Поттер на втором курсе.

- Что он там забыл? – вяло поинтересовалась Лиз. К невыносимому головокружению добавилась головная боль и разноцветные точки, назойливо мельтешащие перед глазами. Дышать стало как будто труднее, а внутренности сжались в тугой комок. Зато все эмоции куда-то испарились. Старшая Принстоун безразлично подумала, что, похоже, её сейчас стошнит. «Не мой день!»

- Ты не знаешь? – девчонка изумлённо округлила глаза. От её пронзительного голоса голова болела лишь сильнее. «Вода! Мне нужна холодная вода!» - подумала Лиз.Подойдя к соседней раковине, девушка открыла воду и уже собиралась умыться, когда неработающий кран подозрительно зашипел.

- Гарри Поттер спасал нас всех от василиска! – привидение ничего не заметило. Очевидно, призрачная девочка была влюблена в Мальчика-который-выжил. Влюблена абсолютно безнадёжно, но её это явно не смущало.

- И как? Спас? – шипение в кране сменилось противным бульканьем.

- Разумеется! – оскорблённо заявила девчонка.

- Замеча…, - Лиз не договорила. Вода хлынула как-то вдруг. Струя ледяной воды ударилась о раковину и разлетелась веером брызг. Элизабет от неожиданности отшатнулась, споткнулась и упала на холодный и мокрый пол. Привидение сначала недоумённо уставилось на свою собеседницу, потом на кран и вдруг пронзительно завизжало. Краны открывались один за другим. Напор был настолько сильным, что вода быстро заполнила раковины и начала литься через край. На полу растекались уже даже не лужи, а озёра, но Элизабет не могла встать. Она могла только лежать на полу, смотреть на воду и ощущать мощь стихии. Стихии, которая бушевала внутри неё. Головокружение исчезло, сменившись лёгкостью, головная боль прошла, и невидимый пресс, давивший на девушку всё утро, исчез.

- Прекрати это! Прекрати это! Прекрати это! – на одной ноте визжала призрачная девчонка. Но Лиз не могла ничего сделать. Вернее, она не желала ничего делать. Ощущать воду вокруг себя и стихию внутри себя, чувствовать, как за спиной вырастают крылья, знать, что можешь всё, понимать, что нет никаких границ…. Та эйфория, которую девушка испытала утром, была ничем по сравнению с тем, что она чувствовала сейчас. Элизабет не могла заставить себя прекратить это. Не могла заставить себя оборвать ту невидимую ниточку, что связывала её с этой небывалой силой. Не могла заставить себя отказаться от ощущения вседозволенности. Стихия ластилась к ней, стихия любила её, стихия звала к себе. Зов воды – прекрасная музыка, и Лиз тонула в ней, шла за ней и не хотела останавливаться.

«Хватит! Немедленно прекрати это!» - в сознание ворвался ледяной мужской голос. Интонации и стальные нотки не оставляли сомнений – этот голос привык повелевать.

«Я не могу», - запротестовала старшая Принстоун. Она закрыла глаза, вдыхая запах воды. Запах соли, ила и даже ржавчины в водосточных трубах – всё это была вода. Её вода.

«Нет, не твоя! – голос был непреклонен. – Ты можешь ей пользоваться, но она тебе не принадлежит! Стихию нельзя сделать рабыней, она слишком сильна для этого, только союзницей! Прекрати это светопреставление!»

«Я не могу…».

«Ложь!! Всё ты можешь!»

«Я… я не хочу…».

«Другое дело. Ты не хочешь…. Никто не хотел в своё время, но стихия не станет слушаться того, кто идёт у неё на поводу! Она понимает только силу! Если ты не сумеешь доказать ей, что достойна её, она превратит тебя в раба! Покорного, бессловесного и безропотного. А ты не сможешь выдержать всей её мощи! Этот Круг возглавлять не тебе! Если не сумеешь держать свою магию под контролем, стихия сожжёт тебя! Соберись и не позволь ей расти! Не дай выйти за пределы этой комнаты!»

«Я постараюсь…».

«Не старайся! Делай!»

Элизабет послушно сосредоточилась. Но успокаиваться взбесившаяся вода не желала. А девушка не представляла, что ей делать и, главное, как это сделать.

«Я не понимаю…».

«И эта идиотка должна стать моей преемницей?! Она должна получить кольцо Запада и Воды?! Эта дура избрана Кругом?! Ты, случаем, не сквиб?! Или может быть, что ещё хуже, ты грязнокровка?!»

«Нет!» - возмущённо и обиженно ответила Лиз. Голос начинал раздражать. Приказы, отдаваемые непререкаемым тоном, злили, оскорбления, произносимые с издёвкой, выводили из себя.

«В таком случае приструню свою магию! Если у тебя не хватает мозгов, чтобы что-нибудь придумать, то представь, что эта комната – огромный сосуд! Вода не должна покинуть его пределы! Не позволь ей найти выход!»

Лиз снова сосредоточилась. Она мысленно прикоснулась к стенам в туалете, пытаясь сделать их прочными и непроницаемыми. Стихии это явно не нравилось. С рёвом вода бросалась на стены и ломилась в дверь. Девушка попыталась остановить воду, загнать обратно в трубы. Но тут же вскрикнула. Попытка усмирить стихию принесла с собой не просто боль, а адскую боль. Элизабет показалось, будто её выпотрошили и вывернули наизнанку. Боль безжалостно врывалась в каждую клеточку тела, сметая все преграды на своём пути. Не выдержав, девушка скорчилась на полу и закричала.

«Мне больно! Я не могу!»

«Больно? – ехидно поинтересовался голос и тут же, став серьёзным, добавил:

А что ты ожидала? Я разве обещал, что это будет просто? Управлять стихией – тяжёлый труд! Твоя боль – плата за силу, которую тебе даёт вода! В этом мире за всё надо платить! Вставай, ничтожество!»

«Я не ничтожество!»

«Тогда докажи мне это! Докажи, что была Избрана по праву, а не по чудовищной ошибке! Приструни стихию!»

Старшая Принстоун сжала зубы и с трудом встала на четвереньки. Боль никуда не уходила. Ей было хорошо в теле девушки, и покидать его она не собиралась. Каждая клетка молила о пощаде, внутри всё горело. Боль, боль, одна боль. Каждый вдох – боль, каждый удар сердца – боль, каждое движение – боль. Элизабет ослепла и оглохла от боли. Всё, о чём она была ещё в состоянии думать, – это о воде. Остановить её, загнать внутрь, прекратить эти мучения. Прекратить…. Прекратить…. Прекратить….

- Хватит!!! – она об этом крикнула или подумала? Это была последняя мысль, пришедшая в голову Лиз, перед тем, как девушка потеряла сознание.

***
Гарри подумал, что если так будет продолжаться и дальше, то он привыкнет просыпаться от боли. На этот раз не было ни страха, ни усталости. Только боль. Гарри вздохнул и перевернулся на бок. Спящая на соседней кровати Дженнифер беспокойно металась и тихонько стонала, словно ей тоже было больно. Это продолжалось всего несколько минут. Затем Джен затихла. Её тело расслабилось, а с лица исчезла гримаса боли. Юноша тоже почувствовал, что боль прошла. Вздохнув с облегчением, гриффиндорец перевернулся на спину, собираясь поспать.

Стук открывшейся двери заставил Гарри вздрогнуть. Так и не проснувшаяся Дженнифер поморщилась и перевернулась на другой бок. Юноша оторвался от созерцания потолка и перевёл взгляд на вошедших. Первым вошёл мистер Филч с Элизабет Принстоун на руках. Следом за ним стремительным шагом ворвалась обеспокоенная профессор МакГонагалл.

- Что случилось? – мадам Помфри словно соткалась из воздуха.

- Мисс Принстоун потеряла сознание в туалете. Мистер Филч услышал крики, прибежал и увидел её лежащей на полу, - пояснила декан Гриффиндора.

- Что-то слишком часто ученики стали терять сознание, - поджала губы мадам Помфри. – За один день уже трое. Ладно, кладите её сюда.

Завхоз опустил свою ношу на больничную кровать.

- Я могу идти, профессор МакГонагалл?

- Да-да, конечно, мистер Филч. Только сообщите профессору Снейпу о состоянии его студентки, - рассеянно ответила женщина, глядя на лежащую без сознания девушку. Мадам Помфри склонилась над новой пациенткой и провела над её телом палочкой, шёпотом произнося диагностирующие заклинания. Когда с диагностикой было покончено, целительница выпрямилась и с лёгким беспокойством посмотрела на профессора МакГонагалл.

- Нам надо поговорить, Минерва.

- Конечно, Поппи, - поспешно отозвалась декан Гриффиндора, и обе женщины скрылись за дверью кабинета мадам Помфри.
Едва дверь захлопнулась, Гарри осторожно спустился с кровати. Стараясь не обращать внимание на слабость, никак не желающую покидать его тело, он прокрался к двери, молясь, чтобы ни целительница, ни преподавательница не использовали заклинание Оглохни. На его счастье обе женщины были сильно обеспокоены состоянием здоровья трёх студентов и забыли наложить заклинание.

- У этой девушки абсолютно то же самое. Полное истощение магических и физических сил. Такое ощущение, словно кто-то взял и выкачал из неё всю энергию.

- У Гарри и второй мисс Принстоун было точно так же?

- Да. Только у мистера Поттера дела обстоят гораздо лучше. Вполне возможно потому, что физически и магически он выносливее, чем мисс и мисс Принстоун.

- Может ли быть так, что они использовали какое-то заклинание, которое истощило их силы?

- Какое же заклинание они должны были применить, Минерва? Заклятья, способные настолько сильно подорвать силы мага, не может применить пятикурсник, тебе ли это не знать.

- Это я знаю. Единственное, чего я не знаю, – что произошло с моими студентами и студенткой Слизерина. Альбус о чём-то подозревает, но молчит или говорит очевидную ложь.

- Успокойся, Минерва. С мистером Поттером и сёстрами Принстоун всё будет в порядке. Восстановить их силы – пара пустяков для меня. А что касается Альбуса…. Ты, как никто другой понимаешь, что мы должны ему верить. Когда будет необходимо, он всё нам объяснит.

- Да, ты права, Поппи.

Гарри отошёл от двери, прокручивая в голове только что услышанный разговор. Мозг гриффиндорца раз за разом возвращался к одной и той же фразе: Альбус что-то знает. «Альбус что-то знает, - Гарри невесело усмехнулся и сел обратно на кровать, откинувшись на подушку. – Альбус всегда всё знает. Он всегда знает больше всех. Всякий раз, когда я ему что-либо рассказывал, он не выглядел удивлённым. Вряд ли этот раз будет исключением. Не стану ни о чём ему рассказывать. Мы с Гермионой сами во всём разберёмся! Мы должны понять, что произошло. Я должен понять, что я чувствовал…. На короткое время мне показалось, что я горы готов свернуть».

«Так оно и есть. Почти», - бесплотный женский голос практически неслышно прошелестел в голове.

«Кто Вы?»

«Я – одна из тех, с кого всё началось».

«Что началось?»

«Ты задаёшь слишком много вопросов. Тебе ещё рано знать на них ответы. Ты ещё не разбудил свою силу. Свою настоящую силу. То, что ты чувствовал тогда, в горящей комнате, малая толика твоих истинных возможностей».

«Вы ошибаетесь».

«Нет. Мне слишком много лет, чтобы я могла ошибаться. Поверь, тебе ещё только предстоит узнать себя настоящего, своё предназначение…».

«Нет, у меня никакого предназначения! Нет, и не было! Я не Избранный! Я обычный парень! Я не хочу ни с кем сражаться!»
«К сожалению, не мы выбираем, кем нам быть».

«Враньё! Гермиона говорит, что у каждого есть выбор!»

«Ты прав. У всех есть выбор. У всех, кроме нас».

«Нас? Вы так говорите, будто мы не люди».

«Мы люди. Но наш долг вынуждает нас отказываться от свободы воли».

«Не хочу я исполнять никакой долг! Я никому ничего не должен!»

«Должен. И в первую очередь себе. Ты скоро это поймёшь. Ты не сможешь сопротивляться вечно…, мой Король».

«Я не король! Убирайтесь вон из моей головы, кем бы Вы ни были!»

В ответ Гарри услышал лишь затихающий мелодичный смех. Юноша подождал ещё немного, но таинственная незнакомка молчала. Парень с облегчением вздохнул и устроился на больничной кровати поудобнее. «Я не Избранный. И не король. Нет у меня никаких особенных способностей. И никто не сможет заставить меня делать то, чего я не хочу!» Это были последние мысли, мелькнувшие в голове гриффиндорца перед тем, как он уснул. Воздух возле его постели задрожал, и из него соткалась женщина в старомодном роскошном платье. Женщина приблизилась к Гарри и ласково провела ладонью по его лицу.

- Спи, мой маленький Король, - грустно прошептала она. – Твоя война ещё впереди.

Затем незнакомка поцеловала юношу в лоб, выпрямилась и исчезла, бесшумно растворившись в воздухе.

Глава 8. Неупокоенные

The hunger inside, given to me
Makes me feel alive.
Always out, stalking prey,
in the dark I hide.
Feeling, falling, hating,
feel like I am fading,
Hating LIFE!!!
Marilyn Manson – Redeemer

Ненависть делает нас своими заложниками и, подобно раковой опухоли, превращает здоровые клетки в больные, те начинают множиться и уничтожают все, что мешает им разрастаться и дальше.
Бланка Бускетс

Кхар ненавидел своё имя, данное ему мёртвым, лающим языком жителей Изнанки миров.

Кхар ненавидел себя, ставшего блёклой, изуродованной и истерзанной тенью неприкаянной души, лишённой шанса найти упокоение в мире мёртвых.

Кхар ненавидел волшебников, уничтоживших некогда его тело и лишивших его силы и всякой надежды на возвращение в мир живых.

Кхар ненавидел маглов, этих жалких тупых животных, без сожаления отдавших его на растерзание обезумевшим магам в обмен на парочку фальшивых чудес.

Кхар ненавидел бесконечный мрачный лабиринт, отделённый от мира живых и мира мёртвых непроницаемыми стенами и называемый его обитателями Изнанкой. Лабиринт, который изо дня в день истязал попавшие в него души, наслаждаясь болью и мучениями своих жертв и превращая их в свои бесчисленные отражения.

Кхар ненавидел, ибо другие чувства, которые у него были, сожгла в нём своими пытками Изнанка.

Единственной вещью, на которую не распространялась его иссушающая ненависть, были зеркала. Они – брешь в невидимых, но прочных стенах его тюрьмы. Они – последний проход из мира не умерших в мир ещё живых, изгнавших таких, как Кхар. Проход слишком узкий, чтобы выбраться, но достаточно широкий, чтобы дарить надежду всякий раз, когда она гаснет.

Кхар часто бродил по тёмным, отравленным ужасом коридорам Изнанки в поисках зеркал, соединяющих его мир с миром живых. Словно мучимый жаждой путник, он приникал к стеклу, наблюдая за нелепыми и суетливыми делами смертных. Он смотрел на жалкие человеческие отродья, желающие себе сытой и беззаботной жизни, слушал их глупую болтовню обо всём и ни о чём и мечтал о том дне, когда снова сможет обрести живое тёплое тело, сделать вдох и шагнуть в мир живых, навсегда забыв о кошмарах и муках Изнанки. Стать свободным – единственная мечта, которая была доступна обитателям мира, где разучились мечтать и верить. Одна на всех.

Тысячелетиями Кхар украдкой подглядывал за людьми, крадя у Изнанки драгоценные секунды покоя и отдыха. Он не раз и не два слышал, как живые называют таких, как он. В сотне культур, в тысяче городов на разных языках люди пересказывали друг другу истории обитателей Изнанки. И как бы живые их не называли – Тенями, Демонами или как-нибудь ещё – суть была одна. Узники Изнанки – это души, чьи деяния нельзя было простить. Души, для которых смерть была бы покоем, наградой, благословенным даром, а не наказанием. Души, которые были не нужны в мире живых и не заслужили права попасть в мир мёртвых. Те, для кого тысячелетия назад была создана самая прочная тюрьма – Изнанка. Веками люди боялись говорить о них вслух. Смертные переходили на шёпот, сжимали в руках амулеты или суеверно крестились, пытались изгнать злых духов, осторожничали с зеркалами. Но прошли века, о Тенях забыли, и страх изгладился из памяти людей. Они перестали бояться, потому что перестали верить. И в этом была их ошибка.

Достоинство вечности в том, что можно ждать неограниченно долго. И Тени терпеливо ждали, когда люди сначала забудут их истинное имя, потом перестанут верить в их существование. И Кхар ждал вместе со всеми, изнывая от тоски по настоящему человеческому телу.

Достоинство вечности в том, что лишь со временем приходит опыт и знание. Тень не может проникнуть в мир живых, пока кто-то из живущих не позовёт. Тень не может завладеть телом человека, если оно не отдано добровольно. И Кхар научился обманывать. Проникать в разум смертных. Играть на их чувствах. Находить слабости людей и давить на больные места. Рано или поздно все они сдавались и давали своё согласие. Но тела носителей умирали слишком быстро: они не успевали насытить Тень, мучимую голодом Изнанки. Они умирали, и Тени были вынуждены раз за разом возвращаться на Изнанку, к этому слепому и безжалостному палачу, никогда не устававшему карать оступившихся.

Достоинство вечности в том, что она учит терпению. Сначала Кхар бился в невидимые стены своей темницы, надеясь сокрушить её, но всё было тщетно. Уничтожить Изнанку невозможно. Разрушить барьеры невозможно. Избежать боли и страданий невозможно. День за днём, год за годом, столетие за столетием не менялось ничего. Тогда Кхар освоил горькие уроки вечности. Он ждал вместе со всеми. И он дождался.

Повелитель пришёл. Тот, кого так долго ждали Тени. Тот, кто смог приоткрыть Завесу в мир живых. Пусть человеческие тела всё также можно было получить только с согласия носителя, зато они жили дольше. С гибелью тел приходилось возвращаться обратно, но проход оставался открытым, и тюрьма, казавшаяся раньше несокрушимой, больше не могла удерживать неупокоенных. Тени пировали. Тени торжествовали. Тени восхваляли Повелителя и верили, что ещё немного, и Он встанет во главе мира живых и раз и навсегда уничтожит Изнанку. Они верили, что скоро у них будет достаточно сильных и живых тел, чтобы насытиться. Но их надеждам не суждено было сбыться.

Кхар помнил, как первый раз услышал про Тайный Круг. Тени смеялись, говоря о смертных магах, осмелившихся бросить вызов беглецам с Изнанки. Тогда ни одна неприкаянная душа не верила, что живые способны остановить их и вернуть назад, в их темницу. Тени думали, что смогут обмануть, околдовать этих магов, как многих других смертных до них. Тени считали, что уничтожить этих глупцов не составит труда. Тени смеялись, забыв, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.

Лорды и Леди Тайного Круга, ведомые своим Королём и своей Королевой, совершили невозможное. Они слышали истину за сладким обманом, они видели правду за маской человечности. Тени потерпели сокрушительное поражение. Их Повелитель был побеждён и низвергнут. Смертные были слабы поодиночке – и сильны в своём единстве. Они были слабы, пока потакали своим желаниям, – и сильны, отрекаясь от себя. Они победили, но они были всего лишь людьми. Они были смертны, а их враги вечны. Тени умели ждать, и Тени ждали. Ждали, когда Повелитель наберётся достаточно сил, чтобы продолжить борьбу. Ждали, когда снова приоткроется Завеса, и они смогут утолить свой голод. Ждали, когда их война с Тайным Кругом завершиться победой Теней.

Теперь Кхар почти ощущал на языке вкус победы и торжества. День, которого он и его братья и сёстры так долго ждали, вот-вот наступит. Столь желанная победа уже близка. Эту битву Тайному Кругу не выиграть. А проиграв битву, они проиграют войну. Лордам и Леди достаточно одной маленькой ошибки, чтобы стены, защищающие мир живых и мир мёртвых от Изнанки, рухнули. И они совершат эту ошибку, непременно совершат! Ведь они ещё дети, сопляки, даже не подозревающие о своих способностях и своём предназначении! Кхар не без злорадного удовольствия вспомнил, как две малолетние идиотки не сумели справиться со своими стихиями. Пожар и потоп в один и тот же день! А ведь девчонки едва ли поняли, что сделали. И вряд ли они осознают, на что способны. Если все члены Тайного Круга с таким же успехом контролируют свои способности и так же осведомлены о своих возможностях, то их можно не опасаться. Впервые враг так слаб и беспомощен. И впервые Повелитель настолько силён.

Кхар ухмыльнулся, вытянул вперёд руку и прикоснулся к зеркалу, обводя пальцами своё отражение. Благодаря возрождающемуся Повелителю и его силе, Тень смог так близко подобраться к этому смертному мальчишке-магу, проникнуть в его разум, услышать его самые сокровенные мысли. Какое наслаждение снова ощутить тепло живой плоти! Какое счастье почувствовать себя не бесплотным призраком Изнанки, а реальным человеком! Из зеркала на Кхара смотрел пятнадцатилетний долговязый и нескладный подросток с растрёпанными рыжими волосами и голубыми глазами, подёрнутыми ледяной дымкой ненависти, с голодными алыми всполохами в глубине зрачков и совершенно нелепыми веснушками на лице. Нельзя сказать, чтобы Кхар был доволен тем телом, в которое он сумел вселиться. Мальчишка был довольно посредственным магом, а его тело оказалось слишком слабым, чтобы достаточно долго утолять голод Тени. Скоро носитель умрёт, и придётся искать новое тело. Кхар надеялся лишь на то, что мальчишка протянет хотя бы полгода. А потом…. Кхар раздражённо сжал руки в кулаки. Не это тело желает получить во владение любая Тень. Нет, самой желанной добычей, самым сладостным трофеем были и остаются Лорды и Леди Тайного Круга. Кхару хотелось завыть от ярости и бессилия. Чёртовы щенки Тайного Круга были совсем рядом, казалось, протяни руку, и они твои. Но Кхар помнил: эти тела, молодые, полные жизни и магической энергии, принадлежат Повелителю. Они его законная добыча. И Тень был вынужден только наблюдать, не осмеливаясь приблизиться и прикоснуться.

Правда, благодаря тому, что носитель Кхара оказался лучшим другом членов Тайного Круга, Тень мог следить за каждым шагом своих врагов. Память смертного парнишки, в которого вселился Кхар, услужливо выдала имена его друзей – Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер. Надежда всего магического мира и самая умная и талантливая колдунья на курсе. Вера магов в пятнадцатилетнего мальчишку забавляла неупокоенного. Неужели волшебники действительно верят, что этот недоучка, полжизни проживший у маглов, способен победить в надвигающейся войне? Да, в Поттер дремало могущество, он, несомненно, был Лордом Тайного Круга, но ничто из этого не гарантировало успех. Хотя подозрительность этого паршивца и его подружки Грейнджер…. Это было странно. Пока члены Тайного Круга не пробудили свои силы, они были обыкновенными магами, а значит поддавались чарам Теней, хотя и испытывали при этом некое беспокойство. Но Поттер и Грейнджер! Они подозревали своего «друга» с самого начала. Не доверяли ему, избегали разговоров в его присутствии. Но как эти дети могут противостоять мороку Теней?!

Дверь, ведущая в ванную для мальчиков, распахнулась с негромким скрипом. Кхар машинально опустил взгляд, чтобы вошедший не увидел ненароком нечеловеческий алый отблеск в его глазах. Хотя это было не так уж и необходимо. Сейчас смертные были крайне не наблюдательны. Не то, что тысячу лет назад.

За спиной раздался грохот, а следом тихое обречённое восклицание. Кхару не надо было оборачиваться, чтобы понять, что в ванную зашёл Невилл Долгопупс. Этот мальчишка совершенно не нравился Тени. Неуклюжий, вечно что-то забывающий и теряющий, он служил объектом для насмешек. Но Кхар видел то, чего не замечали человеческие подростки. Невилл словно чувствовал всё то, что происходит с окружающими его людьми. Иногда Тени казалось, что паренёк видит своих однокашников насквозь и если не читает их мысли, то, по крайней мере, понимает, о чём они думают. Даже странно, что он не Лорд Тайного Круга. Во всяком случае, Тень предпочитал держаться от Долгопупса на расстоянии.

Невилл подошёл ближе, и Кхар внутренне сжался как пружина, готовая распрямиться в любой момент.

- Рон? – в голосе Долгопупса послышалось удивление. Он явно не ожадил увидеть сокурсника. – Почему ты не на завтраке вместе с остальными?

- А ты почему не завтракаешь? – предпочёл ответить вопросом на вопрос Кхар.

- Я потерял свои конспекты по Зельеварению, - уныло откликнулся Невилл. Кхар презрительно фыркнул на грани слышимости. Долгопупс, погружённый в свои проблемы, этого не заметил.

- Ты не видел мои записи? – в голосе неудачливого гриффиндорца надежда причудливо мешалась с обречённостью и отчаяньем. Кхар только покачал головой и повернулся к однокурснику носителя спиной. Оставаться в ванной больше не имело смысла, тем более что слабое человеческое тело требовало пищи.

Неупокоенный был уже на пороге, когда его настиг негромкий голос окончательно поникшего Невилла.

- Ты стал каким-то странным, Рон. Другим.

Кхар остановился. Другим. Если бы Долгопупс знал, насколько он прав! На секунду у Тени возникло искушение взглянуть мальчишке в глаза, показать ему свою настоящую сущность, позволить заглянуть на Изнанку, а затем выпить силы щенка до капли. Но это желание быстро исчезло. Ещё было не время. Повелитель ещё не готов к решающей битве. Поэтому Кхар просто спокойно произнёс, следя за тем, чтобы не сильно растягивать шипящие согласные:

- Я такой же, как и был. Может, ты просто меня плохо знал?

И Кхар вышел, ощущая на спине растерянный и непонимающий взгляд Невилла.

***

Небольшая комната с камином и двумя мягкими креслами. Невысокий столик из красного дерева и стоящий на нём хрустальный графин, наполненный кроваво-красным вином. Занавешенные окна, за которыми серая мгла и не понять, день или ночь. И два человека, сидящие друг напротив друга.

- Кто Вы?! – в вопросе отчётливо звучат стальные ноты приказа. В жизни Гарри никогда не стал бы так разговаривать с незнакомым человеком. Но это сон, а во сне можно всё.

Черноволосая женщина в старинном богато расшитом платье в пол в ответ на вопрос юноши лишь улыбается кончиками губ. Но изгнать холод и усталость из её карих глаз улыбка оказывается не в силах. «Интересно, она когда-нибудь улыбается по-настоящему?» - невольно думается Гарри, и он вздрагивает, услышав:

- Последний раз я искренне улыбалась многие столетия назад, мой маленький Король. Мудрость – тяжёлое бремя, и нести его нелегко. Приходится чем-то жертвовать.

- Жертвовать радостью ради мудрости глупо, - возражает гриффиндорец. Говорить с этой таинственной незнакомкой легче, чем с кем бы то ни было. Даже проще, чем с Гермионой. Поэтому Гарри не против того, что третью ночь подряд ему снится эта странная комната и эта странная женщина, кого-то напоминающая ему.

Незнакомка снова улыбается своей холодной неуловимой улыбкой и чуть нараспев произносит:

- Ты считаешь, что всё это тебе снится, мой Король?

Конечно, он так считает. Хотя почему считает? Он знает. Знает, что сейчас лежит на кровати в больничном крыле под надзором мадам Помфри, а не сидит в уютном мягком кресле возле камина, в котором весело пылает огонь.

- Ты уверен в этом? – юноше кажется, что женщина смеётся, хотя он не слышит её смеха, а в её лице ни тени улыбки. – Что ж, если тебе так спокойнее, считай всё это сном. Пока это не так важно.

- Вы читаете мои мысли? – не выдерживает гриффиндорец. Этот вопрос вертится у него на языке с самого первого раза, когда ему приснилась незнакомка. Тогда она ничего не говорила. Просто сидела и смотрела на него, словно изучала. И улыбалась своей ледяной и красивой улыбкой. А вот во второй раз она рассказывала. Гарри не запомнил ни слова из того разговора, только её глаза, заглядывающие ему в душу.

- Читаю мысли? – удивлённо повторяет женщина. Она протягивает руку, в которой тут же возникает изящный хрустальный бокал, доверху наполненный рубиново-красным вином. Незнакомка задумчиво смотрит на своё отражение, после чего тихо произносит:

- Можно сказать и так. Мысль – это ветер: сегодня – есть, завтра – нет. Воздух всегда услышит её. Это так же естественно, как для огня – будить страсти, для воды – внушать спокойствие и сдержанность, а для земли – дарить поддержку и понимание….

Женщина замолкает, сжимая ножку бокала так сильно, что белеют костяшки пальцев. Затем она поднимает голову, и в её глазах Гарри видит растерянность.

- Я забыла, - удивлённо говорит незнакомка и роняет бокал. Он падает и бесследно исчезает, стоит ему соприкоснуться с ковром.

- Что Вы забыли? – переспрашивает юноша, с досадой понимая, что не успевает уловить ход мыслей своей собеседницы.

- Я забыла, что дальше, - уже спокойнее поясняет женщина. – Снова. Нас больше, нас всегда больше….

- Больше, чем сколько? – безнадёжно интересуется Гарри. Однако незнакомка его словно и не слышит.

- Я должна их вспомнить, но не могу. И это повторяется каждый раз.

- Кого их? – гриффиндорцу кажется, что он не просто не успевает за собеседницей, а топчется в самом начале беседы, где-то на «последний раз я искренне улыбалась многие столетия назад». А женщина внезапно вздрагивает, словно вопрос юноши разбудил её.

- Тебе пора, мой маленький Король.

- Куда? – спрашивает Гарри и тут же понимает, как глупо это звучит. Однако незнакомка не обращает на это внимание.

- Обратно, - просто говорит она. – Наше время вышло. Они уже рядом. Сюда они не войдут, но, если мы промедлим, возвращаться тебе будет опасно. Поспеши, мой Король.

- Кто эти они?

- Те, кто всегда ненавидят.

- Кого ненавидят?

- Это не важно. Они ненавидят ради самой ненависти. Она их кормит. А теперь иди.

Комната начинает тускнеть и исчезать. Гарри тщетно пытается ухватиться за остатки сна.

- Кто Вы? – отчаянно кричит он вслед растворяющейся фигуре. Женщина оборачивается и на мгновение (всего на одно мгновение!) её лицо озаряет по-настоящему тёплая улыбка.

- А сам ты ещё не понял?

***

Гарри открыл глаза. Белый больничный потолок, жестковатая кровать, флакончики из-под зелий на тумбочке…. Он всё ещё в больничном крыле, потому что мадам Помфри вот уже неделю не желает выпускать ни его, ни сестёр Принстоун. Камин, кресла, незнакомка, упрямо зовущая его королём, вино – всё это ему приснилось. Опять. А ведь на секунду Гарри был готов поверить в то, что и женщина, и их разговор – правда.

- Мистер Поттер, Вы проснулись? Как Вы себя чувствуете?

- Нормально, - тяжело вздохнул юноша, сомневаясь, что целительница поверит ему на слово. Однако мадам Помфри его удивила.

- Что ж, замечательно, тогда я Вас выписываю.

Гарри ошеломлённо посмотрел на женщину и, не удержавшись, спросил:

- Почему?

- Профессор Дамблдор решил, что Вы и обе мисс Принстоун совершенно здоровы.

Судя по сурово поджатым губам, сама целительница придерживалась иного мнения, но оспаривать решение начальства не стала.

- Отлично! – до юноши донёсся обрадованный голос Дженнифер. – Так мы свободны?

- Да, мисс Принстоун, - сухо ответила мадам Помфри. – Только постарайтесь больше не попадать ко мне с серьёзным физическим и магическим истощением.

- Хорошо, - покладисто согласилась Дженнифер и чуть ли не вприпрыжку покинула больничное крыло. Следом за ней, поблагодарив мадам Помфри, вышла Элизабет. А Гарри всё продолжал сидеть на кровати.

- В чём дело, мистер Поттер? – поинтересовалась целительница, наклоняясь к пациенту. – У Вас ещё что-нибудь болит?

- Нет-нет, всё в порядке, - поспешил успокоить врача гриффиндорец. – Я просто хочу узнать, почему профессор Дамблдор решает, здоровы мы или нет.

- Я не знаю, мистер Поттер. Я у него не спрашивала.

- А стоило бы, - едва слышно пробормотал парень.

- Говорите громче, я Вас не слышу, - раздражённо посоветовала мадам Помфри.

- Я сказал, что всё в порядке, - громко произнёс Мальчик-который-выжил. – Спасибо, мадам Помфри. До свидания.

- Всего доброго. И постарайтесь хотя бы эту неделю провести вне больничного крыла, мистер Поттер.

- Постараюсь.

Гарри закрыл дверь больничного крыла и отправился на поиски Гермионы. Решение узнать о жизни Дамблдора как можно больше возникло спонтанно. Во время своей второй встречи с таинственной женщиной из сна Гарри случайно обмолвился о директоре. Незнакомка благосклонно выслушала собеседника, после чего вдруг спросила, что юноша знает о своём наставнике. После весьма невразумительного ответа женщина заметила: «Ты называешь этого человека своим наставником, полагаешь его своим другом, считаешь его чуть ли не частью своей семьи, и… не знаешь о нём ничего! Как можно доверять человеку, о котором тебе ничего не известно? Мотивы и поступки которого тебе непонятны? Это, по меньшей мере, глупо и недальновидно». Тогда Гарри возмутился, заявив, что Дамблдор – величайший светлый волшебник. Однако на утро оказалось, что слова незнакомки из сна упали на благодатную почву собственных сомнений гриффиндорца. Они неумолимо росли и подтачивали его веру в директора. Именно поэтому сейчас юноша быстро шагал по коридорам Хогвартса и искал подругу. С помощью Гермионы он точно во всём разберётся. И задавит нелепые сомнения, родившиеся в нём этим летом, на корню, в очередной раз убедившись, что Дамблдор – великий человек. Вот только почему же ему кажется, что он обманывает себя?

***

Гермиона, напряжённая и сосредоточенная, стояла возле кабинета Защиты от Тёмных Искусств и читала какую-то книгу. Едва Гарри к ней приблизился, как девушка подняла голову и улыбнулась другу.

- Я как чувствовала, что ты сегодня придёшь. Мадам Помфри тебя отпустила?

- Как видишь, – юноша улыбнулся в ответ. Рядом с Гермионой было уютно и спокойно, и Гарри вновь ощутил уверенность в том, что они найдут ответы на все вопросы. Словно услышав его мысли, гриффиндорка произнесла:

- Я кое-что прочитала. Об Основателях.

Парень подхватил подругу за локоть и отвёл в сторону.

- Рассказывай.

- Честно говоря, - досадливо наморщила нос Гермиона. – В книгах общего доступа о них говорится не очень много. Создали школу магии и волшебства, разделили на факультеты, поссорились, разбежались и всё. Но вот в Запретной секции….

- А как ты туда попала? – перебил девушку Гарри. Гермиона усмехнулась.

- Сказала профессору МакГонагалл, что хочу изучить некоторые дополнительные материалы по Трансфигурации.

- И она поверила?

- Во-первых, я могу быть убедительной. Во-вторых, профессор МакГонагалл мне доверяет. И, в-третьих, мне действительно надо было изучить некоторые дополнительные материалы по Трансфигурации. А будешь меня перебивать, не расскажу, что узнала про Основателей.

- Извини.

- Извинения принимаются. Так вот, в одной книге я случайно наткнулась на упоминание странного ритуала. Если я правильно перевела руны, то с его помощью маги открывали коридор из мира живых в мир мёртвых. Там же упоминался артефакт, который использовали в ходе ритуала. Кажется, автор книги называл его Воскрешающим камнем, хотя я могу ошибаться.

- И при чём же здесь Основатели?

- Ты будешь слушать или нет? Впоследствии, этот артефакт был утерян, и ему долго не могли найти замену. И первыми, кто провёл ритуал без помощи Воскрешающего камня, были как раз Основатели Хогвартса!

- Но зачем Основателям открывать проход из мира живых в мир мёртвых?

- Этого мне узнать не удалось, - с сожалением вздохнула Гермиона, накручивая непослушный локон на палец. – Я больше нигде не смогла найти упоминание или описание этого ритуала и доказательства причастности к нему Основателей. Так же я не смогла ничего найти и о Воскрешающем камне, ну, кроме «Сказок барда Бидля». В «Сказке о трёх братьях» он упоминался, как один из трёх даров Смерти. Но, во-первых, эта книга появилась намного позже, чем ритуал, а, во-вторых, я не склонна считать достоверным источником информации книгу детских сказок.

- Значит, нам просто надо пробраться в Запретную секцию, когда там не будет мадам Пинс, и ещё раз всё просмотреть. Я не верю, что там совсем ничего нет про этот ритуал, - сказал Гарри и, помолчав, добавил:

- А ещё нам надо узнать побольше о Дамблдоре.

- Зачем? – поинтересовалась Гермиона.

- Тебе не кажется странным, что мы здесь учимся столько лет и при этом ничего о нём не знаем?

Гриффиндорка удивлённо приподняла брови.

- Ты много знаешь о МакГонагалл? А ведь у неё мы тоже учимся. И у Флитвика. И у Снейпа. И у Стебль. И много ещё у кого. О них нам тоже надо что-нибудь узнать?

- Не хочешь помогать – не надо, - обиженно буркнул парень. Он хотел ещё что-то добавить, но Гермиона его перебила:

- Дело не в том, что я не хочу помогать. Я просто не могу понять, с чего ты вдруг заинтересовался биографией Дамблдора?

Гарри тяжело вздохнул. Он понимал, что подруга сбита с толку его последним предложением, но не знал, как поступить. Поверит ли она словам женщины из его сна? Поверит ли вообще в этот сон?

- Я тебе кое-что расскажу, Герм, только пообещай не смеяться.

- Хорошо, - удивление гриффиндорки росло с каждой минутой.

- Мне… приснилась одна женщина. Мы с ней разговаривали, и она… предложила разузнать что-нибудь о Дамблдоре,… потому что глупо доверять человеку, о котором ничего не знаешь.

- Женщина? – переспросила Гермиона. – Твоя мама?

- Нет, - покачал головой юноша. – Хотя она показалась мне знакомой. Я где-то её уже видел, но не могу вспомнить где…. Так ты мне поможешь?

Гермиона молчала, задумчиво барабаня пальцами по обложке учебника.

- Герм? Летом ты говорила, что некоторые поступки Дамблдора тебя смущают. Меня тоже. Пожалуй, стоит покопаться в прошлом директора, чтобы не терзать себя ненужными сомнениями, тебе так не кажется?

- Умеешь ты быть убедительным, когда захочешь, - немного нервно усмехнулась девушка. – Хотя на твоём месте я не стала бы так легко верить словам незнакомых людей, проникающих в мои сны. Ладно, можем поискать что-нибудь в библиотеке, хотя я не представляю, с чего нам надо начать. Только пойдём прямо сейчас.

- Сейчас? – Гарри выразительно посмотрел на студентов, ожидающих начало урока. – Гермиона Грейнджер прогуляет урок? Тем более урок Защиты от Тёмных Искусств? Я тебя не узнаю.

- Вы с Роном определённо плохо на меня влияете, - рассмеялась гриффиндорка, складывая в сумку учебник. – К тому же, с Амбридж этот урок превращается в глупый фарс, наполненный пропагандой министерских взглядов. Идём.

И парень с девушкой, развернувшись, отправились в библиотеку.

В обители мадам Пинс было тихо и пустынно. Гарри и Гермиона, спрятавшись за стеллажами, просматривали старые пожелтевшие номера «Ежедневного Пророка», пытаясь найти хоть какие-нибудь сведения, проливающие свет на прошлое Дамблдора. Шуршание газетных листов, тепло и тишина действовали на Гарри умиротворяюще и вгоняли в сон. Юноша почти заснул, когда Гермиона удивлённо вскрикнула.

- Что случилось? – гриффиндорец заглянул в газету, которую читала его подруга. Девушка молча ткнула пальцем в одну из заметок. «Персиваль Дамблдор приговорен к пожизненному заключению в Азкабане за жестокое обращение с маглами» - гласил заголовок.

- Персиваль Дамблдор? – повторил Гарри, пытаясь заставить сонный мозг работать. К сожалению, мысли отказывались посещать его голову.

- Я полагаю, это отец нашего директора, - сказал Гермиона, вчитываясь в заметку. – Точно! Вот смотри: «У Персиваля также есть два сына – Альбус и Аберфорт».

- У Дамблдора есть брат? – тупо переспросил Гарри, подумав про себя, что спокойная обстановка библиотеки никак не способствует мыслительному процессу.

- Не только брат, - в голосе Гермионы звучало поистине ангельское терпение. – Ещё младшая сестра – Ариана.

Юноша молчал, переваривая информацию.

- А почему отец Дамблдора издевался над маглами? – наконец, спросил он. Гермиона пожала плечами.

- Разве это важно? Насилие есть насилие. Не имеет значения, ради чего оно совершается.

И замолчала, увидев, как посерьёзнел друг.

- Что-то не так? – тихо спросила она. Гарри внимательно посмотрел на подругу.

- Ты никогда не думала, что, убив Волан-де-Морта, я стану… чудовищем? Убийцей?

- Гарри…, - попыталась, было, возразить Гермиона, но парень не дал ей ничего сказать.

- Ты только что сама расставила всё по местам. Насилие есть насилие, ты права. А убийство остаётся убийством, с какой бы целью ни было совершено, - гриффиндорец горько рассмеялся.

- Ты не должен никого убивать, - твёрдо произнесла девушка и сжала руку друга в своей ладони. – Не должен. И никто не может тебя заставить.

- Не должен, - согласился Гарри. – Вот только, похоже, у меня нет выбора. Ты, может, и не замечала, а вот я всегда видел, как на меня смотрят другие. Как на Спасителя, как на Мессию. И раз так, то по закону жанра я должен уничтожить мировое зло в лице Волан-де-Морта. Обязан оправдать их надежды.

- Не говори ерунды, - несколько резче, чем ей хотелось, произнесла Гермиона. – Подумай лучше вот о чём: разве вся эта общественность, которая смотрит на тебя, словно на Избранного, значит лично для тебя что-нибудь?! Оглянись вокруг, Гарри. Ещё вчера они принимали тебя за героя, а сегодня считают вруном. И ради них ты отказываешься от спокойной и нормальной жизни обычного подростка?!

- Но ты, и Сириус, и профессор Люпин, и….

- Разве мы требуем от тебя убивать? По-твоему мы хорошо к тебе относимся лишь потому, что ты Надежда магического мира? Очнись, Гарри. Люди могут любить тебя просто за то, что ты – это ты. И тебе не надо ничего для этого делать. Ты не обязан становиться убийцей даже во имя мира во всём мире. Поверь, иногда стоит побыть эгоистом.

Девушка встала и исчезла за стеллажами. Вскоре она вернулась с каким-то увесистым томом. Отодвинув в сторону газеты, гриффиндорка водрузила книгу на стол. «История Хогвартса» - прочёл Гарри на обложке.

- Я решила, что нам стоит отвлечься, - пояснила Гермиона, садясь рядом с другом. – Кроме того, я вдруг подумала, а что, если я пропустила что-то важное, касающееся Основателей, когда читала эту книгу?

Не дожидаясь ответа, девушка открыла «Историю» и принялась её перелистывать. Гарри безразлично следил за действиями подруги, когда вдруг одна картинка привлекла его внимание.

- Стой! – юноша схватил девушку за руку как раз в тот момент, когда она уже собиралась перелистнуть страницу.
- Что-то не так? – обеспокоенно поинтересовалась Гермиона. Но Гарри её не услышал. Со страницы книги холодно и отстранённо улыбалась юноше незнакомка из его сна.

- Эта женщина, - пробормотал гриффиндорец, чувствуя в груди неприятный холодок. – Во сне я говорил именно с ней.

- С ней? – поражённая Гермиона переводила взгляд с картинки на лицо друга и обратно. – Гарри, это Кандида Когтевран. Ты уверен, что тебе снилась именно она?

В этом Гарри был абсолютно уверен. Внешность, взгляд, улыбка – именно такими они были у той знакомой незнакомки. Даже её платье в его снах было точь-в-точь такое же, как на этом портрете.

- Я должен с ней поговорить. Может быть, теперь она всё мне объяснит?! – Гарри вскочил с места, с грохотом опрокинув стул. На шум тут же прибежала мадам Пинс.

- Чем вы здесь занимаетесь? – холодно поинтересовалась библиотекарша. – И почему вы не на уроке?

- Мы уже уходим, - поспешила заверить женщину Гермиона, поднимаясь и беря Гарри за руку. – Мы просто готовили домашнее задание.

Судя по подозрению во взгляде мадам Пинс, она не поверила словам девушки ни на йоту, а её терпение явно было на исходе. Поэтому подростки поспешили покинуть библиотеку.

Только в коридоре, вдали от зоркого ока мадам Пинс, Гермиона решилась задать мучающий её вопрос.

- Как ты собираешься поговорить с Когтевран?

- Лягу спать, - не задумываясь, ответил Гарри.

- И всё? – недоверчиво переспросила девушка. – А ты уверен, что она приснится тебе снова?

- Ну, попытка не пытка, - пошутил юноша. – Кроме того, других вариантов у меня нет.

Гермиона собиралась сказать что-то ещё, но тут за спиной друзей прозвучал знакомый голос.

- Мистер Поттер, мисс Грейнджер, прогуливаете уроки? От Вас, Грейнджер, я подобного, признаться, не ожидал. Очевидно, Поттер пагубно на Вас влияет.

Парень с девушкой медленно повернулись и оказались лицом к лицу со Снейпом.

- Я так полагаю, - продолжал тем временем профессор. – Что вы ровным счётом ничего не способны сказать в своё оправдание. Я прав?

Друзья молчали.

- Что ж, - Снейп явно наслаждался сложившейся ситуацией. – Минус 50 баллов с Гриффиндора и неделя отработок.

- Мы не прогуливаем, сэр! – слова вырвались у Гарри раньше, чем он успел подумать. – Мы с Гермионой были в библиотеке, готовили эссе по Трансфигурации. Мы немного задержались и, когда Вы нас остановили, как раз спешили на урок к профессору Амбридж. Разве делать домашнее задание теперь является преступлением, сэр?

Гермиона молча сжала руку друга, пытаясь заставить его замолчать и прекратить злить Снейпа. Но Гарри даже не заметил этого. Его вдруг переполнило какое-то воздушное невесомое ощущение силы и вседозволенности. Голова закружилась от пьянящего осознания собственного могущества. Это придало Гарри смелости. Юноша поднял взгляд на профессора и мысленно попросил: «Поверь мне». Невербальный приказ скользнул от гриффиндорца к декану Слизерина и тут же наткнулся на прочный барьер воли Снейпа. Барьер прогнулся, дрогнул, но выдержал. Гарри заметил, как преподаватель поморщился, словно от головной боли. «Поверь мне», - повторил свой приказ юноша, незаметно для себя увеличив количество магической энергии, вложенной в требование. Барьер, защищающий сознание Снейпа, вспыхнул, пошёл трещинами,… но выдержал! А вот гриффиндорец покачнулся от внезапно накатившей слабости. Видимо, сам того не желая, он вложил в мысленный приказ больше сил, чем рассчитывал. Снейп же потёр виски и, неприязненно покосившись на Мальчика-который-выжил, холодно отчеканил:

- Неделя отработок, начиная с сегодняшнего вечера. В восемь часов в моём кабинете. Надеюсь, мистер Поттер и мисс Грейнджер, на этот раз вас не задержит эссе по Траснфигурации. А теперь марш на уроки!

Друзья вынуждены были развернуться и под пристальным взором декана Слизерина отправиться в сторону кабинета Защиты от Тёмных Искусств.

Как только профессор исчез за поворотом коридора, Гермиона обеспокоенно посмотрела на друга.

- Гарри, с тобой всё в порядке? Может быть, тебе стоит сходить к мадам Помфри? Ты вдруг побледнел….

- Всё хорошо, Герм, честно, - выдавил из себя гриффиндорец. От руки девушки, которой она ободряюще сжимала его ладонь, волнами расходился жар, возвращая юноше силы и бодрость. Гарри выпрямился и улыбнулся подруге.

- Скажи, ну, зачем ты врал Снейпу?

- Поверь, Гермиона, я не хотел. Слова сами вырвались.

- «Сами вырвались», - передразнила девушка, не отпуская руку друга. – Ох, Гарри, когда же ты научишься сначала думать, а потом делать. И, кстати, что ты сделал потом?

- Когда потом?

- После того, как солгал.

Юноша промолчал. Он не хотел рассказывать подруге о неудавшейся попытке подчинить себе волю Снейпа. Не дождавшись ответа на свой вопрос, Гермиона попросила:

- Пожалуйста, Гарри, что бы ты ни делал, не повторяй этого больше, ладно? У тебя был такой взгляд…. Ты как будто смотрел и не видел. А ещё… на мгновение мне показалось, что у тебя исчезли зрачки…. Словно у тебя в глазах нет ничего, кроме этой странной пустоты. Бред, конечно, но…. Не делай так больше. Обещаешь?

Гермиона всё повторяла и повторяла этот вопрос, но Гарри её уже не слушал. В его памяти всплыли глаза Дженнифер, лишённые зрачков и радужек и наполненные диким бушующим пламенем.

- Гарри, ты меня слышишь? – в голосе Гермионы отчётливо прозвучали испуганные нотки. Гриффиндорец моргнул и снова улыбнулся подруге.

- Всё в порядке, Гермиона. Не волнуйся.

Девушка кивнула, однако успокоенной она не выглядела. Ещё с минуту друзья стояли посреди пустого коридора и молчали. Наконец, Гермиона произнесла:

- Ну, что? Идём к Амбридж?

- Ты иди, а мне надо поговорить с Миртл.

- Зачем? – удивилась гриффиндорка. Гарри лишь пожал плечами. Он не знал, как объяснить подруге своё спонтанное решение посетить женский туалет, в котором когда-то они втроём варили Оборотное зелье. Просто…. Просто юноша вспомнил, что именно там нашли лежащую без сознания Элизабет Принстоун. И почему-то ему казалось, что Лиз упала в обморок по той же причине, по которой оказалась без чувств её младшая сестра, а раз так…. Миртл наверняка была свидетелем того происшествия и сможет рассказать, какими были глаза у старшей Принстоун. Но как объяснить всё это Гермионе? Гарри не говорил подруге ни о странностях, произошедших с ним в горящей комнате, ни про Дженнифер.

- Надо, - наконец, сказал он. – Поверь мне на слово, Гермиона. Когда вернусь, я обязательно всё тебе расскажу. Иди на урок Защиты.

Девушка нахмурилась. Гарри она верила, но её терзали дурные предчувствия. В конце концов, она решилась.

- Хорошо, но будь, пожалуйста, осторожен. И если к концу урока тебя не будет, я тоже пойду в туалет Миртл.

- Идёт, - согласился Гарри. Гермиона слабо улыбнулась, прошла несколько шагов по направлению к кабинету Защиты от Тёмных Искусств, затем вдруг вернулась, поцеловала друга в щёку и быстро скрылась за поворотом. Гарри удивлённо смотрел ей вслед, ощущая, как в том месте, куда она его поцеловала, приятно покалывая кожу, разлилось тепло, разогнав и никак не желавшую проходить сонливость, и остатки слабости. Потоптавшись на месте, юноша развернулся и побрёл в противоположную сторону.

***

В туалете, где безраздельно властвовала Плакса Миртл, Гарри не был с тех самых пор, когда они с Роном и Гермионой варили Оборотное зелье. Впрочем, на взгляд юноши, здесь не изменилось ровным счётом ничего. Из-под двери всё так же сочилась вода, а за стеной слышались горестные стенания призрака. Гриффиндорец толкнул дверь и, стараясь не поскользнуться на залитом водой полу, вошёл внутрь.

Миртл парила над одним из умывальников и рыдала. Рыдала профессионально, заламывая руки и страдальчески всхлипывая. Однако стоило ей заметить юношу, как призрачные слёзы тут же испарились, а само привидение подлетело к Гарри, застенчиво хихикая.

- Привет, Гарри. Решил меня навестить?

В голосе призрака звучало столько надежды, что гриффиндорцу пришлось соврать.

- Да. Зашёл узнать, как ты… поживаешь.

Слова прозвучали на удивление глупо и фальшиво. Миртл, впрочем, была удовлетворена подобным ответом, и, округлив глаза, прошептала:

- О, просто ужасно. Вот недавно какая-то девчонка пришла сюда и устроила самую настоящую катастрофу! Столько воды, столько воды!

- Что она сделала? – переспросил юноша, бесцеремонно прерывая возмущённую тираду привидения. Миртл на мгновение замолчала, после чего спросила:

- Кто?

- Ну, та девчонка, которая пришла сюда.

- Я же говорю, - раздражённо ответил призрак. – Она устроила потоп! Наводнение!! Просто ужас!!! Кошмар!! Катастрофа!!!

- Миртл, - морщась от чересчур громких воплей призрачной девочки, произнёс Гарри. – А ты случайно не видела, какие у той девчонки были глаза?

Миртл сразу замолчала. Надолго. Она смотрела куда-то за спину гриффиндорца и словно вспоминала что-то. Когда она, наконец, заговорила, её голос звучал серьёзно и устало, как будто Миртл повзрослела лет на двадцать.

- Её глаза…. Какие у воды могут быть глаза? А ведь она – это вода. А вода – это она. И ты это знаешь. Ты это чувствуешь, ведь ты….

Привидение замолчало, глядя расширившимися от ужаса глазами прямо перед собой.

- Кто я?! Кто я, Миртл?! – юноше очень сильно хотелось схватить призрака за плечи и хорошенько встряхнуть. Может быть, он, наконец, получит ответ? Поймёт, что здесь происходит? Но его мечтам было не суждено сбыться.

- Они здесь, - мёртвым голосом прошептала Миртл. В её глазах светился дикий животный страх. – Они пришли за тобой. За ней. За всеми вами. А потом….

Привидение протянуло руку, словно хотело оттолкнуть гриффиндорца в сторону двери.

- Беги! Спасайся! Скорее!

Гарри удивлённо посмотрел на Миртл, а затем обернулся, чтобы увидеть то, что могло напугать призрака. И в этот миг помещение накрыла абсолютная, непроницаемая тьма, по сравнению с которой ночь была ясным днём. Где-то вдалеке с грохотом захлопнулась дверь, ведущая в туалет. А в воздухе, прямо перед Гарри, один за другим начали зажигаться полные слепой ненависти и неутолённого голода алые всполохи. Юноша невольно отшатнулся, ударился спиной о край умывальник и вцепился в него, слепо шаря взглядом в темноте.

Следом за тьмой пришёл холод. Пробирающий до костей, леденящий кровь, хватающий за душу и сковывающий сердце. Гарри на миг показалось, что он стоит на краю пропасти, в которой насколько хватает глаз лишь лёд и пустота. Страх, зародившийся в груди, рос и рос, пока не захлестнул гриффиндорца. А вокруг царила мёртвая и почти осязаемая тишина, давящая на плечи и сводящая с ума. Она обволакивала, путая мысли и заставляя крик замереть в горле.

А затем в звенящем безмолвии, в непроницаемой тьме соткались практически беззвучные шелестящие голоса. Едва различимые, бесплотные звуки стелились в воздухе и растворялись без следа в холодной тёмной пустоте. Они казались музыкой, такой, которую не слышишь, но чувствуешь. И эта музыка гипнотизировала и очаровывала, прекрасная словно Смерть.

Гарри казалось, что он сошёл с ума. По крайней мере, в это ему было поверить легче, чем в реальность происходящего. А Тьма ликовала. Тьма торжествовала. Тьма дрожала, предвкушая сладостный вкус победы. Безликие, бесплотные Тени окружали беспомощную жертву, издевательски-ласково касаясь её кожи. «Наш-ш-ш-ш, наш-ш-ш-ш-ш…, - шептали сотни шипящих голосов, звучавших как один. – Не уйдёш-ш-ш-шь. Теперь никуда не денеш-ш-ш-шьс-с-с-ся. Повелитель будет доволен. А мы обретём с-с-с-свободу». Ужас юноши забавлял тех, кто был не жив и не мёртв. Они пили страх своей жертвы, они смаковали его, он распалял в них дикую необузданную ненависть и презрение к жалким и слабым существам. К людям. «Ж-ш-ш-ш-шалкое зрелищ-щ-щ-ще. И это с-с-с-слабое сущ-щ-щ-щ-щес-с-с-ство долж-ш-ш-шно одолеть Повелителя. С-с-с-смеш-ш-шно».

Гарри понимал, что должен справиться со своим страхом. Тогда, на кладбище, в битве с Волан-де-Мортом это получилось. Почему же не получается сейчас? Юноша глубоко вздохнул, стараясь не обращать внимания на невесомые прикосновения, на бесплотные звуки, стелившиеся в осязаемой тьме и ядом просачивавшиеся в уши. Но волна паники уже захлестнула его с головой. Мозг лихорадочно искал выход, просвет в непроницаемой тьме, заклинание, способное спасти, защитить. И не находил. И слова Теней звучали всё громче и неотвратимее.

Сердце стучало как безумное, силясь вырваться из клетки рёбер. Удар. Это конец. Удар. Он погибнет здесь, в женском туалете. Удар. Он умрёт от руки монстров, которым нет названия. Удар. Неужели вот так всё и закончится? Удар. Они уже рядом. Удар. Гарри, ты чувствуешь дыхание смерти? Она уже стоит у тебя за спиной, положив ледяные пальцы тебе на плечи. Ты готов к смерти, Гарри Поттер?

Юноша закрыл глаза, осознавая, что заклинания, способного его спасти, не существует. Спасения нет. Пощады не будет. И в тот самый миг, когда Гарри был готов смириться с тем, что он умрёт сейчас и здесь, перед глазами вспыхнул образ Гермионы. Она улыбалась светло и нежно, а в глазах светилась вера. Вера в него. В то, что он должен жить. И чей-то голос ласково прошептал: «Нельзя сдаваться! Нельзя! Ты справишься!»

- Я справлюсь! – голос гриффиндорца разорвал леденящую темноту и разбил на мелкие осколки гипнотизирующую музыку. И страх ушёл. Исчез, как во время дуэли с Волан-де-Мортом. Гарри открыл глаза и крепче сжал в руке волшебную палочку, несмотря на то, что знал, что она не поможет. Но парень знал ещё и то, что будет бороться до конца, а не умолять о пощаде, скорчившись на полу.

Вдруг волшебная палочка в руках нагрелась, став из прохладной обжигающе-горячей. Этот огонь проник сквозь кожу и потянулся к чему-то внутри гриффиндорца. Пламя потекло по венам, и внезапно, где-то в самой сокровенной части души, словно отзываясь на прикосновения огня, пробудилась Магия. Именно Магия, а не то чародейство, которому их учат в школе. Это была невероятная Сила, тёплая, живая, трепещущая и до боли родная. Она казалась одновременно и птенцом, только-только расправляющим крылья, и могущественным божеством, для которого не было невозможного. Каким-то шестым чувством Гарри осознал: эта Сила, что сейчас просыпается в нём и рвётся наружу, всегда был с ним. Нет, не с ним. Он и есть эта Магия. Она его суть, его душа. Душа его души. Как он мог жить, не зная этой сладостной эйфории всемогущества, кружащей голову, этой бурлящей жизни, заставляющей рождаться заново и позволяющей расправить невидимые крылья и взлететь высоко-высоко? Юноша знал, что никогда и никому не сможет объяснить, что он чувствовал в тот момент. Облечь эти ощущения в слова было так же невозможно, как научить дышать. И чем глубже Гарри погружался в водоворот магической энергии, тем яснее он понимал, насколько бесполезна палочка в его руках. Теперь она казалась недостаточно сильной и прочной, чтобы творить Магию. В мире не существовало заклинания, способного позволить Силе вырваться наружу. Да и не могло существовать, ибо это была первозданная Магия, наполнявшая мир задолго до появления каких-либо слов.

Тени, ощутившие пробудившуюся магическую силу, беспокойно заколыхались. Жертва не стала менее желанной, напротив, но она оказалась куда более опасной, чем предполагалось. Она стала сильнее. Существа нахлынули, пытаясь плотным покрывалом накрыть юношу, проникнуть сквозь кожу и отрезать его от бурлящей в нём энергии. Но Магия защитила своего хозяина, поставив непробиваемый щит. Тени в бессильной злобе шипели, наталкиваясь на магический барьер, и упрямо тянули щупальца к жертве. Они вились вокруг, стремясь снова повергнуть юношу в пучину отчаянья и ужаса. Но Гарри уже не видел и не слышал их. Он растворялся в волшебной феерии, в своей магической силе, окружавшей своего хозяина стеной бушующего ветра. Воздух признал в юноше своего нового долгожданного повелителя и, склонившись перед ним, встал на его защиту. В помещение ворвался самый настоящий ураган, смерч, тайфун. Он сметал всё на своём пути, безжалостно срывая покрывало непроницаемой тьмы. Стихия ликовала, заглушая тревожащую слух музыку Теней. Их голоса звучали всё неуверенней. Ураган кружил их, не давая даже близко подобраться к волшебнику. Раздражённо шипя, тени сгустились, не желая поверить в то, что их жертва получила шанс спастись. Если бы у охотников было время, они бы дождались, когда контроль над стихией обессилит неопытного мага. Но у бесплотных существ не было ни минуты. Их чуткий слух уловил стремительно приближающиеся шаги людей, бегущих сюда. Смертные не должны увидеть немёртвых. Ещё рано. Этот мир пока принадлежит людям. Разозлённые, голодные Тени рассыпались, стелясь по стенам и полу и исчезая в тёмных углах. Гарри не заметил бы этого, полностью растворившийся в Магии, если бы не тёплый, женский шёпот, пришедший откуда-то из воздуха.

- Остановись, мой Король! Ты ещё не достаточно силён! Твои враги повержены, нет смысла удерживать оборону!

Голос знакомой незнакомки из сна вернул Гарри в реальность. Магия больше не часть его, и от этого тяжелее и легче одновременно. Тяжело, потому что тело вновь обретает вес, а крылья исчезают, и больше не взлететь. Легко, потому что контролировать стихию, глядя на неё со стороны, проще. Гриффиндорец осторожно потянулся к воздуху, едва уловимо касаясь его и ласково успокаивая. Стихия совершенно не хотела слушаться юношу, и всякий раз норовила выскользнуть из-под контроля. На уничтожение защитных барьеров Гарри потратил больше сил, чем на их возведение. Но, в конце концов, защита пала, и Тени, заметив это, на миг, вырвавшись из надёжных тёмных укрытий, окружили юношу. А затем стремительно растаяли. И только затихающая музыка и их вкрадчивый шелестящий шёпот продолжали звучать в голове гриффиндорца: «Ты вс-с-сё равно не уйдёш-ш-шь.... В с-с-следующ-щ-щий рас-с-с, друш-ш-шок, тебе не с-с-спас-с-с-стис-с-сь...».

Всё закончилось. Усталость навалилась на Гарри, давя на него всей своей тяжестью. Парень покачнулся и наверняка бы обессиленно упал, если бы в этот момент дверь в туалет не распахнулась, и вбежавшие Рон с Гермионой не поддержали бы его. Перед глазами Гарри мелькнуло встревоженное лицо подруги.

- Гарри, хвала Мерлину, ты жив! Тебя так долго не было! Я начала волноваться, побежала сюда, по дороге встретила Рона…. С тобой всё в порядке? Ты выглядишь усталым....

Девушка осеклась, окинув взглядом помещение.

- Гарри, что произошло?! На тебя напали?!

Юноша растерянно огляделся вокруг. Туалет был полностью разгромлен. Всё, что можно было разрушить, было разрушено. Всё помещение было завалено грудой обломков. Пол был залит водой. Удивительно, что никто из учителей не пришёл.

- Это ты сделал? – Рон, прищурившись, холодно посмотрел на друга. В голосе рыжего послышался расчётливый интерес хирурга, препарирующего труп. Гарри вздрогнул и поднял голову, попытавшись встретиться с бывшим лучшим другом взглядами. Но Рон неуловимым движением опустил голову так, что его глаза оказались в тени.

- Да... Нет... Наверное, - Гарри нарочито равнодушно пожал плечами. Пока он не знает точно, можно ли доверять Рону. А значит, чем меньше друг знает о происшедшем, тем лучше. А вот с Гермионой поговорить необходимо и как можно скорее.

- Герм, скажи, когда вы пришли, дверь была заперта?

Гермиона недоумённо и растерянно поглядела на Рона. Затем, переведя взгляд на Гарри, девушка сказала:

- Нет. Она была открыта настежь.

- Вот как, – пробормотал Гарри, выпрямляясь и оглядываясь в поисках Миртл. Она должна была кое-что ему объяснить.

- Гарри, что случилось? – Гермиона крепче сжала плечо друга. Юноша посмотрел на подругу и ободряюще улыбнулся ей. И вздрогнул, услышав ехидный смешок Рона.

- Нам пора возвращаться на уроки, - сухо сообщил рыжий, когда внимание Гермионы и Гарри переключилось на него.

- Рон прав, Гарри. Нас скоро начнут искать. Ты отсутствовал почти час. Профессор Амбридж была вне себя от ярости.

Гарри не стал спорить с подругой. Он понятия не имел, как долго сражался с Тенями. С равной уверенностью он мог утверждать, что прошло десять минут или десять лет.

- Хорошо. Я только поговорю с Миртл.

- Зачем с ней разговаривать? – с подозрением в голосе спросил Рон. – Она же истеричка. Ни о чём, кроме своих глупых обид, не думает.

Гарри, оставив слова рыжего без внимания, развернулся и по колено в воде медленно побрёл мимо кабинок, на ходу выкрикивая имя призрака:

- Миртл! Эй, Миртл! Отзовись! Я знаю, что ты здесь!

У одной полуразрушенной кабинки Гарри затормозил. Имя приведения замерло на губах. Среди обломков дрожало и колыхалось в воздухе то, что когда-то было Миртл. Подбежавшая Гермиона застыла на месте возле Гарри. Юноша услышал сдавленный всхлип подруги. Перед парнем и девушкой почти неподвижно висело нечто, больше напоминающее обугленные потрёпанные лохмотья. В чёрных истерзанных лоскутах смутно угадывалась человеческая фигура. На призрачном лице Миртл навсегда застыло выражение панического ужаса. Рот был открыт, а глаза устремлены куда-то за плечи друзей. В голове Гарри отчётливо звенел пронзительный вопль Миртл: «Спасайтесь!» Гарри отвернулся и встретился глазами с подругой. Гермиона стояла, чуть покачиваясь и прижимая подрагивающую ладонь ко рту, и смотрела на привидение растерянно и испуганно. А вот Рон не двигался с места. Он стоял спокойно, с насмешливым безразличием следя взглядом за друзьями. Гарри с удивлением заметил кривую ухмылку на губах друга и тут же отвёл взгляд. Нет, это не Рон. И никогда Роном не было. Это кто-то чужой. В школе что-то происходит и то существо, которое притворяется его лучшим другом, как-то с этим связано. И не только оно. Он, Гермиона, новенькие – все они часть чего-то непонятного. Теперь Гарри понял это. А ещё он понял, что ему срочно надо поговорить с Кандидой Когтевран. На этот раз по собственной воле.

- Нам надо идти, - Гарри протянул Гермионе руку, но девушка, словно не заметив этого, потянулась к Миртл. Пальцы гриффиндорки прошли сквозь приведение, но когда Гермиона отдёрнула руку, на кисти появился непонятный серый налёт, который исчез, стоило девушке к нему прикоснуться.

- Идём, - повторил Гарри, хватая подругу за плечи и почти силой выводя из туалета. Следом за ними не спеша вышел Рон.

Едва Золотое Трио Гриффиндора оказалось в коридоре, как рыжий произнёс:

- Я считаю, что мы немедленно должны пойти и рассказать всё преподавателям. И в первую очередь профессору Дамблдору. Они знают и могут гораздо больше, чем мы.

Гарри пристально посмотрел на того, кто притворялся его лучшим другом.

- Мы никуда не пойдём, - твёрдо произнёс юноша. – И это не обсуждается, Рон.

- Считаешь себя лучше всех? – насмешливо поинтересовался Рон. – Думаешь, что способен на всё, Мальчик-который-выжил?

Рыжий подошёл ближе и тихо, чтобы его услышал только Гарри, сказал:

- Ты даже подружку свою защитить не в состоянии. Поверь мне.

Сказав это, Уизли стремительно развернулся и покинул друзей. Гарри проводил его взглядом.

- Гарри, - юноша вздрогнул, услышав голос Гермионы. – Рон по-своему прав. Мы должны рассказать кому-то из преподавателей просто потому, что иначе не сможем объяснить разрушенный туалет и….

Девушка запнулась на полуслове, шокировано глядя на дверь туалета. Та растворялась, превращаясь в стену. Мгновение, и неработающий женский туалет исчез, а вместе с ним исчезла и вода на полу коридора. Гарри зажмурился, затем открыл глаза, но ничего не изменилось. Туалета Плаксы Миртл больше не существовало. Как и самой Плаксы Миртл.

- Гермиона, лучше пойдём отсюда, - юноша потянул застывшую на месте подругу за руку, решив, что на сегодня им приключений достаточно. Девушка повиновалась, и друзья поспешили в класс.

***

Кхар быстрыми шагами вошёл в один из мужских туалетов. Внутри было пусто и тихо, и Тень позволил себе выплеснуть злость и раздражение. Как он мог сорваться! Ведь Повелитель приказал не давать смертным повода для подозрений! Как какой-то мальчишка сумел вывести его, Кхара, одного из лучших, из себя! Кхар медленно подошёл к зеркалу и пристально посмотрел себе в глаза. В мёртвые голубые глаза глупого, эгоистичного и наивного паренька так легко подарившего Тени своё тело. В глаза, затянутые льдом ненависти и отравленные алыми всполохами голода. Глаза – зеркало души, ведь так? Кхар усмехнулся. Вот она – его душа и суть. Мёртвая и ненавидящая. Обречённая на вечные страдания на Изнанке миров.

Жаль, что проклятый Поттер так рано понял, что его лучшего друга рядом нет. Теперь ни о каком доверии со стороны чёртова Мальчика-который-выжил не могло быть и речи. А это значило, что информацию о новом Тайном Круге придётся искать в других местах. Он будет вынужден довольствоваться слухами, домыслами и догадками. Это несколько нарушало планы Кхары. А главное, это несколько меняло планы Повелителя. Кхар ударил кулаком по зеркалу, вложив в этот удар всю свою ненависть. Стекло жалобно застонало и разлетелось на тысячу осколков. Руку обожгло болью, но лицо Кхара не изменилось. Он терпел боль много страшнее этой. Одно слово на мёртвом лающем языке, и на руке ни царапины. Всё в порядке. Ещё не всё потеряно. Пусть силы мальчишки пробудились слишком рано. Пусть в отличие от этих близняшек он научился управлять своей стихией. Пусть, потому что у мальчишки есть одна, известная Теням, слабость, а у Кхара в запасе имеются незадействованные рычаги давления. И в этот раз он не станет поддаваться человеческим, сиюминутным порывам. Тень улыбнулся своим мыслям:

- Пож-ш-ш-шалуй, пора пообщ-щ-щ-щаться с-с малыш-ш-ш-ш-шкой Грейндж-ш-шер. А то наш-ш-ш-ша умница-раз-с-сумница развила слиш-ш-шком активную деятельнос-с-с-сть по из-с-сучению с-с-страннос-с-стей, творящ-щ-щихся вокруг. И необходимо с-с-с-сходить к Дамблдору. Пус-с-сть приглядит за с-с-с-своим ненаглядным Мальчиком-который-выж-ш-шил, а то того и гляди потеряет с-с-своё драгоценное оруж-шие.

Пусть на этот раз жертве удалось ускользнуть. Но охота не окончена. Война только начинается. А те, кто заперт на Изнанке, умеют ждать.



Глава 9.Тайная комната снова открыта

От автора: Поздравляю всех читателей с Новым Годом и Рождеством! Желаю всем счастья, удачи, любви, ну, и разумеется, побольше мандаринок))) Надеюсь, новая глава будет для вас хорошим подарком!

Здесь, в Хогвартсе, тот, кто просил помощи всегда её получал.
Дж.К. Роулинг «Гарри Поттер и Тайная комната»
Гермиона отодвинула от себя книгу и потёрла виски. Двенадцатый увесистый том, описывающий жизнь и свершения Основателей, и ничего, кроме тупой и сверлящей головной боли. Девушка перевела взгляд на бумагу и перо, лежащие на столе без дела, и тяжело вздохнула. Она не привыкла унывать и сдаваться, но сейчас была довольно близка к этому. За неделю, прошедшую с того дня, когда они с Гарри искали сведения о Дамблдоре и Основателях, а друг узнал в таинственной незнакомке из снов Кандиду Когтевран, гриффиндорка не нашла ничего из того, о чём не могла бы рассказать сама. Все книги, которые читала девушка, твердили одно и то же: Гриффиндор, Когтевран, Пуффендуй и Слизерин были величайшими магами, создателями Хогвартса, изобретателями и исследователями и так далее, и тому подобное. И ни слова о Тайном Круге или заклинаниях, открывающих проход в мир мёртвых. Наверняка в Запретной секции хранились необходимые девушке сведения, но профессора дать доступ отказывались, какие бы доводы не приводила Гермиона. В чём была причина такой непреклонности, гриффиндорка не знала, хотя предполагала, что всё дело в Амбридж, вынюхивающей чужие секреты с профессионализмом охотничьей ищейки. Гарри же и рад был бы помочь подруге проникнуть в Запретную секцию, но занятость на квиддичных тренировках не давала ему такой возможности. Анджелина, вознамерившаяся выиграть Кубок, выжимала из команды все соки, и юноша, возвращаясь поздно вечером в Башню, засыпал буквально на ходу. Один раз Гермиона предприняла попытку выпросить у друга мантию-невидимку, чтобы в одиночку сходить ночью в библиотеку. Но Гарри неожиданно воспринял предложение лучшей подруги в штыки. Мало того, что он не отдал ей мантию, так ещё и потребовал пообещать, что она ни за что и никуда не пойдёт ночью в одиночестве. Подобное требование он объяснил беспокойством за неё и попыткой уберечь от опасности. Сколько бы Гермиона не допытывалась, чего именно ей следует опасаться, Гарри не говорил ни слова. В конце концов, ничего не понимающая девушка пообещала другу не пытаться забраться в Запретную секцию в одиночку и теперь проводила дни в попытках найти что-нибудь стоящее в книгах, находящихся в общем доступе.

Гермиона потянулась, разминая затёкшую спину, и удивлённо оглянулась. Библиотека была пуста, хотя девушка могла поклясться, что ещё пару минут назад через два стола от неё сидел какой-то пуффендуец. Впрочем, гриффиндорка тут же засомневалась в этом, убедив себя, что, вполне возможно, её пару минут можно смело приравнивать к реальным двум часам, всё-таки она была сильно увлечена поисками разгадок. Однако мертвенная тишина, затопившая помещение, напугала девушку. Гермиона прислушалась, но не уловила ни единого звука, кроме собственного участившегося дыхания. В голову совершенно некстати полезли мысли о том, что перед нападением на Гарри была такая же всепоглощающая тишина, а друг совсем недавно предупреждал о какой-то неведомой опасности. Девушка начала собирать со стола книги, лихорадочно вспоминая с какого стеллажа она брала каждую из них. Тяжёлые тома никак не желали укладываться, как следует, и всё время норовили вывалиться из рук. Гриффиндорка отодвинула их в сторону, попыталась собрать разбросанные по всему столу бумаги и только тогда обнаружила, что у неё трясутся руки, а её саму колотит мелкая дрожь. Гермиона сделала несколько глубоких вдохов, но это не помогло. Напротив, страх только усилился. Смахнув пергамент и перья в сумку, девушка бросилась к выходу. Ноги подкашивались и заплетались, сердце перепуганной птицей колотилось в груди. По дороге Гермиона налетела на стул, уронила его и упала сама. Грохот опрокинутой мебели показался гриффиндорке пушечным выстрелом, всколыхнувшим вязкую тишину библиотеки. Однако мадам Пинс, всегда рьяно радеющая за выполнение библиотечных правил, не появилась. Её отсутствие только усилило страх Гермионы, уже начинавший перерастать в настоящую панику. Девушка вскочила на ноги и, прихрамывая, выбежала в коридор. Захлопнув за собой дверь, гриффиндорка сползла по стене. Страх отпускал её, словно она смогла запереть его в погрязшей в безжизненной тишине библиотеке. Девушка ещё продолжала дрожать, но дышать ей стало намного легче. Окончательно успокоившись, Гермиона поднялась с холодных плит пола, собираясь отправиться на урок. Она уже повернулась в сторону класса, когда внезапно обнаружила, что забыла на полу библиотеки свою сумку. По спине пробежал холодок. До ближайшего урока – Трансфигурации – оставалось совсем немного времени, а конспекты, домашнее задание и учебник лежали в сумке, которая наверняка валялась всего в нескольких шагах от библиотечных дверей вместе с упавшим стулом. Но сейчас это расстояние казалось непреодолимой пропастью. Ушедший, было, страх вернулся с новой силой, намертво пригвоздив девушку к месту. Гамлетовское «быть или не быть» было ничем по сравнению с сомнениями, раздиравшими Гермиону на части.

«Что со мной? Я никогда не была трусихой. Я не испугалась ни Волан-де-Морта на первом курсе, ни василиска – на втором. Я готова была ценой своей жизни защищать Гарри от Сириуса. Так что же произошло теперь? Чего я настолько сильно боюсь? Почему одна только мысль о том, что бы зайти в библиотеку приводит меня в ужас и парализует руки и ноги? Что случилось?»

- Гермиона?

От звука раздавшегося за спиной голоса девушка тихонько вскрикнула, едва не подпрыгнув на месте. Обернувшись, гриффиндорка обнаружила Полумну, разглядывавшую её с лёгким интересом.

- Полумна, - выдохнула Гермиона, чувствуя, как заполошно колотящееся сердце выпрыгивает из груди. – Ты меня напугала.

- Извини, - в голосе когтевранки послышалось удивление. – Я не хотела…. А почему ты здесь стоишь?

Гриффиндорка открыла рот, чтобы ответить, и тут же закрыла его. Объяснение, которое она была готова произнести, внезапно показалось ей глупым, а все страхи – надуманными. С появлением Полумны ужас не то, чтобы исчез, но стал намного меньше и незаметнее, свернувшись клубочком где-то в самом отдалённом уголке души. Гермиона замялась, не зная, что сказать.

- Что-то не так? – поинтересовалась Полумна, серьёзно глядя на собеседницу.

«Да!!! Всё очень-очень странно!» - хотелось закричать Гермионе.

- Нет, - спокойно ответила она. – Я просто забыла свою сумку в библиотеке.

- И почему же ты не зайдёшь и не заберёшь её?

- Я…, - гриффиндорка посмотрела на дверь. Ужас, практически угаснувший, вновь вспыхнул, разрастаясь до неимоверных размеров. Одна только мысль о том, чтобы зайти в библиотеку, казалась девушке невыносимой.

«Мерлин, что со мной?! Почему я не могу рассказать об этом Полумне?! Кто-нибудь помогите мне! Пожалуйста!»

- Может, тебе её принести? – спросила Полумна, заглядывая гриффиндорке в глаза. Гермиона быстро закивала, чувствуя облегчение.

- Да, конечно. Если тебе не сложно. Я была бы очень благодарна.

Лавгуд пожала плечами и вошла в библиотеку. Через пару минут она вернулась и протянула сумку Гермионе. Из-за дверей вслед Полумне неслись гневные вопли мадам Пинс.

- Кто-то бросил книги на столе и уронил стул, - спокойно пояснила когтевранка, заметив, как гриффиндорка удивлённо прислушивается к голосу библиотекарши. – Мадам Пинс почему-то решила, что это я.

- Ой, извини, - пробормотала Гермиона, принимая сумку из рук Полумны.

- Ты-то здесь при чём? – пожала плечами когтевранка и, улыбнувшись своей немного странноватой улыбкой, вприпрыжку отправилась дальше по коридору. Перед тем, как завернуть за угол, Полумна остановилась и обернулась:

- Гермиона, если вдруг захочешь рассказать о том, что произошло, я готова тебя выслушать. Порой надо всего лишь выговориться, чтобы решить проблему. Поверь, что бы там не увидела, ты не более ненормальная, чем я.

Гриффиндорка проводила когтевранку взглядом, потом поглядела на двери библиотеки и со смешанными чувствами отправилась к кабинету Чар.

«Поверь, Полумна, если бы я могла, я бы с радостью рассказала, что со мной произошло».

Под столом, за которым несколько минут назад сидела Гермиона, всколыхнулась тьма. Тени раздражённо заворчали, выползая на свет. Девчонка оказалась сильнее, чем они думали. С первой атакой она справилась, хоть и с трудом. Но вечность умеет ждать, а охотники Изнанки тысячелетиями учились заманивать смертных в свои сети.

- Тебе понравилас-с-с-сь наш-ш-ш-ша игра, малыш-ш-шка Грейндж-ш-ш-шер? А ведь ты ещ-щ-щё не поняла, нас-с-сколько ты одинока в с-с-своей борьбе. В с-с-следующ-щ-щ-щий раз-с-с-с мы придумаем ч-ш-што-нибудь поинтерес-с-сней. С-с-с-скоро, с-с-совс-с-сем с-с-скоро ты будеш-ш-ш-шь наш-ш-шей.

***
В коридоре сгущались сумерки. За высокими стрельчатыми окнами лил дождь и завывал ветер. Буро-жёлтые преющие листья рваными лоскутами взвивались в небо и обречённо липли к стёклам. Элизабет отвернулась от окна, выше подняла воротник свитера, зябко поёжилась и посмотрела на часы. Дженнифер опаздывала. Впрочем, как всегда. Младшая Принстоун никогда не отличалась пунктуальностью. Лиз невесело воздохнула и посмотрела на письмо, которое держала в руках. Его сегодня принесла старушка Молли, уронив прямо в тарелку с завтраком Элизабет. Сама сова тяжело приземлилась рядом и долго и надсадно ухала, требуя к себе внимание. Ловя насмешливые взгляды однокурсников, девушка вышла из Большого зала, мысленно проклиная и старую сову, и злополучное тётушкино письмо.

Сейчас, ожидая Джен, Элизабет в сотый раз сминала и расправляла края конверта. Вряд ли Селеста Принстоун написала племянницам что-то хорошее. Во всяком случае, не после того, как они попали в Больничное крыло, ничего ей об этом не сообщив.

- А вот и я! – радостный голос Дженнифер никак не вязался с мрачными мыслями её старшей сестры. Лиз обернулась и строго посмотрела на сестру.

- Вообще-то ты опоздала, - менторским тоном заметила старшая Принстоун, беря младшую за руку и подводя к скамье. – Я уже полчаса тебя жду.

Джен беспечно пожала плечами.

- Я не опаздывала. Это ты рано пришла.

Элизабет скептически посмотрела на младшую близняшку и собиралась сказать ещё что-то, но Джен не дала ей даже рта раскрыть.

- Давай, открывай. Я хочу узнать, что нам пишет тётушка Села.

- Вряд ли что-то хорошее, - сказала Лиз, вскрывая конверт. Дженнифер лишь усмехнулась:

- Да ты пессимистка, Лиззи. Лучше читай.

Лиз развернула письмо и начала читать. Уже после первых двух строчек девушка искренне поблагодарила судьбу за то, что тётя Селеста родилась сквибом. Иначе не избежать бы им с Дженни громовещателя.

«Элизабет Сьюзен Принстоун и Дженнифер Беатрис Принстоун!

Почему о том, что вы лежали в Больничном крыле с полным истощением сил, я должна узнавать от ваших деканов?! Элизабет, я могу понять подобное поведение Джен, она достаточно легкомысленна и безалаберна, чтобы не принять всерьёз проблемы со здоровьем. Но ты? Я всегда полагала тебя ответственной девочкой, реально оценивающей ситуацию и не позволяющей себе подобных выходок! И что же я получаю в итоге?! О ваших проблемах меня извещают совершенно чужие люди! И как вообще нечто подобное могло случиться? Что вы умудрились натворить? Я же просила вас не заниматься вашими самоубийственными экспериментами! Не создавать никаких новых зелий! Не колдовать без помощи палочек! Сколько раз повторять, что подобное пренебрежительное отношение к моим советам и собственной безопасности чревато последствиями?! Следить за тем, чтобы таких проблем не возникало – твоя обязанность, Элизабет! Я не могу вечно ходить за вами, словно курица-наседка! Ты должна была удерживать свою сестру от подобных эскапад! Ты всегда была такой дисциплинированной и послушной! Я знала, что в любой ситуации смогу положиться на тебя! Что с тобой случилось? Почему ты позволяешь себе и Дженнифер настолько наплевательское отношение к собственной безопасности?! У меня не хватает слов, чтобы выразить моё возмущение и разочарование в тебе, Элизабет! Я желаю услышать объяснения, юная леди! Надеюсь, что, во-первых, такого больше никогда не повторится, а, во-вторых, я в скором времени увижу ваше письмо.

Ваша тётя Селеста

P.S. Жаль, что я не могу прислать громовещатель. Вам не помешала бы хорошая встряска, девочки».

- Это я-то легкомысленная и безалаберная?! – возмущённо начала Дженнифер, но, заметив бледное, неподвижное лицо сестры, осеклась. Элизабет сидела с идеально прямой спиной и, поджав губы, глядела в какую-то точку перед собой. Лист бумаги, испещрённый ровными аккуратными строчками, чуть подрагивал в тонких пальцах.

- Ты обиделась, - со вздохом произнесла Джен.

- Ошибаешься, Дженни, - спокойно возразила Лиз, нарочито аккуратно складывая письмо и возвращая его в конверт.

- Я не спрашивала, а утверждала, - хмыкнула Дженнифер. – Да брось, Лиззи! Я знаю тебя как саму себя. Когда ты злишься или обижаешься, у тебя всегда такой взгляд и такое лицо. Может, ты никогда и не замечала, но я-то вижу. Ты, когда злая, сразу становишься такая спокойная-спокойная. И говорить начинаешь как манекен. Ну, или как робот. И ведёшь себя соответствующе.

Джен немного помолчала, а потом, сжав в ладони холодные пальцы сестры, тихонько добавила:

- Знаешь, я тебя понимаю. Я тоже бы разозлилась. Ты это не заслужила. В смысле, все эти упрёки.

Заслужила – не заслужила…. Какая, к Мордреду, разница? У тётушки всегда было своё мнение на этот счёт. Элизабет никогда не питала никаких иллюзий по поводу отношения Селесты Принстоун к ней. Тётя Села была слишком… другой. Она не понимала Лиз, не знала, с какой стороны к ней подступиться. Это в Дженнифер Селеста видела заново родившуюся кузину, которую нужно баловать и опекать, а в Элизабет…. В Элизабет она не видела даже ребёнка. В голове женщины не укладывалось, как маленькая девочка может быть такой серьёзной, тихой и усидчивой. Дети должны смеяться, болтать, лезть, куда не просят, бегать, прыгать, играть во дворе с друзьями, а не сидеть с книгами в уголке или наблюдать за тем, как растут цветы. Дети живут настоящим и не задумываются о будущем. А поведение Лиз не укладывалось в эти рамки. И как-то так получилось, что ребёнок в доме Принстоунов был один – Дженнифер. А Лиз…. Лиз следила за сестрой и отвечала перед тётей за всё сразу. За то, что в доме не прибрано. За то, что Джен упала на улице, содрала коленку и теперь плачет в своей комнате. За то, что обед не готов, а ведь Селеста не может всякий раз срываться с работы, чтобы приготовить поесть, да и зачем, когда дома сидит взрослая девчонка, которая вполне может справиться с этим сама. За то, что не уследила за Джен, и та опять наделала глупостей. И Лиз волей-неволей приходилось учиться быть ответственной, собранной, взрослой и никогда не показывать тёте, что это тяжело, хотя она старше сестры всего на пять минут. Селеста всё равно бы не поняла, ведь она давно воспринимала Элизабет как взрослого человека. Это было обидно всегда, но сегодня…. Почему-то именно сегодня обида достигла своего апогея. Злосчастное письмо оказалось последней каплей в чаше терпения Лиз. И присутствие рядом сестры – той, что получила всё и сразу: любовь, тепло, ласку – не успокаивало, а наоборот лишь подстёгивало стремительно разрастающуюся злобу.

- Лиззи, с тобой всё в порядке? – обеспокоенно спросила Джен и крепче сжала руку старшей сестры. Элизабет холодно посмотрела на младшую Принстоун и выдернула свои пальцы из тёплой ладони сестры.

- Разумеется, со мной всё в порядке, - сухо ответила слизеринка. – Удивительно, что тебя это вдруг заинтересовало.

Лиз чувствовала, как всё внутри неё кипит и дрожит от злости и обиды. Так и тянуло выплюнуть в лицо сестре что-нибудь обидное, колкое, жестокое. А Дженнифер, недоумённо и растерянно нахмурившись, пробормотала:

- Конечно, меня это интересует. Ты же моя сестра….

- Надо же, - язвительно перебила её Элизабет. – Теперь ты об этом вспомнила! А вот раньше тебе было на это плевать! Ты всегда была редкостной эгоисткой, Дженнифер!

На лице Джен отразились обида и непонимание. Гриффиндорка отпрянула от сестры и опустила глаза. А Лиз была уже не в состоянии остановиться. Боль, разрастающаяся внутри, выплёскивалась наружу холодными и едкими колкостями.

- Тебя никогда не интересовало, ни как я себя чувствую, ни что со мной! Ты всегда думала только о себе! Разумеется, ведь тётушка носилась с тобой, как курица с яйцом! Ты всегда была маленькой, беззащитной, любимой!! И воспринимала всеобщую любовь, как нечто само собой разумеющееся! А я?! А я вечно была как чужая! Никому не нужна, никому не интересна! И ни разу, слышишь, Джен, ни разу ты не задумалась о том, каково мне постоянно таскаться за тобой, пытаться не дать тебе наделать всяких глупостей, которые ты просто обожаешь!! А всё потому, что ты эгоцентричная, самовлюблённая, напыщенная идиотка!

Губы Дженнифер задрожали, а на глаза набежали слёзы.

- Это неправда, - едва слышным шёпотом произнесла она. – Это неправда. Лиззи, почему ты так говоришь? Прекрати!

Последнее слово гриффиндорка почти выкрикнула, но дрожащий голос сорвался и вышел лишь нелепый писк. Элизабет только язвительно фыркнула:

- Что, Дженни, правда глаз колет? Не нравится слушать о себе неприглядную истину? Только я молчать не собираюсь, я тебе ещё не всё сказала!

Джен по-детски беспомощно закрыла уши руками и вскочила, пятясь подальше от сестры и изо всех сил пытаясь не расплакаться. Никогда прежде Элизабет не позволяла себе подобных высказываний и не повышала голос на сестру. Даже когда злилась. Даже если они ссорились. Что на неё нашло? Ядовитые слова старшей сестры больно хлестали младшую Принстоун по лицу, словно пощёчины. Зачем Лиззи такое говорит? Почему? За что?!

- Слышать тебя больше не желаю! – дрожащим голосом бросила Дженнифер, делая ещё пару шагов назад. – И разговаривать с тобой я больше не хочу! Я ничем не заслужила подобного. За что ты так со мной, а?! Я к тебе от всей души, а ты?! Если кто-то из нас и эгоистка, то это ты, Лиз! Видеть тебя больше не могу!

С этими словами гриффиндорка развернулась и почти бегом скрылась за поворотом коридора. А Элизабет осталась сидеть, уставившись невидящим взглядом на скомканный в пылу ссоры конверт. Руки дрожали, а ослабевшие пальцы отказывались держать смятую бумагу. Письмо, тихо и равнодушно шелестя, опустилось на пол, а девушка закрыла трясущимися руками лицо.

«Мерлинова борода, что я наделала?! Зачем я всё это наговорила?! Я так не думаю. И никогда не думала!»

- Думала…. Думала…. Думала…, - зашелестело вокруг эхо её собственных мыслей. Слизеринка вздрогнула и обернулась. На мгновение ей показалось, что тени на стене за её спиной живут своей жизнью. Но Лиз тут же убедила себя, что это всего лишь плод её воображения.

- Надо догнать её и извиниться! – решительно сообщила девушка не то себе, не то теням на стене, но стоило ей встать со скамейки, как ослепляющая ненависть к сестре снова её захлестнула. Элизабет от неожиданности пошатнулась и машинально схватилась рукой за стену. Пальцы коснулись чего-то ледяного и зыбкого, провалившись куда-то в пустоту. Лиз вскрикнула от ужаса, отскочив от стены. Глаза девушки расширились, когда она увидела, как тени на стене пришли в движение, изменяясь, переплетаясь и вырастая в огромную тёмную человеческую фигуру. Элизабет сделала ещё шаг назад, споткнулась обо что-то и чуть не упала, в последний момент удержавшись за какой-то постамент. Чёрная фигура отделилась от стены и медленно поплыла к застывшей от страха слизеринке. Лиз стояла, словно примёрзнув к постаменту, глядела на тёмное нечто и практически не дышала. В голове было пусто, а в груди всё смёрзлось в один ледяной ком. Впервые в жизни Элизабет Принстоун было настолько страшно.

- /Госпожа, Вы меня слышите? Госпожа!/ - шипение Алессандры, раздавшееся из-под ног, Лиз восприняла почти как благословение.

- /Сэнди, что это? Что ему нужно?/ - спросила девушка, отчётливо услышав, как звенят в её голосе панические нотки.

- /Лучше Вам этого не знать,/ - мрачно сообщила змея, и Элизабет мысленно с ней согласилась, вжимаясь в постамент и мечтая слиться с ним, лишь бы не видеть этой фигуры, с размытыми подрагивающими краями. Непонятное существо было всего в паре шагов от девушки и приближалось так неспешно, что становилось ясно: оно уверено, что добыче некуда деваться.

- /Надо бежать, госпожа. Сейчас! Немедленно!/ - в голосе Алессандры прозвучали стальные ноты приказа, но подчиниться ему старшая Принстоун была не в силах.

- /Я не могу, Сэнди,/ - помертвевшим голосом прошептала девушка, обречённо закрывая глаза. - /Я не могу/.

- /Можете!/ - прошипела змея, и Элизабет удивлённо распахнула глаза: в голосе всегда спокойной кобры явственно прозвучала злость. «Всё хорошо, всё в порядке. Я смогу, я смогу, я смогу. В конце концов, слишком глупо будет умереть здесь», - вихрем пронеслось в голове Лиз, и в тот момент, когда фигура почти дотронулась до неё, девушка рванулась в сторону. По щеке мазнуло что-то ледяное и острое, в нос ударил запах гнили, но слизеринке удалось заставить себя сдвинуться с места. Правда, она тут же споткнулась о собственную ногу и растянулась на полу, чувствуя, как пульсирует болью щека, которой коснулось существо. Колени болели, а ладони саднили от падения, в теле разливалась непонятно откуда взявшаяся слабость, однако страх, который до этого лишал Элизабет возможности контролировать своё тело, теперь придал ей сил. Ощутив ледяное прикосновение к голени, девушка закричала и, вырвавшись из лап непонятного существа, вскочила. Не оборачиваясь, Лиз бросилась наутёк, прихрамывая на внезапно разболевшуюся ногу, спотыкаясь и стараясь не отставать от скользящей впереди Алессандры. По щеке и ноге растекалось что-то горячее, но старшая Принстоун запрещала себе об этом думать. В голове пульсировала одна-единственная мысль: добраться до безопасного места. Необходимо было спрятаться от непонятной фигуры, которая буквально дышала в затылок. И Элизабет бежала так быстро, как могла.

Коридоры, коридоры, коридоры…. Они сплетались в причудливый бесконечный лабиринт, беспрестанно меняясь, исчезая и переставляясь. Они казались самим временем, навеки застывшим и превратившимся в окаменевшую бесконечность. Даже лестницы никогда не были таким проклятием для студентов Хогвартса, каким являлись коридоры, особенно в нежилой части замка. Длинные, с головокружительно высокими потолками, уходящие в темноту, они были похожи один на другой. Здесь, в старой и заброшенной части Хогвартса, не было даже картин, лишь мёртвые безжизненные и порядком выцветшие полотна. Однако для Элизабет этот лабиринт, полный величественной тишины, показался райским местом. Преследующее девушку нечто сгинуло, растворившись в темноте одного из тёплых и обжитых коридоров. И теперь Лиз бежала скорее по инерции, нежели по необходимости.

- /Мы на месте, госпожа/, - прошипела Алессандра. Лиз остановилась и удивлённо оглянулась. По обе стороны от неё неподвижно замерли мраморные статуи. Тысячелетняя мудрость и вековая красота, запечатлённые в камне. Величие, давным-давно забытое обитателями древнего замка. Пол галереи устилал ровный слой пыли, в котором отпечатались шаги девушки и длинный след кобры. Только сейчас Лиз заметила тёмные капли крови, уродливыми кляксами остававшиеся на полу. Слизеринка невольно зажмурилась, прося неизвестно кого о том, чтобы этот бесконечный вечер, наконец, завершился.

- /Госпожа/, - настойчиво позвала Алессандра. - /Госпожа, торопитесь! У Вас мало времени/.

«Мало времени? О чём это она?»

Элизабет открыла глаза и пристально оглядела статую, возле которой остановилась кобра. Каменная девушка в длинном платье с отпечатком мудрости и скорби на лице глядела на слизеринку. Глаза статуи, казалось, следили за каждым движением старшей Принстоун. В руках мраморное изваяние держало кобру, свившуюся кольцами. Элизабет в жизни не видела мрамор такой расцветки. Чешуя змеи, зелёная с серебром, тускло поблёскивала в неверном свете свечей. Изумрудные глаза сияли, создавая сюрреалистическое ощущение жизни в мёртвом камне. Лиз, как заворожённая, смотрела на прекрасную, почти живую змею. Казалось, заговори с ней, и она ответит слизеринке тихим шелестящим шипением. Девушка подошла к статуе, двигаясь как сомнамбула, и, протянув руку, коснулась искусно сделанных чешуек. И тут случилось невозможное. Глаза змеи блеснули особенно ярко, и она медленным царственным движением подняла голову. Пристальный взгляд мудрого и древнего существа скрестился с карими глазами Элизабет. Последняя сглотнула, почувствовав себя вдруг абсолютным ничтожеством. Кто она такая по сравнению с этой воплощённой вечностью? Почему она здесь? Чего стоят её страхи в этом странном и величественном месте? Она не должна быть здесь. Девушка обернулась, собираясь попросить Алессандру показать ей короткую дорогу в спальню Слизерина, но вспомнила про жуткое существо, поджидающее в жилых коридорах, и не произнесла ни звука. К тому же Лиз не обнаружила рядом змеи. Кобра словно растворилась в воздухе. Уже второй раз за вечер Принстоун почувствовала, как у неё в страхе забилось сердце. Ну, почему всё это должно происходить именно с ней? Она ведь даже не хотела учиться в этой школе! Слизеринка попятилась назад, чтобы уйти из этого непонятного места, но невыносимая боль в ноге не дала ей это сделать. Девушка опустила глаза вниз и обнаружила, что по голени наискосок тянется длинный и глубокий порез, кровь из которого уже насквозь промочила носки, испортила туфли и медленно капала на пол. Элизабет словно во сне подняла руку и коснулась щеки, которую продолжало дёргать болью. Пальцы окрасились алым. Краем глаза девушка заметила, что воротник блузки пропитался кровью.

- Ну, почему всё это случилось именно со мной? – простонала Лиз, лихорадочно пытаясь придумать, как доковылять до Больничного крыла и не попасться в лапы тому жуткому чудовищу. Девушка уже развернулась, собираясь отправиться, куда глаза глядят, но её остановил тихий, мягкий и нежный голос:

- /Остановись, дитя моё/.

- /Кто здесь?/ - спросила слизеринка, незаметно для себя переходя на парселтанг. Оглянувшись, девушка поняла, что с ней говорит та самая каменная кобра.

- /Не надо бояться. Я не твой враг, я всего лишь Хранитель тайн Основателей/.

- /Тайн Основателей?/ - недоверчиво переспросила Элизабет, а в голове в который раз возникла мысль о том, что ей здесь не место.

- /Да. Много веков я храню секреты, открывая их лишь достойным. Я един и многолик. Для каждого я тот, кого он ожидает увидеть. В глубине души ты в качестве Хранителя Великого знания ожидала увидеть мудрое животное – змею. И вот я перед тобой/

- /Но при чём здесь я? Мне не нужны тайные знания. Я, конечно, люблю открывать для себя новое, но иногда всё же склоняюсь к мысли, что чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Так что я, пожалуй, пойду/, - неуверенно произнесла Лиз. Змея покачала головой. Элизабет показалось или безгубый рот Хранителя и правда тронула лёгкая улыбка?

- /И куда же ты пойдёшь, дитя моё? Назад, прямо в лапы Теней?/

Лиз вздрогнула, вспомнив прикосновение тёмного существа. Нет уж, туда она точно не вернётся.

- /Нет, дитя моё. Хочешь ты того или нет, но тебе придётся нести бремя этого знания, ведь ты Избрана/.

- /Вы ошибаетесь. Меня зовут Элизабет Принстоун, а не Гарри Поттер/.

- /Я никогда не ошибаюсь, дитя. Кроме того, ты смогла сюда прийти. Не многие на это способны. Не говоря уже о том, что слышать меня дано лишь Избранным. Что касается Гарри Поттера, то его время скоро придёт, ведь он, как и ты, один из Шести. Но та избранность, о которой упомянула ты, имеет совершенно иное значение. Вы поймёте это, когда придёт время/.

У Элизабет то ли от избытка непонятной информации, то ли от потери крови закружилась голова. Смысл слов змеи ускользал от неё, а земля под ногами начала крениться набок.

- /Сначала мне велит чего-то ждать Шляпа, теперь Вы. А когда оно придёт, это время? Сколько ещё ждать? Вокруг происходит какая-то чертовщина, а я совершенно ничего не понимаю! Кто на меня напал? Зачем? Что ему от меня было нужно? Почему я так поступила с сестрой? Я никогда раньше не оскорбляла её! Что вообще происходит?!/

- /Ты устала, дитя, ты ранена и сбита с толку. Не мне отвечать на твои вопросы. К тому же, многие знания – многие печали. Не спеши прощаться с неведением. А сейчас иди/.

- /Куда? Зачем?/ - устало спросила девушка. Нога болела всё сильнее, а вот щека наоборот словно онемела. Голова кружилась так, будто Лиз каталась на карусели, и от этого девушке казалось, что всё происходящее не более чем один ужасный, необъяснимый сон. Вот сейчас она проснётся, и всё станет на свои места. И не будет ссоры с сестрой, чудовищ из тьмы, говорящих каменных змей, Избранной Шестёрки, недосказанности. Но сон, если это был он, не желал прерываться. Он продолжался, становясь всё нереальнее. Девушка-статуя вдруг сошла с постамента, не выпуская змея из рук. В постаменте, там, где она только что стояла, открылся люк. Лиз, шатаясь и припадая на раненую ногу, подошла поближе и заглянула внутрь. Вниз, в темноту уходила узкая винтовая лестница.

- /Вперёд, дитя моё. Там тебе помогут и ответят на все твои вопросы/.

«Это неправильно», - подумала Элизабет, ставя ногу на первую ступеньку. Дерево скрипнуло под её весом, но выдержало. «Я упаду», - промелькнула в голове трусливая мысль, и девушка крепче вцепилась руками в поручни. Затем бросила последний взгляд наверх и, решившись, начала спуск. Хотя ноги ощутимо дрожали, а голова кружилась всё сильнее и сильнее, слизеринка сумела спуститься в широкий и просторный тоннель. И как только она сделала шаг вперёд, над головой раздался лязг закрывающегося люка, и всё вокруг погрузилось в темноту.

***
Гарри медленно брёл по полутёмному коридору. Настроение было, мягко говоря, паршивым, а впереди не светило ничего, кроме отработки у Амбридж. Самое обидное во всём этом было то, что он сам виноват. Кто, спрашивается, тянул его за язык? Кто заставлял вскакивать с места и долго и муторно спорить с министерской жабой? Правильно, никто. Надо было слушать Гермиону и внутренний голос, приказывавший сидеть на попе ровно и молчать. Надо было, да вот не послушал. Желая выплеснуть бессильную злость на самого себя, Гарри пнул ближайшую скамейку, сильно ушиб пальцы на ноге и внезапно успокоился. Конечно, он поступил глупо, но, по крайней мере, это была первая явная глупость за этот месяц. Если учесть, что в прошлые годы он совершал разные и, как правило, опасные глупости практически каждый день, это серьёзный шаг вперёд. А после отработок у Амбридж, глядишь, он и язык за зубами держать научится. Не такое уж бесполезное умение, если не знаешь, кому можно доверять. Рассудив таким образом, гриффиндорец отправился дальше, стараясь выбирать хорошо освещённые коридоры. После того, что случилось в туалете Плаксы Миртл, юноша предпочитал избегать темноты, справедливо полагая, что слишком мало знает о тех, кто в ней прячется.

Ровно в пять часов вечера Гарри стоял возле кабинета Амбридж. Сделав глубокий вдох, он постучал и, услышав приторно-сладкое: «Входите», решительно толкнул дверь.

Внутреннее убранство кабинета на какое-то время повергло юношу в ступор. Гриффиндорец бывал здесь при каждом преподавателе Защиты от Тёмных Искусств, но ни при одном из них в кабинете не было подобного… убожества. Даже при Локонсе. От количества салфеточек, котяток и цветочков хотелось выть волком, а лучше развернуться и бежать, бежать, бежать, как можно дальше отсюда. Посреди всего этого разноцветного безобразия по-королевски гордо восседала Амбридж в очередной ядовито-розовой кофточке с очередным ядовито-розовым бантом на макушке. «Неужели она не понимает, как омерзительно всё это выглядит?» - ошеломлённо подумал Гарри, с трудом заставив себя переступить порог и закрыть за собой дверь.

- Добрый вечер, мистер Поттер, - елейным голоском поприветствовала юношу профессор Амбридж.

- Добрый вечер, профессор, - выдавил из себя гриффиндорец, отводя взгляд от бесчисленного полчища котят на стенке.

- Прошу Вас, присаживайтесь, - преподавательница приглашающим жестом указала на стул, стоявший возле небольшого столика, накрытого цветастой кружевной скатертью, на которой лежал заранее приготовленный чистый лист пергамента.

- Что я должен делать? – тщательно следя за интонациями и словами и не отводя взгляда от пергамента, поинтересовался юноша. Он мог бы посмотреть Амбридж в глаза, но она наверняка воспримет это как вызов. Зачем ухудшать своё положение?

- Вы напишете для меня несколько строк, мистер Поттер.

Написать строчки? Всего лишь? Гарри удивлённо взглянул на Амбридж и полез в сумку за пером.

- Нет-нет, мистер Поттер, Вы воспользуетесь моим пером, - на стол перед юношей легло чёрное перо, длинное и тонкое, с до странности острым кончиком. Гарри поглядел на перо, после чего перевёл взгляд на Амбридж. Та, в очередной раз мерзко ухмыльнувшись, произнесла:

- Ну же, мистер Поттер, чего Вы ждёте?

Гриффиндорец ничего не ответил. Дотянувшись, он взял перо. Руку словно прошило насквозь током, заставив юношу охнуть и разжать пальцы. В голове отчаянно билась мысль: «Опасность!»

- В чём дело, мистер Поттер? – голосок Амбридж заставил парня передёрнуться.

- Всё… в порядке, профессор Амбридж, - с трудом выдавил из себя гриффиндорец, поднимая голову и глядя на преподавательницу. – Что именно я должен написать?

- Я думаю, Вы догадываетесь, мистер Поттер, - мягко и сладко пропела женщина. – Вы напишете мне: «Я не должен лгать».

Гарри сжал зубы. «Не стоит ухудшать своё положение. Она ведь только и ждёт, когда ты сорвёшься. Старая стервятница!»

- Хорошо, - процедил юноша сквозь зубы. – Сколько раз?

- Столько, сколько потребуется, чтобы урок был Вами усвоен досконально, мистер Поттер. Ясно?

- Разумеется, профессор Амбридж, - издевательски-вежливо произнеся последние слова, ответил гриффиндорец. И тут же влепил себе мысленную пощёчину. «Глупый поступок. Только что ты сам дал ей возможность увеличить количество отработок. А учитывая странное перо, на которое она возлагает какие-то надежды, ты серьёзно рискуешь».

- Ещё два дополнительных дня отработок, - сообщила министерская жаба, подтверждая мысли юноши. – Начинайте, мистер Поттер.

Брать чёртово перо в руки не хотелось. Ещё меньше хотелось плясать под дудку ставленницы Фаджа. Зато хотелось вскочить и с истинно гриффиндорским пылом высказать всё, что он думает и о Министерстве, и о нынешней политике, и о вмешательстве в дела Хогвартса, и об отношении лично к нему. Хотелось до посинения доказывать Амбридж, что Волан-де-Морт жив, здоров и полон сил. Ничего из этого Гарри не сделал. Вместо этого он, подавив все дурные предчувствия, осиным роем метавшиеся в душе, взял в руки чёрное длинное перо и медленно вывел на бумаге: «Я не должен лгать», чтобы тут же его выронить, поражённо наблюдая, как те же слова кто-то невидимым стилом вырезает у него на тыльной стороне ладони.

- Что такое, мистер Поттер? Вы хотите что-то сказать? – голос Амбридж звучал приглушённо, словно доносился откуда-то издалека. Зато юношу вдруг оглушил другой голос, мерзкий и бестелесный. «Наконец-то ты получил то, что заслужил, мелкий паршивец. Наконец-то я смогу заткнуть тебя, сломать тебя. Я заставлю тебя признаться во лжи. И ты раз и навсегда перестанешь путаться под ногами. Корнелиус будет мне благодарен за это, и, наконец, поймёт, что без меня Министерство не может существовать!». Противный голосок всё звенел и звенел, не переставая. До ломоты в висках, до разноцветных точек, мельтешащих под плотно закрытыми веками. Жестокие слова ядом вливались гриффиндорцу в уши. Когда монолог затих, превратился в едва различимый шелестящий шёпот где-то на задворках сознания, Гарри почувствовал себя так, словно его вываляли в грязи. Юноша медленно поднял голову и встретился взглядом с министерской жабой. Сомнений в том, чьи именно мысли он сумел услышать, у парня не было.

- А Вы ничего не хотите мне сказать, профессор Амбридж? – тихо и спокойно поинтересовался гриффиндорец. Не было ни злости, ни ненависти к министерской шпионке. Не было ни обиды, ни боли от несправедливых обвинений. Только холод в груди и ясность в голове.

- Почему же Вы молчите, профессор? Я, кажется, задал Вам предельно ясный вопрос, - голос юноши прозвучал мягко и вкрадчиво, разрывая в клочья сгустившуюся тишину. В нём не было ни угрозы, ни обвинений, но женщина испуганно отпрянула.

- К-как Вы с-смеете так со мной р-разговаривать, м-мистер Поттер?! – запинаясь почти на каждом слове, взвизгнула она.

- И как же я с Вами разговариваю, профессор Амбридж? – искренне удивился Гарри. Его голос, так и не утративший убийственной мягкости, обволакивал преподавательницу, словно паутина свою жертву. Так и не дождавшись ответа, юноша продолжил:

- Мне кажется, что я соблюдаю все правила приличия. Обращаюсь на «Вы», не забываю называть Вас профессором. У Вас нет ни одной причины для жалоб.

Амбридж нервно сглотнула, попыталась отвести взгляд. И не смогла. Пронзительно-зелёные глаза держали крепче самых прочных цепей.

- Я хочу услышать правду, профессор. Вашу правду. Неужели так трудно произнести вслух всё то, о чём Вы думаете?

Поток суматошно мечущихся мыслей вновь захлестнул юношу. Однако теперь разобраться в бессвязных чувствах и эмоциях оппонентки было невозможно. Одновременно с какофонией чужих мыслей Гарри услышал отголосок чьей-то чужой боли и чужого страха. Виски заныли сильнее. Боль была вязкой и мешала, как следует думать. Это уже происходило, и в прошлый раз он потерял сознание. Сейчас он не может позволить себе подобной роскоши. Лишиться чувств, словно какая-то кисейная барышня, на глазах Амбридж? Ну, уж нет!

- Долго мне ещё ждать, мэм? Или Вы язык проглотили?

Голос прозвучал на удивление ровно. Это хорошо. Министерская жаба не должна заподозрить, как ему тяжело разговаривать с ней и сражаться с эхом чужой боли, пытающимся завоевать его тело. Секунды изнуряющей борьбы с самим собой тянулись невыносимо долго. Гарри показалось, что прошла целая вечность прежде, чем он ценой огромного труда сумел поставить слабенький барьер между собой и чужими захлёстывающими эмоциями. Барьер не защищал в полной мере, но серьёзно ослабил воздействие извне. Мыслить стало проще.

- Ну же, профессор!

«Неужели это я? Неужели я могу быть таким?» - мысленно спросил сам себя Гарри и тут же спокойно и уверенно ответил: «Да, это я. Я настоящий. Наконец-то я смог проснуться и перестать играть в чужие игры!»
Юноша сжал кулаки. В конце концов, он – это он. И он всегда был таким, просто слишком долго пытался следовать чьим-то правилам. Но почему он должен соответствовать каким-то меркам, установленным неизвестно кем и неизвестно для чего? Пора признать, наконец, что четыре года в Хогвартсе он был не самим собой, а второсортным актёром, играющим не свою роль, подстраивающимся под ожидания Дамблдора, МакГонагалл, других гриффиндорцев. Даже ожидания Снейпа он, сам того не желая, оправдывал. Хватит! Надоело!

- Это перо – тёмный артефакт, - так и не дождавшись ответа, холодно произнёс Гарри, продолжая пристально смотреть на враз растерявшую всю свою уверенность Амбридж. – Сомневаюсь, что его применение в школе было санкционировано Министерством. Поэтому я его заберу. Вы же не против, профессор?

С этими словами юноша положил чёрное перо в сумку и встал со стула.

- Надеюсь, это была наша последняя встреча. По крайней мере, в таком контексте, - Гарри поражался сам себе, но остановиться уже не мог, да и не желал. – Не забывайте о том, что я могу послать иск в Министерство. И, уж поверьте, я найду слова, которые убедят чиновников его принять. В конце концов, воспользуюсь деньгами, оставленными мне родителями. Всего доброго, профессор Амбридж.

И, не дожидаясь ответа, юноша вышел из кабинета, хлопнув дверью. Где-то в самом сердце Хогвартса едва слышно, будто вздох, прозвучало: «Ты поступил правильно, мой Король».

***
Тоннель тонул в темноте. Слабенькое зеленоватое свечение, шедшее неизвестно откуда, совершенно не рассеивало сгустившейся здесь черноты. Она правила абсолютно и безраздельно. Но Лиз, пожалуй, впервые за этот чудовищно долгий час не было страшно. Эта тьма была… другой. Ласковой, убаюкивающей, почти домашней. Если бы не жутковатый хруст смутно белеющих на полу обломков, до странности напоминавших кости животных, не онемевшая щека и не вгрызающаяся в ногу боль, Элизабет, наверное, позволила бы себе лечь прямо здесь и заснуть, растворившись во тьме и небытие. Но волнение и боль продолжали гнать девушку вперёд.

Идти становилось всё труднее. Раненная нога начала странно неметь, совсем как щека, которую девушка совершенно перестала чувствовать. Лиз приходилось часто останавливаться и разминать каменеющие мышцы, чтобы сделать ещё несколько шагов. Пальцы давно уже стали липкими и скользкими от крови, которая никак не желала останавливаться. Голова кружилась, дышать внезапно стало труднее, а светлый арочный проём, неожиданно возникший впереди, приближаться не желал.

Элизабет в очередной раз остановилась, прислонившись спиной к влажной и холодной стене. Раненная нога дрожала и отказывалась слушаться. Лиз устало прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. Ещё так далеко идти! А у неё уже нет сил! Она так устала! Внезапно пол стал казаться не настолько мокрым и холодным, а валяющиеся на нём кости (теперь Элизабет окончательно уверилась в том, что это кости) не такими уж и жуткими. Так сильно захотелось лечь, свернуться калачиком, закрыть глаза и…

«Не смей даже думать об этом, слышишь, девчонка?! Ты почти пришла!»

«Нет, ещё далеко…. Я не могу…».

«Какое ленивое убожество досталось мне в преемницы! Ты хоть что-нибудь можешь, бездельница?! Хоть на что-нибудь годишься?! Заставь себя пройти эти жалкие десять метров!»

«Там больше, чем десять метров, а я устала, и мне больно!»

«Ты ни на что не годна! Только ноешь, и ноешь, и ноешь! Ты слабая, жалкая и никчёмная! Только такой человек может сдохнуть в двух шагах от помощи! Хотя я не знаю, можешь ли ты называться человеком?!»

Лиз возмущённо открыла глаза. Конечно, мужчины, зло и безжалостно надавливавшего на болевые точки, рядом не оказалось. Как и тогда в неработающем женском туалете Плаксы Миртл. Но его жёсткий холодный голос, не умолкая, звучал в голове. Кровь прилила к щекам девушки, гнев и обида придали ей сил. Элизабет двинулась вперёд, неуклюже подволакивая раненную ногу.

«Не смейте так обо мне говорить! Я не слабая и уж тем более не жалкая! Я просто устала! Я ранена!»

«Ты опять ноешь! И после этого ты смеешь говорить, что не слаба и не жалка?»

Арка, из которой лился манящий свет, обещавший помощь и защиту, действительно оказалась намного ближе, чем думалось Лиз. Девушка сделала ещё несколько невероятно тяжёлых шагов и рухнула на колени в шаге от колонны, обвитой каменной змеёй. Прислонившись виском к холоду мрамора, Элизабет чётко осознала одно: больше она уже не встанет. Просто не сможет. К горлу подкатила тошнота, а нога онемела окончательно. Мороз пробрался под одежду, нырнул под кожу и с кровью растёкся по всему телу. Борюсь с уплывающим сознанием, девушка пропустила тот момент, когда оказалась в зале не одна.

Старомодные сапоги возникли перед носом неожиданно. Лиз с трудом подняла потяжелевшую голову и практически безразлично посмотрела на вошедшего. Им оказался мужчина средних лет с серебристо-серыми волосами и льдисто-серыми глазами. Он был одет в ужасно старомодную, на вид средневековую, но богато расшитую одежду. Мужчина, не отрываясь, смотрел на Элизабет, и от этого ей становилось не по себе. Девушка почувствовала себя лабораторной мышью, которую исследует учёный. Под пристальным взглядом серых глаз ей хотелось провалиться сквозь землю. «И так уже под землёй, - возразил внутренний голос. – Куда уже ниже-то?»

- И то верно, - с усмешкой произнёс мужчина, опустившись на пол возле Лиз. Цепкие пальцы крепко ухватили её за подбородок и бесцеремонно повернули голову в сторону. Элизабет поморщилась, но не сказала ни слова. Во-первых, от мужчины веяло такой властностью и царственностью, что становилось ясно: он не станет её даже слушать. А, во-вторых, она была слишком сильно вымотана, чтобы произнести хоть слово. Впрочем, этот странный человек и не ждал от неё разговоров. Он молча изучил сначала ссадину у неё на щеке, потом рану на ноге. Затем, недовольно нахмурившись, покачал головой и голосом, не терпящим возражений, произнёс:

- Тебе нужно противоядие, причём срочно. Идём.

«Куда?» - хотела спросить девушка, но не смогла издать ни звука. Она попыталась объяснить мужчине, что теперь-то уж точно ничто на свете не сможет сдвинуть её с места, но и это ей не удалось. Реальность ускользала, как бы Лиз не пыталась за неё уцепиться. Всё тело наполнилось необычной лёгкостью, словно слизеринка внезапно попала в невесомость. Последнее, что девушка успела почувствовать перед тем, как её сознание окончательно погрузилось в темноту, как её довольно грубо подхватывают на руки и куда-то несут.

***
В вечернем Хогвартсе было своё очарование. Во всяком случае, так казалось Гарри, бредущему в неизвестном направлении. Отголоски чужой боли растаяли, необходимость тратить силы на поддержание барьера пропала, а на душе было легко и спокойно. Теперь, когда у гриффиндорца в руках был компромат, Амбридж перестала казаться серьёзной угрозой. Скорее мелким досадным недоразумением. Это не могло не радовать юношу, не спеша шедшего вперёд и время от времени начинавшего насвистывать себе под нос какую-то песенку.

Возвращаться в башню не хотелось до ужаса. Вряд ли Гермиона уже успела вернуться из библиотеки, где она проводила все свободные часы. Остальных же видеть не хотелось. Особенно Рона, становившегося с каждым днём всё более и более странным. Впрочем, бывший друг предпочитал не приближаться к Гарри и Гермионе, наблюдая издалека. Но каждый раз, когда взгляд Мальчика-который-выжил цеплялся за младшего сына семейства Уизли, в памяти всплывала жуткая угроза, брошенная им перед туалетом Плаксы Миртл. «Ты даже подружку свою защитить не в состоянии». Гарри не раз и не два за последнюю неделю спрашивал Гермиону, не случалось ли с ней чего-либо из ряда вон выходящего, однако подруга неизменно качала головой и горячо утверждала, что с ней всё в порядке. Но гриффиндорец не отставал, убеждая девушку не бродить в одиночестве по коридорам, особенно поздними вечерами. Каким-то шестым чувством юноша чувствовал, что брошенные Роном слова не пустая угроза.

Если уж быть честным до конца, то всё это – его вина. Чудовищная перемена в характере Рона, опасность, нависшая над Гермионой, о которой подруга даже не подозревает…. Всё это из-за того, что у него, великого Мальчика-который-выжил, никогда не находится времени на то, чтобы выслушать друзей и помочь им. Он вечно живёт только своими горестями и печалями. Наверное, Рон был прав, когда произносил свои обвинения на площади Гриммо. Умершие родители, уничтоженный философский камень, околдованная Волан-де-Мортом Джинни, погибший на кладбище Седрик…. Все несчастья и беды окружавших его людей происходили исключительно потому, что все носились с ним, будто курица с яйцом. А он воспринимал это как должное. И в итоге умирали и страдали другие люди. Вот она – ужасающая плата за его непомерный эгоизм….

Гарри тряхнул головой. Откуда эти мысли и гложущее чувство вины? Он не виноват ни в одном из перечисленных несчастий. Его родители погибли, защищая его, - это верно, но ему тогда был всего лишь год, что он мог сделать, чтобы изменить хоть что-то? Философский камень уничтожал не он, он даже не принимал такого решения. Джинни попала под влияние Волан-де-Морта не потому, что Гарри с ней подружился, а потому, что лорду Малфою захотелось отомстить мистеру Уизли, а Джинни оказалась слишком слаба, чтобы сражаться с душой Реддла, заключённой в дневнике. А Рон…. Рон – это Рон, и этим всё сказано. Что бы Гарри ни сделал, это могло вызвать отрицательную реакцию со стороны друга. А разговаривать с ним, пока он злится, было бесполезно. Рон был упрям, как тысяча ослов, верил только своему суждению и дулся подолгу. Разве Гарри виноват в тяжёлом характере однокурсника? Да, не поддержал вовремя, не помог, не показал правильную дорогу, но ведь он не нанимался нянькой для друга. Значит, он не виноват в том, что случилось с младшим Уизли. «А то, как ты поступил сегодня с Амбридж? И как пытался поступить со Снейпом? Ты подавлял их волю, хотел подчинить их себе. Как бы ты их ни ненавидел, разве они это заслужили? Это было удивительно по-слизерински. Так мог бы поступить хорёк Малфой, но не ты. Или ты стал таким же, как и он?». Червячок вины и сомнений рос внутри, неумолимо вгрызаясь всё глубже в душу. Виновен, виновен, виновен! Юноша ускорил шаг, пытаясь сбежать от болезненного чувства вины, и вдруг остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. Решение, молнией пронзившее его ум, было таким простым и естественным, что казалось странным, почему он раньше не додумался до этого. Если смерть и беда идут с ним рука об руку, поражая людей, которых он любит и ценит, то не лучше ли ему будет умереть? Сбежать от любви, дружбы и понимания в небытие? Так будет проще и, самое главное, так будет правильно. Вот же он выход! Гарри улыбнулся шальной улыбкой пьяного, развернулся и пошёл по направлению к выходу. Он сейчас же уйдёт из Хогвартса и отправится искать Волан-де-Морта. Юношу совершенно не волновало то, что из вещей у него только школьная сумка с учебниками, совершенно непригодными для войны с Тёмным Лордом. Важно было лишь принятое решение, казавшееся панацеей от всех бед. Ноги сами несли своего хозяина к выходу. В голове билась одна мысль: «Только бы никто не попался на пути. Только бы я смог сбежать». Но удача была на стороне гриффиндорца: в полутёмных коридорах не оказалось ни души, а огромные тяжёлые двери без труда распахнулись, выпуская парня в морозный октябрьский вечер.

За спиной послышался стук закрываемых дверей. Порыв ветра мигом пробрался под лёгкую школьную мантию, заставив Гарри вздрогнуть и очнуться ото сна. Всё то, что мучило и терзало юношу, растворилось в темноте начинающегося октября. Вечерняя прохлада, разлитая в воздухе, прочищала мысли, расставляя всё по местам. Гарри понял, что чуть было, не совершил самую большую и последнюю глупость в своей жизни. Но не по своей воле. Гарри чётко осознавал, что сомнения, вина и желание сбежать из Хогвартса на поиски собственной смерти не были, не могли быть его собственными. Кто-то вместо него управлял его телом. «Как призрак Реддла – Джинни». Страх пробрал юношу изнутри. Неужели он, как некогда Джинни, чей-то раб? Если он собственное тело отвоёвывает с трудом, то как ему бороться с Волан-де-Мортом? «Мне нужно успокоиться. Нет поводов для паники. Возможно, страх тоже не мой. Как там говорят? Нужно глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть». Гарри шумно вдохнул прохладный чистый воздух, глядя на чёрную громаду Хогвартса. Древний замок неведомым образом внушал гриффиндорцу уверенность в собственных силах. Капля за каплей затопившая юношу паника уходила. Будущее перестало казаться беспросветным и бесперспективным. Шансы победить Волан-де-Морта медленно сдвинулись с отметки ноль. Даже возможное чужеродное вторжение в его разум перестало быть таким удручающим. Необходимо лишь быть собраннее и внимательнее. Ничего страшного. Всё в порядке.

- /Молодец, дитя моё. Я горжусь тобой!/

Эти слова заставили Гарри вздрогнуть. Он огляделся, но никого не увидел. Быстро сгущающиеся сумерки ловко скрывали предметы и движение от глаз.

- /Кто здесь?/ – немного нервно спросил юноша, сжимая в кармане палочку. В голосе прозвучал лёгкий испуг, но разум оставался холодным и ясным. В голове предельно чётко строился план возможного сражения. Заклинания одно за другим выстраивались в одну линию. Но из темноты донёсся лишь невесомый смех невидимки.

- /Не бойся меня. Я не враг/.

- /Тогда ты должен ответить мне, кто ты/, - сухо сказал Гарри, радуясь тому, что его голос прозвучал намного твёрже, чем в первый раз. Ответом ему было молчание. Но когда гриффиндорец уже почти вытащил палочку, начиная пятиться к Хогвартсу, голос зазвучал вновь.

- /Я Хранитель. Я охраняю древние тайны, до которых уже много лет нет никому дела/.

- /Тогда зачем ты их охраняешь? / - удивлённо спросил парень. - /Разве это не напрасный труд?/

- /Нет/, - в голосе Хранителя прозвучала усталая улыбка. - /Эти знания слишком опасны, если ими воспользуются злые умы. Я создан, чтобы хранить Великое знание, а затем передать его Кругу/.

- /Какому Кругу?/

- /Не мне тебе рассказывать об этом, дитя. Я всего лишь Хранитель/.

- /Но кто мне будет рассказывать? От меня всегда всё скрывают!/ - с досадой воскликнул Гарри, вспоминая всё понимающего Дамблдора и кудахчущую миссис Уизли. Хранитель снова тихо рассмеялся в темноте.

- /Не будь таким нетерпеливым, дитя моё, иначе тебе не победить в грядущей войне. Скоро ты получишь ответы на какие-то свои вопросы. На другие ответы должен будешь найти ты сам/.

- /То есть ты хочешь передать мне то Великое знание, которое хранишь? Зачем?/

- /Потому что ты Избран/.

Гарри ощутил глухое раздражение. Как же он устал от этой своей Избранности! Видеть в глазах окружающих какую-то странную надежду, ожидание великих свершений или подвигов и осознавать, что он может не оправдать их веру, злило юношу. И вот теперь он снова слышит напоминание о своей уникальности.

- /Не называй меня так!/

- /Но я говорю правду. От судьбы не уйдёшь/.

- /Человек сам волен создавать свою судьбу!/

- /Любой другой человек – да, но ты не можешь ошибаться. Твои ошибки могут привести к печальным последствиям. Я знаю, дитя моё, ты не любишь, когда тебя называют Избранным, но та Избранность, о которой говорю я несколько иная, отличная от той, к которой ты привык/.

- /Чем же она отличается?/ - недовольно спросил Гарри.

- /Входи и узнаешь/ - ответил Хранитель.

«Куда?» - хотел спросить Гарри, когда увидел, как рядом с главным входом в Хогвартс прямо в стене появляется новая дверь, высокая, украшенная бронзовыми завитушками. По обе стороны от двери жарко горели факелы, освещая ярким сиянием всё вокруг. Гриффиндорец удивлённо посмотрел на дверь.

- /Куда она ведёт?/

- /Это можно узнать, только войдя внутрь/ - ответил Хранитель. Юноша повернулся на голос и увидел мраморного орла, распростёршего могучие крылья. Орёл неподвижно глядел сапфировыми глазами в далёкое чёрное небо. Он был воплощением непоколебимой уверенности и стремления к свободе. Гарри сделал шаг к статуе.

- /Ты и есть Хранитель?/ - тихо спросил парень.

- /И да, и нет. Я – та моя личина, которую ты ожидал увидеть. Для тебя знания – это гордый и мудрый орёл. Для тебя знания – это свобода. А орёл – свободолюбивая птица. Для тебя я всегда буду орлом, дитя моё. А теперь иди вперёд и ни в чём не сомневайся. Твоё предназначение ждёт тебя там, за этой дверью/.

Гарри посмотрел на мраморную птицу, затем на резную дверь. Гриффиндорец почему-то верил Хранителю и знал, что за дверью нет никаких ловушек. Но страх был. Страх перед неведомым. Глубоко вздохнув, словно собираясь нырнуть в ледяную воду, Гарри Поттер взялся за прохладную бронзовую ручку и повернул её. Дверь бесшумно открылась. В последний раз гриффиндорец взглянул на Хранителя.

- /Иди же/ - сказал орёл, и Гарри вошёл.

***
Элизабет медленно открыла глаза. Ничего не болело, она лежала на мягкой постели и снова чувствовала свою ногу и щёку. Подняв руку и дотронувшись до щеки, Лиз обнаружила только шрам, моментально разглаживающийся под пальцами. То же самое происходило и с раной на ноге. Девушка удивлённо разглядывала абсолютно чистую и гладкую кожу на том месте, где совсем недавно кровоточил глубокий порез, когда её внимание привлёк тихий шорох. Она подняла голову и обнаружила недавнего знакомца сидящим в кресле напротив кровати. Мужчина неподвижно и задумчиво смотрел на неё. Лиз поёжилась. Сейчас, когда она могла нормально соображать, от его взгляда становилось гораздо неуютнее, чем прежде. Тем более что старшая Принстоун, наконец, вспомнила, кому этот взгляд принадлежит.

- Извините, что побеспокоила Вас, лорд Слизерин, - пробормотала она, пытаясь заполнить гнетущую тишину.

- Если не знаешь, что сказать, лучше молчать, а не говорить глупости, - сухо сообщил Слизерин, не двигаясь с места. Лиз на всякий случай кивнула и села поудобнее.

- А вопросы задавать можно?

- Можно, - милостиво разрешил Салазар. – Но прежде чем их задать, хорошенько подумай. От того, как ты спросишь, зависят мои ответы.

Элизабет поджала губы и задумалась. На языке вертелась не одна сотня вопросов, но с какого лучше начать?

- Что это было за существо? То, которое напало на меня?

- Тень, - последовал ответ. Лиз ждала продолжения, но его не последовало.

- И это всё, что Вы можете мне сказать? – поражённо спросила она.

- А что ты ожидала услышать? – насмешливо поинтересовался Основатель Хогвартса. – Ты спросила, что это было, и я ответил. Согласись, я дал более чем исчерпывающий ответ на твой вопрос.

Элизабет сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Злиться или обижаться на древнего и могущественного мага – гиблое дело. Тем более если он…. Тут мысль Лиз споткнулась. И новый вопрос созрел сам собой.

- Вы… призрак? – робко поинтересовалась девушка.

- Ещё один глупый вопрос, - отрезал мужчина. – Не имеющий, к тому же, никакого отношения к делу. Скажи, девчонка, я похож на призрак?

- Не похожи, - признала старшая Принстоун. – Но тогда… кто Вы?

- Салазар Слизерин, - раздражённо отозвался собеседник. – Основатель Хогвартса.

«Нет, говорить с ним невозможно», - с какой-то тихой злостью подумала девушка. И, медленно выговаривая каждое слово, произнесла:

- Вы можете мне сказать, хотя бы, куда я попала?

По лицу Слизерина скользнуло нечто, отдалённо похожее на улыбку.

- А ты ещё не поняла?

Элизабет только пожала плечами.

- Что за недоучки нынче пошли! – недовольно проворчал величайший маг древности. – Точно не знаешь?

Лиз ещё раз окинула взглядом комнату, воскресила в памяти зал, в который попала из тоннеля, и решительно покачала головой. Слизерин возмущённо хмыкнул, а затем, выпрямившись в кресле, с гордостью произнёс:

- Добро пожаловать в Тайную комнату, Элизабет Принстоун!

Глава 10. История Хогвартса

Прошлое определяет настоящее, которое, в свою очередь, определяет будущее
Закон кармы

Нам всегда приходится сталкиваться с последствиями своих поступков.
Сесилия Ахерн

Наверное, если бы в этот момент Элизабет вдруг сообщили, что она королева Англии, это поразило бы девушку меньше, чем сказанное Основателем Хогвартса.

- Куда, простите? – с трудом выдавила Лиз. Слизерин раздражённо посмотрел на неё.

- В Тайную комнату. У меня что, проблемы с дикцией?

- Нет-нет, - поспешно заверила его девушка. – Просто… Тайная комната…. Это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Я думала….

- Знаешь, в чём твоя проблема? – сухо поинтересовался Салазар, поднимаясь на ноги. – Ты слишком много думаешь, совершенно не умея этого делать.

Лиз молча проглотила оскорбление, села на постели и начала обуваться. Носкам, которые утратили свой первоначальный цвет и покрылись засохшей кровавой коркой, пришёл конец, причём окончательный и бесповоротный. Элизабет, немного поколебавшись, скомкала их и запихнула в карман мантии, решив выкинуть где-нибудь по дороге. Зато туфли оказались более-менее в порядке. Надо было только отмыть с них пятна крови, но в остальном…. Девушка решительно сунула босые ступни в обувь и встала. Ну, вот, всё в порядке, ничего не болит, голова не кружится, а значит, пора и честь знать. Разобраться бы только, где здесь выход….

- Могу ли я поинтересоваться, куда ты собралась? – холодно спросили из-за спины.

- В свою комнату. Меня наверняка уже ищут, - ответила Лиз, мысленно прикидывая, сколько могло пройти времени с того момента, как она попала в Тайную комнату.

- И у тебя нет никаких вопросов ко мне? – теперь в голосе Слизерина звучало неподдельное удивление.

- Вы, кажется, ясно дали мне понять, что искать ответы на свои вопросы я должна сама, - мрачно напомнила Элизабет. – А раз так, то я, с Вашего позволения, хотела бы вернуться в свою спальню и привести себя в порядок.

- Ты никуда не пойдёшь! – строго отрезал Салазар. – Наверху сейчас опасно.

- Но меня будут искать!

- Вот как? – Основатель Хогвартса насмешливо приподнял брови. – Твои соученики настолько сильно тебя любят, что готовы поднять панику после трёх-четырёх часов твоего отсутствия? Или, может быть, тебя станет искать твоя сестра, с которой ты совсем недавно рассорилась в пух и прах и которая, как и положено после отбоя, находится сейчас в своей спальне?

Элизабет прикусила губу. Крыть было нечем. Очевидно, Слизерин это понял, поскольку удовлетворённо кивнул.

- Вот видишь. Так что, боюсь, тебе придётся остаться здесь до тех пор, пока я не сочту, что за пределами моих покоев достаточно безопасно. К тому же, мне есть, что тебе рассказать. Идём.

Прежде, чем девушка успела сказать, что никуда не собирается идти, её галантно, но крепко ухватили под локоть и куда-то повели.

Выйдя из комнаты, мужчина и его спутница оказались в огромном зале, том самом, куда попала раненная Лиз. Теперь у девушки была возможность хорошенько его рассмотреть. Это было просторное холодное помещение с головокружительно высоким, теряющимся во мраке потолком. Мощные мраморные колонны, обвитые каменными змеями, стремились в недосягаемую высь и отбрасывали длинные чёрные тени сквозь прохладный зеленоватый сумрак зала на зеркально-гладкие плиты пола. Прямо на слизеринку с мраморного барельефа на центральной стене смотрело неподвижными глазами лицо, чертами напоминавшее самого Слизерина. Но намного большее потрясение ждало девушку, когда в неподвижной воде она увидела василиска, побеждённого, но не утратившего своего величия. Его тело не было затронуто тлением, хотя Король змей пролежал здесь три года. Возможно, причиной тому был холод, царивший в зале, а возможно, магия, от которой едва заметно дрожал воздух.

- Невероятно! – благоговейно прошептала Элизабет, замирая на месте. Она была не в силах отвести взгляд от невероятно величественного и могущественного животного. Неужели Гарри Поттер в двенадцать лет сумел уничтожить настолько совершенного убийцу? Это невозможно! Это невероятно!

- Как он сумел? – невольно произнесла вслух Лиз, делая шаг по направлению к василиску. Салазар Слизерин молча выпустил руку девушки из своего захвата. Элизабет подбежала к громадному телу змея и опустилась перед ним на колени.

- Чтобы убить василиска требуются усилия нескольких сильных магов, - прошептала она, осторожно касаясь змеиной чешуи самыми кончиками пальцев. Голос девушки отдавался эхом от стен и растворялся в темноте под потолком. – Как двенадцатилетний мальчишка смог победить его в одиночку? Я не верю….

- У него был меч Гриффиндора, и ему помогал феникс, - сухо ответил Слизерин. Только сейчас, после слов древнего мага Лиз заметила чернеющие провалы глазниц с засохшими кровоподтёками. Василиск был лишён своего самого главного и устрашающего оружия.

- Всё равно поверить в победу ребёнка над Королём змей невозможно, - пробормотала девушка, последний раз проводя рукой по чешуе.

- Этого Гарри Поттера трудно назвать обычным ребёнком, - проворчал Слизерин и покосился на спутницу. – Так и будешь там сидеть? Или мы всё-таки переберёмся в более удобное место?

Лиз кивнула и поднялась, отряхивая юбку. Хотя, строго говоря, в этом не было особого смысла. Вся одежда слизеринки была заляпана грязными разводами, а местами и подсохшей кровью. Блузка утратила свой первоначально белый цвет, став грязной тряпкой с рваными рукавами. Про мантию было лучше и не вспоминать. Тётушка пришла бы в ужас, если б увидела. Но уж об этом-то ей знать необязательно. Зато сколько ненужных вопросов будет у однокурсников….

За спиной кашлянули, напоминая о том, что Элизабет не одна. Девушка вздрогнула и поспешила за Слизерином. Тот шёл быстрым размашистым шагом, и Лиз приходилось почти бежать, чтобы не отстать от мужчины. Пройдя по длинному полутёмному коридору, они оказались перед дубовой дверью, на которой был вырезан причудливый узор. В деревянных завитушках едва уловимо угадывались змеи, обвивающие тела лесных нимф. Лорд Слизерин нажал на тускло поблёскивающую медную ручку, и дверь бесшумно отворилась, пропуская мужчину и девушку в небольшую, но уютную комнату.

Внутри ярко горел камин, и его тепло мягкими волнами разливалось по комнате. У стены, справа от двери, стояли высокие шкафы из чёрного дерева, сверху донизу заполненные древними и бесценными книгами. Отблески огня отражались в застеклённых дверцах шкафов, и казалось, будто книги охвачены ревущим пламенем. Напротив, над огромной пастью камина, висели шесть картин в изящных, украшенных драгоценными камнями рамах. Четыре из них, несомненно, изображали Основателей Хогвартса, а вот две оставшиеся были пусты. Создавалось впечатление, что люди, которые должны были находиться на этих картинах, просто покинули их ненадолго, отлучившись по своим делам.

- Куда делись люди с двух последних картин? – поинтересовалась Элизабет, поворачиваясь к Слизерину. Тот уже сидел в кресле и внимательно изучал какую-то книгу. Услышав вопрос, мужчина недовольно оторвался от своего занятия и посмотрел на стену.

- Им здесь не нравится, - наконец, ответил он. – Слишком далеко от их обиталища.

- А кто вообще был изображён на этих портретах?

Слизерин долго молчал, прежде чем произнести:

- Я не помню.

От удивления Лиз потеряла дар речи на несколько секунд.

- Не помните?

- Не люблю повторять одно и то же дважды! – недовольно отозвался Салазар, возвращаясь к книге.

- Как Вы можете не помнить этого? – недоверчиво спросила девушка. – Раз эти картины висят в Ваших покоях, то люди, изображённые на них, наверняка были Вашими хорошими знакомыми. И Вы про них забыли?

- Они слишком далеко от нас, чтобы мы могли вспоминать о них, - сказал Слизерин, и в его голосе Элизабет почудилась горечь. Девушка обернулась, однако Основатель и не думал поднимать на неё взгляд. Он ни на миг не отрывался от книги.

- Слишком далеко, чтобы их помнить, - повторил мужчина. Помолчав, он добавил:

- Впрочем, я уверен в том, что совсем скоро я снова смогу воссоздать в памяти их лица и имена.

Удивлённая этими словами и совершенно сбитая с толку Лиз не нашла ничего лучше, кроме как сесть напротив Слизерина. Кресло было мягким, а шёлковая обивка приятно ласкала кожу. Элизабет подумала, что могла бы сидеть здесь у камина целую вечность, не думая о проблемах и заботах.

- Что за книгу Вы читаете? – спросила девушка, когда молчание слишком затянулось.

- «Теория Чистоты Крови», - ответил Слизерин, бережно кладя книгу на невысокий журнальный столик, возникший между двумя креслами. – Когда-то я сам написал её.

- И о чём же она? – вежливо поинтересовалась девушка. Не то, чтобы ей было очень интересно – в конце концов, Лиз никогда нельзя было назвать чистокровным фанатиком – но необходимо было поддерживать хотя бы видимость разговора. В том, чтобы просто сидеть в тишине с древним и могущественным магом, который почти тысячу лет как мёртв, было что-то жуткое. Правда, мёртв ли? Этот вопрос девушка так и не смогла для себя прояснить.

Слизерин бережно погладил корешок книги, с нежностью глядя на творение рук своих. Затем негромко сказал:

- Она о семьях, чистых кровью. Тех, которые существовали, существуют и будут существовать.

Элизабет очень хотелось спросить, зачем Слизерину такая книга и как можно было написать о чистокровных семьях, которые ещё не появились («Не дай Мерлин, он ещё и ясновидящий!»), но она сдержалась. Услышать очередной нелестный комментарий, касающийся её умственных способностей, девушке не хотелось.

- Там есть и про твою семью, - внезапно сообщил Салазар, внимательно наблюдавший за собеседницей.

- Вот как? – откликнулась Лиз. Настроение сразу испортилось. Слушать о былом величии Принстоунов, растраченном ещё во время знаменитой Охоты на ведьм, не хотелось.

- Говоря о твоей семье, я имел в виду не только твоих предков со стороны матери. Я подразумевал и предков твоего отца.

Эти слова всколыхнули в груди застарелую обиду. Элизабет с трудом заставила себя сохранить на лице прежнее отстранённо-вежливое выражение. Совершенно незнакомому человеку ни к чему знать о её скелетах в шкафу.

- Я рада, что Вы убедились в моей принадлежности к чистокровным, - холодно съязвила девушка. Слизерин усмехнулся.

- И это всё? Разве ты не хочешь узнать личность своего отца?

- А похоже, что хочу? Благодарю Вас за предложение, но я не вижу в этом никакого смысла.

- Неужели? И ты никогда не мечтала разыскать его и посмотреть ему в глаза, чтобы понять, что чувствует человек, которому нет дела до собственных детей? Это ведь тебе по ночам снились бесцветные ледяные глаза. Или я ошибаюсь?

Элизабет почувствовала, как её внутренности смёрзлись в комок. Когда-то её действительно посещали подобные кошмары, а наяву мучило желание отыскать этого равнодушного человека. Она даже вспомнила, когда именно оно у неё возникло.

Ей было, наверное, лет десять. В школе, где учились они с Джен, готовился грандиозный рождественский концерт для родителей. Кажется, ставили сказку про Золушку, в которой Дженни должна была играть главную роль. Как раз накануне тёте Селесте потребовалось срочно уехать на неделю в Бристоль. Зачем, почему – этого Лиз не помнила. Зато отчётливо помнила счастливые лица чужих родителей, смотревших на своих детей. Помнила гордость, светящуюся в глазах одноклассников, когда их хвалили папы и мамы. И помнила расстроенное и растерянное лицо Дженнифер, внезапно осознавшей, что её хвалить, кроме сестры, некому. В тот самый момент, когда Элизабет увидела готовую расплакаться Дженни, она впервые почувствовала острую ненависть ко всем этим взрослым, которые должны были заботиться о них с Джен. В тот вечер она, конечно, злилась на тётю за то, что она вот так запросто оставила своих племянниц на Рождество одних. Но эта злость была ничем по сравнению с той яростью, которую Лиз испытывала при мысли об отце. Просто за то, что он никогда – ни разу в жизни! – не поддержал их и не помог им. В конце концов, тётя вовсе не была обязана о них заботиться, ведь они не были её детьми. Это была обязанность того человека, который назывался их отцом и которого они отродясь не видели.

Лиз крепко зажмурилась и потрясла головой, пытаясь изгнать из мыслей несвоевременные воспоминания. Когда, наконец, последний осколок памяти вспыхнул и погас, девушка посмотрела на книгу. Хочет ли она теперь узнать имя того человека, благодаря которому появилась на свет? И необходимо ли ей это? Она привыкла ненавидеть абстракцию, неясную фигуру, тень, возникшую в её воображении. Узнать имя отца – значит материализовать его, получить возможность перенести всю свою злость, раздражение, обиду на конкретного человека. Но это означает также и то, что придётся мириться с существованием одного конкретного человека. Хотя Дженнифер была бы в восторге, если б узнала что-нибудь об отце. Наконец, Элизабет решилась:

- Вы ведь ждали меня здесь не для того, чтобы рассказывать о моём отце?

Слизерин внимательно посмотрел на девушку и вздохнул:

- Хорошо. И что же ты хочешь узнать?

***
У этого коридора не было ни начала, ни конца. В этом Гарри убедился уже через две минуты, прошедшие после того, как за ним закрылись двери. Услышав стук за спиной, юноша невольно обернулся и не обнаружил ничего. Только коридор, уходящий куда-то далеко. При всём своём желании гриффиндорец уже не смог бы вернуться назад. Входа, показанного Хранителем, больше не существовало, найти же выход юноше пока не удалось. Это немного раздражало Гарри, однако истинно гриффиндорское упрямство гнало его вперёд.

Стены здесь были украшены портретами самых разных людей. С искусно сделанных полотен на Гарри смотрели известные магловские деятели и знаменитые волшебники. В этом странном месте спокойно соседствовали Джордано Бруно и Николас Фламель, Исаак Ньютон и Батильда Бэгшот. Невероятное и магическое не отделялось от рационального и неволшебного. Но было кое-что, что объединяло всех этих, настолько разных людей: они отдали свою жизнь науке. Честно говоря, Гарри чувствовал себя крайне неуютно среди всех этих учёных, докторов и профессоров, следивших за каждым его шагом.

- Что Вы здесь делаете, молодой человек? – вежливо осведомился кто-то за спиной юноши. Гриффиндорец повернулся и встретился лицом к лицу с пожилым волшебником в длинной тёмно-синей мантии. Имя на бронзовой табличке стёрлось от времени, и Гарри не представлял, кто к нему обратился.

- Мне показал эту дорогу Хранитель, - честно признался юноша, в надежде, что хоть портреты укажут ему путь к выходу. Однако того, что его слова произведут самый настоящий фурор, гриффиндорец точно не ожидал. Маги и маглы возбуждённо зашептались о чём-то, передавая друг другу слова неожиданного гостя. Старик на портрете, первым заговоривший с Гарри, растерянно погладил бороду.

- Вы уверены в этом, юноша? – наконец, поинтересовался он. – Мы давненько здесь никого не видели.

- Как бы ещё я здесь оказался? – оскорблённо спросил юноша. Снова его считали лжецом. И главное, кто? Какие-то древние куски холста, висящие в этом непонятном месте с незапамятных времён!

Видимо, старик понял его состояние, потому что примиряюще произнёс:

- Прошу прощения, что ставлю Ваши слова под сомнение, молодой человек. Просто мы встревожены этими известиями. Если дорогу Вам показал Хранитель, значит, начинается новый виток войны. Это неприятные известия, а ни одному человеку на свете, пусть даже и давно почившему с миром, не нравится слышать плохие новости.

- Война? – Гарри посмотрел на старого мага. – Вы знаете о Волан-де-Морте?

- О ком? – удивлённо переспросил собеседник. – А-а-а, об этом наглом и высокомерном выскочке? Он всего лишь много о себе возомнивший мальчишка! Нет, я говорю о войне, куда более ужасной.

- Интересно, что может быть ужаснее того, что происходит?! – возмутился гриффиндорец. – Волан-де-Морт намеревается уничтожить всё! Он хочет истребить всех маглорождённых, а тех, что выживут, превратить их в рабов! Будут умирать и пропадать люди! А вы говорите, что это не так уж и важно?!

- Я говорю лишь о том, что наружу готова вырваться сила, о которой Вы, молодой человек, не имеете даже представления, - назидательно заметил старик. – Поверьте мне, если это произойдёт, то, чем занимается этот глупец, так заносчиво называющий себя Тёмным Лордом, покажется вам всем детскими шалостями.

- Но…, - начал, было, Гарри, но его прервали.

- Довольно! – раздался властный женский голос. Люди, изображённые на портретах, тут же покорно затихли. Прямо посреди коридора появилась, словно соткавшись из воздуха, женщина. Длинные волосы цвета вороного крыла, тяжёлыми волнами лежащие на плечах, усталые карие глаза, скованные вечным льдом, и тихая, спокойная улыбка, живущая только на тонко очерченных губах. Сомнений нет, это была та самая таинственная незнакомка из сна.

- Незнакомка? – она рассмеялась красивым грудным смехом. – Всё ещё не можешь назвать мне моё имя, маленький Король?

Слово «король», произнесённое женщиной, заставило картины снова начать оживлённый разговор. Но одного её царственного взгляда хватило, чтобы коридор вновь погрузился в тишину.

- Так каков твой ответ? – женщина склонила голову к плечу, с интересом разглядывая юношу.

- Я знаю Вас. Вы Кандида Когтевран! – пожалуй, Гарри сказал это громче, чем собирался. Его голос прозвучал раскатом грома в почти пустом помещении. А женщина снова рассмеялась.

- Наконец-то! Я долго ждала тебя здесь, мой Король. Идём, я дам тебе ответы на те вопросы, что давно мучают тебя.

Юноша посмотрел на протянутую узкую ладонь. На тонких изящных пальцах поблёскивали драгоценные кольца, а запястье обвивала обманчиво хрупкая цепочка серебряного браслета. Гарри колебался. Почему-то именно сейчас, когда разгадки мучительных вопросов были так близки, он вдруг засомневался.

Кандида мягко улыбнулась и, приблизившись, положила руку гриффиндорцу на плечо.

- Твои сомнения понятны, мой маленький Король. Ты, как и любой человек, страшишься неизвестности. Неведение уютно и приятно, Гарри. Оно ни к чему не обязывает человека. Любая информация – это власть, а, следовательно, и тяжёлое, а порой и невыносимое, бремя ответственности. Не говоря уже о том, что не все мои ответы придутся тебе по душе.

- Я могу отказаться? – совершенно по-детски спросил юноша, с надеждой заглядывая в глубину карих глаз. Он всё ещё верил в то, что у него есть выбор, что бы там ни говорили Когтевран и Хранитель. Однако женщина только грустно покачала головой. И на этот краткий миг Гарри показалось, что в её глазах вспыхнуло отражение острой мучительной вины. Словно Когтевран молчаливо извинялась перед ним за что-то.

- Мне жаль, мой Король, но мы свою судьбу не выбираем. Ты можешь отказаться от моей помощи и от моих знаний, но в этой ужасной войне, которая уже стоит на пороге, тебе придётся участвовать независимо от того, готов ли ты к этому или нет.

Гарри тяжело вздохнул. Если хорошенько вдуматься, у него никогда не было права выбора, даже в детстве. Дурслям и в голову не приходило предложить племяннику высказать свои предпочтения, а в Хогвартсе его всегда подталкивали в спину, пытаясь вылепить из него второго Джеймса. То, что происходило сейчас, не было гриффиндорцу в новинку. Только в этот раз ему не лгали насчёт его судьбы. И юноша, решившись, вложил свою руку в тёплую и сухую ладонь Кандиды Когтевран. Женщина удовлетворённо кивнула.

- Я покажу тебе мир таким, каким ты не мог его представить даже в самых смелых фантазиях и самых жутких кошмарах, мой маленький Король.

Перед глазами на секунду потемнело. Не было ни ощущения, что тебя проталкивают сквозь длинный и узкий шланг, как при трансгрессии, ни чувства, что крюком поддевают за живот и куда-то волокут, как при перемещении с помощью портала. И, тем не менее, когда зрение прояснилось, Гарри обнаружил, что он находится в совершенно другом помещении. В той самой комнате, где он бывал во сне, во время своих разговоров с Когтевран. Всё так же за окнами стелилась серая муть, всё так же в камине потрескивали дрова.

- Присаживайся, Гарри, - Кандида приглашающим жестом указала на одно из кресел возле знакомого юноше столика. Сама Основательница заняла соседнее.

- Где мы? – спросил гриффиндорец, не переставая изучать убранство комнаты, хотя запомнил всё, до мельчайших подробностей, ещё с первого раза. Когтевран усмехнулась:

- Ты же не думаешь, что только один Салазар создал Тайную комнату?

Гарри изумлённо посмотрел на темноволосую Основательницу, невозмутимо извлекающую прямо из воздуха бокал с вином.

- Мы…? – юноша не смог закончить вопрос, однако Кандида прекрасно его поняла.

- Да, мы в той Тайной комнате, которую сотворила я. Хотя, строго говоря, это не совсем комната. Скорее, покои. Здесь есть всё: спальня, гостиная, кабинет, приёмная и множество других комнат, более или менее мне необходимых. Подобные покои есть у каждого Основателя. Когда-то это были наши жилые комнаты. Но потом Салазар поселил в одном из залов своего любимца-василиска и сбежал из Хогвартса, разорвав с нами всяческие связи. Именно благодаря этому змею Тайная комната Слизерина – самая знаменитая.

- Он, правда, хотел, чтобы в Хогвартс принимали только чистокровных магов? – поинтересовался Гарри, совершенно по-новому окидывая взглядом комнату, в которой они находились. Кандида поджала губы.

- У Салазара действительно имелась подобная идея-фикс, но, боюсь, сейчас её немного неправильно преподносят. Он хотел не чтобы маглорождённые не учились, а чтобы они не учились вместе с чистокровными.

- Почему? Потому что они люди низшего сорта? – с истинно гриффиндорским пылом взвился Гарри. Когтевран покачала головой, явно недовольная его порывом.

- Нет, - просто ответила она. – Маглорождённые точно такие же волшебники, как и мы с тобой. Но они гораздо слабее.

- Какой бред?! – возмущённо воскликнул юноша. – Моя мама и Гермиона, они….

- Твоя мать никогда не была маглорождённой, - спокойно парировала женщина. – Как и твоя подруга, если ты прав относительно её способностей.

Гарри почувствовал себя так, словно его огрели по затылку чем-то тяжёлым. Его мама никогда что? А Гермиона? Как это, она не маглорождённая?

- Вы ошибаетесь, - деревянным голосом произнёс гриффиндорец. – Этого не может быть.

- Не могу ничего утверждать насчёт твоей подруги, но в том, что в жилах твоей матери никогда не текла магловская кровь, я ручаюсь. Иначе ты не сидел бы сейчас здесь.

Слова Кандиды были понятными и непонятными одновременно. Словно Основательница говорила о каком-то другом человеке, совершенно Гарри незнакомом. А Когтевран, не дождавшись ответа, продолжила:

- Видишь ли, мой маленький Король, тот дар, который начал пробуждаться в тебе, передаётся только чистокровным магам. Ни полукровка, ни маглорождённый волшебник не смогут им управлять. Дар вырвется из-под их контроля и превратит свою оболочку в пепел. А ты подчинил стихию, заставил её признать в тебе хозяина. И всё это с первого раза! Нет, твоя мать никак не могла быть выходцем из семьи маглов. Ты мне не веришь?

- Это всё очень странно, - пробормотал парень, совершенно сбитый с толку. – Я прожил все эти пять лет, будучи абсолютно уверенным в том, что моя мама не была не то, что чистокровной, но даже полукровкой. А теперь….

- Ты ещё многого не знаешь о себе и своей семье. Хотя о твоих родителях рассказывать тебе должна не я, - произнесла Кандида, с материнской лаской касаясь руки юноши. – Ты пришёл сюда для того, чтобы услышать ответы на другие вопросы. Спрашивай.

В голове Гарри гудящим роем вилась тысяча вопросов. Впервые за долгое время ему предлагали спрашивать обо всём на свете и обещали дать ответ. Наконец, юноша сумел выудить наиболее важный, на его взгляд, вопрос.

- Что случилось с Роном?

Кандида Когтевран тяжело вздохнула и отвела взгляд. Гарри это не понравилось.

- Вы обещали ответить! – требовательно произнёс он. – Я хочу знать, что случилось с моим лучшим другом!

- А ещё я обещала, что далеко не все мои ответы тебе понравятся, - сказала Основательница, не поднимая глаз. – И этот – как раз один из таких.

- Рон… умер? – было так странно произнести это, так неправильно. В груди похолодело от этих слов. После всего, что они вместе прошли, после всего, что случилось, Рон не мог умереть, не должен был! Пусть в последнее время у него испортился характер, пусть он мог быть эгоистичным, капризным, обидчивым, но это все равно был их с Гермионой лучший друг! Гарри снова ощутил, как в душу впился острыми зубками крошечный червячок вины. Это из-за него Рон пострадал.

- Это не твоя вина, - голос Основательницы, про которую юноша успел забыть, прервал самобичевание. – Это вина самого Рона и закономерный результат его зависти и эгоизма. И нет, он не умер. С ним произошло кое-что, куда более страшное. Его тело и разум больше ему не принадлежат.

- И кто же им управляет? – медленно спросил Гарри, подозревая худшее.

- Тень.

***
- Кто такие Тени? – этот вопрос казался Лиз жизненно важным. Слизерин хмыкнул.

- Это выходцы с Изнанки.

Элизабет почувствовала, как ушедшее, было, недовольство вернулось с новой силой.

- Вы так и будете разговаривать загадками? – сухо поинтересовалась она. Салазар усмехнулся. Похоже, его забавляло происходящее.

- Я только отвечаю на твои вопросы. Каков вопрос – таков ответ.

Девушка сделала глубокий вдох, а потом медленно выдохнула. Она давно усвоила, что злость и раздражение ни к чему хорошему не приводят. С любым собеседником, даже самым неприятным, можно найти общий язык. В конце концов, раньше у неё это получалось. Единственная осечка была с Малфоем, но Слизерин выглядит куда более адекватным человеком, чем её однокурсник. Значит, она в состоянии понять правила его игры.

- Что такое Изнанка?

- Тюрьма.

Поскольку Элизабет никогда раньше не слышала о подобной тюрьме, она рискнула осведомиться:

- Для кого?

- Для душ.

Это было уже кое-что. По крайней мере, девушка могла позволить себе сделать некоторые выводы.

- Значит, Тени – это души? Обычные человеческие души?

- Необычные, - возразил Основатель, с интересом поглядывая на собеседницу. – Но да, это человеческие души.

- И как же они попали в эту тюрьму?

- Ну, для начала они умерли.

- Вы издеваетесь надо мной? – спросила Лиз, с подозрением посмотрев на сдерживающего усмешку Слизерина. Тот покачал головой.

- И не думал. Хотя, признаюсь, давненько я так не веселился.

«То есть он за мой счёт ещё и развлекается, - обиженно подумала девушка. – Блеск! Никогда не думала, что стану бесплатным клоуном для Основателя Хогвартса!»

- Я догадываюсь, что для того, чтобы в тюрьму попали души, люди должны умереть, - холодно заметила Элизабет. – Меня интересует, за что они туда попали.

- За преступления, - последовал ответ. Лиз с трудом подавила желание вскочить с кресла и начать орать. Или, что ещё лучше, выбить недавно наколдованный бокал вина из рук Слизерина и ударить его по голове чем-нибудь увесистым. Хотя бы одним из тех древних и, безусловно, дорогих томов, что стоят в шкафах у стены. Однако девушка сумела не только сдержаться, но и не позволить буре эмоций отразиться на лице, хотя, признаться, всё это начинало напоминать глупый и несмешной анекдот.

- За какие преступления? – процедила старшая Принстоун сквозь зубы. – И только попробуйте ответить, что за страшные или что-нибудь в этом роде.

- А я только собирался, - язвительно откликнулся Салазар. – Не переживай, я так отвечать не стану. Люди, души которых попали на Изнанку, осуждены за преступления, простить которые невозможно.

***
- Не могу себе даже представить нечто подобное, - растерянно пробормотал Гарри. – То есть, Вы хотите сказать, на Изнанку попадают убийцы?

- Не совсем, - покачала головой Кандида. – Убийцы тоже разные бывают. Можно убить, чтобы спасти себя или свою семью, а можно просто потому, что тебе так захотелось. Убийцы на Изнанку попадают только тогда, когда они наслаждаются самим фактом убийства, когда получают от этого удовольствие.

- Как можно от убийства получать удовольствие? – передёрнувшись, спросил юноша.

- Можно. Такие люди, поверь, существуют. Но Изнанка предназначена для тех, кто пытается перекроить саму суть мироздания, идёт против жизни и смерти. Есть определённые законы, преступать которые не должен никто. Например, нельзя жить вечно. Это против природы. Это против логики существования смерти. Как выбрать тех, кто достоин вечной жизни, а кто, прожив свой срок, уйдёт в мир иной? Маглы испокон веков мечтали о бессмертии, а маги пошли намного дальше, создав сотни тёмных ритуалов, позволяющих неопределённо долго продлевать жизнь.

- Я думал, что получить бессмертие может лишь тот, кто владеет философским камнем.

- Это не совсем бессмертие. Философский камень продлевает жизнь, но не предохраняет от случайностей. Если владельца такого камня убьют, он не воскреснет.

- А ритуалы позволяют воскресать?

Когтевран кивнула.

- В большинстве своём, да. Некоторые просто не дают умереть. Но суть всех этих ритуалов одна – дать магу, совершившему их, вечную жизнь. Или такую, которая может считаться вечной.

- И что же для этого нужно? – спросил юноша. «Вряд ли что-то хорошее», - тихонько шепнул внутренний голос. Основательница помолчала пару минут, показавшихся Гарри вечностью, после чего нехотя ответила:

- Чтобы продлить свою жизнь, надо отнять чужую.

***
Элизабет растерянно смотрела на Слизерина.

- В смысле, отнять чужую? – наконец, растерянно спросила она. – Надо убить кого-то, чтобы стать бессмертным?

- В общем и целом механизм работает именно так. Могу даже рассказать о паре ритуалов, - подтвердил Основатель и взмахом руки наколдовал на столе хрустальную вазу, полную фруктов. Почему-то это показалось Лиз особенно жутким. Как можно рассуждать об убийстве и при этом спокойно есть яблоки?

- Гораздо проще, чем тебе кажется, - невозмутимо откликнулся Салазар. «Неужели я озвучила свой вопрос?» - недоумённо подумала девушка.

- Нет, - снова ответил Слизерин.

- Вы легилимент, - со вздохом произнесла старшая Принстоун. Ну, разумеется, как она раньше не догадалась?

- Не совсем, - отмахнулся мужчина. – Но можно и так сказать. Та магия, которую я применяю, не так уж и близка к легилименции, как тебе кажется.

Помолчав, он добавил:

- Но ты опять стремишься ускользнуть от темы. Легилимент я или нет, это никак не поможет тебе в будущей войне.

«Он прав, - мысленно признала Элизабет. – И всё-таки было бы интересно узнать об этом поподробнее. Может быть, я смогу этому научиться?»

- А как ещё можно попасть на Изнанку? – вернулась Лиз к теме беседы.

- А ты туда так стремишься? – ехидно поинтересовался Слизерин и, став серьёзным, произнёс:

- Как я уже сказал, существует множество преступлений, за которые можно заработать билет в один конец. Но в некоторых случаях на Изнанку могут попасть самые обычные маглы и маги. Те, которые ничего особенного не совершили.

- Как? – ужаснулась девушка. – Это же, в конце концов, несправедливо….

- Запомни раз и навсегда, девчонка! Изнанка не знает даже такого понятия, как справедливость. Ей чуждо сострадание и понимание. Это бездна, не имеющая никаких желаний и страстей. У неё нет чувств. У неё нет мыслей. Ей всё равно, кто попал в её лапы и есть ли за ним вина. Она безразлична к своим жертвам. Именно это делает её такой прочной тюрьмой и таким виртуозным палачом.

- Но как туда могут попасть обычные люди? – настойчиво повторила вопрос Элизабет.

- Очень просто. Изнанка с готовностью принимает к себе души, которые ей подарили.

- Душу можно подарить Изнанке? – старшей Принстоун показалось, что в комнате похолодало. Спустя несколько секунд девушка поняла, что в комнате по-прежнему тепло, а её трясёт не то от волнения, не от страха.

- Это нельзя назвать подарком в том смысле, в котором ты это понимаешь, - поморщился Слизерин. Лиз подняла на него взгляд. Она уже просто устала возмущаться.

- Вы же только что сказали…, - начала девушка, но Основатель её перебил:

- Тех девушек и юношей, которых отправляли на съедение Минотавру в Древней Греции, тоже называли дарами.

- На Изнанку попадают те, кого приносят в жертву?!

- Те, кого приносят в жертву Изнанке, - поправил собеседницу Салазар. Девушка растерянно замолчала. Слов не было. Как и мыслей. А вот чувство страха покидать её не собиралось.

- Судя по Вашим словам, она поглощает души прямо как дементор, - пробормотала старшая Принстоун.

- Не спорю, - хмыкнул Слизерин. – Особенно если учесть, что дементоры существуют, чтобы охранять Изнанку.

- Мне казалось, они стражи Азкабана.

- Одно другому не мешает, - отрезал Салазар.

- Вы хотели рассказать о ритуалах, помогающих обрести бессмертие, - напомнила мужчине Лиз, чтобы сменить тему. Слизерин неприязненно на неё покосился.

- Я на память ещё не жалуюсь, - угрюмо сообщил он. – Запомни это на будущее, девчонка! А что касается ритуалов….

Мужчина замолчал, словно раздумывая.

- Один из них был применён совсем недавно, - наконец, начал Основатель, задумчиво вертя в руках ощипанную виноградную веточку. – Этот ритуал носит название крестража.

***
- Кречего? – переспросил Гарри, перебив Кандиду посреди предложения. Женщина недовольно нахмурилась, но замечание делать не стала.

- Крестраж, - терпеливо повторила она. – Этот ритуал позволяет магу сохранять жизнь даже после того, как тело разрушено. Маг, желающий создать крестраж, делит душу на части. Каждая часть – это шанс на воскрешение. А чтобы разорвать душу, необходимо убить. Иными словами, чем больше жизней заберёшь, тем больше вторых шансов получишь.

- Убьёшь одного человека – воскреснешь один раз, - прошептал юноша. – Убьёшь десятерых…

- Воскреснешь десять раз, - подтвердила Когтевран. – Если, конечно, твои крестражи к этому моменту не уничтожат.

- Их можно уничтожить?

- Разумеется. Сам по себе, крестраж – это предмет, в котором спрятан осколок души, вместе со всеми воспоминаниями. Но, как и любую другую вещь, крестраж можно разрушить, хоть это и очень трудно сделать.

- Те, кто создают крестражи, попадают на Изнанку? – спросил юноша, пытаясь представить, каково это, когда часть твоей души находится где-то отдельно от тебя, а после твоей смерти начинает жить своей жизнью. Получалось плохо.

- Ещё бы, - усмехнулась Основательница. – Эти маги не только убивают и пытаются обмануть смерть. Они ещё и совершают ритуалы, идущие вразрез с самой сутью магии. Чёрную магию ведь не зря называют чёрной. Она оставляет неизгладимый след не только в душах тех, кто её применяет. Она меняет всё вокруг и, поверь, не в лучшую сторону.

Гарри молча смотрел на огонь. Голова кружилась от избытка информации. Таинственная тюрьма, ждущая души после смерти, законы, нарушение которых влечёт за собой эту кару, и тёмные ритуалы, позволяющие жить вечно. Нет, пожалуй, для одного раза больше, чем достаточно. Хотя кое-что продолжало мучить гриффиндорца. Кое-что очень важное.

- Всё это, конечно, очень интересно, - вежливо начал парень. – Но… какое отношение ко всему этому имею я?!

- Самое, что ни на есть, прямое, - грустно вздохнула Кандида. – И в какой-то мере в этом виновата я.

- Что?! – Гарри чуть не задохнулся от возмущения. Выходит, ему приписывают совершенно ненужную Избранность и лишают права выбора, только из-за ошибки волшебницы, жившей в одиннадцатом столетии?

- Получается, что так, - ответила женщина на незаданный вопрос. В её голосе явственно прозвучала печаль. – Конечно, виновата не я одна. Виноваты все мы. Все Основатели.

- В чём виноваты? – едва слышно прошептал Гарри.

- В том, что грядёт новый виток ужасной войны. В том, что Тени получили возможность разрушить свою тюрьму. Всё это – цена нашей гордыни и нашего тщеславия.

***
Признание Слизерина настолько сильно обескуражило Элизабет, что какое-то время она не могла произнести ни слова. Всё это казалось таким диким, таким… невозможным. Вообще разговор с Основателем стал напоминать девушке сюрреалистический и жуткий сон. Вот сейчас она проснётся и ничего этого не будет. Ни Теней, ни Изнанки, ни….

- Вы хотите сказать, что то, что я сейчас здесь, а не в своей спальне, как любой нормальный студент – это Ваша вина?!

- Не заставляй меня произносить это снова! – раздражённо прорычал Слизерин, исподлобья глядя на собеседницу.

- Да, - тише добавил он и щелчком пальцев заставил исчезнуть комнату.

Лиз огляделась. Теперь они находились в лесу. Было лето, землю густо покрывала сочная зелень, а деревья кокетливо кутались в пышную листву. Тонкие, словно иглы, солнечные лучи насквозь пронзали кроны деревьев, лаская цветы и травы. Где-то неподалёку в траве копошился ёжик, высоко-высоко над головой щебетали невидимые птицы. Воздух был наполнен прохладным кристально-чистым ароматом, в котором смешались влажный запах травы, терпкое и сладкое благоухание цветов и ещё какой-то неуловимый лесной отпечаток. Здесь невозможно было не улыбаться, и Элизабет счастливо улыбалась, забыв обо всех своих тревогах и волнениях.

- Нравится тебе здесь? – послышалось за спиной и, обернувшись, девушка обнаружила Слизерина, с каким-то необъяснимым выражением лица осматривающегося вокруг.

- Ещё бы, - весело засмеялась девушка. – А где мы?

- В Запретном лесу.

Лиз замерла. Птицы в густой листве продолжали заливаться на все лады, а под ногами по-прежнему шуршали травой мелкие зверьки.

- Вы шутите, - недоверчиво сказала девушка, глядя по сторонам. – Это не может быть Запретный лес.

- А почему бы ему не быть им? – ворчливо поинтересовался Салазар. Он, судя по всему, нашёл одному ему ведомую тропу и теперь намеревался пойти по ней, не заботясь о том, последует ли за ним девушка.

- Нам говорили, что в Запретном лесу водится множество опасных существ, - неуверенно протянула Элизабет, торопливо шагая вслед за мужчиной. – Ну, там оборотни, акромантулы и так далее.

- Разумеется, сейчас они там обитают, - пожал плечами Основатель. – Но это, - он неопределённо махнул рукой. – Запретный лес одиннадцатого века. Такой, каким он был в моё время. До того, как всё случилось.

***
- Что случилось? – у Гарри до сих пор не укладывалось в голове, что Запретный лес тогда и Запретный лес сейчас могут настолько сильно отличаться друг от друга. Когтевран, с истинно королевской грацией опустившаяся на траву, ответила не сразу.

- Ты, конечно же, читал «Историю Хогвартса»? – поинтересовалась она, чуть склонив голову. Гарри почувствовал, как у него заалели щёки.

- Ну-у-у, - протянул он. – В общем-то, да.

Говорить о том, что всё знание истории родной школы ограничивалось парой глав, прочитанных когда-то вслух Гермионой, юноша постеснялся. Впрочем, Кандида, видимо, сама обо всём догадалась (а, может быть, прочла его мысли?) и укоризненно покачала головой. К счастью, на этот счёт она не сказала ни слова.

- То, что там написано, правда лишь отчасти, - женщина ласково погладила ладонью шершавую кору неизвестного гриффиндорцу дерева. – Изначально Хогвартс был построен вовсе не для того, чтобы учить детей-волшебников.

Гарри, зачарованный убаюкивающей красотой леса и плавным напевом голоса волшебницы, медленно опустился на траву. Ощущать ладонью колкие травинки и тёплую землю после шелковистой мягкости кресла и жара пылающего камина было так странно. Не менее странно, чем очутиться в летнем лесу в середине осени.

- А для чего? – шёпотом спросил юноша, боясь неосторожным словом разрушить такое прекрасное колдовство.

- Я расскажу, - пообещала Кандида. – Но начну издалека, чтобы ты мог всё понять, мой Король.

Женщина вздохнула и подняла голову вверх. Озорной солнечный лучик скакнул ей на лицо, заставив Основательницу зажмуриться и слабо улыбнуться.

Спустя несколько минут, собравшись, наконец, с мыслями, Когтевран начала рассказывать свою историю:

- В те далёкие времена, когда я, Пенелопа, Годрик и Салазар познакомились друг с другом, мы были юны, наивны и полны сил и надежд. Как и все молодые люди, мы верили в то, что совершим нечто необычайно важное и великое, что-то, что впишет наши имена на страницы истории. Правда, во мнении, что именно уготовано нам судьбой, мы расходились. Годрик, как истинный воин, убеждал нас, что мы совершим какой-то величайший подвиг, о котором будут слагать легенды и баллады. Салазар, этот истовый поклонник политики и интриг, утверждал, что нет способа прославиться лучше, чем обрести власть. Пенелопа мечтала о том, что мы станем величайшими целителями и будем вдохновлять потомков на добрые и самоотверженные поступки. Я же жаждала новых и неизведанных знаний и хотела прославиться совершением невероятного научного прорыва. Мы могли рассуждать об этом часами, но наши споры не приводили ни к чему. И до тех пор, пока в наших рядах не было единства относительно нашего будущего, мы переходили из одной волшебной деревушки в другую в надежде найти применение своим способностям.

- Надо сказать, что в одиннадцатом веке невозможно было пройти по улице и не встретить некроманта. Нынче их сменили всяческого толка прорицатели, целители и гадалки. В те же времена было модно общаться с умершими. Да-да, модно, мой Король. Ни одному из тех, кто обращался за помощью к некромантам, не было особой нужды для вызова мёртвых. Не удивляйся, ведь раньше к смерти относились намного проще, чем теперь. Маглы и маги умирали десятками каждый день, и к постоянным похоронам и трупам все попросту привыкли.

- Но вернёмся к моей истории. В каждой деревне, в которую мы заходили, нам навстречу устремлялась целая толпа некромантов, желающих предложить нам свои услуги. При этом каждый утверждал, что именно он владеет тем самым Воскрешающим камнем. Об этом артефакте во времена моей юности знал каждый волшебник, даже ребёнок. Правда, уже тогда Камень был утерян – а, может быть, его не существовало и вовсе – и истории о нём превратились в обычную сказку. Однако все бродячие некроманты как один твердили, что им удалось отыскать таинственный артефакт. Тебе, наверное, интересно, чем же ценен этот Воскрешающий камень, мой маленький Король? Он один мог открыть портал из мира живых в мир мёртвых и призвать оттуда любого умершего человека. Ни один некромант, даже самый сильный, сделать такое не способен. Максимум на что хватает человеческих возможностей – вызвать бестелесный и молчаливый дух. Поэтому нет ничего удивительного в том, что маги были просто одержимы идеей найти Воскрешающий камень и присвоить его себе. И, разумеется, никому это не удавалось.

- В одной из таких деревушек, где мы остановились на ночлег, поздним вечером ко мне подошёл некромант. Он был похож на своих коллег как две капли воды: бледное лицо, наглухо застёгнутая чёрная мантия, жутковатого вида амулеты. Я, было, подумала, что он, как и все остальные, собирается предложить мне пообщаться с моими давно почившими предками и уже открыла рот, чтобы прогнать его, как вдруг некромант извлёк из-за пазухи странный фолиант с обложкой из чёрной кожи. «Вы кажетесь мне чрезвычайно умной молодой колдуньей, миледи, - произнёс этот странный человек негромким голосом. – Я думаю, что в этой книге Вы найдёте немало интересного для себя». Отказаться от подарка я не успела: мужчина сразу же встал и вышел. А когда я выбежала за ним следом, он успел исчезнуть в темноте деревенской улицы. Мне пришлось вернуться назад в гостиницу и забрать книгу с собой.

- Тайком от друзей я изучала древние знания, заключённые в переплёт из чёрной кожи. Пугающие и волнующие горизонты открывались предо мной. Я уже подумывала оставить Годрика, Салазара и Пенелопу, когда вдруг наткнулась на один невероятно сложный ритуал. Он давал магу возможность открыть коридор из мира живых в мир мёртвых, не прибегая к помощи Воскрешающего камня или других подобных артефактов. Надо признать, я была удивлена тем, что тот странный некромант отдал мне такую бесценную книгу. Впрочем, молодость не любит много думать, когда вот-вот сбудутся все мечты. Я передумала уходить от друзей. Напротив, я всё им рассказала. Во-первых, в одиночку с ритуалом мне было не справиться, а, во-вторых, свой триумф я жаждала разделить с ними. Кроме того, этот ритуал удовлетворял всем нашим требованиям: он был сложен и опасен, как и хотел Годрик; он давал людям возможность сказать последнее «прости» и утешиться, как мечтала Пенелопа; он позволял обрести власть, которую так желал Салазар, и, наконец, это были те самые знания, которыми грезила я. Как же мы были тогда глупы, раз не заметили, в какую изящную ловушку нас заманили!

Кандида Когтевран замолчала, опустив взгляд на сцепленные в замок руки. Гарри подождал немного продолжения истории, не дождался и спросил:

- Вы открыли ход не в мир мёртвых, а на Изнанку?

Женщина подняла на юношу затуманенные воспоминаниями глаза.

- Почти, - горько усмехнулась она. – Нет, портал, как и положено, проводил умерших к живым и позволял им беспрепятственно возвращаться обратно. Однако было одно НО: если Воскрешающий камень создавал портал, минуя Изнанку, то мы провели наш коридор прямо сквозь эту вечную тюрьму Теней. Мы истончили стену Изнанки, ослабили её и дали возможность Теням хлынуть в мир людей. Мы, сами того не подозревая, начали эту бесконечную войну.

- Правда, поначалу ничего не происходило. Ритуал был проведён, коридор создан. Сотни магов и маглов со всех концов света приходили и приезжали к нам, чтобы взглянуть на это чудо и в последний раз прикоснуться к своим родным и близким. Мы купались в лучах славы, которую так желали заполучить. А в то самое время, пока мы тешили своё самолюбие, стены Изнанки – прочнейшей из тюрем! – крошились и слабели под напором узников из-за проведённого нами ритуала.

- Однако, как я и сказала, довольно долгое время мы пребывали в блаженном неведении. До тех пор, пока не прибыли эти волшебники из-за моря. Брат и сестра. Я не помню, ни как они выглядели, ни даже их имён. Но именно они открыли нам глаза на наш поступок. Эти странные маги рассказали нам об Изнанке, о Тенях и о том ритуале, который мы провели. Разумеется, мы пришли в ужас и попытались всё исправить. Разумеется, мы не смогли. Стенам Изнанки уже был нанесён непоправимый ущерб. В разных странах и разных городах Тени околдовывали свои жертвы и захватывали их тела и их разум. Но это, увы, было не самое страшное. В конце концов, после гибели носителя эти демоны были вынуждены возвращаться в заточение. Самым ужасным было то, что наш ритуал начал пробуждать ото сна Повелителя Теней, заточённого в глубине Изнанки с самого начала времён. По словам наших новых знакомых, именно он должен был повести неприкаянные души в последнюю битву и победить. Он не должен проснуться окончательно и найти себе носителя, иначе наша битва будет проиграна.

- Решение было найдено братом и сестрой из-за моря. Изнанка, сказали нам они, была создана на самой заре мира шестью величайшими Силами, которые после изнуряющей и долгой борьбы сумели заточить там неупокоенные души. Выполнив свою работу, Силы покинули наш мир навсегда, но эти странные маги знали, как призвать их обратно. Мы должны были провести ритуал и заключить стихии в своих телах. Только так, обретя над ними власть и отказавшись от собственного «я» со всеми его желаниями и капризами, мы могли сразиться с чудовищами, рвавшимися в наш мир с той стороны. Но Изначальных Сил было шесть, нас же всего четверо. Где найти ещё двоих магов, которые добровольно согласятся отдать всю свою жизнь этой незримой войне и выйдут на практически безнадёжный бой? Мы терялись в догадках. Однако те самые волшебник и волшебница, открывшие нам глаза на наш поступок, неожиданно решили разделить с нами тяготы нашей будущей борьбы. Я не знаю, почему они так сделали. Возможно, они тоже пытались расплатиться за какие-то свои ошибки. Так или иначе, нас стало шестеро.

- В одну из ночей вдали от людей, среди бушующего и стонущего моря мы призвали стихии. С того самого момента я стала олицетворением воздуха, Годрик – огня, Салазар – воды, а Пенелопа – земли. Какие-то Силы достались и двум оставшимся магам, но вместе с их лицами и именами из моей памяти стёрлось и это. Но эти странные маги там, несомненно, были, и они стояли с нами плечом к плечу. Так родился Тайный Круг. Нашими первыми Королём и Королевой стали те самые брат с сестрой. Именно они возглавили нашу борьбу против Теней.

- К несчастью, разрушать проще, чем созидать. Изнанка создавалась Изначальными Силами, когда те были потоком чистейшей энергии. Мы же были лишь их смертным отражением. И всё-таки первый раунд был за нами. Мы сумели загнать Тени обратно в их тюрьму. Мы смогли запереть её, пусть и не так крепко, как хотелось. И, наконец, мы подарили этому миру столетие относительного покоя.

- Только столетие? – разочарованно спросил Гарри.

- Увы, - прошептала Основательница. – Мы оказались недостаточно сильны, чтобы одолеть наших врагов раз и навсегда. А ещё мы понимали, что рано или поздно придёт наше время. Мы умрём, и Тени получат шанс вырваться на свободу. И тогда мы построили две твердыни, две крепости, в которых намеревались сохранить свои знания и свою силу, чтобы в случае нового нападения она нашла других достойных магов, которые выйдут сражаться против тьмы. Первую крепость четверо из нас построили на том месте, где когда-то провели роковой ритуал. Да, здесь было совершено то тёмное колдовство. Именно из-за него этот лес стал Запретным. Своей магией мы отравили его, и теперь сюда сползаются все тёмные твари, чуя запах тьмы, словно стервятники падаль.

- Нашей первой крепости было дано имя Хогвартс. И его первоначальное предназначение заключалось в том, чтобы стать форпостом в бесконечной войне с бессмертными врагами.

***
Элизабет молча смотрела на замок, возвышающийся прямо перед ней. Сколько всего он повидал за свой долгий век? Сколько Тайных Кругов жило, сражалось и умирало здесь? За спиной угрюмо молчал Слизерин, так же, как и его преемница, не отводящий взгляда от несокрушимой твердыни.

- Хогвартс основали четверо магов, - нарушила тишину Лиз. – Какую крепость основали оставшиеся два?

Молчание.

- Вы этого не помните? Почему? – требовательно поинтересовалась девушка. – Объясните, почему Вы не можете ничего о них вспомнить?

- Они давно умерли, - холодно отозвался Салазар и отвернулся, очевидно, считая, что вопрос исчерпан. Однако Элизабет была с ним категорически не согласна.

- Вы тоже, - хмыкнула она. – Во всяком случае, должны были. Иначе, зачем каждое столетие Вы ищете новых Лордов и Леди?

Основатель тяжело вздохнул и повернулся лицом к девушке. Лиз показалось, что за пару мгновений мужчина постарел на все те века, что идёт война с Тенями.

- В том, что каждые сто лет Тени прорываются в наш мир, виноваты мы. Я, Кандида, Годрик и Пенелопа. Конечно, раньше, до того, как мы провели ритуал, наиболее сильные из Теней тоже умудрялись проникнуть в наш мир. Но это были единичные случаи. Два-три раза за несколько сотен лет. К тому же, их жертвы умирали так быстро, что узники Изнанки просто не успевали причинить, какой бы то ни было, вред. И всё потому, что Тени были крепко-накрепко привязаны к своей тюрьме. Эти кандалы нельзя было ни увидеть, ни потрогать, но они были прочнее всех цепей мира. А мы разрушили оковы этих душ и позволили им выбираться на свет Божий. Осознав, что совершили, мы были уверены, что после смерти нас тоже ждёт Изнанка. Но…. Как оказалось, нам было уготовано другое наказание. Умерев, мы вернулись обратно в Хогвартс. Нас нельзя назвать живыми, потому что мы не живём. Но и призраками нас не назовёшь, ведь мы душим, едим, пьём. А самое главное, мы не можем покинуть пределы своих покоев в Хогвартсе. Ни я, ни Пенелопа, ни Годрик, ни Кандида. Мы обречены вечно пребывать в заточении, не живые и не мертвые уже почти тысячу лет. Почти тысячу лет смотреть, как за совершённые тобой ошибки страдают другие! Ты можешь себе представить, каково это, девчонка?! Те же брат с сестрой после своей смерти обрели долгожданный и заслуженный покой. И с того самого момента, как они ушли за черту, отделяющую мир живых от мира мёртвых, мы ничего не можем о них вспомнить до тех пор, пока новый Тайный Круг не замкнётся.

Слизерин смотрел куда-то вдаль, мимо Хогвартса, мимо Элизабет. И в его словах звучал невыразимая тоска.

- У нас осталась лишь отчаянная надежда на то, что когда-нибудь Тени будут побеждены, стены Изнанки снова станут неприступными, а цепи – достаточно прочными, чтобы удержать тьму под замком, ведь тогда, может быть, мы вчетвером обретём долгожданный покой.

Элизабет сочувственно посмотрела на мужчину. Каким чудовищным наказанием может стать бессмертие! На протяжении многих веков отправлять на безнадёжную войну других, а самому смотреть со стороны, как они страдают и умирают! Она бы, наверное, не выдержала.

Внезапно в голову девушки пришла ужасающая мысль. Ведь если два Основателя другой крепости давно умерли, как же…?

- Что же делать преемникам тех двух неизвестных магов? – озвучила Лиз свои сомнения вслух.

- Знания и сила наших друзей всё ещё хранятся в Сердце их крепости, - заметив непонимание на лице собеседницы, мужчина пояснил:

– Сердцем замка мы зовём то, что вы называете Тайными комнатами. Сердце одно, но оно может принимать столько образов, сколько владельцев у крепости. Когда придёт время, преемники наших ушедших друзей услышат зов твердыни. Им надо будет лишь найти её Сердце.

«Всё чудесатее и чудесатее, как говаривала кэролловская Алиса, - подумала Элизабет. – Вот и приключения, о которых так мечтала Дженни. И опасные, и трудные, и прямо-таки мирового масштаба. Всё, как по заказу! Вот только я бы, пожалуй, предпочла спокойную мирную жизнь. Интересно, а Джен имеет ко всей этой истории какое-нибудь отношение?»

- И всё-таки я не понимаю, почему Вы выбрали именно меня? – осведомилась девушка. – Я, знаете ли, плохо подхожу на роль спасителя мира.

- Преемником себе выбираю не я, - мрачно сообщил Слизерин, щёлкнул пальцами, и девушка внезапно обнаружила, что снова сидит в кресле перед камином.

- Если не Вы, то кто? – искренне удивилась Лиз.

- Сама стихия. Мы не знаем, по какому принципу она находит себе нового мага. Сейчас ею управляешь ты, и, нравится тебе или нет, изменить это уже невозможно. С того самого момента, как ты впервые призвала воду, ты стала именовать Леди Воды.

Помолчав, Салазар вдруг решительно заявил:

- Тебе пора возвращаться.

- Там же Тени! – напомнила девушка, чувствуя, как сердце сжимает ледяной рукой страх. – Вы сказали, что я не уйду отсюда, пока…

- Сейчас тебе уже нечего опасаться, - сказал Основатель. – Сегодня они уже не вернуться. Но на будущее учти, Тени любят тёмные места и избегают яркого света. Пока Круг не замкнулся, будь любезна, не лезь на рожон. И ещё кое-что. Да тех пор, пока их Повелитель не проснулся, Теней можно победить. Стать их носителем или дать им отпор – решать вам. В этот раз они смогли дотянуться до тебя потому, что ты была слаба духом. Тени вынудили тебя поссориться с сестрой, а затем поселили в твою душу страх и отчаянье. Таких людей они и ищут: напуганных, растерянных и огорчённых. Всегда будь внимательна и помни о самоконтроле. До тех пор, пока ты владеешь собой, никто не сможет тобой управлять. А теперь иди.

Вспыхнул ослепительно белый свет. Элизабет невольно зажмурилась, а когда снова открыла глаза, то Тайная комната уже исчезла. Девушка стояла в коридоре, ведущем в Общую гостиную Слизерина.

***
Гарри невольно охнул, когда летний лес, полный радости и жизни, исчез, а вместо него вновь появилась небольшая уютная комната. Юноша посмотрел на Когтевран, стоявшую перед окном и сжимавшую в руке тонкую занавеску.

- Теперь ты знаешь всю историю от начала и до конца, - не оборачиваясь, произнесла женщина. – Знаешь, почему ты здесь и что ты должен сделать. Этот Круг возглавляешь ты, а значит, именно тебе предстоит собрать всех Лордов и Леди вместе. Чем раньше вы замкнёте Круг, тем лучше для всех.

- Но я даже не знаю, где их искать, - попытался возразить гриффиндорец. – Не говоря уже о том, что магическая общественность ждёт от меня совсем других подвигов.

Женщина отвернулась от окна и улыбнулась. В её улыбке было всё: от горечи до надежды.

- Не волнуйся, ты найдёшь остальных, - мягко сказала она. – Ведь ты их чувствуешь. Ощущаешь их боль и их радость, их волнение и их тревоги. Просто доверься самому себе. Что же касается этого Тёмного Лорда, с которым ты должен сражаться…, - Основательница покачала головой. – Довольно скоро ты поймёшь, насколько всё в этом мире взаимосвязано. Не волнуйся о нём раньше времени, но будь осторожен.

Гарри понял, что аудиенция окончена. Он встал и направился в сторону двери, когда вспомнил ещё кое о чём.

- Рон, вернее, то, что подчинило его, угрожает Гермионе. Я боюсь за неё, вдруг это… этот,… в общем, Тень исполнит свою угрозу. Что мне делать? Как её защитить?

- К сожалению, здесь я тебе не помощница, - в голосе Кандиды звучало искреннее огорчение. – Понять, что делать с вновь обретённой силой должен ты сам. Научить тебя ею пользоваться я не могу. Я могу лишь направлять тебя, как направляла во время нападения в туалете. Но всё остальное – твоя забота.

Гарри уныло кивнул. Опять он остаётся один на один с какой-то магической и загадочной чертовщиной. Ну, почему если он вляпывается в какие-то проблемы, то обязательно по самые уши?!

- Меня не хватятся? – поинтересовался юноша. – Всё-таки меня долго не было.

Когтевран лукаво усмехнулась.

- Я, в конце концов, Основательница, Гарри, а это, - она сделала взмах рукой. – Сердце Хогвартса. Надо только попросить замок, и он сотрёт твоё исчезновение из памяти всех его обитателей. Он уже один раз так делал, помнишь?

Конечно, Гарри помнил. Исчезнувший туалет Плаксы Миртл и недоумение на лицах тех, с кем гриффиндорец пытался заговорить о бедовом призраке. Значит, всё это сделал Хогвартс.

- Спасибо Вам за всё, - искренне поблагодарил женщину парень. Та покачала головой.

- Не за что. Я не рассказала и половины того, что тебе предстоит о себе узнать. Но я всегда буду рядом, чтобы подсказать тебе правильный путь. Главное, помни, мой маленький Король, Тени хитры. Они принимают самые причудливые облики и способны заставить практически любого человека стать их носителем. Ты сам в этом убедился, когда узнал, что твой друг отдал свой разум и тело беглецу с Изнанки. Именно поэтому не забывай о том, что полностью доверять ты можешь только другим Лордам и Леди Тайного Круга. Все остальные люди, хотят они того или нет, могут стать орудием в руках Теней. Слушай внимательней то, что тебе будут говорить, всматривайся в каждое лицо. И не верь всему, что будет являться тебе во снах. Иногда это только сны. Запомнишь всё это? Только так вы все сможете выжить.

- Я постараюсь, - неуверенно протянул юноша.

- Хорошо, - удовлетворённо произнесла Основательница. – А теперь тебе пора возвращаться. И вот ещё что, Гарри. Помни о крестражах. Поверь, это знание тебе очень скоро пригодится.

Гарри хотел спросить, как именно ему могут пригодиться крестражи, но окружающий мир моргнул, потемнел, а когда вновь приобрёл краски, юноша уже стоял перед портретом Полной Дамы, которая сурово смотрела на него.

- Гарри Поттер, - возмущённо произнесла Дама, удостоившись, наконец, внимания гриффиндорца. – Сколько раз я должна просить тебя назвать мне пароль?

- Простите, - торопливо извинился юноша. – Мимбулус Мимблетония!

- То-то же, - ворчливо сказал портрет, отъезжая в сторону.

В гостиной Гриффиндора было непривычно тихо и спокойно. Все студенты уже успели разойтись по спальням, чтобы выспаться перед новым учебным днём. Внизу находилась только Гермиона, явно собиравшаяся дождаться друга, да так и уснувшая в кресле с книгой на коленях. Гарри почувствовал, как его губы невольно начинают счастливо улыбаться. Девушка казалась такой крошечной, хрупкой и беззащитной. Одна её рука свесилась с подлокотника, а голова склонилась набок так, что несколько каштановых прядей упало на лицо и щекотало нос. Гермиона морщилась, но не просыпалась. Гарри осторожно, чтобы не разбудить подругу, приблизился. В отблесках огня, разожжённого в камине, лицо девушки казалось измученным и бледным. Парень опустился на колени рядом с креслом и аккуратно кончиками пальцев отвёл прядки волос. Сейчас, глядя на спящую Гермиону, юноша готов был поклясться защищать её от всего на свете. От Волан-де-Морта, от Теней, от чёрта лысого. Только бы она, такая нежная, но такая смелая и уверенная в себе, не пострадала.

- Всё будет хорошо, Гермиона, я тебе обещаю, - едва слышно прошептал Гарри. Едва ли в этот момент юноша замечал Кхара, притаившегося в темноте на лестнице. А Тень ухмыльнулся, отчего веснушчатое лицо Рона исказилось до неузнаваемости, и пробормотал:

- Это мы ещё посмотрим, Мальчик-который-выжил.

Глава 11. Перекрёсток судеб. Часть 1

Жизнь состоит из перекрестков с односторонним движением…
В какую сторону ты двигаешься, в какую сторону смотришь, в ту сторону и идет жизнь … от перекрестка к перекрестку…
И только поворот назад останавливает это движение… (с)

ГЕРМИОНА

Мне нужно войти
В эту стену закрытых дверей,
Но пальцы разбиты,
И нет даже вмятинки в ней...
И вдруг я в обломках стою,
Побелела как мел...
Я правильно сделала, Дух?..
Это так Ты хотел...
Fleur - Голос

Гермиона идёт по кладбищу. Она не помнит, ни как её зовут, ни кто она такая, ни что здесь делает среди ночи. Над головой чёрной громадой нависает неумолимое небо. На нём лишь изредка вспыхивают блёклые звёзды, но, как ни странно, их тусклого света хватает, чтобы девушка видела очертание надгробий и статуй в густом молочно-белом тумане.

Гермиона идёт, зябко кутаясь в чёрную мантию. Ткань совсем тонкая, она не защищает от промозглого холода, но зато у этого плаща есть глубокий капюшон, скрывающий её лицо. Почему-то это очень важно для Гермионы, и с каждым шагом она всё ниже опускает голову, стремясь скрыться в непроглядной тьме капюшона.

То тут, то там из мути тумана вырастают неумолимо-торжественные кресты, мраморные надгробия, смиренно-скорбные каменные лица статуй. Но это не интересует девушку. Она ищет что-то другое. Что-то, ради чего идёт по старому и всеми забытому кладбищу. Что-то, ради чего подвергает себя неведомой, но от этого ещё более страшной опасности.

Забвение. Оно словно оставило след на всём здесь. В поросших мхом ангельских ликах, в трещинах надгробий, в ржавеющем металле оград, в крошащихся крестах, в ледяной тишине – отовсюду, куда ни глянь, смотрит безликое забвение. Девушка и сама его пленница. Оно, будто заботливая мать, кутает её память в непроглядное чёрное одеяло беспамятства. Гермиона осознаёт это, ибо никак не может вспомнить себя, своё прошлое, своё настоящее. И это пугает её. Её страшат и тишина, и мрак, и холод, и безмолвно скользящая над кладбищенской землёй безысходность… «Торжество смерти», - вспоминается девушке, и эта непрошенная мысль пугает её сильнее всего. Но Гермиона продолжает идти, преодолевая страх, ведомая неизвестной целью.

Внезапно туман тает. И вместе с туманом исчезает мгла, застилавшая её память. Ослепительно-болезненный луч осознания пронзает её с головы до пят. Гермиона вспоминает, кто она, и что здесь делает, и чьи могилы перед ней. Девушке хочется развернуться и бежать без оглядки как можно дальше от смерти, тоски, одиночества. Но ноги сами несут её к ряду надгробий. Ей становится трудно дышать. Она не хочет читать надписи, не желает видеть эпитафии, она закрывает глаза, но имена вспыхивают перед ней, словно выжженные калёным железом на внутренней стороне век.

«Альбус Дамблдор»;
«Минерва МакГонагалл»;
«Аластор Грюм»;
«Римус Люпин»;
«Сириус Блек»…

Имена, имена, имена…. «Это неправильно», - думает Гермиона, сильнее жмуря глаза в отчаянной детской попытке убежать от реальности. «Это ложь», - шепчут её помертвевшие губы, пока мысли испуганными птицами бьются в голове. «Они живы», - убеждает себя девушка, и сама не верит в это. А перед глазами начинают зажигаться новые имена, на этот раз её однокурсников:

«Полумна Лавгуд»;
«Невилл Лонгботтом»;
«Вирджиния Уизли»;
«Парвати Патил»;
«Падма Патил»;
«Лаванда Браун»;
«Симус Финиганн»;
«Дин Томас»;
«Ханна Аббот»;
«Эрни МакМиллан»…

И Гермиона против своей воли уже почти верит в то, что всё происходящее – чудовищная реальность. Все, кого она знала, с кем общалась, с кем жила бок о бок столько лет, лежат теперь в могилах. Они мертвы, и сердце сжимается от одной этой мысли. Они мертвы, и душа плачет давно иссякшими слезами. Они мертвы. А она каждый год в одну и ту же ночь приходит на заброшенное кладбище почтить их память. Она не единственная выжившая, но только в её душе и в её мыслях ещё живы те, чьи тела гниют сейчас в гробах.

«Элизабет Принстоун»;
«Дженнифер Принстоун»…

Девушка почти не удивлена тем, что видит могилы близняшек. Почему-то ей хочется плакать. Как будто сёстры были её лучшими подругами, как будто она давно с ними знакома, как будто она потеряла что-то нужное и важное.… Их смерть – это гибель какой-то частички души Гермионы. Их смерть – это ещё немного тьмы в её сердце.

Но жгучие слёзы, наворачивающиеся на глаза при виде могил однокурсников ничто по сравнению с тем сосущим чувством пустоты и одиночества, которое наполняет её душу в страшном предчувствии. Она знает, она помнит имена, начертанные на последних двух надгробиях, и цепенеет в страхе при мысли об этом. «Нет, - хочется сказать Гермионе. – Нет! Только не они!». Но ни звука не срывается с её онемевших губ, ни слезинки с заплаканных глаз, и это кажется ужасающей пыткой.

«Рональд Уизли»;
«Гарри Поттер»

Её лучшие друзья.… Девушка чувствует горечь во рту. Рон. Рыжий, смешной, нелепый мальчишка, пусть немного эгоистичный, но кто не без греха? Не спасла, не помогла, не защитила. Гарри. Самоотверженный и искренний человек, который дарил ей надежду, был её светом, когда казалось, что солнце уже никогда не выглянет из-за туч. Не уберегла, не сохранила, бросила.

Ей хочется кричать, биться в истерике, рвать на себе волосы, как тогда годы назад, когда она только-только увидела их мёртвые, обезображенные тела в простых, наспех сколоченных деревянных гробах…. Но она просто стоит. Стоит и смотрит, вновь оцепенев от отчаянья и горя. Ещё одна каменная статуя, поставленная на чью-то безызвестную могилу. Ещё одна безликая тень старого кладбища.

Она приходит сюда каждый год, в тот день, в ту ночь, когда они проиграли решающую битву. Почти все её друзья и знакомые погибли. А она? Она оказалась обречённой на жизнь. На жизнь в одиночестве и вечных бегах. И хотя у неё не осталось ради кого или ради чего стоило жить, она малодушно и упорно продолжала влачить своё жалкое существование. Увы, в двадцать четыре жизнь любят не меньше, чем в пятнадцать.

Гермиона знала, что есть и ещё выжившие и что они всё ещё играют в войну. Но девушка устала от этой игры, в которой выигрывает лишь тот, кто знает правила. А сейчас это сторона Волан-де-Морта. Восстание неминуемо погибнет, а повстанцев – тех, до кого пока ещё не успели добраться – казнят. Но стоило Гермионе заикнуться об этом, попытаться донести это до людей, как она тут же осталась одна.

Одиночество.… Её самый страшный кошмар. Кошмар, пришедший откуда-то из далёкого теперь детства и сбывающийся наяву. Но хуже одиночества было режущее чувство вины – её безмолвный палач. День за днём оно безжалостно напоминает ей о том, что она, Гермиона, жива, в то время как её друзья, знакомые и учителя превращаются в прах в могилах. Оно в ночной тиши шепчет ей о том, что она струсила, что она предала идеалы своих друзей, когда устала бороться и сбежала из лагеря повстанцев. Она и никто больше несёт на себе тяжкое бремя ответственности за гибель Гарри. «Нет, - безмолвно кричит Гермиона. – Это ложь! Это неправда! Этого не может быть! Они живы!»

- А ты в этом уверена? – вкрадчивый шелестящий голос звучит не громче дуновения ветра, но девушка всё равно его слышит. «Да, - хочется сказать ей. – Да».

- Ты врёш-ш-шь с-с-самой с-с-себе, - шипит на ухо Гермионе бесплотный голос. – Ты боиш-ш-шьс-с-я, и потому лжёш-ш-шь. С-с-сладкий с-с-самообман для тебя приемлемей горькой ис-с-стины, но мы за-с-с-ставим тебя вс-с-с-стретиться с-с-со с-с-своим с-с-страхом.

Туман вокруг Гермионы сгущается, становясь почти осязаемым, и очертания надгробий скрываются в молочно-белой мути. А когда она рассеивается, девушка обнаруживает себя на знакомой улице. Глубокая ночь, вокруг ни души. И только у её дома толпа угрюмых людей. Гермиона слышит женский плач, гул усталых мужских голосов, а затем поднимает голову и видит над крышей своего дома Чёрную Метку. «Нет, - рыдает Гермиона. – Нет-нет! Это ведь неправда! Пожалуйста, пусть это окажется лишь сном! Ужасным, абсурдным сном! Прошу, пусть это будет неправдой!» Но всё происходящее до боли реально.

Гермиона пробирается сквозь толпу, не замечающую её, будто она призрак. Мрачные взгляды людей устремлены на стоящие рядом носилки. Девушка тоже смотрит туда. Смотрит, не в силах отвести взгляд, чтобы не видеть тела родителей, пустыми глазами взирающих на дочь с немым укором. И снова, как раньше на кладбище перед могилами друзей, Гермиона застывает, отдавшись боли и горю, рвущему душу на части. Снова на глазах ни слезинки, а как хочется ей заплакать! Лишь когда тела её мамы и папы накрывают, девушка приходит в себя.

- Нет! Стойте! Не уносите их, прошу вас!

Мрачные люди не слышат отчаянных криков обезумевшей от горя дочери. На их равнодушно-скорбных лицах не отражается ничего, когда носилки с телами погибших уносят. Магглы расходятся, качая головами и негромко переговариваясь, словно боясь потревожить покой мёртвых. Гермиона безучастно бредёт следом за ними, ловя обрывки разговоров.

- А где их дочь?

- У них была дочь? Не помню такую.

- Да-да, была. Как же её звали? Ох, сейчас, наверное, и не припомню. Улыбчивая такая девочка была.

- Была?

- Да. Вот уже лет девять от неё ни слуху, ни духу. Она сбежала из дому, когда ей было пятнадцать.

- Странно. Я думал, у Грейнджеров не было детей.

- Так они свою дочку из приюта взяли.

- Вот-вот. А сколько я им говорила, не берите вы приютского ребёнка. Все они там малость с приветом. Вырастет такая девчонка, дрянь дрянью, да и наплюёт вам в душу. Так и случилось. Сбежала с каким-то парнем! Видала я его пару раз. Тощий, лохматый и, по-моему, тоже не от мира сего.

- Чего ж она сбежала-то?

- Любовь у неё видать большая была с ним! А на родителей наплевать, ни тебе спасибо, ни тебе до свиданья! Тварь неблагодарная!

«Что вы такое говорите? – растерянно думает Гермиона. – Вы лжёте! Я очень сильно люблю своих родителей, и я их родная дочь!»

- Откуда ты знаеш-ш-шь? Мож-ш-шет, эти люди правы? – Ядом втекает девушке в уши всё тот же шелестящий голос. – Мож-ш-ш-шет, это ты с-с-с-снова лжёш-ш-шь с-с-сама с-с-с-себе? Вс-с-спомни, ведь в ваш-ш-шем доме не было ни одной твоей младенчес-с-ской фотографии. И твои родители вс-с-сегда уходили от ответа, когда ты спраш-ш-шивала их об этом.

«Нет! Вы лжёте! Если бы я была сиротой, я бы знала об этом!»

Девушка бежит к дому, в котором провела пятнадцать счастливых лет. Он встаёт перед ней – полуразрушенный, тёмный, обожжённый – с немой укоризной глядя ей в глаза ослепшими окнами. Гермиону трясёт, руки немилосердно дрожат, но она заставляет себя сделать шаг и переступить залитый кровью порог.

Внутри холодно, темно и пусто. Её дом теперь склеп, и смерть вольготно разместилась в каждом уголке. Гермиона медленно идёт по коридору куда-то вперёд, не зная, зачем и ради чего. Здесь не осталось ничего из того, что она так любила. Девушка спотыкается о сломанное развороченное кресло и, не удержавшись на ватных ногах, падает на пол, сбивая руки в кровь. Хочется плакать, хочется выть и кричать в голос, но она не может сделать ничего из этого. Она вынуждена тонуть и задыхаться в своём горе, большем, чем в состоянии выдержать человек. Гермиона поворачивает голову и видит единственную уцелевшую в гостиной полку. На ней стоят фотографии родителей в разбитых рамках. Мама и папа улыбаются и обнимаются под ярким солнцем какого-то морского курорта. И есть в этом нечто жуткое и сюрреалистичное: люди, изображённые на фото, такие счастливые и полные жизни, сейчас лежат на грубо сделанных носилках, которые несут к кладбищу.

«Мамочка! Папочка!»

- Их больш-ш-ше нет. Их никогда у тебя не было. Ты лиш-ш-шняя, ненуж-ш-ш-шная. С-с-с-сиротка, которую они приютили из-с-с-с ж-ш-ш-шалости и которая плюнула им в душ-ш-шу.

«Хватит! Замолчите! Я люблю их больше всего на свете! Я не могу быть приёмным ребёнком! Они бы рассказали мне об этом!»

- Не с-с-с-сказ-с-сали бы, - шипит голос. – Потому ч-ш-ш-што мы не хотим этого. Раз-с-с-све ты ещ-щ-щё не поняла? Ты не долж-ш-шна была ничего з-с-снать. Кто владеет з-с-снанием, тот владеет миром. Одиночес-с-ство, з-с-с-сабвение – вот твоё наказ-с-с-сание. Неужели ты никогда не чувс-с-ствовала с-с-себя лиш-ш-шней в с-с-собс-с-ственной с-с-семье?

Гермиона хочет возразить, но ей нечего ответить на слова теней, жестокие в своей правдивости. Не чувствовала ли она себя лишней, чужой? Чувствовала. Всегда. Как бы часто ни ласкали её родители, как бы много ни хвалили её, всегда во всех их словах, во всех их действиях была какая-то наигранность. Горечь осознания жжёт непролитыми слезами глаза девушки. Шёпот теней сводит её с ума.

- Мы вс-с-сегда были рядом с-с-с тобой. Помниш-ш-шь, как ты в детс-с-стве боялас-с-сь темноты? Ты чувс-с-ствовала, как мы наблюдаем з-с-са тобой, как мы кас-с-саемся тебя. А потом ты подрос-с-сла и поверила, ч-ш-што тьма не опас-с-сна. Какая наивнос-с-сть! Ведь мы не уш-ш-ш-шли. Мы ж-ш-шдали с-с-своего час-са. Мы ж-ш-ш-шдали, когда с-с-сможем поговорить с-с тобой, малыш-шка Грендж-ш-шер. Мы верили, ч-ш-што однаж-ш-шды мы прикос-с-снёмс-ся к тебе по-нас-с-стощ-щ-щему. И ты с-с-станеш-ш-шь наш-ш-шей. Мы почти победили, малыш-ш-шка Грейндж-ш-шер. И тебе нас-с-с не ос-с-становить.

Гермиону передёргивает от омерзения и ужаса. Липкий страх пятнает её душу и хватает скользкими ледяными ручонками её сердце. Она не хочет воевать! Она не хочет больше сражаться! Хватит! Она устала, она потеряла всех родных и друзей, её жизнь превратилась в ад. У неё больше нет тех, ради кого стоило бы взять в руки оружие. Ей не одолеть ни Волан-де-Морта, уже давно отпраздновавшего свою победу, ни этот жуткий шёпот из тьмы, заставляющий девушку леденеть от страха. Червь сомнения снедает её изнутри, и Гермионе снова хочется плакать. И снова ни слезинки на глазах. Это кажется девушке пыткой. Самой страшной пыткой из всех.

Тени будто слышат мысли Гермионы. Бесплотные собеседники вьются вокруг своей жертвы и терзают её своим шёпотом.

- С-с-скажи на что ты надеялас-с-сь? Раз-с-све мальчиш-ш-шка Поттер и кучка волшебников-недоучек с-с-спос-с-собны ос-с-становить с-с-сильнейш-ш-шего чёрного мага пос-с-следнего с-с-столетия? Раз-с-с-све вы были с-с-спос-с-собны ос-с-становить нас-с-с? Тех, кто был с-с-стар уж-ше тогда, когда первые люди только училис-с-сь добывать огонь и говорить? И раз-с-с-све бес-с-смыс-с-сленная, априори проигранная война с-с-стоило того, ч-ш-штобы ты брос-с-сила с-с-своих родителей умирать в одиночес-стве? Людей, которые вырасс-с-стили тебя, как родную, ты ос-с-ставила без защ-щ-щиты! И ч-ш-што ты получила в итоге? Могилы друз-с-сей и родных. Ты дос-с-стойна с-с-смерти намного больш-ш-ше каж-ш-шдого из них. Их с-с-смерть – твоя вина!

Гермионе кажется, что голосов становится больше. Они оплетают её шелестящим коконом, из которого не вырваться. Тени окружают её и шепчут, шепчут, шепчут…

- Ты не помогла с-с-своим родителям, когда они нуждалис-с-сь в тебе!

- Неблагодарная дрянь!

- Ты не с-с-спас-с-сла с-с-своих друз-с-сей, которые верили тебе!

- Предательница!

- Ты убила их вс-с-сех!

- Чудовищ-щ-ще!

И Гермиона верит этим шепчущимся голосам. Она верит и в победу Волан-де-Морта; и в гибель своих родителей; и в то, что она уже семь лет в бегах: прячется, словно трусливая крыса; и в то, что раз в год она приходит на могилы к своим друзьям…. Но теням и этого мало. Они снова и снова нашёптывают ей на ухо свои жгущие сильнее огня слова:

- Ты одна. Оглянис-с-с-сь вокруг. Ты ос-с-сталас-с-сь в одиночес-с-стве. Ч-ш-што ты чувс-с-ствуеш-ш-шь? Ч-ш-што ты ощ-щ-щущаеш-ш-шь, понимая, ч-што вс-с-се эти люди умерли из-за тебя?

«Я знаю, что это ложь…»

- Ты с-с-сама не вериш-ш-шь тому, ч-ш-што с-сейчас-с с-с-сказала. Мы говорим правду, мы открыли тебе ис-с-стину, а ты прос-с-сто боиш-ш-шьс-с-ся отвечать за с-с-свои пос-с-ступки. Мы читаем каж-шдый твой с-с-страх в твоей душ-ш-ше. С-с-с-скажи, Гермиона, чего ещ-щ-щё ты с-с-страш-ш-шиш-ш-ьс-с-ся? Ты прос-с-сто с-с-сгус-с-сток с-с-страха. Такая с-сладкая пищ-щ-ща для нас-с-с. Рас-с-скажи, чего ещ-щ-щё боится твоё маленькое и глупое человечес-ское с-с-сердечко?

«Прекратите! - пытается сказать девушка голосам, но язык липнет к гортани, и изо рта не вылетает ни звука. – Хватит, пожалуйста! Довольно! Я больше не могу!» Стоит ей подумать об этом, как вокруг неё сгущается плотная пелена тумана. Гермиона тает, растворившись в белом мареве. Дыхание перехватывает, в глазах темнеет. Девушка перестаёт ощущать опору под ногами и ухает в безвестность. Гермиона бесконечно долго падает вниз, в безумно хохочущую слепую бездну, в клубящийся мрак. А затихающие голоса теней ласково, почти интимно шепчут ей на ухо, обдавая кожу могильным холодом:

- Ж-ш-шаль, ч-ш-што ты так быс-с-стро уходиш-ш-шь, малютка Грейндж-ш-шер. Но мы будем ж-ш-шдать тебя, как и вс-с-сегда. До с-с-следующ-щ-щего раз-с-са…

***
Гермиона широко открыла глаза, жадно хватая ртом душный воздух. С трудом отдышавшись и вытерев дрожащей слабой рукой ледяной пот с лица, девушка медленно села на постели. В груди бешено колотилось сердце, а в ушах печально звенел ветер, будто она всё ещё падала в тёмную бесконечность. «Спокойно, Гермиона, спокойно. Ты здесь, в женской спальне Гриффиндора, в своей постели. Это был всего лишь сон, ещё один кошмарный сон». Мысленно повторяя эти слова, гриффиндорка откинула полог и выбралась из кровати.

В спальне было слышно лишь мирное дыхание спящих студенток. Сквозь высокое стрельчатое окно в комнату косо светила полная луна. В зыбком лунном сиянии вальсировали пылинки, тихо оседая на пол. Гермиона осторожно, чтобы не разбудить однокурсниц, на цыпочках прошла в ванную.

Стоило признать: этот год не задался с самого начала. Таинственные чудовища из тьмы, нападающие то на неё, то на Гарри, Кандида Когтевран, непонятно с какой целью приходящая в сны Мальчика-который-выжил, исчезновение туалета Плаксы Миртл вместе с самой Плаксой Миртл, скелеты в семейном шкафу Дамблдоров…. Продолжать можно было до бесконечности. Одна тайна порождала другую, вопросы оставались без ответов и тянули за собой лишь новые вопросы и догадки. А в последнее время – и это невероятно пугало Гермиону – не случалось ровным счётом ничего. Интуиция девушки подсказывала ей, что это лишь затишье перед бурей. Всё в замке затаилось, ожидая, когда разразиться гроза. Даже Амбридж, после того, как наказала с десяток студентов, почти не зверствовала. Только до гадкого сладко улыбалась в предвкушении какого-то приятного известия и с настороженным страхом косилась в сторону Гарри. Но странности в поведении Амбридж волновали Гермиону меньше всего. Гриффиндорке всё никак не давала покоя история, в которую впутались они с Гарри. Когда в конце прошлого года она в шутку ответила Рону, что им не видать спокойной жизни в Хогвартсе, она даже не подозревала, что новый учебный год станет её ожившим кошмаром. Денно и нощно Гермиона искала объяснения происходящему, но кусочки мозаики никак не желали вставать на места. Да она даже смутные подозрения о способностях Гарри к стихийной магии подтвердить не смогла! Её друг попросту не сумел повторить то, о чём не раз рассказывал. К тому же карты Гермионе путали и близняшки, одним своим присутствием приводящие её в замешательство. Рядом с этими девчонками Гермиона чувствовала себя как-то… странно. Ощущала смутное и неясное родство душ, словно была знакома с сёстрами Принстоун с детства, словно они жили друг с другом бок о бок много лет, а не пару месяцев.

Гермиона устало прижалась лбом к прохладному стеклу зеркала. В висках стучала боль. Загадки без разгадок выматывали девушку. Но вовсе не они превратили гриффиндорку в блёклое подобие себя самой. Гермиона теперь старалась как можно реже смотреть в зеркала, с содроганием вспоминая своё отражение. Бледная кожа, сквозь которую просвечивают вены, похудевшее, осунувшееся лицо с запавшими глазами, чёрные круги, усталый вид…. Теперь девушка могла часами сидеть с косметичкой и волшебной палочкой в руках, скрывая следы своего недомогания от друзей. А всему виной были сны. Сны, снившиеся ей чуть больше месяца. Сны, которые после пробуждения превращались в мутную дымку и вселяли в душу страх и сомнение. Иногда Гермионе казалось, что во сне она переживает свою жизнь заново. Свою, но в то же время чужую. И девушка терялась, пытаясь понять, что есть её сны. Воспоминания? Видения? Предостережения? Или просто плод её фантазии? Но чем бы они ни были, они выпивали из девушки жизнь.

Гермиона умылась, желая отогнать неприятные мысли, и, отвернувшись от зеркала, устало побрела обратно. Она не видела, как её отражение в зеркале моргнуло, а затем начало преображаться. Кожа на лице покрылась уродливыми трупными пятнами, один глаз ввалился, второй вообще исчез: на его месте зияла теперь пустая глазница. Волосы потускнели и облезли, губы ссохлись, посинели и растрескались. Уродливое существо в зеркале, в которое превратилось отражение Гермионы, удовлетворённо вздохнуло, в единственном оставшемся глазу вспыхнуло жутковатое веселье. Покрытый гнойными струпьями рот изогнулся в жёсткой и зловещей ухмылке. Существо проводило девушку взглядом, помахав ей рукой на прощание, после чего исчезло, туманной тенью скользнув за пределы зеркала.

Гермиона потихоньку прокралась обратно в спальню. Подойдя к своей тумбочке, девушка посмотрела на часы. Пять утра. Ещё бы спать и спать, но она уже не сможет заснуть, страшась вновь вернуться в тот ад. Вместо этого Гермиона торопливо оделась и спустилась в Общую гостиную. Здесь в камине всегда горел огонь, разгоняющий по углам чудовищ из сновидений. Тёплые доски пола, на которых полюбила за этот выматывающий месяц сидеть Гермиона, словно придавали ей сил. Девушка могла поклясться, что она чувствует мерное гудение и живую пульсацию внутри дерева. Ей казалось, что доски живут своей собственной жизнью, что в них струится энергия. Эта живая тёплая мощь успокаивала Гермиону, напоминая ей о доме, о ласковых материнских руках, о доброте отцовской улыбки. Эти предутренние часы, наполненные тишиной и уютом, вносили мир и гармонию в измотанную душу девушки.

Но сегодня покой гриффиндорской старосты был прерван тихими шагами. Кто-то медленно спускался по лестнице. Очнувшись от волшебного, умиротворённого очарования, Гермиона вздрогнула и оглянулась. К ней не спеша приближалась Дженнифер Принстоун. В безразмерной хлопчатобумажной пижаме, с растрёпанными чёрными волосами и заспанным лицом она выглядела совсем маленьким ребёнком.

- Не спится? – спросила Джен, спустившись с лестницы и подойдя к Гермионе. Та пожала плечами.

- Плохой сон приснился, вот и всё. А ты чего не спишь?

- Тоже… сон плохой приснился, - замявшись на мгновение, сообщила близняшка, по-турецки садясь рядом. – Мне вообще в последнее время паршиво спиться. Всё время ерунда какая-то в голову лезет. И такое чувство, что не мои это мысли, а чьи-то чужие. Хотя, согласись, звучит немного странно. А сегодня ещё и полнолуние….

- Полной луны боишься? – невесело спросила Гермиона, стараясь отвлечься и забыть о собственных страхах. Джен неопределённо дёрнула плечами:

- Не сказать, чтобы боюсь, - протянула она. – Но…, а, впрочем, неважно.

На какое-то время воцарилась тишина. Гермиона, прикрыв глаза, впитывала в себя пульсирующее тепло, струящееся под ладонями, а Джен молчала, думая о чём-то своём. Внезапно Гермиона, сама до конца не понимая, зачем это делает, внимательно посмотрела на незваную собеседницу и поинтересовалась:

- Может быть, причина в твоей ссоре с сестрой?

Дженнифер настороженно покосилась на неё. Девушка словно преобразилась. В глазах – холод, на лице – нечитаемое выражение. И голос сухой и жёсткий:

- С чего ты взяла, что мы поссорились с Лиззи?

- Я же не слепая, - пожала плечами Гермиона, не отводя взгляда. – И уж точно не дура. Вы можете сколько угодно играть на публику, изображая идеальную семью, но я прекрасно вижу, что вы обе волком друг на друга смотрите.

- Это не твоё дело, - поджав губы, буркнула Джен. Гермиона покачала головой.

- Я тоже так думала раньше. В конце концов, нас с тобой и подругами-то не назовёшь. Но мне, так же как и тебе, в последнее время лезут в голову разные, даже не мысли, а скорее неясные образы. И мне тоже кажется, что они принадлежат вовсе не мне. Не могу объяснить, почему, но я считаю, что мы должны держаться друг за друга. Сейчас нет времени для ссор.

Гермиона была уверена, что на этом их разговор окончен, однако, когда тишина, воцарившаяся в гостиной, стала почти ощутимой, Дженнифер неожиданно заговорила. Она взахлёб рассказывала о том, как они с сестрой прочитали письмо тёти; как Лиз расстроилась и наговорила сестре всяких гадостей; как сама Джен, обиженная и ничего не понимающая, убежала прочь; как на следующее утро искала старшую сестру, полная решимости помириться с ней, но не нашла и испугалась, что с Лиззи случилось что-то серьёзное; как узнала, что близняшка всего-навсего проспала первые уроки, и теперь уже сама, выплёскивая недавние страх и волнение, бросила ей в лицо оскорбления. Гермиона слушала, не перебивая и не глядя на однокурсницу. Когда же та закончила, долго молчала, изучая свои пальцы, разительно-белые на фоне тёмного дерева. И, наконец, очнувшись от размышлений, задала вопрос, поставивший Дженнифер в тупик:

- И что же мешает тебе пойти и помириться?

Гермиона видела, как на лице Джен причудливо мешается замешательство и изумление. Судя по всему, она и сама не понимала, что же именно не даёт ей заключить мир с сестрой.

- Понимаешь, - неуверенно протянула после длительных раздумий Принстоун. – Я просто… просто не могу почему-то. Каждый раз, когда я уже почти решаюсь пойти к Лиз и поговорить с ней, у меня как тумблер в голове щёлкает. И я сразу вспоминаю всё, что близняшка мне наговорила. Только это звучит ещё хуже, ещё гаже. От этого я сразу передумываю.

- А ты попробуй вспоминать то, что ты сама ей наговорила, - с иронией в голосе посоветовала Гермиона. – Тогда поймёшь, что ты ничем не лучше, и сможешь пойти на мировую.

Дженнифер угрюмо посмотрела на неё и подпёрла рукой щёку.

- Спасибо за совет, но о том, что я ничуть не лучше сестры, я и сама прекрасно знаю, - уныло вздохнула она. – Правда, помогает это мало…. Ладно, не грузись. У тебя, похоже, и без меня проблем хватает.

- Что верно, то верно, - вздохнула Гермиона. – Хотя не такие уж у меня и серьёзные проблемы. Подумаешь, просто кошмарные сны.

И для пущей убедительности девушка дёрнула плечом. Кого она хотела убедить, себя или Дженнифер, Гермиона не поняла. Себя она точно не убедила, а Джен ничего не сказала. Тишину, вновь повисшую в гостиной, нарушало лишь уютное потрескивание огня. Внезапно Гермиона почувствовала горячую, почти обжигающую волну, накатившую на неё. Это был самый настоящий водоворот чистых, ослепляющих эмоций. На миг между ней и Дженнифер будто протянулась дрожащая золотая струна, тонко и переливчато звенящая в тиши гостиной. Она связала двух девушек сильнее и крепче, чем все кровные узы мира. Связала и пропала в тот же миг. Но что-то внутри Гермионы заставило её заговорить, отвечая откровением на откровение.

- Мне каждую ночь снится сон. Я думаю, что всё, привидевшееся мне за этот бесконечно долгий месяц, являются одним длинным чудовищным сном. И я никак не могу отвлечься от него, забыть о нём. Иногда мне кажется, что я не могу даже проснуться по-настоящему. Поверишь ли, я уже не различаю, когда сплю, а когда бодрствую. Настоящая ли я сейчас? Видение или реальный человек? Где правда, а где вымысел? Кто я? Сирота, взятая из приюта сердобольными магглами, или примерная дочь любящих родителей? Я запуталась, Джен. Я не в силах отличить реальность от сна. Тем более такого яркого, правдоподобного сна. Ведь может так статься, что сейчас та, другая Гермиона, спит где-нибудь в полуразвалившейся хибаре и видит во сне, как я общаюсь с тобой, а ты настоящая лежишь в могиле. Я хожу на уроки, разговариваю с Гарри, улыбаюсь однокурсникам, но, быть может, я обманываю себя, и они все давно мертвы? А это лишь признак надвигающегося сумасшествия? Я не знаю. Я ничего не знаю! Я устала, эти сны выматывают меня! И мне не с кем об этом поговорить. У Гарри и без меня проблем хватает. Он ведь Герой магической Англии, Мальчик-который-выжил и прочее, и прочее. А теперь его обвиняют во лжи. У него все силы уходят на то, чтобы не сойти с ума и не сломаться, я не могу позволить себе жаловаться ему. Это будет слишком жестоко с моей стороны.

- А Рон? – Джен сочувственно посмотрела на разоткровенничавшуюся собеседницу. – А как же Рон? Насколько я знаю, вы всегда были лучшими друзьями.

- Рон? Что может сделать Рон? Он не привык действовать. Дома за него всё решают старшие братья, или мать, или отец, а в школе он может спрятаться за нашими с Гарри спинами. Он это всегда делает. Иногда мне кажется, что на первом курсе, когда мы только познакомились, он был куда решительнее, благороднее, отзывчивее, что ли. Я подружилась с мальчиком, способным пожертвовать своей жизнью ради друзей, с мальчиком, который знает цену дружбе, а не с угрюмым подростком, готовым поссориться с другом из-за глупых домыслов, как он сделал это в прошлом году. И уж тем более я предлагала свою дружбу не тому холодному и замкнутому человеку, равнодушно и свысока смотрящему на окружающих, в которого Рон превратился теперь. Хотя, наверное, в этом есть и моя вина. Может быть, я вовремя не поддержала его в трудную минуту, или обидела неосторожным словом, или уделяла ему слишком мало внимания.

- Брось, - твёрдо возразила Джен. – Как говорил кто-то умный: «Мы сами творим свою судьбу». Ни ты, ни Гарри не виноваты в том, что случилось с Роном. Если с ним действительно что-то произошло, то, скорее всего, это был его осознанный выбор.

- Я не знаю, Джен. Он не разговаривает со мной так откровенно, как раньше. Он вообще больше со мной не разговаривает. Ни об уроках, ни о квиддиче, ни о своей семье. На первом, втором, да даже на третьем курсе у нас всегда было столько тем для беседы, нам было весело и хорошо вместе, а теперь он не просто изменился. Нет, он стал совсем другим человеком. Это не Рон, и поверь мне, это не метафора. Это чистая правда. Тот, кто сейчас выглядит как Рон Уизли, на самом деле совершенно иной человек. И, честно признаться, в последнее время я всё больше и больше сомневаюсь в том, что этого кого-то вообще можно назвать человеком. И это пугает меня даже больше, чем сны. Что с Роном произошло? Я теряюсь в догадках…

Голос Гермионы стих. Но девушка молчала недолго.

- Я боюсь. Каждый день для меня начинается со страха, каждый вечер я ложусь спать, охваченная им. Страх уже стал частью моей жизни. Хотя нет, не так. Страх стал моей жизнью. Я боюсь за Гарри. Опасаюсь, что он не выдержит своей известности, своей избранности, своих обязательств и своей отверженности. Они давят на него и лишают его возможности свободного выбора и права на спокойную жизнь. Я боюсь за Рона. Я внезапно поняла, что совсем его не знаю, и это меня отнюдь не радует. Я не знаю, чем ему помочь, и хочет ли он моей помощи. Но больше всего я боюсь своих снов. Забвения, которое они приносят. Сомнения, которое они рождают. Когда я засыпаю, я, будто теряю что-то важное, забываю, кто я такая, а когда просыпаюсь, я не уверена в реальности происходящего. И, наконец, я боюсь… самой себя.

В гостиной повисло молчание. Гермиона не знала, что ещё сказать. Она вообще жалела, что начала этот разговор, что открыла свои потаённые страхи малознакомой девушке, с которой общалась всего-то без году неделю. Гермиона почувствовала себя неловко и уже собиралась сказать Джен, чтобы та не воспринимала всё сказанное всерьёз, когда Дженнифер заговорила:

- Знаешь, Гермиона, я люблю огонь. Он всегда приносит мне тепло и уют, а в трудную минуту, когда я чего-то боюсь (а боюсь я многого, уж поверь мне), он даёт мне надежду, веру в то, что всё ещё можно исправить.

Гермиона удивлённо посмотрела на собеседницу, не понимая, зачем Принстоун говорит ей об этом. Джен, заметив взгляд сокурсницы, невесело усмехнулась:

- Не обращай внимания. Полная луна настраивает меня на поэтический и романтический лад. Так и тянет поговорить о чём-то вечном и прекрасном. Я не эмпат, Гермиона, не ясновидящая, не экстрасенс. Да и с чтением мыслей у меня, прямо скажем, дела обстоят неважно. И поэтому, к сожалению, я не могу ничем тебе помочь. Лиз, может быть, сумела бы найти нужные слова, она в чувствах людей разбирается, а я.… Я могу посоветовать тебе обратиться к психологу или хотя бы просто к кому-нибудь из преподавателей, но ты не обязана меня слушать. Давать советы, куда проще, чем их выполнять. Я поняла это на собственном опыте, когда мужчины и женщины в белых халатах и очках пытались убедить меня в том, что я не виновата в смерти матери, что у неё просто было слабое здоровье, и поэтому она не пережила роды. Мне это не помогло. Психологи не в состоянии ни понять тебя, ни спасти, если ты сама этого не можешь. Извини, если расстроила тебя ещё больше.

Джен встала с пола и пошла к лестнице. Уже на ступеньках девушка обернулась и ободряюще улыбнулась:

- Эй, Грейнджер, не вешай нос и поменьше слушай, что я мелю. Я, когда меня тянет философствовать, часто говорю всякую ерунду. И возвращаясь к нашей теме об огне. Тётя всегда говорила мне: «Чем темнее вокруг, тем сильнее ты должна стремиться к свету». Спокойной ночи, то есть утра.

- Спокойной ночи, - пробормотала Гермиона, провожая однокурсницу взглядом. А затем посмотрела на пылающий камин. Мысли вертелись вокруг сестёр Принстоун. Интуиция била в набат и кричала о том, что близняшки не случайно оказались именно в этом году в Хогвартсе. Кто эти девушки? Кем являются в таинственной шахматной партии, фигуры для которой кто-то невидимый расставил задолго до начала учебного года? Сёстры Принстоун – ферзи или пешки? Их нельзя было назвать выдающимися волшебницами. На Заклинаниях они колдовали средненько, словно магглорожденные первокурсники, впервые увидевшие палочку, на Трансфигурации то и дело оказывались в числе отстающих. Иными словам, обе Принстоун не хватали звёзд с неба. Почти все учителя, огорчённо или безразлично качая головами, твердили в один голос: «Ничего особенного из этих девушек не выйдет. Выше среднего уровня им не подняться никогда!» И только на самом ненавистном для всех, кроме слизеринцев предмете – Зельеварении – девушки блистали. Тяга к экспериментаторству в сёстрах была ничуть не меньше, чем в близнецах Уизли, но, в отличие от последних, девушки шутили опасные шутки, забавляясь с зельями. Близняшки часто игнорировали некоторые пункты рецептов, брали те же ингредиенты, но в иных пропорциях, а порой и совершенно другие вещества. Но, как ни странно, их зелья до сих пор ещё ни разу не взорвались. Более того, как бы сильно сёстры не перевирали рецепт, им всегда удавалось получить идеальное зелье, и даже Снейп не находил к чему придраться. Так кем же считать этих девушек – гениев в Зельеварении и Травологии и полную посредственность во всём остальном? И кем в данной ситуации является сама Гермиона? Песня Распределяющей Шляпы, новые ученицы, происшествие с Гарри, гибель Миртл, исчезновение женского туалета, странное поведение Рона, ночные кошмары – всё это были лишь части целого, которые никак не складывались вместе. Чего-то не хватало. Какого-то кусочка информации. Именно её Гермиона безуспешно разыскивала вот уже несколько недель….

Девушка невольно вздрогнула. Может, кошмары начались не случайно? Может, они были наказанием за то, что она сунула свой нос туда, куда не следовало бы? Но как бы то ни было, интуиция подсказывала Гермионе, что только когда она сложит всю мозаику в цельную картинку, сны уйдут. Надо лишь успеть до того момента, когда кошмары сведут её в могилу.

Негромкий треск поленьев в камине привёл девушку в чувство. Гермиона опустила глаза и несколько удивлённо посмотрела на циферблат наручных часов, не веря тому, что не заметила, как пролетело время. Девушка медленно встала и, стараясь унять головокружение, пошла к спальне. Скоро проснётся Гарри, а это значит, что она должна успеть привести себя в порядок. Гриффиндорка достала из тумбочки косметичку и вытряхнула её содержимое на постель. Пудра, помада всех цветов, тушь, подводка, тональный крем…. С некоторых пор у главной всезнайки Гриффиндора косметики стало больше, чем у Парвати и Лаванды, трепетно любивших макияж. Гермиона невесело улыбнулась этой мысли и вытащила зеркальце. Оттуда на неё посмотрело отражение, больше напоминающее инфернала, чем молодую девушку. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Гермиона принялась за дело. Тональный крем, чтобы скрыть мертвенную бледность кожи, помада, чтобы спрятать синеву губ, пудра, чтобы наверняка убрать чёрные круги под глазами, чуть-чуть румян, чтобы никто не заметил отсутствие румянца. Немного магии, чтобы макияж выглядел естественно. И улыбка. Фальшивая и бессмысленная, надоевшая Гермионе, как старая потрёпанная вещь. Но девушка упорно, каждое утро надевала опостылевшую за месяц маску и одаривала окружающих ослепительными улыбками.

***
Утро выдалось на удивление сырым и омерзительным. Дождь, зарядивший ещё на рассвете, никак не желал заканчиваться. Дороги вокруг Хогвартса размыло, и они превратились в хлюпающую грязь. Сквозь густые чёрно-стальные тучи, плотно затянувшие небо, не пробивалось ни одного солнечного луча, и на улице было темно. Настроение Гарри и сидевшего неподалёку Рона вполне соответствовало погоде. За то время, пока студенты завтракали, Рон успел смертельно надоесть Гермионе своим похоронным видом и мрачными взглядами исподлобья, которые он бросал на однокурсников. Интересно, чем это он опять недоволен?! Девушка сделала несколько глубоких вдохов, чтобы упокоиться. В последнее время из-за недосыпа и усталости она часто раздражалась по пустякам и долго не могла прийти в себя.

- Гермиона, я вообще-то с тобой разговариваю! Может, соизволишь обратить на меня своё королевское внимание? – послышался справа ледяной голос Рона. Гермиона поймала себя на том, что ей до смерти хочется стукнуть юношу по голове. Неужели всего несколько часов назад она жаловалась Дженнифер на то, что Рон не разговаривает с ней? Тогда прямо сейчас она готова взять свои слова обратно. С трудом подавив в себе раздражение, девушка натянуто улыбнулась и предельно вежливо ответила:

- Я всё прекрасно слышу, Рон. Кажется, ты только что говорил мне о том, что Снейп – идиот и самый настоящий зверь, потому что он слишком много задаёт домашних заданий. Правильно?

- Нет, - лениво возразил рыжий, не глядя на подругу. – Ничего подобного. Как я и думал, ты занята исключительно самой собой. Разумеется, у тебя как обычно есть дела поважнее, чем проблемы друга. Тебе никогда не было до меня дела, признай это.

«Успокойся, Гермиона. Убить Рона ты всегда успеешь. Лучше проигнорируй его выпады и поинтересуйся, в конце концов, причинами плохого настроения Гарри, а то последние несколько недель он сам не свой».

- Гарри, с тобой всё в порядке? – Гермиона заботливо посмотрела на друга. Тот механически кивнул, явно продолжая думать о своём и не замечая ничего вокруг.

- А вот на меня тебе плевать, - вкрадчиво произнёс Рон, и от его голоса по спине девушки пробежал холодок. – Так ты относишься к своим друзьям?

- Помолчи, я тебя умоляю. У меня сил нет выслушивать твои капризы, - устало попросила девушка, страдальчески глядя на друга. – Ты разве не видишь, с Гарри что-то происходит. На нём лица нет.

- С Гарри что-то происходит, у Гарри проблемы, Гарри нужна помощь…, - язвительно передразнил подругу Уизли и, внезапно посмотрев на неё прямо, произнёс:

– Ты и вполовину не переживаешь так за Рона, как сейчас за Гарри. Почему? Рон меньше достоин твоей дружбы? Он не такой красивый, умный и могущественный волшебник? Или причины кроются ещё в чём-то? Я даже догадываюсь в чём именно. Мальчишка Поттер тебе не безразличен. Возможно, ты даже влюблена в него, хотя ни за что себе в этом не признаешься. А вот я чую это. От твоей души смердит слабостью, которую вы, глупые люди, зовёте любовью и с присущим вам фанатизмом воспеваете в стихах и балладах. А вот к Рону ты относишься иначе. И ведёшь себя с ним совершенно по-другому. Но не забывай: в том, что с ним сейчас происходит, виновата ты и никто больше. Это всё твой эгоизм и твоё безразличие. Но ты и сама это прекрасно знаешь, не правда ли?

Гермиону затрясло. Ей стало холодно, несмотря на то, что в замке – тепло и душно. От ласкового и тихого голоса Рона хотелось закричать, убежать и забиться в укромный уголок, где никто и никогда не сможет найти её. Если раньше девушка сомневалась, то теперь поверила окончательно – тот, кто сидит рядом с ней, не её лучший друг. Она заглянула в голубые, покрытые ледяной коркой ненависти и равнодушия глаза и с ужасом увидела на дне зрачков алые всполохи дикого, неудержимого пламени. А «Рон», видимо, поняв, что она заглянула под его маску, скривил губы в ехидной и издевательской насмешке.

- Тебе нравятся мои чудесные глаза, малыш-ш-шка Грейндж-ш-шер? – прошелестел он ей на ухо, и девушка отпрянула, чувствуя, как крик ужаса застревает у неё в горле. Неужели эти чудовища теперь преследуют её и наяву? Или… это всего-навсего лишнее подтверждение, что всё вокруг неё не более чем сон?

- Всё пытаешься понять, спишь ты или бодрствуешь? – с фальшивым участием прошептал «Рон» на ухо гриффиндорке, обманчиво-ласково придерживая её за локоть. – Что есть правда, а что ложь? Всё в твоём крошечном, человеческом мирке так относительно, малютка Грейндж-ш-шер. Я могу сделать с тобой, что пожелаю. С тобой и с твоими друзьями. Ты даже не представляешь, как легко манипулировать вашим сознанием.

Гермиона нервно сглотнула. От ужаса она не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть. Почему всё это происходит с ней? За что? И почему именно Рон? Чем он это заслужил? Девушка в отчаянии оглянулась на Гарри, который в этот момент с угрюмым выражением лица слушал энергичный спич Анджелины Джонсон – капитана гриффиндорской команды.

- Поверь, не стоит рассказывать Гарри наш маленький секрет, - мягко выдохнул «Рон». Краем сознания Гермиона отметила, что и дыхание у её, теперь уже несомненно, бывшего друга совсем не человеческое – холодное, сухое и затхлое. Почему она не замечала этого раньше, когда они с Гарри приглядывались к Уизли, пытаясь понять, что с ним случилось?

- Ответ прост, - ухмыльнулся «Рон», показав девушке ровные белые зубы. – Вы, жалкие мелочные смертные, так редко обращаете внимание на что-то, кроме самих себя. А уж людишки, умеющие махать куском волшебной деревяшки, так и вовсе не замечают, что творится у них прямо под носом. Вы слишком ослеплены своим мнимым могуществом.

Существо, которое некогда было Роном, встало из-за стола, закинуло сумку за плечо и издевательски потрепало Гермиону по щеке.

- Надеюсь, ты будешь хорошей девочкой и не станешь беспокоиться своего друга по пустякам. В конце концов, как ты правильно заметила, у Гарри свои проблемы, и ему есть, о чём подумать.

«Рон» покинул Большой зал, провожаемый потрясённым, испуганным и взволнованным взглядом Гермионы. Она бы, наверное, ещё долго просидела, напряжённо размышляя над тем, как помочь Рону, Гарри и спастись самой, если бы в этот момент за спиной не раздался голос, заставивший девушку поморщиться:

- О-о, смотрите-ка, нашу грязнокровку бросил её дружок. Даже предатель крови не вынес вони магглорожденной выскочки.

- Малфой, – процедил сквозь зубы Гарри, закончивший разговор с Анджелиной. Он приподнялся с явным намерением начать выяснять отношения, но Гермиона придержала друга за локоть.

- Не надо, Гарри. Не нарывайся. Он просто подзуживает тебя, хочет вывести из себя. Поверь, он совершенно не стоит тех проблем, которые у тебя возникнут, начни ты драку в Большом зале. – А затем добавила едва слышно, так чтобы слышал только Гарри:

- Хочешь научить его уму-разуму, я не против. Но только не при свидетелях.

Гарри, немного поразмыслив, согласно кивнул и сел, проявив невиданные для него ранее благоразумие и осторожность. Гермиона горько вздохнула, подумав про себя, что для того, чтобы они с другом изменились и смогли шире и реальнее смотреть на вещи, миру понадобилось встать с ног на голову.

- Поттер, ты позволяешь грязнокровке командовать собой?! Как можно уважать себя после этого?! – а вот Малфой не изменился ни на гран. Его голос казался гриффиндорке назойливым писком комара. Девушка удивлённо обнаружила, что ей глубоко безразличны слова слизеринца. Ещё этим летом у неё наверняка остался бы неприятный осадок после оскорбительных слов Малфоя, но сейчас у неё было слишком много других причин для переживаний. Она чувствовала невыносимую усталость, волнение за Гарри, страх перед «Роном». На Малфоя с его детскими капризами и нападками у неё просто не оставалось ни времени, ни сил. Невыносимо хотелось спать. Просто спать, без кошмаров и сновидений. Слова Малфоя стучали в висках отбойным молотком и противными грузными мухами жужжали в ушах.

- Ну, что, грязнокровка, всех построила? Ты сама себе не противна? Если бы я был на твоём месте, я бы, наверное, удавился от омерзения к себе….

- Ну, так удавись, наконец, и прекрати мельтешить у меня перед глазами! Ты мне мешаешь спокойно завтракать, – с изумлением услышала девушка чей-то насмешливый и раздражённый голос. У неё ушло несколько мгновений, чтобы понять – это произнесла она.

- Что ты сказала?! – Малфой угрожающе прищурился и навис над Гермионой, явно собираясь приструнить зарвавшуюся магглокровку. И тут девушка ещё раз удивила и саму себя, и окружающих студентов, которые, забыв о завтраке и занятиях, смотрели на разворачивающуюся сцену с большим интересом. Гермиона царственным жестом небрежно отодвинула слизеринца в сторону, грациозно встала со своего места и, оказавшись лицом к лицу с юношей, окинула его презрительно-высокомерным взглядом.

- Если у тебя не всё в порядке со слухом, Малфой, то я искренне сочувствую тебе и советую обратиться к целителям. Я сказала, что ты можешь удавиться, коль скоро это твоя самая заветная мечта. Тебе подсказать, как лучше это сделать? Я с удовольствие помогу в столь благородном деле. И, честное слово, для этого совсем не обязательно меняться со мной местами, - Гермиона выдержала эффектную паузу. – Да я и не соглашусь на подобный обмен. Ты не заслуживаешь моей жизни, слизеринский принц. Ты живёшь слишком легко, а значит, не умеешь жить по-настоящему. И мне тебя очень жаль, хотя ты не заслужил ни капли моей жалости. Что уж говорить, ты не стоишь даже того, чтобы я тратила на тебя своё драгоценное время и внимание. Ты не более чем ничтожество, старающееся подняться на недоступную высоту и самоутверждающееся за счёт унижения более слабых. Хотя самомнения тебе и впрямь не занимать! Но так уважения не добиться! Твои попытки жалки, Малфой! Впрочем, для тебя ещё не всё потеряно. В твоих силах заслужить любовь и уважение окружающих. Надо только захотеть измениться. И если твоей силы воли хватит на то, чтобы перекроить себя, тогда, быть может, Малфой, я и прислушаюсь к твоим словам. А до тех пор не смей разговаривать со мной в таком тоне!

Выдав эту убийственную тираду, Гермиона гордо вскинула голову, взяла сумку и вышла из Большого зала прежде, чем кто-либо успел ей что-нибудь сказать.

***
Гарри догнал подругу уже возле подземелий, где обычно проходил урок Зельеварения. Гермиона слабо улыбнулась другу, чувствуя смертельную усталость. Спор с Малфоем забрал жалкие остатки её сил. Мир казался нечётким, а опора уплывала из-под ног. Девушке поминутно приходилось хвататься за стену, чтобы удержать равновесие. Когда Гарри приблизился к ней, гриффиндорка остановилась и прислонилась к стене, чтобы друг не заметил её состояние. Юноша был явно впечатлён и поражён поведением подруги в Большом зале.

- Герм, что это было? Ты просто выбила Малфоя из колеи. Честное слово, он даже не знал, что и говорить! То краснел, то бледнел. А лицо у него было такое же, как тогда, когда ты его ударила на третьем курсе.

Девушка усмехнулась. Она и сама не понимала, откуда в ней взялась эта королевская пренебрежительность. На мгновение Гермионе даже показалось, будто она не одна в своём теле, и с Малфоем её ртом говорил кто-то другой. Заметив, что друг смотрит на неё в ожидании ответа, она заставила себя как можно более непринуждённо засмеяться:

- Я не знаю, что это было, Гарри. Но это было классно!

- Надеюсь, ты сумеешь повторить это ещё раз, - помрачнев, ответил юноша. – Потому что Малфой уже наверняка пришёл в себя и жаждет реванша, а Зельеварение у нас как раз в паре со слизеринцами.

Гермиона неопределённо пожала плечами. Недомогание накатывало на неё удушливыми волнами. Ей становилось то легче, то хуже. А когда гриффиндорка заметила взгляды слизеринцев, стоявших возле двери кабинета Зельеварения, недомогание смешалось с дурным предчувствием, и девушка пошатнулась, чуть не упав.

- Что с тобой? – заволновался Гарри, заметив, как внезапно побледнела подруга и едва успев подхватить её.

- Н-ничего, - запнувшись, пробормотала она. – Просто у меня вдруг голова закружилась. Всё в порядке, не волнуйся.

– В самом деле, мисс Грейнджер? – раздался за спинами подростков голос Снейпа. – В таком случае, может, Вы соизволите войти в класс и занять своё место? Ваши однокурсники не обязаны терять своё драгоценное время из-за того, что Вам вздумалось поиграть в кисейную барышню. Или, быть может, Вы уже всё знаете, и Вам не нужен мой урок?

Гермиона внезапно вновь ощутила прилив сил и чувство собственного превосходства. В груди опять раскрутилась невидимая спираль, целиком состоящая из пульсирующей живительной энергии, которой полна земля и растения. Девушка упивалась этой силой, чувствуя, как дышать становится легче, а за спиной вырастают крылья.

– Я сейчас сяду на место, профессор, – холодно-учтиво ответила она, глядя прямо в чёрные глаза преподавателя. – И можете не переживать за меня, со мной всё в полном порядке. Даже лучше, чем обычно. А что касается Вашего урока, то Вы правы, сэр. Школьный курс Зельеварения я знаю прекрасно и без проблем сварю любое зелье. Так что, пожалуй, Вы попали в точку: Ваши уроки потеряли для меня свою актуальность.

Профессор Зельеварения приподнял бровь и посмотрел на Гермиону, спокойно выдержавшую его пристальный взгляд. Лицо мужчины осталось непроницаемым.

– Что ж, я рад за Вас, мисс Грейнджер, – медленно произнёс он. Затем перевёл взгляд на студентов: – Садитесь на свои места. Сегодня нас ждёт незабываемое зрелище. Мисс Грейнджер собирается показать нам мастер-класс по приготовлению Напитка Живой Смерти.

– Но, профессор, на пятом курсе не проходят Напиток Живой Смерти, – робко заметила Лаванда. И тут же замолчала, съёжившись под ледяным взглядом зельевара.

– Мисс Браун, кто из нас преподаватель, я или Вы?

– В-вы, сэр, – запнувшись, ответила девушка.

– Замечательно, – отчеканил профессор и язвительно добавил:

– В таком случае позвольте мне решать, что можно проходить, а что нельзя. И сядьте уже на место! Мисс Принстоун! Да, Дженнифер, я к Вам обращаюсь. Вы тоже жаждете поделиться своим бесценным мнением с классом? Если да, то советую Вам вспомнить о том, что у Вас есть мозги и перед тем, как открывать рот, нормальные люди думают. Всё? У Вас больше нет желания словом и делом сеять прекрасное, доброе, вечное? Замечательно, в таком случае думайте почаще, это идёт Вам на пользу. И прекратите вертеться!

Наведя порядок в классе, Снейп повернулся к стоящим в дверях Гарри и Гермионе.

- Вам необходимо особое приглашение, мистер Поттер, мисс Грейнджер?

Гермиона расправила плечи и шагнула в аудиторию. Следом за ней вошёл Гарри, прожигая профессора взглядом полным холодной ненависти. Девушка тронула друга за руку, призывая его хоть немного успокоиться. Гарри в ответ благодарно сжал её пальцы. Гермиона быстро оглядела класс. «Рон» сидел на одной из первых парт вместе с Симусом и Дином. Когда девушка вошла, он обернулся и, поймав её взгляд, издевательски ухмыльнулся.

- Не обращай на него внимания, - Гарри заметил эту гримасу и прикоснулся к плечу подруги. – Давай сядем здесь, – и он кивнул на последнюю парту. Девушка не возражала. Где угодно, лишь бы подальше от пугающего существа, выглядевшего как её лучший друг. Силы снова покинули её, и на Гермиону накатила тупая и безразличная усталость. Пол под ногами закачался так, словно она была на корабле.

- Итак, - голос вошедшего Снейпа доносился до гриффиндорки как сквозь подушку. – Я надеюсь, что все вы помните про СОВ, и о том, что я беру только тех, кто получил за экзамен «Превосходно». Я также надеюсь и на то, что эта новость заставит вас работать усерднее и качественнее, хотя скорее всего это невозможно в принципе. Всё, что я вам говорю, пригодится на экзамене, следовательно, на уроках надо слушать, мисс Патил, а не обсуждать с мисс Браун модные новинки. Поверьте, это вы сможете сделать после СОВ, когда обе с треском провалитесь. Так вот, сегодня мисс Грейнджер, которая призналась, что не видит смысла в моих уроках, любезно согласилась на время занять моё место и показать всем вам, как готовится Напиток Живой Смерти. Прошу Вас, мисс Грейнджер, удивите нас.

Гермиона поджала губы. На неё смотрел весь класс: гриффиндорцы – с сочувствием, а слизеринцы – с издёвкой и насмешкой. Откуда-то со стороны пришла тёплая волна участия и молчаливой поддержки. Девушке даже показалось, что воздух вокруг неё сгустился и потеплел, обнимая ласковым одеялом и успокаивая. Он будто нашёптывал ей на ухо: «Всё в порядке, я с тобой». Гермиона повернула голову и, увидев искреннюю улыбку на губах Гарри, сразу поняла, кого ей надо за это благодарить. «Как он это сделал?» - поразилась гриффиндорка, но додумать не успела

- Мисс Грейнджер, не задерживайте нас, пожалуйста.

Гермиона посмотрела на Снейпа и почувствовала себя оскорблённой: в глазах преподавателя явственно светилась уверенность в её провале. «Ну, хорошо, профессор, я покажу Вам всё, на что способна!» Девушка решительно встала и направилась к котлу. Ей повезло: она прочитала почти все книги по Зельеварению на летних каникулах. Напиток Живой Смерти запомнился ей лучше всего, она точно знала, как его готовить. Но не успела девушка прикоснуться к ингредиентам, как в глазах потемнело, грудь сдавило, ей стало трудно дышать. Судорожно пытаясь вздохнуть, Гермиона машинально взмахнула руками и потеряла равновесие. Падая, она, судя по звукам, что-то опрокинула и разбила. Сильный удар о каменный пол вызвал приступ острой боли в голове. Последнее, что запомнила девушка, были громкие крики гриффиндорцев, смешки слизеринцев, сдавленный голос Гарри, бегущего к ней: «Кто-нибудь позовите мадам Помфри!» и отчаянная просьба близняшек, прозвучавшая в унисон: «Профессор, ну, помогите ей хоть чем-нибудь!». А затем голова в очередной раз взорвалась болью, и мир погрузился в темноту….

***
Гермиона идёт по полуразвалившемуся дому. Крошащиеся кирпичные стены, осыпающаяся с потолков штукатурка, грозящие обрушиться полы. Гермиона знает, что находится в этом доме опасно, но снаружи куда опасней. Она прячется от всех сразу: от Пожирателей Смерти, жаждущих схватить подругу великого, пусть уже и мёртвого Гарри Поттера, от бывших союзников, одержимых ненавистью к ней и жаждой мести, даже от самой себя и от того чувства вины, что гложет её, не переставая. Это действует на девушку угнетающе, заставляя её чувствовать себя не защищённой и безоружной.

Чьи-то шаги. Осторожные и тихие, они были бы абсолютно не слышны, если бы не мёртвое безмолвие дома. В тишине они раздаются тревожным гулом набата. Гермиона ощущает себя зайцем, которого травят охотничьими псами. Ату её, ату! Она подходит поближе к пролому в полу и осторожно заглядывает в него.

Внизу темно и тихо. Шаги стихли, и Гермиона не видит никакого движения. Она отходит от дыры в полу и переводит дыхание, радуясь тому, что пока её не нашли, не поймали…. Кто на этот раз её враг? Кто сегодня за ней охотиться? Кому сейчас она нужна? Теперь девушка идёт, нервно вздрагивая от звука собственных шагов, поминутно оборачиваясь и долго вглядываясь в темноту дома.

Звук шагов повторяется, на этот раз отчётливей. Под чьим-то весом негромко и жалобно скрипят прогнившие доски пола. Гермиона замирает на месте. Ей кажется, что она забыла, как дышать. Сердце в груди трепещет, словно птичка, попавшая в клетку, и бьётся о рёбра.

Скрип раздаётся на лестнице. Человек, незнакомый Гермионе, поднимается наверх. Девушка мечется по коридору в поисках укрытия. Бежать, бежать, бежать…. Куда угодно, лишь бы спрятаться, скрыться от преследователей. Но коридор прямой как стрела, и здесь не спрятаться. Она сама загнала себя в ловушку.

Шаги становятся всё ближе и ближе. За спиной раздаются крики.

- Вот она!! Взять её!! Держите грязнокровку!

- А ну, стой! Стой, дрянь, кому сказано!! Авада Кедавра!

Гермиона в самый последний момент уворачивается от зелёного луча, едва не задевшего её плечо. Девушке кажется, что она чувствует могильное дыхание Смерти, прошедшей мимо неё. Гермиона внутренне сжимается и ускоряет бег, готовясь увернуться от новых проклятий, но их почему-то нет. Вместо этого за спиной раздаётся громкая брань:

- Хватит! Прекратите, придурки! Она нужна нам живой!

- Зачем, Белла? Она же грязнокровка! Подружка этого чёртова дохлого Поттера! Почему нельзя её убить?!

- Идиот! Лорд запретил это делать! Она нужна ему живой! Он хочет устроить показательную казнь повстанцев! Впрочем, невредимую её приводить необязательно, так что, если быстро поймаешь её, можешь с ней поразвлечься! Не стой столбом! Хватай это магловское отродье! Стоять, тварь!

Гермиона бежит лишь быстрее. Бежать по обваливающемуся полу страшно, но остановиться намного страшнее. Ей вслед несётся издевательский гогот. Чьё-то хриплое дыхание обжигает её спину. Девушка хочет обернуться, но страх сковывает тело. Перед глазами мелькают запертые двери, провалы стен, выбитые окна…. Всё смазалось, превратилось в сплошную серую массу, а в голове бьётся одна лишь мысль: спастись. Гермиона почти сваливается с очередной лестницы, перепрыгивая через провалившиеся ступеньки. Внизу темно. Пыль облачками поднимается от каждого шага. Гермиона устремляется вперёд. Через дверь не выйти, но под домом есть катакомбы – целый подземный лабиринт, о существовании которого преследователи не знают. Если она сумеет добраться до него, то будет спасена.

Внезапно человек, бегущий по пятам, начинает замедлять шаг и отставать от неё. Гермиона боится поверить своему счастью. За спиной снова раздаётся ругань:

- Фенрир, чёртова вонючая псина, догони её, поймай!!!

- Ты свихнулась, Белла?! Впереди опасность!!! И если так хочешь, то можешь ловить эту ополоумевшую дуру сама!!

«Дурак! Впереди спасение, а не опасность», - думает девушка, как вдруг пол уходит у неё из-под ног. Гермиона запоздало понимает, что в панике побежала не туда и в итоге провалилась в заброшенную шахту лифта, на котором раньше спускались на подземные этажи. И теперь она падает в чёрную бездну шахты, проклятой, как и весь дом. Ранее убежище, а ныне могила. Пальцы впустую хватаются за воздух, в тщетной попытке найти опору. Воздух свистит в ушах. Гермиона слышит чей-то истошный вопль, и только спустя несколько мгновений понимает, что кричит она сама. Падение кажется ей вечностью. Мимо пролетают обрушенные этажи подземелья.

Удар становится для Гермионы неожиданностью. Боль иглой пронзает спину, руки, ноги. Девушка издаёт тихий стон. У неё нет сил ни на то, чтобы подняться, ни на то, чтобы закричать. Она может лишь лежать и смотреть наверх, в темноту, где клубятся тени – её преследователи. Она глядит только на них – Пожирателей Смерти, рабов Волан-де-Морта, считающих себя аристократами. В голове мутится от боли от удара, и голоса Пожирателей, едва доносящиеся до неё сверху, двоятся и дрожат, равно как и их силуэты.

- Она умерла?

- А ты как думаешь, придурок?! Она рухнула с приличной высоты!

- Вы идиоты! Вы все идиоты! Лорд приказал привести грязнокровку к нему, а вы её упустили! Ненавижу вас всех!! Сами отвечать перед Лордом за всё будете!

- Но, Белла….

- Заткнись, паршивая псина! Это всё твоя вина! Ты позволил грязнокровке сдохнуть! Нотт! Передай всем, что мы уходим! Всё равно здесь делать больше нечего!

- Но, может, она ещё жива?

- А ты хочешь спуститься следом и проверить?

- Нет…

- Тогда прекрати со мной спорить! Мы уходим!

Пожиратели уходят, оставляя умирающую девушку в подземелье. Тёмная пелена заволакивает сознание, раздирающая боль пульсирует в теле, в позвоночник впились ледяные иглы. «Я умираю? Вот так просто? А, впрочем,… Я наконец-то увижусь с Гарри и Роном. Может быть, так и должно быть. В конце концов, последнее время я просто существовала, трусливо прячась по подвалам. Да и имела ли я право даже на такую жизнь, когда все, кто заслуживал этого больше меня, лежали в могилах?» Тело начинает казаться девушке чужим, одеревеневшим, а мозг отключается от происшедшего. В голове успевает мелькнуть последняя мысль: «Так выглядит смерть?»

***
Первый за этот день солнечный луч пробился сквозь тучи и осветил больничное крыло Хогвартса. Гермиона с трудом разлепила глаза. В голове роились смутные воспоминания. Что с ней произошло? Как она здесь оказалась? Вспомнить гриффиндорка не успела, потому что над ней одновременно склонились мадам Помфри и Гарри.

- Ты очнулась, – юноша тепло улыбнулся подруге. Гермиона ответила ему слабой улыбкой. Мадам Помфри с облегчением вздохнула:

- Ну, что ж, мисс Грейнджер, раз Вы в состоянии улыбаться, значит умирать пока не собираетесь. Это радует.

Медсестра на минуту вышла и вернулась с подносом, заставленным флакончиками зелий.

- Всё это Вам следует выпить, мисс Грейнджер. Ваше состояние ужасно. Разве можно столько учиться? Вы истощили себя до крайности, потому и упали в обморок прямо на уроке. Так что теперь лежите, отдыхайте и пейте лекарства. Раньше, чем через две недели я Вас отсюда не выпущу. Даже не надейтесь. А теперь выпейте зелья.

Гермиона послушно выпила горькую гадость, которую мадам Помфри называла зельями. В голове девушки был настоящий кавардак. Она никак не могла сориентироваться во времени и пространстве, а всё её тело болело так, будто она упала с Астрономической Башни. Мадам Помфри, пристально следившая за приёмом лекарств, удовлетворённо кивнула, когда девушка осушила последний флакончик.

- Хорошо, мисс Грейнджер. А теперь Вам стоит как следует выспаться. Мистер Поттер, будьте добры покинуть Больничное крыло. Я понимаю, конечно, что за пять лет оно стало для Вас вторым домом, но Вашей подруге необходим отдых, а Вам надо идти на уроки.

С трудом вытолкнув упирающегося Гарри за дверь, медсестра повернулась к пациентке и иронично посоветовала:

- Мисс Грейнджер, Вы бы поменьше общались с мистером Поттером. Он определённо плохо на Вас влияет. Ещё немного, и Вы станете у меня такой же частой гостьей, как и он.

С этими словами колдомедик развернулась и направилась, было, к себе, но Гермиона её остановила:

- Мадам Помфри, не могли бы Вы дать мне зелье Сна Без Сновидений?

Женщина обернулась и окинула пациентку долгим взглядом:

- Для чего? Ваш организм так измотан, что Вы прекрасно заснёте и без снотворного.

Гермиона замялась. Рассказывать мадам Помфри про свои сны она не собиралась. Нужно было солгать, не сказав неправды.

- Понимаете, - виновато пробормотала девушка. – В последнее время… я очень волнуюсь…. Из-за СОВ, из-за Гарри…. В общем, мне по ночам часто снятся кошмары, и я боюсь засыпать. Потому и прошу у Вас это зелье.

Мадам Помфри тяжело вздохнула, но принесла девушке снотворное.

- Что ж, мисс Грейнджер, - забирая кубок, сказала женщина. – Ваши кошмары лишняя причина поменьше общаться с мистером Поттером и учиться. А теперь спите.

Девушка поблагодарила медсестру и провалилась в абсолютно спокойный магический сон.

***
Когда Гермиона проснулась, за окном стояла глубокая ночь. В Больничном крыле было темно, и только из-под двери кабинета мадам Помфри пробивалась узенькая полоска света. Девушка попыталась сесть на кровати. Тело болело уже меньше, но двигаться всё равно было тяжело. К тому же мешала ватная слабость. Но сесть гриффиндорка сумела самостоятельно. Мысленно поздравив себя с этой маленькой победой, Гермиона попыталась привести в порядок сумбурные мысли. Они, несмотря на то, что впервые за месяц девушка чувствовала себя выспавшейся, всё равно не желали останавливаться на одном месте и расползались по закоулкам сознания, словно тараканы. После десятой неудачной попытки понять, что же с ней произошло, гриффиндорка сдалась. Память наотрез отказывалась восстанавливать целиком цепочку событий, и Гермиона решила не терзать её, а попробовать снова заснуть в надежде на то, что остаточный эффект зелья Сна Без Сновидений ещё действует.

Сон не шёл. Кровать казалась девушке раскалённой и неудобной, простынь мешалась, одеяло было жарким, а когда она скидывала его, ей моментально становилось холодно. Как бы Гермиона не легла, ей всё равно было неуютно. А ещё ужасно хотелось пить. На тумбочке рядом с кроватью воды не оказалось, а мадам Помфри не откликнулась, когда гриффиндорка позвала её. Жажда становилась всё невыносимей, и девушка решила сама сходить за водой, хотя не была уверена, что сумеет удержаться на ногах.

Стоило Гермионе встать, как у неё тут же закружилась голова. Но девушка сумела устоять. Она сделала осторожный шаг, затем другой, третий…. Держась за спинки стоящих в ряд кроватей, гриффиндорка добрела до стола, на котором стояли графин с водой и стаканы. Графин показался неподъёмным ослабевшей Гермионе, и ей пришлось взять его обеими руками. Но когда она уже подняла его, прямо за спиной раздался голос, заставивший девушку вздрогнуть и выпустить графин из рук. Он упал и разбился с жалобным звоном, обрызгав гриффиндорку с ног до головы. Но Гермиона этого даже не заметила. Окаменев, она стояла, не в силах заставить себя обернуться и взглянуть в глаза своему страху.

- Добрый вечер, малыш-ш-шка Грейндж-ш-ш-шер. Мы ж-ше говорили, ч-ш-ш-што тебе от нас-с-с не уйти.

Опять эти шипящие голоса. Кошмар становился реальностью, границы между сном и явью размывались, а Гермиона показалась самой себе маленькой беспомощной девочкой.

- Кто вы?

- Твой с-с-страх.

- М-мой страх?

- Да. Мы так долго ж-шдали наш-ш-шей вс-стречи, так долго ис-скали тебя. И теперь тебе никуда от нас-с-с не убеж-ш-шать.

- Искали меня?

- Да. Мы з-с-снали, ч-ш-што вы вс-с-се рано или поздно придёте с-сюда.

- Кто это – все?

- А ты упряма и любопытна, малыш-шка Грейндж-ш-ш-шер, - над ухом девушки прошелестел ядовитый смешок. – И неис-справима. Нич-ш-што не мож-шет зас-ставить тебя отказ-с-саться от возмож-ш-ш-шности получить новые з-снания, зас-сунуть с-с-свой нос-с-с, куда не прос-сят. Ты так предс-сказуема. Мы любим таких.

- Любим…. Любим…. Любим….

Больше всего на свете девушка хотела заткнуть уши, куда-нибудь спрятаться, сделать, что угодно, лишь бы не слышать этих голосов.

- Что вы сделали с Роном? – прошептала Гермиона, с трудом сдерживая дрожь.

- А, этот мальчиш-ш-шка! Такой алчный, такой ж-ш-шдный до с-с-славы и из-с-свес-с-стнос-сти, такой наивный. Его дос-с-статочно было лиш-ш-шь с-с-слегка подтолкнуть в нуж-ш-шном направлении, и он с-с-с радос-с-стью предал тебя и мальчиш-ш-шку Поттер.

- Что с ним? – чуть твёрже произнесла девушка, сжимая кулаки. Пожалуйста, пусть Рон будет жив! Что бы он ни сделал, пусть только будет живым! Она придумает, как всё исправить.

- Его больш-ш-ше нет, - сердце Гермионы ухнуло куда-то вниз. – Мы уничтож-шили его личнос-с-сть, мы выж-ш-шгли его душ-ш-шу. И теперь то, ч-ш-што от него ос-с-сталос-с-сь принадлеж-ш-шит нам и Из-с-с-нанке.

Гермиона стояла, не двигаясь с места, вцепившись в столик побелевшими от напряжения пальцами. Рон… умер? Как такое возможно? Глаза жгло непролитыми слезами, в горле стоял ком. Усталость, болезнь, страх, чудовищное известие о друге словно надломили что-то в ней. Хотелось забиться в уголок и, дрожа от страха, кричать и плакать. Бездействовать. Какое удобное решение всех её проблем! Просто отойти в сторону и оставить всё, как есть. Всё равно она ничем и никому не может помочь. Она – ничто против той силы, которую представляли безликие монстры из тьмы.

Девушка пошатнулась, машинально сделала шаг в сторону и наступила на осколок графина. Его острые грани врезались в кожу. Боль отрезвила Гермиону и прогнала туман сомнений и дикого, животного ужаса. «Я должна взять себя в руки! Сейчас не время поддаваться панике! И уж тем более жалеть себя! Так Рона не спасти и Гарри не помочь. А я должна им помочь! И неужели после всего, что со мной произошло, я испугаюсь чудовищ из-под кровати? Ни за что! Я давно уже не ребёнок!»

- Не с-с-сопротивляйс-с-ся, - зло прошипели Тени. – С-с-сдайс-с-с-я, подчинис-с-сь. С-с-стань наш-шими глаз-с-с-сами и уш-шами в Хогвартс-се. Рас-с-с-ссказывай нам о том, ч-ш-ш-то делают твои друз-с-с-сья. И тогда ты наконец-то избавиш-ш-шьс-с-ся от с-с-страх, кош-ш-шмаров, ус-с-сталос-с-сти, боли.

- А если я не соглашусь? Откажусь предавать друзей? – к радости Гермионы её голос почти не дрожал.

- Ес-сли откаж-шеш-ш-шьс-с-ся, то однажды ты ус-снёш-шь и не прос-снёш-шьс-ся, малыш-шка Грейнджер. Меж-ш-шду правдой и лож-ш-шью больш-ш-ше не будет границ. Вс-с-сё, ч-ш-што с-с-случиться с-с-с тобой в наш-ших с-снах, отразится в реальнос-с-сти. Умрёш-шь во с-с-сне, умрёш-шь и наяву. Ты хочеш-шь умереть, малыш-шка Грейнджер? Или мож-шет, ты хочеш-шь, ч-штобы умерли твои родители? Или твои друз-с-сья?

Гермиона покачала головой. Ей безумно хотелось жить, и она, разумеется, не желала зла ни родителям, ни друзьям. Вот только власти Теней над нею больше не было. Девушка не верила ни их лживым обещаниям, ни их вкрадчивым словам. Они всё равно убьют и её, и маму с папой, и Гарри. Убьют так же, как убили беднягу Рона. Но она умрёт предательницей, разочаровав всех, кто верил в неё. Что может быть хуже? Ещё пару часов назад Гермиона была готова пообещать этим голосам всё, что угодно, лишь бы они оставили её в покое. Но не теперь.

- Я решила. Мой ответ – нет.

- Ч-ш-ш-што? – изумлению и ярости Теней не было предела.

- Вы слышали, - стало невероятно легко, как будто приняв непростое решение, девушка скинула с плеч огромный, неподъёмный груз. – Я сказала, нет!

- Ты пож-ш-ш-шалееш-ш-шь об этом, малыш-ш-шка Грендж-ш-шер! – с ненавистью прошипели Тени. Гермиона почувствовала, как в спину вонзились ледяные острые когти. – Ты горько об этом пож-ш-ш-шалееш-ш-шь.

- Вы ошибаетесь! Мне не о чём жалеть! – девушка обернулась. Перед ней клубилась непроглядная тьма, в которой горели вечным голодом алые глаза Теней. Но страха перед ними больше не было. Гермиона сделала свой выбор и не собиралась отступать.

- Вот как? – голоса из тьмы снова были вкрадчивыми и ласковыми. – Ты, наверное, думаеш-ш-ш-шь, ч-ш-ш-што с-с-самое с-страш-шное уж-ше поз-с-сади? Вериш-ш-ш-шь, чш-ш-што ничего хуже с-с-с тобой уж-ш-ше не с-с-случится? Но ты с-с-сильно ош-ш-шибаеш-ш-шьс-ся. Вес-с-селье только началос-с-сь, малютка Грейндж-ш-шер. И мы с-с-собираемс-с-ся поразвлечьс-с-ся на с-с-славу! С-с-с-сладких с-с-снов.

Тьма сгустилась, став вязкой, как кисель, и заволокла плотным облаком всё помещение. Гермиона невольно закрылась руками и почувствовала, как проваливается в липкую и ледяную трясину. Девушка вскрикнула, рванулась из пут Теней, но лишь провалилась в темноту ещё глубже. А затем в глубине бездны, полной непроницаемой и равнодушной тьмы, взревело ослепительно-яркое пламя, мир перевернулся, взорвавшись на сотни сверкающих осколков, и Гермионы не стало.


От автора: Дорогие читатели! Пожалуйста, не ленитесь оставлять комментарии. Хотя бы пару слов. Вам несложно, а мне приятно.

Глава 12. Огни холодного Самайна: Город кошмаров

Лестницы, подвалы, темные углы,
Губы в кровь, стигматы, руки, пауки,
Ножницы и бритвы, острие иглы,
Слабое дыхание, узкие зрачки.
Выхода не будет, тела западня,
Боли бесконечность, Боже, помоги!
Черное на красном, языки огня,
Лестницы, ступени, беги, беги, беги!
Разума сон чудовищ рождает.
Сладкая гниль в душу вползает.

Otto Dix – Сон Разума


20 часов до Самайна. Город

В груди отчаянно колотится сердце, отдаваясь оглушительной барабанной дробью в ушах и перемежаясь с тяжёлым топотом. Гарри бежит вперёд по длинному, бесконечно длинному коридору в доме, которого нет. Слева от юноши мелькают прямоугольные провалы окон, распахнутых в ночь и занавешенных полупрозрачными шторами, напоминающими призраков. Справа – бесчисленные зеркала и неизменно запертые двери. Сзади – тьма, затапливающая уже пройденный путь и осторожно подкрадывающаяся к незваному гостю. Впереди – безликая и пугающая неизвестность. Гарри не знает, сколько он уже пробежал и, самое главное, куда идти. Он даже не может с точностью сказать, как много времени провёл в этом призрачном доме. А ведь совсем недавно юноша и помыслить не мог о том, что окажется в подобном месте….

«Он проснулся от дикой боли, огнём полыхнувшей в шраме и безумной невидимой кошкой вцепившейся когтями в сердце. Ещё не открыв глаза и толком не очнувшись ото сна, Гарри понял: с Гермионой случилось нечто ужасное. Наверняка «Рон» и Тени добрались до подруги, а он, идиот ничтожный, проморгал, не помог, не защитил! Как он мог подвести Гермиону?! Юноша вскочил с постели, борясь с отчаяньем и оцепенением и стряхивая с себя остатки дрёмы, и опрометью бросился в Тайную комнату, надеясь, что у Кандиды есть исправить положение. Но то, что сказала ему Основательница, ошеломило юношу. Каждое слово их разговора врезалось в память, словно его выжгли там калёным железом.

- Почему Вы не сказали мне об этом раньше?! Почему молчали о том, что Гермиона является Королевой Тайного Круга?!

- Потому что не знала. Ни один из нас не способен предсказать, кто придёт ему или ей на смену. Мы не чувствуем своих – а уж тем более чужих – преемников до тех пор, пока они не пробудят хотя бы малую толику своей Силы.

- Но Гермиона уже будила её! Тогда, летом, когда отбивалась от Теней с помощью кинжала!

- Кинжала? Кинжала Пенелопы? Он у Королевы?

- Нет. Герм сказала, что он пропал вместе с книгами и вещами буквально на следующий день. У неё осталось только кольцо.

- В таком случае понятно, почему они смогли достать её на этот раз. Благо, что кольцо она не потеряла. Оно поможет Королеве продержаться до прихода помощи.

- Что это за кольцо? И зачем оно?

- Сейчас не время, мой Король. Твоя Королева с каждой минутой оказывается всё дальше и дальше от нас. Я объясню всё потом, когда ты поможешь ей.

- А вы этого сделать не можете?

- Нет. Я не имею права вмешиваться во всё происходящее. Равно, как и остальные Основатели. Мой долг направлять и просвещать тебя, а не сражаться.

- Ладно…. Где сейчас Гермиона?

- Она не дала своего согласия Теням и бросила им вызов, значит, забрать её на Изнанку они не смогли. И это хорошо: ты не готов к тому, чтобы дать бой врагам на их территории. Но есть и плохая новость. Скорее всего, они спрятали Королеву в Городе.

- В каком ещё городе?

- Если темницу Теней считать домом, то Город - что-то вроде прихожей. Неустойчивая и переменчивая реальность перед самой Изнанкой, населённая человеческими страхами и плохими поступками, обидами и сомнениями, самыми болезненными, горькими и жуткими воспоминаниями. Город порождает ночные кошмары, дурные предчувствия, терзания и фобии. Когда тебе снится плохой сон, или когда тебя мучают смутные сомнения, или когда в тёмных углах начинают мерещиться неведомые чудовища, знай – это твоя душа случайно зашла в Город. В этом случае отыскать выход легко: достаточно силы духа и уверенности в себе. Но души могут туда попадать и другим путём – сражаясь с Тенями. Если человек сопротивляется власти выходцев с Изнанки, они не могут так просто затащить его в свою тюрьму и занять его тело. Для того, чтобы сломить человеческую личность, Тени запирают своих противников в Городе, предоставляя им возможность с головой окунуться в собственные кошмары и бесконечно терзаться чувством вины за сделанное или несделанное. Чем дольше человек пребывает в Городе, тем меньше шансов его спасти. Рано или поздно он ломается под гнётом обстоятельств, и тогда Тени низвергают его на Изнанку, откуда спустя столетия ему суждено выйти новой Тенью.

- Тени хотят сделать Гермиону одной из них?

- Им достаточно и того, что её личность будет безвозвратно разрушена, и Королева Тайного Круга прекратит своё существование. Тогда Круг не замкнётся, и вы проиграете.

- Тогда объясните, как попасть в этот Город, и я помогу Гермионе выбраться!

- Прежде, чем спускаться в Город, необходимо запомнить две вещи. Во-первых, там нельзя ничего скрыть. Всё, о чём ты подумаешь, тут же станет известно всем, кто рядом с тобой. И солгать в ответ на прямой вопрос ты тоже не сумеешь. К счастью, это работает в обе стороны, и твои противники так же не смогут скрывать свои намерения и лгать, глядя тебе в глаза. Но всё равно, ты должен быть очень и очень осторожен, мой Король. А, во-вторых, в Городе нет ничего настоящего. Он показывает подавленные желания, терзающие людей страхи, тёмные и грязные тайны, которые меньше всего хочется открывать окружающим, но ничто из этого не способно причинить физический вред. Только не забывай об этом ни на секунду, маленький Король. Стоит поверить в реальность Города, и он воспользуется этим. Само это место не способно нанести тебе сколь-нибудь серьёзную рану, но получив возможность черпать силы из твоей веры, оно немедленно вцепиться в предоставленный ему шанс, и проклятья, сказанные на улицах Города, обретут силу, оружие – возможность ранить, а сами раны станут серьёзной проблемой. Ни в коем случае не забывай, мой Король, что всё вокруг тебя не более чем олицетворение страхов и сомнений.

- Я всё запомнил, не переживайте. Лучше объясните, как туда попасть. Сами ведь говорили, что Гермиона уходит всё дальше и дальше.

- Сейчас, мой маленький Король. Есть ещё кое-что, что тебе необходимо запомнит. Ты должен успеть вернуться до начала Самайна, до полуночи.

- Почему?

- В эту ночь грань между Жизнью и Смертью тонка, как никогда, а значит, и Тени обретают невиданное могущество. Они попытаются прорваться в наш мир сегодня, в Самайн. И вы все должны быть готовы к этому.

- Но ведь мы ничего не умеем! И не подозреваем о существовании друг друга! Я размышлял над тем, кем могут оказать другие Лорды и Леди, и пришёл к выводу, что, помимо меня и Гермионы, скорее всего, членами Тайного Круга являются эти новенькие, сёстры Принстоун. Но я никак не мог выкроить время, чтобы поговорить с ними об этом! А оставшиеся два? Их где искать прикажете? Как же мы будем противостоять Теням?!

- Не беспокойся, мой Король. Повелитель Теней пока ещё не обрёл свою Силу. Вы сможете сдержать прорыв, но только в том случае, если в бою будут участвовать и Король, и Королева. Поэтому поспеши.

- У меня ещё много времени до полуночи. Я успею.

- Не будь так уверен в этом. Время в Городе течёт иначе. За несколько минут там может пройти несколько лет здесь, и наоборот. Город будет играть с тобой, лгать на каждом шагу, и я не могу предсказать, сколько времени пройдёт прежде, чем ты найдёшь свою Королеву. Поэтому не теряй ни секунды.

- Хорошо, я постараюсь. А теперь объясните, как туда войти?...

Мир оживающих кошмаров. Мир, полный боли, отчаянья, страха и горя. Для Гарри этот мир, его персональный кошмар, начался с неподвижной подруги, безвольно лежащей на больничной кровати. Гермиона казалась выше и тоньше, чем была на самом деле. Сквозь побледневшую и истончившуюся кожу просвечивали сосуды, под глазами залегли чёрные круги, губы отсвечивали синевой. Изнанка пила из неё, такой хрупкой и беззащитной, силы. Именно тогда, стоя возле кровати девушки, Гарри вдруг ясно осознал, что всё имеет свою цену, и каждый его поступок найдёт отклик в этом мире и мире ином. Боль и мучения подруги – его ошибка, его вина, последствия его эгоизма. И в сердце закрадывался страх, что, несмотря на все слова Когтеврана, момент уже упущен.

Он помнил до мелочей, как пытался приоткрыть дверцу в Город. Как осторожно и бережно взял в руки вялую ладонь Гермионы. Её кожа оказалась ледяной, и это пугало, но он изо всех сил гнал от себя панические мысли. Не сейчас, только не сейчас! Необходимо быть уверенным в себе, спокойным и собранным, иначе девушку не спасти. Он сжал её пальцы, согревая их своим теплом, и закрыл глаза.

Мир погружается во мрак. Надо вглядеться в эту темноту, окунуться в неё с головой, впитать её каждой клеточкой тела. Забыть о том, что его окружает. Неважно, что слышат уши, ощущает кожу, чувствует нос. Всё это сейчас абсолютно бесполезно. Отключиться от окружающей среды и нырнуть в мир совершенно иной.

Сначала ничего не выходило. Сколько Гарри ни вглядывался в темноту под веками, он не видел ничего. В уши назойливо лез шум, доносящийся из коридоров. В голове стучала одна и та же мысль: опоздал. Юноша глубоко вдохнул. Так нельзя, так ничего не выйдет. Надо очистить сознание. Выкинуть из головы все ненужные мысли. Успокоиться. Только тогда он сможет услышать чужие души.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Не думать ни о чём, кроме этого. Вдох. Выдох. Чернота перед закрытыми глазами, восходящая в абсолют. Вдох. Выдох. В голове пронзительная пустота. Вдох. Выдох. Все мысли, все чувства, все воспоминания растворяются в мрачной пустоте. Вдох. Выдох. Тело расслабляется, органы чувств теряют связь с реальным миром – эту тонкую нить, привязывающую каждого человека к земле. Вдох. Выдох. И на него обрушивается настоящее цунами.

Свет. Самый яркий, самый ослепительный, раскалённо-белый. Звук. Самый густой, самый глубокий, наполненный невероятными полутонами. Цвет. Самый восхитительный, самый сочный, напоенный невозможными оттенками. И всё сразу, захлёстывающее девятым валом. Он захлёбывается, не в силах выдержать обилие красок и нот. Словно был слепым – а теперь прозрел. Словно был глухим – а теперь услышал. И он тонет во всём этом многообразии. Нет ничего и никого. Есть только звук, и свет, и цвет.

Следом нагрянули воспоминания, мысли и эмоции. Его? Чужие? Неважно…. А было ли оно когда-нибудь существенным? Перед глазами вспыхивают разноцветные картинки чьей-то памяти. В груди разгораются огнём чьи-то эмоции. Он проживает чьи-то жизни – одну за другой. Вместе с кем-то боится, радуется, плачет, смеётся, ликует и умирает. Его нет. И никогда не было. Есть только эта круговерть чужих жизней, чужих мыслей.

На миг перед глазами возникает лицо. Симпатичное лицо девушки с непослушными каштановыми волосами, строгим и умным взглядом. Сознание, не желающее угасать и растворяться в водовороте чужих эмоций, цепляется в последней попытке вынырнуть из пучины цвета и звука. Словно наяву звучит женский холодный голос: «Запомни, главное – не потерять себя и не раствориться в других. Открывая сознание чужакам, не забывай, кто ты и ради чего это делаешь. В момент, когда твой разум раствориться в ментальном отражении нашего мира, ты будешь уязвим, как никогда. Ты должен будешь найти для себя якорь, заставляющий тебя быть самим собой. Иначе – всё пропало. Ты не поможешь ни себе, ни своей подруге».

Кто он? Кому должен помочь? Он не хочет ничего делать. Ему хорошо и уютно здесь, в мире красок, звуков, света и мысли. Зачем куда-то спешить? Но та часть его души, жаждущая вновь обрести саму себя, упрямо хватает клочок воспоминания, в котором эта необычная девушка улыбается и говорит…. Что она говорит? Она зовёт кого-то, называет его Гарри. Гарри…. Это его имя? Зачем?! Зачем здесь имена?! Здесь их нет, не может быть! Он не хочет, не хочет возвращаться обратно! Но его подсознание сильнее, оно уже нашло для себя опору и скрупулёзно, шаг за шагом собирает по крупицам память. Яркие образы, ничего не стоящие по отдельности, но вместе образующие то, что зовётся личностью.

Он обретает имя, в мире, где имена не стоят ничего. Да, его зовут Гарри. Он волшебник, ученик школы чародейства и волшебства Хогвартс. Он Король Тайного Круга и пользователь стихии воздуха. И он должен спасти свою подругу, попавшую в беду. Юноша получает возможность вдохнуть полной грудью и успокоиться. Теперь ему не грозит утонуть. Не в этот раз. Гарри вглядывается в спокойную, величественную черноту. То там, то здесь вспыхивают яркими искорками чужие души, но всё не те. Гриффиндорец ищет только одну. Она скрывается в самой глубине, в самом тёмном месте этого странного пространства. Вспыхивающая золотом звёздочка, излучающая волны умиротворяющего покоя, присущего стихии земли, сейчас потускневшая и поникшая, но всё ещё отчаянно сражающаяся с наступающей тьмой. Гарри улыбается и тянется к ней, золотой нитью связывая их души. Тьма на мгновение взрывается цветным фейерверком, а затем юноша проваливается в пустоту».

Теперь он мчится, не разбирая дороги, по бесконечно длинному и невозможно узкому коридору, ловя свои отражения в бесчисленных зеркалах и свои тени на белых шторах, напоминающих призраков. Одно отражение цепляет взгляд. Гарри останавливается, по инерции пробегая ещё несколько шагов, а затем возвращается к зеркалу. По ту сторону стекла стоит взъерошенный юноша с растрёпанными чёрными волосами и раскрасневшимся от бега лицом. Но он не один. За его спиной вместо узкого окна голая стена, к которой прислонилась девушка. Она стоит, опустив голову и поджав одну ногу. Девушка боса, одета в просторный белый балахон и простоволоса. Гарри присматривается к ней, с зарождающейся радостью отмечая знакомые черты.

- Гермиона! – крик, в котором облегчение мешается счастьем, вырывается против воли. Гарри стремительно оборачивается и видит окно, за которым клубится белёсый туман. Поворачивается к зеркалу – и вновь перед ним девушка, стоящая у стены. Гарри сердито бьёт кулаком в стену.

- Это всё ваши фокусы, да?! – зло интересуется он у тьмы и пустоты, наполняющей дом. Но дом молчит, с безразличием следя за ещё одним из тысяч других своих посетителей.

Гарри касается пальцами стекла, желая во что бы то ни стало добраться до подруги, и оно растекается вязким туманом под рукой, а юноша проваливается сквозь раму, в мгновение ока оказываясь прямо перед девушкой по ту сторону зеркала. Обрадованный, он приближается к ней, сжимает её ладони. Пальцы тут же немеют от холода. Гарри изумлённо глядит на руки подруги. Кожа на них белее снега, пальцы не гнутся, ногти с синеватым отливом, прозрачные словно стекло. Юноша с ужасом поднимает голову, встречаясь взглядом с Гермионой.

Её лицо похоже на череп, обтянутый тонкой кожей. Кое-где она облезла, обнажив белую гладкую кость. Волосы наполовину вылезли, а оставшиеся бессильно повисли, прилипая к щекам и лбу. Рот покрыт гнойными язвами, губы посерели и растрескались. Один глаз отсутствует: вместо него на Гарри смотрит чёрная дыра глазницы. Второй, плоский и мутный, с безумным весельем оглядывает пространство. Юноша невольно отшатывается, но ледяные руки чудовищного призрака крепко вцепились в его запястья.

- В чём дело, милый? – ехидно интересуется мертвячка. – Не нравлюсь я тебе?

Её губы разлепляются с трудом, будто против воли. Изо рта несёт смрадом разложения. Гарри задерживает дыхание, чувствуя подступающую тошноту. Судя по всему, это веселит странную, невозможную Гермионы.

- Нос от меня воротишь, да? А ведь мой нынешний вид – твоя вина. Если бы не твоё непомерное эго, я бы, может, была жива и здорова. А так, любуйся! Смотри, во что я превратилась по твоей милости!

Девушка ухмыляется, обнажая покрытые струпьями дёсны и остатки гнилых зубов. Она впивается ногтями в руки юноши и притягивает его к себе.

- Смотри-смотри!!! – со злым отчаяньем восклицает девица. – Не смей отворачиваться от меня! Ты более омерзителен, чем я, Гарри Поттер! Подумать только, ведь я верила тебе, я помогала тебе, я поддерживала тебя во всём, и ради чего?! Ради того, чтобы превратиться вот в это?! Застрять между жизнью и смертью? Я была твоей лучшей подругой! Никогда ни в чём не сомневалась, все твои слова принимала на веру!! И что со мной из-за тебя случилось?! Что?! Вот она, оказывается, какая, твоя благодарность! Я ненавижу тебя, Гарри Поттер! Тебя и твоё раздутое эго! Ты заботишься и думаешь только о самом себе! А остальные ничто, пыль под твоими ногами! Я здесь по твоей вине, слышишь? По! Твоей! Вине!

Голос Гермионы срывается на визг пополам с хрипом. Изо рта брызжет кровавая слюна. Гарри дёргается из её железной хватки, и с трудом, но ему удаётся вырваться. Прижимая к себе исчерченные кровавыми полосами ладони, юноша опрометью бросается прочь. Куда угодно, лишь бы подальше от этого места, только бы подальше от неё! В голове набатом стучит: «Это ложь! Это ложь! В Городе нет ничего реального!» А вдогонку ему несутся вопли беснующейся мертвячки:

- Эгоист! Ничтожество! Чудовище! Всё это твоя вина! Твоя!

Он приходит в себя только тогда, когда внезапно перед ним возникает тяжёлая дубовая дверь. Гарри толкает её всем телом и, задыхаясь от быстрого бега, вываливается наружу. Какое-то время он просто стоит, согнувшись в три погибели и переводя дыхание. Затем смотрит на руки, израненные ногтями «Гермионы». Ссадины и не думают заживать. Они отчаянно ноют, и кровь медленно сочится из порезов. Шипя сквозь зубы от боли, Гарри поворачивается к дому. Трёхэтажный, из серого кирпича, тот угрюмо смотрит в пустую и туманную ночь. Где-то там, в глубине захлёбывается рыданиями и криком изуродованная смертью девушка, так похожая на Гермиону. Вина и страх спеленали душу юноши, не давая вздохнуть. То существо, кем бы оно ни было, право. Он виноват перед подругой, из-за него она лежит сейчас в Больничном крыле, ещё не мёртвая, но уже не живая. Но он всё исправит, успеет. Обязательно. Вытерев саднящие руки о рубашку, Гарри отворачивается от дома, из которого вышел, и делает шаг вперёд, выходя в Город.

18 часов до Самайна. Город

Луна стоит на верхней из ступенек, ведущих в подвал. Какая-то часть её души прекрасно знает, что это за место, и помнит, что будет дальше. Но другая она - маленькая девятилетняя девочка, полная предчувствием чего-то нового и необыкновенного - не желает ничего слушать и начинает спускаться. Под босыми ногами тёплое дерево ступеней, впереди мягкий свет, льющийся из приоткрытой двери. Луна слышит голос матери - та, чуть фальшивя, весело напевает какую-то задорную песню.

Под ногами визгливо скрипит ступенька. Луна замирает на мгновение, жалея, что не удалось прокрасться в мамин кабинет тихо-тихо, как мышка. Её услышали и наверняка прогонят: исследовательские лаборатории не место для маленьких девочек. Словно в ответ на эти мысли песня смолкает, и в дверях появляется невысокая хрупкая женщина – Пандора Лавгуд.

- Луна? – Пандора радостно и удивлённо улыбается, делая шаг навстречу дочери. – Я думала, ты ушла гулять с папой.

Луна отрицательно качает головой и, перепрыгивая оставшиеся ступеньки, сбегает вниз, чтобы нырнуть в тёплые материнские объятья. Та её часть, которая знает, как всё будет, с каким-то жадным исступлением впитывает эту ласку.

- Я решила, что с тобой намного интересней, - сообщает девочка, когда мать отпускает её. – Хочу посмотреть то заклинание, над которым ты работаешь. Можно? - звучит почти умоляюще.

- Луна, - Пандора хмурится в притворной строгости. – Ты же знаешь, это может быть опасно для такой маленькой девочки, как ты.

- Я не маленькая! – с жаром возражает её дочь. – Мне уже девять лет! Я скоро в Хогвартс пойду, между прочим.

Мать весело, от души смеётся, и на её щеках появляются те самые замечательные ямочки, которые приводят Луну в восторг. В душе, как и всегда, вспыхивает искренняя, чистая, детская любовь. «У меня самая-самая красивая и смелая мама на свете. А ещё самая умная, ведь она работает над таким сложным заклинанием. Но у неё всё получится, как надо. Иначе и быть не может». Но та, другая, которая всё знает, на минутку стискивает сердце смятением.

- А что на это скажет папа? – интересуется Пандора, обнимая дочь за плечи. Луна счастливо улыбается, запрокидывая голову и вглядываясь в мамино лицо. Она прекрасно понимает, что мама уже дала своё согласие: вон, какие чёртики прыгают у неё в глазах!

- А мы ему не будем ничего рассказывать, - заговорщицким шёпотом предлагает Луна, и Пандора кивает в ответ, подталкивая девочку в сторону лаборатории.

В лаборатории матери никогда не бывает стерильно и аккуратно. Каждый раз какой-нибудь предмет меняет своё местоположение, заставляя хорошенько потрудиться, разыскивая его. Но маму это не смущает. Она говорит, что творческой личности необходим простор для полёта фантазии и небольшой хаос для уюта. И Луна с ней полностью согласна. Здесь, в подвале дома Лавгудов, куда приятнее находиться, чем в безликих и чистых кабинетах других магов-экспериментаторов. Там пусто и безжизненно, как же можно в таком месте изобрести заклинание? А вот у мамы по-домашнему спокойно. Неудивительно, что заклятьям нравится селиться здесь, и Пандора, ловя их, играючи придумывает новые формулы.

Луна седлает стул в углу лаборатории и, положив подбородок на сцепленные руки, внимательно следит за матерью. Та сопоставляет какие-то записи и чертежи, мурлыча себе под нос песенку, которую частенько напевала на ночь дочке. И, слушая незатейливый мотивчик, успокаивается даже та неугомонная частичка, которая страшится того, что вот-вот должно произойти. В умиротворении проходит полчаса, после чего Пандора радостно и совершенно по-детски хлопает в ладоши и оборачивается к Луне.

- Поздравь меня! Кажется, всё получилось. Надо только проверить.

Мать берёт со стола волшебную палочку и с шутливой торжественностью - в этом вся она, непоседливая, эксцентричная Пандора - объявляет:

- Многоуважаемая Полумна Лавгуд, более известная как Луна! Вам довелось присутствовать на грандиознейшем историческом событии – испытании нового левитационного заклинания. Внимание! Барабанная дробь. Вуаля!

Луна не знает, что пошло не так. Не понимает, как такое могло произойти. Не верит в то, что нечто подобное вообще случилось. И в тот момент, когда реальность безжалостно сминает недавнее спокойствие, какой-то кусочек сознания девочки обречённо вздыхает: «За что опять?»

Сначала слышится оглушительный грохот, от которого закладывает уши. За ним ослепительная вспышка ярко-жёлтого цвета, от которой Луна на доли секунды перестаёт видеть. Потом сильный удар, который сталкивает девочку со стула, и она впечатывается спиной в стену, чувствуя, как перехватывает дыхание, а во рту появляется неприятный металлический привкус. А когда круги перед глазами исчезают, она обнаруживает полуразрушенную лабораторию и маму, лежащую среди обломков. Луна, спотыкаясь и падая, подбегает к матери. На губах Пандоры всё ещё блуждает торжествующая и мягкая улыбка, а в глазах словно бы искрится отблеск нового, но, увы, неудавшегося ей заклинания.

- Мама, - шепчет Луна, тряся мать за плечо. – Мамочка! Вставай! Мама! Мне страшно! Вставай, мамочка, вставай!

Мать лежит неподвижно, а под головой у неё расплывается огромное кровавое пятно. Несколько секунд Луна смотрит на него, а потом начинает кричать. И крик девятилетней девочки сливается воедино с горестным воплем четырнадцатилетней девушки, всё понимающей, всё помнящей, столкнувшейся лицом к лицу со своим кошмаром....

Похороны проходят как-то скомкано и быстро. Или Луне просто так кажется. Странные люди говорят странные слова, гладят её по голове и пытаются утешить. Девочка стоит перед могилой матери и тупо смотрит на надгробие, на свежий могильный холмик, на пряно пахнущие цветы. Всё это неправда, этого не может быть, всё это не с ней, не с Луной Лавгуд. Это случилось с кем-то другим. С кем? С Полумной Лавгуд. Да, только с ней это и могло произойти. Мама никогда не называла её Полумной. Ни-ког-да. Значит, это Полумна сейчас стоит возле могилы и слушает, как ей сочувствуют чужие люди. Она и сама посторонняя. Стоит об этом подумать, и на душе становится спокойней.

- Луна, - отец, постаревший на несколько лет, кладёт руку на плечо дочери. – Пойдём?

- Я не Луна, - возражает девочка, поворачиваясь к отцу. В её глазах безмятежность сумасшедшей и спокойствие мудреца. – Я Полумна.

Ксенофилиус сначала недоумённо смотрит на дочь, а потом в его взгляде мелькает нечто неясное, и он покорно наклоняет голову, соглашаясь с дочерью. Так Луна становится Полумной. Навсегда.

***
На кладбище пусто. Нет ни отца, ни сонма соболезнующих. Всё это сон – отголосок той, чужой жизни, воспоминание давно не существующей девочки. Есть только надгробие матери, ничуть не изменившееся за эти годы, и есть Полумна, привыкшая жить миром фантазий и грёз, порой куда более реальным, нежели обыденность. Может быть, поэтому память прошлого лишь оставляет в душе светлую печаль, не причиняя вреда рассудку?

Полумна отрывает от него взгляд и поднимает голову. С далёкого неба цвета стали сыпется мелкой крошкой снег. Полумна знает, что она сейчас не дома. Это не то кладбище, на котором нашла последний покой её мать. Это вообще не реальный мир. Это Город, приоткрывший завесу над самым страшным кошмаром Луны Лавгуд. Кошмаром, от которого Полумна Лавгуд сумела сбежать и с которым рано или поздно должна была столкнуться.

Девушка оглядывается, пытаясь понять, куда идти и где искать выход. И почти сразу замечает женскую фигурку, закутанную в чёрный плащ, замершую перед рядом надгробий, и высокого парня, одетого не по-зимнему легко и раздражённо следящего за фигурой в чёрном. Полумна расправляет плечи, стряхивая с себя остатки воспоминаний, и делает шаг к ним.

17 часов до Самайна. Город

Темнота и тишина давят на нервы, лишают покоя, ледяными коготками впиваются в позвоночник. Драко понятия не имеет, где он находится и как сюда попал. Что он здесь делает, тоже остаётся за гранью понимания. К слову, а где это – здесь?

Таинственное нигде и никогда. Здесь не существует ни пространства, ни времени, а если они и есть, то явно принципиально отличаются от тех, какими слизеринец привык пользоваться. Юноша словно застыл в густой непроглядной тьме. Шаг вперёд, шаг назад, шаги вправо и влево не изменят в его положении ровным счётом ничего, потому что конца этой мгле не предвидится. Как он мог оказаться в подобном месте? Ведь вчера вечером Драко, как обычно, лёг спать в своей спальне, в слизеринских подземельях.

Вспыхнувший свет причиняет почти физическую боль. Юноша машинально заслоняется рукой, пытаясь спасти глаза от режущей яркости. Он слышит шаги и едва различимый шелест мантии. Кто-то идёт к нему, не спеша, уверенным, твёрдым шагом.

Глаза, наконец, привыкают к свету, и Драко получает возможность осмотреться. Увиденное изумляет его. Он стоит в парадном зале Малфой-мэнора. Под ногами дорогой ковёр, расшитый причудливым узорам, на стенах многовековая история благородного Дома Малфой в портретах. А прямо перед наследником древнего рода стоит высокий мужчина со змееподобным лицо, закутанный в чёрную мантию. Тёмный Лорд Волан-де-Морт. Драко опасливо делает несколько шагов назад и упирается спиной в резную спинку кресла. Волан-де-Морт молча смотрит на юношу, не произнося ни слова, не делая ни шага, и от этого парня пробивает озноб. Что здесь делает Тёмный Лорд? И что ему нужно?

В молчании проходит минута за минутой. Драко боится пошевелиться и не в состоянии ничего сказать: от ужаса язык прилип к нёбу. Тот-кого-нельзя-называть просто разглядывает наследника Малфоев, очевидно, наслаждаясь его страхом. В конце концов, Тёмный Лорд нарушает установившуюся тишину.

- Драко, - голос Волан-де-Морта вкрадчив и мягок, но юноше от этого только страшнее. – Ты, помнится, желал получить Чёрную Метку.

Это не вопрос, но Драко, на всякий случай, кивает. Конечно, этого желал не он, а его отец, но…. Как можно отказать величайшему тёмному волшебнику двадцатого столетия, который убивает с поразительной лёгкостью? Если хочешь жить, то никак. А жить Драко Малфой хочет.

- В таком случае тебе придётся доказать мне свою преданность, - голос Тёмного Лорда будто опутывает собеседника тяжёлыми волнами удушающего бархата, из которого не выбраться. – Считай это небольшим вступительным экзаменом.

Драко чувствует, как тяжёлая холодная рука ложится ему на плечи. Он ощущает себя мышью, попавшейся в лапы кошке. Не вырваться, не сбежать, и даже если кошка на мгновение разжимает лапы, это лишь иллюзия свободы. Какая разница, сколько будет биться жертва? Конец игры предрешён.

Тёмный Лорд ведёт юношу в соседнюю комнату. Там уже находятся два человека, связанных магическими путами. Драко вглядывается в черты людей и в ужасе дёргается, порываясь сбежать. Но рука Волан-де-Морта цепко хватает за предплечье и не отпускает, вынуждая идти до конца.

- Обычно, - Тёмного Лорда, определённо, забавляет сложившаяся ситуация, - я не устраиваю подобных испытаний. Но в этот раз на меня снизошло… вдохновение. И я решил, почему бы и нет? В конце концов, каждый из нас должен убить хоть раз, доказать себе, что он способен на подобный шаг. Первое убийство всегда оставляет после себя яркие воспоминания, а уж подобное непременно станет самым острым ощущением, которое ты когда-либо испытаешь в своей жизни. Надеюсь, ты оценил мой маленький сюрприз?

Юноша не слушает Того-кого-нельзя-называть. Неважно, что тот скажет. Его слова ничего не изменят, только сделают хуже. Сейчас существуют только сам Драко, два человека перед ним и панический ужас от осознания того, что надо сделать. Он должен убить собственных родителей. Он должен поднять руку на маму и папу. Настоящий кошмар наяву.

Они не произносят ни слова. Ни единого. Просто смотрят на сына, не отрывая неподвижных, обречённых взглядов от его побелевшего растерянного лица. И от этого только гаже и мезостней на душе. Лучше бы родители кричали, умоляли, угрожали, убеждали… да просто сказали что-нибудь! Хоть что-нибудь…. Но только не это мёртвое безмолвие взглядов! Словно они уже мертвы.

- Чего же ты ждёшь, Драко? – вкрадчиво спрашивает Волан-де-Морт. – На нашем скромном семейном празднике больше не будет никого. Самое время начинать веселье.

Руки дрожат. Ладони потеют. Палочка выскальзывает из онемевших пальцев и бесшумно тонет в толстом ковре. Перед глазами – круги всех оттенков чёрного. В ушах – шум, отдалённо похожий на звук прибоя. Он не может этого сделать. Он просто не сумеет.

- Драко, - теперь в голосе Тёмного Лорда отчётливо звякает металл, - я не люблю, когда меня заставляют ждать, а мои приказы подвергаются сомнению. Или, может быть, ты желаешь разделить участь своих родителей?

Страх вплетается в душу, поднимаясь тошнотой к горлу. Убить родителей и выжить или не тронуть их и умереть? Разве можно выбрать из такого? Нельзя. И он не хочет – не желает, слышите?! – выбирать. Только в этом странном мире, в этом кошмаре, вырвавшемся на свободу, Драко не имеет права выбора. Он даже не властен над своим телом. Это его пальцы – не он – берут волшебную палочку. Это его руки – не он – поднимают её на уровень груди. Это его губы – не он – шепчут ужасные слова. Это его глаза – не он – жадно впитывают последние мгновения жизни родителей.

В голове словно звонит колокол. Это неправда, это всё ложь, это не он! Он отбрасывает с отвращением оружие подальше от себя. Он кричит от боли, ужаса и горя так, что срывает голос. Он подхватывает накренившуюся мать и прижимает её к себе. Он слышит издевательский смех Волан-де-Морта, видит на его лице кривую ухмылку и вдруг понимает: всё, что произошло – всего-навсего отражение его тщательно спрятанных страхов, не более того. Драко осознаёт эту истину с такой ясностью, словно ему кто-то прошептал её на ухо. Никто не способен причинить ему вред до тех пор, пока он не позволит это сделать. Юноша встаёт с колен, поворачивается к Тёмному Лорду и бьёт. С размаху, по-магловски, кулаком. И окружающий мир разлетается на осколки.

16 часов до Самайна. Город

Гарри торопливо шагает по тёмной улице мимо затихших домов. Небольшой маггловский городок спит, укутанный серовато-белым туманом, и не ведает, что творится прямо в его сердце.

Гарри останавливается на перекрёстке. С того самого момента, как он покинул дом с призраками, юноша не встретил ни одной живой души. Неживой, впрочем, тоже. Первое огорчало, второе радовало. Но самым отвратительным было то, что Гермионы – живой, реальной, тёплой – нигде не было. Время неумолимо летело вперёд, и гриффиндорец старался не думать о том, сколько сейчас часов в реальности. Какой смысл думать об этом? Разве печальные размышления помогут найти подругу?

За спиной раздаются быстрые шаги. Гарри оборачивается, в глубине души радуясь, что он здесь больше не один. Навстречу ему по проезжей части спешит женщина в потрёпанном пальто, старенькой шляпке и растоптанных сапогах. На руках женщина несёт маленькую спящую девочку, доверчиво прижимавшуюся щекой к плечу незнакомки. Гарри торопливо подоходит ближе.

- Здравствуйте. Скажите, кто Вы и откуда здесь взялись?

Женщина безразлично скользит взглядом по юноше и отворачивается, крепче прижимая к себе ребёнка. На секунду лицо девочки попадает в пятно света от тусклого уличного фонаря, и гриффиндорец изумлённо узнаёт в малютке Гермиону, несмотря на то, что ребёнка и его подругу разделяют как минимум лет десять-одиннадцать. Не раздумывая, юноша хватает женщину за рукав, морщась от боли в израненных ладонях.

- Извините, Вы не могли бы уделить мне всего несколько минут?

Женщина пристально смотрит на Гарри, недовольно поджав губы. В её лице тоже угадываются смутно знакомые черты. Нет, с ней гриффиндорец точно никогда не встречался, но она невероятно похожа на какого-то знакомого, словно приходится ему родственницей. Вот только на кого же?

Женщина тем временем принимает какое-то решение и, нервно и воровато оглянувшись по сторонам, быстро и тихо произносит:

- Всего пару минут и ни секундой больше.

- Конечно, - заверяет её Гарри. – Скажите, пожалуйста, кто эта девочка?

Собеседница машинально обнимает ребёнка так, словно хочет защитить от незнакомца, и отступает на шаг.

- Это моя дочь Кастра, - отвечает она, явно собираясь уйти. Но Гарри не позволяет ей этого сделать.

- Кастра? – переспрашивает он. – Вы уверены?

- Ты считаешь, что я не знаю имени собственного ребёнка? – раздражённо шипит женщина, делая ещё один шаг назад. – Кто ты вообще такой и что тебе от меня нужно?!

- Я не желаю Вам зла, - поспешно говорит юноша, примирительно поднимая руки. – Просто Ваша дочь очень напоминает мне мою подругу в детстве. Вот я и поинтересовался. Извините, пожалуйста.

Однако успокоенной собеседница не выглядит. Она всё так же настороженно взирает на парня, не делая, впрочем, попыток убежать. Гарри воспринимает это как разрешение продолжать расспросы.

- Куда Вы так спешите? – спрашивает он и тут же понимает, что зря это сделал. Женщина напрягается, словно пружина, готовая вот-вот распрямиться, и со злостью и отчаянием в голосе восклицает:

- Немедленно прекрати этот допрос! Ну, что мы вам всем сделали?! Оставь в покое меня и моего бедного ребёнка! Не твоё дело, куда я иду! Две минуты давно истекли! И не смей преследовать меня, иначе, клянусь, я приласкаю тебя Круциатусом!

С этими словами женщина высвобождает одну руку, стремительно выхватывает из кармана волшебную палочку и направляет её на собеседника. Гарри изумлённо смотрит на оружие, а затем переводит взгляд на женщину.

- Вы волшебница? – глупее вопроса не придумаешь.

- Хватит издеваться надо мной! – в голосе несчастной матери явственное слышатся истерические нотки. Палочка в руках дрожит. – Хватит! Надо мной! Издеваться! Я так больше не могу! Отстаньте от меня! – это она громко выкрикивает куда-то в пустоту. – Дайте мне умереть спокойно!!

Безумие женщины пугает и отталкивает. Её трясёт как в лихорадке, руки трясутся, в глазах пляшут искры сумасшествия. И ещё она боится. Дико, панически. Боится всего и в первую очередь неведомых людей, которые преследуют её и ребёнка.

- Успокойтесь! – рявкает Гарри, опасаясь, как бы ненормальная в припадке не удушила собственную дочь. – Я ничего от Вас не хочу и даже не думал издеваться над Вами. Я не виноват, что Вы углядели в моём поведении злой умысел. Не буду больше у Вас ничего спрашивать и преследовать Вас тоже не буду, если пообещаете не убивать ребёнка.

Женщина с немым удивлением смотрит на него, словно видит впервые.

- Я не чудовище, чтобы убивать свою дочку. Я просто хочу для неё другой жизни. Спокойной, счастливой, благополучной. Такой, какую я ей дать не в состоянии. Хоть кто-то из нашей ветви должен получить хорошее детство и нормальную семью.

Мать с любовью и горечью глядит на ребёнка, прижимаясь губами к его волосам.

- Всё будет хорошо, Кэсси. Я тебе обещаю это. У тебя будет самый лучший на свете дом, самые верные на свете друзья и самая счастливая на свете жизнь. Всё будет хорошо. Тебя, наконец, оставят в покое.

В душу Гарри закрадывается смутное подозрение.

- Вы хотите отдать дочь в другую семью?

- Да, - шепчет женщина. – Её вырастят маглы. Магический мир прогнил насквозь, наверное, он заслуживает того, чтобы быть уничтоженным бесконечной войной. Но моя девочка будет расти далеко от него. Она ничего не узнает о том кошмаре, в котором жила я. Никогда.

С этими словами она разворачивается и быстро идёт прочь, не оглядываясь и не отвечая на окрики юноши. Гриффиндорец бросается за ней вдогонку, но мать с дочерью, завернув за угол, исчезают, словно растворившись в ночной пелене. Гарри растерянно замирает. И куда теперь идти? Где искать Гермиону? И почему теперь она выглядит ребёнком? Юноша делает шаг вперёд…

… И изумлённо оглядывается. Он стоит на ярко освещённой фонарями улочке. Таких улиц в пригородах Лондона пруд пруди. Эта была как две капли воды похожа на Тисовую, где Гарри провёл большую часть своей недолгой жизни. Такие же аккуратные домики, ухоженные газончики, пышные, но отцветшие уже клумбы. Юноша находится напротив одного из домов, ничем особенным не выделяющегося из ряда других таких же. Почти ничем. На пороге этого дома стоит уже знакомая гриффиндорцу женщина, прижимающая к себе дочку. Гарри пытается подойти поближе, но ноги словно приросли к земле, а тело окаменело и перестало слушаться. Парню остаётся только стоять и смотреть на разворачивающееся перед ним действо. Вот женщина аккуратно снимает с себя пальто, кутает в него девочку и кладёт её на порог дома. Затем достаёт из кармана волшебную палочку. В этот момент малышка сонно зевает и открывает глазки.

- Мама? – голосок её звучит удивлённо, но не испуганно. – Где мы? Что мы тут делаем?

- Всё хорошо, - лихорадочно шепчет женщина. – Всё будет хорошо.

- Когда мы вернёмся домой? – спрашивает ребёнок, возясь в большом материнском пальто.

- Ты уже дома, радость моя, - голос женщины дрожит, как и палочка в её руке. – Спи, Кэсси, спи, моя маленькая. Уже почти всё закончилось.

- Тогда хорошо, - улыбается малютка, закрывая глаза. – Я люблю тебя, мамочка.

- Если бы ты знала, Кэсси, как я тебя люблю, - тяжело вздыхает её мать и поднимает палочку. – Надеюсь, у тебя будет именно такая жизнь, которую я всегда для тебя хотела. Прости меня, доченька. Обливиэйт.

На личико девочки набегает тень, но быстро исчезает. Малышка продолжает спать, однако теперь на её лице нет улыбки. Она стёрта заклинанием Забвения. Женщина убирает палочку, наклоняется к ребёнку, целует в лобик и, позвонив в дверь, трансгрессирует с негромким хлопком. Гарри ждёт ещё какое-то время, но из дома никто не выходит. Тело вновь начинает повиноваться своему хозяину, и юноша приближается к спящей девочке. Тихонько трогает её за плечо, отрешённо отмечая, что порезы на руках превратились в распухшие багровые рубцы, и малышка тут же открывает глаза и садится, словно и не спала вовсе. Непонимающе смотрит на незнакомца, но не плачет и не убегает. Просто сидит, не отводит взгляда, и ждёт. И Гарри говорит, повторяя слова, которые кто-то невидимый вкладывает в его голову:

- Идём со мной. Я помогу тебе вспомнить.

Девочка неуверенно улыбается, протягивает крошечную ручку, и парень с ребёнком растворяются в лабиринтах Города.

13 часов до Самайна. Хогвартс и его окрестности

«Долорес Амбридж назначена Генеральным инспектором Хогвартса» - кричал заголовок. Это невероятно раздражало. Как и сладко и высокомерно улыбающаяся стерва на колдографии. Джейсен с нескрываемым наслаждением затушил тлеющую сигарету об изображение мерзкой жабы в человеческом обличии, из-за которой полтора месяца назад полетела в тартарары вся его карьера аврора, а вместе с ней развалились, словно карточный домик, все мечты и надежды. Молодой человек скривился, делая глоток коричневатой жижи, которую в «Кабаньей голове» называли кофе. В голове снова и снова прокручивался разговор сначала с отцом, а затем с главой аврората. Стоило признать – это было бессмысленно с самого начала. Попытка рассказать о Чёрной Метке, предположить, что мальчишка Поттер не лжёт, столкнулась с глухой бетонной стеной непонимания и нежелания услышать. Впрочем, чего ещё можно было ожидать? Нельзя убедить в чём-то тех, кто упорствует в удобном заблуждении. И уж тем более невозможно убедить тех, кто в изменившихся условиях потеряет власть над умами.

Его не стали слушать: указали на дверь и всё. А на следующий день настойчиво порекомендовали написать заявление по собственному. «Вы ещё слишком молоды, наивны и по-юношески доверчивы, - с отеческим сочувствием сказал начальник аврората. – Наберитесь жизненного опыта, а потом поговорим». А эта жаба Амбридж, неведомым ветром занесённая в отдел, сладенько ухмылялась и протягивала уже готовую бумажку. Когда он вышел из кабинета, она выплыла следом за ним и, положив руку ему на локоть - выше просто не дотянулась - мягко пропела: «Нельзя позволять таким смутьян и лжецам, как Вы, морочить честным волшебникам головы. В глубине души Вы полностью со мной согласны, не так ли? Не стоит упорствовать в опасном заблуждении, в конце концов, сейчас Вас отпускают только из уважения к Вашему отцу». Так его карьера и мечты были походя разрушены облечённой властью сукой.

Отец.... Отец не сказал вообще ничего. Только презрительно хмыкнул, холодно посмотрев на сына поверх документов, разбередив в душе старый, казалось, совсем забытый страх – не оправдать ожиданий. Тогда Джейсен не выдержал и этого безразличного, будто бы сквозь него, взгляда, и этого детского, но цепкого страха, стушевался как подросток и сбежал из дома, по-ребячески громко хлопнув дверью. Глупо вышло, что и говорить, но теперь было поздно что-либо исправлять. Возвращаться домой к отцу с его безразличным «я был лучшего мнения о тебе, Джейсен» не хотелось.

Молодой человек посмотрел на хмурое октябрьское небо, которое, казалось, вот-вот готово было рухнуть и похоронить под своими обломками Хогсмид. Октябрь заканчивался на редкость погано. Затяжные дожди, адский холод ночью и промозглая сырость днём. В такую погоду стоило бы сидеть дома, в тепле, возле камина, а не ночевать во второсортных гостиницах крошечных деревушек. Но у Джейсена не было ни дома, ни хотя бы камина, возле которого можно было бы согреться, а сюда, в Хогсмид, молодого человека тянуло словно магнитом с той самой ночи, когда он увидел Чёрную Метку над телом мёртвого зятя.

- Ещё кофе? – равнодушно осведомился усталый мужчина за стойкой. Наверняка ему тоже не хотелось торчать здесь, в полутёмном и плохо протопленном зале, но единственный клиент никуда не уходил, а работа есть работа. Джейсен моргнул, сбрасывая наваждение и ощущение неотвратимо приближающейся беды.

- Да, пожалуй…, - задумчиво протянул он, но взгляд снова зацепился за заголовок проклятущей газетёнки и колдографию старой образины.

- Нет, знаете, давайте лучше огневики! – решительно потребовал бывший аврор, извлекая из кармана новую сигарету. Он найдёт выход из сложившейся ситуации. Он со всем разберётся. Но самое главное, он отыщет сестру.

***
Сказать, что Северус любил Хэллоуин, значило бы сильно погрешить против истины. Но, по крайней мере, в школьные годы этот праздник не приносил ему особенных хлопот, за исключением, пожалуй, неизменно глупых шуточек Мародёров, считавших своим долгом если не напугать его, то, как минимум, испортить ему настроение. В любом случае раньше Хэллоуин был не хуже и не лучше всех прочих дней. До тех пор, пока в Хогвартсе не появился Гарри Поттер.

С того самого момента, как несносный мальчишка переступил порог школы, на несчастного Северуса начали валиться бесконечные беды. Как будто клятва защитить сына Лили была знаком кому-то свыше открывать бездонную бочку несчастий. И Хэллоуин превратился для зельевара в настоящее проклятие. Вспомнить хотя бы придурка Квирелла, впустившего тролля в школу, и милейшего Пушка, чудом не отхватившего декану ногу. Или год, когда школа стояла на ушах, пытаясь поймать василиска и не допустить появления новых жертв. Или год, когда все преподаватели снова бегали, как подстреленные, ловя блохастого Блека. Стоит ли продолжать дальше?

Впрочем, в этот раз всё стремительно летело в тартарары с самого сентября. Разумеется, Хогвартс и покой – вещи несовместимые, но такого сумасшедшего года бывалый шпион не припоминал. Проблемы росли точно снежный ком. Одна цепляла другую, та вела за собой третью, а там глядишь – не далеко до четвёртой. Дамблдор требовал докладывать о Волан-де-Морте, Волан-де-Морт требовал сведений о Поттере и Дамблдоре, Люциус требовал присматривать за Драко, Белла Лестрейндж, без шума и ажиотажа - Министерство боялось признаваться в этом общественности - освобождённая этим летом, не требовала ничего, но подозревала во всём. Элизабет и Дженнифер Принстоуны, чисто теоретически могущие быть его дочерями (в конце концов, Анна Доусон всегда была несколько странной девушкой), были неизменно натянуто-вежливы, как и с любыми другими преподавателями, прилежны и, к счастью, особых хлопот не доставляли, напрягая несчастного профессора лишь своим присутствием. Хуже всего дела обстояли с Золотым Трио. Поттер изменился и неясно, к худу или к добру, Грейнджер с каждым новым днём становилась всё больше похожа на привидение, Уизли превратился в полную противоположность самого себя. Северус терялся в догадках. Что произошло с золотыми детками Дамблдора? С каких это пор отпрыск Джеймса молчит в ответ на его, Снейпа, придирки, вежливо и холодно отвечает, признаёт свои ошибки? Почему это вдруг гриффиндорская всезнайка стала такой тихой на уроках и такой бледной и измождённой? Попала в Больничное крыло, а теперь и вовсе то ли в коме, то ли в очень глубоком обмороке. Как же это Поттер проморгал, что творится с его подружкой? Что же касается Уизли, то он своим поведением опровергал любое существование логики. Глаза прячет, лишний раз не высказывается, с лучшими друзьями не общается. Вот и как за ними присматривать?! И защищать их как?! А тут ещё этот проклятый Хэллоуин….

Снейп поймал себя на том, что мысли в очередной раз потекли по кругу. Взглянул на часы, чертыхнулся сквозь зубы и поднялся. Чутьё, которое никогда не подводило, било тревогу, но уроков никто не отменял, а идти на поклон к дражайшему директору и рассказывать о своих предчувствиях совершенно нет желания. Максимум, чего можно этим добиться, только понимающей улыбки, загадочного взгляда и заверения, что «всё под контролем». Под контролем, разумеется! Мордред и Моргана, как же хочется, чтобы Дамблдор вместе с Волан-де-Мортом провалились ко всем чертям! И пусть там мучают друг друга, сколько им угодно, а его, Северуса, оставят в покое!

Мужчина взялся за ручку двери и замер на мгновение, собираясь с мыслями и приводя чувства в порядок. Какие бы эмоции его не одолевали, студенты о них знать не должны. Во-первых, необходимо поддерживать имидж бесстрастного и безжалостного Ужаса Подземелий. А, во-вторых, с такими подопечными, как слизеринцы, по-другому и нельзя. Стоит им увидеть хоть малейший признак слабости – загрызут. В лучшем случае.

Северус был уже на пороге своего кабинета, когда ощутил невесомое тёплое прикосновение к плечу и услышал шёпот, больше похожий на дуновение воздуха:

- Защити их…. Прошу тебя!

Снейп обернулся, молниеносно выхватывая палочку. Но за спиной никого не было. Всё так же ровно горел огонь в камине, в таком же порядке лежали бумаги на столе. Вещи на местах, и ни следа присутствия чужака. «Нервы, - угрюмо хмыкнул Северус, не убирая, впрочем, палочку. – Ещё немного и стану шизофреником. Или маразматиком, как наш дорогой директор. Или параноиком, как наш милейший Тёмный Лорд». Мужчина снова развернулся, намереваясь выйти – и опять шёпот, словно бабочка прикоснулась крылом:

- Молю, Северус. Мне больше некому доверять.

- Кто ты? – сухо поинтересовался Снейп, хладнокровно выстраивая в голове варианты заклинаний, которыми стоит встретить незваного гостя.

- Быстро же ты меня забыл…, - в голосе отчётливо зазвучала горечь. – Но это неважно. Теперь больше нет ничего важного. Кроме одного. Защити их!

- Кого ещё я должен защищать, кроме этого выскочки Поттера?! Почему бы вам всем не найти более подходящую кандидатуру на роль телохранителя?! – раздражённо бросил в пустоту Северус, чувствуя, как внутри закипает глухая ярость. Усталость и напряжение последних нескольких месяцев – с тех пор, как вернулся Тёмный Лорд – грозили вылиться в разрушительное нападение на неизвестного. Но нападать было не на кого. Голос тщательно оберегал своё инкогнито.

- Ты сам знаешь, кого. Ты чувствуешь это. Во всяком случае, я надеюсь. Просто пообещай мне, что ты защитишь их! Обещай!

- А если я откажусь? – жёстко поинтересовался зельевар. – С чего мне соглашаться на непонятные предложения? Я даже не знаю, кто ты. Кого ты хочешь отдать под моё покровительство? Может быть, завтра я не смогу защитить сам себя! Как же мне оберегать других? И вообще, почему бы просто не оставить меня в покое?

- Ты просишь оставить тебя в покое…. Разве ты знаешь, что такое покой? Ты не сможешь остаться в стороне. А защита… просто пообещай, что попробуешь! Мне так спокойнее…. Настолько, насколько вообще здесь может быть спокойно. Пожалуйста, мне и так довольно страданий. Обещай!

- Твердишь одно и то же, как попугай! – зло процедил мужчина. – Какое мне дело до твоих страданий? Кто ты мне: мать, отец, брат или сестра? Я и без того взял на себя сверх меры! Играть в героя? Нет уж, увольте! Обратись к Поттеру: нашу знаменитость хлебом не корми – дай только спасти кого-нибудь. Всего хорошего.

Он решительно вышел за порог и закрыл дверь.

Какое-то время кабинет пустовал. Но затем возле стола, на котором лежали не убранные в шкаф личные дела студентов, материализовалась женская фигура, закутанная в плащ. Призрачная рука нежно и робко коснулась листа, где были написаны данные об Элизабет Принстоун. Сорвались с ресниц и упали на лист две прозрачные капли. Секунду спустя в кабинете снова не было никого. Только в воздухе продолжало бесконечным рефреном звучать:

- Северус, умоляю…. Защити их!

10 часов до Самайна. Лондон, площадь Гриммо

Сириус не знал, что заставило его подняться на чердак. Чувство, накатившее на него за завтраком, было странным, неуловимым, неосязаемым – и вместе с тем самым реальным из всего, что мужчине когда-либо доводилось испытывать. Оно - как болезненный укол в сердце, как пронзительный звон в ушах, как лёгким птичьим крылом по щеке. Надо идти. Быстро. Немедленно. Иначе можно опоздать. Куда? Зачем? И почему? Непонятно…. Но кристально ясно: времени мало, и надо спешить. Бежать. Сейчас же.

А ведь день начинался до одури, до безумия обыденно. Ещё один в несметной плеяде. Безликий. Серый. Заражающий своей серостью всё, до чего получается дотянуться. Серая мгла, вползающая в выстывшую комнату из-за удушающе тяжёлых серых штор. Серые от пыли гобелены и ковры на серых стенах, обезличенных временем и людским безразличием. Серое уныние, поселившееся в запертых и забытых комнатах. Серое одиночество, караулившее последнего представителя семейства Блек в пустых бесконечных коридорах. Серое безумие в глазах матери, постепенно просачивающееся в дом и обнимающее Сириуса своими мягкими лапами. И даже еда уже кажется серой: и на цвет, и на вкус, и на запах. И хочется перекинуться, и скрести когтями стены, и рвать в клочья всё, что попадётся на пути, стремясь к свободе, и, вскинув морду, зайтись в тоскливом вое, и плевать, что он не оборотень, а сейчас не полнолуние. Пусть. Псы тоже иногда мечтают стать волками.

Таким должно было быть сегодня. Как вчера и как завтра, но…. Это растреклятое и благословенное «но». Оно преследовало Сириуса с самого пробуждения и было везде. В брюзжании Кикимера, неожиданно тихом, неуверенном и каком-то неискреннем. В гневных тирадах матери, сегодня наполненных несвойственным ей нотками панической истерики, заткнуть которую оказалось легче лёгкого. А последние пару часов в доме царила чуждая самой его сути тишина. И, возможно, так на мать и старого эльфа действует Хэллоуин (ха!) или всё дело в том, что дева-удача хоть ненадолго решила повернуться к бывшему любимцу лицом (вдвойне ха!), но…. Но дёрнули ж его какие-то черти пойти на чердак. И Сириус вряд ли ответил бы, какие именно.

На чердаке было так же, как и всегда: пусто, пыльно и темно. Вряд ли здесь бывали люди с того момента, как умерла Вальбурга. Сюда не добралась даже одержимая чистотой и уборкой Молли. Почему, сейчас уже и не вспомнить, но факт оставался фактом: чердак был единственным местом, где всё осталось в первозданном виде. Сириус огляделся, пытаясь сообразить, чего ради он сюда залез. Тусклые лучи осеннего солнца пробивались сквозь рассохшиеся доски, которыми было заколочено крошечное оконце под самой крышей. В лужице света у самой дальней стены стоял небольшой сундучок, украшенный ажурной деревянной резьбой. Сириус подошёл ближе. Скорее всего, этот сундучок принадлежал его матери и вряд ли заслуживал серьёзного внимания, но отойти мужчина не мог. То, что буквально подталкивало его в спину, требуя его присутствия на чердаке, сейчас твердило, что находку надо непременно открыть и исследовать. Поразмыслив, Сириус решил покориться. В конце концов, какое-никакое, а спасение от тоскливого безделья.

Сундучок оказался заперт. Замочной скважины на нём не обнаружилось, и Сириус недолго думая применил Аллохомору. Однако старинная находка была защищена намного крепче, чем казалось. Мужчина использовал ещё парочку заклинаний, но крышка не поддалась, словно была намертво приклеена. Более того, пальцы ощутимо и предупреждающе кольнуло. Оставив попытки вскрыть сундучок, Сириус проверил его на наличие охранных заклинаний. Сказать, что результаты поразили его, значит не сказать ровным счётом ничего. Крошечный сундучок, стоящий невесть сколько лет на захламлённом и пыльном чердаке, был защищён так надёжно, как охраняют, наверное, только редкие и дорогие вещи. Большая часть заклятий оказалась чёрномагической и малоизвестной. Сириус ощутил азарт. Теперь открыть сундучок и увидеть его содержимое хотелось ему самому, а не чему-то неведомому. К счастью, перемещать таинственный сундук с места на место было можно, и мужчина, подхватив его, двинулся по направлению к библиотеке. Настроение стремительно улучшалось.

8 часов до Самайна. Город

Дженнифер удивлённо оглядывается. Она готова поклясться, что ещё секунду назад сидела в сумрачном классе Трансфигурации и слушала на редкость занудную и непонятную лекцию профессора МакГонагалл. Может быть, это просто сон? Джен больно щипает себя за руку, потом сильно зажмуривает глаза, трясёт головой, но обстановка не меняется. Неужели не сон? Тогда где она и что всё это значит?

Девушка стоит в гостиной уютного маггловского дома. В двух шагах от неё на полу сидит девочка лет девяти-десяти с непослушными каштановыми кудряшками и увлечённо вертит в руках куклу, забавно прикусив губу и хмуря лобик. Сначала Дженнифер не верит своим глазам, но затем потрясённо выдыхает:

- Гермиона?

Девочка действительно невероятно похожа на гриффиндорскую старосту. Даже хмурится в минуту сосредоточенности так же. Но на имя своё не откликается. А может, просто не слышит Джен. И всё это напоминает девушке летний сон, когда всё точно так же казалось реальным до нереальности. Страх замораживает кровь, но Дженнифер вынуждает себя сделать шаг. Затем другой. Наконец, она подходит к ребёнку вплотную и опускается на корточки.

- Гермиона…, ты меня слышишь?

Девочка не отвлекается от своего занятия ни на миг, полностью игнорируя присутствие посторонних. Она хмурится сильнее, а потом сердито отшвыривает куклу, вскакивает на ноги и выбегает прочь из комнаты. Джен поднимается, намереваясь бежать следом, и машинально подхватывает на руки игрушку. Смотрит ей в лицо и роняет обратно на пол. У куклы нет глаз, на лбу проступают плесневые пятна, чёрный рот искривлён в издевательской усмешке и искажены черты, но Дженнифер мерещится облик Гермионы. Гриффиндорка разворачивается и опрометью бросается вон из комнаты.

Останавливается она лишь тогда, когда замечает, что бежит по занесённой снегом и безлюдной улице, а в руках у неё всё та же жуткая кукла. Впереди мелькает худенькая тёмная фигурка. Гермиона? Ещё кто-то из знакомых? Джен бежит туда, не удосужившись даже выкинуть игрушку, неприятно оттягивающую руки. Бежит изо всех сил, но расстояние не уменьшается. Однако, когда Дженнифер, задыхаясь, останавливается, ребёнок внезапно оказывается прямо перед ней. Да, это та же девочка, это всё ещё Гермиона, только старше. Теперь ей, наверное, лет двенадцать или тринадцать. Гермиона смотрит не на Джен, а на куклу и кусает губы, словно пытаясь не дать вырваться словам. Но, в конце концов, протягивает руку и не просит – требует:

- Верни куклу!

В голосе ни капли эмоций, словно девочка и сама кукла. У неё и впрямь гладкое бледное лицо, будто выделанное из фарфора, аккуратно уложенные кудри и остекленевшие поблёскивающие глаза. Она неподвижно стоит напротив Дженнифер с протянутой рукой и отрешённо ждёт. Джен становится жутко.

- Зачем тебе эта? У тебя наверняка есть множество других, куда более красивых игрушек.

Двенадцатилетняя Гермиона безразличным невидящим взглядом скользит по лицу собеседницы и холодно повторяет:

- Отдай куклу!

- Объясни, зачем она тебе, тогда верну, - упрямо отвечает Джен. Она не может понять, почему ей это так важно, но если она не узнает, зачем Гермионе эта игрушка, то случится что-то непоправимое. Девочка же устало вздыхает, словно ей не двенадцать лет, а все восемьдесят. Такими же выцветшими старыми глазами смотрит на Дженнифер. И, медленно выговаривая каждое слово, произносит:

- Я пытаюсь вспомнить, понимаешь? Не отдашь куклу – не вспомню. Не вспомню – не вернётся мама. Папа умер, но мама… мама жива, я знаю! И друзья. У меня были верные друзья. А ещё, есть один человек, я его сильно-сильно люблю, но забыла, как его зовут и как он выглядит. Это очень плохо! Они придут, только если вспомню. А если нет, то я останусь здесь совсем одна, навсегда. Я не хочу здесь оставаться. Я домой хочу. Мне страшно одной. Верни куклу!

Джен, ошеломлённая этим откровением, протягивает девочке игрушку. И в тот момент, когда Гермиона берёт куклу на руки, раздаётся знакомый Дженнифер голос:

- Наконец-то я тебя догнала! Почему ты всё время убегаешь?

Джен оборачивается и, уже ничему не удивляясь, смотрит в глаза Элизабет.

***
Лиз уверена: худшего пробуждения в её жизни ещё никогда не было. Даже незабвенное августовское утро с аврорами и рядом не стояло с сегодняшним. Это последнее октябрьское утро началось для девушки с Тайной комнаты, в которой она проснулась.

«Элизабет снился невероятно приятный сон из тех, что невозможно запомнить, но точно знаешь – ничего плохого в нём не происходит. А потом в блаженную нирвану ворвался сухой и язвительный голос:

- Не соизволите ли открыть глаза, ваше высочество?

И реальность обрушилась на Лиз во всей своей неприглядности. Девушка проснулась и обнаружила себя в Тайной комнате. В пижаме. В обществе Салазара Слизерина.

Первым порывом было схватить покрывало с кровати и натянуть его на себя, а ещё лучше раствориться в воздухе или провалиться сквозь землю. Последнее было затруднительно, так как покои Слизерина и без того находились под землёй. Ехидный смешок древнего мага, наблюдавшего за метаниями преемницы, окончательно заставил Лиз стать цветом похожей на помидор и поверить в крайне неприятную действительность. Увы, она и впрямь каким-то образом перенеслась из собственной постели в Тайную комнату. К сожалению, сбежать отсюда не представляется возможным.

- Может быть, ты, наконец, прекратишь свои идиотские метания? – холодно поинтересовался Слизерин, пристально глядя на девушку. – Поверь, тебе будет невероятно сложно соблазнить меня своими скудными прелестями. К тому же, у нас есть дела поважнее. Тени вот-вот могут прорваться сквозь Завесу, а ты переживаешь по поводу своего внешнего вида!

Оскорблённая до глубины души подобными заявлениями Лиз открыла рот, чтобы ответить каким-нибудь не менее колким замечанием, но обнаружила, что не в состоянии произнести ни слова.

- Так гораздо лучше, - удовлетворённо кивнул Салазар. – Я уже заметил, насколько сильно ты любишь пререкаться со старшими. Проще лишить тебя дара речи и всё объяснить подробно, чем выслушивать не относящиеся к делу замечания и глупые вопросы.

Элизабет закрыла рот. Ответить древнему Основателю его же оружием она не могла, а потому оставалось молча сидеть и глотать обиду, лелея в душе робкую надежду когда-нибудь (маловероятно, но всё же!) вернуть ему должок.

- Итак, - начал маг, убедившись, что никаких невербальных возражений от собеседницы не поступает. – Как я уже сказал, мы – на грани катастрофы. Сегодня – канун Самайна, а в этот день грань между мирами тонка как никогда. Не зря же маглы именно в этот день пытаются докричаться до своих мертвецов! Тени в Самайн не так сильно привязаны к Изнанке, как в любой другой, а значит, могут и попытаются прорваться в наш мир. Вы, члены Тайного Круга, должны, во что бы то ни стало, остановить попытку прорыва. Да, вы ещё недостаточно сильны, но и Повелитель Теней пока дремлет. Поэтому справитесь. Должны справиться. К сожалению, есть одно «но».

Элизабет тихонько вздохнула. Было бы даже странно, если бы всё оказалось легко и просто. Что ещё свалилось на их несчастные головы?

- Тени утащили Королеву Тайного Круга в Город. Я так и думал, что с этой дурой что-нибудь случится! Ничего удивительного: силы немеряно, а умения – ни грамма! Пенелопе вообще ничего доверить нельзя! Подопечную упустила, надо же! Мягкотелая рохля!

Лиз, опустив глаза, слушала поток возмущений. Слизерин ворчал, призывал громы и молнии на голову Пенелопы, её преемницы, оказавшейся недостаточно способной, чтобы сопротивляться, и вообще на всё мироздание. В конце концов, гневная тирада иссякла.

- Ты должна отправиться в Город и помочь Королеве вспомнить себя и найти дорогу обратно.

Элизабет вскинула голову, вкладывая во взгляд всё своё безграничное удивление. Куда она должна идти? Что за Город? Как она поможет Королеве что-то вспомнить? И кто вообще эта Королева?

- Догадываюсь, - досадливо поморщился Салазар, - что у тебя сейчас целая гора глупых и бессмысленных вопросов. Это совершенно излишне, но я всё же отвечу на некоторые из них. Думаю, ты уже догадалась – даже твои скудные умственные способности должны быть на это способны – что Королём Тайного Круга является незабвенный Гарри Поттер. Вот уж кто каждой бочке затычка! Его Королевой же стала некая Гермиона Грейнджер, хотя это имя ей категорически не подходит, в отличие от настоящего, данного ей при рождении. Прекрати так вылуплять на меня глаза, ты выглядишь ещё глупее, чем есть на самом деле! Грейнджер – чистокровная, из древней семьи, забывшей своё предназначение и погрязшей в низменных дрязгах. Тем удивительнее, что потомок этой семьи уже в который раз попадает в Гриффиндор. Да к тому же наследница Пуффендуй. Очевидно, Шляпа Годрика окончательно выжила из ума. Но вернёмся к делу. Город – это абсолютно эфемерное место. Оно создано из самых жутких кошмаров и фантазий людей. Королева, попавшая туда, заблудилась в собственных воспоминаниях и кошмарах. Скорее всего, её душа раскололась на несколько кусочков, и каждая её частичка проживает снова и снова какой-то поворотный момент в жизни Гермионы Грейнджер или просто возвращается раз за разом в неприятное воспоминание. Вы должны будете собрать все кусочки воедино. Только тогда Королева вспомнит о том, кто она. Когда это случится, вы сможете вернуться. Вопросы есть?

У Лиз было множество вопросов, но задать ни один из них она не могла. Голос ей Слизерин возвращать не спешил, и в душу девушки закралось подозрение, что, будь его воля, она так и ходила бы немая до самой смерти.

- Это было бы слишком хорошо, - ворчливо заметил Салазар, отвечая на последнюю мысль собеседницы. – Но, к моему большому сожалению, такое провернуть невозможно. Итак, в целом я тебя в курс дела ввёл. Всё остальное проще один раз увидеть, чем сто раз услышать. Возможно, мои коллеги разжуют своим подопечным ситуацию более подробно, вот у остальных тогда и выяснишь всё, что будет непонятно. Раз больше вопросов нет, то я покажу тебе, как попасть в Город».

И вот теперь Элизабет замирает, застигнутая врасплох. Увидеть здесь, в этом полном странностей и кошмаров месте, младшую сестру она никак не ждала.

- Джен? – голос подводит и срывается. Дженнифер выглядит не менее изумлённой нежданной встречей и молча кивает в ответ на глупый вопрос.

- Что ты здесь делаешь? – ещё один совершенно бесполезный и бесспорно нелепый вопрос.

- Понятия не имею, - Джен неуютно передёргивает плечами, и Лиз внезапно ощущает, что острый холод пополам с сыростью проник под одежду и обволок тело. – Буквально полчаса назад я сидела на лекции МакГонагалл, а потом…, - младшая Принстоун неопределённо махнула рукой. – Может быть, ты знаешь, где мы?

Лиз порывается ответить, но её опережает Гермиона, о которой сёстры успели забыть.

- Здесь плохо, - тихонько произносит девочка, прижимая к себе уродливую куклу с такой силой, словно она – та самая соломинка, последняя надежда утопающего. – Здесь пусто и одиноко. И здесь живёт страх.

Элизабет переглядывается с Дженнифер. Глаза в глаза, и всё понятно без слов. Где бы они ни оказались, это не место для ссор и детских обид. Распри забыты, оскорбления прощены. Возможно, вернувшись в реальный мир, они будут ещё какое-то время дуться друг на друга, но не сейчас. Сейчас слишком многое зависит от них.

- Теперь ты не одна, - не очень уверенно говорит Лиз, делая шаг к Гермионе. – Мы с сестрой поможем тебе.

- И я всё вспомню? – спрашивает девочка, поднимая свои огромные карие глаза, в которых под коркой отрешённого кукольного льда теплится лучик веры.

- Конечно, - так жизнерадостно, как только может, откликается Джен. – Идём! – и протягивает руку, чтобы в следующий момент вскрикнуть от боли.

- Вы с-с-с-себе помочь не мож-ш-шете.

Рядом с Гермионой из сырой сероватой мглы формируется неясная фигура. По фарфоровому личику Гермионы расползаются змейки трещин, девочка словно костенеет и растворяется мутным туманом. А Элизабет и Дженнифер стоят, не двигаясь с места, в ужасе глядя на возникшего перед ними человека. Он смотрит на них, улыбаясь той же гадливой и мерзкой улыбкой, как и восемь лет назад. Эта улыбка и эти безумные глаза неизменно преследовали Лиз во всех её ночных кошмарах. Жуткий колдун, Пожиратель смерти, устроивший террористический акт, в крошечном курортном городке, где, на свою беду, отдыхала семья Принстоун. Элизабет до сих пор не могла понять, как им с сестрой удалось остаться в живых, ведь маг готов был убить всех, кто попался ему под руку. И даже спустя много лет он постоянно посещал Лиз в страшных видениях, после которых девушка просыпалась в холодном поту и с криком, стынувшим на губах. Сейчас этот человек стоит прямо перед ней, улыбаясь так, будто и не было всех этих лет. Элизабет смотрит на него и не может ни пошевелиться, ни закричать. Случайно краем глаза поймав полный ужаса взгляд сестры, девушка понимает: это их общий кошмар. Один на двоих. Город издевается над ними, предоставляя снова вернуться на восемь лет назад, провалиться в настоящий ад….

***
Элизабет сидит на качелях, и железные цепочки приятно холодят ладони. Жарко, и солнце напекает тёмную макушку, но Лиз забыла кепку дома, а возвращаться совсем не хочется. Дженни сидит неподалёку, возле песочницы и что-то сосредоточенно чертит на песке. Серьёзная и собранная Джен – это такая редкость, что Лиз не рискует подойти к сестре, чтобы не сбить её с толку. Хотя посмотреть, что она там рисует, чертовски интересно. На секунду Элизабет охватывает странное чувство, словно всё это с ней уже было когда-то давно, но она отгоняет его прочь. Ерунда какая-то, но чувство не уходит, и всё вокруг наполняется жутковатым смыслом. И эти качели, и песочница, и гуляющие с колясками безмятежно щебечущие мамы, и даже те два пожилых джентльмена, играющие в шахматы…. Всё повторяется заново, всё это уже было, но когда? За свою коротенькую семилетнюю жизнь Лиз здесь впервые…, стоп, разве ей семь, а не пятнадцать? Мысль кажется Элизабет странной, но додумать её не получается: на детскую площадку лёгкой, упругой походкой входит человек, одетый в необычный балахон, скрывающий его фигуру почти целиком. Люди, гуляющие в округе, недоумённо, а то и осуждающе косятся на этого человека, а он будто бы и не замечает. Джен отрывается от своего рисунка и внимательно смотрит на незнакомца. И чем дольше она смотрит, тем испуганнее становится. В конце концов, она переводит полный страха взгляд на старшую сестру, и в этот же самый миг Лиз слышит чей-то едва различимый вздох: «Беги!». Броситься к младшей сестре, схватить её за руку и кинуться прочь – это дело минуты. И в это самое время мужчина, вошедший на площадку, начинает улыбаться. Улыбка у него, как у безумца – широкая, злая и весёлая одновременно. Он достаёт из рукава волшебную палочку, и тогда Элизабет понимает, что всё это и вправду было. Только что даёт ей это понимание? Сейчас она снова семилетняя испуганная девчонка, тащащая за собой хнычущую от страха и непонимания сестру.

А за спиной слышатся громкий рёв разбуженных младенцев, страшные нечеловеческие вопли умирающих и негромкий отчаянный мужской голос: «Да за что Вы это с нами делаете?!». И насмешливый ответ незнакомца: «Вы грязные магловские крысы недостойны существовать рядом с нами! Пусть мой Лорд исчез, но я верю: однажды он вернётся и вознаградит меня за это!» От всего происходящего сердечко Элизабет подпрыгивает к самому горлу, а потом падает вниз, и желудок скручивается в тугой узел. Дженнифер за спиной уже задыхается от бега, плача и страха. «Лиззи, я больше не могу! Лиззи-и-и-и!! Почему всё это происходит снова?!» Значит, она тоже помнит и тоже не понимает, что случилось. Как из странного иллюзорного Города они попали в самое жуткое своё воспоминание, совершенно беспомощные перед ним?

Элизабет спотыкается обо что-то – ветка? камень? бордюр? – и растягивается на асфальте, сбивая в кровь колени и локти. Рядом с тихим всхлипом падает Дженнифер и, кажется, разбивает нос. Всё это неважно. Важно только то, что это чудовище в человеческом обличии идёт следом, по пятам, преследует их. Колдун уже убил несчастных безответных маглов и теперь желает прикончить оставшихся в живых свидетелей. Лиз оборачивается, чтобы оценить, насколько далеко враг. Маг приближается стремительным шагом, поднимая на ходу палочку. «Ваша очередь, крысёныши!» Лиз наощупь ищет руку сестры, чтобы поднять её, но не находит. Бросает взгляд в сторону и не видит ни следа Дженни. Внутри всё холодеет, тошнота горьким комком подкатывает к горлу. «Где Джен? Где она?! Где?!» Два её самых жутких кошмара – слиты воедино.

Маг уже совсем рядом. Он склоняется над дрожащей девочкой и нежно проводит кончиком палочки по её лицу. «Самое время отправить тебя к твоим ублюдочным предкам-маглам», - исступлённо шепчет он, и рывком вздёргивает Элизабет на ноги. «Где моя сестра?» - Лиз хочется крикнуть это громко, но выходит лишь слабенький тоненький писк. Маг, однако, прекрасно разбирает слова. «Она здесь, - смеётся он. – Разве ты не видишь?», - и грубо разворачивает девочку.

От увиденного у старшей Принстоун темнеет перед глазами. Дженни, её маленькая сестрёнка, лежит изломанной куклой парой шагов дальше. Всё её личико залито слезами и кровью, мёртвые глаза неподвижно глядят в прозрачное голубое небо, ноги и руки неестественно вывернуты, по платью неотвратимо-медленно расползается кровавое пятно. «Нет! Этого не может быть! Всё было не так! Всё было не так!»

- Тогда мож-ш-шет было и не так, – в голосе Пожирателя Смерти отчётливо слышатся вкрадчивые нотки шелестящих голосов Теней. – Но с-с-сейчас-с-с ты в наш-ш-шей влас-с-сти, ты в наш-ш-шем мире, и з-с-с-сдес-с-сь вс-с-сё будет так, как захотим мы!

Маг грубо толкает Лиз, и девочка снова падает на землю, больно ударяясь затылком и ощущая во рту привкус крови. Ну, вот и всё. Может, тогда в коридоре Хогвартса ты и сбежала от гибели, Элизабет Принстоун, но теперь идти тебе некуда. Финита ля комедия! Но близость смерти ничто по сравнению с участью сестры. В груди болезненно сжимается сердце, в горле горьким комком застывают непролитые слёзы. Дышать становится тяжело, а в голове гудит то ли от удара, то ли от осознания того, что не спасла, не помогла, не защитила! Тоже мне, старшая сестра называется!

Маг, растягивая удовольствие, не спеша поднимает палочку. Девочка смотрит на её кончик, и в памяти вспыхивают слова Слизерина, сказанные на прощание: «Город лжёт всегда и всем, его иллюзии настолько правдоподобны, что истинное положение вещей меркнет на их фоне. Но он над нами не властен, пока мы не согласимся стать рабами его лжи и не отдадим свои души ему для развлечения». Лиз быстро бросает взгляд на лежащую на земле сестру. «Всё было не так, Дженни. Ты жива, я знаю. И я не позволю дурацким фокусам изменить эту правду. Мою правду».

- Я не рабыня, - шепчут губы. – Я не принадлежу Городу.

Элизабет легко поднимается с земли, ошеломляя этим Пожирателя, и делает резкое движение рукой, словно разрезая чуждую реальность напополам. На несколько мгновений мир замирает, превращаясь в мультяшную картинку, а затем расползается по швам.

5 часов до Самайна. Город

Теперь Драко Малфой абсолютно уверен в том, что ему снится сон. Странный, бредовый и удивительно нелепый. В этом сне его заставляют убивать собственных родителей, в этом сне он стоит босиком посреди заброшенного магловского кладбища, занесённого снегом, одетый в лёгкую рубашку и брюки. Ему холодно, неуютно и всё ещё горчат осадком неприятные воспоминания о предыдущем видении. «С чего вдруг мне приснилось нечто подобное?!» - раздражённо думает Драко, переминаясь с ноги на ногу. Кладбище молчит, отказываясь отвечать на мысленный вопрос.

За спиной раздаётся едва различимый шорох, который в безмолвии кладбищенской ночи звучит словно выстрел. Слизеринец молниеносно оборачивается, готовый опять встретиться лицом к лицу с Тёмным Лордом, и…. Поражённо застывает на месте, глядя на нового участника сумасшедшего сна. «После случившегося, конечно, всякое может привидеться, - мелькает в голове ошарашенного Драко. – Пусть и кладбище. Пусть ночью. Пусть даже зимой. Но что, во имя Мордреда и Морганы, делает в моём сне эта паршивая грязнокровка Грейнджер?!»

Грязнокровка стоит, раскачиваясь вперёд-назад и качая головой. Её губы что-то беззвучно лепечут, а остановившийся взгляд смотрит куда-то вдаль. Драко, ступая босыми ногами по промёрзшей земле, подходит ближе. Грейнджер не двигается с места, не оборачивается, не замолкает. Либо не осознаёт чужого присутствия, либо ей абсолютно всё равно. Драко делает ещё шаг и слышит лихорадочный шёпот:

- Почему? Мерлин, почему? Почему они? Почему?...

Юноша смотрит туда, куда упирается взгляд грязнокровки, но не видит ничего, кроме рядов безымянных могил. Хотя нет, вон на паре ближайших надгробий что-то написано. "Люциус Малфой", "Нарцисса Малфой, урождённая Блек". Что за чёрт?! Он не трогал их! Это всё сон! Слизеринец поспешно отворачивается от могил и встречается взглядом с гриффиндорской зазнайкой. Холод ужаса сковывает руки и ноги, а в горле застывает дыхание вперемешку с криком. Из глаз грязнокровки, мёртвых и неподвижных, равнодушно и величаво смотрим безумие.

Драко отшатывается, стараясь держаться подальше от сумасшедшей сокурсницы и надгробий. Грейнджер не замечает этого, продолжая медленно, тягуче покачиваться на дрожащих, напряжённых ногах. Потрескавшиеся губы всё так же бормочут одно и то же слово, трясущиеся пальцы до белизны впиваются в плечи. Драко чувствует, как страх наполняет его изнутри, распирая рёбра. Сон из разряда бредовых стремительно возвращался в группу кошмарных. Юноша чувствует, что ещё немного, и сам лишиться рассудка. После того, что он уже видел, это слишком. Надо докричаться до замутнённого сознания грязнокровки. Или проснуться, наконец, самому.

Проснуться не выходит. Кошмар не желает отпускать свою жертву, и Драко всё стоит босиком на промёрзшей земле возле полуразрушенных надгробий в компании с обезумевшей Грейнджер. Слизеринец закрывает глаза, уговаривая себя бороться с липкой паникой. Это сон, просто сон, ничего, кроме сна. Ведь в прошлый раз получилось убедить себя в этом! И если для собственного спокойствия ему требуется привести в чувство гриффиндорскую грязнокровку, что ж, он сделает это, Мордред и Моргана его побери!

- Грейнджер! Эй, Грейнджер! Что ты забыла в моём сне?! Пошла вон отсюда!

Подружка Поттера не слышит и не двигается с места. Драко уже почти набирается решимости схватить безумную дуру за плечо и хорошенько встряхнуть, когда за спиной раздаётся полный безмятежного спокойствия голос:

- Ты так ничего не добьёшься.

Драко оборачивается и теряет дар речи от удивления. Сон в очередной раз делает головокружительный, сюрреалистический кульбит и преподносит новый сюрприз. Прямо за спиной слизеринца стоит Полоумная Лавгуд собственной персоной. Она одета в какое-то совершенно дикое платье безумного цвета, едва достающее ей до колен. На голове настоящее воронье гнездо, а в ушах болтаются абсолютно несуразные серёжки, издалека напоминающие неведомых аляповатых птиц. «Великолепно! – со смешанным чувством досады и обречённости думает Драко. – Мало мне было одной чокнутой, как тут же появилась вторая! Хотя, может, они найдут общий язык, и я смогу уйти отсюда?»

- Это вряд ли, - возражает Лавгуд, присаживаясь на ближайшее надгробие. – Ты пришёл сюда не по своей воле и не тебе решать, когда уходить.

- Много ты понимаешь, - раздражённо ворчит юноша и тут же спохватывается:

- Ты что, мысли мои читаешь?!

- Нет, - лицо когтевранки озаряет умиротворённая улыбка. – Я этого не умею, да и зачем? Я и так услышу. Здесь нельзя ничего скрыть.

- Почему же я твоих мыслей не слышу? – зло интересуется Драко, стараясь ни о чём не думать. Однако, как назло, в голову одна за другой лезут нелицеприятные оценки собеседницы. Полумна, словно бы не замечая этого, улыбается ещё светлее.

- Ты ничего не слышишь потому, что я говорю именно то, что думаю. Мне нечего прятать.

Драко молчит, хотя сказать когтевранской сумасшедшей хочется многое. Но не сейчас, когда за спиной бормочет ещё одна безумица, а он стоит зимней ночью посреди заброшенного кладбища. Да и к чему вообще что-то говорить, если собеседница и так услышит?

- Откуда ты всё это знаешь? – через некоторое время интересуется слизеринец. – И вообще, на черта вы мне снитесь?! Что ты, что грязнокровка!

- Мы тебе не снимся, - пожимает плечами Полумна. Вид у неё при этом такой, словно она объясняет прописную истину. – Это всё не сон.

Видимо, эта ночь богата на потрясения. На несколько секунд Драко теряется, не зная, что ответить на подобный бред. Выходит, он всё же убил своих родителей? От этой мысли становится ещё холоднее.

- Не снитесь? – тупо повторяет он. – Что за глупость! Я точно знаю, что лежу сейчас в своей постели в слизеринской спальне, а не брожу по всяким кладбищам в компании ненормальной грязнокровки и больной на всю голову когтевранки!

«Я не мог, не мог поднять руку на родителей! Это ложь! Это сон! Пожалуйста, пусть эта ненормальная ошибается!»

Полумна ничуть не обижается на его слова. Она легко спрыгивает с надгробия и подходит ближе к слизеринцу. Юноша видит её светлые, полные тихого безграничного покоя глаза. И знает, что она скажет ещё до того, как слова звучат.

- Ты прав и не прав. Ты действительно лежишь в своей кровати и спишь, но разве это мешает быть тебе здесь? Ты там, где должен быть. Там, где твоё присутствие необходимо.

- Откуда ты всё это знаешь? – сердито цедит сквозь зубы Драко, чувствуя, как с плеч сваливается гранитная плита. Этот вопрос теперь кажется ему самым важным из всех.

- Я знала это всегда. Ещё в детстве папа рассказывал мне необычные сказки. Сейчас я вижу: это была чистая правда, - спокойно отвечает Полумна и переводит взгляд на Грейнджер. В глазах когтевранки вспыхивает ярким огоньком сочувствие и желание помочь. Драко чувствует, как в душе смешиваются во взрывоопасный коктейль досада, удивление, облегчение и раздражение.

- Если это не мой сон, как ты говоришь…. Если это вообще не сон, то что это?!

- Папа всегда называл это место Городом. Просто Город, и никак иначе. Здесь опасно. Здесь живут человеческие страхи и провинности. Всё, чего ты боишься, всё, за что чувствуешь себя виноватым, в этом месте оживает. Здесь легко заблудиться и потерять себя. Как это случилось с Гермионой.

«И почти произошло со мной», - мысленно добавляет Драко и косится на грязнокровку, которая уже перестала покачиваться и теперь бредёт в слепую в молочном тумане, укутывающем кладбище. Н-да, невесёленькая перспективка! Как же его угораздило сюда попасть!

- Если здесь так опасно, - с раздражением ворчит юноша, - то почему мы всё ещё торчим посреди чёртова кладбища вместо того, чтобы искать дорогу назад?!

- Потому что мы нужны здесь, - просто отвечает Лавгуд и, обогнув юношу, идёт по направлению к Грейнджер. Слизеринец некоторое время топчется на месте, а потом бросается за когтевранкой.

- Кому мы тут нужны?! – в ярости кричит он, не надеясь, что целеустремлённо шагающая Полумна откликнется. Но она отзывается и, честное слово, лучше бы она не говорила ничего.

- Мы должны помочь Гермионе. От этого зависит наше будущее.

«Моё будущее зависит от грязнокровки?!» - юношу передёргивает от такого предположения. А Лавгуд аккуратно и ласково берёт безумную гриффиндорку под руку и спокойно произносит:

- Она такая же грязнокровка, как ты или я. Идём. Нам надо как можно быстрее встретиться с остальными.

- С остальными? – Драко уже ничего не понимает, да и, по правде говоря, не желает понимать. – С кем?

- Скоро узнаешь, - слышится в ответ, и слизеринцу не остаётся ничего другого, кроме как покинуть кладбище вместе с Лавгуд и Грейнджер.

2 часа до Самайна. Город

- Ты знаешь, куда мы идём? – этот вопрос девочка задаёт уже в десятый раз, а Гарри до сих пор не знает, что ей ответить.

- Да, - говорит он, сжимая ладошку ребёнка в руке и поворачивая за угол. Кастра хмурится и качает головой.

- А, по-моему, нет.

«Она ведёт себя как взрослая. Её трудно обмануть», - несколько раздражённо думает Гарри, но молчит, не желая вступать в споры с четырёхлетним ребёнком. К тому же, что он может ей сказать? Что его ведёт какое-то неведомое чувство? Интуиция? Инстинкт? Только вот это чувство почему-то не желает предоставить полный план действий, желательно, вкупе с картой.

Кастра снова сжимает руку юноши.

- А ты знаешь, кто я? И где мои мама с папой?

- Догадываюсь, - лаконично отвечает гриффиндорец, замирая на мгновение на перекрёстке. Дома здесь кажутся ещё темнее и заброшеннее, чем там откуда парень с девочкой пришли. Одинокий светофор уныло подмигивает жёлтым глазом, и это единственный яркий цвет на много миль вокруг. Всё остальное утопает в сером и чёрном. Гарри не очень-то понимает, почему остановился, но что-то не даёт ему покоя. Сердце на секунду замирает, затем начинает снова биться, но как-то неровно и беспокойно. Юноша настороженно оглядывается по сторонам.

- Что-то случилось? – невероятно серьёзно и совсем по-взрослому спрашивает Кэсси. Она тоже поворачивает голову вправо-влево, но никого не замечает и начинает дёргать Гарри за рубашку, пытаясь привлечь к себе внимание.

- Ты так и не сказал, кто я и что мы здесь делаем. Почему я ничего не помню?

Гарри молчит, внимательно прислушиваясь то к себе и своим ощущениям, то к тишине, обволакивающей Город. Вроде бы ничего. Может, показалось? В конце концов, он в этом новичок. Принял обычную нервозность и усталость за опасность….

И когда юноша уже почти готов плюнуть на все предчувствия и пойти дальше, тишина наполняется звуками, а пространство – силуэтами. Гарри внезапно понимает, что Кастра не произносит ни слова, а, опустив глаза, с ужасом обнаруживает, что девочка куда-то пропала. Зато появились другие люди. Из темноты, сгустившейся между двумя, особенно близко стоявшими, домами, выходит какая-то женщина. Она идёт медленно, словно гуляя, а лицо её остаётся в тени. Гарри невольно начинает пятиться назад, он не хочет знать, кто это, но скрыться негде. Прямо за спиной, будто из земли вырастает ещё один человек.

- Сириус? – удивляется юноша, останавливаясь как вкопанный. – Что ты здесь делаешь?

Мужчина молчит, угрюмо глядя на женщину поверх плеча крестника. Та, словно заметив взгляд, пританцовывая, выходит в пятно света. У женщины тяжёлые веки, густые чёрные волосы, находящиеся в беспорядке, и высохшее лицо, напоминающее череп, обтянутый кожей. В тёмных глазах её пылает огонь фанатичного безумия, а губы кривит улыбка сумасшедшей. Едва заметив Сириуса, женщина впивается в него взглядом. И в нём столько ненависти и злобы, что Гарри невольно хватается за палочку.

- Милый кузен, - хрипло, с взвизгивающими нотками произносит женщина. – Как я рада тебя видеть.

- Что ты здесь делаешь, Белла? – рычит Сириус, вытаскивая из кармана волшебную палочку и направляя её на новоявленную кузину.

- Сириус, что здесь происходит? – Гарри косится то на незнакомую ему Беллу, то на крёстного. – Кто это?

- Гарри, не вмешивайся! – почти приказывает мужчина, пытаясь задвинуть юношу себе за спину. – Она Пожирательница Смерти!

- А ты предатель! – Белла говорит так, словно выплёвывает слова. – Позор нашей семьи!

- Ступефай! – терпение Сириуса кончается. Женщина с лёгкостью отбивает заклятье, бросает в кузена какое-то своё, неизвестное Гарри. Крёстный успевает поставить защиту и даже отправить очередной Ступефай в ответ. Затем Сириус отталкивает юношу с траектории Круциатуса, метко выпущенного Беллой, и Гарри, пытаясь устоять на ногах, неожиданно для себя понимает, что они находятся уже не на улице, а в каком-то помещении. Оно практически пусто, если не считать странной арки, расположенной на постаменте в центре зала. Арка занавешена неясной дымчатой завесой, из-за которой слышится едва различимый манящий шёпот. Он завораживает, заставляя забыть обо всём, привлекает, зовёт. Гарри делает шаг к Арке, затем другой, третий.

Когда юноша приходит в себя, он стоит у подножия постамента, на котором идёт ожесточённая схватка. Очевидно, дуэлянты так увлеклись сражением, что и не заметили, как подошли к Арке вплотную. Страх потери сжимает сердце Гарри. Ему не нужно досматривать разворачивающуюся сцену до конца, чтобы понять, чем закончится для крёстного эта дуэль.

- Сириус, уходи оттуда! – кричит юноша, бросаясь на помощь мужчине. Гриффиндорец почти успевает, но в этот момент одно из заклятий Беллы находит свою цель. Сириус удивлённо смотрит на усмехающуюся кузину, затем переводит взгляд на Гарри и медленно падает за занавесь Арки.

***
Драко был уверен, что после уже пережитого им он морально готов к любому развитию событий. Но то, что ожидало их безумную компанию за воротами кладбища, в очередной раз выбило юношу из колеи.

За ажурной ковкой ворот – пустота, снег и ветер. Полумна толкает створки, и они бесшумно открываются, выпуская парня и девушек в сердце вьюжной темноты. Драко делает шаг за пределы кладбища…

…И оказывается посреди магловского городка. Пустые улицы, пустые дома, пустые скверы, закутанные в загустевшую тьму. Полумна, придерживая Гермиону за локоть, уже удаляется по одной из дорог. Слизеринец догоняет спутниц и с досадой спрашивает:

- Далеко нам ещё идти?

- Уже нет, - прислушавшись к чему-то, отвечает Лавгуд и больше не произносит ни слова. И лишь спустя несколько тягуче-долгих минут, остановившись на перекрёстке, говорит:

– Мы пришли.

Драко смотрит туда, куда ненормальная когтевранка указывает свободной рукой. Там посреди дороги замер Поттер, облепленный какими-то жуткими существами, напоминающими не то лохмотья тени, не то сгустки чёрного тумана. Смотреть на это – противно, приближаться – жутко.

- Лавгуд, пожалуйста, скажи мне, что это всего-навсего твои идиотские мозгошмыги, которыми кишит поттеровская черепушка.

- Это Тени, - с ужасающим спокойствие возражает Полумна, и от этих простых слов веет предсмертным холодом. – И они наверняка сейчас пытаются захватить сознание Гарри.

- Мерлин, какая мерзость! – кривится Драко, отводя взгляди даже делая пару шагов назад. Лавгуд же не рассчитывает, что он помчится на помощь этому золотому гриффиндорскому мальчику? Поттера, конечно, жалко, но своя жизнь дороже!

- Мы должны ему помочь, - ну вот, про чёрта речь, а он навстречь.

- И как ты себе это представляешь? – ядовито интересуется юноша. – Что-то я не припомню ни одного заклинания, которое могло бы нам пригодиться в этой ситуации.

- Ты прав, таким заклинания не учат в школе, - согласно кивает Полумна. – Но нам с тобой они доступны.

- Послушай, - Драко устало вздыхает и проводит рукой по лицу. Ну, как объяснить ненормальному, что он ненормален?! – Я не понимаю, о чём ты тут толкуешь. Ты заявляешь, что я застрял в каком-то Городе, где живут страхи, что моя жизнь зависит от паршивой спятившей грязнокровки, а теперь я должен спасти чёртова Поттера от существ неизвестно мне природы! Тебе не кажется, что всё это уже слишком?! Я отказываюсь принимать участие во всём этом безумии!

Лавгуд в ответ просто смотрит на Драко. Долго. Пристально. Не мигая. Так, что юношу пробирает озноб. И, наконец, говорит:

- Ты хочешь уйти отсюда?

- Разумеется, Мордред и Моргана тебя забери!

- Тогда помоги мне.

***
Гарри отталкивает с дороги хохочущую Беллу и подбегает к Арке. Вглядывается в дымчатую завесу. Кричит, что есть сил, зовя Сириуса. И делает шаг вперёд.

***
Когда Дженнифер снова обретает способность видеть, она начинает судорожно искать сестру. Лиз должна быть здесь, ведь всё, что только что произошло на глазах у Джен, правдой не было. Сестра не умерла, не могла умереть! Всё было не так!

Элизабет обнаруживается достаточно быстро. Она сидит на земле, обхватив голову обеими руками, и смотрит пустым ошалевшим взглядом перед собой. Дженнифер крепко обнимает старшую близняшку и кладёт голову ей на плечо. И судя по тому, с какой силой сжимаются пальцы на предплечье Джен, сестра тоже успела записать её в покойницы.

- Всё хорошо, что хорошо кончается, верно? – спрашивает младшая Принстоун. Старшая молча кивает в ответ.

Сколько они так просидели – минуту, две, полчаса или час – сказать не сможет ни одна из них. Просто в какой-то момент девушки понимают, что они больше не одни, за ними стоит кто-то ещё и, обернувшись, обнаруживают Гермиону, прижимающую к себе куклу. Девочка ни капли не изменилась: то же фарфоровое личико, те же стеклянные глаза, те же блестящие аккуратные локоны.

- Я испугалась, - тихо произносит она, теребя в руках игрушку.

- Мы тоже, - отвечает Джен за двоих.

- Нам пора идти, - вздыхает Лиз, поднимаясь с тротуара.

- А вы знаете, куда? – с сомнением интересуется Гермиона.

- Знаем.

***
Уже провалившись в вязкий кисель тумана, Гарри слышит далёкую мелодию. Она нежна, как любящая девушка, она ласкова, как заботливая мать. Она зовёт вернуться к живым, к тем, кто любит, к тем, кто помнит. Гарри почти готов ответить на призыв чарующей музыки, но в голове неумолимо звучит: «Ты причинил столько боли и зла родным и близким. Ты погубил Гермиону, из-за тебя погиб Сириус. Неужели ты имеешь право после всего этого жить и радоваться? Нет! Твоя участь – забвение!» И юноша делает ещё один шаг навстречу тьме.

***
Дженнифер издалека видит застывшего на перекрёстке Гарри, опутанного прочными сетями, которые старательно выплетены Тенями. Монстры, порождённые Изнанкой, что-то тихо, почти любовно шепчут ему на ухо, бдительно охраняя свою добычу. Они зло шипят при виде девушек, но никаких действий не предпринимают. Слишком слабы Тени в Городе, слишком много сил они расходуют, чтобы удержать в своих лапах Короля Тайного Круга. Они не нападут. Но и приблизиться к жертве не позволят.

- Гарри! – Джен кричит, хоть и знает, что так юношу не дозваться. Элизабет не тратит время на крик, строго поджимает губы и хмурится, что-то вспоминая.

- Ты знаешь, как ему помочь? – с надеждой спрашивает Дженнифер. Лиз неуверенно кивает.

- Слизерин говорил, что если кто-то из нас попадётся в ловушку Города и Теней, остальные смогут позвать его назад. Но только позвать. Вернуться или нет, решает только он сам.

- Слизерин? – Джен останавливается и изумлённо смотрит на сестру. – Какой ещё Слизерин? Одни из Основателей Хогвартса?

- Ты знаешь ещё какого-нибудь Салазара Слизерина? – ворчливо интересуется Элизабет, неприятно напоминая самой себе вышеупомянутого Основателя. Да уж, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Дженни растерянно качает головой.

- Где же ты умудрилась с ним познакомиться? – в голосе младшей Принстоун звучат одновременно восхищение, лёгкая зависть и недоверие. Лиз только отмахивается.

- Странно, что тебя поразило только это. Почему, к примеру, тебе не кажется странным место, где мы находимся?

- Не поверишь, но, на мой взгляд, этот Город не бредовей любого из реальных, - серьёзно говорит Джен и тут же спрашивает:

- Так ты скажешь мне, где умудрилась встретить Слизерина?

- Сейчас нет времени на долгие разговоры, - раздражённо возражает Элизабет. – Когда мы выберемся отсюда, я всё тебе объясню. Но сейчас мы должны спасти Гарри.

- Но я не знаю, как его позвать….

- Я тоже, но Слизерин сказал, что этому нельзя научиться. Когда придёт время, мы сами всё поймём. Я думаю, надо просто представить Гарри таким, каким ты его видела, каким ты его знаешь. Мысленно потянуться к нему и позвать домой.

- И надеяться, что он захочет вернуться.

- И надеяться, что он захочет вернуться.

***
Серая трясина, сотканная из тысяч шепчущихся голосов и мутной дымки, затягивает Гарри на дно. Туда, где нет ничего: ни жизни, ни смерти, ни любви, ни ненависти, ни дружбы, ни вражды – ибо там нет памяти. И юноша растворяется в небытие, в бесконечности, в темноте. У него нет сил и нет причины возвращаться наверх, к людям.

Но мелодия, живая, трепещущая, зовущая, сдаваться не намерена. Она звучит громче и яростней, в неё вплетаются чьи-то далёкие голоса, и они просят, умоляют, требуют…. Они ждут его, Гарри, там, по ту сторону Арки, по ту сторону завесы. Они пытаются убедить его в том, что он кому-то ещё нужен.

«Это лож-ш-ш-шь, это лож-ш-ш-шь, это лож-ш-ш-шь», - шипят голоса из тьмы.

«Вернись, вернись, вернись», - просят голоса из света.

Куда пойти? Кому поверить? Остаться здесь или вернуться? И стоит ли возвращаться? А если да, то зачем? Кому он там нужен? Ответа он не ждёт, но ответ приходит и врывается в его сознание со всей ясностью.

Гермионе нужен, потому что она любит его, потому что он обязан искупить свою вину перед ней и спасти её душу и личность. Рону нужен, потому что иначе Тень, завладевшая его телом, уничтожит его, выпьет всё, что делает Рона Роном. Полумне нужен, потому что принимает её такой, какая она есть и не смеётся над её странностями. Невиллу нужен, потому что готов подставить ему своё плечо и помочь в всём. Сириусу нужен, ведь у Бродяги больше нет никого, кроме крестника и последнего оставшегося в живых друга. Лиз и Джен нужен, просто потому что они, вроде как, Леди его Круга и без его помощи не смогут никого защитить. Даже Драко он, наверное, нужен, потому что иначе слизеринцу не с кем будет соперничать и не с кем будет вести эту невнятную то ли вражду, то ли дружбу.

Он нужен им всем, а значит, не имеет права потакать своим слабостям. Он должен жить, пока от его жизни имеется хоть какой-то толк, пока существуют люди, которые в него верят и которые на него надеются. Он им обязан. Гарри делает отчаянный рывок, выныривая из серой мути, сбрасывая с себя оковы Теней. И возвращается в Город.

Час до Самайна. Город

Они стоят друг напротив друга и напряжённо ждут. Два юноши, три девушки. Каждый из них хранит молчание, надеясь, что заговорит кто-нибудь другой, тот, кто знает, что и как надо сделать. Но, увы, такими знаниями ещё не обладает ни один из них. Они всего лишь подростки, вчерашние дети, прихотью судьбы избранные для того, чтобы вести незримую войну с тьмой.

Первым не выдерживает Драко:

- Возвращение Поттера – это, безусловно, событие, достойное того, чтобы быть занесённым в анналы истории, но оно совершенно не объясняет, почему, чёрт возьми, мы всё ещё здесь?!

- Всё очень просто, - откликается Полумна. – Гарри мы помогли найти дорогу назад, но Гермиону-то ещё не вернули.

- Блестяще! – фыркает Драко. – Просто великолепно! Я так и знал, что все беды от грязнокровок.

- Не смей её так называть! – возмущённо вскидывается Гарри, сжимая кулаки и с яростью глядя на школьного соперника.

- Поттер – защитник сирых и убогих во всей своей красе! – язвительно хмыкает слизеринец, отвечая не менее сердитым взглядом. – Что ж, теперь я абсолютно уверен, что с тобой всё в порядке.

- Заткни пасть, хорёк! – раздражённо требует гриффиндорец. Он устал, он зол, и ему нужно всего одно неосторожное слово, чтобы развязать драку.

- Может, угомонитесь оба? – досадливо морщиться Элизабет. – Хотите подраться? Замечательно. Я не против. Хоть прибейте друг друга, слова поперёк не скажу. Только давайте вернёмся для начала в Хогвартс.

- Лиззи права, - поддерживает близняшку Дженнифер. – Давайте заключим перемирие хотя бы на время. В конце концов, у всех нас одна задача – помочь Гермионе. И все мы сейчас в одной лодке.

- Помолчала бы лучше, грязнокровка, - сухо бросает Драко, но в спор с Гарри больше не лезет, прекрасно понимая, что без Мальчика-который-выжил отсюда не выбраться. Гриффиндорец угрюмо смотрит на оппонента, но тоже молчит.

- Раз мы все нашли общий язык, - с облегчением возвещает Полумна. – То самое время решить, что делать дальше.

- В этом-то вся проблема, - мрачно сообщает Гарри. – Никто из нас понятия не имеет, что делать дальше.

Пятеро подростков переводят взгляд на людей, стоящих неподалёку. Маленькая девочка, оставленная матерью на пороге чужого дома. Девочка с кукольной внешностью, страстно желающая вспомнить себя. И безумная молодая женщина, терзающаяся чувством вины.

- И что нам с ними делать? – озвучивает всеобщий вопрос Джен. Гарри пожимает плечами.

- Со слов Когтевран выходило, будто как только мы их найдём и встретимся, на нас снизойдёт какое-нибудь озарение, и всё разрешится само собой.

Гриффиндорец смотрит на Лиз, словно ожидая подтверждения или опровержения своих слов. Девушка сердито дёргает подбородком.

- Чего ты от меня ждёшь? Общение со Слизерином, знаешь ли, задачка не из лёгких. После его объяснений у меня больше вопросов, чем ответов, так что тут я вам не помощница.

Снова повисает подавленная тишина. Подростки настолько вымотаны борьбой с Городом, самими собой и возникшей головоломкой, что никому не приходит в голову поинтересоваться, откуда двое из них знают самих Основателей.

Проходит несколько минут прежде, чем Полумна, радостно улыбнувшись, предлагает вариант, пришедший ей на ум.

- Мы звали Гарри, и он вернулся. Может, если мы позовём Гермиону, она тоже сможет найти дорогу?

Подростки переглядываются. В их глазах нет никакой уверенности, одни сомнения. Но в душах теплится надежда на то, что всё получится, что они справятся. Девушки и юноши закрывают глаза, вызывая в памяти образ Гермионы, и начинают творить Магию, каждый – свою и в то же время одну – на всех. Их Силы расцветают яркими радужными цветами, разгоняя окружающую серость. Их голоса сплетаются друг с другом, соединяются, превращаясь в прекрасную мелодию, тянущуюся к сердцу и душе потерянной Королевы. «Вернись, вернись, вернись. Мы ждём, мы надеемся, мы верим. Ты нужна нам»

Три осколка души Гермионы вспыхивают ослепительным золотым фейерверком, рассыпаясь на крошечные искры и сверкающие ленты, а затем снова собираются воедино, сплавляясь и сливаясь в гармоничное целое. И когда Гарри, Полумна, Драко, Элизабет и Дженнифер открывают глаза, перед ними стоит бледная, но целая и невредимая Гермиона. Она улыбается в ответ на их взгляды и просто говорит:

- Я вернулась.

15 минут до Самайна. Хогвартс

Несмотря на то, что время близилось к полуночи, в Больничном крыле было многолюдно. В проходе между рядами кроватей толпились деканы всех факультетов под предводительством директора. Все они неуверенно смотрели на пять стоявших рядом кроватей и стул возле одной из них. На больничных койках неподвижно лежали Гермиона Грейнджер, Драко Малфой, Полумна Лавгуд, Элизабет и Дженнифер Принстоун. На стуле возле постели Гермионы в неудобной позе застыл Надежда всего магического мира – Гарри Поттер. Глаза всех без исключения подростков были закрыты, словно студенты спали. Но ни одного из них профессора добудиться не смогли.

- Мордред знает что! – в сердцах воскликнул Филиус Флитвик, озабоченно глядя на умиротворённое лицо своей студентки. Полумна даже в этом странном забытьи не изменила своему вечному удивлённо-безмятежному выражению лица. – Должен же быть выход, Альбус!

- Должен, конечно, должен, - недовольно поджав губы, произнесла Минерва МакГонагалл. Она потеряла разом троих студентов и находилась в крайне подавленном состоянии. – Вот только мы, Филиус, до сих пор не можем понять, что произошло с нашими подопечными!

- Сначала мисс Грейнджер, теперь ещё пятеро…. Может быть, это какая-то эпидемия? – с отчаяньем в голосе спросила Поппи Помфри, лихорадочно суетившаяся возле бессознательных подростков.

- Кстати, Поппи, почему ты не переложила Гарри на кровать? – нахмурилась МакГонагалл, посмотрев на низко склонившегося вперёд Мальчика-который-выжил.

- Если бы я могла это сделать, я бы это сделала, - тяжело вздохнула мадам Помфри. – Но расцепить руки мистера Поттера и мисс Грейнджер мне оказалось не под силу.

- Разумеется, Поттер и здесь нашёл, как выделиться, - желчно процедил Северус Снейп, цепко скользя взглядом по своим двум студентам. – От него всего можно ожидать.

- Может быть, ты не заметил, Северус, - раздражённо взвилась Минерва, – но здесь лежат и твои подопечные тоже.

- А я всегда говорил, что Поттер пагубно влияет на всех, кто оказывается в поле его зрения. К сожалению, ни мистер Малфой, ни мисс Принстоун не сумели стать исключением. Пожалуй, стоит изолировать нашего Золотого мальчика: он опасен для здоровья окружающих.

- Да что же он тебе сделал?! Сколько можно так его поносить ни за что ни про что!

- Северус, Минерва, сейчас не время ссориться, - примирительно сказала Помона Стебль. Она была единственным деканом, не потерявшим ни одного студента, и потому могла себе позволить спокойствие и уверенность. – Альбус, почему ты молчишь?

- Может быть, стоит отправить сову в Мунго? – осторожно спросила Поппи.

Дамблдор покачал головой. Его пронзительно-голубые глаза печально сверкнули за очками-половинками.

- Отправив сову в Мунго, мы не добьёмся ровным счётом ничего. Только паники среди студентов, возмущённых писем от совета попечителей и увеличения власти Министерства. Вы сами прекрасно понимаете, какие сложные времена сейчас наступают. Мы не можем рисковать Хогвартсом. Долорес Амбридж прибыла сюда не просто так. С сегодняшнего дня она назначена Генеральным инспектором школы и не упустит возможности разрушить всё то, что мы так долго строили и взращивали. Не говоря уже о том, что она с огромной радостью ухватится за возможность запереть Гарри подальше от магического сообщества, объявив его сумасшедшим. Нет, нет и нет, так поступить мы с вами не можем. Война уже началась, и она идёт прямо здесь, в Хогвартсе. Для того чтобы победить врага внешнего, мы должны одолеть врага внутреннего. А значит, мы должны быть сильны как никогда прежде и не допускать ни малейшего повода для паники или усиления власти Министерства, которое не желает видеть очевидного.

Альбус сделал весомую паузу, внимательно глядя на каждого подчинённого по очереди. Спокойная и добродушная Помона, готовая согласиться с любым доказательством директора просто потому, что она незаинтересованное лицо. Преданная и уверенная в своей правоте Минерва, прислушивающаяся к каждому слову Дамблдора и верящая всему, что он скажет. Умный и проницательный Филиус, готовый отступить на время, но лишь на время, и если в ближайшие несколько дней не найти решения проблемы, Флитвик станет серьёзным оппонентом. Раздражённый и усталый Северус, не горящий особым энтузиазмом и вряд ли желающий соглашаться с доводами директора, но он слишком обязан Альбусу, чтобы пойти в открытое противостояние. И, наконец, Поппи, обескураженная и оглушённая неожиданным событием, а значит, не готовая вести долгие и обоснованные дискуссии с опытным интриганом. Дамблдор кивнул своим мыслям. Всё ещё возможно исправить. Надо только хорошенько поискать ответы в древних свитках, которые хранит в своих недрах Хогвартс. Наверняка там есть информация о том, как развеять подобный сон. Альбус покосился на безвольных студентов. Неужели все эти древние сказки – правда? И Сила, дремавшая не один десяток лет, начала пробуждаться? Как же всё это некстати! Именно сейчас, когда на пороге новый виток войны с Томом, а в замке пытается хозяйничать министерская шавка! Директор прикрыл глаза и вздохнул. Он слишком стар и устал, чтобы заново переделывать все свои планы в соответствии с новыми обстоятельствами. И что теперь делать с Гарри? Надо, надо собраться и найти выход из сложившейся ситуации, но для начала окончательно убедить профессоров в том, что студентам будет лучше в Хогвартсе.

- Мы оставим учеников здесь, - весомо произнёс Альбус, убедившись, что его предыдущие слова улеглись в головах подчинённых. – Я уверен, мы в скором времени найдём способ разбудить их. А пока вы должны позаботиться о том, что бы не началась паника. Я надеюсь на вас.

Судя по кислой мине Северуса, декан Слизерина смутно представлял себе свои дальнейшие действия. На лицах остальных тоже не было большого энтузиазма.

- Как же мы это сделаем, Альбус? – несколько растерянно поинтересовалась Минерва. – Пропажу шестерых студентов так просто не скроешь. Особенно, если один из них – Гарри Поттер.

Альбус открыл рот, чтобы сказать что-нибудь мудрое и успокаивающее, но не успел. В этот самый миг все шестеро подростков, до того не подававшие никаких признаков жизни, словно по команде одновременно открыли глаза. Преподаватели шокировано посмотрели на студентов, не зная, чего ещё ожидать от совершенно сумасшедшего дня. И тут Гарри, выпрямившись на стуле, но не выпуская из рук ладонь Гермионы, каким-то чужим и холодным голосом чётко произнёс:

- Тьма уже близко. Мы опоздали.

И в тот же миг где-то далеко ударил колокол, возвещая наступление Самайна.

От автора: Пожалуйста, оставляйте отзывы. Для меня это очень важно.

Глава 13. Огни холодного Самайна: тьма по ту сторону

Sie kommen zu euch in der Nacht
Dämonen Geister schwarze Feen
Sie kriechen aus dem Kellerschacht
Und werden unter euer Bettzeug sehen
Rammstein – Mein Herz Brennt

Твой дом нашёл я, стало быть, случайно,
Шагнув без разрешенья на порог,
Когда в ночи зажглись огни Самайна
Зажглись огни холодного Самайна.
The Dartz – Огни Самайна

Колокол гудел, не переставая. Этот тревожный гул растекался по Хогвартсу, наполняя плотным до осязаемой вязкости звуком длинные коридоры, пустые аудитории, кабинеты преподавателей, Большой зал и жилые комнаты, в которых весело и беззаботно шумели прзднующие Хэллоуин студенты. Они ещё не знали, что в этот самый момент в их спокойный и привычный мирок пытается прорваться нечто древнее, голодное, злое. Не знали – и не должны были узнать.

Гарри стремительно шёл прочь от Больничного крыла. Следом за ним, не говоря ни слова, шагали остальные подростки. Даже Малфой, подрастерявший привычные надменность и высокомерие, напряжённо прислушивался к звукам старого замка.

Молчание длилось до тех пор, пока недоумевающие и растерянные преподаватели не остались далеко позади. Только тогда Джен не выдержала:

- Я уже поняла, бессмысленно спрашивать, что происходит. Но, может, кто-нибудь объяснит мне, куда мы хотя бы идём?

- В Тайную комнату, - не оборачиваясь, бросил Гарри. – Если её, конечно, можно так назвать.

- Куда?! – Драко в ужасе уставился на гриффиндорца. – Ты окончательно свихнулся, Поттер? Там же живёт чудовище!

- Тебе-то чего бояться, хорёк? – ядовито усмехнулся Гарри. – Ты, вроде бы, чистокровный. Было бы, конечно, неплохо скормить тебя василиску, но, во-первых, если ты вдруг не в курсе, я убил его года три назад, а, во-вторых, будь он жив, боюсь, отравился бы тобой. Ну, и, в-третьих, это не та Тайная комната, о которой ты думаешь.

- Если это та Тайная комната, о которой думаю я, - вмешалась Лиз, сводя на нет назревающую ссору. – То никому, кроме тебя, туда нельзя.

- Ты тоже не угадала, - отрезал Гарри, останавливаясь посреди полутёмного коридора. – У нас мало времени, а у меня нет логических и внятных объяснений. Просто поверьте мне, - и он громко крикнул в пустоту:

- Елена! Мисс Когтевран! Мне нужна Ваша помощь!

- Елена Когтевран? – слабым голосом переспросила Джен, мысленно поражаясь своей способности чему-то удивляться. Пора бы уже привыкнуть, что с тех пор, как они с сестрой попали в Хогвартс, всё ненормальное стало обыденным. Гарри оставил её реплику без внимания.

- Елена Когтевран!

- Кричать бессмысленно: это никоим образом не повлияет на скорость моего передвижения, - раздалось за спинами подростков. В паре метров от них покачивался в воздухе призрак Серой Дамы, равнодушно взиравшей на всклокоченных и возбуждённых студентов. – Вы что-то хотели, мистер Поттер?

- Вы знаете, чего я хочу, - холодно ответил Гарри. – Отведите нас туда. Немедленно.

Если Елена Когтевран и собиралась спорить с нахальным мальчишкой, то отчётливо звякнувшая сталь в его голосе остановила её. Она внимательно посмотрела на Мальчика-который-выжил, затем на окруживших его подростков. Усмехнулась. Склонила голову в пренебрежительном поклоне.

- Что ж, следуйте за мной,… ваша милость. – И неторопливо поплыла вперёд по коридору, не останавливаясь, не оборачиваясь, не проверяя идут ли следом.

- Я никуда не пойду! – раздражённо взвился Драко, исподлобья окидывая злым взглядом других членов их скромной компании. – Понятия не имею, что вы тут затеяли, но я в этом участвовать не собираюсь.

- Мне очень жаль, - безмятежно пропела Полумна, сочувственно покосившись на слизеринца, - но ты уже в этом участвуешь, как и все мы. И, похоже, ни выбора, ни шанса повернуть вспять нам не предоставят. Остаётся только смириться с этим.

- Поэтому, если надо будет, я силой тебя потащу, - угрюмо заключил Гарри, и это прозвучало настолько просто, естественно и достоверно, что Драко замолчал и машинально сделал шаг в сторону. И на протяжении всего пути старался держаться подальше от Гарри.

Следующие полчаса прошли в мрачном молчании. Новоиспечённые Лорды и Леди Тайного Круга следовали через лабиринт коридоров, дверей и лестниц, не произнося ни слова, не переглядываясь друг с другом. Полумна пребывала в своём обычном безмятежно-безумном состоянии и, казалось, будто ничто на свете не способно поколебать её душевное равновесие. Драко, раздражённый, растрёпанный и злой на весь белый свет, плёлся в самом конце и временами бросал яростные, ненавидящие взгляды на остальных. Элизабет внешне выглядела спокойной, словно всю свою жизнь только и делала, что лазила по Тайным комнатам и сражалась с неведомыми чудовищами с того света, но все чувствовали её настороженность и недоверие. Дженнифер, шагавшая в ногу с сестрой, абсолютно точно не понимала ничего из того, что происходило, но относилась к этому как к неизбежному злу, а потому была почти спокойна. Гарри же изо всех сил старался взять себя в руки и сохранить самообладание. Круг должен быть уверен в своём Короле. Они желают видеть в нём поддержку и опору, защиту для всех, кто находится сейчас в Хогвартсе. У Короля нет права на сомнения. Гермиона, несомненно чувствующая его смятение, ободряюще улыбнулась и легонько провела пальцами по его ладони, даруя тепло, уверенность и умиротворённость своей стихии. Сама Королева Тайного Круга выглядела значительно лучше.

- Всё будет в порядке, - шепнула она на ухо другу. – Мы справимся.
Они спускались всё ниже и ниже, следуя за невозмутимой и молчаливой Серой Дамой, и Гарри начало казаться, что Хогвартс бесконечен. Становилось холоднее, воздух наполнялся сыростью и затхлостью. Наконец, Елена Когтевран привела их к тяжёлой двустворчатой двери, потемневшей от влаги и времени.

- Вас уже ждут, - равнодушно сообщила она. – Удачи, дамы и господа.

Гарри толкнул тяжёлые створки, и Тайный Круг вслед за своим Королём переступил порог.

***

Кхар с усмешкой следил за веселящимися смертными. Смешные, наивные, хрупкие человечки! Как легко сломать вас, уничтожить, стереть в порошок. Ещё немного, и ваш мир изменится. А Кхар досыта налакается вашей крови.

Гудение колокола проникало под кожу, будоража кровь и причиняя сладкую боль. Те, кто всё ещё был заперт на Изнанке, неистово рвались на свободу и звали Кхара к себе. Тень потянулся и пружинисто поднялся с места. Пора. Надо открыть врата для истерзанных братьев и сестёр.

Пустота ванной комнаты, в которую зашёл Кхар, порадовала его. Чем позже люди осознают произошедшее, тем меньше возможностей для сопротивления, тем меньше шансов на победу. Тень приблизился к огромному зеркалу, мутному от старости. Оно скрежетало и стонало под напором рвущихся с Изнанки существ. Тьма, пока ещё надёжно скрытая невидимыми, но уже истончившимися барьерами, бесновалась и билась за стеклянной занавесью. Кхар не в силах противостоять желанию протянул руку и ласкающим движением коснулся зеркала, ощущая, как запульсировало и обожгло кожу пламя мрака. Тени устремились туда, где пальцы их брата согревали лёд стекла, чуя горячую кровь и живую плоть. Чуя свободу.

Кхар отпрянул от зеркала и опустился на колени, готовясь приступить к ритуалу, который не проводил без малого тысячу лет. Однако время не смогло вымарать из памяти ни единой мелочи. Чужие руки привычно обняли рукоять старинного ритуального кинжала, медленно и аккуратно вычерчивая идеальные круги, тщательно вписывая в них фигуры и руны. Тьма, Смерть, Бездна, Врата, снова Тьма…. Когда на полу ванной вспыхнули, соединившись воедино, линии, Кхар ощутил давно забытое им спокойствие и уверенность в собственных силах. Снова, как тысячу лет назад, он стоял внутри полыхающего Знака Изнанки и смотрел на руны, обозначающие имена тех Теней, что будут вызваны из вечного плена. Осталась самая малость. Человеческая жертва. Кхар перевёл сияющий торжеством и предвкушением взгляд на своего сопровождающего. Жалкий и неуклюжий мальчишка-первокурсник, неведомым образом затесавшийся на вечеринку старших в честь фальшивого человеческого Хэллоуина. Первый, кто попался на глаза торопящемуся Кхару. Тень брезгливо осмотрел ребёнка. Жаль, конечно, что приходится опускаться до подобных ничтожеств, но… время не терпит да и выбирать нынче не из чего. Мальчишка, глядя прямо перед собой остекленевшими, бессмысленными глазами, покорно сделал шаг внутрь круга, повинуясь жесту Кхара. Последний надавил ему на плечи, понукая встать на колени, и поднял вверх кинжал, ловя на грани клинка отблеск свечей. С губ сорвались слова, звучавшие в мире задолго до появления Света и Тьмы. Плавный напев заклинания плыл в воздухе, сплетаясь в причудливые узоры, заставляя вспыхивать на полу линии Знака, вынуждая Теней застыть в почтительно-восхищённом ожидании. Кхар целиком растворился в музыке заклятья, позволяя ему подхватить себя и увлечь в далёкие времена, когда Магия, первозданная и неделимая, правила всем и забавлялась с непосредственностью ребёнка, когда новорождённый мир ещё лежал в колыбели, когда не существовало Изначальных Сил, сковавших и ограничивших безраздельное могущество, несущее разом и созидание, и разрушение. Впервые с тех пор, как Кхар вновь обрёл тело, лицо его озарилось не кривой ухмылкой или жёсткой усмешкой, а по-настоящему искренней и по-детски восторженной улыбкой, как бывало всегда, когда он прикасался к древним Силам, когда ощущал ток магии в своей крови. Только в такие моменты он жил и дышал. Ради них когда-то преступил законы мироздания и стал Тенью.

Сорвалось и тяжко рухнуло вниз последнее гортанное слово древнего заклинания, лезвие кинжала остро сверкнуло и лёгким росчерком оборвало жизнь несчастного первокурсника, имени которого Кхар не знал. Детская кровь хлынула из перерезанного горла, обагрив руки Тени, и соприкоснулась со Знаком Изнанки, расцветившись миллионами искр. И в тот же миг по зеркальной глади зазмеилась трещина. Кхар, разгорячённый, взбудораженный творившимся колдовством, поднял потемневшие глаза и засмеялся. Ему в ответ печально смеялись осколки зеркала, летевшие на холодный пол.

***

- Я рада, что ты вернулся, мой Король, - ласково улыбнулась Кандида Когтевран, легко и грациозно поднимаясь со своего кресла. – Я ничуть не сомневалась в тебе.

- А вот я сомневался, - мрачно сообщил Салазар Слизерин. – И продолжаю сомневаться. Не только в нём, а вообще в нынешнем Тайном Круге.

Он обвёл взглядом подростков и скривился, словно проглотив кислый лимон.

- Никогда раньше такого безобразия не случалось. Ни разу за всю историю существования Круга нашими преемниками не становились несовершеннолетние недоучки, только вчера узнавшие, с какой стороны браться за палочку. Наше дело – дрянь! – пессимистично заключил Салазар и отвернулся.

- Эти недоучки, - тихо, но весомо произнесла полная женщина с густой рыжей косой, Пенелопа Пуффендуй, - целыми и невредимыми вернулись из Города. Более того, они сумели указать путь своей Королеве. По-моему, они заслуживают хотя бы каплю твоего уважения, Салазар.

- С чего бы вдруг? – возмущённо возразил Слизерин. – Если бы не мы, чёрта с два у них что-нибудь вышло!

- Успокойся! – резко оборвал друга темноволосый зеленоглазый мужчина, Годрик Гриффиндор. – Если бы не мы, ничего бы вообще не произошло, и этим детям не пришлось нынче в одиночку противостоять целой армии!
Это заявление прорвало плотину напряжённого молчания, в которое были погружены подростки. Их слова зазвучали одновременно:

- Так я и думала, что ничем хорошим этот день не кончится! – мрачно пробурчала Элизабет

- Сражаться? В одиночку? Я не хочу! Я не буду! – хрипло выдавил из себя Драко, белый как полотно.

- Какая ещё армия? Вы с ума сошли? Мы же погибнем! – испуганно пискнула помертвевшая Дженнифер.

- У нас нет ни навыков, ни оружия, ни времени, чтобы подготовиться. Это форменное самоубийство! – сухо констатировала Гермиона. Полумна промолчала, но даже по её замершему взгляду было понятно, что подобная новость восторга и энтузиазма не вызвала.

Гарри властно поднял руку, и воцарилась тишина. Удивительно, но замолчали все, признавая, волей или неволей, право юноши на лидерство.

- Мы должны сражаться с целой армией? Сегодня? – тихо и спокойно спросил он, но от его голоса ощутимо веяло холодом. – А что же вы сообщаете нам об этом так рано? Почему не прямо перед тем, как бросить нас в мясорубку? Видимо, мы нужны вам только в качестве обычного пушечного мяса. Пешки, которые так легко и просто размениваются в большой игре. Только мы не желаем быть жертвами вашего покоя. Что будет с вами, если мы откажемся от столь почётной миссии? Может быть, вы сами возьмёте в руки оружие, чтобы защитить его от последствий вашей безалаберности, и в кои-то веки не станете отсиживаться за спинами обречённых?

- Надо же, - медленно произнёс Салазар, и в его голосе смешались растерянность, раздражение и доля уважения, - а мальчишка далеко пойдёт. Он уже осмеливается дерзить нам. Глядишь, ещё пара месяцев, и твой преемничек, Кандида, начнёт откровенно хамить старшим.

- Его можно понять, - возразил Годрик, хотя было видно, что он тоже не одобряет эскападу нынешнего Короля. – Но не забывайся, мальчик. С вами был заключён магический договор, и не имеет значения, совершился он с вашего согласия или без оного.

- Договор, - сухо оборвал Гриффиндора Гарри, - был защищать этот мир. Стать его надеждой, опорой и прочее, прочее, прочее. Но там не было ни слова о том, что мы должны героически пасть в битве во имя всеобщего блага из-за безалаберности наших наставников, - последнее юноша буквально выплюнул. Помолчав немного, он горько добавил:

- Думаете, вы не первые, кто говорит мне о великой миссии, самопожертвовании во имя идеи и прочей фальшивой мишуре, которая на деле не стоит и кната?! Я был слеп и безумен, если слушал подобные речи и верил им. Может быть, обратись вы к нам за помощью год назад, я согласился бы не раздумывая. Я был бы горд и счастлив, помогая людям, которым нет до меня никакого дела. Но того наивного и глупого Гарри Поттер больше нет. Вы сами изменили моё отношение ко всему, что меня окружало. Вы сами заставили меня сомневаться в каждом слове, в каждом жесте, в каждом взгляде. Вы сами открыли мне глаза и подтолкнули к мысли, что люди всегда ищут в первую очередь выгоды для себя и лишь потом думают о других. И поэтому я не позволю никому из нас стать очередной жертвой на алтаре великого дела! Хотите, чтобы мы вышли и сразились с монстрами? Тогда дайте нам знания и оружие! Сделайте из нас воинов, а не овец, отданных на заклание! Не играйте нами втёмную! Только в этом случае я стану что-либо делать. Если же нет…, что ж, - Гарри развёл руками, - я найду способ защитить тех, кто мне дорог, а спасти весь мир не удастся в любом случае. Я сказал. Выбор за вами.

Повисла тишина, и слышно было, как Малфой, стоящий позади всех, ошеломлённо пробормотал:

- Поттер, ты ли это?

Несколько секунд молчания, а затем Кандида Когтевран от души рассмеялась.

- Браво, мой маленький Король! – воскликнула она. – Я и до этого ничуть не сомневалась в выборе, но теперь уверилась окончательно. А ты говоришь, Салазар, ничего не выйдет. Эти дети вовсе не такие простые, какими кажутся на первый взгляд. Не беспокойся, мой Король, - с улыбкой обратилась она к Гарри, - никто не собирается использовать вас за вашей же спиной. Прости нам эту маленькую проверку, мы лишь хотели убедиться, что у вас есть своя голова на плечах, и вы готовы брать на себя ответственность за свои решения. Салазар, знаешь ли, очень в этом сомневался. Да и Годрик не выглядел убеждённым.

- То есть, никакой армии монстров нет? – робко спросила Дженнифер. Основатели помрачнели.

- Нет, к сожалению, это чистая правда, - вздохнула Пуффендуй. – Прямо сейчас Тень, захвативший тело вашего друга, готовится провести ритуал, открывающий врата его сородичам.

- Почему же вы раньше не объяснили нам, как избавиться от существа, поработившего Рона? Тогда ничего не случилось бы! – возмущённо спросила Гермиона. Пенелопа пристально поглядела на преемницу, и под этим суровым взглядом девушка смешалась и опустила глаза.

- Потому что раньше вы были слабы, разобщены и не способны совладать с собственными способностями. А Кхар стар, умён и коварен. Но теперь вы больше не будете чувствовать себя беззащитными перед этими чудовищами.

- Только не говорите, что станете нам помогать, - хмыкнула Элизабет, мысленно добавляя: «Уж мой наставничек точно не станет!». Слизерин, услышав эти мысли, кинул на неё испепеляющий взгляд, но промолчал.

- Помочь себе можете только вы сами, - строго произнёс Гриффиндор. – А мы покажем вам, как разбудить Сердце Хогвартса и использовать его магию для защиты. Это поможет и сегодня, и в будущих сражениях.

- То кольцо, что Королева носит на пальце, - подхватила Когтевран, - ключ к Силам, запечатанным нами в этой древней крепости. Ваша задачи лишь отпереть дверь и подчинить магию. Тени всё ещё не так сильны, как им самим кажется, а их Повелитель пока дремлет. У вас есть шанс в сегодняшней битве.

Гарри открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут вмешалась Джен.

- Видите ли, - вздохнула она, отводя взгляд, - кольцо, хранившееся в нашей семье, было украдено ещё летом, и мы с сестрой так и не нашли его.

- Этого не может быть, - покачала головой Пенелопа. – Кольца Хогвартса находятся в наших Тайных комнатах и не покидают их без нашего на то дозволения. Я лично отсылала кольцо своей преемнице вместе с прочими полезными вещами. Ты что-то путаешь, девочка.

- Нет, это правда! – возразила Элизабет. – Тоненькое серебряное колечко, красная роза на нём. Изнутри по ободку надпись: «Маргарет Принстоун, 1627 год». И его у нас украли!

Когтевран усмехнулась.

- Принстоун, значит? Я догадывалась, что она всё-таки реализует свою безумную идею насчёт подделок. Невероятно талантливая девушка! Интересно, она скопировала все кольца или только кольцо Огня?

- Подделок? Выходит наша семья зря его хранила? – поражённо спросила Джен, уже ничего не понимая.

- Вовсе нет, - возразила Кандида. – Но это очень длинная и запутанная история, а у нас на неё нет времени.

Пол под ногами ощутимо дрогнул, раздался жуткий протяжный звук, словно сам замок стонал от непосильной, тяжкой ноши. Основатели встревоженно переглянулись.

- Пора, - напряжённо сказал Годрик, сжимая руку на эфесе своего меча. – Сейчас же.

- Идите за нами, - велела Пенелопа, поднимаясь на ноги и маня подростков за собой.

***

Кхар стоял посреди поля для квиддича, жадно вдыхая холодный ночной воздух. Над его головой перемигивались далёкие и равнодушные звёзды. Сегодня они не смогут оставаться безразличными. Сегодня они увидят, как свершится то, что раньше казалось невозможным.

Для человека шаги были бы неразличимыми, но Кхар услышал их задолго до того, как идущие ступили на поле. Их было семеро. Могущественные маги в прошлом – и лучшие воины Изнанки в настоящем. Они не знали жалости, не ведали сомнений, не испытывали страха. Уже много столетий в них не было ничего человеческого.

Худенькая девичья ручка мягко легла на плечо Кхару. Рядом с ним остановилась нескладная тощая девица лет семнадцати на вид. Растянутый свитер, уродливые магловские джинсы, тяжёлые ботинки и небрежно накинутая мантия. Когда-то она была жалкой грязнокровкой из Пуффендуя. Нынче возле Кхара стояла лучшая некромантка, которую он когда-либо знал. Ахал. Непревзойдённая мастерица во всём, что касалось смерти.

Слева от Кхара возник верзила-шестикурсник, игравший за квиддичную команду Слизерина. Кхар видел его несколько раз на поле с внушительной битой в руках. Теперь его маленькие карие глазки, всегда тупо пялившиеся в пространство, были подёрнуты ледком, а в зрачках жарко горел огонь ненависти. Рох. Превосходный дуэлянт и вечный соперник Кхара.

Лёгкими танцующими шагами, чинно держась за руки, на поле вышли мальчик и девочка. Кажется, до сегодняшней ночи они были первокурсниками. Но сейчас в их телах обитали Таш и Теф – самые непредсказуемые Тени из тех, кого знал Кхар. Они вечно были вместе, словно сиамские близнецы, и при всей своей схожести являлись абсолютной противоположностью друг друга. Таш повелевала огнём, Теф – водой. Абсолютные элементалисты, в обыкновенной магии они были слабее младенца. Но в управлении стихиями им не было равных.

Серый и невзрачный мальчишка-третьекурсник с бегающими глазками и цепкими ручками. Молх – мастерский вор и искусный создатель артефактов. Ему всегда нравились такие незаметные носители, на которых никто не обращает ни малейшего внимания. Это служило хорошим подспорьем в его не самом благородном деле.

Рядом с Молхом – Харра. Она всегда была привередлива в выборе тела. И сегодня от этого правила не отступилась. И где только нашла эту фигуристую эффектную блондинку с аристократическими манерами и горделивой осанкой? Кхар мельком посмотрел на мантию, с небрежным изяществом наброшенную на плечи Харры. А, Слизерин! Что ж, тогда ничего удивительного. Харра, поймав взгляд собрата-Тени, самодовольно и призывно улыбнулась. Мастер тёмной любовной магии: ещё ни один мужчина не смог избежать цепкой хватки её холёных рук. И никто не остался в живых. Кажется, в древности ей подобных звали суккубами.

Последним на поле появился Арк. Рассеянный взгляд, скрытый стёклами нелепых смешных очков, задумчивый вид, блуждающая по лицу улыбка. Ни дать ни взять, увлечённый учёный, погружённый в решение какой-то сложной и интересной загадки. Так оно когда-то и было, но теперь этот рассеянный ботаник мог без труда вырвать человеку сердце из груди, сохраняя то же воодушевлённо-безумное выражение лица. Впрочем, обычно он действовал намного тоньше. Он был зельеваром, познавшим тонкости приготовления всех ядов и противоядий.

- Ты долго, - Ахал редко пребывала в благостном расположении духа и сегодня явно был не тот день. – Я даже начала подумывать, что полагаться на тебя было глупой затеей.

- Ты знаешь, что планы изменились? – прервал её возмущённые излияния Рох. Солдат по сути, он ненавидел долгие блуждания вокруг да около и всегда брал быка за рога. – Мы не останемся в крепости. У нас другая задача: подготовить магический и магловский мир к грядущему приходу Повелителя.

- Подготовить? – Кхар нахмурился. – Зачем?

- Ах, милый, ты находишься в мире живых дольше нас, но отстал от жизни сильнее, - насмешливо пропела Харра, любуясь маникюром своей носительницы. – Нельзя захватить этот мир наскоком, полагаясь лишь на эффект неожиданности. Глупо надеяться, что смертные падут ниц, лишь узнав, кто мы такие. Не те времена. Скорее всего, они окажут яростный отпор, а Повелителю нужны рабы, а не трупы. Увы, наши знания во многом устарели, придётся всему учиться заново. Нашей вины в этом, конечно, нет: трудно быть в курсе новомодных поветрий, пребывая в руках палача.

- Хватит болтовни! – прорычал Рох, и Харра замолчала, обиженно надув губки. – Мы займёмся подчинением смертных, а ты будешь держать остатки Тайного Круга в строгом ошейнике, ясно? Они нужны нашему Господину.

- Как? – зло огрызнулся Кхар. – Я рассчитывал на вашу помощь, собирался устроить бойню в этом проклятом замке. Что я могу в одиночку против Лордов и Леди, даже лишённых своей Королевы?! К тому же они уже поняли, кто я и на что способен.

- Всё будет хорошо, брат, не сомневайся, - весело пропели Таш и Теф. По неясной причине они всегда говорили только хором. – В крепости тебя уже ждёт небольшая армия из пушечного мяса. Возьми их и устрой смертным небольшой переполох.

- Ты ведь понимаешь, что всё равно не сможешь оспорить приказ Повелителя? – хмуро уточнила Ахал, глядя на беснующегося Кхара. – Твоя задача – убедить Тайный Круг, что был серьёзный прорыв, вырвалось много опасных Теней, но атаку удалось отразить. Понял? Повоюешь для приличия пару часов, а потом смело пускай всех в расход. Сам держись подальше – если всё так, как ты говоришь, будет лучше, если к окончанию битвы ты окажешься где-нибудь в другом месте. Оставь шпиона и убирайся на безопасное расстояние. Сделай всё, чтобы щенки поверили в свои силы, свою непобедимость и прочее, и прочее, но при этом не догадались об истинной подоплёке дел. Ясно?

- Я не идиот, - холодно заявил Кхар, мысленно проклиная всё на свете. – И без тебя разберусь.

- Тогда действуй, - равнодушно пожала плечами Ахал. – А нам пора.

Не говоря больше ни слова, семь Теней бесшумно скрылись в ночной темноте. Кхар мрачно посмотрел им вслед, затем кинул прощальный взгляд на звёзды, грязно выругался, выражая всё своё отношение к меняющимся в самый последний момент планам, и отправился в Хогвартс. Как бы там ни было, впереди его ждало веселье.

***

Оно билось, трепетало, металось и пылало в гулкой сияющей пустоте. Сердце Хогвартса, хранящее жизнь и покой древней крепости. Средоточие силы и могущества. Защита от безумного Хаоса, рвущегося с Изнанки.

Лишь четверо из шести могли войти, коснуться Сердца и впитать в себя всю его память, знания, власть, мощь. Двоим оставшимся путь сюда был заказан. Они должны ждать пробуждения собственной твердыни, а до тех пор идти следом за Лордом и Леди Хогвартса, быть их последним резервом, делиться с ними своей силой и поддержкой.

Гарри, Гермиона, Элизабет и Дженнифер парили в пустоте, глядя на тревожно пульсирующий сгусток огня. Тяжело понять и принять, что в предстоящем бою всё зависит от них, что им отвечать за победу или поражение. Ещё вчера они были обычными подростками. Ещё вчера делали глупости, зубрили домашние задания, нарушали школьные правила. Ещё вчера у них было право на ошибку. Вчера, но не сегодня.

На пальцах острыми искорками вспыхнули кольца, которые когда-то носили Основатели. Камни чувствовали биение Сердца крепости, и оно волновало и будило их, тянуло к себе. Юноша и три девушки медленно, словно во сне, подняли руки и погрузили их в слепящее трепещущее марево.

Больно!

Боль прожгла тело, оплавила кости, опалила кожу. Никаких мыслей, никаких чувств, никаких воспоминаний. Лишь одно бьётся в воспалённом мозгу.

Больно!

Сердце ищет достойных. Сердце испытывает каждого, кто пожелает прикоснуться к древним силам и знаниям. Тайны Сердца не для всех – но для избранных. Надо доказать, что имеешь право владеть ими. Надо доказать…. Но как же сложно это сделать, когда в пустой от боли и муки голове нет ничего, кроме одного.

Больно!

И так просто отказаться. Расписаться в собственных слабости и безволии, признаться – пусть даже мысленно, пусть даже в глубине души – в том, что ты не способен выдержать нечто подобное. Это гораздо проще, чем терпеть, сжав зубы, чем нести на плечах тяжкое бремя ответственности, чем сражаться, не зная, сможешь ли победить. Стоит только промолчать «я не могу», и всё закончится. И впрямь всё, потому что твоя слабость будет означать разгромный проигрыш в войне, которой нет конца.

Больно!

И ты не смеешь позволить себе даже секундную слабость. Слишком многое зависит сейчас от тебя. Пусть выбор этот сделан не тобой, а проклятой судьбой, которой вздумалось в очередной раз пошутить и небрежно разрушить мечты и надежды. Пусть! Но имей мужество смириться с этим выбором. Стисни зубы, прими своё бремя и неси его, чтобы мечты и надежды кого-то другого смогли осуществиться. Взгляни: бок о бок с тобой стоят те, кто так же, как и ты, не выбирали этот путь. Они терпят, и ты выдержишь, не можешь не выдержать!

Но как же чертовски больно!

Боль.

Тьма.

Свет.

Крик.

***

Кхар готов был рычать от гнева и ненависти, от растерянности и бессилия, переполнявших его. Как?! Как такое могло произойти?! Почему его братья и сёстры не удержали эту… Грейнджер?!

Замок пел и ликовал – значит, щенки прошли испытание болью и страхом. Замок радовался – значит, Тайный Круг был в полном составе. Что должно было случиться, чтобы у пятерых сопляков достало сил вытащить из Города околдованную Тенями девку?!

Кхар в злобе ударил кулаком по стене, наблюдая, как разбегаются в стороны крошечные трещинки. Разрушить бы эту ненавистную крепость, уничтожить её, стереть с лица земли! Но нельзя, запрещено. Надо позволить проклятым деткам поверить в свою звезду, в свою победу. Дать им бой, а потом уйти. Теперь оставаться совершенно бессмысленно и опасно.

Кхар мрачно посмотрел на стоящих перед ним взрослых и подростков. Одни до недавнего времени являлись студентами Хогвартса, другие трансгрессировали из ближайших городков и деревень. Они были захвачены Тенями, они жаждали крови и смерти, но все без исключения были слабы и безнадёжны. Идеальный, продуманный план летел к чертям!

- Спускайтесь вниз, - холодно приказал Кхар. – Умрите, но не дайте Тайному Кругу выбраться из подземелий!

Вот так, теперь остаётся немного подождать, приказать отступить и уничтожить тех, кто останется в живых. Ни к чему делать малолеткам бесценный подарочек, они ведь могут его и допросить. Кхар вздохнул, прикрывая лицо ладонями. Оказывается, он устал. Давно, очень давно не чувствовал он обычной человеческой усталости. Странно…. Впрочем, сейчас нет времени для отдыха. Сначала он найдёт шпиона, который будет приглядывать за Тайным Кругом в его отсутствие, затем спустится вниз взглянуть на битву, а вот потом…. Потом можно будет и отдохнуть.

***

Боль уходит – значит, ты выдержал, ты достоин. На её место приходит сила, и память, и лёгкость, а за спиной словно вырастают крылья. Ты чувствуешь себя непобедимым и бессмертным, сколько бы врагов сейчас ни стояло на твоём пути. И несётся из глубин древней крепости ликующая песнь. Твой замок приветствует тебя, и твоя душа поёт вместе с ним.

Вперёд – туда, где ты нужен, туда, где ждут твоей помощи. Там враги, пришедшие, чтобы отнять твой дом и твоих друзей, но ты не позволишь им этого. Ни ты, ни те, кто идёт рядом с тобой, ни те, что шагают за вашими спинами, щедро делясь своей силой и не требуя ничего взамен. Ты победишь, потому что не можешь иначе, потому что один-единственный проигрыш будет стоить жизни не только тебе, но и всем, кто вам доверился.

Ты не один. Больше нет. Отныне ты – часть целого, дышащего, чувствующего, мыслящего. Ты видишь глазами тех, кто идёт рядом с тобой, ты слышишь их ушами. Ты чувствуешь то же, что и они. И знаешь – с ними происходит сейчас то же самое. Враг! Чей это крик? Твой? Тех, кто рядом? Это не имеет значения и никогда не имело. Развернуться быстро и резко, выбросить вперёд руку, ударить. Без слов, без жестов, без палочки. Чистой Силой, выжигая лёд и алый голод из глаз и души того, кто ещё вчера был твоим соучеником. Шепнуть – мысленно – «прости», потому что времени на изгнание нет, и ты вынужден убивать, а такая смерть Тени – это всегда смерть её носителя. «Прости» - помочь всем нельзя. «Прости» - нам дано право выбирать, кого спасать. «Прости» - сегодня это не ты. И тут же снова развернуться, обрушая всю свою мощь на тех, кто напирает спереди, кто рвётся к тебе. Ударить, увидев, как вырастает перед тобой огромный бледно-голубой дракон – воплощение водной стихии и как он обрушивается, заглатывая, перемалывая в водяной толщи с десяток Теней. Ударить, призывая на помощь ураган – огромное крылатое существо, на секунду обнимающее тебя ветром и в тот же миг бросающееся на порождения ненависти, развеивающее их прахом. Ударить, чтобы вызвать огненный дождь, обрушивающийся с потолка, изничтожающий тех, что пытаются напасть сзади. Ударить, взывая к камням в самой их сути и слыша их протяжный гулкий отклик, их торжествующий рёв, когда лавина каменных обломков погребает под собой тех, кто опрометчиво впустил в себя пленников Изнанки.

Вкус победы на краткий миг опьяняет и кружит голову. Но расслабляться рано, слишком рано. Тени рвутся из-под гнёта своей тюрьмы, они выходят с той стороны и жадно рыщут по углам в поисках пристанища. Находят, внушая людям страх или надежду, боль или наслаждение. И новые солдаты Хаоса маршируют по коридорам Хогвартса, надеясь сломить сопротивление Тайного Круга. Пока не заперты врата между миром живых и Изнанкой, покоя не будет. Сражение не закончится. Поэтому ты спешишь туда, где всё осквернено и заражено запрещённой, злой, голодной магией. Тени пытаются остановить тебя, наваливаются со всех сторон, желая сковать, не пустить, не позволить, но они слабы, измотаны, растеряны, они ещё не успели обжиться в новых телах, привыкнуть к ним и уступают натиску Лордов и Леди, вдохновлённых своим могуществом и поддержкой друзей. Но сопротивляются чудовища в человеческом обличии с отчаянной яростью. Это видно по их глазам, это чувствуется в их ударах. Их колдовство – первобытная сила Хаоса, жестокая и бескомпромиссная. Их заклинания – давно забыты и утеряны из страха или из желания избежать искушения. Тени искусны и плетут заклятья мастерски, но сейчас Лорды и Леди полны Силой, веками копившейся в самом Сердце древней крепости. Силой, предназначенной для борьбы с порождениями Изнанки. К тому же, Тени разрознены, они сражаются каждый за себя, поодиночке, а Тайный Круг един и неделим.

Место, где открыли врата. Пол, изуродованный ритуальными знаками, залитый жертвенной кровью. Остывшее тело несчастного ребёнка, оказавшегося не в том месте, не в то время. И разлетевшееся на осколки зеркало, ставшее проходом из мира живых в мир немёртвых. Тьма сочится из разлома, воет и ликует, пытаясь наброситься на тебя. Но ты не дрогнешь. Не сегодня.

***

- Где Гарри? – резкий девичий голос заставил Кхара поморщиться. Тень обернулся и смерил ледяным взглядом стоявшую перед ним рыжую девицу. Прочие студенты в панике разбегались кто куда, словно тараканы. Они тоже спрашивали и спрашивали, перекрикивая друг друга. Но их больше интересовало, что происходит, почему замок, казавшийся таким надёжным, вдруг начал дрожать и скрежетать. А эта девчонка…. Хоть бы поревела для приличия, но нет. Такая смелая? Такая глупая? Она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и требовательно смотрела на Кхара, ожидая ответ. Тень скривился, обогнул неприятную девчонку и пошёл прочь из комнаты. Однако отделаться от Джинни Уизли оказалось не так-то просто.

- Где Гарри? – настойчивее повторила она, хватая его за руку. Кхар с огромным трудом удержался от соблазна ударить её. Мерзкое человеческое отродье, надоедливая маленькая дрянь, проучить бы тебя! Чтобы испугалась, чтобы закричала, чтобы….

Кхар замер, поражённый внезапно пришедшей на ум мыслью. Из этой фанатичной влюблённости в Лорда Тайного Круга вполне можно извлечь выгоду. В конце концов, решил Тень, всё равно надо найти подходящего шпиона. И чем плоха эта? Тонкая усмешка скользнула по губам, некогда принадлежавшим Рону.

- Ты хочешь найти Гарри, Джин? – мягко переспросил Кхар, аккуратно высвобождая рукав из цепких пальчиков девицы. – Я помогу тебе в этом. Идём со мной.

- Зачем? – насторожилась девчонка и даже сделала крошечный шажок назад. Её мозги были не в состоянии постичь причину, по которой в ней родилось опасение, но инстинктивно она была готова бежать как можно дальше. Кхар хмыкнул и взял сестру своего носителя под руку.

- Ты ведь хочешь, чтобы Гарри всегда был с тобой? Чтобы тебе не пришлось бегать по школе, разыскивать его? Я помогу тебе в этом.

- Точно? – убедить её довериться – слишком просто. Даже скучно отчасти. Надо лишь знать, куда давить. И добавить каплю магии внушения.

- Точно, - торжественно пообещал Кхар, настойчиво подталкивая девицу к входу в спальню. Хорошо, что в этой кутерьме никому не придёт в голову следовать за ними.

Оказавшись внутри, Джинни тут же деловито направилась к постели, на которой спал Гарри. «Что она там желает найти, интересно?» - отстранённо подумал Кхар, торопливо опускаясь на колени рядом со своей кроватью и нашаривая под ней тайник в полу, сделанный недавно. Одна из досок легко подалась в сторону, рука Тени скользнула в нишу и извлекла оттуда остро заточенный кинжал и небольшой флакончик, похожий на те, в которых хранились ингредиенты для зелий. Только в этом сосуде метался и пульсировал сгусток чистейшей тьмы, постоянно меняющий форму. Кхар нежно коснулся пальцами ледяного стекла. Подумать только, он потратил на создание одного этого «паучка» почти три месяца. Три месяца! А ведь раньше было достаточно недели. Лишнее подтверждение того, как жалок его носитель и как слаб сам Кхар вдали от Повелителя. Тень устало провёл рукой по лицу, словно стирая неприятные мысли. Всё потом, сейчас есть дело. Джинни как раз повернулась к тому, кого считала своим братом.

- Ну, - недовольно буркнула она, - и что ты хочешь мне предложить?

- То, что уже давно не предлагал ни одному смертному, - насмешливо начал Кхар, поднимаясь на ноги. Увидев в его руке кинжал, девчонка потрясённо посмотрела на него, заметив нечто в его глазах, открыла рот, чтобы закричать…. И подавилась собственным криком, когда кинжал вспорол ей живот.

- Стать моим маленьким «паучком», - мягким шёпотом закончил Тень, приблизив губы к уху девицы. Она смотрела на него широко распахнутыми от боли, обиды, страха и непонимания глазами, а он наслаждался ощущением горячей человеческой крови на руках. Взмахом руки Кхар приманил к себе флакон с бьющейся внутри тьмой. Отбросил в сторону кинжал, откупорил пробку и подождал, пока тёмный сгусток переберётся на его ладонь. Другой рукой Тень бережно и нежно положил умирающую Джинни на пол. Ласково провёл кончиками пальцев по её лицу. И поднёс опьянённую запахом и вкусом человеческой крови тьму к ране. Чёрный сгусток издал ликующий вопль, услышать который было не под силу ни одному смертному, и, вцепившись сотворёнными из мрака крючьями в края раны, нырнул в тело девчонки. Та захрипела, забилась в предсмертной агонии, и Кхар негромко прошептал, зная, что «паучок» его услышит:

- Осторожнее или она умрёт раньше, чем ты завладеешь ею.

После чего встал, поднял с пола кинжал и перебрался на свою постель, издалека наблюдая за Джинни. Тени не нужно было находиться рядом, чтобы представить, что с ней творится сейчас. Он знал, что его заклинание проникает во все клетки умирающего тела, растворяется в крови, оплетает плотной и прочной паутинкой все органы, въедается в кости. Ему требуется совсем немного времени – её сердце выдержит – а затем это будет просто марионетка, кукла, подчинённая древним и тёмным заклятьем. Хм, и почему это он считал девчонку мерзкой и отвратительной? Она вполне симпатичная, к тому же тьма добавит ей изысканности и шарма. Кхар плотоядно ухмыльнулся, отчищая от крови лезвие кинжала и поглядывая на распростёртое на полу тело. Сейчас нет времени, щенки уже добрались до открытых врат и пора заканчивать веселье, но позже... возможно. Ему всегда нравились рыженькие.

***

Усталость приходит внезапно, нападает на тебя со спины и практически захватывает в плен. Дыхание сбивается, напряжение последних часов разом наваливается на тело, заставляя противно ныть руки и ноги. Слабеешь не только ты – весь Круг. И усталость, как прежде сила, одна на всех. С катастрофическим опозданием ты понимаешь, в чём опасность могущества. Оно кружит голову и дарует веру в собственную непобедимости и неуязвимость. Но, не имея ни практики, ни навыков во владении своей силой, будучи вчерашним школяром-недоучкой, так легко не рассчитать возможности, взять слишком много и надорваться, вычерпав себя досуха. Реальность жестоко мстит тем, кто погрязает в иллюзиях. Да, битва почти закончена, но это «почти» кажется сейчас непреодолимой преградой. Вы вымотаны до пределы, а те, кто стоят за вашими спинами уже ничем не могут вам помочь. Всё труднее находить силы для новой атаки, тяжелее держать оборону. И впервые с того момента, как ты обрёл свою силу, тебе в голову закрадывается мысль о поражении.

Одна мысль на всех. Битва закончится, когда будет разорван Знак и заперты врата. И единогласное молчаливое решение. Ты делаешь шаг за спины своих друзей и опускаешься на колени. Линии Знака Бездны переливаются, притягивают взгляд и чаруют своей дисгармонией. Красота сплетений, изящество рун, совершенство фигур. Знак завораживает, обещает, манит, искушает, просит довериться. Он даст силу, он даст власть, он откроет двери, о существовании которых ты прежде даже не подозревал. Только пролей жертвенную кровь. Сладкую кровь, сильную кровь, древнюю кровь. Кровь Тайного Круга. Слабость, переполняющая тело превращается в лёгкость, мысли растворяются в дурманящем небытие Знака. Выпусти нас, выпусти нас, выпусти нас. Руки сами тянутся к осколку стекла. Дурная замена ритуальному ножу, но всё же. Надо только получше замахнуться да посильнее ударить. Ты заносишь руку….

«НЕТ!!»

«Стой, опомнись, что ты творишь?!»

«Борись, сражайся, слышишь?!»

«Ты с ума сошёл?!»

«Тебе это не нужно…»

Стекло разлетается вдребезги от удара, обжигая руку порезами. Знак извивается, иссечённый осколками, словно живой, шипит, визжит и стонет. А вместе с ним шипят и стонут Тени, лишающиеся возможности вырваться на свободу. Перед тобой явственно проступают сплетения нитей, и ничего прекрасного в них больше нет. Дрожащими ослабнувшими руками ты рвёшь и терзаешь их. Нить, сверкающую ярче звёзд; нить, крепкую и прочную, словно сотворённую из стали; нить, обжигающую пальцы льдом; нить, острую точно терновник. Они вцепляются в твои руки, оплетают тебя, жадно присасываются к кровоточащим ранкам в тщетной попытке продлить своё существование. Они всё ещё надеются вернуть себе власть над тобой, но теперь тебя хранит от их влияния самый сильный из страхов – страх причинить боль тем, кого любишь.

Знак гаснет и исчезает, вместе с ним рассеиваются Тени, а зеркало вновь становится зеркалом. Ты без сил падаешь на пол, чувствуя себя опустошённым и выпитым до дна. Рядом с тобой опускаются те, кто за время этой битвы стал намного ближе и родней, чем за все пять лет обучения. Потому что у вас была одна на всех боль и один на всех страх - проиграть, подвести, не помочь. А теперь, усталые и измотанные, вы упиваетесь общим счастье. Победой.

***

Кхар спешил. Хогвартс уже почти скрылся за горизонтом, но Тень не останавливался, стараясь убраться как можно дальше прежде, чем смертные детишки из Тайного Круга обнаружат его пропажу. Эти малолетние идиоты умудрились почти сдохнуть, сражаясь с самыми слабыми, самыми безвольными из обитателей Изнанки! Из-за них Кхару пришлось в спешке собираться и мчаться им на выручку. Спасать людских выродков! Что может быть хуже и отвратительней? Всё естество Тени возмущалось подобным поступком. Немного успокаивало лишь то, что таков был приказ Повелителя, оспорить который невозможно. К огромному сожалению, щенки нужны живыми, ведь только их души, впитавшие в себя суть древней магии и знаний, способны даровать хозяину Теней абсолютные мощь, власть и бессмертие.

Кхар с досадой вспоминал, как разрушил созданное им же, уничтожив Знак Изнанки и заперев врата. Чтоб все проклятья мира обрушились на головы этих недоносков! Но неужели эти детки и впрямь столь наивны, чтобы поверить в то, что древняя магия сдастся им просто так, почти без сопротивления? Хорошо бы, если поверили. Присутствие Кхара они точно не могли почувствовать, слишком много там было ему подобных. Что ж, пусть эта победа убедит их в собственных силах, подарит им ложную уверенность. А если вдруг у них ещё останутся какие-то сомнения, его «паучок» постарается их развеять. Милая Джинни будет следить за каждым их шагом и незримо наставлять их на путь истинный. Кхар рассмеялся последней мысли и ускорил шаг. Дело было сделано.


Глава 14. Перекрёсток судеб. Часть 2

Жизнь состоит из перекрестков с односторонним движением…
В какую сторону ты двигаешься, в какую сторону смотришь, в ту сторону и идет жизнь … от перекрестка к перекрестку…
И только поворот назад останавливает это движение… (с)

Харра

В мщении и любви женщина более варвар, чем мужчина
Фридрих Ницше

1630 год.

- Какая очаровательная вещица! Неужели Вы наконец-то вспомнили о том, что я женщина и люблю, когда меня балуют, сударь?

- Право, мне жаль Вас разочаровывать, но я не могу подарить это кольцо. Ни Вам, ни кому-либо другому.

Мужчина выхватил изящное колечко на цепочке из цепких женских пальцев и поднялся с постели. Женщина обиженно надула губки.

- Значит, Вы всё так же жестоки ко мне. Неужели эта серебряная безделица столь дорога Вам?

- Представьте себе, - сухо ответил мужчина, подбирая с пола разбросанную одежду. Женщина, наблюдавшая за этим, удивлённо выгнула бровь.

- Как? Вы уже покидаете меня? – спросила она и, добавив в голос игривых призывных ноток, добавила:

- Я полагала, эта ночь принадлежит лишь нам двоим.

- Вы ошиблись, сударыня. Нам не принадлежит ни эта ночь, ни какая-либо ещё.

- Значит ли это, - медленно и раздельно произнесла женщина, вставая с кровати и, ничуть не стесняясь своей наготы, приближаясь к мужчине, - что Вы меня бросаете? Сегодня?! Сейчас?! – в её голосе зазвенела плохо скрываемая ярость.

- Да, - твёрдо ответил уже полностью одетый мужчина. – Я больше никогда сюда не вернусь.

- Это Вы так считаете, - тонко улыбнулась женщина, отбрасывая за спину волну густых каштановых волос. – А я полагаю, что Ваша благоверная не настолько хороша, чтобы заменить меня, Роджер. Не говоря уже о её семье, жаждущей поквитаться с беглой родственницей. Право слово, милый, останьтесь со мной, и я дам Вам намного больше. Всё, о чём Вы только смели мечтать. Так будет лучше для всех.

Она прикоснулась тонкими пальцами к его лицу, невесомо обводя знакомые черты. Если бы в этот момент какой-нибудь сильный маг смог увидеть их, он наверняка заметил бы след чернёного серебра, остающийся на коже мужчины там, где касались его пальцы женщины. Но любовники были одни в этой пропахшей лавандой, свечным воском и потом комнате, и ни одна живая душа не смогла бы в этот момент переступить порог.

На мгновение женщине показалось, что всё удалось. Что это было лишь временное помешательство, но теперь их отношения снова будут такими же, как и прежде. Увы, она ошиблась. Мужчина с силой оттолкнул её руку, словно это была ядовитая змея.

- Нет, не лучше! – крикнул он. – И никогда таковым не было! Я раскаиваюсь в том, что, раз оказавшись в Ваших объятьях, сударыня, оставался в них по сей день! Но сегодня всё изменится.

Мужчина отступил на шаг от насмешливо наблюдающей за ним женщины, с трудом отводя взгляд от её прекрасного и столь желанного тела. И едва слышно, но вместе с тем твёрдо произнёс:

- Ты больше не властен надо мной, демон.

Женщина приподняла брови, а потом рассмеялась низким грудным смехом. Смех этот отзывался то болью, то дрожью в теле мужчины.

- Демон? – смеясь, спросила она. – Бросьте, Роджер, неужели Вы желаете списать собственные измены жене на происки Сатаны? Не говоря уж о том, что я не настолько религиозна, чтобы воспринимать Ваши слова иначе, чем со смехом.

- Ты можешь издеваться, сколько пожелаешь! Я больше не принадлежу тебе,… Харра.

Женщина вздрогнула, как от удара. А потом быстрым, плавным движением приблизилась к мужчине и заглянула ему в глаза. То, что она там увидела, не оставляло ни малейшего сомнения. Он знал, кто она такая, и был полон решимости сражаться не на жизнь, а на смерть. Женщина скривила чувственные полные губы в издевательской улыбке.

- Вот как, значит? – задумчиво пропела она, не отрывая взгляда от любовника. - Вы узнали моё имя, Роджер? Готова заключить пари, Ваша жёнушка открыла Вам глаза. Она же, полагаю, снабдила Вас защитным амулетом или наложила заклинание.

- Не твоё дело, отродье Дьявола!

- Как Вы стали грубы, Роджер, - недовольно произнесла женщина, чуть поведя округлым плечиком. – Я всё ещё женщина. Где Ваше воспитание, сударь?

- Вы не женщина, - покачал головой мужчина. – Вы... Вы….

- Ну же, - со злым весельем во взгляде поддела она, - кто я? Наложница Люцифера? Распутница Везельвула? Может, сама Вавилонская блудница? Не думала, что маги подвержены этим варварским поверьям. Только позвольте несколько охладить Ваш пыл. Кем бы я ни была, именно Вы заинтересовались мной в тот вечер. Именно Вы с завидным упорством приходили в мой дом. Именно Вы раз за разом предпочитали мою постель постели своей жены.

Она подошла к нему вплотную, чувствуя обнажённой грудью колкость ткани, слыша его сбивающееся дыхание, видя, как дурманит его сейчас аромат её кожи, зная, сколько сил он тратит на то, чтобы сохранить рассудок и не упасть к её ногам. Мужчина попытался отшатнуться, но женщина крепко схватила его за руку и, приблизив губы к его уху, нежно прошептала:

- Не стоит обвинять меня в собственных слабостях и грехах, Роджер. Это глупо, это бессмысленно, это… низко, в конце концов. Позвольте открыть маленький секрет, который придётся Вам не по вкусу. Я могу соблазнить лишь того, кто желает быть соблазнённым.

Женщина выпустила рукав мужчины, и он тут же бросился к двери. Ему вслед нёсся её громкий смех и ядовитые слова.

- Бегите, сударь, бегите быстрее. Только тот, кто единожды соблазнился прелестью тьмы, никогда не сможет отмыться от этого. Вы отравлены моими прикосновениями, вы больны моими поцелуями. Никогда более Вы не сможете забыть меня, даже если пожелаете. Вы умрёте, сударь, и очень скоро.

Оставшись одна, Харра раздражённо дёрнула шёлковый шнурок. В комнату вбежала девушка-служанка с бессмысленным остекленевшим взглядом. Смертная рабыня, у которой не хватило сил сопротивляться могуществу Тени.

- Помоги мне одеться и причеши меня! – велела женщина. – И поторапливайся, девчонка!

Много позже, стоя на коленях перед огромным зеркалом в простой неброской раме, Харра дрожала, зная, что наказание будет жестоким. Предчувствия не обманули её.

- Ч-ш-што з-с-сначит, он уш-ш-ш-шёл, Харра? – обманчиво-спокойно прошептал бесплотный голос из зазеркальных глубин. Слова расплавленным свинцом вливались в уши, рождая в голове назойливую ноющую боль и заставляя холодеть сердце. Женщина склонилась ниже.

- Мне так жаль, мой Повелитель. Клянусь, я старалась изо всех сил, но его жена и их подруга состояли в Тайном Круге. Сейчас, когда наша битва проиграна….

- Вот именно, Харра! Наш-ш-ша битва проиграна! Мз-за них! Ты долж-ш-ш-шна была лиш-ш-шить Тайный Круг надеж-ш-шды на возродж-шдение и дать нам ш-ш-шанс-с-с! Знаеш-ш-шь ли ты, каких ус-с-с-силий с-с-стоило мне дать тебе эту воз-смож-шнос-с-с-сть? С-с-сейчас-с-с, когда я лиш-ш-шён вс-с-сего и вот-вот погруж-шус-с-сь в с-с-сон? Тебе было дано прос-с-стое з-садание – выкрас-с-сть кольцо! Хотя бы одно! Но ты подвела меня, Харра. Ты не с-с-с-сумела даж-ш-ше удерж-ш-шать при себе человека, приближ-ш-шенного к членам Тайного Круга и с-с-спос-с-собного открыть путь к их с-с-с-слабос-с-стям. Я раз-сочарован тобой.

Харра сжала зубы, давя рвущийся наружу крик. Внезапная боль скрутила хрупкое смертное тело, к которому была привязана Тень. Кости раскалились, обжигая изнутри кожу, а кровь напротив обратилась в лёд. Дыхание перехватило, сердце сжалось в болезненном спазме, к горлу подкатила тошнота, перед глазами стало черно. Но вовсе не невыносимая боль заставляла Харру цепенеть и жалобно, испуганно скулить. Нет, Тень могла вынести и куда более ужасные пытки. Но тело, слабое человеческое тело, молило о пощаде и могло окончательно умереть в любой момент. И Харра с ужасом поняла, что ещё немного, и поддерживать подобие жизни в этом сосуде она уже не сможет. На миг Тени даже почудилось, что она чувствует, как тянутся к ней бесплотные руки Изнанки, и слышит, как безумно та хохочет.

- Простите меня, Повелитель! Пощадите! - взмолилась Тень. Она ненавидела себя за этот жалкий скулёж, за эту мольбу, но превозмочь дикий первобытный ужас перед равнодушным палачом душ было выше её сил. И потому кричала и плакала, надеясь успеть получить прощение до того, как..., как.... - Клянусь, этого больше не повторится! Я найду способ похитить ключ к их Силам! Я… я сделаю даже больше! Уничтожу целый род, принадлежащий Тайному Кругу!

Боль исчезла так же внезапно, как и нахлынула. Ледяное молчание, в котором не было ни капли жизни, воцарилось по ту сторону зеркала. Харра напряжённо замерла, забыв, как дышать, в ожидании своей участи жадно впитывая все ощущения своего носителя.

- Громкие с-с-слова, Харра, - произнёс, наконец, голос. – С-с-слиш-ш-шком громкие. Ты не с-с-сумела удерж-ш-шать прос-с-стого с-с-смертного, а теперь клянёш-ш-шьс-с-ся мне ис-с-стребить тех, кому на роду напис-с-сана с-с-судьба хранителей равновес-с-с-сия и порядка?

- Доверьтесь мне, Повелитель, и я не разочарую Вас. Нет таких преград, что смогут остановить оскорблённую женщину.

- Ты уж-ш-ше давно не человек, Харра. Мне каз-с-с-салос-с-сь, ч-ш-што тебе чуж-ш-шдо вс-с-сё человечес-с-ское.

- Чуждо, Повелитель, Вы правы. Но всё же суть моя – суть женщины. И никакие пытки Изнанки не способны вытравить её, лишь сделать злее, темнее, ожесточённее. Душа моя в сути своей извращена и вывернута наизнанку, и мстительность моя не знает человеческих пределов. Роджер Дагворт оскорбил меня, уязвил моё самолюбие и должен заплатить за это сполна! Никто, никогда не смел отказывать мне! Никто, Повелитель! Не потому ли Вы приблизили меня к себе? Верьте мне, я уничтожу Роджера, его стерву-жену, эту проклятую Леди, и всех потомков их союза, сколько бы их ни было. Я не успокоюсь, пока хоть кто-то из них живёт в мире и покое!

В этот раз ответное молчание длилось дольше и было мрачнее и тяжелее. Харра почти потеряла надежду, и страх мало-помалу вновь начал овладевать ею, но тишину вдруг расколол смех. В этом смехе не было ничего радостного, лишь мрак и лёд, на которые столь богата Изнанка.

- Ч-ш-ш-што ж-ш-ш, Харра, - прошептал голос с той стороны зеркала. – Я дам тебе ещ-щ-щё один ш-шанс-с-с. Быть мож-ш-шет, тебе и впрямь удас-с-стся то, на ч-ш-што оказалис-с-сь не с-с-спос-с-собны вс-се ос-стальные. Но помни: главное для нас-с-с – похитить ключи к С-с-средцам их Крепос-стей. Не увлекайс-с-ся мес-с-стью. Ты помниш-ш-шь, ч-ш-што я не прощ-щ-щаю ош-ш-шибок.

- Да, Повелитель.

Зеркало давно стало просто зеркалом, а Харра всё никак не могла поверить, что в этот раз жуткая участь миновала её. На губах Тени появилась слабая улыбка, которую вполне можно было счесть счастливой. В голове уже зрел план мести. Нет, она, конечно, осуществит его не сейчас. В конце концов, месть – это блюдо, которое подают холодным. Роджер и его жена должны расслабиться, потерять бдительность, поверить в то, что наконец-то началась новая жизнь. И вот тогда наступит звёздный час Харры. Она не оставит от их уютного мира даже пепла.

1666 год.

Биг-Бен пробил пять часов. Хмурое лондонское небо навалилось всей своей тяжестью, грозя расколоться на части и погрести под своими обломками обитателей Лондона. Узкие запутанные улочки насквозь продувались безжалостным ветром. Тут и там виднелись заколоченные лачуги: чума, свирепствовавшая в городе без малого год, уничтожила едва ли не большую часть населения.

По одной из таких улочек шла девушка. Она была закутана в тёмный плащ с низко надвинутым на лицо капюшоном, скрывавшим её черты в тени. Время от времени она прижимала к лицу платок, будто желая избежать от смрада, наполнявшего лондонские улицы. Одета девушка была по-мещански просто, но ступала и держала себя с поистине королевским достоинством. Люди, спешащие по своим делам, то и дело недоумённо оглядывались на неё. Впрочем, взгляд не задерживали: своих забот хватало.

Девушка шла целеустремлённо, но неторопливо. До Паддинг-лейн, куда она так стремилась, было уже рукой подать. Девушка пересекла узкий переулок, миновала тупик – настоящую клоаку – и, наконец, вышла к лавочке при пекарне Фарринера. Несмотря на довольно поздний час, двери были не заперты, и из-за них тянуло неповторимым ароматом свежего хлеба и сдобных булочек. Спешащие по своим делам обитатели Паддинг-лейн невольно замедляли возле пекарни шаг, задумчиво поглядывая на освещённую витрину. Девушка, ловко лавируя в человеческом потоке, прошмыгнула к двери и, толкнув её, оказалась в тёплом ароматном помещении.

На звяканье дверного колокольчика из-за прилавка вынырнул молодой юноша, совсем ещё мальчик. Увидев посетительницу, он тут же расцвёл.

- Эми! Я уже думал, что ты не придёшь, - воскликнул он, бросаясь ей навстречу и крепко прижимая к себе. Девушка смущённо засмеялась и не очень убедительно попыталась оттолкнуть ухажёра.

- Как ты мог обо мне такое подумать, Бен? – несколько возмущённо спросила она. – Ты же знаешь, я люблю тебя больше жизни!

- Да-да, конечно, - торопливо начал оправдываться Бен. – Но всё же каждый раз, когда ты уходишь, мне начинает чудиться, будто ты забираешь с собой кусочек моей души. Без тебя мне жизнь не мила! Я с ума схожу, Эми! Ты обещала, что скоро мы сможем быть вместе вечно!

- И я сдержу своё обещание, - твёрдо ответила Эми, отступая на шаг. – Но только если ты сдержишь своё. Помнишь? Ты клялся мне, что ради одного поцелуя выполнишь любой мой каприз. Разве я не дала тебе всё, о чём ты меня просил?

- Я помню! И я сдержал слово. Подожди немного, - и Бен бросился прочь из лавки.

В ожидании кавалера девушка опустилась на стул для посетителей и внимательно огляделась. Деревянные опоры, деревянные рамы, деревянный прилавок, деревянная мебель. И это в пекарне, где каждый день топят печи. До чего непредусмотрительны и безалаберны бывают люди! Но так даже проще. Для её задумки лучше и быть не может.

Тем временем Бен успел вернуться. В руках он нёс что-то, обёрнутое для сохранности в тряпицу.

- Вот, как ты и просила, - произнёс юноша, глядя на любимую так, словно она была ангелом земным. Эми благосклонно улыбнулась ему и раскрыла свёрток. Внутри лежали, тускло поблёскивая, два кольца – с чёрной и белой розами. Взгляд девушки вспыхнул каким-то мрачным торжеством, а руки дрогнули.

- Ключи к Мёртвой Крепости, - прошептала она, стараясь не прикасаться к кольцам. – Наконец-то!

- О чём ты? – недоумённо поинтересовался Бен, несколько испуганно следя за тем, как его возлюбленная с жадностью и голодным блеском в глазах вглядывается в обычные безделушки. Эми вздрогнула, посмотрела на юношу мутным взглядом и торопливо спрятала кольца обратно в свёрток.

- Так, ерунда, - отмахнулась она. – Не обращай внимания. Так значит, всё было, как я и сказала?

- Да-да, - кивнул Бен. – Я нашёл их у наших новых соседей. Ты знаешь, они недавно сняли пару комнат в доме напротив.

- И больше никаких колец у них не было?

- Нет, только эти. Теперь ты счастлива? Ты больше не покинешь меня, Эми?

Девушка, закусив губу, посмотрела на юношу. Затем тряхнула головой, словно отгоняя мрачные мысли, и улыбнулась ласково и нежно. И только очень внимательный наблюдатель смог бы заметить, что глаза её не улыбались.

- Ну, конечно, я останусь с тобой. Как может быть иначе? Мы ведь любим друг друга.

Возможно, будь юноша несколько меньше очарован своей прелестной возлюбленной, он обратил бы внимание на странную, почти издевательскую интонацию, с которой были произнесены эти последние слова. Но он – увы! – был слишком влюблён и счастлив и готов был поклоняться девушке, как поклоняются небожителям.

Звякнул колокольчик входной двери. Эми быстро подняла голову и подобралась, словно перед прыжком. Бен досадливо поморщился.

- Посетители! Как же не вовремя! – он покосился на возлюбленную, не отрывавшую настороженного взгляда от неплотно прикрытой двери. – Ты подождёшь меня, любовь моя?

Девушка, спохватившись, подняла глаза на него и несмело кивнула.

- Разумеется, Бен, разумеется, - но стоило юноше выйти, как мягкость и нежность её лица сменились ироничной насмешливостью:

- Ты мне пока ещё нужен.

За дверью послышались голоса. Девушка мгновенно вскочила со своего места и с жадностью прильнула к дверной щели. В узкий просвет был виден деревянный прилавок, спина Бена, что-то втолковывавшего покупателю, и – сам покупатель. Губы Эми тронула жёсткая ухмылка. «Здравствуй, Роджер. Здравствуй, милый. Неужели ты и правда верил, что сумеешь сбежать от меня?»

Годы ничуть не красили его, скорее наоборот. Волосы поседели, лицо избороздили морщины. Жизнь явно не была к Роджеру Дагворту милостива. Однако в глазах его было то умиротворённое выражение, которое свойственно лишь тем, кто уверен в том, что у него есть поддержка и опора. Роджер медленно шёл мимо прилавка, рассматривая предлагаемый товар и даже не догадываясь, что всего в нескольких шагах от него, находится та, что когда-то грозила бедами и несчастьями ему и его семье. И что сегодня она была близка к этому, как никогда. Оставались лишь мелкие детали. «Вспомнишь ли ты меня этой ночью, когда твой благоустроенный мирок вдруг рухнет и погребёт тебя под своими обломками?»

Посетитель, купив пару сдобных булочек, покинул лавку, и Харра, отбросившая опостылевшую личину Эми, проводила его почти любящим взглядом. Сейчас, за несколько часов до своего триумфа, она могла позволить себе некоторую нежность к Роджеру. Ненадолго, разумеется.

В комнатку вбежал Бен.

- Я запер лавку! – крикнул он с порога. – Нам больше никто не помешает!

«Пора приниматься за дело», - велела себе Тень и заглянула человеку в глаза. Комната погрузилась в тишину, абсолютную, непроницаемую, мёртвую. Бен растерянно замолчал, затем, повинуясь призыву в глазах Харры, сделал неуверенный шаг, ещё один, ещё. И замер, покачиваясь, как неустойчивая марионетка, посреди комнаты. Из глаз его медленно, исподволь утекало сознание, растворяясь в древнем и безгранично-сильном разуме Тени. Взгляд терял свою осмысленность, а душа юноши – последние силы к сопротивлению. Бен тонул в болоте из тьмы и соблазна, оно неумолимо затягивало свою жертву, и даже полубессмысленный рывок за мгновение до полного безволия не сумел спасти его. Только на несколько секунд отсрочил неизбежное.

Харра нарочито медленно поднялась со своего места, потянулась с поистине кошачьей грацией и приблизилась к уже не сопротивляющейся жертве. Протянула руку, погладила юношу по щеке. За её пальцами потянулись тонкие чёрные нити. Они вились, словно мельчайшие кровеносные сосуды, стремились подобраться к глазам, ушам, рту. Спускались по шее, исчезая под воротником рубашки. Тень удовлетворённо проследила за ними, а затем обхватила голову Бена обеими руками, вынуждая его смотреть ей прямо в глаза.

- Ты прав, любимый, - насмешливо прошептала она. – Больше нам никто не помешает, - и впилась ему в губы поцелуем, стирая остатки мыслей, воспоминаний и чувств.

- Эми, - прошептал юноша, когда Тень отпустила его. На лице Бена теперь жили только глаза. Горящие глаза обезумевшего фанатика. Харра усмехнулась.

- Хочешь быть мне полезен?

- Конечно! Всё, что пожелаешь. Всё! А ты, ты поцелуешь меня снова? Так же, как сейчас?

- Если будешь послушен. Вот, что ты должен будешь сделать….

По одной из лондонских улочек шла девушка. Тёмный плащ с надвинутым на лицо капюшоном, прижатый к лицу платок, дешёвые грубые башмаки. Она не замечала ни заколоченных домов, ни грязи под ногами, ни шмыгающих туда-сюда крыс. Она спешила прочь от обустроенных, спокойных и аккуратных городских кварталов. Она бежала от того, о чём простые обыватели должны были догадаться ещё нескоро.

Громкий тревожный гул набата нагнал её в бедняцких трущобах, почти на окраине города. Харра остановилась, с наслаждением вслушиваясь в будоражащие сознание звуки. Там, вдалеке, небо уже окрашивалось злыми и голодными алыми отблесками. Тень улыбнулась, натянула капюшон поглубже и поспешила прочь из города. За её спиной занималась заря Великого лондонского пожара*.

1672 год

В сторону кладбища поселенцев двигалась небольшая унылая процессия. Два угрюмых дюжих могильщика, тащивших на плечах простой деревянный гроб, мрачный высокий мужчина средних лет в чёрном, изрядно потрёпанном костюме, худощавая нервная женщина, затянутая в траурное платье, и маленький мальчик с растерянным заплаканным лицом. И рядом с ними не было ни друзей, готовых разделить боль утраты, ни сочувствующих соседей. Напротив – люди стремились поскорее спрятаться в домах и из-за крепких дверей следили за траурным шествием неприязненными и боязливыми взглядами. Умершая два дня назад женщина переехала вместе с сыном, невесткой и внуком несколько лет назад, но так и не нашла в поселении друзей. Болтали, будто её муж сгорел заживо во время Великого лондонского пожара. Болтали, будто она сама была виновна в его гибели и бежала на другой материк прочь от своего преступления. Болтали, будто она умела колдовать и не гнушалась использовать свои способности другим во вред. Люди говорили о ней и её семье шёпотом, распускали злые слухи за её спиной и опасались здороваться на улице. А теперь она умерла, и два равнодушных могильщика несли её гроб, чтобы закопать его в мёрзлую осеннюю землю, и никому не приходило в голову дать утешение её осиротевшей семье.

Лишь одно существо след в след шло за процессией. Тень другого мира в облике молодой красивой женщины, одетой в тёмное бордовое платье и чёрную шляпку с вуалью, скрывавшую её лицо и пустые мёртвые глаза. Харра шла на почтительном расстоянии, жадно глядя на безутешную семью. «Она умерла, - думала Тень. – Она, наконец, умерла. И Роджер умер. И месть, казалось бы, свершилась, но я не чувствую никакого триумфа. Этого мало! Этого слишком мало! – она посмотрела на мужчину, женщину, ребёнка. – Плоть обратилась в прах, но кровь и дух живы. Клятва ещё не исполнена. Проклятые дети Круга живы! Наша война не закончена, а времени осталось так мало!».

Печальная истина состояла в том, что последний Тайный Круг был невероятно силён. Никогда ранее Тени не сталкивались с таким ожесточённым сопротивлением, с такой яростной борьбой. Был момент, когда выходцы с Изнанки с ужасом осознали, что могут проиграть окончательно и бесповоротно. То был лишь миг, но миг пугающий, стоивший Теням слишком дорого. Да, Круг оплатил свою победу ценой большой крови, но пленники Изнанки отдали гораздо больше. И продолжали отдавать по сей день.

Повелитель уже погрузился в сон, и сон этот был так глубок и крепок, что никто из его слуг не знал, когда господин пробудится вновь. Харра чувствовала, что её силы слабеют. Сейчас она владела лишь бледным призраком своего могущества. И даже эти крохи таяли день ото дня. Изнанка звала её к себе, и совсем скоро придётся довольствоваться жалкими подачками. А надеяться на то, что Повелитель проснётся через столетие, как было раньше, бессмысленно. И если так, сможет ли она выполнить обещание, данное ему? К тому моменту, как она сумеет вырваться из плена снова, дети Круга расплодятся, расползутся по всему свету и истребить их станет невозможно. Что же делать?

Похоронная процессия давно пришла на кладбище. Седенький недовольный священник, ожидавший возле свежей могилы, торопливо забормотал молитву, могильщики с облегчением и затаённой радостью спустили гроб в землю. Мужчина невидяще смотрел куда-то вдаль, женщина, с трудом сдерживая слёзы, сжимала в руке ладошку плачущего сына. Харра стояла в тени кладбищенских деревьев и напряжённо думала. Вариантов было немного, и все они казались невыполнимыми. Все, кроме одного. Тень невольно закусила губу, судорожно сжимая пальцы на руках. У неё было припасено одно проклятье – она сама изобрела его ещё в бытность свою колдуньей – но для этого требовалась поистине огромная жертва. Жителей деревни не жаль, но заклинание требовало плату ещё и с заклинателя. И хватит ли у неё сил на то, чтобы разрушить свою нынешнюю оболочку и на долгие годы лишиться сил? Вернуться на Изнанку до срока и не иметь возможности сбежать? Найдёт ли она смелость так поступить? Даже ради мести и исполнения клятвы, данной Господину?

На гроб с глухим стуком упали первые комья земли. Дождь заливал в чёрный провал могилы. Женщина тихонько скулила, обнимая бледного серьёзного сына. Мужчина стоял неподвижно, будто тоже был мёртв. У него было лицо Роджера, и отравленной ненавистью и злобой душе казалось, что ничтожный смертный, некогда оскорбивший её, всё ещё был жив. Харра сжала зубы. Сегодня ночью слово будет сказано, и Хаос услышит его.

Похороны закончились. Ушёл священник, ушли могильщики. А бедная семья всё ещё стояла возле свежей могилы.

- Нас преследует какое-то проклятье, - прошептала женщина, явно продолжая давний спор. – Точно тебе говорю.

- Ничего подобного, - резко и отрывисто бросил мужчина. – Нам с тобой опасаться нечего. Что бы это ни было, оно умерло вместе с матерью и отцом. Ни мы, ни наш сын не имеем к этому никакого отношения. Мы покинем эту колонию, поедем дальше на запад и забудем обо всём этом, как о страшном сне.

- Забудем, - едва слышно прошелестела женщина. – Да разве такое забудется….

Дальше Харра слушать не стала. Пусть бегут, пусть ищут покоя и мира. Они не найдут ни того, ни другого. Никогда.

1985 год

Тень с угрюмой и бессильной яростью посмотрела на скорчившееся у её ног изуродованное тело. Ещё несколько часов назад это была красивая, хоть и измождённая молодая женщина. Пожалуй, такую Харра могла бы использовать в качестве носителя, если бы не одно «но». Женщина носила в своих жилах кровь Роджера Дагворта. Одна только мысль об этом заставила обычно сдержанную Тень вскочить и с силой пнуть колченогий стул, вымещая на нём свою злость и ненависть. Прошло чуть более трёх сотен лет с тех пор, как Роджер сбежал из дома Харры, уязвив её самолюбие и помешав ей выполнить приказ Повелителя.

Три сотни лет. Сильнейшее проклятье, в жертву которому было принесено целое поселение. И она не смогла изжить чёртово семя! Его потомки умирали во время эпидемий, гибли в войнах и распрях, горели в пожарах и тонули в реках, ломали себе шеи, сталкивались с убийцами в тёмных переулках, попадали под колёса автомобилей и поездов. Не было такой смерти, которая не подкарауливала бы отродья Дагворта! И всё же – они были живы до сих пор!

Миловидное личико Харры исказила безобразная гримаса, словно сквозь очаровательную оболочку на мгновение проглянула её истинная сущность. Полубезумный взгляд расширившихся глаз, трепещущие хищно раздувающиеся ноздри, плотно сжатые подрагивающие губы, побелевшая кожа. Вряд ли хоть кто-то назвал бы её в этот момент красивой.

- Как? – прошептала Тень дрожащим голосом. – Как вы выжили? Что вас держит? Что вас спасает?!

Голос сорвался на крик. Харра резко развернулась и бросилась к пленнице. Избитая, искалеченная пытками женщина даже не пошевелилась. Она ещё жила, в этом у Тени не было сомнений, но вряд ли была способна соображать. Пустые глаза бессмысленно пялились в стену. Скорее всего, смертная сошла с ума от боли и ужаса. Харра раздосадовано плюнула. Теперь уже нет смысла пытаться получить ответы на вопросы. Этот едва дышащий полутруп не сможет назвать даже собственное имя. Но какова сучка! Умыкнула добычу из-под самого носа!

- Где же мне искать твоего ребёнка? – прошипела Тень, в бессильной истерике встряхивая женщину. – Куда ты его спрятала? Или её? Может, это девочка?

К сожалению, узнать наверняка не представлялось возможным. Пленница, зная, что по её следам идёт убийца, постаралась на славу. Ребёнок – с подавленной памятью, с запечатанными способностями – был надёжно скрыт безликим миром маглов. Древний ритуал, который бережно хранили дети Круга, укрыл последнего потомка Роджера от глаз Теней. Харра не знал о нём ничего: ни имени, ни пола, ни внешности. И это приводило её в бешенство. Время, отпущенное телу её носительницы, истекало, Повелитель всё ещё спал, а значит – на поиски не оставалось ничего. К тому же, искать того, кто так хорошо спрятан, - всё равно, что пытаться найти иголку в стоге сена. Сейчас, пока малыш ничем не отличается от маглов, Харра могла пройти в двух шагах от него (или неё?) и не признать. Но вот позже….

Тень выпрямилась, захваченная пришедшими на ум мыслями. Какая же она дура! Не иначе, долгое пребывание рядом со смертными делает её настолько глупой. Способности детей Круга нельзя подавить навсегда. Даже если этот неведомый ребёнок никогда не войдёт в Круг на правах Лорда или Леди, всё равно он будет слишком силён, чтобы долго обходиться без магии. Рано или поздно его силы проснутся. Не могут не проснуться. Сейчас ребёнку примерно пять лет. Стоит посмотреть, что случится, когда ему исполнится одиннадцать. На этот раз она постарается не затягивать с расправой. Не станет полагаться только на своё проклятье и хрупкость человеческих тел. Она придёт за этим проклятым ребёнком лично и останется до конца, чтобы убедиться в его окончательной и бесповоротной смерти.

Харра посмотрела на всё ещё цепляющуюся за остатки угасающей жизни женщину. Невесомо провела рукой по её голове.

- Подумать только, мне даже жаль тебя. Ты так старалась спасти своего выродка, надеялась, что сумеешь переиграть меня, а в итоге при козырях оказалась я. Глупое ты существо! Время – мой самый главный союзник и твой злейший враг. Только время показывает истинное положение дел.

Тень сжала волосы своей жертвы в кулак. Протянула свободную руку и положила её женщине на лоб. Несколько тихих слов на давно умершем языке, ледяной сквозняк, появившийся из ниоткуда, и на полу осталась лишь горсть пепла. Харра поднялась, брезгливо поворошила пепел носком сапога и вышла из комнаты.

В открытую дверь ворвался ветер, и останки несчастной женщины смешались с уличной пылью.

Наши дни

Харра стояла перед аккуратным чистеньким домиком. Он был похож на своих соседей как две капли воды, но Тень была уверена: ей нужен именно этот. Не колеблясь больше ни секунды, она подняла руку и надавила кнопку звонка. Трель разлилась и стихла в пустом доме. Харра удовлетворённо улыбнулась. Она всегда предпочитала, чтобы её визиты становились для хозяев сюрпризом.

Внутри было столь же чисто и опрятно, как и снаружи. Харра заглянула в кухню, в столовую, прошлась по коридору и вошла в гостиную. На полке, возле которой она остановилась в ряд стояли фотографии в рамках. Вот счастливые родители, обнимающие маленькую улыбчивую девочку с чуть выступающими передними зубами и растрёпанными каштановыми косичками. Вот эта же девочка, но чуть постарше, с потешно-серьёзным выражением лица в школьной форме. Опять та же девочка в летнем платьице с цветочным венком на голове. И снова она же. И опять она. Харра подошла к фотографии, изображающей пятнадцатилетнюю девушку, и сняла её с полки.

- Гермиона Грейнджер, значит, - задумчиво произнесла Тень, ласково проводя пальцами по фотографии. – Больше спрятаться не выйдет, милая.

В двери повернулся ключ. Из коридора послышались голоса мужчины и женщины. Харра улыбнулась фотографии Гермионы.

- А вот и твои приёмные мамочка с папочкой. Думаю, мы с ними найдём массу тем для беседы.

Она аккуратно вернула фоторамку на место, взяла в руки прихваченный ранее разделочный нож и вышла из гостиной навстречу вернувшимся хозяевам. Маглы удивились, увидев незваную гостью. Даже попытались возмутиться.

- Кто вы такая, собственно,…, - начал приёмный отец Королевы Круга, когда лёгкий, почти небрежный росчерк ножа заставил его заткнуться. Приёмная мать Гермионы выронила сумки из рук, в ужасе закричала и кричала всё то время, пока её муж, зажимая рану на горле, падал ей под ноги. Харра в тот момент даже пожалела, что не растянула удовольствие. Впрочем, возможность повеселиться у неё ещё была. Наверное, магла прочла это в её глазах, потому что с неожиданной прытью бросилась обратно к дверям. Но Харра оказалась быстрее. Перескочив подрагивающего в предсмертной агонии мужчину, она оказалась прямо перед женщиной и схватила её за руку, резким рывком оттаскивая от двери. Сила у Тени, несмотря на хрупкое подростковое тело, была недюжинная, и магла завопила снова, на этот раз от боли в вывернутой из сустава руки. Харра улыбнулась, наслаждаясь её воплями, а затем присела так, чтобы её лицо оказалось на уровне лица жертвы.

- Ты, наверное, сейчас думаешь, за что я так поступаю с вами? – мягко спросила Тень у захлёбывающейся криками женщины. – Хочешь ведь? Отвечай! – нож распорол магле правую щёку, и та, давясь слезами, быстро-быстро закивала головой.

- Умница, - нежно проворковала Харра, погладив жертву окровавленным лезвием по целой половине лица. – Всё очень просто. Вы с мужем совершили ошибку, подобрав десять лет назад девочку, оставленную на вашем пороге. Вы сделали глупость, вырастив её как родную, дав ей семью, теплоту и любовь. За это придётся заплатить.

- Я… я вас не понимаю, - пролепетала женщина, пытаясь отодвинуться от мучительницы как можно дальше. Но Харра не дала ей такой возможности.

- Это ничего, - пропела она, с силой проводя ножом по руке жертвы, - ничего. У нас с тобой ещё полно времени.

Когда спустя несколько часов квартал заполнил вой сирен, когда люди в полицейской форме ворвались в дом, где на супружеском ложе лежали изуродованные тела мужчины и женщины, нежно обнимающие любимую мягкую игрушку дочери, Харра была уже далеко. Она не осталась досмотреть спектакль до конца. Зачем? Самый интересный акт пройдёт не здесь, а в Хогвартсе, когда малышка Грейнджер узнает последние новости. Харра надеялась лишь, что сможет полюбоваться её лицом.


*Небольшая историческая справка для любознательных: Великий лондонский пожар - именование пожара, охватившего центральные районы Лондона с воскресенья, 2 сентября, по среду, 5 сентября, 1666 года. По некоторым данным, огонь лишил крова 70 тысяч человек при населении в 80 тысяч. Пожар начался в пекарне Томаса Фарринера на Паддинг-лейн и быстро распространился на остальные здания по причине бездействия властей и из-за сильного ветра. Причины возгорания не определены до сих пор: одни считают, что начало пожару положила обычная человеческая невнимательность, другие - что имел место поджог, совершённый голландцами или французами (врагами Англии на тот момент). Несмотря на все отрицательные последствия, действие огня имело и положительный результат: Лондон был спасён от Великой чумы, свирепствовавшей в городе с 1665 года.

Глава 15. Охота за информацией

Кто владеет информацией, тот владеет миром
Майер Амшель Ротшильд

- Снег пошёл, - неожиданно сказала Гермиона, и это стало первым, что она произнесла по своей воле за последние полтора месяца. Гарри удивлённо поднял голову. Честно говоря, он уже почти смирился с тем, что подруга теперь по большей части молчит, односложно, коротко отвечая на обращённые к ней вопросы. Юноша встал с кресла и подошёл к окну, возле которого сидела девушка.

На улице действительно шёл снег. Он спускался с неба пушистыми холодными хлопьями, укутывая в пуховое одеяло всё вокруг, превращая Хогвартс в сказочный замок из рождественских шариков. Гарри молча смотрел на снежное великолепие и лихорадочно думал, что ответить. Хотя Гермиона, вроде бы, и не ждала ответ.

Когда полтора месяца назад, чуть ли не на следующий день после триумфального Самайна, убили её родителей, она словно замкнулась сама на себе. Гарри прекрасно помнил тот день, когда к ним подошла МакГонагалл со странным выражением на лице и непривычно мягким и ласковым голосом попросила Гермиону пройти с ней. Тогда девушка ещё не знала, что её ждёт, тогда она ещё улыбалась и, кажется, бросила какую-то шутку и перемигнулась с Дженнифер. А потом ушла с МакГонагалл и пропала до самого вечера.

Памятуя о событиях, предшествующих падению Гермионы в Город, Гарри бросился на её поиски сразу же после того, как она не явилась на первый урок. Зашёл в кабинет декана, прошёлся по пустым классам, даже до директора добрался. Там и узнал страшную новость: родители Гермионы мертвы, саму её отправили в Больничное крыло, чтобы вывести из состояния шока. Гарри настоятельно рекомендовали не беспокоить подругу, подкрепив рекомендации приказом не пускать его в святая святых мадам Помфри. Юноша не находил себе места от беспокойства за подругу, прогулял все занятия, сначала дежуря перед входом в крыло, а потом, когда его прогнали оттуда, окопавшись в гриффиндорской башне. Студенты приходили и уходили, некоторые пытались подойти к нему и узнать, что случилось, но он лишь огрызался, и от него довольно быстро отстали. Кроме, пожалуй, Джинни. После событий Самайна младшая Уизли так и вилась вокруг него ужом, вечно возникая то тут, то там, оказываясь рядом в самый неподходящий момент. В тот день Гарри не сдержался и наговорил сестре Рона всяких гадостей, велев держаться от него подальше. На удивление, Джинни отреагировала на крики спокойно - лишь сверкнула недовольно глазами да передёрнула плечами. Потом повернулась спиной и куда-то ушла. А Гарри, чуть поостыв, почувствовал себя перед ней виноватой, что ещё больше усугубило волнение за Гермиону.

Девушка вернулась поздно вечером, когда все студенты уже разошлись по своим спальням. Гарри так и сидел в Общей гостиной возле камина и глядел в огонь, пытаясь привести в порядок собственные мысли. О том, что Гермиона возвращается, он узнал до того, как открылся проход в гостиную. Её присутствие юноша почувствовал ещё на лестнице, ведущей к входу в гриффиндорскую башню. И сразу понял, что в Гермионе что-то изменилось. Когда же она вошла…. Гарри никак не мог забыть эту бледность на её лице, и пустой взгляд, и неестественное спокойствие. Казалось, будто она снова провалилась в Город, а сейчас и здесь бродит лишь пустая оболочка.

- Гермиона…, - начал тогда Гарри, но не смог ничего сказать. Все слова, которые он мог бы произнести, были глупыми, надуманными, картонными. Ни одно из них не принесло бы его подруге успокоения и облегчения. Да Гермиона и не нуждалась в них. Деревянными шагами она приблизилась к дивану, на котором он сидел, и неловко рухнула рядом. Только тогда Гарри заметил, что её колотит нервная дрожь. Повинуясь неясному порыву, он прижал её к себе, обхватывая крепко-крепко, и ощущение безвольного, покорного тела внушило ему ужас. Казалось, что он держит в руках послушную куклу, а не живого человека. Сколько они просидели так, несколько минут или несколько часов, не знал никто, но в какой-то момент они так же молча встали и разошлись по своим комнатам.

С того момента Гермиона замолчала, отвечая только тогда, когда к ней обращались, и предпочитая говорить как можно лаконичнее. Она отдалилась ото всех, только Гарри был счастливым исключением. Иногда девушка вцеплялась в его руку так, будто это был её единственный спасательный круг в штормящем море. Временами она вела себя как слепая: перебирала его пальцы, касалась мантии, лица. Гарри догадывался, что так Гермиона пытается понять, реальность это или снова иллюзии Города, и не знал, успокаивает ли подругу осознание правдивости происходящего. То, что с ней происходило, пугало его, мучило и терзало, но во сто крат хуже было то, что он никак не мог ей помочь.

И вот теперь она вдруг нарушила своё молчание.

- Знаешь, - снова заговорила Гермиона, задумчиво водя пальцем по оконному стеклу, словно желая проследить все линии морозных узоров, - я много думала о том, что вспомнила в Городе.

Гарри удивлённо перевёл взгляд на неё. Они сидели в Выручай-комнате, самым бессовестным образом прогуливая урок по Истории магии. Бинсу всё равно, а для них его предмет не имел никакой ценности. Правда, больше никто из членов Тайного Круга к ним не присоединился. Хотя, скорее всего, причина была не в архиважной теме, как попыталась дипломатично убедить Гарри Элизабет, а в Гермионе. То, что с ней творилось, приводило в ужас и сестёр Принстоун, и Малфоя, хотя последний ни за что бы в этом не признался. Пожалуй, только Полумна относилась к новому состоянию Гермионы спокойно, с каким-то печальным пониманием, но при этом держалась на расстоянии.

Удивление Гарри оправдывалось ещё и тем, что по негласной договорённости Лорды и Леди Тайного Круга не спешили делиться увиденным в Городе. И вдруг такое начало разговора.

- Удивлён? – нервно усмехнулась Гермиона, поднимаясь со стула и отворачиваясь от окна. – Я не очень-то хочу об этом говорить, но… от себя ведь не убежишь, верно? В Городе нельзя лгать, ты сам мне об этом говорил. Значит, всё то, что я увидела там, было правдой.

- Вовсе нет, - возразил несколько сбитый с толку Гарри. – Тени могли показывать тебе не только то, что уже случилось, но и твои страхи. Пока ты веришь в них, они реальны и не могут быть ложью.

Гермиона перекатилась с носка на пятку и обратно, глядя себе под ноги. Она собиралась с мыслями, и юноша не хотел её торопить.

- Знаешь, что они мне показали? – наконец, тихо спросила девушка.

- Твоё прошлое. Как твоя мать подбросила тебя на порог магглам и стёрла тебе память, как над тобой издевался хорёк, как никто не хотел дружить с тобой на первом курсе….

- Уверен, что только моё прошлое? – перебила его Гермиона. – Знаешь, было ведь ещё и моё будущее.

Гарри промолчал. Что тут можно было ответить?

- Тени показали мне всё, - медленно, подбирая слова, произнесла девушка. – Что будет после нашего пятого курса. Как начнётся война с Волан-де-Мортом. И как мы её проиграем.

- Этого не будет! – сухо отрезал Гарри. – Даже не думай об этом!

- Почему нет? Это вполне реально. Кто мы такие? Пятеро подростков. Кто они? Достаточно сильные маги, имеющие солидный багаж знаний, впечатляющее материальное состояние и положение в обществе. Им даже войну можно не развязывать, а захватить власть дипломатическими путями, абсолютно бескровно. Магический мир не учится на своих ошибках.

- Что на тебя нашло? – возможно, вопрос прозвучал грубовато, но Гарри действительно не понимал подругу. Может, Гермиону подменили? Там, в Городе? Так же, как и Рона? Юноша переключил зрение, как учила его Когтевран, вглядываясь в глубину, в суть стоявшей перед ним девушки. Нет, это совершенно точно была Гермиона. Только какая-то погасшая, надломленная. «Она выдержала издевательства Теней, - подумал Гарри. – Вытерпела пытки Города. Но смерть родителей оказалась той самой соломинкой, что способна переломить хребет верблюду. В конце концов, у каждого из нас есть предел терпения».

- На самом деле ты так не думаешь, - мягко произнёс он, сжимая ладонь Гермионы в своей руке. – В тебе говорит усталость. Отчаяние. Горечь. Обида. И много чего ещё.

- Это тебе чудо-заклинания Когтевран подсказали? – усмехнулась девушка, но руки не вырвала. Уже хорошо.

- И они тоже, - покладисто согласился Гарри. – Гермиона, я ведь знаю тебя совсем другой. Сильной, сдержанной, умной. Не сдающейся ни при каких обстоятельствах. Ты - самая лучшая колдунья на потоке! Куда делась та девочка, которая на первом курсе, выгораживая нас с Роном, нарушила свои собственные правила и нагло врала в глаза преподавателям?

Гермиона невесело фыркнула.

- Ты не понимаешь, Гарри. Сейчас не первый курс, и у нас есть проблемы посерьёзнее нарушения правил. Смерть моих родителей Тени мне тоже показали. И всё случилось именно так, как они и предсказывали.

- Конечно! Они тебе показали свой собственный сценарий, ничего удивительного, что в реальности всё произошло точно так же. Но это вовсе не значит, что мы не сможем им помешать.

- Но помешать им убить маму и папу я не смогла! – выкрикнула Гермиона, вырывая свою ладонь и отступая на шаг. – Понимаешь? Я не сумела! Я знала, что произойдёт, знала! Но надеялась, что всё это лишь мои страхи, глупости, которые Тени показывали, чтобы напугать меня! Вот только это были не глупости! Мои мама и папа мертвы из-за меня, слышишь, Гарри?! Это я виновата в их смерти!

- Ты ни в чём не виновата! – возмутился Гарри, внезапно вспоминая, как точно так же винил себя в смерти Седрика. – При чём здесь ты? Ты их убивала? Ты держала нож в руке? Ты била свою мать?

- Да какая разница, в чей руке был нож?! – у Гермионы начиналась форменная истерика. – Если бы не я, никто бы не издевался над моими родителями. Если бы моя биологическая мать не оставила бы меня на их пороге, они бы даже не узнали о магическом мире и жили бы спокойно! Если бы я не согласилась поехать в Хогвартс, они не были бы втянуты в эту войну! Если бы я не полезла в наш подвал этим летом, Тени бы не узнали, что я вхожу в Тайный Круг! И если бы я перестраховалась и наложила бы защиту на дом родителей после того, как вернулась из Города, они были бы живы!

У Гермионы подкосились ноги, и она опустилась на пол, забиваясь в угол. Её трясло, истерика сжимала ей горло, и она задыхалась, судорожно втягивая воздух.

- Это всё я! Всё я! Я такая дрянь, Гарри! Они были правы там, в Городе! Во всём правы! Я неблагодарная тварь, сбежавшая из дома за приключениями и сказкой и совсем позабывшая о людях, которые вырастили меня, хоть я и не была им родной дочерью! Как я моглаааа!

Последнее слово превратилось в долгий, протяжный, истеричный всхлип, и Гермиона тихонько, пронзительно заскулила, точно побитая собачонка, пряча лицо в ладонях. Гарри почувствовал себя неуютно. Что делать с плачущими девушками, он представлял себе весьма смутно. С другой стороны, чувства Гермионы были ему более чем знакомы. Наконец, он заставил себя подойти к подруге и опуститься рядом с ней на корточки.

- Послушай, Гермиона, - тихо сказал юноша, - я знаю, что сейчас тебе кажется, будто именно из-за тебя случилось всё это. Но это не так. Когда в прошлом году на кладбище погиб Седрик, я чувствовал то же самое. Мордред, да я готов был возненавидеть себя! Надо же мне было разыгрывать из себя благородного героя именно в этот день и именно в этом месте! Ведь если бы я не предложил Седрику взяться за Кубок вместе, он остался бы жив. А я мог, Гермиона, я вполне мог его опередить и схватиться первым. Но не стал. Решил показать, какой я весь из себя положительный. И Седрик умер. А Чжоу до сих пор плачет всякий раз, когда о нём кто-то упоминает в её присутствии. Думаешь, мне приятно понимать, что я стал всему этому виной? Только у меня было целое лето для размышлений. И я смог объяснить себе, что всё произошедшее никак не могло быть моей виной. Скорее всего, если бы я не стал разыгрывать из себя благородного спасителя всея и всех, Седрика убил бы ополоумевший Крам. Или ещё кто-нибудь: в лабиринте возможностей было предостаточно.

- То есть, по-твоему, во всём виновата судьба, так? – язвительно спросила Гермиона. Её вопрос прерывался всхлипами, а в словах проскальзывали визгливые нотки. – О чём ты говоришь, Гарри?! О том, что на нас всех уже есть планы и, нравится или нет, все мы скоро окажемся на кладбище?

- Да нет же! – юноша запустил руки в волосы и машинально растрепал шевелюру. – Прости, я не умею говорить и плохо формулирую свои мысли. Я просто хотел сказать, что не стоит винить себя в том, чего мы не сделали. Или в том, что мы сделали. Это уже случилось, Гермиона! И можно хоть вывернуться на изнанку, днём и ночью изводя себя чувством вины, но это ничего не изменит! От того, что ты страдаешь, никому легче не становится. Ни тебе, ни твоим родителям, ни мне, ни всем остальным. Разве твоё чувство вины вернёт тебе маму и папу? Нет! Разве моё чувство вины воскресит Седрика, утешит его родных, заставит улыбнуться Чжоу? Тоже нет! Не вини себя, Гермиона, найдётся множество тех, кто охотно сделает это за тебя. И, наверное, сейчас я скажу банальность, но мне кажется, что твои родители не хотели, чтобы ты терзала себя, молчала или замыкалась в себе. Я видел своих маму и папу всего несколько минут на кладбище, где возродился Волан-де-Морт, но мне этого хватило, чтобы понять: они просто желают мне добра. Любой ценой. Таковы родители. И твои, пусть и приёмные, наверняка желали тебе того же. Не твоя вина, что их больше нет. Твоя вина в том, что ты сходишь с ума сейчас! Посмотри вокруг. Полумна места себе не находит, Лиз и Джен уже вконец извелись. Мордред и Моргана, даже Малфой неуютно себя чувствует. То, что случилось – ужасно! Это худшее из того, что могло произойти, и мне очень-очень больно знать, что это произошло с тобой. Я бы хотел сделать что-то, что поможет тебе, но это не в моих силах. Это можешь сделать только ты. И я знаю, что у тебя это получится.

- Когда ты только так говорить научился? – прошептала ошарашенная Гермиона и вдруг расплакалась. Громко, горько, навзрыд. Она рыдала, захлёбываясь слезами и обхватив себя руками, словно могла рассыпаться на части. Гарри неловко обнял её. «Идиот! – думал он. – Какой я идиот! Зачем я всё это ей наговорил? Ей и так было плохо, так нет же! Тоже мне, психолог доморощенный. Ещё б ударил её для полного эффекта».

Гермиона плакала довольно долго. Когда слёзы иссякли, футболка Гарри промокла насквозь, а руки и ноги затекли от неудобной позы.

- Извини, - немного гнусаво от слёз и заложенного носа сказала Гермиона. – Я не хотела.

- Я тоже не хотел, - поспешил заверить её Гарри и, поняв, что слова прозвучали как-то не очень красиво, прибавил:

- Кричать на тебя не хотел.

- Я поняла, - слабо улыбнулась девушка и, потянувшись, достала с полки любезно предоставленный Выручай-комнатой платок. Гарри деликатно отвернулся, давая подруге возможность привести себя в порядок.

- Ты прав, Гарри, - вдруг сказала Гермиона. – Я вела себя как последняя дура. Возможно, мне сразу надо было проораться и выплакаться. Не скажу, что сейчас стало легче, но замыкаться в себе и молчать я больше не стану, обещаю. Наверное, ты прав, наши родители просто хотят, чтобы мы были счастливы. Что бы ни случилось.

- Это не очень-то утешает, - честно заметил Гарри.

- Но это единственное утешение, которое у нас есть.

Они какое-то время посидели в тишине и молчании. Наконец, Гермиона встала, отряхнула мантию и вернулась к окну.

- Я больше не позволю сбыться видениям Города, - сказала она. – Ни за что. Никто больше из-за меня не умрёт.

- Гермиона, ты….

- Помолчи, Гарри! Не перебивай меня, пожалуйста. Я могу быть и не виновата в смертях родителей, но я поступила легкомысленно, не обратив внимания на те видения, которые послали мне Тени. Я не имею права быть легкомысленной, я не имею права жалеть себя, если не хочу, чтобы это повторилось. Мне надо выяснить, с чего всё началось. Почему моя биологическая мать оставила меня на пороге маггловского дома, стерев мне память? Почему она твердила тебе, что её скоро убьют? Значит ли это, что Тени напали не только на моих приёмных родителей? И если это так, то зачем они преследуют моих родных? Мне надо знать всё! – Гермиона повернулась к другу, и в её глазах была сосредоточенная и холодная решимость, делавшая её старше и мудрее на несколько лет. – Чтобы не вернуться к саможалению и страданиям, мне нужна цель. Я хочу найти тех, кто причастен к убийству моих мамы и папы, и уничтожить их. Окончательно.

***
Сириус повертел в руках толстую тетрадь в кожаной обложке, извлечённую из шкатулки, найденной на чердаке. Тетрадь была не одна: подобные ей заполняли всю шкатулку. Похоже, на части чьего-то дневника. Вот только зачем его матушка, пусть и отличающаяся любовью ко всякому старому хламу, хранила эти записи? Неужели очередные размышления какого-нибудь предка на тему «благороднейшего и древнейшего семейства Блэк»?

К счастью, заклинания вечного склеивания или заклинания распознавания личности читающего на дневник наложены не были - Сириус проверил и неоднократно. Это были самые обычные тетрадки. На обратной стороне обложки первой из них значилось: «Собственность Юстасии Александры Блэк». Юстасии? Он в первый раз слышал это имя, хотя в своё время матушка заставила его с братом чуть ли не наизусть выучить всех предков вплоть до родоначальников семьи, аж до XV века. А эта Юстасия жила – он пролистал несколько листов – в XVII веке. Значит, она должна была хотя бы упоминаться в матушкиных лекциях. Интереса ради Сириус зашёл в комнату с гобеленом. Обошёл её всю, тщательно рассматривая портреты предков и подписи к ним, но Юстасии так и не обнаружил. Зато нашёл пару чёрных пятен, предположительно относившихся к XVII веку. Может ли быть, что эту девушку изгнали из рода? Помнится, в те времена законы семьи были гораздо жёстче, чем теперь, хотя, казалось бы, куда ещё. Но и отступников, как ни странно, было куда как меньше. Сириус насчитал только двоих, хотя в том же XX веке, несмотря на послабления, были изгнаны сразу пятеро, и он в числе прочих. Что же могла, в таком случае натворить, его прапрапрапрапрапрапрабабушка?

Сириус вернулся в свою спальню, где лежали дневники Юстасии. Теперь они казались ему куда более интересной находкой. Эта шкатулка не просто так была заперта сильнейшими чарами, замешанными на крови Блэков. И не просто так дневники изгнанницы хранились в Блэквуд-мэнор, потому что, насколько Сириус помнил, его родители поспешили избавиться от всех вещей опального сына, как только выжгли его с гобелена. Значит, что-то тут не чисто.

В первом дневнике ничего особенно интересного не было. Хотя нет, Юстасия, конечно, высказывала на редкость смелые мысли относительно роли женщины в обществе и семье, а также касательно взаимоотношений магов и магглов. Прочитав пару её опусов, Сириус даже проникся уважением к этой своей прародительнице, хотя и находил некоторые её суждения излишне максималистскими. Но ничего такого, что могло бы заинтересовать семью Блэк, в дневнике не находилось. Скорее, каждая его страница была лишней причиной его сжечь. Это продолжалось до тех пор, пока Сириус не добрался до событий 1626 года.

В ту пору Юстасии, судя по всему, было девятнадцать лет. Несмотря на это, она всё ещё сидела в девицах, и Сириус подозревал, что виной всему были как раз-таки её излишне вольные рассуждения. Так или иначе, женихи из приличных семейств обходили её десятой дорогой, и отношения между родителями и дочерью стали прохладными и натянутыми. По этой причине Юстасия предпочитала проводить вне дома больше времени, чем дозволялось молодым незамужним девушкам, и в одну из таких прогулок она познакомилась с бедным магглорождённым магом Роджером Дагвортом. И, словно этого ей было мало, она в него ещё и влюбилась. Позор на всё семейство Блэк. Дальше дневник был заполнен то насмешливыми, то гневными обращениями Юстасии к родителям, а также романтичными сентенциями влюблённой барышни, но среди всего этого Сириус сумел уловить знакомое сочетание слов: Тайный Круг. Наверное, будь мужчина в облике Бродяги, он сделал бы охотничью стойку. В голове мигом возникло воспоминание о летнем вопросе крестника. Ни в одной книге, находящейся в довольно обширной библиотеке Блэков, сведений об этом Круге не было. И вот, оно находится в дневнике девицы, которая была изгнана из рода. Как интересно.

Оказалось, что Роджер Дагворт искал сведения о Тайном Круге. В каких-то древних фолиантах, или свитках, или лабораторных журналах он наткнулся на упоминание этой организации и сильно заинтересовался, но так и не смог найти никого, кто сумел бы объяснить ему, что это такое. Влюблённая и заинтригованная Юстасия Блэк тут же вызвалась ему помочь, перевернула всю библиотеку семьи, залезла в библиотеки Гринграссов и Ноттов, но ничего стоящего не нашла. А потом была и вовсе изгнана семьёй и выжжена с гобелена. Впрочем, она не отчаялась и во время одной из вылазок действительно нашла человека, знавшего о Круге. Звали этого человека Уильям Браун, и он считался кем-то вроде хранителя знаний. В его доме находились книги заклинаний, разные исторические опусы, и в его задачу входило передавать эти знания от одного Тайного Круга другому. На этом месте записи обрывались. Вернее, они были, наверняка были, но прочитать их Сириус не мог. Информация была скрыта при помощи заклинаний, которых в семье Блэков не знали. Снова записи возникали только в самом конце, когда Юстасия писала о смерти своего мужа, того самого Роджера Дагворта. Он погиб во время Великого лондонского пожара, но женщина была уверена, что его убили нарочно. Судя по её записям, с Великого пожара и её переезда в Америку в Юстасии проснулась паранойя. Ей всё время казалось, что её и её семью преследуют. Она писала о каких-то чудовищах, Тенях, которые не успокоятся, пока не убьют всех. Юстасия была одержима идеей как-нибудь защитить своих потомков, она перебирала различные обереги, сравнивала защитные амулеты, размышляла над ритуалами. Но сумела ли она что-либо сделать или нет, так и осталось для Сириуса тайной. Последняя запись была сделана 20 ноября 1672 года. Она была до невероятного короткой. Дрожащим неуверенным почерком Юстасии было написано: «Сегодня я умру. Но война не закончена. Мои дети завершат то, что начали мои предки». «Мои дети»… Почему-то это зацепило Сириуса. Он встал и, прежде чем понял, что делает, направился в комнату с гобеленом. Нашёл одно из выжженных пятен и обнаружил, что от него тянутся линии к потомкам. Обычно семьи изгнанников не отображались на фамильном гобелене. Только эта линия, несмотря на то, что чернела обожжёнными пятнами, упорно тянулась от одного человека к другому. Всегда только один родитель, всегда только один ребёнок – линия была прямая как стрела. И лишь один человек не был выжжен с этого гобелена. «Наверное, мать просто не успела сделать этого при жизни», -подумал Сириус, присматриваясь к дате рождения. В настоящее время существовал, пожалуй, один-единственный человек, который мог бы пролить свет на тайны Юстасии Блэк. Кастра* Елена Блэк.

***
Элизабет, Дженнифер и Полумна смотрели на вновь ожившую Гермиону с опаской, словно боялись, что она вот-вот расплачется. Драко изо всех сил делал вид, что ему на всё наплевать, но тоже нет-нет да и бросал на неё странный взгляд. Гарри всем своим видом излучал поддержку. Девушка глубоко вздохнула и начала:

- Пожалуй, я должна перед всеми вами извиниться. Если бы во время моего траура на нас напали, вам пришлось бы очень тяжело….

- Ты не должна извиняться, - перебила её Полумна, и в её глазах отразилось нечто малочитаемое. – Иногда нам всем стоит побыть наедине с собой.

- Моё уединение продлилось слишком долго. Мы на войне, а на войне, - Гермиона с трудом сглотнула ком, вставший в горле, - бывают жертвы. И мои родители оказались в их числе. Как дочь я имею право на горе, но как Королева Тайного Круга я должна была понимать последствия. Мои родители, - Гермиона слышала, как дрожал её голос, но справиться с этим не могла да и не хотела, - не заслужили такой смерти. Они умерли из-за того, что не знали, кого приютили у себя в доме. Я не желаю, чтобы это повторилось с кем-либо ещё. Я хочу выяснить всё о своей настоящей семье. Вы мне поможете?

Подростки переглянулись. На лице Малфоя явственно читалось: «А шнурки тебе не погладить, поганая грязнокровка?». Полумна, как и всегда, была себе на уме. А вот Лиз и Джен, похоже, желание узнать какие-либо подробности о родителях было близко.

- Мы поможем, - хором сообщили они, не особенно раздумывая.

- Я думаю, кто-то из твоих предков мог иметь отношение к Тайному Круг, - заметила Полумна. – А это значит, что твои поиски облегчат нам жизнь в дальнейшем. Я с радостью помогу тебе.

Взгляды всех присутствующих скрестились на Малфое. Драко поёжился.

- Ну что вам всем от меня надо? – несчастным голосом поинтересовался он. – Почему я вообще должен во всё это впутываться? Я…, наверное, я соболезную тебе, Грейнджер, - быстро буркнул Малфой и отвёл глаза, - но это не значит, что я готов копаться в твоей родословной. И вообще я был бы рад, если бы все обошлись как-нибудь без меня.

- Без тебя не выйдет, хорёк, - мрачно заметил Гарри. – Мы тебе не раз уже об этом говорили. Заметь, даже Основатели это подтвердили. На самом деле ни у одного из нас нет ни малейшего желания работать с тобой в одной команде. Но выбора нет. И это не обсуждается.

- Основателей четверо! – возмущённо заявил Драко. – А нас шестеро. У тебя с арифметикой туго, Поттер? Нас многовато, не находишь?

- За полтора месяца можно было проявить больше интереса, чтобы не задавать сейчас такие идиотские вопросы, - саркастически заметила Элизабет. – Основателей было шестеро. Четверо из них основали Хогвартс, а двое ещё одну крепость, о которой мы пока не знаем ничего. Вы с Полумной являетесь наследниками как раз этих двух последних Основателей.

- Мы даже не знаем, существует ли эти мифические Основатели! – рявкнул Малфой, выведенный из себя. – Не знаем, какую такую крепость они основали, не знаем, кем были и как их звали. Ищем-ищем, перерыли тысячи книг, но всё впустую! Вы уверены, что эти доисторические ископаемые не дурят нас, пытаясь заставить выполнять свою работу?

Ответом ему была гробовая тишина. Похоже, нет-нет, но у каждого из присутствующих появлялись подобные мысли.

- Дурят нас или нет, теперь это уже неважно, - Гермиона сказала это тихо, но все вздрогнули и повернулись к ней. – Мы уже ввязались в эту войну. Мы уже понесли потери. Ты забыл, Малфой, сколько человек погибло в этот Хэллоуин? Они все были обычными студентами, такими же, как ты. Почему ты заслуживаешь жизни больше, чем любой из них?

- Да, - продолжала Гермиона всё так же тихо, не давая Драко перебить себя, - их родственники не узнают правды. Для них это стало трагедией, несчастным случаем. Обрушение сводов замка, похоронившее под собой четыре десятка студентов. Для ставки Дамблдора это стало возможностью ещё громче кричать направо и налево о воскрешении Волан-де-Морта, для Министерства – отличным шансом Дамблдора подсидеть и установить в Хогвартсе свой контроль, не зря же Амбридж так ожила после этой трагедии. Полтора месяца прошло, а она уже заполучила себе чрезвычайные полномочия Генерального инспектора и вот-вот начнёт разгонять преподавателей. И никто из них, ни один представитель этой самой Светлой стороны, не вспомнил о детях, которые там погибли.

- Их убили мы, между прочим, - пробормотал Малфой, позеленев от неприятных воспоминаний. – Их убили мы, Грейнджер. И что-то я не припомню, чтобы хоть кто-нибудь из вас колебался. Раньше, помнится, вы орали о том, какие Пожиратели смерти чудовища. И чем мы теперь отличаемся от них?!

- Не думала, что тебя это волнует, Малфой! – заявила Джен, вскидывая подбородок. Но, судя по тому, как дрожали её губы, её и саму мучили по ночам кошмары и чувство вины. Мордред и Моргана, а Гермиона ещё считала себя самой несчастной! Как она могла позволить себе забыть о куда более реальной вине, которую нёс на себе каждый из здесь присутствующих? Чёртова эгоистка!

- Не ссорьтесь! – пресекла она зарождающийся скандал. – Я не говорила, что мы хорошие, Малфой. Но на войне хорошими быть невозможно. Жертв не избежать, а для тех, кого захватили Тени, мы ничего сделать не могли.

- Этим утешаешь себя, Грейнджер? – прищурился Драко. – А вот к смерти своих родителей-магглов ты подошла не столь философски.

Это был удар ниже пояса. У Гермионы перехватило дыхание, а перед глазами вновь встала ужасная картина двух закрытых гробов, в которых хоронили её родителей. Тошнота подкатила к горлу, и девушка сама не поняла, как оказалась на ногах. Звонкая пощёчина заставила Малфоя отшатнуться.

- Никогда. Не смей. Так. Говорить, - холодно сказала Гермиона, глядя Драко в глаза. – Тебе не понравятся последствия.

Почему-то Малфой не возразил. Он вообще не сказал больше ни слова. Просто вернулся в кресло, на котором сидел, и застыл там каменным изваянием. Но в чём-то он был прав, и Гермиона знала это. Они были виноваты в гибели сорока студентов Хогвартса, и можно было сколько угодно оправдываться и говорить, что не было выбора, но факт оставался фактом.

Когда битва, разыгравшаяся в Самайн, закончилась, Тайный Круг с удивлением обнаружил, что нападавших было гораздо меньше, чем казалось. Просто Тени набрасывались на своих извечных врагов, не обращая внимания ни на раны, ни на состояния тел. Нападали до тех пор, пока были в состоянии подняться или хотя бы просто дотянуться до Лордов и Леди. И те убили их, не щадя и не жалея наивных простаков, уступивших свои тела по глупости. Гермиона сжала зубы. «Это война, - повторила она себе. – На войне бывают жертвы. К этому нельзя привыкать, но с этим придётся смириться. Их много, а станет ещё больше, потому что ни мы, ни они не сможем остановиться. А самое страшное, что я уже приняла это. Мне нет дела до тех смертей, которые не касаются лично меня. Вот почему меня злят малфоевские выступления. Я боюсь его правды, но не могу с ней ничего поделать».

- Мы уже ничего не сможем сделать, - дыхание перехватило, и Гермионе пришлось сделать судорожный вдох, чтобы продолжить. – Мы можем ругаться, спорить, ссориться, можем обсуждать и плакать, но это не изменит ни-че-го. Наши однокашники уже погибли. Хогвартс нашёл способ показать их смерть… непосвящённым. Здесь больше нечего обсуждать.

«Когда я стала такой? До того, как попала в Город, или после? И Город ли виноват в этом? Может быть, я всегда была такой, оно просто пряталось глубоко внутри, спало и ждало своего часа. А теперь вот пробудилось. Королева…. Если и так, то только Снежная».

- Моя мать была колдуньей, - произнесла девушка, усилием воли отвлекаясь от мрачных мыслей. – Значит, в регистрационных книгах Министерства должны были остаться хоть какие-то записи. Эти книги заполняются при помощи специальных заклинаний, так что человеческий фактор можно исключить. Вопрос лишь один: как нам попасть в регистрационный отдел Министерства?

Взгляды присутствующих, словно лучи прожекторов, скрестились на Драко. Тот раздражённо дёрнул подбородком.

- И как вы себе это представляете? Я прихожу к отцу и говорю: представляешь, грязнокровка Грейнджер подозревает свою принадлежность к одному из древних магических родов. Ты не поможешь ей убедиться в этом?

- Ещё одно слово, Малфой, - в голосе Гарри предупреждающе звякнула угроза.

- Извини, Поттер, но если мы не хотим вызвать подозрения, сказать я должен именно так, - ехидно ответил Драко, хотя пальцы у него нервно подрагивали.

- Нет причин ссориться, - вздохнула Гермиона. – Его слова меня больше не оскорбляют. Тебе всё равно проще нас всех, Драко. Не можем же мы просто взять и прийти в Министерство?

- Вообще-то можем, - задумчиво произнёс Гарри. Присутствующие как по команде посмотрели на него.

- Когда меня вызывали на слушание, мы с отцом Рона так и прошли. Назвали имена и цель визита. Никто не переспрашивал и не проверял, нас просто впустили. Почему бы нам не поступить точно так же?

Повисла тишина. Она, однако, была недолгой.

- Хорошо, - вздохнула Гермиона. – Попытка не пытка. В эти выходные мы идём в Хогсмид. Оттуда отправимся в Лондон.

Никто не возражал. Элизабет, Дженнифер и Полумна молча кивнули и направились к выходу. Драко поплёлся за ними. В Выручай-комнате остались только Гарри и Гермиона.

- Всё будет хорошо, - шепнул юноша, беря подругу за руку. Девушка опустила глаза на их переплетённые пальцы. «Будет ли? Разве то, во что мы превращаемся, не чудовищно? Останутся ли в нас хоть какие-нибудь эмоции и чувства, когда война будет завершена? Или мы превратимся в пустых кукол? И хорошо, если не в безжалостных монстров» Гермиона судорожно сжала ладони Гарри. Чужое тепло, соприкасающееся с её кожей, немного успокаивало, дарило надежду, обещало, звало. Девушка прикрыла глаза.

- Поцелуй меня, Гарри. Пожалуйста, заставь меня почувствовать себя прежней. И... живой.

***
Наверное, со стороны они выглядели сумасшедшими. Безумные подростки, влюблённые подростки, дорвавшиеся до запретных развлечений. Они целовались на каждой лестнице, в каждом туалете, в каждом углу, прижимаясь друг к другу, лихорадочно касаясь друг друга руками и губами. Встреться им на пути Амбридж с её любовью к порядку, и скандала было бы не избежать. Но Амбридж не было, и они упивались своей обречённой любовью, исступлённо и неистово.

Безумие отпустило их только в полутёмном, забытом коридоре, ведущем к Тайным покоям Пенелопы Пуффендуй. Гарри крепко прижимал к себе подрагивающую Гермиону, уткнувшись носом в её макушку, вдыхая запах шампуня вперемешку с цветочным ароматом духов, чувствуя под ладонями чужое, но такое родное тепло.

- Спасибо, - глухо прошептала девушка, стискивая в пальцах его мантию. – Спасибо.

Он не стал спрашивать за что. Это было ясно и без слов.

- Вернуться за тобой?

- Если сможешь. Тебя не ждёт Когтевран?

- Не сегодня. Я обещал прийти завтра. Она хочет показать мне заклинание, с помощью которого можно изгонять Теней из людей. Говорит, теперь у нас хватит на это сил.

Он не сказал: «Как жаль, что мы не узнали его раньше». Она не сказала: «Мы могли попытаться спасти Рона и остальных». Но и он, и она прекрасно поняли друг друга.

- Что случилось, то случилось. И нам уже никогда не узнать, что могло бы произойти, пойди история по другому пути.

- Главное – мы живы и мы вместе. Когда-нибудь это безумие закончится, и мы сможем вернуться к спокойной жизни.

Он не верит в это. Она тоже. Но им хочется поверить.

- Я вернусь за тобой.

- Хорошо.

Гарри ещё раз поцеловал Гермиону и выпустил её из объятий. Девушка сделала пару шагов в сторону Тайной комнаты, обернулась, улыбнулась. Это была бледная тень той улыбки, которую обычно видел Гарри. Но она была – первая за последние несколько недель. И юноша улыбнулся в ответ.

***
В Общей гостиной по счастью было пусто. Одни студенты ушли на занятия, другие с них ещё не вернулись. Гарри порадовался этому одиночеству. Теперь он редко бывал по-настоящему один. Даже когда вокруг него не было людей, в голове в любой момент могли начать звучать голоса Лордов и Леди Тайного Круга. Нет, ни Лиз, ни Джен, ни Гермиона, ни Полумна, ни тем более Малфой не злоупотребляли своей способностью мысленно общаться с Королём. Проблема, однако, состояла в том, что все они пока не освоили до конца свои телепатические способности и в минуты эмоционального напряжения начинали эманировать бесконтрольно. В таком невольном подслушивании приятного было мало, кроме того, и Драко, и девушки сильно обижались, когда, волей или неволей, узнавали о всеведении Гарри. Им почему-то казалось, что он способен слушать их всё время и нагло пользуется этой способностью. Особенно сильно на это напирал Малфой, и юноши нередко ссорились по этому поводу.

В тот день, к счастью, на частоте Тайного Круга царила тишина, и Гарри наслаждался ею. Прежде он и не замечал этой лёгкости и блаженной пустоты в своём сознании. Совершенно великолепную тишину прервало чьё-то негромкое покашливание, доносившееся со стороны камина. Гарри открыл глаза, приподнял голову и уставился в огонь. Там, среди языков пламени явственно вырисовывалась человеческая голова. Юноше потребовалось всего несколько секунд, чтобы сообразить, кому она может принадлежать. В тот же миг он сорвался с места и бросился к камину, постаравшись встать так, чтобы случайные свидетели не смогли увидеть его собеседника.

- Ты с ума сошёл! – вместо приветствия буркнул Гарри, поглядывая по сторонам. Нет, гостиная была так же пуста, как и прежде, но где-то под кожей жило и шевелилось неприятное, липкое чувство. Юноше чудилось, что за ним следят. «Вот и паранойя, - уныло подумал он. – Скоро начну понимать Грюма с его «вечной бдительностью»».

- Всё в порядке, - довольно беспечно возразил Сириус, улыбкой приветствуя крестника.

- Ничего подобного, - сухо отозвался Гарри. – Подозреваю, что Амбридж взяла под контроль большую часть каминной сети Хогвартса. Она всё-таки выбила из Фаджа должность Генерального инспектора. Если эта министерская ищейка тебя заметит, ничем хорошим эта авантюра не закончится. И это, поверь, только меньшее из зол.

- Когда ты ухитрился стать таким? – нахмурился Сириус. – Говоришь, ну точь-в-точь как Молли.

- Элементарная безопасность, - отрубил юноша. – По этой же причине нам следует свести наше нынешнее общение к минимуму.

- У меня есть информация, которая сможет тебя заинтересовать, - мрачно сообщил Сириус. Да, не на такой приём он рассчитывал. Совсем не на такой. Крестника словно подменили. Куда делся тот беззаботный, несмотря на все невзгоды, мальчишка? Что случилось с весёлым, довольно легкомысленным, вечно влипающим во всякие передряги пареньком? Когда изменился ребёнок, в котором Сириус видел второго Джеймса? Юноша, сидевший сейчас перед камином, был другим. Серьёзным, собранным. Слишком взрослым. Пожалуй, в чём-то даже взрослее Сириуса. Это был ребёнок с глазами человека, видевшего многое и мало на что надеющегося. Невольно Сириус отметил и жёстко поджатые губы, и напряжённую позу, будто юноша в любую минуту был готов к бою, и холодную решимость во взгляде. Нет, мысли о том, что крестника подменили кем-то чужим, мужчина не допускал. Не потому что подобной возможности не существовало, а потому, что под этой новой суровой и взрослой маской нет-нет да и проглядывал прежний Гарри. На доли секунды, но их Сириусу хватало. «Что же с тобой произошло?» - с болью подумал мужчина, чувствуя себя безответственным чудовищем, не способным помочь сыну лучшего друга.

- Это касается Тайного Круга, - наконец сумел выдавить из себя он. – Помнишь, ты интересовался летом?

Гарри задумчиво кивнул. Снова окинул взглядом гостиную. Передёрнул плечами, пытаясь избавиться от неприятного ощущения. И наконец ответил:

- Место, где мы встречались на четвёртом курсе перед Турниром. Я буду тебя там ждать сегодня вечером. Успеешь?

- Конечно.

- Тогда встретимся позже и всё обсудим.

Когда магическое пламя, поддерживающее связь, угасло и сменилось самым обычным, Гарри вернулся на диван и закрыл глаза. Неприятное чувство никуда не делось, но и не стало сильнее. Источник его определить тоже не удалось. «Я просто устал, - попытался убедить себя Гарри. – Устал от постоянного напряжения, ожидания неизвестно чего, вечной готовности к нападению и от недоверия. Вот от недоверия, пожалуй, больше всего. Тяжело жить, когда опасаешься абсолютно всех за редким исключением». Это не возымело никакого действия. Усталость, конечно, была, и деться от неё было некуда, но дело было не только в ней. Измучившись, Гарри послал мысленное заклинание-импульс – едва ли не первое из заклинаний, которое заставила его выучить Кандида. Оно призвано было определить, есть ли живые существа в радиусе действия заклятия. В отличие от своего палочкового аналога, Гоменум ревелио, это заклинание находило любых живых существ, а не только людей. Возвратившийся импульс сообщил Гарри о наличии мелких насекомых, а также забытых однокурсниками животных. Ни первые, ни вторые не тянули на анимагов, а значит, следить не могли. Людей в помещении тоже не обнаружилось. На всякий случай Гарри проверил гостиную и ближайшие комнаты на наличие следящих заклятий, но тоже безрезультатно. В конце концов, убедившись, что это скорее всего прогрессирующая паранойя, юноша решил прогуляться в надежде, что свежий воздух выгонит и неприятные ощущения, и гадкие мысли. Но когда за его спиной закрывалась дверь, ему показалось, что нечто, следившее за ним, улыбается.

***
Как только Гарри шагнул за порог, дверь в одну из женских спален приоткрылась и оттуда лаской выскользнула Джинни. Сегодня она впервые была щедро вознаграждена за долгие дни ожидания и слежки. Грядущая возможность разузнать побольше о Тайном Круге – врагах хозяина – грела «паучка»-шпиона изнутри.

Поисковое заклинание Гарри не причинило Джинни никакого вреда. Оно искало живых, а девушка уже больше месяца была мертва и надёжно закрыта практически от любой сканирующей магии. В своё время Кхар сам создал методику превращения живых людей в псевдоживых послушных кукол. Об этом ритуале мало кто знал, и вряд ли существовали верные способы выследить такого шпиона.

Причина же, по которой Джинни так долго не могла порадовать хозяина, состояла в недоверчивости Лордов и Леди. Один раз обжёгшись на молоке, они стали дуть на воду и редко кого подпускали к себе близко. А уж об откровениях и секретах не могло быть и речи. Гермиона, с которой Джинни до недавнего времени довольно близко общалась, внезапно отдалилась, стала держать дистанцию и не позволяла себе «девчачьих разговоров по душам», сколько бы младшая Уизли ей ни предлагала. Джинни злилась, стараясь не показывать виду, покаянно ползала на коленях у ног хозяина и пыталась изо всех сил раздобыть хоть крупицу информации. И вот он – долгожданный триумф! Губы девушки невольно расползлись в холодной удовлетворённой улыбке.

Возле камина Джинни легко опустилась на колени и протянула руку в огонь. Кожа вспыхнула сразу, источая омерзительный запах горелого мяса, уродливыми пятнами расползлись ожоги, но девушку это не волновало. Мёртвые не чувствуют боли, она безразлична им. А кожные покровы и мышцы регенерируют, поэтому если того требует долг, Джинни готова пожертвовать на какое-то время рукой. Сквозь пылающие и плохо сгибающиеся пальцы она просеивала золу и пепел в поисках того, что оставило магическое пламя.

Спустя несколько минут поиски увенчались успехом. Бережно, боясь просыпать слишком много, Джинни вытащила горсть пепла. Прижалась к нему губами, почувствовала его вкус на языке, вдохнула ноздрями. Посидела немного, вычленяя нужную ей ауру. А потом, довольная, поднялась на ноги. Теперь она чётко видела магический слепок того, кто вот-вот должен был прийти на встречу с Королём Тайного Круга.

***
Долорес Амбридж искренне считала себя умной женщиной. На то у неё были определённые основания. В конце концов не каждый маг, работающий в Министерстве магии мог похвастаться тем, что за довольной короткий срок прошёл путь от рядового сотрудника Сектора борьбы с неправомерным использованием магии до старшего заместителя Министра магии. Долорес умела становиться незаменимым сотрудником, проявлять беспримерное трудолюбие и ответственный подход к работе. Этого было у неё не отнять. Вкупе со способностью меняться, точно хамелеон, подстраиваясь к политике каждого нового отдела, это открывало перед женщиной большие перспективы. Кроме того Долорес прекрасно умела преодолевать препятствия и избавляться от досадных недоразумений, стоявших между ней и её целью. Далеко не каждый маг сумел бы так ловко скрыть правду о своём происхождении, как это сделала в своё время молодая Амбридж. Так что, в общем и целом, причины считать себя умной и дальновидной женщиной у нынешнего Генерального инспектора были.

Именно поэтому первое, что сделала Долорес, получив полномочия Генерального инспектора, - это поставила следящие заклинания на каминную сеть. Разумеется, добраться до каминов директора или деканов ей не удалось. Это не сильно радовало госпожу инспектора, но даже полученные полномочия, предоставлявшие практически полную вольницу, имели свои ограничения, и с этим приходилось смиряться. Пока. В будущем, конечно, Долорес планировала либо добиться больших возможностей, либо найти способ более-менее законно обойти нынешние запреты. Сейчас же она довольствовалась учительскими разговорами и крайне редкими ученическими.

Долорес Амбридж по праву считала себя умной женщиной. Даже те крохи информации, что она получала, при желании и умении можно было раздуть до размера если не заговора, то пассивного сопротивления существующей политике точно. И желания, и умения у Долорес было в избытке, и она бы непременно ими воспользовалась, но.... Вот именно, "но". Помимо желаний существовали и проблемы. И вопреки ожиданиям Амбридж главной из них был вовсе не Дамблдор, а мальчишка Поттер.

Этого студента Долорес планировала унизить и растоптать ещё в первые недели своего пребывания в Хогвартсе. Не то чтобы она испытывала какую-то неприязнь личного характера, вовсе нет: Поттер как таковой был ей глубоко и абсолютно безразличен. Но он со своими взглядами и принципами оказался помехой на пути амбиций и честолюбия Долорес. Она привыкла к власти, привыкла к полному и безоговорочному подчинению – Поттер же являл собой образец вызова, брошенного власти. А подобное женщина терпеть не привыкла.

Система, которая должна была удерживать непокорных студентов в узде, давным-давно была отработана Долорес. Надавить, показать страшный пример наказания, найти слабину и вбить в неё клин. Разделить и властвовать в своё удовольствие. У Долорес неплохо получалось отыгрывать эту систему в условиях Министерства. Но в Хогвартсе всё пошло не так.

Вернее, поначалу никаких проблем не возникло: Долорес удалось запугать или хотя бы на время усмирить некоторых особенно строптивых учеников. А потом появился Поттер. Вёл он себя именно так, как женщина и предполагала: бросался грудью на амбразуру, пытался что-то кому-то доказать и всячески демонстрировал свой юношеский максимализм. Она одёрнула его раз-другой, оштрафовала факультет, назначила наказание. Всё это должно было уронить мальчишку в глазах его сверстников, а когда он, измученный бойкотом, недоверием и издёвками, явился бы в её кабинет, боль от наказания сломала бы его окончательно.

Однако Поттер не стал играть по её правилам. О нет, мальчишка не был похож на сломленного и загнанного в угол. А вёл себя так, будто был, по меньшей мере, королём в изгнании. Нет, он исправно смотрел в пол, тщательно выбирал выражения, старательно избегал опасных тем, но Долорес не добилась бы таких высот в Министерстве, если б не научилась чувствовать скрытый вызов, затаённую угрозу. Мальчишка таил в себе опасность, которой женщина понять не могла. А Долорес не любила чего-то не понимать. И всё же… всё же она рискнула дать ему отработку. Чудесное перо, добытое всеми правдами и неправдами в своё время, не раз сбивало спесь с людей. Оно должно было подействовать. Но не подействовало.

Каким образом Поттеру пришла в голову мысль о том, что артефакт незаконен? Как этот сопляк-гриффиндорец дошёл до мысли шантажировать её, старшего заместителя министра? И как он сумел повести себя так, что Долорес, не раз и не два оказывавшаяся в сложных ситуациях, испугалась? Да-да, испугалась. Было что-то такое во взгляде и голосе мальчишки, что-то, противоречить чему женщина опасалась. В целом ей вряд ли угрожало что-то серьёзное. Долорес Амбридж считала себя умной женщиной и прекрасно это понимала. Обвинить её Поттер мог, но она ведь не вчера родилась и сумела бы выскользнуть. В умении подтасовывать факты и скрывать грязные делишки Долорес могла дать фору многим. И всё же она испугалась. Пошла на попятную. Дала мальчишке возможность выиграть раунд. Впоследствии Долорес объясняла это себе тем, что незаконные аферы надо проворачивать чисто и гладко, без сучка и задоринки. Нельзя допускать шумихи, обвинений и прочих неприятных вещей. Но тогда, в тот момент, когда Поттер смотрел ей в глаза, когда говорил этим чужим, холодным и равнодушным голосом, тогда Долорес об этом не думала. Нет, вовсе нет. Тогда ей было страшно.

Позже, оправившись от страха, женщина принялась искать способ отомстить мальчишке. Теперь это было делом принципа, личным делом. Связываться с ним напрямую, не имея лишнего туза в рукаве, она не рисковала: мало ли, на что ещё способен этот подросток? Но слабые места, на которые можно надавить, искала активно. И вот, пожалуйста, сегодня с Поттером связывается беглый преступник Сириус Блэк. Более того, у этих двоих явно тёплые отношения. Неужели фортуна решила улыбнуться ей? Не это ли то самое слабое место?

Сначала Долорес хотела схватить Блэка сразу. Заклинания, стоявшие на каминной сети, позволяли ей как минимум отследить преступника. Но услышав о том, что бывший заключённый располагает ценными для мальчишки сведениями, передумала. «Кто владеет информацией – тот владеет миром» - эту истину Долорес усвоила на «отлично». Если этот Тайный Круг интересует Поттера (а скорее всего и Дамблдора, ведь мальчишка – не более, чем его ручная зверушка), то заместитель министра всенепременно должна добраться до этой информации. Подобные сведения откроют дорогу на самый верх и возможно - женщина позволила себе немного об этом помечтать - позволят получить кресло министра. Нападать на Блэк – дело рисковое и бессмысленное, а собрать подмогу Долорес не успевала. «Что ж, - решила она. - Придётся рискнуть и подловить мальчишку, когда он будет возвращаться. Разговорить его. Это будет нелегко, но дело того стоит. Сыворотка правды развязывала языки и не таким упрямцам. А если не поможет, то существуют ведь ещё и Непростительные…».

Долорес Амбридж имела все основания считать себя умной женщиной. И в этот раз ошибаться она не собиралась.

***
- Гарри, - Сириус выглядел встревоженным и озадаченным. – Тебя, правда, всё ещё интересует этот Тайный Круг?

Гарри, помедлив, кивнул. Он, быть может, уже и забыл о том разговоре и давнем своём вопросе, утратил интерес - по крайней мере, Сириус надеялся на это. Сам бы он не стал ворошить прошлое, тем более такое опасное, но теперь бывшего Мародёра разбирало любопытство, а крестник, судя по всему, знал больше, чем говорил. И вот это Сириус нравилось меньше всего.

- Я кое-что нашёл, - как можно более небрежно сообщил мужчина, внимательно следя за реакцией юноши. – Недавно разбирал всякий хлам на чердаке и наткнулся на сундучок, закрытый и защищённый всеми мыслимыми и немыслимыми заклятьями. Да там половина из них была доступна только Блэкам и никому, кроме них. Попытайся кто другой просто прикоснуться к сундучку, и его ждала бы медленная и мучительная смерть. Разумеется, я заинтересовался, что могли так тщательно оберегать мои дражайшие родственнички. Потратив две недели и перерыв всю блэковскую библиотеку, я, наконец, отпер сундук. Думал там какие-нибудь запрещённые и сильные артефакты, а оказалось всего-навсего пара шкатулок с фамильными украшениями, несколько старых вышивок, которые наверняка истлели бы, если б не заклинания, и дневники, какие имели обыкновение вести практически все женщины Дома Блек в XVI-XIX веках. У моей старомодной maman тоже такой был.

Сириус замолчал, ожидая изумления, любопытства и расспросов крестника. Тот Гарри, к которому он привык, непременно так бы и сделал. Но этот юноша, усталый и серьёзный, повзрослевший за несколько месяцев на пару-тройку лет, молчал, перекатываясь с носков на пятки и поглядывая на стремительно темнеющее промёрзшее зимнее небо. На лице Гарри был написан сдержанный и сосредоточенный интерес. Он слушал Сириуса, не пропускал ни одного слова, но выражать изумление не считал нужным, равно как и торопить собеседника. Сириусу стало не по себе. Вблизи изменения, произошедшие с подростком, пугали ещё больше. Этот собранный человек, ощущающий всю тяжесть ответственности, лежащей на его плечах, и осознающий, что у него нет права на ошибку, был незнаком мужчине. «Что же с тобой случилось, Гарри? Что вообще происходит? С Хогвартсом, со мной, с тобой, со всеми нами? Когда это началось?»

- Тебе неинтересно? – спросил Сириус, прекрасно осознавая нелепость своего вопроса. Вот и Гарри недоумённо посмотрел на собеседника. Взгляд пятнадцатилетнего подростка был тяжёл. Так смотрит человек, который знает, что от его поступков зависит очень и очень многое. И в то же время в глазах юноши читалась спокойная и непоколебимая уверенность в себе, властность, холодность и чувство собственного достоинства. «Откуда в тебе это, Гарри? Столько осознания собственной силы и аристократизма…. Когда ты стал смотреть словно правитель, осознающий всю полноту своих привилегий и тяжесть обязанностей? У подростков не бывает такого взгляда. Детям не свойственна эта обречённая усталость. Ты вырос слишком быстро, а мы этого и не заметили».

- Ты сказал, что расскажешь мне всё, что узнал о Тайном Круге, - медленно и веско произнёс Гарри. – Я верю тебе, и если ты начинаешь так издалека, значит, в этом есть необходимость.

Сириус согласно кивнул, откладывая собственные расспросы на потом.

- Конечно, меня очень заинтересовало, кому мог принадлежать дневник, защищённый с такой тщательностью. Моя родня ничего и никогда не делает просто так и уж тем более никогда не растрачивает зря магическую энергию. Выяснилось, что дневником владела некая Юстасия Блек. Жила она в далёком XVII веке, была той ещё бунтаркой, а для своего времени так и вовсе весьма распущенной и непокорной девицей. Никакого резона хранить её вещи не было. К тому же родня выжгла её с родового гобелена, то есть для семьи она всё равно, что никогда не существовала. И я взял почитать её записи. Взгляды Юстасии на магический и маггловский миры отличались от взглядов её родителей, они часто ссорились, но переломным моментом стала влюблённость наследницы «благороднейшего и древнейшего Дома» в безвестного и бедного маглорождённого мага по имени Роджер Дагворт, который не имел собственного жилья, переходил из города в город и занимался врачеванием. Разумеется, родственники Юстасии даже слышать ничего не хотели о подобном зяте, и тогда эта своенравная девица сбежала из дому вместе с Дагвортом, опозорив весь род Блеков. Юстасия ничего не писала об этом, но, скорее всего, опальную дочку тут же выжгли с гобелена и запретили даже упоминать её имя в семейном кругу.

- И тем не менее потом её вещи были найдены и перевезены в родовой особняк Блеков? – по тону Гарри сложно было что-то понять.

- Да, выглядит это странно и неправдоподобно, - легко согласился Сириус. – Но, думаю, решающую роль тут сыграл именно Тайный Круг. Так уж вышло, что Роджер Дагворт очень им интересовался, и Юстасия разделила его интерес. Более того, якобы нашла достоверные сведения. Наверное, моим предкам тоже хотелось разузнать об этом Круге, но скорее всего, как и мне, дневник Юстасии не сильно им помог.

- Почему? – нахмурился Гарри.

- У меня сложилось впечатление, что моя прародительница пыталась защитить эту информацию. Написано в дневнике явно больше, чем я могу прочитать. Возможно, увидеть всё могут лишь те, кто принадлежит к Кругу или посвящён в эту тайну.

Сириус посмотрел на крестника. Тот стоял, задумчиво глядя на низко ползущие снеговые тучи. Гарри, видимо, что-то решал для себя, просчитывал ходы и возможности, а его крёстный внезапно подумал, что мальчик совершенно не похож на своего отца. Джеймс был безбашенным, весёлым, открытым балагуром и душой компании. Ему бы и в голову не пришло взвешивать свои поступки, просчитывать последствия, и на его лице никогда не возникало это выражение сосредоточенности. Разве что во время очередной проделки. Но взгляд Гарри ясно говорил: мальчик готовится по меньшей мере к битве. Нет, Джеймс и Гарри были абсолютно разными людьми. Странно, что Сириус раньше этого не замечал.

- В том дневнике было что-нибудь написано об их дальнейшей судьбе? – очнувшись от размышлений, деловито осведомился юноша.

- Конечно. Роджер Дагворт погиб во время Великого пожара, - сообщил Сириус, перебирая в памяти всё, что прочитал. – Юстасия после этого покинула Англию и перебралась с сыном, невесткой и внуком в Америку. Их семья носила фамилию Блэк. Подобный выбор, мягко говоря, необычен: женщина не раз писала, что никаких тёплых чувств к своей семье не испытывает. Спустя шесть лет Юстасия умерла от чахотки, но перед самой смертью рассказала сыну всё, что знала о Тайном Круге и велела беречь это знание и передать его потомкам. Это словно наложило какую-то печать на эту ветвь моей семьи. Сколько бы их не выжигали мои дражайшие предки с гобелена, сведения о потомках Юстасии исправно появлялись раз за разом. Всех их объединяло три вещи: никакой информации на гобелене об их мужьях и жёнах, все они имели только по одному ребёнку и во что бы то ни стало сохраняли фамилию Блек. То ли в этом была какая-то необходимость, то ли из чувства врождённого блековского противоречия. Ах да, и, судя по всему, они никогда не общались с основной ветвью Дома.

Сириус замолчал, заметив, что Гарри его уже почти не слушает, размышляя о чём-то своём. Мужчина не стал задавать ему вопросы, справедливо полагая, что если крестник захочет, то сам всё расскажет. Вместо этого Сириус выглянул наружу.

За пределами пещерки, где укрылись мужчина и подросток, мела метель. Земля была покрыта плотной белой пелериной, а деревья устало гнулись, держа на своих плечах тяжесть снеговой мантии. Небо, казалось, нависло ещё ниже и теперь сурово глядело на суетящихся внизу людей из-под кустистых бровей-облаков. Вокруг чувствовалось какое-то ожидание. Природа более чутка, чем люди. Она знала то, что смертным знать было не дано, и ждала чего-то неведомого и жуткого.

- То есть ты хочешь сказать, - раздался за спиной Сириуса немного взволнованный голос. – Что сейчас где-то есть потомок Юстасии, хранящий знание о Тайном Круге?

- Возможно, - пожал плечами мужчина, поворачиваясь к собеседнику, – но, скорее всего, нет.

- Почему это?

- Потому что, если верить гобелену, её родители умерли, когда ей не исполнилось пяти лет.

- Ей? Это девочка?

- Да. Кажется, её зовут Кастра Елена Блек…. Гарри! Что случилось? Куда ты?

- Я потом объясню тебе всё, Сириус. Обещаю. Но сейчас мне очень-очень надо бежать. Можешь прислать мне дневник Юстасии? Хотя нет, присылать опасно: сову могут перехватить. Тогда давай через неделю встретимся здесь же. Принеси мне дневник, а я расскажу тебе то, что смогу. Спасибо! Ты мне очень помог.

Сириус удивлённо и задумчиво провожал крестника взглядом, пока того не скрыла с глаз вьюга. Потом вздохнул, перекинулся собакой и отправился прочь из Хогсмида. Ему было, что обдумать.

***
Джинни смотрела на яркие огни Хогсмида. Те призывно мерцали, предлагая случайному путнику кров и тепло, но в такую непогоду едва ли кто-нибудь осмелился покинуть свой дом и отправить в путь. Девушка была единственной душой на дороге. Да и то неживой.

Кхар, услышав доклад своей шпионки, велел ей перехватить Блэка на обратном пути. Сириус должен был встретиться с крестником, дабы не вызывать у Короля Тайного Круга ненужных подозрений, но потом…. Джинни улыбнулась и скорее по привычке, нежели из необходимости подышала на пальцы обеих рук, нормальной и изуродованной. Её дыхание было немногим теплее пронизывающего ветра, швыряющего девушке в лицо колкие ледяные снежинки, и пальцы коченели.

Джинни ждала уже второй час, неподвижная, застывшая, почти слившаяся с окружающей тьмой и метелью. Девушка не боялась, что Сириус сумеет скрыться от неё. Она знала, что Король уйдёт раньше своего крёстного и поспешит к своей Королеве. Знала, что Блэк задержится в пещере, чтобы не вызвать подозрений. Люди предсказуемы, слишком предсказуемы, и в том своя прелесть. Времени будет более чем достаточно для одного крошечного заклинания. Проблема каждого взрослого и достаточно способного мага в том, что он опасается серьёзных заклятий, требующих больших энергетических затрат и сложных приготовлений. Маги легко забывают о простеньких заклинаньицах, применить которые способен чуть ли не первокурсник, но имеющих при этом разрушительную силу. Заклинание, которое повторяла про себя Джинни, практически никак не воспринималось магом. Оно проскальзывало под щитами, не регистрировалось контурами, направленными на выявление вредоносной магии. А всё потому, что само по себе оно было безвредно и применялось колдомедиками для лечения бессонницы. Заклинание медленно и незаметно заставляло мага расслабиться и, в конечном итоге, уснуть. Происходило это столь естественно, что никто бы в жизни не заподозрил чуждое воздействие. Всё, что требовалось от Джинни, это проследить за Сириусом и забрать его, когда он уснёт. Проще некуда. Даже если это произойдёт в доме на площади Гриммо - ничего страшного. Её уже впустили туда и не исключали из списка гостей, так что она просто войдёт через парадную дверь.

Сквозь пургу и темноту Джинни увидела худощавую фигуру Гарри, выбравшегося из пещеры и оглянувшегося по сторонам. Девушка готова была поклясться, что Король почувствовал слежку, а потому применил своё заклинание поиска, чтобы удостовериться, что людей в округе нет. Спустя несколько минут смутная фигура, убедившись в отсутствии лишних ушей, качнулась под порывом ветра и поспешила в сторону замка. Джинни облизала губы и сделала шаг вперёд, чтобы не пропустить свою добычу. Охота началась.

***
Долорес Амбридж поджидала неподалёку от башни Гриффиндора. Женщина допускала, что у Поттера, как у закоренелого нарушителя правил, есть свои ходы и выходы из замка. Но в факультетскую башню вёл лишь один путь, и это облегчало задачу Долорес. С палочкой наизготовку она стояла в полутёмной нише и караулила свою добычу.

Время шло, а Поттер появляться не спешил. Спина и ноги ныли от долгого стояния в неподвижной позе. Долорес раздражало это всё больше и больше. Она чувствовала себя безумно глупо: старший заместитель министра, Генеральный инспектор Хогвартс прячется в неудобном проёме, словно нашкодивший школьник. Уже несколько раз возле её ног отиралась кошка сквиба Филча, души не чаявшего в госпоже инспекторе. Филча Долорес презирала, его кошка её безмерно бесила и вызывала чувство гадливости, но и тот, и другая пока были ей полезны, поэтому женщина не позволяла себе показывать своих чувств.

Наконец, когда Долорес готова была уже признать своё фиаско и покинуть пост, в дальнем конце коридора она заметила двух подростков, крадучись возвращавшихся в башню. Отбой давно уже был объявлен, но студенты-нарушители не слишком старались скрыться от всевидящего ока преподавателей. Приглядевшись, Долорес поняла почему – парень и девушка были увлечены лишь друг другом. Они целовались, обнимались и о чём-то негромко переговаривались. Подобные парочки не вызывали у женщины ничего, кроме брезгливого раздражения, и она уже намеревалась грозным окриком прогнать нарушителей, как вдруг обнаружила, что один из них Поттер. Рядом с ним была его подружка – грязнокровка Грейнджер. «Что ж, - подумала Долорес, - тем лучше. Глядишь, в присутствии этой блюстительницы правил он и поостережётся ерепениться. Хотя девчонка сама хороша – бродит после отбоя и зажимается с парнями по углам! Где мораль, я вас спрашиваю? Где нравственность? Совсем распустили школу! Если бы мне не нужно было вытягивать из мальчишки информацию, я бы им обоим такое наказание придумала, что до самой смерти не забыли бы». Страх перед Поттером, некогда испытываемый Долорес, окончательно прошёл здесь в тёмной и тесной нише в течение нескольких часов ожидания в неудобной позе. Теперь женщина видела в мальчишке лишь самовлюблённого, слишком много о себе возомнившего подростка, нарушающего правила и законы направо и налево. И он, без сомнения, заслуживал наказания.

Долорес сделала шаг навстречу подросткам и удовлетворённо отметила, что оба вздрогнули от неожиданности. Однако взгляды их ей не понравились. Так она сама смотрела на тех, кто не стоил её внимания. Требовалось срочно что-то сделать.

- Так-так, - произнесла она своим самым сладким голосом. О, Долорес прекрасно знала, как мерзко он звучит и насколько сильно передёргивает тех, кто его слышит! – Кого я вижу? Мистер Поттер, мисс Грейнджер, правила для вас не писаны? Вы давно должны быть в башне своего факультета, однако разгуливаете по всему замку. Правила существуют для того, чтобы регламентировать нашу жизнь, чтобы не допускать хаоса в наших делах и мыслях. Лишь упорядоченность ведёт к гармоничному и здоровому обществу. Люди, подобные вам, нарушающие правила и законы, вносят раздор и сумбур в ряды законопослушных граждан. Такое допускать нельзя. Безалаберность и безответственность следует уничтожать в зародыше, в юном возрасте, пока она не переросла в привычку. По этой причине я не могу оставить ваше поведение безнаказанным.

Долорес видела, как сильно хотел возразить ей Поттер. Да и у Грейнджер явно вертелась на языке пара отнюдь не ласковых слов. Однако они оба молчали. Отлично, значит, сопляки всё же знают, где их место, и понимают, к каким последствиям может привести непослушание.

- Полагаю, вашу сладкую парочку стоит разлучить. Вдвоём вы пагубно друг на друга влияете. С Вами, мисс Грейнджер, я поговорю завтра. Расскажу Вам о том, как подобает вести себя юной девушке, пообщаемся о моральном и нравственном облике нынешней молодёжи. А сейчас Вы отправитесь в постель. Немедленно.

Было очевидно, что девчонка не желает расставаться с объектом своей влюблённости. Пришлось на неё прикрикнуть ещё раз. Холодная и сдержанная ярость, полыхнувшая в её глазах, заставила Долорес слегка поостыть и вернуться с небес на землю. С подростками было что-то не так, они были не такие, как все, и с ними стоило держать ухо востро.

Когда Грейнджер, беспрестанно оборачиваясь, скрылась за портретом, Долорес повернулась к мальчишке.

- А с Вами, мистер Поттер, мы пообщаемся сейчас, и я искренне надеюсь, что наша беседа будет весьма и весьма продуктивной. Идёмте.

Уводя Поттера от башни, вцепившись до боли ему в плечо, Долорес улыбалась своим мыслям. Охота за бесценной информацией начиналась.


*Кастра - название звезды в созвездии Эпсилон Козерога (в семье Блэк, как известно, принято давать детям имена в честь звёзд и созвездий)

От автора: Уважаемые читатели! Мне было бы очень приятно видеть ваши комментарии и оценки. Поверьте, это повышает производительность моего труда в разы. Видя реакцию читателей, я понимаю, что труд не напрасен. Поэтому если хотите, чтобы я писала быстрее и выкладывала продолжения почаще, не поленитесь оставить мне хотя бы пару слов. Вам не трудно, а мне приятно.

Глава 16. Искусство ведения допросов

Допрос — это искусство, настоящее искусство
Корнелия Функе

Допрос—это ничто и это все. В нем таится возможность благополучного исхода
Оноре де Бальзак «Блеск и нищета куртизанок»

Вокруг Сириуса было ничто и сам он был ничем. Звуки, цвета, запахи – всё пропало, растворилось, растаяло во всепоглощающей, изначальной тьме. Она проникала в тело Сириуса, ласкала его сердце дымными обещаниями, разъедала память, тянула на дно. Мужчина попытался вывернуться из этих удушающе-нежных объятий и понял, что бессилен. Любое действие было обречено на провал и тонуло в тёмной трясине. Трудно сопротивляться, когда нет ни верха, ни низа, ни сторон света, ни единой точки опоры.

Иногда лучшая тактика – это выжидание. Подобное было чуждо деятельной натуре Сириуса, но, совершив несколько бесплодных попыток сопротивления, он примирился со своим положением. Пусть и ненадолго.

Тьма наползала. Она имела привкус Азкабана. Там было также пусто и гнило. Веяло безнадёжностью и пугающим ничем. Сириус старался не думать, выкинуть из головы мысли. Они заставляли тело сжиматься и дрожать, подчиняясь первобытному ужасу. Двенадцать долгих лет Сириус боролся с этим страхом, сражался с ним и до сих пор не желал признаться себе в том, что в минуты, подобные этой, страх побеждал. С разгромным счётом.

Мысли об Азкабане не желали уходить. Цеплялись за сознание, въедались в кожу. Любые попытки Сириуса избавиться от них пресекались тьмой. Мужчина готов был поклясться, что проклятая темнота мягко, но настойчиво заталкивает осязаемый ужас обратно в его голову. А, может, и добавляет что-то от себя. С чего бы иначе воспоминаниям обрастать всё более жуткими подробностями?

Как он вообще оказался в столь бедственном положении? Этого Сириус вспомнить не мог. В голове было пусто и темно. Там безраздельно властвовали мрак и кошмары. Там пахло гнилью и плесенью. Его память сама стала гнилью и плесенью. И в ней рождались лишь уродливые химеры. Но Сириус был упорен. Упрям. Не умел и не желала сдаваться. Когда-то эти качества спасли его. Он надеялся, что получится спастись снова.

Слова приходилось выскребать, вытаскивать наружу через паутину кошмаров, гнездящихся в голове. Чтобы не ошибиться, он произносил эти слова вслух. Громко и отчётливо. Голос тонул в тишине прежде, чем срывался с его губ. Сириус не слышал себя, но упорно продолжал говорить.

Авроры. Могли ли его поймать авроры? Он не помнил, когда и где на него напали. Воспоминание было, но его уничтожили. Кто? Тьма? Кошмары из прошлого? Люди? Сейчас это не имеет значения.

Если бы его схватили авроры, где бы он был? В Азкабане. В крайнем случае, в камере предварительного заключения в аврорате. Одно Сириус знал точно: его не стали бы так мучить. И среди авроров встречаются садисты, но ни одному из них не хватило бы изобретательности для подобной пытки. Значит ли это, что Министерство Магии не имеет никакого отношения к происходящему?

Пожиратели. Это слово он произносит медленно, потому что тьма отхватывает приличный кусок его памяти, ненавязчиво заменяя его жуткими иллюзиями. Но Сириусу пока удаётся продираться сквозь них, чтобы вытянуть это слово. Пожиратели. Они схватили его? Хотят вызнать про штаб Ордена Феникса? Это было вполне возможным: в конце концов, жалкий предатель Хвост всё ещё пресмыкался у ног Волан-де-Морта и мог нашептать своему хозяину всё, что угодно. Но Пожиратели не стали бы церемониться. Круциатус и дело с концом. Вряд ли в планах их допросов имеется комната, полная тьмы и тишины, не имеющая пространства и времени.

С другой стороны, Сириус не мог не признать, что такое помещение – удачный психологический ход. Он плохо в этом разбирался, но Лили в своё время увлекалась психологией, психологическими воздействиями и временами делилась изученным с Мародёрами. И сейчас Сириус в полной мере ощущал всё это на себе. Полнейшая темнота заставляла мужчину чувствовать себя слепым и беспомощным. Абсолютная тишина делала его глухим и ещё более беспомощным. Отсутствие каких-либо запахов и ощущений – последней опоры для оглушённых органов чувств – и вовсе, казалось, превращало его в инвалида. Руки двигались непроизвольно, желая найти хоть какую-то опору. Но её не существовало.

Зато была тьма. Она радостно вгрызалась в память и мысли и оставляла после себя лишь жалкие клочки, полные чёрного дыма и тумана. А когда дым и туман рассеивались, оставался страх. Гниль. Плесень. И больше ничего.

Времени тоже не было. Вернее, оно текло, но где-то за пределами места, в котором оказался Сириус. Здесь оно вязло, застывало, превращалось в болото – сосущую трясину, жадно тянущуюся к жертве. Секунды становились часами, часы – тысячелетиями.

Когда-то он уже проваливался в безнадёжную пропасть, состоящую из страха, тьмы и тоскливой безысходности. Тогда, в Азкабане, его спасли мысли о мести. И немного – о сыне лучших друзей. Здесь всё иначе. Здесь любая мысль гниёт и умирает. Сириус не был наивен и догадывался, что будет дальше. Рано или поздно даже его собственное имя растворится в нигде.

И тогда топь из пустоты и темноты поглотит его.

***
- Это удобно, - сказал Кхар. Он сидел в вытертом старом кресле, жмурясь, точно сытый кот, перебирая пальцами длинные волосы чуть ли не мурлычущей у его ног Джинни, и глядел на напряжённое, вытянувшееся тело. Мужчина лежал неподвижно, лишь изредка на его лице резче проявлялись морщины.

- Это удобно, - повторил Кхар, откинувшись на спинку кресла. – Малозатратно. Эффективно. Да и информация, полученная таким образом, вполне достоверна. Конечно, Рох мог бы со мной не согласиться. Он предпочитает старые, испытанные методы. Дыба, «груша», «испанский сапог», пытка водой…. Он, видите ли, жаждет эстетики боли и страданий. Эстет! Очевидно, прикасаясь к орудиям пыток, Рох открывает в себе редкостный поэтический дар и возносится над нашим бренным миром, потому как в противном случае он всенепременно заметил бы, сколь мало эстетичности в происходящем. Обнаружил бы премерзкий смрад, который вытерпеть, конечно, можно, но нужно ли? Увидел бы кровь, пот, грязь и дерьмо, неизменно сопровождающие практически любую пытку, уродство вываливающихся внутренностей и развороченных суставов. Но Рох у нас слишком поэт, и даже грязь и отходы человеческой жизнедеятельности в таком разрезе кажутся ему высотами эстетства и красоты! Как будто он не понимает, что это – лишь признак дурновкусия и….

Джинни потёрлась щекой о колено Кхара, и он прервался, хотя видно было, что своё недовольство Рохом Тень готов выплёскивать ещё долго и обстоятельно. Тело мужчины, до того лежавшее без движения, содрогнулось в нервическом спазме. Кхар успокоил его одним движением пальцев.

- …Харра, - продолжил он как ни в чём не бывало, - тоже не понимает всей прелести моей методы. Впрочем, стоит признать, её способы добычи информации отличаются от моих или даже Роха принципиально. Она предпочитает обращаться к низменной человеческой похоти. Однако в этот раз она, пожалуй, просчиталась. Девчонка, ставшая ей вместилищем, красива, но по местным меркам слишком молода. Харре придётся сильно постараться.

- И всё же, - произнёс Кхар, небрежным пинком отталкивая от себя Джинни, - мой метод – самый надёжный. В конце концов, я тоже обращаюсь к примитивным человеческим инстинктам. Только в отличие от Харры я взываю к страху, а он – при должном культивировании, разумеется, - может быть сильнее похоти во много раз. Человек ещё не знал о размножении, когда познал страх. Это древнее чувство, живущее в каждом смертном, искоренить которое они не в силах вот уже несколько веков. Страх помогает виду существовать, подсказывает, как выжить. Полезное чувство, если держать его под контролем. Но в моей власти сделать так, чтобы ужас из слуги превратился в хозяина. И вот когда беспощадный звериный инстинкт завладевает всем существом человека, из смертного можно лепить всё, что угодно. Этим мы и воспользуемся, не так ли?

Джинни согласно хихикнула.

***
Гарри шёл следом за Амбридж и чувствовал, как внутри него бурлит коктейль из раздражения и беспокойства. Юноше решительно не нравилось происходящее, он готов был поклясться, что министерская жаба специально караулила их с Гермионой. Но зачем? И к тому же Гарри видел, как после того случая с отработкой смотрела на него Амбридж. Она опасалась и держалась на расстоянии. А теперь вдруг в приказном порядке тащит в свой кабинет на допрос. С чего такие перемены?

Додумать юноша не успел. Амбридж решительно открыла дверь и толкнула своего пленника внутрь. Затем вошла сама, и Гарри отчётливо расслышал щелчок ключа. А вот это было совсем скверно. Амбридж хотела, чтобы то, что сейчас произойдёт, не стало достоянием общественности, не вышло за пределы её маленькой вотчины. Даже во время не совсем законных отработок она не считала нужным что-либо скрывать. А теперь запирается, прячется, таится. Дело пахнет керосином….

- Присаживайтесь, мистер Поттер! – сухо и резко велела Амбридж. Возможно, будь у неё голос на пару тонов ниже, фраза прозвучала бы внушительно, а так она больше походила на капризы истеричной девчонки. Визгливые нотки, режущие по ушам, - ничего более. «Хотя стоит признать, этот приторный голосок ей идёт. Так выходит омерзительнее и…, пожалуй, страшнее», - мысленно вздохнул Гарри, но послушно опустился на предложенный стул. Спорить больше необходимого он не собирался.

Амбридж села напротив. Какое-то время женщина и юноша молча меряли друг друга взглядами. Неизвестно, что увидела в глазах Гарри Амбридж, он же окончательно осознал то, что подозревал всю дорогу: так просто его отсюда не выпустят. «Ладно, - с мрачной решительностью подумал Гарри. – Повоюем, раз так».

Пауза затягивалась, и тишина становилась уже совсем непереносимой, когда Амбридж внезапно выпрямилась в кресле и спросила:

- Чаю, мистер Поттер?

Гарри от всей души понадеялся, что выражение его лица не сильно изменилось. Вопрос был удивительно не к месту. Он не соответствовал взгляду Амбридж, грядущему допросу и возможным его причинам. Дикий и несуразный, вопрос выбивал из колеи. И, судя по удовлетворению Амбридж, она наслаждалась произведённым эффектом. Поэтому Гарри не стал говорить «Что, простите?», а вместо этого спросил:

- Не кажется ли Вам, что несколько поздновато для чаепития, профессор?

- О, - сладенько улыбнулась Амбридж, - я всего лишь пытаюсь быть гостеприимной.

Спектакль абсурда продолжался. Гостеприимство и Амбридж в понимании Гарри были не просто антонимами, а чем-то в принципе не способным сочетаться друг с другом.

- Разве гостеприимные хозяева запирают своих гостей? – поинтересовался он.

- Не язвите старшим, мистер Поттер, это некультурно. Я всего лишь хочу поговорить с Вами.

- Если бы Вы всего лишь хотели поговорить, то сделали бы это в присутствии Гермионы, не тащили бы меня в свой кабинет посреди ночи или, в конце концов, просто задержали бы меня после урока. Однако Вы сделали, что сделали, профессор, из чего следует вывод: разговор не так-то прост. Что Вам нужно?

Гарри спокойно встретил холодный взгляд Амбридж. Он знал, что прав, и она это знала. Это знание раздражало её.

Внезапно женщина встала со своего места и прошла в соседнюю комнату. Оттуда донёсся звон чайной ложечки о чашку. «Она в самом деле собралась пить чай?» - изумлённо подумал Гарри, косясь на приоткрытую дверь. Его удивление лишь усилилось, когда профессор вернулась в кабинет, неся на вытянутых руках поднос с двумя чайными чашками, над которыми весьма красноречиво вился ароматный парок.

Чашка слегка звякнула о блюдце, когда Амбридж поставила её перед Гарри. Юноша опустил взгляд. Чай как чай: чёрный, пахнет чем-то – клубникой, что ли? – чаинки медленно оседают на дно. И всё же пить не хотелось. Совершенно.

- Ну что же Вы, мистер Поттер? – мягко поинтересовалась Амбридж, со всей доступной ей грацией опускаясь в кресло и делая мелкий глоток из своей чашки. – Пейте, пока не остыло.

- Пожалуй, откажусь, - произнёс Гарри, отодвигая угощение подальше. – Не люблю… клубнику.

- Заварить Вам другой? – вкрадчиво, но с ноткой угрозой спросила женщина.

- Не стоит. Я пришёл сюда не чай пить. Вы, кажется, поговорить хотели. Говорите, я Вас слушаю.

Амбридж медленно выдохнула. Аккуратно поставила чашку на блюдце. Поправила смявшиеся кружева на салфетке. Сцепила руки в замок.

- Пейте! – резко велела она, и в голосе её уже не было ни прежней мягкости, ни прежней сладости. Визга, впрочем, тоже. Только власть и сталь. В первый раз Гарри посетили мысли о том, как министерская шпионка получила свою должность. «Она не так проста, как мне думалось».

- Не стану, мэм! – вот так – спокойно, уверенно и решительно. Нельзя показывать, что ты нервничаешь или боишься. Это только раззадорит её.

- Боюсь, это было не предложение, мистер Поттер, а приказ, - Амбридж наблюдала. Выискивала малейшие проявления слабости или страха. Изучала попавшуюся ей в лапы добычу. Кто сказал, что жабы не бывают хищниками?

- Боюсь, Вы не можете приказывать мне, профессор, - ледяным тоном ответил Гарри. – У Вас нет на это ни прав, ни полномочий. Никакая должность не позволяет ущемлять права студентов Хогвартса.

- Вы ошибаетесь, мистер Поттер, и я намерена объяснить всю глубину Вашей ошибки, - прошептала-прошипела женщина, наклоняясь ближе к юноше. – Я не испытываю к Вам личной неприязни. Почти нет. А потому советую не лезть на рожон. Пейте свой чай, будьте любезны.

- Там сыворотка правды, - Гарри не спрашивал, он был уверен в своих словах. И эта уверенность породила в нём ясное понимание – эта женщина не должна оставаться здесь. И в Министерстве – не должна. Ей нельзя давать власть, её нельзя приближать к тем, кто властью обладает. Одна капля вседозволенности превращает Амбридж в чудовище, способное идти по трупам для достижения цели. Нет целей, которые оправдали бы такие средства.

- Какой умный мальчик, - проворковала профессор. – Быстро догадался. Редко кому приходит в голову искать подвох, ещё реже почему-то вспоминают о сыворотке. Я впечатлена, браво! А теперь пей, и мы поговорим.

- Я не стану пить, - твёрдо отказался Гарри. Он постарался скопировать непроницаемо-ледяной взгляд Когтевран, от которого любому становилось не по себе. Амбридж, однако, не смутилась и не отступила. Уязвлённая и оскорблённая предыдущим проигрышем сопляку, она намеревалась взять реванш и не желала сдавать позиции.

- Что ж, - улыбнулась она, и в голосе её прозвучало почти что удовлетворение, - я устала Вас уговаривать, мистер Поттер. Видит Мерлин, я хотела по-хорошему. Несмотря ни на что, я пыталась не прибегать к… крайним мерам. Но теперь Вы не оставляете мне выбора.

Женщина встала с места и молниеносно – Гарри даже не заметил, когда и откуда – выхватила палочку.

- Инкарцеро!

Крепкие, тугие верёвки опутали юношу, надёжно привязав его к стулу. Перетянутые запястья стремительно начали неметь. Одна петля настолько сильно стянула грудь, что дышать стало тяжело. Это ещё не вызывало страх, но уже рождало беспокойство.

- Намереваетесь задушить меня, профессор? – стараясь казаться невозмутимым, поинтересовался Гарри. На пробу он подёргал руками и ногами. Бесполезно. Магические путы держат крепче магловских верёвок, а любое лишнее движение лишь затягивает их сильнее. Так и впрямь задохнуться недолго. Вот если бы найти какой-нибудь узел….

- Возможно, мне придётся прибегнуть и к таким радикальным методам, - задумчиво произнесла Амбридж, деловито обходя кабинет по периметру и накладывая заглушающие заклинания. – Не ищите узлы, мистер Поттер, их нет. Это заклятье тем и хорошо, что позволяет избежать непредвиденных обстоятельств.

Гарри скрипнул зубами от досады. Врать министерской шпионке не было резона, а значит глупо не верить её словам. До палочки определённо не дотянуться, но Амбридж не догадывается о беспалочковой магии. Юноша сделал, насколько это было возможно, глубокий вдох. Успокоиться. Отрешиться от боли. Сосредоточиться. И коснуться силы внутри себя. Он уже делал это и не раз. Правда, никогда в такой ситуации.

Амбридж тем временем закончила накладывать щиты и, удовлетворённая работой, вернулась к своей жертве.

- Прежде чем мы начнём наш разговор, мистер Поттер, позвольте добавить последний штрих.

Она нагнулась, выдвинула ящик стола и вытащила крошечную булавку. Гарри, напряжённо следивший за всеми действиями мучительницы, зажмурился. Переливы граней драгоценного камня, украшавшего булавку, жгли юноше глаза, причиняя невыносимую боль. Гарри успел задавить рвущийся наружу стон, но до хруста сжатые челюсти и плотно закрытые глаза сказали Амбридж о многом.

- А я думала, меня обманули, - задумчиво призналась она. – К этой прелести прилагалась записка, в которой говорилось о помощи в затруднительных ситуациях. Я не чувствовала ничего особенного в этой штучке, но теперь….

Амбридж с ловкостью, неожиданной для её полных и коротких пальцев, приколола булавку к мантии на плече Гарри. Юноше показалось, будто к коже прижали раскалённое добела железо.

- Теперь нашему общению никто и ничто не помешает, мистер Поттер, - заключила женщина, удовлетворённо улыбнулась и, наслаждаясь каждым мгновением своей упоительной победы, крикнула:

- Не время спать. Подъём!

Щёку обожгла оплеуха. Гарри дёрнулся и открыл глаза. Боль от прикосновения булавки почти прошла, сменившись странным онемением. Вопреки ожиданию юноши оно не расползалось по коже, а напротив втягивалось внутрь. Дурное предчувствие сжало внутренности в комок. «Дело дрянь, - подумал юноша, глядя на омерзительную на редкость ухмылку стоящей перед ним женщины. – Что бы там ни делала эта мерзость, которую чёртова жаба прицепила ко мне, ничем хорошим это не кончится. Узнать бы, кто одарил Амбридж таким чудо-артефактом».

- Телесные наказания в Хогвартсе запрещены лет уж сто как, - мрачно напомнил юноша вслух. – Я имею полное право подать на Вас жалобу, устроить скандал. Ваша репутация будет безнадёжно испорчена.

- Если Вы вспомните об этой пощёчине, когда выйдете за порог моего кабинета, можете попробовать подать свою жалобу, - хмыкнула Амбридж. – Ваше слово против моего, и мы посмотрим, чьё весомей. Только Вы ничего не вспомните, мистер Поттер, я Вам это обещаю.

«В прошлый раз она боялась меня куда больше, - вспомнил Гарри. – Тогда она признавала за мной право командовать. Что изменилось?» Онемение и противная выматывающая боль охватили правую руку. Любая попытка сотворить беспалочковое заклинание или просто дотянуться до силы внутри, как оказалось, работали против юноши, помогая проклятому артефакту захватить тело. С каждым разом боль разливалась всё сильнее, прогрызала себе путь всё глубже. Гарри не хотел знать, что будет, когда магия булавки столкнётся с его собственной.

- О чём же Вы всё-таки хотели поговорить, профессор? Судя по всему, Вам хочется аж не можется узнать что-то чрезвычайно интересное, - Гарри постарался добавить в голос насмешки и надменности. Тянущая и сосущая боль мешала, но юноша ещё не готов был сдаться и признать себя проигравшим.

- О многом, мистер Поттер, но начну, пожалуй, с малого. Где скрывается беглый преступник Сириус Блек?

Гарри с трудом сдержал себя. Ни словом, ни жестом он не выдал удивления и гнева. Только скривил губы и поморщился, когда боль и онемение перекинулись на шею.

- С чего Вы решили, будто я знаю, где он?

- Ты общаешься с ним так, словно вы лучшие друзья, - Амбридж откинула, наконец, вежливость и условности. – Считаешь, я поверю в то, что ты знать ничего не знаешь?

- Мы не общаемся! – отпираться надо до последнего, выгадывать время, необходимое для сосредоточения. Ему не дотянуться до искры, ему не сотворить магию – это опасно, это только вредит. Но вдруг получится послать зов остальным?

- Не далее, как сегодня днём вы вполне мирно беседовали при помощи каминной связи, - женщина прищурилась. – Будешь продолжать утверждать, что ничего не было?

Гарри промолчал. Говорить «да» было просто нелепо: Амбридж – теперь это было очевидно – следила за каминами. Надо было послушать Гермиону и, как ни противно, Малфоя, которые независимо друг от друга высказывали такие предположения ещё несколько дней назад.

«А Сириус оказался слишком беспечен, - горько подумалось Гарри. – Как я и говорил. Сглазил, видимо». Шея задеревенела и теперь болела-ныла-тянула-выматывала…. Думать становилось всё труднее, дышать и вовсе получалось через раз.

- Ответа я, похоже, не дождусь, - резюмировала Амбридж, подождав некоторое время. – Ладно. Вернёмся к первому вопросу. Где скрывается Сириус Блек? И, чтобы тебе было интереснее вспоминать, ответь ещё и на другой вопрос: что такое Тайный Круг?

Гарри резко вскинул голову, чувствуя, как она наливается свинцовой тяжестью и до краёв наполняется болью, и настороженно уставился на женщину. Та удовлетворённо хмыкнула.

- Вижу, эти слова для тебя не пустой звук. Что ж, в таком случае я жду ответа с нетерпением. Итак,…

Гарри молчал, упорно пытаясь докричаться хоть до кого-нибудь. Как назло, ничего не выходило. Даже такое ничтожно малое количество энергии мгновенно поглощалось ненасытной булавкой. «Почему у меня всё не как у людей? – с каким-то злым отчаянием подумал юноша. – Когда надо, ничего не выходит, а когда не надо, могу горы свернуть!»

- Молчишь, - констатировала женщина, поглаживая волшебную палочку. – Что ж, Поттер, ты не оставляешь мне выбора. Круцио!

На и без того мучимое тело обрушилась пытка. Боль от заклинания столкнулась с болью от артефакта. Это было похоже на оглушительный взрыв и ослепительную вспышку. Гарри попытался закричать, но у него не было ни воздуха, ни сил. Голову охватил огонь, грудь сдавило ещё сильнее, перекрывая доступ кислороду, незримые раскалённые иглы вонзились в кожу. Проклятый артефакт незамедлительно воспользовался бессилием юноши, подчиняя, ломая, подминая под себя жертву. Но в тот момент, когда Гарри почти упал в пропасть из безумия и боли, ему удалось безмолвно выкрикнуть одно-единственное слово. Помогите. Но было ли оно услышано?